– Просыпайся, принцесса, доброе утро, – шепчет мне в ухо Никита ранним утром и нежно целует в щеку. – Уже полседьмого. Я закажу нам на завтрак круассаны и сварю кофе, не возражаешь?
– Доброе утро, Никита…
Я улыбаюсь и открываю глаза. На подушке рядом с моим лицом умиротворенно урча дрыхнет Феликс.
– … мне, пожалуйста, ванильно-шоколадные. Четыре штуки, если можно.
– Э-э-э, – неуверенно тянет Никита. – Ты уверена, что четыре?
– Ну ладно, давай три, – с сожалением поправляюсь я.
Не успела я окончательно проснуться, а уже ощущаю зверский аппетит. Пока Никита в одних трусах расхаживает с телефоном по кухне и заказывает свежеиспеченные круассаны из ближайшей пекарни, я вылезаю из постели, незаметно скрываюсь в ванной и встаю под душ. В ванную тут же заглядывает Никита.
– Кать, может, я к тебе присоединюсь?
– Никит, я по-быстрому. Давай в следующий раз? – предлагаю я, выглядывая из душевой кабинки.
Подозреваю, что если Никита сейчас увидит меня обнаженную под струями воды, секса мне точно не избежать.
– Опять в следующий раз, – недовольно бормочет Никита.
– Некогда, на съемки опоздаем.
– Я заказал нам круассаны. Тебе сварить кофе, или будешь чай?
– Свари, конечно!
– А тебе можно? – удивляется Никита.
– А почему нельзя? – свою очередь удивляюсь я.
– Ну мало ли… Ты же беременная. От секса тебя тошнит, может, и от кофе тоже?
– Никит, ты все не так понял…
В этот момент раздается звонок в дверь, и я не успеваю договорить.
– Ты кого-то ждешь в столь ранний час? – спрашивает Никита.
– Нет. Может, это круассаны привезли? – предполагаю я.
– Я их заказал две минуты назад, их привезут только через полчаса как минимум.
– Открой, посмотри. Только штаны надень.
– Ладно, пойду посмотрю.
Никита выходит из ванной и идет в прихожую.
Я прислушиваюсь сквозь шум воды. Слышно, как Никита открывает дверь. А затем мне кажется, что я слышу голос Макса. Нет, этого не может быть. Всю ночь я не могла заснуть, все думала о том, простит ли Диана Максу измену и мою беременность. От этого зависит, будут ли они дальше вместе или расстанутся. К своему стыду, вынуждена признаться самой себе, что мне очень хочется, чтобы они расстались. Все-таки я ужасная эгоистка.
Быстро выключаю воду, открываю кабинку и вновь прислушиваюсь. Точно, это голос Макса! Значит, они с Дианой расстались, раз он пришел ко мне в такую рань?!
Хватаю полотенце, заворачиваюсь в него, выскакиваю из ванной и босиком несусь в прихожую.
– Макс, это ты?! – непроизвольно вылетает из меня крик.
Но входная дверь уже громко захлопывается. В прихожей стоит Никита по-прежнему в трусах и держит большой букет моих любимых розовых пионов. Точь-в-точь таких же, какие он подарил мне пару дней назад. Встречаю его жесткий ревнивый взгляд.
– Кто это был? – запыхавшись, спрашиваю я, придерживая на груди спадающее полотенце, хотя ответ очевиден.
Еле себя сдерживаю, чтобы не открыть дверь и не кинуться на лестничную площадку, чтобы вернуть Макса.
– Твой бывший заходил, – хмуро отвечает Никита. – Мне кажется, он был совсем не рад меня видеть. Вот, передал.
Протягивает мне букет. Я беру роскошный букет, зарываюсь в него лицом и нюхаю, стараясь спрятать от Никиты радостную улыбку.
– А что сказал?
– Ничего не сказал. Ты бы хоть вытерлась, весь пол замочила, – смотрит на меня неодобрительно Воронцов и направляется на кухню.
Я не успела вытереться – с мокрого тела и волос стекают на пол струйки воды. Закусываю от досады губу и иду в ванную вытираться.
– А ты бы хоть штаны надел! Просила же! – кричу я ему, изо всех сил сдерживая невесть откуда взявшееся раздражение.
Чуть позже мы с Никитой, уже одетые, сидим на кухне за столом и мирно завтракаем подоспевшими еще теплыми круассанами и свежесваренным ароматным кофе. На подоконнике стоят две вазы с букетами пионов.
