К христианскому дворянству немецкой нации

Лютер М. К христианскому дворянству немецкой нации

К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства

Досточтимому господину Николаусу фон Амсдорфу 1, лиценциату Священного Писания и канонику в Виттенберге, моему самому близкому другу

Доктор Мартин Лютер

Прежде всего, благодать и мир от Бога, досточтимый, дорогой господин и друг! Время молчания прошло, и время говорить настало, как возвещено в третьей главе Екклесиаста 2. Я соединил, согласно нашему намерению, несколько заметок, касающихся исправления христианства, чтобы предложить их христианскому дворянству немецкой нации; может быть, Бог все-таки захочет помочь Своей Церкви посредством мирян, поскольку духовенство, которому это более подобает, ни на что не обращает внимания.

Посылаю все это Вашей Милости для правки и, где требуется, улучшения. Я вполне осознаю: после [выхода в свет ] этого [сочинения ] на меня посыпятся упреки в том, что, воспарив слишком высоко, я — презираемый, отрекшийся от мира монах — осмеливаюсь обращаться к столь высоким и могущественным сословиям по поводу очень важных, больших дел; как будто бы в мире нет никого, кроме доктора Лютера, кто позаботился бы о христианстве и дал совет таким мудрым людям. Но я повременю с оправданиями; пусть выговаривают мне за это, кому вздумается. Я, пожалуй, виноват перед моим Богом и миром еще в одной глупости — в том, что ради успеха предпринимаемого мной дела готов дорого заплатить, даже превратиться на время в придворного шута. Но нет худа без добра. Если меня постигнет неудача, я утешусь тем, что никто не сможет купить мне дурацкий колпак и, [как придворному шуту ], выстричь затылок. Ведь все зависит от того, кто кому привязывает колокольчик. Я должен подтвердить поговорку: если в мире затевается что-либо, то при этом должен находиться монах, даже если бы его пришлось нарисовать. Не единожды бывало, что дурак говорил мудро, и не раз мудрецы творили глупости. [Апостол ] Павел [однажды ) заметил: "Если кто думает быть мудрым, то будь безумным" 3. А поскольку я не только дурак, но и доктор Священного Писания, Дававший присягу 4, то неплохо, что мне представляется возможность выполнить свою клятву как раз таким дурацким способом. Я прошу оправдать меня перед умеренно разумными, ибо у чрезмерно разумных я не смог заслужить благосклонности и милости, которых добивался так часто и с таким большим старанием, а впредь не хочу ни добиваться этого, ни дорожить им.

Да поможет нам Господь искать не своей, а только Его славы. Аминь.

Виттенберг, августинский монастырь, вечер праздника Святого Иоанна Крестителя 5, тысяча пятьсот двадцатый год.

* * *

Пресветлейшему, могущественнейшему Императорскому Величеству и христианскому дворянству немецкой нации

Доктор Мартин Лютер

Прежде всего, благодать и могущество от Бога, пресветлейшие, милостивейшие, любезные господа! Не по моей нескромности или непростительному легкомыслию произошло то, что я, далекий от державных дел, незнатный человек, решился обратиться к Вашим Высоким Светлостям: нужда и притеснения, отягощающие все христианство и, прежде всего, немецкую землю, побуждали не только меня, а и каждого не один раз разражаться стенаниями и взывать о помощи; и сейчас [они ] заставили меня обратиться с призывом: не захочет ли Бог вдохнуть в кого-нибудь мужество, чтобы он протянул свою руку несчастной нации. Нередко [Церковные ] Соборы предлагали разные реформы б, но их проведению всякий раз препятствовала хитрость некоторых людей, — и их козни и злодеяния (поскольку после Соборов все становилось еще хуже) я намерен теперь, да поможет мне Господь, не мешкая, обнародовать, чтобы они, став общеизвестными, не могли в дальнейшем так мешать и вредить. Бог поставил над нами главой благородного юношу 7 и пробудил во многих сердцах большие, благие упования; но наряду с этим необходимо и наше содействие, чтобы извлечь пользу из [благоприятного] момента и [императорской ] благосклонности.

Первое и самое важное в этом деле заключается в том, чтобы мы всегда серьезно обдумывали свои начинания и не затевали ничего в надежде на великую силу или разум, даже если бы в наших руках была вся власть земная; ибо Бог не может и не хочет допускать, чтобы доброе дело начиналось в надежде на собственную силу и разум. А если Бог не одобряет затею, то тогда не поможет ничто, как отмечается в 33 Псалме: "Не спасется царь множеством воинства; исполина не защитит великая сила"8. Это объясняет, считаю я, почему в давние времена знаменитые государи Фридрих I 9, Фридрих II 10 и многие другие германские императоры, перед которыми трепетал мир, потеряли все свое величие и были попраны ногами пап. Скорее всего, они больше надеялись на свое могущество, чем на Бога, и поэтому должны были пасть. И в наши дни кровопийцу Юлия II 11 вознесло столь высоко, по моему мнению, не что иное, как то, что Франция, Германия и Венеция рассчитывали лишь на самих себя. И дети Вениаминовы поразили сорок две тысячи израильтян, потому что последние уверовали в свою непобедимость (Суд. 20, 21) 12.

Чтобы и у нас не произошло того же с нашим благородным Карлом 13, мы должны проникнуться уверенностью, что в данном случае мы имеем дело не с людьми, а с князьями ада (Еф. 6, 12), которые запросто могут ввергнуть мир в войну и кровопролитие, но победить себя этими средствами не дадут. Нам же, невзирая на то, что злодеи достойны наказания, следует отказаться от насилия, в смиренном уповании препоручить дело Богу, с праведной молитвой надеяться на Божью помощь и не обращать внимания ни на что, кроме горя и бедствий несчастного христианства; в противном случае затея, пожалуй, может начаться с большим блеском, но если увлечься ею, то дьяволы могут устроить такую круговерть, что весь мир будет плавать в крови, и все-таки этим ничего не добьешься; поэтому нужно действовать со страхом Божьим и благоразумием. Чем больше насилия, тем больше горя, если не действовать со страхом Божьим и смирением. Папы и римляне, которые до сего времени могли с помощью дьявола приводить в замешательство королей, смогут делать это и впредь, если мы без помощи Божией будем рассчитывать лишь на свою силу и сноровку.

Романисты 14 с завидной прытью воздвигли вокруг себя три стены, при помощи которых они до сих пор защищали себя 1S, и никто не смог их реформировать; из-за этого все христианство пришло в ужасный упадок.

Во-первых, если им угрожали светской властью, то они утверждали, что светские законы не для них писаны, более того, что духовное — выше мирского. Во-вторых, если их хотели привлечь к ответственности на основании Священного Писания, то они подчеркивали, что никому, кроме папы, не подобает истолковывать Писание. В-третьих, если им угрожали Собором, то они выдумывали, будто бы никто, кроме папы, не имеет права созывать Собор. Так они тайно похитили у нас три розги, чтобы иметь возможность оставаться безнаказанными, и, укрывшись за надежными укреплениями этих трех стен, творили всевозможные гнусности и злодеяния, которые мы воочию видим и в наши дни. И даже если их вынуждали созвать [Церковный ] Собор, они все-таки предварительно лишали его силы, обязывая заранее под присягой князей не задевать их, благодаря чему папе предоставлялась безраздельная власть над всем распорядком Собора. И поэтому не имело значения: созывалось ли много Соборов или же ни одного Собора, разве что они одурачивали нас лицемерием и притворством. Ощущая панический страх перед законным свободным Собором, они так задергали королей и князей, что последние уверовали, будто бы неповиновение им во всех этих лукавых и хитрых кознях — это неповиновение [Самому] Богу.

Ныне же, да поможет нам Господь и даст нам одну из труб, которыми были разрушены иерихонские стены 16, чтобы и мы смогли пустить по ветру эти соломенные и бумажные препоны, подготовить для покарания греха христианские розги, обнародовать коварство и обман дьявола и, очистив таким образом себя, вновь снискать милость Божию.

Попытаемся прежде всего напасть на первую стену.

Выдумали, будто бы папу, епископа, священников, монахов следует относить к духовному сословию, а князей, господ, ремесленников и крестьян — к светскому сословию. Все это измышление и надувательство. Они не должны никого смущать, и вот почему: ведь все христиане воистину принадлежат к духовному сословию и между ними нет иного различия, кроме разве что различия по должности [и занятию]. Павел (1 Кор. 12) говорит, что все мы вместе составляем одно тело, но каждый член имеет свое особое назначение, которым он служит другим. И поэтому у нас одно Крещение, одно Евангелие, одна вера; все мы в равной степени христиане (Еф. 4), ибо только лишь Крещение, Евангелие и вера превращают людей в духовных и христиан. А если папа или епископ совершают помазание, делают тонзуру 17, посвящают в сан, освящают, одеваются не так, как миряне, то все это возносит только лицемеров и болванов, но никогда не превращает в христианина или духовное лицо. Сообразно этому все мы посредством Крещения посвящаемся во священники, как свидетельствует святой Петр (1 Пет. 2): "Вы царственное священство, народ святый". [Об этом же говорится ] в Откр. 5: "Ты кровию Своею соделал нас священниками и царями" 18. И если бы в нас не было высшего посвящения, чем то, которое совершают папы или епископы, то никогда посвящением папы и епископа не был бы создан ни один священник, точно так же невозможны были бы ни отправление мессы, ни проповедь, ни отпущение грехов.

Поэтому посвящение епископа равнозначно тому, как если бы он в месте, где собралось множество людей, избрал одного из толпы, в которой все обладают равной властью, и поручил бы ему осуществлять эту самую власть над другими. Точно так же, если бы десять братьев, королевских сыновей, пользующихся равными правами наследования, избрали бы одного, который управлял бы за них наследством, то все они были бы королями, обладающими равной властью, и все же управлять было бы поручено одному. Скажу об этом еще понятнее. Если бы группа благочестивых христиан была захвачена в плен и заточена в пустыне и среди них не было бы священника, рукоположенного епископом, и если бы они единодушно избрали одного из своей среды, независимо от того, женат он или нет 19, и поручили бы ему крестить, служить мессу, отпускать грехи и проповедовать, то он был бы самым настоящим священником, как будто бы его рукоположили все епископы и папы. Отсюда следует, что в случае необходимости каждому дозволено крестить и отпускать грехи, что было бы невозможным, если бы не все мы были священниками. И столь великую милость, силу Крещения и принадлежности к христианству они посредством канонического права почти полностью исказили и утаили от нас. [А ведь ] таким образом в старину христиане избирали из числа единоверцев своих епископов и священников, которые после этого утверждались другими епископами без той пышности, которая царит теперь. Так стали епископами святые Августин 20, Амвросий 21, Киприан 22.

Поскольку светские владыки крещены так же, как и мы, и у них та же вера и Евангелие, мы должны позволить им быть священниками и епископами и их обязанности рассматривать как службу, которая связана с христианской общиной и полезна ей. И вообще каждый крестившийся может провозглашать себя рукоположенным во священники, епископы и папы, хотя не каждому из них подобает исполнять такие обязанности. И хотя все мы в равной степени священники, никто не должен ловчить и выдвигаться по своей воле без нашего согласия и избрания, то есть делать то, на что мы все имеем равные права. Ведь то, что принадлежит общине, никто не может, помимо воли и разрешения общины, присвоить себе. И если случится, что кто-нибудь, избранный на такое служение, будет смещен за какие-то злоупотребления, то он снова станет тем, кем был прежде. Поэтому необходимо, чтобы священник у христиан был только должностным лицом. Пока он служит, он возвышается; когда его смещают, он такой же крестьянин или горожанин, как и другие. И точно так же священник ни в коем случае не остается священником, если он смещен. Но они выдумали characteres indelebiles 23 и болтают, что смещенный священник все-таки нечто отличающееся от простого мирянина. Они даже лгут, будто бы священник никогда не может быть никем, кроме священника, а мирянин — никем, кроме мирянина; но все это слова и законы, придуманные людьми.

Из этого следует, что миряне, священники, князья, епископы, или, как они выражаются, духовные и светские лица — в действительности не имеют никаких других существенных различий, кроме службы или занятия. По своему же достоинству они не различаются, потому что все принадлежат к духовному сословию; [все они] истинные священники, епископы и папы, но не у всех У них одинаковая служба, подобно тому, как в среде священников и монахов не все заняты одним и тем же делом. И по свидетельству святого Павла (Рим. 12 и 1 Кор. 12) и Петра (1 Пет. 2), как я упоминал раньше, все мы составляем тело, а глава — Иисус Христос, и каждый является членом тела по отношению к другим. У Христа нет двух тел или тел двоякого рода: одного светского, другого — духовного. Единая глава Он и одно Тело у Него.

