Избранные речи

Введение Либания

(1) Афиняне послали помощь олинфянам и решили даже, что благодаря ей положение несколько улучшилось: такие сведения и доходили до них. Народ был крайне доволен, и ораторы призывали покарать Филиппа. У Демосфена явилось опасение, как бы граждане, набравшись самоуверенности и воображая, что одержали уже полную победу и что посланной помощи достаточно, не пренебрегли дальнейшим. Ввиду этого он выступил со своей речью и стал клеймить их самонадеянность и направлять умы к благоразумной осторожности, говоря, что у них в настоящее время вопрос идет не о наказании Филиппа, а о спасении союзников. Он знает ведь, что афиняне, как, вероятно, и некоторые другие, бывают озабочены тем, чтобы не потерять своей собственности, а о наказании противников менее хлопочут. (2) В этой речи он уже яснее касается и совета относительно зрелищных денег и высказывается за отмену законов, грозящих наказанием тому, кто внесет письменное предложение обратить их в воинские: только тогда, по его словам, можно было бы без опасения давать наилучшие советы. Кроме того, он советует и вообще собраться с духом по примеру предков и отправляться в походы самим лично и жестоко обвиняет народ за малодушие и демагогов за то, что они неправильно руководят государством.

Речь

(1) Разные мысли приходят мне, граждане афинские, тогда, когда я погляжу на состояние наших дел, и тогда, когда послушаю речи, которые тут говорятся: именно, речи, как я вижу, ведутся о том, чтобы покарать Филиппа, дела¹ же принимают такой оборот, что приходится подумать о том, как бы беда не постигла раньше нас самих. Таким образом, по моему мнению, ораторы, которые говорят об этом, грешат именно в том, что представляют вам самую сущность обсуждаемого вами предмета не в том виде, как она есть. (2) Я же лично знаю и даже очень хорошо, что было когда-то время, когда можно было нашему государству не только самому в безопасности владеть своим достоянием, но и покарать Филиппа: ведь еще на моей памяти, а не в какие-нибудь давние времена, было возможно и то, и другое. Но сейчас, по моему убеждению, нам было бы достаточно в первую же очередь добиться хотя бы того, чтобы спасти своих союзников. Если это удастся нам обеспечить, тогда можно будет думать и о том, кого кто покарает и каким образом. Но, пока мы не положим правильного начала, напрасно, по-моему, вести какую бы то ни было речь о конце.

(3) Сам по себе настоящий случай требует, как никакой другой, пристального внимания и обсуждения. Я же лично главное затруднение вижу не в том, что́ посоветовать при данных условиях, но смущаюсь только тем, каким способом, граждане афинские, сказать вам об этом. В самом деле, как по своим собственным наблюдениям, так и по чужим рассказам, я уже убедился, что чаще дела ускользали из наших рук вследствие нежелания вашего исполнять свои обязанности, чем из-за непонимания их. Прошу вас только, если я буду говорить слишком свободно, относиться к этому терпеливо и смотреть лишь на то, верно ли я говорю и к тому ли веду речь, чтобы в дальнейшем наступило улучшение. Вы ведь видите, что по вине некоторых людей, которые своими речами старались только угодить вам, наши дела пришли в полную негодность.

(4) Но я полагаю, что необходимо сперва напомнить вам вкратце кое-что из прошлых событий. Вы помните, граждане афинские, как вот уже года два-три тому назад вы получили известие о том, что Филипп во Фракии стал осаждать Герину Крепость². Тогда шел месяц Мемактерион³. У вас тогда было много споров и волнений, и вот, наконец, вы постановили спустить в море сорок триер, самим в возрасте до 45 лет⁴ сесть на корабли и делать взносы в общем на 60 талантов⁵. (5) И после этого прошел тот год: затем проходят Гекатомбеон, Метагитнион, Боэдромион⁶. В этом только месяце едва-едва после мистерий⁷ вы, наконец, отправили Харидема с десятью кораблями порожняком да с пятью талантами денег. Дело в том, что, когда пришло известие о болезни и даже смерти Филиппа (пришли эти оба известия одновременно)⁸, вы рассудили, граждане афинские, что больше уже нет никакой надобности посылать помощь, и отменили поход. А это как раз и было самое время: если бы тогда мы послали туда помощь так решительно, как постановили, вам бы не было хлопот с Филиппом теперь, когда он оправился⁹.