Воронцов разговаривает по телефону. А я думаю о том, что как только его не будет рядом, надо будет срочно позвонить Максу и спросить, зачем он заходил. А еще лучше встретиться и поговорить тет-а-тет. А то все никак, то Диана лезет, то Никита мешается… Как же мне хочется, чтобы Макс расстался с Дианой. Тогда есть надежда, что он не полетит в Америку и останется со мной… с нами…
За размышлениями незаметно в один момент съедаю три круассана. Никита с волнением смотрит на меня, заканчивает разговор и кладет телефон на стол.
– Принцесса, я, конечно, не против, и мне не жалко, ты не подумай… Только ты поосторожнее с мучным. Смотри, в кадр не влезешь, Виталик орать будет, ты же его знаешь. Тут уж я тебе ничем не смогу помочь…
Виталик – режиссер нашей картины. Он повернут на идеальных формах актрис, поклонник высоких скул, осиных талий и длинных ног. Если Виталик выносит вердикт, что актриса толстая – не видать ей роли как своих ушей.
– Ах, вот как?! – вдруг истерично вскрикиваю я и заливаюсь слезами. – Я что теперь, даже булочку сожрать не могу?! Я теперь пожизненно голодать должна?! – со звоном отталкиваю от себя блюдце с пустой фарфоровой чашкой. – Пусть твой Виталик хоть изорется! А я буду есть столько круассанов, сколько захочу и сколько в меня влезет! Потому что в кои-то веки я беременная, и мне все можно!
Глаза Никиты округляются от удивления. Увидев мои слезы, он теряется.
– Конечно, котенок, ешь сколько хочешь, – испуганно протягивает мне свой круассан на блюдце. – Только не плачь, я не могу видеть, как ты плачешь…
Хватаю его круассан и жадно впиваюсь в него зубами.
– Тогда нечего доводить меня до истерики, раз не можешь! – продолжаю рыдать, жуя круассан. – Всю сознательную жизнь на диете и полуголодная, как проклятая! И всегда в страхе! То пробы не пройдешь, то в кадр не влезешь, то в сценический костюм, то щеки лезут, то жопа жирная, то блокадный Ленинград снимаем, то балет! Сколько можно надо мной издеваться?!
– Нисколько не можно, кушай-кушай… Я тебе еще закажу. А хочешь пирожных? Или тортик? Только не плачь, тебе нельзя нервничать…
Не допив кофе, Никита кидается ко мне, обнимает и гладит по голове. Я еще какое-то время вдохновенно рыдаю для приличия так, как меня учили в ГИТИСе на втором курсе, потом потихоньку успокаиваюсь.
Достаю косметичку и наношу легкий макияж. Никита моет посуду. Я кидаю взгляд на часы:
– Ну что, поехали на съемки?
– Ты собрала сумку? – спрашивает Никита, выключает воду и вытирает руки полотенцем.
– Какую сумку? – не понимаю я.
– Как какую? Вся съемочная группа едет сегодня на три дня за город на съемки натуры. Ты что, забыла?
– Вот черт! – ахаю я. – Точно… Как я могла забыть?!
– Кать, ты меня пугаешь, – пристально смотрит на меня Никита. – С тобой все в порядке?
– Да все в порядке со мной! Я же не могу все помнить! У меня голова – не совет министров! – чертыхаюсь я, кидая косметику в косметичку. – Я всего лишь несчастная беременная женщина!
– Тогда собирайся скорее! Мы уже опаздываем, автобусы отходят от киностудии ровно в девять.
На кухню вальяжно, подняв хвост трубой, входит проснувшийся Феликс и легко вспрыгивает на стол.
Я срываюсь со стула и несусь в комнату собирать самые необходимые вещи на три дня.
– Никит, насыпь Феликсу в миску побольше сухого корма! – ору я Никите. – И воды налей!
К отъезду автобусов мы с Воронцовым успеваем в самый последний момент. Лихо подкатываем и останавливаемся у киностудии. Я выпрыгиваю из машины, хватаю с заднего сиденья сумку и бегу к уже закрывающему двери автобусу.
– Эй! А поцелуй! – обиженно кричит мне вслед Никита, выходя из машины.
– Потом! Целую! Пока! – оборачиваюсь на бегу и машу ему одной рукой на прощание, а второй машу водителю автобуса.
