Изумрудное пламя

17

– С вашей стороны было очень мило сообразить, что я имел в виду, когда заговорил о сестре леди Габриэлы.

Похвала Ричарда согрела сердце Джоанны.

– Может быть, я не очень хорошо умею лгать, но я видела, как загорелись глаза у Марджери, когда она узнала, что у меня тут подруга! Представляете, как заработает ее язычок, если она узнает о нас?

– Это не ее дело, – отозвался Ричард. – После того как вы с ними расстанетесь, вы больше никогда никого из них не увидите.

С болью Джоанна подумала, что это может случиться гораздо скорее, чем ему кажется.

Ричард предусмотрительно выбрал постоялый двор под названием «Три ангела», расположенный на другом конце города. Во-первых, до него было далеко, во-вторых, в нем было дорого, так что влюбленные могли не опасаться встретиться с другими паломниками.

Хозяйка, пухлая вдова Эдна Флетчер, приняла их с распростертыми объятиями.

– Вечер добрый, милорд и миледи Кингслир! Ваша комната уже готова и ужин тоже, так что скажите, когда проголодаетесь. Вот сюда...

Они поднялись вслед за хозяйкой по лестнице и вошли в просторную комнату окнами на улицу. Пол был устлан свежими половиками, под которые были подсунуты листья лаванды, так что стоило наступить на половик, и комнату словно заливало нежным запахом. В углу стояла огромная кровать с великолепным синим покрывалом.

– Перину я сама набивала гусиным пухом, – с гордостью сообщила Эдна. – В моем доме нет ни одного соломенного тюфяка! Простыни свежие.

Возле окна расположился небольшой столик, сидя за которым, наверное, было приятно смотреть, что происходит на улице.

– Может, подать вам обед?

Ричард помедлил с ответом, глядя на Джоанну и ожидая, что она скажет.

– Я... Я немножко поела, пока ждала вас в таверне, – проговорила Джоанна, не помня, ела она или нет, и если ела, то что. – Если вы голодны, милорд...

Ричард повернулся к вдове.

– Немножко позднее. Думаю, миледи надо помыться.

Джоанна даже зажмурилась от удовольствия. Горячая вода и мыло. По дороге не было никакой возможности по-настоящему помыться, и избалованный носик придворной дамы чуял, что остальные паломники и вовсе не мылись, или не приученные к этому, или считавшие, что Святая Дева будет к ним благосклоннее, если они принесут еще и эту жертву. Джоанна вспомнила, как она хорошо помылась в доме еврея и как приятно ей было прийти к Ричарду, благоухая чистым телом.

– Как только вода нагреется, я принесу, – пообещала Эдна, с улыбкой приняв от Ричарда монету и плотно закрывая за собой дверь.

Влюбленные остались одни.

– Вы ей сказали, что я ваша жена? – спросила Джоанна.

Ричард повернулся к ней.

– Я подумал, так будет лучше, – ответил он, не отрывая от нее глаз. – К тому же это станет правдой, как только мы возвратимся к королю, а в моем сердце это уже правда. Любимая, иди ко мне.

– Миссис Флетчер сейчас вернется...

– Нет, ей еще надо нагреть воду и найти, кто притащит ее наверх, – усмехнулся он. – Я весь день ждал, любовь моя, когда смогу прикоснуться к тебе. Я хочу тебя.

Как не бывало усталости после целого утомительного дня в дороге, потом в очередях к святым Уолсингема. Кровь забурлила в жилах Джоанны, когда она сделала шаг-другой к Ричарду.

Здесь в комнате им больше не надо было следить за собой и делать вид, что Джоанна хранит верность своему жениху, с которым собирается обвенчаться после паломничества. На чужих глазах они обращались друг к другу с прохладной учтивостью, словно они друзья, которых связывают придворное знакомство и совместное путешествие.

Здесь незачем блюсти холодность и учтивость. Это последнее, о чем подумала Джоанна, прежде чем его губы прижались к ее губам, а его руки прижали ее к себе. И тотчас шерстяное платье стало жечь ей кожу, едва вспыхнул огонь у нее в животе и грудях, захваченных руками Ричарда. Прохладный воздух коснулся ее шеи, когда Ричард снял с нее платье, чтобы поцеловать ее. Развязывая тесемки, он тоже беспрерывно целовал ее, потом стянул с нее платье и бросил его на половики у ее ног. Через мгновение за нею последовала рубашка.

