«Жить означает не иметь ни в чем уверенности, не знать, что и как будет дальше. Как только вы знаете – вы начинаете понемногу умирать. Художник никогда не знает наверняка. Мы предполагаем. Возможно, мы ошибаемся, но мы совершаем во тьме один бросок за другим».
«Жить – все равно что сесть в лодку, которая вот-вот выйдет в море и утонет».
Будучи людьми, мы склонны бороться за определенность, как только понимаем, что вокруг нас бурное течение. В трудные времена стремление обрести твердую почву под ногами – нечто предсказуемое и устойчивое – усиливается. Но в действительности сама суть существования – это нескончаемый поток. Все меняется, осознаем мы это или нет.
Какая неприятность! Похоже, мы обречены страдать лишь потому, что в нас глубоко сидит страх истинной природы реальности. Наши попытки обеспечить себе продолжительные удовольствия и безопасность сталкиваются с тем фактом, что все мы – часть динамичной системы, в которой всё и все переменчивы.
И вот мы здесь, прямо перед дилеммой. И вместе с нами – провокационные вопросы: как жить с открытым сердцем в непостоянстве, зная, что однажды мы умрем? Каково понимать, что мы никогда не сможем контролировать все вокруг? Возможно ли стать терпимее к нестабильности и переменам? Как заводить друзей в непредсказуемости и неопределенности – и воспринимать их как возможность изменить нашу жизнь к лучшему?
Будда называл непостоянство одной из трех отличительных черт нашего существования, непреложным фактом жизни. Непостоянство – это то, чему мы, похоже, сильно сопротивляемся. Мы полагаем, что если бы сделали одно и не сделали другого, то каким-то образом обеспечили бы себе безопасную, стабильную, контролируемую жизнь. Как же мы расстраиваемся, когда все складывается не так, как мы ожидали.
Недавно я прочитала интервью военного корреспондента по имени Крис Хеджес, в котором была фраза, идеально подходящая к нашей ситуации: «Моральная неопределенность человеческого бытия». Думаю, это относится к главному выбору каждого человека: цепляться за ложную безопасность наших устоявшихся представлений и первобытных взглядов, несмотря на то что они приносят нам лишь краткое удовлетворение, или же преодолеть страх и совершить рывок к подлинной жизни. Эта фраза – «Моральная неопределенность человеческого бытия» – сильно во мне отозвалась: именно об этом я размышляла много лет. Как можно расслабиться и допустить искренние, сердечные отношения, зная, что основа человеческого бытия – неопределенность и зыбкость?
Мой первый Учитель, Чогьям Трунгпа[1], часто говорил о глубокой тревоге людей. Эта тревога, это неприятное чувство при столкновении с непостоянством – не болезнь, поразившая лишь некоторых людей. Это состояние, свойственное всем нам. Что, если мы примем неопределенность жизни и расслабимся в ней, вместо того чтобы впадать в уныние? Что, если мы скажем: «Да, дела обстоят так, это и значит – быть человеком», – и решим наслаждаться путешествием?
К счастью, Будда дал много советов о том, как это сделать. Среди них – так называемые «три обета», или «три обязательства» тибетской буддийской традиции. Они представляют собой три способа использовать нашу ситуацию – по сути хаотичную, нестабильную, зыбкую и постоянно меняющуюся – как путь к пробуждению. Первое обязательство традиционно называется пратимокша[2], для монахов это основа самоосвобождения. Оно подразумевает стремление не причинять другим вреда своими действиями, словами и мыслями, быть добрыми друг к другу. Оно дает основу, благодаря которой мы учимся работать с мыслями и чувствами и воздерживаться от слов и действий, обусловленных запутанностью. Следующий шаг по направлению к тому, чтобы чувствовать себя спокойно при отсутствии почвы под ногами, – обязательство помогать другим, обет бодхисаттвы[3]. Это обязательство жить с открытым сердцем и умом, развивать в себе сочувствие, стремясь облегчить страдания мира. Последнее из трех обязательств, известное как обет самайи, – это решение принять мир таким, каков он есть, без предвзятости. Это обязательство видеть все, что встречается на нашем пути – хорошее и плохое, приятное и болезненное, – как проявление просветленной энергии. Обязательство воспринимать все в жизни как способ достижения просветления.
