Изнаночные швы времени

V

Проснулся он под негромкий разговор. Олега не было, Норман сидел по-турецки посреди землянки и чистил оклад средних размеров иконы, а Феликс на правах раненого бездельничал на лежанке, ловил уже отполированным мечом попадающие внутрь через лаз лучи, пускал по углам солнечных зайчиков и авторитетно излагал:

– Так! Про то, как грузы переправляются, я тебе рассказал. В принципе наркокурьерский, конечно, способ, но ничего лучше никто не изобрел: неживая субстанция должна быть укрыта внутри живой. Про то, почему нас без одежды перебрасывают, – та же история. Вся ткань выгорает напрочь за доли секунды. Ожоги – страшные. Что у нас осталось? А, про базы!

Базы бывали постоянно действующие и спящие. В постоянных всегда была группа дежурных, которая обслуживала трансвременной маячок. Эпиго, который вел переброску, в этом случае нужно было только настроиться на волну между инвертором в будущем и маячком в прошлом, расширить кротовину и держать ее открытой. Это умели делать все, кто хоть чуть-чуть учился. Усилий тоже больших не нужно – в таких случаях эпиго работал обычный шестичасовой рабочий день и не очень-то уставал. Так отправляли туристов и научные экспедиции по наиболее востребованным маршрутам.

– А есть базы спящие, типа этой, – Феликс очертил вокруг себя круг. – Здесь дежурных нет, маячки включенными никто не держит. Поэтому, чтобы отправить людей сюда, эпиго должен… – Феликс замолчал, сделал вид, будто прислушивается, но на самом деле ему нужна была пауза, чтобы подобрать подходящие слова для рассказа, что же именно делает эпиго. Но они не нашлись, и он продолжил: – Я тебе даже не могу сказать, что он должен сделать… Это шаманство какое-то! Но, как видишь, работающее шаманство.

Спящие базы годами стоят без присмотра, поэтому оборудовать их можно было только в очень уединенных местах, например в больших лесах или где-нибудь в горах. В пещерах, например. В Европе их устраивают еще в отдаленных замках: внушат какому-нибудь баронскому семейству, что в подвале одной из башен есть артефакты, которые должны лежать недвижимо до Страшного суда, например, или другой столь же нереальной напасти. А если какой-нибудь отпрыск решит по молодости проверить, какие такие реликвии-меликвии там все-таки есть, то к обратной стороне двери приделана банка с химикатом, который при соединении с воздухом производит… – тут Феликс неопределенно, но энергично помахал в воздухе руками. – Если дверь открыть, то, во-первых, дымовая завеса появляется, а во-вторых – голограмма коммандос небесного воинства. Молокососа так напугают, и больше он сам туда лазить не будет, и дети его, скорее всего, тоже.

– Это так разные легенды появляются? – поднял глаза от начинающего блестеть оклада Норман.

– Одной легендой больше, одной меньше – после потери девственности уже все равно, – Феликс гоготнул. – Но ты меня не сбивай! Про что я говорил? А, про замки! Так вот, в нашей средней полосе замков нет, каких-то других каменных строений, кроме нескольких монастырей, тоже. Города, сам знаешь, здесь не города, а так – княжеские резиденции с крепостцами, за исключением Новгорода с Псковом да Киева до поры до времени. Людей мало, горит все это очень часто… Население бежит… Какая тут тебе база…

Поэтому здесь для нас подходят только леса. Но нужны вневременные точки вроде этого дуба. Чтобы время шло, а он стоял себе и стоял. Беда только в том, что в чащу нас не закинешь – слишком много живой материи у поверхности земли, поэтому приходится мириться с прогулками вроде вчерашней. Идеальный вариант, конечно, на ближайшую лужайку нас высадить, но когда глубина переброски – тринадцатый век, то даже у таких эпиго, как Квира, на это сил не остается. Вот если бы наш начальник-перфе… Перци… Если бы Андрей не захотел карту окрестностей сделать, то, может быть, она нас на падь или на пустошь перед этим «островом» и отправила.

– А много баз вообще? – спросил Норман, воспользовавшись тем, что Феликс опять замолчал. На это раз он действительно прислушивался.

