Каир: история города

Холодный день в конце декабря. Серое, с металлическим отливом небо сулит неизбежный дождь. Но даже в этот пасмурный зимний день к загадочному каменному монументу на берегу медленно текущей реки стекаются ручейки туристов. Ежась от пронизывающего ветра, туристы рассматривают иероглифические надписи на постаменте или позируют для фотографий перед шестидесятифутовой гранитной колонной. Этот монумент — памятник эпохе, неизмеримо более древней и неизмеримо более чуждой той, в которую живем мы сами, отделенной от нас тысячами лет. Пропасть настолько велика, что не находится слов, чтобы ее описать.

Ветер несет к подножию монумента обрывки бумаги и прочий мусор. Многие поколения голубей оставили память о себе на каменных ступенях, ведущих от монумента к пустынному причалу, который заливает речная вода. По реке движутся баржи, снуют полицейские катера, проходят туристические теплоходы, пустые из-за непогоды; капитаны и матросы не обращают на монумент ни малейшего внимания, и вряд ли кто из них сходил на берег, чтобы разглядеть памятник поближе.

Игла Клеопатры на берегу Темзы между лондонскими мостами Ватерлоо и Хангерфорд не имеет ровным счетом никакого отношения к исторической Клеопатре. Свое сбивающее с толка название эта каменная колонна получила благодаря тому, что в 12 году до н. э. ее перевезли из Гелиополя, церемониального и религиозного центра Египта, в Александрию, город царицы Клеопатры. К тому времени легендарная правительница уже восемнадцать лет покоилась в своей гробнице, а перевезти памятник приказал римский император Август. Эпоха фараонов, напоминанием о которой по сей день служит этот монумент, окончательно завершилась, а Египет превратился в одну из провинций и житницу могущественной Римской империи.

На протяжении восемнадцати столетий после перемещения в Александрию монумент покрывался песком и пылью. В 1819 году турецкий паша преподнес его в дар британскому правительству; прошло еще 57 лет, прежде чем памятник обрел свое нынешнее местоположение на берегу Темзы. Это произошло в 1878 году, когда Лондон стал столицей величайшей в мировой истории империи, затмившей собой даже Римскую. Как было характерно для викторианского периода, монумент «осовременили», представили его мемориалом в честь не только стародавней эпохи, но и «золотого века» королевы Виктории: в основание памятника заложили капсулу с изображением типичных женского и мужского нарядов, выпуском иллюстрированной газеты и железнодорожным расписанием, а в постамент замуровали викторианские монеты. Лишь после этого монумент занял подобавшее ему вертикальное положение — и хотя бы отчасти вернул себе прежнее достоинство, утраченное за столетия прозябания в египетских песках.

Сегодня этот монумент окутывает лондонский смог, причинивший, кстати сказать, намного больше бед, чем пески. Иероглифы по сторонам колонны, повествующие о походах Рамсеса II и Тутмоса III, выветрились настолько, что сделались практически нечитаемыми. Сам камень утратил розоватый отлив, свойственный асуанскому граниту, который добывали на крайнем юге Египта нубийские рабы; он посерел, а сторона, выходящая на проезжую часть, почернела от копоти автомобильных выхлопов. На постаменте видны сколы и царапины — последствия разрыва бомбы, сброшенной на Лондон немцами во время одного авианалета в годы Первой мировой войны. Тем не менее величавые бронзовые сфинксы по-прежнему стерегут монумент (их не вывезли из Египта, а изваяли в Лондоне); они сохранились намного лучше, чем сама колонна.

Лондон стал заселяться лишь во времена римского владычества; иными словами, колонна как минимум вдвое старше того города, где она теперь находится. Гелиополь, где этот монумент возвели около 1450 года до н. э. перед храмом Атума, сегодня превратился в пригород Каира. В древние времена в Гелиополе отправлялись многочисленные религиозные обряды и церемонии, и монумент — память о них. Поэт Альфред Теннисон в одном из своих стихотворений наделил монумент голосом и заставил произнести такие слова:

Однако сегодня мало кто из проезжающих мимо в автомобилях и автобусах удостаивает Иглу Клеопатры хотя бы мимолетного взгляда; все поглощены заботами и хлопотами современного города.

В начале

Когда-то в Северной Африке не было пустыни. Земля, которой суждено было засвидетельствовать возникновение одной из великих цивилизаций древности, той самой, что возвела Иглу Клеопатры, пирамиды в Гизе и многое другое, — эта земля представляла собой плодородную саванну. Около четверти миллиона лет назад здесь жили охотники и собиратели, селившиеся по берегам реки, где на месте нынешних песка и пыли зеленела трава и высились раскидистые деревья. В этом благоприятном ареале обитали зебры, слоны и другие животные, на которых охотились первобытные люди. Большая часть Сахары тех времен по климатическим условиям соответствовала нынешним равнинам Кении и Танзании.

Около двадцати пяти тысяч лет назад климат сделался засушливее, и пустыня начала свое наступление на саванну. Песок поглощал траву и деревья, и люди были вынуждены, что называется, прижиматься к реке. Постепенно обширная и негостеприимная пустыня Сахара стала доминирующим географическим фактором Северной Африки. К 8000 году до н. э., когда Северная Европа только оправлялась от последствий ледникового периода, а немногочисленные люди пересекали вновь заполнившийся водой Ла-Манш, перебираясь на Британские острова, — к этому времени вдоль нильских берегов уже сажали зерновые. Местные жители одомашнили ряд животных, начинало формироваться общество, основанное на оседлом земледелии. Инструменты и оружие изготавливались из меди, украшения — из золота. Повсюду прокладывали оросительные каналы, чтобы с выгодой использовать ежегодные паводки на Ниле; впрочем, окончательное усмирение речных вод, которые Нил каждое лето выплескивал на равнины после дождей на Эфиопском нагорье, состоялось только десять тысяч лет спустя.

Сами древние египтяне представляли себе начало мира совершенно иначе. У них имелось несколько версий миротворения. Жрецы Гелиополя первыми записали миф о сотворении мира, связанный с богом Атумом и актом священной мастурбации. Иероглифы на стенах пирамид излагают эту историю от имени Атума: «Я породил все сущее… Я совокупился с собственной рукой…» Из семени Атума родились бог воздуха и богиня влаги, от союза которых появились на свет Нут, богиня неба, и бог земли Геб. С последних божеств, породивших звезды и солнце, и начался обширный древнеегипетский пантеон, земными воплощениями богов которого мыслились фараоны. (Это не первый миф, в котором принимает участие божественный фаллос. Около пяти тысяч лет назад народ Эриду — ныне южный Ирак — записал на каменных табличках предание о том, что воды Тигра и Евфрата выплеснулись из фаллоса бога Энки, причем тем же фаллосом Энки прокопал первый в мире ирригационный канал).

Святое место

Щедро поделившись с миром божественной энергией, Атум предался неге в месте, которое древние жрецы называли Источником солнца. Согласно книге Макса Мюллера «Сравнительная мифология», люди верили, что в этом источнике «солнце купается утром и вечером — или рождается из него в начале времен». По мифу, Атум также записал имена живых существ на листьях некоего дерева, корни которого питал источник. Это святое, по представлениям гелиопольских жрецов, место ныне окружено современными жилыми кварталами; при этом почти две тысячи лет оно связывалось не столько с религией и мифологией Древнего Египта, сколько с христианством. Это место, где отдыхало Святое Семейство по дороге в Египет из Святой Земли, откуда Мария и Иосиф бежали, спасаясь от преследований царя Ирода. А под деревом, на листьях которого, как гласит миф, Атум записал имена всех живых существ, Мария, по легенде, укрывалась от палящего солнца, баюкая младенца-Христа.

Среди потомков Атума были брат и сестра — Осирис и Исида; они правили Египтом в первую эпоху мироздания. Осирис установил законы и научил людей собирать урожай; Исида научила женщин ткачеству и умению исцелять при помощи трав и снадобий. У них был брат, бог пустыни Сет, разорвавший родственные связи и затеявший вражду с Осирисом и Исидой, этими первыми царем и царицей Египта, наделившими последующих фараонов божественным величием. Один из наиболее значительных древнеегипетских мифов повествует об убийстве Сетом Осириса. Сет обманом уговорил Осириса забраться в большой ящик, а затем подручные Сета сбросили этот ящик в Нил. Исида нашла тело утонувшего Осириса, однако Сет сумел завладеть телом брата, разрубил его на четырнадцать частей и разбросал по всему Египту. Исида, верная своему брату и мужу, собрала все части его тела и воссоединила Осириса (этакого первого на свете Шалтая-Болтая); не удалось найти только фаллос. Тогда Исида превратилась в ястреба и биением крыльев направила воздух на опустевший пах Осириса, создав новый фаллос. Когда Осирис обрел «полноту тела», он возлег с Исидой и зачал бога Гора; позднее, когда Гор вырос, он отомстил Сету за убийство отца, лишив бога пустыни мужского начала, а затем убил.[1] (Разумеется, столь красочные и откровенные подробности преднамеренно опускаются в аудиосветовом шоу, которое проводится, одновременно на нескольких языках, у пирамид каждый вечер и призвано поведать зрителям об образе жизни и мыслей древних египтян).

Мемфис: первый город Древнего Египта

Если отвлечься от мифов и легенд, наиболее значимой датой в истории Древнего Египта является, по-видимому, 3120 год до н. э. В этом году произошло объединение Верхнего и Нижнего Египта и появление первой в истории человечества имперской столицы — Мемфиса. Город располагался на западном берегу Нила, приблизительно в двадцати милях к югу от центра современного Каира.

Впрочем, подчеркну, что 3120 год до н. э. лишь предположительно является наиболее значимой датой. Никто не станет спорить с тем, что объединение Египта имело место и что основание Мемфиса положило начало великой цивилизации, которая просуществовала три тысячи лет. Однако точной хронологии древнеегипетской истории по понятным причинам разработать не удалось. Многие ученые полагают, что Мемфис был основан четырьмя столетиями ранее, около 3500 года до н. э., а потому, следовательно, и более поздние даты надлежит сдвинуть по времени (при этом все, как кажется, согласны с датировкой двух событий, ознаменовавших закат эпохи фараонов, — разрушения Фив ассирийцами в 664 году и вторжения персов в 525 году до н. э).. Полагаю, точная хронология более ранних событий древнеегипетской истории никогда не появится; что касается нашей книги, достаточно сказать, что в ней используется датировка, которой привержены большинство ученых. Но если в других работах вы обнаружите, что описанные здесь события датируются иначе, — не удивляйтесь, это вполне возможно.

Дата основания Мемфиса — далеко не единственный спорный вопрос древнеегипетской истории. Само существование Менеса, легендарного царя, который основал город как столицу нового Египта, подвергается сомнению. Некоторые ученые считают его мифической фигурой, «изобретением» последующих поколений, полагавших, что у фараонов должен быть некий родоначальник, «отец-основатель». По мнению других ученых, в образе Менеса соединились черты нескольких правителей древности, прославившихся на политическом и религиозном поприще. Вообще в фигуре Менеса есть что-то от британского короля Артура, персонажа не менее загадочного; эта загадочность, несомненно, лишь подчеркивала божественный ореол легендарного царя и закрепила за Менесом место в истории и в мифе. Очевидно одно — Менеса почитали как первого божественного фараона. И в этом качестве он, по всей вероятности, был первым, кто надел одновременно красный венец Севера и белый венец Юга. (К 1500 году до н. э. появилась объединенная корона, символизировавшая единый Египет; она представляла собой комбинацию конического белого венца и высокого красного венца. Эту корону, сильно отличавшуюся по форме от привычных нам европейских, украшал урей — фигурка поднявшейся кобры с раздутым капюшоном, символ власти фараона).

Союз Верхнего и Нижнего Египта также олицетворяли иные символы. Например, после основания Мемфиса кобру и стервятника (животные воплощения богов Верхнего и Нижнего Египта) наложили на солнечный диск Атума (или Ра); в результате получился крылатый солнечный диск, одна из важнейших эмблем объединенного Египта. Известны и изображения бога Нила, связывающего вместе лотос и папирус, которые представляли собой эмблемы Верхнего и Нижнего Египта. Эти и подобные им изображения часто встречаются на рельефах в гробницах и храмах, на ювелирных украшениях, на саркофагах и т. д.

Что касается Менеса, его знаменитый портрет содержит так называемая палетка Нармера, хранящаяся в каирском Музее древностей. (Нармер — один из ранних правителей Египта, современник Менеса, с которым его часто отождествляют). На одной стороне таблички из крупнозернистого песчаника изображен Менес/Нармер в белом венце Верхнего Египта, поражающий булавой врага. На другой стороне он же — на сей раз в красном венце Нижнего Египта — участвует в торжественном шествии на фоне обезглавленных врагов. (На обеих сторонах палетки изображен юный прислужник, несущий царские сандалии). Кроме того, на табличке присутствуют два мифических зверя: они готовы вцепиться друг в друга, но их удерживают царские слуги; это олицетворение мира, который Менес принес Верхнему и Нижнему Египту.

Величие и упадок

Кем бы ни был Менес и какова бы ни была в точности дата основания Мемфиса, не подлежит сомнению, что после объединения Египет превратился в «полноценное» государство с централизованной властью и общей религией. Чтобы, так сказать, зафиксировать в камне величие объединенного царства, требовалась новая великолепная столица. Выбранное для столицы место на западном берегу Нила имело как символическое — здесь сходились географические границы Верхнего и Нижнего Египта, — так и практическое значение, поскольку новый город окружали обширные сельскохозяйственные угодья, а Нил защищал Мемфис от врагов, исторически приходивших с востока. В 449 году до н. э. греческий историк Геродот посетил Мемфис; жрецы поведали ему, что Менес (Мин у Геродота) «вокруг города велел выкопать озеро, проведя воду из реки, именно на северо-запад от города, потому что на востоке мимо города протекает сам Нил».[2] Иными словами, Менес, вероятно, первым попытался обуздать разрушительные нильские паводки, справиться с которыми мечтали все египетские правители — от ранних фараонов до полковника Насера. Последнему наконец удалось это сделать с возведением знаменитой Асуанской плотины.

Главный храм Мемфиса посвящался божественному покровителю города и богу-творцу Птаху. (Как считалось, он сотворил мир «языком и сердцем», задумав творение в собственном сердце и произнеся задуманное вслух. В качестве бога-творца Птах выступал как своего рода соперник Атума и гелиопольской Эннеады — Девятки богов). Птаха почитали как бога справедливости; один древний текст рассказывает о человеке, которого Птах ослепил в наказание за его грехи. Храм этого бога назывался Хакумптах, то есть «дом ка Птаха»[3]; греки превратили это название в Эгиптос, откуда современное «Египет». (Грекам же мы обязаны и названием «Мемфис»; сами древние египтяне называли город «Белые стены» — по могучим укреплениям, окружавшим грандиозный дворец фараона).