Но что означает основополагающая неопределенность человеческой жизни применительно к повседневности? Прежде всего – понимание, что все меняется. Шантидева, учивший буддизму в VIII веке, написал в «Пути бодхисаттвы»:
Все, чем я владею и чем пользуюсь,
Подобно ускользающему образу из сна.
Он растворяется в памяти,
Растворяется и больше не возникнет.
Осознаем мы это или нет, земля под нами постоянно дрожит. Ничто не вечно под луною, включая и нас самих. Наверное, очень немногие постоянно поглощены мыслью «я умру», но есть масса доказательств тому, что эта мысль, этот страх с нами всегда. «И сам я тоже – нечто кратковременное и преходящее», – заметил Шантидева.
Так каково же это – быть человеком, находиться в этом неопределенном, зыбком положении? Во-первых, мы цепляемся за удовольствия и пытаемся избегать боли, но, несмотря на наши старания, нас всегда бросает от одного к другому. Пребывая в иллюзии, что постоянная безопасность и благополучие – это идеальное состояние, мы пытаемся достичь его любыми способами: едим, пьем, употребляем наркотики, работаем на износ, часами смотрим телевизор или сидим в интернете. Но почему-то никогда не достигаем искомой удовлетворенности. Иногда мы чувствуем себя хорошо: ничего не болит, настроение нормальное. А потом на нас обрушивается физическая боль или душевные страдания. Можно было бы даже составить график того, как удовольствие и боль в нашей жизни сменяют друг друга час за часом, день за днем, год за годом – сначала преобладает одно, потом – другое.
Но ни само непостоянство, ни знание о неизбежности смерти не являются причиной страдания, учил Будда. Скорее, причина страдания – сопротивление изначальной неопределенности нашего положения. Наше беспокойство возникает от попыток обеспечить себе твердую почву под ногами, воплотить в жизнь мечту о том, чтобы всё всегда было нормально. Когда мы сопротивляемся переменам, это называется страдание. Но когда мы можем полностью отпустить происходящее и не бороться с переменами, принять зыбкость нашей ситуации и расслабиться в ее динамике – это называется просветление, или пробуждение нашей истинной природы, изначальной доброты. Другое название для этого – свобода, свобода от борьбы с зыбкостью человеческого бытия.
Основополагающая зыбкость человеческого бытия указывает вот на что: как бы нам того ни хотелось, никогда не следует говорить: «Это единственный верный путь. Так и есть. Тема закрыта». В своем интервью Крис Хеджес также упомянул о боли, возникающей, когда группа людей или определенное вероучение настаивают, что их взгляд – единственно верный. Как у личностей, у нас есть много укоренившихся тенденций. Мы используем их для самоуспокоения. Хватаемся за свое положение или веру как за путь, классно объясняющий реальность, и не желаем терпеть неопределенность и беспокойство, открываясь другим возможностям. Мы цепляемся за эту позицию как за собственную основу и становимся крайне косными и догматичными.
Корень этих догматичных тенденций – жесткая идентификация, которая сформировалась у нас по отношению к себе: хороший или плохой, похвальный или никчемный, то или другое. Обладая таким жестким представлением, мы вынуждены перекраивать реальность, потому что она не всегда соответствует нашему взгляду.
Когда я впервые приехала в аббатство Гампо, я считала себя симпатичной, гибкой личностью с открытыми сердцем и умом. Отчасти это было правдой, но только отчасти. Для начала я была ужасным управляющим. Остальные жители аббатства чувствовали себя передо мной бессильными. Они указывали на мои недостатки, но я не могла услышать их слов, потому что моя самоидентификация была очень жесткой. Каждый раз, когда в аббатство прибывали новые люди, они отзывались обо мне одинаково плохо, и я все равно этого не слышала.
