В специально подготовленной для нас статье профессор истории Монреальского университета, видный специалист по проблемам модернизации Яков Рабкин рассматривает уроки, которые содержит опыт построения сионистского государства в Палестине. Напомним, что в этом году ученый был в Украине, где вместе со Студреспубликой презентовал свою новую книгу.
Проблемы израильского общества присущи сегодня многим странам, в пределах которых бок о бок живут разные этнические, конфессиональные и языковые группы. Поэтому так важно смотреть на современный Израиль как на любую другую страну мира, т. е. без предубеждений и предвзятости. Попробуем это сделать с автором книги «Современный Израиль. От замысла к жизни».
Современному Израилю посвящено, наверное, больше книг, чем любой другой стране, будь то в расчете на душу населения или на квадратный километр. Что нового, казалось бы, можно сказать об этой небольшой стране в Восточном Средиземноморье? Именно так я отреагировал на предложение своего японского издателя, вдохновленного успехом моей предыдущей книги, написать доступную читателю историю сионистского государства. Написал я ее, как и предыдущую свою книгу, в которой шла речь об иудейском сопротивлении сионизму, по-французски. Видимо, что-то новое сказать мне все же удалось, ибо с тех пор новая книга была переведена не только на японский, но и на английский и русский.
Новая книга, хотя в ней и используются материалы предыдущей, другого свойства. В ней представлены основные аспекты жизни израильского общества: от его этнического разнообразия до международных отношений. Кроме того, я постарался проанализировать причины непрекращающихся уже много десятилетий нападок на легитимность сионизма и созданного на его основе государства.
Перевод на русский меня радует не столько потому, что это мой родной язык, сколько потому, что выходцы из Российской империи и, позже, Советского союза сыграли и продолжают играть важнейшую роль в становлении и развития современного Израиля.
Современный Израиль зачастую рассматривают как кульминацию, логическое завершение многовековой истории евреев. Многие забывают, что его основатели совершили коренной переворот в еврейской жизни, придав новому обществу историческую роль проводника идей европейского национализма, и в целом европейского влияния на Ближнем Востоке. Неудивительно, что многие протестанты видят в сосредоточении евреев в государстве Израиль приближение Второго пришествия и чудотворное воплощение торжества их веры. Опросы показывают, что в США убеждение, что современный Израиль дал евреям сам Господь, в два раза больше распространено среди протестантов, чем среди евреев.
Более того, многие на Западе видят в Израиле «часть защитного вала Европы от Азии, форпост цивилизации в противовес варварству», как об этом писал в свое время Герцль. Книга убедительно доказывает, что опыт Израиля служит примером для политиков, особенно правого толка, во многих странах современного мира, причем, не только в этой борьбе, но и в социально-экономической и внутриполитической сфере.
С другой стороны, создание государства Израиль нельзя рассматривать в отрыве от идей антисемитизма, возникших в ответ на эмансипацию евреев и усиление их роли в современном обществе. И сегодня отношение евреев к Израилю определяется тем, видят ли они себя полноправными членами многонационального общества (как в США или Канаде) или, прежде всего, полагаются на защиту со стороны «своего» национального государства. Мнения евреев по вопросу об Израиле резко расходятся, так что представление о них как о нации, сплоченной вокруг израильского флага, всего лишь очередная вариация на тему о «всемирном еврейском заговоре».
Невозможность создания государства всех его граждан до сих пор остается решающим фактором для определения будущего Израиля, прежде всего его внутренней безопасности.
Если в США, Канаде, Австралии и других созданных европейскими поселенцами странах совершенная в прошлом жестокая несправедливость в отношении местного населения официально признана, и сегрегация осуждена, то в израильском обществе и государстве продолжается более чем вековая политика сионистского движения по вытеснению и усмирению арабов. И в то же время становится совершенно очевидным, что военная мощь Израиля, даже его ядерный арсенал, – обеспечить безопасность обычных граждан не в состоянии.
Одна из улиц в Иерусалиме, по которой мне не раз доводилось ходить по дороге в институт, где я тогда занимался талмудом, носит название «Каф-тет бе-новембер», то есть «29 ноября». Что же и когда произошло в этот день в Иерусалиме, почему рядовая дата удостоилась чести стать названием улицы? Как выяснилось, событие это произошло за тысячи миль от Святой земли, в небольшом городке Лейк-Саксесс, в штате Нью-Йорк, где на заседании Генеральной ассамблеи ООН 29 ноября 1947 года было принято решение о разделе Палестины на два государства – для евреев и арабов, – и о создании международной зоны в Иерусалиме. Это решение также предусматривало сохранение общей инфраструктуры Палестины, т. е. совместного управления экономикой, таможней, транспортом, почтой и т. п. Основная цель резолюции – попытка установить мир на Святой земле.
Для принятия такого решения были нужны две трети голосов Генеральной ассамблеи. В то время как советским дипломатам было нетрудно обеспечить поддержку со стороны Чехословакии и Польши, не говоря уже о Белоруссии и Украине, их американским коллегам пришлось задержать голосование, чтобы убедить, а подчас и заставить представителей небольших латиноамериканских стран поддержать раздел Палестины, или по крайней мере ему не препятствовать. Это им удалось лишь отчасти: большинство стран Западного полушария, подобно Великобритании и Югославии, воздержались при голосовании. Что куда существеннее, все граничащие с Палестиной государства резолюцию отвергли. Таким образом, решение было принято вопреки воле всего ближневосточного региона, в том числе и большинства тогдашних жителей Палестины.
По решению ООН будущему сионистскому государству передавался контроль над 55 % территории подмандатной Палестины, где евреи, – как активисты сионистского движения, так и их противники, – составляли чуть менее трети населения, и где им принадлежало около 7 % земель.
На улицах Иерусалима, Тель-Авива, Хайфы, во многих сельскохозяйственных поселениях, созданных сионистскими организациями, царило ликование: резолюция, о необходимости которой так долго говорили сионисты, была принята. Тем самым их стремление создать отдельное государство на территории Палестины получило международную поддержку. Можно также сказать, что решение ООН стало победой русских сионистов, ибо практически все сионистское руководство того времени составляли выходцы из местечек бывшей Российской империи.
Такое движение могло набрать силу лишь там, где общественно-политические условия для евреев были куда менее благоприятны. Поэтому истинной колыбелью практического сионизма стала Восточная Европа, в особенности Российская империя, а не страны Запада, откуда никогда не наблюдалось массового движения переселенцев в Израиль. Сто́ит вспомнить, что в США живет на порядки больше граждан Израиля, чем американских граждан в Израиле.
Именно активисты из России настояли на том, что Палестина, а не Уганда должна служить плацдармом воплощения сионистской мечты. Именно они поняли, что только ссылки на духовно-религиозную память о Земле обетованной в ее новом, националистическом истолковании способны мобилизовать еврейские массы, сколь бы далекими ни были они от Торы и соблюдения ее заповедей. Именно они первыми ощутили себя «лицами еврейской национальности», которые, как и все национальности, имеют право на самоопределение. Именно выходцы из России стали первыми поселенцами-подвижниками, создавшими тот политический и концептуальный костяк, на котором до сих пор зиждется сионистское государство. И они же перенесли на Святую землю революционный опыт политического террора и решимость создать собственные вооруженные силы. Резолюция Генеральной ассамблеи ООН было в значительной степени заслугой Давида Бен-Гуриона из Плонска и Хаима Вейцмана из-под Пинска.
Однако далеко не все евреи ликовали по поводу решения ООН о создании государства для евреев. Религиозные авторитеты, например руководитель любавичской хасидской общины, считали, что сионизм своими внешне невинными действиями вбивает клин между евреями и Торой, к чему постоянно стремились христианские миссионеры на протяжении многих столетий. Неудивительно, что решение ООН о разделе Палестины хотели предотвратить наиболее религиозные группы. Так, сатмарский хасид раввин Йосеф Цви Душинский (1868–1948) из Иерусалима в своем представлении Комитету ООН по Палестине в 1947 году безоговорочно осудил планы создания сионистского государства «на любой части Палестины»[7]. Он подчеркивал, что именно планы сионистов по созданию своего государства вызвали противодействие местного арабского населения, с которым традиционные еврейские общины жили всегда в мире и согласии. Более того, он с сожалением отметил, что из-за своей политики в отношении местного населения сионисты не позволили куда большему числу евреев спастись от уничтожения в Европе в Палестине.
Свое мнение раввин Душинский представил комиссии лично, но в письменном виде. В отличие от сионистов, палестинские раввины, ашкеназы и сефарды, хотя и свободно говорили по-арабски, ибо поддерживали добрососедские отношения с арабами[8], редко говорили по-английски. Более того, они не оперировали такими понятиями, как «национализм», «нация», «этнос», «конфессия», столь существенными для всякого обсуждения сионизма. И у них больше не было такого представителя как убитый сионистами многоязычный адвокат и журналист Якоб де Хаан.
Судя по всему, раввины в черных долгополых кафтанах воспринимались комитетом ООН как «отсталые туземцы», коими их представляли и сионисты. В свою очередь, последние устраивали членам комитета посещение научных центров и предприятий, а также встречи с евреями, которые говорили на родных языках членов комитета, таких как шведский, голландский, испанский и персидский. Свои аргументы в пользу создания сионистского государства они представляли в переводе на языки членов комитета.
Среди немецких евреев, бежавших от нацизма на своей родине, также раздавались предупреждения и протесты. Нацистский геноцид научил их опасаться любого режима, основанного на дискриминации по расовым или религиозным признакам. Они поддерживали создание духовного и культурного центра в Палестине, но противились идее политического раздела по этническому принципу. Напротив, сионисты российского происхождения увидели в трагедии евреев во время Второй мировой войны убедительное доказательство необходимости создания еврейского государства и еврейских вооруженных сил.
Видные еврейские общественные деятели и мыслители Палестины предлагали создать свободное независимое и демократическое государство, которое обеспечило бы равные права всем жителям вне зависимости от происхождения и вероисповедания. Для популяризации этой идеи была даже создана организация под названием Ихуд (Единство), которая была готова принять предложение Лиги арабских государств, предложившей в 1946 году создать в Палестине единое государство, основанное на добрососедстве различных этнических и конфессиональных общин.
Американский совет евреев-реформистов по иудаизму (American Council for Judaism), остававшийся на традиционно антинационалистических, отвергающих сионизм позициях, уведомил Госдепартамент США, что создание сионистского государства в результате раздела Палестины по религиозному и этническому принципу лишь усилит напряжение в регионе и тем самым повредит интересам США.
На следующий день после оглашения решения ООН вооруженное отделение социалистического крыла сионистской организации Хагана объявило o поголовной мобилизации с 17 до 25 лет. Вскоре Хагана наладила сотрудничество с правыми сионистами, за несколько лет до этого организовавшими террористические группы Лехи и Иргун, которые возглавили ставшие впоследствии премьер-министрами уроженец Брест-Литовска Менахем Бегин и родившийся в местечке Пружаны, недалеко от Бреста, Ицхак Шамир. В Иерусалиме сегодня существует музей, в котором экспонированы подпольная лаборатория для изготовления взрывчатки, бомбы, замаскированные под предметы обихода и прочие орудия террористов, боровшихся за национальное самоопределение еврейской нации в Палестине[9].
Бегин осудил раздел Палестины как «незаконный» и предсказал, что «еврейский народ вернет себе Землю Израиля – всю и навсегда». Хагана, подчинявшаяся Бен-Гуриону, хоть и принявшему скрепя сердце решение ООН в качестве отправной точки для расширения будущего государства, разработала так называемый План Далет. Согласно этому плану, предполагалась «зачистка» территории от местного населения, в том числе и за пределами, положенными ООН для сионистского государства. Действительно, из тринадцати крупных военных операций, предпринятых сионистскими отрядами в апреле 1948 года, восемь были проведены на территориях, предназначенных решением ООН арабскому государству.
Британские власти обязались вывести из Палестины все подразделения армии его величества к 15 мая 1948 года, и большинство оставленных англичанами военных объектов попало в руки сионистским подразделениям. Более того, ударные отряды сионистов предусмотрительно захватили большинство крупных арабских населенных пунктов еще до одностороннего провозглашения Бен-Гурионом Государства Израиль.
Также в апреле 1948 года было захвачено арабское селение Деир-Ясин, где сегодня расположен иерусалимский квартал Гиват-Шауль-бет. Традиционно правоверные евреи безуспешно пытались убедить командиров Лехи и Иргуна, что жители пригорода Иерусалима Деир-Ясина вели себя совершенно мирно и никогда на них не нападали. Более двухсот палестинцев были убиты. Даже Бен-Гурион в послании королю Иордании осудил массовое убийство жителей Деир-Ясина, которое, безусловно, вселило страх в сердца многих жителей и ускорило бегство арабского населения Палестины. Однако даже после исхода более 700 тысяч беженцев в момент провозглашения Израиля евреи-сионисты по-прежнему составляли меньшинство населения страны.
В июне 1948 года министр первого израильского правительства Арон Цислинг заявил, что «После того, как евреи повели себя как нацисты, меня всего трясет… Наши враги, арабские государства – ничто по сравнению с сотнями тысяч [палестинских] арабов, ненависть, отчаяние и безграничная враждебность которых заставит их воевать с нами несмотря ни на какие соглашения…»[10]. Действительно, военные действия против израильских сил вели в основном регулярные подразделения соседних Израилю государств, тогда как зачистка территории от арабов была направлена против местного населения.
Этническая чистка, другими словами, идея о высылке арабов становится все более популярной в израильском обществе. В ходе каждой военной операции против палестинцев (в Израиле это называется «стрижкой газона») звучат призывы избавиться от арабов раз и навсегда. Например, глава Государственного ашкеназского раввината Израиля предложил выслать палестинцев «в прекрасную современную страну с поездами, автобусами и автомобилями», которую для них придется построить в Синайской пустыне[11].
Со времен принятой в ноябре 1917 года Декларации Бальфура сионисты пользовались поддержкой британских властей, относившихся к ним как к представителям не только всех евреев Палестины, но и евреев мира. Многим английским официальным лицам, поддержавшим сионистскую инициативу, было привычно и естественно мыслить в типично антисемитских категориях «мирового еврейства» и даже «мирового еврейского заговора».
Вот свидетельство стороннего наблюдателя о ситуации в Палестине во время Первой мировой войны: «Война привела к обострению борьбы между сионистами и несионистами, неприглядной борьбы, которая мало что принесла еврейству в целом. Несионисты, то есть те евреи, которые не имели никаких политических целей и принадлежали к ортодоксальному течению, в то время составляли подавляющее большинство в Палестине. Сионисты там представляли не более 5 % населения, но они были очень активны, фанатичны и терроризировали несионистов. Во время войны несионисты попытались освободиться от сионистского террора при помощи турок. Они справедливо опасались, что деятельность сионистов разрушит те добрые отношения, которые существовали между старым еврейским населением Палестины и арабами»[12].
Кровавые события, начавшиеся с атаки Хамаса 7 октября 2023 года, еще раз доказывают, что санкционированный ООН в 1947 году раздел Палестины не только не положил конец кровопролитию, а, напротив, превратил Святую землю в место непрекращающегося насилия и все обостряющейся ненависти.
Яков, ряд современных еврейских интеллектуалов называют сионизм регрессом еврейской истории. При всей спорности подобного утверждения какие ценности диаспоры, на ваш взгляд, были утрачены в еврейском государстве? Собственно, рождение «нового еврея» в результате сионистской революции приговорило «старого еврея» к остракизму. Не выплеснули ли с водой и ребенка?
– Как и любая революция, сионизм отверг темное прошлое ради светлого будущего. В молодости, как известно, Герцль склонялся к идее обратить всех евреев Вены в католичество – его идеи действительно были революционны. Не удивительно поэтому, что рождение нового еврея – национально, а не религиозно ориентированного – привело к становлению нового этноса, со своей культурой, языком и замечательными достижениями в области науки и технологии. Этноса, взращенного не на культурном фундаменте диаспоры, а на ее отрицании. Недаром израильский писатель Хаим Хазаз, кстати родом из-под Киева, говорил устами своего героя, что «когда человек не может более оставаться иудеем, он становится сионистом».
Что касается ценностей диаспоры, то в течение почти двух тысячелетий единственной общей ценностью у евреев, допустим, Марокко, России и Франции был иудаизм. Уважение к Торе разделяли как европейские евреи, так и их единоверцы из мусульманских стран. Мечта сионистов о еврейском пролетариате и крестьянстве сбылась в начале XX века усилиями поселенцев-социалистов из Российской империи, а также благодаря принудительной пролетаризации привезенных в Израиль после его основания евреев из Ирака, Марокко и других арабских стран. Впрочем, эти классы стремительно исчезают в современном мире повсюду, в том числе и в Израиле. Хотя евреев в прогрессивных движениях многих стран мира по-прежнему много, их роль менее заметна. Если в начале XX века евреи были носителями радикальных идей, то сегодня многие из них стали опорой и частью правящих кругов. Внуки нью-йоркских евреев, в 1920-е годы бывших основой компартии США и множества левых движений, – сегодня процветающие бизнесмены, врачи и адвокаты, а также публицисты-неоконсерваторы. Однако по-прежнему, по словам одного социолога, евреи живут как WASP (White Anglo-Saxon Protestants, белые англосаксонские протестанты, то есть представители зажиточных слоев), а голосуют как пуэрториканцы, то есть куда левее своего класса. Так, например, в 2008 году демократа Барака Обаму поддержали 78 % американских евреев, тогда как в среднем по стране за него голосовало 53 %.
– Почему же высокий социоэкономический статус никак не отражается на их политических взглядах? Уж не отголоски ли это еврейского вируса диссидентства, доставшегося в наследство от дедов?
– Не думаю, поскольку Барак Обама и Демократическая партия США – это нынешний мейнстрим. Дедушки же и бабушки американских евреев, голосующих сегодня за Обаму, скандировали в рядах компартии: «Мы наш, мы новый мир построим». Их внуки не хотят строить новый мир, они хотят лишь, чтобы ценности социальной справедливости отражались в политике государства. В лучшем, по мнению многих критиков, фильме XX века «Гражданин Кейн» есть примечательный диалог между двумя приятелями-миллионерами, один из которых помогает рабочему движению в борьбе за лучшие условия труда. На вопрос друга, мол, зачем тебе это все, следует мудрый ответ: «Я хочу дать им что-то, чтобы они не забрали у меня все». Думаю, что этой логике следуют сегодня многие евреи-избиратели Демократической партии.
– Что ж, вернемся в Израиль, который наряду с памятью о Холокосте является фундаментом национальной идентичности для светского еврейства диаспоры. Налагает ли это на нас определенные обязательства, например одобрение израильской официальной политики по тем или иным спорным вопросам? И возможно ли это в принципе, если официальная политика, скажем, в отношении мирного процесса, постоянно меняется. Насколько евреи Запада склонны колебаться с «линией партии» (в данном случае – линией правительственной коалиции Израиля)?
– Все зависит от конкретной общины. Я недавно прилетел из Франции, неплохо знаю эту страну, пишу книги и преподаю по-французски. Большинство евреев Франции – выходцы из Северной Африки, которым традиционно присуща сплоченность в отличие от европейских евреев, чья история полна расколов и идеологических схваток. Эта сплоченность превратилась сегодня в безусловную поддержку государства Израиль вне зависимости от его политики. Французская и, пожалуй, южноафриканская общины – самые сионистские в мире. В Соединенных Штатах ситуация в корне иная – там около четверти евреев до 30 лет не испытывают к Израилю никаких чувств, и я не думаю, что Израиль сегодня – фундамент идентичности для американских евреев, у которых довольно богатая интеллектуальная и религиозная жизнь[14].
Как раз среди еврейской молодежи США популярно движение за бойкот товаров, произведенных на контролируемых Израилем территориях (BDS). В Великобритании ситуация близка к американской. Недавно один из лидеров еврейской общины покинул свой пост, дабы обрести свободу критиковать Израиль от своего имени как простой еврей.
Идея этнического национализма, на которой основан Израиль, претит многим евреям диаспоры, понимающим, что эта идея угрожала евреям во всех странах рассеяния на протяжении многих лет. Сегодня она лежит в основе общественно-политического устройства в Израиле. Достаточно сказать, только один раз за всю историю государства арабская партия вошла в правящую коалицию. Для многих евреев поддерживать, с одной стороны, «этнократическое» еврейское государство, а с другой – западное либеральное мультикультурное общество – это не только довольно сложный акт эквилибристики, но и попросту когнитивный диссонанс.
– Но еврейские группы, активно критикующие Израиль с либеральных позиций, вроде J-Street в США и J-Call в Европе похоже сделали свой выбор…
– Активисты J-Street и J-Call считают, что сионизм первых лет государства – эпохи Бен-Гуриона – был менее агрессивным, и хотят «вернуть Израилю потерянную душу», стараясь повлиять на политику своих государств. Но я, во-первых, не уверен, что их идеализация сионизма 1950–1960-х годов имеет под собой основания – тогдашние социалисты в лице того же Бен-Гуриона в отношении арабо-израильского конфликта были настроены ничуть не менее решительно, чем нынешнее правое крыло Ликуда. Во-вторых, влияние J-Street и J-Call не стоит преувеличивать.
Что действительно важно – эти движения отражают господствующую точку зрения населения своих стран. Надо понимать, что поддержка Израиля Западом очень хрупка – она не опирается на общественное мнение. По данным всех опросов, практически везде в Европе отношение к Израилю у населения куда менее теплое, чем у правящих кругов. Поэтому эти организации органично вписываются в гражданское общество своих стран, отражая мнение значительной части как еврейского, так и нееврейского населения.
– Мы живем в эпоху конца идеологий, отмирания «-измов». Но Израиль – абсолютно идеологический продукт, созданный волей людей, повернувших вспять «естественный» ход истории. Возможен ли он как «нормальное» государство, о котором мечтал Герцль?
– Израиль – уникальное государство в том смысле, что оно принадлежит не его гражданам, а – по меньшей мере на уровне закона – всем евреям мира, половина которых в этом государстве не живет. В то же время арабы, живущие на этой территории поколениями, воспринимаются как иноземцы. Как заметил один мой американский коллега, Израиль – это неарабское государство. Можно быть кем угодно – украинцем, черкесом или армянином, – если человек не араб, то вольется в сформированное сионизмом израильское общество, которое никогда – со времен Герцля – и не пыталось вписаться в Ближний Восток.
Израиль – не столько идеологическое государство, сколько страна, построенная на этническом и религиозном разделении. Именно это порождает угрозу извне и изнутри – что, в свою очередь, создает чувство единства у неарабского большинства.
Разумеется, позиционирование Израиля как государства всего еврейского народа – это идеологический постулат. Правда, в отличие от итальянцев, живущих за рубежом, которые голосуют на всеобщих выборах в Италии, евреи диаспоры и даже израильтяне, пребывающие за границей, этого права на выборах в Кнессет лишены. 2,9 млн зарубежных итальянцев избирают 12 депутатов и 6 сенаторов. В израильском же парламенте диаспора не представлена даже на символическом уровне, хотя Израиль называет себя государством евреев всего мира.
– В официальном израильском дискурсе принято отождествлять современный антисионизм с антисемитизмом. Будем справедливы, это имеет под собой основания, поскольку Израиль воспринимается сегодня многими как «коллективный еврей». Вы лично можете уловить тонкую грань, где кончается антисионизм и начинается антисемитизм?
– Мы наблюдаем интересное явление: крайне правые и националистические партии в Европе, США и Канаде являются сегодня наиболее преданными союзниками Израиля. Многие эти движения совсем недавно можно было назвать антисемитскими – этот душок не выветрился из них по сей день, но зачастую при антипатии к местным евреям они уважают и даже восхищаются «новыми» евреями в Израиле. В то же время партии социалистического и либерального толка, традиционно защищающие меньшинства, в том числе евреев, и отвергающие антисемитизм, – сегодня в числе самых активных критиков Израиля.