Подобно этому, те, кого сейчас называют духовенством, или священниками, епископами и папами, отличаются от остальных христиан не далее и не более того, что они должны иметь дело со словом Божиим и с Таинствами, это их занятие и служба; точно так же в руках у светской власти — меч и розги, чтобы наказывать ими злых, защищать благочестивых. У сапожника, кузнеца, крестьянина и у каждого есть свое ремесло, должность и дело, и все же все они в одинаковой мере являются посвященными священниками и епископами; и каждый, исполняя свою должность или занимаясь своим ремеслом, обязан приносить пользу другим и служить им. И точно так же, как все члены тела служат друг другу, множество занятий сообща направлены на содействие телу и душе. Посмотрите теперь, христиане ли придумали и пустословили, что светская власть не распространяется на духовенство и не может осуждать его? Это равносильно утверждению: "Если глаз подвергается опасности, рука не должна оказывать помощи". Разве это не противоестественно (не говоря уже — не по-христиански), если один член не должен помогать другому и защищать его от погибели? Нет, чем благороднее член тела, тем больше другие должны ему помогать. И я настаиваю: так как светская власть учреждена Богом для наказания злых и защиты благочестивых, то круг ее обязанностей должен свободно и беспрепятственно охватывать все Тело христианства, без всякого исключения, будь то папа, епископ, священник, монах, монахиня или кто-нибудь еще. И если светскую власть ограничивать только потому, что она среди христианских занятий якобы незначительнее службы проповедника, или исповедника, или [вообще] духовного лица, то точно так же следовало бы наложить запрет на то, чтобы портные, сапожники, каменщики, плотники, кухарки, кельнеры, крестьяне и все живущие в миру ремесленники шили папе, епископам, священникам одежду, тачали обувь, строили дома, готовили пищу, подавали напитки, давали оброк. Но если этим мирянам не препятствуют в их занятиях, то почему же римские писаки, отгородившись при помощи своих законов от светской христианской власти, смогли лишь безнаказаннее творить зло и подтвердили тем самым высказывание святого Петра: "Будут у вас лжеучители и будут уловлять вас льстивыми словами, чтобы продать вас в мешке" .

Поэтому светская христианская власть должна исполнять свою службу беспрепятственно, не опасаясь затронуть папу, епископа, священника: кто виноват, тот и отвечай. Возражения канонического права против этого — чистейшей воды самонадеянное римское измышление 25, ибо святой Павел провозгласил для всех христиан: "Всякая душа (я считаю, и папы тоже) да будет покорна высшим властям; ибо они не напрасно носят меч, они Божьи слуги для наказания злых и поощрения благочестивых"26. И святой Петр [говорил ]: "Будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа, ибо такова есть воля Божья" 27. Он возвестил также, что появятся люди, пренебрегающие светской властью (2 Пет. 2), как и произошло впоследствии, благодаря церковному праву.

Итак, я полагаю, что эта первая бумажная стена низвергнута; отныне светская власть становится членом христианского Тела, и, занимаясь земными делами, она все же принадлежит к духовному сословию; поэтому сфера ее деятельности должна беспрепятственно касаться всех членов Тела в целом: наказывать виновных и преследовать их в случае необходимости, не обращая внимания на пап, епископов, священников; пусть они угрожают и отлучают, как только им вздумается. Потому-то и происходит, что провинившихся клириков, нарушивших [нормы] светского права, вначале лишают священнического сана, что считалось бы незаконным, если бы раньше по Божественному установлению светский меч не имел над ними власти. А между тем в церковном праве чрезмерно превозносятся свобода, жизнь и имущество священников, как будто бы миряне духовно не такие же добрые христиане, или как будто бы они не принадлежат к церкви. Почему тело, жизнь, имущество и честь твои так свободны, а мои — нет; ведь мы же все — христиане, у нас одинаковое Крещение, вера, Дух и все остальное? Если убивают священника, то на местность, [где он убит], налагается интердикт 28, почему же этого не происходит, если убивают крестьянина? Откуда проистекает такое заметное различие между равноправными христианами? Единственно из человеческих законов и измышлений.

Ни в коем случае не может быть добрым духом тот, кто выдумывает такого рода оговорки и беспрепятственно, безнаказанно впадает в грех. Ведь против злого духа, его деяний и слов мы обязаны бороться изо всех сил и изгонять его, как завещали нам Христос и Апостолы; как же мы дошли до того, что вынуждены бездействовать и безмолвствовать в тот момент, когда папа или его приближенные ведут дьявольские речи и дела? Если ради людей мы должны были бы предать забвению Божественные заповеди и справедливость, отстаивать которые не на живот, а на смерть поклялись при Крещении, то, воистину, мы несли бы ответственность за все души, которые вследствие этого были бы оставлены на произвол судьбы и совращены. Поэтому, должно быть, сам глава дьяволов произнес слова, вписанные в церковное право: "Если бы зловредность папы простиралась настолько, что он повел бы души большими толпами прямо к дьяволу, то даже в этом случае его нельзя было бы сместить" 29. На эти проклятые, дьявольские суждения полагаются в Риме и считают, что весь мир должен скорее отправиться к дьяволу, чем воспротивиться их мошенничеству. Если бы того, что один возвышается над другим, было бы достаточно, чтобы не подвергать его наказанию, то ни один христианин не должен бы был наказывать другого, так как Христос заповедал каждому считать себя низшим и незначительнейшим из всех (Мф. 18; Лк. 9). За прегрешением должно неизбежно следовать наказание. И как отмечает святой Григорий 30, мы, конечно же, все равны, но вина делает одного подвластным другому. Мы, однако, видим, как они обходятся с христианами: нагло предавая забвению Писание, покушаются на свободу тех, кого Бог и Апостолы подчинили светскому мечу; так что возникает сомнение — не забавы ли это антихриста 31 или его ближайшего предшественника.

Вторая стена еще более шаткая и неустойчивая: они намереваются быть единственными истолкователями Писания. Не изучив в нем на протяжении жизни ни строчки, они имеют наглость считать себя единственными авторитетами; обманывают нас бесстыдными высказываниями, что папа, независимо от того — злой он или благочестивый, не может заблуждаться в вере, но подтвердить это ссылкой хотя бы на одну букву они не в состоянии. И из-за этого в церковном праве содержится так много еретических и нехристианских, да и противоестественных законов, что сейчас даже отпадает необходимость доказывать это. Пока они будут считать, что Святой Дух не оставляет их, даже если они будут настолько невежественны и зловредны, насколько им это доступно, они смогут возводить в ранг закона все, что только захотят. И если это будет продолжаться, то есть ли нужда или польза в Священном Писании. Сожжем же его и ублаготворим себя невежественными господами из Рима, имеющими в себе Святого Духа, хотя Он может осенить лишь благочестивые сердца. Если бы я не читал об этим, я бы не смог поверить, что дьявол, столь неумело проворачивающий в Риме свои дела, может при этом привлекать единомышленников.

Вместе с тем, стремясь показать, что мы боремся с ними не только нашими словами, сошлемся на Писание. Святой Павел утверждает (1 Кор. 14): "Если же кому из сидящих и слушающих другого о слове Божьем будет откровение, то тот, кто говорит, должен умолкнуть и посторониться" 32. Но какая польза от этой заповеди, если мы должны верить лишь тому, кто говорит сверху или сидит наверху? Христос сказал (Ин. 6), что все христиане будут научены Богом , поэтому вполне может быть, что папа и его приближенные, являясь злыми и неистинными христианами, хотя и наученными Богом, не обладают истинным разумением, и, наоборот, простой человек имеет правильное разумение. Почему же нельзя ему следовать? Разве папа не заблуждался неоднократно? Но кто захочет помочь христианству, если и в случае, когда папа заблуждается, надо все-таки больше верить ему, а не тому, на чьей стороне Писание? Это кощунственная, лживая басня, и они не могут привести ни одной буквы в доказательство того, что лишь папа может истолковывать Писание или утверждать его толкование; они самовольно присвоили это право. И хотя они делают оговорку, будто бы получили власть от святого Петра, которому были переданы ключи, хорошо известно то, что ключи переданы не одному святому Петру, а всей общине; к тому же ключи предназначены не для учения или управления, а единственно для того, чтобы вязать или разрешать грехи 34. И все остальное, что они придумывают, ссылаясь на ключи, всего-навсего выдумка. Слова Христа: "Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя" 15, обращенные к Петру, не могут распространяться на папу, поскольку большая часть пап не имела веры, что они и сами должны признать. К тому же Христос молился не только за Петра, но и за всех Апостолов и христиан, как свидетельствует Иоанн (Ин. 17): "Отче, Я молю о тех, которых Ты дал Мне, и не только о них, но и обо всех верующих в Меня по слову их" Зб. Разве это сказано недостаточно ясно?

Подумай сам: они не могут не признать, что среди нас есть благочестивые христиане, которые прониклись истинной верой, Духом, пониманием слова и мысли Христа. Так почему же надо отвергнуть их слово и суждения и следовать за папой, не имеющим ни веры, ни Духа? Не означало ли бы это отречения от всей веры и Христианской Церкви? Далее, если справедливо положение: "Верую во Святую Христианскую Церковь", — то папа не должен быть единственным авторитетом. В противном случае наша молитва должна сводиться к словам: "Верую в папу римского". А это было бы отождествлением всей Христианской Церкви с одним человеком и не более чем дьявольским и адским заблуждением.

И самое главное, мы ведь все христиане, как отмечено выше; у всех у нас одна вера, одно Евангелие, одно Причастие. Как же можем мы не обладать и властью воспринимать и судить, что истинно или неистинно в вере? К чему же тогда слова Павла (1 Кор. 2): "Духовный человек судит о всем, а о нем никто судить не может" и (1 Кор. 4): "Все мы имеем тот же дух веры" 3?. Почему же мы не можем чувствовать в такой же степени, как неверующий папа, что в вере истинно, а что ложно? На основании всех этих и многих других изречений должны мы стать мужественными и свободными и добиться того, чтобы Дух свободы (как писал Павел) 38 не трепетал перед папскими измышлениями, а смело, в соответствии с нашим разумением Писания, проникнутым верой, исправил все, что папа и его сторонники делают или позволяют делать, и принуждал их придерживаться лучшего, а не их собственного разумения. Ведь должен же был в старину Авраам слушать свою Сарру, которая тем не менее была подчинена ему больше, чем мы кому-либо на земле 39. Точно так же Валаамова ослица была умнее самого пророка 40. Если Бог посредством ослицы обращался к пророку, то почему Он не может посредством благочестивого человека обличать папу? Далее, святой Павел осуждал святого Петра как заблуждающегося (Гал. 2). Поэтому надлежит всякому и каждому христианину проникнуться верой, понимать и защищать ее и осуждать все заблуждения.

Третья стена падет сама собой, если разрушены эти две первые. Ведь поскольку деятельность папы противоречит Писанию, мы обязаны стать на сторону Писания, наказать папу и воздействовать на него в соответствии со словом Христовым (Мф. 18): "Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним: если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, если же не послушает их, скажи общине 41, а если и общины не послушает, то да будет он тебе, как язычник". Здесь каждому заповедается заботиться о других. Насколько же больше мы должны следовать этому, если управитель церкви действует во зло, своими поступками причиняет другим много вреда и вводит их в соблазн. Но, если я призван обличить его перед общиной, мне прежде всего нужно ее собрать.

У них нет никаких свидетельств Писания, что только папе надлежит созывать Собор или утверждать [его распорядок ]. [У них есть] только их собственные законы, имеющие значение лишь в той мере, в какой они не вредят христианству и заповедям Божьим. В случае же, если папа достоин наказания, эти законы теряют силу. И тем, что папа не наказуем посредством Собора, христианству наносится вред. Но в Деян. 15 мы читаем, что Апостольский Собор созывал не святой Петр, а все Апостолы и пресвитеры. Если бы делать это полагалось лишь одному святому Петру, то это был бы не Христианский Собор, а сборище еретиков. Также достославный Никейский Собор созывал и утверждал [его распорядок ] не римский епископ, а император Константин 42. А после него точно так же поступали многие другие императоры, и все-таки это были Вселенские Христианские Соборы. Однако если бы эту власть имел только папа, то, несомненно, все они были бы еретическими. Поэтому, когда я касаюсь Соборов, созванных папством, я не придаю особого значения их решениям.

И если требует обстановка, а папа злонамеренно относится к христианству, то всякий, кто может, обязан, как верный член всего Тела, содействовать созыву поистине свободного Собора. А этого никто не в состоянии сделать лучше, чем светский меч; в особенности потому, что светские владыки так же, как и все, являются христианами, духовенством, священниками, обладающими властью во всех делах, и должны, там где это будет нужно и полезно, беспрепятственно применять по отношению к каждому власть, данную им Богом. Если в городе возникает пожар, то разве не противоестественно приказывать его жителям бездействовать, не мешая постепенно воспламеняться всему, что может гореть, единственно потому, что они не обладают властью бургомистра, или потому, что пожар распространился из дома бургомистра? Разве не обязан в данном случае каждый горожанин будить и созывать других? Но насколько решительнее следует действовать в Духовном Граде Христовом, если в папском правлении или где бы то ни было занимается пламя соблазна! И при нападении врага на город в нем достоин славы и благодарности тот, кто первым поднимет других. Почему же не должен быть увенчан почестями тот, кто возвещает о врагах из преисподней, пробуждает и созывает христиан?!

А то, что они похваляются своей властью, с которой якобы нельзя бороться, то это, по сути дела, не заслуживает упоминания. Никто в христианстве не обладает властью причинять вред или запрещать противиться разрушению. В Церкви нет никакой иной власти, кроме власти, направленной на созидание. Поэтому, если папа захочет использовать власть, чтобы воспрепятствовать созыву свободного Собора, и тем самым будет приостановлено совершенствование Церкви, нам не следует обращать внимания на него и на его власть. Если же он обрушится с отлучениями и бранью, то этим надо пренебрегать, как выходкой сумасшедшего, — и в свою очередь, уповая на Бога, отлучать и преследовать его изо всех сил, потому что такая самонадеянная папская власть ничего не значит. К тому же он ее и не имеет и скоро будет низвергнут одним изречением Писания, ибо Павел сказал в Послании к Коринфянам: "Господь дал нам власть к созиданию, а не к расстройству христианства" 43. Кто осмелился пренебречь этим изречением? Конечно же, власть дьявола и антихриста, препятствующая тому, что служит исправлению христианства. Поэтому не содействовать ей нужно, а сопротивляться, не щадя живота своего, не жалея имущества и всего, что у нас- есть.

