Как приручить герцогиню

Глава 5

Изабелл сидела так, как ее учили – прямая спина не касается спинки стула, руки сложены на коленях, ноги сведены вместе. Она только позволила себе в качестве своеобразного маленького личного бунта смотреть в окно, а не на мать, которая как раз вещала раздраженным голосом.

– Вы с герцогом поженитесь через две недели. Церемония пройдет в соборе Святого Павла, после чего твой отец и я устроим свадебный завтрак. – Женщина пренебрежительно фыркнула. – Думаю, ты пожелаешь, чтобы твоя сестра во время церемонии находилась рядом с тобой. – Графиня не стала ждать ответа, что было большой удачей. Дело в том, что с момента появления нового герцога Изабелл была не в состоянии вести нормальные беседы, разве только поздно ночью с Маргарет. Да и тогда Маргарет приходилось тратить немалые усилия, чтобы заставить сестру изъясняться полными предложениями. Большинство из них начиналось одинаково: «Что же мне делать» – и сопровождалось всхлипываниями.

Изабелл уже свыклась с мыслью о браке с тем герцогом, хотя он и был в высшей степени непривлекательным человеком, но потом ей было даровано несколько часов восхитительной свободы, которые сделали для нее невозможной мысль о браке и с этим герцогом.

Пусть этот герцог удивительно красив – отрицать этот факт было бы глупо. Но это было единственное, что она о нем знала. Кроме того, ей было отлично известно, что ее мать в молодости была потрясающей красавицей – она и сейчас внешне очень привлекательна. Однако как оказалось, внешняя красота вовсе не является показателем красоты внутренней и никак не связана с духовным миром человека.

– Ты меня слушаешь, Изабелл? – Голос графини был резким и недовольным. Подразумевалось, что когда она говорит, покорная дочь должна смотреть на свою мать. Будучи послушной дочерью, Изабелл уставилась на нее. Они сидели в гостиной графини. Та говорила громким недовольным голосом, одновременно что-то записывая или просматривая другие записи. Изабелл прилагала героические усилия, чтобы не заорать во весь голос. Сидевшая рядом Маргарет время от времени похлопывала сестру по руке.

Спина Маргарет коснулась спинки стула.

– Да, мама. – Изабелл ненавидела себя ту, которой стала, благодаря постоянной муштре родителей. Она могла сказать без ложной скромности, что превратилась в совершенство. Идеальная леди, которая умеет безукоризненно выполнять то, что должна делать аристократка, – вести хозяйство, шить и вышивать, играть на фортепиано, говорить на трех языках, всегда быть безупречно одетой. Но глубоко внутри, там, где жила настоящая Изабелл, ее передергивало всякий раз, когда она была вынуждена угождать родительской воле.

Единственным человеком, понимавшим ее, была Маргарет, но сестра ничего не могла сделать – разве что изредка отпускать язвительные замечания, чтобы на несколько мгновений отвлекать внимание родителей, в первую очередь матери, от Изабелл. Как сейчас, например.

– Изабелл будет одета, как жертвенный агнец, или ей все же полагается свадебное платье? – поинтересовалась она.

– Маргарет, не будь дурой. – Мать даже не подняла головы от бумаг, отказавшись заглатывать наживку. Она еще раз взглянула на свои записи и скривилась, словно они тоже ее разочаровали.

Что ж, по крайней мере, ее мать была последовательна. По мнению Изабелл, в мире не существовало ничего, что отвечало бы ожиданиям графини. Это относилось и к людям, и к неодушевленным предметам, даже к таким мелким, как бумага.

– Кстати, о твоем свадебном платье. Мне надо поговорить о нем с мадам Лафой. Пожалуй, я отправлюсь к ней немедленно. – Изабелл собралась встать, но мать жестом велела ей оставаться на месте. – Нет никакой необходимости, чтобы ты ехала со мной. Ты будешь только мешать.

Разве не в этой фразе выражена суть отношения к ней матери? Дочь всегда мешает, если позволяет себе высказать свое мнение. Изабелл очень хотелось однажды сказать матери, что ей не нравится чай, который предпочитает графиня, она не слишком любит розовый цвет, и иногда ей хотелось бы самой выбирать рисунок для вышивки – розы ей уже давно осточертели.

Даже от мысленного произнесения слова «черт» она почувствовала себя виноватой. Жаль, конечно, что все это ее так сильно беспокоит. Но ведь она с самого рождения пыталась угодить родителям. Иначе она жить просто не умела.

Судя по всему, важно не то, кем она будет, если не станет герцогиней Гейдж. Главное, кто она сейчас?

– Изабелл! – Судя по озабоченному голосу сестры, Маргарет окликала ее уже не в первый раз.

– Что? – Изабелл нахмурилась. – Что случилось?

– Графиня будет отсутствовать не меньше двух часов. Ты не хотела бы погулять в парке?

Изабелл прикусила язык, чтобы не сказать: «О, мне не следует никуда идти – я не спросила разрешения родителей».

– С удовольствием.

– Вот и прекрасно, – сказала Маргарет и сразу вскочила. – Сейчас тепло, так что нам не понадобятся даже шали. Можем просто идти.

Ах, если бы она могла просто идти!

