II

В этот вечер за обедом он был холоден и молчалив. Жена его дивилась, что бы такое могло стрястись, что произвело в нем такую перемену.

Он не произнес ни слова за все то время, что они провели в салоне за кофе.

Она бросила на него два-три взгляда; они были встречены в упор глубоко посаженными серыми глазами, направленными на нее с каким-то особенным, совершенно необычным выражением.

Ее мысли были заняты каким-то посторонним предметом, но мало-помалу молчание ее мужа и это упорное каменное выражение его лица обратили на себя ее внимание.

— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, Вильям? Что случилось? — спросила она. — Надеюсь, никаких неприятностей?

Он не ответил.

Он сидел, откинувшись на спинку кресла, наблюдая эту женщину редкой красоты, которая начала бледнеть, чувствуя неминуемую катастрофу.

— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать, Вильям?

— Да, написать одно письмо.

— Какое письмо?

— Сейчас скажу.

Комната снова погрузилась в мертвую тишину.

Но вот раздались тихие шаги метрдотеля Петерсона и звук его ключа, повернувшегося в скважине; он по обыкновению запирал все двери.

Сэр Вильям минуту прислушивался.

Затем он встал.

— Пройдите в мой кабинет, — сказал он.

Загрузка...