Мемфис просуществовал более трех тысяч лет. Разумеется, его политическая значимость с годами постепенно умалялась. Около 2050 года до н. э. столицей Египта стали Фивы (ныне Луксор), однако еще семь столетий спустя фараон Тутанхамон перенес двор из Фив обратно в Мемфис; некоторые ключевые политические фигуры были похоронены близ Мемфиса, в Саккаре. Даже во времена Птолемеев (в конце эпохи фараонов) Мемфис оставался одним из крупнейших городов страны, а также, выражаясь современным языком, центром производства и военной базой. Текст на знаменитом Розеттском камне представляет собой указ царя Птолемея, выпущенный в Мемфисе в 196 году до н. э. Через двести лет историк Диодор Сицилийский в своей «Исторической библиотеке» упомянул, что окружность Мемфиса составляла двадцать четыре мили; не будем забывать, что к тому времени город уже успели разграбить ассирийцы.

Когда же в Египте утвердились римляне, Мемфис пришел в упадок; впрочем, город отказывался умирать тихо.

В XIII столетии некий арабский врач из Багдада по имени Абдул Латиф побывал в Мемфисе и записал, что значительная часть древних построек сохранилась. В «Восточном ключе» Латифа (1220) читаем: «Одно здание называется Зеленым домом. Оно вырублено из огромного цельного камня… Внутри него высечена комната… Снаружи и изнутри все стены этого здания покрыты резными картинами и иероглифами. На наружных стенах встречаются изображения восходящего солнца, звезд, небесных сфер, людей и различных животных». При этом Латиф отмечал, что в городе видны и следы деятельности грабителей, трудившихся не одно столетие: «Злонамеренные люди охотятся здесь за медными полосками (соединявшими каменные блоки. — Э. Б). и вырывают их в значительных количествах. Чтобы добраться до этих полосок, они разрушили множество стен».

Наряду с грабителям город разрушали само время и нильские разливы. Глиняные черепки были найдены на глубине двадцати футов в окрестностях Мемфиса; такая глубина свидетельствует о том, что река на протяжении столетий неоднократно меняла русло, мало-помалу хороня древний город под наносами ила из сердца Африки. Вот почему до наших дней от Мемфиса сохранилось так мало — не удивительно, что многие туристы, побывавшие здесь, уезжают разочарованными.

Мемфис сегодня: «Так погибает величие»

В романе Пенелопы Лайвли «Лунный тигр» (1987) Клаудиа Хэмптон, историк по профессии, в годы войны подвизавшаяся в Каире в качестве репортера, пишет историю мира. В этой истории участь Мемфиса описывается весьма точно. «Это повесть о спасении, — замечает Клаудиа, — лишний раз напоминающая о бренности всего сущего». Далее в романе говорится:

Эти «бесконечные поля, сливающиеся в почти непрерывную череду» на самом деле раскинулись вблизи деревни Мит Рахина. Почва здесь и вправду чрезвычайно плодородна, поэтому деревню окружают бесчисленные поля и пастбища, разделенные оросительными каналами и живыми изгородями из пальм. (По плодородности местная почва не уступает той, которая пять тысяч лет назад побудила Менеса основать тут столицу). Мит Рахина находится вдалеке от окраин современного метрополиса. К ней ведут дороги, вдоль которых открываются картины, привычные для туристического Египта: фабрика по производству ковров, институт папируса, снова ковровая фабрика и так далее, причем все здания формой напоминают шатры, их стены покрыты побелкой, а кругом пасется домашний скот и высятся пальмы. У каждого предприятия обязательно стоят туристические автобусы, их водители и гиды получают свою долю от любой покупки, совершенной туристами. Еще вдоль дорог молодые девушки в пестрых юбках и шалях продают в пластиковых пакетах свежесобранные финики.

Сама деревня с утра до вечера кишит шумной ребятней, которая обожает махать руками туристам. Их веселье и непосредственность столь назойливы, что нередко вызывают раздражение. Вот здесь все и начиналось, сообщает гид. Это место имеет большое значение. Впрочем, из притемненных окон кондиционированного автобуса видна лишь ломаная линия кособоких прилавков, с которых торгуют стандартным набором сувениров, да вереница чадящих на жаре автобусов с такими же, как ты, туристами. Имеются садик со статуями и очень симпатичное кафе со столиками в тени пальмовых ваий, но поскольку публика тут обычно не задерживается, владельцы кафе буквально охотятся за клиентами, чем их благополучно отпугивают. (При строительстве этого кафе случайно наткнулись на древний проход к святилищу, но смотреть там не на что).

Главная местная «приманка» — статуя Рамсеса II, воздвигнутая почти две тысячи лет спустя после основания Мемфиса (то есть совсем не такая древняя, как само поселение). Рамсес — фараон Девятнадцатой династии (1320–1200 до н. э)., повелевший построить знаменитый храм в Абу-Симбеле на юге Египта, а также множество гробниц в Долине фараонов в Фивах. Когда греческий историк и географ Страбон видел эту статую в 24 году н. э., она уже рухнула. Огромную фигуру фараона извлекли из-под песка в 1820 году, однако она оказалась слишком высокой, чтобы вновь поставить ее вертикально. Поэтому с тех пор Рамсес пребывает в горизонтальном положении, вытянувшись на тридцать футов от головы до коленей (нижние части ног отсутствуют), в специальном павильоне, где туристы ходят по подмосткам, позволяющим хорошенько разглядеть статую. На губах фараона играет улыбка, словно он исподволь потешается над нами, своими далекими потомками. Окна павильона выходят на пальмовую рощу, которая выросла на месте, где некогда стоял храм, не уступавший размерами и великолепием храму Карнака. Именно в этом храме поклонялись Птаху. За минувшие столетия камни храма частично растащили, а те, что уцелели, либо рассыпались, либо погрузились в землю, надежно скрыв свои секреты под толстым слоем нильского ила.

Чтобы увидеть другое свидетельство славных дней Мемфиса, нужно вернуться в Каир. По соседству с центральным железнодорожным вокзалом города возвышается еще одна гигантская статуя Рамсеса II, доставленная из Мемфиса в 1955 году. Надо сказать, в сугубо техническом «обрамлении» современного города смотрится она совершенно неуместно: разбегающиеся рельсы, эскалаторы, в любое время забитый людьми пешеходный мост, трамваи в Гелиополь, непрерывно сигналящие в попытках пробиться сквозь привокзальное столпотворение такси и автобусы — и статуя Рамсеса, горделиво глядящая вдаль с крохотного уголка зелени, отгороженного от повседневного бедлама хлипким, покосившимся заборчиком. Эту статую высотой тридцать футов когда-то вытесали из красного гранита, но, благодаря многолетней бомбардировке автомобильными выхлопами, она заметно почернела. Вдобавок она мало-помалу разрушается, и потому все чаще слышатся голоса, предлагающие перенести ее в другое место — на менее грязную Дорогу к пирамидам или даже обратно в Мемфис. Так или иначе, нынешнее местоположение статуи нисколько не соответствует ни ее грандиозности, ни окружающему фараона индустриальному ландшафту.

Гелиополь: церемониальный центр

Мемфис был основан как столица объединенного Египта, а Гелиополь рос и развивался рядом с ним как религиозный и церемониальный центр. Он находится сравнительно недалеко от Мемфиса, в 25 милях к северо-востоку, но, в отличие от Мемфиса, сегодня представляет собой не деревню вне городских пределов, а полноправный пригород Каира. Этот город расположен поодаль от Нила, поэтому здесь всегда сухо, а местоположение для него выбиралось еще с таким расчетом, чтобы сюда падали первые лучи восходящего солнца. Именно здесь разрабатывалась космология Древнего Египта, был «изобретен» обширный пантеон (включая Атума и его детей Осириса и Исиду), птиц, животных и насекомых наделили божественными и символическими качествами, составлены подробные описания загробного мира и правила путешествия по нему; а самое, быть может, важное — здесь сложился культ солнца, чьи лучи опаляли камни Гелиополя каждый день с утра и до заката.

Древняя египетская теология произросла из комплекса верований, бытовавших в поселениях нильской Дельты. В этих поселениях поклонялись различным богам; приступив к созданию единой религии, гелиопольские жрецы объединили этих богов в один пантеон во главе с богомтворцом и божеством солнца Атумом (или Ра). Многие ученые утверждают, что древнеегипетская космология чрезвычайно запутанна и лишена рациональности, что в ней гораздо больше поэзии, нежели логики. Приведу такой пример: археологи расшифровали ряд текстов, содержащих диспуты мемфисских жрецов относительно того, является ли Птах отцом бога-творца Атума. (В случае утвердительного ответа следовало, что место Птаха в пантеоне гораздо выше, чем принято было считать. Недаром эти боги в египетской мифологии зачастую «подменяют» друг друга как творцы мироздания). Подобная «текучесть» веры означала, что она не вызывала отторжения и охотно принималась во всех поселениях объединенного государства. Гораздо позднее «адаптивность» и «всеядность» египетской религии привели к ее капитуляции сначала перед абсолютно логичной религией греков, а затем перед христианским монотеизмом. В результате и греческая религия, и христианство в конце эпохи фараонов успешно утвердились в Египте. Тем не менее, разработанная гелиопольскими жрецами система верований просуществовала по меньшей мере две с половиной тысячи лет — гораздо дольше, к слову, чем основные религии современного Каира, христианство и ислам.

От древнего Гелиополя не сохранилось практически ничего. В 525 году до н. э. город разграбили персы, его отстроили заново, однако постепенно он оказался в тени Александрии и Вавилона Египетского, римского укрепления на берегах Нила. Пожалуй, вполне обоснованно считать, что нынешний Гелиополь является наиболее фешенебельным пригородом Каира — дорогие бутики, гипермаркеты, элитные дома и виллы… Эта часть Каира подверглась радикальной перестройке, и здесь место религии былых времен заняли капитализм и идеология массового потребления. Романист Энтони Троллоп, побывавший в Каире в 1858 году, уже тогда ужаснулся судьбе древнего Гелиополя. Сегодня о стародавних временах напоминает разве что обелиск Сенусерта, колонна розового гранита высотой шестьдесят футов, некогда стоявшая рядом с храмом Атума, а ныне надзирающая за хаотичным уличным движением в районе Мидан аль-Мисалла. По возрасту этот обелиск — ровесник Иглы Клеопатры (около 1900 г. до н. э.); более того, его перенесли из того же храмового комплекса, что и лондонский обелиск, и обелиск в Центральном парке Нью-Йорка. Какая ирония судьбы — в Лондоне и Нью-Йорке сохранилось столько же следов древней истории Египта, сколько и в самом Каире!

Начало древних династий: пирамиды в пустыне

Приблизительно через пятьсот лет после основания Мемфиса, в 2686 году до н. э., в Египте появилась первая правящая династия и возникло Древнее царство. Оно просуществовало пятьсот лет, до 2181 года, и в период Древнего царства в Египте воздвигли большинство тех памятников, которые и сегодня можно увидеть в окрестностях Каира. Четвертая династия фараонов (2613–2494 г. до н. э.), к которой принадлежали Снофру, Хуфу (Хеопс), Хафра (Хефрен) и Менкаура (Микерин), построила пирамиды в Гизе и в Дахшуре. Предшественники и потомки этой династии строили пирамиды в Саккаре и Абу-Сире. Из этого следует, что хотя в целом древнеегипетская цивилизация существовала около трех тысяч лет, памятники вокруг Каира относятся лишь к одному, сравнительно краткому периоду ее истории (не считая Саккары, которая во времена фараонов регулярно перестраивалась).

Расцвет Древнего царства ознаменовался развитием технологий и искусства, ростом богатства и военного могущества. В эту эпоху под власть фараонов подпал Синай, были покорены кочевники-бедуины, а металлы, выражаясь современным языком, стали добывать в промышленных количествах. Административной и политической столицей царства был Мемфис, и фараоны постепенно пришли к осознанию того, что им требуется некое место по соседству, где находились бы гробницы и где подданные могли бы восхвалять их деяния и после смерти. Таким местом была выбрана Саккара, расположенная в пустыне неподалеку от Мемфиса; примерно в 2660 году до н. э. Имхотеп, зодчий фараона Джосера, возвел там первую в мире пирамиду для своего господина. После этого пирамиды строили на протяжении тысячелетия по всему Египту, в основном на севере страны.

Немалую роль в желании собственными глазами увидеть пирамиды в окрестностях Каира играет, несомненно, искушающая близость пустыни. Все пирамиды находятся на границе «между пустыней и плодородной землей», столь характерной для Ближнего Востока. На спутниковой фотографии современного Египта темно-зеленый полумесяц возделываемых земель врезается в желтую массу пустыни; на ней отчетливо видна эта граница, существующая на протяжении тысячелетий. (Между «зеленой зоной» и песками нет никакой нейтральной полосы, зелень обрывается внезапно, словно обрубленная неким исполинским топором). Древние египтяне называли пустыню дешрет (красная земля) и противопоставляли ее плодородной кемет (черной земле). Пустыней повелевал бог Сет, владыка хаоса и разрушения, тогда как Осирис, бог плодородия, правил землями, где произрастали деревья, травы и злаки. Каждую ночь египтяне наблюдали, как солнце спускается в западную пустыню; там, по их убеждениям, находился вход в подземный мир. Для них пустыня воплощала в себе смерть; вот почему все пирамиды построены на плато над плодородной долиной Нила.

Впрочем, пустыня вокруг Каира разительно отличается от привычных представлений о пустыне: она, без сомнения, загадочна и жестока, но в ней не найти уходящих в бесконечность барханов, по которым движутся караваны верблюдов. И сколько ни жди, из-за ближайшей дюны не покажется вдруг конник-араб в развевающейся на ветру белой галабие, как в фильме «Лоуренс Аравийский». На горизонте не появляются оазисы с купами пальм, издалека крошечных, будто игрушечные. Вместо этого взгляду открывается бескрайнее, продуваемое ветрами песчаное плато, ровное, безжизненное и отнюдь не романтическое, отталкивающее, а не манящее.

Не удивительно, что описания пустыни мы находим во многих книгах, посвященных Египту. В своей книге «Тысяча миль вверх по Нилу» (1877) Амалия Эдвардс называет пустыню «безграничным пространством песка и камня, которое изобилует могилами и бесформенными каменными постройками и ничуть не похоже на пустыни наших фантазий». Романист-викторианец Уильям М. Теккерей (1811–1863), побывавший в Египте в 1844 году и описавший свои путешествия в книге «От Корнхилла до Большого Каира», также остался разочарованным. Он отмечал, что пустыня, «жуткая и мрачная, тянется вдаль, насколько хватает глаз, пока не сливается с желтым горизонтом… Мне, не побоюсь этого признания, сделалось не по себе». Пенелопа Лайвли в воспоминаниях о детстве в военном Каире «Олеандр, палисандр» (1994), однако, описывает более романтическое, чисто детское (и сугубо английское) впечатление от пустыни: «Едешь туда на машине, ищешь хоть какого-нибудь укрытия от ветра и палящего зноя… Для меня пустыня связана с сандвичами, молоком в термосе и азартом исследователя».

