Как убить человечество

Пролог

Женщина в тонкой идеально отутюженной бордовой кофте и белой пышной юбке держала за руки двоих детей- близнецов.

Она с легким омерзением оглядывала улицу, слегка поворачивая подбородок и вытягивая шею. Шла на высоких каблуках, пытаясь обойти опадающие красные листья и неглубокие лужи. От резкого запаха полыни, растущей по краям улицы, женщина морщилась, крепче сжимая своими костлявыми руками руки детей. Дети привычно морщились от боли. Солнце падало на медно-рыжие волосы, отливая золотистым свечением. Оба одеты в легкие коричневые брюки, с заправленными в них белыми футболками. Смотря по сторонам, они заметили ещё пару детей в точно такой же одежде.

Когда близнецы шли медленнее, мать тянула их сильнее, что спотыкаясь, чуть не падали,

Они щурились от яркого полуденного света, он мешал им разглядывать прилавки с выпечкой и фруктами, за которым толпились дети, они толкались и болтали, притягивая теплые монетки продавщице.

Рина и Кир засматривались на хрустящие вафельные трубочки с вареной сгущёнкой, солëную карамель в банках и цукаты из вишни в пакетиках.

Рядом с площадкой, дети лазили по высокому дубу, с выстроенной вокруг него деревянной лавочкой со спинкой. Она только помогала залезать на него и служила опорой. Ветви дерева были столь тяжёлыми, что метров через пять опускались прямо на землю.

Одна группа девочек с вплетëнными красными лентами в их косички чертила классики разноцветными мелками на асфальте.

Вторая – этими же мелками рисовала красных и оранжевых божьих коровок на розах и ромашках. Одни перебивали друг друга, убеждая, что они лучше смотрелись бы на тюльпанах или в крайнем случае бархатцах, кучами растущих на огороде их бабушек.

Близнецы с матерью шли дальше, проходя мимо их любимых качелей и каруселей, но не пытались попросить мать остаться поиграть там.

Впереди располагалось двухэтажное серое здание, окружëнное чëрным забором с клумбами увядающих цветов, неизвестных близнецам.

– Мам, мы же идём… не туда? – усомнилась девочка, указывая на здание свободной левой рукой, переглянувшись с братом- близнецом.

Кир насторожился, сжал правую руку в кулак, вдохнув свежий влажный воздух, к которому примешался запах сигарет.

Женщина молчала. Она всегда делала это, совершенно игнорируя любые неудобные вопросы «спиногрызов». Она лишь закатила глаза, и про себя выстроила длинную тираду, если еë продолжат беспокоить.

Они подходили всë ближе, вслушиваясь в мелодии скрипки и балалайки,звучащих одновременно, но из разных кабинетов. Звукоизоляция, хотя бы минимальная, поддерживаемая в большинстве приличных музыкальных школ, кажется, здесь отсутствовала.

– Ты обещала, – произнëс тихим недовольным голосом Кир. Он расчихался от запаха сигарет и пытался выдëрнуть руку от хватки матери. Ему не хотелось касаться матери, а хотелось быть ближе к сестре.

У матери на языке крутилось куча язвительных фразочек и об их тупости. Она схватила детей ещё сильнее, оставляя проявляющиеся синяки на тыльной стороне ладони.

В этой музыкальной школе близнецы уже были пару дней назад: их отводили на прослушивание для проверки слуха и голосовых данных, закончившееся для них хорошо – лишь условно.

Мать обещала, что больше они там не появятся.

Они уже видели эти серые стены, слышали громкие неприветливые, даже презрительные голоса учителей, доносившиеся из кабинетов, и чувствовали сильный неприятный запах штукатурки и старой мебели.

Приëмная комиссия состояла из трëх женщин преклонного возраста с сединой, которую каждая из них неудачно закрасила.

Ещё у них были одинаковые прозрачные папки старом столе, которые лежали на старом столе с облупленным лаком и исчерканный синей ручкой.

Та, что сидела посередине, была преподавателем хора, одета в серую рубашку и в такие же брюки, с длинными тëмными волосами и легкой просвечивающей сединой. Еë лицо не выражало насмешку, как это было у двух других женщин, одетых под стать ей.

Справа сидела преподаватель фортепиано, отличающаяся ярко- синим жакетом, что выглядел совсем не дурно. А слева сидела учитель сольфеджио. Она брызгала ядом больше остальных, придираясь к каждому их движению.