Это выглядит парадоксом, но лишь на первый взгляд. Вспомнив строки из дневника Герцля о том, что «антисемиты будут самыми верными нашими союзниками», мы увидим, что, в общем-то, так и произошло. Движения, возникшие на почве ксенофобии и не отказавшиеся от ксенофобии до сих пор (просто сменив объект ненависти: вместо евреев они ненавидят мусульман), являются столпом поддержки Израиля в западном мире. Это естественно и неизбежно, потому что этнический национализм вызывает симпатию у этнических националистов. Мускулистые воинственные израильтяне, «новые евреи», вызывает у них восхищение, а «старого» интеллигентного еврея презирают и те, и другие.
Конечно, среди критиков Израиля есть свой процент антисемитов, но не думаю, что он выше, чем в среднем среди населения.
– Что происходит с Европой и Западом в целом в последние годы? Понятно, что большинство актов антисемитского насилия на совести исламистов, но, если система не в состоянии им противостоять, евреи станут лишь первым звеном в этой цепочке…
– Присущее Европе многовековое отрицание евреев и иудаизма завершилось в итоге геноцидом. Но сегодняшние акты насилия против евреев в Европе нечто другое. Это отголоски конфликта на Ближнем Востоке, связанного с созданием Государства Израиль и его политикой по отношению к палестинцам.
Евреи диаспоры подчас становятся заложниками Израиля. Я был в ЮАР как раз в дни израильской операции в секторе Газы. На встрече со мной местные еврейские лидеры сетовали: в Кейптауне живет 800 тысяч мусульман, и, как только в Израиле начинается очередное обострение, общине приходится туго. «Вы подчеркиваете, что Израиль – независимое государство, с чьими действиями община согласна отнюдь не всегда?» – спрашиваю я их. «Нет, мы стоим горой за Израиль». «Хорошо, – продолжаю я, – но вы по крайней мере заявляете, что не имеете ни малейшего влияния на политику правительства Нетаньяху?» Молчат… Им в самом деле очень трудно: с одной стороны, эти люди отождествляют себя с Израилем, а с другой – понимают, что они его заложники. Все это характерно для многих еврейских общин мира.
Израиль – это воплощение нового еврея, нового образа жизни, возникшего более века назад. Евреи других стран в этом не участвуют, а уж тем более не влияют на политику Государства Израиль. Представление, будто все евреи заодно и единым кагалом правят миром, – идея глубоко антисемитская. Ведь даже само израильское общество весьма раздроблено.
– Несмотря на ощутимый рост антисемитизма, призыв Нетаньяху к евреям Европы репатриироваться был воспринят еврейскими лидерами Старого Света крайне неоднозначно, чтобы не сказать – с раздражением. Что это – естественный гражданский патриотизм или страх обвинений в двойной лояльности?
– Репатриация – сам по себе термин весьма идеологический, он подразумевает, что родина у евреев одна – Израиль. В то время как вот уже более века евреев всего мира призывают собраться в «своем» государстве, многие из них совсем не считают, что они «за границей». Даже в дни Исламской революции в Иране, когда Израиль отправил самолеты, чтобы вывезти оттуда евреев, самолеты вернулись полупустыми. Евреи живут в Персии не первое тысячелетие и считают ее своим домом.
Так мыслят и большинство евреев – граждан других стран. Счастливые люди вообще никуда не уезжают. Согласно оценкам бывшего посла Израиля в Париже Эли Барнави, лишь около 2 % переселенцев приехали в Израиль из идеологических соображений, большинство же эмигрировали в результате каких-то турбулентных явлений на своей родине. Иногда за этой турбулентностью стояли провокации агентов Израиля, как, например, в Ираке, где они подкладывали взрывчатку в еврейские организации, или в Марокко, где они избивали молодых евреек, и тем самым создавали панику и подталкивали евреев к переезду в Израиль. Дело тут не в патриотизме, а в том, что евреи являются частью общества своих стран и разделяют его ценности – не только духовные и возвышенные, а самые что ни на есть простые – они болеют за свою хоккейную сборную.
Разумеется, мы отличаемся с точки зрения религиозной традиции, но, грубо говоря, евреи в Марокко едят тот же кускус, что и их соседи-мусульмане, только у них кускус – кошерный, так же и украинские евреи привыкли к борщу, который тоже может быть вполне кошерен. Но сегодня соблюдение кашрута и прочие иудейские заповеди потеряли для многих евреев всякий смысл. Для таких людей Израиль особенно привлекателен: жизнь в сионистском государстве дает им ощущение, что они настоящие евреи.
– Яков, как бы ни были евреи укоренены в своих странах, но факт остается фактом – светские евреи диаспоры стремительно ассимилируются, и Израиль на сегодняшний день – единственная увеличивающаяся еврейская община мира. Что может спасти диаспору от исчезновения, как сохранить еврейскую идентичность вне Израиля и вне рамок ортодоксальной общины?
– Сохранение нации и этноса – это европейские ценности родом из XIX века, ценности, за которые было пролито немало крови. При этом надо осознавать, что в традиционном понимании еврейский народ – это орудие исполнения высшей воли на земле и для многих верующих иудеев численность – вовсе не самоцель. В конце концов, мы всегда отличались не количеством, а качеством.
Те, кому важно, чтобы их дети не растворились в окружающем населении, стараются жить там, где евреев много статистически, – это может быть и Нью-Йорк, и Иерусалим. Религиозные ищут иного. Вы когда-нибудь слышали, например, о таком местечке, как Радунь? А все соблюдающие евреи о нем знают – там в начале прошлого века жил великий раввин Хофец-Хаим. Большой еврейский центр – это не город, где живет много евреев, а «меком Тора», место, где живут сведущие в Торе евреи. Поэтому евреям, озабоченным лишь этническим самосохранением, в Израиле проще. Но для евреев, озабоченных сохранением еврейской преемственности, что не одно и то же, важнее заниматься Торой, что можно делать и в Киеве, и в Монреале. И тогда дети их станут под хупу, т. е. заключат брак «по законам Моисея и Израиля» не потому, что «кругом одни евреи», а потому, что захотят построить очаг, основанный на иудейских ценностях и принципах.
Отношение к Государству Израиль со стороны европейских стран претерпело за его сравнительно короткую историю резкие перемены. В первые годы своего существования его поддержали не только социалистические страны, но и левые движения по всему миру. Коллективные формы управления промышленностью и сельским хозяйством, сравнительное экономическое равенство, тот факт, что евреи пострадали от рук европейских фашистов, – все это привлекало к Израилю симпатии, как тогда говорили, «прогрессивного человечества». Обвинения в том, что сионизм – одна из форм колониализма и расизма, не принимались всерьез, ибо сионисты совсем недавно сами вели борьбу против Великобритании, одной из самых могущественных колониальных держав того времени.
Сегодня же политическая поддержка Израилю оказывается в основном справа. Один израильский журналист заметил, что если бы Жан-Мари Ле Пен, лидер крайне правого Национального фронта во Франции (сегодня партия называется «Национальное объединение», а руководит им его дочь), переехал в Израиль, то его взгляды оказались бы левоцентристскими по израильской политической шкале. Отвергая социополитические причины конфликта с палестинцами (спор о землях, домах, этнических чистках и т. п.), многие израильтяне объясняют неприятие своей страны на Ближнем Востоке слепой ненавистью арабов, их религией, культурой и прочими, иногда даже врожденными свойствами, а не возмущением против несправедливости. Точно так же американские руководители не стали искать политических причин нападения исламистов на Нью-Йорк и Вашингтон в сентябре 2001 года, а приписали их беспричинной ненависти к американскому обществу и его образу жизни.
В Европе такое толкование ближневосточного конфликта в духе противостояния культур и цивилизаций близко правым кругам, недовольным присутствием на территории многих европейских стран значительного числа мусульман. Именно благодаря застарелому антисемитизму правых кругов, Израиль, как воплощение «нового еврея», становится им близким по духу общественным образованием европейского происхождения, где, в отличие от Европы, «с арабами не церемонятся». По инициативе израильских парламентариев в законодательных собраниях ряда стран формируются группы поддержки Израиля, обычно привлекающие местных представителей правого крыла, нередко заявляющих, что некоренное население должно знать свое место.
Таким образом, этнонационалистическое сознание берет верх над сознанием политическим, присущим левым движениям, для которых идея объединения «пролетариев всех стран» превалирует над национальными и религиозными различиями. Помимо совершающих паломничество христиан-сионистов (число которых в несколько раз превосходит все еврейское население мира), Израиль привлекает к себе тысячи добровольцев из многих западных стран. Только если раньше это были люди, видевшие в Израиле воплощение социалистических ценностей и потому приезжавшие работать в кибуцах, то сегодня – это люди, для которых Израиль представляет собой передний край обороны Европы от арабо-мусульманского нашествия, – и приезжают они работать в израильских воинских частях.
В вопросах общественного устройства Израиль также вызывает все больше поддержки со стороны правых кругов. Израильское общество, решительно оставив в прошлом идеалы социального равенства, характеризуется более сильным разбросом между богатыми и бедными, чем тот, который наблюдается в Европе. Более того, этот разброс усиливает привилегии выходцев из Европы, что опять же привлекает симпатии правых кругов на Западе. Вполне естественно, что поддержка Израиля сильнее ощущается в деловых кругах, тогда как профсоюзы все чаще выступают с осуждением сионистского государства, а некоторые активно поддерживают кампанию бойкота, санкции и изъятия из Израиля капиталовложений[16].
Десятилетиями Советский Союз вдохновлял коммунистов всех стран. Сегодня мирный распад этого государства подстегивает воображение многих противников сионизма, которые видят в этом событии предвестие мирного исчезновения Государства Израиль. Руководители государства распустили его в отсутствие серьезной угрозы извне; ядерная сверхдержава попросту перестала существовать в результате ненасильственного преобразования государства. Такие примеры в политической истории человечества крайне редки. Для антисионистов мирный распад Советского Союза стал знамением, призванным показать, что не следует опасаться исчезновения Государства Израиль. Подобно СССР, говорят некоторые из них, Израиль как сионистское государство, порожденное торжеством идеологии и воли, также может превратиться в государство всех своих граждан – без крови и без жертв.
К тому же сама идея государства еврейского народа постоянно находится под ударом со стороны израильских историков, которые совсем не уверены ни в том, что евреи представляют собой этнос, народ или расу, ни в том, что они были изгнаны с Родины две тысячи лет тому назад. Как заметил историк из Тель-Авивского университета Шломо Занд, «ирония не чужда истории. Было время, когда антисемитом считали того, кто утверждал, что евреи, по причине своего происхождения, составляют чужеродный народ. Сегодня, наоборот, “врагом Израиля” считают того, кто смеет заявлять, что те, кого по всему миру называют евреями, не составляют отдельный народ или нацию».
Все большее число израильтян считает свое правительство некомпетентным и морально обанкротившимся. Их тяготит безысходность противостояния с окружающими Израиль народами, которые по-прежнему отказываются признавать законным провозглашенное более шестидесяти лет тому назад сионистское государство. Израиль не раз наносил сокрушающие удары по врагу, но израильтяне из поколения в поколение продолжают жить в тревоге и беспокойстве. Выиграв все войны, Израиль не может выиграть мир. Военные меры, предпринятые в полосе Газа зимой 2008 / 2009 года, которые многие израильтяне объясняют предвыборной конъюнктурой, многочисленные судебные разбирательства, в которых замешаны члены правительства, коррупция и откровенная погоня за прибылью даже со стороны военных руководителей – все это сильно подрывает уважение к государству, известному некогда идеализмом и самоотверженностью своих граждан.
Слова Булата Окуджавы, написанные совсем по другому поводу, звучат предостережением:
Вселенский опыт говорит, что погибают царства
Не оттого, что тяжек быт или страшны мытарства.
А погибают оттого, (и тем больней, чем дольше),
Что люди царства своего не уважают больше.
Отношение к сионизму и воплотившему его Государству Израиль позволяет по-новому посмотреть на понятие «титульной», или «коренной» нации. Сионистское государство по своей природе противится либеральному принципу «отчуждения гражданства от этничности», на котором основаны такие государства, как США, Россия, Франция или Великобритания. Напротив, Израиль, как Эстония или Латвия, – продолжает сохранять связь между гражданством и этничностью. Так что вопрос об Израиле затрагивает злободневные проблемы современного мира, выходящие далеко за пределы еврейской истории и проблем Ближнего Востока. Более того, проблемы эти выходят за пределы современности. Еще в VIII веке до н. э. прозвучали слова пророка: «Слушайте же, главы дома Якова и начальники дома Израиля, возненавидевшие правосудие и все правое искривляющие, строящие Сион в крови, а Иерусалим – несправедливостью. […] На Господа уповают, говоря: “Ведь Господь среди нас – не придет на нас бедствие!” Поэтому из-за вас, как поле, вспахан будет Сион, и Иерусалим руинами станет…»[17].
Когда появились новости о вторжении боевиков Хамаса на юг Израиля, я гостил у своего племянника в Санкт-Петербурге, в квартире, где я вырос и жил до отъезда из Советского Союза более полувека тому назад. На следующее утро, гуляя по центру бывшей имперской столицы, я вдруг вспомнил, что многие улицы в советское время носили имена теоретиков и практиков политического терроризма конца XIX века, среди них Петр Лавров, Иван Каляев, Степан Халтурин, Андрей Желябов, Софья Перовская. Они с гордостью называли себя террористами. Все эти улицы расположены в нескольких минутах ходьбы от храма Спаса на крови. Многоцветный, с луковичными главами храм, столь нетипичный для строгого городского ландшафта Петербурга, был возведен в память об императоре Александре II рядом с местом его убийства в 1881 году. А в советские годы окрестные улицы носили имена совершивших это покушение революционеров.
Для них террор был способом добиться социальных и политических изменений. При отсутствии выборов и любой иной формы участия общества в управлении страной их целью было запугать правящие круги и принудить к уступкам. Когда в октябре 1905 года Николай II был вынужден издать манифест, обещавший ограниченные политические права для населения, многие сочли, что их цель достигнута. Но самых принципиальных революционеров эти уступки не удовлетворили, и они продолжили террор против царского режима.
Террористические группы привлекали тогда многих представителей меньшинств: поляков, евреев, латышей и т. д. В Российском государстве они сталкивались как с политическим, так и с религиозно-этническим притеснением. Особенно это ощущали евреи: после убийства Александра II начались погромы и массовая резня. Волны погромов прошли и в начале следующего века. Чрезвычайно жестокими они были на Украине и в Молдавии, где насилие в отношении евреев не было редкостью и раньше. Иногда евреи организовывались в группы самообороны, но ощущение незащищенности не исчезало. Почти два миллиона евреев были вынуждены эмигрировать, в основном в Северную и Южную Америку.
Именно в таких условиях многих молодых евреев привлекла новая идеология – сионизм – на которую они проецировали свои социалистические убеждения. Несколько тысяч неудовлетворенных октябрьским манифестом революционеров прибыли в Палестину, тогда территорию Османской империи, с намерением построить социалистическое общество и воспитать нового еврея, мускулистого и свободного от религиозных догм. Готовые к труду и обороне, они создавали сельскохозяйственные коммуны (кибуцы) и по возможности вооружались. В то время как большинство евреев, стремившееся в Америку, мечтали встроиться в жизнь принявшей их страны, поселенцы-сионисты прибыли в Палестину, чтобы создать там собственное независимое от местного населения общество, «свой новый мир построить». С другой стороны, их планы вполне вписывались в рамки респектабельного тогда поселенческого колониализма по примеру Канады или Алжира.
Трудно переоценить роль сионистов из России в политическом и военном становлении государства. Хотя эмиграция из России сошла на нет в самом начале 1920-х годов, три десятилетия спустя 60 % депутатов парламента Израиля были уроженцами Российской империи. За исключением Нафтали Беннета, там родились все премьер-министры Израиля или их родители.
Поселенцы-сионисты из России жаждали покончить с прошлым, особенно с ощущением собственного бессилия, которое они испытывали в черте оседлости, где большинству евреев было предписано жить вплоть до 1917 года. Отказавшись от родного идиша, они стали говорить на созданном в рамках сионистского движения современном иврите. Тогда как в черте оседлости им нельзя было возделывать землю, в Палестине многие из них стали кибуцниками и занялись сельским хозяйством.
Но «весь мир насилья» им разрушить не удалось. Они привезли в Палестину опыт политического террора и память о погромах. Большинство из них были родом из еврейских местечек, где контакты с неевреями были ограничены и нередко сопряжены со страхом. Лишь немногие были знакомы с жизнью космополитичного Санкт-Петербурга или разнородной Одессы. Свое недоверие к неевреям они перенесли на местных жителей Палестины.
Несмотря на социалистическую фразеологию, в Палестине сионисты, по сути, воспроизвели местечковый уклад черты оседлости. Такого рода сегрегацию сионисты облекли в лозунги: «завоевание труда» (кибуш ха-авода), «созидать новое и самих себя» (ливнот у-лехибанот), «разделение» (афрада) и др. Таким образом они начали вытеснять арабов с работы на предприятиях, отстраивать отдельный еврейский город Тель-Авив рядом со Старой Яффой и создавать сеть свободных от арабов учреждений. В 1920–1930-х годах сионисты последовательно препятствовали созыву представительного органа различных этнических и конфессиональных групп Палестины, потому что тогда стало бы очевидно, что поселенцы-сионисты составляют на Святой земле хотя и очень активное, но меньшинство. Естественно, всем этим они вызывали к себе неприязнь и враждебность.
Под влиянием ориентализма (еще до появления самого термина) они испытывали свойственное европейским колонистам превосходство по отношению к местному населению – как евреям, так и арабам. Это отношение только укрепилось, когда после Первой мировой войны Великобритания взяла Палестину под свой контроль. Как в Индии и Африке британцы использовали силу для того, чтобы «усмирять туземцев», при этом к восстававшим время от времени арабам применяли куда бо́льшую силу, чем к боевикам-сионистам. Следуя принципу «разделяй и властвуй», британцы усугубляли раскол и конфликт между евреями и арабами.
Английский офицер разведки, сын миссионеров-протестантов в Индии и убежденный христианский сионист Чарльз Орд Уингейт, активно готовил и руководил ударными отрядами сионистов. По словам израильского военного историка Мартина ван Кревельда, бойцов обучали «…как убивать без угрызений совести, как допрашивать захваченных, расстреливая каждого десятого человека, чтобы заставить остальных говорить, и как пугать будущих террористов, погружая их головы в лужи нефти, а затем освобождать их, чтобы они рассказали другим, что их ждет». Эту подготовку прошли многие будущие военачальники Израиля, в их числе Моше Даян.
Таким образом, в основе политической культуры сионистов лежат три элемента, два из которых привнесены из России: практика политического терроризма, память о погромах и расистская колониальная политика Великобритании. Еще более глубокий отпечаток оставили последствия нацистского геноцида, задуманного в Европе и осуществленного европейцами против европейцев.
Было принято за данное, что арабы понимают только язык силы. Как поселенцы (при всем своем атеизме), так и британцы ссылались на Библию для обоснования преимущественного права евреев на Святую землю. Если не брать во внимание коммунистов и часть рабочей партии «Поале Цион», социалистический идеал братства народов на практике уступил натиску еврейского национализма.
С самого начала поселенцы-сионисты стали опираться на силу. Позже, в частности для того, чтобы устранять препятствия своему политическому курсу, они стали прибегать к террору. Так, в 1924 году был убит Якоб де Хаан, голландский еврей, активно сотрудничавший с отвергавшими сионизм раввинами, старавшимися сохранить добрые отношения с арабами. Теракт был проведен по приказу «Хаганы» – боевой организации, основанной за несколько лет до этого переселенцами из России. В 1930-х годах они же основали ряд других террористических организаций и приняли самое активное участие в их деятельности. Изначально такие группировки совершали теракты против местных арабов, но позже расширили деятельность – стали убивать британских военных и гражданский персонал как в Палестине, так и в соседних странах. От их рук пал даже высокопоставленный представитель ООН из Швеции. Музей узников подполья в Иерусалиме подробно излагает историю сионистских боевых организаций и показывает самодельные бомбы и другие орудия террора.
В мае 1948 года было провозглашено Государство Израиль. Это было сделано в одностороннем порядке, вопреки воле большинства жителей Палестины, включая многих евреев, а также всех соседних стран. Предсказуемо это спровоцировало нападение нескольких арабских государств. Но еще за несколько месяцев до этого боевики-сионисты прибегли к террору для запугивания палестинских арабов и полной или частичной зачистки от них Хайфы, Сафеда, Тиберии, Западного Иерусалима и сотен сел и деревень. Эта политика этнической чистки сегодня детально документирована, в том числе и израильскими историками.
Вскоре после своего образования Израиль ввел для палестинских арабов военное положение, которое продолжалось по 1966 год. Беженцев и изгнанных палестинцев, которые пытались вернуться домой, выдворяли, арестовывали или убивали. Еще больше палестинцев стали беженцами после победы Израиля в войне 1967 года. С тех пор Израиль опирается на военные и полицейские меры для контроля над палестинцами на Западном берегу Иордана и в секторе Газа. Они, в отличие от палестинцев – граждан Израиля, практически бесправны, и поэтому именно в их среде образуются ячейки сопротивления, нередко прибегающие к террору.
Жестокое нападение боевиков Хамаса 7 октября 2023 года, естественно, вызвало гнев и ужас большинства израильтян. Не долго раздумывая, военное и политическое руководство страны сразу же подвергло Газу массированным бомбардировкам, за которыми последовало наземное вторжение сотен тысяч солдат. Израиль применил сокрушительную силу, чтобы терроризовать и подавить палестинцев. Это привело к большому количеству жертв (на момент написания этой статьи почти 10 000 убитых и 32 000 раненых) и гуманитарному кризису. Независимые эксперты все чаще квалифицируют действия Израиля в Газе как геноцид.
Тем временем на Западном берегу Иордана поселенцы-сионисты усилили давление на палестинцев, запугивая их, устраивая погромы и поджигая дома. Израильские силовики подвергли сотни палестинцев административному аресту, под которым годами находятся уже несколько тысяч человек. В самом Израиле в последние недели палестинцев стали лишать работы и исключать из университетов.
Нормой стала и огульная демонизация палестинцев. Даже весьма сдержанный президент страны Ицхак Герцог, некогда озабоченный подъемом фашизма в Израиле, сегодня заявляет, что в Газе нет «невинных мирных жителей». Парламентарий от «Еш Атид», которая в Израиле считается либеральной центристской партией, Мейрав Бен-Ари, говоря о тысячах палестинских детей, убитых в результате израильских бомбардировок, заявила: «Дети Газы сами на себя это навлекли. Мы – нация миролюбивая и жизнелюбивая».
Нынешнюю вспышку насилия нельзя было не предвидеть. Еще в 1948 году, во время войны за независимость Израиля (палестинцы называют ее Накба, т. е. катастрофа), Ханна Арендт, бежавшая из нацистской Германии еврейка, ставшая известным американским политическим философом, предупреждала: «Даже если евреи победят в этой войне… “победители” окажутся в окружении враждебного арабского населения, запертыми в своих границах, под постоянной угрозой, вечно озабоченными обеспечением безопасности… И такова будет участь народа, который – неважно, сколько еще иммигрантов прибудет в страну и насколько расширятся ее границы, – останется очень маленьким народом, окруженным намного превосходящими по численности враждебными соседями».
Война Израиля в Газе еще раз подтверждает ее диагноз. Израиль может выиграть эту войну. Но выиграть мир руководителям страны мешают политические установки, унаследованные от британских колонизаторов и бежавших из еврейских местечек более ста лет назад переселенцев-сионистов.
