Как мы перестраивали советское образование и что из этого вышло

Глава первая Ваза за 70 рублей

В 1982-м я закончил школу. Я уже тогда писал легко критические, как полагается подростку, заметки в одесские газеты и в общем-то понимал, что, скорее всего, буду работать журналистом. Поэтому куда поступать, мне было в общем-то все равно. Главное – иметь диплом о высшем образовании.

Вопрос был в том, куда смогут меня «поступить» мои родители. Напомню, что тогда даже из десятиклассников – выпускников полной средней школы в вузы поступала примерно одна четверть.

«Концы» нашли в Одесском институте народного хозяйства. И это меня совершенно устраивало – четыре года (в экономических вузах в СССР учились четыре года, а не пять – чистый бакалавриат по нынешним временам) для получения корочки о высшем образовании. Тем более я знал, что главный редактор самой популярной тогда в черноморском городе газеты не любил выпускников филфака и даже заезжих профессионалов с дипломом журфака, которого, кстати, в Одессе не было. Нужно было иметь «настоящую» специальность. Специалист по научной организации труда тут точно подходил.

Как медалист я должен был сдавать только один экзамен – математику. Сдал ее на удивление легко и был через пару часов приглашен к декану факультета, который дал понять – пятерка не была случайной.

– Ты ведь в школе участвовал в театре. Организуешь у нас на факультете «Студенческую весну»? – сказал декан и то ли подмигнул, то ли просто у него от нервов случился тик.

Заведующему кафедрой, на которого «вышли» мои родители, чтобы обеспечить мое поступление, подарили высокую хрустальную вазу за 70 рублей (хорошей зарплатой тогда считалось 120 рублей в месяц). Это было нормально, естественно. Поступление по блату.

В июне 1983 года состоялся пленум ЦК КПСС, на котором обсуждали ситуацию в школе. По его результатам спустя несколько месяцев, уже в 1984 году, вышло Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дальнейшем совершенствовании общего среднего образования молодежи и улучшении условий работы общеобразовательной школы». Не просто так на самом высоком уровне не самые глупые люди решили обсудить ситуацию в школе. И решения были приняты важные, хотя потом их и ругали за «половинчатость».

На мой же взгляд, многие решения были весьма прогрессивными. И главное – под каждым положением был четкий экономический расчет.

И вот еще что интересно, что кажется сейчас странным, невозможным: если убрать из текста упоминание коммунистической партии, «социалистический интернационализм» и заменить словосочетание «электронно-вычислительная техника» на «компьютерную технику» – постановление легко можно публиковать сейчас, оно будет актуальным, и, похоже, некоторые положения того документа до сих пор, спустя почти сорок лет, остаются невыполненными.

Цитаты из Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О дальнейшем совершенствовании общего среднего образования молодежи и улучшении условий работы общеобразовательной школы»:

«Считать целесообразной следующую структуру общеобразовательной школы: 1—4 классы – начальная школа, 1—9 классы – неполная средняя (девятилетняя) школа, 1—11 (12) классы – средняя школа».

Переход, напомню, произошел только в конце 1990-х – 2000-х годах!

Добавленный для младшей школы год следовало «использовать также для улучшения физического развития детей, занятий музыкой, изобразительным искусством и познания окружающей природы». Чем не эмоциональное образование, так модное в наше время?

А вот средняя (девятилетняя) школа должна была «знакомить школьников с научными основами современного производства и ведущими профессиями, прививать навыки и умения самостоятельной работы». «Девятилетняя школа обязательна для всех учащихся и является базой для получения общего среднего и профессионального образования». Чем не предпрофильные классы, появившиеся в 2000-х?

Тогда же предусматривалось развитие углубленных школ «физико-математического, химико-биологического, общественно-гуманитарного и технического циклов».

Предлагалось с 1986 года перейти на «обучению в школе детей с 6-летнего возраста». Для шестилеток устанавливалась «35-минутная продолжительность урока». И только в 1992 году границу немного отодвинули, рекомендовав поступать в школу в возрасте не старше шести лет и шести месяцев.

«Пересмотреть содержание учебных программ и учебников, обеспечить четкое и ясное изложение основных понятий идей естественных и общественных наук, раскрывающих законы развития природы и общества, с учетом современных достижений науки и техники». А как же ностальгия нынешних пожилых учителей по ясным и понятным учебникам советского времени?