И если вдруг появится чудесное знамение в пользу папы, против светской власти, или кого-нибудь постигнет бедствие, что, как они болтают, случалось не раз, то это нужно воспринимать не иначе, как происки дьявола из-за нашей недостаточной веры в Бога. Ведь это возвещал еще Христос (Мф. 24): "Придут под именем Моим лжехристиане и лжепророки, которые будут творить знамения и чудеса и смогут прельстить даже избранных" 44. И святой Павел сказал фессалоникийцам, что антихрист по действию сатаны будет со всякою силою и чудесами ложными 45.

Поэтому будем придерживаться следующего: христианская власть не желает ничего, не угодного Богу, как заявляет святой Павел: "Мы можем действовать не против Христа, а за Христа" 4б. Если же власть учиняет что-то против Христа, то она принадлежит антихристу и дьяволу и должна, как дождем и градом, прикрываться чудесами и бедствиями. Но чудеса и бедствия не доказывают ничего, особенно в наше, предшествующее Страшному Суду, недоброе время, о ложных чудесах которого возвещается во многих местах Писания (2 Феc. 2, 9, 10); поэтому должны мы блюсти слово Божие с непоколебимой верой, и тогда дьявол, пожалуй, оставит свои чудеса. Этим, надеюсь, должны быть низвергнуты ложные, призрачные кошмары, которыми на протяжении длительного времени римляне запугивали наши души. Ведь они наряду со всеми нами в равной степени подчинены мечу, не властны произвольно, без подготовки, истолковывать Писание и не имеют никаких оснований сопротивляться Собору, отнимать его вольности, или по своей прихоти обязывать его налагать наказания; если же они это делают, то они, без сомнения, сообщники антихриста и дьявола, не имеющие, кроме названия [христиане], ничего общего с Христом.

А теперь рассмотрим предложения, которые, как этого требует справедливость, должны обсуждаться на Соборах и которыми папа, кардиналы, епископы и все ученые должны были бы руководствоваться и днем и ночью, если бы любили Христа и Его Церковь; но раз они этого не делают, пусть содействуют [осуществлению этих предложений ] толпа и светский меч, невзирая на их отлучения или угрозы, ибо одно несправедливое отлучение лучше десяти справедливых отпущений грехов и одно несправедливое отпущение грехов хуже десяти справедливых отлучений. Поэтому пора проснуться, дорогие немцы, и больше бояться Бога, чем людей 47, чтобы не разделить участи несчастных душ, столь прискорбно потерянных из-за позорного дьявольского правления римлян, чтобы день ото дня не усиливался все более и более дьявол; иначе адское правление римлян может стать настолько зловредным, что я даже не могу ни вообразить, ни представить этого.

Во-первых, [охватывает ] омерзение и отвращение, когда видишь, что глава христианства, славословящий себя как наместника Христа и преемника святого Петра, ведет такой светский и пышный образ жизни, достичь и сравняться с которым не в состоянии никакой король, никакой император; и тот, кто повелевает называть себя "пресвятейшим" и "первосвященнейшим", проявляет более мирскую сущность, чем сам мир. Он увенчан трехкоронной митрой , тогда как величайшие государи довольствуются одной короной; если это выдерживает сравнение с неимущим Христом и святым Петром, то это какое-то новое сходство. Пустословят, будто бы обличать это — ересь, и даже не хотят слышать о том, насколько чуждо христианству и безбожно такое поведение. Но я считаю, что если папе подобает в слезах молиться перед Господом, то он должен был бы навсегда сбросить такую корону, так как наш Бог ни в коей мере не может мириться с высокомерием. И служение папы должно быть не чем иным, как ежедневным плачем и мольбой за христианство и образцом безупречного смирения.

Как ему будет угодно, но такая пышность зловредна, и папа, ради спасения своей души, обязан отказаться от нее, следуя словам святого Павла: "Удерживайтесь от всякого рода зла" 49. И Рим. 12: "Пекитесь о добром не только пред ликом Божиим, но и пред всеми человеками" 50. Папа мог бы довольствоваться обычной епископской короной; возвышаться над другими он должен усердием и святостью, а корону высокомерия оставить антихристу, как это делали его предшественники несколько столетий тому назад. Говорят, что он владыка мира. Это ложь, потому что Христос, за наместника и служителя Которого папа себя выдает, заявил Пилату: "Царство Мое не от мира сего" 51. И никакой наместник не может обладать более широкими полномочиями, чем его господин. К тому же он наместник не возвысившегося, а распятого Христа, как свидетельствует Павел: "Ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Христа, и притом распятого" 52. И Флп. 2: "В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе, Который уничижил Себя Самого, приняв образ раба". Далее, 1 Кор. 1: "Мы проповедуем Христа распятого". Они же превращают папу в наместника возвысившегося на небесах Христа и позволяют некоторым дьяволам настолько овладеть собой, что считают, будто папа выше ангелов небесных и должен повелевать ими, а это, по сути, доподлинные происки настоящего антихриста.

Во-вторых, какую пользу приносят христианству люди, называемые кардиналами? Отвечу тебе. В итальянских и немецких землях много богатых монастырей, богаделен, ленов и приходов, и в Риме не придумали лучшего способа попользоваться ими, как учредив [должности] кардиналов и передав им епископства, монастыри, прелатуры 53. Так богослужение пришло в упадок. И сейчас говорят, что итальянские земли превратились едва ли не в пустыню: монастыри разрушены, епископства растранжирены, доходы прелату р и всех церквей растаскиваются Римом, города пришли в упадок, страна и люди — на грани погибели, богослужение и проповедь — в полном забвении. Почему? [Потому что ] должны обогащаться кардиналы. Никакие турки не смогли бы так истощить Италию и расстроить богослужение. И вот, обескровив Италию, они появились в Германии и принялись за дело очень осмотрительно; но мы видим, как быстро немецкие земли уподобляются итальянским. У нас уже есть несколько кардиналов; чего добиваются этим римляне, пьяным немцам не дано понять до тех пор, пока у них не останется ни одного епископства, монастыря, прихода, лена, геллера или пфеннига. Как возвещено, антихрист должен собрать сокровища земные 54. Все идет к тому: уже снимаются пенки с епископств, монастырей и ленов, и хотя они еще не решаются привести в расстройство все, как у итальянцев, но уже прибегают к воистину "святой расторопности": объединяют десять или двадцать прелатур и с каждой из них ежегодно урывают кусок — и из этого образуется изрядная сумма. Пробство 55 в Вюрцбурге приносит тысячу гульденов; если прибавить кое-что из Бамберга, а тем более — из Майнца, Трира и других мест, то так удается собрать тысячу или десять тысяч гульденов, чтобы кардинал в Риме жил, не уступая в богатстве королю. Если же они войдут во вкус, то возымеют желание провозглашать кардиналами по тридцать или сорок человек на день 56, и [лишь ] одному из них подарят Мюнхенберг под Бабенбергом 57, а в придачу епископство Вюрцбургское, затем подкинут несколько богатых приходов, пока церкви и города не придут в запустение. А после этого они скажут: мы наместники Христа и пастыри овец Христовых; и потерявшие голову пьяные немцы, пожалуй, проглотят это.

Я же предлагаю назначать меньше кардиналов; или же — пусть папа питает их от щедрот своих. И двенадцати их было бы более чем достаточно с годовым содержанием каждому в тысячу гульденов. Как дошли мы, немцы, до того, что вынуждены терпеть от папы этот разбой и разграбление нашего добра? Французское королевство оградило себя от этого 58. Почему же мы, немцы, позволяем себя так дурачить и дразнить? Если бы расхищали лишь наше имущество, то это можно было бы еще терпеть; но они вдобавок опустошают церкви и отнимают у овец Христовых их благочестивых пастырей, ниспровергают богослужение и слово Божие. [А что бы произошло], если бы не осталось ни одного кардинала? [Да ничего ]. Церковь-то не исчезла бы. Ведь они палец о палец не ударяют ради христианства, занимаются только денежными делами и тяжбами из-за епископств и прелатур, что с успехом мог бы делать и всякий разбойник.

В-третьих, если бы можно было оставить лишь сотую часть папской курии, а девяносто девять частей упразднить, то и этого было бы больше чем достаточно, чтобы решать дела, касающиеся веры. А сейчас в Риме столько пресмыкающихся, и все они так похваляются близостью к папе, что даже в Вавилоне не было ничего подобного. Одних только папских писцов в Риме более трех тысяч, а кто захотел бы посчитать других служащих, то вряд ли смог бы это сделать из-за великого множества должностей. И все служки, как волки на овец, зарятся на богоугодные заведения и лены немецких земель. Я полагаю, что немецкие земли отдают сейчас в Рим папе несравненно больше, чем в старые времена императорам. Некоторые считают, что ежегодно из Германии в Рим поступает более трехсот тысяч гульденов — совершенно бесполезно и напрасно, — а взамен мы не получаем ничего, кроме насмешек и бесчестия. И мы еще удивляемся, что князья, дворянство, города, богоугодные заведения, страна и люди разоряются. Ведь нам скорее нужно изумляться тому, что у нас еще есть пропитание.

Поскольку мы сейчас играем в открытую, давайте на короткое время прервемся и посмотрим, такие уж немцы беспросветные дураки, что они совершенно не знают или не понимают римских делишек. Я здесь не жалуюсь, что в Риме пренебрегают Божественными заповедями и христианским правом, ибо не столь хороши дела в христианстве, особенно в Риме, чтобы мы могли обращать внимание на такие высокие предметы. Я не жалуюсь и на то, что совсем не считаются с естественным или светским правом и разумом, ибо это покоится на еще более глубоких основаниях. Я сетую, что они не соблюдают придуманного ими самими духовного права, которое, по сути, представляет собой неприкрытую тиранию, а корыстолюбие и преходящая роскошь для них значат больше, чем право, и это мы сейчас докажем.

В прошлом немецкие императоры и князья позволили папе взимать со всех ленов немецкой нации аннаты, то есть половину доходов первого года с каждого лена 59. Но позволение имело своей целью дать папе возможность путем сбора этих значительных сумм накопить средства для борьбы с турками и язычниками и для защиты христианства, чтобы духовенство также внесло свою лепту в ту тяжелую борьбу, которую дворянство вело в одиночку. И такой добросердечной, безыскусной заботой немецкой нации об общем благе папы воспользовались для того, чтобы в течение более ста лет, прошедших с того момента, взимать эти деньги, и превратили это в узаконенную обязательную подать и статью дохода. При этом они не только ничего не накопили, но учредили за счет этих сборов много званий и должностей в Риме, ежегодно оплачивая их как из какого-то наследственного дохода. Если ныне кто-нибудь проявляет намерение сражаться с турками, то [приближенные папы ] снаряжают посланцев для сбора денег; а также под предлогом все той же антитурецкой борьбы издают множество индульгенций, полагая, что выжившие из ума немцы на веки вечные останутся непроходимыми дураками, постоянно дающими деньги для удовлетворения их невообразимого корыстолюбия, хотя в то же время все мы — свидетели того, что ни из аннатов, ни из денег за индульгенции, ни из всего другого против турок не используется ни геллера, а все ссыпается в бездонный мешок. Они обманывают и двоедушничают, устанавливают и заключают с нами соглашения, которые ни на йоту не собираются соблюдать, [рассчитывая], что все должно списаться за счет святого имени Христа и святого Петра.

Но, в конце концов, немецкая нация, епископы и князья должны сами позаботиться о христианстве и народе, который им вверен, чтобы управлять им и защищать его материальные и духовные блага от этих хищных волков, прикрывающихся овечьми шкурами и выдающих себя за пастырей и правителей. И поскольку аннатами столь постыдно злоупотребляют и не выполняют обещанного, то [властям ] не следует допускать, чтобы их страна и люди угнетались беспросветнейшим образом и ставились на грань погибели; но посредством императорского или же всей немецкой нации указа нужно либо оставлять аннаты в стране, либо упразднить. Если они не соблюдают соглашений, то, следовательно, не имеют никакого права на аннаты, а епископы и князья обязаны наказать это воровство и грабеж или воспротивиться ему на основании закона. [Они должны ] становиться на сторону папы и поддерживать его в тех случаях, когда он, быть может, слишком слаб, чтобы в одиночку [бороться] с таким безобразием. Если же он вознамерится защищать и поддерживать [бесчинства], то ему надо противодействовать и сопротивляться — как волку и тирану, ибо у него нет никакого права творить зло или потворствовать ему. А если кто-нибудь захочет собрать для борьбы с турками такие значительные суммы, то нам следует всего-навсего взяться за ум и заявить, что немецкая нация сможет сохранить их лучше, чем папа, поскольку у немецкой нации при наличии денег людей для ведения борьбы [с турками] хватит. И со многими другими римскими уловками дело обстоит так же, как и с аннатами.

