Изумрудное ожерелье

Мы остановились въ улицѣ Санъ Херонимо, у книжнаго магазина Дюрана, и читали заглавіе одного изъ романовъ Мери.

Такъ какъ это заглавіе казалось мнѣ страннымъ, я обратилъ на него вниманіе сопровождавшаго мемя друга, который воскликнулъ, взявши мемя подъ руку: — День прекрасный, какъ нельзя лучше! пойдемъ, пройдемся, и во время прогулки я разскажу тебѣ исторійку, въ которой самъ игралъ роль главнаго героя. Ты увидишь, что, когда выслушаешь меня, то не толькь поймешь это заглавіе, но и объяснишь его легчайшимъ образомъ.

У меня было довольно много дѣла, но такъ какъ я всегда радъ найти предлогъ, чтобы ничего не дѣлать, я принялъ предложеніе, и мой пріятель началъ свой разсказъ такъ:

— Нѣсколько времени тому назадъ, вечеромъ, я пошелъ пройтись по улицамъ, такъ — ради прогулки. По дорогѣ я останавливался передъ магазинами, любовался коллекціями эстамповъ и фотографій, выставленныхъ въ окнахъ, выбиралъ бронзу, которою-бы украсилъ свой домъ, если бы онъ у меня былъ, и вообще подробно разсматривалъ всѣ предметы искусства и роскоши, выставленные передъ публикой за освѣщенными стеклами магазиновъ. Наконецъ, я на минуту остановился передъ выставкой ювелира Сампера.

Не знаю, долго-ли простоялъ я тутъ, мысленно покупая всѣмъ красивымъ женщинамъ, которыхъ я знаю, — одной жемчужное колье, другой брилліантовый крестъ, третьей серьги изъ аметистовъ и золота. Я соображалъ кому-бы преподнести великолѣпное изумрудное ожерелье, до того богатое и изящное, что оно бросалосъ въ глаза среди всѣхъ драгоцѣнностей красотою и блескомъ своихъ камней, — какъ вдругъ нѣжный, гармоническій голосъ воскликнулъ около меня съ такимъ выраженіемъ, что я не могъ не оторваться отъ своихъ мечтаній:

— Что за прелестные изумруды!

Я повернулъ голову въ ту сторону, откуда раздался этотъ женскій голосъ — только женскій голосъ могъ такъ звучать — и, дѣйствительно, увидѣлъ прекраснѣйшую женщину. Я ее увидѣлъ только на одно мгновеніе, но ея красота произвела на меня глубокое впечатлѣніе. У дверей ювелирнаго магазина, изъ котораго она вышла, стояла карета. Незнакомку сопровождала особа среднихъ лѣтъ, слишкомъ молодая, чтобы быть ея матерью, и слишкомъ старая, чтобы быть подругой. Онѣ сѣли въ экипажъ; лошади тронулись, а я остался стоять, какъ дуракъ, и смотрѣлъ вслѣдъ, пока онѣ не скрылись изъ виду.

— Что за прелестные изумруды! — сказала она. Дѣйствительно, изумруды были ослѣпительны: на ея бѣлоснѣжной шеѣ это ожерелье засіяло-бы, какъ гирлянда нѣжныхъ миндальныхъ листьевъ, окропленныхъ росой; на ея груди этотъ аграфъ казался бы цвѣткомъ лотоса, когда онъ колышется на трепетныхъ волнахъ, увѣнчанныхъ пѣной. Что за прелестные изумруды! Да, можетъ быть, ей хочется ихъ имѣть? Она навѣрное богата и принадлежитъ къ высшему обществу; карета у нея преэлегантная, а на дверцахъ этой кареты я замѣтилъ, какъ мнѣ кажется, знатный гербъ. Несомнѣнно, что въ жизни этой женщины есть какая-то тайна.

Таковы были размышленія, волновавшія меня, когда я потерялъ ее изъ виду и когда затихъ даже стукъ ея кареты. И дѣйствительно, въ ея жизни, на первый взглядъ такой пріятной и завидной, была страшная тайна. Не стану разсказывать тебѣ, какимъ образомъ это случилось, но только мнѣ удалось проникнуть въ эту тайну.

Въ ранней молодости ее выдали замужъ за негодяя, промотавшаго все собственное состояніе и потому искавшаго въ выгодномъ бракѣ средства, чтобы растратить еще и чужое. Примѣрная жена и мать, эта женщина отказывала себѣ въ малѣйшей прихоти, чтобы сохранить для своей дочери хоть часть состоянія и поддерживать внѣшнимъ образомъ свою семью и ипя на той высотѣ, на какой они всегда стояли въ обществѣ.

