Как стать герцогиней

Глава 5

Ужины в Эрмитэдж-Холле проходили в более неформальной обстановке, чем при дяде Эрми. Нельзя сказать, что Беатрис тут часто ужинала, когда он всем заправлял в поместье. Даже когда их с братом приглашали, Джошуа всегда отказывался, а она не собиралась проводить время тет-а-тет с дядей Эрми.

Но ужины с семьей тети Лидии напоминали ей те времена, когда были живы ее бабушка с дедушкой и она сама жила в этом доме после смерти папы. В десять лет она была еще слишком маленькой, чтобы жить одной, в особенности когда Джошуа отправился служить в Королевских ВМС где-то за границей. Так что она жила здесь с бабушкой и дедушкой.

Ребенку этот зал, где проходили обеды и ужины, казался волшебным местом: множество свечей горело в люстрах, отбрасывая блики во все стороны, блестело серебро, стол покрывала белоснежная скатерть. Каждый раз, когда бабушка приводила ее сюда из детской, чтобы поучиться правильному поведению за столом, Беатрис чувствовала себя принцессой.

К сожалению, обучение манерам поведения за столом было единственным, что успела сделать бабушка до смерти деда и собственной болезни. Но, по крайней мере, Беатрис точно знала, какой вилкой нужно есть салат из помидоров и как правильно опускать ложку в черепаховый суп. Слава богу! Потому что, судя по тому, как Грейкурт то и дело на нее поглядывал, он только и ждал, чтобы она допустила ошибку и опозорилась. Высокомерный негодяй!

Она вздернула подбородок, встретилась с ним взглядом и идеально опустила ложку в суп. Несносный герцог будто догадался о ее намерениях, потому что многозначительно посмотрел на нее и понимающе улыбнулся.

Да будь он проклят! Вот к чему привело их общение в прихожей. Не нужно было так вызывающе с ним разговаривать. Вот результат. Лучше на него вообще не смотреть, потому что при каждом взгляде на герцога Грейкурта у нее внизу живота появлялись странные ощущения. Беатрис чувствовала что-то подобное, когда бежала вниз с холма за собаками, – одновременно ужас и возбуждение, страх и радость.

Но с ним-то из всех людей она не должна чувствовать ничего подобного. Если повезет, он уедет на следующий день после похорон и она его больше никогда не увидит.

Поэтому Беатрис сосредоточила свое внимание на смешной истории, которую рассказывал герцог Торнсток. Она казалась несколько неприличной для рассказа за столом, где сидят и мужчины, и женщины, но раз тетя Лидия не возражала, то все вполне устраивало и Беатрис.

Торнсток был ниже ростом, чем Грейкурт, но гораздо красивее, если говорить о традиционных представлениях о красоте. Симметричные черты холеного лица, белые зубы, сверкающие, когда он улыбался, идеальный нос. У него были прямые каштановые волосы с рыжеватым отливом, в отличие от вьющихся, черных как чернила волос Грейкурта, и светло-голубые глаза, напоминающие хрусталики.

А что еще хуже, он умел быть таким обаятельным и легко включал свой шарм, будто нажимая на кнопку. После дяди Эрми Беатрис всегда с опаской относилась к таким мужчинам.

– Итак, мисс Вулф, как я предполагаю, мы завтра увидим вас на похоронах, – дружелюбно сказал Торнсток.

– Конечно, нет. Это недопустимо.

И Торнсток, и леди Гвин удивились.

– Что ты имеешь в виду? – спросила леди Гвин. – Это же похороны твоего дяди!

Тетя Лидия опустила ложку на стол и серьезно посмотрела на дочь:

– Женщины здесь не ходят на похороны и не присоединяются к похоронной процессии, моя дорогая.

– С каких это пор? – спросил Торнсток.

Беатрис откашлялась и ответила:

– Так было всегда. К участию женщин здесь всегда относились неодобрительно.

– Чушь какая! И какая несправедливость! – Леди Гвин перевела взгляд на мать: – Но ты-то в любом случае пойдешь?