– На все русское Средневековье у нас их только четыре – в этой дубраве, похожее место в Карпатах и в Крыму, в горах. Ну и в Новгороде есть постоянная. Там базу создавать можно безопасно: большой город, много людей, к чужакам все нормально относятся, голову пытаться рубить по пустякам никто не будет. Понятно тебе про базы?

– Понятно, – кивнул Норман и показал Феликсу икону: – Нормально?

– Нормально! – оценил тот. – Все, давай наружу выберемся – тепло уже совсем, думаю, да и Олег с едой должен появиться.

Тут Шурик не смог больше притворяться спящим и громко сглотнул слюну.

– А! Не спишь! – повернулся к нему Феликс.

– Вы орете так, что анабиозного поднимете, – проворчал Шурик, усаживаясь на своей лежанке.

– Неча спать. Надо наверх выбираться, делом заниматься, моей раной заниматься. Вон, Норм уже поработал. Теперь тебе надо, – объявил Феликс и показал на стоящие посередине землянки туески с красным георгиевским крестом и изображением архангела Рафаила-целителя.

Между собой хрономенталисты, отправляющиеся в Средневековье, называли их «медтуесками». В них Олег переложил поутру все медикаменты. Всего их было восемь – для каждого участника экспедиции и еще запасные. Шурик взял один из них и пошел к лестнице. Норман отправился было следом, но вернулся к нише с оружием и стал по очереди рассматривать луки.

– Можно взять? – спросил он, выбрав наконец один – внушительных размеров экземпляр, доходивший ему до подбородка.

– Даже нужно, – ответил Феликс. Сам он в дополнение к мечу тоже прихватил лук, и они полезли наверх.

– А как дерево живет с такой дырой внутри? – спросил Норман, выбравшись из лаза.

– У дуба древесина в центре ствола мертвеет со временем, а потом начинает гнить, так что ему этот тоннель даже на пользу идет. Потом, каждые пять лет мы сюда биологов отправляем, они его чистят, инъекции в корни делают, чтобы дерево от землянки не страдало, еще какую-то хрень… – рассказал Феликс, а потом заорал: – Олег! Я есть хочу!

Этот вопль встревожил ворон, которые сидели ближе к верхушке и с интересом рассматривали людей. Они закаркали недовольно и перебрались на соседние дубы. Одна осталась, потом уронила плюху, обрызгав ногу Шурику, молча снялась с места и полетела по направлению к солнцу.

– Вот гадская птица, – брезгливо поморщился он, покрутил головой – нет ли чего-нибудь обтереть ступню, не нашел ничего подходящего и полез вниз, упираясь ногами в расщелины в коре дуба.

– А умный герой! – Феликс поднял палец. – Сначала осмотрится как следует и подумает о путях своих предшественников. Именно так отсеиваются бесталанные путеходцы и формируется когорта великих путешественников!

Они осмотрелись – вверху обнаружилась веревочная лестница. Ее нижний конец был заброшен вверх с земли на стреле.

– Это Олег ее туда?

– Ты абсолютно прав, друг мой, – сказано это было тоном учителя, который очень доволен успехами своего подопечного. – Не оставлять же ее внизу уходя. А вдруг крестьянская девушка ее увидит, проходя мимо? И полезет наверх… А групповой секс еще не в обычаях, запомни!

Норман усмехнулся.

Когда они спустились вниз, Шурик был примерно в двух метрах от земли. Шея у него была красная, на рубахе между лопаток темнело большое влажное пятно.

– Ну, ты крут! Я бы ни за что не смог так, – сказал Феликс.

Шурик с трудом повернул голову, покраснел еще больше, а когда оказался на земле, спросил недовольно:

– А мне нельзя было сказать, как быстрее спуститься, чтобы я не лазил?

– Так ты уже наполовину внизу был, когда мы лестницу нашли, – уберег Феликс Нормана от неправильного ответа. – И ты так лихо спускался. Я был уверен, что ты быстрее нас внизу будешь.