По мнению израильского философа Джозефа Агасси, все израильские правительства ведут себя, как будто управляют местечковой общиной, своего рода гетто: они игнорируют интересы нееврейского населения и тем самым раздувают пламя бесконечной войны. Но, заметил он, «гетто, располагающее мощной армией и ядерным оружием», представляет опасность не только для соседей Израиля.
Администрация Байдена повышает градус этой опасности, используя мессианскую риторику руководителей Израиля, заявляющих, что ведут в секторе Газа вселенскую борьбу со Злом. Это лишь усиливает упор на силу – наследие, с одной стороны, использовавших террор народников и эсеров, с другой – европейских держав, стремившихся всеми силами сдерживать деколонизацию. Добьется ли Израиль успеха, в очередной раз запугав и подавив палестинцев ценою тысяч жизней? Или будет искать иное решение созданной сионистским государством «палестинской проблемы»?
27 января 1944 года на ленинградских улицах незнакомые люди обнимались и плакали от радости. В этот день советские войска после ожесточенных боев положили конец длившейся почти 900 дней блокаде. Годом позже, 27 января, Красная армия освободила Освенцим. На одном из зданий Невского проспекта сохранена для потомков надпись: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».
В блокаде Ленинграда, ставшей одним из самых трагических событий Второй мировой войны, участвовали сухопутные и военно-морские силы Германии, Финляндии, Италии, Испании и Норвегии. Под руководством Гитлера на территории СССР воевала объединенная под свастикой Европа, солдаты тринадцати стран: Германии, Румынии, Италии, Финляндии, Венгрии, Словакии, Хорватии, Испании, Бельгии, Нидерландов, Франции, Дании и Норвегии. Два миллиона из них пошли на войну против Советского Союза добровольцами.
Война против СССР резко отличалась от той, что Германия вела в Западной Европе. Это была война на уничтожение (Vernichtungs-krieg), по сути, война колониальная. В день вторжения в Советский Союз Гитлер заявил, что «империя на востоке созрела для расчленения». Третий рейх завоевывал на востоке жизненное пространство (Lebensraum im Osten), но при этом жившие там люди были ему не нужны. Для фашистов это были недочеловеки (Untermen– schen), которых ожидало уничтожение, голод или рабство. Их земли должны были перейти к «арийцам». Чтобы привыкшим к расовой терминологии европейцам было понятно, Гитлер называл всех советских граждан «азиатами».
Миллионы славян, евреев, цыган (рома) и других народов систематически предавались смерти. По своим масштабам это превосходило геноцид, который Германия провела на юго-западе Африки (ныне Намибия) в 1904–1908 годах. В стремлении освоить новое жизненное пространство германские войска столь же планомерно истребляли местные племена нама и гереро. Впрочем, Германия не была исключением: другие европейские державы поступали в своих колониях не лучше.
Свои цели Вермахт сформулировал достаточно четко: «…б) сначала мы блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город, если возможно, артиллерией и авиацией… г) остатки “гарнизона крепости” останутся там на зиму. Весной мы проникнем в город… вывезем все, что осталось живое, в глубь России или возьмем в плен, сравняем Ленинград с землей и передадим район севернее Невы Финляндии».
К этому времени план уже одобрил президент Финляндии Ристо Рюти: «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке… Ленинград надо ликвидировать как крупный город».
30 августа 1941 года была перерезана последняя железнодорожная ветка, связывавшая город с остальной страной, а через неделю была перекрыта последняя дорога. Город был полностью окружен, запасы продовольствия и топлива иссякли, наступила суровая зима. То немногое, что удалось доставить в Ленинград, распределялось по карточкам. В какой-то момент по карточке выдавалось всего 125 граммов хлеба, в котором было больше опилок, чем муки. Те, кто не получал даже этого минимума, стали есть кошек, собак и обойный клей. Улицы были усеяны трупами: люди умирали от голода, болезней, холода, обстрелов и бомбежек. Замечены были случаи людо– и трупоедства.
Ленинград, город с населением 3,4 млн человек, потерял более трети своего населения. Такое к тому времени не пришлось пережить ни одному крупному городу. Бывшая имперская столица, славящаяся великолепными дворцами и садами, подверглась методичным бомбардировкам и обстрелам. Более 10 000 зданий были разрушены или повреждены. Так проводилась демодернизация Советского Союза, его насильственный вывод из числа развитых стран современного мира. Ленинград хотели уничтожить именно потому, что он был крупным центром науки и техники, где творили всемирно известные писатели и артисты балета, где работали десятки вузов и музеев. По плану нацистов, все это подлежало уничтожению.
Красная армия и ее союзники победили. Но вскоре после победы над расистским режимом в Германии европейские союзники сами развязали колониальные войны в Африке и Азии. Великобритания, Франция и Нидерланды провели при негласном содействии США жесточайшие кампании по «усмирению туземцев» в своих колониях. В США, еще одной стране – союзнице СССР по антигитлеровской коалиции, расизм также оставался официальным. Через 12 лет после окончания войны для десегрегации школы в Литл-Роке (штат Арканзас) потребовалось вмешательство 101-й воздушно-десантной дивизии.
Сравнительно недавно принятые принципы толерантности, которыми Запад справедливо гордится в настоящее время, остаются хрупкими. Даже если расизм официально более неприемлем, его проявления никуда не исчезли.
Человеческая жизнь ценится по-разному как в СМИ, так и во внешней политике западных стран. Смерть трех американских солдат, убитых в Иордании в конце января, привлекает куда больше медийного внимания, чем смерть сотен убиваемых каждый день палестинцев. Против Ирана в связи с его гражданской программой обогащения ядерного топлива введены жесткие санкции, в то время как обеспечивший себя ядерным арсеналом Израиль остается безнаказанным.
Во время блокады нацисты и их союзники сбросили на Ленинград почти 150 000 бомб и снарядов, в среднем 172 в день, уничтожив 16 % жилья. По его собственным данным, в течение первой недели войны Цахал ежедневно сбрасывал на Газу более 1000 бомб и снарядов. К концу 2023 года в Газе было разрушено более 70 % домов. Территория сектора Газа в 14 раз меньше территории блокадного Ленинграда, население сопоставимо (2,3 и 3,4 млн человек до начала военных действий), но бомбы и снаряды стали со времен Второй мировой войны гораздо более мощными.
Йоав Галант, министр обороны Израиля, как и положено генералу, предельно точен: «Я отдал приказ о полной блокаде сектора Газа. Там не будет ни электричества, ни еды, ни топлива, все заблокировано. Мы сражаемся с человекоподобными животными и действуем соответственно». Адвокат Тали Готлиб, член парламента от правящей партии «Ликуд», призывает Цахал: «Сносите здания! Бомбите без разбора! Уничтожайте Газу без пощады». А министр наследия Амихай Элиаху, раввин и внук одного из прошлых главных раввинов Израиля, предлагает сбросить на сектор Газа ядерную бомбу.
В отличие от ленинградской блокады, когда планы нацистов об уничтожении города были засекречены, намерения Израиля в отношении Газы не только никто не скрывает, но они широко освещаются в СМИ. Опираясь на десятки такого рода заявлений израильских официальных лиц и на экспертные оценки ситуации в секторе Газа, Международный суд ООН решает, что угроза геноцида реальна. Он призывает израильские силы сделать все возможное для его предотвращения, а также прекратить призывы к насилию против палестинцев.
Однако западные страны подвергают сомнению решение высшей судебной инстанции ООН, продолжая вооружать Израиль, в то время как тысячи палестинцев умирают от бомбежек, обстрелов, голода и холода. США, больше всех снабжая Израиль боеприпасами, считают обвинения в геноциде «необоснованными». Великобритания, также поставляющая оружие в Израиль, находит их даже «совершенно необоснованными». Франция, разрешив экспорт в Израиль товаров для производства «бомб, торпед, ракет, снарядов, других взрывных устройств и зарядов», выражает сомнение: «…действительно ли Израиль намеревается проводить геноцид». Нидерланды тем временем направляют в Израиль запасные части для используемых против Газы самолетов F-35.
В прошлом веке, опираясь в поисках жизненного пространства на расовую теорию, Германия два раза совершила геноцид: сначала в Африке, а потом в Европе. Сегодня она «решительно» отвергает обвинения в адрес Израиля и увеличивает в десять раз поставки ему оружия. Более того, она выступает в Международном суде в защиту Израиля в качестве третьей стороны. Таким образом, активными соучастниками уничтожения около 30 000 палестинцев, треть из которых женщины и дети, являются как раз страны с многовековой историей расизма и колониализма.
Эти же западные страны приостанавливают в конце января финансирование Ближневосточного агентства ООН для помощи палестинским беженцам. Израиль давно уже агитирует за упразднение этого учреждения, обеспечивающего выживание миллионов палестинцев. Ссылаясь на данные своей разведки, Израиль обвиняет нескольких сотрудников этого агентства, насчитывавшего более 13 000 человек, в содействии Хамасу. Удар этот наносится в момент, когда палестинцы испытывают граничащую с геноцидом гуманитарную катастрофу. Попустительствуя в течение десятилетий колонизации оккупированных Израилем палестинских земель, западные страны, еще недавно сами ведшие колониальные войны, сегодня активно поддерживают «усмирение туземцев» в Газе.
Правительства стран Запада оказывают Израилю безоговорочную поддержку. Однако Израиль опирается не только на западный правящий класс, но и на правящий класс многих стран Глобального Юга. Этому есть вполне понятное объяснение. С 2020 по 2022 год 1 % населения планеты, которому уже принадлежат 43 % финансовых активов мира, приобрел почти в два раза больше богатств, чем остальные 99 %[20]. С 2020 года пять богатейших людей в мире увеличили свое состояние более чем вдвое, в то время как почти 5 млрд человек стали беднее[21]. Постоянно расширяющийся разрыв между меньшинством супербогатых и обедневшим большинством обостряет недовольство, которое выливается в восстания и прочие беспорядки. Беспрецедентная экономическая и социальная поляризация все больше угрожает подорвать власть богатых.
Все это делает Израиль «незаменимой нацией». Израильская военная промышленность, в том числе компании по производству средств слежения, обеспечивают силовиков многих стран самыми продвинутыми средствами контроля над населением. Все они испытываются в боевых условиях: ведь Израиль десятилетиями подавляет палестинское сопротивление. Эти средства, оборудование и ноу-хау необходимы правящему классу в любой точке планеты: сопротивление собственных граждан, мигрантов или населения оккупированных стран может вспыхнуть в любой момент. Поэтому, несмотря на провал 7 октября 2023 года, израильский опыт «усмирения туземцев» по-прежнему чрезвычайно востребован.
В дни 80-летия снятия блокады Ленинграда трагедия в Газе продолжается. В связи с этим вспоминается по-прежнему актуальное замечание, которое сделал в 1955 году поэт из Мартиники Эме Сезер относительно чтящего себя образцом морали европейца: «…то, чего он не может простить Гитлеру, – это не преступление само по себе, преступление против человека, это не унижение человека как такового, это преступление против белого человека, унижение белого человека и использование в Европе колониальных методов, которые до сих пор применялись только к арабам в Алжире, кули в Индии и неграм в Африке».
Триумфальный визит Зеленского в Оттаву в конце сентября омрачился одним эпизодом в парламенте. Украинский президент обратился к законодателям с благодарностью за поддержку, сказав, что Канада всегда была «на светлой стороне истории».
Энтони Рота, спикер Палаты общин, пригласил на выступление Зеленского пожилого украинца Ярослава Гуньку. Депутаты, в том числе премьер-министр Джастин Трюдо, приветствовали его бурными аплодисментами. Но вскоре выяснилось, что парламентарии в едином порыве аплодировали бывшему добровольцу украинской 14-й дивизии СС «Галичина». На Нюрнбергском процессе Войска СС (Waffen-SS) признали ответственными за массовые злодеяния преступной организацией. А глава СС Генрих Гиммлер лично похвалил бойцов «Галичины» за совершенные ими деяния.
Через два дня спикер принес извинения, заявив, что за решение о чествовании бывшего нациста ответственен только он. Позже, в попытке загасить скандал, он был вынужден уйти в отставку. Скандал, похоже, угас. Правда, потом выяснилось, украинский нацист еще получил личное приглашение от премьер-министра Трюдо на официальный прием в честь президента Украины. Но и это забудется, когда исчезнет из газетных заголовков. Однако останутся куда более значимые вопросы, выходящие далеко за рамки этого конкретного эпизода.
Во-первых, как получилось, что прошлое этого нераскаявшегося нациста – в 2010 и 2011 году он писал в блогах, что годы, проведенные под знаменами СС, были лучшими в его жизни, – осталось незамеченным организаторами приглашения? Не повелись ли они на то, что СМИ и политики представляют войну на Украине как эпохальный конфликт между Добром и Злом? В самом деле, как можно допустить мысль о том, что Добро не беспорочно?
Во-вторых, неужели, представляя своего гостя как «украино-канадского ветерана Второй мировой войны, который сражался за независимость Украины против русских и продолжает поддерживать войска даже в свои 98 лет», он не знал, что воевать с русскими во время Второй мировой войны – означает воевать на стороне нацистов? Как он, человек образованный, бакалавр политических наук, владеющий несколькими языками, мог назвать 98-летнего ветерана «героем» за его борьбу с Россией? Конечно, новейшая история сегодня часто искажается в угоду политике. В частности, из поля зрения исчезают присущие этническому национализму в Европе, в том числе и на Украине, фашистские тенденции, которые объясняют, почему эти националисты нашли естественного союзника в нацистской Германии. Кстати, чествования «Галичины» проходят в самом центре Киева при участии официальных лиц и никакой реакции в западных СМИ не вызывают.
В-третьих, допустим, что Рота, Трюдо и остальные члены Палаты общин ничего этого не знали, но в парламенте был, по крайней мере, один депутат, которого заподозрить в таком невежестве никак нельзя. Христя Фриланд, заместитель премьер-министра, бывший министр иностранных дел, свободно владеет украинским языком, выросла в украинской общине Канады и воспитывалась в летних лагерях украинских националистов. Ее дед во время Второй мировой войны руководил украинской газетой в оккупированном нацистами Кракове и бежал от наступающей Советской армии. По имеющимся сведениям, его газета поддерживала создание украинской дивизии СС. Уж Фриланд, безусловно, знала, кому аплодирует в зале парламента. Было ли это действо попыткой обелить нацистские ассоциации украинских националистов и нормализовать фашизм?
В-четвертых, прав ли Зеленский, утверждая, что «Канада всегда была на светлой стороне истории»? Конечно, ответ на вопрос, что такое «светлая сторона», зависит от точки зрения. Для президента Зеленского (его еврейское происхождение и тот факт, что его дед, как и большинство украинцев, воевал в рядах Красной армии, здесь значения не имеют) эта «светлая сторона» включает теплый прием, оказанный Канадой украинским нацистам после Второй мировой войны. В ходе холодной войны любой враг Советского Союза был полезен: кто в информационной войне, а кто и в вооруженном подполье на Украине. Официальную Оттаву их нацистское прошлое ничуть не беспокоило.
В то время в Канаде расизм и антисемитизм были нормой. Канада запретила въезд бежавшим от нацистов евреям. Выражение «ни одного – уже много» приписывают либо премьер-министру Уильяму Лайону Маккензи Кингу, либо Фредерику Чарльзу Блэру, директору иммиграционной службы в период правления Кинга. Согласно книге «Ни одного – уже много» (None is Too Many) это было произнесено высокопоставленным правительственным чиновником, которого спросили, сколько евреев следует принять в Канаду. Каким бы ни был источник, расизм – часть канадской истории.
В защиту Канады следует напомнить, что она мало чем отличалась от большинства западных стран. Расизм, в том числе антисемитизм, был частью европейских ценностей на протяжении веков. Воевавшие против нацистов американские войска были, естественно, сегрегированы по расовому признаку. А Великобритания и Франция в течение многих лет после разгрома германского нацизма в попытке удержать свои колонии проводили в Африке убийственные «кампании по умиротворению». Да и войска, напавшие на Советский Союз в июне 1941 года, были не только германскими: в их состав входили мобилизованные и добровольцы из пятнадцати европейских стран. В отличие от военных действий на западе Европы, против СССР велась война на уничтожение. Причем массовые убийства нередко осуществлялись местными добровольцами, в частности в Польше, на Украине и в странах Балтии.
Еще в 1930-е годы внутренняя и внешняя политика нацистов находила не только сочувствие во многих странах, но и эпигонов в правящих классах. Согласно подписанному договору, Великобритания и Франция объявили Германии войну, когда та напала на Польшу в сентябре 1939 года, однако никаких действий они не предпринимали. Этот период тогда метко назвали Phoney war, Странной, или Фальшивой, войной. А когда в мае 1940 года вермахт перешел в наступление, Франция капитулировала, а британские войска ретировались на Британские острова. Соединенные Штаты оказались втянутыми в конфликт с нацистской Германией только после того, как через несколько дней после Перл-Харбора Берлин сам объявил им войну. В боевые действия против вермахта американские войска вступили лишь спустя несколько лет, когда разгром нацизма был уже очевиден, а большинство германских дивизий были по-прежнему стянуты на востоке в борьбе с СССР.
Так что западные ценности, которые, как считается, Украина защищает в своей нынешней войне, нельзя отделять от их непростой истории. На самом ли деле исчезли складывавшиеся веками расизм и ксенофобия? Или за прогрессивной и самодовольной риторикой они перенаправлены на иные цели? Как метко заметил покойный главный раввин Великобритании Джонатан Сакс, «праведность и самоправедность – понятия взаимоисключающие» (righteousness and self – righteousness are mutually exclusive).
Многие отмечают растущее напряжение между многовековой иудейской традицией и национал-иудаизмом. Традиция предписывает добрососедские отношения еврейских общин с окружающим их населением. Напротив, целый ряд раввинов в Израиле проповедуют превосходство евреев и предписывают не только практиковать дискриминацию в отношении к национальным и религиозным меньшинствам в сионистском государстве, но и к их изгнанию и даже массовому уничтожению.
Это и многие другие расхождения не удивительны. Ведь национал-иудаизм – часть сионистского движения, одна из целей которого – восстание против иудейской традиции, создание «нового еврея», освобожденного от ига Торы и заповедей. Национализм делает с религией то же, что он делает, когда его скрещивают с социализмом, и на свет появляется национал-социализм, весьма отличный от исходной версии социализма Сен-Симона или Маркса. Многие лидеры национал-иудаизма открыто признают, что возникла новая религия, новая Тора, «Тора Земли израилевой», и что следует оставить попытки представлять себя продолжателями дела раввинистического иудаизма, сложившегося в течение двух тысячелетий в условиях других стран.
После нападения на Израиль в октябре 2023 года те же раввины и немало их братьев по вере включились в общую для шокированного этим нападением израильского общества кампанию за проведение этнических чисток и даже за полное уничтожение палестинского народа. Среди такого рода раввинов стало нормой благословлять израильских военнослужащих, которых многие, в том числе Международный суд ООН, подозревают в совершении геноцида палестинцев.
13 ноября 2023 года главный раввин города Цфата Шмуэль Элияху с энтузиазмом и даже, по утверждению журналистов, с улыбкой поддержал предложение своего сына Амихая, министра по делам Иерусалима, бросить атомную бомбу на сектор Газа. Палестинцев можно уничтожить одним ударом или, как не раз предлагали израильские официальные лица, в том числе министр обороны, уморить голодом. Вместо того чтобы умерить такого рода пыл, один из лидеров национал-иудаизма раввин Дов Лиор, напротив, объявил, что ради пресечения доставки гуманитарной помощи жителям Газы евреям разрешено нарушать субботу. «Доставка им припасов, кислорода или топлива, является “военным актомˮ, несомненно, будет разрешено любому, кто может предотвратить и сорвать процесс, в ходе которого эти нечестивые люди, которые сражаются против народа Израиля и хотят уничтожить народ Израиля и государство Израиль, получат содержание и снабжение»[24]. Действительно, десятки его последователей блокировали в течение нескольких дней грузовики с продовольствием в то время, как палестинцам в Газе не хватало жизненно необходимого. Таким образом, даже совсем недостаточная помощь была приостановлена, и эти действия были разрешены, ибо раввин Лиор приравнял их к спасению жизни, для чего не только разрешается, но и предписывается нарушение субботы. Раввин Лиор – глава иудейской общины и руководитель ешивы (религиозной семинарии) для израильских военнослужащих в городе Кирьят-Арба. Следует заметить: если традиционный иудаизм разрешает и требует нарушать субботний покой ради спасения человеческой жизни, то национал-иудаизм, в изложении данного представителя этой новой религии, позволяет это делать ради уничтожения жизни.
Эльяху, Лиор и другие правые радикалы порой поражают своим радикализмом даже правый израильский истеблишмент. Но умеренная форма поддержки национал-иудаизма широко распространена отнюдь не только в Израиле. 7 января сего года главный раввин Британии Эфраим Мирзис выступил с хвалебной речью в честь «выдающихся подвигов наших героических» солдат в Газе. Критики отмечают, что Мирзис, британский гражданин и уроженец ЮАР, этим своим отождествлением с военными чужой страны приписал всем евреям «подвиги», которые на его родине официально были признаны геноцидом.
В свое время один из авторов этой статьи, Йоэль Матвеев, писал об Ицхаке Герцоге (1888–1959) – главном раввине Ирландии с 1919 года по 1937-й, а с 1948 – первом главном раввине независимого Израиля[25]. Будучи сам социалистом, Герцог активно участвовал в ирландской национально-освободительной борьбе, был близким другом революционера и автора ирландской конституции Имона де Валера, поддерживал левую националистическую партию Шинн Фейн.
В своей работе «Израильское законодательство по законам Торы» этот раввин выступал как твердый сторонник общечеловеческих гражданских прав. По его выражению, «ни один раввин с мозгами в голове и каплей здравого смысла» не станет призывать ущемлять в правах неевреев. Герцог считал, что иудаизм не только не запрещает, но и в обязательном порядке требует предоставления мусульманам и христианам в Израиле права покупки земли для проживания, построения храмов своего вероисповедания, возможности руководить всеми демократически избираемыми политическими и общественными институтами страны и прочих элементарных прав. Он также подчеркивал, что израильское правительство должно прислушиваться к международному законодательству и мнению других стран.
Радикализм радикализму рознь. Антиколониальные убеждения Ицхака Герцога воспринимаются сегодня практически как антисионистские, враждебные политике нынешнего израильского правительства. Более того, его воспитанный в духе национал-иудаизма тезка и внук, в качестве президента Израиля, заявил в ходе массированных бомбардировок сектора Газа, что «там вся нация несет ответственность. Все эти разговоры о том, что гражданские не знали, не были замешаны [в нападении 7 октября] абсолютная неправда»[26]. Несколько дней спустя его слова повторяли на распев опьяненные от насилия израильские солдаты. Видеозапись этого эпизода была показана на заседании Международного суда в Гааге, рассматривавшего обвинение Израиля в совершении геноцида. Предвидя эволюцию национал-иудаизма, известный израильский интеллектуал и правоверный иудей Йешаягу Лейбович (1903–1994) называл такого рода воинствующих сионистов «иудо-нацистами».
Однако гуманизм был и остается частью традиционного иудаизма. Первый главный раввин Тель-Авива Моше-Авигдор Амиэль (1882–1946), будучи также убежденным социалистом, считал абсолютно неприемлемыми военные действия даже против явных врагов, если «среди тысячи может оказаться хоть один невинный человек». Амиэль считал себя сионистом, но с его гуманистическим мировоззрением он сегодня бы присоединился к антиизраильским протестам.
В 2010 году более половины израильтян поддержали озвученный раввинами запрет на продажу недвижимости неевреям, которые, заметим, составляли около четверти населения страны. Уже тогда это постановление раввинов отражало глубокий духовный и идейный разрыв между традиционным иудейством и национал-иудаизмом.
