К любви - через борьбу

Все началось с того, что я познакомился с одной девушкой. Это была очень хорошая девушка, почти без недостатков. Почти, потому что один недостаток у одной девушки все-таки был. Девушка сходила с ума от всего спортивного: разные там соревнования, турниры, матчи, а главное, у нее из головы не выходили спортсмены. Она знала в лицо всех знаменитых спортсменов и даже часть незнаменитых. Вместо того чтобы, как все нормальные начинающие влюбленные, ходить по кино, театрам и целоваться в подъездах, мы торчали в спортивных залах, на стадионах или дежурили у гостиниц, подкарауливая знаменитых спортсменов на предмет автографов.

— Ах, почему ты не спортсмен! — говорила мне эта девушка при случае и безо всякого случая.— С ними так интересно. Они сильные, стройные, малоразговорчивые.

Сначала я не обижался, потому что считал себя в достаточной мере сильным, стройным и малоразговорчивым. Во всяком случае, с меня всего зтого было достаточно. Но со временем такие разговоры мне стали надоедать, хотя я человек очень уравновешенный. Да и хотел бы я знать, кому это не надоест?

— Знаешь, что,— сказал я как-то этой девушке,— может быть, я не спортсмен, но для нормального человека у меня все есть, что надо, даже, может быть, чуть больше, потому что я люблю животных, особенно пресмыкающихся.

Довод насчет пресмыкающихся всегда сильно действовал на эту девушку, но нельзя же бесконечно эксплуатировать пресмыкающихся.

В общем, надо было что-то предпринимать. И дураку было ясно: долго в сердце этой девушки на любви к пресмыкающимся я не продержусь.

После долгих размышлений я решил поступить в секцию классической борьбы.

— Ах, какие они ужасные! — восхищалась моя девушка борцами.— Ну, просто буйволы! Быки-тореадоры! Посмотри, какие у них загривки!

Конечно, выбирая секцию борьбы, я понимал, какой длинный и тяжкий путь мне предстоит от худощавого человека до быка-тореадора с загривком, но мне ничего не оставалось другого.

Легко сказать — поступить. Секция борьбы спортобщества «Салют» была переполнена.

Шансов у меня было маловато. Не то чтобы я был уж какой-то там заморыш, нет, я был далеко не заморыш, просто я в жизни никогда не занимался физкультурой: не бегал, высунув язык, по утрам, как некоторые, не плавал в проруби, не мучил велосипед и даже, если уж быть до конца честным, никогда не делал элементарной физзарядки.

Да, шансов у меня было маловато. Особенно когда я увидел, с кем мне придется иметь дело. На конкурс пришло человек пятьдесят, а набирали всего пять. Во дворе, где мы прогуливались, прежде чем нас запустили в зал, я внимательно разглядел своих соперников. В основном это был мускулистый и толсторожий народ. Чувствовалось, что идея заняться классической борьбой пришла к ним не сразу, а долго вынашивалась в их коротко остриженных головах. Будущие борцы сидели молча, положив руки на колени, попыхивали сигаретами, исподлобья разглядывали друг друга. В каждом их движении чувствовались сила и уверенность.

Я уныло бродил вокруг скамейки, где сидели эти крепыши. Даже если удастся каким-то чудом перебороть вон того, самого хлипкого крепыша, и то остается девять человек. А если жребий сведет меня вон с тем человеком-горой? Да тот за полминуты сделает из меня чучело с опилками.

Вскоре нас запустили в зал. Вышел тренер весь в белом: белые тапочки, белые брюки, белая рубашка, белый ремешок от часов — я в жизни не видел такого белого человека — и сказал:

— Полчаса разминка.

Все разделись и молча принялись наскакивать друг на друга. Тренер же сел за стол, положил перед собой тетрадку, достал секундомер и щелкает, щелкает им, а сам потихоньку поглядывает на нас. Стало мне любопытно, чего это он там щелкает да поглядывает. Прошелся ненароком вблизи. Вижу, в тетрадке все наши фамилии, а против фамилий все цифры, цифры.

