Как исправить прошлое

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Власть, подумала она. Это когда все пляшут под твою дудку. Власть меняет людей. Обычно Тина презирала тех, кто вертит другими. А сейчас – как бы ей хотелось хоть чуточку власти! Однако в ее распоряжении только план, согласно которому следует вести себя так, будто у нее слегка поехала крыша. Значит, надо приложить все старания, чтобы этот план удался. Как славно будет переиграть Джованни на его собственном поле! И Тина улыбнулась:

– Я готова!

– Да, в этом тебе не откажешь, – цинично признал он. – Включаешься по запросу.

Но и сам включился с ходу. Они чудно сыграли свою роль и вошли в ресторан, держась за руки, глядя друг другу в глаза и даже не моргнув на «охи» и «ахи», раздавшиеся из разных углов, когда их узнали. Через весь переполненный зал – а, к неодобрению Джованни, население Этернита, подобно всему Массачусетсу, предпочитало ужинать рано – Джованни гордо препроводил ее к месту. Тина тяжело опиралась на его руку – ноги плохо держали.

Их столик был на террасе, с видом на реку. Стоял летний, бархатный вечер. Они уселись и улыбнулись друг другу. Официант, склонившись, ждал, когда они наконец разомкнут руки и просмотрят меню, а потом Тина, забавляясь, наблюдала, как уверенно ведет себя Джованни, не позволяя официанту себя торопить.

Он заказал шампанское и, когда вино принесли и разлили, коснулся своим бокалом ее бокала.

– Я должен рассказать тебе о своем прошлом.

Тина жадно сверкнула глазами. Он никогда раньше не рассказывал, как их семья жила до того, как переехать в Этернита, сколько бы она его ни расспрашивала. «Нелегко», и все тут.

– Должен?

– Это тебе понадобится, когда будешь, захлебываясь, повествовать деду, кто твой избранник.

Она опустила ресницы и принялась ковырять вилкой в салате. Ох и непросто будет рассказать это деду! Так же, как Адриане. Впрочем, сейчас не время думать об этом. У нее есть план, надо разыграть представление. Слава Богу, поблизости нет Линкольна, хозяина ресторана, а то потом сгоришь со стыда, глядя ему в глаза.

– Ну, рассказывай, а я буду есть. Как это называется? Очень вкусно!

– Granzeola, moleche е cape sante in saor, – пропел он.

– Ax, Джо, – защебетала она, чувствуя, что рядом стоит официант. – Только ты один можешь так сексуально произнести простое: «Крабы и креветки под соусом»! Ну, рассказывай про Сицилию!

Судя по виду, Джованни с трудом удерживался от смеха. Тина расхохоталась. Он тоже.

– Послушай, нам тяжко дались последние дни. Почему бы сегодня не расслабиться? – Обезоруженная его добродушием, Тина кивнула. – Сицилия... – начал он с восхитительным итальянским акцентом. В этом слове слышалось столько любви и преданности... Полюбив женщину, он будет относиться к ней так же. Лелеять, как принцессу. Тина торопливо потянулась к бокалу – убрать ком в горле и слегка подбодриться. – ...Сицилия каменистая, пустынная и прекрасная, – любовно продолжил он. – Люди там подозрительны. Жизнь каждого подчиняется кодексу фамильной чести. У отца в Палермо была небольшая мастерская по ремонту автомобилей, несколько десятков людей, которые все жили в одном доме. У нас с двоюродным братом были одни башмаки на двоих. В таких условиях, знаешь ли, очень сближаешься.

Вот оно, окошко в мир, из которого вышел Джованни со всей его подозрительностью и страстями.

– Представляю, – кивнула Тина.

– Сомневаюсь, что представляешь, – сухо сказал он. – Это совсем другой мир. Дети в Палермо взрослеют быстро. К двенадцати годам я был уже неплохим механиком и работал в отцовской мастерской.

– А школа?

– Никакой школы. Надо было выжить. Это означало, что все должны зарабатывать деньги. Я занимался поздними вечерами, выполнив дневную норму и отстояв с ведрами очередь к колонке за водой.

– Нелегкая жизнь, – покачала головой Тина. Именно такая жизнь вылепила крепкого, целеустремленного парня, и теперь ясно, откуда его амбиции и желание во что бы то ни стало подняться по социальной лестнице, подальше от бедности.

