Избранные произведения в одном томе

Глава 1

Когда боги Запада собрались в зале заседаний, Дракс, тритонский бог войны, прошипел по-змеиному:

— Если мы не вмешаемся в ход событий, в следующем веке нам несдобровать.

Боги задрожали, и эта дрожь передалась Вселенной. А потом заклокотал горлом Энтигта, морской бог Горгонии, королевства столь древнего, что окуталось покровом легенд еще в те времена, когда Имхотеп строил первую пирамиду для царя Цосера. Изо рта, что прятался в бахроме щупалец, донеслись слова:

— А ты нам не скажешь, в чем истинная суть этой угрозы?

— Нет, — ответил Дракс. — Моя наука указывает лишь на то, что угроза исходит с континента Посейдонис, из королевства Лорск. Она как-то связана с одним из членов правящей семьи. Подозреваю, что здесь замешан и мой народ, но с уверенностью сказать не могу. С тех пор как это проклятое кольцо попало к царю Ксименону, он для меня недоступен.

Энтигта повернулся к Окме, богу мудрости Посейдониса, или Пусада, как его называли в древности.

— А это, коллега, уже по твоей части. Кто правит сейчас Лорском?

— Царь Забутир, его сыновья, Курос и Вакар, и их маленькие дети. Я подозреваю принца Вакара, но он находится на столь низкой ступени развития, что я не могу говорить непосредственно с ним.

Энтигта свернул щупальца.

— Если мы не способны разговаривать с этим смертным, как же заставим его свернуть с выбранного пути?

— Надо помолиться нашим богам, чтобы подсказали способ, — произнесло маленькое существо с ушами летучей мыши — бог коранийцев. Эта фраза вызвала смешки и скептические ухмылки.

— Есть еще один способ, — прошипел Дракс. — Натравить на него других смертных.

— Я возражаю, — объявил Окма. — При всех своих недостатках Вакар, принц Лорска, — мой преданный почитатель, он сжег на моих алтарях много жирных волов. Кроме того, нельзя исключать, что этот порядок вещей — не что иное, как неизбежный рок, а его не под силу изменить даже богам.

— Лично я никогда не подпишусь под этой рабской философией. — Дракс высунул из пасти гибкий раздвоенный язык и повернул к Энтигте клиновидную голову. — Коллега, тебе достались самые воинственные приверженцы. Прикажи им уничтожить семью правителей Лорска, да и весь Лорск, если понадобится.

— Погоди! — встревожился Окма. — Остальные боги Посейдониса… — Он огляделся и заметил Тандилу, закрывшего все три глаза, и Лира, почесывающего свои «очки». — Необходимо посоветоваться, прежде чем обрушивать эту гибельную силу на наших…

Остальные боги, по крайней мере, те, что были родом не из Посейдониса, завопили, вынуждая Окму замолчать. Последнее слово досталось Драксу:

— Кальмароголовый, не отнимай у нас время, ибо гроза близка.

В Седерадо, столице Огуджии, что в Гесперидах, королева Порфия не пожелала покинуть своих покоев. Блеск смарагдов в прическе подчеркивал ночную мглу ее волос, а глаза были зеленее изумрудов. В этот час она держала совет со своим министром Гаралем. Невысокий, плотный и лысый, он, казалось, излучал добродушие и уверенность в себе. Но это впечатление было обманчивым.

Гараль развернул папирусный свиток и сказал:

— Так-так, государыня. Твой отказ выйти замуж за короля Зиска не подлежал обсуждению. Зачем же уделять внимание таким пустякам, как его нынешние три супруги и четырнадцать наложниц?..

— Пустякам! — воскликнула королева Порфия, выглядевшая для вдовы слишком молодо. — Пока Ванчо не стал богом… по крайней мере, пока этот толстый неряха позорил наш двор, он принадлежал мне. Я не желаю выйти замуж за одну семнадцатую мужчины, будь он хоть царем всех царей.

— За одну восемнадцатую, — поправил Гараль. — Но…

— И к тому же, кто возьмется править Огуджией, пока я буду томиться в Амфере, в золотой клетке?

— Но, государыня, разве бы ты не могла проводить большую часть времени здесь, в приятном обществе молодого Тьегоса?

— В самом деле? И сколько времени королю Шво понадобится, чтобы узнать об этом и зарезать нас обоих? Более того, вопреки всем его клятвенным обещаниям уважать нашу независимость, скоро он пришлет какого-нибудь хваткого зиского наместника, и тот выжмет нас как лимон.

Гараль слегка вздрогнул, но затем спокойно произнес:

— Рано или поздно тебе придется выйти замуж. Даже самые верные твои сторонники ропщут, ведь во главе государства стоит женщина. Они согласны даже на Тьегоса…

— Я не вижу причин для недовольства. Остров процветает, а Тьегос… хоть он и неплохой любовник, король из него никогда не получится.

— С этим я согласен. Но поскольку тебе все равно необходим консорт, лучшую кандидатуру, чем Шво, король Зиска, вряд ли удастся найти. Или у тебя есть виды на другого мужчину?..

— Нет. Разве что…

— Кто? — Гараль подался вперед, его глаза заблестели от любопытства.

— Да так, просто нелепая идея. Когда еще девчонкой, лет десять назад, я отправилась в Амфере, на свадьбу дочери Шво, мне приглянулся молодой принц, Вакар из Лорска. Не скажу, что он писаный красавец или могучий атлет, но что-то в нем было… Непочтительное остроумие, полет воображения, недюжинная проницательность. Все это выгодно отличало его от большинства туповатых соотечественников. Конечно, я нисколько не сомневаюсь, что с тех пор у него были десятки женщин и он забыл неуклюжую Порфию… Ну а теперь, что касается подъема воды в бухте…

Целууд, король островов Горгоны, предавался послеобеденному сну на кушетке с ножками из слоновой кости. Живот его равномерно вздымался, а шелковый носовой платок, прикрывавший лицо, подпрыгивал всякий раз, когда королевское горло исторгало могучий храп.

Чернокожий карлик, много лет назад похищенный с Тартара пиратами Целууда, на цыпочках вошел в покои. В руках он держал мухобойку из тростника и истрепанную пальмовую ветвь; в его обязанности входило оберегать покой короля от надоедливых насекомых.

Королю Целууду снилось, что он стоит перед черным базальтовым троном Энтигты, кальмароглавого морского бога горгон. По темной окраске Энтигты король определил, что бог пребывает не в самом любезном расположении духа, а мелькание цветных узоров на пестрой шкуре Энтигты привело Целууда к выводу, что бог охвачен яростью, несвойственной высшим существам.

Энтигта наклонился вперед на саблевидном троне, оплел скользкими щупальцами резные подлокотники в форме морских драконов и пронзил короля Целууда холодным взглядом. Его рот, очень похожий на клюв попугая, раскрылся, и зазвучал булькающий голос — с такими звуками лопаются пузыри газа в мрачных топях Черной Земли. Головой Энтигте служил бесформенный вырост; от него во все стороны отходило восемь щупалец.

— Король, ты повинуешься мне? — пробулькал Энтигта.

— Как всегда, мой бог. — Целууда затрясло, он был уверен, что Энтигта сейчас потребует невыполнимого.

— Ну так вот, с севера на нас надвигается беда, и тебе поручается ее предотвратить. Опасность угрожает не только Горгадам, но и всей расе богов.

— Что за беда, владыка?

— Мы не знаем, что конкретно она из себя представляет. Могу лишь сказать, что она гнездится на Посейдонисе и источник ее — один из членов королевской семьи Лорска.

— Мой бог, но что я могу поделать? — вопросил король. — Лорск отсюда далеко, его столица в глубине материка, надежно защищена от лихих набегов моих корсаров.

Энтигта в раздражении изгибал щупальца.

— Есть два способа. Во-первых, можешь отправить моего жреца Квазигана, чтобы он занялся этими принцами. Он хорошо обучен, благоразумен, надежен, у него крепкие нервы и богатый опыт путешественника. Кроме того, ему служат две способные твари.

— А второй способ?

— Ты подготовишься к завоеванию Посейдониса.

Потрясенный Целууд отступил на шаг.

— Боже! Горгады — всего-навсего три маленьких островка, а Посейдонис — огромная страна, людей там в пятьдесят раз больше, чем у нас, и вдобавок этот народ знаменит своими атлетами. Кроме того, бронза там в столь широком обиходе, что из нее делают даже наконечники для стрел. Клянусь семью преисподними, ты не вправе требовать от нас…

Шкура Энтигты зловеще почернела, и Целууд умолк.

— Неужели твоя вера столь слаба? — пробулькал бог-кальмар. — Скажи-ка, кто до сих пор помогал тебе безнаказанно грабить побережья Посейдониса и главного материка, кто дарил тебе суда богатых гесперийских купцов?

— Ну, коли так… Что я должен сделать?

— Захвати Лорск, и тогда остальные падут, ибо Лорск — сильнейшее из пусадских государств, среди коих нет единства, а есть лишь взаимная ненависть и подозрительность. У тебя самые могучие воины в мире, а если это и не так, то у моих жрецов самое смертоносное оружие — порабощенные медузы. С твоим воинственным народом и металлами Лорска можно покорить мир. И ты это сделаешь! А я, — прошептал Энтигта, — стану морским богом не только Горгад…

— И все-таки… — с сомнением начал Целууд, но Энтигта перебил:

— Есть у Лорска одно уязвимое место. У короля Забутира два сына-близнеца, Вакар и Курос. Вакар на четверть часа моложе, но по праву младшего сына он наследует отцовский трон, ибо в Посейдонисе устаревшие законы. Курос смертельно ненавидит брата, поэтому может стать твоим слугой, если взамен ты пообещаешь ему трон, пусть даже соломенный. А как только захватишь власть, убей всех троих.

— Но как я договорюсь с этим Куросом? Он слишком далеко, послам до него не добраться, а бог Пусадского моря не позволит тебе обратиться к его приверженцу.

— Лира я беру на себя. На западном побережье Посейдониса, в заливе Корт, живет горгонский рыбак. Согласно договору между мной и Лиром я имею право побывать в снах этого рыбака, как если бы он находился у себя на родине, в Горгонии. Следовательно, ты можешь обратиться к Куросу устами этого человека.

— Воистину, ты самый могущественный среди богов, но даже боги не ведают всего, иначе бы ты гораздо больше знал об угрозе, что нависла над тобой. Что, если нас постигнет неудача?

— Тогда рухнет владычество богов… либо Посейдонис погрузится в морскую пучину.

— Что?!

— Известно ли тебе, островитянин, что за последний век уровень моря у берегов континента поднялся на три фута? Мы способны ускорить этот процесс, и тогда через несколько веков над волнами не останется ничего, кроме высочайших горных вершин. — Бог смотрел в пустоту, словно не замечая короля. — Лик земной изменится на всей протяженности от болот Черной Земли до снегов Туле. Но с гибелью Посейдониса беды людские не закончатся. Лишившись меди из материковых копей, люди, возможно, забудут литейное и кузнечное ремесла и вернутся в каменный век. Но и это предпочтительнее для нас, чем иной роковой исход, ибо как вы выживете без божественных поводырей, бедные, немощные смертные? Ну а теперь вернись в мир бодрствующих и исполни мою волю.

Энтигта растворился в клубах ила. Король проснулся, сбросил носовой платок с потного смуглого лица, уселся на ложе с золотыми шишечками на спинках и закричал:

— Хашель! Ступай в храм Энтигты и вели жрецу Квазигану немедленно явиться ко мне.

Глава 2

Прошло несколько месяцев.

Ранним весенним утром в тысяче трехстах милях к северу от Горгад, на континенте Посейдонис, в королевстве Лорск, в стольном граде Мнесете заседал Королевский совет. На улицах завывал холодный ветер, гонял тучи, то и дело пряча за ними изъязвленное лицо луны, гремел черепицей на крышах домов и врывался в окна. В замке короля Забутира колыхались гардины, дрожали огни факелов и ламп. Во дворе мерзли и жались друг к дружке свиньи.

В очаге посреди зала совещаний королевского замка горел огонь. Отблески пламени играли на стенах, сложенных из огромных камней, и на грубо отесанных дубовых балках потолка. За столом сидели четверо. Они кутались в мантии, чтобы не просквозило, и внимательно слушали шпиона Сола, простоватого на вид молодого человека плотного телосложения с бегающими глазами.

Взгляд его скользнул влево, к волшебнику Рину, чьи водянистые глаза тускло мерцали над грязной бородой. Обликом Рин напоминал выжившего из ума козла, да и горб его не красил. Рядом с ним восседал старший сын короля Курос, обладатель квадратной челюсти и широких плеч, и грыз продолговатый ломоть сыра. За ним, во главе стола, расположился сам король Забутир. Со своим ястребиным носом и длинной волнистой седой бородой он казался воплощением мудрости и справедливости — прозвище «Нерешительный» явно не вязалось с его обликом. Его золотая корона отливала багрянцем в свете очага, и отблески неограненных драгоценных камней, полированных чернокожими искусниками Тартара, носились наперегонки по стенам, стоило Забутиру шевельнуть головой. Большой косматый волкодав растянулся у его ног.

Слева от короля сидел его младший сын Вакар, брат Куроса, хоть и не очень похожий на брата. Пожалуй, он казался несколько фатоватым и легкомысленным, поскольку возраст и жизненный опыт еще не наложили отпечаток на его характер. Вакар нервно хрустел суставами пальцев, отчего драгоценности на его руках сверкали. Лицо его было узким, с резкими чертами; далеко вперед выдавался длинный заостренный нос, который был совершенно прям до тех пор, пока юноша не упал с коня. Вместо обычного пусадского килта он, точно варвар, носил клетчатые штаны и отдавал дань моде, брея, по дикарскому обычаю, все лицо, кроме верхней губы. Для лорска он выглядел низкорослым, всего лишь пять футов и десять дюймов, кожа казалась чересчур смуглой, а волосы — более густыми и черными, чем у большинства пусадцев. Глубоко посаженные темные глаза глядели из-под тяжелых надбровных дуг на Сола, пока тот говорил:

— Сам-то я не могу отправиться в Горгады, там в общественных трапезных проверяют всех взрослых мужчин, и любой маскарад будет вмиг разоблачен. Поскольку эта страна живет разбоем, иностранные корабли приходят туда тоже отнюдь не с мирными целями. Однако в Керне, где я провел месяц, удалось разузнать, что горгоны готовятся к большому походу.

— Фи, — отозвался Курос. — Это завистливые соседи раздувают слухи о свирепости горгон. А если приглядеться, то намерения у них такие же мирные, как и у остальных.

Взгляд Вакара перескочил с дымящихся в очаге поленьев на прыщавое лицо шпиона. Младший принц сжал губы, выдавая тем самым внутреннее напряжение, а затем произнес:

— Разумеется, намерения у них столь же мирные, как у льва по отношению к ягненку. Лев желает только одного: чтобы ему позволили мирно сожрать агнца. Но скажи, любезный Сол, как эти слухи просочились в Керне, если у горгон нет дружеских связей с другими народами?

— Не стоит верить утверждениям горгон об их полной самоизоляции. Они тайно торгуют кое с кем из кернейских купцов, выменивают товары за изделия, которые никто из горгон не в силах сделать или украсть. Тех, кого кернейцы ловят за этим занятием, либо вешают, либо обезглавливают, однако торговля столь выгодна, что всегда находятся желающие попытать счастья. Кернеец все семь преисподних пройдет ради выгоды.

Колдун Рин высунул нос из-под капюшона и произнес:

— Нет ли у тебя, любезный Сол, предположений о том, на какую страну нацелились горгоны?

Клуб дыма, подхваченный сквозняком, угодил прямо в лицо Солу, словно пытался удержать от ответа. Шпион закашлялся, протирая глаза, а потом сказал:

— Я пытался выяснить, но не узнал ничего определенного. Лишь туманный намек на Лорск.

— И все?

— Да, господин. Мне поведала об этом городская шлюха, а той, по ее словам, рассказал моряк, служивший у купца, который слышал краем уха… И так далее.

Курос проглотил остатки сыра, сдул крошки с пальцев и сказал:

— Ну что ж, Сол, ты свободен.

Вакару хотелось узнать побольше, но, прежде чем он успел возразить, Сол выскользнул из зала.

— Все это очень интересно, но давайте не будем ломать голову над «туманным намеком»… — объявил Курос.

— Ах вот как? — перебил Вакар. — При всем моем уважении к брату, я должен сказать, что он уподобляется герою притчи, который собирался провести ночь на рифе, полагая, что сумеет удержать прилив заклинанием. Иль позабыл?

— Во имя Лира, не начинай заново! — воскликнул Курос.

Вакар метнул в брата острый, как дротик, взгляд и проговорил:

— Всему свету известно, что дыма без огня не бывает. Нельзя пренебрегать словами такого надежного шпиона, как господин Сол. Горгоны…

— У тебя одни горгоны на уме, — сказал Курос. — Ну, допустим, они вздумали захватить Лорск и снарядили войско. Но это войско, чтобы сразиться с нами, должно будет обогнуть Тартар и Дзен, потом плыть на запад через Геспериды, высадиться на побережье Зиска и пешим ходом одолеть сушу. Нас десятки раз успеют предупредить, к тому же один лорск стоит трех горгон…

— Я как раз об этом и говорил, перед тем как ты прервал меня своей дурацкой болтовней, — отмахнулся Вакар. — Горгоны никогда не дерутся честно. Я читал…

— Как будто настоящий мужчина может что-то узнать из закорючек на папирусе! — перебил Курос.

— Уж не тому судить, кто не умеет читать…

— Мальчики! — вмешался король Забутир. — Мальчики! А ну-ка, прекратите грязную склоку! Продолжай, Вакар.

— Ты знаешь, как мы сражаемся: разрозненными отрядами под предводительством воевод или богатырей, за которыми следуют родичи, вассалы и друзья. Почти каждый бой начинается с того, что богатыри вызывают врага на поединок. Иногда на такие дуэли уходит целый день. Кроме того, наши воины вооружены чем попало: мечами, пиками, топорами, алебардами, бердышами, палицами и тому подобным.

— А как же еще драться? — спросил Курос.

— Горгоны одинаково экипируют всех воинов. Шлемы, щиты и оружие у них одного образца. Солдаты в бою наступают плотным строем, большими группами, независимо от ранга или родства. Они не теряют времени на вызовы поединщиков, а сразу атакуют по общему сигналу, и каждый воин знает свое место в строю. Такая армия пройдет через наше войско, как плуг по песку.

— Ерунда. — Курос скривился. — Настоящие воины ни за что не позволят стричь себя под одну гребенку.

Спор, как обычно, переходил на новый виток, причем роль Вакара заключалась в том, чтобы подвергать резкой критике любые доводы Куроса. Двое других участников совещания тем временем хранили молчание. Курос призвал на помощь короля.

— Отец, ведь ты со мной согласен?

Забутир Нерешительный улыбнулся краем рта.

— Не знаю… Не могу решить. А что думает господин Рин?

— Мой государь, — отозвался волшебник, — перед нами бездна домыслов. Давайте наведем прочный мост из фактов и лишь после этого попробуем преодолеть преграду. С вашего позволения, я приглашу на совет ведьму Гру.

— Эту старую лживую каргу? — проворчал Курос. — Давным-давно надо было ее повесить.

Рин начал приготовления: достал из сумы маленький бронзовый треножник с кадилом, установил над гаснущим в очаге огнем. От пламени к волшебнику потянулась струйка дыма, словно отгоняя его, но Рин что-то пробормотал, и дым исчез. При первых же звуках заклинания волкодав вскочил с тихим рычанием, поджал хвост и затрусил из зала, стуча когтями по каменным плитам.

Рин поворошил угли и подбросил дров, после чего огонь заполыхал с прежней силой. Начертив угольком кольцо вокруг очага, маг написал несколько незнакомых Вакару иероглифов, а затем обошел зал, гася масляные лампадки. Его сгорбленная тень напомнила Вакару семенящего паука. Принц не удержался от этого сравнения, хоть и глубоко уважал Рина, который был его наставником с самого детства. Вернувшись к очагу, колдун насыпал порошков в крошечный котелок, подвешенный к треножнику. От их едких запахов все закашлялись.

Маг опустился в кресло возле очага и заговорил на языке столь древнем, что даже образованный Вакар, знавший более тысячи пиктографических письмен, не понял ни слова. Произнося заклинания, волшебник непрестанно жестикулировал, его руки чертили в воздухе геометрические фигуры.

В зале как будто потемнело, но Вакар убедил себя, что это всего-навсего иллюзия. По-прежнему ветер шуршал гардинами — сквозняк чувствовался повсюду, только в кругу воздух казался абсолютно неподвижным. Дым, вьющийся над кадилом, не рассеивался, а, напротив, сгущался. Его жгуты переплетались друг с другом и извивались наверху, подобно змеям. У Вакара перехватило дыхание, сердце стучало, как копыта несущегося галопом коня. Он бы и сам охотно занялся магией, если бы природа наделила его хоть крупицей чародейского таланта.

Дым все уплотнялся, постепенно приобретая очертания высокой дородной женщины. Одеждой ей служила волчья шкура, подхваченная шнурком на необъятной талии. Полуобернувшись к четырем мужчинам, женщина уселась, словно не замечая их, и принялась обгладывать кость, которую держала в руке. Вакар понял, что это не настоящая женщина, потому что в полутьме ее туловище было дымчато-серым, а сквозь толстые икры и большие ступни виднелся треножник и огонь под ним.

— Гра! — окликнул ее Рин.

Женщина оставила кость в покое и посмотрела на мужчин. Потом отшвырнула объедки, при этом ее левая рука на миг исчезла. Обтерев пальцы о волчью шкуру, Гра почесала под обнаженной грудью.

— Что угодно от меня властелинам Лорска? — Казалось, голос ее доносится издалека.

— До нас дошли вести об угрозе со стороны горгон, — ответил Рин. — Мы не можем прийти к единому решению. Посоветуй, как нам быть.

Ведьма уставилась себе под ноги и молчала так долго, что Курос заерзал, а Рин цыкнул на него. Наконец Гра вновь заговорила:

— Отправь принца Вакара на поиски вещи, которую больше всего боятся боги.

— И все?

— Все.

Рин снова забубнил на древнем языке, и вскоре фантом ведьмы превратился в обыкновенный дым. Сквозняк подхватил его и бросил в лица зрителям, те зачихали. Рин достал из очага головешку и вновь зажег лампады.

Слова Гры привели Вакара в смятение. Мыслимое ли дело — чтобы смертный искал вещь, о которой говорила ведьма? Ведь ее же боятся сами боги! С другой стороны, он еще ни разу не был на материке и давно мечтал попутешествовать. Конечно, Лорск — богатая и красивая страна, но истинные средоточия культуры и мудрости лежат все-таки на Востоке. Это Седерадо с его философами, Торрутсейш с его колдунами… и кто знает, какие еще древние города.

Курос произнес с кислой миной:

— Если мы настолько глупы, чтобы верить этой старой карге…

— Брат, — перебил Вакар, — ты всегда спешишь заступиться за горгон. Скажи, дело тут лишь в твоем недоверии или есть еще какая-то причина?

— Ты что имеешь в виду, брат?

— Ну, например… скромный презент короля Целууда.

Курос вскочил и схватился за кинжал.

— Ты назвал меня предателем! — прорычал он. — Я вырежу это слово на твоей печенке!

Волшебник бросился к Куросу и схватил его за руки, а Забутир положил ладонь на плечо Вакара, который тоже начал подниматься. Когда королю и магу удалось слегка успокоить Куроса, тот снова сел и проворчал:

— Этот женоподобный ублюдок только и умеет, что сеять крамолу и вражду в родном доме. Он меня ненавидит, потому что знает: однажды боги дали маху, иначе наследником был бы я, а не он. Эх, вот бы нам перенять разумный обычай народов материка, где трон всегда достается старшему сыну.

Прежде чем Вакар придумал достойный ответ, Рин проговорил:

— Господа, давайте оставим наши нынешние разногласия до тех пор, пока не миновала угроза вторжения. Что бы вы ни думали о Гре и Соле, я не вижу оснований подвергать сомнению их слова.

— Что ты имеешь в виду? — спросил король.

— Вчера ночью мне снилось, будто я стою перед богами Посейдониса — Лиром, Тандилой, Окмой и остальными. Как обычно, я спросил у них совета насчет Лорска.

— И что они сказали? — поинтересовался Курос.

— Ничего. Но важнее всего то, как они себя при этом вели. Божества отводили глаза в сторону, точно стыдились своего молчания. И тут я вспомнил, где я видел точно такие же выражения лиц. Много десятилетий назад, когда я, еще будучи юным, изучал магию в великом Торрутсейше…

— О боги, опять заладил! — пробормотал Курос.

— …Один из моих друзей, молодой огудж по имени Джоатио, пришел в сильное возбуждение во время боя быков и допустил нелестные замечания в адрес городского префекта. И хотя высказывания эти не содержали никаких угроз, на следующий день он исчез. Я справлялся о нем в штаб-квартире муниципальной гвардии, и бравые солдаты точно так же прятали глаза. Впоследствии я увидел голову Джоатио на пике над главными воротами. Малоприятное зрелище для отрока с незаскорузлой душой… Ха-ха… И я заключил, что на богов надвигается беда, а это и нам не сулит ничего хорошего. Но существует какая-то причина, по которой боги не смеют нас предупредить. Если верить новости Сола, то можно ожидать вторжения горгон. Поэтому давайте отправим принца Вакара на поиски. Если он потерпит неудачу…

— А он непременно оплошает, — вставил Курос.

— …Большой беды не будет. А в случае успеха он, возможно, спасет нас от неведомого рока.

— Но… разве можно противостоять богам? — удивился король Забутир.

— Только трус сдается без боя в страхе перед неведомым, — ответил Вакар. — Если боги чего-то боятся — значит, они не всемогущие.

— Богохульник, — зло ухмыльнулся Курос. — Ну и когда же ты нас покинешь? Не возьму в толк, почему Гра выбрала для этих мистических поисков Вакара Зу, а не меня.

— Я отправляюсь завтра.

— Так скоро? И пропустишь игры весеннего равноденствия? Впрочем, невелика потеря, ведь ты еще не выиграл ни одного приза.

— Я готов на все, — сказал Вакар. — Лишь бы отдохнуть от твоей бравады и зазнайства.

Курос всегда кичился своим физическим превосходством. Он побеждал брата и в беге, и в прыжках, и в борьбе. К тому же он наградил Вакара прозвищем Зу, что означало не «дурак» или «тупица», а, скорее, «человек, лишенный сверхспособностей». Незавидное отличие Вакара состояло еще и в том, что у него полностью отсутствовали способности к таким колдовским наукам, как телепатия, предвидение, и он не умел общаться с духами. Даже боги не посещали его по ночам.

— Когда вернешься, небось набрешешь с три короба о своих приключениях и запросто сбросишь меня с пьедестала почета… — язвительно заметил Курос. — Ведь мои победы у всех на виду.

— Не называй меня брехуном, я тебе не собака! — с жаром накинулся на брата Вакар, но тут вмешался отец.

— Успокойтесь, мальчики, — как всегда рассеянно промолвил Забутир, а после обратился к Рину: — Ты уверен, что Гра имела в виду Вакара? Это похоже на дерзкий вызов богам — отправить наследника престола искать «то, не знаю что».

— Никаких сомнений, государь. Попрощайся с нами, принц, и наточи свой бронзовый меч нынче же ночью.

— И куда же мне идти? — спросил Вакар. — Ваша мудрая советчица очень уж уклончива насчет направления и предмета поисков, совсем как мой брат, когда его спрашивают, от него ли дети у его жен.

— Ах ты… — вскипел Курос, но Рин пресек его выпад.

— Я не знаю в Посейдонисе вещи, которая бы подходила под описание Гры. Советую двигаться в направлении Торрутсейша, где обитают величайшие чародеи мира.

— А ты знаком с кем-нибудь из этих волшебников? — спросил Вакар.

— Я не был там десятки лет, но помню, что больше всех славились Сарра, Ничок, Врайлия и Кертеван.

— Сколько людей мне взять с собою? Сотню воинов и, пожалуй, дюжину слуг?

В уголках рта старого Рина заиграла улыбка.

— Возьми одного или двух. Телохранителя и, скажем, переводчика.

— У меня есть для него переводчик. — Курос хохотнул. — Его зовут Срет. Исключительно одаренный по части языков.

— Как? — вскричал Вакар с искренним изумлением. — Ни телохранителей, ни женщин! Клянусь третьим глазом Тандилы…

— Никого лишнего. Путь тебе предстоит неблизкий, двигаться надо быстро. В таких делах армия — не помощник.

— Но как же люди узнают о моем высоком положении?

— Никак, если ты сам не скажешь. А ты старайся не проболтаться. Всем ведомо, что за принцев дают неплохой выкуп.

Курос запрокинул голову и громко расхохотался, король же выглядел крайне обеспокоенным. Вакар переводил взгляд с одного на другого. Кулаки чесались, до того хотелось ему дать брату по зубам. Но он взял себя в руки и вежливо улыбнулся.

— Герой Врир из эпической баллады весь мир обошел в одиночку, а значит, это по силам и мне. Одеянием мне послужит рубище, кишащее паразитами. И не поминайте лихом!

— Я всегда в твое отсутствие думаю о тебе только хорошее, — заявил Курос. — Обещаю и впредь это делать, лишь бы ты не возвращался.

— Пора спать. — Король Забутир поднялся на ноги.

Присутствующие выразили почтение королю и разошлись. Вакар отправился в свои покои, где его ждала наложница Били. Он решил не рассказывать ей об отъезде, опасаясь, как бы она не устроила сцену. Кстати сказать, предстоящее расставание с Били не слишком огорчало принца, потому что она уже десять лет была его первой одалиской и успела изрядно наскучить, а также потому, что предыдущий муж дал ей прозвище Били, то есть «птичьи мозги». Кроме того, в один прекрасный день Вакару придется выбрать себе одну или двух жен из дочерей самых богатых и влиятельных пусадских аристократов. В таком деле, как помолвка, существование наложницы лишь помеха.

— А ну, пшла! — он пнул козу, случайно забредшую в замок.

— Принц Вакар, — раздался тихий голос из темноты.

Вакар резко обернулся и хлопнул ладонью по бедру, где находилась рукоять меча, когда он бывал вооружен. К нему обращался шпион Сол.

— Что тебе? — спросил Вакар.

— Я… не мог об этом говорить на совете, но тебе должен рассказать.

— Что рассказать?

— Ты обещаешь мне защиту?

— Ничего с тобой не случится, даже если назовешь меня сыном свиньи и морского демона.

— Твой брат вступил в союз с горгонами.

— Ты спятил?!

— Никоим образом. Есть доказательства, спроси… Урк! — Сол дернулся как громом пораженный, а затем полуобернулся, и Вакар увидел, что у него из спины что-то торчит. Сол прохрипел:

— Они… Он… Я умираю… Расскажи… что…

Сол медленно повалился на каменный пол. Вакар не успел и до десяти сосчитать, а шпион испустил дух у его ног.

Вакар нагнулся и вытащил кинжал из спины Сола. Беглый осмотр показал, что шпион мертв, а кинжал был брошен издалека. Острие вонзилось неглубоко, в мышцу над правой лопаткой. Подняв кинжал, Вакар бросился по коридору в ту сторону, откуда метнули клинок; его мокасины скрадывали звуки шагов. Он никого не увидел, все было тихо. В конце концов, Вакар повернул назад, проклиная себя за то, что не погнался за убийцей в тот же самый миг, как упал Сол.

Он вернулся к жертве, в чьих невидящих глазах, устремленных вверх, сияли крошечные отблески ближайшей лампы. Вакар поднес кинжал к свету и разглядел на бронзовой рукояти черное клейкое вещество. Оно покрывало и клинок. Поверх него запекалась кровь.

Вакар похолодел, размышляя над страшной загадкой. Неужели его родной брат Курос ведет смертельно опасную двойную игру? Кто-то навсегда заткнул Солу рот как раз в тот момент, когда шпион был готов открыть тайну. А что делать Вакару, если Сол не обманул? Публично обвинить Куроса? Но тогда туповатый отец поднимет его на смех, а брат скажет, что Вакар сам убил Сола, а затем сочинил эту небылицу себе в оправдание. Какими бы доказательствами ни располагал Сол, Вакару он больше ничем не поможет.

Наконец Вакар вытер кинжал о край килта Сола — осторожно, чтобы не снять клейкую массу. А потом он на цыпочках пошел дальше. Уже на пороге своих покоев он услышал голос Били:

— Это ты, мой повелитель и возлюбленный?

— Да, не вставай.

Он поднял со стола горящую лампу и осветил стену, увешанную кинжалами, топорами и мечами. Взяв один из кинжалов, он попытался всунуть орудие убийства в его ножны. Они оказались тесны; чтобы найти подходящие, Вакар перепробовал чуть ли не всю свою коллекцию.

— Что ты делаешь? — раздался голос Били, привлеченной бряцанием оружия.

— Ничего. Сейчас закончу.

— Ну так иди в постель, я устала ждать.

Вакар тяжко вздохнул — сколь часто он слышал эти слова! Как ни ценил он ласки искусницы Били, иногда ему хотелось, чтобы она умела думать о чем-нибудь другом. Он спрятал в сундуке освободившийся кинжал, а в его ножны вложил клинок, отведавший крови Сола, и, повесив его на стену, отправился в спальню.

Глава 3

На рассвете Вакара разбудил стук в дверь.

— Принц Вакар, совершено убийство!

Это был капитан дворцовой стражи. Били, потревоженная шумом, завозилась под одеялом и протянула руку к Вакару. Тот увернулся от ее объятий, слез с постели и торопливо оделся.

Вокруг мертвого шпиона собралась целая толпа. Тут был рыбак, которому дозволялось находиться в замке, поскольку Курос называл его своим другом (это притом что Курос гораздо серьезнее относился к титулам и рангам, нежели Вакар).

— Ужасно. Вакар, ты… что-нибудь знаешь об этом? — спросил сына король Забутир.

— Ничего, — ответил Вакар, в упор глядя на Куроса. — А ты, брат?

— И я — ничего, — хладнокровно ответил Курос.

Вакар смотрел брату в глаза, словно надеялся прочесть, что у него на уме, но Курос хранил бесстрастное выражение лица.

— Может, Рин что-нибудь разузнает. Мне пора собираться в дорогу.

Он отправился в свои покои, но вместо того чтобы укладывать вещи, снял со стены кинжал убийцы, спрятал за пазухой и пошел во внутренний двор замка. На востоке еле брезжил рассвет. Ветер трепал одежду Вакара. В грязной луже сгрудились, чтобы согреться, свиньи, их головы покоились на щетинистых телах друг дружки. Старый кабан хрюкал и скалился. Вакар прогнал его пинком и схватил подсвинка, а тот, вырываясь изо всех сил, разразился истошным визгом.

Быстро оглядевшись, принц достал из-за пазухи кинжал убийцы, взял ножны зубами, обнажил острие и на четверть дюйма погрузил в ляжку животного. Когда Вакар отпустил поросенка, тот бросился по двору наутек, но на полпути к замку у него подкосились ноги. Поросенок повалился на бок, несколько раз конвульсивно дернулся и издох.

Вакар задумчиво посмотрел на кинжал, потом сунул его обратно в ножны и спрятал за пазухой. Если отрава так быстро подействовала на животное, известное своей невосприимчивостью к ядам, что же тогда говорить о человеке? Принц направился было обратно в свои покои, но спохватился: нельзя допустить, чтобы отравленного поросенка скормили собакам или того хуже — зажарили и, по недомыслию, подали на завтрак королевской семье. Вакар взвалил на плечо труп подсвинка и понес к внешним воротам, где, как всегда, маячили двое стражников.

— Кто из вас младший? — Получив ответ, он отдал свою ношу озадаченному молодцу со словами: — Возьми в клети заступ, отнеси эту свинью за город и закопай, да поглубже, чтобы не нашли ни собаки, ни гиены. И не вздумай притащить ее домой к жене, коли тебе жизнь дорога.

В этот момент в воротах появился Дроза, казначей короля Забутира, — он спешил на службу. Вакар отправился вместе с ним, чтобы запастись в дорогу торговыми металлами. Дроза дал принцу золотых колец, серебряных брусочков, медных топориков, затем добавил бронзовый полукруг и сказал:

— Если по пути в Керне ты поиздержишься, отправляйся с этой половинкой медальона к сенатору Амостану. Вторая — у него, с ее помощью он тебя узнает.

Вакар вернулся в свои покои.

— Вакар, ты не хочешь обратно в постель? — крикнула Били из спальни. — Еще так рано…

— Нет, — коротко бросил Вакар и стал рыться в своих пожитках.

Он взял кинжал с двумя длинными тонкими ремешками на ножнах — чтобы привязывать к телу. Эти ремешки он снял и приладил к ножнам отравленного кинжала. Стянув через голову красивую льняную рубашку, он привязал ядовитый клинок к своему торсу и вновь оделся.

После чего он занялся выбором одежды и доспехов. Надел крылатый шлем из чистого золота с фиолетовой матерчатой подкладкой, роскошные нагрудные доспехи из позолоченных бронзовых пластинок и мантию превосходного белого сукна с собольим воротником. Затем оглядел свою коллекцию бронзовых клинков: тонкие рапиры, тяжелые длинные мечи, которыми можно и рубить со всего маху, и колоть; короткие и широкие, как листья, мечи варваров и изогнутые зигзагом сапары из далекой Тамузейры, где на алтарях Милюка вопят в муках мужчины и женщины. Он выбрал лучшую рапиру с позолоченным лезвием, с акульей кожей и серебром на эфесе, рубиновой головкой и окованными золотом ножнами из тисненой кожи. И тут до Вакара дошло, что со всей этой роскошью он окажется слишком заметным и уж тем паче не сможет убедить кого-нибудь, что он — всего-навсего простой путешественник. Ему понадобятся телохранители, чтобы отпугнуть первых встречных разбойников, которые польстятся на его сокровища.

Одну за другой он вернул вещи на прежние места и выбрал совершенно иную экипировку. Вместо рапиры, слишком легкой и бесполезной против доспехов, он взял простой, но надежный длинный меч и незатейливый бронзовый шлем с подбивкой из губки. Надел скромную куртку из дубленой бычьей кожи с бронзовыми накладками и бронзовой же пряжкой, на которой черные кузнецы Тартара отчеканили рельефные полумесяцы. Ни один лорский умелец не взялся бы повторить этот узор.

Когда он натягивал сапоги из мохнатой пегой шкуры, вошел Фуал, его личный раб, аремориец из Кереса; его захватили фоворские работорговцы и продали в Гадайру. Фуал был строен, даже стройней Вакара, и обладал светлой кожей северянина; рыжеватый цвет волос выдавал в нем кровь варваров Галаты. Он посмотрел на хозяина большими грустными глазами и запричитал:

— Господин, что же ты меня не позвал? Разве гоже, чтобы человек твоего положения сам себя обслуживал?

— Как властелин Наз в поэме, — ухмыльнулся Вакар. — «В рабстве погрязший, оборванный и изнуренный…»

Они напихали запасной комплект одежды в мешок из козьей шкуры, и тут в дверях появилась Били, едва прикрытая одеялом из оленьей шерсти. Глядя на Вакара наивными карими глазами, она требовательно объявила:

— Мой господин, когда в последний раз ты обещал…

— Не мешай, я занят! — рявкнул принц. Принц завязал мешок и велел Фуалу тоже собираться в дорогу.

— Господин, ты и меня возьмешь с собой?

— Почему бы и нет? Поедешь со мной, но помни: без моего приказа не воровать.

Фуал, который, до того как попал в рабство, промышлял воровством, удалился с задумчивым видом. Вакару пришло в голову, что Фуал способен улизнуть, как только они доберутся до материка. Надо бы разобраться, что на уме у этого суетливого ареморийца. От того, как Фуал станет относиться к своим обязанностям, возможно, зависит жизнь его хозяина.

Тонкий слух Вакара уловил всхлипывание в спальне. Били хныкала, свернувшись калачиком под одеялами.

— Ну-ну… — неуклюже погладил ее Вакар. — Ты найдешь себе другого любовника.

— Но я не хочу…

— Лучше захоти, потому что я и сам не знаю, когда вернусь.

— Но ты, по крайней мере, можешь… — Она перевернулась на спину, откинув одеяло, и пухлые ладошки заскользили по его рукам.

— Опять! — устало вздохнул принц Вакар.

Они поднялись на вершину холма, чтобы взглянуть сверху на искусственно орошаемую равнину, где раскинулся солнечный Амфере. На берегу моря Сирен блистали в полуденном солнце городские шпили. Столицу Зиска иногда даже называли уменьшенной копией великого Торрутсейша: были и крепостная стена, и судоходный канал, и концентрические круги воды и суши в центре гавани.

Вакар повернулся в седле, чтобы оглянуться на сопровождающие его колесницы. В одной ехали Фуал и переводчик Срет, другая везла багаж. И повозки, и седоки, и кладь были забрызганы грязью — путникам пришлось вброд одолевать реки, разбухшие при таянии высокогорных снегов. Вакар путешествовал в седле — верховая езда, считавшаяся в Лорске опасным новшеством (отчасти потому, что обычный пусадец, то есть ростом от шести до шести с половиной футов, был слишком тяжел для приземистых лошадок, водившихся в тех краях), стала одним из его излюбленных физических упражнений. Ноги Вакара, низковатого для лорска, всего каких-то два фута не доставали до земли.

— До заката доберемся? — спросил он ближайшего возницу.

— Как пожелает мой господин.

Вакар медленно двинулся вниз по склону, ведь даже опытный ездок, скача без стремян галопом с холма, рискует перелететь через голову коня. Бронзовые ободья колесниц громыхали по щебню и скользили в грязи.

На закате они подъехали к стенам Амфере. Постояв в очереди за повозкой селянина, едущего на базар, они проникли в город за миг до того, как затворились ворота. У местных жителей кожа оказалась светлее, чем у лорсков, и это как будто подтверждало легенду, что несколько веков назад Зиск обжили выходцы из Атлантиды.

Вакар представился, показав стражнику свой перстень с печаткой, и тот взмахом руки дозволил проехать, поскольку в то время между Зиском и Лорском царил мир. Намереваясь погостить у короля Зиска, принц направился к цитадели в центре города. Королевская крепость являла собой укрепленный остров за широким поясом воды. На острове высились дворец и другие общественные постройки, а внешняя граница водяного пояса служила берегом бухты. Будь этот остров разделен на три концентрических кольца, он бы отличался от Торрутсейша только размерами.

Над широченным рвом высился мост, во все времена изумлявший жителей Посейдониса, поскольку на континенте нигде больше не строили мостов длиннее обычного бревна. Въехав на него, Вакар обнаружил, что стражники на ночь перегородили дорогу цепью.

— Короля Шво во дворце нет, он отправился со свитой на все лето в Азарет, — объявил принцу один из стражей на широко распространенном зиском диалекте. — А кто его спрашивает?

— Принц Вакар из Лорска.

На стражника, похоже, это не произвело впечатления. Вакару показалось, что юноша ему не поверил. Принц задумчиво потер ус, а потом спросил:

— А министр Пешас здесь?

— Да неужто ты не знаешь? Пешас — заговорщик, два месяца назад ему голову снесли. Эх, видел бы ты, как она сидела на колу, гнила день за днем! Жалко, пришлось ее снять — для другой местечко понадобилось.

— А кто теперь министр?

— Король выбрал нового, господина Мара, но он отправился домой ночевать.

При таких обстоятельствах было, пожалуй, слишком хлопотно убеждать стражника, чтобы пропустил Вакара и его слуг.

— Тогда скажи, где тут лучший постоялый двор? — поинтересовался Вакар.

— У Ниерона. Проедешь три квартала к северу, затем поверни направо и езжай, пока не увидишь тесный переулок, но в него не сворачивай, а бери левее…

Поплутав немного, Вакар нашел постоялый двор Ниерона. С резким гесперийским акцентом Ниерон пообещал, что примет Вакара и его спутников, если они заплатят шесть унций меди за ночь.

— Годится. — Вакар полез в суму за медью. Ему показалось странным удивление, проскользнувшее на лице Ниерона.

После обычной процедуры взвешивания и проверки чистоты металла принц нашел брусочек меди весом чуть больше шести унций.

— Возьми, а сдачи не надо. — И Вакар повернулся к одному из своих возниц: — Купи еды на всех, отнеси на кухню к Ниерону и раздобудь корма для коней. Фуал, помоги с лошадьми. Срет…

Он замолчал, обнаружив, что Срет говорит Ниерону по-гесперийски, а тот бегло отвечает на меропском диалекте. Было похоже, что Срет, коротышка с длинной, как у обезьяны, верхней губой, когда-то жил в Меропии и в те годы свел близкое знакомство с Ниероном. Вакар никогда не бывал на Гесперидах, но неплохо знал тамошний язык благодаря своей огуджийской няньке. Но он устал за день езды, а потому раздраженно фыркнул на своем родном языке:

— Срет! Внеси багаж и позаботься, чтобы его никто не спер, пока мы не отужинаем. Да и потом тоже.

Срет отправился выполнять поручение, а Ниерон велел дочери приготовить воду и полотенца. Красивая молодка принесла в спальню деревянный ковшик и кувшин. Вакар проводил ее одобрительным взглядом.

— Правда, недурное мясцо? — бросил ей вслед Ниерон. — Если господин желает полакомиться…

— Я десять суток в седле, еле на ногах стою, — проворчал Вакар. — Может, когда отдохну…

Он отправился в спальню, чтобы первым принять ванну. Там к нему подошел слуга.

— Ну и как наши дела, Фуал? — Вакар тер грязные руки облезлой щеткой из свиной щетины.

— Очень хорошо, мой господин. Кроме разве что…

— Кроме чего?

— Видишь ли, такой важной персоне, как ты, негоже ночевать на постоялом дворе.

— Я знаю, но нужда заставит. Что еще?

— Надеюсь, мой господин простит меня, если я скажу, что у него недостаточно опыта насчет постоялых дворов?

— Да, ты прав. А что я делаю не так?

— Если бы ты как следует поторговался, то заплатил бы три унции за ночь, самое большее — четыре.

— Ах ты вор, свинское отродье! Я что тебе, собака, чтобы торговаться? Зубы выбью!

— Мой господин! Торговаться — ниже твоего достоинства, принцу не к лицу, не говоря уже о том, что магистрат этого не одобрит. В следующий раз позволь поторговаться мне, ведь у меня достоинства вовсе нет.

— Ладно. Судя по твоему прошлому, из тебя выйдет отличный торговец.

Вакар отдал щетку рабу. К тому времени, когда последний из его отряда помылся, вода и полотенце стали черными, как безлунная ночь. Путники торопливо и молча поели из деревянных мисок, как едят проголодавшиеся и усталые люди. Умяв огромные порции жареной свинины и ячменного хлеба, они отдали должное зискскому вину, не обращая внимания на шумных торговцев, сгрудившихся на другом конце длинного стола.

Однако после ужина Вакар заметил, что болтовня купцов не дает ему уснуть. Похоже, торговые люди вознамерились гулять всю ночь под сладостные трели флейты, бульканье вина и стук кубков. Когда юная флейтистка умолкала, мужчины возвращались к азартной игре. При этом они громко бахвалились и сыпали упреками и угрозами.

Часа через два этой пытки неглубокая чаша терпения Вакара переполнилась. Он выбрался из-под одеяла и раздвинул занавеси, отделявшие спальное помещение от трапезной.

— А ну, прекратите болтовню, пока я вам головы не поотшибал!

Шум прекратился, четыре пары глаз уставились на принца.

— И кто ж ты будешь, добрый человек? — спросил самый крепкий из торговцев.

— Принц Вакар из Лорска, и когда я велю заткнуться…

— А я королева Огуджии… А если тебе, чужак, тут не нравится, то возвращайся, откуда пришел.

— Ах ты, свинья! — взревел Вакар, ища чем бы запустить в нахала. Но тут вмешался Ниерон с дубиной в руке.

— А ну, никаких драк в моем заведении! Если хотите поскандалить — ступайте на улицу.

— С радостью. — Вакар свирепо ухмыльнулся. — Погоди, я только меч прихвачу…

— Ну, коль в дело пошли мечи, тебе придется подождать, я пошлю за своим, — заявил крепыш. — Он уже отведал крови горгонских пиратов, а уж лорский хлыщ…

— Что? — удивился Вакар. — Да кто ты такой? — Его ярость немного поулеглась, он был заинтригован и уже догадался, что выставил себя на посмешище.

— Я — Матенг из По, владелец трех судов, и ты бы это непременно знал, не будь таким невеждой…

— Погоди, — сказал Вакар. — В ближайшее время хоть одно из твоих судов пойдет к материку?

— Да, «Дайра» отправляется завтра в Гадайру, если продержится попутный ветер.

— А Гадайра — это случаем не самый ближайший порт к Торрутсейшу на материке?

— Да.

— Сколько… — Вакар осекся и сунул голову в спальное помещение: — Фуал, ну-ка проснись! Выходи, поторгуйся за меня.

На следующее утро Вакар собрал свой отряд, чтобы ехать к причалам. Cpeт не откликался на зов, пока принц не нашел его во дворе, — переводчик болтал с Ниероном.

— Пошли, — позвал Вакар.

— Иду, господин. — Срет оглянулся на ходу и бросил на гесперийском: — Скоро опять увидимся, и раньше, чем ты думаешь.

Колесницы загромыхали, съезжая к бухте. Там Вакар остановился у храма Лира, чтобы принести ягненка в жертву морскому божеству. Хоть он и не принимал всерьез богов, поскольку они никогда не являлись ему ни в снах, ни в видениях, но подумал, что, принеси он жертву, хуже не будет. Затем он отправился дальше и, расспрашивая каждого встречного, обнаружил «Дайру». Матенг распоряжался погрузкой слитков меди, бизоньих шкур и мамонтовой кости.

— Возвращайтесь домой, не теряйте времени, — сказал принц возничим, и те развернули колесницы. К одной из них Вакар успел привязать своего коня.

Стараясь не выдать волнения, он неторопливо подошел к краю пристани и ступил на борт корабля. Фуал и Срет ковыляли следом, сгибаясь под тяжестью снаряжения и продуктов.

— Руаз, вот твой пассажир! — крикнул Матенг. — Он хорошо заплатил, так что заботься о нем получше.

— Принц, вона как? — капитан Руаз хохотнул в бороду. — Ну так не стой на дороге, драгоценное высочество, ежели не хочешь, чтобы тебе на ножку уронили слиток. — Он суетится, громко раздавая указания грузчикам, и вот наконец после долгой возни все товары размещены на борту. Матросы задраили люки и отвязали швартовочные тросы. От пристани отходили на четырех длинных веслах. «Дайра» двинулась по кольцевой бухте к главному каналу. Вакар вертел головой, внимательно рассматривая окрестности Амфере.