В действительности пустыня, откуда на нее ни взглянуть, выглядит безжизненно и чрезвычайно уныло: море песка, простирающееся во все стороны, оживляемое лишь следами археологических раскопок или брошенным военным оборудованием. Подходя ближе к следам цивилизации, замечаешь окурки и пустые бутылки, в горлышках которых посвистывает ветер. Вопреки утверждениям миссис Лайвли, это не то место, куда хочется отправиться на пикник и где тянет бродить по барханам, уминая сандвич.

Как ни удивительно, привлекательность пустыни таится в ее мнимой бесконечности. В Саккаре и Гизе так легко отдалиться от раскопок и уйти, что называется, в никуда. Ограждений нет и в помине, окурки и пустые бутылки быстро исчезают, и остается только песок. Ничто не задерживает тебя, ничто не препятствует, и ты идешь и идешь, милю за милей, насколько хватит сил. Перебираешься с дюны на дюну, ступаешь по гравию, от которого вскоре начинают болеть ноги, перепрыгиваешь канавы в песке. Солнце палит нещадно, его лучи, отражаясь от песка, слепят глаза, темные очки не спасают, и приходится постоянно, до рези в глазах щуриться. Не считая отдельных «вкраплений» в пейзаж, оставленных современной цивилизацией, пустыня выглядит так, как выглядела в те времена, когда строители пирамиды день за днем волокли по песку огромные камни. Однажды под вечер в Саккаре ко мне подошел местный паренек, облаченный в серую галабию и ведущий в поводу шелудивого верблюда; он указал на запад, где садилось солнце, и произнес, обнажив черноватые зубы: «Ливия». Очевидно, это было предложение прокатиться до Ливии. Но вообще-то в Ливии задерживаться нет причин: если двинуться от любой из пирамид на запад, можно пересечь всю Северную Африку и выйти к побережью Атлантики в Марокко. Ландшафт при этом практически не будет меняться. Песок и пыль, и больше ничего, разве что пролетит черный пластиковый пакет, этакий новомодный воздушный змей, подгоняемый ветром.

Ритуалы смерти: как строили Саккару

Дорога, ведущая на запад от Мемфиса, в направлении Саккары, приблизительно следует пути древних фараонов к месту погребения. Быть может, люди, сопровождавшие усопшего на этом пути, проходили мимо пальмовых куп, обильных пажитей и деревень с загонами для скота (разумеется, нынешней ковродельной индустрии не было и следа). Как ни удивительно, милях в пяти от Мемфиса кажущаяся бесконечной вереница ковровых мастерских внезапно обрывается. Дорога взбегает на холм, минует кассовый киоск и начинает карабкаться на высокое, привольно раскинувшееся плато; мгновениями спустя, совершенно неожиданно для себя, ты оказываешься в пустыне — в лицо ударяет горячий ветер, лучи солнца вонзаются в желто-серый песок. Это и есть Саккара, место, в котором зародилась одержимость древних египтян загробной жизнью.

На этом открытом ветрам плато жители Мемфиса хоронили наиболее выдающихся сородичей. Саккара — крупнейший археологический памятник Египта, полумесяц пирамид различной степени сохранности протяженностью в четыре мили; рядом с пирамидами — входы в мастабы (подземные гробницы), полуразрушенные храмы и иные здания. Некоторые едва выступают над поверхностью, другие же еще ожидают своих первооткрывателей, скрытые под многовековой толщей песка. (Последняя важная находка — гробница Майи, казначея фараона Тутанхамона, обнаруженная в 1986 году).

Место получило свое название в честь Сокара, сокологолового мемфисского бога смерти, и использовалось в качестве некрополя почти три тысячи лет. (Более того, в Саккаре найдены и захоронения IV века н. э). Надо сказать, масштаб времени поражает; только вдумайтесь — если даже взять за основу основание Рима и довести отсчет до сегодняшнего дня, получившийся временной промежуток все равно будет короче, нежели тот, в течение которого в Саккаре хоронили усопших и совершали религиозные обряды. Христианство исповедуется всего две трети этого срока, а ислам — едва ли половину; Саккара намного старше мировых религий и на протяжении тысячелетий ее не переставали наделять религиозной и церемониальной значимостью.

Подобно прочим древнеегипетским некрополям, Саккара обязана своим непреходящим значением тому факту, что египтяне были привержены земным удовольствиям и не желали расставаться с ними даже после смерти. Вымышленный историк Клаудиа Хэмптон в «Лунном тигре» замечает: «Все их верования связаны с отчаянным бегством от небытия». А реальный историк Десмонд Стюарт в книге «Большой Каир: мать мира» (1968) пишет:

Чтобы приблизиться к пониманию особого статуса Саккары и других некрополей Древнего Египта, необходимо иметь представление о некоторых погребальных церемониях, связанных с фараонами и вельможами. Сразу после смерти важного лица из его тела извлекали мозг и внутренние органы, которые помещались в каменные или керамические сосуды — канопы (позднее эти сосуды стали закрывать крышками в форме человеческих голов; самые знаменитые канопы такого рода — те, в которых хранились внутренние органы Тутанхамона). Затем тело бальзамировали при помощи натрийсодержащего минерала (который применяли для всего — от производства стекла до чистки зубов) и обертывали несколькими слоями ткани. Бальзамирование сопровождалось многочисленными ритуалами и продолжалось семьдесят дней. Согласно учению жрецов, благодаря мумифицированию ка усопшего получало возможность «питаться» от мертвого тела. (Геродот дает замечательное описание этого процесса. Он рассказывает, что бальзамировщики «сначала извлекают через ноздри железным крючком мозг. Затем делают острым эфиопским камнем разрез в паху и очищают всю брюшную полость от внутренностей. Вычистив брюшную полость и промыв ее пальмовым вином, мастера потом вновь прочищают ее растертыми благовониями»). Перед завершением церемониала на лицо умершего помещали погребальную маску; этот ритуал «отверзания уст» наделял покойного способностями есть, дышать и двигаться. В гробницу клали все, что могло потребоваться покойному в загробной жизни, после чего погребальную камеру запечатывали.

Объяснения того, что происходило впоследствии, оставим на совести жрецов. Считалось, что усопшего переправляют через подземную реку в потусторонний мир, где ему предстоит держать ответ за поступки, совершенные при жизни. Чтобы облегчить покойникам посмертную беседу, жрецы составили знаменитую «Книгу мертвых». Судил мертвых Осирис, на глазах у которого совершалось взвешивание сердец (на одну чашу весов клали сердце покойного, на другую — перо Маат, богини истины и божественного порядка). Аммат, демонический «пожиратель мертвых», проглатывал сердца тех, кто не выдерживал загробного испытания. Богатые и могущественные люди — например, фараоны, погребенные в Гизе, — заранее строили храмы и ладьи, готовясь к путешествию в подземном мире. Бедняки, конечно же, такими возможностями не располагали. Более того, богачи строили не просто гробницы, а пирамиды с гробницами внутри; подобная практика зародилась именно в Саккаре.

Сегодняшняя Саккара

Нынешняя Саккара представляет собой продуваемое ветрами пространство, изобилующее развалинами; окрестные поля обсажены соснами, которые словно подрагивают в знойном мареве. Скучающие охранники и шелудивые псы стерегут конкретные, ревниво оберегаемые участки территории, нарочито игнорируя туристов, которые высаживаются по утрам из автобусов на пыльной автостоянке. «Охранникам категорически запрещается отвечать на вопросы» — гласят многочисленные таблички; этот запрет направлен на борьбу с бакшишем, ради которого охранники прежде охотно делились с туристами историческими сведениями едва ли не на любом языке.

Главная местная достопримечательность, ради которой приезжают туристы, — погребальный комплекс фараона Джосера. Центр комплекса — Ступенчатая пирамида, которая во времена своего строительства являлась крупнейшим каменным сооружением в мире. Ее историческая значимость неоспорима — это первая из 97-ми египетских пирамид, образец формы для всех последующих; однако при ближайшем рассмотрении она разочаровывает, поскольку не так высока, как можно было бы предположить, и изрядно потрепана временем (все-таки пирамида стоит уже четыре с половиной тысячи лет). Тем не менее она сохранилась лучше, чем многие ее «потомки», из которых немало попросту ушло в песок; ее ступенчатая форма создает легко узнаваемый силуэт. Никакая другая пирамида в мире не похожа на пирамиду Джосера. Имхотеп, зодчий фараона, был после смерти обожествлен, в Саккаре ему построили храм; в последние десятилетия команды археологов, состязаясь между собой, предпринимают попытку за попыткой отыскать его гробницу.

Согласно современному объяснению, Имхотеп строил пирамиду слой за слоем, причем спланировал ее так, чтобы погребальное сооружение было видно из Мемфиса, расположенного ниже Саккары. (По другим теориям пирамиды суть архитектурные воплощения первобытного кургана, поднявшегося из вод хаоса в момент миротворения, — или гигантские лестницы в небеса). Какова бы ни была причина, побудившая избрать для гробниц именно эту форму, Ступенчатая пирамида стала основоположницей того архитектурного стиля, который, по утверждению Десмонда Стюарта, присутствует в Египте по сей день. Стюарт полагает, что современные надгробия в форме домов на каирских кладбищах олицетворяют «дома вечности нынешних египтян».

Церемониальный комплекс, примыкающий к пирамиде, состоит из множества зданий различной степени разрушения. Именно здесь была найдена великолепная статуя Джосера в полный рост, вытесанная из известняка и впоследствии оказавшая в каирском Музее древностей: суровый фараон встречает посетителей. К югу от пирамиды находится нечто вроде огромного внутреннего двора с галереей; тут совершалась церемония под названием «Хеб-Сед» — празднование царского юбилея, а также устраивался бег фараона в честь божественного быка Аписа. (Сегодня двор пустует, отсюда получаются самые хорошие фотографии Ступенчатой пирамиды). За двором выстроились многочисленные церемониальные постройки (вперемешку с фальшивыми фасадами зданий). Там же расположены и мастабы (подземные гробницы); в одни можно зайти, другие обрушились, вход в третьи перегорожен колючей проволокой — для безопасности туристов или по иным причинам. По соседству — недостроенная пирамида (фактически куча песка) и дыры в земле — зевы колодцев, ведущих в подземные усыпальницы, где покоятся сотни древних египтян; одни огорожены, другие разверзаются буквально под ногами. Повсюду указатели, а в путеводителе приведен подробный план, однако после посещения нескольких гробниц трудно избавиться от ощущения дежа вю — гробницы похожи друг на друга как две капли воды. Многие из них относятся к периоду правления Пятой династии, то есть младше пирамид Гизы; во всех похоронены знатные люди — вельможи, жрецы или чиновники. Зияющие колодцы шахт заставляют задуматься о том, что плато Саккара — макушка грандиозного муравейника, состоящего из множества подземных галерей и проходов, часть которых до сих пор не исследована.

Чем прилежно и последовательно осматривать все гробницы, лучше направиться на север от Ступенчатой пирамиды, по пыльной тропинке, ведущей мимо почти полностью разрушенной пирамиды Унаса. За этой пирамидой находится мастаба Ти, пожалуй, самая удивительная гробница во всей Саккаре. Арабское слово «мастаба» означает «скамья»; подземные усыпальницы с крохотными одноэтажными домиками наверху получили свое название от арабов, помогавших европейским археологам XIX столетия на раскопках. Мастаба Ти — усыпальница надзирателя за строительством пирамид в Абу-Сире; ее раскопали в 1865 году и она весьма популярна у туристов, которые спешат к ней, устав разглядывать Ступенчатую пирамиду.

Сама гробница, в которую можно попасть по внушающему невольные опасения за свою жизнь туннелю из внутреннего двора, представляет собой простую подземную камеру, освещенную единственной неоновой лампой и «украшенную» современным мусором — какими-то коробками, обрывками бумаги и прочим хламом. Если же подняться наверх, мы попадаем в длинный коридор, выводящий в комнаты с высоким потолком; на стенах коридора и комнат сохранились великолепные, чрезвычайно детальные рельефы. Совершенно беззащитные перед жадными пальцами туристов, на нас смотрят уникальные работы древних мастеров по камню, вырезанные около 2400 года до н. э. На рельефах изображены человеческие фигуры, как правило, повернутые в профиль, застывшие в неуклюжих позах, будто сфотографированные в самый неподходящий момент. Часть изображенных несет еду или ведет животных, которые должны кормить Ти в загробной жизни; также присутствуют танцоры, писцы, ремесленники, дровосеки, рубящие лес для постройки челнов, и музыканты, услаждающие слух Ти за гробом. На других рельефах Ти изваян охотящимся в нильских заводях, поражающим гиппопотамов или ловящим рыбу.

Неподалеку расположена гробница Птахотепа, жреца Пятой династии; на стенах этой гробницы множество фресок — ярких, изобилующих огненной охрой, красной краской всех оттенков и зеленью нильских камышей, среди которых происходят тщательно выписанные ловля рыбы и охота на птиц. Сцены на стенах гробницы сменяют одна другую, словно на страницах комикса; на некоторых изображены в подробностях уникальные ритуалы той эпохи, на других — повседневные занятия, которым люди предаются по сей день: вот мальчишки играют на берегу Нила, вот мужчины ведут на поводу тяжело нагруженных ослов, а вот трудятся в поле крестьяне. Многие картины в этой и других гробницах отражают преимущественно сельскохозяйственный характер древнеегипетской культуры и тот факт, что фундаментом этой культуры служили вода, плодородная почва, злаки, домашние животные — и люди, которые обрабатывали землю и пасли скот.

За этими двумя мастабами простирается пустыня. Вдалеке видны расплывчатые тени — пирамиды Абу-Сира, к которым погонщики верблюдов и владельцы лошадей готовы отвезти туристов (на верблюде дорога занимает три утомительных часа). Чуть поодаль примостилась кособокая кафешка, над террасой которой нависают два дерева; с ветвей раздается птичий щебет, совершенно неожиданный для этого места и оттого вдвойне приятный сердцу. Само кафе одним только видом внушает отвращение: стены выкрашены облупившейся охрой, внутри пусто и неуютно.