(6) Конечно, того, что тогда было сделано, не переделаешь; но вот сейчас представляется удобный случай с новой войной; ради него-то я и упомянул об этих событиях, чтобы с вами опять не произошло того же самого. Так ка́к же мы воспользуемся этим случаем, граждане афинские? А вот, если вы не окажете помощи по мере сил и возможности¹⁰, тогда посмотрите, как все ваши военные распоряжения пойдут на пользу Филиппу. (7) Были у олинфян некоторые силы, и положение было таково, что ни Филипп не осмеливался затрагивать их, ни они Филиппа. Мы наладили мирные отношения с олинфянами и они с нами. Филиппа как бы связывало по рукам и ногам то обстоятельство, что против него стоит настороже, выжидая удобного случая, город крупный, заключивший договор с нами. Мы думали, что надо во что бы то ни стало вовлечь этих людей в войну, и вот то, о чем все только и говорили, сейчас так или иначе достигнуто. (8) Что́ же в таком случае остается, граждане афинские, как не помогать твердо и решительно? Я по крайней мере ничего другого не вижу: не говоря уж о позоре, который пал бы на нас, если бы мы упустили какое-нибудь из этих обстоятельств, еще и страх грозит нам, как я вижу, граждане афинские, немалый за последствия этого, раз фиванцы относятся к нам так, как сейчас¹¹, раз у фокидян истощены средства¹² и раз нет никого, кто мог бы воспрепятствовать Филиппу, как только он покорит своих врагов там, обратиться уже сюда¹³. (9) Но, конечно, если кто-нибудь из вас откладывает исполнение своих обязанностей до такого времени, тот хочет вблизи увидать ужасы войны, вместо того, чтобы только слышать о них откуда-нибудь из других мест, хочет искать себе чужой помощи, когда теперь сам может помогать другим. Что дела примут такой именно оборот, если мы упустим из рук представившийся сейчас случай, это, конечно, мы все почти наверное знаем.

(10) «Да! что нужно помогать, – скажет, пожалуй, кто-нибудь, – это мы все уж решили, и мы поможем; но ка́к это сделать, – вот о чем говори». В таком случае, граждане афинские, не удивляйтесь, если я скажу нечто неожиданное для большинства. Посадите законодателей¹⁴. А в заседании этих законодателей не проводите никакого нового закона (у вас их достаточно), отмените только те, которые в настоящее время приносят вам вред. (11) Я говорю вот так – вполне ясно – про законы о зрелищных деньгах и еще про некоторые относительно воинов, идущих на войну; одни из этих законов распределяют между людьми, остающимися дома, воинские деньги в качестве зрелищных; другие предоставляют безнаказанность людям, уклоняющимся от военной службы¹⁵, и через это отбивают охоту и у тех, кто готов исполнять свои обязанности. А когда вы отмените эти законы и сделаете безопасной дорогу к тому, чтобы предлагать наилучшее, вот тогда и ищите, кто написал бы предложение, пользу которого все вы знаете. (12) Но пока этого не сделаете, не ищите, кто захотел бы предложить наилучшее, чтобы потом ради вас от вас же погибнуть¹⁶: такого человека не найдете – тем более что от этого должно получиться только одно последствие – несправедливо подвергнется какому-нибудь преследованию лицо, которое заявит и напишет такое предложение; делу же это не только не принесет никакой пользы, но и на будущее время еще больше, чем теперь, сделает опасным предлагать наилучшее. Притом предложения об отмене этих законов, граждане афинские, вы, конечно, должны ожидать от тех же самых людей, которые его внесли. (13) В самом деле, если благоволение за них, от которого вред был всему государству, доставалось внесшим тогда этот закон, то несправедливо, чтобы неприязнь, которая всем нам может послужить на пользу, обратилась в кару для подавшего теперь наилучший совет. Но пока вы не уладите этого дела, никак и не рассчитывайте, граждане афинские, чтобы нашелся у вас столь влиятельный человек, который бы мог безнаказанно преступить эти законы, или такой безумец, который бы решился ввергнуть себя в очевидную беду.