Далее, год разделен между папой, епископами и главами церковных учреждений так, что папе предоставляется в году шесть месяцев подряд для пожалования ленов, которые в эти месяцы остаются без владельцев. Из-за этого почти все лены достались Риму, в особенности самые лучшие приходы и прелатуры. А те, которые однажды отходят к Риму, уже никогда не возвращаются, даже если они с тех пор никогда не теряли владельца в папский месяц; тем самым церковным учреждениям наносится большой ущерб. И это их начинание — ничего не возвращать из Рима — неприкрытый разбой. Поэтому сейчас настало время для того, чтобы полностью упразднить папские месяцы и возвратить назад все, присвоенное Римом. Князья и дворяне должны настаивать на том, чтобы похищенные богатства были возвращены, воры наказаны, а те, которые злоупотребили полученными полномочиями, были лишены полномочий. Если соблюдается и признается неприкрытый произвол — издание папской канцелярией на другой день после избрания папы его постановлений и законов, посредством которых грабятся наши церковные учреждения и приходы, — то было бы вполне справедливым, если бы император Карл на следующий день после своей коронации издал постановления и законы, в соответствии с которыми во всей немецкой земле ни один лен и приход больше не отходили бы к Риму в папский месяц, а все захваченное было бы освобождено от римских разбойников и возвращено; на это он имеет право в соответствии со своей службой меча.

Ныне корыстолюбивый, разбойничий римский престол не может дождаться времени, когда, благодаря папскому месяцу, все лены постепенно перейдут к нему, и, побуждаемый своим ненасытным брюхом, спешит как можно скорей проглотить их без остатка. Поэтому кроме аннатов и [папских] месяцев он выдумал уловку, с помощью которой лены и приходы удерживаются за Римом еще тремя путями. Во-первых, если имеющий свободный приход умрет в Риме или по пути туда, то его приход становится вечной собственностью римского (я бы сказал — разбойничьего) престола. Однако они не хотят признавать себя разбойниками, хотя о таком разбое раньше никому не доводилось ни слышать, ни читать.

Во-вторых, к папской или кардинальской челяди относятся как те, кто [давно] владеет леном или унаследовал его, так и те, которые, приобретя лен [за пределами Рима], затем приблизились к папе или кардиналам. Но кто в состоянии сосчитать папскую и кардинальскую челядь, если папа, превосходя всех императоров и королей, выезжает на обычную прогулку в сопровождении трех или четырех тысяч [приближенных], восседающих на мулах? А Христос и святой Петр не для того ходили пешком, чтобы их наместники состязались в роскоши и пышности. Мудрствуя дальше, корыстолюбие устроило так, что и за пределами Рима многие зачисляются в состав папской курии, как в Риме, чтобы повсеместно при помощи плутовского словечка "папский приближенный" все лены были отданы римскому престолу и закреплены за ним навсегда. Разве не возмутительна эта дьявольская выдумка? Если мы будет смотреть на это сквозь пальцы, то Майнц, Магдебург, Хальберштадт запросто могут отойти к Риму и кардиналов придется оплачивать довольно дорогой ценой. Затем нас заставят сделать кардиналами всех немецких епископов и дочиста подметут все вокруг.

В-третьих, о том, как в Риме возникает тяжба из-за лена. Это, на мой взгляд, едва ли не самый распространенный и главный способ захвата приходов Римом. Если на местах не возникает тяжб, то в Риме находят бесчисленное множество сутяг, которые из-под земли извлекают [поводы] к тяжбам и набрасываются на приходы, где только захотят, из-за чего многие благочестивые священники вынуждены терять свои приходы или на время откупаться от тяжб деньгами. Такой лен, праведно или неправедно захваченный при помощи тяжбы, также должен стать вечной собственностью римского престола. Поэтому не следует удивляться, если Бог обрушит с неба поток серы и адского пламени и ниспровергнет Рим в бездну, как Он в старину сделал с Содомом и Гоморрой 60. И для чего христианству папа, если его власть используется лишь для [свершения] таких архизлодейств, а он поддерживает их и содействует им? О благородные князья и господа, до коих же пор вы будете безропотно отдавать свою страну и людей во власть этих хищных волков?

Но поскольку захват всех епископств при помощи таких интриг казался алчности слишком медленным, любезное корыстолюбие выдумало, что епископства по их наименованию находятся вне Рима, а по сути — в Риме, и что вследствие этого ни один епископ не может быть утвержден, сети он не купит за большие деньги паллий 61 и истово не поклянется быть личным рабом папы. Потому и получается, что ни один епископ не решается действовать против папы. Этого римляне также добились при помощи присяги, и в результате самые богатые епископства отягощены долгами и пришли в упадок. Я слышал, что Майнц задолжал двадцать тысяч гульденов. Это все из-за римлян, как мне кажется.

Некогда в каноническом праве они постановили вручать паллий безвозмездно, сократить число папских приближенных, свести на нет тяжбы, сохранить за церковными учреждениями и епископами их вольности. Но это не приносило денег, и тогда они, "перевернув лист", лишили церковные учреждения и епископов их власти — и они [теперь ] — ничто, не имеют ни обязанностей, ни власти, ни дела. Главные мошенники из Рима во всех церквах заправляют всем, чуть ли не службой пономаря и звонаря. Все тяжбы переносятся в Рим, и каждый, властью папы, делает, что ему вздумается.

Что произошло в этом году? Страсбургский епископ решил упорядочить управление своими духовными учреждениями и реформировать богослужение б2; с этой целью он составил несколько проникнутых Божественным Духом христианских статей. Но мой дорогой папа и святой римский престол по доносу духовенства ниспровергли и предали проклятию этот праведный и духовный порядок. Если это называется пасти овец Христовых, то нужно натравливать священников на их собственного епископа и их непослушание обосновывать Божественными законами. На такое явное поношение Бога не решится, думаю я, и антихрист. Вот, если вам угодно, и папа. Почему же так [происходит]? Да ведь если бы началось реформирование Церкви, то преобразования представляли бы опасность, ибо Рим, конечно же, должен также подвергнуться им. Потому-то и не допускается никакого единения священников друг с другом и, по старой [римской ] традиции, сеются разногласия среди князей и королей, а мир наполняется христианской кровью, чтобы единство христиан не угрожало Реформацией святому римскому престолу.

Мы уже говорили, как они поступают с приходами, которые пришли в упадок и лишились [владельцев]. Но, полагая, что ему достается слишком мало, избалованное корыстолюбие распространило свои претензии и на те лены, которые управляются их владельцами, чтобы превратить их в вакантные, хотя они не являются таковыми; и это [достигается] многими способами.

Во-первых, высматривают богатую пребенду 63 или епископство, возглавляемые стариком или больным или недееспособным по какой-нибудь вымышленной причине. К нему святой престол прикрепляет коадъютора, то есть помощника 64, без согласия и желания священнослужителя, на благо коадъютору, поскольку он либо принадлежит к приближенным папы, либо за это платит деньги, либо вообще как-то проявил себя на римской барщине. Вслед за этим сводится на нет свободное избрание капитула 65 или права того, кто жаловал приходы, и все предоставляется Риму.

Во-вторых, есть одно словечко — "комменды" 66, смысл которого заключается в том, что папа поручает кардиналу или вообще кому-либо из своих приближенных взять под опеку богатый монастырь или церковь, точно так же, как если бы я дал тебе на хранение сто гульденов. Это не значит дать или пожаловать монастырь, разорить его или упразднить богослужение, а только взять под опеку; не для того, чтобы его охранять или строить, а чтобы изгнать должностное лицо, присвоить пожертвования и оброк и пристроить какого-нибудь беглого монаха-отщепенца, который за пять или шесть гульденов в год будет сидеть день-деньской в церкви, продавать паломникам крестики и образки, совершенно пренебрегая богослужением. И если это называется разорением монастыря и упразднением службы Божией, то тогда папу следовало бы наречь разорителем христианства и упразднителем богослужения, так как он, действительно, увлеченно занимается этим. Но для Рима такие слова [кажутся ] слишком резкими, и потому это должно называться "коммендой", или поручением взять монастырь под опеку. Ежегодно папа может отдать под опеку более четырех таких монастырей, а доходы каждого из них [составляют] более шести тысяч гульденов. Так в Риме поддерживают богослужение и защищают монастыри. Этому также учатся и в немецких землях.

В-третьих, среди ленов есть такие, которые называются "incoinpatibilia" ["несовместимые"]. В соответствии с каноническим правом они не могут объединяться под властью одного лица, будь то два прихода, два епископства и тому подобное. Здесь святой римский престол и корыстолюбие обходят каноническое право при помощи глосс67, которые [в данном случае] называются "unio"68 и "incorporatio"69. Это означает, что несколько "incoinpatibilia" объединяются в одно целое так, что каждое их них становится составной частью по отношению к другому, и таким образом они характеризуются как один приход, который [уже] перестает быть "incoinpatibilia". И так помогают святому каноническому праву не препятствовать никому, исключая лишь тех, кто не платит папе и его датарию 70 за такие глоссы. Такого же рода и "unio", то есть объединение, которое, подобно охапке дров, включает в себя много ленов, чтобы они, благодаря такой [искусственной] общности, считались одним леном. И в Риме легко можно найти куртизана 71, который один владеет двадцатью двумя приходами, семью церковными округами и к тому же еще сорока четырьмя бенефициями 72; упоминавшиеся искусные оговорки способствуют тому, что все это не считается противоречащим праву. А чем владеют кардиналы и другие прелаты, пусть каждый подумает сам. Так у немцев опустошаются кошельки и развеиваются надежды.

Оговорки распространяются также и на "adnrinistratio" 73. Его суть сводится к тому, что одно лицо наряду с епископством имеет аббатство или пребенду и владеет всем их имуществом, хотя называется лишь "administrator" 74. Ведь для Рима достаточно, если изменяется лишь наименованьице, а не [суть] дела. Это похоже на то, если бы я поучал, что содержательницу публичного дома нужно называть бургомистершей, а она оставалась бы такой же благочестивой, как и раньше. О таком римском правлении возвещал святой Петр, говоря (2 Пет. 2): "У вас будут лжеучители, которые из любостяжания будут уловлять вас льстивыми словами, преследуя свои выгоды" 75.

Любезное римское корыстолюбие придумало также обычай продавать и закладывать приходы и лены с той выгодой для продавца или заимодавца, что они сохраняют право обратного получения имущества. Это значит, что в случае смерти владельца лен беспрепятственно вновь возвращается тому, кто его перед этим продал, заложил или покинул. Тем самым они превратили приходы в наследственные держания, чтобы никто больше не мог занять их, кроме тех, кому продавец захочет их продать, либо, умирая, передаст свои права. Наряду с этим встречается и много таких, которые продают лен другому, только с титулом, не приносящим ни геллера [дохода ]. Также давно укоренился [обычай ] передавать друг другу лен с условием удержания некоторой суммы годового дохода, что раньше рассматривалось как симония 76. [Прибегают] и ко многим другим ухищрениям, о которых и не расскажешь, и, осеняя себя крестом, прикрываясь Христовым одеянием, обращаются с приходами бесчестнее, чем язычники.

Однако все, о чем говорилось до сих пор, уже давно стало обычным [явлением ] в Риме. Корыстолюбие же выдумало еще одно, что, надеюсь, должно стать последним и чем оно подавится. Папа прибегает к благородной уловке, которая называется "pectoralis reservatio", то есть "нравственная оговорка", "et proprius motus" ("и власть собственных намерений"). Это сводится к следующему. Кто-нибудь получает в Риме лен, что подтверждается, как принято, законным документом, но тут появляется другой, с деньгами или с заслугами, о которых лучше и не упоминать, и добивается у папы того же самого лена. Папа дает лен ему, отнимая его у первого. Если раздаются упреки, что это несправедливо, то пресвятой отец утверждает, что его нельзя столь грубо и открыто осуждать за такие действия, и оправдывается тем, что в сердце своем и душе он предназначил этот лен для своего собственного полного владения, хотя до этого в течение всей своей жизни он никогда не думал и не слышал о нем. И таким образом обосновывается оговорка, в соответствии с которой он самовольно может лгать, обманывать, дразнить и дурачить всякого, и все это — беззастенчиво и открыто; и тем не менее [он ] хочет быть главой христианства, с помощью откровенной лжи делая возможным правление злого духа.

Своеволие и лживые оговорки папы порождают в Риме такие порядки, что никто этого не в состоянии передать. Там — купля, продажа, размен, обмен, суета, ложь, обман, грабеж, воровство, роскошь, блуд, подлость и пренебрежение Богом во всех видах, так что гнуснее не мог бы править и антихрист. Венецию, Антверпен, Каир нельзя даже сравнить с этой ярмаркой, с куплей-продажей в Риме; разве что там руководствуются разумом и правом, здесь же все происходит по воле самого дьявола. И как из моря растекается [оттуда ] по всему свету такая добродетель. Разве зря боятся такие люди Реформации и свободного Собора и разве не стремятся они перессорить всех королей и князей, чтобы благодаря их единству не был созван Собор? Кто же может допустить, чтобы обсуждались такие злоупотребления, свершенные им?

