Как Кузька хотел взрослым стать

Глава 4. Квакузенька

По дороге домой Лешик и Кузька все-таки немного поиграли. А чего не поиграть, если еще можно? Правда, домовенок все время повторял про себя слова старого лешего «ветерок, животные всякие, эхо», чтобы не забыть.

Грустно прощался с ним маленький леший на опушке.

— Теперь у тебя другие друзья будут, взрослые? — спрашивает он Кузьку.

— Ага, — важничает Кузька, — скоро меня взрослые домовые для советов вызывать будут.

— А со мной тебе водиться совсем нельзя будет? — тихо говорит Лешик.

— Как это нельзя? Как нельзя? — возмущается домовенок. — Бабушка Настасья и с внучками, и со мной водится, и никто ее за это не ругает. Так что мне с тобой тоже дружить можно будет. И с тобой, и с шишигой Юлькой, и с Лидочкой.

— Это хорошо, — веселеет его друг и долго стоит на опушке, провожая взглядом бегущего к дому домовенка.

Начать взрослеть Кузька решил с утра. Все взрослые важные дела обычно с утра начинают, а он должен делать все так, как делают взрослые. Утром дождался домовенок, когда бабушка Настасья с Анюткой ушли на речку лен мять, вызвал на крыльцо Лидочку, шишигу Юльку и командует:

— Будете мне помогать. А то самому мне и за десять веков не управиться. Что там дедушка леший говорил? Сделать так, чтобы для всех вольготно было. Сначала — ветру. А ветру в нашем доме никакого простору нет. Плохо, можно сказать, живется ветру в нашем доме. Так что давайте я все окна и двери открою, Лидочка занавески с окон снимет, чтобы ветру летать не мешали, Юлька ветер со двора в дом вениками загонит. Приготовились: начали!

И закипела работа! Кузька окна-двери раскрывает да камушками их припирает, чтоб не закрывались, Лидочка занавески с петелек снимает, цветы на пол составляет. Шишига Юлька бегает и другими шишигами командует:

— Шибче, шибче машите! Нам маленьких ветерков в доме не надо! Нам бурю надо!

Машут вениками шишиги, запыхались, даже языки на плечо от усердия свесили. Получилось загнать маленький ураганчик. Шныряет по углам ураганчик, заставляет пылинки плясать. Вольготно ураганчику в доме — никто его не выгоняет, никто двери-окна не закрывает.

— Ветру свободу устроили, теперь животным будем устраивать, — вытирает Кузька пот со лба. — Лидочка, выпускай коровку, курочек и поросенка. А то сидят в своих коровниках, курятниках, поросятниках, воли не видят, а я из-за них должен маленьким оставаться!

Лидочка и рада. Ей тоже всегда жалко коровку было — что хорошего у нее в коровнике? Ни дорожек тканых на полу, ни окошек с цветами, ни росписи на печке, ни самой печки. Пусть уж немножко в доме поживет, порадуется.

Только Буренка сама не захотела своего счастья понимать.

Куры — и те поняли. Они вообще давно в доме жить мечтали — там и крошек под столом полно, и ястребы цыплят не сцапают.

А вот Буренка — не мечтала. Кузька с Лидочкой ее и на веревочке вели, и сзади толкали — ни в какую.

— Буреночка, миленькая, иди жить на свободу! — чуть не плачет Кузька. — Мне очень надо.

— Не пойду-у-у-у! — мычит корова. — Там травы мало, только цветочки какие-то невкусные в горшках. Мне их и на полдник не хватит!

— А откуда ты знаешь, что они невкусные? — домовенок даже забыл, что ему расстраиваться надо.

— Я один однажды с окошка ску-у-ушала, — признается Буренка, — мне даже бабушка Настасья прутиком погрозила.

— Ну, однажды скушала, значит, и еще раз съешь, не отравишься, — рассудил Кузька. Уперся он ладошками в коровью ногу и давай толкать ее в дом!

— Шлушай, Кузенька, — шепчет ему на ухо шишига, — это уже не швобода, это уже что-то другое получаетшя. Шкажи точно, что тебе шта-рый Диадох говорил?

— Говорил, что всем животным должно вольготно быть. С кем хотят — с тем и дерутся. Что желают — то и кушают. Где хотят — там и живут… А ведь и точно! Опять я что-то перепутал. Иди, Буренка, в свой коровник или в чисто поле.

Отпустил он корову, а Лидочка расстроилась. Уж очень хотелось ей Буренку домоткаными ковриками и нарисованными цветами на печке удивить! А Кузька меж тем продолжает порядок наводить. Осталось совсем немного — свободу для эха устроить. Только кто знает, что этому насмешнику нужно? Еще никому не удавалось с ним по душам поговорить, о его желаниях узнать. Вредное оно, эхо, очень дразниться любит, вот никто с ним и не дружит.

— Лидочка, — командует Кузька, — тащи быстрее сюда Анюткину книжку. Там на каждую букву слова есть.

