Как влюбить в себя босса за 80 дней

1. Скатертью дорога, или Как правильно начинать новую жизнь

Анжелика

Никогда не поддавайтесь на провокации старших братьев.

Впрочем, эта история началась немного с другого.

– Я ухожу от тебя, – заявил Михаил.

Скорбно заломленные, как у Пьеро, брови, опущенные вниз уголки тонких губ. В глазах – страдание всего человечества.

– Какая новая, а главное – свежая мысль! – язвлю я не сдержавшись.

Михаил уходил от меня в третий раз. Первые два раза его хватило ненадолго – на неделю и почти на месяц соответственно.

– В этот раз окончательно и бесповоротно! – продолжает строить из себя трагедийного артиста муж. – Да, я люблю тебя, Ангѐлика, но игра в благополучную семью похожа на фарс. У тебя не может быть детей, а мне нужен наследник, чтобы было кому передать дело.

От бешенства у меня в висках колотится пульс и заглушает почти все звуки. Я сжимаю побелевшими пальцами сумочку. В ней – мой приговор. Заключение.

– К сожалению, у вас не может быть детей, – сказала мне Иванова А.П. – лучший гинеколог лучшего репродуктивного центра. – Естественным путём, конечно.

– Совсем-совсем? – всхлипнула я.

Дама неопределённо повела плечом.

– На 99,9 процента – нет. Но 0,1процент остаётся. Чудеса ещё никто не отменял.

– К-какие чудеса? – промымрила я, глотая слёзы. – Вы же врач, а верите в сказки?

– Да, верю, – сказала мне Иванова А.П., заглядывая зелёными глазищами прямо в душу. Гипнотизировала она меня, что ли. – Иногда прогнозы дают сбой. Ну, и на крайний случай есть ЭКО. Думаю, вам стоит попробовать.

У меня сейчас лишь одна мысль: откуда он узнал? Кто выдал ему мою тайну? Или он всё время за мной следил, а я была столь наивна, что верила и не замечала?

И ещё. Я ненавижу, когда он называет меня по-идиотски Ангѐликой – вот так, с буквой Г и ударением на второй слог.

Да и вообще… Молью трахнутый Миша – у него вон проплешина светится. Конечно, ему пора обзавестись многочисленным семейством, найти себе производительницу-свиноматку и заделаться быком-осеменителем. И тогда наступит гармония. Для него.

– Да пошёл ты, – говорю, отмахиваясь от мыслей, что пляшут зигзагами в моей голове. – Всё, надоел, понятно? Но пока не ушёл, запомни: больше не смей приползать – раз, официально разводимся – два. И это не я бесплодная, а ты не способен – три.

У Миши печальные глаза терпеливого пса, что готов снести самую жёсткую трёпку хозяина. Он страдает. И от моего дурного характера – тоже. Не имею понятия, как он разговаривает с подчинёнными – никогда не интересовалась, а дома он – плюшевый Мишка. Хоть к ранам прикладывай для исцеления, как говорит моя подруга Анька.

Скучный, привычный, но свой, как ни крути. Но рано или поздно – финита ля комедия. Приплыли, называется.

– Ты всё сказала, Ангѐлика? – терпеливый мягкий голос, словно я больная, а он меня жалеет. Не надо меня жалеть!

– Нет, не всё! – пылаю я всеми частями тела. Меня так и тянет на подвиги. – Я Анжелика – запомни наконец-то. Можно Лика, потерплю даже Анжелу, но твоя непонятная АнгЕлика – неизвестный науке зверь.

– Я не хотел огорчать тебя, дорогая, – снова этот бархатный всепрощающий тенор. Терпеливый и правильный до зубовного скрежета.

– А я и не огорчилась! – скалюсь в улыбке, словно акула. У меня сейчас триста зубов – острых, как иглы. И напоследок я хочу крови. – Запомни этот день, Рубин! Запиши число и месяц!

– Зачем? – продолжает занудствовать мой почти бывший муж.

– Ты Жюль Верна читал? – бью прицельно со всех орудий в самое слабое место: Михаил читать не любит, а художественная литература для него – адская мука, испанский сапожок и прокрустово ложе одновременно.

– М-н-н-н… – мычит он, пытаясь скрыть собственное невежество.

– У него есть замечательная книга – «Вокруг света за 80 дней».

Миша смотрит на меня, как на чокнутую, но мне всё равно, что он думает и в чём меня подозревает. Я должна договорить, выплеснуть, поставить его на место, в конце концов.

– Так вот, сделай зарубку себе на мозг, кровать или в блокнот: ровно за восемьдесят дней я с тобой разведусь, найду прекрасного мужа, выйду замуж и забеременею! Да!

Не знаю, почему именно это взбрело мне в голову. Особенно последнее. Я ведь знаю – у меня приговор в сумочке лежит.

Миша попятился. Затем выскочил из комнаты. Примчался назад со стаканом воды. В ноздри ударил запах какой-то гадости. Корвалол, валидол… успокоительное – не важно.

– Выпей, Анге… Лика, пожалуйста.

2. Старший брат – это диагноз

Анжелика

Георг – он же Гоша, Гога, Жора, для друзей Егор – мой старший брат Георгий. У нас разница в четыре года. В детстве – это пропасть, позже – не так заметно, но мы как-то разлетелись в разные стороны и по сей день никак не можем в кучу собраться.

Он учился везде, где только можно, и за границей – в том числе. Я тоже кое-как окончила институт. Когда мне исполнилось двадцать, Мише жениться приспичило, поэтому последний год я училась кое-как, лишь бы «корочку» получить.

– Зачем тебе образование? – увещевал коварный муж. – Женщина должна блистать, как бриллиант, оттеняя богатство и благополучие мужа.

И я сияла, оттеняла, прятала его недостатки, выпячивала достоинства. А проще говоря, ничего особого не делала. Ни дня не работала. Некогда было: салоны, массажи, сауна, солярий и женский клуб по четвергам – сборище таких же гламурных бриллиантовых кошечек.

С родителями и Гошей общались больше по телефону или скайпу, виделись по большим праздникам. Не до того, не до того… У меня своя семья, занята, некогда, быстрей, скорей…

А потом в одночасье не стало родителей. Ушли один за другим. Вначале мама, а потом папа. И остались мы с Гошкой одни. И вот тогда-то он начал меня потихоньку обрабатывать.

– Не кажется ли тебе, что ты слишком зациклена на себе и своём Мишеньке? Что это за жизнь, когда ты словно манекен в витрине дорогого магазина? В чём смысл твоей жизни, Анж?

Я отмахивалась от него двумя руками, доказывала, что у меня всё отлично, но сомнения похожи на коросту: уж если начинают разъедать, то постепенно захватывают всё большие и большие территории.

– Ну, и что ты предлагаешь? – не выдержала я однажды философской глубины братских размышлений и въедливых вопросов.

– Бросать дурить и начинать жить настоящей жизнью. Например, поработать. У тебя образование, между прочим.

– Ой, перестань! – испугалась я тогда не на шутку. – Какая работа? Какое образование? Я же еле-еле душа в теле отучилась в институте и никогда и дня нигде не работала. Что я умею, что я могу?

– Заодно и научилась бы, – у братца моего – железные нервы и олимпийское спокойствие многоборца.

– Я ребёнка родить хочу, – призналась, когда братская забота начала переливаться через край.

– Это серьёзно, Анж. Ну, удачи.

И он снова пропал на долгих два года. Растворился в пространстве. И только редкие телефонные звонки позволяли вздыхать с облегчением: Георг жив, помнит обо мне и не сердится.

И вот он снова нарисовался на моём небосклоне. Внезапно.

– Вижу, у тебя воз и ныне там, – заявил он мне прямо и без обиняков. – Твой благоверный даже ребёнка тебе не смог заделать. Не мужик, видать.

К тому времени мы безуспешно пытались стать родителями, но всё никак не получалось. Обследоваться Миша категорически отказывался. Я же прошла через все круги ада.

– Загиб матки, – вынесла вердикт гинеколог. – Будем лечиться.

И я лечилась. Как потом оказалось, тщетно.

К тому времени, когда Гошка снова взялся меня обрабатывать, Миша уже сходил «налево» первый раз.

– Слизняк, студень в штанах, – обливал воистину братской любовью Георг моего благоверного. – Я тебя не понимаю, Анж. Ты держишься за него, как патриот-боец за знамя в бою. Да он мизинца твоего не стоит, подкалбучник хренов.

– Я слабая и беззащитная женщина, – возражала я, не желая ничего менять. Это был банальный страх. Когда ты долго варишься в одной и той же среде, она превращается в кисель. А точнее – в болото. Трясина тебя держит и не желает отпускать.

– Это ты-то слабая? – хохотал брат. – Да ты кого хочешь в бараний рог согнёшь. Расслабилась, атрофировалась – да. К тому же этот твой ватой обложил, чтобы никуда не сбежала. В былые времена ты бы ему показала, где раки зимуют и кто в доме хозяйка.

Ну, допустим, периодически, для профилактики, я точки над Ё расставляла и Мишей манипулировала неплохо, но сор из избы выносить – последнее дело.

Когда Миша сходил «направо» во второй раз, Гоша настоял, чтобы я подала на развод. Делу ход мы так и не дали – откладывали судьбоносное решение по развалу нашей семьи на неопределённый срок, но уже второе пришествие мужа из вольной жизни я восприняла с прохладцей.

Я его не любила никогда. Так бывает. Симпатия, привычка, но никак не любовь. Он меня почти всем устраивал, но сердце в груди не ёкало, бабочки в животе не порхали, а сумасшедшая страсть – это из разряда фантастики. Не. Не слышала я о таком.

– Скучище и позорище, – стыдил меня Георг. Вслух я с ним не соглашалась, но в душе подсчитывала проценты его правоты.

Я не понимала, зачем ему это надо – тянуть из болота бегемота. Живу припеваючи, ни в чём нужды не имею. Внешнее благополучие. Да мне все завидуют и локти кусают!