Один из наиболее интересных памятников Саккары — Серапеум в неглубокой лощине сразу за кафе. Он был построен около 1300 года до н. э., намного позднее (на тринадцать столетий), чем Ступенчатая пирамида, практически одновременно с храмами Абу-Симбела и гробницами фараонов в Фивах на юге Египта. По своему назначению Серапеум — храм, где хранились мумифицированные туши земных воплощений божественного быка Аписа. Этих животных, которым поклонялись как олицетворениям бога, бальзамировали в Мемфисе на огромных каменных плитах, а затем привозили сюда и погребали в саркофагах весом в двадцать тонн. Считалось, что бог воплощается в быке, которого корова понесла от упавшего на нее солнечного луча. То, как такой бык передвигался или жевал траву, толковалось жрецами как предсказание будущего. Когда бык умирал, его оплакивали в течение семидесяти дней и лишь затем помещали в просторную камеру; сегодня эти пыльные помещения выглядят весьма сюрреалистично. Подобно фрескам на стенах мастаб, культ быков в Древнем Египте свидетельствует о сельскохозяйственном характере египетской культуры.

Дахшур

Рядом с Саккарой находится еще один некрополь — Дахшур, едва ли не самое загадочное из всех древнеегипетских погребений. Среди здешних пирамид имеется одна «гнутая», две других, судя по всему, принадлежат одному и тому же фараону, так что невозможно понять, кто именно и где похоронен. Кроме того, загадочности Дахшуру добавляет окружающая его пустыня. Пирамиды расположены на некотором удалении друг от друга, их соединяют автомобильные колеи, пересекающие песчаные гребни. В окрестностях Дахшура остро ощущается присутствие военных: над головой кружат вертолеты, повсюду виднеются ограждения из колючей проволоки. Когда я ехал в Дахшур на такси, у кассы ко мне присоединился полицейский с автоматом через плечо. Другие вооруженные полицейские, которых я видел, разъезжают вокруг на верблюдах, время от времени предлагая желающим прокатиться на «животных с государственной службы». Все это вместе порождает чувство тревоги, каковой абсолютно не испытываешь в других местах.

Дахшур оказался покинутым отчасти потому, что сюда нелегко добраться. Несмотря на то что очертания Гнутой (или Белой) пирамиды отчетливо видны из Саккары, ехать в Дахшур на лошади или на верблюде — сущая мука, да и поездка на машине занимает немало времени. В частности, нужно пересечь Нил на ветхом пароме, курсирующем между двумя деревушками. Паром представляет собой плавучую платформу, приводимую в движение шумным, плюющимся топливом дизельным двигателем. Для перевозки автомобилей паром не очень-то подходит, требуется недюжинная сноровка, чтобы втиснуть свою машину на платформу и оставить еще место для того, кто въезжает за тобой. Местные жители освоили это искусство в совершенстве: старцы в серых галабиях ловко загоняют на паром свои старенькие «лады» и «шкоды» и не менее ловко скатываются на берег в конце пути. Погрузка и разгрузка, кажется, занимает целую вечность; окруженное полями, на которых крестьяне трудятся так же, как трудились их предки в эпоху фараонов, это место, чудится, на тысячи миль отстоит от современного города, расположившегося всего в нескольких десятках километров вниз по течению.

Среди фараонов, погребенных в Дахшуре, более всего известен Снофру, основатель Четвертой династии, правивший с 2613 года до н. э., и отец Хуфу, строителя Великой пирамиды в Гизе. Приняв решение строить собственную пирамиду, Хуфу следовал примеру отца, который возвел в Дахшуре две пирамиды; сам же Снофру вдохновлялся примером царя Джосера и его пирамидой в Саккаре. Так называемая Розовая пирамида, или пирамида Снофру, возвышается над плато в гордом одиночестве — этакий идеал пирамид в бескрайних песках. При желании можно пройти внутрь: с западной стороны пирамиды имеется проход, круто спускающийся к центральному коридору, который, в свою очередь, выводит к каменным лестницам и пустым камерам, где слепят глаза неоновые лампы. В пирамиде сыро и тихо, клаустрофобия нарастает с каждым шагом, а погребальная камера встречает голыми стенами. (Схожие ощущения испытываешь в Гизе: ни у кого не возникает желания подольше подышать затхлым воздухом или побыть в темноте; если же в пирамиде много народа — или вообще никого, — неприятное чувство только усугубляется). Когда я приехал в Дахшур, у входа в Розовую пирамиду сидел какой-то француз; он требовал воды с сахаром и выглядел чрезвычайно растрепанным, если не сказать — потерянным. Очевидно, выбрался из путаницы узких темных коридоров буквально перед моим прибытием. Такое потрясение внутри пирамид переживают многие.

Все погребальные камеры в Розовой пирамиде пусты. Снофру, к слову, мог быть похоронен вовсе не здесь, а в близлежащей Гнутой пирамиде. Прозвище этой последней объясняется тем, что ее стены приблизительно на двух третях высоты меняют угол наклона; они круто поднимаются от земли, но сходятся на конус под значительно меньшим углом. Эта пирамида — одна из наиболее древних загадок, над которой ломали голову — пока безуспешно — несколько поколений египтологов. Быть может, строители вдруг забеспокоились, что пирамида обвалится, и поэтому изменили угол стен? Из наклона верхней части стен следует, что на центральные камеры приходится вес меньше того, каков бы он был, если бы пирамида строилась по первоначальному плану. Как бы то ни было, Гнутая пирамида — одна из древнейших в Дахшуре; возможно, ее сочли небезопасной и забросили, а рядом построили Розовую пирамиду. Надо признать, она представляет собой захватывающее зрелище, в основном потому, что стены сохранили известняковое покрытие (разве что у подножия оно обвалилось). Эту пирамиду обошла участь прочих, которые лишились известняка: здесь стены слишком круты, чтобы имело смысл отдирать отделку. Кроме того, в этой пирамиде целых два входа — почему, никто, опять-таки, не знает.

Другие пирамиды, различной высоты и разной степени сохранности, разбросаны по плато. К востоку от Гнутой пирамиды находится малая пирамида жены фараона Снофру Хетеферес. На эту пирамиду можно взобраться, если хватит духа вскарабкаться по шатким, полуразвалившимся камням; с макушки открывается восхитительный вид на пустыню, на поля и на затянутый смогом Каир вдалеке. Вполне вероятно, что пирамида царицы служила своего рода перевалочным пунктом для погребального кортежа, поскольку впоследствии Хетеферес захоронили в гробнице близ Великой пирамиды в Гизе. По мнению некоторых ученых, в этой пирамиде был погребен сам Снофру, а Гнутая и Розовая пирамиды так и остались пустыми. С макушки пирамиды Хетеферес видна и Черная пирамида, смутно различимая на горизонте, напоминающая на таком расстоянии скорее выход горной породы, нежели нечто рукотворное. Черную пирамиду построил около 1800 года до н. э. Аменемхет III, то есть она младше пирамид Дахшура и Гизы на семь столетий; плачевное состояние этой пирамиды не располагает к ее посещению.

Плато Гиза

Процветающий пригород Гиза расположен на западном берегу Нила. Здесь в изобилии встречаются пиццерии «Пицца-Хат», многоквартирные дома с недорогой арендой и спутниковыми тарелками и фешенебельные частные клиники, подъезды к которым обсажены пальмами. Район тянется вплоть до плато, на котором четыре тысячи лет назад фараоны воздвигли самый известный памятник своей эпохе.

Пирамиды Гизы видны практически с любой каирской улицы — этакие каменные зубья, пронзающие пелену смога. Издалека они кажутся причудливыми одномерными треугольниками различного размера, и только вблизи можно оценить их внушающие благоговение величину и пропорции. Туристические автобусы начинают парковаться на пыльных автостоянках где-то с девяти утра, и до самой темноты плато кишит разнообразной публикой — тут и погонщики верблюдов, и продавцы воды и сувениров, и гиды, и охранники, и туристы, и дети; поразительный спектакль жизни под сенью мрачных монументов, олицетворяющих торжество смерти. Наиболее ранние из здешних захоронений (принадлежащих чиновникам и вельможам) восходят едва ли не к временам Менеса. Пятьсот лет спустя плато сделалось главным царским некрополем. Первым фараоном, построившим себе усыпальницу в Гизе, стал Хуфу, жаждавший превзойти своего отца и его пирамиды в Дахшуре. Когда Хуфу умер в 2566 году до н. э., его тело положили в пирамиду, на строительстве которой трудились тысячи людей и которая была тогда (и остается сейчас) крупнейшей на планете. Сын и внук Хуфу, Хафра и Менкаура, последовали примеру предшественника, но их пирамиды меньше. Можно сказать, что на протяжении жизни трех поколений искусство строительства пирамид достигло зенита, а затем стало быстро умирать.

Пирамиды настолько впечатаны в сознание (или в коллективное бессознательное) туристов, что первое их посещение непременно сопровождается грандиозными ожиданиями. Некоторые из этих ожиданий не сбываются, зато другие оправдываются сполна и даже с избытком. Пирамиды Гизы — наиболее узнаваемые сооружения в мире, с ними связаны разнообразные ассоциации — зной и пески пустыни, подвохи и соблазны современного массового туризма и, прежде всего, почитание смерти в поистине космическом масштабе. Они образуют самую очевидную, самую материальную связь между нами и загадочнейшей из древних цивилизаций: приходя к ним, нынешний человек, что называется, в лоб сталкивается с архитектурным выражением культуры тех людей, чей образ мышления мы едва начали постигать.

Пирамиды — единственное из семи чудес света, сохранившееся до сего дня. Высказывались предположения, что математическое выражение их пропорций предвещает Второе пришествие, что они ориентированы по звездам, что они символически описывают геометрию Земли. Чем они служили древним — просто гробницами, тайными хранилищами или астрономическими обсерваториями? В самом ли деле в них скрыт секрет вечной жизни и всего сущего? И были ли они построены древнеегипетскими рабами или пришельцами из дальнего космоса? Поиск по интернету показывает, что современному читателю доступны минимум шестьдесят книг о пирамидах Гизы, которые упоминаются на 54 600 веб-сайтов. Спустя столько лет после своего возведения эти пирамиды продолжают будоражить умы.

Тех, кто приезжает в Гизу впервые, приводит в смятение неожиданное обстоятельство: оказывается, пирамиды расположены вовсе не в пустыне. Да, классический образ, запечатленный на бесчисленных открытках и воспроизведенный в десятках документальных фильмов, таков: пирамиды словно вырастают из песка (а на переднем плане неизменно присутствует караван верблюдов). Однако это вид всего лишь с одного направления — с запада, и даже в этом случае приходится устанавливать камеры весьма тщательно, чтобы в кадр не попал напирающий Каир. Ведь город накатывает на плато Гиза, как волны накатывают на утес: Каир всегда здесь, всегда рядом, иногда он переваливает через гребень и оглушает шумом и запахами. Сотни людей в Гизе живут на расстоянии вытянутой руки от пирамид (во всяком случае, пирамиды затеняют их огороды).

Майкл Пэлин, бывший участник труппы «Монти Пайтон», а ныне разработчик программ путешествий, признается, что, прибыв в Египет в 1989 году, во время поездки вокруг света, он был поражен видом окрестностей Гизы: «Я всегда думал, что пирамиды стоят посреди пустоты, прикованные к пустыне. А в действительности они в пяти минутах ходьбы от ближайшего городского квартала». Как практически каждый турист, Пэлин впервые увидел пирамиды не из некоего отдаленного оазиса, а из дорожной «пробки». Он пишет:

Амелия Эдвардс, чьи путевые заметки 1877 года «Тысяча миль вверх по Нилу» немало способствовали популяризации всего египетского в обществе, которое впервые в своей истории начало осознавать прелести массового туризма, — так вот, Амелия Эдвардс, впервые увидев пирамиды, нашла их «не такими внушительными». В ее книге мы читаем: «Дух не захватило, в отличие от того мгновения, когда я впервые увидела Альпы или различила очертания афинского Акрополя с палубы парохода. Хорошо известные треугольные формы казались маленькими и призрачными — и слишком знакомыми, чтобы сердце защемило…» Тем не менее будущая основательница Фонда исследований Египта продолжает: «Лишь приблизившись к ним, осознав, что они вырастают над пустыней буквально с каждым моим шагом, я начала ощущать, что они не такие уж знакомые». Рядом с Великой пирамидой, «вознесшейся во всем своем величии и массивности над моей головой, я внезапно ощутила себя совсем крошечной. Она затмила небо и заслонила горизонт, отрезала меня от мира; остались лишь благоговение и восторг».

Майкл Пэлин также подчеркивает контраст между первым впечатлением от пирамид и более поздними ощущениями. Поначалу «вид пирамид вызвал в памяти почти еретическое сравнение с горами шлака, привычным пейзажем моего детства, прошедшего в Южном Йоркшире. Та же массивность, те же формы, та же неподвижность». Однако вблизи пирамиды воспринимались как «необычайно величественные… Они вздымались над нами, вселяя в сердце трепет, словно они были гигантскими животными, а мы — крохотными насекомыми». И лишь гораздо позже Пэлин осознал истинное величие пирамид. Когда день клонился к закату и солнце опускалось к западному горизонту, вдруг сделалось понятно, что пирамиды «наделены особым могуществом, они будто грандиозные каменные амулеты, с которыми не сравнится ничто на Земле».

Аналогичную смену впечатлений — от первоначального разочарования к последующему восхищению — пережил и Джулиан Хаксли, бывший генеральный директор ЮНЕСКО, изложивший свои ощущения в книге «Из древней земли» (1954). По его словам, «знакомство с пирамидами, пускай косвенное, через книги и открытки, заставило меня не то чтобы презирать их, но относиться к ним снисходительно. Они давно превратились в международный ширпотреб, деградировали до уровня туристических сувениров. Стольким людям успешно внушали, что пирамиды являются одним из чудес света, что всякое предвкушение чуда от встречи с ними попросту испарилось. Подобно Ниагарскому водопаду или Рио-де-Жанейро, их навязывали мне столь усердно, что я заранее в них разочаровался».

Однако, очутившись у подножия пирамид, Хаксли, по его собственным словам, испытал «непередаваемый восторг» и не мог не проникнуться гордостью за человеческий род, которому «по плечу такие свершения».

Строительство пирамид

Свершения и в самом деле замечательные. Офицеры наполеоновской армии подсчитали, что из камней трех пирамид можно построить стену вокруг всей Франции, причем эта стена будет девять футов высотой и три фута в ширину. Великая пирамида Хуфу (фараона, больше известного под его греческим именем Хеопс) настолько велика, что способна вместить одновременно кафедральные соборы Милана и Флоренции, базилику Святого Петра и Вестминстерское аббатство. Она сложена из более чем двух миллионов каменных блоков, каждый весом от двух до семидесяти тонн; камня на эту пирамиду пошло больше, чем на все английские церкви, построенные после прибытия на острова святого Августина. Большинство блоков — известняк, его добывали в каменоломнях за Нилом и переправляли через реку на баржах во время ежегодного паводка. Гранитные же блоки для погребальных камер, достигающие весом семидесяти тонн, доставлялись на лодках из Асуана на юге Египта. Разгрузив лодки, эти блоки волоком поднимали по наклонной плоскости и укладывали на заранее отведенные места.[4] Сегодня известняковую «облицовку» сохранила лишь пирамида Хафры; в былые же дни все пирамиды ярко сверкали на солнце и слепили глаза своим блеском.