Требовалось «устранить перегрузку учащихся, усложненность учебного материала, дублирование и формализм. Усилить связь преподавания естественных и гуманитарных дисциплин с жизнью, добиваться того, чтобы оно лучше помогло молодым людям постигать окружающий мир». Да ладно, вы серьезно? А если сравнить с нагрузкой нынешних старшеклассников?

«Поднять уровень преподавания предметов естественно-математического цикла, нацелить его на формирование у подрастающих поколений современной естественно-научной картины мира, знаний и представлений о практическом применении науки в основных отраслях современного производства и других сферах деятельности».

Э-э-э, а как же наше участие в международных исследованиях качества образования? В знаменитой PISA, где в начале 2000-х наши школьники показывали унизительные результаты, доказывая, что между школьными знаниями и пониманием того, как их использовать в жизни, связь самая минимальная. О том, что надо эту проблему решать, писали в далеком 1984 году!

«Организовать в старших классах общеобразовательных школ, профессионально-технических училищах, средних специальных учебных заведениях изучение основ электронно-вычислительной техники, с тем чтобы привить учащимся навыки пользования компьютерами и вооружить их знаниями о широком применении этой техники в народном хозяйстве». Компьютеры в 80-х?! Подождите, но ведь эта техника – и то в скромном количестве – стала поступать в классы только во второй половине 90-х! Десять-пятнадцать лет спустя. Разве нет?

«Усилить роль уроков литературы в формировании духовно богатой, гармонически развитой личности с высокими нравственными идеалами и эстетическими потребностями. В основу преподавания литературы в средней школе положить изучение выдающихся произведений русской, советской и зарубежной классики», «…разработать предложения по совершенствованию содержания курса литературы в школе». А как же нынешние споры о том, как преподавать литературу, есть ли в ней место для зарубежной классики?

– О том, что классно-урочная система – не идеал.

«Повысить эффективность урока как основной формы организации учебно-воспитательного процесса. Практиковать лекционные и семинарские занятия в старших классах. Совершенствовать организацию кабинетной системы обучения.

Уже в 80-х годах планировали разгрузить школьную программу.

Улучшить психолого-педагогическое изучение школьников на протяжении всего периода обучения, выявление их интересов и склонностей. Своевременно изучать причины отставания в учебе и недостатков в поведении отдельных учеников, выбирать наиболее эффективные пути их устранения». Это же про психологов в школах!

«Решительно искоренять из школьной практики факты формализма и процентомании, либерализм в оценке знаний и поведения учащихся. Отменить отчетность школ об успеваемости». Отчетность по успеваемости. Она и сейчас главная при оценке работы образовательного учреждения! И знали бы учителя и директора того времени, сколько бумаг приходится заполнять их нынешним коллегам…

«В целях улучшения организации и повышения эффективности обучения уменьшить предельную наполняемость 1—9 классов до 30 человек, 10—11 (12) классов до 25 человек». Сколько у нас сегодня в школах учеников? Не в сельских, а в городских, расположенных в густонаселенных районах? Рассчитывать количество учеников по площади класса только в наше время додумались.

Если правильно перевести на нынешний понятный язык жесткие формулировки документов поздней советской поры, перечисленные в постановлении пункты – это и есть проблемы тогдашней школы, которые нужно «решительно искоренять» и «повышать эффективность». То есть и тогда все было совсем не радужно и идеально. А сейчас?

Полный текст Постановления можно скачать, наведя ваш мобильный на этот QR-код.

http://freeschool.education/wp-content/uploads/2020/04/1989-g.Postanovlenie-TSK-KPSS.pdf

– На самом деле советское образование, как и медицина, как и автомобилестроение, в конце 50-х – начале 60-х и даже где-то до середины 70-х прошлого века было на мировом уровне.

Советская школа действительно была одна из лучших в мире. И что самое главное, она была одной из самых результативных в мире. Потому, что хотела от нас власть? Она хотела, чтобы из школы вышел социально пассивный, здоровый, умеющий работать руками, исполнительный профессионал, который хорошо знал, что главные решения принимаются в ЦК партии. Мы, учителя, должны были найти способ их реализовать. Желательно – хороший.