Наконец, для всех этих благородных проделок папа учредил собственный торговый дом, то есть палату датария в Риме . Туда должны обращаться все те, кто добивается таким [незаконным] путем ленов и приходов. Там можно покупать упоминавшиеся глоссы и должности и домогаться права заниматься таким архизлодейством. Раньше [просители] в Риме отделывались еще дешево, тогда можно было за деньги покупать или отменять право. Сейчас же там все настолько подорожало, что предварительно за большие деньги покупается разрешение учинять бесчинства. Если это не главный бордель среди всех борделей, какие только можно себе вообразить, то я не знаю, что называть борделем.

Если у тебя есть деньги в этом доме, то ты сможешь заняться всеми делами, о которых рассказывалось, и не только ими; за деньги любая сделка здесь будет оправдана, будет узаконено все наворованное, награбленное имущество. Здесь освобождают от обетов, здесь монахам разрешают выходить из орденов, здесь духовенству продается право на вступление в брак, здесь дети потаскух могут превратиться в рожденных в браке, здесь всякое бесчестие и позор превращаются в достоинства, здесь все зловредно порочные и низкие посвящаются в рыцари и становятся благородными; здесь признаются браки между близкими родственниками 78 или подлежащие запрету по другим причинам. О, здесь царит такое мздоимство и вымогательство, что создается впечатление, будто бы все духовные законы установлены лишь для того, чтобы увеличить для извлечения денег число ловушек, из которых должен освобождаться всякий, стремящийся остаться христианином. Здесь и дьявол станет святым, даже Богом; и то, что не в силах неба и земли, возможно в этой палате. Это называется "compositiones"79, однако "compositiones" должны вернее называться "confusiones"80. О, как жалко выглядят доходы рейнской таможни в сравнении с этой святой палатой!

Пусть не подумает никто, что я преувеличиваю. Это все происходит открыто, и даже в Риме должны признать, что это намного ужаснее доступного человеческому воображению. Я еще не затронул, да и не хочу затрагивать поистине адской кухни частных пороков. Но и, говоря лишь об обычных, повседневных делах, я, тем не менее, не нахожу слов. [Поэтому] епископы, священники и прежде всего университетские доктора, которым за это платят, должны в соответствии со своими обязанностями единодушно писать и вопиять об этом. Но переверни лист — и ты увидишь, что это не так.

Да, остается еще последнее, чего я также должен коснуться. Непомерное корыстолюбие, не довольствуясь всеми этими богатствами, которые наверняка удовлетворили бы и трех могущественных королей, затеяло передачу и продажу этих сделок Фугтеру из Аугсбурга 81, так что теперь пожалование, обмен, покупка епископств и ленов и любимое дело торговли духовными имуществами попало как раз в надежные руки, в которых сосредоточились как единое целое духовные и светские богатства. Я с удовольствием послушал бы такого высокоразумного человека, который в состоянии представить, что еще новенького может произойти из-за римского корыстолюбия; скорее всего случится, что Фуггер эти два торговых дела, слившихся в одно, также передаст или продаст кому-нибудь. По моему мнению, в конце концов это и произойдет.

Ведь все, что они похитили в разных странах посредством индульгенций, булл, грамот, касающихся исповеди 82, "удостоверений о масле" и других confessionalibus 84, все, что разворовывается и в этот момент, я считаю безделицей, подобной тому, когда попадают в ад, где [лишь] один дьявол. Я имею в виду не то, что все это приносит мало [дохода ] (ведь на это можно вполне содержать могущественного короля), а то, что эта безделица не идет ни в какое сравнение с описанным выше денежным потоком. До поры до времени я также умолчу, куда поступают деньги от продажи индульгенций. Об этом я попытаюсь рассказать как-нибудь в другой раз; в Кампофлоре 85, Бельведере 86и многих других местах осведомлены на этот счет предостаточно.

Поскольку такое дьявольское правление — не только открытый грабеж, обман и тирания врат адовых, а и порча тела и души христианства, мы обязаны приложить все усилия, чтобы воспротивиться такому поруганию и разрушению. Раз мы вознамерились сражаться с турками, то начнем там, где они зловреднее всего. Если мы на законном основании вешаем воров и обезглавливаем грабителей, то почему мы должны давать потачку римскому корыстолюбию — величайшему вору и разбойнику изо всех существовавших или могущих существовать на земле, — которое прикрывается священными именами Христа и святого Петра? Кто же, в конце концов, в состоянии молча сносить это? Почти все, что имеется в Риме, наворовано и награблено, и это подтверждают все исторические сочинения. Купить все это папа не мог. Ведь его владения настолько обширны, что только за назначения на должности своих служащих он может получить около миллиона дукатов, и это не считая доходов от казначейства и поместий. И Христос со святым Петром не оставили ему наследства, и никто другой не дал и не задолжал ему имущества, и не перешло оно к нему по праву давности. Так скажи же мне, откуда оно могло появиться у него? При этом обрати внимание на то, к чему они стремятся и что имеют в виду, посылая легатов 87 собирать деньги для борьбы с турками.

Хотя я слишком ничтожен для того, чтобы выдвигать предложения, направленные на исправление такого ужасного состояния дел, мне все же хочется разыграть фарс и сказать — насколько хватит моего разумения, — что вполне можно и нужно сделать светской власти и всеобщему Собору.

Во-первых, пусть каждый князь, дворянин, город решительно запретят своим подданным давать в Рим аннаты и вообще упразднят их. Ведь папа нарушил соглашение и превратил аннаты в грабеж, вызвавший упадок и позор всей немецкой нации; он дает [право собирать ] их своим друзьям, продает за большие деньги, на которые учреждает должности. Поэтому он потерял на них право и заслуживает наказания. Светской же власти надлежит защищать невиновных и противиться бесправию, в соответствии с поучениями святого Павла (Рим. 13) и святого Петра (1 Пет. 2), а также положениями канонического права (16 qu. 7 de filiis) 88. Обязанности папы и каждого из его приближенных можно выразить в словах: "tu ога" — "ты должен молиться"; императора и каждого дворянина: "tu protege" — "ты должен защищать"; народа: "tu labora" — "ты должен работать". Это не значит, что каждый не должен молиться, защищать, работать, так как все это: и молитва, и защита, и работа — завещано всем, кто занимается своим делом, — а то, что каждому предопределено особое занятие.

Во-вторых, папа со своими римскими интригами, коммендами 89, адъюториями 90, резервациями 91, gratiis exspectativis 92, папскими месяцами , инкорпорациями , союзами, пенсиями, паллиями , канцелярскими инструкциями и тому подобными мошенничествами, не имея на то ни права, ни власти, присоединяет к своим владениям немецкие церковные учреждения и либо раздаривает, либо продает их в Риме иностранцам, которые не делают ничего полезного в немецких землях, а епископства между тем ограничиваются в своих правах. Превращая епископов в нули, в истуканов, папа действует против своего канонического права, против природы и разума. Это в конечном счете приводит к тому, что приходы и лены из-за откровенного корыстолюбия продаются в Риме только грубым, невежественным ослам и негодяям, в то время как благочестивые, образованные люди не поощряются за их заслуги и знания; а бедный народ немецкой нации приближается к погибели вследствие нехватки подходящих просвещенных прелатов. Поэтому христианское дворянство должно выступить против папы как против всеобщего врага и разрушителя христианства, во имя спасения бедных душ, которые страдают из-за такой тирании. Пусть оно установит, потребует и предпишет, чтобы отныне ни один лен больше не переходил к Риму, ни одного — больше не добивались оттуда разными способами, но чтобы они, освобожденные от тиранической власти, оставались в стране. А для управления наилучшим образом этими ленами в пределах земель немецкой нации епископам должны быть возвращены их права и полномочия. Если же появится какой-нибудь куртизан 96, пусть ему строжайшим образом будет приказано исчезнуть или же броситься то ли в Рейн, то ли в ближайшую реку, чтобы утопить скрепленную печатью римскую грамоту об отлучении в холодной купели; тогда в Риме убедятся, что не на веки вечные потеряли немцы разум от беспробудного пьянства и однажды могут стать христианами, которые почитают Бога и славу Божию больше, чем власть людей, и не захотят терпеть поругания и издевательства над святым именем Христа, под покровом Которого творились такое злодейство и растление душ.

В-третьих, пусть император издаст закон, чтобы отныне утверждение епископов и каких бы то ни было должностей исходило не из Рима, а чтобы было восстановлено решение пресвятейшего и достославного Никейского Собора 97, в соответствии с которым епископ должен утверждаться двумя [епископами ] или архиепископом. Если папа намерен порвать решение этого и всех [других] Соборов, то какая тогда польза от Соборов? А может быть, кто-то дал ему власть не придавать значения Соборам и попирать их? В таком случае давайте упраздним всех епископов, архиепископов, примасов, превратим их в простых священников, чтобы над ними возвышался только папа. Ведь все равно он и сейчас решительно не позволяет епископам, архиепископам и примасам пользоваться их законной властью и правами, все присваивает себе, оставляя им лишь имя и бесполезный титул; и это зашло так далеко, что посредством таких его действий епископы отстраняются от предписанной им власти над монастырями, аббатами и прелатами, и поэтому в христианстве не остается даже подобия порядка. А отсюда должно следовать то, что действительно последовало: пренебрежение наказаниями и произвол творить зло во всем мире; так что я, по правде говоря, задумываюсь: не называть ли папу "hominem peccati" 98. Кого другого можно обвинить в отсутствии в христианстве повиновения, наказания, управления, порядка, [кого другого ], кроме папы, который собственной неограниченной властью связывает руки всем прелатам, отнимает у них розги, развязывая тем самым руки, даруя или продавая уступки своим приближенным.

Однако, чтобы он не жаловался на ограничение своей верховной власти, нужно установить, чтобы случаи, когда примасы или архиепископы не в состоянии решить дело или когда между ними возникли разногласия, передавались на рассмотрение папы, исключая, конечно, всякие мелочи. Так это делалось в старые времена, и так постановил достославный Никейский Собор. А если что можно решить без папы, то пусть и не обременяют его святейшества такими пустяками, чтобы он мог, как похваляется, опекать все христианство своей молитвой и прилежанием, и заботой, подражая примеру Апостолов, говоривших (Деян. 6): "Не хорошо нам, оставивши слово Божие, пещись о столах; мы постоянно пребудем в молитве и служении слова, а для дел созданы другие" . Но в теперешнем Риме царит лишь пренебрежение Евангелием и молитвой и попечение о столах, то есть о земных благах. А апостолы и папское правление сочетаются так же, как Христос с Люцифером 100, небо — с преисподней, день — с ночью; и все-таки римский первосвященник называет себя викарием Христа и преемником апостолов.

В-четвертых, пусть будет установлено, чтобы любое светское дело, в соответствии с каноническим правом, которое не соблюдается, рассматривалось светской властью, а не передавалось в Рим. Ведь служение папы должно заключаться в том, что он — начитаннейший в Писании, и в действительности, а не по должности, пресвятейший — управляет делами, относящимися к вере и святой жизни христиан; наставляет в этом примасов и архиепископов и с ними вершит дела и несет заботы — в соответствии с поучением святого Павла (1 Кор. 6), — и строжайшим образом наказывает их, если они вмешиваются в светские дела. Ведь всем странам наносится невосполнимый урон тем, что в Риме решают такие [светские] дела, связанные с большими издержками. К тому же эти судьи не знают нравов, законов, обычаев [той или иной] страны, а потому при решении дел зачастую руководствуются своими законами и личным мнением, что приводит к произволу по отношению к тяжущимся сторонам.

При этом также нужно запретить во всех церковных учреждениях отвратительные злоупотребления официалов 101, пусть они занимаются делами, относящимися к вере и улучшению нравов, и предоставляют светским судьям все, что касается денег, имущества и личности или чести. А светская власть, в случаях, когда не затрагивается вера или добронравная жизнь, не должна допускать отлучений и преследований. Духовная власть должна распоряжаться духовными ценностями, как этому учит разум; духовные же ценности — это не деньги и не преходящие блага, а вера и добрые дела.

Впрочем, можно допустить, чтобы дела, относящиеся к ленам или приходам, рассматривались епископами, архиепископами, примасами. К тому же, если нужно будет уладить раздоры и войны, примас Германии может возглавить обще [германскую ] консисторию 102, включающую в себя ученых-юристов и чиновников и действующую как signatures gratiae et justitiae 103 в Риме. В эту консисторию посредством апелляций должны постоянно поступать для рассмотрения дела из немецких земель, а должностных лиц нужно вознаграждать не как в Риме, т. е. подарками и приношениями, из-за чего они привыкают торговать правом и бесправием. Именно так они вынуждены сейчас поступать в Риме: папа не дает им никакого вознаграждения, позволяя им самим кормиться подарками. Ведь в Риме никого нисколько не беспокоит, что законно, а что незаконно, там думают лишь о том, что приносит деньги, а что — нет! [Должностных лиц консисторий можно вознаграждать ] за счет аннатов или придумать какой-нибудь иной путь; но это я предоставляю другим, более разумным и более опытным в делах, чем я. Я хотел только привлечь внимание и дать повод для размышления тем, которые могут и стремятся к тому, чтобы помочь немецкой нации вновь стать христианской и свободной от жалкого, языческого и нехристианского правления папы.