Джоанна осталась в одной легкой сорочке, и Ричард прижал ее к себе, чтобы она ощутила, как он сгорает от страстного желания слиться с ней, и, когда она затрепетала в ответ, он подхватил ее и понес на кровать.

Зная, что хозяйка скоро возвратится, да и позднее у них будет сколько угодно времени, они не стали терять драгоценные мгновения на долгие поцелуи и любовные игры. Ричард опустил руку и, почувствовав, какая она влажная изнутри, возликовал, поняв, что Джоанна не менее страстно хочет его, чем он ее. И он быстро взял ее, впитывая в себя ее крик, словно литанию, пока она не задохнулась от сладкой муки.

Когда пришла миссис Флетчер с двумя юношами, с трудом тащившими лохань и ведра с водой, Джоанна сидела в кровати, рассыпав по подушке блестящие каштановые волосы и по плечи укрывшись простыней. Щеки у нее горели. Ричард же стоял рядом, завернувшись в покрывало.

Пухленькая вдовушка решила, что не ошиблась, приняв их за молодоженов. Какая она красавица... А он? Он просто замечательный (не говоря уж о том, что красивый), настоящий христианский рыцарь. Повез свою молодую жену в Уолсингем в свадебное путешествие.

– Не пролей воду, Гирт, – засуетилась хозяйка и без конца крутилась вокруг мальчишек, пока они наливали воду в лохань.

Джоанна, а следом за ней залезший в лохань Ричард, смеялись и радовались жизни и друг другу, когда Гирт отправился по приказанию хозяйки в конюшню присмотреть за господскими лошадьми.

Мальчику нравилось, когда ему доверили работу, которую обычно исполнял Роб, звавший его на помощь, только если надо было присмотреть за послушными мулами и маленькими верховыми лошадками. Как хорошо, что Роб объелся зеленых яблок и мучается животом!

Мальчик с уважением посмотрел на большого боевого коня лорда Кингслира, на мощные мускулы, игравшие под черной шерстью. У леди, которую Гирт мельком видел за спиной барона, тоже красивый конь, поменьше, поизящнее, как раз такой, какой ей нужен.

– Эй! Парень! Иди сюда! – услыхал Гирт, как его кто-то зовет из темноты.

– Кто... Кто тут? – спросил мальчик.

Во рту у него пересохло и сердце быстро-быстро забилось, когда человек приблизился. Мальчик слышал много сказок про колдунов и сейчас быстро перекрестился на всякий случай.

В свете лампы он увидел одетого в рясу монаха с выбившимися из-под капюшона золотистыми волосами и проницательными синими глазами.

Монах улыбнулся, открыв великолепные белые зубы.

– Я – брат Мартин, – сказал он. – Жаль, что пришлось напугать тебя.

– Что вы хотите? – спросил, немного успокоившись, Гирт.

– Не что, а кого. Ты можешь оказать Церкви великую услугу. Ты ведь христианин?

– Христианин? А, да, конечно, сэр... нет, брат.

– Тогда ты поможешь мне отыскать сбежавшего монаха. Его зовут Ричард. Он очень нам навредил, сбежав несколько месяцев назад. Сейчас он притворяется лордом. Такой высокий, красивый, с черными волосами и карими глазами. Говорят, он похитил одну аристократку. Может, он тебе попадался где-нибудь? Ему сейчас негде быть, кроме как в Уолсингеме, это я знаю точно.

От страха у Гирта округлились глаза, когда он вспомнил про барона и прекрасную даму, которую видел мельком в комнате наверху. Монах? У лорда Кингслира нет тонзуры, это Гирт помнил точно. У него густые черные волосы, но если он сбежал из монастыря давно...

– По твоим глазам вижу, что ты знаешь этого человека, – прервал монах его размышления. – Он здесь остановился?

– Ну... да... Вы мне заплатите, брат Мартин?

Монах виновато улыбнулся.

