Ка в квадрате (СИ)

— Что-то случилось? — встревоженная мама тоже вышла в прихожую.

— Нет, ничего, потом объясню, — так и не одевшись толком, Костя вылетел на лестницу и загрохотал по ступенькам вниз. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — бились в висках злые молоточки. — Чтоб он сдох!»

Прошатавшись до девяти по холодным тёмным улицам, Велесов вернулся домой замёрзшим, голодным, но уже способным мыслить более или менее здраво. Конечно, забивать на школу в последнем полугодии не стоит. Поговорить с родителями тоже надо, если, конечно, они не заведут разговор о поступлении первыми. И вообще: разве он трус, чтобы прятаться по раздевалкам? «Ни словом, ни жестом». Костя стиснул зубы. Так уж и быть, он поверит. В последний раз.

«Он тебя когда-нибудь обманывал?»

«Нет. Но и всего не говорил!»

«А если бы сказал, ты бы как отреагировал?»

«…»

«Вот именно».

«Полный упс, да?»

«Да. Не сомневайся в его честности, хорошо?»

«Попробую. Защитничек, блин, выискался».

***

«Если бы от чистосердечного повторения „я идиот“ и в самом деле прибавлялось ума, то я бы давно сравнялся в интеллекте с Эйнштейном, — Кай бездумно рассматривал рыжие пятна от старых протечек на давно небелёном потолке ванной. — Изобрёл бы машину времени, смотался в прошлое и как следует настучал себе по башке. В августе месяце, чтобы из института не попросили, — он набрал в лёгкие воздуха и с головой погрузился в почти остывшую воду. — Может, не всплывать? Да нет, не получится — животная воля к жизни и всё такое». Конечно, существовала возможность вскрыть себе вены, но, во-первых, это пошло, а во-вторых, за ножом надо идти на кухню, что лень. «Бессмысленный тип. Даже самоубиться себя заставить не могу», — Кай вынырнул. Тяжело выбрался из ванны, кое-как обтёрся и влез в домашние штаны и рубашку. Причёсываться ему тоже было лениво.

В дверь позвонили, когда чайник уже почти закипел. «Ну что там ещё?» В прошлый раз это был сосед снизу, собиравший подписи на заявлении поставить у них в подъезде домофон. Однако сегодня к Каю пришёл совсем уж нежданный гость.

— Привет! — солнечно улыбнулся Влад. — Можно войти?

Кай молча посторонился, впуская старого школьного приятеля. Закрыл за ним дверь и включил свет в прихожей.

— Умница, всё хорошо? — нахмурился гость. — У тебя такой вид, что краше в гроб кладут.

— Всё как обычно.

— Ну-ну.

Засвистел вскипевший чайник.

— Чай будешь?

— Буду. И чай, и кое-что покрепче, — Влад продемонстрировал объёмный пакет.

— Я не пью, — уже с кухни ответил Кай.

— Давно?

— С сентября.

— Хм. Но сыр и колбасу ты ешь?

— Иногда. Когда покупаю.

— Несчастный бюджетник! — хохотнул бывший друг.

— Не всем же быть светилами науки, — Кай обдал заварник кипятком и засыпал в него чайные листочки. — Кто-то должен трудиться и здесь, на грешной земле.

— Давай нож и тарелку, труженик. А то ты так нетороплив, что пока нарежешь закуску — ночь настанет.

Кай безразлично пожал плечами и выдал добровольному помощнику требуемый инвентарь. Очень скоро на столе встали тарелка с нарезкой из сыра, ветчины и салями, блюдечко с тонкими ломтиками лимона и банка красной икры.

— Хлеб-то у тебя есть?

— Нет.

— Ну ты даёшь! Ладно, учту на следующий раз.

«Следующий?»

— Слушай, а что за новый способ пить чай?

— Да вот, научил один хороший человек.

— Интересно, — Влад шумно отхлебнул из своей чашки. — Точно против коньяка пятнадцатилетней выдержки?

— Точно.

— Кремень ты, Умница. Я бы не устоял.

Кай криво усмехнулся. Всё зависит от предмета искушения, не так ли?

— Зачем ты здесь?

— Поговорить.

— Так говори, я весь внимание.

Влад помолчал, собираясь с мыслями.

— Я приехал ради тебя. Никак не получается пережить ту встречу, в ноябре: я ведь и вправду ждал до самого отъезда.

— Ну что ж, я в своё время прождал год. Будем считать, что квиты.

— До сих пор злишься?

— Влад, — Кай поставил свою чашку на стол и прямо посмотрел в неправдоподобно зелёные глаза собеседника, — скажи честно: что тебе от меня нужно? Отношений?

— Дружбы, Умник. Всего лишь дружбы, на большее я не замахиваюсь. Та встреча ясно показала: нельзя просто так вычеркнуть из памяти больше десятка лет жизни.

— Лучшие друзья с первого по одиннадцатый, — задумчиво протянул Кай. — Ты серьёзно рассчитываешь войти в одну воду дважды?

— Конечно, нет, но мы можем попытаться выстроить нечто новое.

— Боюсь, попытка провалится почти сразу.

— Почему?

— Когда-то ты знал об этом свойстве моей памяти: я очень плохо забываю всё, что касается меня лично. Например, я прекрасно помню вкус и запах твоей кожи. Или могу с миллиметровой точностью нарисовать созвездие из родинок, которое у тебя вот здесь, — Кай приложил ладонь к левому боку. Побледневший Влад машинально скопировал жест. — Но так же я помню год без писем и то, как долгие часы мучительно умирал в пыльной общежитской комнатке, когда узнал, что ты был в столице целых пять дней и нашёл время встретиться со всеми, кроме меня. Не получится порезать память, как киноплёнку, оставив только нужное. Поэтому — нет.

— Умница, я… я тогда был малолетним дурнем, захлебнувшимся свободой и заграницей. Я испугался инаковости наших отношений, решил начать заново, как… — Влад осёкся.

—…как нормальный, — продолжил Кай. — Я понимаю. Но если простить — значит забыть, то так я не умею. Извини.

Тишину повисшей паузы раздробило урчание проснувшегося холодильника.

— Хотел бы я изобрести машину времени, — Влад рассматривал потолок, слегка покачиваясь на стуле, — отправиться в прошлое…

—…и настучать себе по маковке. Да, я бы тоже не прочь.

— Мне настучать?

— Тебе-то за что? Ты меня влюбляться не заставлял.

— Слушай, а возвращайся в большую науку! Будем вместе работать над темпоральными перемещениями, глядишь, и придумаем что-нибудь. Отхватим по Нобелевке на брата и по памятнику перед МГУ.

— Памятник мне без надобности, но вот насчёт премии я подумаю. Адрес оставь, куда писать в случае согласия.

— Умница, — Влад растроганно посмотрел на него, — какой же ты всё-таки необыкновенный! И какой же я дурак, что потерял такого друга.

Кай хмыкнул. Снова взял в руки чашку, покачал, чтобы по стенкам заскользили янтарные блики.

— Звучит так, будто ты мне завидуешь. Напрасно: необыкновенности только всё усложняют. Будь обыкновенным, Влад, и живи счастливо — больше мне нечего тебе пожелать.

***

Во вторник Костя всё-таки заставил себя прийти на алгебру. Все сорок пять минут он жутко нервничал, но урок прошёл на удивление гладко. Перекличку Кай Юльевич делать не стал, отвечать Велесова тоже не вызывал — держал слово, в общем. К концу недели Костя пообвыкся в новой обстановке и даже смог на математике смотреть куда-то ещё, кроме как на доску и в тетрадь.

Внешне учитель не изменился: тот же полосатый пиджак, очки и зализанные назад волосы. Взрослый человек с незаконченной диссертацией. Только в какой-то момент Костя заметил, как математик подсматривает в листочек прежде, чем вывести на доске очередной зубодробительный пример, и вздрогнул непонятно от чего.

«Это врождённое, Велесов. Кто-то умеет сочинять стихи, а я — математические задачки».

За ужином он так долго ел свои любимые спагетти с сыром, что мама не на шутку встревожилась.

— Костенька, ты не заболел? — она потрогала лоб сына. — Вроде бы не горячий.

— Просто аппетита нет. Мам, а ты не знаешь, отчего у людей может талант пропадать?

— Талант?

— Ну, стихи там сочинять. Или музыку.

— Хм. Сходу как-то ничего в голову не приходит. Сильное душевное потрясение? Но, кажется, наоборот, такие встряски полезны для творчества. Я где-то читала, что многие поэты специально старались влюбляться несчастливо, чтобы потом излить чувства в стихах.

— В принципе да, для этого стихи годятся. — «А вот логарифмические уравнения — не особенно».

— Откуда, вообще, такой вопрос?

— Да так, подумалось вдруг. Спасибо за ужин, — Костя встал из-за стола. — Пойду домашку делать.

Очередная толстая тетрадь по алгебре подошла к своему логическому завершению. Велесов полез в стол за новой и неожиданно обнаружил в ящике давно прочитанный второй том «Фейнмановских лекций». «Я разве его не вернул?» — вот ведь незадача. Оставить книжку у себя в надежде, что о ней все забыли? Как-то некрасиво. Отдать после урока? Объясняй потом Марьяне с Анечкой, что за дела у него с математиком и при чём тут физика. Отнести к нему домой, оставить у порога и позвонить? М-м, вариант.