На канале судно набрало скорость, поскольку к усилиям гребцов там присоединилось течение. Вскоре они миновали наружную городскую стену, пройдя через огромные бронзовые ворота, готовые в любой момент наглухо затвориться и защитить город от вторжения вражеских кораблей. Затем около полумили судно шло по каналу к морю.

Когда «Дайра» качнулась на первой океанской волне, Срет со стоном опустился на корточки у шпигата.

— Что это с ним? — спросил Вакар.

— Морская болезнь, господин, — ответил Фуал. — Если ты от нее не страдаешь, то считай, что тебе повезло.

— Это вроде того, что случилось с Цорме в поэме?

Но пока я неплохо себя чувствую.

Фуал отвернулся с многозначительной усмешкой на лице. Через несколько минут Вакар ощутил легкую головную боль и тяжесть в желудке, но, не желая терять лицо, как ни в чем не бывало стоял у борта и глядел, как матросы сушат весла, опускают на воду кормило и ставят единственный прямой парус в красно-белую полоску. Западный ветер наполнил его и погнал «Дайру» к Гесперидам. Теперь Вакар понял, для чего судну такая высокая корма — волны набрасывались сзади, но не могли перехлестнуть через борт, а лишь толкали «Дайру» вперед.

Шатаясь, он поднялся на полуют. У кормила стоял сам Руаз — ворочал длинную жердь, соединенную с двумя рулевыми плоскостями.

— А как вы возвращаетесь с материка в Амфере при встречном ветре? — спросил Вакар. — На веслах?

— Нет. Мы смиренно ждем и молимся любимому морскому божеству. В этом море ветер дует с запада четыре дня из пяти, поэтому надо ждать пятого. Я как-то целый месяц просидел в порту Седерадо, ожидая попутного ветра.

— По-моему, это скучно. А вдруг еще кто-нибудь из капитанов помолится, чтобы ветер дул в противоположную сторону?

Руаз пожал плечами и сдвинул брови. Вакар глянул за корму на Амфере, который быстро исчезал из виду за гладью океана. В горле рос ком; принц стер со щеки слезинку и уставился на воду. Вскоре он осознал, что ему нравится смотреть на волны, сменяющие друг дружку бесконечной чередой. Немудреное это занятие успокаивало, хотя по натуре он был энергичен и не выносил бездействия.

Но что-то грызло Вакара изнутри, рождая в глубине души смутные опасения. Ближе к вечеру «Дайра» пошла вдоль гористого побережья.

— Меропия, — сообщил капитан Руаз.

С наступлением сумерек Срет малость пришел в себя и даже поел. У Вакара слипались глаза от усталости, но лунный свет и плеск воды под днищем не давали ему спать всю ночь. В полдень они миновали Меропию, поставили парус и взяли курс на восток. Море было пустынно.

— Других кораблей не видать, потому что мы первыми вышли из Амфере после зимовки, — объявил Руаз. — Если не попадем в запоздалую бурю, то в Гадайре продадим товар подороже, пока не началась конкуренция.

Вакар ломал голову над причиной своего неуемного беспокойства и, наконец, при виде Срета, болтающего с Руазом, его осенило. Он вспомнил, как Срет говорил Ниерону, что вернется раньше, чем его ожидают. Откуда такая уверенность? Может быть, он считает, что Вакар струсит и повернет назад или его убьют в какой-нибудь переделке? Или…

Вакару хотелось дать самому себе пинка — как же это он сразу не догадался?! Возможно, Курос действительно в сговоре с Горгонами. Он велел Срету убить своего хозяина, а затем вернуться домой с рассказом о чудовище, проглотившем Вакара в море. Срет говорил с Пиероном по-гесперийски, не ведая о том, что Вакар знает этот язык. Принц нащупал рукоять меча. Ничего не подозревающий переводчик кутался в плащ, накинув на голову капюшон, и перебрасывался шутками с капитаном. Хотелось подойти и снести мерзавцу голову, но не исключалась ошибка. Даже если его подозрения имеют под собой почву, не так-то просто будет объяснить очевидцам причину расправы.

«А не поделиться ли мне тревогами с Фуалом?» — подумал Вакар.

— Фуал, что ты знаешь о Срете? До этого путешествия я ни разу не общался с ним.

Фуал пожал плечами:

— По-моему, он из Лотри, но я тоже раньше его никогда не видел.

Если это правда, то вряд ли Срет и Фуал — сообщники. После ужина Вакар сказал Фуалу, что подозревает измену, а потому они будут спать по очереди. Фуал с озадаченным видом вытащил красивый кинжал с рукоятью, инкрустированной серебром.

— Ха! — засмеялся Вакар. — Где ты его взял? Стащил у Ниерона? Надо бы тебя поколотить… Но на сей раз, пожалуй, ты поступил правильно. Иди спать, я буду сторожить первым.

Незадолго до полуночи Вакар проснулся — Фуал тряс его за плечо.

— Господин, ты был прав: они собрались на юте, шепчутся, — тихо произнес слуга.

Вакар перевернулся на живот и бросил взгляд на корму. В свете взошедшей ущербной луны принц увидел группу шепчущихся моряков.

Он осторожно вытащил меч и тихо велел Фуалу:

— Приготовь нож и держись поближе ко мне, прикрывай со спины.

Щит принца остался в походном бауле, но для боя на шаткой палубе он и не требовался — одна рука должна быть свободна, чтобы держаться.

— Ты… хочешь напасть на шестерых? — с дрожью в голосе спросил Фуал.

— Очки Лира! Прикажешь дождаться, когда мне перережут глотку?!

— Но ведь их шестеро…

— Наше спасение в том, чтобы напасть первыми. Если тебя это немножко успокоит, то знай, что я тоже боюсь, но собираюсь использовать даже самый ничтожный шанс.

У Фуала стучали зубы. Вакар по-крабьи полз к корме, надеясь подобраться к морякам и подслушать их разговор прежде, чем его обнаружат. Приблизившись к мачте, он различил отдельные силуэты. Срет шепотом разговаривал с Руазом, а тот вертел в руках листовидный меч, мерцавший в лунном сиянии.

— …Неопытный боец, хоть и повоевал с разбойниками в горах, — объяснял Срет. — Он молод и не слишком силен. Нужно быстро напасть, пока он спит…

— Вперед, — прошептал Вакар, поднимаясь во весь рост.

Глава 4

Вакар поднырнул под нок нижнего рея и бросился на заговорщиков. Моряки с воплями кинулись врассыпную, на ходу выхватывая ножи. Вакар напал на ближайшего и с первого же выпада пронзил его насквозь. Дикий предсмертный крик заглушил нарастающий гвалт. Отступая назад, чтобы выдернуть клинок из тела, Вакар оглянулся через плечо. Фуал только что вылез из-под паруса.

— Проклятый трус! — Вакар стиснул зубы. Когда его жертва упала, он увидел Руаза, Срета, еще двух моряков и рулевого на полуюте.

— Вперед, в атаку, убейте его! — одновременно закричали Срет и Руаз.

Вакар перепрыгнул через покойника, рубя направо и налево. Его меч лязгнул о клинок Руаза, врезался в плоть и разрубил кость. Вакар резко повернулся спиной к кормилу, а лицом к врагам. Когда к нему присоединился верный Фуал, один из матросов предпочел сцепиться с ним, нежели противостоять мечу принца. И теперь эта парочка кружилась в смертельном танце; враги держали друг друга за запястья.

На Вакара надвигались трое, посередине был Руаз. Принц размахнулся и шагнул вперед, сделав выпад, капитан парировал удар, а Срет и другой матрос атаковали с флангов. Вакар жалел, что в руках у него длинный увесистый меч, а не легкая рапира — против увертливых врагов без доспехов она была бы в самый раз. Он попятился, споткнулся о высокий уступ полуюта и едва не упал.

Враги наседали. Вакар неистово размахивал мечом. До сих пор принца спасала лишь превосходящая длина клинка, но добраться до злодеев он не мог: стоило ему приблизиться к одному из негодяев, как остальные набрасывались на него сзади. Палуба ходила ходуном, но моряки передвигались с кошачьей ловкостью, в отличие от Вакара, который шатался и спотыкался. Вот чей-то клинок дотянулся до принца, но острие лишь скользнуло по кожаной куртке.

Сзади раздался крик: рулевой подбадривал своих товарищей. У Вакара мелькнула мысль: «А как повел бы себя корабль, не будь человека у кормила?» Он прыгнул назад на полуют, поворачиваясь на лету, и нанес могучий удар. Острая бронза рассекла шею, голова глухо стукнулась о палубу и покатилась к мачте, оставляя за собой алый след, а тело, из которого бил кровавый фонтан, распласталось возле кормила.

Вакар повернулся лицом к своим противникам, но в этот момент «Дайра» круто взяла вправо и так сильно легла на левый борт, что вода хлынула в шпигаты.

Вакар обнаружил, что скользит вниз по наклонной плоскости, к черной воде. Он судорожно замахал свободной рукой и, к своему бесконечному облегчению, поймал мачту. Крен все увеличивался, вскоре ноги Вакара уже болтались над водой, но он вцепился в мачту мертвой хваткой.

Вакар поднял взгляд, и как раз вовремя, чтобы заметить летящего за борт, в морскую пучину, человека, похожего на Срета. Остальные распластались на палубе, держась за канаты и друг за друга.

Ветер наполнил парус, и «Дайра» чуть выправилась. Подобрав под себя ноги и упираясь ступнями в косую палубу, Вакар пополз вперед. Капитан Руаз тоже встал на четвереньки и схватился за меч. Вакар вскочил на ноги, подбежал к капитану и обрушил свой клинок на его голову.

Матрос цеплялся за фальшборт, с трудом удерживая голову над водой. Вакар ударил его по руке, промахнулся и снова ударил. На сей раз клинок угодил в цель, и матрос скрылся в пучине. Впереди, на палубе, лежал Фуал, обнимая мачту обеими руками, а его противник — последний уцелевший матрос — держался за ноги Фуала, чтобы не улететь за борт при очередном крене. Считаные удары сердца прошли после того, как палуба выровнялась и начала клониться в противоположную сторону. Вакар бросился вперед и нанес удар в тот самый миг, когда моряк выкрикнул нечто похожее на мольбу о пощаде. Бронза разрубила кость, матрос вскинул руку и закричал, а мгновением позже упал с расколотым черепом. Фуал привстал, не отпуская мачту. Когда корабль снова накренился, Вакар потерял равновесие и навалился на левый фальшборт с криком:

— Как выровнять эту адскую лохань?

— Рулевое весло, — отозвался Фуал. — Господин… Держи его… вот так…

Более точных указаний Вакар и не ожидал. Едва палуба выровнялась в очередной раз, Вакар бросился на полуют и ухватился за кормило. Он висел на нем до тех пор, пока ветер не наполнил парус и «Дайра» не легла на прежний курс. Когда судно вновь ровно и легко заскользило по волнам, Вакар занялся изучением рулевого механизма. Пока он экспериментировал, корабль изрядно сбился с курса, но вскоре Вакар приспособился.

— О, мой господин, я в жизни не видел ничего подобного! — заискивающе обратился к принцу Фуал. — Ты в одиночку убил шестерых! Надо же — один, два, три, четыре… Подумать только!

— Повезло, — прорычал Вакар. — Ну что, теперь все время держать курс по ветру?

— Нет, по-моему, надо идти под небольшим углом к ветру, иначе бы моряки никогда не возвращались домой.

— Хотел бы я знать, куда мы направляемся, какую страну Руаз ожидал увидеть в ближайшее время.

— Не ведаю, господин. Полагаю, где-то впереди лежат Эрутея, Огуджия и Элюзион.

— В каком порядке?

— Увы, не знаю.

— Я однажды встречал королеву Огуджии. Тогда она была неуклюжим ребенком, а ныне она уже взрослая женщина.

— Господин, а в Огуджии есть король?

— Был. Порфия вышла замуж за сиятельного Ванчо. Он прослыл добродушным ничтожеством и умер, кажется, от оспы. Когда гесперийский трон опустел, наследников по мужской линии не нашлось.

— Что это за страна, мой господин?

— Огуджия? Ничего о ней не знаю, за исключением того, что ее прозвали Островом Философов. Я всегда мечтал задать тамошним мудрецам несколько простеньких вопросов, например насчет происхождения жизни, бессмертия души и тому подобного. Вот что, Фуал, побросай-ка трупы за борт.

— В том числе и безголового, господин? — на лице Фуала было написано такое отвращение, что Вакар разглядел его даже в лунном свете.

— Его в первую очередь. Надо это сделать, Фуал, они загромождают палубу.

Фуал взялся за дело. Перед тем как отправить за борт, он раздевал каждого покойника. Закончив, он вернулся на корму с широким мечом Руаза, найденным в шпигате.

— Господин, позволь мне его носить, а то мы плохо вооружены для подобных испытаний.

— Да, конечно. — Вакар уступил кормило слуге, а сам достал из кармана оселок и принялся точить свой зазубренный меч.

Под утро Вакар заметил впереди землю.

— Будем идти вправо, вдоль берега, пока не увидим порт, — решил он.

— А как быть с кораблем, господин?

— Я еще не придумал. — Вакар огляделся. — Если кто-нибудь заметит кровь, это привлечет внимание. Найди ветошь и хорошенько вымой палубу.

— А что потом?

— Ты умеешь продавать корабли?

— Нужно найти покупателя. Только бы никто не признал в «Дайре» имущество Матенга из По…

— Надо замаскировать корабль. Когда счистишь кровь, попробуй убрать с кормы изображение Лира.

Во второй половине дня «Дайра» подошла к бухте, набитой неуклюжими судами купцов и быстроходными пятидесятивесельными военными галерами. Вдалеке раскинулся торговый город.

— Как же нам завести корабль в бухту, если ветер дует не в корму? — спросил Вакар.

— Мне кажется, надо убрать парус и взяться за весла.

— А как… Понял! Один отвязывает эту веревку, которая идет с того верхнего, вот этого длинного шеста, и спускает, пока он не ляжет на нижний шест.

Он имел в виду верхний и нижний реи. Паутина талей и вант с двух сторон мачты не давала парусу расстелиться по палубе, когда его убирали. Вакар положил руль влево, насколько удалось, а Фуал отвязал трос. Парус вместе с верхним реем ринулись вниз. Рывок намотанного на руки троса был настолько силен, что маленький аремориец с воплями умчался вверх. Это зрелище настолько развеселило Вакара, что он не сразу пришел на подмогу к обезумевшему от страха слуге.

Вскоре они взялись за весла и направили корабль к берегу. Для двух неопытных гребцов подобный заплыв оказался делом нелегким, и, хотя руки Вакара окрепли от долгих упражнений с оружием, он натер мозоли, прежде чем судно достигло суши.

В порту оказалось людно. Разгружались суда, запряженные волами телеги, и волокуши увозили с причалов товары. Когда «Дайра» приблизилась к молу, на нем собралась кучка зевак с кожей посмуглей, чем у обитателей Посейдониса.

— Как только приткнемся, сигай с веревкой на берег и наматывай вон на ту деревяшку. — Конечно, это означало, что Фуал должен перебраться с кормы на мол и пришвартовать «Дайру» к одному из столбиков-кнехтов, рядком торчащих из каменной кладки.

Когда они причалили, Вакар спрыгнул на пристань с носа «Дайры» и привязал трос к другому кнехту. Пока Фуал возился со швартовочным тросом у кормы, Вакар подозвал на гесперийском ближайшего бродягу.

— Что это за город?

— Седерадо, столица Огуджии.

Вакар подошел к Фуалу.

— Надеюсь, Порфия меня не забыла… Идея! Поскольку весь груз нам все равно не утащить, мы поделимся с королевой, и это наверняка освежит ее память. Может, она согласится нам помочь.

Он повернулся к толпе:

— Эй вы, мне нужны четверо крепких носильщиков, чтобы отнести груз во дворец. Фуал, выбери четверых и договорись насчет оплаты. Вот ты, носатый, скажи-ка, в Огуджии медь добывают?

— Да, — ответил тот, к кому он обратился.

— А мамонты или бизоны у вас водятся?

— Мамонтов нет, но есть несколько бизонов в королевском парке.

Вакар снова повернулся к Фуалу:

— Слоновая кость ей понравится. А ну, помоги снять вон те чехлы.

Через несколько минут Вакар построил носильщиков; каждый из них держал на плече огромный бивень мамонта. Принц готов был скомандовать им «за мной», но тут вдруг заметил, что зеваки дружно повернулись к морю.

К соседнему, пока еще свободному, причалу подходила низкая черная галера о тридцати веслах. Она была гораздо больше «Дайры», с десятками гребцов и тремя пассажирами на борту. Бушпритом служил длинный бронзовый клюв, на скулах были нарисованы глаза — дань древнему поверью моряков, якобы позволяющая кораблю видеть свой путь. Прямой коричневый парус не украшали никакие эмблемы или символы вроде огуджийской русалки или осьминога горгон. Не было ни флага, ни вымпела, способных выдать происхождение галеры.

Один из пассажиров таинственного корабля был среднего роста, с острой седой бородкой; гладко выбритый череп увенчан круглой шапочкой, а просторное платье достает до лодыжек. Остальные двое не носили одежды и лишь отдаленно напоминали людей. Первый — карлик, примерно четырех футов ростом, с огромными лопухами ушей, как у слоненка. Тело его сплошь заросло коротким золотисто-коричневым мехом. Другой вымахал аж на восемь футов и «щеголял» скошенным обезьяньим лбом и грубой черной шерстью. На широченном плече покоилась обитая медью дубина, а вторая рука прижимала к боку вместительный деревянный ларь с бронзовой оковкой.

— Во имя всех богов, кто они? — спросил Вакар. — Сатиры, что ли? Вон тот, с дубиной, смахивает на великана из «Подвигов Цорме».

— Про большого ничего не скажу, а маленький — кораниец.

— Кто?

— Уроженец самого северного из островов Корании. Говорят, эти существа слышат любое слово, произнесенное в нескольких милях от них.

Галера пришвартовалась точно так же, как и «Дайра», пассажиры сошли на берег, толпа начала разбредаться.

— Мы не можем ждать тут целый день, — объявил Вакар. — Я пойду во дворец, а ты оставайся, присматривай за грузом…

В этот миг, растолкав зевак, к Вакару приблизился бритоголовый. За ним следовали гигантский обезьяночеловек и кораниец.

— Господин, ты направляешься во дворец? — осведомился бритоголовый на гесперийском с резким акцентом. — Разреши составить компанию, ибо я выполняю поручение, и нам как раз по пути, а я в Седерадо впервые. Мы с тобой раньше никогда не встречались, поэтому, я думаю, нам следует познакомиться. Позволь представиться: Квазиган.

— А с кем я имею честь беседовать? — Квазиган, дружелюбно улыбаясь, шагал рядом с принцем. Его сухая кожа была еще смуглей, чем у Вакара, а лицо — на редкость невыразительное. Он слегка сутулился и громко шаркал.

— Меня зовут Вакар.

Произнося эти слова, Вакар глянул в лицо спутника и заметил, что дружелюбная улыбка на миг исчезла. Но лишь на миг.

— Не принц ли Вакар из Лорска? — спросил человек.

Вакар не был склонен доверять странным, незнакомым и навязчивым попутчикам, особенно тем, кто путешествует на собственных военных галерах со слугами-нелюдями и проявляет исключительный интерес к его скромной персоне. Он отрицательно покачал головой.

— Всего лишь его дальний родственник. Как я понимаю, сударь, ты слыхал о Лорске?

— Ну, кто же не слышал о ваших богатейших медных рудниках?

— Да, пожалуй… А откуда держишь путь?

— Из Тегразена. Это небольшой городок на материке к югу от Керне.

— У тебя необычные слуги. Один из них, насколько я понимаю, кораниец.

— Верно. Его зовут Йок.

— А второй? — спросил Вакар.

— Это Нжи из Черных Земель. Негры поймали его совсем маленьким, воспитали и продали в рабство. Он говорит несколько слов, ибо происходит не от гигантских черноземельских обезьян, то бишь горилл, а от другого, более редкого вида, промежуточного звена между обезьянами и людьми.

Вакар погрузился в настороженное молчание. Подойдя к дворцу, он в изумлении уставился на ряды блестящих мраморных колонн и позолоченную крышу: доселе он еще не видел двухэтажного здания.

Он отослал во дворец четыре мамонтовых бивня, велев передать на словах, что Вакар из Лорска просит аудиенции. Пришлось ждать полчаса, наконец ворота отворились, и принц вошел во дворец, а Квазиган проводил его задумчивым взглядом.

— Принц Вакар! — С этим счастливым возгласом королева Порфия сорвалась с трона и пылко поцеловала гостя. — Благодарю за великолепный подарок, но и без него тебя бы здесь ждала теплая встреча. Неужели я могла забыть, как десять лет назад в Амфере мы с тобой победили на конкурсе танцев? Что заставило тебя покинуть кишащие бизонами равнины ветреного Лорска и отправиться в такую даль?

«А ведь она и впрямь выросла настоящей красоткой, — подумал Вакар. — Пусть ростом она невелика, но благодаря гордой осанке кажется значительно выше. Счастливчик был ее Ванчо, царствие ему небесное».

— Госпожа, держа путь в великий Торрутсейш, я не мог обойти Огуджию, не возобновив столь приятного знакомства.

На него пристально смотрели изумрудно-зеленые глаза.

— Объясни мне, как случилось, что ты с одним-единственным слугой привел в бухту Седерадо торговое судно? Или ты сбежал из Лорска, чтобы податься в пираты? Неужели ты теперь бороздишь моря под осьминогом проклятых горгон?

— Похоже, ты многому научилась за столь короткий срок.

— О да. Я пекусь о благополучии моего королевства, и, как только ты высадился на мол, мне донесли о твоем прибытии. И все-таки, что приключилось? Неужели всю команду смыло за борт? Или ее утащил на дно кракен?

Вакар помедлил с ответом, а затем поддался возникшей вдруг симпатии к Порфии и рассказал о предательстве Срета.

— А посему, — заключил он, — не будучи, как тебе теперь известно, опытными моряками, мы решили продать судно и на первом же попутном купце пойти дальше на восток.

— У тебя много товара?

— Не знаю, клянусь третьим глазом Тандилы.

— Ну что ж… Эльбиен!

Вошел сановник, и Порфия распорядилась:

— Ступай на берег, поднимись на борт корабля принца Вакара и оцени стоимость груза.

Как только Эльбиен повернулся и вышел, она снова обратилась к Вакару:

— За судно я тебе хорошо заплачу торговым металлом. А если Матенг поднимет шум, мы ему напомним, что он, как судовладелец, в ответе за покушение на твою жизнь. Что тебе известно о странном человеке, который пришел вместе с тобой? Я имею в виду бритоголового, у которого собственная галера.

— Назвался Квазиганом из Тегразена, а помимо этого, королева, я о нем знаю не больше твоего. Он — настоящее диво, под стать крылатой свинье, но при этом весьма обходителен.

— В самом деле? По твоему описанию он смахивает на горгона, но тут легко ошибиться, ведь Тегразен лежит на материке близ Горгад, и тамошние народы основательно перемешались. Расскажи, как обстоят дела в Лорске, царстве воинов-героев, атлетов с бронзовыми сердцами и головами из слоновой кости?

Вакар рассмеялся и пустился в светскую беседу. В пути он страдал от недостатка общения и теперь был рад случаю поговорить на родном языке. Они поболтали о том о сем, затем Порфия объявила:

— Вакар, клянусь восемью грудями Геры, я отдала тебе целое утро, а ведь меня ждут и другие посетители. Оставайся во дворце, вечером устроим пирушку. Познакомлю тебя с министром Гаралем и моим любовником Тьегосом.

— Твоим… — Вакар осекся, его самого удивил укол ревности. Да какое ему дело, пусть у огуджийской королевы будет хоть десяток любовников! Но ревность не проходила.

А Порфия, казалось, ничего не заметила.

— Если Квазиган мне глянется, я и его приглашу на пир — сдается мне, он богат, знатен и влиятелен. На худой конец, послушаем занятные легенды о далекой стране.

— Королева, я назвался Квазигану настоящим именем, но отрицал свою принадлежность к царствующей семье Лорска. Поэтому я бы предпочел, чтобы при этом любителе длинных балахонов меня называли просто Вакаром, обычным дворянином.

— Быть посему. Двэрос! Отведи прин… господина Вакара во вторую комнату для гостей в правом крыле и обеспечь всеми удобствами.

До самого вечера Вакар не видел Порфию. Весь день посвятил блаженной праздности — выспался, принял ванну и надушился. Пока стирали и сушили его грязную одежду, он прочитал в библиотеке гесперийский перевод «Фрагментов Лонтанга». Поскольку в те времена мир еще не успел далеко уйти от пиктографии, огуджийская и лорская письменность различались гораздо слабее, чем устная речь. Однако иероглифы для передачи абстракций разнились основательно.

— Уважаемый, ты бы не взялся объяснить мне, что означают эти череп и полумесяц? — осведомился Вакар у почтенного старца, копировавшего в углу папирусный свиток.

— Бренность, и ничто иное. Череп — символ смерти — купно с опрокинутым полумесяцем, то бишь абстрактным изображением луны, означает лишь одно: ничто не вечно. А значит, этот отрывок надобно истолковать так: «Сменят друг друга тысячи и тысячи поколений смертных, а тем временем в священной обители у бога вырастут зубы мудрости. Но время приберет всех, и даже самым славным богам суждено пройти по пыльной и смутной дороге в вечное забвение».

— Значит, Лонтанг утверждает, что даже боги смертны?

— Да. Его теория состоит в том, что боги — плод людской веры, и сколь бы ни были они могущественны, со временем люди бросят их ради других богов. Их забытые образы поблекнут и исчезнут.

— Кажется, ты весьма сведущ в таких вопросах. Дозволишь ли поинтересоваться, как тебя зовут?

— Я Ретилио, бедный философ из Седерадо. А ты?

— Вакар из Лорска.

— Любопытно, — задумчиво произнес философ. — Где-то я уже слышал это имя… Ах да, я же прошлой ночью во сне побывал на Ассамблее богов. Там было много наших, Астерио например, были и чужие боги, в том числе твой Окма. Они все время двигались, как будто исполняли погребальный танец, и часто повторяли: «Вакар из Лорска».

Вакар содрогнулся:

— Поскольку мне никогда не снятся боги, я не возьмусь истолковать твой сон.

— И долго ты здесь пробудешь?

— В этот раз всего лишь несколько дней, но я мечтаю когда-нибудь погостить тут подольше и изучить знаменитую огуджийскую философию.

Вакар слишком поздно спохватился, что ему следовало назваться вымышленным именем. Теперь же проницательный Ретилио лишь утвердился в своей догадке относительно его личности.

— Многие мои коллеги считают, — изрек он, — что если бы короли изучали философию или если бы люди выбирали философов своими королями, мир выглядел бы лучше. Однако на деле королям, похоже, недостает либо времени, либо желания заниматься пустяками.

— Надеюсь, у меня будет и то, и другое.

— Достойная цель, хотя достичь ее непросто. Боги тебе в помощь.

— Не вижу никаких препон. У меня много целей, и уж я постараюсь добиться их всех.

— Принц, а нельзя ли мне поинтересоваться, что же это за цели?

— Ну… — Вакар нахмурился. — Я хочу стать хорошим королем, когда придет мой срок, а еще — постичь философию, увидеть дальние страны и необычных людей, обзавестись верными и интересными друзьями, вволю насладиться вином, женщинами и песнями… — Он умолк, как только Ретилио всплеснул руками в притворном ужасе.

— Принц, тебе необходим брат-близнец, чтобы все это успеть.

— У меня есть брат — Курос. А что ты хочешь этим сказать?

— Ни один смертный не способен совершить все это за одну жизнь. Сейчас тебе кажется, что жизнь бесконечна и ты можешь испробовать все на свете и добиться успеха на любом поприще, какое тебе приглянется. Но со временем ты заметишь, что все чаще приходится выбирать, при этом каждый раз отказываясь от тех или иных заманчивых возможностей. Есть, правда, гипотеза философской школы Курно, что де душа не только долговечнее тела, но и способна переселяться в другое тело. Таким образом, человек проживает не одну жизнь.

— Не вижу, какой в этом смысл, если человек не помнит свои предыдущие жизни, — фыркнул Вакар. — Но если это правда, то как обстоят дела с богами? Их души тоже бессмертны?

Они успели сломать над этой темой немало копий, прежде чем в библиотеке появился Двэрос и сообщил, что одежда Вакара готова.

— Надеюсь еще раз повидаться с тобой до отъезда, — сказал принц философу.

— Можно встретиться здесь завтра в это же время. Всего доброго, принц.

Глава 5

Пиршественный зал во дворце огуджийской королевы в размерах уступал своему собрату в замке Мнесет, зато был куда роскошнее убран; фрески на деревянных стенных панелях изображали мифологические сцены. Особенно Вакару бросилась в глаза сцена, где быкоглавый мужчина с невероятно развитой мускулатурой обольщал восьмигрудую женщину.

Вакар познакомился с толстым министром Гаралем и его женой, дамой средних лет с приятной, но невыразительной внешностью. Тьегосом оказался высокий, чисто выбритый молодой человек, щеголявший дорогими жемчужными серьгами. Не отрывая взгляда от кончика своего длинного носа, он произнес:

— Так ты, значит, из Лорска? Не понимаю, как вы терпите эти ужасные ветры и туманы. Что до меня, так я бы до конца своих дней не сумел к ним привыкнуть.

Вакар был не в восторге от этих сентенций, но несколькими минутами позже в зал вошел Квазиган, и Вакара позабавило, когда Тьегос сказал ему:

— Так ты с юга? Не понимаю, как вы терпите жару и мух. Вот уж с чем с чем, а с ними я бы никогда не ужился.

Вошел еще один молодой человек, которого Тьегос назвал своим другом Абеггу из Токалета. Абеггу прибыл в Седерадо из далекой Гамфазантии, чтобы изучать философию у Ретилио. Вновь прибывший был высок, строен, очень смугл и немногословен. Он говорил с едва уловимым акцентом. Вакар спросил его для поддержания разговора:

— Ну и как тебе нравятся северные земли?

— Очень любопытные края, сударь, и весьма непохожие на мою родину. У нас нет таких высоких каменных зданий, и металл применяется не так широко.

— Завидую тебе. — Вакар грустно вздохнул. — Я тоже познакомился с Ретилио и теперь жалею, что у меня нет времени поучиться у философов Огуджии. И что ты успел узнать?

— Он рассуждал о происхождении мирового яйца от совокупления вечного времени и бесконечного пространства…

Вакар был бы рад услышать об этом побольше — его всегда влекла философия, хоть она и не прижилась в палестрах Посейдониса. Но королева Порфия уже расположилась на троне и знаком велела подать сухое вино — для пробуждения аппетита. Однако прежде чем сделать первый глоток, она плеснула на пол вина, вознесла молитву богам, а затем опустошила золотой кубок.

Вакар последовал ее примеру, и тут вдруг испуганный возглас жены Гараля привлек его внимание. На месте золотого блюда Квазигана стояла черепаха величиной с тарелку и глядела по сторонам глазками-бусинками. Квазиган засмеялся.

— Это совершенно безобидно, — объяснил гость. — Моя подопечная всего лишь иллюзия. Она никого не укусит и ничего здесь не испортит. Правда, черепаха?

Черепаха кивнула, и зрители захлопали в ладоши. Вакар надолго прильнул к кубку. Когда он вновь поднял глаза, то увидел вместо черепахи лишь курносого волшебника, делающего пассы над блюдом. Однако возбужденная болтовня зрителей не оставляла сомнений, что остальные по-прежнему видят рептилию. Вакара подмывало похвастать своей невосприимчивостью к магическим иллюзиям благодаря хмельным напиткам (об этом он давно подозревал), но он передумал. Он все еще не доверял Квазигану, а посему решил, что поступит неблагоразумно, открыв ему свой маленький секрет.

Он посмотрел на Порфию, восседавшую на своем кресле. Это был очень необычный трон в форме огромной змеи из камня оливкового цвета. Голова и шея змеи образовывали один подлокотник, а туловище — другой. Хвост обвивался вокруг спинки, сиденья и ножек до самого пола.

— Это удивительное кресло, — произнесла Порфия, чья бледная кожа просвечивала сквозь платье цвета морской волны. — Оно с берегов озера Тритон, где такие змеи считаются священными. Говорят, в царствование моей бабушки кресло перевезли через пустыню Гведулию, подвесив к седлам двух необыкновенных животных, которые в тех краях служат для верховой езды. Они выше коней и вдобавок наделены огромными горбами. Если верить легенде, это настоящая змея, парализованная заклинанием и…

— Мы, культурные люди, — вмешался Тьегос, — конечно, не верим в глупые сказки. — Он царапнул по подлокотнику ногтем большого пальца. — Убедись сам, господин Вакар, это мифическое чудовище — не что иное, как камень.

Вакар дотронулся до подлокотника трона, на ощупь тот действительно напоминал твердый кремнистый известняк.

— И все же, дорогая моя, — обратился Тьегос к королеве, — тебе бы следовало утопить его в бухте Седерадо и обзавестись другим. Но не из-за предрассудков, а чисто по эстетическим соображениям. Ну, что у нас сегодня на обед?

По огуджианскому обычаю гости сели по кругу, напротив каждого стоял столик. Слуги подносили яства на золотых блюдах. Вакар счел фаршированную куропатку великолепной, но вкус хлеба показался ему непривычным.

— Что это за злак? — поинтересовался он.

— Конечно, вам, пусадцам, такой хлеб в диковинку, — ответил Тьегос. — Он испечен из недавно окультуренного злака под названием «пшеница». Во времена правления отца королевы его завезли с материка. — Он повернулся к Порфии. — Дорогая, продай твоего повара в рабство, иначе мы все превратимся в свиней, поедая эти помои.

Вино было крепким, лучше, чем в Зиске. Вакар сделал большой глоток и лишь потом высказал свое мнение:

— Сударь, я не согласен с тобою. Я нахожу кухню Огуджии восхитительной, вино крепчайшим, а овощи великолепными…

— Твои дифирамбы никого не проведут. — Тьегос тоже успел основательно захмелеть. — Не тешь себя понапрасну мечтой о благосклонности Порфии. Пока речь идет о торговом металле, кораблях или рабах, мое дело — сторона, но если ты добиваешься от королевы услуг более интимных, то тебе придется иметь дело со мной, ведь я…

— Тьегос! — вскричала Порфия. — Ты ведешь себя как животное, следи за манерами!

— По крайней мере, — ответил Тьегос, — я ем и пью культурно, а не раздираю мясо, подобно изголодавшемуся льву, и не лакаю вино с жадностью горбатого зверя из Гведулийской пустыни. — Он смерил Вакара уничижительным взглядом.

Вакар покраснел, поняв, что, по огуджийским меркам, его провинциальные манеры поведения за столом оставляют желать лучшего.

— Я всего лишь предупредил этого усатого варвара…

— Замолчи! — воскликнула Порфия, приподнимаясь над змеиным троном. Ее зеленые глаза сверкали, а овальное лицо покраснело от гнева.

За мнимым спокойствием Вакара таилась смертельная угроза.

— Он всего-навсего хочет стать придворным шутом. Правда, Тьегос? — принц по-лорски исказил имя фаворита, чтобы еще больше унизить.

— Ах ты, кабанье отродье! — вскричал Тьегос. — Я вырежу твое…

— А ну, вы оба! Успокойтесь! — неожиданно громко воскликнул Гараль. — Или позову стражу, и вас выгонят на улицу бичом со свинцовыми шипами… Рабы, уберите объедки!

Слуги убрали блюдо и принесли еще вина. С лица Абеггу из Токалета не сходило изумление — видать, он не привык к простоте нравов огуджийского двора. Вакар понял, что слишком приналег на вино. Он совладал с норовом и, показав на сцену совокупления на стене, спросил:

— Кто-нибудь возьмется это объяснить?

— Это иллюстрация к третьей книге «Золотого Века». Лесной бог Астерио седлает богиню земли Геру, чтобы сотворить первую человеческую пару, — объяснил Гараль. — В оригинале это звучит так:

— Нельзя оценить эти стихи по достоинству, если их не спеть, — перебил Тьегос и грянул отменным тенором:

— Проклятье! Даже мне эта задачка не по плечу без хорошей музыки. А не позвать ли нам свирельщицу?

— Не надо, — подал голос Квазиган. — Я не расстаюсь с музыкальным инструментом, он мне помогает коротать досуг.

Он достал из-за пазухи свирель и взял на ней несколько аккордов.

— Ну а теперь, сударь, напой мотив. Да, я справлюсь, начинай.

Под сладостные трели флейты Тьегос встал и допел «историю творения» до конца. Когда он умолк, Вакар произнес:

— Сударь, может, ты и шут, и не скажу, кто еще, дабы не оскорблять слух наших гостей, но за всю жизнь я не слышал лучшего голоса, чем твой. Чего бы только я ни отдал, чтобы петь, как ты!

— Это пустяки. — Тьегос, пошатываясь, отступил к своему стулу. — У этой песенки довольно грубый варварский привкус, но в моем исполнении он не так заметен. По крайней мере, я не воспринимаю всерьез всю эту глупую мифологию… Ик!

Приступ икоты завершил его речь. Порфия обратилась к Вакару:

— Ну а теперь, сударь, покажи-ка и ты, на что способен.

— Я могу лишь сказать, на что я не способен. — Вакар начал перечислять, загибая пальцы: — Я считал, что умею петь, но, услышав Тьегоса, понял, что всего лишь каркаю, как ворона, питающаяся падалью. Будучи трезв, я могу плясать, — надеюсь, королева помнит, — но сейчас я, как назло, нетрезв. Я знаю несколько историй, но благородному человеку недопустимо рассказывать их в таком обществе…

— Старина, забудь, что ты благородный, — захихикал Гараль. — Из уст самой королевы я слышал такие соленые истории, что тебе и не снилось.

— Отлично. А вы знаете анекдот о горбуне и жене рыбака? Нет? Ну так вот…

Когда он умолк, все захохотали. Жена Гораля разразилась истерическим смехом — пришлось ее хлопать по спине. Вакар еще рассказал анекдотец-другой, а потом королева Порфия заявила:

— Ты сказал, что умеешь петь — так пусть «ворона» продемонстрирует свой голос.

— Да нет, что ты, твое величество…

— Я настаиваю. Господин Квазиган тебе подыграет.

— Но не говори потом, что я не предупреждал. Квазиган, мотив такой: да-де-де да-де-де…

Свирельщик подхватил мелодию, и Вакар запел «Песнь Врира»:

Когда он закончил, Порфия захлопала в ладоши и воскликнула:

— Превосходно! Хоть я и не понимаю лорского языка, готова поклясться: ты поешь лучше Тьегоса.

— Я не слышал никакого пения, — прорычал Тьегос, совладав с икотой. — Но кажется, где-то поблизости квакала жаба.

— А ты как думаешь? — спросила Порфия Гараля. — Кто лучше поет, Вакар или Тьегос?

— Оба поют великолепно, — уклончиво ответил тертый придворный калач и повернулся к Квазигану. — Ну-ка, давай еще! Сыграй нам какую-нибудь мелодию твоей родины.

Квазиган затянул заунывный мотив.

— Клянусь задницей Астерио, — сказал Тьегос, — это похоже на наш танец в честь богини Луны.

— Откуда ты знаешь, как он выглядит? — удивилась Порфия. — Ведь во время этого танца мужчинам строго-настрого запрещено приближаться к девам.

— Подумаешь, запрещено… Порфия, ты лучшая плясунья в Огуджии, вот и покажи его нам, а Квазиган сыграет.

— Это неприлично, — возразила королева, но ее голос потонул в криках остальных.

Наконец Порфия встала и плавно задвигалась в такт мелодии Квазигана. Она нетвердо держалась на ногах и то и дело наступала на шлейф своего просвечивающего платья, пока не вспылила:

— Проклятая тряпка! Мешает…

Она развязала поясок, выскользнула из платья и швырнула его на змеиный трон.

— А ну-ка, раздвиньте эти проклятые столы! — распорядилась совершенно нагая, если не считать расшитых драгоценными камнями сандалий, царственная танцовщица.

Перед глазами Вакара, словно в колдовском тумане, поплыла комната. Казалось, огни лампад на стенах закачались в ритме неземной музыки, а фрески ожили: еще чуть-чуть, и быкоглавый бог добьется своего.

Вакару хотелось вскочить и, подражая Астерио, схватить в объятия гибкое белое тело Порфии. Королева ростом была невеличка, но ее формы будили звериные инстинкты в любом мужчине, который оказывался рядом.

В этот миг Порфия споткнулась и упала на колени Гараля. Министр поднял руку, чтобы отвесить шлепок королевскому задку, но вовремя опомнился. Это зрелище вызвало у Вакара такой приступ смеха, что он чуть не упал со стула.

— Ладно, хватит. — Шатаясь, Порфия вернулась к трону, попыталась натянуть на себя платье и восхитительно в нем запуталась. Тьегос кинулся к ней на выручку. — Кто еще что-нибудь умеет?

— У нас в Тегразене есть игра, — вызвался Квазиган, — под названием «ступай в Керне». По кругу расставляются стулья, на один меньше числа игроков. Пока звучит музыка, все ходят вокруг стульев, а когда она вдруг умолкает, — садятся, и тот, кому это не удается, выходит из игры. Тут убирают еще один стул, и снова все ходят по кругу… До тех пор, пока не останутся два игрока и один стул. Выигрывает тот, кто занимает последний стул. Пожалуй, я сыграю, пока вы будете ходить — староват я для такой атлетики.

— Детская игра. — Тьегос поморщился. — Боюсь, нам скоро надоест.

— Все бы тебе брюзжать! — воскликнула Порфия. — Вакар, Гараль, поставьте этот стул к стене! Господин Квазиган, сиди тут в центре и играй на дудочке. Великие боги! Вы только посмотрите на него! — Она показала на Абеггу из Токалета, который потихоньку свернулся в углу калачиком и уснул. — Ну-ка, разбудите.

— Да как может мужчина, у которого в жилах — кровь, а не вода, уснуть во время такого зрелища! — поразился Вакар.

— Ему это неинтересно, — сказал Тьегос. — Он мне признался, что у них в Гамфазантии общепринято ходить нагишом. Эй, соня, вставай. — Он толкнул спящего ногой.

Разбуженному Абеггу объяснили правила, а потом игроки неуверенно двинулись по кругу. Музыка смолкла, и стулья достались всем, кроме толстой и неповоротливой жены Гараля. Она беззлобно рассмеялась и отошла к стене. Вакар убрал из круга один стул.

— Начали, — скомандовал Квазиган. Мелодия усложнялась, пальцы музыканта все быстрее порхали над свирелью. Вакару казалось, что комната кружится под музыку. Он не понимал, в чем тут дело, так как после ссоры с Тьегосом старался пить меньше.

Свирель умолкла, и на этот раз на ногах остался Тьегос.

— Вот и прекрасно, — сказал любовник королевы. — Меня совершенно не забавляет эта древняя игра. — И он присоединился к жене Гараля. Из круга выбыл еще один стул.

Затем из игры вышел Абеггу из Токалета.

В этот раз мелодия пронизывала принца Вакара до мозга костей, от нее ныли зубы, жгло глаза. Свет лампад померк, а может, Вакару только почудилось. Как бы то ни было, у него все плыло перед глазами. Музыка сотрясала его, как собака — пойманную крысу…

Когда музыка стихла, Вакар быстро огляделся и побежал к темному силуэту, в котором он не без труда опознал змеиный трон королевы Порфии — последнее свободное сиденье.

Он в полуобороте упал в его каменные объятья за миг до самой Порфии, которая плюхнулась на его колени с игривым визгом, тотчас перешедшим в истошный вопль.

Вакар вторил ей звериным ревом, он вдруг с ужасом понял, что сидит среди колец гигантской живой рептилии. Голова на длинной шее с шипением взмыла и сразу же опустилась. Глаза змеи уставились на пленников, а из пасти выскользнул раздвоенный язык. В то же самое мгновение хвост толщиною с торс Вакара захлестнул их обоих, сковав движения.

Словно издалека до Вакара доносились крики и топот ног. Чудовищная петля сжалась, у Вакара затрещали ребра, — казалось, ожившее дерево душит его в смертельных объятиях. Меча при нем не было; его левую руку зажало между Порфией и змеей, но правая оставалась свободной.

Вакар изо всех сил рванул ворот рубашки и вытащил из-за пазухи отравленный кинжал, от которого погиб Сол, и вонзил его в покрытую чешуей плоть, и еще раз, и еще…

Змея громко зашипела, но сразу же ослабила захват. С невероятным трудом Вакар высвободил вторую руку. Вокруг него корчилась в конвульсиях гигантская тварь. Принц уперся ногами в ее туловище и с силой надавил. Петля поддалась, и Вакар с Порфией высвободились из хватки чудовища. Принц, часто оглядываясь на змею, потащил королеву через зал, подальше от опасности.

В зале они были одни.

Спрятав клинок, Вакар прижимал к себе королеву до тех пор, пока она не перестала дрожать. Наконец она подняла к нему лицо для поцелуя, но оттолкнула его, как только принц вознамерился совершить полный любовный ритуал.

— Не сейчас, — сказала она. — Чудовище сдохло?

Вакар подошел взглянуть и отпрыгнул назад, когда чешуйчатое тело дернулось.

— Еще шевелится! Что все это значит? У нас в Посейдонисе таких тварей нет.

— Они умирают очень медленно, как червь, которого глотает лягушка, — дюйм за дюймом. Но, скорее всего, опасность уже миновала. Видимо, легенда, над которой смеялся Тьегос, — не пустая выдумка. Кстати, о Тьегосе: что за жалких трусов я держу при дворе? Никто не пришел мне на выручку, кроме тебя.

— Не обольщайся, госпожа. Просто я оказался вместе с тобой в чешуйчатых объятиях и не сбежал вовсе не потому, что я такой храбрец. Напротив, никогда в жизни мне не было так страшно. Но почему наш холоднокровный приятель ожил как раз в тот момент, когда мы на него сели? Как ты думаешь, может быть, мы вдвоем показались слишком тяжелы для змея и он выразил свое неудовольствие тем, что очнулся от векового сна?

— Нет. Я ведь частенько сиживала на этом троне с малодушным Тьегосом. Здесь не обошлось без магии. Вакар, мы должны решить эту головоломку, пока ветер времени не заметет следы. Но где же все? Эльбиен! Двэрос!

Ответа не последовало. Она повела Вакара по дворцу, который оказался совершенно пуст, если не считать горстки дрожащих стражников во дворе, ощетинившихся копьями, когда приблизились Порфия с Вакаром.

— Это еще что такое?! — возмутилась Порфия. — Вы что, собственную королеву не узнаете?

Воин в броне из позолоченных пластинок шагнул вперед и спросил:

— Твое величество, а ты не призрак?

— Ты спятил, Гуанто? Конечно, я не призрак.

— А можно, я до тебя дотронусь, чтобы убедиться?

— Что за возмутительная чушь?! Ну ладно, дотронься. — Она величаво протянула ему руку.

Гуанто пощупал ее ладонь, затем поцеловал и сказал гвардейцам:

— Ребята, она настоящая! Прощения просим, величество, но по дворцу пролетели такие слухи… Мои люди очень испугались. Если бы не я, они бы удрали вслед за остальными.

— Им бы тогда не поздоровилось. Если я вдруг снова окажусь в беде, попытайтесь мне помочь, прежде чем спасать собственную шкуру. А ну, живо на свои посты!

Когда стражники разошлись, Порфия сказала Вакару:

— Это Гуанто, помощник командира городского гарнизона. Неужели храбрецы остались только в эпосах и легендах? Трусы, наверное, весь дворец переполошили, когда убегали… И что ты обо всем этом думаешь?

— Я подозреваю нашего приятеля Квазигана, — задумчиво проговорил Вакар. — С другой стороны, он здесь чужак, как и Абеггу из Токалета. Зато Гараль и Тьегос — твои приближенные. Именно они могли питать тайные надежды на трон.

— Ну, в этом я сомневаюсь. Они оба не королевской крови, а потому не могут претендовать на корону.

Вакар улыбнулся:

— Едва ли это препятствие можно назвать неодолимым. Как ты думаешь, откуда берет начало большинство династий?

— Но я ведь с ними не ссорилась, не считая того, что отвергла совет Гараля выйти замуж за Шво из Зиска.

— Так это он тебе присоветовал? Повесь гиену! Я отлично знаю Шво — я ведь его племянник. Он хваткий, как кернеец, и вероломный, как аремориец.

— Я и не намеревалась следовать этому совету. Но все-таки, мы ведь не уверены, что змея ожила по воле человека. А вдруг заклинание, которое ее сковывало, просто само по себе перестало действовать… Сходи за мечом и доспехами, а я тем временем тоже переоденусь для прогулки.

— Куда мы пойдем?

— Все так запутано, что мне необходимо посоветоваться с одной местной вещуньей. Поторопись, я тебя подожду.

Вакар ушел, а когда вернулся в плаще с капюшоном, наброшенным на шлем, то обнаружил совсем другую Порфию. Красивые сапожки из бычьей кожи выглядывали из-под короткого походного плаща. Капюшон был надет на голову, как и у него, а шарф скрывал лицо до самых глаз.

Порфия проводила Вакара до ворот, где он вынул факел из железной петли на стене. Королева повела принца на запад от дворцовой площади по лабиринту вонючих переулков, куда не проникал даже свет звезд.

Наконец она остановилась у одной из дверей и постучала условным стуком. Они подождали. Вскоре дверь на старых несмазанных петлях отворилась.

Маленькая согбенная старушка предложила им войти. В темноте был виден только ее огромный клювовидный нос, торчащий из-под капюшона. Единственная сальная свеча едва освещала захламленную и пропахшую плесенью комнатушку. На трехногом столике — одна ножка была сломана и кое-как починена — лежал папирус с иероглифами.

Вещунья что-то пробубнила под нос и свернула папирус.

— Господин Вакар, это моя старая подруга Чарсела, — произнесла Порфия. — Ей не надо представлять тебя, она сама узнает всю твою подноготную с помощью оккультного мастерства.

Вещунья подняла голову, и Вакар увидел огромные блестящие темные глаза и крючковатый нос.

— Ты знаешь, — дрожащим голосом произнесла старая карга, — а ведь я не могу тебе ничего сказать об этом молодом человеке. Словно какая-то стена с самого рождения охраняет его от магии. Я лишь вижу, что он пусадец, возможно, очень знатный, и что он по натуре спокоен и склонен к наукам. Однако среда, в которой он вырос, превратила его в грубого хищника и искателя приключений. Впрочем, не надо быть магом, чтобы это понять, — достаточно приглядеться к нему хорошенько. Ну подойди, дитя, признайся, что понадобилось тебе на этот раз. Опять приворотное зелье, чтобы удержать твоего ветреного зубоскала?