В-пятых, чтобы отныне никакие резервации 104 не имели силы и чтобы ни один лен больше не захватывался Римом ни в случае смерти владельца, ни при возникновении тяжбы, ни [при условии ], что он [раньше] принадлежал кардиналу или кому-нибудь из папской челяди. И пусть строго предпишут и проследят за тем, чтобы ни один куртизан не начинал тяжбы ни из-за какого лена, не вызывал [в суд ] благочестивых священников, не мучил и не изгонял их посредством денежных взысканий. А если в Риме в таких случаях прибегнут к отлучению или духовному принуждению, пусть это презирают, как отлучение жулика, которому не позволяют воровать. Да, их нужно строго карать за то, что они так преступно злоупотребляют отлучением и именем Божьим, усиливают свой разбой и лживыми, беспочвенными угрозами хотят довести нас до того, чтобы мы терпели и восхваляли такое поношение имени Божьего и злоупотребление христианской властью, становясь перед Богом соучастниками их мошенничеств, в то время как мы обязаны противиться им во имя Божие, в соответствии с высказыванием святого Павла (Рим. 1): "Делающие такие дела достойны смерти не только за то, что их делают, но и делающих одобряют" 105. Однако прежде всего нетерпимо лживое reservatio pectoralis 106, которое позорно подвергло публичному бесчестию и издевательству христианство, ибо его глава у всех на виду распространяет ложь и ради проклятых денег и [земных] благ бесстыдно обманывает и дурачит [каждого].

В-шестых, пусть также будут упразднены casus reservati, оговоренные случаи 107, посредством которых у людей не только вымогается уйма денег, но и многие несчастные души вводятся лютым тираном в соблазн и заблуждение, что влечет за собой невосполнимый ущерб для их веры в Бога. В особенности же это касается забавных детских проделок, по поводу которые они сгущают краски в булле "In coena Domini" 108, но которые нельзя рассматривать даже как повседневные грехи. Что же говорить о таких значительных проступках, которые не прощаются никаким папским отпущением, например: создание препятствий для паломничества в Рим, продажа туркам оружия, подделка папских посланий? Ну разве не водят они нас за нос при помощи такого грубого, нелепого, неловкого шарлатанства? Содом и Гоморра и все прегрешения против Божественных заповедей, которые совершались и могут быть совершены, не относятся к casus reservati, но то, чего Бог не заповедал и что они сами выдумали, может считаться casus reservati, лишь бы никому не препятствовали доставлять в Рим деньги, лишь бы, защищенные от турок, [папа и его сторонники ] наслаждались жизнью, подчиняя мир своей тирании при помощи пустых, бесполезных булл и посланий.

Поэтому справедливо было бы сделать это свидетельство достоянием всех священников или ввести всеобщий порядок, при котором ни один тайный, сокровенный грех не считался бы "оговоренным случаем", но чтобы каждый священник был вправе отпускать всяческие грехи, как бы они ни назывались, когда были тайными; и чтобы вместе с тем ни аббат, ни епископ, ни папа не обладали властью прибегать к оговоркам при рассмотрении какого-нибудь греха. Если они станут это делать, то не стоит придавать этому никакого значения, а они пусть будут подвергнуты наказанию, как вторгающиеся без позволения в область Божьего Суда и беспричинно губящие и отягощающие бедные, неразумные души. В случаях же тяжкого, открытого греха, особенно против заповедей Божьих, есть, конечно, основания для casus reservati, но также не для слишком многих, и не по собственном произволу, без причины. Ведь Христос, как свидетельствует святой Петр (1 Пет. 5), назначил в Своей Церкви не тиранов, а пастырей.

В-седьмых, пусть римский престол упразднит оффиции, уменьшит число пресмыкающихся и лебезящих в Риме, а папская челядь пусть содержится за счет средств самого папы; и двор его не должен превосходить пышностью и расточительством дворы всех королей, ибо такой образ жизни не только не служит делу христианской веры, но и препятствует ученым занятиям и молитве до такой степени, что они сами уже почти не знают, что говорить о вере. Это они бесцеремонно подтвердили на последнем римском Соборе 109, где наряду с принятием многих детских легкомысленных статей было также решено, что душа человеческая бессмертна и что священник по меньшей мере раз в месяц обязан молиться, если он не хочет потерять свой лен. Как могут судить о христианстве и делах веры закоснелые люди, которые, ослепнув от чрезмерного корыстолюбия, богатства и светской роскоши, только теперь впервые постановляют, что душа бессмертна? Немалым позором для всего христианства является то, что в Риме так оскорбительно обходятся с верой. Если бы у них было меньше богатств и роскоши, они могли бы больше учиться и молиться, чтобы стать достойными и способными к решению дел, касающихся веры. Ведь такими они были в старые времена, когда стремились быть епископами, а не королями всех королей.

В-восьмых, пусть будут упразднены тягостные, мучительные клятвы, к которым папа безо всяких на то оснований принуждает епископов, чтобы подчинить их себе как рабов, и что по его собственному произволу и великому недоразумению установлено в негодной, невежественной главе "Significasti" . Разве недостаточно обременять наше имущество, тело и душу многими безумными законами, посредством чего ослаблена вера и пришло в упадок христианство? Они, кроме того, поработили личность, ее службу и работу, [присвоили ] инвеституру , [правом ] которой раньше обладали немецкие императоры и еще ныне обладают короли Франции и некоторых [других ] королевств. Из-за инвеституры они вступали с императорами в ожесточенные войны и распри, длившиеся до тех пор, пока не захватили ее посредством наглого насилия, и удерживают до настоящего времени, как будто изо всех христиан на земле одни немцы должны быть козлами отпущения для папства и римского престола и сносить то, чего уже никто не хочет ни терпеть, ни допускать. И поскольку эти действия представляют собой неприкрытое насилие и разбой, препятствуют законной епископской власти и наносят вред бедным душам, император со своим дворянством обязан защитить их от такой тирании и покарать ее.

В-девятых, пусть папа не имеет над императором никакой власти, кроме [права ] помазывать его перед алтарем и короновать, как епископ коронует короля, и отныне пусть никогда не допускается дьявольское чванство — чтобы император целовал ногу папе, или преклонял пред ним колени, или, как рассказывают, держал стремя и уздечку его мула, когда он садится в седло, отправляясь на прогулку; и тем более пусть он не клянется папе в благоволении и верноподданничестве, чего бесцеремонно требуют папы, как будто бы они имеют на это право. И глава "Solite" , в которой папская власть превозносится над императорской властью, не стоит и одного геллера, как и все те, кто ссылается на нее или трепещет перед ней, поскольку в ней не содержится ничего, кроме подавления священного слова Божия и вытеснения его истинного смысла собственными домыслами, как я это показал в сочинении, написанном на латинском языке 113.

Такие чрезмернейшие, высокомернейшие, беззаконнейшие затеи папы придумал дьявол, чтобы приблизить время антихриста и вознести папу выше Бога, для чего уже многое делалось и делается. Но не подобает папе возвышаться над светской властью, исключая лишь духовное служение, к которому относятся проповедь и отпущение грехов. В других же делах он должен быть ниже, как учат Павел (Рим. 13) и Петр (1 Пет. 3), что было уже отмечено мною. Он наместник не Христа на небесах, но только — Христа на земле. Ведь Христос на небесах, в царствующем образе, не нуждается ни в каком наместнике, но восседает, созерцает, творит и может все. Папа должен был бы подражать Тому Христу — служителю, Который был на земле: Его трудам, проповедям, страданиям и смерти. А они все извратили: отняли у Христа небесный царственный образ и наделили им папу, предав образ служителя полному забвению. А между тем папу, скорее, следует считать врагом Христовым, называемым в Писании "антихристом". Ведь вся его сущность, все его дела и начинания противоречат Христу и лишь разрушают и уничтожают смысл деяний Христовых.

Смешным и ребяческим представляется и то, что папа, прибегая к подтасовкам, похваляется в своих декреталиях "Pastoralis" 114, будто бы он законный наследник особождающегося императорского престола. Кто позволил ему это? Уж не Христос ли, Который изрек: "Господин язычников — князь, но так не должно быть между вами" 115. А может, он унаследовал такие притязания от святого Петра? Меня также возмущает, что бесстыдная, грубая, невероятная ложь, дьявольское измышление, содержащееся в каноническом праве, навязывается нам как христианское учение. А такой фальшивки, как De donatione Constantini 116, и свет не видывал! Это, должно быть, особая кара Божия, что многие разумные люди поддаются внушению и верят написанному, хотя ложь настолько примитивна, что, мне думается: пьяный крестьянин — и тот смог бы соврать более ловко и умело. Разве можно совместить с управлением империей проповедь, молитву, ученые занятия, заботу о бедных, то есть такие обязанности, которые непосредственнейшим образом касаются папы? Ведь Христос строго-настрого запретил владеть имуществом и деньгами и управлять даже одним-единственным домом тем, кто притязает на такое служение (Мф. 10, 10). А папы хотят управлять империей, оставаясь при этом папами. Все это происки мошенников, которые, прикрываясь папским титулом, не прочь стать господами над миром и посредством папской власти и имени Христова вновь восстановить в прежнем виде разрушенную Римскую империю.

В-десятых, пусть папа умерит свой аппетит и не точит зубы на чужой каравай — не присваивает себе никаких титулов королевств Неаполитанского и Сицилийского 117. Обладая на них такими же правами, как и я, он тем не менее хочет быть их ленным владыкой. Это разбой и произвол. [И таким путем] приобретены почти все его владения. Поэтому император не должен позволять ему [захватывать ] такие лены, а если это произойдет, не одобрять более, но, сославшись на Библию и молитвенник, указать, что он должен предоставить светским властям право управления странами и землями, в особенности теми, которых ему никто не давал, а его дело — проповедь и молитва.

Такой подход должен также соблюдаться по отношению к Болонье, Имоле, Виченце, Равенне и всему, что папство захватило при помощи насилия в Анконе, Романье и многих землях Италии. [Всеми этими] землями оно владеет не по праву, к тому же вмешивается в их дела, что противоречит всем заповедям Христа и святого Павла. Ведь святой Павел сказал: "Никто да не вмешивается в дела житейские, кто должен блюсти Божественное воинство" 118. А папа, который должен быть главой и первым в этом воинстве, занимается светскими делами больше, чем какой бы то ни было император или король. Значит, нужно помочь ему избавиться от этого и дать возможность блюсти свое воинство. Христос, наместником Которого провозглашает себя папа, не хотел иметь никаких дел со светским правлением и сказал требовавшему у него осуждения брата своего: "Кто поставил меня судьей?" 119. Папа же, не внемля увещеваниям, вторгается в светское правление, как Бог берется за все дела, совсем забывая о Христе, наместником Которого он себя объявляет.

В-одиннадцатых, пусть будет прекращен обряд целования ног у папы. И то, что жалкий, грешный человек дает целовать свою ногу тому, кто во сто раз лучше его — это образец нехристианских, более того — дьявольских нравов. Если это творится из-за уважения к власти, то почему тогда папа не делает того же по отношению к другим, ради почитания святости. Сравните их: Христа и папу. Христос омыл и отер ноги Своим ученикам, а ученики никогда не омывали Ему ног. Папа, как стоящий выше Христа, переиначивает это и, позволяя целовать свою ногу, выдает это за великую милость. Да если даже кто-то и добивался бы от него этого, то нужно было бы противиться этому изо всех сил, подражая святому Павлу и Варнаве, которые, не позволив в Листре почитать себя как богов, сказали: "Мы — подобные вам человеки" 120. А наши льстецы сотворили нам идола. И это привело к тому, что перед Богом трепещут меньше, чем перед папой, и никто не воздает Ему таких почестей, [как папе ]. И ни в коем случае не допускается умаление папского величия. Если бы они были христианами и почитали славу Божию более, чем свою, то папа не радовался бы, замечая, что слава Божия пренебрегается, а его собственная увеличивается, и никому не позволил бы восхвалять себя и добился бы того, чтобы слава Божия вновь воссияла и стала ярче его славы.

Это чудовищное, возмутительное высокомерие достигло таких пределов, что папа уже не довольствуется ездой верхом или в карете, но, хотя он вполне крепок и здоров, заставляет людей нести себя, как идола, с неслыханным великолепием. Любезный, как же сравнивать такое люциферовское чванство с образом жизни Христа, Который ходил пешком наравне со всеми своими апостолами? И был ли где-нибудь светский правитель, который выезжал бы так по-светски и с такой пышностью, как выезжает тот, кто хочет быть главой всех презирающих светское великолепие и избегающих его, то есть христиан? Это, конечно, не значит, что мы особенно беспокоимся о нем самом, [т. е. о папе ]. Но если мы станем льстить такому высокомерию и не будем проявлять своего негодования, то праведный гнев Божий не минет и нас. Мы сыты по горло папскими неистовствами и безумством и хватит одобрять их и способствовать им.

А какие чувства может или должен испытывать христианин при виде папы, который во время причащения преспокойно восседает, как вельможный дворянин, и принимает Причастие, подаваемое ему коленопреклоненным кардиналом на позолоченном тростнике, как будто бы Святое Причастие недостойно того, чтобы папа — жалкий, смрадный грешник — стоя воздал хвалу своему Господу; в то время как все другие христиане, которые намного святее пресвятейшего отца — папы, принимают Причастие с величайшим благоговением! Поэтому не стоит удивляться, если Бог покарает всех нас, примирившихся с Его поношением, восхваляющих наших прелатов. Ведь наша робость и наша лесть способствуют их проклятому высокомерию.