– Это была хорошая выучка. Вот почему я не боялся никакой работы, когда мы переехали в Штаты и я, к ужасу своему, обнаружил, что придется сидеть за партой с ребятами моложе меня или сделать рывок и догнать ровесников.

– Ты вечно сидел в библиотеке, – вспомнила Тина.

– Дома заниматься было негде, – бесстрастно подтвердил он. – Без воли к победе такие трудности не побороть.

– Я даже не догадывалась, как трудно тебе пришлось, – с сочувствием произнесла Тина.

Джованни взял ее руку, поцеловал – каждый пальчик в отдельности, потом ладонь. У Тины упало сердце.

– Нельзя показывать людям, что ты честолюбив, – произнес он со слабой улыбкой, целуя ей подушечку у основания большого пальца. – Это их, знаешь ли, пугает. Я был голодней, чем кто-либо мог себе вообразить.

– Хотел богатства?

– Власти. Признания, – он поднял на Тину холодные глаза. – Знаний.

Чувствуя неловкость, Тина опустила ресницы.

– Гарвард, – пробормотала она. Он пахал как проклятый, работал на трех работах, чтобы покупать книги и одежду, не висеть камнем на шее у родителей.

– Это была моя мечта, – кивнул он. – Когда мы узнали, что меня примут и, что я выиграл стипендию от «Ротари» \Американский клуб деловых людей \, мы с родителями съездили в Гарвард. – Глянув украдкой ему в лицо, Тина поразилась, какое оно печальное. – Устроили пикник, а потом через Чарльзривер въехали в Кембридж. Гуляли по студенческому городку, мечтали – Гарвард-сквер, Уинтроп-сквер, библиотека... В мечтах я уже был там. Я бродил по всем этим местам, и мое будущее расстилалось предо мной, как и благополучная старость моих родителей.

– О, Джо! – сдавленно воскликнула Тина.

– Пойдем потанцуем.

В танце Джованни нежно держал ее в руках, словно сокровище, а Тина подняла лицо и прижалась щекой к его щеке, думая о мальчике, который выстаивал очередь к колонке и повзрослел раньше времени, об отчаянно честолюбивом школьнике, сидевшем за книгами до рассвета, и о мужчине, , , которым он мог стать, если бы... если бы не убил ее сестру.

– Тиинаа, – выдохнул Джованни.

Ее пронзила дрожь. Осторожно он взял ее пальцами за подбородок и повернул так, чтобы они смотрели глаза в глаза.

– Мм? – не доверяя своему голосу, только и смогла откликнуться она.

Он проник в нее взглядом, в котором теплилась неподдельная нежность.

– Я люблю тебя, – тихо сказал он.

Тина ахнула в голос. Глаза ее наполнились слезами. Джованни тут же прижал ее к себе.

– Ты что, спятила? Ты должна сказать мне, что любишь меня, а не шарахаться, будто я сообщил, что покидаю тебя навеки!

Она с силой отвела голову:

– Очень жаль, что это не так!

– Скажи! – потребовал он. – Немедленно!

– Я... – Тина сглотнула. – Я не могу. Не выходит.

– Тогда сделай что-нибудь. Обними меня. Изобрази губами что-нибудь нежное, чтобы люди увидели, если они смотрят, – а я думаю, что смотрят, потому что при каждом твоем движении у мужчин кровь кипит в жилах.

Да, только не у тебя, подумала Тина, как загипнотизированная, глядя ему в глаза. Но ведь ей самой хочется прикасаться к нему, почему бы не воспользоваться преимуществами этой игры! И она послушно вскинула руки ему на шею, нежно погладила шелковые волосы на затылке. Джованни весьма убедительно вздрогнул, втянул в себя воздух, и Тина, запрокинув голову, не помня себя, выдохнула:

– Я люблю тебя, Джо!

Он спрятал лицо в ее волосах и крепко прижал к себе. И пока они танцевали, она чувствовала во всем теле мучительную сладость и спрашивала себя: может быть, все это – нежные взгляды, любовь, светящаяся в его глазах, трепет его возбужденного тела – все-таки всерьез? Может быть, он не просто находит ее желанной и соблазнительной? Может быть, разгорается искра их прежней любви?