В конце 23-й главы библейской книги Исход приводятся следующие слова: «Проведу пределы твои от моря Чермного до моря Филистимского и от пустыни до реки; ибо предам в руки ваши жителей сей земли, и прогонишь их от лица твоего; не заключай союза ни с ними, ни с богами их; не должны они жить в земле твоей, чтобы они не ввели тебя в грех против Меня; ибо если ты будешь служить богам их, то это будет тебе сетью».
Аналогичное указание содержится и во Второзаконии (7:1–2): «Когда введет тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею, и изгонит от лица твоего многочисленные народы – хеттеев, гергесеев, аморреев, хананеев, ферезеев, евеев и иевусеев – семь народов, которые многочисленнее и сильнее тебя, и предаст их тебе Господь, Бог твой, и поразишь их, тогда предай их заклятию, не вступай с ними в союз и не щади их».
На первый взгляд, буквальный смысл этих слов вполне соответствует духу правых радикалов. Но нельзя забывать, что традиционный иудаизм опирается прежде всего на изначально устное предание, собранное в Талмуде и других более поздних авторитетных источниках иудейских законов и этических установок. Мудрецы Талмуда понимают эти библейские указания как запрет помогать идолопоклонникам селиться на Святой земле и вообще доброжелательно относиться к тем, кто служит «звездам». В частности, Талмуд (Авода Зара, 20) прямо запрещает евреям положительно высказываться о внешности или характере идолопоклонников, дарить им подарки и продавать или сдавать им в аренду недвижимость в Земле Израиля.
В понимании последователей национал-иудаизма талмудические предписания вселяют боевой патриотический дух и призывают к «зачисткам территории». Кому-то может показаться, что правильность такого восприятия даже очевидна и подтверждается как указаниями Маймонида, так и общепринятым ортодоксальными евреями, хотя и с оговорками, кодексом «Шулхан Арух».
Маймонид (1135–1204) пишет в книге «Сефер а-Мицвот» (раздел отрицательных заповедей, 51), что язычникам запрещено продавать или сдавать недвижимость в Земле Израиля, пока они не откажутся от идолопоклонства. Йосеф Каро (1488–1575), автор кодекса «Шулхан Арух» (Йорэ Деа, 151), также запрещает продавать и арендовать идолопоклонникам поля и дома в Земле Израиля, но разрешает арендовать им склады и прочие служебные помещения. Казалось бы, Маймонид и Йосеф Каро выглядят в этом свете сторонниками официальной дискриминации…
Чтобы иллюзия этой «очевидности» развеялась, проведем простой мысленный эксперимент. Представим себе, что в современную националистическую синагогу является человек в просторном арабском одеянии, через слово сыплющий такими фразами, как «во имя Аллаха» и «Аллах всемилосердный», постоянно ссылающийся на исламских философов, богословов и мистиков. Более того, большинство его книг написаны по-арабски. Сегодня прихожане синагоги отнеслись бы к такому посетителю, как минимум, весьма подозрительно, а вероятнее всего позвонили бы в полицию.
Таким образом, в «административное заключение», если не под пулю, попал бы и вышеупомянутый Маймонид, известный в исламском мире как уважаемый еврейский ученый Муса ибн Маймун. Как известно, в течение веков еврейские мудрецы стран ислама писали свои книги в основном по-арабски, в то время как пользоваться латынью – столь же универсальным языком в мире христианской культуры западноевропейских стран, как и арабский в мире ислама – ученым евреям Европы в голову почти никогда не приходило.
Конечно, отношение Маймонида к исламу неоднозначно. С одной стороны, он считает Мухаммада безумцем; в этом плане его позиция отличается от жившего немногим раньше главы евреев Йемена, раввина Нетанеля ибн Аль-Фаюми (? – 1165), который видел в Мухаммаде пророка, посланного Всевышним к арабам, и не раз цитировал Коран в своем сочинении «Бустан аль-Укул» («Сад мудрости»). Маймонид, глубоко уважая этого раввина, не разделял всех его идей и считал ислам, хотя и близкой к истине, полезной для человечества, но искаженной религией. Однако при этом он считал идолопоклонниками христиан, но никак не мусульман.
Маймонид был семейным врачом султана Саладина и жил в эпоху крестовых походов. Палестинские евреи воевали тогда вместе с мусульманами против крестоносцев, и Саладин пригласил евреев селиться в Иерусалиме, откуда изгнали их христиане-завоеватели. В контексте событий XII века запрет Маймонида продавать недвижимость в Палестине христианам, которых он считал разновидностью идолопоклонников, выглядит скорее как выражение происламских настроений, направленных на борьбу с крестоносцами.
Йосеф Каро родился в Толедо, в 1488 году. Когда будущему автору «Шулхан Аруха» исполнилось четыре года, его семья была изгнана из Испании христианскими властями под руководством короля Фердинанда и его супруги Изабеллы. Изгнанию тогда подвергались как евреи, так и мусульмане, и единственным способом избежать депортации было крещение. Примерно в 1533 году, после долгих скитаний по Европе, Каро поселился в Цфате, где был вскоре избран местной еврейской общиной на почетное место главы городского еврейского суда. Каро прожил в Османской Палестине полвека – большую часть своей жизни, будучи уважаемым мусульманами раввином и каббалистом. Работы Иосифа Каро носят на себе отпечаток общения с исламскими мистиками: исследователи Каббалы отмечают явственное присутствие в его работах суфийских элементов.
Как и Маймонид, Каро относится к мусульманам с подозрением, но тоже не считает их идолопоклонниками, как видно из ряда его законодательных постановлений. Тем не менее отношение Йосефа Каро к вопросу продажи недвижимости неевреям в Земле Израиля не вполне ясно. Следует также отметить, что отдельные раввины считали ересью, равной идолопоклонству, любую существенно отличную от иудейства религию, включая ислам. Таково, в частности, мнение Давида ибн Аби Зимра, или Радбаза (1479–1589) – крупного раввина XVI века, также изгнанного в детстве из Испании. При этом, несмотря на столь критическое отношение к исламу, Радбаз исправно исполнял в течение сорока лет обязанности хахам-баши – главного раввина Египта, не вызывая нареканий со стороны мусульманских властей.
Никакого парадокса тут нет. Традиционному, практикуемому по всему миру иудаизму совершенно чужда идея еврейской власти. Так называемое раввинистическое иудейство сформировалось в эпоху, когда евреи жили среди других народов и верований. Настороженное отношение к чужому вероисповеданию – всего лишь стратегия выживания меньшинства. Даже если какие-то раввины и запрещали палестинским евреям продавать дома в еврейском квартале иноверцам, это было частным делом их общин, которое не вызывало возражений у мусульманских или христианских властей – они признавали за еврейскими общинами право регулировать свою внутреннюю жизнь. Что касается ислама, соавтор данной главы Яков Рабкин подробнее написал о еврейском отношении к исламу и мусульманам в одной из своих статей[27].
Не секрет как для иудеев, так и для антисемитов то, что некоторые раввины представляют будущую мессианскую эпоху как восстановление еврейской власти, порой в глобальном масштабе. Тот же Маймонид считал, что Мессия заставит все народы мечом принять единобожие и базовые этические заповеди истинной веры. При этом многие не менее известные ортодоксальные раввины представляют мессианское будущее совсем иначе – как братство народов и торжество всего лучшего, что есть в мировых философиях и религиях.
Интересно, что некоторые раввины прошлого века сочетали свои мессианские чаяния с леворадикальными идеями интернационализма и социализма. К примеру, сторонником такого левого плюралистического мессианизма был известный каббалист Йегуда-Лейб Ашлаг (1866–1954), чьи работы сегодня пользуются в Израиле немалой популярностью.
Отношение традиционного иудейства к историческим процессам является одной из принципиальных причин раскола между многовековой еврейской традицией и праворадикальным учением, разработанным в последние десятилетия в лагере национал-иудаизма. Ашлаг был своего рода революционером, но британские власти Палестины запрещали публикацию некоторых работ этого раввина за коммунистическую, вовсе не ультраправую пропаганду.
Иудаизм, как и ислам – чрезвычайно «многоголосая» традиция. Как уже говорилось, старший современник Маймонида, раввин и философ-неоплатоник Аль-Фаюми, считал ислам не только заслуживающей уважения, но и по-своему правильной религией; этот философ полагал, что Всевышний посылает каждому народу своих пророков. Сын Маймонида основал целую династию еврейских дервишей, совмещавших иудаизм с суфизмом.
Даже самые резкие в прошлом критики ислама, на слова которых опираются авторы нынешнего раввинского запрета сдавать и продавать недвижимость «иноверцам», были отнюдь не врагами мусульман и, в еще меньшей степени, сторонниками еврейской власти. Маймонид, разработавший теорию еврейской монархии, резко критикует в своем «Послании в Йемен» попытки возрождения еврейской государственности, считая их опасными и разрушительными для самих же евреев. По его мнению, еврейское царство может быть восстановлено только после прихода истинного Мессии – чудотворца и помазанника Божьего. Как отмечают исследователи, мечты Маймонида о возрождении «иудейского халифата» отражают средневековые исламские политические теории и свидетельствуют, как ни парадоксально, о глубоком уважении этого ученого к арабо-мусульманской культуре.
Принципиальная невозможность воссоздания еврейского государства без настоящего Мессии была для иудеев в течение столетий общепринятой аксиомой. Руководитель крупнейшей разбросанной по миру хасидской общины из города Сатмар Йоэль Тейтельбаум (1887–1979) подтверждает этот факт в своих работах множеством документальных доказательств. С точки зрения еврейских мистиков и будущая мессианская эпоха не имеет никакого отношения к царствам и государствам в обыденном смысле слова. Царство иудейского Мессии, в их понимании, как и для христиан, «не от мира сего»: это преображение всего мироздания, раскрытие божественного света во всем бытии, исчезновение вражды, болезней, смерти и грешных устремлений.
Йосеф Каро и Радбаз, подвергшиеся преследованиям христианских властей Испании, прожили большую часть жизни в исламских странах, спокойно вписавшись в местный и, в отличие от «чисто» католической Испании, пестрый религиозно-этнический ландшафт. Их отношение к идолопоклонству и ереси не нарушает равновесия с другими иудейскими принципами: заповедью милосердия и миролюбивых отношений с людьми, а также запретом осквернения имени Всевышнего непорядочными действиями со стороны евреев. В отличие от Маймонида, каббалистов Йосефа Каро и Радбаза мало интересовали теоретические вопросы мессианского будущего. Мистик и визионер Йосеф Каро, написавший одну из своих книг, по его утверждению, под диктовку ангела, намеренно разбирает в своем «Шулхан Арухе» только законы повседневной жизни.
Рекомендуемые характер, вид и формы контактов с последователями других религий изложены в популярных иудейских этических сочинениях: например, «Сефер Харедим». Автор этой книги Элазар Азикри (1533–1600) был современником Йосефа Каро и тоже жил в Цфате. Азикри призывает любить и уважать всех людей. По его утверждению, Йосеф Сарагоса (1460–1507), учитель Радбаза, удостоился святого пророческого духа за стремление к миру и справедливости. Сарагосса всегда старался примирить всех людей, в том числе поссорившихся между собой нееврейских (в данном контексте – арабских) супругов.
Категорически нельзя забывать и то, что «Шулхан Арух» был все-таки составлен в довольно далеком от нас XVI веке. И хотя этот свод законов иудаизма почитается иудеями по сей день, он оброс за пять веков множеством комментариев, иногда прямо противоположных мнению автора. В этом особенность иудейской традиции, которая, сохраняя свою суть, постоянно актуализирует и переосмысляет предписания иудаизма в соответствии с моральными принципами, заложенными в письменной и устной Торе. Поэтому современные издания «Шулхан Аруха» сопровождаются предупреждением о том, что некоторые законы, касающиеся идолопоклонников, относятся лишь к перечисленным в Библии давно исчезнувшим древним народам Ханаана.
Одним из наиболее известных противников отождествления неевреев с талмудическими язычниками был Менахем Меири (1249–1315) – выдающийся провансальский раввин и философ XIV века. Он последовательно отвергает идею всякой дискриминации неевреев и критикует язычество как социальное зло, а не духовную практику. По его мнению, Библия и Талмуд негативно относятся к древним языческим народам из-за их крайне аморального поведения, в частности, человеческих жертвоприношений. Современные ислам и христианство для него по определению языческими не являются; более того, их представители в духовном плане равны евреям. Меири считается по сей день непререкаемым классическим авторитетом в кругах традиционного еврейства, хотя сторонники национал-иудаизма игнорируют его позиции как уважаемое, но лишь частное мнение.
Идеи плюрализма в раввинистическом иудействе достаточно широко известны и отражены в самой структуре построенного на диалогах Талмуда, а затем в сочинениях известных средневековых и современных раввинов. Некоторые иудейские мыслители и законодатели исключают из категории библейских язычников любых достойно ведущих себя верующих и неверующих людей, в том числе представителей религий, традиционно считающихся языческими – например, индуизма и буддизма.
Весьма интересный, хотя и неполный, обзор гуманистических и плюралистических положений, которые содержит в себе еврейская традиция, приводится в статье американского раввина Давида Бергера[28]. Приведем пару примеров, помимо указанных Бергером. Известный раввин и любавичский хасид Авром-Йегуда Хейн (1878–1957) считал таких альтруистов, как православный христианин Владимир Соловьев и индус Рабиндранат Тагор, евреями по духу, а явных злодеев еврейского происхождения (прямо упоминая сионистов!) – продолжателями злых дел и перевоплощениями древних библейских язычников. Сам Хейн был сторонником анархо-коммунистических идей Петра Кропоткина, которого он в своих работах величает «херувимом». Схожие мысли об общечеловеческом братстве есть у раввина Шмуэля Александрова (1865–1941), который также был хасидом и философом левого толка.
Современные религиозные противники сионизма среди евреев обычно либо весьма консервативные «иудейские староверы» наподобие движения Нетурей Карта («Стражи города») или более умеренных сатмарских хасидов, либо изначально воспитанная на принципах уважения прав человека западная леволиберальная община, включая движение Jewish Renewal («Еврейское возрождение»), которое восходит своими корнями к американским хиппи 1960-х. Может показаться, что между этими движениями нет ничего общего, кроме неприятия ими национализма, причем по совершенно разным причинам. Однако, если вдуматься, существует глубинная связь между этим «староверием» и современными идеями социального равенства[29].
Бесспорно, что у многих классических иудейских авторов можно найти весьма «неполиткорректные» высказывания о неевреях и нееврейских религиях, но в этих высказываниях нет ничего принципиально отличного от современной им христианской и исламской полемики, тоже не отличающейся толерантностью к иноверцам. Этот «негатив» в иудейской литературе преимущественно обусловлен защитной реакцией небольшого рассеянного меньшинства, а не политическими амбициями. Исторический иудаизм выглядит в этом плане более мирно, по сравнению с другими авраамическими религиями, а целому ряду известных раввинов удавалось находить в иудаизме место для весьма широкого универсализма еще в Средневековье. Одно и то же высказывание, сделанное в условиях бесправного меньшинства, приобретает совершенно иной смысл, когда его повторяют представители обладающего властью большинства.
Под напором модернизации некоторые еврейские общины замкнулись в себе и резко воспротивились давлению современных идеологий. Таковы антисионисты из движения Нетурей Карта или возглавляемой сатмарскими хасидами организации «Натруна», которых националистически настроенные евреи считают сектами мракобесов. На самом деле, эти противники сионизма лишь желают возродить некое подобие отнюдь не идеальных, но достаточно стабильных межрелигиозных отношений в Османской империи времен Йосефа Каро и поселившихся в Палестине XVIII–XX веков учеников Виленского гаона. Таким и был строго традиционный иудаизм османской Палестины: порой суровым и непримиримым к отклонению от норм внутри общины, но лояльным и миролюбивым по отношению к мусульманским и христианским соседям.
Многие ортодоксальные антисионисты твердо отрицают дискриминацию неевреев и поддерживают идеи Менахема Меири, Шимшона-Рефоэла Гирша (1808–1888) и других гуманистически настроенных раввинов, с интересом и уважением относящихся к иным народам и религиям. Разумеется, люди эти отрицают идею еврейской власти, «Израиля для евреев», стремясь к сохранению выработанных за многие века добрососедских отношений с арабским соседями.
В отличие от этих «староверов», верующих евреев из движения Jewish Renewal (Иудейское обновление) или леволиберальной организации Jewish Voice for Peace (Еврейский голос за мир) мало волнуют былые общинные порядки. Однако и им дороги такие традиционные еврейские ценности, как миролюбие, стремление к справедливости и стремление улучшать мир. Хотя еврейские левые критикуют идею этнической или религиозной власти ради общечеловеческих идеалов равенства, они приходят порой к тем же выводам, что и ортодоксальные богословы, исходящие из общечеловеческих этических принципов, заложенных в иудейской традиции.
Известный раввин Ехиель-Яков Вайнберг (1884–1968), сторонник гуманистических идей Меири, отметил еще в середине прошлого века, что евреи-реформисты порой лучше соответствуют моральному облику традиционного иудея, чем сосредоточенные на обрядовых тонкостях ортодоксы, игнорирующие подчас этические основы иудейства. При всей характерной для евреев разноголосице, эти консерваторы и хиппи, левые активисты и реформаторы по-своему традиционалисты: нарушение прав палестинцев в Израиле, дошедшее сегодня до откровеннейших военных преступлений, означает для них предательство, абсолютно недопустимое отступление от самых коренных основ еврейской традиции. Встречаются порой и личности, сочетающие разные аспекты этой многоголосицы: крупный историк, знаток Талмуда и ортодоксальный еврей Даниэль Боярин считает себя троцкистом и при этом близок по взглядам к Нетурей Карта.
Где же сегодня те люди, которые, как выразился раввин Ицхак Герцог, не потеряли «каплю здравого смысла», которые способны понимать исторический контекст слов и не превращать их в националистические и фашистские лозунги? В 2010 году, когда на повестке стоял вопрос о запрете продажи недвижимости неевреям, авторы данной статьи отметили, что сосредоточены они в США. Реакция более тысячи американских раввинов разных направлений была тогда резко отрицательной. Вскоре после начала израильской военной операции в октябре 2023 года, повлекшей многочисленные жертвы среди гражданского населения сектора Газа, американская организация Jewish Voice for Peace провела ряд протестов, сотни участников которых подверглись арестам и штрафам.
В то время как США остаются бастионом здравого смысла среди евреев, нельзя забывать и о печальном парадоксе: живут они в государстве, внешняя политика которого, по мнению многих ее критиков, беспрецедентно агрессивна и питает практически все кровавые конфликты на Ближнем Востоке, включая палестинско-израильский. Именно США поставляют оружие для Израиля, ведущего военные действия, которые многие считают военными преступлениями.
Когда в 2010 году вышло постановление группы израильских раввинов, запретивших продавать и сдавать дома и квартиры неевреям[30], вопрос о недвижимости казался ярчайшим примером ультраправого сдвига в иудейской среде. В то время 82 % харедим, то есть иудеев строго ортодоксальных толков, одобрили запрет на сдачу квартир в Израиле неевреям. Националистические настроения уже тогда глубоко укоренились даже в среде, которая традиционно относится к сионизму и самому государству Израиль как минимум с большим подозрением.
Все же некоторые известные раввины-харедим проявили тогда банальный здравый смысл. Они заявили, что эта инициатива государственных священнослужителей в Израиле не только не обоснована с точки зрения иудейского закона, но и попросту угрожает безопасности евреев. А что если какие-нибудь ультраправые, со своей стороны, запретят сдавать квартиры евреям в Берлине или Париже? Для раввинов-националистов вопрос так не стоит: зачем жить в Берлине или Париже – пора перебираться в Израиль! Или, как в свое время призывал генерал Дудаев: «…русские – в Рязань, ингуши – в Назрань, армяне – в Ереван».
И все-таки запрет аренды жилья чужакам кажется относительной мелочью по сравнению с поддержкой израильских военных преступлений в Газе, вплоть до высказываний об атомной атаке сектора. Как и правоверный иудей, последователь национал-иудаизма не станет есть свинину и будет строго отделять мясную пищу от молочной. На этот признак почти веком раньше обратил внимание предводитель бельзских хасидов ребе Иссохор-Дов Рокеах (1854–1927). Он предупреждал, что к религиозному сионизму следует относиться с большей подозрительностью, чем к откровенно безбожному. С его точки зрения, светские сионисты открыто осквернили Тору, в то время как сторонники национал-иудаизма сохранили видимость соблюдения религиозных обрядов. Рокеах сравнивал их со свиньей, которая, выставляя копыта, пытается изобразить из себя кошерное животное. Согласно известной еврейской легенде, из-за такого «лицемерия» евреи питают к свинье особое отвращение, гораздо большее, нежели к волку или медведю, хотя все они в равной мере запрещены иудеям для употребления в пищу.
Со своей стороны, пятый любавичский ребе, Шолем-Бер Шнеерсон (1860–1920), еще в начале XX века осуждал тех защитников сионизма, которые считают себя «хорошими евреями». Как гласит еврейская народная пословица, «уж если есть свинину, то чтоб по бороде текло». Откровенный грешник или безбожник честнее и поэтому лучше лицемера.
И все же, сравнивая споры о сионизме времен Шнеерсона и Рокеаха, Амиэля и Герцога, даже покойного главного британского раввина Джонатана Сакса, писавшего о ценности всех мировых культур и религий, нам может показаться, что сионизм прошедших поколений имел еще относительно мирный вид.
Даже если признать, что национал-иудаизм привлекает все больше сторонников, это не означает, что традиционное иудейство как таковое находится в опасности: оно никогда не опиралось слепо на мнение большинства и поэтому пережило в своей многовековой истории не один раскол. Поскольку, в отличие от некоторых других религий, в иудаизме иерархии нет, каждая община прислушивается к мнению своего раввина. Попытки главного раввината Израиля навязать свою волю евреям в других странах вызвали довольно отрицательную реакцию. Так, например, несколько лет тому назад Адам Шайер, раввин одной из старейших ортодоксальных общин в Монреале (и, по некоторым оценкам, крупнейшей в мире), не только опубликовал свой протест, но даже вылетел на один день в Иерусалим, где он выступил на заседании комиссии по делам диаспоры израильского парламента: ведь главный раввинат – это учреждение чужого государства, а религия в большинстве стран от государства отделена.
Сионизм и исповедующее его государство Израиль внесли за последние сто с небольшим лет больше всего разногласий среди иудеев. Поэтому выяснять, как иудаизм в целом относится к тому или иному вопросу современности, зачастую лишено смысла. Государства приходят и уходят, но в многовековой иудейской традиции фундаментальными ценностями остаются смирение, человеколюбие и стремление к миру.
Как известно, «два еврея – три мнения». Израиль своей операцией в Газе усугубил разрыв между, с одной стороны, сионистами и заступниками Израиля, и, с другой – религиозными и светскими евреями, которые отвергают сионизм и тем самым самое идею отдельного государства для евреев. Но еще больше евреев колеблется где-то посередине. Многие уже давно критикуют действия Израиля, но не ставят под сомнение «право Израиля на существование».
Эту странную риторическую формулу ввело в оборот израильское правительство в противовес якобы существующей угрозе физического уничтожения населения Израиля. Однако ни одно государство к этому не призывает. Даже Иран, пожалуй, самый принципиальный противник Израиля, требует лишь отказа от его сионистской идеологии, на которой зиждется узаконенная дискриминация палестинцев. Под контролем Израиля между Средиземным морем и рекой Иордан живет более 14 млн человек: граждане-евреи (7 млн), граждане-палестинцы (2 млн) и палестинцы на занятых Израилем в 1967 году территориях (5 млн).
Большинство евреев мира живут в странах либеральной демократии. Однако многим из них трудно представить, что Израиль может изменить свой политический уклад, например, как это сделала несколько десятилетий назад ЮАР, обеспечив равноправие всем своим гражданам, в том числе и тем, кто были некогда приписаны к «бантустанам», своего рода гетто, изобретенным для увековечивания апартеида.
