Как воспитать ниндзю

Глава 35 Сюрприз с бриллиантами

– Ты поедешь на бал!

Вот уже полчаса в нашем доме длился скандал. Прошло несколько дней, как мы жили открыто, на широкую ногу, закатывая такие вечера, что о них говорила вся страна. Голова моя работала, как лучшие швейцарские часы, устраивая чудовищные по красоте приемы, хотя самой мне было появляться на них запрещено.

Каждый вечер отличался изысканной индивидуальностью, своеобразной аурой, чарующей, пленительной красотой и оригинальностью... – такие слухи ходили по столице о наших вечерах. По крайней мере, на это меня хватало. То есть не только на распускаемые слухи. Как и на то, чтоб следить, чтоб среди гостей не было убийц. Теперь мой ум должен был работать на развлекаловку! Видите ли, то что я была в разных странах, оказывается, помогает мне создавать здесь оригинальные вечера. Не скажу, чтобы роль затейницы мне слишком нравилась.

– По-моему, граф решил просто оттянуться за долгую сдержанность и пост за наш счет, – шепнул мне китаец, которого достало разносить вино. – Он лишь прикрывает превращение тебя в тамаду заданием министерства... Войдя во вкус, он закатывает роскошные обеды. На шестьдесят тысяч персон!

Но графу этого показалось мало. Как и того, что я должна была, по-младшинству в семье, вынюхивать среди гостей. Оказалось, что задание министерства пошло еще дальше – мы должны были приехать на королевский рождественский бал! Куда в королевский замок будет приглашено свыше двух тысяч самых знатных людей! И у каждого свита, камеристка, слуга, конюх и куча прислуги.

Мне не было шестнадцати, меня туда никто не приглашал, туда могли пройти лишь самые знатные люди страны, близкие знакомцы короля, чьи титулы занимали целые пергаменты, а предки шли аж до обезьяны... Две тысячи человек, я их не контролирую, роту убийц прислать можно. Потому меня ни капли не волновало, что заговорщики там ходят по крышам. Я не самоубийца. Пусть танцуют. Ля-ля-ля.

И потому сообщение отца, что я тоже еду на бал, меня, мягко говоря, потрясло. В громадном зале, насквозь простреливаемом с ярусов, снять человека пулей – раз пукнуть. Я сама могу вогнать нож кому угодно в этой толчее пар и джентльменов, и ведь ты ничего не сделаешь, если кто в танце или так приблизится к тебе со спины.

– Ты поедешь на бал! – жестко сказал граф.

Я фыркнула.

– Говорят, там сплошные распутники, – сказал граф маме. К тому же участились соблазнения, изнасилования и похищение молодых девушек, что легче всего на таких громадных балах маскарадах.

Я удивленно подняла брови.

– Я лучше пущу с Мари одну Лу, чем целый отряд бойцов охраны для Мари... – устало сказал он. – С Лу я буду абсолютно спокоен за дочь, раз королева требует представить ее ко двору!! – истерически вдруг выкрикнул он, и я вдруг поняла, что его что-то мучает отчаянно, что-то серьезное, а не признание меня дочерью, а я не вижу этого у родного человека, и он только что на что-то отчаянно и безумно решился, махнув рукой. – А с Мари буду полностью спокоен за Лу, а с их телохранителями – за нравственность их обоих. И возьми с собой своих монстров! – крикнул он мне.

– А кем я буду выглядеть? Служанкой? – злобно крикнула я. – И как я туда попаду?

– Ты поедешь с нами как компаньонка или гувернантка дочери.

– Сделай и себе платье покрасивее, – ласково улыбнулась мать, скрипнув зубами от слов отца.

Так начался этот веселый бал, и если б я только знала, чем он закончится!

Платья всегда получались у меня даже словно сами собой. Мы с Мари смеялись, когда бились над нашими нарядами. Мари была просто счастлива, что я еду с ней на бал, и что нас вместе представят двору.

Я промолчала.

– Я так рада! – сказала она. – А то меня бесит, что папа считает тебя горничной и слугой.

Я показала ей язык. Надо было еще встретиться с бароном де Логаном, и отдать распоряжение относительно новых кораблей. Кстати, он еще не рассчитался со мной, а, по слухам, спланированный совместный рейс принес ужасно громадную прибыль. Эти жемчужины можно было купить у туземцев за полцены. Надо было обговорить новую идею, только недавно пришедшую мне в голову. Да еще проследить за прекрасным, купленным мной вчера конем.

Еще я думала, что ураганы разрушали постройки на этих островах, зато там полно ракушечника и кораллов. Если б я смогла организовать там настоящие каменоломни по-современному, с железным инструментом, и разработать специальные дома, где большие камни каменным замком сцеплялись бы один с другим своей формой в единый монолит, а не цементом, то все было бы о’кэй. Как в древних постройках, сделанных без всякого цемента и пережившие тысячелетия, ураганы, тайфуны и бесчисленные землетрясения, просто пригнанными, и сделать крыши у этих домов полукруглыми, как в арабских домах в Сахаре, то никакие ураганы жителям были бы не страшны... И жемчуг потек бы ко мне рекой, ведь в теплом влажном климате дерево гниет очень быстро...

– Вот это ум! – шокировано прошептал один из доверенных, которого я вызвала, чтобы продиктовать моим людям задачу разработать такое здание до размера каждого камня и проекты каменоломен и мастерских для островов...

Подгонять, конечно, каждый камень один к одному, чтобы они со всеми садились в замок, конечно, адская работа, но если их сделать стандартными и разработать размер каждого камня заранее, и поставить на поток, то можно штамповать эти дома пачками. И ни землетрясения, ни ураганы для таких одноэтажных зданий вообще не страшны, ибо камни не выпадут никогда. Каждый камень держит другой замком. А круглую со всех сторон каменную постройку самый безумный ураган не сдвинет. Ибо там не за что зацепиться, особенно если окна временно задвигать железными щитами на ураган.

Но нужны были современные мастера по камню, станки, железные инструменты, технологии, железо, которого сейчас нет на островах, но которое вполне могут доставить мои корабли...

Моя сила – у меня свой флот, и я могу делать крупные перевозки целых производств. Люди лягут костьми на пороге моей мастерской, чтобы первыми поставить себе такие дома, как в Сахаре, где часты песчаные бури... Особенно, при правильно проведенной психической обработке, унижении старого до «нищеты» и презрения к старому, и пущенных слухах, что король за безумную сумму сделал такой же дом, – тогда они сделаются предметом зависти...

– Ты меня не слушаешь! – капризно сказала Мари. Я с любовью глянула на подругу-сестру. Мы росли как сестры-близняшки, одним сердцем. Даже более того – я не знала знатных семей, где сестры были так близки, и где было бы столько игр, проказ, смеха – все местные сестры такие чопорные, как куклы.

Мари многому от меня научилась. Она почти сама спланировала себе наряд.

Но внезапно мне в голову пришла идея платья для Мари, навеянная виденными вчера на корабле китайскими тканями, когда мы с Мари рассматривали заказанный мной из Китая товар. Целая эскадра кораблей с отборными тканями для моих магазинов и портних в Лондоне.

Мы с Мари хохотали, рассматривая набрасываемые эскизы возможных нарядов. Но я так до вечера ничего и не придумала.

Идея, пришедшая мне во время разговора с Мари, была слишком смутной.

Так я проходила два дня, а в голове все крутились фасоны.

Другим людям проще идти на бал, чем нам с Мари. Они могут просто пойти к самой модной портной или портному. И их оденут в лучшее платья сезона. А что делать мне, если я сама эти фасоны для них рисую?! – огорченно подумала я. – Никто же не знает, что восемь из десяти этих самых модных магазинов принадлежит мне, и это здорово обогащает графа, увеличивая и без того чудовищное богатство семьи.

Граф никогда не вмешивается в мои дела, и, кажется, даже плохо в этом всем понимает, как я никак не пыталась его научить. Он просто доволен, что его чудовищные богатства становятся еще чудовищней, а что и куда – лишь бы предоставляла популярный отчет. Он так и не смог сообразить, как я смогла на обычном зерне сделать последние два миллиона, и еще и помочь бедным!

Но ведь засуху было так легко предвидеть, надо было только пролистать отчеты за последнюю сотню лет и сопоставить угрожающие признаки погоды весной...

...И я увидела это платье ночью во сне... Я даже проснулась от потрясения... И увидела словно себя и Мари на бале... И все эти думы и намеки словно сложились в ансамбль такой дивной красоты, что сердце мое дрогнуло и налилось покоем и теплом...

Проснувшись, я стала лихорадочно зарисовывать фасон и мельчайшую отделку платья Мари, и каким способом надо поместить драгоценности, бешено боясь, как бы не забыть хоть малейшую деталь этого странного, дивного, даже немножко нечеловеческого чуда.

Проснувшись в час, я проработала до утра, пытаясь запечатлеть дивный, ускользающий из памяти узор... Он должен был так подчеркнуть ее невероятную красоту, чтобы в тысячи раз усилить все ее особенности, войти в резонанс с ней... Я сама не верила себе, что я это создала и придумала... От одного только вида в воображении его меня охватывала мелкая дрожь, как от Мадонны на картине Рафаэля. Мне все говорили, что я гений, но я знала, что это действительно будет настоящее – оно завораживало даже меня...

Когда мама пришла утром, заявив, что пришел барон де Логан, я только невидяще подняла на нее глаза, не понимая, кто передо мной и что мне что-то говорят.

– Не заболела ли ты, доченька, – встревожено спросила она, приложив ладонь к моей голове.

Я долго смотрела на нее, прежде чем до меня дошло. А потом отмахнулась от нее, сказав, что пусть барон придет через неделю.

Мама встревожено поглядела на меня. Она выглядела очень встревоженной и напряженной.

– Пусть отчитается перед Мари, – наконец через силу сказала я, витая где-то в облаках, и ни желая не только говорить, но и прерывать сосредоточения.

Я увидела удивленные глаза матери, но ничего ей не сказала.

– Не трогайте меня, – только и потребовала я, и закрылась. Я вся горела. Семь дней я работала взаперти, исчеркивая бумагу и не замечая ничего вокруг. Равнодушно слушая встревоженные голоса за дверью; умоляющий голос графа, требующего открыть дверь; сквозь туман работы и полного поглощения ею рявкнула на причитания из-за двери приглашенного нашего врача семейства и послала тревожащего дверь и встревоженного барона де Логана туда, куда порядочных мужчин порядочные леди никогда не посылают; и после этого пригрозила убить первого же, кто войдет в дверь, и лишь после этого меня оставили в покое. А я не помнила себя... Лишь иногда перехватывала что-то из приносимой и оставляемой за дверью еды и забирала вытребованные мной краски, ткани, камни и материалы...

И только на седьмой день, отдав своим самым талантливым портнихам и ювелирам выкройки, наброски и рисунки каждой детали, устало опрокинулась на кровать и уснула как убитая...

Я ничего не сказала Мари, – нечего разочаровывать девочку. Ведь она себе делала платье. Пусть это будет ей сюрприз. Я хотела сделать ей платье под стать ее сказочной красоте, чтоб она была в нем броской нечеловеческой феей, покоряющей с первого взгляда.

И только на следующее утро я встретилась с бароном де Логаном. Описать этого аристократа было невозможно. Это как описывать себя.

– Чем это вы были заняты? – с любопытством спросил он. – Болели?

– Подготовкой к балу, – честно ответила я.

Ответ его шокировал. А потом он внимательно осмотрел меня.

– Какая вы еще девочка, – со вздохом восхищения сказал он. – Вы еще не передумали, чтобы выйти за меня замуж?

Усталая, с бледным лицом, я восприняла это, по меньшей мере, как издевательство.

– Ах, вы такой шутник и баловник, что даже ваша старость незаметна, – жеманно сказала я, потупив глаза.

Он выругался.

– Змея, – сказал он сквозь зубы тихо и беззлобно... – Мне всего пятьдесят лет!

Я ухмыльнулась.

– Пятнадцать, – представилась я.

– Но я сказочно богат! – сказал он.

Я только захихикала.

Он выругался и махнул рукой.

– Я и забыл, что в твоих руках сосредоточены сотни миллионов. Но, будучи моей женой, ты будешь действительно считаться владелицей, тогда как сейчас владельцем всех этих заработанных тобой чудовищных богатств считается граф...

Я махнула рукой.

– И за что такой талант девчонке? – печально сказал он. – Все, чего ты касаешься рукой, обращается в золото...

– Не заговаривай зубы. С чем ты приехал?

Он дал профессиональный и жесткий отчет без всяких виляний. Как профессионал профессионалу начальнику. Правда, я еще долго мучила его, задавая вопросы. В конце которых он вытер пот со лба и пожаловался:

– Ты меня полностью выпотрашиваешь. Я так не устаю и не волнуюсь даже когда встречаюсь с нашим королем и министром финансов!

– Они что-то понимают в бизнесе? – с интересом спросила я.

Он выругался.

– Пиранья! – обозвал меня он.

– Что это значит? – спросил вошедший граф.

– Маленькая рыбка, – механически ответила я, рассеянно раздумывая над последним предложением, которое я еще не успела обговорить с бароном, и рассеянно покручивая золотые кудри. – Он видел ее в своих путешествиях в Америке.

– Он опять делает тебе комплименты, – злобно взвился граф, уничтожающе взглянув на барона. – Я же ему говорил, что тебе нет еще шестнадцати...

Барон давился от смеха на стуле.

– Ну?! – спросил граф.

– Ты не мог бы погулять, пока я с ним обсужу финансовые вопросы? – механически спросила я, постукивая карандашом.

Граф рассердился.

– Я хотел бы знать, сколько мы получили прибыли, – сурово и напыщенно спросил он.

Я пододвинула к нему цифры...

– А сколько прибыли?

Я назвала, вычтя затраты на снаряжение экспедиции и кораблей.

– Мы окупили ее... – констатировал он.

Я кивнула.

Он, удовлетворенный, гордо ушел.

Барон тихонько засмеялся, когда он закрыл дверь.

– Ну ты и стерва... Нет, не хочу тебя женой – а то еще ты мной так крутить будешь... – поддел меня он.

Я только рассмеялась. А потом склонилась к нему.

– Слушай, что я тут задумала...

За что я люблю барона, так это то, что этот дерзкий, мужественный мужчина схватывает все с полуслова. Через полчаса он уже усвоил все детали и восхищенно смотрел на меня.

– Вот это ум! – завистливо сказал он. – Я понимаю, что у тебя абсолютная память, что ты мгновенно считаешь, что ты перечитала и перерыла всю литературу, даже финансовые отчеты за последние сотни лет... Но, чтоб так ...– он вздохнул. – Я ведь знаю об этом больше тебя, видел своими глазами, но даже и представить тех выводов и обобщений не мог, которые ты шутя сделала на расстоянии.

– Это рисково, – сказала я.

– Выходи за меня замуж, – без всяких шуток серьезно сказал этот мужественный и испещренный шрамами все еще красивый мужчина. – Мы с тобой поплаваем и попутешествуем в самых диких и опасных местах на славу, не то что эти рохли... Пройдемся с тобой по Амазонке...

Я шутливо ударила его веером по пальцам.

– Мне еще пятнадцать...

– Как жениться, так пятнадцать, а как на бал... – обиделся он. – Такой чепухой столько заниматься! Девчонка! – он насмешливо вздернул нос.

Я показала ему язык.

– Конечно, ты с головой в хлопотах...

– Платье для Мари такое сделала! – восхищенно похвасталась я, закатив глаза, по-детски желая поделиться секретом. – Приходи посмотри! – мне хотелось, чтобы хоть кто-то разделил со мной радость творческой удачи. Наверное, это у нас, мастеров, кастовое.

– Постой, – вдруг нахмурился он. – Это что, ты сама платье для нее шила, как последняя горничная?! – вид у него был, прямо скажем, звероватый. И чего он взъярился? – Ты что, не будешь на бале, а занималась тряпками для этой...

Я оборвала его.

– Она что, не могла пойти в один из твоих салонов, а использовала тебя как простую... – не унимался он.

– Я тоже иду на бал... – обиженно прервала его я.

Он успокоился и вздохнул, почему-то внимательно смотря на меня.

– Граф сказал, что ей нужен телохранитель, потому что участились случаи похищений и изнасилований, – добавила я.

Он выругался.

– Ты уже сделала себе платье?

– Нет... – я запнулась. – Да и не хочу себе яркого, – добавила я. – Не люблю выделяться, к тому же я горничная...

Он почему-то снова начал звереть.

– У вас тут в Англии, – злобно начал он, – такие снобистские предрассудки...

– К тому же я некрасива...

Барон заругался.

Но я не заметила, мечтательно глядя в окно и продолжая:

– Вот если бы я была такая как Мари, – мечтательно вздохнула я.

В ответ я услышала распространенное ругательство и удивленно взглянула на него.

– Бабы-дуры, – сказал он. – Совершенно не ценят то, что по-настоящему ценно.

Я подумала, что чем-то его обидела и перевела разговор.

– Я хотела бы сделать себе красивое, но неброское платье, – мечтательно сказала я. – Чтоб меня на фоне Мари, как это бывает всегда, совершенно не видели. Но, присмотревшись, заворожено застывали. Не броско, но с глубокой красотой. Чтоб оно завораживало. И гармонировало с сестренкой... Чтоб оно не бросалось в глаза при первом взгляде. И не мешало Мари, обращая внимания на горничную (барон вызывающе фыркнул). Но, чтоб вглядевшись, ахнул от тихой красоты. Так и Мари будет со своей вызывающей красотой, и я себя не обижу. И никого не затрудню, ибо рядом с ней на меня никто не обратит психологически внимания, как и положено компаньонке в пятнадцать лет... Но и мое платье должно быть красивым, – мечтательно сказала я.

Я все сегодня какая-то мечтательная.

Он снова странно поглядел на меня.

– Ты придешь? – жалобно спросила я. – Это мой первый бал, и я немного боюсь... Посмотришь на меня... Хоть я и охранница, и компаньонка... И иду туда контрабандой и обманом, ибо даже если не считать, что я слуга, мне еще нет шестнадцати.

Расслабившийся и заворожено вытянувшийся на локтях, словно погруженный в созерцания меня барон, снова зашипел от последних слов.

– Будет скандал, – вздохнула я.

– Конечно, приду! – твердо сказал он. – Первый танец за мной...

– Вряд ли мне придется танцевать, – усмехнулась я. – Я иду как телохранитель... Да и люди будут злиться на меня, узнав, что я простая служанка...

– Ты можешь пойти туда как баронесса, – яростным шипением оборвал мой монолог барон, так что я едва расслышала его сквозь эту злость.

Я так и не поняла, чем я его достала.

– Барон! – предупреждающе сказала непонятно как проникшая сюда мама. – Она еще маленькая... И ей пятнадцать... Ваши намеки неприличны!

– Что же неприличного, если я прошу ее руки! – взбешенно подымаясь, сказал барон.

– Кончайте шутить! – встала я. – Я еще не придумала себе платье на бал, а вы уже обсуждаете... Да я буду смотреть за Мари...

– Ты будешь танцевать! – покраснев и взглянув на барона, сказала мать. – Это отец черт знает что придумал!!!

– Но, мам, мне действительно только пятнадцать... А на балы ходят с восемнадцати!

Мама смутилась.

– Это граф придумал и приказал, – извиняюще сказала она. – Он боится за Мари, а с Лу она может идти хоть ночью в бандитское кубло, и останется девственной...

Барон что-то презрительно проворчал сквозь зубы...

– Но вы не ответили на мой вопрос? – обратился он через мою голову к матери. – Я могу ухаживать за ней?

Это как через мою голову они решают такие вопросы? – разъяренно подумала я, даже онемев от такой наглости.

Мать заметно напряглась от его вопроса.

– Барон, я запрещаю вам это делать, – необычайно высоким голосом сказала мать. – Клянусь, если вы соблазните Лу, я подошлю к вам ее собственных убийц... – мама явно имела моих слуг, несчастного китайца и индейца.

– На что вы намекаете?!? – вытянулся барон. – Я человек чести!

– Ах, оставьте, – устало сказала мать. – Вы прекрасно знаете, что ей приходится отбиваться от мужчин.

Я ошалело взглянула на нее, просто парализованная таким заявлением.

– Что, опять? – яростно спросил барон. – Что на этот раз случилось!?

Я недоуменно глядела на него, лишь потом вспомнив, что он был в плаванье и ничего не слышал.

– Да на этот раз ее попытался изнасиловать сам старший принц, – устало сказала мать. – Они все считают, что раз служанка, так можно делать, что угодно... Хорошо еще хоть Лу заехала этому жирдяю по морде...

– Я убью его, – побелев и вцепившись пальцами в спинку стула так, что они стали белыми, угрожающе прошипел барон. – Я вызову его на дуэль...

– Это не считая того случая во Франции, о котором вы, наверное, не знаете, когда она чуть не до смерти запорола напавшего на нее знатного мерзавца...

– Я забираю ее отсюда! – бескомпромиссно сказал барон.

– Вы что совсем сдурели?!?! – взбешенно заорала я, вскочив. Наконец придя в себя от такого разговора и сумев заговорить. – Это что, я по-вашему, не могу постоять за себя?!? Что это за разговоры в моем присутствии и обо мне!!!!

Они мгновенно смущенно вскочили и замолчали как нашалившие дети.

– Я это, леди, кажется, сказал лишнее, – покаянно целуя мои руки, сказал барон.

– У нас с вами деловые отношения, – непримиримо сказала я. – Не забывайте этого, барон, иначе я найду другого партнера... В свои пятьдесят лет вы слишком стары, – добила его я. – Старее графа, – добавила я, чтоб он не мучался от сердечных ран.

Барон извиняюще смотрел на меня.

– И вообще, я не собираюсь жениться, – надменно подняла я нос, и голос мой стал неожиданно высоким. – Я решила, что мужчины все скоты и что я в них не нуждаюсь... Покиньте мой кабинет!

Они оба беспрекословно вышли.

– Вы что, совсем сдурели, она же еще ребенок, – услышала я тихий укоризненный голос мамá, тихо упрекающий его. – А вы с ней о браке, о руке, и это маленькой девочке... Ей бы в куклы еще играть, какие мужчины в этом возрасте...

– Я все время об этом забываю, – горестно вздохнул барон. – Когда я с ней говорю, она выглядит на все пятьдесят...

Я ахнула, прикусив язык, желая убить его на месте... Глаза мои против воли косили в зеркало. Я высолопила язык. Это что он говорит о женщине, – я выгляжу на пятьдесят?!?

Глава 36 А у меня лучше

Я ничего не сказала Мари о платье для нее. Тем более, она делала свое. Пусть это будет для нее сюрприз. Подарить ее наряд горничной всегда можно суметь. К тому же женщины есть женщины, и глаза их всегда загораются на новое платье. Я знала, что она не обидится. К тому же у нее будет выбор. А в своем она может ходить по саду. И на приемах дома, – успокаивающе подумала я. Совесть нуждалась в пище.

А потом занялась текущими делами, как ураган разметая скопившиеся завалы.

Все в замке на цыпочках ходили мимо моего кабинета, включая графа.

– Сегодня зла, – слышала я, как слуги передавали друг другу и матери. А я же только хотела быстро разрешить все эти дела! Впрочем, сидящий против меня управитель, так не думал, если судить по его дрожи.

– Вы родились женщиной по ошибке, – печально сказал он, когда со всеми трудными и запутанными вопросами, на которые он потратил неделю, было покончено в полчаса. – Вы уже сейчас можете править страной.

Я проехалась по поместью, потом ввалилась к Мари, захватила ее, и мы устроили с ней гонки на новых лошадях.

– Тебя что-то давно не было, – лукаво сказала она. – К балу готовилась? – осторожно спросила она.

– А то все боялись тронуть тебя, – добавила она. – Ходили тут на задних лапках...

Я лукаво глянула.

– И я тоже, что ж ты думаешь, – спокойно ухмыльнулась она.

– Как хорошо, что у меня есть такая подруга, – сказала я.

– Помнишь, как мы чуть не утонули в штормовом океане, купаясь тайком во время бури? – задумчиво спросила она. – Как нам потом от мамы попало!!!

Мы обе рассмеялись. Да, воды тогда наглотались! И соленой!

– Что это ты похоронную затянула, точно ты уже взрослая! – я ткнула ее пальцем.

– Мне уже восемнадцать! – гордо сказала она. – Я скоро выйду замуж и стану солидной...

– И станешь паинькой? – невинно спросила я.

Она не выдержала и фыркнула.

– Как тетя Лала?

Мы обе заговорщицки переглянулись и расхохотались.

Она ткнула меня пальцем под дых, но я увернулась. Она так и не смогла меня догнать. Мы гоняли по полю в догонялки прямо напрямик сквозь кусты, овраги и лес, пока полностью не запыхались, а кони не стали исходить пеной. Наконец я спешилась возле дома, все равно опередив ее.

– Как я счастлива, что у меня есть ты! – сказала Мари.

Я так много думала о том, какое должно быть у меня платье, что чуть не стала бредить им.

Этот первый мой настоящий бал, хоть я и шла туда контрабандой, чуть не заставил меня свихнуться... Никогда не думала, что я буду столько думать о каком-то бале. А я-то всегда насмехалась над Мари, подъюживая ее, когда она прихорашивалась перед мужчинами, вместо того, чтоб идти с нами играть, петь, веселиться и смеяться... Поистине – женщины дуры, – подумала я, – и сходят с ума из-за таких пустяков, – думала я, не в силах не думать о платье и злясь на себя.

Отчего-то лицо запоротого во Франции англичанина-мужчины не выходило из головы. Я так хотела выбросить его и эти чертовы платья из мозгов...

Но уже спланированное платье для Мари заставляло меня напрягать мозги. Почему-то мне не хотелось быть в чем-то худшем. Тщеславие! А может я вертихвостка? И это прорезалось только с возрастом?

Какое платье надеть мне? Я только об этом и думала, что оно даже сниться стало мне.

Домашние только разводили руками – сглазил кто-то девочку, ходит с пустыми глазами, в пространство смотрит.

– Может, ты влюбилась? – спросил граф. – Так скажи в кого...

Я теперь мстительно называла отца графом.

– Угу, – хмуро ответила я.

– Чтоб я знал, кому отказывать, – устало продолжил граф. – Это нормально, переходный возраст, влюбленности разные... Быстро пройдет...

– Возраст или влюбленности? – хмыкнула я.

Граф усмехнулся.

– Жива курилка!

Я не обращала внимания, перелопатив все исторические материалы про платья, которые могла еще достать. Ведь большинство я знала наизусть и без этого. Я просто свихнулась, целыми днями сидя перед белой стеной.

Я знала, чего хотела, но никак не могла окончательно конденсировать смутную мысль. Я набросала свыше шести тысяч набросков за эти дни и еще десятки тысяч промоделировала и отбросила в воображении, но это все было не то. Это мое преимущество – воспитанное с детства китайцем точное воображение. Настолько точное, что я могу видеть перед собой то, что хочу, даже с открытыми глазами с мельчайшими деталями, расстояниями, размерами, отношениями – точно как настоящее. Мои салоны могли радоваться, у них было фасонов и работы на годы вперед, но это все было не то...

Не то... Не то...

Отвлекало меня только то, что я тайком от Мари ездила в ателье и смотрела, как воплощается мой план для нее, корректируя по ходу. Ведь даже ткань надо было создать по моим рисункам... У меня ушло несколько дней, прежде чем я сумела придумать тогда такие материалы, чтобы суметь передать этот изумрудный глубокий оттенок в жизни, а не в воображении...

Я сходила с ума...

Как ни странно для меня, это платье я увидела тоже ночью... И захолодела даже во сне от восторга... И немного от ощущения вины перед Мари, что это платье затмит все, что я до сих пор видела, и даже то, что я сделала для нее... Но я не могла отвести от него глаз, рассматривая его в воображении со всех сторон, прямо на себе. Я боялась, что от красоты картин, рождаемых воображением этой вещи, я сойду с ума. Проснулась я немного не в себе, буквально убитая тем, что я все-таки придумала. Или увидела где-то. И заворожено начала его делать.

Я не понимала, в каком мире я нахожусь. Мне кажется, я утеряла грань между реальностью и сном. Я ничего не ела. Я просто горела... Никто меня не мог отвлечь...

– Пусть там падает небо, – рявкнула я на стук в дверь, – не трогайте меня...

Они оставили меня, после того как на стук в дверь я просто выстрелила, сбив через дверь шляпу с доктора...

– Поразительная точность, – дрожа, ворчливо сказал он, и удалился. – Значит, она не сошла с ума...

А я плыла. Завороженная картинами той небывалой красоты и гармонии, которая открывалась перед моим внутренним взором. Я складывала из крошечных камней этот дивный, завораживающий ум рисунок, от которого мой мозг сходил с ума, погружаясь в теплый восторг.

Не знаю, как все это я выдержала. Как сомнамбула, я ездила по своим портным, по ювелирам, стоя у них за спиной с дрожащими руками и сама указывая огранку каждого крошечного камешка, и выкладывая рисунок...

– Только не говорите никому, – тихо сказала я Юниксу, моему главному гению ювелиру. Приземистый, типичный крещеный еврей, он с годами приобрел лоск старого аристократа. Если б не горбинка на носу и черные курчавые волосы, никто и не сказал бы ни слова о его происхождении. Глаза у него были острые, как шила, небольшие и черные. Губы тонкие, аристократические. Лицо умное.

– Вы делаете платье для королевы... – понимающе прошептал он охрипшим горлом, облизывая просохшие губы, когда увидел то, что начало получаться. Я покачала головой, но он не слушал, заворожено глядя на ткань. Он был участник многих моих проектов, но, увидев, что получается, отложил все, заперся и занялся платьем, отдавая ему дни и ночи без сна. У него был полубезумный взгляд, когда он увидел мои рисунки.

– Похоже, я войду в историю, – шептал он.

Вообще, это платье было внешне неброским, даже простое. Но, если остановить на нем взор... Так бывает... Оторваться даже мне было невозможно, как я и хотела. Впрочем, только знаток и утонченный человек понял бы всю его завораживающую красоту. Она не была эффектной – она была глубинной, затягивающей, настоящей. Она была такой, что человек терял голову...

– А почему б тебе не выйти за меня замуж? – хмуро сказал Юникс, когда я первый раз примерила еще неготовую болванку, смотрясь в зеркало.

Я поперхнулась. Он был один из самых богатых людей города.

– Как тебе не стыдно, – укоризненно, по-детски сказала я, глядя на себя в зеркало. – А я уже думала, что ты хоть не путаешь деловые отношения с личной жизнью.

– Но я мужчина! – сказал он угрюмо.

– Это не повод делать предложения горничной...

Он что-то прошептал сквозь плотно сжатые зубы.

– Ты богаче королевы!

Я фыркнула. А потом обернулась к нему и показала ему язык.

– И потом мне всего пятнадцать лет.

Он, закусив губы, смотрел на меня, не подымая глаз.

– Скоро будет шестнадцать, – для честности добавила я.

– Ты будешь на этом балу? – хмуро спросил он, закалывая мне брошку, но руки его непривычно дрожали.

– Конечно, – между своими сотрудниками у меня недоговоренности не было, они знали, кто я, и где живу, поскольку на меня работали. – Я буду охранять Мари, – легкомысленно сказала я.

Он сжал зубы так, что скулы побелели.

– Мне оставишь первый танец? – наконец спросил он, пытаясь отвлечься.

Я скорчила ему мордочку.

– У меня его уже просили...

– Кто?!? – угрожающе спросил он.

Я недоуменно поглядела на него.

– Барон де Логан, – я неожиданно ухмыльнулась, – мама ему так всыпала!

– Тогда второй, – твердо сказал он.

– Я вообще танцевать не буду, – успокоила его я. – Я не могу оставить Мари, которую могут похитить и изнасиловать.

– Если вы будете разгуливать по королевскому замку в платьях по полмиллиона фунтов, то вас не только изнасилуют...

– Оно не обошлось мне по себестоимости и в сотую долю этой суммы, – легкомысленно сказала я, ничуть не тревожась. – Ты забываешь, что мы сами добываем и обрабатываем камни, делаем ткани, а потом, я и сама их создаю...

– Но я говорю, сколько оно может стоить... – не сдавался он. – Там же никто не знает, кто ты, и откуда ты взялась... Тебя похитят прямо в платье вместе с охраной...

Я засмеялась.

– Какая трагедия...

– Я встревожен этим ублюдком принцем... – не успокаивался Юникс, – ему не следовало протягивать к тебе свои грязные руки...

– Тебе тоже не следует это делать, – фыркнула я, глядя, как он поправляет то, что, по моему мнению, совершенно не нуждалось в этом. Я запоминала, что нужно сделать, что изменить, чтоб уже настоящее платье выглядело таким, как я его задумала. Воплощаемое произведение всегда нуждается в доделке и изменении, исходя из особенностей материала. Попутно я осмотрела свою совершенно невзрачную и незапоминающуюся рожу, и показала ей язык, огорченная таким уродством.

– Куклу дать? – спросил Юникс.

– Гу, – дурашливо сказала я.

– И почему я тебе помогаю? – недоуменно спросил Юникс. – Когда ты такая девочка?

А потом вдруг спохватился.

– Это твой первый бал? – подозрительно спросил он.

– Угу, – не раскрывая рта, чтобы не выпустить булавку подтвердила я, внимательно крутясь перед зеркалом и рассматривая получаемую картину.

– Тебя кто-то сопровождает?

– Это я сопровождаю, – разозлилась я.

Он не слышал.

– Я буду тебя сопровождать!

– Гы, – сказала я, прикидываясь дурочкой, – а граф с графиней куда?

– Пошли их...

Он не договорил куда.

– И Мари? – обиженно спросила я. – Я же иду с ними и со своей сестрой... И буду с ними... И потом, я сама еще не знаю, как я туда попаду, а мне еще желательно протащить туда двоих своих слуг хоть под видом клоунов!

– Это бал, и ты должна танцевать! – словно забил в меня гвозди Юникс.

– Слушай, как тебе не стыдно, – не выдержала я, – Ты уже такой взрослый и пожилой, а пристаешь к некрасивой простушке, похожей на свою лошадь... Мало того, что я некрасива собой, в отличие от Мари, так ты еще издеваешься! А я так думала, что на нее похожа...

– Зрелые люди лучше тебя знают, что надо ценить и что для них красиво, – проворчал Юникс, поправляя мою прическу. – И потом, я люблю лошадей... И не говори мне, что ты похожа на эту безмозглую куклу...

Я яростно взглянула на него.

– Займемся платьем, займемся платьем, – поспешно сказал он, встретив мой взбешенный взгляд...

Только когда платье было готово, я смогла спокойно спать. Кстати, я никому ничего не говорила. Я считала, что платья нужно выложить именно в день бала, тогда никто не сможет ничего отказать.

– Ты точно лису съела, – сказала мать. – Такой у тебя довольный вид.

– Ну, не думала я, что столь прозрачна, – невинно проворчала я.

Они рассмеялись.

Я не собиралась говорить о том, что у меня есть платья для себя и Мари до самого дня бала. Впрочем, подозреваю, что это был секрет полишинеля.

Впрочем, сейчас я отдыхала душой.

И составляла для своих портних эскизы платьев для каждой из известных красивых и некрасивых женщин Лондона. Это была увлекательная работа.

– И как ты их всех помнишь? – восхищалась Мари, когда мы с ней разрабатывали костюмы именно для этого сказочного бала для каждой конкретной женщины, делая так, чтоб каждая из них была красивой. Меня особенно интересовали не столько красивые женщины, как то, как превратить с помощью наряда дурнушку в красавицу, скрыв платьем ее недостатки и усилив все прекрасные черты. Они еще только пойдут к портным, а у тех будут уже рисованные наброски, а часто и платья. А ну примерим вот это... смотрите, оно как раз будто на вас сшито! Вы в нем как королева, неужели пожалеете такую крошечную сумму! Женщины часто даже не знали, восхищаясь платьями, что их часто планировали мы с Мари именно лично для них, чтоб подчеркнуть их красоту.

Изо всех моих магазинов приходили восхищенные отклики.

Мы с Мари так увлеклись этой работой, что были даже немного недовольны, когда этот день бала приблизился.

– Завтра должен быть бал! – устало сказала я.

– Мы еще не выполнили все заказы! – строго сказала Мари.

– Я же не ежик! – вздернула нос я. – Я тоже хочу получить удовольствие.

– Мы на этом бале заработали уже сотни тысяч, – не сдавалась Мари.

– И косоглазие, – невинно добавила я.

Мари вздохнула.

– Было так интересно...

– Ну ладно, – сдалась я. – Сколько там...

– Я так и знала... – радостно сказала Мари.

– ...что ты лошадь, – невинно продолжила я ее предложение.

Она захохотала и замахнулась на меня рукой...

Впрочем, составление платьев было для меня мастерством. То есть я четко знала, как психологически убрать ощущение полноты, сделать женщину более тонкой за счет психологических нюансов, проявить красоту ее лица, подчеркнуть те черты, которые сделают ее привлекательной, как скрыть недостатки лица с помощью драгоценностей и помады. Платья рождались у меня быстрей, чем я видела в уме конкретную женщину, и гораздо быстрей, чем я могла зарисовывать...

Ты уже просто думаешь платьями, как поэт строчками... А громадный опыт и знания позволяли почти мгновенно решать ситуацию... Широкая практика, знание одежд сотен народов, позволяла мне находить такие решения, которые выглядели по меньшей мере оригинально и неожиданно эффектно. Тем более, что это на один вечер, оно не успеет надоесть...

Пусть теперь не спят портнихи...

Отослав наброски экипажем и успокоив таким образом движение совести Мари, я уснула прямо в одежде...

Но я так и не успела поспать.

– Подъем соня! – это какой-то гад решил поиздеваться над нашей девочкой, которая только закрыла глаза после бессонной ночи.

Я лягнулась.

– Ма, она спит в сапогах! – восторженно закричал чей-то голос.

Я поняла, что это настоящий садист.

– Дайте мне поспать хоть часик, – пробормотала я.

Но не тут-то было. Какой-то изувер пытался стащить меня с кровати.

– Люди, я только что уснула! – взмолилась я.

– Дай ей поспать немного, – услышала я голос матери. – Совсем заморился ребенок.

– Да этот ребенок ростом с меня! – обиженно сказала Мари.

– Я это тебе припомню, – сказала я.

– Она не спит!!! – радостно завопила Мари, пытаясь растрепать мои волосы.

В общем, я встала. Вы понимаете, с каким настроением.

– Как ты себя чувствуешь?

Садистский вопрос. Хуже всего может быть только пресловутое: «ты спишь?».

– Ууу, – ответила я, пытаясь приглушить боль в голове.

Я и подумать не успела, как опять уснула. Только блаженно уловила сквозь сон, что меня куда-то несут. Это было так хорошо... Блаженство близко, ибо откуда-то потянуло свежестью, очищающей душу... Рай...

– Раз, два, три...

А потом у меня появилось блаженное ощущение, что я зависла в воздухе и полетела.

– Полетели, – простонала от удовольствия я. – Летаю во сне!

– Аааа!

А потом у меня появилось ощущение, что я попала в что-то холодное.

Плюх!

Брызги полетели во все стороны.

Застонав от ярости, я заработала руками, ибо меня бросили в холодную воду. Тысячи холодных иголок воткнулись в тело. Я заорала во все горло.

И полностью проснулась в бассейне.

Точно метеор я вылетела из бассейна, куда какой-то садист специально налил ледяную воду из колодца. Куда и сон делся.

Конечно, первое, что я увидела, это Мари, которая стояла на краю бассейна, сунув руки в боки, и хохотала во все горло. Кто же еще!

Помогавшие ей нести меня слуги стремительно разбегались во все стороны. Я успела заметить Джексона.

– Я тебе припомню! – крикнула я ему вслед. Но он не остановился. Зная, что если я его поймаю, то будет очень больно.

– Ну?! – угрожающе спросила я Мари.

Она тут же подала мне полотенце.

– Двенадцать часов дня! – ответила она. – Пора одеваться, ведь нам выезжать в пять часов...

Я захлопала глазами и выглянула в окно. И вправду, день уже перешел давно за свою половину.

– И почему меня не разбудила раньше?! – разъярено сказала я ей. – Как же я успею одеться за пять часов?

Глава 37 Всем сестрам по фасону

Тщательно вымывшись в горячей воде, причем мои косы яростно терли три женщины, в том числе и Мари, чтоб они быстрей высохли, я отдала последние приказания. Как известно, женщине на одевание надо много часов.

Не так много дней у меня уходит, чтобы одеться к балу.

Я выкупалась, привела себя в порядок и почувствовала себя человеком. Всюду чувствовалась хорошая нервозность, характерная для важного события. Китаец сидел, и, не в силах успокоить волнение, кидал свои ножи в дверь. Это понятно – бал! Все поглядывали при этом на меня, точно я была именинницей.

– Это твой первый бал! – торжественно сказала мама. Даже граф глядел на меня, и в глазах у него, кажется, были слезы.

Неужели я так плохо выгляжу? – подумала я.

– Как быстро она повзрослела, – сказал граф. – Я же помню ее совсем маленькой хулиганкой... Нагло спрашивающей меня, кто я такой и что мне от нее надо...

В глазах у мамы были настоящие радостные слезы, точно я собиралась сегодня взрослеть.

– Вот ты и выросла, мой кукленок, – ласково и немного печально шепнула она мне, обняв меня.

Я посмотрела на нее в первый раз полными от слез глазами.

– Мама, – тихо сказала я.

Она прижала меня к себе.

Мы замерли, простояв так не знаю сколько. Знаю только, что на душе у меня было хорошо.

– Пора одевать платья! – ворвалась в комнату легкая, как перышко, Мари, весело кружась и сама подпевая себе у зеркала. На ней было очаровательное, легкое, прекрасное детское платье, делающее ее совсем юной девочкой. Точно весна ворвалась в дом. Она сделала его сама.

– Золушка, – шепнула я ей, только сейчас заметив, как она похожа на маму.

– Ну как? – спросила она нас. Они с мамой были сейчас вылитая копия друг друга – рост, фигура, лицо – все. Чуть косметики скрыло черты отца.

– Отлично! – выдохнули мы обе. Это было лучшее, что она до сих пор делала. Но я сейчас видела в уме на ней свое платье, и эта фантастическая картина, признаться портила удовольствие от ее творческого успеха. Рядом с моим платьем оно было крошкой и совсем не смотрелось. И я боялась ее обидеть, и погасить ее пробудившуюся веру в себя, когда покажу свое, ведь она так талантлива! Ах, я всегда такая серьезная и солидная, строгое искусство, хотя иногда рядом с громадной симфонией так прекрасно звучит легкая напевная детская песенка.

– А ты в чем поедешь?

– Я сделала тебе платье, – разочаровано сказала я. – Но ты справилась сама.

Она довольно улыбнулась, напевая, и показала мне язык. Я заметила, что она слегка подкрасила глаза, чтоб они казались еще больше – большими и детскими.

Заметив, как я расстроена и огорчена, сестра, как всегда, сострадательно смирилась и поспешила мне на помощь. Ведь я чуть не плакала.

– Я хотела сделать подарок! – чуть не выкрикнула я.

– Если хочешь, я примерю твое платье, – ласково сказала сестра.

– Да нет, – тоскливо сказала я, вытирая слезы, – я, наверно, одену его сама...

Не зря мы были подругами столько лет – Мари кинулась мне на помощь.

– Я сейчас же примерю твой подарок, – строго сказала сестра. – И прекрати плакать!

Мама поддержала ее.

– Обязательно примерь!

– Если твое будет прекраснее, я надену его! – торжественно пообещала сестра. – Только ты не обижайся, если я выиграю, ведь это честное состязание талантов! Мы честно выберем.

Только этого я и ждала!

Все женское население поместья с интересом собралось вокруг свертка. Горничные, поварихи, служанки, – все, уже не отделявшие себя от нашей семьи и считавшие нас родными, теперь болели за нас. За Мари.

– Мама, ты будешь судьей! – закрутилась довольно Мари.

– Я могу надеть то, что проиграет – у нас с тобой одинаковые фигуры, – пообещала мама. – Лу всегда делает что-то фантастическое. Она с интересом взглянула на тяжелый сверток, будто это принесли ей.

Меня немного расстроило такое явное проигрышное настроение, точно я не могла победить, и я нахмурено протянула руку к тяжелому свертку, который принес Джо.

– Я, наверно проиграю, – хмуро сказала я, – и тебе придется это надеть.

Мари хихикнула.

Мама с радостью потерла руки.

– Я с удовольствием надену твое платье, – предвкушающе сказала она. – Что ты такое придумала?

Я никак не могла развязать сверток, потому что рука моя дрогнула.

– Давай я открою, – сказала мама.

Все с любопытством уставились на сверток.

Бумага упала на пол, шурша. Я обернулась, ибо кто-то меня толкнул – это вошел барон дэ Логан и вытягивал голову, пытаясь разглядеть, что там такое. Я хотела выругать его, но в комнате, когда упали последние обертки и мама расправила платье, вдруг установилась потрясающая странная тишина.

Я недоуменно обернулась, давно забыв, после того, как делала свое, как оно выглядит, и увидела, что все заворожено уставились на платье, раскрыв рты.

А Мари буквально вцепилась в него, широко раскрыв рот, и руки у нее слегка дрожали, будто кто-то собирался отобрать его у нее. Она дрожала от возбуждения и восторга.

– О Боже, – сказал тихо Логан, а мама пыталась отобрать платье у Мари. Но Мари буквально вырвала его у нее из рук, и бросилась со всех ног одевать его. Когда мама повернула лицо ко мне, на глазах у нее были слезы.

– Бессовестная, – тихо сказала она. – Так ты над нами смеялась. Как ты могла быть такой жестокой, что позволила мне подумать хотя бы на несколько мгновений, что оно мое, что я смогу надеть его и поехать на бал. Я всю жизнь буду терзаться и вспоминать, как я могла надеть это платье, и жалеть, что никогда не одену такой красотищи и не буду в нем на балу...

Я рассмеялась и обняла ее.

Логан, стоявший сзади, почему-то был хмур и зол, как туча.

– Я и тебе сделаю потом что-нибудь подобное, – пообещала я.

И тут в комнате раздался общий вздох восхищения и восторга. Даже Логан, подходивший ко мне, взглянув, споткнулся и ахнул.

Это не была Мари, вошедшая в комнату высоко подняв голову. Казалось, незнакомая богиня влетела как вихрь, и спустилась на землю. Куда делись знакомые черты лица? Платье оттенило некоторые линии, превратив ее в сказочную, неземную красавицу сказочной легкости и прозрачности, точно изумрудное облако. У девочек, смотревших на нее, на глазах выступили слезы.

– Королева, – заворожено шепнула ей мама.

Знакомая и родная Мари куда-то исчезла, и сейчас стало видно, что она невероятно красива. Так красива, что дух перехватывало даже у женщин. А Логан смотрел на нее так, что скулы побелели, не в силах оторвать глаз.

– Это платье должна была одеть ты, – безжалостно бессознательно сжимая, как тисками, мою руку, дрожа от ярости, сказал он мне на ухо.

Я укоризненно посмотрела на него.

Он увидел это и аж от отчаянья наклонил голову, сжав веки до невозможности, точно не мог этого вынести или ему больно было это видеть.

Мама поспешила к нам.

Вид у нее, когда она услышала слова Логана, был почему-то теперь виноватый, точно она тревожилась, что я все делала для ее дочери, а сама осталась с носом.

– Может... я... быстро переделаю тебе ее платье... – запинаясь, сказала она, по-собачьи глядя на меня. – Мы еще успеем...

Она не знала, что сказать мне, заискивающе глядя, понимая, что ее дочь не просто одета как королева, а словно сама богиня...

– Лу, ты на нас не обидишься? – спросила она, не зная, куда девать глаза. Ибо понимала, что нет таких сил, чтобы заставить дочь снять приготовленное специально для нее платье и обменять на свое обратно. Логан неприлично уставился ей в глаза, пытаясь смутить ее.

Я же была абсолютно счастлива, что мой подарок не отвергли.

– Понравился подарок? – спросила я.

Мари кинулась мне на шею.

Мама облегченно вздохнула, поняв, что я счастлива, что мой сюрприз удался, а не обижена.

Я радостно засмеялась. Мари была абсолютно счастлива. Правильно, надо было сначала дать ей ее платье, и почувствовать себя виноватой, что она оделась как богиня, чтоб они не чувствовали себя ущемленными, когда я переоденусь, – подумала я.

– Боже, какая красотища, – наконец, заговорили женщины, придя в себя.

Мари, заметив состояние матери, и поняв его, тоже смутилась.

– Если б я только могла предвидеть, что ты задумала, – вздохнула она. – Теперь я чувствую себя безжалостной богатейкой перед бедной родственницей, еще к тому же и надругавшейся над бедной трудящейся золушкой... Просто ужасно, – виновато сказала она. – Может, возьмешь мое платье? Хоть ты и будешь выглядеть в нем бедной родственницей, а я в своем рядом – неблагодарной знатной скотиной, но все же это одно из лучших и дорогих в Лондоне. Все-таки я твоя лучшая дизайнер, а ты лучшая в Лондоне...

Я покачала головой.

– Оно как раз на маму... – сказала я.

Мама покраснела от удовольствия.

– Ах, как нехорошо, – по-матерински жалостно глядя на меня, покачала она головой, желая, чтоб у меня было тоже прекрасное платье.

– Брысь переодеваться, – шлепнула ее по заду я.

Она все-таки виновато оглядывалась на меня, пока выходила из комнаты, но через пару минут уже вернулась, довольная и красивая, поправляя платье.

– Ну как? – спросила она у нас, зардевшись.

– Отлично, – мы обе выговорили это одновременно и засмеялись.

Мама действительно сказочно помолодела, и для нее платье выглядело сказочно. Мари, как дизайнер, поправляла его на ней, внося последние штрихи, которые она видела в воображении.

Я же кое-что поправила на ней самой, объяснив, как я вижу его и что я хотела сделать, и что добавить помадой и тенями. Логан с интересом взирал на все это. Вообще-то его надо было его выпереть, но к нему все привыкли как к одному из членов большого поместья.

Наконец, они обе обернулись ко мне, и я тщательно осмотрела их.

– Ну как, можно ехать? – пытаясь заслужить мое одобрение, спросили обе.

Я улыбнулась.

– Пойдем...

И тут ощутила на плече тяжелую руку Логана, бойца и путешественника.

– Никуда в этом платье она не поедет! – тяжело и жестко сказал он обеим женщинам. – Мы сейчас же едем в магазин и, если у нее нет, купим нормальное бальное платье!

Он был просто чудовищен в своей ярости и дикой жесткой злости.

Мама и Мари недоуменно взглянули на него, а потом на меня, и ахнули. Я была в обыкновенном рабочем платье.

– Ты что, себе не приготовила платья? – ахнула Мари. – Боже, я сейчас же сгоняю в ближайший наш магазин...

Я опустила глаза вниз на свое платье и преувеличенно сплеснула руками.

– Боже, я забыла надеть свое простое платье, которое я сшила для бала! Вы меня подождете? – я отчаянно смутилась. Какая я растяпа! И старалась не смотреть им в глаза. Чтоб они ничего не заподозрили до поры до времени. Ничего, их время еще придет, нечего их расстраивать заранее.

Я уловила лукавый взгляд матери, точно я ее не обманула своим притворством. Все-таки она помнила, что я всегда была одета не хуже Мари.

Не оборачиваясь, я быстро сбежала, и поспешила переодеваться. На сие дело тоже было нужно время... Нора, горничная матери, поспешила за мной, чтоб помочь мне одеть платье...

Но, когда она увидела платье, руки ее задрожали. Она даже шевельнуться не могла и только моляще извивалась, пытаясь что-то выговорить.

Я недоуменно взглянула на нее.

– Ах, Ваше Величество, – наконец с трудом выговорила она, по ошибке назвав меня королевой. – Нельзя надевать такие красивые вещи... Вы и так привлекаете мужчин как магнитом, так теперь вас просто будут пытаться украсть...

Я не выдержала и засмеялась.

– Куда с моей рожей... – махнула рукой я на ее вымыслы, зная точно свою «красоту». – Вот если бы я была как Мари...

– Но у Мари до сих пор ни одного предложения, а у вас уже десятки безнадежных отказников, рыскающих за вами как потерянные по миру, хоть вам пятнадцать... к тому же вас уже с полсотни раз пытались изнасиловать...

– Ничего себе критерий красоты! – обалдело проговорила я.

– Но меня-то принц и не пытался, хоть я видела его сотни раз, – хладнокровно сказала Нора.

– Закончили! – я хлопнула в ладоши. А потом посмотрела в зеркало, повертелась со всех сторон и показала своему отражению язык.

– Эх, барышня, вы бы хоть вели себя по-взрослому, раз выглядите как звезда с неба, – осуждающе сказала Нора. – Куда там Мари...

Я осторожно повернулась перед зеркалом туда, сюда, и сама себя не узнала. А потом обратила внимание на странное поведение Норы.

Она смотрела на меня со страхом, хоть и сама одевала.

– Вы, видно, волшебница... – с дрожью проговорила она. – Не может человек такое сотворить... Недаром мама говорит, что вас потому нашли младенцем и без родителей, что вы фея, а не человек. Ибо человека невозможно так любить, как вас любят все, кто вас знает. Потому-то вы и сирота, что упали с неба...

Я ухмыльнулась.

– А мужчины жалуются, – легкомысленно сказала я. И, оглядев себя в последний раз, раскрыла дверь...

Мари, кружившаяся перед зеркалом и входившая в новую роль, заметила меня краем глаза, когда кружилась, вернее мое неброское пятно цвета, и спросила, оборачиваясь:

– Ты сделала себе неброское пла...? – она ошеломленно застыла, оборвавшись на полуслове. Казалось, никакая сила не сможет заставить ее оторвать от меня взгляд, когда она, кажется, просто разом смолкла, не в силах говорить.

Мари онемела.

В комнате застыла странная тишина. Я слышала, как бьются их сердца и тихо шуршал шелк в моем платье на ветерке. Мне почудилось, что они испуганы. Казалось, они ошеломленно впились в меня взглядом. Я испуганно принишкла – у них были такие странные глаза!

В это время Логан, который, очевидно, пропустил мимо ушей половину представления и слова Мари, обернулся.

– О Господи! – тихо проговорил он, изменившись. Он буквально пожирал глазами мою фигурку. Странно – он никогда на меня до сих пор так не смотрел – обиженно подумала я. А он в это время бессознательно выпрямился, и, заикаясь, произнес:

– Ваша светлость, вы кто?

Было смешно видеть, как изгибается этот мужественный человек перед красивой женщиной, словно циркуль. Платье состарило меня, – подумала я.

– Вы пришли, чтобы ехать на бал с графиней? Можно я провожу вас на бал и буду вашим кавалером? – совершенно забыв, что обещал это самое мне, заколдовано предложил он, нескромно пожирая меня глазами. Он со мной заигрывал! Это было совершенно по-французски. Я видела, что он абсолютно не узнавал меня. Я чуяла это по его ошалелым глазам.

Я не выдержала и засмеялась.

– Вот и верь после этого мужчинам! – весело сказала я, обратившись к Мари. – А ведь он перед этим предлагал мне руку и сердце! Хорошо еще, что я отвергла этого донжуана, а то б разочаровалась через несколько минут...

Барон, не поняв, откуда голос, обернулся назад, пытаясь меня увидеть сзади. Настолько психологически он не сравнивал меня со мной. Я ему это припомню!

– Ах! – сказала я, раскрыв рот от смеха.

Обернувшийся уже барон снова дернул голову назад, отчего мой смех перешел в рыдание.

– Он совсем потерял голову, – визжа от смеха, сказала я.

– Ах! – барон глухо охнул, наконец, узнав меня по голосу, бледнея как полотно.

Мари зачаровано смотрела на меня.

– Бесстыжая, – подошла ко мне мама. – А я целый час мучила и корила себя, что ты оденешься просто...

– Просто? – невинно переспросила я. – Так это платье я специально делала как простенькое и неброское...

По тому, как они все, наконец, ухмыльнулись самыми широкими ухмылками, точно львы, я поняла, что они со всем, буквально со всем согласились.

– Особенно этот алмаз, – хмыкнула мама.

Единственными драгоценностями, которые я явно надела, был подаренный лично мне одним индийским раджей за спасение от голода его целого княжества гигантский алмаз на груди, который я так любила, в совокупности делавший меня похожим на светящуюся звезду. Я его только потому и поставила на одежду, что его оптические свойства изумительно подходили к моей задумке. К тому же он был слегка задрапирован и не бросался в глаза.

Кроме серег было еще только памятное мне кольцо запоротого до полусмерти негодяя, изумительную красоту которого я полюбила. Перстня естественно. К тому же сейчас, надетый на палец, как это происходит при помолвке, перстень защищал меня, по моему мнению, от ненужных посягательств на бале. Вряд ли кто-то будет пытаться напасть на меня, зная, что я помолвлена.

– А это что за кольцо? – хмуро спросил Логан.

– А это подарок одного типа во Франции, – легкомысленно отметила я, «не увидев», как вытянулось при этом лицо барона.

– Которого она запорола до полусмерти, – уточнила Мари, знавшая эту историю.

– Ничего страшного, – успокоила я их, – он далеко и не узнает, к тому же он действительно предлагал мне выйти за него замуж... после того, как я его отхлестала, – ради справедливости тихо добавила я. И громко сказала. – А кольцо на пальце защитит меня от приставаний мужчин, создавая иллюзию, что я помолвлена. Хоть и не все будут знать, что я служанка и воспитанница, и распускать руки, но там столько знатных мужчин, что я решила перестраховаться, – я поежилась.

Барон выругался, хлопнув себя по карманам:

– Я сейчас вернусь... – быстро сказал он. – Как я не подумал о кольце.

– Стой! – скомандовала я разозлено. – Неужели ты мог подумать, что я надену чужое обручальное кольцо? Что обо мне подумают, когда все раскроется? Они будут думать, что ты меня соблазнил и бросил!!!

У Логана стал на редкость довольный вид.

– Я тебя не брошу, – пообещал он. Умышленно пропущенная первая часть предложения вывела меня из себя. Но мама удержала меня, иначе было бы много крови.

– Логан! – хмуро сказала она. – Вы заигрываете с моей дочерью, а я вам это не разрешила.

Он скорчил рожицу.

– Повинуюсь!

А потом внимательно посмотрел на меня, и, видимо впервые отметил невероятно громадный алмаз. Который огранила я сама под руководством Юникса, который отчаянно боялся, что я испорчу камень. Но я предварительно огранила полсотни маленьких алмазов со своего рудника, чтобы разобраться в этом бизнесе.

– Ты не можешь так идти! – хмуро сказал он. – Ты сама знаешь, что этот сумасшедший золотой маркиз предлагал тебе за этот камень полмиллиона фунтов. Я не могу идти с дамой, на которой платье стоит больше государственной казны!

– Да, каждое платье само стоило бы в свободной продаже около полумиллиона фунтов, – хладнокровно подтвердил неизвестно как прошедший через заслон дворецкого разодетый Юникс. – Поверьте оценке профессионала, я мог бы попытаться продать их соответственно за полмиллиона и миллион фунтов с камнями прямо сейчас королевским семьям, – Он по очереди поклонился Мари и мне. – Это настоящие гениальные произведения искусства, за которые рвут глотку и подсылают убийц.

– Если вы боялись, что вас могут похитить, то это дурная шутка, что вы собрались на бал в этих платьях... – хмурый как туча, сказал Логан.

– Но это мой первый бал! – возмущенно сказала я.

– Мне придется вызвать отряд охраны, чтоб тебя не украли! – строго повернулся он ко мне.

Я же, наоборот, пребывала в чрезвычайно смешливом настроении.

– Может, я специально это сделала, чтоб пробовали красть меня, а не Мари... Пусть крадут меня! – я вьюном вертнулась вокруг себя, как девочка.

Логан и мама осуждающе качали головой.

– Леди, я пришел проводить вас на ваш первый бал! – воспользовавшись тишиной, торжественно сказал мне Юникс, важно протягивая мне руку.

– А это кто? – спросил в пространство Логан, точно это была собачка.

– Смотрите, какой-то грубиян пробрался в ваш дом, – показывая в упор на него рукой, так что даже ему пришлось отстраниться, недоуменно сказал матери Юникс. С таким видом, точно Логан был какашкой.

Я захихикала.

Мужчины напыжились, как петухи. Но я поняла, что ювелиру будет худо. Куда ему устоять против бретера и бывалого путешественника, избороздившего полсвета. Впрочем, вспомнила я, Юникс по моему примеру брал уроки борьбы у меня и китайца, так что зрелище обещало быть интересным. Но, как всегда, взрослые оборвали все интересное.

– Прекратить! – высоким срывающимся голосом крикнула «весна». – Еще не хватало мне только драки в моем доме из-за моих дочерей.

Но они не слышали.

Я оглушительно свистнула по-мальчишески двумя пальцами так, что заложило уши и в комнату ворвались в полном боевом вооружении оба моих телохранителя, одетые в цвета наших с Мари платьев под пажей.

Оба кавалера подпрыгнули. А потом извиняюще повернулись к графине.

– Это Юникс, мой лучший ювелир... – представила мужчин друг другу я. – А это барон дэ Логан, один из моих лучших бретеров и деловых партнеров, – деланно закатила в восторге глаза я.

– А это наши пажи, – обратилась я к Мари, представив своих «монстров» в новом цветном облачении. Они будут нести наши шлейфы, которые мы там снимем... Я так и не придумала другого способа, как провести их мимо швейцаров...

Все оглядели моих телохранителей, оценивая маскарад.

Мари облокотилась на подоконник, пристально разглядывая меня и не обращая на «пажей» никакого внимания, ибо привыкла к ним с детства как непременному дополнению наших игр и части семьи. Ее явно занимало другое.

– Если эти двое, – кивнув на барона, рассудительно сказала она, – чуть не перегрызли глотки из-за Лу прямо у нас в доме, где их хорошо знают, то что же будет в королевском замке, учитывая, как она действует на мужчин? Мама, я боюсь!

Я закатила глаза и сделала вид, что падаю в обморок.

Мари чуть не закатилась смехом, по привычке отвечать на мои проказы, но заблестели искорками только глаза.

В это время Юникс шагнул к маме:

– О Мари, – немного специально сказал этот подлиза, – как вы сегодня прелестно выглядите...

Мама покраснела от удовольствия, что ее приняли за дочь.

– Ах, Юникс, вы мастер говорить комплименты...

– О, – притворно охнул этот льстец. – Графиня! Я вас не узнал!

Я притянула насмешливую Мари за руку, желая шепнуть что-то на ушко...

В это время вошел граф. Папá.

Он ошарашено уставился на нас с Мари.

А потом весь изменился и франтовато изогнулся, как до этого барон Логан, изысканно кланяясь и целуя нам руки с дурноватым и ошеломленным выражением на лице. Как все-таки действует на мужчин вид красивых женщин!

– Вы пришли, чтоб ехать на бал с нашими леди? – буквально пожирая дочь глазами, спросил он пересохшими от волнения губами. – Вам говорил кто-то, что вы не похожи на людей, ваши светлости? Феи! Господи, почему же я вас нигде не видел?!?

Он повернулся к жене, узнав ее по голосу. Но сейчас, слишком занятый нами, не обратил на это даже внимания, восприняв равнодушно как должное. Кажется, он вообще не заметил, в чем она одета.

– Дорогая, где девочки, почему же они не идут... что они себе там думают, – строго сказал он.

И снова обернулся к нам с заискивающей улыбкой.

– Они сейчас будут, я ручаюсь. Я им всыплю, что заставили ждать таких богинь! Вы разрешите хоть проводить вас до экипажа?

– Да, папа! – не выдержала, наконец, его поведения Мари, рассерженная донельзя и желая его проучить. Она и представить, видимо, не могла отца в таком виде, ухаживающим за дамами.

Графа словно ударило. Его буквально отшатнуло на стенку.

– О Господи, – сказал он, схватившись за сердце.

Логан, уже пришедший в себя и привыкший к моему виду, неприлично хихикал на пару с Юниксом и мамой. Горничные заткнули рты ручками, чтоб не выглядеть вызывающе.

– Я надеюсь, вы простите мне, – он обернулся ко мне, – ле...

Он так и не договорил это «леди», оборвав на полуслове, закусив губу, потому что хихиканье перешло в громовой хохот. Хохотали все, а Мари аж съехала на пол.

Граф, наконец, пришел в себя и рассердился.

– Что вы себе надумали, – рассержено выговорил нам с Мари граф под общий хохот, – надевая такие вызывающие платья! Вот уже не думал!!

– Кто ж думал папа, что ты такой ухажер! – смеясь, ответила ему Мари.

– О граф, вы такой галантный кавалер! – закатив глаза, сказала я, но потом отпрыгнула от него, хохоча во все горло.

Он попытался достать меня рукой и хорошо отшлепать, но у него это не получилось.

– Пора ехать, девочки! – наконец, прервала всеобщее веселье мама. – А то опоздаем...

– Вы, конечно, проводите нас до двери, граф? – церемонно спросила я. Но, не выдержала роли и еле увернулась от его шлепка, визжа от смеха.

– Ах! – сказала мать. А потом обратилась к молодым людям: – Ну, молодые люди, кто из вас проводит девочек к карете? – весело спросила она. – Лу? – она выставила меня вперед.

– Я!!! – одновременно сказали Логан с Юниксом, одновременно шагнув вперед.

– Не все вместе, – фыркнула от смеха я.

– Кто из вас самый благородный, возьмите под руку Мари, – скрывая недовольство их поведением под деликатным намеком, сказала им графиня.

Они оба схватились за мои руки, а я, смеясь, отбивалась от них.

– Так, кончайте веселье, – рассердилась графиня. – Логан, вы возьмете под руку меня... А вы, Юникс, Мари.

На лице мужчин отразилось такое явное разочарование, что Мари огорченно отступила.

Но графиня не обратила на них никакого внимания.

– Принц, вы не проводите эту даму к карете? – спросила она куда-то назад, взяв меня за шкирку.

Я удивленно обернулась, и с восторгом увидела молодого Джекки, с которым мы столько играли.

Но он посмотрел на меня как сквозь пустое место. Не скажу, чтоб я восприняла это как следует. Ну, ничего, я ему это припомню!

– Ой, тетя Дженни, как хорошо, что я вас застал! – нимало не смутился под моим взглядом принц. – Я как раз к вам! Еле успел, аж запыхался!

– И по какому ты делу? – недоуменно спросила графиня.

Принц смутился.

– Я хотел пригласить вашу воспитанницу Лу на бал, – покраснев, важно проговорил он. – И, надеялся, что вы со мной ее отпустите... Все равно, ей еще пятнадцать и нельзя танцевать, так мы переоденемся пажами и будем играть и веселиться, пока вы будете танцевать... Я взял два приглашения, она так хотела увидеть этот бал! – он помахал ими. – Ручаюсь своей честью за ее безопасность и честь, – он гордо выпятил грудь.

И удивленно огляделся, недоумевая, почему оба мужчины возле дам смотрят на него с таким видом, словно собираются его убить.

Графиня потрясенно замерла, не зная, что и сказать и как выбраться из этого щекотливого положения. Мне все-таки было пятнадцать.

– Не бойтесь, что опоздаете, я ее сам привезу! – весело сказал он. – Вон, внизу, я захватил лучший мамин экипаж!

– Ну... – наконец, сказала мама и в поисках поддержки взглянула на меня, а не на графа. Слишком уж они тут привыкли к моей помощи.

– Я надеюсь, вы простите меня, принцесса? – нимало не печалясь и не смущаясь, спросил меня молодой принц, кланяясь. – Простите, не знаю вашего имени... Чудесный наряд... – он вздохнул. – Жаль, что я не могу подарить его Лу...

Я, наверное, изменилась в лице.

Он, видимо, заметил это и быстро поправился:

– Вы, наверно из курляндских королевств? Обязательно сопроводил бы вас на бал, будь мне шестнадцать, но мне пока пятнадцать и рано ухаживать за дамами...

– Ну вот и катись отсюда, а Лу доедет сама, – сквозь зубы совершенно невежливо сказал Логан.

Графиня зло взглянула на него.

Джекки удивленно глянул на Логана.

– Это младший сын короля... – представила она их друг другу. – Барон дэ Логан, ваше высочество...

– Очень приятно, – буркнули оба сквозь зубы, вызывающе рассматривая друг друга.

– Видите ли принц, – осторожно сказал отец, – до меня дошли странные слухи что мою дочь Мари хотят похитить или соблазнить, потому я... попросил Лу сопровождать ее на бале в качестве охраны под видом компаньонки. Хоть ей и нет шестнадцати... Вы же знаете, какой она боец?

– Так Лу едет на бал? – восторженно вскричал принц. – Я буду с ней танцевать все время! Тетя Дженни, можно я буду ее кавалером!

Он аж прикрыл глаза в восторге.

– Такая удача... – повторил он.

– А мама что твоя скажет? – осторожно спросила графиня.

– Ах, тетя Дженни, – легкомысленно махнул он рукой, – разве Лу вас спрашивает?

Я фыркнула.

Принц встревожено оглянулся, ища меня счастливыми глазами поверх присутствующих.

– Лу, где ты, переодевайся быстрей, а то опоздаем, – с абсолютной непосредственностью во весь голос прокричал принц, уверенный, что я где-то наверху.

Мари фыркнула от смеха и прикрыла рот рукой.

– По какому поводу этот юнец так себя ведет?! – выступил вперед разъяренный Логан. В своих путешествиях он совершенно истерся от почтения к титулам, ибо там были важны иные качества, скорость удара, выдержка, мужество. – Какое он право имеет так обращаться к Лу!?!

– Барон, берите под руку меня и идемте к экипажу, – быстро сказала разъяренная графиня, стремясь предотвратить разгорающийся скандал. – Вы уже второй раз за день пытаетесь устроить у меня в доме бучу...

– Правильно, не надо было его пускать, этот скандалист плохо влияет на Лу, – невозмутимо подтвердил Юникс.

– Если тарантулов засунуть в одну банку, мы получим ваше поведение в этой ситуации... Бал, похоже, ожидает быть прекрасным, – обиженно сказала Мари мужчинам, презрительно фыркнув.

– О, это вы Мари, – удивленно сказал принц. – Ради Бога, простите, я вас не узнал и принял за принцессу, как вашу соседку...

Он повернулся, указывая на меня. И открыл рот. Я получила удовольствие, глядя, как вытягивается его лицо.

Он закрыл рот, а потом открыл его снова, неотрывно глядя на меня. А потом сглотнул слюну и снова открыл рот.

– О, принцесса, простите, – виновато сказал он, – ой, Лу, это ты... черт... вы инкогнито?

Я подняла брови.

– Лу, это действительно ты! – сказал, наконец, он. – Я прошу прощения, Ваше Высочество за свои дерзости, – он низко поклонился мне и поцеловал мне руку. – Я хочу предложить вам свою руку и...

– Черт побери этого идиота!!! – громко воскликнул Логан, вырвав руку из руки герцогини. – Лу тебе не принцесса... И если ты, идиот, этого не понимаешь, то мотай отсюда... Она простая девушка... Баронесса... Я сам доведу ее до лошадей...

Барон перехватил меня под локоть. Но это было начало. Потому что принц яростно перехватил меня за другой локоть, не давая ему утащить. Они бы мне не дали устоять. Я бы грохнулась на землю, но в это время, видя, что он остается с носом, Юникс, бросив Мари на произвол судьбы, с рычанием вцепился в мою руку.

По-моему, они совсем озверели и потеряли рассудок. Господи, это как оказаться среди зверей.

– Пре-кра-тить!!! – заорал во все горло шокированный граф, так что все подскочили. – Вон, все вон из моего дома!!! Чтоб ноги я вашей больше здесь не видел!!! И не смейте подходить к нам на балу!

– Но, граф, я прошу руки и сердца вашей... – обратился к нему принц.

Но граф без всяких сожалений вытолкал его взашей на улице.

– Граф, я... – пытался выкрутиться молодой принц.

– Ей всего пятнадцать! – рявкнул вконец взбешенный граф. – И если я еще услышу от кого-то эти распутные вещи, я всажу в этого мерзавца пулю, кто бы это ни был!!!

– Я сам это сделаю! – пообещал юноше Логан, глядя на принца.

Но граф вместе со слугами выкинул и его...

Я же, обессилено упав на диван в гостиной, то ли хохотала, трясясь как безумная, и не могла остановиться, то ли плакала так...

Глава 38 Встречи в пути

Пришла я в себя оттого, что кто-то лупил меня по щекам.

– Мама! – разъяренно сказала я. Это называлось у нее успокоить.

– Так, никуда ты не пойдешь! – сказал, войдя в гостиную граф, сбрасывая перчатки. – Это была ошибка!

– Но, граф, а платье, – растеряно сказала я, сразу поднявшись.

– Папа! – не выдержала Мари. – Да эти платья стоят миллион фунтов!

Граф опять взялся за сердце.

– Вы подумали, что подумает о вас королева, когда вы так заявитесь нагло одетые, будто она бедная родственница! Да лучший жеребенок стоит пятнадцать фунтов! Знал бы я, сколько вы растратите... – болезненно проговорил он. – Всыпал бы обоим!

– И чего там подымать такой вой из-за какого-то миллиона, – хмыкнула себе я.

Граф снова схватился за сердце и ему поднесли валерьянку.

– К тому же, дорогой, они все равно останутся в семье... – сказала графиня. – Кстати, Юникс предложил попытаться их продать соответственно по пол и одному миллиону фунтов... Он говорит, что они – произведение искусства, а у него нюх на такие вещи...

Граф повеселел.

– Платья действительно убийственные, – согласился он. – Я как увидел, так меня как кто между глаз ударил, – честно сказал он.

– Но я же не виновата, – жалобно сказала я.

– Это что же они вытворять на бале будут, – поежился граф, – они же и тут вели себя как заколдованные.

– Да я же выбрала себе самое простенькое платье! – закричала я. – На фоне Мари меня просто не увидят, ибо она бросится в глаза! Я ж оделась как камеристка!!!

– Так-так, – сказал граф, нервно постукивая пальцами по подоконнику. – Значит, у тебя есть еще лучше? – нервно спросил он.

Мама нервно хихикнула.

– Лучше, наверное, солнце с неба!

– Она колдунья, – убежденно сказала Нора. – Вспомните, лет десять назад девочки даже мечтать не могли о таком платье.

– Это потому что они ходили под стол, – саркастически сказала мама.

– У меня два телохранителя, – напомнила им я. – И без меня они никуда не пойдут, как я им не прикажу... Как вы без них на балу будете? Правда, не пойдете? – спросила я телохранителей, оборачиваясь к ним.

– Не могем! – дружно ответили они.

– Вот видите! – сказала я.

– Лу украдут, – продолжил китаец.

Я поперхнулась.

– Наверняка украдут... Прямо в платье... Не могем... – сказал индеец.

– И Мари украдут, – сказал китаец. – Хорошо украдут! – с восторгом протянул он. – Красива!

– Красивая скво! – поддержал индеец. – Орлиный Глаз бы украл!

Я так зыркнула на них, что они прикусили языки. Ничего себе помощь в убеждении графа в необходимости идти на бал! Как бы граф не взъярился, – осторожно подумала я.

– Разве королева не обидится на вас? – нежным голоском спросила я.

– Еще неизвестно, кто нас пригласил, – буркнул граф. – Я что-то после сегодняшнего выхода в этом сильно сомневаюсь, – он зыркнул на меня.

– Эх, испортили вы, граф, праздник, – печально сказала я. – А мы так его ждали!

– Смотри Лу, ты должна мне пообещать, что куда бы тебя старший принц и кто бы то ни было другой ни приглашал на бале посмотреть отдельные покои и комнаты, ты не пойдешь! – тихо сказал граф.

Мы обе с Мари сразу ободрились.

– Будешь все время возле нас! – сказал он.

– Клянусь играть самую что ни на есть компаньонку и гувернантку Мари, – пообещала я с лихвой. – Не флиртовать, не драться, не убивать... – перечислила я.

Я скрестила за спиной пальцы.

– Папа, мы окажемся в центре тайфуна... – хмыкнула Мари.

– А ты, подопечная, молчи, – повеселела я.

– От горшка два вершка, а пищит, – поддела меня Мари, намекнув, что мне пятнадцать, а ей уже можно выходить замуж. И закрутилась довольная.

– Идзем? – спросил китаец.

Граф перекрестился.

– Туда не пускают пятнадцатилетних и простолюдинов.

– Если я опять что-то выкину, вы можете сказать королеве, что мне всего пятнадцать... И что я вообще бастард, а не простолюдин... – успокоила их я.

На этот раз за сердце схватилась графиня.

– Этого еще только не хватало для полного счастья после скандала, оправдаться перед королевой тем, что тебе там не место, и мы тайком провели тебя контрабандой...

Мари хихикнула.

– Представляю их лица при таком оправдании...

– Подумаешь, она всего лишь женщина... – пожала плечами я. – Не понимаю, что вы так ее опасаетесь. Ну, обидится...

– Она больше не пригласит нас в свой дворец, – укоризненно сказала мама.

– Ну и что... У меня платье дороже стоит, чем он весь...

– Но приглашение королевы...

– А меня туда вообще не приглашали, – огрызнулась я. – И вряд ли пригласят...

– После того, что произойдет сегодня точно...

– Скандал! – сказала графиня. А потом встала – Поехали!

Конечно, мы опоздали. Ждали только одну королеву...

Но все по порядку...

Джекки, конечно, никуда не уехал. Как и Логан и даже Юникс, богатейшие люди, кареты которых были не просто чудовищно богатыми, а ужасно богатыми. Юникс даже для такого дела украсил карету бриллиантами, чтобы везти меня на свой первый бал.

Граф ругался сквозь зубы, – они все подстроили так, что присоединились к нам по пути впереди, просто подождав по дороге.

Джекки, мальчишка, впереди на дороге, весело насвистывал на облучке одной из лучших королевских карет, которая и венчала наш многострадальный кортеж. Так и ехали – карета с королевским гербом во главе, за ней две ослепительных, а потом наша карета, которая была настоящим произведением искусства.

Графиня, конечно, волновалась, пропустят ли меня без приглашения. А со мной – всех моих китайцев. Ну и банду мы тащили в гости за собой на одно приглашение – можно было отряд накормить! А ведь швейцары на королевском приеме – что тебе овчары! Могут завернуть даже герцога, если у него нет приглашения, и гудбай! Неприятно мне, когда кто-то тыкнет тебя в морду индейцем. Конечно, дам сдачи, но такой скандал!

Я немного волновалась, как самозванка. Эти швейцары такие наглые!

Когда мы ехали по городу, посмотреть на наш кортеж сбегались со всех сторон люди. Это же надо такое увидеть во мне. В раскрытое окно доносились буквально чудовищные слухи – говорили, что приехала сама русская царица, что едет королева Франции, что везут невесту принцу. А вид китайца на облучке второй кареты говорил, что невесту везут из далекой страны. Когда выглянул в окно индеец, раздались слухи даже, что она похожа на обезьянку.

Джекки развлекался тем, что высовывался и махал народу, что вызывало волны рева восторга.

Мари не выдержала, и высунула голову, чтоб его предупредить... И тут же все стихло... На мгновение... Толпа ошеломленно замолчала...

А потом раздались безумные крики браво!!!

А вслед за ними словно девятый вал повсюду понесся слышимый даже в карете гул голосов, расходившихся впереди и сзади нас, что невеста сказочной красоты.

Граф стоически сносил мучительство, закусив губу, тогда как графиня нервно мяла цветок, не зная, как поступить... И чем этот кошмар кончится.

Я и Мари были не на шутку довольны и веселились во всю. Даже если бала мы не увидим, будет что вспомнить. Я даже подпрыгивала, не обращая внимания на мрачный и затравленный взгляд графини. Такая шутка!

Ради этой одной поездки стоило поработать. Мы с Мари еще так не выезжали. Отличный первый выезд на первый бал.

Джекки украдкой махал мне на поворотах, когда граф не видел, вызывая просто вой восхищения.

Всем хотелось увидеть удивительную красавицу невесту.

Очевидно, слухи распространялись подобно урагану, потому что улицы по пути нашего продвижения были не просто запружены народом. Люди лезли со всех сторон, напирали на первые ряды, матери подымали детей повыше, мальчишки висели на окнах и на фонарях как гроздья винограда, громко комментируя происходящее. С высоты им было видно нас с Мари, и при нашем приближении они на мгновение замирали, онемев, и даже не отвечали на встревоженные вопросы – что там? что там? – а потом несся восторженный свист и искренний до безумия рев.

По мере приближения к замку чудовищные толпы все росли, пока не превратились просто в безбрежное, возбужденное, приветствующее нас море. Похоже, здесь собрался весь город – вся бескрайняя площадь была забита до горизонта... Мужчины закидывали нас букетами цветов...

Теперь уже граф нервно мял пальцами железную табакерку, не замечая, что корежит ее, а упавшую графиню горничная отпаивала валерианкой. Папá и мама были из крепких духом.

– Вот видите, – довольно сказал графу индеец. – Я был прав. Сколько людей собрались украсть Лу... – он укоризненно покачал головой.

– Я был бы рад единственному – оказаться как можно дальше отсюда! – задыхаясь и выпятив глаза, как карась на песке, разрывая одним рывком душивший его воротник, прошептал отец.

Мы же с Мари, взявшись за руки, наслаждались как могли... Глаза наши светились, лица раскраснелись, мы заворожено радостно смеялись, ввергая людей в шок...

– Нас непременно вышлют, непременно вышлют, – бормотал что-то себе под нос граф, механически уставившись в стенку кареты. – Только вот куда?

Я неодобрительно глядела на него. Какой неженка! Крики приветствий и восторга, видите ли, его подавляют! Хорошо еще, что он не мешал нам с Мари получать невинное удовольствие от нашей первой поездки на первый бал.

По мере приближения к замку люди стояли уже в два этажа, а бешеный рев перешел в сплошной приветственный вой. Он был такой безумный, что осыпались стекла...

Графа пришлось отпаивать валерианкой.

– Слабак, – презрительно пробормотала я. Мне с каждой минутой становилось только интереснее. Мари потом сказала, что глаза мои сверкали как звезды, а люди падали в обморок от шока красоты. Умеет утешать, зараза – ведь она сама сияла как солнце. Всякий раз, когда она высовывалась, непрерывный рев становился вообще невыносимым для слуха.

Мы ехали к одиноко стоящему королевскому замку по бушующему людскому морю. И сам замок стоял как утес среди волн. Весь облепленный спасшимися человечками в дорогих одеждах, взиравших недоуменно на наш кортеж.

Мы, конечно, значительно опоздали, и ворота уже закрыли.

Мы с Мари расстроено смотрели на приближающиеся запертые, как перед осадой, громадные врата с поднятыми мостами.

Графиня очнулась на немного и даже обрадовано вздохнула, уверенная, что нас не пустят и придется ехать домой, хоть и с позором.

– Может, нас и не пустят, – с надеждой прошептала она.

Но я даже не двинулась улыбаясь. Мне было видно то, что она еще не видела – человечки отчаянно бегали. Швейцары не проверяли – они суетились как бешенные.

Так и надо, так и надо.

Увидев, что происходит, мама опять отказала. Она была слишком уверена, что нас не пустят.

Но она забыла, что впереди сам собой ехал на бал Джекки в лучшей королевской карете. Какое там не пустить принца!

– Они приняли нас за королевский кортеж! – шепнула я Мари.

– Сначала насладимся, – сечь нас будут после, – храбро ответила она. – В конце концов, мы только едем на бал, на который приглашены... – извиняюще сказала она.

– А то, что мы опоздали, так не виноваты же мы, что перед замком собралась толпа и мы никак не могли проехать! – прокричала на ухо ей я, найдя изумительный довод и абсолютно успокоившись на этот счет.

А я еще беспокоилась насчет швейцаров!

Со стен, где скопилась приглашенная знать, доносились самые чудовищные предположения, еще похлеще чем в городе. Ведь тут каждый говорил с полным серьезом, пытаясь выглядеть осведомленным.

Боже, как забегали все эти важные слуги, опуская мост и поднимая врата.

Суета царила страшная, будто при приезде самых дорогих королевских иностранных персон.

Рев достиг своего апогея!

Швейцары вытянулись мимо нас в низких поклонах в струнку, кто-то даже стал на колени.

Мы въехали в замок, засыпаемые сверху драгоценностями и цветами из лучших королевских оранжерей. Высыпавшую на стенах знать захватил какой-то экстаз. Они рвали с себя ценности... Вся знать, не понимая что происходит, старалась отличиться, надеясь, что им это зачтется.

Китаец и индеец ловили драгоценности на лету, долго и непрерывно, хмуро ворча, что их некуда класть...

– Надо было взять карэту побольце! – озабоченно укорял он, уверенный, что так и надо, что иначе его госпожу и не надо встречать.

Наконец, мы въехали во двор, приближаясь к месту выхода из кареты.

Я с отвращением посмотрела на графа и графиню. Когда надо было вкушать плоды такого торжества, они лежали как мертвые. Они могли испортить нам весь день своим ворчанием.

Мари тоже хмуро смотрела на них.

Но мне уже на все было наплевать и море по колено.

И вдруг я радостно подпрыгнула, хлопнув себя по лбу.

– Мари, зачем нам эти старики, – сказала я, отбирая пригласительный билет из рук лежащей в обмороке графини. – Ведь пригласили то молодых, тебя! Тебе вполне достаточно компаньонки и гувернантки! Пойдем на бал две, а слугам скажем, чтоб они отнесли их в комнаты, ибо из-за толпы старики расклеились.

Кареты как раз замерли.

– Пригласили то нас! – я умолчала, что меня не приглашали, разве что принц что-то лепетал. – Вот пойдем одни и оторвемся по полной программе без этих пугливых зануд...

– Замок в моем воображении уже зашатался, – расхохоталась, поддев меня, Мари.

Мы развеселились. И то хорошо. Я тщательно отодвигала от себя вопрос, что нам за это будет. Если честно сказать, то я вообще об этом не думала – такое у меня дурацкое сложение мозга, за которое меня часто упрекает мама. Мы оправили на друг друге платья, готовясь к выходу.

Откуда же нам было знать, что все приглашенные уже приехали, и ждали только королеву. И потому все знатные гости, эти принцы, герцоги и графы, две тысячи этих высоких болванов, высыпали из бальных залов, привлеченные небывалым ревом.

Швейцар, открывавший двери кареты ошеломленно замер.

И Мари вышла...

Об этом потом рассказывали легенды. И передавали шепотом вдали от молодых девушек, чтоб дочери даже не слышали, что подобные скандалы вообще могут быть, и не растлевали воображение бедных детишек. Не дай бог, развратятся, нечего им даже слышать подобную дерзкую выходку...

На самом деле, конечно, все было немного не так. Мари не вышла. Во-первых, я ее собственно вытолкнула, ибо она сопротивлялась и замешкалась, а мне хотелось наружу. Поглядеть на этих людей. Потому я просто без всяких сентиментальностей ее толкнула, и она чуть не грохнулась.

Но, поскольку, как она говорила, подобной штуки она от меня ждала, как всегда, то получилось, что она просто выпорхнула, легенькая и неуловимо быстрая, как весна. Говорили потом, что это еще усилило впечатление ее сказочности и красоты, этот мгновенный и неуловимый книксен всем окружающим.

Все замерли. После дикого рева мгновенно установившаяся тишина казалась оглушающей. Люди не дышали.

– О Господи, какая красотища, – прошептал кто-то.

На всякий случай, остановленная внезапно замершей площадью, я подождала немного, давая ей насладиться триумфом. А совсем не желая посмотреть, что ей за это будет, как потом говорила Мари.

Дав ей время, чтоб она вполне пережила ощущение первой леди и переживания себя и своего платья самой красивой на земле, я спокойно вышла вслед за ней.

Они ахнули.

Я хотела выйти степенно и спокойно, как важная леди, но у меня не получилось. Увидев ступеньку, я все забыла, и просто спрыгнула с подлучки, как маленькая девочка, вместе на обе прижатые ноги, слегка приподняв платье до колен, весело улыбнувшись зачарованно уставившимся на меня большими глазами людям. Тут же сделав им книксен, слегка разведя платье руками, словно разведя ими в стороны. Мол, извините. Оно все равно слегка поднялось при прыжке.

Я не могла понять, почему все снова смеются. Даже Логан теперь хорошо улыбался мне, как солнечному лучику. Видимо я их шокировала своим детским прыжком на обе ноги.

На всякий случай очаровательно улыбнувшись им, от чего они снова замерли, я обернулась к входу в замок. Две полные противоположности, две прекрасные девочки, мы, говорили, были просто убийственны в своей юной весне. Мужчины стояли, раскрыв рот.

Я так и думала, что нам придется идти без провожатых мужчин самим, но тут, словно придя в себя, с первой кареты спрыгнул, наконец, принц. И со всех ног бросился ко мне, чтобы проводить самому. Бегом, чтоб не опередили барон Логан и Юникс, ибо они как раз это и делали, абсолютно забыв про Мари.

Снова расцвели улыбки, ибо принц буквально дернул ко мне через маленькую площадь, как настоящий мальчишка, даже споткнувшись передо мной от своего рвения. Но, бандит, нимало не смутился этим, а преклонил передо мной колено, целуя мою руку...

Над площадью пронесся шквал аплодисментов. Мы были на возвышении, и это было всем видно.

Подоспевший Логан и Юникс, скопившиеся вокруг меня, будто это я, а не Мари была важной персоной, яростно выругались сквозь зубы.

– Логан, возьмите Мари под руку и идемте же в замок, – укоризненно сказала ему я.

Принц победно улыбнулся ему в лицо и, легко поклонившись окружающим, весело и беззаботно повел меня к замку, легкий и быстрый, как перышко. Он тянул меня, радостно раскланиваясь со знакомыми, по-мальчишески счастливый, что ведет меня.

– Ты знаешь, я об этом даже и не мечтал, – восторженно сказал он мне.

– Боюсь, что после встречи с твоей мамой я буду там, где и не мечтала... – угрюмо протянула я.

– Не волнуйся, я ей такое скажу, что она забудет про все, что было до этого, – беззаботно сказал принц..

Глава 39 А теперь танцы

Я только смеялась над непонятными шутками Джекки, когда шли сквозь огорошенных людей.

– О Боже, на ней же надето на миллион фунтов, – потрясенно сказала какая-то дама, чуть не толкнув меня от желания понюхать мое платье и потрогать его рукой. А ведь отборные аристократы, собранные здесь, вполне могли заменить собой ювелиров. – Кто же это такая?

– Один алмазик только тянет не менее чем на полмиллиона, – ошарашено проговорил ее кавалер, пожирая меня глазами. – Да у самого богатого из нас, герцога, как говорят все состояние и то меньше четырех пятидесяти тысяч фунтов...

– Боже, да мне за мою самую последнюю удачную книгу заплатили всего пятьдесят фунтов, – лопотал кто-то. – Господи, эти тряпки стоят больше казны целого государства. Из-за таких и происходят революции...

Надо помнить, что в этот период двадцать фунтов это были громадные деньги, на которые фермер работал весь год, и сорок фунтов платили автору за удачную книгу...

Мужчины завистливо провожали нас глазами, а дамы кусали губы, глядя на мое платье.

– Почему я не видела подобного платья? – злобно спрашивала своего мужа одна немолодая дама. Тот, наоборот, ежился от платья. И держался почему-то за бумажник.

– Это лихтенштенские принцессы, – слышалось в толпе раздетых гостей.

Я шла себе гордо.

– Это русские княжны...

Я намеренно сказала Джекки по-русски, что он дурачина.

– Это французские принцессы...

Я не сомневалась, что это я.

Поскольку никто ничего не знал и не мог знать, а все говорилось с полной уверенностью, то слухи расходились самые дичайшие.

– Ничего себе сестренки!!! – прошептал кто-то, открыв рот. – Они что, со звезд прилетели?!?

– И вправду Лу, ты не оттуда? – серьезно спросил принц.

Я дурашливо толкнула его под ребро.

– Веди себя прилично. На нас смотрят. Ты и так знаешь, откуда я.

Это восторженное внимание, когда все ошалело смотрят на тебя и ведут по ненормальному, начинало мне надоедать. Все хорошо в меру. Даже не высморкаться двумя пальцами. Я поняла слова мудреца, что плоды славы горьки.

– Они так и будут пожирать меня глазами? – тихо спросила я принца. – Как мы будем танцевать и веселиться, если они пялятся на меня как бараны?

Но принц, наоборот, был доволен.

– Не понимаю, почему они так смотрят на меня, – я уже начинала пугаться того, что происходит, потому что люди, рассмотрев меня вблизи, немели и делались какими-то странными. За нами тянулся шлейф тишины. – Может, им не нравится, что ты идешь с такой дурнушкой, у которой такое некрасивое лицо?

Принц странно поглядел на меня.

– Это хорошо, что ты такая, – через силу выговорил он. – Иначе мне придется остаток жизни драться на дуэлях, – загадочно сказал он.

Я удивленно поглядела на него. Он не слыл таким драчуном...

Слава Богу, не все придворные могли видеть, кто вышел из кареты.

Путь нам преградил высокий седой старик-мажордом, обратившийся к принцу с каким-то затруднением по поводу организации приема. Принц растерялся.

– А где дядя? – сказал он. – Спроси у него или мамы, я об этом не думал...

В это время я, погруженная в свои думы, услышав обращенный технический вопрос, и забыв, где нахожусь, почти механически ответила на него. Сколько раз мне приходилось отвечать и оформлять подобные дипломатические приемы графа! Идя по замку, я уже почти механически отмечала, что нужно сделать, как разместить такую кучу гостей в этих комнатах, как превратить прием в праздник, что и когда подать, что и уже сделано и что не сделано. Я сама не заметила, как это все усвоила, сколько гостей, кто, что, где...

Услышав мой ответ, мажордом удовлетворенно и восхищенно кивнул, потом вдруг внимательно взглянул на меня, брови его удивленно поднялись, и больше он к принцу не обращался, говоря о проблемах только со мной.

Слуги забегали, выполняя приказания. Странно, они все подчинялись мне беспрекословно.

– Но у нас негде будет разместить такую прорву гостей на ужин. Нужно будет прекратить танцы и расставить столы, ибо здесь нет помещений, – наконец пожаловался он. – Я уже говорил принцу, что прием из-за этого выйдет скомканным. Эта проблема в таком маленьком замке неразрешима – здесь больше нет комнат для такого большого количества людей, – проинформировал он скорей просто для информации, чем спрашивая. Он явно считал, что эту проблему с нашими средствами нельзя решить.

– Поставьте столы прямо среди цветов в оранжерее, – механически ответила я. – Это будет только изысканно. Часть столов расставьте на крыше замка по периметру, а часть в бойницах. Гости сочтут это за романтику. Вызовите еще один оркестр и посадите на крыше, пусть играет медленные танцы и пусть они танцуют под звездами. Вечер сегодня теплый и хороший... И пусть горничные осыпают их лепестками цветов.

– О Господи, как просто, чудно и быстро вы все это решили, мадам, аж не верится, – восхищенный таким решением, старик распорядитель низко поклонился мне. Сомневаюсь, что он заметил во мне женщину, скорей в нем говорил восторг мажордома.

Принц ошарашено посмотрел на меня.

– Господи, да он же никогда меня не слушался! – обиженно сказал он. – А перед тобой на цыпочках все они забегали!

Я подняла брови.

– Ты забываешь, что я горничная, и знаю, что делать...

– И как ты мгновенно все решила! – завистливо сказал он.

Я пожала плечами.

– Ты классная хозяйка. Я теперь понимаю, почему они так спешат... – потрясенно сказал он, но не договорил и резко оборвал.

– Ты долго будешь говорить загадками? – возмущенно спросила я.

– Хозяйка... Хозяйка... – улыбаясь и внимательно по-новому рассматривая меня, повторил он, очевидно вспомнив, как меня называли так в поместье. А потом радостно засмеялся, хлопнув руками. – Хозяйка!

– Это прозвучало как негодяйка? – выгнула я бровь.

– Не знаю, как это звучит, но это чудесно, – серьезно ответил он. – В моих ушах это как райская музыка...

– Что-то она там у тебя часто звенеть стала, – подозрительно спросила я. – То от моего голоса, то...

Но он внимательно рассматривал мое лицо, будто в первый раз увидев.

– Некрасивая? – глотнула слюну я.

– Алмаз тоже бесцветен, – совершенно серьезно вдруг сказал он. – Но он неожиданно вдруг сверкнет огнем или нежно лучится внутренним светом, – со всей серьезностью произнес он.

– Ну и мастер ты говорить комплименты, – осудительно покачала головой я.

– Пойдем танцевать, – весело потянул меня за руку маленький принц.

Мы вошли в зал, весело раскланиваясь во все стороны.

– ...Где вы были! – встревожено накинулась на меня Мари. – Лу, ты же обещала маме, что не будешь отходить от меня в разные комнаты. Ты еще девочка, такая маленькая, и многого не понимаешь! Я вся за тебя испереживалась! – совсем как взрослая старшая сестра проговорила она, с заботой и мудростью старшей смотря на меня с высоты своих восемнадцати лет. И приказала. – Не отходи от меня. Я боюсь, они все на тебя так смотрят!

Я хмыкнула.

– Ты совсем как мама!

– А тебе всего пятнадцать! И я боюсь за тебя! Эти люди совсем не то, что я хотела, и тебе не пара – они смотрят как звери!

Я удивленно взглянула на них.

– Жеребцы! – со злостью сказала сестра.

– Я отлично объезжаю лошадей, – потупилась я.

– Я не сомневаюсь, что они с копытами! – отрезала сестра.

– Ржут, – согласилась я, наблюдая, как в углу мужчины, барон с Юниксом, смеются над ней.

В это время принц подбежал к нам.

– Вот ваши бальные карточки! – вручил он нам те карты, на которых на таких вечерах распределяют танцы. Он только где-то неизвестно шастал только что.

Я увидела, что лицо, когда он вручил мою карточку, стало подозрительно довольным.

Я взглянула на нее, и лицо у меня, очевидно, вытянулось.

Мари, не задумываясь, тут же вырвала у меня ее из руки.

– Что там? – подозрительно спросила она.

И ахнула.

Моя карточка была снизу-вверх заполнена именем принца, так что места просто не осталось. Он записал на себя все танцы.

– А ну немедленно принеси новую! – разозлилась Мари. – А то я ей совсем запрещу танцевать! Я все-таки старшая сестра, или кто!!!

– Ты уже старая, – довольно подтвердил принц.

– Ну так слушайся, – строго сжала губы Мари. До нее видимо, не сразу дошло, что он сказал. – А то я пожалуюсь твоей маме...

– Ей будет не до тебя... – легкомысленно сказал тот.

– Я не разрешаю Лу с тобой танцевать, – хмуро сказала Мари.

– Она тебя слушается? – с любопытством спросил принц.

Мари выругалась так, что принц, не ожидавший услышать такое от леди, побежал за новой картой.

Подошедший Логан элегантно взял карточку из моих рук.

– Можно? – спросил он. – Я запишу себя на танцы...

Я лукаво улыбнулась.

– Конечно...

Отвернувшись, я начала наблюдать зал, который во все глаза наблюдал за нами.

Сзади послышалось шипение.

– Ну нет!!! – сквозь зубы сказал Логан.

Обернувшись назад, я недоуменно увидела, как Логан с яростью рвет карточку на части.

– Ну, нет, я этого не допущу! – сквозь зубы ругался он.

В это время вернулся принц, и с ожиданием протянул карточку Мари. Я ухитрилась вытянуть шею и заглянуть в нее. Теперь он записал себя только на половину танцев.

– Ну как? – заискивающе спросил он Мари. – Можно?

Она улыбнулась.

– Ну... можно, – наконец решила она. – Изо всех зол ты, конечно, меньшее. Ты хоть малый...

Принц недовольно нахмурился.

Мари положила карточку на столик. На нее тут же опустились ладони Логана и Юникса.

– Можно? – запоздало спросил Юникс у меня. А Логан уже что-то быстро писал.

– Вы ведете себя нагло! – сказал Юникс, вырвав у него карточку. – Сначала спрашивают у дамы.

– Я ее сопровождаю, – хмуро ответил Логан. – И должен оградить ее от всяких проходимцев, – пронзительно глядя на него, ответил Логан.

– Вы ведете себя вызывающе! – тихо прошипела уже сквозь зубы Мари, чтоб не слышали окружающие. – Что вы себе позволяете? Вы, что, не соображаете, что компрометируете Лу! Вы что, не знаете, что больше трех танцев с одним мужчиной, и девушка считается опозоренной!!! – она чуть не кричала.

Принц затянул ее в комнату, дверь которой была у стены, чтоб люди не видели скандала.

– Ты слышал, принц, – нагло сказал Логан, держа в руках карточку и считая вслух его танцы. – Раз, два... десять... Я вызываю тебя на дуэль!

– Когда вы друг друга убьете, хоть дышать станет легче, – злорадно сказал Юникс. – Я могу быть секундантом...

В это время в комнату вошли китайцы.

– Всыпьте им всем! – приказала я. – Чтоб ни драться, ни появиться здесь не могли! Чего не ожидала, что воспитанные люди умудрятся скомпрометировать меня на моем первом балу!!! – гневно вскричала я. – И меня больше уже нигде не примут!!!

Они все виновато сощурились...

Я отвернулась, не в силах сдержать слезы.

В это время стремительно вошел граф Вернуэльский, который отлично знал нас с Мари и много сотрудничал со мной по разведению лошадей. По счастью, он был женат, и был для нас как дядя. Из-за его спины выглядывал довольный негодный мальчишка. Я вспомнила, что до взросления принцы не имели права драться на дуэли, и за них были специальные люди, вынужденные делать это. Граф был известный бретер, приставленный к принцу, его дядя.

У него были большие широкие брови, карие глаза, не большие и не маленькие, длинный, слегка курносый аристократический тонкий нос, придававший ему всегда веселое выражение, всегда улыбающиеся или кривящиеся в ухмылке губы, острый подбородок – в общем, еще одна копия Логана, только выглядящая не так.

Стремительно войдя, он увидел нас с Мари и с ходу остановился, будто наткнулся на невидимую стену. Он ошеломленно переводил взгляд с нее на меня, не в силах говорить.

Я обернулась к нему.

Он потрясенно разглядывал меня минуты три, а потом вдруг воскликнул, будто его ударило:

– Лу! – мы с ним недаром столько разводили коней, он хорошо меня знал, лучше, чем Логан, и очень любил. – Что происходит? Почему ты плачешь?

– Они передрались, барон Логан вызвал принца на дуэль, Юникс подъюживал, и оба они хотели убить принца, дядя Джордж, – наябедничала Мари.

– Лу попросила меня сопровождать ее на бал, – вызывающе сказали одновременно все трое, уничтожающе глядя на других. – А эти выскочки никто!

Граф взглянул на меня.

– Я не понимаю, что происходит... – на глазах моих были слезы. – Я только спросила, придет ли Логан на бал, потому что хотела показать ему свое платье; сказала Джекки, что хотела бы побывать на этом балу; и вообще сказала Юниксу, что первый танец занят... Я ничего не понимаю, что случилось... почему они так себя ведут... и что я сделала... Я так ждала этот бал, так ждала, думала танцевать, а он превратился в сплошной кошмар... – я не выдержала и разрыдалась.

Граф уничтожающе взглянул на всех троих, поникших как школьники, угрожающе вращая в руках злосчастную карточку, на которую он взглянул и хмыкнул. Похоже, он понимал, что происходит.

– А где граф с графиней, Мари? – строго спросил он. – Как вы с Лу оказались здесь одни? И как я пропустил, что Лу исполнилось семнадцать...

– Папе с мамой стало плохо в карете, – поспешно сказала Мари. – Ну и мы решили пойти одни, чтоб не пропустить бал... Я знала, что девушке с компаньонкой, – она махнула рукой на меня, – это можно.

– Так, – угрожающе протянул граф, – так значит «мы решили»? Что вы себе девчонки думали? Вы немедленно пойдете к моей жене и тетке, и будете под их покровительством и присмотром весь бал! Ужас, ужас, ужас... Как можно было быть здесь без присмотра?! Вы могли вконец скомпрометировать себя, хуже, вас могли...

– Кому из мужчин граф разрешил сопровождать вас? – спросил граф Мари.

– Папа вообще запретил им приближаться к нам и буквально выгнал из дома, – злорадно отомстила мужчинам Мари.

– Так! – устало сказал граф. Он внимательно тут еще раз взглянул на карточку, и, рассмотрев, рассердившись, порвал ее в клочья.

– Вы чем думаете? – зло спросил он мужчин. – Что было бы с Лу, увидь кто эту карточку... И кто эта компаньонка? – вдруг вспомнил он слова Мари.

– Лу?!? – яростно переспросил он, поймав смущенный взгляд Мари.

– Но отец...

– Мари, я не знаю, что вы с графом там себе придумали, – яростно протянул он, – я не позволю Лу втягивать себя в скандалы. Боже, узнай кто, что ей всего пятнадцать... – вдруг вспомнил он. И обернулся ко мне. – Малышка, это каким образом ты здесь оказалась до официального семнадцатилетия? – подозрительно спросил он. – Или граф не знает?

– Ой, дядя, – затараторила Мари, – это все папа...

– Папа стал волшебником и ускорил время, сделав пятнадцатилетнего ребенка семнадцатилетней, – ехидно спросил граф.

– Да нет, – нетерпеливо оборвала его Мари. – Кто-то сказал ему что-то про меня, и он вбил себе в голову, что меня собираются соблазнить, похитить или изнасиловать... Вот он и попросил Лу быть со мной на балу – ты ведь знаешь, что лучше ее телохранителя и бойца найти невозможно...

– И вы не надумали лучшего, как пойти одни без родителей в этих платьях! – совсем взбесился граф. – Я понимаю, Мари, у Лу мозгов нет, от нее всего можно ждать, но ты же уже совсем взрослая девушка!

– И совсем я не идиотка, – обиделась я.

– Вы пойдете сейчас к моим, – безжалостно схватил и потянул нас за собой граф как детей, – и будете стоять там как две девочки, пока я не найду ваших родителей. А ты Лу, вообще будешь танцевать только с тем, с кем разрешит моя бабушка!

– Но, дядя, я позвал тебя быть секундантом, а не затем, чтоб ты забирал Лу, – разъяренно сказал принц. – Ты меня перед моей невестой позоришь! Она не нуждается в твоей защите в моем замке... Куда я ее пригласил!

– Ах, ты ее пригласил? – обманчиво ласково спросил граф. – И граф этому обрадовался?

– Я просил у него руки и сердца Лу! – гневно сказал принц.

– В пятнадцать лет? – обманчиво ласково продолжил допрос граф.

Принц покраснел.

– Я могу это делать! – запальчиво воскликнул принц.

– И что граф ответил? – ласково спросил дядя Джордж.

Принц покраснел еще гуще и замялся.

– Он пообещал убить его, если услышит подобное еще раз, – охотно пришел на помощь принцу Логан, чуть ли не пропев это ему в лицо. Он всегда готов помочь ближнему, так и дышит.

– Он пообещал убить любого, кто еще раз сделает это! – внес ясность принц, нагло глядя на Логана. – И я уверен, что он имел в виду вас! Ведь вы сегодня уже делали Лу предложение, хоть ей пятнадцать, не так ли? – презрительно сказал принц.

– Мне не нужно ждать, пока я повзрослею, – высокомерно ответил Логан. – Я уже взрослый мужчина и не нуждаюсь в одобрении мамочки...

– Но ведь вам отказали, – злорадно сказал принц. – Какой раз, я слышал от прислуги... Вам ясно сказали «нет», а вы, старый развратник, все лезете откуда вас погнали...

Они были готовы вцепиться друг другу в глотки.

– Сдохните, сдохните, – приговаривал в стороне Юникс, с вожделением смотрящий на них, будто колдун над жертвами, хлопая руками.

Я не знала, то ли смеюсь, то ли плачу этому бардаку, крепко вцепившись в руку дяди Джорджа.

– Хорошо, что они рвут друг друга... А то прошлый раз они вцепились в Лу и каждый тянул на себя, и это было ужасно, – тихо сказала дяде Мари, потихонечку отступая назад, чтоб не привлечь внимание дерущихся зверей.

– Вы что, болваны, не понимаете, что если вы подеретесь, старик и мальчишка, вы безвозвратно скомпрометируете пятнадцатилетнюю Лу, так что ей не отмыться! – со странной ухмылкой сказал им граф, осторожно закрыв меня.

– Плевать! – сказали оба одновременно. – Я буду вынужден жениться на ней, а только этого я и хочу...

Они произнесли это в унисон.

– ...Я увезу ее во Францию, – сказал Логан. – И плевать она хотела на всех дам...

– ...Я увезу ее в свое королевское поместье, – сказал принц. – И плевать она хотела на всех дам.

Я ошалела от такого негодяйства.

– Они совершенно негодные женихи, – потер руки Юникс. – Граф, вы видите, что я веду себя достойно. И прошу вас, мы ведь друг друга хорошо знаем, походатайствовать перед графом, сказав, что я честно прошу руки его воспитанницы Лу...