Но ведь любил он не ее, а Бет! Она, Тина, была всего лишь отдушиной. Бет отказала ему в ласках, и Джо пришлось искать, с кем утолить свое отчаянное желание. Но любил он Бет. Это следует помнить! В голове у него только одно – месть! Ах, нет! Еще плотский голод.

А Джованни тем временем нашептывал ей на ухо эротические итальянские словечки, и, слабея от наслаждения, она силилась напомнить себе, что в действительности им движет. Голод и гнев. Надо разрушить его планы остаться в Этернита, вернуть любовь матери и уважение горожан. Надо! Не то доживешь до того, что увидишь, как он выходит из церкви под руку с новобрачной...

Но пожалуйста, взмолилась она про себя, можно еще немного побыть в его объятиях? И, плывя в такт музыке, отдалась грешному удовольствию, блаженно чувствуя теплую ладонь на спине, нежное давление, которое заставляло соприкасаться тела, огонь его тела, упоительный шепот любовных слов...

– Десерт? – предложил он.

Вырванная из фантазий, она скрыла свое разочарование, оперлась на его руку и кинула на него кокетливый взгляд.

– Думала, ты никогда не вспомнишь!

Когда они уселись, Тину трясло от возбуждения, потому что она знала уже, что собирается сделать.

– Ромовые пирожные с сыром и взбитыми сливками? – возбужденно спросила она и потянулась к бокалу. Официант кинулся наполнить его. – Как ты считаешь? – Тина передала меню Джованни и, пока тот читал, мигом опрокинула бокал в цветочную вазу и опять кивнула официанту.

– Да, тебе понравится... А ты не находишь, что несколько налегаешь на алкоголь? – Он нахмурился.

– Он на меня не действует, – отмахнулась Тина и отпила глоточек, глядя на него большими невинными глазами и думая про себя, что, в сущности, никого не обманывает. Она любит его, и пусть весь мир знает об этом, весь мир! Только не он. Тогда, десять лет назад, он провел с ней несколько недель, любя, обманывая, доводя до безумия. А потом он ее бросил. Больше такому не бывать...

– Tiramisu и Fugazza, – сделал заказ Джованни. Тина под шумок снова вылила шампанское в цветы, а остаток – в вазу с фруктами и сияющей улыбкой встретила Джо, когда он к ней повернулся.

– Я чувствую себя... ну, просто чудесно!

– Ты чудесно выглядишь, – Джованни потянулся к букету и вытащил из него гардению. Стебель ее сверкал пузырьками, и Тина затаила дыхание, но Джо осторожно вытер его салфеткой, наклонился и вложил цветок в вырез ее платья.

Он не торопился отнимать руку, и от шелковистого прикосновения пальцев Тина совсем потеряла голову. Безумно захотелось податься всем телом к его руке, соблазнительно изогнуться, попросить пойти куда-нибудь в безлюдное место. Она прикрыла глаза, чтобы утаить это сумасшедшее желание, и тут, к ее сожалению и радости, ласка кончилась – он убрал руку, откинулся и, поедая ее взглядом, промокнул рот салфеткой.

– Поосторожней с шампанским. Может быть, уже хватит? – И сделал жест, чтобы унесли ведерко с бутылкой.

Соберись, велела себе Тина, пора! Надо сделать это сейчас, не то она скажет ему, что ей все равно, любит он ее или нет. Брякнет, что хочет его, и все тут, – пусть даже на несколько недель.

Она должна это сделать! Пусть ему будет стыдно и неудобно. Люди потом простят ее, потому что она только что обручилась, а невестам позволительно легкомыслие, особенно после шампанского. Оркестр остановился передохнуть, более удобного случая не сыскать. Взяв, себя в руки, надеясь, что за спиной столько плюсов за беспорочную жизнь, что потерять пару-другую не грех, Тина оттолкнула стул и дико взмахнула руками в попытке обнять террасу и весь ресторан.

– Я выхожу замуж! – восторженно объявила она.

– Тина! – остерегающе пробормотал Джованни, и кое-кто захихикал.

Это была неправильная реакция! Слегка покачиваясь, она подтащила к себе стул и взобралась на него. Отлично! Мужчины в зале пооткрывали рты, когда красные оборки и длиннющие глянцевые ноги оказались на уровне их глаз.

– Это секрет, но я больше не могу сдерживаться, потому что хочу, чтобы вы все знали, как я счастлива! – прокричала она. – У меня будет свадьба в доме Тамбр... Тамблинов, и вы все, все приглашены! Да! – прибавила она под аплодисменты, смех и крики «ура!».

