К — значит космос

Абсолютная бомба

Хайт убил трех захватчиков, прежде чем его обнаружили.

Первого врага он подстрелил с двадцати метров — разнес отсвечивающую лысиной башку из трофейного светового ружья. Этот выстрел был последний. Разрядившееся ружье пискнуло, хлюпнуло, и стеклянный светлячок на ложе сменил цвет с желтого на красный. Хайт тихо ругнулся и выкинул бесполезное оружие в кусты кольчатника.

Перезаряжать ружья хаммов спецы пока не научились.

Второго врага Хайт зарезал ножом — тенью подкрался со спины, прыгнул на могучую шею, полоснул по выпирающим рифленым венам — и отскочил, спрятался за деревьями, наблюдая, как бьется в агонии истекающий бурой кровью противник.

Третий враг был хорошо вооружен. И Хайт долго следовал за ним, выбирая удобный момент для атаки… Он убил захватчика из отцовского двудульного огнестрела — каменные дробины, пущенные почти в упор, смяли полированный затылок хамма и разорвали сосуды на его короткой шее. Эхо выстрела выплеснулось в небо. Смертельно раненный хамм завизжал, призывая товарищей. Хайт тут же подскочил к нему, рубанул ножом по суставу руки, вывернул из ослабевших пальцев иглометатель — и, закинув добычу за спину, со всех ног помчался на юг.

Он уже слышал, как сквозь чащу ломятся на пронзительный зов умирающего другие хаммы…

От преследователей он оторвался через двадцать минут. Это не составило особого труда, ведь он родился на этой земле. Хаммы же были здесь непрошеными гостями. Неудивительно, что они проваливались в топкие ямы и путались в липких лианах. «Земля родная к чужому злая» — так говорят в народе. Так и есть на самом деле.

Сбив преследователей со следа, Хайт повернул на запад. Он возвращался в деревню с достойными трофеями. Один иглометатель чего стоил! Да и радиомодули, вырезанные из тел первых двух захватчиков, тоже имели некоторую ценность. Возможно, спецы дядюшки Лаха сумеют собрать из них переносную рацию.

Хайт давно хотел заиметь переговорное устройство.

— Они быстро учатся. Я бы сказал, стремительно. Их неграмотные охотники научились обращаться с нашим оружием. Из модулей связи их кустари мастерят работающие радиоприемники и рации, хоть и не вполне понимают принципы их функционирования.

— Я читал об этом в докладах. Не думал, что как такое возможно.

— Ну, это немногим сложней, чем составить пирамидку из готовых кубиков. Меня больше пугает другое — деятельность их ученых. Разведка докладывает, что в крупных городах Фурсы создаются исследовательские центры. Там изучают захваченные артефакты. И нас.

— Нас?

— Да. Тридцать восемь человек находятся сейчас в плену. Где именно их держат, мы не знаем. А если бы даже и знали… Я не уверен, что мы сумели бы их освободить. Слышали, чем закончилось высадка десанта на Овальный Остров?

— Да, мне докладывали…

Вздрогнул, завибрировал под ногами пол; глухой рокот маршевых двигателей перебил разговор. Сила тяжести заметно изменилась, и собеседники чуть наклонились, ухватились за подлокотники кресел, выжидая, пока крейсер скорректирует орбиту…

Фурсу обнаружили пять лет назад. Это был обитаемый мир, богатый ресурсами — в том числе такими уникальными, как свайс и либериум. Неудивительно, что Конфедерация Развитых Цивилизаций заинтересовалась новой планетой и отправила на нее первых разведчиков. Немедленно обнаружилась главная проблема: на Фурсе обитали разумные существа гуманоидного типа, не желающие пускать на свою планету каких бы то ни было чужаков. Аборигены были достаточно развиты, чтобы их общество можно было причислить к цивилизациям класса «5Т»: они представляли, как устроена Вселенная, не сомневались в существовании других цивилизаций и имели множество устройств, приспособленных для убийства — но при том, как ни странно, ухитрялись сосуществовать в мире. Фурсяне — они называли себя умаххами — с успехом осваивали физику, химию, математику и ряд других наук. Лет через сто они могли выйти в космос — так предсказывали специалисты Конфедерации. Эти же самые специалисты полагали, что в отдаленном прошлом Фурсу уже посещала какая-то цивилизация, попытавшаяся взять ресурсы планеты под свой контроль. С этим обстоятельством связывалось крайне агрессивное нежелание фурсян вступать в контакт.