– Только не деньгами. Мы даем обет бедности, да будет тебе известно. Но я помолюсь за тебя. Только ничего не говори господину и его даме. Мне надо выбрать время, чтобы... как бы это сказать... вернуть брата Ричарда в руки Святой Матери-Церкви.

Сэр Годфри обрадовался своей удаче. Теперь он заляжет в засаде и будет ждать, когда Ричард надолго оставит Джоанну одну. Годфри не желал рисковать, идя на открытый бой с Ричардом Кингслиром за свою невесту. Он почему-то не сомневался, что не проиграет, ведь ему слишком долго пришлось ждать Джоанну Хокингем, чтобы теперь потерять ее.

Нанятые им разбойники вовсю резались в кости, пили и ухлестывали за служанками. Он же пил немного и, хотя его тело требовало своего, не желал никого, прежде чем не раздвинет белые ноги Джоанны.

В бессильной ярости он заскрипел зубами и сжал кулаки, в первый раз отчетливо поняв, что они одни в комнате. Он-то рассчитывал похитить Джоанну, прежде чем Ричард уложит ее в свою постель, однако Гирт подтвердил его страхи. Хотя это были уже не страхи, а реальность. Значит, они отделились от остальных паломников, чтобы им никто не мешал. Ричард Кингслир наслаждался тем, что принадлежит ему одному!

Ладно, он еще поплатится за это, только бы не подставить себя! А Джоанна проклянет день и час, когда изменила Годфри Лингфилду. Пусть ему не будет дана звериная радость лишить ее невинности, что ж, он все равно пустит ей кровь и заставит покричать.

– Ммм, – как ты приятно пахнешь, – протянул Ричард, вытирая жестким полотенцем спину Джоанны. – И вся цветешь, как роза, от горячей воды.

Джоанна не была уверена, что виной тому только вода. Сидя в воде, доходившей до кончиков грудей, Джоанна, осоловев от счастья, смотрела, как Ричард влезает в лохань, достаточно просторную, чтобы они могли мыться, не мешая друг другу. Но не тут-то было. Джоанна принялась тереть Ричарду спину, а он потом намылил ей волосы, и оба были счастливы неведомым им доселе счастьем. Покончив с волосами, Ричард обнял Джоанну и прижал ее к себе. Целуя ей затылок и шею, и она не осталась равнодушной к охватившему его желанию, особенно когда он взял в ладони ее груди и принялся гладить мгновенно затвердевшие соски.

– Я опять хочу тебя, – сказал он, глядя ей в глаза и протягивая сухой конец полотенца.

В ответ она прижалась к нему, упиваясь прикосновениями к его теплой влажной коже и сцеловывая капли воды с его черных ресниц.

– Ты обещал, что мы будем ужинать, после того как помоемся, – улыбнулась она, ничуть не жалея, если ужин придется отложить.

– Что нам ужин, любимая? – пошутил он, играя глазами. – Ведь я хотел показать тебе, как можно совершенно замечательно любить, особенно после того, как мы смыли с себя дорожную пыль.

Ничего не понимая, но полностью полагаясь на своего возлюбленного, Джоанна позволила отнести себя на кровать и уложить на спину.

Ричард поцеловал ее. Сначала в губы, потом, после того как его язык вволю наигрался с ее языком, он стал целовать ей шею, потом груди, не забыв попробовать на вкус соски. Это не было для нее ново, к тому же она быстро привыкла к приятной дрожи, которую у нее вызывали его поцелуи, и откинулась на подушки, постанывая от удовольствия. Она не перестала довольно мурлыкать, когда его губы коснулись ее живота, и лишь пробежала пальцами по его черным волосам, когда его руки двинулись дальше, гладя ее, заставляя сильнее биться сердце и влажнеть между ногами. Ричард встал на колени и принялся целовать ей ногу, колено, ступню, каждый пальчик. Потом он двинулся вверх, целуя пальчики, ступню, колено на другой ноге, приближаясь... приближаясь...

Тревожные искры рассыпались внутри нее тем чаще, чем ближе он придвигался к горевшему в ней костру. Нет, он не... Не может быть...