— Мам, я скоро приду!

— Подожди, ты же уроки хотел делать?

— Я мигом, а потом буду делать. Честное слово! — Костя захлопнул дверь и резво поскакал вниз по ступенькам. Чем быстрее он закончит неприятную миссию, тем целее будут нервы.

Казалось бы: положить и позвонить. Однако уже поднимаясь на третий этаж, Велесов понял, что сделать так будет даже не трусостью, а низостью. Мол, я вас терпеть ненавижу, подавитесь своей книжкой. «А он мне, между прочим, после расставания с Анечкой сопли вытирал. И провожал потом, и прогулы не стал отмечать, и…»

Так как? Позвонить и отдать в руки? Костя всё ждал, что заговорит внутренний голос, но тот молчал: решай сам. И Велесов решился.

На первый звонок ему не открыли. Костя с минуту простоял не дыша, пока не понял, что дальше ждать бесполезно. «Может, я плохо нажал?» — он позвонил во второй раз. По ту сторону двери раздалось явное пиликанье, но ответом снова стала тишина. Вот тут Велесов перепугался не на шутку: вторник, девятый час вечера — Кай Юльевич должен быть дома!

В третий раз он держал кнопку нажатой до тех пор, пока медленно не досчитал про себя до пяти. Отпустил, стиснул книгу побелевшими от напряжения пальцами. «Ну давай же, открывайся!» Дверь открылась.

— Велесов?

— Здрасьте, Кай Юльич, я не помешал, я не поздно? — Костя частил, глотая окончания слов оттого, что сердце вдруг вздумало из груди переселиться непосредственно в горло.

— Нет. Зайдёшь?

— Д-да.

Математик отступил вглубь квартиры.

Порог был рубежом, Рубиконом, но вряд ли Костя об этом думал, когда сделал шаг вперёд, как стало для него обычным за последние полгода. В прихожей было темно, и он рефлекторно щёлкнул выключателем.

— Я совсем про вашу книжку забыл, вот хотел вернуть, — он протянул многострадальные «Лекции», впервые посмотрел учителю в лицо и растерял все гладкие, продуманные фразы.

Он видел разного Кая Юльевича: официального, серьёзного, дурашливого, понимающего, сердитого. В очках и без очков, в костюме и в нелепом пуховике. Но только не такого: с «вороньим гнездом» на голове, в мешковатой застиранной одежде, с тёмными кругами вокруг воспалённых глаз, с грустно опущенными уголками бескровных губ.

«Как же так, он ведь совершенно обычный в школе! Совсем как всегда!» Вот только математические примерчики больше не импровизирует.

— Книжка? Ах, Фейнман! — учитель аккуратно забрал у Кости свою собственность. Положил на телефонный столик. — Спасибо, что занёс.

— Да не за что, — в общем-то, всё. Можно с чистой совестью прощаться и идти домой. — Кай Юльевич, я ещё хотел сказать… Я больше на вас не сержусь.

Математик даже не побледнел, а посерел, слегка качнулся и рефлекторно опёрся рукой о стену.

— Кай Юльевич! — кинулся к нему напуганный Велесов.

— Нормально, нормально, — тот вскинул вторую руку в защитном жесте, и Костя остановился, будто налетев на невидимую преграду. — Сам понимаешь, возраст. Печень не та, сердце пошаливает, галлюцинации вот ещё.

— Какие галлюцинации?

— Слуховые. И, возможно, зрительные.

— Это я галлюцинация?! Ну спасибочки! А книга ваша тоже глюк?

— Книга? Хм, — Кай Юльевич кое-как выпрямился и снова взял томик в руки. Полистал. — Нет, книга настоящая.

— Отлично. Продолжите логическую цепочку сами?

— Велесов, — с почти прежней, ласково-угрожающей интонацией протянул учитель, — и давно ты старшим хамить начал?

— С кем поведёшься, — буркнул Костя. Он и сам чувствовал, что его слегка занесло на повороте.

— Итак, ты действительно здесь и действительно сказал, что больше не сердишься?

— Да.

— Потрясающе.

Помолчали, разглядывая друг друга.

— Вам чаю сделать? — наконец спросил Велесов, которому чем дальше, тем меньше нравился внешний вид математика.

— Сделай.

— А вы вообще ужинали сегодня?

— Хороший вопрос, — Кай Юльевич задумчиво потёр переносицу, — вроде бы нет. Точно, я вчера ужинал, а сегодня нашлись дела поважнее.

— Это из-за них вы не сразу открыли?

— В смысле, не сразу?

— Я три раза в дверь звонил.

— Серьёзно? М-да, давненько меня так из реальности не выдёргивало. Впрочем, не суть важно. Я, кажется, что-то слышал насчёт чая?

— Слышали, слышали, — Костя почти снял пуховик, как вдруг сообразил: — Ох, я же обещал маме, что быстро!

— Раз обещал, то иди, — Кай Юльевич говорил рассудительно-ровно, но тени у него на лице вдруг сделались глубже.

— Я завтра в гости приду, хорошо? — сострадание толкало Костю на какие-то совсем уж дурацкие обещания.

— Хорошо, — математик немного посветлел.

— Как сегодня?

— Как захочешь.

— Вы только из реальности больше не выпадайте, ладно?

— Постараюсь.

— И поужинайте.

— Подумаю над этим.

— Подумайте. До свидания? — Костя взялся за ручку двери.

— До свидания.

«Вот на что я подписался? — мысли скакали безумными белками, пока Велесов не столько шёл, сколько бежал домой. — Но его нельзя было так оставлять. Это же ужас, что такое: без ужина, звонка не слышит, под глазами — круги, как у панды!»

«Ты его и вправду простил?»

«Похоже».

«Из жалости?»

«Не знаю! И вообще отстань, я уже пришёл почти».

Голос замолчал.

«Из жалости? — вопрос вспомнился, когда Костя поудобнее устраивался в постели под пуховым одеялом. — Ну, и поэтому тоже. Хотя, наверное, всё равно ненормально прощать такие вещи». Память послушно подкинула не картинку даже, а ощущение: тёплое прикосновение к губам. Такое… застенчивое, что ли.

Конечно, они с Анечкой целовались. Это было безумно приятно, волнующе и каждый раз — как событие. «Интересно, а он многих целовал?» — Костя моментально отловил нелепую мысль за хвост, раскрутил в воздухе и постарался выкинуть подальше из головы. Глупости, вовсе ему не интересно! Только отчего так помнятся эти ресницы: длинные, густые, как у девчонки, с загнутыми вверх концами? Костя сердито перевернулся на другой бок. Чушь какая! Сегодня, например, он никаких ресниц не заметил.

Зато заметил чернильное пятно на правой руке. Между большим и указательным. И пальцы — худые, нервные, с чётко выраженными суставами.

«Пропади оно пропадом, никуда я завтра не пойду!»

***

Конечно, он не придёт. За ночь сиюминутные порывы улягутся, и Велесов поймёт, что умудрился брякнуть огромную глупость. В том числе и про прощение.

«Чудес не бывает», — строго сказал себе Кай, наводя тесто. Что ж, как выяснилось, ему самому тоже надо иногда ужинать, а в холодильнике как раз пропадает банка красной икры.

Звонок раздался, когда стопка готовых блинов почти достигла своего обычного размера. Сердце безумной птицей забилось о рёбра, и Кай с полминуты простоял крепко вцепившись в столешницу. Наконец, собравшись с силами, он на негнущихся ногах пошёл открывать дверь.

— Здрасьте! Вы опять из реальности выпадали?

— Самую малость. А у тебя, Велесов, нюх на еду. Иди руки мой — чайник уже заждался.

***

— Блины! — радостно констатировал Костя.

— Блины с икрой, — поправил его Кай Юльевич. — Будем пить чай, как те цари.

— Ого! — на языке крутился вопрос об источнике такого богатства у обычного школьного учителя, но спросить было бы страшной наглостью.

— Это гуманитарная помощь нищему бюджетнику, и её надо сегодня съесть, чтобы не пропала.

— А если она уже?

— Значит, будем лежать в больничке на соседних койках.

— Добрый вы, — буркнул Костя, по-хозяйски доставая из шкафчика заварник и чашки. Потянулся за чайником на плите и слегка задел математика плечом. Случайность, но Кай Юльевич шарахнулся в сторону так, что едва не упустил на пол последний блин.

— У меня всё готово, — учитель сделал вид, будто ничего не случилось.

— Ещё минуты три. — «Что это было сейчас?»

— В любом случае, предлагаю приступать.

— Поддерживаю!

Костя ни разу в жизни не ел красную икру так, чтобы щедро накладывать её на тоненький блинчик и запивать свежим чаем.

— Велесов, тебя дома кормят вообще?

— Кормят. Просто очень вкусно! — Костя свернул конвертиком очередной блин. — А вы почему почти не едите?

— Всё жду, не начнёшь ли ты биться в судорогах.

— Не дождётесь!

Жалко, Кай Юльевич сегодня не захотел очки снимать. Без них понятнее, что он на самом деле хочет сказать. Но вообще вид учителя внушал оптимизм: вчерашнее не пойми что сменили обычные брюки и выглаженная рубашка, с лица ушли тени, и даже пальцы спокойно обнимают белый фарфор чашки.

