Ян ВойкИзнанка

Глава перваяПоводырь

Что такое отчаяние ты осознаешь, когда выясняется: твой ребёнок неизлечимо болен. Андрей убедился в этом полтора года назад, глядя в глаза обескураженным врачам. С девятилетней Сашенькой он тогда ходил из больницы в больницу, из кабинета в кабинет, но нигде не услышал ничего более вразумительного, чем «совершенно не изученная дисфункция нервной системы» или «нестандартное проявление посттравматического синдрома» и ещё многое-многое другое. Сашке светили фонариками в глаза, стучали молоточками по коленкам, сканировали кору головного мозга, после чего высоколобые доктора цокали языками и чтобы не выглядеть совсем уж глупо выписывали какие-нибудь идиотские таблетки.

Только все их таблетки не помогали, и девочке становилось хуже. А началось всё позапрошлой осенью, когда Сашку угораздило так неудачно свалиться с яблони в саду. Девочка потеряла сознание, когда же Андрей и Оля сумели привести дочь в чувства, её начало тошнить. Приехавший на «скорой» врач сказал, что у ребёнка сотрясение мозга и посоветовал день-два полежать. Уже наутро Сашка почувствовала себя лучше, тошнота прошла, правда осталась вялость и постоянное желание спать. Андрей успокаивал Олю, говорил, что и это пройдёт через пару дней… Не прошло. Ни через два дня, ни через неделю. Более того, со временем вялость ребёнка переросла в безразличие и апатию ко всему происходящему, а потом и вовсе обернулась полной отрешённостью. На второй год своей необъяснимой болезни девочка уже не вставала с кровати, не узнавала никого, даже собственных родителей, не разговаривала и, что самое страшное, не проявляла интереса к еде. Андрей понимал, что если бы не Оля, которая уволилась с работы чтобы ухаживать за ребёнком, их дочь просто умерла бы голодной смертью. Причём, умирая, Сашенька бы не плакала и не жаловалась, а так и лежала бы, уставившись стеклянными глазами в потолок…

Врачи предлагали, даже настоятельно советовали, положить ребёнка в стационар, утверждали, что так со временем изучат Сашкину болезнь и, возможно, найдут способы лечения. Но Ольга отказалась от этого сразу и бесповоротно: «Пока это возможно, я сама буду заботиться о ней. Я не отдам её никому».

И она заботилась, хоть это и давалось ей тяжело. Поначалу Ольге очень помогала её мама Людмила Петровна, но волнения и бессонные ночи оказались не по плечу пожилой женщине, и год назад она умерла от сердечного приступа. Теперь, потеряв мать и будучи не в силах достучаться до дочери, Оля совершенно спала с лица, говорила постоянно шёпотом и всё чаще застывала с невидящим взглядом, едва не до крови закусив губу, а Андрей никак не мог вывести её из этого состояния.

Да что там! Он и сам чувствовал, что находится на грани. Коллеги и друзья, которые поначалу ободряюще хлопали по плечу, говорили, что всё наладится и предлагали помочь деньгами, теперь сторонились его и прятали глаза. Шеф уже дважды заводил разговор: «Хорошо бы тебе, Андрюха, в отпуск, не обижайся только, но выглядишь ты совсем хреново». Андрей старался не думать о том, как отреагирует начальство, да и друзья, если узнают, что он уже полгода ходит по колдунам и целительницам.

А что делать? Когда обычная медицина расписалась в своём бессилии корявым почерком невнятного диагноза, Андрею под нажимом измученной жены пришлось цепляться за эту соломинку. Хорошо хоть, у него хватило здравого смысла и характера, чтобы не вступить в какую-нибудь сатанинскую или напротив чересчур христианскую секту.

А ведь ему предлагали… Люди с подобными предложениями стали крутиться вокруг отца больного ребёнка, как мухи возле загноившейся раны, едва стало известно, что врачи не в силах помочь. Очевидно, кто-то из больницы слил им данные на девочку, и начались ночные звонки, якобы случайные встречи на автостоянке или у подъезда и всегда была одна и та же фраза, звучащая вкрадчиво и доверительно: Вы любите свою дочь? Мы с вами можем её спасти. А дальше начиналось старательное и планомерное промывание мозгов. Ему предлагали вступить в ряды какого-либо «братства», начать поклоняться великому и могучему первобогу или совершить различного рода тёмные или наоборот светлые обряды. Говорили о спасении души, о чистоте ауры, о полночных жертвоприношениях, о древнеславянских ритуалах, об астральных телах и о многом другом.

Андрей хорошо понимал, что все эти разговоры, обряды и поклонения имеют лишь одну цель: получить с него как можно больше денег. Поэтому сначала он вежливо отказывался, потом стал откровенно посылать по вполне определённому адресу, а одному из последних визитёров от души и с удовольствием набил морду.

Чтобы оградить издёргавшуюся жену от подобных людей, Андрей отключил домашний телефон, поменял симку в её мобильном и строго запретил открывать дверь в квартиру кому-либо постороннему. Из дома Оля выходила очень редко, боясь оставлять больную дочь, и такие меры помогли. Хотя иногда жена говорила Андрею, что какие-то люди через домофон просили её пустить их в квартиру ради жизни их дочери или выйти и поговорить с ними. Пока Ольга держалась, отказываясь от каких бы то ни было разговоров. Но было видно что, каждый такой отказ даётся ей всё тяжелее, ведь где-то в самом уголке измученного сознания остервенело скреблась мысль: а вдруг кто-то из них действительно сможет помочь?

Что же касается колдунов и знахарей, к которым обращался сам Андрей, когда через объявления в Интернете, когда через Ольгиных знакомых, то они строго делились на две группы. Одни уверяли, что обязательно помогут и исцелят ребёнка (именно так, никто из них не говорил: вылечим), вот только деньги они просили вперёд и немалые. От таких услуг Андрей отказывался сразу же. Другие, их было значительно меньше, денег не просили, вели себя сдержанно, но и помочь не брались, как и врачи, они бессильно разводили руками и сочувственно качали головой.

Впрочем, были ещё двое, которые не входили ни в одну из этих групп. Женщину средних лет с длинной чёрной косой и вечно потупленными в пол глазами, Андрей нашёл по Интернету. Он объяснил, в чём дело, и она согласилась прийти к девочке, по поводу же цены сказала, что это Андрей пусть сам решит. Она пришла, села возле кровати, взяла Сашку за руку, закрыла глаза и сидела так почти полчаса. Никаких молитв, пасов руками и прочего, просто сидела и держала её руку. А потом вдруг вскочила, опрокинув стул, оттолкнула руку ребёнка, как будто ядовитую змею, извинилась и чересчур поспешно покинула квартиру. Причём сколько Андрей ни просил, она наотрез отказалась что-либо объяснять.

А ещё был дед с лопатообразной насквозь поседевшей бородой. Его порекомендовали какие-то дальние родственники чьих-то знакомых, позднее Андрей и сам не смог вспомнить, как он вышел на этого старика. Звали деда старомодно – Архип Игнатьевич. Он также согласился помочь, причём от денег отказался наотрез. Однако ему, чтобы расписаться в собственном бессилии, хватило нескольких минут.

Он достал из принесённой с собой небольшой спортивной сумки рогатинку, выструганную из светлого ошкуренного дерева, натянул на неё ярко синюю шерстяную нить, которую предварительно пропустил через серебряное с виду кольцо, и всей этой конструкцией стал водить над лежащим в кровати ребёнком. Андрей был рядом и собственными глазами видел, как в какой-то момент кольцо дрогнуло и вдруг устремилось вертикально вверх, словно подброшенное над кроватью. А потом застыло в верхней точке, натянув удерживающую её шерстяную нить как струну. Дед тяжело вздохнул и принялся убирать свой хитрый инструмент обратно в сумку.

– И что? Это всё?! – обескуражено спросил Андрей.

– Прости, сына. Не смогу я помочь твоему ребёнку, – он вроде бы хотел что-то добавить, но в последний момент передумал. – Мне очень жаль.

– А что это было? С кольцом? Что это значит?

Дед закрыл молнию на сумке, устало закинул её на плечо и молча направился к выходу из комнаты.

– Да какого хрена?! – Андрей стоял в дверях и не думал выпускать гостя. – Это же моя дочь! Я должен знать, что с ней происходит! И ты мне это скажешь, старый х…р! Сейчас же! Ну!!!

Он старался говорить тихо, и в результате получилось злобный полухрип-полушёпот, а в конце всё же сорвался на крик. Из кухни выскочила встревоженная Ольга.

Архип Игнатьевич опустил и без того сутулые стариковские плечи:

– Я сожалею, что должен сказать вам это, – он всё-таки набрался мужества и поднял взгляд на Олю. – Болезнь вашей дочери неизлечима, потому что тот, кто возьмётся её лечить, сам вскорости заболеет. Сашенька обречена, здесь никто не сможет ей помочь… разве что на Изнанке…

Ольга издала едва слышный трепещущий вздох и медленно опустилась на корточки прямо в коридоре, обхватив руками собственные плечи. Перед тем как она зажмурила глаза, в них отразилось нечто неизмеримо большее, чем просто отчаяние. Однако Андрей решил идти до конца.

– Что такое Изнанка?

Дед взглянул на него снизу вверх из-под густых бровей:

– Я не могу вам рассказать… Но если ты, сына, не против, скажу о вашей беде одному человеку, может быть он захочет с тобой переговорить.

– Хорошо. Скажите обязательно и передайте, я очень прошу, чтобы он позвонил, – Андрей освободил проход.

Архип Игнатьевич вышел в прихожую, где оставил свои затёртые бело-синие кроссовки и болоньевую куртку. Андрей присел рядом с женой, обнял её и стал гладить по волосам.

– Кстати, как зовут этого вашего человека? – крикнул он в прихожую.

– Его зовут Иван, – откликнулся дед после паузы, гремя дверным замком.

– Пусть ваш Иван позвонит мне на мобильник.

На этот раз ответом ему был лишь звук захлопнувшейся двери.

* * *

Телефонный звонок застал его врасплох, когда он подъехал к офису и выбирался из своего старенького BMW. Чертыхнувшись, Андрей положил портфель на сиденье, достал из кармана плаща мобильник и глянул на дисплей. Номер незнакомый.

– Да?

– Милавин Андрей? – голос был сухой, отрывистый, чуть хрипящий. Он напоминал брёх старого злобного пса.

– Я вас слушаю.

– Здравствуйте. Мне дал ваш номер Архип Игнатьевич.

– А, здравствуйте. Вы – Иван, так? – Андрею не пришлось долго вспоминать.

– Да. Я бы хотел с вами встретиться.

– Архип Игнатьевич рассказал вам, в чём дело?

– Да.

– Вы сможете помочь?

– Это зависит от вас.

Такой ответ немного сбил с толку.

– Вы имеете в виду деньги?

– Не только. Нам надо встретиться, – собеседник оказался немногословным и упрямым.

– Хорошо, я согласен.

– Где и когда вам будет удобно?

* * *

Андрей назначил встречу в баре, недалеко от Чистых прудов, по пути с работы и в то же время достаточно далеко от офиса, чтобы избежать случайных встреч с кем-нибудь из коллег. Здесь, в полуподвальном помещении с низкими потолками и крошечными окошками, через которые можно разглядеть только обувь уличных прохожих, за одним из нарочито грубо выполненных деревянных столов Милавина и ожидал очередной, как он тогда думал, колдун-травник.

Правда, когда Иван поднялся ему навстречу, Андрей оторопел. Уж на кого-кого, а на старичка-знахаря его новый знакомец никак не походил. Достаточно высокий рост – на глаз где-то под метр девяносто – широкие плечи, короткий ёжик светлых с проблеском седины волос, больше напоминающий щетину, – всё это создавала ауру скорее угрожающей силы, чем целебной мудрости. А завершал портрет вдавленный глубоко в кожу рубец шрама на левой щеке, который с одной стороны слишком близко подобрался к глазу и оттягивал нижнее веко, обнажая розовую плоть на изнанке, а с другой касался верхней губы, кривя рот владельца в постоянной усмешке.

– Андрей? – «красавец» протянул ему руку.

– А вы – Иван? Здравствуйте.

Милавин уже был готов к тому, что вот сейчас его ладонь безжалостно сдавят до хруста в кости. Однако рукопожатие Ивана оказалось крепким, но уважительным.

– Закажете что-нибудь? – на столе уже стоял полупустой бокал пива.

– Нет, не буду, – покачал головой Андрей и сел напротив собеседника. – Давайте сразу к делу.

– Хорошо. Вы любите свою дочь?

– Что, простите?

– Простой вопрос. Вы любите дочь? Да или нет.