Изабелл медленно встала, опасаясь сделать что-то опрометчивое, и одновременно взволнованная такой возможностью.

– Возможно, мы даже встретим твоего жениха. – Маргарет покосилась на часики, приколотые к корсажу ее платья. – Хотя, наверное, для него это слишком ранний час.

– Сейчас уже почти два! – воскликнула Изабелл, тоже бросив взгляд на часы. – Он наверняка уже встал. Но ты же понимаешь, что мне вовсе не хочется столкнуться с ним на прогулке.

Маргарет пожала плечами.

– Насколько я слышала, новый герцог предпочитает вставать очень поздно.

– Тогда мне не следует волноваться относительно общения с ним после свадьбы. У нас будет слишком разное расписание, – вздохнула Изабелл.

Маргарет звонко рассмеялась.

Пока они гуляли по парку, Изабелл вполуха слушала сестру, продолжая думать о своем женихе. Она несколько раз встречала его – при всем честном народе, разумеется (и всегда вечером) – и он всякий раз принимался внимательно рассматривать ее таким пристальным взглядом, что ее бросало в жар, хотелось съежиться, спрятаться, а лучше всего провалиться сквозь землю, чтобы не быть объектом столь явного внимания. Но Изабелл понимала: поступи она так, и родители, особенно мать, устроят ей такое, что неожиданный жар в теле покажется ей меньшим из всех возможных зол.

Поэтому когда герцог обращался к ней, Изабелл покорно кивала и бормотала «да, ваша светлость», или «нет, ваша светлость», даже если его вопросы требовали чего-то большего, чем «да» или «нет».

По крайней мере, она не внушала ему ложных надежд относительно перспектив их брака, говорила себе Изабелл. А если он решит, что она – идиотка, и не пожелает на ней жениться, независимо от всех договоренностей с ее родителями? Что ж, это будет идеальным решением всех проблем.

Вот только было несколько моментов, когда они смотрели друг другу в глаза, и она могла поклясться: в самой глубине его внимательных глаз что-то было. Некая тоска, а может быть, страстное желание. И тогда Изабелл хотелось прикоснуться к нему, погладить по голове и сказать, что он непременно найдет то, что ищет.

Только это не удерживало ее от отчаяния, впрочем, она не была уверена, благодарна она судьбе за это или совсем наоборот.

А через две недели она останется с этим мужчиной наедине. И станет его супругой на всю оставшуюся жизнь.

В бальном зале собрались сливки высшего общества, включая многих людей, желавших познакомиться с новым герцогом Гейджем. Но Николас высматривал только одну леди, судя по внешнему виду, напрочь лишенную каких бы то ни было эмоций.

– Кажется, она сделана из льда, – пробормотал Николас, провожая взглядом свою невесту, выходившую из зала. На ней было изумительное платье, в нужных местах подчеркивающее ее совершенную фигуру. А осанку и походку иначе как королевской назвать было невозможно.

– Возможно, она всего лишь застенчива, – предположил Грифф. Николас повернулся к брату и окинул его скептическим взглядом, заметив который, Грифф пожал плечами, словно говоря, что лучших предположений у него нет.

А это могло означать лишь одно: Грифф тоже считает, что эта леди – ледышка.

Братья провели весь день занимаясь всевозможными герцогскими делами, начиная от принятия решения, как лучше всего разместить погашенную ссуду, и кончая выдачей согласия на сооружение новой крыши на одном из герцогских амбаров. Между делом они побеседовали с претендентами на должность управляющего – прежний покинул свой пост вместе с герцогом.

Не говоря уже о том, что надо было позаботиться об обустройстве покоев герцогини. Его герцогини.

Он мог предоставить это появившемуся вместе с титулом персоналу, но почему-то, несмотря ни на что, невзирая даже на внешнюю холодность своей невесты, равно как и на то, что он сам не желал этого брака, Николас хотел выбрать все сам. Поэтому он предоставил Гриффу заниматься севооборотом, а сам начал принимать торговцев, доставивших ему образцы штор, покрывал, постельного белья, а также множество всяческих других вещей – Николас и не подозревал, что все это нужно иметь.

И, разумеется, нужна была удобная кровать – только это было для него важным.

Его раздражала холодность и отстраненность Изабелл, и все же он хотел ею обладать.

У него не было женщины с тех пор, как он стал герцогом. Времени и сил на развлечения не оставалось, да и не хотелось подвергать опасности свою репутацию. Впрочем, Николас мог приводить самому себе тысячи причин, мешавших ему вести привычный образ жизни, но истина заключалась в следующем: с тех пор, как он впервые увидел Изабелл, он не хотел другую женщину.

Он стремился к ней всем сердцем, считал дни и ночи до свадьбы, тщательно выбирал цвета, способные подчеркнуть ее природную красоту, и потому, в конечном итоге, ее спальня оказалась оформлена во всех оттенках розового цвета – от самого бледного до насыщенного цвета фуксии.

Грифф начал было подшучивать над братом, но благоразумно прекратил, заметив выражение его лица.

Свадьба должна была состояться через две недели. Ровно через две недели он избавит ее от одежд и постарается растопить лед, судя по всему, сковавший ее сердце.

И не важно, что в конечном счете сам он может оказаться в луже.