— Нет, нет, — поспешила отмахнуться Порфия и рассказала о необыкновенном происшествии со змеиным троном.

— Ха! — Чарсела вытащила из кучи скарба медный ковшик, наполнила водой и поставила на стол, после чего зажгла вторую свечу и воткнула в маленький металлический подсвечник. Порывшись среди хлама, колдунья нашла небольшой кувшин с чем-то жидким и капнула в ковшик. Словно искры брызнули во все стороны отблески пламени. Чарсела убрала кувшин и села у противоположного края стола, напротив свечи, чтобы видеть отражение огня в воде.

Долго просидела так вещунья. Вакар, стоя спиной к двери, слегка изменил позу и при этом ненароком лязгнул мечом. Порфия укоризненно посмотрела на него. Где-то среди хлама зашуршала мышь, во всяком случае, Вакар надеялся, что это мышь. Взгляд его с неподвижной знахарки переместился на огромного паука, плетущего на потолке тенета. Наконец раздался писклявый голос вещуньи:

— Очень странно. Я вижу лишь смутные силуэты, все как в тумане, ничего не разобрать. Поверьте моему опыту, здесь замешана могучая магия. Попытаюсь еще раз…

Она снова капнула из кувшина и снова умолкла. В сиянии свечи Вакар видел отрешенность на ее лице. И тут за его спиной с треском распахнулась дверь.

Вакар увидел, как ведьма и Порфия вскинули головы и испуганно воззрились на того, кто стоял за его спиной. Когда же он оглянулся сам, на его шлем обрушился удар чудовищной силы. Вакар упал на стол, тот с грохотом опрокинулся. Ковш и свеча полетели на пол, Чарсела и Порфия завизжали.

Вакар оказался на четвереньках. Голова кружилась, в глазах было темно. Он вскочил на ноги и схватился за рукоять меча. Клинок выскользнул из ножен как раз вовремя, чтобы парировать очередной удар сплеча, нацеленный в голову принца. В свете второй свечи он увидел троих мужчин, ворвавшихся в комнату. Все они были в масках.

Глава 6

Вакар атаковал ближайшего — того, чей удар он только что парировал. Человек в маске отскочил, но при этом поскользнулся в луже воды из опрокинутого ковшика. Прежде чем он успел восстановить равновесие, меч Вакара опередил неудачную попытку противника защититься и погрузился глубоко в складки его одежды. Принц почувствовал, как острие вонзилось в плоть.

— Чарсела, уведи ее отсюда! — закричал Вакар, не поворачивая головы.

Раненый схватился за бок свободной рукой и упал. Сквозь его хрип Вакар смутно различил увещевания колдуньи и протесты Порфии, услышал, как отворилась дверь черного хода, а затем хлопнула. Тем временем остальные убийцы вовлекли Вакара в схватку. Спотыкаясь о всякий хлам и лязгая мечами, они нападали с двух сторон на принца и стали теснить его в угол.

Вакар отчаянно защищался. Будь у него щит, он бы справился с ними, отбиваясь левой рукой, но он не решался нагнуться за стулом ведьмы, чтобы воспользоваться им вместо щита.

Вместо этого он сунул руку за пазуху и вытащил отравленный кинжал, который уже спас ему жизнь этой ночью. «Может быть, яд и потерял свою силу, — подумал он, — но хоть отвлечет ненадолго». Он метнул кинжал в того, кто был пониже ростом.

Человек в маске увернулся, но нож все-таки задел его рукоятью и, не причинив никакого вреда, полетел на пол. Тем не менее внимание убийцы было отвлечено, и даже его напарник на миг перевел взгляд на летящий клинок.

Не теряя времени даром Вакар бросился вперед, и его яростный натиск увенчался успехом — острие меча вонзилось в горло высокого убийцы. И тут Вакар почувствовал сильный толчок, а затем жгучую боль — на его правой руке появился порез. Коротышка, который присел, увертываясь от кинжала, вновь воспрял духом и замахнулся на лорска мечом.

Вакар, выдергивая клинок из горла долговязого, заметил краем глаза, что последний враг обратился в бегство, не дожидаясь, пока принц нанесет ему удар. Долговязый выронил меч и схватился за шею; в горле у него заклокотало, и он повалился на пол. Человек, которого Вакар ранил первым, ковылял к выходу. Убийца, оставшийся невредимым, ударом ноги отшвырнул его в сторону и метнулся за дверь.

Вакар перепрыгнул через труп и кинулся к раненому, намереваясь покончить с ним одним точным ударом.

— Пощады! — закричал убийца, поднимаясь с пола.

В драке с его лица слетела маска. Меч Вакара, занесенный над головой врага, замер в воздухе: лицо показалось Вакару знакомым. Приглядевшись, он убедился, что перед ним Абеггу из Токалета, чужеземный приятель Тьегоса. На злополучном ужине во дворце Абеггу был одним из гостей.

— Очки Лира! — вскричал Вакар. — Что ты здесь делаешь? Клянусь, тебе будет непросто вымолить пощаду.

Абеггу заговорил с запинками и сильным акцентом:

— Т-т-тьегос сказал, что мы д-должны с-сорвать заговор против королевы. Он н-не… не упомянул, что это к-касается тебя, а когда я узнал, было слишком п-поздно требовать объяснений.

— Тьегос? — Вакар наклонился, чтобы сорвать с мертвеца маску.

Действительно, он заколол Тьегоса, бывшего любовника королевы Порфии.

Принц Вакар присвистнул: либо Тьегос участвовал в заговоре со змеиным троном, либо распалился от ревности и подговорил двух дружков, чтобы покончить с чужаком. К счастью, они не знали, что у Вакара шлем под капюшоном — иначе бы душа лорска сейчас скиталась в поисках новой инкарнации.

Он посмотрел на раненую руку. Кровь все еще текла, пальцы слушались плохо. Хижина была пуста: Чарсела увела Порфию через черный ход.

— Ну что ж, — сказал Вакар, — впервые в жизни меня пытались убить за пение. Что еще ты знаешь обо всем этом?

— Ничего, господин. Стыдно признаться, но, когда змея ожила, я сбежал вместе с остальными. Мы с Тьегосом отправились ко мне домой, в хижину неподалеку от дворца, чтобы распить мех вина, успокоить нервы и собраться с мыслями. Потом Тьегос опять пошел во дворец, а чуть позже, когда я ложился спать, вернулся с каким-то незнакомцем. Велел мне скорее взять меч и идти с ним. — Абеггу судорожно сглотнул.

— Продолжай…

— Я… Я не умею пользоваться этой штукой — мы, гамфазанты, народ мирный. Я ношу меч только как украшение. Когда мы сюда вошли, они толкнули меня вперед, чтобы я первым нанес удар. Хорош друг, не правда ли? Как некрасиво получилось… Хоть бы в Токалете никогда об этом не узнали. А что, это действительно заговор против королевы?

— Нет, если только Тьегос сам его не устроил. Возможно, я поступаю глупо, отпуская тебя, но не могу же я хладнокровно зарубить того, кто пришел с края света, чтобы изучать философию. Ступай, но если снова попадешься мне на пути… — Вакар приподнял меч, и Абеггу, сгибаясь от боли, поспешил прочь.

Вакар направился вслед за ним и выглянул за дверь, но кроме раненого гамфазанта никого не увидел. Если соседи и слышали лязганье оружия, то благоразумно приберегли свое любопытство до лучших времен.

Что теперь делать — возвращаться во дворец? Принцу очень нравилась Порфия, но он не был уверен, что она совладает со своими чувствами, узнав, что он убил ее любовника. Может, королева прикажет его казнить, а потом раскается, но это не вернет ему головы, которая будет к тому времени гнить на пике над дворцовой стеной.

Нет, лучше всего поскорее уехать отсюда. Он в последний раз глянул на труп, спрятал кинжал и поспешил прочь.

У берега Седерадо он обнаружил «Дайру». Фуал спал с мечом в руке, прислонившись к мачте спиной. Когда Вакар подошел, слуга проснулся и вскочил на ноги.

— Господин, днем на борт поднялись какие-то люди. Они сказали, что посланы королевой, и перерыли весь груз. Мне с ними было не справиться — уж больно силы неравны. Но вряд ли они украли много.

— Не беспокойся, — криво улыбнулся Вакар. — Мы сейчас же выходим в море. Помоги-ка перевязать руку и отчалить.

— Господин, ты ранен? — Причитая, Фуал поспешил найти сравнительно чистую тряпку. Рана была примерно три дюйма длиной, но неглубока.

Вакар велел слуге замолчать. Вскоре они изо всех сил работали веслами, уводя «Дайру» от мола. Ставя парус, они перепутали тросы, и корабль зачерпнул воды. Они пошли на восток; Вакар кое-как рулил одной рукой, а Фуал вычерпывал ведром из трюма воду.

— Я не вижу у причала черной галеры Квазигана. Она что, ушла? — спросил Вакар.

— Да, господин, недавно. В сумерках я видел, как несколько человек в спешке перебрались с пристани на борт. Громадную обезьяну я узнал по фигуре даже в темноте. Они немного задержались — капитан отправил людей на берег, чтобы вытащить своих гребцов из кабака, — а потом отчалили и исчезли в бухте. А что случилось во дворце?

Вакар рассказал Фуалу о происшедшем.

— Если я правильно запомнил уроки старого Рина, которые он втемяшил мне в голову, когда я был мальчишкой, то по пути нам встретятся еще один-два острова, а потом мы доберемся до материка Евскерии. На каком языке там говорят?

— На евскерийском, господин. Это сложный язык, но я знаю несколько слов. В свое время мне довелось пожить в Гадайре, — я ждал, когда меня продадут.

— Эх, вот был бы закон, чтобы всем людям говорить на одном языке! Как в старину, если верить мисрам. Очень жаль, что нельзя было отрезать Срету голову и сохранить ее живой — она бы переводила, как голова легендарного Бранга. Выкладывай все, что знаешь о евскерийцах.

Остаток ночи Вакару не давала спать рана на руке.

На следующий день справа по борту исчезло из виду огуджийское побережье, а позднее впереди показался второй большой остров. «Дайра» до вечера шла вдоль его берега, пока Вакар не заметил в небе зловещую дымку. Тучи неумолимо надвигались.

— Будь мы возле Лорска, я бы предположил, что скоро налетит ураган.

— Господин, может, нам забраться в какой-нибудь грот и переждать, пока минует гроза?

— Да ты спятил! Мы же зеленые новички в навигации, обязательно разобьем о скалы наше жалкое суденышко.

Эта ночь, как и предыдущая, обошлась без приключений, не считая того, что у Вакара из-за непрерывной качки разыгралась морская болезнь. Рука болела еще сильнее, хотя он сменил повязку и промыл рану. Попутный ветер дул на юг, так что от них требовалось лишь удерживать «Дайру» на курсе, чтобы она не врезалась в темный берег.

В серый рассветный час Фуал глянул за корму и закричал:

— Господин, смотри! Это же черная галера!

Вакар похолодел. Галера ползла по их следу, как огромное насекомое. На мачте вздувался маленький квадратный парус, а весла равномерно поднимались и опускались. У Вакара еще оставалась надежда, что это не корабль Квазигана, но через несколько минут галера приблизилась, и он убедился в правоте Фуала, даже различил силуэт Нжи — обезьяночеловека — на баке. Вакар вполне обоснованно заподозрил, что намерения у людей на галере враждебные, и вскоре обезьяночеловек подтвердил его опасения, достав гигантских размеров лук. Огромная стрела просвистела и упала в воду в нескольких футах от кормы. Квазиган и маленький Йок стояли на баке рядом с Нжи.

— Это знак остановиться, господин.

— Я знаю, дурак! — вспылил Вакар, глядя на галеру, неуклонно настигающую их судно.

Он недоумевал, как удалось Квазигану их выследить. Должно быть, здесь замешана та самая могущественная магия, о которой говорила Чарсела. Уж не Квазиган ли проделал диковинный фокус со змеиным троном?

Но зачем этому странному чужеземцу гоняться за Вакаром Зу? Кто выиграет от смерти лорска? Возможно, его брат, но кто еще? Вакар ищет вещь, которую больше всего на свете боятся боги, и пытается тем самым предотвратить подлое вторжение горгон в Лорск. Следовательно, желать ему зла могут либо боги, либо горгоны, либо те и другие вместе.

— Господин, — сказал Фуал, — а вдруг нас преследует великий волшебник? Может, лучше сразу сдаться? А то мы лишь разозлим его, если будем удирать.

— Ах ты, трусливый кролик! Погоня ведь только началась. Я точно знаю, что смертоносные чары на таком расстоянии не действуют. К тому же ветер сейчас штормовой, палуба качается, а волшебство требует тишины и покоя.

— А я все-таки боюсь, господин, — пробормотал Фуал. — Спаси меня, умоляю!

Вакар отпустил крепкое словечко насчет малодушия своего слуги и попытался вспомнить хоть что-то о горгонах. Вроде бы говорили, что их колдуны способны заморозить человека на расстоянии, парализовать его неким способом под названием «медуза». Что такое «медуза», Вакар не знал, но был уверен: имея дело с горгонами, надо в первую очередь от них отворачиваться. А что касается богов…

Вакар устремил взор к низким небесам и потряс кулаками. «Коли вам нужна война, — мысленно произнес он, — вы ее получите!» В тот же миг на севере загрохотал гром. Ветер сменился на западный и значительно окреп. По палубе забарабанил дождь.

Над волнами пронесся еле слышный голос Квазигана:

— Принц Вакар! Ложись в дрейф…

— Иди сюда, спрячься, — крикнул Вакар Фуалу.

Сам Вакар скорчился под прикрытием уступа полуюта, удерживая руль поднятой рукой. От стрел Нжи его защищала высокая корма.

Второй оперенный посланец Квазигана пролетел так близко от принца, что свист был слышен сквозь вой ветра, и впился костяным наконечником в палубу. Вакар произнес:

— Пока не высовываемся. Им нас не достать…

— Господин, прошу извинить, — Фуал рискнул на миг поднять голову над полуютом, — но они уже совсем рядом.

— Проклятье.

Если они догонят «Дайру», надеяться будет не на что. Квазиган либо застрелит их, либо утопит, протаранив «Дайру». Он назвал Вакара принцем, а значит, Вакару не удалось провести этого хитреца.

Вакар приподнялся, ладонью заслонил глаза от дождя. Действительно, темный нос преследующего корабля подкрадывался к левому борту «Дайры».

Вакар нащупал меч. Он не испытывал романтического порыва перепрыгнуть на борт галеры и расправиться с врагами с помощью Фуала. Даже если он одолеет одного или двух матросов, это ничего не решит: он не сможет сражаться одновременно с несколькими воинами с мечами, отбивать удары дубины обезьяночеловека и избегать магических заклятий горгона Квазигана.

Форштевень галеры приближался, бронзовый таран выступал из воды всякий раз, когда корабль встречал волну. Вакар потянул кормило вправо, направляя «Дайру» к югу от берега. Судно опасно накренилось, но, несмотря на риск, галера в точности повторила его маневр.

Ветер все крепчал, а дождь уже казался сплошной молочно-белой стеной из струй, которые низвергались с небес, и поднятых ими брызг. У «Дайры» окунулся в воду левый планшир и нок нижнего рея. Вакар не сомневался, что судно вот-вот опрокинется.

— Помоги мне! — крикнул Вакар Фуалу, они вместе налегали на кормило, пока судно не привелось к ветру. Мачта трещала, тонкие реи яростно хлестали по вантам и талям, но, по крайней мере, «Дайра» теперь не кренилась.

— Можешь отпустить кормило, — сказал Вакар. — Посмотри-ка на галеру.

Фуал повернулся лицом к корме и тут же доложил:

— Не получается, господин.

— Что не получается?

— Посмотреть на галеру. Ничего не вижу, будто фонтан бьет в лицо.

Вакар, держась за руль, разглядел ненамного больше. Они держались намеченного курса, и у Вакара замирало сердце — он ждал, что вот-вот таран врежется в их беззащитное днище. Когда шквал ослаб, Вакар повернулся и еще раз глянул за корму.

И не увидел галеры.

Душа его вмиг воспрянула — он подумал, что преследователи опрокинулись и затонули. Но, приглядевшись повнимательнее, он увидел вдалеке большой черный корабль. Галера явно шла к берегу, волны перехлестывали через ее борт. Вакар удивился, но вскоре понял, что матросы борются за спасение своего корабля.

— Почему они нас больше не преследуют? — спросил Фуал.

— Не выдержали шквала. Галера с низкими бортами еще меньше приспособлена к штормам, чем наше суденышко. Видно, шкипер решил взяться за ум и переждать грозу под защитой берега.

— Хвала богам! Совсем как в той поэме, когда твой любимый герой Врир победил всех и… как там, господин?

Вакар продекламировал:

Галера скрылась из виду за нависающим берегом и пеленой дождя. Вакар держал прежний курс. Боль в раненой руке волнами прокатывалась по всему телу. Борьба с кормилом вновь вызвала кровотечение. Промокший и измученный, он гадал: «Неужели слабая надежда спасти Лорск от горгон стоит хотя бы тысячной доли моих мучений?»

Весь день лил дождь. Но шквалы, едва не потопившие «Дайру» и ее преследователей, прекратились. Ветер немного унялся; теперь он дул с севера, и Вакару пришлось вести корабль неудобным галсом, чтобы его не сносило к югу, в открытое море. Ночью он спал урывками и видел кошмары, а рассвет встретил с лихорадочным жаром в теле, но с ясной головой. Рука невыносимо болела, и при малейшем движении ею принцу приходилось сжимать зубы, чтобы не закричать.

Дождь поутих, а ветер посвежел. Тучи истончались, и, наконец, проглянуло солнце. Вакар окинул взором горизонт и замер в ужасе, с отвисшей челюстью: милях в двух ветер надувал маленький парус галеры.

Вакара охватило отчаяние. Если Квазиган выслеживает его с помощью магии, то от погони ни за что не отделаться. Принц еле на ногах стоит — где ему драться с численно превосходящим противником?

Он из последних сил попытался рассуждать здраво. Где-то впереди, за океаном, лежит материк, и, по рассказам Рина, от материка на юго-восток протянулся полуостров Дзен. Следовательно, если взять правее, как раз по ветру, то можно добраться до материка. Шансы, конечно, ничтожные — не видя земли, заблудиться проще простого. На звезды и солнце надежды мало — небо сплошь затянуто тучами. Если ветер задует на восток, то «Дайру» унесет в открытое море, и Вакар этого даже не заметит. А так — корабль пойдет быстрее, и прекратится эта мучительная качка…

Вакар потянул кормило влево. «Дайра» дала крен на правый борт. То же самое сделала и галера.

Проходили часы. Остров исчез из виду, а галера приближалась, хотя при такой высокой волне толку от весел почти не было.

— Ах мы, несчастные! — причитал Фуал. — Никогда не вернемся домой, не увидим друзей. На этот раз нам точно конец.

— Заткнись! — рявкнул Вакар. Фуал тихонько заскулил, обливаясь слезами.

Вечером прямо по курсу показалась земля. Подведя «Дайру» ближе к берегу, Вакар увидел лесистые склоны холмов, а в туманной дали проглядывали голубые кряжи. «Уж не атлантийская ли это гряда, о которой ходят зловещие слухи?» — подумал он.

Галера приблизилась к Дайре почти на полет стрелы.

— Как теперь собираешься поступить? — спросил Фуал.

Вакар пожал плечами:

— Не знаю. Что-то я совсем ничего не соображаю…

— Дай-ка я потрогаю твой лоб, — предложил Фуал, а затем воскликнул: — Еще бы, господин! Ты же совсем больной. Я обязан переправить тебя на берег, приложить к ране распаренный навоз, чтобы вытянуть яд…

— Если доберусь до берега, сам позабочусь о ране.

Берег все приближался, но и галера не отставала.

— Буруны! Мы сейчас разобьемся о рифы! — закричал Фуал.

— Я знаю. Собери вещи, чтобы были под рукой, и будь готов спрыгнуть с носа, когда врежемся в берег.

— Будет слишком поздно, галера протаранит нас прежде, чем мы доберемся до берега.

— Делай, что я сказал! — рявкнул Вакар, пристально глядя вперед.

Обернувшись, он понял, что галера действительно может настичь их раньше, чем они подойдут к бурунам. Вакар вцепился в кормило, будто это могло добавить необходимый узел и спасти их от преследователей.

Галера была уже совсем рядом. Вакар слышал, как кормчий понукает гребцов. Впереди, всего в двух десятках локтей от берега, показалась линия скал. Огромные волны разбивались о них, поднимая фонтаны брызг, а затем, присмирев, накатывались на берег. Если удастся провести маленький корабль между рифами, то появится надежда убежать. Если же «Дайра» наскочит хоть на один риф, Вакар с Фуалом утонут, как мыши.

Раздался треск. Заостренный форштевень галеры ударил в корму «Дайры», и Вакар едва устоял на ногах. Фуал с истошным визгом свалился на палубу, сделал кувырок и сел. За свистом ветра, грохотом волн и криками людей на галере Вакар пытался услышать шум воды, рвущейся в пробоину «Дайры».

Утвердившись на ногах, он поглядел вперед. Их несло прямиком на каменную глыбу. Вакар налег на кормило. Заскрипела мачта, раздался треск обшивки — «Дайра» задела препятствие. Вакар понял, что судно оседает на корму. Тем временем галера освободила таран, и гребцы изо всех сил заработали веслами, уводя ее от рифов.

— Приготовься! — крикнул Вакар слуге, который в ужасе лепетал что-то нечленораздельное.

Затем палуба дернулась под ногами принца, и корабль врезался в берег. Вакара швырнуло вперед, но он удержался, схватившись за мачту. Поднырнув под нижний рей, Вакар обнаружил, что Фуал сорвался с бака и теперь по колено в воде с плеском выбирается на берег, напрочь забыв про мешок с пожитками.

С проклятьем, способным поразить ареморийца на месте, Вакар швырнул мешок на берег и сам прыгнул в воду. Боль, как от раскаленной докрасна бронзы, пронзила его руку. Подхватив мешок здоровой рукой, он настиг Фуала, вручил ему свою ношу, а затем ударил по лицу тыльной стороной ладони.

— Я тебе покажу, как бросать хозяина! — прокричал он. — А ну, пошел!

Пошатываясь, Вакар поднимался по травянистому склону прибрежного холма. На вершине он оглянулся — галера все еще держалась в отдалении от рифов, а «Дайра» лежала кверху килем на песчаной отмели.

Парус ее намок, вода свободно вливалась и выливалась в огромные пробоины. Не похоже было, что на галере собираются спустить шлюпку. Вакар немного успокоился — пройдет некоторое время, прежде чем Квазиган отыщет не столь опасное место для высадки десанта.

Вакар повел заплаканного Фуала вверх, а потом вниз по склону холма. Когда море скрылось из виду, они повернули влево и двинулись вдоль берега.

Они брели около часа и вдруг замерли: из-за холма донесся яростный лай и рычание. Уж не врага ли преисподней охраняет эта злющая псина? Путники взялись за мечи и двинулись вперед, и за перевалом обнаружили диковатого на вид пастуха в овечьих шкурах, как попало обмотанных вокруг тела. Одной рукой он сжимал деревянную дубину с толстым концом, усаженным каменными шипами, а другой — поводок огромной собаки. Зверюга рвалась с поводка, мечтая растерзать пришельцев в клочья. На заднем плане сбились в кучу блеющие овцы.

Вакар поднял руки, а пастух закричал.

— Что он говорит? — спросил Вакар.

— Чтобы мы убирались, иначе он спустит собаку.

— Спроси у нашего гостеприимного друга, нет ли тут поблизости селения.

Фуал заговорил на ломаном евскерийском. Повторив вопрос несколько раз, добился, что пастух махнул дубиной и буркнул:

— Сэндью.

— Это деревня, — пояснил Фуал.

— Скажи ему, что там, откуда мы пришли, лежит на берегу разбитый корабль, и он может делать с ним все, что хочет.

Когда чужеземцы скрылись из виду, пастух собрал овец и погнал на юг вдоль берега.

В руке Вакара полыхала боль, какой он еще в жизни не испытывал. Он пробормотал:

— Клянусь, Фуал, я больше никогда не буду смеяться над чужими хворями, — пробормотал он.

Тут все закружилось перед его глазами, и он потерял сознание.

Глава 7

Вакара Зу разбудил шум за окном. Принц лежал на грубой кровати в углу бревенчатой хижины, — казалось, она битком набита детьми и собаками.

Дверной проем в одной из стен хижины был закрыт кожаным пологом. Окна отсутствовали. На стене висел хозяйственный инвентарь: рыбацкий гарпун с акульими зубами, мотыги из раковин огромного моллюска, деревянные серпы, усаженные тонкими осколками кремня, и тому подобное. За стеной напротив входа подавала голоса домашняя скотина. Это навело Вакара на мысль, что стена — всего лишь перегородка между жилищем людей и хлевом. В комнате коренастая селянка работала за ткацким станком, который мерно постукивал под собачий лай и детские крики. В доме стоял густой — хоть топор вешай — запах пота.

Фуал сидел рядом на грязном полу. Вакар поднял голову и понял, что слаб, как пожухлая трава.

— Где я? — спросил он.

— Мой господин, ты пришел в себя? Хвала богам. Ты в хижине Джутена, селянина. Это деревня Сэндью.

— Как я сюда попал?

— Господин, в пути у тебя помрачился рассудок. Мы остановились у первой приличной на вид хижины, и ты представился Джутену императором мира, а еще велел ему возглавить твои колесницы и атаковать горгон. Он, конечно, ничего не понял, но я, как смог, втолковал ему, что ты больной путешественник и тебе нужно полежать несколько деньков. Джутен не больно-то радушен, но я поделился с ним нашими запасами, и он скрепя сердце уступил.

Фуал брезгливо приподнял верхнюю губу и обвел взглядом комнату.

— Конечно, господин, эти люди нам не ровня, но от добра добра не ищут.

— И давно это было?

— Позавчера. — Фуал потрогал лоб Вакара. — Лихорадка тебя отпускает. Не желаешь ли супа?

— Еще бы! Я голоден, как медведь по весне. — Вакар шевельнул правой рукой и поморщился. Но все-таки он чувствовал себя лучше, чем раньше. Фуал принес бульон в чаше из тыквы.

На закате Вакар познакомился с женой Джутена — толстухой на сносях. Прибираясь в доме, она втянула его в разговор. Ее нисколько не смущало, что они располагали всего лишь десятком слов для общения, так что весь вечер Вакар болтал без умолку. Ему казалось, что они понимают друг друга.

Местные жители, атлантийцы, были рослыми и светловолосыми, с круглыми как арбуз головами. Судя по их виду и запаху, они никогда не мылись. Девушка, работавшая за станком, оказалась старшей дочерью Джутена. Вакар так и не сумел запомнить всех детей по именам — усвоил только, что маленькую шестилетнюю девочку зовут Атсе. Ему нравилось показывать ей на вещи и спрашивать, как они называются. Она отвечала, считая это занятие игрой, а его ошибки — очень забавными шутками. К ночи он основательно пополнил свой словарь домашнего обихода.

Пришел Джутен — крепко сбитый и сутулый, с морщинами на лице, скопившими уйму грязи. Без особой симпатии взглянул на Вакара и спросил на ломаном гесперийском:

— Господин, вам лучше?

— Да, спасибо.

На ужин подали большой каравай ячменного хлеба, молоко и незнакомый золотистый фрукт под названием «апельсин». Джутен с виноватым видом показал на кувшин в углу.

— Пиво еще не созрело.

На другой день Вакар уже настолько пришел в себя, что смог ходить, и опять занялся с Атсе. Он показывал ей на все подряд, то и дело перебивал и требовал разъяснений. Потом девочка заскучала и ушла, но зарядил дождь и загнал ее в дом.

— Что ты делаешь, когда скучно? — спросил Вакар, сбривая трехдневную щетину бронзовым лезвием.

— Иду с ребятами играть или в гости к хвостатой даме.

— К кому?

— К даме с хвостом. Она живет на холмах, вон там. — Атсе показала на восток. — Я ее вот этим вызываю.

Девочка взяла крошечный свисток на бечевке из травяных волокон, висевший у нее на шее, и дунула.

Вакар ничего не услышал.

— Как же она узнает, что ты ее зовешь? Ведь нет никакого звука.

— Нет, звук есть. Волшебный звук, только она его слышит.

Вакар дунул и сам, но тоже без результата, не считая того, что две собаки в хижине дружно завыли. Позже, когда Атсе опять ушла, Вакар спросил у жены Джутена про хвостатую женщину.

— Это тебе Атсе рассказала? — вскричала женщина. — Да я с нее шкуру спущу!

— За что? У многих детей есть воображаемые друзья по играм…

— Кто воображаемый? Хвостатая стерва? Она — сатир из Атлантиса. Поселилась эта тварь тут неподалеку и заставляет наших детей красть для нее еду. Мужчины искали ее с собаками, но те не берут след из-за колдовства.

Вакар, понявший лишь половину из сказанного женщиной, почувствовал усталость и решил отложить разговор о сатире до утра. В тот вечер, после ужина, Джутен пробормотал, что ему надо на сходку односельчан, и на закате ушел из дому. Вакар спал, пока его не растормошил Фуал.

— Мой господин! — Слуга дрожал от волнения и страха. — Надо бежать или нас убьют.

— Что? Ты спятил?

— Я был на сходке, подслушал, о чем они говорили. Решали, что с нами делать. Эгон, староста, доказывал, что нас надо убить.

— Очки Лира! За что?

— Если судить по тому, что мне удалось разобрать, они считают всех чужеземцев злодеями и полагают, что наше имущество очень пригодилось бы деревне. Хуже того, шаман уверял, что обеспечит деревне целый год спокойной и сытой жизни, если принесет нас в жертву богам, а жертвоприношения у них сопровождаются пытками. Шаман сказал, что боги являлись ему во сне и требовали нашей крови. Джутен и еще двое-трое селян заступались за нас, но остались в меньшинстве.

— Что затеяли эти мерзавцы?

— Они подождут, пока мы уснем, и ворвутся сюда. Открыто напасть не рискнут — мечей боятся.

Вакар глянул через дверной проем на жену Джутена — толстуха как ни в чем не бывало молола ячмень на ручной мельнице. Принц задумчиво покрутил ус, решил, что она не понимает лорскую речь, и спросил:

— Все наши вещи в мешке?

— Почти, господин. Остальное я сейчас уложу.

Вакар встал, потянулся и надел плащ. Затем он склонился над кроватками детей, высматривая Атсе. Ее единственное платьице было скомкано и лежало под головой вместо подушки. Вакар осторожно вытянул его и нашел крошечный свисток. Некрасиво обворовывать ребенка, но что поделаешь? Он положил свисток в суму и сказал жене Джутена:

— Прошу прощения, госпожа, мы пойдем прогуляемся.

— А ты достаточно окреп для этого, господин? — спросила она, поднимаясь, чтобы уступить им дорогу.

— Думаю, да. Спасибо.

Вакар пошел впереди, Фуал семенил следом с мешком за спиной. Перед тем как свернуть за угол хижины, они услышали оклик женщины:

— Господин, а зачем ты взял вещи, ты что, уходишь?

Сделав вид, что не слышит, Вакар нырнул в проход между домом Джутена и соседским и направился на восток. Они миновали два сарая, обогнули свинарник и загон для коней и пошли напрямик через вспаханное поле. Под сапогами чавкала топкая земля. Вакар был очень слаб, рука болела, но в остальном он чувствовал себя вполне сносно.

— Я здесь ничего не знаю, — пробормотал Вакар. — Ты успел разведать путь?

— Нет, господин. Я тоже почти не выходил из дому, лишь раза два прошелся по главной улице. А куда мы идем?

Вакар рассказал о женщине-сатире и добавил:

— Не знаю, существует ли она в действительности или только в суевериях селян, но я на всякий случай прихватил свисток малышки. Может быть, хвостатая дама согласится нам помочь, как друг третьего типа.

— Третьего типа? Господин, я и не подозревал, что друзья бывают нескольких типов.

— Есть друзья, есть друзья друзей, а есть враги врагов. Похоже, она относится к последним. — Вакар дунул на пробу, и тотчас деревня откликнулась взрывом лая.

— Мой господин, больше не делай так, ради богов! — взмолился Фуал. — Должно быть, эта штуковина издает какой-то звук, хотя простой смертный его не слышит. Ты добьешься лишь того, что эти демоны погонятся за нами по пятам. — Он оглянулся на деревню и крепко обругал туземцев по-ареморийски.

Поля остались позади. Двое беглецов молча брели по некошеным лугам, пробирались среди низкого кустарника. Сияли звезды, но ущербная луна так и не появилась. Где-то на холмах ревел лев. Когда путники свернули в балку меж невысоких склонов атлантийского предгорья, Фуал неожиданно спросил:

— Господин, ты слышишь?

Вакар остановился. Позади раздавались далекие голоса и лай. Обернувшись, он заметил тусклое мерцание многочисленных факелов. Должно быть, селяне все-таки решили поохотиться на беглецов с собаками.

— Надо спешить! — У Фуала стучали зубы.

Вакар внял совету. С одним-двумя селянами он бы легко справился, но сейчас за ним гналось все мужское население Сэндью — крепкие селяне, вооруженные каменными топорами, рогатинами и вилами и осмелевшие благодаря своему численному превосходству. Если дойдет до схватки, даже верный меч не спасет Вакара.

Он снова дунул в свисток, но ничего не произошло. Они брели, изредка останавливаясь перевести дух. Шум погони все приближался. Когда взошла луна, Вакар повернул на восток, надеясь, что на сильно пересеченной местности легче скрыться от преследователей.

— Господин, — плаксиво произнес Фуал, — зачем ты меня взял в этот ужасный поход? Мы только и знаем, что спасаемся бегством, нас все время бросает из огня да в полымя. Лучше бы оставил меня прислуживать твоему брату.

— Заткнись! — Тяжело дыша, Вакар оглянулся на долину, которая наконец-то осталась позади, и отчетливо разглядел вдали цепочку огней. Он поднес к губам свисток, но Фуал вскричал:

— Молю тебя, не свисти! Это только привлечет собак.

— Они и так нас чуют, и это наш последний…

Фуал с рыданиями упал на колени и поцеловал руку Вакара, но добился лишь увесистого пинка.

— Буду свистеть! А если это не поможет, нам останется надеяться только на наши мечи. Убежать мы не сумеем, но, по крайней мере, прихватим на тот свет несколько ублюдков.

Не обращая внимания на мольбы Фуала, Вакар подул в свисток. Факелы приближались, лай звучал все громче. Вакар почувствовал отчаяние. Вдруг кто-то произнес на евскерийском:

— Кто вы и что вам нужно?

Вакар никого не увидел, но все-таки ответил:

— Мирные путешественники. Нас хотят убить жители деревни Сэндью. Мы предположили, что ты можешь нас спрятать.

— Вы не похожи на селян — ни обличьем, ни речью. А вы мне окажете взамен одну услугу?

— Какую? — Вакар живо вспомнил легенды, где люди обещали мнимым помощникам все, о чем те просили, а потом горько жалели о своей сговорчивости.

— Помогите вернуться на мою родину.

— Мы сделаем все, что от нас зависит.

— Тогда идите за мной. Но если это ловушка, клянусь, вы пожалеете.

В кустарнике на склоне холма зашевелились ветки и появилось белое пятно. Вакар двинулся вслед за ним. Краткая передышка дала ему сил, чтобы подняться на холм. Все трое: Вакар, Фуал и почти невидимый в темноте проводник — перевалили через гребень. У подножия холмов копошились люди с факелами и собаки. На том месте, где беглецы повернули, собаки остановились и сбились в кучу.

— Они что, не чуют нашего запаха? — шепотом спросил Вакар.

— Нет. Я наложила чары. Но мы еще не оторвались от погони — такая магия действует недолго.

Через час Вакар вслед за сатиром проник в пещеру на склоне холма. Вход в нее был хитроумно замаскирован растениями. Хвостатое создание растворилось во тьме, беглецов ослепил сноп искр от ударов кремня о пирит. Загорелся факел.

— Сама я огнем не пользуюсь, — произнесла их спасительница, — но заметила, что моим любовникам, которые приходят из деревни, нравится видеть то, что они делают. Для них я и держу здесь эти вещи.

Вакар присмотрелся к ней. Сатир была неотличима от человека, если не считать конского хвоста. Она была молода, курноса, с раскосыми глазами и заостренными кверху ушами. К тому же она оказалась совершенно нага.

— У тебя есть имя? — спросил Вакар.

— Да, Тираафа.

— А я Вакар. А это Фуал, мой слуга. Так что ты там говорила насчет любовников? — Вакар находил занятными повадки существ, близких к людям.

— С нами, сатирами, — сказала Тираафа, — заниматься любовью гораздо приятнее, чем с холодными и равнодушными людьми. Но, поскольку тут поблизости нет никого из нашего племени, приходится зазывать похотливых юношей из деревни. Конечно, по сравнению с сатиром любовник из человека никудышный, но на безрыбье и рак рыба.

— А где же твое племя? — спросил Фуал. — Я всегда считал, что сатиры обитают в Атлантисе.

— Обитают, но это не мой народ. Я родилась на Сатуридах, далеко к северу отсюда. Меня захватили фоворийские работорговцы и продали в Гадайре, но я сбежала и укрылась в горах. Потом отыскала племя сатиров, но те рассудили, что раз я говорю на чужом диалекте, значит, я шпионка, подосланная людьми. Они изгнали меня, побив камнями и палками. И вот я здесь…

— Хочешь вернуться на острова сатиров?

— Конечно! Вы сможете мне помочь? — Она с надеждой схватила его за руку.

Приободрившийся Фуал произнес:

— Не бойся, Тираафа. Мой господин может все на свете.

— Пожалуй, — проворчал Вакар. — Чем закончилось твое общение с Сэндью?

— Женщины пожаловались старикам, и те запретили сыновьям ходить ко мне. Когда меня перестали кормить, пришлось воровать или просить детей, чтобы носили еду. А староста поклялся убить меня.

— У нас с Эгоном примерно такие же отношения. — Вакар криво улыбнулся. — Симпатяга, ничего не скажешь. Но сейчас, похоже, мы в безопасности, так давайте ляжем спать, а утром подумаем, как быть дальше.

— Как пожелаете, — улыбнулась Тираафа. — Но, между прочим, я уже несколько месяцев не занималась любовью и ожидаю ее в награду за ваше спасение. — Ее ладони заскользили по рукам Вакара к шее, и ему сразу вспомнились ласки Били.

— Не со мной, малышка, — отстранил сатира Вакар, — я человек больной. Начни с Фуала, а завтра, глядишь, и я сдюжу. Фуал, дама жаждет любви. Позаботься об этом.

Вакар свернулся калачиком под плащом и погрузился в сон, не интересуясь тем, как его слуга воспринял этот необычный приказ.

— Нам нужно идти на север, к Гадайре, — объявил Вакар на следующее утро, деля с Тираафой ее скудный завтрак, — там я посажу Тираафу на корабль, и она вернется на родину. Ну а мы двинемся по Байтису к Торрутсейшу. Далеко ли до Гадайры, Тираафа?

Она не нашлась с ответом, поскольку народ сатиров не имел системы мер. Тогда Вакар подробно расспросил ее о том, как она добиралась от Гадайры до Сэндью. По его прикидкам вышло, что это крюк от ста до трехсот миль.

— Далековато, чтобы идти пешком, — заключил он, — особенно в стране, где селяне приносят чужеземцев в жертву своим богам. Чьих коней я видел вчера в загоне?

— Они принадлежат деревне, а значит — Эгону, потому что он хозяйничает в Сэндью вместе со своими родственниками. Они разводят этих зверей для продажи в Гадайру.

— А разве на них не пашут?

— Пашут? А что это такое?

Похоже, ни Тираафа, ни местные селяне отродясь не видели плуга.

— Надо украсть коней, это намного облегчит нам жизнь. Во-первых, отомстим старосте Эгону, во-вторых, легко оторвемся от погони, в-третьих, быстрее доберемся до Гадайры, чем пешком, в-четвертых, продадим коней, когда отпадет необходимость в них.

— А зачем тебе в Торрутсейш? — спросила Тираафа.

— Надо посоветоваться с величайшими волшебниками мира. Ты, случайно, не знаешь, кто из них самый лучший?

— Я мало смыслю в таких делах, но, когда я была пленницей в Гадайре, слышала, как хвалили Кертевана. Все мы, сатиры, немножко волшебники, и подобные слухи быстро разносятся среди нас.

Принц Вакар выглянул из своего укрытия. На лугу паслись двенадцать стреноженных коней, а молодой сторож сидел, прислонясь спиной к дереву, и кутался в черный плащ. Длинное копье с бронзовым наконечником лежало у него на коленях. С таким копьем (возможно, единственным оружием из металла на всю деревню) пастух мог отбиваться от голодного льва до тех пор, пока на его крики не подоспела бы помощь.

Вакар оглядел молодого человека холодно — без ненависти, но и без приязни. Он знал, что многие независимые селянские общины считают горожан своей законной добычей — чаще всего тому виной произвол городских сборщиков налогов, мало чем отличающихся от разбойников, с точки зрения селян. Но хоть принц и понимал, что у жителей Сэндью есть причины ненавидеть чужаков, он бы все равно не пощадил их, окажись они на его пути.

Тираафа выглянула из-за дерева и тихо позвала:

— Олик!

Сторож схватил копье и вскочил как ужаленный, а затем рассмеялся:

— Тираафа! Мне приказано убить тебя.

— Неужели ты это сделаешь? Я же люблю тебя сильнее, чем всех остальных.

— Да неужели?

— Если хочешь, докажу.

— Клянусь богами, сейчас проверю. — Олик прислонил копье к дереву и с игривым огоньком в глазах двинулся к Тираафе. Но вожделение на лице юноши сменилось изумлением, когда из-за кустов выскочил Вакар и коршуном налетел на него. Пока Олик поворачивался и набирал в легкие воздух, чтобы воззвать о помощи, меч по самую рукоять вошел ему между ребер.

Пряча меч в ножны, Вакар спросил:

— Кто-нибудь из вас умеет ездить верхом?

Тираафа и Фуал смущенно потупились.

— Ну что ж… Кони тоже не объезжены, так что по части неопытности вы с ними на равных. — Вакар вышел на лужайку, где кони прядали ушами, рвались с привязи и закатывали глаза при виде чужаков и запахе крови. Он выбрал жеребца посмирнее, погладил по холке и из веревки, которой тот был привязан, соорудил уздечку.

Несколько дней спустя перед ними открылась Гадайра. Разглядывая лес мачт и рей за низкими крышами прибрежных домов, Вакар произнес:

— Фуал, прежде чем наша милая спутница покажется в городе, кто-то из нас должен побывать там и купить ей одежду, — объявил Вакар. — Иначе она угодит в лапы первого встречного работорговца. А поскольку ты торгуешься лучше меня, тебе и ехать.

— Господин, умоляю, позволь мне пойти пешком! Я так устал, и у меня все болит после падения с проклятой лошади. Я мечтаю лишь о твердой земле под ногами.

— Пожалуйста. А заодно порасспрашивай насчет надежного капитана, ведущего свое судно на север.

Часом позже Фуал вернулся с серым шерстяным платьем и черным евскерийским плащом с капюшоном. Платье спрятало хвост Тираафы, а капюшон — ее уши. Фуал доложил:

— Я узнал, что через три-четыре дня капитан Терлас отправляется в Керис с грузом пробки и меди. Говорят, он человек слова. — Маленький аремориец помедлил, а затем выпалил: — Хозяин, отпусти меня на свободу. Я ничуть не меньше Тираафы истосковался по дому. И я обещаю позаботиться о ней, пока Терлас не высадит ее на родные дикие острова.

— Я и не знал, что ты так мечтаешь расстаться со мной, — промолвил Вакар. — Разве я плохо с тобой обращался?

— Нет, господин. Во всяком случае, не так плохо, как большинство хозяев, но ведь нет ничего лучше свободы и родного дома.

Вакар задумался. Мольба раба его тронула, поскольку он не был надменным аристократом, а бывший вор в походе показал себя верным слугой. С другой стороны, Вакара не прельщала идея искать нового надежного помощника в чужом городе. Пусть бы даже у того храбрости и силенок было побольше, чем у чувствительного труса.

— Сейчас я не могу тебя отпустить, — произнес он наконец, — мне не обойтись без твоей помощи. А Тираафа, надеюсь, способна сама позаботиться о себе. Но когда мы вернемся в Лорск, выполнив нашу миссию, я не только освобожу тебя, но и обеспечу всем необходимым для возвращения домой.

— Спасибо, господин, — уныло пробормотал Фуал.

Они нашли конскую ярмарку и продали восемь из двенадцати коней, оставив себе четырех самых выносливых. Вакар получил за лошадей много всякой всячины: слиточки серебра с вензелями тартесского короля Асизена, кулечки редких пряностей из стран, что лежат за Херу и Тамузейрой, на далеком Востоке, а еще — медные слитки и ожерелья. Фуал, глядя с нескрываемой враждебностью на коней, предложил:

— Господин, можно купить колесницу, чтобы хоть не мучиться в пути…

— Нет. Колесницы хороши для городов, мы же отправляемся туда, где вместо дорог лишь тропинки.

Когда пришло время расставаться с Тираафой, они снабдили ее провизией и проводили до самого причала. Она горячо поцеловала Вакара и молвила на прощание:

— Я всегда буду помнить вас. Вы превосходные любовники, хоть и люди. Надеюсь, капитан Терлас не уступит вам в этом отношении.

Подчиняясь порыву, Вакар отсыпал ей горсть меди и помог подняться на борт. Корабль отчалил, Фуал заплакал, а Вакар долго махал рукой на прощание. Потом они отвернулись к четырем коням, привязанным к столбику-кнехту. Вакар вскочил в новое седло и ударил коленями жеребца, которого уже успел приручить. Фуал, подражая хозяину, тоже запрыгнул на лошадь, но промахнулся и упал в грязь по другую сторону, чем вызвал хохот своего господина. Вакар бросил взгляд на море и умолк, будто его смех обрубили топором.

— Фуал, — вскричал он, — живо на коня! Галера Квазигана входит в бухту.

Несколькими секундами позже четыре коня галопом мчались по улицам Гадайры прочь от моря…

Глава 8

В ста шестидесяти милях пути вверх по Байтису лежал могущественный Торрутсейш — столица Тартесской империи и самый большой город мира, известный под многочисленными именами в разных странах и эпохах. Еще при жизни Вакара он был таким древним, что его история успела окутаться туманами мифов.

К эпохе Вакара Лорского королевство Тартессия простерлось далеко за границы Евскерии, подчинив себе множество народов: тердетанийцев, тердулийцев и даже файаксийцев, которые вовсе не имели отношения к Евскерии. Город Торрутсейш, славный на весь мир благодаря своей магии, стоял на острове посреди реки Байтис. Принц Вакар добрался к нему по прибрежной дороге, ведя на поводу двух запасных лошадей. За ним ехал Фуал. Чтобы не свалиться с седла, он держался за гриву коня. Слева от них, на широкой реке Байтис, покачивались долбленки, плоты из надутых шкур и другие разновидности речного транспорта.

У поворота на мост Вакар остановился и окинул взглядом крепостные стены и башни столицы метрополии. Внешняя стена имела форму кольца, как в Амфере, но была гораздо выше. И она, и величавые башни, выраставшие за нею, были сложены из белого, красного и черного камня, являя взору прекрасные мозаичные орнаменты. В позолоте куполов и шпилей отражалось ярко-синее евскерийское небо, в легком ветерке нехотя полоскались флаги с изображением совы — тартесским гербом.

При виде зданий в три, а то и в четыре этажа Вакар задрожал от волнения. Они бы понравились ему еще больше, если бы не приходилось поминутно оглядываться на реку в боязни увидеть на ней зловещую черную галеру. В этой части Байтис была судоходна, и Вакар не сомневался, что его враг, обладающий сверхъестественными способностями, очень скоро начнет наступать ему на пятки.

Пройдя досмотр у стражников городских ворот и подыскав себе жилище, Вакар осведомился, где находится дом волшебника Кертевана.

— Ты хочешь встретиться с Кертеваном? Лично? — спросил хозяин постоялого двора. При этом челюсть у него отвисла так, что Вакар разглядел кусочки лука-порея, застрявшие между зубами.

— Да, и что в этом такого особенного?

— Ничего, пожалуй… Вот только Кертеван не жалует обыкновенных людей вроде нас с тобой. Он первый маг короля Асизена.

Вакар поднял кустистые брови:

— Это любопытно, но я тоже не самая мелкая сошка в своей стране. Скажи мне, где живет колдун?

Хозяин постоялого двора ответил. Умывшись и немного передохнув, Вакар с Фуалом отправились в указанном направлении. Они заблудились среди улочек старой части города и спросили горшечника, медленно вращавшего гончарный круг в своей мастерской:

— Не подскажешь нам, как найти дом волшебника Кертевана?

Ремесленник с тревогой посмотрел на путников, не прекращая работы; кувшин рос в его пальцах словно по волшебству. Предположив, что горшечник не понял его ломаного евскерийского, Вакар положил руку ему на плечо и повторил:

— Я спросил тебя, где живет волшебник Кертеван. Ты не знаешь или не понял меня?

Тот пробормотал:

— Я понял тебя, но не хочу, чтобы ты пострадал по моей вине, ибо не стоит тревожить достойного архимага без веской на то причины.

— Моя причина — это мое личное дело, — раздраженно ответил Вакар. — Так ответишь по-хорошему или нет?

Тартессец огорченно вздохнул и указал дорогу.

— Можно подумать, что мы спрашиваем о пути в семь преисподних, — сказал Вакар, когда они двинулись дальше.

— Наверно, так оно и есть, господин, — пробормотал Фуал.

Обиталище Кертевана — высокая башня из красного камня — стояло посреди окруженного стеной двора. Рукоятью кинжала Вакар постучал по медному гонгу, который висел возле ворот. Когда гонг умолк, ворота с громким скрипом отворились. Вакар вошел, бросил взгляд на привратника и невольно отшатнулся, наступив Фуалу на ногу.

— Ой, — вырвалось у Фуала. — Что…

Когда Фуал в свою очередь увидел привратника, он вскрикнул и собрался бежать, но Вакар поймал его за плащ и потащил за собой. Привратник затворил ворота и молча встал перед ними. Помалкивал он по вполне уважительной причине — у него не было головы. Привратником служило безголовое тело высокого мускулистого мужчины в набедренной повязке. Вместо шеи торчал лишь обрубок, поросший редкими темными, вьющимися волосами. Пара жутких на вид отверстий неправильной формы принадлежала, вероятно, дыхательному горлу и гортани. Единственный глаз смотрел из груди у основания шеи. Широкая нагая грудь медленно поднималась и опадала. Из-под набедренной повязки торчал бронзовый меч.