Растерянность, которую поначалу почувствовал Милавин, вдруг сменилась раздражением и даже злостью. Уж слишком сильно этот прямой и даже наглый вопрос напомнил Андрею тех уродов, что подкарауливали его и Ольгу у подъезда, настойчиво предлагая свою помощь. Они тоже постоянно давили на любовь к дочери и обнадеживающе заглядывали в глаза. Любите ли вы свою дочь? Да кто вы такие, чтобы спрашивать меня об этом?!!! Андрей подавил в себе желание разбить о голову сидящего напротив человека пивной бокал и ответил так, как уже привык отвечать за эти самые долгие полтора года в своей жизни.

– Да. Всем сердцем, – слова были произнесены жёстко, с нажимом, но совершенно искренне.

Пару секунд Иван молча смотрел на него. Взгляд собеседника живо напомнил Милавину бетонную плиту, такой же твёрдый, тяжёлый, со светло серым оттенком.

– Хорошо. Я вам помогу, Андрей.

– Да что вы? – Милавин не сменил тон и даже не усмехнулся. – И как?

– Это уже детали, – правой рукой Иван накрыл собственный подбородок и указательным пальцем почесал шрам на щеке. Выглядело это как неосознанный жест человека, собирающегося с мыслями. А потом он спросил: «Вы курите?»

– Нет.

– Я тоже. Бросил. Но привычка к сигаретному дыму осталась, – из мятой пачки он достал сигарету и зажигалку. – Вы не возражаете?

Андрей покачал головой. Иван прикурил, потом пристроил тлеющую сигарету в вырезе белоснежной керамической пепельницы и отодвинул её почти на середину стола. Струйка табачного дыма поднималась вертикально вверх, распространяя щекочущий ноздри аромат.

– Итак, что касается вашего дела, – эту фразу он произнёс, растягивая слова, но дальше речь его стала более отрывистой и даже торопливой. – Я не могу вылечить вашу дочь. Вы, наверное, уже поняли, я не доктор, не экстрасенс и всё такое. Я работаю немного в другой области. Я смогу отвести вас туда, где вы сами спасёте свою дочь.

– На Изнанку? – уточнил Милавин, уже жалея, что связался с этим типом. «Шпарит наизусть, как по писаному, сволочь, и в глаза не смотрит. Опять замануха в какую-нибудь идиотскую секту».

Его собеседник, который всё это время действительно наблюдал за струйкой табачного дыма, всё-таки поднял на него взгляд, но лишь на короткое мгновение.

– Да, именно так. Мне сложно будет объяснить вам, что такое Изнанка. Во многом, потому что я сам толком не понимаю, что же это за место. Но то, что там вы вполне можете помочь своей дочери, это факт. Я уже трижды водил туда людей, которые хотели помочь кому-то из своих близких. Два раза всё прошло более-менее удачно.

– А что же случилось в третий раз?

– Мы опоздали, – Иван взял со стола зажигалку и начал вертеть её в руках. – К сожалению, такое случается. Я ведь уже говорил, что я не врач. Я отведу вас на Изнанку, но там уже всё зависит от вас.

«Да ведь он просто волнуется, из-за того, что ему приходится выступать на публике!» – вдруг сообразил Андрей, глядя, как суетливо крутится зажигалка в руках собеседника. В самом деле, поведение Ивана больше всего напоминала студента на первом в жизни экзамене, то как он сосредоточил свой взгляд на пепельнице, как говорил – торопливо, выученными наизусть фразами, как крутил в руках эту несчастную зажигалку, да и сигарета… Кстати, запах у дыма оказался довольно приятный: густой, насыщенный и в тоже время не назойливый.

Неожиданно для самого Милавина его агрессия к собеседнику сменилась внутренней улыбкой. Здоровенный мужик с уродливым шрамом на лице, который отчаянно волнуется при разговоре с тобой, выглядит, по меньшей мере, забавно.

– Так, что такое Изнанка? Где это?

– Понимаете, Андрей, – снова задумчиво протянул Иван и опять почесал шрам, теперь уже было очевидно, что он вспоминает нужный кусок заранее подготовленного текста, – Изнанка очень странное и необычное место. Настолько необычное, что я могу потратить много часов, рассказывая вам о нём, а вы не поверите ни единому моему слову. Хуже того, вы сочтёте меня сумасшедшим. Мне бы этого не хотелось. Но Изнанка именно то место, где вы сможете помочь своей дочери. Это всё, что я вам скажу, пока вы не увидите её своими глазами.

– А в чём же заключается ваша работа? Или вы только проводник?

– Поводырь.

– Извините?

– Поводырь. Так меня называют там. На Изнанке.

– Поводырь… – недоумённо повторил Милавин. – Как собака у слепых?

– Вроде того. Я отведу вас туда и, по возможности, буду помогать вам, и-и-и оберегать вас там. – Иван немного замялся перед тем, как закончить фразу.

– Оберегать? – Андрей позволил себе удивлённо вскинуть брови. Напряжения, которое появилось у него в первые минуты разговора, сейчас как не бывало. Он уже знал, что ответит этому человеку, и продолжал разговор исключительно из любопытства.

– Конечно. Изнанка не только странное, но и очень опасное место.

– То есть, меня могут убить?

– Могут, – кивнул Иван, бросив на собеседника короткий оценивающий взгляд. – А ещё вы можете там сойти с ума или что похуже.

– И сколько я должен вам заплатить за подобную услугу? – усмехнулся Милавин.

Иван назвал сумму, коротко, резко, даже немного раздражённо, видимо понял, что Андрей не относится к разговору хоть сколько-нибудь серьёзно.

– Ого, сумма немаленькая.

– Причём половину вы мне отдаете сейчас, а половину, если мы вернёмся обратно вместе с вашей дочерью.

– Ясно. Что ж, с вашего позволения я подведу итог нашего разговора.

Иван коротко кивнул, взял в руку бокал с пивом и сделал глоток.

– Итак, вы предлагаете, чтобы я отдал вам, мягко говоря, немаленькую сумму за то, что вы отведёте меня непонятно куда. И где-то там я сам, может быть, смогу помочь своей дочери, ну если, конечно, меня не убьют. Как, по-вашему, что я должен ответить?

– По-моему, вы должны согласиться. Потому что, другого шанса у вашей дочери нет, – теперь уже Иван смотрел на собеседника с неприкрытой агрессией.

Принимая вызов, Милавин не отвёл глаз, хоть это и оказалось чертовски тяжело.

– Саша, – произнёс он.

– Что?

– Мою дочь зовут Саша. Вам бы следовало поинтересоваться её именем.

– Мне всё равно как её зовут, – ответил Иван, но всё-таки опустил взгляд куда-то в глубину бокала, который всё ещё держал в руке.

– Я не верю вам, Иван, – Милавин решил положить конец этому затянувшемуся фарсу. – Вы сказали, что уже трижды водили людей на эту вашу Изнанку, но меня вы совершенно не убедили. Я думаю, что и этих троих вы выдумали, поскольку согласиться на ваши условия может только полный идиот. Я не собираюсь иметь с вами дела.

Иван поставил бокал на стол, прошёлся пальцами по шраму и снова упёр взгляд в пепельницу с уже почти истлевшей сигаретой. А когда заговорил, то голос его звучал холодно и очень уверенно. Похоже, в ситуации на гране конфликта этот человек чувствовал себя намного уютнее, чем во время деловых переговоров.

– Вы правы, Андрей. Мои условия ничего вам не гарантируют, а убеждать и уговаривать я не умею. Но я точно знаю, что могу помочь вам вернуть дочь… Сашу… Вы её любите, я это понял и не оставил вам выбора. Вы согласитесь на мои условия. Может быть не сегодня, не завтра, но согласитесь – это абсолютно точно.

– С чего же такая уверенность? – с усмешкой прищурился Милавин.

Иван удостоил собеседника лишь коротким взглядом и вернулся к наблюдению за струйкой табачного дыма.

– Сигарета?

– Я могу помочь, Андрей. И сделал так, чтобы вы обязательно согласились, – в этих словах звучала такая уверенность, что Андрей ни на секунду не усомнился в их правдивости. Он медленно выдохнул воздух через нос, пытаясь сбить вскипающую злость, а потом подался вперёд.

– Это что наркотик?

– Вроде того, – кивнул Иван.

Будничное спокойствие собеседника окончательно вывело Милавина из себя.

– Сукин сын! – керамическая пепельница с остатками сигареты – или совсем не сигареты! – оказалась отброшена в сторону, ударилась о ножку соседнего стола и звонко покатилась по каменным плитам пола. Андрей вскочил, перегнулся через стол и сгрёб Ивана за ворот. Не встретив никакого сопротивления, Милавин замахнулся правой рукой для хорошего удара. И тут он как на стену наткнулся на взгляд серых глаз собеседника…

На звон посуды из кухни вынырнул молодой официант, а у выхода подскочил с кресла бритоголовый охранник в чёрной униформе.

– Ублюдок, – после продолжительной паузы выдохнул Андрей и разжал кулак, так и не ударив, – Не смей даже близко подходить ко мне и моей семье.

Он отпустил Ивана, одёрнул пиджак и, не оборачиваясь, зашагал к выходу. Охранник не стал ему препятствовать, только проводил недобрым взглядом. Подъём в несколько ступенек – и вот Андрей вырвался из полуподвала в тихий московский дворик. Остановился, торопливо и жадно набрал полную грудь свежего весеннего воздуха, выдохнул и нервно усмехнулся. Сейчас вся эта история с полоумным шрамированным громилой и его колдовской сигаретой уже начинала выглядеть забавно. А ещё смешнее Милавину показалась его собственная чересчур нервная реакция на всё случившееся.

«Пора завязывать с этими целителями, всё равно от них никакого толку», – Андрей сел в машину, но прежде чем завести двигатель достал из кармана мобильник и, нажав несколько кнопок, удалил номер Ивана из памяти телефона.

* * *

Первый раз шальная мысль «А может всё-таки стоило согласиться…» посетила его вечером того же дня. Вернувшись домой, Андрей открыл дверь своим ключом и переступил порог. В квартире было очень тихо, как будто жена с дочкой куда-то вышли и дома никого нет, хотя он точно знал, что это не так. Ольга уже давно не выходила в коридор встречать мужа после работы, а сегодня не было даже тревожного вопроса «Андрюш, это ты?» откуда-нибудь из глубины квартиры. Только тишина. Милавин нарочито громко захлопнул входную дверь. Из кухни послышался стук ложки о край алюминиевой кастрюли, но этим всё ограничилось.

Он устало опустился на мягкий табурет, напротив – в большом зеркале, встроенном в дверцу стенного шкафа – отразился мужчина лет двадцати пяти. Хотя на самом деле, ему уже было за тридцать. Крепкое, что называется, атлетическое телосложение – в молодости Милавин регулярно посещал качалку и занимался боксом – плохо сочеталось с утончёнными, юношескими чертами лица. Если судить по лицу, то этот черноволосый парень с голубыми глазами и пушистыми ресницами, которым всегда так завидовала Ольга, лишь недавно получил диплом о высшем образовании. Одно время, чтобы выглядеть постарше, Андрей даже пытался отпустить бороду. Правда, тут ему не повезло, растительность на лице оказалось жиденькой и росла клочками. Пришлось всё сбрить и смириться с тем, что окружающие поначалу принимают тебя за юнца, едва окончившего институт.

Он снял туфли, сунул ноги в домашние тапочки и прошёл на кухню. Остановился в дверях, прислонившись плечом к косяку. Ольга стояла к нему спиной, что-то помешивая в кастрюльке на плите. На ней был тёмно-синий спортивный костюм с белоснежными полосками по бокам, два года назад она ходила в нём на занятия по степ-аэробике, а теперь приспособила под домашнее. Длинные чуть волнистые светло каштановые волосы она завязала в узел на затылке, открыв тонкую изящную шею.

– Привет, – сказал Андрей, так и не дождавшись никакой реакции на своё появление.

Она оглянулась. Большие карие очень усталые глаза смотрели на него как на постороннего человека без всякого намёка на теплоту и симпатию.

– Привет, – голос был под стать взгляду, тихий и бездушный.

Милавин замешкался, сперва он хотел обнять жену и сказать что-нибудь хорошее, может быть даже поцеловать, но сейчас понял, что не сможет этого сделать.

– Как прошёл день?

Ольга чуть приоткрыла рот, но ответила только через секунду, причём Андрею показалось, что сказала она совсем не то, что хотела.

– Так же, как вчера.

– Ясно. Что на ужин?

– Пюре с котлетами.

– Отлично. Накрывай на стол, я сейчас переоденусь.