– Да я б и спустился быстрее, – оттаял Шурик. – Но, видишь, там… – он показал на массивный нарост на боку дуба. – Ногами встать было некуда. Пришлось на одних руках – вбок, вбок!

Потом он еще долго рассказывал, куда и когда он ставил ноги и за какие щелочки держался руками, причем с такой экспрессией, как будто этот спуск был главным делом в его жизни. Феликс терпеливо дослушал, а потом со словами «пойдемте, Шура, на процедуры» взял его под руку и повел на пустошь к ручью.

Норман дождался, пока они скроются из виду, и занялся луком. Сначала тетива не хотела натягиваться, и он уже собрался вернуться в землянку, чтобы выбрать экземпляр поменьше, но потом решил попробовать в последний раз, поднатужился так, что даже на шее мышцы заболели, и она все-таки легла на место.

Потом Норман попробовал ее на звук, и он ему понравился. Гудела эта тетива как-то особенно – в ее звучании было что-то от бас-гитары Стива Харриса и воя волка. И еще ее звук удивительно долго держался в воздухе.

Норман еще раз натянул и отпустил тетиву, потом оглянулся по сторонам в поисках мишени. На другой стороне лужайки стоял дуб, который выглядел как центиман, погруженный по пояс в землю – тонкая талия, великолепный бугорчато-мышечный торс и сотня мощных рук, поднятых вверх. Норман сорвал несколько папоротниковых листьев, приладил их на коре и начал перебирать стрелы в колчане.

Он успел выпустить их все по три раза, каждый раз увеличивая дистанцию на десять шагов, пока не вернулся Олег. Он остановился рядом с Норманом, опершись на свой лук, и удивленно спросил:

– Семьдесят?

– Да, – ответил Норман. – Стрелы все-таки специфические, привыкать надо.

Олег недоверчиво посмотрел на руки Нормана, а тот рассмеялся:

– Олег, тебе должны были сказать. Я олимпийский чемпион по современному пятиборью. А из лука я стреляю с пяти лет.

– Мне сказали только, что ты очень хорошо подготовлен для полевой работы. Это точная цитата. Больше ничего, – ответил Олег и после небольшой паузы добавил: – Но я рад…

Норман вынул из колчана три стрелы, подвесил их между пальцев, отвернулся от Олега и сказал:

– Скомандуй мне «Пли!». Неожиданно.

Олег помолчал, поковырял носком сапога остатки прошлогоднего листопада, нагнулся, поднял дубовый листочек, опавший еще полуростком, посмотрел на просвет, выронил, дал ему упасть на землю, а потом еле слышно сказал:

– Пли…

Что сделал Норман? Он повернул голову и посмотрел на мишень – сквозь прищур, как будто что-то просчитывая в уме. Олегу в этот момент в голову пришла мысль, что именно так должны были смотреть на цель Вильгельм Телль32, Ак Сирали Мустафа33 и Уот Карлайл34. Затем поднял лук, одновременно натягивая тетиву, потратил не больше секунды на то, чтобы прицелиться, и выстрелил. А потом удивил Олега еще больше, потому что, не опуская оружия, не меняя прицел, пустил одну за другой и две оставшиеся стрелы. Причем все было сделано так быстро, что первая стрела, вполне вероятно, еще не воткнулась в мишень, когда третья оторвалась от тетивы.

Олег дошел до дуба, покачал головой, оценив силу, с которой были пущены стрелы, и крикнул Норману:

– Зря я один пошел охотиться! Надо было тебя взять. Но немножко зайцев я все-таки настрелял.

Зайцев было девять. Теперь уже Норман уважительно посмотрел на Олега.

– Весна, – пожал плечами тот. – Заяц сейчас неосторожный после зимней голодухи. Сидели толпой на поляне и жрали траву.

