Как предавали Россию

Глава 4 Нашествие «союзников»

В нашей истории всегда так – чем крепче союз, чем значимее у нас «союзник», тем более грандиозное нападение он на нас затевает. В правиле этом нет исключений. Свой первый «смертельный» союз Россия заключила с Бонапартом, подарив своим потомкам прекрасные примеры мужества, отваги и любви к Родине. Ведь Отечественная война 1812 года по праву считается одним из главных исторических событий XIX века. В советское время ее очень любили сравнивать с Великой Отечественной войной, отдавая последней приоритет даже в названии. Между тем если по количеству жертв и напряженности борьбы война СССР с фашистской Германией не имеет себе равных, в смысле эффективности она явно уступает своей предшественнице. Французы же перешли на русский берег реки Неман в конце июня, а уже в конце декабря 1812 года царским Манифестом было объявлено об окончательном разгроме неприятеля. Вспомним, с какими несметными силами американцев (не превышающими 10 тысяч солдат) воевали 4,5 тысячи англичан, отстаивая «родную» Канаду, и сравним их с численностью армий Александра I и Бонапарта. Накануне нашествия своего «союзника» численность русской армии составляла порядка 220 тысяч солдат. Что касается французов, то в своем донесении по окончании борьбы Кутузов так оценил противника: «Наполеон вошел с 480 тысячами, а вывел около 20 тысяч, оставив не менее 150 тысяч пленными и 850 пушек».

На самом деле, если включить войска, подошедшие к основной армии Наполеона позже, общая численность войск нашего бывшего друга и «союзника» составит около 600 тысяч человек. Таким образом, всего за полгода Россия перемолола около полумиллиона неприятельских солдат. Результат просто немыслимый, если учесть, что потери русской армии не превысили и 120 тысяч. Воистину это был год великого триумфа России и огромного позора ее «союзников», как старых, так и новых. Все они одинаково не верили в нашу победу и спешили помочь Наполеону, чтобы успеть урвать кусок русской территории. Однако, планируя свое нашествие, особые надежды Бонапарт возлагал не на Австрию и Пруссию, а на других наших соседей. Тех, с кем мы воевали из века в век. Будучи еще нашим официальным «союзником», французский император всячески подстрекал турок и шведов к войне с Россией. Но события пошли совсем не по его сценарию.

В 1810 году скончался наследник престарелого шведского короля Карла XIII. Возвращения низложенного Густава IV Адольфа никто не хотел. Поскольку доминирующей силой на мировой арене была Франция, то шведский парламент вынес решение, что на роль монарха прекрасно подойдет кто-нибудь из «команды» Наполеона. Вскоре несколько шведских офицеров, побывавших во французском плену, вспомнили то радушие, с каким к ним относился маршал Бернадот. По их рассказам, человек это был очень хороший. Наполеон тоже воспринял эту идею положительно – посадив на шведский трон своего маршала, он надеялся обеспечить себе еще одного союзника в будущем походе против России. Бернадот действительно произвел на шведов очень хорошее впечатление и в 1810 году под именем Карла Юхана был провозглашен наследником престола, а вскоре после смерти Карла XIII – и королем Швеции. (Жена новоявленного монарха, Дезире Клари, когда-то была возлюбленной Наполеона.) Он понемногу осваивался с новой ролью монарха. Были у Бернадота и особенные привычки. Даже немного странные: он всегда противился его осмотру врачами. Загадка разрешилась просто: после смерти на груди бывшего якобинца Бернадота обнаружили татуировку «Смерть королям и тиранам».

Наполеоновский маршал быстро сориентировался в особенностях политического положения своей новой родины. Бонапарт надеялся спровоцировать Швецию на войну с Россией, в качестве приманки предлагая скандинавам отобрать у нас обратно Финляндию. Однако Франция была далеко, а Россия под боком у нового шведского короля. Поэтому, когда вместо Финляндии русский царь предложил Швеции Норвегию и дружбу, Бернадот сделал свой выбор. В результате, к великому удивлению Наполеона, в апреле 1812 года Россия и Швеция заключили договор о союзе и взаимной помощи, обеспечив императору Александру спокойствие на его финской границе.