Часто говорится о томъ, на какія великія жертвы способны нѣкоторыя женщины; по моему, принимая во вниманіе особенности женской натуры [1], ничто не сравнится съ принесеніемъ въ жертву страстнаго желанія, въ которомъ участвуютъ тщеславіе и кокетство.

Съ той минуты, какъ я узналъ скрытую сторону существованія этой женщины, благодаря причудливости моего нелѣпаго нрава, всѣ мои стремленія обратились къ одной цѣли: овладѣть этимъ чудеснымъ ожерельемъ и подарить ей его такъ, чтобы она не могла отвергнуть этого подарка и даже не могла себѣ представить, откуда онъ явился.

Въ числѣ всевозможныхъ затрудненій, которыя мнѣ сейчасъ же представились, когда понадобилось приступить къ выполненію моего замысла, конечно, немаловажнымъ оказалось то, что у меня не было денегъ на покупку драгоцѣнности — совершенно не было. Конечно, я, все-таки, не отчаялся въ своемъ намѣреніи.

Гдѣ достать денегъ? — разсуждалъ я самъ съ собой, раздумывая о чудесахъ «Тысячи и одной ночи», о кабалистическихъ словахъ, отъ которыхъ разступалась земля и обнаруживала свои скрытыя сокровища, о волшебныхъ палочкахъ, столь могущественныхъ, что если дотронуться ими до скалы, то изъ нѣдръ ея вытекаетъ источникъ — не воды, это еще невеликое чудо, а рубиновъ, топазовъ, жемчуговъ и брилліантовъ…

Такъ какъ магическихъ словъ я никакихъ не зналъ, а волшебныхъ налочекъ искать было негдѣ, я рѣшился написать книгу и продать ее. Извлечь деньги изъ издательской скалы, конечно, чудо немалое, но я его совершилъ.

Написалъ я нѣчто странное, что не могло нравыться многимъ, потому что только одна особа могла понять меня, для остальныхъ мое произведеніе было только наборомъ фразъ. Я озаглавилъ его «Изумрудное ожерелье», а подписался только своими иниціалами.

Такъ какъ я не Викторъ Гюго, и даже очень далекъ отъ него, то излишне говорить тебѣ, что за мой романъ мнѣ завъплатили не такъ много, какъ за послѣдній романъ автору «Парижской Богоматери»; но, какъ-бы то ни было, дали мнѣ столько, что я могъ начать свои дѣйствія, согласно задуманному плану.

Вышеупомянутое ожерелье стоило нѣчто вродѣ четырнадцати или пятнадцати тысячъ дуросъ [2], а для покупки его у меня уже была почтенная сумма въ три тысячи реаловъ [3]. Необходимо было играть.

Я такъ и сдѣлалъ, и принялся играть такъ рѣшительно и такъ счастливо, что въ одну ночь выигралъ все, что мнѣ было нужно.

Кстати объ игрѣ. Я сдѣлалъ наблюденіе, въ которомъ убѣждаюсь все больше и больше съ каждымъ днемъ. Когда приступаешь съ полной увѣренностью, что долженъ выиграть, то непремѣнно выиграешь. Нечего приближаться къ зеленому полю съ колебаніемъ человѣка, собирающагося попробовать счастья: нужно идти съ аппломбомъ, какъ будто пришелъ за своей собственностью. Скажу про себя, что въ эту ночь проиграть мнѣ показалось-бы также странно, какъ еслибы въ какомъ-нибудь солидномъ банкѣ мнѣ отказались уплатить по векселю Ротишльда.

На другой день я отправился въ магазинъ Самнера. Какъ ты думаешь, колебался-ли я хоть минуту, когда бросалъ на прилавокъ ювелира эту пачку разноцвѣтныхъ бумажекъ, представлявшихъ для меня по меньшей мѣрѣ годъ удовольствій и кутежа со множествомъ красивыхъ женщинъ, съ путешествіемъ въ Италію и шампанскимъ à discrétion?.. Представь себѣ, что нисколько: я бросилъ эти деньги съ такимъ-же спокойствіемъ — да что я говорю: спокойствіемъ:- съ такимъ-же удовольствіемъ, какъ Бокингэмъ усыпалъ когда-то жемчугомъ паркетъ во дворцѣ своей возлюбленной.