3. Новая жизнь начинается с кошмаров

Анжелика

По натуре я педант. При всех разнообразных талантах и достоинствах домохозяйки со стажем, я никогда не позволяла себе опоздать, дать обещание и не выполнить, махнуть рукой и кого-то подвести.

Вот так и сегодня, в знаменательный день, я встала по будильнику на автомате. Выпила кофе, приняла душ, надела приготовленные вещи и ровно в восемь выползла на свет божий.

Вовсю светило солнце. Измученные нарзаном мозги и глаза пытались свернуться от боли, но мужественно терпели. С невозмутимым видом я напялила на нос «авиаторы»: пусть мир отражается в их зеркалах, а на мои глаза смотреть нечего.

Георг подозрительно хрюкнул. Он тоже тот ещё зануда: ждал, как принц, у подъезда. И не позвонил, стервец. Проверял меня на вшивость. Обойдёшься, старший брат, я не та, кого ты можешь подловить. Я бы вышла к тебе сегодня даже мёртвая. Впрочем, я не очень далека от этого состояния.

– Что отмечали? – спрашивает он, как только я усаживаюсь в салон его крутой тачки.

– Э-э-э… поминки справляли, – говорю полуправду. – Миша в очередной раз от меня ушёл.

– Надеюсь, ты больше не пустишь этого козла на порог, – в голосе брата – железная стружка. И горе тому, кто захочет сейчас пройтись босиком рядом с ним.

– Нет. Срочно развожусь.

– Теперь понятно, почему ты решила наконец-то послушаться старшего брата.

Я хочу попросить, чтобы он не нудил – и так плохо, но Георг всегда был понятливым – догадался и без слов, и я немного выдохнула, устраиваясь поудобнее на сиденье. Надеюсь, ехать нам долго, я успею немного вздремнуть. Но сон решил больше не почитать меня своим присутствием. Мысли так и лезли на злобу дня.

Анька явилась вчера с двумя бутылками – по одной в каждой руке. Жонглировала ими, как заправская циркачка. Она такая – взбалмошная, но очень милая. Шебутная, но хороший друг. Вечно растрёпанная – стиль у неё такой, глаза чуть навыкате – от природы. Поэтому она чем-то напоминает мне белку из «Ледникового периода». Причём у Аньки всегда имеется тот самый коронный орех, с которым она носится, пока её внимание не переключается на что-то другое.

– Сейчас мы всё исправим! – жизнерадостно заявила она, тряся бутылками, как маракасами. – Да здравствует свободная жизнь! Долой всех мишек и пупсиков! Даёшь эмансипацию и независимых женщин!

В общем, она утешала меня, как могла. Назюзялась, лезла целоваться и укатила в глухую ночь от меня на такси. Оставаться не захотела: независимой женщине с утра на работу. Как и мне, впрочем. Но, в отличие от меня, Анька трудилась постоянно и неизменно.

Я вела себя гораздо скромнее: осторожно отношусь к алкоголю и не уважаю пьяниц, но мне и двух бокалов мартини хватило, чтобы наутро выглядеть как зомби.

– Просыпайся, спящая красавица! – жизнерадостно гаркает братец Гоша. – Мы приехали! Чувствуешь свежее дыхание новой жизни?

Я чувствовала, что у меня болит голова, но послушно вылезла из машины и вдохнула воздух полными лёгкими, чтобы сымитировать радость: ну, надо же брата ублажить? Он ведь так старался, так меня объезжал, причём не один год.

Я вдохнула и закашлялась, как курящая лошадь. Затем содрала авиаторы с носа. Глаза у меня, наверное, вылезали из орбит, как дрожжевое тесто.

– Ты издеваешься? – выдохнула. Было желание и ногой топнуть, но я сдержалась. Это явный перебор, а я не принцесса, чтобы катать истерики в публичных местах.

– Нет, я абсолютно серьёзен. И если ты сейчас дашь задний ход, я перестану тебя уважать. Я вчера, между прочим, неимоверно гордился, когда ты торжественно прокричала своё «я согласна!». Я словно в ЗАГСе заочно побывал. Теперь я знаю, как это выглядит, когда девушка соглашается стать твоей женой.

Что он несёт, что он несёт, господи!

В общем, мы стояли на пороге магазина. Нет, не нижнего белья и не косметики. И даже не модного бутика с одеждой – это я как раз бы поняла и приняла. «Нажми на кнопку» – гласила жизнерадостная вывеска сего заведения и характерный значок рядом прилепился.

– Я хочу, чтобы ты осознала значимость и важность своей миссии, – продолжал вещать, как радио, мой несравненный братец. – Мы создали новую фирму и запускаем сеть магазинов электроники и бытовой техники. Заметь и цени: ты стоишь на пороге не магазина, а величайшего прорыва. Мы будем лучшими, а ты – непосредственным участником революционного проекта.

Я осознала, да. Прониклась, ага. Может, именно поэтому не обратила внимания на скромное «мы» во вдохновенной речи Георга. Меня затошнило. Заштормило, как неопытного юнгу на корабле.

Дело в том, что я… как бы это помягче сказать?.. не в ладах с электроникой и бытовой техникой. Ну, если с последним так-сяк, то с компьютерами и прочими планшетами у меня стойкая неприязнь, если совсем мягко. Да я телефоны раз в три месяца меняю, потому что умудряюсь приводить их в состояние нестояния. После меня ни одна фирма не берётся оживлять. Погибли и восстановлению не подлежат.

4. Вы нас не ждали?..

Анжелика

– Егорова? – срывается с Одинцовских губ.

Ну, вообще-то, официально ещё Рубина, но поправлять Одинцова я не стала. У меня культурный шок, гламурная киса в обмороке. Одинцову же плевать: он уже переключился на моего великолепного братца.

– Это твой ценный работник? – прёт Одинцов буром. Будь у него рога – забодал бы. Но Гоша тоже тот ещё фрукт.

– Ценнейший. Дороже не бывает.

– Не справится – уволю.

– Два месяца – испытательный срок.

Они похожи на бойцовских псов – хладнокровных машин убийств – опытных и матёрых. Ходят по кругу, огрызаются, но к боевым действиям не переходят.

– Анж, ты всё поняла? – Гоша смотрит на меня красноречиво.

– Да, – упрямо сжимаю губы. При Одинцове я точно не собираюсь катать истерики и плакать, рассказывая, что не справлюсь. А Гоша добивает, словно мне адреналина не хватает.

– Одинцов Александр Сергеевич – мой компаньон, напарник и по совместительству – генеральный директор торговой фирмы «Нажми на кнопку».

Александр Сергеевич. Пушкин, блин. Ну, держись!

– Здравствуй, Саша, – голос у меня такой сладко-приторный, что самой хочется скривиться, а Одинцов ничего, морда кирпичом – во!

– Добрый день, Анжелика Антоновна, – на место меня – клац! Это у него зубы, наверное, от досады щёлкнули.

Так и подмывало сказать: как девственности меня лишал, так по имени-отчеству не величал, но я благоразумно молчу.

– Пока ты будешь осваиваться на рабочем месте, Александр Сергеевич за тобой присмотрит. У нас здесь главный офис, кстати, по совместительству. Очень удобная постройка: и магазин, и офис уместились, и склад неподалёку.

Гошу хочется придушить, но не время показывать худшие свои стороны.

– Осваивайся, – кивает брат в сторону компьютера, – изучай прайс, а с товаром тебя Юрик познакомит. Я пришлю.

– Я сама найду Юрика, – хлопаю ресницами, стараясь улыбнуться лучезарно. Вероятно, я сейчас похожа на Гуинплена[1], но мне плевать. – После того, как ознакомлюсь с документацией, разумеется.

Нести себя высоко и достойно я умею. Георг показывает мне два больших пальца, одобряя боевой настрой.

– Я в тебе не сомневался, Анж, – говорит он, и, приобняв Одинцова за плечи, подталкивает его к двери, попутно что-то втирая о поставках и трудностях простых смертных бизнесменов.

Одинцов как жёсткая картонка – гнётся с трудом, но напору поддаётся. Уходит, бросив на меня мрачный взгляд, не сулящий ничего хорошего. Я провожаю парочку взглядом, и как только за ними закрывается дверь, без сил падаю на стул.

Влипла так влипла. Провожу рукой по лбу. Противная испарина. Вот это антипохмелизм с утра!

Александр Сергеевич, чтоб ему было пусто, Одинцов – бывший одноклассник и лучший друг моего брата. Мы знакомы с детства. Четыре года разницы – пропасть, как я уже говорила. В те времена это было очевидно.

Не могу сказать, что Георгу приходилось со мной нянчиться, но иногда он всё же исполнял братский долг по праву старшего в семье отпрыска – таскал меня за собой, когда вынужден был это делать.

Естественно, вся их милая компашка, страдала: я росла непосредственным и очень живым ребёнком. Вечно совала нос куда не просят и нередко мы попадали во всякого рода истории. Сейчас даже вспоминать стыдно: то зелёнкой по стёклам рисовали, измазавшись, как черти, то слопали торт, предназначенный к завтрашнему торжеству, то мне глаз мячом подбили, когда я стояла на воротах. В общем, весёлое, а главное – счастливое детство.

Всё бы ничего, если бы не Одинцов. Он нравился мне больше всех. Может, потому, что с Гошкой они почти не расставались. Кажется, даже за партой одной сидели, пока их не разъединили ради спокойствия в классе.

Наверное, я испытывала к нему щенячью влюблённость, особенно, когда подросла. Всё время хотелось оказаться рядом, потрогать его, в глаза заглянуть.

Мама мне доходчиво объяснила, что навязываться – дурной тон. И с тех пор я страдала молча. Потому что полностью исключить Одинцова из круга своих знакомых я не могла: он всё равно попадался на глаза то дома, то в школе.

А потом мальчики выросли, уехали учиться. И как-то Одинцов исчез с радаров моих страданий. Я даже позабыть о нём успела: у меня появились новые интересы и увлечения, жизнь наладилась, кавалеров было хоть отбавляй.

Появился он снова, когда мне стукнуло восемнадцать. Повзрослевший, серьёзный, интересный.

– Лика, – сказал он, рассматривая меня с задумчивым интересом – коронный такой тяжеловесно-оценивающий взгляд самца. – Ты повзрослела.