Тетя Лидия вздохнула:

– Я не хочу давать лишний повод местным сплетникам и не хочу, чтобы мне лишний раз здесь перемывали кости. Теперь мы живем в Англии и должны придерживаться местных обычаев.

– Я пойду, – объявила леди Гвин. – Меня они не смогут остановить.

– Правильно, – кивнул Торнсток. – Этот обычай кажется мне глупым.

– Тебе любой английский обычай кажется глупым, Торн, – сказал Грейкурт и посмотрел на Гвин: – Обещаешь не плакать на похоронах?

Она моргнула:

– Что ты имеешь в виду?

– Именно поэтому женщин и не пускают. Считается, что они демонстрируют слишком много эмоций на публике, когда следует воспринимать происходящее стоически.

– В таком случае маме определенно не стоит идти, – пробормотал Шеридан в тарелку с супом. Он благоразумно не включался в разговор до этой минуты.

– Шеридан! – воскликнула тетя Лидия.

– Это правда. Ты не вела себя стоически ни дня в своей жизни. На самом тебе ты склонна… временами все слишком драматизировать.

Мать гневно посмотрела на него:

– Я не могу ничего с собой поделать. Мой предок был драматургом.

– И ты никогда не позволяла нам забыть об этом, – заметил Торнсток, хотя и с явной симпатией. Затем он посмотрел на Беатрис и хитро улыбнулся ей: – Возможно, вы заметили, мисс Вулф, что нас всех назвали в честь драматургов.

На самом деле Беатрис не заметила. Она перебрала в голове их имена: Торнстока звали Марлоу, Грейкурта – Флетчер, еще были Шеридан и Хейвуд[5]. Да, все драматурги. Как странно.

Затем в голову Беатрис пришла другая мысль.

– Но не леди Гвин? – спросила она.

– Меня назвали в честь актрисы, – сообщила леди Гвин игривым тоном. – Известных женщин-драматургов мало, и мама едва ли могла назвать меня Инчбальд[6] или Бен[7], поэтому она решила назвать меня в честь Нелл Гвин. Слава богу, все предполагают, что именем Гвин звали кого-то из наших предков-валлийцев.

– Нелл Гвин была одной из самых знаменитых актрис своего времени, – заметила ее мать. – Здесь нечего стыдиться.

– Бедняжка Нелли была также самой известной любовницей Карла II, мама, – сухо напомнил Грейкурт. – У принца Уэльского даже есть ее портрет. На нем она изображена полностью обнаженной.

Мать подозрительно посмотрела на него.

– А ты это откуда знаешь?

Он пожал плечами.

– Я его видел, – сказал Грейкурт, а когда мать резко вдохнула воздух, добавил: – На одном из официальных мероприятий, которое проходило в его резиденции. Я хочу сказать, что нельзя винить Гвин за то, что она не хочет никому говорить, в честь кого ее назвали.

Беатрис бы тоже этого не хотелось. Она даже представить не могла, как бы она себя чувствовала на месте Гвин. А если бы происхождение подобного имени стало известно окружающим? А она-то считала своего отца сумасшедшим за то, что назвал ее в честь Беатриче – музы и единственной любви Данте. По крайней мере, женщина, в честь которой назвали ее, была добродетельной и целомудренной. А какие похабные шуточки отпускал бы дядя Эрми, если бы ее на самом деле назвали в честь актрисы с дурной репутацией, которая вела не самый благочестивый образ жизни!

Грей тем временем повернулся к сестре:

– Если мама не идет на похороны, Гвин, то тебе тоже не следует идти. Нужно, чтобы кто-то остался с ней.

Леди Гвин нахмурилась, глядя на него:

– Здесь будет Беа.

– Это не совсем то, и ты это прекрасно знаешь.

– Не оскорбляй Беа! – запротестовала леди Гвин.

– Я никого не оскорбляю, – заявил Грейкурт. – Но мисс Вулф не жила с мамой долгие годы, как ты. И вообще для мамы будет лучше, если вы обе останетесь здесь.