Он прошёл в гостиную, здесь возле одной из стен между книжными полками и креслом стояла Сашина кровать. Почти год назад, когда дочь уже совсем перестала вставать, Ольга попросила мужа перенести её из детской в гостиную, где спали сами супруги. Так девочка была постоянно у них на глазах, и они всегда могли помочь ей, если бы она попросила. Вот только Сашка уже давно ничего не просила.

Андрей присел к ней на кровать. Провёл пальцами по щеке девочки, пригладил и без того аккуратно уложенные пряди волос. Голубые глаза, которые сейчас уставились в потолок, Сашенька унаследовала от него, а вот всем остальным пошла в мать. Те же каштановые, чуть вьющиеся волосы, высокие скулы, курносый нос, полные губы и стройная шея.

– Здравствуй, Солнышко. Как ты тут? – он знал, что девочка не ответит ему, но упрямо продолжал задавать этот вопрос каждый вечер.

Было время, когда он просиживал рядом с ней ночи напролёт, пытаясь достучаться. Сейчас перестал. Мысленно Андрей сравнивал эти ночные бдения с тем, как в детстве чесал места комариных укусов на руках и ногах. Пока чешешь, мерзкий зуд вроде бы стихает и становится чуть легче, однако после этого крошечные красные волдыри оборачиваются огромными незаживающими ссадинами.

Милавин поправил дочери одеяло и пошёл переодеваться. Но перед тем, как выйти из гостиной, взял со столика пульт и включил телевизор, что бы хоть как-то развеять душную тишину.

Когда он вернулся, Ольга уже накрыла ему на журнальном столике. Андрей любил ужинать перед телевизором, а не в пустой кухне.

– А ты что, не будешь? – Милавин обратил внимание, что на столе всего одна тарелка.

– Я попозже. Хочу Сашеньку сперва покормить, – ответила жена, снова исчезая на кухне.

– Корми. Я тебя подожду.

– Не надо. Ешь, а то остынет, – Оля вошла в комнату с тарелкой манной каши.

– Я подожду, – упрямо повторил Андрей. Она не стала с ним спорить.

Сашенька ела плохо. Ольге приходилось чуть ли не насильно впихивать в неё каждую ложку.

– Ну что же ты? Давай, давай. Что, горячо? Да нет, я всё остудила. Давай-давай, – приговаривала, едва не умоляла мать.

Девочка часто давилась и тогда под хриплый кашель потоки жидкой манной каши выползали изо рта ей на грудь укрытую салфеткой. Ольга бережно собирала всё это обратно в ложку и продолжала кормить дочь.

«А ведь дальше будет только хуже», – подумал Андрей. – «И я не знаю, как помочь ей. Никто не знает. А он говорил, что сможет…».

Милавин всеми силами гнал от себя это малодушную мыслишку. Твердил, что странный тип со шрамом – это лишь очередной шарлатан, вымогавший деньги, и единственное о чём стоит жалеть, что так и не врезал ему по морде. Но раз появившись, дурацкая мысль «А вдруг смог бы…» никак не желала покидать его, она лишь отступила и спряталась на самом краю сознания, уже не как мысль, а скорее как оттенок настроения.

На этот раз упрямство матери взяло верх над Сашиной апатией. Девочка съела всё, что было в тарелке, даже сделала несколько глотков соку через соломинку, прежде чем снова вернуться к созерцанию потолка. Ольга ещё раз разогрела котлеты и пюре, и они с мужем поели. Правда, тёплого семейного ужина не получилось. Ели молча, глядя на экран телевизора.

Ложась спать, Андрей подумал, что если наркотик из сигареты и будет на него действовать, то это должно проявиться прежде всего во сне. Нельзя сказать, будто он всерьёз поверил в убеждающее действие этого дыма, но мысленно подготовился к ночным кошмарам или чему-то подобному. Однако уснул Андрей в этот вечер быстро и легко, а сон был крепким и глубоким. Настолько крепким, что проснувшись утром под трель будильника, он машинально выключил сигнал, а потом ещё несколько мгновений вспоминал, кто он такой и что вокруг происходит. А когда пришло это осознание, Милавин до боли стиснул зубы и едва удержался, чтобы не завыть. Отчаяние и бессилие обрушились на него, сминая остатки тёплого сна.

Об Иване и его предложении Андрей снова вспомнил за утренним кофе, просматривая с ноутбука электронную почту. Вспомнил и горько усмехнулся, было бы замечательно, если б кто-то действительно смог помочь Сашеньке, но вряд ли это по силам двухметровому изувеченному амбалу с наркотическими сигаретами. И тут же вынырнула предательская мысль: А вдруг сможет… Она была настолько неожиданной, что Андрей даже вздрогнул, едва не расплескав кофе по клавиатуре. Да что же это такое?! К горлу подступил комок жгучей злобы на самого себя. Не мог он так подумать. Не его эта мысль.

Теперь уже Андрею не удавалось избавиться от воспоминаний о встречи с Иваном. Они крутились в голове целый день, не оставляя ни на секунду, нехотя отступая, когда сиюминутные дела требовали полного внимания, и тут же возникая вновь, стоило ему хоть немного расслабиться. Двенадцать лет назад, когда они с Ольгой решили завести ребёнка, Милавин бросил курить. Нынешние ощущения живо напомнили ему, что с ним происходило тогда. Мелкая и, в общем-то, незначительная мысль постоянно крутится в сознании, изматывая каждую минуту. Такое впечатление, что собственный мозг густеет, твердеет, а вот-вот начнёт крошиться на мелкие кусочки. Только тогда он думал о сигарете, сейчас не мог выбросить из головы предложение Ивана.

По дороге с работы домой Андрей впервые подумал, что если у Ивана получился этот фокус с сигаретой, то вполне возможно он сумеет помочь Сашке. Это уже была не шальная мысль, проскочившая в сознании, а вывод, к которому он пришёл после целого дня размышлений. С этого момента Милавин стал сомневаться, а правильно ли он поступил отказавшись. Где-то посреди бессонной ночи, когда он ворочался с боку на бок, сомнения переросли в сожаления. Вскочив за два часа до будильника, Андрей сидел на кухне, пил кофе и рылся в Интернете. Он пытался найти тот сайт, через который несколько дней назад вышел на бородатого Архипа Игнатьевича, ведь с его помощью можно снова связаться с Иваном. Результат был нулевым.

Вечером, после работы он долго расспрашивал жену, откуда взялся старик, кажется, его рекомендовал кто-то из знакомых. Но Ольга не могла вспомнить, или даже не пыталась, так показалось Андрею. Разговаривая с ним, Оля едва открывала рот, и слова её звучали полушёпотом. Смотрела она куда-то ему на грудь, лишь пару раз, на короткое время, отважившись поднять глаза. Выглядело всё так, будто Ольга была в чём-то страшно виновата перед мужем и искренне стыдилась этого.

Устав от этого бесконечного и бессмысленного дня, Андрей завалился спать раньше обычного, и как ни странно, несмотря на все переживания, быстро уснул. Но перед тем, как заснуть, он вдруг остро осознал, что упустил единственный шанс спасти свою дочь…

Из сна Милавин вырвался внезапно, весь мокрый от пота и тяжело дыша. Судорожно схватил с тумбочки мобильный телефон и начал торопливо набирать цифру за цифрой из только что приснившегося ему номера. Быстрее, быстрее пока память ещё держит набор цифр! Последняя десятая. Вызов!

В этот момент рядом с ним встрепенулась Ольга.

– Что? Сашенька?!

И Андрей вдруг увидел себя со стороны, взволнованного, вспотевшего, с всклокоченными волосами и выпученными глазами, а вокруг глубокая ночь и светящееся табло электронных часов напротив кровати показывает половину четвёртого. Он сбросил звонок, обнял жену, поцеловал в щёку и уложил обратно в кровать.

– Всё хорошо. Спи.

А сам подумал, что обязательно позвонит Ивану завтра утром.

* * *

– Да?

– Здравствуйте, Иван. Это Андрей Милавин.

– Здравствуйте, – в хриплом отрывистом голосе не было ни тени злорадства.

– Я бы хотел с вами встретиться.

– Подъезжайте ко мне домой сегодня вечером.

– Хорошо. Куда и во сколько?

– Часов в шесть-семь, годится?

– В семь.

– Записывайте адрес…

* * *

Иван жил на северо-востоке столицы, рядом с комплексом ВВЦ, в кирпичной девятиэтажке, с двух сторон зажатой каким-то НИИ приборостроения и трамвайным депо. Милавин припарковал автомобиль во дворе, напротив детской площадки, не без труда нашёл седьмой подъезд, ориентируясь по крошечным белёсым табличкам, изрядно потускневшим от времени. Набрал код на домофоне. Ждать пришлось недолго, знакомый голос ответил почти сразу.

– Да?

– Это Милавин Андрей.

– Поднимайтесь. Четвёртый этаж.

Пискнул магнитный замок, и Андрей, открыв железную дверь, оказался в крошечном тёмном коридорчике или даже тамбуре, потому что, пройдя пару шагов, он снова упёрся в дверь, на этот раз деревянную. Протяжно и тоскливо заскрипела тугая пружина доводчика, стоило лишь потянуть за дверную ручку. Дальше было светлее, серые ступени, коричневые деревянные перила, стены, выкрашенные в ядовито-салатовый цвет, а над всем этим грязно-белая потрескавшаяся побелка потолка. Милавин поднялся по короткой лестнице и вызвал лифт. Облицованные коричневым же пластиком двери тут же открылись: повезло. Кабина лифта оказалась неожиданно новой, панель управления блестела полированным металлом, а нажатая кнопка этажа откликнулась красным огоньком. Правда, лифт уже успел пострадать от неуёмных подростков, на стенах что-то намалевано чёрным маркером, а инструкция по технике безопасности косо оборвана с угла на угол. На лестничной площадке Андрей увидел четыре более-менее одинаковые стальные двери, в одной из них, матово чёрной с золотистой ручкой, громыхнул замок.

На порог вышел Иван. На нём была майка-тельняшка и светло синие джинсы. К своему удивлению Андрей отметил, что его новый знакомец скорее худощав и жилист, чем мускулист. Из широких плеч торчали тонкие, не имеющие никакого отношения к выражению «гора мышц», руки. Это фигура отнюдь не атлета, скорее огородного пугала, нескладная, чересчур высокая, да ещё сутулая.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, Андрей. Проходите.

Милавин переступил порог небольшой прихожей, оклеенной неброскими бежевыми обоями с мелким орнаментом. Иван протянул ему руку, Андрей ответил на рукопожатие.

– Может, на «ты»? – предложил хозяин квартиры, закрывая дверь.

– Хорошо.

Повисла неловкая пауза. Милавин вдруг захотел извиниться перед Иваном за прошлый их разговор, но подавил в себе это желание. Он сюда не извиняться пришёл.

– Тогда разувайся и давай пока на кухню, – Иван кивнул гостю на матерчатые тапочки рядом с порогом, а сам прошёл по короткому, в три-четыре шага, коридору к двери, за которой маячила белая громада холодильника.

Андрей опустился на корточки, развязывая шнурки. Прямо перед ним была прикрытая дверь в комнату, сквозь щель виднелся старый ковёр с распустившейся ниткой по краю и часть дивана. Пол в коридоре покрывал бежевый линолеум с немудрёным геометрическим рисунком, местами затёртый до белёсых проплешин. Милавин бросил взгляд на вешалку, только несколько мужских курток, некоторые из которых, например чёрный пуховик с меховым воротником, явно не соответствовали поздней весне. «Холостяцкая берлога», – сделал вывод Андрей и услышал, как в кухне хлопнула дверца холодильника.

– Давай по пятьдесят грамм за знакомство.

– Я за рулём, – покачал головой Милавин, входя в тесную кухоньку. Из-за массивного холодильника и стиральной машины здесь оставалось совсем мало свободного пространства, двое мужчин едва сумели разминуться.

– Ладно тебе, выветрится, – Иван достал из подвесного шкафчика пару рюмок. – Садись.

Он указал Андрею на стул в углу около плиты, а сам сел на табурет перед дверью. На крошечном столе уже теснились тарелки и пластиковые контейнеры с нехитрой закуской. Резким, немного дерганым движением хозяин разлил водку по рюмкам и передал одну гостю. Перейдя на «ты», Иван почувствовал себя немного увереннее, чем во время их предыдущего разговора.

– Ну, давай.

Милавин демонстративно поднёс рюмку к носу, понюхал, а потом внимательно взглянул в глаза собеседника.

– Угу, – усмехнулся Иван, и без того кривую из-за шрама физиономию перекосило окончательно, – Думаешь, я опять тебе чего-то подмешал?

– А разве нет? – Андрей оставался серьёзен.