Я купилъ уборъ и принесъ его домой. Ты не можешь себѣ представить, до чего было красиво это ожерелье. Неудивительно, что женщины иногда вздыхаютъ, проходя мимо этихъ витринъ, предлагающихъ такія блестящія искушенія; неудивительно, что Мефистофель выбралъ ожерелье изъ драгоцѣнныхъ камней, какъ предметъ, самый подходящій для того, чтобы соблазнить Маргариту: я самъ, какой я ни есть мужчина, съ минуту пожелалъ перенестись на Востокъ и превратиться въ одного изъ этихъ сказочныхъ монарховъ, что обвиваютъ свое чело діадемами изъ золота и драгоцѣнныхъ камней, для того, чтобы украситься этими великолѣпными изумрудными листьями съ брилліантовыми цвѣтами. Самъ царь гномовъ, чтобы купить поцѣлуй сильфиды, не съумѣлъ-бы отыскать среди безчисленныхъ сокровищъ, скрытыхъ скупыми нѣдрами земли, болѣе крупнаго, прозрачнаго и чуднаго изумруда, чѣмъ тотъ, который сіялъ посерединѣ, скрѣпляя рубиновый узелъ.

Овладѣвши ожерельемъ, я сталъ придумывать, какимъ образомъ доставить его женщинѣ, которой оно предназначалось.

Черезъ нѣсколько дней, съ помощью оставшихся у меня денегъ, мнѣ удалось такъ устроить, что одна изъ ея горничныхъ взялась вложить подарокъ въ ящикъ, гдѣ хранились ея драгоцѣнности, а для того, чтобы ни въ какомъ случаѣ она не выдала своимъ поведеніемъ, что ей извѣстно происхожденіе подарка, я отдалъ ей нѣсколько тысячъ реаловъ, что у меня остались, съ тѣмъ условіемъ, что какъ только она положитъ ожерелье куда слѣдуетъ, то оставитъ свою службу и переѣдетъ въ Барселону. Такъ оно и случилось.

Представь себѣ, какъ должна была удивиться госножа, замѣтивъ неожиданное исчезновеніе служанки и, можетъ быть, заподозривъ ее въ томъ, что она скрылась, стащивши что-нибудь, когда нашла вмѣсто того великолѣпное изумрудное ожерелье въ своемъ секретерѣ. Кто угадалъ ея тайное желаніе? Кто могъ подозрѣвать, что время отъ времени она еще вспоминала со вздохомъ объ этой драгоцѣнности?

Время шло. Я зналъ, что она сохраняетъ мой подарокъ; зналъ, что производились дѣятельные розыски, чтобы узнать, откуда онъ присланъ, и, тѣмъ не менѣе, все не видалъ ея украшенною имъ. Неужели она презирала мой подарокъ? Ахъ, — думалъ я, — еслибы она знала, чего онъ стоилъ, еслибы она знала, что онъ почти могъ сравняться съ приношеніемъ того нѣжнаго любовника, который заложилъ зимой свои единственный плащъ, чтобы купить букетъ цвѣтовъ! Можетъ быть, она думала, что онъ присланъ ей отъ какого-нибудь вельможи, который явится и самъ — если его примутъ — за полученіемъ награды… О, какъ она ошибается!

Въ одну прекрасную ночь, когда былъ балъ во дворцѣ, я сталъ у дверей и ждалъ, затерянный въ толнѣ, появленія ея кареты. Когда карета остановилась и лакей отворилъ дверцы, она вышла, сіяя красотой, и въ толпѣ пробѣжалъ ропотъ восхищенія. Женщины смотрѣли на нее съ завистью, мужчины — съ восторгомъ; я невольно вскрикнулъ: на ней было изумрудное ожерелье.

Въ эту ночь я легъ спать безъ ужина: не помню, оттого-ли, что волненіе лишило меня аппетита, или оттого, что мнѣ не на что было поужинать:- во всякомъ случаѣ, я былъ счастливъ. Во снѣ мнѣ грезилась бальная музыка, и она проносилась передо мной, сіяя разноцвѣтными огненными искрами, и даже мнѣ казалось, что я танцовалъ съ нею…

Происшествіе съ изумрудами было извѣстно и прежде и служило предметомъ разговоровъ многихъ элегантныхъ дамъ, когда появилось въ ея секретерѣ. Но теперь, когда его всѣ увидали, сомнѣнія больше не могло быть, и досужіе люди принялись комментировать событіе. Она пользовалась незапятнанной репутаціей. Несмотря на презрѣніе и небрежность, съ которыми обращался съ нею мужь, клевета никогда не осмѣливалась подняться на ту высоту, на которую ее поставили ея добродѣтельныя качества.