– Чтоб он пристрелил дядзю Джордза... – не выдержал и хихикнул китаец.

Граф точно впервые заметил моих пажей.

– А эти как сюда попали?!

– Это пажи! – торжественно сказала я. – Они должны были нести шлейфы...

– Так, так, – сказал граф, – вот, значит, какие принцессы приехали...

А потом внимательно поглядел на нас.

– Граф хоть видел эти платья? – он покачал головой. – Они же стоят больше миллиона!

– Полтора, – тут же деловито проинформировал его Юникс. – Если ваша жена захочет такое, мы можем принять заказ... – Деловой человек взыграл в нем. – Вот это миллион, а это полмиллиона, – указывал он. – Недорого берем, граф...

Граф, все состояние которого вместе с богатейшими поместьями укладывалось в двести тысяч, побледнел.

– Если вы предложите их моей жене или дочерям, я вас пристрелю... – совершенно искренне и серьезно, разом лишившись чувства юмора, с перекосившимся лицом пригрозил он.

Теперь уже захихикали остальные мужчины.

И тут граф словно только что заново обнаружил китайцев.

– Последите, чтобы они не сцепились, – попросил он их, зная моих телохранителей. – И чтоб никуда отсюда не ушли, пока я не отведу девочек к моим...

– Если сцепятся – бейте, – злорадно приказала Мари. Я только уныло покачала головой.

– Госпоза, что нам делать? – церемонно спросил меня китаец. – Бить?

– Только если будут кусаться или друг друга убивать, – печально покачала головой я. – И не нарушьте их достоинство...

– Музкое? – понимающе спросил китаец. И сказал Джо, когда мы уже вышли: – Кастрировать не нада.

– Похоже, твои охранники очень своеобразно поняли свою задачу, и я должен вернуться как можно быстрее, – под визжанье Мари встревожено сказал граф.

Я промолчала. Не хватало, чтоб мне еще сегодня досталось после всего сегодняшнего.

– Принцессы? – вскочили сидевшие дамы семьи графа и лихорадочно поклонились. Противные дочки, я их терпеть не могла, они вечно надувались и цацкались с кавалерами, приезжая к нам в поместье, вместо того, чтобы играть. – Ты привел знакомить их?

Как завороженные, они смотрели на наши наряды.

– Дорогой, ну представь же нас... – сказала его жена. Все, что я могла о ней сказать, это то, что у нее было лицо как у дочек, а у них были пресные лица снулых рыб. Пресноводные. Глаз совершенно скользил по ним.

– Представляю, – сказал граф, – это Мари, дочка графа Кентеберийского, твоего дяди, а это Лу...

Они недоумевающе смотрели на нас, не понимая графа, будто он говорил абсурд.

– Мари? – ошарашено спросила их бабушка, которая была у нас в поместье на прошлой неделе, заглаживая скандал с принцем. Она широко открыла рот.

– Дорогой, это что, шутка? – спросила его жена. – Вы не волнуйтесь, ваши светлость, – обратилась она к нам, у него иногда бывает туговато с чувством юмора...

– Бабушка, – ласково сказал граф, обращаясь к своей теще. – Ты что, не помнишь Мари и Лу, двух озорниц, дочерей твоей племянницы? Они тут такое учудили!

Обе озорницы стояли с совершенно непроницаемыми лицами совершено не виновато, словно не понимая речи, как две светские иностранки, ожидающие, пока их представят на родном языке.

– Парле ву франсе? – спросила я бабушку, принужденно улыбнувшись, как человек, дожидающийся, пока его представят. Я слегка напоминала глухую. И по-французски же добавила: – Ваш замок просто чудо...

Граф ошарашено замер.

– Ну, дорогой, ты знаешь, твои шутки перешли всякие границы, – рассержено зашептала графу графиня, внешне широко улыбаясь нам. – Я всегда знала, что у тебя напрочь отсутствует чувство юмора.

Дочери синхронно укоризненно поглядели на отца. И даже отодвинулись от него.

Мари стояла с невозмутимым лицом.

– Черт побери, эти продувные девчонки меня доведут до удара! – воскликнул граф. – Слушайте, что они устроили...

Мари поняла намек. Наверное, она не хотела слушать.

– Ваш отец такой фантазер и выдумщик, – игриво сказала она по-французски, обращаясь к графине-жене, будто приняла ее за дочь, не поняв, о чем так лопочет граф. Мари потрепала его по подбородку. – Представьте, это в свои-то пожилые годы он предложил мне руку и сердце! Такой живчик!

Я думала, что графа удар хватит. А когда графиня злобно взглянула на него, то ее.

Дочери были в шоке и смотрели на отца.

А бабушка! Я дорого бы дала за то, чтоб посмотреть, как она будет живьем есть своего сына.

Граф растеряно посмотрел на нас. Похоже, его самого при этом снова посетили сомнения, не чокнулся ли кто-то здесь.

В это время из кунсткамеры с живыми редкостями, где были заперты наши кавалеры, раздались крики пытаемых мужчин. Как только я сообразила, граф сломя голову кинулся туда. Минута, и мы с Мари были там. Зрелище было не для слабонервных. Трое мужчин были привязаны к батарее модного в Англии парового отопления, этой новомодной новинки, а индеец сидел возле двери и довольно точил нож.

– Они все, наконец, дали обещание на тебе жениться, – на своем ломаном языке довольно сказал он. – Они все слабые как скво и сломались после первой пытки. Госпожа теперь может выбирать любого, – уверенно сказал он, убежденный, что этого-то я и добивалась, когда приказала, чтоб они не убежали...

Я этого не выдержала и сползла по двери, истерически хохоча и не в силах остановиться.

Рядом не выдержала Мари, забыв про все роли, содрогаясь от хохота и будучи не в силах нащупать землю под ногами, так тщетно хватаясь за дверь... Пока граф лихорадочно закрывал ее, не пропуская любопытных, из которых внутрь прорвалась только бабушка.

Его жена и дочь колотили снаружи, крича – открывай, мерзавец, что ты задумал сделать с принцессой!

Я же просто была не в силах подняться, задыхаясь от смеха.

– Лу, выручай меня, я поклялся на тебе жениться! – во все горло истерически закричал принц. – Забери своих волкодавов, и мы тут же поедем в церковь!!!

– Когда я женюсь на тебе, – проворчал, подвывая от боли, Логан, – мы первым делом сошлем твоих китайцев на рудник...

– Мы поженимся сегодня же, и поедем выколачивать долги, – деловито и спокойно-хладнокровно вещал Юникс, найдя выгоду и уверенность духа в любом положении. – Я понял, как с помощью твоих верных слуг мы вернем все наши долги...

Закинув голову и закрыв глаза, по которым текли слезы, я ржала, как помешанная, вместе с Мари, переглянувшись с которой мы снова начинали визжать от смеха... Мне уже было наплевать на бал, тем более что я понимала, что танцевать мне более не придется... Как бы не затанцевать где-то на льдине среди белых медведей на каторге, когда все откроется.

Снаружи раздавались бешеные стуки.

– Что ты делаешь с девочками, проклятый кобель! – вопила там мадам. – Почему они плачут! Бессовестный развратник, ты хоть о дочерях подумал, что им за это будет!!!

Граф, оттащив бабушку за шкирку в угол, яростно объяснял ей ситуацию.

Не сразу, но она поняла ситуацию.

– Так им и надо! – ужаснулась она, как ни странно осудив именно мужчин. – Что с девочками наделали! Так бесстыже их опозорить!

Я даже смеяться перестала от такого утверждения.

– Бедняжка, – глядя на меня, она аж всхлипнула.

Я открыла рот.

А бабушка, заметив, что они до сих пор привязаны, выругалась, и, бесстрашно взяв из рук Джо нож, и пошла к мужчинам.

– Что же теперь делать? – на ходу размышляла она.

Мужчины настороженно и напряженно впились глазами в нож. Бабушка храбро собиралась обрезать веревки, но, по привычке, забыла то, что хотела сделать, задумавшись.

– Может взять с них слово молчания и чтоб они не приближались к ним даже на полкилометра? – задумалась бабушка, остановившись перед принцем и погрузившись в свои размышления. Принц с ужасом смотрел на нож и бабушку. Хоть он и пытался держаться гордо, но жилка на лице у него трепетала.

– Белый скво не так пытает... – сказал Джо, подойдя к ней. – Смотри, как это делать правильно...

С этими словами он хладнокровно неожиданно уколол Юникса в нерв и тот начал извиваться и вопить от боли.

– Все сделаю, все сделаю... – зашептал он на родном языке, с ужасом смотря на нависшую бабушку.

– Не надо, я и сам, – прошептал, тщетно пытаясь отшатнуться от приближающегося графа, принц.

Я совсем умерла от смеха, и на меня даже уже рассчитывать было нельзя, чтоб остановить этот балаган. Мари держалась за меня. У нас случился припадок. То ли смех, то ли уже рыдания.

– Плачут бедняжки, – слышалось за дверью...

Я заплакала еще сильней. Теперь уже стонала.

Бабушка шепотом требовала от мужчин, чтобы они дали клятву больше никогда не подходить ко мне и близко и тут же торжественно отказались от предыдущей клятвы на мне жениться. Лица всех троих были крепко сжаты, и они угрюмо молчали, не отвечая ни слова.

Она все ласково уговаривала их, натыкаясь на хмурые лица, и с трудом скрывала обуревавшую ее с каждым мгновением злость.

– Ах, так! – разозлилась старая карга. Она, очевидно, совсем взбесилась от ярости. Ибо подбежала к громадному пустому аквариуму с муравейником термитов в центре, что был в этой комнате вместе с пираньями, змеями и прочими диковинками. Термитник был сделан очень здорово – его окружала полоса воды, и муравьи не могли выбраться, и жили в этом кусочке стекла.

С силой схватив, почему-то муравейник, бабушка дяди Джорджа обрушила куски муравейника на головы этих прикованных негодяев. Заталкивая кишащие кусучими и разъяренными разрушением их дома термитами куски муравейника им за пазуху. Мужчины бешено задрыгались.

– Мама, что ты делаешь! – вскричал граф. И начал вырывать куски у нее из руки.

– Ах так!!! – разъяренная бабушка, видимо, в ярости из-за того, что он мешал ей, обрушила громадный кусок термитника на голову графа, так что он оказался с ног до головы обсыпанный красной крошкой. А потом еще и толкнула его на разгромленный термитник.

Потрясенный граф лежал на термитнике и ошеломленно смотрел на мать. А потом вдруг вскочил и, бешено подпрыгивая и бья себя по спине и бокам, и стал с криками срывать с себя одежду.

По лицам привязанных мужчин текли слезы, они мычали; размазанные красные и черные полосы грязи делали их похожим на клоунов, когда они делали гримасы.

Увы, термиты были живыми и настоящими, хоть невозможно было представить, кто приказал привезти и поставить их в комнаты для гостей вместе с аквариумами с пираньями с другой стороны комнаты.

Очевидно, чтобы утихомирить адскую боль, граф опрокинул на себя стоявший горшок, не поняв, что это не вода, а бочонок томатного соуса...

Я изнемогала. С Мари же случилась истерика, и она даже руку поднять не могла, чтобы тыкнуть пальцем в них, как хотела: она только содрогалась и только тихие слезы текли по ее лицу.

Джо, не в силах выдержать вида пытаемых так жестоко мужчин, сам обрезал веревки, и они с криками заметались по комнате, высоко подпрыгивая и срывая с себя шмотки. Посредине бешено танцевал, хватаясь за задницу, полуголый граф, которому досталось больше всего. Он совсем обезумел от боли и уже ничего не видел.

И в это время, наконец, взломали дверь. Мы с Мари лежали на земле в обнимку, словно патриции за завтраком, и тихо визжали, стоня, глядя на группу крутящихся и подпрыгивающих мужчин с голым разрисованным графом во главе.

Чуть впереди нас сидели, с восторгом глядя на эту картину, как в театре, хохочущий китаец с индейцем, вытиравшим слезы.

От вида голого размалеванного графа, отплясывающего джумбу, с вломившимися спасателями случился шок.

– Ах, мой сын такой шутник, – с трудом сказала ворвавшейся знати по-французски сквозь смех тут же нашедшаяся старая бабушка, сидевшая впереди всех, вытирая льющиеся слезы. – Принцессы совсем впали в депрессию от долгого пути, и граф с мальчиками решил их повеселить... Не волнуйтесь, все было пристойно, ведь я здесь... – выговорила она, с трудом сдерживая рыдания.

Графиня с криком вцепилась графу в лицо и упала в обморок прямо на муравьев...

От вида открывшейся двери мужчины, наконец, пришли в себя и ринулись в нее, сметя стоявших зрителей. Очевидно, они «поделились» с теми немного своими термитами при ударе, потому что некоторые дамы стали вдруг подпрыгивать и вертеться, ничего не понимая и в ужасе задирая платья. Вскочившая с муравейника графиня с окружившими ее проклятыми дочерьми, не подумавшими, где они присели над матерью, плясала не джумбу, а канкан.

Я думала, что я умру... Мари только сдавлено хрипела, а по лицу бабушки катились большие-большие слезы...

Глава 40 Выиграть на скачках, проиграть в любви

Через полчаса мы все еще сидели в одной из комнат с отцом и матерью Мари, приводя себя в порядок.

– Уезжаем! – первым делом скомандовал очнувшийся и пришедший в себя граф.

– Было отдано приказание никого отсюда живьем не выпускать, – тихо и заискивающе сказала я. – Королева захотела увидеть нас живыми...

Проклятая бабулька уже рассказала графу и графине Кентеберийским, что произошло. Графиня снова упала в обморок, а граф сидел, сжав руками виски.

– Ходячая катастрофа, – сказал он мне. – Скажи мне хоть, что мне делать?

– Господи, чего вы волнуетесь, – недоуменно проговорила я. – У нас есть еще Франция...

– Но моя репутация...

– Твоя репутация не идет ни в какое сравнение с репутацией дяди Джорджа... – сказала Мари.

Я не могла даже улыбаться, ибо болели скулы.

– О Господи! – сказал граф.

– Он застрелится? – любопытством спросила я.

Граф люто взглянул на меня.

– Принц и Логан тоже? – с сожалением спросила я. – А где я возьму такого ювелира, как Юникс, – я печально поникла.

Граф кусал руки от злости.

– Это была большая ошибка, – наконец напряженно заявил он.

– Жаль, что тебя там не было, – сказала Мари.

– Что?!?!

Я представила, как граф танцует голым, и села на пол от смеха.

– Вы танцуете, папá? – спросила я.

Граф готов был нас обоих убить.

– Ой, папа, я вовсе не то имела в виду, – задыхаясь от смеха, извинилась дочь. – Я имела в виду, что там было так интересно, – мы никогда еще так не развлекались, правда, Лу?

– Цирк! – авторитетно подтвердила я. – Вам не обязательно было участвовать граф, но оно стоило того, чтоб увидеть самому... Вы много потеряли... Вам не обязательно было прыгать...

Мне пришлось поспешно вскочить и отпрыгнуть, ибо граф озверел.

Мари задыхалась от смеха.

– Ой, папа, ты такой шалун! – сказала она по-французски.

Теперь уже я задыхалась от смеха.

– Клянусь, я вас обоих сейчас как маленьких разложу и выпорю! – угрожающе пообещал граф. – Несмотря на то, что вы выглядите взрослыми!

– Джо, ты где? – просто так, от нечего делать, спросила я.

– Моя тут! – ответил китаец, сидевший у двери.

Граф ощутимо помрачнел.

– Давно уже пора заняться твоим воспитанием, – встревожено сказал он. – Для начала отослать китайцев...

– А потом Лу укладут и... изнасылуут! – с чувством махнув рукой, сказал китаец. – Сколько их было уже!

Граф выругался.

– Лу, что ты с ними делаешь? – выругался граф.

Я ошалела от такого несправедливого обвинения.

– Ницего не делает, – откликнулся китаец. – Я всегда внимательно слезу, цтоб она до брака с ними ницего не делала! Цто мы, цесть не понимать?!

Китаец кажется, обиделся.

А вот я обиделась точно.

– Что это вы себе позволяете? – хмуро спросила я. – Что хочу, то и буду делать с мужчинами! – я махнула кулаком. И вообще, сегодня я окончательно увидела их звериную сущность, – они мне не нужны! – истерически выкрикнула я.

– Они что, танцевали совсем голые? – с ужасом спросила очнувшаяся графиня. – И вы видели, юные девочки, их звериную сущность?! – она снова упала в обморок. Мари грохнулась на кровать рядом с ней, а я упала рядом.

– Кажется, сегодня классный день! – размазывая слезы, истерически выкрикнула я, задыхаясь от смеха.

– Я так и знала, что еще ничего не кончилось, – радостно выдохнула Мари.

Граф уже просто боялся подходить к нам и нападать на нас. Он явно подозревал, что в этом случае нарвется на просьбу не показывать свою звериную мужскую сущность и только яростно мугыкал себе под нос от злости, бросая на нас затравленные взгляды из дальнего угла.

Мы с Мари хохотали безостановочно до бесчувствия, глядя в потолок, пока не обессилели. Я уже просто сдвинулась и не могла остановиться. Достаточно было мне, повернувшись, встретиться с Мари глазами, как мы начинали давиться снова.

В дверь осторожно вошла старушка.

Увидев ее, нас Мари чуть не скрутил припадок.

– Прекратите, бесстыжие девчонки! – крикнула она.

– Весь час так, – обречено сказал граф. – Никак не могут успокоиться...

– А, так у них истерика! – удовлетворенно сказала бабушка.

Мы с Мари начали просто рыдать во весь голос, перестав сдерживаться.

– Я не могу, – жалобно простонала я. – Мне... мне... больно...

– Ах уж эти мужчины, – сочувственно сказала бабушка. – Звери!

Китайцы грохнули. Мы с Мари завизжали, не в силах остановиться.

– Что же вы хотели, – виновато сказала бабушка, рассердившись на то, что она не понимала, что происходит, – потри любого мужчину и наружу выпрет звериная су...

Нас с Мари разбил паралич. Мы так и корчились на земле, как в падучей.

– Граф, прекратите немедленно!!! – визжа от смеха, сумела крикнуть я. – Вон, вон, все вон, я не могу вас видеть!!!

Услышав мой молящий дикий крик, в комнату ворвался уже известный мне мажордом со слугами, и, увидев мое состояние, почему-то, я до сих пор не поняла почему, они дословно выполнили мое приказание, яростно вытолкав графа и бабушку взашей, как те не сопротивлялись. Почему они мгновенно подчинились именно мне, это вопрос, но творилось невероятное...

Боже, что творилось! Я просто рыдала во весь голос, глядя, как за руки и ноги графа выносят из комнаты, – от вида отца меня начали бить спазмы. Слезы летели в четыре ручья во все стороны от моего красного как рак лица, когда бабулька сопротивлялась.

Мари отвернулась к стенке, чтобы уже не видеть этого кошмара, потому что она не могла этого выдержать между всхлипываниями.

Она повернулась, чтобы увидеть, как очнувшуюся и ошалевшую от такой картины графиню выносят из спальни прямо с диваном. Ничего не понимающая графиня-мама, плывя как на корабле, закрыв лицо руками от страха визжала во весь голос, пытаясь проснуться от кошмара, а мы с Мари достигли последней стадии, уже просто мыча от истерического невыносимого смеха. Я боялась, что меня хватит удар и на сегодня все кончится...

– Что с ними? – встревожено спросил кто-то.

– Лежат как мертвые, уставившись в потолок, – раздался в полумраке тихий голос.

– Осторожно, там ее китайцы, – ойкнул кто-то.

Дверь мгновенно закрылась.

Застонав, я приподнялась.

– О Боже, – сказала я, чувствуя, как болит ноющее тело. Говорить совсем не хотелось. – Не могу понять, почему я чувствую себя такой обессиленной, ведь я еще даже не танцевала.

– Мама всегда говорила, что мужчины доводят женщин до изнеможения, но я никогда не думала, что это так плохо... – простонала Мари.

От двери кто-то захихикал. Я рассмотрела снова всунувшуюся вихрастую голову.

– Мир, дружба народам, Китай, – поспешно сказал Джекки, углядев китайца, и подняв две сложенные руки, помахав ими ему. – Как насчет того, чтобы пойти танцевать? – быстро обратился он к нам.

Я ойкнула.

– Что-то все попытки плохо кончались, – застонав, проворчала Мари.

– На этот раз я выставил охрану, – успокаивающе сказал Джекки. – Враги не пройдут! Логан к тому же не может идти. У него, сказали, нет в замке запасной одежды...

Мари облегченно вздохнула.

– Теперь бы еще тебя куда-то засунуть, – сказала она. – И все будет класс.

Принц, кажется, обиделся.

– А мама? – спросила я.

– Она танцует...

– О? – сказала Мари.

– Слушай, а что про нас говорят? – вздохнула я, приподнимаясь. – Нас еще где-нибудь будут принимать?

– Ходят слухи, что от вашей красоты мужчины дуреют... Граф Кентеберийский упал в обморок... Граф Вернуэльский тронулся от вашего вида и танцевал голый, предлагая вам графство, руку и сердце, пока его не скрутили санитары... Уже было две кровавые дуэли...

– Логан убил моего Юникса? – вскочила я.

– Не волнуйся, это только слухи, – успокоил принц от двери.

– Но он действительно танцевал голый, – хихикнула Мари.

– Мари, прекрати, – устало простонала я. – Я не могу больше смеяться, это уже просто больно и не радостно!

– Так, Джекки, слиняй, – совершенно непочтительно строго обратилась к его высочеству Мари. – Мы будем приводить себя в порядок.

– Слышал бы тебя кто-нибудь из твоих поклонников, упал бы в обморок, – прохихикал Джекки, делая вид, что падает, но дверь аккуратно закрыл. – Только не сидите тут час, как это делают дамы...

– Идзи, идзи, – сказал китаец, толкнув его в спину.

– Когда женюсь, первым делом вышлю абсолютно всех китайцев из страны, – чувствуя себя в защите за дверью, обозлено крикнул Джекки, удаляясь.

– Поцему китайцев? – удивился тот.

– Видишь ли, на большое торжество всех воров выпускают из тюрьмы, – смутилась Мари. – Всякое доброе дело хорошо... Или дать свободу разноцветным птичкам, выпустив их из клетки, чтоб летели до самого своего дома...

– Ага... Всех цветных домой... Доблое дело, – уловил наконец связь китаец. – Дать, цтоб летели до самого Китая. – И добавил. – Не бывать ему твоим музем.

– Пожалуйста, заткнитесь все, – попросила я их. – И куда исчезла та радость, с которой я ехала на свой первый бал? – печально спросила я. – Аж плакать хочется...

– Догнать его? И дать ему за все в мире? – предложил китаец. – Я могу догнать и дать ему?

– Догоним и всыплем за то, что госпожа злая, – согласился индеец.

– У него такой красивый скальп, у тебя, смотри, таких нет, – просто так сказал ему китаец.

Пока они так легкомысленно болтали, мы с Мари приводили себя в порядок.

Пришлось подождать, пока лицо примет нормальный цвет, умыться, причесать заново волосы, вычистить и привести в порядок платья, навести макияж, выпить чашечку меду... В общем, столько дел.

– Когда мама говорит, что ей надо привести себя в порядок, это значит целый час, но я-то думал, что вы втрое моложе, – рассерженно сказала голова Джекки, всунувшись в дверь.

Мари удивленно подняла на него глаза. Она снова была красавицей. У Джекки захватило дух. Он пялился на меня.

– Что вы пьете? – с интересом спросил он.

– Мед, – хладнокровно ответил китаец. Он всегда носил с собой фляжку на поясе, поскольку это лучше всего бодрило в тяжелом бою, когда лишь мгновение чтобы перекусить.

– Что!?! – лицо у Джекки вытянулось.

– Мед, – недоуменно подтвердил китаец. – Лу всегда его пьет, когда устает. А сегодня она будет одна, будет целая ночь и оцень много мужчин, и ей надо быть оцень бодрой...

– Да вы понимаете, что вы делаете!? – ворвалась как метеор, бабушка, очевидно стоявшая за спиной Джекки, выхватив из наших рук чашечки с медом. Она разом выдула их и всю флягу. И облизала губы. – Вы что, обе, сошли с ума?

– Но я всегда подкреплялась медом, когда приходилось скакать всю ночь до утра, – недоуменно сказала я.

Я думала, бабушку снова хватит удар. Она минуты три изучала мое детское невинное лицо, пока разъяренно не выпалила:

– Хватит!

– А в чем дело? – рассержено спросила Мари. – Мы голодны...

– О Боже... – сказала бабушка и опустилась на стул. – Вы хоть знаете, как мед действует?!

– Как возбуждающее, – удивленно ответили мы, – и можно снова шалить, драться или бросаться навстречу врагу с новыми силами... Ты буквально набрасываешься...

– Угу, – отвлеченно ответила бабушка, видимо вспомнив разговоры, которые шли о нас. – Идемте-ка быстрей, и больше никакого меда... Обещаете?

Мы непонимающе уставились на нее, разъяренные до безобразия.

– Что происходит?! – требовательно спросила я. – В чем нас на этот раз подозревают!?!

Тут уже смутилась бабушка.

– Ну, понимаете... – растеряно сказала она. – Если женщина выпьет меда, она будет накидываться на мужчин...

– Драться? – недоуменно подняла я брови. – Вы считаете, что мы устроим драку?

Джекки хихикнул.

– Нет, – сказала с трудом бабушка. – Просто от меда женщины... ну это... ну... мужчин это самое...

Я увидела, что Мари делает мне большие глаза, предупреждая меня, и поняла.

– Извращенцы какие-то, – протянула я, никак не в силах представить, что это нужно делать с медом, чтоб было это самое. Ничего в голову не пришло... Кроме того, что я вспомнила, как кто-то говорил, что он хочет меня облизать... Может женщины мажут себя медом, чтобы мужчины облизывают? Ничего, – подумала я, – обязательно все потом выясню у Мари, что же эти извращенцы делают с таким чудесным продуктом... Но сейчас, чтоб меня не приняли за совсем невинную дурочку, удовлетворенно кивнула. Мол, я не буду делать это самое, успокойтесь...

– Ну, пошли, – ошалело вздохнула бабушка.

– Я поняла, они целуются, намазав губы медом, – наконец озарило меня. И я почувствовала себя взрослой и удовлетворенно гордо взглянула на Мари. Я догадалась сама и не надо даже спрашивать сестру. – Губы сладкие, – довольно сказала я со знанием дела, – и мужчины летят, как мухи на мед. Да, бабушка?

– Да, да, – сказала бабушка, странно взглянув на меня, прикусив губы и поспешно тяня меня за руку собой. И сумасшедше ворчала. – Убью того, кто ребенка втянул в это... Что они себе думали...

Странная она какая-то, – подумала с опаской я. Но ничего не сказала, опасаясь чего-нибудь вроде термитника на свою голову.

Если я думала, что придется свободно танцевать, то я глубоко ошибалась. Нас уже у входа в зал встретила целая фаланга родственниц и пожилых дам, замкнувших нас фалангой. Естественно, сейчас, когда бал уже давно начался, нас никто не объявлял.

Мы так и двинулись, словно в атаку, когда мы с Мари были полностью с ног до головы закрыты телохранителями.

– Еще не хватало только рубить головы тем, кто на нас посмотрит, как это делают в Китае, когда идет император, – проворчала я.

– Так и надо, – согласился китаец, кивая. – Этого не хватает...

Я хихикнула.

Нас почти не было видно со стороны – так нас защищали от этих опасных мужчин.

Но это построение сыграло с нашими женщинами злую шутку. Слишком странное, оно привлекло внимание.

Даже при этом все было бы хорошо, если б, входя в зал, не приходилось проходить возвышение, чтобы все видели, кто прибыл. И если б они не шли таким широким клином.

Конечно, они уперлись в танцующие пары, и мы с Мари оказались на возвышении. Я с интересом оглядела зал. И почувствовала, как странно он замер.

Холод побежал у меня по спине, когда я поняла, что люди останавливаются и замирают, странно уставившись на нас. Они впились в нас взглядом.

Я с опозданием лихорадочно вспомнила, что сильные эмоции толпы заражают друг друга, особенно если до этого она возбуждена и подогрета слухами, а настоящее незнакомое произведение искусства может вызвать у впервые увидевшего его человека обморок. Несомненно, мы с нашими платьями стали для толпы гипнотизирующей точкой, подобно двум глазам удава. Я видела, как факиры завораживали людей, прося смотреть их на блестящий предмет, и потом делали с ними, что хотели...

Даже оркестр прервался на неоконченной ноте...

Один из мужчин потерял сознание. Да они просто слышали, что люди теряют сознание от нашей красоты, и теперь зомбированы! – поняла я. Они увидят все, что надо. Они не видят Лу и Мари, они видят чудесные платья и автоматически считают, что и дамы такие же прекрасные. Вот почему королевы всегда красивы...

Тысячи глаз неотрывно смотрели на меня, впившись в светящуюся точку у меня на груди. У меня почему-то было такое ощущение, что я держу в руке их сердца. Я слегка посуровела, и они точно вытянулись передо мной в струнку...

Они не дышали.

Тишина, после только что царившего шума и гама и воя оркестра, была убийственна.

– Богини Ника и Афродита, – громом прозвучал вместо официального представления чей-то потрясенный голос.

Я, улыбнувшись, сделала книксен.

Мари слегка запоздала, будто она моя старшая Афродита.

Все засмеялись нашему представлению, и некоторые молодые люди восторженно зааплодировали. Я исподлобья повела на них своими большими пронзительными глазами, и они замерли, покраснев, будто школьники, уличенные в детском поступке.

В это время один из удивительно властных людей в центре зала подозвал к себе герцога и что-то шепотом спросил, вперив в меня суровый и пронзительный взор. Тот так же ответил ему, поклонившись. Мужчина ни на секунду не оторвал от меня взгляда, пронзительно смотря на меня... Он выглядел шокированным...

Я тряхнула головой, разметав свои волосы и сменив положение.

Заметив напряжение, в зале снова на мгновение воцарилась мертвая тишина. Мы напряженно смотрели с ним друг другу в глаза.

– Мари, дочь графа Кентеберийского, и Лу, – наконец, объявляюще сам сказал он, представив нас. – Прошу любить и жаловать...

Все ахнули и снова застыли.

Наш кортеж двинулся дальше.

Мари выглядела потрясенной.

– Что произошло? – встревожено спросила я Мари. – Почему все выглядят еще более шокированными, чем до того, как объявили, кто есть кто?

– Потому что нас вместо мажордома представил сам король, – хмуро сказала Мари.

– Мне надо быть польщенной? – подняв брови, спросила я.

– Не знаю, это в первый раз, – напряженно ответила Мари.

– Успокойся и чувствуй себя как дома, – легкомысленно пожала плечами я.

Мари казалась шокированной.

– Что, этого до этого он этого ни с кем не делал? – спросила я.

– Не знаю, но мне это не нравится, – односложно буркнула Мари, повторив почти те же слова. Я решила ей отомстить.

– Успокойся и получай удовольствие, – фыркнула я. – Нас просто представлял гостям хозяин дома...

– К тому же отец Джекки, – поддела меня Мари.

– Надеюсь, он не станет валиться в обморок, – не осталась в долгу я. – К тому же он что-то напряженно выглядит.

– Боишься получить такого свекра? – нагло шепнула мне на ухо Мари.

Я нисколечки не расстроилась.

– Смотри, шепну будущему свекру, – сделав страшную рожу, угрожающе шепнула ей я. – И он прикажет тебя выпороть!

Я не выдержала и расхохоталась вместе с Мари.

Мари все-таки испуганно взглянула на не отводившего от меня взгляда короля.

– Не бойся, – успокоила я ее. – Ему нечего волноваться о дочери конюха. (Таким был один из совсем глупых слухов о моем происхождении.) Мальчишки женятся в тридцать лет, а к тому времени я стану несносной старой девой... – я скорчила рожицу – ну точь-в-точь идущая рядом тетка.

Мари фыркнула.

– Перестань смешить меня, – строго сказала она. – Я сегодня столько смеялась, что сама мысль начать сейчас снова вызывает во мне ужас! Скулы просто болят. К тому же король вряд ли согласится танцевать перед нами голый, как Джекки...

Я не выдержала и захихикала.

Начался бал. Если б я знала, чем он кончится, зареклась бы ходить по балам!

Нас доконвоировали до места как опасных преступников. Мою карточку, конечно, мне в руки даже не дали. Ее держали две бабушки в окружении подозрительного вида горилл и отсеивали каждого, кто проявил подозрительное рвение.

Гордый принц все время вертелся вокруг нас с Мари.

– Мне, конечно, отдадут первый танец? – важно спросил он. – Как хозяину замка?

– Ах, принц, – тихо сказала бабушка, глазами показав ему на дверь, – я бы посоветовала держаться отсюда как можно дальше... И от Лу... Вы уже показали, как вы можете танцевать...

Мы с Мари не выдержали и хихикнули.

– Я хочу записать первый танец! – упрямо сказал он. И вызывающе громко обратился к графу: – Граф, вы, конечно, будете рады, что я открою бал первым танцем с вашей дочерью? Вы же не оскорбите хозяев?

Граф ему хотел что-то сказать такое... Но, увидев скопившуюся знать, передумал.

В это время меня просто утащили в самую гущу старух за руку, чтоб я не могла и пикнуть.

– Конечно, – поспешил заверить граф. И ухмыльнулся, – Мари, ты ничего не имеешь против того, чтоб открыть бал с принцем? Вы же не оскорбите мою дочь неожиданным отказом, ваше высочество, раз согласились?

Лицо Мари стало напряженным.

– Папа, – я не давала согласия! И с этим противным мальчишкой я танцевать первый танец не буду! Это плохая примета!!!

– Вот видите принц, – очень огорченно развел руками граф. – Мои дочери отказали вам! Они уже старые. Они думают, что недостойны таких молодых кавалеров!

– О, принц, – успокаивающе сказала графиня, – вы еще так молоды – гордитесь этим! Юность так быстро проходит... Когда-то, лет через пятнадцать, когда вам разрешат жениться, вы еще посмеетесь, встретив на балу Лу или Мари с дочерьми, что были так пылки, и глаза ваши застит печаль о юности... И мы тоже были так молоды, – скажете вы мужу Лу... И может даже очаруетесь ее дочерьми...

Я думала, что принц разорвет маму в клочья или будет ее кусать.

– Ну, графиня, никогда бы не подумал, что вы оскорбите главу бала в его собственном доме, – злорадно сказал принц. – Отказав ему в танце...

– Вы хотите танцевать со мной принц, – лукаво сказала графиня. И подняла брови, – Первый танец?

Лицо принца вытянулось.

Она обернулась к мужу.

– Дорогой, ты разрешишь мне открыть бал?

Когда она обернулась, принц уже стоял в стороне, размышляя, как пробраться сквозь старух, которые намеренно вставали на его пути и каждая заговаривали с ним, ко мне. Я с интересом наблюдала за ним. Честно сказать, мне хотелось бы, чтоб первый танец со мной танцевал кто-либо посолидней. А то все будут смотреть на меня, как на кнопку...

– Неужели вам не хочется, чтоб хозяин бала танцевал...

– Со мной? – говорила кокетливо старуха. – Ах, ваше высочество, я так рада! – хихикала та. – Вы такой шалунишка! Со мной давно уже никто так ни шутил!

– С вами вообще уже давно никто не шутил, – ворчал сквозь зубы принц, пытаясь пробиться с другого конца.

– Ах, ну неужели хозяин бала не может танцевать, – гордо говорил он следующей, и быстро добавлял, наученный горьким опытом, – с Лу! Этот так некрасиво!

– Его величество король сам хочет танцевать с Лу?? – сделала большие глаза старуха. – Не уверена, чтоб это понравилось вашей маме, принц, ибо Лу такая красавица, а ваш отец уже в летах! – ахнула она.

Принц озверел.

– Чем вы мотивируете отказ от моего предложения? – взбесился он.

– Ваше величество хочет жениться на мне?! – всплеснула руками чудовищная полуглухая и, по-моему, свихнувшаяся старуха, которая мало что понимала, что происходит. Она не поняла иронии и смотрела на мальчишку откровенно жадным взглядом... Выжившая из ума старуха, в юности бывшая первой красавицей и впадавшая в детство, даже не поняла, что это шутка...

Я схватилась за Мари, чтобы не упасть, широко раскрыв рот и боясь спугнуть такой момент.

Принц замер.

– Дорогие мои, – раздался ее голос, – поспешите ко мне, принц сделал мне предложение...

Я умирала от смеха, отчаянно стараясь не хохотать во все горло и закрывая лицо руками. Ведь в Англии такое слово обычно железно держат, сказанное – дело чести – иначе его никто не будет уважать. Мари отчаянно уткнулась в меня, но я плохая салфетка – я тряслась.

Мама отчаянно закрывала лицо салфеткой, но это она тряслась, и было видно, как во все стороны от ее покрасневшего лица летели во все стороны слезы...

– О дорогой! – схватила старуха Джекки за руку, – пойдем, я представлю тебя моим родным. – Послушайте, какая у меня радость!!! – завопила она. По лицу ее текли благоговейные слезы.

– Мама, ты, наверное, ослышалась, – в ужасе сказала ей одна старуха, тщетно пытаясь оторвать ее от Джекки, который сам в шоке отрывал старухины пальцы от рук.

Я хохотала уже открыто, но Мари еще закрывала лицо руками, содрогаясь от смеха...

– Ты ведь подтвердишь, дорогой, ведь слово мужчины – слово чести, – немного встревожено проговорила старуха. – О нет, постой, – ловко перехватила она его руку, – не смущайся, я буду отличной женой... Я понимаю, что ты немного смутился, – растеряно проговорила древняя старуха, отчаянно удерживая вырывавшегося принца, – но сейчас ты увидишь моего папу и деда, и поймешь, как был нелеп твой страх.

Я не выдержала, и села на пол, закрыв лицо руками. Очевидно, от мысли, что Джекки вот сейчас отправится прямиком к «папе», который, наверное, дважды перевернулся в своей могиле вместе с еще в прошлом столетии почившим дедом, мне сделалось дурно.

– Папа, где ты!!! – закричала старуха, оглядываясь по сторонам. – Покажись!!!

Мне стало худо от смеха, и я повалилась на свои колени, а на меня навалилась рыдающая от смеха Мари.

– Где ты, скорей благослови нас!!!

Я как представила, как ее «папа» вылазит из могилы, стуча костями, и благословляет принца тенью отца Гамлета, так чуть не свернулась. В могилу давно сошел ее сын, а она еще жива.

Один граф стоял с дурнуватым видом, смотря на принца с интересом, как дурачок.

– О Господи, венчайте скорей, жених молодой, такой нетерпеливый, – старуха хихикнула, ибо Джекки выделывал что-то непонятное.

Мы с Мари просто лежали.

В это время в зал вошел епископ.

– Венчать? Кого венчать? Где помолвка? – растерянно спросил он. – Кто нетерпелив?

У принца не выдержали нервы. Он, как это увидел, так, забыв про все, дернул прочь. Но не рассчитал, насколько еще сильна старуха, и, запутавшись в чьем-то шлейфе, прямо со старухой рухнул на пол в аккурат под ноги епископу... Оказавшись перед ним на четвереньках, а успевшая подняться старуха – на коленях.

– Чего вы стоите, благословите их скорей, папá!!! – дурным голосом провизжала я.

Епископ механически занес руку для благословения. Он ничего не понял, кроме любящей пары. И, к тому же, у меня всегда получалось приказывать, а люди думали потом.

И тут принц не выдержал. Он рванул прочь так, что одежда треснула. С треском оставляя клочки одежды, он, прямо на четвереньках, ринулся со всей мочи из зала, волоча за собой упрямую старуху.

Мы с Мари умерли, рядком сидя на полу. Это уже не был смех.

– Принц! Принц! – вопили мы, подпрыгивая как на скачках, поддерживая любимую кобылу.

– Стой! – орала старуха. – Я с тобой всегда!!! Я твоя жена!

Не разобравшись, епископ кинулся за ними. Увидев это, Джекки совсем тронулся. Он буквально молотил ногами и руками по полу, волоча за собой старуху и вцепившегося в нее епископа.

– Именем церкви, – сказал епископ...

Видя, что ему не оторваться, ошалевший принц начал сбрасывать одежду, яростно вырываясь... С ним случилась истерика – нервы совсем сдали.

– Ах! – по залу пронесся вздох восторга. Принц сумел вырваться из любящих рук. И теперь опережал старуху.

В зале не ржал, наверное, только слепой. Мы улюлюкали и свистели.

– Остановись, я же твоя навеки, – вопила невеста, хватаясь за него.

А принц, наконец, оторвавшись, прямо на четвереньках бешено рванул прочь, имея лишь не более полуметра отрыва.

– Жениха, жениха держите!!! – дурным голосом вопила я.

Не разобравшись за спинами, какие-то сердобольные дамы начали ловить Джекки.

Визг, свист, поощрительные крики превысили всякое соображение.

– Принц!!! – скандировали мы, выкидывая вверх руки. Все болели за него, как на скачках.

Ржание и рев стояли хуже, чем на скачках. Все болели, кричали, свистели стоя. Дамы рыдали в платочки, опершись на мужчин.

Я, откинувшись на стенку, хохотала, как безумная и хлопала в ладоши.

Задерживаемого принца догоняла старуха. Обезумев, принц ринулся прямо под ногами преградившей ему путь с широко расставленными ногами какой-то тетки, и дальше мчался с белой попоной на спине.

Трибуны засвистели.

– Ставлю сто фунтов на белую лошадь!!! – провопила я.

Трибуны взревели, когда принц на полной скорости обогнул кинувшуюся ему навстречу какую-то старуху.

– Третьей идет красная!!! Она обходит старую кобылу, – голосом профессионального комментатора болельщика провизжала я. – В забеге лидирует лидер скачек Принц!

– Ва!!!! – вопили трибуны.

В Англии нет ни единого человека, который не бывал бы на скачках. А для знати это настолько привычно, что они включились в боление просто автоматически, делая ставки.

– Обходит, обходит! – безумно кричала я, с трудом перекрикивая чудовищный шум, подпрыгивая и ободряя обезумевшую старуху. – Быстрей, Ванга, ему не уйти!!!

Наконец принц вышел на финишную прямую и сумел-таки вскочить на ноги. И рванул так, что оставил далеко старуху и кардинала, первым пересекая финишную черту выхода.

– Ааааа! – взревели в восторге трибуны.

Я же, заложив два пальца в рот, бешено свистела, так что у окружающих заложило уши, выражая свое высшее одобрение.

– Первой прибыла лошадь по кличке Принц! – сумела перекрикнуть рев я.

Грохнул хохот и аплодисменты.

В это время принц, очевидно, пробежав по какой-то лестнице, оказался на третьем этаже бальной залы и услышал последние слова.

– Ну, Лу, погоди!!! – изо всей силы провопил он в бессильном неистовстве, потрясая кулаками, затормозив на мгновение, прежде чем скрыться в лабиринте коридоров. – Подожди, я тебе это припомню!!!!!

Глава 41 Папá

– Чего это ты накинулась так на еду? – удивилась я, вся красная от смеха и слез, увидев, как растрепанная Мари, прямо с пола подошла к одному из столиков и начала совершенно бестактно бешено поедать все подряд. – В конце концов, это просто неприлично! Ты меня шокируешь!

– Я сомневаюсь, что в Тауэре, где мы будем теперь жить, хорошо кормят, – хладнокровно ответила она, быстро запихивая еду себе в рот, будто опасалась, что ее отберут.

– Я что-то не помню, когда мы его купили, – растеряно сказала я.

– А нас там поселят в государственной квартире за казенный счет... Наедайся папа! – непринужденно посоветовала она подошедшему графу.

Я же сначала причесалась и поправила платье, а потом пристроилась к Мари.

– После скачек у меня всегда такой аппетит! – пожаловалась я.

Мари подавилась.

Шедшая к нам бабушка дяди Джорджа споткнулась.

– Мои последние в жизни танцы, – печально сказала Мари, с тоской и сожалением оглядев зал.

– Чего это ты так тоскливо, – удивилась я, раздирая зубами закуску. – По-моему, здесь довольно весело. Никогда так не веселилась...

Мари снова ткнулась лицом в бутерброд.

– Обожаю танцы, – заталкивая себе в рот бутерброд с красной игрой, промычала я. – Только пока только они голые танцевали перед нами, когда же будем мы?

Подошедшая впритык к нам бабушка снова споткнулась.

– Привет! – сказала она.

– Добрый вечер, – удивленно сказала я, ведь мы уже познакомились. – Вы не собираетесь замуж?

Мари фыркнула в бокал, а, потом, отложив все, отвернулась, не в силах успокоиться.

– Могу просватать чудесного мужика...

– Ты зараза крылатая, – печально сказала бабушка. – Ты хоть думаешь, прежде чем делать?

– А я тут причем! – возмутилась я, закусывая губу. – Я только смотрела!!

Я тщательно облизала и вытерла пальцы, забыв, что не дома в кругу своих.

– А когда будут танцы?

Они ахнули.

– Господи, Лу, что с тобой делать? – чуть не плача спросила мама.

– Отбить руки как Нике, чтоб не делала гадости, – сказал подошедший и уже переодевшийся и вымывшийся дядя Джордж, непонятно как дерзнувший вернуться сюда, – и поставить на крыше замка в углу, чтоб любоваться издалека...

Наверное, граф уловил что-то подозрительное в том, как я изменилась и подозрительно улыбнулась, потому что отпрыгнул, не ожидая продолжения. А, поскольку он был в узком фраке, ему пришлось сделать это двумя ногами одновременно.

– Щелкунчик! – восторженно от души захлопала в ладоши я. – Ах, граф, вы такой шалун, что вы еще придумали?

Меня не стали даже упрекать, а просто нечестно накинули мой собственный шлейф сзади, и, закутанную, как в мешке, просто понесли в угол, обхватив поверх, как я не отбивалась и хохотала, взбешенная таким коварством.

– Это не честно по отношению ко мне, ведь я уже не маленькая! – смеясь, сказала я, выпутываясь из шлейфа, ибо ко мне в детстве иногда применяли похожий способ, когда я была уже совсем несносна и никого не слушалась. – Вы взрослые, но не благородные!

Я поправила растрепанные волосы, мило надувшись, как ребенок, все еще смеясь.

– Ты сам виноват, дорогой, – сказала графиня, – что взял ребенка с собой вопреки всем правилам. Она так долго не была в Англии, что все это для нее лишь очередной костюмированный маскарад, которых вы уже сменили сотни при разных дворах...

– Я никогда не делала гадости, – обиженно сказала я на слова графа, слизывая с руки остаток джема. – Мы с Мари никогда не выкидывали жестоких шуток...

– Ага, а кто устроил для гостей «веселую» игру, при которой выигравший обязывался своей честью при всех тут же съесть редкий заморский фрукт – апельсин, а потом проигралась вдрызг каждому по тридцать семь апельсинов, – мама угрожающе посмотрела на меня, – подсунув бедным мальчикам, которые в этом не разбирались, грейпфруты?!?

Мы с Мари захихикали как зарезанные, не проявляя ни малейших признаков раскаяния. Воспоминания о том, как они ели, были одними из моих самых приятных...

– Вот уж было «веселье»...

– Но мам... – подавившись от смеха, запротестовала Мари.

– Молчи!

– Но мама, кто же заставлял их обыгрывать меня? – с изумлением невинно спросила я.

– А они потом обходили наш дом десятой дорогой, шипя – здесь живут проклятые садисты! – не слушала графиня. – По самой дальней дороге, не в силах вспомнить без дрожи пытку... Больше я их не видела...

Я не выдержала и снова хихикнула.

– И это мне такая плата за мою доброту и редкую щедрость, когда я, оторвав от сердца, накормила их бесплатно до отвала редким ценным изысканным фруктом, – печально сказала я. – Люди никогда не ценят доброты...

– Добрая душа, – сочувственно вздохнула мама.

– Да я ж искренне сочувствовала принцу и подбадривала его бежать быстрей! – не выдержала такой явной взрослой несправедливости я. – Кто ж, как не я, поставил на него сто фунтов!!!

Мне просто заткнули рот.

Так и пришлось сидеть на лавочке молча, пока Мари ела.

– Я тоже хочу есть, – негодующе сказала я. – Что это за поход в гости, когда я умираю с голоду? И что это за хозяин, который сбежал?!? Бардак какой-то!

Все как-то странно посмотрели у меня за спину и замерли.

– Вы позволите хозяину это исправить? – ласково, но насмешливо сказал сзади взрослый мужской голос, показавшийся мне чуть знакомым. Я ошеломленно крутанулась на скамейке, сумев сделать это вместе с ней, в шоке сидя глядя вверх. Я-то думала, что сижу у стены, а это ширма!

Запала странная тишина.

Лавочка, правда, почему-то раскачивалась.

Где-то я этого пожилого донжуана видела. Но эти скачки совершенно отшибли память.

Минуты две мы смотрели друг другу в глаза, но я его переглядела. Игры в гляделки мне всегда удавались.

Он смутился.

И только тогда я обратила внимание, что все молчат.

Сидя на скамеечке смотреть ему в глаза и лицо было неудобно, приходилось задирать высоко голову, чтобы рассмотреть стоявшего почти в упор ко мне человека, и я поджала ноги, ухватившись за скамейку.

Он все молчал. Странный человек, связывавшийся у меня в голове с мажордомом. Тишина в зале стояла какая-то абсолютная. Я, дура, на нее не обратила.

– Может, нас кто-то представит? – сидя, весело и легкомысленно спросила я, вспомнив, что у англичан не принято знакомиться самому. Надевая одной рукой упавшую от моего детского поступка туфлю и жизнерадостно кося на него глазами. Сидя так неудобно!

– Это К-кароль! – почему-то так плохо представил его дядя Джордж, точно его термиты покусали за язык, что я заругалась. Он с трудом выдавил имя и замолчал.

– Кáроль, да? – сама переспросила я, повторив вслух его имя, искоса глядя на него, и ожидая, пока ему представят уже меня. Мои глаза утешали его – ничего, я знавала имечка и похуже.

Но дядя Джордж молчал.

– А меня что, ему так и не представят? – не выдержала я. – Дядя Джордж, ты представил его мне, почему ты не представляешь меня? Или он настолько плохой человек, что ты не хочешь, чтоб я его знала?

– Ах, – окружающие затаили дыхание.

– Он не выглядит таковым, – сообщила я. – К тому же он не бретер и дуэлянт, и его можно сбить ударом кулака, – сделала я профессиональную оценку.

– Лу, быстрее встань, – мучительно выдавила из себя Мари. – Трон, трон, – делала она губами какие-то странные знаки.

– Ой, я заняла вашу скамеечку! – я мгновенно вскочила.

С окружающими случился обморок. Я не понимала, чего они такие замороченные.

– Ножки болят, – наконец сострадательно сообразила я, наклонившись над ним; поняв, наконец, почему он так глядел на эту скамеечку и то, что я перед ним развалилась, а он стоял. – О, я бегемотиха! – я была сокрушена. – Вы не можете танцевать да, решили смотреть на старости лет, а я лишила вас последнего удовольствия, – раскаянно протянула я.

– Не надо меня казнить, лучше в Тауэр... – бормотала раз за разом дикую чушь с серьезным видом Мари. Так, что мне захотелось закатиться смехом. Она всегда меня смешила. Умение ее выдать с серьезным видом чушь непревзойденно. – Хоть лет на девяносто, но не казнить...

– Садитесь, садитесь дедушка, – я с трудом усадила его на скамеечку, потому что он от смущения и воспитанности, что нельзя сидеть мужчине при женщине, отчаянно сопротивлялся. Но куда ему против меня... – Вы не смотрите что я женщина... В ваши девяносто лет для вас уже все равно, что женщины, что мужчины, все одинаково... И как я могла так ошибиться, – извиняюще пробормотала я. – Должна сказать вам комплимент, что в свои года вы довольно молодо выглядите... Меня ввело в заблуждение то, что ваш костюм похож на павлиньи перья командира отряда кораблей моих пиратов бретера барона дэ Логана, хотя я сразу увидела, что вас можно сбить с ног одним плевком... – легкомысленно щебетала я.

Оглянувшись, я увидела, что мама без сознания, лицо ее было ослепительно белым, а глаза закрыты, и если она оставалась на ногах, то только потому, что ее поддерживал за руки граф, который отвернулся к залу, не обращая на нас с дедом никакого внимания, и что-то рассержено мугыкал. Дядя Джордж, просто отобрав у какой-то бабушки нюхательные соли, взапой с шумом нюхал их... В общем, все развлекались, как могли... Мне даже тоскливо стало, что они все отвернулись, оставив меня одну, как всегда, нянчиться с этим стариком... Придворные почему-то вовсю хихикали, все красные, закрыв лица руками и платочками, а часть просто корчилась на земле, а я все пропустила и даже не знала, что там такого интересного случилась...

Еще раз оглянувшись, я увидела, что бабушка делает мне страшные глаза, отчаянно указывая мне на сидевшего без сил и как-то странно глядевшего на меня во все глаза снизу-вверх дедушку на лавочке.

– Я же не извинилась, – с опозданием спохватилась я, внимательно оглядывая глазами зал. – Простите меня, дедушка, я больше не буду садиться на вашу скамеечку, я не знала, – я сделала ему книксен. – Простите, я оставляю вас на вашу ровесницу, – я указала кивком на бабушку, – надеюсь, у вас будет о чем с ней поговорить, и вы приятно проведете время... Чтоб искупить свою вину, я приставлю к вам своих слуг...

Жестом я подозвала Джо и китайца, и приказала им последить, чтоб старик никуда не вставал, пока не отдохнет.

– Он очень слаб и болен, ему нельзя вставать и перенапрягаться... Последите за тем, чтоб он ни в чем не нуждался и нормально поел, а я пока потанцую... – сказала я, оглядывая зал. Принципиально не заметив, как вытянулось при этих словах лицо бабушки, с ужасом смотревшей на зал. Не знаю, чего она ожидала! – взбешенно подумала я. – Она восприняла мое невинное желание самой идти танцевать с таким видом, будто с залом уже покончено...

Джо с его чудовищной силой мгновенно подтащил к старику стол с наедками.

Раскачивавшиеся вокруг меня бабушки и придворные были в полубессознании, и я подумала, что они успели накачаться каким-то неизвестным мне наркотиком и теперь кайфуют. Я видела такое в Китае и среди индейцев, и всем сердцем ненавидела эту мерзость. Они что-то нюхают! – увидела я, – а мужчины подносят обмершим женщинам под нос флакончики. Вот почему эти балы так привлекательны, это просто большие притоны, а нам с Мари это не говорили, – огорченно подумала я. Оставаться среди них я не собиралась, а собиралась найти еще не обкуренного молодого человека и всласть повеселиться как нормальные люди среди молодых людей, а не среди этих полумертвых деревьев. Ах, мама! – с яростью подумала я, вспомнив ее белое лицо. – Приедем домой, я тебе еще прочитаю лекцию о вреде наркотиков и промою мозги! Сейчас уже не буду трогать. Вот почему они так волновались...

Сзади меня китаец, повязав на груди старика белый слюнявчик, с помощью Джо сам кормил старика, не давая ему брать руками, а сам совая халву в рот. Как это принято на востоке как выражение наивысшего почтения, засовывая ему в рот разные сладости, набивая ему полный рот и не давая ему подниматься или даже самому двигать руками...

– Сидзи, сидзи, – приговаривал он. – Дрозит беднязка...

Его укутали у меня на глазах с ног до головы в теплое покрывало.

Поняв, что там все нормально, я решительно направилась в зал, сообразив, что если я сама не потанцую, так первый бал так на этом и кончится.

– Совсем безобразное зрелище, – бормотала я, наблюдая корчившихся на полу под действием какого-то наркотика придворных, не обращавших на меня внимание. Их больное внимание сейчас все было занято выпучившимся стариком, которого ласково кормил и поил Джо. Лицо старика с выпяченными сумасшедшими глазами теперь являло все признаки большой старости. Ах, несчастный – у него же отдышка и подагра, и к тому же такой полубезумный вид, будто сейчас его хватит удар, и он ничего не соображает и иногда закрывает глаза от кошмара. Надеясь, что сон кончится, и он, наконец, проснется.

– Ваше Величество, Ваше Величество, – услышала я сдавленный шепот где-то далеко сзади. – О Боже, что она сделала с троном, теперь его придется чинить... Ножки совсем вырваны с мясом... Я даже ума не приложу, как эта юная катастрофа сумела его развернуть...

Я мгновенно обернулась, сбив кого-то с ног, ища глазами короля...

Откуда-то сверху из-за ширмы мне почудилось истерическое рыдание Джекки, очевидно, наблюдавшего всю картину из-за ширмы или из-за цветов.

Я тщательно оглянулась. Но никого не увидела, кроме несчастного старика, послав ему ободряющую улыбку и пожелание хорошо проводить время и быть паинькой.

Оба мои слуги предвосхищали каждое его желание, поя его с рук и кормя с ложечки...

Но он что-то стал совсем плох.

– Что папа, достала она тебя все-таки, – послышался сверху злорадный голос Джекки, перемешавшийся с истерическими рыданиями и диким хохотом филина. – Я говорил тебе, не приближайся к моей невесте, а ты – она воспитана, воспитана...

Я внимательно оглядывала зал, вглядываясь в лежащие лица, ища увидеть старуху и по ней найти короля.

– Никак не могу найти эту проклятую старуху, чтобы познакомиться с твоим отцом, – вслух пожаловалась я Джекки. – Помоги мне и укажи, где он...

– Старуху еще не выслали? – испуганно спросил Джекки, высунувшись из-за гардины на втором этаже, и облегченно вздохнул, поняв, что ее здесь нет. А потом помахал мне рукой:

– Когда мой отец кончит ужинать, я буду носить тебе передачи до тех пор, пока ты не дашь мне руку и сердце... – злорадно заявил он.

– Кто-нибудь избавит, наконец, меня от этих проклятых выродков?! – далеко выплюнув сливу, рассержено провопил старик.

Но придворные, очевидно, совсем не горели желанием жертвовать собой из-за какого-то старика и боялись подходить близко. Достаточно одного взгляда на моих телохранителей, как на тренированных бойцовских охранных собак, чтоб расхотелось совершенно это делать.

– Не надо волноваться, – ласково погладил его по голове, как ребенка, китаец, вытирая платочком слюну с его щеки. – Все будет хоросо! Может вас отнести в туалет?

Лицо старика стало розовым.

– Ах, как я не понял, цто вы это не можете! – всплеснул руками китаец. – Лу же говорила! Ну ницего, мы отнесем сейчас вас в комнату и сделаем вам клизму...

Укутанная с ног до головы в покрывало, чтобы было теплее, голова начала яростно ругаться, постоянно выплевывая все, что в нее засовывали и извергая оскорбления.

Даже белая от чего-то Мари стала смеяться и рухнула на пол как подкошенная... Я была рада, что ей полегчало, и помахала ей рукой... Наверное, ей в первый раз дали наркотик, а он в первый раз всегда так действует... А мне не дали, раз мне пятнадцать... – с обидой подумала я. И впрямь, на этих придворных гримасы старика действовали стократно сильнее, чем на меня.

– Вперед мои славные воины! Смелей!! – выпучив глаза, хрипло сумасшедше вопил он. – На штурм!!! Разбейте этих подлых филистимлян!!!! – сипло и свирепо свистел он, пытаясь привстать. – Не покиньте вашего отца в беде! На штурм! На штурм добрые христиане!!!

Даже я не выдержала и засмеялась. А потом огорчилась. Я поняла, что старика случайно прямо на балу разбил припадок безумия, и он только казался нормальным, будучи слабоумным. То-то так кричит! Джо несильно бил его кулаком по макушке, пытаясь привести его в сознание, а китаец ласково уговаривал. Я поняла, почему окружающие так странно себя вели с ним, и почему он так горевал из-за своей скамеечки. Понятно, что меня даже не хотели ему представлять. Очевидно, это был местный шут и дворовой безумец.

Я с состраданием поглядела на него.

– Джо, унесите его в комнату, – сострадательно сказала я и с укором обратилась к окружающим. – Почему же вы не сказали мне, что это старый сумасшедший, и что он безумен? – укоризненно сказала я. – То-то вы так смеялись над ним? Хотели и надо мной посмеяться, столкнув с местным шутом? Но ведь он же больной старый человек, как вам не стыдно!! – гневно сказала я, сурово глядя на всех. – Как не стыдно использовать старого сумасшедшего в качества шута?!? – я чуть не плакала.

С Джекки творилось что-то невероятное. Он лежал на полу и тыкал пальцем в сторону бедного безумца, вернее пытался это сделать. Но не мог, задыхаясь от безумных спазмов жестокого хохота, лишь изредка вытирая залитое слезами лицо.

– Па..., па... – дергая рукой в направлении старика, что-то неразборчиво шепелявил он, глядя, как китаец лупит разбушевавшегося безумца по голове.

Но выговорить силы у него не было.

Набежавшие лакеи, охрана и мажордом, смотрели во все глаза на извивавшегося безумца и смеющуюся меня раскрыв рты, а мажордом заложил в свой рот палец. И нелепо хихикал, как настоящий дурачок.

И тут приподнявшийся с пола Джекки, наконец, смог внятно выговорить слово:

– Папá, – внятно сказал он, показав рукой в ту сторону. Я ошалело оглянулась, но никого там не увидела, кроме безумно ругающегося старикана, которому китаец зажал рот, чтоб он не оскорблял мой слух. Ласково старика уговаривая, что ругаться не хорошо. Они его свяжут, положат, и он проснется как целенький.

– Что тут происходит?! – заорал, ворвавшись в зал и увидев сумасшедшего, секретарь короля. Я знала его, это был граф Рихтер.

Он яростно подбежал ко мне.

– Кто вы, черт возьми?!? – заорал он мне в лицо. – И что вы здесь делаете?!?!

Я растеряно съежилась, ничего не понимая. Что я такого сделала, что они накинулись на меня за мою доброту?

Он ошалело смотрел на меня.

Я виновато глядела на дядю Рихтера. У него было волевое и смелое лицо. Но черты его были настолько тонкими, даже утонченными до безумия, что становилось даже смешно.

Он внимательно вглядывался мне в лицо.

– Лу? – наконец, ошалело выдохнул он. – Что ты тут делаешь?

– Но дядя, я приехала, я приехала на свой первый бал, – растеряно сказала я. – И сейчас мы веселимся, а скоро будем танцевать...

Мари нервно хихикнула.

– Убью своего секретаря, – сказал дядя Рихтер. – Ведь я ему приказал в обязательном порядке предупредить меня, когда тебе будет семнадцать и будет твой первый бал... Вы танцуете?

– Конечно! – сказала я, протянув любимому дяде руки. – А почему молчит оркестр? – с любопытством спросила я.

Тут дядя обернулся и опять наткнулся на сумасшедшего, который не давал себя унести моим китайцам, отчаянно извиваясь. Те уже закутали его и пытались заткнуть ему в рот кляп. Зал заворожено наблюдал за этим, катаясь от хохота.

– Папá, – снова внятно выговорил принц, с неодобрением разглядывая положившего мне на плечи руки Рихтера.

Тот где-то минуту напряженно разглядывал мычавшего ему что-то сумасшедшего, по растрепанному красному лицу которого катились слезы.

– Ты знаешь дядя, – жаловалась ему я в спину. – Они так жестоко подшутили надо мной, подсунув мне какого-то сумасшедшего и целый час хохоча надо мной. Откуда ж я знала, что он безумец! Он только молчал, когда мне его представили, а я и не поняла... А потом начал безумствовать! Кто это? – нетерпеливо дернула я его, ибо он о чем-то напряженно рассуждал.

– А, это! – наконец повернулся ко мне граф, что-то себе наконец решив.

– Он! – я топнула ногой.

– Старый дурачок... – успокаивающе сказал он равнодушно, наконец, повернувшись ко мне. Старый дурачок буквально заметался в руках у моих сильных воинов. – Я и не знал, что его сегодня притащили в замок. И кому могло прийти в голову притащить сумасшедшего и так жестоко подшутить над вами обоими? – он ласково обнял меня. – Пойдем танцевать?

Он как-то странно властно взглянул на мажордома.

– И что твои убийцы делают возле старого сумасшедшего?

Я поняла, что все боятся подступиться к ним.

– Да хотят его унести, ибо у него явный припадок слабоумия, – охотно ответила я. – Ибо он звал на штурм, кричал – вперед мои воины, поразите несчастных филистимлян, ругался самыми плохими словами, которыми отец запретил мне говорить, – вспоминала я. – Но он не дается, а мои воины боятся его повредить...

– Папá, – снова приподнявшись и тыкнув рукой, произнес принц.

Граф яростно и сурово взглянул на него. А потом на сумасшедшего.

– Унесите его быстрей, – поджав губы, бросил граф, и вовремя, ибо беснование сумасшедшего достигло апогея.

– Может, позволите нам, принцесса, – заискивающе поклонился мне мажордом, – мои слуги, – он указал двоих чудовищных слуг, выступивших вперед, – они знают, как утихомирить старого дурочка, им это часто приходится...

Я глянула на него, а потом на Рихтера и тот кивнул. Я кивнула, отозвав китайцев, а те мгновенно вынесли его.

За ними вышел дядя Джордж, успокаивающе кивнув мне.

– Я послежу, чтобы дурачка не били, – сказал он мне, заикаясь.

– И пусть король сию же секунду покажется публике, – нетерпеливо бросил вслед секретарь мажордому, чтоб люди из-за легкомысленных инсинуаций принца действительно не подумали на него из-за этого небольшого сходства. – И к тому же у короля сегодня другая прическа. Поспешите, а то шутка кончится дурно.

Мажордом быстро выбежал. Слуги забегали.

– Папá? – снова выдавил из себя, правда, на этот раз удивленно, приподнявшийся на локтях принц, глядя ему вслед.

– Перестаньте паясничать и немедленно выйдите вон, ваше величество! – вызверился на него граф. – Ваши шутки кончились, и я выгнал ваших актеров! – рявкнул он на весь зал.

Глава 42 Ля-ля-ля, ля-ля-ля, порем нынче короля

Все молчали, пока мы с графом Рихтером держались за руки.

– Ах, принц вы такой шутник, – укоризненно нервно хихикнула я. – А то я от того, что люди могли подумать, что я оскорбила короля, уже почувствовала себя как в Сибири...

Дядя Рихтер ласково прижал меня к себе.

– Успокойся! У него вечно дурные шутки! В детстве он до седых волос доводил родителей. Вы прямо с ним зеркальная копия...

Я улыбнулась.

– Пошли наверх, потанцуем при луне, – предложил мне руку дядя Рихтер. – Там так красиво и романтично. Интересно, кто так красиво придумал. И я тебе кое-что скажу...

– Никуда она не пойдет, – сказал вдруг разом протрезвевший принц, вскочив на ноги. – И первый танец она будет танцевать со мной!!

– О Боже, все сначала! – сказала пришедшая в себя Мари и обессилено упала на пол. Но не от смеха. Все забегали над ней, и над теми дамами и мужчинами, которые все еще лежали.

Граф Кентеберийский, папá, быстро пробирался к нам.

– Принц, – ласково спросил он, сжав виски, словно от кошмара, – вам же было запрещено приближаться к нам...

– Граф, да я к вам и близко не подходил! – разъяренно вскричал принц, – даже когда вы валялись там в отключке в карете! Даже не подошел, хотя думал, что вы с графиней умираете!

– Так-так, – нервно сказал граф, постукивая пальцами. Насколько я знала папá, в нем сейчас боролись нежелание терять такого заступника, если его собираются послать к белым медведям, и желание прямо при всех послать принца к этим самым медведям открытым текстом.

– Вы, конечно, понимаете принц, – нервно сказала мама, – что невозможно с таким отношением рассчитывать на благосклонность... даже гипотетически возможных родственников... и на какие-то отношения...

– Чем вам не нравится такой жених как я? – разъяренно спросил Джекки.

– Ну, вы понимаете Джекки, – напряженно сказала мама, – будь вам лет под тридцать-сорок, будь вы постарше, тогда можно было бы пойти на это, хотя это и вызвало бы гнев вашей мамы...

– Ну, так можете радоваться, – злорадно заявил им Джекки. – Потому что мой старший брат вчера весь вечер ругался с мамой и отцом, заявив им, что собирается заявиться к вам и просить руки!

– Поздравляю Мари! – восторженно хлопнула я сестру. – Не забудь меня, принцесса, когда муж твой станет королем!

Лицо у Мари ошарашено кисло вытянулось, точно она съела лимон без сахару, и она с дрожью передернула плечами, словно увидела старшего принца наяву.

– Вы что, сдурели что ли? – накинулась на меня она, вздрогнув от страха. – Как вы могли подумать такую гадость?!?

Я хихикнула.

– Неблагодарная ты скотина, Мари... Тебя осчастливили, а ты...

Она съесть меня была готова живьем.

– К тому же, если выбирать между Тауэром и первой партией Англии, я думаю, ты выберешь королевские драгоценности и спасешь всех нас от тюрьмы, – довольно сказала я.

Мари меня чуть не съела.

А потом внезапно вскинулась и по-новому глянула на меня.

– Так это не меня, правда Джекки? – успокоено расслабляясь, сказала она. Лицо у нее умиротворенно вытянулось, когда она покойно взглянула на меня. – Это тебя, Лу...

– Что!?! – я подпрыгнула, будто мне всадили иголку в одно место. Джекки хихикал.

– Это самое, – она выглядела как кот, только что слопавший мышь и сытно облизывавший нетронутые лапки.

– Чего!?! – яростно переспросила я ее.

– Ну вот ты и будешь спасать нас, – довольно сказала Мари. – Я всегда знала, что ты благородна...

Она замолчала, потому что я вдруг подозрительно довольно заулыбалась, захлопала кокетливо ресницами, потупившись опустила глаза, потерла руки, нервно хихикнула – в общем, стала выражать все признаки удовольствия.

– Ты, что рехнулась от такого известия? – нервно спросила Мари, судорожно вздохнув.

Я, кивнув, сумела даже выдавить пару слезинок.

– Ах, как жаль, что мне только пятнадцать, – я прямо горевала, приложив руки к щекам и качая головой. – Я не знаю, что бы я сделала, ради такого мужа... Мы и забыли, что мне нельзя... – и печально добавила. – Особенно, что ведь принято же первыми женить старших сестер...

Мари подпрыгнула, будто ей всадили спицу в зад.

– Принц не может этого не знать, – довольно добила ее я.

Мари икнула.

– Как и того, что мне пятнадцать... – сделала я контрольный выстрел, чтоб она не дрыгалась напрасно. Надо быть милосердным к ближнему.

Сестренка была в отказе от этого давно известного мне факта. Чего это она?

– Ах, как жаль, – причитала я. – Что я претендовать даже на это не могу, – я заламывала руки. – Ты не волнуйся сестренка... Брак от тебя не уйдет... Я укажу ему на небывалую красоту своей старшей сестры... – успокаивала я, жертвенно выпятив грудь и прикусив губу, точно отказывалась от всего. Дядя Рихтер откровенно при этом развлекался. – Ах, как жаль, что он не видел тебя в этом сногсшибательном платье, ведь его еще не было, он бы тут же пал к твоим ногам...

Мари прямо тут хотела раздеться...

– Я шепну ему, что он тебе нравится, чтобы привлечь к тебе его внимание, – плутовато пообещала я. – Сказав об этом можно влюбить невзрачного мужчину, – довольно сказала я.

Мари была готова меня убить прямо тут.

– Прекратите разыгрывать этот цирк, – не выдержала мама. – И кончайте делить шкуру неубитого медведя!

– Ты предлагаешь убить его? – я нервно хихикнула. – И приказать Джо снять с него кожу? Это мысль! – я аж приподнялась.

Мама нервно вздрогнула, бросив опасливый взгляд на Джо и, кажется, вспомнив про скальпы.

– И набить сеном, – успокоено сказала Мари, с надеждой взглянув на Джо. – Помнишь, как мы этого растлителя в Аризоне?

– Прекратите немедленно! – содрогнувшись, быстро сказала мама, нервно оглядываясь, не слышал ли этого кто-то. – И не показывайте хотя бы здесь свою распущенность и невоспитанность...

– И потом ведь королева хотела видеть дочь, а даже не дочерей, не говоря уже о горничных? – ни мало сим обстоятельством не печалясь, легкомысленно прощебетала я, вызвав у Мари инстинктивную мышечную реакцию отказа. И чего бы? – Мне же вовсе не надо ее видеть... Правда, дядя Рихтер? Королевская семья ведь блюдет традиции последовательности брака? – снова вызвала я дрожь Мари. – Ты желала так много предложений! – восхищенно сказала ей я.

Я хихикнула.

– У тебя будет муж, и тебе все будут завидовать! Такая партия!

– Ты прекратишь издеваться над ней или нет? – возмущенно прошипела мама. – Я давно подозревала, что у тебя садистские склонности...

– Вы только подозревали?!? – возмущенно спросил Джекки.

– Лу, тебе только пятнадцать? – возмутился дядя Рихтер. – А ты выглядишь как взрослая!! – сердито обвинил он.

Граф Кентеберийский прикусил язык.

– В этом доля моей вины... – смущенно сказал он. – До меня дошли странные слухи, что что-то замышляется против моей дочери... знаете, там разное хотят... – он нервно потер руки, – ну там... соблазнить, похитить, изнасиловать... – они извиняюще развел руками, – вы знаете, как это бывает на этих балах, – наконец, просительно улыбнулся он. И, видя, что граф Рихтер озверело ждет продолжения, спокойно добавил. – И я не решился отпустить Мари без Лу, раз уж королева повелела... Вы ж знаете, что при Лу никто и не пикнет... С ней можно смело отправить дочь в любой худший притон, – извиняюще сказал он.

И удивился, потому что лицо дяди Рихтера вытянулось.

Даже такой ненаблюдательный человек, как папа, заметил, как изменилось лицо дяди при последнем слове... – подумала я.

Я хихикнула.

– Он хотел сказать «в ваш замок», – поспешила исправить ошибку мама.

Мы с Мари дружно фыркнули от хохота.

– Прекратите, противные девчонки! – накинулась на нас мама. – Ну, сказали не то слово...

– Как тебе не стыдно, мама, – важно покачала головой я. – Так оскорбить графа Рихтера... Ведь он фактически содержатель этого...

Мама, фыркнув, замахнулась на меня.

– Ой, я сказала не то слово, – покаялась я, но все равно больно получила какой-то тряпкой по ногам.

– Ты сама подумала! – завопила я. – Я даже не договорила, кто хозяин этого...

Но договорить не пришлось, потому что мама снова замахнулась, и пришлось подпрыгнуть.

– Начинаются женские танцы, – подбирая юбку, хихикнула я.

Мари насвистывала, заложив пальцы в рот, прямо мне в такт вместо оркестра.

– Я рад, графиня, – сказал маме граф Рихтер, – что вся ваша семья вольно и без смущения почувствовала себя в нашем замке... Чудесно, что вы чувствуете себя как дома, развлекайтесь, прошу вас, не стесняйтесь...

Мама покраснела.

– Ох, граф, – устало сказала она, – мы так обрадовались, что с нашей семьи снята королевская опала, что совсем потеряли голову... Король больше на нас не сердится?

Граф нервно хихикнул.

– Он вообще больше ни на кого не сердится, – нервно хихикнула Мари.

– Правда, что Лу со своими бандитами чувствует в замке себя как дома и полной хозяйкой положения, и делает что хочет, потому что ей никто не решается противоречить, – не выдержала укоризненного взгляда графа Рихтера мама. – Но ведь это вы во всем виноваты!

Лицо у того вытянулось.

– Разве Лу виновата, что с самого детства она только и делает, что оказывается вместе с графом в самых горячих точках мира, – нервно сказала мама, – ибо графа немедленно после очередного сверхуспешно выполненного задания незамедлительно посылают с новым, не давая ему вернуться в Англию даже на месяц. Негодная девчонка с самого детства была рядом с ним, иначе он сошел бы с ума в одиночестве! Кто же виноват, что она стреляет лучше, чем ест ложкой, а убивать начала еще до того, как ходить, попугайничая и отстреливаясь исподтишка из пистолета графа на крыше кареты, пока отец рвал лошадей, уходя от погони... Его совали непрерывно в самый ад, и никто не знает до сих пор, как они оба выжили, ибо все тайные сотрудники и дипломаты ранга графа уже давно погибли...

– Но, графиня, разве граф не является одним из самых лучших дипломатов и тайных деятелей, – ошеломленно оборвал граф Рихтер, – которого министерство ценит не просто на вес золота и буквально дерется за то, чтоб его выделили хотя бы ненадолго для решения конкретного вопроса? О нем ходят легенды, а лучше дипломата, умеющего улаживать самые трудные и горячие вопросы и останавливать уже начавшиеся конфликты, у нас просто не существует... – растеряно продолжал граф. – Он постоянно нарасхват между ведомствами, и я знаю, что он сам предпочитает выбирать самые трудные и опасные вопросы, не любя тихой жизни?

– Правда? И не король отправил его пройти смертельную пустыню Сахара, когда я была беременна, а они с папой больны?

– Но, мама, – возмутилась я. – Отец один из самых лучших дипломатов и воинов, который может все! Как ты могла подумать, что мы побеждали и брались за самое важное только по прихоти какого-то человека! Ты оскорбляешь нас!! – я вздохнула. – Поверь, мы работали только ради будущего блага Англии, и знали, что делали, и что нам глубоко плевать, кто что на нас затаил! Отец один из крупнейших деятелей, принесших в сотни раз больше Англии, чем даже министерство...

– Да, я, как человек, к которому сходятся все данные и секретарь короля, могу подтвердить, что больше половины всех кризисных и опасных вопросов решились только благодаря графу, – честно сказал граф Рихтер. – И не знаю никого лучшего, чем он...

– И поэтому у него ни одной награды, тогда как у простых его же исполнителей самые высокие, к тому же врученные лично королем...

Но я не слушала ее, взъярившись:

– Думая, что мы победили там, где никто ничего не мог сделать, и обратили врагов на пользу своей страны только потому, что кто-то пытался задвинуть и убить отца, ты оскорбляешь наш подвиг! Плевать мы хотели на... – я прикусила губу и потом продолжила. – Мы делали только так и только как считали нужным для блага будущей Англии, а не чьих-то планов, поверь... И, поверь, я уже давно действую на благо страны так, как считаю нужным... У меня иные планы, и меня совсем не волнуют мелкие политические сплетни или королевские склоки...

– Может, граф предпочитал так неловко оправдываться перед вами, чтоб на него не падала вина, – неловко предположил Рихтер, – что он хочет уйти от жены... – он замялся, – а вы подумали на короля...

Рихтер прикусил язык. Ибо мама выглядела как пантера.

– Вы хотели сказать, что ему не нравилась юная жена, – подозрительно ухмыльнулась она, – на которой он женился как раз в один из своих недолгих приездов? И тогда почему мне за все пятнадцать лет не прислали ни одного приглашения на королевские балы?!? Или приемы, на которых был король! Я была одинокая пария!!!

– Мама! – возмущенно воскликнула я.

– А ты знаешь, что такое лежать одной ночью без сна, зная, что муж и дочь поехали на верную гибель?!? – с невыраженной мукой в глазах накинулась она. И я поняла, почему ее лицо часто напоминало мне мадонну, и вспоминала, как она смотрела на нас, когда мы уезжали, как мне казалось, на очередное приключение. В детстве я смотрела на это как на само собой разумеющееся и не задумывалась.

– И мучаться, мучаться, что с ними, представляя разные ужасы и зная, что позиция безвыходна... – лицо ее было странно напряженным, точно она не могла выдержать горя... – Еще и терзаться, что я сама посылала тебя с графом, тебя, маленькую, может быть еще на худшую участь, чем гибель? Когда это я поседела? – и такая вина и терзание была в ее глазах, что я содрогнулась.

– А причем тут Лу? – недоуменно спросил граф Рихтер.

– Без телохранителей Лу, которых подарил ей китайский император в три года, ее чувства опасности и ее умения организовывать людей, отец бы не выжил и года, – странно взглянув на Рихтера, проговорила Мари. – Как это случилось с большинством, назначенным указом короля на ту же должность... Папа отличный дипломат и умеет вести любые переговоры и знает любой этикет, но Лу бесподобный боец, полководец, стратег и тактик... Я только сейчас подумала, как все это странно, – отец побывал по меньшей мере в тысяче самых горячих конфликтов за эти годы... Он решал проблему мгновенно... Но его часто в тот же день отсылали в другой ад...

– Мужа посылали дипломатом в самые дикие места, где предыдущий посол не продержался и года и погиб, – тихо сказала мама. – И где все знали, что сейчас там верная смерть... Это с самого начала, когда никто не знал, какой он дипломат и тайный сотрудник... Со смерти деда начался такой кошмар... Знали бы, что я переживала, часто отправляя Лу фактически на смерть, чтоб муж наверняка не погиб...

Мама не выдержала и заплакала.

– Я-то и видеть сама могла мужа, только тайком выезжая с дочерью Мари в самые опасные точки под угрозу нашей гибели, где были маленькая Лу с отцом... – сказала она покаянно, – и хоть тем искупила свою вину. Дошло до того, что любовь в осажденном городе и штурмуемом городе я считала счастьем, потому что это хоть не то, что жить в армейском бивуаке на походе армии под обстрелом или среди команчей... – Она напряженно рассказывала про то, что тогда произошло. И как граф забрал меня маленькую у убитого на таком же задании деда, и как никто не знает, почему дед так привязался ко мне, что я, младенец, была всюду с ним, и он меня невероятно баловал... – Отец же, забрав маленькую Лу у деда, который неизвестно где достал ребенка, с которым не расставался, не смог сразу завезти ее мне. И так привязался за год к младенцу во время опасного задания, ухаживая за ней как мать, что вообще с ней не расставался...

Она вздохнула.

Я тоже.

– Сколько раз я была уверена, что мы все погибнем... Лу привыкла к войне и боям, а не к правилам поведения! Кто же виноват, что Лу пальцем сбивает здорового мужика, если благодаря этому старому безумцу она не провела со мной в Англии и нескольких месяцев!!! – выкрикнула сквозь слезы она.

– Дженни, – кинулся к ней граф Кентеберийский. – Что ты говоришь?!

– Ах, оставь, – яростно отбивалась от него мама. – Я хоть раз в жизни выскажу, что у меня на душе!!! Ты хорошо знаешь, что если мы и вырвемся после того, что сделала Лу, из замка живыми, нам не видать этой Англии до конца своей жизни... Так я хоть выскажу старому дураку, невесть за что невзлюбившему моего мужа и чуть не погубившего мою семью, – вырывалась она, – что о нем думаю!!!

– Графиня, – переминался с ноги на ногу шокированный Рихтер. – Король не может быть злопамятным...

Мы хихикнули.

– Граф, скажите ей, что это вы сами! – взмолился дядя Рихтер. – Что у вас жилка такая в крови!

– Признаю, – сказал граф. – Но, должен отметить, что те приказы, которые мне передавали лично от короля, прятая глаза, отличались удивительной глупостью. Меня посылали в зараженный чумой город, в местность, где царил дикий голод и засуха, в пустыню Намиб... Мы с Лу должны были думать, как обратить явную глупость на помощь Англии. Мы организовали своими средствами сопротивление эпидемии и лечение болезни, организовали за свой счет поставку продуктов и составили карту полезных ископаемых, обогатив себя и Англию, ибо организовали сотни рудников и приисков в самых диких местах, скупив открытые нами месторождения как кусок пустыни по дешевке... Лу не только боец, но и отличный геолог, – гордо сказал граф. – Но, честно говоря, граф Рихтер, за все сделанное мною для Англии я получал очень странное воздаяние и указания...

– Я рада, – злобно воскликнула удерживаемая на груди графом вырывавшаяся жена сквозь слезы, – что Лу всыпала ему хоть раз на всю катушку, за то что он выделывал с моим мужем ни за что!

Принц неловко хихикнул.

– Может, граф вел себя с моим отцом так же, как Лу? – спросил он.

Граф нервно хихикнул второй раз.

Мое лицо от мысли, что я все-таки так поступила именно с королем, стало белым. Я была в полуобмороке.

– Успокойся, он пошутил, – нежно прижал меня к себе, словно защищая, дядя Рихтер. Его голос звучал нежностью. – Это был старый дурачок...

Я немедленно успокоилась в его руках, секретарь лучше знает, но мне было немного дурно.

– Немедленно уберите от Лу руки! – взвился принц.

– А вы принц, – жестоко сказала мама, – немедленно прекратите ухаживать за Лу! Вам, выросшему в изнеженности, она не пара. Может, вы не знаете, что она собственноручно убила десятки тысяч бандитов, – безжалостно и зло сказала она. – Так спросите леди Мариет, она вам расскажет, что Лу сделала одним хлыстом с вооруженной бандой жестоких французских выродков, захвативших нас с Мари и графом, и охраной из десяти солдат во Франции, а ведь и Мари, и граф сами по себе отличные стрелки! И во что она их безжалостно превратила... Бедняжка Мариет до сих пор заикается и не может видеть Лу без обморока...

Принц побледнел.

– Я слышал эту историю, но не думал, что это правда... – заикаясь, сказал он.

– Ну, так поспрашивайте приезжих американцев о маленьком шерифе по кличке Безжалостная Смерть, ураганом пронесшимся по двум штатам вместе с напарником, и посмотрите, что станет с их лицами! – злорадно сказала она. – Люди там до сих пор вежливо здороваются с другом как джентльмены немедленно уже с десяти метров, а ведь туда ехали одни ублюдки, каждый из которых умеет стрелять с пеленок! Она со своими убийцами сдавала за вознаграждение отрезанные головы объявленных в розыск преступников целыми фургонами, ведь графа отправили под личную ответственность навести там порядок и покой, когда убили тридцатого начальника за месяц! А ведь девочкам было только тринадцать и пятнадцать лет, когда они вытворяли эту непристойность вдали от матери, переодевшись парнями с попустительства графа...

На принца можно было не смотреть. Минус один, – уныло подумала я. И кто маму тянул за язык вспоминать эту давнюю некрасивую историю, ведь я уже шесть месяцев чуть-чуть похожа на леди и так стараюсь!

– Я сомневаюсь, что даже ее собственный Логан сумеет удержать ее в своих руках, – накинувшись, добила принца мама. – А ведь это капер, дуэлянт, негодяй и бретер, каких поискать!

– Ну, мама, хорошо же ты говоришь о своих знакомых! – возмущенно сказала я.

– Ах, перестань! Ты прекрасно знаешь, что я сказала о нем только самое лучшее!

Мари нервно хихикнула.

– А мне он не показался таким уж плохим, когда мы брали тот капер... Классный командир...

Отец наступил ей на ногу, и она смущенно замолчала.

– Прошу прощения за безобразную сцену граф, – церемонно сказал он. – И позвольте нам откланяться. Что-то мои женщины почувствовали себя дурно... Принесите королевской чете и королеве мои извинения... А насчет вашего предположения должен сказать, что за всю жизнь ни разу не видел короля вблизи, – добавил он, – у меня просто не было времени, ибо большую часть жизни после Итона я выполнял задания, уже с детства помогая отцу в разных странах...

Мари нервно дрогнула.

– Может, ты не видел его так же, как и Лу? – со смешком, но нервно спросила она.

– Может вы подрались из-за женщины? – хихикнул Рихтер.

– Папа, ты ухаживал за королевой? – открыла рот я.

– Да в гробу я видел эту лошадь! – наконец не выдержал граф, ибо жена буквально вскинулась на него. – Зачем мне старая женщина, если у меня жена первая красавица!

Мама отмякла, зато из Рихтера можно было варить мясо.

– Не надо оскорблять женщину, даже если она некрасива! – обиженно сказала я, придя ему на помощь. – Это может плохо кончиться...

– Может король тут и ни при чем, – хихикнула Мари. – Папа, ты оскорбил Лу, ведь она, по чьему-то мерзкому замечанию здесь, вылитая королева... Может, она однажды и услышала...

Но граф Рихтер, словно этого и не слышал, а с остановившимися глазами внимательно смотрел на мое лицо, и губы у него дрожали.

– О Господи! – тихо сказал он. И хотел поцеловать меня, но его коротко ударил принц. Если б я не оттолкнула его, граф бы схлопотал второй прямой хук в морду...

– Я вам покажу Лу, – сквозь зубы рычал принц, ничего не видя от ярости.

Граф, получивший при мне по зубам, совершенно потерял голову. У него было такое злобное лицо...

Я так и не поняла, из-за чего нормально говорившие мужчины вдруг накинулись друг на друга. Господи, какое отвратительное зрелище! Они просто озверели. Я потихоньку отступала, чтобы меня не порвали в клочья, поддерживая платье, будто это были могущие укусить собаки. Ну, Джекки еще понятно, а вот превращение графа Рихтера в разъяренного боксера было совершенно непонятно; они схватились и молотили друг друга как на темном ринге, где идут смертные бои... Они забыли о всякой обороне и безопасности и лупили друг друга с таким нечеловеческим остервенением, будто им было уже наплевать на себя, и они хотели только чем-то убить противника, что мне стало дурно... Убить... Убить... Убить... Лишь бы достать и ударить... Это была смертная кровавая драка насмерть и без правил... Рвать, рвать и рвать до смерти... Совершенно бездумно и пусто...

Мари испуганно отступала к стене не с спуская с них напряженных напуганных детских глаз...

...Мама отпаивала меня валерьянкой, ибо я была в глубоком шоке. Может, только это на мгновение остановило бойцов, ибо никто к ним не осмеливался приблизиться, с таким ожесточением они сражались. Они стояли надо мной и смотрели на друг друга с такой злобой, что мне снова стало нехорошо... И, я видела, что они были готовы снова броситься на другого, уже из-за того, что я лежала, молча обвиняя в этом друг друга, и рвать, рвать друг друга в клочья... Я видела в их глазах лютую беспощадную, бездумную ярость...

– Дьявол побери этого короля, где он шастает! – выругалась отчаянно мама, во весь голос призывая его. Ей было наплевать, что это неприлично – она, сжав зубы, глядела на вход, ибо только король мог остановить этих ничего не понимающих и лишенных здравого смысла зверей. Сейчас он был только отец Джекки, устроившего бучу вокруг одной из ее дочерей, и долженствующий ответить.

В это время запели трубы. Не знаю, чем бы все это и кончилось, если бы не вбежавшие в это самое мгновение в зал разодетые трубачи. Которые, гордо трубя, возвестили прибытие его величества...

Его величество торжественно вошел.

– Ах! – Джекки исчез, напоследок влепив растерявшемуся на мгновение Рихтеру хороший, но совершенно непрофессиональный правый, вложив в него всю массу своего тела. Так что того перекинуло в воздухе.

– Кошмар, – обречено прошептала мама. – Лу, ч-что ты с ними делаешь!?! – она чуть не плакала. Это «Лу» было просто истерическим. – Даже мой муж не вел себя так, как они, когда боролся за мою руку, а ведь он был хуже некуда...

Граф молча, не отвечая на провокацию, поднимал совсем обезумевшего графа.

– Я понимаю, что я скомпрометировал вашу дочь, – тяжело сказал Рихтер непослушными губами. – Я буду рад исправить и, когда приведу себя в порядок, мы, как джентльмены, обговорим с вами условия скорейшего брака...

– Ах, ты ее скомпрометировал, – прорычал неведомо как появившийся из-за занавески Джекки. – Ну, так поверь, я сделаю это сильнее, – с этими словами он хуком слева отправил так и не сумевшего подняться полностью Рихтера в дальний угол, пока внимание всех было отвлечено королем. И снова скрылся, ибо король уже спешил сюда...

Рихтер лежал себе отдыхая...

– Жду не дождусь, когда они начнут убивать друг друга, – протянула, нервно хихикнув, в странной растерянности Мари.

– Типун тебе на язык! – злобно накинулась мама на Мари. – Еще наговоришь!! И так мало?

Король взошел на возвышение и трубы еще раз возвестили, – пришел король! Его окружала богато одетая свита дворян, держащих руку на оружии, а блеск драгоценностей на одежде затмевал любую шлюху количеством нацепленных вульгарно бриллиантов, – подумала я, приподнявшись на локте и с интересом рассматривая его. Лежа как на пляже, ибо рисковать и становиться на ноги я пока не рисковала – голова чуть туманилась. Он здоровался со всеми, говоря, что задержался по дороге и только что прибыл... Со смехом расспрашивал, как понравилась шутка с подставным королем и принцем, которого играли актеры по просьбе негодного мальчишки Джекки...

– Эх, задержался в пути, – снимая перчатки и потирая руки, сказал король, – жаль, не успели мы с женой на эту комедию как хотели, войти в самом разгаре...

Где-то я его видела – мелькнула нелепая вялая мысль. Ведь я его никогда не видела, как папа. Слишком я уж переволновалась, и потому вяло разглядывала короля, подложив руку. Со мной иногда бывают такие периоды апатии...

– Лу, встань, – приказала Мари, больно пнув меня носком своего бального туфля в позвоночник. Заругавшись, я вскочила.

– Чувствуйте себя как дома, – процедила сквозь зубы я.

Именно этот момент и выбрал король, чтобы подойти к нам.

Чудесно, ну почему мне так везет, – угрюмо подумала я, увидев, каким стало его лицо.

Впрочем, он не подошел. Торжественно шедший к нам король, раскидывавший снисходительные приветствия и отвечавший на шутки – сколько лет, сколько зим граф Кентукийский, давненько вас не видел – наткнулся взглядом на меня и отчего-то остановился. Я так и не поняла, почему он не захотел ко мне приближаться, ну, сказала...

– А это тоже актер? – с интересом спросил один из подхалимов вокруг короля, указывая пальцем на лежащего дядю Рихтера.

Я хихикнула.

– Конечно... Унесите его... – брезгливо махнул король рукой. – Разве может граф Рихтер так себя вести? – хмыкнул он на сомнение в глазах окружающих, и тем развеяв его, ибо, действительно, представить чопорного графа дерущимся с принцем было фантастично.

Лицо у меня вытянулось.

– Жалкий актеришко, понес отсебятину... – мстительно сказал король и в глазах его вдруг зажегся огонек юмора. И он злорадно добавил. – Всыпьте ему плетей, чтоб больше не напивался в замке, раз уж его пригласили играть маскарад...

– Это моя труппа, – автоматически вступилась за Рихтера я, и слова сами выскочили словно сами собой как всегда, не думая, в нужный момент. – Пусть мои люди займутся им... – Вы же помните, ваше величество, уговор никого не казнить за шутки? – я мило и очаровательно улыбнулась. И удивилась, что король отпрыгнул, шокированный.

– А это кто? – подозрительно спросил придворный. – Тоже актеры?

Я увидела, как глаза короля подозрительно вспыхнули. Я, не смущаясь, прямо при короле негромко презрительно нагло свистнула.

– Это... – сказал король...

Сзади от меня тут же словно из воздуха выросли два моих телохранителя. Людей всегда потрясала эта чудовищная неожиданность и вкрадчивость их появления, поражала до дрожи – из-за их скорости она была просто невидима.

– Это... – король замялся...

Даже самому тупому и ненаблюдательному было ясно, что эти люди будут убивать... Особенно, если мне будет причинена какая-то обида. Я знала, что людей бросало в дрожь от одного их вида, если они хотели. Почему-то казалось, что их нельзя остановить. В большинстве случаев даже сражаться не приходилось – люди все понимали сами, как и то, что два таких профессиональных телохранителя такого уровня не могут быть у простого человека.

– Это горничная Мари, – злорадно сказал кто-то из подхалимов за спиной. Губы у Мари и мамы сжались.

Я злорадно хихикнула. Горничная, которая одета в платье дороже замка? Ну что ж, они свое получат...

– Ах, ваше величество, – мило пропела я. – Мне так понравился ваш родовой замок! Правда ли, что мама говорила, что он стоит огромную сумму, почти как мое платье?

Это был плевок не в бровь, а прямо в глаз. Король стал прямо бурым. Признав, что я просто горничная, он признавал, что он жалкий нищий.

– Ваша страна такая милая, – восторженно сказала я. – Вот только маленькая... – я жалостно вздохнула. – Мама говорила, что я только на свои платья потратила больше ее государственной казны... Как же ваши женщины еще и умудряются одеваться? – наивно спросила я.

На короля можно было не смотреть.

– Как...? – в ярости спросил он, запинаясь. – Она...? Сюда...? По...?

– Эту горничную пригласил принц, ваше величество, – не унимался придворный, – очевидно за какие-то особые заслуги... – с намеком сказал он и грязно мерзко хихикнул.

Мари стала просто страшной, а мама, мне казалось, сейчас просто убьет гада...

– Да это правда, – наивно сказала я. – Ваш сын уже трижды сделал мне предложение, – я сделала королю книксен. – Он, наверное, уже сообщил вам об этом? – мой детский голос выглядел крайне невинно, а потом погрустнел, – вот только граф в очередной раз отказал ему...

Зал мертво замер...

– Мезальянс, – презрительно сказал король.

– И вот мама сказала то же, – я уныло потупилась, вспомнив ее слова. – Выйдя замуж за сына китайского императора, говорит, с которым ты обручена с детства, ты хоть жить будешь так красиво и так дорого, как привыкла дома, а не в холоде и нищете... Китайская семья хоть живет в изысканных дворцах среди безумной красоты и искусственных водоемов да садов почти как мы... Но ведь кроме денег и роскоши есть же и какие-то соображения одной расы, да и красоты мальчика! Наконец мальчик просто мне нравится и это же что-то значит? Да и лучше жить со своим соплеменником! – я расстроено закусила губу. – Но она все не слушает. Но ведь не все же быть меркантильной, вы бы сказали об этом маме, ваше величество, может она хоть вас послушает...

Я поправила гигантский алмаз.

Королю стало дурно.

– А это что, стекляшки? – непосредственно по-детски спросила я, указывая на прицепленное на кафтане зачем-то ожерелье. Мне было интересно. Поработав геологом и с детства тренируя наблюдательность, я уже распознавала камни по неуловимым признакам с первого взгляда. Я коснулась их пальцем, разом забыв окружающее. Любопытство терзало меня. – Зачем?

– Это драгоценности, – презрительно и хмуро сказал король, дернувшись как от удара.

– Да?!? – удивленно прикусила губу я.

– Если вы не разбираетесь в них, то мне приходится это делать, – злорадно сказал он.

Но, заметив мой явно неверящий взгляд, не выдержал.

– Есть тут ювелир? – хмуро спросил он. – Пусть он скажет ей, что это за камни! – зло и нетерпеливо бросил он.

Из толпы вытолкнули сопротивляющегося старика... Я с первого взгляда увидела, что он зубы съел на драгоценностях...

– Ну, что это за камни? – надменно спросил его король.

При взгляде на ожерелье лицо того побледнело. Он даже неверяще коснулся его рукой. Я увидела, как побледнело лицо и одного из придворных, очевидно ответственного за одежду короля.

– Ну... – поджав губы, сказал король.

– Ну... – мялся тот, потупив глаза.

– Да говорите же четко! – не выдержал король.

– Я меня нет инструментов, ваше высочество! – сделал попытку отвертеться тот.

– А ну граф Акто, подойдите сюда, – не выдержал король. – Вы отлично разбираетесь в камнях, ну так может скажете этой леди, что это за камни?!?

Граф охотно подошел. Повертел камни рукой, даже потер их как дурачок, неловко мугыкнул, глупо улыбаясь.

– Ну?!? – угрожающе сказал король, видя, что тот молчит.

– Вызовите королевского ювелира, – сказал кто-то сзади короля. – Эти камни им не по силам!

– Говори! – приказал графу король. – Все вы сговорились поставить меня в неловкое положение перед этой девчонкой...

– Слово вашего величества закон. Если вы прикажете, даже камни станут алмазами, – низко поклонился он.

– Алмазы! – вызывающе загалдели придворные. Ожерелье пошло по людям. Они вертели его на вытянутых руках и с восхищением прицмокивали. – Ах, алмазы!

Я фыркала.

– Чудесные алмазы! – восхищенно сказал последний придворный, возвращая ожерелье королю. – Такие алмазы!!

– И это тоже? – я ткнула рукой в, по моему мнению, отлично граненный горный хрусталь, которым были, по моему мнению, многие крупные камни среди драгоценностей короля. Причем я с интересом разглядывала их – мелкие камни в украшениях были настоящие, потому так трудно было различить подделку...

– Это алмазы, – снисходительно оборвал меня с презрительной усмешкой король.

Но я только мугыкала, не слушая его, поглощенная его странной коллекцией...

– Вы звали меня, ваше высочество? – появился запыхавшийся ювелир.

Король механически ткнул ему ожерелье в руки. А потом спохватился и хотел забрать, но махнул рукой.

– Что это? – величественно спросил он.

Ювелир мугыкнул, надел очки, достал лупу... Потом нахмурился. И замугыкал что-то себе, вертя камни.

– ...Алмазы... – восхищенно загалдели придворные, закатывая глаза. И умудряясь еще бросать на меня гневные взгляды.

– ...Стекляшки, – сказал ювелир, бросив на меня гневный взгляд и очевидно приняв меня за ту обманщицу, что их подсунула королю. – К тому же сделаны под опалы!!! Как вы могли попасться на такую удочку, ваше величество, – сказал ювелир, расставив руки в боки и угрожающе рассматривая меня. – Конечно, она выглядит как куколка, но нельзя же до такой степени терять мозги от ее красоты, чтоб принять опалы за алмазы, а стекло за драгоценные камни. За сколько эта стерва вам их продала?

Король стал красным как рак. А ничего не замечающий ювелир шагнул близко ко мне и взял алмаз с моей груди, близоруко приблизив его к глазам...

– А это настоящий! – вздохнул он разочарованно. – На полмиллиона потянет... Наверное, она этим вас и обманула?

Он еще бестактно развернул меня, рассматривая камни на платье... Я охотно вертелась, даже сделав ему книксен, хоть мама и отец были вне себя от его наглости.

– На платье камни настоящие, – недоуменно сказал он. – К тому же оно само по себе бесценно, – восхищенно сказал он... – Я и не знал, что в наше время попадаются такие божественные мастера, делающие настоящие гениальные вещи... Я бы оценил его приблизительно в миллион двести тысяч фунтов ваше величество, но сумасшедшие знатоки могут дать и больше... Я знаю французского богача, который выложит за него, если жена его этот шедевр увидит, и все четыре... (В толпе ахнули). Можете покупать, я ручаюсь, таких нет ни у одной из королевских семей Европы и Азии... – бормотал он, совершенно забыв про все окружающее и восхищенно оглядывая с видом знатока каждую черточку. – Какое чудо, какое чудо! Хотел бы я увидеть этого гения, кто обезумел до того, чтоб это сделать... Это явно нечеловеческая вещь... Ах, совсем нечеловеческая... Оно просто безумно по красоте... Вы посмотрите, как сделан узор... – он замолк, потому что уловил за спиной напряженную тишину и удивленно оглянулся.

– А эти камни?! – весь красный от гнева дрожа от ярости спросил король, ткнув пальцем именно в те камни, которые я так презрительно и надменно ткнула пальчиком...

Ювелир посмотрел на него.

– Эти? – он поднял лупу. – Это...

Он вдруг замялся и начал внимательно рассматривать их, бледнея... Я презрительно ткнула пальчиком в отличный горный хрусталь.

– Кварц, – коротко фыркнула я, даже не удостаивая их словом.

– Ваше величество, – разом потерял свое величие ювелир, побледнев и испуганно зачастив... – Ваше величество, этого не может быть! Я ж сам делал эти драгоценности, я не виноват! Вас кто-то обманул! Я не виноват!! – нервно шепелявил он. – Я ставил туда настоящие камни...

– Скажите ей, что это! – не выдержал король, – А то эта девчонка меня доведет! Назовите камни! – его буквально трепало от злости, что тот зазря медлит. – Ну, что это!?!

– Кварц, – упавшим голосом сказал ювелир. – Отлично шлифованный кварц...

По лицу короля разлилась смертельная бледность.

– Кварц, Джо, – фамильярно подтвердил ему граф Акто, который уже давно вытягивал голову, пытаясь рассмотреть издалека тыкнутые моим пальчиком камни, и делал королю какие-то странные знаки, которые тот не заметил. – Ты одел что-то не то...

Король обернулся и без слов молча вышел прочь, выбив ногой дверь.

– Но я ставил опалы! – безумно заорал ему вслед в ужасе старый ювелир. – Клянусь, я ставил настоящие камни!!!

Я ошеломленно стояла. Тогда как они смотрели вслед ухнувшей двери.

– Это актер, – вдруг оскорблено завопил вдогонку королю тот самый льстивый придворный, – всыпьте ему плетей... Стража!!! Вдогонку, быстрей!!!

Мама ахнула, а граф закрыл рукой лицо. Мне послышалось хихиканье, но наверно я спутала его, ибо отец такой серьезный.

– Вся свита актеры! – вдруг сказала из группы отдельно стоящих людей какая-то разодетая дама.

Граф сел на стул, закрывая лицо и подозрительно вздрагивая.

Свита испуганно заоглядывалась, ибо настоящая знать начала гневно окружать ее.

– Не разбираться в камнях! Это скоморохи...

– Они нас дурачат! Мужчины, всыпьте жалким актеришкам по первое число, за то, что вздумали нас дурачить, – оскорблено сказала старая дама. – Подумать только, муж, вы пресмыкались перед простолюдином... Эй, стража... Позовите моих слуг!

– Мама, мы их сами выпорем... Подумать только... – сказали два молодца под потолок возле одного знатного семейства...

Все знатные юноши закатывали рукава...

– Будут знать, как играть с нами такие шутки...

Папá почему-то трясся, а я не понимала. Как он может быть таким жестоким!

Свита затравленно озиралась, отступая...

– Но мы настоящие... – вопили они, но их никто не слышал в гневном шуме обступившей толпы. Кто-то ударил одного из придворных по лицу и тот упал. Стекляшки! Остальные замолчали, побелев.

– Эй, слуги! Всыпьте им!!! – властно приказал какой-то старый лорд.

Появились высокие гвардейцы, с улыбками внимавшие дамам... Придворных держали каждого по двое сквайров или юных крепких лордов, не давая вырываться...

– Разложить и пороть их самим, – раздались гневные голоса. В толпе из двух тысяч человек всегда найдется куча недовольных смутьянов.

Отец лежал на земле и стонал. Припадки его усиливались, когда он кидал случайный взгляд на эту безобразную сцену. У него, наверное, от боли, катились слезы. Мари тоже нервно постанывала, взявшись за живот.

– Что они такое съели?

– Ааа, – кого-то из свиты подхватили под белы ручки, и, разоблачив, держали, а гвардейцы безжалостно секли их... Остальные, обезумев, обречено вырывались, найдя пятый угол. Толпа безжалостно улюлюкала.

Я с ужасом смотрела на эту жестокую бойню... Всякая жестокость всегда была мне отвратительна. Тем более к малым сим, актерам...

– Нельзя же быть такими жестокими к людям искусства, – прошептала я.

Мамá раскрыла рот.

Я даже не знала, чем это кончится... Белые телеса уже нескольких придворных, с которых с хохотом срывали одежду, мелькали в глазах как пятна в глазах...

– Стойте! – заорал чей-то властный голос. – Что происходит?!?

В комнату ворвался наполовину одетый король, на котором еще болтался украшенный фальшивками сюртук.

И тут же все внимание взбесившейся толпы переключилось на короля. Раздался вой.

– Вот он самозванец!!! – заорал кто-то. – Это он!

Папá стало совсем плохо. Он катался по земле, и мы с мамой кинулись ему на помощь, не обращая внимания на окружающее. А там бесновались:

– Держи его! Обманщик! – люди рванули за королем.

Толпа гневно всколыхнулась.

– Актеришка! – вопили люди.

– Запороть его!!! – бешено завопил кто-то. – Хватайте его!!!

– Порите!!!

– Не дайте ему удрать, – дурным голосом визжал старый граф.

Люди все-таки схватили актера, – с ужасом вздрогнула я, – и с улюлюканьем потащили обратно, сорвав с него портки.

Разложив его по колоде, причем его держали два молодца-дубца, его изо всех сил стегали кнутом.

– Мама, – с мольбой протянула я к ней руки. – Они же запорют его до смерти только за то, что он простолюдин...

Но мама была занята отцом и ничего не ответила, презрительно фыркнув.

– Так ему и надо, – безжалостно сказала она.

Мое чуткое сердце не выдержало.

– Остановите же это безумие, – с заклинанием обернулась я к наиболее солидному из окружающих. Близорукий старый лорд, бывший родственником настоящего короля и ожесточенно радовавшийся чужому горю, которого я умоляла вмешаться чуть ли не на коленях, только презрительно смерил меня взглядом.

– Бить до смерти этих простолюдинов! – отвернувшись, завизжал он. – Шкуру, шкуру с него спускайте!!! Ишь, чего посмел, под самого короля рядиться...

Его голос утонул во всеобщем гуле.

Отца схватили судороги, и он корчился на полу, а я не могла помочь ни тому, ни другому...

А лорд разжигал бешеную толпу, умоляя линчевать негодяя.

Я разозлилась. Слезы были у меня на глазах.

