Письмо неизвестного

Баба Клава с утра была не в духе. Ее плохое настроение здорово сказалось на Димке. Только он хотел улизнуть со двора — как она встала на дорожке с граблями наперевес и сказала:

— Со двора ни шагу! Хватит собакам хвосты крутить! Сложишь дрова — и марш морковку прореживать!

Димка поплелся собирать дрова. Он очень расстроился. Сегодня радиостанция, которую оборудовали в школьном подвале они с Бабуличем, должна была впервые выйти в эфир. Чуть свет прибегали одноклассники Никита Рысаков с Петей Малиночко — торопили. И вот такие обстоятельства…

— Гля! Гля! Гнется, как подневольный! — проворчала баба Клава, облокотись на грабли. — А надо, чтоб дело в руках горело!

Она окинула двор хозяйским глазом и заметила еще один непорядок. Дед Ваня сидел на бревне и чистил мундштук бабкиной шпилькой.

— А! А! Еще одна бестолочь! Поигрывает… — заголосила она.

— Да, Клавдя, в его годы я пас коз… — поддакнул было дед.

— Эка невидаль! Коз он пас… Все пасли! Бросай играть, дрова вон сложи с Митькой… А то он один накладет!

Она вырвала из дедовых рук шпильку и ушла в избу.

Дед и внук складывали поленницу. На поленьях кое-где на круглых коричневых сучках, как слезы на глазах, застыли янтарные капли смолы.

«Вот с дровами тут вожусь, а Никитка, небось, уже отстукивает на ключе: «Всем-всем-всем…» Его могут услышать на Занзибаре, или в городе Мельбурне. Разве это не здорово! А если удастся связаться с кораблем, который терпит бедствие?.. Тогда школьная радиостанция прославится на весь мир!»

Димка здорово рассердился на бабку и от злости поленья так и замелькали в его руках.

— А ты в работе горя-а-чий… — крякнул дед. — В меня!

Поленница была сложена, дед хрустнул костями и выгнул грудь колесом. Из двери опять баба Клава высунулась:

— Что старый, что малый — за обоими нужен догляд!

Дед с внуком кинулись врассыпную. Один кадушки из погреба вынимать, другой — морковку прореживать. Баба Клава вынесла во двор сито с чесноком и устроилась на бревне чистить чеснок. Тут хлопнула крышка почтового ящика — почту принесли.

Баба Клава велела деду кадушку набок положить — проветриваться, а сама, вытряхнув из фартука шелуху, пошла вынимать почту.

Она ждала письмо от зятя с дочерью. Они строили электростанцию на Сахалине, баба Клава им в письме пожаловалась, что у нее телевизор украли, и про Димку написала, про то, как пропадает он целыми днями на улице, а родной бабушке помогает из-под палки. Конечно, она не надеялась, что из-за этого зять с дочерью электростанцию бросят и прилетят, но все-таки, хоть пожалеют…

В ящике мелькнул конверт «авиа». Клава Желтоножкина посмотрела на внука:

— Отлились мои слезоньки! Мать с отцом письмо прислали.

Баба Клава с письмом на приступок села. Дед пристроился было рядом, но она велела не рассиживаться, а в погреб лезть — обрывать ростки с прошлогодней картошки. Дед поплелся в погреб. Она любила сначала сама письмо прочитать, а потом уж вслух с дедом и внуком.

— Поджилки-то трясутся? — крикнула она Димке, распечатывая конверт. Обратный адрес читать не стала. Кроме как с Сахалина писем ей ниоткуда не шлют. Оторвала краешек конверта, вынула сложенный вчетверо листок, потрясла, как кулек с сахаром — не выпадет ли фотокарточка? Фотокарточки не было.

А как развернула баба Клава письмо, так и бросилось ей в глаза, что почерк не дочери и не зятя. Те мелко пишут, убористо, а тут буквы крупные и кривые. Почуяло неладное Клавдино сердце, вздохнула она и прочла:

«Уважаемый товарищ Желтоножкина! Огорчать Вас не хотели. В Москву не жалуйтесь. Неизвестный».

Страшно и неприятно стало Клаве Желтоножкиной. Почудилось ей, что за сараем притаился небритый жулик и наблюдает за ней бессовестными глазами. Наблюдает давно. Иначе как бы он узнал, что она на Пантюшкина грозилась в Москву жаловаться?

Она ничего деду с внуком не сказала, а молча собралась и понесла письмо в милицию.

Хлопнула калитка, будто выстрелил стартовый пистолет. По этому сигналу сорвался с места Димка и, перепрыгивая через помидорные кусты, помчался к школе.

Загрузка...