Если мы берем школу образца 1957 года, время запуска спутника, или 1961 года – полета Гагарина, то она очень точно выполняла тот заказ, который формулировала ей руководящая и направляющая сила нашего общества – КПСС.

Но потом… Время изменилось, а школа – нет. 70-й год, Франция. Кардинальное изменение системы подготовки педагогов. Строительство так называемых учительских институтов в классических университетах. Англия в то же время – движение независимых школ. Причем не в смысле независимых от государства. Они получали некоторую свободу в выполнении государственных стандартов. Америка. После 1957-го прошло несколько реформ.

А мы ничего не меняли. Как раз в это время перестают быть конкурентоспособными наши телевизоры и автомобили, что все заметили. Но перестала быть конкурентоспособной и наша школа.

Родился 15 декабря 1953 года в Москве.

В 1976 году окончил Московский государственный педагогический институт по специальности «учитель физики». И пришел работать учителем в школу.

«Мне не было и тридцати лет, и я понял, что у меня не получается с классом. Я что делаю? Еду к Шаталову (о нем – чуть позже в этой книге. – А.М.). В первый раз это было в 77-м или 78-м году. Я стал понимать, что мне не надо менять систему, мне надо менять себя. И такое движение было у многих учителей. Но потом мне стало понятно, что один учитель ничего изменить не может. Что школа – это большой механизм, в котором надо менять нечто больше. И отсюда появилось движение авторских школ».

В 1986 году избран депутатом самого «революционного состава» Московской городской думы, а через три года стал одним из директоров трех первых московских гимназий. Гимназии как форма образования до этого были закрыты в 1919 году. Его Московская городская педагогическая гимназия (сегодня школа № 1505) получила такое название, потому что там был предмет «педагогика», которую, наряду с физикой, вел сам директор.

«Слова «гимназия» не было. Оно появилось абсолютно случайно. Мы представляли разные проекты учебно-педагогического комплексов. Нас было человек десять. Где-то в феврале или в конце января 1989 года мы пришли к Владимиру Дмитриевичу Шадрикову, заместителю председателя Госкомитета по народному образованию. А он в этот день прилетал из Болгарии. А в Болгарии гимназии были. И когда мы представили свои проекты, он сказал: это очень похоже на болгарскую гимназию. Пусть это будут гимназии».

В 1995 году защитил кандидатскую диссертацию по специальности «Педагогические науки».

В 2001 году пришел работать в Московскую высшую школу социальных и экономических наук (Шанинку) в качестве преподавателя менеджмента в образовании. Спустя 6 лет стал ее ректором. В трудный период резкого сокращения международного финансирования и растущей конкуренции со стороны государственных вузов он выстроил систему программ, ориентированных на новые рынки.

В 2011 году перешел в НИУ ВШЭ, где работает и сегодня руководителем магистерской образовательной программы «Управление образованием».

В 2013 году получил звание «Заслуженный учитель Российской Федерации».

Точка зрения: «Хорошие учителя учат не математику, а математикой. И не историю, а историей».

Елена Ленская:

– Содержание образования было абсолютно одинаковым для всей России-матушки. В один и тот же день можно было сказать, что будут проходить уроки во Владивостоке, потому что ровно то же самое проходили в Москве или Калининграде. Учебники одни. Программы одни. Но у нас страна очень большая. Поэтому, когда детки где-нибудь на севере Якутии раскрашивали листики осенью, то они этих листиков никогда в глаза не видели. Наверное, для них нужны были какие-то другие формы погружения в мир природы, совсем не те, которые актуальны для средней России.

Родилась 14 августа 1948 года в Москве.

В 1971 году окончила факультет иностранных языков Московского государственного педагогического института иностранных языков имени Мориса Тореза (ныне – Московский государственный лингвистический университет).

Работала учителем английского языка в начальной школе, сотрудником в Научно-исследовательском институте содержания и методов обучения Академии педагогических наук СССР.

В 1988 году в Сочи участвовала в разработке концепции развития образования. Во временном научно-исследовательском коллективе (ВНИК) «Школа» была заместителем руководителя лаборатории.

«Я работала над очень интересным проектом по написанию учебников по английскому языку для маленьких детей для массовой школы. Тогда собирали команду, которая поедет в Сочи, чтобы поучаствовать в разработке концепции развития образования. Пригласили тех, кто делал что-то интересное. В числе таких людей оказалась и я».