Один из вопросов относительно пирамид, по которому ученые никак не могут прийти к согласию, — были или нет стены пирамид покрыты иероглифами и другими изображениями. Различные сообщения путешественников, самые ранние из которых восходят к началу Средних веков, свидетельствуют в пользу утвердительного ответа. Египтянин Масуди около 950 года писал, что «стены (пирамид. — Э. Б.) украшены надписями на языках древних народов и царств, ныне уже не существующих. Что это за письмена и о чем они гласят, никому не ведомо». Немногим ранее Ибн Хордадбек, автор «Географического описания мусульманских стран», заметил, что «на эти пирамиды нанесены все тайны магии и рецепты всех целительных снадобий, известных врачевателям». Геродот утверждал, что на Великой пирамиде «египетскими письменами было обозначено, сколько редьки, лука, чеснока съели рабочие». Средневековый путешественник Абдул Латиф в 1220 году отмечал, что надписи на стенах пирамид могут составить книгу толщиной десять тысяч страниц.

Однако когда Джон Гривз (о нем мы расскажем ниже) изучал пирамиды в 1646 году, ни о каких надписях он не упомянул; сегодня на «облицовке» Второй пирамиды в Гизе (и Розовой пирамиды в Дахшуре) не найти и следа древних иероглифов. Кто уничтожил эти надписи? Ветер и дожди? Или их и вовсе не было, а Латиф и другие «заезжие гости» видели всего-навсего прообразы современных граффити? Это еще одна из множества загадок, связанных с пирамидами, и вряд ли ее когда-либо удастся разрешить.

Что касается вопроса, кто именно строил пирамиды, здесь мы в состоянии дать удовлетворительный ответ. Заблуждению относительно того, что пирамиды строились усилиями тысяч рабов, наука обязана Геродоту, который во второй книге своей «Истории» сообщал, что Хеопс «заставил всех египтян работать на него. Так, одни были обязаны перетаскивать к Нилу огромные глыбы камней из каменоломен в Аравийских горах… Сто тысяч людей выполняли эту работу непрерывно, сменяясь каждые три месяца». По словам Геродота, на строительство дороги для перетаскивания камней ушло десять лет, а царствование Хеопса и его преемника Хафры (Хефрена) было «временем величайших бедствий», причем египтяне так ненавидели этих фараонов, что «с неохотой называли их имена».

Геродот прибыл в Египет в 449 году до н. э. — в ту пору, когда умение читать иероглифы еще не умерло, обряды «фараонической» религии еще совершались, а дорога к пирамиде Хуфу поддерживалась в отличном состоянии. Но все это не помешало ему ошибиться. На самом деле пирамиды строили не рабы, а крестьяне, трудившиеся летом, когда поля заливал паводок; все строительство заняло около двадцати лет. Археологические раскопки 1990-х годов показали, что строители пирамид были отнюдь не рабами и что об их здоровье заботились: удалось раскопать огромные пекарни и «столовые», в которых работников кормили богатой белками пищей (в том числе — и нередко — нильской рыбой, судя по количеству найденных рыбьих костей). Получивших травмы во время работы ожидало удивительно качественное медицинское обслуживание: некоторые из обнаруженных скелетов доказывают, что врачи в те времена умели делать ампутации без дальнейшего ущерба здоровью пациентов. Усердие и рвение строителей проистекали из твердой веры в то, что их усилия будут вознаграждены в загробной жизни и что в жизни земной они получат освобождение от налогов. (В ходе раскопок поблизости от пирамид было найдено кладбище, на котором мертвецов хоронили вместе с инструментами и кувшинами с пивом).

Самого фараона, руководившего строительством, ожидала за гробом жизнь, которую с полным основанием можно назвать комфортабельной. Целью возведения пирамиды было обеспечить ка фараона благополучную, поистине райскую вечность. (Существует гипотеза, что диагональные штольни, ведущие от царской погребальной камеры к стенам Великой пирамиды, предназначались для того, чтобы дух фараона мог видеть солнце и звезды, а недавно обнаруженные «двери» в этих штольнях представляют собой «выходы» на небо.) После многодневных погребальных ритуалов, совершавшихся в Гелиополе или в храмах по соседству с пирамидами, набальзамированные тела усопших помещали во внутренние камеры вместе с бесчисленным скарбом, каковой, как считалось, может понадобиться за гробом (именно эти предметы на протяжении поколений разворовывали грабители).

Во всяком случае такова «ортодоксальная» теория. Однако она не дает ответа на ряд существенных вопросов. Например, в пирамидах много фальшивых дверей и туннелей, ведущих в никуда. Для чего их делали? Для того ли, чтобы сбить с толку пожелавших потревожить загробный покой усопших? Или же строители следовали неким астрономическим соображениям? В Великой пирамиде имеется камера, вырубленная в камне в сотне футов под основанием; назначение этой камеры до сих пор остается неясным. Непонятно и то, почему царицу хоронили в отдельной пирамиде, а не в предназначенной для нее камере в пирамиде супруга. Главные саркофаги Великой пирамиды пусты. А фотографии, сделанные в этой пирамиде в 1992 и 2002 годах с помощью миниатюрной видеокамеры-робота, смонтированной на гусеницах немецким специалистом Рудольфом Гантенбринком, показали, что за якобы глухими стенами, блокирующими диагональные штольни, имеются тупиковые проходы и даже камеры. Последний пример — очередное немаловажное подтверждение того обстоятельства, что пирамиды далеко не раскрыли всех своих секретов и что нас ожидают новые открытия.

Великая пирамида

Крупнейшая из трех пирамид Гизы также является самой древней из них, и обычно именно с нее начинают свой обзор туристы. Возле нее разгружаются туристические автобусы, и рядом с ней крутая дорожка от отеля «Мена» выходит на плоскую террасу, нависающую над зеленой частью Гизы. Разумеется, Великая пирамида Хуфу привлекает всеобщее внимание. Когда подойдешь ближе, становится видно, что она сложена из каменных блоков, в нижней части острые грани камней сглажены ветром и песком, а выше остаются такими же четкими, как и тысячелетия назад. Амелия Эдвардс в книге «Тысяча миль вверх по Нилу» писала, что этот контраст придает пирамиде такой вид, будто «ее еще не достроили, будто рабочие вернутся на следующее утро». Всю пирамиду можно обойти вокруг, расстояние составит приблизительно полмили; с западной стороны вашему взгляду откроется пустыня, а затем вы минуете останки меньших пирамид и гробниц, втиснутых между восточной стороной Великой пирамиды и обрывом плато. Эти полуразвалившиеся сооружения, известные как Пирамиды цариц, служили усыпальницами для матерей, жен и сестер фараонов Четвертой династии.

Среди меньших пирамид продолжаются раскопки. Но вряд ли современные археологи решат надеть розовое нижнее белье — по крайней мере, не во время работы, — как поступал когда-то именитый археолог Флиндерс Петри (1853–1942). Петри, получивший прозвище «Отец египетской археологии», в пять лет выучил иероглифический алфавит, в двадцать с небольшим объехал наиболее известные достопримечательности Великобритании, включая Стоунхендж, но «родной древностью» не увлекся и посвятил свою научную карьеру Египту. Он проводил в Египте месяцы и годы, пользуясь финансовой поддержкой Амелии Эдвардс, которая сумела обеспечить ему и должность профессора египтологии в лондонском Юниверсити-колледже. В автобиографии «Семьдесят лет в археологии» (1931) Петри сообщает, что, когда он исследовал Великую пирамиду, «чаще всего оказывалось удобнее для работы раздеться догола… Снаружи, на жаре, я обычно надевал нижнюю рубашку и подштанники, а розовый цвет последних отгонял зевак, пугавшихся столь экстравагантного наряда».

Солнечная ладья

Флиндерс Петри и другие именитые (и не менее эксцентричные) британские археологи, исследовавшие пирамиды в «золотую пору» египетской археологии — XIX и начало XX столетия, — не дожили, к несчастью, до одного из самых значительных открытий, сделанных в песках Гизы. В 1954 году была найдена так называемая солнечная ладья, сегодня она находится в специально построенном (в форме лодки) элегантном павильоне рядом с южным фасадом Великой пирамиды, неподалеку от колодца, в котором ее нашли. В павильоне построены высокие подмостки, с которых возможно всесторонне разглядеть ладью, чьи деревянные палубы и мачты отлично сохранились в сухом песке. В ладье имеются весла, причем они в таком состоянии, что хоть сейчас отправляй их для регаты в Кембридж или Оксфорд; к пристани ладью пришвартовывали веревками, как и современные корабли. Весла закреплены на бортах и смотрят в небо, словно ладья приближается к берегу и гребцы наконец-то могут отдохнуть.

Разумеется, эта ладья никогда не плавала по воде и гребцы за ее веслами не сидели; сегодня она будто скользит по песчаному морю, гордясь тем, что давно осуществила задачу, для которой предназначалась. (Погребальные ладьи найдены также в Саккаре, а в каирском Музее древностей выставлены два погребальных челна фараона Сенусерта; они гораздо меньше по размерам и куда менее изящные, чем солнечная ладья, что отражает поздний приоритет Гизы перед Саккарой в качестве церемониального центра).

Относительно назначения этой ладьи между археологами и историками велись и ведутся ожесточенные споры. Ладью захоронили в разобранном виде; чтобы заново собрать 1224 фрагмента, потребовалось много лет. Рядом с ней погребена — и по-прежнему остается под песками — еще одна ладья, а с восточной стороны Великой пирамиды обнаружены несколько ям, формой повторяющих лодки. Первоначально считалось, что ладьи исполняли некую символическую роль в погребальных обрядах: возможно, египтяне верили, что фараон переправляется на такой ладье в загробный мир. В последние годы все больше сторонников получает гипотеза, гласящая, что ладьи использовались для финального «земного» путешествия фараона по Нилу, после чего их разбирали — вероятно, полагая «зараженными» негативной энергией смерти. Впрочем, убедительных доказательств того или иного назначения ладей до сих пор не найдено; иными словами, перед нами одна из великого множества «загадок пирамид».

Пирамиды Хафры и Менкауры

Хуфу наследовал фараон Джедефра, который правил всего восемь лет и построил себе пирамиду в Абу-Роаше, в пяти милях к северу от Гизы. От нее мало что сохранилось, а в самом Абу-Роаше смотреть не на что, так что мы поспешим вернуться в Гизу, ко Второй пирамиде, иначе пирамиде Хафры (Хефрена), преемника и двоюродного брата Джедефры и сына Хуфу.

Пирамида Хафры уступает высотой пирамиде его отца, однако построена на возвышенности, из-за чего (а также благодаря частично сохранившейся известняковой «облицовке») кажется чуть выше Великой пирамиды. От нее под уклон ведет дорога к Сфинксу, лицо которого, по легенде, есть лицо Хафры. Вокруг Сфинкса и пирамиды множество зданий церемониального назначения, в том числе храмов, среди которых есть храм с помещением, обнесенным колоннами из розового асуанского гранита, резко контрастирующего с известняком, наиболее распространенным строительным материалом в Гизе. Некогда поблизости находилась пристань — на давно исчезнувшем рукаве Нила; именно на ней разгружались лодки с каменными глыбами, и именно с нее тело фараона отправлялось в последний путь к пирамиде.

На месте пристани Огюст Мариет в 1860 году нашел великолепную статую Хафры, ныне хранящуюся в каирском Музее древностей. Выточенная из иссиня-черного диорита, который добывали далеко за Асуаном, эта статуя считается скульптурным шедевром Древнего царства; она изображает фараона восседающим на троне и сурово глядящего вдаль. Статуя имеет одну особенность, которую невозможно разглядеть анфас: за спиной фараона распростер крылья сокол — бог Гор, словно обнимающий Хафру.

Каждую годовщину смерти Хафры в храмах проводились поминальные церемонии, однако со временем жрецы и фараоны должны были осознать, что эпоха массового строительства гробниц мало-помалу заканчивается. Третья пирамида — Менкауры, сына Хафры — самая маленькая из трех. Ее построили достаточно быстро и, что примечательно, до конца строительство не довели. Правда, не будем забывать о том, что в XII веке некий султан, которому потребовались камни для собственных архитектурных проектов, велел разобрать верх пирамиды Менкауры. В этой пирамиде нашли базальтовый саркофаг, который позднее утонул в море во время транспортировки в Великобританию (уцелела только деревянная крышка, которая ныне находится в коллекции Британского музея).

Ученые придерживаются различных мнений относительно того, кому предназначался этот саркофаг; некоторые утверждают, что и саркофаг, и пирамиду строили не для самого Менкауры, а для его сына. Как бы то ни было, это третья и последняя из пирамид Гизы; позднее некрополем фараонов стал Абу-Сир, а затем царей вновь стали хоронить в Саккаре. В определенном смысле пирамида Менкауры подвела черту под историей древней Гизы. Многие туристы попросту не обращают на нее внимания, поскольку она отстоит дальше всего от стоянки автобусов, но те, кто все же приходит сюда, получают полное представление о пустыне: за пирамидой Менкауры пески раскидываются привольно и необозримо, а редкие следы раскопок и брошенная военная техника мнятся лодками, дрейфующими в бескрайнем море.

Подземные изыскания

В прошлом посетители пирамид отнюдь не удовлетворялись разглядыванием этих циклопических сооружений снаружи. В девятнадцатом и начале XX столетия тогдашние туристы наперебой рассказывали срывающимися голосами, как карабкались снизу до макушки и как бродили по темным и сырым туннелям внутри. Сегодня, разумеется, все иначе — к сожалению, не могу сказать, что стало лучше. Туристам уже не нужно нести с собой факелы, поскольку в туннели проведен электрический свет (а для доступа открыты наиболее безопасные из проходов); что же касается подъема на пирамиды, то едва успеешь взобраться на третий снизу камень, как отовсюду доносятся свистки и крики бдительных охранников.

Хотя подобные прогулки небезопасны (и отрицательно сказываются на состоянии памятников), трудно не пожалеть о старых добрых временах, когда подъемы на пирамиды и спуски в них были не только возможны, но считались едва ли не обязательными для всякого уважающего себя туриста. Полагаю, что стародавний турист разрывался между двумя желаниями и никак не мог решить, с чего начать — со спуска или с подъема. Оба занятия представлялись достаточно утомительными: в воспоминаниях путешественников неоднократно встречается слово «усталость»; тому, кто решал подняться по жаре на вершину пирамиды или нырнуть в ее сырые глубины, требовались крепкие ноги и умение терпеть.