— Они охотники. Прирожденные, вышколенные условиями существования воины. Когда-то человечество тоже было таким. Но комфорт изменил нас, и теперь мы можем полагаться лишь на наших механоидов. И на ваших легионеров, командор.

— А что легионеры? Такие же дикари, только обманутые нами. Втайне они всех нас ненавидят. Знаете почему?

— Наверное они чувствуют, что их обманули?

— Нет. Не только. Прежде всего потому, что понимают зависимость от нас. Понимают, что теперь они не могут измениться, не могут вернуться к прошлому, к образу жизни предков, не могут развиваться свои путём. Теперь они такие же, как мы.

— Такие же?

— В некотором роде…

Аборигены Фурсы объявили пришельцам войну. И продуманный план освоения новой планеты вдруг застопорился. Могучая Конфедерация спасовала перед примитивными народами, не вступившими даже в атомную эру. Вся космическая мощь — огромные крейсеры, скоростные глайдеры, боевые механоиды, орбитальные лазеры и гауссовские пушки — не могли противостоять партизанам и террористам. Война велась всюду, и в то же время — нигде. Армий, вроде бы, не существовало — но каждый житель Фурсы был солдатом…

— Буквально вчера перечитывал историю войн двадцатого века. Кровавые были времена! Отравление противника ядовитыми газами, ковровые бомбардировки, уничтожение целых городов, истребление наций. Не пора ли вспомнить опыт предков? А что за чудо нейтронная бомба! Уничтожает живое, но не портит материальные ценности! То, что нам нужно!

— Не забывайте, аборигены — не меньшая ценность, чем прочее. Обитатели планет — точно такой же ресурс, как уран, свайс или либериум. Уничтожать его — большое непростительное расточительство. Да и гуманистам из Ордена это не понравится, а после событий на Гайде-Мю мы вынуждены с ним считаться.

— И что же делать, командор? Будем как сейчас украдкой отщипывать от планеты крохотные кусочки ее богатств, ежесекундно рискуя техникой и солдатами, ежедневно теряя их? Вы знаете, сколько стоит доставка сюда одного механоида?! Мы теряем больше, чем получаем!

— Я знаю, сир.

— Мне кажется, военным пора как следует взяться за эту планетку.

— Для того я и прибыл сюда.

— Но где наша армия, где ваши солдаты, где мое подкрепление? Где десантные транспорты с легионерами? Где летающие крепости, о которых так много говорили, обсуждая бюджет? Где полчища механоидов и киберфлайеров? Где все это?

— На своих местах.

— Я думал, эти места находятся здесь.

— Вы ошибаетесь, сир.

— Хватит загадок, командор. Что вы намерены предпринять?

— Я привез бомбу, сир. Очень большую бомбу. Просто гигантскую. Через шесть часов мы сбросим ее на Фурсу.

Хайт уже чуял дымы родной деревни. Он спешил, предвкушая встречу с женами, подбирая слова для беседы со старейшиной. Хайт надеялся, что теперь его провозгласят младшим вождем и позволят возглавить команду из трех охотников.

Как бы хорошо каждому дать рацию!

Он вышел на знакомую тропу, миновал расставленные ловушки, с разбегу перепрыгнул через обмелевший ручей — и едва не наступил на некий предмет, поблескивающий в траве.

Хайт не сразу поднял находку. Сперва он внимательно осмотрелся, прислушался. Потом срезанным прутом осторожно тронул блестящую штуковину. Чуть сдвинул ее. Шагнул ближе, присел.

Это была рация. Не какая-то там поделка, нет. Самая настоящая рация — до недавнего времени такие были только у хаммов.

Откуда она здесь взялась?

Затаив дыхание, прикусив зеленый язык, Хайт шестипалой ладонью осторожно накрыл находку и, чуть выждав, поднял её.

Рация была довольно тяжелая и, вроде бы, монолитная.