Через несколько минут в сопровождении Шурика вернулся Феликс – как будто на запах добытой дичи. Он уже не хромал и сразу до отказа заполнил пространство своим голосом:

– Я в порядке! А Шура все очень хорошо делает! Я всегда говорил, что из парня хороший полевик получится! Зайчики? Зайчики – это хорошо! Опять только мужиков отстреливал?! Да-да, знаю я, окот у них в мае. В смысле, у зайцев, а не у мужиков. Самочек мы бережем! Мы правильные! Мы боимся найти в брюшке маленьких неродившихся зайчат! Ну да, ты же у нас почти гринпизд! Кушал бы травку! Кстати! А я читал, что у дубов листья не опадают, а разрушаются, когда еще висят на ветках. А здесь такая подушка толстая – сантиметров десять до земли. А вообще в мае рано переброски устраивать. Холодно! Мыться плохо…

– Кстати! – остановил Олег это словоизвержение. – Стоит искупаться. Фил, ты уже здоров, поэтому оставайся, свежуй и потроши зайцев и начинай готовить обед. А я мужиков отведу на озеро.

Под дружелюбным полуденным солнцем идти по дубраве было еще приятнее, чем накануне. Шурик снял сапоги и теперь шагал босиком.

– А ты почему оружие не взял? – спросил его Олег, когда они отошли подальше. – У Нормана – лук, у меня – целая оружейня, а ты идешь и голыми руками машешь.

– Я у тебя попрошу, – Шурик решил отшутиться.

– А если у меня не лишнее?

– Как не лишнее? – хорошее настроение не покидало Шурика. – У тебя лук – одна штука, меч – два штука, кинжал – четыре штука. Наверняка, что-то лишнее будет. Ты же не сможешь одновременно и целиться и мечом махать.

– А это всегда так. У английского лучника был короткий меч для самообороны, у мушкетеров – шпаги, у стрельцов – сабли, – гнул свое Олег. – И ты не строй из себя дурачка! Ты принимай к сведению и ошибок не повторяй. После переброски мы должны постоянно быть вооружены.

– А чего ты мне не напомнил?! – это уже было сказано ворчливо.

– И не ершись, – сказал Олег. – А самому подумать? Или даже курс для стажеров не читал?

Шурик молча сделал несколько шагов и остановился.

– Что-то я расхотел купаться. Рано это, наверное, для мая. Я пойду лучше Феликсу помогу.

Повернулся и пошел назад, вороша ногами листву. Олег скрипнул зубами и стал вспоминать Андрея. И если бы его пожелания сбылись, то директору Центра прикладной хрономенталистики предстояли бы несколько лет исключительно напряженной жизни с множеством проблем.

– Он обиделся. – У Нормана был обескураженный вид.

Олег пожал плечами.

– Я не думаю, что он обиделся. Он просто догадался, что ему сейчас придется топать за оружием в землянку, а потом возвращаться к нам. И придумал, как бы ему только в одну сторону сходить. Это каприз, а не обида.

– Ну, не знаю, – произнес Норман. – Мне кажется, что с ним как-то дружелюбнее надо обходиться.

– Ты еще и педагог? – усмехнулся Олег. – Поверь мне, Саша Крутюнов, или как его еще называют, Зловредный дедушкин прыщ, ЗПД – один из самых эгоистичных людей, каких только можно себе вообразить. А психика у него тверда, как лоб носорога. Я бы с ним возиться не стал бы вообще, да Андрей его деду пообещал приглядывать за мальчиком.

Норман спросил, что это за история, и Олег подобно рассказал, как Шуриков дед – тоже Александр Джозефович – взял с Андрея, тогда еще ходившего в дублерах старших проводников35, страшную клятву, что когда тот «станет главным», обязательно возьмет внука на работу. «Чувствую, что иначе не смогу вывести тебя, – говорил Крутюнов-дед. – Должен ты под чем-то кровью расписаться, чтобы все срослось». А дело было в Новгороде, который со всех сторон обложили опричники Ивана IV36, явно собиравшиеся устроить что-то чрезвычайно жестокое и мерзкое37. Поэтому рисковать Андрею не хотелось, и он согласился, усмехнувшись, впрочем, про себя насчет того, что когда-то станет «главным».

И они выбрались. Правда, для этого пришлось прибиться к опричникам и потом девять месяцев прожить среди них в Александровской слободе38. А когда они вернулись, то Крутюнов-дед привел Андрея к тогдашнему директору центра Виктору Бубнову и сказал: «Смотри, великий проводник будет!»