И улыбнулся. Бамс! И сердце в лохмотья, на лоскуты. Старая любовь, как оказалось, для меня не ржавеет. Гормоны, эйфория, восторг. А главное – тотальное размягчение мозгов, когда становишься глупой-глупой, не остаётся ничего, кроме томного, как у коровы, взгляда. Влюблённая тёлочка – бери и веди куда хочешь – пойдёт покорно, вздыхая и продолжая хлопать ресницами.

5. Когда сдаются бастионы

Одинцов

Меня распирала бешеная ярость. Если сейчас открыть дверцы моей грудной клетки, на мир свалится катастрофа.

– Ты чего так завёлся? – Егор рассматривает меня, словно экспонат в музее чудовищ. – Не, я, конечно, понимаю, что Анж хороша, но не настолько же, чтобы ты озверел.

И это последний гвоздь в гроб моего деланного спокойствия.

– Здесь не детский сад и не исправительная колония, – цежу я сквозь стиснутые зубы, – и это плохая идея – приволочь её сюда.

– Анж то, чего здесь не хватало – женственность и красота. В этом скучнейшем мире электроники такая роза выглядит интересно и свежо. А представь, как будет вдохновенно работать с ней мужикам-покупателям? Более того, я уверен: это только ступень для неё. Она станет прекрасным топ-менеджером по продажам, заключая договора с разными фирмами на поставку компьютеров и оргтехники.

Я представлял очень хорошо вдохновение всех сюда входящих. Именно поэтому готов был настучать Егорову по башке. А лучше откусить. Нет, оторвать вместе со всем остальным.

– Мы превратим торговую фирму в балаган, – замораживаю друга взглядом. – Ты видел, в чём она припёрлась?

– Ну, во-первых, не припёрлась, а я её сюда привёз. А во-вторых, чем тебе алый цвет не угодил? Безумно ей идёт – раз, освежает пространство – два и это очень деловой костюм – три. Тут уж не подкопаешься.

– Во всём деловой, кроме цвета. И ты прекрасно это понимаешь. Сейчас из близлежащих окрестностей все быки слетятся на её свет.

Георгий смотрит на меня, и в его глазах плещется смех. Весело ему, забавляется!

– Сань, у тебя что, проблемы? С девушками совсем плохо, да?.. Так ты только моргни – и я мигом устрою тебе шикарные выходные с баней, девочками, бассейном.

Этим он бесит меня ещё больше. Хоть Егор мне и друг, но подобное панибратство коробит. Какие, на фиг, девочки? У меня флюгер в одну сторону смотрит, чуть шею не свернул от счастья, но ему об этом знать не надобно никак. Именно поэтому я так настойчиво хочу избавиться от его сестры.

– У меня нет проблем, – рычу, обманывая друга. Потому что единственная проблема сидит сейчас в алом костюме и пытается изучать прайсы. Мало мне других забот.

– Сань, послушай меня, – Егоров переходит на интимно-душевный тон, и я сразу напрягаюсь до зелёных мушек в глазах. – Ей сейчас помощь нужна, понимаешь?

– Не понимаю, – продолжаю упираться всеми копытами, как строптивый осёл.

– Ну, тогда просто выслушай меня и прими как факт, – вздыхает мой друг и начинает жесткачить по полной программе.

Больше в нём ни смеха, ни дружеских нот не наблюдается. Сейчас это жёсткий сукин сын, которого до ужаса боятся подчинённые и уважают партнёры и конкуренты по бизнесу.

– Анж – моя сестра. Единственное, что осталось у меня от семьи. Да, я не ахти какой брат, но за неё горло любому перегрызу, и тебе в том числе, понял? У неё тяжёлый период в жизни. Она разводится, переживает, и ей сейчас нужно чем-то заняться. Да, я мог бы её куда и получше устроить, и все были бы счастливы – она, что бы ты о ней ни думал, замечательная.

Егоров смотрит мне в глаза и, загибая пальцы, перечисляет, вколачивая в меня каждое слово:

– Умная, красивая, лёгкая, позитивная, контактная, харизматичная.

Он мог бы и не перечислять. Все её явные и скрытые достоинства я и без него знаю. А чего не знаю – догадываюсь. А ещё – легкомысленная, лживая, расчётливая манипуляторша.

– Будь человеком, Сань, а? – переходит Гоша на нормальный тон. – Я не смогу постоянно держать руку на пульсе, если Анж будет не на виду. А тут и я присмотрю, и тебя прошу приглядеть.

Ну, да. Чтобы она ещё раз в какого-нибудь урода Мишу не вляпалась. Судя по всему, я только то и буду делать, что присматривать, подглядывать, с ума сходить. Но моя непримиримость даёт трещину – глубинный разлом, на дне которого, умирая, бьётся моё сердце.

Я молчу, упрямо сжав губы, но Егор – мой друг и знает меня лучше всех, поэтому похлопывает по плечу, понимая, что победил.

– Ну, вот и хорошо, вот и славно. Спасибо, Сань. Я знал, что на тебя можно положиться. Что не откажешь и не подведёшь.

Знал бы он… И если бы знал, то не доверил бы так легкомысленно мне своё единственное сокровище из остатков клана Егоровых.

Лика всегда была такой – яркой, как экзотическая бабочка. Ей неизменно оборачивались вслед. Она распространяла вокруг такую ауру света и радости, что невозможно было устоять. Все без исключения поддавались этому неземному очарованию. И это бесило.

Думаю, каждому нормальному мужику, что оказывался в зоне её поражения, хотелось навешать на окружающих её особей мужского пола кренделей. Доходчиво и веско, чтобы челюсть им поднять и слюну затолкать обратно. Желательно поглубже и надолго, дабы каравай не раскрывали.

Собственно, я и сам недалеко ушёл. Но себя я относил к особой категории, и лучше никому не знать, к какой.

6. Первый рабочий день

Анжелика

Хорошо, что я в комнате одна и никто меня не видит. Бессильная ярость. И, наверное, на лице всё написано. Это я, поубивавшись пять минут за Одинцовым, присела за компьютер, прайсы изучить.

Ну, конечно! Как я могла подумать, что мне будет легко? Я всё же надеялась, что из фразы «электроника и бытовая техника» мне достанется последнее. В бытовой технике я хоть немного разбиралась. Пылесосы там, стиральные машины, все эти миксеры и комбайны – столько их на своём веку отправила на тот свет, что смело могу считаться гробовщиком для домашних агрегатов.

Коварный брат Георг, видимо, здраво рассудил: уж если делать обрезание, то кардинально и основательно. Одним махом – чик! – и ты больше не мужик. Шутка. Смеяться после слова «лопата». Потому что засунул он меня в отдел по продаже компьютерной техники. Причём там не просто системные блоки и мониторы продавали, а и всю «внутренность».

Я пыталась. Честно. Даже в гугл великий лазала и учила наизусть что есть что. На каком-то этапе я сломалась и решила Юру найти. Как говорится, нет ничего лучше, чем живой человек. Судя по всему, умный и обходительный – другие топ-менеджерами не бывают. Это вам не картонки негнущиеся.

При мыслях об Одинцове у меня снова испортилось настроение. Я искренне надеялась, что мне не придётся с ним сталкиваться слишком часто. А ещё было бы лучше – не видеть его совсем. Ну, сидит он себе в офисе – и пусть сидит. А мы тут как-нибудь и без него обойдёмся.

Я щёлкнула сумочкой. Поглядела на себя в зеркало. Подправила макияж. Немного румяная от злости, но мне даже идёт. Поднялась со стула, расправила складочки на юбке. Конечно, красный цвет одежды выбрать – слишком смело, но после двух бокалов мартини и уговоров Аньки мне эта идея показалась смелой. Революционной, как знамя. В некотором смысле, Анька – пророк. Революцией в этом месте пахло изо всех щелей.

Итак, к бою готова.

Я выплыла из комнаты. На местности я ориентировалась прекрасно. Должны же у меня быть какие-то достоинства? О собственной дремучести в области компьютерной техники старалась не думать.

Он оказался именно таким, как я его себе представляла: улыбчивый парень. Юрий Щелкунов – прочитала на бейджике.

– Добрый день! – улыбнулась от всей души и получила такой же луч позитива в ответ. Смотрел мальчик прямо и открыто. Плюс ему в карму.

– Вы Лика, – безошибочно разоблачил он меня.

– Да, – послала ему взгляд из-под ресниц и поймала ответный – чисто мужской и оценивающий. Правда, мимолётно: мальчик умел держать себя в руках. – Георгий сказал, что вы поможете мне разобраться во всём.

Я обвела рукой «несметные богатства» и постаралась не дрогнуть – ни голосом, ни жестом, но то ли Юрик был в курсе моей беды, то ли уловил невольный трепет.

– Не бойтесь. Я пстоянно буду рядом, если нужно, поддержу и помогу. И поначалу ничего сложного. У нас, мне кажется, получится отличный тандем.

И снова этот полувосхищённый взгляд. О, мальчик! Сколько тебе лет? Я, кажется, старше, но ты так хорош, что женская душа смягчается и ликует.

– Начнём с самого простого – периферийные устройства. Это лишь звучит страшно, на самом деле – удобные штуки, облегчающие работу на компьютере. Вы себе не представляете, как часто выходят со строя мышки, клавиатуры, веб-камеры и прочая периферия.

Ну, почему же. Как и что выходит со строя – я очень даже прекрасно знала. Можно сказать, спец по угробливанию всего этого периферийного добра.

Что значит профи. Всё у него по полочкам, чётко, чтобы без лишних телодвижений. Почему-то легко зашли все эти «устройства ввода информации», «устройства вывода». Классификация – о, да, это моё. И по полочкам, по полочкам! А главное – вкл и выкл не нужно почти делать. Ну, почти. Проверять на работоспособность все эти мышки и клавиатуры всё же нужно. Вот что я сразу полюбила – так это флешки. Запакованные наглухо – просто муррр!