— Кай Юльевич, а алгебра сегодня будет?

— Если захочешь.

Костя прикусил губу. Плохой, неправильный ответ.

— А если не захочу?

— Велесов, у меня нет права тебя заставлять, — математик сосредоточенно изучал блики в чае. — И потом, я дал слово.

— Вы про «больше необходимого»? — Косте отчего-то стало тоскливо.

— Константин, пойми меня правильно. — Проклятые очки, проклятая чашка! Ему надо видеть эти глаза! — Я дважды прошёлся по самому краешку пропасти. Мне чертовски не хотелось бы повторять маршрут в третий раз.

— Вам в самом деле так важно?.. — «так важен я?»

— Да. Но тебя это ни к чему не обязывает.

«Не обязывает», — эхом отразилось в ушах.

— Послушайте, ну не надо так! — взмолился Велесов. — Кай Юльевич, посмотрите на меня! Пожалуйста, посмотрите на меня без очков!

Математик медленно поставил чашку на стол. Повернулся, снял и аккуратно сложил очки. Поднял глаза, и Костя задохнулся: такая тоска, такая мука стояли в них.

— Послушайте, я обещаю — я буду ходить на все-все занятия, и на чай, и вообще!

— Тебе меня жаль, — очки снова вернулись на переносицу. — Не стоит. Я умею жить с этим.

Костя стиснул зубы: тот случай, в ноябре… Кажется, он начал говорить вслух, потому что услышал ответное: — Да, мой опыт оттуда — из долгой и не самой счастливой истории. Ты случайно стал свидетелем её финала.

Велесов отвернулся: в конце концов, это не его дело.

— Оттуда же я дам тебе хороший совет: никогда не бери на себя лишние обязательства, руководствуясь исключительно жалостью. Она недолговечна, а на смену ей очень часто приходит ненависть.

— За что?

— За то, что вынужден делать нечто, от которого с души воротит. Я не хотел бы такого для тебя.

— Получается, я никак не могу вам помочь?

— Боюсь, что нет, — математик грустно улыбнулся. — Оставайся собой, Костя. То, что ты сумел простить мою дурость, уже больше, чем я мог бы мечтать.

Комментарий к Дизъюнкция

В теории множеств дизъюнкция (тж. «сумма» или «соединение») — множество, содержащее в себе все элементы исходных множеств.

========== k в квадрате ==========

— Кай Юльевич, а что вы закончили? — сегодня Велесов определённо не был настроен заниматься. Третий вопрос не по теме за последние полчаса.

— Мехмат МГУ. Решаешь, куда пойти учиться?

— Угу. Родители устроили семейный совет: спрашивали, кем бы я хотел быть. А я понятия не имею.

— И к чему вы пришли в итоге?

— К тому, что мне надо ещё подумать.

— До июня?

— Да ну вас, — Костя обиженно уткнулся в учебник. Кай мысленно погладил себя по голове: правильно вычислил эту ниточку. «Дети, ну какие же дети! В конце одиннадцатого не знать, кем хотел бы зарабатывать на хлеб с маслом!» Сам-то он едва ли не с третьего класса поставил чёткую цель: математика как наука, и все эти годы упорно к ней шёл.

Чтобы в итоге преподавать алгебру с геометрией кучке оболтусов без ясных жизненных установок. Позор.

— МГУ я точно не потяну, — Велесов исключительно для видимости водил ручкой по лежавшему перед ним листу.

— Тебе туда и не надо. Иди в наш областной политех, на какой-нибудь адекватный факультет вроде физтеха или радиотехнического.

— И кем я потом буду?

— Инженером. Какая тебе разница, Велесов? Зато получишь дополнительные пять лет на раздолбайство и смутное представление о естественных науках.

— Злой вы сегодня, — Костя окончательно обиделся.

— А ты работай усерднее — глядишь, я и подобрею.

Как назло, все весенние каникулы простояла пасмурная, холодная погода, но стоило начаться последней четверти — и резко потеплело. Разомлевшие от яркого солнца, порядком уставшие за год школьники совершенно расхотели учиться; даже на одиннадцатиклассников перестала действовать страшилка о выпускных экзаменах. Вот тут Кай и начал пожинать плоды своей с сентября выстраиваемой репутации строгой, но справедливой сволочи. Посещаемость его уроков продолжала оставаться практически стопроцентной, а домашние работы делались пускай со скрипом, но в срок.

Он, в общем-то, был готов к тому, что рано или поздно его вызовет директор: вместе с учебным годом подходил к концу договор о трудоустройстве. Поэтому и не удивился просьбе Екатерины Васильевны зайти к ней на большой перемене.

— Кай Юльевич, я посмотрела отчёты по успеваемости на ваших занятиях и хочу отметить ваш несомненный педагогический дар.

Кай вежливо наклонил голову, но промолчал. Сам он был противоположного мнения о собственных талантах учителя. В конце концов, процентов восемьдесят его учеников до сих пор не способны даже на полшага отступить в сторону от школьной программы.

— Я разговаривала с Наталией Николаевной. Её здоровье, слава богу, восстановилось, но сами понимаете — любая терапия бессильна против возраста. Мы решили, что я попробую выбить у гороно дополнительное место учителя математики для нашей школы. Если, конечно, вы согласитесь работать с нами дальше.

— Какие классы вы хотите мне оставить?

— Восьмой и девятый.

Хорошо, значит они понимают, что без прочной базы красивой успеваемости у выпускников не получится.

— Екатерина Васильевна, ваше предложение звучит весьма заманчиво, но насколько оно будет оплачиваемо, если моя часовая нагрузка убавится почти вполовину? К тому же я не теряю надежды вернуться в большую науку.

— Мы можем попытаться найти разумный компромисс по вопросу зарплаты. Поймите, Кай Юльевич, мне крайне не хотелось бы вас терять.

«А мне крайне не хотелось бы терять свои умственные навыки. Велесов закончит школу в июне, так что пропадёт последний резон здесь сидеть». Однако не стоило сразу сжигать все мосты.

— Могу я не принимать окончательное решение прямо сейчас?

— Да, конечно. Я понимаю, что вам требуется взвесить все за и против. Вернёмся к этому разговору в мае.

— Хорошо, — Кай поднялся с жёсткого, неудобного стула для визитёров. — Доброго дня.

— Доброго дня, Кай Юльевич.

***

Родителям Костя ответил, что собирается поступать на физтех.

— Да куда же ты потом работать пойдёшь! — всплеснула руками мама.

— Найдёт, куда, — вступился за сына папа. — Хорошие специалисты всегда в цене, а Константин у нас парень башковитый.

Башковитый парень виновато потупился. Не говорить же, что брякнул первое пришедшее на ум название факультета. «Ладно, пять лет раздолбайства, а там посмотрим!» — с фальшивым оптимизмом подумал он. Одна только маленькая закавыка: чтобы получить эти годы, надо сначала поступить.

Начало второго весеннего месяца ознаменовалось не только ярким, почти майским солнцем, украсившим Костин нос россыпью веснушек, но и семнадцатым по счёту днём рождения Велесова. Пускай он уже давно не отмечал этот праздник, однако утром четвёртого апреля проснулся с ощущением, что сегодня обязано случиться что-то хорошее. «Контрольная по геометрии, например».

— С днём рождения, солнышко! — поцеловала его мама, когда сонный Костя выбрался на кухню. — Опять до часу ночи с книжкой валялся?

— А-ага-а, — широко зевнул Велесов. — Зато закончил!

— Готовишься к поступлению? — подмигнул папа. — Хорошую литературу тебе для этого подкинули, одобряю. Сам бы с удовольствием перечитал.

— Хочешь, я ещё раз первый том попрошу?

— А твой приятель против не будет?

— Думаю, нет, — во всём, что касалось «несения в народ разумного, доброго и вечного», Кай Юльевич становился на редкость покладистым человеком.

Велесов никогда бы не поверил, что после всего случившегося можно вернуться к прежней лёгкости общения. Достаточно сравнить их прошлые и нынешние, такие натянутые разговоры с Анечкой, а ведь с ней он был знаком чуть ли не полжизни. Здесь же — какой-то непонятный тип не самой распространённой ориентации. «Что-то тут не так», — иногда думал Костя, однако копать в этом направлении желания не испытывал. Всё хорошо? Вот и замечательно, вот и нечего туда лезть. Дотянуть до лета, поступить, а там — институт, другой город, другие люди, и несчастный одиннадцатый класс забудется, как дурной сон.

«Несчастный? И часто ты в этом году был несчастен?»

«Мне хватило».

«То есть ты сможешь со спокойной душой сказать на выпускном: „Прощайте, Кай Юльевич, спасибо вам за всё“, — и поставить точку?»

«Почему нет?»

«А ты представь себе, как без него будешь».

— Костик, о чём замечтался? Смотри, опаздывать начнёшь.

— А? Ох ты ж блин, мне собираться пора! — «Вечно ты не вовремя влазишь!»

Как он будет без Кая Юльевича? Хм, а что он вообще потеряет? Халявные допзанятия, на которых в последнее время мозги шкворчат и пузырятся? Оставшиеся тома «Фейнмановских лекций»? Вечерний чай?