Вакар во все глаза смотрел на этого необычного слугу, недоумевая, как можно общаться с тем, у кого нет ушей. Но услышало же это чудище гонг! Вакар неуверенно кашлянул, прочищая горло, и сказал:

— Меня зовут Вакар, и я бы хотел повидать Кертевана.

Безголовый направился к основанию башни. Отпер дверь большим бронзовым ключом, отворил ее и жестом предложил войти.

— Господин, может, мне лучше снаружи подождать? — пробормотал Фуал. — А то слишком уж гостеприимно встречают нас в этом преддверии ада…

— Пошли! — рявкнул Вакар, нервно хрустнув суставами пальцев.

Он вошел. Золотой луч заходящего солнца проникал через щель в стене и почти горизонтально пересекал комнату. Когда глаза Вакара привыкли к полумраку, он увидел вокруг мебель, украшенную золотом и каменьями. Но блеск драгоценностей был едва различим под изрядной толщины слоем пыли и зарослями паутины.

«Очевидно, из безголовых рабов не получаются аккуратные слуги».

Принц стоял в большой круглой комнате, которая занимала весь первый этаж башни. Винтовая каменная лестница вела на второй этаж и вниз, в подвал. Кроме двух чужеземцев и необыкновенного слуги, в комнате никого не было. Только жужжание перепуганной мухи в паутине нарушало тишину. Наверху решетка из тяжелых деревянных брусьев поддерживала дощатый пол. Вакар тщетно вглядывался в щели между половицами.

— Давай посмотрим на втором этаже, — прошептал он и, придерживая ножны, на цыпочках двинулся вверх по винтовой лестнице. За ним с ужасом в глазах следовал Фуал.

Для Вакара, выросшего в полудикой стране, лестница была загадочным новшеством и внушала страх, но это его не останавливало. Он беспрепятственно поднялся на второй этаж и замер при виде хозяина дома. На низком табурете сидел, подобрав под себя ноги и закрыв глаза, худощавый человек в мантии из блестящей материи, тоже незнакомой Вакару. Костлявые руки безвольно лежали на коленях. Перед худощавым на маленьком треножнике стояла медная чаша, в ней что-то тлело, над углями тонкой струйкой поднимался голубой дымок. Вакар шагнул к неподвижному человеку и уловил незнакомый запах.

Хозяин дома едва заметно пошевелился: всего лишь чуточку приподнял голову и слегка размежил веки. Вакар застыл на месте. Возникло неприятное предчувствие, что ему несдобровать, если эти глаза откроются полностью.

Худощавый заговорил на идеальном гесперийском:

— Здравствуй, принц Вакар из Лорска… Вакар, сын Забутира.

— Приветствую тебя. — Вакар не стал зря сотрясать воздух, спрашивая Кертевана, откуда тот узнал его имя.

— Ты пришел ко мне в поисках того, что боги боятся больше всего на свете.

— Это так.

— И ты бежишь от Квазигана, горгонского жреца Энтигты…

— Значит, он горгон? — Вакар нахмурился.

— Да, а разве ты не знал?

— Догадывался, но не был уверен.

— Так и быть, Вакар, за эти пустяковые сведения я не потребую с тебя платы. Однако чем ты собираешься заплатить мне за волшебство?

Вакар, готовый к этому вопросу, назвал сумму в унциях золота — примерно половину стоимости его товаров.

Глаза Кертевана еще чуть-чуть приоткрылись.

— Это смешно. Разве я деревенская знахарка, стряпающая приворотные зелья?

Вакар повысил цену, потом еще и еще раз, пока не предложил все свое состояние, решив оставить себе лишь крохи, чтобы добраться до Лорска. Кертеван улыбнулся уголками рта.

— Вакар Зу, я всего лишь играл с тобой. Я знаю содержимое твоей сумы до последнего пакетика пряностей, и будь у тебя втрое больше ценностей, мне бы этого было недостаточно. Я главный некромант короля Асизена, мне нет нужды промышлять обычным волшебством.

Вакар помалкивал, хмурясь и теребя ус. Через несколько секунд колдун вновь заговорил:

— Но все-таки, хоть ты и не можешь расплатиться со мной золотом, серебром и пряностями, ты способен оказать мне услугу. Поскольку я нуждаюсь в том, чего за товары не купишь.

— В чем? — спросил Вакар.

— Всем известно, что я первый маг Торрутсейша и король даровал мне исключительные права на чудотворную практику. Однако это всего лишь половина волшебного поприща, другая половина — искусство прорицания. Сейчас первый пророк города, некто Ничок, заручился покровительством Асизена во всем, что относится к ремеслу оракулов, пророков и ясновидцев. Мне бы хотелось расширить поле моей деятельности.

Вакар кивнул:

— Понимаю.

— Я придумал отличный способ, но мне нужна помощь сильного и храброго мужчины. Вкратце план таков: мой соперник Ничок подолгу лежит в трансе, и в это время его душа блуждает, исследуя мир в пространстве и времени. Если завладеть его телом, пока он пребывает в таком состоянии, душа не сможет вернуться обратно. Пригрозив уничтожить тело, я заставлю душу Ничока повиноваться моей воле.

— Ты хочешь, чтобы я украл для тебя его тело?

— Именно.

— Почему я? — с подозрением спросил Вакар.

— Потому что жители Торрутсейша испокон веков боятся волшебников, и никто из них не отважится участвовать в таком рискованном предприятии. Кроме того, мне известно, что твой раб обладает кое-какими познаниями и навыками в теории и практике воровства. Он тебе поможет.

— А что, если страх горожан вполне обоснован?

— В известной степени он имеет под собой почву. Признаю, ты рискуешь, ввязавшись в это дело, но ситуация вовсе не безнадежна. Будь я Ничоком, я бы в точности подсчитал твои шансы на успех. Как Кертеван могу лишь сказать, что преследовать раненого льва в его логове не менее опасно. У тебя есть время, пока твой друг Квазиган не прибыл в Торрутсейш. Он появится здесь завтра вечером.

Вакар молчал. Кертеван холодно смотрел на него.

— Молодой человек, я не намерен менять решение. Либо соглашайся на мое условие, либо отправляйся дальше в поисках средства против горгон.

Упоминание о горгонах придало Вакару смелости. Если Квазиган действительно из этого народа, то, значит, Сол не ошибся и Лорску следует ждать вторжения горгон.

— Я попытаюсь. Как нам действовать?

— Дождитесь темноты, а потом отправляйтесь в башню Ничока. Она похожа на эту, но поменьше и находится в другом конце города. Я дам карту.

— Как я проникну в башню?

— Есть потайной ход, о нем не ведает даже Ничок.

— Не знает? Да разве такое возможно?

— Дело в том, что пятьдесят лет назад, когда я задумал свой план, я сам построил эту башню и продал ее Ничоку. Войдя в башню через тайный ход, вы увидите опускающуюся на цепях дверь, а за ней лестницу, ведущую в подземную комнату. Там и лежит тело Ничока. С помощью колдовства я узнал, что его охраняет существо из другого измерения. Увы, я не могу сказать о нем ничего определенного.

— Гм. И как прикажешь одолеть этого стражника? С вооруженным человеком я бы попытал счастья в поединке, но с каким-нибудь десятируким демоном из другой Вселенной… А вдруг мой меч пройдет сквозь него как сквозь дым?

— Пусть это тебя не беспокоит. Твари из других измерений, обитающие в нашем мире, подчиняются законам нашей природы. Следовательно, если этот стражник материализуется в нашей Вселенной, чтобы погубить тебя, он станет в равной степени уязвим и для твоего оружия.

— Допустим… Но если душа Ничока способна блуждать отдельно от тела, откуда ты знаешь, что он не подслушивает нас сейчас?

Колдун улыбнулся:

— Мой дом — моя крепость. Края всех отверстий в этой башне обработаны соком руты и чеснока, асафетидой и прочими духоотпугивающими средствами. До темноты еще час, а ты, должно быть, проголодался. Поужинай со мной и отправляйся на задание.

Кертеван хлопнул в ладоши. Появился безголовый слуга и поставил два стула и низкий стол. Поскольку у него не было лица, Вакар не смог определить, был ли то привратник или другой.

— Господин Кертеван, у тебя необычные слуги, — сказал принц. — Ты считаешь, что без голов они послушнее? Что это за существо?

— Подарок властителя Белема. Ты знаком с Авоккасом?

— До меня лишь доходили зловещие слухи о стране Белем.

— Король Белема научился оживлять только что обезглавленные трупы путем вселения в них некой сущности. Если правильно обезглавить человека, можно залечить рану, пока тело не истекло кровью, и обзавестись слугой, более надежным и послушным, чем любой целый человек. У него лишь один недостаток по сравнению с целым человеком, таким, например, как ты, — нелегко оглядываться, имея единственный глаз на груди. У Авоккаса целая армия этих иццунегов, как их называют на языке Белема. Если судьба забросит тебя в те края, попроси Авоккаса превратить твоего раба в иццунега. Я уверен, он тебе не откажет.

— Мысль интересная, — ухмыльнулся Вакар, — но я должен учитывать мнение Фуала. Он ужасно чувствительный, его вряд ли прельстит идея остаться без головы.

— Гм… — задумчиво произнес колдун. — Видишь ли, существует три гипотезы относительно местонахождения разума: он расположен либо в голове, либо в сердце, либо в печени. Похоже, Авоккас доказал истинность первой версии. Я считаю, когда нет мозга, нет и памяти, и мыслей. Следовательно, оживляя безголового, можно не опасаться, что он…

Излагая магическую теорию, тощий старый чародей заметно оживился; тема до такой степени захватила Вакара, что он забыл о бессердечии Кертевана, о его презрении к другим людям. Принц забыл даже об угрозе, нависшей над ним самим.

Фуал дрожал не переставая. Когда появилась еда, Вакар произнес:

— Надеюсь, ты не обвинишь меня в подозрительности, недостойной гостя… Но я прошу поклясться твоими магическими способностями, что эта пища не причинит нам вреда, что она не отравлена и не заколдована.

Кертеван криво улыбнулся:

— Старик Рин — хороший учитель. Не бойся, Вакар Зу, мое угощение совершенно безвредно. Правда, даже самая лучшая пища бывает опасна, если не знать меры в еде…

— Только без уверток, пожалуйста. Клянешься? — Вакар знал: если волшебник поклянется своими магическими способностями и обманет, то эти способности его немедленно покинут.

— Клянусь. — Кертеван уткнулся в тарелку.

Башня Ничока чернела на фоне звездного неба. Хотя Вакар был предупрежден, что величиной она уступает башне Кертевана, в темноте она казалась значительно выше. Вакар и Фуал прижались к стене, окружающей ее, и прислушались. Плащи и суму они оставили у Кертевана, чтобы не таскать с собой лишней тяжести.

Из-за стены доносились звуки, и было это не топотом человеческих ног, а, скорее, шуршанием, словно чей-то чешуйчатый хвост волочился по песку. Кто-то тяжело дышал, шипя и присвистывая.

Вдали показался свет.

— Стража! — Фуал в ужасе схватил Вакара за предплечье.

— Да, но это не повод отрывать мне руку. Вспомни, что нам говорил Кертеван.

В полном соответствии с наставлениями колдуна они прижались спиной к стене и замерли. Кертеван наложил на них чары невидимости, уверив, что если они замрут и не будут шевелиться, стража их попросту не заметит.

Восемь горожан с факелами, посохами и алебардами на плечах прошествовали мимо. Вакар уловил фразу насчет цены на лук, и стража скрылась за поворотом, даже не взглянув в сторону лорска и ареморийца. Еще не успели стихнуть их шаги, а Вакар уже вел Фуала назад, к тому месту, где они только что стояли и прислушивались.

— Шесть шагов от ворот и два — от стены, — прошептал он. — Фуал, у тебя ступни как у евскерийцев, поменьше моих. Ну-ка, отмерь.

Вакар пометил место носком сапога и принялся руками разгребать землю. Когда пошла слишком твердая почва, он пустил в ход нож — водил кругами, постепенно расширяя их. Лунка быстро углублялась.

Наконец лезвие за что-то зацепилось, но это был всего лишь камень, а не бронзовое кольцо, которое искал Вакар.

По ту сторону стены необычные шаги зазвучали громче и вдруг стихли.

Нож встретил новое препятствие. На сей раз это оказалось бронзовое кольцо, покрытое толстой коркой патины. Вакар, мечтая о лопате, отгреб от него землю, затем ухватился обеими руками и потянул. Безрезультатно.

Он расчистил каменную плиту, в которую было вмуровано кольцо, и жестом призвал Фуала на помощь. Оба рванули изо всех сил, и плита с громким треском и скрежетом пошла вверх. Наконец она встала на попа, и в отверстие шириной примерно два фута посыпалась земля. Вакар поглядел в черный лаз, прислушиваясь, и сказал шепотом:

— Пошли.

Глава 9

Отверстие было таким узким, что приходилось ползти. Целая вечность прошла в кромешной мгле; у Вакара болели колени, и он уже решил, что подземный ход выведет их аккурат за другой край владений Ничока. Но неожиданно туннель закончился, и принц ударился головой.

Вакар нащупал края каменной плиты, которая преграждала выход из туннеля, собрался с силами, налег и медленно поднял. В тоннель полился тусклый свет.

Вакар просунул в отверстие голову. Единственная масляная лампа слабо освещала большую круглую комнату вроде той, что служила первым этажом в башне Кертевана. Массивная деревянная дверь была заперта изнутри на засов.

Вакар пробрался в комнату, на цыпочках подошел к двери и прислушался. Дверь была слишком толста; невозможно понять, звучат ли за ней те необычные шаги или ему только чудится. По словам Кертевана, где-то здесь должна быть дверь, за которой лежало тело его соперника-колдуна. Долго искать не пришлось — Вакар увидел на полу бронзовое кольцо, почти в точности такое же, как на первой каменной плите. Квадратная крышка люка поддалась легко, под ней принц разглядел верхние ступеньки приставной лестницы.

— Фуал, приготовь меч, — велел он. — Э, да что это с тобой?

Коротышка стоял на коленях и заливался слезами.

— Мой господин, не заставляй меня туда спускаться! Уж лучше смерть! Не пойду, хоть режь!

— Будь ты проклят, бесхребетный трус! — прошипел Вакар и ударил Фуала тыльной стороной ладони. Но аремориец лишь разрыдался еще пуще.

— Не пойму, как это у тебя хватало храбрости воровать?

Вакар разгневался не на шутку. Он бы, наверное, даже убил слугу, если бы не нуждался в его помощи и не боялся поднять шум. В одиночку ему не вытащить тело Ничока из подвала.

Стоило об этом подумать… И тут мрачная решимость едва не покинула принца Вакара. А может, сбежать потихоньку и по возвращении в Лорск просто сказать, что поиски ничего не дали? Или обратиться за помощью к другому волшебнику? Или вообще не возвращаться домой, а наняться в армию какого-нибудь материкового королевства, и пропади он пропадом, этот Лорск…

Но тут он взглянул на Фуала, и взыграла кастовая гордость. Нет, раб никогда не увидит своего господина дрожащим от страха!

Вакар быстро спускался по лестнице, спеша встретиться лицом к лицу с опасностью, которая, возможно, подстерегала его внизу. Подвальная комната оказалась меньше верхней и была освещена единственной лампой, которая стояла на краю большого саркофага из черного мрамора. В саркофаге на соломенном тюфяке неподвижно лежал человек. Свет падал на его лицо, но в глазницах и на впалых щеках лежали тени. Черная мантия скрывала все тело Ничока, кроме ног в сандалиях.

Он лежал очень тихо, лишь изредка его грудь чуть приподнималась, доказывая, что он жив. Вакар не был подвержен фантазиям, но все же ощущал присутствие кого-то невидимого, буквально кожей чувствовал недобрый взгляд. В неподвижном воздухе витал странный запах, не похожий на обычную затхлость склепа.

Придерживая меч, чтобы тот не клацал в ножнах, Вакар на цыпочках приблизился к колдуну. Он приготовился взойти на единственную ступеньку перед черным саркофагом и взглянуть в лицо Ничока, но тут зловещий шорох заставил его отпрянуть.

Кто-то зашевелился в сумраке по другую сторону саркофага. Вакар напряг зрение и увидел тварь, которая приподнялась на многочисленных конечностях. Глаза на стебельках уставились на незваного гостя.

Гигантский краб!

Чудовище стремительно засеменило вокруг саркофага и напало на Вакара справа. Принц отскочил и в свою очередь обежал вокруг гроба. Краб не спешил преследовать врага, он повернулся кругом и огромной клешней подцепил лестницу; та с грохотом упала. Вакара прошиб пот, он понял, что это не просто краб-великан, а разумное существо.

Краб снова пошел в атаку на Вакара, хитиновыми ножками стуча о каменный пол. Принц обогнул саркофаг, тварь остановилась и двинулась в обратную сторону. Вакару тоже пришлось повернуть.

«Во имя всех богов! — подумал он. — Как мне выбраться из этой ловушки? Неужели мы так и будем носиться вокруг каменного ящика, пока один из нас не упадет от изнеможения?»

И он догадывался, кто первым устанет.

Впрочем, нет, у краба появилась новая идея. Осторожно, чтобы не задеть Ничока или лампу, он перекинул через саркофаг сначала одну ногу, затем — другую. Глаза на стебельках смотрели прямо в зрачки Вакара, усики между глазами хищно подрагивали, жвала непрестанно клацали, изо рта валила пена.

Тварь протянула клешни к Вакару, а тот ухватился за лестницу в слабой надежде поставить ее и выбраться из подвала. Он уже приподнял ее, когда услышал позади цоканье восьми крабьих ног. Тварь вырвала лестницу, дерево затрещало в огромных клешнях, способных перекусить человеческую шею с такой же легкостью, как стебель маргаритки.

Краб швырнул лестницу через весь подвал и, щелкая зубчатыми клешнями, ринулся на Вакара. Принц отпрянул в угол, выхватил меч и рубанул, как только чудовище оказалось в пределах досягаемости. Но острая бронза отскочила от твердого панциря, не оставив на нем даже царапины. Рассуждая об уязвимости демонического стража, Кертеван ни словом не обмолвился о том, что тот способен явиться в столь надежном доспехе.

Вакар уперся лопатками в стену. Клешни неотвратимо приближались. Наступал последний миг — сейчас краб разрежет человека на кусочки, как рассерженный ребенок разрезает ножницами бумажную куколку… И в этот миг Вакар вспомнил эпизод своего детства. Когда-то он играл в одном из королевских поместий на побережье Лорска, на западном краю Посейдониса. В заливе Корт старый рыбак, держа тщетно сопротивляющегося краба в мозолистой руке, объяснял:

— Слышь, малец, бери его большим пальцем за живот, а остальными за спину. Тогда ему никак не удастся цапнуть тебя…

Вспомнив эти слова, Вакар нашел выход из положения. Как только клешня приблизилась, он бросился вперед и вниз; ударившись о пол, быстро пролез под жвалами и животом твари, которые возвышались от силы в двух футах над полом. Раздались два щелчка — клешни цапнули пустоту. Вакар поднялся на ноги.

Теперь он был позади краба. Тот увидел его глазами на стебельках и начал поворачиваться. Но Вакар, не теряя времени, вскочил на широкую жесткую спину, поймал свободной рукой один из раздвоенных усиков и потянул его назад. Держась за усики как за поводья, он балансировал на необычном скакуне, широко расставив и согнув в коленях ноги.

Краб описывал круги и неистово размахивал клешнями, огромные щипцы-челюсти клацали, когда тварь пыталась дотянуться до врага. Но панцирь затруднял движения.

Вакар безмолвно воззвал к богам Лорска, взмахнул мечом и отрубил сначала один глаз, а затем другой. Хлынула голубая кровь, ослепленный краб заметался по комнате… и врезался в каменный саркофаг.

От толчка Вакар слетел со спины краба, не удержавшись за усики, и сильно ушибся о саркофаг. Но сразу же вскочил на ноги и отпрянул от клешней. Краб двинулся прочь от него, врезался в стену, пошел обратно, бестолково мечась вправо-влево; остроконечные хитиновые ноги выбивали барабанную дробь. В конце концов он забился в угол, присел и угрожающе поднял раскрытые клешни.

Вакар подобрал оброненный меч, вложил в ножны и крадучись подошел к лестнице. Одной ступеньки не хватало, а стойку расщепила крабья клешня. Вакар с сомнением осмотрел лестницу, а затем вернулся к саркофагу за телом Ничока.

Принц взвалил колдуна на плечо, шатаясь, приблизился к лестнице и полез вверх. Слабая стойка зловеще затрещала под весом двух человек и начала прогибаться. А вдруг лестница сейчас сломается и Вакар останется в этом подвале в обществе краба и без всякой надежды на спасение?

Однако принц упорно лез вверх. Когда уже казалось, что лестница вот-вот развалится, послышался голос Фуала:

— Держись, господин, я его вытащу.

Фуал наклонился и схватил Ничока. Господин и слуга поднатужились и, громко кряхтя, протащили колдуна через люк. Вакар очень торопился, но, выбравшись наверх, сел на край люка и свесил ноги.

— Погоди-ка.

Он сидел, переводя дух, а Фуал в ужасе шептал:

— Господин, давай поспешим, тварь все еще рыщет… Когда на тебя напал краб, я думал, ты уже покойник, и даже отвернулся — не было сил смотреть. А когда заглянул снова, ты уже ставил лестницу.

Вакар бросил взгляд в подвал. Хоть он и не был сентиментален, ему стало чуточку жаль краба, затаившегося во тьме и напрасно ожидающего помощи от хозяина.

Через несколько минут владения Ничока остались позади. Беглецы возвращались тем же путем — сначала по подземному ходу, а затем по лабиринту городских улиц. Шатаясь, они несли Ничока, точно пьяного с вечеринки, — закинув его руки себе на плечи. Вакар хромал — он сильно ушибся при падении со спины краба. При этом они орали залихватскую песню лорских пьянчуг:

Кертеван склонился над грудой пожелтевших свитков, разворачивая их один за другим и водя по вереницам загадочных иероглифов длинным ногтем. Вакар и Фуал с трудом поднялись по лестнице, внесли в гостиную Ничока и опустили на пол.

— Вот, пожалуйста, — объявил Вакар.

Кертеван слегка приподнял тяжелые веки.

— Отлично.

Фуал подошел к суме Вакара — проверить, все ли на месте. Под презрительным взглядом некроманта он вынул золотые кольца и серебряные слитки, медные топорики и брусочки и кулечки пряностей. Для облегчения подсчета он разложил все это аккуратными рядами на стуле.

— Ну так что же, господин маг? — поинтересовался Вакар. — Чего больше всего на свете страшатся боги?

Кертеван свернул манускрипты и бросил их в сундук, что стоял подле его табурета, поднял голову и сказал:

— Больше всего на свете боги боятся Кольца Тритона.

— А что это такое?

— Кольцо, которое носят на пальце. Оно вырезано из странного серого металла — не олова, не серебра и не свинца. Но почему его опасаются боги, я тебе сказать не могу. Сейчас кольцо на пальце Ксименона, короля тритонов. Ты найдешь его на острове Мене посреди озера Тритон в стране Тритония, которая лежит к югу от Тринаксийского моря. Теперь, когда ты получил все необходимые сведения, я прошу тебя удалиться, поскольку мне предстоит трудное колдовство.

Вакар выслушал эту речь и не поверил собственным ушам.

— Ты хочешь сказать… что у тебя этой вещи нет?

— Разумеется, у меня ее нет. Все, ступай.

— Да будь я проклят навек! В жизни не встречал такого наглого мошенника…

— Довольно, молодой человек! Я не терплю оскорблений, к тому же я тебя не обманывал. Вспомни нашу беседу — в награду за твою услугу я не обещал ничего определенного. Ты сказал, что ищешь одну вещь; прекрасно, я сделал все возможное, чтобы ты узнал, где она находится и что из себя представляет.

Колдун был прав, но это никоим образом не умерило гнев Вакара. К его лицу прилила кровь, и он вскричал:

— Да как ты смеешь, прохвост?! Ты спрашивал, сколько я готов заплатить за саму вещь! И если ты…

— Молчать! Убирайся!

— Только после того, как вытрясу из тебя награду за мою работу!

Вакар потянулся за мечом и шагнул к Кертевану, но колдун лишь широко раскрыл глаза и встретился взглядом с Вакаром.

— Ты не можешь пошевелиться, — тихо произнес некромант. — Ты прирос к месту…

К ужасу своему, Вакар обнаружил, что, приближаясь к колдуну, встречает все большее сопротивление, будто вязнет в меду. Рванувшись изо всех сил, он сумел лишь сделать один-единственный шаг и вытянуть меч из ножен на несколько дюймов. Глаза его вылезли из орбит, а мышцы дрожали от напряжения. Краем глаза принц заметил скорчившегося над вещами Фуала. Слуга застыл с изумленным выражением лица, по-идиотски разинув рот, словно на него тоже подействовали чары. Но колдуну было нелегко удерживать Вакара.

— Слабаком тебя не назовешь, — проворчал Кертеван, — но пойми, ты мне не соперник. Постой-ка спокойно, я все приготовлю к твоему уходу.

Кертеван протянул руку и бросил в кадильницу на треножнике щепотку порошка; повалил дым. Колдун неторопливо нагнулся, подобрал посох и начертил им на полу геометрическую фигуру, а затем заговорил на незнакомом Вакару языке.

Принц рвался вперед, как пес с цепи. По его лбу бежал пот, к щекам прилила кровь, зубы блестели в свирепом оскале. Могучим усилием он продвинул правую ногу на дюйм вперед и еще на ширину пальца вытащил клинок из ножен. Только и всего. Он не мог даже голову повернуть, и язык ему не подчинялся.

Над рисунком, начертанным Кертеваном, появилось мерцание. Колдун знай себе гнусил заклинание, а мерцание переросло в яркий розовый свет. Сполохи света качались и подрагивали в воздухе, принимали то очертания человека, то извивающейся рептилии. Вакар чувствовал жар кожей лица и рук.

Кертеван прервал заклинание и пояснил:

— Огненный дух поистине незаменим, когда надо избавиться от мусора. Как жаль, что ты не успеешь оценить его по достоинству… Эй! На место! — прикрикнул он вдруг на языки пламени и пригрозил им посохом. — Эти духи опасны, как пленные львы, за ними нужен глаз да глаз. Глупый мальчишка, ты сам во всем виноват. Надо было уходить по первому моему приказанию.

Кертеван снова обратился к пламени на неизвестном языке — очевидно, велел огненному духу разделаться с Вакаром и Фуалом. Вакар рвался из невидимых пут; ужас перед смертью в огне придавал ему сил. Но все было тщетно.

Слова заклинания звучали все громче; казалось, от них содрогаются стены башни. Языки пламени неистовствовали, но они были покорны воле колдуна. И тут краем глаза Вакар заметил, как что-то мелькнуло в воздухе, ударило Кертевана в грудь и тихо шлепнулось на пол.

Кертеван замер с раскрытым ртом, а затем оглушительно чихнул. Когда он снова широко раскрыл рот, судорожно втягивая воздух, пламя выпрыгнуло из геометрической фигуры на полу и бросилось на своего укротителя. Один-единственный возглас ужаса, и волшебник превратился в огромный факел. Огонь ринулся вверх, лизнул потолок и растекся по потолочным балкам и половицам третьего этажа.

От Кертевана осталась лишь дымящаяся кучка пепла. Огонь крушил все на своем пути, разбегался по потолку и проникал в щели между досками.

Услышав предсмертный вопль Кертевана, Вакар понял, что вновь обрел способность двигаться. Он взглянул на Фуала — тот сгребал в суму хозяйские сокровища. Вакар задвинул меч в ножны и бросился вперед. Не дожидаясь, пока уляжется пламя, он зарылся обеими руками в открытый сундук рядом с горящим табуретом и выгреб ворох манускриптов, уже затлевших по краям. Держа свитки папируса в одной руке, а другой сбивая огонь, Вакар помчался к выходу.

Он скатился вниз по ступенькам винтовой лестницы, Фуал несся вслед. Когда они бежали через комнату, наверху раздался чудовищный треск — это обрушился потолок второго этажа. Между половицами над головой Вакар увидел буйные сполохи.

Во дворе он наткнулся на неподвижное тело безголового. Очевидно, смерть Кертевана погубила и его слугу.

Вакар с Фуалом выбежали за ворота и помчались к постоялому двору, на котором остановились. Встречные недоуменно озирались, где-то далеко гремел набат, извещая всю округу о пожаре. Вакар несколько раз сворачивал за угол, чтобы сбить со следа возможную погоню. Позади полыхала башня волшебника Кертевана.

— Хозяин, эти евскерийские колдуны и впрямь жулики, каких поискать, — проговорил Фуал, с трудом переводя дыхание. — Иначе бы им служили нормальные люди, а не безголовые покойники и крабы. Зачем ты украл эту пакость? — Он указал на манускрипты. — Ты что, решил стать магом?

— Нет. Но я не могу позволить, чтобы погибли драгоценные знания. К тому же в обмен на эти листки соперники Кертевана помогут нам добраться до Тритонии… Проклятье, где мы?

Когда чутье Фуала снова вывело их на верный путь, Вакар угрюмо произнес:

— Мне жаль бедного Ничока, но мы бы все равно не успели его вынести из горящей башни… Чем ты запустил в Кертевана?

— Редчайшей пряностью, мой господин. Ее привезли с далекого Востока, из легендарной Тамузейры. Торговец, который мне ее продал, назвал ее «перцем».

Глава 10

Месяц спустя принц Вакар и Фуал объявились в Хуперее — столице Фаяксии. Они проплыли вверх по реке Байтис на купеческой ладье, затем сушей добрались до истоков Антемии и спустились по ней в Тринаксийское море. Приключений не было, если не считать нападения льва, едва не закончившегося гибелью путешественников, встречи с диким быком, пожелавшим померяться с ними силами, и схватки с отрядом лайстругонийских дикарей. Наконец принц и его слуга пересекли границу Фаяксии — страны дружелюбных и улыбчивых людей, чей язык, сильно отличаясь от евскерийского, состоял в близком родстве с гесперийским. Через несколько дней Вакар уже вполне мог изъясняться на нем, хоть и путался в спряжениях.

Там, где полноводная Антемия впадала в Тринаксийское море, раскинулась Хуперея — сонм добротных домов, столь не похожих на привычные глазам Вакара замки, окруженные частоколами и облепленные со всех сторон хижинами. Вакар беспрепятственно миновал ворота и въехал на широкую улицу, по сторонам которой высились дома. Перед каждым домом стояли крашеные мраморные статуи богов и героев, вокруг на аккуратных клумбах росли цветы. Все это привело Вакара в романтическое расположение духа; глядя с коня по сторонам, он распевал:

— У вас в Керусе есть поэты? — спросил он вдруг Фуала.

— Да, господин, но наша поэзия сильно отличается от лорской. У нас в ходу рифмованные трехстишья, а не расколотые строки и ритмичная аллитерация. Но я никогда не питал пристрастия к таким вещам. Да и недосуг было — все время приходилось воровать, чтобы не умереть с голода.

— Жаль мне тебя. Лично я считаю поэзию одним из самых дешевых и безвредных удовольствий в жизни. А вот и первый встречный горожанин, который, надеюсь, укажет нам путь. — Вакар придержал коня.

На скамье перед домом сидел обнаженный коренастый мужчина с пышной бородой, с помощью тесла и пилы мастерил раму кровати.

— Эй, добрый человек, где я могу найти кров для себя и слуги? — обратился к нему Вакар. Горожанин поднял голову и ответил:

— Чужеземцы, да будет вам известно, здесь нет постоялых дворов, как в Торрутсейше. По обычаю, мы селим приезжих в зависимости от их положения в своих домах. Три дня можно жить бесплатно при условии, что вы расскажете о вашей стране и других государствах за пределами Фаяксии. Потом придется уезжать или платить за постой.

— Занятный обычай, — улыбнулся Вакар. — И каково его предназначение?

— Благодаря ему мы заранее узнаем об опасностях, которые нам угрожают, а также изучаем зарубежный рынок, что дает большие возможности нашим торговцам. А теперь представьтесь, и я все устрою.

Собеседник держался с достоинством, из чего Вакар сделал вывод, что он не раб, как ему показалось сначала, а полноправный почтенный гражданин.

Не видя причины скрывать свой титул, Вакар промолвил:

— Я Вакар, сын Забутира, престолонаследник из Лорска, что на Посейдонисе.

Горожанин задумчиво покачал головой:

— Я слышал о Посейдонисе и о Лорске, хотя ни один фаяксиец еще не бывал так далеко на западе. Чужеземец, пожалуй, будет всего правильнее, если я предложу тебе погостить в моем доме.

Он накинул плащ, застегнул его на узорчатую золотую пряжку, позвал слугу и велел позаботиться о конях путников. Сначала Вакар рассердился, предположив, что хозяин дома ему не поверил, затем его осенило:

— Господин, могу я поинтересоваться, кто ты?

— Неужто не знаешь? Я Наузишен. — Видя недоумение на лице Вакара, горожанин пояснил: — Король Фаяксии.

Вакар почувствовал, что краснеет, и смущенно забормотал извинения, но король Наузишен успокоил его:

— Полно, полно, не ты первый совершил такую ошибку. Фаяксия — страна торговцев, мы, в отличие от евскерийцев, не особо кичимся титулами и чинами. А поскольку в Хуперее нет плотника искуснее меня, я предпочел сделать кровать сам, нежели нанимать для этого работника… Ну, добро пожаловать… Вероятно, ты хочешь принять горячую ванну и переодеться в чистое. Сейчас я обо всем распоряжусь, а вечером властители Фаяксии охотно выслушают твой рассказ. Я слышал, как чудесно ты поешь, а у нас считается, что певец с великолепным голосом не может быть злодеем.

Вакару было легко и уютно среди добросердечных гедонистов. Впервые после вечеринки во дворце королевы Порфии ему удалось отдохнуть и развеяться. Он внимательно следил за тем, как ест и пьет хозяин, чтобы не допустить оплошности, как тогда в Седерадо. Здесь, например, было принято есть мясо с кинжала, а в Седерадо это считалось верхом неприличия.

Бард Дамодокс, пощипывая лиру, спел короткую балладу о похотливых фаяксийских богах, о том, что случилось с Афрадексой, богиней любви и красоты, когда ее муж Гефастес прознал о ее шашнях с богом войны. Вакару объяснили, что в прошлом году Дамодокс победил на состязаниях певцов, которые в Фаяксии пользовались едва ли не большей популярностью, чем атлеты в Лорске. Налегая на яства и вино, принц с любопытством оглядывал убранство зала. Рисунки на стенах показались Вакару очень яркими и реалистичными, он никогда не видел ничего подобного. А чеканные изображения на серебряных блюдах и кубках поражали своим изяществом.

Когда песня барда закончилась, Вакар сказал:

— Господин Дамодокс, у тебя превосходный голос. Мой не идет с ним ни в какое сравнение, хотя у себя на родине я тоже слыву певцом.

Бард улыбнулся:

— Я уверен, ты бы с легкостью превзошел меня, если бы упражнялся столько же лет. Но подобное занятие не к лицу наследнику престола, ибо оно свидетельствовало бы о его пренебрежении своими прямыми обязанностями, то бишь военным делом и управлением государством.

— А ты не боишься, что ваши боги обидятся на столь откровенные высказывания об их грешках?

— О нет, наши боги — народ веселый, они любят добрую шутку. Если уж на то пошло, Афрадекса посетила меня не далее как этой ночью. Она передала для тебя весточку от одного из западных богов, Акимы, кажется…

— Окмы, — поправил Вакар. — Говори.

— Трудно вспомнить дословно, ты же понимаешь, это все-таки сон. Если не ошибаюсь, пусадский бог хочет предупредить об опасности, которая преследует тебя уже много миль и скоро настигнет, если ты не поторопишься.

— Ого! Я запомню твое предостережение.

Принц вернулся к прерванному занятию — дегустации отменных фаяксийских вин. Он по-прежнему считал, что оставил свое сердце в Огуджии, но сейчас подумал, что если когда-нибудь его вынудят расстаться с Лорском насовсем, а Порфия не простит ему смерть Тьегоса, то он, пожалуй, осядет в Фаяксии. Правда, здесь не изучают философию, зато умеют жить со вкусом. Ему нравились эти люди, и он, похоже, нравился им. Вакар Зу не привык к столь лестному отношению к своей персоне и потому мог оценить его по достоинству. А может, войти в милость к королю Наусишену, жениться на какой-нибудь фаяксийской красотке и обосноваться здесь, и катись он, неблагодарный Лорск, в любую из семи преисподних?

Но тут Вакар подумал о Порфии и решил воздержаться от скоропалительных решений, пока не выяснит, как королева к нему относится.

Из раздумий его вывел голос короля.

— Сударь, позволь спросить, куда ты направишься после того, как покинешь нас?

— В Тритонию. Это ведь к югу отсюда, не правда ли?

— К юго-востоку, так точнее. И какова твоя цель?

Будь Вакар трезвее, он бы поостерегся рассказывать о своих поисках Кольца Тритона, но сладкое вино притупило ум и развязало язык.

Все заинтересованно слушали и кивали, а потом король сказал:

— Я слышал об этом кольце, а еще о том, как дорожит им король Ксименон. Чтобы завладеть Кольцом Тритона, нужны сверхчеловеческая сила, хитрость и способность убеждать.

— А что это за кольцо? — поинтересовался Вакар. — Чем оно отличается от остальных?

— Говорят, оно надежно защищает от любого волшебства, — ответил король Фаяксии. — Еще говорят, его вырезал тартарский медник из упавшей звезды, которая принадлежала владыке Белема. А это означает, — добавил Наусишен, — что с таким же успехом можно искать кольцо на луне, ибо никто еще не покидал Белем живым, да и Тритония вовсе не сахар…

— Чем же она так опасна? — спросил Вакар.

— На озере Тритон сложилась очень необычная ситуация. В тех краях соперничают два могущественных народа: амазонки острова Херронекс и тритоны острова Мене. Подвластные им племена обитают вокруг озера. Когда-то тритоны и амазонки принадлежали к одному народу, но в наше время это племя мужчин и племя женщин. При жизни моего отца на остров Херронекс напали с юго-запада грозные атланты, и на той войне погибло так много мужчин, что королю пришлось вооружить женщин. Они помогли разгромить атлантов, но потом многочисленная армия женщин восстала против мужчин. Однако впоследствии женщины, будучи многочисленнее, вступили в заговор против мужчин, разоружили их и тем самым обрекли на порабощение. Матриархат продолжался несколько лет — мужчины выполняли всю работу не только в поле и на пастбище, но и у домашнего очага. В конце концов мужчины подняли мятеж и сбежали на остров Мене. Там они вооружились и построили крепость, чтобы защищаться от женщин. С тех пор война между ними не прекращается, и, если в Тритонии появляется чужеземец, обе стороны спешат захватить его в плен, и тогда его ждет служба в армии или жестокие пытки и смерть.

— Так-так, — задумчиво произнес Вакар. — Значит, рискованная предстоит поездка. Если нас поймают мужчины, мы обречены всю жизнь воевать, а если женщины… Что за племена обитают за южными пределами Фаяксии?

Наузишен перечислил, загибая пальцы:

— На востоке, у берегов Тринаксийского моря, живут лайстругонские дикари. Увы, они нисколько не добреют при сладких звуках наших песен. Их набеги вконец измотали нас, даже пришлось просить защиты у короля Тартессии. К югу от Лайстругонии лежит островное государство Тритония, там люди ездят на лошадях без седел. К востоку от Тритонии — Пеласгийское море, по нему наши торговцы плавают в Херу, Тамузейру и иные дальневосточные страны. А юго-восточнее Тритонии можно найти немало удивительных народов, например атарантов, которые проклинают солнце, вместо того чтобы молиться ему. Еще там встречаются люди, которые отказываются называть свои имена из опасения, что чужеземец наложит на них злые чары. Мне доводилось слышать о народе гарамантов. У них не принято жить семьями, мужчина и женщина просто случаются, как звери, и расходятся, тут же позабыв друг о друге. В одном из тамошних племен есть обычай с ног до головы краситься в алое, жители другой страны знамениты своими невообразимыми прическами. Есть племя, в котором невеста на свадебном пиру ублажает всех гостей мужского пола, тогда как почти во всем мире это исключительная привилегия жениха… К югу от Тритонии лежит овеянная мрачными легендами страна Белем, а за ее роковым кряжем — пустыня Гведулия, где обитают только дикие звери и еще более дикие люди — гведулийцы. Они ездят на верблюдах и промышляют скотоводством и грабительскими набегами на соседей.

Вакар понимающе кивнул: на свете нет племен опаснее выносливых, воинственных и алчных кочевников-скотоводов.

— Западнее Белема пустыня Гведулия протянула к северу щупальце под названием Таменруфг, отделив Белен от Гамфазантии. Гамфазанты считаются миролюбивым народом, их мораль весьма высока, даже слишком высока для простых смертных, и оттого посещать эту страну, по правде говоря, небезопасно. К северу от них и к западу от нас высится еще одна горная гряда под названием Атлантис… К западу от Гамфазантии лежит вольный город Керне, где такие ушлые купцы, что наши им и в подметки не годятся. А к югу от Керне расположен Тартар, знаменитый своими чернокожими ремесленниками.

— А есть ли какие-нибудь страны южнее пустыни Гведулии? — спросил Вакар.

— Этого никто не знает. Возможно, за Гведулией находится край земного диска, о котором рассказывают философы, и путешественник, попав туда, видит лестницу, ведущую в семь преисподен. Но так ли это на самом деле, нам не ведомо. А теперь расскажи нам о Посейдонисе.

Вакар пустился в описание достоинств Лорска, невольно приукрашивая их из чувства патриотизма. Но тут вошел слуга.

— Государь, прибыли чужеземцы, они желают поговорить с тобой.

Наузишен проглотил кусок жареной свинины и спросил:

— Кто такие?

— Очень странные люди, государь. Они приехали на колеснице. Один — настоящий великан, похож на лайструганийца, но еще уродливее, а другой — карлик с огромными ушами.

— Прости, государь, что-то я себя неважно чувствую, — обратился Вакар к Наузишену. — Нельзя ли выйти ненадолго?

— Конечно. Вон туда, через кухню.

Вакар выскочил за дверь и крикнул:

— Фуал!

— Да, господин? — Аремориец поднял голову над блюдом.

— Квазиган нас догнал! Собирай барахло и жди меня у ворот, только не выходи через трапезную.

— Уезжаем? Вот так, сразу? — заныл Фуал. — Господин, но ведь впервые с тех пор, как мы покинули Седерадо, к тебе проявили уважение, достойное твоего титула…

— Не старайся выглядеть глупее, чем ты есть на самом деле. Где наши кони?

Несколько минут спустя Вакар повел четырех коней к воротам королевского дворца. Перед ним шел Фуал. На углу Вакар задержался — как раз вовремя, чтобы увидеть косматую спину обезьяночеловека Нжи, исчезающую в королевском доме. У крыльца стояла колесница, возле нее играли в бабки несколько слуг фаяксийских вельмож.

— Держи коней! — приказал Вакар. Он поднял камень, решительно подошел к колеснице, присел у колеса и одним ударом выбил чеку.

— А ну-ка, помогите! — произнес он столь властно, что двое ближайших игроков встали и подошли к нему. — Приподнимите ее.

Судя по облику колесницы — тяжелой, из вяза и ясеня, с обитыми кожей ободьями, — она была сделана на севере. Кряхтя и пыхтя, слуги приподняли ее, а Вакар снял колесо и покатил к углу дома, где томился в ожидании Фуал.

— Помоги навьючить на лошадь, — велел он.

Фаяксийцы смотрели на Вакара, но вмешиваться не собирались. Донеслись смешки — очевидно, слуги приняли похищение колеса за розыгрыш. Вскоре они вернулись к игре.

— А теперь в Тритонию, — сказал Вакар. — И побыстрее!

Они двинулись в путь. В этот раз принцу Вакару не суждено было пожить в прекрасной Фаяксии, позабыв о своем долге перед родиной и династией.

— Не пойму, мужчина это или женщина, — пробормотал Вакар. Принц лежал под кустом на животе. — Это создание больше похоже на человекообразную ящерицу.

Из-за отрога холма Вакар разглядывал диковинного наездника и столь же диковинного скакуна со шкурой в черно-белую полоску. За спиной принца, среди кустов акации, сторожил коней Фуал. Путешественники добрались до Тритонии, где туземцы носили килты из бычьих и плащи из козьих шкур и красили волосы киноварью.

Но вот Вакар пополз назад и обратился к Фуалу:

— Похоже, эта тварь сплошь в чешуе, а из головы торчат два огромных пера. Помнится, король Наузишен не упомянул о племени ящериц, когда рассказывал о жителях Тритонии.

— Должно быть, я забыл, — сказал Фуал с дрожью в голосе. — Я вроде бы слыхал, что тритоны боготворят змеебога по имени Дракс, и кто знает, как они выглядят…

— Единственный способ все выяснить — это поймать чешуйчатую тварь, — перебил Вакар. — Нам повезло: здесь густой кустарник. Я обойду его кругом и нападу со спины, а ты ползи.

— Я? Нет, мой господин! От одной мысли о битве у меня кровь в жилах стынет!

Вакар схватил Фуала за грудки и яростно встряхнул.

— Делай, что тебе говорят! Мне нужно время, чтобы подобраться к ней со спины. Ты только пошуми малость, отвлеки ее, а остальное я беру на себя. Но будь готов прийти на выручку в случае чего…

Трусливое нытье ареморийца сидело у принца в печенках. Добро бы только нытье! С физиономии Фуала до сих пор не сошли синяки. По пути хозяин пришел в неистовство, узнав, что его слуга украл в доме Наузишена золотое блюдо…

Через четверть часа Вакар уже спрятался в засаде неподалеку от наездника. Он снял ножны, чтобы не стесняли движений, и приготовился напасть на незнакомца. Сквозь крошечную брешь в листве Вакар разглядел, что чешуя — на самом деле умело изготовленные доспехи из шкуры рептилии, скрывающие все тело наездника, кроме лица. Туземец был вооружен длинной пикой и маленьким круглым щитом, обтянутым кожей.

Вакар ждал довольно долго, но со стороны лощины не доносилось никакого шума. Полосатый конь ржал и бил копытами — должно быть, учуял Вакара.

Наконец лорск понял, что ждать больше нельзя, и прыгнул на всадника. Конь снова заржал, выпучив глаза на Вакара, и шарахнулся в сторону. Наездник повернулся в седле, увидел нападающего и занес пику для удара.

Могучий прыжок — и Вакар обрушился на спину наездника. Противники вместе повалились на землю, Вакар первым оправился от падения, и его стальной кулак ударил в незащищенную чешуйчатым доспехом челюсть. Незнакомец обмяк. Не теряя времени, Вакар перевернул его на живот и заломил ему руки за спину.

— Фуал! — взревел он.

— Господин, я здесь!..

— Где тебя носило, клянусь семью преисподними?!

— Господин, я… я собирался пошуметь, господин, но мне надо было собраться с духом…

— С тобой я после разберусь, а сейчас живо — веревку!

Вакар указал на запястья бывшего наездника, и Фуал связал их. Незнакомец пришел в себя и задергался, и Вакар снова оглушил его ударом кулака.

— А теперь выясним, какого он пола.

Доспех из кожи рептилии держался на ремешках. Вакар потеребил незнакомые узлы, а затем раздраженно хмыкнул, разрезал их кинжалом и снял нагрудник.

— Неплохо для столь воинственной девы, — ухмыльнулся Вакар и обратился к пленнице по-фаяксийски: — Ты меня понимаешь?

— Когда ты медленно говоришь, — произнесла амазонка на искаженном фаяксийском.

— Я желаю встретиться с тритонами. Отведи меня к ним.

— А что будет со мной?

— Как только я увижу тритонов, отпущу тебя на все четыре стороны.

Руки ее были связаны, а Фуал держал полосатого коня. Вакар помог амазонке снова сесть в седло. Обнаженная выше пояса, она испепеляла принца взглядом.

Вакар вручил Фуалу щит и пику, а сам надел перевязь и прицепил к ней меч.

— Куда? — спросил он, взяв под уздцы лошадь амазонки.

Пленница дернула головой, указывая на запад, и маленькая кавалькада тронулась в путь. Спустя немного времени Вакар скосился на амазонку и поинтересовался:

— Как называются эти удивительные полосатые лошадки?

Амазонка молча сверкнула глазами, и тогда принц угрожающе приподнял меч.

— Зебры, — мрачно ответила она.

— А из чего сделан твой щит? Из шкуры какого-то огромного зверя?

— Носорог. Это зверь с рогом на носу.

— Понятно. Я видел одного, он похож на огромную свинью. А у кого ты выщипала эти перья?

— У птицы под названием страус, она живет в пустыне Гведулия.

— Должно быть, в полете такая птица затмевает солнце подобно грозовой туче.

— Ха! Она вовсе не умеет летать, зато бегает, как конь, и ростом не ниже всадника.

— У тебя очень необычные доспехи.

— Они из кожи огромных змей, которые обитают в болотах неподалеку от озера Тритон.

— Поистине в Тритонии водятся самые что ни на есть удивительные звери. Вчера я видел трех животных, похожих на наших пусадских мамонтов, но только безволосых!

Все случилось мгновенно. Объехав холм, путники увидели группу всадниц, несущихся наперерез по боковой дороге со стороны озера. Вдали за пыльной оливково-зеленой равниной голубела вода. Пленная амазонка наклонилась вперед и вонзила пятки в бока зебры, та вырвала уздечку из руки Вакара. Амазонка что-то прокричала, и ее конь галопом понесся навстречу всадницам. Принц взмахнул мечом, однако смертоносный удар запоздал. Тогда Вакар тоже припал к холке скакуна и погнал его во весь опор, но в другую сторону, Фуал скакал следом. Промедли они хоть чуть-чуть, и амазонки успели бы отрезать им дорогу. Вакар заметил, как их бывшая пленница, которой мешали путы на руках, упала с зебры, и понадеялся, что она сломала шею.

Кони Вакара и Фуала весь день провели в пути и слишком устали, чтобы оторваться от погони. Мало-помалу амазонки стали настигать беглецов. Вакар благодарил богов Лорска за то, что ни одна из воительниц не вооружена луком — должно быть, корявые деревья этой засушливой страны не годились для создания такого оружия. Но длинные тонкие пики приближались вместе с облаком пыли. Даже если преследователи не настигнут принца, они убьют Фуала и захватят запасных коней с вьюками. Амазонок было пять — слишком много, чтобы Вакар рискнул развернуться и вступить в бой.