– Вот смотрите, как мы это делаем, – Юрик словно ненароком касается моей руки, показывая, как правильно вставлять мышку. Собственно, я в курсе, но практика не помешает: я так и норовлю всунуть этот конец в… юэсби разъём – во! – вверх ногами.

Мы наклонились синхронно. Столкнулись лбами. Юрикова рука спрыснула с моей и почему-то коснулась груди. Ну, я почему-то склонна верить – случайно, потому что он покраснел, извинения пробормотал.

– Какие-то проблемы? – прорычали за спиной, и я вздрогнула. Завибрировала, как струна. А самое позорное – дрожь по телу волной прошлась. Заметная такая, наружная.

Тело, ну ты что, в самом-то деле?! Совесть у тебя есть? Зачем ты показываешь этому самцу, что трепещешь лишь от звука его голоса? А что делать будем, вдруг он дотронется ненароком до тебя?

Тело мой внутренний монолог приняло вяло, и только усилием воли удалось его приструнить.

– У нас всё хорошо, Александр Сергеевич, – сдула я с глаз выбившуюся прядь волос и поймала его взгляд на своих губах. Ага! Не так-то у тебя всё и картонно, как поначалу показалось! – Изучаем матчасть.

7. Хороший босс всегда начеку

Одинцов

Каждый скрип и шорох – как ток по оголённым нервам. Как пенопластом по стеклу. Весь день насмарку из-за Егоровской выходки с Ликой. Что она, непривыкшая к труду, будет делать здесь? К тому же, все вокруг знали и слагали легенды о её полной беспомощности, когда дело касалось техники.

Мы часто над этим посмеивались и даже пари заключали, когда она упокоит очередной телефон, фен или миксер. Да, Лика умеет готовить. Мы нередко её эксплуатировали, когда хотелось чего-то вкусного.

Правда, сто лет с тех пор прошло. Десять. Эта цифра большими алыми буквами в моём мозгу. Алее, чем Ликин костюм. Чёрт, я так много помню, оказывается. Если начну сейчас на свет божий вытаскивать каждую мелочь, начну умиляться, то прощу ей всё. А я пока не готов перейти на нормальный тон в наших отношениях. Или готов?..

Что нам делить после стольких лет? Десятилетие – достаточно много. А я до сих пор похож на факел. Может, пора успокоиться? Пока её не было рядом, ведь жил же я все эти годы и не вспоминал.

Кому я вру. Вспоминал. Но видеть не хотел. Нет, хотел, но не позволял себе, чтобы не сорваться.

Скрипнула дверь – я услышал. Это Лика, видимо, решила из своего заточения выйти. Что-то быстро она. Я думал, до обеда будет глаза и мозги ломать. Я бы потом её спас. В кафе пригласил, накормил бы. Тьфу, все мысли не пойми о чём!

Я крадусь по коридору и чувствую себя… нет, не разведчиком, а сапёром на минном поле. Такому большому экземпляру, как я, бесшумно ходить невозможно, но я стараюсь. Дожил. Шпионю за Ликой. И каждое её движение, каждый жест неимоверно злят меня.

Во-первых, все гуси в торговом зале вытянули шеи и забыли о работе напрочь – щёлкали клювами: юноши пускали слюни, девушки оценивали нового члена коллектива. Красный цвет её костюма притягивал и манил. Сегодня же сделаю замечание!

А на то, как они с Юриком спелись, было противно смотреть. Каков щегол этот Юрик! Молоко на губах не обсохло, а туда же: глазами стреляет, так и норовит руки свои поближе к Лике пристроить. Когда его пальцы спланировали ей на грудь, я не выдержал. Нарычал.

О, мой бог. Как она распрямлялась, как распрямлялась… Я не мог оторвать глаз от её зада, затянутого в алый шёлк. В какой-то миг стало тесно во всех стратегически важных местах. В груди не хватало воздуха, а бедный флюгер резко взял вертикальный взлёт, грозя нанести брендовому костюму непоправимый ущерб.

Решил постоять в торговом зале, побыть пугалом для всех. Пусть в чувство придут и работать начнут наконец-то. А заодно и Женечку дождусь.

Я тоже привлекал внимание и притягивал взгляды. С моим ростом и при моей должности это несложно. И какое-то внутреннее злорадство распирало изнутри. Пусть и Лика полюбуется. Не только мне тут придворным огнедышащим драконом подрабатывать.

– Привет, дорогой! – Женя, как всегда, опоздала, но я пропустил её появление. Нервно нынче в нашем царстве-государстве, а я при исполнении. Нужно срочно везде натыкать видеокамеры. Здесь есть, но недостаточно. К тому же, камеры выводятся на охрану. А мне бы в кабинет, чтобы держать руку на пульсе и ничего важного не упустить.

Судя по тому, что я увидел, на лицо вопиющие нарушения, на которые не грех и указать. Но чтобы полную картину иметь, нужно изучить этот вопрос досконально.

Я галантен. Целую Женечке душистые пальчики, вижу, как она цветёт улыбкой и хлопает ресницами. Я само очарование. Для двоюродной сестры ничего не жалко.

– Что ты опять натворил, мой мишка Гризли?

Со стороны может показаться, что мы любовники. На самом деле, между нами очень тёплые родственные отношения в немного фривольном стиле – так сложилось.

Когда-то она играла мою фальшивую невесту. Сейчас я отдаю долг – играю её молодого человека. В третий раз отдаю. Долг перед Женей – он такой, безразмерный. Но я не жалуюсь. Поражаюсь: почему ни одному из воздыхателей не приходит на ум проверить Женину родословную?

С другой стороны, раньше любовь между кузенами и кузинами была нередкой. И вообще мне нравится ухаживать за Женей – я только что это понял, уловив на себе Ликин взгляд. Это триумф. Песня песней царя Одинцова. У неё, судя по всему, тоже не всё ещё заржавело ко мне. Я бы ей отомстил. Отомстил так, чтобы на всю жизнь запомнила. Я мстительный. Жутко. Мстил бы и мстил…

– Ты куда смотришь, медведь? – незаметно наступает острым каблучком мне на ногу Женька. Это больно. Я мужественно выдерживаю её коварную шпильку. – Имей совесть, Одинцов, тебе нынче положено меня облизывать взглядом, а не эту примадонну в красном. Кто она?

Женька не в курсе, кто такая Лика. Сестра появилась в моей жизни внезапно уже после того, как мы разлетелись по жизни в разные стороны с этой коварной женщиной.

– Новый продавец, – не лгу ни словом. И честно смотрю Женьке в глаза. Это у нас игра такая – нежные гляделки на публику. Чем больше, тем лучше. Но только не сегодня: я скоро окосею, наблюдая, что там творится вокруг Егоровой. Кажется, там какой-то мужик намертво приклеился.

Это невыносимо. Облизала губы. Ресницами хлопнула. В груди у меня перевернулось сердце. От злости, конечно. И этого му…жчину повело – можно брать тёпленьким. Кажется, она ему что-то предлагает. Судя по внешнему виду – себя на обед и даже на ужин.

8. Как достать босса

Лика

Павлин, индюк, самодовольный осёл. На этом фантазия моя иссякла. Я смотрела вслед Одинцову и его Зефирке и бесилась, как могла. Сейчас бы проораться и разбить что-нибудь. Увы, придётся терпеть до вечера. А вечером у меня «свидание» с Сашенькой. И пусть молится всем богам. Нам бы не поубивать друг друга.

Я вообще не понимала, почему он бесится. Можно подумать, это я его лишила девственности, а не наоборот. Я ему настолько неприятна? Ну, потерпит. Я не собираюсь сдаваться. Я, можно сказать, только во вкус входить начала.

А что? У продавцов есть свои преимущества. Мне даже понравилось. Боюсь, с женским населением подобные номера не пройдут, но мужчины всегда лояльнее и податливее. И в подавляющем большинстве – щедрее.

– Мы продаём не только готовую продукцию, – продолжал наставлять меня каждую свободную минуту Юра, – но и делаем сборку компьютеров по заказу клиента.

Я старалась запоминать хотя бы часть из того, что он пытался в меня впихнуть. Получалось пока плохо. Я отлично понимала одно: у меня есть товар, мне нужно его продать. И чем больше я продам, тем лучше. Не обязательно именно сейчас знать все тонкости. Пусть ими умный Юрик занимается. А я вон – флешки, мышки – как раз для начала самое оно.

Как только Одинцов со своей воздушной пассией свалил из магазина, сразу стало легче дышать. Не могу сказать, что втянулась, но на подтанцовке для солиста Юрика я очень даже неплохо сработала. Во мне это есть: оказаться в нужное время под рукой, подсунуть, переложить, улыбнуться, очаровать. Я улыбалась, как кинозвезда. Сияла, словно неоновая вывеска, излучая доброжелательность, готовность угодить всем и вся.

Это я с Мишей могла коленца выкидывать и характер показывать. А так я вполне стрессоустойчивая и контактная. Умею в себя влюблять, потому что знаю, где на задние лапки встать, а передние умильно на груди сложить, а где командный голос показать.

Не срабатывали эти навыки в редких случаях. Например, с Одинцовым. Он меня вообще из колеи выбивал. Бука, сыч надутый. Но как же хорош-ш-ш, как же прекрасен, гад. Так и хочется его приручить, объездить, словно горячего жеребца. Ой-й-й… об этом лучше не надо.

– Обеденный перерыв, – выдёргивает меня из кипящего котла мыслей Юра. Как, уже?! – Мы можем сходить в кафе напротив. Очень вкусно и демократично по ценам.

Юра смущённо щурится и протягивает руку, приглашая посетить местную забегаловку. И тут я понимаю, что голодна. Зверски. Сумасшедше. Вчера почти ничего не ела. Несколько оливок не в счёт. Страдания – они такие: аппетит отбивают, настраивают на невесёлые размышлизмы. К счастью, у меня такое ненадолго: здоровый девичий организм берёт своё.

Я иду рядом с Юриком, стараясь шагать степенно, а не нестись вприпрыжку, как щенок к миске с едой.