Водитель открывает дверь, и я на всех порах влетаю в автобус. Меня встречает радостный гул голосов моих коллег из съемочной группы:
– О, Лебедева! Привет! Ну наконец-то! Мы уже думали, что без главной героини на съемки поедем! Вот теперь все на месте! Анатолий, погнали!
Автобус трогается. Водитель Анатолий включает музыку.
– Привет, ребята! Всем привет! Как же без меня-то? Вы что? – прохожу по проходу между кресел к Лариске, которая призывно машет мне рукой со своего места.
– Ну ты даешь, подруга! Привет! – мы чмокаемся. – Я тебе все утро звоню, иззвонилась вся. Думала, вдруг случилось что? Ты телефон что ли потеряла? Садись рядом со мной, я тебе место заняла – беременным полагается самое лучшее, у окна.
– Привет! Спасибо, Ларик.
Сажусь на почетное место у окна и кидаю сумку под ноги. Снимаю плащ и обмахиваю пылающее лицо руками.
– Лар, прости, телефон стоял на вибро, а я все утро с Никитой отношения выясняла. Макс еще заявился с цветами и без звонка, без предупреждения. Я в душе была, а Никита дверь ему открыл в одних труселях…
– Да ты что? – округляет глаза Лариска. – И как они, не разодрались?
– К счастью, нет. Но ситуация неприятная. Я хотела с Максом поговорить, а тут Никита выдвинулся. Представляешь, он уже приходит ко мне как к себе домой, когда захочет, дверь открывает своими ключами. Что за мужики такие? Любители сюрпризов. А мне такие сюрпризы совсем не нравятся.
– Ты же сама дала ему ключи.
– Дала. Теперь жалею.
– Вот теперь будешь думать, прежде чем мужикам ключи раздавать. А ты вчера с Максом разве не поговорила?
– Не успела. На площадку Макаренкова приперлась при полном параде охмурять моего бывшего мужа своей силиконовой красотой и японскими сушами, – рассказываю я и злобно пинаю ногой спинку впереди стоящего кресла, на котором сидит Игорь, мой коллега и партнер.
– Эй! Полегче! – оборачивается ко мне Игорь. – Тута Я сижу.
– Извини, Игоряш, просто нервы…
Игоряша – человек без возраста, вот уже девятый год рассказывает всем, что ему тридцать два. Это самый красивый мужчина, которого я видела в жизни, и очень талантливый актер. Его пожизненное амплуа – герой-любовник. Красив настолько, что аж тошно. Невольно задумываешься – ну разве может природа создать такой идеал мужской красоты? Может. В нашей кинокартине мы играем любившую когда-то друг друга пару, встретившуюся после долгой разлуки и осознавшую, какую ошибку они совершили, расставшись…
– Да что ты говоришь?! – поражается Лариска. – А мы с ней вчера, вот как только ты уехала из спортклуба, премило пообщались. И она меня уверяла, что собирается домой спать. Вот же зараза.
– Еще какая зараза, – с содроганием вспоминаю нашу вчерашнюю «стрелку» на съемочной площадке и перехожу на шепот. – Поговорить с Максом не удалось, зато Диана теперь в курсе моего положения, а также в курсе, что Макс – виновник торжества и изменщик в квадрате.
– Так это же хорошо! – радостно восклицает Лара. – Третий лишний, с глаз долой из сердца вон… Или как там еще говорится?
– А вот и нет, Ларочка! – возражаю я. – Чует мое сердце, что Макаренкова его простит и будет мне мозолить глаза еще очень долго.
Смотрю в окно. Мы едем по кольцевой в направлении загородной трассы. В автобусе настоящий творческий балаган. Члены съемочной группы расположились как у себя дома, и каждый живет своей жизнью. Кто-то завтракает булочками с кофе, кто-то смотрит кино в планшете, кто-то разговаривает по телефону, кто-то работает в ноутбуке. Кто-то что-то весело и шумно отмечает коньячком. Кто-то играет на гитаре, а кто-то подпевает. Моя любимая актерская туса. Как жаль, что мне сейчас не до гитары и не до коньячка. Тяжело вздыхаю.
– Катенька, да тебя не должно волновать, простит Макса Макаренкова или нет! – возмущается Лара. – Это только ваши с ним отношения! Он – отец твоего ребенка, и вы с ним не должны зависеть от каких-то непонятных третьих лиц! Поняла?