Многие наблюдатели уже давно называют Газу тюрьмой под открытым небом. Жестокость атаки 7 октября 2023 года на юге Израиля показывает, сколь сильную ненависть разжигает безысходное положение блокированных со всех сторон палестинцев Газы. Спровоцированные этим нападением израильские действия уже привели к гибели тысяч человек, в большинстве женщин и детей. На одну из самых густонаселенных территорий в мире было сброшено за полтора месяца более 25 000 тонн взрывчатки – эквивалент атомных бомб, разрушивших Хиросиму и Нагасаки в 1945 году. Эти действия Израиля вызывают многотысячные протесты по всему миру. Беспрецедентно активное участие принимают в них евреи и еврейские общественные организации.
Вскоре после начала израильской операции против Газы сотни демонстрантов-евреев организации Not in Our Name («Не от нашего имени») блокировали Центральный вокзал Нью-Йорка, призывая к немедленному прекращению огня. Неделей раньше закутанные в талиты (молитвенные облачения) иудеи устроили сидячую забастовку перед зданием Конгресса США в Вашингтоне. Призвав к прекращению насилия, они открыли молитвенники и начали читать древние слова, которые поддерживали евреев в тяжелые времена на протяжении многих поколений. У подножия Статуи Свободы в Нью-Йорке евреи развернули транспаранты с надписью «Палестинцы должны быть свободны».
В демонстрациях в поддержку палестинцев маршируют и издавна отвергающие сионизм харедим (ультраортодоксальные евреи). Эти глубоко верующие люди, для которых Земля обетованная – не просто оборот речи, считают святотатством, что сионистское государство спекулирует на религии и использует Тору как орудие политики и легитимации захвата земель. Более того, они видят именно в сионизме коренную причину кровавого конфликта, от которого страдают ни в чем не повинные евреи и палестинцы.
Израиль построен на идеологии сионизма – своего рода европейского этнического национализма. С самого начала сионисты презирали традиционных евреев и иудаизм, стремясь создать новое общество и нового человека, в том числе бесстрашного воина-еврея. Успех несомненен: мобилизованное общество и грозная высокотехнологичная армия.
Упор Израиля, а до этого и поселенцев-сионистов на военную силу объясняется тем, что Израиль – самый поздний проект поселенческого колониализма. Колониализм всегда опирался на силу. В эпоху зарождения сионизма на рубеже XIX–XX веков колонизация не была чем-то одиозным, а считалась в западном мире нормой. Один из крупнейших банков Израиля, Леуми, назывался в свое время «Еврейский колониальный трест». Но сегодня Родезия и Алжир остались в прошлом. ЮАР освободилась от официального апартеида. В Америке и Океании поселенцы из Европы обеспечили успех своим колониальным планам, практически истребив местное население еще в XIX веке.
Израиль же приступил к массовым этническим чисткам лишь в 1947 году, когда уже набирало обороты антиколониальное движение. Израильский историк Бенни Моррис одним из первых документально доказал проведение сионистами этнических чисток. Позже он высказал сожаление, что сионисты не довели дело до конца, как белые американцы, аргентинцы или австралийцы, избавившиеся от большей части местного населения. В результате, как уже было сказано, сегодня на контролируемых Израилем землях проживает примерно равное количество палестинцев и евреев, но большинство палестинцев лишено политических прав.
Для многих иудеев уже давно очевидны противоречия между исповедуемым ими иудаизмом с его упором на смирение, сострадание и благотворительность и сионистской идеологией. Тем временем в Израиле утвердилось сравнительно новое течение иудаизма – национал-иудаизм, или дати-леуми на иврите. Некогда миролюбивая, основанная в Вильно в 1902 году организация по обеспечению религиозных нужд евреев в Палестине, в условиях Израиля постепенно переродилась. Придавая ионизму религиозный смысл, она воспитала молодежь, которая не хотела ждать милости от истории и активно взялась за освоение занятых Израилем в 1967 году палестинских территорий. Можно сказать, что сегодня именно последователи национал-иудаизма, хотя их всего около 10 % от еврейского большинства в Израиле, являются идеологическим авангардом израильского общества.
Из недр национал-иудаизма вышло немало поборников террора: видные члены сегодняшнего израильского правительства, некоторые из которых были даже осуждены за терроризм израильским правосудием, а также Игаль Амир, убийца решившегося на компромисс с палестинцами премьер-министра Ицхака Рабина, и Барух Гольштейн, застреливший в еврейский праздник Пурим десятки погруженных в молитву мусульман. Национал-иудаизм является идеологией самых решительных поселенцев на Западном берегу реки Иордан, которые после начала войны в Газе усилили лишения собственности и даже убийства палестинцев. Эти вооруженные автоматами боевики с гордостью дополняют то, что израильская армия с помощью танков, бомб и ракет делает в Газе.
Поэтому немало евреев по всему миру сегодня задаются вопросом, хорошо ли для евреев такое хронически порождающее насилие государство. То, что этот вопрос многие задают только сейчас, отражает успех продвижения Израилем бренда «еврейского и демократического государства». Впрочем, в самом Израиле внутренняя противоречивость этой формулы очевидна многим: демократию на благо лишь одной группе населения демократией называть трудно.
Массированные бомбардировки Газы открывают глаза тем евреям, кто в течение десятилетий предпочитали не замечать изгнания и притеснения палестинцев. Одни начинают понимать, почему в свое время большинство евреев принципиально отвергли сионизм. Многие евреи вне Израиля испытывают смешанные чувства. В ужасе как от нападения Хамас на Израиль, так и от беспощадного ответа Израиля, они наблюдают резкий рост антиеврейских настроений и антисемитских актов насилия. Недавние нападения на евреев и еврейские учреждения от Махачкалы до Лондона и Монреаля – тревожный тому пример. Мусульмане тоже становятся мишенью, о чем свидетельствует трагическое недавнее убийство в США шестилетнего мальчика палестинского происхождения.
Когда Израиль заявляет, что он является государством всех евреев мира, он тем самым превращает их в заложников своей политики и действий. Среди евреев есть те, кто безоговорочно поддерживают Израиль, и те, кто его столь же безоговорочно осуждают. Но ни те, ни другие никоим образом не влияют на действия Израиля. Они похожи на болельщиков, которые следят за развитием событий со стороны. Нападать на евреев из-за действий израильской армии – не только проявление антисемитизма, но и мощная поддержка основного постулата сионизма: только в Израиле евреи могут жить в безопасности.
Массовые протесты по всему миру в поддержку палестинцев не умеряют интенсивность израильского возмездия в Газе и не останавливают поставки американского оружия для его продолжения. Есть от чего впасть в отчаяние. Но иудейская традиция призывает проявлять настойчивость даже в, казалось бы, безнадежных обстоятельствах: «Не обязан ты завершить дело, но и не вправе отказаться от него…».
Поэтому евреи продолжают протестовать против израильских действий в Газе. Эти протесты освобождают их от эмоциональной хватки Израиля, и это касается самых разных еврейских общин – ашкеназских и сефардских, от строго соблюдающих до более либеральных. Так ультраортодоксальный критик Израиля, обычно с неприязнью относящийся к реформистскому иудаизму, недавно согласился с реформистским раввином, заявившим: «Когда евреи – сторонники Израиля за рубежом не высказываются против катастрофической политики, не гарантирующей безопасность его граждан и не создающей климата, способствующего поиску справедливого мира с палестинцами… они предают вековые принципы иудаизма».
Евреи протестуют, ибо взрыв насилия на Святой земле угрожает не только евреям и палестинцам и даже не только ближневосточному региону. Существует израильская военная доктрина, носящая имя библейского Самсона, который раздвинул столбы храма, обрушив крышу и убив себя и тысячи захвативших его филистимлян с криком: «Дайте мне умереть с филистимлянами!» (Книга Судей 16:30). Согласно этой стратегии ядерный арсенал Израиля может быть использован, если страна окажется перед непреодолимой экзистенциальной угрозой. Никто точно не знает, что это означает: угрозу физического уничтожения населения или беспрецедентное международное давление с целью положить конец сионистскому укладу Израиля. Для многих израильтян даже равноправие палестинцев – граждан Израиля уже представляет угрозу. А что будет, боятся они, если гражданами станут все находящиеся под властью Израиля палестинцы?
Но надежда есть. Англия веками угнетала Ирландию. Франция и Германия веками воевали друг с другом. Что нужно сделать, чтобы израильтяне и палестинцы жили в мире? Многие евреи и еще больше палестинцев убеждены, что необходимо избавиться от схожего с апартеидом сионистского уклада Израиля, который с момента своего создания опирается на силу. Они считают, что порочному кругу насилия наступит конец только тогда, когда все жители Святой земли получат равные права и станут частью будущего политического урегулирования (одно государство, два государства или что-то еще). Именно эта надежда вдохновляет евреев, протестующих против войны, ведущейся якобы от их имени в Газе.
Иудеи признают две категории прощения: за прегрешения по отношению к другим людям и по отношению к Богу. В этом отражается бинарная структура всей моральной и правовой системы иудаизма, основанной на убежденности в божественной справедливости: «Бог наказывает преступников и вознаграждает праведников».
Иосиф, один из двенадцати сыновей патриарха Иакова, вызывает сильную зависть у своих братьев. Они его похищают, некоторые предлагают его убить, но, в конце концов, его продают в рабство в Египет. Иуда убеждает своих братьев: «Что пользы, если убьем мы нашего брата и сокроем его кровь. Пойдем продадим его исмаильтянам, и руки нашей не будет на нем, ибо он брат наш и плоть наша» (Бт., 37, 26–27).
Однако Господь благоприятствует Иосифу, и со временем тот становится наместником всего Египта. Спустя два десятилетия в Земле обетованной начинается голод, и братья едут в Египет за провиантом. Их принимает неузнанный ими в облике египтянина Иосиф, который опознает их мгновенно. Но он не показывает вида и внезапно обвиняет их в том, что они шпионы. И вот тут-то начинается процесс осознания Божественной справедливости: ничто не бывает случайным, ничто не забывается, за все приходится нести ответ. И сказали они друг другу: «Однако, виновны мы за брата нашего: не видели беду души его, когда умолял он нас, а мы не слушали. Потому постигла нас эта беда. И вот за кровь его взыскивается» (Бт. 42, 21). Но какая связь между продажей брата и обвинениями вице-короля Египта?
У братьев взыграла совесть. Они сразу же вспомнили, что сделали с родным братом. Ибо в иудейском понимании мира любое несчастье, любая неприятность позволяют нам «оборотиться» на самое себя, раскаяться и исправить свое поведение на будущее. И не страшно, если никто из нас не способен разобраться в Божественной бухгалтерии. Мы сами прекрасно знаем, – где, когда и по отношению к кому мы поступили несправедливо.
И напротив, неожиданная удача – настораживает. Когда на обратном пути с мешками, полными провизии, они обнаруживают в них также и заплаченные за нее деньги, – братья испытывают тревогу: «И метнулось их сердце, и с трепетом сказали они друг другу: что это Бог сделал с нами!» (Бт. 42, 28).
В результате своей поездки они не только признаются себе в содеянном, но и раскаиваются в нем. Как пишет великий законодатель и философ Маймонид, для истинного раскаяния необходимо еще и удостовериться в том, что в аналогичной ситуации человек не пойдет по проторенному пути и не совершит того же прегрешения. (Вспомним «голубого воришку» из Ильфа и Петрова: «Он крал, и ему было стыдно. Крал он постоянно, постоянно стыдился…») Иосиф вскоре предоставляет братьям возможность проверить, насколько их раскаяние истинно.
Голод в Земле ханаанской крепчает, и братьям снова надо собираться в Египет. Памятуя, что египетский правитель потребовал в следующий раз привести с собой младшего брата, Вениамина, в первый приезд оставленного с отцом, они уговаривают Якова отпустить его с ними. Иуда клянется жизнью своей, что не вернется без младшего брата. Тем самым он как бы исправляет свой давний проступок, – когда братья вводят отца в заблуждение, сообщив ему, что сына – Иосифа – будто бы растерзали дикие звери…
И вот братья стоят перед все еще неузнанным ими Иосифом. Увидев сына своей матери, Вениамина, могущественный египтянин внезапно удаляется и от волнения плачет в своих покоях. Образ мужчины в еврейской традиции сильно отличается от понимания мужского поведения в русской и западной культурах, где мужеством считается сдерживать свои чувства, а слеза мужчины обязательно скупа. Иудею не зазорно испытывать эмоции, открыто их выражать и даже расплакаться при встрече с красивой девушкой, как это происходит с Яковом при первой встрече с Рахилью (Бт. 29, 15).
Пополнив запасы, братья в полном составе отправляются в обратный путь. Но по приказу Иосифа перед отъездом в мешок Вениамина слуги втайне подкладывают серебряный кубок. Не успевают они отъехать, как за ними начинается погоня, их обвиняют в неблагодарности: они украли кубок принявшего их правителя. Братья в растерянности: «У кого из рабов твоих будет найдено, тот умрет, а мы все будем ему (т. е. правителю – прим. авт.) рабами» (Бт. 44, 9). Кубок обнаруживают в мешке Вениамина, и братья с понуренными головами вновь предстают перед Иосифом. В наказание за содеянное Иуда предлагает Иосифу обратить их всех в рабство. Но египтянин справедлив: «Лишь тот, у кого найден кубок, будет мне рабом» (Бт. 44, 17). Таким образом, братья оказываются в той же ситуации, что и накануне продажи в рабство Иосифа. Они могут оставить Вениамина и спокойно возвращаться домой. Наступает решительный момент. Как поведут себя братья на этот раз? Насколько истинно их раскаяние?
И вот Иуда выступает перед правителем Египта и подробно, с достоинством, пересказав произошедшее с ними и упомянув, что отец не выдержит потери Вениамина, предлагает себя в рабство вместо младшего брата. Круг закрывается, Иуда на деле доказывает себе, что со старым покончено навсегда. Только тогда, превозмогая рыдания, признается Иосиф: «…я – Иосиф, брат ваш, которого вы продали в Египет; но теперь не печальтесь и не жалейте о том, что вы продали меня сюда, потому что Бог послал меня перед вами для сохранения вашей жизни» (Бт. 45, 4–5). Он не таит на них злобы, они прощены, ибо доказали – ему и, самое главное, самим себе, – что с былым малодушием покончено. Таким образом, раскаяние способно преобразовывать прошлое: «… не вы послали меня сюда, но Бог» (Бт. 45, 8). Иосиф не упрекает их, не корит их описанием своих страданий в рабстве. Впрочем, братьям все еще не так легко поверить в великодушие Иосифа. Поэтому позже, перед смертью отца, Иосиф вновь заверяет их, что не таит на них зла: «И сказал Иосиф: не бойтесь, ибо я боюсь Бога; вот, вы умышляли против меня зло; но Бог обратил это в добро, чтобы сделать то, что теперь есть: сохранить жизнь великому числу людей; итак не бойтесь: я буду питать вас и детей ваших. И успокоил их и сердечно говорил с ними» (Бт. 50, 19–21).
Эта библейская история содержит в себе все элементы процесса, ведущего к прощению. Согласно Маймониду, тому, у кого просят прощения «…запрещено ожесточать сердце свое и отказываться от примирения. Напротив, он должен с легкостью принимать любую попытку умиротворения, а обижаться – с трудом. Когда у него просят прощения, надо искренне и с добрым сердцем согласиться» (Законы о раскаянии 2, 10). Но ведь в нашей истории братья даже не успели попросить прощения. Тот же Маймонид в другой части свода упорядоченных им законов «Мишне Тора» замечает, что тот, кто прощает причинившего ему зло человека, не упрекая его и не тая обиды, по-настоящему богобоязнен» (Законы о знании 6, 9). Иосиф своими глазами увидел, что братья раскаялись, и поэтому сам великодушно простил их. В то же время бессмысленно прощать человека, если он не только не раскаивается в содеянном, но и продолжает идти по дурному пути…
Интересно, что в иудейском понимании прощение более благотворно действует на того, кто прощает, чем на того, кого прощают. Для Иосифа прошлые страдания приобретают иной смысл: он видит в них Божественный промысел, который позволяет выжить всей его семье. Прощение возносит его над страданием, как бы исчезающим в дымке прошлого. Прощение освобождает от неприязни, ожесточения и озлобленности, что подчас так сильно отягощают сердце. Неудивительно, что иудею предписано перед отходом ко сну вслух простить всех, кто нанес ему материальный или всякий иной ущерб, кто оскорбил его словом или делом, умышленно или непреднамеренно. Неудивительно, что разрушение Иерусалимского храма наши мудрецы считают греховным следствием непримиримости, злопамятства и беспричинной вражды.
Книга, профессора Монреальского университета Якова Рабкина «Во имя Торы: история еврейского сопротивления сионизму»[34] – это рассказ о том, почему большинство мыслителей и духовных лидеров иудаизма в свое время отвергли еврейский национализм, а многие отвергают его и сегодня. Она отражает взгляды целого круга опирающихся на Тору критиков сионизма, основываясь на представлении о евреях, как о народе, который в течение столетий сплачивался вокруг Торы и ее заповедей. Отказываясь сводить понимание еврейской общности к западной концепции нации, они отрицают идею политического самоопределения евреев в принципе.
Обозреватель МЕГ Антон Трубкин встретился с Яковом Рабкиным в Москве.
А.Т.: Почему после многих лет в эмиграции Вы приехали в Россию?
Я.Р.: Я эмигрировал в семьдесят третьем и вернулся в СССР лишь в восемьдесят восьмом году, когда раввин Адин Штейнзальц попросил меня помочь с организацией ешивы. Это было мое первое возвращение за 16 лет. С тех пор приезжаю каждые два-три года.
А.Т.: Что Вас привело в Москву на этот раз?
Я.Р.: Международная конференция «Иерархия и власть». На заседании о применении насилия я выступил с материалами своей недавней книги об отношении к насилию в еврейской традиции и современной сионистской практике. Доклад был принят хорошо.
А.Т.: Когда-то рабби Зоненфельд сказал, что вместе с Теодором Герцлем в Святую землю вошел ад. Ваш комментарий.
Я.Р.: Моя книга именно о том, как и почему традиционные евреи, вроде раввина Зоненфельда, отнеслись отрицательно к идее сионизма. Книга вышла сначала по-французски, потом вышел итальянский перевод, а английский вариант опубликован несколько месяцев назад. Эта тема, похоже, интересует многих. Я не так давно был в Киеве на конференции о мультикультурализизме и национальном единстве. И там тоже говорил о теме своей книги, которая в значительной степени относится не только к евреям, но ко всем тем, кто задает вопросы о том, что такое национальная идентичность, зависит ли ее сохранение от наличия национального государства. Почему столь категорично отрицают саму идею еврейского государства именно те евреи, которые наиболее ревностно хранят свои обычаи и образ жизни?
А.Т.: Как по-вашему, будущее еврейской культуры за религией? За идеологией сионизма, если, конечно, такая идеология есть? Все-таки государство уже создано… И если это, по мнению некоторых, историческая ошибка, то это ошибка длиной в полвека. Государство уже создано, и сионизм вряд ли можно назвать государственной идеологией.
Я.Р.: И да, и нет. Я часто езжу в Израиль – гораздо чаще, чем в Россию. Так вот однажды, лет десять назад, я ставил машину на одной из улиц Иерусалима, а передо мной другой человек парковался. Я ему говорю: «Ты чуть-чуть туда поближе поставь». «Не учи меня сионизму», – ответил он. Очевидно, слово «сионизм» означает прописную истину, в то время как в самом государстве Израиль образуется самосознание новой исторической общности, отличной от той, что обычно считается еврейской.
Со мной в Киеве был израильский философ Иосиф Агасси. Так вот, он с тридцатью восемью другими израильтянами потребовал, чтобы их национальность в удостоверении личности была указана израильской. Им отказали, ибо государство официально считается еврейским. Признание израильской национальности противоречит сионистской идеологии, идее об исторической родине евреев всего мира и т. п. Признать, что Израиль – это просто государство живущих в ней граждан, означает отказ от сионизма. Естественно, что государственные структуры охраняют сионистскую идеологию, хотя на практике израильское общество уже давно стало многонациональным.
Что касается будущего… Историки будущим не занимаются. Еврейские диаспоры развиваются своим ходом, в связи с Израилем, или независимо от него. Это вполне нормальное явление. Необходимость приспосабливаться к существованию центра, которому уже почти 60 лет – новая ситуация для евреев, похожая на ту, что возникла 2000 лет тому назад, когда в результате разгрома восстания Бар Кохбы и всей еврейской государственности создавался иудаизм, независимый от территории и иерусалимского Храма. Сегодня переход уже не такой резкий, ибо мало кто считает, что провозглашение государства Израиль меняет диаспорическую сущность иудаизма, мало кто предлагает немедленно приступать к воздвижению третьего храма в Иерусалиме[35]. Две еврейские общности сегодня развиваются параллельно, иногда интересы евреев диаспоры совпадают с интересами Израиля, иногда – они диаметрально противоположны друг другу. Я сейчас планирую научную конференцию о религии в изгнании, одной из тем которой будут как раз переходы иудаизма от системы, основанной на территории к состоянию диаспорическому, и обратно.
А.Т.: Арабо-израильский конфликт, мне, по крайней мере, представляется конфликтом двух народов, страдающих комплексом неполноценности: один – после Холокоста, другой – после долгого колониализма. Смогут ли они путем кровопролития избавиться от этих комплексов?
Я.Р.: Там ситуация очень сложная, потому что у палестинцев и израильтян очень много общего. Обе стороны считают себя жертвами. Но когда человек думает, что он жертва, ему очень трудно жалеть кого-то другого. Однако сейчас в Израиле проявляются новые тенденции, за которыми стоит внимательно следить. Например, Мерон Бенвенисти, бывший заместитель мэра Иерусалима, считает, что Израиль захватил столько территории, что существование рядом второго государства уже невозможно. Действительно, занятые в 1967-м территории представляют собой сегодня некое лоскутное одеяло. Бенвенисти и его соратники считают, что между рекой Иордан и Средиземным морем сложилось единое государство. Территория – одна, валюта, экономика, однако часть населения – арабские жители территорий – лишена политических прав. Поэтому предлагают разрешение кризиса по южноафриканскому образцу.
Недавно в газете «Гаарец» выступил бывший начальник отдела национальной безопасности, который совершенно с других позиций заявил, что создание палестинского государства уже невозможно. Идея единого постсионистского государства всех своих граждан привлекает все больше сторонников, однако, пока это незначительное меньшинство. Не нам в Канаде или России решать эти проблемы, но мне кажется, что наиболее перспективно создание единого государства, с компенсацией пострадавших от экспроприации палестинцев, как это произошло во многих странах мира. Но для этого необходимо признать равноправие всех проживающих на Святой земле, то есть отказаться от поселенческого колониализма, на чем основано сионистское государство.
А.Т.: То есть, в Святой земле возможен мультикультурализм?
Я.Р.: Весь мир уже «мульти», в том числе и Израиль. Израиль – современная страна, у значительной части общества современный менталитет, и официальное отрицание израильской национальности не более чем досадный анахронизм. Я считаю, что этот кровавый конфликт будет в конце концов разрешен. Мы можем помочь тем, что смотрим на эту ситуацию издалека: на нас не падают бомбы, в нас не стреляют, и наши автобусы не взрываются. В наших странах евреи живут в мире с другими этническими и религиозными общностями. И, может быть, именно этим опытом мы можем внести свой вклад в установление мира в Израиле и Палестине.
А.Т.: В России сейчас нарастает во многом искусственная атмосфера ксенофобии. По Вашему мнению, может это дать новый толчок к эмиграции в Израиль?