Они сразу бросаются в глаза – Одинцов и его Зефирка. Сидят за столиком напротив друг друга. Трогательная забота с его стороны. Скромно опущенные глазки и доверчивая беспомощность – с её. О, как я понимаю Зефирку! Притвориться газелью с томными глазами. Буквально умирать без поддержки мужчины. Она та ещё звезда – я это вижу без монокля. А как же: рыбак рыбака…

И так они красиво смотрятся – глаз не оторвать. Для полной гармонии не хватает самой малости: голубей над головой, чтобы нагадили, и воздушных шаров-сердечек, чтобы лопнули.

Я вообще-то сюда пришла получить свой законный обед, и никакой Одинцов аппетит мне не испортит. Даже наоборот – возбудит. Тьфу, что за мысли.

Я занимаю стратегически верное место – столик в центре. Люблю находиться в максимальной зоне внимания. Красный костюм мне в помощь. Одинцов с пассией сидят неподалёку. Он пока слишком занят, поэтому я могу беспрепятственно его разглядывать, не стесняясь.

Отличный костюм. Хорошо подобрана тональность: рубашка, галстук – всё, как надо. Явно женская рука старалась. Интересно, это Зефирка такая талантливая?

Но что костюм – мне больше его нос сломанный нравится. Если сломать ещё раз – ничего же не изменится, правда? Не подпорчу профиль. Каким был, таким и останется, а мне на душе станет легче.

– Что вы любите, Лика? – кажется, Юрик собирается и поухаживать за мной, и позаботиться.

– А давай на «ты»? – доверительно склоняюсь я к нему, стараясь, чтобы моя доверительность из декольте не выпала. – На брудершафт!

Вот ляпнула так ляпнула.

– Шампанское или сок? – Юрик – молоток! Даже в лице не меняется.

– Рабочий день, – складываю губы в строгий бантик. – Сок!

– Целоваться будем?

Вот это деловой подход – и я понимаю!

– А как пойдёт, – подмигиваю и невольно глазами в Одинцовскую сторону стреляю. Ага. Есть контакт – нас заметили. Настороженный сидит, и ухо у Одинцова острое, как у эльфа.

А дальше – всё, как в песне: хороший обед, очень даже качественный. Котлетки у них – загляденье, салатик – м-м-м, язык проглотить можно. Сок как сок, но мы руки бубликом и пьём. Целоваться – атавизм, и я собираюсь об этом сказать, но не успеваю: Юрик, оказывается, не зря золотой топ-менеджер. Ловкий и смелый. Очень даже дерзкий – касается своими губами моих.

9. Цирк уехал, клоуны остались

Одинцов

– Колись, Одинцов! – дёргает меня Женька. – Кто она? У тебя же дым из ушей идёт!

Хорошо, что только из ушей. Там и в остальных стратегических местах – ожоги. Но Женьке об этом знать не стоит. У неё язык временами острее бритвы, а я сейчас не в том состоянии, чтобы её насмешки терпеть и выслушивать.

– Жень, – замораживаю сестру взглядом, – покрасовалась? Кто нужно, нас увидел? Получи свой нежный поцелуй в щёку – и будь здорова.

– Фу, таким быть, Сань! – возмущается Женя, но я пропускаю мимо ушей её возмущение. Меня вообще женские капризы и уловки не берут. Я принимаю их как должное, а точнее – игнорирую.

С Женей я прощаюсь по-джентельменски: нежно целую её в щёку, заправляю прядь волос за ушко и нашёптываю всякие разные приятности:

– Учти: это последний раз, когда ты стрясла с меня долг. Если брать среднеарифметическое, то моя земля отработала твоему колхозу тройным урожаем, а это даже в Африке проблематично, так что кончай связываться не с теми парнями, а выбери того, кто устроит тебя в качестве мужа. Вон, Юра Щелкунов – замечательный. И зарабатывает хорошо. А будет ещё лучше. К тому же симпатичный, обходительный, не жмот.

Женька подозрительно хрюкает. Это прямо-таки неприличный громкий хрюк.

– И облегчить тебе доступ к красному телу? Не дождёшься! Меня вообще топ-менеджеры не привлекают. Не орёл. А хочется чего-то такого… большого и значимого. Как ты, например.

И тут меня осеняет. Я внимательно смотрю на Женьку с восхищением. Орёл, говоришь? Привлекает, говоришь? Будет тебе орёл в яблоках или под соусом – это уже как у тебя получится.

– Что? – беспокоится сестра. – У меня нос в мороженом? Или третий глаз неожиданно вырос? Что ты на меня так смотришь? Только не говори, что придумал, на кого меня спихнуть! Ничего не выйдет, понял?

Понял я, понял. Дурак бы не понял, а я очень умный. Женя успевает схватить меня за рукав. Очень цепкая – я уже говорил об этом.

– Са-а-аш, – тянет она моё имя, – лучше сразу признайся!

Я смотрю на неё нечитаемым взглядом. Морда кирпичом называется.

– Жень, это из разряда: «сама придумала, сама поверила, сама разозлилась». Мне работать нужно, а я полдня девицами занимаюсь. Нянчусь с вами.

– Ну, да! Этой Красной ты бы сосочку дал!

От её слов – жарко. Вполне возможно, она никакого подтекста не вкладывала, но мой ум реагирует болезненно. Ум. Это теперь так называется…

– Всё, Немолякина, на выход! – выдираю из сестринских цепких лапок свой рукав и широким шагом направляюсь в офис.

Мне бы день продержаться да ночь простоять. Правда, со «стоять» проблем нет. По стойке смирно, как при исполнении гимна.

Весь остаток дня я занимался чёрт знает чем: следил, как устанавливают камеры слежения, в мой кабинет – в том числе, и строил планы мести Егоровой. Она сегодня все рекорды побила по умению выводить из себя начальство – меня то есть.

Я подсчитывал убытки мероприятия под кодовым названием «Спасти Лику Егорову», а они тем временем с Юриком приносили прибыль.

Она всё делала неправильно, часто ошибалась, но милая улыбка делала своё дело: её прощали. Ни одной жалобы за день на их отдел.

У Лики, когда улыбается, на щеках появляются ямочки. На это невозможно не смотреть. Это похоже на любимый эпизод в фильме. Готов просматривать снова и снова, прокручивать любимый кадр. Я и пялился. Это выше всяческих сил. К тому же, когда никто не видит и не поймает с поличным.

Почти не изменилась. Повзрослела, конечно, оформилась. Изгибы и прелести у неё теперь не просто хороши, а почти идеальны, на мой вкус. И чем дольше я на неё смотрел, тем больше умилялся и находил поводы повосхищаться. Организм выдавал жуткий дисбаланс: твёрдость нижней половины тела сигнализировала о мягкости верхней. Разжижение мозгов – вот как это называется.

Я разозлился. Отключил монитор и погрузился в работу. Но выглядело это как в древней бородатой школьной поговорке: смотрю в книгу – вижу фигу. Её я видел, Лику. Ведьму проклятущую. А мне два месяца нужно выдержать. Два месяца! Это уже почти как заклинание.

Близился вечер. В пять я бросил все дела и тупо следил, как движется секундная стрелка. Она отсчитывала время, а я входил в штопор. Я сам себя боялся. И, наверное, лучше позвонить Лике и отменить экзекуцию. А то я за себя не ручаюсь. Но Ликиного телефона у меня не было, звонить этому братцу-кролику Георгу я не хотел.

Кстати, вот подлец высшей марки: бросил меня в омут своей ненаглядной сестрицы и свинтил. Ни разу не поинтересовался, как она, получается ли у неё. И сколько нервных клеток у меня за сегодня сдохло.

Ровно в шесть – стук каблучков по коридору. Как в сердце гвозди – цок-цок, цок-цок. Секретаря я чуть раньше отпустил. Мне сейчас свидетели не нужны. Неизвестно, как мои великие чакры себя поведут.

10. Ну, Одинцов, погоди!

Анжелика

Ещё одна такая выходка, и никто два месяца меня здесь держать не будет. Не то, чтобы я так дорожила этим местом. Но за сегодняшний день я поняла одно: это лучше, чем сидеть дома и киснуть. К тому же, есть возможность Одинцову насолить. Вот кто при здравом уме и памяти упустил бы такой шикардосный случай? Не я – точно.

– Как прошёл твой первый рабочий день? – Георг в позе ленивого гепарда опирается бёдрами о свою крутую тачку. Гад. Но ждал, а это значит, мне не придётся такси вызывать.

– С переменным успехом, – буркнула я, усаживаясь на переднее сиденье. Ловлю слишком внимательный взгляд брата.

– Что не так? – щетинюсь ежом. – Ищешь синяки и боевые шрамы?

– Гкхм, – прячет Гошка смеющиеся глаза, – у тебя помада размазалась, – показывает он пальцем на свою нижнюю губу.

Я чуть не взвыла в голос. Вот чёрт, а! Лихорадочно роюсь в сумочке, достаю пудреницу с зеркалом. Так и есть. Вид такой, будто меня целовали взасос. Размазала, наверное, когда пыталась до лба Одинцова дотянуться.

При воспоминании о том, как господин босс выглядел, когда я уходила, сладко ноет под ложечкой и хочется смеяться.

– Поехали уже домой, – поправляю я макияж и устало откидываюсь на сиденье.

– И всё? – возмущается брат. – А подробности? Бонус для брата, который выиграл приз?

– Вот когда сорвёшь Джек-пот, тогда и поговорим, – сжимаю крепко губы, чтобы ничего лишнего не сболтнуть. Обойдётся. Ему цирк, а мне работать, пахать как лошади.

– Ладно, – ворчит Гоша, – я у Одинцова расспрошу.

Ну-ну, удачи тебе, брат Георг. Жаль, упустил отличный шанс пообщаться сразу. И боевую раскраску оценил бы, а заодно эпитетов разных наслушался. И в свою сторону, и в мою. А я, между прочим, предлагала жить дружно. Не захотел. Его от меня, судя по всему, тошнит.

– Завтра заеду за тобой, – проговаривает уже у моего подъезда Гошка, и я понимаю, что промолчала всю дорогу, перебирая, как Золушка – гречку, события сегодняшнего дня.

– Нет, – отрицательно качаю головой.