Пирамиды изобилуют туннелями, штольнями и проходами, представляют собой нечто вроде системы известняковых пещер, пробитых не водой, а человеческими руками. Строители первоначально проложили туннели к погребальным камерам — и построили множество тупиковых проходов, чтобы одурачить возможных расхитителей гробниц. Уже к IX столетию грабители прокопали собственные туннели, в Средние века добавились новые, проложенные как ворами, так и исследователями. Ныне туристы, посещающие пирамиды, с равным успехом пользуются всеми этими проходами, не выбирая, какой, когда и кем был проложен.

Выше я упоминал о том, что многим посетителям пирамид внутри становится не по себе. Сто пятьдесят лет назад «Путеводитель по Египту» Мюррея (1858) советовал туристам помнить о том, что «пирамиды не являются приятным местом, подниматься наверх весьма утомительно, а внутри ожидают затхлый воздух, пыль и мрак». Мюррей рекомендовал брать с собой свечи, спички и магний, чтобы как следует осветить царскую камеру.

Современные туристы пользуются преимуществами электрического света, однако в большинстве нынешних путеводителей также говорится, что пребывание внутри пирамиды является, по сути, развлечением экстремального свойства. К примеру, в пирамиде Хафры придется пройти по длинному коридору, круто уводящему вниз, причем распрямиться во весь рост невозможно; вдобавок надо выбрать — двигаться ли вперед лицом, в направлении черного зева сырой камеры, или спиной, с тоскою глядя на постепенно отдаляющийся и уменьшающийся квадратик солнечного света. Только маленькие дети способны идти по этому коридору, не сгибаясь вдвое, а навстречу движется поток выходящих наружу, с которыми еще нужно разминуться. После первой камеры туристов ожидает клаустрофобическое продвижение по темным узким штольням к главной погребальной камере, где сыро, душно и — поверьте на слово — очень неприятно. (Не удивительно, что Флиндерс Петри предпочитал вести раскопки абсолютно голым). Положение усугубляет и то обстоятельство, что орды туристов, шастающие внутри пирамид, вредят последним ничуть не меньше, нежели те, кто на протяжении многих поколений карабкался на их макушки: каждый посетитель за время подземной прогулки выдыхает около двадцати граммов соли, которая оседает и копится на стенах, повреждая камень.

Наиболее поразительная деталь в царской погребальной камере пирамиды Хафры (не считая пустого саркофага) — надпись на стене: неровными печатными буквами намалевано имя Джованни Бельцони. Этот итальянский археолог первым обнаружил царскую камеру, о чем сообщил в своей книге «Описание исследований и недавних открытий в Египте» (1822). Собственное имя на стене камеры он написал из тех же побуждений, какими руководствуются современные вандалы, «украшающие» стены станций метро. На самом деле Бельцони — личность весьма любопытная: шести с половиной футов ростом, он поначалу собирался стать монахом, потом подался в инженеры, а закончил силовым акробатом в лондонском цирке. Посетив Египет (в пору увлечения инженерным делом), он всерьез заинтересовался пирамидами и принялся старательно изображать из себя специалиста-археолога. К списку его находок, помимо царской камеры Хафры, принадлежат гробница Сети I в Долине царей и источник реки Нигер в Западной Африке. О своих предпочтениях относительно манеры одеваться во время исследования пирамид он сведений не оставил, зато вот что счел нужным сообщить по поводу фундаментального открытия:

Вверх

Теперь устремимся из мрачных и душных подземелий наверх, к освежающему ветру и простору. Подъем на пирамиды был некогда еще более популярен, чем спуск в них. В «Олеандре, палисандре» Пенелопа Лайвли упоминает, что стороны пирамид «кишели крохотными фигурками. Мы наблюдали за этими скалолазами с немалым интересом, ожидая, когда кто-нибудь из них сорвется, и обсуждали технику подъема; большинство пользовалось услугами проводников, один из которых тянул сверху, а другой подталкивал снизу, их белые галабии развевались на ветру».

«Путеводитель по Египту» Мюррея утверждает, что рекорд скорости при подъеме на пирамиду Хуфу — восемь минут, причем «подниматься нисколько не сложно, разве что утомительно для тех, кто не обучен скалолазанию.

Дам нередко приходится втаскивать наверх, это делают арабы, которых также можно попросить взять с собой приступку, чтобы подставлять под ноги у особенно высоких камней». Соперник Мюррея Бедекер также сообщает о готовности проводников помочь: они «тянут, подталкивают, поддерживают и едва ли позволяют отдохнуть, пока скалолаз не добрался до вершины. Дамам следует позаботиться о подобающем наряде…» Впрочем, Гарриет Прингл, героиня романа Оливии Мэннинг «Дерево опасностей», этот совет проигнорировала. Она отказалась от помощи проводников, оставила их у подножия пирамиды бессильно потрясать кулаками, а сама двинулась вверх — довольно необычным способом: «стоя спиной к стене, она прыгала вверх, на следующий уступ, а затем подтягивала ноги».

Американский романист Марк Твен может по праву считаться одним из первых туристов в современном значении этого слова. Он оставил нам весьма живописное описание своего восхождения на Великую пирамиду, которая показалась ему «неопрятной, уродливой грудой камня. Каждая из ее чудовищных сторон представляла собой гигантскую лестницу вверх. Ступень за ступенью эти лестницы сужались, пока не сходились на конус высоко в воздухе. Крошечные, как насекомые, мужчины и женщины отважно карабкались по головокружительным обрывам». Чтобы описать сам подъем, Твен прибегнул к нагромождению определений: это было «восхитительное, воодушевляющее, чреватое падением, требовавшее напряжения мышц, утомляющее до изнеможения, заставляющее скрежетать зубами и проклинать все на свете» восхождение к вершине пирамиды под палящими лучами солнца, словно стремившегося поджарить незадачливых скалолазов.

Другим туристом-романистом был Уильям Теккерей. Он писал, что ему помогал проводник-бедуин, перехвативший их отряд за две мили от пирамид, а подъем не был «ни романтичным, ни трудным, ни возвышающим душу: поднимаешься по гигантской каменной лестнице, отдельные ступени которой высотой четыре фута…» Элизабет Кэбот Керкленд отозвалась о восхождении на пирамиды столь же прохладно. В своей статье, опубликованной в «Записках Массачусетского исторического общества» за 1905 год, она заметила, что «усталость была велика, а расходы малы», и что трое бедуинов, ее сопровождавших, «выглядели весьма устрашающе, но держались безукоризненно вежливо и оказывали любую потребную помощь… Погода нас не баловала, ветер из пустыни обжигал, а солнце испепеляло». На восхождение миссис Керкленд затратила сорок минут, на спуск — вдвое меньше (эти цифры гораздо более похожи на правду, чем сведения Мюррея).

Наверняка те, кто достигал макушки пирамиды, испытывали потребность в длительном отдыхе. Однако условия наверху к этому не располагали. Путеводитель Мюррея сообщает, что «на вершине пирамиды долготерпение скалолазов примутся всерьез испытывать продавцы поддельных древностей и бесчестные менялы». Теккерей оставил нам описание ситуации, в которую уже не смогут угодить современные туристы: «Отовсюду слышались шутки и смех, крики проводников, требования позвать переводчика, препирательства из-за медяка… Мы словно разыгрывали фарс на фоне пирамид. Они возвышались прямо перед нами, и под их сенью творились совершенно нелепые в своей повседневности дела». Теккерей упоминает некоего майора бенгальской кавалерии, чье лицо, когда он поднялся на вершину, «побагровело и лоснилось», однако наверху его ожидали «холодная дичь и горячая яичница, а в следующее мгновение он уже окунул усы в стаканчик бренди с содовой. Что ж, теперь он сможет поведать всем и каждому, что поднимался на пирамиду».

Несмотря на подобные ситуации, вид с вершины пирамиды, должно быть, потрясал этих ранних туристов — если не всех, то большинство из них. Теккерей восхищался «бескрайним плоским ландшафтом, великой, плавно текущей рекой, багровым из-за знойной дымки городом с его фортами, куполами и шпилями, зелеными полями, рощами пальм и пестрыми деревушками… Пустыня уходила в бесконечность, тянулась далеко-далеко, пока не сливалась с золотым горизонтом». Однако когда Гай Прингл из романа «Дерево опасностей» добрался до вершины пирамиды, он «оглядел пустыню, над которой дрожало марево, и подивился тому, зачем кто-либо вообще сюда поднимается. Тут почти не на что смотреть. Вдалеке мерцали и переливались на жаре призрачные очертания пирамид Саккары. И больше ничего. Он словно очутился на плоту посреди желтого моря — или же на сковородке, под которой жарко полыхает пламя».

Прежде чем спуститься, туристы, насладившиеся видом, спешили вырезать на камнях свои имена. Думаю, если внимательно изучить надписи на камнях пирамид, мы найдем немало интересного. Достоверно известно, к примеру, что на Великой пирамиде запечатлено имя критика Уильяма Холмана Ханта (1827–1910), которого его спутник Седдон бросил внизу, а сам полез вверх. Хант не слишком обрадовался, узнав по возвращении Седдона, что его имя отныне вырезано на камне (вместе с именем Седдона) — и, быть может, наряду с именами других, намного переживет тех, кто оставил эти надписи.

Сфинкс

Он меньше, чем воображает себе большинство людей, этот памятник, почти затерянный среди развалин храмового комплекса при пирамиде Хафры, едва заметный из-за ограждений, экранов и оборудования для ежевечернего аудиосветового шоу. С пирамиды Хафры видна только тыльная часть его головы, этакий каменный горб над песками в том месте, где пустыня переходит в пригород. В отличие от пирамид, он не сложен из отдельных блоков, а вырезан из цельного камня; у него тело льва и человеческая голова. Вблизи становится возможным разглядеть выражение лица — эту легкую усмешку на губах, этот исполненный мировой скорби взор, устремленный за твою спину; он смотрит в никуда — и видит все.

Сфинкс ревниво хранит свои секреты. Чье лицо воспроизводит этот каменный гигант? Считается, что лицо фараона Хафры, но наверняка сказать нельзя; в период Нового царства Сфинкса отождествляли с богом Гор-эм-Амхетом («Гор на горизонте»). Для чего его построили? Возможно, чтобы охранять пирамиду. Зачем к нему прокопали туннели? Вероятно, это работа грабителей. Каков его возраст? Полагают, что Сфинкс — современник Хафры, однако приснопамятная «альтернативно-историческая» теория утверждает, что, судя по естественному износу статуи, ее изваяли свыше восьми тысяч лет назад. Куда, в конце концов, подевался его нос? Никто не знает точно; тщательное исследование показало, что нос Сфинкса то ли отбили зубилами, то ли отломали при помощи неких рычагов.

Древняя легенда гласит, что Сфинкс загадывал проходившим мимо путникам загадки и убивал тех, кто давал ошибочные ответы. Арабы называют его Абу-Хол, то есть «Отец страха». «Сфинкс» — слово греческое, возможно, производное от древнегреческого слова, означающего «незнакомец, чужак»; впрочем, по мнению некоторые ученых это название происходит от древнеегипетского «шесеп анх» — «живой образ». Борода Сфинкса ныне хранится в Британском музее, а некогда мамлюки и солдаты наполеоновской армии использовали ее в качестве мишени для учебных стрельб; неоднократно предпринимались попытки реставрировать бороду, не менее многочисленные, чем попытки различных исследователей расколоть ее, чтобы «проникнуть в тайны Сфинкса», — ни те, ни другие не удались. Статуя же и без бороды выглядит весьма величаво. Первая встреча со сфинксом многих разочаровывает, но некоторое время спустя понимаешь, что, сам того не заметив, поддался суровому очарованию этой благородной фигуры.

Так произошло, например, с А. У. Кинглейком (1809–1891), викторианским джентльменом и романистом-любителем, который побывал в Северной Африке в 1834 году, а через десять лет опубликовал книгу «Эотен: впечатления о путешествиях по Востоку», причем в первом издании автор указан не был. Он писал:

В Средние века Сфинкс почти полностью скрылся под песками (и оставался в таком состоянии до 1920-х годов). Абдул Латиф, багдадский врач и путешественник, к рассказу которого о Мемфисе мы обращались выше, видел Сфинкса в 1220 году; он говорит о «колоссальной голове, выступающей из земли… Лицо отливает красным, словно статую совсем недавно покрасили. Это лицо необычайно красиво, особенно губы, и кажется, что существо лукаво улыбается». Завершается этот пассаж категоричным утверждением, что во всем Египте нет ничего более пропорционального, нежели голова Сфинкса.

Однако далеко не все поддавались очарованию Сфинкса. В книге «Сафари темной звезды» (2002) Поль Теру снисходительно упоминает «иссеченное песком безносое лицо, покоящееся на полуразрушенных лапах, будто фигурка из песка, на которую пролился дождь». Он цитирует воспоминания других путешественников, чтобы доказать, что не одинок в своем отношении к Сфинксу. Гюстав Флобер называл Сфинкса «курносым и потрепанным», а друг Флобера заметил, что «со спины он выглядит в точности как гигантский гриб». Марк Твен в «Простаках за границей» говорит, что Сфинкс «такой печальный, такой серьезный, такой тоскующий, такой терпеливый… При взгляде на него испытываешь те же ощущения, какие, должно быть, испытывает человек пред Господом»; для Теру этот отзыв — не более чем свидетельство буйной фантазии классика американской литературы. Что ж, каждому свое… Для всякого путешественника Сфинкс олицетворяет то, что этому путешественнику хочется, будь то величие или упадок.

Добро пожаловать в цирк

Сегодня Сфинкс является центральным персонажем главного туристического аттракциона Гизы — ежевечернего аудиосветового шоу у пирамид. Публика рассаживается на огромной платформе, ежась от холодного ветра, задувающего из пустыни с наступлением сумерек; пирамиды проступают из мрака в лучах прожекторов и мерцании лазеров, а Сфинкс — конечно, диктор — рассказывает собравшимся историю этого места.

Иногда энтузиазм устроителей шоу кажется чрезмерным. Скажем, торжественная музыка, сопровождающая повествование, словно заимствована из голливудского эпика 1950-х на библейские темы. Сам рассказ тяготеет к апокалиптичности («Я Сфинкс» — бум-бум-бум — «Я охраняю величайшие достижения человека на этой Земле» — бум-бум-БУМ!) Один из современных путеводителей отзывается о шоу весьма снисходительно, чтобы не сказать — презрительно, и утверждает, что лицезреть это шоу следует на иностранном языке, дабы комментарий не мешал наслаждаться игрой света и тени. Однако организаторы позаботились о переводе комментария на множество языков, включая русский и японский, а само шоу чрезвычайно популярно у семей с детьми: кутаясь в пледы, выдаваемые при входе, они зачарованно наблюдают, как лучи лазеров вспарывают ночное небо, а на экранах сменяют друг друга древние фрески и узоры. Как к шоу относится сам Сфинкс, остается только догадываться. Пожалуй, умей он говорить, он не был бы столь суров по отношению к этому представлению. Вероятнее всего, он взирает на происходящее с привычной мировой скорбью в очах, терпеливо дожидаясь, пока зрители разойдутся, и он сможет спокойно заснуть.