Еще немного, и настигнут…

Неожиданно преследователи натянули поводья, раздались звонкие женские голоса. Впереди появилось десятка два наездников — тоже в змеиных доспехах, но не со страусиными перьями, а с хвостами зебр на головах. Амазонки галопом помчались назад, и Вакар чуть не последовал их примеру, однако логика подсказала, что измученные кони вот-вот падут. Кроме того, навстречу принцу, по всей видимости, скакали тритоны, а они-то и были ему нужны.

Когда всадники приблизились, Вакар, приветствуя их, крикнул:

— Да пребудут с вами боги!

Принца окружили, незнакомцы нацелили в его сердце длинные пики.

— Ты кто? — спросил один из тритонов.

— Вакар из Лорска. Мне нужно встретиться с вашим королем.

— В самом деле? Король не позволяет каждому проезжему бродяге нарушать его покой. Сначала поступи к нам на службу рядовым и добейся высокого чина, если хватит смелости. Хватайте его!

Глава 11

У Вакара отняли меч и нож, но не заметили отравленного кинжала под рубашкой. Потом и ему, и Фуалу связали руки, а один солдат порылся в суме Вакара и восторженно завопил, обнаружив сокровища.

— Вперед! — скомандовал старший.

Вакар ехал медленно, наконечники пик упирались ему в спину и бока, чтобы пронзить при малейшей попытке к бегству.

— Что я, собака, по-вашему? — со злостью спросил он одного из конвоиров. — В своей стране я принц. Если не будете обращаться со мной подобающе, вам несдобровать.

Старший из всадников наклонился вперед и ударил Вакара по лицу рукой в чешуйчатой перчатке.

— Заткнись! Какое нам дело, кем ты был в другой стране? Здесь ты никто.

К лицу Вакара прилила кровь, он заскрежетал зубами, но смолчал… Вскоре кавалькада приблизилась к берегу озера, где раскинулся укрепленный лагерь. За палатками виднелась пристань, подле нее покачивалась на воде большая гребная барка с неглубокой осадкой.

Командир отряда положил руку Вакару на плечо и с силой толкнул его. Вакар упал с коня в грязь и больно ушибся. Фуал последовал в дорожную слякоть за своим хозяином. Тритоны расхохотались.

Когда принц попытался принять сидячее положение, удар ногой по ребрам вновь опрокинул его в грязь. От боли свет померк перед глазами Вакара.

— Вставай, лежебока, — приказал командир. — Топай на борт.

Вакара и Фуала заставили спуститься по склону и перебраться на барку, которая сразу же отчалила, а лошади и все остальное имущество злосчастных путников достались воинам. Вакар сидел на юте, сгорбясь и даже не глядя по сторонам, он был совершенно подавлен. Внезапно Фуал воскликнул:

— Мой господин! Принц Вакар! Ты только посмотри!

Рядом с баркой плыл диковинный зверь, похожий на огромное бревно, вот только бревна не плавают наперегонки с барками, неутомимо загребая сучками. Вакар судорожно сглотнул и осведомился у ближайшего тритона:

— Это и есть ваша знаменитая змея?

— Это крокодил, — ответил туземец. — Змеи водятся в болотах. А крокодилов тут в избытке, потому-то мы, тритоны, хоть и живем среди воды, но плавать не умеем. Если упадешь за борт, эта тварь схватит тебя прежде, чем успеешь попросить веревку. Так что даже не мечтай удрать с Мене вплавь.

— Эх, жаль нельзя сбросить его на тросе, чтобы вытаскивать всякий раз, когда крокодил попытается цапнуть, — с сожалением проговорил другой тритон. — Вот была бы потеха!

— Потеха потехой, но так и новобранца потерять недолго. Разве безграничная власть над женщинами для тебя не важнее всего?

Вакар задумался. Несомненно, последняя фраза касалась надежды тритонов победить в войне и низвести амазонок до положения домохозяек, которое те в свое время отвергли. И тут у Вакара возникла одна идея. Он придумал, как добраться до короля Ксименона. А вдруг удастся с ним договориться — между прочим, год назад Вакару удалось заключить сделку с Зиском. Если теперь выступить в роли посредника между тритонами и амазонками и поспособствовать заключению выгодного для тритонов союза, то Ксименон окажется у него в долгу.

Когда барка причалила к пирсу на острове Мене, тритоны вытолкали Вакара и Фуала на берег. Маленький укрепленный город, тоже носящий имя Мене, вплотную подступал к воде. Тритоны привели пленников на огороженный высоким частоколом двор, сняли с них оковы и ушли, зачем-то забрав с собой Фуала.

Вакар помахал затекшими руками и огляделся. Вокруг стояло, сидело и слонялось десятка два представителей различных племен и рас — от крепко сбитого черноземельца с кожей цвета эбенового дерева до высоченного белокурого атланта. Большинство узников были облачены в лохмотья и успели обзавестись косматыми бородами.

— Добрый день, — поздоровался Вакар.

Пленники тритонов посмотрели на вновь прибывшего, затем переглянулись, заухмылялись и обступили его со всех сторон. Один из них проявил большой интерес к одежде Вакара: рассмотрел ее, пощупал и заключил:

— Ишь ты, благородный!

Другой легонько толкнул Вакара. Никогда в жизни принц не подвергался издевательствам подобного отребья. Он был растерян и взбешен. Получив очередной толчок, он вскричал:

— Свиньи, я вам покажу! — и ударил толкавшего в лицо.

Он не увидел, серьезно ли пострадал противник, — на него кинулись все разом, схватили за руки и осыпали градом ударов.

Прошла вечность, прежде чем Вакар очнулся в углу возле частокола. Он шевельнулся, застонал — казалось, тело превратилось в один огромный синяк, — с трудом сел, погладил распухший нос и разбитую губу. Глаза заплыли, несколько зубов шаталось. Похоже, его били ногами. Принц с трудом разлепил распухшие веки и увидел, что пленники скучились у противоположной стены частокола: там шла азартная игра. На некоторое время о Вакаре забыли. Принц с ненавистью следил за «собратьями по несчастью», шевеля распухшими губами. Знать бы, что это сойдет ему с рук, он бы дождался, пока все они уснут, а затем перебил всех до единого отравленным кинжалом. Но ему оставалось лишь униженно жаться в угол, страшась новых побоев. Вакар подумал, не пырнуть ли ему кинжалом самого себя — все лучше, чем гнить заживо среди этих подонков, да еще терпеть их издевательства.

Когда солнце коснулось горизонта, ворота острога отворились, и вошел тритон с двумя ведрами: одно было доверху наполнено водой, а другое — отвратительной на вид ячменной кашей. Пленники ринулись к ведрам. Воду и кашу черпали ладонями, завязались драки.

Вакару очень хотелось есть, но он не нашел в себе сил для столь жестокого состязания. Когда узники слегка утолили голод, шум вокруг ведер унялся.

— Эй, чужак! — позвал его один из обидчиков. Вакар оторвался от гнетущих раздумий, поднял голову и увидел чернокожего. Тот протягивал руку принцу.

Вакар подставил ладони ковшиком и получил пригоршню размазни.

— Ты, вижу, сейчас не можешь сам о себе позаботиться, — сказал негр. — Когда ребята в следующий раз захотят с тобой поиграть, не будь дураком.

— Спасибо, — поблагодарил Вакар, набив кашей рот.

На следующее утро пришел тот же тритон, на сей раз с полным передником черствого хлеба. Вакар подобрался к куче-мале и схватил кусок, упавший ему под ноги. Он уже направился в свой угол, но тут по плечу скользнула длинная рука и вырвала хлеб.

Вакар резко обернулся. Светловолосый атлант, отнявший у принца добычу, сразу вонзил в нее зубы. Он был богатырского сложения — самый рослый в этом загоне для людей, а потому держался нагло. Даже не взглянув на Вакара, он пошел прочь.

Вакар побагровел, его рука скользнула под рубашку и вынырнула с кинжалом. Спустя миг клинок погрузился в широкую шею атланта. Тот захрипел, дернулся и рухнул на землю.

Остальные пленники возбужденно загомонили на добром десятке языков. Теперь они глядели на Вакара гораздо почтительнее, чем прежде. Принц стоял над мертвецом с окровавленным кинжалом в руке.

— А ну, быстро спрячь эту штуку, через минуту здесь будет стража, — посоветовал один из пленных.

Похоже, так и следовало поступить. Вакар вытер кинжал о кожаный килт атланта, развязал ремешки под своей рубашкой и снял ножны. Затем он выкопал пальцами ямку в земле, зарыл в нее оружие и притоптал землю. Едва он управился, вошли двое тритонов. Увидев труп, один из них заорал:

— Что случилось? Кто это сделал? Эй, ты, признавайся!

Тот, к кому они обращались, ответил:

— Не знаю, я в это время облегчался, стоял спиной к остальным. Услышал возню, а когда оглянулся, он был уже мертв.

Тритон задал те же вопросы другим пленникам, но получил похожие ответы.

— Я играл в бабки, ничего не видел, а я дрых…

— Построиться и раздеться! — приказал тритон и прошел вдоль шеренгу, обыскивая жалкие лохмотья пленников. — Надо бы вас пытать, но овчинка не стоит выделки — вы все равно наврете с три короба, — объявил он, закончив осмотр. — Да и времени нет — сейчас начнется муштра. Выходите, живо! Эй, ты!

Вакар понял, что тритон обращается к нему.

— Ты весь в синяках. Тебе что, задали трепку?

— Я упал, — ответил Вакар, ковыляя к воротам.

— Так и быть, на сегодня я освобождаю тебя от учений.

— Я принц Вакар из Лорска и желаю поговорить с твоим королем.

— Заткнись, пока я не передумал насчет муштры, — рявкнул тритон и ушел вслед за новобранцами.

Вакар отыскал не слишком загаженное место и устало опустился на землю. Вскоре появились два раба и утащили мертвого атланта. За день Вакар совсем извелся от скуки и даже жалел, что не отправился на ученья, невзирая на свои ушибы.

Пленники вернулись вечером и до темноты бездельничали или играли в бабки. Вакар недоумевал, как они ухитряются не сходить с ума от скуки.

На следующий день принцу полегчало, и он отправился на плац. Там пленников учили строиться в боевые порядки и орудовать копьями. Вакару, опытному наезднику и фехтовальщику, вскоре дали в подчинение несколько человек. Попросив у сержанта разрешения встретиться с королем, он услышал в ответ:

— Паренек, еще одна дурацкая просьба, и тебя высекут. А теперь прикуси язык, и за работу.

Дней через десять Вакар утратил счет времени. Нигде ему не жилось так плохо, как среди солдат поневоле. Последний дикарь, и тот не пожелал бы себе подобной участи. В остроге царила грязь и процветали половые извращения. Единственный жест милосердия принц увидел там в день своего появления — когда к нему подошел негр с горстью каши. После убийства атланта пленники оставили Вакара в покое вовсе не из-за сочувствия, а лишь потому, что ненавидели его меньше, чем тритонов. Кроме того, они подчинялись железному закону «смерть стукачам». Вакар очень правильно сделал, что не пожаловался насчет трепки.

От пленных принц не узнал ничего нового. Они были глупы и постоянно ссорились друг с другом. Когда Вакар убил их вожака, они были готовы выбрать его своим предводителем. Но принц палец о палец не ударил, чтобы добиться этой сомнительной чести, и они предпочли коренастого, широкобедрого атарантийца, который в кулачном бою выбил противнику глаз.

Пока Вакар носил за пазухой кинжал, никто не задирал его. Когда отчаяние слегка отступило, принц завязал разговор с товарищами по несчастью и вытянул из них кое-какие сведения о народах и обычаях соседних земель, а также вызубрил несколько фраз каждого языка. Он давно уже придумал план спасения и в соответствии с ним поинтересовался, какая клятва считается у тритонов самой надежной.

— Они клянутся рогами Амона, — сказал ему маленький фарусиец. — Это их овцеглавый бог плодородия. Любую другую клятву они нарушат, глазом не моргнув, но эта держит их в узде. Не пойму, как можно в здравом уме выбрать себе в боги такую глупую и грязную скотину…

Около месяца протомился Вакар в остроге, а затем тритоны объявили, что подготовка новобранцев закончена и их переводят в другое место. Но Вакара не отправили вместе с остальными.

— Тебе все-таки посчастливится увидеть короля, — сообщил ему один из тритонов. — Веди себя почтительно в его присутствии.

— Что от меня требуется? Поцеловать его в задницу или стукнуться башкой оземь?

— Не кощунствуй! Нужно стоять на коленях, пока он не разрешит подняться. Только и всего.

Вакара отвели в прибрежную часть города, а затем проводили на борт большой красной галеры. На полуюте, в щедро разукрашенном кресле, сидел тот, ради кого приехал сюда Вакар, — король Ксименон. Он был дородный, чисто выбритый, в ярких сверкающих одеждах, с золотым венком на вьющихся седых волосах. Рядом стоял телохранитель в позолоченных доспехах из змеиной кожи. В ногах короля, мурлыкая, лежал детеныш гепарда. На среднем пальце левой руки Ксименона принц заметил широкое кольцо из тусклого серого металла. Кольцо Тритона.

— Так это ты добивался встречи со мной? — спросил король.

Вакар собрался с духом.

— Государь, тебе доложили, кто я такой?

— Будто бы принц из какой-то далекой западной страны, но для нас твой титул ничего не значит. Мы не уверены, что ты говоришь правду. Ступай, займись своим делом или, клянусь ядовитыми клыками Дракса, тебе не поздоровится.

Вакар подавил соблазн отпустить язвительное замечание насчет того, как в Тритонии встречают особ королевской крови. В родном Лорске острый язык часто причинял ему неприятности, но с тех пор его жизнь так часто висела на волоске и он научился следить за своими словами.

— Я способен положить конец вашей войне с амазонками. Это мое единственное предложение.

Поросячьи глазки короля заблестели.

— Каким же образом: ты можешь создать для меня новое оружие или знаешь какую-то особую стратегию? Я внимаю.

— Не то и не другое, государь. Думаю, что смогу договориться с амазонками о мире.

Король порывисто наклонился вперед.

— Мир? На каких условиях? У тебя есть причины считать, что эти шлюхи готовы сдаться?

— Вовсе нет.

— Так ты предлагаешь сдаться нам? Да я прикажу содрать с тебя шкуру…

— Нет, государь, я подразумеваю взаимовыгодный договор с соблюдением прав обеих сторон. Может, это и не даст тебе всего, на что ты рассчитываешь, но зато потом ты повоюешь с ними так, как положено воевать мужчине и женщине — на мягкой постели…

Вакар спорил с королем Ксименоном еще четверть часа, дивясь собственному красноречию. Он расписывал прелести мирного сосуществования, пока король, корчась от похоти, не сказал:

— Блестящая идея. Давно пора ее осуществить, но при наших разногласиях и кровной вражде ни мы, ни женщины не пытались сделать первый шаг. Ты, как человек со стороны, имеешь преимущества. Королева Арамне — настоящая красавица, и неплохо бы скрепить мирный договор нашим браком.

— Я сделаю все от меня зависящее.

— Если тебе удастся замирить тритонов с амазонками и притащить Арамне в мою постель, то, пожалуй, можешь сам выбрать себе награду.

— Государь, я уже выбрал ее.

— В самом деле? И что же ты просишь?

— Кольцо Тритона.

— Ты с ума сошел! — вскричал король, пряча за спиной руку с тусклым металлическим кольцом. — Я прикажу тебя…

В это мгновение человек, стоявший рядом с троном, наклонился к королю и что-то шепнул ему на ухо. Они посовещались, и король сказал Вакару:

— Твоя цена невероятно высока. Но мы согласны дать тебе столько золота, сколько сможешь унести.

— Нет, государь.

Король взревел, осыпал Вакара угрозами и принялся торговаться, но Вакар был непоколебим. Наконец Ксименон сказал:

— Если бы ты не застал нас в тот момент, когда длительное воздержание едва не свело нас с ума… Но будь по-твоему: уладишь это дело — получишь кольцо.

— Поклянись рогами Амона.

Изумленный король уставился на него.

— Я вижу, ты успел очень хорошо изучить наши обычаи. Клянусь святыми рогами Амона, что, если ты добьешься взаимовыгодного союза с амазонками, который не ущемит наши мужские права, и женишь меня на королеве Арамне, я отдам тебе кольцо Тритона. Сфаксос, ты свидетель, — сказал он вельможе. Потом король вновь обратился к Вакару: — Теперь ты доволен? Отлично. Когда отправляешься на Херронекс?

Глава 12

Королева Арамне действительно обладала впечатляющей внешностью. Ростом она была с Вакара, широкоплечая, мужеподобная. Она встретила парламентера и свата на своей весельной барке, сидя на троне в свободной короткой тунике, которая оставляла одну грудь обнаженной. Жемчуг ее диадемы горел, подобно факелу, тяжелый подбородок опирался на могучий кулак. Вакар предположил, что ей лет тридцать пять — тридцать шесть.

— Принц Вакар, слова твои убедительны, — произнесла она. — Однако брак между мною и королем Ксименоном требует обоюдного согласия. Прежде чем я приму решение, мы воспользуемся услугами гадалки. Цоута, приступай!

Служанки засуетились — одни установили на палубе маленькую медную кадильницу на треноге, другие приволокли обнаженного мужчину и заставили опуститься перед кадильницей на колени. Никто не потрудился объяснить Вакару, откуда взялся этот мужчина, сам же принц благоразумно воздержался от расспросов.

Пожилая женщина — скорее всего, верховная жрица, или сивилла — помолилась, а затем мужчину вынудили опустить голову. Старуха Цоута умело перерезала ему горло, и кровь потекла в чашу. Когда на горле жертвы перестали лопаться алые пузыри, амазонки бросили труп за борт, и к нему тотчас ринулись крокодилы.

Цоута долго смотрела в чашу. Потом макнула в кровь палец, лизнула его и сказала:

— Государыня, в целом дельце выгорит.

— И это все? — спросила Арамне.

— Все, государыня.

— Я готова уступить, — объявила королева Вакару. — У меня лишь несколько пустяковых условий, однако словами ты не отделаешься.

— Я к твоим услугам, государыня. — Вакар задумался о том, какой сюрприз преподнесет ему судьба на этот раз.

— Прежде чем я поведу свой народ по новому пути, мне необходимо самой испробовать удовольствия, обещанные королем Ксименоном.

У Вакара полезли вверх густые брови.

— Госпожа, ты имеешь в виду…

— Ты должен лично посетить меня сегодня ночью. — На высокомерном лице королевы появилась еле заметная улыбка. — Я уж и позабыла, что это такое… — любовь мужчины.

«Ну, зато мне это последнее испытание не в диковинку, — подумал Вакар, — хотя еще ни разу не приходилось заниматься любовью под страхом смерти».

Когда на следующее утро Вакар, усталый и осунувшийся, взглянул на свое отражение в серебряном зеркале королевы Арамне, солнце стояло уже высоко. Он пошарил вокруг в поисках бритвы, а королева позади него потянулась на своем ложе, как ленивая львица, и сказала:

— Вакар, если вдруг, волею судеб, король Ксименон покинет этот мир, ты бы не хотел…

— Я не смел даже мечтать о такой чести! Но, увы, долг зовет меня на родину, — ответил принц, считая, что иметь дело с невестой, которая уже вполне готова стать вдовой, по меньшей мере неблагоразумно. — Кстати, у вас, амазонок, принято завтракать? Я бы сейчас сожрал целого зверя из тех, кого вы называете гиппопотамами.

Арамне вздохнула:

— Ох, уж эти мужчины! Чего только не насулят, чтобы получить удовольствие, а потом сразу убегают. В суете своей гораздо меньше думают о той, с кем делили постель минувшей ночью, чем о любимой собаке или соколе.

Следующие несколько дней Вакар сновал между Мене и Херронексом, а тем временем Ксименон и Арамне обсуждали условия мирного договора, с пеной у рта спорили о правах, которые получит в воссоединенной империи Тритония каждая сторона, готовились к свадьбе и решали множество других проблем.

Наконец все было улажено. Решено было, что в знак обоюдного доверия оба суверена выйдут на барках на середину озера, королева Арамне посетит судно Ксименона и подпишет договор, а затем король отправится на ее барку, где его будет ждать свадебная церемония и пир.

Наступил урочный час, и ялик с королевой на борту в два счета преодолел короткое расстояние до мужской барки. Когда алый шар солнца окунулся в голубую дымку горизонта, Арамне в сопровождении небольшой свиты амазонок поднялась на борт судна Ксименона.

На полуюте стоял стол, на нем Сфаксос, министр Ксименона, расстелил большой коричневый папирус и прочитал текст договора. Король и королева поклялись Амоном, Драксом и всеми прочими богами Тритонии соблюдать условия мира. За сим последовал бесконечный перечень бедствий и горестей, которые должны будут пасть на их головы, если они нарушат клятву. В конце концов (поскольку оба не умели писать) они придавили к папирусу печати и скрепили узы дружбы нежным поцелуем. Потом высокая женщина и грузный мужчина двинулись к массивному, под стать им самим, трапу, смеясь какой-то интимной шутке. Сфаксос шел следом. Прежде чем перешагнуть через фальшборт, королева оглянулась и сказала:

— Принц Вакар, тебя мы тоже приглашаем. Что за свадьба без свата?

Ухмыляясь, Вакар пошел за ними. Ему не терпелось получить кольцо и отправиться восвояси, но он не видел вреда в доброй попойке. Боги свидетели, он достаточно выстрадал в вонючем курятнике тритонов, питаясь только ячневой кашей и черствым хлебом.

На барке королевы жрец Амона совершил свадебный ритуал. Король перерезал горло белому ягненку и оросил кровью алтарь. Окунув палец в кровь, он нарисовал символ на лбу королевы, затем она подвергла его точно такой же процедуре. Объединенный хор мужчин и женщин исполнил хвалебную песнь богам Тритонии, затем певцы и певицы стали игриво хлопать и щипать друг друга пониже спины. Вакар, очень довольный собой, сказал:

— А теперь, государь, позволь напомнить наш уговор.

Король Ксименон широко улыбнулся и свинтил кольцо с жирного пальца.

— Держи! — Он опустил кольцо на ладонь Вакара. — А теперь, — обратился король к своей свите, — до начала пира надо уладить еще одну пустяковую проблему. Схватить его!

Не успел Вакар опомниться, как в него вцепились мускулистые руки. У принца от изумления отвисла челюсть, когда король шагнул вперед и вырвал кольцо из его руки.

— Я его позаимствую. — Ксименон снова надел кольцо на палец и указал на Вакара. — Разденьте его для жертвоприношения.

— Эй! — воскликнул Вакар. — Ты что, с ума сошел? Что ты затеял?

— Мы собираемся принести тебя в жертву Драксу, — ответил Ксименон.

— Но почему, клянусь очками Лира?!

— По двум причинам. Во-первых, последнее время мы уделяли старине Драксу маловато внимания. Занятно, что с тех пор, как я завладел этим кольцом, ни один бог не посетил меня в моих сновидениях. Во-вторых, я поклялся рогами Амона отдать тебе кольцо, но я не клялся оставить тебе взамен жизнь и свободу. Я не могу позволить, чтобы такой ценный талисман покинул мое королевство.

— Ладно, забирай себе проклятую безделушку! — обливаясь потом, завопил Вакар, когда стражники срывали с него пышные тритонские одеяния, которые Ксименон одолжил ему на время переговоров.

— Нет, отданное под принуждением не может считаться законным подарком. Но, с другой стороны, когда ты умрешь, не имея наследников в Тритонии, твоя собственность достанется престолу. Следовательно, лишь убив тебя, я и клятву сдержу, и кольцо сохраню.

— Королева Арамне! — вскричал Вакар. — Сделай же что-нибудь!

Королева холодно улыбнулась:

— Тебе не повезло, я полностью согласна с моим консортом. Мы решили твою судьбу на его барке, пока ты пялился на флейтисток. И с чего бы тебе жаловаться? Мужчины получше тебя погибали на этом алтаре ради процветания нашей страны.

— Шлюха! — заорал Вакар, вырываясь из рук стражников. — Неужели моих ночных стараний тебе показалось мало? Почему ты предпочла мне эту жирную гиену? — Принц выкрикивал интимные подробности ночи, проведенной вместе с королевой на Херронексе. Он надеялся пробудить ревность короля и спровоцировать ссору между двумя душегубами, а затем сбежать в суматохе или по меньшей мере испортить им праздник.

— Будь ты мудрее, держал бы рот на замке и принял легкую смерть, — с насмешливой улыбкой проговорил король. — Но теперь за оскорбление королевы ты получишь дополнительное наказание. Выпороть его!

— Сколько ударов, государь? — прозвучал голос позади Вакара.

— Пока я не прикажу остановиться.

Зажглись первые звезды. Вакару связали руки и вздернули их над головой принца. Покачиваясь, он застыл, стоя на цыпочках. В ожидании порки Вакар твердо решил, что лишит своих мучителей удовольствия видеть его плачущим и слышать его крики.

Но когда бич, просвистев в воздухе, приложился к голой спине, боль, точно молния, пронзила все его существо, и Вакар обнаружил, что такую порку гораздо труднее вытерпеть, чем ему представлялось. Первые два удара принц принял в молчании, после третьего — крякнул, а на четвертом вскрикнул сквозь зубы. Потом он вопил благим матом, а теплая кровь струилась по спине.

Бич свистел и хлопал, свистел и хлопал. Вакар дергался и кричал под ударами и ненавидел себя за это, но боль заполнила вселенную целиком. Надо что-то сделать… хоть что-нибудь…

И тут на выручку пришла его природная изобретательность, вернее, то, что от нее осталось. Нечеловеческим усилием воли он подавил крики и заставил себя расслабиться. Ноги обмякли, голова поникла, глаза закрылись… Еще несколько ударов, и порка прекратилась.

— Скис, ублюдок, — проворчал один из его палачей. — Что теперь, господин?

— Приведите его в чувство, — приказал король.

Веревку на запястьях Вакара развязали, и принц растянулся на забрызганной кровью палубе. Даже когда его сильно пнули ногой в бок, а на голову обрушили поток холодной воды, он не подал признаков жизни.

— Довольно тратить на него время, — промолвила королева. — Принесите его в жертву, и пойдем пировать. Я есть хочу.

— С удовольствием, — отозвался король. — Тащите его к алтарю. Сфаксос, эта честь предоставляется тебе.

Вакара поволокли по палубе к маленькому алтарю, где в ходе свадебной церемонии был заколот ягненок. Лорск видел сквозь чуть приоткрытые ресницы, как министр достает широкий нож и пробует остроту лезвия большим пальцем, а король стоит поблизости, прислонясь спиной к планширу.

Вакар предельно расслабился, чтобы тритонам было тяжелее его тащить. Доставив его к алтарю, они подозвали еще несколько слуг, и те помогли уложить принца как положено — по меркам Тритонии Вакар был богатырем.

И вот наступило мгновение, когда хватка ослабла: тритоны уперлись ногами в палубу, взваливая жертву на алтарь. Собрав все свои силы, Вакар вырвался, присел и нанес ближайшему тритону удар в живот, от которого слуга Ксименона сложился пополам и захрипел. Кто-то завопил:

— Осторожно! Держите его, он…

Отовсюду к Вакару потянулись руки. Не дожидаясь, пока слуги короля вцепятся в его обнаженное тело, скользкое от пота и крови, принц пронесся мимо Сфаксоса, который так и застыл, разинув рот и занеся над головой ритуальный нож. По пути Вакар так двинул министру в ухо, что тот замертво растянулся на палубе.

Теперь только один человек отделял Вакара от борта — король Ксименон. В трех шагах от него Вакар упал на четвереньки, как атлет, готовый к забегу на сто ярдов, и рванул вперед. По окровавленной спине скользнули пальцы тритонов. Ксименон успел выхватить из-за кушака пальстаб с серебряной рукоятью, и бронзовый топорик взлетел, чтобы раскроить Вакару череп.

Не дожидаясь, пока опустится пальстаб, Вакар прыгнул вперед и толкнул короля в грудь вытянутыми руками. И тут же впился пальцами в его шею, оцарапав ухо о щетину на королевском подбородке. Король перевалился через фальшборт. На мгновение в воздухе сверкнули его сапоги, а затем он камнем ринулся вниз. Вакар тоже нырнул в темную воду, не выпуская Ксименона из мертвой хватки.

Как только они подняли тучу брызг, принц разжал пальцы. Открыв под водой глаза, лорск увидел в облаке пузырей силуэт короля Ксименона, а рядом — заросшее водорослями днище галеры и королевский пальстаб, который, кувыркаясь, шел ко дну. Когда Вакар вынырнул, до него донесся придушенный крик барахтающегося короля. А на палубе, в нескольких футах над его головой, царил бедлам.

Вакар сделал глубокий вдох и снова исчез под водой. Схватив ногу в сандалии, которая брыкалась под тогой, он потащил ее вниз. Король тем временем, выпучив глаза, пускал пузыри. Вакар вспомнил, что тритоны не умеют плавать. Но даже если Ксименон — исключение, у принца имелось одно преимущество: на нем было мало одежды и не было никаких драгоценностей. Тем временем король рванулся наверх, неистово молотя руками и суча ногами, но Вакар вновь схватил его и увлек ко дну.

И тут Вакар почувствовал движение за спиной — кто-то огромный приближался, разрезая воду. Оглянувшись, принц увидел крокодила — громадного, не меньше сорока футов длиной.

Вакар отпустил короля как раз в тот момент, когда крокодил бросился на них с тигриным проворством. Принц едва успел увернуться; огромная пасть разверзлась, и острые зубы вонзились в тело Ксименона. Чудовище пронеслось мимо Вакара, лениво помахивая зубчатым хвостом, и оцарапало Вакара твердой, как дубовая кора, кожей.

Принц вынырнул на поверхность на изрядном расстоянии от барки, протер глаза и вытряхнул воду из ушей. По палубе в панике носились придворные, все кричали: одни требовали луки, другие — копья, а третьи — весла.

В полете стрелы от Вакара покачивалось на воде судно короля. Вакар поплыл к нему так быстро, как не плавал еще никогда в жизни. По пути он сочинял правдоподобную историю и прислушивался: не раздастся ли за спиной плеск весел? Он услышал этот звук на полпути к барке Ксименона, и в тот же миг поблизости в воду плюхнулась стрела.

Страх придал ему сил. Вторая стрела упала совсем рядом, но барка Ксименона была уже близко, над фальшбортом замелькали взволнованные лица. Кто-то прокричал:

— Во имя Дракса, что там произошло?

— Канат! — крикнул Вакар.

Весла барки Ксименона осторожно опустились на воду — гребцы боялись утопить Вакара. По израненной спине ударил тяжелый канат; Вакар вцепился в него, но подняться самостоятельно не хватило сил. В конце концов ему бросили спасательный круг; извиваясь, принц втиснулся в него и его втянули на палубу.

— Они убили короля! — прохрипел Вакар. — Заманили в ловушку! Перерезали горло государю, Сфаксосу и всем остальным тритонам. Меня тоже хотели прикончить, но я прыгнул за борт.

Столпившиеся вокруг тритоны загомонили в изумлении и ужасе.

— А вдруг он лжет? — с подозрением проговорил капитан, внимательно глядя на Вакара.

— Посмотри на мою спину. Разве это похоже на выдумку?

Капитан заревел от ярости.

— Я с самого начала ожидал подвоха! Хватайте весла, мы потопим их прежде, чем они ускользнут. Гребите, гребите!

Барка Ксименона, набирая скорость, шла наперерез судну амазонок. Когда до цели было рукой подать, весла на судне королевы снова пришли в движение. Но барка короля неслась слишком быстро, и амазонки не успели увернуться. Раздались вопли, и в сумерках Вакар разглядел, как по палубе, размахивая руками, бегают женщины.

Раздался оглушительный грохот: барка Ксименона протаранила судно королевы, словно оно было сделано из папируса. Затрещали борта, и барка Арамне превратилась в груду щепок, канатов, весел, золотых украшений, ярких драпировок и мельтешащих человеческих конечностей. Корабль Ксименона разрубил ее надвое и пошел дальше, волоча за собой зацепившиеся за таран канаты.

Потом барка короля развернулась и взяла курс на Мене. Вакар заметил на поверхности озера Тритон несколько движущихся темных пятен — крокодилы плыли к месту крушения. Вакара мучила совесть: как ни крути, из-за него погибло множество простых амазонок, возможно не желавших ему зла. Он не любил убивать женщин. Оставалось лишь утешиться мыслью, что все они, наверное, были такими же вероломными, как и их королева. Вдобавок у принца не было другого выхода.

От слабости, побоев и пережитого страха Вакар Зу едва держался на ногах, но уже продумывал следующий шаг. Кольцо Тритона бесследно исчезло в брюхе крокодила, но материал, из которого оно было изготовлено, а именно упавшая звезда (что бы она из себя ни представляла), хранился на юге, у властителя страны Белем. Если из этого металла сделали одно кольцо, то можно сделать и другое.

Нужно забрать у тритонов свои пожитки и убираться отсюда, не дожидаясь обвинения в убийстве короля Ксименона со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Этот прохвост обвел тритонов вокруг пальца и теперь едет вместе со слугой на юг, к Белему, — сообщил Дракс. — По известным вам причинам я не могу предугадывать события, которые произойдут в окрестностях Найовата, но боюсь, что Вакар Зу способен завладеть Тахахом.

Боги задрожали.

— Необходимо предупредить короля Авоккаса и настроить его против этого человека, иначе будет слишком поздно, — клокоча обратился к Иммуту, богу недр Белема, кальмароголовый Энтигта. — Кузен, ты об этом позаботишься?

Глаза Дракса метали молнии.

— Мне кажется, мы слишком часто предупреждали не тех людей. — Дракс обвел злобным взглядом пусадских богов. — А может, кто-то из вас нашептывал Вакару о грозящих ему опасностях?

Лир, Окма и остальные боги стойко выдержали этот взгляд…

А тем временем Вакар из Лорска скакал по живописному краю южнее озера Тритон.

Господин и слуга пересекли широкие травянистые равнины, где паслись огромные стада газелей, антилоп, буйволов, страусов, зебр, слонов и прочей живности. Затем они обогнули озеро Ташорин, где на мелководье крокодилы подстерегали добычу, а гиппопотамы ревели, вздымая фонтаны брызг. Наконец они въехали в темное ущелье, пронизывающее горную гряду, за которой лежало королевство Белем.

Несколько дней после того, как тритоны отпустили Вакара, он пребывал в отвратительном настроении. Лишь изредка принц открывал рот, чтобы рыкнуть на Фуала, а в душе занимался самобичеванием. Спина заживала, но Вакару не давали покоя мысли, что его опозорили, обошлись с ним как с ничтожным рабом.

Когда окружающий пейзаж сменился на более мрачный, Вакар приободрился.

— Нам повезло, — обратился он к своему слуге. — Мы довольно легко отделались от этого подлого народа. Знаешь, Фуал, мне пришло в голову, что тебе, наверно, тоже не сладко, когда с тобой обращаются подобным образом.

— Разумеется, мой господин.

— По правде говоря, я просто никогда не думал об этом. Ты должен меня ненавидеть, ведь я иногда тебя бил. Признайся, ты меня ненавидишь?

— Нет, хозяин, хотя порой ты бываешь излишне строг. Но ты не самый жестокий господин, большинству рабов живется гораздо хуже, чем мне.

— Что ж, прошу у тебя прощенья за все побои, кроме тех, которые ты заслужил.

Затем Вакар отвел душу, исполнив старую лорскую песнь «Гибель Цорме»:

— Ну вот, опять! — Принц указывал на босоногого козопаса, который прыгал с камня на камень. В последний раз мелькнула красная бурка и исчезла. — Почему все бегут от нас, как от демонов? Неужели мы такие страшные?

— Не знаю, господин, — ответил Фуал. — Но очень досадно, что ты привел меня в эти ужасные края, где царят насилие и колдовство. Ах, неужели я больше никогда не увижу серые башни Кериса и серебряные пляжи Аремории? Хоть бы разок взглянуть перед смертью!

Из глаз слуги покатились крупные слезы. Вакар раздраженно фыркнул:

— Неужели ты думаешь, что я обожаю спать на земле и удирать от кровожадных хищников и дикарей? Я бы гораздо охотнее осел в каком-нибудь культурном городе и посвятил себя литературе и философии. Но я не жалуюсь на каждом шагу. Уж коли взялся за плуг, доведи борозду до конца. — Потом Вакар смолк, размышляя. — Дай-ка щит. У этого Белема отвратительная репутация.

С бронзовым круглым щитом за спиной Вакару было спокойнее, хотя редкие встречные туземцы не проявляли особой враждебности, наоборот, обращались в бегство, едва заметив всадников.

— Почему тут нет домов? — поинтересовался он. — Меня не предупреждали, что белемцы живут под открытым небом, как дикие звери.

Фуал лишь пожал плечами. Когда Вакар затянул очередную песнь, аремориец вытянул руку и произнес:

— Хозяин, а разве это не дом?

Вакар развернул коня. Круглая хижина из камней, кое-как обмазанных глиной, сливалась с каменистой долиной. Некогда строение обладало крышей из дерева и тростника, но пожар уничтожил все, что могло гореть.

Вакар спешился и пинком отшвырнул череп, валявшийся у порога.

— Череп ребенка, — сказал он сам себе. — Должно быть, тут идет война. А если так, то в Найоват нас вечером не пустят, поэтому заночуем здесь.

— Господин, нам до сих пор не встретились безголовые слуги Авоккаса, — заметил Фуал, ставя котелок на очаг. — Будем надеяться, что и не встретятся. — Он постучал кремнем о пирит и развел огонь. — С живыми врагами я готов сразиться, но не кажется ли тебе, что здесь правит бал черная магия?

Они поужинали в тишине, глядя, как длинные тени наползают на утесы. С холмов донесся хохот гиены.

— Присмотри за конями, — велел Вакар.

Четыре лошади рвались с привязи, ржали и прядали ушами. Путники настороженно оглядывались по сторонам. Как только Вакар краем глаза уловил движение — среди валунов раздался пронзительный крик и…

— Великие боги! — вскричал Фуал. — Ты только посмотри!

Откуда ни возьмись, появились десятки грязных длинноволосых людей. Они с воплями бежали по крутым склонам, прыгали с камня на камень. Некоторые были в козьих шкурах, другие — в чем мать родила. Оружием им служили дубины, камни и бумеранги. Когда они приблизились к дому, камни и дротики засвистели в воздухе.

— По коням! — Вакар птицей взлетел в седло.

Когда Фуал, как всегда неуклюже, карабкался на коня, в спину ему угодил камень. Позади Вакара раздался глухой удар и пронзительное ржание — очередной метательный снаряд попал в запасного коня. Мгновение спустя кавалькада галопом неслась по петляющей дороге к югу. Вакар надеялся, что в сумерках его конь не споткнется, иначе — верная смерть.

— Все пропало, господин, — жалобно произнес Фуал. — Не только вкусная еда, которую я для тебя приготовил, но и наш единственный котелок.

Вакар пожал плечами:

— Украдешь другой.

— Почему они на нас набросились?

— Не знаю. Может, они — людоеды? Они выкрикивали что-то вроде «уллилюди, уллилюди», насколько я помню, это означает «господа» или «дворяне». Но если нас приняли за аристократов, то почему на нас напали? Должно быть, в этой стране все с ума посходили.

Вакар держал путь на юг, пока путников вновь не застала тьма. Принц и его слуга заморили червячка вяленым мясом и погрузились в беспокойный сон, карауля по очереди, как обычно. Еще до рассвета они вновь сели на коней.

Скалистые горные склоны становились все круче и мрачнее. День был в самом разгаре, когда они очутились в длинном, глубоком и узком ущелье. Петляя, оно уводило к югу. Путники упорно продвигались вперед, объезжали крутые отроги горной цепи. Окрест разносился гулкий перестук копыт. Наконец всадники остановились перевести дух.

— Сдается мне, мы тут целый век… Чу! — Вакару услышался далекий топот множества ног. — Неужели снова наши немытые друзья?

Он пустил коня шагом, вглядываясь во тьму. Топот приближался. Некоторое время спустя, увидев источник шума, Вакар и Фуал вскрикнули от изумления и испуга. Шумел отряд иццунегов, безголовых зомби короля Авоккаса. Не меньше двадцати этих чудовищ, вооруженных копьями с медными наконечниками, быстро шли по ущелью колонной по трое. Позади на низкорослых конях ехали двое обладателей голов — точно овчарки, подгоняющие стадо. Люди закричали, указывая на путешественников; иццунеги подняли копья и пустились бегом.

Глава 13

Вакар развернул коня и помчался по ущелью в обратную сторону. Маленький аремориец уже несся перед ним во весь опор, хотя раньше боялся скакать даже легким галопом. Позади шлепали босые ноги иццунегов. Вакар обернулся в седле и увидел, что преследователи отстают, а еще через несколько поворотов они и вовсе исчезли из виду. Вакар позволил коню перейти на шаг. Фуал крикнул, оборачиваясь:

— Хозяин, как ты думаешь, они тоже хотят нас убить?

— Не знаю. Трудно судить о намерениях человека по выражению лица, особенно когда голова отсутствует. Но мне показалось, что они настроены враждебно. Похоже, в Белеме нам не рады.

— Господин, что же нам теперь делать? Может, попытаемся найти другой путь в Найоват?

— Будь я проклят, если знаю, что нам делать. Поговорить бы хоть с кем-нибудь в этой проклятой стране…

За поворотом они едва не столкнулись с другим отрядом иццунегов, за которым ехал одинокий всадник. Сцена повторилась: командир закричал, указывая на путников, безголовые ринулись в атаку.

Вакар и Фуал спешно повернули коней и галопом пустились в обратную сторону по той же дороге. Вакар слышал причитания Фуала:

— Все пропало, мы окружены!

— Еще не все пропало, — буркнул Вакар. — Ищи, где можно подняться выше по склону.

Он вспомнил слова Кертевана о том, что иццунеги не могут смотреть вверх и оглядываться. А склоны ущелья были хоть и крутыми, но вполне преодолимыми. Через несколько минут бешеной скачки Вакар увидел годное для подъема место и, возгласом предупредив Фуала, прижался к холке коня, обхватил ее руками, встал обеими ногами на седло, затем, не успев потерять равновесие, прыгнул вверх и в сторону. Рассадив колено, он приземлился на уступ в шести футах над дорогой и побежал вверх, оступаясь на каждом шагу. Из-под ног его сыпались камешки и земля.

— Быстрее, — крикнул он слуге. — И ни звука!

Они карабкались по склону. До вершины было рукой подать, когда беглецы услышали шум погони. Кони заржали и поскакали на юг, но через несколько минут повернули обратно.

— Распластайся на уступе и не шевелись, — приказал Вакар.

Их лошади, оставшиеся внизу, водили ушами, ржали и скалили зубы. Когда два отряда иццунегов сошлись, кони сбились в кучу. Безголовые, прибежавшие с обеих сторон ущелья, столкнулись прямо под Вакаром. Началась сумятица. В полной неразберихе безголовые нечаянно задевали друг друга копьями, а испуганные кони кусались и лягались. Один безголовый упал и остался неподвижно лежать на земле.

Всадники перекликались, возвышаясь над обрубками шей своего жуткого воинства. В их голосах Вакар уловил изумление и злость. В конце концов один из командиров спешился, вручил поводья иццунегу, пробился сквозь толпу и схватил под уздцы лошадь Вакара.

Глядя на него с уступа, Вакар побагровел от злости. Мало, что на него нападали, что за ним гонялись все кому не лень в этом проклятом походе, так теперь еще и коней хотят отнять! И почти все имущество! Ну, погодите, мерзавцы! Сейчас вы узнаете, что численное превосходство не всегда спасает от поражения.

— Начали, — буркнул он, поднимаясь на ноги. По склону покатился внушительной величины камень, за ним другой, третий. Фуал пришел на помощь к хозяину, валуны летели в самую гущу безголовых, задевая по пути и увлекая за собой другие камни. Пронзительно заржали кони, три всадника закричали, указывая на Вакара и Фуала, которые носились по уступу, как демоны, отправляя вниз все камни, какие им удавалось столкнуть. Огромные валуны падали прямо на иццунегов, а те даже не уворачивались. Трещали копья и кости, несколько живых мертвецов упало. Человек, схвативший коня Вакара, отпустил повод и бросился через толпу к своей лошади.

Вакар заметил опасно накренившийся валун высотой почти с него самого и призвал на подмогу Фуала. Они налегли на камень, сдвинули его с места. Земля содрогалась, пока валун катился вниз, а когда он обрушился на врагов, за ним с оглушительным грохотом низверглась целая лавина обломков. Вакар вспомнил поговорку, что падение маленького камешка порой приводит к страшному камнепаду.

Когда все стихло, множество иццунегов, а также спешившийся командир оказались погребены под камнями. Тут и там среди валунов торчали конечности и пики. Все четыре коня Вакара погибли на северном краю осыпи. Иццунег, которому погибший командир вручил поводья, все еще стоял, держа его лошадь, а на противоположной стороне побоища сидели верхом двое командиров. Когда Вакар начал спускаться по склону, они спрыгнули с седел и полезли ему навстречу.

— За мной, Фуал. — Вакар надел на руку круглый щит. — Берись за меч.

Он ринулся в атаку. Поднимавшийся первым белемец прикрывался маленьким щитом из кожи и размахивал медной палицей, похожей на тесло. Его чуть приотставший товарищ был вооружен каменной булавой.

Когда первый белемец замахнулся своим неуклюжим оружием, Вакар ударил его щитом, целя в голову. Палица лязгнула о тонкую бронзу, и тут же Вакар рубанул мечом под обоими щитами. Клинок вонзился в живот, белемец закричал, бросив оружие, с ужасом поглядел на лезущие из раны внутренности и опрокинулся навзничь.

Вакар повернулся ко второму противнику — тому, что с палицей, — и тут возле его головы пролетел камень и ударил белемца в грудь. Тот повернулся и бросился бежать вниз по склону. Прямо со скалы он прыгнул на своего коня и через несколько секунд скрылся за южным выступом обрыва.

Пока Вакар спускался, в его ушах все еще отдавался стук копыт. Единственный уцелевший иццунег стоял по ту сторону осыпи. Когда принц перебирался через нее, безголовый воин даже не пошевелился, его единственный глаз спокойно глядел из груди в пустоту.

— Ты меня слышишь? — спросил Вакар, ужасно коверкая белемские слова. — Отдай поводья! Отдай, кому говорю?!

Иццунег даже не шевельнулся.

— Тебе же хуже! — Вакар вонзил окровавленный меч в грудь безголового. Иццунег пошатнулся и рухнул наземь. Прежде чем конь успел испугаться и отпрянуть, Вакар схватил поводья и потащил его за собой через каменную осыпь. Три его лошади были мертвы, а уцелевшей сломал ногу валун. Вакар перерезал раненому коню горло, а затем поймал за поводья лошадь погибшего на склоне горы белемца. Держа поводья двух коней, он вновь одолел осыпь. Торчащие из-под завала конечности иццунегов все еще дергались, но принц их уже не опасался.

Вакара привлекла красивая одежда на трупах командиров: тюрбаны и длинные, по колено, туники из хорошей шерсти. Талии были перетянуты сплетенными из кожаных ремешков поясами. На ушах и пальцах сверкали золотые кольца, которые Фуал немедленно снял. Очевидно, в этой горной стране погибшие считались богачами.

Почти час Вакар и Фуал надрывались, ворочая камни, чтобы добраться до своих вьюков. Одному из заваленных коней Вакар отрубил мечом заднюю ногу — на мясо. Затем совместными усилиями они перевели живых коней с северного на южный край каменной осыпи.

— Мой господин, — сказал Фуал. — Неужели ты намерен продолжать это безумное путешествие?

— А ты предлагаешь вернуться несолоно хлебавши, чтобы Курос обвинил меня в трусости? Ни за что! Садись на свою лошаденку.

Вакару не нравился его новый скакун — ростом он оказался гораздо ниже прежнего коня. К тому же он с непривычки казался слишком норовистым и упрямым.

— Оно, конечно, можно назвать смельчаком того, кто в одиночку вторгается во враждебное королевство, — брюзжал Фуал. — Но его можно назвать и иначе…

Вакар ухмыльнулся. Невзирая на усталость, он гордился, что прошел еще одно испытание.

— Ничего, кое-кто из величайших героев тоже был маленько не в своем уме. Даром, что ли, в «Безумии Врира» говорится:

Фуал задрожал, но не произнес ни одного слова.

На следующий день из-за гор навстречу выехал всадник и миролюбиво поднял ладонь. Вакар позволил ему приблизиться, хотя готов был в любой миг схватиться за меч. Незнакомец заговорил на искаженном тритонском, а Вакар знал несколько слов на белемском, так что в конце концов им удалось понять друг друга.

— Я господарь Шагарнин, — сказал белемец. — Король Авоккас поручил мне встретить тебя на нашей земле и препроводить в Найоват.

— Очень любезно со стороны Авоккаса, — сказал Вакар. — Кстати, не его ли слуги оказали нам вчера столь теплый прием?

— Это всего лишь досадное недоразумение. Боги предупредили Авоккаса, что некий Вакар из Лорска приближается со стороны Тритонии и что его необходимо уничтожить в интересах богов и людей. Ведь ты — не Вакар, правда?

— Нет, я Тьегос из Седерадо, — назвался Вакар первым именем, которое взбрело на ум.

— Именно так и подумал король, получив доклад о том, какой ты могущественный волшебник. Вакар, по описанию богов, — совершенно заурядный мошенник, начисто лишенный сверхъестественных способностей. Единственный десятник, уцелевший после вчерашней встречи с тобой, поведал, что ты воспарил на крыльях летучей мыши и обрушил на атакующих гору. Тогда-то король и заподозрил ошибку. Он искренне надеется, что ты простишь ему оплошность и воспользуешься его гостеприимством.

— С удовольствием, — ухмыльнулся Вакар.

Он понял, что произошло: уцелевший десятник во весь опор помчался в Найоват, а по пути сочинил красивую небылицу, чтобы его не обвинили в трусости. Вакар вовсе не был уверен, что ему удастся, скрывая свое настоящее имя, провести Шагарнина или короля — происходящее очень смахивало на ловушку. Похоже, враги, не сумев одолеть его силой, пустили в ход вероломство. Пережитые злоключения довели его подозрительность чуть ли не до мании.

— Это замечательная страна, — сказал Вакар. — И я уже успел с ней немного познакомиться. Например, не далее как позавчера на нас напали какие-то дикари, но только с головами.

— Какая досада, — отозвался Шагарнин, и в глазах его промелькнул испуг. — Вероятно, то была шайка простолюдинов. Одичавшие скоты не упускают случая напасть на высокопоставленных особ, если те рискуют путешествовать поодиночке или по двое. Поэтому добираться до Найовата без вооруженного эскорта небезопасно. Придется послать отряд, чтобы стереть эту банду с лица Земли.