Неожиданно Джоанна почувствовала, как его губы коснулись ее там, где она еще ни разу не ощущала их, и тревога сменилась восторгом. Крик радости сорвался с ее губ Она даже представить себе не могла, что возможно такое наслаждение, такое райское наслаждение, и, забыв обо всем на свете, вцепилась ему в волосы.

От каждого движения его языка Джоанна изгибалась все круче и круче в вихре страсти. У нее словно оголились все нервы. Ни о чем не думая, она помогала ему возносить ее все выше и выше, к самой вершине страсти. Похоже на падение, только успела подумать Джоанна, и еще, что она умрет, если не остановится. Конечно, умрет, если не остановится.

Неожиданно она вся напряглась, не в силах больше терпеть эту муку, и упала прямо ему на руки.

Прошло несколько секунд, прежде чем Джоанна вновь обрела силы открыть глаза, и первое, что она увидела, его по-хозяйски нежный взгляд.

– О...Я...

Джоанна мигнула, смутившись.

– Ах, прелестная Джоанна, ты самая восхитительная из дочерей Евы, – вздохнул он, радуясь ее наслаждению.

Она чувствовала, что он все еще хочет ее.

– Но ты не... – пролепетала она, поворачивая к нему зардевшееся лицо.

– Ты права, я еще не... Но мне было так радостно видеть и чувствовать, с каким наслаждением ты отвечаешь на мою любовь. А теперь, любимая, если ты не против, я наверстаю упущенное...

Приподнявшись над ней, он глубоко вошел в нее и уже через несколько мгновений содрогался в сладких конвульсиях, познавая свой рай.

Тут они ощутили страшный голод. Миссис Флетчер дремала, положив голову на кухонный стол, когда лорд и леди Кингслир потребовали наконец свой ужин. Пока она шла по лестнице наверх, она ворчала о том, что безобразие просить ужин, когда все честные люди уже видят не первый сон, однако, войдя в комнату, не удержалась от улыбки при виде дамы в рубашке и с аккуратно причесанными волосами.

Вот еще, только дурак поверит, что они мылись все это время, подумала вдова, ставя на стол поднос с холодным каплуном, свежим хлебом и вином, а сама потихоньку подмечая распухшие от поцелуев губы и сверкающие глаза дамы. Мокрые полотенца валялись на половиках между лоханью и постелью. Ей даже не надо было пробовать воду, и так понятно, что она давным-давно остыла. Да и лучезарная улыбка на лице барона, вдова была в этом уверена, появилась не из-за скромного ужина в неурочный час.

Джоанна размышляла о том, что завтра ей надо будет поговорить с Ричардом, потому что сегодня ей не хочется портить радость, охватывавшую ее каждый раз, когда она глядела через стол на своего возлюбленного. Вот он отрывает ножку от каплуна и, улыбаясь ей глазами, запивает мясо вином. Теперь не время ворошить старые сомнения и страхи. Завтра, когда они проснутся в объятиях друг друга, она наберется храбрости и вновь задаст свой вопрос Ричарду.

18

Годфри чихнул и недовольно вытер нос рукавом. Всю ночь он пролежал на сене, наблюдая за дверью постоялого двора в щель сарая. Глаза у него слезились, кожа зудела и чесалась. Время близилось к полудню, а любовники еще и не думали появляться.

Проклятый распутник! Бесстыдная шлюха! Спят целый день, как будто они в самом деле честные молодожены!

Годфри уже узнал, что хозяйка «Трех ангелов» иначе и не думает, когда остановил ее на минутку на улице. Он не стал выказывать особого интереса к лорду и леди Кингслир, но выспросил все, что ему было нужно.

А в своей комнате Джоанна и Ричард действительно медлили покинуть постель. Обессиленные страстью, они проспали крик петуха, когда все порядочные люди встают ото сна. А потом еще долго лежали, радуясь, что начинают день в объятиях друг друга, и желая продлить себе удовольствие. Джоанна не хотела будить Ричарда, а Ричард – Джоанну, так что пока разобрались, наступил полдень.

– Ричард... все влюбленные... чувствуют... как мы? – застенчиво спросила Джоанна, теснее прижимаясь к Ричарду.

– Нет, любовь моя, только самые счастливые, если им удается найти себе достойную пару, – с важностью ответил Ричард, не отрывая любящего взгляда от сонного личика и стараясь не поддаваться прикосновению нежной груди.