Понятно... Он же присматривается к нам. Конкурс — это гак, фикция. Здесь возможны всякие случайности: человек напряжен, следит за собой, скрывает свои недостатки. А сейчас, когда мы уверены, что за нами никто не наблюдает, мы стали сами собой, расслабились, потеряли бдительность, распустили нюни. Выбирай кого хочешь. Все как на ладони. До чего же этот белый тренер хитрый парень!

Ну, думаю, как хорошо, что я тебя раскусил. И решил не терять ни секунды. Оглядел зал. Вижу: возле меня человек-гора разминается. Играет мускулами, дышит усиленно, кровью весь налился. Разбегаюсь я и изо всей силы врезаюсь человеку-горе головой в живот. Тот чуть качнулся и спрашивает:

— Ты что, чокнутый?

Думал, значит, что я это по ошибке врезался. И опять играет мускулами, дышит усиленно.

Второй момент я выбрал более удачный. Дождался, пока человек-гора присядет на корточки, опять разбежался и как сигану ему на спину. Гора, здоровенный же человечище, лишь качнулся вперед и слегка достал руками пол. Но ничего, не вышел из себя. Лишь сказал:

— Разминайся подальше, хлюпик.

Глянул я искоса на тренера, а тренер тоже искоса за мной наблюдает: заметил, значит, мои наскоки.

Отдышался я и опять слежу за человеком-горой, удобного момента дожидаюсь. Наконец дождался: Гора одну ногу поставил на скамейку, другую оттопырил как можно дальше и старается пол через скамейку достать. Лучшего и не придумаешь. Разбежался я, со всего маху обхватил оттопыренную ногу и помчался с ней в сторону. От неожиданности человек-гора загрохотал наземь. Ну и рассвирепел он. Схватил меня, как щенка, и запустил в дальний угол. А сам набычился и кулаком мне погрозил: рассердился, значит.

Тут тренер манит меня пальцем. Подхожу, потираю ссадину на локте.

— Зеленки дать? — спрашивает тренер.

— На что она? Мы люди привычные,— отвечаю.

— Вдруг инфекция попалась.

— Я противоинфекционный.

— Шустёр на язык,— говорит тренер.— Ты, парень, не в свою весовую категорию лезешь. Чего ты к Дробышеву привязался? Найди себе, кто пощуплее, и разминайся с ним.

— Тяжело в учении, легко в бою,— говорю.

Отошел и вижу что теперь тренер глаз с меня не спускает. «Ну,— думаю,— заглотал живца». А Гора уже кончил упражнения делать, перешел к бегу. Пробегает мимо меня, а я возьми да сковырнись ему под ноги. Гора так и растянулся чуть ли не поперек всего зала. Вскочил, трясется весь.

— Ты что ко мне лезешь? — кричит, а сам мне руки-ноги выворачивает, как кузнечику, мутузит кулаками. Еле отбили. Упал я на ковер, едва лапками шевелю, а Гора все сердится, все наскакивает.

— Это псих! — кричит.— Его надо изолировать!

Теперь Гора принял все меры предосторожности, и мне ни разу не удалось застать его врасплох. Я просто бежал на Гору трусцой, выставив вперед кулаки. Гора хватал меня за шкирку и кидал в дальний угол. Я вставал, отряхивался от угловой пыли и снова бежал, выставив кулаки. И так раз десять, пока тренер действительно не изолировал меня, посадив на скамейку.

К концу разминки пришел другой тренер, весь в черном: черные брюки, черная рубашка, черные тапочки и черный ремешок от часов. Я в жизни не видел такого черного человека. Вдвоем с белым они склонились над тетрадкой и принялись шептаться и щелкать секундомерами. Потом подняли головы и уставились на меня. Я понял, что разговор идет обо мне, и навострил уши, но слышимость была слабая из-за хруста костей и уханья разминавшегося рядом Горы. Я лишь расслышал два слова: «Страшно моторный».

В общем, меня приняли в секцию борьбы. Через три года я стал чемпионом Европы. Та девушка — моя жена. Человек-гора, мой закадычный друг Вася Дробышев, был шафером на свадьбе.