– Иди ко мне, радость моя, – нежно позвал Джованни, протягивая ей руки.

Ни дать ни взять смущенный, любящий жених! Тина ухмыльнулась. Если бы взгляд убивал...

– Я еще не кончила! – запротестовала она и нетвердо поставила ногу на полированную поверхность стола, спихнув каблуком цветы и фрукты и оценив то, как ловко Джованни поймал их, а также спас свечи в подсвечниках. – Я хочу еще сказать, – медлительно, торжественно, как говорят пьяные, заявила она, бросив победный взгляд на Джованни, который спокойно, штука за штукой, укладывал блестящие фрукты обратно в вазу.

– Может, потом скажешь? – мягко предложил он. Комната накренилась. Стул пополз из-под ног. Не выдержав напряжения, она наклонилась и положила руки на его широкие, надежные плечи. Джованни взял ее за талию, почти сомкнув пальцы, осторожно опустил на пол и нежно поцеловал в нос.

Блаженство, подумала она с закрытыми глазами, чувствуя, как обнимает ей плечи согретая его телом атласная ткань смокинга. Поежилась, наслаждаясь ощущением одежды, которую носил он, тихонько вздохнула от мимолетности этого счастья...

– Домой, – мягко сказал Джованни, поразив ее в самое сердце добродушно-насмешливой улыбкой.

– А десерт?

– Домой! – повторил он, ведя ее к выходу.

Помня, что на ходу нужно покачиваться, она хихикнула.

– Но машина – там! – запротестовала Тина, когда он направил ее к дороге.

– Прогуляемся. Тебе на пользу пойдет. И у меня есть правило, – спокойно сказал он. – Правило, которого я придерживаюсь с тех пор, как моего дядю переехала машина. Прямо на моих глазах. Мне было десять.

Тину передернуло.

– Кошмар! – невнятно пробормотала она, думая о том столкновении, когда – он врезался в Сью и Майкла. Как это, должно быть, было для него ужасно. Она и не знала. – А что за правило?

– Я дал себе клятву никогда не садиться за руль, когда пьян или расстроен. И никогда этого не делал. И то, и другое влияет на здравость суждения.

Тина горько молчала. Он хотел выглядеть благородным в ее глазах, но она знала, что он бессовестно лжет. В ту ночь он не пил, но был очень расстроен – и, вне всяких сомнений, сидел за рулем.

Они приближались к ее дому. Тина все ждала, когда же он скажет что-нибудь про ее экзальтированное поведение в ресторане. Не дождалась. Джованни поблагодарил за вечер и попрощался. Она растерянно смотрела на него. Где же недостойные приставания? В конце концов, он убежден, что она пьяна, и на ней вызывающее платье!

– Спокойной ночи, – проговорила она, неуверенно моргнула и заметила, что глаза его леденеют.

– Откроешь дверь, включи свет, чтобы я знал, что все в порядке.

– Хватит притворяться заботливым, – огрызнулась Тина. – Никто не смотрит.

– Знаю. Делай, как сказано. Ты как, ничего?

– А что такое? – пожала она плечами, отпирая дверь.

– Ну, ты же пьяна, разве нет? – сухо осведомился он.

– А, да! Но не беспокойся.

– В таком случае спокойной ночи.

Он развернулся и торопливо зашагал прочь. Тина недоуменно сдвинула брови. Если он думает, что она пьяна, почему не пристал к ней? Загадка. Поднимаясь по лестнице, она раздумывала над этим. Настроение было полуприподнятое, полуподавленное: вечер прошел неплохо, но тело томила сладкая боль. Впрочем, утешало то, что голос Джованни при расставании был тяжел от страсти. Может быть, это и опасно, но все-таки очень лестно.

Дома было пусто и тихо. Тина почувствовала вдруг, что страшно устала, и, кое-как ополоснувшись, рухнула на кровать.

Утром, не глянув на брошенное на пол платье, Тина отправилась на работу, где весь день безуспешно пыталась сосредоточиться на делах.

Не давала покоя фраза Джованни об обете не садиться за руль в состоянии опьянения или душевного расстройства. Адриана рассказывала ей, что значит обет для сицилийцев. Нарушить его просто невообразимо. Следовательно, Джованни еще более бесчестен, чем она думала, – или же он говорит правду, из чего вытекает, что он не был за рулем в ту ночь, когда погибла ее сестра. Но ведь она сама его видела...