– Ладно тебе, – Иван поставил свою рюмку на стол и поскрёб пальцем шрам на щеке. – Это было необходимо. По-другому я бы просто не смог тебя уговорить. Кстати, ты, оказывается, крепкий парень. Из тех, что были до тебя, двое перезвонили мне на следующее утро, один ближе к вечеру. А ты продержался почти три дня. Я уж думал, тебя не взяло, собирался через пару дней сам тебе звонить.

– Я бы позвонил раньше, – признался Андрей, – но удалил твой номер из памяти телефона.

– Но ведь когда припекло, ты его вспомнил.

– Он мне приснился.

Иван кивнул, как будто это было само собой разумеющимся.

– В общем, так. Я тебе ничего не подмешивал и не собираюсь. Если не веришь, можем поменяться рюмками.

– Это лишнее, – Милавин улыбнулся. – За знакомство!

Они чокнулись и выпили. Андрей закусил долькой малосольного огурца, Иван вилкой зацепил корейскую морковку из прозрачного пластикового контейнера.

На левом предплечье у собеседника Милавин заметил синий рисунок татуировки. Тёмный силуэт летучей мыши, расправившей крылья на фоне средневекового щита и меча. «Войсковая разведка», – определил эмблему Андрей, в своё время он много читал о спецподразделениях и боевых операциях. Интересно, это напоминание о срочной службе в молодости или его новый знакомец профессиональный военный? А может, даже офицер…

– Ну, я так понимаю, ты согласен на мои условия, – то ли спросил, то ли утвердил Иван.

– По большому счёту, да. Но я хотел бы уточнить детали.

– Давай, уточняй.

– Я заплачу тебе деньги. И я пойду с тобой… на Изнанку, – Милавин немного замешкался, подбирая предлог. – Это решено. Но сперва хотелось бы всё-таки узнать, что же это такое?

– Андрей, – Иван взял со стола вилку и начал вертеть её между пальцами, – я ведь тогда не темнил и не нагонял тайны. Рассказать тебе об Изнанке? Это бесполезно. Нет! Это даже, наоборот, помешает и тебе, и мне. Потому что, ты мне просто не поверишь, и нам снова придётся возвращаться к сигарете. То есть начинать всё сначала. Оно тебе надо?

– Иван, но я же не могу…

– Можешь, – резко оборвал его хозяин квартиры. И тут же Андрея снова припечатал бетонный взгляд серых глаз, заставив забыть о всяких возражениях.

– У тебя вариантов других нет, – уже мягче добавил Иван, отводя глаза.

«И как у него это получается?» – подумал Милавин. – «То вроде всё нормально, а то как глянет и у тебя вся спина мурашками побежала».

– Давай договоримся, Андрей. Ты мне доверяешь. И точка. Так мы сбережём силы и время.

Андрей промолчал. Иван приподнял над столом бутылку водки и вопросительно глянул на собеседника.

– Лучше чаю.

– Чайник рядом с тобой, – кивнул хозяин и, не вставая с табуретки, открыл холодильник, сунул водку внутрь, хлопнул дверцей.

Милавин чуть развернулся на стуле, тёмно-синий пластиковый электрический чайник стоял слева от него, приподнял, потряс, убедившись, что воды достаточно, вернул на место и щёлкнул выключателем. И в этот момент что-то мягко коснулось его ноги, чуть повыше лодыжки. От неожиданности Андрей даже вздрогнул. На полу сидела и, задрав голову, смотрела на него серо-чёрная полосатая кошка. Длинный хвост небрежно стелился по полу, только самый кончик чуть подрагивал из стороны в сторону.

– А вот и Маруська.

– Твоя кошка? – уточнил Андрей.

– Дворовая. Тут дерево одно разрослось, ветки прям под мои окна. Вот она по нему и заходит в гости. Я специально для неё форточку открытой держу, ну и подкармливаю помаленьку.

Маруська, не отрываясь, смотрела в лицо гостю, иногда наклоняя голову набок. Милавин тоже не мог отвести взгляд от чуть прищуренных зелёно-жёлтых кошачьих глаз с угольно чёрными колодцами зрачков. Он почувствовал себя неуютно. Было в этом неотрывном кошачьем взгляде что-то сверхъестественное, пугающее и одновременно притягивающее. Вдобавок к этому, Маруська, продолжая смотреть, подняла правую переднюю лапку, протянула её вперёд и коснулась ноги гостя. Не поцарапал, не толкнула, а именно коснулась, очень мягко.

– Чего это она? – спросил Андрей, понимая, что ему всё труднее выдерживать этот взгляд, – Знакомится что ли?

– Знакомится… – усмехнулся Иван. – Да на фига ты ей нужен?! Колбасу она выпрашивает.

Вилкой он отломил половинку кругляша варёно-копчёной и бросил на пол рядом с кошкой.

– Жуй, голодуха.

Однако Маруська ещё две или три секунды продолжала играть с Милавиным в гляделки и только потом, сморгнув, неторопливо развернулась, подобрала под себя лапы и принялась за еду. Кончик хвоста подрагивал.

– Значит, хорошая колбаса, – отшутился Андрей, чтобы хоть как-то скрыть охватившее его волнение.

– А то! Такая привереда не всякую есть станет. Ради неё покупаю ту, что подороже да получше.

Чайник низко и гулко зашипел, нагревая воду.

– Значит, про Изнанку ты мне не расскажешь, – вернулся к разговору Андрей, – Ладно. Ну а сколько времени займёт это… путешествие.

– Три, максимум, четыре дня, – быстро, не задумываясь, ответил Иван, а потом пояснил: Дольше там никто не выдерживает.

– Вот как? А что брать с собой? Ну там еду, деньги или ещё что…

– Деньги точно брать не надо. Там они тебе ни к чему. Еду и воду я куплю на нас обоих. А про всё остальное… я тебе сейчас список дам. Посмотришь.

Он поднялся и вышел из кухни, судя по звуку шагов, направился в комнату. Милавин с некоторым опасением вновь взглянул на кошку. Но Маруська потеряла к нему интерес, сидела вполоборота и чинно вылизывала собственный бок. Иван ввернулся с листом белой бумаги для принтера, на котором крупным шрифтом был напечатан короткий, всего на треть страницы, список.

– Держи. Я специально для своих клиентов его составил. Чтоб каждому не объяснять.

Андрей машинально отметил про себя, что слово «клиент» в речи собеседника кажется чужеродным, наносным и остро режет слух. Не его это слово.

Шипение в чайнике стихло, потом внутри забулькало и, наконец, он звонко щёлкнул выключателем. Из подвесного шкафчика над раковиной Иван вытащил большую керамическую кружку темно коричневого цвета, дальше пошла ложечка и вскрытая упаковка с чайными пакетиками.

– Заваривай. Сахар на столе, – он кивнул гостю на металлическую сахарницу.

– Спасибо, – Андрей закинул пакетик в чашку, до половины залил её кипятком, отодвинул чуть в сторону и взялся за принесённый список.

Заголовка не было, сразу шёл первый пункт.

1. Удобная и крепкая обувь для длительных пеших переходов.

2. Походная одежда демисезонная, два комплекта (от -5 до +15 °C).

3. Непромокаемая одежда для дождливой погоды.

4. Пенополиэтиленовый коврик и спальный мешок (от -5 до +15 °C).

5. Туристический рюкзак, объём 60 литров.

6. Мягкая и тёплая одежда для ночлега на открытом воздухе (от -5 до +15 °C).

Андрей прервал чтение и взглянул на собеседника.

– Как будто в поход собираемся.

– Вроде того, – коротко ответил Иван.

– Гитару и палатку с собой брать? – усмехнулся Милавин. Он пытался задавить в себе недоверие к этому странному человеку, но оно иногда прорывалось наружу. А ещё он сам чувствовал себя глупо. Какие к чёрту походы?! У него же ребёнок тяжело болен. Куда он собрался?!

– Не обязательно. Но если возьмёшь, тащить будешь сам, – его собеседник оставался абсолютно серьёзным.

Андрей отложил список, снова придвинул к себе чашку, немного побултыхал в кипятке пакетик с заваркой, потом подцепил его ложечкой и, не вставая со стула, выбросил в помойное ведро, что стояло под раковиной. Всё-таки у маленькой кухни есть свои преимущества. Иван молча подвинул к нему сахарницу.

«Куда же он хочет меня затащить? Может быть, какой-то живительный источник где-то неподалёку. Хотя почему неподалёку? Три-четыре дня, конечно, маловато, но ведь до места мы можем добираться сперва на машине или даже на вертолёте, а уж потом пешком. Возможно это какие-то пещеры, раз палатка не нужна… Хотя нет, тогда дождливая погода ни при чём».

– Температура не слишком низкая? Минуса сейчас уже не бывает, даже по ночам, – между делом поинтересовался он, размешивая сахар в чашке.

– Там бывает. Там всегда осень.

Андрей положил ложечку, сделал глоток горячего чаю и взглянул на собеседника. Иван сидел вполоборота к нему, сейчас он подался вперёд всем корпусом, навалившись локтями на стол, так что руки оказались скрещены на уровне груди, и чуть выгнул шею, чтобы видеть лицо своего гостя. И без того сутулая фигура его стала едва ли ни горбатой. Взгляд Ивана был внимательный, изучающий и в то же время немного насмешливый.

«Он понимает, что я сейчас пытаюсь его раскрутить и строю догадки. И он смеётся надо мной, потому что точно знает, ни одно моё предположение не будет верным. Что бы я сейчас ни придумал, наделе всё окажется совершенно иначе. Он это прекрасно понимает, и поэтому так спокоен. Как говорится, не я первый, не я последний».

Милавин взял со стола список и продолжил чтение.

7. Таблетки и медицинские препараты, которые вы регулярно принимаете.

8. Туалетные принадлежности: мыло, зубная щётка, зубная паста, полотенце, влажные гигиенические салфетки, туалетная бумага.

Причём последние два слова были подчёркнуты. Андрей снова усмехнулся.

– Подчёркнуто самое важное?

– То, что чаще всего забывают, – не моргнув глазом, ответил ему Иван.

Оставалось только хмыкнуть и продолжить чтение.

9. Нож, ложка, кружка.

Тут всё понятно, в любом походе это вещи первой необходимости.

10. Два фонаря. Один налобный, второй ручной, мощный, но не слишком большой. Три комплекта батареек к каждому.

Тоже без вопросов. А вот последним шёл пункт, совершенно выпадающий из практичного и краткого списка. Пункт был настолько необычен, что Андрей прочитал его вслух:

– Одиннадцатое… «Обязательно: фотография человека, которого вы ищете. По желанию: фотографии других близких вам людей. Мелкие сувениры или украшения, которые дарили вам близкие люди (кольца, брелоки и т. д.)»… Первое, это понятно, а остальное зачем?

– Амулеты, – пояснил Иван, в очередной раз почесав шрам на щеке, – Эти вещи несут на себе… ну вроде как, положительную энергию. Это может очень пригодиться там, на Изнанке… помочь, предупредить… Короче, с ними лучше, чем без них. Если совсем ничего нет, то… Иногда достаточно иметь ключи от дома, куда ты хочешь вернуться. Тоже неплохой амулет.

Вдобавок к этому сбивчивому путаному объяснению он отвёл глаза и суетливым абсолютно бессмысленным движением передвинул сахарницу на другой конец стола. Всем своим видом Иван показывал: «Я понимаю, насколько глупо это звучит, я сам в это никогда не верил, но оно всё-таки работает».

Именно это его поведение и заставило Андрея отнестись более серьёзно к последнему пункту, хотя при словах «положительная энергия» он едва сдержал ухмылку.

– Ясно, – кивнул Милавин, решив про себя, что пара фотографий, обручальное кольцо и ключи от дома вряд ли сильно помешают ему в этом походе, – В общем-то, всё, что здесь перечислено, у меня есть. Поэтому я готов хоть завтра отправиться.

– Нужно ещё кое-что обсудить, – Иван внимательно наблюдал за ним.

– Слушаю.

– Оружие.

Андрей растерялся и не нашёл что сказать, лишь удивлённо вскинул брови.

– Подойдёт что угодно, – продолжил Иван, не дожидаясь ответа, – пистолет, дробовик, даже охотничья двустволка.

– У меня ничего такого нет. Это обязательно?

– А пользоваться умеешь? Стрелять приходилось?

– Пару раз у друзей в гостях по банкам стреляли, – пожал плечами Андрей, допивая чай. – Они любят охотиться.

– Сам на охоту никогда не ездил?

Милавин покачал головой.

– Меня зазывали, а я всё как-то времени найти не мог. А потом вообще не до того стало.

– И в армии не служил?

– Нет. В аспирантуре учился.

