Измена. Вместе (не) навсегда (СИ)

Глава 5

Алина

— Ты не жертва, — говорю своему отражению.

Вернусь в зал. Сразу, как будет возможность, возьму сумочку с телефоном, и гори эта свадьба синим пламенем!

Будь что будет.

Подхожу к двери, открываю защелку. Шагаю по коридору в сторону банкетного зала. В глазах все плывет. Ощущение, что качусь с горы, а тормозов нет. И какая-то странная легкость в теле. Ковер мягко пружинит под ногами, даже как-то слишком. Молю, чтобы ноги не предали меня.

Останавливаюсь у двери, за которой играет музыка, звон бокалов, голоса гостей. Делаю глубокий вдох. Стою, словно ноги приросли к земле. Не представляю, как войду и буду улыбаться всем этим людям, большинство из которых я даже не знаю.

Мне нужно время. Или воздух. Или чудо.

Но тянуть больше смысла нет. Перед смертью не надышишься.

Толкаю дверь, захожу, шурша платьем. Все взгляды сразу же устремляются на меня. Ярослав со своей обычной потрясающей улыбкой как ни в чем не бывало идет ко мне.

— А вот и наша прекрасная невеста! — объявляет ведущий. — А значит, самое время для первого танца молодых.

Хоть бы дали опомниться. Я все еще надеялась, что смогу улизнуть до этого гребанного танца.

Свет в зале гаснет, только несколько лучей софитов высвечивают наши с Ярославом фигуры во мраке. По крайней мере, так не видно моих зареванных глаз.

Ярослав подходит, мягко берет меня за руку и ведет на танцпол.

Начинается тихое шипение. Сначала думаю, что это уже мой котелок закипел. Но нет, это специальные машины напускают дыма, чтобы сделать наш танец еще эффектнее.

Густой туман мгновенно застилает пол. Начинает играть песня, которую я для нас выбрала. И тут до меня доходит, что я даже не чувствую злости. Я вообще больше ничего не чувствую. Только пустота. Холодная и черная. Будто кто-то взял и вырвал из груди все, что было теплым, светлым, моим. Только что я была счастливой, самой счастливой девочкой в мире. А теперь — пуф! — будто и не было.

Ярослав останавливается на середине танцпола, жестом приглашает меня на танец.

Мы несколько раз его репетировали с преподавателем. Яр не хотел. Говорил, не мужское это дело все эти “танцы-шманцы”. Еле уговорила.

Кладу руку в его ладонь. Он обнимает меня за талию, придвигает ближе. Начинаем медленно танцевать. Гости аплодируют.

Смотрю в лицо предателя. Такие правильные черты, будто высеченные из мрамора. Но эта безупречная красота холодная, как зимний рассвет.

Вокруг щелкают камеры, все затаили дыхание. Ярослав смотрит на меня сверху вниз, его серо-голубые, почти стальные, глаза сверкают холодным блеском.

Именно в них я и влюбилась. Как только заглянула в них — пропала. Мне показалось, что я знаю его много-много лет. Есть в них что-то до боли знакомое. Что-то волчье, дикое, пробирающее до нутра. И до трепета родное. Вот ду-у-у-ура-а-а-а.

Эта песня о любви, под которую мы танцуем, во мне всегда вызывала умиление. Прям до слез. Теперь же кажется глупой и приторной.

Мелькает безумная мысль: а может, мне показалось? Ну в смысле, может, это можно как-то объяснить, то, что я слышала в номере. Прокручиваю снова все, и становится тошно. Было ясно, что он мне всю дорогу изменял. И даже не собирался бросать свое “хобби”. Конечно, нафига. Это же липовый брак.

Да только невеста не липовая, идиот! Вернее, идиотка. Я. Это же надо было вообще ничего не замечать!

Смотрю на Ярослава и просто не понимаю, как можно так спокойно — без малейшей эмоции — отнести к “бизнесу” нашу свадьбу? Мою любовь? Меня? Неужели мои чувства его вообще не волнуют? Для него это — всего лишь представление, но для меня ведь все по-настоящему! Он что, психопат?

— Милая, что-то случилось? — тихо спрашивает Ярослав.

Чуть нахмурясь, рассматривает мое лицо. Заметил, похоже, мой макияж в стиле “Пьеро”.

— Я видела вас, — палю в лоб.

А чего церемониться? “Спектакль окончен, гаснет свет”*. [*из песни Полины Гагариной “Гаснет свет” — прим. автора]

Ярослав прищуривается, его взгляд бегает по моему лицу. Секунда — и он возвращает себе обычное равнодушие.

— Не понимаю, о чем ты, — отвечает спокойно, будто я тут с луны свалилась.

Во мне закипает что-то горячее, почти обжигающее. Улыбаюсь так, что сама себя боюсь. Это что-то за гранью добра и зла.

— Зачем портить охуенный секс тем, что люди называют браком? — выплевываю ему его же слова.

На мгновение он каменеет. Даже останавливается на секунду. На лице сначала растерянность — настоящая такая, искренняя, будто он вообще никак не ожидал это услышать.

Но это длится всего мгновение. Ее сменяет злость. Тихая, холодная. Он придвигается ко мне ближе, вероятно опасаясь, что кто-нибудь услышит наш разговор.

— Не устраивай сцен перед гостями, — шипит сквозь зубы. — Для меня это ничего не значит.

Хватаю его за лацкан пиджака, встаю на цыпочки, чтобы дотянутся. Он же выше меня на целую голову:

— Это наш брак для тебя ничего не значит! — цежу ему, зло глядя в глаза. — Ах, нет, постой. Контракт, имидж семьянина. А как тебе имидж предателя, а, Ярослав? Как тебе такое, дорогой?

Его глаза темнеют. Он пытается убрать мои руки с лацканов, бросает взгляд в зал. Но я держу крепко. И плевать, что вокруг куча народа.

— Алиш, ты все не так поняла, — снова шепчет он, голос становится мягче. Пытается сбавить градус.

Вскидываю брови, смеюсь. Смех сухой, нервный. Я на пределе. Нет, блин, я уже за всеми возможными пределами своего самообладания!

— Ты издеваешься? — восклицаю я. Похоже, слишком громко. По залу проходит волна шепота.

— Алин, послушай. Я просто психанул. Ничего не было.

Начинаю смеяться. Хрипло. Без радости, почти истерически.

— Ты имеешь в виду, что не успел ей присунуть? Или что именно? А кстати, кто она? Притащил шлюху на нашу свадьбу? Покажи мне ее.

Я отпускаю его лацканы и поворачиваюсь в зал. Свет софитов ослепляет меня, и я не вижу ничего, кроме черной сияющей бездны, куда я, по-моему, уже лечу.

Ярослав дергает меня обратно к себе.

— Успокойся! — говорит с нажимом. — На нас все смотрят.

Да уж! Такого танца молодых они еще не видели.

И тут внутри меня что-то ломается. Просто… ломается. Словно кто-то взял хрустальную вазу, которая была моей душой, и со всей дури херанул о паркет. Не выдерживаю. Глаза наполняются слезами. Сначала одна, потом другая. И вот, я уже стою посреди танцпола и рыдаю навзрыд. Настоящим, некрасивым, горьким плачем.

— Я же любила тебя! — пищу, уже не пытаясь сохранить лицо или макияж. — Как ты мог?!