Или насмешливый и тёплый взгляд угольно-чёрных глаз в опушке густых ресниц? Саркастически вздёрнутую бровь? Показушно-страдальческое «Ладно, смотри сюда»? Всю ту тысячу и одну мелочь, которые делают Кая Юльевича самим собой?

«Согласен, с ним интересно проводить время, он надёжный и добрый, пусть и говорит много чего обидного. Но это ведь не всерьёз, и я давным-давно перестал обижаться. Просто он — вот такой. Кай Юльевич. Кай».

— Эй, Велесов! — Костя обернулся. Его догоняли весенние, лёгкие Марьяна и Анечка.

— С днём рождения! — хором сказали они.

— Спасибо, — заулыбался именинник.

— Торт мы принесём вечером, — сразу предупредила Анечка. — Так что будь дома.

— Э-э, — он бы и рад, но как же допзанятие? И вообще, она что, забыла про его отношение к сладостям? — Ладно, постараюсь.

— Без всяких «постараюсь», — нахмурилась Марьяна. — Это специальный торт, и мы его вчера три часа пекли.

— Ну уж если целых три, то буду как штык! — вариантов нет, придётся давиться. Только бы не забыть математика предупредить. Он наверняка поворчит, но потом всё равно отпустит.

«А если нет? Что ты выберешь: торт или алгебру?»

К счастью, все трое уже поднимались по ступенькам школьного крыльца, и раздумывать на всякие мутные темы больше не было времени.

Контрольная по геометрии оказалась не самой сложной, но вот последняя задача… Велесов добрался до неё за десять минут до конца урока, написал «дано» и крепко задумался. Вроде бы понятно, на какую это теорему, но как получить для неё все данные? Время утекало впустую, Костя уже хотел было сдаться, как вдруг его осенило: «Уравнение! Надо просто составить уравнение. Ха, любимая фишка Кая Юльевича: использовать для решении знания из другой области!»

Прозвенел звонок, одноклассники зашумели и потянулись сдавать тетради, а он всё писал. Числа красиво укладывались на формулы — значит, идея верна.

— Велесов, тебе особое приглашение нужно? — учитель подошёл к Костиной парте.

— Щас, Кай Юльич, я почти закончил!

— У тебя было сорок пять минут, чтобы закончить.

— Ага, ага. Всё! — Костя поставил финальную точку в ответе и гордо выпрямился: — Забирайте!

— Ну ты нахал, Велесов, — покачал головой математик, однако тетрадь взял. Открыл на начале контрольной, быстро заскользил глазами по строчкам. Пару раз хмыкнул, а затем вынул из внутреннего кармана пиджака ручку и поставил оценку.

— Держи.

Костя посмотрел и не поверил собственным глазам. Под его последним, местами неразборчиво написанным решением стояла красивая гордая пятёрка.

— Пять. Мне, — Велесов даже потрогал бумагу кончиками пальцев. — По геометрии.

— Лучше бы было по алгебре, но у нас ещё всё впереди.

Костя поднял на учителя блестящие глаза: — Кай Юльевич!.. — он не знал, какими словами выразить переполняющую его огромную, горячую благодарность.

— Понял теперь, отчего я тебя гонял, как Сидорову козу? — ворчливо спросил математик. Потом вдруг снял очки и по-мальчишечьи радостно улыбнулся: — Мы это сделали!

— Ага! — ответная Костина улыбка сияла не менее ярко.

— Ты мне только расскажи, почему в последнее время в уравнениях вместо «икс» всегда пишешь «ка»? — полюбопытствовал Кай Юльевич.

— А, это, — Велесов слегка смутился. — Это в честь вас.

— Не понял?

— Ну, «ка» значит «Кай», — Костя заставил себя посмотреть математику в лицо.

Это было что-то совершенно невозможное: Кай Юльевич сначала побледнел, а потом вдруг вспыхнул ярким румянцем. Смущённо прикрыл счастливый блеск глаз нереальными, пушистыми ресницами. «О-ох!» — выдохнул Костя, и тут дверь в двадцать второй кабинет резко открылась.

— Кай Юльевич, я учебник забы… ла, — Марьяна замерла у своей парты.

— Раз забыла, то забирай, — учитель уже смотрел в окно, и голос у него был совершенно обычным.

— Д-да, — девчонка схватила книжку, зачем-то добавила «Извините» и пулей выскочила в коридор.

— Ничего не было, — негромко и внятно сказал Кай Юльевич, повернувшись к растерянно моргающему Велесову. — Она ничего не видела, а если и видела, то ей показалось. Всё отрицай, и никто к тебе не подкопается.

— Но ведь это же неправда, — Костя встал из-за парты и твёрдо посмотрел математику в лицо. Серьёзно, сколько можно прятать голову в песок? — На самом-то деле — было.

Всё получилось совсем, как в феврале — тепло и нежно, вот только сейчас не его целовали, а он целовал.

— Т-ты понимаешь, что сделал?

— Конечно.

— И что это означает, ты тоже понимаешь?

— Ну да.

— Т-ты уверен?

— Уверен, — Костя поймал нервно подрагивающие пальцы Кая и несильно сжал. — Как я могу быть не уверен, когда сам тебя поцеловал?

Кай Юльевич медленно опустился за парту.

— Слишком много, — пробормотал он, — слишком много для меня.

— Всё хорошо? — забеспокоился Костя.

— Всё чудесно, — Кай на секунду прижал к щеке их сплетённые пальцы. — Просто это такое огромное, и я боюсь, что моё сердце не выдержит.

Прозвенел звонок.

— Кажется, ты уже опаздываешь.

— По фигу. Подумаешь, литература!

— Нет, нет, нет, никаких «подумаешь»! Иди скорее, мне ведь тоже надо на урок.

— Если тебе надо, то ладно. Отпустишь?

— Что? Ах, — Кай разжал ладонь. — Забылся.

— Нестрашно, — Костя бы обязательно его поцеловал ещё раз, если бы не боялся сделать хуже. — До вечера, — и тут он вспомнил. — Блин, ко мне же девчонки в гости придут! С тортом.

— Тогда торжественно поручаю тебе съесть и за меня кусочек.

— Издевае…тесь? Я своим-то давиться буду.

— Ох, Велесов, — на него ещё ни разу в жизни не смотрели с такой глубокой, безбрежной любовью. — Иди уже на свою литературу. Весь педагогический процесс мне на сегодня сломал.

— Да ну! — фыркнул Костя, сгребая ручки и тетрадь для контрольных в сумку. — Я постараюсь освободиться пораньше и принесу вам ваш торт. Самый большой кусок. И только попробуйте отказаться!

***

Нет, ну понятно же, что ждать не стоит. Кай выписывал по квартире очередной круг. День рождения, гости — от этого нельзя просто так сбежать. Он посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Нет, ну ежу ведь ясно: никто сегодня не придёт. Тренькнул звонок, и Кай, позабыв о своих рассуждениях, бросился открывать дверь.

— Получилось! — Велесов сиял, как начищенный пятак. — Я пошёл Аню с Марьяной провожать, а на обратном пути — к вам. Думаю, за лишние полчаса меня не хватятся.

Полчаса. Бездна времени.

— Чайник горячий, — сказал Кай. — Но что-то я не вижу моего торта.

— Э-э, понимаете, было бы слишком подозрительно с ним уходить.

— То есть ты его не принёс?

— Нет. Вам, вообще, что важнее: торт или я?

— Ты, — разница в росте у них, конечно, имеется, но, как показал опыт, если привстать на цыпочки…

***

— Ты смотришь на меня так, будто никогда раньше не видел.

— А я и не видел. Ты знаешь, что у тебя ресницы, как у девчонки?

— А у тебя совершенно нет чувства такта.

— Не обижайся, на самом деле это очень красиво. Ты вообще красивый, когда обычный.

— Расшифруй.

— Ну, когда без очков и костюма. Костюм, кстати говоря, ужасный. А ты — красивый.

— Молодец, учишься исправлять оплошности.

Долгая пауза.

— Хм, похоже я нашёл удачный способ затыкать твою саркастичность.

— Не расслабляйся.

Ещё одна пауза.

— А ты? Ты меня таким же, как раньше, видишь?

— Ну да. Более того, если понадобится, то даже спросонья смогу нарисовать твой точнейший словесный портрет.

— А нарисуй!

— У тебя глаза цвета солнечных бликов в чашке со свежим чаем. Иногда, как сейчас, они — чистое золото. Иногда темнеют янтарём. Ресницы прямые и жесткие, можно палец уколоть. Справа почти незаметный шрамик через бровь.

— Зато остальные ого-го, как заметны.

— Они не портят тебя. Ты очень открытый, и мужественный, и храбрый. Твёрдо стоишь на земле. Никаким шрамам этого не скрыть.

— А ты надёжный. Лучший друг, который у меня когда-либо был.

— Так, похоже я раскусил твой хитрый план. Это попытка отыграться за то, что я почти год третировал тебя математикой? Заставить меня умереть от смущения?

— Не-а. Это потому что ты очень мило стесняешься.

— Мило? Вот так меня ещё не оскорбляли!

Очень-очень долгая пауза.