Теперь посмотрим на папу, когда он несет Святые Дары в процессии: несут его, а Святые Дары стоят перед ним, как кубок с вином, на столе. Короче говоря: Христос в Риме — ничто, папа — все. А нас между тем уговаривают и принуждают, вопреки Богу и всему христианскому учению, одобрять, восхвалять и почитать такой противохристианский обычай. Да поможет Бог свободному Собору указать папе, что он тоже человек, а не Бог, подчиненный Самому Себе.

В-двенадцатых, пусть будут упразднены паломничества в Рим или пусть никому не разрешается отправляться туда ради любопытства или показного благочестия; разве что предварительно его священник, город или господин признают, что для паломничества имеются веские и добропорядочные основания. Я говорю это не потому, что паломничество — зло, но потому, что в наше время оно способствует порче нравов. Ведь в Риме паломники видят не добронравие, а лишь суетные соблазны. И они сами сложили поговорку: "Чем ближе Рим, тем порочнее христиане". Оттуда приносят они пренебрежительное отношение к Богу и к Божьим заповедям. Говорят, что кто впервые отправляется в Рим, ищет там соблазна, во второй раз он его находит, в третий раз — приносит его с собой. А сейчас они так наловчились, что намеченное на три паломничества осуществляют в течение одного и, воистину, доставляют нам из Рима такие штучки, что лучше было бы, если бы они никогда не видели Рима и не знали о нем.

Но даже если бы и не было этих штучек, все-таки остается еще самое существенное, а именно то, что простодушных людей паломничества приводят к обманчивым упованиям и к неверию в Божьи заповеди. Ведь они считают, что такое паломничество представляет собой полезное, доброе дело, но это не так. Оно — доброе дело лишь в ничтожной степени, а свершаемое многократно — злое, вводящее в соблазн занятие, потому что Бог не заповедал его. Заповедал же Он, чтобы муж заботился о своей жене и детях и обо всем, что подобает пребывающему в браке, и при этом еще служил и помогал своим ближним. А в наше время бывает, что свершающий паломничество в Рим расходует от пятидесяти до ста или более гульденов ради того, чего ему никто не предписывал, а его жена и дети или кто-то из его ближних в это время дома терпят нужду. Неразумный же муж считает, что он может искупить свое непослушание и пренебрежение Божьими заповедями предпринятым самовольно паломничеством, тогда как на самом деле оно — праздное любопытство или дьявольский соблазн. Папы поощряют [паломничество] и тем, что провозглашают дурацкие "золотые годы". Тем самым они будоражат народ, отвлекают его от Божьих заповедей, прельщая своими собственными порочными затеями, осуществляя то, что должны были бы запретить. Но это приносит деньги и укрепляет ложную власть, а потому-то они продолжают свои затеи, даже если последние направлены против Бога или святости душ.

Чтобы искоренить такую ложную веру, вводящую в соблазн простых христиан, и вновь установить истинное понимание добрых дел, нужно отказаться от всяческих паломничеств, так как в них нет ничего хорошего — ни следования заповеди, ни послушания, — а лишь бесчисленные поводы к прегрешению и пренебрежению Божьими заповедями. Отсюда — и такое множество нищих, которые во время паломничеств беспрестанно занимаются жульничеством, без нужды учатся попрошайничать и привыкают к этому.

Отсюда берут начало также бродяжничество и столько бедствий, что я сейчас не в состоянии перечислить все это. Но отныне тому, кто захочет идти на поклонение или дать обет паломничества, подобало бы предварительно указать мотивы своему священнику или господину. Если окажется, что в основе этого — стремление свершить "доброе дело", то пусть этот обет и это "дело" будут без раздумий отклонены священником или господином, как дьявольское наваждение, а паломнику пусть будет указано, что деньги и усилия, связанные с паломничеством, должны быть использованы во имя выполнения Божьих заповедей и ради свершения в тысячу раз лучших дел, а именно: для содержания его семьи и для помощи нуждающимся ближним. Если же он [пускается в путь] из-за любознательности, чтобы увидеть страны и города, то это можно предоставить на его усмотрение. Но если он, заболев, дает обет совершить паломничество, то надо освободить его от этого обета. И, возвеличивая Божьи заповеди, надо переубедить [паломника], чтобы он довольствовался данным при крещении обетом соблюдения Божьих заповедей. Правда, чтобы успокоить его совесть, можно позволить ему единожды исполнить несуразный обет. Ведь никто не хочет держаться столбовой дороги Божественных заповедей; каждый проторивает себе новый путь и [создает новые ] обеты, как будто бы все Божьи заповеди уже выполнены им.

В-тринадцатых, коснемся великого множества тех, которые, давая много обетов, исполняют лишь немногие. Не гневайтесь, любезные господа, я говорю об этом с благими намерениями. Эта горькая и вместе с тем сладкая истина заключается в том, чтобы отныне не позволять больше строить нищенствующие монастыри; помилуй Боже, их и так слишком много. Да, то воля Божья, чтобы все они были упразднены или сохранены в двух-трех местах. Ничего хорошего не приносит и никогда не приносило бродяжничанье по стране с протянутой рукой. Поэтому я советую объединить десять [монастырей], или сколько необходимо, в один, достаточно обеспеченный, который не смел бы заниматься нищенством. Ведь так будет намного основательнее предусмотрено все необходимое для святости общины, чем это установили святые Франциск 122, Доминик 123, Августин 124 или кто бы то ни было. К тому же эти установления не соблюдались.

И пусть монахи больше не проповедуют и не исповедуют, за исключением случаев, когда их позовут и попросят об этом епископы, священники, община или власти. Ведь такие проповеди и исповеди вызывают лишь суетную вражду и зависть между священниками и монахами, а среди простого народа возникают раздоры и волнения. Упразднить это — правильная и своевременная [мера ], а потому она может быть рекомендована. Представляется, что умножение этих полчищ [монахов ] римским престолом не останется без последствий; духовенство и епископства, выведенные из себя его тиранией, однажды настолько усилятся, что начнут Реформацию, которую его святейшество не вынесет.

К тому же должны быть упразднены и многочисленные секты и группировки в одном и том же ордене, которые иногда возникают по совершенно ничтожным поводам и еще большими мелочами поддерживаются в борьбе, ведущейся с невыразимой ненавистью и завистью, в то время как христианская вера, достаточно прочная и безо всех этих словопрений, приходит в упадок в двух [враждующих] станах. Праведную же христианскую жизнь сводят к внешним законам, делам и поведению, следствием чего является лишь лицемерие и порча душ; и это наблюдает каждый.

Следует также запретить папе учреждать или утверждать новые ордена; кроме того, он должен отдать распоряжение, чтобы некоторые из них упразднили или свели к меньшему количеству, поскольку христианская вера, которая сама по себе —высшее благо, не зависящее от поддержки любых орденов, подвергается немалой опасности из-за того, что люди легко вводятся в заблуждение многочисленными делами и обрядами и начинают уделять большее внимание этим делам и обрядам, чем вере. И если в монастырях нет мудрых прелатов, которые отдают предпочтение вере перед орденскими уставами, то невозможно, чтобы орден не совратил и не ввел в соблазн неискушенные души, которые уделяют внимание лишь делам.

Однако сейчас, в наше время, почти повсюду исчезли прелаты, похожие на тех, которые основывали ордена, придерживаясь веры. В старину дети Израилевы вскоре после смерти патриархов, познавших деяния и чудеса Божьи, из-за непонимания Божественного промысла и веры начали обучать своих детей идолопоклонству и [превозносить] свои, человеческие дела. И сейчас некоторые [монашеские] ордена, к несчастью, перестав понимать Божественные деяния и веру, стоически изводят себя своими собственными правилами, уставами и распорядками, стараются и трудятся, и все же никак не могут приблизиться к истинному пониманию духовной, праведной жизни, как возвестил Апостол (2 Тим. 3), говоря: "Они будут иметь вид благочестия и ничего более; [они ] всегда учащиеся и никогда не могущие дойти до познания того, что такое истинно духовная жизнь"125. Поэтому в тех местах, где нет осененного Духом, осведомленного в делах христианской веры настоятеля, лучше вообще не учреждать ни одного монастыря. Ведь иные [настоятели] приносят своим управлением только вред и погибель, усиливающиеся в такой степени, в какой они усердствуют в святой и праведной жизни, выражающейся в их внешних делах.

По моему мнению, следовало бы, особенно в наше тревожное время, восстановить в устройстве духовных учреждений и монастырей тот порядок, который был вначале введен Апостолами и сохранялся долгое время после них. Тогда каждый мог свободно оставаться в любом из них, сколько ему заблагорассудится. Ведь чем иным были духовные заведения и монастыри, как не христианскими школами, где учили [пониманию] Писания и христианскому послушанию и где воспитывали людей для управления и проповеди? [Из книг] мы узнаем, что святая Агнесса 126 училась в школе. Такое же можно еще и сейчас видеть в некоторых женских монастырях, например в Кведлинбурге и других местах. Воистину, все духовные учреждения и монастыри должны быть настолько свободными, чтобы служить Богу добровольным, а не принудительным служением.

Но впоследствии [монастыри] превратили в вечную тюрьму, навязав им обеты, которые почитаются больше, чем Крещение. А какие плоды это приносит, мы видим, слышим, читаем и узнаем день ото дня все чаще и чаще. Я хорошо понимаю, что этот мой совет можно расценивать, как совершенно неразумный, но это меня сейчас не волнует. Я предлагаю то, что мне кажется полезным; кому не угодно — пусть [мои предложения ] отвергнет. Я достаточно насмотрелся на то, как соблюдаются обеты, особенно [обет] целомудрия, обязательный для монастырей и вместе с тем Христом не заповеданный, а предназначенный лишь для немногих, как свидетельствует Он сам и святой Павел 127. Я очень хотел бы помочь каждому не отягощать свою христианскую душу человеческими, произвольно придуманными правилами поведения и уставами.

В-четырнадцатых, мы видим также, как происходит порча духовенства и [как ] некоторые бедные священники, обремененные сожительницами и детьми, отягощают свою совесть 128, и все-таки никто не пытается им помочь, хотя помочь стоило бы. Если папа и епископы предоставляют это воле случая, позволяя погибать тому, что погибает, то я, стремясь спасти свою совесть, хочу свободно высказаться и, несмотря на возмущение папы, епископов или кого бы то ни было, сказать следующее. По установлениям Христа и Апостолов в каждом городе должен быть приходской священник или епископ. Об этом однозначно пишет Павел (Тит., 1). Этот священник не принуждается жить без законной жены и может жениться. Ведь святой Павел провозглашает (1 Тим., 3 и Тит., 1): "Епископ должен быть непорочен, одной жены муж, детей содержащий в послушании со всякою честностью". А у святого Павла священник и епископ одно и то же, как это удостоверяет святой Иероним 129. Теперешние же епископы, о которых Писание не упоминает, утверждаются в соответствии с общепринятыми в христианстве правилами, чтобы распоряжаться многими священниками.

Таким образом, Апостол недвусмысленно показывает нам, что организация христианства должна быть следующей: жители каждого города из своей среды выбирают образованного, благочестивого горожанина, поручают ему пастырское служение и содержат его за счет общины, предоставляя на его свободное усмотрение, жениться ему или нет. При нем должно быть несколько духовных лиц, или диаконов, которые также по собственному желанию могут и жениться, и оставаться холостыми. Они помогают воспитывать прихожан и общину посредством проповедей и Таинств, как это сохранилось доныне в Греческой Церкви. Сохранилось, несмотря на то, что были неоднократные преследования еретиков и споры с ними; и многие святые отцы добровольно отказывались от брачного состояния, чтобы учиться с большим прилежанием и в любое время быть готовыми к смерти и к борьбе.

Но римский престол эти исключения произвольно возвел в ранг всеобщей заповеди и запретил духовному сословию вступать в брак. Такое ему внушил дьявол. А святой Павел предвидел это (1 Тим., 4): "Придут учителя и принесут дьявольское учение, запрещающее вступать в брак" 130 и т. д. Из-за этого, к несчастью, возникло столько бедствий, что их и не описать. Этим Греческой Церкви был дан повод для отделения 131; к тому же, как происходит со всем, что затевает и творит дьявол, умножились до бесконечности раздоры, прегрешения, бесчестие и соблазны. Так что же нам делать?

Я советую вновь сделать свободным и предоставить на усмотрение каждого отдельно взятого духовного лица вступление в брак или безбрачие. Но в этом случае должно значительно измениться [духовное ] правление и порядок [владения духовными ] имуществами; все каноническое право нужно предать забвению, да и количество ленов, отходящих к Риму, должно быть сокращено. Я думаю, что причиной установления жалкого, нецеломудренного целомудрия [духовенства ] было корыстолюбие, которое ведет к тому, что каждый хочет стать священником и каждый готовит к этому своих детей, но не с намерением вести целомудренную жизнь — этого можно достичь и без принадлежности к духовному сословию, — а лишь ради преходящей святости, достигнутой без труда и забот, что противоречит заповеди Божьей (Быт. 3): "В поте лица твоего будешь есть хлеб". [Но это изречение духовенство] истолковало так, что будто бы его работа — молитвы и мессы.