С турками, как казалось Бонапарту, будет еще проще – война между ними и Россией уже шла, хотя вяло и неактивно. От французов требовалось лишь раздуть тлеющие угли. Но провидение в XIX веке так же тщательно охраняло Россию, как в XX оно от нее отвернулось. Новым командующим на турецком фронте стал Михаил Илларионович Кутузов. С его приездом очередная русско-турецкая война вступила в свою решающую стадию. На кону, без преувеличения, стояло существование нашей страны. А вот армия на столь ответственном участке была маленькой – войска, переброшенные на войну с Турцией, из-за угрозы войны с Наполеоном снова отправились на западные границы.

Умело маневрируя своими небольшими силами, Кутузов разгромил турецкую армию при Рущуке и заставил капитулировать ее остатки. Турция вступила в переговоры, которые завершились подписанием Бухарестского мирного договора.

Он был ратифицирован императором Александром 11 июня 1812 года, а 12 июня французская армия перешла Неман. Таким образом, за день (!) до вторжения французских войск Россия сумела избежать войны на два фронта. Спас от этого нашу страну Кутузов, который теперь отправлялся на новый, западный фронт, чтобы спасти Россию еще раз.

Немного и о нашем герое. Блестящий полководец и дипломат, он прожил невероятную жизнь. Говорят, снаряд дважды не попадает в одну воронку. Все это верно, но не по отношению к Кутузову. Дважды он был опаснейшим образом ранен в голову: первый раз на турецкой войне под Алуштой, когда со знаменем в руках вел солдат в атаку. Тогда он потерял глаз и едва выжил – пуля попала ему в левый висок и, пройдя через голову, вышла через правый глаз. Через 20 лет под Очаковом – второе ранение. Рана была страшная, почти на том же месте, где и в первый раз, и снова чудесное выздоровление. Словно судьба берегла Кутузова для того великого избавления, которое ему было суждено совершить. Его роль в войне с Наполеоном сложно переоценить. Как и Суворов, Михаил Илларионович Кутузов покрыл русское оружие неувядаемой славой. Как и Александр Васильевич, он заплатил за свои победы здоровьем: Суворов скончался после знаменитого Швейцарского похода, Кутузов умер сразу после освобождения России от Наполеона…

Стоя на берегу пограничной реки Неман и глядя, как бесконечные колонны его войск переходят на русскую территорию, Бонапарт вновь задумывался о предстоящей войне. Как опытный государственный деятель, французский император прекрасно понимал важность информационного обеспечения своего вторжения. Переходя границу Российской империи, Наполеон, естественно, беспокоился о своем «пиаре» и сразу же начал, как сейчас говорят, «информационную войну». Ему было важно представить нападение на Россию как исключительно оборонительную акцию. Поэтому после эмоционального выступления русского посла в Париже он обвинил Россию в том, что именно она развязала войну, а самого посла, князя Куракина, в том, что он ее якобы объявил. Однако первая реакция Александра на наполеоновское вторжение говорит об отсутствии у него агрессивных намерений. Более того, русский царь совершает последнюю попытку примирения со своим неверным «союзником». Думаю, правда, что сделал он ее просто для очистки совести, никак не надеясь на положительный результат. Для этого Александр отправил к Наполеону своего генерал-адъютанта Балашова, который должен был объявить, что нота русского посла не вызывалась данными ему приказаниями и что он, так сказать, слегка погорячился. Поэтому, если французская армия отойдет назад за Неман, вторжение не будет считаться совершившимся и снова наступят дружба и теплые союзные отношения. Как известно, Наполеон этим шансом остановить войну не воспользовался. Его армия двинулась в глубь России, прямо навстречу своей страшной участи.