Ее размышления были прерваны приходом учительницы, обеспокоенной отметками Этана Бертелли. Тина тактично предложила, что, может быть, неплохо было бы какое-то время не давить на мальчика, поскольку вне школы ему просто негде заниматься, и сделала в уме пометку подсказать Джованни идею насчет учебного класса при затеянном им молодежном центре.

– Тина?

– Да? – Учительница смотрела на нее вопросительно, и Тина поймала себя на том, что невидящими глазами смотрит в пространство. – Ох, прости. Я...

– Да, я слышала о помолвке, – улыбнулась учительница, глядя, как Тина вертит в пальцах кольцо, которое ей велели носить на ленточке вокруг шеи. – Ясно, что ты слегка не в себе. А, звонят на урок! Поговорим завтра, ладно?

– Конечно, – в восторге, что хоть один человек думает, что она не в себе, Тина покачала головой. Надо быть безмозглой дурой, чтобы всерьез обдумывать идею молодежного центра. Ее цель – выдворить Джованни из города до того, как вернется его мать. И все-таки нельзя не признать, что идея сделать так, чтобы социально неблагополучные подростки могли готовиться к занятиям, и хороша, и плодотворна.

Тина мучительно прикрыла глаза. Он достал ее, вконец достал! Ей хочется, чтобы он остался, хотя она знает, «что в этом случае Адриана расстроится и заболеет. Эгоистка!

Тина еле высидела до конца рабочего дня. И тут ей пришла в голову отличная мысль. Вместо того чтобы ехать за покупками в Ипсвич, она потратила час на мойку старого мотоцикла, который стоял в дальнем углу гаража с тех самых пор, как дед собрал ей ее первую машину. Выглядел он вполне прилично. Можно сказать, почти гоночный! Люди уже забыли те полгода, когда она каталась на нем, и у них челюсти поотваливаются, когда они увидят Тину в ее кожаном тогдашнем облачении – если, конечно, оно еще на нее налезет. Налезло! Впритык, но вполне!

В восторге от того, как изменился ее облик, Тина объехала город, выглядывая Джованни, и наконец нашла – тот болтал с каким-то мальчишкой. Она с ревом притормозила у бровки, как раз когда они распрощались и Джованни собрался перейти улицу.

Он отступил назад, нахмурился. Тина медленно отстегнула ремешок под подбородком, стащив шлем, встряхнула волосами, безо всякой необходимости объявила:

– Это я! – и хихикнула. Джованни потерял дар речи. Еще бы! Она не в благопристойной машине, а на блистающем боевом коне! – Меня зовут Тина. Мы вчера обручились, помнишь?

– И ты напилась на глазах у всего города. Еще бы не помнить! – сухо заметил он, очень, надо сказать, быстро оправившись. – Твой?

– Да. Уже много лет.

– Припоминаю, – мрачно кивнул он. – Довольно отчетливо. – И в глазах его отразились времена, когда они для разнообразия гоняли на этом мотоцикле к морю.

Улыбка Тины исчезла. Усилием воли она вернула ее на место и с наигранным энтузиазмом воскликнула:

– Разве он не прелесть?

– Прелесть! Почти антиквариат. И кожанка на тебе – класс!

– Только жарковато, когда не едешь. – Она расстегнула молнию на куртке, под которой оказался тесноватый коротенький жилет. Реакция Джованни портила ей все удовольствие. По идее, ему следовало прийти в ужас. – Не находишь, что я разрушаю свой имидж?

– Сама дорога ляжет тебе под колеса, не говоря уже о людях. А школьники отдадут за тебя душу, – хмыкнул он. – Но тебе и впрямь жарко. У меня есть идея. – У него загорелись глаза. – Покатай меня. Мы сейчас заедем к тебе, возьмешь купальник и что-нибудь переодеться, а потом поедем ко мне. Искупнемся, поужинаем. Тебе, кстати, надо освоиться с домом. Скоро свадьба, нужно, чтобы ты знала, где там что.

Отказаться от такого предложения было немыслимо. Безумно хотелось поплавать, пройтись по парку.

– Идет, – сказала она, довольная тем, что может показать мотоцикл – и себя. Весь город должен решить, что она помешалась!

