Измена. Я больше не у твоих ног

Глава 44.

Рассвет только начинал размывать черноту ночи за окном, окрашивая небо в грязно-серые тона, когда я услышала, как Макар повернулся и его дыхание сменилось на ровное, глубокое и уже по-настоящему спящее. Алкоголь и ярость окончательно выпустили его из своих когтей.

Сердце принялось колотиться с новой силой. Сейчас или никогда.

Я заставила себя отсчитать еще двадцать томительных минут, лежа неподвижно и вслушиваясь в каждый звук. Потом, двигаясь как тень, я соскользнула с кровати. Каждый скрип пружины казался мне пушечным выстрелом.

Макар не шелохнулся.

Я не стала одеваться — только на цыпочках выскользнула из спальни и прикрыла за собой дверь. Первым делом — к комнате дочери. Тонечка спала, беззаботно ворочаясь в своей кроватке, зажав в руке плюшевого зайку. Ее спокойствие было мне щитом.

Ради этого стоит бороться.

Я прикрыла дверь ее комнаты и, переведя дух, двинулась к своей цели — небольшой кладовке на втором этаже, где хранились детские вещи «на вырост». Сердце бешено стучало, в висках пульсировало.

Я знала, что Макар мог проснуться в любую секунду.

В кладовке пахло нафталином и старыми книгами. На ощупь, в полумраке, я нашла ту самую картонную коробку. Под пачкой распашонок и маленьких ползунков мои пальцы наткнулись на жесткий пластик. Старая, потертая кредитка на имя Олеси Костровой. Той самой, которой я была до того, как стала Тихомировой.

Я сжала кредитку в кулаке, словно это был единственный спасательный круг в бушующем океане. На счету было немного — тысяч сорок, не больше. Но этого хватило бы на билеты и на первые дни в неизвестности.

Вдруг снизу донесся скрип. Я замерла, вжавшись в стену, готовая в любой момент броситься в комнату к дочери и притвориться, что укачиваю ее. Но все стихло. Старый дом просто жил своей жизнью, пугая меня каждым своим вздохом.

Мне нужно было идти на риск.

Большой риск.

Я спустилась вниз, в гостиную. Стеклянные осколки все еще лежали на полу, как напоминание о вчерашнем безумии. Я обошла их, подошла к тумбе, где лежал мой телефон. Рука дрожала.

Я включила его. Яркий экран ослепил в темноте. Предупреждение от оператора о разряженной батарее. Еще несколько минут — и он умрет. Это был мой шанс.

Я открыла приложение банка, ввела данные от старой карты. Логин и пароль, которые Макар никогда не знал. Пальцы заплетались, я ошиблась два раза.

– Да что за сука, - прошипела я, понимая, что если не вспомню пароль, мне конец. Я задумалась на пару секунд и прикрыла глаза. А когда открыла, с полной уверенностью набрала пароль.

И у меня получилось.

Дальше.

Билеты. Нужно было купить билеты. На первую попавшуюся электричку. Ту, что уходит раньше всех. Я нашла расписание. Электричка на Москву через полчаса. Это было сумасшествие. Но другого выбора не было.

Я бросила взгляд на лестницу — тихо. Перебирая дрожащими пальцами данные, я оформляла заказ. Подтверждение пришло на почту как раз в тот момент, когда экран телефона погас, окончательно разрядившись.

Я сунула телефон обратно в тумбу, кредитку — в карман халата. Теперь нужно было разбудить дочь, одеть ее, собрать хоть что-то. Я не могла брать коляску, придется идти пешком. И одну сумку. Самую необходимую.

Я уже повернулась, чтобы бежать наверх, как мой взгляд упал на ключи от машины. Они все еще лежали на столике в гостиной, где он их оставил. Идея возникла мгновенно, безумная и блестящая.

Если мы уедем на такси, он сможет вычислить заказ через свои связи. Если пешком до станции — нас могут заметить камеры соседей, та же Катька. Но если мы исчезнем на его же машине… Он будет искать ее. Это отвлечет его. Он подумает, что я куда-то уехала на ней, и будет прочесывать округу, пока мы будем уже далеко.

Я схватила ключи. Холодный металл обжег ладонь. Это был огромный риск. Угон. Он точно придет в ярость. Но это сработает.

Я побежала наверх, в комнату дочери. Быстро, почти не дыша, одела спящую Тоню в теплый комбинезон, накинула на себя первое, что попалось под руку — старую, неприметную куртку и шапку. Схватила сумку с документами, паспортом и наличными.

Все это заняло не больше пяти минут.

Затем, взяла дочь на руки — она хныкнула, но не проснулась — и сумку в другую руку. Глубокий вдох.

И я пошла вниз.

Проходя мимо спальни, я услышала, как Макар что-то пробормотал во сне. Я застыла, но звук не повторился.

В прихожей я натянула на ноги первые попавшиеся ботинки, даже не завязывая их. Вышла на улицу и шумно вздохнула.

Утренний воздух был холодным и колючим. Он бодрил и заставлял думать и действовать хладнокровно.

Машина стояла во дворе. Мне повезло — Макар остановился вчера прямо перед домом, не убирая ее. Я нажала на брелок и двери автомобиля мужа открылись.

Усадив полусонную Машу в детское кресло, я сунула сумку на переднее сиденье, села за руль. Руль пах его одеколоном. Дорогим и таким знакомым.

Меня чуть не вырвало от этого запаха. Кажется, у меня начинался утренний токсикоз.

Ключ в замке зажигания. Поворот. Двигатель завелся с первой попытки, тихим, мощным рычанием. Я посмотрела в зеркало заднего вида на наш дом. Спящий, казалось бы, мирный.

Ловушка.

Там жило чудовище.

Я включила фары и медленно, чтобы не будить шинами спящий и холодный асфальт, выехала со двора.

Первые сто метров я ехала, ожидая, что в любой момент в зеркале появится его обезумевшее лицо, что он выскочит на дорогу и перекроет путь. Но за мной была только пустая, серая улица.

Я прибавила газу. Машина плавно понесла нас прочь.

От дома. От мужа. От прежней жизни.

Я не поехала на вокзал. Это было бы слишком очевидно. Я свернула в сторону леса, к старой, заброшенной ферме, которую мы иногда посещали на пикниках. Там я оставлю машину. А дальше — пешком через лес до остановки междугороднего автобуса. Он идет в другую сторону.

Я смотрела на дорогу, на убегающие в серой мгле деревья, и понимала, что самое страшное только начинается. Он будет искать. Он будет рыть землю. И Катька Васильева, оставшаяся без своих пяти миллионов, наверняка будет первой, кто предложит ему свою «помощь».

Но прямо сейчас, в этой утекающей в никуда машине, с тихо посапывающей дочерью на заднем сиденье, я была свободна.

На шаг впереди.

И я сделаю все, чтобы этот разрыв стал пропастью, которую ему никогда не преодолеть.