– Ах, так, – я выхватила у самозабвенно вопившего гвардейца пистолет и не раздумывая выстрелила в цепь, на которой под потолком висела громадная люстра с тысячами свечей... Та рухнула прямо на улюлюкающую беспощадную толпу...

Несколько свечей зажгли чьи-то одежды... Легкие, почти невесомые накидки на некоторых дамах вспыхнули как солома...

– Пожар! – изо всех сил завизжала тонким голосом, уловив мой взгляд, под стеной Мари.

...Через минуту все было кончено. Обезумевшая толпа, потеряв всякое соображение и давя друг друга, в считанные мгновения вынесла и столы, и двери, вынесшись наружу. Через мгновение в зале остались наедине только я, да неудавшийся стонущий актер... Я лениво и презрительно каблуком затоптала несколько оставшихся несчастных свечей, так напугавших баранов, и вместе с Мари подошла к стонущему и все еще державшемуся за высеченную задницу простолюдину.

– Чего ж вы не сказали, что вы актер? – укоризненно сказала я.

Он вздрогнул. И даже руки его замерли на заднице.

– Я бы сразу вас спасла, а так я думала, что вы сами остановите эту порку...

Руки его попытались закрыть задницу, выставленную наверх.

– Вы смутились, что вы простолюдин? – догадалась я. – Не волнуйтесь, я тоже по слухам дочь конюха, но нисколько не позволяю этому влиять на мое достоинство, – я ободряюще дотронулась до него рукой. – Успокойтесь, сейчас мой телохранитель посмотрит ваши раны... И не держитесь так за задницу, я видела и хуже...

Я обернулась.

– Джо! – кликнула я.

Пострадавший вскочил как ужаленный.

Я удивленно глянула на него.

В это время с третьего этажа свесилась удивленная голова Джекки.

– Папá? – удивленно снова спросил он.

Граф с графиней церемонно подошли к актеру, бывшему без порток и все еще закрывавшему свою задницу. Он медленно отступал, затравленно глядя на них. Он вовсе рехнулся.

– Джо! – крикнула я. – Иди помоги...

– Ваше величество, – обратился граф, – мы приносим вам... В это время за их спиной появился индеец с кучей каких-то волос.

– Где ты был!? – накинулась я на индейца, игнорируя причуды родителей.

– Джо добыла шестьдесят скальпов, – довольно сказал индеец. – Они совсем слабы...

Лицо у меня, видно, побледнело. Мари в полуобморочном состоянии оперлась на стену...

– Помочь? – недоуменно спросил меня Джо, с удивлением глядя на актера. – Но моя думай, ты сама его убьешь, он слабый...

Он вынул нож.

Несчастный выпоротый затравленно отступил, глядя то на Джо, то на графа. Джекки свесился с третьего этажа раскрыв рот.

– А, скальп снять, – догадался Джо.

Граф и графиня, не обратившие на бормотавшего сзади них телохранителя никакого внимания, удивленно взглянули на голого безумца перед ними. У того клацали зубы. Несчастного всего трепало от страха. Он упал на колени и дрожал, беззвучно моля о пощаде. Руки у него были на заднице, будто связаны.

С Мари тоже творилось что-то дурное.

Граф с графиней шокировано переглянулись.

– Может, ты ему не поклонился? – тихо спросила мама.

– Ваше величество, – низко поклонился граф, очевидно приняв его за короля, видимо не замечая, что Джо за его спиной приблизился почти вплотную. Несчастный на коленях метался во все стороны, с мольбой глядя на всех и ища пощады.

– Джо, залечи ему раны, – скомандовала, разозлившись, я.

Безумец взлетел и с воплями кинулся прочь, даже не прикрывая задницу и вопя что-то про сумасшедших...

Мари нервно ржала, облокотившись на раму вышибленной двери.

– Папá?!? – шокировано спросил принц.

– Не волнуйся, это был старый безумец, я его узнала, – успокаивающе сказала я им с родителями.

С Мари случилась тихая истерика. Она захлебывалась слезами, визжа...

Оскорбленный в своих лучших чувствах Джо вернулся к своей громадной куче, в которой я узнала парики.

– У белых холодной страны странные скальпы... – недоуменно сказал он, с вожделением разглядывая связанную кучу париков. – Они сами сбрасывают их, как ящерицы хвост, стоит их только прижать... Не надо даже убивать, – презрительно сказал он, будто они были трусы, – достаточно дернуть...

После всего случившегося я не выдержала. Я упала на спину, обезумев от смеха, вместе с Мари. После трудного дня со мной случилась настоящая истерика...

Глава 43 Бег с крокодилами

Мама безжалостно отхлестала нас с Мари по щекам, приводя, как она говорила, в порядок.

– Немедленно уберите что натворили, – гневно сказала она, когда мы виновато вскочили, тыкая рукой в разгром в зале.

Я, вскочив, одна стала танцевать в пустынном зале, сама себе напевая.

– Хоть сейчас немного все же потанцую! – сама себе сказала я, заправляя волосы, но стараясь держаться подальше от мамы. Чтоб никаким предметом она не могла попасть... – А то все мужчины, мужчины... А я так и останусь нетанцованная... – обижено сказала я.

Мари присоединилась ко мне, и мы вдвоем с ней здорово сплясали несколько танцев посреди фамильного королевского дома без всяких кавалеров. Но мама нас бесстыже прервала.

– Сначала наведите порядок, потом потанцуем, – скомандовала она.

– Может, сожжем его к черту, пока это худо не кончилось? – шепнула мне на ухо Мари, почти с ненавистью глядя на горы мусора...

Вздохнув, я пошла по пустынному замку, разглядывая его и выискивая забившихся в щели слуг. Не прошло и полчаса, как я заставила этих лентяев работать, организовав уборку и командуя наведением порядка. Впрочем, я в замке приказала многое переделать, потому что мне не нравилось...

– Здесь сделать так, а здесь так, – ходила и указывала я по замку, с тоской думая, что, как всегда при покупке нового замка его обустройством занималась конечно я, тогда как остальные отдыхали или наслаждались видом.

Через час напряженной работы, когда все слуги и не слуги, что попадались мне на пути, напряженно бегали, замок снова приобрел свой праздничный вид. Правда, сейчас он стал заметно красивее. Мама всегда говорила, что у меня золотые руки – сдвину чуть вещи и становится удивительно красиво, поправлю занавески – в мертвом доме становится уютно. Слуги с мистическим страхом смотрели на меня.

Только меня иногда мучил странный вой, доносившийся снаружи, но руки пока туда не дотягивались.

– Ах, вроде теперь снова красиво, – вслух сказала я, полностью изменив замок, – можно и танцевать. Жаль, что гости разъехались...

– Ваше величество, ваше величество, – зачастил слуга, – вы же приказали никого не выпускать. Ворота еще не открывали... Мы знали, что вам понравится... Они до сих пор сидят в пруду, – радостно отрапортовал он.

– Все здесь?! – я хлопнула в ладоши.

– Все две тысячи, – бодро ответил тот.

– Ах, платья... – с печалью сказала я. – Что стало с платьями...

– Не волнуйтесь, ваше величество, они все взяли красивую перемену, которую надевают к ночи...

– Ну так пойдите объявите им, что будут танцы! – радостно сказала я, еще раз хлопнув в ладоши.

– Выпускать? – переспросил слуга.

Я удивилась.

– Но так ведь они еще в пруду... – удивился тот моему непониманию.

– До сих пор?!? – у меня открылся рот.

– Ну, понимаете, – замялся он, – во время паники кто-то открыл клетки и выпустил волкодавов, и теперь они сидят рядком вокруг пруда и...

Я бегом кинулась вниз недослушав.

– ...и к тому же они никому не мешают в замке... – вдогонку мне бросил придворный.

Сзади отчаянно хохотала Мари, услышавшая наш разговор.

...Еще издалека я уловила истерические рыдания хохота Джекки, которого никак не могла найти в замке. Он сидел на берегу в обнимку с волкодавом и выл от хохота, глядя на высовывающиеся из маленького пруда головы двух тысяч гостей и злопамятно тыча в них пальцами, и снова падал на спину. Пруд был набит ими как сельдями, и все расширенными глазами смотрели на громадных оскаленных зверей, сидевших по краям, изо рта которых текли слюни... От вида этой знати с Джекки периодически случались дикие пароксизмы хохота и изо рта вырывался вой. Он явно отыгрывался на них.

– Джекки, перестань, – укоризненно уговаривал замолчать его из окна старый безумец. – Это же совершенно неприлично...

Увидев меня, Джекки скрутила истерика, а старый безумец мгновенно исчез, так быстро, что даже я ахнула.

Увязавшаяся за мной Мари истерически рыдала на берегу, увидев эту картину. Но я мужественно не обращала на это внимания.

– А теперь будут танцы! – радостно сказала я, став на берегу и хлопнув в ладоши, обращаясь ко всем людям и улыбаясь им. И удивилась, ибо они восприняли это известие не так, как я надеялась и как я сама воспринимала.

Люди обречено и механически начали молча раздеваться, изредка тяжело подбадривая друга словами типа – крепись; осталось недолго терпеть – будто шли на казнь.

Я удивленно смотрела на них, раскрыв рот.

– Поодиночке или как? – обреченно спросил какой-то граф.

– Я согласен на все, – бормотал вслух какой-то синий старик, стягивая в воде штаны, – даже танцевать голым перед самим Сатаной, только уберите ваших волкодавов...

– Что танцевать? – все так же механически и обречено спросил тот же голос.

Джекки скрутила истерика. Мари выла во весь голос. А негодяй Джекки во всю пользовался ситуацией:

– Пусть каждый покажет все, на что способен! – истерически завопил он.

– Вы что, не поняли, сейчас будут танцы! – оскорблено повторила я. Обращаясь к тем, что в пруду.

Они заметно напряглись.

– Ч-что... что мы должны делать!?! – истерически со страхом выкрикнул кто-то прятавшийся. Его бил ужас.

Я непонимающе смотрела на них.

– Т-танцевать, – запинаясь, проговорила я. Прежние девичьи страхи и подозрения опять накатили на меня. – Неужели я такая с-страшная?

Мне хотелось разрыдаться.

Запала мертвая тишина.

– С вами?!? – ахнул кто-то.

Я отвернулась и заплакала.

– Фас их! – скомандовал Джекки своим волкодавам, разозленный их пренебрежением ко мне. Те кинулись в воду...

– Стой!!! – прогремел у меня над ухом чудовищный голос. – Что здесь происходит?!?

Я оглянулась.

– Дядя! – радостно воскликнул принц.

– Что происходит? – спросил дядя уже мягче.

– Да вот, – злобно сказал принц. – Не хотят идти на танцы! Ты смотри, чего устроили!!!

– Так! – угрожающе сказал дядя принца, уничтожительно взглянув на толпу.

Он долго молчал.

Там раздался гул протеста.

– И так уже полчаса, – злорадно сказал принц. – Они отказываются танцевать, оскорбили мою невесту, но я их...

– Так... – еще раз протянул его дядя, оглядев всех. И лицо его вытянулось. – Вы сейчас все выйдете из воды как порядочные люди, переоденетесь, и как миленькие пойдете на танцы, – приказал он, – а то...

Я уважительно посмотрела на него.

– Забастовка? – вдруг сказал он подозрительно...

Это модное слово прозвучало в его устах как «убийство».

Тихо стонавшее озеро мертво замерло. Даже булькать перестали.

– Джекки, – безжалостно скомандовал он, – я придумал, как их выкурить из воды... Быстро... Пойди пусти крокодилов, и никто там не останется... Поднять решетку!!!

Знать просто вынесло из пруда всем ошалелым стадом. Наблюдая гонки полуголой толпы, половина из которых была совсем голая, дядя только раскрыл рот. Обезумев, они ринулись в замок бешеной стеной как на штурм...

Джекки от шока ржал во все горло. Я каталась по полу, задыхаясь и стоня и мягко ободряя аутсайдеров забега криком «крокодилы!». Волкодавы выли и бросались на решетку.

Наконец, успокоившись, я привела себя в порядок и причесалась. Правда к озеру подходить не решилась. Там странно пахло. Я с удивлением увидела, что после них в озере почти не осталось воды, в которой еле-еле шевелились несчастные рыбки, да и та вода в озере была подозрительного цвета...

– Бедные рыбки, – сказала я. И посочувствовала им. – Вытеснили...

Я была очень сострадательна, только люди этого не видели.

– Джекки, а как они там оказались? – наконец спросил этот властный мужчина.

– Не знаю дядя, – подозрительно ответил Джекки уже издалека, вдруг поспешив исчезнуть. – Меня тогда не было... Спроси у папы, вон он...

Я резко обернулась, чтобы увидеть настоящего короля, но в окнах никого уже не было... Мари тоже смылась...

– Что, королева... – фамильярно хлопнул меня дядя принца по плечу. – Опять с мужем поссорилась?

Я открыла рот.

– А я тебя сразу узнал, – гордо сказал он, – хоть ты и разоделась как кукла, и скинула лет тридцать с плеч, только слишком был слишком занят, помогая Джекки, чтоб подойти... – он надменно выпятил грудь.

Я ошарашено молчала.

Он снова бросил взгляд на окно.

Я снова резко обернулась, но там снова никого не было.

– Он никогда еще так не боялся, – довольно сказал дядя принца. – Что ты с ним на этот раз делала? Учти, я тебя больше мирить с ним не буду! – хмуро сказал он. – И что ты нашла в этом болване, такая красавица даже в сорок три года! Говорил я тебе тогда, выходи за меня, ты бы ни одной ночи спокойной не знала...

Лицо у меня, видно, вытянулось.

– Отличное платье, – сказал он, жадно глядя на меня.

Я ждала. Никогда со мной такого ужаса не было.

– Никогда со мной такого не было, – он плюнул. – Что ты со мной делаешь?

Я ахнула.

– Как я не замечал, что у тебя такие большие... – он совершенно неприлично уставился на мою грудь, сглотнув... – глаза...

Я в шоке глядела на него. Он со мной заигрывал!

Он это понял и снизил тон.

– И чего ты так предана этому ничтожеству?! – поддел меня он. – Я могу заменять его, как это делаю на приемах, и когда он в отъезде...

О Боже, – я чуть не рухнула в обморок, – мало того, что он принял меня за замужнюю женщину, так еще и склонял ту к флирту.

– Это была шутка, – поспешно сказал он.

Я почувствовала, как праведный гнев разгорается в моем сердце.

Этот мерзкий человек стоял на кромке озера, но не замечал этого.

– Потанцуем? – призывно улыбнулась я, протягивая ему руки и делая навстречу ему па. По фигуре он должен был шагнуть назад.

Он радостно шагнул назад. И упал с бортика в мутную вонючую грязь, куда уже выпустили крокодилов, жадно пожиравших несчастных золотых рыбок.

Я, в ужасе хлопнув руками и отчаянно прижав их к груди, отчаянно ржала. Наблюдая за тем, как измазанный в грязи франт тщетно пытается взобраться по узкой стенке, удирая от крокодила... Впрочем, крокодил тоже не мог взобраться до него, что меня оправдывало...

Хотя он перебирал ногами очень быстро, он оставался на одном месте.

Покончив с рыбками, крокодилы сели рядочком внизу этой горки и вожделенно ждали. Несчастный же бешено рвался вверх и визжал, работая руками и ногами по скользкому настилу как в лихорадке и еле успевая оставаться на месте... Я просто умирала от смеха.

Потом встала, и, отряхнувшись, отправилась в замок. Пусть побегает немножко, ему полезно. Полчаса, и жира как не бывало.

Лицо несчастного, когда он увидел, что я ухожу, стало просто белым.

– Сюда, сюда! – простонал он.

Я осторожно подошла и осторожно присела на корточках на бортике, подобрав платье.

– Что вы делаете? – с любопытством спросила я, заглядывая вниз.

Он отчаянно заругался, с отчаянием закатывая глаза.

– Крокодилов ловлю! – прохрипел яростно он.

– А как? – с интересом спросила я.

В это время привлеченный моим хохотом Джекки сел на корточках рядом на кромке. И с любопытством во все глаза уставился на дядю.

– Что вы делаете? – ошеломленно спросил он.

– Крокодилов ловит! – со знанием дела ответила я, увлеченно наблюдая.

– А как? – тут же выплюнул косточку сливы, заинтересовавшись ужасно, Джекки.

Лицо несчастного, ранее белое и искаженное от ужаса из-за отчаянных усилий удержаться на скользкой плоскости, стало просто черным.

– Джекки спаси! – взмолился он. – Я знаю, твоя мама всегда была садисткой, но ты же... ты же... ты же не в нее!!!

– Что?!? – даже слива вылетела изо рта Джекки от такого оскорбления.

– Ты в папу!!! В папу!!!! – заорал дядя. – Чтоб ты жил как он!!!

Лицо Джекки приняло просто оскорбленный вид.

– И чтоб люди с тобой поступали так!!! И чтоб вся жизнь твоя была праздником как этот для него!!! – дружелюбно и подхалимски завыл дядя, пытаясь достучаться до совести Джекки, ибо крокодилы зашевелились, но напрасно. Совесть не пробуждалась. Лицо Джекки только вытягивалось с каждым новым оскорблением. А дядя, очевидно, не слишком-то и соображал, какое впечатление производят его завывания с подвывом, ибо крокодилам наскучило долгое ожидание обеда, и они начали проявлять нетерпение и недовольство, ерзать там и карабкаться в гору. То есть звать официанта и обед в одном лице, который слишком, по их мнению, долго не шел. Публика стучала ложками и хвостами. Выступление для разжигания здорового аппетита через махание обедом под носом, по общему мнению их, слишком затягивалось... Дядя попеременно выл, но не намеренно выл, просто у него иначе не получалось, когда он спасался от крокодилов...

Наконец дядя стал сдавать.

– Будете желать жену своего родственника? – хладнокровно спросила я.

– Никогда!!! – в ужасе выдохнул дядя.

– Джекки, подай хорошему человеку веревку! – строго сказала я.

А потом встала и тщательно отряхнула платье, попрыгав на двух ногах.

Ошалевший дядя перевалился через кромку и в изнеможении рухнул у моих ног.

– Спасибо, – простонал он.

– Всегда рада подать хорошему человеку веревку, – вежливо поклонилась я, ответив стандартно, как учила мама, и быстрей повернулась. Я тщательно выбила ладошкой подол и ушла в замок. Здесь больше не было чего делать.

Но в замке я не успела пройти и пяти шагов, как натолкнулась на маму. Лицо ее выражало ужас и страх, прическа растрепана.

– Где ты пропадала?! – накинулась она на меня так, будто я, по меньшей мере, умерла. – Господи, какой кошмар, – она заплакала, – вас с Мари нет, по замку бегают голые придворные, я не могу вас найти... Я же говорила вам, чтоб без нас не отходили ни в какие отдельные комнаты, – крепко держа меня за руку, она разрыдалась... – А что, если б они голые накинулись на вас...

Мари уже сидела в комнате под охраной и видно ей здорово попало, поскольку вид у нее был крайне смирный и угрюмый.

– Я всегда говорил тебе, что королевский замок это притон, – нервно ходил граф. – Немедленно уезжаем!!! Обнаженными делать кроссы... Подумать только... И я еще привез сюда невинных девочек! Позор! А Лу ведь к тому же даже нет и шестнадцати!!! – в ужасе сказал он. – Никогда не прощу себе, что она это видела...

– Мари, тебя изнасиловали? – в ужасе спросила я.

Мари презрительно фыркнула.

– Черта с два, – прошипела она.

– Два раза? – глаза у меня вытянулись.

Она покачала головой.

– Двое? – упавшим голосом спросила я. – Два «черта»? Как же ты могла? Как успела? Ты же была рядом со мной!

Мари попыталась выцарапать мне глаза.

Мама успокоила меня...

– Ничего с ней не случилось. Я вмешалась вовремя...

– Но, мама, они только спрашивали дорогу до отведенных им покоев! – взбесилась сестра.

Я облегченно вздохнула.

– Голые? – подозрительно спросила мама. – И просили провести до спален?

– К тому зе с ней все время был Джо, – хладнокровно сказал индеец. – Мы помним, что нам приказала госпожа. Мы следили за ней даже в туалете...

– Он обыскивал их прежде чем я могла войти, – хихикнула Мари. – А там были голые женщины... Нарисованы...

– Мари, прости меня, – серьезно сказала я, – я не подумала, что там тебе может грозить какая-то опасность...

– Я что, ребенок? – обиделась она. – Я убиваю взрослого мужчину, к тому же у меня на ноге примотан пистолет и нож...

Я успокоено расслабилась.

– Хорошо, – сказала я.

– А кстати, а что ты делала? – подозрительно спросила мама.

– Да-да, – нахмурилась с видом гордой старшей сестры Мари. – Где это ты была, когда дала слово не лазить без мамы в отдельные комнаты...

– Я спасала дядю Джекки, – с видом оскорбленной невинности оскорблено сказала я. – Можете спросить его. Он попал в пруд с крокодилами и полчаса никак не мог выбраться, а я ему помогала изо всех сил это делать...

– Да, этцо правда, – сказал китаец. – Моя видела из окна. Лу сидела и смотрела...

– У тебя добрая душа, Лу, – растрогано сказала мама. А потом спохватилась. – Что значит сидела...

– Ну... смеялас... – вспоминал китаец.

– После того, как она же его самого туда и столкнула, – мстительно наябедничала Мари.

– Это правда, Лу?! – сурово спросила мама.

– Сущий бред! – я возмущенно вскочила.

– Успокойся, – успокоил маму граф. – Лу никогда не допускает настоящей опасности, у нее на нее обостренное инстинктивное чувство, которое подвело бы другого...

– Только у нее извращенное представление, что такое настоящая опасность, – холодно отбрила его мама.

Глава 44 Я участвую в травле злоумышленника

Чтоб не выглядеть вызывающе, когда спорят старшие, я села точно так же смиренно пригорюнившись, как Мари, даже руки сложила так же. Но, очевидно, мое усердие чем-то не понравилось старшим. Потому что мне опять попало.

– Прекрати издеваться над нами, Лу! – сердито сказал граф.

Я еще раз посмотрела на Мари, чтобы определить, чего же мне опять не хватает в моем смирении, и полностью передрала даже выражение ее губ, старясь изо всех сил выразить свое полное смирение. За что, по совершенной несправедливости, схлопотала от мамы тряпкой по голове.

Совершенная несправедливость, – обижено подумала я. – Я же старалась раскаяться как можно полнее и точнее.

– Надо рвать когти, – сказала отцу мама, набравшаяся мудрости от своих дочерей в бесконечных перипетиях. – Если до этого нас еще не казнили, то это не значит, что подобное легкомыслие скоро кончится... После последнего номера, что отколола Лу, нами займутся всерьез...

Граф только вздохнул.

– И это называется бал! Придется спустить тебя с Мари по веревке, тогда как Лу с китайцами будут прикрывать отход...

– А может проще? – возразила мама. – Мне не хочется, чтоб дочери попортили платье. Может Лу просто прикажет открыть ворота и опустить мост, и мы смоемся? Лу с Мари пойдет впереди, мы будем идти сзади и делать вид, что гуляем по замку, китайцы будут делать вид, что несут поднос с едой...

Судя по всему, ей просто не хотелось лезть по веревке.

Я осторожно быстро сняла платье и переоделась в давно найденную тряпку какой-то горничной. Не хватало еще платье испортить. Я вздохнула, глянув на него, – потанцевать так и не пришлось. А чтоб этого не было видно, если придется командовать слугами, ведь слуги все равно привыкли к моему голосу, надела сверху плащ.

С сомнением взглянув на себя в зеркало, я открыла дверь. И столкнулась с отрядом солдат человек в сто, командир которых как раз подходил к нашей двери.

– Простите, мисс, вы не знаете, где находится граф Кентеберийский с женой? – спросил он.

Я увидела в конце длиннейшего коридора каких-то двоих старичков.

– Вроде бы вон они, – равнодушно махнула рукой я, хмыкнув. – Только учтите, они очень хитрые, много по свету поездили, если вы к ним так заявитесь, то они могут и назваться чужим именем... А зачем вам?

– Это наше дело...

Я фыркнула.

– Ваше так ваше...

– А двоих красавиц вы здесь не видели?

Я гордо подобралась и даже забыла про все окружающее, так мне понравилось название себя красавицей.

– Красавица я! – с детской гордостью похвасталась я.

Солдаты поглядели на меня и хихикнули.

– Выше нос держать, кнопка! – ласково сказал командир. – Нам нужны настоящие красавицы!

Тут, старики, уже и так здорово прибитые сегодняшними событиями, увидев направляющихся к ним солдат, рванули прочь.

– За ними! – заорал капитан.

– А я...? Красавица...?

Капитан только фыркнул.

– Ты нам не нужна...

– Ну... – удивленно протянула я... – как знаете...

Едва я зашла в комнату, как меня грубо схватили мои родные и заперли дверь. А потом облегченно приникли к ней, тяжело дыша.

– Ты что, совсем сумасшедшая? – спросила меня мама. – Сама себя им предлагать?

Но я их не слышала, все еще звеня внутри от обиды, – я, оказывается, не красавица!

– Ай, мама, отойди! – не выдержала я. – Тут такое случилось, а ты с такой чепухой лезешь! Жизнь потеряла свой смысл.

– Что будем делать? – хмуро спросила Мари. – У меня пороху только на пять выстрелов... А их много...

– Сотня всего... – отмахнулась я.

– Лу, ты почему не волнуешься? – подозрительно спросила Мари.

– Ты же слышала, – отмахнулась я от глупых вопросов, – я могу идти куда захочу в любое время...

Мари ахнула.

– Я им не нужна, я не красавица... – у меня выступили слезы.

Мама ахнула.

– Черт побери этих идиотов!

Но ни Джо, ни китаец их не слушали, а уже спускали в окно тонкую веревку... Впрочем, китаец бы вылез и без нее, а я так вообще никогда не нуждалась в веревке...

– Ты первая? – спросила Мари.

– А я вообще не нуждаюсь в веревке! – высказала я все, что было на душе.

Окружающие немного побледнели при простом слове «веревка».

– В Тауэре государственных преступников не вешают, а четвертуют, – укоризненно наставила меня Мари, сердитая, наверно, что я не знаю таких простых вещей. – Нечего маму пугать...

Мама напоминала хорошо побеленную стенку.

– Девочки, прекратите баловаться, ситуация начинает мне не нравиться...

– Джо, ты взял мое платье? – спросила я.

– Угу... – ответили оба.

Граф что-то ворчал.

– Да успокойтесь вы, оба, – сказала я им с мамой. – Меня никто не тронет и не узнает, я полностью спокойна. Я всегда вызволю вас из самых мрачных и пыточных застенков и сниму даже с дыбы перед виселицей... Выйму из петли...

Мама ахнула от такого утешения.

– К тому же в замке две тысячи напуганных гостей, и убей меня бог, если они найдут нас в ближайший час не зная нас в лицо, если я сказала им, что в этой комнате вас нет...

– Ты им это так и не сказала, – подправила Мари.

– К тому же большинство знати будет мало настроено пускать солдат и говорить им правду. В таком скоплении они могут искать нас до утра...

– Тук-тук-тук, – раздался стук.

– Кто там! – весело спросила я, пританцовывая себе.

Лицо мамы вытянулось в ужасе.

– Открывай стерва! – скомандовал грубый голос. – Ты натравила нас на родственников короля!!!

– Какое горе! Как же я могла так ошибиться! – откровенно ломала руки я, пританцовывая. Я наблюдала краем глаза, как, спустив маму, китаец помогает спуститься графу, другой рукой раскручивая железную плеть, в которой вместо кнута был стальной трос. Страшный тренированный мой удар перерубал ей человека как мечом, только на гораздо больших расстояниях. Ужас, сколько мне пришлось потренироваться и изменять его, прежде чем я достигла этого, владея им лучше, чем кнутом... Впрочем, мне достаточно было попасть и обычным кнутом по глазам или по шее, чтоб с человека было достаточно...

С силой пустив кнут, я для пробы насквозь перебила им деревянный стул...

– Только не убивай их сразу, Лу, – с тоской протянул граф. – Эти дураки ни в чем не виноваты... Это же не вражеский стан, а Родина.

Я хмыкнула. Когда меня пытаются арестовать, я становлюсь невосприимчива к расовым предпочтениям. Все нации для меня равны!

Пока они ломали дверь, я переодевалась в кимоно, которое всегда носила на приемы – в нем было удобнее сражаться, да и шелковое, оно было красивее, хотя мы были похожи в нем на мальчиков... Раз бой, я должна быть удобно одета.

Джо выкладывал перед собой ножи и томагавки, неизвестно как пронесенные в зал, но я хладнокровно отправила его за окно... вслед за своими...

Можно было спуститься вниз, но тогда они бы поняли, куда мы ушли, а так... Если я выйду через дверь, им будет не до окон...

Когда они, наконец, «открыли» дверь, я задумавшись стояла, опершись на стену и помахивая хлыстом.

– Вам кого-нибудь надо? – механически спросила я, подняв на них глаза.

Их, кажется, хватил шок от такого наглого поведения.

А может, они карпы от рождения, – подумала я. – Чего это они разевают рты?

– Это она, она!!! – внезапно во весь голос закричал один из солдат. – Это она натравила нас на бедных старичков!

– Ну и что же они сказали? – меланхолично спросила я, внезапно заинтересовавшись.

– Ты, стерва! – взревел капитан, который перестал мне нравиться, ибо у него наружу поперла звериная суть. – Ты ответишь за все! Ты одна в этом виновата! Знала бы ты, что мы с ними сделали!!!

Я не выдержала и подавилась от смеха в ладошку.

– Они во всем признались?

– Вы!!!! – ревел тот белугой.

– Все старички на одно лицо... – недоуменно пожала плечами я. – Я же сказала «вроде бы»... Такая ошибка! – я закатила глаза.

– А где граф Кентеберийский?!? – буквально провыл капитан.

– Вы что, хотите, чтоб я вам опять показала?! – неверяще спросила я.

Тот схватился за сердце.

– Его что, тут нет!?! – угрожающе спросил капитан.

– В чем вы меня подозреваете!?! – я подняла половинку стула и даже заглянула под нее, чтоб убедиться, что там нет графа. Почему-то моя ретивость и желание помочь вызвали у взрослых, как всегда, обратную реакцию бешенства.

– Где ты его прячешь? – тихо проскрипел капитан, сгорая от злости.

– На что это вы намекаете?! – взвилась я. – Вы ведете себя совершенно неприлично! Вы делаете грязные непонятные намеки порядочной девушке!

Я заглянула под кровать и радостно сказала.

– Его здесь нет!

Я так и не поняла, чем это я их довела. Они почему-то не радовались вместе со мной. Они буквально дергались.

– Какая ошибка, – я заглянула внимательно под вторую половинку разрубленного стула, чтобы поглядеть, не там ли граф, но этим невинным жестом довела их еще больше. Когда я еще потрогала там руками, чтобы убедиться в этом, они просто взбесились.

– Ты скажешь, где он? – проскрипел капитан. – Ты же не открывала дверь?

– Я что, сказала, что он здесь? – с любопытством спросила я.

Удивительно видеть, что делают с людьми простые вопросы.

Чтобы побыстрей хоть немного умаслить их, я внимательно заглянула еще и под табуретку.

– Что вы делаете?! – удивленно спросил, очевидно начальник этого капитана, застав меня за этим зрелищем.

– Ищем графа Кентеберийского, – заискивающе побыстрей ответила я, подобострастно улыбаясь.

От того, каким стали их лица, а, прежде всего, лицо начальника, обращенное на подчиненных солдат, я даже скромно потупилась.

Я думала он убьет их.

А от того, каким стали лица солдат и первого капитана, я отпрыгнула к стенке.

– Вон отсюда! – взревел главный начальник.

– Ухожу, ухожу, – я подняла успокаивающе руки вверх и покрутила ими, успокаивающе улыбаясь во все горло, показывая, что я ухожу.

Никогда не могла понять, почему явное выражение моего почтения доводит взрослых до белого каления. Мари всегда делала так, но ее хотя бы за это не били, – жалобно подумала я.

– Она над нами издевается!!! – завыл начальник.

– Но ведь я только хотела уйти... И побыстрей... – жалобно сказала я. И поддобрилась. – Как ваше сиятельство и говорили...

Лицо его стало белым.

Я скромно, потупившись, хихикнула – клянусь, я точно скопировала, как это, потупясь, делали знакомые подруги Мари, когда они смущены, чтоб полностью соответствовать английскому стандарту и ничем не выделятся!!!

Я думала, их хватит удар немедленно и тут же.

Увидев, что с ними сделала, я на цыпочках попыталась осторожно уйти отсюда.

– Совсем сумасшедшие, – недоуменно прошептала я.

Я делала им, отступая, знаки руками, вращая ими и шевеля пальцами, чтобы хоть немного отвлечь этих бешенных сумасшедших от своей персоны, пока я убегу... Папа не зря говорил, что сюда нельзя, вот только он забыл упомянуть, что это желтый дом.

Я, высунув, показала им свой язык и сделала глупое лицо. Кто-то говорил мне, что сумасшедшие не тронут, если примут тебя за своего. Может, они хоть немного отвлекутся и успокоятся.

– Ууу, – сказала я, покрутив ладонями у виска.

– Хватайте, хватайте ее!!!! – провизжал в полной невменяемости начальник, бессильно опершись на стенку и совсем став похожим, наконец, на психбольного.

Я юрко шмыгнула мимо него к выходу.

Ловко захлопнув за собой дверь и тут же закрыв ее снаружи на ключ, я обессилено привалилась к ней, тяжело дыша и глядя на стоящих в коридоре солдат и знать.

– Что там? – прокричали они, бегом спеша ко мне на помочь.

– Бандиты, – прохрипела я, чувствуя, как снова ломают дверь. – Хотели сделать со мной плохо! – я пустила слезу.

– Отойди, мы им всыплем! – закатывая рукава, сказали знатные лорды.

Я дернула оттуда.

– Только задержите их! А я пришлю вам подмогу...

Я побежала по коридорам, крича:

– Вперед, славные воины! Там бандиты дерутся со знатью! Кто смел и не забыл честь, бросайся на простолюдинов!

Молодежь, знатные юные павлины, сегодня вся горя после вынужденного купания желанием снова вернуть себе достоинство в чужих и своих глазах, и показать, что они славные парни, кучей ринулись туда, где уже кипела драка... Уж очень им хотелось заслужить благосклонность короля...

– Кто хочет заслужить прощение короля, бросайтесь в бой! – изображая горничную, на бегу завывала я.

Они очень хотели заслужить благосклонность короля... Толпы бросились туда...

– Арестовать! Арестовать! – кричали там. Все принимали это на свой счет и, естественно, устроили потасовку. После сегодняшнего все казалось людям правдой. Меня обгоняли бегущие женщины, вопящие, что их насилуют, что король приказал арестовать всех, спасайся кто может, ибо женщин насилуют и истязают... Не выдержавшие такого надругательства мужчины с ходу вступали в бой в защиту своих дочек...

Я бежала, вытирая слезы. Ибо смех задушил меня, просто рыдания напали. Я периодически натыкалась на чью-то грудь и просто рыдала, содрогаясь.

– Ничего, девочка, – слышала я в ответ, – мы покажем этим ублюдкам!

Женщины в ужасе убегали, спотыкались, падали, плакали, голосили, отупело визжали, если натыкались на кого-то...

– Только поймайте мне вон ее!!!! Ловите ее, ловите ее!!! – доносился временами бешеный рев начальника. – Я не знаю, что я с этой сукой сделаю! Поймав, тащите ее в казарму!!!

Бедные англичанки, которые в юности считались бы скомпрометированными бесповоротно, окажись они наедине с мужчиной в комнате, просто падали в обморок, справедливо считая, что сейчас-то их и... Это самое... В казарму... Естественно, каждая понимала, что кричат именно о ее светлости; именно ее хотят это самое эти посягнувшие нечистые... После сегодняшнего все было возможно. От ужаса они совсем помрачнели.

Я, естественно, рвала вперед как на крыльях, раз такое в замке творится. Я ж девочка порядочная.

– Король повелел изнасиловать всех дев до одной!!!! – вне себя от ужаса кричала я, убегая со всех ног впереди.

Дикий визг сопровождал мои обезумевшие вопли. Периодически все начинали визжать...

Я тоже визжала до опупения, стараясь не отстать от коллектива, особенно когда мои товарки уставали. И тогда я их поддерживала... Естественно, вы понимаете, совесть не позволяла оставить их одних на этих извергов...

– Даю тысячу фунтов, кто притащит мне девку! – перекрыл безумный шум страшный звериный рык.

И тут женщины поняли, что вот оно, началась оргия. Даже невинные девочки сообразили, что началось самое страшное. Рев, визг и плач превысили все возможное... Никогда не думала, что можно так кричать, когда тебя даже убивают. Говорили, этот женский визг слышали за сотню километров, даже, кажется, замок зашатался, а стекла лопались и вылетали кусочками...

Все понимали, что уже всех женщин того, и извращенцы хотят только молоденьких... Девок нет... За них платят бешеные деньги, чтобы только... это самое... невинную девственницу...

– Дети мои, дети мои, – кричала в отчаянии я, жалея и спасая, как матерь, их всех.

– Я сейчас ее поймаю... – бешено ревел, как гудок, поверх всего постоянный бормочущий звук, чудовищным чудом перекрывая адский звук, добавляя всем скорости. – Поймаю, и...

– И что?!?

– Но дети у нее точно будут, – ревел вслед убегающим мужчинам адский нечеловеческий глас.

Крик достиг апогея. Никто и подозревать не мог, что люди могут так нечеловечески кричать. От этого адского визга волосы становились дыбом и кровь стыла в жилах. Что ж они там с ними делают, – с ужасом подумала я. От дьявольского, безумного крика у меня мороз бежал по спине.

Люди кричали, забыв про все. Поняв, что пришла толстая, страшная смерть, они кричали еще истошнее и страшнее. И от этого крика остальные сходили с ума еще больше, ибо там же с ними, о боже, что там делали!

Как-то Джекки, играя со мной, проговорился, что в замке есть тайные ходы. При этом его пальцы непроизвольно дернулись вот так. Напрасно он это сделал. Сменив за жизнь десятки тысяч домов, замков, дворов, многие из которых были весьма похожи на опасные притоны, я уже определяла тайники и скрытые двери и люки просто уже инстинктивно. А отточенная с детства наблюдательность облегчала это. Поэтому стена с рисунком из серебряных крестиков остановила мое внимание.

Я на мгновение остановилась, пропуская мимо себя женщин с риском для жизни, но глаз словно сам отметил рисунок из крестиков, которые были не так покрыты патиной, как остальные. Впрочем, обычный нетренированный взгляд даже за час их не выделил бы. Я иногда и сама не знала, как это я делаю. Так малыш, играющий на инструменте с раннего детства, уже не помнит и не понимает, как можно иначе. Точно так же автоматически я отметила тогда и почти незаметное движение пальцев принца.

Где-то минуту я прижималась к стене, оглядываясь, тщетно нажимая выделенные крестики в той последовательности, которая запомнилась по принцу или подобные варианты, которые могли быть. Голоса уже были рядом.

– Черт! – я выругалась про все люки вместе взятые.

И тут я увидела прямо перед собой отверстие – оно открылось почти неслышно, и я его даже не замечала, так ловко это черное пятно было замаскировано среди узоров. Сделано было гениально – здесь были такие зеркала, что даже открытую дверь обнаружить сразу не было никакой возможности, особенно в темноте. Чисто психологическая иллюзия была создана так, что зеркала маскировали провал. К тому же внутри на стенке был такой же самый узор, вернее оптически такой же, ибо ход был на самом деле вбок, а не прямо.

По коридору бежали солдаты, но они меня еще не видели. Не задумываясь, я шагнула туда. Там я опять увидела крестики и не думая нажала ту же комбинацию, что была последней.

Солдатики уже бежали прямо на меня. Я набрала еще одну комбинацию. А потом еще другую, беззвучно ругаясь сквозь зубы и тряся эту дверь.

– Смотрите в оба! – рявкнул кто-то почти уже над ухом. – Она не должна уйти. Мы ее выследили и обложили, она где-то здесь... Я сам хочу убить эту мерзость...

– Ого! – подумала я.

Он начал уже оборачиваться.

Положение было аховое. Я была в узком тупичке. Если сотня даже болванов выстрелит в эту сторону, то мне придется расстаться с бренным телом, а кнутом в этой трубе... И, хуже всего, я сама сюда залезла...

Я видела, как разворачивается его голова, а сама не могла даже выстрелить, ибо посчитала накладным тащить пистоль... Мерзость... Подумать только, – укоризненно думала я, готовясь прыгнуть.

Ситуация была пятьдесят на пятьдесят, где пятьдесят – это трупы, причем мои, но я уповала, что они плохо подозревают, кто на самом деле та девочка. Она для них пока только стерва. Ну, пусть позаблуждаются пока, пусть...

Я уже прыгнула и больно ударилась о дверь, которая – вот мерзость – уже опять почти мгновенно закрылась.

– Ооо, – тихо протянула я, схватившись за лоб. Я, наверно, точно дурочка. Если и не была до сих пор, то теперь точно мозги набекрень.

Здесь было абсолютно глухо, даже шума не было слышно. Толстая панель отрезала меня намертво, даже можно было ее стенобитным тараном лупить. Покой абсолютный.

Здесь был рычаг блокировки, который я уже заметила ранее – я видела уже такие штуки. Рука моя дернула его. Теперь дверь не открылась бы, даже нажми на крестик.

Хотела я было сказать солдатам все, что я о них думаю, да стенка помешала. И потому я, убедившись, что тут намертво закрыто, облегченно вытерла вспотевший лоб, оказавшись в тайном ходу. Если бы я знала тогда, что я в нем найду!

Глава 45 Не кради коней, скотина

Отдышавшись, я пошла по своим делам, вернее ринулась в черную темноту тайного хода, тщательно выбив кимоно, справедливо решив, что все дороги ведут в Рим.

Освещения, конечно, мне никто не обещал, но только в темноте я видела как днем, даже лучше, если глаза привыкали после света... Полжизни прошло ночью, причем и отстреливаться приходилось чаще всего по ночам, высматривать засады, сражаться, потому видела я вполне прилично...

Еще ослепленная, услышав какой-то шум сзади, я против воли ускорила свое движение. Сзади раздался какой-то громкий шум. Я дернулась вперед, оглядываясь. И, к ужасу, наткнулась на кого-то мягкого, настороженно сжавшегося прямо посреди хода и явно неждавшего никого тут встретить.

– О, дьявол! – мне словно дали по нервам, так я вздрогнула и выругала себя, ибо давно уже не допускала таких проколов. Я поежилась. Всего несколько месяцев Англии, и я потеряю свою сноровку. До сих пор меня было невозможно застать врасплох, и в первый раз это было так, что меня словно вышкрябали до самых костей. Ибо глаза еще не привыкли к такой полной темноте, чтобы хорошо что-то различать...

Мы чуть не упали вместе.

И тут я сообразила, что это женщина. Теплая, мягкая.

Может, просто от нее не эманировало опасности, и она сама боялась, потому я, привыкшая полагаться на свой инстинкт, и не отметила ее. Но это мало меня успокоило. При моем способе жизни и активной глупости окружающих, желающих мне почему-то смерти, следующий раз это могла быть смерть.

– Дьявол! – помянула я тетку недобрым словом.

– Это ты Джекки? – облегченно спросила она, ощупав мое лицо. – Давай отсюда выйдем в тайную комнату на вершине замка, а то мне не нравится этот шум в тайном ходе. Ты, наверное, опять забыл закрыть... Обожди, не мешай, я сейчас открою...

Я, конечно, мешать не стала. Я девочка добрая и послушная, и очень уважаю старших. Я только внимательно стояла и послушно смотрела, кожей ощущая приближающуюся угрозу.

Наконец, одна из боковых панелей дрогнула, и я поспешно проскользнула мимо дамы внутрь, пока она возилась с закрыванием двери. Было довольно светло от звезд и огней на дворе, отблески которых улавливал мой взгляд. В этой комнате на вершине было почти как днем...

– Хорошо хоть, что я знаю все тут наизусть. Вот эта дверь рядом ведет в ход аж за замок, открывается так же... – сказала дама. – Недаром мы с твоим отцом тут набегались...

Она обернулась:

– Ты надел сережки? – с изумлением спросила она, и даже в неровном свете было заметно, как она побелела.

Я сделала книксен.

– Прошу прощения мадам! Я не Джекки. И мне очень больно за это, и я это исправлю, – я еще раз извинилась, ибо в ней было что-то неуловимое знакомое, но что я не могла понять. – Мне просто не хотелось вас пугать, пока мы не выбрались. В вашем замке становится слишком шумно и опасно для молоденьких девочек пятнадцати лет, вот я спряталась...

Я поправила рукой косы.

А потом посмотрела на кимоно, которое уже где-то было порвано, и с огорчением нахмурилась. Даже родинка особой формы на ребре была видна, ничего себе девственница. Это уже стриптиз.

– Ой, извините, – я поклонилась ей, ибо лицо ее стало прямо как стена, глаза устремились на несчастную родинку. – Я не хотела вас шокировать, но солдаты порой слишком наглы и не смотрят, за что хватают...

Достав заколотую в воротник иголку с ниткой, я быстро и прямо на глазах заштопала кимоно... Ибо в прорезь было видно даже то, что я девушка, а не то что родинку.

– Проклятье, у меня больше нет такой ткани, – ворчала я себе, ибо очень тонкая и очень прекрасная шелковая ткань с изумительными по красоте светлыми цветами и драконами была последней, ибо мама с Мари забрали этот образец...

Когда я подняла глаза, в глазах у женщины блестели слезы.

– Это ты... Я так мечтала об этой встрече... – она шептала белыми губами еле слышно, словно не могла говорить, и по устремленным на меня глазам текли слезы. – Не покидай меня...

Я отшатнулась.

– Тут что лечебница?

Она так смотрела на меня, будто собиралась обнять и прижать к сердцу, а в глазах боль, отчаянье, радость и счастье...

Сумасшедшая, – забились в голове мысли. – Она меня убьет! Они здесь прячутся с тем дурачком!

Я медленно отступала, выставив ладони.

– Спокойно, – ласково утешала я ее с каждым маленьким шажком назад и сделав соответственное доброе лицо, чтоб она не боялась. – Спокойно... Все будет нормально... Вас свяжут и вылечат, и будете как целенькая...

Я широко улыбалась и кивала ей, заслоняясь стулом, стоявшим в комнате...

– Все будет хорошо, – уговаривала я, лихорадочно отступая к крошечному замаскированному окошку. Если смотреть снаружи, то его не было. Вот так. Это была ниша в стене одного цвета, где прямой ход упирался в стену, а само окно было за каменной преградой. То есть это был вырезанный внутри толстой стены дворик, где, чтоб войти в него, нужно было повернуть по букве «Г» и зайти за преграду, иначе никто бы и не догадался. Снизу его было абсолютно не видно, так искусно оно было замаскировано, и в то же время обеспечивало вентиляцию и даже возможность осторожно выглянуть, вытянувшись на руках.

Сумасшедшая наступала на меня.

Ее всю заливала бледность, она ухватила меня за руки.

– Не уходи... я... я... пожалуйста... – она не могла говорить.

Я вжалась в стенку.

– Ну, пожалуйста... – она тонко заплакала, видя, что я ее боюсь и удираю. – Это я, я виновата, что я не разыскала! – на лице ее было отчаянье. – Не проклинай меня!

Отчего-то на душе было тоскливо и хотелось плакать. Я быстро выглянула в окно. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что оно выходит за стену, ибо башня выступала. Здесь ров образовывал широкое озеро.

– Что внизу! – жестко спросила я, чтобы перебить внимание и направить сумасшедшую на другое.

– Озеро... – механически ответила та.

– Они не подберутся вброд...

– Тут сорок футов, – успокоила она. А потом снова побледнела. – О Боже! Они тебе там ничего не сделали!

Она гладила мои руки и порывалась по-матерински прижать меня к груди, в глазах ее была тоска.

– Ты! – сказала она, и лицо ее снова заливали слезы.

– Прямо под башней сорок футов? – отвлекла ее я.

– Да, – механически кивнула она.

Шум приблизился. Слышно было, как по переходу бежали солдаты. Был слышен голос проклятого начальника.

– Прячься тетка, – сказала я.

– Граф Ричмонд? – прислушалась та.

– Открывай быстрей другой ход! – скомандовала я, понимая, что с ней иначе нельзя, иначе она сразу плачет.

– Но это свои!

– Эти свои убьют тебя! Если не изнасилуют... – чуть не рявкнула я. – Они чокнутые...

А потом до меня дошло. Чокнутый чокнутого не трогает!

Но все равно я хотела ее спасти. Быстро перекинув и перетянув веревку за карниз, я спустила веревку вниз со стены... Посмотрела... Вместе с теткой труднее, но я и не такое спускала...

Она с недоумением смотрела на меня...

– Не бойся... – терпеливо уговаривала дурочку я, сама удивляясь своему терпению. – Я тебя привяжу и осторожно спущу, я и не с таким грузом спускалась... Иначе они сейчас будут здесь, а солдатам все равно, что сумасшедшая, лишь бы баба...

Но она смотрела на меня как на дурочку и не понимала.

Закончив с терпением, я грубо схватила ее, ибо дверь уже открывалась изнутри.

Но она резко вырвалась и кинулась к двери.

– Не бойся! – сказала она мне искренним голосом. – Они тебя не тронут! Они свои! Они хорошие, – уговаривала она меня, – Я тебя им тебя представлю, не бойся, они...

Из двери вылетел разъяренный начальник с солдатами.

– Хватай ее!!! – завизжал он, не дожидаясь представлений и даже без них указывая прямо на меня. – Убейте ее!!!

Лицо сумасшедшей вдруг исказилось от страха. Она с ужасом смотрела на ворвавшихся.

– Нет!!!! – отчаянно закричала она, пытаясь заслонить меня собой.

И от шока потеряла сознание.

Поддержав ее, я аккуратно положила ее в сторону и встала навстречу ухмыляющимся солдатам. Спокойно, в полный рост. Знающие меня давно бы уже побежали.

Они, очевидно, по моей натуре предполагали, что я буду визжать, кусаться и царапаться и не дамся так легко, потому ухмылялись.

Я не стала долго размышлять и царапаться. Холодное спокойствие боя привычно надвинулось на меня, сознание стало цепким, все лишнее ушло. Вряд ли начальник предполагал, что я могу что-либо, кроме того, чтоб визжать и царапаться. Правда, выцарапать глаза я могу одним ударом...

Злорадно он сам надвигался на меня, открытый всем ударам, будто девка, не умеющая драться. И хотящая, чтоб ее... ну... не знаю... это самое... и потому так расставила руки... Так он двигался... Только он был чудовищно массивный и метра под два в высоту. Зверь, он не ожидал сопротивления от тонкого и светлого цветка.

Поэтому страшный и почти невидимый прыжок навстречу ногой ему в солнечное сплетение ему в грудь застал его врасплох. Мой удар ломал стенку. Я точно выстрелила собой. И злорадно ухмыльнулась, увидев, каким стало на мгновение его собственное лицо и лица солдат.

Он взлетел на воздух, сбив двоих из них, с силой ударившись о стенку. И безжизненно сполз по ней. Один из солдат ничего не понял и замахнулся на меня. Наверное, когда моя рука перехватила его в локте, он подумал, что напоролся на железо. Впрочем, ему пришлось рассуждать недолго. Потому что я, крутанув, просто и грубо так ударила его головой о стенку, что вряд ли ему было сегодня суждено подняться.

Больше я не медлила. Прямо с места я выпрыгнув ударила «ножницами» в прыжке по очереди сразу двоих оставшихся здесь, так что они взлетели в воздух. Удар моим кованым носком в солнечное сплетение это не шутка. Но поднявший руку на девушку не живи.

Еще один схватился за мушкет. Но с криком выронил его, ибо кнут перебил его руку и мушкет безжизненно рухнул на землю, а сам он рухнул рядом без сознания.

В дверь сунули солдаты. Я их сразу не убивала, как и обещала графу – пусть помучаются немного... Они уже заполняли дверь. Я, с разбегу, ударила боковым прыжком в грудь крайнего, так что они посыпались туда внутрь обратно, как фишки домино, сбивая друг друга.

Зря что ли я с детства тренировала наблюдательность. Немного суеты, и эта дверь снова закрылась. И вряд ли солдаты знали там, как ее открывать, ибо начальник лежал здесь.

Здесь было очень мило. Шелк и все такое.

Я осторожно сняла сережки. В кимоно в темноте я вполне могла напомнить кому-то юношу, особенно если он получит по зубам. Не слишком-то мне хотелось, чтобы солдаты принимали меня за женщину.

Стены покрыты шелком – лениво подумала я, закрепляя получше веревку.

Но в это время открылась вторая дверь и в нее ворвались какие-то люди. Я безжалостно вышибла плетью мушкеты и пистоли, укорачивая тех, кто сопротивлялся.

– Джекки?!? – крикнула бабушка дяди Джорджа, перепутав меня в сумраке и в кимоно, с мушкетом в руке. Интересно, откуда она тут взялась? – Это мы!!!

– Как Джекки?! – неожиданно приподнялся с пола начальник солдат, ошарашено вглядываясь в меня и изменяясь в лице. Оно стало белым. А, увидев сумасшедшую на полу, оно стало как у Белоснежки и семи гномов с чудесной белой кожей. Оказывается, он притворялся! – с огорчением подумала я. Второй раз я ударила его непрофессионально, абсолютно как Джекки Рихтера, сдвойкой в челюсть, вложив в удар по полунокаутированному командиру весь вес. И все, что на душе... Его подбросило в воздух, так что он перекувыркнулся и ударился о стену. Он уже не встал.

– Вылитый Джекки! – подтвердил какой-то лорд за старухой. Я его видела во время склоки Джекки с Рихтером.

Сознание ловило любое движение и было готово бездумно ответить. Потому я раньше всех услышала далекую ругань дяди Джекки по закрытому ходу с поминовением «какой-то девки», а за ним и еле слышный голос самого Джекки. Поскольку открытый лаз был полон солдатами и был для меня закрыт, особенно когда туда крикнут – держи ее, у меня остался только выход в окно. Ибо, когда тут появится Джекки, придется разбираться, кто из нас настоящий. И я, чтоб не смущать принца, не стала ждать, пока эти милые люди поймут, что я не Джекки, и тем подумают плохо обо мне самой. Зачем Джекки отвечать за двоих?

– Пора сматываться! – подумала я. Пусть Джекки отвечает сам, я же пас. К тому же для семьи было лучше, если б я осталась инкогнито.

Меня мучило соображение, что этот лаз слишком узкий, и, поэтому, когда начнется драчка, я не сумею прямо на глазах у них выбраться, чтоб мне не стрельнули в зад. Тут надо было минуту. Если же я останусь здесь и буду их убивать, это было чревато... С тем же успехом они могли меня обложить и устроить осаду снаружи ходов, не атакуя, но стреляя, как только я появлюсь, чтобы взять на измор голодом.

Можно было посадить стрелков снаружи, и, пока я спущусь сделать из любого бойца решето. Или сидеть караулом в человек пять и стрелять в упор в узком коридорчике при любом шорохе. Ничего хорошего, если тебя обнаружили, мне не светило.

К тому же устроить здесь бойню я не могла, так как графа могли обвинить в государственной измене из-за этого, и я чувствовала себя скованной как в ловушке. Это был бы конец, если б тут остаться и встречаться, и целоваться.

Тем более, если можно просто уйти через это окошко.

Я так и сделала. Заискивающе улыбнувшись, как Джекки, благо актер из меня был жизнью выбит классный, я показала рукой на окошко. Мол, я туда, пока они не сообразили.

– Я сейчас вернусь, – с улыбкой показала жестами я. – С той стороны... – Я показала на люк, где Джекки. – Я быстро...

Но не успела я нырнуть в лаз, как, очевидно, очнувшаяся сумасшедшая занялась мной.

– Нет!!!! – закричала она в ужасе и кинулась ко мне. Она намертво вцепилась в меня, пытаясь удержать. – Ты погибнешь!

– Предательница, – зашипела я, пытаясь ударить ее ногой, ибо в узком окошке я уже не могла вернуться, и оставалось только брыкаться ногами. – Они же меня прикончат самое меньшее... Сука... Отдать меня в руки солдат, а я же тебя еще спасала! – не слышно чуть не плакала я.

Но она не слушала, и, плача и визжа, вцепилась в меня.

– Не надо, не надо! – кричала она, совсем свихнувшись и потеряв рассудок. – Я не вынесу, если ты погибнешь или просто исчезнешь еще раз!

– Где же тут погибнуть, если я тут и без веревки просто нырнула бы, а так, подстрахованная веревкой, с каких-то тридцати метров тут вообще нет опасности, – разъяренно прошипела я.

Но та обезумела.

– Не надо, не надо!

В меня уцепились явно мужские руки, отодвинув женские, и дернули. И я без зазрения совести врезала им ногой так, что они поотлетали по углам, благо боевая интуиция и удар на слух были у меня в порядке.

Кто-то еще сунулся, но я уже мгновенно съехала вниз по веревке, сбегая по стене держась за веревку, как скалолаз.

Наверху рыдала сумасшедшая, да так, будто это не солдаты, а она должна была меня изнасиловать...

– Останься, не покидай меня, – кричала она и, вырываясь, по слуху было слышно, билась у кого-то в руках, кто ее ласково успокаивал.

– Погоди, сукин сын, я тебя собственноручно выпорю, так поступить с... – невнятно кричала бабушка дяди Джорджа.

В меня кто-то выстрелил снизу, но промазал, ибо я уловила вспышку и выпустила веревку из рук. Достаточно меткая пуля ударилась в то место, где я только что была. Наверху кто-то отчаянно, смертно, надрывно закричал женским голосом...

А по берегу уже скакали всадники прямо ко мне, стреляя на ходу с лошадей. Они явно блокировали ров и довольно четко отсекали меня, поставив завесу выстрелов, из-за которой ничего не было слышно. Наверху кто-то ахнул.

– О Боже, сейчас ее убьют... Там же безнадежно...

Какой-то командир на чудовищно прекрасной и мощной боевой лошади подскакал к самому рву, целясь в меня еще и из пистоля.

– Прыгай!!! – кричала сумасшедшая. – В воду...

Недобро усмехнувшись, я вдруг резко толкнулась от стены со всей силы, отпустив веревку, и прыгнула вниз, зажав конец веревки в руке, как петлю качелей.

– Ныряй! – надрывно кричал кто-то наверху.

– Как бы ни так! – сквозь зубы прошипела я, поймав момент удара тела о веревку в нижней точке и, по инерции прыжка, качнувшись вперед. Все дальнейшее произошло мгновенно. В этой точке, когда веревка натянулась, я резко качнулась вперед всем телом, выкинув ноги вперед и вверх как из пушки изо всей силы, как еще одни качели, использовав точку напряжения веревки от удара тела как опору турника. Так что меня снова вынесло вверх, уже по большой дуге. То есть, по кругу от стены.

Никто так и не понял, что я сделала и как. Я качнулась в этой точке вверх, как на качелях. А потом отпустила руки...

Наверху ахнули.

А я отпустила качели в наивысшей точке и, перекувыркнувшись в воздухе, перелетела ров, даже не окунувшись. Рассчитав все так, чтобы попасть прямо на командира с лошадью, бывшего на берегу, обхватив его руками... Чуть не сбив дурня с нее.

Впрочем, чуть не считается – я безжалостно ударила лбом ему в затылок, и он безжизненно свалился с нее. Спасибо, что удержался на лошади!

Лошадь чуть не свалилась с ног, но выпрямилась.

Я пустила железный хлыст в ход еще до того, как они опомнились. Некоторое время чудовищные удары звучали страшной непрерывной очередью, перемешанные с диким людским криком, визжанием и паникой лошадей, встававших на дыбы, выстрелами из мушкетов, лошадиными воплями – ведь им тоже попало. А в меня попробуй еще попади в этой бешеной круговерти, ведь я успевала увидеть подымаемый мушкет еще до выстрела и ударить или увернуться, или подать коню, а тут еще попробуй в меня попади с лошади, я ведь на месте не стою... Разок только чиркнуло...

А была то ночь! И не так много хорошо видят ночью...

Ошалев от ужаса и боли, лошади, которым попало железным хлыстом, бросились прочь, подняв панику среди лошадей всей конницы. Ведь была ночь! Началась свалка, неразбериха, они палили в друг друга... Лошади понесли... Попробуй разбери здесь, где я!

К тому же меня уже там не было – взяв с ходу забор, я уже рвала в чистое поле, бросая коня из стороны в сторону. Попробуй попасть с такого расстояния, да еще в темноте! Где-то далеко позади с земли бешено ревел и выл сбитый мною франт:

– За ним, олухи! Он украл моего коня и ударил меня!!! Армия, в погоню!!!!

Глава 46 О пользе скачек

– Ты хороший конь! – похлопала я коня командира этой конницы, когда их не стало слышно и видно. – Спасибо, ты меня спас!

Конь согласно тихо ржанул, чувствуя тяжелую каменную руку. Он давно уже усвоил, что шутить со мной опасно. И теперь пытался заискивающе утихомирить меня.

Сзади вдали несся топот тысяч лошадей.

Впереди мое ухо уловило шум шедших полков.

Только дура бы понеслась на штыки. А я себя, понятно, дурой не считала.

Сбоку в полукилометре я увидела полоску овса.

Решение пришло мгновенно – стараясь скакать по мягкой почве, я поскакала прямо перпендикулярно к прежней дороге, и, отскакав метров сто в овес, вдруг спешилась и потянула коня к земле.

Умный попался конь. То ли он уже меня боялся, то ли был дрессированный, но он лег. Странно, но животные всегда меня слушались – почему-то от моего стального голоса даже самые дикие псы начинали послушно лизать руки.

Минуты две мы сидели, когда я зажимала руками ему морду, чтоб он не ржанул, пока вся эта громада не промчалась вперед. О Боже, чего только не кричали! И лови ее, и держи суку, хотя впереди была только армия. Боже, как увлеченно они неслись на штыки и кричали!

Когда мимо меня пронесся последний болван, и все утихло, я быстро подняла коня и поскакала в противоположную сторону. Я даже объехала замок кругом, хладнокровно направляясь дальше.

В замке все бегали, светили, махали факелами – веселились в общем... Даже обидно стало... Как танцевать, так сами, а Лу гудбай...

Минут двадцать я скакала изо всех сил, периодически давая коню передышку и вслушиваясь, пока не догнала фаэтон, с которого раздавались какие-то истерические вопли...

Конечно, наши.

– Никогда себе не прощу... Бедная Лу... – рыдала мама. – Что они с ней сделали?! Я не хочу жить!

Мари горько плакала и периодически порывалась обратно, что-то вопя сквозь слезы, но ее держали китайцы. Она вырывалась, истерически рыдала, порывалась броситься и погибнуть...

– Этим ты ей уже не поможешь... – хмуро говорил граф.

– Слышали, как там кричали... – в ужасе бормотала мама. – Боже, Боже, это я виновата!!!

Заслышав коня, они притихли, только Мари все плакала:

– Пропади все пропадом, ваша Англия... – но китаец зажимал ей рот.

Граф только бросил один взгляд на чудесного боевого коня, равным которым даже у меня в конюшнях не было, и отвернулся, притворяясь ямщиком. Никто упорно не обращал на меня внимания, только отчаянно рыдала Мари, несмотря ни на что.

Увидев коня, они все изображали семью и ноль внимания на меня, будто я пустое место. Нельзя же играть так неискренне, – подумала я.

– Мари, тебя обидели? – хмуро спросила я.

Боже, радостный визг и вопль, с каким она кинулась прямо из кареты мне на шею, наверно слышал весь замок и Лондон.

– Жива! – она повисла у меня на шее, замурзывая слезами. – Лу... я... никогда... больше... тебя не отпущу... – выдавила сквозь слезы она.

– Ну-ну, – ласково успокоила ее я. – Ты заплачешь мне кимоно...

Она без слов только тыкалась мне в лицо и гладила его.

Мама стащила меня с лошади и прижала к груди.

– Ой, Лу... – выдохнула она. – Ты все такая же...

Отец с силой хлопнул меня по спине.

– Я всю жизнь буду корить себя, что забрал твоих китайцев... – хмуро сказал он. – Я чуть не повесился...

Китаец и Джо хмыкнули.

– Какая лошадь! – восхищенно сказали оба.

Мари не выпускала меня из рук, вцепившись в меня, потому мне пришлось ехать в карете. Мама сзади гладила мои волосы и тихо плакала. И тогда я оборачивалась и тогда ее пальцы ласково гладили мое лицо.

– Ну, успокойтесь же, – укоряла их я. – Со мной все в порядке, я здорова и цела и все еще девственница...

– Как ты можешь этим смеяться, – сквозь слезы вздыхала мама.

– А что там была за стрельба? – спросил китаец. – Что двигалась в ту сторону?

– Ох, я и забыла, – встрепенулась я. – За мной гонится вся конница. «Армия, в погоню!» – передразнила я болвана. – И все из-за того, что я одолжила его коня...

Мама побелела.

– Лучше вам ехать одним, – я аккуратно освободилась из рук Мари.

– Герцог, командующий армией, очень красив, – заметил граф, занятый разглядыванием коня.

– Урод... – коротко ответила я. И популярно разъяснила. – Он в меня стрелял!

Мама охнула.

– Удивительный урод, – согласилась она.

– И еще тысяча людей... – добавила я по справедливости, перечислив тех, кто стрелял.

Охнула Мари и граф.

– Они гонятся за тобой в другую сторону от нас? – спросил Джо.

– Тысячи три, – равнодушно подтвердила я. – Болваны!!!

Все схватились за сердце.

– Боже, куда тебя спрятать! – засуетилась мама.

– Лучше дайте мне любое другое платье, а то это в крови, – посоветовала я. – А коня надо куда-то деть, он слишком заметен...

В это время впереди раздался какой-то шум.

– Дьявол побери, еще и на разбойников нарваться, – выплюнула я и взвилась на своего зверя, тогда как граф резко вперещил пролетку, так что она рванула вперед, а китаец и Джо повалили на ее дно женщин.

Секунда, и я уже была на этом чудовищном звере у источника шума одним прыжком, тогда как плеть уже выбила оружие из рук двоих и пошла по кругу прямо концом в голову прятавшемуся командиру разбойников...

– Лу!

– Черт побери, тебя Логан! – выругалась я, успев перенаправить удар в самый последний момент, так что он сшиб к черту его шляпу-шлем. – Я же тебя чуть не прикончила... Нервы и так напряжены, а тут и вы еще прячетесь...

– С тобой опасно иметь дело, Лу, – с уважением сказал Логан, ошеломленно взглянув на свой шлем. – Я еще даже не успел среагировать...

– Скажи лучше, что ты тут делаешь? – хмуро выругалась я. – У тебя что, нет денег...

– Ожидаю, когда тебя повезут в тюрьму солдаты из замка, – весело проинформировал Логан. – Видишь ли, до меня дошли уже слухи, что там случилось... – он нимало не печалился и здорово веселился.

Я внимательным взглядом окинула его команду, с уважением глядевшую на меня.

– Это и есть босс? – с уважением в голосе осведомился звероватого вида горилла.

– Я все ждал, пока вас повезут в кандалах в Тауэр, чтобы освободить и сразу похитить тебя на корабль, и увезти отсюда куда глаза глядят...

– Очень благодарны, – ехидно буркнула Мари.

– Жаль, что не пришлось сразиться... – вздохнул кто-то.

– Радуйтесь, за Лу гонится армия... – буркнула Мари.

– Не знаю как пехота, но за конницу могу ручаться, – хмуро сказала я. – Не меньше трех тысяч скакало...

– Ооо... – на меня с уважением поглядели со всех сторон.

– Какой конь, – поцокал Логан. – Где ты его взяла?

– Они окружили меня на конях, стреляя, – сжала губы я. – А этот болван был впереди и командовал...

– Ты его того? – Логан сделал характерный быстрый жест, каким петушку сворачивают шею.

– Нет, ибо граф попросил особо никого не убивать, это его Родина... И я очень жалею... Слышали бы, как он вопил с земли...

– Он очень красив, – опять сказал граф.

Логан кинул на него убийственный взгляд.

– Мне надо куда-то деть этого коня, переодеться и перегримироваться... – хмуро сказала я. – А насчет армии я не шучу...

– Кто бы думал... – хмыкнул Логан.

– И вообще, мне мой первый бал очень не понравился, – я нервно дернула плечами. – Я даже не танцевала... Если все девушки так себя чувствуют после бала... – я поежилась.

Мари нервно хихикнула.

– Не бойся, когда поженимся, ты еще и не так будешь себя чувствовать, – почему-то довольный пообещал Логан.

Папа что-то себе хмуро мугыкнул явно неодобрительного толка.

Логан, между тем деловито передал мне приготовленную заранее одежду. Все отвернулись, и через минуту я уже была сорванцом, только с чересчур длинной косой, но ловко спрятала ее под одеждой... Не надо было и маскировки – мама сказала, что больше пятнадцати мне, даже если пытать будут, никто не даст.

Я весело ухмыльнулась.

– Теперь графа!

Граф негодующе подпрыгнул на козлах.

– Из него отличный кучер! – пощелкал Логан, оценивая маскировку.

Папá похоже хотел его убить, но я была довольна.

– Лу, ты дерзкий чертенок, – печально сказала мама, глядя на чумазого веселого сорванца, которым стала я. – Вряд ли кто узнает тебя в этом матросском ребенке.

Я по-мальчишески свистнула сквозь зубы.

Все кони до одного подняли головы и потянулись ко мне.

– Чудесно, – протянул Логан. – Если б ты еще объяснила, бесстыжая, как это у тебя получается...

Внезапно ухмыльнувшись и прокрутив в уме одну нехитрую восточную мелодию, поразительно действующую на мужской пол, я опять свистнула.

Все мужчины подняли головы.

Будто услышали что-то странное и притягивающее в простом свисте.

Мари фыркнула от смеха. Граф трясся от смеха.

Барон выругался. Действительно было смешно.

Только мама непонятно почему чуть не стегнула меня кнутом. Пришлось отпрыгнуть.

– Мари, ты плакала? – вдруг остановил Логан на их с мамой заплаканных лицах все замечающий взгляд.

– Я думал-ла, что Лу погибл-ла, – все еще заикаясь, тихо сказала Мари.

Логан снова выругался.

– Граф, вы знаете, – обозлено сказал он, – я о вас никогда хорошо не думал... Но чтоб так плохо, не было никогда...

– Логан, – сказал граф, – а не пошли бы вы...

– Нет.

– И так на душе тошно, – сказал граф, – а тут еще и вы.

– Но все же можно было кое-что продумать... – вызывающе сказал Логан, взглянув на меня.

– Мы ведь ехали мириться с королем, – объясняюще сказала мама, – думали, что с нас снята опала...

– Вы были в ссоре с королем!? – поперхнулся Логан.

– Это Дженни так думает, – холодно ответил граф. – Я же никогда не имел чести видеть его до сегодняшнего дня...

Мама нервно хихикнула.

– Это Леон так думает, – пояснила она.

– А в действительности что? – с интересом спросил кто-то, пока мы выезжали на какую-то дорогу.

– А в действительности у графа, несмотря на восемнадцать лет успешной службы Англии, – мама пожала плечами, – нет даже самой захудалой и крошечной английской медали. Хоть он слишком горд, чтобы их принимать, но мы не нашли в наших сундуках ни одной английской побрякуши, чтоб идти на бал...

Барон ахнул, даже остановив коня.

– А, мама еще играет в брюлики, – снисходительно похлопала ее я, – когда ради того, чтоб кто-то работал ради Блага страны ему нужны такие посторонние поощрения и блестящие штучки, потому что он пока еще не способен работать и жить просто в сознании блага, как взрослые серьезные люди, лишь поглощенные мыслью о ней и о будущем страны. Дети нуждаются в посторонних поощрениях и блямбе на грудь, чтоб действовать, – подбодрила ее я, – и в мечтах о том, как все будут смотреть на него, – я закатила глаза к небу, – тогда как мы дышим любовью к Ней...

– И за все эти годы графа все время высылали из страны в самые дальние и опасные углы, – не слушала мама, – а меня за все годы ни разу не пригласили ни на один бал или прием, где была королевская чета, хоть мы одна из самых влиятельных семей страны...

– Может они знали, что получится в результате? – ухмыльнулся Логан.

Мари снова с дрожью хихикнула.

– Дядя Логан, вы еще не видели самого худшего...

– Даже того, что я слышал, достаточно, чтоб увидеть впереди виселицу, – буркнул Логан.

– Не вижу никакой виселицы, – отрезала я. – А у меня глаза зорче...

– Это потому что у тебя глаза не по-людски расположены, – предположил граф.

Я обиженно засопела.

– Все у тебя на месте, – тут же успокоил Логан.

Я улыбнулась ему. А потом показала пальчиком вперед, ибо мы выехали на холм.

– Вон солдаты...

Впереди была армия...

Почему-то это не вызвало соответственно энтузиазма окружающих. Под луной лица стали их мертвенно бледными, будто все мои спутники повылазили из могил.

Но меня это нимало не тронуло.

– Армия, армия! – закричала я изо всех сил, махая солдатам рукой и подпрыгивая. – Дядя, смотри, армия!!! Настоящие солдаты!!!

Может, это прозвучало слишком по-детски, ибо голос у меня еще детский, но слишком я люблю парады.

– Ооо, королевский полк! – громко комментировала я, рассматривая идущих уже рядом солдат, из которых кто-то явно хотел бы надрать уши дерзкому мальчишке. – Ооо, а это гусары, – с уважением сказала я.

Логан дрожал от злости, и пытался меня поймать, но я увернулась.

– Капитан, честь имею! – заорала я, увидев офицера и отдавая ему честь. – Я буду генералом!

– Дьявол побери! Заткните мальчишку или я его собственноручно выпорю! – не выдержал капитан. – Нам приказано двигаться в полном молчании, а он так орет!

– Заткнись! – рявкнул мне Логан.

Я обижено широко открыла на него глаза.

А потом глубоко вдохнула до отвала воздух, готовясь заорать во все горло. Но они все были настороже. Мне тут же заткнули рот, дав по затылку.

– Забирай своего ублюдка, и мотайте быстрей... – тихо прошипел капитан Логану, отлично поняв, что я хотела крикнуть. – Клянусь, вернусь и спущу со всех шкуру, если он закричит... Если он пискнет, я не знаю, что с вами сделаю... Чтоб вас тут не было через секунду...

Он позвал своих кавалеристов.

– Эй, вы... Быстро проводите их через армию километров за сорок, и чтоб никто и не пикнул за это время... Лично отвечаете, чтоб мальчишка не спугнул нам никого... Там можете дать ему пинка...

Я засопротивлялась в руках, желая сказать этому капитану все, что вертелось на языке, но Логан ловко перехватил меня и кинул на коня перед собой, зажав мне рот и врубив мне по голове.

Я аж побледнела от такого предательства.

– Чтоб и духу их не было, и быстро...

Я яростно извивалась, но руки у Логана железные. Выхватив откуда-то наручники, это ловкое новшество, он ловко защелкнул их на мне...

С конниками мы прошли позиции движущейся армии как сквозь масло, ибо они успокаивали пикеты и говорили пароли.

Если вы думаете, что ехать с пережатым рукой ртом очень приятно, еще и перекинутой как куль, то вы ошибаетесь. Я вонзила зубы в руку Логана.

– Дьявол! – тихо выругался он и врезал мне. – Если будешь себя продолжать так вести, тебе мама не поможет...

Я застонала. Удар у него что надо. И чуть успокоилась.

– Давно надо было с тобой так сделать и забрать с собой... – сквозь зубы сказал Логан, крепко прижав меня к себе. – И не слушать Дженни, позволяющей тебе авантюры. Может, ума бы прибавилось...

– Сын? – с улыбкой спросил кавалерист Логана, когда мы проехали армию. – Я сразу заметил, что вы похожи...

От неожиданности я даже замерла.

Я очень много думала об этом, пока «ехала», хотя положение не слишком-то способствовало напряженной мыслительной работе, ибо быть перекинутой через коня не очень удобно, но я всегда была способна думать абсолютно при любых обстоятельствах.

Я даже не заметила, когда кавалеристы исчезли.

Я сидела на коне необычно молчаливая и внимательно в упор рассматривала Логана.

– Ты мой незаконный отец? – спросила я одними глазами, буквально впившись в него. Почему-то мне было трудно говорить, хоть я и была веселой по натуре.

Он наткнулся на мои глаза и ахнул.

– Лу, клянусь, – серьезно, необычайно серьезно сказал он. – Неужели ты думаешь, что я бы оставил тебя хоть минуту с графом, если б был отцом?

– Но, может ты забыл? – спросила я с непонятными слезами. – Мама говорит, ты много гулял перед старостью... И к тому же ты из знати.

Логан был хмур.

– Я бы гордился такой дочкой! – гордо сказал он. – И черт меня подери, если б я оставил тебя! Как ты могла такое подумать...

– Но, если мама не могла быть с тобой, случайное увлечение пока мужа нет, ты и не смог бы меня забрать... – я нечаянно взглянула на маму.

Граф подпрыгнул, будто его укололи.

– Лу, на что ты намекаешь! Дженни, скажи ей!!!

Мама лукаво рассмеялась, взглянув на графа и барона.

– И поэтому меня никто не хочет признавать... – продолжила я.

Граф кипятился, как котелок на огне, подпрыгивая, даже шляпа слетела.

– Дженни!!!

– Лу, я счастлива, что ты была моей дочерью... – сказала мама, обнимая меня. – Но видит Бог, это не я тебя родила, – расстроено сказала мама. – А мне так это хотелось...

– Я бы тоже хотела быть твоей мамой, – печально сказала Мари.

Я хмыкнула и ткнулась вперед от неожиданности, даже несмотря на то, что я была печальна.

– Но все же ты похож на меня! – обвиняюще сказала я Логану. Я потрогала рукой его лицо. – Эти черты лица мои...

Он затаил дыхание.

– Ты наверно и сам не помнишь моей матери... К тому же... – я вдруг задержала дыхание, – ты знал отца графа!!!

Все посмотрели на Логана. Он побледнел.

А я вдруг что-то вспомнила.

– Разведи руку, – вдруг угрюмо и жестко скомандовала я. Он удивленно взглянул на меня.

– Руку!!! – безжалостно приказала я, разводя в сторону пальцы и поднося к его руке. У меня была странная особенность руки, заметить которую можно только разведя пальцы рук и присмотревшись. Так ничего не было заметно – даже не заподозрить.

Непонимающий ничего Логан тоже развел пальцы.

Окружающие ахнули.

Наши руки были точной странной копией друг друга.

У него была та же особенность.

А я без слов молча скатилась с коня и отвернулась от него, ударенная горем. У него была та же особенность руки, причем наши руки с длинными пальцами были удивительно, абсолютно похожи.

Я больше не хотела с ним разговаривать и даже не подымала на него глаз. Я вообще не могла говорить и Мари прижала меня к себе.

– Логан, что с вами? – встревожено сказала мама.

Я отворачивала от него лицо.

– Я д-думаю, – через силу выговорил он, странно напряженный и точно пытающийся вспомнить. – Может, я забыл? – горестно сказал он. – Но пятнадцать лет назад я был в плену и на галерах целых три года...

– Логан, мы же были с тобой, – сказал один из его бандитов, рослый боец, бывший с ним.

Логан держался за виски.

– Может ей не пятнадцать? – запинаясь, сказал кто-то. – Девочки плохо растут, если плохо кормить... И наоборот... – он замялся, а потом не сдержался и выпалил: – Логан, вы с ней так похожи, и лицом и характером...

– Граф, – запинаясь, спросил Логан. – Ей действительно пятнадцать? – горестно спросил он.

– По крайней мере, так я слышал от слуг отца, когда забрал малышку... У нее записан день рождения на бумаге... Но я забрал ее маленькой...

– Но кто?!? – горько и мучаясь, выдохнул Логан. – Может, я был пьян? И почему мне не сказали?

Его раздирала боль.

– У меня сыновья погибли в бою совсем маленькими вместе с женой очень давно... у меня на глазах. – Голос его дрогнул. – У меня никогда не было больше детей, даже внебрачных, а я так хотел бы их иметь... Я бы забрал и носил тебя на руках Лу, будь ты хоть сто раз внебрачным ребенком... – горько сказал он.

Но я на него не смотрела. Я не могла вынести такого предательства и ему не верила.

– Дайте сюда ваши руки, – жестко сказала нам мама. – Я сама сравню, и перестаньте себя вести как дети... Это может быть случайное сходство.

Я механически дала ей руку.

– Не может быть случайного сходства, – мертвым голосом сказал Логан. – В нашей семье всегда чудовищно передавались все черты рода, и мы все похожи друг на друга как копии... Почему я раньше не увидел!?

На него нельзя было смотреть.

– Когда?! – простонал он в отчаянии и полусумасшествии, до боли сжав кулаки и закрыв глаза. – Я не помню!!!

Мама заворожено смотрела на наши руки.

– Дьявол! – выругалась она. – А я-то думала, кого вы мне напоминаете, Логан...

Я угрюмо молчала, не смотря.

– Лу, но я не мог тогда! – с болью в голосе, пытаясь обернуть меня, выкрикнул Логан. – Шестнадцать лет назад...

Молчание становилось слишком тяжелым. Домашние суетились, ибо никогда не видели меня в таком подавленном состоянии. Я ему не верила. На сердце было тяжело от горя, точно что-то разбилось. Они что-то говорили, но я не слышала. Голова кружилась.

Я села на землю и заплакала по-настоящему. Я так мечтала все-таки, что когда-то найду отца, и он бросится мне навстречу... и я... я...

Кто-то утешал меня, я даже не понимала, что бормочу это вслух, что они все слышат, Мари прижимала меня к груди, вытирая мои слезы платком, и яростно смотрела на мужчин.

– Уйдите все к черту! – сказала им она.

Все плыло, все было все равно, доносились отрывками какие-то голоса...

– Логан, может у тебя была сестра?

– Сестра? – произнес он пересохшими губами. И кивнул. А потом опомнился. – Она не может быть ее ребенком... Никто не послал бы вас с Лу в опасное место, если б Лу была ее ребенком... И Лу не может быть по возрасту ее ребенком, есть этому причина...

– А может Лу твоя сестра? – осторожно спросил кто-то.

– Нет... Я бы знал... Нет... – шептал тот. – Отец очень хотел еще дочь... Я бы знал... Папе было бы девяносто сейчас...

Но я ему совершенно не верила. Чего же тогда он помогал мне, такой дурнушке? Мне кажется, я то теряла сознание, то снова плыла, и от пережитых чувств у меня, кажется, начиналась горячка и бред, и я уже ничего не понимала... Они пытались привести меня в сознание, поливали водой, китаец колол иголками, но это уже было все... Никто не мог ничего сделать... Я меня было такое чувство, что я умираю... Ужасно, когда умирают мечты... Чаша терпения в Англии, когда отец отказался признавать меня, переполнилась... Я опять провалилась в какой-то сумбур, я что-то кричала, кричала, билась в руках, искала отца, а он не слышал...

Глава 47 Упырь

– Что здесь происходит? – раздался какой-то громовой голос надо мной. Все кружилось. Я застонала. Я не понимала сейчас, где я и кто я. Мне так не хотелось возвращаться в этот мир, где я была никому не нужна, где просто бросили. Хотелось спрятаться, уйти от него... Но какой-то топот копыт упорно приближал меня к сознанию, что-то напоминая...

– Дьявол, конники! – отчаянно крикнул чей-то подозрительно знакомый голос. Я не могла узнать кто это. Все тряслось... Я никак не понимала, почему отовсюду звучал топот копыт. Хотя мне было это все равно – оно было равнодушно, далеко, не нужно, сквозь тяжелый дурманящий туман...

Я снова отключилась.

Пришла в себя я от крика.

– Она ранена?!!

Кто-то кинулся ко мне.

Я хотела сказать, что нет, но моего голоса никто не слышал.

– Лу?! – чуть не задушил меня кто-то. – Боже, что с ней?!? Да говорите же!

С трудом я узнала Рихтера, мелькнуло все-таки это в голове. Тем более что обычно спокойный голос звучал сейчас слишком странно. Обрывками...

– ...Ей нужен доктор...

– ...А не пошли бы вы...

Меня трясли, но я не хотела очнуться. Какая-то слабость полностью сковала тело, я была будто из ваты, лишь на мгновения выныривая из безумия, чтобы снова уйти. Слова были, но они потеряли всякую ценность, – это было далеко, оно меня не интересовало, оно скользило по краешку сознания, оно было пустое и мне было непонятно, как люди могут заниматься такой чепухой.

– ...Король сказал, что честью гарантирует безопасность и неприкосновенность всех гостей. И попросил всех вернуться... И потом... Королева отчего-то потребовала, – он устало вздохнул, – чтобы ей были представлены абсолютно все молодые девушки, бывшие на бале... И даже горничные... Она хочет извиниться сама... Она потребовала вернуть абсолютно всех... Она лично гарантировала неприкосновенность... Поехали мирно, не надо стрелять...

– Граф, – хмуро сжал губы граф Кентеберийский, – Лу оскорбили именно в присутствии короля и при его участии, намеренно унизив перед всеми как «горничную», после этого официально предположили, что принц пригласил ее за «особые заслуги», намекая на бесчестие, хотя принц поручился своей честью, приглашая ее сюда, а после пытались убить и угрожали изнасиловать... Кто может поверить хоть одному вашему слову? Неужели мы настолько глупы, что можем поверить вашим заверениям, после того, что произошло?

– Этого больше не повторится, – отрезал Рихтер. – Но король хочет видеть всех вас... чтобы исправить положение...

– И в какой тюрьме нас будут исправлять?

– Это еще не решено, – ехидно ответила Мари папе.

– Я рад, что вы почувствовали себя непринужденно, – оживился чей-то командирский голос. – Не надо лишних проблем вам, граф, мы вас очень уважаем... И потом тут три тысячи моей конницы...

– Кстати, почему тут мой конь? – вдруг спохватился и ахнул он. – Как он тут оказался!?! – человек был в шоке. – За ним же гонится армия в другую сторону!!!

– Видимо, он испугался шума и убежал, – успокаивающе похлопал его по спине граф Рихтер. – С лошадьми это бывает во время паники. Упали, герцог?

– Вы поймали этого упыря!?! – командир даже на слух засуетился, и в голосе его были тревожные нотки. – Я надеюсь, его убили?

– Кого?

– Что? Он же не здесь!? – с каким-то надрывом подозрительно спросил тот, отшатнувшись, и я даже представила, как глаза у него бегают по людям в ожидании удара. Он явно боялся наткнуться на оборотня глазами, спокойно стоявшего рядом.

– Отчего вы встревожились?

– Это дьявол!!! – заорал невпопад тот, вскакивая и подымая на ноги всех солдат. – Внимание! Атака!!!!

Все засуетились, бегали, а наши ничего не понимали. Судя по крикам, прибывшие конники с испугом смотрели во все стороны и крестились, ожидая нападения нечисти.

– Успокойтесь, у вас сотрясение мозга, герцог... – услышала я голос Джекки. – Мы вас уложим в карету...

– Какое сотрясение!!! Это чудовище в одиночку прорвалось сквозь армию! – заорал тот. – Это не человек, я вам говорю!!! – визжал он, бья окружающее. – Не верьте, не расслабляйтесь, это нечистая сила!!!! – он чуть не плакал оттого, что люди не понимали. – Конница, к бою!!!! К бою!!!! Он где-то здесь!!!! – он затравленно оглядывался по сторонам в мистическом ужасе. – Да готовьтесь же к бою, он где-то здееесь!!!!!

– С вами истерика, герцог...

– Принц, вы в опасности! – заметался тот, сходя с ума, что ему не верят. – Вы не понимаете... Полтысячи моих солдат с ног долой... В замок проник оборотень... Я сам никогда не верил, но... И он здеееесь!!!!

– Два метра в ширину плеч... Глаза красные... Слюна течет... Адски хохочет... Пули отскакивают... – рассказывали конники, затравленно оглядываясь в темном лесу и подозревая всех и вся, любого и каждого. – Крылья развеваются... А он лапами, дрыг, дрыг, щелкает, и люди с копыт...

Кто-то захихикал.

Я начала выходить из шока.

– Он прыгнул прямо на меня... У него клыки, – бешено спеша, рассказывал герцог. – А тело вылито из стали... Его смрадное дыхание коснулось меня, а лоб у него из железа...

Я взъярилась, но не могла подняться, чтобы увидеть, что там такого творится.

– Герцог, герцог выпейте, – ласково сказал Джекки. – Я уверен, вам сразу полегчает...

– Нет!!!!! – заорал он, уставившись на принца. – Это он!!!!! Я его узнаааааааа!!!!!!!!!!

Выхватив оружие, он бросился на принца, но его охрана сумела предотвратить это, сбив сзади ударом кулака по голове.

– Свяжите его! – коротко приказал разъяренный Джекки. – И положите в карету... Упал с коня и тронулся малый... Я уверен – поспит и все пройдет...

Что-то плюхнулось, как брошенный за руки ноги набитый мешок, рядом со мной.

– Нееет!!!

Судя по всему, их окружала разъяренная конница, готовая убивать за своего командира...

– Джекки, перекреститесь, – сдавленно приказал граф Кентеберийский.

– Вы тоже тронулись?

– Делайте, что я вам говорю, принц, иначе нами займется конница! – закричал тот, видя атакующих.

Принц истово закрестился.

Все истово закрестились.

– Что это, бунт? – заорал граф Рихтер.

Те смущенно неохотно остановились.

– Коснитесь его серебром, – потребовал кто-то из командиров.

– Давайте, – устало сказал граф Кентеберийский.

Джекки коснулся серебряной монеты. А потом ручки своего оружия. А потом его коснулись...

– Священника сюда, священника, – заорал один из них. Они все скопились там...

...Я куда-то поплыла. Карета медленно ехала. Разговоры смещались, и на нас никто не обращал внимания. Они поймали оборотня!

Уже издалека обостренным слухом я слышала, благо в ночи звуки доносились далеко, как полковой священник, неведомо как оказавшийся тут, бывший в качестве прикрытия от нечистой силы, осенил Джекки крестным знамением, покропил водой, читал молитву изгнания беса...

Мы потихоньку, потихоньку уезжали, пока все внимание было занято Джекки.

– Тихонечко, тихонечко, – тихо приговаривал Логан. – Чтоб не звука, пока они там...

Рядом со мной кто-то вертелся горячим связанным телом, пытался выплюнуть кляп, даже рассматривал меня...

Видимо, одной молитвы было мало, потому что под давлением общественности на Джекки пробовали все новые и новые молитвы, которые за священником повторяли и сами солдаты... И этот гул доносился даже сюда, за десяток километров. Массовый молебен был в самом разгаре. Мы же ходко ехали.

– Они промурыжат его до утра, – довольно сказал Логан.

– Откуда ты знаешь? – надменно спросила Мари.

– Я этого не знаю, но я знаю этого священника, – хмыкнул тот. – У него феноменальная память... Он знает тысячу молитв!

Все окружающие глупо захихикали...

И тут рядом со мной раздался безумный вопль пытаемого слона, потрясший ночь.

– Сююююдаааааа!!!!!!! Он отвел вам глаза!!!!!! – выл гудок и пытался меня укусить. – Он здесь!!!!!!!!!!! Со мной!!!!!!!! Спасите меня!!!!!!!!!!!!!

– Проклятье, этот ублюдок искусал всю Лу, – хмуро сказала Мари. – Неужели его никто не сообразил заткнуть?!?

Ублюдок вертелся рядом. Его заткнули. Я плохо слышала, но совершенно не могла говорить. Я хотела спать.

– Лу, может тебе что-то надо? – прижимая меня к груди и опять впадая в истерику и страх, прошептала Мари.

– Спать, спать... – одними губами прошептала я.

– Она говорит! – радостно вскликнула она и истерически разрыдалась вслед за этим, когда меня осторожно, но твердо отобрали чьи-то мужские руки.

– Логан... – непослушными губами бездумно сказала я, бессмысленно смотря на него. – Ты мой па...?

– Успокойся, – шепнул он, поцеловав меня и осторожно положив на мягкое сиденье. – Кто бы ты ни была, я люблю тебя...

Я погрузилась в неровный сон.

– Проклятье, они нас догоняют, – слышались крики.

– Остановитесь!!!! – пробил все окружающее громовой голос.

Мы нарвались на другое крыло конницы – вяло и отстранено почти подумала я, вернее, наверно, мелькнула тогда такая мысль в распаленном больном мозгу. Когда уезжали от конницы занятой принцем, не было времени выбирать дорогу, а та, по которой мы ехали, вела не перпендикулярно, а прямо... А может я потом уже это придумала.

– Бандиты, спасите, – упорно прошептала я, пытаясь сквозь туман расстроенного мозга достучаться до кого-то наверху еле слышными губами. – Спасите, спасите...

Получалось тихо-тихо. Никто не слышал. Я чуть не заплакала. Но упорно пыталась повторить снова и снова непослушными губами.

По счастью, Мари услышала. Мы с ней понимали друг друга с полуслова.

– Бандиты, спасите!!!! – бешено завопила она.

Этот клич мгновенно подхватило сорок глоток.

– Спасите, бандиты!!!! – ревел как дикий слон Логан, а его одноглазые верзилы прямо-таки выли от ужаса, оря: – На помощь, добрые люди! За нами гонятся бандиты!!!!

Я удовлетворенно откинулась. Даже ежу было ясно, что армия не будет стрелять по честным гражданам, которые приняли их за бандитов. Хотя бы не будет стрелять из-за этого недоразумения.

– Остановитесь, именем короля!!! – орали сзади. – Это армия!!!

– Какая армия в два часа ночи!!! – вполне резонно провыл в ответ Логан. – Спасите!!!

– Не остановимся, проклятые обманщики и осквернители честных граждан! – трубным гласом визжал один из самых страшных головорезов Логана, убивший, по моему мнению, с полк солдат.

Этот ублюдок командир-конницы бешено вертелся около меня. Видимо, близость своих придавала ему силы. И мне было так жаль, что я не смогу его успокоить. Силы не было, а он царапался и пытался кусаться через кляп...

Услышав голоса вблизи, он вообще завертелся как веретено.

Но тут резко карета накренилась, идя в гору, над оврагом.

Он привстал.

Но тут карета дернулась, подпрыгнув, и он полетел с нее вниз. Но только, вопреки его желанию, закрытый от своих солдат густым кустарником, так что они его не видели... Прямо в овраг...

Я облегченно вздохнула. Он сам упал, сам...

Судя по всему, никто и не заметил, как этот связанный дурачок с треском полетел в овраг, как куль...

Дурак, нам же лучше, чтобы его не было...

Карета все-таки выровнялась и снова оказалась на виду у преследователей, потому что они снова завопили...

И тут впереди мой слух уловил топот солдат.

Впереди тоже шла армия...

Второй эшелон пехоты, зачищавший окрестности от бунтовщиков – поняла я.

Мы на ходу въехали в нее.

Как ни странно, они расступились. Мало того – поспешили на помощь.

– Проезжайте быстрей... Мы как раз для этого и посланы, – удовлетворенно сказал капитан. – Сейчас мы им всыплем, этим ублюдкам...

– Пожалуйста, капитан, – поспешно проговорил Логан. – Мы вас просим...

В общем, дальше я не слушала.

Это было не интересно, да и я все-таки больная, а не садистка. Зато сцепились как! К сожалению, я была в бессознании.

Но что-то доносилось до меня издалека. Я смутно понимала, почему там так матерятся. Но не очень.

К сожалению, все это быстро кончилось. Как и все хорошее. Один гад другого нюхом чует – чтоб он глаза ему выколол!

– Мать вашу! – в два голоса завопили они, окружая застрявшую в солдатах карету.

– Но, капитан, откуда же мы знали, – оправдывалась мама. – Мы едем себе спокойно, ничего не подозреваем, ничего не знаем, даже слыхом не слыхивали ни о какой армии, не видели давно, и ни о каком королевском приказе...

– Так-так графиня, – помог ей досказать подскакавший на взмыленном коне граф Рихтер, – ничего не знаем, давно никого не видели и ничего не слышали про королевский приказ, хоть буквально только что расстались с нами, и никакой армии, а в карете связанный военачальник конницы...

– А вы бы вообще помолчали, граф Рихтер, – обиженно сказала мама, – если хотите ухаживать за Лу...

– Так-так, – ехидно сказал внимательно прислушивавшийся к перебранке капитан. – А я-то думал, откуда граф... Я разберусь сам... А ну откройте карету!

И тут обстановка коренным образом изменилась. Капитан даже не понял, что произошло, только вздрогнул. Даже мне дунуло страшным холодом... Только что бывшие обычными запуганными аристократами люди словно скинули маски и стали убийцами. Капитан плохо понимал, в какой компании находится, и что тут каждый стоил десятка, ибо был безжалостно отобран в боях... Медленно поднимались мушкеты. Уже равнодушно и не обращая внимания на солдат, будто это уже пустое место, с ухмылками переговаривались убийцы Логана. С равнодушными смешками перед гибелью и деловито. Дохнуло смертью. И никто бы их, раз увидев, не спутал бы с обычными людьми даже в полном опьянении. Хотя они еще прикрывали тайно нацеливаемые пистолеты и мушкеты, но уже все пришло в движение...

Даже Мари хладнокровно целилась ему в голову из пистолетов, и, хотя окружающим и не было видно, оба пистолета были наведены на него в упор. Безжалостное и хладнокровное лицо опытного воина смотрело на него. И опытному вояке было видно, как тому, кто видел и мог оценивать тысячи закаленных солдат, что она не промахнется.

Вытерев холодный пот, капитан под дулами все же упорно шагнул в карету.

Все замерло перед взрывом. Все понимали, что сейчас одно слово и начнется хладнокровное смертоубийство... На лице Логана было привычное опьянение смертной опасностью и предвкушением жестокой драки вместо страха перед армией... Все зашаталось как на тонкой вершине, балансируя на невидимой грани, когда капитан глянул внутрь, готовое взорваться от страшного разрывавшего людей невидимого напряжения...

– Так тут же просто один мальчишка! – удивленно воскликнул капитан, не удержавшись.

– Как мальчишка? – дернулся вперед граф Рихтер. И замер.

– Вечно у меня дурные шутки, – неловко искательно улыбаясь, наконец, облегченно выговорил он, вытирая пот со лба. – Говорила мне мама, – заискивающе сказал Рихтер капитану, – не делай так, но я все шучу. Можете их отпускать капитан, вы сами видите, что это простые люди, – он откинулся назад.

Все расслабились. Все улыбались.

– Я должен узнать, что это за мальчишка и почему он ранен... – упрямо сказал капитан.

Он не договорил и вздрогнул.

– Мальчишка должен...

Мушкет Логана медленно поднялся ему в голову. Уже открыто. Без всяких.

Пистолеты Мари смотрели прямо ему между глаз. И никаких женских улыбок. Пистолет графа смотрел ему в глаз. Было ясно, что эти люди будут убивать.

Это была смерть.

Глава 48 Кто тут рыжий

Я точно видела Мари, маму, отца со взведенными пистолетами против всей армии. Они стали бы убивать, даже если надежды выжить не существовало. Все почувствовали, как костлявая встала с косой над каретой и заморозила всех. Медленно поднималось оружие.

– Что за мальчишка? – раздался сзади резкий взволнованный голос тихо подъехавшего Джекки. Он спрыгнул с коня и бросился к карете, не обращая внимания на делаемые изо всех сил «незаметные» предупреждения капитана. – Лу!!! Что с ней?!?

Он ничего не видел, полностью поглощенный мной.

– Не бойся... Все будет хорошо, – тихо нежно и ласково шептал он мне, как ребенку и голос его слегка дрожал. – Я тебя спасу...

Я попыталась что-то сказать, но губы так и не пошевельнулись. Только полустон вырвался из моего горла. Я была как безвольная размякшая кукла.

Прижавший меня к себе принц яростно в отчаянии сжал губы и, осторожно положив меня, так ничего и не добившись.

– Все будет хорошо... – он уговаривал меня как маленького непослушного ребенка со странной нежностью, которой я не могла представить в нем, и тихонько-тихонько, точно боялся потревожить. Но только сейчас это был не мальчишка, а отдающий себе отчет взрослый, болеющий за судьбу близкого и любимого человека. – Тебе надо лежать спокойно... – ласково-ласково уговаривал меня он, видя, что я бьюсь в холодном поту, но его тон не вязался с суровостью и какой-то отрешенной собранностью на его лице.

Он обернулся, не выпуская меня из рук.

– Доктора! – тихо, но так властно приказал он, что все словно пригнулись в сторону, как деревья от мощного ветра. И почему я думала, что это мальчишка, ведь он сейчас словно вылит из стали. Ему беспрекословно подчинились бывалые военные офицеры. Все забегали, засуетились, столько сейчас было в нем мощи, рассудительности, действия.

– Но, принц, надо выяснить, что это за... – залепетал капитан.

– Болван, это моя невеста! – так страшно сказал принц, что того будто хорошо стукнуло.

– Но, ваше высочество, – не унимался тот, – ее родственники...

– Ее родственники со всем согласны, – хмуро обведя всех тяжелым взглядом и пресекая возмущенные реплики явно сказавшей что-то нелестное из своего шокирующего репертуара мамы, отрезал принц.

И, перехватив растерянный взгляд капитана, брошенный на Рихтера и Логана, холодно добавил:

– А эти вовсе не родственники, – злорадно сказал он, – они оба сами за ней ухаживали!

А потом вдруг снова словно впервые увидел меня и отключился, выбросив все постороннее из головы.

– Она ранена, – отрезвев, яростно взревел он, осматривая ставшими красными руки. – Кто это сделал!?! – сжав зубы, яростно и надрывно выдохнул он. – Немедленно сюда королевского лекаря...

Но вместо истерики холодно и жестко отрывисто быстро начал отдавать короткие приказания:

– Вести его по такой-то дороге... Нам навстречу... Мы будем двигаться по этому пути... Вызвать такого-то и такого-то специалиста...

– Угу, – сказал Логан. Который, как только услышал о крови, за это время успел отстранить принца, осмотреть, перевязать, обругать меня и пообещать выдрать негодную девчонку, дай только она вернется к памяти. – Слава Богу, поверхностная рана, только крови много потеряла...

И, вяло выслушав все распоряжения принца, даже немного скучновато добавил:

– Никуда она не поедет.

И все. Никаких разговоров, объяснений истерик, уговоров, повышений голоса – будто железная стенка. Кусок скалы, который не обойдешь, не проедешь – он просто констатировал это. И вряд ли кто мог этому противостоять.

– А, это вы дядя! – почему-то ехидно подчеркнув это «дядя», словно впервые увидел его принц и радостно открыл глаза. По-моему, он чему-то радовался: – А мама как раз попросила лично привезти вас в замок! Она так рада была, что вы, наконец, преодолели свое предубеждение против ее мужа и приехали к нам домой! Она так была счастлива, что попросила лично проследить, чтоб вам не было причинено никаких обид, ведь она так хотела вас увидеть! Вы же не откажете... Тридцать лет не виделись... Подумать только – вы ее старше, и после ее свадьбы, и до самой старости вы ее не видели, хотя так дружили в детстве... – принц мечтательно зажмурился, – еще в прошлом столетии...

– Никуда она не поедет, – равнодушно повторил Логан, рассматривая свои ногти. Он же не угрожал и не запугивал. Железный мальчик – так называла его иногда я, поскольку под тонкой оболочкой изысканных манер, как под одеждой, была абсолютная сталь. Железо, одетое в модный костюм. Принц нашел достойного соперника – воля Логана была равной одной десятой моей. Как я считала.

– Что вы имеете против моего дома и моей семьи!? – разъяренно спросил принц.

– Это после того, что там делали с девушками сегодня? – удивленно поднял глаза Логан. – После охоты солдат за Лу? После того, как ее пытались убить по личному приказу короля? Охотились за ней? Или что это вы считаете достойным для молодой девушки даже побывать там...

Логан замер. По-моему, он даже растерялся от такого своего предположения.

Принц сжал губы.

– Ничего ей не грозит. Клянусь, – выплюнул он. – Такое больше не повторится. Я гарантирую ей защиту!

– А король? – с ленивой насмешкой переспросил Логан. – Хозяин замка? Он тоже?!? Я тут слышал странные вещи от дипломатов, что он намеренно посылал Лу и графа на верную гибель... И им даже не передавали его безумных приказов, храня чудесных людей... Его мнение после сегодняшнего резко изменилось?

Принц даже растерялся.

– Солдаты, кажется, подчиняются ему? – снисходительно добил принца Логан.

Думая, что это шутка, и сейчас все разъяснится, принц обернулся вокруг, но наткнулся только на хмурые взгляды.

– Дядя Рихтер, да объясните же им, что все это неправда! – не выдержал и закричал принц.

– Видите ли, принц, – замялся Рихтер. – Я действительно поговорил с дипломатами и выяснил, что король очень плохо относился к графу и посылал его... гм... посылал на... гм... в общем не туда, куда надо бы по логике вещей... И граф с Лу чуть не погибли из-за этого множество раз... – он замялся. – Но я выяснил, что это были только слухи! – торжественно заявил он.

– Что? – коротко ахнул граф.

– Да-да, я выяснил причину, по которой шли эти слухи, и из-за которых король злился на них... Это Лу... – радостно сказал Рихтер.

– Что?! – даже Мари хихикнула. Даже я очнулась.

– Нет-нет, вы не так поняли, – поспешно сказал граф. – Вы же сами сказали, что Лу похожа на королеву... Как копия... И она всюду с вами... – успокаивающе он поднял руки. – Ну так вот, я нажал на людей и выяснил, что переодетую королеву инкогнито много раз видели по утрам в вашем поместье, граф, чудовищные сплетни идут, причем она по описаниям казалась на редкость довольной и помолодевшей, и так уже сотни раз...

– Что!?! – вскричала мама.

– Нет, нет, Дженни, вы все не так поняли... – вскричал граф Рихтер, который серьезно опасался, что его сейчас пристрелят, ибо в него действительно целились, только руки дрожали. – Разве могла бы королева после ста раз выглядеть довольной и цветущей как юная роза, еще и возле вашей собственной спальни?!?

Я думала, мама его убьет.

– Ну, скажите, отчего бы у нее распускались бутоны на щеках, и она растрепанная вся скакала бы как девочка? – сделал еще одну попытку, взмолившись, Рихтер. – Сотни раз в самых разных местах, да еще инкогнито, как она могла быть помолодевшей, счастливой, это пожилая-то королева, да еще с графом?

Сзади нас раздался отчаянный рык. Кто-то, оказывается, подобрался к нам опять совсем близко.

– Что!!!! Так вот значит кто, граф Рихтер, распускает эти гнусные сплетни! А ну отвечай, негодяй, кто это этот мерзавец, с кем была королева довольна без мужа сто раз!?! – проревел человек, в властном голосе которого мне опять почудилось нечто известное.

– Ваше величество!!! – заголосил Рихтер. – Вы не так меня поняли! Я же наоборот, нашел источник этих сплетен!

– Кто он!?! – король решительно развернулся в направлении графа Кентеберийского. Похоже, он все и сам знал кто этот мерзавец.

– Это Лу! – радостно сказал граф Рихтер. Вот тут-то у меня и появилось желание очнуться и набить ему морду.

– Эй-ей-ей!!! – заорал граф Рихтер, уворачиваясь. Ибо морду ему все-таки начали начищать и без меня. Били Логан, Мари, граф и Джекки.

– Вы не так меня поняли! – кричал Рихтер.

– Что ты мне голову морочишь! – кричал король. – Я и так знаю, кто тут рыжий! Вот он стоит, проклятый развратитель, все такой же, как и тридцать лет назад, когда я впервые встретил этого двуличного проходимца!

С этими словами он тыкал пальцем в лицо – нет, точно в глаз – графу Кентеберийскому.

– Да вы все меня не поняли!!!! – отчаянно завопил изо всех Рихтер, ибо его собрались убивать противоположные стороны конфликта. – Это Лу, Лу!!!

Паршивое у него оправдание – вполне осмысленно подумала я. – С таким оправданием ему не выжить.

– Это Лу, Лу!!!! – заголосил Рихтер не своим голосом, тонким и все усиливаясь.

Били его уже все вместе.

– Это Луууууууу!!!!!!! Это она была вместо королевы!!!! Ведь она на нее похожа!!!!!!

Они оставили бедняжку, и только король яростно и жестоко душил его, ожидая продолжения.

– Ваше величество, дайте мне высказаться, – прохрипел из последних сил Рихтер.

– Разрешаю, – сказал король, почему-то наоборот, взбешенный донельзя, напряженный до безумия и готовый его убить.

– Ваше величество, это была совершенно другая женщина, – радостно затараторил Рихтер. – Она живет вместе с графом, она так похожа на королеву, я же знаю ее...

– Кто она? – все так же напряженно опять спросил король.

– Лу!

Железные пальцы опять беспощадно сомкнулись вокруг шеи.

– Ваше величество!!! Ваше величество!!! – булькал из последних сил Рихтер. – Вы не так поняли!!!