– Послушай, что говорит брат. – Тетя Лидия взяла руку дочери в свою. – Мне хочется, чтобы ты осталась со мной. – Она подняла голову и с любовью посмотрела на Беатрис: – И Беа, конечно, тоже.

На лице леди Гвин промелькнуло раздражение.

– Останусь, если должна, – сказала она. – Но я все равно думаю, что неправильно запрещать мне присутствовать на похоронах отца только потому, что я женщина. Пусть ты родила нас с Торном от другого мужчины, но именно он был моим отцом, он меня растил. Так что у меня есть право отдать ему последний долг, попрощаться с ним точно так же, как имеют право Торн, Грей и Шеридан. Не меньше даже, чем Шеридан, которому он был родным отцом!

– Согласен, – кивнул Грейкурт, к удивлению Беатрис. – В обществе существует много правил, которые я считаю глупыми или неразумными. Неправильными! Но если ты хочешь успешно войти в это общество, то придется следовать по крайней мере некоторым из них. Хотя бы пока ты не найдешь себе мужа. – Он улыбнулся Беатрис: – Как и вам, мисс Вулф.

Пока Беатрис раздумывала над этим странным замечанием, заговорил Шеридан:

– Вероятно, сейчас самое подходящее время, чтобы объявить о планах Грея. Он останется у нас на несколько недель, чтобы помочь маме подготовить Гвин и Беа для представления обществу.

– Только этого еще не хватало! – воскликнула леди Гвин.

Она опередила Беатрис своим возгласом – ей хотелось сказать то же самое. Да она чуть не задохнулась от мысли, что этот высокомерный герцог Грейкурт будет давать ей советы в таких вещах.

– Что такое? Разве ты не хочешь, чтобы я тебе помог, Гвин? – спросил Грейкурт с какими-то странными нотками в голосе.

– А зачем ты мне? – резко ответила леди Гвин. – Ты же диктатор. Ты властный и любишь командовать. Мама расскажет нам все, что нам нужно знать.

– Моя дорогая, я не была в английском обществе почти тридцать лет. С годами многое меняется. И меня саму не представляли официально высшему обществу, я никогда не была дебютанткой. – Она помрачнела. – Нас с отцом Грея познакомили наши семьи.

Беатрис посмотрела на Грейкурта, выражение лица которого резко изменилось: стало суровым и мрачным.

– В любом случае мужчины знают такие вещи, которые также подобает знать и женщине, – продолжала герцогиня. – Я не хочу, чтобы моя дочь и моя племянница входили в общество, полностью не осознавая, какие законы там работают, как строятся отношения. И мужчина совсем не помешает во время танцев. Вам же нужен партнер.

Беатрис сглотнула, представив, как путает шаги во время танца с Грейкуртом. Почему-то у нее в сознании мгновенно появился образ их вместе во время танца.

– А почему это не может сделать Шеридан? – спросила леди Гвин.

Шеридан бросил взгляд на Грейкурта и ответил:

– Во-первых, сестренка, мне нужно учиться управлять поместьем, а это отнимает массу времени. Во-вторых, я ничего не знаю о представлении девушек высшему обществу и о требованиях к дебютанткам, поэтому я не могу никого инструктировать, в то время как Грей уже много лет вращается в высшем свете и даже участвовал в представлении своей кузины Ванессы. С его помощью и с помощью нашей мамы вы с Беа произведете фурор в высшем обществе.

– Я не хочу производить фурор в высшем обществе, – выпалила Беатрис. Все резко повернулись к ней, и она покраснела, но сразу же продолжила: – Я просто хочу найти подходящего мужа.

«Чтобы обеспечить свое будущее, а по ходу дела, может, еще и будущее Джошуа», – добавила она про себя. Брат-то определенно не собирался прилагать никаких усилий в этом направлении.

– Боюсь, мисс Вулф, что в наши дни одно без другого невозможно, – мягко заметил Грейкурт.