(14) Конечно, вам не следует упускать из виду и того, граждане афинские, что псефисма не имеет никакого значения, если к ней не прибавится с вашей стороны желание деятельно выполнять хоть свои-то собственные решения. Ведь если бы псефисмы имели достаточно силы, чтобы или вас принуждать к выполнению ваших обязанностей или сами осуществить означенное в них, тогда бы, конечно, и вы со своими многочисленными псефисмами не достигали в своих действиях такого малого, а лучше сказать, вовсе никакого успеха, да и Филипп не глумился бы столько времени, так как давно бы понес кару уже от одних ваших псефисм. (15) Однако на деле выходит не так: если действие и стоит по порядку после прений и голосования, то по значению оно идет впереди и важнее их. Так вот его-то вам все еще и не хватает, а остальное уж есть налицо: чтобы предложить вам необходимые меры, есть у вас, граждане афинские, способные люди, да и разобраться в предложениях вы сами умеете тоньше всех; сейчас вы и выполнить будете в состоянии, если станете поступать как надо. (16) В самом деле, какого же времени и каких еще условий дожидаетесь вы, граждане афинские, более благоприятных, чем теперешние? И когда́ вы станете исполнять то, что нужно, если не сейчас? Разве не все наши укрепленные места захватил уж этот человек? А если он завладеет и этой страной¹⁷, разве это не будет для нас между всеми людьми величайшим позором? Разве не воюют сейчас те самые люди, которых мы с такой готовностью обещали спасти, если они начнут войну? Разве он не враг? Разве не владеет нашим достоянием? Разве не варвар? Разве не заслуживает всякой брани, какую только можно сказать? (17) Но скажите во имя богов, если мы бросим все, как пришлось, и станем чуть ли не помогать Филиппу, неужели мы и тогда будем доискиваться, кто в этом виноват? Конечно, сами себя мы не призна́ем виновными – в этом я уверен. Ведь и на войне, случись опасное положение, никто из бежавших не обвиняет самого себя, а скорее винит полководца, своих товарищей и всех вообще, но все-таки в понесенном поражении виноваты именно все бежавшие, так как каждый, кто обвиняет остальных, мог бы сам оставаться на своем месте, а если бы каждый так поступал, одержали бы победу. (18) Вот и теперь, если кто-нибудь предлагает не самое лучшее, пускай встанет другой и предложит свое, а не обвиняет первого. Другой предлагает вам лучшее – это и делайте в добрый час. А не оказывается оно вам приятным, в этом не вина предлагающего… разве только он забудет высказать, когда нужно, добрые пожелания! Да, конечно, высказать добрые пожелания, граждане афинские, легко: сто́ит только собрать воедино в коротких словах все, что тебе желательно; а вот сделать выбор, когда потребуется решать о действительном положении дел, – это уж совсем не так просто; но тут наилучшее нужно предпочитать приятному, если нельзя иметь сразу того и другого. (19) «Ну, а если кто-нибудь у вас может и зрелищные деньги оставить по-прежнему, и для военных целей указать иные источники, разве такой человек не заслуживает предпочтения?» – скажет, пожалуй, кто-нибудь. – Да, я согласен, граждане афинские, – если только есть такой человек. Однако я сомневаюсь, возможно ли сейчас или в будущем для кого-нибудь на свете, когда он израсходует наличные средства без надобности, потом из несуществующего добыть средства на необходимое. Но, я думаю, много значит для таких рассуждений добрая воля каждого. Потому и легче всего бывает обмануть самого себя: конечно, чего каждый хочет, то он и воображает себе, а действительность часто совсем не такова по своей природе. (20) Таким образом, смотрите, граждане афинские, на этот вопрос так, как позволяют обстоятельства, и с таким расчетом, чтобы у вас была возможность выступать в поход и получать оплату. Для здравомыслящих и благородных людей, если они видят какие-нибудь упущения в военных делах по недостатку средств, конечно, невозможно с легкостью переносить обвинения за такой образ действий; точно так же, если прежде отправлялись в поход против коринфян и мегарцев¹⁸, взявшись немедленно за оружие, не позволительно для них и теперь – только по недостатку прогонных средств для уходящих воинов – позволять Филиппу порабощать греческие города.