– Я люблю тебя, Джоанна, – сказал он. Даже твое имя звучит для меня прекраснее самой прекрасной мелодии.

– «Джоанна»? – недоверчиво протянула она. – Но оно такое простое, такое обыкновенное, не то что Гинерва, Aлианора или Амиса (а в сердце у нее стучало: «Алисия»).

– Ну, что обыкновенного может быть в девице с такими волосами и глазами цвета...

– Не надо, – оборвала его Джоанна. – Волосы у меня коричневые, под стать моему коню или воробью, или... дорожной грязи. Вы шутите, милорд!

Нет, вам нужна другая, с волосами под цвет королевской короны и глазами синими, как одеяние Пресвятой Девы. Вам нужна Алисия.

– Глаза у тебя – настоящие изумруды, продолжал Ричард. – А волосы, как шелк, пахнут левкоями, и в них все время вспыхивают искры. Зачем ты порочишь свои черты, если я люблю их?

Джоанна не усомнилась в его правдивости. Он любит ее, хотя у нее не золотые волосы и не розовая кожа, как у сестры.

Джоанна поднялась и умылась. Она хотела было уже надеть платье, но Ричард, вновь плененный ее наготой, позвал ее обратно. Прошел еще час прежде, чем они окончательно покинули постель.

Когда они более или менее насытились друг другом (хотя бы на время), то решили, что настало время подкрепиться, после чего, не теряя времени даром, оделись и сошли вниз.

Джоанна вздрогнула, услыхав, когда подошла к двери, приветливый голос Эдны Флетчер:

– Доброе утро!

– Боже, что она о нас подумает! – покаянно шепнула Джоанна, выходя во двор.

– Подумает, что мы любим друг друга. Ну, и что с этого? Обещаю тебе, любимая, после нашей свадьбы мы встанем не раньше. Мне кажется, к тому времени ты еще не успеешь мне надоесть! – пошутил Ричард.

Колокол в монастыре августинцев отбил двенадцать часов.

«Ну, вот и они», – подумал Годфри, вылезая из своего убежища и отправляясь следом за влюбленными.

Джоанна, не замечая моросящего дождя и трепеща от счастья, шла рядом с Ричардом в таверну, которую он заприметил еще накануне.

Город был заполонен паломниками, как мирянами, так и монахами в черных, белых, серых и коричневых рясах, поэтому ни Ричард, ни Джоанна не обратили внимания на шедшего позади монаха, который низко опустил голову и сложил для молитвы руки. Они вошли в таверну, и монах пристроился неподалеку, чтобы, оставаясь незамеченным, наблюдать за ними.

Джоанна слишком поздно заметила Марджери Эпплфилд, которая встала из-за стола, где сидела вместе с монашками, и подошла к ним. Ей оставалось лишь взять себя в руки и понадеяться, что тощая вдова не будет надоедать им слишком долго.

– Доброе утро, леди Джоанна. Доброе утро, лорд Кингслир, – громко пропела Марджери. – Как вас встретила сестра вашей подруги? Вы сегодня уже были в церкви? Наверно, нет, потому что мы только что оттуда, а вас не видели.

– Нет, еще не была, – с трудом выдавила из себя Джоанна, стараясь не покраснеть под любопытным взглядом.

– Значит, вы еще ничего не знаете? – хихикнула Марджери. – Вы и не представляете, кто нас покинул!

– Марджери, дорогая, думаю, нам не следует… – попыталась остановить ее сестра Егелина.

– Нехорошо... – присоединилась к ней сестра Мария-Анжелика.

Марджери даже ухом не повела.

– Сами они потеряли стыд, и от моих слов им хуже не будет. Леди Джоанна, мы встретили брата Томаса, и он нам сказал, что леди Кларисса и Эдвин Блэкхерст решили сесть на корабль в Уэллсе и отправиться за море! – с самодовольной ухмылкой выкрикнула Марджери.

– Может быть, они, помолившись, решили поскорее вернуться домой? – предположила Джоанна.

Про себя она подумала, что Уэллс – ближайший порт в Норфолке, которым, дай Бог, ей самой не пришлось бы воспользоваться.