Я.Р.: Не думаю, что я компетентен ответить на этот вопрос. Потому что отслеживаю ситуацию в России куда меньше, нежели ситуацию в Израиле. Мне кажется, что улучшение экономического благосостояния и тот факт, что Россия чрезвычайно многонациональна, не может не сыграть своей положительной роли. В значительной степени это зависит от гражданского общества.
В России есть все условия, чтобы евреи ходили в синагогу, ели кошерное, занимались еврейской культурой. Однако понятие светского еврея – сначала русское, а затем советское и израильское явление – препятствует возвращению к иудейской традиции. Светскому еврею трудно выжить за пределами Израиля больше одного-двух поколений: либо он возвращается в синагогу, либо окончательно растворяется в окружающем обществе. У нас в Канаде ключевой точкой еврейства остается синагога. Еврей туда приезжает, пусть раз в год, в Йом Кипур, но ему это дает ощущение принадлежности к еврейству.
В Соединенных Штатах светская еврейская культура почти угасла. Да и в Канаде остались одни памятники светской еврейской культуры, такие как Народная еврейская библиотека или Еврейская народная школа. Светская еврейская культура не жизнеспособна в исторических масштабах. Религия, нация – понятия западные. В еврейской традиции употребляется понятие «умма» – это некая наднациональная общность, объединенная соблюдением законов Торы, причем тот же термин употребляют и мусульмане. Мне кажется, что в России многие евреи прекрасно схватывают эти понятийные тонкости. Даже не будучи ортодоксами, они отдают себе отчет, что еврей – это не просто лицо еврейской национальности, а еще что-то другое. Звание законов Торы еврея к чему-то обязывает.
У нас очень часто молодежь возвращается к более строгому соблюдению законов Торы, а родители либо остаются в стороне, либо молодежь их тянет за собой. Зачастую, люди до 40 лет соблюдают все более строго, более жестко, отправляют своих детей в ешивы. Конечно, ассимиляция есть, но я думаю, что происходит скорее поляризация. Часть евреев начинает соблюдать законы Торы, часть уходит в сторону. Важно помнить, что первая синагога в США и Канаде называется «Шеарит Исраэль» («Остаток Израиля»). То есть мы всегда были остатком. Большинство евреев ушло в христианство, когда оно образовалось, большинство пошло за лжемессией Шабтаем Цви. Сегодня для многих евреев заменой иудаизму стал сионизм. Мы всегда были остатком, и это – нормальное состояние. Я бы сказал, что статистический подход, который сейчас очень популярен – измерять процент ассимиляции, процент смешанных браков, малополезное новшество. Иудаизм вообще не массовая религия, да и народ мы маленький. Китайцу скажи, сколько евреев – он не поверит. Мы так много о себе говорим, что забываем, сколько нас.
А.Т.: Государство Израиль было создано как рукотворное воплощение мессианской мечты. Насколько сегодня мессианская идея жива в Израиле? Вообще – в религиозных кругах?
Я.Р.: Напомню, что государство Израиль было создано людьми антирелигиозными. И это, как я пишу в своей книге, – было ясно и для самих сионистов, и для их оппонентов. Первые сионисты хотели построить новое общество, создать нового еврея. И хотели разрушить все старое: прямо как в Интернационале: «Мы наш, мы новый мир построим».
Мессианская идея существовала до государства Израиль. Она существует и в момент, когда мы с Вами об этом говорим. Она непреходяща. Часть религиозных евреев, последователи национал-иудаизма, после Шестидневной войны вышли на авансцену, считая, что государство Израиль представляет собой рукотворное воплощение мессианской идеи. В последние два года, в связи с эвакуацией сионистских поселений из Газы и предстоящим частичным выходом с Западного берега, многие из них осознали, что государство – не «начало расцвета мессианского освобождения», как говорится в благословлении государству Израиль, а просто институция, у которой есть политические интересы и мирские законы. И очень для многих из этих людей было мощным ударом то, что правительство Израиля насильно выставило поселенцев-сионистов из Газы в 2005 году. Они до последнего момента ждали, что разверзнутся хляби небесные… и эвакуации не произойдет. Сионизм как воплощение мессианского движения привлекает, пока он движется вперед, а не отступает. Многие религиозные сионисты разочаровались в сионизме и стали возвращаться к традиционному иудаизму.
Однажды я спросил профессора Йешаягу Лейбовича, является ли Израиль «началом расцвета нашего освобождения», как это утверждает официальное благословение. И он с присущим ему юмором ответил: «Я каждое утро проверяю почтовый ящик. Пока Господь Бог меня об этом не уведомил». То есть мы не знаем. И поэтому продолжаем жить обычной жизнью и молимся каждый день.
Мы молимся о приходе Мессии, о том, чтобы он произвел качественные изменения в мире. Мы часто забываем, что возвращение евреев в Святую землю – часть общего плана, который должен примирить все народы, устранить войны и конфликты. Приход Мессии – не только возвращение одного народа на одну территорию.
Надеюсь, что моя книга способствует развитию диалога о нашем прошлом, настоящем и будущем, которое некоторые пытаются засунуть в слишком узкие идеологические рамки. На будущее я смотрю оптимистично. И совершенно не принимаю израильское выражение «Эйн брера», «У нас нет выхода»: выход всегда есть. Свобода выбора – основа иудейского самосознания.
Я думаю, иудаизм характеризует оптимистический взгляд на будущее. И я полностью его разделяю. Поэтому представлять нас бессильными и безвластными жертвами – совсем не правильно. Ибо тогда мы теряем ту жизнеспособную сущность, которая для меня является основой еврейской преемственности. Видите, я говорю не об истории, а именно о преемственности. Бывали у нас трагические моменты, но были и триумфы, особенно триумфы духа. И буду рад, если российские евреи, которые будут читать наше интервью, почувствуют себя наследниками этого славного прошлого и ощутят в себе силы с оптимизмом продолжать еврейскую традицию.
А.Т.: Ваша книга о еврейских противниках сионизма переведена на русский язык?
Я.Р.: Пока – нет[36]. Она вызвала большой интерес в мире: она вышла уже на шести[37] языках. Видимо, я затронул тему, которая людей волнует. Многие просто забыли, что такое иудаизм, что такое евреи. Некоторые читатели мне писали: «Вы объяснили, наконец, что такое иудаизм». Один раввин позвонил из Израиля и сказал, что моя книга освящает имя Господне. Кардинал из Бельгии считает, что моя книга – антидот против антисемитизма. Так что в основном книга вызывает положительные реакции. Есть и отрицательные, но в основном от тех, которые книгу мою не открывали и открывать не хотят, ибо боятся подвергнуть сомнению свое понимание иудаизма и сионизма. Хотя именно для них, может быть, книга моя и написана…
Победой оппозиционной Либеральной партии Джастина Трюдо завершились 19 октября парламентские выборы в Канаде. О политических симпатиях канадских евреев, особенностях общинной жизни и мультикультурном Квебеке мы говорим с профессором еврейской истории Монреальского университета, консультантом ОЭСР и Всемирного банка по вопросам науки и высшего образования, доктором Яковом Рабкиным.
Беседовал Михаил Гольд.
М.Г.: Еврейская община Канады – третья в мире по численности после общин в США и во Франции. Что представляет собой канадское еврейство в социально-демографическом плане?
Я.Р.: Почти 400 тысяч канадских евреев весьма сильно отличаются друг от друга, поэтому уместнее говорить не об общине, а об общинах. Например, в Монреале, где я живу, много соблюдающих традиции евреев, среди которых хасиды всех направлений: Любавич, Сатмар, Сквира, Вижниц, Бельц. Дело в том, что правительство Квебека, в отличие от других провинций Канады, субсидирует частные школы, в том числе еврейские. Нигде больше в Северной Америке это не практикуется. Как следствие, обучение ребенка в частной еврейской школе в Монреале стоит вдвое дешевле, чем в Торонто, и это привлекает соблюдающих традиции евреев.
М.Г.: И много детей охвачены системой еврейского школьного образования?
Я.Р.: В Монреале – примерно половина еврейских детей, при этом надо понимать, что речь идет об очень разных школах. У каждой хасидской группы свое учебное заведение, есть светские школы, созданные в свое время Бундом, например Yidishe Folkshule (Народная еврейская школа), которая сегодня привлекает достаточно состоятельных людей; школа «Бялик»; Herzliah High School c более чем вековой историей; близкая к направлению модерн-ортодокс Hebrew Academy, в которой учились мои дети; сефардская École Maimonide – всего полтора десятка школ в Монреале и примерно столько же в Торонто.
М.Г.: Квебек – франкоязычная провинция, соответственно, и в школах преподают по-французски?
Я.Р.: Право учиться на английском имеют только дети, чьи родители получили образование на этом языке. Но во многих еврейских школах есть английские и французские классы. Учтите также, что в Монреале проживает много сефардов – примерно 22 000 из 90 000 евреев города – в основном, выходцев из Марокко, то есть франкофонов. Вообще, община в Монреале, как, кстати, и в Нью-Йорке, была создана сефардскими евреями, приехавшими из Англии. Старейшая синагога города до сих пор называется Испано-Португальской. Сегодня это, конечно, уже другие сефарды, но, как бы то ни было, евреи Монреаля – самая двуязычная группа в стране.
М.Г.: То есть, монреальский еврей среднего возраста, выпускник англоязычной школы, свободно говорит по-французски?
Я.Р.: Почти каждый, хотя, поскольку многие пожилые евреи говорят только на одном из официальных языков, в среднем по провинции двуязычными считаются 62 %. Мой сын, которому сейчас 33 года, окончивший англоязычную Hebrew Academy, работает сегодня в крупнейшем франкоязычном банке. С коллегами он общается по-французски, его автоответчик отвечает на этом языке, поэтому и для него самого, и для его приятелей перейти с английского на французский не составляет труда. Что касается федеральных служащих, то все они получают надбавку к зарплате за свое двуязычие.
Вообще, у нас языковой плюрализм: в банках Чайна-тауна с вами и по-китайски поговорят, а два десятилетия назад на дверях одного банка висело объявление: «Мы говорим на идише». В то же время вам везде ответят по-английски, если французским вы не владеете. Да и ни один канадский политик не сможет сегодня быть лидером партии, не будучи двуязычным.
М.Г.: Еврейские общины в англоязычных провинциях – Торонто или Ванкувере – существенно отличаются от монреальской?
Я.Р.: Община Торонто – крупнейшая в стране, более 180 000 человек. И там куда больше денег, хотя и у нас в Монреале есть мультимиллионеры: например, Давид Азриэли. Вообще, Монреаль не очень богатый город по сравнению с Торонто и Ванкувером, но вместе с ними он входит в первую пятерку городов с наиболее высоким качеством жизни в Северной Америке, занимая при этом куда более скромное место по доходам на душу населения. Мои сыновья учились в Нью-Йорке, но вернулись в Монреаль, потому что им просто нравится здесь жить. Если говорить о доходах, то среди евреев Монреаля – 20 % бедных, в среднем по городу этот показатель несколько выше. Разумеется, существуют программы помощи неимущим, та же Hebrew Academy часть пожертвований направляет на помощь малообеспеченным учащимся. При этом не разглашается, кто именно получает стипендию.
М.Г.: Развитая система еврейского образования во многом объясняет более низкий уровень смешанных браков у канадских евреев по сравнению с евреями США. Из 200 канадских синагог – 175 ортодоксальных. Правда ли, что даже реформисты в Стране кленового листа гораздо строже относятся к соблюдению еврейских традиций, чем в США?
Я.Р.: Это правда. В Монреале, например, из почти сотни синагог всего одна – реформистская. В Канаду реформизм пришел из США, где он куда более распространен. Канадские евреи, чьи родители или деды приехали из Восточной Европы или Марокко, гораздо более консервативны в религиозных вопросах. Меньше 10 % местных евреев состоят в реформистских общинах. Поэтому для многих даже не соблюдающих людей важно быть членами именно ортодоксальных общин: эти синагоги основали их предки, и из уважения к ним они продолжают платить членские взносы. В Монреале любая еврейская организация, даже самая что ни на есть светская, устраивая банкет, непременно сделает его кошерным.
Надо учитывать и то, что в Канаде этнический фактор играет бо́льшую роль, чем в США, где торжествует политика плавильного котла. У нас и поддержка идей сионизма всегда была сильнее, чем среди американских евреев. В рамках политики мультикультурализма правительство поддерживает украинские или еврейские танцевальные ансамбли – в США все это существует на частные пожертвования.
В то же время и в Канаде достаточно евреев, формально не принадлежащих к общине, хотя это не всегда свидетельствует об отрыве от корней. Да, в большинстве синагог членство фиксируется ежегодным взносом, но в «Хабад» вы можете приходить хоть каждый день, при этом не становиться членом общины и не платить членские взносы, как делают многие друзья моих детей.
Евреи США руководствуются в оценке деятельности правительства преимущественно внутренними факторами: ситуацией в экономике, социальной сфере, здравоохранении. Но для их соплеменников в Канаде, похоже, главным пунктом является отношение к Израилю.
М.Г.: Ощущается ли в Канаде рост антисемитизма и верно ли, что эта проблема стоит в Квебеке более остро, чем в англоязычных провинциях, и среди сторонников отделения Квебека распространены антисемитские настроения?
Я.Р.: Я этого, честно говоря, не ощущаю – например, постоянно хожу в кипе – и по улицам, и по своему франкоязычному университету, в котором преподаю более 40 лет, – и ни разу за все эти годы не то, что не услышал неодобрительного возгласа, даже косого взгляда не перехватил. Традиционный антисемитизм практически исчез, речь сегодня идет о реакции на палестино-израильский конфликт. Да, во время очередной войны в Газе проходили довольно бурные демонстрации, но они не приняли антисемитский оттенок хотя бы потому, что среди активистов, выступающих за права палестинцев, очень много евреев. Тем более что существуют и чисто еврейские организации подобной направленности. Другое дело, что евреи, чье самосознание завязано на солидарности с Израилем, воспринимают всякий протест против политики «еврейского государства» как выпад против них лично.
Что касается антисемитизма политических лидеров Квебека – это расхожий миф. Я лично знаком с частью этих людей: многие деятели сепаратистского движения вышли из нашего университета. Хорошо помню, как основатель Квебекской партии Рене Левек устроил кошерный прием в честь годовщины избрания первого еврея в парламент провинции, кстати, впервые в истории Британской империи. Я уж не говорю о тесных связях Левека с еврейской общиной. К тому же многие евреи участвуют в движении за суверенитет: например, Давид Левин, а Эвелин Абитболь, с которой я хорошо знаком, была кандидатом в депутаты от Квебекской партии. Неоднократно правительства Квебека назначали евреев на должность генерального представителя в той или иной стране: благодаря федеральному устройству у ряда провинций есть не только свой МИД, но и сеть представительств за рубежом.
Надо понимать, что Квебекское движение не столько этническое, сколько культурно-политическое, и я очень давно не замечал за кем-либо из лидеров Квебека антисемитских заявлений: они у нас моветон.
Когда в 1995 году проходил референдум о независимости, сторонники суверенитета набрали на 0,5 % меньше, чем его противники. В три часа ночи премьер-министр Квебека Жак Паризо, крайне раздраженный исходом голосования, заявил, что референдум был проигран из-за «денег и голосов этнических меньшинств». В семь утра Паризо ушел в отставку: у нас подобные речи недопустимы.
Эта история получила неожиданное продолжение в 1996-м, когда я со своими студентами был в Израиле, где Биньямин Нетаньяху как раз победил Шимона Переса с перевесом в 0,5 % голосов. Победил и в первой же речи заявил, мол, важен не минимальный перевес, а то, что меня поддержали почти 60 % избирателей-евреев. Мои студенты засуетились, гадая, через сколько часов Нетаньяху уйдет в отставку. Разумеется, никуда он не ушел: в Израиле политические ценности совсем иные.
М.Г.: Мусульманская община Канады по численности втрое превышает еврейскую, а в Монреале вторым языком по количеству носителей после французского стал арабский. Как складываются отношения между общинами?
Я.Р.: Когда несколько лет назад прозвучал призыв запретить госслужащим ношение религиозной символики – это было направлено против хиджаба, – еврейские организации тут же выступили против. И это не единственный пример солидарности мусульман и евреев, в последнее время появилось довольно много инициатив по сближению общин. Я читаю курс современной еврейской истории, и всегда в аудитории есть несколько мусульман – им это интересно. В отличие от соседнего англоязычного университета Макгилл, где еврейскую историю изучают в основном евреи, у нас евреев на курсах еврейской истории практически нет. И эта открытость обществу во многом характеризует нашу жизнь, подобная мультикультурность обогащает страну и препятствует экстремизму.
Рецензия на книгу: Быть евреем в России…: материалы по истории русского еврейства. 1900–1917 годы / сост., закл. ст. и примеч. Н. Портновой. Иерусалим: Принтив-пресс, 2002. 448 с.[39]
История российского еврейства последних десятилетий царизма – это тема, значение которой выходит далеко за рамки собственно еврейской истории. Она затрагивает историю России и Восточной Европы, она оказала – и продолжает оказывать – сильное влияние на историю Ближнего Востока, прежде всего на историю Израиля и Палестины. Она является также составной частью истории Северной Америки, куда устремилось подавляющее большинство евреев, эмигрировавших из Российской империи (как и впоследствии из СССР и постсоветского пространства). Ничуть не преувеличивая значение российских евреев того времени, невозможно не отметить их влияние на целые отрасли человеческой деятельности мирового масштаба: изобразительного искусства и зарождающегося тогда киноискусства, естественных наук и популярной музыки, розничной торговли и профсоюзного движения. Многие концепции, возникшие в среде российского еврейства, столь своеобразны, что даже спустя более века они продолжают влиять на политическую и военную историю мира. Поэтому сборник, выпущенный в Израиле, затрагивает ряд тем мирового значения, а не только отвечает специфическим интересам израильтян российского происхождения.
Сборник состоит из четырех неравных частей. Первая представляет документы об исторических событиях, затронувших евреев России в начале прошлого века. Вторая часть, по словам составительницы, «представляет собой реакцию на эти события еврейской интеллигенции». Третья – свидетельства эмигрантов, попавших в Америку и в Палестину, и, наконец, четвертая позволяет читателю познакомиться с литературными произведениями, написанными тогда российскими евреями на трех языках: русском, идише и только создававшемся тогда иврите.
Подбору материалов свойственны две известные особенности историографии евреев современного периода. Во-первых, подбор этот ограничивается авторами, отошедшими от соблюдения традиций иудаизма, и тем самым игнорирует значительную, возможно даже основную часть еврейского населения России. Раввины и еврейские мыслители традиционного толка также отзывались на события начала прошлого века. Они обсуждали и еврейский национализм, и привлекавший тогда многих евреев социализм, они оценивали преимущества эмиграции и целесообразность участия в политической жизни Российского государства. При этом, в отличие от авторов, представленных в настоящем сборнике, они преломляют современные им события в призме еврейской преемственности, отражающей еврейскую историю в мировом масштабе. Все эти авторы, такие как глава любавичского движения Шолом Дубер Шнеерсон (1860–1920), специалист по этике речи Меир Израиль Каган, или Хофец Хаим (1838–1933) и новатор в изучении Талмуда Хаим Соловейчик, или Хаим Брискер (1853–1918), которые писали, подчас весьма резко, по поводу злободневных проблем современности, остаются неизвестными читателю настоящего сборника. Точно так же их оппозиция сионизму оказывается почти «незамеченной» в историографии сионизма и государства Израиль, где, однако, уделяется внимание оппозиции со стороны Бунда и РСДРП.
Во-вторых, историческое ви́дение составительницы страдает от весьма распространенного в Израиле телеологического параллакса. Телеологическое ви́дение истории ограничивается в основном теми событиями, которые привели к определенной цели, в данном случае к возникновению государства Израиль. Телеологическая история доминировала до недавнего времени в истории науки, которая представлялась как поступательное движение к современному состоянию науки, как непрерывный ход прогресса. Покойный соцреализм был разновидностью телеологии: он требовал «типического», того, что возвещало строительство нового общества. На самом деле, любая история полна неожиданных поворотов, тупиков и блужданий, которым нет места в телеологическом повествовании. Поэтому в подборе материалов отдано предпочтение идеологам и приверженцам сионизма, которые и вправду считали себя тогда «авангардом всего еврейского народа». Три страницы уделено предтечам национально-религиозного движения, представлявшего собой тогда вдвойне меньшинство: как в рядах сионистского движения, так и в среде приверженцев иудаизма. А из принципиальных противников сионизма не представлен почти никто: ни хранители еврейской традиции, ни те, кто, оставив веру предков, стали частью новой исторической общности – «лиц еврейской национальности», будущее которых они видели в построении социалистического общества, за которое они готовы были бороться всеми своими силами.
Новое историческое самосознание – еврей как национальность – возникло и распространилось на территории Российской империи и представило собой существенное новшество, неизвестное в других еврейских общинах мира. Массовый отход евреев от иудаизма шел, конечно, в большинстве европейских стран. Евреи селились в крупных городах, вливались в культуру своих стран, входили в нееврейские семьи, и многие из них просто исчезали как евреи или, другими словами, растворялись в окружающей среде. В той мере, в которой они сохраняли свое еврейское самосознание, оно оставалось иудейским, или религиозным.
В условиях России официальные ограничения (черта оседлости, нумерус клаузус и т. п.) не позволяли еврейским массам, отошедшим от соблюдения Торы, с такой же легкостью как на Западе вливаться в русскую культуру. Отбросив иудаизм, большинство не могло покинуть своих местечек и продолжало жить среди евреев. Ассимиляция в отсутствие эмансипации создала неизвестный дотоле тип: «светский еврей», который открыто и даже с вызовом отвергает иудаизм, но в то же время считает себя евреем. Понятие «светский еврей» приобрело в определенных кругах положительный смысл, которого были, конечно, лишены такие традиционные способы описания нарушающего еврейский закон еврея, как вероотступник, преступник и пр. Интересно признание, сделанное молодым евреем, страстно тянувшимся к европейской культуре из своего местечка на российско-австрийской границе: «…постричь бороду и пейсы, красивую прическу, одеться по последней моде, поговорить с барышнями, играть по вечерам и ночам в карты и т. п. – считаются родителями конечным идеалом для своих детей» (с. 75).
Их еврейское самосознание становилось национальным, сродни самосознанию поляков, литовцев или украинцев, чей национальный подъем служил многим евреям примером для подражания. Таким образом, в их понимании еврейство становилось объективным признаком, а не субъективным, личным решением придерживаться законов и обычаев иудаизма. Концептуально это понимание соответствовало возникшему в конце позапрошлого века расовому антисемитизму, для которого еврей оставался евреем вне зависимости от его религиозной принадлежности. Это переосмысление понятия «еврей» имело, как известно, далеко идущие последствия, такие как уничтожение евреев по расовому признаку, определенному так называемыми нюрнбергскими законами (кстати, ставшими основой действующего в Израиле закона о возвращении), который позволяет многим людям, имеющим весьма далекое отношение к евреям и иудаизму стать полноправными гражданами сионистского государства.
В сборнике приводятся работы многих идеологов сионизма, которые открыто призывали «освободить еврея от пут иудаизма и поднять его до уровня цельного, сильного и свободного, пусть и эгоистического, сверхчеловека» (с. 166). История евреев в диаспоре для них – это период упадка творческой жизни, в результате которого «иудаизм заслонил евреев» (с. 168). Образ пейсатого, бородатого иудея глубоко отвратителен этим идеологам: это образ «несчастного прошлого», которое необходимо осудить и уничтожить. Миха Бердичевский (1865–1921) откровенно признает: «Мы – последние евреи – или первые ростки новой нации» (с. 169). Сионистские плакаты столь же откровенно изображают «нового человека» вполне арийского вида, в котором не найти и намека на его еврейское происхождение. Некоторые находят в презрении многих израильтян к придерживающимся традиций евреям знакомые черты европейского антисемитизма.