Так продолжалось много лет. Но однажды они словно объединились и напали на меня, я наконец услышала то, что каждый из них говорил о моем поведении и его воздействии на других. Наконец-то до меня дошло.
Вот что означает пребывать в отрицании: вы не слышите ничего, что не соответствует вашей самоидентификации. Не слышите даже хорошего: вы добры, вы отлично поработали, у вас прекрасное чувство юмора – все фильтруется через ваше представление о себе. Вы не можете воспринять ничего такого, что уже не считаете одним из определений себя.
В буддизме жесткая идентификация называется «цеплянием эго». Таким образом мы пытаемся обеспечить себе твердую почву под ногами в постоянно меняющемся мире. Практика медитации разрушает эту жесткую идентификацию. Когда вы медитируете, вы начинаете видеть себя яснее и замечаете, насколько привязаны к своим представлениям о себе. Часто первое же дуновение в сторону жесткой самоидентификации ввергает нас в кризис. Когда жизнь распадается на части, как это было со мной, когда я приехала в аббатство Гампо, то чувствуешь себя так, будто весь мир рушится. Но на самом деле рушится ваша самоидентификация. Как говорил нам Чогьям Трунгпа, «это повод для праздника».
Задача духовного пути – сорвать с нас маски и доспехи. Когда это происходит, то ощущается как кризис – потому что это и есть кризис, кризис самоидентификации. Будда учил, что жесткая идентификация – причина наших страданий. Если заглянуть глубже, то можно сказать, что истинная причина страдания – неспособность переносить неопределенность, а также убежденность в том, что отрицать зыбкость, лежащую в основе человеческого бытия, – совершенно разумно и нормально.
Цепляние эго – наш способ отрицания. Когда у нас появляется представление «это я», мы видим все как угрозу, как обещание или как нечто совершенно нам безразличное. Что бы нам ни встретилось, оно нас либо привлекает, либо отталкивает, либо оставляет равнодушными, в зависимости от того, насколько это опасно для нашей самоидентификации. Жесткая самоидентификация – это наша ложная защита. Если нам нравится человек, то, как правило, потому, что нам с ним хорошо. Он не встает у нас на пути, не нарушает наше представление о себе, так что мы – приятели. Если люди нам не нравятся – у них другая длина волны и мы не хотим с ними общаться, – это обычно потому, что они ставят под вопрос нашу самоидентификацию. Нам неуютно в их присутствии, потому что они не подтверждают тех наших качеств, которые мы стремимся подтвердить, и мы не можем функционировать так, как хотим. Мы часто думаем о неприятных нам людях как о врагах, но в действительности они для нас исключительно полезны. Они – наши лучшие учителя: посланники, которые всегда появляются вовремя, чтобы указать нам на нашу жесткую самоидентификацию.
Чувство беспокойства, связанное с зыбкостью человеческого бытия и с его неопределенностью, возникает из свойственной всем нам привязанности к желанию, чтобы все было по-нашему. В переводе на тибетский язык «привязанность» – это шенпа. Мой Учитель Дзигар Конгтрул называет шенпа «барометром цепляния эго», показателем чувства собственной важности и озабоченности собой. В шенпа заложен инстинкт хватания, или, напротив, отталкивания: чувство «мне нравится, я хочу, мне надо» или, напротив, «не хочу, не надо, пусть исчезнет». Для меня шенпа ассоциируется с попаданием на крючок. Возникает чувство тупика, зажатости, остановки, поражения – так бывает, когда нам не нравится то, что происходит. Шенпа также означает страстное желание избавиться от этих чувств и ухватиться за то, что доставит удовольствие.
Катализатором нашего цепляния и привязанности может стать все что угодно: кто-то критикует нашу работу или не так на нас смотрит, собака грызет любимые туфли, мы испачкали свой лучший галстук. Только что мы чувствовали себя хорошо – вдруг что-то случилось, и вот мы охвачены злостью или ревностью, обвиняем кого-то или сомневаемся в себе. Этот дискомфорт, нахлынувший от того, что ситуация сложилась не так – мы хотим, чтобы она длилась дольше или исчезла, – инстинктивная реакция наших чувств на зыбкость человеческого бытия.