— А почему вас так не любит простонародье? Глупые селяне не желают, чтобы король Авоккас сделал из них иццунегов?

— Как будто чернь имеет право чего-то желать или не желать! — Шагарнин сплюнул.

— Неужели король задумал превратить весь народ в этих… иццунегов? — Вакар постарался скрыть свое изумление.

— Да, таков его великий замысел. Наш король — самый могущественный волшебник в мире. Он открыл, что иццунеги — идеальные подданные: послушные, неутомимые, бесстрашные, аккуратные и без подлых мыслишек. Он даже научился их размножать. Жаль только, что дети рождаются с головами, как обычные люди. Приезжай к нам через несколько лет, и ты увидишь сказочное королевство: уллилюди, как называет нас чернь, будут править совершенно безголовым населением, и кругом воцарят порядок и счастье.

— Потрясающая идея! — в восторге воскликнул Вакар.

— Я рад, что ты так думаешь. Но нам еще предстоит обезглавить всех наших подданных, и в связи с этим возникло много проблем. Как будто от голов есть какой-то прок! Создание иццунегов требует могущественных чар, посему работа над этим грандиозным проектом займет некоторое время. Наш бедный король трудится денно и нощно, и мы, любящие его вельможи, беспокоимся о его здоровье.

Вакар сочувственно кивнул:

— Чернь не знает, в чем ее счастье, не правда ли? Кажется, теперь я понимаю, почему на нас напала толпа.

— Я рад, что ты разделяешь нашу точку зрения… Господин Тьегос, с какой целью ты прибыл к нам?

— Я путешествую ради собственного удовольствия.

Шагарнин с любопытством взглянул на Вакара.

— Не могу себе представить путешествие ради удовольствия, но, возможно, в твоей стране жизнь иная, нежели у нас.

Вакар решил перевести разговор в другое русло.

— Насколько мне известно, Авоккас владеет упавшей звездой.

— Тахахом? Да, но об этом лучше спросить его самого.

Подъезжая к Найовату, Вакар увидел каменные хижины и немногочисленных людей, которые при виде всадников прятались в домах или за камнями с проворством испуганных ящериц. Из-за угла одной из хижин принца разглядывали несколько оборванцев, на их грязных физиономиях была такая ненависть, что он содрогнулся. По мере приближения к центру города вдоль дороги вырастали все более добротные каменные здания. Вакар решил, что это дома аристократов.

— А вот и дворец, — показал Шагарнин.

Вакар не сразу понял, что имеет в виду белемец. Наконец он увидел отверстие в подножии скалистого холма, возвышавшегося над Найоватом. Холм был окружен глубоким рвом, к входу в пещеру вел устланный соломой бревенчатый мост. У входа застыли несколько иццунегов с копьями.

Кавалькада проехала по мосту. Стук копыт по соломе походил на далекий рокот барабанов. Наездники спешились, иццунеги увели коней. Шагарнин переговорил с командиром стражи, носящим на плечах как знак отличия голову, а затем предложил Вакару и Фуалу следовать за ним.

Он повел их по лабиринту туннелей. Вакар присвистнул от удивления: дворец напоминал кроличью нору, он сплошь состоял из ходов, прорытых в холме. Но Авоккас не пожалел труда, украшая свое обиталище. Оштукатуренные стены были покрыты разноцветными геометрическими фигурами, по контурам рисунков сверкали шляпки золотых и серебряных гвоздей. Принц не увидел изображений живых существ, как в Огуджии или Фаяксии. Через каждые несколько футов в больших медных чашах плясало желтое пламя. По пути Вакар обогнал иццунега с медной посудиной наподобие чайника — безголовый слуга заливал масло в светильники. Вакар пытался запоминать повороты и перекрестки, но вскоре отчаялся и обратился к Фуалу на лорском:

— Надеюсь, нам не придется убегать в спешке — без проводника отсюда вовек не выбраться.

Они долго шли по петляющим коридорам, встречали многочисленных стражников, перед ними отворяли тяжелые двери, украшенные золотом и драгоценными камнями. Наконец Шагарнин ввел их в комнату, где стояли, как истуканы, несколько безголовых.

— Отдайте ваше оружие этим иццунегам, — потребовал аристократ.

Поскольку такое требование всегда предъявлялось посетителям царственных особ, Вакар безропотно подчинился. Иццунег отворил дверь в противоположной стене, и, проследовав за гостями в следующую комнату, Шагарнин приказал:

— Падите ниц в благоговении!

Будучи выходцем из Лорска, где царили свободные нравы и поклоны были не в чести, Вакар не привык падать ниц перед смертными и даже не успел выбрать богов, которых ему бы хотелось почтить подобным образом. Все же он сделал, как было сказано, поскольку вовсе не хотел превратиться в иццунега за нарушение придворного этикета. Он стоял на коленях, пока не услышал визгливый голос:

— Встаньте! Шагарнин, покажи рабу нашего гостя покои для приезжих, пусть он ждет там своего господина. Как, говоришь, твое имя? — обратился Авоккас к Вакару.

— Тьегос из Седерадо.

— Тьегос, стой на месте и молчи, пока я не завершу гадание.

Вакар осмотрелся. Человек, обращавшийся к нему, сидел у стены на каменном троне, к которому вели шесть ступенек. Он был облачен в пестрые одежды из блестящей материи под названием шелк. Принц вспомнил, что из шелка была и мантия Кертевана. Этот материал привозили из Сериканы, страны, где рождается солнце.

Авоккас был тощ, плешив и измучен заботами. На желтой коже лица пролегли глубокие морщины. Короля безголовых можно было бы назвать непримечательной личностью, если бы не рост: от силы пять футов.

Вакара вдруг осенило, почему трон Авоккаса поднят на шесть футов над полом и откуда взялась бредовая идея обезглавить все население королевства. Властелину казалась совершенно невыносимой мысль, что он ниже своих подданных, и он решил добиться с помощью топора и колдовства, чтобы они больше не смотрели на него сверху вниз в буквальном смысле этих слов.

Не желая наводить Авоккаса на опасные мысли, Вакар ссутулился и втянул голову в плечи.

Тем временем король уставился в каменный пол перед троном. Справа и слева от лесенки горели маленькие масляные лампы с медными отражателями. Вошел иццунег и погасил все факелы. Теперь комнату освещали только эти две лампы.

На освещенном участке пола Вакар увидел большую и сложную пентаграмму. Авоккас протянул к ней руки с растопыренными пальцами и произнес заклинание на незнакомом гостю языке. Пентаграмма постепенно исчезла из виду, и на полу появился мираж. По песчаным холмам медленно шел караван — бесконечная вереница всадников на высоких горбатых животных. «Верблюды», — догадался принц, знавший этих животных по описаниям. Изображение было сильно уменьшенным — высота всадника на верблюде не превышала пяди. Седоки были одеты в черные плащи, похожие на саваны; огромные черные платки держались на головах с помощью лент и ниспадали широкими складками. Лица прятались под вуалями. Оружием служили длинные копья. Караван казался бесконечным: когда очередной всадник исчезал из освещенного овала, на другом его конце появлялся следующий.

Король Авоккас что-то произнес, и видение исчезло. Вновь вошел иццунег, чтобы зажечь факелы:

— Ты видел армию гведулийцев, идущую на запад вдоль южной границы моей страны? — спросил король. — Я думал, что они повернут к северу и нападут на нас, но пока они не меняют направления. Скорее всего, кочевники намерены пересечь Таменруфт и вторгнуться в Гамфазантию.

— Государь, ты хочешь предупредить гамфазантов?

— Предупредить? С какой стати? Я им ничем не обязан и не желаю ссориться с гведулийцами. К тому же гамфазантов бесполезно предупреждать, ведь они никогда не прислушиваются к чужому мнению.

— Это культурный народ?

— Отчасти. У гамфазантов есть столица, и они возделывают землю, но у них много странностей. Итак, что привело тебя сюда, господин Тьегос?

— Я путешествую ради свежих впечатлений. Хочу увидеть далекие и дивные страны, прежде чем где-нибудь осяду. В Белем меня привели слухи о ваших странных обычаях и о талисмане Тахахе. Я мечтаю увидеть это чудо своими глазами.

Авоккас кивнул:

— На мой взгляд, вполне естественно, что к нам приезжают варвары из отсталых стран, дабы познакомиться с нашими прогрессивными обычаями. Возможно, когда-нибудь они переймут наши порядки. Ты уже видел иццунегов, а завтра я покажу упавшую звезду. История Тахаха удивительна: он упал в Тартаре и лишь потом оказался в моих руках. Но… ты ведь и сам немного волшебник.

Вакар скромно кивнул:

— Государь, мне не сравниться с тобой.

Авоккас самодовольно улыбнулся:

— Вот такое поведение мне по нраву. Большинство пришельцев возмутительно хвастливы и вдобавок не приучены к порядку. Но я вынужден прервать аудиенцию — меня ждут великие дела.

— Пришла пора делать новых иццунегов?

— Я совершил величайшее открытие в истории некромантии и колдовства. Благодаря ему я не только приучу к порядку своих подданных, но и доставлю радость Иммуту — богу смерти, самому могущественному из всех богов. Ну а теперь в знак моей особой милости тебе дозволяется посмотреть, как я утоляю голод. — Король хлопнул в ладоши.

— В Белеме сейчас время обеда? — удивился Вакар.

— В Белеме время обеда наступает, когда у меня просыпается аппетит. Я почти безвылазно живу под землей, и вращение небесных тел на меня почти не воздействует, если не считать влияния звезд на мою магию с точки зрения астрологии.

Когда вошел иццунег с подносом еды и питья, король осведомился у Вакара:

— Может быть, желаешь присоединиться?

— Прошу извинить, но в пути у меня расстроился желудок, и я сейчас воздерживаюсь от еды.

На самом же деле Вакар боялся яда.

Король молча насыщался несколько минут, а затем предложил:

— Вероятно, тебе придется по вкусу иное развлечение. Пришли Реццару и музыканта! — велел он иццунегу.

Когда безголовый слуга вышел, Вакар спросил:

— Как ты управляешь этими существами? Как они тебя слышат, не имея ушей?

— А им и не нужны уши. Дух, обитающий в теле, улавливает мысли того, кто к нему обращается. Конечно, иццунег повинуется только мне или человеку, которому я доверяю управлять безголовым рабом. Иначе сразу бы возник жуткий беспорядок… А вот и наша самая искусная танцовщица. Станцуй для гостей, Реццара!

Вошли двое: низкорослый белемец со свирелью и молодая женщина, вся увешанная драгоценностями, которые сразу бросились в глаза, поскольку заменяли ей одежду. Кольца, серьги, бусы, ожерелья из самоцветов, браслеты на запястьях и лодыжках — все это звенело и искрилось при каждом шаге.

Коротышка уселся на пол, скрестив ноги, и заиграл жалобный мотив, напомнивший Вакару музыку Квазигана, под которую ожила змея в Седерадо. Вакар сразу насторожился, но ничего не произошло, разве что Реццара пустилась в пляс. Она опустилась перед принцем на колени и прогнулась назад, глядя на него из-под полуопущенных век. Руки ее извивались, как змеи. Будь Вакар с ней наедине…

Но ему оставалось лишь сидеть и слушать, как кровь пульсирует в ушах. Своим искусством танцовщица чуть не свела Вакара с ума. Когда Реццара затрясла грудью, не шевеля при этом бедрами, Вакар почувствовал, как кровь прилила к его лицу. Он даже слегка обрадовался, когда Реццара в изнеможении простерлась ниц перед Авоккасом, а затем, бренча драгоценностями, выбежала из зала. Музыкант последовал за ней.

— Великолепное зрелище, — не кривя душой, сказал Вакар.

— Да, это тоже одно из чудес Белема. А теперь я должен вернуться к делам. Тебя известят, когда придет время увидеть Тахах.

— Благодарю тебя, государь. — Вакар низко поклонился.

У двери иццунег вручил Вакару его меч и проводил по лабиринту туннелей в комнату, где холодные неровные стены были задрапированы пестрой тканью. В комнате была мебель: вполне приличная кровать с чем-то вроде балдахина и два стула. Из стенной ниши выглядывала выточенная из слоновой кости уродливая статуя белемского божества. Фуал поднялся со стула и указал на поднос с едой и кувшин с вином.

— И где же ты это раздобыл? — спросил Вакар.

— Украл на королевской кухне, когда отвернулся повар. Поварята-то все безголовые, с ними осложнений не возникло. Господин, позволь, я налью тебе вина. Кислятина, но все-таки лучше, чем вода.

Вакар присел на край кровати.

— Да, после аудиенции у короля-колдуна глоток-другой, пожалуй, не повредит.

— Как прошла аудиенция, господин? — Фуал вручил хозяину серебряный кубок, наполненный до краев.

— Я думал, что все на свете повидал, но…

Его перебил стук в дверь.

— Входите! — крикнул Вакар. Дверь отворилась, блеснув золотыми петлями, и на пороге появилась танцовщица Реццара.

— Господин Тьегос, прикажи слуге выйти, я хочу поговорить с тобой наедине.

Глава 14

Фуал с тревогой посмотрел на хозяина, а тот опоясался мечом и сказал:

— Ступай, Фуал. В чем дело, Реццара?

Фуал вышел. Вакар оглядел танцовщицу с головы до ног и слегка успокоился — не стоило опасаться, что она выхватит из-под одежды кинжал. Оружие, способное уместиться под таким «нарядом», годится разве что для чистки ногтей.

Реццара подождала, пока затворится дверь, и спросила:

— Сударь, когда ты намерен уехать?

— Пока не собирался, а что?

— Возьми меня с собой, я не могу здесь оставаться.

— Это почему же? — В душе Вакара вновь зашевелились подозрения.

— Я ненавижу короля Авоккаса и люблю тебя.

— Что? Вот это сюрприз, клянусь третьим глазом Тандилы!

Танцовщица заморгала, не сводя с принца больших темных глаз.

— Я ненавижу этого демона, мне противен его фанатизм и мечты о новом порядке. И я сгораю от страсти с того самого мгновения, когда впервые тебя увидела. О, сударь, увези меня отсюда, и ты никогда об этом не пожалеешь.

— Интересная мысль, — сухо сказал Вакар, прихлебывая вино, — но как ее осуществить?

— Ты из тех мужчин, для которых не существует преград. Зачем ты сюда приехал?

— Из любопытства.

— Не верю. Ты решил украсть Тахах?

— Конечно, Тахах — вещица ценная… Хочешь вина?

— Нет, я хочу только одного: чтобы ты меня стиснул в железных объятиях и покрыл мое истомленное тело жгучими поцелуями. — Извиваясь, как змея, танцовщица двинулась к нему.

— Реццара, в прямолинейности тебе не откажешь, но…

— Тебе нужен Тахах, да? — Она схватила его запястье обеими руками и встряхнула.

— Чтобы увидеть его, я приехал издалека…

— Если я покажу его тебе и сделаю все, что захочешь, ты меня заберешь с собой?

— Если смогу, — ответил Вакар, поглаживая усы. Танцовщица приблизилась к нише и подняла уродливую костяную статуэтку.

— Вот, возьми, но только осторожно, не дотрагивайся им до меня. Говорят, что его прикосновение делает женщин бесплодными.

— Гм… — Вакар подошел и с любопытством заглянул в нишу. Там лежало нечто похожее на камень примерно с два кулака величиной. Тахах был темно-коричневым, почти черным, пористым, с грубой поверхностью.

Вакар поднес к нему палец — ничего не произошло. На ощупь камень оказался холоднее, чем ожидал принц. Вакар схватил его и поднял, удивленно крякнув: Тахах весил не меньше десяти фунтов.

Он перевернул упавшую звезду и обнаружил след инструмента — зубила или пилы. Недоставало кусочка, из которого тартарский кузнец сделал Кольцо Тритона. Вакар с разочарованием разглядывал камень, он ожидал чего-то более впечатляющего.

— А ты уверена, что это и есть Тахах?

— Уверена.

— Почему Авоккас оставил его в таком доступном месте? Я ожидал, что он хранится в глубоком подземелье, что его стережет армия иццунегов и парочка драконов.

— Авоккас — человек с причудами. Наверное, он считает, что никто не заметит сокровище, если оставить его у всех на виду. Но давай поговорим о других делах, мой господин. — Танцовщица легла на кровать и томно потянулась. — Сейчас ты получишь удовольствие, какого еще ни разу в жизни не испытывал. Иди же, поцелуй меня. — Она протянула руки в сторону принца.

«Ну что ж, — подумал Вакар, — почему бы и нет? Жизнь и так не вечна, а круговерть приключений, в которую я угодил, вряд ли сделает ее длиннее». Он опустил Тахах на стол, снял через голову перевязь с мечом и положил ее рядом с упавшей звездой. Затем взял серебряный кубок и глотнул вина.

На какое-то мгновение он застыл у кровати с кубком в руке, глядя вниз, на гладкую оливковую кожу Реццары. Драгоценности на ее теле словно подмигивали, подчеркивая доступность красавицы. Пожалуй, не зря Вакар проделал столь долгий путь…

И вдруг чаша с вином выпала из обессиливших пальцев принца: на его глазах произошла ужасная перемена.

Голова исчезла, молодая танцовщица превратилась в женщину-иццунега.

— Реццара! — вскричал принц. Еле слышный голос Реццары по-прежнему звучал в его мозгу:

— Иди ко мне, любовь моя, давай отдадимся всепоглощающей страсти, я сгораю от нетерпения…

Вакар протянул руку, и она беспрепятственно рассекла воздух в том месте, где только что была голова красавицы. Принц не нашел в себе сил прикоснуться к обрубку шеи. И снова в его голове зазвучал тихий голос — точно отдаленный крик улетающей в зарю птицы:

— Так ты догадался? Не вини меня, чужеземец, ибо я всего лишь блуждающий дух, заключенный в тело по воле Авоккаса. Он воспользовался магией, чтобы обмануть тебя. Останься, если хочешь…

Фраза осталась недосказанной — над головой Вакара раздался шорох. Принц вскинул голову и тут же отпрянул назад. С балдахина упала на кровать огромная сеть и туго спеленала тело Реццары. Вакар вовремя отскочил — ему лишь взъерошило волосы тенетами. В тот же момент распахнулась дверь.

Вбежала целая толпа иццунегов. Все они были безоружны — видимо, собирались схватить Вакара голыми руками. За их спинами прятался король-коротышка.

Вакар бросился к мечу. Правой рукой принц коснулся ножен, а левой схватил Тахах. Повернувшись лицом к вошедшим, Вакар, почти не отдавая себе отчета в своих действиях, швырнул тяжелый камень в Авоккаса. В следующий миг он выхватил меч, а иццунеги дружно бросились на него. Вакар увернулся и принялся рубить направо и налево, круша ребра, рассекая плоть, отхватывая тянущиеся к нему руки. Иццунеги истекали кровью, но упорно теснили принца, и вот их руки сомкнулись на запястьях и предплечьях Вакара…

И тут же хватка чудовищ ослабла. Все как один иццунеги грузно повалились на пол. Перед Вакаром в один миг выросла груда голых коричневых мертвецов. Он бросил взгляд по-над нею и увидел короля, лежащего у двери с пробитым черепом. В мозгу у Вакара снова зазвучал голос Реццары:

— Теперь все мы свободны от чар… Спасибо тебе, чужеземец, и прощай.

Вакар стоял, оторопело глядя перед собой; мысли его путались. И тут в комнату ворвался Фуал.

— Мой господин, что случилось? Я пошел на кухню, как велел король, и вдруг все безголовые попадали замертво… А что, король тоже мертв? А кто это на кровати? Ты отрезал ей голову? Вот уж не думал, господин, что ты на такое способен…

— У бедняжки не было головы… — медленно произнес Вакар. — Она иццунег, как и остальные, но Авоккас заколдовал ее, уподобив нормальной женщине. Он принял меня за великого волшебника и намеренно отправил в комнату, где хранился Тахах. Он хотел, чтобы я дотронулся до него и потерял свои магические способности. Потом Реццара должна была завлечь меня в постель. В двери есть глазок, и король подглядывал за нами, выжидая удобного момента, чтобы сбросить сеть. Как в песне о богине Афродексе, помнишь, нам ее пел тот хуперейский бард? Потом бы Авоккас вбежал, схватил меня и, как пить дать, превратил бы в иццунега. Но я не колдун, а вино помогло мне увидеть истинный облик Реццары.

У Фуала стучали зубы.

— Хозяин, а что теперь делать?

— Собери наши вещи, и бежим из этой обители колдовства.

Фуал наклонился над трупом Реццары, разрезал сеть и стал снимать украшения.

— Тела разлагаются прямо на глазах. Ну и запах! — бросил он через плечо. — А куда поедем, господин?

— Я слышал, кузнецы Тартара умеют делать вещи из этого звездного металла. Думаю, следует нанести им визит.

— Ехать в Черные Земли? Но ведь там живут одни людоеды! — простонал аремориец.

— Не одни. К тому же мы слишком тощие и вид у нас неаппетитный. Заверни Тахах в наше одеяло.

Через несколько минут путники уже брели по коридорам. Вакар прокладывал путь, держа меч наготове. Фуал семенил позади. Время от времени они перешагивали через распростертые трупы иццунегов. Неожиданно по коридору, шлепая сандалиями, пробежал целый человек. Вакар посмотрел ему вслед и круто повернулся, когда второй выскочил из-за угла.

— Стой! — крикнул Вакар, преграждая ему путь. Он узнал своего старого знакомого, аристократа по имени Шагарнин. Белемец попытался проскочить мимо, но Вакар раскинул руки.

— Как отсюда выбраться?

Шагарнин тяжело дышал. Его лицо скривилось от ужаса.

— Все иццунеги мертвы, — прохрипел он. — Чернь восстала и рвет на части уллилюдей. Отпусти, или меня растерзают…

— Ни с места! — рявкнул принц. — Скажи, как отсюда выбраться, или я лишу чернь удовольствия расправиться с тобой.

— Ступай туда, откуда я только что пришел, поверни направо, затем налево, а потом иди прямо.

— Где наши кони?

— В загоне справа от выхода. Но там сейчас мятежники. Отпусти меня…

— Почему бы тебе не пойти с нами? У тебя будет шанс спасти свою никчемную жизнь.

— Нет… я боюсь… меня убьют… — Шагарнин поднырнул под руку Вакара и кинулся по коридору вслед за своим товарищем.

Вакар прибавил шагу.

— Поспеши, — бросил он Фуалу, который едва поспевал за хозяином, сгибаясь под тяжестью краденого.

У самого выхода из пещеры-дворца до Вакара донесся странный шум, точно жужжание пчел в опрокинутом улье. В отверстии туннеля появилось алое сияние. «Это, наверное, отсветы заката», — решил принц.

Но это был не закат, хотя солнце уже опускалось за горные вершины. Красные сполохи вздымались над горящими домами белемских уллилюдей. Перед дворцом и по всему городу валялись раздетые и расчлененные трупы мужчин и женщин всех возрастов. Вокруг пылающих домов плясала и визжала толпа полудикой черни. Вакар увидел окруженного мятежниками аристократа — его привязали к дереву и свежевали заживо. Неподалеку пытали огнем девушку. Вонь гниющих иццунегов смешивалась с отвратительным запахом горелой человеческой плоти.

— Пошли, быстрее! — Вакар потащил Фуала к загону, перешагивая через трупы безголовых. Фуал оглянулся на крики толпы.

— Господин, нас заметили!

— Ну так помоги поймать треклятых коней! — прорычал Вакар.

Второпях путники отловили трех наименее норовистых коней, взнуздали их (белемцы ездили без седел) и взялись за поводья. Шум приближающейся толпы нарастал.

— Наш единственный шанс — проскочить по мосту во весь опор, — объяснил принц. — Готов?

Принц ударил коня плашмя мечом по крупу, и низкорослый скакун стрелой вылетел из загона. Чернь роилась у входа во дворец. Одни мятежники ломились в туннель, другие направлялись к загону. Толпа взвыла. О щит Вакара с грохотом разбился камень, другой отскочил от его шлема.

Конь чуть не сбился с тропы, но Вакар изо всех сил дернул повод, зная, что при спуске галопом по крутому склону ему не удержаться верхом. Принц гнал коня прямо на вопящих дикарей, и те отскакивали, а он, наклонясь вперед и завывая, как демон, рубил направо и налево. Неожиданно он увидел лицо одного из них, покрытое грязью, с прилипшими ко лбу спутанными волосами. Безумные, налитые кровью глаза уставились на Вакара. Принц ударил мятежника мечом и услышал, как хрустнул череп. Конь споткнулся о мертвеца, и Вакар дернул повод, заставляя скакуна задрать голову.

Копыта глухо простучали по мосту и громко — по главной улице Найавата. И вот беглецы очутились за городом, а крики беснующейся толпы и зарево пожаров остались за поворотом.

— Я никогда не потакал беднякам, — объяснил Вакар Фуалу, — но, по-моему, все-таки не стоит доводить их до крайности и отрезать им головы. Неудивительно, что несчастные захотели спустить шкуру с Авоккаса и его аристократов. Вот только жаль, что в слепом гневе они уничтожили все культурные ценности Белема. Теперь здесь не осталось никого, кроме убогих дикарей, обреченных прозябать в ничтожестве…

Они направлялись к озеру Кокутос, самому большому водоему в Гамфазантии. Часть пути была им знакома — по этой дороге они ехали из Тритонии в Белем. Затем путники повернули на запад, к озеру Ташорин, огибая Таменруфт с севера. Лето было в разгаре, с безоблачного неба немилосердно палило тропическое солнце.

— Наше счастье, если не попадем из огня да в полымя, — пробормотал Фуал. — А то с тех пор, как мы покинули Фаяксию, нам встречаются народы один злее другого. Ах, что за прекрасная земля Фаяксия! Господин, тебе что-нибудь известно об этих гамфазантах? Говорят, они не любят чужестранцев.

— Скорее всего, это пустые слухи. В Седерадо я встречал одного гамфазанта, он себя вел вполне прилично, хоть и пытался меня убить. Предупредив его соотечественников о вторжении гведулийцев, я заслужу их благодарность.

Фуал содрогнулся:

— Если только гведулийцы не добрались туда раньше нас… Господин, а почему бы нам не отправиться прямиком домой? Мы нашли наконец кусок этого звездного металла…

— Потому что я задумал превратить этот кусок в кольца и прочие безделушки. А обращаться с таким заказом надо только к кузнецам Тартара. Помнишь, я обещал отпустить тебя на свободу?

— Д-да, господин. — Фуал насторожился.

— Не волнуйся, я сдержу слово… У гамфазантов неплохие поля, тебе не кажется?

Путники уже оставили позади пески Таменруфта и теперь пересекали пастбища Гамфазантии. Вакар исходил потом на августовской жаре, хоть и разделся до накидки и набедренной повязки. Высокий, обнаженный, загорелый туземец обрабатывал неподалеку землю каменной мотыгой. Впереди в дымке начали прорисовываться глинобитные хижины.

— Хо! — крикнул Вакар, когда они въехали в деревушку.

Жители выбежали из домов и окружили путников. Туземцы были высокими и стройными, с резкими чертами лиц; их черные как смоль волосы вились; у всех без исключения носы были с горбинкой. Никто не носил одежду. Вокруг толпы с лаем носились собаки.

— Назад! — вскричал Вакар, обнажая меч. Он повторил приказ на всех известных ему языках. — Прочь от наших коней!

Туземцы не обратили внимания на его слова, и тогда он ударил плашмя мечом одного из них, чтобы расчистить дорогу. Толпа взвыла и ринулась на чужеземцев. Прежде чем Вакар успел ударить кого-то еще раз, его схватили десятки рук и самым постыдным образом стащили с коня. Краем глаза он увидел, что Фуала постигла та же участь. Вакар в ярости заскрежетал зубами, проклиная себя за неосторожность.

Гамфазанты поставили Вакара на ноги и вырвали у него меч, но при этом ни разу не ударили. Морщинистый, как сушеная фига, старик с белой бородой и тыквоподобным животиком подошел к Вакару и заговорил.

— Я не понимаю, — замотал головой Вакар. Старейшина повторил свой вопрос на других языках и наконец произнес на ломаном гесперийском:

— Кто ты?

— Вакар из Лорска.

Принц попытался объяснить, где находится Лорск, но в конце концов сдался и указал на восток.

— Ты пойдешь с нами, — старик дал знак двум крепким молодцам, и те накинули петли на шеи Вакара и Фуала. Петли были на одной ременной веревке, за ее концы держалось несколько дюжих гамфазантов. Под командованием старика они поволокли путешественников в сторону Токалета. Следом вели коней. Вакар, пряча гнев, спросил старика, почему с ними так обращаются.

— Чужеземцы не живут в Гамфазантии, — ответил тот.

— Значит, вы нас убьете?

— О нет, гамфазанты народ добрый, мы не убиваем, но жить вы не будете.

— Что значит — не будем жить?

— Есть разные способы избавляться от чужеземцев, — усмехнулся патриарх.

«Как это понимать? — ломал голову Вакар. — Неужели нас с Фуалом запрут в темнице и уморят голодом, не марая рук кровью?»

Он попытался рассказать старику о гведулийцах, но тот лишь отмахнулся — то ли он никогда не слышал о наездниках пустыни, то ли не боялся их. Они шли весь день. К вечеру Вакар едва держался на ногах. Переночевали они в другой глинобитной деревне, а на следующее утро пленников повел новый конвой. Так они и брели от селения к селению до самого Токалета.

Столица Гамфазантии раскинулась на берегу искрящегося озера Кокутос. Она не была обнесена крепостной стеной и представляла собой по сути самую большую в этой стране деревню. Шатаясь от усталости, Вакар плелся по широкой улице с петлей на шее и глядел на голые стены из саманного кирпича. В такую жару на улицах было очень мало народу, редкие прохожие флегматично смотрели на пленников.

Наконец возле одного из общественных зданий пленникам позволили остановиться. Вакар, не понимая ни слова, выслушал перебранку между начальником конвоя и чиновником, сидевшим в комнате на стуле. Затем путешественников раздели, затолкали в темную камеру и заперли снаружи на большой засов тяжелую деревянную дверь.

Небольшое окошечко в двери на уровне глаз было забрано деревянной решеткой. Такое же отверстие в противоположной стене камеры служило окном.

— Ну что ж, господин, вот и закончился наш путь. — Фуал горестно вздохнул. — Если бы ты послушался моих советов и…

— Заткнись! — рявкнул Вакар, сжимая кулак.

Но он тут же спохватился. Бить единственного человека, на которого можно положиться, — занятие по меньшей мере бесполезное. Принц побродил по камере, поцарапал ногтем кирпич, гадая, сколько понадобится времени, чтобы пробить стену. Окно выходило на главную улицу Токалета, но через него видна была лишь стена дома напротив. Гамфазанты, похоже, не ездили ни верхом, ни на колесницах. Вакар вспомнил, что ни разу не видел в этой стране металла. Даже решетки на окнах в местной тюрьме были деревянными.

Принц выглянул в дверное оконце и крякнул от удивления: как раз напротив их камеры находилась другая, и сквозь решетку на Вакара смотрели горящие глаза. Лицо их хозяина было огромным, скорее обезьяньим, нежели человеческим; оно сразу показалось Вакару знакомым.

— Ха! Ты только погляди!

Фуал, скорчившись, сидел в углу. Услышав возглас господина, он встал, подошел к двери, поднялся на цыпочках и выглянул.

— Мой господин, по-моему, это тот самый обезьяночеловек, которого мы видели в Седерадо.

— Нжи! — позвал Вакар. Ответом ему был глухой рев.

— Нжи! — повторил он, а затем спросил на гесперийском: — Ты меня понимаешь?

Снова раздался рев, и дверь содрогнулась под ударом огромных кулаков. Вакар безо всякого результата обратился к обезьяночеловеку еще на нескольких языках и наконец сдался.

Обнаженные тела Вакару Зу были не в диковинку, однако гамфазантская знать, собравшаяся на суд, своим видом поразила его до глубины души. Это случилось на следующее утро после его прибытия в Токалет.

— Ты обвиняешься в том, что ты — чужеземец, — объявил принцу переводчик. — Что можешь сказать в свое оправдание?

— Конечно, я чужеземец. Но разве я виноват, что родился не здесь?

— Не виноват, — возразил судья через толмача, — но тебе не следовало приходить в Гамфазантию, где чужеземцем быть запрещено.

— Почему же?

— Гамфазанты — самый нравственный народ в мире. Мы боимся, что торговля с варварами развратит нас.

— Но откуда мне было знать ваши дурацкие законы?!

— Незнание закона — это не оправдание. Ты мог бы осведомиться в соседних странах, прежде чем так опрометчиво вторгаться в наше заповедное государство. Итак, ты подпадаешь под закон об иноземцах. Кроме того, обвиняешься в ношении оружия на территории Гамфазантии. Что ты на это скажешь?

— Конечно, у меня был меч. Носить оружие дозволено всем путешественникам во всех цивилизованных странах.

— У нас это запрещено. На самом деле Гамфазантия — единственная цивилизованная страна, поскольку гамфазанты не убивают людей. Нам нет нужды вооружаться. Только селянам в приграничных селениях разрешено носить копья, чтобы защищаться от львов. Таким образом, мы признаем тебя виновным в ношении смертоносного оружия, которое лежит сейчас передо мной. Далее, ты обвиняешься в ношении одежды.

Что? Вакар в отчаянии дернул себя за волосы.

— Только не говори, что это тоже противозаконно. Почему вы не позволите людям делать то, что им нравится?

— Возмутительно! И пахнет анархией! Стоит нам внять этому коварному совету, и прощай, нравственность! Одежду носят по трем причинам: ради тепла, из тщеславия и из ложной скромности. В Гамфазантии достаточно тепло, чтобы обходиться без одежды, а тщеславие — столь очевидный грех, что нет нужды его обсуждать. Теперь разберемся с третьим мотивом, движущим некоторыми варварскими народами… Боги сотворили человеческое тело непорочным и святым с головы до пят. Следовательно, прикрывая любую его часть, человек тем самым наносит богам оскорбление. А посему мы тебя обвиняем в ношении одежды. Если ты не согласен с мнением суда, выскажись в свое оправдание, прежде чем услышишь приговор.

— Мне действительно есть что сказать! Я бы мог объехать стороной вашу страну, но вместо этого решил предупредить вас о смертельной опасности.

— И что же это за опасность?

— Вам что-нибудь известно о гведулийцах?

— Это племя варваров, кочующее вокруг озера Линксама, далеко к востоку от нас. Ну, и при чем тут гведулийцы?

— Большая армия гведулийцев на верблюдах пересекает Таменруфт и приближается к Гамфазантии. Они собираются напасть на вас и поработить.

— Откуда у тебя такие сведения?

Вакар рассказал о магическом действе в тронном зале короля Авоккаса. Судья потеребил куцую бороденку.

— Возможно, это правда, а может, и нет. Разница невелика.

— Невелика разница между жизнью и смертью?

— Ты неправильно понял. Противостоять агрессии силой неэтично, ведь в схватке мы можем нечаянно убить кого-нибудь из гведулийцев. Когда они придут, мы объясним, что здесь нечем поживиться — у нас нет ни золота, ни драгоценностей, ни красивой одежды. Если они проголодаются, мы их накормим, а затем вежливо попросим покинуть Гамфазантию. Оценив широту нашей души, они, несомненно, так и поступят.

— Да неужели? Господин судья, эти разбойники сначала убивают, а уже потом рассуждают об этике. Если вы не…

— Боги о нас позаботятся. Однажды кочевники из восточных пустынь хотели нас завоевать. Так и не добравшись до наших земель, они попали в песчаную бурю, и большинство погибло. В другой раз нас хотели захватить горгоны. Их армия переправилась через реку Кокутос, но эпидемия чумы стала косить их ряды, и на Горгады вернулись лишь единицы… Однако пора прекращать эту занятную дискуссию, ведь мы здесь собрались по другому поводу. Итак, чужеземцы, я признаю вас виновными и приговариваю обоих к состязанию на арене с обезьяночеловеком по имени Нжи. Приговор будет приведен в исполнение сегодня в полдень. Да случится то, чему суждено случиться. Увести приговоренных.

— Ха! — вскричал Вакар. — Ты тут доказывал с пеной у рта, что не способен лишить человека жизни, а теперь бросаешь меня в яму к чудовищу! Да ведь это самое настоящее убийство!

Безоружные стражники вытащили голосящего Вакара из зала суда и водворили в камеру.

Глава 15

— Клянусь семью преисподними! — прорычал Вакар, когда вновь громыхнул большой засов. — Похоже, на этот раз нам точно крышка.

— Не говори так, иначе я умру от отчаяния еще до того, как меня растерзает эта обезьяна. Бывали мы в передрягах и пострашнее, но ты всегда спасался и выручал меня.

— Просто нам везло, а когда слишком долго везет, жди беды. — Вакар пнул стену и ушиб пальцы на ноге. — Будь это цивилизованная страна, на двери висел бы бронзовый замок, и ты украл бы ключ. Не могу придумать, как справиться с этим дурацким засовом!

Они погрузились в унылое ожидание, но вскоре их от этого занятия оторвал скрип засова. Вошел молодой гамфазант.

— Господин Вакар, ты меня помнишь? — произнес он на гесперийском. — Я Абеггу, сын Мишегди. Мы познакомились в Седерадо.

— Рад видеть. Не узнал тебя без одежды. Какими судьбами?

— Услышал, что поймали двух иноземцев, пошел на суд, а там — вы. Старался попасться на глаза, да видно, тебе было не до меня.

— Воистину, друг Абеггу, ты застал нас в плачевном положении. Ну, расскажи, как поживаешь?

— Не очень хорошо.

— А что так?

— Странствия изменили мое мировоззрение. Вернувшись домой, я безрассудно рассказывал кому ни попадя, что в других странах живется лучше, чем у нас. Для гамфазантов такие разговоры — страшная ересь, и теперь я отверженный. Несколько месяцев я ни с кем не разговаривал, и если бы родные меня не кормили, наверное, умер бы с голоду. Сейчас люди относятся ко мне получше, но по-прежнему считают, что я растлен чужеземными идеями. А ты здесь как оказался?

Вакар поведал о своих путешествиях, начиная с того дня, когда покинул Седерадо, а потом спросил:

— Что случилось в Седерадо, когда нашли тело Тьегоса?

— Я и сам ничего не знаю… Я ведь спрятался, а потом сбежал, как только зажила рана.

Из камеры напротив донеслось громкое урчание.

— Это чудовище похоже на слугу Квазигана — колдуна, который пытался убить нас у Порфии…

— Ты не ошибся, это Нжи. Несколько дней назад Квазиган со своим обезьяночеловеком приехал в Гамфазантию на колеснице. В отличие от тебя, он был задержан не сразу, потому что гнал лошадей во весь опор. Селяне боялись колесницы, большинство впервые видели подобный экипаж. Когда Квазиган и Нжи въехали в Токалет, им преградили дорогу волокушей, а потом их схватили. Обезьяночеловек убил дубиной троих, прежде чем на него набросили сеть. Пленников собирались швырнуть на арену ко льву, которого держат как раз для таких случаев, но на следующий день в стене темницы обнаружили огромную дыру. Колдун исчез, несомненно с помощью магии. Видишь, вот здесь новые кирпичи… Когда обезьяночеловека вытолкнули на арену, он сорвал с петель дверь и переломил льву хребет. Гамфазанты решили, что Нжи скорее зверь, нежели человек, а значит, можно держать его в роли палача вместо льва.

— Почему вы убиваете таким необычным способом? — спросил Вакар. — Не слишком ли кровожадная забава для мирного народа — смотреть, как львы пожирают людей?

— Это не забава, а назидание. Наши законы запрещают людям убивать себе подобных. Единственный выход — предоставить это зверям.

— Какая чушь! — возмутился Вакар. — Бросая человека в яму со львом, вы берете на совесть его смерть, точно так же, как если бы зарубили его собственной рукой.

— Верно. Мы, гамфазанты, будучи народом высокоморальным, признаем это. Но что поделаешь, ведь наши нравственные устои необходимо сохранить любой ценой. По крайней мере, так считает большинство моих сограждан.

— А где другой слуга Квазигана — тот, с ушами?

— Я навестил Квазигана в тюрьме… Насколько я понял, колдун пытался убить тебя, а заодно и королеву.

— Да, он оживил змеиный трон, играя на своей проклятой дудке. Но продолжай.

— Поначалу я этого не знал и относился к нему как к старому приятелю. Нечасто удается побеседовать с чужеземцем, а после странствий мне скучно с гамфазантами. Квазиган сказал, что преследовал тебя с помощью своего слуги-коранийца, а вот зачем — не ответил. Уши коранийцев улавливают не только обычные звуки, но даже мысли человека за несколько миль. Йок наступал тебе на пятки и всегда знал, куда ты направляешься. Когда ты в великой спешке покинул Хуперею, Йок потерял твой след, но король Фаяксии сказал Квазигану, что ты едешь в Тритонию…

— Вот болтун! — вырвалось у Вакара. Но тут принц решил, что напрасно обвиняет Наузишена, ведь тот не обещал хранить тайну.

— Путешествие в Тритонию далось им нелегко, — продолжал Абеггу. — Сначала вы украли колесо, и они несколько дней искали замену, а потом колесница сломалась и застряла. Может быть, Квазиган и впрямь могущественный волшебник, но в повозках разбирается слабо. В Тритонии эту диковинную троицу поймали амазонки и отправили в Херронекс. Недавно воительницы избрали новую королеву. Ее предшественница погибла в морской баталии вместе с королем тритонов. И теперь амазонки старательно ублажают пленников мужского пола. Нжи пришелся ко двору — он обслуживал саму королеву. Квазиган перенес плен довольно легко, так как воспользовался своими магическими способностями, но бедный маленький Йок не выдержал столь частых занятий любовью и умер.

— Представляю, что было дальше…

— Без коранийца Квазиган сбился со следа, поскольку никто из амазонок не знал, куда ты поехал. А затем он сбежал от амазонок.

— Как ему это удалось?

Меланхоличное лицо гамфазанта осветилось несвойственной ему улыбкой.

— Он навеял иллюзию, будто к ним спешит армия любовников. Высокие, красивые мужчины с огромными… гм… бедрами. Фантомы объяснились амазонкам в любви, но делом своих слов не подтвердили, поскольку Квазиган к тому времени благополучно переправился на другой берег.

Вакар ухмыльнулся:

— Наверное, девушки пришли в неописуемую ярость, когда ухажеры развеялись, как дым. Продолжай.

— Так вот, Квазиган прибыл сюда, как я уже говорил. Настроение у него было ужасное. Он преодолел множество трудностей, но все же боялся возвращаться на Горгады, не выполнив своей задачи. Король Целууд обещал отрубить колдуну голову, если его миссия не увенчается успехом. Но давай подумаем, как бы вас спасти. Я, к сожалению, не волшебник и не умею пробивать стены, зато у меня есть план. Когда выйдете на арену, отсчитайте от дверей три шага и копните. В песке найдете два широких меча. Я провез их в страну тайком от магистрата, иначе бы их выбросили в озеро Кокутос.

— Почему ты решил нам помочь? — спросил Вакар.

— Однажды в Седерадо ты пощадил меня, хотя имел полное право убить.

— Допустим, мы прикончим Нжи. А что дальше?

— По крайней мере, этим мы выиграем время. Магистрат отправит охотников за другим львом, и пока его будут ловить, мы еще что-нибудь придумаем. Убежать из нашей страны — дело нелегкое. Сплошь безлесая равнина, спрятаться почти негде, да и коней здесь не разводят.

Вакар упомянул об угрозе нападения гведулийцев, но Абеггу сокрушенно покачал головой:

— Я и не ожидал от судьи другого ответа. Даже будь у него желание защищать страну, что бы он мог поделать? У местных жителей нет оружия, и пользоваться им они не умеют. Да и как иначе, ведь нам с детства внушают, что оружие проклято богами.

— А ты можешь обратиться к королю?

— У нас нет короля. Страной правит наследственный сенат, состоящий из крупных землевладельцев. Мой отец сенатор, вот почему я имел возможность путешествовать. Кроме того, ежегодно народ избирает двух консулов, но они придерживаются ортодоксальных гамфазантских взглядов, поэтому обращаться к ним не имеет смысла.

— Насколько я знаю, некоторые вольные города вроде Керне имеют похожую систему управления. Если судить по твоим соотечественникам, простой народ не понимает, в чем его выгода.

Абеггу пожал плечами:

— Твой упрек был бы справедлив, если бы мои соотечественники умели читать, а папирус был бы общедоступным, и каждая семья имела свиток, содержащий мудрость народа. Но к письму здесь относятся как к постыдному иноземному новшеству, и все знания передаются из уст в уста. Однако мне пора. Нужно закопать мечи, пока не поздно.

Он позвал тюремщика, и тот явился вместе со своими помощниками, чтобы отпереть дверь. Вакар проводил Абеггу взглядом.

— Приятно сознавать, что у нас есть друг в этом свинарнике, который они называют страной. Взбодрись, Фуал, мы еще живы. В чем дело? — Последняя фраза адресовалась тюремщику.

— Что это такое? — спросил гамфазант, прижимаясь лицом к решетке. В одной руке он держал Тахах, а другой сжимал руку Абеггу, от которого ему потребовались услуги переводчика. — Одежду твою мы сожгли, оружие бросили в озеро, а остальные пожитки сдали на общественный склад. Но что делать с этим — ума не приложу.

— Скажи ему, что это талисман, — велел Вакар Абеггу. — Он приносит удачу.

Тюремщик ушел, искоса поглядывая на тяжелый черный камень. Вслед за ним удалился и Абеггу. А затем Вакар битый час выслушивал нервозную болтовню Фуала. Сначала коротышка хвастливо уверял, что для таких могущественных героев, как они, расправиться с чудовищем — плевое дело, а потом вновь низринулся в бездну отчаяния.

— … Прошлой ночью мне приснился козел. Читая стихи, он съел три синих яблока. Господин, это несомненно означает, что мы погибнем. Ах, почему ты не отпустил меня в Гадайре, я же тебя умолял?! Я никогда больше не увижу золоченых шпилей храма Куваля в Керисе…

Вакар уже собрался зуботычиной прервать поток жалоб, но в последний момент удержался. Ведь как ни крути, Фуал может погибнуть на арене.

Под пылающим тропическим солнцем песок арены отсвечивал белым. Вакар встал на него босой ногой и тут же с криком отпрянул.

— Горячо!

— Выходи! — приказал тюремщик за его спиной. — Или нам тебя вытолкнуть?

— Пошли, Фуал! — Стиснув зубы, Вакар ступил на пышущий жаром песок. — Надо было закаляться… ходить босиком по красным углям, как шаманы-плясуны с Дзена.

На противоположном краю арены отворилась дверь, и на песок вразвалку вышел Нжи с окованной медью дубиной на плече. Вакар быстро отмерил три шага и принялся копать.

— Помоги мне, осел! — рявкнул он Фуалу, не находя ничего твердого.

Нжи приближался, Вакар был всецело поглощен своим занятием, не обращал внимания ни на арену, ни на ярусы каменных скамеек с безмолвствующими смуглыми зрителями.

— Ха! — Пальцы нащупали металл.

Мгновением позже Вакар и Фуал стояли с широкими мечами в руках и не сводили глаз с обезьяночеловека. По ярусам пробежал удивленный шепот.

— Запомни, наше единственное спасение — дружный натиск. Если удастся проскочить под дубиной прежде, чем она вышибет кому-то из нас мозги, то по крайней мере один из нас точно вернется домой. Готов?

Вакар напрягся перед рывком. Нжи схватил дубину обеими волосатыми руками и разинул огромную пасть.

— Вперед!

Вакар побежал. Нжи взревел и ринулся в контратаку. Избрав своей жертвой не Вакара, а Фуала, он бросился наперерез слуге принца. Фуал в ужасе отшвырнул меч и помчался к ограждению, видимо надеясь укрыться среди зрителей.

Когда обезьяночеловек пробегал мимо, Вакар попытался ударить его, но промахнулся. Тогда Вакар ринулся вдогонку, проклиная в душе трусливого слугу. Нжи настиг Фуала на самом краю арены и с нечеловеческой силой обрушил дубину на его голову. Череп треснул, мозги брызнули во все стороны. В тот же миг Вакар напал на Нжи сзади.

Принцу некогда было пялиться на мохнатую спину чудовища. Присев, Вакар нанес ему мощный удар по лодыжке. Нжи повернулся, но Вакар успел отпрыгнуть. Гигант перенес вес на раненую ногу, та подкосилась, и он грузно повалился на песок, даже арена содрогнулась от удара. Вакар снова подскочил к обезьяночеловеку, на сей раз с намерением перерубить глотку. Щелкнули огромные зубы, чудовище схватило Вакара рукой за лодыжку и опрокинуло наземь, едва не оторвав ногу.

Вакар попытался выкрутиться, но чудовище держало его мертвой хваткой. Почувствовав, что Нжи тянет его к себе, Вакар повернул голову и обнаружил, что обезьяночеловек запихивает его ногу в свою разверстую пасть. Лорск уперся другой ногой в грудь Нжи и толкнул что было силы — с таким же успехом можно толкать утес. Тогда принц вцепился в шерсть на плече чудовища и рубанул по волосатой руке, сжимающей его лодыжку.

Нжи пронзительно закричал и выпустил Вакара, но тут же схватил его одной лапищей за правую руку, а другой — за волосы. Теперь обезьяночеловек тащил к своим челюстям голову Вакара, одновременно царапая его и пиная огромной кривой ногой.

Вакар впился правой рукой в толстую шею Нжи. Задушить косматого великана ему было совершенно не под силу, он лишь удерживал на расстоянии смертоносные клыки, норовящие вцепиться ему в лицо. При этом его левая рука неистово тыкала мечом в грудь и брюхо Нжи. Принц колол снова и снова, но огромная сила обезьяночеловека как будто не убывала.

Худые мускулистые руки Вакара уподобились железным прутьям, но мало-помалу правая сгибалась под натиском чудовища. На нее текли кровь и слюна Нжи, из пасти прямо в лицо веяло зловонием, а клыки все приближались…

Вот Вакар воткнул меч в разинутую пасть, в малиновое небо. Все глубже, глубже погружалось острие…

Когда бронзовый клинок дошел до мозга, Нжи задрожал и обмяк. Вакар, израненный, измученный, еле дышал, лежа на раскаленном песке. Он был весь в крови — и обезьяночеловека, и своей собственной, волосы выдраны целыми клоками, а лодыжка на глазах распухала и менялась в цвете. Царапины от когтей Нжи на животе и ногах саднили, точно облепленные роем шершней. Бросив взгляд на Фуала, принц понял, что ему уже ничем не поможешь, и поплелся к выходу с арены.

К нему спешила толпа гамфазантов с сетями и веревками. Мелькнула мысль, не проложить ли дорогу мечом, но Вакар сразу отказался от этой затеи. Врагов было слишком много, убив двоих или троих, он только навредит себе. Через другую дверь — ту, в которую входил Нжи, — на арену высыпала точно такая же толпа.