Этот порыв к коллективной ассимиляции вызвал резкое осуждение мыслителей традиционного толка, которые полагают, что иудаизм и сионизм несовместимы. Так, упомянутый уже любавичский раввин Шнеерсон пишет в начале прошлого века, что сионизм представляет собой более серьезную угрозу иудаизму, чем христианство, ибо он позволяет без угрызений совести и осуждения близких оторвать евреев от иудаизма, к чему всегда стремились христианские миссионеры. Такое отношение к сионизму разделялось и многими еврейскими интеллектуалами, такими как М. О. Гершензон, который считал, что «сионизм есть отречение от идеи избранничества и в этом смысле измена историческому еврейству». Впрочем, как уже замечено, такого рода осуждения сионизма не нашли себе места в изданном в Израиле сборнике.
Однако метаморфозам еврейского самосознания посвящено в сборнике немало интересных документов. Так, литературовед и просветитель Аркадий Горенфельд (1867–1941) восклицает: «Мне смешны те, которые, говоря и думая по-русски, выросши на русской литературе, воспитанные в русской школе и просто затопленные потоком русской традиции, кричат: мы евреи» (с. 38–39). С другой стороны, немало в сборнике свидетельств о крещении евреев, чаще всего для обхода наложенных тогда на евреев официальных ограничений. В отличие от нацистской Германии, Российская империя позволяла евреям, перейдя в любую христианскую конфессию, перестать быть евреями. Однако отличие российской действительности в том, что в ее лоне кристаллизуется понятие об отдельных, так называемых еврейских политических интересах, причем речь тут идет не об улучшении условий соблюдения иудаизма (соблюдение субботы, доступность кошерной пищи и т. д.), а именно о национальных интересах. Осуждая участие евреев в политических партиях России и Польши, Дубнов считает, что «полную свободу, гражданскую и национальную, могут завоевать для евреев только те, которые будут открыто вести не хозяйскую, не панскую политику, а свою национальную, еврейскую» (с. 121).
Выделение собственно еврейских национальных интересов представляет еще одно новшество, внесенное российскими евреями в историю, в ходе которой евреи других стран всегда участвовали в политической жизни не как евреи, а как обыкновенные граждане. Неудивительно, что опасность еврейских политических интересов «раскрыли» связанные с российской полицией авторы антисемитской фальшивки «Протоколы сионских мудрецов». Это произведение продолжает пользоваться популярностью, хотя равнение большинства еврейских организаций диаспоры на Израиль и его политические интересы никем не скрывается и никого не удивляет.
Признание особых еврейских политических целей привело в России к вполне логическому следствию, присущему исключительно российским евреям: использование насилия для достижения своих политических целей. Именно в России возникли комитеты еврейской самообороны, чья деятельность хороша отражена в настоящем сборнике. Именно в России значительное число евреев примкнуло к террористическим группировкам. Их пример и опыт вдохновили первых поселенцев сионистов – в основном также выходцев из России – на создание военизированных организаций в Палестине. Так в 1920 году была создана организация «Хагана». Причем насилие применялось не только против местных арабов, но и против местных евреев, сопротивлявшихся еще более решительно захвату сионистами контроля над Палестиной. В 1924 году в Иерусалиме агенты «Хаганы» застрелили Якоба де Хаана, собиравшего тогда делегацию палестинских евреев в Лондон, чтобы отговорить британские власти от сотрудничества с сионистами.
Сочетание ницшеанского идеала сверхчеловека, упомянутого Бердичевским, с упором на применение силы в отношениях с местным населением Палестины создало в сионистской среде особую культуру, которая присуща сегодня все большему числу израильтян. В нее легко входят многие выходцы из бывшего СССР, воспитанные в большинстве своем вне иудаизма. Истоки этой беспрецедентной трансформации иудейской цивилизации диаспоры в свою противоположность легко прослеживаются по источникам, собранным в этой книге. Без преувеличения можно сказать, что исторический период, охваченный составительницей, представляет собой интерес в силу революционных изменений, произошедших тогда именно в среде российских евреев, и лишь позже распространившихся на евреев других стран христианской традиции. Возникновение новой человеческой общности – еврейской национальности – сыграло важную роль как в России – СССР, так и в Палестине – Израиле, причем осмысление этого явления продолжается и в наши дни.
Сборник снабжен именным указателем и библиографией и может способствовать изучению истории евреев России начала ХХ века.
Своим детям, выросшим и живущим в Канаде, я не раз рассказывал об их предках, евреях Бобруйска и Ленинграда. Прошлым летом мне довелось взять дочку Гинду в Бобруйск, на родину моего отца. Родилась и выросла она в Монреале, и я хотел прислониться вместе с ней к общему семейному древу. Вырос я в Ленинграде и до этого всего один раз был в Бобруйске.
Родился я в Ленинграде в 1945 году, через несколько месяцев после возвращения моей мамы и старшего брата из эвакуации в Сибири. Отец – уроженец Бобруйска, откуда он с родителями переехал в Питер в 1924 году. Он пережил блокаду в Ленинграде. Мать – из Варшавы, откуда ее семья бежала в Москву в Первую мировую войну. Жена моя Эстела – уроженка Мексики, куда ее родителей в малом возрасте перевезли из Османской империи. Мы решили строить семью на иудейском фундаменте, хотя мы оба выросли в семьях, где о соблюдении законов Торы знали немного.
Я вырос на Моховой улице, недалеко от Летнего сада и Невского проспекта, где проникся питерским духом и приобщился к русской культуре. Окончил Ленинградский университет и аспирантуру в Академии наук в Москве. С 1973 года – профессор истории в Монреальском университете. Опубликовал ряд исследований по истории науки и современной еврейской истории.
Последняя книга, об истории отрицания сионизма со стороны евреев, продолжает вызывать немалый интерес и уже переведена на несколько языков. Книга эта отражает не только мои научные интересы, но и знания, почерпнутые мной при изучении нашего наследия: Торы, Талмуда и иудейского права. Вот уже более тридцати лет я стараюсь соблюдать законы Торы, так что дети мои выросли в доме, где чтится суббота, соблюдаются законы о кошерной пище и т. п.
Когда я рос, ни родители, ни бабушка Гинда Шлёмовна, уроженка Гомеля или Жлобина, ничего не рассказывали мне про мое еврейство. Единственные мимолетные картинки иудаизма, запомнившиеся с детства, были связаны с моей бабушкой по отцовской линии. Однако в течение двух десятилетий эти образы не имели для меня никакого значения и ждали своей расшифровки. Помню, как очень маленьким бабушка взяла меня на какое-то вечернее сборище на ул. Марата в Ленинграде. Перед глазами болтались какие-то кисточки, a мужчины были одеты во все белое. Только когда спустя десятилетия я начал соблюдать иудейские обычаи, я понял, что на них были надеты «кители» – белый халат, который обычно надевают ашкеназы на молитвы в Рош-Хашана (Новый год) и Йом-Кипур (Судный день). Но только в Йом-Кипур талит – молитвенную шаль с цицит, «кисточками» по четырем углам, как предписывает библейская заповедь[41], надевают вечером. Так мертвая память, которую мозг хранил долгие годы, обрела жизнь. Однако еще долго я не мог понять, почему все это происходило на Марата, пока один пожилой прихожанин питерской синагоги не объяснил мне, что там, на частной квартире, собирались только в большие праздники.
Другой эпизод, долгие годы остававшийся без толкования, произошел у бабушки, в квартире на Коломенской, 27. Мне было лет пять, и я едва доставал до стола, на котором бабушка очень быстро раскатывала круглые лепешки и затем проделывала в них маленькие отверстия. Не снижая скорости, она отправляла их в печку и аккуратно складывала испеченные хлебцы на отдельном столе. Прошло почти тридцать лет, и я понял, что она пекла мацу к Пасхе: время было для евреев тяжелое (1949–1950 годы), и она предпочла печь мацу дома.
С тем же домом на Коломенской связано, по всей вероятности, и мое обрезание, о котором у меня воспоминания, понятно, весьма смутные. В середине 1990-х годов, прогуливаясь с дядей Илюшей и братом Осей по Конногвардейскому бульвару в Петербурге, я спросил их о том, как прошло мое обрезание. Брат, который был старше меня почти на десять лет и обладал феноменальной памятью, сказал, что он ничего об этом не помнит. Дядя начал было отрицать, что у меня вообще было обрезание (мне удалось его убедить без наглядных доказательств: все-таки перед нами был Исаакиевский собор), однако потом вспомнил, что вскоре после возвращения моей мамы из родильного дома меня на один день – «для того, чтобы мама могла отдохнуть» – забрали на Коломенскую бабушка и дедушка. Там, по-видимому, меня и порешили, вдали от общественности и семьи (молодые члены которой могли проговориться).
Хотя мой отец, уроженец Бобруйска, никогда не учил меня иудейству и иудейским законам, его советы и все его мировоззрение были, как я теперь понимаю, глубоко иудейскими. Вспоминается его реакция на предложение вступить в партию, которое я получил от своего научного руководителя по аспирантуре. Предложение было сделано мне самым прагматичным образом, «чтобы нейтрализовать пятый пункт», и я был склонен принять его. Однако мой папа был непреклонен. Он не мог мне дать вразумительного ответа на вопрос, что плохого в том, что я войду в «их храм»: именно к такому образу я прибег в своих, как оказалось, бесплодных попытках убедить отца. Много лет спустя, изучая в Талмуде законы об отношении к предметам идолопоклонства, я узнал, что иудейский закон налагает абсолютный запрет на всякое извлечение пользы из таких предметов. Даже если найденного золотого божка можно было бы переплавить и использовать для помощи бедным, закон Торы это воспрещает. Отца я тогда послушал, в партию не вступил, за что год спустя, когда я подал заявление на выезд из СССР, мой научный руководитель меня сердечно поблагодарил: эмиграция нового члена партии сулила бы ему неприятности по партийной линии.
Бескомпромиссность моего отца, хотя этого он и сам вероятнее всего не знал, очевидно, уходила корнями в иудейское учение о недопустимости использования идолов и всего, что с ними связано. Одно-два поколения принципы могут передаваться, даже когда само учение уже не передается в явном виде. Однако надеяться на это не следует, и всех своих детей я отправил учиться Торе с малых лет, так что им иудейство близко и знакомо. Таким образом я установил духовную связь между поколением своих дедов и поколением своих детей. В этом, я полагаю, и заключается еврейство.
Еще один разговор с отцом, как я это позже понял, также отражал иудейское мировоззрение. Зная о моем желании уехать из СССР, он спросил меня, почему я к этому так сильно стремлюсь. Я ответил, что в Советском союзе не хочу ни жениться, ни заводить семью. На это папа заметил: «Если бы все евреи так думали, то евреев бы уже не осталось на свете». Спустя годы, когда я познакомился с иудейским толкованием Торы, меня поразила история, произошедшая с евреями в Египте. Как известно, фараон приказал топить всех новорожденных мальчиков в Ниле. Амрам, отчаявшись, разошелся с женой и не хотел больше иметь детей. Его дочь Мирьям не поддалась отчаянию и уговорила своего отца вернуться к жене: «Ты хуже фараона: он убивает только мальчиков, а ты и девочкам не даешь родиться». Так появился на свет Моисей, который удостоился вывести евреев из Египта и получить Тору на горе Синай. Иудаизму присущ глубокий оптимизм, ибо сохраняется вера в то, что в конечном итоге наша судьба зависит от Бога, а не от фараона. Именно этот оптимизм объясняет замечание моего отца, который к советскому строю относился ничуть не лучше меня.
Мой дед Хаим был завидным силачом. Он организовал еврейскую самооборону в своем районе Бобруйска, и в результате никто из евреев там не пострадал. Когда позже, уже под Москвой, на него напал хулиган, то Хаим оставил его на обочине со сломанной рукой.
Не меньшей силой отличался и мой прадед Шлёма. Когда прадеду стукнуло 90 лет, он решил попрощаться со своими детьми. Их тогда осталось шестеро, и разбросаны они были по всей стране, от Ташкента до Питера. Объехав пятерых, он прибыл, наконец, в Москву, к своему младшему сыну Арону Левину, военному врачу, работавшему в армейском госпитале в Лефортово. Учитывая возраст родителя, сын предложил ему лечь на обследование в свой госпиталь. В отдельной «генеральской» палате его окружили вниманием, но поскольку по-русски он говорил плохо, распустили слух, что он страшно «секретный», и что общаться с ним могут лишь приближенные.
Главный врач сам решил осмотреть реб Шлёму и попросил Арона перевести его первый вопрос: «Когда и какими болезнями Вы болели?» Старик молчал. Когда врач спустя несколько минут повторил свой вопрос, реб Шлёма задумчиво ответил, что когда ему было лет сорок, у него болел живот. Выглядел он моложе своих лет, почти не потерял волос и был бодр и находчив. В ходе той же поездки будучи на даче у Арона, ему пришлось принять участие в выборах – неизбежная участь всякого советского гражданина. За ним приехали на машине, однако после того, как он проголосовал, его забыли, и он только к 11 часам вечера вернулся, причем не зная ни адреса, ни русского языка.
Летом 1941 года его вместе со всеми евреями Бобруйска расстреляли в Каменке.
Во время блокады Ленинграда мой отец Меир (Мирон) и его брат Илья, оба уроженцы Бобруйска, остались в городе. Помимо их основной работы на военном заводе, им было поручено проверять и обезвреживать невзорвавшиеся немецкие бомбы. Однажды, направляясь по наводке к одной такой бомбе, которая лежала где-то у набережной Робеспьера, отец предложил Илье сначала поесть по талону в столовой, а уж потом заниматься бомбой. Еды в Питере было мало, и отцу удалось, хотя и с трудом, уговорить младшего брата остановиться поесть. Едва они опустили ложки в жидкий суп, как вдали раздался оглушительный взрыв. Поэтому отец нередко повторял мне, что есть надо вовремя, чтобы вырасти сильным.
У нас в семье об иудаизме не говорили и иудейских праздников не справляли. Я знал, что я еврей, но никакого содержания, обычаев или, тем более, каких-либо обязательств это не подразумевало. Как принято было в Советском Союзе, где я жил до двадцати восьми лет, евреи – национальность. В моей школе в Ленинграде было немало ребят разного происхождения, но все они обрусели и тоже мало что знали о своей прописанной в паспорте национальности. Так что для меня эта национальность была лишена какого-либо культурного или религиозного содержания. Мой отец, говоривший со своей мамой на идише, никогда не учил меня ему, и этот язык, в отличие от английского и французского, меня тоже не привлекал. Я понимаю несколько слов, даже выражений, но ни одного предложения сказать на идише не могу.
Я ничего не знал о еврейской истории, даже прошлое моих ближайших родственников было для меня довольно туманным. Я жил в советском настоящем и не чувствовал особой близости или притяжения к другим евреям. Как мне подтвердила одна одноклассница-еврейка полвека спустя, евреи в нашем классе вместе не держались и отрицательного отношения со стороны соучеников тоже не ощущали. Я знал об антисемитизме, от которого в начале 1950-х годов мой отец пострадал на работе, а старший брат в школе, но для меня эти эпизоды относились к сталинскому прошлому, которого мое поколение почти не знало.
Общественно-политическая оттепель хрущевской эпохи вселяла в нас оптимизм, даже гордость за то, что мы живем в стране, открывающей новые горизонты не только в освоении космоса (мне было двенадцать лет, когда был запущен первый спутник, пятнадцать – когда Гагарин полетел в космос), но и в повседневной жизни. Подростком я изучал английский язык в Клубе интернациональной дружбы во Дворце пионеров – бывшем царском дворце, полностью и, разумеется, бесплатно предоставленном в распоряжение детей. Там мы не только учили английский, но и принимали группы иностранных туристов, причем особенно много в конце 1950-х – начале 1960-х годов было американцев. В Ленинграде тогда гастролировали лучшие западные театральные и музыкальные труппы (в частности, лондонский театр «Ройал Вик», «Комеди Франсез», нью-йоркская «Эвримен Опера»), и мой культурный мир состоял не из еврейских, а из русских, советских и западных элементов.
Конечно, религия, запретный плод при советской власти, привлекала многих молодых людей того времени. Выросший и воспитанный в русской культуре, я несколько раз сходил в Спасо-Преображенский собор в пяти минутах от дома, но среди понурых бабушек и дедушек почувствовал себя чужаком. Тем не менее я купил себе там изображение Иисуса величиной с открытку и даже повесил его в своей комнате. Только в университете, весной 1966 года, я снова ступил на порог церкви, на этот раз стройного бело-голубого Никольского собора. Там я был на отпевании Анны Ахматовой, где впервые увидел вблизи Корнея Чуковского и других известных деятелей советской культуры.
Все в том же духе легкого диссидентства я однажды оказался во дворе ленинградской синагоги. Мой университетский друг Саша Воронцов пригласил пойти туда вместе по случаю праздника Симхат Тора (Радость Торы). Мы толпились во дворе величественной, построенной в мавританском стиле синагоги, танцевали, пили, хотя вино пьянило не так, как ощущение причастности к чему-то запретному. Замечу, что Саша, по прозвищу Граф, утверждавший, что происходит из известного русского аристократического рода, никаких еврейских корней, естественно, не имел.
Это был, пожалуй, единственный раз до отъезда из СССР, когда я оказался рядом с синагогой. Правда, в Тбилиси незадолго до эмиграции, гуляя в будний день по городу, я случайно обнаружил ее и решил пойти на службу в субботу. Однако внутрь я так и не попал: подходя к синагоге, я заметил, что на обширной стоянке машин не было, и подумал, что синагога закрыта. Я тогда не знал, что в Шаббат запрещено пользоваться огнем и, соответственно, двигателем внутреннего сгорания, и что прихожане ходят на молитву пешком.
Но вопросом, что значит быть евреем, я задался лишь несколько лет спустя, в Монреале, где я поселился в 1973 году. В отличие от СССР и Израиля, в Канаде в анкетах и удостоверениях личности о еврействе не пишут. Как и положено историку, я нашел ответ в книге по истории[43]. Из выводов автора, с которым я позже встретился в Иерусалиме[44], следует, что еврейская преемственность основывается на отношении к Торе и ее заповедям, будь то соблюдение их или, наоборот, неприятие. Именно тогда я понял, что у меня никакого отношения просто нет.
Итак, мне нужно было узнать, что согласно традиции должны делать евреи. Для этого я купил сборник иудейских законов и обычаев[45]. Даже снабженный комментариями, список предписаний и запретов вызвал у меня массу вопросов: я не мог понять, как образованные и рациональные люди, какими представлялись мне знакомые евреи, могут выполнять подобные требования. Вопросы эти оставались несколько месяцев без ответа, пока я не встретил одного раввина на какой-то церемонии в университете, я без обиняков спросил его, как нормальные люди могут жить по таким законам. Раввин Исраэль Хаусман, иудейский капеллан Университета Макгилла в Монреале, ничуть не обиделся. Напротив, он предложил мне подчеркивать в сборнике все, что казалось нелепым, суеверным и бессмысленным, приходить к нему в синагогу раз в неделю после утренней службы и за кружкой кофе обсуждать накопившиеся вопросы.
Так, в течение нескольких месяцев раввин знакомил меня с Талмудом и другими классическими источниками, терпеливо объяснял мне происхождение, причины и внутреннюю логику заповедей. Временами он отмечал, что некоторые обычаи были скорее окаменевшими суевериями, передававшимися из поколения в поколение. У меня постепенно накапливались некоторые знания об иудейских правилах и обычаях. Однако, в отличие от других видов знания, зачастую приобретенных, но так и не используемых, эти знания порождали во мне чувство обязанности не только продолжать их расширять, но и применять в жизни.
Как объяснить это чувство долга? Могу ли я связать его с верой, с осознанием того, что эти знания исходят от высшего разума, который мы можем назвать Богом? Или это чувство приобщения к преемственности, которая определяла еврея на протяжении веков и которая в силу исторических причин была от меня скрыта? В любом случае, это не было желание «вернуться к истокам», – то отдающее фундаментализмом верование, при котором целью становится воспроизвести некое идеальное прошлое, где все было правильно и неизменно.
Ведь в иудаизме законы не должны быть неизменными: слово «галаха», коим обозначаются иудейские правила, происходит от глагола движения «ходить». Именно потому, что Тора считается вечной, ее приложение – плод толкований, отражающих изменения в условиях реальной жизни. Этим занимаются знатоки галахи, и их толкования становятся законом, только если община их принимает. Попытки централизации и установления иерархии, в частности со стороны Главного раввината Израиля, общины пресекают, причем не только вне Израиля.
Перечеркнуть прошлое, отставить свои культурные интересы и забросить научную деятельность, как досадную ошибку, я не хотел. Меня не привлекал мираж «перерождения», при котором человек якобы становится «чистым листом» и начинает писать на нем новую жизнь. Скорее, я стараюсь жить в соответствии с иудейскими понятиями и идеалами, продолжая работать в университете, читать книги, ходить в театр и посещать выставки. Но взгляд мой на все это обогащается новыми красками и ассоциациями. Когда в первоначальном религиозном порыве я было перестал читать художественную литературу, то вскоре ощутил, что душа моя стала засыхать. Как заметил мне один мой добрый знакомый, Тора требует от каждого из нас чуткости и уважения к самому себе: как иначе можно исполнять заповедь «возлюби ближнего как самого себя»[46]?
При всей его новизне, я чувствую, что мир Торы и заповедей был моим всегда. Удивляюсь, что могу дословно цитировать стихи из Пятикнижия, слова молитв и другие иудейские тексты, тогда как в начальной школе я не мог запомнить даже простого четверостишия. В одном мидраше я нашел несколько мистическое объяснение этой особенности памяти.
Согласно этой легенде за зачатием и развитием плода следит ангел, точнее ангел женского рода по имени Лайла, «ночь». Пока ребенок находится в утробе матери, ангел объясняет ему мир и учит его Торе. Но в момент рождения, ангел ударяет ребенка по верхней губе, и он внезапно забывает все, чему его учили. Согласно этому источнику мы все храним физический след этого действия: ямку на верхней губе. По теории Юнга эти знания остаются в коллективном бессознательном[47]. Суфии называют это явление словом «дикр», память. Человек восстанавливает в себе следы вечных истин, а не создает их из ничего. Таким образом, изучение Торы опирается на «забытое» знание и представляется возвращением к нему, будь то заслуга изучения Торы поколениями предков или действия ангела Лайлы.
Не воспринимая эту притчу буквально, полагаю, что она проливает свет на чувство старого знакомства с Торой, которое подчеркивает самоценность ее изучения и применения в жизни. Это чувство укрепило мою решимость следовать заповедям, чему способствовала своим путем пришедшая к этому осознанию Эстела, с которой мы прожили более тридцати лет и приложили немало усилий, чтобы создать верную традиции семью.
Благодаря раввину Хаусману я познакомился с молодыми людьми, учеными и соцработниками, кинематографистами и преподавателями, которые соблюдали иудейские обряды и строили свою жизнь в соответствии с еврейским календарем. Так я оказался за субботним столом в домах, где знакомые мне лишь из иудейских книг правила превращались в яркую и живую реальность. Постепенно, пробуя воду, а не бросившись в нее разом, я начал соблюдать заповеди и регулярно изучать Тору.
Примерно в то же время я познакомился с университетским коллегой Жаном Уэллеттом, который пригласил меня на занятия языком. Бывший иезуит и выпускник реформистского университета иудаизма (Hebrew Union College) в Цинциннати, он преподавал язык Торы, а не разговорный иврит Израиля. На его занятиях, где нас было всего пять человек, я научился читать в оригинале иудейскую классику и понимать слова молитвы.
Однако я был обескуражен, когда, зайдя на службу в синагогу, расположенную неподалеку от университета, с большим трудом разобрал из молитвы всего несколько слов. Гораздо позже я время от времени посещал эту синагогу, но приобретя некоторый опыт, уже вполне мог следить за ходом службы. Здесь следовали обряду и произношению венгерских хасидов. Вероятно, именно так столетием раньше молился автор сборника законов и обычаев, который едва не преградил мне путь к иудаизму. Он был родом из венгерского города Унгвар (Ужгород).