– Понятно, – Иван провёл пальцами по шраму, задумчиво глядя перед собой. Похоже, он всерьёз рассчитывал вооружить Андрея, а теперь планы приходилось менять на ходу. И тут Милавин неожиданно даже для самого себя выдал:

– Знаю, что это не совсем то, но-о… В общем, до того как с дочкой всё это случилось, я несколько лет занимался страйком.

– Чем?

– Страйкболом. Это такая военно-спортивная игра.

– «Зарница» что ли? – Иван чуть свёл брови к переносице и прищурил правый глаз, левое веко из-за шрама плохо двигалось.

– Не совсем, – усмехнулся Андрей. – Что такое пейнтбол, знаешь?

– Видел по телевизору.

– Страйкбол что-то похожее, только вместо шариков с краской там стреляешь маленькими пластмассовыми шариками, чуть больше спичечной головки. Они летят намного дальше, чем у пейнтболистов. Ну то есть, тридцать-сорок метров. Из-за этого бои в страйке более дистанционные, чем в пейнтболе, и более… интересные.

Андрей и без того чувствовал себя неуверенно, а когда взглянул в глаза собеседнику и увидел там насмешливо-снисходительную искорку, так и вовсе пожалел, что рассказал. «А чего ты ожидал? Как ещё, по-твоему, должен отнестись к вашим играм в войнушку, этот человек, который, очень похоже, побывал на настоящей войне? Естественно, мы ему кажемся великовозрастными дебилами, лепящими куличики в песочнице, вместо того, чтоб заняться делом».

– В общем, в чём ещё особенность страйка, – он решил поскорее свернуть эту тему, – в том, что всё оружие там более-менее идентично настоящему. И по размерам, и по весу. Поэтому всю экипировку, ну там разгрузник, форму, ботинки, рюкзак и спальник, я в своё время покупал в армейском магазине.

– А спальник-то вам зачем?

– Некоторые игры у нас проходили и по два, и по три дня. Приходилось ночевать на свежем воздухе, – коротко ответил Андрей, злясь на самого себя, что затеял этот разговор.

– Ну хорошо. А вот эти ваши пистолеты с шариками, или автоматы…

– Их принято называть приводами. Сокращённо от электропривода. В большинстве из них стоит электромотор, который толкает поршень, а тот сжатым воздухом выталкивает шарик.

– Ну, хорошо, привода. Они с какой силой стреляют?

– Ну как… На выходе сто двадцать-сто пятьдесят метров в секунду. Это скорость шарика.

– Угу, – хмыкнул Иван. – Ну а, например, бутылку из под шампанского с какого расстояния он разобьёт?

– Не разобьёт вообще, – покачал головой Андрей, – силов не хватит.

– Ну тогда это так… – он неопределённо махнул рукой, не закончив фразу.

– Нет, понятно, что это не оружие. Я говорю о том, что вся экипировка у меня есть и пользоваться ей я умею.

– Хорошо, привози всё завтра сюда ко мне, я посмотрю, что к чему. Автомат свой оставь дома, баловство это. А вот разгруз привези, может пригодиться.

– Я думаю, да. Тем более он у меня модульный по системе Molle, то есть там подсумки можно перевешивать, они на специальных петлях.

– Я знаю, что такое Molle. Привози, посмотрим. Кобура для пистолета есть?

– Есть, конечно.

– Тоже вези. И деньги, половину всей суммы, как договаривались, – на последней фразе Иван вдруг снова засуетился, он встал и принялся убирать со стола кружку из под чая и ложечку.

– Деньги уже завтра?

– Ну да. Если с экипировкой у тебя лады, то послезавтра утром мы бы с тобой отчалили.

– Хорошо, договорились – суету хозяина Андрей воспринял, как намёк на завершение встречи – На сегодня всё?

– Если у тебя вопросов больше нет…

– Во сколько завтра подъехать? – он поднялся со стула и одёрнул пиджак.

– Мне лучше где-нибудь с утра. А тебе как? – Иван, а следом и Андрей вышли из кухни и, сделав пару шагов, оказались уже в прихожей.

– На работе я уже взял неделю отпуска за свой счёт, – Милавин опустился на корточки, завязывая шнурки, – Завтра тогда мне надо заехать в банк, и часов в одиннадцать-двенадцать уже могу быть здесь.

– Годится, – Иван загремел замками, открывая двери, внутреннюю деревянную и внешнюю железную. – Завтра в двенадцать.

– Ну тогда, до завтра.

– Давай.

Они пожали друг другу руки.

* * *

На следующий день, когда Андрей привёз огромный рейдовый рюкзак, набитый снаряжением, сложенный гармошкой коврик-пенку и перетянутую ремнями скрутку спального мешка Ивану только и оставалось, что посторониться в тесном коридоре и махнуть рукой прямо.

– Давай всё в комнату.

Андрей зацепился рюкзаком за дверную ручку и в результате едва не повалился на стоявший вдоль стены диван. С трудом устояв на ногах, он скинул поклажу на пол и перевёл дух. Пока Иван гремел замками в прихожей, Милавин мельком оценил обстановку в комнате.

Здесь было просторно, несмотря на то, что изрядное количество мебели сильно скрадывало свободное место. Первое, что бросалось в глаза, это обилие старинных, ещё советских предметов обстановки. Тяжеленный даже на вид, платяной шкаф из дсп, покрытый тёмно-коричневым лаком под дерево, в комплект к нему раскладной обеденный стол на массивных ножках и застеклённая книжная полка у дальней стены, а ещё растопырившийся зеркалами трёхстворчатый трельяж. Две стены оказались завешаны пушистыми коврами с красно-зелёно-чёрным псевдовосточным узором. Под окном письменный стол с выдвижными ящиками, рядом приткнулся гарнитурный деревянный стул, два таких же около обеденного стола. Из общего советского дизайна выбивались только новомодный плоский телевизор в углу, компьютер на письменном столе, да новенький округлый диван – видимо, спать на старом было совершенно невозможно. Комната оказалась проходная, в противоположной от входа стене между ковром и книжными полками Милавин заметил плотно закрытую дверь.

У Андрея сложилось впечатление, что его новый знакомец заселился в эту квартиру не так давно. Для себя он перевёз или докупил какие-то вещи, но основная часть мебели досталась ему от прежних хозяев. Может быть, покойных родителей…

– Здарова.

– Привет, – Милавин ответил на рукопожатие и попробовал вернуться в прихожую. – Дай я разуюсь.

– Да ладно, – отмахнулся Иван. – Солидно запасся. Ну, показывай, что припёр. Клади на диван.

Пока Андрей открывал верхний клапан на рюкзаке и ослаблял ременный стяжки по бокам, Иван подобрал с пола свёрток спального мешка, глянул на этикетку, где было указано: комфорт от + 10 до – 2 °C; экстрим до – 15 °C, одобрительно кивнул и бросил его на диван.

Милавин начал выкладывать из рюкзака вещи, аккуратно упакованные в целлофановые пакеты. После длительного, почти двухлетнего хранения в шкафу, он впервые собирался снова их надеть. Уезжая сегодня утром, Андрей сказал жене, что повёз продавать барахло, хотя мог бы вовсе ничего не говорить, Ольга не проявила к его сборам ни малейшего интереса.

Иван передвинул один из стульев поближе, сел на него и, не спрашивая разрешения, принялся разворачивать первый попавшийся пакет. Это оказался комплект термобелья, полиэстровые фуфайка и брюки тёмно-серого цвета. Иван расправил фуфайку, взвесил на руках.

– Не тонковата?

– Вроде нет, – пожал плечами Андрей, – Но если что, у меня и более тёплый комплект есть из шерсти мериносов.

– А вот это правильно. Я сам такой поддеваю. Лучше десять раз вспотеть, чем один раз инеем покрыться.

Иван не стал упаковывать термобельё, просто бросил подальше, чтоб не мешало, и взялся за следующий пакет. На этот раз он извлёк лёгкие трекинговые ботинки с мудрёным рубленым протектором из вулканизированной резины и тканевыми вставками на низком голенище. Иван несколько раз согнул ботинок пополам, взвесил на руке и прощупал носок.

– Дорогие?

– Э-э-э, – Андрею потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, – два года назад стоили в районе семи-восьми тысяч, но сейчас, наверное, дешевле.

Иван только удивлённо хмыкнул в ответ.

– Зато они намного удобней обычных берцев, и легче, и по ноге лучше сидят, – добавил Андрей.

– Ладно, давай дальше.

Дальше была форма, с которой Милавин вчера вечером предусмотрительно спорол все командные шевроны и нашивки. Прочная куртка с воротником стойкой и просторные брюки мягкой серовато-зелёной расцветки, так называемая «олива», накладные карманы на предплечьях и на бёдрах, плотные дополнительные вставки на локтях и коленях, в области подмышек и в паху сетчатые окошки для вентиляции.

Иван пощупал ткань.

– Дышащая?

– Да. И водоотталкивающая. Рип-стоп, слышал про такую.

– Читал. А это что? – он развернул ещё один довольно объёмистый пакет.

– Наколенники. Защита на ноги.

– Зачем? Неуклюжий, что ли? – Иван глянул на него снизу вверх, насмешливо прищурив правый глаз.

– С ними удобней, – невозмутимо пожал плечами Андрей. – Не хочу, чтобы разбитое или ободранное колено мешало в дороге.

Он понимал, что сейчас ему отводится роль душары-новобранца, которого бывалый вояка учит жизни. Он, в общем-то, даже согласен был поучиться, но это же не значит, что надо наотрез отказываться от собственного, пусть и небольшого, опыта.

– Ладно. Дело твоё, – Иван не стал напирать. – Только учти, нам с тобой порядочно придётся пёхом отмахать и каждый лишний грамм тебе поперёк хребта ляжет.

Милавин не стал отвечать, только коротко кивнул.

– Так, ну а кобура-то где? Привёз?

– Да. Здесь она, – Андрей достал из рюкзака ещё один пакет, открыл его, но там оказалась пластиковая фляга. – Нет. Вон там лежит.

Иван заглянул в указанный пакет, утвердительно кивнул.

– Она универсальная. Там с помощью ремней можно под любой пистолет утянуть, – пояснил Милавин.

– Разберусь. Ты тут одевайся, полностью, как собираешься идти, ну там термобельё, разгрузник, наколенники твои и всё остальное. Я на кухню отойду. Как будешь готов – свистни.

Он вышел из комнаты, прихватив с собой кобуру. Прежде всего, Андрей проверил, не остался ли какой пакет с экипировкой в рюкзаке, только после этого стянул через голову лёгкий свитер и начал расстёгивать ремень на джинсах. Когда позади раздался стук деревянной рамы, Милавин от неожиданности оглянулся чуть резче, чем следовало.

– Маруська! – выдохнул он, – ты прекращай меня пугать.

Кошка только что запрыгнула в открытую форточку и теперь неторопливо устраивалась на узкой оконной раме, подбирая под себя все четыре лапы и выгибая спину пушистым шаром, хвост свисал по ту сторону оконного стекла.

– Заходи, раз пришла.

Маруська осталась на окне, чуть перебрала лапками, прищурила глаза и теперь следила за гостем сквозь тоненькие щёлочки.

– Ну, как хочешь, – Андрей скинул джинсы и начал экипироваться.

Сперва термобельё; чтобы Иван не ворчал, он надел тёплый шерстяной комплект. Дальше свитер с горловиной на молнии, чтобы если будет жарко, можно было расстегнуть и отдышаться. Следующим слоем была форма. Андрей влез в просторные штаны, подтянул тканевый ремешок на поясе, подгоняя по фигуре, надел куртку, тщательно застегнув пуговицы и липучки на клапанах. Одевшись, он присел на диван и вытащил из специальных карманов на коленях куски уплотнителя – цеплять наколенники поверх другой защиты не только глупо, но и неудобно. Трекинговые ботинки отлично сели по ноге, осталось только немного затянуть шнуровку да закрыть голень штаниной, стянутой снизу резинкой. Чтобы надеть наколенники пришлось встать с дивана и по очереди ставить ноги на стул, сперва – левую, потом правую, по-другому никак. Теперь самое главное – разгрузочный жилет. Андрей аккуратно извлёк его из пакета, встряхнул, расправляя, надел на себя, выдохнул воздух из груди, с усилием свёл края жилета и защёлкнул три пластиковых застёжки на груди, животе и широкий ремень на поясе. Теперь можно вдохнуть, разгрузник натянулся и плотно сел по плечам, став второй кожей, не ёрзает, не болтается. Да, некоторая стеснённость в движениях, конечно, присутствует, но к ней быстро привыкаешь и перестаёшь замечать, до тех пор, пока не снимешь с себя эту сбрую. Закончив с разгрузом, он сунул флягу в специальный чехол на поясе и начал пристраивать рацию на груди слева, около самой ключицы. Сунуть радиостанцию в подсумок – это ерунда, а вот протянуть провод гарнитуры, так чтобы он не мешал тебе и в то же время не цеплялся за экипировку и окружающие предметы, есть целое искусство. Андрей провозился минуты три, наконец, вставил наушник в ухо и настроил гибкую штангу микрофона. Осталось только натянуть тактические перчатки, на ладонях у них ткань мягкая, но не скользящая, а тыльная сторона выполнена из более грубого материала, да ещё усилена пластиковыми вставками. Вроде всё. Милавин облегчённо вздохнул, в термобелье и свитере становилось жарковато, учитывая, что на улице вовсю пригревало майское солнышко. Направляясь к двери, Андрей не удержался и остановился около трельяжа, чтобы покрасоваться. Потом вдруг представил, как это выглядит со стороны, почувствовал себя глупо и крикнул в коридор.