— Чертовски неприятно об этом говорить, но полчаса истекли.

— Как у тебя только получается за всем следить?

— Годы тренировок. Велесов, я серьёзно. Три лишних поцелуя не стоят похеренной конспирации.

— Да понял я, понял.

— И завтра мы будем заниматься. Алгеброй, а не тем, о чём ты подумал.

— Кай.

— Что?

— Ты в курсе, что я тебя люблю?

Тишина.

— Костя, пожалуйста, — отчего у него так дрожит голос? — Это много, я… я не знаю, как всё вместить.

— Ш-ш, не надо, я понимаю. Я пока больше не буду так говорить, но ты помни, ладно?

— Ладно.

Бесконечно долгая пауза.

Тишина.

***

Экзамен по математике поставили первым в расписании. Велесов спокойно отстоял последний звонок, уже менее спокойно сходил на консультацию за три дня до испытания, а потом узнал, что Кая Юльевича в день сдачи отправляют наблюдателем в другую школу, и его накрыло.

— Константин, не истери, — морщился математик, сидя на краешке письменного стола. — Я посмотрел прошлогодние и позапрошлогодние варианты заданий. Тройку ты возьмёшь не напрягаясь, четвёрку, в принципе, тоже свободно, а если успокоишься, то и за пятёрку можно побороться.

— Легко вам говорить! — Костя буквально метался по комнате, то и дело натыкаясь на углы мебели. — Вы-то наверняка ни одного экзамена ещё не заваливали!

— Ну, не совсем так. Была у меня в жизни пересдача. М-да.

— Серьёзно? — Велесов аж остановился от такой новости. — По математике?

— Да, по матану. После первого курса. Я был в шоке, преподаватель — в не меньшем, поэтому мне разрешили пересдать на следующий день.

— И как?

— Собрал себя в кучку и сдал на отлично. Какие ещё варианты?

Костя только завистливо вздохнул: «собрать себя в кучку» для него сейчас звучало чем-то из области фантастики.

— Велесов, ну хочешь, я пообещаю, что если ты сдашь, то я до конца дней своих буду кормить тебя блинами по первой же просьбе?

— Правда будете?

— Честное слово.

— А если не сдам? — заподозрил подвох Костя.

— Тогда я перестану с тобой общаться, умру от тоски и сделаюсь призраком. Стану каждый вечер приходить к тебе в спальню и печально вздыхать у изголовья.

— Жуть какая.

— Вот-вот. Самому не хочется. Так что прекращай панику: всё ты решишь, это я тебе как учитель говорю.

К сожалению, ценность разумных доводов как успокоительного средства обычно не очень велика. Утром последнего дня перед экзаменом Велесов так и не смог заставить себя толком позавтракать: организм со скрипом принимал даже пустой чай. Хорошо, что папа с мамой были на работе, иначе тоже распереживались бы. Промаявшись до обеда, Костя решил выйти на улицу и слегка развеяться. Можно было бы позвонить Анечке с Марьяной и позвать их составить компанию, но тогда разговоры крутились бы исключительно вокруг математики, отчего пропадал весь отвлекающий смысл прогулки. Так что Велесов сменил футболку на светлую рубашку с длинным рукавом, скрывающую шрамы на предплечье, и отправился в одиночку бродить по жаркому, полному тополиного пуха городу.

Он собирался просто прогуляться, без особенной цели, но стоило голове отключиться, как ноги сами потянули его по вызубренному за учебный год маршруту. Очнулся Костя только войдя в прохладу уже почти родного второго подъезда дома № 96.

— Константин? Что-то случилось? Мы же договаривались сделать сегодняшний день выходным.

— Ага, — Костя нервно хрустнул костяшками пальцев. — Только я подумал: может, всё-таки лучше ещё раз повторить?

— Перед смертью не надышишься, — проворчал Кай Юльевич. — Заходи, раз уж пришёл.

— А вы чем-то важным занимались?

— Да так. Темы для поступления повторял.

— В аспирантуру? Будете восстанавливаться? — Костя прошёл в комнату и с любопытством заглянул в лежащий на краю стола потрёпанный листочек. «Понятие метрического пространства, полные метрические пространства, компактность. Теорема Больцано-Вейерштрасса. Принцип сходимости Коши»*. Ужас какой. Кто все эти люди, вообще?

— Буду, пока с вами мозги совсем не заржавели.

Костя тихонько вздохнул: ну вот, он поступит в политех, Кай Юльевич вернётся в МГУ, и всё закончится.

— Не вздыхай так, телефонную связь ещё никто не отменял. Плюс выходные и каникулы.

— Ага, — чтобы поступить, надо пройти по конкурсу на вступительных, для чего нужен аттестат, для чего нужно сдать завтрашний экзамен. Приплыли.

— Чай будешь? — судя по интонации математика, от него не ускользнула логическая цепочка, выстроившаяся у Велесова в голове.

— Нет, спасибо. Давайте лучше что-нибудь порешаем.

— Константин, ты меня пугаешь, — Кай Юльевич подошёл совсем близко и снизу вверх заглянул Косте в лицо. — Я тебе говорил, что ты справишься?

— Говорили.

— Отвлекаться пробовал? Книжку там читать, телевизор смотреть?

— Не могу, от всего воротит.

— Так-с, — учитель отступил на шаг назад, задумчиво смерил Костю взглядом с головы до ног. — Конечно, может только усугубить, — пробормотал он себе под нос. — Но если нет…

— Что может усугубить? — навострил уши Велесов, однако Кай Юльевич предпочёл действие пустопорожней болтовне.

Этот поцелуй оказался настойчивым. Кай обычно был деликатнее, и, как казалось Косте, до сих пор не всегда до конца верил, что всё происходит на самом деле. Но смена характера поцелуев оказалась чертовски приятной. Настолько, что к обычным мурашкам вдоль позвоночника добавился сладко-тугой узел под солнечным сплетением. Этот узел спускался всё ниже и ниже, тяжелея с каждой секундой, с каждым лёгким укусом за нижнюю губу.

— Ах-х! — Костина рубашка больше не была заправлена в брюки, более того: далеко не все пуговицы на ней оставались застёгнутыми. Шаг назад, ещё один — и под колени упёрся край дивана, на который они дружно рухнули.

КР-РАК!

— Ой, мама! — Костя почувствовал, как проваливается вниз.

Парочка замерла в совершенно нелепом положении. Секунду они ошалело смотрели друг на друга, а потом Кай слитным движением поднялся на ноги. Окинул взглядом место происшествия, скривился и объявил: — Всё, разврата не будет. Мы сломали диван.

Вот этого Костя уже не выдержал и громко, истерично расхохотался.

— Смейся, смейся, — мрачно прокомментировал Кай. — А мне, между прочим, спать теперь не на чем.

Велесов в последний раз шумно всхлипнул и тоже принял вертикальное положение. Посмотрел на пострадавший предмет мебели: похоже, сломалась одна из широких щитовых реек.

— Может, её как-то гвоздями скрепить можно?

— Может и можно, только где я тебе гвозди найду? Попробую книги подложить — по идее, должны удержать.

— Механизм раскладывания цел, — Костя продолжил осмотр дивана, пока математик рылся в платяном шкафу в поиске минимально необходимых ему в ближайшее время книг. — Если действительно получится подпереть чем-то снизу, то мебелью даже можно будет пользоваться.

— В самом крайнем случае возьму у родителей раскладушку, — Кай наконец-то определился с составом подпорки. — Помогай!

Вдвоём они кое-как запихали книги под сломанную рейку.

— Ну-с, кто пробовать будет? — Кай и Костя переглянулись и синхронно сели на диван.

— Вроде не падает, — Велесов осторожно поёрзал.

— Вот и отлично, — математик устало откинулся на спинку. Искоса посмотрел на соседа: — Тебя отпустило?

— Кажется, да. Правда, диван жалко.

— Ерунда. Как ты говоришь, пользоваться можно, а остальное мне не принципиально.

Помолчали.

— Кай, — Костю распирало от любопытства, но какими словами говорят на такие темы он понятия не имел, — а ты затеял, э-э, разврат, только чтобы меня отвлечь? Чтобы я экзамен на нервной почве не завалил?

— Скажем так, это была основная причина.

— То есть второстепенные тоже есть?

— Само собой. Я ведь живой человек, и определённые физиологические… э-э-э. М-да. В общем, не чужды. Однако с разумной точки зрения стоило бы подождать ещё год. А с правильной — пока не захочется тебе самому.

— Кай, — Костя придвинулся ближе и крепко сжал его ладонь. — Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что ты такой.

— Я сейчас растаю, — предупредил Кай, — Поэтому осторожнее со словами, если не хочешь потом пол отмывать.

— Гиперболизируешь, — сумничал Костя папиным словечком. — А вообще, знаешь, насчёт «когда сам захочешь»… Короче, я в, м-м, разврате понимаю примерно так же, как в принципе сходимости Коши.

— Ну, я тоже не то чтобы эксперт, — показная небрежность тона мало соответствовала смущённо опущенным ресницам, — но могу тебя заверить: сложного в этом ничего нет. Примерно уровень производной.

— Тогда хорошо, — поцелуй. — Тогда я справлюсь.

Комментарий к k в квадрате

*Выдержка из реальной программы вступительного экзамена в аспирантуру мехмата на отделение математики.