– Я все хорошо понял... – так страшно произнес король, что я даже похолодела и поняла, что Рихтеру уже ничего не светит. – Лу – это детское уменьшительное прозвище королевы, которым называют ее только самые близкие люди!!! – рявкнул он.

Все ахнули.

– Но я ее знаю с детства, – прохрипел Рихтер из последних сил. – С детства!!! Ей всего пятнадцать, и она нечто вроде экономки у Кентеберийских... Она разводит коней... Она приемный ребенок в семье...

Король прямо бесился и ничего не хотел слышать. Бедный Рихтер – подумала я. Ему осталось жить считанные секунды.

– Лу – это действительно приемный ребенок, воспитываемый в семье графа, и она всюду с ним, – апатично и без малейшего сочувствия к Рихтеру, медленно, даже садистски медленно наблюдая за душившим королем, сказал Логан, даже не порываясь его спасти. – И она действительно копия королевы... Они держат ее в качестве горничной, – злорадно сказал он, ибо никогда не одобрял моего положения в доме графа и всегда был готов укусить папá. – Она моя родственница... Я заберу ее у них, только скажите, ваше величество... Они так и называют ее – королева...

Король почему-то взбесился и отпустил Рихтера.

– Действительно, Лу часто принимали за кого-то другого и знатную особу, – поспешила вмешаться Мари, видя назревающий конфликт. – Мы сначала не понимали в чем дело...

– И так ее теперь шутливо и называем – «ваше величество», королева... – сказала мама. – Впрочем, дочери я об этом не говорила, чтобы не задавалась...

Она не понимала, почему король пожелтел. Хоть, кажется, должен был успокоиться...

– Вот как, – с трудом, задыхаясь от ярости, выдавил он. – Значит, горничная у графа вылитая королева...

Он закивал головой, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть...

– Прислуживает вам... Лу значит... Вы самые богатые, и королева у вас на побегушках, а весь мир у ног... – он все-таки сумел выдохнуть и злобно взглянул на графа. – На этот раз ваша наглость, граф, превзошла все бывшее... – он глубоко вдохнул. – В кутузку их всех! Графа и эту Лу в карцер пожизненно!!! – рявкнул он. – Лу казнить!!!

– Но, папа, я ручался честью за ее безопасность, – яростно крикнул принц. – И гарантировал безопасность семьи...

– Этот мерзавец не только осмелился вернуться в Англию, хотя я выслал его и сделал все, чтоб он сдох, так еще и остался живым! – рявкнул в лицо Джекки король. – И осмелился заявиться ко мне домой!!! И это после всего, моего запрета... Так он еще и глумится надо мной в моем собственном доме!!! И над твоей матерью в своем! Представляю, что они говорили о прислуге, и какие слухи шли... «Лу, подай...» – передразнил он графа. – Мало я их пытался убить... Взять их! – пролаял он.

– Так-так, граф Рихтер, – сказала мама, – это король благороден и так не делал... Он так поступать не мог...

– Ослепительное благородство, «ручался честью», – презрительно протянула Мари, уничижительно взглянув на Джекки. – Дешево же она стоит...

– Чего вы стоите! – рявкнул король солдатам. – В тюрьму их!

– Предпочитаю умереть свободной! – вдруг холодно сказала мама, вытягивая оружие и направляя его на короля и принца, и глаза ее блеснули. Все вздрогнули, ибо никто не ожидал такого от кроткой Дженни. – Мы будем сражаться!!!

Что-то холодное и горестное прошло по ее лицу.

– В замке уже не будет выбора... И можно сколько угодно жалеть, когда попадешь в руки солдат, что не сумела наложить на себя руки... Нет чести у короля... Леон, для меня нет иного выхода, – улыбнулась она мужу, – я всегда предпочитала честь... – она холодно подняла оружие, угрюмо осматривая пространство.

– Король, вы едете с нами, – безжалостно сказала она.

Солдаты заворожено в шоке смотрели на женщину, целящуюся в короля.

Мари выпрямилась вторая. Пистолеты ее уже смотрели на царственных отца и сына.

– Пожила немного и хватит. По крайней мере, умрем красиво, – угрюмо усмехнулась она, издевательски открыто нацеливая оружие на их величества и страшновато прищуриваясь.

Граф холодно со щелчком взвел оружие.

– Надеюсь, его наследники нам скажут спасибо, – скривив губы, сказал он.

– Логан, я не хочу втягивать вас в намеренно безнадежную схватку, вы можете поехать куда вас приглашают, тем более, что вам это, кажется, ничем не грозит... – мягко сказала Логану мама. – Незачем погибать всем...

– Ну уж не ожидал от вас такой благодарности, графиня, – ядовито проговорил Логан. – Я что, совсем мерзавец, что ли, оставить свою Лу... – он хладнокровно достал оружие. – Зажился я что-то... Я лучше сам застрелил бы Лу, тем более раненную, чем отдать ее обессилевшую на глумление солдатам...

Бандиты Логана усмехались по-волчьи в лицо окружившим солдатам.

Это было такое ухарство под тысячью дул, решением сражаться, что ему не было названия.

Кто злобно смеялся, направляя пистолеты и беря в зубы нож.

– Ох и напьюсь кровушки...

– Что орлы, славно ли погуляли? – громко крикнул Логан своих, приподнимаясь в седле.

– Ой, славно!

– Было ли вина ставлено, было ли баб вдоволь?

– Ой, славно!

– Ну так пора и честь знать! Гульнем напоследок так, чтоб внуки по всему миру помнили!!! – ухарски прокричал он.

– Ой, славно, капитан!!!!! – загудели братцы.

Все смеялись, обнимались друг с другом, прощались, скалились, не замечая солдат.

Глава 49 Кто тут шибзик

Наши бойцы оскалились на солдат короля, готовясь к атаке. Те не знали, что им делать, ведь короля захватили.

– Тетя Дженни... – не выдержал и ахнул принц.

– Ах, а вы поедете с нами, принц, как и хотели, – ласково сказала мама, мгновенно наведя второй пистолет точнее на принца. – Не волнуйтесь, мы вас любим, и если вы будете паинькой, вы уйдете живым и невредимым... Мы любим вас, но ваш отец – это совершенно другое дело...

– Вы за это ответите, – пролепетал король.

– И не вздумайте дернуться... – спокойно сказала мама, не спускавшая с него оружия. – Умрете первым, чуть что... По крайней мере, все женщины нашей семьи стреляют без промаха... – горько сказала она. – В одном надо благодарить соверена...

– Но, – сказал граф Рихтер.

– И вы тоже, – ласково ткнула ему пистолет в ребра Мари. – Не дрыгайтесь...

– Но...

– Не болтайте много, это вредно для здоровья... – одернула она его. – Капитан, я попадаю с обеих рук в брошенные две монеты с разворота... – хмуро добавила она, видя, что капитан дернулся... – Чего я не люблю в жизни, так это солдат, потому командира убью первого... – она широко оскалилась своей широкой убийственной улыбкой. – Скомандуйте своим отбой и скажите, что принц с отцом лично проводит свою невесту до города. Вместе с вами... Если вы хотите увидеть его живым... И быстрее, если вы не хотите, чтоб мой палец сорвался... Видите, у меня дрожит рука...

– Вы можете убить принца, но вас все равно убьют...

– Нас убивали уже тысячи раз, – усмехнулась Мари, и от этой усмешки у того, кажется, мороз побежал по коже. – Но, как видите, еще живы... Лу одна бы справилась с вашей хваленой армией одним хлыстом...

Капитан побледнел.

– Вы не сможете... Вам будет трудно прорваться, – неуверенно сказал он.

– Вы сами доведете и посадите нас в корабль... – ласково сказала Мари. – Иначе вас сгноят за гибель соверена, даже если вы выживете... Подумать только, и это называется «ручаюсь честью»... Совсем в Англии не стало чести, – хмуро сказала она.

– В Англии есть честь! – обиженно сказал капитан.

– Убейте их первыми, если на нас нападут, – приказала Мари подъехавшим двум верзилам Логана, приставленным для охраны.

– Вы за это поплатитесь, – пробормотал король.

– Ну-ну, веселей, – ободряюще похлопал его по плечу явного вида горилла, по которой давно уже веревка плакала. – Я видал людей, которые шли на эшафот с более веселыми лицами... (Оба величества побледнели.) Вас же не четвертуют в конце концов... Девчонки графа обычно убивают с первого выстрела, без боли, а эта еще леди... Лу бы спустила с вас шкуру плетью... – ободрил он их. – Я однажды видел эту девочку в деле, – похвастал он. – Дьявол, а не человек!!! – восхищенно сказал он. – Жаль только, нашла время бабьи сантименты распускать... – сплюнул он с отвращением.

– В Англии есть честь! – яростно сказал капитан.

– Подумать только, – не услышала его вопля Мари. – Сначала нас приглашают на бал и при этом еще и строго предупреждают, чтобы мы все обязательно были на нем, ибо таково желание королевы... Потом нас в этом же и обвиняют, что мы осмелились туда прийти. При этом принц ручался честью за честь и безопасность Лу, а после этого король отдает приказ ее казнить, это малышку-то в пятнадцать лет...

– У нее дурные шутки, – пробормотал принц. – Но, по крайней мере, я знаю, у кого она их нахваталась... – он поднял глаза на глядевший в него в упор пистолет.

– Я человек чести! – не выдержал капитан. – А вы предали Англию!

– Капитан, – хмыкнула Мари. – Мой отец с юности служил Англии и считается одним из самых лучших дипломатов и сотрудников, и служил общему благу верой и правдой все годы... И вот после всего этого, через двадцать лет верной службы Англии всей нашей семьи, мы узнаем, что нашу семью уже много лет пытается уничтожить «соверен», хоть видит Бог, никто из нас его никогда не видел до вчерашнего дня... – она сплюнула.

– Граф, – обернулся принц.

– Принц, не дергайтесь, а то станете героем... – равнодушно предупредила мама. – Я не промахиваюсь...

Но тот не слушал, а вопрошающе посмотрел на графа.

– В глаза не видел, – холодно подтвердил граф. – А у меня абсолютная память на лица, – нужно уметь вычленять слежку...

– Как не видел! – завопил вдруг в ярости король. – Да этот сукин сын все такой же, каким я его в первый раз увидел тридцать лет назад, даже гад не изменился и не постарел ни капли!

Все удивленно посмотрели на короля.

Граф пожал плечами.

– Не видел... В двенадцать лет?

Он был холоден и честен.

Король заметался.

– По пьянке чего только не увидишь, – хмыкнул один из громадных телохранителей Логана, успокаивая короля. – Я один раз напился и спалил, и поломал полгорода, а утром абсолютно ничего не помнил... – он мечтательно зажмурился. И искренне предположил решение. – Может и вы граф, сидели в каком-то портовом кабачке с какой-то шлюхой, выпили славно, а тут открывается дверь забегаловки и входит король, и пытается, слабенький такой вот фраерок, к вашей девице клеиться... И нет бы ему слинять, а он праздник портит гад, вопит, что это его жена, куражится... Тут вы ему и врезали по полной программе...

Мари и принц дружно ткнулись в своих коней от смеха.

– Принц, – почему-то неожиданно хмуро опять предупредила его мама. – Я же сказала... Я не промахиваюсь...

– И это будущего зятя... – проворчал принц.

– Вам все равно от меня не уйти! – трепыхался в ярости под дулами король. – Я не успокоюсь, пока кто-нибудь из вас останется жив! – выдохнул он.

– Я его прикончу сейчас, – как-то страшно, без эмоций, мертвенным поледеневшим нехорошим голосом медленно сказала Мари, и я вся захолодела. – Его нельзя оставлять в живых...

Она медленно поднимала оружие.

– Мари! – прикрикнул Логан. – Решим на корабле!

– Я не могу оставить его в живых... – как заколдованная по слогам сказала она. – Если этот ублюдок не из-за чего просто так пытался нас убить, то что он сделает после сегодняшнего... Нам хватит одного заложника...

– Они тогда наверняка пошлют за нами армию... Они и так следуют в километре...

– Им будет не до нас... Будут выбирать короля... Сразу распадутся на партии... – заворожено не отрывая взгляд, словно пророчества, выплевывала она предложения.

Король затравлено отступал, ибо на него посквозило смертью.

– Мари! – резко рявкнула мама, сообразив, что та от долгой привычки от угроз вошла в боевой режим, когда уже не думаешь, король там или нет, и только стреляешь в случае опасности.

– Мари, я приказываю, до корабля никаких убийств, – жестко сказал граф.

Наконец-то она немного успокоилась и смирилась, но глаза ее по-прежнему холодно пронизывали короля. Я чувствовала, что Мари пока нельзя было оставлять с королем. У нее, пережившей достаточно стычек, автоматически возникал синдром врага, если ее пытались убить.

– Вас все равно достанут, – не унимался старый дурак. – Я пошлю за вами Берсерка.

Граф Рихтер вздрогнул. Наши все, раскрыв глаза и пожимая плечами, переглянулись. Я слышала, как они переговариваются. Берсерк, она же Ника – боевая кличка Лу и графа, под которой их двойку, знали во всем мире. Правда, так чаще называли просто Лу, но на это имя шла тайная корреспонденция из Англии для их обоих, вернее, в основном для графа, ибо Лу не читала притязания министерства. И теперь вся семья недоуменно смотрела на друг друга и на Рихтера. Тот тоже пожимал плечами. Старик, похоже, сходил с ума.

– Вы бы помолчали, ваше величество, – не сводя напряженных глаз с Мари, как можно вежливей, но внятно и настойчиво говорил в это время капитан.

– А вы бы лучше напали на них и освободили нас, – огрызнулся король.

Он не успел договорить, – Мари мгновенно выстрелила в мушкет дернувшегося капитана, так, что он вылетел из рук, почти мгновенно оказалась рядом с ошеломленным капитаном и, развернув коня, прямо из седла ударила ногой в коленку капитана на коне. Тот свернулся от боли, ткнувшись со стоном в спину коня, а Мари в это время просто вырвала у него из ножен саблю, наклонившись над ним и ткнув второй пистоль ему прямо в голову.

Всего несколько мгновений потребовалось ей, чтобы обшарить послушно лежащего на коне капитана, выкидывая найденное оружие прямо с коня в кусты, накинуть одной рукой на его руки петлю веревки и резко затянуть ее. Секунда, и она уже с силой оттолкнула капитана и ехала рядом, снова держа наведенный пистолет на короле.

Похоже, быстрота, с которой это все было проделано, ошеломила всех посторонних.

– Ничего себе, – прохрипел капитан. – Кто же тогда Лу?

– Берсерк, – одними мертвенными губами безжизненно и холодно сказала Мари. Он для нее уже умер.

Капитан стал мертвенно белым.

Граф Рихтер побледнел. Когда агент говорит свое имя, это значит, что в живых он их выпускать не собирается.

– Что?!? – воскликнул король.

– Берсерк, ваше величество, – устало проговорил Рихтер. – Я уже все выяснил. Вы умудрились сегодня прилюдно оскорбить самого лучшего легендарного агента и бойца Англии, которого все любили... Все, кто знал его, дипломаты и министры были в шоке. Те из сотрудников министерства, кто был на балу, разбегаются из страны... Нам придется просто закрыть министерство... Мне не удалось их успокоить, ибо гарантиям никто не верит... И вообще, никто не верит в то, что вы в своем уме... Им казалось, что король не мог этого сделать – он обязан думать о благе Англии и любым путем добиться, чтоб он служил нашей стране... Тем более что за него бьются другие страны, и, по слухам, сам принц Франции приударял за Лу. Если вы сделали такое из-за прихоти с легендарным человеком, сделавшим так много и бескорыстно, служить с которым мечтают и о котором известно, что он служил Англии исключительно бескорыстно, по своей воле, ибо его денег хватило бы, чтоб купить ее, то что ожидать обычным людям?

– Все равно я вас убью, – прохрипел король. – Нет, так сын убьет...

Мари издевательски хмыкнула чужим и напряженным для нее голосом.

Король присмирел и притих от него – и дурак бы по этому голосу понял, что ему явно в жизни больше ничего не светит.

– Мои сыновья продолжат дело отмщения после моей смерти! – патетически сказал он.

– Хорошо, – ляпнула Мари.

– Что ж тут хорошего, – огрызнулся Логан.

– Хорошо то, что мне не нужно думать, как отказать старшему принцу, – огрызнулась Мари. – Теперь уж точно он обойдет наш дом...

Она, кажется, ожила.

– А я своим сыновья не указ, – злорадно сказал король.

Мари снова побледнела и крепко сжала пистолет побледневшей дрожащей рукой, так что она побелела.

– Прекратите издеваться! – чуть не закричала она.

– По счастью, я запретил ему этот ужас, – мрачно сказал король, не услышав ее. – Как он мог даже такое подумать...

– Правильно, папа, – горячо поддержал его Джекки. – Совсем потерял совесть братец, подумать только – свататься к моей невесте!

Даже Мари дернулась, хмыкнув.

– Одно не пойму, – отчаянно и даже горестно проговорил король, яростно взглянув на графа Кентеберийского, – почему женщины благоволят такому старику и развратнику, и как он еще что-то может...

Мама неожиданно покраснела.

– О, королева! – всхлипнул король. – Что ты нашла в этом мерзком старике! – он опять бросил взгляд на графа. – Что же такое он делает с женщинами?

Он снова всхлипнул.

Теперь уже покраснел граф.

– Я в глаза не видел королеву и не старик! – надулся он.

– Да вам семьдесят лет!!! – бешено завопил король. – И тридцать из них вы ухаживаете за моей женой!!! – провыл он графу в лицо.

Но вместо выстрелов все как-то странно отреагировали на это. Запала удивительная тишина. Все бросали друг на друга потрясенные взгляды. Только мама сострадательно и жалостливо смотрела на короля.

– Ой, он чокнутый! – испугано тихонько тоненьким голосом сказала Мари и опустила пистолет.

– Он свихнулся! – догадался Логан.

– Граф, почему же вы мне ничего не сказали, что он повредился умом! – яростно обернулся к Рихтеру папá. – Скрывали!?! Что, уже хоть лучшего дипломата нельзя было предупредить! Я что враг своей стране!?!

Он в злобе кинул пистолет в карету.

– Так что, мы этого шибзика так и будем тащить с собой? – недоуменно спросил приставленный к королю убийца Логана.

Глава 50 Святая семейка

– Папа, папочка! – разрыдался кинувшийся на шею отцу Джекки. – Папа!

Все заговорили почти одновременно. Крик стоял неимоверный. Почти ничего не было слышно.

– Папа, я тебя спасу! – плакал на груди у короля Джекки. – Сейчас это лечится... Я найду лучших лекарей, клянусь...

– Вас, Рихтер, я бы пристрелил... – яростно втолковывал Рихтеру граф Кентеберийский. – Вы хоть понимаете, что из-за вашей стыдливости я чуть его не пристрелил... Если он со мной такое натворил... Господи, что он еще мог наделать? Оскорбить послов? Вы хоть понимаете? Надо срочно проверить все и поисправлять...

– Господи, да я сам не знал... – оправдывался Рихтер. Но ему никто не верил...

Логан чуть не подрался с капитаном, которому разрезал руки. Впрочем, наверное, ради того, чтоб убить от ярости.

– Вы что, понимаете, кого выпускаете из клетки? – рявкнул он.

– Да я-то откуда знал, барон, – кричал тот.

Мама плакала от сострадания к больному человеку вместе с Джекки за компанию. Она всегда была жалостлива и теперь жалела чокнутого и самого потерявшего отца Джекки.

– Кнопочка маленький такой и безумный... – китаец гладил короля по голове.

– Ах, вот значит, что вы придумали!!! – заорал изо всех сил сумасшедший. – Сделать меня чокнутым и сдать в желтый дом!!!! Вот зачем сегодня я был дурачком! А самим занять мое место и развлекаться с королевой!!!! – он гневно сбросил руку китайца с лысины и оттолкнул пытавшуюся это сделать маму, выпалив это ей в лицо.

– С королевой? – мама недоуменно охнула, а потом заплакала, глядя на него. – Но что я буду делать с королевой? – она недоуменно глазела на него своими глазами лани, растерявшись и не в силах ничего представить такого по воспитанию.

– Да нет, не с королевой, а с графом! – рявкнул разозленный король.

У мамы даже слезы высохли от растерянности.

– Джекки, не верь им!!! – завопил король. – Этот семидесятилетний старец метит на мое место в постели королевы! – он тыкал пальцем в графа. – Меня посадят в психушку, а они все будут развлекаться с королевой на крыше замка!!!!

– Групповуха... – хмыкнул невоспитанный Логан.

Его бодяга в полсотни отпетых висельников-пиратов хихикнула.

– Нет-нет, не групповуха, – поспешил закричать король. – Он один будет развлекаться с королевой, мерзкий старец, – он театрально показал на графа. – А все остальные будут смотреть...

– О Господи... – сказал граф. – Стриптиз и показательное изнасилование...

– Папа, папа, я тебя вылечу! – плакал Джекки.

– Отчего меня лечить, если все знают, что было шестнадцать лет назад и что ему семьдесят лет! – завизжал король.

– Леон, тебе действительно семьдесят? – неожиданно спросил графа Кентеберийского капитан. Он хихикнул. – Ты это ловко скрывал, когда мы учились в Итоне...

– То-то ты меня не узнал, когда арестовывал, – огрызнулся граф.

– Служба превыше всего, – развел руками тот.

Мари мгновенно навела на него пистолет.

– Ах, оставьте, леди, – восхищенно сказал ей капитан. – Я что, не понимаю, что произошло? Кто же будет исполнять явно безумные приказы?

– Англичане, – холодно буркнула в ответ Мари.

– Мы учились с вашим отцом в Итоне почти одновременно... – пояснил капитан, «не услышав» Мари.

Мари только сжала губы.

Впрочем, это недолго продолжалось.

– Леон, ну так сколько тебе, мерзкий старикан? – хихикнул один из бродяг Логана, бывший с нами однажды в деле. – Семьдесят, старый развратник?

Вся банда вместе с Мари захихикала.

– Ему семьдесят, – завопил король.

Но папá не слушал, а повернулся к маме.

– Дженни, верь, мне не семьдесят, я совершенно молод... – серьезно сказал он, взбешенный этими подколками.

– Я верю, – вдруг совершенно по-девичьи хихикнула и покраснела мама.

Все почему-то захихикали и покраснели.

– Я вот что думаю, – рассудительно сказала вдруг Мари. – А вдруг он свихнулся после сегодняшнего?

– Да нет, это у него уже много лет, ведь он отца и Лу преследовал просто так... – запротестовала мама. – Просто раньше он был тихий...

Король завыл от отчаянья.

Мама поежилась.

– А кидаться он не будет? – спросила она. – Не укусит? Я же не знаю, как с ними...

– Мы защитим, – сказали китайцы.

– Может его связать? – спросил кто-то. – Проспится, вдруг пройдет? У меня, помню, была белая горячка, так мне не то что старик, прыгающий с женой, а черти зеленые мерещились... А отоспался – так как огурчик!

– А ну дыхни! – наклонилась к королю Мари.

– На дыбу, на дыбу! – закричал король.

– Папа, дыхни... – ласково, как ребенка, со слезами попросил принц.

– Ху!

– Он пьян, – сразу догадалась Мари, задыхаясь и отскочив. – Но я не знаю, достаточно ли этого для белой горячки...

– А ну отойди, – сказал Логан. – Я сейчас определю!

– Ху!

– Оооо...

– Что? – спросила Мари шокированого Логана.

– Ля-ля-ля, – сказал Логан.

– Что там? – не выдержала мама.

– Еще раз...

– Хууууу!!!

– Еще раз и закусывать можно, – в прострации сказал Логан. – А в принципе зеленые человечки мерещиться ему еще не должны. Он выпил от силы рюмку...

– Папа! – жалобно сказал принц, который ждал приговора с такой надеждой... Он так надеялся, что отец пьян. – Папа!

Жалкий и сломанный его голос тронул мое сердце.

– Подумать только, потерять рассудок в пятьдесят с чем-то лет, – горько проговорил граф. – Какая судьба... Ведь он старше меня всего на десять лет. Мне сорок один, и я и то почувствовал себя в первый раз уже старым... Сорок один год...

Он с тоской протянул это, вспоминая ушедшую молодость.

Все замолчали. Ибо тут каждый, видимо, приближался к пятидесяти.

Но тяжелое молчание вдруг прервал сам король.

– Как сорок один? – потрясенно воскликнул в шоке он нормальным растерянным голосом.

Все недоуменно повернулись к нему. А потом отвернулись.

– Я вас спрашиваю! – рявкнул он.

На него даже никто не смотрел, а граф Кентеберийский отвернулся.

– Нет, я спрашиваю, кто он? – вдруг совершенно нормальным растерянным голосом спросил король.

– Это граф Леон Кентеберийский, сорок один год, – ласково и терпеливо ответил ему граф Рихтер. – Женат восемнадцать лет на Дженни, имеет дочь Мари и воспитывает приемного ребенка Лу. Известный английский дипломат и тайный сотрудник, один из самых богатых промышленников...

Он внятно и терпеливо объяснял ему как ребенку.

– Но ведь это граф Джордж Кентеберийский, – растеряно сказал король.

– Джордж умер пятнадцать лет назад, – со слезами сказал Джекки. – Папа, папа... Тебе мерещится умерший... Джордж это был отец нынешнего графа дяди Леона, одумайся...

– Как умер?! – остановился как вкопанный король, тормознув коня. – О Господи...

– Просто, – буркнул папá. – От пули во время похищения документа... Или же ему подгадали? – он встрепенулся и внезапно резко, привстав в стременах, упер взгляд в короля.

– Нет-нет, дядя Леон, он умер просто, – поспешил исправиться Джекки.

– Господи, а кого же я... – не услышав их, побледнел как полотно король.

– Это дядя Леон, папа, – поспешил заранее развеять приступ сумасшествия Джекки.

Вся банда Логана грохнула.

– Действительно, это тебя того, «дядя Леон», – угрюмо обернулась к отцу Мари.

– Боже мой, Боже мой, – раскачивался в седле король, сжав виски. Было в его голосе столько непритворного горя и отчаянья, что все замолчали.

– Кто вы? – вдруг еще раз спросил графа король, обращаясь только к нему.

– Граф Леон Кентеберийский, старший сын Джорджа Кентеберийского... – тот пожал плечами и терпеливо ответил, не ожидая никакой пользы от ответа сумасшедшему. – И единственный... Мне сорок один год, уже двадцать пять лет служу Англии с самого детства... Девятнадцать лет женат на Дженни, урожденной Хоули, второй дочери лорда Катвина. Имею дочь Мари и Лу... Считаюсь хорошим дипломатом и сотрудником...

– Лучшим! – поправила отца Мари.

– Министерства не жалуются... В Англии после Итона в общей сложности не был и полтора года за все двадцать лет... Люблю жену, не имел чести знать до вчерашнего дня королеву и ваше величество... (Бандиты Логана почему-то опять хихикнули). Дочерям Мари восемнадцать лет, Лу пятнадцать... Кстати, принц ваш ухлестывает за Лу, а мы ему это не разрешали...

– О Боже...

Король молча вглядывался в его лицо.

– Поворачивайте! – вдруг сказал он.

Никто, конечно, даже и не подумал.

– Вы что, не понимаете, что я его перепутал! – выругался король.

– Не того заказали... – едко прохихикал громила Логана.

– Папа, как ты мог?! – горестно выдохнул Джекки. – А может, ты сумасшедший и этого не делал?! – с тоской спросил он.

Он был настолько потрясен, шокирован, убит, что даже Мари оставила шутки. Взглянув на него, все примолкли.

– Леон, поверьте, мне очень больно, что ваш отец умер, – шагнул вперед король.

– Оттого, что я не смогу его прикончить своими руками, – хихикнул за него Логан.

Но король строго взглянул на него, так что тот заткнулся.

– Вам будет очень трудно понять наши отношения, – сказал король. – Но я действительно очень сожалею. Мы дрались с самого детства. Никто не поверит, но у нас с ним было свыше пятнадцати дуэлей... Мы вечно сражались... В конце-концов мы уже стали почти друзьями... Мы вместе шатались по кабачкам, устраивали шалости, и тут же дрались друг с другом, – задумчиво сказал король. – Он был для меня идеалом гуляки и рубаки... Столько, сколько мы с ним передрались, не дерутся и профессиональные боксеры на ринге... Но все равно в нем было что-то такое, что ему все прощали...

– Да, дед такой был... – хихикнула Мари.

– Мы вместе ухаживали за одной и той же девушкой, но я победил... – продолжал король. – Мы так и остались бы рубаками, если б шестнадцать лет назад, пока я участвовал в военных действиях, он не предпринял осаду моей жены... Ах, вы не помните, женщины к нему благоволили... – король помрачнел. – Я тогда победил его на дуэли... В первый раз я желал крови... Но не убил, хоть мог это сделать... Но простить предательства не смог... – королю было тяжело вспоминать. – Я выслал его из страны без права возврата и предупредил, что он живет только моей милостью... Я специально давал ему самые тяжелые задания, чтоб он смыл с себя пятно и умер как герой, а не как предатель...

– Ему?! – поднял брови Леон.

– Графу Кентеберийскому, – горестно сказал король. – Он бы понял отчего это, и постарался бы искупить... Его жизнь принадлежала мне... Потому я не такой уж монстр – таковы были условия договора, писаного кровью. Он хотел служить Англии. Но вы... Ума не приложу, как я пропустил все это...

– Вы прямо ангел, – встрял Логан.

– А вы Логан, помолчали бы, – сказал король. – От вас вообще никто не ожидал такого поведения по отношению к Джекки... и мне...

– И это мне благодарность? – хмыкнул Логан. – Да я спас вашу жизнь! Мари бы вас пристрелила, я же видел девочек в бою! Девочки еще дети и поэтому слишком жестоки, особенно когда опасность угрожает сестре... А вы приказали убить сестру...

– Сестру!?

– Лу!

– Но... вы говорили, что...

– Она золушка, но полноправный член семьи... Она богатство и сокровище всех... Это финансовый и экономический гений, и всем богатством, которое есть у них, они больше всего обязаны ей, – хмуро сказал Логан. – Можете мне поверить... Я миллионер и боец... Меня все знают... Я у нее мальчик на побегушках! И она держит сотню таких мальчиков... Это гениальный ум... Абсолютная память... Она считает мгновенно и держит в уме тысячи связей одновременно... И стальная воля... Мгновенный, абсолютно точный удар. Семья графа скорей бы умерла, чем отдала ее кому-то...

– Лу – гений, – подтвердил граф Рихтер. – Все, чего она касается, кажется, обращается в золото...

– Или в прах, – хмыкнул граф.

– Они все вынуждены терпеть ее капризы, – продолжал Логан. – Просто Мари воспитана матерью, жила в основном в Англии, училась всякому такому, чего нужно жене и потому она леди...

– Хм...

– А Лу воспитана отцом...

– И потому она Берсерк, – закончил король. – Понимаю...

– Просто она жила в самых горячих точках мира, и училась не вежливости, а убивать и выживать, – пожал плечами Логан. – Там, где она жила – а она видела все страны мира – не до формальностей и церемоний... умение мгновенно выстрелить часто спасает жизнь и честь... К тому же ее воспитывали китайские воины, приставленные в качестве охраны китайским императором...

– Вышло так, что он однажды побеседовал с маленькой трехлетней девочкой, наткнувшись на нее там, где ей было не место, и так очаровался ей, что приставил к ней трех самых лучших бойцов Китая в качестве телохранителей, – извиняюще сказал граф.

– Понимаю, – понимающе кивнул король. – Чтоб она больше никогда не смогла к нему приблизиться...

Все хихикнули.

– Да нет, он так очаровался умным ребенком, что сделал ее невестой своего маленького сына, – поморщился граф... – потому формально она сейчас, – член императорской семьи Китая в некоторой мере... И знает все традиции Китая и его язык лучше, чем английский, и считает его своей родиной из-за воспитания Ценя...

– И вы не могли приставить к ней английскую гувернантку? – возмутился король.

– Что?! – изумился граф. – Ах, вы забыли, что мы с Лу фактически все время жили в тылу врага или на передовой... Это для нее просто жизнь... Опасность для нее – просто обычность... Не было ни дня, наверное, когда за нами не охотились... Китайцы Лу это прежде всего убийцы профессионалы, которых даже не видали в Англии, на каждом из них десятки тысяч жизней и лишь потому она жива... Где я вам найду такую гувернантку, да еще и англичанку?! – раздраженно сказал граф.

– В Тауэре, – хихикнул Логан. – Там их четвертуют... Только такую убийцу подыскать будет трудно!

Кажется, король об этом думал.

– Мне кажется, Мари вполне подходит на эту роль, – вдруг радостно сказал король, наткнувшись взглядом на все еще направленный на него пистолет.

Банда Логана дружно грохнула.

– Ну, спасибо, – обиженно сказала Мари. – И это мне за все мое облагораживающее влияние на Лу...

– Это еще кто на кого влиял, – ухмыльнулся граф. – Мари до того, как начала воспитывать Лу, была такой маленькой серьезной леди...

Все захихикали.

– Поразительно облагораживающий результат, – хмыкнул капитан, который испытал его на своей шкуре. – Кстати леди, как вы относитесь к тому, чтобы выйти замуж за меня?

Мари застенчиво потупилась.

– Вот видите, она леди, – сказала мама. – Лу бы сразу шибанула в лоб, как Логану, что-то ласковое типа – «не правда ли, что вы учились вместе с папой? Вы знаете, что мама считала его старым? Ах, вы старше?» – она так точно передразнила меня, что все засмеялись. Кроме Логана.

– Поворачиваем, – приказал король. – Это было помрачнение...

Все задумались.

– Вы что все, совсем сдурели!!! Ведь он приказал казнить Лу не из-за того, что она спала с королевой, а из-за того, что она на нее похожа! – резко отрезвила всех Мари. – Мы сейчас приедем, а ему даже не надо обманывать, чтоб казнить всех.

– И как только тебя родители выносят, – укоризненно сказал Мари король.

– Сумасшедшие обычно очень хитрые... Вкрадываются в доверие... Соврут что-то душещипательное в минуту опасности... – продолжала Мари. – Притворяются здоровыми, чтоб приспать внимание... А потом раз...

– Такая вредина...

– В принципе, вы понимаете, ваше величество, – вздохнула мама, – я вам верю, но мы не можем рисковать Лу... Вы можете приехать домой и казнить нас, и еще гордиться, что так ловко обманули нас в опасной ситуации, и никто вас не осудит... Наоборот, завидовать будут вашей находчивости, с которой вы вырвались из рук похитителей и убийц... Кто знает, что вы думаете...

– Слово чести вас устроит?

– Данное под угрозой оружия? – удивленно хмыкнула Мари. – В китайской культуре, например, принудительное слово не считается, и Лу бы первая соврала врагу, обманув дозор, и не поморщилась... Там это доблесть...

– Ей нужно срочно английское воспитание... – поморщился король.

– Англичане всегда держат слово... – вмешался капитан.

– Граф Рихтер уже ручался вашей честью за нашу безопасность, а после этого вы чуть не приказали нас казнить, – уклончиво, как дипломат, вмешался граф.

– И я, папа, – вздохнул Джекки. – Я обещал Лу безопасность и честь, а за ней тут охотились... Хорошо хоть она без сознания, иначе не знаю, как я бы я глядел в ее глаза...

И тут вдруг к нам подскакала всадница с мушкетом в руках.

– Лу? – удивленно спросил граф.

– Да? – удивленно переспросила та.

– Так ты здорова, негодница, – укоризненно сказала мама, с недоумением глядя, как эта женщина наводит на нее мушкет.

– Это не Лу, мама, – странным голосом сказала Мари.

– А ну немедленно освобождайте моего мужа, а то я ее убью... – жестко скомандовала всадница. – Раз, два...

Мари, взяв короля за плечо, резко и презрительно толкнула его к ней, как какого-то дебила.

– Берите, – презрительно сказала она, поджав губы. – Нам вашего не надо...

Та удивленно подняла глаза, но было поздно.

Король лишь на мгновение закрыл маму от всадницы, но в это время Мари выстрелила. В дуло чужого мушкета сбоку. И сбила наводку мушкета, так что тот выстрелил мимо мамы. Мгновенно перегнувшись с коня, китаец одним движением вынул из рук всадницы мушкет. Так что она даже растерялась.

– Итак, вся семейка в сборе, – хмуро сказала Мари.

Глава 51 Я в бессознании лежу и на короля гляжу

Никто даже не успел среагировать, так быстро все кончилось. Только Логан захихикал.

– Привет! – сказал он.

– Это моя мама, – гордо проговорил Джекки. – Она не уступает в мужестве вам, тетя Дженни.

– Я вижу, – хмыкнула мама. – Она стреляет прежде чем думает... Но у меня дочь!

– А у меня только сыновья... – тоскливо сказала всадница, убийственно взглянув на Джекки и вздохнув с явной завистью. Мне показался ее голос знакомым, но я как раз плыла и плохо понимала, что происходит. – Что, Джекки, – презрительно сказала она, – не мог помочь матери?

– Я помогал в душе...

– И ты, Логан... – укоризненно, словно «и ты, Брут», сказала та. – Даже не дернулся помочь...

– Зачем, если Мари с китайцами и сама справится... – Логан пожал плечами.

Та ахнула.

– Я как раз и ворую твоих... – хмыкнул Логан. – Ты не поняла моей роли...

– Так-так, – сурово сказала она. – А я-то думала, зачем ты приехал...

– Что же делать, если твой король приказал казнить мою дочь...

– Что!?! – она бросила случайный взгляд на Мари. – У тебя есть дочь!?!

– Внебрачную, – меланхолично продолжил Логан, игнорируя ее. – И к тому же я никак не могу вспомнить, кто ее мама, – честно добавил он. – И когда я ее сделал... Но я ее очень люблю... В любом случае она моя наследница...

Всадница убийственно посмотрела на короля.

– Ты что это наделал? – жестко спросило она. – Тебя разве за этим посылали!?!

– Но, Терезита, – поспешил тот. – Я уже сказал им, что ошибся, но они не верят... Откуда я знал, что она его дочь? Нехорошо получилось, но она меня достала...

Та с отчаянья вперещила кнутом лошадь.

– Мне что, совсем не на кого положиться?

Она наткнулась взглядом на папá и вздрогнула.

– Джордж?!? – сдавлено спросила она.

– Это граф Леон Кентеберийский, мама, сын Джорджа, – поспешил вмешаться Джекки, который так ничего и не понял из болтовни Логана. Может, это он подумал, что тот хочет спасти меня. – Он отец моей невесты, которую папа хотел казнить...

– Ах, у тебя уже есть невеста? – ехидно спросила всадница.

– Не волнуйтесь, мадам, мы ему уже все популярно объяснили, – встрял граф Кентеберийский.

Та снова вздрогнула.

– Это Леон, сын Джорджа, – поспешил Рихтер.

– Он так похож на Джорджа, – прошептала та.

– Именно поэтому король его только что чуть не убил и приказал бросить в тюрьму его семью, – хихикнул Логан. – Слышала б ты, что тут болтали про твою нравственность и с кем ты встречалась... – Логан закатил глаза. – Пришлось защищаться...

– Что?!? – взревела та.

– Бедный граф, его чуть не убила жена за эти разоблачения, а потом еще и король за то, что ты пригласила их семью в гости...

– Ну... – вставив руки в боки, та обернулась к королю, не в силах выговорить от ярости все, что хотела. – Ну...

– Мама, мы уже все решили... Мы провожаем их до корабля, благо это жест вежливости, а ты совсем некстати вмешалась... – сказал Джекки.

– Ага, вежливые какие... – издевательски хмыкнула всадница. – Еще подумать, так я еще и во всем виновата и что вмешалась? А ну поворачивай! – грубо потянула за рукав она Логана. – Я тебя двадцать пять лет не видела!

– Ты что, не понимаешь, что ее хотели казнить? – сурово выдернул руку Логан. – Что она ранена? Это после того, как в нее стреляли, гнались, охотились за ней, хотели изнасиловать? Я что, подлец, что ли? Я лучше сдохну, чем брошу ее...

– Ах, оставь, – махнула рукой она, словно это была чепуха. – Я гарантирую полную безопасность... Я тут взяла все под контроль... И выяснила, кто виноват... Дай только ее поймаю...

Она не поняла, почему все захихикали... Даже король.

Минуту она молчала.

– Ага, – наконец сказала она Логану, – как я не додумалась, что без тебя не обошлось... Как же это ты не принял участия в таком празднике души?! Нехорошо... Угу, такой сабантуй все равно что подарки за все дни рождения, вместе взятые... В жизни себе не простил бы, если б прошел мимо, да!? – она тяжело вздохнула. – Трудно ждать, чтоб от плевела цветок вырос...

Логан потупился. Но я что-то сомневалась, что он раскаивается.

– Ладно, – она махнула рукой, – Что бы она там ни натворила, я ее прощаю... Лады... Но зато ты весь день мой гость?

– Лады! – сказал, торжественно бья по ее руке, Логан. Он внимательно посмотрел ей в глаза.

– Все еще боишься? – уловила нерешительность она, удивившись.

– Не за себя, – коротко бросил Логан. – Люди меняются, – он вздохнул. – Если б раньше я доверил тебе свою жизнь не рассуждая, то теперь приходится думать за своих... Как никак ты похищенная, – он улыбнулся.

Всадница лукаво улыбнулась.

– Представишь мне ее... Может, я ее возьму на воспитание...

Логан хихикнул. Все остальные тоже хихикнули. Мари покраснела...

– И что это будет? – бросив взгляд на уже свершившуюся «воспитательницу» Мари и поежившись, спросил Джекки.

– Катастрофа в государстве, – мрачно спророчествовал король.

– Ну как граф, решаетесь? – обернулся Логан к графу Кентеберийскому.

– А нас в гости, по-моему, никто и не приглашал, – вмешалась мама.

– Черти б вас в котлы приглашали! – пробормотала всадница. Но, увидев, как все дернулись, тут же исправилась: – Пожалуйте, пожалуйте!

– В котлы?! – ехидно осведомилась Мари.

– А вам, леди, не хватает воспитания, – отрезала та. – Я еще погляжу, можете ли вы быть моей невесткой...

– Невесткой?!? – в шоке подпрыгнула Мари.

– А то ж... – довольно протянула королева. – Потому лучше тебе быть паинькой, чтоб я не стала преградой этому браку...

– Я ж сейчас... я... я... – никак не могла выговорить от ярости Мари, слишком пораженная злой шуткой в самое сердце, подпрыгивая и вертясь. Приказ короля – закон.

– Что с ней такое? – удивилась всадница.

– Решает, станцевать ей голой на лошади перед тобой прямо сейчас или пристрелить тебя, чтоб произвести плохое впечатление, – с хохотом увернулся от Мари Джекки.

– Пристрелить? Но тогда он за нее не выйдет, он мой сын!

– Мама, мама, только не подавай ей идей! – закричал Джекки.

– Так, я не поняла... – угрожающе сунула руки в боки та, когда до нее дошло. – Чем вам не нравится ваш жених!?!

– Он не мой жених! – завопила Мари.

– Как не ваш? – ехидно спросила та. – Если он хотел свататься...

Мари чуть не завыла.

– Он не хотел!!!

– Это как!?!

– Он ошибался...

– Он очень четко заявил мне...

– Что бы он вам не заявлял, вы неправильно поняли... – с дрожью сказала Мари. – Его избранница не я! Не меня он хотел изнасиловать... (я ахнула).

– А я заявляю, что именно ва...

– Не меня!!! – провизжала Мари.

– Но руку он хочет именно вашу...

– Кулак ему в нос, а не руку... Вы ошиблись во всем...

– Это вас мой муж хотел казнить?

– Нет... потому что я не невеста...

– И никогда ей не будете!

– Ну и слава Богу, – облегченно сказала Мари. – Наконец-то мы пришли к взаимосоглашению...

– Мы никуда не пришли, потому что вы будете ей, как миленькая...

– Да вы ставите в неловкое положение своего сына!

– Я не извращенка, чтоб ставить его в неловкое положение, – совершенно по-матросски рявкнула та, согнув руку неприличным жестом и проиллюстрировав это...

– Но он не ко мне хотел свататься скорей всего, а к Лу! – вскрикнула Мари. – Я же никогда об этом не предполагала...

– Ну так я заявляю – вы подходите моему сыну... И он на вас женится, кого бы он там не сватал... Ему надо кто-то с сильным характером, кто б правил, чтоб уравновесить его слабость... Он первый раз сделал отличный истинно разумный выбор как будущий король...

По-моему, тетка начала просто издеваться.

Мари ткнула отца пистолетом.

– Скажи быстрей, что ты им отказываешь, потому что король нас обидел...

– Ну, – замялся граф, – в таких серьезных вопросах мы предоставляем решение нашей собственной дочери...

Мари онемела от такого предательства.

– Вот-вот, – сказала жена короля, – этим браком мы и скрепим мир между нашими семьями...

Мари в ужасе заметалась из стороны в сторону, как раньше король, и глаза ее были просто выпяченными, она искала у людей спасения и хваталась за них.

– Папа! – жалобно воскликнула Мари, лихорадочно перезаряжая пистолет. – Я стану вдовою в восемнадцать лет!

– Только после того, как родишь наследника, – отрезала любящая матерь всех королевичей.

– Видите ли, – ласково сказала Мари, решив сменить тактику, – я люблю одного человека и...

– Так вы любите моего сына! – радостно подхватила та. – Я так счастлива! Ваш брак будет счастливым! Я обязательно ему это скажу!

Она садистка – догадалась я. Даже я так над Мари не издевалась! А говорили, что я единственная в своем роде! – подумала я. – Выращенная как леди в Англии, Мари, несмотря на все мое воспитание, все-таки патологически в ужасе не могла представить, как она сама отказывает самому принцу. И дама этим пользовалась.

Но Мари все-таки достало.

– Лу, – заорала она. – Немедленно очнись быстрее! Скажи ей, – отчаянно завопила она, – что это ты женишься на принце, Лу!

Я, конечно, была больна и бессильна, но не настолько же, чтобы вытерпеть такую наглую ложь!

Но, слава Богу, вставать не пришлось.

– А вы все-таки с Лу внутренне похожи, – хмыкнула, наконец, мама, обращаясь к всаднице. – Недаром вас путали... Но, как мне не был бы симпатичен принц, я все же вынуждена сказать «нет» на ваше предложение брака... – нежно и ласково сказала она. – Ни Лу, ни тем более Мари принцу не пара – мы слишком низкий и простой род... Ему подошла бы принцесса... К тому же девочки совсем невоспитанны, – извиняюще сказала она, – и не подходят для будущей священной роли жены принца... Слишком великая ответственность... Совесть не позволяет мне принять ваше милосердное предложение... Мы благодарны за честь, которой вы нас озарили...

– Ага, озарили... – сообразила та. – Значит, отказываете...

Граф мугыкнул.

– Но хоть ухаживать моему сыну за вашей недостойной и т.д. он может?

– Видите ли... – замялась мама, – после того, как ваш сын попытался изнасиловать Лу...

– ...ему вообще было запрещено появляться в нашем доме... – закончил за нее граф.

– Что?!? – потрясенно воскликнула та. – А почему мне никто не сказал, я же подозревала, что что-то произошло, так они бегали!!! – она в ярости подпрыгнула. – Вы хоть заставили его это исправить?!?

– Видите ли, – замялись родители, – заикнись мы ей о браке с принцем, наша дочь пристрелила бы не только принца, но и нас...

– Но бедная девочка наверно скомпрометирована навсегда... – растеряно причитала всадница, – ее не примут в свете... Он должен был жениться (я подпрыгнула).

– Вряд ли, – недоуменно сказала мама, не понимая, чего та вдруг так беспокоится. – Избиение принца это не худший из ее фокусов...

Я опять подпрыгнула.

– Я могу поговорить с девочкой... – продолжила жена короля. – Она, в конце концов, должна понять, что у нее нет другого выхода, кроме как выйти замуж за принца...

– Бедняжка, – сказала Мари, и я начала всерьез обдумывать, что же с ней будет, когда я встану. Погоди у меня, Мари! Я тебе покажу и сочувствие, и...

– Я, как человек чести, – громко заявила всадница, – не могу позволить, чтоб девочка всю жизнь страдала из-за глупости моего старшего сына и назначаю свадьбу на сегодня... – тяжело вздохнула она. – Если б я только знала, мы бы могли приурочить этот бал к этому радостному событию...

Я снова подпрыгнула. На этот раз так высоко, что ударилась о потолок лицом, хоть подпрыгивала лежа.

– Кто там скачет? – недовольно поморщилась всадница. – Там что, черти сидят?

– Это невеста! – невпопад брякнул граф.

– Она без сознания, – поспешила вмешаться Мари.

– Так надо венчать ее быстрее, – потерла руки всадница, – пока не очнулась...

Карета угрожающе зашаталась.

– Я как раз хотела продолжить бал и вернула гостей, а теперь мы устроим праздник, – вдруг воскликнула она и хлопнула в ладоши. – Какое прелестное решение! Никто и не догадается, что так и не было задумано...

Я начала раскачивать карету.

– Она сейчас снимет наручники и сейчас даст каждому ля-ля-ля, – в испуге заорала Мари. – Всем выпишет... Ее нужно связать пока не повенчали! – истерически сказала она. И, видя, что никто не двинулся, заискивающе добавила. – Не бойтесь, она так радуется!

Говорили, что в этот момент из кареты донесся раздирающий душу разъяренный вой, но никто не обратил на него внимание, тактично отведя в сторону глаза.

– Как можно крепче, – продолжила Мари.

– Ради счастья наших детей мы должны мужественно не обращать внимания на их детские прихоти, – мужественно проговорила всадница. – Они скажут нам спасибо после рождения первого ребенка...

На этот раз вой был настоящим. Но он был поддержан дружеской рукой среди своих.

Они вздрогнули и присели, но их никто не убивал – это вопил всего лишь Джекки.

– Мама!!! – сказал он. – Я исправлю преступление брата и совершу героический поступок! Я, я очищу честь нашей семьи!!! – он стукнул себя в грудь, показывая чудовищное благородство. – Я сегодня же женюсь на ней!!!!

Мама его немножко отпрыгнула.

– Слышишь, как она поддерживает?! – заискивающе спросил Джекки, слегка зажимая уши, чтобы тоскливый звук, рвущийся из кареты, не слишком подавлял его.

– Мне кажется, что невеста протестует, – несмело возразил граф Рихтер.

Джекки яростно взглянул на него. Но Рихтер не обратил внимания.

– Ваше величество, – обратился он к всаднице, – я могу предложить собственное решение этого вопроса...

– Ну?

– Я могу жениться на ней, и все будут довольны... – выдал он решение вопроса. – Слышите? О! Она поддерживает, – радостно сказал он, ибо примолкший вой вдруг усилился...

От ярости я совсем потеряла мозги. Должно быть, меня здорово стукнули, и там что-то сдвинулось, ибо я не могла произнести внятно ни слова. Ни высказать о них все, что рвалось с языка...

– Папа, ты ведь его уже бил, – закатывая рукава, деловито предложил королю Джекки. – Давай ему всыплем снова!

– Да вы все сошли с ума! – отскочил Рихтер. – Ей же меньше шестнадцати!

– Ну вот, – сказала Мари, – вы все испортили... – она помолчала и добавила. – Учтите, я за толстого выходить не буду! Жаль, что вы вмешались... И мне ничего бы не грозило... А Лу ведь так хотела!

Я поняла, что пригрела на груди змею. И терпела ее рядом много лет.

– А что сказала бы она, если б услышала это? – хмыкнула мама.

– Я надеюсь, она не слышит... – испуганно дернулась Мари.

– Так-так, развлекаемся... – постучал, наконец, по дереву граф. – А что думает об этом формальный глава семьи, даже не поинтересовались, – папá был недоволен.

– Я вижу священника, – нетерпеливо сказал принц.

– Я что, невнятно сказал? – хмуро протянул папá.

– Здесь рядом часовня, – его игнорировали.

– Вас похоронить? – хмуро осведомился граф, вконец обозленный наглым поведением королевской семьи. – Или отпеть? Что мы там будем делать?

– Жениться... – пожал плечами Джекки.

– А как насчет брачной ночи, – лениво процедил сквозь зубы Логан, угрожающе нахмурившись.

– Это потом, – легкомысленно махнул рукой Джекки.

– Я могу обеспечить прямо сейчас, – угрожающе сказал Логан.

– Я подожду двадцать минут до свадьбы, – немного снисходительно поблагодарил Джекки, снизойдя до них с высоты своего счастья, мол, не надо.

– Поймать и бить, – сделал вывод Логан.

– Это что вы обсуждаете!?! – подпрыгнула мама.

– За это надо бить, – согласилась всадница.

– И больно, – сказал Логан.

– Не больно, – опасливо сказал Джекки. – Больно не надо, – он опаской посмотрел на моих китайцев, которые без меня молчали как камни, находясь, как изваяния сфинксов, возле кареты. Спокойные и равнодушные ко всем мирским шумам, будто их и не было – так, галки галдят, а они хранят покой королевы... С момента моего ранения они словно замкнулись на мне. И теперь им был никто не указ, и никто не смог бы заставить их сойти с места или приказать что-то – они охраняли меня – две страшные молчаливые фигуры, замершие в конвое и готовые убить всякого, кто приблизится к карете. Отдельный свой мир.

– А эти что, – с дрожью сказала, наконец, всадница, заметив их. – Кто-нибудь, прикажите им отойти, что ли...

Китайцы даже не среагировали. Даже брови не шевельнулись.

– Граф! – потребовала всадница.

– Это люди ее и мне не подчиняются, – холодно произнес он.

Она обернулась и требовательно оглядела всех.

Никто даже не шевельнулся, а король и Джекки отодвинулись назад.

Та сама решила вмешаться.

– Госпожа отдыхает, – словно из воздуха появился каменный памятник перед ней, так что она больно ударилась о него. – Никто ее не побеспокоит, пока она сама не разрешит посещения...

И все.

Она аж отшатнулась от этого молчания, будто это уже не люди, а какие-то нечеловеческие оборотни.

– Люди Берсерка, – с уважением в голосе уважительно сказал громила.

– Но мы решили... – топнула ногой женщина.

– Здесь решает только госпожа, – медленно и равнодушно сказал китаец, медленно обернул к ней равнодушную голову. Глядя на нее как на бяку надоедливую какую.

– Кто здесь королева!?! – рявкнула та.

– Она, – без тени шутки ответили все всадники, кроме тех, кто молчаливо вольно или непроизвольно обернули свои глаза к карете вместо ответа.

– Ну, знаете... – вспылила всадница. – Это уже переходит всякие границы. Кто это?!?

– Она, – также тихо ответили все.

– Ее казнить!!! – рявкнула та.

– Приехали, – сказал граф. – Поворачивайте...

– Ой, извините, я оговорилась... – мгновенно нежным голоском пропела та.

– Оговорилась, – презрительно протянул граф. – Никуда мы не поедем!

Все смотрели на карету, словно ожидая от кареты приказа.

– Кто это? – еще раз спросила та.

– Она та, кто правит везде, где появляется, – тихо и опасливо сказал Джекки. – Ей беспрекословно подчиняются даже дикие животные, я видел... – он на мгновение замер, словно у него перехватило дыхание, не в силах говорить. – Она богиня...

– Отличный выбор, Джекки, – неожиданно для всех вдруг похвалила его всадница.

Джекки ободрился.

– Твой брат будет счастлив с ней...

Глава 52 Будем друзьями, анаконда

Джекки подавился.

– Никуда она не поедет, – вдруг спокойно сказал он. – Я сам провожу ее на корабль. Я не доверяю твоим «оговоркам»! – ехидно сказал он. – И не верю уже в королевское слово... Я начинаю верить, что наша семейка просто лишена чести... – угрюмо сказал он.

– Полностью поддерживаю Джекки... – поддержал граф Рихтер. И тут же поправился, увидев обращенные на него пламенные взоры короля. – Я хотел сказать, что сам довезу невесту до корабля...

– Чужую невесту, – поправил Джекки.

– Принц сказал – чужую невесту, – охотно подтвердил Рихтер.

Опять запало подозрительное молчание, во время которого они собирались драть горло друг друга.

– Ничьей она невестой не будет, пока не станет совершеннолетней и не отпразднует восемнадцатилетие, – жестко сказал граф.

– Ах, папа, – ты совсем не думаешь о счастье Лу, – укорила его Мари. – А она была бы со старшим принцем так счастлива...

Она не договорила, потому что прозвучал душераздирающий душу вой.

– Ты просто не хочешь терять Берсерка, – продолжила она, когда чуть примолкло, и снова можно было говорить. – А нарожай она милому и любимому толстячку детишек...

– И как она тебя еще не убила, – с сожалением в голосе сказал король.

– А вы бы вообще помолчали бы, – огрызнулась Мари. – Я же блага вашей семьи работаю...

– Так-так-так... – сказала мама. – В нашей семье, оказывается, работал на короля перевертыш...

– Мама!!! – завопила Мари. – Я только временно!!! Я же хочу получить в семью свою королеву!!!!

– Ооо? – вопросительно подняла брови мама.

– Ты же сама знаешь, – рассердилась Мари. – Поженим Лу на принце, а дальше дело техники... Ее убийцы чего стоят... Месяца не пройдет, как она поставит всех в позу и станет английской русской царицей Екатериной Второй и Великой...

– О? – ошеломленно спросил король.

– Хи-хи, – сказала банда Логана.

– Я категорически против этого брака! – наконец очухавшись от удара, провизжал король. – Только через мой труп...

Мари подняла пистолет.

– Труп так труп, – пожав плечами, равнодушно сказала она, прищуривая левый глаз.

– Постой, – попросила ее всадница, полагая руку ей на руку. – Почему ты думаешь, что я с ней не справлюсь? – недоуменно спросила она короля. – До сих пор все смирялись со мной...

– Ты ее не знаешь, это дьявол, – с дрожью сказал король. – Сказала – сделает... Упаси Господи дать ей возможность... стать королевой... Она и так вертела всем моим замком как хвостом, это после того, что она сделала с нами! – жалобно сказал он.

– Что это она с вами делала? – угрожающе спросила та, подозрительно глядя на короля, который не мог ходить и выглядел как шатающийся старик и прикрывался как футболист так, будто старая дева, которую только что изнасиловали. – Она вас... это... скомпрометировала?!?

Она так и не смогла выдавить это паскудное слово.

Раздались смешки солдат Логана.

– Против Лу они действительно смотрятся слабовато как барышни... Поистине, только «это» с ними она и могла делать, – издевательски хмыкнул Логан, явно намекая, что я по своему характеру могла их изнасиловать как барышней.

– Нет-нет, – поспешил вмешаться король, успокоив жену. – Она ничего с нами не сделала... Мы девственны... В смысле целы...

Король не понял, отчего солдаты попадали с коней, а всадница ржет в обнимку с Мари. Он, наверно и не подозревал, что может быть таким убийственным. Иначе давно удрал, а все валялись вокруг трупами. Надорвав животики. Ничего, он еще сегодня откроет в себе таланты.

– А кто же родил Джекки? – ошеломленно спросила Мари сквозь спазмы хохота.

– Мама, – зло буркнул тот.

– Так мы куда-то едем, или нет? – раздраженно спросил король. – Надо проводить гостей в порт и возвращаться... Я устал...

– Я вижу полк солдат, – сказала всадница. – Мы можем позвать их, и они проводят гостей куда надо со всем комфортом, а ты поедешь домой... Не бойся, полка солдат достаточно для этих гостей...

– Нет, знакомить дочь с семейкой... – проворчал Логан, – совершенно ни к чему... Впечатление самое мерзкое...

– Прости меня, Логан, я идиотка, – покаянно спохватилась та. – Я же не поняла, что вы с войны и все воспринимаете буквально... Я же тебя полжизни не видела! – горько сказала она.

– И как тебе верить? – печально сказал Логан. – И верить хочется, и рисковать не имею права...

– Графиня, вы все мои настоящие гости! – серьезно и искренне сказала та, трону маму за рукав кончиками пальцев. Ласково и тепло. Жест был исполнен такого дружелюбия, но в то же время был исполнен такой тонкости и столь высоко воспитанного тактичного отношения к другому без всякого панибратства, словно человек был драгоценной вазой, что сразу стало понятно, почему ее любили и за нее дрались...

– С такой, как вы сейчас, можно и породниться, – ошеломленно сказала мама.

– Только дочери не хотят, – быстро сказала она, услышав вой и уловив со стороны Мари характерный звук курка. С явным сожалением. – Они у меня еще маленькие как дети, – поспешно сказала она собеседнице.

Та звонко засмеялась.

– Будем друзьями!

Мама подставила маленькую ручку, и та звонко шлепнула по ней.

– Верить тебе? – устало спросил Логан.

– Верь! – та лукаво улыбнулась, и вдруг, как маленькая девочка, долго сдерживавшая себя, бросилась ему на шею.

– Ну-ну, раскололась, – Логан застенчиво смутился, и осторожно разжал руки. – Ты уже не та маленькая девчонка, которую я помню...

– И которую ты так баловал...

Она улыбнулась, все-таки разжав руки.

– Едете? – спросила она маму. – Обещаю, будет бал, а вы будете личными нашими гостями...

– Лу?

– Угу!

Они еще раз ударили по рукам.

– И никаких казней? – застенчиво спросила мама.

– Решено! – решительно сказала та. – Мир! Ну вот, наши семьи и примирились... – довольно сказала та, пристраиваясь к маме и все решив...

– Мир, – подтвердила та. – Мы все решили...

Они победно улыбнулись друг другу.

– Постойте, а мы как же? – недоуменно спросил граф.

– Да-да? – спросил король. – А как же мы?

– Вы?!?

– Нас никто не спрашивал? – удивленно сказали оба. – Мы сильная половина! Я глава семьи!

– Конечно, конечно... – кивнули обе. – Какие могут быть сомнения? Вы сильные и мужественные, и все решили сами, – широко улыбаясь, сказали обе.

В общем, мужчины, недоуменно переглядываясь, решили, что так и было. Вскоре они увлеченно беседовали о политике...

– Дорогой, мне сказали, что ты сегодня обидел Берсерка, все в шоке, – вдруг отвлеклась королева от беседы и спросила у короля. – Вы извините меня, граф, – сказала она графу, – что перебиваю, но эту проблему надо решить немедленно...

– Ты уже это сделала, – буркнул король, ткнув в мою сторону.

– Хм, – растеряно хмыкнула та и замолчала.

Все переглянулись.

– Берсерк, – протянула та. – Какое страшное имя...

– Оно соответствует характеру девочки... – хмыкнул Логан. – И очень идет к ее лицу...

Я ему это припомню – злобно подумала я и попыталась сбросить душивший туман, через который прорывались голоса, как кружащиеся птицы. – Я девочка ласковая и милая...

Ничего не поняв, всадница вернулась к разговору с мамой.

– Извините... – объяснила она. – На чем мы закончили?

– Вы жалели, что мы никогда не встретились раньше...

– Да, так жаль... Где вы раньше были? У меня такое впечатление, что я знаю вас с детства...

Мама вздохнула.

– Вы мне и не прислали ни одного предложения с самого детства на балы с вашим участием, ни даже на свадьбу... Я и не думала, что это вы вышли за принца замуж... Что значит для вас одно из богатейших семейств Англии?

– Но все-таки я исправила, пригласив вас, леди, на этот великолепный бал...

Все до одного захихикали и поперхнулись.

– Но, несмотря на этот пустячок, я надеюсь, что мы с вами подружимся...

– Я вижу... – печально сказала мама, помрачнев.

– Вы чего?! – встревожилась та. – Я вас очень уважаю, графиня и очень хочу дружить, хоть и короли ведут себя по-особому...

– И потому даже не хочешь узнавать меня, Терезита... – горько сказала мама. – Теперь я понимаю, почему мне не было ни одного приглашения... Короли – особая порода...

– Я не понимаю, о чем вы леди... леди...

– Леди Дженни... – мрачно представилась та, побледнев как полотно. – Все равно больно...

Мама была ужасно белая. И с чего бы?

– Дженни? – вдруг побелела всадница. – О Господи, это ты?!

– Теперь понятно, чего это моя семья нежеланна...

– Да что ты говоришь!!! – заорала та. – Да я искала тебя двадцать лет, еще когда тебя затащили в этот проклятый французский монастырь! Черт возьми, да я поручила найти тебя своему лучшему секретарю!

– И он не смог найти самую богатую и известную семью Англии, мать знаменитого Берсерка, жену знаменитого дипломата... – кивнула та.

– Да кто же знал, что ты живешь как вторая королева Англии, чертовка проклятая!!!! К тому же с лучшим мужиком Англии!!! Я же искала тебя по бедным семействам!!!! – завопила изо всех сил та. – Не могла написать хоть строчку, где ты!!! Я тебя буду бить!!!!!

– Чего это вы кричите, как базарные бабы, – поморщилась Мари. – Мама, ты что, ее знаешь?

– Помнишь, я тебе рассказывала про фактически сестру, с которой мы не расставались в детстве, пока меня не выслали в монастырь, и непрерывно шалили? Как я облила одного часто захаживавшего к нам надоедливого прыщавого пацана кипятком, расписала ему лысину красками и постригла его ночью...

– Вон, кстати, он, – хихикнула всадница, ткнув в короля.

– Так, Джекки, никакой невесты, – вздрагивая, со страхом сказал король. – Забудь про нее навсегда. Это исчадье ада и порождение дьявола.

Все хихикнули.

– Чего вы смеетесь? – с дрожью сказал король. – Встретили бы вы ее в детстве, вам было бы не до смеху!!! – со злостью выкрикнул он.

– Так-так, мама, – укоризненно сказала Мари. – И это кто-то еще говорил, что мы плохо себя ведем!!! А мы только избили принца...

– Какие дикие штуки мы только с ней не выкидывали! – с ностальгией сказала мама.

– Взяли приступом вдвоем, как мы с Лу, одни вооруженный вражеский город?! – с интересом спросила Мари.

Но отец ласково больно и совсем нечаянно ударил ее по ноге, так что она замолчала.

– Думай, что говоришь, – прошипел папá.

– Теперь я тебя никуда не отпущу, – счастливо сказала всадница. – Будем снова рядом вместе...

– Я теперь уже серьезная леди... – с тоской сказала мама. – Имею двух дочерей... Я им пример!

– Не верь ей! – заорал в шоке король. – Это она навела на меня оружие первая! Это она могла хладнокровно прикончить меня, даже не задумываясь, что это недостойно воспитанной леди!!!!

– И вовсе я воспитана, – обиженно сказала мама.

– Ага... понятно теперь, – злорадно выговорил король, – кто так воспитал дочерей! Понятно, откуда эта дщерь сатаны! – он ткнул пальцем в карету. – Она (он имел в виду меня) отребье дьявола, Терезита!

– И вовсе она не отребье дьявола, – обиженно заявил Логан, претендующий на роль моего папá. – Тереза в детстве тоже была вовсе не маленькой хорошей леди, – с дрожью в голосе сказал он. – Если она была маленькой леди, то я был папой римским! – отчаянно махнул рукой он.

– И вовсе ты не дотягиваешь до папы римского, – оценивающе протянула Мари. – Видал бы, какую оргию с голыми проститутками устроил он, когда мы с Лу осматривали Ватикан. Хорошо живут! Такие картины-фрески! Жаль только, что украсть стену слишком накладно... – помрачнела она. – Хотя маленькую мы все же при...

– Мари!!! – рявкнула мама.

И, обернувшись ко всем, заискивающе проговорила.

– Она заблуждается... Тот кусок стены с фресками, что у нас в доме, вовсе не из Ватика...

– Дженни!!! – рявкнул папá. – У тебя бред! Никаких фресок из Ватикана и в помине у нас нет, и в жизни никогда не было... Уже четыре месяца, как я подарил его мусульманскому шейху при заключении сделки, сказав, что это христианские гурии...

– А как же вы все-таки туда попали? – с жадным интересом спросила всадница. – Туда же не пускают женщин вообще!?

– А кто сказал, что мы были женщинами? – удивилась Мари.

– И что они кого-то спрашивали? – удивился Логан.

Но разговор о Ватикане продолжался.

– И хорошо живут папы! – ностальгически протянул китаец, продолжая разговор.

– А почему он так ностальгически? – подозрительно спросила всадница.

– Потому что он был одет проституткой! – ляпнула Мари, и ей пришлось спасаться от китайца под гогот остальной команды Логана.

Мари натолкнулась на папá, потом он начал рассказывать какую-то веселую историю, как он приехал к отцу на похороны и натолкнулся на твердое сопротивление говорящего младенца. Который каким-то образом взял власть в доме среди слуг в свои руки, пока никого не было из взрослых их семьи, и даже решительно протестовал против того, чтоб его забирать, и особенно против вторжения папá. И даже хулигански спросил его: «Ты кто?», а я его нагло послала.

Никто и не заметил, что пока внимание всех было отвлечено, двойка моих китайцев, не спрашивая никого, просто мгновенно выкинула меня из кареты прямо на ходу один на руки другому, и как тени растворились в лесу... Везти раненую в замок, у них, у которых было остро развито чувство опасности, не было никакого желания...

– А сейчас я хочу познакомиться с вашей младшей дочерью, – донес до меня ночной воздух бесконечно далекий звук наверно свыше на километр удалившейся повозки. – Или хотя бы поглядеть на нее...

Потом раздался удивленный вскрик.

– Наверное, она просто не захотела выходить замуж... – все-таки услышала даже отсюда я расстроенное ругательство Мари... – Скверная девчонка! Не захотеть стать королевой! Совершенно бесстыдная девчонка! А мы столько для нее сделали!

Бесстыдная девчонка знала благодарность и пообещала в душе сделать для сестры то же самое...

Глава 53 Пантера я или не собака?

Как только я оказалась вне опасности и в покое – ночной лес, птички поют – я тут же полностью отключилась.

– Полный покой и спать, – только и сказал китаец, окуривая меня какими-то травами индейца.

Как ни странно, так и было.

Очнулась я от адской боли и тут же села, застонав. Чтобы увидеть, что китаец хладнокровно колет меня иголками, воткнув их не меньше ста пятидесяти штук, а индеец поставил мои пяточки на раскаленные угли.

– Я же говорил, что обычный «дамочкин» каприз, – довольно сказал китаец индейцу. – Мы же в Англии, тут все женщины так падают в обморок... Вот и она упала...

Застонав, я начала выдергивать проклятые иголки, откуда только можно, и выть. Память была чем-то помрачена, ибо мне дали занюхать какую-то дрянь, а обычная острота чувств чем-то приглушена.

– Мое лечение сработало, – довольно сказал индеец. – Такими пытками мы поднимали на ноги даже мертвый...

– Такой гадостью, – с яростью выплевывая то, чем они пытались меня напоить, сказала я, – только мертвых и кормить...

– Я хороший доктор, – сказал индеец, снова прислоняя уголь к моей пятке...

– Что это за дерьмо! – оттолкнула я стакан.

– Какое дерьмо, – обиженно сказал индеец. – Это тертый ослиный навоз...

– Что!?! – я через секунду была на ногах, расшибив кувшин о дерево.

Они оба хохотали во все горло.

– Это не ослиный навоз, – успокоил меня индеец с характерным для индейцев снисходительно-издевательским спокойным насмешливым видом.

– Где мы? – ошалело спросила я, отплевываясь, потому что та гадость, если и не была ослиным навозом, то я даже поостереглась спрашивать, что это такое, чтоб не портить себе настроение. – Что-то я плохо соображаю... И плохо помню, где мы оказались...

– Это Англия, – лениво процедил индеец.

– Она находится к северу от великой китайской Империи, – пояснил китаец, – за городом Хунь-Сю...

– За великими озерами Онтарио после земли команчей, – добавил индеец.

И как я стерпела такое издевательство, бог его знает.

– Что мы здесь делаем? – спросила я яростно.

– Мы веселимся! – пояснил китаец. – Мы приехали сюда веселиться!

– А почему мы в лесу?

– Там армия, солдаты! Они веселятся!

– А что нам мешает объединиться с ними и повеселиться вместе на полную катушку? – преодолевая боль и туман в черепушке, рассеяно спросила я.

– Мы веселимся по разному поводу! – с обычной индейской лаконичностью и краткостью ответил Джо. – Они празднуют твою свадьбу...

– Что?!? – мой вопль, наверное, довел до истерики и инфаркта всех волков и солдат в окрестности десятка миль, потому что я буквально подпрыгнула на три метра с ощущением невосполнимой потери.

– И за кого же я выхожу?!? – наконец сумела вытолкнуть я.

– За старшего принца, – покровительственно похлопал меня индеец.

Дикий вой разъяренного дьявола повис над королевским лесом, вызвав как минимум сто двадцать инфарктов...

Самое интересное, я не только слышала, но и видела сверху все, что происходило с уехавшими моими. Если б они знали, они б подпрыгнули, увидев мое лицо. Они как раз были в углублении в котловине совершенно недалеко от меня и теперь ехали внизу мимо, ибо дорога тут делала объезд, а мои китайцы в лесу кружных путей не признавали. Свернув по прямой в лес, мои телохранители обогнали их. Объехав, мои оказались прямо с противоположной стороны от нас.

– ...В этом лесу завелся дьявол, – сказал король, и я отлично слышала их в тумане ночью. Солдаты жалко жались один к другому... – Пошлите священника изгнать его... Одного...

– А почему одного?

– Может он его попробует и больше не захочет... – резонно и справедливо ответил король. Он не знал, что я его слышу, но мои-то все знали, что тут расстояние в ночи и в тумане маленькое.

Я дрогнула.

– ...Это Лу, – радостно сказала на крик Мари. Окружающие подозрительно дернулись. – Она вышла на охоту... Мы всегда так предупреждаем, переняв этот индейский обычай...

– Оооо... – стуча зубами, сказал Джекки.

– Жалко, что старший принц не слышит ее, – пожалела принца мама. – Ты бы, Джекки, не имел помех против своего брата...

– Я-я-я... дум-м-м-аю ее слышит не только он-н, – с трудом выговорила всадница. – Дженни, что ты с ними делала, что они выросли у т-тебя такими вос-спитанными и ха... ха... хар-р-рошими...

– Нич-чего она с ними не д-делала, – щелкая зубами, сказал король. – Им было достаточно м-материнского примера перед глазами.

– Я думаю, имея такую невесту, принц зато будет спать спокойно, – сказал громила Логана.

– Спи спокойно, дорогой товарищ, – хихикнула Мари. – Мы будем помнить тебя...

Они все опять дернулись.

– Не понимаю, чего это вы все так напугались, – холодно сказал граф. – Это же крик пантеры, просто немножко усиленный...

Все начали успокаиваться.

– Может, она вырвалась из зверинца во время паники?

– Лу научилась этому в джунглях, – сказал граф.

Снова с ними случилась истерика.

– Мы так подманиваем животных на охоте, – пожала плечами Мари. Она шутя издала львиный рык, от которого все врассыпную кинулись в кусты, а капитан даже стрельнул в нее.

Мари заливисто смеялась до упаду, закинув голову, и не пробивалась никакими ругательствами Логана.

– Они у тебя совсем слабенькие, – наконец сказала она на ругательства Логана. – И даже верят в нечистую силу...

– Угу... – буркнул тот. И передразнил: – А чего нас бояться? Да?

– И действительно? – издевательски хмыкнула Мари.

Логан помолчал, привыкая. Держась за сердце.

– Вы вылезете, или нет!? – раздраженно спросил у кустов Логан. – Там где-то Лу в темноте, кстати, бродит...

Как говорила Мари, через десять секунд они все сгрудились рядом, опасливо оглядываясь по сторонам.

Я хихикнула наверху – до них было полкилометра.

– Логан, если ты довезешь нас живыми до замка, я обещаю тебе все, что захочешь, – пообещал король. – Можешь тогда хоть никогда больше не приезжать к нам...

– Одно хорошо, никакой принц теперь не останется с дочерьми наедине, – довольно сказал граф.

– Но он-то ведь об этом не знает! – резонно заметила Мари с явным сожалением.

Вой заметно приблизился, только теперь он звучал со стороны замка.

Все побелели.

Никто и одуматься не успел, как в лунном свете мелькнула черная тень.

Мари, мама и папа выстрелили одновременно. Большая туша черной пантеры ударилась о лошадь короля и заскребла о землю слабеющими лапами, вытянулась, вздрогнула и умерла.

Все молчали.

– Это Лу? – со слезами на глазах спросил Джекки. Он был печален.

– К-конечно, – чуть не съехала с коня от смеха Мари. – В-возьми шкуру на память о своей невесте, Джекки... – она не выдержала, и, отвернувшись, разрыдалась от сдавленного хохота. – Но только, по-моему, это пантера из вашего дома, Джекки, их, наверное, выпустили, чтоб нечистая сила сама между собой разбиралась... Смотри, вон знак королевского зверинца...

– Дьявол! – хлестнул коня король, затравленно оглядываясь. – Быстрей в замок!!!!

Джекки поспешил за отцом.

– А как же невеста! – закричала Мари. – Неужели ты не положишь ее шкуру в прихожей!!! – она явно рыдала.

– А вы не боитесь, что это действительно Лу? – спросил Логан. Мари и маму снова скрутило.

– Ох, Логан, я ей это обязательно расскажу, – пообещала Мари.

– А вот этого делать как раз не надо, – быстро сказал Логан.

Граф с помощью верзилы быстро снял шкуру с пантеры.

– Бедная Лу, – зарыдала от хохота Мари. – Такая жуткая смерть...

– Прекрати издеваться над бедной девочкой! – строго сказала мама.

Впереди что-то заревело, и уехавший вперед король непонятно как быстро оказался позади их, спрятавшись за Мари, маму и графа.

– Тетя Дженни, а не могли бы вы нас проводить в замок, вы все же хорошо стреляете, – заискивающе сказал Джекки.

– А как же Лу? – поддразнила та. – Ты не подождешь, пока с нее снимут шкуру? Хоррошая была шкура!

– Ой, только не издевайтесь и не говорите об этом Лу! – взмолился Джекки. – Мне и так стыдно...

– Было стыдно, так стыдно, что я убежал, – хмыкнула Мари. – Не могу смотреть на убиенную невесту...

– Прекратите издеваться! – истерически сказал король.

В это время я сидела на краю котловины, в середине которой, как в амфитеатре, выступали все эти негодяи, и чуть не скрежетала зубами, когда туман доносил до меня усиленные природной акустикой и туманом звуки почти за несколько километров. По ним только глухой не понял бы, что происходит... Эти негодяи даже и не подозревали, что их слышно почти за десять километров, а то и далее, и что всю эту дрянь слушают не одни уши... Я им покажу шкурку снять с Лу – меня всю трясло...

– Сам виноват, – услышала я вдруг шепот мамá, донесшийся издалека природной акустикой до меня. Они явно сорились. – Сколько раз я говорила тебе удочерить Лу! Тогда б она так не реагировала на всяких проходимцев! – ревниво сказала мама, и я услышала недовольный рев Логана.

– Ты не понимаешь! – с болью сказал папá. – Если б я ее удочерил, ее пришлось бы оставить с тобой, как и Мари, в Англии. Никто бы не понял меня, если б я брал родную дочь на задания! Мне пришлось отдать бы ее тебе! Оставить в Англии как английскую леди, как это принято. А я этого б не выдержал и сошел с ума, – ты даже не представляешь, как это все время без семьи, вдали от вас! А так у меня была половина семьи... сестра... я б умер, если б рядом все время не была сводная сестра-дочь!

– Угу, и ее телохранители тоже, – без них бы ты уже давно бы скончался! – хмыкнула уже более примирительно мама.

– Лу мне дочь! Ты не понимаешь это, ты все время с Мари, ты ее воспитывала... – горько сказал отец. – Я же люблю Лу даже больше Мари, маленького подкидыша и сестру, как это родной не обидно, ведь я ее воспитал с самого детства, я видел ее первые шаги, мы были вместе и рядом во всех боях, мы вместе соратники – я даже представить сейчас не могу, как я буду без нее... – с тоской сказал отец. – Выйду на пенсию, поселюсь с тобой где-то рядом возле Мари и Лу!

На сердце стало тепло и хорошо, что я аж зажмурилась от того, как хорошо... И даже простила папá все, что он не хотел меня удочерить. Не хватало еще сидеть тут в Англии глупой девой!

Я отчаянно размышляла над тем, как попасть на собственную свадьбу так, чтоб никто и не заподозрил, что ты там. С одной стороны, побывать на собственной свадьбе было здорово, как и с другой никогда там не появляться. Но еще с одной стороны была опасность, что тебя узнают, и веселье обернется горючими слезами и тебя затянут под венец... Тогда отольются кошке мышкины слезки, и веселиться будут другие... Веселиться на собственной свадьбе – что за утонченное издевательство!

Я люблю веселиться, глядя на других, которые выходят замуж. Я – ужасная альтруистка.

И вот, пока я грустно себе сидела на пенечке, понурив голову, на меня из кустов вдруг выглянул священник! Чуть только я на него глядела, как он прятался, а потом снова загадочно и внимательно смотрел на меня. Спокойно себе сидящей на пенечке. Выглянул, потом снова скрылся, стоя там на четвереньках, потом снова выглянул и долго смотрел на меня. Я смотрела на него.

– Чокнутый? – спросила я.

– Неее, – радостно он помахал головой, исчезнув. Потом выглянул снова. И все продолжал глядеть, все так же глядя.

Глядя на его какое-то радостное лицо, я подумала, что чокнутая, наверное, я. А когда, он, взяв в зубы крест, храбро пошел на меня на четвереньках, то я подумала, что все, приплыли.

– Сгинь, сатана! – прошепелявил он передо мной, все так же стоя на четвереньках.

Я погладила галлюцинацию по головке, как собачонку. Ишь, какая странная.

Он сделал челюстями угрожающее движение и чуть добродушно завыл, помахивая задницей. Но голову не отнял...

Я почесала его за ушами. Он забормотал молитву, в которой явственно слышалось, «изыди сатана», «аминь» и «изгоняю тебя», преданно глядя на меня.

Не зная, что делать в таком случае, когда я чокнулась, я на всякий случай почесала священника за ушами.

Он нетерпеливо переступал с одной руки и ноги на другую, крестясь другой рукой, словно конь.

Внимательно оглядев лес, я заметила еще две напуганные рожи священников с открытыми ртами, напряженно высовывающиеся из листвы. И что-то шепчущие, и дрожащие, съеживающиеся от малейшего звука. Они что-то бормотали и дергали руками своему собрату, что-то указывая ему издалека и прятаясь, как только я на них начинала глядеть. Тогда они глупо улыбались мне и побыстрей скрывались в листве, чтоб я их не увидела.

Чуть со стороны за этой картиной с широко раскрытыми глазами наблюдали два моих китайца, причем индеец задумчиво чесал себе голову.

Я опять почесала галлюцинацию за ушами. Она гундосила себе что-то миролюбивое, задвигав ими, но молитву не прекратила, в чем я разобрала молитву изгнания бесов и оборотней.

Как самый храбрый и не боящийся никакой нечисти, Джо осторожно приближался к нам, выставив топор наперевес.

– Ты его видишь? – спросила я.

– Угу... – сказал тот.

– Ну и что будем делать? – с унынием спросила я, сообразив, что мы чокнулись вместе. Он тоже его видит! Со мной это было впервые. Но хорошо уже, что у тебя есть верные соратники, не отстающие от тебя в беде. Может Джо что-нибудь придумает?

– Может, я рубану его? – с сомнением предложил Джо. – Если это злой дух, то он рассеется... Они не любят острого... Только не шевелись, чтоб он не укусил тебя за ногу...

Священник загундосил заметно быстрее. И тыкал мне, задирая голову, крест в зубах, мол, смотри, нетвердо стоя на обеих лапах. Два его соратника скрылись в листве. Мне послышались опять знакомые нотки изгнания дьявола.

Джо осторожно подбирался к злому духу.

Священник завыл еще быстрее, уже тыкая крестом в зубах и в индейца.

– Да он дьявола изгоняет! – хладнокровно сказал спокойно подошедший к нам китаец, пока мы тут осторожно дергались, и с силой равнодушно пнул священника в зад. Тот сел на задние лапки и завыл.

– Я уже все выяснил, – хладнокровно сказал китаец, усаживаясь и вынимая чашечку с чаем, – Это их послали изгонять оборотня из леса... Я допросил двух других...

– А чего он ведет себя как-то странно? – осторожно спросила я.

– Ну, выпил немножко для храбрости... – равнодушно махнул рукой тот. – Хотите чаю? – предложил он. – Тут часовня!

На священника больше никто не обращал внимания.

– Как же нам попасть в замок? – думала я, уверенная в том, что мамá и Мари, а тем более папá грозит опасность.

Но голова не думала.

В это время из тени появились те два священника, дрожа несущие какой-то открытый ящичек с какой-то засушенной булочкой перед собой и что-то торжественно бормоча.

– О! Этих я уже допрашивал! – довольно сказал китаец, сидя пья чай маленькими глоточками.

Те, дрожа, приблизились к нему, выставив шкатулочку.

Недоумевая, китаец попробовал булочку на зуб к чаю. Но она не поддавалась.

– Такого я еще не ел!

Побелевшие священники тонко запищали. Оборотень, оборотень! Лица у них стали что надо, совсем как у покойников. Не надо, не надо, мощи святого Бернарда, – услышала я молящий звук.

– Что они говорят? – удивленно спросил он меня. – Что-то я плохо понимаю...

– Они говорят, чтоб ты этого не делал... – сев на землю от хохота перевела я. – Это мощи святого Бернарда, и если ты их съешь, то он будет мстить тебе после смерти, – популярно объяснила я ему с учетом бытовавших в Китае традиций.

Завыв, китаец бросил на вид ну совсем булочку в кусты, начав плеваться, а мы с Джо съехали на пол.

– Они говорят, что людей есть нехорошо, а от мощей святых и мяса священников оборотни умирают, – продолжала переводить я.

Китаец начал отчаянно плеваться.

– Отрава! – сказал он. – Спасите! Я умираю?

– Ничего, – похлопала я его по плечу. – Один раз это полезно. Вечно вы, китайцы, едите всякую гадость! – я еще помнила, как он попытался накормить меня тухлыми яйцами, уверяя, что это классическое лакомство.

И тут мне в голову пришла ошеломляющая идея. Мы отвезем королю мощи святого Бернарда, чтобы изгнать из замка дьявола!

– А где ты их возьмешь? – обречено сказал Джо, когда я изложила им мой гениальный план. – Китаец большую часть съел, а остальное я в овраге искать не намерен...

Как выяснилось, за это время китаец нашел мощи и совершил над ними надругательство, – выкинул в ручей.

– Чтоб никто больше съесть не мог такую гадость! – торжественно объяснил он.

– А где же нам их теперь взять? – печально сказал Джо.

– Господи, нашел проблему... Возьми вон собачью берцовую косточку и вон ту сушеную какашку... Она хоть на вид будет поаппетитней, чем то, что ты ел...

И как меня китаец не убил...

Не знаю, то ли совесть у моих тунеядцев взыграла, то ли желание посмотреть, как другие это будут есть, но роли мы свои выучили довольно быстро, а трех священников раздели так вообще в считанные минуты и заперли, связанных, в церквушке. Я стала молодым святым, посланным монастырем в Эбикоке, а эти двое меня сопровождали. Китайское лицо тоже светилось святостью, а лицо индейца навевало мысль о долгом покаянии и муках душевных...

Глава 54 Мой путь в святые, или я присутствую на собственной свадьбе

Мы везли королю избавление. Никакой дьявол не устоял бы святой силой чудотворных мощей. Радостная весть эта летела впереди нас на крыльях, и люди буквально становились в очередь, чтобы поцеловать чудотворный кусочек. С трудом я смотрела на это дело и на несчастный зацелованный до дрожи собачий кал и радовалась в душе, что не поела. Везде царили бодрость и радость, оживление.

– Что-то он молоденький! – сказал солдат, поглядев на мое невинное святое лицо.

– Тебе святого жизни нужно, или что?!? – вызверился на него китаец. – Постарше святости в сорок лет захотелось? Знаешь, что получается? Вот, – он выставил вперед индейца. – Ты только погляди на него! – он хмуро показал на его лицо.

Тому сразу перехотелось целоваться со старым святым.

– Боже, что святость с людьми делает, – отшатнулся тот, быстро пробормотав слова себе под нос. И обернулся ко мне.

Я все простила. Я его благословила. Накормила. В общем, отоварила по всей программе от бесов и дьяволов.

Я была так рада и счастлива, что все солдаты, гонявшиеся за мной, перецеловали этот кусочек святых мощей, что и не говори. Особо ретивых гонителей дьявола и начальников я заставляла съесть кусочек в качестве епитимьи. Теперь меня мучило только то, что они еще не знали, что они целовали, а так святая была полностью довольна...

– Ваше величество, ваше величество, идите сюда! – начали радостно звать все, когда появился король, чтоб он приобщился мощам.

Я напряглась, закатив глаза к небу. Еще и короля накормить дерьмом, что же тогда в жизни и надо то!

– Джекки, Джекки, позовите сюда Джекки! – попросил король. Мои стояли в стороне и надменно смотрели на это. Джекки тут не было – он смылся.

Эх, и старшего принца б сюда! – молила небо я. – Я б ему наложила епитимью...

Король показал всем пример набожности! Я стояла, потупив глаза, и размышляла о вечном, пока он, закатив глаза к небу, трогательно, слезливо и душещипательно драял эту какашку со всех сторон, сколько ему хотелось, умильно закатывая глазки...

– Это доблестный поступок, что вы сюда приехали, – сказал он, наконец, обнюхав ее со всех сторон.

Я что, я ничто, я согласна... И так рада! Что сделала людям приятное! Правда, мой нюх и чувство вкуса отчаянно протестовали.

Успокоенный король тихо склонился ко мне.

– Святой отче, – тихо сказал он. – У меня к вам большая просьба щекотливого характера...

Я сделала глупое лицо. Мол, слушаю со всем вниманием...

– Тут такое тайное дело... – замялся король. – Вы не могли бы повенчать моего сына?

– Уууу... – протянула я.

– Я понимаю, что вы удивлены, но у невесты типичная предсвадебная лихорадка... Отказывается, ругается, говорит – я тебя не люблю... А сама, – он наклонился ко мне, – чуть не дала себя изнасиловать!

– Мммм... – шокировано протянула я, не в силах сказать ни слова. – Ааааа?

– Я понимаю, вы удивлены, что нашлась такая негодная девушка, что не хочет за моего сына, но нельзя ли это сделать без невесты? – деликатно сказал он.

– О... а... о... а... – только и смогла сказать я вздрагивая.

– Ага... – кивнул король...

– Нет!!! – категорически заявила я, отшатнувшись. – Без невесты никак! Это... Это... ЭТО не получится!

– Ладно, ладно, не волнуйтесь, – быстренько сказал король. – Невесту мы вам доставим... Только... – он опять замялся, – в ней страшный бес!

Я отшатнулась.

– Не бойтесь, ей дадут по голове, чтоб бес не буйствовал! – успокоил меня король.

Я выставила вперед мощи.

– Не поможет! – решительно отрезал король, поглядев на них. – Это у нее с детства! Характер! – добавил он, видя, что я не понимаю.

Я опять отодвинулась.

– Буйная и упрямая лгунья, – опять доверчиво придвинулся ко мне король. – Вы не обращайте внимания... Она может ругаться, буйствовать, кричать и поносить нас в чем мать родила, но это лишь значит, что она любит нашего сына. Бедная девочка, – король чуть не заплакал, – она сама стыдится в этом признаться!

– А... а... а... – затравлено сказала я. – А как насчет принца? Он тоже стыдится?

– Представьте себе, – нет! – похлопал руками король. – Он даже сам сможет это сказать...

– А родственники со стороны невесты... – ошалело пролепетала я, мечтая, чтобы земля поглотила засранца. – Они тоже стыдятся?

– Нет-нет, что вы, что вы! – возмутился король, даже замахав руками. – Они весь день выражают радость! На лице!

– Их это? – я сделала закручивающийся жест.

Он даже возмутился.

– Да что вы! Там достаточно стражи! – говорит. – Они ж интеллигентные люди!

– Мммм... мммм... мммм... умммммм... – парализовано замычала я. – Конечно, если ей уже исполнилось восемнадцать...

– Понимаете, тут еще такое дело, – опять доверительно придвинулся король. – Невеста – совсем паршивка... Лгунья невыносимая... Будет кричать, что еще и шестнадцати нет, ей рано этим заниматься... Вы не обращайте внимания, ей уже тридцать лет, это у них, у женщин, такой обычай... Возраст преуменьшать, жениха ругать... Видите ли, – видя мое растерянное лицо, сказал он, – ее мама не помнит, когда ее родила, потому она может говорить что угодно... Я уже издал указ, что она родилась двадцать лет назад...

– А вы скушайте, скушайте все же кусочек м-мощей, – запинающимся языком предложила я. – М-может бес ввыйдет...

Отчаянно мечтая накормить его всем этим до отвалу.

Тот попробовал, видно приняв за капитуляцию.

– Ммм... – сказал он, распробовав. – Не очень...

А потом увидел Джекки и радостно крикнул.

– Иди сюда сынок! Защита от дьявола! Скоро нам всем предстоит потрудиться...

С потерянным видом Джекки приплелся сюда.

– Не бойся сынок, – сказал папа. – Смотри, это совсем не страшно... – с этими словами он попробовал еще кусочек.

Он еще раз торжественно поцеловал их для сына.

– А теперь ты, принц, – торжественно провещал король.

Джекки подозрительно посмотрел на мощи, поморщился, но делать нечего...

– А теперь съешь кусочек...

Джекки поднял на меня глаза, внимательно посмотрел. Потом они расширились. Потом он опустил их. Внимательно рассмотрел. Что ел... Потом они стали квадратные.

Потом он опрометью кинулся прочь.

Я так поняла, что, зная меня, он догадался, что это такое.

Из-за двери вдалеке послышались сдавленные истерические рыдания, матерщина, плевки и самые похабные изощренные ругательства по поводу мощей святого Бернарда, святого, и всех священников вместе взятых, перемежаемая с отборной трехэтажной матроской бранью по поводу всех священников и обещаниями, что он сделает со священником, когда отмоется от вонючей святой дряни.

– В нем бес! – встревожено сказал индеец.

– Надо заставить его съесть весь кусок мощей! – озабоченно подхалимски загалдели придворные. – Пусть съест все, тогда поможет! Бернард простит, но ради принца все можно, если даже мощи кончатся... Ваше величество, мы можем его накормить!

Рыдание наверху перешли в всхлипы, потом в визг, а потом в топоток, которым Джекки спасался от святого лечения...

Я еле держалась, и лицо у меня было, наверное, все красным.

Придворные погнались за Джекки.

Часть возмущалась поведением графа Кентеберийского и его семьи. Которые брезгливо смотрели на мощи и даже не подумали шагу ступить, чтобы изгнать дьявола и защититься от него. Ни один из них даже не двинулся. Они остались в одиночестве. Даже раздавались угрожающие голоса.

Вся моя семья тоже вышла. Только Логан украдкой двинулся сюда.

– Да не может он поцеловать! – возмутилась я.

– Спорим, он поцелует? – с каменным лицом, так, что со стороны было незаметно, одними губами тихо сказал китаец.

Логан украдкой начал целовать мощи.

– Святой Бернард, охрани меня от дьявола и оборотней, – прошептал он.

– А вам, сын мой, – проникновенно сказала я, с трудом уже стоя на ногах от хохота, – я назначаю ептимью, – поцеловать мощи тридцать раз за то, что связались с безбожниками и стеснялись подойти открыто... И съесть большой кусочек...

Тот поднял на меня удивленные умиленные глаза, поверив в святость, угадавшую его колебания, и начал истово целовать... А потом отломал кусочек и...

– Я же говорил, что поцелует, – хладнокровно сказал китаец. – Ты должна мне тысячу фунтов...

Лицо Логана исказилось. А, когда он поднял на меня глаза, стало просто белым.

– Ч-что это? – с искаженным лицом прошептал он, разглядывая и нюхая то, что в руке. Его рвало. Он явно делал те же выводы, что и принц.

– Собачья какашка, – не желая врать возможному родителю, честно сказала я. Родителям не надо врать...

– А-а-а...

– Не волнуйся, – видя, каким стало его лицо и что его сейчас хватит удар, поспешила успокоить его я. – До тебя ее уже поцеловали и попробовали четыреста человек... И ничего... Живы, не умерли!

Лицо его медленно вытянулось и стало таким, мол, я так и знал...

– А может и не собачья! – быстро сказала я, видя, что он белеет, и пытаясь помочь и смягчить удар.

Логан стал зеленым и затрясся.

Я не выдержала.

Я бросилась прочь, пользуясь тем, что меня сейчас никто не видел, сорвала рясу и, забившись в угол и упав на пол, начала бешено хохотать, запрокинув голову. Меня просто трясло, и я не могла никак успокоиться...

– Нет, я не согласен быть больше ее родителем, – услышала я возмущенный голос Логана. – Клянусь, задушу ее своими руками, как только поймаю негодную девчонку...

– Логан, вас настропалил священник? – в ужасе спросила Мари. – Он вас настроил против нее?

– Какой священник! – заорал тот.

– Вы съели что-то не то? – догадалась та. – Он вам дал отраву! Мощи были несвежие!

Логан завыл.

– Какие мощи!!!! – заорал он. – Я ее сам накормлю ими, дай только поймать!

Джекки отчаянно хохотал в углу.

– Вы съели что-то не то, Логан? – наконец, вытирая слезы, ласково спросил он. – Может позвать доктора...

Тот в злости дернулся.

– Сукины дети, – обратился Логан к моим родителям. – Не могли хоть предупредить! Вы же ее знаете лучше меня! – отчаянно сказал он.

– Не понимаю, чего он? – обратилась мама к папá.

– Наверное, съел чересчур много святого Бернарда, – меланхолично сказал папá. – И теперь не боится дьявола...

– Аааа...

– Кто такое священник, я понял почти сразу... А вот что такое Бернард я не... – с интересом раздумчиво сказал папá.

Логан снова завыл.

– Зная Лу, можно предположить...

Вой перешел в рыдания...

– А вообще, все гениальное просто, – рассудительно сказала Мари. – Зная Лу, я уверена, что она долго не искала...

Там началась истерика...

– Они сами ели дерьмо, – жестко сказала я, появившись в дверях, – потому что именно его хотели! Тот, кто выбирает суеверие вместо духа, должен быть готов есть дерьмо, ибо его он и выбрал! Если они готовы по слову священника есть любое дерьмо и делать любые глупости, только потому, что оно освящено попом, вверять ему свою мысль, вместо своих глаз, своего сознания и ума, то они должны быть это готовы!

– Но они съели! – печально сказал граф.

– Чуть-чуть – полезно! – поджав губы, ответила я. – Следующий раз хоть осмотрят его перед едой!

Снова начались рыдания.

Истерические.

– Как насчет бала? – крутанулась вокруг себя Мари. – Кстати, ты знаешь в честь чего он?

– Угу... – сделала я подозрительное движение, подбираясь ближе к ней.

– В честь тебя! – очень радостно и улыбчиво сказала Мари.

Мне эта радость что-то не понравилась почему-то. И почему ж?

– Тебе не нравится? – отступила на шаг Мари.

Я осторожно зажимала ее в угол.

– Я тогда пойду побегу скажу, что не надо... – быстро проговорила Мари, пытаясь прорваться к двери.

– Я слышала, я люблю принца? – невинно спросила я, поворачивая к ней ухо.

– Ты ошибаешься, ты его не любишь! – поспешно вскричала Мари.

– Да? – протянула я, открыв глаза.

– Конечно, – облегченно улыбнулась она, – ты плохо расслышала – тебя женили силой! – быстрей выкрикнула она.

– Тааак, – закатывая рукава, сказала я. – Вообще-то я слышала странные слухи, что семья ходит с радостью на этом самом...

– Нас... это самое... против воли... – хмуро сказал граф. – А ты вообще-то откуда это знаешь? – спохватился он.

– А я только что согласилась венча-ать... – передразнила я. – В отсутствие невесты, между прочим...

Все захихикали.

– Вы будете?

– Хи-хи...

– Кстати, невесте больше восемнадцати, – покривлялась я.

Мари замерла на полуслове.

– И мне приказано венчать ее даже связанную, несмотря ни что, что бы она не говорила, что не согласна там, не любит... – протянула я.

– Но ты же... ты же не будешь этого делать? – затравлено спросила Мари. – Об указе она, похоже, не знала. Да и мало ли, принц передумает, или Лу не найдут, тогда возьмут ту сестру, что попадется, и тогда она влипла... А я ее конечно повенчаю... Так она думала...

– Неужели ты не хочешь быть будущей королевой!?! – изумленно спросила я. – Носить любимому толстячку детишек... Печально смотреть на шкуру бывшей невесты не стене...

– Я же говорил, что она бродила где-то поблизости, – ляпнул Логан.

– Ничего что бродила, главное, что не ела... – весело сказал вошедший король, пока я быстро забилась в угол, хоть и была уже вне рясы. – Так друзья, я нашел священника... – потер руки тот.

– Угу, – сказали все. Он меня не видел, но я-то его слышала.

– Мы изгоним из нее дьявола, и тут же поженим... У меня есть отличное средство... Проверено на Джекки! Из Джекки дьявол вышел. Надо только скормить ей его целиком, – поучительно сказал он.

Я поперхнулась в углу.

– Ничего, что оборотень, зато враги нас будут бояться, – довольно сказал король.

Я поперхнулась еще раз.

– А кормить можно врагами Англии... – рассуждал вслух король.

Я дернулась в третий раз. Ну, знаете, это уже слишком!

– Пока не уничтожит, будет без обеда, – довольно сказал он.

Я дергаться начала! Это меня до удара доведут в расцвете лет.

– Пусть оборотень, лишь бы врагов ел, – бормотал себе король, загибая пальцы. – С мясом проблем не будет, врагов у нас всегда много – этого добра достаточно...

– А вы не будете ночью бояться? – осторожно спросил папá.

– А она жить с нами не будет, – не мудрствуя, ответил король. – Внукам отдельный замок... Оградим его колючей проволокой... Мы с матерью только днем приезжать будем...

– А как же сын ваш?! – изумилась Мари.

– А это его проблемы, – буркнул король. – Я ему говорил, что она оборотень, а он не верит. Говорю – пойди посмотри, шкуру еще с тепленькой и живой сняли, а он только смеется... Дети совсем невоспитанными стали! Вечно, говорит, тебе после двух рюмок мерещится...

– Да, жаль, – хихикнул Логан, – что этот брак не состоится...

Я поежилась.

– Но обнаружились новые обстоятельства, которые говорят, что она не может быть вашей невесткой... – Логан стукнул себя по лбу, поднялся, поднял грудь колесом, возможно иллюстрируя эти новые обстоятельства, и прошел он мимо недоуменного короля. – Мы все тут сошли с ума. Я ведь дядя Джекки, братишка своей бывшей сестренки Теры. Пойду-ка я переброшусь парой слов с вашей мамой.

Выходя, он растопырил пальцы, с тоской поглядев на них.

– Ну не могло у меня такое уродиться, – вздохнул сам себе он, еще раз бросив на меня мимолетный взгляд и пожав плечами.

– О чем это он? – недоуменно спросил король.

– О том, что брак отменяется! – радостно заорала я.

– Ура! – завопила Мари.

– Каникулы! – поддержал принц.

– Ох уж это женское непостоянство, каждую минуту меняющее решения... То хотят, то отказываются, – раздраженно выдохнул король.

– Кто тут хотел, тот пусть за принца и выходит! – нагло, и как потом объяснила мама, вызывающе, сказала я.

– Ну не выйду же я за него! – возмутился король.

– А хочется! – ехидно протянула я, хлопнув в ладоши.

– Вы знаете, ваши дочери такие наглые и невоспитанные чудовища, – деликатно шепнул маме король. – Для них же я и делал добро!

– Делаешь добро людям, а они такие неблагодарные, утопить вас хотят! – посочувствовала я. И опять нагло. Как оказалось.

– Ваше величество, вы уходите быстрей, уходите, – как наседка, встревожено засуетилась мама. Ласково выпирая короля. – Зачем вам новые скандалы, я за своих дочерей не ручаюсь, они такие... такие...

– Ну так сделайте их нормальным, – огрызнулся король.

– Уходите, – мама закрывала его своим телом.

– Я могу подсказать рецепт! – выкрикнул король.

– Ваше величество, уходите, я чувствую, они готовят очередную пакость, – чуть не заплакала та. – Вы их еще не знаете!!!

Это уже было истерически.

– Она начинается, гадость! – чуть не закричала мама, заметив, что мы что-то задумали.

Король торжественно вышел. Опасливо оглядываясь назад. Перед гадостью он не устоял. И согласился с мамой.

– Хотите, я пришлю стражу? – церемонно спросил он. – Они живо их утихомирят.

– Нет-нет, спасибо, не надо, – потрясла головой мама. – Что уже было, когда вы прислали стражу, мы уже видели...

Дверь закрылась, и я сняла покрывало с головы.

– Он ушел!? – облегченно спросила я.

– Мама вытолкала! – довольно сказала Мари. – Но до чего же надоедливый!

– Еле выперла! – добавила я. – Я теперь понимаю, зачем ты облила его в юности кипятком! Только зачем ты ему разрисовала лысину?!?

Это было выше моего понимания. Какой-то новый уровень извращений...

Мама зашипела.

– Шшш... – сказал граф, приложив к губам палец.

– И нечего шипеть, – открывая дверь, сказал виновник, – я все равно все слышал!

– А подслушивать, – я обвиняюще вытянула палец из-под покрывала, – есть признак невоспитанного и дурного характера!

На меня накинули сверху толстое одеяло и еще зажали рот.

– Вы можете идти, ваше величество, – сдавлено пропищал папá. – Она молчит!

– Но я король...

– Если можно, быстрей выходите и отходите от двери... Она заговорит, как только вы выйдете! – чуть не рыдая, крикнул он.

– Давайте отрежем ей язык... – не уходя и желая помочь, недоуменно, но ласково предложил им король, удивляясь, почему никто не сделал этого раньше, и отчего все желают, чтоб он ушел, когда он дает такие дельные советы.

Он бы еще выдвинул предложения, если б я не начала высказывать даже под одеялом все, что думаю о нем, о его родителях и особенно его маме...

– Что касается наглых и возмутительно лживых инсинуаций, – возмущенно заявил король, – насчет того, что эта девочка якобы состояла в противоестественных и незаконных половых отношениях с моей мамой и папой вместе, то заявляю со всей ответственностью, что она никогда...

Его просто выперли из комнаты, а мама навалилась на меня и стала душить, пытаясь зажать рот...

– Ваше величество, неужели вы хотите слушать это всю жизнь? – взволнованно убеждал его за дверью граф, быстрей захлопнув ее за ними... – Как вы можете настаивать на браке! Вы бы хоть сына пожалели! Вы что, не видите, что она вытворяет! Это же жестоко по отношению к маленькому и такому неприспособленному маличке!

– А мой толстый маличка как раз садист! – огрызнулся король. – Я специально буду приезжать, чтоб на них поглядеть...

– Кто тут еще садист, – буркнула я.

– Она выйдет за него замуж, и точка, – сказал король.

В это время послышались какие-то ругательства, стуки, я услышала голос Логана, потом дверь открылась, и вошел довольный папа.

– Она не выйдет замуж! – вытирая руки, сказал он. – Только что пришел Логан, и сказал королю, что он, Логан, ее отец... Тот этого раньше не понимал...

– И что сказал король? – цинично поинтересовалась Мари.

– Милости просим, гости дорогие... – елейным тоном попытался дословно передать слова монарха папá голосом его величества. – Чтоб вас собаки схавали!!! В общем, вежливо приглашаю на бал!!!

Он протянул руки в приглашающем дам жесте...

Глава 55 Моя свадьба, или почему упырь сопротивлялся

– Оооо, – потрясенно сказали все.

– Мы, оказывается, родственники короля... – дурноватым тоном проговорил папá, растерянным взглядом обводя всех.

– По чьей линии? – деловито осведомилась мама. – Короля? Королевы?

– По линии Лу! – сказал граф.

– Хи-хи, – прокомментировала Мари.

– Она оказалась дальней родственницей короля и королевы...

Я так и не поняла, отчего они грохнули.

– Дальняя, потому что противоестественная...

– Так, прекратить! – резко приказала мама. – Вы леди, а не матросня с солдатней... Здесь не казарма, прекратить эти шутки!!

– Логан, оказывается, старший брат королевы от одного отца, – сказал отец. – Епископ неформально запретил недавно королевской семье жениться на родственниках, ибо вырождение. Как ты, Дженни, могла его не узнать, ведь ты его в детстве мучила с Терезой...

– Итак, вы незаконные родственники... – сказала мама, обращаясь к нам с Джекки. – И не можете жениться.

– Расстанься с мечтой, Джекки... – приняв скорбный вид, сказала я ему. И даже скорбно помахала ручкой.

– Прекрати издеваться Лу, – сказала Мари. – У мальчика и так тяжело на душе...

– Это еще надо выяснить, какой он тебе папа! – сцепив зубы, сказал Джекки. – Ишь, какой шустрый нашелся...