– Иван, я готов.

– Ага, иду, – откликнулся тот из кухни и пару секунд спустя уже входил в комнату.

– Ну, покажись, – он сделал круговое движение кистью. Андрей с небрежной усмешкой, повернулся вокруг себя. «Сейчас ещё наверняка попросит попрыгать, как делали разведчики перед выходами на задание в старых советских фильмах о войне», – подумал он, но Иван не попросил.

– Так. Ну, по большому счёту, всё отлично. Только подсумки на разгрузнике надо перевешивать.

– Какие?

– Все… почти, – он подошёл ближе и стал разглядывать разгрузочный жилет, касаясь пальцами то одного, то другого элемента, а при необходимости бесцеремонно разворачивая Милавина в нужную сторону. – Мне нравится, как фляга висит. Это что, аптечка? Тоже нормально. Магазинные подсумки можешь все снимать, они тебе не понадобятся. Нет, парочку оставь. Только перевесь вот сюда, сложишь в них всякую мелочёвку. Рацию вообще убирай, толку от неё никакого.

– Почему?

– Не работает там радиосвязь, ни дальняя, ни ближняя.

– Там что, магнитная аномалия?

– Ага. Вроде того. – Иван усмехнулся так характерно, что даже дураку стало бы понятно, магнитные аномалии тут ни при чём.

– А нож где?

– Вот, – Андрей извлёк его из чехла, закреплённого на поясе. Нож был складной и скрывал в себе также и вилку, и ложку, и открывашку для консервов, и минипилу, и много чего ещё полезного и не очень. На чёрном пластике рукояти гордо красовался миниатюрный красный щит с белым крестом внутри.

– Швейцарский?

– Да.

– Настоящий?

– Ну да.

– Не пойдёт, – коротко вынес вердикт Иван.

Андрей даже не стал спрашивать почему, просто улыбнулся состоявшемуся диалогу.

– Если хочешь, можешь оставить его как запасной, но кроме него нужен нормальный нож. Не складень. И висеть он должен так, чтобы ты мог достать его одной рукой и тут же пустить в дело.

– Перерезать горло? – снова улыбнулся Милавин.

– Не обязательно. Обрезать верёвку, подрубить ветку… или перерезать горло. Всякое бывает. В общем, нож всегда должен быть под рукой. Вот у тебя на разгрузе и чехол специально под него есть.

Андрей не стал говорить, что в этом чехле он обычно носил резиновый игровой нож, только молча кивнул.

– Найдёшь нормальный охотничий нож?

– Дома есть. От отца остался.

– Отец что охотник?

– Нет, геолог.

– Понятно. Вот сюда, – он хлопнул Андрея ладонью слева чуть пониже груди, – повесишь кобуру, так чтобы пистолет можно было легко достать, если что. Держи.

Иван протянул Милавину его же кобуру, из которой теперь торчала плоская рукоять с чёрными пластиковыми щёчками. Андрей взял в руку увесистый подарочек. «Около килограмма», – мысленно прикинул он. Положил ладонь на рукоять пистолета.

– Можно?

– Даже нужно.

Андрей отщёлкнул кнопку защитного ремешка и вытащил пистолет из кобуры. Первое, что его поразило, насколько толстой и неудобной оказалась рукоять, долго такое оружие в руке не потаскаешь.

– «ТТ», – не узнать марку пистолета было невозможно. – Откуда такой раритет?

– Из земли. Прикупил как-то у копателей.

– Это у тех, что места боёв раскапывают? Так он ещё довоенный, – Андрей едва не присвистнул. – Заряжен?

– Нет. Обойма к нему всего одна, патронов десятка полтора. То есть восемь у тебя будет в магазине, ещё семь на перезарядку. Как пользоваться я покажу.

Милавин извлёк магазин, осмотрел его, по металлу явно прошлись наждаком, осталось множество мелких царапин. Положив магазин на стол, Андрей оттянул затворную раму до упора, отпустил, она осталась на месте – встала на затворную задержку. Большим пальцем он опустил флажок фиксатора, и рама со звонким лязгом вернулась в первоначальное положение. Андрей прицелился куда-то в пол перед собой и плавно нажал на спуск. Ударно-спусковой механизм вхолостую щёлкнул курком. Иван молча наблюдал за этими манипуляциями.

– А ты его проверял? Он как, нормально работает?

– Они его подлатали. Я десяток выстрелов перед покупкой сделал, вроде не клинит. А вот предохранитель у него туфтовый. Ну, это у всех тэтэшников – беда. Так что патрон в патронник будешь досылать только перед самой стрельбой. Чтоб не было никаких самострелов.

– То есть, пострелять навскидку не получится… – усмехнулся Андрей, всё ещё разглядывая пистолет. Едва положив ладонь на рукоять, он почувствовал некоторое возбуждение. Наверное, то же самое ощутил бы на его месте любой мужчина, впервые взявший в руки оружие. Ему хотелось не просто спустить курок вхолостую, а прямо сейчас потренироваться, как быстро выхватывать пистолет из кобуры, отработать положения для стрельбы, ну и конечно, отстрелять по мишеням хотя бы один магазин. Ведь в руках у него была не охотничья двустволка, не страйкбольный «привод», а настоящее боевое оружие. Не удержавшись, Андрей вскинул руки перед собой, правую, с зажатым в ней пистолетом, положил в ладонь левой, как на упор, и медленно повёл стволом из стороны в сторону, пытаясь удерживать целик и мушку на одной линии. А когда пару секунд спустя он оглянулся на Ивана, то натолкнулся на внимательный и явно недружелюбный взгляд. Помимо собственного желания Милавин улыбнулся, чтобы скрыть смущение.

– Дай сюда, – голос Ивана стал ещё более отрывистым. Андрей вернул пистолет. – Ты, Андрей, похоже, не понимаешь, насколько всё серьёзно. Это не ваш страйкбол. Тут тебе в лобешник не пластиковый шарик прилетит, а самая настоящая пуля. Или что похуже. Это не игра. Тут всё очень серьёзно. С Изнанки ты запросто можешь не вернуться.

– Извини, – коротко ответил Милавин, но Ивану этого показалось мало.

– Давай начистоту. Сигарета на тебя уже не действует. Эта дрянь полностью выходит из организма за четыре-пять дней. Сейчас ты сам решай, идти со мной или нет.

– Оригинальный маркетинговый ход, – усмехнулся Андрей, он немного растерялся от такого напора со стороны собеседника. – Сперва заставить клиента согласиться, а потом отговаривать его. Цену набиваешь?

– В жопу маркетинг! Я не торгаш и никогда им не был. Цена остаётся той же. Но я хочу, чтобы ты сам принял решение. Прямо сейчас.

Милавин всё-таки взял пару секунд на раздумье, отведя глаза в сторону. А потом спросил, очень беспомощно, но с затаённой надеждой:

– Ты ведь говорил правду? Я имею в виду, это поможет Сашке? Я смогу её спасти?

– Сможешь. А, может быть, и нет. Может быть, ты никого не спасёшь, никому не поможешь, просто сдохнешь и всё. А твоя жена, и твои близкие никогда не узнают, куда ты исчез. От тела я избавлюсь надёжно. Опыт есть.

Голос Ивана сейчас звучал настолько твёрдо и в тоже время спокойно, что верилось ему безоговорочно. У Андрея вдруг пересохло во рту, и он, с трудом, подавив детское желание сглотнуть слюну, всё-таки вытолкнул из себя следующую фразу.

– Но ведь те трое, твои клиенты, у них всё получилось. Они вернулись обратно.

– Двое вернулись. А третий полез, куда не следовало… и накрылся медным тазом.

– Вот как… Ну два к одному не самый плохой расклад. Можно рискнуть.

– Ты не понял, Андрей. Тут идёт не два к одному, а через один. Тот, что не вернулся, был вторым. С третьим всё прошло более-менее гладко. Теперь твоя очередь.

Милавин коротко выдохнул и снова отвёл глаза. Ему было страшно. Пугала неизвестность серым маревом маячившая впереди. Пугал голос собеседника, вроде бы ровный, будничный, но каждое сказанное слово тяжёлым грузом проваливалось в глубь сознания, давя и крошадругие мысли. Пугал, чего уж там скрывать, и сам собеседник, который, походя, упомянул, как в случае провала избавится от его трупа. Страх подавлял, с каждой секундой молчания всё больше набирая силу.

Это как в детстве, когда стоишь над рекой на краю обрыва, а сзади соседские мальчишки смотрят: прыгнешь/не прыгнешь? В этом случае надо решиться хотя бы на один короткий момент, хотя бы на миг побороть в себе страх перед высотой и тёмной водой где-то там внизу. Нужно поймать это мгновение и успеть оттолкнуться ногами от берега. А дальше пусть будет страшно. Всё равно уже ничего не изменишь, потому что летишь вниз под удивлённые возгласы наблюдателей.

Вот и сейчас, поймав момент, Андрей поспешил переступить черту, пока не передумал.

– Я пойду. Пусть пятьдесят на пятьдесят – пусть даже один на девяносто девять! – мне плевать, я всё равно пойду, – чтобы не остановиться и не замолчать, он распалял сам себя. – Я больше не могу видеть, как она существует, будто растение. Это невозможно. Надо что-то делать иначе это не жизнь… это ожидание смерти. И уже не важно чьей, её или своей, лишь бы побыстрее закончилось.

– Я понимаю, – коротко кивнул Иван, когда Андрей остановился перевести дух.

– Сомневаюсь, – невесело ухмыльнулся Милавин, – Я перепробовал всё, что мог – ничего не помогает. Я уже никому не верю. Это безнадёжно. Поэтому если ты дашь мне хоть один шанс помочь ей, то я его использую по полной. Не сомневайся.

«Вот и всё. Если откажешься после таких слов, то это уже будет никакое не благоразумие, а обыкновенная трусость. Но ты, вроде, трусом никогда не был. Так что теперь держись».

– А мне, значит, ты всё-таки веришь? – спросил Иван.

– Хочу верить. Очень хочу.

– Вот и хорошо, – он хлопнул Андрея по плечу. – Я тебя не обману.

На некоторое время – две или три секунды – в комнате повисла тишина, а потом Иван продолжил:

– Ладно. Ты давай займись разгрузом. А я пока жратву и воду подтащу. Будем твой рюкзак паковать.

Милавин только кивнул в ответ. Пока он стягивал с себя разгрузочный жилет, Иван вышел на кухню, но скоро вернулся с упаковкой из шести полуторалитровых бутылок с водой и пластиковым пакетом, доверху набитым консервами. Упаковку с водой он пока поставил на пол, а консервы вывалил на диван, небрежно сдвинув в сторону пакеты с экипировкой.

Андрей положил разгруз на стол и теперь возился с подсумками, свысока поглядывая на россыпь консервных банок. В предложенном рационе оказались не только тушёнка и различные каши, но и фаршированные перцы, рыбные консервы, пара плоских банок с паштетом, сладкая кукуруза, сгущённое молоко и даже консервированные ананасы дольками. Кроме консервов были и пакеты с галетами, полбуханки чёрного хлеба в заводской упаковке, небольшая палка сырокопченой колбасы, ванночка плавленого сыра и пакет с сухофруктами.

– Разнообразно, – хмыкнул Милавин.

– А ты что думал, мы будем одним тушняком питаться? – лицо Ивана перекосилось в усмешке. – Я не враг своему желудку. Так… это всё тебе и ещё три бутылки воды себе в рюкзак забираешь. И сейчас ещё кой-чего принесу.

Он снова вышел, но на этот раз в смежную комнату, плотно закрыв за собой дверь. Через минуту вернулся с пластиковый пятилитровой канистрой в одной руке и несколькими блоками дешёвых сигарет, которые прижимал к груди другой рукой.

– А это что?

– Универсальная валюта, – объяснил Иван, вываливая всё на многострадальный диван.

– Ты же сказал, что деньги брать не надо.

– Деньги там не в ходу, а вот от спирта и сигарет мало кто отказывается.