Правильно ли он сделал, напав на своего русского союзника? И в очередной раз убеждал Наполеон себя и свое окружение, что иного выхода у него не было. А так ли это? Возникновение и причины наполеоновского нападения на Россию, несмотря на сотни и тысячи книг, исследований и монографий, изучены весьма слабо. Везде повторяются одни и те же штампы. Они настолько растиражированы, что даже не хочется на них ссылаться. А между тем вопросы лежат на поверхности. Будет у вас время, зайдите в Москве в музей «Панорама Бородинского сражения», что на Кутузовском проспекте. В самом первом зале вы, к своему удивлению, прочитаете, что, оказывается, Наполеон ждал вторжения русских войск в герцогство Варшавское (то есть в подчиненную ему часть Польши). Ждал, ждал и, так как этого не произошло, вторгся на нашу территорию сам. Мы уже знаем, что Александр нападать первым точно не собирался, а между тем Наполеон ждет вторжения, и не просто ждет, а концентрирует войска с учетом возможной русской агрессии.

Россия и Франция были искусно стравлены в 1812 году умелыми интригами наших «союзников». Каждый из них ловил свою рыбку в мутной политической воде того времени. Такой вывод напрашивается сам собой. В европейском политическом раскладе России частенько выпадает играть роль каменной стены, о которую расшибает себе лоб сильнейшая держава континента. Эта ситуация заботливо создается, тщательно «поливается» и растится. И повторяется из столетия в столетие. Только в XIX веке нашими руками «убрали» Францию, а в XX столетии о нас дважды разбивалась Германия. Однако о причинах Великой Отечественной войны мы еще поговорим в другой книге в свое время. А сейчас хочется подчеркнуть: Наполеон беспокоился напрасно – Россия никогда не предавала своих союзников и ни разу на них не нападала. Ни разу за всю свою историю!

Кто же вложил в голову Бонапарта информацию о несуществующей русской угрозе? Кто заставил его сомневаться в искренности русского царя? Вопрос этот куда важнее, чем может показаться с первого взгляда. И вот почему – точно такая же ситуация в начале 40-х годов ХХ века привела Адольфа Гитлера к мысли решить все свои проблемы внезапным ударом по СССР. Удивительные совпадения. Основные противники Великобритании, воюя с ней, почему-то всегда выбирают один и тот же путь решения своего противостояния с англичанами – удар по России. С чего бы это?

Не будем считать англичан сверхъестественными существами. Разработав блестящую стратегию уничтожения конкурентов, они многократно сталкивались с проблемами, порожденными собственным коварством. К примеру, королевская армия Людовика ХVI, сложившего свою голову на эшафоте, имела численность 160 тысяч солдат. Устроив во Франции революцию и проморгав приход к власти Наполеона, англичане сослужили себе плохую службу[30]. На их деньги и под их руководством был запущен процесс, в результате которого французы захватили почти всю Европу, а численность их армии, впитавшей в себя покоренные нации, превышала 500 тысяч штыков. Теперь нужно было бороться с этим внезапно выросшим могуществом. И еще неизвестно, как легли бы карты истории в той опасной игре, что затеяло английское руководство. Вторым грандиозным «проколом» британской разведки станет фактический провал операции по уничтожению Российской империи путем последовательно организованных Февральской и Октябрьской революций¹. В результате колоссальных затрат и немыслимых усилий всего лишь через несколько лет после гибели старой России на карте появился не менее огромный Советский Союз. Принципиальным его отличием было присутствие у власти абсолютно непредсказуемых и неуправляемых субъектов. Если все действия царя можно было просчитать и, следовательно, направить в нужное русло, то теперь такой возможности англичане были лишены. Все их попытки развалить непредсказуемого монстра путем организации военных и внутрипартийных переворотов были решительно и с корнем пресечены сталинским НКВД. Вот тогда руководство Великобритании форсировало приход в Германии ярого антикоммуниста и русофоба Адольфа Гитлера. Намерение повторить уже опробованный сценарий Первой мировой войны привело к невероятному результату. Получивший финансовые ресурсы, территории и бездействие западного мира в обмен на обещание напасть на СССР, Гитлер и не думал его выполнять. Вместо этого Сталин и глава фашистского рейха заключили между собой договор. До сих пор при упоминании этого документа англосаксонская пропаганда заливается бессильным злобным лаем. Их можно понять – ведь тогда британская гегемония в мире висела буквально на волоске. Название подписанного Молотовым и Риббентропом документа выбиралось специально и звучало похоронным звоном по всем планам многовековых разжигателей войн: ПАКТ О НЕНАПАДЕНИИ[31][32].