Ежедневный туристический круговорот у пирамид по-своему не менее увлекателен, чем сами памятники и их история. Автобусы с затемненными окнами и надписями на бортах вроде «Флэш тур» прибывают сюда целыми конвоями, начиная с полудня; многоязычная толпа, среди которой снуют местные, штурмует пирамиды до позднего вечера. Надо признать, что посещение пирамид — нечто наподобие непрерывного развлечения: вам предлагают и прокатиться на верблюдах, и приобрести почтовые открытки, лентами свисающие с прилавков, и воспользоваться услугами самозваных гидов-полиглотов, и купить той или иной сувенир из якобы подлинных «древних» камней. Среди местных встречаются люди всех возрастов, от десятилетних черноглазых и черноволосых мальчишек в белых галабиях до согбенных старцев с гнилыми зубами и лицами, словно иссеченными песком и опаленными солнцем. Продавцы и покупатели торгуются отчаянно и в целом добродушно, хотя предложения купить то или это, сыплющиеся со всех сторон и на каждом шагу, способны довести до белого каления и каменную статую.

Это зрелище знакомо всем, кому довелось побывать в Египте в наши дни. В «Восьмидесяти днях вокруг света» Майкл Пэлин рассказывает об автобусах, из которых «бесконечной вереницей, словно муравьи, высыпаются туристы; едва они сойдут с подножки, их атакуют погонщики верблюдов, продавцы открыток, разносчики воды и прочие представители свободного рынка, исправно грабящие туристов в этих местах на протяжении сотен, если не тысяч лет». Пэлин пишет о бесчисленных попытках местных одурачить «высоких белых людей с богатого Запада», о надоедливых торговцах, даже об «атмосфере напряженности и раздражения».

Справедлив ли Пэлин в своих оценках? Давно ли пирамиды превратились в развлечение для туристов? В известном смысле нам приятно думать, что так было почти всегда. Еще греки и римляне приезжали сюда поглазеть на эти величественные сооружения. Как говорилось выше, греческий историк Геродот побывал в Гизе в 449 году до н. э. (Он утверждал, что величайшим чудом Древнего Египта были отнюдь не пирамиды, а лабиринт «близ Города Крокодилов», от которого, увы, не сохранилось и следа[5]). В 24 году н. э. географу Страбону поведали, что груды каменных обломков перед пирамидами — это «окаменелые остатки пищи рабочих» (во времена римского владычества тогдашние гиды славились своей фантазией: так, Диодор Сицилийский покинул Египет в твердом убеждении, что камни на пирамиды поднимались при помощи соляных помостов, которые таяли, когда их заливали воды Нила). Плиний Старший, побывавший в Египте в I веке н. э., записал, что жители поселения Бусирис (Абу-Сир) помогают путешественникам забираться на пирамиды; этот обычай сохранился и две тысячи лет спустя. Аполлоний Тианский (20—100), языческий пророк и философ, странствовал по Египту в компании учеников. «Нет в Египте ни единого города, храма или священного места, который они бы миновали», — свидетельствует биограф Аполлония Филострат. При раскопках были найдены несколько латинских табличек, советующих заезжим гостям вести себя уважительно и не святотатствовать. Впрочем, это не останавливало особо экзальтированных путешественников, которые вели себя не лучше, чем их потомки в XIX столетии; в Гизе нашли латинскую надпись — некая римлянка сожалеет, что ее покойный брат не сможет насладиться красотой этого места.

Римляне также имели склонность к «античному китчу» — например, устраивали египетские танцы и посещали мастерские бальзамировщиков в Мемфисе. Некоторых пирамиды приводили в такой восторг, что по возвращении домой они строили себе гробницы в египетском стиле вдоль Аппиевой дороги. На самом деле эти «прототуристы» были первыми ориенталистами; термин «ориенталисты» предложил родившийся в Каире ученый Эдуард Саид (1935–2003), называвший так тех, чьи представления о Востоке расходились с реальностью. Подобно нынешним туристам, римляне искали «экзотики» и в результате все, что видели их глаза, разукрашивали собственными фантазиями. Предрассудки, с которыми они приезжали в страну, оправдывала и подтверждала хорошо развитая туристическая индустрия, во многом схожая с нынешней, — назойливые гиды, китчевые сувениры и посулы «обеспечить незабываемые впечатления» от сколь угодно краткого визита.

Зернохранилища или гробницы?

Когда в Европе наступили «темные века», приток путешественников в Египет резко сократился, поскольку возможности для путешествий значительно уменьшились по сравнению с римской эпохой. Одним из немногих европейцев, добравшихся до Египта, был ирландский монах Фиделий, в 762 году побывавший у пирамид на пути в Святую Землю. Описание его путешествия составил другой монах, Дикуил, ошибочно назвавший пирамиды «зернохранилищами святого Иосифа». Благодаря монахам-переписчикам это ошибочное мнение относительно пирамид продержалось несколько столетий. Лишь в V веке его оспорили два римских автора, однако на одном из куполов базилики Святого Марка в Венеции сохранилась мозаика XII века, изображающая пирамиды именно как зернохранилища. Дикуил писал, что пирамид семь — по числу «лет изобилия», о которых упоминается в Ветхом завете; вероятно, он сосчитал, наряду с тремя большими пирамидами, и малые, ныне разрушенные. «Они подобны горам, четыре в одной стороне и три в другой, — сообщал Дикуил со слов Фиделия. — Великое удивление вызывает, что от самого подножия и до наивысшей макушки сложены они из камня, а макушка у каждой острая, как игла».

Также в Египте побывал Ибн Убейр, секретарь эмира Гранады, мусульманского государства на юге Испании. Он посетил Каир в 1182 году и оставил сообщение о «древних пирамидах, замечательных сооружениях, которые приятны взгляду и похожи на огромные шатры, уходящие в небеса; две из них настолько велики, что земля уходит из-под ног, когда запрокидываешь голову…» О назначении пирамид Ибн Убейр говорит, что это либо усыпальницы ранних пророков, о которых говорится в Коране, либо, опять же, зернохранилища святого Иосифа. Впрочем, свое рассуждение он завершает логичным заключением: «Лишь Аллаху Всемилостивому ведомо их предназначение».

Наш старый знакомый доктор Абдул Латиф побывал в Каире приблизительно в то же время. Он записал, что малые пирамиды быстро разрушаются, ибо султан Саладин использует их камень для строительства Цитадели (между 1193 и 1198 годами сын Саладина попытался снести пирамиды, и его армия встала лагерем близ пирамиды Менкауры. Работы по разборке продолжались восемь месяцев со скоростью два блока в день, и в конце концов султан отказался от этой затеи). По словам Латифа, две крупнейшие пирамиды «выдаются подобно грудям над поверхностью земли». Пирамиды произвели на него такое впечатление, что он даже определил и научно обосновал причину их долголетия:

Интерьер Великой пирамиды показался Латифу не заслуживающим внимания — вероятно, потому, что внутри путешественников встретили стаи летучих мышей («размером каждая с голубя»), а пол покрывал толстый слой помета. Во второе посещение пирамиды Латиф преодолел две трети длины главного коридора, «едва не сомлев от ужаса, и вернулся на свет полуживой».

К концу Средних веков стало распространяться убеждение, что пирамиды строились не как зернохранилища, а как гробницы. В своем романе «Арабский кошмар» (1983), книге увлекательной и весьма необычной, действие которой происходит в Каире XV столетия, Роберт Ирвин вкладывает упоминание об этом в уста главного героя, английского паломника Балиана, который идет из Нориджа в монастырь Святой Екатерины на Синае. Балиан говорит, что видел «пирамиды Гизы, едва различимые в знойном мареве», с холма Цитадели: примеру этого вымышленного монаха ныне следует большинство туристов. Другой пилигрим, Эммануил, сообщает Балиану, что «местные считают сии пирамиды зернохранилищами Иосифа, каковые возводили рабы, дабы хранились в них припасы, собранные за семь лет изобилия… Но чего еще ожидать от язычников, прозябающих в дикости? Никогда здания сии не были зернохранилищами, и руки человеческие их не касались». По объяснению Эммануила, «возведены они силою магической, что подняла их из земли… а внутри них тысячи мертвых покоятся, ожидая Страшного суда Господа нашего и воскрешения». Еще монах мрачно прибавляет, что «в старину в сей стране тела усопших бальзамировали, а ныне арабы в Гизе торгуют трупами».

В 1517 году Египет оказался под властью турецкого султана, поэтому путешествия по стране для европейцев сделались безопаснее. Интерес к пирамидам вырос, в Европе сложился рынок египетских древностей (включая мумии). В 1646 году Джон Гривз, профессор астрономии Оксфордского университета, опубликовал работу «Пирамидография», в которой подробно описал внутреннее и внешнее устройство пирамид, опираясь на собственные измерения. В определенной степени Гривза можно считать предшественником египтологии как науки, однако он и другие авторы той эпохи, естественно, не избежали ошибок. В книге 1670 года об Африке, составленной из фрагментов описаний древних и современных путешественников, Джон Огилби привел иллюстрацию, на которой Сфинкс подозрительно напоминает пышногрудую даму эпохи Реставрации: голова и плечи Сфинкса поднимаются над песком, а на заднем плане видны пирамиды, настолько крутые, что, имей они такую форму на самом деле, они давно бы рухнули. Также Огилби свято верил рассказам о том, что в пещерах под Мемфисом уже три тысячи лет не гаснут масляные лампы.

С течением времени знания о Древнем Египте постепенно накапливались. Сопровождавшие Наполеона ученые плодотворно потрудились в годы кратковременной французской оккупации страны (1798–1802); их усилия привели к уточнению представлений о Египте — и к дальнейшей популяризации ее достопримечательностей. Отчет Вивана Денона, озаглавленный «Путешествие по Верхнему и Нижнему Египту» (1803), стал во Франции бестселлером и привлек в Египет немало любопытствующих. К середине XIX столетия, благодаря железным дорогам и пароходам, туризм начал приобретать массовый характер. Первые «открытки с пирамидами» датируются концом XIX века; на некоторых изображен нильский паводок и пирамиды, отражающиеся в воде. После постройки англичанами в 1902 году Асуанской плотины эта сцена стала достоянием истории. В 1870-х годах открылся отель «Мена», расположенный в непосредственной близости от плато Гиза. Французский морской офицер и писатель Пьер Лоти (псевдоним Луи Вио, 1850–1923) позднее нелестно отзывался о «непрерывных сигналах автомобильных клаксонов под окнами этого высокого здания, в которое толпой вливаются модно одетые мужчины и женщины, причем последние все в шляпках с перьями, будто краснокожие, пляшущие со скальпами врагов». И чем больше становилось туристов («бездельников и выскочек со всего света», по выражению Лоти), тем назойливее делалось столь привычное ныне предложение сопутствующих товаров и услуг. Один из путеводителей того времени, путеводитель Брэдшоу, предостерегает относительно «арабских юношей, живущих поблизости от Гизы, предлагающих себя в проводники, помощники и тому подобное и не делающих и шагу без «бакшиша»… Если они ведут себя чрезмерно настойчиво, следует обратиться к шейху, который не замедлит употребить свою власть и избавит путешествующего от дальнейших неприятностей».

Несмотря на взрыв бомбы в камере Великой пирамиды в 1993 году (по счастью, никто не пострадал) и недавнее сокращение туристического потока на Ближнем Востоке после 11 сентября 2001 года и войны в Ираке, пирамиды по-прежнему остаются главной «приманкой» для туристов в Египте. Когда в сумерках покидаешь плато, трудно освободиться от уникального очарования пирамид; пожалуй, никакие другие древние камни на планете не притягивают к себе с такой силой. И это притяжение пирамид столь велико, что многие посетители музея под открытым небом покидают его с желанием получше узнать о пирамидах — и получить ответы на вопросы, которые пирамиды задают человечеству. Главный среди вопросов таков — кто, собственно, построил пирамиды?

Марсиане — строители пирамид

Несмотря на всю абсурдность этого предположения, целые поколения теоретиков приводят различные невероятные, маловразумительные и порой непреднамеренно забавные доказательства в пользу подобной версии. Их не устраивает утверждение, что пирамиды строили древнеегипетские крестьяне по велению фараонов, создававших себе усыпальницы. Где же тогда тела — вопрошают теоретики. Согласно древнеегипетским верованиям, чтобы достичь рая в загробной жизни, тело усопшего должно оставаться в гробнице. Именно потому фараоны и строили пирамиды, эти укрепленные усыпальницы, стремясь гарантировать сохранность собственных тел. Однако поскольку ни в одной из пирамид Гизы тел не было обнаружено и все саркофаги пусты, теоретики считают себя вправе отвергать объяснения «ученых ортодоксов».

Быть может, тела похитили грабители? Вполне возможно; правда, непонятно, зачем грабителям понадобились мумии (в Долине царей тела на месте, расхищены лишь сокровища). Согласно одной гипотезе, фараоны, построившие пирамиды, опасались, что усыпальницы когда-нибудь разграбят, и потому завещали похоронить себя где-то еще, а пирамиды превратили в символические олицетворения загробной жизни. По другой гипотезе, тела усопших царей покоятся в пирамидах все четыре с половиной тысячи лет, просто их до сих пор не нашли; найденные погребальные камеры — фальшивки, построенные, чтобы одурачить предполагаемых грабителей. Выше упоминалось, что пирамиды изобилуют тупиковыми проходами, а ряд штолен запечатан; может, за этими, пока не преодоленными преградами и скрываются настоящие погребальные камеры?

Теории относительно инопланетного происхождения пирамид, равно как и рассуждения о некоей «потерянной цивилизации», якобы их построившей, чаще всего опираются именно на факт отсутствия тел; книги и статьи на эту тему в различных журналах и публикации в интернете балансируют между сюрреализмом и откровенной чушью, выдаваемой за истину. Всего два примера. Грэм Хэнкок в книге «Зеркало небес» (1998) заявляет, что пирамиды, наряду с храмом Ангкор-Ват в Камбодже, Стоунхенджем и статуями острова Пасхи, возвела древняя цивилизация, почитавшая духовное начало превыше технологии, и что строители пирамид и прочих чудес света единственные пережили великий потоп, затопивший Землю около 10 500 года до н. э. Другой автор, Ричард Хоугленд, в книге «Памятники Марса» (1987) утверждает, что пирамиды и Сфинкс построены древней цивилизацией, прибывшей на Землю с Марса после того, как была окультурена поверхность красной планеты (в доказательство приводятся фотографии со спутников НАСА, на которых видны марсианские «пирамиды» и гигантское «лицо», якобы схожее с лицом Сфинкса). И так далее, и тому подобное; сколько теоретиков, столько и теорий, различающихся лишь степенью абсурдности. В статье Бойда Тонкина в лондонской газете «Ин-депендент» (февраль 1998 г.) перечисляется множество книг такого рода, выдвигающих «альтернативные» гипотезы. Тонкин упрекает уважаемые издательства в том, что они печатают подобную чепуху огромными тиражами, а книги научные, «ортодоксальные» помещают на задворки своих каталогов. По его словам, «издатели пожертвовали авторитетом в угоду приносящему прибыль потоку откровенной ерунды».