(21) И об этом я решился говорить не зря, чтобы только навлечь на себя неприязнь некоторых¹⁹ из вас: не настолько же я потерял рассудок и не настолько обездолен судьбой, чтобы желал навлекать на себя неприязнь, когда не вижу от этого никакой пользы; но я считаю обязанностью честного гражданина ставить спасение государства выше, чем успех, приобретаемый речами. Да также и ораторы, выступавшие при наших предках, как я слыхал, а может быть, слыхали и вы, – те ораторы, которых восхваляют все выступающие теперь на трибуне, но которым не особенно подражают, держались такого обычая и таких правил в политической деятельности, – знаменитый Аристид²⁰, Никий, мой тезка, Перикл. (22) С тех же пор, как появились эти ораторы, спрашивающие всех и каждого из вас: «чего вы хотите? какое мне написать предложение? чем бы вам угодить?» – с тех пор во имя кратковременного успеха принесены в жертву²¹ дела государства и происходят подобные случаи. И вот их собственные дела идут все прекрасно, а ваши позорно. (23) Между тем посмотрите, граждане афинские, какие в общем, дела можно бы назвать из того, что совершено при наших предках и при вас. Речь эта будет коротка и предмет ее для вас знакомый. Да, не с чужих людей можно вам брать примеры, а со своих собственных, граждане афинские, чтобы стать счастливыми. (24) Так вот предки наши, перед которыми не заискивали и за которыми не ухаживали ораторы, как теперь за вами вот эти люди, в течение сорока пяти лет²² правили греками с их собственного согласия и более десяти тысяч талантов собрали на Акрополе²³; им подчинялся царь, владевший этой страной²⁴, как и подобает варвару²⁵ подчиняться грекам; кроме того, много прекрасных трофеев воздвигли²⁶ они в сухопутных и морских сражениях, сами выступая в походы, и единственные из людей оставили славу деяний, недосягаемую для завистников. (25) Вот какими они были в отношениях с греками, а посмотрите, какими они были в делах самого нашего государства – в общественных и частных. В общественной жизни те здания, прекрасные храмовые постройки²⁷, которые они соорудили у нас, и находящиеся в них посвященные богам предметы так хороши и так многочисленны, что ни для кого из следующих поколений не осталось возможности их превзойти. (26) А в частной жизни они были настолько скромными и так твердо держались нравов демократии, что, например, дома Аристида²⁸, Мильтиада и других знаменитых людей того времени, – если кто-нибудь из вас знает, каковы они, тот это видит, – каждый в отдельности не был нисколько великолепнее, чем дом соседа. Действительно, не о личном обогащении думали они, занимаясь общественными делами, но каждый считал своим долгом заботиться о приращении государственного достояния. А вследствие того, что в общегреческих делах они соблюдали честность, в делах, касающихся богов, – благочестие, а во взаимных отношениях – равенство, они естественно достигли великого благополучия. (27) Так вот в каком состоянии тогда находилось у них государство, пока они имели простатами²⁹ названных мною людей. А как идут у нас дела теперь³⁰ под руководством нынешних честных людей? Так же ли, как прежде, или хоть приблизительно так? Мы – уж молчу обо всем остальном, хотя мог бы многое сказать на этот счет, – мы, имея вокруг себя такое безлюдье, какое все вы видите, да еще в такое время, когда лакедемоняне уничтожены, фиванцы заняты своими делами³¹, а из остальных нет никого, кто был бы способен поспорить с нами за первенство, могли бы, конечно, и своим собственным спокойно владеть, и быть судьями между остальными; (28) тем не менее мы лишились собственной области³², больше полутора тысячи талантов истратили без всякой нужды³³, а кого во время войны приобрели себе в число союзников, тех во время мира растеряли³⁴ вот эти люди; да, кроме того, мы сами же против себя дали подготовиться такому врагу. Если это не так, пусть кто-нибудь выступит на трибуну и укажет, кто же иной, как не мы сами, виноват в том, что Филипп сделался сильным. (29) «Эх, любезнейший, да если это и плохо, зато в самом городе теперь стало лучше³⁵». – Ну, а что же именно можно указать? Забрала стен, которые мы белим, дороги, которые поправляем, водопроводы и… всякие пустяки? А поглядите-ка на людей, ведущих такую политику: из них одни сделались из нищих богачами, другие – из неизвестных уважаемыми, а некоторые соорудили себе частные дома такие, что они великолепнее общественных зданий³⁶. А в общем, насколько упало благосостояние государства, настолько же возросли богатства у них.