Тѣмъ не менѣе, съ этихъ поръ подулъ тотъ вѣтерокъ, съ котораго клевета начинается, по мнѣнію Дона Базиліо.

Однажды, когда я находился въ кругу молодежи, зашелъ разговоръ про знаменитые изумруды, и какой-то фатишка объявилъ въ заключеніе, какъ-бы рѣшая вопросъ:

— Нечего и говорить: этотъ уборъ столь-же обыкновеннаго происхожденія, какъ и всѣ прочіе, что дарятся на семъ свѣтѣ. Прошли тѣ времена, когда невидимые геніи прятали великолѣпные дары подъ подушки красавицъ, и теперь если кто дѣлаетъ такой цѣнный подарокъ, то ужь, конечно, съ надеждой на полученіе награды… Да кто знаетъ, можетъ быть, эта награда получена впередъ!..

Слова этого дурака меня взорвали, тѣмъ болѣе, что находили отзывъ въ слушателяхъ. Тѣмъ не менѣе, я сдержался: какое право имѣлъ я вступаться за эту женщину?

Не прошло и четверти часа, какъ мнѣ представился случай придраться къ тому, кто ее оскорбилъ. Не помню ужь, къ чему я придрался; но могу тебя увѣрить, что присталъ къ нему съ такой настойчивостью, чтобы не сказать грубостью, что слово за слово произошла у насъ ссора. Этого я и хотѣлъ. Друзья, зная мой характеръ, удивлялись, что я искалъ вызова изъ-за такого пустяка и упрямо не соглашался ни давать, ни принимать какихъ-бы то ни былся объясненій.

Я дрался, — не знаю, право, какъ тебѣ сказать, — счастливо или несчастливо. Когда я выстрѣлилъ, то увидѣлъ, что мой противникъ зашатался и упалъ, но черезъ мгновенье я почувствовалъ, что въ ушахъ у меня зазвенѣло и въ глазахъ потемнѣло. Я былъ также раненъ, и раненъ довольно опасно — въ грудь.

Меня перенесли на мою бѣдную квартирку въ сильнѣйшей лихорадкѣ… Не знаю, какъ долго я оставался въ томъ-же положеніи, призывая въ бреду кого-то… должно быть — ее… Конечно, у меня достало-бы храбрости страдать цѣлую жизнь, чтобы получить въ награду ея благодарный взглядъ на краю могилы; но умереть, не оставляя по себѣ даже воспоминанія!..

Эти мысли мучили меня въ одну безсонную, лихорадочную ночь, какъ вдругъ я увидалъ, что занавѣси моего алькова раздвинулись, и на порогѣ показалась женщина. Я думалъ, что мнѣ это приснилось; однако, нѣтъ. Эта женщина приблизилась къ моей постели, — къ убогой, жалкой постели, на которой я томился, — подняла свой вуаль, и я увидѣлъ слезы на ея длинныхъ, темныхъ рѣсницахъ. Это была она!

Я вскочилъ съ широко раскрытыми главами… вскочилъ и очутился противъ книжнаго магазина Дюрана…

— Какъ! — воскликнулъ я, прерывая своего друга на этой выходкѣ: — какъ такъ? Когда ты былъ раненъ и лежалъ въ постели?

— Въ постели! Чортъ возьми! Я забылъ предупредить тебя, что все это выдумалъ я по дорогѣ отъ магазина Сампера (гдѣ дѣйствительно видѣлъ изумруды и слышалъ точно такое восклицаніе изъ устъ прекрасной женщины) до улицы Санъ-Херонимо, гдѣ меня толкнулъ какой-то мальчишка и тѣмъ вывелъ изъ моего воображаемаго міра, какъ разъ противъ выставки Дюрана, гдѣ я увидѣлъ романъ Мери подъ заглавіемъ «Histoire de ее qui n'est pas arrivé» — исторія того, чего никогда не было. Понимаешь-ли ты его теперь?

Услыхавъ это заключеніе, я не могъ не разсмѣяться. Въ самомъ дѣлѣ, я не знаю, о чемъ говорится въ книгѣ Мери, но теперь я понимаю, что подъ этимъ заглавіемъ можно написать милліонъ разсказовъ — одинъ другого лучше.