– Ерунда! Они сами признались доброму монаху, что поедут вместе в Гасконию, где у Блэкхерста живет двоюродный брат. У него там виноградники. Вот уж распутники, так распутники! Графиня-то отправилась вымаливать себе ребенка, и нате вам, польстилась на старика!

Вдова наверняка ждала, что они тоже дружно осудят беглецов, и Джоанна посмотрела в глаза Ричарду.

– Бедная графиня, – только и сказала она.

Пока барон Саттон жив, леди Кларисса не сможет возвратиться домой, и им с Блэкхерстом придется жить в грехе, скорее всего до конца жизни. Джоанна не сомневалась, что виноторговец сохранит преданность несчастной графине, но ведь он уже не молод. А если умрет? Как же Клариссе де Саттон отчаянно хотелось счастья, если она решилась на такой шаг!

Тем не менее Джоанна была уверена, что если бы ей пришлось выбирать между законным браком с Годфри Лингфилдом и бегством с Ричардом Кингслиром, она бы ни секунды не раздумывала. «Слава Богу, – подумала Джоанна, – что мы еще можем честно побороться за себя!»

Поняв, что Джоанна не склонна осуждать заблудшую парочку, Марджери вернулась к монахиням. К счастью, они сидели далеко друг от друга и могли говорить без страха быть услышанными.

Дождь полил сильнее, и хозяину пришлось закрыть ставни, чтобы сидевшие у окон не вымокли.

– Какое у тебя нежное сердечко, любимая, – тихо проговорил Ричард, лаская взглядом Джоанну. Ему понравилось, что она не стала поддакивать Марджери, а самой Джоанне на мгновение показалось, что Ричард читает у нее в сердце.

– Ну... а как мы проведем день? Может, пойти в церковь, если хочешь.

Джоанна по достоинству оценила заботу Ричарда, который не забыл, что она отправилась в Уолсингем молиться за сестру.

Однако стоило ей вспомнить бесконечные очереди и жадно протянутые руки монахов, как ей сразу расхотелось идти к святыне.

– Лучше не сегодня… Завтра. Я… – Джоанна зевнула.

Ричард хмыкнул, и в глазах у него заплясали лукавые огоньки, когда он встал и протянул ей руку.

– Вам надо вздремнуть, мадемуазель, – сказал он. – Ведь вы поздно заснули вчера.

Джоанна поняла, что они не сразу будут спать, и сердце у нее быстро забилось.

Годфри тоже встал и последовал за ними.

Он видел, как они обменялись страстными взглядами, прежде чем покинуть таверну, и в бессилии сжал кулаки, поняв, что они возвращаются в «Три ангела».

Джоанна тяжело вздохнула, проглотив последний кусочек вкусного ужина, поданного Эдной Флетчер в общей комнате внизу. Хозяйка превзошла себя, приготовив тающих во рту розовых цыплят, сочных угрей, булочки с кремом. К тому же она поставила на стол добрый эль. Кроме Ричарда и Джоанны, тут были еще дородный торговец и его краснолицая жена, но они отужинали гораздо раньше молодых влюбленных, и миссис Флетчер с мальчишкой-слугой отошли подальше, однако остались в комнате на случай, если высокородным гостям понадобится еще что-нибудь.

Час пробил. Больше Джоанна не могла ждать. Или Ричард скажет ей правду о смерти Алисии, или придется в одиночестве отправляться в Уиллоуби.

– Что вас заботит, дорогая? Вы чего-то боитесь?

«Ну вот. Самое время. Господи, хоть бы все осталось, как есть».

– Ричард, любимый, я... если ты будешь моим мужем, я думаю... У нас не должно быть тайн друг от друга.

– Если?

– Я хочу стать твоей женой... Хочу больше всего на свете! – поторопилась успокоить его Джоанна, с ужасом поняв, что нечаянно причинила ему боль. – Но есть одна вещь, которую я должна знать.

Он напрягся в ожидании известного ему вопроса, и взгляд у него стал непроницаемым.

– Или вы не будете моей женой? – он проговорил это ледяным тоном.

– Да нет, нет же! Я совсем не то хотела сказать! Я больше не думаю, что вы... что из-за вас Алисия умерла. Просто я не все знаю и хочу, чтобы вы мне рассказали.