Мари подозрительно оживилась от такого сомнения.

– А ты тоже родственница? – чтобы развеселить ее, спросила я, не слушая ворчаний Джекки.

И почему Мари так нервно реагирует на простые вопросы?

И чтоб она не заблуждалась насчет сути вопроса, невинно спросила:

– Старший принц на тебе не может жениться из-за того, что я их родственница? Что-то я не понимаю? Почему откладывается свадьба!? Эй, там!

Мари попыталась зажать мне рот, а мама накинуть покрывало.

– Так-так, мама, – покачала я головой, уворачиваясь, – как меня женили на старшем принце, так вы все тут изображали радость на лице... А как Мари стать королевой, тем более она уже старенькая, восемнадцать лет, так никто и не подумает о счастье бедной девочки и о том, чтобы нажать на короля... Мари потом сказала бы спасибо... После пятого ребенка... А сейчас, когда король уже договорился о браке, объявил, обнадежил людей, заставил их радоваться и т.д. ... Чтоб он не казался пустомелей и сумасшедшим, и ради того, чтоб не менять приготовлений к свадьбе, у них просто не остается иного выхода, – печально сказала я, – как женить старшего принца на Мари...

Мари мелко затряслась. Похоже, по-настоящему. Ей было плохо.

– Какая же ты все-таки вредная, – покачала головой мама. – И такая мстительная...

Увидев, что Мари приняла это всерьез, побелела и, похоже, получила сердечный приступ или сумасшествие, что ее по-настоящему захватил ужас, ибо она все здесь воспринимала как англичанка по-настоящему, я тут же дала откатную.

– Успокойся, – по-настоящему крепко обняла я ее. – Никто не будет настаивать ни на какой свадьбе, и никто не посмеет женить тебя силой, пока ты не полюбишь, пока я рядом... Я тебе обещаю, не бойся...

Она расплакалась.

– Господи, какая ты дура... – ласково вытирала я слезы платком. – Ну кто же тут всерьез мог подумать насильно выдать тебя замуж, все же шутили...

– Но если, как ты говоришь, король действительно объявил, – в ужасе плакала она, крепко прижавшись ко мне. – Что, что я смогу поделать!? Разве кто-то примет во внимание... Да и как это подвести короля, такой неожиданный удар, как я смогу поставить его в такое неловкое положение, если действительно он уже поручился перед всеми... Такой скандал...

– Перестань, скажем, что король не знал, что мне пятнадцать... И вообще, перестань реветь, рева... Можем поджечь этот Джеккин замок, тогда никакой неловкости днем с огнем не станет... Никто и не заметит, что король что-то не то сказал...

– Слушайте, вы это при мне обсуждаете?! – неверяще спросил Джекки.

– Действительно, Джекки, выйди! – спохватилась я.

– Ну, нет! – выпалил тот. – Я тоже хочу послушать!

– Но Джекки... – попыталась устыдить я невоспитанного молодого человека. – В конце концов, это даже нехорошо! Это не тебе...

– Когда затевается какая-то пакость в этом замке, это всегда имеет отношение ко мне! – надменно сказал он.

Устало вздохнув, я поднялась, и, взяв его за шкирки, холодно выкинула его в коридор, как он не вопил, вертелся, ругался и издевался, еще и поддав ему ускорения сзади древним как мир способом.

Бесстыдница.

– Ты не женщина, ты чудовище! – заорал оттуда взбешенный Джекки.

– Прощайте, ваше величество, – выполнив все положенные этикетом формальности, вежливо добавила я, еще и поклонилась вслед скатившемуся с лестницы принцу.

Джекки выл и ругался в бессилии в больших дозах над таким издевательством, вытряхивая одежду, но ничего не мог поделать.

Еще раз церемонно поклонившись принцу и осведомившись о погоде в Англии, я вежливо вошла обратно.

В это время раздались какие-то восторженные крики, шум, вопли «ура».

Я осторожно выглянула с перил.

– Упыря поймали! – донеслись до меня счастливые голоса. – Наши ему так всыпали! Ведут венчать его с принцем. Только на этот раз он перекинулся мужчиной и кричит, что он военачальник конницы!

Удивленно перегнувшись с перил, я увидела, как три голых священника ведут одного связанного и растрепанного человека.

– Уррраааа! – раздавались громовые крики. – Уррраааааа!!!!!!

Священников как героев приветствовали и закидывали цветами, а те ничуть не смущались своим голым видом, гордые своим поступком и подставляя себя под взгляды как герои, и даже выставляя вперед свое достоинство. Будучи уже порядочно навеселе, как я поняла, по такому случаю.

– Урррааа!

Бес из оборотня не выходил, он отчаянно ругался, кричал, что он герцог. И что вообще мужчина! На такие мелочи никто не обращал внимания, его поспешно облачали в белое пушистое свадебное платье...

В это время послышался какой-то шум, и я увидела человека, с блаженным лицом поднимавшего высоко над собой выкинутую мной шкатулку с мощами святого Бернарда в сопровождении уже порядочно наклюкавшегося по такому поводу священника. Какого пьяного мальца переодели в мою рясу телохранители, я так и не сумела разглядеть, потому что все покрыла буря восторга.

– Весь, весь кусок ему скормите!!! – отчаянно ревела толпа дурным голосом. – Все засовывайте ему в глотку, все!!!

Бес в оборотне, увидев, что ему предстоит съесть, отчаянно затрепыхался, заорал, забился, но ему засунули весь большой кусок в рот и заставили разжевать и съесть под радостное умиление толпы. И заставили запить святой водой. Что это было, я, зная моих китайцев, даже поостереглась думать.

Бесу этого хватило...

После «еды», распробовав, он со всем смирился, даже позволил одеть в себя в свадебное платье и заплести в волосы веночек из флердоранжа.

Правда, когда ему стали надевать женские кружевные трусики, это новомодное веяние, он робко заикнулся, что у него мужские признаки, но тут кто-то завопил:

– Берцовую косточку ему скормите, берцовую косточку!!!

... и он заткнулся.

Бедняжка со всем смирился и только обречено наблюдал, как его наряжают.

Мои все высыпали на балкон и с удивлением и ужасом наблюдали за этим карнавалом... Священник в моей рясе постоянно нес матюки, кричал, что он в гробу имел всех оборотней и он вообще солдат, но все относились к этому умиленно, принимая за процедуру изгнания беса, причем каждый загиб встречался бурными аплодисментами...

– Вот видите, и без нас невеста принца сама нашлась, – довольно сказала я, оборачиваясь к маме. – А из этого редкого красавчика хорошенькая бабочка получилась... Совсем как в публичном доме...

Я даже поцокала от восторга – та была красивей Мари. Все-таки герцог был изысканно красив и при свечах здорово смотрелся... В венчальном платье с заплетенными по-детски косичками...

Папá поперхнулся, мама смотрела на генерала конницы в пушистом белом снежном коме, которому кто-то сейчас кто слегка подкрашивал помадой губы, с ужасом.

– Ничего, стерпится слюбится! – вопили окружающие. Кто-то уже, напившись, кричал «горько».

Сверху на лицо ему надели вуаль.

Герцог не протестовал.

В это время подошел по свадебному одетый старший принц.

Невеста с ужасом смотрела на него сквозь вуаль.

– Ничего девочка, – нагло сказал старший принц. – Ко всему можно привыкнуть, не такой я уж и страшный... Родишь мне наследника...

Я закрыла лицо руками и съехала от смеха под перила. Мари же в ужасе плакала. Наверно, она представляла то, что будет предшествовать рождениююю... Уууу... Священник же периодически изрыгал кучу отборных матросских загибов, после чего ему подносили стопочку.

Невеста затравлено пыталась забиться в угол.

– Я протестую, мои родители не давали согласия! – кричала в отчаянии она.

– Да, а как же разрешение родителей? – спросил кто-то.

– Вон он, граф! – завопили все, смотря на папá. – Он смотрит!

– Родители согласны! – дурным голосом побыстрее заорала я. Если принца повенчают, Мари можно уже не бояться... Перевесившись с перил, я заорала: – Венчайте скорей, дурни стоеросовы, пока она не удрала...

Толпа повлекла их в часовню, почему-то приняв мой матерящийся голос за родительское благословение.

– Никогда еще сама себе благословения не давала, – откинувшись, довольно простонала я, удивляясь.

Очевидно, что-то смутно тревожило жениха. Осторожно он поднял вуаль.

– А ты похорошела... – ошалело и довольно сказал он, обрадовавшись. – Ты еще и краснеть умеешь? – совсем придя в хорошее настроение, пропел он.

Красная от ярости невеста покрыла его трехэтажной отборной похабщиной, добравшись до самых его предков.

Принц поспешно закрыл вуаль.

– А вы уверены, что это ваша невеста? – раздался чей-то единственный трезвый голос.

– Да! – твердо сказал тот. – Именно эти слова она и сказала мне прошлый раз, когда мы договаривались о свадьбе... Больше никто из женщин в Англии, ручаюсь, такого не знает, подмены быть не может... Как только она начала говорить с женихом, я ее сразу узнал... Она единственная в своем роде, – он радостно игриво похлопал военачальника по попке.

Всей толпой они завалили в часовню.

Поскольку священник был порядочно нагрет, он нетвердо держался на ногах и извергал преимущественно матюки.

Но это никого не смущало. Все понимали, что оборотня надо было подавлять психически. Но, поскольку он вообще не мог говорить и не помнил обряда венчания, ему суфлировали.

– А теперь спросите, согласны ли молодые...

И он повторял... С удивительно похабной отсебятиной!

Священнику все наперебой подсказывали, что говорить. Он же, авторски редактируя, как я поняла, сочетал церковный обряд с сексуальным просвещением молодых. Новые веяния такие мерзкие. Обучая их на примере того, что он делал с их папой, мамой, бабушкой и дедушкой, и со всеми ими. Периодически он порывался это продемонстрировать наглядно, так сказать дать пример молодым, и кричал, что он вообще не отсюда и ... сто раз ... этот публичный дом ... но ему подносили водку, и это его примиряло с ситуацией. И он послушно повторял слова обряда в ожидании следующей рюмки. Остальные примирялись с выходками молоденького святого... Действительно, участвовать в такой церемонии он мог только в пьяном виде...

– Скааажииите, – пошатываясь и хватаясь за жениха, спрашивал тот, беря его за грудки. – Ты ее любиишь?

– Аааа...

– А ты ее ... ля-ля-ля и это самое ... ... ... ? – приставал он.

– А что ты думаешь, я в мужчина в полной силе... – гордо отвечал жених.

Невеста зверела, выла и материлась вслух как настоящий солдат после каждого ответа...

– А ты ее ... ... ... ...?

Принц, очевидно, считал такое поведение святого в порядке вещей – ну выпил человек, чтоб примирить свою совесть с просьбой короля – кто же в здравом уме будет венчать невесту, которая весь обряд матерится как извозчик, дергается, хоть хорошо связана, и от которой здорово несет перегаром и куревом...

– А она тебя того ... ...?

– Конечно любит!

– Невеста согласна! – провозгласил священник. Действительно, надо было здорово наклюкаться, чтоб так интерпретировать удивительно похабный мат с потрясающе бесстыдными сравнениями и головокружительными бессовестными сопоставлениями, которым невеста описывала, что она делала с ним, и что будет делать, типа...

– А выыыы нееевеееста? – он обернулся к новобрачной.

Невеста громко и на весь зал сказала, что любит и любила, но только как-то по-мужски, объяснив, как она его любила! И заменив слово «любила» опять же по-мужски и этим самым обозначением физического мужского деятельного проявления любви, что она его «любила» и будет это самое, «любить», короче. Ну, делать с ним то, от чего у мужчин случаются дети.

– Тебе повезло! – хлопнул священник принца. – Она тебя лююбит! И будет любить до гроба! Только выражается как-то не складно! – по слогам сказал он, больно бья принца по плечам, по голове и вообще сверху-вниз. Видно так выражая одобрение. – Ты малый не промаах!

Он опять промахнулся мимо его головы.

– В общем, одобряю твой выбор... сынок... Твоя нев-веста – настоящий наш полковой к-командир, удивительно прямо... – он не держался прямо на ногах.

Невеста замолчала.

– Стыыдливая... – похлопал священник ее по щеке.

– Я тебе, сука, вернешься в полк, глаза выколю... гальюны всю жизнь мыть будешь... – пролаяла невеста.

– Ты гляди, – радостно сказал священник, – совсем как мой к-командииир! Ик!

Странно, но половина зрителей лежала на полу... А другая пила за здоровье молодых прямо из горлышка выставленных бутылок, забивая криками «горько» и пожеланиями счастливой семейной жизни странный шум, шедший от невесты...

Наша же семья в полном составе являла собой совсем плачевное зрелище – все были заплаканными. Странно, но присутствие графа как отца невесты сообщало этому сборищу некоторую респектабельность... И успокаивало те бесстыдные умы, которые сомневались, что невеста выходит замуж добровольно. Раз отец невесты здесь, значит так и надо.

– Сколько лет живу, – шепеляво сказал мне старичок рядом, – никогда такого интересного не видел...

– Представьте себе, я тоже, – душа рвущийся хохот и тщетно пытаясь утихомирить трясущую меня истерику, ответила я.

Это самое стремительно продвигалось к своему закономерному концу.

– В Англии ведь брак нерасторжим, – довольно сказала я Мари. – Так что кавалеристу придется вечно ходить за принцем... Не бойся больше ухаживаний принца: этот герцог – мужик что надо и гулять на стороне ему не даст, возьмет его в руки...

Мари снова скрутило.

– А ты боялась, а свадьба состоялась и без тебя... И теперь никто не упрекнет тебя или короля... – я ласково погладила ее по головке. – Никто не будет испытывать неловкости, ибо свадьба свершилась... Мама же говорила, что в Англии это святое... Принц теперь безопасен как стеклышко, хотя я бы не подошла к нему после первой брачной ночи...

Толпа кричала браво, осыпала невесту цветами, невеста истошно кричала.

– Что-то она не рада... – изумленно протянула я. – Такой жених!

Я и не заметила, что ко мне внимательно прислушиваются сзади.

– Слушайте, а с кем же он венчается? – странным осипшим голосом вдруг спросил сзади граф Рихтер.

– Не знаю, не спрашивала, – сквозь шум обернулась я к Рихтеру, пытаясь докричаться до него сквозь балаган. – Самой интересно! Он кричала, что он герцог и командир конницы!!! – прокричала я ему на ухо.

– Что!?! – отшатнулся несчастный секретарь короля, ответственный за порядок. Похоже, его схватило за сердце и ударило между глаз.

В это время маленький принц ворвался в часовню как ураган.

– Что ты сделал с моей невестой! – закричал он не разобравшись, убедившись, что священник не я. – Ты взял ее силой! Она не хочет выходить за тебя! Она хочет замуж за меня!

– Пошел вон, Джекки, она моя жена, я ее уже изнасиловал...

– Да?!?

– Ну, сделал попытку изнасиловать... – поправился тот. – Изнасилую брачной ночью...

Невеста выла.

– Я тебя убью!!! – прорычал Джекки.

– Венчайте скорее и не обращайте внимания на это небольшое недоразумение... – проговорил брат, похлопав по голове Джекки. – Тем более, что она любит меня и хочет меня, она сказала...

Джекки шокировано отпрянул.

– Неужели ты действительно хочешь за него замуж, а не за меня, скажи мне, Лу, – чуть не плача, со слезами, сказал Джекки, заглядывая ей под вуаль.

«Лу» ему такое сказала матом, что Джекки отшатнулся в шоке и грохнулся на пол, не устояв, побелевший бедняжка, от ужаса на ногах!!!

– Вот видишь, братишка, я лучше знаю женщин, – поучительно сказал жених. – Все они шлюхи и желают одного, только ломаются... Эта девочка хочет меня и ты для нее никто... Конечно, тебе больно, сердечная рана и все такое, кажется, что мир рухнул, она предательница и шлюха, разбитое сердце, честь и надежды, но она хочет спать со мной и точка... И вали отсюда, салага... Я взрослый мужчина для нее самый желанный...

– Нууу... как знаешь... – пожав плечами, протянул Джекки, пытаясь держаться как можно дальше от невесты. Выставив руки, он отползал. Такой выстрел от невесты убил мальчика. И смертельная рана кровоточила, но герой упорно полз на медпункт, оставляя на поле кровавый след. Раненый коварным врагом... Такое трогательное зрелище, что я, смотря на мальчика, вытирала слезы. А мама яростно дергала меня за фалду, чтобы я прекратила издеваться.

Из-за того, что священника заклинило, и он был уже полностью в доску пьян, опера никак не кончалась. Но я готова была смотреть ее вечно, пытаясь подняться и удержаться на ногах. Но от каждого нового взрыва хохота снова садилась на подгинающиеся ноги и отчаянно рыдала, закрывая руками лицо. Бедняжка Мари тоже нуждалась в утешении, и мы так и сидели, обнявшись, трясясь от рыданий и печальных размышлений, что ничто в жизни не вечно.

– Бедняжка Джекки, – прорыдала я. – Получил такой удар от невесты...

– Ах, оставьте меня... Оставьте!!! – вырывался из моих рук уже доползший до нас принц, желающий наедине побыть со своим горем.

– Оставь его, Лу! – скомандовала сквозь хохот и слезы Мари. – Бедняжка разочарован в жизни и любви...

Бедняжка получил вторую смертельную рану. Так он прыгнул и визгнул. Когда, наконец, рассмотрел, на кого он натолкнулся в своем пластунском движении на сидевших на полу нас с Мари.

– Садись рядом, – предложила я. – Сверху, отсюда сквозь перила все видно, ничего не пропустишь...

– А кто... кто... кто... в белом платье с-сидит? – заикаясь, по слогам спросил Джекки.

– Не все ли равно, – отмахнулась я. – Но мужик что надо... Красавец, только себя как-то странно ведет... Не хочет выходить, ругается... Смотри...

Невеста тут устроила истерику, пытаясь сорвать бракосочетания, что у всех от трехэтажной матерщины уши заложило. Все-таки удалось ей перекрикнуть командирским басом даже шум.

Но никто не обратил внимание.

– Венчайте быстрей! – закричали. – И поведем молодых до спальни!

– Что происходит, что происходит!?! – ворвался в толпу Логан. За ним бежала вдогонку какая-то женщина. Мне лица ее не было видно, потому что я спряталась и накрыла голову платьем. Мари.

– Что это за цирк? – заорала она.

– Что это за б...... ...? – спросил, пошатываясь, священник.

Ну и семейка – со страхом подумала я, выслушав ее ответ священнику. И священнику, и невесте, следовало бы поучиться у нее.

– Мама, не смей мне портить свадьбу, – закричал старший принц, – своим присутствием! На ком хочу, на том и женюсь!

– Но, дорогой послушай, – взмолилась та, – невеста не то, что ты думаешь!

Невеста напряглась и замычала, подумав, что пришла помощь.

– Кто же это? – спросил принц.

– Она, – женщина показала на невесту, – дочь Логана и еще девочка...

– Она – моя дочь! – твердо сказал Логан, похлопав герцога по попе.

«Дочь», услышав такое, выдала папаше по полной программе все, что о нем думала. И об этой сумасшедшей семейке...

– Так что сынок, свадьба отменяется... – не слушая никаких возражений, скомандовала всадница. Покончив с этим и не обращая внимания ни на какие возражения, она подошла к невесте. – Интересно взглянуть, какая она...

С этими словами она подняла вуаль.

– Хм... – растеряно сказала она. – Она вовсе на тебя не похожа...

– Ооооо... – сказал Логан.

– Она мне кого-то напоминает! – сказала та.

– Она мне тоже напоминает мужчину... – сквозь зубы сказал Логан. – Где-то я этого солдатика уже видел...

С этими словами он хладнокровно задрал у него юбку.

– Оооооо!!! – ахнул зал, нагнувшись.

– Странная у тебя дочь! – подозрительно хихикнула та.

– И напоминает твоего командующего конницей, – презрительно фыркнул Логан. – Твой сын выбрал отличную невесту! – он запахнул девочке подол обратно.

– Можете венчать! – сказал он окружающим.

– Нет-нет, постойте! – рявкнула его спутница. – Я хочу знать, на ком он женится!!!

И, обернувшись к невесте, гавкнула:

– Ты кто такая?!?

– Ваше величество, вы же меня знаете, я генерал, – робко ответил герцог. – Герцог...

– Что?!?

– Простите ради бога!!!

– Как смели вы... – она задохнулась. – Такой разврат...

– Он честно и порядочно хотел на нем жениться!!! – заорала я, перевесившись с перил, спасая невесту от незаслуженного обвинения.

– А вот эта сволочь и есть моя дочь... – радостно ткнул в меня рукой Логан.

Я еле успела спрятаться.

– Так, свадьба отменяется! – жестко сказала женщина сыну. – Ты опять холост и весел...

– Нечестно, они уже поженились!!!! – опять свесилась на мгновение я с перил, заорав возмущенно и протестующе. – В Англии брак нерасторжим!!!

Она опять обернулась, но меня не увидела, ибо я ловко юркнула назад.

– Они муж и жена! – отчаянно завопила я, предварительно спрятавшись, ибо все мое строение проваливалось. – Что вы себе думааете, не блююдете законность, подаете плохой примеер подданным!!!!

– Слушай, – озабоченно сказала всадница Логану среди всеобщей тишины. – А она у тебя редкая сволочь!

– Девочку можно простить, – меланхолично сказал Логан. – Ведь это на ней он хотел жениться до того, как выбрал герцога. Естественно, она испытывает разочарование...

Стоявший и растеряно глядевший на них и на герцога, а также слушавший с придурковатым видом принц, вдруг дернулся и завопил, тыкая в мою сторону:

– Мама, так это я на ней женился! А этот подлец, – он обернулся к герцогу, – залез в мою постель обманом...

«Подлец» выдал такую речугу, добравшись до родоначальника рода, высказав все, что он о нем и о его семейке думал, что даже всадница могла поучиться.

– Только развяжите мне руки! – вопил он. – Я его убью!!!!!!

– Ха! – громко сказала я. – Так ему не нравится семья, в которую он попал. А зачем же ты выходил замуж, сволочь? Теперь принц с тобой должен жить до конца жизни...

Все, затаив дыхания, слушали наш диалог и мой наглый детский голос.

Невеста опять начал ругаться, обещая добраться до меня и свернуть мне мою мерзкую шейку.

– Смотри, а он ругается сволочь, – удивленно сказала в пространство я. – Я же в чужую постель не залазила!

Ругательства перешли в захлебывающуюся истерику.

Женщина тем временем осмотрела невесту.

– Да он связан, – догадалась она...

– И порядочно избит, – заметил Логан.

Все окружающие зарыдали.

Им было так печально, так печально, что они лягли вповалочку рядочком...

В это время священник, уже в полной отключке и двигаясь на автопилоте, но которому все-таки так долго вбивали в голову, что надо было сказать, видимо подумал, что задержка церемонии слишком затягивается. Его же так долго учили. И теперь слова сами вылазили... Он их говорил! Он подошел и начал окончательно венчать принца и невесту, говоря заключительные слова обряда.

– Дайте мне ваши руучки! – сказал он. – Я их свяжу... И дайте мне шнур...[3]

– Заткните его! – завизжала мама жениха.

Принц без разговоров дал священнику по зубам.

– Вон моя жена, – закричал он, тыкая в меня. – А эту б... я не знаю...

В упоении он наступил на священника. И только тут вспомнил о нем.

– А это кто? – с удивлением спросила женщина, внимательно рассматривая лежащего священника. – Мне это лицо тоже знакомо...

– Это святой! – загалдели все.

– Это мой кавалерист, редкий алкаш, – меланхолично поправила невеста. И пролаяла: – Год гаупвахты!!! ... – потом раздумала: – Нет, – два! Нет – три, и все гальюны чистить!!!! А ну встать!!!!! Смирно!!!!

На святого вылили ведро воды.

Он, пошатываясь, поднялся, смотря на всех растерянными честными глазами.

– Я тебя в гальюне утоплю, – приблизив раскрашенные губы и глаза к его лицу, угрожающе сказала невеста.

– Ваша светлость, генерал! – разом протрезвел завопивший священник, плохо понимавший, что происходит. – Я же кричал... туды их сюды! ... что я вообще не священник! Какая-то косоглазая сволочь дала мне по голове и заставила выпить бутылку рома, засунув в рясу!!!!

– Все знают, кто тут косоглазая сволочь, – угрожающе сказал Логан, глядя в мою сторону.

– Я что, я нормальная! – крикнула я. – А если ему, сукиному сыну, после пьянки мерещится...

– А чем это он нас накормил? – подозрительно спросил кто-то, внимательно разглядев крошки отца Бернарда.

– Да вы что, братцы! – завопил священник. – Я же сам это ел!

– Бей его, гада! – заорала я. – Он, братцы, подсунул нам вместо покойника сушенный собачий кал!

Окружающие угрожающе надвинулись на священника.

– Братцы, я же жертва! – отчаянно завопил тот. – Это оборотень отводит вам глаза... – он в страхе перекинул вину на невесту.

– Так ведьма прикинулась герцогом, чтобы освободиться!!!! – догадалась я. – Бейте, бейте гада, его же священники окропили водой, вы что, забыли? Вот он и перекинуться не может, бейте этот снежный шар бального платья, чтоб не ошибиться! Не слушайте, это не герцог, это настоящая невеста, закрыла лицо фатой и притворяется, бейте его, она отводит всем глаза!!!!

Оборотень завыл.

– Бейте его мощами святого Бернарда, чтоб он не сопротивлялся! – самозабвенно закатив глаза, горланила благим матом я.

Они выли.

– Да я герцог!

– Бейте его, чтоб он не возникал, – истошно вопила я дурным голосом.

– Ану, молчать! – рявкнула женщина.

Люди немного притихли.

– Вас смутила эта паршивая девчонка! – прокричал в тишине принц. – Поймайте мне ее, я хочу ее!

– Батюшки, ведь это принц оборотень из них! – изумленно ахнула я, наконец-то все поняв, отчего такая странность. – Вы не того били!

– Логан, гадина, если ты сам не заткнешь свое порождение, то я ее поймаю и буду ее бить!

– Не сумеешь, в ней течет моя кровь, – довольно сказал Логан. – Кровь моих предков... – и напыщенно добавил. – Моя благородная голубая кровь!

– Потомственная гадина... – сквозь зубы выпалила та.

– Ну, знаешь! – возмутился Логан. – Я же ничего не говорю про твоего сына... И кто он...

– Порождение ехидны, – громко сделала это я за него. И, чтоб принц не заблуждался, что я сказала ему комплимент, во всеуслышание перевела на понятный язык с библейского. – Гадючьи яйца![4]

– Слушай, – сказала Логану женщина. – Где ты такую достал?

Она меня не видела за головами, и я тоже в принципе, ибо пряталась, и диалог шел, так сказать, вслепую, и очень романтично. Через головы. Я даже не представляла, как она выглядит. Надеюсь, что и она тоже. Чтобы мне не было осложнений, и чтоб она меня не узнала при встрече.

– А что же с этим браком? – кивнув на парочку и ухмыляясь, спросил ее Логан, пытаясь перебить направление ее мыслей. – В нашей стране брак же нерасторжим[5]...

Невеста высказала по этому поводу несколько изощренных ругательств.

– Мама, а что же мне делать? – растеряно сказал принц.

Та задумалась.

– А теперь бал! – торжественно сказала она.

Глава 56 Развод по гадючьи, или что сказала невеста

Трясущаяся от смеха толпа повалила в бальный зал. Герцогу обрезали руки, и он разминал их с таким видом, будто боксер, готовящийся набить кому-то толстому морду. Но тот позвал стражу и вообще был в шоке.

Свадьба тоже навеяла мне грустные мысли. Смотря на герцога и его редкую, необычную, оригинальную красоту, я с грустью думала, глядя в зеркала, что я совсем обыкновенная и у меня все обыкновенное – нос, рот, губы, лицо – пройдешь мимо и не заметишь, таких простушек миллион. И все во мне обыкновенное, ничем я не примечательная. Кто ж меня такую полюбит... И почему я хотя бы не такая красавица, как мама?

– Ох, мама, – я повисла у мамы на шее. – Если б ты знала, как я устала с этими предсвадебными хлопотами, прямо сил нет! Еле выдала!

Идущий за нами граф Рихтер задергался совсем как дурачок...

– Сволочь ты все-таки, – наконец выдохнул он, вдохнув в себя побольше воздуха.

– Если и сволочь, то редкая... – обижено вздохнула я. Желая хоть чем-то отличаться.

– Да уж, другую такую поискать... – вздохнул тот.

В это время подошел знакомый матери и отцу капитан и сказал:

– Королева просила вас присутствовать на открытии бала... Она хочет посмотреть знаменитые платья... И требует обязательного присутствия младшей дочери...

– Угу, – сказали все.

– Шиш ей, – сказала я.

– Она ценит ваше общество... Она до сих пор хихикает... Сколько живу, говорит, а такого интересного никогда не видела... Вам надо отвечать за свои дела, и она хочет свести все в глазах к милой шутке...

Мама вздрогнула.

– Лу! – завопила она, углядев задумчивость. – Только не вздумай подумать, что королева попросила и с ней пошутить!!!

Все вздрогнули.

– Не волнуйся мама, – бодро ответила я. – Сделаем все по высшему классу как просили! Обещаю тебе только самое лучшее!

Капитан склонился к графу.

– Король конфиденциально и лично просил передать, – тихо сказал он, – чтоб ваша дочь и близко не приближалась к королеве даже в тот угол залы...

– А если она круглая?

– Кто? – не понял капитан.

– Королева, – ляпнула я.

– Тогда стойте в противоположном углу круга, – угрожающе ответил тот. – И вообще, вы плохо влияете на Мари... Пусть граф вам попустительствует, но я не позволю, чтобы вы и дальше портили ее...

– Ха! – ошеломленно сказала я. – Ты когда это сделала, Мари?!

– Чего «это»?!? – угрожающе придвинулась Мари, видя, что я смотрю на капитана.

– Капитана! – ответила я.

Я даже несколько раз моргнула, глядя на это чудо. Делая ресницами так и так. Как Мари всегда хлопает ресницами томно, как лань. Я смотрела на него и ресницами хлоп, хлоп.

Но только капитан отчего-то пришел в бешенство.

– Она надо мной издевается! – выкрикнул он.

– Но я же молчала! – возмущенно воскликнула я.

И ресницами хлоп-хлоп.

– Я... – закричал капитан, бья себя в грудь. – Я!

Оба моих китайца чисто автоматически встали в стойку.

– Он вызывает меня на поединок, – догадался смышленый китаец. – Киия!

Офицер отлетел на стенку.

– Совсем плохой боец, – удивленно сказал китаец.

– Ой, Лу, пошли примерять платья, – устало сказала Мари, тяня меня за руку. Взяв меня под руку, она пошла в наши комнаты. – И чем тебе офицер не понравился? Хорроший был мужчина...

Мама, как курица наседка, гнала непоседливых цыплят одеваться. Как только я поворачивала голову в сторону, она хваталась за меня, что было ужасно несправедливо, потому что Мари хладнокровно смотрела во все стороны. А страдала как всегда я!

Я сделала страдальческие глаза. Хорошо сделала. Но мама сказала, что если я не прекращу свои штучки, то это будет мой последний бал.

– Он и так последний, – пожала плечами я. И гордо добавила. – Я «мерзавка»!

– Это мы и так знаем, – сказал граф, – А вот что это ты такое там собираешься делать плохое, как мама сказала? – строго и подозрительно спросил граф, сурово требуя от меня ответа.

– Всегда действуй по обстоятельствам, – ляпнула я.

– Можно подумать, что это Тамерлан готовится завоевать Англию, а не кнопка сделать пакость королеве, – фыркнула Мари.

– О! – вдруг увидела ее я. – А ведь тебе еще я пакость не делала... – сообразив, радостно протянула я. И даже восторженно захлопала в ладоши. – Родственникам всегда только высший класс!!

– Голой танцевать будет? – с сомнением спросил китаец.

– Может, они вместе станцуют с тем капитаном? – с сомнением сказала я. – С королевой?

– А может, мы ее свяжем? – с сомнением спросила Мари.

– И это за все, что я для тебя сделала... – патетически сказала я. С явным укором. – Так-так... Вопиющая неблагодарность на двух ногах...

Мари еще раз фыркнула.

– И чего только я для тебя не делала, да? – сказала она. – И женила, и сватала против воли, и танцы устраивала...

– Вредина ты все-таки, – осудительно сказала я. – Тебе хоть старший принц теперь не грозит, ведь он сейчас вкушает прелести брачной ночи...

В это время вбежал заплаканный младший принц, от кого-то спасающийся.

– О граф, спасите...

– Что там такое? – встревожились все.

– З-за м-мной г-гонится невеста, – сумел выговорить Джекки. – Братова... Она меня п... п... п-побить хочет...

– А почему тебя, а не твоего брата? – возмутилась Мари.

– Брат удрал, – коротко пояснил принц. – А я остался и подошел к нему из вежливости, чтобы выразить сожаление...

– Ну?

– Спросил: как самочувствие, – выговорил Джекки.

– Что!?

– И вот он до сих пор за мной бегает...

– Лу, выйди спроси, – скомандовала согнувшаяся от смеха Мари, – что герцогу хочется?

– Иди ты, – сказала я. – Я еще жить хочу... Зная принца, я уверена, что он совершенно автоматически вежливо, как гостеприимный хозяин, спросил того, не надо ли ему ЕЩЕ чего-нибудь...

В это время в дверь ввалилась мамина подруга Лиа.

– Ну и кошмар... – сказал она. – Невеста бегает в белом платье по коридорам с кинжалом и кричит «зарээжу»... Гвардия сходит с ума... Король заставляет оркестр играть непрерывно танцы, чтоб перебить доносящиеся крики...

Она критически осмотрела нас.

– Слышала, слышала, о ваших подвигах, чудовища... Вы умудрились за один день побить все рекорды шалостей... О вас уже легенды идут... И как ты могла, – она обратилась ко мне, – на своей собственной свадьбе подсунуть жениху не себя, а герцога! – возмущенно и страдальческим плачущим голосом сказала она.

Я поперхнулась.

– А когда ж свадьба? – противным тоном осведомилась эта гадина. – Или ты, ветреная, как все женщины, уже передумала выходить за старшего принца и даже не одеваешься к венчанию?

– Таааааак, – сказала я. – Он же один раз уже женился! Неужели он еще хочет?!? – наивно изумилась я.

– Все не так, – вмешался идущий по коридору придворный, услышав сквозь приоткрытую сквозняком дверь нашу речь. – Взбешенный таким обманом со стороны невесты, жених расторг помолвку. Невеста сейчас сидит и плачет... – сказал он и пошел дальше, приняв нас за гостей.

Чуть только тот скрылся, все заговорили одновременно.

– Не плачь бедняжка, – сказал граф. – Все уже кончилось...

– Громче слезы Лу, – издевательски больно хлопнула меня по спине Мари. – И выразительней, выразительней!

– Ой, Лу, – засуетилась Лиа. – А я и не заметила, что ты так переживаешь, прости старую дуру, посыпая тебе соль на раны... Ужасно обидно, да, что он расторг помолвку из-за такого пустяка?!

– Он имел в виду не ту невесту... – издевательски спокойно объяснила им я.

– Ну, нет, – сказала Лиа. – Та бегает...

– И очень быстро бегает, – судорожно вдохнул Джекки. Слабенький он все-таки вырос королевич.

В это время по коридору раздался топоток.

Все замерли.

– Лу, где ты... – раздался за дверью сладкий шепот старшего принца. – Мне сказали, что ты плачешь, – он изо всех сил старался быть добрым и ласковым, но в голосе у него явно проскальзывало возбуждение и нетерпение. – Не плачь, милая, я помолвку не расторгал и готов жениться даже сегодня и собираюсь это провернуть... Детские шалости не затронули моей души и великой любви... – прогнусавил он.

С побледневшим лицом я затравлено пятилась от заговорившей двери, разом утеряв свою веселость и смелость. Старший принц подергал дверь. Не выдержав издевательства, я, все еще озираясь, залезла под стол. Не обращая никакого внимания на окружающих, смотревших на меня с удивлением, и со скрипом механически попыталась всунуться в узкую щель, хотя я туда не помещалась, но это мне не мешало, я все пятилась, потеряв соображение, глядя на поворачивающуюся ручку... Стол трещал, но я ничего не видела, как и недоуменно переглядывавшихся домашних, пока плотно не закрыла за собой дверцу встроенной в ножку стола тумбочки...

И, оказавшись там, истово перекрестилась, плотно держа дверцу. Я вела себя так, будто меня укусила гадюка.

– Я люблю тебя, – сладострастно говорил принц. – И так счастлив, что ты любишь меня... Я сейчас тебе покажу...

С этими словами принц выламывал дверь.

Я сидела и дрожала в ознобе.

– Мы будем навеки вместе... Я тебя буду так целовать и ии так... – шептал в дырочку он.

Дверь трепыхалась.

По счастью ситуацию спас китаец. Он с силой ударил тетю Лиа под дых.

– Что ты делаешь!!!! – заорала она, как старая дева, которую хотят изнасиловать. – Я буду жаловаться!!!

Принца, как говорят, ветром сдуло. Опять обознался! По коридору опять послышался топоток. Бегемот бегал. Но я этого не слышала, потому что сидела в тумбочке и дрожала, как бы меня не увидела.

– Вылезай! – папа открыл дверь тумбочки.

– Меня тут нет, – заикаясь, сказала я. – Я гал-люцинация...

Противная Мари уверяет, что она тут начала ржать до упаду, но я этого не помню.

– Опять переволновалась, – встревожено сказал китаец и тут же влил мне какой-то гадости. Моя голова покоилась на моем плече.

– Что это?! – встревожено спросила мама.

– Это? – китаец взглянул на настойку. – Ничего страшного. Трава забвения. Просто Лу оцен перезивает за старшего принца. Эта трава временно приглушает память, словно он только что родился, и делает человека более раскрепощенным... Настойка! Семидесяти градусная китайская водка!

– Цто? – закричал граф. – Стой! Лу же не пьет вообще!

Но было поздно. Я уже чисто механически хлебнула сто грамм чистого спирта с той ужасной гадостью и хитрыми добавками, что делают китайцев храбрее...

– Да, – ошарашено сказала Мари, одним залпом хлебнув для храбрости стоявший бокал виски. – Я предвижу веселый праздник.

Смутно помню, как меня одели в платье, вытолкав Джекки на улицу вместе с остальными мужчинами. Тот отчаянно сопротивлялся.

– Не пойду, – кричал он. – Там герцог в засаде! Прикидывается женщиной!

Китайцы еле с ним справились. Но он согласился идти только с ними и прилип к двери. И чуть только было кончено переодевание, тут же влез обратно и никакие уговоры не помогали.

Мама с Мари подкрашивали меня в полуотключенном состоянии, и я даже не обращала внимания, что со мной делают.

– Никогда еще не готовила невесту к свадьбе, – сквозь зубы протянула Мари, держа булавку в зубах и вертя меня вокруг оси.

Я тут же пришла в себя.

– Их тоже чем-нибудь поят, чтоб не сопротивлялись? – с интересом спросила у мамы Мари.

– Тьфу, – сказала я, трезвея. – Какая гадость эта ваша свадьба!

– Гадость принц, а не свадьба, – хладнокровно заметила Мари. И заботливо осведомилась: – Ты все хорошо помнишь?

– И не надейтесь, – буркнула я. – Я отлично помню, что я родственница короля! И никакого брака с принцем даже теоретически...

– Бедняжка, – вздохнула Мари. – Страдаешь! А я думала, лекарство приглушило тебе память...

– И я выдам тебя за королевского наследника... Дудки, – закончила за нее я. – Такой гадости мне не надо!

– И ничего я подобного не дуумаала! – возмутилась Мари. – Я садистка, но не настолько же! И я вообще не понимаю, – мама говорила, что есть уйма девушек, мечтающих выйти за него, – почему он на них не женится?!

– А ты их видела? – цинично спросила я.

– Может они как раз пара принцу, – сказал граф. – Такие же в талии и лице – метр пятьдесят на метр пятьдесят и метр пятьдесят росту...

– Но бегемотам милы бегемотихи, – заступилась я за бедных женщин. – Откуда ж берутся бегемотики? И нет им никого милей, и прекрасней, и черней подруги шире дверей... И с пастью в полтора метра до ушей...

– Ооооо... – сказал папá, взглянув на маму.

Мама почему-то обозлилась.

Я же развеселилась.

А Мари даже фыркнула.

– Мама, ты не бегемотиха, ты просто полненькая немножко, а так красавица...

Я захихикала.

– Для маленьких бегемотиков... – само вырвалось у меня, да и взглянув на папу.

– Так, девочки, мы вам, кажется, шуток не заказывали... – строго сказала мама.

– Я помню, – королева заказала сама себя... – успокоила я маму. – Смутно помнится такое, но сделаю...

– Так! – вставив руки в боки, сказала мама. – Я что-то не понимаю...

– Мама, она же шутит! – крикнула Мари.

– А вот этого никто не может знать, – подозрительно сказала мама, взглянув на меня.

– Может ее связать? – спросил Джекки, выглянув из-за портьеры.

Он оказался тут!

– Слушай, а как ты тут оказался? – спросила я.

– Он прячется от невесты, – напомнила Мари. – Своего брата...

– Дефективные они какие-то... – протянула я, вспомнив. – Джекки старушку выбрал, а братец так вообще на генерала запал... И вообще, Джекки, выметайся!

– Никуда я не пойду... – сказал тот. – Это вам шутки, а герцог – сволочь!

– Вперед!

– Он меня еще в детстве бил, паскуда...

– Один порядочный человек в этом гадюшнике оказался, – пробормотала мама.

– Кто бы мог подумать! – сплеснула руками я. Уважив сразу обоих – и маму и Джекки.

Обоим, почему-то, это не понравилось.

– Господи, не могу же я оставить комнаты незапертыми! – возмутилась мама. – Здесь же собралось столько знатных и именитых людей!

– Тетя Дженни, вы идите, я посторожу, – сказал Джекки, забиваясь в тумбочку и отчаянно сопротивляясь руками и ногами, хотя к нему еще даже мы не подошли...

– Ой, Господи, Лу! Тебе что, вечно объяснять, что делать? – сказала Мари.

Я подняла глаза.

– Пойди и свяжи этого герцога с китайцами, – продолжила она. – Спрячем его в комнату, и пусть полежит... Охранять будет!

– Угу... Так он ко мне и бросится в этом громадном замке...

– Всему вас учить надо, новичков, – нагло сказала Мари. И позвала: – Джекки, иди сюда... Не бойся... Ты только выйди и крикни: Герцог, ты то-то... И все...

– Угу... И все для Джекки...

– Он сам прибежит!

– Ловля на живца, – догадалась мама. – Господи, как просто!

– Нееееет! – Джекки уцепился обеими руками и ногами за мебель. – Червяком я не буууудуууу!!

– Ну кто тебя уговаривает быть червяком... – ласково уговаривала его я. – Я же говорю, пошли со мной на рыбалку!

Представьте себе, он сопротивлялся.

– Ловцом же буду я...

– А почему бы тебе не переодеться в мою одежду и не пройтись по замку? – в пространство спросил Джекки.

– А ты оденешь мое? – радостно сказала я.

– А вы ж похожи! – ахнула мама.

И мне эта идея запала в душу.

– Представь себе, никто на тебя не нападает, все говорят тебе комплименты... – сказала я. – Заодно и поговоришь со своим братиком...

– Лу, ты что, совсем сошла с ума! – в ужасе сказала мама. – Да в этом платье Джекки и пикнуть не успеет, как его...

Мы с Мари хихикнули.

– И почему вам в голову вечно приходят всякие гадости! – осуждающе сказал папá.

– Не вечно, не нам... – обижено сказала Мари.

– И не в голову... – буркнула я.

– Ну, я знаю, чем вы думаете... – сказал граф, шлепнув нас сзади. – Но иногда надо применять и самую возвышенную часть...

– Думать ушами...

– Хи-хи...

– Я могу ими двигать!

– У меня получается!

– А ну прекратите балаган!!! – вмешался граф. – Я имел в виду другое!

– Он имел в виду заколку, Мари, – догадалась я.

– Нет, парик, – решила Мари.

– Нет, я их буду пороть, – решил граф.

– Не сейчас и не всех, – сказала мама. – Сейчас мы идем танцевать!

– Если хочешь, чтоб забыли про предыдущую гадость, – поделилась я накопленным опытом жизни, как человек умудренный, с Мари. – Надо сделать еще большую...

– Но в таком случае есть вероятность, что тебя будут бить все вместе, – поделился своим опытом, шмыгнув носом, Джекки.

– Ах, Джекки, ну кто же делает гадости дома, – удивленно укорила его я. – Это надо делать в гостях... Откуда уйдешь и...

– И куда тебя больше не приглашают, – сурово продолжила мама.

– Ах, мама, – отмахнулась я. – Мир такой большой! Людей так много! На всю жизнь! И потом, это же твои знакомые, а не мои... Да и привыкаешь... Мои шутки не злые и ласковые...

– Ага, а кто закричал зимой в женской бане, – пожар – а потом захлопнул изнутри дверь за всеми?

– Но, мама, там было так много женщин, а ты же знаешь, я люблю помыться в одиночестве... – недоуменно сказала я.

– А что делали девочки голые на улице возле парламента, ты хоть подумала?

– Но ты же была с ними, могла присмотреть... – возмутилась я.

– Я-то спряталась в кусты, я привыкла к маскировке, но герцогиню К... все узнавали даже там, и каждый лорд, проходя, снимал шляпу и кланялся...

Ну почему это все неприлично хихикают?

– Зато эта герцогиня навеки прикусила свой язык, и я же который месяц слышу в свой адрес только комплименты, – гордо сказала я.

– Конечно, только ты не видишь, как она каждый раз при этом проверяет, на месте ли юбка...

Все опять начали вести себя совершенно неприлично.

– Слушайте, я не понял, – заглянула в комнату белая невеста в виде герцога. – Так вы пойдете когда-нибудь танцевать, или нет!?!

Глава 57 О наставлении невесты по вопросам брака, или почему не нужно носить рясу, если не хочешь, чтоб тебя выдали замуж

Я накинула на лицо вуаль. Я леди! Не хватало еще мне, чтоб он кричал на весь замок, что я оборотень. Если тут есть Джекки, похожий на меня как две капли...

– Ах, это вы, герцог? – спросил Джекки. – Вы что-то странно выглядите... У вас помада размазалась...

Тот заревел, как не пытался сдерживаться.

– Я, – говорит, – посторожу вашу комнату вместе с принцем... Мы с ним отлично проведем время...

По виду принца было ясно, что отлично проведет время только одна сторона, и он вообще так не считает.

– Бокс? – спросила я. – Или вы знаете что-нибудь другое? Я могу...

Мне наступили на ногу.

– Но у вас действительно помада размазалась, герцог... – сладко сказала Мари.

И засуетилась.

– Вот, возьмите мою, – она протянула ему свою помаду. – Вам дать зеркальце, или вы сами справитесь?

Как Джекки не было печально, но он сел на стул вместе со всеми от того, каким стало лицо герцога.

– Может, вам дать обычное платье, – выставив от потрясения руки вперед, поспешно спросила Мари. И, отступая, тоненько пискнула: – Чтоб вы свадебное не пачкали, у вас же своего женского гардероба, я слышала, еще нет?

Угрожающий белый ком с развевающейся вместо гривы за спиной вуалью устрашающе надвигался на Мари.

– Я-то думал тут одна гадина, – угрожающе сказал герцог, – а тут...

– Герцог, герцог, не стоит так унижаться, вы вовсе не гадина, – вмешалась я.

Он дернулся.

– Вы очень даже хорошо выглядите, – успокаивающе сказала я. – В жизни не видела красивей... с такими роскошными бровями... Даже по-доброму завидовала... Сделайте макияж, и я могу ручаться, что...

Он начал рвать на груди платье, надвигаясь на меня.

– А что груди маленькие, так вы можете подкладывать вкладыши... – поняла я.

– Корсет, оденьте корсет, и никто не заметит, – зачастила Мари.

– До брака девушки не пудрятся, во всяком случае, заметно, – поучала я. – Вы официально еще девушка и вам...

Лицо его исказилось.

– Ой, он уже наверно... ведь после свадьбы же было время и сейчас ночь... – быстрей вмешалась Мари. – А принц такой нетерпеливый...

Оставив меня, он дернулся к ней, подымая руки.

– Да нет, Мари... – одернула строго ее я. – Ты ошибаешься, смотри... И платье он еще не снял... Ты же слышала, что невеста плачет...

Тот дернулся ко мне.

– Он ее бросил, да, бедняжку, – зачастила жалостливо Мари. И, видя приближающуюся гориллу, залепетала... – Ой, я ошиблась, он просто не сумел вас удовлетворить, да, потому вы такая недовольная...

– Я давно это подозревала, он импотент, да... Оооо, нет!!!! Он извращенец, да!? Какой ужас... И вы рыдаете, бедняжка... Что он с вами делал?

Герцог кидался то в одну, то в другую сторону, ибо другая тут же говорила еще более жалостливое, что тот забывал все и в ярости разворачивался от нового оскорбления, желая загрызть сострадательную душу...

– Пожалуйтесь маме, – со слезами сказала Мари. – И может он прекратит это делать, и вы честно родите ему ребеночка...

Герцога разбил паралич. Стоя в белом платье посреди комнаты он странно дергался руками в обе стороны, вот так, не в силах выбрать как буриданов осел, а по лицу его шли ужасающие гримасы, как при падучей или эпилепсии.

– Все, они обе за него взялись и теперь его сделают на пару, – встревожено сказала мама, сжав губы. – Прекратите! Я с вами говорю!!!

– Ой, мама, может, ты бы с ним поговорила?

– Ой, он стыдится обратиться со своими девичьими проблемами, да? – тараторили одновременно, все ускоряясь, мы обе. – Ему мама не объяснила, что будет первой ночью, да? Он стесняется? Он... Он...

– Ааааа! – закричал, захрипел герцог и упал на пол лицом вниз.

– Бедняжка... От стыда... – зарыдала я.

– Какая же принц все-таки гнида, такую девочку так обидеть... – ревела в три ручья рядом со мной Мари.

Мы плакали обнявшись.

– Эх вы, такого человека довели, – осудительно сказал Джекки, глядя на то, что было вчера герцогом. И быстро зачастил, заметив, что он зашевелился. – Я побежал отсюда, вызову врача!!!

– А теперь бал! – сказала мама.

По коридору нас вели так – папа слева, мама справа, спереди прикрывала Лиа, а сзади шли китайцы. Дом был красивый. Резные колонны, бархат, серебро, хрустальные люстры... Гвардейцы на каждом углу. Лекари на каждом подоконнике раскладывали аптечки... Подмастерья громко колотили микстуры... Запах роз пьянил, а запах карболки и валерианы навевал мысли о вечности... Которая ждала сегодня многих. И заставлял котов нагло мяукать.

Я постучала в чью-то дверь и осведомилась:

– Гробов не надо?

– Нет, что вы, – испуганно зачастил голос. – Мой муж еще дышит!

– Берите наперед... – строго предложила я. – На всю семью...

Там началась истерика. А меня схватили под руки и поволокли.

– Ты, – говорят, – Лу, хоть шаг можешь ступить, чтоб остальные не плакали?

Я посмотрела на Мари – она действительно заплакала.

– Ты хоть знаешь, кому ты сказала!? – завопил граф, когда мы немного отошли от двери. – Это же те старики короля!!!

– Ааааааа... – сказала Мари, сев от хохота.

– Бедняжки, – сказала я. – Может, вернемся?

Меня без слов потащили вперед за шкирки.

– Первый бал, – печально сказала я, спотыкаясь и спеша за тянущим меня как козу папá. – И это мой первый выход!

Было от чего горевать! Так надо мной судьба еще не издевалась – думала я печально. И изо всех сил была страдалицей на печальном и грустном лице. Она была печальна – скажут обо мне, и мне хотелось даже зарыдать, чтобы это выразить полнее.

Так я и вошла в зал.

Нагло издеваясь над всеми с садистскими гримасами отвращения и презрения ко всем, чудовищными кривляньями и нахальными обезьянничаньями, как мне сердито сообщили.

Оглядев зал, я придала лицо кроткое и ангельское выражение с мечтательным выражением на лице. Я хотела быть милой.

Пантера любит кролика – назвал его невоспитанный Логан. Мари же охарактеризовала проще – десять секунд перед обедом. Мама вообще побила рекорд краткости, назвав мою позу – повязывая салфетку.

Как бы то ни было, люди вздрогнули.

– О, черт! – прошипел король, углядев нас. – Добро пожаловать, дорогие гости!!! (Чтоб вас черти елллиии) Прошу, прошу, проходите...

– Добро пожаловать, дорогие черти! – злобно перекривил короля какой-то придворный толстый лорд.

– Чтоб вас гости ели! – с дрожью сказал, открыв рот, Рихтер, почему-то глядя при этом слове на меня, хранящую изо всех сил доброе и ласковое на лице. И в душе, естественно. Я вас люблю!

Где-то я сделала ошибку. Поперхнулась с любовью.

– Нееет! – сказал кто-то, отшатнувшись в сторону. – Я не хочу, я не хочу... Я не хочуууу!!!! Я вам не любимый салат оливье!!!

– Между нами, девочками, – сказала я, обращаясь к графу, – мне кажется, что тут что-то не так...

– Мне тоже, – сказала Мари. – Зачем тот дядя залез под стол? Мне кажется, он наемный убийца и маскируется! Лучше стрелять первой...

Человек под столом подпрыгнул вместе с ним, услышав это. Вместе со столом. Слегка запачкав едой соседей. Ну не очень, а слегка. Что они стали, как курица в томате и макаронах. Приправлены винцом для вкуса. Поскольку человек был с краю стола, он сработал как катапульта – бутылка шампанского полетела к принцу и с шумом взорвалась у его ног. Принц завопил и подпрыгнул. Умудрившись приземлиться на ногу стоявшего рядом придворного. Тот завопил как сирена.

Дальше все было так, даю по порядку:

– Пожар! – выкрикнул его сосед.

Четыре дамы по краям завизжали:

– Режут!

Статс-дама королевы, поняв, что ее хотят изнасиловать, в панике ударила ближайшего насильника по лицу.

– Ложись! – закричал тот, поняв, что началась новая война между Англией и Россией.

Часть придворных шатнулась прочь в сторону короля.

Гвардейцы по углам, сообразив, что это измена и подлые изменники решили атаковать, взяли ружья наизготовку.

– Готовсь! – скомандовал капитан, выстраивая солдат в линию, чтобы расстрелять проклятых придворных. Ему дана была команда стрелять не думая. – Цельсь!

– Отставить! – тихо сказала я. И удивительное дело – зал замер. Гвардейцы стояли в стойке смирно, боясь шевельнуться.

– Уберите осколки, – тихо приказала я. – И пойдите почиститесь... идиоты... – в последнее слово я вложила столько презрения и холодной власти, что кое-кто заплакал.

Им было стыдно.

– И на ЭТОМ ты хотел жениться?!? – раздался в тишине потрясенный женский знакомый голос. – Сынок, пойди проспись, у тебя хороший вкус...

– Ему нравятся командиры и генералы... – язвительно сказал Логан.

Заслоненная людьми я их не видела.

– И стервы, – добавил Рихтер.

– Не бывать ему моим ухажером, – вслух сообразила я насчет Рихтера. – И вообще ничьим... Кому калека будет нужен... Джо! – в пространство резко скомандовала я.

Там, возле Рихтера, послышался шум. И все сразу стихло. Я не любила, когда меня оскорбляют. И мои слуги не любили.

– Вот так ты и распугала всех кавалеров на твою руку, – печально сказала мама. – А я так надеялась, что у тебя с Рихтером нечто будет...

– Ребенок? – удивленно переспросила я.

– Типун тебе на язык! – быстро закрестилась мама и поспешно оглянулась, не слышал ли кто.

– А что это у нас с ним может быть? – подозрительно спросила я.

– Ну, тебе ж явно нравилось быть в его руках! Такой приятный мужчина, папа с ним часто беседует...

– И мне с ним так приятно беседовать... – протянула я. – Он совсем папин ровесник, не то что эти молодые выскочки... – томно хихикнула, махая веером, я.

– Ты мужика выбираешь, или собаку? – разозлилась мама. – Ты что, с ним спать будешь?!

– А что это с ними делать? – ахнула я. – К ранам прикладывать?!

– Ой... – мама закрыла рот рукой. – Я оговорилась!!!!

– Я поняла, чем вы с папá занимаетесь наедине, – догадалась я. – Вы Библию читаете!

Мама замахнулась на меня рукой.

– А Мари от ангела, что прилетал в отсутствие папы... – догадалась я.

На этот раз мне все-таки попало. Папа так дал мне, так дал!

– И это мне за мое непорочное воображение и мысли! – завопила я.

– Чудный ребенок правда? – сказал граф подошедшему Логану.

– Я и сам не знаю, как он у меня получился? – сказал Логан.

– От ангела? – с интересом спросила я. – Он и к Логану прилетал...

– Нет, ну это уже слишком! – не выдержал Логан.

– Ты еще просто не привык, – сказала мама. – Когда привыкаешь, начинает даже нравиться...

– Она во всех дозах противопоказана больным и старым людям, – жалобно сказал Логан. – Первым делом, властью отца, ее надо отдать, конечно, в дом благородных девиц для воспитания...

– Что!?!

Шокинг.

Я закрыла глаза. Триста дур, набитый дом, еще и я приеду, что ж там останется...

А эти развлекаются! Мари умерла, только представив это.

Я пришла в себя, только услышав беседу родителей:

– ...Но не может же она оказать вредное влияние на всех знатных девушек Англии? – возмущался Логан.

– Ты ее не знаешь! – мрачно сказала мама. – Для нее нет слова невозможно...

– Се плевело жидко противное, – подошел к нам епископ, услышав разговор; он уже бегал в скачках.

Я мрачно посмотрела на него.

– Не смотри, ты мне ничего не сделаешь... – твердо и надменно сказал тот. – Я рукоположен и охранен Господом... К тому же меня защищает святость моей жизни и кусочек святых мощей... И не причинит сатана зла душе святой...

Он перекрестился и забормотал молитву.

Услышав про мощи, вокруг нас начала собираться толпа. Подозрительно глядя на него и стоя себе в стороне с отвлеченным и незаинтересованным видом так, чтоб он не убежал.

– Так это святой, – вдруг, совершенно неожиданно, узнала его я.

Тот споткнулся от неожиданности.

Люди сомкнулись кругом.

– Никакой я не святой! – быстро сказал он. И подавился, поняв, что сказал. Люди сразу придвинулись, переговариваясь. А как же сволочь, только что говорил «святой», а теперь отказывается, путает мозги.

– Мы с Мари сразу увидели, что это святой! – возбужденно, захлебываясь, говорила окружающим я. – Ничего не боится!

Тот начал отступать.

– У него мощи! – умиленно сказала Мари.

Толпа начала узнавала в нем святого.

Он отступал все быстрее, путаясь в рясе.

Толпа поняла, что мошенник убегает.

– Хватай его! – заорал старик слева от меня.

Забыв про свои непобедимые мощи, епископ развернулся и ринулся прочь.

Тут кто-то вспомнил, что это актер.

Толпа завыла.

Узнав, что поймали святого, накормившего его дерьмом, король крикнул:

– Линчевать!

– Капитан, – затравленно кинулся, спасаясь, бедняжка священник-епископ, к офицеру, стоявшему на страже на выходе. И упал перед ним на колени. – Стреляйте!!!

Он имел в виду, что начался бунт. Против церкви и короны. Надо стрелять.

Внимательно посмотрев на него, капитан сообразил, что это мошенник, который, раскаявшись в чудовищном преступлении, сам решил умереть. И поднял ружье, хоть руки у него дрожали.

– Вы действительно хотите, чтоб я вас пристрелил?

– Стойте! – закричал уже знакомый мне женский голос. – А ну отставить!!! Как вам не стыдно, это же всего лишь девочка! – она погладила епископа по голове. Видимо, Джекки уже донес, ябеда, что священник тогда была я.

Мне было видно кусочек картины через людей, и ее руку, гладившую головку на коленях.

Тот поцеловал ее руку в облегчении.

Это было видно мне только с их спин.

– Что, попалась, наконец, стерва, – ласково сказала женщина.

Вот теперь-то я и увидела лицо епископа.

– Пошли я тебя переодену в женское платье... И никогда больше не надевай мужское платье... – нежно, по-матерински добавила она.

Проклятое питье – подумала я. – Никак не могу вспомнить, где же я слышала голос и эти нежные интонации.

Логан стоял рядом с женщиной и ржал как лошадь, закинув голову.

– Ты бы вместо ржанья хоть отшлепал ее что ли, для порядка, раз она у тебя такая, – недовольно сказала Логану та.

По лицу епископа, отвернутому в сторону, шли подозрительные гримасы ужаса и отчаянья. Но, наконец, по его лицу стало видно, что он совсем смирился. И, закатив глаза к небу, как кролик, умильно слушал этот диалог с дебильной ласковой улыбкой.

– Девочка, не бойся, ничего тебе не будет... – еще раз ласково сказала та, видя, что того бьет припадок.

Епископ окончательно смирился со своей судьбой...

– Хотелось бы мне поглядеть на него в белом платьице... – ошалело сказала я.

Мари рядом изнывала от сострадания к бедной девочке и не могла говорить, печально уткнувшись в руки. Оказывается, чуткая душа, она просто плакала!

– Не волнуйся, я сама подберу тебе мужа, – добродушно сказала та.

Мне было видно, как рот епископа в ужасе раскрылся. Это, видимо, достало его до самого его сердца.

– Но я не женщина!!!! – сдавлено закричал он. Попытавшись вырваться из дающей руки.

– Понятно, еще девочка... – кивнула та. – Так и надо! Достанетесь мужу девственной... Вот, кстати граф, с которым хочу тебя познакомить, – лукаво и радостно протянула она, похлопывая епископа, который уже доходил. – Примите невесту...

Епископ в ужасе вскочил, не дожидаясь графа, и лицо его было перекошено.

– Ааа!!!! – закричал он, задирая рясу в такт и поворачиваясь этим самым ко всем, чтоб убедить их, что он мужчина. Соображение у него лопнуло. – Ааааа!!!!

Ошалев, он подымал руки с рясой синхронно с вырывавшимся воем. Аааа...

– Кошмар! – сказала я, трясясь.

Бедный граф, которому предназначалась невеста, шедший так мило, полез от ужаса на стенку.

Внимательно рассмотрев предложенную невесту снизу.

Женщина, которой не было видно, не поняв, что он делает, сама приподняла епископу рясу.

Ее тоже потрясло. То, что ей открылось там...

– Как смели вы!!!! – заорала она, в шоке запахивая обратно.

– Но я мужчина!!! – кричал в ужасе епископ. – Вы же меня хорошо знаете... Я епископ и святой отец!!!

И чтоб это показать, он высоко подымал рясу ей, чтоб никто не усомнился!!!! Отец!

Я дошла до точки.

Невоспитанный Логан лежал посреди зала, а Джекки повис, как тряпка, на перилах.

Папа бил меня по затылку и кричал: – Прекрати! – хотя мы были в другом конце зала, и я никак не влияла на представление.

– Прекрати, – простонала я. – Мне же плохо видно...

Папа озверел.

– Я же их даже не вижу... – поправилась я.

– Никогда не могла понять, как это тебе удается, даже не участвуя прямо в этом, – печально сказала мама.

– Ей всегда удавались многоходовые комбинации и стратегическое планирование благодаря знанию психологии людей, – печально ответил граф. – Она просто чувствует, что они будут делать при этом...

– Ну и что в этом плохого?

– Все хорошо, когда за границей... Но очень плохо по отношению к королевскому дому...

– Но мы же приехали сюда развлекаться! – рассердилась я. – Ты же сам говорил!!! Вон и Рихтер сказал – чувствуйте себя дома...

– Он это всем говорит!

– О Господи, какой ужас! Значит, все эти люди сейчас будут развлекаться на полную катушку?!? Мама...

– Ты не поняла, это оборот английского такой... Говорится каждому...

– Какой кошмар! И он всех обманывал?!

В это время кошмар со священником подходил к своему закономерному концу.

– Все, мы поняли, что вы мужчина, – противным и таким себе писклявым тоном ехидны заявила епископу какая-то старая карга. – Но докажите, что вы не святой...

– Ложитесь, – отчаянно сказал ошалевший епископ. – Буду доказывать...

Он махнул рукой, закусил губы, дошел до точки и сам стал снимать рясу.

– Нет, – сказала старая карга.

Тот успокоено вздохнул.

– Не здесь! – вредно сказала она. – Среди цветов, при луне и на крыше замка!

– А подарки даррить? – противным скрипучим голосом спросила тишина.

– После свадьбы! – провизжала та, быстрей хватая быка за это самое, входя в раж.

Бедный бык в муке мукнул. Замычал, скотинка!

– Замуж, замуж его выдавайте! – завопила я.

– Нет, это уже слишком! – рассержено сказала та властная женщина, что его хотела выдать замуж. Я так поняла, она возражала. Она, очевидно, уже пришла в себя от потрясения, и все у мужчины рассмотрела хорошо, окончательно.

– Святой отче, как вы могли!

– Я могуууу! – не поняв, но чувствуя, что за ним наблюдают, провыл он в полубеспамятстве.

– Вынесите его! – рявкнула та.

– Нет, – завизжал тот, наконец поняв, что его будут венчать... – Не надо, не надо! Я мужчина! Я докажу лиично! Молю вас, – простонал он, – об аудиенции... Дайте мне только шанс доказать...

Его подхватили на плечи, и, чтобы заглушить его рев, оркестр громко наигрывал – ой, люли, люли... Дамы танцевали...

– Каждому докажу!!! – дойдя до крайней степени отчаянья и решившись на все, закрыв глаза завизжал тот, окинув громадный зал.

Женщины хотели... Но мужчины не давали.

Поняв, что святого уносят, люди заволновались.

– Пусть докажет, какой он мужчина, – истошно вопила скрипучим голосом старая карга. – Прикинуться каждый может! А потом доказывай, почему от святого дети не рождаются, – противным голосом провизжала она.

Мужчины стали закатывать рукава. Они разбились на фракции – экстремистскую, садистскую и умеренную. Самая умеренная предлагала сжечь его живьем. Предложения отщепенцев из офицеров вообще не рассматривались. В виду их исключительной вульгарности...

– Ага, они чувствуют себя, как дома... – догадалась я. – Раздеваются...

Меня дернули.

– То-то они голые бегали, это же кошмар сейчас будет, когда каждый...

Меня дернули заметно сильней.

– Отстань, дура! – не выдержала я, одернув Мари даже не оглянувшись.

Меня дернули еще резче, уже несколько рук.

Я обернулась. Там стоял король и с глупым видом, засунув один палец в рот, дергал меня за платье.

Папа с мамой закусили губы и смотрели строго прямо мимо меня укоризненным неподвижным взором. Головы у них механически покачивались. Будто говорили – это не хорошо. Одна бабушка дяди Джорджа, пришедшая с самыми добрыми намерениями, я так понимаю, защитить меня от распутника, нормально держалась за сердце по-человечески.

Весь зал смотрел на нас, ибо крики священника уже были неслышны. Теперь уже наигрывала веселая музыка на одесский мотив – кто украл мой чемоданчик.

Так мне, побывавшей в разных портах и говорившей на всех языках мира, показалось...

Король прокашлялся.

– Я пришел сам пригласить вас на первый танец... – заискивающе, торжественно сказал он. – Ги-ги...

Я внимательно посмотрела на него. Где-то я его уже видела – мелькнула противная мысль. Но голова, затуманенная китайской семидесятиградусной водкой, почему-то не работала.

– Я сам хочу посмотреть на ту, кто очаровала моих сыновей...

Ну где же я его видела? – не могла вспомнить я. Но ведь до этого момента, мне сказали, я его никогда и не касалась.

– Позвольте мне начать с вами бал? – мечтательно сказал он.

Я посмотрела в его глаза! Вот!

– А как ваши ножки... – пролепетала я.

– У меня нормальные ноги, – со злобой сказал он и несколько раз упруго подпрыгнул на них действительно как зайчик.

– Ой, папа, а ты еще клялся, что не будешь прыгать перед ней на задних лапках, – не выдержал и схватился за живот укоризненно хохочущий Джекки.

Я думала, что король надорвется.

– Оркестр, музыку!!! – рявкнул король.

В общем, мы открыли бал...

Если б я только подозревала, чем он кончится!

Глава 58 Сколько раз повторять: "Я не королева!"

Наконец-то я начала танцевать. Первый танец на первом балу и с королем – это здорово.

Я долго не могла прийти в себя – мне все казалось, что король чокнутый.

Он тоже старался на меня не смотреть. Видимо, ему сказали про меня что-то плохое. И он поверил!

В общем, мне сказали, я была звезда бала, и даже король не мог вынести моего сияния. Отворачивался с отвращением.

Это уже граничило с вызовом.

Он боится, что у меня во время танца появятся клыки! – догадалась я.

– А у нас, вампиров... – сказала я.

Он вздрогнул.

– А у нас, правоверных, не принято гордится своими недостатками... – быстро сказал он, начиная нервничать. – Мы скрываем это самое в отличие от вас...

– Ну, кто сколько человек съел, – догадалась я. – Но мы тоже не хвастаемся завтраками, и кто что ел... В конце концов, в приличном обществе это просто неприлично...

Он опять вздрогнул и занервничал.

– Но, по крайней мере, это невежливо! – чуть не завопил он.

– Говорить об этом в присутствии завтрака, – догадалась я.

Он, наконец, догадался, что над ним издеваются.

– Шлепнуть бы вас, – наклонился он к моему уху.

Я заливисто засмеялась.

Уже через несколько минут я увлеченно рассказывала ему историю с китайским императором, а он весело смеялся.

Мы не заметили, как станцевали еще один танец, а потом еще один.

– Какое смешное ощущение, – мне все завидуют! – улыбаясь, проговорил король.

– Потрясающе! – сказала я. – Наверное, приятно это ощущать?

– Беседа с вами освежает, как чистый холодный лесной родник, – честно сказал тот.

Холодный душ по-английски – поняла я его сложный английский оборот.

Все с ужасом смотрели на меня. Так мне казалось.

– Никогда мне не было так легко на душе...

Я еще долго смеялась, выслушивая его комплименты, и мы весело кружили, забыв обо всем, пока я не услышала прямо за собой сдавленный шепот Мари.

– Лу, что ты делаешь?!?! Одумайся! – это было сказано просто с болью.

– Что я делаю? – изумилась я, даже открыв и закрыв глаза, чтоб протереть их. И увидеть то, что я творила такое плохое, но сама же даже не видела! Господи, да где же пакость?!?

– Ты не должна! – отчаянно шептала Мари. – Он же король!

– Что не должна?! – не выдержала я шепотом. – Выражайся четче, а то я не могу понять, что еще сделать!

Меня прямо взбесило, что все видят, а я пропускаю шутку, а Мари вдруг прикусила язык.

– Да говори же быстрей!!! – не выдержала я и прошипела, когда опять в танце она оказалась за спиной короля, а я к ней лицом. – А то шутка уйдет без следа...

Король, наконец, заметил мои переговоры.

– С кем это вы шепчетесь за моей спиной? – ревниво спросил он, оглядываясь. – С каким это молодым охламоном? – впрочем, это прозвучало скорей шутливо. – Джекки?

– Нет, Мари, – ответила я. – Сестра беспокоится за меня – меня долго нет! Она спрашивает меня, – чем я занимаюсь?

– А вы что ответили? – с интересом спросил тот.

– А я никак не могла понять, чем же я занимаюсь... – честно сказала я. И тут же поправилась. – Что же я такого делаю шокинг, что все они стали на уши? – с тоской и недоумением сказала я, впервые почувствовав себя ущемленной. Я ведь честно ничего не делала, лишь послушно танцевала с королем всего четыре танца.

Король легкомысленно и светло рассмеялся – он не брал это в голову.

– Я чувствую себя так, будто вы моя дочь, а не просто родственница. Есть что-то в вас до дрожи знакомое, что будит во мне самые лучшие и чистые струны души... Я понимаю, почему все из-за вас на ушах – вы действительно богиня, освежаете душу как эликсир жизни...

Я не слушала. Меня стало беспокоить, что я такое делаю, что на меня так смотрят, а Мари боится сказать открыто, хоть и беспокоится. Я ведь только честно протанцевала всего три танца с королем, может четыре, и все. Мари хотела что-то сказать мне, была бледной, но не решалась. И это меня тревожило.

– Может его жена здесь, потому все на ушах? – внимательно оглянулась я. Но никого не увидела...

В это время к королю подошел мажордом и что-то прошептал ему на ухо, когда тот отклонился чуть назад к нему.

Выслушав, король открыл рот. Потом внимательно посмотрел на меня, и глаза его вдруг постепенно подозрительно расширились. Они стали громадными.

– Терезита!!!! – заорал он мне на весь зал потрясенно. – Так это, оказывается, моя жена, а я-то думаю! – сказал он, хватая меня и заглядывая в лицо. – Оказывается, моя жена развлекается, а я служу объектом... – тоном «так-так» злобно проговорил он, заглядывая мне в лицо. – И тебе не стыдно?!?

Я в шоке отшатнулась. Сумасшедший! – забилось в голове.

– Почему я обо всем узнаю последний?!? – рявкнул он. – И никакая это не Мари в зеленом платье, а Дженни, а Мари вон – молоденькая юная весна!!!! И как я сразу не понял, увидев Дженни, что вы, встретившись, снова взялись за старое!!!! – горевал он. – То-то я в карете никого не видел! Обвели меня как дурака, веселились тут весь день со всеми напролет – уж конечно, встретившись и обрадовавшись до небес, вы решили это событие отметить так, чтоб стены зашатались! То-то вы проводили столько времени вместе у нее... И жертвой, конечно, выбрали опять меня, как в юности до замужества!!!! – выплюнул он.

Весь зал напряженно замер, вслушиваясь в слова.

Я не знала, что делать.

– Так это же королева, – тихо ахнул кто-то.

– Я тебе давно говорила, осел! – безжалостно ответила ему жена. – Кому же иному все это сошло бы с рук?

– А почему же все молчали?

– Чтобы она думала, что шутка удалась! Ее же узнают с первого взгляда.

Король яростно смотрел на меня, никого больше не видя.

– Ну погоди, я тебе задааам! – вдруг, повеселев, протянул король. – Никогда я еще не чувствовал себя таким юным! – тихо сказал мне он. – Жду не дождусь, когда мы пойдем спать...

Я ахнула. Он мне говорит такие пошлости и распутности! Что он мне предлагает, малышке?! Я же еще совсем молоденькая девочка!!

Я ошеломленно смотрела на него. Громадными глазами.

– Пошли сейчас, жена, – ласково шепнул он. – Ты еще не была никогда такой красивой и юной... Я думаю, Дженни придется подарить тебе это платье... Ты красивая и притягательная, как звезды!

Он потянул меня за собой...

– Правда, я больше думаю, в отличие от женщин, думающих как надеть, как его снять...

Я вырвалась и в ужасе рванула со всех ног к семье.

Он даже не успел за меня ухватиться.

Я в ужасе спряталась за людей...

Они на меня все глядели.

Хорошо, что король теперь хоть меня не видел.

– Мама... – в ужасе сказала я, хватаясь за весну. – Спаси, он принял меня за свою жену!!!

Та ахнула.

– А меня за какую-то Дженни, – лукаво сказала Мари, которая была рядом и все расслышала, в отличие от мамы. – Он думает, что они с Терезитой опять веселятся неразлучной парочкой, как в юности, а Мари – это юная и прелестная «весна», – лукаво сказала она.

Дженни вдруг хлопнула в ладоши.

– И считает, что ты подарила платье Лу королеве, – безжалостно глядя на папá, славившегося своим скупердяйством и жавшегося из-за какого-то миллиона-другого, выброшенного на развлечения, добавила Мари.

– Господи, какая идея, – шептала мама. – Это же решит все наши проблемы... Жена шутит, это не страшно... Все милая шутка, а кто считает иначе, будет иметь дело с королевой и с Тауэром... Переодеться нам с Терезитой!

И тут же тихо приказала:

– Девочки, а ну бегом в нашу комнату переодеваться, снимите платья, я сейчас буду...

Помолодевшая, подхватив платье, она бегом, вертнувшись вьюном, ну тебе вихрь, весело закрутившись в каком-то предвкушении, куда-то исчезла...

Мы с Мари ошарашено посмотрели на друг друга.

– Что это предки себе думают? – ошарашено с взрослым осуждением сказала я Мари, проводив ее взглядом. – Как ей не стыдно себя так вести? Она же взрослая, почтенная и имеет двух дочерей...

Мари тоже, насупившись, поджав губы, недоуменно смотрела на мать. На место, где она только была.

– Ну и ну! – угрожающе сказала она. – Что за поведение?!? Разве можно нас так позорить? Я ей задам!

Я вовсе не считала это милой шуткой. Хоть голова туманилась от действия китайца, и я мало что понимала.

Но тут я увидела короля, и он явно искал меня, и я мигом восприняла всю мудрость маминого плана.

То есть враз исчезла из зала.

Но с ходу врезалась в нечто жирное и мягкое, сбив ее на пол.

– Вай! – заорало оно в ужасе.

О Боже, это оказался старший принц!

Я захолодела, как кролик перед удавом. Вот, я поняла наконец, что чувствуют трусы! Ибо никогда раньше не боялась ничего в принципе, и для меня было загадкой, как женщины (это женщины то!) могут чего-то бояться... Зубы у меня застучали.

– Успокойся, это не твоя невеста, – услышала я со стороны чей-то властный голос.

В шоке обернувшись, я увидела необычайно высокого и чудовищно сильного прекрасного мужчину. Была в нем какая-то внутренняя мощь и крепость, и еще какая-то незыблемость, точно он был из стального сплава. Я во все глаза уставилась на него. Где-то я его уже видела, и не раз.

– Герцог лежит связанный в лазарете... – успокаивающе сказал он принцу. – И при нем два моих телохранителя помогают врачам, они не выпустят его из больницы живым...

Я поняла, что говорил не мне и не обо мне.

– К тому же там достаточно врачей и без них...

Я поняла, что он шутит!

– Не волнуйся, Вооргот (бог войны: игра слов – от английского war – война и god – бог), – буркнул принц, вставая, – я герцога не боюсь!

Я с интересом разглядывала «бога войны»... Мне казалось, что я когда-то что-то слышала про легендарного особенно дерзкого и бесстрашного официального армейского командира, прославившегося своим адским бесстрашием и ураганным вакхическим безумием в схватке, смешанным с холодным расчетом, но я ничего не помнила. Голова туманилась... Я была, как по рассказам пьяные – что-то внутри понималось, но не осознавалось. Но в этом типе было что-то знакомое, потому он не мог быть богом войны. Да и имя было знакомо. Но, как я не тужилась, вспомнить сейчас, где я его слышала, я не могла – китайское лекарство выбило из меня память.

Он, замерев, смотрел на меня.

Я даже повернулась туда-сюда. Чтоб ему было лучше видно платье.

Это его привело в чувство. Я оказалась не богиней. Он цинично усмехнулся и отвернулся.

– Вооргот! – недоуменно сказала я.

Эта сволочь не обращала на меня никакого внимания, будто я была тут столбом, и я гордо потеряла к нему сразу всякий интерес.

Но тут старший принц, наконец, разглядел меня.

– О леди, звезда небесная, кто вы?!? – в шоке воскликнул он.

Я сообразила вдруг, что он меня не видел до сих пор в этом прекрасном платье.

Он растеряно застыл в своей позе циркуля, потом вскочил, потом встал по стойке смирно, потом смутился и так стоял, и молчал, потом глупо просительно улыбнулся.

Так длилось пять минут.

Я похлопала ресницами.

Он понял – это поощрение, и сразу пошел в атаку.

– Кто бы вы ни были, звезда моя, – сладко и выспренно сказал он. – Я предлагаю вам руку и сердце...

Я поняла – он меня не узнал. Его не было здесь до этого момента. И платье мое он еще не видел.

– А как же ваша невеста? – в оскорбленном достоинстве спросила я. Мне было больно за себя. Я была зла.

– Какая?!? – спросил он.

– У вас их несколько!!????!!! – отшатнулась я.

– Герцог категорически отказался, – ляпнул тот и вздрогнул от того, что сам сказал.

– А вы предлааагааалиии? – раскрыла рот я.

– Нет, он сааам набивааался, – поспешно завыл тот.

– Ой, я ему побегу скажу... – засуетилась я.

– Нннет!!!! Это наша семейная тайна!

– Аааа, супруги, – догадалась я. – Тайный брак, да?

– Аааа, – ответил он, опускаясь обратно на пол.

Похоже, его разбил все-таки удар за сегодня.

– У него инсульт! – обвиняюще сказал Вооргот, сурово взглянув мне в лицо.

– Семейная болезнь, да? – с интересом спросила.

Он сжал зубы.

– А вы тоже из этой семьи, дааа? – с заинтересованностью невинно спросила я. – Вы мусульмане, да?

Вооргот медленно начал краснеть.

– Ой, вы стыдитесь, дааа? – закрыла я щеки руками, ведь такой бестактный вопрос, да.

Вооргот стал как свекла. Бедняжку всего перекосило. Кулаки его сжимались и разжимались.

– Все вы красивые, стервы... – прошипел он.

– Ой, – я растеряно пискнула. – Я открыла вашу тайну, дааа?

Он делал странные упражнения для развития дыхательной техники.

– Это мне наказание за то, что первую минуту я был вами потрясен, и забыл, что имею...

– Вы высокой нравственности и не допускаете измены принцу, дааа? – я вела себя словно болтушка, и сама себя не узнавала – аж сама себе покачала головой в укор.

– Невесту!!!! – рявкнул он.

– Герцога! – прошептала я в шоке, всплеснув руками от его слов. Аж присев и раскрыв рот такого его сообщения. – Ах, я такая недогадливая... Не бойтесь, – наконец, заговорщицки прошептала я, – я ценю вашу откровенность и вас не выдам...

– Слушай, англичанки чопорны и тактичны, ты же не англичанка! – вдруг рассмеялся он.

– А кто же? – обиделась я.

– Ты – сволочь!

Я вдруг повела себя не так.

– Чего вы смеетесь?!? – подозрительно спросил он.

– Но мы же соотечественники! – не печалясь, удивляясь его вопросу и давясь от смеха, ответила я.

– Ты – единственная! – крикнул он.

– Первый комплимент... – констатировала я, высунув кончик языка от удивления. – Дальше будет легче...

Он раскрыл рот.

– Попробуйте, попробуйте еще... – подбодрила я.

– Вы находитесь наедине со мной, ведь девушка, оставшаяся наедине с мужчиной считается в Англии безвозвратно скомпрометированной, – вдруг переменил тактику он. – Так нельзя, я вас скомпрометирую!

Он был сама забота.

– Вы мне угрожаете?

– Мммм... – простонал он, закидывая голову.

– Что вы делаете? – в ужасе вскинулась я. – Вы меня компрометируете?!? Но почему в одиночестве?

– Оооо... – в отчаянии вскинул он руки, и лицо его перекосила страдательная гримаса.

– Вы хотите на мне жениться! – догадалась я. – Но не умеете!

Он ахнул.

– Но я не хочу за вас замуж! – тут же пискнула я сама и сама же испугалась его намерений. – Я не хочу! Вы ненормальный!!!

– Аааа...

– Не надо!

– Оооо...

– Что означают ваши намеки?!? – в ужасе воскликнула я. – Может вы слышали под дверью мамы и папы эти звуки, и теперь думаете, что получаете удовольствие как все? О, я поняла, почему у вас среди женщин репутация неуловимого и разочарованный байронически-циничный вид... Вы всегда так делаете и теперь разочарованы, дааа?

– Ааааааааа!!!

– Женщины смеются, да, и вы думаете, что они стервы, дааа?

– Я вас сейчас убивать буду, – честно сказал он.

– Вы большой шутник! – обрадовалась я.

Он развернулся, и, закрыв лицо руками от отчаянья, запрокинув к небу с криком «Господи, за что!?!» – побежал прочь по коридору.

– Стойте! – не выдержала я. – Вы же забыли сделать кое-что!

Он, услышав это, лишь ускорил свой бег до безумия. Я недоумевала, что ему вонзилось в зад.

– Вы забыли забрать труп своего толстяка!!!! – ужаснувшись, что он мне его повесит на шею, а мне надо бежать, отчаянно заорала я.

– А вы оказывается, шутница! – встал с пола толстяк.

Я замерла от потрясения. Еще бы – труп встал!

Он понял – я смутилась.

И тут же стал брать быка за выпирающие рога!

– Когда мы поженимся... – мечтательно начал он.

– Но у вас же есть невеста! Пятнадцатилетняя девочка! – получив под зад прилив нравственного оскорбленного чувства порядочности перед другими, заорала на него я. – Как вам не стыдно!

– Ах, эта безродная и безобразная стерва, – поморщился принц. – Еще и дурно ужасно воспитана... Понять не могу, как я мог ей увлечься... Сейчас пришло прозрение... Богиня удач, я люблю только вас!

Во мне начал разгораться праведный гнев на такого повесу и соблазнителя, и циника, и изменника, с легкостью оставившего свою пятнадцатилетнюю невесту ради первой же вертихвостки!

– Выслушай же меня, – притянула я его к себе в упор. – Ибо этого здесь тебе никто не скажет! Ты мерзкий, подлый и распутный отвратительный толстяк. За всю жизнь свою ты ничего не сделал полезного и ничего не достиг своими силами... Ты ничто, хоть подхалимы поют тебе славу из-за твоего титула, но душевно ты ничтожество и отвратителен людям... Ты ничто, ибо дух твой слаб и ничтожен, и душа твоя дерьмо и не привлечет женщин... В тебе нет ни воли, ни силы духа, ни мужества... У тебя большой титул, но у тебя нет величия духа и ты сам дерьмо!!! – я с силой оттолкнула его, холодно глядя на него.

Кажется, я его убила словами, ибо на него было ужасно смотреть, таким он был жалким и убитым.

– Имей же мужество хоть признать это и изменить себя, иначе ты навсегда останешься дерьмом, – сурово и страшно сказала я. Холодное спокойствие заливало меня, и голос мой был как сталь, ударным и неотвратимым. Даже мои близкие не могли представить меня такой, а он дрожал. – Что страшно для тебя и для государства...

Он испуганно смотрел на меня так, точно на моем месте появилось вдруг что-то ужасное и страшное. Ему никогда не говорили правды.

Краем глаза я заметила Вооргота (дурная кличка!). Таинственный незнакомец странно замер у стены и был как-то странно серьезен и напряжен, и смотрел на меня странными широко открытыми глазами.

Я резко развернулась и пошла прочь.

Они молча остались там и не сделали ни шагу вслед...

Я шла по коридорам, ища нашу комнату. Мама, похоже, не сообразила, что я немного под шафе. Черт его знает, где моя комната, если мне ее не показывали. Голова была тяжелая и я плохо помнила, что было – все недавнее просто вылетело, как после пьянки...

Вслед себе я слышала самую страшную клевету от собравшихся в коридоре дам.

– Кто она?

– Она гувернантка и служанка, воспитанная конюхом и сейчас являющаяся компаньонкой дочки графа...

Там раздался вздох удивления.

– Да не может быть!

– Совершенно гадкая, избалованная и распутная девчонка, – знающе сказала немного близкая мне дама – я на нее опрокинула соус. – Говорят, она чуть не запорола до полусмерти герцога Д... – дама понизила голос, и я не расслышала, – и хотела его кастрировать! Боже, что она себе позволяет! Пользуется тем, что официально она считается дочерью прислуги!

– А кто же настоящие родители?

Там тихо что-то прошептали одними губами.

Потом все ахнули и затравлено посмотрели на меня.

– САМА?

Я резко обернулась, но единственное, что я смогла уловить издалека по губам, это нечто похожее на Джорджа...

– Получается она сестра Леона... – расслышала я, – и Д... ее брат? – я не расслышала.

– Конечно... Откуда же ее сходство!

– Ах!!!

– Одной тысячной ее выходок хватило бы, чтоб навсегда опозорить и изгнать из общества любую женщину, а она ногой ударила старшего принца по лицу и ей ничего! Могло бы такое быть, если б ее не покрывали? Вы же слышали, – родственница!

А ее компаньонка добавила:

– По слухам она только на платья потратила годовой бюджет всей Англии... Как они будут оправдываться в этом перед королевой!?

Вот что получается, когда самой шьешь для себя платья – озлобленно подумала я. Слухи просто дикие и глупые. И это просто часть того, что я слышала! Я лихорадочно пробиралась по бальной зале, уверенная, что этого бала я не переживу – граф меня убьет. И уж точно на эти балы меня больше не пустят. Первый бал, и оказаться в центре скандала после первого же танца!

Если б я только подозревала, что это только начало ужаса!

Глава 59 Нет генералам

Я так задумалась, что снова попала. Черт возьми – здесь действительно было опасно ходить рассеянной! Теперь на меня уже налетел какой-то незнакомый жирдяй, а не принц. Он меня чуть не задавил. По сравнению с ним принц был маленькой и невинной бомбочкой. Ибо эта жирная и рыхлая туша в два метра в диаметре не умещалась в коридоре и сбила меня на пол, заявив, что он лорд.

Увидев, что мы одни, он странно изменился.

– Я вас люблю! – быстро сказал он, протягивая ко мне свои лапищи.

– Давно? – меланхолично спросила я.

– Уже полдня! – недоуменно ответил тот. – Сразу как увидел!

Его отвратительное старое и похотливое лицо странно подрагивало. Вместе со всеми семью подбородками. Старший принц стремительно хорошел прямо у меня на глазах по сравнению с «этим». Оказывается, отвращение – понятие относительное.

– Я слышал, что вы сирота, но мне это не важно... – быстро говорил он. – Знатность моего рода превосходит все на земле... Я решил жениться на вас...

Я прикусила язык.

– Вы не рады? – удивился он.

У меня отпала челюсть.

– Вы онемели от радости и потрясения! – наконец сообразил он. – А как же, такая честь, но я иду на это...

Он пожирал меня похотливыми маленькими глазками, как у борова, и три из его подбородков мелко тряслись.

Я медленно отступала, но он зажал коридор.

– Я готов жениться сегодня же, прямо даже здесь и сейчас! – торжественно воскликнул он, умиленно вздымая толстые ручки к небу. – Слово лорда! Раздевайтесь же быстрей! – провизжал он.

Я осторожно стала закатывать рукава, чтобы не повредить кружева на них при ударах. Вообще-то я убиваю с одного удара, но, говорят, толстые очень живучие. Их защищает толстый слой жира от всех опасностей.

– Быстрей, быстрей, – торопил он.

– Потерпи немножко, – ласково сказала я.

В это время я услышала за спиной топот женских ног, бегущих прямо на меня, и решение мое мигом изменилось.

– Ты, жирная гадость!!!! – поджав губы, сказала я.

Он изменился в лице.

Женщина была уже рядом, но он ее не замечал. А она не замечала меня, летя к лорду с какой-то вестью.

– Бессильный импотент, – шепотом сказала я.

Он замахнулся, но я резко присела, пропустив вперед спешащую к лорду с приветом из-за поворота какую-то очень старую графиню. Мне ее уже представляли в сонме старушек.

– А, это ты Юрс! – воскликнула она ему.

– Получай, – сказал лорд.

Поскольку я нырнула вниз, а ничего не видящая за моей спиной графиня налетела на мое место, то он изо всех сил влепил ей по морде.

– Ах! – ахнули окружающие, которые, привлеченные звуком удара, увидели только последнее.

Я тихонько смылась. Тем более, что жирдяй никуда не мог уйти – за него ухватились.

– Ой, графиня, простите, – взвыл жирный, вынужденный остаться и объясниться.

Но не тут-то было. К нему подскочил какой-то молодой человек:

– Что вы себе позволяете! Вы обесчестили при всех мою бабушку!!! – заорал он.

Я ахнула, только представив ТАКОЕ.

– Заставьте его на ней жениться, – хихикнула я.

Там раздался крик ярости. Обезумевшего чудовищного лорда держали несколько мужчин.

– Нет, вы объяснитесь! – вопил кто-то.

– Барон, клянусь, я сейчас вернусь и все исправлю к обоюдной выгоде, – взмолился лорд. – Дайте лишь поймать ее, и я тут же вернусь...

Я быстро уходила переулками замка. Какой-то дурацкий бал, – думала я. И как девушкам это нравится?

Вдали я увидела Вооргота – он быстро шел далеко по коридору, кого-то высматривая.

– Какой красавчик! – сказала я.

– Он сумасшедший, – резко сказал какой-то придворный рядом со мной. – Бабам головы кружит!

– Ну и почему он сумасшедший? – ухмыльнулась я, решив, что тот просто так говорит от зависти.

– Видите ли, он, наконец, решил жениться... – поспешил чуть смягчить свою резкость и объясниться придворный. – Нашел невесту, дал ей перстень и все такое...

– А почему он сумасшедший?!! – в шоке удивилась я.

– Видите ли, леди, он не помнит ее имени... – он хихикнул, – и всюду ее ищет... Объездил уже все семьи, где есть девочки, и все балы дебютанток...

И тут я попалась, так быстро все произошло. Я стояла на углу. За Воорготом сзади на его окрик появился принц. А с другой стороны, спереди, я увидела Мари, уже ухватившую меня взглядом и спешащую ко мне с добрыми пожеланиями на тяжело сжатых губах. Я оказалась в клещах. Направо повернешь, на принца попадешь. Налево повернешь – на Мари попадешь.

Глупое положение. Я оказалась на угле. С одной стороны, не видя принца, но видя меня, шла в атаку Мари. С другой стороны, с тыла, не видя Мари, на меня надвигался старший принц со своим таинственным спутником. Они бежали с таким видом, будто шли на штурм, неся боевые тараны.

Все произошло мгновенно.

Я не успела среагировать.

Они пересеклись в точке «Лу», которая оказалась углом коридора.

– Бум!

– Ай! – жалко пискнула я.

Мари и принц чуть не столкнулись лбами через амортизатор. Принц явно считал меня красавицей и не узнавал как Лу. Он тянул ко мне свои руки...

Они еще не видели друг-друга, хотя я застонала, попав в коробочку, то есть оказавшись сжатой при ударе телами.

– Что это ты себе позволяешь, когда тебя все ждут! – взбешенно рявкнула мне Мари. – Где это ты шастаешь, Лу!?!

Она схватила меня за руку.

– Лу!?! – тихо сел на задницу старший принц, как-то разом охрипнув и ослабев. Глаза его приклеились к моему лицу. Он отлично узнал Мари, которая была теперь уже без платья и потому отлично узнаваема.

Увидев старшего принца, Мари мигом вспомнила, что она хорошая и у нее дела.

– Ой, Лу, извини, – мигом ласково сказала она, таким тоном, что можно на хлеб ее мазать, меняясь в лице. – Я побежала, у меня дела, я сейчас занята... Потом поговорим, если тебе так хочется... – снисходительно проговорила она.

И исчезла. Она, видите ли, занята.

Я тоже оказалась занята. Потому что испарилась еще быстрей.

– Что такое? – услышала еще я сзади голос этого знакомого сопровождавшего принца незнакомца. – Ты сделал предложение недостойной?

– Болван, это и была моя настоящая невеста! – услышала я надрывный полустон принца. – Она просто выглядит взрослой в этом платье!

– И ты сделал ей предложение два раза? – ухмыльнулся тот и захохотал.

– Как разной женщине, – всхлипнул тот.

– Делай много, дааа?

– Но кто же знал, что она оденет какую-то зеленую тряпку и станет королевой! – чуть не заплакал старший принц. – А была такой простой, что рядом с ней даже я смотрелся красавцем, она же теперь драгоценности потребует после брачной ночи...

Я в шоке постаралась забиться в самый темный угол, прошептав – шиш тебе в нос – но так, чтоб он не услышал...

– Она теперь не полюбит своего цыпочку и будет требовать денег, если за ней все ухаживают! – всхлипнул он.

А я чуть не заревела... Аааа... И на цыпочках, на цыпочках от цыпочки... Бегом!!!!!

Я бегаю быстро.

По счастью, я довольно быстро нашла комнату, где была Мари с мамой, зашла и отдышалась, и облегченно вздохнула.

Но, как выяснилось, рано.

– Почему эта девочка на меня так смотрит? – подозрительно спросила я, внимательно оглядев себя. – У меня что-то не в порядке?

В комнате оказалась не одна мама. Женщины, девушки... Даже епископ. На меня смотрела, как мышь на сыр, ужасным тоскливым взглядом одна из них.

– Да нет, это у меня не в порядке... – расплакалась уже немолодая девушка, – а вы выглядите прекрасно...

Я ничего не могла уловить в этих всхлипываниях и ничего не понимала. Но, наконец, из ее сдавленных рыданий я поняла, что ей уже двадцать восемь, она некрасива, и ей никто еще за всю жизнь не сделал предложения. И, – как я сообразила, – и не сделает... И вот её маме кто-то сказал, что моя одежда волшебная, – стоит ее одеть женщине, и она получит предложение и ей придется отбиваться от мужчин.

У меня раскрылся рот от такого ужаса.

И вот они с ее мамой на коленях, плача, вымаливали у мамы и Мари хотя бы мою накидку хотя бы на час...

Выяснилось, что мама хорошо знала их обоих. Хорошо еще, что я вмешалась, пока они не отдали. Тут же был и отец несчастной старой девы.

– Что вы себе думаете! – накинулась я на Мари с мамой. – Совсем сдурели!

– Лу, ну что, тебе жалко, что ли? – взмолилась Мари.

Я снова раскрыла рот.

– Кто тут обалдел? – строго спросила я. – Может мне еще деньги брать?

– Лу, немедленно дай ей свой шлейф, он все равно тебе не нужен, – строго сказала мама, строго глянув на меня...

– Ну смотрите, сами напросились! – взяла я свой шлейф у китайца и кинула его деве, которая тут же счастливо завернулась в него.

– Вы что, не понимаете, что это бред, – накинулась я на своих. А потом заметила епископа, и чуть не ударила его.

– Хоть вы то, святой отче, могли сказать им, что это негодно...

– Это не я, это вот граф, отец дочери, попросил, чтоб я вашу маму убедил, что в этом нет ничего плохого, а то терпеть силы нет...

Я занялась девой.

– Ты что, не понимаешь, что выходить замуж надо по любви? Что значит, ты хочешь выйти замуж? А вдруг он бить тебя будет? Да и не будет ничего...

– Ну, пусть хоть попытается... – моляще сказала Мари. – Тебе же во всем везет... Вреда-то не будет...

– Да и вдруг кто ее примет за меня и побьет, а то и изобьет, – раскрыла глаза я. – Стой, давай сюда накидку, дура...

– Хоть бы бил, лишь бы любил, – сквозь слезы сказала та. – Я Бога м-молила... Мне хоть бы толстого, плохого, ведь я ник-кому не нужна! – заревев, она выскочила в дверь.

– Ну, смотрите, сами виноваты... – я поджала губы и села с независимым видом. Она была на меня похожа – такая же невзрачная, словно мы сестры, в темном замке можно и перепутать. – Я в ваши идиотские глупости не играю... Толстого ей и плохого...

– Она единственная из всех женщин, кто по-настоящему любила этого толстого лорда, – печально вздохнул священник, извиняюще и почему-то безнадежно объясняясь мне. – Вы, наверное, видели этого круглого фата Юрса на балу... (Я вздрогнула, вспомнив гнавшегося за мной идиота) Я это знаю, так как я ее исповедовал. Единственная, кто, по моему мнению, была бы ему хорошей женой среди этих шлюх... Почему она, глупая, полюбила такого жирдяя и негодяя? Так и осталась в девках, а теперь никто не берет... К тому же они бедны... (Я явственно услышала в воображении топоток слона, гнавшегося за своей мечтой по коридору.) Господи, пусть хоть надежду не утеряет, потому я на это и согласился... – пробормотал епископ. – Хоть минутку счастливой походит... Может потому она и осталась в девах и не вышла вовремя за...

Он так и не договорил.

– Вот тебе! Получай! Вот тебе сука! – раздался в коридоре дикий рев толстого лорда Юрса и звуки шлепков. – Я тебя заставлю, сука, выйти за меня замуж! – на весь замок пьяно вопил он. – Я тебя прямо тут изнасилую!

Я просто села. На ней же была моя накидка в цвет платья. Он меня догнал. Смеяться уже не было сил.

Правда, о бедной девочке, на которую навалилась такая туша толстого и плохого, я не думала...

Ее мама, широко открыв рот, смотрела то туда, то со страхом и восхищением на меня. Мари поймала этот взгляд и с трудом сдерживалась.

– Так скоро, – прошептала мама девочки потрясенно, глядя на меня. – Так скоро.

У нас с Мари началась истерика.

– Ты не сможешь не выйти за меня!!! – ревел он, как лось на играх.

Раздался треск рвущейся одежды и затравленный крик выбежавшей отсюда девы.

– Не надо, не надо-о! Я не хочу!!! ... Оооо!!!!! ... Я не хочууу!!!!!!

– Ты буудешь моей женой!!!!

Все замерли.

Из глаз моих брызнули слезы. Я села и зарыдала. Мари села рядом и рыдала тоже во весь голос.

– Так-так... – злорадно сказал отец несчастной дочери, радостно потерев руки, и тут же вылетел в коридор.

– Я надеюсь, лорд, вы понимаете, что вы натворили? – услышала я его откровенно торжествующий голос. – Как люди чести при свидетелях, вы, конечно, понимаете, что должны исправить то... – он замялся, видя в какой позе дочь... – неловкое положение, в которое вы поставили мою дочь, и жениться на ней. Как вы сами и хотели... Прошу вас пройти ко мне в комнату, чтобы обговорить условия и время скорейшего брака...

– Да-да, – услышала я шокированный строгий голос короля, пришедшего на дикий женский крик. – Я жду вашего приглашения на свадьбу, лорд! И как можно быстрей!

Епископ ошарашено смотрел на меня обезумевшими глазами.

– Как вы это сделали?!

Мы с Мари представляли просто жалкое зрелище, рыдая рядком и просто подвывая. На нас просто было нельзя смотреть без жалости. Все входящие окружающие спрашивали, почему мы с Мари трясемся, но я не могла даже ответить, задыхаясь и закрыв руками лицо. Я не могла.

– Что вы делаете? – строго спросил вошедший граф Кентеберийский, отец Мари.

– Рас-с-ка-и-ваем-ся, – выдавила я.

Я сидела и ревела в три ручья. Я раскаивалась. К тому же в присутствии епископа. Который уставился на меня осоловелыми глазами.

Он не выдержал и перекрестил меня. Чтобы посмотреть, что из меня выйдет. Очевидно, он решил, что я ведьма. Из меня ничего не лезло.

Потом он на всякий случай стал читать длинную молитву, размахивая-помахивая крестом как кадилом, обходя меня. Он освящал меня. На всякий случай.

Меня это не брало. Я давно на такие вещи не обижаюсь. И не обращала на ошарашено ходящего вокруг меня доброго старикана внимания.

– Изыди, сатана, – сказал он. Но сатана не вышел.

Он еще выделывал торжественно всякие священные красивые штуки. Даже мне понравилось.

– Вы здорово играете! – с ухмылкой сказала я ему, ибо он напоминал мне ребенка, играющего в красивые кубики и делающего с умным видом глупости. Я вспомнила, как сам король объявил, что все это были актеры.

– Что?!? – спросил вошедший старший принц. А потом взревел, увидев махающего глупо вокруг меня священника, очевидно сопоставив слухи, что все это было труппа актеров:

– Ах жалкий актеришко! Как вы смели проникнуть в мой замок! Хватайте его и не слушайте ее! Всыпьте ему плетей, чтоб неделю ходить не мог!!!

– Богом заклинаю! – пытался выставить крест епископ.

– Ах, ты еще и кощунник и смеешь поносить своими шутками святое Начало! – вконец разъярился тот. – Хватайте его!!!! – завизжал он, желая сделать хоть что-то мне вопреки. – Шкуру, шкуру снимите!!!! Чтоб задница клочьями, плетями, плетями скоромоха!!!!!!

Я отчаянно протестовала, но бешено сопротивлявшегося епископа уже уволокли... Наоборот, каждое мое заступничество стоило ему очень дорого...

На том, что его приказали повесить, я прекратила милосердие.

Зачем дальше вредить человеку?

– Ну, – сказал довольно принц. – Довольны?!?

– Я – да! – сказала я. – Давно надо было дать этому епископу! Казните одного главного, и все остальные хоть перестанут ко мне придираться в этой Англии...

Тот не понял.

Далекий крик резко оборвался.

Принц был доволен и властен.

– Лу? – сказал он.

– Кто вы?! – изумленно и так удивленно протянула с интересом я ему, похлопав ресницами. Я решила быть воспитанной и настоящей английской девой.

Принц почему-то покраснел. И набычился.

– Лу, – сказал он – прости! Я хочу сейчас же выйти замуж и закончить эту канитель! – именно так он и сказал.

Он оговорился.

– Он теперь хочет выйти замуж!!! – удивленно обернулась я ко всем, растеряно оглядев их. – Теперь вы будете невестой, дааа? – удивлено, но вежливо спросила я старшего принца, открыв рот.

– Слушай, почему б тебе не убить ее сразу? – спросил его тот же высокий спутник-незнакомец.

Я широко открыла глаза и на незнакомца – хлоп-хлоп.

– А он будет теперь женихом, дааа? – я раскрыла рот.

– Зачем дожидаться свадьбы... Потом, пока она доведет... И ты все равно это сделаешь... – не обращая внимания продолжал тот.

А я ресницами хлоп-хлоп и томно улыбаюсь им как лань.

– А он вместо меня невестой станет, дааа? – глянула я на принца.

– А потом ты все равно это сделаешь! – уговаривал принца тот. – Будешь терпеть, терпеть, как в туалет, а потом такое облегчееение!!!! А тут все удовольствие, которое можешь получить от этого брака, здесь и сразу!!

– Видишь мама, он уговаривает старшего принца... – возбужденно и громко объясняла своим я, как на трибуне, тыкая в этих пальчиком. – Сейчас принц оденется в белое платье и... – я аж глаза закрыла. – Здесь и сразу!!! Бах! Женятся! Принц, правда, и без того хочет выйти за него, он же при свидетелях сказал специально, что хочет замуж, чтоб вы всем об этом всем рассказали!

– Ее в детстве били? – мрачно спросил принц.

– Да вы что!? – возмутились мои.

– Я имею в виду, ничего не отбили?! – сурово, как врач, поинтересовался принц.

– Там нечего было отбивать, – мрачно ответил ему его спутник. – Это у нее наверху такая подставка для шляпки... Надо же куда-то сережки вешать...

– Вы что-то хотели передать, принц? – жестко спросила мама, разозленная задержкой. Ее ведь там ждали.

– Я прошу руки вашей дочери Лу!!!

– Это то «безродной и безобразной стервы», тааак-таааак... – протянув, закивала я. – «Еще и дурно ужасно воспитанной...» «Понять не могу, как я мог ей увлечься...» – процитировала я его собственные слова. – Сейчас пришло прозрение, да?

Принц отпрянул и покраснел.

– Это что, он тебе такое сказал?! – ахнула мама, резко разворачиваясь к принцу, поняв по моему голосу, что это цитата.

– Лично! – заявила я.

– Никакой свадьбы! – жестко сказала мама. – К тому же она ваша родственница по Логану!

– К тому же его дружок мне раскрыл свою тайну... – во всеуслышание сделала заявление я. – Они не могут жениться...

– Если я буду ее убивать, вы не волнуйтесь, – успокоил моих «его дружок». Предупреждая...

Мама была в шоке.

– Я предлагаю вам свою руку и сердце! – обернувшись ко мне, строго рявкнул принц.

– Зачем мне ваши конечности! – ахнула я. И принюхалась. Он был на взводе. – Зато заспиртованные...

– У меня сейчас будет инфаркт... – хватаясь за сердце, задыхаясь, проинформировал всех принц.

– Давай быстрей получай и выметайся! – сказала недовольно я. – А то медлит, ждет чего-то... Время занимает...

Видя, что он стоит и не думает ничего с собой делать, я просто вытолкала его за дверь...

– Жалко епископа, – вздохнув, вытерла слезу мама той девочки.

– Какого епископа!? – недоуменно спросил оставшийся в комнате незнакомец.

– Но это же был епископ! – сказала та. – Этот, Кингсемский и...

Тот побледнел и мигом вылетел из комнаты вместе с принцем. Топот скрылся в той дали, где скрылся епископ.

Я облегченно вздохнула, глядя вдогонку...

– Интересно, чем мужчины отличаются от женщин? – с интересом я спросила у мамы.

– Они чуть-чуть не так устроены, – немного покраснела мама. И объяснила, рассержено все еще смотря вслед принцу на дверь. – Мужчины принципиальные дебилы...

– Папа тоже?! – воскликнули мы обе.

– Папа редкое исключение, – быстро спохватилась мама с воспитательными целями.