«Может быть, глухая деревушка, где даже сельпо не работает, а люди живут натуральным хозяйством…», – Андрей уже который раз зарекался не гадать понапрасну, но очередное предположение нет-нет, да проскакивало. Впрочем, вслух он этого говорить не стал, поскольку не хотелось нарваться на ещё одно «вроде того» и кривую усмешку на обезображенном лице.

Около часа ушло на то, чтобы перевесить подсумки на жилете и упаковать в рюкзак всё необходимое. Полчаса после этого Андрей учился обращаться с пистолетом. Когда они закончили, на часах было почти половина четвёртого.

– Ну что, чаю? – предложил Иван, убирая пистолет куда-то в ящик стола.

– Нет, спасибо, – покачал головой Андрей, он только что переоделся обратно в гражданское и теперь складывал свою экипировку поверх объёмистого рюкзака. – Я уж лучше к своим поеду. Подольше с ними побуду перед… отъездом.

– Понятно. Слушай, если тебе надо какие-то дела уладить, то можно отложить выход.

– Написать завещание? – Милавин усмехнулся собеседнику, но тот не поддержал шутки.

– Всякое бывает.

– Нет. По мне, чем раньше, тем лучше. Чего тянуть?

– Хорошо. Тогда завтра в восемь подъезжай ко мне, – они вышли в прихожую. – Нож не забудь!

– Не забуду, – Андрей расстегнул лёгкую наплечную сумку, с которой приехал, и вытащил оттуда бумажный пакет. – Держи, это тебе.

Иван открыл пакет, увидел там банковские упаковки с банкнотами, тут же стушевался, буркнул что-то вроде «Угу» и забросил пакет в комнату.

– Считать не будешь? – спросил Милавин.

– Да вроде нормально, – он начал суетливо открывать дверные замки.

– Ну, как знаешь.

– Ладно. Давай. До завтра.

– Давай, – они пожали друг другу руки.

Милавин вышел на лестничную клетку и вызвал лифт. Иван через порог кивнул ему, ещё раз прощаясь, прежде чем закрыть дверь. Защёлкнув замок, он прошёл в комнату, вывалил деньги из пакета на стол и тщательно пересчитал, при этом Иван вскрывал продольную ленту на упаковке и проверял банкноты в каждой пачке. Вся сумма оказалась в наличии, Андрей не обманул. Иван сгрёб пачки обратно в пакет, взял со стола мобильник и, выбрав в телефонной книге нужный номер, нажал вызов.

– Да, – через три гудка ответил ему до боли знакомый женский голос.

– Здравствуй!

– Здравствуй!

– Ты сейчас у Макса?

– Да. Но мы уже скоро хотели уезжать.

– Задержись, пожалуйста. Где-то через час я подвезу деньги.

Пауза. Потом короткий, немного раздражённый вздох на той стороне трубки:

– Хорошо. Только давай побыстрее.

– Через час, – ответил Иван и, не прощаясь, нажал отбой.

* * *

Через пятьдесят пять минут Иван уже подходил к огромному зданию, облицованному серо-розовыми гранитными плитами. Точнее это был целый комплекс зданий, где чёткие рубленые силуэты построек, переплетаясь друг с другом уступами террас, мостиками галерей и переходов, образовывали единый многоступенчатый грязно-розовый массив. На карте города этот комплекс раскинулся кривобоким разлапистым крестом ближе к южной окраине столицы среди зелёных многоугольников лесопарков. Карта не обманывала, зелени вокруг действительно было много. Дорожка из серых плит, по которой сейчас шагал Иван, шла через просторно раскинувшийся изумрудный газон, то тут, то там на газоне были видны кустарники и деревца. Листва на деревьях ещё не запылилась и не потемнела от летнего зноя, поэтому радовала глаз, особой лучистой зеленью, какая может быть только под ярким майским солнцем. А дальше, там, за железным забором комплекса, и вовсе начинался густой пушистый лесопарк.

Иван подошёл к центральному входу, нырнул под козырёк, над которым по стене шла надпись, выполненная золотистыми буквами «Центральная клиническая больница Российской академии наук». Стеклянные двери на фотоэлементе послушно отъехали в сторону, едва он приблизился. Иван прошёл через вестибюль, привычно направившись к стойке охраны. Охранник, молодой парень лет двадцати пяти, оказался новеньким и не узнал посетителя в лицо, хотя Иван приезжал сюда далеко не в первый раз.

– Вы к кому?

– В стационар, отделение неврологии.

Охранник перевёл взгляд на круглые часы, что висели напротив него, над центральным входом.

– Время посещения начнётся только через полчаса.

– У меня бумага от заведующего отделением, – Иван вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок и потянул его охраннику. Тот развернул и пробежал глазами по строчкам, потом попросил:

– Паспорт, пожалуйста.

Получив документ, он сверил данные с записанными в бумаге от завотделением, наконец, вернул всё Ивану.

– Можете проходить.

«Уникальный диагноз имеет свои преимущества», – подумал Иван, проходя через турникет и рамку металлоискателя.

– Куда идти знаете? – спросил в спину охранник.

Иван коротко кивнул и направился к лифтам.

Просторная кабина лифта была отделана пластиковыми панелями под дерево и огромными зеркалами от пояса до самого потолка, из-за чего казалась ещё больше и просторнее. На третьем этаже в лифт к Ивану подсели двое. Первой была плохо причёсанная женщина в заношенном спортивном костюме и домашних тапочках, в руках она держала толстую папку с бумагами и детектив в мягкой обложке, похоже, одна из местных пациенток. Вторым оказался мужчина-врач в светло-голубом халате, который куда-то очень торопился, судя по тому, как он взглянул на часы и нервно побарабанил пальцами по циферблату. На пятом этаже Иван вышел из лифта, а двое его попутчиков отправились дальше.

Здесь тоже была стойка, за которой кроме охранника дежурила ещё и медсестра. Все узнали его, поэтому обошлись без бумаг, ограничившись короткими дружескими кивками. Иван свернул направо по широкому коридору, выполненному в спокойных коричнево-салатовых тонах. Вдоль стен, между дверями палат, стояли чёрные кожаные диванчики, кресла и кадки с пальмами. Пациентов в коридоре было немного, вот около окна молодая девушка в пушистом халате с кем-то оживлённо переписывается по телефону и мусолит во рту шарик леденца на палочке. А вот уже изрядно облысевший мужчина на диване разгадывает кроссворд из потрёпанного дешёвого сборника. По левую руку от Ивана дверь палаты была приоткрыта, оттуда доносились какие-то звуки, но он не стал заглядывать и прошёл мимо, и вдруг именно оттуда раздался надрывный истошный то ли вой, то ли стон. Иван резко обернулся через плечо, но в проёме мелькнул зелёный халат медсестры, и дверь тут же захлопнулась. В коридоре снова стало тихо и почти по-домашнему спокойно, звукоизоляция в палатах была на высоте.

Наконец, Иван добрался до нужной двери, повернул шарообразную ручку и вошёл внутрь. Первая комната двухкомнатной палаты была обставлена такими же, как в коридоре, диваном и парой кресел с журнальным столиком, в углу на тумбе стоял телевизор, слева широкое панорамное окно с видом на лесопарк, на полу пушистый мягкий ковёр. В целом не сказать, чтобы шикарно и броско, но зато очень комфортно.

В одном из кожаных кресел, листая цветастый глянцевый журнал, сидел Турхаев Аслан. На звук открывающейся двери, он закрыл журнал, заложив страницу пальцем и повернулся к вошедшему. Стригся Аслан по-спортивному коротко, низкий лоб его упирался в густые, едва не сросшиеся к переносице, брови, из-под них глядели восточные тёмно-тёмно-карие глаза, вдобавок к этому крупный нос с природной горбинкой и тяжёлый волевой подбородок, на котором ближе к вечеру, как ты не брейся, всегда выступала густая синеватая щетина. К такому смуглому лицу отлично подошла бы потёртая кожаная куртка или спортивная футболка, но на Аслане был дорогой серый костюм, белоснежная рубашка и галстук со стальным отливом.

Мужчины неприветливо и настороженно кивнули друг другу. Полтора года назад, едва выписавшись из Центрального военного госпиталя, Иван по пьяни пытался раз и навсегда разобраться с новым Ингиным ухажёром. Однако оказалось, что Турхаев Аслан имеет не только ресторан в центре столицы и «Мерседес Гелендваген», но и серьёзный разряд по самбо. Инга всегда выбирала сильных мужчин. В результате они тогда всерьёз намяли друг другу бока и поломали мебель в квартире. После этого между ними установилось некоторое подобие вооружённого перемирия. Каждый, пусть против собственного желания, но вынужден был признать, что другой тоже имеет право общаться с Ингой. Впрочем, это отнюдь не означало, что бывший и будущий муж одной и той же женщины стали хоть сколько-нибудь теплее относится к друг другу.

Вот и сейчас Иван не стал тратить слов на приветствие, а молча прошёл в соседнюю комнату, где, собственно, и располагалась палата. Здесь мебели было значительно меньше, пара кресел, многоярусная полка с цветами в углу, но, главное, металлическая кровать с высоким бортиком. Она стояла посредине комнаты в окружении электронного пульта с монитором и вешалки с капельницей, по экрану монитора шли строчки каких-то записей, а справа бежала светящаяся нитка ЭКГ сердца. Периодически, правда очень редко, по нитке проскакивала ломаная волна, и тогда пульт издавал короткий писк. Трубки от капельницы и провода от пульта тянулись к лежащему на кровати двенадцатилетнему мальчику. Глаза его были закрыты, он, как будто, спал, глубоко и спокойно. И так уже два с половиной года.

В кресле рядом с мальчиком сидела и держала его за руку Инга, прямая, напряжённая, чересчур независимая и гордая. Жалюзи на окне были закрыты, и в комнате царил полумрак, поэтому Иван видел сейчас только силуэт своей бывшей. Точёный профиль, достойный чеканки на золотых монетах, не повернулся в его сторону. Она не услышала, как он вошёл, или не подала виду. Иван сделал пару шагов вперёд и остановился, ближе подходить не стал, чтобы не разглядеть лица Макса, опутанного трубками и датчиками.

– Инга.

– Да, – она так и не обернулась.

– Я привёз деньги. Давай выйдем и поговорим.

– Можно и здесь.

– Выйдем, – повторил он.

– Это ведь твой сын, чёрт бы тебя побрал, – устало вздохнула Инга.

– Здесь нет моего сына, – ответил Иван, а потом повернулся, открыл дверь и поспешил покинуть комнату.

Он подошёл к окну и с высоты пятого этажа окинул взглядом зелёный ковёр лесопарка под прозрачно голубой чашей неба. Сзади щёлкнул дверной замок, Инга вышла вслед за ним. Она тоже встала у окна, открыла одну из рам, взяла с подоконника пачку длинных тонких женских сигарет и дешёвую пластмассовую зажигалку.

– Что ты хотел? – ловко орудуя пальчиками, украшенными безупречным маникюром, Инга достала из пачки сигарету и прикурила. Движения её были отнюдь не суетливые, напротив спокойные, размеренные и чёткие. А сигарету она держала самыми кончиками пальцев, при этом ладонь её чуть выгибалась в обратную сторону.

Инга никогда не была особенно красивой, слишком длинный нос, тонкие почти бескровные губы, острый подбородок, невыразительные зелёно-серые глаза. Но было нечто, с первого взгляда выделяющее её среди других женщин – манера держаться. Горделивая, спокойная, сдержанная, было в ней что-то от дореволюционного дворянства – достоинство, не обезображенное ложной чопорностью и наглостью. Порода… Она никогда не позволяла себе истерик и слёз, по крайней мере, прилюдно, никогда не просила о помощи и никогда не жаловалась.

Даже сейчас, Инга оставалась уверенной и твёрдой, только колоссальное внутреннее напряжение всё-таки рвалось наружу неестественно ровной спиной, выгнутой ладонью и прямым колючим взглядом. Она как струна, подумал Иван, тронь и зазвенит на одной протяжной, высокой и очень тревожной ноте. Дзин-н-нь! А может и вовсе лопнет, сколько же можно терпеть…

– Как он? – спросил Иван.

– Без изменений, – ответила она, не отрывая взгляда от пейзажа за окном, но вдруг оглянулась и поправила сама себя, – Хотя нет. Вру. Вчера он разговаривал.

– С тобой?!

– Нет. Скорее, сам с собой. Антон Викторович сказал, что это наподобие бреда. Неосознанная мозговая активность. Максим даже глаза не открывал, когда говорил.

– А что сказал-то?

– Вроде, говорил с каким-то Сашей, – Инга стряхнула пепел за окно и поджала губы, вспоминая. – Сказал: «Саша, ты не сможешь уйти. Это не отпустит никого из нас» и долго ещё повторял «никого» и «не отпустит», а потом замолчал.