Как правило, наша привязанность, наша шенпа, возникает непроизвольно, как реакция на чувство незащищенности. Когда мы «на крючке», мы хватаемся за все, лишь бы избавиться от этого беспокойства: за еду, алкоголь, секс, шопинг, а также становимся критичными, озлобленными. Между тем есть более полезный способ взаимодействовать с этим острым чувством. Таким же образом можно справиться с болью. Распространенный способ унять физическую боль – осознанная медитация. Нужно направить на боль все свое внимание, вдыхать и выдыхать из больного места. Вместо того чтобы пытаться избежать беспокойства, полностью откройтесь ему. Воспримите болезненное ощущение без зацикливания на состряпанной умом сюжетной линии: «Это плохо, нельзя так чувствовать, а вдруг это никогда не пройдет».
Когда вы сталкиваетесь с шенпа во всей красе, основной совет – тот же, что при столкновении с болью. Будь это чувство «мне нравится» либо «мне не нравится» или эмоциональное состояние вроде одиночества, депрессии, тревоги – полностью открывайтесь чувству, не давая ему трактовок. Если вы применяли этот метод по отношению к физической боли, то знаете, что результат может быть поразительным. Когда вы направляете все свое внимание на колено, спину или голову – что бы у вас ни болело, – отбрасываете историю про «хорошо или плохо», «правильно или неправильно» и непосредственно переживаете боль хоть короткое время, то ваши представления о боли, а часто и сама боль, растворяются.
Шантидева говорил, что наше страдание от физической боли полностью концептуально. Оно возникает не от самого чувства, а от нашего взгляда на него. Он приводит в пример древнеиндийскую секту Карна, члены которой во время ритуалов жгли и резали свое тело. Для них сильная боль ассоциировалась с духовным экстазом, то есть была чем-то прекрасным. Многие спортсмены чувствуют нечто подобное, когда при сверхнагрузках возникает сильное жжение в мышцах. Физическое ощущение само по себе – не хорошее и не плохое, наша трактовка делает его таковым.
Это напоминает мне историю, произошедшую с моим сорвиголовой-сыном, когда ему было 12 лет. Мы стояли на узком носу огромного корабля, как Леонардо ди Каприо и Кейт Уинслет в фильме «Титаник», и я рассказывала ему о своем страхе высоты. Говорила, что не могу находиться на высоте, что испытываю неприятные физические ощущения, мои ноги подкашиваются. Никогда не забуду его лицо и как он сказал: «Мама, я чувствую то же самое!» Разница лишь в том, что ему это чувство нравилось. Все мои племянники и племянницы обожают бейс-джампинг и спелеологию, они наслаждаются приключениями, которых я избегаю любой ценой, – потому что ненавижу то же самое чувство, от которого у них захватывает дух.
ЕСЛИ ЗЛОСТЬ ДЛИТСЯ ДОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЛТОРЫ МИНУТЫ – ЗНАЧИТ, МЫ САМИ РЕШИЛИ ПОДОГРЕВАТЬ ЕЕ.
Однако есть подход к зыбкости человеческого бытия, который позволяет работать с такими чувствами, как страх и отвращение, а не отступать перед ними. Если мы установим связь с ощущением и откроемся ему, не вешая на него ярлыки «хорошо» или «плохо», то, даже когда нам захочется отступить, мы сможем остаться в состоянии присутствия и пойти навстречу тому, что чувствуем.
В книге «Удивительный удар прозрения» (My Stroke of Insight), написанной исследователем мозга Джил Болти Тейлор после того, как она пережила обширный инсульт, Джил рассказывает о физиологическом механизме, который стоит за эмоцией: такая эмоция как злость – автоматическая реакция, она продолжается 90 секунд с момента возникновения, а после иссякает. Полторы минуты – и это все. Если она длится дольше, как обычно бывает, значит, мы сами решили подогревать ее.