Подобная ситуация была и с армией Наполеона. Потерпев грандиозный крах, англичане успели в 1812-м и в 1941-м в самый последний момент изменить ход истории. Увы, не в нашу пользу…

Но вернемся в душный июнь 1812 года. Исследование хода Отечественной войны не входит в задачу этой книги, а потому мы лишь кратко коснемся ее ключевых эпизодов, важных для понимания дальнейших событий. Пока, обливаясь потом, Великая армия маршировала по белорусским просторам, наши войска торопливо отходили от границы вглубь русской территории. Дело в том, что перед войной русское командование разделило свои основные силы на три армии: 1-й армией руководил генерал Барклай де Толли, 2-й – князь Багратион, а 3-й – генерал Тормасов. Поэтому начало войны представляло собой попытку Наполеона разгромить наши войска по частям. Исправляя ошибки командования, русские войска начали отходить на восток, искусно маневрируя и избегая генерального сражения. Отходя, они уничтожали все склады и продовольственные запасы, что в последующем сыграет в этой кампании важнейшую роль.

Надо сказать, что подготовка к вторжению велась Наполеоном основательно. Его Великая армия по своей интернациональности не уступала армиям персидских царей. Дивизия за дивизией, полк за полком переходили через Неман немцы, бельгийцы, голландцы, поляки, итальянцы, швейцарцы, французы и даже испанцы. К 1812 году наполеоновская империя насчитывала 75 миллионов жителей, или почти половину населения тогдашней Европы. Вот эта европейская молодежь и маршировала сейчас под знаменами Бонапарта. Самих французов в армии было не больше трети. Именно огромный численный перевес давал Наполеону надежду достаточно быстро разгромить русскую армию, сосредоточенную у границы. Однако это же численное преимущество стало создавать для Наполеона серьезные трудности. Такого количества войск еще никто никогда не обеспечивал всем необходимым. С людьми у Бонапарта проблем не было, но ведь их надо было кормить. Обычно войска обеспечивали себя сами, реквизируя необходимое продовольствие. Сосредоточенные огромной массой на небольшой территории, наполеоновские солдаты не могли этого сделать. Ограблением крестьян прокормить полмиллиона солдат было невозможно, и голодать французы начали значительно раньше своего катастрофического отступления.

Бегство (как говорили французы и скептики) или отступление (как выражались в русских штабах) наших войск воспринималось в самой армии и населением резко отрицательно. Солдаты начали роптать, чувствуя себя трусами и предателями. Чтобы оценить степень их возмущения, надо помнить, что последний татарский набег был в 1768 году и пострадали от него только южнорусские области. В глубинной же России врагов не видели со времен Смутного времени. И вот русские войска просто отступали, даже не вступая в сражение с неприятелем.

В конечном счете 1-я и 2-я армии смогли соединиться у Смоленска. У двух русских командующих были диаметрально противоположные взгляды на дальнейшие действия. Горячий грузин Багратион настаивал на сражении с Наполеоном, тогда как холодный шотландец Барклай де Толли, рассчитывая выиграть время и измотать неприятеля, высказывался за продолжение отступления. В конце концов их спор разрешил Наполеон – отступление продолжилось, слишком велик был численный перевес неприятеля. Оставленные в Смоленске прикрывать отход армии корпуса генералов Раевского и Дохтурова навязали французам ожесточенные бои за город. В ходе яростных схваток Наполеон потерял около 20 тысяч человек, и именно здесь он заявил своим маршалам, что захватом Смоленска кампания 1812 года будет закончена. Но рок событий уже неминуемо увлекал его дальше. Поразмыслив, Наполеон понял, что остановиться на полпути к Москве невозможно. Смоленск в ходе боев сильно пострадал, остановиться с армией на зимние квартиры здесь было нельзя. Если же отходить для этого назад, то отступать пришлось бы до самой границы, тем самым сведя результаты войны практически к нулю. Надо было двигаться вперед, попытаться захватить Москву, а самое главное – вновь постараться разгромить русскую армию.