– Нет? – высоко приподнимает брови брат. – Вот так вот сразу и сдалась?

– Облезешь, Георг. Я не сдаюсь. Но хватит уже со мной нянчиться. У меня, между прочим, своя машина есть.

– И когда ты на ней последний раз ездила? – не даёт он мне выйти из машины.

Тут он прав: за руль я садилась редко. Не большая я любительница водить машину. Но когда необходимо – беру и делаю.

– Значит настал момент снова выйти за рамки привычной зоны комфорта, – упрямо поднимаю подбородок.

Георг неожиданно коротко хохочет.

– Думаю, Одинцов оценит твой ядовито-красный леденец.

Да, именно такая у меня машинка – под стать мне: яркая и красивая.

– Лишь бы он свой леденец не откусил в порыве злости, – брякаю, не подумав, и под несдерживаемый хохот брата наконец-то выхожу из машины.

– Это пять, сестра! – кричит он восхищённо, протягивая мне руку. Расторопный Георг. Вежливый сукин сын. А главное – воспитанный. Всегда протянет руку помощи, даже если его об этом никто не просит. Пока я с дверцей возилась, успел выскочить и машину обежать. Прыть как у козла.

Впрочем, хоть он и мой брат, что-то от парнокопытных и в нём имеется. Не зря же он до сих пор не женат. Чую, не одно женское сердце разбилось у его ног. Но однажды и на Георга найдётся Артемида, что недрогнувшей рукой пустит стрелу точно в сердце.

Поздним вечером, нежась в белоснежных кружевах пены, я жалуюсь Аньке, моей дорогой подруге.

– Знала бы, что придётся с ним столкнуться, ни за что не поехала и не поддалась на уговоры Гошика.

Анька в курсе моей истории с потерей девственности и знает, кто такой Одинцов, хоть и не видела его ни разу.

– А самое страшное знаешь в чём? – всхлипываю неожиданно для самой себя. – Он прав. Гад, конечно, но прав. И костюм был некстати. Я там как инопланетянка была – дикая тварь из далёкого космоса. И туфли на таком каблуке – почти убийство. Особенно, если я не привыкла столько находиться на ногах. И ошибки он… правильно всё сказал, короче.

– Ой, да ладно, – прерывает меня резко Анька. В голосе её недовольство. – Вот только не начинай с самобичевания. Так и заболеть недолго. Тебя кинули, как щенка, в воду. Ты, как могла, гребла лапками и выбралась на берег. Знаешь что хорошо в каждой истории?

– Что? – вытираю я мокрый нос и чихаю от пены.

– На любую ситуацию можно посмотреть с разных сторон. Увидеть как плохое, так и хорошее. Стакан может быть наполовину пуст и наполовину полон – это уже от взгляда и ракурса зависит. Поэтому срочно меняй курс. Твоя чаша жизни всегда должна быть полной – и тогда порядок, никакие Одинцовы тебе настроение не испортят. Прав он? Ну и прекрасно. Надень завтра мешок с прорезью для головы и напяль прорезиненные тапочки.

11. Боевая ничья

Одинцов

– А ты, смотрю, отлично устроился, – поймал меня с поличным уже через день друг и компаньон, оптимистичный хохотун Жора Егоров.

Да, неплохо. Камеры слежения – очень полезная, но в определённых условиях – временнозатратная штука. Не буду же я объяснять Георгу, что слежу за его сестрой. У меня тут почти ритуал за пару дней нарисовался.

Два дня назад, отмывая в собственном кабинете Ликину ядовитую помаду, я поклялся ей отомстить. И с тех пор не понятно, кто кому мстит и за что.

На следующий день она приехала на работу в образе почти монашки, но на такой яркой машине, что не оставляла манёвра для фантазий. Все, кто видел её на этой праздничной коробочке – язык не поворачивается её автомобилем назвать – сразу же забывали, зачем ехали или шли, какие дела по ходу решали.

Образ монашки, кстати, оказался весьма впечатляющим. Лика всё равно притягивала взгляды. Придраться мне было не к чему, а она продолжала тянуть на себя внимание, как магнитом.

У неё даже волосы уложены не игривыми локонами, а вполне скромным пучком, и лишь прядь вместо чёлки как бы намекает, что в девушке прячется больше, гораздо больше, чем она показывает.

– Как тут моя систер? Справляется?

Гоша поглядывает на монитор, но я отключаю бесплатный показ элитного кино.

– Вполне. Они с Щелкуновым стабильно выдают высокие показатели продаж. Но ты же понимаешь, что за два дня чудес не бывает.

– А мне чудеса и не нужны, – пожимает Егор плечами. – Пусть среди людей крутится, чем-то занята – и ладно. А дальше будет видно. Может, и правда, пристрою Анж куда-нибудь в бутик модной одежды. Это ей подходит куда больше, чем скучная оргтехника.

За оргтехнику обидно, но в душе вспыхивает надежда: это как раз идеальный вариант развития событий. Лика исчезнет, и всё встанет на свои места.

– Так, может, зачем тянуть? – вздрагиваю я как боевой конь при звуке трубы. – Таким девочкам, как Лика, нужно творчество, а не мучение. Мы же все прекрасно знаем, какие горячие отношения связывают её с техникой.

– Э, нет, брат, – ржёт друг-предатель, – два месяца. Ты обещал мне два месяца! Посмотрим, что получится, а лишь потом будем думать, какие шаги делать дальше. А пока я её никому доверить не могу. В тебе я на тысячу процентов уверен: и присмотришь, и поможешь.

Я ему, конечно, не то чтобы и обещал, но надежды избавиться от головной боли рассыпаются в прах.

– Ладно, я пошёл. В случае чего – звони.

Я киваю и упрямо думаю: вот ещё, не дождёшься. Нет ни одной ситуации, чтобы я не мог самостоятельно справиться. Разберёмся как-то и без братской дружеской помощи.

Я снова включаю и бросаю взгляд на монитор. До обеда – считанные минуты. В обеденный перерыв мы ходим в кафе напротив. Раньше я там бывал нечасто, а теперь – регулярно. Из-за Лики, конечно. Вдруг её кто-то надумает обидеть? А я за неё ответственный. Перед Георгом потом не отмоешься.

Я подавляю в груди другие мотивы. Прочь! Я всего лишь соглядатай, получил на два месяца дополнительную работу, которую должен выполнить хорошо.

Правда заключается немного в другом: Егоровой двадцать восемь годиков, девочка она очень взросленькая – замуж вон сходила и вообще. Ей ни воспитатель не нужен, ни надзиратель. Она со всем сама прекрасно справляется. Юрик вон за ней – хвостом бегает.

Справедливости ради, на работе – она за ним. Цепко смотрит, расспрашивает, что-то записывает. Она и продаёт неплохо. Там, где делает проколы её неопытность, с лихвой компенсирует её очарование, улыбка, контактность. Она ведь умеет – ладить, молчать, ублажая противных покупателей. Но как только мы сталкиваемся, искры летят во все стороны, и ни о каких поблажек в мою сторону речи быть не может. Впрочем, я сам виноват, когда в штыки принял её появление здесь.

А вот и любитель многофункциональных устройств явился! И прямой наводкой – к Лике. Юрик без дела прохлаждается, но нет, ему, козлу, Лику подавай.

Я почувствовал, что завожусь только от её улыбки и благожелательности. Я же говорил – припрётся! Надо было с ней поспорить на что-нибудь. Сейчас бы выигрыш сбивал. Почему-то представил, как она меня целует. Галстук рванул. Жарко. Кондиционер, наверное, испортился, надо мастера по оборудованию вызвать, пусть посмотрит.

К чёрту! Почему я должен это терпеть? Уже, между прочим, без одной минуты как обед! Всё остальное – как в дурацком кино. У меня, наверное, от испорченного кондиционера клеммы в башке расплавились.

Я выскочил в торговый зал. И прямиком – к отделу компьютерной техники.

– Я советую вам вот эту мышку, смотрите, какая она функциональная и удобная, к тому же – с подсветкой, – воркует Лика, обихаживая этого козлищу. А у того – слюна с клыков капает – так бы и съел её, заглотил, как удав, целиком!

– Вы определились с выбором? – бью мужика в затылок зарядом льда и пламени.

Визуализация героев

Как говорится, чем богаты ;)

Вот приблизительно так я вижу главных героев

Лика, девушка в красном - слегка "под тридцать"

Бука, злюка, Высокое Начальство - Александр Сергеевич не-Пушкин)

12. Когда вечер перестаёт быть томным...

Лика

Развели нас с Мишей быстро. Молниеносно, можно сказать. Все сроки на «подумать» давно вышли. Да и о чём думать? К тому же, Георг оказался прав: новые впечатления напрочь вытеснили из моей головы теперь уже окончательно бывшего мужа.

– Словно и не было, – жалуюсь я Аньке. – Ни чувств, ни воспоминаний, ни сожалений. Поначалу вроде бы обидно было, а сейчас – стыдно сказать – я счастлива, что Миша отправился от меня подальше в поисках личного счастья с приплодом.

– Это у тебя появился тот самый клин, что вышиб Мишу, причём с великолепным пенделем, – Анька сверлит меня гипнотическим взглядом. – Колись давай, Егорова! – и я вздрагиваю, когда она называет меня девичьей фамилией.

Собственно, я официально перестала быть Рубиной, но по фамилии меня зовёт только Анька и… Одинцов, чтоб ему пусто было.

– В чём колоться? – прикидываюсь я веником. Нет, тупым и безвольным шлангом.

– Что у тебя с боссом? – Анька чуть из декольте не выскочила, так заинтересованно наклонилась ко мне в надежде выколотить пикантные подробности.

После слёз в самый первый день, когда я жалела себя и жаловалась на Одинцова, я перестала о нём вспоминать в разговорах с подругой. Наша негласная война показалась мне чем-то интимным – таким и с подругой поделиться как-то неудобно.

– Да, собственно, ничего. Сосуществуем. Ещё не поубивали друг друга, – брякнула, понимая, что это правда: мы доблестно дожили до выходных. И, кажется, только сейчас, потягивая холодный сок в собственной квартире, я поняла, что расслабилась.