Разумеется, самыми невероятными теориями, если не сказать — бреднями, кишит и интернет. В последние годы наибольшую популярность приобрели взгляды некоего отставного офицера американских ВМС, который объявил себя реинкарнацией Осириса: тело бога, мол, на протяжении тысячелетий покоилось в тайной камере Великой пирамиды вместе с Ковчегом Завета. Если набрать в строке запроса любого интернет-поисковика «пирамиды + пришельцы», вы получите ссылки на десятки сайтов, один из которых воспроизводит идеи видного «альтернативного» теоретика Захарии Ситчина: «Первобытный человек не мог построить эти сооружения… Пирамиды возводились в первую очередь как навигационные маяки (для инопланетных звездолетов, заходивших на посадку в Баальбеке. — Э. Б.). Мы говорим о населении двенадцатой планеты, жители которой в прошлом посещали Землю и даже оставались на ней». Из великого множества сайтов, посвященных загадкам пирамид, ни один не сравнится с тем, который едко высмеивает эту многовековую дискуссию, заявляя, что пирамиды на самом деле — гигантские препятствия в космическом пинболе, играет же в последний экипаж инопланетного звездолета, находящегося на геостационарной орбите.

По всей вероятности, «крестным отцом пирамидиотов» может считаться археолог XIX столетия, профессор астрономии Эдинбургского университета Чарльз Пьяцци Смит (1819–1900), который полагал, что размеры Великой пирамиды «в пирамидных дюймах» доказывают, среди прочего, происхождение англичан от потерянных колен Израилевых. Соратник Смита Роберт Мензис утверждал, что планировка и размеры Великой пирамиды, если их правильно расшифровать, предвещают в 1881 году некое чудо, сопоставимое по масштабам со Вторым пришествием Христа.

Не так давно внимание привлекли две книги, посвященные Древнему Египту в целом и пирамидам в частности. В первой говорится о легендарном, до сих пор не обнаруженном «Зале записей», в котором хранятся документы сверхразвитой (и, возможно, инопланетной) цивилизации, построившей пирамиды. Относительно местоположения этого зала высказывались различные предположения, теоретики использовали карты звездного неба и прочую параферналию, чтобы разгадать «намеки», якобы оставленные древними (зал помещали и под лапами Сфинкса, и где-то под самой Гизой). Во второй книге речь идет о том, что планировка трех пирамид предположительно соответствует расположению звезд в Поясе Ориона, а штольни и колодцы внутри указывают на положение особо значимых в древней религии звезд в 10 500 году до н. э. (снова эта дата). Книга «о пирамидах и звездах», написанная Адрианом Гилбертом и Робертом Бовалом и опубликованная в 1994 году под названием «Тайна Ориона», мгновенно стала бестселлером.

Сколь безумными ни казались бы все эти идеи, не будем забывать, что они — лишь последние в длинном ряду мифов, преданий и легенд, связанных с пирамидами. Арабы считали пирамиды гробницами давних правителей Иемена или же хранилищами научных и литературных достижений, переживших всемирный потоп (возможно, отсюда вырос современный миф о «Зале записей»). О пирамидах упоминается в сказках «Тысячи и одной ночи»: калиф аль-Мамун, правивший в IX веке, врывается в Великую пирамиду и находит там неиссякающий сосуд с водой и петуха, сделанного из драгоценных камней и способного петь и танцевать. (Исторический аль-Мамун и в самом деле побывал в пирамиде; возможно, именно через пробитый им вход сегодня попадают в пирамиду туристы). В сравнительно недавние времена пирамидам приписывали влияние на женскую плодовитость. Английский антрополог Дороти Эди (р. 1904), считавшая себя реинкарнацией одной из наложниц фараона Сети, заявляла, что бездетные женщины, желающие понести от языческих богов, должны скатиться по «облицовке» Второй пирамиды, либо провести ночь у ее входа. Потешаться можно долго, но эти фантазии ничуть не более безумны, чем рассуждения об инопланетянах и потерянных цивилизациях.

Абу-Сир: последние пирамиды

Это место — своего рода последняя «глава» в тысячелетней хронике пирамид. Именно здесь завершилась эпоха пирамид. Расположенный между Гизой и Саккарой, Абу-Сир ныне заброшен, а многие его монументы практически рассыпались в пыль.

Сюда можно добраться из Саккары на верблюде — транспорте небыстром и утомительном; другой, более разумный способ — приехать на машине. Дорога ведет вдоль оросительных каналов, питаемых нильской водой, минует вереницу деревень, по которым снуют детишки на велосипедах и бродят цыплята, а женщины в пестрых наголовниках и длинных черных юбках выстраиваются в очереди у водных колонок. Найти Абу-Сир нелегко, спрашивать направление бесполезно — такое впечатление, что никто из местных о нем не слышал.

Посетителей почти нет, охранники и гиды отсутствуют — Абу-Сир целиком и полностью находится во власти бродячих собак. Они живут в развалинах, выводят там щенков, забираются в осыпавшиеся колодцы, скачут через упавшие колонны. Некогда в Абу-Сире находился погребальный комплекс — храмы и пирамиды фараонов Пятой династии, правившей с 2492 по 2345 год до н. э., преемников Четвертой династии, цари которой построили пирамиды в Гизе. Две здешних пирамиды, фараонов Неферефре и Неферикары, превратились в груды камней — их то ли не достроили, то ли возводили в спешке, поэтому долго они не простояли. При строительстве использовался кирпич-сырец, а не известняк, и в результате, как и в Мемфисе, здешние сооружения, выражаясь фигурально, вернулись в почву, из которой когда-то появились. Для тех туристов, кому еще не наскучили пыльные, затянутые паутиной штольни, имеются открытые туннели и лестницы, позволяющие проникнуть в пирамиду фараона Сахура, правившего через одного после Менкауры. Впрочем, смотреть в пирамиде не на что. Интересно, о чем думали фараоны, избравшие Абу-Сир в качестве места для своего погребения, когда глядели через пустыню на величественные пирамиды предшественников в Гизе?

Разумеется, потомки фараонов Пятой династии возвели немало грандиозных сооружений. Цивилизация Древнего Египта со временем очнулась от «спячки», свидетельства которой видны в Абу-Сире. Однако строительство переместилось в другие части страны; хотя Мемфис и Гелиополь продолжали играть важную роль в жизни древних египтян, фараоны Нового царства (1567–1085 гг. до н. э). сделали своей столицей Фивы на юге. Оттуда отправлялись в походы Рамсес I и Рамсес II, при которых были одержаны военные победы в Сирии и Палестине, при которых вновь расцвели производство и искусства; в ту же эпоху Моисей вывел из Египта израильтян, а царский престол на короткий срок занял знаменитый мальчик-фараон Тутанхамон.

Каирский Музей древностей

История Долины царей, равно как и замечательных храмов Луксора и Карнака, построенных, когда пирамиды уже простояли тысячу лет, остается за страницами нашей книги, посвященной Каиру. А вот история Тутанхамона тесно связана с историей города, поскольку сокровища, найденные в гробнице юного фараона в Долине царей, ныне выставлены в экспозиции каирского Музея древностей.

Тутанхамон занял трон в 1336 году до н. э., в возрасте восьми лет. Умер он приблизительно девять лет спустя и оставался одним из наименее известных египетских фараонов вплоть до обнаружения археологом Говардом Картером в 1922 году его гробницы в Долине царей. Как правитель Тутанхамон ничем не прославился — за него страной управлял регент Эйе, впоследствии сам ставший фараоном, — но в гробнице юного царя, до которой не сумели добраться грабители, отлично сохранились саркофаги и драгоценности. Сегодня 1700 найденных в гробнице предметов занимают двенадцать залов на верхнем этаже Музея древностей и, что нисколько не удивительно, являются наиболее популярной частью экспозиции.

Поразительное впечатление производит посмертная маска — одно из самых известных в мире олицетворений смерти; она хранится в специальной стеклянной витрине с особым климатом, в зале, где выставлены десятки золотых украшений из гробницы. Маска инкрустирована кварцем и обсидианом, в ней прежде всего привлекают внимание огромные глаза, голубые с золотым отливом. Маски сохраняли черты фараонов, чтобы их ка могли узнать своих «хозяев» и возродить последних в загробном мире.

Картер, раскопав гробницу, обнаружил, что украшения свалены кучками в нескольких крохотных помещениях, словно в подсобке антикварного магазина. Фотографии в экспозиции музея показывают, как выглядела гробница в Фивах (большинство предметов ныне в Каире, в гробнице осталось лишь мумифицированное тело фараона). Помимо посмертной маски, наиболее ценные находки Картера — две статуи ка в полный рост, черные с золотом, охранявшие усопшего, огромные сундуки из дерева и слоновой кости, в которых хранились наряды фараона (на крышке одного из сундуков изображен Тутанхамон в колеснице, поражающий врагов-сирийцев), несколько тронов и стульев, а также изысканно украшенные гробы, вставлявшиеся подобно русским матрешкам один в другой; самый большой гроб велик настолько, что в него войдет минивэн.

Пожалуй, самый любопытный предмет экспозиции — набор для игры в сенет. Это древнеегипетская разновидность шашек, в нее играли миниатюрными кругляшками, которые передвигали по доске, разделенной на ряды по десять клеток. Каждому игроку полагалось по семь «шашек», а целью игры было провести «шашки» вдоль доски на половину противника. Клетки особого цвета означали удачу или неудачу. Под доской помещались два ящичка, в которых хранились «шашки». Похожие настольные игры и сегодня можно приобрести в магазине, и не сложно вообразить себе мальчика Тутанхамона, сидящего в зале мемфисского дворца и играющего в сенет, пока регент и другие взрослые управляют страной.

Музей древности — один из главных туристических аттракционов Каира. Основал его в XIX столетии французский египтолог Огюст Мариет, «заразившийся» Египтом после изучения бумаг, которые он получил в наследство от своего кузена, в 1820-е годы подвизавшегося на раскопках под руководством Жана-Франсуа Шампольона. Позднее Мариет самостоятельно изучил иероглифическую письменность и коптский язык и работал куратором в Лувре, а затем организовал экспедицию в Египет, где, в частности, раскопал саккарский Серапеум. В 1858 году египетское правительство предложило Мариету должность начальника службы древностей; на этой должности он собрал достаточно старинных предметов, чтобы основать Музей древностей в Булаке, пригороде на восточном берегу Нила, напротив Замалека.

Прежде чем Мариет занялся сбором древних сокровищ, многие из них были вывезены из страны. Его усилия оценили по достоинству и даже удостоили чести быть похороненным на территории музея в Булаке; позднее, вместе с музейными коллекциями, саркофаг Мариета был перенесен в нынешнее здание на площади Тахрир, открывшееся в 1902 году. Сегодня музей, в котором насчитывается 130 000 экспонатов, перерос это здание, как когда-то — здание в Булаке (из 40 000 предметов, хранящихся в подвале, некоторые постепенно погружаются в слой нильского ила, на котором стоит фундамент). В залах музея душно и темновато, система нумерации залов весьма запутанная (существуют, по крайней мере, три ее варианта), на экспонатах отсутствуют пояснительные таблички, однако каирский музей остается крупнейшим в мире хранилищем древнеегипетских сокровищ (а входной билет в него стоит чуть меньше трех долларов США).

Очутившись внутри, пройдя через зону досмотра, едва ли не более сурового, чем в каирском аэропорте, внезапно замечаешь, что одни залы почти пусты, зато в других посетителей столько, что невозможно протиснуться. По большей части этот музей напоминает о том, как выглядели лондонские музеи, прежде чем в них появилось нынешнее поколение технологически «продвинутых» школьников с телефонными гарнитурами на ушах. (Исключение составляет зал мумий, где смотрители неустанно «заглушают» посетителей, осмеливающихся болтать в присутствии обмотанных бинтами трупов, покоящихся в азотной смеси). Главной «завлекалочкой», безусловно, является коллекция Тутанхамона: именно там вас ожидает толпа потных взрослых и утомленных детей, гиды-полиглоты и скучающие смотрители, в обязанности которых входит наблюдать за безопасностью одного из самых знаменитых собраний сокровищ в мировой истории.

Конец эпохи фараонов

Все археологические памятники вокруг Каира относятся к периоду Древнего царства. В периоды Среднего и Нового царств строительство в Нижнем Египте продолжалось (прежде всего на память приходит Серапеум в Саккаре), а Мемфис оставался, выражаясь современным языком, главной военной базой страны. Сфинкс во времена фараона Рамсеса II превратился в святыню, к которой совершались паломничества; многие устанавливали поблизости от него памятные стелы в честь собственного визита к древнему «чудищу». Тем не менее в окрестностях Каира не сохранилось значительных памятников эпохи после пирамид.

Назвать точную дату заката власти фараонов затруднительно. На протяжении нескольких столетий, если не тысячелетия, древние традиции и ритуалы постепенно отмирали или «встраивались» в культуру иноземных завоевателей. К 1085 году до н. э. Египет разделился на Север и Юг; столицей Севера стал Танис неподалеку от Порт-Саида, а столицей Юга были Фивы. Это разделение напоминало ситуацию в стране до воцарения Менеса и объединения Египта; если принятие Менесом сдвоенного царского венца ознаменовало собой начало новой эры, разделение страны ее завершило. В 667 году до н. э. Фивы и Мемфис разграбили ассирийцы; многие ученые именно эту дату упоминают в качестве финальной в истории Древнего Египта. Другие же называют 525 год до н. э., когда персидский царь Камбис вторгся в Египет и подчинил страну персам. (Гиза и при персах оставалась некрополем, а придворного врача Камбиса похоронили в Абу-Сире). После персов в Египте пять столетий правили чужеземные династии; последней из этих правителей была Клеопатра, победитель которой Август добавил к своему титулу слово «фараон». Но очевидно, что к тому времени цивилизация, насчитывавшая три тысячи лет, уже пришла в упадок, а многие ее сооружения поглотили пески пустыни, словно законсервировав их для археологов грядущего. Только пирамиды, как и прежде, возвышались над пустыней свидетелями былого величия. И на фоне пирамид состоялся переход к следующей стадии в истории Египта — к эпохе греков и римлян, которая принесла в страну христианство.