========== Q.E.D. ==========

Велесов сдал математику на «четыре», которая в обычной жизни была бы «пять с минусом».

— Не переживай, — успокаивал Кай ученика, со скорбным видом восседающего на самом краешке памятного дивана. — Подумаешь, напутал слегка — с кем не бывает. Лучше вспомни себя в начале года: что бы получил тогдашний ты?

В ответ Костя только трагически вздыхал и кусал губы.

— Послушай, хватит убиваться. Даже я к тебе претензий не имею. И потом, хочешь взять реванш — так впереди вступительные.

— А вы будете со мной заниматься? После выпускного?

— Куда ж я денусь, — Кай ласково провёл рукой по коротким волосам на Велесовском затылке. Против шерсти, чтобы уколоть ладонь.

— Вот увидите, я сдам!

— Только о прочих экзаменах не забывай. Толку от твоей пятёрки, если будет провалена физика.

— А сочинение?

— Там зачёт-незачёт. Ты ж у нас не совсем безграмотный — что-нибудь да напишешь.

И тем не менее: учебный год практически завершился. Директор снова заговорила о продлении договора, но пока Каю удавалось избегать прямого отказа. Свою нерешительность он объяснял тем, что всё ещё ждёт официальный ответ с мехмата. Это было правдой, однако через Влада ему уже были известны новости о случившихся за прошедший год перестановках в преподавательском составе. Бывшего научрука Остролистова тихо-мирно перевели на другую кафедру, следовательно, никаких подводных камней для возвращения больше не существовало. «Велесов поступит в июле, в сентябре сдам экзамены я сам. К тому времени подтяну хвосты по диссертации, чтобы можно было показывать черновик. К следующей осени защищусь, а потом…» Загадывать дальше Кай просто боялся. Жизнь определённо наладилась, а обычно после такого вот ласкового затишья приходил десятибалльный шторм. До жути не хотелось снова отскребать остатки себя от пола и стен, собирать их в нечто человекообразное и пытаться продолжать существование, но где подстелить соломки Кай совершенно не представлял.

Однако пока что насущная проблема была всего одна: в чём идти на выпускной? Вообще, если одежда не делала из него ровесника скоро уже совсем бывших учеников, то Остролистов был к ней индифферентен. Тёмный костюм плюс светлый плюс запасные брюки — более чем достаточно для учёбы и работы.

К несчастью, Велесов ненароком забраковал все наличные варианты, и теперь Кай пребывал в сомнениях: стоит ли совершать лишние телодвижения или просто проигнорировать ценное мнение Константина.

— Мам, слушай, — решился он во время очередного телефонного разговора, — мне тут на выпускной новый костюм нужен. Поможешь выбрать?

Это была роковая ошибка, и, обходя по второму кругу немалых размеров рынок, Кай не единожды мысленно помянул незлым тихим словом эстета Велесова и собственную мягкотелость. Конечно, в итоге они нашли приемлемый вариант, но стоило ли это стольких усилий?

«Пожалуй, стоило», — решил Остролистов, разглядывая себя в зеркало вечером двадцать третьего июня. К строгим брюкам чёрного однотонного костюма прилагался слегка приталенный пиджак с воротником-стойкой, расшитым чёрными же шёлковыми нитками. Вышивка не бросалась в глаза, но определённый шик, без сомнения, придавала. Рубашку они с мамой выбрали кипенно-белую, тоже со стойкой и широкими обшлагами, для которых расщедрившийся папа отдал свои серебряные запонки. «Красавец», — хмыкнул Кай, водружая на переносицу неизменные очки. Немного подумал и решил схулиганить, оставив волосы спадать на лоб. Конечно, это скидывало ему год или два, но на выпускника он всё-таки не тянул.

— Молодой человек, вы уверены, что не ошиблись школой? — строго спросила директор Екатерина Васильевна. Стоящий возле пустого ЛиАЗа Кай обернулся, и она всплеснула руками: — Кай Юльевич! Я вас не узнала.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Остролистов, мысленно затосковав: всё-таки не стоило изменять проверенному имиджу.

— Добрый. Вы знаете, а вам очень идёт!

— Спасибо. Во сколько отправление?

Директор посмотрела на часы: — Минут через двадцать. Детям уже пора начать собираться.

Она оказалась права: вскоре действительно стали подходить выпускники. Вчерашние девочки и мальчики, одетые в торжественные, взрослые наряды. Чуть более серьёзные, чем обычно; возможно, слегка напуганные совершающимся жизненным поворотом, но с другой стороны — радующиеся, предвкушающие его.

— Каждый раз провожаю их, и сердце кровью обливается, — негромко сказала Екатерина Васильевна. — Что встретится им за порогом школы?

Кай даже про себя не стал язвить про институт или армию. Директор говорила искренне — что ж, это хорошо. Значит она видит в школьниках живых людей, а не только цифры табеля и графики статистики посещаемости.

— Екатерина Васильевна, я не буду продлевать договор.

— Я в этом не сомневалась, Кай Юльевич. Вы — птица совершенно иного полёта, и это чудо, что нашей школе удалось заполучить вас на целый год.

«Серьёзно? Я успел сделать нечто особенное?»

— Зрасьте, Екатерин Васильна! Зрасьте, Кай Юльич! — к автобусу приближалось неизменное трио — Велесов со своими дамами. Девочки были, как день и ночь: пастельное пышное и тёмно-синее обтягивающее платья, игривые кудряшки и строгая гладкая причёска, блондинка Анечка и брюнетка Марьяна. А между ними — их верный рыцарь в классическом костюме песочного цвета.

— Константин у нас, как всегда, счастливчик. Заполучил такую красоту, — улыбнулась директор.

— Я старался, — Велесов смотрел на Кая, а тот, чуть нахмурившись, на Марьяну.

— Костюшко, ты хорошо себя чувствуешь?

— Д-да.

Костя повернулся к однокласснице и только сейчас заметил её мертвенно-прозрачную бледность.

— Велесов, не стой истуканом! — прикрикнул Кай. — Посади девушку в автобус!

— Конечно, сейчас, — Костя аккуратно подхватил Марьяну под локоток. — Давай потихоньку. Может, тебе воды поискать?

— Всё в порядке, — натянуто улыбнулась она. — В обморок я падать не собираюсь, не переживайте.

— Но ты говори, если что! — Анечка заботливо поддерживала подругу с другой стороны. Троица исчезла в салоне.

— Переволновалась, — вынесла вердикт Екатерина Васильевна. — Кай Юльевич, на всякий случай: в автобусной аптечке есть нашатырь.

Кай кивнул. По правде сказать, такой реакции он от себя не ожидал. Оказывается, за каких-то жалких десять месяцев все одиннадцатиклассники — его ученики — стали ему далеко не безразличны. «Никогда больше не пойду в учителя. Я не смогу год за годом по кусочку терять свою душу, отпуская их во взрослую жизнь. Нет, отныне только числа и математические абстракции. И Костя».

***

Сегодня выпускник Костя Велесов был счастлив совершенно непонятным счастьем. Ну подумаешь, торжественная линейка на площади, а после — посиделки в школьной столовой до самого утра. Чему радоваться, если потом начнётся месяц суровой подготовки к вступительным? И всё равно, впервые в жизни надев официальный костюм и посмотрев на себя — такого непривычно взрослого — в зеркало, Велесов не смог сдержать радостную улыбку.

— Ох, Кось, какой же ты у меня! — мама украдкой смахнула слезинку с ресниц.

— Мужчина! — папа одобрительно хлопнул сына по плечу.

— Стараюсь, — смутился Костя. — Вы на линейку придёте?

— Обязательно. Но в школу с вами возвращаться не будем, — папа лукаво подмигнул. — Чтобы не мешать.

— Даня, перестань, — мама укоризненно покачала головой. — Вспомни себя на выпускном: могли тебе тогда помешать родители?

— В том-то и дело, что я прекрасно себя помню. Поэтому, собственно, и настаивал с площади сразу возвращаться домой.

— Даня!

— Лия?

— Кось, тебе пора, — мама явно не хотела «воспитывать» папу при сыне.

— Уже ушёл! — Велесов быстро обулся и, уже закрывая за собой входную дверь, услышал строгое: «Данечка, ну сколько можно?».

Аня и Марьяна были ослепительными.

— Вау! — только и смог сказать Костя, отчего подруги разом зарделись.

— Что, Велесов, не ценил, рядом с какой красотой одиннадцать лет проучился? — Анечка слегка кокетливо поправила спадающий на грудь золотистый локон.

— Каюсь, не ценил, — Костя галантно подхватил девочек под руки. — Но у меня ещё есть целый вечер на то, чтобы исправиться.

— Скажи-ка, Велесов, — с подозрением сощурилась Марьяна, — где это ты научился так складно болтать?

В ответ Костя только языком прицокнул: — Секрет фирмы!

Автобус был уже почти полон, когда они наконец добрались до школьного двора.

— Это же ужас, а не каблуки, — вполголоса ругалась Марьяна. — Анька, как вы на них ходите?

— Легко! — отмахнулась Анечка. — Слушайте, а кто это рядом с директрисой? Точно из наших?

Костя присмотрелся: — Ну ты даёшь! Кая Юльевича не узнать!