У него заныло сердце. Он как чувствовал, что Джоанна рано или поздно припомнит ту ночь в Виндзоре, и проклинал себя за сорвавшиеся с губ слова, которые втемяшились ей в голову. Да как же он скажет ей правду, если из-за этой правды она потеряет покой и их счастье навсегда будет омрачено? Церковь говорит, что люди, совершившие то, что совершила Алисия, обречены на вечные муки. Нет, только не это!

Церковь учит еще, что мужчина – господин женщины и поэтому должен руководить ею и решать за нее, что хорошо и что плохо... даже бить в назидание, если требуется. Поднять руку на Джоанну? Этого он никогда не позволит себе. Но он должен быть тверд с нею, чтобы ее же уберечь от несчастья.

И он солгал, считая, что поступает во благо.

– Джоанна, вы ошибаетесь. Наверно, вы неправильно меня поняли. Вам известно все о том, что случилось. Ваша сестра умерла в преждевременных родах вместе с ребенком, отцом которого был я. Мы оба согрешили. Она поплатилась за это жизнью, а я принял участие в крестовом походе и год пробыл заложником у султана.

– Я люблю вас, Ричард, и я вам не верю. Есть еще что-то, о чем вы не хотите мне сказать.

Было бы это при других обстоятельствах, и Ричард не остался бы равнодушен к тому, как она упрямо выставила подбородок и полыхнула в него изумрудным огнем. Маленькая Джоанна пойдет войной на весь мир, если будет считать, что правда на ее стороне!

Ради нее самой Ричард решил быть жестоким.

– Джоанна, вы не должны торговать своей любовью... или своим телом... ради того... В общем, я не считаю, что вам надо это знать. Забудьте об этом. Все. Я больше ничего не желаю слышать.

Ричард сразу понял, что зашел слишком далеко, потому что Джоанна побледнела и отшатнулась, словно он ее ударил.

– Прошу прощения, милорд, – крикнула она и вылетела из комнаты.

Несколько минут Ричард помедлил, боясь, однако, что Джоанна оставит «Трех ангелов» и переберется к другим паломникам... А там вернется к своему жениху.

Однако когда он вошел в комнату, она не металась, собирая вещи, как он думал, а тихо сидела возле окна, глядя на улицу, и одинокая слеза катилась у нее по бледной щеке.

Он стоял на пороге, беспомощно опустив руки, и глядел на нее, не зная, что сказать.

– Вы думаете, что я любила вас ради вашей тайны, – укоризненно сказала Джоанна, не поворачивая головы.

– О нет! Нет! Я... Любимая, я прошу прощения, – внезапно охрипшим голосом проговорил он. – Я вовсе не это хотел сказать. Я знаю, что вы меня любите. Ну, прости меня, любимая!

– Конечно, я вас прощаю! – воскликнула Джоанна и, рыдая, бросилась в его объятия.

Прошло много времени, прежде чем Джоанна успокоилась. Ричард обнимал ее, гладил каштановые волосы, шептал ласковые слова и в конце концов предложил платок вытереть нос. В комнате было уже совсем темно, когда он сказал, что, пожалуй, им пора в постель.

Джоанна лежала в его объятиях на просторной мягкой кровати и слушала, как бьется его сердце. Он уже давно спал, а ей сон не шел в глаза.

Итак, решено. Ричард не сказал ей правду об Алисии, и, значит, у нее нет выбора. Ей так не хотелось бросать его ради поездки в Уиллоуби, что она даже подумала, а не попросить ли его поехать с ней вместе, и сама же возразила себе, что если он не хочет ей ничего говорить, то и не захочет сопровождать ее в Уиллоуби, где она все равно до всего допытается. Он может даже помешать ей. Нет, ехать надо одной.

Джоанна понимала, что ставит под удар свою любовь. Ведь он может рассердиться на нее и выбросить ее из своего сердца. Какому мужчине нужна своевольная жена? Еще хуже, если он решит, что она лживая и упрямая, и не захочет больше иметь с ней дела.

Ну что ж. Чему быть, того не миновать. В Уиллоуби все равно ехать надо, и дай Бог, чтобы Ричард сберег свою любовь!