Однако ездить по городу с Джованни, плотно прижатым к ее спине, Тина больше бы не рискнула. Особенно учитывая то, что ее план шокировать горожан полностью провалился. К большому ее удивлению, все, казалось, были просто в восторге, что она сбросила с себя скорлупу чрезмерной благопристойности и наслаждалась, наконец, жизнью. Общий приговор гласил, что приезд Джованни пошел ей на пользу, что до того она была слишком зажата и серьезна, что он «раскрепостил» ее!

Нет, это было непостижимо! Джованни раздувался от самодовольства и почти к каждой встречной приставал с расспросами, как лучше организовать свадьбу. Силой удерживая норовящую ускользнуть улыбку, Тина выслушивала рассуждения про подружек невесты и музыкантов, шутки насчет того, что лимузины достанутся им задешево, советы присматривать за поливальными вертушками на лужайке, чтобы шпильки дам не проваливались в грязь.

И школьники были не лучше. Тина мрачно жала на стартер, когда из-за угла появился Джош Дэвис с приятелями. Размахивая руками, они остановили ее и полчаса ходили вокруг мотоцикла и пели дифирамбы ему и заодно ей – какая она клевая! Так что, увы, этот эксперимент ничуть не сгубил ее образ, а, напротив, пошел в плюс!

– Да, это полный успех, – прокомментировал Джованни, когда они остановились у ее дома. – Отличная была идея. Молодчина!

– Кристина Бертран договорилась с мужем, что в газете будет статья! – пробурчала Тина. – Весь город уже знает! Ты слишком торопишься! Не оставляешь мне времени .подготовить твою мать!

– Надо еще заехать в цветочный, – пробормотал Джованни. – Ты уже наметила, кто будет нести цветы? – И расхохотался, увидев, как капризно она выпятила нижнюю губку. – Знала бы ты, как сексуально роскошно сейчас выглядишь, как обтягивает твое тело эта смехотворная кожа!

Вскинув на него взгляд, Тина кисло поджала губы, но смех его был так заразителен, что она не выдержала и рассмеялась сама.

– «Репетиция ужина»! – передразнила она давешние разговоры. – «Что вы думаете о митенках?» Вот уж действительно! А рассуждения о постельном белье!.. Слов нет!

– И у меня не было, раз или два. Когда я думал, как ты раскинешься на моих шелковых простынях...

– Не раскинусь, – отрезала она и побежала в дом за купальником и одеждой на смену, а Джованни отправился за своей машиной.

Когда они подъехали к дому Тамблинов, он повернулся к ней со словами:

– А скажи, уже и не разберешь, когда мы всерьез, когда нет, верно?

– Только для тебя верно. Лучше скажи, где бассейн.

– Ты прелесть! – захохотал Джованни. – Знаешь, весь город гудит от сплетен, все поют, как это романтично, что мы с тобой соединились после долгих лет разлуки! Общее мнение: любовь всесильна, а мы с тобой – ну, прямо Ромео и Джульетта!

– Бред, – отмахнулась Тина.

– Итак, по расписанию у нас сначала плаванье... Пойдем.

Он показал ей просторный дом и полную тропических растений оранжерею. Там Тина приостановилась, вдыхая густые и пьянящие ароматы. Адриане бы понравилось, вздохнула она и торопливо прошла под арку из тщательно подстриженного тиса.

– Господи, как красиво! Я уже забыла, как это красиво на самом деле!

Лужайка перед домом – зеленый ковер – была окружена ярким цветочным бордюром, нарядными кустами и деревьями. Джованни указал на огромный рододендрон:

– Он из Гималаев. Мне сказали, жена Азарии, Эммелина Фокс, дружила – это были викторианские времена – с неким Уилсоном, охотником за тропическими растениями. Он поставлял образцы в парки Лондона и Бостона, а также засадил всякой экзотикой сад Фоксов в Корнуэлле.

– Я, между прочим, тоже связана с этим домом, – заметила Тина. – Мой предок, Тирнан Мерфи, работал у Тамблинов.

– Да? Я, кстати, должен показать тебе еще кое-что, пока ты здесь, – вкрадчиво сказал он.

– Ты, кажется, забыл! – вскинулась Тина. – Мы с тобой только изображаем привязанность. Мы только симулируем влечение. И все мои сладкие взгляды, как ты, надеюсь, понимаешь, – липа. На самом деле моя реакция на тебя не горячее, чем у этих мраморных дам.