Мысль о папе тут же выбила во мне воспоминание, что мой папа возможно еще и Логан. Я устало облокотилась на стену. Сегодня я так устала. В голове крутились размышления о родителях и о моей судьбе...

Кто настоящий родитель, – тот, кто вырастил, или тот, кто родил? Я словно с высоты птичьего полета обнимала всю свою бездомную жизнь.

Мари я не завидовала – меня родители даже любили больше, а она типичная англичанка, к ней мама даже так и обращается, англичанки как льдинки даже с родными.

– Ты такая, точно выросла в морозильнике... – сказала я.

– Еще чего, – возмутилась Мари. – Есть хуже... Тут мы в зверинце видели аборигена привезли из холодной Сибири, так он вообще медведь!!!

– Да, это типичный русский царь – белый, белый, белый и пушистый большой полярный мишка.

Глава 60 До конца жизни с конфискацией платья

Почему-то я заупрямилась и не захотела снимать платье. Но я была как в тумане, и они с меня его сняли. Я даже не понимала толком, что они делают и зачем. Но Мари сказала, что без платья я буду непривлекательна для принца, и я дала себя раздеть.

Мама куда-то исчезла, а я стояла себе как застывшая, не в силах поверить, что платье покинуло меня. Увидев свое отражение в зеркале, я показалась себе настолько безобразной, что на глазах против воли появились слезы, как я их не пыталась удержать. Я отвернулась, чтоб меня никто не увидел, почему-то глотая слезы. Бал кончился. Осталась неказистая золушка без всякого принца.

– Лу, ты плачешь? Отчего? – кинулась с непритворной нежностью и тревогой ко мне Мари. Она обняла меня за плечи, пытаясь заглянуть в глаза.

Я помотала головой, что «нет», не в силах говорить. Грудь перехватило. Я некрасивая и никому не нужная... Реветь хотелось ужасно. Выть по-бабьи с подвывом!

– Чего, ты, глупышка? – успокаивала меня Мари. – Так расстроиться из-за платья! Совсем ребенок и чего мы тебя сюда потащили...

– Я не п-плачу, – наконец гордо выговорила я, отвернувшись вообще.

Мари крепко прижала сзади меня к себе. Осторожно вытирая мне глаза.

– Конечно, не плачешь...

– Это к-кажется, – твердо сказала я.

– Отобрали игрушку, – жалостно вздохнула Мари.

– Ты не понимаешь... – шмыгнула носом я. – Это словно ты держала жар птицу, о которой всю жизнь мечтала... Я же некрасивая... Все смотрели, улыбались... – захлебываясь, быстро говорила я. – А потом раз...

Я чуть не разрыдалась.

– Тебе что, ты самая красивая и без платья... – опять шмыгнула я. – А я без платья таакааяя!!

– Дурашка... – крепко прижалась ко мне Мари, зачесывая мои волосы. – Тебя зато любят так, что сходят с ума, – она с силой провела расческой, вытягивая волосы, – и тебе завидует даже солнце!

Она явно имела в виду себя, скромница.

– Умеешь же ты, лиса, утешать... – ворчливо проговорила я, вздыхая в руках сестры.

– То есть я... – продолжила Мари, смотрясь на свою работу.

В это время вернулась мама в платье Мари, что сделала я.

– Я подарила твое платье королеве...

Мне отчего-то против воли опять стало так обидно и горько, хоть я успокоилась, что я не выдержала.

– Почему Лу ревет? – строго спросила мама.

– Наслаждается своей щедростью, – пожала плечами Мари.

Мама кинулась ко мне.

– О черт! Лу!

Я не поворачивалась.

– Лу, перестань рыдать! – сказала, развернув и прижав меня к груди, мама. – Подумаешь, платье!

Но я не могла. Чувство потери охватило меня. Мама обернула меня к себе, крепко прижав и тщетно пытаясь вытереть слезы.

Я все пыталась выговорить и объяснить ей, что я в первый раз в жизни была красивой, мне улыбались мужчины, никто не видел моего лошадиного ужасного лица. Но, вырывались только отдельные слова, что я осталась уродливой, плохой, а я почувствовала было себя приятной внешности.

– Даже Логан наз-звал меня красивой... – вздрагивая и поднимая к ней заплаканное лицо, выговорила я.

Видимо, я была сильно ослаблена усталостью, потрясением и микстурой китайца, потому что мне казалось, что я так навсегда и останусь теперь некрасивой. Вдобавок, алмаз был мой личный, а не семьи, он принадлежал только мне и только мне, ибо его подарили лично, и даже граф не имел на него никакого права; и если я до этого была обеспеченным человеком, что бы граф ни решил и как бы ни повернулась моя жизнь, то теперь я стала ничем... Горничная... Ни Мари, ни мама не понимали по своему рождению всей двойственности моего положения, когда я вроде и член семьи, и, с другой стороны, никем не признана, на птичьих правах, словно вишу в воздухе... Меня можно было выкинуть на улицу с моей лошадиной мордой... Может и плохо, но я специально хранила алмаз на этот случай, чтоб быть независимой... Я была честно сама по себе богатым человеком... Мама подарила мое приданное со всеми камнями... Хотя я и считала своим главным богатством свое мастерство, мощь духа и воли, но неприятно женщине быть бедной в обществе, где ценятся деньги. Точно ты какая просительница или бедная родственница...

– Дурашка! – тихо рассмеялась мама, зарывшись в мои волосы. – Так ты же хорошенькая! И это все сегодня увидели... Ты похорошела, и твои резкие черты превращаются в странную, оригинальную, невообразимую красоту лица...

– К-кому как не маме говорить девушк-ке, что она красива, – пролепетала я.

– И кому как не маме сказать, что девчонки обычно расцветают, и самые невзрачные превращаются в прекрасные цветы, – улыбаясь и внимательно рассматривая меня, сказала мама. – Особенно, если они сердцем чисты... Поверь, большинство самых лучших красавиц были в детстве и юности дурнушками... Как и я... И чем красота у них убийственней, тем они были незаметнее... Природа защищает так прекрасный цветок души, чтоб его раньше времени не сорвали... Обычно, взрослея, они превращаются просто в дивных юных и чистых женщин... – мама поцеловала меня, внимательно рассматривая мое лицо и поворачивая к свету. – Дело в том, что половая зрелость преображает организм в зависимости от красоты девичьей души. Природа никогда не ошибается. А ты удивительно красива... – радостно сказала мама. – Самые удивительные красавицы как раз с какими-то необычными чертами лица – оно делает их редкими...

Я шмыгнула носом, ткнувшись ей в грудь.

– Но мужчины то этого не знают!

– Глупышка! – рассмеялась мама. – Возьми отдельные черты лица – отрежь ухо, глаз – само по себе оно даже уродливо... Красота – это уже восприятие самого человека... Потому, когда девчонка будет готова природой к Браку и Любви, станет зрелой, чистой и прекрасной духовно, когда дух ее станет зрелым и ответственным, все преображается в первую очередь зрением самого мужчины... Красота – психологическая общность, включающая дух и сердце женщины... Нет всегда красивых черт, ибо в злости, истерике, раздражении, даже самая прекрасная женщина становится отвратительна и некрасива... Потому истинно любящие женщины всегда красивы... И, вообще, нет ни одной чистой девственной девушки в этот период перехода, когда она уже созрела, но еще не женщина, которые не были бы притягательными... «Ботэ дю дьяволь» – "сосуд дьявола" называют французы только что расцветшую девочку, но еще не ставшую женщиной, девственную, юную и детскую душой, с чистыми и невинными мыслями, ибо она дьявольски притягательна и привлекательна для мужчин... Нет ни одной, которая в этот момент не была чарующей в какой-то мере... Так природа сделала, чтобы они все нашли любимого... В это время как бы вся энергия ее души начинает просвечивать... Это влияет на физиологию и воспринимается как красота... Естественно, если она чиста и еще не живет половой жизнью...

– А женщины? – спросила внимательно слушавшая Мари. – Я согласна насчет переходного возраста и много замечала интерес ко мне, но почему одни дальше в браке расцветают, а другие нет?

– Зависит от любви... – сказала мама. – Любящая только расцветает в браке еще сильней... А, вообще, уже для зрелых женщин красота зависит в первую очередь от мощи ее индивидуальности, ее духа, величия ее подлинной сердечности, глубины чувств... Чем мощнее дух, то есть индивидуальность, сердце, чем глубже чувства, тем красивее... Действительно, женщина может быть очень привлекательна уже став женщиной и утеряв природную «очаровашку», но здесь уже начинает работать глубина их индивидуальности – от этого зависит красота...

Мы обрадовались.

– И, конечно, от ухода за собой, – безжалостно добавила мама. – Иная со своим личиком такое сотворит с помощью платья, прически и малой дозы помады с помощью большой дозы актерства и наблюдательности, что ахнешь... Нужно всегда следить за собой, девочки, а то у тебя нос распух от слез... – мама вытерла мне нос.

– Ну, это ты уже говорила... – протянула Мари.

– Помнишь, как ты показывала фокус, – обратилась ко мне мама, – когда в зависимости от окружения абсолютно те же нарисованные черты вырезанного из книги лица приобретали разное выражение и разную красоту, становясь то прекрасным и мечтательным, то...

– И это ты говоришь двум первым дизайнерам платьев в Лондоне? – фыркнула Мари. – Это когда нам приходится биться, чтоб сделать твоих знакомых выдр красавицами!

Я опять побледнела.

– Ну, рева, прекращай, – ласково сказала мама. – И к тому же муж все равно первым делом платье снимет, ты же не будешь в нем вечно ходить!

– Но то ночью в темноте, – шмыгнула носом я. И отвернулась, глубоко вздыхая.

– Тетя Дженни, чему вы дочерей учите! – крикнула тумбочка для обуви.

Все подпрыгнули.

– О Господи! – я схватилась за сердце.

– Какой кошмар, она говорит голосом Джекки, – перекрестилась мама той невесты, что я уже выдала замуж.

– Кол, кол принесите, там оборотень...

– Лучше откройте, – провопила тумбочка, – а то какая-то мерзавка закрыла ее на ключ!

Мама почему-то покраснела.

– Обувь воруют, – виновато проговорила она.

Мы с Мари переглянулись и выставили Джекки в коридор прямо вместе с тумбочкой. На счет – раз, два, три – спустив ее с лестницы.

Тумбочка вопила, ругалась и выла дурным голосом, скача по ступенькам. Мы с Мари стояли на вершине лестницы и счастливо заворожено смотрели с удвоенным вниманием вниз. С счастливыми и по-идиотски очень довольными собой лицами, как она кувыркается... Впрочем – я прислушалась к боевому инстинкту – Джекки ничего не грозило, кроме сильных синяков.

– Что вы делаете!?!

– Смотрим, – честно ответила я, втянув голову в плечи, но не отрывая взгляда.

– Тумбочка упала, – пожаловалась Мари.

– Там что, кто-то есть?!? – истерически воскликнул придворный.

– Моя обувь, – печально ответила я.

– И вы плачете? – спохватился тот. – Не волнуйтесь, я сейчас вам достану, выну и даже вытреплю то, что там лежит... – сказал он, видя, что тумбочка упала в бак с водой.

– Приводнился, – удивленно сказала я.

– Слушай, – тихо шепнула мне Мари. – А дышать он чем там будет?

Я пожала плечами – какие-то идиотские вопросы, а я откуда знаю?

В это время из комнаты вылетела мама и с криком:

– Что вы изверги, с дитём сделали...

...Кинулась к тумбочке, помахивая ключом...

Вытянув – откуда только силы взялись, из помойного бака тумбочку, она вытащила оттуда Джекки за шкирку и, выкручивая, заплакала:

– Маленький мой, – запричитала она, – детенушка, они тебя убили? Две такие кобылы здоровые над маленьким мальчиком издеваются...

Джекки точно не выдержал такого издевательства и побежал прочь.

– Ну пони! – остановился в конце коридора весь мокрый и злой и пригрозил он кулаком маме, ибо нас с Мари там не было. – Я тебе устрою танцы под луной и с цветами!

Почему-то из-за того, что Джекки назвал меня пони, мне стало несказанно обидно, что и не говори. Я спряталась в ванне и снова заревела, разглядывая себя в зеркале. Лошадиная морда, мама все обманывала...

– Кошмар, она снова плачет, – сказала маме Мари.

Мама хладнокровно вскрыла замок ванны заколкой и сильно обняла меня, встряхнув.

– Я некрасивая, – я подняла на нее заплаканные глаза.

– Господи, тебе что, еще надо, чтоб они умирали от твоей красоты?! – не выдержала мама.

– Мне ничего не надо, я просто хочу, чтоб меня не называли «пони»...

– Ой, Лу! – ухмыльнулась мама. – Ты еще не то от мужа услышишь. Они здесь в Англии все помешаны на чистопородных конях и больше ничем не интересуются и все норовят назвать тебя лошадью...

– Лошадкою?

– Ну да, и кобылкою, – ласково погладила меня по головке мама. – Так что Джекки хотел сделать тебе величайший мужской комплимент...

– Нет! – я заревела еще больше, поняв, – тогда бы он назвал меня арабской кобылой, но не Пони! В-в устах всадника эт-то не комплимент!

– Может, ты скакала не слишком хорошо, – заметила из-за двери Мари...

– А может, он и не тебе грозил, – легкомысленно заметила мама. – Ведь тебя там не было, вернее сразу же не стало, а была только я...

– Нет! Все тут знают, кто тут Пони! – с отчаянными рыданьями воскликнула я.

Горе мое было слишком велико, чтоб его измерить. К тому же ощущение того, что я потеряла свою страховку и вообще мое приданное, так сказать, тот «капитал», который позволял мне быть своей среди этих разодетых людей, а не приживалкой, порядочно давило на меня. Чисто психологически, ибо деньги всегда меня мало занимали...

Но мама, видимо, хорошо зная меня.

– А ну выкладывай! – резко разворачивая меня и крепко обнимая, сказала она. – Что еще у тебя на душе? Если б тебя волновал только Джекки, то ты б пошла и набила б ему мордочку, а не сидела бы сложа руки...

– Нич-чего, – твердо сказала я, трезвея, ибо мне было стыдно за свои корыстные мысли. – Ничего абсолютно...

С этим платьем у меня было связано столько надежд! Мне так мечталось, что, увидев меня в нем, меня кто-то полюбит по-настоящему. И я буду настоящей золушкой и найду настоящего крепкого и прекрасного принца и военачальника, такого себе Бога Войны, что победит мое сердце... И вот все надежды рухнули безвозвратно... И почему-то было так тоскливо, хотя я понимала, что это чепуха и даже смеялась внутри над собой.

– Бери пример с Мари, она не огорчается, – сказала мама.

– Но Мари дочка! – вырвалось у меня, прежде чем я поняла, что выдала себя.

– Ты огорчилась из-за камня, – ахнула она. И догадалась: – Я подарила все твои детские сокровища!

– Ничего себе детское сокровище в полтора миллиона! – фыркнула Мари.

Я никогда не задумывалась над денежными вопросами и даже не думала копить и собирать сокровища отдельно от семьи, и всегда, не задумываясь, отдала бы все, что надо, для дела. Но естественно найденный камень был некой страховкой без всяких нехороших и дурных скрытых мыслей в моем двойственном положении, когда меня никто не хотел признавать дочерью официально, и я была то ли горничная, то ли неизвестно кто в семье... Это меня не трогало, ибо я ни от кого не зависела... Раньше...

Но мама поняла – она всегда понимала мои мысли.

– Вот, Господи, что ты надумала! Возомнила себя бедной, чужой и покинутой приживалкой! – сплеснула руками она. – Повешу отца на собственном галстуке, сколько раз я говорила ему, что надо удочерить тебя!

Я отвернулась, ибо это разбередило старую детскую рану.

– Лу! Дочка!!! – она заглянула мне в глаза, – ты часть семьи как Мари, и ты имеешь такое право на все, кроме майората отца, как и мы, – ласково, но твердо сказала она. – И вообще я дура... Сегодня же прикажу перевести на твое имя пятнадцать миллионов в разных банках и собственности как твое приданное, и отдать распоряжение, чтобы ты могла сама ими распоряжаться... И только ты сама, даже если выйдешь замуж! Давно надо было сделать это тебе и Мари, ведь вы уже взрослые! Чтоб не думали всякого!

Надо сказать, что в отличие от английских обычаев, где женщина не имеет права распоряжаться собственностью и деньгами без разрешения мужчины или мужа, у нас всем распоряжалась мама и Мари... И это было понятно – отца и любого из нас могли убить... Да и распоряжаться в его отсутствие приходилось всем именно им. Мама здесь правила. После меня.

– Я испорчу тебе платье слезами, – слегка отталкивая ее, с трудом сказала я.

– Ну-ну... – улыбаясь, сказала мама, не отпуская. – А я-то думала, что же это ты делаешь?

– Пусть не портит мое платье, рева! – встревожено вмешалась из-за двери Мари. – Мама, сними платье, а потом утешай...

Я огрызнулась.

– Или подожди с этим, пока она высохнет, – не унималась Мари.

– Подумать только, – сказала я маме, – ты знаешь, Мари при мне сказали, что в свои сорок лет в этом платье она выглядит на удивление молодо...

– Иии-го-го! – громко заржала Мари во всю глотку. И так распевала самозабвенно изо всех сил на весь замок. – И-го-го!

Почему-то меня это добило. Так стало тоскливо, так... Я просто умерла в душе... Я вырвалась из рук уцепившейся в меня мамы, и, рыдая, задыхаясь, побежала прочь...

Если б я знала, навстречу чему я побежала!

Глава 61 Красота

Я бежала вперед, но тут же налетела на кого-то. Они не давали мне даже спокойно бежать и выплакаться!

– Ваше величество, ваше величество, – зашептал придворный. – Вы бы видели, что эта молодая подмена с королем вытворяет! Хотите, мы ее утопим? – предложил он, видя, что я плачу...

– Нет-нет, наоборот, угождайте ей всем... – буркнула сквозь слезы я. – Холите ее как королеву... Кормите ее вкусненьким, балуйте как ребенка неумеренно, лелейте ее до умопомрачения, безумно восхищайтесь и дарите дорогие подарки, делайте предложения руки и сердца без числа...

Я просто ужасная альтруистка.

Мне плакать хотелось, а я добрые дела делаю.

Проклятая самозванка, выходки которой доносились аж сюда, снова напомнила мне о невосполнимой потери мечты, мне стало горько, и я, как не крепилась, почему-то заревела. На меня совершенно никто сейчас не обращал внимания! Даже отворачивались!

– Мерзкая служанка... – услышала я в след оценку от какого-то придворного своей красоты. Стало так горько, что слезы катились просто неудержимо.

– Вы... вы... вы обидели меня, – с трудом сказала я и убежала.

Все отворачивались на моем пути. Наверное, от плача, мой нос совсем распух и стал красным, а глаза большими и заплаканными... И, наверное, тоже покраснели... Детское горе было просто громадным и безутешным – оно не умещалось в сердце! К тому же я то и дело видела себя в громадных зеркалах – и тогда просто прислонялась к ним и вздрагивала в спазме рыдания.

И тут судьба решила добить меня. Выйдя из зала, я увидела загадочного Вооргота, которого буквально штурмовали штук тридцать прекрасных девиц, прорывавшихся к нему с таким видом, будто им не хватало товару в голодающем Дели и они умрут от голода. Они перли напролом и говорили ему гадости. Среди красавиц он чувствовал себя как рыба в воде... А меня он не видел в упор. Почему-то отчаянье захватило меня.

– Я служанка, служанка, пони, пони... – повторяла я в тупом отчаянии.

Плотной стеной стояли невесты. И не давали пройти. Они были такие красивые, настоящие англичанки!

Стало так больно на сердце...

Невесты щебетали, раскрывали и закрывали вееры и ресницы, и, конечно, рты, томно смотрели искоса – в общем, делали все, что должна делать каждая порядочная женщина.

Одна была особенно милой и прекрасной.

– Куда лезешь, служанка паршивая! – рявкнула она мне.

– Я вовсе туда не хочу... – тихо сказала я.

Девчонки синхронно обернулись, и, презрительно разглядев, отвернулись.

Я только закусила губу, дважды втянув воздух от стиснувшей сердце тоски.

Слезы полились из глаз рекой. Я не порядочная! Когда-то в детстве я, еще маленькая, первый раз в сознательной жизни приехав в Англию к маме, увидела настоящих леди и захотела стать такой. Я целый день ходила, томно хлопая ресницами, крошечная, таинственно молча на все вопросы, махая веером и делая книксены, тихонько хихикая мужчинам и вообще – все, все, все, что я, привыкшая к наблюдательности за короткую жизнь, успела увидеть исподтишка на балу... Я делала это старательно! Я старалась изо всех сил!!! Я так хотела! Даже мои тогда живые три китайца и индеец терпеливо изображали настоящих лордов! Я все делала по-настоящему, я так хотела понравиться маме! И так старалась! Пока домашние, собравшись, не пригрозили меня все вместе все-таки победить меня, и дальше убить, если я не прекращу эту карательную акцию над белыми... Никто не поймет обиды детского сердца! Это так меня задело, что я чуть не умерла от горя! Я же так по-настоящему, доверчиво старалась! Я долго тихо плакала на чердаке и все твердила кому-то (боженьке) вслух:

– Я же не виновата, что не получается... Я так хотела быть леди...

Тогда, закусив губы до боли и вздрагивая от спазматических всхлипов, трясясь от отчаяния и захлестнувшего сердца горя, я лежала, уткнувшись носом в старый матрац, и ничего не видела... А сейчас куда мне пойти, где мне спрятаться? Кто защитит уже взрослую девчонку? На что ей надеяться?

Она ведь уже взрослая...

Впрочем, это я потом связно думала. А тогда я ни о чем не думала. Просто глупо ревела прямо в зале. Я плакала просто отчаянно и прорывалась через них дальше, прочь отсюда, зареванная, ничего не понимая и плохо соображая...

Настоящие леди нагло и вызывающе, как мне казалось, поглядывали на меня. Впрочем, часть меня просто не замечала – я была тумбочка для обуви.

Рядом с Воорготом стояли его родители, и все дамы так хотели понравиться им.

– Какая дурнушка... – вызывающе засмеялась красивая леди.

Вооргот как-то через всех улыбнулся мне глазами.

– Попало? – спросил он одними губами, так что поняла, увидела и услышала только я. Ведь в лице он даже не изменился, обратившись заговорщицки, так чтоб не заметили дамы.

Я ахнула – он меня узнал! Без платья узнать девушку – это же невозможно, такой редкий нонсенс! Мужчины все время их путают, попадают не туда... От того, что меня узнали такую безобразную, мокрую, опухшую и заплаканную, и я не осталась в последнем его восприятии красавицей, мне стало еще хуже, и я заревела еще хуже... Просто затряслась отчаянно...

Вооргот дернулся ко мне, но был удержан какой-то дамой и не решился.

Там стояли какие-то важные старики, я так поняла его родители, важные лорды, графы, иностранные принцы, старые герцоги. А сам он был окружен молодостью в виде самых роскошных красавиц девушек зала, а значит – из знатной Англии...

Мне было это почему-то горько. Слезы капали сами... Черт его знает, почему я себя так чувствовала... Я поперла прочь...

– Отвернитесь скорее от этого безобразного зрелища, Вооргот! – сказала красивая дама.

«Безобразное зрелище» заревело просто отчаянно.

Он, кажется, был тут первым женихом, этот странный спутник принца.

И тут я заметила, что взгляд Вооргота попал на мой перстень с чьей-то гербовой печаткой – «свадебное предложение» того несчастного, которого я за это порядочно выпорола. Это было единственное, что осталось на мне от прежней красивой одежды. Зачем королеве чужое обручальное кольцо?

Почему-то взгляд этого человека застывше остановился на этом древнем фамильном кольце... А потом опять на моем лице...

Я шла куда глаза глядят в этом замке. Лишь бы забиться в угол чердака на крыше замка, и ничего не видела...

Поэтому, когда я ткнулась в чью-то большую грудь и попыталась опрокинуть ее с места, как слон, идущий напролом и ничего не видящий, ушастая, я даже не сразу поняла, как это мог оказаться Вооргот, если он стоял глубоко там, в тылу, позади... Быстрота его реакции, с которой он прошел сквозь плотную толпу, фактически не задев никого, просто поразила меня краешком глаза. И я даже, может, задумалась бы, кто это и где я его уже видела, если б не была так занята – не плакала бы...

– Почему плачешь? – тихо сказал он, осторожно прижав меня к своей груди и вытирая мне слезы.

– Платье забрали... – пожаловалась я. – Я н-некрасивая... – я подняла на него заплаканные глаза. – Никто меня не л-лююбит... А в платье даже папа сказал, что я к... к... кра... – я так и не смогла выговорить это слово.

– Дурашка... – ласково сказал он, вытирая своим надушенным платком мое лицо.

И словно забыл про меня, хотя я была в его объятиях. Ибо занялся какой-то своей невестой. Вернее, просто продолжил прерванное мной, будто я была деревяшкой.

– Папа, мама, – крикнул он этим важным лордам, совершенно игнорируя меня, – я хочу познакомить вас со своей невестой...

Чего это сердце ревет и бьется, как ураган?

Мне отчего-то стало горько до слез. Ишь, невеста у него есть... Мне даже не хотелось смотреть по сторонам, чтоб не расстраиваться зря из-за этой красивой курвы...

Какая-то старушка, широко раскрыв глаза, осторожно приближалась к нам.

– Ничего себе невеста! – подумала я. – Понятно, что она не шибко реагирует на то, что он что-то обнимает... Странные у них тут вкусы... Впрочем, я в объятиях мужчины все равно способна испортить настроение невесте, даже если мужчина не реагирует на меня, точно я шкафчик... – злорадно подумала я.

За старушкой двигались лорды, как-то странно глядя на меня.

Две графини, за которыми бежала моя злая слава, ибо я их выпустила голыми из бани под парламент, осторожно приблизились к нам. И они были чужими женами... Поэтому не могли быть невестами... Но смотрели на меня плохо. Судя по всему, они тоже меня узнали. Или никогда не забывали...

– Вооргот, отпусти ее, ты ее скомпрометируешь! – нагло сказала одна из них. Она заботилась обо мне.

– ЭТО трудно сделать в такой толпе и если вам постоянно мешают... – мягко, но твердо ответил Вооргот, не обращая на них внимания так же, как и на меня, и глядя на старушку.

– Мама, – торжественно сказал Вооргот. Лорды приблизились вплотную. И глаза у них как-то плохо горели. Они ревновали?

Как я не старалась, я все равно не могла углядеть среди лордов невесты, раз это мама, как он меня к ним не разворачивал лицом.

Какой-то особенно важный старикан вырвался вперед. Вооргот смотрел на него со странной нежностью, хотя тот смотрел на него и на меня, и особенно на мои пальцы, со странным напряжением и как-то подозрительно угрюмо.

Если это и есть невеста, я убью Вооргота – поклялась себе я. Надо защищать нравственность...

– Папа, мама, – радостно сказал Вооргот, – вот моя невеста! – он выдвинул меня вперед перед ними...

Весь зал мертво замер, а девиц, окружавших его, хватил удар. Глаза у них странно расширились. Они уставились на меня ужасно.

– Чтооооо?!? – рявкнула я, мгновенно вырвавшись из теплых объятий. Оказывается, он утешал меня с небескорыстными и низкими целями!!!!

– Сынок, ты сошел с ума... – ласково сказала старушка, точно успокаивала безумца.

– Я понимаю, что ваш сын сумасшедший, – извиняюще сказала ей я. – Но как вы могли выпустить его на прогулку без охраны в этом зале?!? Тут же люди! Тут же дети!!!

У нее отпал ротик.

Я резко развернулась, и, резко вырвавшись из рук дернувшегося ко мне Вооргота, гордо пошла прочь. Слезы обиды навернулись мне на глаза от злости. Никому нельзя доверять! Никому! Чуть только расслабишься возле мужчины, как они тут же норовят на тебе жениться! Мама не зря говорила, что мужчинам нельзя доверять, ибо они только и норовят затащить тебя в постель! И, как я наконец поняла, еще до этого жениться...

Я, кстати, плохо представляла, что это такое. Но одно я знала, что я некрасивая – с кем другим еще иначе бы так обращались, как с дурнушкой! Дурашкой!!! Раз – и тут же воспользоваться случаем и попытаться жениться! С красавицей небось бы так и не посмели! А я некрасивая, с ней все позволено...

– Горничная, бродяга, прислуга... – выплевывала мне след старушка...

Я игнорировала.

– Сынок, ты только приглядись к ней... Один только вид ее свидетельствует, что она низкого рода... Это лицо!!!

Я мерзко хихикнула, вспомнив, чья я копия...

– У нее мама даже не простолюдинка, а лошадь...

Я напряглась от оскорбления.

– То-то сказали, что она дочь конюха...

Я обернулась и пошла прочь...

– Неблагодарная скотина... – услышала я себе вслед шипение чужой графини.

Я резко обернулась.

– ...этот Вооргот! – быстро закончила графиня предложение.

Но я ревела... Лошадь! Это было крах всему... Всем надеждам... А мужчины лгут... Просто ему хотелось чего-то от меня... я сама не знала, чего ему хотелось... Он хотел жениться и поэтому так нагло врал.

– Некрасивая... – хотелось мне выть гудком, вслух... Я даже снова не заметила, как меня опять обняли... По-моему, я шептала себе в слух...

– Глупышка... – меня осторожно прижали, развернули к себе и даже осторожно сняли губами, нет, поцелуями слезы – это был опять Вооргот, и он наплевал на все приличия. – Ты ж выхорошела... Я же помню тебя... Не реви... – он ласково уговаривал меня, хотя я рыдала на груди этого неверного источника моих обид... – Ты не лошадь, ты чудесная и ласковая пони... Просто никто еще не заметил, как ты изменилась... Я первый...

– Вы уже сто сорок пятый, сэр... – слегка поклонившись ему, меланхолично сказал подошедший мужчина, в котором угадывался его профессиональный телохранитель. – Я узнавал... Именно столько человек за последние четыре часа попросили у ее матери разрешения ухаживать за ней, хотя она сирота... Просто Джекки только что назвал ее «ПОНИ», после того, как он вдрызг рассорился с ней... Из-за того, что они с сестрой выкинули его из комнаты прямо в тумбочке, где его перед этим заперли. Попав точно в помойный бак... Предварительно заставив тумбочку прокувыркаться по лестнице вместе с светлейшим содержимым, так что принц вопил на ползамка и больно ударился... И теперь она плачет... Не обманывайтесь, я узнал, что она принципиально не умеет плакать... За исключением тех случаев, когда ей что-то надо и оно где-то рядом... К тому же будьте осторожны – у нее два телохранителя профессионала, которые даже сейчас незаметно контролируют даже вашу беседу с ней там и вон второй над вами на третьем этаже, и которые убили бы вас при любом подозрительном движении, ибо против двоих таких убийц мне будет трудно выстоять... Сэр!

Я просто, не говоря ни слова, резко вырвалась из рук Вооргота, и, опозоренная и униженная, побежала прочь под хихиканье женщин. Ни с одной из них он не посмел бы поступить так! Подумать только – обнять при всех!!! Вообразить только – ласковая «пони»!!!! «Пони»!!!!!! Пооонииии!!!!!

Я просто ревела и выла... Хотелось бить, биться от отчаянья и горя...

– Ты жалеешь о том, что самый красивый мужчина тебя обнимал или о том, что кончил это делать? – ехидно спросила Мари, незаметно обняв меня сзади и ткнувшись мне в волосы, с шумом вдохнув.

– А откуда ты знаешь, о чем я думала? – подозрительно спросила я, размазывая слезы.

– Неудивительно знать чужую тайну, если ее ты кричишь вслух... – ухмыльнулась Мари. – Следи за собой, ты начинаешь болтать, когда слишком подавлена, и не замечаешь этого...

– Это многие слышали? – с испугом спросила я, всхлипнув от еще одной обиды и позора. – Я громко шептала?

– Порядочно, – поморщилась Мари. – По счастью все сделали вид, что не слышат... Эта английская черта иногда очень приятна...

Я крепко сжала зубы. Чтоб ни один плач души больше не вырвался из измученного сердца. Но сердце не слушалось и вздрагивало... А слезы капали просто водопадом...

– Уходи... – всхлипнула я сквозь туман слез. – Ты тоже считаешь меня п... п... п...

Я так и не смогла выговорить мерзкое слово. Оно было такое обидное и кусучее... От него было так больно...

– Ах Лу... Поверь мне, хоть мне и трудно сказать... На самом деле у тебя еще невидная, но уже чудовищная красота... Настолько прекрасная, что ее еще не все увидели... И тебя воспринимают или как чудовищно прекрасную, или как чудовищно уродливую, ведь ты пока еще расцветаешь...

Я всхлипнула.

– Ничего себе утешение!

Мари улыбнулась.

– Мама правильно сказала – восприятие красоты относительно. Ведь одно и то же лицо действительно не всегда красиво. И в этом фантастическом платье ты стала чудовищно красива в людском восприятии... И так и осталась в глазах всех, кто тебя видел. Просто изменилось восприятие тех же черт. Ведь Вооргот тебя узнал с первого взгляда, хоть женщины видят в тебе уродство, не правда ли...

– Он тоже видит во мне «пони»! – сквозь слезы сказала я, скривившись от слез, как капуста. – Но «хорошенькую»!

– Капустка! Ты ничего не поняла! – Мари рассмеялась. – Из-за этого красивого платья и твоей чудесной души, тебя теперь все так и воспринимают как фантастическую красавицу... Оно просто раскрыло им глаза... По крайней мере, на время... И таково восприятие тебя – твои черты сейчас красивы... Прекрасное платье преобразило твои относительные черты, как говорила мама, а твое сердце не дает этому впечатлению угаснуть, лишь усиливая восприятие... Твои черты из-за платья должны были быть прекрасными, а, поскольку они очень редкие, то они превратились просто в чудовищную ирреальную красоту... К тому же твоя душа действительно прекрасна... И для мужчин с твоим теплом сердца к каждому, хозяйственностью, талантом, умом, реакцией и утонченной находчивостью во всем ты просто солнце... Платье просто сделало это быстрей, чем красота твоей души выявилась бы природно для мужчин... Посмотри портреты лучших красавиц мира – часто они просто уродливы, если не отражают некое святое душевное состояние, несмотря на то, что они были первыми красавицами мира...

– Ты сама не веришь в это... А хочешь, чтоб я поверила!

– Ты как прекрасное оружие, – холодно сказала Мари. – И сама знаешь это. И для бойца самый лучший по бойцовым качествам меч – прекрасен не от ума, а от сердца. Он просто пьянеет от него... Как прекрасна новая машина... Ибо красота – это целесообразность и совершенство, оцениваемое внутренним разумом, ты же сама говорила... А как будущая жена ты вне конкуренции... И они это чувствуют... Просто это надо заметить... И по мере половой зрелости ты становишься все чудовищней в своей чудовищно редкой красоте... Поэтому женщины и не оценивают тебя, ибо они же не собираются брать тебя в жены! Для них самая прекрасная женщина всегда будет хорошенькой, то есть у них поверхностная оценка красоты, если ты им не близкий человек, то есть если они не имеют возможности оценить твои душевные качества, не нуждаются в подруге, сестре, наставнице!

– То, что ты говоришь, просто чудовищно! У тебя выходит все относительно!

– Прекрасен во всем дух, – пожала плечами Мари, – проявления духа. Его выявления в человеке – это всегда остается. А все остальное меняется в соответствии с нуждой и целесообразностью. Самый прекрасный лук меркнет с появлением ружья. Это не значит, что красоты не существует, просто по мере твоей собственной внутренней нужды в чем-то (подруге, наставнике) тебе начинают выявляться эти качества в других, реальные качества.

Я согласно кивнула.

– А нужда проходит, и ты равнодушно проходишь мимо вещи в магазине, если у тебя таких уже несколько, а вещи раньше казались такими прекрасными, – продолжила Мари. – Порасспрашивай геологов – когда они выходят из тайги или пустыни после годичных исследований, первая попавшаяся молодая женщина кажется им небесным шедевром. И нужно время для адаптации... Это не от ума. Тоже для каторжников, моряков... И так во всем. Качество и совершенство совершенно реальны, но целесообразность постоянно дышит в соответствии с жизнью. Накопления духа остаются с тобой, и с тобой будут хотеть дружить, любить и сотрудничать, как бы ни менялась ты в глазах мужа как жена, ибо это вечно... Они тебе приносят пользу, это именно только твое, оно улучшает твою жизнь... Но, если для мужчин как ребенок ты была несносной, то как жена обретаешь совершенно иное измерение... Ты именно становишься Жена...

Я широко открыла глаза.

– И заявляю это прямо, – Мари замялась, так тяжело далась эта наглая ложь, – ты прекраснее меня!!! Чудовищно прекраснее!!! И, как мне не горько, я это признаю, – она хрипло засмеялась. – Успокойся... Часто как только на девчонку начинает обращать внимание один парень, как тут же делают это сто других, и чем дальше, тем хуже... Ибо она приобретает в их глазах некую самоценность, и они видят в ней то, чего в ней нет... Стадный инстинкт работает, это не от ума, раз другой увидел, то может я пропустил? И инстинкт гонит его туда, где увидела толпа красивое, то есть нужное, целесообразное, совершенное... Это с одной стороны плохо, а с другой хорошо для дураков, ибо они не упустят более совершенное явление, если его кто-то уже разглядел...

– Странные у тебя, право, утешения... – протянула я. – Ты меня утешаешь?

– Угу...

– Успокойся, разглядели-то нас обоих... – утешила Мари я.

Мари крепко обняла меня.

– Дурочка, неужели ты думаешь, что я взаправду ревную? – она взъерошила мои волосы. – Наоборот, я так счастлива! Сестренка, ты мне дороже меня... – счастливо засмеялась она. – И я рада, что мы обе красавицы, и ты теперь не будешь мне завидовать!

– Первому или второму рада? – рассудительно сурово спросила я.

– Обоим... Не хочу, чтоб между нами хоть какая-то тень стояла! – сказала Мари.

Не знаю почему, но я тоже крепко обняла ее и вздохнула.

– Я тоже тебя люблю, сестренка... – прошептала я, ткнувшись в ее плечо.

Глава 62 Потеря всего

Я не знаю, сколько я простояла рядом с сестрой.

– Ииии-го-го... – заржал рядом Джекки, напоминая, что он рядом. И заскакал, как зайчик, вернее всадник на гордой метле. – Го-го, кобылка!!!

Я, немного утешенная, накинулась на него, и стала просто бить.

– Слушай, а почему Джекки меня не воспринимает? – вдруг озабоченно спросила я, оторвавшись на мгновение от избиения.

– А может он просто маленький? Ему рано жениться, вот он и не видит твоей красоты, ему еще не нужна жена! – сказала Мари. – Ему еще нужен пони... Он еще не хочет боевого верного коня...

– Ну, знаешь!!!! – я чуть не закричала. Удар был слишком силен. – Я поняла, что у меня для мужчины красота боевого верного КОНЯ, да?!? – я угрожающе надвинулась на Мари. – А не пони!?!

Мари аж затрясла головой от хохота от этого моего вывода.

– Нет, Лу, ты все не так понимаешь! – присела от смеха она. – Я говорила обобщенно, приблизительно, и вообще не о тебе...

– Я поняла – красавица, это не обо мне, это об обобщенной красавице! – сквозь слезы отчаянно выкрикнула я, заливаясь нестерпимыми рыданьями. Глаза застилало потоком, я не ничего не видела.

Мари внимательно посмотрела на меня.

– Боже! – вдруг сказала она. – Ты же под действием наркотика твоего китайца, да еще порядочно под градусом... А я, дура, этого не поняла, – тоскливо и покаянно сказала она. – Тебя нельзя было отпускать, ведь ты больна... Боже, Лу, прости нас за глупость, я не догадалась, прости, как ты болезненно сейчас все воспринимаешь, у тебя ж нервы после случая с Логаном еще не пришли в себя! – не обращая внимания на мои сопротивления и слабые уверения, что со мной все нормально, Мари строго потащила меня за собой к маме, никуда не отпуская и охраняя по дороге... Еще и причитая постоянно... Вычитывая еще себя за глупость, а меня за то, что ушла больная – понимать же должна – голова еще не вылечилась...

– Мама! – Мари буквально накинулась на маму, поймав ее. – Я, конечно, допустила глупость, но ты же должна была бы подумать о дочери! Лу ведь мало того, что пережила шок, и неизвестно с какими последствиями, так еще и опоена какой-то дрянью...

– Китайской дрянью... – уточнил подошедший Логан.

– Так ее еще и опоили китайской водкой, которая крепче рома!

– Что!?!

Мама помрачнела.

– Никуда не отходи от нее, – приказала мама.

– Пока я развлекаюсь, – продолжила я.

– Она еще и говорит?! – изумился Логан, с удивлением глядя на меня.

– Представь себе, – хмуро сказала я.

Мама, видимо, с изумлением посмотрела на меня.

– Она не только говорит, но еще и понимает, – сказала Мари. – Но вот только контролировать чувства не может...

Мари погладила меня по головке.

– Реагирует на слово «пони»...

– Отзывается? – меланхолично спросил Логан.

– Я сейчас буду бить невзирая на лица, – сделала заявление я для прессы.

– Отзывается! – радостно сказал Логан.

– Прекратите издеваться!! – странно высоким голосом с каким-то надрывом сказала Мари. Я впервые с Мари проявила совершенное единодушие.

– Ой, Лу, что же с тобой делать? – опечалилась мама. – Волк, коза и капуста, прямо горе какое-то...

– Это кто капуста? – подозрительно спросила я. Потом до меня дошло. – Это кто коза?!?

Потом до меня снова дошло, и я чуть не завыла.

– Это кто тут волчья морда!?!

– Успокойся, ты все в одном лице...

Я ахнула и взялась за сердце.

– Значит, я похожа на козу, капусту и волчью оскаленную морду в одном лицееее!?!?!? – обречено сказала я. – Вот она, правда, выплыла наружу... – затравлено протянула я, испуганно оглядываясь и ища куда спрятаться. Умирать.

– Мама, ты что, не поняла?! – страшно напряженным серьезным высоким голосом сказала Мари. – Она же лежала без сознания от нервного шока и была поднята только китайцем, а на самом деле еще лежит там... Она больна, хоть этого сама плохо понимает!

– Благодарю покорно, – холодно сказала я. – Я всегда знала, что ты настоящая сестра – всегда готова меня повесить!

– И всегда за тебя умереть, – просто сказала Мари. – Лу, попробуй понять, ты сейчас не в порядке... Ты слишком остро реагируешь на любую обиду, твои нервы – как расстроенная гитара – ты сама не знаешь, что там зазвучит, загудит, начнет накручиваться...

Я устало откинулась на стенку, прислонившись к ней.

– Неужели вы не можете понять, что я тоже могу почувствовать себя женщиной, – устало сказала я. – Что я тоже могу влюбиться...

– В кого? – просто спросил Логан, вытаскивая оружие...

– Ну, это я теоретически, – сказала я. – Отвлеченно! Философски абстрактно любить и целоваться!

– Мама, ее при всех обнимал и целовал этот... – вдруг вспомнила Мари, – этот самый...

Она приглушила голос, так что я не расслышала его имя.

– Что!?!

– Сволочь!

– Да что он себе думает!!! – раздались крики. – А ты куда смотрела!

– Он губами высушивал ее слезы и прижимал ее к себе прямо при всех! – наябедничала Мари.

– Мерзавец! Он снова беспринципен! Я заставлю его на ней жениться! – яростно воскликнула мама и выбежала в дверь.

За ней вылетел Логан:

– Я его просто убью!

Отец хмуро встал последним.

– Извращенец! Я его сейчас пойду... и его... Сам приведу его сюда!

Китаец спросил индейца:

– Он ведь ее целовал?

Он явно решил перестраховаться, слишком потрясенный реакцией окружающих на такой пустяковый проступок.

– Целовал...

– Ты видел?

– Видел...

– Так было там что-то извращенное!?! – осторожно спросил китаец, не доверяя себе, так как он тоже видел. – Или нет!?!

– Да нет, мне понравилось, – удивленно ответил тот.

– Моя так целуется, – удовлетворенно подтвердил китаец. – А почему они куда-то полетели?

Индеец задумался. Китаец тоже задумался вместе с ним.

– Руки-ноги размять? – ухмыльнулся индеец, ничего больше не придумав. Он недоумевал.

Шум ног отца затих вдали.

– Ты этого хотела? – наконец, придя в себя от шока, вызванного ябедой Мари, накинулась на нее я. – Ну кто тебя тянул за язык наябедничать родителям?!?

– Ты раньше часто целовалась? – подозрительно ласково спросила Мари.

– Тысячи раз, – попробовала слукавить я, уклонившись, не желая признаваться. – И ты, и мама меня целовали!

Кому охота выглядеть невинной идиоткой!

Но Мари только подозрительно улыбнулась.

– Ну, раз ты такая опытная, что с того, что родители узнают про тысячу первый раз? – лукаво спросила она. И легкомысленно добавила. – Лу, у этого мерзавца плохая слава... И все в зале подумали, что ты его любовница, раз ты ему это позволила... Тебя здесь долго не было... Ты не представляешь, какой это скандал... Теперь здесь, в Англии, никто не захочет знаться с тобой, для всех ты пария, проститутка... Ты попала в ловушку по незнанию... Как можно дать поцеловать себя при всех!? Мужчине? Невинной девушке!?

Я ахнула и крепко сжала зубы. Поняв, в какое дурное положение я попала, и чего они так хихикали и так смотрели на меня. Я вся сжалась от потрясения и неприятного чувства. И так мало мне сегодня неудач, так еще и эта бестактность, и промах навалились именно на меня. Стало так плохо... И это чувство было таким тянущим... Ну почему я?!? – чуть не закричала я. Ко всем неудачам переполнить чашу своих горестей и нарваться на мерзавца, незаметно для меня сделавшего меня посмешищем, и, наверное, там смеющегося надо мной – это было слишком. Неудачи сыпались как из мешка, и было тягостно, обидно, ужасно... Я не знала, как я выйду и буду смотреть людям в глаза... Мне было тошно... Но я крепко сжала зубы, чтобы ни капельки не показать наружи своей слабости, ни то, как мне плохо...

– Ничего, – широко улыбаясь, через силу сказала я, чтоб Мари не догадалась, как мне плохо и как я переживаю свой промах. – Мы еще повоюем... Я и не в такие положения попадала... Видит Бог, я буду веселиться, и будь что будет, – я гордо подняла голову... Будто ничего не случилось...

Мари внимательно оглядела меня в этом платье. Снятом со служанки.

– Тебе надо переодеться, – вдруг сказала она. – Ручаюсь, тебя никто не узнает, если ты снимешь это дерьмо...

Она оживилась.

– А если кто-то и узнает, пусть попробует доказать, что это была ты... Если прошлое платье было в четыре миллиона долларов... Ты такой половой тряпки просто одеть не могла, это нонсенс, ты всегда одеваешься элегантно... Мало ли заплаканных тут служанок... – она внимательно осмотрела меня и скомандовала командирским безапелляционным тоном: – Ты должна веселиться!!!

Как гвозди в меня забила. Какое уж тут веселье, когда тебя называют «пони», а потом еще и думают черт знают что!

Но пришлось согласиться.

Я быстро переоделась в тонкое изысканное кимоно, которое по украшению и по виду стоило куда больше большинства женских платьев здесь... Самых роскошных женских платьев... Мари еще заставила китайцев сгонять в карету за теми украшениями, что нам кидали сверху, когда мы приехали, и, достав откуда-то иголки с ниткой, быстро подшила мне жемчуга прямо на одежду. Я не вмешивалась – она тоже была талантливый дизайнер... И осталась довольна – скромное кимоно было на самом деле верхом богатства и красоты... Это мало того, что сами ткани с золотом, тонкие и прозрачные, вышитые мелким жемчугом с драконами, и до этого стоили целое состояние. Пуговицы она ловко заменила драгоценными камнями, но так, чтоб сразу это не бросалось в глаза... Вообще, оно было очень скромным и естественным, без наглой роскоши, просто приятное в своей тонкой и не вызывающей красоте... Без этого кричащего нахальства нуворишей, выставляющих напоказ свое богатство... Очень тонкое, по-китайски красивое, как это умеют лишь китайцы, изысканное и эфирное...

– Все равно ты в нем похожа на мальчишку, – вздохнула Мари, приторачивая громадные алмазы, вынутые из драгоценностей гостей к моим тапочкам в качестве застежек...

– Ты поотрывала мне мои застежки! – обвиняюще сказала я.

– Успокойся, – хладнокровно сказала она, перекусывая нитку, а китайцы ей помогали. – Они не должны бросаться в глаза... А дома пришьешь свои сапфировые застежки...

Я покачала головой.

– Я просто сделала из твоего повседневного кимоно маскарадный наряд... – довольно объяснила мне она, осматривая меня. – Ты с этими драконами, еще и в полумаске, выглядишь чудесно... как юный мальчишка...

– Принц, – холодно сказал китаец.

– А кого там обидели, меня совершенно не касается, – выплюнула нитку Мари. – Обычно именно от тебя их и защищают, и пусть попробуют доказать противное, я только посмеюсь...

– Да уж, весело! – сквозь зубы буркнула я.

– Стой и не обижайся, я все-таки старшая сестра, – строго приказала мне Мари.

Китаец сзади расплел мою боевую косу, и теперь аккуратно с индейцем на пару заплетали в нее жемчуг и мелкие драгоценности, как делали это тысячи раз с самого детства, когда я была маленькой. – Вот теперь ты настоящая китайская принцесса, – довольно сказал он. – А то выглядела, как черт знает что...

Он отодвинул Мари и начал добавлять в мою одежду мелкие и незаметные ей китайские штрихи – какой, по его мнению, должна быть настоящая принцесса, которой я и была...

Я вздохнула.

– Если вам охота, чтоб я выглядела как китайская кукла, то придется согласиться...

– У тебя нет выбора, – хихикнула Мари. – Ты должна просто быть принцессой... Такой себе изысканной фарфоровой куклой... – добавила она. – После всего, что сегодня случилось... – она осторожно подкрасила мое лицо.

Я поглядела в зеркало – из моего лица Мари действительно делала изысканную белую фарфоровую куклу.

– Если женщину загримировать, ее не один козел не узнает, – довольно сказала Мари, осматривая произведение рук своих.

– Я не коза, чтоб меня козел...

– Я имела в виду мужчин... – холодно отрезала Мари.

– О Господи, я тоже... – устало вздохнула я.

Мы обе переглянулись и звонко вовсю расхохотались, начав смеяться как зарезанные...

Мари посчитала, что мне надо пойти и находиться в зале, затерявшись там, а на вопросы – что я делаю? – удивленно отвечать – танцую уже два часа! Вы что, меня тут не видели?

– И что они должны ответить? – меланхолично спросила я.

– Конечно, что не видели, глупая, – строго ответила Мари, – здесь же две тысячи человек!

– Угу... А если они не поверят?

– Будь фарфоровой куколкой, которой на все наплевать... Истинной англичанкой, – надменной, холодной, приличной – поглядев на тебя, они даже не смогут подумать иное... Им будет стыдно, – уговаривала меня Мари...

– А мне не будет стыдно врать? – застенчиво спросила я.

– Конечно, будет, – застенчиво ответила Мари. – Врать плохо... Но ты привыкнешь...

– Оцень-оцень, – ответил китаец. – Врать нехорошо... И ты будешь краснеть, и тебе будет неприятно... Поэтому не надо врать, – радостно заключил он.

– Говори им правду в лицо, – сказал индеец. – И не слушай этот льстивый язык! Скажи им, что они паршивые негодяи, и вызывай их на честный бой на томагавках!!! Если они не поверят!!!

– Нет, я не выдержу такого издевательства, – сжала губы я.

– Лу, не надо врать, просто покрутись там, походи надменно... Чтоб они заткнулись... Веселись на всю катушку, будь надменной, чистой и гордой куклой, у которой даже мысли нет, что ее могут поцеловать на балу! Это невозможно!!! Ты принцесса, ты недостижима и холодна, как звезда!

– Ада?

– Небесная! – резко оборвала мои шутки Мари.

– Хм... Постараюсь... Только помни – ты сама приказала мне веселиться...

Мари задумалась на секунду – но было уже поздно – я уже пошла гулять на полную катушку...

Глава 63 Почему девушки стали странно смотреть на меня, и глазками так, глазками

Высокомерная, надменная, холодная как льдышка кукла вошла в зал. Я стояла там как богиня, с презрительным скучающим выражением на лице. Молчаливая и презрительная к этим низкородным...

Но что-то оно не тот эффект дало, который ждала Мари. Вокруг меня стали собираться молодые франты и во всем мне подражать... В своей полумаске, молчаливая, я стала быстро окружена прямо какой-то шпаной знати, которые (это при мне то!) громко обсуждали достоинства женщин и девушек, пытаясь втянуть меня в разговор, будто со мной давно дружили...

Разные люди подходили ко мне, засвидетельствовали свое почтение, и я чего-то не понимала...

Но когда мне стали строить глазки девушки...

Что-то со мной происходит странное... – подумала я. Важные лорды пришли и стали беседовать со мной, интересуясь моим мнением по некоторым вопросам... Франты то и дело подходили засвидетельствовать мне почтение... Мало того, меня познакомили с минимум шестью дочерьми, причем с какими-то грязными намеками...

Но они что-то от меня скрывали... Ах, этот Вооргот... – только и намекали они... И я мужественно сжимала губы, будто меня это не касается... Только голова кружилась от этого... И меня оставили в покое.

– Не трогайте его, это такой удар для мальчика...

Я так и не поняла, что же они сделали с мальчиком Воорготом.

Мари подлетела ко мне, странно оглядела мою свиту, ибо они именно вели себя как свита, и вдруг сделала мне книксен.

Я подумала, не чокнулась ли она.

– Кошмар, – шепнула она мне, – Вооргот ухаживает за королевой, на нее то и дело сыплются неприличные предложения руки, то и дело кто-то пытается дать ей оплеуху в этом твоем платье...

– А она? – спросила одними губами я.

– Поступает как королева, – пожала плечами Мари. – Поясняет им, почему этого нельзя делать с королевой... У нее для вразумления есть тюрьма и там личные телохранители...

И вдруг я заметила, что Вооргот направляется прямо ко мне. Прямо на глазах у всех. Снова! Почему-то сердце мое сжалось и ухнуло в пятки...

Неужели он осмелится снова скомпрометировать меня при всех – металась в голове растерянная мысль, не давая соображать. Я никогда не знала страха, но сейчас, когда он шел ко мне, коленки мои почему-то дрожали, а сердце замирало. Я то обливалась холодным потом, хотелось броситься отчего-то бежать со всех ног. Все в душе дрожало...

Неужели он решится подойти ко мне, после всего, что было? – напряженно думала я.

Но я мужественно решила принять испытание. И холодно встретила его. Сжав зубы до того, что они побелели.

Но он не заметил этого.

– Что сейчас будет?! – в ужасе подумала я.

Он подошел ко мне как старому другу.

– Где же вы были, Джекки? – спросил Вооргот, радостно хлопая меня по плечу. – Одному так скучно!

Он был явно возбужден и весел.

Я нахмурилась.

– Кстати, я видел вашу невесту, и она мне очень понравилась! – просто заметил он.

Я сделала большие глаза. Это он кому говорит? Джекки?! Или моему кимоно?! Неужели они никогда не видели кимоно? И как он может говорить такие вещи жениху, если у него есть совесть, она, наверное, совсем маленькая и умерла в детстве от коклюша. Лежит себе в гробике...

– Можете поздравить меня, я тоже решил жениться, – сказал Вооргот.

Надо сказать, я сволочь редкая, но такого даже я не видала. Я потрясенно молчала.

– Почему вы не спрашиваете, на ком? – подозрительно осведомился Вооргот.

Я мрачно посмотрела на него. Я знала на ком!!!!

– Неужели вы не понимаете, принц, – начал раздражаться Вооргот, – что против такого негодяя, как я, вы не имеете никаких шансов... Вы не продержитесь против меня и минуты...

Я начала оживать. Убить его во имя своей чести от имени Джекки своими руками почему-то показалось воспаленному мозгу решением всех проблем...

– Я могу быть вашим секундантом, принц, – сказал за спиной граф Джордж Вернуэльский.

У Вооргота был ошеломленный вид, точно он не ожидал, что ему все-таки придется драться с мальчишкой.

– Я не нуждаюсь в секундантах, дядя Джордж, – хмыкнула я, шагнув к Воорготу и, резко ударив его в пах, вырвала у него его собственную шпагу прямо из ножен. Поскольку своей у меня, право, в наряде китайской принцессы, не было.

Реакция у него хорошая – подумала я, уперев кончик шпаги ему снизу-вверх в подбородок в горло почти вертикально, так что он вынужден был изо всех сил тянуться на цыпочках и запрокидывать голову вверх, не видя меня, чтобы не умереть... От своего собственного веса. Шпага так элементарно входила отсюда в мозг, мне даже и двинуть рукой собственно не надо было – хватило бы и его собственной разорванной кожи и его веса, если он хоть чуть-чуть пошатнется или ослабит свое стояния на цыпочках. А если учитывать, что руками он еще держался за отбитые... и ему было больно – в общем, ему не позавидуешь.

Он стоял так, что не мог пошевелиться вообще – крайне неудобное положение. Но он очень опасен, и иначе ему нельзя.

Видимо, мое мучительное раздумье – убить его или нет – отразилось на моем лице, обремененном работой мозга.

– Ты не можешь убить его здесь, – быстро сказал дядя Джордж.

– Вывести его в коридор? – губами спросила я, чтоб никто не слышал.

– Приканчивай его здесь, – махнул рукой дядя Джордж. – Только учти, что это не дуэль, а пьяная драка, и тебя даже твой отец посадит в тюрьму...

– Делать мне больше нечего, – сказали одновременно подошедшие с разных сторон Логан и Король...

От неожиданности я хихикнула.

– Ага, Вооргот... – сказал Логан мне. – Ты им занимаешься?

– Логан, мы же с вами договорились, как мужчина с мужчиной... Я все исправлю... А сейчас тактично внушаю принцу, что Лу моя невеста... – зло сказал Вооргот. – И все договорено с родителями... Я трижды ей делал предложение и в платье сейчас три минуты назад и без платья тогда... Но принц...

– Странный принц какой-то, – хихикнул Логан, обходя меня вокруг. – И косы с жемчугом, и губы накрашены, и сережки...

Он потрогал рукой мою косу...

– Джекки, зачем ты прицепил косу? – сказал король удивленно. – И вплел в нее жемчуг?

– Наверно потому что он моя дочь... – хихикнул Логан. Он силой дернул меня за косу, и я ойкнула. – Настоящая! Что ты делаешь с Воорготом? – строго спросил он. – Он уже объяснился?

– Я тут брожу уже два часа среди людей, – ответила я, – скуучно... А тут подходит этот наглый молодой человек, я его даже не знаю, и никто мне его не представил, и говорит нечто странное, – пожаловалась я. – В конце концов, он даже вызвал меня на дуэль! И это порядочную английскую скромную леди!!!

– Что?!? – лицо у Вооргота вытянулось. Он все делал попытку взглянуть на меня, но ему не дала моя шпага...

– И сейчас я решаю, убить его или нет... Никак голова не работает! – пожаловалась я.

– Но он сказал хоть тебе, что вы жених и невеста?

– Что?!? – спросила я. Лицо у меня вытянулось. – Вы что, чокнулись, что ли все! Это же на всю жизнь!

Я испугалась.

– Я его сейчас убью, – вдруг дошло до меня, – и все кончится... Кто будет вспоминать невесту покойного?

Вооргот дернулся и попытался сойти с лезвия.

Я надменно скривила губы. Став гордой принцессой.

– И вообще, я отказываюсь... – я гордо подняла голову. – К тому же он только что признался, что уже дважды сделал предложение вон той женщине в платье с алмазом...

– Господи, сколько же тут их?! – отчаянно воскликнул Вооргот.

– Красавчик! – презрительно ткнула его я острием, не глядя на пришедшую в ужас от моего поведения мамы. – Я тебя разрисую...

– Немедленно освободи мальчика! – потребовал подошедший папá. – Я его еле уговорил жениться, а он сейчас испугается и убежит... Потерпи до свадьбы, поизображай пай-девочку, – уговаривал он, – потом отыграешься... Я вмешиваться не буду, сделаешь из него что хочешь... Можешь мальчика, можешь девочку...

Вооргот подозрительно заворочался.

– Хочешь – кролика...

– Но он мне не нравится! Даже в виде одеяла...

– Он не девочка, чтобы нравиться! – отрезал папá.– Он видный мужчина, я все проверил! И то, что я узнал, очень даже мне понравилось...

От неожиданности Мари хихикнула.

– Ну так и женись на нем! – мрачно буркнула я отцу.

– Лу!!! – строго сказали родители.

– А захочет ли он жениться на служанке, горничной, нищей, незаконнорожденной и невоспитанной иностранке? – издевательски осведомилась я. Так сладко и ласково, что можно эти самые делать. – Ему кто-то об этом сказал, что меня не принимают ни в одном порядочном доме? Или, конечно, забыли... – протянула я.

Стоявший в неудобной запрокинутой позе «жених» дернулся, потому что у меня дрогнула рука.

– Сказали ли ему, что одной тысячной моих выходок хватило бы, чтобы навсегда опозорить и скандализировать девушку в Англии? – я широко раскрыла глаза. – Нет?!? – я убрала резко шпагу, чтоб ему не было больно, но с силой ударила его в пах, чтоб ему не было вольно напасть на меня, так что его подбросило в воздух.

– О Господи, – прошептал граф. – Теперь уже точно незачем тебе выходить за него... Да и кто согласится?!?

Но я его уже не слышала, ибо ушла...

Но почему-то на сердце было так тяжело и горько, что и не говори...

Сзади скандал... Впереди тьма и скука... Естественно, меня больше в знатное общество не пустят.

– Уеду, – решила я. – Уеду одна...

Слезы наворачивались мне на глаза – я разорвала своим поступком бесповоротно все прежние свои связи... Почему я его ударила? Теперь мама отвернется от меня... Мари тоже, ведь меня нигде не будут принимать, а она вылитая англичанка... Терпение папá, наверное, тоже лопнуло... Было так тоскливо на сердце... Я осталась одна...

Я умирала...

Никто этого не видел, но черное отчаяние захлестнуло меня до невозможности...

Я выпила рюмку водки первый раз в жизни...

Я стояла на балконе, уставившись в пространство глухой ночи, отвернув лицо от людей, и слезы катились у меня по щекам...

Я заглядывала в бездну внизу. И она меня притягивала. Я плохо соображала, что делала... Я не хотела падать, но голова вдруг отказала. И хоть я стояла, я в нее падала, падала, падала, наклоняясь все сильней и сильней...

Очнулась я в чьих-то объятиях, кто-то держал меня крепко, прижимал изо всех сил, ругал, успокаивал, обнимал, судорожно периодически прижимая меня к себе, будто все еще не мог избавиться от пережитого ужаса и испуга за меня...

Я, наверное, несколько минут смотрела на него в упор прозрачными глазами, не видя его... А может и дольше... Смотря сквозь него в упор... Это, наверное, выглядело страшно, ибо лишь через добрый десяток минут я слабо узнала Вооргота...

– А, это ввы... – равнодушно махнула я рукой, глядя сквозь него куда-то вдаль...

– Вы пьяны... – тихо сказал Вооргот.

– Н-ну и что... – отчаянно тихо ответила я. – Ведь эт-то вы скомпрометировали м-меня перед всеми, целуя... Мама сказала, что меня теперь нигде не будут принимать, я теперь как проститутка... От-ткудда же я знала, что вы п-профессиональный сооблазнителль... От-пустите меня, – я попыталась вырваться, – если кто увидит меня в ваших объятиях здесь, ч-что останется от моей маленькой ч-чести...

– Дурочка! – тихо, но твердо сказал Вооргот. – Я же сказал, что я хочу жениться на тебе и люблю тебя!

– Н-ну и что... – равнодушно медленно проговорила я мертвым голосом. – Разве это я вас выбрала? Какое мне до вас дело? Какое вы имеете ко мне отношение!? – истерически воскликнула я и снова попыталась вырваться.

Он вздрогнул. Видимо, за его долгую жизнь красавчика, таких ситуаций у него не было... Но сказал вовсе не ругательство.

– Дай я тебе вытру тебе нос, – неожиданно вместо того чтоб отпустить меня, ворчливо и ласково сказал он. – А то ты всего меня засопливишь...

Я дала вытереть себе нос платком...

– Тебе плохо, – вдруг встревожился он.

– Да, мне нн-нех-хорошо... – призналась я. – Й-а-а до эт-того никогда не п-пила...– пожаловалась я своему же мучителю.

Вооргот выругался.

– От-тойди, мне сейчас станет очень очень плохо! – я попыталась оттолкнуть его. – М-меня тошнииит!

Я сумела все же вырваться, и меня вырвало прямо на пол.

– Кошмар, – сказал Вооргот, моя мое лицо, как ребенку, в аквариуме.

– Ухходи, – я попыталась оттолкнуться от него, но это не помогало. – Осставь менння одну... Я хочу побыть однааа...

– Угу, – твердо сказал Вооргот. – Оставить одну... После того как я тебя буквально поймал внизу... Есть все-таки Бог, – жестко сказал он, – что я за тобой следил и обладаю все-таки чертовой реакцией и силой... Бог знает, что бы ты еще наделала... Никуда я тебя сегодня не отпущу...

– Мне очень плохо, и я очень, очень устала, – тихо прошептала я, закрывая глаза. – И я... я.. н-никому не нужна... – черная тоска снова накатила на меня, как страшный сон, захлестывая с головой... Я ничего не видела, сознание отказывалось работать, подавленное чудовищной этой тоской и тьмой, рвущей душу... Кажется, я заметалась, потому что меня подхватили на руки, чего-то закричали кому-то, кого-то звали, куда-то понесли...

– У нее опять приступ нервной горячки, – услышала я чей-то голос над собой. – Третий раз за день! К тому же отягощенный большой потерей крови из открывшейся раны и алкоголем, и китайским религиозным средством... Проклятье, ее ж нельзя было вообще волновать!

Глава 64 Новое платье от доктора

Пришла в себя я, увидев над собой усталое, но счастливое лицо мамы и Мари.

– Очнулась? Ну слава Богу! – устало, но счастливо сказала мама. – А то я уже за тебя так боялась!

– Ты что это надумала в пропасть кидаться? – строго спросила меня Мари.

Я молча отвернула лицо.

Мама просто зарылась и закуталась в мои волосы, ничего не говоря и просто прильнув ко мне.

– Боже, какая ты у меня дурашка. И я тоже, растяпа! Не сообразила, что ты сейчас больна, хоть Мари говорила...

Я молча лежала, наслаждаясь близостью мамы, своей обидой и своим недалеким счастьем...

– Мы дома? – наконец тихо спросила я.

– Нет, еще в замке... Ты провалялась не более четырех часов, тебя вытянули китайцы с королевским доктором на пару. Благодари их... Наверху все еще танцуют... Вернее даже растанцевались только...

– Весело... Меня нет... – чуть не со всхлипом тоскливо вздохнула я. – А я не танцую!!!

От того, что мой первый бал провалился, было тоскливо, что не скажи... Попробуй лежать больная, когда другие над тобой веселятся, может с твоими любимыми, тогда узнаешь, что это такое... Какая это тоска, когда ты больна, а люди идут на праздник... Весело одной!

– Мой первый бал... – попробовала я через силу улыбнуться. – Мой первый бал! А я так мечтала потанцевать на нем! – все же жалостливо вырвалось у меня.

– Дурашка, – зарывшись в мои волосы и не выпуская меня, сказала мама. – Сколько у тебя, первой красавицы Англии, их еще будет! Надоесть успеют до невозможности, – невнятно сказала она, тряхнув головой, с шумом вдыхая мой запах, передавая свой опыт.

Надо мной с шумом танцевали...

– А я так и не потанцевала! – вздохнула я.

– И это после трех танцев с королем, – лукаво сказала мама. – Большинство дебютанток просто подпирают стены, и даже мечтать о таком удовольствии не смеют...

– Какое удовольствие танцевать с королем? – возмутилась я. – Удовольствие в том, чтоб все узнали об этом, а не сам танец! А так все будут думать, что он танцевал с ряженой собственной... Вот потанцевать с Воорготом... – я прикусила язык.

– Ага! – закричала Мари, будто атакующий индеец. – Я же говорила, что она больше расстроена оттого, что с ним не потанцевала! – очевидно, ее терпению и наблюдениям над нами и за нашими с мамой нежностями пришел конец, и ей самой захотелось, потому что она, как бывало в детстве, с криком весело навалилась на нас с мамой сверху, устраивая кучу малу и пытаясь растрепать прически обоим.

Несколько минут ничего не было слышно – мы только хохотали и боролись.

Наконец, они навалились на меня обе.

– Мари, так нечестно, ты напала на нас с мамой! – завопила я. – А теперь борешься вместе с ней!

– Честно! Против вас с мамой я проигрываю! – повалила меня на диван Мари.

Наконец, наигравшись, я высвободилась, и стала ворчливо подправлять прическу и волосы.

– Ну и ну...

В это время дверь отворилась, и вошел маленький такой старичок в беленьком халатике. Вошел без стука, видимо привлеченный нашим шумом.

– Это что, местный сумасшедший?! – холодно спросила я.

– Нет, это местный доктор, – довольно ответил он, внимательно меня разглядывая. – Как самочувствие, больная? – церемонно спросил он, делая книксен вместо поклона.

– Если вы еще раз назовете меня этим паршивым оскорблением, то точно станете больным, – пригрозила я.

– Ну... она вроде дышит, – сделал вывод он.

Я сидела и нагло заправляла одежду.

– Куда это вы собираетесь, леди? – подозрительно спросил он.

– На бал, – держа расческу в зубах и поправляя жемчуг на косе, невозмутимо ответила я, – неужели я буду тут сидеть, когда все танцуют...

– Вообще-то вам полагается спать и лежать... – осторожно заметил доктор.

– Если она встала, это навсегда, – сказала мама. – Вообще-то лежать и плакать, когда кто-то танцует, не в ее духе...

– Они как раз там развеселились! – не выдержал доктор.

– Как раз время идти, вы не находите, раньше ведь там было скууучно, – заметила я.

– Может вас связать? – вежливо спросил доктор. – Будете лежать, как нормальная больная... – И предложил. – Я вызову санитаров? У меня как раз есть одна рубашка.

– Лу, может действительно... – тихо спросила мама, – тебе лучше полежать...

– ...связанной! – закончили мы обе с Мари удивительно одновременно.

Мама хихикнула.

– Нет, я вовсе не то имела в виду... Но может лучше будет просто полежать, ты же знаешь, тебе было плохо?

– Ну уж нет! – лихорадочно заправляя косы нервно ответила я. – Представь, какое у меня будет состояние, когда все танцуют, а я в одиночестве тут лежу... – я даже поежилась от страха. – Мама, не уходи от меня!

– Вы знаете, – торопливо сказал доктор, – впервые такую пациентку нахальную вижу... в моей практикеее... бесстыднуууююю, – он зачастил.

– Может ему что-то дать? От нервов? – предложила я.

– Бессовестную, хамскую, хулиганскую, бесцеремонную...

– Валерианки?

– Наглую...

– Дать полежать?

Доктор замолк. Ему не хватало слов. Вместо них он хватал воздух.

– Вообще-то я согласен... – с силой выдохнул он.

Мама и Мари удивленно уступили ему кровать, поняв, что он согласился лечь...

– ...с принцем, сказавшим, поймать ее и бить! – непримиримо продолжил тот.

Я хихикнула.

– Каким?!?

Он задергался.

– Вообще-то я согласна с тобой, Лу... – медленно проговорила мама. – Доктор, а нельзя ли ей танцевать? Ведь лежать тут, когда другие танцуют, это куда большее потрясение для психики, чем танцевать...

– Но она вообще должна быть слабой... – возразил доктор. – Не в силах подняться, слово сказать, ходить, даже говорить ей должно быть трудно... Особенно после такой раны... Взрослый мужик месяц провалялся бы...

– Лу прирожденный боец, – тихо сказала мама. – Вы, наверно, слышали о нашей семье... Она тысячи раз в жизни должна была подыматься раненной и идти в бой, иначе все ее бойцы бы погибли...

– Гм... – сказал доктор. – Но, вы знаете, ее болезнь, как у обычных девушек, в основном нервная и...

– Именно об этом я и говорю... Если бы была только ножевая рана, я б вообще не обратила на это внимания и позволила бы девочкам делать все, что они хотят. У Лу прирожденное чувство целесообразности, и если б она почувствовала перерасход сил, или чрезмерную затрату энергии, или же критическое для себя состояние, могущее обернуться осложнениями, она бы просто как зверь отставила все и завалилась спать. Внутри это чудовищно рассудительный и умный старый взрослый полководец, делающий самое необходимое и не знающий сентиментальности, слабости, детскости и легкомыслия, несмотря на ее весь игривый детский вид. Она как животное, хоть может жертвовать собой за любимых и дело без остатка, и без малейшей жалости к себе, но в обычных делах не допускает себе вреда от легкомыслия – устанет, без всяких глупостей пойдет и спит. Тут она даже чересчур целесообразна... И этим многих обижала...

– Гм... По-моему, это просто вредная девчонка, вы заблуждаетесь, – проворчал тот. – У всех бывают периоды, когда мы превращаемся в несносных детей, влюбляемся, теряем рассудок, делаем глупости... Она еще будет танцевать при луне до умопомрачения. И вся ее мудрость забудет про целесообразность, когда она влюбится, и будет вся без остатка делать глупости. Еще и направит всю свою мудрость, чтоб сделать больше гадостей, неприятностей и приставаний любимому... – он осудительно почесал лысину. Мол, все эти юные штучки давно в прошлом. А сейчас он серьезный и не разменивается на такие глупости. Я тоже почесала лысину, механически переобезьянив его.

– Лу! – строго сказала мама. Заметив, что Мари подозрительно оживилась.

– Но я согласен, – сказал доктор с долей растерянности. – Лежать и слушать для молодой девочки это пытка. И гораздо худшее воздействие на неокрепший и впадающий в крайности ум, чем веселиться... – он еще раз почесал лысину, но мама вовремя удержала мою руку. Доктор печально вздохнул. – Я даже не знаю... Может разрешить вам пойти на бал? Но ей никаких потрясений, нервных ударов, сильных переживаний... Можно лишь очень слабенькое веселье...

– Ты слышала, Лу? – строго сказала мама. – Оставь ее здесь, она все равно удерет в таком состоянии... Или будет тосковать, а это хуже... И королева хочет, чтоб я ее сопровождала, – она вздохнула, – а надо было бы побыть возле Лу.

– Очень слабенькое веселье, – подтвердила я, что ее слышала. – Я думаю, что это опасно, но сделать нечего...

– Но я предупреждаю, – сказал врач. – Никаких волнений! Слабенькое состояние развлечений, осторожное и невинное, пару танцев со стариками, но никаких потрясений и сильных переживаний... Иначе еще одного приступа она может просто не перенести, хоть ваш китаец сделал чудеса...

Мама нахмурилась, но я уже была возле Мари, подставляя лицо, чтоб она меня накрасила, чересчур довольная доктором и обернувшейся ситуацией...

– Конечно, ситуация безвыходная, – размышляла вслух я. – Оставь меня, так я еще и удеру... А если лежать – умру от горя... Лучше дать ей танцевать и не соваться под ногами с дурацкими советами...

Вообще голова туманилась, было весело и ни о чем не хотелось думать... Все было как Азовское море – вот так – по это колено... Если б мама знала, черта с два она бы меня выпустила...

Мари, весело насвистывая, делала меня фарфоровой куколкой. Я тоже весело насвистывала, предвкушая праздник. Мари тоже надела кимоно и оделись копией друг друга, как сестры.

Мама порывалась что-то сказать, но потом махнула рукой.

– Никуда не отходи от Лу, – сказала она Мари.

Я кивнула.

– Никуда не отходи от Мари, – сказала она мне.

Я тоже кивнула.

Мама начала сердится.

– Господи, Лу, ты минуту можешь не паясничать?!

Я опять кивнула.

Мама почему-то рассердилась, но, взглянув на меня и поняв, что мне нельзя переживаний, успокоилась.

– Если кто получит инфаркт за этот вечер, это будешь не ты, – печально сказала она.

Мы обе кивнули с Мари. Занятые своим делом и высолопив языки.

– И в кого вы обе такие уродились? – сама себя спросила мама.

Обе пожали плечами.

– Это ты нас спрашиваешь!?!

Мама опять почему-то начала сердиться.

– Это, что девочки? – подозрительно спросил доктор, странно разглядывая нас. – По-моему, это стервы... – он сказал какое-то ругательство.

– Смотри Мари, какой-то белый столбик, – трудолюбиво сказала я Мари, не прекращая закалывать ее косу и напевая.

– Это стойка под одежду, – сказала Мари, на мгновение оторвавшись.

– А какая забавная!

– Ее сделали в виде суслика... – обстоятельно пояснила Мари.

– В халатике!

Я присвистнула.

– А уши как у зайца!

– Ошибка природы... – с сомнением протянула Мари. – А может это и не суслик, а бегемотик?

Доктор стал краснеть.

– Интересно, как они сделали, что она меняет цвет? – спросила я, с интересом в упор разглядывая его.

– Немедленно прекратите!!! – рявкнула мама. А потом обернулась к доктору. – А вы тоже! Ну кто вас просил их ругать?!

Доктор потряс головой.

– Я начинаю думать, что легенды, ходящие о ваших дочерях, это явное преуменьшение... – с дрожью сказал он. – Они действительно чудовища... – догадался он, в ужасе раскрыв рот. Голос его оборвался.

– И вовсе даже не милые чудовища, – легкомысленно брякнула я.

– И вовсе даже не милые... – отступил на шаг доктор. – Это чья-то ошибка...

– Хи-хи, – я попряла ушками, подвигав ими.

– Никто и подумать не мог назвать вас милыми... – затравлено оправдывался доктор. – Трагическая ошибка... Заживо съеденных...

– Как мы его будем есть? – поинтересовалась Мари у меня. – В соусе или без?

– Желательно свеженькиииим!

Доктор потихонечку отступал к двери.

– Доктор! – шокировано воскликнула мама.

– Вы куда!?! – быстро дополнила ее я. – Мы еще не пообедаалии...

– А вы уже уходитеее, – проблеяла Мари.

– Доктор, они же шуутяяят, – ласково проговорила мама, медленно приближаясь к нему, как к больному ребенку.

– Нет!!! – тот ринулся прямо в закрытую дверь... Он понял, что она хотела задержать его!

Он пару раз с ходу ударился головой в дверь, даже не попытавшись открыть ручку. В ужасе панически бьясь в нее головой как баран при приближении нашей мамы, желавшей с ласковым выражением лица его успокоить. Он понял, что его обманывают и сейчас будут есть! И эта тетка обманщица и пособница чудовищ! И совсем обезумел! Она его заманивала!!!!

– Мама, ты что, не понимаешь, он же шутит! – со смехом сказала я.

Бедный доктор упал в обморок.

– Надо дать ему валерьянки...

– Ему нельзя волноваться, – добавила Мари. – Второго раза он не переживет...

Доктор блеял что-то по козлиному и отшатывался от нас. Наверно думал, что он козленок...

– Я иногда действительно думаю, не чудовища ли вы! – в сердцах, укутывая старика в одеяло, сказала мама. Так довести старого человека!

Когда мы уходили, из одеяла торчали только большие растерянные глаза и уши... Мама поила его с ложечки и ласково уговаривала поесть еще, хотя Мари уверяла его, что это не остатки человечины...

– Слава Богу, он не сошел с ума, – вздохнула Мари, закрыв дверь. – Он даже улыбался детской хорошей улыбкой, когда я уходила...

– Мама же сказала, что мужчины дебилы и тем отличаются от женщин, – знающе объяснила я. – Я только не понимаю, почему от этого от них рождаются дети...

– Может потому, что дети тоже сначала дебильные, – предположила Мари.

Шедшего на нас придворного шатнуло на стенку.

– Может, он принял нас за сумасшедших, – тихо прошептала я Мари. – Ну, так он ошибся...

Обе хихикнули.

– Я даже не знаю, что хуже, – вздохнула Мари, – ты или я...

Я только заблеяла.

В общем, начались танцы...

Глава 65 Офицер, клянусь, я не принц

Естественно, мама догнала нас. Оставить нас двоих? Нет дураков... Сумасшедший дом...

Бабушка дяди Джорджа была отведена в сторону, и ей по секрету была объяснена вся ситуация шепотом, и минуты две они только поглядывали на меня. И эти противные перешептывания закончились просьбой взять эту заразу малую под свое крыло. Мама только вздохнула.

– Я бы рада скрыться отсюда из замка, да побыстрей... Не нравится мне этот праздник... Я бы не отходила от нее ни на секунду...

– Она будет танцевать только со мной! – жестко решила бабушка.

– Главное, не говори ей, что она чудовище, – поучала мама. – И вообще не ругай ее, ибо она за словом в карман не лезет... И тогда словно сам собой начинается такой ужас... Что уши в трубочку сворачиваются!

– Лу очень милый и воспитанный ребенок, – громко сказала бабушка.

– Издеваться тоже не надо, – по-детски, обижаясь, добавила к словам мамы я.

– Хуже всего, что доктор сказал, что третьего раза она может не пережить, – сказала мама, сжав зубы. – Я даже не знаю, что и делать... Она и сейчас больна и под лекарством... – мама коротко рассказала про мои потрясения.

– Чертенок ты, – ласково сказала бабушка, печально глядя на меня. – Как тебя защитить?

Я молча ткнулась в нее.

– Простите меня...

– Ой, Лу! На тебя никто не обижается... Ты стихийное бедствие... – чуть не ляпнула она, но вовремя прикусила язык.

– Я больше не буду, – тихо пробормотала я. – Я сама понимаю, что шутки не должны переходить в насмешку и издевательство, ибо у последних двух матерь подлость... Но встречаешься с чьей-то злобной и тупой недалекой и суеверной уверенностью, что ты оборотень или вампир, и шалость или проказы рождаются сами собой...

– Ведь эта злоба и страх ко всему новому, эта суеверная подозрительность ко всему выдающемуся особенно в женщине, просто не должна существовать! – яростно воскликнула Мари.

– Злобе вообще не место в жизни... Если он не понимает юмора, улыбки, радостной шалости...

– И вы поэтому доводите дурака до припадка! – строго прервала бабушка.

– Вовсе нет, – обиделась я. – Мы просто доводим шутку до логического КОНЦА...

Мари и бабушка хихикнули.

– Чтобы злобы вообще НЕ БЫЛО в мире, да?

– Юмор – это просто мудрое отношение к происходящему с твоей стороны... Так эта злобная подозрительность, этот суеверный шепот и тупость могли бы тебя ранить, задеть твою душу, убивать тебя... Знаешь, как это жить среди тупой и суеверной подозрительности? А так шепнула ему на ушко – «а у нас, оборотней...» – и жить хорошо! Оно уже не трогает тебя так, не ломает душу, не обижает... И идешь по жизни радостно...

Они снова чего-то засмеялись.

– Никто из этих тупых людей ведь не подозревает, как ранит их ограниченная подозрительность, а она ведь всегда злобная! Не может быть доброй подозрительности, суеверия – оно тупое, злобное и ограниченное, ничему не внимающее! – печально сказала я. – И всегда – по отношению к более развитой душе, уму, чувствам... Ибо именно это их оно не понимает, удивляется... А церковь вместо духовного просвещения и развеивания суеверий, духовного роста, открытия пути великого ума и духа, словно наоборот дает пищу и опору суевериям и самым языческим глупостям...

– Ой, Лу, а тебе еще в Англии с нашим отношением к женщинам и девушкам так вообще повеситься, – печально сказала бабушка. – Уж я-то знаю, я застала еще более скотское отношение к женщине... Мужчины вообще относятся к тебе как с своей половине, не понимая, что ты есть целая и зрелая индивидуальность... И только потом половина вместе с ним. Такие как ты вносят свежий ветер в это болото... И когда-то брак может придет к подлинному БРАТСТВУ индивидуальностей в браке, где двое сознательно дополняют друг друга, рождая новое целое из любви... И тогда поймут, что лишь уважая индивидуальность другого, являя всю чуткость, уважение, тактичность к другому, вы можете прийти к действительному объединению в одно целое, гармонично сознательно объединяя две мощные индивидуальности в одну спаянную команду...

– Это только если они имеют одну мощную цель и одно устремление, – холодно сказала я. – Только тогда они могут быть командой... А если у них цели и смысл жизни ограничиваются скачками и обедом, то этот брак ненадолго...

– Ты будешь синим чулком...

– В старости, – Мари хихикнула. – И если все мужчины тогда умрут...

– Понятно, – сказала с сомнением бабушка. – Теоретически невозможно значит...

Мы все хихикнули.

– Ой, Лу, – спохватилась вдруг мама. – Тебе же приписано умеренное веселье!

– А мы как раз умеренно и себя и ведем... – сказала я. – Когда нам плохо, мы лежим на полу.

– Будешь танцевать только со стариками, – обрезала бабушка наше веселье. – Или проверенными...

– Импотентами, что ли? – потрясенно спросила я.

– О черт! – бабушка прикусила губу. Воровски оглядываясь, не слышали ли мужчины... – Я знаю, что ты росла в подворотне, и знаешь и не такие слова, но если ты не прекратишь их говорить, настоящие мужчины не будут с тобой танцевать... – уговаривала она меня.

– Проверенный мужчина это с родословной, – знающе кивнула я. – Победители... с выставки... Желательно с медалями...

Я внимательно огляделась, выглядывая таких.

Мари ткнулась от смеха в бабушку.

В это время к нам подошли двое в ответ на мое наглое разглядывание медалей и уставились на меня в лорнет. Впрочем, они направлялись мимо нас. К нашему разочарованию...

– Что-то она как-то странно выглядит... Она русская?

– Нет, это китаянка, и зовут ее Нун-Цюнь-Хунь...

– Она понимает по-нашему?

– Нет, – они не умеют говорить...

– А чего она на нас так странно смотрит...

У меня на язык просился ответ, но бабушка уловила момент и с силой дернула нас с Мари, осаживая.

– Ну, Нун-Цюнь-Хунь, – пошатнулась от смеха Мари, – ты ловко скрывала свое имя... – все повышая голос, наконец, взвыла от хохота она, сделав загадочный голос. Когда они ушли.

Она не выдержала, и спряталась за бабушку, уткнувшись в нее.

– Еще поглядим, как тебя назовут, – огрызнулась я. – Вообще-то мы сестры...

Но Мари только рыдала.

– Почему, как только вы выходите, все начинает идти наперекосяк? – печально спросила бабушка. – И почему мужчины такие идиоты?

Я рассматривала толстые и глупые лица без всякой печати мысли на лице. Причем, чем знатнее, тем лучше. Никакой мысли.

– Чем больше они идиоты, тем выше у них производительные качества, – ответила я. Продолжая наш с Мари давний разговор и делая вполне закономерный вывод, чем они отличаются от женщин и почему. Я была горда своими научными способностями. Судя по регалиям, чем выше, тем глупее и напыщеннее были лица. С медалями! – И тем больше они ценятся как производители, знатнее! – вдруг догадалась я.

Мари стало плохо.

Бабушке тоже.

– Прекратите веселиться! – наконец строго сказала она. – Вам нельзя!

– Нельзя Лу, – резонно ответила Мари. – А мне-то никто не запрещал...

Она всхлипнула.

Я продолжила свои изыскания, но меня прервали.

– Стой смирно, – прошипела бабушка, больно дернув меня за косу. – Как все порядочные женщины, потупив глаза, смутясь и под стенкой...

Минуту я стояла, уставившись, как идиотка, в свои носки, но потом не выдержала и подняла глаза. Они сами поднялись.

– Мне никогда долго не удавалось быть порядочной, – горько сказала я, выпрямляясь. – Это очень трудно!

– Мужчины ЛЮБЯТ скромных! – с нажимом сказала бабушка.

– А делают предложения мне, – горько сообразила я, поняв, почему я такая несчастная. Нескромные. Любят-то они скромных, а предложение можно сделать и такой паршивой мерзавке, как я... Было за себя обидно...

– Женщина должна быть в глазах мужчины немного идиоткой, глуповатой и молчаливой... – поучающе сказала бабушка.

– Вам хорошо, вам не надо притворяться, – горестно ответила я.

Бабушка почему-то рассердилась.

– Ты не так поняла Лу! – поспешила вмешаться Мари. – То, что идиот он сам, должно обнаружиться только после свадьбы...

Мы опять обе захихикали.

– Вы весело проводите время, – неодобрительно сказала бабушка.

– Умеренно, умеренно... – быстро пояснила я. – Как доктор прописал...

В это время галопирующий мимо Джекки наткнулся на меня взглядом и резко затормозил.

Он уставился в меня взглядом будто в воскресшую.

– Так, я танцую первый танец... – он помолчал. – И второй... И вообще все танцы! – резко заявил он, хватая меня за руки. – Я их забиваю на себя...

– Принц! – одновременно угрожающе прошипели Мари и бабушка. Не слишком громко, чтоб окружающие не поняли, как они хорошо к нему относятся, но достаточно громко, чтоб он сам об этом догадался. – Если вы сейчас не скроетесь, то...

– Я хочу Вас пригласить на первый танец! – громко перекрикивая их всех, церемонно обратился ко мне принц. Он поклонился. Поскольку все обернулись и смотрели на нас, послать его бабушке с Мари было нелегко.

Но Мари было не смутить. Она уже дернулась... И потому меня просто подхватили под руки (принц), причем я полностью следовала советам бабушки – смущенно потупилась, не подымая глаз, со всем соглашалась, глуповато молчала на выкрики бабушки, полностью была безвольной и послушной мужчине... – в общем, была идеальной женщиной...

– И чего ты на меня так смотришь? – тихо буркнула я бабушке в сторону, смущенно потупившись принцу и даже покраснев ему, смущаясь, растеряно переминаясь с ноги на ногу и глуповато хихикая. – Я же выполняю твои советы!

Бабушка, похоже, озверела...

– Прекрати! – прошипела она.

Я вняла ее мольбам и стала сама собой. Закружившись уже в танце с принцем.

– Ах, как тяжело быть леди, – вытерла я со лба пот. – Аж вспотела, ресницами моргаючи...

– Тяжкая работа, – протянул принц. Но лицо его странно светилось и смеялось. – Лу, давай, не будем туда возвращаться... Бабушка дяди Джорджа всегда оставляет на моей спине самые плохие впечатления...

Я хихикнула, выполняя сложное па и кружась в танце.

– Слушай, а чего на нас так смотрят? – недоуменно спросила я, смущаясь под тысячью взглядов, вдруг словно высветивших нас. Все замолчали. Мне не нравилось, что меня так пристально рассматривали! Это не было хорошо.

– Мне неловко и страшно, – сказала я.

Принц только счастливо засмеялся.

– А, ты же принц! – догадалась я. – Вот они на тебя и глазеют.

– А что уставились именно на твое личико, так это оттого, что спутали, кто здесь главный?

Я дипломатично промолчала. По-моему, спутать, кто здесь главный, я не могла... В себе я никогда не ошибаюсь, даже если вижу себя в зеркале среди коров...

Подошел офицер связи. Он ошеломленно уставился на нас.

– Кто из вас принц? – строго спросил он.

Я поправила волосы и перекинула через плечо косу с жемчугом.

– Ну я, – сказала я, касаясь рукой сережки и выставив ее напоказ, еще и встряхнув волосами.

– Королева мать приказала вам немедленно покинуть зал и идти спать!

– Чего? – подозрительно спросил принц. – Это я принц!!!!

Офицер растерялся и стал рассматривать нас, переводя глаза с одного лица на другое. Я насмешливо сощурилась.

Офицер почуял во мне командира, как бы я не одевалась, хотя я и теребила сережку...

– А вы бы леди, помолчали бы, – помолчав, наконец, сказал он принцу. – Все знают вашу склонность к проказам...

И снова обратился ко мне.

– Ваша светлость, я призван проследить поручение и даже дать вам снотворное...

– Вот принц! – со смехом ткнула я Джекки.

Но офицер презрительно отвернулся от него:

– Перестаньте шутить, ваше величество! – негодующе сказал он мне. – Что, я не узнаю прирожденного командира с первого взгляда!?!

Я изнемогала от смеха, просто визжала.

Джекки разозлился.

– Это я должен идти спать!

– Берите его и ведите! – со смехом приказала офицеру я. – Неподдельный принц! Он настоящий!

Офицер затравленно оглядывался на наши почти одинаково звучащие голоса и явно не мог нас распознать.

Наконец он осторожно взял мою испещренную шрамами железную руку...

– Принц вот! – честно сказала я, ткнув Джекки.

– Что вы мне мозги пудрите! – разозлился офицер. – Эта рука привыкла к клинку и пистолету, она привыкла убивать и стрелять... Это рука великого воина и бойца... На нее смотреть даже страшно – она железная и беспощадная! Словно из стали отлита, ей можно убить, просто ударив как кастетом... Эти мозоли как пластины кастета... И снимите эти паршивые сережки, принц, никому даже в голову не придет спутать вас с этой леди, как бы хорошо она не дралась... – он брезгливо взял руку принца, показывая, что мозоли на костях принца еще не наросли...

Джекки тут же применил иную тактику.

– Оторвите у него мою фальшивую косу, капитан, – просительно сказал он. – Он забрал ее у меня и издевается.

Я взвыла.

Джекки сходил с ума от хохота и теперь отыгрывался, наблюдая, как меня еще и еще раз с со всей силы дернули за волосы.

– Да вы что, с ума сошли!!! – от боли я чуть не завыла, наконец, ухватив косу у основания и сильно врезав капитану бальным тапочком по ноге.

Он схватился за ногу, а я облегченно обмотала косу вокруг шеи.

– Еще раз кто дернет меня за косы, руки вырву, – пригрозила я.

– Смотрите, капитан, у меня уши не проколотые, – вытягивая мочку уха, сказал Джекки.

Офицер с тоской посмотрел на меня, подозревая, что его где-то обманули. Он не мог нас отличить.

– Ладно, забирайте его, и пошли... – махнул он на Джекки двум высоченным усатым нянькам.

– Эй, постойте! – завопил вдруг Джекки. – Берите ее!

– Режим, Джекки, – сказала усатая нянька в два метра ростом. – Кто вовремя ложится спать, будет славно воевать! Кто уснет без сказки молодцом, будет великим бойцом!

Глядя на мое странно изменившееся и подозрительно оживившееся лицо, Джекки понял, что эти слова еще сработают. Они глубоко запали нам с подошедшей к нам Мари в сердце. И если б не присутствие офицера и знати, сдерживающих нас, он услышал бы их тут же. И не один раз. Потому что губы двух негодяек подозрительно разъезжались и слова явно сами лезли им на язык...

– Кто без сказки...

Джекки только тяжело вздохнул.

– Тяжела доля принца, – гордо сказал он. – Режим, учеба...

А потом вдруг как рванул в сторону от солдат прямо через весь зал, только пыль пошла.

– О, черт, ловите его, с меня же шкуру снимут! – выругался офицер и кинулся прочь.

– Кто без сказки будет спать, будет славно воевать!!! – дружно проскандировали мы с Мари хором изо всех сил вслед Джекки.

И пока он бежал, оборачиваясь и показывая нам с Мари кулак, ему вслед непрерывно неслось дружное и ласковое непрерывное скандирование снова и снова:

...спит к стенке молодцом, будет великим бойцом!!

Глава 66 Я танцую с тобой

– Ну хватит, хватит, его уже нет! – сурово оборвала наш стихотворный противный дуэт бабушка дяди Джорджа.

Счастливо продекламировав последний раз, мы обе уставились на бабушку. И подозрительно оживились. Очевидно, поворот нашей мысли ей не очень понравился, потому что она резко оборвала забродившие в голове мысли тем, что просто подтолкнула нас к стенке.

– И как вы не понимаете, что вести себя надо прилично! – пролаяла она.

– Мы родственники, – обиженно сказала я, поправляя жемчуг на косе. Я имела в виду с Джекки.

– Седьмая вода на Логане! – оборвала бабушка.

Я обижено завернулась в косу, нахмурившись.

– И ничего такого плохого я не делала... – недоуменно протянула я. Я внимательно просматривала в памяти свои действия. – Голой не танцевала...

– Гм...

– Мы только повторили с Мари для Джекки учительное наставления взрослого и мудрого человека, наставляя его на добрый путь от самого детского коллектива...

– Восемь раз...

– Ну, надо же, чтоб оно запомнилось?! – недоуменно спросила я.

– Четвертое повторение уже воспринимается как издевательство, – проворчала бабушка.

– Бедняжка Джекки, – посочувствовала я. – Следующий раз повторю это ему только трижды!

– Следующего раза не будет! – обрезала бабушка. – Он больше из гордости никогда уже не подойдет к вам, когда проспится... Ему мама не позволит!

– А я-то думала, что она хотела его на мне женить, особенно старшего! – озорно сказала я. – Как же я заблуждалась насчет хорошего человека...

– Кстати, к этому хорошему человеку тебе категорически запрещено приближаться...

– Кошмар! – сказала подошедшая мама. – Королева потребовала представить себе всех девушек, бывших на бале, чтоб лично перед ними извиниться, даже служащих... – она вытерла волосы руками. – Я думала наиграться, но с Терезитой что-то случилось... Она перезнакомилась буквально со всеми, а это тысячи человек, не обошла даже служанок... Лу, не вздумай туда даже совать нос... Она требует всех...

Я вздохнула и пожала плечами.

– Ну, как вы тут, веселитесь? – наконец спросила мама, видя, что мы стоим у стены. – Весело проводите время?

– Веселимся! – хором ответили мы с Мари.

– Угу, – подозрительно сказала она. – А я-то думала, что сказала издевательство, так вы уныло ютитесь у стенки... Что, никто вас и не пригласил? – жалостливо сказала она.

– Нечего их жалеть, – хмуро сказала бабушка. – Они только что устроили такой цирк с принцем, что и в балагане такого не видела... Еле их утихомирила, причем это вовсе не было умеренное веселье...

– Да, я слышала какой-то шум... – вздохнула мама. – Потому и решила проверить... Слишком быстро бежал Джекки...

Мы хмыкнули.

– Что бы бабушка ни говорила, мы не имеем к этому никакого отношения, – огрызнулась Мари. – Каждый бегает как хочет и где хочет...

– Ох, девочки, я вас даже боюсь представлять королеве...

– Потому что мы уже представлены! – сказали мы одновременно.

– Я ее уже видела...

– Я уже ее слышала...

– Я в нее уже стреляла, – сказала Мари.

– Лучше, чтоб она вас больше не увидела, – решительно сказала мама. – Она не злопамятная, но может просто так сказать толстому лорду, что вы его невеста при вас, чтобы посмотреть, что из этого получится...

– На труп смотреть не интересно, – пожала плечами Мари.

– По-моему, мы уже женили толстого, – недоуменно сказала. – В принципе я еще могу!

– Нет, хватит! – рявкнула мама. – Больше не надо... Епископ до сих делает «угу»...

– А что нам делать!?! – с нажимом спросила я.

– Уже вытерпите до утра у стены хоть раз, как все нормальные леди и дебютантки, ничего в том, чтоб простоять до утра, нет позорного и трудного, – хмуро сказала мама. – Можете ли вы хоть раз повести себя как нормальные леди!?

– Если меня не обманывают мои глаза, нормальные леди танцуют... – вызывающе заявила я. – Я тоже хочу танцевать! За этим сюда и приехала! Пойду приглашу вон того скромно стоящего у стены молодого человека!

– Лу! – в шоке воскликнули все. – В Англии закон... Женщина не двигается... Она должна быть как айсберг!!!

– Она должна просто лежать и не...

– Лу!!!! – рявкнули все с бабушкой.

– Кто ее это уже просветил?! – сквозь зубы спросила мама. – До этого она была удивительно наивной...

– Я в этом сильно сомневаюсь... – сквозь зубы сказала бабушка.

– Она наслушалась разговоров ваших примерных дам за сегодня и вчера, – холодно сказала Мари. – Вы забыли, что у Лу слух, как у собаки нюх – она слышит шорохи за полкилометра, как ее оба Джо... Даже я тут уже узнала кое-что для себя новое...

Мама сквозь зубы заругалась.

– Мы немедленно отсюда уходим...

Если честно, мое знание не простиралось так далеко, как они думали, но я промолчала – приятно чувствовать себя взрослой... Мои представления о браке были еще слишком смутны, отрывочны и даже нагромождением разных фантастичных домыслов... Не то, чтоб отец всегда слишком берег меня – я могла усмотреть многое. Просто детское сознание всегда защищалось от грязи, и многое просто скользило по сознанию, вообще не затрагивая меня, вернее, хоть я и видела многое, но я просто об этом никогда не думала – это было врожденное... Я всегда подчиняюсь инстинкту, а он отвлекал меня и не давал об этом думать... Любящие и дети думают о любимом, а не «об этом».

– Лу как лебедь, плавая в воде, не замокает в ней, – холодно сказала Мари на инсинуации бабушки. – Я часто удивлялась ее чистоте и наивности, а потом поняла, что это уже работает интуиция опытного бойца и непобедимого воина, которая защищает ее уже без ее ведома... Она действует правильно во всем, уже не думая... Я как-то спросила ее, как ты избегаешь определенных тем, на что она ответила совершенно не мудрствуя и даже легкомысленно – «я их не избегаю, они как-то сами избегаются» – и тут же забыла об этом. Заметь, что она никогда просто не ест отравленную пищу, хоть ее сотни раз пытались отравить – она настолько уже детерминирована интуицией, что просто не видит того, что ей не нужно...

Я фыркнула.

Но бабушка с каким-то страхом и уважением посмотрела на меня и что-то пробормотала типа – святая.

Я только похлопала ресницами. В рай меня, наверное, не пустят за грехи – я Джекки била, над толстяком смеялась, яблоки воровала, маму не слушалась, – горестно подумала я, а жаль... В раю голые ходят, я бы посмотрела и выяснила наконец, чем же мужчины так отличаются от женщин, что не могут рожать... Чего там у них нет...

– Просто сегодня Лу пытались выдать замуж, и она считает сегодня себя взрослой, потому и пытается выяснить для себя, чего это ей предстоит в браке и что там к чему... – продолжила Мари свои разглагольствования. Не знаю как, но она часто понимала меня лучше меня своей женской интуицией.

– Так, Лу, мы отсюда уходим и идем спать! – скомандовала мама. – И я ужасная дура...

Мама отвлекла меня, но я поняла, что если у нас есть груди, то им нужно ходить закутавшись, ибо у них внизу... ибо у них... чтоб не позорить нацию.

Мама меня дернула за руку, ибо я стояла задумавшись.

В это время ко мне подошел Рихтер и тихо наклонился ко мне:

– Лу, – тихо сказал он. – Вооргот хочет срочно поговорить с Берсерком, у него срочное сообщение, но он не знает, что это ты и кто это Берсерк... Что мне делать?

– Кто это Вооргот? – недоуменно спросила я.

Рихтер шокировано посмотрел на меня. Явно недоуменно. Он силился что-то понять...

– Граф, – тихо вмешалась мама, отозвав его. – Лу находится под действием лекарства и ничего не соображает. Она не контролирует себя в полной мере... У нее была попытка самоубийства и ее успели поймать, не оставив одну лежать. Она больна. Она пережила сегодня два кризиса, и доктор вообще приказал ей полную тишину, покой и постель на месяц, и никаких волнений, иначе она может умереть или сойти с ума, но где вы возьмете в этом замке покой и тишину? Я не знаю, что делать, и не могу отпустить ее от себя... Ее вытянули, но она должна была еще лежать, это не Лу... Ей дали средство, полностью подавившее память, – она понизила голос совсем до неслышного, – но это плохо помогает, и чувства хаотически вибрируют, и не знаешь, отчего она заплачет или впадет в черную обиду, и я боюсь...

Граф черно выругался.

– Вы хоть соображаете, что вы творите!!! Вы же погубите ребенка!!!

– Выпустите нас из замка, дома она уснет, а тут кто ее удержит в постели на ее первом балу, тем более она не понимает, что она делает и разумно не совсем соображает, – яростно прошипела мама. – А снотворные на нее не действуют, у нее природный иммунитет, она преодолевает через пять минут любую слабость как яд, как у индийских йогов. Вы же знаете, что есть индийские йоги, которые могут принимать любой яд, и он на них не действует, но вряд ли ожидали увидеть такое в бойце своими глазами – если яд сразу не убил ее, ее организм блокирует яд или отравляющее вещество и она выкарабкивается, как после нокаута, почти на автопилоте. От снотворного она потеряет последние остатки рассудка и тогда бог знает, что может натворить...

Рихтер тоже выругался.

– Давайте я с ней буду танцевать? – предложил Рихтер.

– Учтите, если вы задумали ее соблазнить, пользуясь ее состоянием, вас убьют... – прошипела мама.

– И не вы одни, – прошипел незнакомый высокий красивый мужчина, прямо Бог Войны, столько в нем было силы и власти, подошедший к нам.

Что-то во мне хорошее колыхнулось, глядя на него, но я не помнила... Но мы с Рихтером уже танцевали.

Я была довольна.

– Хоть потанцую! – довольно заявила я. – А то мама угрожала, после того, как Джекки удрал, превратить нас в нормальных женщин и заставить простоять под стенкой до утра...

– Я сомневаюсь, чтобы это кому-то удалось сделать...

– Ты знаешь, я тоже...

Мы протанцевали еще один танец, причем Рихтер уводил меня все дальше по залу, но странный незнакомец везде преследовал нас.

– Кто это такой? – подозрительно спросила я.

– А, один сумасшедший, – презрительно отмахнулся Рихтер. – Бывший бабник и Дон-Жуан... Вооргот. Видишь ли, он решил жениться...

Я ахнула.

– А чего ж он сумасшедший?

– Потому что он не знает имени своей невесты, – буркнул Рихтер. – До сегодняшнего дня он всюду искал ее по Англии... Его кто-то избил, и после этого он немного не в себе, хоть и выздоровел...

Я вспомнила, что что-то уже слышала про это.

Мы обошли всю залу, кружась в танцах, высматривая отца. Как заявил Рихтер. Но пришлось вернуться на прежнее место, причем там уже бабушка подозрительно подпрыгивала.

– Я расписала все твои танцы, – раздраженно заявила она, нагло помахивая карточкой. – Очень много людей, оказывается, выявило желание с тобой потанцевать, пока тебя тут не было...

Рихтер подозрительно вздохнул. Он хотел танцевать, но его вдруг нагло утащил тот самый постоянно наблюдающий за нами незнакомец, буквально выхватив его со странной злобой на лице.

– Я вас просил срочно познакомить меня с Берсерком, ибо мне нужно ему что-то сказать важное, – яростно прошипел он Рихтеру, – а вы вместо этого стали танцевать с моей невестой до умопомрачения, – встряхнул того за шкирки этот молодой греческий бог.

Я ахнула и прикусила язык.

– Я как раз и делал все возможное для этого! – огрызнулся Рихтер, вытряхивая костюм. – Только вы мне не давали... Я же сказал вам, чтоб вы не следили за мной! К тому же я не смог его найти...

Я немного ошеломленно хлопала глазами, слушая их разговор. Кто тут болен? Мама сказала, что я больна, но неужели настолько, что слышу разговор галлюцинаций? Этот молодой бог слишком страшен, мощен и красив, чтоб быть реальностью. Он встретился со мной глазами, и какое-то теплое глупое чувство захлестнуло меня...

Рихтера куда-то уволокли, и я с сожалением посмотрела им вслед. Хотелось бы мне, чтоб это меня так волокли за шкирку домой, а я счастливо барахталась бы в его руках, задыхаясь от глупого счастья, точно ребенок, сверкая счастливыми громадными и гордыми глазами, блаженно спеша за ним...

Боже, что за глупости в голову лезут – я потрясла головой. Сумасшедшая она и есть сумасшедшая... Я смущенно отвернулась, чтоб никто не заподозрил меня в таких телячьих мыслях...

Но мама, увидев, что я краснею, мигом проследила направление моего взгляда и угрожающе нахмурилась...

– И как отдать дочку этому оболтусу? – озабоченно сказала она.

Я с испугом посмотрела на нее. Я видно слишком сошла с ума и уже не контролирую, что слышу.

Но тут заиграли веселый танец, и бабушка представила мне следующего кавалера... Надо сказать, что я думала первым делом послать его туда, где порядочные мужчины не бывают, и где темно и сыро, но бабушка резко наступила мне на ногу.

– Ой! – сказала я.

– Действительно, я граф Локширский, – довольно ответил тот, не на шутку обрадованный моей реакцией. – Собственной персоной... Я рад, что вы обо мне такого мнения...

Бабушка коротко уколола меня спицей в зад.

– Ааа...

– Вы счастливы, да?

– Очень! – сказала бабушка сзади. Я же тактично молчала, когда она с ним заигрывала, ибо у старушки так мало радостей в жизни, надо позволить ей маленькие слабости. Чтобы было не так больно. Не хорошо иметь в тылу вооруженного спицей врага. Это первое правило полководца...