— Ой, правда! Марьян, смотри, какой он сегодня!

Марьяна не ответила, но это обстоятельство скрыло шумное приветствие Велесова: — Здрасьте, Екатерин Васильна! Здрасьте, Кай Юльич!

Позже, усадив подруг на чудом оставшиеся незанятыми места, Костя краем уха услышал негромкое Анечкино «Знаешь, кажется я поняла, что ты в нём нашла» и против воли расцвёл в гордой улыбке. Именно тогда он вдруг со всей очевидностью понял: теперь уж точно всё будет хорошо.

***

Торжественная линейка на площади прошла по давным-давно установленному сценарию, но всё равно задела какие-то струнки в математико-аналитической душе Кая. Например, он пережил мгновения совершенно незаслуженной гордости, когда его ученица Марьяна Костюшко получала свою золотую медаль из рук главы городской администрации. Сама медалистка, на чьи щёки вернулся здоровый румянец, после награждения едва ли не бегом вернулась к Белых и Велесову, и три головы дружно склонились над небольшой бархатной коробочкой. У Кая такая тоже где-то валялась, и он немного сожалел, что на самом деле никакой практической пользы от лежащего в ней жёлтого кругляшка нет. Когда детишки это поймут, то ещё одна иллюзия из ученической жизни развеется как дым. Выпускной — грустный праздник, и хорошо, что никто из вчерашних школьников пока толком этого не осознаёт.

Потом они вернулись в школу, где в празднично украшенной столовой уже были накрыты столы. Предстояла небольшая официальная часть, после чего выпускники получали свободу есть, пить и веселиться. Само собой, с учётом рамок приличия. Собственно, во многом для контроля за соблюдением этого самого приличия на торжество и были приглашены учителя старших классов.

Первой слово взяла директор, кратко, но прочувствованно благословив молодёжь на достойную взрослую жизнь. Дальше говорили завуч, учитель русского и литературы, кто-то из родительского комитета. Кая выступить не приглашали, чему он был крайне рад. Не хватало ещё провести два последних дня, выписывая круги по квартире в лучших традициях Велесова.

Последним должно было стать ответное слово выпускников, от чьего имени взялась говорить староста 11-го «Б» Люда Приходько. Сначала она, естественно, поблагодарила директора и завуча. Потом учителей в целом. Потом родителей. А потом вдруг добавила: — И ещё я хотела бы отдельно сказать слова благодарности нашему учителю математики. Кай Юльевич! — Кай замер. Она это серьёзно? — Кай Юльевич, спасибо вам огромное! От всех нас, закончивших одиннадцатый класс с твёрдым пониманием, что алгебра и геометрия — не какая-то непостижимая магия или абстрактный набор формул. У многих из нас впереди вступительные экзамены, и я уверена — на них мы не посрамим ваше имя!

Неожиданно дружные аплодисменты учеников — ах, уже бывших! — требовали от Кая хоть что-то ответить. Он заставил себя выйти вперёд: «Господи, я же умру сейчас. Свалюсь с сердечным приступом и испорчу им праздник. А всё потому, что нечего ни с того ни с сего благодарить всяких язвительных типов со скверным характером!»

— По правде сказать, такого я от вас не ожидал, — Кай смотрел на выпускников привычным «учительским» взглядом. — Что ж, я буду рад, если через пару месяцев все вы станете студентами. Не уверен, конечно, что в этом будет моя великая заслуга — математику вы до сих пор знаете намного хуже, чем хотелось бы. Но мне было приятно вас учить, и я хочу пожелать, чтобы «Кай Юльевич» оказался самой большой сволочью на вашем дальнейшем жизненном пути. Спасибо! — он чётко, по-военному кивнул и вернулся на своё место.

***

Спустя несколько часов, одну перемену блюд и пару танцевальных сетов, Анечка снова припомнила математику его экспромт.

— В своём репертуаре, — немного сердито заметила она. — Мог бы действительно что-то хорошее придумать.

— Да ладно, разве он, неправду сказал? — вступился за учителя Костя.

— Про то, что сволочь — правду.

— И про то, что мы ни фига больше, чем по программе, не знаем — тоже.

— Ой, Велесов, не прибедняйся! — Марьяна одним глотком осушила свой стаканчик с шампанским. — Я до сих пор в шоке от твоей четвёрки на экзамене. Признавайся, ходил к репетитору?

— Ходил, конечно.

— И нам ничего не рассказал?! — возмутилась Анечка.

— Не хотел портить репутацию двоечника. Эй-эй, Марьян, это моё шампанское!

— Тебе жалко?

— Нет. А тебе не много?

— Нет, — блестящие глаза и пунцовые пятна на девичьих щеках явно говорили об обратном. — Схожу ещё попрошу. Скажу, что для Велесова.

Она быстро показала приятелю язык и танцующей походкой направилась в сторону раздачи.

— Вот так всегда. А потом у неё Велесов же во всём и виноват, — вздохнул Костя. — Пойду я от вас.

— Уверен? Сейчас второе горячее будет.

— Уверен. Но ты скажи Марьяне, что свою еду я ей не отдаю!

Он в последний раз бродил по пустым и тёмным школьным коридорам. Мысль о расставании казалась дикой — как же так, целых одиннадцать лет прошло? Быть не может!

— Кай Юльевич! — Костя вздрогнул, заслышав голоса. Это в конце крыла? — Можно с вами поговорить?

«Марьяна?»

— Костюшко? Да, конечно.

Костя бесшумно вышел на площадку пожарной лестницы. Разговаривали где-то над ним, и хотя он знал, что любопытной кошке прищемили усы, лапы и хвост, но уйти просто так не смог.

— Кай Юльевич, сегодня последний вечер, и я хотела сказать вам… хотела сказать… — она наверняка сейчас кусала губы, съедая остатки помады. — Я вас люблю!

Тишина.

— Я понимаю, что глупо ждать ответ, — снова заговорила Марьяна звенящим голосом. — Простите. Но я должна была попробовать!

— Прощаю, — тяжело уронил Кай. — Пусть и не понимаю.

— Не понимаете… У меня ведь не было ни единого шанса, да?

— Да.

— Это из-за Велесова? Это же вы были его репетитором?

— Был. Но не вижу здесь причинно-следственной связи.

— Я не смогу объяснить… Да, вы правы — логической связи нет.

Тишина. Потом короткий перестук каблуков по полу и шелест платья.

— Кай Юльевич!..

— Костюшко, ты что творишь?

— Обнимите меня, ну пожалуйста, ну один-единственный раз!

— С ума сошла? Ты — моя ученица.

— Больше нет!

— Ну да, целых шесть часов как нет. Марьяна, не глупи. Я всегда считал тебя адекватным человеком.

— Адекватным, как же, — всхлип. — Простите.

— Я же сказал, что прощаю.

— Да. Я… я пойду.

— Иди.

Хлопок двери, отчаянная дробь каблуков.

Костя беззвучно выдохнул.

***

У Кая раскалывалась голова. «Моя аристократическая нервная система меня доканает. Всех-то дел: короткая речь и признание влюблённой девчонки, а я уже готов рассыпаться в труху». Хорошо, что у него до сих пор было надёжное прибежище: двадцать второй кабинет, где темно, тихо и такие восхитительно прохладные парты. Кай снял очки и блаженно прижался щекой к столешнице. Небольшая передышка, после которой надо будет возвращаться в столовую.

Он не переставал удивляться событиям последних месяцев: отчего, почему? Что нашла в нём красавица и отличница Марьяна? Что такого особенного он сделал для бывших одиннадцатиклассников? И, если идти дальше, каким чудом умудрился добиться взаимности от Кости Велесова? «Никогда не понимал людей. В математике всё проще: вот „а“, вот „бэ“, вот так они связаны и вот такие операции над ними можно совершать. И никогда „а“ не будет сначала говорить: „Как же я без тебя?..“, а потом годами не подавать о себе вестей».

Дверь в кабинет приоткрылась.

— Эй, вы здесь?

— Где ж мне ещё быть, Велесов?

Костя вошёл. Кай расслышал негромкий щелчок от поворота оставленного в замке ключа.

— Шифруешься?

— Угу, — Велесов сел рядом. — Вы как?

— Пытаюсь не сдохнуть от мигрени.

— Это из-за Марьяны?

— Подслушивал?

— Случайно вышло.

— Ну-ну. Нет, не только из-за неё, из-за речи тоже. И из-за того, что я, как выяснилось, чертовски привязался к вам всем.

Костя жестом поддержки сжал его плечо.

Они молчали, и головная боль постепенно отступала.

«Можно было бы вспомнить, как семь лет назад мы почти также сидели с Владом. Только он тогда был слегка навеселе, отчего внезапно осознал неизбежность нашего расставания. „Как же я без тебя буду?..“ Странно, я не помню, кто кого тогда поцеловал первым. Да и вспоминать, скажем прямо, больше неинтересно».

— Ты, кстати, почему по этажам гуляешь вместо того, чтобы злоупотреблять спиртным в мужском туалете?

— Откуда вы про водку знаете?

— Оттуда. Что я, выпускником не был?

— Вы же не пьёте. Почти.

— С сентября совсем, Велесов. Да, не пью. Но это не значит, что и вокруг меня никто не пьёт. Так что ты по существу ответишь-то?