– Не помню, чтобы у него были друзья с именем Саша…

– Я тоже. Может быть, это из одноклассников?

– Или одноклассниц. Саша ведь может быть и девочкой, – и тут в груди у Ивана похолодело. «Мою дочь зовут Саша. Вам бы следовало поинтересоваться её именем…»

Инга глубоко затянулась табачным дымом.

– Я сперва обрадовалась. Думала ему лучше, хороший знак, скоро на поправку. Но Антон Викторович сказал, что это, к сожалению, не показатель и что, она криво усмехнулась, вспоминая чужую формулировку, говорить о положительной динамике нет никаких оснований. Поэтому, всё без изменений.

Своим спокойным тоном и размеренными движеньями она могла бы обмануть кого угодно, но только не Ивана. Он прожил с ней вместе почти десять лет и поэтому сейчас видел насколько ей тяжело. Как болезненна оказалась для неё эта тщетная надежда, полыхнувшая сегодня.

– Инга, я верну его. Я обязательно его верну, – Иван поднял руку, хотел коснуться её плеча, может быть даже обнять, но в последний момент вспомнил про Аслана – чтоб он провалился! – и привычным движением провёл пальцами по шраму на собственном лице.

Инга оглянулась. В глазах читались недоумение, презрение и где-то глубоко, на самом дне, крошечная надежда. Она недоумевала, потому что никак не могла понять, о чём он сейчас говорит. Она его презирала за трусость, ведь с тех пор как с Максом случилась беда, он ни разу даже не подошёл к мальчику ближе, чем на пару метров. Пожалуй, именно эта его трусость и стала причиной их развода, Аслан появился позже. Но она и надеялась, пусть неосознанно. За годы совместной жизни ей довелось убедиться, что Иван словами не бросается, и если говорит, то обязательно делает.

– Ладно, – Инга ещё раз затянулась, а потом выбросила окурок в окно, – нам пора ехать.

– Да. Мне тоже, – он расстегнул ветровку и вытащил из-за пазухи бумажный пакет. – Вот тут деньги. На следующей неделе подвезу ещё столько же.

– Хорошо. Спасибо, – она взяла пакет, но открывать не стала, бросила на журнальный столик.

В комнате висела омерзительная пустая недосказанность.

– Пока.

– Пока.

Иван снова обменялся кивком с Асланом, который всем своим видом показывал, что разговор его не касается, и продолжал читать журнал. После этого не оставалась ничего другого, как выйти из палаты.

Иван шёл по больничному коридору, когда в кармане завибрировал мобильник.

– Да?

– Вань, здарова! Это Юра.

– Здарова!

– Слушай, у нас тут Кирилл заболел, не может выйти. Не хочешь его подменить. Оплата по двойному тарифу.

– Нет, не могу. Я уезжаю из города, – Иван подошёл к лифту и нажал кнопку вызова.

– Ваня, выручай. Сам понимаешь, пятница. Народ в клуб повалит, а у меня охраны некомплект…

– Я же сказал, не могу. Всё.

– Понятно… Опять на рыбалку едешь?

– Да.

– В свою-то смену на следующей неделе выйдешь?

– Обязательно, как договаривались, – тренькнул звонок, двери лифта открылись, – Ну давай, рыбак хренов! Хоть бы раз рыбкой угостил.

– Угощу, как-нибудь, – Иван закончил разговор и вошёл в лифт.

* * *

В прихожей Андрей завязывал шнурки на кроссовках, когда услышал доносящийся из комнаты тихий напевный голос жены.

В роще калиновой,

В роще осиновой,

На именины к щенку

Ёжик резиновый

Шел и насвистывал

Дырочкой в правом боку.

Ды-ы-ырочкой в пра-авом боку…

Он закончил обуваться, поднялся на ноги и заглянул в комнату. Ольга сидела на Сашиной кровати и, положив голову девочки себе на колени, расчёсывала ей волосы. Она не заметила появления мужа и продолжала водить гребнем по каштановым прядям, вполголоса напевая любимую песенку дочери. А Сашка продолжала смотреть в потолок стеклянно безразличными глазами.

Были у ёжика

Зонтик от дождика,

Шляпа и пара галош.

Божьей коровке,

Цветочной головке

Ласково кланялся ёж.

Ла-асково кла-а-анялся ёж…

Андрею вдруг стало невыносимо тоскливо и в тоже время очень тепло и уютно.

С одной стороны, он помнил, как дочь улыбалась, слушая про Ёжика. Улыбка у неё была искренняя, счастливая, но немного смущённая, ведь она уже совсем большая, и как-то неудобно, что мама поёт ей колыбельную. Девочка старалась прятать улыбку, почти полностью маскируя её до едва заметно приподнятых уголков губ и ямочек на щеках. Но вот глаза прятать Сашка ещё не научилась, и они начинали светиться непосредственной детской радостью с первого же куплета. А слушая дальше, она иногда забывалась и тогда широкая, наивная улыбка прокрадывалась на детское лицо, усеянное рыжими крапинками веснушек.

С другой стороны Андрей отчётливо понял, насколько сильно всё изменилось в их семье, когда исчезла эта улыбка. Как же далеки они с Ольгой стали друг от друга, каждый по-своему переживая свалившееся на них несчастье. Может быть, вернуть уже ничего нельзя, даже если Сашка поправится…

К горлу подкатил жёсткий комок, начало щипать глаза. Этого только не хватало! Андрей поспешно сморгнул и коротко прокашлялся. Ольга замолчала и глянула на него.

– Ладно, родные. Я поехал.

– Хорошо, – Ольга кивнула в ответ.

– Я ненадолго. Три-четыре дня всего и вернусь.

Она опять кивнула. Взгляд у неё был отстранённый чужой.

«Чёрт возьми, почему я чувствую, будто вижу её в последний раз?…»

– Я обязательно вернусь, – повторил он. – Закроешь за мной дверь?

– Давай сам. Я не хочу вставать, – Ольга провела рукой по мягким волосам дочери.

– Хорошо. Тогда увидимся через три дня?

– Конечно, – снова кивнула она. – Пока.

Андрей вышел из комнаты, стараясь выбросить из головы мысль, что попрощался с ней навсегда. Взял с тумбочки ключи, открыл входную дверь, но на пороге задержался, вслушиваясь в тихий голос из комнаты.

«Здравствуйте, елки!

На что вам иголки?

Разве мы волки вокруг?

Как вам не стыдно!

Это обидно,

Когда ощетинился друг.

Когда ощети-и-инился друг…»

Милавин захлопнул дверь, и песня пропала.

* * *

На этот раз Иван встретил его одетый в выцветшие брезентовые штаны от костюма «горка» и всё в ту же майку-тельняшку.

– Здарова. Проходи. Кофе будешь?

– Нет, спасибо, – Андрей ответил на рукопожатие.

– Ясно. Ну, тогда давай в комнату, переодевайся, – Иван махнул рукой, а сам вернулся на кухню допивать кофе.

– Да я пока так. Из города выберемся, там переоденусь, – ещё по дороге сюда, Милавин подумал, что глупо будет выглядеть, шагая по улицам в американской военной форме.

– Переодевайся сейчас, – судя по голосу, Иван предвидел такой вариант. – Причём по полной программе. С бельём, с разгрузом, только наколенники свои пока не надевай. Мешать будут.

– Подожди, но если мы пойдём по улице в таком виде, нас первый же патруль тормознёт.

– Переодевайся! – в третий раз повторил Иван, с той интонацией с какой обычно обращаются к плаксивым детям или душевнобольным.

Милавин хмыкнул и направился в комнату. Там в углу, рядом со своим рюкзаком, он заметил ещё один той же модели, только другой расцветки. Маруська лежала на боку на спинке дивана, вытянувшись во всю длину своего кошачьего тела. На появление гостя она отреагировала слабо. Чуть приподняла голову, лениво приоткрыла один глаз, поняла, что опасности нет, и снова задремала в прежней позе.

– Не подглядывай! – буркнул Андрей и начал стягивать через голову футболку.

На кухне Иван сделал большой глоток кофе, а что осталось в чашке, одним движением выплеснул в раковину. Пора! Он прошёл по коридору, Милавин уже натягивал на себя шерстяное термобельё.

– Я тоже пойду, снаряжусь, – произнёс Иван, исчезая в соседней комнате.

Чтобы повторить вчерашний ритуал облачения Андрею понадобилось несколько минут. Он как раз застёгивал разгрузочный жилет, когда вернулся хозяин квартиры.

В комплект к штанам Иван надел и брезентовую куртку с капюшоном, такую же выцветшую и потёртую. Видно было, что эту «горку» носили уже довольно долго, хоть и бережно, на одном из локтей Андрей даже заметил небольшую заплатку. Из-под расстёгнутого воротника курки выглядывала вязаная горловина водолазки. А поверх горки был простой армейский разгрузочный жилет, никакой системы Molle, сменных подсумков и прочих изысков, четыре длинных кармана под магазины к Калашникову, два небольших подсумка на груди под мелочёвку, и гранатные подсумки на поясе. На ногах у Ивана оказались уже изрядно поношенные берцы на толстой подошве, конечно, не армейские кирзачи, но и далеко не трекинговые ботинки, как у Андрея, что-то среднее.

Одним словом, экипировка Ивана не производила особого впечатления, но зато отлично подходила ему. Как будто разрозненные кусочки головоломки вдруг сложились в единственно возможный узор. Этот внешний вид настолько соответствовал Ивану, что представить его теперь в джинсах или, скажем, в деловом костюме, было просто смешно.

«Этому парню надо бы автомат в руки, БТР под зад и куда-нибудь на кавказские перевалы. Вот там он будет к месту, и рост его, и шрам, и взгляд. А здесь он только зазря людей пугает…»

Как будто подтверждая эту мысль, Иван присел на корточки и вытащил из-под дивана чёрный пластиковый пакет, а когда он развернул его, на диване бок о бок легли уже знакомый пистолет «ТТ» и автомат «АК-74», оснащённый оптическим прицелом.

– Ого! Да у тебя целый арсенал, – не удержался Милавин.

– На Изнанке без оружия нельзя, – коротко ответил Иван.

Он снова полез под диван и вытащил ещё один пакет, только в нём оказались четыре магазина под АК и завёрнутые в промасленную бумагу патроны.

– Снаряжаемся!

На то, чтобы загнать все патроны в обоймы, ушло чуть больше трёх минут. За это время Андрей снарядил магазин для «ТТ» и полмагазина для «Калашникова», а Иван всё остальное.

Закончив, Иван пристегнул последний уже снаряжённый магазин к автомату и оценивающе взглянул на своего спутника. Милавин сунул пистолет в кобуру на животе, защёлкнул ремешок фиксатора.

– Попрыгай, – Андрей всё-таки дождался этой просьбы, он приподнялся на носки и несколько раз подпрыгнул.

«Соседи снизу, вам привет!»

– Годится. Нож?

Андрей вытащил из подсумка охотничий нож с потемневшей от времени рукояткой из оленьего рога.

– Хорошо, – дождавшись, пока длинный пятнадцатисантиметровый клинок снова вернётся в ножны, Иван спросил: «Ну что, готов?»

– Вроде да, – Милавин растерянно дёрнул плечом. – А мы серьёзно прямо так пойдём по улице?

– Пойдём. Только сперва присядем на дорожку.

– В смысле?

– Старинный русский обычай. Не слышал?

– Так, давай начистоту… – начал Андрей, но Иван перебил его.

– Мы договорились: ты мне доверяешь. Так?

– Так.

– Тогда садись и закрой глаза.

– Ну ладно, – нехотя согласился Милавин и сел на диван. Потревоженная Маруська подобралась в пушистый шарик и недовольно глянула на него жёлтыми глазищами. Иван сел рядом.

– Дай мне руки. Глаза не открывай, пока не скажу.

Андрей протянул руки вперёд и тут же почувствовал, как Иван взял его за запястья.

«Вот это хватка!» – до сих пор Иван особо не демонстрировал свою силу, но сейчас сжал руки так, как будто Милавин собирался вырываться. А потом он сдавил ещё сильнее, показалось, что вот-вот послышится хруст раздавленных суставов. Андрей уже хотел остановить это, пока не остался калекой, но тут Иван резко выдохнул и отпустил его. Боль в суставах исчезла так внезапно, что Милавин вдруг на мгновение почувствовал себя в полной пустоте или невесомости, как будто воспарил над диваном, не ощущая ничего вокруг. Голос Ивана вернул его к реальности.

– Ну всё. Добро пожаловать на Изнанку!

– Как? – Андрей удивлённо открыл глаза.

Загрузка...