– А что это значит великий проводник? – спросил Норман.

– У Андрея развилась изумительная интуиция. Мы ведь, когда работаем в прошлом, просчитываем варианты: куда идти, чтобы риск для жизни был минимальным, во что можно ввязываться, чтобы быть, как говорится, в гуще событий и собрать максимум информации, а во что – ни в коем случае. Долго думаем, сомневаемся, подключаемся к компьютеру центра в некоторых случаях, когда вариантов слишком много, или эпиго просим помочь, чтобы он осмотрел окрестности. А у Андрея все не так. Он две минуты помолчит, а потом говорит: надо делать так и вот так. И ни разу не ошибся.

– Дед нашего Шурика считал, – продолжал Олег, – что при дворе Грозного Андрей научился, как никто другой, растворяться в обстоятельствах, мимикрировать, подстраиваться, и от этого у него и развилась такая способность. Ведь там пришлось участвовать в таких вещах, которые я, например, честно говорю, не перенес бы. А у него получилось.

– Например?

– Например, лишать девственности молодых послушниц из окрестных женских монастырей раскаленными угольками. Или…

– Не надо, – остановил его Норман.

– Да, лучше без подробностей. Захочешь если, посмотри мемограмму39 Андрея оттуда, – кивнул Олег. – К тому же мы пришли.

Они стояли на краю «острова», внизу было начало каменной пади, которая вывела их к базе вчера. Здесь камни завалили пятьсот или шестьсот лет назад, наверное, а может, и раньше, довольно мощный источник. Камней было много, но источник хотел жить, и им удалось научиться сосуществованию. И теперь на террасе получилось что-то вроде гигантской каменистой лохани, наполненной чистейшей водой.

– Айрунг! Настоящий бассейн! – восхитился Норман.

Олег спустился с откоса, осторожно переступая с камня на камень, уселся на берегу на большой, почти плоский сверху валун, стянул сапоги и погрузил ноги в воду. Потом обернулся на Нормана, стоящего наверху теперь в обнимку с дубом-подростком, и крикнул:

– Спускайся давай!

Тот кивнул и в несколько прыжков оказался рядом с Олегом. Следом за ним скатилась и пара небольших камней, которые он мимоходом сдернул с места. Один камень плюхнулся в воду, второй остановился на валуне около Олега. Норман взял камень в руки, метнул на манер ядра, довольно улыбнулся, оценив результат, снял сапоги, уселся рядом с Олегом, также опустив ноги в воду. На секунду. В следующее мгновение он уже сидел на корточках и изо всех сил растирал лодыжки.

– И ты полезешь в такую воду?

Олег не ответил. Он встал, потянулся, сложил рядком оружие, не торопясь стянул с себя рубаху и штаны, опять уселся на прежнее место и как-то в момент скользнул в воду – тихо, даже кругов вокруг себя почти не пустил. Норман не успел заметить, как это произошло. Вроде сидел человек на камне, а теперь раз – и нет его.

Вынырнул Олег почти на самой середине озерца. Потом ушел вертикально под воду, проверяя глубину, снова вынырнул и не спеша на спине поплыл обратно. Выбрался на камень и распластался, согреваясь. Затем прищурился на Нормана, у которого в глазах была смесь восхищения и страха:

– Я тебе тоже советую искупаться.

Норман замотал головой и опасливо отодвинулся.

– Давай-давай! Почувствуешь себя способным летать.

И добавил еще несколько фраз, состоящих в основном из междометий и идиом, но, может быть, оттого и особенно эффектных: описал, какое наслаждение дух и тело получат, если окунуться.

В конце концов Норман сдался, начал раздеваться. Медленно, оттягивая миг погружения в холоднющую воду, миг, предощущение которого уже рассыпалось по коже мурашками. Потом бросил на кучу одежды лук, зачем-то опять попавший ему в руки, и со всего маху нырнул. А когда вынырнул, дремотный мещерский лес услышал такой рев, которого в этих краях, наверняка, не слыхивали и, скорее всего, никогда и не услышат. Так должен бы завопить йети, когда впервые понял, что мир несовершенен.