За время работы во ВНИКе Елена Анатольевна написала концепцию языкового образования, возглавила работу по подготовке нового поколения учебников гуманитарного цикла. Команда историков, например, создала учебники истории Отечественной войны, основанные на историях семей и военных письмах.

В 1991 году возглавила Управление международного сотрудничества Министерства образования РФ. Под ее руководством было создано и реализовано более ста международных проектов, таких как российско-голландский проект фермерского образования «Деметра», российско-бельгийский проект по созданию сети психолого-медико-социальных центров (PMS) для поддержки детей с проблемами развития и многие другие.

В 1995 году преподавала в магистратуре Университета Северо-Восточного Иллинойса и вела курс по лидерству для директоров средних школ города Чикаго.

В 1997 году стала заместителем директора по вопросам образования и преподавания английского языка в московском представительстве Британского Совета. Проекты в области развития образования появились именно благодаря ее инициативе.

Разработала новый подход к обучению учителей школ современной методике преподавания английского языка.

После трагедии в Беслане работала на Кавказе, помогала школам создать уклад, построенный на уважении к другим культурам, где недопустима травля друг друга и где умеют разрешать и предотвращать конфликты.

Мы помогали учителям освоить компетенции, которые нужны для создания поликультурного уклада школ: критическое мышление, позволяющее уйти от стереотипов восприятия непохожих на тебя людей, эмоциональную компетентность, помогающую владеть своими эмоциями и правильно реагировать на эмоции детей, умение разрешать конфликты, возникающие в коллективе. Вместе с учителями был написан учебник по английскому языку, содержащий много упражнений на развитие толерантного сознания».

С 2008 по 2011 год возглавляла отдел развития Московской высшей школы социальных и экономических наук. Сейчас – директор Центра образовательной политики Московской высшей школы социальных и экономических наук, эксперт фонда Прохорова, Рыбаков-фонда и Всемирного банка.

Виктор Болотов:

– Миф о лучшем в мире советском образовании устойчивый. Он до сих пор существует в головах у людей. Но давайте посмотрим правде в глаза. У нас было очень хорошее образование для селективной школы. Даже в одной школе в советские времена было деление классов – А, Б, В, Г, Д… А – самые умные, элита – альфа-мальчики и альфа-девочки. А Д – это понятно, на какую букву. Так что селекция тогда была. В А на самом деле учили то, что им интересно, а в Д – имитировали.

Восьмилетку заканчивало порядка 90 % детей, а в старшие классы шла примерно половина. После восьми классов многие шли в ПТУ и техникумы. А из выпускников десятых классов только половина, а иногда и меньше, поступали в вузы.

Родился 5 июня 1952 года в Улан-Уде.

В 1975 году окончил математический факультет Красноярского государственного университета. После этого поступил в аспирантуру.

В 1987 году стал деканом психолого-педагогического факультета Красноярского университета.

В период Перестройки был одним из активных участников общественно-педагогического движения учителей-новаторов, руководил Красноярской летней школой по естественным наукам для одаренных детей Сибири.

В 1988 году получил приглашение работать во временном научно-исследовательском коллективе (ВНИК) «Школа» по проектированию реформы образования.

В 1990-м вошел в состав Министерства образования России, которое возглавил Эдуард Дмитриевич Днепров.

«Я принимал участие в работе ВНИКа, затем был создан творческий союз учителей (ТСУ), в который я тоже вошел. Но в 1990 году и произошел «несчастный случай». Представьте себе, кто-то разрабатывает реформу, а потом ему говорят: а теперь встань и реализуй ее. Днепров попал в сложную ситуацию. Когда его на конкурсной основе избрали министром образования Российской Федерации, он стал собирать в Москву всех разработчиков программы развития образования, и я попал в этот список».

В 1990 году становится начальником Главного управления педагогического образования Министерства образования РСФСР, в 1992 году – заместителем, а с 1993 года – первым заместителем министра.

После слияния Министерства образования и Госкомитета по высшему образованию в 1996 году – заместитель министра общего и профессионального образования, а затем в 2001 году – первый заместитель министра образования. Курировал дошкольное и общее образование, педагогическое образование, повышение квалификации, издание учебной литературы и многое другое.

В 1999 году курировал эксперимент по введению Единого государственного экзамена.