Я не касаюсь здесь папы, епископов, аббатов, священников и монахов, [служение ] которых Бог не заповедал. Если они сами возложили на себя бремя, то пусть и несут его. Мне хочется поговорить [только ] об учрежденном Богом служении проповедников, которые должны посредством проповедей и Таинств наставлять общину, жить в одном месте с прихожанами и содержать дома свои. А христианскому Собору надлежит предоставить им право свободного вступления в брак, во избежание соблазнов и прегрешений. Ведь если Бог не обязывал их [оставаться холостыми ], то никто — даже уподобившийся ангелу небесному, не говоря уже о папе, — не должен и не может никого из них принуждать [к целибату ]. И то, что, вопреки этому, установлено в каноническом праве, — всего-навсего басня и благоглупость. Далее советую я, чтобы отныне тот, кто посвящается в проповедники или вообще [принимает духовный сан], ни в коем случае не давал епископу обета блюсти целомудрие, а, напротив, возражал ему, что принуждать к таком обету — не в его власти и что подобные действия — дьявольская тирания. Если же он, [давая обет целомудрия ], должен или хочет, как некоторые, добавить: quantum fragilitas humana permittit 132, — то каждое из этих слов следует понимать как свободное negative, id est: поп promitto, castitatem133, потому что fragilitas humana non permittit caste vivere 134. Ведь только angelica fortitude et coelestis virtus 135, благодаря чему он сохраняет незапятнанной совесть и безо всяких обетов.

Я не хочу ни советовать, ни запрещать каждому отдельно взятому [священнику ], у которого еще нет жены, ни вступать в брак, ни оставаться в безбрачии; пусть он придерживается общепринятого христианского порядка и своего собственного доброго разумения. Но от страждущей общины я не намерен скрывать свой доверительный совет. Я не хочу воздерживаться и от утешения тех, кто, связанный по рукам и ногам сожительницами и детьми, переживает позор и муки совести из-за того, что их поносят как "поповских наложниц" и "поповских детей", — и открыто скажу, по своему праву придворного шута, следующее.

Можно встретить многих благочестивых священников, которых тем не менее никто не считает добродетельными, потому что по своей слабости они вступили с женщиной в связь, расцениваемую как позор, хотя в глубине сердца они решили навсегда остаться рядом в истинной супружеской верности. И если они смогли следовать этому с чистой совестью, невзирая на публичные насмешки, то, воистину, их брак угоден Богу. И я считаю, что если они приняли такое решение и живут вместе, то, да спасут они совесть свою: пусть священник считает ее законной женой, заботится о ней и вообще добропорядочно живет с ней как законный супруг, невзирая на одобрение или несогласие папы и несоответствие духовному или светскому закону. [Вступление в брак] больше зависит от святости твоей души, чем от тиранических, самовластных, кощунственных законов, которые и для святости не нужны, и Богом не заповеданы. И нужно действовать, как дети Израилевы, которые похитили у египтян причитавшуюся им плату 136, или как раб, укравший у своего злонамеренного господина заработанное 137; точно так же похищай и ты у папы свою законную жену и детей.

У кого есть вера, чтобы решиться на это, пусть смело следует за мной; я не обману его. Если я не имею такой власти, как папа, то все же во власти моей, как христианина, помочь своему ближнему и дать обоснованный совет, касающийся его грехов и опасений. Во-первых, не каждый священник может обойтись без жены, которая [нужна ему ] не только как женщина, но в гораздо большей степени ради ведения домашнего хозяйства. В состоянии ли он взять в услужение женщину, как ему позволяет папа, не вступая с ней в брачные отношения? Что же это творится? Оставляют вместе мужчину и женщину и в то же время предостерегают их от падения. Не равнозначно ли это тому, чтобы, соединив солому с огнем, запретить им дымиться и гореть? Во-вторых, папа не властен запретить это, точно так же, как не в его власти запретить есть, пить, отправлять естественные надобности или прибавлять в весе. Поэтому никто не обязан [соблюдать безбрачие ], а папа несет ответственность за все грехи, которые отсюда следуют, за все потерянные вследствие этого души, за корчащуюся в муках совесть [людей ], сбитых им с толку. И было бы правильным, если бы уже давно его кто-нибудь изгнал бы из мира. Ведь он толкнул бесчисленное множество душ на путь дьявольской погибели, хотя я надеюсь, что ко многим из них Бог на том свете будет милостивее, чем папа в их земной жизни. Не было еще и никогда не будет ничего хорошего от папства и от его законов. В-третьих, несмотря на папский закон и вопреки ему, браки все же заключаются, — с его законом уже покончено и он не имеет никакого значения. Ведь заповедь Божья о том, что никто не должен разлучать мужчину с женщиной (Мф. 19, 6), намного превосходит папский закон, и нельзя ради папского приказа предать забвению заповедь Божью, хотя многие выжившие из ума юристы совместно с папой выдумали impedimenta 138, при помощи которых, упразднив заповедь Божью, усложнили, запутали и затруднили брачное состояние. Что тут можно сказать? Разве во всем папском духовном законодательстве найдется хотя бы две строки, которые могли бы направить на путь истинный благочестивого христианина, и разве в нем, к несчастью, нет такого множества ошибочных и опасных предписаний, что лучше всего было бы бросить их в навозную кучу.

Но если ты скажешь, что [вступление в брак] вызовет возмущение и что предварительно нужно получить диспенсацию 139 у папы, то я отвечу, что возмущаться нужно действиями римского престола, который без права и вопреки Богу установил такой закон. А Бог и Священное Писание не осуждают вступление в брак. К тому же, если папа может освободить за деньги от своих корыстолюбивых, тиранических законов, то тогда и каждый христианин может дать такое же освобождение ради Бога и спасения души. Ведь Христос освободил нас от всех человеческих законов, в особенности, если они направлены против Бога и спасения души, как учит святой Павел (Гал., 5 и 1 Кор., 9).

В-пятнадцатых, я не забыл и о бедных монастырях. Злой дух, который в наше время сбивает с пути истинного все сословия человеческими законами и делает их невыносимыми, почил также на некоторых аббатах, аббатисах и прелатах, и они, подобно всем мучителям — подручным дьявола, так управляют своими братьями и сестрами [во Христе], что те скоро прямым путем попадут в ад и будут влачить там жалкое существование. Они приписали себе [право ] исповедовать все или только некоторые сокровенные смертные грехи, которые ни один брат не может отпустить другому, связанный обетом послушания и из-за опасения быть отлученным. А сейчас во всех монастырях можно найти не только ангелов, но и [людей] во плоти, которые скорее претерпят все отлучения и угрозы, чем захотят покаяться в своих сокровенных грехах прелатам и некоторым духовникам; затем с такой совестью они идут к Причастию, вследствие чего становятся irregulares 140 и ввергаются в еще большую скорбь. О, слепые пастыри, о, потерявшие разум прелаты, о, хищные волки!

В таком случае я говорю: если грех совершен открыто или стал известным, то лишь одному прелату подобает налагать епитимью 141 и лишь эти и никакие другие [грехи ] он может исповедовать и отпускать. Над сокровенными прегрешениями у него нет власти, хотя бы это были тягчайшие изо всех существующих грехов. И если прелат их отпускает, то он — тиран, не имеющий на это права и вторгающийся в Суд Божий. Поэтому я советую этим чадам — братьям и сестрам: если начальствующие не дают разрешения исповедоваться в сокровенных грехах тому, кому ты хочешь, то решись на это сам и покайся своему брату или сестре, кому угодно, — пусть дадут тебе отпущение и утешение, а затем иди и делай, что захочешь и что надо, и твердо верь в то, что ты освобожден от греха и что он не довлеет над тобой. А отлучение, исключение из ордена и другие кары пусть тебя не тревожат и не вводят в заблуждение; они распространяются не далее, чем на совершенные открыто или на ставшие известными грехи, в которых некоторые не хотят признаваться. Но тебя это не касается. Что же ты берешь на себя, слепой прелат, намереваясь своими угрозами бороться с сокровенными грехами? Оставь то, чего ты не можешь оберегать открыто, пусть Суд и Милость Божий тоже коснутся [чад] твоих. Ведь он поручил их тебе не настолько, чтобы самому не иметь на них никакого влияния. Нет, твоя власть далеко не беспредельна; пусть твой статут остается статутом, но не переноси его на небеса, в [область] Суда Божия!

В-шестнадцатых, нужно было бы также совершенно упразднить или, по крайней мере, сократить юбилейные годы, праздники в честь святых и заупокойные мессы, потому что, как мы видим, их превратили в насмешку и проводят только ради денег, обжорства и пьянства. А это несказанно гневит Бога. И вряд ли ублаготворяют Бога, когда [во время] убогих ночных богослужений и месс [слышится] лишь жалкое бормотание и монотонное пение, но нет ни чтения, ни молитвы, а если и проводят моление, то не из-за бескорыстной любви к Богу, а ради денег и по обязанности. Но ведь это немыслимо, чтобы Бог был ублаготворен или у Него можно было бы чего-нибудь добиться при помощи действия, свершаемого не из чувства бескорыстной любви. И будет по-христиански, если мы упраздним или, по крайней мере, сократим все, что, как мы видим, стало употребляться во зло и более гневит, чем умилостивляет Бога. Для меня было бы отрадней, Богу угодней, а для всех намного лучше, если бы духовные учреждения, церкви или монастыри собрали в кучу все свои годовые мессы и ночные службы и в течение суток с сердечной строгостью, набожностью и верой во всех своих заступников отправляли бы [только ] одну полноценную ночную службу и [одну] мессу, вместо того, чтобы служить их по много тысяч в году: каждому [человеку ] — особую, отправляемую без надлежащего благоговения и веры. О, любезные христиане, Богу нужно молиться немного, но всей душой, ибо Он порицает долгие и частые моления (Мф. 6) и подчеркивает, что награда за них — лишь еще большие мучения. Но корыстолюбие, которое не может доверительно относиться к Богу, отправляет богослужение по-своему и [всячески] поддерживает его, иначе оно умерло бы с голоду.

В-семнадцатых, следует также отменить некоторые взыскания или наказания канонического права, в особенности интердикт 142, который, безо всякого сомнения, придуман злым духом. Разве это не затея дьявола, что один грех хотят искупить при помощи многих, более тяжких грехов? Ведь замалчивать или ниспровергать Божье слово и службу — это гораздо больший грех, чем если бы кто-нибудь задушил сразу двадцать пап, не говоря уже об [убийстве ] простого священника или о хищении духовного имущества. Последнее также относится к числу изысканных добродетелей, о которых упоминается в каноническом праве; ведь каноническое право называется духовным потому, что оно исходит от духа, но не от Святого Духа, а от духа злого.

Отлучение следует применять лишь в тех случаях, которые отмечены в Писании, то есть: по отношению к тем, кто не придерживается истинной веры, или к тем, о чьей грешной жизни известно каждому. Но нельзя [отлучать от Церкви ] за земные дела. Однако сейчас все это извращено: каждый и верит, и живет, как хочет. Большей частью [это относится ] к тем, которые мучают и бесчестят других людей при помощи отлучений. И теперь все отлучения свершаются ради земных благ, за что мы должны быть благодарны не кому иному, как святому духовному бесправию. Об этом я подробно говорил раньше в своей проповеди 143,

Другие наказания и взыскания: временное отстранение от должности, исключение из ордена, отягощение церковных кар, усиленное отягощение, отстранение от должности, громы и молнии, проклятия, осуждения и все прочие выдумки [церковников ] — следовало бы закопать на десять локтей 144 в землю, чтобы на свете не осталось ни их названия, ни воспоминания о них. Злой дух, освобожденный при помощи канонического права, принес много ужасных несчастий и бедствий в Небесное Царство святого христианства, следствием чего явилась порча душ и ухудшение нравов; так что, скорее всего, именно это подразумевалось в словах Христа (Мф. 23): "Горе вам, книжники, присвоившие себе власть поучать, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете" 145.

В-восемнадцатых, пусть будут отменены все праздники, за исключением воскресенья. Если же захотят сохранить праздники Богородицы 146 и Великих Святых, то пусть перенесут их все на воскресенье или же отмечают только утром, во время мессы; а затем весь день пусть будет рабочим днем. Основанием для этого служит то, что [празднику] сопутствуют неумеренное пьянство, [азартные] игры, безделье и всяческие прегрешения; вследствие чего мы больше гневим Бога в Святые Дни, чем в будни. И получается как раз наоборот: Святой День — не святой, а рабочий день — святой. И от великого множества Святых Дней не только не усиливается поклонение Богу и Его святым, но происходит великое бесчестие, хотя некоторые выжившие из ума прелаты считают, что, отмечая по своей слепой набожности праздники в честь святой Оттилии 147, святой Барбары 148 и подобных им, каждый свершает в высшей степени доброе дело; между тем как он поступил бы намного лучше, если бы для почитания святого превратил Святой День в рабочий день.

Сверх этих духовных потерь простой человек испытывает и материальный ущерб, состоящий, во-первых, в том, что он прогуливает свою работу, во-вторых — потребляет [пищи и напитков ] больше, чем в другое время, ослабляя свое тело и снижая способность к работе. Это мы наблюдаем ежедневно, но все-таки никто не проявляет стремления к преобразованиям. А между тем не имеет никакого значения, учрежден ли праздник папой, или же для того, [чтобы его отметить ], нужно разрешение, освобождающее [от работы ]. То, что направлено против Бога и причиняет вред телу и душе человека, не только может быть, без ведома и одобрения папы или епископа, враждебно воспринято и упразднено каждой общиной, [городским ] советом или светской властью, но они даже обязаны, ради спасения души, не допускать этого, даже если папа и епископ, которым подобает первыми упразднить [праздники], ни захотят [сделать этого].