Кстати, мы можем использовать подвижную, постоянно меняющуюся природу наших эмоций во благо. Но делаем ли мы это? Нет. Напротив, когда возникает эмоция, мы подогреваем ее своими мыслями, и то, что должно длиться полторы минуты, иногда растягивается на десять-двадцать лет. Мы постоянно возобновляем сюжет. Питаем и усиливаем старые привычки.
У большинства из нас бывают состояния, которые в прошлом заставили нас страдать. И как только мы чувствуем их приближение – будь то начало приступа астмы, симптом хронической усталости, сигнал тревоги, – то впадаем в панику. Вместо того чтобы расслабиться в этом чувстве и дать ему пройти за полторы минуты, будучи полностью открытыми и восприимчивыми, мы говорим: «О нет, нет, опять начинается». Мы отказываемся чувствовать зыбкость бытия, когда она проявляется в такой форме, и делаем самое вредное, что только можно сделать, – запускаем цепочку мыслей: «Что, если это случится? Что, если это случится?» Мы подогреваем свои мысли. Тело, речь и ум объединяются в попытке убежать от чувства, что заставляет его возобновляться снова и снова.
Можно работать над этой реакцией, тренируя состояние присутствия. Женщина, знакомая с наблюдением Джил Болти Тейлор о продолжительности эмоции, прислала мне письмо о том, что она делает, когда возникает беспокойство. «Полторы минуты я просто занимаюсь своим делом».
Вот он, хороший практичный совет: один из способов справиться с колючим тошнотворным чувством при столкновении с зыбкостью – это «полторы минуты заниматься своим делом».
Распознайте чувство, уделите ему внимание, исполненное сочувствия и даже приветствия, и хотя бы на несколько мгновений прекратите создавать сюжетную линию для этого чувства. Это позволит вам пережить чувство непосредственно, без трактовок.
Не подогревайте его концепциями или мнениями о том, хорошее оно или плохое. Просто присутствуйте в чувстве. Где оно находится в вашем теле? Долго ли оно остается неизменным? Меняется ли?
Эго или жесткая идентификация распространяются не только на нас самих. Это также означает, что у нас есть жесткое представление обо всем, что мы воспринимаем. У меня есть жесткое представление о тебе, а у тебя – обо мне. И как только возникает чувство несоответствия, вспыхивают сильные эмоции. В буддизме сильные эмоции, такие как гнев, влечение, гордость и зависть, называются клешами. Клеши – это мешающие чувства, которые затмевают наш ум. Клеши – наш способ спастись от зыбкости, и потому каждый раз, когда мы поддаемся им, наши старые привычки усиливаются.
Мы пытаемся убежать от зыбкости человеческого бытия и не можем этого сделать. Мы не можем скрыться от нее так же, как не можем скрыться от перемен и от смерти. Причина нашего страдания заключается в нашей реакции на неизбежную реальность, в цеплянии эго со всеми его неприятными последствиями, во всем том, что не позволяет нам чувствовать себя хорошо в собственной шкуре и ладить с другими.
Если способ справиться с этими чувствами – оставаться в состоянии присутствия и не развивать сюжетную линию, то возникает вопрос: прежде всего, как нам войти в контакт с зыбкостью человеческого бытия? Это, кстати, не трудно, потому что беспокойство обычно присутствует в самой основе нашей жизни. Его легко распознать, но не так легко устранить. Мы можем переживать беспокойство как легкое неудобство или как тотальный ужас. Тревога заставляет нас чувствовать себя уязвимыми, и нам это обычно не нравится. Уязвимость проявляется по-разному. Мы чувствуем, что потеряли равновесие, не понимаем, что происходит, не контролируем ситуацию. Мы можем чувствовать одиночество, депрессию, злость. Большинство людей стараются любыми способами избегать эмоций, которые делают их уязвимыми.