— Ладно, я пойду спокойно, — пообещал он, коверкая гамфазантские слова.

— Где ты взял этот меч? — спросил мрачный тюремщик.

Вакар улыбнулся:

— Во сне меня посетили боги и подсказали, где копать. Теперь я буду палачом?

— Нет. Нжи был больше зверь, нежели человек, потому мы и решили, что он годится в палачи. Мы, гамфазанты, — всего-навсего люди. Мы не караем безмозглых свирепых животных, когда они по недомыслию нарушают законы. А ты не животное, ты человек, способный мыслить, а стало быть, понесешь наказание в полной мере, как только мы поймаем льва.

В камере исполненный отчаяния принц опустился на пол. Бедный Фуал никогда больше не увидит серебристых берегов Аремории. Да, коротышка был трусом и вором, и вдобавок нытиком, каких поискать. Но при всех своих недостатках он был верен своему господину. Вакару будет недоставать товарища. Никто не разделит с ним горести, не посмеется над его шутками, не послушает песни. Зря он бывал так суров с Фуалом, зря давал волю рукам. Что ни говори, в Торрутсейше Фуал спас ему жизнь… Ничего уже не исправишь, не отплатишь добром за добро.

По щекам Вакара безудержно текли слезы. И тут дверь отворилась, вошел Абеггу с кувшином и полотенцем.

— Ты совершил великий подвиг, — сказал гамфазант. — Очень жаль, что погиб твой слуга. Я пришел ненадолго. Кажется, меня подозревают в соучастии. Я попросил отца вмешаться, чтобы тебя освободили, но он сказал, что и пальцем не пошевелит. У него и так была уйма неприятностей из-за моего путешествия.

— Придумай что-нибудь, пока не поймали другого льва, — попросил Вакар.

— Попробую, но шансы невелики.

— Может, принесешь инструменты и я сделаю подкоп под стеной?

— Ничего не выйдет. Каждый день в камеру заходит тюремщик, и с тех пор, как сбежал Квазиган, тюремная стража не смыкает глаз. Но я подумаю.

И он ушел, а Вакар предался горьким мыслям о «друзьях», которые познаются в беде, но потом рассудил, что Абеггу уже спас его один раз, рискуя жизнью. Он не вправе без конца требовать помощи от несчастного гамфазанта.

Утром Вакара разбудил отдаленный шум. Все мышцы затекли, раны саднили, но сил заметно прибавилось. Принц позвал тюремщика.

— Эй, Наккул! В чем дело?

Тюрьма казалась брошенной. Вакар подошел к оконцу, но ничего особенного не увидел. Однако шум нарастал, и вскоре за окном замелькали головы бегущих гамфазантов. Донеслись крики боли и ужаса.

Жаль, что побиться об заклад было не с кем, а то бы принц поставил десять к одному, что пришли гведулийцы. Громыхнул засов, со скрипом отворилась дверь. В дверном проеме появился Абеггу.

— Нас убивают гведулийцы! Пока не поздно, беги! — закричал он.

— Хорошо, что ты про меня вспомнил! — Вакар кинулся к выходу.

— Сенат вышел к ним навстречу без оружия, чтобы поприветствовать, а эти демоны зарубили старейшин ятаганами…

Вакар заглянул в каморку тюремщика, надеясь вернуть хоть что-нибудь из своих пожиток. Непросто бежать по чужой стране без одежды, оружия и товаров. И принц не увидел ничего, кроме темного бесформенного предмета в углу.

— Тахах! — Он схватил упавшую звезду и вернулся в коридор, что вел на улицу.

В это мгновение в здание тюрьмы вошел гведулиец и остановился в нескольких шагах от Вакара и Абеггу. На нем была темная накидка, вуаль скрывала лицо. К левой руке был пристегнут маленький круглый щит, обтянутый страусиной кожей. В руках гведулиец держал длинное копье с медным наконечником. Не успел Вакар хорошенько рассмотреть незваного гостя, как раздался пронзительный крик, и наконечник копья утонул в коричневом животе Абеггу. Гамфазант обеими руками ухватился за древко.

Вакар в три прыжка преодолел расстояние до кочевника. Гведулиец рванул копье, но Абеггу его не выпустил. Тогда гведулиец разжал пальцы правой руки и схватился за топорик, висевший у него на поясе. Но поднять топор он не успел. Тахах описал в воздухе дугу и с треском обрушился на голову воина. Гведулиец умер, не успев даже вскрикнуть.

Вакар посмотрел на Абеггу. Тот привалился спиной к стене, все еще держась за копье, хотя рывок гведулийца высвободил наконечник из раны.

— Идти сможешь? — спросил Вакар.

— Нет, я умираю… Быстрее уходи.

— Пойдем, я тебе помогу, — позвал Вакар, хоть и знал, что мало кому удалось выжить после столь тяжелого ранения в живот.

— Нет, иди, нет смысла меня тащить, я скоро умру. Если задержишься, то и сам погибнешь.

Бормоча проклятия, Вакар сорвал с мертвого гведулийца накидку, вуаль и напялил на себя. Кочевник оказался худым и смуглым, очень похожим на гамфазантов. Голова была выбрита, лишь одна прядь волос осталась на макушке. Вакар забрал и сандалии, а шаровары оставил мертвецу: его чуть не стошнило при мысли, что надо бы натянуть на себя и этот, столь интимный, предмет одежды. Прихватив топорик из полированного камня и копье, он взял Абеггу за руку и потащил по коридору, но тот закричал:

— Беги, глупец! Мне уже ничем не поможешь!

Вакар наконец сдался и бегом бросился за дверь. Его преследовало чувство вины, но в то же время он испытывал облегчение от того, что не нужно тащить раненого в безопасное место.

Перед входом на коленях стоял гведулийский дромадер. Вакар окинул улицу взглядом: тут и там валялись трупы гамфазантов, мимо вихрем проносились гведулийцы, преследуя своих жертв, пронзая их пиками или рубя ятаганами. Верблюд тем временем безмятежно жевал жвачку. В сотне шагов от Вакара группа спешившихся гведулийцев насиловала женщину.

Вакар осторожно приблизился к верблюду. Тот глянул на принца из-под длинных ресниц. К горбу верблюда было привязано деревянное сооружение, из него вперед выдавалась палка около фута длиной. Под и над каркасом было постелено некое подобие одеяла, а по обе стороны необыкновенного седла висели плеть, колчан, полный стрел с кремниевыми наконечниками, большой хурджин из козьей шкуры, небольшие мешки со снедью и мехи с водой.

Подражая гведулийцам, Вакар залез на спину верблюда. Тахах и топор он бросил в большой мешок. Но как теперь сдвинуть эту тварь с места? Ни одна из известных ему команд результата не дала, а гведулийского он не знал. В конце концов Вакар снял арапник и хлестнул верблюда по крупу. Ничего не случилось, и тогда он ударил животное кулаком по шее.

Задние ноги верблюда внезапно распрямились, и Вакар кувырком полетел вперед, на дорогу. Из глаз посыпались искры, и он испугался, не сломана ли шея. Принц перевернулся на спину и встал. Рядом стоял верблюд, по-прежнему меланхолично шевеля нижней челюстью. Задние ноги его были связаны сыромятным ремнем.

И как теперь без лестницы забраться на эту живую башню? Вакар поговорил с верблюдом, похлестал арапником в надежде, что тот снова опустится на колени, но дромадер знай себе стоял и жевал жвачку, а кругом царили насилие и резня.

Наконец Вакар расстреножил верблюда, воткнул в землю гведулийскую пику, вскарабкался по ней, как по дереву, перебрался на седло и схватился за деревянный стержень. Потом хлестнул дромадера изо всей силы, отчего тот екнул селезенкой и рванул вперед, едва не сбросив Вакара во второй раз. Принц обнаружил, что верблюд передвигается не бегом, а размашистым шагом, мотая седока из стороны в сторону. Вакару казалось, что вот-вот он, исцарапанный и покрытый синяками, развалится на куски. Каждое движение было пыткой. Держась за стержень и дергая повод, он направил верблюда к окраине Токалета.

Позади затихал шум резни. Верблюд иноходью нес Вакара по дороге, что вела вдоль озера Кокутос на юг.

Глава 16

Вакар Зу ехал по берегу озера Кокутос, почти не встречая живых людей. Изредка он проезжал через деревни, либо брошенные жителями, либо усеянные трупами гамфазантов. В удушливой жаре трупы разлагались за несколько часов, и Вакар очень скоро взял за правило огибать такие поселения.

Немногие уцелевшие гамфазанты, которые попадались на пути, с воплями удирали при виде его платка и вуали. Банды гведулийских наездников не обращали на него внимания, разве что изредка окликали при встрече. В одной из разоренных деревень Вакар присоединился к группе разбойников и долгое время наблюдал, как они обращаются с верблюдами. Выяснилось, что животные садятся и поднимаются, повинуясь определенным цокающим командам.

Когда пища в трофейных мешках подошла к концу, Вакар убил брошенную корову и с помощью медного наконечника пики и каменного топора вырезал несколько подходящих кусков мяса. Отдав этой неприятной работе битый час, он подвесил к седлу несколько фунтов узких полосок говядины, чтобы высушить на солнце. До конца следующего дня, пока вялилось мясо, он ехал в плотной туче мух. Не будь на нем широченного платка и вуали, он бы, наверное, сошел с ума от их жужжания. Вакар бы предпочел корове небольшого поросенка, но, похоже, гамфазанты не разводили свиней. С тех пор как Вакар покинул Фаяксию, он не видел ни одной свиньи, только в саваннах на глаза попадались большие дикие кабаны. Когда мясо высохло, принц уложил его в мешки, предварительно вылущив ногтями личинки мух.

Вакар привык путешествовать с большим запасом одежды, снеди, оружия и торговых металлов, а также в сопровождении по меньшей мере одного слуги, достаточно выносливого, чтобы все это таскать. Но гамфазанты ободрали его как липку, и принц был вынужден вести более чем скромный образ жизни — практически без имущества, не считая запаса пищи и орудий для ее добычи. Вакар знал, что никогда не привыкнет к этому, и ему очень не хватало Фуала.

Благодаря ужасу, который внушал туземцам костюм гведулийца, на этом этапе путешествия люди причиняли Вакару гораздо меньше беспокойства, чем верблюд. Дромадер — неприхотливое и неутомимое животное, любая растительность годится ему в пищу, но он глуп и очень неуклюж. По-настоящему хорошо он делал лишь одно: нежданно-негаданно вставал как вкопанный, затем падал на колени, вынуждая Вакара кувырком вылетать из седла, и устраивался безмятежно жевать жвачку.

Ценой небезболезненного опыта Вакар постиг искусство обращения с верблюдами. Хочешь, чтобы верблюд пошел, — помаши арапником перед его глазами, хочешь остановить — натяни повод и ударь по голове рукоятью плети. Размеренный шаг вытерпеть легче, чем быстрый, — не так сильно качает из стороны в сторону, а уж бег вообще невыносим.

Вакар горевал о печальной участи Фуала и мрачно размышлял о кровопролитиях, с которыми постоянно сталкивался в пути. Все это определенно происки богов. Почти всех, кто относился к нему с симпатией, — королеву Арамне, Фуала и Абеггу из Токалета — постигла ужасная участь. Что за проклятье лежит на нем? Ведь он не кровожаден, он всего лишь хочет, чтобы ему позволили спокойно выполнить свою миссию…

На юго-западном берегу озера Кокутос селения встречались реже, как и следы гведулийского нашествия. Вакар снял вуаль, затруднявшую дыхание, и остановил верблюда неподалеку от стада коз. Пастух не убежал — должно быть, он ничего не слышал о вторжении кочевников. Благодаря нескольким понятным обоим словам, а большей частью — языку жестов, Вакар узнал, что от озера эта дорога ведет через песчаные пустыни к оазису Килиессе, а оттуда можно добраться до реки Ахерон, которая впадает в море. Козопас никогда не слышал о Тартаре и его черных искусниках, но Вакар был уверен, что найдет эту страну, когда достигнет Западного Океана.

Двумя днями позже Вакар поднялся на склон холма и увидел оазис Килиессе. Среди пальм двигались люди. Он давно не слышал человеческих голосов, лишь визг шакалов, смех гиен, булькающие стоны и кряхтение верблюда. Вакар с радостным криком погнал дромадера вниз по склону.

Но стоило приблизиться к оазису, как навстречу верхом на ослах выехали трое мужчин. Они нещадно лупили пятками своих животных. Всадник, ехавший впереди, натянул лук, и стрела задела Вакара. На щеке повыше бороды осталась двухдюймовая ссадина.

Вакар был так изумлен, что даже не уклонился от стрелы. Но он быстро пришел в себя. Двое других нападавших держали по пучку дротиков в одной руке и по одному дротику — в другой. Они подъехали ближе, и дротик угодил в седельную раму. Вакар, держась за деревянный стержень, резко наклонился вперед и нацелил пику на третьего наездника как раз в тот момент, когда тот метнул свое оружие. Дротик пролетел мимо, но умирающий наездник вцепился обеими руками в древко пики, и принц не сумел ее удержать.

Вакар развернул верблюда, сдвинул на предплечье щит, обтянутый страусиной кожей, и, выхватив из колчана гведулийские дротики, двинулся на своих недругов. Те тоже повернулись и подпустили его поближе, затем один выпустил стрелу, а другой метнул дротик. Стрелу Вакар принял на щит, дротик поразил верблюда. Еще один из дротиков лорска пролетел мимо цели, зато другой попал в осла лучника. Осел взвился на дыбы и сбросил наездника на песок.

Человек, которого Вакар ударил пикой, тоже упал с осла, а уцелевший наездник поскакал галопом в пустыню. Лучник встал и бросился бежать, но лорск погнался за ним, бросая дротики с кремниевыми наконечниками. Наконец враг упал. Из его спины торчало пять дротиков. Вакар заставил верблюда опуститься на колени, спешился, подошел к лежащему и каменным топором раскроил ему череп.

Принц осмотрел поле битвы. Пронзенный пикой человек умирал, из уголка рта струилась кровь. Раненый осел исчез за барханом, а уцелевший уже ощипывал чахлый куст. Вакар осмотрел верблюда и обнаружил, что дротик с каменным наконечником засел в плечевой мышце. Он выдернул дротик, выступило немного крови, но верблюд жевал жвачку с таким видом, будто не чувствовал боли.

Вакар высвободил пику и с опаской приблизился к пальмам. В оазисе он увидел двенадцать обнаженных негров — девять мужчин и три женщины; деревянные жерди на плечах и веревки на шеях невольников вынуждали их держаться вместе. Один из них — юноша по имени Йоджу мало-мальски говорил на гесперийском — торговом языке, широко распространенном на берегах Западного Океана.

— Мы живем между реками Ахерон и Стоукс, за южной границей страны, которую вы, северяне, называете Тартаром, — объяснил Йоджу. — Вождь племени Абику (да будут его жены вынашивать скорпионов) продал нас этим работорговцам из Керне. Господин, мы надеемся, что ты нас не убьешь.

— Почему торговцы напали на меня? — спросил Вакар.

— Они очень боятся гведулийцев. Известно, что кочевники убивают всех, кто встречается на пути. Работорговцы приняли тебя за гведулийского разведчика и решили, что их единственный шанс на спасение — убить тебя до того, как ты вернешься в свою шайку.

— Опять пролилась невинная кровь…

Вакар призадумался, опираясь на пику. Двое-трое крепких рабов ему бы очень пригодились, но он не мог взять с собой всех этих людей. От пеших, да еще связанных, проку будет мало, а если их освободить, они, чего доброго, убьют его спящим и разбегутся. Даже если Вакар хладнокровно переколет всех невольников, кроме одного (чего он, конечно, не сделает), то и этот один способен размозжить ему ночью голову.

— А как бы вы поступили, будь у вас выбор? — спросил он.

— Вернулись бы домой.

— Тогда послушайте: я не гведулиец, а мирный путешественник и направляюсь в Тартар. Я намерен вас освободить. Вам хватит еды, чтобы добраться до ближайшего селения?

— Да.

— Вдобавок мне нужен слуга для путешествия в Тартар. Если ты, — он указал на Йоджу, — предпочтешь сопровождать меня, я буду тебя кормить, а когда мы доберемся до Тартара, вознагражу и отпущу. Но готов ли ты поклясться своими богами, что будешь служить мне верно и преданно, пока я не найду человека, которого ищу?

Йоджу поклялся. Вакар освободил негров, раздел мертвецов и поймал уцелевшего осла. Среди добычи оказалась хорошая шерстяная туника, несколько золотых колец и горсть медных брусочков, а также бронзовый тесак с дважды изогнутым двухфутовым клинком наподобие тамузейрской сапары.

Рана на лице Вакара начала саднить. Принц посмотрел на свое отражение в пруду посреди оазиса и ужаснулся: борода, некогда красивая, а теперь свалявшаяся, была в запекшейся крови. Окунув лицо в воду, принц смыл кровь и грязь, а затем соединил края раны друг с другом маленькой золотой булавкой, которую нашел среди имущества погибших работорговцев.

Один из негров обратился к Йоджу, а тот перевел:

— Он говорит, что для белого ты хороший человек, и если когда-нибудь придешь в его деревню, не бойся, тебя не съедят.

— Очень любезно с его стороны, — сухо сказал Вакар. — Если ты готов, пора отправляться в путь.

Принц забрался на верблюда и велел ему встать; Йоджу уселся на осла. Путешественники поехали на юг, а негры на прощанье махали руками.

Через двадцать дней в Тегразене, расположенном в устье Ахерона, принц Вакар снова услышал рокот прибоя. На случай набега горгон Тегразен обзавелся внушительной крепостной стеной. Местный язык напоминал гамфазантский и белемский, к тому же многие жители говорили на гесперийском. Дома в Тегразене встречались разные: и в гамфазантском стиле — из саманных кирпичей, и каменные, вроде кернейских, и даже наподобие пчелиных ульев, как у негров на юге. Население тоже оказалось смешанным — высокие смуглые ликситяне, желтые беженцы с Горгад, бородатые кернейцы, чернокожие тартарцы и обладатели всевозможных переходных оттенков кожи.

Ведя верблюда на поводу, Вакар пробирался по оживленной улице к постоялому двору — гордости Тегразена. Там он уселся на скамью спиной к стене и лицом к входу (этой привычкой он обзавелся после приключения в доме огуджийской ведьмы Чарселы). Хозяин подворья принес большие кружки из просмоленной кожи и наполнил их ячменным пивом из тыквы-горлянки. Заметив любопытство в глазах Йоджу, Вакар поставил свою кружку на стол.

— Кто это? — указал Йоджу на край скамьи. Вакар повернул голову и увидел человека с изъеденной оспой кожей, окладистой черной бородой с проседью и ростом не выше двух футов. Он был одет, как кернейский торговец. Карлик тоже пил ячменное пиво, только из детской чашки.

Когда хозяин постоялого двора подошел, чтобы снова наполнить кружку Вакара, тот ткнул пальцем в сторону карлика и спросил:

— Кто это, клянусь семью преисподними?

— Этот-то? Ямма из Керне. Когда с ним стряслась беда, он решил не возвращаться домой и теперь торгует металлами в Тегразене. А ты что, хочешь с ним познакомиться? Ямма вполне дружелюбный малыш.

— Пожалуй, я не прочь, — сказал Вакар. Хозяин постоялого двора взял карлика за полу туники, подтащил к Вакару и сообщил:

— Ямма, этот путешественник по имени Вакар из Лорска хочет с тобой познакомиться. Расскажи ему историю своей жизни и о том, что с тобой приключилось, когда ты обозвал того колдуна мешком навоза.

— Я думаю, это и так очевидно, — возразил Ямма.

— Что за колдун? — спросил Вакар.

— Фекато из Гбу, величайший кузнец Тартара. Кабы я знал, кто он такой, и не будь я пьян, хорошенько подумал бы, прежде чем давать волю языку.

— Расскажи об этом Фекато. Похоже, его-то я и ищу.

— Говорят, он способен сорвать щипцами звезду с неба и перековать ее на своей наковальне. Он правитель Гбу, что в центре полуострова Тартар, на полпути к стране Абику. Если найдешь его, отомсти за меня, плюнь ему в похлебку. Только будь осторожен: он способен запросто превратить тебя в скорпиона.

В Гбу, как и во всех тартарских городах, лепились друг к дружке хижины-ульи; из них доносились лай собак и детские крики. Повсюду звенели колокольчики, висящие на шеях ослов кернейских торговцев, а искусники Тартара трудились столь усердно, что весь город был полон шипением, лязганьем и клацаньем. Вакар пробирался среди верстаков древорезов, сверлильщиков бус, шлифовальщиков алмазов, оружейников и златокузнецов, пока не отыскал владения Фекато — городского головы, ремесленника и чародея.

Кузница Фекато располагалась под навесом, который протянулся вдоль нескольких хижин, где жил сам Фекато и его жены. В глубине кузницы сохла на печи шкура недавно убитого леопарда. Молодой негр поддерживал жар в плавильной печи, а Фекато бил по бронзовому топору каменным молотом. Это был негр средних лет, ростом примерно с Вакара, но гораздо шире в плечах; Вакар никогда в жизни не видел столь огромных и мускулистых рук. Шевелюра Фекато напоминала шапочку из серой колючей овчины, а один глаз прятался под бельмом.

Когда Вакар приблизился, кузнец оставил заготовку в покое и поглядел на принца. Тишину нарушало только жужжание мух. Вакар представился и спросил:

— Это ты выковал кольцо из упавшей звезды?

— Да, и если я когда-нибудь поймаю мерзавца, который сбежал, не заплатив мне за работу…

— Расскажи, что случилось…

— Это было давно, но я, Фекато из Гбу, такого не забываю. Одному бедному торговцу из Тритонии, некоему Ксименону, довелось посетить страну Абику как раз в то время, когда эта штуковина низринулась с небес, грохоча и дыша огнем. Он нашел место ее падения и выкопал. А потом пришел ко мне и заказал кольцо из небесного металла, посулив за него столько слоновой кости и золота, что даже хребет твоего верблюда сломался бы под их тяжестью. Я выполнил заказ, хотя мне потребовался целый век, чтобы найти подход к этому металлу. А Ксименон, получив кольцо, вскочил на своего осла и помчался прочь. «Эй, — крикнул я ему вслед, — а моя плата?!» «Приезжай в Тритонию, когда я стану королем, все получишь сполна», — крикнул он и был таков. Я послал ему вслед проклятье, превращающее человека в сороконожку, еще не зная, что звездный металл предохраняет от магии. Позже я слышал, что при помощи моего кольца он стал королем Тритонии, но я не такой дурак, чтобы тащиться на край света в надежде, что Ксименон сдержит слово. А тебе что известно об упавшей звезде?

— Король Ксименон мертв, можешь радоваться. Что же касается упавшей звезды… это, случаем, не она?

Принц достал Тахах.

Фекато выпучил глаза.

— Она самая! Где ты ее достал? Украл у Ксименона?

— Нет, у короля Авоккаса из Белема. Как он ее раздобыл, мне неизвестно. Может быть, Ксименон отдал ее в награду за то, что Авоккас помог ему стать королем тритонов. Ты возьмешься сделать из нее еще несколько колец?

Фекато повертел камень в ручищах, его здоровый глаз заблестел.

— За какую цену?

— У меня есть несколько унций золота и немного меди…

— Тьфу! Я, Фекато из Гбу, не нуждаюсь в золоте и меди. Я зарабатываю достаточно, чтобы прокормить себя, шесть жен и двадцать три чада. Но поработать с новым металлом… Вот что: я сделаю одну вещь для тебя, только одну, а за это ты отдашь остаток звезды. Согласен?

— Что? Ах ты, проклятый черномазый вымогатель…

Кузнец вскинул руку, и огромные твердые пальцы вонзились Вакару в предплечье. Принц едва не закричал от боли — казалось, огромные щипцы вот-вот отхватят ему руку. Вакар был жилист и мускулист, но в руках этого гиганта ощущал себя ребенком.

— Ну? — угрожающе проговорил кузнец. — Что теперь скажешь?

— Я имел в виду, что твоя цена высоковата, — проворчал Вакар. — А впрочем, мне кажется, мы поладим.

Негр убрал руку. Массируя плечо и проклиная себя за вспыльчивость, которая еще ни разу не довела его до добра, Вакар потребовал:

— Подтверди при свидетелях, что сделаешь для меня одну вещь в обмен на звезду.

— Согласен, — Фекато сказал что-то на родном языке подбежавшим юношам.

— Переведи! — велел принц.

— Я велел сыновьям пригласить в качестве свидетелей глав нашей гильдии.

Вскоре пришли четверо мужчин в головных уборах из страусиных перьев с лицами, разукрашенными полосами и кругами. Завернутые в одеяла из оленьей кожи, они шествовали с великим достоинством. В их присутствии Вакар и Фекато повторили свой уговор. Фекато спросил:

— Итак, какой величины кольцо ты желаешь?

— А кто говорил про кольцо? Я хочу клинок для меча по моей мерке.

Кузнец вытаращил глаза, потом лицо его исказилось от гнева — Вакар даже испугался, как бы Фекато не размозжил ему череп ударом молота. И тут вдруг великан хлопнул себя по животу и расхохотался.

— Проклятые белые! — пробасил он. — Да как тут прожить честному ремесленнику, когда вы, мошенники, только и знаете, что водить его за нос! Ладно, будет тебе меч. Фекато из Гбу всегда держит слово. Нужно меньше половины звезды для самого большого меча из тех, которыми может махать насекомое вроде тебя. Давай-ка сюда Тахах. Ангва, позови четырех братьев. Нам понадобятся все мехи, какие только есть, чтобы раздувать пламя. Видишь ли, Вакар, весь фокус в том, что звездному металлу нужен очень сильный жар, которого медь или бронза не выдержат, и молот вдвое тяжелее обычного…

Глава 17

Распрощавшись с Йоджу, Вакар поехал обратно в Тегразен, где нашел маленького Ямму из Керне. Карлик пил ячменное пиво в той же таверне и рассказывал историю своей жизни бритоголовому человеку с желтоватой кожей горгона.

— Эй, — пискнул Ямма, когда Вакар уселся на скамью, — разве не ты хотел навестить Фекато? Ну как, плюнул в его суп?

— Нет, мы с ним уладили одно дельце.

— Вот так всегда: никто не берется за дельце бедного Яммы, который теперь слишком мал, чтобы постоять за себя.

— Ты же знаешь Фекато, — возразил Вакар. — Чтобы победить такого могущественного колдуна, нужна целая армия. А кто твой приятель?

— Вессул, бывший подданный королевства Горгония.

— Почему бывший?

— Все началось с перебранки, а закончилось поножовщиной, — ответил Вессул. — Капитан узнал, что я наставил ему рога, и решил разжаловать меня из своего помощника в матросы. Когда мы с ним расставались, он собирал обеими руками кишки, поливал их слезами и молил богов ниспослать ему смерть. В таких случаях закон Горгонии суров. — Вессул печально вздохнул. — Теперь я один-одинешенек в чужом мире, и некому больше мною помыкать. Господа, вам даже не вообразить, сколь велико мое отчаяние. Но самое печальное, что я пропущу великий набег.

— Что за набег? — резким тоном спросил Вакар.

— А разве ты не слышал? Весь материк слухами полнится: король Целууд собрал все силы Горгонии и ее данников для вторжения в какое-то северное государство.

— Что за государство?

— Об этом король пока молчит, но, по слухам, это Евскерия, где-то на Посейдонисе, чуть дальше Аремории.

— Когда он выходит в море?

— Возможно, он уже в пути, поскольку все, что я знаю… Эй! Ты куда?

— В Керне! — крикнул Вакар в ответ. — Хозяин! Счет, живо!

Через пять дней Вакар прибыл в Керне; тряска в седле и сон урывками вымотали его до предела. Он оставил усталого верблюда на берегу, где огромные каменные склады глядели узкими окнами на частокол мачт и бушпритов. На пристанях толпились люди всех наций и цветов кожи. Ослы и кони шарахались от запаха верблюда, а их владельцы проклинали принца на всевозможных языках. Вакар, ушедший в раздумья, не обращал на них внимания. «Настало время воспользоваться связями», — решил он.

Порасспросив людей, он узнал, где живет сенатор Амостан. У входа в особняк он назвался именем принца Вакара из Лорска и после долгого ожидания получил от евнуха разрешение войти.

Вакар всякого навидался, и все же его ошеломила вопиющая роскошь этого дома и пальмы, растущие в горшках. Амостан, высокий, крепко сбитый мужчина, щеголял пестрым нарядом и распространял вокруг сильные запахи благовоний. На всех его коротких и толстых пальцах сверкали кольца.

— Добро пожаловать, принц Вакар. Ты принес половину медальона Дрозо?

— Нет, проклятые гамфазанты только шкуру с меня снять не успели.

— В самом деле? — Амостан постучал пальцами одной руки по ладони другой. — Возможно, это правда, но… гм… Все-таки нам бы не помешало какое-нибудь доказательство, ты же понимаешь.

— Проклятье! — буркнул Вакар, но подавил раздражение, вспомнив, что для Амостана он всего лишь диковатый на вид, обожженный солнцем скиталец. — Найдите кого-нибудь, кто знает Лорск, и я буду отвечать на его вопросы, пока Посейдонис не утонет в Западном Океане. Однако смею ли я рассчитывать на уважительное отношение, пока ты не убедишься, что я — тот, за кого себя выдаю?

— Отношение к наследнику трона Лорска несомненно должно быть уважительным, — прошептал Амостан и повернулся к евнуху: — Разыщи Сури! Принц… э-э… Вакар, что ты хочешь от меня?

— Мне надо как можно быстрее попасть в Амфере.

— Что ж, если ты сможешь заплатить… Туда ходят корабли, хотя торговый сезон уже завершается.

— Слишком рискованно. В Седерадо можно застрять на месяц, дожидаясь попутного ветра. Ты слышал о набеге горгон?

— Мы знаем, что они готовятся, но вышли в море или нет — об этом нет никаких известий.

— Так вот, я должен попасть домой, чтобы предупредить мой народ.

— Но при чем тут мы? Конечно, у нас есть несколько способных волшебников, но я не знаю ни одного, кто возьмется обеспечить тебя попутным ветром на весь срок плавания.

Вакар отпустил грубое замечание в адрес кернейских купцов и мореплавателей.

— Мне нужна галера! Один из ваших славных боевых кораблей. Лорск в долгу не останется, клянусь.

— Увы, я вынужден отказать. Пока существует угроза вторжения горгон, флот необходим вольному городу здесь. Мы ужасно не любим упускать выгоду, но, боюсь, ничем не можем помочь.

Долго еще Вакар уламывал сенатора, однако ничего не добился. Когда пришел моряк Сури, лорск сказал:

— Обидно уходить несолоно хлебавши, а потому я осмелюсь высказать еще одну просьбу. Достопочтенный Амостан говорит, что в Амфере все еще ходят корабли. Моряк, не сочти за труд, порекомендуй какого-нибудь надежного капитана. Не хочу, чтобы мне перерезали глотку, как только город исчезнет за кормой.

— Через два дня в море уходит Джерро из Элюзиона, — ответил Сури. — Последнее его плавание в этом году.

Вакар нашел корабль Джерро, договорился с капитаном, продал верблюда и, наконец, подстригся. Затем три дня прождал восточного бриза.

Сначала они плыли по синему морю Сирен вдоль южного берега полуострова Дзен, а когда с севера задул достаточно сильный ветер, Джерро взял курс на юг, в сторону Меропии.

Судьба баловала Вакара Зу попутным ветром, наполнившим паруса. Тали жалобно скрипели, а форштевень рассекал синие полумесяцы волн. День сменялся ночью, ночь — днем. Судно шло на юг, пока один из матросов не вскричал:

— Корабли за кормой! Целый флот!

Горизонт был испещрен десятками мачт, их число росло с каждой минутой. Вакар упал духом. Вскоре показались низкие черные корпуса военных галер.

Другой моряк закричал:

— Это флот горгон!

А потом он взмолился к гесперийским богам. Капитан выругался.

Вакар обратился к Джерро:

— Что собираешься делать?

— Бежать, покуда хватит сил, иначе мы либо покойники, либо рабы на галерах горгон. Хотя если они спешат, то вряд ли задержатся ради нас.

От моряков и впрямь ничего не зависело, оставалось только плакать, молиться или выкрикивать имена жен и названия родных городов. Вакар в бешенстве пинал фальшборт, то и дело хватался за рукоять меча. Если горгоны пошлют за ними корабль, капитан, четверо матросов и пассажир неизбежно погибнут или попадут в плен.

Галеры все приближались. Они скользили по морской глади, как будто полчища многоножек выползали из-под плоского камня. На парусах красовался горгонский спрут. Невежественные жители материка иногда принимали этот символ за человеческую голову со змеями вместо волос, потому что он действительно чем-то напоминал ее. Но вот одна из галер отделилась от флота и двинулась наперерез кораблю Джерро.

Вакар совладал с яростью и произнес:

— Если нас возьмут живыми, молю, скажите, что я Тьегос из Седерадо.

— Ладно, будь по-твоему, — согласился Джерро. — Но что это, клянусь семью преисподними!

Вакар разглядел на юте галеры человека в одеянии горгонского жреца. Он держал золотую цепь, другой ее конец был присоединен к золотому обручу на шее существа, подобного коему Вакар не видел отродясь. Всем своим обликом зверь отдаленно напоминал человека, но по размеру был значительно меньше. Природа наделила его хвостом, заостренными ушами и кривым клювом. Все тело чудовища покрывала чешуя, как у пресмыкающегося. Эта необыкновенная ящерица сидела на палубе, по-собачьи подобрав задние ноги.

— Должно быть, это медуза, — высказал предположение Вакар.

— Кто?

— Говорят, эти существа обладают удивительной способностью зачаровывать, хотя я не вижу ничего чарующего в этом тритоне-переростке. Эй, поглядите!

Приближающаяся галера отклонилась, чтобы избежать столкновения с маленьким судном, издалека донесся крик. Джерро схватился за кормило, чтобы увернуться от галеры, но матрос-горгон перебросил через планшир судна купца кошку. Несколько матросов потянули канат, и корабли стали сближаться.

Вакар подскочил к планширу и выхватил из-за пояса кривой тесак, отнятый у кернейского работорговца в Килиессе, но перерубить трос кошки не успел. На галере жрец что-то сказал медузе и указал на принца. Та выпрямилась во весь рост, подбежала к борту, вытянула чешуйчатую шею и раскрыла клюв. Раздалось ужасающее шипение — как будто сотня котов вдруг повстречала сотню змей. В тот же миг Вакар застыл с поднятой для очередного шага ногой, мускулы его стали тверже камня. Не удержав равновесие, он повалился вперед и ударился головой о планшир. Ослепительная вспышка пронзила мозг, а затем все погрузилось во мрак.

Сознание вернулось к Вакару, когда он уже лежал на полуюте галеры в прежней позе, с кривым тесаком в руке. Перед ним на узорчатом кресле сидел бородач в бронзовом шлеме, украшенном золотом и перьями ибиса. Незнакомец щурился, рассматривая меч из звездного металла, вертя его перед глазами, поглаживая клинок и рассекая им воздух. Он приказал другому горгону:

— Разденьте остальных и посадите за весла, как только очухаются. А этот совсем на них не похож. Его можно принять за пусадца, но одет он как кернеец, а меч у него и вовсе необыкновенный. Мы сохраним ему жизнь, пусть на него взглянет наш король.

— Как прикажешь, адмирал. — Матрос схватил Вакара за ногу и оттащил в сторону.

Вакар обнаружил в нескольких дюймах от своего носа фальшборт. Он не мог шевельнуть ни шеей, ни даже глазами и был вынужден глядеть на растрескавшееся дерево битый час. Несмотря на временный паралич, Вакар остро ощущал неудобство позы, и через несколько часов, проведенных на качающейся палубе, тело принца превратилось в одну сплошную рану. Он едва дышал, а мысли тщетно носились по кругу в поисках пути к спасению.

Солнце преодолело зенит, Вакару повезло — навес полуюта защищал его заодно с адмиралом от солнца. Когда светило садилось за горизонт, он лежал на том же месте, изнывая от жажды.

«Видимо, горгоны торопятся, — подумал он, — иначе они бы не гребли день и ночь. Хотят преодолеть за два дня море Сирен, чтобы высадиться на сушу до начала зимних штормов».

К утру Вакар начал понемногу приходить в себя — он мог уже моргать и сглатывать. Во рту появился мерзкий привкус, а глаза невыносимо щипало.

Когда вновь взошло солнце, за спиной принца поднялась суматоха, но в оживленной болтовне матросов он не разобрал ни слова. Наконец по перемене в качке Вакар догадался, что галера сменила курс и теперь на веслах идет к тихой бухте. Вскоре она содрогнулась, проскрежетала килем по песчаному дну и остановилась. Кругом забегали люди, кто-то обхватил Вакара за пояс и перекинул через борт; другие матросы поймали его на берегу. Пока Вакара таскали и переворачивали то так, то эдак, его неподвижные глаза разглядели лесистый берег, похожий на гесперийский.

Его понесли на плечах мимо других приставших к берегу галер, затем подняли на бак самого большого судна и по проходу между банками гребцов поволокли на полуют. Там его поставили вертикально, прислонив к фальшборту. Он воззрился на смуглого пузатого горгона, сидевшего в кресле вроде адмиральского, но гораздо роскошнее. Адмирал тоже поднялся на борт и рассказал пузатому горгону о пленении Вакара. Пузатый горгон промолвил:

— Скоро он очухается. Эй ты, говорить можешь?

Вакар ценой невероятных усилий напряг голосовые связки и ответил:

— Д-да.

— Кто таков?

— Тье… Тьегос из Сед… Седерадо.

— Значит, геспериец? Ну что ж…

И тут к пузатому подошел другой горгон. Хотя Вакар еще не мог повернуть голову или хотя бы скосить глаза, он по голосу узнал своего старого недруга Квазигана.

— Государь, — сказал Квазиган, — это не геспериец и не кернеец, а тот, кого мы так долго ловили: принц Вакар из Лорска. Я узнал его, хоть он и сбрил усы.

Пузатый, оказавшийся не кем иным, как королем Целуудом, вскричал:

— Ах, вот как! Давайте поскорее убьем его, и одной заботой у нас будет меньше. Хашель, возьми этот странный меч. Наклоните пленника так, чтобы шея легла на планшир, и отрубите голову.

— Нет, нет, — прошептал Вакар, но его никто не слушал. Горгон по имени Хашель схватил Вакара и потащил к борту. Уложив его шеей на планшир, он поплевал на руки, широко расставил ноги и схватил длинный меч Вакара — тот, что выковал Фекато. Он вытянул руки перед собой, легонько взмахнул клинком и, примеряясь, коснулся им шеи жертвы. А затем меч из звездного металла взлетел к небу, чтобы нанести смертельный удар.

В тот миг, когда клинок коснулся шеи, оцепенение спало с мышц Вакара, и он мешком осел на палубу. Меч с чудовищной силой врезался в планшир, где только что была шея принца. Вытаращив глаза, Хашель рванул на себя рукоять, а Вакар уже поднялся на ноги, по-прежнему сжимая в руке кривой кернейский клинок. Шагнув вперед, лорск замахнулся и рубанул бронзовым лезвием по горлу Хашеля, пониже короткой бороды.

Из рассеченной шеи палача хлынула кровь, он обмяк и провалился в шпигат. Вакар запустил окровавленным тесаком в короля Целууда, но тот увернулся. Потом принц схватил рукоять длинного меча, выдернул его из разрубленного планшира и бросился за борт.

Подняв тучу брызг, он оказался по пояс в воде. На галере поднялся ужасающий рев. Вакар бросился к берегу, едва держась на ногах под натиском волн, а оказавшись на суше, припустил что было сил, не обращая внимания на изумленную горгонскую солдатню. Вскоре мокрый с головы до пят он очутился среди деревьев и побежал вверх по склону прочь от моря. Когда Вакар наконец остановился перевести дух, вслед неслись крики, рев рожков и слышался лязг оружия — армия горгонов шумела, как потревоженное осиное гнездо.

Вакар убежал подальше от моря, а затем свернул влево, чтобы сбить погоню со следа. Колючие кусты вмиг до крови исцарапали его обнаженные голени, но он, не чувствуя боли, поднимался все выше и выше.

Лоскут синего неба впереди привел к уступу на обрыве. Оттуда взору Вакара открылось лесистое побережье моря Сирен. Там принц рухнул на землю, судорожно хватая ртом воздух, и лежал, а жучки бегали по его израненным ногам.

Когда перед глазами Вакара прояснилось, он сел и взглянул на флот горгон. Отряды врагов, наверно, все еще прочесывали берег. Может, залезть на дерево — вдруг у горгон есть собаки? Интересно, может ли медуза брать след, как собака, или находить беглеца с помощью магии, как вислоухий кораниец Йок?

И тут он понял, что ожидал увидеть совсем другую картину. Внизу приглушенно пел рожок — созывал преследователей к кораблям. Горгоны карабкались на носы галер. Некоторые суда уже отчаливали. Переведя взгляд, Вакар понял причину спешки: в море Сирен появился другой флот, ничем не уступающий армаде Горгон. Он подкрадывался к стоянке Целууда. «Должно быть, это объединенный флот Гесперид, — предположил Вакар, в нервном ожидании похрустывая пальцами. — Неужели я стану свидетелем величайшей морской битвы в истории?»

Но через некоторое время новоприбывшая армада остановилась, а горгоны, явно не желая ввязываться в баталию, уходили вдоль берега на веслах. Вакар покинул свой уступ. Он лез наверх, пока не нашел наблюдательный пост получше. Оттуда принц увидел, что на северо-западе берег изгибается вправо, а за широкой полосой моря на горизонте разглядел синеватую тень другой земли. Если он сейчас на Огуджии, то там, должно быть, Меропия, а если он на Меропии, то это континент Посейдонис.

Флот горгон сворачивал на север, чтобы пройти через этот широкий пролив, а гесперийцы преследовали его на почтительном отдалении. «Очевидно, горгоны не собираются дойти до Амфере, чтобы потом пересечь Зиск и напасть на Лорск, — рассуждал Вакар. — Но, в таком случае, куда они держат путь? Севернее на побережье Посейдониса стоит зиский городок Азарет, за ним до самой Диопрепе, жалкой деревеньки в гористом Лоторе, нет ни одной подходящей бухты. В Лоторе пиратам не найти поживы. Так куда же они направляются? Может быть, горгоны решили обрушиться на Авалон или на Сатуриды, или пойдут еще дальше на север, к Аремории или берегам дикой Иерарне?»

Если они высадятся у Азарета, то Лорску бояться нечего. Путь от Азарета до родины Вакара преграждают высокие горы, в которых десяток смельчаков смогут остановить целую армию.

Более часа Вакар Зу наблюдал, как горгонский флот уменьшается на севере. Когда солнце почти доползло до зенита, принц, хромая на обе ноги, спустился к воде.

Через неделю принц Вакар добрался до Седерадо. Еще в первый день после бегства из горгонского плена выяснил, что находится на Огуджии. В пути он крал еду у селян и привыкал обходиться без имущества, если не считать меча, заткнутого за пояс. Вакар рассудил, что с возвращением домой можно не спешить — горгоны, очевидно, не собираются захватывать Лорск. Возможно, королева Порфия все еще не простила ему смерть Тьегоса, но принц надеялся, что борода и шрам на левой щеке сделали его неузнаваемым.

Чем же заняться в городе философов? Принц из полудикой страны, пусть даже учившийся в Мнесете, вряд ли поразит кого-нибудь в Седерадо своими познаниями. С другой стороны, хоть Вакар и не считался у себя на родине великим воином или атлетом, он все-таки был крупнее и сильнее большинства огуджийцев. Может быть, здесь пригодятся его скромные способности и навыки воина?

Он нашел дорогу к казармам королевской гвардии — единственного профессионального войска Огуджии. Как и другие гесперийские народы, огуджийцы полагались в основном на военный флот. Гвардия была набрана большей частью из иноземцев, поскольку коренные огуджийцы, увлеченные философией и обустройством быта, ничуть не стремились к воинской славе.

Ваяхес, командир гарнизона, спросил:

— Кто ты, откуда пришел и чего хочешь?

— Я Знур из Лорска. — В пути Вакар отдал некоторое время сочинению правдоподобной автобиографии, не представляться же и здесь именем Тьегос. — Несколько месяцев я странствовал по материку, поэтому так сильно загорел и пообносился. Теперь же ищу средства к существованию. Думаю, из меня получится гвардеец.

— И что ты умеешь?

— Ездить верхом и пользоваться этим, — Вакар коснулся меча.

— Дай-ка взглянуть на него. Гванто, ты только посмотри, какой странный меч. — Ваяхес снова повернулся к Вакару: — Где ты его раздобыл?

— В Тартаре. Чернокожие кузнецы умеют закалять бронзу при помощи магии.

— А как ты попал в Огуджию, когда все корабли прячутся по бухтам в страхе перед горгонами?

— Меня привезли горгоны.

— Что? — вскричал Гванто, легат Ваяхеса. — Ты их лазутчик?

— Ничего подобного. Они меня поймали, но я сбежал, когда их армада причалила к берегу, чтобы отдохнуть и запастись водой.

— Похоже на правду, — сказал Ваяхес. — Но все-таки мы тебя проверим. Пусть кто-нибудь из наших лорсков поговорит с тобой на родном языке. Если ты не лазутчик и действительно годишься в бойцы, примем тебя за три фунта меди в месяц. Еда и кров, конечно, за счет казны. Тебе выдадут щит, шлем и копье. Будешь за них платить по полфунта в месяц в течение полугода.

— Мне это подходит, — согласился Вакар.

— Отлично, можешь сегодня же похвастаться своими талантами. Строевой смотр проведет сама королева. — Ваяхес с ухмылкой посмотрел на легата.

Пока Вакар гадал, как ему пережить смотр неузнанным, подошел солдат по имени Райзх, лорск из Лезотра. Он внимательно посмотрел на Вакара и сказал:

— Я тебя точно где-то видел.

— Может быть, хотя я родом из Мнесета. Я часто проезжал через Лезотр и обычно ночевал на постоялом дворе Алезу.

— Он лорск, — Райзх обратился к своему командиру на гесперийском. — Знаю я этих столичных хлыщей, их выговор ни с каким другим не спутаешь.

Гвардейцы построились на плацу, шлемы и наконечники копий блестели после утренней чистки. Вакар, которому еще не выдали положенную экипировку, стоял на фланге. Когда королева Порфия проходила вдоль шеренги, принц не прятался, но старался не привлекать ее взор. Наконец она приблизилась, и Вакар почувствовал, что кровь быстрее побежала по жилам. Ах, какая женщина! В воображении замелькали сценки одна соблазнительнее другой, как он заключает Порфию в объятия, покрывает поцелуями и несет на ближайшее ложе… Но как бы высоко ни ценил он королеву Огуджии, собственная голова была ему все-таки дороже, а потому он помалкивал.

Королева закончила смотр и повернула обратно, рыхлый Гараль семенил с нею рядом. Ваяхес сказал что-то Порфии, а затем крикнул:

— Эй ты, с лицом, как топор, как бишь тебя?.. Знур!

— Кто, я? — хрипло спросил Вакар.

— Да. Ты назвался опытным наездником, так покажи свое искусство, укроти Тандоло.

— Это конь? — спросил Вакар, видя, что королева и министр Гараль смотрят на него озабоченно, в точности как утром смотрел Райзх. Еще чуть-чуть, и его узнают.

— И какой конь! Вот он идет.

Двое конюхов вели большого черного жеребца, а тот угрожающе раздувал ноздри и закатывал глаза. Вакар с тихим вздохом подошел к коню и потянул из-за пояса длинный кернейский арапник.

На Тандоло была уздечка, но отсутствовала сиделка и даже подпруга — обычная деталь сбруи гесперийских коней. Когда Вакар приблизился, скакун захрапел и оскалил зубы.

— А ну, угомонись! — Вакар попытался схватить Тандоло за храп и тут же отдернул руку, чтобы избежать крепких зубов. — Дайте повод, — велел принц конюху.

Потом Вакар ухватился за поводья, вскочил на коня, ударил его пятками и, едва Тандоло взвился на дыбы, левой рукой вцепился в гриву.

Вакар держался изо всех сил и рвал поводья, заставляя непокорного коня опускать голову. Казалось, круп Тандоло выкован из железа, конь то поднимался на дыбы, то подбрасывал зад. Колени Вакара скользили по гладкой шкуре, он изо всех сил вжимал пятки в брюхо коня и держался за гриву, чтобы не перелететь через его голову. Он даже не замечал, что выкрикивает лорские ругательства и хлещет коня поводом. Тандоло кружился и прыгал, как взбесившийся демон, а в глазах его седока мелькали зрители: гвардейцы, их командир Ваяхес и королева Порфия со своим министром Гаралем. А затем круп Тандоло выскользнул из-под Вакара, и принц тяжело упал на левый бок, а конь, мотая головой, рысью помчался прочь. Конюхи побежали вдогонку, а Вакар, пошатываясь, поднялся на ноги. Ваяхес ухмылялся — несомненно, он дал Вакару невыполнимый приказ, чтобы повеселить своих подчиненных. И хотя шутки над собой Вакар никогда не находил смешными, он бы простил командира. Но вот беда — Ваяхес опозорил его перед королевой Порфией. Мелькнула мысль: не вызвать ли его на поединок? Но принц тут же одернул себя: не будь дураком: ты почти безоружен, весь в ушибах и к тому же оглушен падением. При малейшем признаке враждебности Ваяхес прикажет утыкать тебя стрелами. Поскольку Вакар не выдержал испытания, ему оставалось лишь гордо удалиться. Возможно, из него еще выйдет неплохой портовый грузчик… Он заковылял к воротам, а вслед тотчас полетел оклик Ваяхеса:

— Эй, Знур, куда это ты собрался?

Вакар сделал каменное лицо и оглянулся, а командир рявкнул:

— Вернись! Да что это с тобой?

Вакар повернулся и пошел к Ваяхесу. Тот стоял, подбоченясь.

— Да, командир? — У Вакара появилась надежда, что ему предложат вторую попытку.

— Почему ты убегаешь? Ты же лучший наездник в Огуджии!

— Что?

— Конечно! Еще ни один человек не просидел верхом на Тандоло дольше трех ударов сердца.

— Такие люди нам нужны, — произнес знакомый женский голос. Это была Порфия: зеленые глаза, черные волосы и фигура, сводящая мужчин с ума.

— Слышал? — радостно вскричал Ваяхес. — А теперь ступай в казарму, Гванто выдаст тебе оружие.

Вакар поклонился и ушел.

