– Зачем ты сюда явилась? – сердито прошипел Торак, втаскивая Ренн в заросли. – А если тебя кто-то выследит?
– Не выследит, – уверенно заявила она, хотя сама, если честно, отнюдь не была так уж в этом уверена. – Держи. Я принесла тебе немного еды и спальный мешок, а вот топор украсть мне не удалось. Придется тебе…
– Ренн, не надо. Тебе нельзя в это вмешиваться!
– Я уже вмешалась. Съешь лучше лепешку из лосося.
Торак даже не пошевелился, и она снова рассердилась:
– Ну раз ты не хочешь, я эту лепешку тут оставлю, пусть ее другие едят!
Это подействовало. Торак выхватил у нее вкусную лепешку и со свирепой сосредоточенностью в один миг уничтожил ее. Ренн молчала, скорчившись с ним рядом в темных зарослях, где пахло кислой влажной землей. «Интересно, когда он ел в последний раз?» – думала она.
– Лепешек я тебе довольно много принесла, – с удовольствием сообщила она. – И еще кровяную колбасу, и вяленый язык зубра, и мешочек орехов! Тут, наверное, на полмесяца хватит, если понемножку расходовать.
Она отлично понимала, что слишком много болтает. Но Торак казался ей каким-то… другим. Каким-то чужим. И эта повязка на лбу делала его старше, и было какое-то особое напряжение в его лице, и он все время озирался, словно в любой момент из темноты мог выскочить охотник.
И она подумала: «Так вот что такое быть дичью!»
Но вслух спросила, где Волк, и Торак сказал ей, что Волк убежал, чтобы сбить Аки со следа. А потом он спросил, как ей удалось уйти от Фин-Кединна. Ренн рассказала, что повернула назад якобы для того, чтобы проверить ловушки, а потом забрала припрятанные заранее припасы и подстрелила лесного голубя – его она собиралась принести на стоянку в доказательство того, что ловушки действительно проверила. Ренн, разумеется, не стала рассказывать Тораку о том, как тяжело ей было врать Фин-Кединну и как он смотрел на нее, когда догадался, что она собирается сделать. В его глазах была такая боль!
– Он ведь догадался, что я здесь, верно? – спросил Торак. – Когда говорил о собрании племен. Он ведь меня предупреждал.
– Да, я тоже так думаю. Наверное, догадался.
Ренн протянула ему еще одну лепешку из лососины, да и сама за компанию съела парочку орехов. Помолчав, она сказала:
– Знаешь, я все пыталась понять, как все это случилось. И эти рога благородного оленя, которые ты нашел, и эта почти стертая метка Аки на них… По-моему, кто-то нарочно все подстроил. Кто-то очень хотел, чтобы тебя изгнали.
Торак быстро на нее глянул и прошептал:
– Пожиратели Душ!
Ренн кивнула:
– Я тоже так думаю. Они теперь, наверное, уже где-то на юге. Им известно, что у тебя блуждающая душа, и ты им нужен. Точнее, твоя сила.
– А еще им нужен последний осколок огненного опала.
– Это точно – где бы он ни был.
В темно-синей ночи перекликались молодые совы, бесшумно скользя меж деревьев над зарослями папоротника; слегка потрескивая крыльями, метались летучие мыши.
Торак вытер рот тыльной стороной ладони и сказал:
– Прости меня, Ренн.
– За что?
– За все. За то, что не сказал тебе об этой метке. Если б я сказал тебе… Но мне все время казалось, что момент неподходящий…
Ренн, чувствуя комок в горле, тихо сказала:
– Ничего. Я знаю, как это бывает. О таких вещах всегда говорить нелегко. О своих сокровенных тайнах.
– Да. В общем, ты меня прости.
Поев, Торак вскинул скатанный спальный мешок на спину, повесил на плечо лук и колчан, а Ренн быстро снова упаковала принесенные ею припасы и положила кусок рыбной лепешки в развилку ивы для Хранителя племени. Но, сделав это, сразу же пожалела о содеянном: надо было немного подождать, чтобы Торак ничего не увидел. Он, впрочем, сразу все понял и сказал, что ничего не имеет против, однако Ренн была уверена, что на самом деле ему это далеко не безразлично.
– Странно получается, – сказал он. – Я всю жизнь оставлял часть добычи для своего Хранителя. А его, оказывается, у меня и не было.
– Ну и что? Ты все равно приносил это… в дар Лесу.