(30) В чем же причина всего этого, и почему тогда все было хорошо, а теперь во всем непорядок? Все дело в том, что тогда народ имел смелость сам заниматься делами и отправляться в походы и вследствие этого был господином над политическими деятелями и сам хозяином всех благ, и каждому из граждан было лестно получить от народа свою долю в почете, в управлении и вообще в чем-нибудь хорошем. (31) А сейчас, наоборот, всеми благами распоряжаются политические деятели, и через их посредство ведутся все дела, а вы, народ, обессиленные³⁷ и лишенные денег и союзников, оказались в положении слуги и какого-то придатка, довольные тем, если эти люди уделяют вам что-нибудь из зрелищных денег или если устроят праздничное шествие на Боэдромиях³⁸, и вот – верх доблести! – за свое же собственное вы должны еще их благодарить. А они, держа вас взаперти в самом городе, напускают вас на эти удовольствия и укрощают, приручая к себе. (32) Но никогда нельзя, я думаю, людям приобрести великий и юношеский смелый образ мыслей, если они занимаются мелкими и ничтожными делами: ведь каковы у людей привычки, таков необходимо бывает у них и образ мыслей. Я, клянусь Деметрой, не удивился бы, если бы мне за такие речи пришлось от вас хуже, чем тем людям, которые довели вас до такого состояния: у вас ведь даже и говорить не обо всем можно свободно; я удивляюсь только, что сейчас это оказалось возможным.

(33) Итак, если вы хоть теперь, оставив эти привычки, решитесь отправляться в поход и действовать, как требует ваше достоинство, и этими избытками, имеющимися дома³⁹, воспользуетесь как средством для защиты своего зарубежного достояния, тогда, может быть, – да, может быть, – вы, граждане афинские, приобретете некое совершенное и великое благо и избавитесь от таких подачек, которые похожи на кусочки пищи, даваемые врачами больным. Как эти кусочки, хотя не приносят сил, все-таки не дают умереть, вот так и средства, получаемые теперь вами, не настолько велики, чтобы от них была вам сколько-нибудь существенная польза, и в то же время они не позволяют вам отказаться от них и заниматься чем-нибудь другим, но способны только у каждого из вас увеличивать беспечность. (34) «Так что́ же, – ты, значит, предлагаешь обратить эти деньги на жалованье⁴⁰?» – скажет кто-нибудь. – Да! и притом сейчас же установить один общий порядок, граждане афинские, так чтобы каждый, получая соответствующую долю из государственных средств, выполнял именно те обязанности, какие требуются государству: можно жить на мирном положении – путь остается дома и будет лучшим гражданином, избавленный от необходимости по нужде заниматься чем-нибудь постыдным; наступает положение вроде того, как сейчас⁴¹, – пускай он сам идет воином, получая то же самое, что и теперь, как это и справедливо для защиты отечества; кто-нибудь из вас вышел уже из призывного возраста⁴², – в таком случае, если он сейчас получает деньги, не исполняя никакой обязанности и не принося пользы, пускай получает то же самое на равных условиях с остальными, но при этом наблюдает и руководит всем, что должно выполняться. (35) Словом, я не убавил и не прибавил ничего, кроме мелочей, устранил только неправильности и привел государство в порядок, установив одно общее правило как для того, чтобы получить деньги, так и для того, чтобы идти в поход, судить, исполнять то, что каждый по своему возрасту способен и что по обстоятельствам от него требуется. Нигде ни слова не говорил я⁴³, чтобы не делающим ничего отдавать долю тех, которые исполняют свое дело; не говорил и того, чтобы самим бездельничать, сидеть сложа руки, жить в нужде, и только осведомляться, одержали ли победу наемники такого-то полководца⁴⁴; это ведь как раз и ведется теперь. (36) Конечно, я не думаю хулить человека, который исполняет какие-нибудь обязанности ради вас, но я хочу, чтобы и вы со своей стороны ради самих же себя исполняли дела, за которые воздаете почести другим, и чтобы вы, граждане афинские, не отступали с того поста доблести, который вам оставили ваши предки, добившись его ценой многих славных и опасных подвигов.

Вот я изложил, пожалуй, почти все, что считаю полезным, а вы уж постарайтесь выбрать такое решение, которое должно принести пользу и государству и всем вам!