Он стал включать ее сразу. Сперва постучал по ней рукоятью ножа. Потом поскреб когтем грязный корпус. Щелкнул пальцем по тусклому индикатору. Дунул на кнопки.

Кто ее здесь потерял? Невесть как оказавшиеся хаммы? Или городские умники из Центра Сопротивления?

Так ли уж важно?

Хайт нашел кнопку включения. Опустил на нее палец. Нажал — мягко, будто больного места касался.

Индикатор засветился синим. На нем появились какие-то буквы и черточки. Рация пискнула, хрюкнула — и зашипела, заклокотала, забулькала.

Хайт широко улыбнулся и приложил работающий прибор к уху.

— …Бомба развалится на многие миллионы кусочков. И каждый из них упадет в нужное место. Частицы распределятся по поверхности Фурсы с разной плотностью: где аборигенов больше, там осколки бомбы лягут плотнее. Они разные. Одни выглядят как игрушки. Другие похожи на мобильные рации. Третьи словно бы музыкальные шкатулки. Фурсяне не пройдут мимо таких находок. Они обязательно их подберут и принесут домой. Каждый будут беречь свое неожиданное приобретение. Отведет ему лучшее место в доме. И позовет соседей, чтобы похвастаться…

Хайт поставил рацию в Золотой Угол своего дома, на место, куда падал свет из трех круглых окон, и где испокон веку хранились семейные реликвии.

«Надо будет позвать дядюшку Лаха, — подумал Хайт, отступив на середину комнаты и издалека любуясь сверкающей находкой. — Но завтра. Не сегодня.»

Ему еще предстоял разговор со старейшиной. Да и соскучившиеся жены требовали внимания.

Хайт прошелся по дому, навел порядок: повесил над печью маскировочный плащ, поставил сапоги на полку для сушки, убрал в оружейный ящик трофейный иглометатель, положил на видное место радиомодули, вырезанные из тел хаммов, — чтоб не забыть прихватить их с собой. У него было прекрасное настроение. Хотелось петь и танцевать.

Но еще больше хотелось хорошенько испытать рацию.

Он чувствовал себя словно ребенок, получивший в подарок желанную игрушку. Ему было немного неудобно за себя — ведь настоящий воин должен быть бесстрастен и холоден. Чувства, эмоции — это последнее, чем должен руководствоваться взрослый мужчина в своих поступках.

Хайт сел в плетеное кресло, вытянул ноги, прикрыл глаза.

Потом взял с подоконника газету недельной давности, просмотрел заголовки.

Потом…

Честно сказать, он и сам не вполне понял, как очутился возле полки, обитой золотой тканью.

Рация, реагируя на прикосновение, подмигнула хозяину и что-то прошипела.

Хайт прибавил громкости и повернул ручку настройки.

Странная, непривычная, но удивительная притягательная музыка наполнила старый дом.

Хайт замер, не смея дышать.

— …Сперва это будет музыка. Аборигены привыкнут к ней довольно быстро, и уже не смогут обходиться без нее. Потом появятся песни с вполне безобидными текстами. Затем — адаптированные мюзиклы, постановки, спектакли, чтения. Пройдет несколько лет, и бомба начнет проецировать изображения. На первых порах это будут просто картинки с комментариями. Потом фурсяне увидят художественные фильмы, образовательные программы, документальное кино. Возможно, к тому времени кто-то догадается, куда все идет, и попытается оставить процесс. Но будет уже поздно. Аборигены увидят, как живут миры Конфедерации. Они поймут ущербность своего существования, собственную неполноценность. Они возжелают благ и красивой легкой жизни. Они поверят, что мы дадим это им. Двадцать лет — и они вручат нам свою планету. Сами, безо всякого принуждения. Фурса станет нашей со всеми ресурсами и со всем населением. Навсегда…

Вечером в деревне был праздник: новый младший вождь отбирал трех человек в свою команду. Шумное пьяное веселье продолжалось долго. И уже поздно ночью, когда певцы осипли, а плясуны выбились из сил, пошатывающийся от вина и усталости Хайт вынес из своего дома небольшой блестящий прибор.

Он хотел, чтобы странную, волнующую музыку услышали все.

И он включил рацию.