В общем, я отнеслась к человеку вежливо и радостно.

– Вы так милы, – сказал он, танцуя, – что если б вы не сопротивление моих родителей вашей незнатности, они б согласились на наш брак...

– Вы ужасный болван...

– Вы мило шутите...

– ...если не заметили, что я отказала обоим принцам, несмотря на свою не...

– И это ради того, чтоб выйти замуж за меня!?

Я закатила глаза к небу.

– О господи, вы из тех, с медалями, да?

– Да!

– Производители, да?

– Да, – гордо сказал он, выпятив грудь, – наша семья производит отличное виски, и я не...

Сзади показалась бабушка и в руке она что-то угрожающе держала.

Я промолчала в ответ на реплику партнера. Больше занятая наблюдением за рукой паршивой старушки, как раз оказывавшейся за моей спиной, и только кивала в такт. Впрочем, внимательно слушая его болтовню, в которой он рассказывал о бизнесе своей семьи. Он не знал, кому он говорит...

Моих знаний хватало, чтоб понимать больше того, что он говорит. В голове проносились тысячи планов использования полученной информации, от введения в Англии мусульманского сухого закона на религиозной почве, ибо его можно ввести только на религиозной основе, до полного прибрания к рукам этого бизнеса, пользуясь его уязвимыми сторонами и сезонностью, а также зависимостью от поставщиков сырья и погоды... И выделки соков для бэйби вместо их древнего виски в их родовом замке...

Подталкиваемый моими невинными вопросами, он вскоре увлекся и отлично мне все описал. Преимущество больших знаний, что ты понимаешь больше, чем хочет сказать собеседник, и иногда тебе достаточно и обмолвки, чтобы воспринимать, будто он все тебе подробно рассказывает... То, что он умалчивал как секреты, я уже знала до этого или догадывалась...

Но он увлекся и стал даже красивым.

– Вы знаете, вы красивы, когда увлекаетесь и говорите о любимом деле... – бестактно ляпнула я.

Странно, но он покраснел как девушка и смутился. Но был настолько увлечен беседой, что не заметил, как увлек меня еще на один танец.

Мы протанцевали весело и третий танец, увлекшись разговором... Красивое видение молодого бога, которое, похоже, было моим глюком, преследовало нас, глядя на меня, а потом куда-то исчезло.

Джентльмен бы протанцевал со мной и четвертый танец, если б не появилась бабушка с крокодильей угрожающей улыбкой на лице. Не знаю, кто ее укусил в детстве, но получалось внушительно.

За ней спешила мама, но она была вовсе без улыбки. Кровожадный оскал, который ее украшал, никто бы и в страшном сне не смог бы назвать улыбкой.

– Граф, вы, кажется, заблудились, да, в большом замке, – проворковала она тоном, от которого у меня застыла кровь.

– И, наверное, обсчитались танцами, – вызывающе помахивая карточкой танцев, угрожающе прорычала бабушка. – Совсем из головы вылетело?

Но графа, похоже, женское воинство не тронуло. Он понял, что от него требуется. Ласково улыбнувшись, он подошел к моим родным и подвел меня к ним. И глупо улыбался.

Он вежливо поклонился моим.

– Мы с вашей дочерью решили пожениться, – гордо сказал он моим родным.

Меня, наверное, хватил нервный шок. Потому что не в силах была ни выговорить, ни промычать ни слова, только открывала и закрывала рот.

– Что значит мы?!? – угрожающе проговорила мама. – Лу еще слишком маленькая, чтобы решать такие дела сама!! Граф, мы вас очень уважаем, но ваша мама против, – вспомнила она, – и наша тоже... Поэтому быстрей забудем этот досадный инцидент, у Лу уже есть жених и вам я отказываю...

Граф что-то выступал за права человека, что нельзя насильно девушку выдавать замуж, она должна выходить за того, кого хочет...

– Граф, вы хороший мальчик и ваши дети будут министрами, но нельзя же быть настолько наглым и невоспитанным болв...

Бабушка с силой ударила туфелькой лодочкой ей под коленку, и мама стала удивительно вежливой... И даже не договорила привычной характеристики, что было удивительно, ибо она обычно ляпала, что было на уме...

– Лу, не плач, я тебя спасу! Я тебя украду... – крикнул граф, отступая от мамы, которая не могла говорить, но зато с успехом заменяла это устрашающими врага гримасами и движениями челюстей...

Он не выдержал, и побежал, бросив на прощанье что-то, что любовь не знает преград...

– Аааа... – Мари в изнеможении откинулась на стенку. – Я не могу больше... Я умру... От смеха...

Мама, наконец, обрела речь:

– Что ты наговорила бедному мальчику!? – накинулась она.

– Если б я что-то говорила, я б тебе сказала, – огрызнулась я. – Я вообще вела себя, как категорически приказала бабушка – молчала и хихикала...

Бабушка готова была меня съесть.

– Ничего подобного развратного и аморального я ей не говорила! – вспыхнула она. – Нечего меня обвинять в том, что я учу их кокетству... – яростно ответила она на обвиняющий тяжелый взор мамы. – Я сказала в меру глуповатой, в меру!!!

Они были готовы покушать друг друга, во всяком случае, немножко откусить.

– Так, прекратите, – скомандовала Мари, – на нас и так уже смотрят как на идиоток...

Они покорно прекратили и недоумевающе глянули на друг друга. Недоумевая, что это с ними случилось. А потом вместе накинулись на меня.

– Лу, ты что, не понимаешь, что такое один танец?

– Считать не умеешь?

– До трех?

– И больше чтоб никаких трех танцев! – угрожающе сказала бабушка. – Только один танец, и только молчать!!! Ничего ему не говорить! На все предложения отвечать – я спрошу маму!

Глаза у меня, очевидно, подозрительно загорелись, поскольку я представила, какие это могут быть предложения.

Но мама резко пресекла это.

– Ты все поняла?!? – строго спросила она.

– Спрошу маму, – покорно ответила я.

Странно, но бабушка вдруг заинтересовалась моей жизнью. Боями, сражениями... Как я там выживала и выстояла в яростной схватке...

– Лу, – тихо спросила она.

– Что?

– Тебя били? – тихо спросила бабушка.

– Били.

– Больно?

– Больно...

– Еще хочешь?!

Громко заиграла музыка, заглушая мой ответ, и это было хорошо, ибо не дало бабушке уловить его соль, а то б мне еще раз попало. И так попало! И больно попало!!!

Мама взглянула на меня с мрачностью – она-то его и услышала, и поняла изюминку.

Я прикусила язык и поклялась себе быть молчаливой, такой молчаливой, как могильная плита и такой во всем всегда вежливой и изысканной, настоящей леди, неживой и покорной, холодной, что не двигается – в общем – благородной англичанкой...

Подлетел новый кавалер и пригласил меня на танец. Они не решились высказывать при нем свое мнение обо мне, потому что материться неприлично. Женщины не могут говорить такие исключительно неприличные гадости. К тому же кавалер уже был до этого протестирован и одобрен бабушкой лично, то есть явно знатен с родословной и годен для брака. С выдающимися племенными качествами и когортой выдающихся предков...

Ну и мозговые способности у производителя были соответствующие... Этот был просто ослепительный болван.

Видя, что я молчу, как пенек, он начал нейтральный разговор сам:

– Я мечтаю найти, чтоб не говорила, не возражала мне, молчала, – откровенно сказал он, – была хозяйственная, преданная, послушная, ласковая, чистоплотная, радостно встречала меня, кидалась с охотой исполнять каждое желание, с хорошей родословной и еще чтоб и защищала меня...

– Немецкую овчарку хотите? – предложила я, наконец, сообразив, о чем это. Я решила помочь человеку и нарушить обет молчания. – У нас есть щенки...

Ошалело помолчав минут десять, он, наконец, ошеломленно произнес:

– Ценю ваш черный юмор...

Я так и не поняла, чего он ценит, если там ничего нет, но пообещала себе выяснить...

– Могу дать вам щенка сенбернара, – чтобы поддержать разговор предложила я.

– Ууу...

– Ну, тогда возьмите дворняжку, – совсем пожала плечами я. – Безродные, они часто очень преданны и милы...

– Сука? – прошептал он, закусив губу.

– Суки больше преданны мужчине! – со знанием дела гордо заявила я.

Я ошеломленно проводила его долгим взглядом.

– Чего это он на тебя так смотрел? – подозрительно спросила мама, глядя ему вслед.

– Не знаю, он странный...

Глава 67 Нокдаун с третьего танца или "танцую всех"

Бабушка подошла ко мне с расписанием, вытянув голову вслед неудавшемуся жениху.

– Я же тебе не дилижанс, чтобы ездить по расписанию! – выругалась я. – Вы превращаете праздник в тяжелую работу, – я с унынием посмотрела на свои туфли, которые жали, ибо были с кого-то сняты. А в моих золотых туфельках танцевала королева...

Я со злорадством подумала, что они ей тоже, наверно, натирают.

Мама выругалась, сказав: «Крестики-нолики япона-мать», – и отобрала у бабушки карточку.

– Лу! – радостно сказала она, поглядев в нее. – Ты посмотри, сколько кавалеров выразили желание потанцевать с тобой!

Она даже присвистнула.

– Какие люди! Ты только посмотри, граф Финштейн, это же такой красавец!

Я вырвала карточку из рук.

– Где красавец?!

В карточке не было никакого красавца – ни портрета, ни намека...

– Да он же сейчас будет танцевать с тобой, как я тебе завидую!!! – сказала мама.

Мари попыталась вырвать у меня карточку, но я не дала.

– Ищи себе своих красавцев в карточке! – задрав нос, сказала я.

– А у меня есть? – Мари посмотрела в свою карточку.

Я хихикнула и показала ей язык.

– У меня больше, у меня больше! – запрыгала на одной ноге я, дразня ее.

– Какие, девчонки, вы все-таки счастливые! – сказала одна печальная простенькая девчушка, стоящая недалеко от нас с родителями. – Меня за весь бал никто не пригласил!

– Хочешь, поделюсь с тобой? – сострадательно высолопив язык предложила я, выискивая в карточке наиболее некрасивое имя. – Все равно они меня в глаза не видели, а ты меня милее... Только ты сразу не называйся, а вот когда будут делать предложения, сразу соглашайся от своего имени...

Она хихикнула.

– Можно, я с вами постою? – неловко улыбнувшись, спросила она. Я сразу разглядела, что она только одета неумело, а так – легкая как перышко и удивительно нежная, и теплая и милая...

– Конечно, – согласилась я. – Только ты знаешь, можно я поколдую над твоим платьем? – я внимательно осмотрела ее наряд и критически нахмурилась. – Ты почему не покупала платье в фирменных салонах Джой? – строго спросила я. – Сама делала?

Та покраснела, и я поняла, что у нее просто не было денег.

Мари внимательно окинула ее и ее платье профессиональным взглядом, присоединившись ко мне, качая головой...

Мама всегда говорила, что у меня золотые руки... И, наверное, напрасно, ибо руки бьют, а золотая голова... Напевая, мы взялись за нее, прикидывая варианты...

– Очень мило, – сказала я, похвалив ее платье... – Вот это даже можно оставить...

В голове словно сами собой рождались мелкие детали, и я напевала песенку. Я всегда видела целое, оно парадоксально рождалось раньше деталей, словно будущее, которое было раньше прошлого...

Отстранив Мари, я сама поработала над платьем прямо там... Здесь изменила складки, здесь добавила заколками... Здесь добавила цветок, здесь положила локон... Здесь добавила тени, здесь взяла пару жемчужин из своей одежды... Бабушка заворчала, чтоб не портила свой костюм, и ее отправили в комнату за драгоценностями. А Мари набросала полную схему прически, уловив, что получается – она всегда была в этом лучше меня...

Всего несколько минут, всего несколько штрихов, если быть честной... Ничего собственно я и не сделала... Да и Мари... Мы собственно ничего не сделали...

Только отошедшая на минуту мама девочки, за которую та прибилась к нам, прошла мимо нас.

– Простите, вы не видели мою дочь? – спросила она нас.

Я широко раскрыла глаза. Ведь эта женщина стояла с этой девушкой.

– Мама, ты что!?! – ошалело спросила девушка.

– О Господи, – та схватилась за сердце. А потом уставилась на дочь, широко раскрыв глаза.

– Мама что с тобой? – с испугом спросила та.

Та без слов подвела ее к зеркалу.

– Ой! – тихонько сказала девочка.

Шедший мимо мужчина оглянулся на нее и внимательно стал ее разглядывать.

– Какие красавицы...

С трудом оторвавшая от зеркала глаза, девчонка немного со страхом взглянула на меня.

– Я вроде та же... Но красивая! – растеряно прошептала она.

– Никто не знает, как у Лу это получается, – сказала наша мама. – Вроде ничего и не меняет, коснется тут и там, и даже не всегда уловишь, а человек словно расцветает, комната словно озаряется теплом, лаской и какой-то нечеловеческой красотой и уютом... Руки у нее такие...

– Бывало рисую человеческое лицо, – печально добавила Мари, – вроде все на месте, а Лу возьмет, что-то добавит, что я и усмотреть не могу, и карандашный набросок и улыбается, и глаза его искрятся смехом, и притягивает взгляд среди тысяч других даже профессиональных картин художников... Можно разобрать на абсолютно все части, но никто не знает, почему Джоконда улыбается, а ее рисунки заразительно смеются, земля улыбается, а бумага сияет иногда нестерпимо неземным светом. Хочется смотреть снова и снова, хоть никто не может угадать отчего... Тысячи рисуют человеческие лица, а у нее... – Мари развела руками.

– Мари накрутит, накрутит обычно, а Лу что делает и не поймешь, но ее и ее вещи любят безумно...

Я фыркнула только и крутанулась на пятке. Так ко мне и подошел Джекки.

– Я как раз к тебе пришел танцевать, – заявил он.

– Сейчас со мной будет танцевать красавец, – гордо заявила я, помахав карточкой.

Джекки попытался ее у меня вырвать.

– Дай, мне туалетная бумага нужна!!! – нагло заявил он.

Мама осторожно забрала у меня из руки карточку и ласково подтолкнула меня к приближающемуся мужчине, ибо заиграл танец.

– Смотри, какой красавец, – шепнула она мне.

Он галантно предложил мне руку, приглашая на танец. Я охотно взлетела, легкая, как перышко.

Джекки закусил губы до крови, глядя на это зрелище.

– Интересно, чего на меня так принц посмотрел!? – недоуменно спросил кавалер.

– У него несварение желудка... – счастливо солнечно улыбнулась я. Я была горда. – Бумагу требовал...

– А у меня было впечатление, что он хочет меня сожрать, – покачал головой тот. – Никогда не видел Джекки в таком паршивом состоянии...

Мы еще потанцевали. Мне было весело. Голова кружилась, как у безумной – на меня во все глаза смотрел тот незнакомец, ну прямо бог войны, сошедший с греческого Парфенона из угла. Ну удивительно навязчивая галлюцинация. Но приятная такая – сердце так сладко сжимается от какого-то предчувствия.

– Интересно, а чего на меня так Вооргот посмотрел? – опять спросил мой кавалер, оборачиваясь на незнакомца.

– Вы тоже его видите!? – шепотом спросила я. И выпрямилась. – Не знаю! – я пожала плечами, чего он на меня так смотрит.

– Но у меня плохое впечатление, что он хочет меня убить, причем желание это непреодолимо, – нервно сказал кавалер.

– Что-то они все на меня так смотрят?! – он начал затравленно оглядываться. – А у старшего принца такой взгляд, будто он голоден... Маньяка... Он смотрит на меня с безумной горящей красными бликами ненавистью, хоть я ему ничего не делал... – кавалер опять завел свои жалобы... – А ведь он только сегодня трижды сделал предложение своей маме, пока она ему популярно не объяснила, почему это не хорошо, так что у него был нервный шок, причем в исключительно болезненных ударах...

Я удивленно посмотрела на него. У меня, видимо, начался приступ. И я, наверное, танцую с галлюцинацией... Представляю, как это выглядело! Одна посреди зала с выставленными руками, и чего-то шепчущая... Понятно, чего они все на меня так смотрят...

– Так, а чего Рихтер на меня так смотрит... Проклятье, он вынимает пистолет!!!

Я обернулась и увидела милую и облегченную улыбку Рихтера, пославшего мне воздушный поцелуй. И вовсе не грозную...

Но, когда я обернулась, я никакого красавца рядом не увидела. И вообще его не увидела...

И я поняла, что я действительно танцевала с галлюцинацией... Руки мои уныло повисли. Голова опустилась... Я сумасшедшая! Было нестерпимо больно... От такого открытия все во мне опустилось, я даже двинуться не могла... С трудом я сдвинулась, чтоб не стоять дурочкой... Я побрела, куда глаза глядят...

Глаза глядели на Джекки. Очередная галлюцинация – механически подумала я, отмахнувшись. Надо было собрать силы и дойти до мамы, и там раскаяться, что я сумасшедшая...

Танец еще не прекратился, и я чувствовала себя так глупо, что хотелось разреветься аж до задницы.

Поскольку я уверенно и упорно шла сквозь галлюцинацию, радостный Джекки больно ударился об меня. Но галлюцинация не поняла моей честности и радостно завопила:

– Лу, пойдем танцевать!

– Но я же обещала... – с сомнением сказала я, вспомнив расписание.

– Теперь можно, – успокаивающе сказал он. – Я только что порвал твою карточку...

Я не выдержала и засмеялась, отплясывая с принцем веселый танец.

Но тут взгляд мой наткнулся на преследующего меня незнакомца. Я кое-что вспомнила.

– Правда, что он после ранения головой немного не в себе? – спросила я у принца. Принц его увидел и кивнул. А я не выдержала и хихикнула, вспомнив свои страхи – раз Джекки его видит, и он реальный, значит и этот тип реальный.

Джекки опять кивнул головой.

– Он все ищет невесту, но он мирный и не опасный сумасшедший...

– Ты представляешь, а я танцевала с Рихтером, а этот тип вдруг заявил Рихтеру, что недоволен, что тот станцевал с его невестой! – озадаченно сказала я.

Но Джекки только развеселился, и я успокоилась. Мы даже помахали ему рукой, ничего, впрочем, не делая, только весело смеясь и показывая на него пальцами.

Вид у красавчика, который мог нас слышать отсюда, стал просто бешенный.

– А он не набросится? – осторожно спросила я, увидев его озверевший вид.

– Не, он добрый, – ответил тот. – Он мой неродной дядя, претендующий на престол...

– И ты его того...? – я сделала жест Логана, показывающий, каким свертывают птице шею.

– Гренландии... – хмыкнул Джекки, закончив свою фразу. – Отец усыновил сына лучшего друга, когда все думали, что родители его погибли, а они просто попали в плен к испанцам... Так что мы росли вместе... Сводный брат. Вооргот сам спас своих из плена собственноручно, растерзав обидчиков в их собственном логове, когда повзрослел. Они с моим братом были неразлей вода... Кстати, мой брат тоже брал участие в операции по освобождению его родителей... Брат обрюзг от пьянок и всеобщего поклонения, но когда-то он был крайне храбр, как и Вооргот...

Я даже потрясла головой...

– И как он решился усыновить такого как Вооргот при своих наследных принцах... Это же могло привести к войне...

– Нееее... – Джекки аж затряс головой от негодования. – Вооргот на такое не способен – он редкостного благородства, а в детстве был просто – прямо в святые возводи... У меня он самый любимый брат, хоть и неродной, ибо родной давал подзатыльники... К тому же тогда мой старший брат и сам отец опасно заболели оспой, а я еще не родился, и отец как раз еще и подстраховал маму, чтоб в случае его смерти не было никакой смуты, ибо как раз Вооргот был ближайший претендент на престол и мог стать знаменем заговорщиков... В нем скрестились две древние линии, имевшие своих королей... Теоретически, но опасность существовала, а так бы мама правила до его взросления...

– Потому твой брат так ужасен на лице, – печально сказала я. – Из-за оспы... А почему он толстый, и рыхлый, и наглый?

– Из-за лени и пьянства, – холодно сказал Вооргот.

Джекки дернулся, так незаметно он подошел. Он действительно Бог Войны и разбоя. Оказывается, он приемный брат Джекки.

– Вечно ты подкрадываешься неслышно, словно тигр! – фыркнул Джекки.

– Конечно, если мама тебя зовет... – фыркнул Вооргот. – Тебя доставить или ты сам сходишь и ответишь за свои дебоширства... У кого ты там порвал карточку, заявив, что хочешь в туалет?!? – угрожающе спросил он.

– Я уже не маленький, и не надо меня опекать, как в детстве, – гордо задрал Джекки нос. – И сам отвечаю за свои поступки... И потому пойду сам, – быстро добавил он, видя, что тот приблизился.

– Что значит ты уйдешь на половине танца!?! – возмутилась я. – И опять оставишь меня одну!? – я яростно наклонилась к нему. – Что обо мне подумают, если меня второй раз бросят посреди зала!?!

Джекки разрывался на части. Он и хотел бежать к маме, и не хотел оставить меня на Вооргота.

– Я могу заменить тебя, – предложил Вооргот.

– Только на этот танец! – хмуро буркнул Джекки и исчез. – И только пока я не вернусь и не узнаю, что там...

Вооргот осторожно подхватил меня, запоздало спросив: Можно? Странно, я ощутила, как его руки коснулись меня, хотя ни с кем до этого даже не замечала. Почему-то совершенно глупое ощущение счастья полностью захватило меня.

Я подняла голову и утонула в его глазах.

Я подумала, что это сумасшествие, но что-то захлестнуло меня, подавив соображение, и я даже не сопротивлялась его наглой самоуверенности, что я буду с ним танцевать – просто танцевала, забыв обо всем... Я даже не сразу поняла, что уже танцую не первый танец, и все покорно кружусь в его руках, доверившись им, потеряв чувство времени и все смотря в его глаза, если б кто-то не обратился ко мне... Куда ушло два других танца, которые должны были идти за этим, как я помнила, и что я делала эти два танца, я просто не могла сообразить, ни вспомнить, ни даже представить, просто прижавшись к нему... Я была как пьяная, неожиданно счастливая, тихая и покорная... И смотрела ему в глаза так, что забыла все остальное... Провал, и все...

Только мамино суровое лицо, с удивлением и потрясением глядящее на меня, мелькнувшее в толпе, привело меня в соображение.

– Все, мы прекращаем танцевать, два танца достаточно... – скомандовала я, не отрываясь от его рук.

– Какие два танца? – через силу спросил Вооргот, с трудом приходя в соображение. Он потряс головой.

– Которые мы уже потанцевали! – резко ответила я, окончательно приходя в себя. Мне было страшно думать, что мы могли их не только протанцевать; и ЧТО мы могли делать эти два танца прямо здесь, и что я не помню, раз на меня так смотрят все. – И немедленно прекратите так прижимать меня к себе! – я ударила его по ноге, чтобы он тоже пришел в себя.

– Кошмар... Ничего не помню... Что мы делали?

Я поежилась от ужаса и отчаянья, только краешком представив, что мы могли делать прямо на глазах у всех. Я испуганно затравленно огляделась. У меня после этого будут дети? Он меня целовал и обнимал?

– Хватит, уже два танца, – отчаянно не давая этой мысли забраться в мозг и подкосить себя, и уверяя, что мы только танцевали, просто не помним... только танцевали... мы только танцевалииии... сказала я. – Три танца меня скомпрометируют, мама сказала...

Я попыталась его оттолкнуть. И только отстранившись, смогла соображать, когда он не касался меня руками и не склонялся надо мной.

– Три танца, все, – я покрутила ему тремя пальцами, как пальчиком маленькому мальчику, чтоб он посмеялся.

– Ничего страшного, если вы протанцуете со своим женихом и четвертый, – придя в себя, огрызнулся тот. – Я вообще не намерен больше позволять вам с кем-то танцевать, и буду танцевать только сам!

Я ошалело открыла рот от потрясения. Он сказал это тоном жадного наглого мальчика, садящегося за большой пирог в одиночестве, закрывшись в кладовой. Буду есть только сам! Изумительный наглец!

– Я вам не пирожное! – огрызнулась я.

– Вы моя невеста, – согласился он. – Это лучше, я не люблю слишком сладкое...

– А... – наконец догадалась я, презрительно махнув рукой. – Вы же сумасшедший, Джекки говорил. Всюду видите и ищете невест... Но это не опасно для окружающих, да?

Я отпрыгнула. От его реакции...

– Вы же никакого отношения не имеете ко мне, вы же это всем говорите, правда? – успокоено спросила я. – Вас свяжут и подлечат, и вы никогда не были моим женихом...

– Если я никогда не был твоим женихом и никогда тебя не видел раньше, то ты хоть бы перестала носить мой фамильный обручальный перстень, – он уставился на мое кольцо. – Который передается только невесте, и владелец которого, по старому обычаю, есть глава нашего рода, и у которого перстень есть ключ от сокровищницы... Которую уже второй год не могут открыть...

Я посмотрела на перстень с печаткой. Потом на него...

До меня начало кое-что доходить, и я кое-что вспомнила. Где я его добыла. И кто мне его дал, и при каких обстоятельствах, аж рука снова заболела от бича, так я тогда устала хлестать... Это я его тогда порола до смерти...

– Ааа! Так это вы! – я радостно хлопнула в ладоши. – Это вас я отхлестала!!! – радостно воскликнула я. – А я вас не узнала!

Он немного побелел, наверное, от ярости.

Я же внимательно оглядела его.

– Орлиный Глаз кастрировал вас? – с любопытством по-детски спросила я, с интересом рассматривая его. – Он успел?

Лицо его сделалось таким от моего невинного любопытства, что я даже недоуменно отпрыгнула.

– Вы не сможете производить детей? – жалостливо спросила я.

Лицо у него стало таким, что я и сама не заметила, как отпрыгнула до стенки.

– Ну, точно мозги у вас поехали...

Подлетевший Джекки закружил меня в танце, захватив меня прыжком. Он, наконец, освободился.

– Как его выпускают, – недоуменно спросила я у принца, забыв и уже выкинув из головы предыдущий вопрос, который красавчика отчего-то взбесил. – Он же опасен!

Принц пожал плечами и утащил меня танцевать. Я с восторгом согласилась, и мы весь вечер отплясывали и веселились, аж башмаки стерлись.

Вооргот постоянно преследовал нас, наблюдая и не выпуская из поля зрения.

Мама, очевидно, махнула рукой на меня и на мои танцы, тем более, что меня периодически передавали из рук в руки как сверхценный товар, не выпуская и не давая перехватить конкуренту, не давая Джекки танцевать больше двух танцев подряд...

На ребенка махнули рукой, и позволили ему делать что хочется, правда мои кавалеры были подозрительно внимательны ко мне... Но меня тогда это не трогало... Раскрасневшаяся, и пользуясь тем, что в кимоно и маленькая я была тем, кем была – девчонкой, – я делала что хотела. И к этому привыкли. И только по-доброму улыбались, провожая нас с Джекки глазами, когда мы гоняли по замку или устраивали очередную шутку или бучу. Полная свобода... Все услышали, что мне еще пятнадцать.

Ребенок, что возьмешь...

Только Мари чаще всего как-то невзначай оказывалась в танце со своим очередным кавалером рядом со мной, и делала это все чаще, но это меня как-то не трогало – она всегда краешком глаза приглядывала за мной.

Говорили, что я заражала всех весельем и кружилась легкая, юная, как весна, с раскрасневшимся от счастья, веселья и хороших хлопот, и детских шуток лицом... Я не помню, и себя со стороны не видела, погруженная в веселье и шалости...

Я поменяла платье, потому что кимоно вымокло от пота. И теперь была в обычном сереньком платье, позаимствованном у какой-то горничной, без всяких драгоценностей... И потому позволяла себе все, что не могли позволить себе важные девушки и дамы... Я гоняла наперегонки и командовала всей юной свитой принца и всеми знатными головорезами как обычными привычными мальчишками, и мы веселились и танцевали во всю.

Я была повсюду в зале, и всюду провожали меня глазами... Сначала улыбались как ребенку и странному простому платью золушки, потом заинтересовывались и следили уже внимательно, закусив губу, потом почему-то уже неотрывно следили громадными сверкающими глазами...

Фантазия моя, когда я разгоралась, была неистощима... Мне действительно стало весело, и мы веселись с принцем, как и мечтали, когда ехали на бал, без занудства этих взрослых, что только и знают кланяться и говорить о погоде...

Правда, Вооргот повсюду следовал за мной, неотрывно следя глазами хуже дуэньи, но я показывала ему язык... Длинный и синий от черники, которую мы ели ладонями, когда уставали, прямо из ваз...

Постепенно все больше и больше людей мечтали со мной протанцевать, так я заражала всех радостью и была всюду, сходя с ума, как ребенок. Ведь я была как юла, обладая безумной нечеловеческой реакцией и скоростью профессионала бойца, заливисто и забывая в смехе все, заразительно смеялась, сходила с ума, радовалась, превратила весь замок в свой плацдарм и площадку для игр, будто это наш дом...

Странно, но это почему-то очаровывало мужчин хуже моего платья, и их становилось все больше и больше... Так что те, кто были записаны в карточке, объединились, собрались и пригрозили Джекки, что если он не восстановит правильную очередь хотя бы через один танец, то его поймают и будут все вместе бить... В общем, уставшего Джекки, хоть он отчаянно не желал отпускать меня даже на секунду и хотел быть все время рядом, вынудили согласиться... Чтоб один танец танцевал он, а другой – по правильному честному расписанию, как положено знатной даме...

Я потеряла счет времени. А это значит, что все потеряли его...

Странно, от того, что Вооргот постоянно следил за мной, и что я чувствовала на себе его взгляд, мне становилось только легче. Меня, наоборот, захлестывало какое-то глупое телячье счастье, и я вертелась во все стороны, подставляя себя под его взгляд, а он только улыбался этому и прищуривал глаза, искоса глядя на мое безумие, радость и бурное счастливое веселье... А я захлебывалась весельем, оно плыло во мне, заставляя пытаться передать его другим и зажечь их радостью, смехом, весельем, шутками, и как всегда это удавалось... Я почему-то сегодня была на седьмом небе, против обычного пятого-шестого...

И всех тоже против воли захватывала теплая волна веселья, заглушая разум и убивая счет времени...

Глава 68 Тили-тили торт, пьем один компот, и эротические сны

Все бы хорошо, но мама говорит, что я и в бою, и в веселье – ураган. Она имеет в виду стихийное бедствие. А я имею в виду, что не устаю. А Джекки, хоть и моя копия, но не выдержал быть все время со мной рядом, как ни желал во всем подражать. Он отдыхал все чаще и чаще, и танцевал все реже...

В конце концов, он просто уселся и сказал:

– Все! С места не сдвинусь до скончания века!

Я огорчилась, тем более он сел на табуретке далеко от пирога, и сесть рядом было некуда... И не мог даже сказать слова...

Раздумывая, что же мне делать, я медленно и степенно отправилась к самому большому пирогу в полном одиночестве. Степенно раздумывая, что бы еще учворить и выкинуть такое, ведь натанцевалась так, что даже пошатывалась от усталости. И глубоко вздохнула, чтоб отдышаться...

Я оперлась о стенку возле пирога, не в силах не есть, ни стоять, ни сесть... Но веселье все бурлило во мне... Правда, я с тоской посмотрела на свои бальные тапочки, подошва которых была стерта до дыр, а в одной даже проглядывал большой палец. И вздохнула. Это были третьи...

– Устала, вертихвостка? – беззлобно хмыкнул появившийся Вооргот.

– Я сейчас тебя поймаю и... – весело пообещала ему я, теперь, из-за веселья и хорошего настроения, бурлившего во мне, нимало не смущенная его присутствием.

– ...и мы будем делать ЭТО вместе, – быстро подсказал Вооргот.

Я нахмурилась и насупилась, как леди.

А потом не выдержала, и снова расслабилась.

– Джекки устал, а больше никто не выдержал тридцати двух часов непрерывного веселья и танцев... – пожаловалась я. Столько прошло с тех пор, как я вышла танцевать в кимоно и снова подчинила себе замок. – Я перетанцевала со всеми, но они такие слабенькие, а у оркестра руки отваливаются, и они отказываются играть, как я не грозила скормить их тиграм...

– Конечно, столько танцевать и смеяться, дурно станет, – согласился Вооргот...

– Я так устала, что не могу даже дотянуться до пирога... – вздохнула я, пытаясь поднять руку... – А ты свеженький! – обвиняюще сказала ему я...

– Еще бы! – фыркнул Вооргот. – Я же не перетанцевал со всеми мужчинами и пацанами на бале, кто мог еще ходить... Просто удивительно, когда ты успела протанцевать с каждым еще и не один раз...

– Сколько тех кавалеров было, – отмахнулась я. – Тут всего чуть больше тысячи...

Вооргот отрезал мне самый большой кусок пирога...

– Вкусно! – сказала я, накидываясь. – Гооднааая... – объяснила я с набитым ртом.

– Еще бы! Больше трех суток на ногах, и полторы сутки только танцевать и не есть... Здесь все сошли с ума, если потакали такой юле и вертихвостке... В рот смотрели... И чего они тебя слушались? Такую вертушку?

Я не отвечала, зарывшись с носом в торт с высоким кремом. Пока не съела, а потом не запила подаваемым мне Воорготом компотом, чуть не захлебнувшись.

– Ой, а замурзалась как! – осудительно проворчал Вооргот, осторожно вытирая меня салфеткой, как ребенка.

Я прислушалась к себе – в набитом животе никто не порхал. Но в сердце все пылало так, что каждая клеточка была наполнена огнем, даже то, что я наелась не помогало сдержать стремления к нему на руки. От давления чувств в сердце мне просто срывало крышу, и она уносилась куда-то, несомая ураганом. А тело вообще жило отдельной жизнью – оно наполнилось чистым огнем, какой-то легкой чистотой. Оно растаяло. Вместо него был только бушующий огонь жизни.

Я так устала, что только покорно подставила ему щеки, чтоб он вытер, как маленькая девочка.

– И как можно было съесть пятикилограммовый торт одной? – качая головой, проговорил тот, глядя на мой выпятившийся даже под платьем животик.

– Ах... – вздохнула я. – Наелась... Теперь и поспать можно...

Но я еще хотела веселья и праздника, хотя другая часть хотела спать.

Глаза мои слипались, но я хохорилась.

– Еще буду танцевать!

– Давай-ка я отведу тебя к твоим, – вздохнул Вооргот. – А то ты уснешь прямо тут, а я не могу тут сидеть с тобой, мне еще надо кое-кого предупредить...

Я послушно дала себя поднять.

– Взять бы тебя на руки и отнести бы к себе... – вздохнул Вооргот. – Не могу дождаться нашей свадьбы...

– Так, я иду сама... – вырвалась я. – И не собираюсь я на тебе жениться!

– Угу, – хмыкнул. – Еще не хватало, чтобы ты на мне женилась! Выходи за меня замуж!

– Дудки, – сказала я, но нечаянно прижалась к нему. Почему-то ощущения счастья просто утопило меня.

– Ты не помнишь, но этого потребовали наши родители, чтобы о тебе плохо не говорили... Это нужно, чтоб о тебе плохо не думали... – уговаривал он. – Хотя бы на время бала все должны думать, что мы жених и невеста, а там уже думай, что хочешь...

Я вздохнула.

Мы вышли на балкон.

– Раз мы жених и невеста, мы должны постоять хотя бы постоять вместе, чтоб все это видели... – сказал Вооргот, беря меня за руку и широким жестом словно показывая всем, кто мог это видеть, кольцо на моей руке...

Была ночь. Ослепительно пахло матиолой и розами.

Я остановилась, с шумом вдохнув воздух.

– Вооргот, давай постоим немножко, – попросила я.

Он осторожно накрыл меня своим плащом...

– Не простынь, ты разгорячена...

Почему-то мне было так хорошо, что и не говори...

Я устала, но что-то пело и ликовало внутри.

Я стояла и смотрела, и могла стоять так вечно, чувствуя на плече его руку... Теплая волна колыхнулась в сердце и накрыла меня с головой...

– Впрочем, мы жених и невеста, никто нас не осудит, если мы постоим час наедине... – сказал вслух Вооргот.

Я согласно кивнула, теряя рассудок.

– Ты точно помнишь, что я невеста? – на всякий случай спросила я, запрокинув голову. Я согласилась с этим.

– Точно...

– Значит, ты мой жених? – спросила я.

– Абсолютно...

– И никто нас не осудит?

– Угу...

Я запрокинула к нему голову, подставив губы для поцелуя. Мама лучше знает. Спроси маму, и раз она сказала, значит так и нужно...

Огонь внутри из сердца вдруг вырвался навстречу и точно решил окончательно. Само тело растворилось в нем. Ревущая, бесконечная Ниагара пробудилась в сердце. Не было тела. Само тело стало любовью. Полностью, от начала и до конца, от каждой клетки, ног, рук, губ, глаз, оно просто стало самой любовью, нежностью, лаской, моим сердцем. И чистотой. Не было никакого значения, что было и будет – оно навсегда останется любовью. Не тело – а любовь. А движения тела – а лишь проявления любви: странные, непонятные, но лишь любовь без конца. Не было ни времени, ни пространства. Времени не стало, а пространство потеряло свое значение.

Было только чувство и только бесконечное чувство во мне, вместо меня, во всем.

Через сердце просто проглянула вечность и подала свой знак. Этот знак был пылающая любовь вместо тела. Так я ощущала себя.

Духом я просто отдала себя без остатка и слилась с ним. И все. Меня не стало. Я была любовью. И я была им. Я была самоотдачей. И была мощью. И была одним целым с ним. Как была счастлива со вселенной. Это еще была одна частичка меня. Никакой физиологии не было. Вечная игра бога, Радхи и Кришны. Нелепое проявление безумной страсти и сильное прекрасное чувство.

Просто близость проявляется по-другому.

Вооргот отшатнулся, сжав кулаки.

– Ууу... – сказал он, закусив губы и поднимая глаза к небу, так что скулы рук побелели. – Я не могуу...

Я обижено раскрыла глаза.

– Ты не можешь? Целоваться? – вспомнила я, что некоторые мужчины что-то не могут.

Вооргот только простонал, пытаясь удержать себя в руках. По нему ходили какие-то странные волны, но он словно пытался стоять смирно и вытянуть по швам, раз иначе не получается. Его дергало ко мне, и он взялся обеими руками за перила, словно они могли его удержать.

– Лу! – хрипло сказал он. – Отойди, иначе тебе будет плохо...

Я на всякий случай отошла, раз жених просит.

– Тебе плохо? – сострадательно спросила я. – Тебя стошнит?

– Нет, мне уже хорошо, – сказал он, с шумом выдыхая и закрывая глаза. Почему-то его буквально что-то изгибало.

Он вроде парочку только раз коснулся меня руками, а уже пробрался ими, скотина в мой ум – голова думает и только и думает об этом ублюдке. А ведь ум у меня не под платьем.

Постояв одна, я осторожно тихонько стала рядом с теплым женихом, от которого шел жар. Не зачем пропадать теплу – первое правило воина. И тихонько сбоку прислонилась к нему, не тревожа его.

Он вздохнул.

– Пошли...

Я обиженно взглянула на него.

– О Господи! – увидев мои обиженные громадные глаза ребенка, вздохнул он. – Ты обиделась! Не могу я тебя целовать, Лу, иначе будет как во время нашего танца...

Я подумала и согласно кивнула.

– Дети... И ничего не помнишь, да?

Я повеселела.

– Ничего не помнишь, когда дети... то-то мама не говорит ничего... – рассудительно проговорила я.

Он почему-то так странно взглянул на меня. Но, видно, это тоже надо. Я слышала, что влюбленные на друг дружку косо смотрят искоса. Я была довольна!

Я медленно шла, наслаждаясь ночью. Я хотела быть как настоящая невеста. И потому делала все как в книгах. Вооргот что-то заподозрил.

– Идем-ка домой, – строго, как мама, сказал Вооргот.

Я же медленно шла, оглядываясь, бормоча себе под нос...

– Может ты еще и сумасшедшая? – сострадательно и ласково устало спросил он.

Я обиделась.

– Не мешай... Я чувствую себя поэтом... Тут так хорошо... Только я никак не могу вспомнить, что же еще говорил ночью мне тот поэт, чтобы было по-настоящему.

Я вдруг обрадовалась.

– Вспомнила, – ласково сказала ему я. И, затравлено уставившись на него, я сделала умиленное лицо.

– Звезды как твои глазки, – мечтательно сказала я Воорготу.

– Аааа...

– Что с тобой? – мигом бросилась к нему. – Может, съел что-нибудь не то?

Ко мне мигом вернулась былая практичность.

– Может тебе промыть желудок? Я попрошу китайцев, они могут сделать это. Даже насильно...

– Нет-нет... – поспешно сказал Вооргот. – Это я восхищен стихами!!!!

– Я обижусь! – растеряно проговорила я.

– Я хочу знать имя поэта... Хочу пойти выразить ему свое восхищение...

– А почему у тебя такой вид, будто ты хочешь пойти и убить бедного Петрушку? – подозрительно спросила я.

– ...Нет, давай лучше классику, – примирительно сказал Вооргот.

Я наморщила свой могучий лоб, но как назло ничего в него не приходило.

– Мой голубь сизокрылый, – наконец вырвалось, нет – ласково сказала ему я.

– П-почему т-ты на меня так смотришь? – заикаясь, спросила я.

– Давай лучше молчааать... при луне... Оба!!! – наконец рявкнул Вооргот...

Я обиженно затихла.

А потом подняла на него уже заплывшие слезами глаза.

– Может, ты меня поцелуешь? – тихо моляще попросила я.

Он ахнул. А потом Вооргот подхватил меня на руки, крепко прижав к себе, и изо всех сил бросился бежать.

Может так и надо? – облегченно подумала я. – Говорят, что мужчины сильно устают при этом... Понятно теперь... Но если он будет так бегать, то его ненадолго хватит... И как от этого у меня получатся дети?

Глаза мои стали закрываться, и я постепенно сладко заснула, с полуоткрытым ртом, как ребенок, сопя и прижавшись к нему... Все плыло, плыло в теплоте...

– Вооргот, вы куда!?! – услышала я голос мамы.

– Несу Лу к вам, – услышала я его невозмутимый голос. – А то я не выдержал бы и сделал бы ей плохо...

Я обиделась.

Он резко затормозил.

– Она просто уснула и все... – в его голосе было столько тепла и ласки, что я даже удивилась.

И чему-то хорошо обрадовалась не просыпаясь... Он был мой...

– А почему вы здесь? – удивился Вооргот.

– Кто-то занял нашу комнату, – хмуро сказала мама, сжав зубы. – И нам негде спать... И нет распорядителя, и королева где-то пропала...

– Спят, – хмыкнул Вооргот. – Выдержать наше чудо лишь немногим под силу... – он слегка прижал меня к себе при этих словах, потому я не слишком обиделась сквозь сон.

– Ну-ну! Не смейте прижимать к себе Лу до свадьбы, – строго нахмурился голос мамы...

– Леди Дженни, – сказал Вооргот, – вы не могли бы ее взять? Мне надо срочно выполнить одно дело, найти Рихтера и обеспечить встречу, иначе может погибнуть человек... – тоскливо сказал он, не желая выпускать меня из рук. Я просто ощущала сейчас его чувства и приняла это спокойно и естественно, как некую данность. Так и должно было быть, ведь мы должны были пройти вместе сквозь бури и ураганы...

– Ой, вы не могли бы донести ее пока? – устало вздохнула мама. – А то я падаю с ног, мужа где-то нет, ноги натерты до крови, Мари спит на ходу, как лошадь, а оставить спящих девочек одних тут без охраны я просто боюсь... Как и самой уснуть, – жалобно попросила она. – Клянусь, как только мы найдем любого распорядителя, я тут же отпущу вас, Вооргот...

– Но мы никого не можем ни найти, ни добудиться, – пробормотала полусонно Мари. – Хоть выгоняй тигров из клетки и запирайся там...

– Поехали к Джекки, – скомандовал Вооргот. – Он распоряжался этим всем барахлом...

Я промолчала, что распоряжалась я. Но комнат себе не оставила, помня, что у нас была комната.

– Я помню, где я его оставил... – скомандовал он.

Я промолчала, что оставила его тоже я.

Джекки сидел там же и боролся со сном. Точнее он пытался встать, но ноги подворачивались. И он опять, постояв так минуту и тупо глядя на окружающих, снова падал обратно...

– Лу! Что с ней?!? – истерически воскликнул он, пытаясь встать.

– Ничего, – меланхолично сказал Вооргот. – Просто спит... Но, увы, для них не нашлось комнаты, ни каморки, ни угла...

– И мало того, нам сказали, что нас куда-то переселили... – сказала мама. – И черт знает, где наши вещи, китайцы, оружие... Нас просто выгнали к черту... Просто не пустили...

– Вы мои гости, вы будете спать в моих покоях... – скомандовал Джекки. – А я пойду к отцу или брату... Или, если найду, усну в ваших... Идемьте...

– Если там только у тебя не спит куча людей и девиц... – сонно пробормотала Мари. – Тут столько людей, что, кажется, все скоро будут спать друг на друге...

– Идемте, – не обратил внимания на шутку Джекки. – Только отпусти Лу, Вооргот, иначе я никуда не пойду...

– Оставить здесь?!

– Хорошо, тогда я ее сам понесу! – заявил Джекки.

– Хорошо, – послушно согласился Вооргот. – Я ее дам тебе, если ты сделаешь без нее пять шагов и не упадешь...

Как ни странно, он сделал.

Я хотела запротестовать против того, чтоб меня передавали с рук на руки как багаж, но не могла проснуться...

Впрочем, это быстро кончилось, потому что мы с Джекки рухнули на пол...

Вооргот подхватил нас обоих. После чего забрал меня, а я только ткнулась ему в грудь.

– Пошлите быстрей! – сжав зубы, заявил Джекки. Это выразилось в трех шагах, после чего он снова рухнул сам и застонал.

После чего мама взяла его под руку.

– Вы кавалер, Джекки, и джентльмен, – сказала она. – Проводите же меня... до вашей комнаты...

В общем, мы дотопали, правда, я не знаю как, ибо тут я отключилась.

К сожалению, у самого входа рухнул уже Вооргот.

Больно ударенная о косяк, я заругалась, проснулась и взвыла, пытаясь выбраться из-под него.

– Если это любовь, то мне очень больно, – спросонок, не шибко разбираясь и понимая, пробормотала я. – Встань с меня!

Мама и Мари одновременно, не задумываясь, больно ударили меня носком туфелек. Это чтоб я думала, что говорю...

Джекки хихикнул.

– Кошмар, – сказал Вооргот.

– Не шибко ты силен, – довольный поражением противника сказал Джекки. – А ведь ты еще не танцевал с Лу непрерывно полторы сутки, как я... Слабак...

– Зато я бегал за вами, как мальчик, охраняя вас, ибо ваши мамы что-то предполагали плохое, – огрызнулся Вооргот.

– А я и не заметил, как время прошло, – вздохнул Джекки. – Оно куда-то исчезло, и все... И нет тридцать два часа... И мало...

Мама нахмурилась.

– А о чем ты разговаривала со старушкой?

– Я заснула на миг и видела сон про слона, что оглушительно трубил небу о любви и махал небу хоботом, – честно сказала я. – Старушка сказала, что это ужасно отвратительный неприличный эротический сон. Может, она не знает, что такое хобот? Или никогда не видела слона? Кстати, что такое эротический?

Джекки захотел меня просветить, но плохо стоял на ногах.

Он хотел открыть дверь, но я резко дернула его за руку.

– Обожди, – сказала я, мигом трезвея. – Там кто-то есть...

Я даже не заметила, как в руках у Мари и Вооргота оказалось оружие. Но я уже неслышно и незаметно скользнула, словно тень, в слегка приоткрытую дверь, через которую по нормальному соображению даже мамы не мог войти человек. Всех всегда удивляла эта моя способность – даже Джо вламывался, просто вышибая ногой дверь, тогда как если входила я, там все уже были мертвы на своих местах...

Убийца мог обмануть принца, но не профессионального шиноби, прошедшего сотни тысяч схваток и ночью чувствующего себя как рыба в воде... Я уже по запаху просто знала, что здесь взрослый мужчина, причем около сорока лет, и он напряжен – это было ощутимо запаху мускуса и неуловимому запаху бойца в напряжении. А уловить приподнятость занавески и моментально в прыжке всадить нож ему точно под сердце, было долей мгновения...

Если это был шутник, то это он сделал худшую в жизни ошибку. И – последнюю.

Вооргот даже не заметил, что я исчезла и куда.

– Можете входить, – сказала я, мгновенно вогнав перо в ножны. Уже вытерев его о человека и обыскав его, что для меня было секундой, и растянувшись на кровати...

– Никого нет? – насмешливо хмыкнул Вооргот.

Я потянулась.

– Я даже не заметил, как она исчезла, – пожаловался он маме. – Отключаюсь прямо на ходу... Просто выпал кусок... Словно она могла просочиться сквозь прикрытую дверь... И эти глупые предосторожности... Ну как, нашла? – ласково подразнил он меня, тепло смотря на меня. – Таракана или мышь? Эх, бабы, бабы... Вечно вы боитесь, мужчины всегда все могут лучше...

Он шагнул в комнату, видя только меня, А потом перевел глаза в сторону и побледнел.

– Кто его? – тихо спросил он. – Он еще горячий! Убийца где-то здесь...

Я лениво лежала, меланхолично вертя в руках ножи и пистолеты.

– Судя по всему, наемный убийца, – отодвинув Вооргота и разглядев татуировку на руке, профессионально сказала Мари. – Дай я посмотрю его оружие!

Она протянула руку ко мне, но я отдергивала, не давая.

– Лу, перестань баловаться, – строго скомандовала она, нетерпеливо дергаясь. – Немедленно дай мне оружие, я должна немедленно осмотреть все его оружие, чтобы сказать из чьей он банды, ты плохо знаешь местных...

– А пожалуйста?

– Надо послать китайцев, чтобы вырезали всю эту банду под корень, – зло сказала мама. – Немедленно! Подумать только... Принц, вам нужен телохранитель...

– Ты забыла, что выход из замка все равно закрыт, – я не давала Мари оружие.

– Лу, пожалуйста, – взмолилась Мари. – Кто знает, что угрожает принцу, пока ты тут балуешься...

Я вздохнула и отдала. Тем более, что я могла описать однажды виденное со всеми мелкими деталями, царапинами и особенностями и через год. Описать и тогда лучше, чем если б он был перед глазами.

– Ты зря его убила, – пробормотала Мари, разглядывая клинок и явно желая допросить труп.

– Что значит убила?!? – переспросил Вооргот.

Мы все подняли на него удивленные глаза.

Джекки, правда, рассмотрел труп, и его вырвало.

– Что значит убила!?! – истерически повторил Вооргот. – Не хотите ли вы сказать, что Лу...

– Вошла и убила бандита, пока ты хлопал глазами, – пробормотал Джекки, с дрожью отворачиваясь от трупа.

– Но его сняли ножом, причем страшным ударом под сердце, мгновенно и профессионально, – возмутился Вооргот. – Даже я такого не видел... Ребенок не мог... Бил профессионал!!!

Мама вздохнула.

– Вооргот, если вы разрываете помолвку, так и скажите, – устало сказала она.

Я лежала и невинно стреляла глазами в Вооргота, забавляясь себе с кружевами... Потом встала, и, не обращая внимания на Вооргота, осмотрела двери, балкон, окна...

– Он взломал балконную дверь... – констатировала я. – Но ее можно заложить прутом, тут кстати классный получится запор... А замки на входной двери фиговые... – насвистывала я.

– Честно говорю, устала до невозможности, – я рухнула на кровать под окном. – Мари, осмотри окна, прошу тебя, я буквально сплю на ходу...

Я зевнула.

– Еще бы – танцевать непрерывно почти двое суток, – буркнула Мари, вытягиваясь надо мной, чтоб заглянуть в него. – Не знаю, захочу ли я когда-нибудь приехать на бал...

Мари отодвинула занавеску на окне и присвистнула.

– Что там!?! – я мгновенно села, оттолкнув ее и вскинув пистолет, отобранный у убийцы.

Внизу раздался восторженный рев.

Окно принца оказалось на первом этаже, выходящее на лужайку внутри замка, то есть в него, подтянувшись, мог заглянуть любой... Но хуже было не это, а то, что на лужайке лежали штук пятнадцать мужиков прямо под нами... Им явно не хватило места... Это была знать... Вдали виднелись еще мужчины, тем более что на рев пооткрывали окна...

Поскольку я перегнулась и показалась в окне, освещенная луной, меня кто-то из них узнал, и это мигом облетело всех. Они крикнули мне – ура, Лу!

В проклятом широком окне было видно и то, что я сижу на кровати, и то, что зеваю, – все ясненько, где я сплю.

Мари рассердилась и потребовала мигом замолчать. И тогда они крикнули еще раз.

Я помахала им рукой. И задернула занавеску... Впрочем, тонкую тюль... Ибо Джекки, увидев кровь на занавеске, с дрожью сорвал их к черту...

– Хорошо хоть на окне тонкая решетка... – зевнула я. – Не полезут здесь... Но только идиот мог догадаться расположить свою комнату на первом этаже, где любой дурак ткнется в окно и может глядеть, и ткнуть мечом, и стрельнуть...

Дурак покраснел.

– Мама, все, я выключаюсь, – пробормотала я, завертываясь в одеяло. – Мы с Мари все поместимся на этой кровати, тут у Джекки может ночевать рота, она на три женщины... Не знаю, что он делал на этой перине...

– Выкинь их из комнаты и закрой дверь, – пробормотала Мари с закрытыми глазами, бухнувшись рядом и отбирая у меня одеяло, вернее забираясь ко мне прямо в туфельках...

– А где будет спать Джекки? – подозрительно спросила мама.

– Это его личный замок и личное дело, – пробормотала сквозь сон я.

– В конце концов, на лужайке английский газон, а он английский парень, – пробормотала Мари, проваливаясь в сон...

Я попала то ли в сладкий сон, то ли в будущее.

Это странный был сон...

Это странный был сон, я точно жила наяву... Я так и не поняла, темное или светлое я увидела, благодать или прелесть.

Это странный был сон, я точно бредила наяву...

Мне казалось, моя любовь заполняла мое сердце, подымалась выше, разгораясь в сердце и уносясь в небеса. И, казалось, пылала так неистово и сильно, что, мнилось, проливается из моих рук в его руки, когда он меня нес, в его сердце. И куда-то несли меня его волны теплоты, света и бесконечности, проникая и заполняя мое существо. Наши огни соединялись и сплетались, и в такт им почему-то любовью сплетались тела с бесконечной страстью.

Я стонала во сне от страсти с именем Вооргот.

И там же я восходила к Богу – все перепуталось в голове.

Но выше всего была чистая радость. И даже вечное безумство тела, вечная страсть на целое десятилетие, каким почему-то оказался брак в моем сне, не могло эту радость ни заглушить, ни повлиять. Было просто соединение тел в одну плоть, которое я ощущала как больший момент близости, и всегда устремлялась всем духом, душой, телом, всем навстречу ему в этот момент, пытаясь слиться с ним и без конца отдавая себя, сколько бы это не длилось. Эти моменты близости, а не страсть, были постоянно среди дня и ночи, и я непрерывно провоцировала их. Но это не могло повлиять на радость, ибо ничто не затрагивало сердце. Я ощущала эту глубокую близость в теле просто как особый вид объятий, каким бы образом я не соблазняла, а не нечто особенное, ведь и дети не целуются. Ведь в браке естественно, когда ласкают ноги десятками часов, и вы соединяетесь в целое ради близости. Пусть близость проявляется десятки раз и бесконечностью способов – это только близость, если нет извращений. И ничто не могло омрачить и заслонить радость в сердце, ибо тело было любовью, а все его действия были любовью. Я сама была любовью – от кончика сердца до кончика тела.

Я стонала во сне от любви с именем Вооргот.

Физиология переплеталась с любовью и умирала, сожженная в огне любви, становясь драгоценным камнем сердца. Это тоже был драгоценный камень сердца, просто не такой яркий и чистый.

Это был очень странный сон. Я жила чисто и без извращений, но создавала рай. Во сне я была раем для человека по имени Вооргот.

Я сияла даже телом.

«Два сосца мои – как двойни молодой серны, пасущейся между лилиями...»

«Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему; он пасется между лилиями...»

Все слоны были побиты.

Пусть не весь мир еще рай, но для своего любимого я создала рай своей любовью, и мое тело стало раем для него. Только бесконечная улыбка, радость и смех встречали его, когда он был дома – в мире и так много горя и проблем, чтоб еще свой дом превращать в ад. Это как тренировка в мастерстве или боевых искусствах – боль, пот, кровь и слезы, усталость, бесконечные разочарования, попытки и трагедии, но ты встаешь с улыбкой и пытаешься снова. Ты любишь свое мастерство, хотя лишь ничтожные искры радости сверкают в нем. Но учишься наслаждаться каждым мгновением тренировки и работы, каждым мгновением творчества. И однажды понимаешь – ты наслаждаешься творчеством, хотя на самом деле это пот, кровь и слезы. Но поверх всего в безумном напряжении воли и труда сердце поет. И ты учишься отдавать тренировке всю себя, все внимания, учишься сознательно забывать о времени.

Я стонала от безумия счастья с именем Вооргот.

Страстью каждого мгновения и каждого дыхания, манией, владыкою каждой крупицы души и тела стал во сне Вооргот. Как я пережила эту безумную страсть? Сердце ревело даже наяву.

Лишь с момента радости тренировке и творчеству начинается Мастер и непрерывное безостановочное восхождение к Богу Мастерства.

«На ложе моем ночью я искала того, кого любит душа моя, искала, и не нашла его...»

Я просто ревела, если не могла принести хоть чуть-чуть счастья, и сердце ревело потоком чувства.

Семья, брак и даже страсть – та же бесконечная страшно тяжелая работа и тренировка с редкими искрами радости. Чем безумнее напряжение преодоления, тем краше песня. Ты не можешь быть счастлива тренировкой самой по себе – там нет радости и счастья, но ты можешь быть счастлива каждое мгновение, и тем более – каждое мгновение любимой тренировки. И в страсти, и в любви, и в семье мне было легко – я обладала многими любимыми мастерствами – и от страсти, любви и семьи просто не ждала ничего другого, как от очередной тренировки, пусть жуткой любимой. А сделать «тренировку страсть», «тренировку семью» постоянной радостью, счастьем и любовью уже было легко.

Как цунами, что сметает города, так любовь смела все условности.

Я стонала во сне от мании, моей мании, мании тела и души, которой стал Вооргот.

Через любимого познавала я Бога, и часто не могла понять – где стремление к Богу, а где помешательство к любимому. Ибо Бог дал нам любовь к Любимому, чтобы мы могли познать, что такое Любовь. Ибо люди, взывающие к Богу без Любви – как гробы повапленные, кости, смердящие ввысь. А знающий Любовь уже взывает к Богу непрерывно и служит Ему, ибо «Бог есть Любовь, и пребывающий в Любви пребывает в Боге, и Бог в нем...» (Иоанн, 4:16)

Чувство стало моим действием и дыханием. Оно захватило и не отпускало меня. Бог был во мне, и он был мной. Ураган чувства шел ежесекундно через мое тело. Оно стало абсолютным отражением чувства, как раньше было отражением воли и удара, дыханием чувства, движением чувства и ласки. Это тело звалось Ласка и Любовь, и не было у него другого имени. Я была Любовью и Любовь была во мне.

Эта мания лишь усиливалась. Моим абсолютным наваждением, моим бесконечным безумием, моим сознательным счастьем стал Вооргот и желание сделать его хоть на миг счастливым. Или даже просто подарить крупицу наслаждения.

«Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою...»

Ведь я уже несла улыбку и внимание всем, ведь я уже работала радостно для семьи и других, ведь я уже тренировалась бесконечно – почему я не могла делать это каждую секунду для своего мужа, отдавая не только улыбку, полное самоотверженное внимание, но и свое тело, дух, душу? Муж просто стал любимой тренировкой любви. Я делала счастливым своего мужа не тем, что была всегда рядом (от этого только повеситься), но тем, что была улыбающаяся, радостная, веселая и счастливая рядом, каждую минуту отдавая себя без остатка и наслаждаясь этим, каждую секунду отдавая внимания, заботу и свое тело. Но внимание и тело не значит только радость и веселье – это может быть и печаль, и молитва, и молчание, и уединение. Когда надо молчать – молчи. Когда надо перевязать и лечить – лечи. Когда надо любить – люби абсолютно, когда надо страсть – отдавай абсолютно и все.

Я стонала во сне от желания отдать, от отдачи с именем Вооргот, от желания отдавать каждое мгновение, каждый миг, каждое дыхание, каждый стук сердца, каждый клочок духа.

В этом сне я отдавала, и отдавая, я получала. Я отдавала все и получала счастье отдавать и дарить себя. Это счастье – быть отданной каждой секундой мужчине с именем Вооргот. Счастье – быть счастливым счастьем отдавать, нести радость, наслаждение, рай.

Если любить – так абсолютно, как делала все.

«Я принадлежу любимому моему, и ко мне обращено желание его...»

Я ненавидела извращения и потому не стыдилась. То, что дал Бог, не может быть грязным, если только мы не грязны.

Похоть – это любовь, не ставшая любовью, ибо она лишь для себя. Когда есть полная самоотдача, когда есть полная любовь, тогда даже наслаждение усиливает любовь. Ибо отдавая, и получая за это радость и наслаждение, мы еще больше отдаем, еще больше любим, и так до бесконечности. Нет похоти – у меня есть только любовь, даже если тело стонет от безумия страсти. Мое тело было создано Богом, чтобы стать раем для любимого, чтобы быть любовью, жить любовью, дышать любовью, давать и дарить любовь, постоянно давать ему отблеск рая даже в самое трудное время. Наслаждаться страстью постоянно нельзя, но можно наслаждаться тем, что ты приносишь другому счастье. Можно наслаждаться самоотдачей. Можно наслаждаться любовью, которая есть самоотдача и внимание до конца, до полной потери себя, до полного отключения чувства времени, до полного самадхи.

Я стонала во сне от экстаза блаженства и рая к Воорготу, когда чувствовала, что принесла хоть крупицу счастья ему. Я задыхалась от счастья, когда знала, что мое тело снова подарило ему кусочек радости. Я задыхалась от радости, когда видела, что мой дух и моя любовь принесли ему искру радости.

Я была благодать, текущая в его жилах и живущая в его дне дневном – я сама стала его наваждением.

Если ты можешь достичь бесконечного счастья – так будь!

Любовь просто жила и проявлялась во мне. Она таяла или разгоралась, вспыхивала или безумствовала, подкашивала колени и бросала в руки. Она создана Богом, а значит в ней тоже могут быть проявления красоты. Что может чище и божественнее, чем рождение ребенка? А еще больше была любовь сердца, которая была всегда, которая была бесконечной, ибо постоянно росла моей самоотдачей и любовью, и сердце встречало каждую близость со стороны мужа бесконечной теплотой, чистотой и бесконечной любовью. Если любовь живет в сердце, то повредить ей можем лишь мы сами – своей злобой, раздражением, некрасивостью, отделенными мыслями, саможалением, жадностью, осуждением, гневом – а сама она только растет.

Любовь – это саморастущая радость.

Страшным, бесконечным напряжением достигает боец насыщенности чувств, когда сердце поет поверх усталости. А если его чувства притупились, значит не было напряжения, значит, напряжение не было абсолютным, значит – ты не отдала себя без конца. Значит – самоотдача и внимание могут быть усилены на порядки, тренировка усилена, а полный уход в тренировку и стремление – стать полным уходом и стремлением, качество – усилено.

Я сгорала без остатка от любви и радости к Воорготу. Труд и тягость семьи стала моим наслаждением, боль – моим безумием, усталость для семьи – моим ободрением, разочарование – моим наваждением, тягость семьи – моим блаженством, муки – моею радостью, забота – моими крыльями. Я вставала, шла, улыбалась и побеждала.

Потом бесконечная чистота покрыла все, и я стала богоматерью для своих детей и любимых. Пусть не весь мир, но для своих детей я создала уголок любви.

Как тело могло направить к Богу? – Через любовь и материнство приходило очищение и просветление. Женщины становились Богоматерями.

Я сама стала Любовью, я сама стала Раем, я сама стала Счастьем, я сама была Наслаждением каждой минуты и Радостью для глаз и тела своего любимого. Я была его непрерывным блаженством, безумной без навязывания, бесконечной рекой света без пресыщения. Но солнце нуждается в ночи, чтоб не спалить хрупкий росток счастья – я была радостью во дне и наслаждением в ночи. Влажная иступленная ночь сменяется чистыми лучами солнца. Я была безумием счастья дня и умопомешательством наваждения ночью. Я была каждый день разной, близкой и недостижимой, доступной и неприступной, рядом и вдали, понятной и непонятной, обнаженной без всех покровов до конца и тайной тайны. Он мог меня позвать, а мог и не дозваться. Он мог меня найти, а мог и не суметь. Он мог сделать меня счастливой за секунды, а мог не суметь удовлетворить непрерывно неделями страсти и ласк. Я была бесконечной Любовью.

Я была на седьмом небе даже покоряя глубины ада.

Я сама должна была стать безумием счастья для себя и счастьем безумия и наваждения к Воорготу, прежде чем усилить его в десятки раз и принести его любимому – принести не отягощением и обременением, а крыльями и радостью светлою бесконечною, вдохновением желанным.

Если любовь есть Бог, то он был во мне непрестанно.

Все есть любовь, и наши страсти – это тоже неправильно направленная уродливая любовь. Дьявол есть падший ангел. Но нам надо нашу собственную блудливую низшую любовь, нашу собственную Марию Магдалину поднять до Богоматери, до материнской любви ко всем, а потом и до Христа – до бесконечной любви ко всему сущему, бесконечной заботе и состраданию.

Я постоянно пела Песнь Песней.

Я ликовала!

Бог пел во мне песню торжествующей Любви, и я не могла понять, где Бог, а где земная любовь и дьявол во мне.

Глава 69 Свободная клетка для невесты

Когда я молилась Богу, мне казалось, что моя любовь выходит из сердца, выходит и распространяется на всех. А тут меня будили и не давали спать. Я еще раз попыталась молиться за мою семью, за весь мир, охватить любовью и заботой всех и каждого, каждого, каждого человека и человечишку в этом мире. Но меня вернули в жизнь и реальность.

Вооргот вернулся или я вернулась к нему, ибо я чуть не упала во сне с кровати и оказалась схваченной им на лету. Чего-то странная у него реакция хватать меня в охапку и носить все время на руках.

Я что-то странно реагирую на это после сна – как на нечто законное и естественное. Да что б этот сон провалился – он такой был реальный, что я точно жизнь прожила.

Я не знаю, если взрослая любовь такая, как в этом сне... то, может, не слишком-то и хотелось?

Может, я убью его сейчас, а не потом?

– Я боюсь вас оставлять, – выругался Вооргот. – А мне надо бежать...

У него было просто отчаянье в голосе.

– Еще и с трупом...

Мама равнодушно отмахнулась.

– Давайте я закрою за вами дверь, а то я усну стоя, как лошадь, – не обратила внимания она. – И, последняя просьба, отнесите Джекки в безопасное место...

Мама перевела взгляд на меня.

– Что с тобой происходит? Ты вся какая-то странная! Ты вся горишь!

– Видела сон про любовь. Только не пойму – это был ад или рай? – честно ответила я.

– Замуж! – резко ответила мама.

Я была положена на место. И почему мне кажется, что я невеста?

Джекки сонно выругался – я могу еще ходить!

Но названный братец подхватил его под мышку, и тут раздался дикий визг.

– Никуда ты не пойдешь!!! Что вы себе думаете! Они будут ночевать там, где им назначено, а ты будешь ночевать в своей комнате!!!

Я приоткрыла левый глаз.

В дверях стоял дядя Джекки и вовсю вопил, красный от гнева и раздражения.

– Немедленно покиньте покои принца!!! Он будет ночевать в своих покоях, и никаких чертей, он наследный принц и нуждается в уважении, а вы в своих!!!

Человек просто надрывался от крика. Мари лениво посмотрела на него и снова равнодушно уснула.

– Немедленно проследуйте в свои покои!!! – надсадно надрывался он. – Извращенцы! Как вы могли лечь здесь! Каждый должен спать, где его положили!!! И ты принц, будешь здесь спать, как положено принцу, и точка. А они будут спать там, где им выделено!!! И точка... Задета честь принца, ты должен ее беречь, и спать в достойном месте!!! А они – в достойном им месте, где их положили!

Надо сказать, я немного даже недоумевала, чего его так распирает. По-моему, он просто зациклился и срывал на нас свою злость по пустякам. За то, что я скормила его крокодилам. Злопамятный карлик!

Он на мгновение притих, передыхая, и я закрыла глаза.

И тут завопил заводской гудок.

Этот был в сто крат мощнее.

Я открыла правый глаз.

В дверях стояла толстая тетка и вопила просто безумно, вставив руки в боки и закатив глаза. Просто самозабвенно:

– Что вы себе думаеееетееее! Разврат!!! Две девушки в постели принца! Без брака! А ну мигом вон!!! Я всем расскажу!!!!

– Тетя Маржи, чего вы кричите... – ласково сказал висящий вниз головой Джекки на плече у Вооргота.

Та утихомирилась.

– Ты уже забрал мерзавца? – углядев его, сказала она Воорготу. Она перевела взгляд на нас. – А мерзавок?

– Тетя Маржи, – вздохнул Джекки, – это мои личные гости, а какой-то козел занял их личные покои... А где их поселить – свободных мест нет... Я решил их поселить в своей комнате и проявить благородство.

Та с сомнением оглядела его.

– А передвигаюсь я таким странным образом, – вздохнул висящий вниз головой Джекки, – потому что устал до чертиков и не могу даже идти – ноги отказывают... А брат еще ходит... – угрюмо добавил он, пытаясь вырваться из его рук. – Это временно...

– Но я знаю, где они должны поселиться, – вдруг вспомнила Маржи. – Мажордом специально сказал мне, ибо не мог их найти... Им по личной просьбе выделили какую-то комнату номер тринадцать... Где не слышно танцев...

Джекки ахнул...

– Это же в зверинце... Там нет дверей... Там прямой ход к зверям... Вы что, сдурели... Я сам пойду спать туда! – громко рявкнул он на всю улицу, – чтоб про меня не подумали, что я мог попробовать поселить там своих гостей!!!! Лу, ты не думай про меня плохо, я найду, кто попробовал выкинуть такую шутку, и они поплатятся! Утром они увидят меня там, и им будет стыдно!!!

Но в это время на шум ворвались два гвардейца с офицером. Увидя труп, они вскинули оружие.

– Вытащите его, – брезгливо равнодушно махнул рукой Вооргот.

Те с уважением поглядели на него. Он уничтожил убийцу. Он мужчина! Офицер подхватил труп и потащил в коридор.

– Наемный убийца, – ахнул он, присмотревшись.

– И ждал в комнате принца, – подтвердил Вооргот. – Если б мы не пришли вместе...

– Проклятье, – выругался офицер.

Тетя Маржи, разглядев труп, тихо визгнула.

– Это моя дуэнья, – представил тетку Джекки.

От неожиданности я ввизгнула.

– Она следит за моей нравственностью, – быстро проговорил Джекки, поняв, что сказал что-то не то. – Просто фрейлины сюда рвутся... Это я ее так называю, на самом деле она тетка...

Я хихикнула сквозь сон, не просыпаясь.

– Так, я пошел! – зло сказал Джекки.

– Может, ему лучше было бы остаться с нами, – сквозь сон проговорила я, – так ему больше шансов дожить до утра... – я широко зевнула...

– О Господи, – отшатнулся офицер. – Там в кровати Лу!!! – крикнул он.

Никто не среагировал.

– И Мари! – присмотрелся он.

Это его почему-то взбесило.

– Что вы себе позволяете, принц!?!

– Я могу позволить предоставить свою комнату своим гостям, если их лишили комнаты или нет? – лениво зевнул принц. – И перестаньте гневаться капитан, я ухожу... А Мари спит даже в туфельках, я же знаю ваши чувства к ней... И к тому же совсем не хочу быть мертвым, что грозит всякому, кто намекнет на что-то неприличное сестричкам оборотням... Мари хранит сестру лучше цербера – хуже овчарки... Вы же только и делали, что танцевали с Мари рядом, так часто ваша рожа мелькала мне сегодня... Ну, я пошел...

– Вооргот, поехали! – скомандовал он, ударив ногой, поскольку он все еще висел, перекинутый пополам через седло на руках у брата.

Солдаты хихикнули.

– Никуда ты не пойдешь!!! – начал снова разгораться дядя, завывая все сильней. Непонятно отчего, но его просто трясло от такой мелочи. – Только через мой труп!!!

Я открыла глаза – человек был раздражен до невозможности. Какие-то убеждения его были бессмысленны, а мы еще были усталы. Тем более Джекки, чтоб противоречить и возражать дураку. Это так утомляет... Остатки сна испарились из меня. И я совершенно забыла про него.

Я поднялась.

– Успокойтесь, – очень тихо сказала я. Но они все успокоились и замерли. – Мы перейдем в нашу комнату, раз вы так хотите, только перестаньте вопить и покажите нам дорогу...

– Не спорь Джекки, – тихо приказала я. – Тем более что там может быть папá...

Мари открыла глаза и вздохнула...

– А я уже думала спать... Проклятый замок... Покажите хоть нам дорогу до наших комнат...

– Там же нет дверей! – сказал устало Джекки. – Там опасно...

– Мы поставим охрану... – нашелся дядя. – Вот капитан и два солдата... Я лично позабочусь о вашей безопасности... Слышите, охраняйте их ценой жизни, капитан... – почему-то довольно сказал дядя Джекки. – Пусть все знают, что я забочусь о вашей безопасности... Мы сделали все возможное, чтобы охранить вас...

Мне почему-то не понравилось прошедшее время в предложении, но я не среагировала.

– Понятия не имею, как я дойду, – простонала я.

Вооргот, автоматически выронив Джекки на постель, недолго рассуждая, сделал попытку взять меня на руки. Но я вывернулась.

– Ишь, чего надумал! – лукаво сказала ему я, ввизгнув, уворачиваясь от его рук, что для такого, ребенка, как я, было нелепо, но показывая язык. – Я же пошутила!

– Господи Лу, – вздохнула обречено мама. – Хоть бы вела себя как леди... Бери пример с Мари, которая...

– ...которая вообще спит, – хохоча, закончила я, щекоча Мари.

Мари открыла глаза.

– Как, мы еще здесь? – спросила она.

Я отчаянно захихикала.

– Бери пример с Мари! – визжа, повторила я. – Я-то хоть сопротивлялась! Мари же настоящая леди, которая не...

Мама уже поняла, что я хочу сказать, причем в присутствии мужчин, и мгновенно подняла нас командирским воплем:

– Пооодъееем!!!!

Мы вскочили. А потом, смеясь, обратно рухнули в постель.

Вооргот попытался меня успокоить, но я визжала, хохоча, борясь с ним. Шум, веселье, снова захватили, по крайней мере, эту комнату...

Как я ни сопротивлялась, ни визжала, смеялась, пыталась опрокинуть его к нам и хохотала и отбивалась, Вооргот все же, накинув одеяло, закатал меня в него, так что торчала только голова бедного ребенка, и без слов подхватил на руки. Я торчала из одеяла и ругалась как младенец, чуть подвывая от обиды.

– Так нечестно! – заявила я, пытаясь сбросить челку со лба. – Ты уже взрослый, а так издеваешься над малышкой!

– Лучше бы ты спала! – вздохнул Вооргот. – И не ставила снова своим неуемным весельем и шалостями на уши замок, начиная сначала и будоража всех... Ты прямо вулкан энергии, как тебе это удается после трех бессонных ночей...

Я гордо вздернула нос, хоть глаза слипались.

– Кнопка... – он ласково нажал мне на нос.

– Я красавица! – гордо заявила во всеуслышания я, выпятив нос. И пытаясь скинуть кусок одеяла с лица, которым Вооргот закрыл меня.

– Угу... – хмыкнул, молча кивнув, он.

– Только выдержать тебя не каждый может... – пробормотала, слезая с кровати Мари.

– Кого-то носят на руках, а кто-то сам ходит! – громко заявила я, никого не называя конкретно.

– Естественно, леди, – согласилась Мари. – В вашем-то возрасте! Еще соску и погремушку, чтоб младенец не ревел, ему в руки, вытереть сопли, и полный папа Вооргот вперед!

Я слетела с рук Вооргота.

– Вырву твои бесстыжие глаза и мерзкие фальшивые косы, – пригрозила я.

– Лу, – сказала мама, вздохнув. – Ты уже продемонстрировала всем, как мерзко, невоспитанно и бестактно ты можешь себя вести... уже абсолютно все увидели... – уговаривающе сказала она, – а теперь пойдем!

– Ну спасибо... – вздохнув, поблагодарила я ее.

И мы потёпали под бурные аплодисменты остальных.

– Вооргот, вы можете идти, – церемонно сказала я.

– Нет, не могу! – буркнул Вооргот.

– Ноги отнялись? – спросила я.

– Нет, я осмотрю этот притон, что вам предоставили, а потом пойду... Все равно тот, с которым я хотел встретиться, наверное, уже мертв...

Я без слов протрезвела и с силой толкнула его.

– А ну живо! – холодно и страшно приказала я без всяких сантиментов. – Никакая баба не стоит спасения жизни... Иначе я тебя уважать не буду...

Он удивленно посмотрел на меня каким-то странным благодарным и восхищенным взглядом, обернулся, и, очевидно, борясь с двумя желаниями, быстро побежал по коридору.

– Кстати, капитан, вы не видели Рихтера? – быстро обернулся он на бегу.

– Комната сто двадцать пять, – холодно ответил капитан.

Мы бодро тепали. Я – впереди.

– Я надеюсь, вы знаете, куда вы нас ведете?! – обернулась я к капитану, шедшему сзади возле Мари.

Тот выругался.

– Елки-палки! Вы совсем задурили мне голову! – и, помолчав, добавил, разворачиваясь на девяносто градусов. – Я веду вас в зверинец!

Мама с Мари почему-то отчаянно захихикали, поглядывая на меня.

– Нам там приготовлена отдельная комната, – согласилась я.

Теперь захихикали уже все, даже невозмутимые солдаты.

– Он сказал «нас»! – невозмутимо парировала я, обращаясь к Мари.

– Естественно, должен же тебя кто-то кормить... – фыркнула Мари.

– И вы решили собой пожертвовать, – хихикнула я.

– Лу, прекрати немедленно! – повысила голос мама.

Мы вошли в гулкий вонючий туннель, по обеим сторонам которого были большие клетки с хищниками. Целые вольеры. Никогда не видела такого громадного количества зверей, собранных вместе, и даже представить не могла... Даже не подозревала, что тут в катакомбах такой чудовищный зверинец, словно кто-то надумал устроить чудовищные бои животных, как на празднествах в древнем Риме, из тысяч диких животных. Они с яростным воем бросались на нас и грызли прутья. Идти по узенькому проходу, было, право слово, неудобно, особенно когда решетка гнулась от ударов в прыжке массивных тел и в воздухе мелькали лапы, которыми звери пытались достать людей через решетку, просовывая лапы...

– Вы знаете, мне тут не нравится, – сказала я, вдруг мгновенно крутанувшись и прыгнув назад, в долю секунды преодолев пять метров. Меня давно беспокоил шум сзади.

– Мне тоже, – сказал Вооргот, отводя клинок от сердца, который я почти всадила в него, и только в последний момент задержала его, пропустив в пальцах, заглядывая ему в глаза. – А у тебя страшная реакция, ты как тень, я даже не заметил, как ты исчезла спереди и оказалась около меня... Но я все равно рад, что успел, потому что шутка того, кто вас сюда послал, может кончиться дурно... Можно подпилить решетку или забыть хорошо закрыть дверь, и никто никого не осудит...

– Ты уже сделал свои дела? – заглядывая ему в глаза и вытягиваясь в струнку, сурово спросила я.

Чего-то я странно себя чувствовала. От его прикосновения мне полностью сносило здравый смысл и мозги, и я просто впадала в безумие. Я себя настолько не контролировала от желания наброситься, что мне было страшно.

– Рихтер сказал, что придет сюда, – пожал плечами Вооргот.

Я фыркнула от смеха.

– Это дурная шутка, Лу, – сквозь зубы сказал он, – тех, кто послал вас сюда...

– Ничего страшного, учитесь храбрости! – я ударила большую пятнистую кошку по носу, слишком нахально высунутому в щель решетки. И она, обиженно ввизгнув, отпрыгнула и схватилась в глубине клетки за нос обоими лапами, тихонько и жалобно подвывая, как ребенок. Словно жалуясь на плохого человека.

– Не калечь кису! – сурово сказала мама.

– Не смей бить домашних животных, – сквозь зубы сказала Мари. – Эта кошечка ну словно наша пантера Уголек!

– Ну чего ж ты держишься за пистолет? – ехидно спросила я. – Тут всего с полтысячи кис...

Мари только поежилась.

– В джунглях было веселее... – сказала она.

Я внезапно насторожилась.

И побледнела...

Я почувствовала запах отца...

– Так, все назад, – неожиданно мертвым голосом сказала я. Да так, что они отшатнулись...

Мама побледнела.

Они вскинули оружие, но меня уже не было.

Резко прыгнув вперед, я, охватив глазами все пространство и ища источник крови, вдруг резко дернулась влево и как тень мгновенно просочилась сквозь узкую решетку в клетку с полсотней озверелых от голода львов.

Вооргот отчаянно ахнул и взвыл, пытаясь остановить меня, но было уже поздно – я протиснулась сквозь прутья – худоба и специальная чудовищная тренировка, плюс годами развитая нечеловеческая гибкость позволяли мне проникать туда, куда не забрался бы и ребенок...

Мама испуганно вскрикнула, а Мари закрыла лицо руками.

Там был отец.

А я, озверев от крови, и ярости, пронзенная страшным спокойствием, ворвалась в гущу львов, которые пытались добраться до чего-то в узкой щели внутри, и стала убивать. Зрелище, было, наверно, страшное, ибо даже Вооргот закрыл лицо руками, но я тогда не видела... Все закрыла одна мысль – отец! Вся моя годами развитая точность и страшная сила пригодилась мне, когда я точным невидимым ударом мясника вгоняла им клинок точно в сердце, или перерубала шейный позвонок, или коротким ударом перерубала горло...

Впрочем, пока я напала сзади, и они не опомнились, ибо смерть упала на них сзади...

Впрочем, я не забывалась, а, вырвав из узкой щели полурастерзанное окровавленное тело, загороженное железным корытом в своей щели, мгновенно оказалась у решетки...

– Папа... – помертвев, белыми губами прошептала Мари.

А мама без слов и без сознания медленно опустилась на пол.

– Дверь, Мари!! – безумно рявкнула на нее я, обороняясь от очнувшихся от такой наглости львов и защищая отца.

Дрожащими руками Мари, посуровевшая и пришедшая в себя, хладнокровно и четко вскрыла заколкой из прически довольно сложный замок клетки...

– Он мертв? – горестно и отчаянно закусив губы, чтобы не расплакаться, спросила она, когда я кинула ей тело.

– Он жив, – холодно оттолкнул ее Вооргот, заметив кровь, идущую из ран, и пытаясь вытащить меня и закрыть дверь.

– Пойди и убей их всех, – приказала очнувшаяся мама мертвым и убитым сорванным голосом.

– Тебе хорошо говорить, а там полсотни львов, – огрызнулась я.

– А где китайцы? – спросила Мари.

– Мы здеся, – раздался из глубины клетки голос, куда я уже спешила. – Я надавал эцим кошкам по морде и носу, но они оцень наглые и любопытные...

Оба китайца, связанные как мартышки спиной к спине, причем очень щедро, сидели в углу, забившись в нору. И страшными мгновенными ударами ног лупя по носам львов... Те второй раз не лезли... Причем индеец был вообще почти чистеньким.

– Я знал, что ты придешь, – довольно сказал индеец. – Но чего так долго? Тут воняет!

Они забились в угол и чью-то берлогу, выцарапанную в стене...

– Еще б немного, и нас бы съели! – печально сказал китаец... – И ты б не нашла даже наших костей, мы уже тут вторые сутки... Ты пришла вовремя, ибо какая-то сволочь предприняла дразнить их...

– Вооргот! – резко крикнула я. – Там где-то рядом убийцы, мы их спугнули... Охрани Мари и маму...

Я несколькими страшными ударами перерубила, а потом одним долгим неотрывным страшным движением вспорола связывающие их веревки, будто живот льву, ибо львы яростно нападали на меня и приходилось сражаться на две стороны... Слава богу сюда больше двух львов не могли проникнуть...

Да и они мешали друг другу, плюс еще внутри шла кровавая вакханалия над трупами убитых своих...

Вспороть остальные веревки мне с моей силой было делом нескольких секунд...

Размяв руки и ноги несколькими движениями, озверевший за двое суток китаец просто холодно вырвал у меня из руки нож, а Джо забрал у меня второй без спроса прямо из одежды...

Они были страшны в своей ярости... И того, что им пришлось вытерпеть от каких-то дрессированных кошек, злые, что их столько мучили... И пошла такая бойня этих кошек, такая бойня, что очень скоро оставшиеся львы забились в угол и, не понимая, что творится, жалобно тоненько визжали от страха...

– Мы бы больше не продержались не минуты, – загнав кошек в угол уколами в нос, вытер лоб китаец, закрывая дверь за нами. – Просто они бросили нас связанными и тут же скрылись, не ожидая конца расправы... А львы были тогда сравнительно сыты... Да и не такие они драчуны после удара по нежному носу. И мы сумели отбиться ногами по носу, это очень болезненно, и забиться в угол, защищая твоего отца и быстро сдвинув его в щель... Он был еще жив и сумел забиться туда... – лихорадочно рассказывал он, – Закрывшись корытом...

– Я и сейчас жив... – вяло сказал отец, придя в себя от массажа Вооргота и Мари...

– И сумел даже развязаться, – продолжал китаец, – но развязать окровавленными руками с раздавленными дверью пальцами наши веревки ему было невозможно, а ножей не было, к тому же в условиях постоянной атаки животных, и нам пришлось спрятаться в соседнюю с ним пещеру, чуть не задавив львенка там...

– Нам повезло, что здесь стенка делает прямой угол, – сказал Джо. – Так что, не убив нас сразу, они сделали ошибку, а попасть из пистолета за угол невозможно, да и львы тут же приникают к решетке, мешая целиться...

– Да и пещеры, где мы были, маленькие, – договорил китаец, когда мы быстро продвигались вперед. – Льву надо туда пролазить, а в таком случае ему легко надавать по носу...

Мы быстро шли по сплетениям лабиринта, причем двое солдат несли уже перевязанного отца.

– Я слышал, ты танцевала! – укоризненно сказал мне отец. – Ты б еще промедлила, и я был бы пропавший без вести... И о костях бы ничего не услышали... Вы пришли удивительно вовремя, ибо я не продержался бы и минуты, эти животные уже рвали меня...

– Кто ж знал, что ты в своей родной стране и в сердцевине ее правительства дашь себя связать, – огрызнулась я. – Я думала, что ты веселишься с королем и королевой...

– В зизни так не развлекался, – сказал китаец. – Было оцень весело и оцень больно...

– Но от вас, конечно, всех троих, я этого не ожидала... – хмуро сказала я, напряженно всматриваясь вперед.

– Тут что, нет другой дороги? – окончательно придя в себя, как всегда, когда была нужна помощь и надо было действовать, спросила мама солдат.

– Мне приказали провести вас этой... – сквозь зубы сказал капитан.

– А убить нас в спину и скормить львам? – меланхолично спросила я одними губами.

Тот выругался.

– Граф! – строго сказала мама, подняв на него укоризненное лицо. – Не забывайте, что вы в присутствии девочек!

– Я рад, что это будет мое последнее воспоминание... – буркнул сквозь зубы капитан. – Потому что впереди скрип открываемой решетки...

Меня уже не было.

Я в несколько прыжков оказалась у открываемой клетки, сильным толчком в спину ногой толкнув в нее делавшего это негодяя, так что он просто влетел к зверям... Прямо на оскаленные пасти... И тут же убила вырвавшегося тигра, пропустив его мимо себя и вогнав под шею тигру украденный опять у китайца свой клинок. Рядом был Вооргот, с уханьем разрубавший почти надвое головы вырвавшимся львам и тиграм громадным топором...

– Откуда ты взялся? – радостно поприветствовала я его топор. – Что-то я не видела у тебя оружия?

– Им рубили мясо, – страшно зарубив последнего прыгнувшего на него тигра в полете и заложив древком дверь клетки как засовом, сказал он.

Подбежавшая Мари ловко закрыла замок заколкой.

Подошли солдаты с мамой и папой.

– Ты не должна оставлять маму одну с ними, – холодно прищурив глаза, безжалостно сказала я Мари. – Что могло бы случиться с ней, когда они бы остались с ней наедине? – с ужасом спросила я, кивнув на солдат. – Их нельзя оставлять за спиной!

– Благодарю за доверие! – буркнул капитан.

– Дай мне заколку, – холодно сказала я, забрав заколку у Мари, и закалывая прическу... – Полезно иметь заколку, а отмычку я потеряла вместе с кимоно...

Мама выругалась.

Внутри ели, чавкая. Там кричал человек.

– А вы почему не кричали? – строго спросила я китайцев и папа.

– Мы как раз кричали, так что охрипли... – хмуро сказал папа, уже полностью пришедший в себя. – Но вы не слышали!

– Нас-то как раз услышали, – сказал китаец. – И начали стрелять... А потом оставили...

– Мы долго кричали... – ломано сказал индеец. – И нас еще один раз услышали... Перед твоим приходом... И стали дразнить львов клочками одежды с нашим запахом и стрелять в них, так что они озверели...

– Чудесный замок! – хмыкнула я. – Но как ты мог позволить себя застать врасплох?!? – обернулась я к папá. – И вы, болваны... Вас даже не убили!

– Есцё бы, – сказал китаец. – Если нам лицно подали бокалы с сильным снотворным в личных покоях короля!

– Что!?! Что произошло? – привстав, как гончая, потребовала я.

– Я тебе потом расскажу, – сказал папа. – Когда ты отправишь их... – он кивнул на Вооргота и капитана.

– На небо? – страшно переспросила мама, и я увидела, что пистолеты под одеждой давно уже уставились на Вооргота и капитана.

– Мама, они вряд ли виноваты, – сказала я, отбирая у нее пистолеты. – Ты переволновалась... Если б они были виноваты, китаец давно убил бы Вооргота... Его рожу не спутаешь...

– Нет-нет, просто отпусти их, – запоздало сказал папа. – И обеспечь охрану, здесь опасность... Я потом расскажу... Кстати, где-то тут похоронен Логан... В этой или этой клетке...

– Бедняжка, – я всхлипнула. – Такой был пират!

– Какой я бедняяяжка!!!! – раздался из одной клеток дикий крик... – Немедленно спасайте меня, хорошего!!! Лу!!! Ты!!! Быстрей!!!

Мы кинулись к клетке. Логан висел на потолке клетки, а проклятые тигры, как те собачки в цирке, подпрыгивали и вертелись внизу на задних лапках... Пытаясь его достать и махая лапами... Китайцы хохотали во все горло, не думая даже шевелиться. Только плакали, тыкая пальцами...

Я же холодно открывала клетку.

– Дрессировщик, мать твою, – холодно буркнула я.

Мы хладнокровно вошли туда, переглянувшись с Воорготом и улыбнувшись друг другу.

Тигры, надо сказать, оторопели от такой наглости. Ну ничего, даже обычный дрессировщик собак не боится их, ибо знает способы их остановки, какие и в голову не придут незнающему.

Китайцы, раскулачившие обоих солдат на пример холодного оружия так, что те даже не поняли, что чего-то лишились, хладнокровно вошли вслед, став по сторонам меня и презрительно насмешливо и холодно улыбаясь кошкам. Нехорошо улыбаясь...

– И это я думала отоспаться, – пробормотала, зевнув, Мари, отбирая у солдат заряженные ружья. Я оглянуться не успела, как два тигра завалились с пулями в глазу, а Мари коротко вырвала у капитана мушкет, и третий тигр упал.

Тигры, видимо, хорошо знали, что такое ружья, потому что забились в угол. Только один прыгнул, но Вооргот приласкал его топором, а удар у него страшный. Тигры забились еще дальше, жалобно попискивая...

Логан с трудом разжал пальцы, и мне пришлось ловить его с ножом в руке, ибо никто из моих балбесов даже не шевельнулся...

– Проклятье, дочь, – первым делом сказал Логан. – Вы уже повенчались? – он кивнул на Вооргота.

Я хихикнула от неожиданности.

– Где ты была так долго? – строго спросил он.

– Занята была... – потупилась я. – Танцевала!

– Двое суток вишу! – взбесился Логан, с трудом разминая окаменевшие бескровные пальцы. – А она танцует!

– Почему они тебя не застрелили? – прямо холодно спросил Вооргот. Совсем нет такта у человека.

– А я ж не дурак, чтоб звать их... Я прикинулся мертвым! Они даже меня не связали... И очень развлекался, слыша, как в вас там стреляют...

– Весело, – буркнул папа.

– К тому же меня не пытали... – он вздохнул. – Но дрянь, которой напоили, еще отрыгается...

Я хихикнула.

– Поднесли чашечку, да?

– Ну, я же не ты... – буркнул Логан. – Ты поспела вовремя... Честно говоря, я уже и не ожидал вас увидеть... – сказал он, рассматривая руки. – Они все удивлялись, почему тебя отрава не взяла...

Мама ахнула.

– Хорошо хоть маму с Мари пощадили, – вздрогнув, сказала я.

– Пощаадиили?!? – холодно рявкнула Мари. – А я-то думала, дура, почему меня вырвало от одного глотка поднесенного бокала!!! Я просто ничего не ела, кроме самостоятельно выбранных фруктов...

– А я брала только то, что ела королева... – сказала мама. – У меня привычка...

Мы хихикнули.

– Привычка бояться отравления на таких сборищах, – холодно продолжила мама, не обращая внимания на наши смешки. – Знаете, сколько с отцом пришлось на восточных пирах высидеть! А там шиком считается отравить собеседника!

– А я одна, как дура, съела целых пять килограмм торта, – расстроено сказала я.

– И выпила литра три компоту, – безжалостно добавил Вооргот. – Это не человек, а аллигатор...

– Он мне поднес, кстати, – хихикнула я, ткнув пальцев в него.

Все обернулись к Воорготу...

– После того, как сам попробовал, не слишком ли холодное для тебя, – отбрил Вооргот.

Я покорно кивнула, невольно потянувшись телом к нему – я пила из его рук.

У меня было такое состояние безумия, когда я прикасалась к нему, что я могла умереть от разрыва сердца. Я всегда очень чутко чувствовала свой предел. Сердце билось раз в двадцать чаще, чем обычно. Мне казалось, что я сейчас могу запрыгнуть на крышу замка, а там я боялась появляться, потому что боялась, что прыгну вниз и полезу. Что было странно, потому что из-за самоконтроля я не пьянею, точнее меня невозможно отравить любой дрянью – из-за медитаций я полностью контролирую спутанное состояние сознания, полусон и даже сон – я управляю сном по заказу, могу в нем учиться, тренироваться, творить, сочинять, делать что угодно, засыпать и просыпаться по желанию двадцать раз за ночь. Но сейчас сердце просто взрывалось и сознание просто мутилось от каждого прикасания Вооргота.

– Я вижу, вы уже спелись, – неодобрительно сказал Логан. – Но сначала надо пожениться!!! – жестко и хмуро приказал он. – Лу, ты не должна давать себя в обиду до свадьбы!

От неожиданности я ткнулась в спину Мари.

– Ты не обижай ее, Вооргот, – задохнулась от смеха Мари. – И после свадьбы тоже, пожалуйста!

– Я что, импотент, что ли!? – огрызнулся Вооргот.

– Так, или вы закончите, или я кого-то из вас пристрелю, – пригрозила мама.

– Вы развращаете ребенка! – негодующе сказала я.

– Ой, Лу, – прижала меня к себе на мгновение мама, заглянув в глаза и поправив челку. – Скоро у тебя самой будут дети, надеюсь такие же красивые, как вы оба... Даже не верится, – она вздохнула. – Давно ли ты бегала такой крошечной и веселой? Никак не могу представить тебя взрослой, ты мне все чудишься маленькой, – печально сказала она, поцеловав меня в лоб. – Как вы взрослеете!

– Родители всегда жалеют, что дети взрослеют, тогда как для них самих это радость...

– А вы бы Логан помолчали, вы ведь не имели детей... Их отношение к нам – такая и мука, и радость, которую вы и представить не можете, – с тоской сказала она. – И всегда горюешь, когда теряешь эту безусловную детскую любовь, этот комочек счастья, ведь вы этого не делали...

– Как не делал? – ласково сказал тот, взъерошив мои волосы. – Вот стоит!

А потом с какой-то странной и не свойственной ему тоской, тоской по потерянным моим детским годам и крикам «папа», сказал:

– Эх, если б знал, что получится такой ребенок, как Лу, наделал бы больше от многих и помнил бы каждого!

Мы с Мари на пару дружно хихикнули.

– Забавно, – сказала я. – Учту наставления всех родителей...

– Я тебе учту! – пригрозил Логан. – И ты Вооргот, не выпускай ее из рук, а то такой бандиткой может стать!

– Не выпущу, – пообещал тот, крепко прижав меня к себе.

– Ну-ну, – ворчливо сказала я. – Ты тоже прислушивайся к советам – не обижай меня до свадьбы! – выпалила я, резко вырвавшись из его рук под смех остальных.

Я тоже смеялась во все горло.

– Не обижу, – ласково пообещал Вооргот, тепло глядя на меня, и мы с Мари опять фыркнули от смеха.

– И где тут Дьявол, и где тут Бог? – вздохнув, сказала я про себя. – В чем мы живем, движемся и существуем? Может быть, Бог – это чувство сердца, а дьявол – это земная немытая любовь без стремления к чистоте и красоте? Может, дьявол – толстый жрун, который жрет для того, чтобы жрать, и не видит ничего кроме жратвы? И похрюкивает от жизни? А любовь та, что чисто, красиво, привлекательно, и даже в чем-то изысканно и стремительно «ест», чтобы жить для других? И даже еда становится проявлением красоты, любви и человеческого достоинства? Хрю-хрю!

Глава 70 Бросили меня, бросили меня, или когда сердце бьется в клочья

– Но-но, прекращайте, – недовольно сказала мама.

Я же внимательно вглядывалась вперед.

– Не нравятся мне подобные развлечения, – пожаловалась я. – И это вместо сна!

– Так, дайте мне оружие, – приказал Логан.

– Добудь сам! – отрезали все мои, не желая даже двинуть рукой и помочь человеку.

Признав справедливость подобного требования, Логан подошел к солдату, несшему папá, и спросил, не из первого ли он полка. Тот сказал, что из первого.

– Ну-ну, я же узнал, – Логан добродушно похлопал его по плечу и отошел.

А солдат вдруг неверяще стал лихорадочно хлопать себя по плечу и спине, будто не мог поверить чему-то, и ругаться.

– Хороший мушкет! – буркнул Логан, перезаряжая неведомо как оказавшееся в его руках ружье.

А ошеломленный солдат, все пробовавший спину, вдруг выругался сквозь зубы, рассмотрев мушкет у того в руках.

– Ну и семейка, – ошеломленно и злобно выругался он, добавив грязное ругательство и слово, выражающее у мужчин высшее почтение. – Вот ...

Все хохотали.

– Вы не поняли, эта сволочь незаметно своровала у меня еще и пороховницу, нож и деньги! – яростно выкрикнул солдат.

Мы с Мари прямо лежали.

– Деньги верни... – строго скомандовала я.

Логан неохотно бросил тому кошелек. Попав точно в карман.

– Не волнуйся, он все отдаст, даже в двойном размере... – ласково сказала я солдату, снимая драгоценность у себя с волос и засовывая ему в карман.

– Как бы не так, – буркнул Логан.

– Он просто переволновался, – объяснила я.

– Кстати, как ты выжил? – тактично перевел разговор папá.

– Они забыли, или не знали, что я прошел огонь и бурю, и ситуации похлеще этой, и опытный солдат... И даже не связали меня, бросив кошкам. Это здорово отрезвляет, даже если ты пил как лошадь... И тебя накачали всякой гадостью... А надавать кошкам по носам и мордам голыми руками уже дело техники... Будь одна, я бы просто удавил ее руками... Хоть сперва и было слишком плохо в голове и теле... Опять же, я кинулся за угол, как только меня вкинули, а там, по счастью, не видно, что там происходит, иначе меня сняли бы из мушкета... А так не захотели марать ручек и самим убивать, только допросили как твоего подручного... – сказал он мне.

Тут мама отвлекла Логана, и Мари быстро повернулась ко мне.

– Что с тобой происходит? – встревоженно тихо спросила она, наклонившись к моему уху.

– Не знаю, – тихо сказала я. – Я вся горю. Горит каждая клеточка моего тела. Она горит так неистово, что я схожу с ума, схожу с ума.

– А... – Мари облегченно вздохнула. – Это начальная стадия любви. Любовная лихорадка.

– Ты говоришь о безумии любви? – облегченно спросила я. – Мне говорили, что это короткая стадия безумия, но я не думала, что это будет настоящее безумие. Когда реально можешь умереть. Я реально помешалась на нем, на нем, на нем, на нем, на нем, на нем, на нем... Я настолько бесконечно безумно сконцентрирована на нем, что сознание похоже не на булатный непобедимый меч мысли, а на бесконечный луч света. Мне не нравится, что я не могу освободиться. У меня ничего не остается кроме него, и это пугает... Я боюсь, что сойду по нему с ума буквально...

Мама громко что-то спросила Логана, и, наконец, я вспомнила, зачем я здесь. Теперь уже вспыхнуло желание разобраться с убийцами моих отцов.

– Ты хоть можешь их вспомнить, или они были в масках? Так, вы мне все расскажете...

– Именно последнее, в масках, – буркнул Логан.

– Если ты мечтаешь убить их самостоятельно, то оставь эту детскую мечту! – холодно сказала я. – И даже не мечтай... И передай их мне с потрохами... Мне нужно размотать эту банду...

– И как можно быстрее! – сказала Мари.

– Я сам в этом разберусь, кто виноват и кто нет, поскольку здесь, кажется, замешаны родственники, и я хочу разобраться, в какой мере, – мрачно сказал Логан. – Такого никогда еще со мной не было... Чтоб меня в самом центре Лондона так по-глупому кинули и обманули... А потом я с громадным удовольствием передам виновных тебе, – злорадно сказал он.

– Почему вы не говорите, что там произошло!?! – резко потребовала я.

– Потому что об этом можно догадаться самим! – холодно сказала Мари. – Интересно, ты вообще можешь представить, чтоб папá на приеме выпил хоть бокал?! У него ж уже врожденно, что он даже умирать с голоду будет, а с отвращением отвернется от поданного на приеме, как от пакости, если сам себе не сделал это из собственноручно сорванных и пойманных в непредсказуемом порядке продуктов, ибо хочет жить!

– Гораздо проще иметь слугу, который будет пробовать, – заметил капитан.

Мы с Мари снова скорчились, точно он сказал что-то смешное.

– Угу, особенно если многие яды действуют в течение пяти суток, а многие еще и накапливаются, – буркнул Логан. – Знали бы, как я не люблю эту арабскую привычку травить собеседника! Не поесть, не выпить, все отдаю матросам...

Все снова скорчились.

– Отличное лакомство – кофе с алмазной пылью! – со знанием дела сказала я. – И собеседник умирает в мучениях...

– Знали бы вы, как мне приходилось психологически нелегко первое время! – с тоской сказала мама. – Все люди как люди, все женщины рады приготовить что-то для любимого, детей, а мои с таким волевым напряжением смотрят на каждый съеденный ломтик, будто это тараканы, и так обречено тычут в него вилкой, с таким плохо скрытым выражением, будто ради тебя идут на смертную казнь и жертву, что ты следующий раз зарекаешься это делать!

– Тебе хорошо! – буркнула я. – Кто тебя будет травить! Ты еще при жизни открыто зачитала всем родственникам заверенное нотариусом завещание, что они шиш получат, только единственно по пятьдесят фунтов в случае их похорон, посмертно, чтоб их похоронили за твой счет... Так они больше не приходят...

– Все хихикнули...

– Дженни, неужели ты такое сделала!?! – воскликнул сквозь слезы и хохот Логан.

– Именно! – сжав губы, сказал папá. – А там были люди, которые охотно помогали мне в дипломатической работе, надеясь...

– ...что им что-то попадет в случае твоей смерти...

Все опять хихикнули.

– И вам, капитан, надо привыкать к...

– К голоданию... – закончила я.

– К...

– Яду... – перебила я.

– К...

– Наемным убийцам... – вставила я.

– К нашему образу жизни!!! – рявкнула мама. – Если вы мечтаете о Мари, забудьте о попойках с родственниками...

– Такого не будет, когда мы поженимся с Мари, – буркнул капитан. – Мы каждый день будет устраивать пиры...

– ...для родственников! – буркнула Мари.

Я, не выдержала, и, трясясь, просто разрыдалась от сотрясений спазматического хохота.

– У нее сотрясение мозга, – обеспокоено сказала мама папá.

– От того, что тридцать два часа подряд танцевала и прыгала? – мрачно спросил папá. – Тут не только сотрясение мозга, но и кой-чего иного получишь, чем виляла!

– Хай, – вздохнула я. – Папа болен...

– Какой папа? – угрожающе спросил Логан.

– Все знают, что он не мой папа, – вздохнула я, – но он хороший папа! Но сейчас болен... Мама ведь тоже танцевала...

– Я-то думаю, тридцать часов, – мрачно сказал папа.

– ...и тоже виляла... – продолжила я.

– Вы знаете, Лу должна вас как-то разделять, – резко прервал капитан, обращаясь к обоим папам. – Чтоб не путались...

– Папа барон и папа граф, – легкомысленно сказала я.

Солдаты грохнули от смеха.

– Очень хорошо, что у меня два папы, а то я такая плохая девочка... – рассудительно сказала я, загибая пальцы.

Совсем как взрослая.

Даже Логан отвернулся.

– И невоспитанная! – с тоской добавила мама. – Дрессировать волка легче, чем Лу привить правила поведения – абсолютно безнадежное дело!

– Так, а куда мы идем? – наконец спросил папа.

– Нас где-то тут поселили, – задумавшись о чем-то грустном, рассеяно проговорила мама.

– Только я не вижу пока свободной комнаты... – буркнула я.

Опять началось всеобщее веселье.

– Это что, мы будем здесь ночевать? – подозрительно спросил Логан.

– Я не виновата, это твои родственники, – буркнула я. – Нас выперли из нашей комнаты, и я даже не знаю, где моя одежда, украшения, кремы, помада, и все, без чего не может жить порядочная девушка...

– Украшений там было где-то на пятнадцать миллионов, – сказал китаец. – Это те, что бросали из окон в экстазе... Мы раздели ползамка...

Капитан присвистнул.

– Ничего себе поездка в гости! – проговорил он.

– Еще бы, мне здесь не нравится... – доверчиво, как ребенок, сказала ему Мари. – И у меня дурное впечатление, что никакой комнаты тринадцать там нет... Мы должны были остаться здесь, и от нас не осталось бы и клочка одежды и костей, а утром все бы подумали, что мы опять удрали... И уехали из страны, как часто это делаем... И ищи нас свищи по миру, мало ли где мы пропали...

– Ты ничего не подписывал? – спросила я отца. – Утром не обнаружится твое завещание или дарственная?

– Если и обнаружится, то быстро заобнаружится обратно... – спокойно, но безжалостно сказал в ответ вместо него Логан. – Чуть что я вам помогу... Надеюсь, и вы мне... Я тоже не помню, но если завтра окажется, что я кого-то слишком люблю, то видит бог, я его полюблю всенародно по-настоящему! Как мужчина... – без тени шутки сквозь зубы проскрежетал он.

Я с удивлением посмотрела на него. Любовь что-то раньше была ему не свойственна. Мне представился умиленный святой Франциск на месте Логана, говорящий королю – «братец мой волк» и трепетно и с теплом лобзающий его в лоб, и я умиленно вздохнула... Мир и любовь... Поцелуй врага своего, как говорил святой... И люби его со всей силы... Благодать... Что делает с людьми всего лишь сутки в клетке с тиграми – растроганно подумала я – сразу понимают, что нельзя кусаться!

Наконец, в самом центре лабиринта (впрочем, он был не столько громадным, сколько извилистым, обходя клетки с разных сторон кругами, что создавало бесконечное впечатление глубины, которой на самом деле не было) мы неожиданно вышли наружу.

И, пройдя через открытую поверхность кругового типа, посыпанную песком, наконец, пришли.

– Это что, нам? – неверяще спросила я.

Я увидела на лице Логана плохо скрываемое желание пойти и сделать с ними плохо.