– Даже если у женщины нет приданого, а ее отец был убит на дуэли? – рявкнула она. – Я полагаю, что для меня будет лучше просто играть по правилам в надежде, что какой-нибудь викарий или врач, которому требуется приличная, осмотрительная и осторожная жена, обратит на меня внимание. По крайней мере, такого типа мужа, вероятно, не ждет скандальная смерть и он не оставит меня без гроша, как папа.

Все уставились на нее, раскрыв рот. Затем собравшиеся повернулись к Грейкурту, их интересовало, что он ответит на это. Чтоб он провалился в тартарары! Ну почему же он пробуждает в ней все самое плохое? Беатрис годами учила себя не говорить то, что думает, не срываться. Тем не менее, когда она оказывалась рядом с ним, такие реплики вылетали будто сами собой.

Беатрис опустила глаза и уставилась в стол.

– Простите меня, ваша светлость. Я не хотела…

– Правило первое: не извиняйтесь, – перебил он. Судя по голосу, ему было весело. Или он просто забавлялся! – Ни за что. Вы – внучка герцога. Вы должны заходить в каждый зал и в каждую комнату с высоко поднятой головой – словно та дуэль была единственной оплошностью в череде добрых дел. И почему вы называете дуэль скандальной? Вообще-то это дело чести…

– Я думаю, что в большей степени речь шла о бесчестье, – сухо заметила Беатрис. – Хотя бабушка отказывалась об этом говорить. – Беатрис слышала, что стрелялись из-за любовницы, но она определенно не собиралась сообщать это высокомерному Грейкурту. – Никто никогда не хотел это обсуждать.

– Так, значит, все произошло много лет назад. Правильно?

– Шестнадцать, – ответила Беатрис.

– Прекрасно. Никто уже ничего и не вспомнит. Черт побери, я понятия не имел об этой дуэли.

– Флетчер Прайд! – воскликнула его мать. – Если ты будешь ругаться на светских мероприятиях, то пользы от тебя Гвин и Беа не будет никакой!

Вместо того чтобы извиниться или хотя бы смутиться, как сделала бы сама Беатрис, Грейкурт рассмеялся.

– Мама, ты в последние годы ведь не появлялась в свете, правда? Англия сейчас участвует в войне. Мужчин мало, а офицеры далеко не всегда используют приличные выражения. Они привыкли говорить несколько другим языком.

Тетя Лидия повернулась к Торнстоку:

– Это правда?

– Не знаю. Если честно, я избегаю высшее общество. Стараюсь не иметь с ним никаких дел, словно от этого зависит моя жизнь. Да она и часто на самом деле зависит.

– Что ты хочешь этим сказать? – с беспокойством спросила его мать.

– Поверь мне: тебе лучше этого не знать, – сказал ей Грейкурт и предупредительно посмотрел на единоутробного брата.

Но Беатрис хотелось знать. Ей было интересно все связанное с тетей Лидией и ее детьми. Их жизнь казалась ей увлекательной и захватывающей. Они были такими… резкими, они прямо говорили то, что думают, и не спешили извиняться. Она никогда не встречала таких людей.

Ну, за исключением Джошуа. Но он никогда не высказывал свое мнение так, как они, – так интересно, так увлекательно, так забавно, в конце концов. Да и она сама никогда так не говорила.

– Все будет в порядке, мама, – продолжал Грейкурт. – Ты сама увидишь. А Шеридан сейчас на самом деле очень занят. Что касается Торна…

– Я никогда, черт побери, не буду никого учить, как вести себя в обществе, будь оно проклято, и правилам, принятым в этом чертовом обществе, – вставил Торнсток. – И да, мама, я знаю, какие слова и выражения считаются неприемлемыми в свете.

– И в любых других местах, – с укором заметила леди Гвин, глядя на брата. – Даже я это знаю.

Торнсток пожал плечами:

– И это еще одна причина для того, чтобы Грей взялся за эту глупость.

Тетя Лидия вздохнула:

– Мальчики, разберитесь сами, кто чем будет заниматься. Я уверена: вы знаете, что делаете. – Она посмотрела на Беатрис: – Знаешь, что я вспомнила, моя дорогая? А ты поговорила с Джошуа о наших планах? Он их одобрил?