А теперь мысленно поднимемся вверх над пыльной Смоленской дорогой и попытаемся охватить взглядом весь театр военных действий. Мы помним, что и Австрия, и Пруссия, обязанная своим существованием непонятной доброте русского царя, обязались выставить войска против России. Пока мы только говорили о Великой армии самого французского императора, а чем же занимались в это время наши бывшие, а ныне французские «союзники»? Может быть, у них проснулись совесть или чувство благодарности и они в то роковое для нашей страны лето все-таки помогли нам? Ну хотя бы остались в стороне? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны обратиться к хронике боевых действий, не столь широко известных, как основные сражения Отечественной войны.

Сразу скажу, надеялись мы напрасно – пруссаки и австрийцы без дела не сидели. Наполеон доверил им самое дорогое, что у него есть, – свои фланги. Это не просто ирония, любой военный скажет вам, что обеспечение безопасности флангов жизненно важно. Пренебрежение этим правилом дает ужасный результат. Вспомним хотя бы гибель 6-й армии фельдмаршала Паулюса в промерзшем Сталинграде, на флангах которой стояли ненадежные и небоеспособные румыны и итальянцы. Именно за нарушение этого правила уважаемый фельдмаршал и поплатился, угробив около 800 тысяч своих солдат и получив возможность выступить на Нюрнбергском процессе. Наполеон был званием повыше, а потому и более внимателен к таким «мелочам». Левый фланг (южное направление) французской армии обеспечивался 30-тысячным прусским корпусом маршала Макдональда, а правый (северное) – 35-тысячным австрийским корпусом генерала Шварценберга. Это, без сомнения, было знаком высокого доверия Бонапарта. Но пруссаки и австрийцы оправдывали его совсем по-разному: если первые воевали на совесть, то вторые борьбу только имитировали.

Командующим австрийскими войсками, направленными в Россию, был князь Карл Филипп Шварценберг, герцог Крумадский. Он был участником всех войн Австрии с революционной и наполеоновской Францией. В 1805 году во время катастрофы в Ульме был одним из немногих, кто не капитулировал, а сумел пробиться из окружения. В 1808 году Шварценберг становится посланником австрийского императора в Санкт-Петербурге. Задержался он в качестве дипломата ненадолго и уже через год участвует в кровопролитной битве с французами при Ваграме. Можно себе представить размер его любви к Франции вообще и к Наполеону лично. И вот именно этот генерал со своим австрийским корпусом обеспечивал правый фланг Великой армии, воюя теперь с теми, с кем недавно вместе пил шампанское в петербургских салонах. Задачей австрийцев было максимально возможное отвлечение русских сил с направления основного наступления. Правда, неожиданно быстро последовавшее подписание русско-турецкого мира сильно подрывало ценность «союзной» помощи Наполеону. Русская армия адмирала Чичагова, которая освободилась в Молдавии, превосходила по численности австрийский вспомогательный корпус. Наполеон был в ярости, называл турок болванами, но не мог что-либо изменить – дипломатия Кутузова была очень эффективной.

Соседом австрийцев был саксонский корпус генерала Ренье. Он и пострадал первым от большой «любви» австрийского генерала к Наполеону. 3-я армия генерала Тормасова, воспользовавшись разбросанностью саксонского корпуса, нанесла ему жестокое поражение в битве у города Кобрин. Саксонский генерал попросил помощи, но австрийцы даже не сдвинулись с места и тронулись в путь лишь тогда, когда дальнейшее бездействие было уже просто неприличным. Соединившись, оба корпуса атаковали части нашей армии при Городечне. После боя Шварценберг преследовал наши отступающие войска, затем австрийские и русские войска остановились и заняли позиции на противоположных берегах реки Стыри, в районе Луцка. Так они и стояли, любуясь друг дружкой, до конца августа. В сентябре же, соединившись с подошедшей армией адмирала Чичагова, Тормасов отбросил Шварценберга к Бресту. Вот в принципе и все. Больше сколько-нибудь серьезных действий друг против друга русские и австрийцы не вели, видимо, галантно учитывая перспективу будущих новых союзных отношений. Иными словами, на левом фланге серьезной войны не было, хотя и простой имитацией ее тоже не назовешь.