Близнецы не понимали как они хорошо они выступили, исполнив песню дуэтом и повторив парочку упражнений за учителями.

Сейчас они вошли в здание, там увидели деревянные лавочки и вахтершу странной внешности.

Близнецы схватились за руки, как только мать отпустила их, стала надевать шуршащие бахилы и отдала вахтерше пять рублей.

Вахтерша что- то сказала матери.

Рина не услышала,что именно сказала вахтëрша,

они с братом переглянулись, понимая, что как бы они не уговаривали мать, всë равно им придётся учиться здесь.

Их уже отводили в ту хореографическую студию, о которой вспоминала мать, но она всë же хотела, чтобы еë дети были музыкантами.

Близнецы же боялись, что здесь будет то же самое.

Дети покорно шли, не оглядываясь и не смотря по сторонам, пока их вели на второй этаж в кабинет директрисы. Оборудование в нëм было заметно лучше всего находящегося в этой школе.

Еë дубовый стол был громоздким, под стать ей. На тëмных стеллажах выставлены цветы в горшках и пустые вазы.

Посмотрев на детей, та скривилась, увидев их кудрявые рыжие волосы и глаза цвета аметиста.

«Такие маленькие, а уже линзы носят» – подумала она, собираясь общаться с ними спокойно, но явно не умея сдерживать выражение лица.

Любые необычные отличия во внешности вызывали у неë отвращение, а в такие естественные отличия директора не верила. Бледная россыпь веснушек по всему лицу, округлые губы, заострённые уши, и длинный и узкий нос были абсолютно одинаковыми, а единственным отличием детей были брови: у Рины с изломом, а у Кира – прямые и четкие.

– Сколько им лет? – спросила она, открыв папку и листая еë, записывая туда что- то.

– Одиннадцать, – ответила мать, резко бросив взгляд на детей и обратно.

– Имена и специальность.

– Рина и Кир Ворожеи. Фортепиано у обоих.

– На специальности фортепиано учатся восемь лет, а им уже по одиннадцать. Они бы могли получить возможность обучаться бесплатно, при котором учатся пять лет, но все места заняты, – ответила женщина, ничуть не сочувствуя.

Дети посмотрели на мать, умоляя еë позволить им сделать выбор самим. Они не отводили взгляда от еë карих глаз. Она молчала.

– Гитара и барабаны, – одновременно выдали близнецы, задержав дыхание.

Директриса вопросительно посмотрела на женщину, уверенная в том, что сейчас они получат за своеволие.

Близнецы шли в кабинет слушания музыки и музыкальной литературы, название которой было официальным, и остановившись, были уверены, что слушать музыку они не будут.

Близнецы осмотрели кабинет, заставленный низкими партами и стульями, стоящими в два ряда в каждом по четыре. Там был только один мальчик их возраста. Другим было на вид лет семь- восемь, и они удивлëнно глазели на близнецов.

«Неприлично даже как-то», – подумали они.

Деление на классы в музыкальной школе было по годам обучения, а не по возрасту. Мальчик своими пронзительными голубыми глазами смотрел в затылок учительницы, она писала на доске какие-то символы, непонятные для близнецов.

Рина с Киром сели за этим мальчиком на третью парту. Тот, повернувшись, произнëс:

– Я Фил, – протянул он руку.

Теперь он смотрел прямо в глаза близнецов и улыбался.

Друзья познакомились с Адрианом, наткнувшись на него в кабинете директрисы. Рина, Кир и Фил шумели и смеялись.

«Не похоже, чтобы они расстроились» – подумал Риан, не удивившись.

Собственно, самой директрисы в кабинете не было. Это отчасти оправдывало их громкое поведение.

– А вас за что? – поинтересовался русоволосый мальчик с нежными чертами лица, глядя на них, и перебивая рассказ Фила об одной из их учительниц.

– Прогуляли сольфеджио. – ответила Рина, – А ты?

– Опоздал на пять минут, – усмехнулся тот, проведя рукой по затылку.

– Всего-то? Очень справедливо. Почему мы не видели тебя на занятиях? – спросил Кир.

– Уже четвëртый год учусь. Я Адриан, можно просто Риан, – протянул он руку.

– То есть тебя пытают этим уже четыре года? Ужас какой, – пожалела его Рина.

– Не то чтобы, я ни разу не прогуливал. Но свободного времени нет от слова “совсем”, – произнëс Риан, глядя на поворачивающуюся дверную ручку.