– Да ну?

Одарив Джованни яростным взглядом, она последовала за ним в сад. Ветви ломились от плодов. Ниже лежали залитые солнцем поляны с конюшнями, откуда слышалось громкое ржание лошадей.

– Твои?

– Мои. – (У Тины вытянулось лицо. Значит, он устраивается всерьез и надолго.) – Сюда, – откровенно забавляясь, сказал Джованни. – Переодеться можно в комнате рядом с оранжереей. Оттуда видно бассейн. Я буду через минуту.

Они плавали и грелись на солнышке, попивая сок со льдом, принесенный добродушным сицилийцем, и день был такой идиллический, что Тина расслабилась и принялась болтать с Джованни, как в старые времена, а сама косилась на дом с его темно-зелеными ставнями, хрупкими печными трубами и смотровой площадкой на крыше, откуда, наверное, жена Азарии прежде высматривала, не возвращается ли супруг из долгого морского вояжа. Интересно, любила она его? Знала ли, что такое любить человека, которому нельзя доверять?

– Помнишь, как мы завидовали Бет, что она здесь живет? – ворвался в ее мысли Джованни.

Тина скривила губы. Мог бы и не говорить! Он сейчас богаче, чем родители Бет.

– Зато здесь не было любви. Она предпочитала нашу квартирку, нашу веселую дружескую атмосферу, наши теплые отношения.

– Я намерен наполнить любовью этот дом, – тихо сказал Джованни, пробегая пальцами по ее руке, а когда она руку отдернула, переключился на бедро. Тина раздраженно вскочила. Его глаза последовали за ней. – Мы всю свою жизнь ищем место, где можем быть счастливы, можем чувствовать себя дома, можем пустить корни, понять, для чего нам жить дальше. Я всегда знал, где будет мой дом. Здесь! С обожаемой женой, друзьями, семьей, детьми.

– Детьми! – задохнувшись, повторила она.

– И когда-нибудь, Бог даст, так и будет! Острая боль надвое, как ножом, рассекла Тину, и она поникла от слабости. Какое страшное будущее – у него и у нее...

– Ну, мне пора, – глотая слезы, проговорила она. Джованни, встав на ноги, поднял ей подбородок, и она не смогла скрыть от него, что плачет. Он молча поцеловал один мокрый, глаз, потом другой, и Тина зарыдала, в голос зарыдала по любви, которую не сможет высказать никогда.

Он нежно целовал ее лицо, и, невыразимо несчастная, она не противилась и гладила его согретую солнцем щеку с такой любовью, словно он был ее ребенком.

Поток чудесных, щекочущих итальянских слов сорвался с его языка.

– Тина...

И вот она в сильных руках, почти голая, прижата к его груди, и Джованни несет ее в дом. От переполнявших ее душу чувств Тина не в силах вымолвить ни слова. Испуганный взгляд случайно схватывает то парчовую штору, то лепнину потолка, то хрустальную жирандоль. Она пытается что-то сказать, но поцелуй останавливает ее. Она знает, что должна собраться с силами, побороть себя, – и не может...

Высокий потолок. Коридор. Красного дерева лестница спиралью. Картины, цветы, драпировки, статуи, кровать под балдахином...

Кровать!

– Джо! Нет! – Она забилась в руках. Не слушая, он опустил ее на прохладный атлас стеганого покрывала, укрыл своим горячим телом. Глаза его черным огнем горели над ее головой, сообщая ей жизнь, и мощь, и дикую, животную радость. Она глубоко, судорожно вздохнула.

– Ты красавица, Тина, – тихо сказал он. – И непомерно соблазнительна для любого нормального мужчины.

Прошелся осторожно по ее голым плечам, откинув, как лишние, лямки купальника. В ушах зашумело – вот сейчас он приникнет ртом к ее голой груди...

– Нежная, теплая, – бормотал Джованни словно про себя и задохнулся, не сдержав короткого, хриплого стона. Тина почувствовала щекочущее прикосновение пальцев к соскам. – Ты хочешь меня? – Легонько коснулся каждого по очереди губами. Не услышав ответа, поднял голову и вскинул бровь. – Хочешь? – снова спросил, не выпуская твердого соска из мягкого кольца губ.