Но в самом начале своего пути я не ведал об этих фонетических различиях. «Чему ты меня научил?» – спросил я Жана через несколько дней после моего первого и обескураживающего посещения этой синагоги. В ответ он просто посоветовал мне пойти на марокканскую службу, где произношение ближе к тому, которое Жан использовал на своих занятиях. Так я познакомился с совсем другим еврейским миром, который в большой степени стал моим.
У марокканских евреев я нашел теплое гостеприимство, а на мои неуклюжести и промахи, неизбежные для всякого неофита, они не обращали ни малейшего внимания. Эти выходцы из Касабланки и Марракеша давали мне ощущение, что я свой не только во время ежедневных служб и занятий по иудаизму, но и у них дома на празднованиях Шаббата. Так еврейская жизнь приобретала для меня сефардские черты, мелодии и вкус. Но однажды, занимаясь в преддверии Песаха законами его соблюдения, я узнал о существенных различиях между сефардскими и ашкеназскими обычаями. Возник вопрос: будучи ашкеназом по происхождению, обязан ли я следовать обычаям своих предков?
За ответом я обратился к раввину, который был знаком как с ашкеназским, так и с сефардским миром[48]. Спросив меня о семейной традиции и узнав, что она мне неизвестна, он предоставил мне свободу выбора, предупредив при этом, что свободой этой я смогу воспользоваться только один раз. Что бы я ни решил, я буду должен следовать выбранному мною обычаю. Так я «стал сефардом».
Марокканская община и сефардский иудаизм в целом привлекли меня не только в силу обстоятельств. Сефардский иудаизм представляется мне более органичным и жизнеутверждающим. В течение веков сефарды жили в куда большем согласии со своим мусульманским окружением, чем ашкеназы, чья испещренная преследованиями и погромами история в странах христианства оставила в коллективной психике глубокие шрамы. Сефардам к тому же не довелось испытать непоправимых внутренних расколов, таких как возникновение в Европе хасидизма, реформистского движения, а также ассимиляции, т. е. отхода большинства евреев от иудейского образа жизни. Эти соображения я высказал в сентябре 1983 года в газете Jerusalem Post, где сформулировал уроки, которые доминирующие в Израиле ашкеназы могли бы извлечь из опыта сефардов[49].
Молюсь я обычно в сефардских синагогах. Ближайшая к нашему дому в Монреале марокканская синагога была испаноязычной. Ее основали некогда евреи из Танжера и других городов севера Марокко под контролем Испании (у нее до сих пор остаются там два города: Сеута и Мелилья). Прихожане общались между собой в основном на испанском, одном из пяти языков, постоянно используемых в нашей семье. Таким образом, мои дети выросли, слыша в синагоге марокканские мелодии и песни, а в еврейских школах знакомясь с обычаями ашкеназов.
Музыкальная память сильна. В прошлом году старший сын, Меир, сам вел всю довольно длинную службу в небольшой марокканской общине на Рош Хашана: распевал молитвы, читал Тору и даже трубил в шофар. На протяжении многих лет, особенно во время учебы в США, он подрабатывал кантором в ашкеназских синагогах и выучил их обычаи и мелодии. Но память детства осталась нетронутой, и спустя много лет он безукоризненно провел службу по-мароккански. Я был тронут, когда в другой праздник дочь Мириам, сын Меир и я, будучи в разных синагогах и городах, нараспев читали перед общиной отрывок из Пророков (хафтара), который следует за общинным чтением Торы. Детям мы дали основательное еврейское образование, которое позволяет каждому сознательно избирать свой путь служения.
Овладев основами языка Библии, я смог непосредственно погрузиться в классику иудаизма, изучать Тору, опираясь все меньше и меньше на перевод. Один мудрец заметил, что изучать Тору в переводе то же самое, что целовать невесту через фату. Регулярно мне довелось заниматься с ашкеназскими и сефардскими раввинами в Монреале, Страсбурге и Париже. А в Иерусалиме, где я провел несколько творческих отпусков, я занимался Торой как в среде харедим, так и с последователями национал-иудаизма.
Приобретая, начиная с конца 1970-х годов, иудейские знания, я понимал, что делаю это не только для себя и своих детей. За несколько месяцев до свадьбы я даже предупредил свою будущую жену Эстелу, что если возникнет необходимость посвятить все свое время еврейскому образованию, особенно среди советских евреев, я готов пожертвовать ради этого своей академической карьерой.
В 1988 году я проводил академический отпуск в Иерусалиме, а в СССР входила тогда в силу гласность. Прогуливаясь в Шаббат по улице, я встретил раввина Адина Штейнзальца. Известный автор, комментатор и переводчик Талмуда, он также был прекрасным лектором и педагогом. Мы были знакомы уже несколько лет. Едва пробормотав в бороду «Шаббат шалом», он сделал загадочное замечание: «Скажу тебе, как жених говорит невесте: “Есть красивее тебя, но нет такой красивой, как тыˮ».
Оказалось, что он предлагает мне помочь открыть ешиву в Москве. При встрече с физиком Евгением Велиховым, вице-президентом Академии наук СССР, на одном из международных мероприятий раввин сказал ему, что единственная область знания, которой нет в советской академии – это исследования иудаизма. В этой академии я закончил аспирантуру, а позже написал ряд статей о советской науке, в том числе об Академии наук. Но после эмиграции прошло пятнадцать лет, и с тех пор я в СССР не возвращался.
Несколько раз раввин принял меня в своем кабинете в Институте талмудических публикаций, расположенном тогда в типично иерусалимском переулочке. Постепенно планы приобрели конкретные контуры, и в конце концов он убедил меня рискнуть отправиться в СССР. Со своей стороны, во избежание недоразумений, я показал ему некоторые свои статьи, весьма критические по отношению к сионизму и Израилю. Он, впрочем, не увидел в них ничего крамольного, сказав, что в Израиле читал и покруче. Мы договорились, что я поеду первым, проведу предварительные переговоры и, в случае успеха, организую его визит.
В Москве мне удалось организовать ему лекции не только в Институте истории естествознания и техники, моей альма-матер, но и в Институте космических исследований. Беспрецедентные по тем временам выступления раввина из Иерусалима привлекли сливки научной интеллигенции. Принимали его тепло, тем более раввин проявил в ответах на вопросы серьезное понимание физики.
После первых договоренностей о создании ешивы нужно было набрать студентов. Собеседования проводились в конце декабря в Москве, в гостинице АН СССР на Октябрьской площади. Оповестить об этом было тогда непросто, ибо в газете такое объявление печатать было еще невозможно. Я пригласил для их проведения Цви Гительмана, историка советского еврейства из Мичиганского университета, и Давида Каждана, бывшего москвича и тогда уже математика из Гарварда. Все мы говорили по-русски, обладали определенной эрудицией в области иудаизма и соблюдали иудейские правила жизни. Самое главное, нам очень хотелось помочь советским евреям свободно изучать свою религиозную традицию.
Мы, экзаменаторы, составили список вопросов, чтобы результаты собеседования не зависели от степени нашей усталости и других не относящихся к делу обстоятельств. Люди пришли самые разные, и нам нужно было не только с ними поговорить, но и записать результаты беседы, а также передать общее впечатление, произведенное на нас кандидатом. Работа эта длилась с середины дня до самой ночи.
Помнится, устав от интенсивных собеседований, мы с Цви вышли погулять на Шаболовку, на которую медленно падал влажный тяжелый снег. Нам обоим не верилось, что наступило время приобщения советских евреев к нашей многовековой традиции. Я вспомнил, как лет за десять до этого был готов оставить университетскую деятельность, если этого потребует дело иудейского образования моих бывших соотечественников. К счастью, этой жертвы от меня не потребовалось, и я смог внести свой посильный вклад в развитие иудейского образования на Родине, оставаясь профессором истории в Монреале. Ешива открыла двери в 1989 году, потом она превратилась в Институт изучения иудаизма, который провел более сотни семинаров, издал в русском переводе несколько трактатов Талмуда и другие книг по иудаике.
Помимо занятий по иудаизму, я принялся читать академические труды по истории евреев. Как историк науки я уже занимался культурными аспектами научной деятельности. Позже я обратил внимание на взаимодействие между еврейской и научной культурами, что требовало подготовки в области Новой и Новейшей истории. После нескольких лет такого рода исследований я стал преподавать курсы по еврейской истории и публиковаться в этой области. Так получилось, что моя наиболее известная книга, вышедшая на четырнадцати языках, посвящена новейшей истории евреев, точнее злободневному конфликту между сторонниками и противниками сионизма[50].
Кроме академических занятий и изучения иудаизма, я нередко участвую в межконфессиональных встречах, сначала с христианами, а затем и с мусульманами. Благодаря научному опыту в области истории евреев мне удается подходить к иудаизму критически или, по крайней мере, объективно, что позволяет устанавливать контакт со сторонниками других религий, а также с агностиками и атеистами. Причем речь идет не только об официально организованных встречах. Среди моих самых дорогих впечатлений личные беседы о сходствах и различиях религиозных верований и традиций. Часто за нашим семейным субботним столом вели беседу люди совершенно разных убеждений и взглядов на мир.
Вспоминаются разные связанные с практикой иудаизма эпизоды, обычно из моих профессиональных путешествий. Однажды в крошечном гостиничном номере в Японии, приготовив все необходимое для празднования Шаббата, я почувствовал особую радость: ведь в радиусе тысячи миль, вероятно, не было никого, кто соблюдал бы субботу. Вспоминаю, как вкушал заказанные специально для меня кошерные блюда на приемах во французском МИДе и во дворце Кадриорг, резиденции президента Эстонии. Но, пожалуй, самое ценное воспоминание о том, как нееврей отнесся к моему иудейству, связано с палестинским университетом на Западном берегу реки Иордан. После моей лекции по истории науки ко мне подошел студент и с удивлением признался, что никогда не видел еврея в кипе и без оружия.
Иногда мне говорят, что я смотрю на мир через «иудейские очки». Я с радостью соглашаюсь: ведь иудеем надо быть не только и не столько в синагоге, сколько вне ее. Хочу привести лишь один пример. Накануне праздника Рош Хашана в 2000 году, несмотря на очень напряженную обстановку на оккупированных палестинских территориях, генерал Ариэль Шарон в сопровождении тысячи полицейских и солдат зашел на Храмовую гору (Хар хабаит или Аль-Харам а-Шариф) в Иерусалиме. Этим он, как полагают, умышленно спровоцировал восстание, вторую интифаду, в ходе которой погибли и пострадали множество людей. Мне сразу вспомнился псалом, который торжественно читают в Рош Хашана: «Кто может взойти на гору Господню? Кто взойдет на святое место Его? Тот, у кого чистые руки и чистое сердце; кто не отдает души своей лжи и не клянется обманом»[51]. Мне Шарон кажется полной противоположностью того, о ком говорится в псалме, что и неудивительно: ведь Шарон был воспитан в духе воинственного сионизма, а не моральных императивов иудаизма.
Иудейство, осознание того, кто я есть, не только не ограничивает мой горизонт, но и позволяет мне оставаться открытым миру. Я верен ценностям своего детства, в частности тем, что приобрел в Клубе интернациональной дружбы во Дворце пионеров. Но сегодня эта открытость иная. В Советском Союзе, еще не приобщившись к своему духовному наследию, я уже считал себя человеком мира. Я по-прежнему считаю себя таковым, но это ощущение сегодня уходит корнями в иудейскую традицию. Здесь есть некая параллель с моим многоязычием: мне хорошо даются другие языки благодаря глубоким корням в русском языке, заложенным в начальной школе в Ленинграде. Мне кажется, что я человек еврейского происхождения, иудейской практики, русской и европейской культуры и, конечно, повторяя выражение Джорджа Баланчина, «петербургской национальности».
Вот уже почти полвека я стараюсь жить по заветам Торы. Мне по-прежнему дороги мои первые впечатления об иудаизме, полученные в окружении раввина Хаусмана в 1970-х годах, когда, в соответствии с иудейскими моральными принципами, мы участвовали в кампаниях за социальную и расовую справедливость. И, конечно, я стараюсь следовать мудрому совету псалмопевца: «Какой человек любит жизнь, желает продлить ее, насладиться счастьем? Удерживай язык твой от зла и уста твои от лживых слов; удерживайся от зла и делай добро; ищи мира и стремись к нему»[52].
Пятьдесят лет назад я покинул Советский Союз по одной единственной причине: стремление к свободе. Мне претило единомыслие, которое поддерживалось запретом иностранных изданий и глушением западных радиостанций. Послушные, колебавшиеся вместе с линией партии СМИ, меня отталкивали и смешили. Страх перед властями (даже когда они уже были куда более «вегетарианскими», чем в сталинские времена) ограничивал откровенное обсуждение политики «кухней», другими словами – узким кругом доверенных друзей.
Я оставил позади свой родной город (Ленинград, ныне Санкт-Петербург), своих друзей, брата, могилы родителей, бабушек и дедушек. Подавать заявление на эмиграцию означало идти на риск, потому что в этом случае вы почти всегда теряли работу, немало друзей и даже родственников, не имея, впрочем, гарантии, что выездную визу вообще дадут. Мне повезло. Не прошло и нескольких месяцев, как меня лишили советского гражданства и разрешили купить билет на поезд в один конец до Вены. Мечта о свободе сбылась. Хотя мне разрешили вывезти из СССР всего лишь 140 долларов, первое, что я купил в Вене, был экземпляр «Интернэшнл геральд трибюн».
В ноябре 1973 года я начал работу в Монреальском университете, который с тех пор стал моим профессиональным домом. Помимо преподавания и научных исследований, я с интересом стал следить за политическими дебатами о войне во Вьетнаме, о роли ЦРУ в свержении правительства Альенде в Чили и о последствиях Октябрьской войны на Ближнем Востоке. Бушевали дебаты о заигрываниях Америки с Китаем и, конечно, об отношениях с моей родиной. Одни восхваляли разрядку Брежнева – Никсона, другие опасались ее подводных камней.
Больше всего меня поразило в газетах и на телевидении разнообразие мнений. Письма в редакцию предлагали широкий спектр точек зрения, ряд из них не только представляли собой критику политики Запада, но и предлагали альтернативы. Прошло совсем немного времени, и я начал высказывать свое мнение, сначала в письмах редактору, а затем в статьях. Меня радовала возможность участвовать в свободных политических дебатах, вносить в них свой вклад гражданина и ученого. Ведь общество создало мне условия для того, чтобы я мог делиться с ним результатами своих исследований и наблюдений.
Сегодня, когда речь заходит о некоторых важных вопросах международной политики, свобода обсуждения существенно ограничена.
Одним из таких вопросов является Израиль. Требуется немалая смелость, чтобы свободно критиковать его, не опасаясь быть обвиненным в антисемитизме. В начале 1970-х годов южноафриканец по происхождению Абба Эбан, чье красноречие в качестве представителя Израиля в ООН, а позже министра иностранных дел вошло в легенду, разработал долгосрочную стратегию. Ее целью было предотвращение критики в адрес своей страны путем обвинения таких критиков в антисемитизме. Его усилия продолжают приносить плоды: обвинения Израиля в апартеиде по отношению к палестинцам и даже бойкот израильских продуктов в супермаркетах официально запрещены во многих западных странах как проявления антисемитизма. Таким образом, политика Израиля в отношении палестинцев вынесена за пределы свободной дискуссии.
Еще более важным вопросом, который исчез из рационального обсуждения, является политика в отношении России. Этот вопрос потому более важен, что Россия обладает самым большим арсеналом ядерного оружия в мире. Задолго до февраля 2022 года большинство стран НАТО (а также Украина) ограничили доступ к российским СМИ, чего не происходило на Западе даже во времена холодной войны. Подобно тому, как советские власти оправдывали глушение западных радиопередач необходимостью защиты от «идеологических диверсий», в последние годы создано множество учреждений под эгидой НАТО и входящих в него государств для предохранения граждан от «российской дезинформации».
Видные западные ученые – такие, как Джеффри Сакс из Колумбийского университета и Джон Миршаймер из Чикагского университета, почти исчезли из центральных СМИ: их критика политики Запада в отношении России зачастую отвергается как «кремлевская пропаганда». Взгляды их нужно теперь искать на альтернативных сайтах в просторах интернета.
Военная кампания на Украине выведена за рамки бесстрастного политического анализа и превращена в вопрос морали.
Более того, немногочисленные попытки бесстрастно рассмотреть политику Запада в Восточной Европе наталкиваются на непреодолимые препятствия. Например, совсем недавно ассоциация Montréal pour la paix («Монреаль за мир») попыталась организовать дебаты с участием известных специалистов в области международных отношений и, в частности, канадской внешней политики. Она обещала представить «факты, которых вы никогда не читали и не слышали из наших СМИ или из кабинетов Джастина Трюдо и Мелани Жоли» (соответственно, премьер-министра и министра иностранных дел Канады). Учреждение, которое сначала было согласилось сдать в аренду помещение для этого мероприятия, поддалось, по признанию его сотрудников, давлению со стороны «украинских соседей» и отменило аренду. Другое учреждение дало утвердительный ответ, но быстро передумало, «чтобы не обижать своих постоянных клиентов».
Мероприятие пришлось перенести в соседний парк, где несколько десятков людей среднего возраста собрались, чтобы послушать выступления экспертов. Туда же пришло примерно столько же размахивающих украинскими флагами и антироссийскими плакатами молодых людей. Для разделения двух групп и предотвращения насилия появилась полиция. Демонстранты пытались заглушить выступающих, время от времени начиная громко петь или выкрикивать «Слава Украине!». Но в их поведении было нечто странное. Когда один из выступающих, Ив Энглер, автор нескольких книг о внешней политике Канады, сказал, что украинцы имеют право сопротивляться российским войскам, протестующие начали скандировать «Позор!». Мероприятие проходило на французском языке, но, как выяснилось, большинство бойких демонстрантов не только не понимали французского, но и с трудом изъяснялись на английском. Так что гнев их не могло вызывать то, что́ говорили выступающие. Он был явно направлен против свободы слова по поводу специальной военной операции России на Украине.
Свобода слова – это не только демократическое право. Это еще и способ определить и взвесить альтернативы. Когда конфликт превращается в эпическую борьбу между Добром и Злом, рациональный подход заменяется моральным осуждением и благородным возмущением. Это подрывает всякую дипломатию и, в свою очередь, обостряет опасность ядерной войны, неизбежное следствие которой, как определили еще в 1962 году американские военные стратеги, – Mutually Assured Destruction (взаимное гарантированное уничтожение; принятое сокращение этой концепции, MAD, означает «сумасшедший».) Единомыслие не только отрицает свободу слова. Оно ставит под угрозу выживание человечества.
Бранденбургские ворота и Белый дом подсвечены белым и синим – это цвета флага Израиля. Недавно подсвечивали желтым и синим – цветами флага Украины. В обоих случаях Запад обещает неограниченную поддержку и называет атаку на Израиль, как и ранее на Украину, неспровоцированным злом. Сценарий повторяется.
Но эти конфликты объединяют не только двойные стандарты и уверенность в собственной правоте. В обоих случаях налицо упорный отказ признавать причины насилия. В случае с Израилем это особенно очевидно. На протяжении 75 лет Израиль выселяет, изгоняет, подвергает бессрочному заключению и пыткам палестинцев, для которых независимость Израиля обернулась катастрофой. «Мы будем стрелять в невинных людей, выкалывать глаза, разбивать лица, высылать, конфисковывать имущество, грабить и вытаскивать людей из постели, проводить этнические чистки, продолжим беспрецедентную блокаду сектора Газа, и, конечно, все будет хорошо», – саркастически заметил недавно израильский журналист Гидеон Леви.
Действительно, многие израильтяне привыкли жить в сознательном неведении. Они продолжают вести мирную жизнь, когда всего в нескольких минутах езды от них вооруженные поселенцы-сионисты поджигают палестинские деревни, нападают на собирающих урожай маслин крестьян и избивают любого, в том числе и израильтян-евреев, кто осмелится встать на защиту палестинцев. Это безразличие и неведение обернулись трагедией для участников музыкального фестиваля. Мероприятие было организовано на самой границе сектора Газа, за которой миллионы палестинцев уже многие годы выживают в условиях жесточайшей блокады, введенной Израилем и поддерживаемой Египтом. Сотни собравшихся на фестиваль рейверов были убиты в результате недавней атаки со стороны Газы. Внезапно простые израильтяне оказались в аду, в который палестинцы загнаны уже давно.
Все это еще раз напоминает, что и для евреев самым опасным местом в мире является государство Израиль. Построенное на насилии, оно вызывает ненависть у миллионов палестинцев. Неудивительно, что те сопротивляются, и их подчас отчаянная борьба делает каждого еврея в Израиле потенциальной жертвой. Более того, поддерживаемое Израилем смешение сионизма и иудаизма, израильтян и евреев угрожает безопасности евреев по всему миру.
В Газе живет более 2 млн палестинцев, в большинстве своем люди, изгнанные в 1948 и 1967 годах из сотен городов и деревень, которые были переименованы, как, например, расположенные рядом с Газой Нажд, известный сегодня как Сдерот, или Мадждал, ставший Ашкелоном. На этих людей и их потомков сегодня обрушился военный арсенал Израиля. Израильские политики и генералы заявляют, что воюют с «животными» и «нацистами». Израиль перекрыл доступ продовольствию и энергоресурсам и бомбит объекты гражданской инфраструктуры. Те, кто переживут бомбардировки, могут умереть от голода или болезней из-за отсутствия воды и электричества. Так разворачивается еще одна рукотворная гуманитарная катастрофа.
Все это можно было предотвратить. С 1948 года бесчисленные резолюции ООН призывают Израиль позволить беженцам вернуться. И в израильском обществе есть осознание безысходности военно-полицейского подавления палестинцев. Но, руководствуясь ощущением колониального превосходства, израильские руководители игнорируют перспективы политического урегулирования. Так, Израиль до сих пор не откликнулся на инициативу всеобъемлющего мира и окончание арабо-израильского конфликта, выдвинутую Лигой арабских государств еще в 2002 году. Такая безнаказанность обусловлена содействием Запада, в первую очередь США. Поддерживая политику Израиля и его военный потенциал, Вашингтон обретает немалые геополитические выгоды. Израиль – это союзник, склад американского оружия и «непотопляемый авианосец» в центре арабского мира, что позволяет США контролировать значительную часть Западной Азии.
Точно так же геополитические приоритеты – намерение окружить и ослабить Россию – объясняют активное американское внимание к Украине с того момента, как Ельцин предоставил этой республике независимость более тридцати лет назад. Дважды, в 2004-м и 2014-м, была оказана открытая поддержка переворотам, в результате которых к власти пришли люди, нацеленные на подрыв веками сложившихся экономических, культурных и политических связей с Россией. Когда Россия предложила в декабре 2021 года обсудить новую систему европейской безопасности, Вашингтон ее предложения, по сути, проигнорировал. Это привело к военному конфликту на Украине. Как и недавние атаки из Газы, конфликт на Украине не был неспровоцированным. В обоих случаях это связано с продвижением интересов США без прямого участия американских войск.
Но путь к миру существует. Он проходит через признание правомерности интересов другой стороны. Для этого Израиль и коллективный Запад должны отбросить высокомерие и убежденность в своей исключительности.
Прозреет ли Израиль и, приняв ответственность за изгнание палестинцев, признает их за равноправных людей и начнет вместе с ними поиски разумного урегулирования в рамках одного или двух государств или, используя свое подавляющее превосходство, продолжит военные действия «до победного конца», а выживших палестинцев просто выселит куда-нибудь подальше от своих границ, о чем давно мечтают наиболее последовательные сионисты?