– Наверное, ты права. – Торак помолчал. – Но как же это возможно, Ренн? Разве может человек не принадлежать ни к какому племени?
– Не знаю.
– У меня есть племенная душа, и я вполне могу отличить правильное от неправильного. Как же это так получилось?
Ренн покачала головой:
– Я и сама не понимаю. Саеунн говорит, что раньше такого не бывало; никто никогда не считался лишенным племени.
Эти ее слова явно потрясли Торака до глубины души, и она страшно на себя рассердилась. «Ах как это умно с твоей стороны, Ренн! Вот уж ты помогла своему другу! Вот уж подбодрила его!» – ругала она себя.
– Если честно, – поспешно прибавила она, – мне бы, например, не хотелось породниться с этими людьми из племени Волка. У них такие страшные желтые глаза… – Она даже вздрогнула. – Я спросила их колдунью, как, мол, они это делают, и она призналась, что кое-что добавляет в питьевую воду. А однажды она ошиблась, и глаза у всех стали розовыми… – Ренн закусила губу. – Да нет, это я выдумываю! Это просто шутка, Торак.
Он ответил ей вымученной улыбкой, и Ренн до боли в сердце стало жаль его.
– Но если я не принадлежу к племени Волка, – сказал он, словно продолжая некую свою мысль, – то кто же я такой?
Ренн даже дыхание затаила. Но, взяв себя в руки, бодро ответила:
– Ты – Большой Брат нашего Волка. Ты – мой друг. И уж это-то навсегда останется неизменным.
Торак моргнул. Провел ладонью по лицу. Вскинул на плечо узелок с едой и как-то странно откашлялся.
– Фин-Кединн уже, наверное, волнуется, куда ты пропала. Ты сказала, что знаешь, как совершить этот обряд?
– Да, – с трудом вымолвила Ренн.
Торак, почувствовав в ее голосе неуверенность, переспросил:
– Ты уверена, что знаешь?
– Да, – повторила она.
На самом деле ей пришлось составлять представление об этом обряде по кускам. Кое-что она, конечно, подсмотрела украдкой у Саеунн; кое-что знала по рассказам, но полностью уверенной в своих познаниях не была. Впрочем, Тораку об этом знать было совершенно ни к чему!
Рассказ о самой процедуре много времени не занял. Но обоим стало не по себе, когда Ренн добралась до части повествования, где речь шла о том, как именно следует вырезать нанесенную татуировку.
– Вот, – дрожащим голосом сказала она, отвязывая от пояса свой мешочек с целебными травами. Мешочек был сделан из кожи, целиком снятой с лебединой лапки, там даже когти остались. – Здесь есть почти все, что тебе понадобится.
Торак взял мешочек и уставился на него.
– Ты должен дождаться полнолуния, – продолжала Ренн. – А до того момента тебе придется отыскать какое-нибудь безопасное убежище, где ты мог бы спрятаться.
– Безопасное?
– Ну, более безопасное, чем все прочие. Давай лучше договоримся, где будем встречаться.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Нам нужно встретиться во время полнолуния. Для совершения обряда.
– Ну уж нет! – возразил Торак.
Ренн растерялась: вид у Торака был на редкость упрямый. Точно такой же вид был у Волка, когда тот отказывался прыгнуть в лодку, сшитую из тюленьих шкур.
– Торак, – сказала она, – ты не сможешь сделать все сам. Я рассказала, как тебе нужно подготовиться к этому обряду, но дальше тебе понадобится помощь. Я приду и помогу тебе.
– Нет.
– Да.
– Но ведь ты ненавидишь всякое колдовство!
– Это не важно. Зато я хотя бы представляю себе, как его применять!
Торак встал:
– Послушай, Ренн. Сейчас все совсем не так, как прежде. Это в былые времена ты могла убежать, никому ничего не сказав, и Фин-Кединн сперва сердился на тебя, а потом прощал. Теперь ты можешь погибнуть.
– Я знаю, что риск велик, но я…
– Нет. То, что сегодня ты пришла сюда, уже было невероятно смелым поступком. Но ты не можешь… ты не должна больше так поступать. Ты не должна ничего для меня делать!
Ренн вскочила:
– Не тебе решать, что мне делать, а чего не делать! – Она повернулась и сняла с ветки свой лук. – А если ты случайно забыл, что и «в былые времена», как ты выразился, я на самом деле делала то же самое… Торак, ты меня слышишь? Торак!!!
Но он уже исчез. Растворился в ночи совершенно бесшумно, как призрак.