Ну, не рассказывать же ей, что мы бесконечно сталкивались, высекая искры взглядами и редкими прикосновениями. После развратного поцелуя в коридоре, Одинцов словно перестал меня замечать, но неизменно оказывался в зоне моего внимания то тут, то здесь.

Он мозолил мне глаза в обеденный перерыв, появляясь в кафешке то сам-один, как сыч, – никто ему компанию не составлял, слишком уж он грозен, то с Зефиркой, что навещала его регулярно и почему-то неизменно в рабочее время, ближе к обеду. Крутилась рядом, заглядывала ему преданно в глаза и рот, щебетала, поправляла пиджак и галстук, проводила пальчиками по щеке, словно давая всем понять, что этот самец – её. Бесила она меня неимоверно.

Я существо мирное, доверчивое и доброжелательное. Но у меня так и чесались руки мышиные волосёнки Зефирке проредить. И я пугалась своих слишком ярких желаний. А ещё мне хотелось чем-нибудь Одинцову насолить. Сделать какую-нибудь пакость в духе «эни-бени-раба и мысленно щёлкнуть хвостом». В общем, рядом с Одинцовым я резко впадала в детство, поэтому шарахалась от него, как от чумы. А он, как назло, выныривал словно из ниоткуда, сверлил мрачным взглядом, изредка советы давал по существу.

– Эй, подруга! – щёлкает пальцами возле моего носа Анька. – Что, прям совсем плохо? Ты зависла, как сломанный компьютер!

– Да всё нормально, – вздыхаю, выныривая из своих мыслей. Он и тут, гад, меня достаёт! Отдохнуть спокойно невозможно!

– Э-э-э… – подмигивает подруга. – Вижу я твоё «нормально». Судя по всему, это как раз тот самый случай, когда хотел бы, но нельзя забыть!

– Я о нём и не вспоминала! – оправдываюсь, но как-то вяленько. Праведного гнева явно не хватает. – Забыла напрочь, из головы выкинула и жила себе припеваючи.

– Ну, да. А стоило ему только появиться снова на твоём горизонте, как ты потеряла покой и сон.

Я молчу и, наверное, на лице моём – ослиное упрямство. Не хочу я этим делиться. Да там и делиться нечем – только в бессилии собственном расписываться.

– Ладно, – сворачивает беседу Анька, – как созреешь, так и поделишься. А то, вижу, разговор на эту тему портит нервную систему.

За что я её люблю, так это за чуткость и умение не лезть в душу, когда я не готова устраивать душевные стриптизы.

Пока я открываю рот и подбираю слова благодарности, у меня звонит телефон.

– Привет, систер! – весело гаркает в ухо Георг. – Соскучилась?

Он молодец, мой брат. Не доставал меня. Дал возможность адаптироваться самостоятельно. Я это ценю.

– Хочешь в гости приехать? – морщу я лоб, припоминая, что у меня съестного в холодильнике.

Теперь, когда я дама совершенно незамужняя и бессовестно свободная, о завтраках, обедах и ужинах я не беспокоюсь, ем, что есть, а если ничего нет, то голодная спать ложусь. Но холодильник, кажется, на этой неделе я заполнила, так что вполне могу встретить гостей. Гошка необычайно прожорлив. Его здоровый аппетит всегда умиляет женское народонаселение планеты.

– Нет, хочу пригласить в кино. Развеешься, культурный отдых к тому же. Что дома в четырёх стенах сидеть?

В его словах есть рациональное зерно.

– Я здесь не одна, – говорю многозначительно и цыкаю на подленько хихикающую Аньку.

13. В преддверии блокбастера

Одинцов

Это была моя идея – сходить в кино. У меня созрел стратегический план – познакомить Женьку с Егором. Всё, как она хотела: молодой, перспективный, талантливый сын века. К тому же, мне почему-то казалось, что они идеально подойдут друг другу. Ну, сколько можно быть пажом её превосходительства? Пора бы в хорошие руки сбагрить. А лучших холостых рук, чем Георг, я не знал. В крайнем случае, могу и придавить, как он меня, когда подсунул свою сестру на два месяца.

То, что это была моя тактическая ошибка, а точнее – полный провал, я понял, как только на горизонте показался ядовитая Ликина машина-леденец. Отступать поздно, поэтому я стоял как дурак и мрачно пялился на то, как какая-то разбитная девица тянет, словно на аркане, Егорову.

Складывалось впечатление, что она не хочет, а её насильно заставляют. От этого настроение испортилось ещё больше. Брезгует, значит, избегает меня. Она, кстати, то же самое и на работе проделывала. Никакие пугливые зайцы ей в подмётки не годились. Но врёшь, от меня просто так не убежишь.

Я понимал: мне бы плюнуть и забить на всё большой железный болт. Пусть работает, улыбается, глазки строит покупателям – мне-то что? Но после поцелуя в коридоре она меня словно отравила.

Я перестал спать по ночам, а если проваливался в забытье, обязательно снилась она – в ярко-красном платье с декольте, манящей улыбкой и развевающимися на ветру волосами. Осознанно или неосознанно я постоянно искал её взглядом. Ненавидел себя и появлялся рядом.

Иногда думал: вот так в восемнадцатом или каком там веке мужики сходили с ума: мечтали прикоснуться пальцами к руке дамы сердца или поцеловать запястье, снимая кружевную перчатку. Я дошёл где-то до такой же кондиции.

И все мои гневные спичи о её ведьмовском происхождении и лживой натуре перестали действовать. Я её простил? Нет. Но вся моя злость и дистанция сошли на «нет», стали неактуальными. Чем дальше, тем больше я думал, что повёл себя как идиот, когда не согласился на перемирие, которое – я на это надеялся – Лика предлагала искренне.

И вот логическое завершение этой безумной недели: мы с Егоровым стоим как два флагштока на пустыре, а к нам со всех сторон спешат девушки.

Всё бы ничего, но я пригласил Женьку. Она доставала меня Егоровой, никак успокоиться не могла. А сегодня их предстоит знакомить. Естественно, я никому пока не собирался сообщать, что Немолякина моя сестра. Даже Егору. Пусть принюхаются. А там посмотрим.

– Добрый вечер! – Лика с подругой подошли первыми. Подруга у неё – огонь, судя по всему. Глаза распахнуты, носик дёргается, ноздри трепещут, лапки беспокойно поправляют блузку на груди. Очень деятельная и любопытная – видно издалека. У Лики страдальческое выражение лица, как у Марии Магдалены, которая как бы кается, а мы как бы ей верим.

– Я не опоздала? – Женька слегка запыхалась. Чем-то они с Ликиной подругой похожи – у обеих мордочки любопытные, аж тошно. Так и хочется и той, и другой по носу щёлкнуть.

– Нет, в этот раз ты вовремя, – окидываю я сестру восхищённым взглядом. Играть так играть. Может, Егорову ещё больше перекосит. Что бы она там ни сочиняла, а её тоже ко мне тянет, хоть она и всеми четырьмя лапами отпихивается.

Друга Егорова повело. Я по лицу вижу. Рассматривает Женьку, как свеженькое пирожное на витрине в кондитерской. Есть контакт! Буду надеяться, хоть что-то удастся выжать из этого воистину эпического вечера.

– Давайте знакомиться? – включается в разговор Жора.

Церемонно представляем дам. Все три оглядывают друг друга с ног до головы и обратно. Лишь бы разговор о тряпках не завели – нас меньшинство с Егоровым, повесимся же.

– Ну, что? – смотрит Гошка на часы. – Времени вагон, билеты куплены, а не ударить ли нам по мороженому?

– Ударить! – пищат Аня и Женька. Лика молчит. Что-то она вялая какая-то. Нужно поднять ей тонус.

– А ты Егорова что, на диете? – поддеваю её и тут же вижу боевой огонь в глазах.

– Нет, Одинцов, боюсь тебя разорить своими аппетитами. А то по миру ещё пойдёшь.

Ага, это она притворяется дохлой. А только руку протяни – клац! – и откусит по самый локоть.

– Я в состоянии удовлетворить любые твои аппетиты, – выдаю невозмутимо, и только по тому, как хихикает девушка Анна, понимаю, что только что сморозил.

Друг Гоша явно развлекается за наш счёт. Лицо у него сияет и брови домиком вверх приподняты. Видимо, он не знал, что мы весёлые с его сестрой.

– Слушай, вы всё время так цапаетесь? – интересуется он, когда девочек мы усаживаем за столик и даём возможность выбрать мороженое, напитки или чего они там ещё пожелают.

Я мычу что-то неопределённое. Врать не хочу, правду говорить – тоже.

– Ладно, расслабься, – хлопает он меня по плечу и ржёт: – а то тебе ещё аппетиты удовлетворять. Любые.

Гад. Вот как есть гад. Но Егор – друг, и от него я могу и не такое вытерпеть. Тем более, что мне ничего не стоит мимо ушей его подковырки пропустить.

14. Пусть лучше лопнет моя совесть…

Анжелика

Я ничего не понимала, поэтому, как истинная блондинка, вела себя нестабильно и временами глупо. Стыдно в этом признаваться, но рядом с Одинцовым сложно оставаться адекватной.

Он меня раздражал и провоцировал. Я пыталась держаться с достоинством, но когда этот гад в боссьем обличье нагло ухмыляется и всякие скабрезности отпускает с каменным лицом, даже идол с острова Пасхи козью морду состроит, а уж мне-то и сам бог велел творить безумства.

Идея с мороженым и попкорном была лишней.

– Я сейчас лопну, – бормотала Анька, но мужественно продолжала давиться холодным десертом. А вот Зефирка – молодец. Не смотрите, что она нежная и трепетная: ела как гренадёр, за обе щёки уписывала и глазом не моргнула. Не стонала концертно-показательно, как подруга моя.

– Отлично! – мурлыкнула она и с наслаждением облизала ложку. – Давно я так не отрывалась.

Она бросала на меня загадочные взгляды. Её отличали олимпийское спокойствие и нездоровый интерес к происходящему. Я подозреваю, Зефирка наслаждалась. В её меню входило не только баснословно дорогое мороженое с шоколадом, орешками, взбитыми сливками и ещё с кучей неопознанных ингредиентов, но и мы все вместе взятые.