Он задумчиво начищал новый шлем, пока не увидел в нем свое узкое, покрытое шрамами лицо. И тут вошел человек, в котором Вакар узнал Двэроса, одного из лакеев Порфии.

— Принц Вакар, королева просит, чтобы ты вместе со мной отправился во дворец.

Глава 18

Вакар смерил Двэроса пристальным взглядом. Значит, Порфия опознала его. Неужели она решила заманить в смертельную ловушку? Но не проще ли было бы прислать за ним взвод солдат?

Принц в замешательстве теребил усы. Зарубить Двэроса и бежать? Но на этот раз его не ждет в гавани корабль, а на таком небольшом острове поимка беглеца — лишь вопрос времени.

Приняв решение, Вакар бросил Двэросу:

— Погоди!

После этого он вернулся в казарму за своим волшебным мечом. Пусть только его кто-нибудь попробует обезоружить! Он шагал за Двэросом по улице и мрачно улыбался. Но у ворот дворца не оказалось никакой засады, лишь скучающие стражники опирались на алебарды, да обычные просители и чиновники тонкими ручейками тянулись во дворец и обратно. Двэрос провел принца через приемную без очереди. Вакар поймал на себе кислые взгляды людей, дожидающихся аудиенции у королевы. Когда Двэрос раздвинул занавеси, молодой человек весь напрягся, изготовился выхватить звездный меч…

И тут руки Порфии обвили его шею. Она прильнула губами к губам Вакара, а затем отстранилась со словами:

— Вот это да! Клянусь восемью грудями Геры, когда я целую мужчин, они обычно не стоят, как статуя, с рукой на мече…

Вакар улыбнулся, окинув взглядом комнату, — при необходимости он был готов сделать Порфию заложницей.

— Прошу извинить за подозрительность, дорогая государыня, но я боялся, что меня поцелует острая бронза.

— Так вот почему ты слонялся по моему королевству под чужим именем и с этими зарослями на лице! Да с какой стати мне тебя убивать?

— Тьегос, — сухо ответил принц.

— А, этот прохвост! Да, пожалуй, я была огорчена, но ты не мог поступить иначе. Как бы то ни было, я разлюбила трусливых нахалов с их песенками и насмешками.

— Ну что ж, — Вакар открыл Порфии свои объятия.

Она выставила вперед ладонь:

— Нет! Сначала изволь вымыться. Элбьен, отведи принца Вакара…

В той самой комнате, которую принц занимал и во время первого посещения Седерадо, Вакар нашел приготовленную для него красивую огуджийскую тунику — длиной до колен, из небесно-голубого льняного полотна, расшитую морскими чудовищами. Рядом с ней лежала бритва, с ее помощью он удалил бороду. В серебряном зеркале бледный свежевыбритый подбородок странно смотрелся с густым загаром верхней половины лица, на котором пережитое оставило многочисленные следы, как на старом, видавшем виды лезвии ножа.

Он отобедал с лучащейся весельем Порфией. Внимательно рассмотрев своего гостя, королева сказала:

— Удивляюсь, как это я тебя узнала. Вид у тебя — краше в гроб кладут.

— В самом деле? А чему тут удивляться. Ты бы знала, что было со мной за эти семь месяцев. Даже бог состарится, выпади на его долю столько…

— А где ты обзавелся этим длинным шрамом?

— Не успел увернуться от дротика… — И Вакар вкратце поведал о своих приключениях.

— Мне всегда казалось, что пусадские эпосы — всего лишь бахвальство варваров, а теперь я вижу перед собой настоящего героя и искателя приключений, достойного мифов и легенд, — заключила королева.

— Никакой я не герой и не искатель приключений, а всего лишь тихий книжник, мечтающий осесть в Седерадо и изучать философию. Все эти драки и погони не доставляют мне безумного наслаждения, воспетого в эпосах. Перед боем я трушу, в бою теряюсь, а когда все заканчивается, испытываю лишь усталость и отвращение.

— Ну что ж, если ты совершил свои подвиги с отвращением, будучи испуган и растерян, то мне даже страшно подумать о бойне, которую ты способен учинить, коль скоро войдешь во вкус. Скажи-ка, ты ничего не перепутал? Король Авоккас в самом деле напал на тебя из-за того, что ты не соблазнился безголовой красоткой?

— Чистая правда, госпожа, хотя я не претендую на выдающиеся добродетели. Просто мне слишком часто приходилось убегать от недоброжелателей, и совсем не оставалось времени на флирт. — Вакар решил из соображений такта не упоминать о сатире Тираафе. — Будем откровенны друг с другом, ладно? Кто же счастливый преемник Тьегоса?

Вакар постарался произнести это как можно равнодушнее и при этом смотрел в сторону, ведь стоило ему взглянуть на Порфию, к лицу приливала кровь. Разумеется, он давно познал радости любви, но до сих пор ни одна женщина не привлекала его так, как королева Огуджии.

— Вообще-то я тоже припасла для тебя историю: несколько месяцев я спала в холодной постели. Я прокляла легкомысленную любовь и дала себе обет одиночества, пока не найду другого консорта. Но я не хочу замуж за ловкача Шво и не потерплю этой вашей пусадской полигамии.

Вакар сочувственно кивнул. Хотя на Посейдонисе мужчина — полновластный хозяин в семье, принц, побывав в разных странах, научился уважать иные точки зрения.

— К тому же мне пора позаботиться о наследнике, — продолжала Порфия, — иначе после моей смерти двоюродные братья передерутся из-за трона и разорвут королевство на части.

— А ты способна рожать?

— Конечно, ведь покойному бедняжке Ванчо я родила дочку. Тьегос был у меня единственным любовником. Но хватит обо мне. Поделись своими планами. Наверное, ты на первом же корабле отправишься в Лорск?

— Это зависит не от меня. Что слышно о флоте горгон?

— Когда наш объединенный гесперийский флот перестал их преследовать, они все еще плыли на север.

Слуги убрали со стола. Вакар и Порфия сидели друг против друга за маленьким столиком, между ними стоял кувшин с вином. Порфия сидела на новом резном троне, заменившем змеиный, а Вакар — на стуле из слоновой кости. В зеленых глазах королевы мерцали огоньки ламп.

— Выходит, они не намерены вторгаться в Лорск, и мне нет надобности торопиться на родину. — Принц поставил кубок и потянулся. — Милая Порфия, не уговаривай меня остаться, я и сам решил послать домой гонца за средствами к существованию, чтобы поучиться философии у огуджийских мудрецов и объездить жеребца Тандоло.

— В самом деле? — Она одарила его нетерпеливой улыбкой.

— Да. — Вакар встал, обошел стол и ласково поднял королеву с ее трона.

Они нежно оплели друг друга руками, и губы их встретились. Через некоторое время принц опустился на трон и посадил королеву к себе на колени, вновь подивившись ее легкости, и постучал по трону костяшками пальцев.

— Будем надеяться, что это кресло не подложит нам свинью, как в прошлый раз, когда ты сидела у меня на коленях.

Порфия захихикала, и они поцеловались. Потом Вакар запустил руку под тонкую материю платья, но королева перехватила ее и легонько шлепнула.

— Нет! Ты же слышал, милый Вакар, что я зареклась от романов. И ты — не исключение, хоть я совсем растаяла под взглядом твоих огромных черных глаз.

— А кто говорит о романе? Я, государыня, наследник трона Лорска и, следовательно, вполне серьезно предлагаю себя в качестве консорта и законного супруга.

— Ого! Это уже совсем другое дело. Ну а что мы будем делать, когда ты станешь королем Лорска? Где будем жить?

— Время покажет. Наверное, будем лето проводить в Лорске, а зиму — здесь.

— А что, если по возвращении в одно из наших королевств мы обнаружим, что регенты захватили трон?

— Гм… Надо выбрать надежных регентов. Но давай лучше подумаем о преимуществах: бронза и мускулы Лорска женятся на мудрости и флоте Огуджии! Да кто отважится бросить вызов такому союзу?

— Сударь, ты выложил на стол переговоров весомые аргументы, но не учел одного нюанса.

— Ты о чем?

— Сумеем ли мы проникнуться взаимной любовью и привязанностью?

— А разве мы еще не влюблены? Я, по крайней мере, от тебя без ума.

— Я говорю о настоящей любви, а не просто о животной похоти, которая, как нам обоим известно, при всех ее прелестях мало чего стоит. Не сомневаюсь, что ты способен подарить мне незабываемые мгновения под грубым шерстяным одеялом, но как насчет долгих лет жизни бок о бок? Представь, у нас сгниют зубы, появятся морщины, вырастут животы и испортятся характеры?

— Думал я и об этом, — кивнул Вакар, которому подобная мысль до сих пор не приходила в голову. — Скажи, положа руку на сердце, тебе нужен спокойный, надежный муж, который охотнее гоняется за тайными знаниями, чем за бесстыжими шлюхами, но всегда готов доказать, что он — настоящий мужчина?

— Сударь, твоими бы устами да мед пить, но где гарантии…

— Гарантии? Будешь их дожидаться — останешься без мужа до тех пор, пока твой взгляд не упрется на внутреннюю стенку похоронной урны. Об этом хорошо сказано в «Гибели Цорме»:

Вакар снова поцеловал Порфию. На этот раз она не воспротивилась, когда мужская рука скользнула ей за пазуху, а, наоборот, сама прижала ее к своему телу. Через некоторое время они отпустили друг друга и встали. Глаза Вакара вопросительно смотрели из-под кустистых бровей. Королева подняла руку и сказала:

— Туда.

Принц подхватил ее, как котенка, и понес в соседнюю комнату.

На следующее утро Вакар Зу бросил в суму горсть медных брусочков, позаимствованных в огуджийской сокровищнице, и прошествовал по улицам Седерадо к дому Ретилио, весело насвистывая лорские песенки. Порфия предложила вызвать Ретилио во дворец, но Вакар настолько уважал здешних мудрецов, что решил не кичиться своим положением. Кроме того, ему было любопытно посмотреть, как живет философ.

Как и остальные дома на Гесперидах, особняк Ретилио был обнесен глухой кирпичной стеной. Привратник впустил Вакара, и вскоре появился сам философ со словами:

— Э-э, да я тебя знаю, встречал несколько месяцев назад… Дай-ка вспомнить…

Вакар представился.

— Ну конечно! — сказал Ретилио. — Чем могу быть полезным, сударь?

— Я собираюсь задержаться в Седерадо на неопределенный срок и хотел бы учиться у тебя философии.

— Замечательно. Будешь ходить на вечерние назидания или предпочтешь индивидуальное обучение? Оно подороже, но принцу, конечно, по карману.

— Принцы принцам рознь. — Изведав нищеты в странствиях, Вакар пересмотрел свое отношение к торговому металлу. — Но это к делу не относится. Я желаю как можно больше узнать за короткое время, а потому готов заниматься и днем, и вечером.

Философа это привело в восторг, и вскоре Вакар с благоговением выслушал теорию Ретилио о мировом яйце. Философ изложил ученику основные постулаты своего курса, а потом принялся расспрашивать о путешествиях и о людях, которых принц повстречал в других странах. Вакар в свою очередь проявил интерес к горгонам.

— История их происхождения теряется в тумане веков, — сказал Ретилио. — Это древний и злой народ. До нас дошли сведения, что тысячи лет назад Горгады были населены только медузоголовыми, которые жили в городах и стояли на довольно высокой ступени развития.

— Неужели эти твари разумны? — удивленно спросил Вакар.

— Да. Говорят, они не глупее людей. Давным-давно праотцы нынешних горгон обитали на берегах Тартара. В те времена они еще были дикарями, не носили одежды и мало чем отличались от своих предков-обезьян. Так вот, медузоголовые, не питавшие особой любви к труду, повадились нападать на материковые страны и захватывать рабов. Вскоре количество порабощенных горгон на островах в несколько раз превысило число хозяев-рептилий. В плену людям жилось необычайно тяжело, медузоголовые издевались над ними и пожирали провинившихся. Аристократию их общества составляли колдуны. Они, несомненно, правили бы и по сей день, не окажись глава сената самым ленивым из всех медузоголовых. Этот правитель вечно придирался к рабам, которые за ним ухаживали — одевали, раздевали и даже клали пищу. А глава сената предпочитал жареных девушек на обед. В конце концов он так обленился, что даже перестал колдовать, обучив доверенного раба основным заклинаниям.

— Могу себе представить, что было дальше, — вставил Вакар.

— Совершенно верно, кончилось тем, что рабы превзошли хозяев в магии и сбросили иго медузоголовых рептилий. Большинство тварей они уничтожили, а немногих уцелевших поработили. Памятуя об ошибках своих предшественников, медузоголовых держали в полной изоляции друг от друга и от всего мира. Ныне основная обязанность медузоголовых — шипеть на врагов и парализовывать их по приказу хозяев.

Вакар восторженно прослушал дневную лекцию и очень хотел задержаться по ее окончании. Но стоило ему подумать о Порфии, как его лицо осветила счастливая улыбка.

Когда принц прощался с философом, привратник доложил:

— Хозяин, к тебе посетитель. Он назвался Рином из Мнесета.

Вакар аж подпрыгнул от неожиданности.

— Пригласи его, я о нем слышал, — велел Ретилио слуге. — Принц, в чем дело? Этот Рин — твой знакомый?

— Еще бы! Это наш придворный волшебник, именно он отправил меня в путешествие.

Семенящим шагом в комнату вошел сгорбленный Рин.

— Так, так… — хихикнул он. — Мне сказали, что я найду тебя здесь. Выходит, вместо того чтобы со всех ног спешить домой, наш юный спаситель учится расщеплять волос бритвой и считать демонов на острие иглы. Здравствуй, мастер Ретилио. Похоже, я прибыл как раз вовремя, иначе бы Вакар намертво запутался в паутине твоей софистики.

— Э, постой-ка! — возмутился Ретилио. — Даже если ты самый могущественный колдун Посейдониса, это не дает тебе права насмехаться над священным искусством философии. Оно отличается от твоей черной магии, как день от ночи.

— Еще вопрос, кто над кем насмехается. По крайней мере, от моей магии есть какой-то прок. Например, с помощью ведьмы Гры я узнал, что этот юноша задержался в Седерадо. Пошли, Вакар, потолкуем по пути к твоей золотой клетке… Прощай, Ретилио, я расскажу лорскам, что огуджийцы — первые болтуны в мире, а ты среди них чемпион.

По дороге во дворец Вакар спросил:

— За что ты не любишь Ретилио?

— Пфе! К нему лично я не питаю неприязни, но хорошо знаю эту породу. Утром такие люди расчесывают бороду, чтобы выглядеть мудрецами, а днем гребут золото, читая проповеди о никчемности богатства. Его теория мирового яйца ничем не хуже всех остальных, но она совершенно бесполезна, поскольку ни одному смертному не дано знать, откуда произошли вселенная и человек. Но хватит о грустном. Что ты здесь делаешь, вместо того чтобы спешить в Лорск в его роковой час?

— Я видел, как флот горгон отправился на север. Они не собирались высаживаться в Зиске. Так почему бы мне не осесть здесь, почему бы не жениться на королеве Порфии? Из безмозглого лорского охотника на бизонов я превращусь в настоящего ученого.

— Ты хочешь жениться на ее зеленоглазом величестве? У тебя отличный вкус. А она об этом знает?

— Знает и одобряет. Так что можешь поставить в известность мое дражайшее семейство…

— Глупый мальчишка! Знаешь, что затеяли горгоны? Они обогнут Посейдонис с севера, со стороны Лотора, а потом нападут на нас с запада.

— Ох!

— Вот именно. Они рассчитывали нас обмануть и добились бы успеха, если бы наш дворянин, некто Калеш из Андра, не совершил паломничество в Лотор, в храм трехглазого Тандилы. Слухи, бродившие среди лоторцев, его встревожили. Он съездил к океану и увидел на горизонте флот горгон, а потом примчался домой, едва не загнав лошадь. Так что намерения Целууда больше для нас не секрет. А сейчас ответь: нашел ли ты волшебную вещь, что она из себя представляет и для чего предназначена?

Вакар рассказал о своих скитаниях и продемонстрировал меч из звездного металла.

— Ах вот оно что! — воскликнул Рин. — Вот недостающее звено. Теперь я знаю, чего больше всего на свете страшатся боги и почему.

— И чего же они страшатся?

— Перед тем, как пересечь море Сирен, я побывал в библиотеке короля Шво в Амфере. Как тебе известно, Шво — фанатичный коллекционер. Он коллекционирует земли, сокровища, женщин, книги — короче говоря, все, что удается заграбастать. Ты, наверное, слышал, что он надеется прибрать к рукам и твою малютку Порфию?

— Что?! Пусть только попробует!

— Полегче, полегче, друг мой. Будь осторожен. Если он узнает о твоих матримониальных планах, непременно подошлет кого-нибудь, чтобы насыпать тебе яду в вино. И, кстати, присматривай за толстяком Гаралем — он вовсе не такой безобидный, как кажется. Однако на этот раз жадность Шво сослужила нам добрую службу: в залежах всякого мусора, которые он называет своей библиотекой, я откопал ветхий папирус из разрушенного храма в Парске. Там была легенда о Кумио.

— Что еще за легенда?

— На нее в своем «Комментарии» ссылался Ома. «Комментарий» — столь древний текст, что его уже невозможно датировать и дошел до нас лишь частично. Мне же попался в руки оригинал легенды, вернее, всего лишь девятая или десятая копия.

— Так что же за легенда? — повторил Вакар.

— Это история о том, как вор и богохульник по имени Кумио нашел упавшую звезду, подобно твоему приятелю Ксименону. Он расколол ее на части и носил на шее как амулет. Со временем он обнаружил, что звезда предохраняет от магии — колдунам не удавалось зачаровать его, демоны не причиняли ему вреда, и даже боги не могли с ним общаться. Кумио жил на берегу залива, который ныне называется Корт, это западнее Лорска. Там находится столица королевства Корт, славный град Клато с алыми и черными башнями. Для охраны своих богатств горожане обычно покупали у волшебников заклинания и талисманы. Но со времен Кумио и его амулета все переменилось, ведь любой ларец, оберегаемый самыми могущественными чарами, мог стать легко доступным загребущим лапам Кумио. Пройдоха забрался даже в королевский гарем, где сторожем был трехголовый демон — великий любитель человеческого мяса. Демон развеялся, как дым, от одного прикосновения осколка звезды. Шесть суток Кумио развлекался с королевскими наложницами и сбежал прежде, чем король узнал о его «визите». Тогда-то и появились на свет замки и засовы… И боги были вынуждены созвать совет, ведь, если бы люди узнали об этом металле, каждый пожелал бы разжиться кусочком звезды. Они бы позабыли богов и перестали им поклоняться, что для богов равнозначно смерти.

— Ретилио цитировал «Лонтанг», в нем как раз затрагивается эта тема, — заметил Вакар.

— Итак, — продолжал Рин, — боги решили разделаться с Кумио. Сначала попытались наслать на него болезнь, но выяснилось, что он защищен от любой порчи и может заболеть только естественным образом. Тогда они подговорили другого вора украсть у него звездный металл, но вор понадеялся на заклинания, купленные у волшебников. Кумио разгадал намерения злодея и зарезал его. Я не стану пересказывать легенду во всех подробностях, скажу только, что в конце концов боги пришли в отчаяние и отправили все королевство Корт на дно западного океана. Кумио утонул вместе со всеми кортийцами. Спасшихся можно пересчитать по пальцам.

— И это правда?

— Трудно сказать, вероятно, есть тут немалая толика вымысла, зато теперь мы знаем, почему боги боятся звездного металла.

— А что это за вещество? Может быть, залежи этого металла есть и в недрах Земли?

Рин пожал сутулыми плечами:

— Почем я знаю? Людям известно пять металлов, из них золото и серебро в природе встречаются в чистом виде, олово и свинец — только в руде, а медь — и так, и так. Не исключено, что где-нибудь в недоступных скалах сокрыты и другие металлы, но звездного пока никто не обнаружил.

Вакар задумался:

— Я помню, как меч разрушил чары медузоголового, когда горгон коснулся моей шеи клинком. Значит, вопрос теперь не в том, какие свойства у этого металла, а в том, как их использовать.

— Придет время, и мы это выясним. Еще не бывало, чтобы не исполнялись пророчества Гра. А сейчас нужно спешить в Лорск, пока на морях не начались штормы.

— Семь преисподних! — Вакар пнул комок земли. — Почему именно я? И как раз в тот момент, когда нашел то, к чему стремился всю жизнь! Что меня ждет в этом Лорске, кроме вечной грызни с братом? Почему бы тебе самому не взять меч…

— Ты наследник этого королевства, а твой отец нездоров. И если не подоспеешь вовремя… Впрочем, решай сам.

Терзаемый сомнениями и тревогой, Вакар вернулся во дворец и отправил слугу, чтобы прервать аудиенцию королевы и сообщить ей новости.

— Нет! — вскричала Порфия, прижав руки к горлу. — Ты никуда не поедешь! Я не отпущу единственного человека, достойного разделить со мной трон. Вдруг случится так, что ты погибнешь в какой-то бессмысленной резне на краю света!

Ее тон так разозлил Вакара, что он огрызнулся:

— Дорогая, может, я и впрямь достоин быть твоим консортом, но окончательное решение — за мной. В конце концов, у меня тоже есть долг перед моим народом.

Они еще немного поспорили, а потом Порфия предложила:

— Давай посоветуемся с Чарселой, как она скажет, так ты и поступишь.

— Я выслушаю ее совет, — осторожно сказал Вакар, — если ты согласишься, чтобы при этом присутствовал Ретилио.

— Похоже, мне придется кормить всех дворян и мудрецов Седерадо, — вздохнула Порфия.

— Ха! — возмутился Рин. — Выходит, ты больше доверяешь советам этого рассекателя волос, чем моим. Само собой разумеется, он захочет, чтобы ты остался здесь и расплачивался за его проповеди сокровищами Лорска.

Первой появилась старая колдунья.

— Не тот ли это юный кавалер, который спас нас с королевой? Жаль, что ты покинул мой дом в такой спешке. А это, если не ошибаюсь, могущественный Рин из Мнесета…

— Да, да, — проворчал Рин. — Ну и как обстоят дела с приворотными зельями?

— Не важно, сударь, ведь чудаки от философии так затуманили мозги людям, что те совсем позабыли о любви. Конечно, к нашим царственным покровителям это не относится. Сразу видно, что они сейчас ни о чем другом не думают.

Вошел Ретилио и хмуро поприветствовал собравшихся. Королева Порфия провела гостей в маленькую, освещенную единственной лампой залу посреди дворца. Чарсела наполнила кадильницу и погрузилась в транс. Прошло немало времени, прежде чем она произнесла.

— Если принц Вакар вернется в Лорск, он переживет великую потерю, но недолго будет сожалеть об этом.

— Не уходи, любовь моя! — вскричала Порфия. — Она имеет в виду, что ты лишишься жизни!

— Жизнь мне дорога, — отозвался Вакар. — Но в последнее время я столько раз рисковал ею, что теперь не откажусь от возвращения из-за сомнительного предсказания. А каково твое мнение, Ретилио?

— Большинство людей делает выбор, прислушиваясь к своему внутреннему голосу. Некоторые благодарят потом духа-хранителя, другие — любимого бога, а третьи — собственную интуицию. Не знаю, кто из них прав, но уверен: если ты поступишь вопреки наставлениям этого голоса, то попадешь в беду. Он тебе непременно отомстит.

— Значит, я без промедления возвращаюсь в Лорск, — подвел итог Вакар. — Рин, на чем сейчас можно добраться до Лорска?

— У пристани ждет зискская галера. Лучше всего отправиться завтра.

— Быть посему. Порфия, что с тобой?

Королева Огуджии заливалась слезами. Она встала и, всхлипывая, произнесла:

— Я велю слугам подать обед, но прошу простить, мне нужно побыть одной. Нет, Вакар, останься с гостями, после поговорим.

Вакар проводил Порфию растерянным и тоскливым взглядом, теребя ус и пеняя себе за излишнюю чувствительность. Пока он стоял в полном смятении, слуги принесли яства и вино. За обедом Рин обратился к Ретилио:

— Я должен извиниться перед тобой — не думал, что ты способен дать такой дельный совет.

— Пустяки, — ответил Ретилио бесцветным голосом, отламывая кусок хлеба. — Благосостояние философа зависит от его доброго имени, поэтому я предпочитаю ни во что не вмешиваться. Конечно, я бы без труда уговорил принца задержаться в надежде содрать с него побольше торгового металла… Но вдруг он заскучает и отправится на поиски новых приключений, оставив меня с запятнанной репутацией?

— Господин Ретилио, ты во мне ошибаешься, — сказал Вакар. — Скука тут ни при чем. Я расстался бы с тобой лишь в том случае, если бы узнал о существовании более достойного философа. Для меня поиск абсолютной истины — самое увлекательное занятие в мире.

— Ну что ж, будем надеяться, все мы доживем до того момента, когда ты ее обретешь. Господин Рин, мне кажется, ты стал лучше относиться к философии.

— Почему ты так решил?

— Если весь мир узнает о свойствах звездного металла и многим людям достанется по кусочку, твоя профессия потеряет всякий смысл.

— Мне это не приходило в голову… Однако я слишком стар, чтобы учиться новым фокусам, и надеюсь помереть прежде, чем сбудется твое предсказание. Возможно, мои ученики и новая поросль в магическом лицее Торрутсейша достигнут таких высот мастерства, что сумеют одолеть чары звездного металла.

— На самом деле все гораздо серьезнее, — раздался глуховатый голос Чарселы. — Когда-нибудь звездный металл сгонит с престолов самих богов. Для людей они станут бесполезны и безвредны. Даже общаться с ними смертные не захотят.

— Значит, боги исчезнут? — спросил Ретилио.

— Превратятся в беспомощных призраков. Только благодаря жрецам в них будет теплиться искорка жизни. А жрецы в свою очередь будут жить на подношения верующих. Эта картина являлась мне в видениях.

— И все люди уподобятся мне, — подхватил Вакар. — Я ведь ни разу не беседовал даже с самым никчемным божком. Но, может быть, это не так уж и плохо.

Ночью Порфия сжимала принца в объятиях с такой силой, что у него трещали ребра. Она то поражала его бурной, неведомой доселе страстью, то заливалась слезами.

— Я больше никогда тебя не увижу, — причитала королева. — Я уверена, Чарсела предсказала твою смерть!

— Ну что ты, любимая, она этого не говорила. Мы будем жить долго и счастливо…

— Чепуха! Во всем виновата ваша философия — пустая болтовня под личиной премудрости! Я люблю тебя до безумия и ни за что не отпущу. Ты знаешь, что я не краснеющая по любому поводу девственница… но никогда в жизни я не встречала мужчину, который бы значил для меня так много.

Принц отвечал страстью на страсть, но упрямо отказывался отложить выход в море хотя бы на день-другой. Королева еще спала, когда он вместе с Рином тайком выбрался из дворца. На заре зискская галера со скрипом выползла из бухты Седерадо. Опираясь на планшир, Вакар хмуро смотрел с полуюта назад, на прекрасный город, розовеющий в первых лучах солнца.

— Крепись, мой мальчик, — промолвил Рин. — Не одному тебе тяжко. Ты, по крайней мере, способен любить и терять, а я со своим горбом…

— Замолчи, старый дурак! Прости, я вовсе не то хотел сказать. Но если меня убьют в этом походе, мой дух вытрясет тебя из погребальной урны!

Глава 19

У мрачной зубчатой стены Мнесета стражники скрестили перед Вакаром алебарды. Принц приосанился.

— Вы что, болваны, не узнали меня? Я принц Вакар!

— Вот те раз, — сказал один из стражников. — Все знают, что принц Вакар дошел до края света и свалился с него.

— Вроде похож на нашего принца… — замялся другой. — Господин, кто может за тебя поручиться?

— О, семь преисподних! — прорычал Вакар. Он обогнал Рина, желая поскорее узнать о положении дел в Лорске, а теперь был вынужден сидеть на запаренном коне и ждать, когда к воротам притащится колесница волшебника. Потом стражники рассыпались в извинениях, но Вакар даже не взглянул на них. Наконец принц хлестнул коня поводьями и въехал в замок. Из дворян ему первым встретился камергер.

— Где все? Где отец и брат?

— Король хворает, а принц Курос повел армию к заливу Корт.

Вакар немедленно отправился в покои отца. Король Забутир лежал на кровати в окружении слуг и дворян, лица их казались вырубленными из камня. Вакар протолкался между ними.

— Здравствуй, отец.

Устремив на сына взор запавших глаз, король произнес слабым голосом:

— Вакар, мой милый мальчик, ты вернулся… Давненько я тебя не видел.

Вакар обвел взглядом столпившихся в комнате людей. Казалось, что они смотрят на него с жалостью.

— Сынок, откуда у тебя шрам на лице?

— Порезался при бритье.

Тут вошел Рин и тронул Вакара за локоть.

— Вот уже месяц, как он тает у нас на глазах. В последнее время редко приходит в себя.

— Я останусь с ним и дождусь, когда он поправится или умрет.

— Неизвестно, когда это произойдет — сегодня или через несколько месяцев. Наша армия отправилась на войну с горгонами, и мы должны сейчас же последовать за ней к заливу Корт. Если нам повезет, он доживет до нашего возвращения.

— Может, мне следует задержаться, чтобы принести жертву Лиру и Окме, которые уберегли меня от стольких опасностей?

— Это не к спеху. Они так долго ждали, что потерпят еще несколько дней.

Вакар отправился в свои покои. Он был потрясен до глубины души, увидев отца, быть может, на смертном одре, хоть и никогда не питал нежной любви к Забутиру Нерешительному.

Принц надел бронь из позолоченных бронзовых пластинок, один из своих лучших шлемов (но не из чистого золота — слишком мягкий металл не спасет в бою) и взял бронзовый щит, такой же точно, как тот, с которым отправился на поиски «того, не знаю что». Прихватил он и меч из звездного металла. В редкие свободные часы он наточил этот клинок до остроты бритвы. Затем они с Рином поехали к заливу Корт, где ожидалось прибытие флота горгон.

За четыре дня они добрались до гряды холмов, окружающих залив, въехали по дороге на гребень и посмотрели вниз. Там простирались водная гладь и полумесяц косы. С моря дул холодный осенний ветер. На переднем плане раскинулся лагерь лорсков.

— Очки Лира! — вскричал Вакар.

Флот горгон растянулся вдоль берега на многие мили. Сотни больших и малых судов с убранными парусами сушили весла, уткнувшись в песок форштевнями. Армия горгон высадилась и образовала огромный прямоугольник. Воины стояли ровными шеренгами, прикрывались большими щитами из дерева и кожи, на их головах сияли совершенно одинаковые шлемы. Группы лучников прикрывали с флангов каждую ощетиненную копьями фалангу; над отрядами на золоченых перекладинах полоскались штандарты.

Ближе к холмам, примерно в полумиле от боевых порядков горгон, расположилась армия Лорска — разрозненные бесформенные толпы. Каждый отряд представлял собой свиту какого-нибудь аристократа или вождя.

— Проклятый дурак! — прохрипел Рин. — Он сказал мне, что нападет, пока горгоны будут высаживаться. План был недурен, но, видать, что-то пошло не так, и ему не удалось застать горгон с мокрыми килтами. Скорее всего, Курос отступил в холмы, чтобы заманить наших врагов в засаду и разбить атаками конницы, которой они могут противопоставить только пехоту. Но на равнине наши галантные кавалеры живо угодят в горгонские жернова.

— У нас преимущество в числе.

— Глупец, это ничего не меняет…

— А что, если мой брат нарочно все подстроил? — Вакар передал Рину слова умирающего Сола.

— О боги! Почему ты не рассказал мне сразу?

— Сначала не успел — очень торопился покинуть Мнесет, а потом столько всего произошло… Напрочь вылетело из головы.

Рин пробормотал что-то о закате династии и сборище недоумков, а затем предложил:

— Поехали, повоюем.

— На дорогу уйдет целый час. — Вакар направил коня вниз по склону. Колесница Рина загромыхала следом.

По пути Вакар наблюдал за ходом битвы — сражение разыгрывалось как на ладони. Пронзительно ревели лорские рога, легкие колесницы наскакивали на горгон, разворачивались в нескольких футах от первой шеренги и откатывались. С колесниц в неприятеля летели стрелы и дротики. Несколько таких стычек разгорелось на флангах горгон, но лучники отогнали колесницы стрелами с костяными наконечниками.

Всадники галопом мчались к судам, стоящим на кромке прибоя в тылу горгонской армии. Когда они приближались к полосе прибоя, суда отходили дальше в море. Вакар видел, как лорски захватили одно из них у самого берега. В солнечном свете замельтешили крошечные силуэты, засверкало оружие, а затем над галерой поднялся дым — лорскам удалось ее поджечь.

Лорским рогам вторили гнусавые горгонские трубы. Вакар заметил, как по горгонскому строю прошла рябь, и фаланги начали приближаться. Лорские колесницы и всадники протиснулись назад, в тыл своей собственной армии через брешь, образовавшуюся в ее рядах. Теперь в бой ринулись рослые лорские пехотинцы в килтах и под знаменами из бизоньих шкур. Они кричали и размахивали оружием.

Затем Вакар выехал на равнину, и панорама битвы сразу сократилась. За спинами лорсков, стоящих в тылу, и клубами дыма он видел лишь темное продолговатое пятно на горизонте.

— Я задержусь здесь, — крикнул Рин, — поколдую, а ты поезжай вперед и посмотри, что можно сделать.

Вакар обогнул лорский лагерь, не обращая внимания на доносящиеся оттуда неразборчивые крики. Рев сражения все нарастал, и вскоре Вакар уже различал отдельные вопли в самой гуще битвы. Лорская кавалерия и колесницы стояли в ожидании приказов. Приблизившись, Вакар разглядел лица бегущих пехотинцев. Почему они бегут в его сторону? Неужели битва уже проиграна?

Один из пехотинцев проскочил между всадниками и колесницами и бросился к холмам. За ним последовали еще несколько, и вот уже сотни безоружных лорсков неслись мимо Вакара. Обгоняя пехоту, мчались конница и колесницы. Мельком Вакар заметил своего брата Куроса, бегущего вместе с остальными. Должно быть, Курос, соблюдая тайный договор с королем Целуудом, одним из первых покинул поле боя, зная, что лорски тотчас последуют его примеру. Таким образом он выполнял свой секретный договор с королем Целуудом.

Вакар поймал за грудки какого-то пехотинца, встряхнул изо всех сил.

— Что случилось? — заревел Вакар в лицо перепуганному воину.

— Магия, — просипел тот. — Перед их войсками сидят существа, похожие на огромных ящериц. Когда наши к ним приближаются, они шипят, и люди падают, будто молнией пораженные. Отпусти меня, ведь я всего лишь простой смертный и не могу тягаться с волшебством.

Вакар отпустил воина, и тот бросился наутек. Принц чуть не плакал от ярости: мимо него проносился весь цвет лорской армии. Никогда еще на памяти человеческой гордые лорски не терпели такого позорного поражения. За ними гнались горгоны в сверкающих кирасах, над их головами развевались штандарты с изображением осьминога. Большинство горгон побросало тяжелые щиты из дерева и бычьей кожи, чтобы преследовать врага налегке. Их четкий прямоугольный строй нарушился, горгоны неслись вперед плотной бесформенной толпой. Со своей возвышенности Вакар видел в тылу горгонской армии застывшие тела — тысячи лорсков неподвижно лежали в траве справа от него. Во главе горгон катила единственная колесница, на ней стоял король Целууд.

Вакар вытащил меч и направил коня к бреши во вражеском войске. Один или два горгона двинулись в сторону Вакара, но тот смерчем пронесся мимо них и врезался в самую гущу врага. Перед Вакаром возник горгонский шлем с плюмажем, воин замахнулся боевым топором, но ударить не успел — лорский принц вонзил меч ему в лицо. Прорвавшись через неприятельскую цепь, Вакар осадил коня и оглянулся на холмы. Теперь он видел спины горгон, все еще бегущих за лорсками под хриплые крики командиров. Никому не было дела до одинокого всадника; если кто и заметил его, предположил, наверное, что у него взбесился и понес конь.

Между Вакаром и морем в неестественных позах лежали многочисленные жертвы медузоголовых — они застыли словно статуи, повергнутые с пьедесталов. Все они были обращены головой к морю — видимо, паралич сковал их на бегу, и они падали ничком.

Возле павших лорсков он увидел тех, кого искал — медузоголовых с их хозяевами, жрецами Энтигты. Человекообразных ящериц было девять, каждая — на поводке. В начале битвы жрецы шли на одинаковом расстоянии друг от друга вдоль всей линии фронта, но теперь, сделав свое дело, собирались в нескольких сотнях футов от Вакара. Шестеро уже стояли вместе, еще трое брели к ним.

Вакар пришпорил коня и галопом понесся к ближайшему жрецу. Но врасплох не застиг — горгон услышал за спиной стук копыт и оглянулся. При виде Вакара жрец бросил несколько слов медузоголовым, те открыли клювы и зашипели.

Конь заржал, и Вакар почувствовал, как дрожь пробежала по его телу, но лишь крепче сжал волшебный меч, предохраняющий от магии. На скаку Вакар ударил медузоголового наотмашь. Чешуйчатый череп хрустнул под клинком. Оглянувшись, он увидел, что тварь корчится в пыли.

Вскоре принц добрался до второй медузы, широко размахнулся и с оттяжкой рубанул по змеиной шее. Голова твари закувыркалась в воздухе.

Он миновал кучку жрецов и направился прямиком к медузоголовому, что находился поодаль. Удар не достиг цели, принц лишь отрубил твари ухо. Тогда Вакар повернул коня назад, и на этот раз голова чудовища слетела с плеч.

— Принц Вакар! — вскричал жрец.

Вакар узнал Квазигана, но сейчас у него не было времени сводить счеты с обычными людьми. Он помчался к группе жрецов, которые в ужасе смотрели на одинокого воина. Лишь в последний миг до них дошел смысл его действий, они поспешно образовали кольцо вокруг медузоголовых и вытащили из-за поясов ножи, видимо собираясь защитить тварей ценой собственной жизни. Вакар ринулся в атаку. Раздались вопли людей и медузоголовых, под копытами коня Вакара захрустели кости. Меч принца мелькал, сокрушая бритые макушки и чешуйчатые черепа. Наконец лорск пробился через круг и повернулся, чтобы атаковать снова. Кровь ручьем лилась с меча; размахивая им, принц выкрикивал что-то неразборчивое. Внезапно его ногу пронзила острая боль — один из ножей жрецов добрался-таки до цели. Но невзирая ни на что, Вакар рубил и колол, рубил и колол…

За последним уцелевшим медузоголовым Вакар помчался во весь опор. Рептилия скакала, по-кроличьи подбрасывая зад, золотая цепь от ошейника волочилась и прыгала следом. Вакар настиг разумную ящерицу, выпустил ей кишки и оставил корчиться на траве.

Четверо жрецов, в том числе и Квазиган, устремились к кораблю, подобрав полы длинной одежды, чтобы легче было бежать.

Армия горгон все еще преследовала лорсков. Вакар вспомнил, что дорога к перевалу лежит в узкой балке — противник непременно устроит там кровавое побоище. И тут Вакару пришла в голову мысль оживить заколдованных лорсков, которых горгоны не успели связать или убить.

Он помчался по берегу, вдоль шеренги кораблей. Горгоны что-то вопили, указывая на Вакара, но напасть не решались, потому что большей частью это были всего лишь безоружные слуги. Проезжая вдоль рядов поверженных воинов, Вакар свесился с коня; одной рукой он держался за гриву, а другой бил лорсков плашмя мечом по лицам и рукам. Его соотечественники сбрасывали магические оковы и поднимались на ноги, а он кричал:

— Вставай! Стройся! Поднимай оружие!

Казалось, этому не будет конца. То и дело Вакару приходилось поворачивать назад, чтобы исправлять промахи. Воинов было несколько сотен, и он устал, как в битве, но толпа оживших воинов быстро росла. За неимением другого предводителя они повиновались ему. Горгоны, встревоженные воскрешением лорской армии, отчаливали от берега.

Шло время… У Вакара болела рука, но оставалось лишь несколько десятков тел. Он торопился, уже не боясь случайно отрезать нос или ухо. Наконец все до единого воины поднялись на ноги. Тогда Вакар выехал вперед, взмахнул мечом и скомандовал:

— Стройся в ряд! Вперед, за мной! С колдовством горгон покончено. Мы нападем на них с тыла и сотрем с лица Земли!

Высокие, мускулистые бородачи отмеряли твердыми шагами милю за милей, пока не подошли к краю прибрежной равнины. Взору Вакара открылась безрадостная картина. Многие горгоны прекратили преследование, чтобы ограбить стан лорсков. Они забавлялись тем, что избивали поваров и маркитантов, насиловали женщин. Остальные горгоны преследовали беглецов, набившихся в балку, и расправлялись с ними копьями и мечами. Лорски перемешались в толпе со своими преследователями, бойня была страшная. Лишь теснота балки отчасти сдерживала натиск врага.

Когда Вакар со своим войском приблизился к врагу с тыла, горгонские командиры засуетились, разворачивая своих воинов лицом к атакующим. Вакар, на глаз определив расстояние, крикнул:

— Бей их!

Лорски пошли вперед, а потом побежали, спотыкаясь о трупы. Они с ревом пронеслись через лагерь, уничтожив всех мародеров. А потом шеренги лорсков сошлись с врагом. С громким треском ломались копья и алебарды, лязгала бронза, падали люди.

Лорски, зажатые в ущелье, только что в панике убегавшие от горгон, приободрились. Они подобрали с земли брошенное оружие и тоже ввязались в битву. Большинство горгон оставили щиты на берегу; слишком поздно они сообразили, что угодили в ловушку. Над их войском разносились возгласы отчаяния. В самой гуще боя Вакар без разбора бил по горгонским шлемам с плюмажами. Наконечник копья оставил вторую рану на ноге принца, меч какого-то горгона вонзился в грудь уже истекающего кровью коня. Скакун пронзительно заржал и испустил дух, но, стиснутый множеством тел, не упал, а постепенно осел на землю. Вакар пытался выбраться из гущи битвы, но был повален и похоронен под грудой трупов.

Весь помятый, покрытый шрамами, измазанный своей и чужой кровью, он выполз из-под кучи раненых и мертвых и обнаружил, что армия горгон раздроблена на несколько маленьких групп и обречена на поражение. Посреди побоища возвышалась колесница Целууда. Кони лежали замертво, а король стоял на колеснице и отмахивался от лорсков двуручным мечом. Вакар попытался пробиться к колеснице, но горгоны, защищая своего короля, сражались, как демоны, пока огромный лорск, возникший за спиной их короля, не схватил его за шею и не стащил вниз. Как только Целууд исчез, горгоны дрогнули. Они побросали оружие и взмолились о пощаде. Но разъяренные лорски безжалостно перебили почти всю свиту Целууда. Вакару удалось спасти лишь несколько врагов. Принц многое хотел узнать у горгон, а мертвецы вряд ли могли ему в этом посодействовать.

Шум битвы затихал. Большинство лорсков стояли, тяжело дыша и опираясь на древки оружия; некоторые спешили прикончить изувеченных горгон, другие вытаскивали своих раненых соратников из груд мертвецов. Тем, кого спасти было уже невозможно, воины перерезали горло, избавляя от мучений. Земля была сплошь усеяна трупами и отсеченными конечностями. Повсюду валялись шлемы, щиты, мечи, копья, кинжалы, топоры, палицы и алебарды. Посреди этой неразберихи лежали грязные, изорванные боевые знамена. Иные оказались так выпачканы в крови, что с трудом можно было отличить лорского бизона от осьминога горгон.

Земля покраснела от крови. Тучи мух клубились над мертвецами, а в вышине выжидающе кружили грифы.

Вакар Зу спрятал меч из небесного металла, снял рубашку с какого-то мертвеца, разорвал на лоскуты и перевязал свои раны. Затем он отыскал Калеша на забрызганном кровью коне (того самого, кто принес в Лорск весть о хитроумном плане горгон). Вакар поставил Калеша во главе армии и приказал ему захватить все горгонские суда, которые не успели отчалить, и вернуться на равнину этой же ночью. Сам Вакар, позаимствовав у Калеша коня, поехал к Мнесету. На вершине холма он увидел колесницу Рина.

— Ты не против, если я поеду с тобой? — спросил принц у колдуна. — Хочу, чтобы раны на ноге побыстрее зажили.

— Садись, садись.

Вакар спешился и перебрался в колесницу колдуна, после чего Рин развернул свой экипаж и покатил назад в столицу. Почти все лорски, которых они встречали по пути, считали битву проигранной, — эту страшную весть разнесли по стране первые беглецы.

На девятый день, когда они достигли Мнесета, моросил дождь. Несколько сот человек брели следом за колесницей. Ворота Мнесета были наглухо заперты — очевидно, город готовился к осаде.

— Эй вы там! — закричал Вакар. — Горгоны разбиты, отворите принцу Вакару!

На стене появился вооруженный человек.

— В чем дело, господин?

— Я говорю, горгоны разбиты. Отворяй!

— Одну минуту, господин.

Воин исчез, но на его месте появились другие воины. Они молча глядели вниз, держа луки и копья.

Вакар начал терять терпение. Тем временем к городу приближались победители — кто пешком, кто верхом на коне или муле. Вскоре целая толпа лорсков собралась полукругом у ворот.

Вакар взорвался:

— Эй, что вы там возитесь? Полно было времени, чтобы отворить.

Его слова остались без ответа; вооруженные люди молча смотрели вниз. Вскоре на стене появился сам Курос.

— Что за небылицы ты плетешь про разбитых горгон?

— Небылицы?! — вскричал Вакар. — Ах ты, трусливая мразь! А ну, спускайся, я тебе покажу небылицы!

— Что?! Да как ты смеешь так разговаривать с королем? Тебе что, жизнь не дорога?

— С королем?! — вскричал Вакар. — Что ты имеешь в виду?

— Только то, что я сказал. Пока тебя не было в столице, наш старик умер, а перед этим назвал меня своим наследником. Он решил, что самое время отказаться от нелепого старого обычая, и теперь престол будет наследовать старший сын!

Вакару понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, — новости буквально ошеломили его.

— Бред сивой кобылы! — закричал он, вновь обретя дар речи. — Я и гроша ломаного не дам за твое слово, но даже если это правда, король не имеет права переменить наследника без одобрения совета.

— Как бы то ни было, я стал королем, и несколько тысяч воинов могут это подтвердить. Что теперь скажешь?

— Убийца, предатель, узурпатор! — вскричал Вакар, кипя от гнева. — Ты убил Сола, шпиона, который рассказал мне, что ты продал Лорск горгонскому королю. Ты пытался погубить свою собственную армию в Корте, сбежав с поля боя, когда сражение едва началось. Теперь ты захватил трон и при этом наверняка отправил нашего бедного отца раньше времени на тот свет. Что ты с ним сделал? Задушил подушкой? А ну, мерзавец, выходи сюда с мечом! Мы сейчас же решим вопрос о праве наследования! Один на один, по-мужски!

— По-твоему, я похож на дурака? — С этими словами Курос выхватил лук у стоящего рядом воина, наложил стрелу и выпустил ее в Вакара. Тот пригнулся в седле, стрела пронеслась в считаных дюймах от него и пронзила ногу одного из зевак. Раздался крик, толпа рассыпалась, раненый со стрелой в ноге заковылял следом за своими товарищами. Когда Курос потянулся за второй стрелой, Вакар хлестнул коня плетью, развернул колесницу и, рыча, отъехал подальше.

— Я соберу остатки армии и захвачу город, а потом повешу предателя на городских воротах, и он будет висеть, пока не сгниет!

Рин отрицательно покачал головой, поглаживая козлиную бороду.

— Это дело непростое. Горожанам безразлично, кто из вас победит.

Вакар привалился к борту колесницы, хмуро уставился в пустоту. Воины победоносной армии стояли небольшими группами, переводя взгляд с одного брата на другого. Курос замер на стене с луком в руках. Тетиву он пока не натягивал, ожидая от Вакара каких-нибудь действий. Рин тихо добавил:

— Сейчас нужно решить, чего ты хочешь на самом деле.

Вакар засмеялся и расправил плечи:

— Теперь я понимаю, что имела в виду Чарсела… и Ретилио, когда говорил о необходимости выбора. Воистину, человеку мало одной жизни, чтобы осуществить все свои мечты. Стоит ли драться с этим олухом ради ветхого замка и власти над толпой неотесанной деревенщины? В Огуджии меня ожидает куда более приятная доля.

— А ведь и правда…

— Я не завоеватель, а просто добрый малый, и хочу только одного: чтобы меня оставили в покое и позволили заниматься философией. Попрощайся от моего имени с Били и одолжи мне на дорогу торгового металла. Я возвращаюсь в Седерадо.

Вакар наполнил суму металлом и уселся на коня Калеша — раны на ноге уже не кровоточили. Громким голосом он обратился к своим воинам и людям на стене:

— Вы все — свидетели того, что здесь случилось. Возможно, многие из вас недоумевают, почему я не желаю драться с братом. Отвечаю: по двум причинам. Во-первых, я не так дорожу королевским титулом, как он, а во-вторых, наша земля достаточно пострадала в последнее время, чтобы терзать ее еще и гражданской войной. Я отправляюсь в изгнание, не претендуя на трон. Со временем вам, конечно, надоест тирания убийцы и предателя… И я надеюсь, что при необходимости вы сумеете постоять за себя. Прощайте!

Вакар помахал лорскам рукой, с ухмылкой кивнул Куросу и галопом помчался в сторону Лезотра, распевая на скаку:

В зале заседаний боги дружно набросились на Дракса.

— Глупец, почему ты не сказал, что на самом деле зловещая угроза исходит из Тартара, а Вакар из Лорска — всего лишь пустяковое звено в цепи случайностей?

Дракс смущенно извивался.

— О, бессмертные! Прошу вас, не волнуйтесь, я и сам этого не знал. Но, возможно, еще не все потеряно. Если мы потопим западные земли, то под водой исчезнет не только Посейдонис, но и Тартар.

— Какая разница, что послужит причиной гибели богов: распространение звездного металла или исчезновение наших почитателей?! — завопил Лир. — Давайте оставим смертных в покое. Если бы мы не позволили Энтигте расшевелить горгон, Тахах так и остался бы куском небесного железа, безвредной диковинкой в руках Авоккаса из Белема.

— Несомненно, все было предопределено изначально, — молвил Окме.

С этой точкой зрения согласились далеко не все — примат свободы выбора над предопределенностью всегда был главным козырем богов. Разгорелся бурный спор, в ходе которого Астерио, быкоглавый лесной бог Огуджии, невежливо выкручивал Энтигте щупальца…

А счастливый Вакар из Лорска торопился в Амфере, чтобы успеть на последний в этом году корабль, отправляющийся в Седерадо.