Мала еще Лидочка, читать не умеет. Да и не страшно это — Кузька уже давно азбуку освоил: и вслух читать умеет, и даже про себя немножко.

— Что тут у нас на «Э»? — протянул Кузька со знанием дела. — Э-ква-тор.

— Ой, шишиги родные, — завопила вдруг Юлька, будто на пчелу села, — обманули-запутали! Хотел Кузенька во взрошлого превратитьшя, а на шамом деле в лягушку превращаетшя!

Домовенок с перепугу даже книжку выронил и быстрее к лужице ближайшей помчался. Хотел он посмотрется в нее, как в зеркало, как он в лягушку начал превращаться. А шишига решила, что он, как все порядочные лягушки, просто к воде стремится.

— Погоди, Кузенька, — кричит она вслед Кузьке, — шкажи мне быштро, как тебя теперь звать будут, пока шовсем разговаривать не разучилшя. Квакузя или Куквазя?

Подбежал домовенок к лужице — смотрит, все в порядке.

Глазки — как глазки, вовсе не лягушачьи, а домовячьи глазки. И цвет лица вполне приличный, и бородавок лягушачьих не наблюдается. И с чего шишига взяла, что он в лягушку почти превратился? Побежал он обратно, а Юлька пуще прежнего орет:

— Ой, не приближайшя ко мне, Квакузенька, а то вдруг ты заразный? А я не только взросшлрй штать не хочу, но и лягушкой тоже. Мне и в шишигиной шкурке хорошо!

— И никакой я не Квакузенька, — сердится домовенок, — я самый что ни на есть домовой Кузька!

— Ой, радошть пришла в мой дом, — хлопает в ладошки Юлька, — Кузька квакать перештал!

— И вовсе я не квакал, — оправдывается домовенок, — это слово такое в книжке написано: экватор. Я не виноват, что оно на лягушачье кваканье похоже! И не путай меня больше! Сядь на полено и рот ладошками прикрой, пока я дальше читать буду.

Послушалась шишига. Она и сама поняла, что опять все напутала и только время у Кузьки отняла. Села она на полено березовое, юбочку аккуратненько расправила, ротик ладошками прикрыла. Слушать приготовилась, как Кузька дальше читать будет.

— Эхо живет в пещерах, пропастях, лесах и пустых комнатах, — читает он громко. — Все понятно. Пропасть на месте дома мы вырыть не успеем, будем делать пустую комнату. Быстренько-быстренько давайте все из дома выносить, пока бабушка с Анюткой не вернулись.

— Вот здорово! — радуется Лидочка. — Вернется бабушка усталая, а дома — хорошо, прохладно, ветер гуляет и места свободного — хоть в жмурки играй, хоть в догонялки бегай. Я давно хотела из дома все вещи лишние вынести, да только думала, что ты не позволишь, заругаешь.

— И не позволил бы, если бы мне не надо было во взрослого превращаться, — сетует Кузька, — а вот бабушка Настасья нас точно заругает. Она-то не знает, что в доме вольготно всем должно быть, даже эху!

— Не заругает, — подговаривет его Лидочка, — она увидит, что ты взрослым домовым стал, и так обрадуется, что и ругаться позабудет.

— Разговаривают! А шишига бедная за всех должна штаратыпя! — бормочет Юлька, волоча мимо них домотканый коврик.

Хорошо все поработали! Прошло совсем немного времени, а в доме — ни одной лишней вещи. Только печка стоит и мебель тяжелая, которую они вытащить без помощи взрослых не смогли. Зашел Кузька в дом, хорошо в доме! Всем в нем вольготно: и курам, и поросеночку, и ветру.

— Эхо, ты тут? — крикнул Кузька, насколько сил хватило.

— Тут, — быстро отозвалось эхо.

— Тебе здесь вольготно?

— Годно, — согласилось эхо.

— Значит, мне стараться больше не надо? — обрадовался домовенок.

— Надо, надо, — капризничает эхо.

— Ну уж, хватит, — не согласен Кузька. — Мне старый Диадох что сказал? Чтобы всем вольготно было, и все тут. А больше я ничего делать не буду! Устал, притомился.

— Ш печки швалилшя, — отвечает эхо.

Понял Кузька, что это не эхо, а уже шишига над ним подшучивает. Но не обижается. Ведь он теперь взрослый.

— Ну что, нравятся тебе мои усы? — спрашивает он Юльку.

— Ой, какие крашивые, — восхищается Юлька, — только они у тебя пока еще незаметные.

Бросился Кузька самовар искать, чтобы в него посмотреться, а найти никак не может. Самовар-то тоже теперь на улице живет, он тоже лишней вещью оказался. Пришлось на улицу бежать. Посмотрел домовенок на свое отражение — усов нет! Понял, что не удалось ему стать взрослым. А почему? Он же все правильно делал!

А тут во двор влетает Лешик — запыхался, взлохматился весь, еле говорить может.

— Дедушка забыл сказать, — кричит, — что это средство только для леших подходит. Потому что в лесу — свои правила, а в доме — свои!