К причалу!

V

Мы спускаемся с небольшого холма, пересекаем шоссе. Теперь мы в центре Южной долины. Она похожа на огромную и неглубокую чашу. Стенки чаши — горы, обступившие долину. Сейчас мы на дне этой чаши. Здесь — центр строительства.

Огромная мачта, как сбитый с ног великан, лежит на земле. Она густо оплетена лесами и шлангами пневматики. По лесам бегают, копошатся маленькие людишки. И мне невольно вспоминается заснувший, опутанный веревками Гулливер, на груди которого копошатся дерзкие лилипуты.

Мы стоим под лапами лежащей мачты. Две мощных стальных лапы ее лежат на земле и две торчат в воздухе, высоко-высоко над нашей головой. А что же будет, когда стальной великан встанет на все четыре свои ноги и поднимет высоко над Южной долиной свою стальную голову?

— Наша мачта будет самой высокой в Европе, — говорит тов. Ассберг. — Из наиболее интересных европейских мачт назову — английская мачта в Пульгеме — 36 метров, в Италии — 35 метров, в Германии, в Штаакене — 16 метров. Высота нашей мачты — 40 метров.

Тов. Ассберг поднимает голову и кричит вверх, на леса, опоясавшие мачту:

— Потапыч, как дела? Как норма клепки?

— Хорошо! — доносится голос откуда — то сверху. — Подожди, Федор, сейчас все расскажу!

По лесам цепко и увертливо спускается невысокий, коренастый человек. Это тов. Пастухов, или просто Потапыч, как ласково кличут его на строительстве, заместитель тов. Ассберга. У Потапыча румяное жизнерадостное лицо, непокорные смолевые кудри и окающий, раскатистый сибирский говорок. А биография Потапыча увлекательнее любого джеклондоновского романа. И в то же время она типична для нашего молодого поколения. Это типичная «история молодого советского человека».

…Родился в Сибири, в глухом таежном селе. Учился две зимы, бегая в школу тайком от родителей. Потом — самостоятельная жизнь, бесконечные скитания и тяжелый труд. Батрачил у кулаков, плотничал, портняжил, кузнечил, охотничал в Саянских горах и «ковбойствовал», гоняя купеческие табуны, в монгольских степях. Грянула революция. Началась гражданская война. Восемнадцатилетний Потапыч дерется с колчаковцами в партизанских таежных отрядах. За настоящую учебу принялся только в Красной армии. Закончил учебу на факультете дирижаблестроения Московского авиоинститута. Затем опять странствования по Советскому союзу. Проводил изыскательные работы для причальных дирижабельных площадок в Средней Азии, в Закавказье, в Карелии, на Новой Земле, в Магнитогорске, в Севастополе, Астрахани, Обдорске, на Игарке, в Харькове, еще во многих городах Союза. И, наконец, строительство причальной мачты на Урале, под Свердловском.

Вместе с Потапычем поднимаюсь по лесам на грудь лежащей мачты. Бригада уралмашевских рабочих производит монтаж частей мачты. Стальные пневматические сверла взвизгивают от злости и мягко, как в сало, ввинчиваются в сталь. Серебряным дождем. падают стружки. Бархатно-красные раскаленные заклепки перепархивают из горнов в клещи клепальщиков. Пулеметит пневматический молоток. Конец заклепки превращается в аккуратную, как молоденький гриб, шляпку. Я невольно любуюсь ею. Но под шляпку подведена уже острая стамеска, и рука клепальщика сильными ударами молотка срубает только что положенную заклепку. Брак! Опытный и строгий глаз Потапыча заметил какую-то неправильностью. А при монтаже мачты важна каждая мелочь, каждая заклепка! Тогда никакие штормы не покачнут стальную красавицу. Срубленная заклепка, звякая, летит вниз, а на ее место ложится новая, на этот раз прочно, верно и точно.

…Голубые сумерки заполняют до краев чашу Южной долины. Вместе с сумерками опускается тишина. Лишь на мачте по-прежнему пулеметят пневматические молотки и сипло вздыхают компрессоры, нагнетая в шланги сжатый воздух. В потемневшем воздухе крупными красными искрами порхают передаваемые из щипцов в щипцы раскаленные заклепки. Высоко, на конструкциях мачты, огненными жар-цветами пылают горны. Бригада уралмашевцев спешит до темноты закончить дневную норму клепки.

А над мачтой встревоженными кругами носится коршун.