Решение было принято, и Джоанна принялась обдумывать, когда ей лучше ехать. А что, если встать сейчас, оседлать потихоньку Робина и скакать, покуда хватил сил? Всем своим существом она воспротивилась этому. У них есть еще один день. Последний день, когда они будут любить друг друга, а там будь что будет.

К тому же ей еще надо узнать дорогу. Насколько ей известно, Уэллс находится на севере, но хорошо бы найти кого-нибудь, кто показал бы ей точно, куда ехать. Там она сядет на корабль, идущий в Линкольншир и попросит, чтобы ее высадили поближе к Уиллоуби. За два часа Робин домчит ее до места. В седельной сумке припрятано еще несколько серебряных марок, так что будет чем заплатить.

На другое утро Джоанна встала с постели, решив насладиться каждой минутой оставшегося ей времени, что было довольно трудно, ибо она боялась вызвать подозрение у Ричарда, не упускавшего ни малейшей мелочи в ее поведении. Она сердилась на себя за то, что накануне вечером поссорилась с ним, ведь понимала же она, что он ни за что не скажет ей правды, и это вместо того, чтобы любить его и радоваться его любви.

Ей было все равно, что делать, лишь бы не разлучаться с ним. Они еще раз посетили святыню, где Джоанна сделала вид, что молится за свою сестру, потом пошли в таверну и поели там, причем Джоанна приняла горячее участие в обсуждении того, что они завтра утром отправятся обратно в Лондон.

Правда, она чуть не умерла от страха, когда он предложил ей вернуться морем, что было бы намного быстрее. Она судорожно заметалась в поисках выхода.

– Ах, нет, это нехорошо, – наконец нашлась она. – Я тоже хочу поскорее предстать перед королем и получить от него разрешение на наш брак. Но мы не одни. Паломники надеются на вас. Им с вами не так страшно. Я видела в церкви Мод Малкин, и она мне сказала..

Джоанна надеялась, что сумела скрыть свой страх.

– Будь по-вашему, госпожа Нежное Сердечко. Завтра я опять возьму суму и посох, если таков ваш приказ, – согласился он с такой готовностью, что Джоанне показалось, будто ей в сердце вонзили острый нож. – При одном условии, – хитро улыбнулся он.

– То есть?

– Вы проведете ночь в моих объятиях и будете любить меня со всей страстью, на какую вы, насколько мне известно, способны. Один Бог знает, когда нам еще удастся побыть вместе, пока мы не распрощаемся с монахами и со всеми остальными.

– Решено.

Боже, как ей нравилось, когда его карие глаза загорались огнем, покорным ее власти. О чем еще она могла мечтать? Ведь ей надо запомнить его на все время, пока они будут врозь, может быть, на всю оставшуюся жизнь. Ведь как только он заснет… Но Джоанна не хотела об этом думать.

Все устроилось как нельзя лучше. Пока Ричард расплачивался с хозяйкой, Джоанна подозвала поваренка и спросила, по какой дороге ехать в Уэллс. Когда же он сказал, что по северной, ей осталось только узнать, в какой стороне северные ворота.

Она не обратила внимания на скалившегося от злости человека в коричневой рясе за своей спиной. Годфри решил, что настал его час. Джоанна и проклятый барон Кингслир сидели возле самой двери, и он ждал лишь удобной минуты, чтобы без лишнего шума похитить Джоанну. Поваренок лишил его этой возможности. Однако он слышал, как брат Томас говорил, что они отправляются завтра на рассвете в обратный путь. Надо будет еще посторожить возле постоялого двора, не получится ли там, но на это он не очень рассчитывал. Он ни секунды не сомневался насчет того, чем они будут заниматься ночью. Однако все его мысли были заняты устройством засады, хотя равнинные места вокруг Уолсингема были для этого мало пригодны. На этот раз он не даст маху, и первое, что сделает, убьет Ричарда Кингслира.

Если Ричард и обратил внимание на нетерпение Джоанны, то ничего не сказал, видимо, приписав ее страстность опасению, что им еще нескоро посчастливится остаться наедине.

Он заснул, а Джоанна еще долго смотрела на него, пока слезы не затуманили ей взор.