Тина стиснула зубы, чтобы не закричать «да», но со стоном не справилась, потому что рот и язык его принялись за работу, и никаких сил не было бороться с пламенем, вспыхнувшим в ней и пожирающим самое ее существо.

– Да! – прошептала она, презирая себя за испорченность, и, приподнявшись, прильнула к нему всем телом. Последовал долгий, ненасытный поцелуй.

И тут внезапно все кончилось. Тина с усилием раскрыла глаза. Джованни стоял у окна, глядя в сад. Потом обернулся, и, Изумленная, горящая от стыда и унижения, она съежилась от холода, которым была пропитана каждая черточка его лица.

– Разве я не говорил, что твое поведение в ювелирном заслуживает соответствующего ответа?

Значит, это было наказание! Ничего больше – только наказание! Он хотел ее – отрицать это было бессмысленно, он и сейчас хотел ее самым откровенным образом. Но месть для него важней, чем собственное удовольствие. Тину пробрала дрожь. Он откажется от сексуального удовлетворения, лишь бы потешить свою мстительность. Господи, да у него нет сердца!

Ни слова не говоря, она поправила лямки, скатилась с кровати и завернулась в стеганое покрывало. В два прыжка он оказался у двери.

– Выпусти меня!

– Непременно, – твердо сказал он. – Но сначала поговорим о твоем поведении. Ты не смеешь ставить под угрозу мои решения. Думаешь, я не знаю, что ты затеяла, думаешь, я дурак? Я настроился на тебя, Тина. Я знаю, как работает твой мозг, как ты мыслишь. В любой момент мне по силам перехитрить, переиграть, пересоблазнить тебя! Ты не нарушишь своего слова. Пообещай мне еще раз, что сделаешь все, чтобы наше временное соглашение сработало, не то, клянусь Богом, я сорву с тебя все и так отделаю, что ты больше ни на одного мужика никогда не взглянешь! – И грубо рванул ее к себе.

Ноги Тины подкосились от страха, и, упав на колени, она на мгновение приникла к его ногам, ненавидя его всем сердцем. Джованни тут же оказался на полу, рядом, и стал целовать ее грубо, принуждая открыть рот. Эти поцелуи были как клейма, удостоверяющие, что она – его собственность. Безжалостно сорвав покрывало, он принялся за купальник...

– Нет! – выкрикнула она, не в силах оторваться от его глаз. Но сопротивление ее, медлительное и неловкое от страха, выглядело приглашающе.

– Хочешь меня! – прорычал он.

– Нет!

Однако чресла ее уже зажглись, и, полная томительного огня, она замерла под прикосновениями Джованни. Тело таяло, растворялось, и сладость безжалостно-мягких ласк снова стала наполнять ее любовью, которой было не сдержать никакими барьерами.

– Я хочу тебя, – жестко сказал он. – Я хочу тебя, ты будешь моей! Я могу уйти сейчас...

Тина стиснула зубы, чтобы не попросить его не делать этого. Словно прочитав ее мысли, он усмехнулся.

– Но на сей раз предпочту этого не делать. Так что я поцелую тебя в сердце... в губы... наслажусь твоим прекрасным, чувственным телом... попробую твою плоть...

Тина содрогнулась. Легко вскочив на ноги, он поднял и ее тоже, и, покачиваясь – комната завертелась вокруг, – она оказалась в кольце рук Джованни.

– Потанцуй со мной.

– Что?!

– Танцуй!

Тут уж она совсем потеряла голову. Он не позволял ей отвести взгляд, и, не отрываясь, она завороженно смотрела в кипящую черноту его глаз, не в силах прижаться к нему тесней, не в силах поцеловать, потрогать. Руки его бродили по ее телу, и Тина только чувствовала, что сгорает и плавится в этом невыносимо чувственном танце...

Ее окатило волной злости. Что она делает? Ведь он отторгает ее! Он сознательно, жестоко ее отвергает! С силой пригнув ему голову, она впилась в него и целовала, покуда не задохнулась.

– Я тебя ненавижу! Ненавижу! Но люби же меня, Джованни, черт тебя побери, люби меня!

Его лицо засветилось нежностью.

– Да с радостью, – сказал он. – С превеликим моим удовольствием!

Тина бессильно сомкнула глаза. Пусть это будет один раз, только один раз, пообещала она себе, а Джованни тем временем нес ее на кровать.