В 2001 году был одним из членов рабочей группы по созданию проекта Концепции модернизации образования.

В 2004 году стал руководителем только что созданной Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки РФ (Рособрнадзор).

С 2008 года работает в Высшей школе экономики. В настоящее время возглавляет Центр мониторинга качества образования Института образования НИУ ВШЭ.

Автор более 150 научных работ по математике и педагогике. Награжден орденом Почета, почетными грамотами Президента РФ, Министерства образования РФ. В 2004 году признан «Учительской газетой» «Человеком года в образовании».

Точка зрения: «Главное – не помнить формулы наизусть, а уметь понимать логику, учитывать меняющиеся условия, находить какие-то решения. Точную формулу всегда найти можно, а вот если логику не понимаешь, никакой интернет не поможет».

– Я тогда был заместителем директора школы. А директором был очень хороший человек – Наум Ефимович Сартан, ветеран войны. Он как-то нас собирает и говорит: так, у нас в прошлом полугодии был процент успеваемости 99,8. Значит, мы должны сделать 99,8. Мы можем не расти, но мы не должны упасть. У нас в школе столько-то учеников. Вот эти 0,2 процента – это 8 человек. Теперь, товарищи учителя, выписывайте всех своих двоечников. Выписали. И теперь давайте обсуждать, сколько из этого списка кому мы поставим восемь двоек.

Я был потрясен. Хотя я понимал его. Я знал, что он абсолютно честнейший человек. Но ему некуда было деваться.

Школа вообще имела свое представление о том, что должен знать ученик. И к этому представлению готовили. Потому что был выпускной экзамен. Перепроверке подвергались только два вида этого экзамена – письменная математика и сочинение. Значительная часть школ выходила из этой ситуации очень просто. Покупались одинаковые ручки и одинаковые тетрадки. И после того, как заканчивалось сочинение или математика, учителя математики или словесности оставались в классе и исправляли ошибки. А если в школе намечался золотой медалист, он приглашался, чтобы исправления были его почерком. И делался правильный балл. Так это было!

У меня был плохой почерк. И в школе, и в институте. Поэтому, как только отец купил пишущую машинку, чтобы отстучать на ней диссертацию, я стал тексты для газеты печатать.

Но выпускное сочинение по русскому языку и литературе нужно было писать от руки. И как я ни старался, далеко не все слова вышли разборчивыми. Поэтому вечером после того, как мы всем классом писали сочинения и у меня в боку образовался синяк из-за того, что я для подстраховки засунул за пояс жесткий том «Что делать?» Чернышевского, меня вернули в школу.

В классе меня заперли на ключ и дали тетрадные странички со фиолетовым штампом школы, отпечатанным в правом верхнем углу. В сочинении были подчеркнуты слова, к правописанию которых могла придраться районная комиссия. Ведь сочинения претендентов на медаль проверяли на уровне района (а, может, даже города). Я стал прилежно переписывать не самое выдающееся произведение.

На следующее утро меня снова вызвали в школу – старался-то я старался, но текст все равно вышел не идеально четким. И я переписывал сочинение снова.

О том, что я в нем заложил мину замедленного действия, я тогда не подумал.

Сочинение было, естественно, про Великую Отечественную войну. По правилам того времени в сочинении нужно было привести три стихотворных отрывка, описывающих подвиг советских солдат. Два отрывка я вспомнил. А третий – ну никак. И я стихотворные строчки нагло придумал. Но я никак не мог сообразить, какому поэту их приписать. Если известному – то точно проколюсь. И под стихом я написал «Николай Зелепукин». Как раз незадолго до экзамена я купил его «Словарь шахматной композиции». Я рассудил так – Зелепукин – писатель, раз книжку выпустил. Но кто вспомнил жарким июньским летом, что именно он написал.

Проверяла мое сочинение учительница из соседней школы. В классе были открыты окна. Шелестела молодая листва. Легкий ветер с моря раздувал занавески, как паруса. Учительница оторвалась от моего сочинения и спросила в пространство:

– Товарищи, а кто знает такого поэта Зелепукина?

Мой учитель словестности Юрий Константинович авторитетно снял очки в тонкой золотой оправе и удивленно повернулся к ней:

– Как, вы не знаете поэта Зелепукина? – и прикусил дужку очков.

Медаль я получил…