Беатрис была застигнута врасплох.

– Конечно, – тем не менее ответила она тете Лидии.

«Врунья», – сказала она сама себе.

Но ей приходилось иногда врать, хотя она и ненавидела любую ложь. Беатрис не знала, как на их планы отреагирует ее брат. Хотя она ему такое выскажет, если он не позволит ей стать дебютанткой. Может, с другими людьми она и старалась не высказывать все, что думает, но на Джошуа это не распространялось никогда. С ним она никогда не сдерживалась. Да и ее брат был из тех людей, которые хотят всегда слышать правду.

Тетя Лидия улыбнулась:

– Мне не хотелось бы ничего делать без его одобрения. Конечно, мы с ним до сих пор практически не знакомы, совершенно чужие люди, но я не хочу, чтобы он думал, будто мы позволяем себе выйти за определенные границы.

– Я понимаю, – кивнула Беатрис.

О да, она это понимала прекрасно. Женщинам никогда не позволялось самим принимать подобные решения. Их отдавали на милость братьев, отцов и мужей.

Это было несправедливо. Они с леди Гвин определенно соглашались по этому вопросу.

Тетя Лидия встала:

– Если не возражаете, я должна вернуться в гостиную.

Мужчины тоже встали. Шеридан обошел стол и оказался рядом с матерью.

– Я пойду с тобой, – сказал он.

– Мама, обещай мне, что ты сегодня обязательно ляжешь поспать, – попросил Грейкурт, пока они еще не успели уйти. – Даже если ты завтра не пойдешь на похороны, день предстоит тяжелый, и тебе нужно отдохнуть.

– Если ты так хочешь, Грей, – ответила тетя Лидия с мягкой улыбкой. – Спасибо, сын, что ты приехал.

У него в глазах промелькнули какие-то эмоции, которые Беатрис не смогла распознать.

– Конечно, хочу. И я просто не мог не приехать.

После этих слов тетя Лидия улыбнулась еще шире.

– Я скоро присоединюсь к вам, – добавил Грейкурт. – Как только закончу десерт.

– Это было бы прекрасно. Спасибо, – кивнула мать.

Как только тетя Лидия и Шеридан ушли, Грейкурт снова опустился на свое место и посмотрел на Беатрис:

– Я хочу попросить вас об одном одолжении. Я знаю, что ваш брат не присутствовал на похоронах другого вашего дяди. Так что, пожалуйста, проследите, чтобы он пришел завтра на похороны моего отчима.

Ее удивила эта настоятельная просьба – Грейкурт говорил напряженным голосом, да еще и использовал слово «пожалуйста».

– К-конечно, он придет, – заикаясь, ответила Беатрис.

– Хорошо. Потому что это важно.

Он явно что-то недоговаривал. Беатрис страшно хотелось узнать, что именно. Близнецы обменивались недоуменными взглядами, а таинственное выражение лица Грейкурта ничего не объясняло.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы Джошуа пришел сюда ко времени отправления похоронной процессии, – пообещала Беатрис.

– Отлично. – Грейкурт допил вино. – Спасибо.

Ее беспокойство еще усилилось. Что он задумал?

– А могу ли я спросить, почему это так важно?

Грейкурт провел пальцем по ободку бокала.

– Мама будет обижена, если он не придет. А я не хочу добавлять ей отрицательных эмоций при нынешнем положении вещей.

Сердце сжалось в груди у Беатрис.

– Конечно, нет, – поспешно ответила она. – Мне тоже не хочется ее лишний раз расстраивать.

Боже, она надеялась, что это было единственным мотивом Грейкурта. Последнее, что требовалось ей и Джошуа, – это герцог, который стоит у них над душой и пристально следит за ними, чтобы выведать все их тайны, причем герцог, который прекрасно умеет отличать правду от лжи.

Беатрис могла только надеяться на то, что ее страхи преувеличены. Может, она неправильно интерпретировала его слова и реакции? В противном случае они с братом в самом лучшем случае окажутся на улице и никто не сможет им помочь.

Но она сделает все, чтобы этого не случилось.