— Ерунда этот ваш высокоградусный алкоголь. Я как-то попробовал — ну гадость же невкусная! А потом ещё голова весь следующий день болит. Лучше уж по школе погулять.

— Велесов, ты просто потрясающе разумен для столь юных лет. И, если что, это был комплимент, — Кай выпрямился за партой. — Не желаешь вместо бесцельных прогулок составить мне компанию в обходе территории?

— Да без проблем. Идёмте?

Забытые очки без диоптрий так и остались лежать на первой парте кабинета № 22.

***

Выпускники, распивающие алкоголь несанкционированной крепости, им так и не встретились. Зато внезапно обнаружилась открытая дверь пожарного выхода, ключ от которой болтался в замке с внутренней стороны.

— Новые новости, — Кай Юльевич вышел на улицу. Костя высунулся следом, заозирался. Никого, совершенно пустой внутренний дворик.

— А давай-ка, Велесов, по периметру пройдёмся, — задумчиво сказал математик. — Помнится мне, что два часа назад тут было всё закрыто.

По периметру так по периметру. Костя не думал, будто здесь что-то серьёзное: максимум, народ стащил с вахты ключ и теперь периодически тайком выбегает покурить.

— Пусти!.. — отчаянный девичий вскрик резко оборвался, но направление указал: пустырь возле школьной котельной.

У запертого входа на служебную территорию, на краю освещённого единственным тусклым фонарём участка боролись три тени.

— Сзади обходи, — сквозь зубы приказал Кай бегущему рядом Косте, и тот послушно ушёл в сторону. Обогнул котельную вдоль забора и выскочил к месту происшествия с тыла. Тем временем две мужские тени окончательно заломали третью, и теперь удерживали пленницу, немилосердно выкручивая ей руки.

«Марьяна!»

— Так что, по-хорошему разойдёмся, или мне вам морды бить? — Кай Юльевич был самоуверен до полной потери инстинкта самосохранения.

— Слышь, Ванёк, этот шкет нам морды бить собрался! — гоготнула правая тень. — Вали отсюда, недоносок, пока зубы на месте!

— Хамьё неотёсанное, — ласково протянул математик и вдруг резко скомандовал: — Велесов, давай!

Атаки со спины агрессоры явно не ожидали. Костя как следует приложил по почкам удерживавшего подругу типа: «Марьяна, беги!» — и едва не пропустил удар второго противника.

— Ах ты, сучонок! — взревел тот, повторно замахиваясь, и вдруг осел на землю, закатив глаза. Ещё бы: сложно оставаться в сознании, когда тебе по затылку прилетает наполовину полной полторашкой пива.

— Ванёк! — его несколько оклемавшийся приятель бросился на помощь, но с размаху напоролся пахом на Велесовское колено и, хрипя, тоже опустился на пол.

— Два ноль. Чистая победа, — резюмировал Кай Юльевич, отбрасывая в сторону импровизированную дубинку.

— А он живой? — Костя опасливо разглядывал бессознательного противника.

— Обычно у неандертальцев крепкий череп, — равнодушно пожал плечами учитель. — Как компенсация за отсутствие достаточно развитого мозга.

— Уроды! — простонал получивший по гениталиям агрессор. — Да мы вас!..

Кай Юльевич подошёл к нему поближе.

— Значит так, ты, тупиковая ветвь эволюции. Запомни как следует, и приятелю своему передай, когда очухается: не дай бог я вас ещё раз увижу на школьной территории. Прикопаю здесь же, на пустыре. Понял?

Поверженный враг мрачно промолчал.

— Будем считать, что понял, — математик отступил обратно. Приглашающе кивнул Косте: пошли, мол, и, не оборачиваясь, зашагал обратно к школе.

Марьяна маялась на улице возле пожарного выхода.

— Кай Юльевич! — бросилась она к своим спасителям, стоило им только показаться из-за угла.

— Жива? — хмуро поинтересовался учитель.

Марьяна всхлипнула.

— Синяки, ссадины есть?

Девчонка замотала головой.

— Тогда брысь с глаз моих.

— Кай Юльевич! — по девичьим щекам уже катились крупные слёзы, размазывая тщательно наложенный макияж.

— Велесов, проводи даму, — математик был льдисто-непреклонен.

— Марьян, пошли, — Костя мягко обхватил подругу за плечи. Раньше он наверняка возмутился бы такому хамскому учительскому поведению, но теперь внутренним чутьём понимал: Кая самого сейчас трясёт от пережитого. Причём перепугался он именно за Марьяну, за свою сколько-там-часов-уже не ученицу.

Всхлипывающая девчонка позволила завести себя в здание, и они даже дошли до вестибюля, когда плотину её беззвучных рыданий вдруг прорвало.

— Я ему сказала! — давясь слезами, бормотала она, уткнувшись носом Косте в плечо. — Он, конечно, «нет», и я убежала. Ходила по школе, ходила, а тут дверь!.. Открыта. Я вышла, а там они!..

— Тихо, тихо, — Велесов успокаивающе гладил трясущиеся девичьи плечи. — Всё же обошлось.

— Да-а, обошлось! Он меня теперь ненавидит! — Марьяна начала икать.

— Глупости какие. Я уверен, он просто сильно за тебя испугался, поэтому так разговаривал.

— Тоже мне, психолог!.. — голос окончательно изменил своей хозяйке.

— Велесов? Где ты шля… Марьяна?! Что случилось? — Анечка появилась как нельзя вовремя.

— Да вот, небольшой форс-мажор, — Костя аккуратно сдал рыдающую подругу с рук на руки. — Присмотришь за ней?

— Естественно! — возмутилась Анечка нелепости вопроса. — А ты куда?

— Да так, есть одно дело. Я скоро.

Кая он нашёл в двадцать втором кабинете, где тот неподвижно стоял у окна, защитным жестом обхватив себя за плечи.

— Вы в порядке? — сочувственно спросил Костя.

— Совершенно не в порядке. Никогда, Велесов, слышишь, никогда не иди в учителя. Всю нервную систему себе похеришь.

Костя плюнул на конспирацию и бережно обнял Кая со спины.

— А я и не думал, что ты умеешь драться.

— Шутишь? Если бы я не умел драться, то с моим языком к двадцати четырём годам был бы инвалидом. Другое дело, что я это занятие терпеть не могу.

— Но всё равно язвишь.

— А какие у меня есть варианты? Если люди предпочитают вести себя, как идиоты, то должен же кто-то им об этом говорить.

— Так ты из благородных побуждений, оказывается!

— Само собой. Как там Костюшко?

— Плачет. Переживает, что ты её ненавидишь. Я её с Анечкой оставил, так что всё будет в порядке.

— М-да, выпускной получился у девчонки.

Мерно капали минуты драгоценной тишины. За окном серело: неумолимо наступало утро первого дня взрослой жизни.

Кай зашевелился: — Велесов, может пойдёшь к своим? Вы же собирались рассвет встречать.

— Да ну его. Что я, рассветов не видел? — Костя зарылся носом в темноволосую макушку. Размыкать объятия, куда-то идти — зачем, если всё самое главное уже рядом с ним?

— Не пожалеешь?

— Не-а.

Кай замолчал, но, судя по вернувшемуся в плечи напряжению, о чём-то крепко задумался.

— Ладно, Константин, уговорил. Идём встречать рассвет.

— Вдвоём? Куда?

— Вдвоём. Увидишь.

***

Фонарик сторожа Кай приметил ещё когда возвращал на место ключ от пожарного выхода. Без задней мысли, просто обратил внимание. Зато теперь он не только уверенно снял с крючка нужный брелок, но и ничтоже сумняшеся прихватил с собой серебристую алюминиевую трубку. Проверил: не особенно ярко, но светит. «Отдельно радует, что по весне Екатерина Васильевна организовала-таки уборку чердака. Не то мы бы сейчас перемазались в голубином помёте по самую маковку».

Им пришлось порядком повозиться с навесным замком на чердачном люке. Зато когда он всё-таки сдался, и нарушители школьной техники безопасности выбрались на крышу, то открывшийся им вид мгновенно компенсировал все неудобства.

Небо на востоке пылало всеми оттенками алого и золотого. Вереница вытянувшихся вдоль небесной границы перистых облачков разрывалась чётко над тем местом, где вот-вот должен был показаться яркий солнечный диск. «Словно свита по сторонам от монаршего трона». Из-за горизонта выглянул ослепительный край светила, и Кай ухватил за пояс машинально сделавшего шаг вперёд Костю.

— Осторожнее!

— Ага, — Велесов заворожённо наблюдал за тем, как солнце торжественно-величаво восходит в поднебесье. Будто никогда раньше не бывало рассветов, будто сегодня — первый день творения. Начало начал.

— Кай.

— Да?

— Спасибо тебе.

Легчайший утренний ветерок подхватил сказанное и несказанное и унёс их высоко-высоко в бледно-голубое небо. Прямо к тонкому полумесяцу заново рождённой луны.

Комментарий к Q.E.D.

Q.E.D. — аббревиатура от лат. quod erat demonstrandum — «что и требовалось доказать», «ч.т.д.»; латинское выражение, обозначающее завершение доказательства теоремы.