Я бы взбесилась, будь Одинцов моим э-э-э… парнем. А Зефирка дышала спокойствием, цвела доброжелательной улыбкой и все эти два притопа три прихлопа вокруг меня в Одинцовском исполнении встречала достаточно мило, без истерик и визгов. Она даже не злилась, а поэтому я терялась ещё больше.

– Девочки, закругляйтесь, нам пора! – брат деловито поглядывает на запястье. Что-то он зачастил с этим жестом. У него новые часы, а никто не замечает и не восхищается? Если бы я обращала на подобные вещи внимание, то рискнула бы похвалить его новое приобретение, но есть риск, что часы старые, и тогда насмешек не оберёшься.

Пять человек, оказывается, – шумная и неуправляемая толпа. Не понимаю, как нас не выгнали прочь. То Анька споткнулась и летела бы вперёд ласточкой, обнимая ведро попкорна, если бы Георг не ухватил её за шкирку. Не очень красиво и эстетично, зато ни подруга, ни попкорн не пострадали. То Зефирка, мило краснея и тараторя, срочно пожелала попудрить носик, что в переводе на русский означает лишь одно: в туалет ей захотелось. Немудрено, после такого количества мороженого, помноженного на большой стакан сока.

Свои вёдра и сумки они сгрузили мне: я в туалет идти не пожелала, поэтому стояла посреди холла, обвешанная, как новогодняя ёлка. И два джентльмена облегчить участь мне не пожелали.

– Егорова, так бы и любовался тобой, – Одинцов обнаглел и руки свои ко мне протянул – волосы поправил. – Когда женщина занята, то похожа на шедевр великих мастеров прошлого.

Георг открыто хохотал, но на часы поглядывал. Точно новые. Иначе зачем он так часто делал это? Никогда раньше не замечала за ним подобной дурацкой привычки.

Девочки вернулись посвежевшие и радостные. Видимо, нашли общий язык на почве пудрения носиков или мозгов, освободили меня от вёдер и сумок, и мы двинулись в зал, окультуриваться. Я попыталась улизнуть, но тут меня настигла большая Одинцовская длань. Он схватил меня за руку. И сжал. И я посмотрела на него, ничего не понимая.

Я мечтала оказаться от Одинцова подальше, но он, судя по всему, мечтал о другом – поиздеваться надо мной. Не знаю, как получилось, а только рассадкой наших тел руководил он – великий Биг Босс. И причём у него отлично всё вышло. Первой села Анька, затем Георг, за ним Зефирка, а потом Одинцов с достоинством опустился на мягкое сиденье и усадил меня рядом. Я так и слышала приказ: «Сидеть!», сказанный его баритоно-басом. И я села, как глупая болонка, на попу ровно.

Пока я привыкала к своему новому статусу и приходила в себя от Одинцовской наглости, в зале выключили свет. Внезапно. Я встрепенулась.

Собственно, что так нервничать? Всё хорошо. Общественное место. Ведро попкорна в руках. Сейчас лунатики начнут спасать мир и палить из пушек по инопланетным гадам.

Я даже расслабилась, крышку попкорна ногтём колупнула, рот приоткрыла, собираясь внимать, и тут Одинцовская горячая ладонь снова накрыла мою. Хлоп! Легла весомо и тяжело. Я замерла, как мышь под веником. Попкорнина застряла где-то между нёбом и гортанью. Я её целиком заглотила, как удав, и больше поползновения в ведро делать не захотела. Это так от удушья помереть можно!

Рука Одинцова жгла. Лунатики стреляли из космических пушек. Особенно Енот старался, но я уже ничего не соображала. Что всё это значит?!

Одинцовская рука дрогнула. Большой палец погладил кожу. Нежно, по-хозяйски. Прощай, блокбастер! У меня здесь свой нарисовался. Он пальцем кружит, а у меня и мурашки, и искры из глаз, и концентрические круги засасывают.

Хорошо что я попкорн не жевала – стиснула челюсти, пытаясь не дышать громко. Потому что при таком умосведении нормальные девочки рот открывают и дышат глубоко и страстно, но мне нельзя. Кино, люди, Одинцов, в конце концов! Подумает ещё, что я тут млею, как озабоченная.

А потом мне стало не до того. Мороженое, дамы и господа! Будь оно неладно! Кое-кто правильно сделал, когда перед культурной программой носики пудрить отправился. А кое-кому нужно дать больно, чтобы не выделывалась! Но на тот момент мне не хотелось, а тут – хоть плачь.

15. Всё гениальное - просто

Лика

Прощание получилось скомканным. А точнее, напоминало отступление доблестных войск на заранее подготовленные позиции. Анька жаждала пообщаться, поделиться впечатлениями. Она, в отличие от некоторых, фильм смотрела и прониклась пиф-паф ой-ой-ой.

– Всё было прекрасно, но нам пора! – кланяюсь я сообществу как английская королева. На Одинцова стараюсь не смотреть.

– Эй! – пытается притормозить нас Гошка. – А как же вечерний моцион, общение с природой? Подышать свежим воздухом и поговорить на высокоинтеллектуальные темы?

Хватит, наобщалась я. Наелась по горло всего. Иногда нужно и притормозить, чтобы совершенно случайно не попасть в какую-нибудь дурацкую историю. А всё к тому шло – чувствую пятой точкой.

– Давай в следующий раз? – улыбаюсь я с прохладцей брату. – Фильм потрясающий. Слишком много впечатлений. Переварить надо. Такие вещи лучше делать в одиночестве. А то пропадёт эффект.

Гошка пытается возражать, но я твёрдой рукой веду за собой Аньку. Мы ролями поменялись: в кино она меня тащила, из кинотеатра – я её.

– Лика, ну ты чего? – пыхтит подруга, как только мы отъезжаем от злополучного места досуга. – А так хорошо всё начиналось! Взяла и испортила, смазала впечатление!

Вот только мне нытья сейчас и упрёков не хватает. Я бью по тормозам и распахиваю дверцу. Анька смотрит на меня ошалелыми круглыми глазами.

– Вылезай! – командую и пытаюсь её выпихнуть. Как настоящая женщина, Анька цепляется за всё, что можно, лишь бы не оказаться одиноко стоящей на асфальте. – Эти ещё там торчат, будут рады твоему возвращению. Можешь даже братца моего поохмурять – пожалуйста! Только, чур, потом не рыдать у меня на плече, потому что хоть ты мне и подруга, Ань, Гошка – брат, и его я в любом случае буду защищать.

– Ты что, белены наелась? – Анька наконец-то подавляет меня, отбрасывает руку и быстренько дверцу захлопывает. – А ну, рассказывай, что случилось? Явно я что-то пропустила, пока пялилась на стражей галактики.

Ни с того ни с сего я вдруг разревелась. Ну, не то чтобы очень, но фонтан из меня брызнул внезапно.

– Лика, – у Аньки и так глаза на выкате, а сейчас и вовсе готовы вывалиться.

Я её напугала. А тут ещё и машину вести, поэтому я, всхлипнув и размазав слёзы по лицу, успокоилась. Цыцнула на себя – мне помогает.

– Сейчас пройдёт, подожди.

– Э-э-э, подруга. Видать старые дрожжи дают неимоверно великий прирост гормонов в организме. А Одинцов хорош, это я тебе как спец говорю.

Анька – дизайнер мужских причёсок. А по-простому – парикмахер. Но сейчас так говорить немодно, особенно, если учитывать, в каком салоне она работает и сколько зашибает. Там именно это и подходит – высокое «дизайнер». Но Анька и впрямь хороша: на выставки ездит, в шоу участвует, мастер-классы проводит. В общем, повышает своё мастерство и держит марку на все двести процентов.

Анька спец по мужикам, ага. Хорош или нет – разбирается. Правда, единственного и неповторимого никак не встретит, поэтому всегда в активном свободном полёте и поиске. Ей по-другому скучно жить, поэтому я её не осуждаю. У Аньки все романы красивые и бурные, но всегда заканчиваются одинаково: она линяет от мужиков, которые на какое-то время становились «любовью всей её жизни».

И зря я Аньку, конечно, братом попрекнула. У подружки часто страдающая сторона как раз мужчины с разбитыми сердцами. Так что ещё неизвестно, кто от кого плакать будет. Хотя из патриотических соображений я всё же поставила бы на Георга.

До моей квартиры мы доехали почти молча: я сосредоточилась на вождении машины, а Анька мудро решила мне не мешать. А дома я вдруг развернула гармонь во всю ширь: порвала все баяны, пока из меня хлестали струи откровения.

Я ей и про восемьдесят дней рассказала, и о том, как Одинцов принял меня в штыки, и о его поползновениях в кинотеатре, и о том, как я чуть не опозорилась.

– Ты что, не могла встать и выйти в туалет?

– Не могла, – кидаю виноватый взгляд на Аньку и краснею. – Зуб даю: он бы за мной выскочил, воспринял бы как сигнал к действию.

– Ой, да ладно, – машет рукой Анька. – Что ты наговариваешь? Твой Одинцов вполне адекватный тип. Характер нордический. Морда лица каменная. Выдержка железная.

– Не наговариваю, – вздыхаю тяжело. – Я всё же женщина. Большинство женщин такое на уровне сигнальной системы чувствуют. Попёрся бы как миленький. И неизвестно, чем бы это закончилось. Я не уверена, что смогла бы устоять. И потом… я жутко стеснялась.

Я снова краснею, Анька хмыкает почти весело.

– Знаешь, что мне кажется?

Она складывает губы трубочкой и делает несколько шажочков в одну сторону, а потом в другую. При этом её указательный палец торчит вверх почти неприлично, как средний. Волосы в пучок, на нос – очки в толстой оправе – и занудная училка готова. Такая, из разряда противных старых дев, которые всех всегда ненавидят. Анька не такая, конечно, но когда она начинает умничать, невольно в груди раздражение поднимается и хочется её треснуть, чтобы лицо попроще сделала.