– Да тихо ты! Кричишь на весь автобус! – сердито шепчу я Ларе. – Я-то поняла! А вот Макаренкова вряд ли это понимает.
– Да забей ты на нее! – переходит Лара на шепот. – Тебя должен волновать только Макс и его поступки. Он к тебе сегодня пришел с цветами? Пришел! Значит, что?..
– Пришел! А там Никита. Как пришел, так и ушел!
– Ну и ладно! Никиту можно и подвинуть. Ничего, вернемся со съемок – разберемся.
– Когда вернемся, может, поздно будет, – снова вздыхаю я. – Надо сейчас ему позвонить.
Достаю из сумки телефон и набираю Макса, но номер занят. Кидаю телефон в сумку.
– Есть водичка? – мне становится душно и чувствую, как к горлу подкатывает приступ тошноты.
Лариса достает из сумки бутылочку с водой и протягивает мне.
– Кать, ты тут не вздумай… с тошнёй со своей, – сурово предупреждает она. – Не место и не время.
– Спасибо, ты – друг. У меня такой сушняк непонятно с чего, круассанов на завтрак переела, наверное.
Жадно пью воду.
– А сколько съела? – интересуется Лара.
– Четыре.
– Четыре??? Как в тебя столько влезло? А такая хрупкая на вид. Ты смотри, как бы не разнесло…
– Лара, тебе легко говорить, а мне никак не справиться со зверским аппетитом.
С впереди стоящего кресла к нам поворачивается Игорь:
– От зверского аппетита отлично помогает настой травы «Синюхи лазоревой». Ты попробуй, Кать, и нервишки лечит волшебная травка, и аппетит глушит. Мне-то ни к чему, а вот жене помогло при похудении, поэтому и советую.
– Спасибо тебе за совет, Игоряша, – хлопает его по плечу Лара и поворачивает его голову обратно. – А вот подслушивать чужие разговоры нехорошо, тем более женские.
– Что тут подслушивать-то? Вы сами орете на весь автобус, – добродушно смеется Игорь и снова поворачивается. – Че у вас тут за интриги и измены? Может, я смогу помочь? Кстати, когда-то у меня был роман с Макаренковой.
Мы с Ларой переглядываемся.
– Тебя нам только не хватало, – хмурится Лара. – Едь себе и едь спокойно, вон наушники в уши вставь и музон слушай. И отвернись от нас уже.
– Как хотите! Кстати, а вы знаете, что папаня Макаренковой – директор киностудии «Горгонафильм» Геннадий Варчук? – Игорь кидает на меня загадочный взгляд и отворачивается.
– И что это значит? – не понимаю я и растерянно смотрю на Лару.
– Эй, Игоряш, повертывай назад, – тут же возвращает Игоря Лариска. – А можно поподробнее?
– Куда подробнее? Папаня – и этим все сказано, – снова поворачивается к нам Игорь. – Объяснять вам что ли как маленьким? Катюша, а ты никогда не задумывалась, почему твой бывший Кузнецов выбрал в любовницы именно Диану Макаренкову? А не какую-нибудь гримершу Машу или костюмершу Люду?
– Да я вообще ничего не про нее не знала до вчерашнего вечера, – сердито шепчу я Игорю и испуганно осматриваюсь по сторонам, так как мне кажется, что весь автобус слышит наш разговор.
– Ок, Катюша, я объясню, если ты не догоняешь. Всесильный и всевластный Варчук самые лучшие контракты дает по блату Кузнецову, а не другим режиссерам, которые годами стоят в очереди и не знают, как на хлеб заработать. Кино – это же семейный бизнес, любящий папа все и для дочки сделает, и для ее любовников. Кумовство, впрочем, как и везде. Связи, девочки, наше всё, вы же знаете, в первую очередь все самое лакомое своим родимым. Будь ты хоть тупой пробкой бесталанной.
– Кто бы говорил. Тебе ли жаловаться? У тебя такая востребованность, – вставляет Лариска.
– Я и не жалуюсь. Мне за державу обидно, так сказать, за талантливых, но не блатных коллег.
– Вот это новости… Подожди, Игоряша, ты хочешь сказать, что Кузнецов с Макаренковой по расчету??? – не могу поверить я. – Не может быть, он не такой… Нет! Он не может!