Оба китайца желали сделать с ними очень плохо и очень больно.

Мама широко раскрыла глаза.

А Мари обнаружила в себе желание любить всех по-мужски, и я испугалась даже, не стала ли в этом грязном замке моя сестра извращенкой, раз возникли такие противоестественные это самое... причем очень громко и открыто выраженные...

Мне же больше не понравился цементный пол этого маленького уютного гробика, который имел три метра в длину, два в высоту и полтора в ширину... И где в сыром сумраке этой комнаты для десятерых человек ничего не было... Если, конечно, не считать полуразложившегося скелета в углу и капавшей со стен воды...

– Чудесный гробик!

Мало того, от улицы ее отделяла только занавеска. Весело подрагивавшая на морозном ветру...

– А где же драгоценности? – недоуменно спросила я.

Все только хихикнули.

Капитан растеряно смотрел по сторонам. Отворачивая от нас лицо.

– М-мне кажется, ее не успели приготовить, – застенчиво-растеряно сказал он.

– Убрать забыли, да? – я широко похлопала глазами... Дело в том, что сия комната была склепом, но с вырванными дверьми, то есть плиты не было... Зато было четыре мумии в узких углублениях в стенке... – И забыли постелить для НОВЫХ гостей? Потому что старые слегка протухли... Я имею в виду простыни... – я брезгливо взяла двумя пальчиками ткань, окутывавшую египетскую мумию и понюхала – ...а не гости...

– Чем это их таким напоили, что они такими стали?!! – шепотом ошеломленно спросил солдат, в шоке глядя на лицо египетской мумии, которая в темноте особенно хорошо выглядела, потому что у нее зубы светились...

Он явно подумал, что это предыдущие гости...

– Ну, знаете!!! – рявкнула, наконец, пришедшая в себя мама. – Мои дочери, конечно, садистки, но даже они поступили так с гостями всего один раз!

– Ты говорила, что у твоей подружки странное чувство юмора, – буркнула я.

– ...когда подложили одному из гостей, вместо ушедшей к любовнику жены, в постель египетскую мумию... Слегка подкрасив ей губы фосфором, наведя макияж...

– Они поступили так с королем? – быстро спросил Вооргот.

– Нет-нет, – быстро сказала мама. – Короля мы еще домой не приглашали...

– Ну, что вы скажете? – строго сказал папá нам с Мари.

– Но он зато понял, что она сука! – недоуменно сказала я. – Мы поступили хорошо... Она его обманывала... Он знает, что она плохая...

– Он до сих пор ее видеть не может спокойно... – обвиняюще сказала мама.

– Надо было подложить любовнику, – сквозь хохот и слезы сказал Логан.

– Любовнику они тоже подложили... – буркнула мама. – Когда она от него только-только ушла... Еще в тепленькое, на цыпочках сразу подобравшись... У меня до сих пор в ушах стоит его вопль... Бедняжка... Он обнаружил подмену не сразу, а только после того, как с ней...

Капитан, Вооргот, солдаты просто рыдали и тряслись, отвернувшись, а Логан тот вообще скорчился на полу, истерически что-то визжа и размазывая слезы...

– Ну, мама! – рассержено сказали мы с Мари. – Это дела давно прошедших дней! Мы уже давно исправились... Ты думай, кому ты говоришь, ведь мы собираемся за них...

Вдалеке послышался вой.

Рыданья прекратились.

– Нет, я здесь спать не буду, – промычал Логан. – Я буду на улице... На дворике...

Я тоненько хихикнула. Потому что я, наверно, единственная, кто понял, что представлял собой этот дворик, пока мы шли... И почему он посыпан песочком... Это была типичная гладиаторская арена... С пятью выходами для зверей по кругу... Зрительских мест не было, но только потому, что смотрели со стены...

– Высокое расположение стен и зрительских мест и полная удаленность от главного входа, так чтоб не было слышно криков случайным гостям, предполагает, что этот ДВОРИК предназначается не просто для гладиаторских боев, а именно для боев между дикими животными, если вы еще этого не поняли, – проинформировала их я.

Все хихикнули.

– Причем в подземелье несколько тысяч кошечек! – радостно сказала я.

Солдаты и все остальные побледнели.

– Их собрали на праздник...

Они все выглянули и рассмотрели.

И стали очень мрачными и очень нервными.

– Вообще-то я не предполагала, что короли так развлекаются, – помрачнев, сказала мама, ибо это навело ее на некоторые неприятные мысли. Папа вообще уже спал после пережитого крепким сном, заново перевязанный китайцем, который продезинфицировал ему раны крепким ромом, взятым у солдата (на дежурство же шел человек), посыпал китайской дрянью, зашил, уколол, вставил поломанные кости и наложил шины, пока мы болтали... Впрочем, мама и Мари и я помогали ему... Не впервой ведь...

– Тут есть какой-нибудь второй выход без лабиринтов? – спросила мама капитана.

– Нет, – мрачно ответил тот, крестясь, – дворик расположен на заднем дворе в глубоком каменном колодце, и так, чтоб никто о нем не знал... Другим вообще не слышно криков, звучащих здесь... Прямой путь сюда ведет только тайным ходом из королевских покоев, но он односторонен... И отсюда открыть невозможно...

– А... – облегчено сказала мама. – Так это она так захотела пошутить... Сейчас дверь откроется, и нас пригласят в новое обиталище, заставленное яствами и медами, украшенное золотом...

– В небесную обитель, да? – безжалостно сказала я. – Тот, кто открывал клетку с сотней тигров в переходе, был ключарем, да?

– И где гарантия, что она вообще сейчас просто не спит? – холодно спросила Мари. – И что она вообще знает, что нас переселили? Выйти вполне может король...

Логан нервно оглянулся, и, увидев подвешенные на стенке гладиаторские старые проржавевшие боевые топоры, мечи, рогатины, болтавшиеся так и сяк на ветру, быстро сорвал оттуда топор...

– Для старого друга, – пояснил он. И стал зачищать его песочком.

– Оно проржавело, – сказал он на мой взгляд. – Давно не чистили, я хочу исправить оплошность... Все-таки это мой дом... Помогу родственникам, – мечтательно сказал он, проводя пальцем по лезвию топора... – Наведу немного порядок...

И в это время каменная плита наверху медленно стала раскрываться, обнажая королевскую ложу...

Все замерли, приподнимая оружие... Мама прицелилась, что-то себе шепча.

Дверь открылась, и вышел улыбающийся Рихтер.

Я ухмыльнулась и отвернулась.

Но, поскольку у любого бойца абсолютно развито периферийное зрение, так что он простым оборотом головы получает круговой обзор, не кося глазами, я видела, как к скинувшему лесенку и даже здесь элегантно слезшему Рихтеру, поспешил Вооргот.

С все еще громадным окровавленным топором в руке, с которого капала кровь.

Рихтер стал затравленно на цыпочках отступать к стене, с ужасом уставившись на топор и дергаясь в стороны в поисках спасения.

Вооргот хотел что-то недоуменно у него спросить.

Рихтер отступал все быстрее и быстрее к лестнице, но было поздно.

– Вооргот, клянусь, это не я, – заголосил он. – Она оказалась не девственной, да? Я этого не делал!

Услышав такое, я сорвала со стенки рогатину. И лицо мое вытянулось. Неотрывно уставившись на него, как Вий, я медленно-медленно пошла на него с рогатиной, не отрывая от него побелевших глаз.

Вооргот, до которого дошло, исказил лицо.

– Ой, ты еще этого не узнал, да? – завыл Рихтер, пытаясь успокоить безумца. – Я ошибся, ошибся, клянусь, она была девственна!

Мама медленно, шажок за шажком неотвратимо наступала на него слева, вытянув вилы и что-то безумно бормоча. Отрезав ему путь бегства.

Слева шла в атаку, выставив меч, Мари.

– Ой, что я говорюююююю...

Китайцы с сетями отрезали гаду путь с двух сторон.

Вооргот, наконец, заметил топор в своей руке и брезгливо бросил его.

– Проклятье, – рявкнул он Рихтеру. – Сколько можно тянуть! Ты меня познакомишь или нет, у меня к нему важное сообщение!!!

Рихтер остановился. И, бессильно опершись на стену, стал вытирать холодный пот со лба.

Я все-таки желала выяснить, девственна я или нет, и так же приближалась к нему, как заколдованная.

– Лу! – заорал Рихтер. – Я дурракк!!!!

– Это я знаю, – проблеяла я, тихо приближаясь к нему и уставившись в него, как сумасшедшая, которую оскорбили перед Воорготом. – А вот глубину познания моей девственности желаю узнать! – я сделала угрожающее движение рогатиной, приноравливаясь его наколоть и промерять его глубину ей.

Вооргот сбил рогатину в сторону.

– Потом убьешь, мне он сегодня нужен, – пробормотал он. – Хотя я испытываю сильное сомнение, что он до этого доживет, – с этими словами он оттащил Рихтера, и, прижав его к стене за шкирки, стал с ним беседовать.

– Мне сначала нужно поговорить с Лу... – жестко сказал и вырвался Рихтер.

Вооргот зарычал, но Рихтер был непреклонен – он тоже это умел, иначе бы не стал секретарем короля, где приходилось и не то переживать от осаждающих короля.

– Одну минуту, – рявкнул Вооргот. – После этого я тебя убью!

Рихтер потянул меня в сторону, хотя мне хотелось сначала сделать с ним кое-что другое.

– Лу, – накинулся он на меня. – Ты в порядке?

– Ты это хотел спросить? – сквозь зубы спросила я. – На глазах у моего жениха?

– Лу, он требует познакомить меня с Берсерком, он совсем меня замучил! – тихо прошипел Рихтер. – Я не могу уже сопротивляться! Или ты встреться с ним, или откажи! Я ему скажу и пойду спать! Я с ног валюсь. Я не смог найти твоего отца!

Я посмотрела на отца.

Рихтер, зная, что я ничего не делаю никогда просто так, тоже глянул туда. И ахнул.

– Что с ним!?!

– Львы порвали, – сквозь зубы ответила я. – Спит!

– А почему на земле?

– Пошли я покажу тебе почему...

– Там что, не приготовлено? – спросил Рихтер. – Я вообще-то тут никогда не был... Сказали, что вы в этой комнате номер три...

– Посмотришь... Когда-то же надо сделать в первый раз... А я пока обдумаю твое предложение подальше от яростных глаз Вооргота... Закрой глаза...

Я завела его в притвор.

– Можешь открыть!

Он дернулся прочь со всех ног, но я его жестко держала.

– Это МЫ в этой комнате, – хихикнула я, повторив его слова.

Чтоб он носом в труп.

– Это наша комната... – радостно, слишком радостно, даже очень радостно сказала я, обводя рукой... – Ее для нас приготовили! И вещи сюда принесли! И постели постелили! Мы тут новые, предполагается, жильцы!

Рихтера рвало и он, потеряв соображение, пытался удрать.

Но я предпочитаю, чтоб человек не бежал от приготовленной нам красоты. Всегда, знаете, желаю поделиться, хлебом меня не корми, дай разделить творческое чье-то открытие с другими...

– Между прочим, чтоб ты был в курсе, дорогой, драгоценностей в нашей комнате, из которой нас выселили без нашего разрешения будто арестованных, было на пятнадцать миллионов без всяких шуток! – жестко сказала я.

Рихтер ничего не мог сказать, и только попросил одними собачьими глазами, чтоб его вытащили отсюда. Знаете, мумия, для тех кто ее раньше никогда не видел, зрелище до самых косточек. Я-то привыкла, лазя и грабя в детстве пирамиды в одиночку или с Мари, а вот мама до сих пор вздрагивает и ночью плохо спит, если увидит днем это чудо. Все мумии фараонов, что мы попривозили, она, чуть мы уехали, сдала в музей с пожеланием никогда больше их не видеть... Уродство впечатляюще и первый раз просто выкручивает человека...

Рихтер вывалился на улицу.

– Чем это вы там занимались? – подозрительно спросил Вооргот, нашарив топор. – Чего это он стал так истощен и бледен?

– Именно тем и занимались... – хмуро буркнула я. – Комнату ему показала... И мусор, что не убрали...

Вооргот не поверил. Он снова осторожно приближался к нам.

– Лу, – мигом протрезвел Рихтер. – Твой ответ!

Вооргот чуть не взбесился, услышав вопрос. Лицо его подозрительно задергалась в оскале.

– Иначе он убьет! – рявкнул Рихтер.

– Хорошо, я разрешаю... – устало сказала я. – Все равно когда-то он должен узнать... Лучше, чтоб все произошло раньше...

Вооргот смотрел на меня с понятным зверским выражением, услышав эти слова.

– Это ты так ищешь Берсерка? – холодно спросил он Рихтера.

– Я его нашел, – сказал Рихтер. – И он согласился...

– И где же он? – страшно ухмыльнулся Вооргот, поднимая топор для удара.

– Дело в том, – холодно сказал Рихтер, – что большая часть успеха и неуловимости Берсерка заключается в том... – он задержал речь, – что никто... (Вооргот вдруг странно замер, вдруг уставившись на меня).

– ...не подозревает (Вооргот начал бледнеть).

– ...что он женщина, – безжалостно закончил Рихтер. – Разрешите представить вам лучшего агента Англии, ваша светлость, – он издевательски хмыкнул, – легендарного непобедимого бойца и палача, по слухам безжалостно убившего более полмиллиона врагов Англии...

Лицо того стало пепельным.

Какое-то предчувствие несчастья захватило меня.

– Берсерк собственной персоной... – оскалился Рихтер, глядя на его реакцию, представляя меня ему. – Прошу любить и жаловать... Что ты хотел сказать ему столь важное, что пришлось раскрыть тебе инкогнито лучшего агента, на которого без сомнения точат зубы миллионы людей...

С Воорготом что-то происходило. Я почему-то похолодела и потянулась к нему. Но он не ответил, а отвел глаза.

– Ты выбрал себе интересную невесту Вооргот... – горько сказал Рихтер.

Я почему-то впервые почувствовала, как страшно устала. Все это не прошло даром – я еле держалась на ногах. Куда-то ушла радость. А я так ждала, что он порадуется за меня, желала по-детски похвастаться любимому, разделить его восхищение.

Вооргот резко отвернулся.

Ощущение непоправимого несчастья стало заливать меня... Все похолодело внутри; было странное ощущение, будто я леденею и умираю внутри. Я почему-то мертвела...

Вооргот мгновенно обернулся и ушел...

Я закричала внутри. Отчаянно, долго, невыносимо закричала, ничего не соображая. Но внешне губы молчали, и глаза только смотрели вслед.

А Вооргот побежал прочь, неожиданно рванув сильней. Сердце рвалось в клочья. Душа моя, честь, выстроенное мужество – все было взорвано – я рушилась как человек, хотя еще стояла и смотрела.

Боль. Такая боль, которой я никогда не знала. Это тянущее чувство непоправимости... Я пыталась не выдать ее и улыбаться. Я улыбаюсь. Я улыбаюсь. Я улыбаюсь. Только белые губы отражались в луже воды ярко белой полосой в лунном свете. Я улыбаюсь...

– Что с ним такое? – удивился Рихтер.

– Наверно, не все хотят в невесты профессиональную ниндзю и бойца, – медленно, очень медленно и чудовищно спокойно солнечно сказала я. Я улыбалась. Рихтер отшатнулся от этой моей улыбки. – Одно дело думать, что это у невесты хобби такое и она здорово дерется, а другое дело знать, что она – воин разведчик профессионал... – тихо проговорила я.

– О Господи, Лу, – вдруг побледнел Рихтер, видя, что я как-то стою и смотрю в пространство... и улыбаюсь, не слыша его. Все улыбаюсь. – Прости, я это не подумал...

Вдруг Рихтер оглянулся и увидел, что плита, через которую ушел Вооргот, медленно закрывается. Уже почти закрыта.

– Проклятье! – выругался он. – Я сейчас, иначе нам не пройти...

Он быстро бросился вверх по лестнице, еле успев юркнуть и протиснуться в щель.

Я так и стояла, ничего не видя.

Мама, видя, что я стою и смотрю в ту сторону и улыбаюсь, подошла с улыбкой ко мне, с лукавством спросив, что я такое ему сказала и почему так неподвижна. Заглянув в мои глаза, она закричала.

– Она сказала ему, что она Берсерк, а он развернулся и убежал... – тихим обрывающимся шепотом сказала ей Мари, отчаянно до боли сжав зубы и с ненавистью глядя ему вслед.

Мама крепко прижала меня к себе.

– Не стоит он тебя, Лу, – сквозь зубы сказала она.

Я не отвечала и, кажется, ничего не понимала.

– Если Лу умрет, – сквозь слезы выкрикнула Мари. – Ему недолго останется жить! Как я не распознала, что он ее не достоин!

– Ему и так недолго останется жить, – холодно сказал, поджав губы Логан. – Я не собираюсь прощать такие поступки с моей дочерью...

Я очнулась. Эти слова вырвали меня ненадолго. Все равно я не хотела причинять ему вред.

– Н-не надо, – тихо и обречено сказала я, механически смотря на стену. Все же найдя в себе силы вынырнуть из безумия и это сделать. Хоть это для него сделать.

– Бедная ты моя! – с тоской сказала мама. – Ну почему ты полюбила глупца, не оценившего тебя, маленькое сокровище!?!

Я оцепеневше смотрела сквозь нее, хоть и пыталась хохориться.

– Ну и не надо он тебе... – ласково сказала она, зарывшись в мои волосы. – Ты повзрослеешь, достигнешь восемнадцати лет и еще выйдешь замуж...

Я не выдержала и отчаянно разрыдалась.

– Я никогда не выйду замуж... Я мо... мо... монахиней стану, – прорыдала я.

– Поплачь, – облегченно сказала мама. – Горе внутри дает силу чувствам, но не надо сходить с ума...

Но она уже не знала, что это уже поздно – внутри я умирала... Душа медленно распадалась...

Глава 71 А вам подарок от короля

Мари обняла меня с другой стороны, гладя волосы.

У меня начались спазмы, и я стала терять контроль над собой, забившись.

Мама закричала, китайцы, Логан, кинулись ко мне.

Папá очнулся и заругался, пытаясь утихомирить маму.

– Доктор пообещал, что она умрет, – сквозь слезы сказала она ему.

– Без паники! – жестко и страшно властно сказал папá. – Все отойдите вон! Цень, попытайся ее спасти иглоукалыванием и шоком!

Цень холодно отодвинул всех рукой.

– Не мешать! – скомандовал он.

Логан тем временем пытался зажечь факелом громадный новенький факел, стоявший у входа. Единственно новенький из всего этого царства небытия. Краешком угасавшего сознания я еще заметила это и ощутила страшный укол боевого ощущения опасности вместе с запахом пороха, давно бросавшегося в ноздри. И выпрыгнула, как пружина, прямо с земли, страшным ударом сбив Логана к черту.

– Назаааад! – страшно в отчаянии закричала я, руками убивая пламя уже вспыхнувшего факела. – Нет!!! Назаад!!!!

Я обезумевше отчаянно кричала им: Быстрее вон!!! – пытаясь загасить прорывавшееся пламя.

Но они не понимали.

– Она сошла с ума, – сказала Мари и кинулась ко мне.

Я отбросила ее страшным ударом ноги влево под стену.

– Назад, Мари, уходите быстрее, там в нише порох! – отчаянно, просто безумно взмолилась к ним я.

Мое сердце любило их всех, и я не хотела, мучительно не хотела их терять.

Наконец, мне удалось вырвать этот факел и швырнуть его прочь, обнажив нишу, самой кинуться далеко ласточкой на землю, вне зоны взрыва, как только увидела, что они восприняли крик моей души и рванули в разные стороны со скоростью лошадей, будто им всадили в задницу по сто игл. Рванув и сама под стеной прочь как ужаленная, лишь до этого рукой на себя с силой опрокинув стоящий там, в нише, бочонок с порохом вниз на песок... Где-то очень далеко, даже на пределе моего слуха мне послышался лязг отворяемой клетки, но я тогда не обратила внимания и само собой не сказала об этом никому, последним толчком ноги в воздухе пытаясь направить бочонок с порохом в комнату номер тринадцать, подальше, прежде чем ринуться оттуда так, будто в заднице ускоритель...

Все это произошло мгновенно.

И кинулась вслед двум китайцам, тащившим папá.

В нише для факела что-то негромко бахнуло, сверкнув огнем...

Я ляпнулась на песок, призвав всех святых и закрыв голову руками.

Минуту я лежала так, прикрывая голову, пока подошедшая Мари не ткнула меня носком ботинка в ребра, со смехом встав надо мной:

– Вставай, трусишка, ничего не произошло...

Бочонок на песке остался цел. Маленький взрыв в нише чудом не достал до него. Если б не мой удар ногой...

– Если ничего не произошло, то сама туда и иди, – буркнула я, даже не попробовав подняться.

Мари наотрез отказалась туда идти, если я не пошла. Даже не двинулась с места.

– Что ж ты такая храбрая, пойди проверь... – радостно предложила ей я.

– Угу, – хмыкнула Мари. – И полетай клочьями над замком, если в той двести литровой бочке тлеет искра или ветерок случайно принесет ее сверху!

– Но тебе ж хочется! – недоуменно буркнула я.

– Это может вообще не порох, а масло для факела! – вызывающе буркнул подошедший капитан, презрительно глядя на меня.

Я промолчала, отойдя еще дальше.

Если у человека нет нюха на тлеющее дерево, то его ничего не спасет.

Все мои с интересом наблюдали за капитаном, который храбро направился туда.

И спокойно рассматривал бочонок и то, что внутри.

– Мари, там на бочонке фитиль, – сказала ей я. – Он снизу, так упало... Я не стала выяснять, насколько он уже длинный, потому что его могли подпалить раньше, перед нами... Позови дурака...

Она не стала звать, а, кинувшись туда, мгновенно перевернув бочонок, вырвав уже совсем коротенький фитиль и повалив капитана на землю в сторону...

Ну вот тогда я и подошла к ней...

– Ну как, приятно? – спросила я.

Мари мигом вскочила, сунув мне под нос этот фитиль.

– Ты что, ему сказать раньше не могла? – угрожающе спросила она, дрожа, тыкая в меня все дымящимся обрезком. – Еще секунда и мальчик бы парил над облаками...

– Как мечта... – сказала я. – Это так прекрасно...

– В виде пепла, – поправил меня подошедший Логан.

– Не, ну ты скажи мне, почему ты моего жениха не спасала! – вызывающе спросила Мари.

– Не охота с ним на песке валяться! – честно ответила я. – Да и человек уверен в маслице, ему лучше знать порядки в замке, а вдруг я ошибалась, и никакой надписи порох на бочонке не было? И он подумал бы обо мне плохо?

Мари хотела меня убить.

Капитан только тут рассмотрел, что она мне тыкала в нос, и побледнел как полотно.

– Они все-таки нам приготовили комнату, – легкомысленно сказала я. – Очень заботливые и предусмотрительные люди...

Мои все вздрогнули.

– Я думаю, капитану сказали показать, довести, зажечь факел и вообще быть заботливым и обеспечить нам полный комфорт, – легкомысленно хихикнула я, – просто он забыл...

По тому, как капитан стал беленьким и прямо прозрачненьким, словно тетя смерть, я догадалась, что так скорее всего и было...

– Прекрати издеваться! – не выдержав, прошипела мама.

– Мама, почему она его не спасала! – пожаловалась Мари маме.

– Спасаю! – противным голосом проблеяла я. – Он стоит на очередной бочке, просто она закопана в песке...

Они кинулись все прочь сломя голову, и совсем не рассуждая о маслице...

Я же, хихикнув, осторожно начала снимать слой за слоем песка ладонями в месте, где мой нюх гарантировал порох, хоть волосы у меня стояли дыбом...

Одумавшись, Мари вернулась ко мне.

– Вон! – так страшно и без тени шутки сказала ей я, что ее отнесло.

Она немного обиделась.

– Жизнь надоела? – вызверившись, яростно прошипела ей я, подняв на секунду лицо. – Сама я еще могу спастись, если что-то заподозрю, но, спасая тебя, мы все погибнем!

Мари вняла моему голосу разума, грозившему ее убить, если она не исчезнет. И чуть отошла, с побледневшим напряженным лицом, молча наблюдая, отчаянно закусив губы, как я копаюсь в песке...

– Ложись! – резко скомандовала я, покатившись по песку в сторону и швырнув далеко от себя подальше от бочки странный нащупанный мной предмет, похожий на часы...

Все мгновенно залягли, заткнув уши в ожидании взрыва.

– Боммм... Ку-ку, ку-ку, ку-ку... Бомм... – раздалось там, сопровождаясь странными щелчками.

Начались всеобщие ругательства и такой хохот, что уши заложило. Они хохотали минут пять, даже когда кукушка кончилась, не в силах остановиться...

– Это же часы! – воскликнул сквозь слезы Логан.

Одна я даже не улыбнулась.

– Мари, скажи мне, сколько на них времени и на сколько был установлен бой, – ровным напряженным безэмоциональным голосом попросила я.

– Они должны были бить прямо сейчас... – сквозь зубы сказала Мари.

– Ну и что? – улыбаясь, спросил Логан.

– А то, что у них вместо бойка стоит кремень, и при каждом ударе они высекают искру, обсыпанные порохом... – напряженно показала ему она. – Это адская машинка...

Смех мигом прекратился.

– Немедленно все уйдите, – мертвенным голосом скомандовала я. – Я чувствую, тут есть что-то еще...

Вдали я услышала какой-то рык, но сознание, сконцентрированное на данной проблеме, не отреагировало... Поскольку я осторожно раскапывала ножом песок по сторонам вмурованного бочонка...

Впрочем, китаец принес откуда-то лопату и быстро осторожно раскидал песок.

Я не ошиблась – внутри были еще часы с пружиной, положенные в горку пороха. И странное устройство, в котором была только железная пружина, поставленная так, чтоб, если б тяжелую массу бочонка, прижимавшую ее, вынули, вернее, приподняли бы, все бы взлетело на воздух...

Китаец, увидев это, выругался.

– Такого я еще не видел, – сквозь зубы сказал он. – Нас ждали... Тройная перестраховка!

Подъехавший на индейце папá, ибо не мог ходить, заругался просто по-черному.

– Это не может быть случайным покушением, тут основательно подготовились!

– Такое не сделаешь экспромтом... – сквозь зубы сказала мама.

– Уходите все!!! – просто сказала я в ответ высоким от напряжения голосом.

На меня удивленно поглядели.

– В чем дело Лу? Ты же уже обезвредила адскую машинку?

– Джо, походи по песку и отметь места, где пахнет порохом, чтобы эти дураки все поняли, – напряженным отстраненным голосом, думая что-то свое, сказала я. – Ставь там отметины...

Индеец, у которого нюх был как у собаки и даже лучше, чем у меня, встал на корточки...

И на глазах у изумленных зрителей он обошел так арену, сделав около ста отметок на песке...

– Немного перестраховались, – легкомысленно сказала я.

Они все побелели, будто их покрасили белой краской – белые, белые, словно мертвецы.

Капитан, сдуру ткнувший в песок саблей на месте одной из отметок, и с удивлением сказавший, что там бочонок, чуть не был отхлестан пережившей не лучшие мгновения мамой, увидевшей это, но не сумевшей предотвратить.

– Осел! – тихо прошипела она ему, с трудом отдышавшись после пережитого. – Вы же могли задеть адскую машинку!

Я же осторожно раскапывала зачем-то еще один бочонок, на котором помимо часов был странный ящик, и не думала...

– Интересно придумано! – сказал Логан, рассматривая часы. – Что ты собираешься делать?

– Вообще-то я бы не советовала даже там ходить, – заметила Мари капитану. – Мы однажды встретились в одной стране с такими штуками, которые срабатывают на нажатие, как самострелы... А если хоть один бочонок сработает, нас будет долго носить над Англией...

– Мне кажется, тут спрятан целый арсенал! – выказал дельную мысль капитан, ошеломленно оглядывая метки Джо.

– Похоже, делано было, чтоб никто не ушел, – мрачно сказал папá. – Она вся перекопана!

Мне они надоели.

– Если учесть, что Мари сказала, что бой часов поставлен на это же вреемя... – начала рассуждать в вслух я.

Они все исчезли.

А я с силой выкинула странный ящик, лежавший на бочонке, решив рискнуть, но разобраться, как эта гадость работает. А сама лежала в стороне, закрыв голову.

Но ничего не произошло, только ветерок подхватил записку с ящика.

– Что там такое!?! – издалека истерически провопил папá, вдруг обретший способность бегать самостоятельно.

Я подняла записку и захихикала.

А потом осторожно осмотрела еще ящик, ибо они могли сыграть дурную шутку.

– Пусть попробуют теперь доказать, что это не король все подстроил! – помахивая запиской пошла я к испуганным физиономиям, торчащим из входа на арену... – В этой записке капитан королевской гвардии охраны южного крыла замка просит у хранителя арсенала бочонок пороху и ящик пуль! Они закопали бочонок прямо вместе с прикрепленным ящиком, очевидно, приняв за адскую машинку... Пусть попробует теперь король отвертеться, что это не из его арсенала!

Капитан вырвал у меня бумажку из рук. И побледнел.

– Это свидетельствует только лишь о том, что они закопали здесь весь арсенал и ни о чем больше! – рявкнул он.

Я хихикнула.

– Милое свидетельство!

Это подействовало. Капитан хотел застрелиться, но Мари вырвала у него ружье.

– Совсем сдурел, да? – накинулась на него она. – Тебе же приказали нас охранять! Куда ты от меня собрался удрать!?! – она вставила руки в боки.

– А записка говорит лишь о том, что к нам данный бочонок попал по ошибке... – примирительно сказала мама.

– И, учитывая, что приблизительно в данную минуту они должны взорваться... – прислушиваясь к себе, начала говорить я.

Они застыли с открытыми ртами...

– Но теперь они безопасны! – хладнокровно сказал Логан и нагло встал на одном хрестике. – Ты же обезвредила адскую машинку... – нагловато ухмыльнулся он.

– Ку-ку... – сказало под ним. Мол, я здесь...

Логана точно ветром сдуло. Куда там его наглость делась. Судя по его перекошенному лицу, и как он дернул прочь, это было не ку-ку, а солнышко в зад, как говорят его матросы...

Вся площадь радостно кукукала...

– Ку-ку! Ку-ку!

Я, правда, не досмотрела, потому что сама бежала чуть быстрее... Хорошо, хоть мои бежали впереди – они вняли еще первому предупреждению, зная, что я никогда ничего не говорю напрасно, ибо у меня абсолютное чувство времени, а если стою и нагло улыбаюсь, то это лишь значит, что я просто рвану прочь в последнюю секунду, пользуясь своей реакцией...

Я, впрочем, подхватила двух явно подзаддержавшихся солдат и с силой швырнула их за поворот под укрытие каменной стены лабиринта в боковой вход...

И тогда сзади сказало «Бум!».

Да так сказало, что валун в тон сто, лежавший у входа в наш коридор, просвистел мимо нас по этому широкому коридору, будто птичка из дула мушкета...

Я еще увидела, как оно все встает, когда прыгала сама за поворот, и как медленно вырастают там из земли странные гиганты... Почему-то этот миг растянулся, и я видела еще, как вспучивалась и разверзалась земля и летели навстречу мне куски замка...

Слава Богу, это было лишь то мгновение прыжка, пока меня не скрыла пятиметровая толща камня поперечного коридора...

В небо ударили столбы света, словно цветы, раскрывшиеся в бесконечность... Ударная волна настигла меня лишь на мгновение позже. Меня закрутило и ударило... Языки пламени достали даже сюда, за угол, опалив жаром...

Меня, хоть это было уже за поворотом под прямым углом к движению прямого фронта волны, подхватило в воздухе в прыжке и бросило метров на пятьдесят... Я только и сумела что сгруппироваться...

Снаружи бушевал ад.

Казалось, небо и земля встали дыбом, и вся преисподняя вышла наружу... Хотя в глубине перпендикулярного коридора нас отделяло метров пятьдесят земли и камня, стенка внутри тряслась и все рушилось...

Только тренированная годами реакция позволила мне сгруппироваться и не убиться при «посадке» о землю...

– Видит Господь, я летаю, – простонала я.

Я еще и поймала солдат, порхавших по коридору как птички... И пролетавшую мимо Мари, летевшую курсом навстречу бейдевинд...

И вжалась в землю.

– Бум-бум! – донеслось сзади.

Стены шатались, как пьяные... Куски отваливались, и приходилось уворачиваться, таская за собой Мари... Чтобы не стал нам могилкой сей кусок земли... И это на глубине пятьдесят метров, отделенные приблизительно такой же толщей камня... Что творилось наружи, мне было даже страшно думать...

Только моя обостренная годами реакция, интуиция, и выносливость, и наблюдательность, позволявшая сражаться, когда в мозгу туман от удара и позволила нам с Мари выжить...

Замок летал в моем представлении где-то высоко... Бедняжки... Взорвать арсенал в одном месте – это очень красивый фейерверк на сотню километров... Я сама и не решилась бы... Тем более, насчет сотни бочек я очень ошиблась. Это только верхний ряд был сто... Я думаю, видно было, как короли веселились, до самой Франции... Даже камень стонал... А кусочек может туда и долетел...

– Что такое, что такое!? – заорал в ужасе солдат.

– Праздничный салют, – буркнула я, угадав его крик по губам. Но вряд ли он с таким перекошенным от ужаса и крика лицом мог оценить шутку. Впрочем, вряд ли ее вообще мог кто-то услышать, но я альтруистка, и не нуждаюсь в благодарностях.

И в это время, лежа грудью на полу, я почувствовала идущую из-под земли странную нарастающую вибрацию, переходящую в какой-то далекий подземный рык, слышимый даже среди бушующего ада... И ощутила мороз среди жара... Я уже поняла, что это значит... Замок имел свой арсенал, но внутри, в катакомбах, был общий, для армии... Поняла прежде, чем мы мягко поднялись от земли и зависли, паря в воздухе в воздухе, точно в воде... Поняла прежде чем раздался чудовищный рев, ударивший по ушам и покрывший весь ад взрывов... Не знаю, кто и когда додумался разместить в катакомбах стратегический арсенал для армии на случай защиты города или потери всех остальных складов...

Но ахнуло, будто землетрясение...

Этот удар, этот чудовищный – Бум! – ломающий и переворачивающий землю на этот раз пришел снизу...

Земля страшно раскололась, по полу зазмеились трещины, в некоторых местах оттуда вырвались фонтаны огня и дыма...

Мы кинулись прочь наружу, если так можно было назвать наше движение, когда я, задыхаясь, оглушенная, волочила Мари, тем более что на нашем прежнем «месте» уже не так рвалось. Я пыталась избежать ловушек корежимой земли в катакомбах, не желая быть похороненной заживо...

Под землей был ад!

Потом оказалось, что арсенал в катакомбах по странной случайности был размещен под землей метрах в трехстах от дворика, ведь довольно трудно определить точное расположение пещер. Все знали, что он есть, но никто не знал, где он расположен, кроме короля.

Просто королевский арсенал был расположен далеко отсюда, кто же мог знать!

Я тащила за собой Мари, которая была почти полностью в отключке от веселых приключений...

Все ходило ходуном...

Ад.

Я сражалась с адом, умирая и подымаясь вновь, уворачиваясь от летящей гибели, получая удары, перепрыгивая через разверзавшиеся под ногами бездны, пропуская обезумевших вырвавшихся тигров, львов, пантер или принимая бой, задыхаясь в дыму и жаре...

Эти сто пятьдесят метров до выхода заняли у меня вечность... Длинный поход сквозь вечность ада... Вряд ли я себя еще ожидала увидеть живой, когда бухнулась вместе с Мари на песок у самого входа... Сзади все рушилось, падало небо, погребая под собой несчастную тюрьму для кошат в катакомбах...

Отдышавшись и увидя, что Мари приходит в себя, я кинулась обратно в дым и ад. Как я вытащила папу и ударенного китайца я не помню. И как помогла китайцу вытащить потерявшую сознание маму, тоже не помню. Зато Логан говорит, что вышел сам. Держась за меня, за мою юбку, словно слепой в дыму и пламени... Так и доплелся, как неодобрительно сказала потом Мари...

Только пятиметровая стена пещеры, дважды изломанная под прямым углом, нас и спасла.

А я упала без сил, сжигаемая отравлением дымом, с попеченными легкими и содрогаясь в судорогах...

И начала отчаянно хохотать до смерти, одновременно скребя когтями по земле от боли: Часть одежды горела, и я пыталась ее потушить, катаясь по земле...

– Смотрите, вход в королевские покои открылся! – вопила я.

Они подумали, что я сошла с ума.

Подошедшая Мари показала руками на уши – мол, ничего не слышу. И даже сделала руками вареники, чтоб я поняла... А может, это она показала, что она сумасшедшая? Или я сумасшедшая!?!

Задыхаясь от боли, я показала рукой на стену, где прошлый раз скрылся Рихтер – ее просто не было. Точно срезало ножом. Зато открылся вход в прекрасные покои, с отличными кроватями, накрытым столом и выходом в чудесный маленький дворик с фонтаном и бассейном... Впрочем, тот выход тоже был явно не запланирован...

– Прямо как в сказке... Может, так и было задумано? – хихикнула Мари.

И я ее услышала, хоть и туго... Я всегда приходила в себя быстрей всех, правда у меня давно инстинкт на взрывы – ты уже знаешь, как смягчить вред, ведь открытый рот позволяет давлению уравновешивать себя, и в результате ты не так получаешь по ушам... Во всяком случае глухой вероятность остаться меньше... А Мари еще не привыкла...

Китайцы же, углядев бассейн и дворик с цветами, и никакого дыма, сразу же подхватили меня под руки и с ходу бухнули меня в бассейн, ибо одежда моя еще дымилась...

Пару мгновений спустя сюда ляпнулась плескавшаяся Мари, а потом и мама...

– О, какое блаженство! – простонала она.

Впрочем, она рано радовалась. Две негодяйки, только что чуть не сдохшие, устроили такую возню, бой брызгами, погоню и визги, что стены зашатались...

Их силком пришлось вытаскивать, пока они совсем не посинели...

Причем мы дружно протестовали.

Впрочем, мама пригрозила самой отмыть нас от грязи и пепла, и мы неохотно вылезли.

Но не тут-то было! – жалобно подумала я. – Мама поймала меня и начала отмывать меня сама, засунув в холодную воду, рассказывая сказки, что тело еще грязное после часа трепыхания в бассейне!

Но меня драяли так, что я вопила, отшкрябывая, пока Мари себе смеялась...

– Холодно же! – кричала я, ежась и уворачиваясь от ледяной воды.

Смешно, но тут нашлось даже мыло, оно ело глаза, и мне было не смешно. Я протестовала и кричала, что я уже чистая... И что это насилие над личностью...

Потом драяли Мари, а я смеялась.

А она отбивалась и ругалась. Я же честно помогала маме; не слушаться маму не хорошо. Потому я ее тоже держала, пока Мари грозила со мной потом расправиться ужасными карами, когда мама кончит издеваться...

Потом мы сидели, стуча зубами, на роскошной кровати, завернувшись вдвоем в одно чье-то полотенце и проклиная холод... Еще и дрыгая ногами... В моем лице...

Глава 72 Когда лебедь поет

– Перестань баловаться! – строго сказала мама.

– Я не б-б-балуюсь! – дрожа вместе с Мари в полотенце, сказала я.

– Я спать хочу! – обижено сказала Мари.

– А я хочу чьей-то крови! – угрожающе сказала нам мама. Мы притихли.

– Уууу, какая кровожадная! – сказали мы.

– Вот баня так баня! – вылазя из бассейна, довольно сказал папá. – Молодым себя почувствовал!

Двое китайцев осторожно, но крепко растирали его.

Впрочем, я заметила, что пока мы купались, китаец осторожно сложил ему кисти рук, как только это он умел, я всегда удивлялась этой его способности, и теперь руки папá походили на громадные лапы, так они были перемотаны, как в шинах...

Заметив мой взгляд, папа подмигнул, вздохнув:

– Да, дочка, придется мне походить беззащитным месячишко... Цень знает, что делает... Что поделаешь, такова работа в министерстве...

Я хихикнула.

– Не знаю, будут ли руки что-то брать? – печально посмотрел на свои руки папá.

– Будете ходить, – буркнул Цень. – Я сделал операцию и сложил что мог, а мелкие осколки удалил... Благодарите вашего Бога, что я всегда ношу с собой аптечку и инструменты... Там было месиво... Они же давили пальцы в дверях. Но на вас сэр, заживает все, как на собаке, я же знаю...

Мы дружно хихикнули.

– Сэр! – почтительно в унисон повторили мы. Но папе наше почтение почему-то не понравилось...

– Так, вертихвостки! – мама кинула нам по платьицу, раздобытому где-то китайцами. – А ну живо одевайтесь!!

– Где вертихвостки!? – мы удивленно заоглядывались, вытягивая шеи в разные стороны.

– Тааак... – мама взялась за метлу.

Мы живо увидели, где вертихвостки.

– Мужчиныыыы! Отвернитесь! Я одеваться буудуу! – заорала во всю глотку я, привставая, дурачась и уворачиваясь от удара мамы метлой. Которая все-таки пустила опасное антивертихвосточное оружие в ход...

Хохоча, я стала танцевать босыми ногами, стыдливо прикрывшись простыней и забравшись на шкаф, уворачиваясь от ударов метлой и покачивая головой в такт ударам.

– Нет, я так не выдержу! – сказал сквозь зубы Логан. – Как вы с ней управляетесь!

– Ты же устала! – сказала сквозь зубы мне мама.

– Не-а... – я покачала головой, выбивая па и пританцовывая себе на шкафу. – Танцевать хочу!

– Но ты уже танцевала непрерывно тридцать два часа! – не выдержала мама. – У тебя ж ноги отваливаются!

– Не-ка, – я показала ей язык, сосредоточенно пританцовывая. – У меня ноги не отваливаются, я желаю танцы!

– Сколько можно! Ты же не можешь делать это безостановочно!

– Эта вертушка может танцевать вечно и безостановочно, она все может, если плохое, дай только ей шанс, она готова танцевать без конца, вот увидите... – вздохнув от неизбежного, спророчествовала болтунья Мари, захлебываясь. – Ей понравилось!

Я обижено фыркнула.

– Мы приехали сюда веселиться или отдыхать?! Чего вы такие хилые и скучные и сонные, вечно с вами никакого интереса играть!

– Да уж, повеселились! – вздохнув, оглядела чудовищные разрушения мама.

– Говорила же я, что замок уже зашатался, – хихикнула Мари.

– Зато фейерверк! – легкомысленно напела я себе, танцуя. – Всегда во всем находи хорошее...

И стала выводить ногами сложный узор.

– Ля-ля...

– Похоже, она просто не может остановиться! – буркнул Логан. – И танцевала бы, пока не упала...

– И так в замке она танцевала до тех пор, пока не осталась одна, – мрачно сказала Мари. – Больше никто не выдержал, хотя тысяча мужчин танцевали с ней по очереди и могли отдыхать...

– Ууу... – сделала милое лицо я.

– Танцевать мы всегда готовы, – осудительно фыркнула Мари.

– Вечно вы такие занудные! – фыркнула я. – Даже повеселиться толком не можете... Подумаешь, двое суток...

Тут в разлом наверху высунулась чья-то ошеломленная любопытная голова, и, увидев меня, танцующую на обломках с высолопленным от усердия языком и завернутую в простыню, ошеломленно уставилась на меня. Потом похлопала глазами...

Потом сдавленно ахнула и раскрыла рот. И заколдованно прилипла широко раскрытыми глазами ко мне, не в силах поверить...

– А вот и кавалер, – хихикнула Мари.

Я обернулась.

Голова закрыла рот, но глаза ее стали шире.

– О, с этим я еще не танцевала... – с сомнением протянула я.

Рот опять открылся.

– Проклятье!!! Она жива! – голова, наконец, захлопнула рот и скрылась.

Я похлопала глазами.

– Он, кажется, вовсе не обрадовался мне! – обиженно сказала я.

– И я очень хотела бы выяснить, почему! – сквозь зубы сказала мама.

– Я б тоже не прочь, – заявил китаец. – Что ему не понравилось в Лу?

– Может, что Лу была голой? – с сомнением спросила Мари.

Я живо слезла и взяла свое платье.

– Вечно Мари красивей, чем мне, – тщательно сравнивая ее платье со своим, проворчала я. Мое было с алмазами...

Я одела его, посмотрела в зеркало, ушла в комнатку, кое-что с ним сделала. Кое-что убрала, кое-что переменила. Кое-что пришлось безжалостно вырезать, вспомнив дам на балу, открыв спину и руки и чуть грудь... Особенно срезав эти мерзкие старые оборочки... Вместе с рукавами и плечами... Впрочем, я много не меняла, только отрезала – все было чуть-чуть, а получилось очень даже современно... Я была настоящая дама, я синтезировала в одном платье все свои наблюдения над платьями настоящих дам... Поэтому все резала, резала, удаляя, по моему мнению, лишнее... Ничего не меняла, только убирала на этот раз, чтоб было, как у дам. У этой тут открыто, у этой тут, да еще, чтоб было красиво с моим телом... Розочками... Потом поработала, подправила, посмотрела в зеркало. Что получилось с только ножницами, как у художников, вырезающих профили... Глаз опытной портнихи уже сразу полные размеры выкраивает с одного взгляда. Я ухмыльнулась и вышла, наглядно видимо механически и равнодушно одергивая платье, точно просто только что натянула тряпку...

– Вечно Лу красивее, чем мне!!! – возмутилась Мари, чуть не закричав и бросаясь к маме, когда меня увидела. – Мама, ты не должна так делать!!! Лу маленькая, ей еще даже нельзя танцевать, а ты ей такое дала!

Мама хмыкнула, глядя на нее.

– Я дала вам одинаковые! – заявила она, даже не глядя на меня.

Мари взвилась.

– Это называется одинаковые!?! Почему Лу вечно самое лучшее!!! Мы равны, а я старшая, значит лучшее мне! И пусть немедленно снимет его, это неприлично! Немедленно отдай мне!! – завопила она, видя, что я показываю ей язык.

Мама, наконец, обернулась. Я немного испугалась, видя, как удлиняется ее лицо.

– Эт-то ч... ч... ч... что т-такое? – наконец выговорила она. – Я не п-помню, чтоб я ей... ей ... ей... такое д-давала... – никак не могла правильно выговорить она.

Я вызывающе обернулась вокруг себя, открывая им обнаженную спину.

– Ах! – раздалось всеобщее аханье.

Китаец присвистнул.

– Ничего себе, – ошеломленно сказали Логан и папá одновременно. – Это кто ж такое носил!

– Предвижу новую моду среди портовых проституток... – ошарашено пробормотал Логан.

– Это что, ты это оденешь? – неверяще спросил папá. – Куда это ты собралась? – подозрительно спросил он.

– Я все понимаю, – сказал китаец, – одно только не могу понять, откуда она взяла алмазы, чтоб одеть их на голое тело и сказать, что это новая мода?

– Там за картиной королевский сейф, – ошеломленный чем-то своим буркнул Логан. – Я его уже видел... Но мне и в голову прийти не могло, что его можно открыть простой заколкой...

– Немедленно снять!!!!! – наконец, придя в себя, рявкнула полководческим басом мама.

Я же легкомысленно подошла к столу с наедками, напитками и медами.

– И не подумаю! – весело сказала я. – Если я сниму, что на мне останется?! Я что, должна плясать совсем голой?! Это не хорошо!

Я взялась за еду.

– Ты с ума сошла!!!?!! – на меня накинулись все, включая китайца, вышибив бедный помидор аж до потолка, а мама, нагнув голову, выколачивала из меня еду из самой глотки, тряся, чтоб из меня выпало, и доставая пальцами. – Они ж, может быть, специально для нас приготовили еду!

Вытряхнув из меня все, что только можно было, они все накинулись на меня и стали ругать так, что пыль летела, перекрикивая друг друга.

– Немедленно снимай эту тряпку! – горланила мама.

– Немедленно верни драгоценности королеве! – кричал папá.

– Немедленно отдай все, что взяла! – говорил Логан.

– Немедленно вырви все, что съела! – говорил китаец.

– Немедленно раздевайся! – вопила Мари. – А то я с тебя сейчас сама сниму мою вещь...

Я нарыгала Логану в руки, вернула папе королевский корсет, который держала в руках, отдала заколку Мари, укусила проклятого китайца, который тянул меня за язык, и дала полотенце маме – всем как просили.

Вместо этого они все меня собирались убить, такую хорошую и послушную.

– Подождите! – заорала я, вырываясь. – Я есть хочу!

Меня чуть не утопили в фонтане.

Они все замолчали.

– Ничего с тобой не станется, если денек не поешь, – сказала мама.

– Надо беречь фигуру, растолстеешь, – заметил Логан, все еще ругаясь.

Я чуть не завыла от такого издевательства.

– Я могу привести кису, чтоб она попробовала, – предложил китаец решение проблемы.

– Так, никаких кис! – вздрогнув, сказала мама. – Я на всю жизнь сыта ими по горло... Придумайте другое...

– Послушайте, а где же капитан? – спросила я. Я заботилась о ближнем!

Они мрачно поглядели на меня. Заботливую!

– Я пойду найду! – предложила я, пока с меня не сняли последнее платье. Семья моя, знаете, такая, и последнее платье снимут и последнее украшение отнимут...

Я побежала его искать из чистого человеколюбия, пока меня тут не убили...

– Капитан, капитан...

И чуть не сбила его с ног. Он как раз брел мне навстречу, печально оглядывая окружающее, окровавленный, опирающийся на мушкет, который не выронил даже в аду...

– Ваше величество... – увидев меня, он упал к моим ногам. – Я не выполнил приказания охранять... Они все погибли... Я искал до умопомрачения... Я все обшарил... – тихо сказал он. – Но никто не выжил!!!

Последнее он выкрикнул с такой болью.

– Встань! – ласково сказала я.

– Я не могу... не могу... не могу, – прорыдал он. – Это я во всем виноват!

– В чем ты виноват? – ласково проговорила я.

– Я их не сберег, ваше величество!

– Но ты сделал все возможное?

– Я... пытался... – он заплаканными глазами взглянул на меня.

Я коротко подняла его, поставив перед собой, на мгновение прижав к груди.

– Вы любите Мари?

– Немедленно прекрати разыгрывать из себя королеву! – со странным надрывом пронзительно сказала сзади Мари.

Я удивленно обернулась к ней.

– Мы с вами уже встречались сегодня, молодая леди... – утвердительно сказала я. – Может ли мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит?

Мари прикусила язык и даже засомневалась, я ли это.

– Немедленно перестань передразнивать, маленькая обезьянка! – потребовала спешащая сюда мама.

– Дженни!? – я обернулась к ней. И недоуменно раскрыла глаза. – Что случилось... Эта девчонка прибегает ко мне...

Мама замерла, растерявшись.

– Мама, не смотри ей в глаза! – закричала Мари. – Иначе заморочит... На руки смотри, на руки, что я сестры не узнáю! Этого родного змееныша!!!

Расхохотавшись, я попала в объятия мамы, хохоча и отбиваясь...

– Ах ты ж лукавая фишка... – мама смеясь вглядывалась в мое лицо и растрепывала меня, не давая вырваться.

Я визжала как ребенок до самозабвения, закинув лицо и забыв про все, детски захлебывалась смехом и щекоткой...

– Сказать кому-то, что я дочь спутала, так смеяться будут, – наконец печально сказала мама. – Раньше я тебя хоть распознавала... Но с королевой я вас в упор путаю...

– Подмени Лу королеву, никто ничего не узнал бы... Если уж сам король принял ее за жену, то просто умри и не встань... – буркнула Мари. – Они так похожи, аж страшно... Самое смешное, что мы их вместе никогда не видели, и даже мне всякие глупости лезут в голову, особенно когда Лу приказывает прислуге... А вдруг это королева с нами шутит, а Лу сидит где-то в тюрьме?

Капитан снова внимательно посмотрел на меня.

– Ваше величество, – снова ошеломленно сказал он. – Я не понимаю, что они говорят...

– Вы, наверное, видели уже это платье, – печально вздохнула я, – и потому вы ясно видите, что я это и есть я, а они сомневаются...

Мама от ужаса закрыла глаза.

– Терезита? – рявкнула она.

– Неужели возможно, что Лу и королева одно лицо? – в ужасе простонал капитан. – Просто она никому об этом не говорила, чтоб иметь возможность сражаться и буйствовать, и никто этого не подозревал!?! Чтобы жить и с Дженни, и с королем, тем более она даже имени не меняла, а королю подсовывали какую-то подмену? Тем более, что королева часто ездит? Или Лу и королева периодически менялись местами? То-то она никогда не бывала в Англии...

Я немного ошарашено смотрела на них – они, похоже, действительно, сомневались во мне!

– Мама!!! – завопила во весь голос я. – Вы что, сошли с ума!?! Посмотри на мои руки!!!

Я показала свои ладони.

– А я как раз на ладони Терезиты внимание и не обратила, – сквозь зубы растеряно прошептала мама.

Я ахнула.

– Если окажется, что ты Терезита и морочила нас десяток лет... – яростно сказала мама. – Я не знаю, что я с тобой сделаю! Если ты цирк устраивала все эти годы!

– И притворялась маленьким ребенком, – хихикнул подошедший папá.

Он с силой шлепнул меня по заднице.

– Почему вы не ищите капитана? – недоуменно спросил он.

Капитан недоуменно обернулся к нему.

– Ой! – ошеломленно сказал папá. – Это черное чучело и есть капитан! Вы его уже нашли?

– Ты сам был не лучше, – буркнула Мари, – пока не выкупался в бассейне... Где вы пропадали, капитан?

– Он тебя искал, – проинформировала ее я. – И очень огорчился, что ты мертвая...

– Я на том свете? – сдавленно прошептал побелевшими губами капитан.

– Ага... – подтвердила я. – И сейчас мы ждем, когда выйдет Петр-ключарь и откроет нам двери в рай...

Внутри одного из ходов раздался мерзкий скрежет открываемой клетки...

– Проклятье! – выругалась я, кидаясь туда...

Слышался еще скрежет открываемых клеток и рев вырвавшихся кошек.

– Мари, тащи родителей в дворик и забаррикадируйтесь!!! Я попытаюсь их задержать! – рявкнула я. – Быстрей!!!!

Мама побледнела, но ее подхватил и потащил прочь подлетевший китаец, а Джо с тяжелым топором встал у расщелины, будто кошачья гибель...

Из темноты на меня летела стая бешеных кошек... Тигры, пантеры, львы, леопарды... Я словно в замедленном сне видела эти бешеные прыжки и горящие в темноте глаза вырвавшихся вперед хищников...

Казалось, их тысячи...

Я холодно ухмыльнулась, мягко вынимая длинный нож, с которым никогда не расставалась. Мне то и нужно было задержать их всего секунд на тридцать... Дальше мои будут в безопасности.

Я поцеловала нож, служивший мне верой и правдой все детство.

И оскалилась. Шестнадцать лет мне так и не исполнилось.

И время словно стало для меня, как в песне, когда ты поешь, а нота все летит, и летит, и летит высоко в пространство...

И удары ножа как молнии...

И смерть как песня, когда я пела в полном самозабвении ужасный гимн победы...

Я выложилась вся...

Сейчас надо было дать все и я была на грани безумия... Мне не было жалко – я защищала своих близких...

Удар, пируэт, еще страшный чудовищно точный удар, перекинутый нож в другую руку и снова мгновенный страшный удар... Удары шли почти непрерывно... Это не был обычный бой в клетке, когда звери такие неповоротливые...

Лавина неслась на меня, и мне нужно было не просто выжить там, где выжить было невозможно; увернуться там, где увернуться было невозможно – я должна была еще и убить врага!

И каждый удар по движущемуся на полной скорости мне навстречу животному должен был быть не просто страшно точен и молниеносен; он должен был еще быть чудовищным силе и хирургическим по решению, ибо второго удара по одному и тому же животному мне сделать было не дано – зверь должен был умереть после первого незаметного для него самого удара, настигшего его, когда я уклонялась и вгоняла клинок ему в сердце, пропуская его мимо себя на мгновение... Я не могла ни ошибиться, когда рассекала животному артерию или горло сбоку, ни дрогнуть рукой, ни заклинить нож, ибо я сразу бы оказалась безоружной в гуще разъяренных животных...

Я не могла ошибиться, когда я перерубала тяжелой заточенной рукоятью клинка позвоночник или шею кошки... И не могла потратить на это больше чем долю мгновения – ведь мне приходилось двигаться навстречу дикому потоку кошек – это был страшный экзамен...

Не просто засечь цель, вогнать и вырвать клинок в одно мгновение, так что кошка сначала и не замечала удара и тут же ударить в противоположном направлении, нет. Каждый удар должен был быть в точно определенное место, которое надо было угадать инстинктом раннее, чем ты еще увидишь кошку.

Ибо в этом страшном движении ты еще должна была попасть точно в сердце, артерию, позвонок среди тысяч подобных ударов в безумном хаосе мелькающих лап... И тут же бить со всей силой снова в совершенно другом направлении, с абсолютной точностью, безумно уворачиваясь при этом как никогда раньше...

В этом безумном вихре напряжения я потеряла себя...

Личности не было как таковой, – я была ударом, я охватывала все и словно сама кристаллизовалась в каждый удар, не думая, охватывая все свои возможности и все потенциальности ситуации – мое действие рождалось как молния без рассуждения из них, из ситуации, – как это было всегда...

Это была безумная песня разума, творящего непосредственно и воплощаемого безотрывно от осознания еще раньше...

Постепенно бой захватил меня, растворив в себе... Я сражалась самозабвенно вне времени, только безумно смеясь и забыв все на свете...

Наверно, это есть награда бойца перед смертью – полное растворение в бою, когда мысль становится действием, когда выявлена вся мощь, когда ты словно становишься единым со всей вселенной и оказываешься всюду, осознаешь все, охватываешь все, а руки твои словно движет невидимая сила, неотделимая от непрерывных вспышек молниеносной мысли... Нет ничего слаще этой беспрерывной череды вспышек озарений при охвате всего, постепенно переходящей в страшный единый поток, все же Единый, при безумном напряжении сверкания мысли – точно струны сливаются в одном безумном прозрачном напряжении... Единый, о Единый!

Это мой рай...

Лебединая песнь в пятнадцать лет.

Эта песнь непрерывного творчества, охватываемого в целом, и все же цельном в своем многообразии, когда нечто высшее поет в нас, рождаясь из чувства целого, отдельное и целое в непостижимом единстве – она поет тебе сквозь кровь, раны и боль; она стоит как пирамида или бесконечная гора даже когда тело умирает в бою; она есть ты сам! И в этой песне растворяется все низкое и мелкое, и словно раскрывается в беспредельность...

Шестнадцать лет мне исполнится послезавтра... Жаль, что меня самой там не было... Я ведь родилась на Рождество.

Глава 73 Ля-ля-ля, ля-ля-ля, мы убили короля

Очнулась я от далеких голосов над собой:

– Ее нашли в конце длинного коридора, сплошь заполненного трупами тысяч животных... Похоже, звери боялись подходить к ней даже мертвой...

– Да уж... Я видел ваших дочерей... Особенно эффектное зрелище являла Мари, хладнокровно стоящая посреди коридора и посылавшая пулю за пулей в рвущихся зверей, чтоб спасти свою сестру. Начисто игнорируя опасность и истерические крики родителей, требующих, чтоб она вернулась... Я видел, как она холодно заряжала ружье прямо перед несущимся на нее леопардом, а один раз просто убила кошку прикладом, когда не было времени...

– Мари жива? – спросила я, поднимая холодные и еще отстраненные, полные боя глаза, в которых еще не было меня, а было только понимание и сталь.

Раздался такой визг!

– Мне сказали, что ты мертвая! – обвиняюще сказала счастливая заплаканная Мари, спрыгнувшая откуда-то сверху; после того, как порядочно обцеловала, оплакала и чуть не задушила меня.

– Что там за стрельба? – медленно спросила я.

Меня поспешно перевязывали, ругаясь.

– Это мама с Логаном зачищает котят с баррикады... Лежи и молчи, у тебя, как мне кажется, истощение и обессиливание организма, чуть не приведшее к смерти... Потому тебя и приняли за мертвую, что сердце, наверное, еле билось, и ты была вся бледная до ужаса, белая, белая, синяя и мертвая... Я сейчас позову китайца...

Я просто послушно уснула...

И уже абсолютно не реагировала на то, что меня кололи, зашивали, поили, вливали, ругали и целовали (мама)...

Не знаю, сколько я так проспала. Знаю только, что когда никого не было, я автоматически встала, съела абсолютно все, что было на громадном столе, случайно перевернула его на пол... потом... гм... сходила в кустики... вернее в угол дворика за неимением таковых их заменивший мне, где уже что-то такое было, оформленное просто и по-солдатски, что вызвало потом бурю негодования, но все сообща решили, что это сделал лев, вернее два, случайно забравшиеся в комнату, потом замаскировала все цветами, спугнула пару бабочек и полюбовалась розами, ибо девочки всегда пукают бабочками и благоухают розами, вернулась назад, плотно закрыла глаза, замаскировала себя, опрокинув на себя шкаф тряпок, чтоб меня не было видно, и снова уснула...

Проснулась я от буйной ругани над собой.

– Если это съел лев, то почему у Лу губы в пирожных, карамели и шоколаде!?! – ехидно спрашивала Мари. – А живот как у удава, слопавшего всех братцев-кроликов? И вообще, как вы могли ее оставить одну, она же сразу наделала делов! Хорошо еще, что она еще жива после этого!!!

Я широко зевнула.

– А еще там что-то осталось? – нагло спросила я.

– Вон, в углу дворика, китаец убирает... – буркнула Мари.

– Это лев! – нахально сказала я.

– Да уж, не ангел... – вздохнула Мари.

– Мне за него стыдно! – бессовестно сказала я. Тем более, там действительно был лев. Или в виде солдат косматых.

– У каждого свои недостатки, – буркнула Мари.

– Черное пятно на моей репутации, – печально сказала я, стараясь не выдавать солдат. – Нет людей без недостатков!

Я еще подумала и легкомысленно сказала.

– Все говорят, что я ангел... И что человек без недостатков выглядит бесплотно... Вот я и стала телесной, как тигренок, специально и придумала себе недостаток, чтоб быть реальной... Большой лев!

– Так ты специально это там сделала!? – подозрительно спросила Мари, подозрительно осторожно подбираясь ко мне. – И накрыла моим платьем?

– Нет-нет! – быстро сказала я. – Все кошки проклятые!

– Лу! – строго сказала мама. – Ты не должна путать английский дворик-парк с розами, куда вас пригласили, и лесок! Тут тебе не Лувр, где парковый туалет!

– Это львы! – добродушно поправила ее я.

– Львы съели яблоки и выпили все вино, – закивала мама.

– А это уже другие львы, – довольно сказала я, воспользовавшись предоставленной дверцей, бросив надменный испепеляющий взгляд порядочной и гордой, оскорбленной их поведением леди на капитана и Логана. – Думаю, не стоит большого труда определить того, кто тут сделал это и выпил вино, а потом валит на других!!!

– Я промывал раны вином! – нахально заявил капитан.

– Три бутылки самого лучшего в мире шампанского и две – самого дорого в мире вина, – подымая бутылки, с тоской по былому заявил Логан.

– А почему пахнет от вас обоих вовсе не от ран?

– У них душевные раны, ты не поняла... – бесстыже сказала я.

Они согласно икнули.

– Наверно солдаты выпили остальное, – ехидно сказала я. – Впрочем, стоит мне только подойти ближе, чтобы точно сказать, что кто пил...

– А где же солдаты? – тут же одновременно спохватились Логан и капитан, вскакивая. – Мы побежали их искать! – они быстро выскочили наружу. – Это так нехорошо, что мы про них забыли!

– Удивительная сознательность и солидарность у людей, – глядя им вслед, сказала мама.

– И, главное, появляется вовремя! – одобрительно добавила я. Но почему-то маме мое взрослое и мудрое мнение... это... не понравилось, и она на меня мрачно поглядела. С чего бы это?

Я подумала, а потом нырнула под стол.

– Бум! – сказала пуля, ударившись в то место, где я только что сидела.

Все мои тоже нырнули под стол. Им понравилось!

– Проклятье! – буркнула мама.

– Это не кошки, – осторожно заметила я.

– Это я понимаю... – сквозь зубы буркнула мама, готовясь оторвать кому-то голову.

– У кого-то есть предложения? – спросила я.

Молчание.

– А оружие?

Я выкинула бутылку.

Она лопнула в воздухе от пули. Он нас контролировал. Охотник чертов. Такие снимают кошку в прыжке.

Все смотрели на меня. Понятно, ждали. Я пойди и сними.

– Где же он может прятаться? Я напряженно думала, как достать неизвестного шутника до задницы, и не отвечала, теребя волосы.

– В чем дело, шеф? – накинулись мои.

Я наконец догадалась.

– Все дело в шляпе, – радостно стукнула себя по лбу я. – Сейчас я сниму...

Они подумали, что я издеваюсь...

Обоими ногами я резко с силой выкинула закрывавший нас мраморный стол вверх и вбок по направлению к этому дураку. Мои завизжали, оставшись без прикрытия. Одновременно с силой метнув свой нож в открывшуюся на мгновение щель, открывшую мне нижнюю часть тела охотника, ибо других возможностей попасть в него, не выпрыгивая под пули охотника, раньше не было.

В это мгновение я неожиданно засекла и ноги второго. Метнув попавшийся под руки камень в него навесом через стол ему в голову.

Все произошло одновременно.

Первый резко выстрелил в стол, ничего не поняв, а потом с воем упал со стены. Я просто расплющила его мраморным столом, двигаясь на него, используя стол как прикрытие и оружие одновременно, расколов ему голову мраморным углом в одном прыжке со столом. Бич, оставшийся со мной, выбил оружие из рук второго. Который был на мгновение шокирован ударом камня. Он даже ойкнуть не успел, когда второй удар бича сорвал его со стены, закрутив за шею и рванув на себя. Он упал прямо на нож, уже выхваченный из трупа, который я ему вогнала точно под сердце.

Подкинув ружье ногой, так что оно попало мне в правую руку, а левой держа труп на груди, я просто выстрелила из него левой рукой прямо с ходу в метнувшуюся на правой стене тень. Такой фокус мы неоднократно проделывали с Мари с валявшимися ружьями, и это не раз спасало нам жизнь среди ротозеев, ведь это было нереально, и мы казались безоружными...

Я выстрелила одновременно со вспышкой там, и в грудь мне сильно ударило, даже через мертвеца, которого я еще прижимала к груди... Отбрасывая меня на стенку, сбив с ног... Уже упав, я вырвала у мертвеца из-за пояса пистоль, который обнаружила там, и снова выстрелила в живое...

Оно снова стало неживым.

Слева стреляла Мари, докатившаяся, под прикрытием моей атаки, до своего оставленного оружия.

Поздно ворвавшиеся китайцы с Логаном, которые до этого весело проводили время в охоте на кошек, изрешетили выстрелами все, что там опять появилось...

Это не был одиночный убийца, тут была группа. И наше счастье, что первые начали стрелять сразу, не дожидаясь, пока подтянутся остальные.

Я оглядела дворик.

Мама держалась за окровавленную руку в непростреливаемой глубине фонтана, у Мари шел кровавый пробор по голове, мешавший ей стрелять из укрытия, но так, царапина, папа осторожно тер ногу, лежа за роскошным кустом роз... Невидимый для стрелков, но доступный, если стрелять на шорох... Только то, что тут все мы были бойцы, позволило нам выжить. Иначе они бы спрыгнули и, держа нас под прицелом остальных охотников, расстреляли бы нас в упор.

Положение было паршивое. Хуже позиции, чем в этом дворике, и придумать было трудно. Мы еще держались только за счет того, что опережали их и стреляли первые, бья их, как только они появлялись на стенах и еще не успевали ничего сообразить. И мы успевали, пользуясь своей реакцией и точностью, а так это была ловушка.

Настроение было мерзкое. Сквернее и неприятнее всего было то, что я первый раз не контролировала ситуацию, подставив своим поведением под удар близких, решив тогда, что там лишь один бандит; и если мои были еще живы, то это была не моя заслуга.

Это было тягостно – хоть мне опять сопутствовало счастье, но этот раз это не было счастье моей заслуги – это было шальное счастье... Что я все-таки сделала часть бандитов первой... Со мной такое было в первый раз, несмотря на ранение, и это вызывало чувство вины, и такое чувство, будто мой удар пропал впустую, а я неожиданно проваливаюсь в пропасть, не ощущая противника, который неожиданно ушел от удара и его там нет... Мерзкое переживание, что и говори!

Прикрываясь мраморным столом, перезарядив оружие валявшихся мертвых болванов и надрываясь от тяжести стола, я двинулась к маме и вынула ее из бассейна, где она до сих пор сидела на дне, сбросив туда ведро... Она сумела, кстати, перевязать себя сама, и теперь даже могла стрелять. Вдвоем мы сдвинули нашу «башню» из стола и вытянули из кустов подраненного папá, который отчаянно ругался, ибо не мог обороняться. Руки-то у него – как у льва лапы!

– Я могла посидеть и в бассейне, там не так плохо, – вздрагивая от ударов пуль, крошивших несчастный стол, который отнюдь уже не гарантировал безопасности, проворчала мама.

– Можешь лезть обратно, – фыркнула я.

Вооружив их, по крайней мере, маму, и сунув в «лапы» отца заряженное ружье, чтоб ему хоть было чем выстрелить, если сюда прорвутся, я начала наблюдать ситуацию, периодически стреляя. Естественно первой...

Мари и Логан настолько обнаглели, что уже просто стреляли стоя, хладнокровно стоя посреди дворика и вскидывая ружье на шум... Пока я не приказала Мари спрятаться и прекратить дурить...

– Славная охота вышла, – сказал Логан, поймав мой взгляд.

Я промолчала, что не каждый любит работать дичью. Ему было весело, а мне такие вещи, когда я не вижу, кого пойти и убить, не слишком нравятся. С этими убийцами хуже всего, что это тут они убийцы, а чуть дальше по коридору они уважаемые люди. И будет много шуму, если я пойду и вырежу замок...

Я слишком поздно сообразила, что еще толком не отошла после взрыва, и не слышу убийцу за полкилометра, как обычно... Нюх же был выведен из строя все еще носящейся гарью...

Я слишком хорошо знала по своему опыту, что нужно время, чтобы снова прийти в себя, хорошо еще, если я не оглохла... Только глупец думает, что воин может все, и всегда, и в любых условиях...

Часто нужно очень долго восстанавливаться после удара по нервам, возвращая природные способности... Как пес, что нюхнул табаку... Ты – как чуткий инструмент музыканта, который надо беречь. В обычном бою я, обычно, вкладывала в уши вкладыши и слушала грохот пушек через них, и вместе с остротой слуха получала слух обычного человека, но зато не глушила себя.

Потому я так и не люблю пользоваться огнестрельным оружием, в отличие от Мари – на худой конец арбалет, он не так шумит. Китаец, кстати, тоже... Убивает преимущественно руками и холодным оружием...

Я переглянулась с китайцем. Он улыбнулся – мы понимали друг друга без слов. Подхватив один из пистолей, я осторожно пробралась вдоль кустарника к тому месту на стене, откуда они появлялись, как чертики из табакерки...

Они меня прикрыли шквальными залпами, забивая врагов. Вряд ли бандиты понимали, что такая наглость вообще возможна... Но вертикальная стена порядочно потрескалась взрывом, и взобраться под самый верх было делом мгновения...

Мои напряженно следили с ружьями наизготовку, готовые в мгновение прикрыть меня... Такие вещи всегда проходят не так, как надо, это только в байках солдат в кабачке все идет как по маслу...

Дождавшись выстрела и шума падающего убийцы, я неожиданно перекинула его тело в эту дыру, ударившись в еще падающий труп и используя его как прикрытие от тех, что сзади от него... Скатившись вместе с трупом вниз с этой стороны, будто просто убитый труп завалился назад, я поняла, почему они появлялись поодиночке...

Они онемели от такой наглости, но было поздно... Я стала их убивать, благо это была моя обычная работа... Только в необычном количестве...

Их собралось там семьдесят пять человек...

Только десяток успели выстрелить в труп, но меня защищало тело этого массивного мужчины. А дальше было поздно – я ворвалась в самую их гущу с ножом, и стала резать их, убивая ногами, руками, коленями, локтями... Тут я была в своей стихии, и, слишком злая за свою слабость и растерянность, вложила им по полной программе. Они с трудом могли применять свои ружья в давке и свалке, и в густой толпе это были бесполезные палки. К тому же они не сразу поняли, что я и где я, не ожидая такого, а потом было поздно...

Это был страшный бой...

Я сразу поняла, что это не просто солдаты – это были убийцы, дуэлянты, бретеры, охотники, рукопашные бойцы и боксеры, просто бандиты – то есть весь тот Лондон, что живет убийством ближнего... И каждый из которых прошел тысячи схваток и чувствовал себя как рыба в рукопашном бою или поножовщине, и не терялся. Их наняли убить!

Это было хуже даже кошек... Кошки не могли тебя достать через спину другой, даже если видели, а эти вполне тут же вогнали бы пулю или метнули б нож...

Я не могла промедлить даже мгновение, ибо в отличие от обычной рукопашной, в меня тут же мгновенно вскинули бы десяток ружей, как только бы засекли, и попробуй бы я провести обычный показательный рукопашный с каким-то обормотом. Без слов бы подстрелили навскидку, как вспорхнувшего перепела... Тут все бывалые убийцы и охотники – монету на лету сбивали, просто равнодушно вскидывая ружье...

Да они и другого подстрелили бы, лишь бы меня убить.

Матерщина, вой, ругань стояли в этой маленькой комнате ужасная...

Если они не могли стрелять из ружей в этой толчее, то это не значит, что они не могли стрелять из пистолей...

– Расступитесь, расступитесь же в стороны... В стороны! – вопил кто-то. – Чтоб можно было его увидеть!

Приходилось вертеться как никогда, уворачиваясь от ударов ножей в упор или убивая на опережение... Несколько раз меня задело пистолетным выстрелом, когда они стреляли прямо в своих, не разбирая, в кого попадут...

– Рассосредоточьтесь гады! – приказным злым командирским голосом бешено кричал кто-то слева. – Вдоль стен, к стенам, чтоб ее было видно, тогда ее будет легко подстрелить...

Я сражалась за свою жизнь и жизнь своих любимых.

Они уже стояли под стенами и просто стреляли в любую кучу малу, когда я почувствовала, что слегка полегчало...

Я скорей угадала, чем увидела, что идет стрельба сверху... Мари... Там навалено было десятки заряженных ружей убитых, и Мари, укрывшись, хладнокровно разряжала их по целям, как в тире...

Вдвоем это стало классно.

Бандиты разрядили ружья в нее чисто инстинктивно, как только уловили выстрелы... Что слегка облегчило мне и ворвавшемуся вслед за ней китайцу жизнь, не затронув ее, ибо тут сразу прячешься...

А появившийся неожиданно с другой стороны Логан и Джо с кучей ружей в руках холодно докончили эту банду, пока Мари снимала всех, кто подымал ружье...

Все не заняло больше минуты, когда я обессиленно повалилась на землю...

– Лу! – кинулась ко мне Мари.

– Да нет, так, царапины, – простонала я. Меня все-таки задело, и много раз, хотя и через других, и китаец, не слушая меня, выковыривал неглубоко сидевшие пули и зашивал порезы и неглубокие колотые раны... Будь кое-какие более глубокими, и я бы уже болтала с ангелами на входе...

С трудом и постанывая, я поднялась, после того, как он зашил. Но – качалась...

– Ничего страшного, – буркнул Логан. – С такими царапинами ты завтра будешь на ногах...

– Завтра так далеко, – буркнула я. – И займите оборону... Учтите, это не одна банда, их наняли по отдельности... Потому могут быть еще нападения... Они собрались тут случайно... И в этом нам повезло, что их официально никто не координировал и они тут устроили вольницу и пререкались друг с другом...

– Будь у них командир, нам бы пришлось туго, – согласился Логан, пнув одного из них ногой... – Мы с Джо, кстати, вырезали и с той стороны два десятка... Они даже охрану не выставили...

Китаец даже не был ранен.

– Стареешь, Лу! – снисходительно похлопал он меня по спине. – Жизнь в Англии никому не идет на пользу!

– Угу, если папá уверял, что в замке и в Англии убивать нельзя, – огрызнулась я, взвыв от боли.

– Надо тренироваться, – невозмутимо ответил тот.

– Тут хорошо, Лу, – вздохнула окровавленная Мари, вытирая кровь. – Но когда тебя нет...

– Спасибо... – буркнула я.

– Ну и папы, конечно, – снисходительно добавила она.

Китаец стал перевязывать ее, пока Логан и Джо заняли посты с винтовками с обеих сторон. Я же заряжала внизу все оружие. Было так больно, что прыгать с ножом, как я поняла, мне сегодня больше не придется...

– Может пойти и убивать все, что движется? – спросил Джо. – Мне совсем неохота, пока они соберутся в такую кучу опять...

– Даже не верится, – неловко хихикнул Логан. – Что мы их сделали... Это же все мастера смерти... Мастера стрельбы, мастера фехтования, кулачные бойцы и прочие мои собутыльники... Мне холодно бы раньше было и подумать, чтоб кого-то из них иметь врагом, если я их не убил первым...

Пыхтя и ругаясь на проклятых людей-пауков, в отверстие нелепо влез капитан. И, оглядев поле боя, побледнел.

– Узнаешь?! – ткнул Логан ногой одного из бандитов, прикончить которого мне стоило особого труда, и если б Мари его не сняла навскидку, то он бы мог меня и победить... Скользкий и увертливый как угорь, он два раза задел меня ножом, но не заметил, что Мари отстреливает в первую очередь тех, от кого мне угрожала особая опасность...

Капитан побледнел.

– Это гадина... – сказала я. – Он слишком подлый и толстый... Он меня чуть не уделал...

– Это «Король Убийц» Лондона, – сказала Мари. – Его было трудно убить, но вдвоем мы его сделали... Изумительная сволочь! Ни на кого у меня еще не уходило три выстрела! Я его только с третьего и сняла! Пока я не разнесла ему черепушку, я волновалась за Лу...

– Да его невозможно убить! – воскликнул капитан.

Все хихикнули.

А тот ошарашено оглянулся.

– Да тут весь цвет убийц Англии! – с дрожью сказал капитан. – Как же они проникли в замок!?!

Все опять хихикнули.

– Им и дверцу, наверное, открыли, – по-детски сказала я.

– Я побежал, надо предупредить в замке! – воскликнул капитан.

– Ну-ну, – хихикнул Логан. – Давай беги, а мы посмотрим, на сколько метров тебя хватит...

– Там что, еще есть? – ошарашено спросил капитан.

– И не один, – хладнокровно сказал Джо, выстрелом снимая кого-то в коридоре.

Китаец хладнокровно переворачивал трупы, пытаясь найти живого. Но раненых не было.

– Надо было оставить одного на расплод, – недовольно сказал он. – Чтоб я допросил. Мне не нравится, что тут происходит...

Я молча поднесла охапкой уже заряженные мной ружья Логану и Джо, аккуратно сложив их, чтоб можно хватать и стрелять, и устроилась рядом с Логаном. До этого я терпеливо зарядила все отобранные у бандитов ружья и пистоли, а это почти сто единиц, хоть они и подтрунивали надо мной и моей запасливостью.

– Учтите, я не шибко-то гожусь для рукопашного боя после бала, – с трудом сказала я, – все тело болит...

Они почему-то захохотали...

Наши все выбирали себе оружие по вкусу, обыскивая трупы и скидывая оружие на кучу. Тут были просто чудесные ружья. Почти все были изготовлены на заказ, с изумительной точностью боя, с такими изобретениями и тайными наворотами, что просто ахнешь... Все изготовлялось и подгонялось индивидуально долгим опытом и усовершенствованием, причем делалось или своими руками, или тайными лучшими оружейниками...

Даже китаец ахал.

– Сколько живу, а такого предположить не мог... – ворчал он, разбираясь.

– Кстати, я так и не выяснила, откуда вы взяли порох и пули тогда, на кошек? – сказала я.

– Ничего тайного, – сказала Мари, выбрав себе штучку, которая заряжалась особенно быстро и пристреливая ее. – Капитан тогда занес и спрятал твой бочонок в склеп в боковую нишу, где мумии, и он не взорвался... А ящик пуль, который ты откопала, просто закинуло на стену рядом с разломом, и его нашел и принес китаец вместе с бочонком прямо в дворик... Он не был таким дураком, как мы, и терпеливо собирал оружие, пока мы развлекались... Так что пороху и пуль хватило и на тысячи кошек, и на убийц... Иначе бы нас давно сделали. А так нам король приготовил арсенал...

– Может, так и было задумано? – спросил Логан. – Бочонок поставили, чтоб мы оборонялись, а под факелом, это чтоб видно было?

Мы хихикнули...

Глава 74 В цейтноте

Я уже успокоилась в этом гнезде внутри, нависшем над двориком и с одной узкой дверью в коридор на возвышении, когда со стороны отверстия на дворик послышалась стрельба.

– Джо, смотри, чтобы маму там не запятнали, – сказала я Джо, который что-то начал очень быстро стрелять с присоединившимся китайцем, беря в охапку кучу винтовок и направляясь к ним. – Ведь мама там с отцом забаррикадирована в боковой комнате без двери, где сейф был.

– Это будет трудно, – огрызнулся Джо. – Их как раз атакует целый отряд...

Я мигом присоединилась к ним, а Мари стала стрелять, просто стоя над нами.

В четыре ружья, к тому же имея под рукой кучу заряженных ружей, мы здорово проредили их, но часть все-таки прорвалась близко...

Над головой заухало еще одно ружье – это Логан, поставив на том конце капитана, присоединился к нам...

Не знаю, сколько так продолжалось, но они все рвались сквозь дым к матери. Мне стало тревожно.

– Проклятье, откуда их столько, – лихорадочно перезаряжая ружье, выругалась я, ибо мы расстреляли уже минимум восемьдесят ружей и пистолей, а это все трупы на каждый выстрел... Тут уже с младенчества никто и не подозревал, что такое промах...

Но маму еще спасало только то, что через баррикаду, как я разглядела, невозможно было прорваться. Отец, хоть и не мог стрелять, зато полностью забаррикадировал вход, а мама отбрасывала выстрелами тех, кто пытался ее проломить и прорваться на нее... Отец заложил отверстие всяким барахлом, но оно колыхалось под ударами озлобившихся боевиков и было явно ненадолго... Они уже вырвали и захватили стол, обрушив баррикаду...

Их набился весь лужок, и мы опять работали на опережение, стреляя первыми, иначе нас просто тут зажали бы таким количеством ружей, не давая высунутся, как мы их прошлый раз... Но сейчас особенность дворика еще работала на нас, пока мы убивали первыми тех, кто вскидывал ружье на нас... Благо ружей, заряженных ранее, было почти сотня. Но это явно было ненадолго... Ведь, в сущности с момента атаки прошло не больше минуты...

Сзади забахало ружье капитана... Там тоже явно атаковали... Он больше не мог заряжать. Мы оказывались в цейноте... Еще немного, и кто-то погибнет, а может и мы все, ибо капитан явно не справлялся с ролью защитника...

С болью сердца я отослала Логана на помощь капитану, понимая, что этим обрекаю родителей...

Выстрелы из-за баррикады уже давно замолкли, и я сжала до боли зубы, снимая очередного дурака, но это было бесполезно...

В дворик ворвалась чудовищная группа в несколько сотен человек и с ходу накрыла нас согласованными залпами. Мы яростно сопротивлялись, но бывалые охотники зажали нас – четыре человека это не сто...

Я скрипела зубами – мы явно не успевали отбросить их от мамы... Попытка высунуться стоила даже мне раны... Кровь заливала голову... Для остальных это была бы верная смерть... Нам даже не давали выстрелить...

Мари рвалась туда, но ее держал китаец, ибо охотники изрешетили бы абсолютно любого бойца за время, пока он бы добрался вниз...

Она плакала с перекошенным лицом.

Нас уже накрыли шквалом выстрелов, прижав к бровке, не давая даже высунуться, хотя мы и использовали время, просто перезаряжая все ружья. Опять полторы сотни ружей и пистолей было лихорадочно заряжено, ибо ничего другого не оставалось, но что в этом толку...

По щекам Мари катились темные слезы, и она неслышно вздрагивала, не видя их, и как завороженная смотря с винтовкой на отверстие гнезда. Она плакала от отчаянья и боли – кинуться сейчас туда, это была верная гибель – кинутая вещь оказалась еще в поле нашего зрения продырявленной в четырех местах навскидку.

Только я еще рисковала смотреть, и кровь текла у меня из закушенных до боли губ. Никому не пожелаю видеть, как гибнут твои близкие, и ничего не в силах самому поделать с этим.

Их набилось в дворик уже столько, что стоять им не было где, и они даже не обращали внимания на нас, ибо три десятка человек из них постоянно просто закрывали нас шквальным огнем.

Я увидела, как баррикада рухнула...

Слеза покатилась по моей щеке.

И тут я увидела еще наполовину полный бочонок с порохом, так и оставленный китайцем и Джо посреди дворика в углублении декоративных камней, зарытый в щебень, только верх торчал. Мы даже не израсходовали и половины пороха... Мой выстрел прогремел одновременно с мыслью... А может, я вскинула ружье и дернулась под пули, чтоб выстрелить еще до того, как осознала выход. Китаец только ахнул и не успел удержать меня... А я уже упала обратно, задетая только тремя пулями и выронив ружье...

Ахнул взрыв, осветив пламенем двор и разбросав всех в воздух, и щебень завизжал как картечь... Но я, оттолкнув китайца еще двигавшейся рукой, уже ринулась туда, вниз, зажав нож... Прямо в дым и пыль, почти сразу, только камни просвистели...

Китаец и Джо скатились в дым и пыль почти сразу за мной, враги даже не опомнились...

А Мари с вернувшимся Логаном снова встали во весь рост и стали лихорадочно разряжать ружья, уничтожая тех, кто пытался встать и целиться...

И пошла бойня, когда мы выложились полностью, не давая им опомниться, оглушенным и раненным, убивая до того, как выжившие одумаются и поднимутся на ноги... Я встала над собой. Для меня это был личный ад, и я умирала, но желала уничтожить их, уничтожить, уничтожить... Мама! Для нас это была битва на выживание, когда они не видели нас, а мы были в этой пыли привычны... Кажется, они даже не сразу поняли, что кто-то скатился под прикрытием выстрелов, дыма и пыли вниз... Да и взрыв в таком маленьком дворике не мог пройти бесследно – большинство было просто размазано по стенкам...

Я пустила в ход кнут, ибо не могла быть такой быстрой как обычно... Одна рука висела вдоль тела, и я убивала их, еще лежавших, давя их ногами и вышибая оружие кнутом... Удары носками в висок, я давила и ломала, прыгая, приподнимавшимся бандитам шейные позвонки и позвоночники, раздавливала страшным ударом каблука черепа, вминая лицо, перерубала горло, шеи, разрывала сонные артерии... Я умирала от ран, но шла и шла со слезами на глазах, отчаянно и безумно – они все же прорвались в комнату, где была мама... Слезы застилали мне глаза, и я уже не береглась...

Китаец же с клинками и индейцем, что был, как всегда с его двумя томагавками, двигались в пыли молча, как неслышная смерть, прикрывая меня и заходя сзади на тех, кто на меня западал.

Странный боец с бешеной реакцией, которого даже не сбило с ног взрывом, уже подымал на меня ружье. Время словно остановилось для меня. Навстречу ему змеей взметнулся кнут, захлестнув шею, и я рванула его на себя. Сбив ударом ноги уже вскинутое ружье, так что пуля просвистела всего в сантиметре, и в страшной безумной ярости убила его ударом головы в лицо, так осколки его лицевых хрящей и носа впились ему в мозг, вмяв его в череп... Он вышел из комнаты...

Значит...

Значит, там все было кончено...

Мама... – я видела ее лицо, каким оно было много лет назад, молодым и веселым, как я ее маленькой увидела первый раз...

Мама...

Слезы текли у меня по щекам, и я их не скрывала...

Я обезумела... Я уже не пряталась от пуль, и просто убивала их, обезумев... обезумев... обезумев...

Мама!

Китайцы даже не пытались меня удерживать... Я убивала страшно... Я уничтожала их с безумной яростью, сколько бы их ни было, бросаясь навстречу... А меня нельзя было убить... Они умирали мгновенно, непрерывно и страшными смертями, только кричали от ужаса... Но ничто не могло удовлетворить меня... Я была просто безумной и даже китайцы не рисковали остановить этот ураган смерти и убийства... Наоборот, я лишь ворвалась в прорыв, откуда они лезли, где их было много... много... и убивала их точно цыплят с неиспытанным ранее чувством отчаянной ярости, устроив там страшную бойню... Как леопард в стае овец...

Сзади хрипело, выло, корчилось, фонтанировало и захлебывалось кровью из вырванных руками горл.

Они в ужасе кричали, стреляя уже просто вперед и убивая впереди стоящих своих, облегчая мне работу...

Мари с полосами слез на запыленном лице холодно и открыто стояла и непрерывно стреляла, как бог, возвышаясь над всем этим миром... И даже капитан, отчаявшись уговорить ее спрятаться от пуль, просто перекидывал ей в руки заряженные ружья, и она стреляла фактически влет и непрерывно, просто подхватывая ружье и сразу бья...

Я не знаю, сколько этот ад продолжался...

Я не знаю, как я их сделала...

Я знаю только, что я догнала и буквально разорвала в клочья последних убегавших, а потом обессилено рухнула на песок, не устояв на подгибающихся и недержавших меня ногах, заплывая кровью...

Подбежавшие китаец и Джо подхватили меня и потащили обратно в дворик, ибо оставаться здесь одним на полностью простреливаемой местности было опасно...

– Мама! – успела прошептать я, ничего не видя, и просто плача в песок сухими глазами...

Глава 75 Кто родился в пижаме, кто с клыками, кто с короной

Я пришла в себя, когда они бегом тащили меня туда, где китаец оставил инструменты, когда еще зашивал отца...

– Подождите, – я через силу оттолкнула их и поднялась сама на ноги.

Они отшатнулись.

– Я хочу сама увидеть это, – медленно сказала я перед комнатой.

Слезы текли у меня по щекам, как я не пыталась сдержать их.

Я оттолкнула китайцев и вошла в комнату, выстрелом навскидку убив на звук спрятавшегося там бандита. Я даже не обратила на него внимания.

Отчаянно сжав зубы, так что текла кровь, а я не замечала, я смотрела и в то же время крепко закрывала глаза, боясь увидеть это.

Я подошла к куче трупов, крепко зажав глаза.

Наконец, через силу я открыла глаза, с силой вдохнув и попытавшись устоять на ногах.

Но я ничего не увидела. Ни отца, ни матери... Только Мари со странным напряженным выражением лица, точно она изо всех сил держала его как маску и старалась не расплакаться, появилась сзади... Но среди трупов родителей не было...

Я удивленно оглядывалась – сюда еще никто не входил, иначе бандита убили бы – мои эти штуки не допускают уже с моего детства... И боялась, что я увижу...

А потом мой взгляд упал на закрытый сейф, который сейчас был открыт и который уже явно вскрывал кто-то после меня – я видела это по царапинам... Но мне было это все равно...

Дверца сейфа медленно слегка приоткрылась сама, точно мышь там осторожно пыталась выяснить, что снаружи, и точно кто-то там сидел, маленький и осторожный мыш, но это уже было мое безумие.

– Мыши... – механически подумала я.

Там шарудел большой и глупый мыш, совершенно не боящийся людей, вместо того, чтоб затаиться....

Мари что-то говорила мне, захлебываясь и обнимая меня – она знала, что я сошла с ума.

Я плакала взахлеб на ее плече, не обращая внимания на шум мышей в сейфе.

И тут вдруг дверца сейфа открылась, обнажив съежившихся, как суслики, папу и маму, сидевших в сейфе рядышком, поджав колешки.

– Они уже ушли? – пискнув, спросила мама, жадно вдыхая свежий воздух.

Раздался такой хохот, что мы все чуть не поумирали от разрыва сердца. Мари и ревела, и плакала, и ржала отчаянно, до слез, как лошадь, даже не в силах успокоиться...

– Ну и над чем вы смеетесь? – обиженно сказала мама. – Я ранена, между прочим, два раза, и чуть не задохнулась в этой маленькой комнате...

Но я просто захлебывалась от хохота, а Мари просто трясло и крутило, и она умирала как дикий конь. Это выходило напряжение. Впрочем, я не была намного тише. Окровавленная, с ног до головы залитая кровью, я просто и рыдала, и стонала...

Я так любила маму, так любила, и была готова заобнимать ее, затискать, молчать и смотреть, смотреть, смотреть на нее...

– И эти проклятые алмазы колются... – выругалась мама, вынимая алмаз из платья из задницы.

Очередной взрыв хохота потряс помещение.

– Я вижу, вы все родились в рубашках... – ошарашено сказал капитан, посланный Логаном разведать (Логан его просто толкнул сверху), оглядывая нашу окровавленную группу... – И даже не с зубами, а с клыками! Кто это такое натворил на дворе?

– Мари, – без зазрения совести ткнула пальцем я сестру. – Она, индеец и китаец мстили им за смерть родного папы, умирая от горя... А вы почему оставили пост, капитан?

– Да-да! – строго сказала Мари. – А если сейчас войдет плохой человек и нас убьет!?

– Я думаю, плохие люди обойдут этот дворик десятой дорогой, с дрожью вспоминая, что там увидели! – поежился капитан.

– Бах! – сказало ружье, но я успела нырнуть вниз, и оно сбило только шляпу с капитана, чья голова как раз и высовывалась кончиком.

Мари сняла снайпера просто навскидку – она на этот раз даже не рассталась с ружьем. Тем более, это была крайне редкая и особая штучка, как я разглядела.

Китаец зашивал раны прямо на мне стоя. Ругаясь, он пальцами выковыривал пули, и удивлялся, как мне удалось не получить слишком серьезных повреждений.

Но я не стала ждать. Пошатываясь, я стала стрелять.

В пять ружей мы освободили пространство и переправили папу и маму наверх, а потом перекидали туда все оружие, собрав с трупов ружей четыреста, а может и больше, пока Мари и Джо хладнокровно стояли с ружьями, готовые бить вражескую птицу навскидку при любом движении.

– Наемные убийцы... – ласково приговаривал китаец, поглаживая перекидываемые индивидуальные небольшие ружья высокой точности боя, которые были почти у каждого из убитых.

Я не стала ждать конца, а забралась тоже наверх, благо уже сделали веревочную лестницу, выпотрошив ее у какого-то бандита.

И упала у входа, пока китаец хлопотал надо мной, папой и мамой.

Впрочем, мама зашивала папу, Джо зашивал Мари, Мари зашивала маму и китайца, периодически стреляя навскидку, Логан зашивал раны на индейце. Правда, тот сказал, что пусть ему перевяжут, а он уж потерпит, пока китаец освободится, спасибо, ветеринаров ему не надо.

И все вместе удивлялись, как я еще жива, хотя руки словно решето. Впрочем, одна нога плохо двигается, одна рука плохо двигается, хоть я ей и убивала, когда меня понесло, ноги не держат, язык не двигается, даже выругаться нету сил.

Капитан же трудолюбиво заряжал все четыреста тридцать ружей и восемьсот пистолей под нашим общим чутким руководством.

Впрочем, я просто приказала сперва зарядить их всем вместе, если раны терпят. Когда придется отстреливаться, будет поздно.

– Ты еще кого-то ждешь? – удивился Логан. – По-моему, здесь похоронен весь цвет Лондона... Все убийцы, маньяки и учителя фехтования и стрельбы, которых я только знал...

– Я сомневаюсь, что в Сохо столько мало бандитов, если одних проституток в Лондоне почти сотня тысяч, – огрызнулась я.

– У нас не хватит пороху, – встревожилась Мари, услышав слова «сотня тысяч». – Тут не будет по сто выстрелов на ружье!

– Займитесь ружьями! – зло оборвала разговорчики я. – Если их вы не зарядите, то не хватит кусочков нас самих к этому времени. Если кто жив, пусть занимается зарядкой!

Все хихикнули.

Учитывая скорость, которую развивает мастер стрельбы, на это не ушло много времени. Каждый знает, что мастер иногда делает то же действие в восемь-десять раз быстрее новичка. А выдающийся мастер – часто так быстро и ловко, что новичок просто поверить не может. Или не успевает увидеть. Тут все, может за исключением Логана и капитана, были выдающимися мастерами. Иначе они не были бы живыми мастерами. Я часто удивлялась, видя, как почти мгновенно делает это Мари, в десятки раз быстрее простого воина и даже охотников – одним непрерывным отточенным мгновенным действием. Она заряжала десять ружей, пока обычный солдат заряжал одно.

Потому они закончили еще до того, как я уснула от слабости и усталости.

Китаец даже еще не успел зашить до конца меня, хоть я и провонялась ромом, которым он мыл мне раны от инфекции, насквозь, и была просто мокрая... Если честно, то он просто меня помыл в нем. Учитывая число ранений.

– А мне можно? – спросил Логан.

– Это яд! – коротко ответил китаец.

В общем, понятно, что враги могут отравить этим, потому не надо. Постепенно все успокоились, заняв места с ружьями по обоим краям.

Стрельбы уже давно не было слышно.

– Просто ужас, – сказала мама, зевая.

– Эти танцы мне боком вылезут! – согласился папá.

– Если нас попытаются взорвать снизу, то могут и через голову, – буркнула сквозь сон я. Меня, как самую маленькую, было решено сообща уложить спать, а дежурить первыми стареньким.

Мари тоже спала, уткнувшись рядышком.

– Пусть китайцы пойдут на разведку, – сказала она.

Не знаю, сколько они отсутствовали и куда они лазили, но вернувшиеся китайцы доложили (Джо), что с вершины стены видно, как солдаты заделывают повреждения и патрулируют стену, выставив людей на каждом зубчике стены, убивая лезущих немногих бандитов. И они видели сверху, как армейская часть давила какую-то проникшую в замок банду в одном месте и расстреливала загнанную группу бандитов в другом.

– Армия зачищает коридоры замка от проникших мародеров, если я что-то понимаю в убийствах и стрельбе, – сказал Джо. – Я даже не стал туда соваться, чтоб меня не застрелили, как иностранца, – добавил он. – Но поблизости скоплений бандитов нет, не считая тех пятидесяти прятавшихся поодиночке, которых мы с Ценем убили...

– Ну и быстрые же, суки, – буркнул тот. – Только так за ружье хватаются... Кстати, я со стены видел, как армия ловит и расстреливает бандитов в лесу... Без суда и следствия...

– Одного опытного прорвавшегося убийцы достаточно, чтоб уделать нас всех, если мы уснем... – сквозь сон рассудительно сказала я.

– Интересно, она когда-нибудь спит? – спросил капитан.

– Это всем интересно, – ответила мама. – До сих пор никому не удавалось застать ее врасплох...

– Очень интересно, что обычно она стреляет, когда спит, в убийц, не поднимая оружия, – заметил папа. – То есть, оно уже нацелено на них, когда они входят и появляются на линии выстрела, под одеялом или одеждой; она заранее слышит их и убивает, не просыпаясь... Просто нажимает курок... Это многих подводило и обманывало, ибо она не вскидывает пистоль, оружие уже наведено, а они не знают... Иногда утром у нее под дверью куча трупов, а в двери дырок, как в сыре, а она даже не помнит, как стреляла...

– Угу... И наши слуги боятся ночью ходить мимо, – буркнула мама. – Чтобы не проснуться на том свете бандитом... Какое там кофе в постель... После того как сам папá чуть не пристрелил третьего повара, они навсегда расстались с этой привычкой...

Все засмеялись.

– Вам смешно, а сделать такую мелочь, как принести завтрак в постель, как это принято среди леди, когда хочется понежиться после бала, решается только один бывалый отставной солдат, прошедший через четыре войны с медалями за храбрость... – обиделась мама.

Но все бестактно хихикали.

– Я часто у нее спрашивал, – продолжил свою речь папá, недовольный, что его прервали на полуслове, – ну хорошо, ты не помнишь, как стреляла, но как ты перезаряжала оружие, ты должна помнить!? «Не-а», и все. Вот и весь разговор...

И почему они смеются?

Я так устала, что не могла даже улыбаться вместе с ними. Снился мне какой-то кошмар с гончими собаками, которые ворвались мимо Логана на входе чудовищной рекой, так что он не успел даже выстрелить... И которых я убивала, просто прыгнув навстречу еще сонная, до того, как они ворвались туда, где были беззащитные папа, мама и Мари. Как когда-то тигров. И полосовала, полосовала ножом и кнутом одновременно, сбивая их в прыжках в воздухе и не давая загрызть толком не проснувшихся родных...

Впрочем, собаки оказались не слишком бесстрашные – попробовав железного кнута, они второй раз не лезли, и визжали, а очнувшаяся Мари с Логаном, капитаном устроили такую бойню и стрельбу, будто охотились на фазанов, что уши заложило... Безжалостно растерзав бедных животных вместе подоспевшими индейцем со товарищи...

Глава 76 Собачий шашлык

Я проснулась, когда вовсю светило такое редкое в Англии солнце...

Рядом был только спавший Джо...

Приподнявшись на локте, я выругалась – подо мной, заменяя мне подушку и перину, было пару застреленных гончих. Видимо, принес откуда-то Джо и подложил своему олененку. Мягко, но мне собачьи кошмары снились!

Выглянув во дворик, я увидела только плескавшуюся в фонтане Мари... И никаких убийц... Мирно пели птички...

Даже странно было видеть пустой дворик, посыпанный свежим песочком... Я даже протерла глаза, застонав от боли в подраненной руке, чтоб убедиться, что это не сон. Никаких трупов, никакой крови, и розы... Мирная идиллия...

Я слишком поздно поняла, что я сумасшедшая, и, споткнувшись о стоявшие винтовки, побрела сказать это маме. Печально думая, когда я слезала по лестничке, как бы помягче сообщить эту новость родительнице... Каждый знает, что мамы не слишком радостно воспринимают подобные сюрпризы.

Мари, увидев меня, завизжала от радости. И стала брызгаться и звать к себе...

– И не вздумай! – сурово предупредила выглянувшая из комнатки мама, которая что-то жарила на костре и на углях на палочках, поливая шашлыки ромом. – Еще занесешь какую-то заразу в раны, тебе еще неделю нельзя!

– А Мари?!? – оскорблено спросила я.

– У Мари пару царапин, ей не так страшно... К тому же я вылила в фонтан бочечку рома...

Я хотела сразу же купаться, но мама меня удержала и нашлепала.

Мари неохотно вылезла из воды и стала осторожно растираться.

– Подожди! – сказала мне мама. – Я тебе налью чистой воды в балию, и столько же рому... Действительно смоешь свою грязь...

Завопив «ура», я упала в фонтан вместе с Мари и одеждой. И несколько минут ничего не было слышно. Я имею в виду во дворике от наших воплей.

Мари отмывала мою косу и толстый слой крови...

А потом мне еще и пришлось посидеть в ромовой ванне. «Пока вся зараза не умрет!» – сказала мама. Но зараза умирать не хотела и визжала от боли в пекучих ранах.

– Зато гадость мертва, – удовлетворенно сказала Мари.

Гадость пообещала сделать из нее мартышку и заспиртовать.

Меня перевязали заново.

– Не вертись! – сказала мама. – Дай я заплету тебе косы!

Справедливо сообразив, что если я буду вертеться, мне попадет еще больше, я глазела по сторонам. И даже ничего не сказала, когда мне повязали наглый детский белый бант. Поклявшись сорвать его и спалить на этом самом костре.

– Теперь от меня пахнет как от алкоголички... – пожаловалась я.

– Не бойся, я повяжу бант, и все примут тебя за маленькую девочку! – невозмутимо сказала мама.

– Которая где-то уже надралась и успела подраться... – фыркнула Мари.

– А синячок под глазом мы затушуем пудрой... – невозмутимо проговорила мама.

Я же послушно стала глазеть по сторонам, чтобы быть пай девочкой. Я умела быть терпеливой! Особенно меня умилили розочки, воткнутые в песочек...

– А кто это тут так красиво сделал? – стараясь сохранить голос недрогнувшим и не выдать как истинная леди своей реакции на эти трогательно воткнутые цветочки, ласковым голосом, как детей, спросила их я.

– Солдаты капитана! – буркнула Мари.

– Откуда солдаты?

– Солдаты сидели, запершись в клетке, и тихонько уговаривали кису уйти... – невозмутимо пояснила Мари. – Я их нашла! Капитан тут же хотел накормить кису, но я не дала... И предоставила им искупить...

Она не договорила, потому что вдали показались два идиота. Я хотела внятно и ясно им объяснить, куда надо было воткнуть эти розочки, но тут стена комнаты, где мама невозмутимо жарила шашлыки, раздвинулась, и за ней показался мрачный и невыспавшийся Джекки с теткой Маржи.

Они ошарашенно смотрели на изменения и на занятия мамы.

Мама невозмутимо поглядела на них.

– Тут ход, – сказала она на мой изумленный взгляд. – Мы уже знаем, папá обнаружил, когда искал, куда отсюда удрал Рихтер.

– Из чего шашлык?! – шокировано воскликнул принц и его тетка одновременно.

– Из грудинки льва, – недоуменно ответила мама.

– А где вы его взяли? – шепотом спросила тетя Маржи.

– Там хватит... – подняла на них удивленные глаза, пожав плечами, мама.

Они пожали плечами и решили не связываться. Джекки протер глаза.

Собрались все наши, приветствуя принца.

– Как спалось? – весело спросила и я.

У принца был мрачный и взбешенный вид, точно он ночь не спал. На мой вопрос он буквально вскинулся.

– А как он должен был спать, если ему всю ночь делали гнусные намеки... – возмущенно воскликнула тетка Маржа.

Я удивленно подняла на нее глаза.

– Не менее ста шестидесяти человек за ночь под окном предложили ему стать своей любовницей... – объяснила та.

Мы с Мари и мамой сели на пол от хохота. Ржали как безумные даже мои китайцы и граф.

– Я устала их гонять...

С нами случилась истерика.

– Чего только не шептали...

Мы с Мари просто рыдали, обнявшись.

Вид у принца был чернее тучи.

– Убью того, кто предложил мне спать в твоей постели... – прошипел он. – Мы же похожи...

Я не выдержала, и, размазывая слезы, кинулась вон к фонтану, дрожа от гомерического хохота...

А потом, не в силах смотреть на принца вышла на арену. И замерла от увиденного, бросившись назад.

– Какой осел додумался складывать трупы штабелями? – яростно прошипела, передернувшись от отвращения и ужаса, я.

– Англичане, – холодно ответила Мари. – Они любят порядок...

Не выдержав, я окунулась в воду...

Вошедший за мной принц при виде аккуратно сложенных, а не наваленных трупов, парализовано замер.

– Ч-что это? – заикаясь, спросил он.

– Наемные убийцы, ваше величество, – хладнокровно ответил приставленный им самим к нам командир. – За ночь нас атаковали не менее шестидесяти раз... Надо сказать, госпожа отлично стреляет, – с восхищением сказал он.

Принц побледнел как полотно. А потом вдруг заметил кучу гончих.

– Кто-то натравил на нее королевских гончих псов, дав им запах Лу, – поспешно объяснил командир. – Тут же, где нас поселили (пережив такую ночку, он автоматически стал считать себя членом нашей семьи), вместо дверей занавески... Спастись в этих узких комнатах от своры было бы невозможно, они любого разорвали бы в клочья, – принц стал белее мела, – но Лу просто дьявол... Видели бы вы, как она расправилась со сворой одной железной плетью...

Я вышла, вытирая лицо, уже придя в себя.

– Отличная ночка, – зевая, сказала я, пнув на ходу львицу с простреленной головой. – Никогда так не развлекалась... Даже в джунглях...

– А этто, эт-то что? – заикаясь, спросил принц...

– Кто-то подбросил к нам в дворик уже утром убитого львенка из вашего зверинца, – холодно сказала Мари. – И обезумевшая львица чуть не порвала в клочья двух солдат... Вы не знаете принц, кто бы это мог сделать?

Принц был похож на мертвого. Казалось, он сейчас умрет...

– Лу, я никогда... – прошептал он, закрыв глаза. – О Боже, какие ублюдки...

– Успокойся, – похлопала я его по плечу. – Мне необходима была разрядка после трудного дня, так что все получилось не так худо...

Моя семья, похоже, так не считала.

– К тому же убийц могли бы вполне подсылать и к принцу тоже, – заметил капитан. – Может то, что его отправили в последнюю минуту в его комнату, спасло ему жизнь...

Я побледнела.

– Вы оба похожи...

Солдаты побледнели.

– А Лу к тому же больше смахивает на мужчину, честное слово... – восхищенно глядя на меня, добавил капитан.

Принцу почему-то это не понравилось...

– Но собаки были то натасканы на мой запах... – успокоила я его. Принц сжал зубы.

В это время мой взгляд уловил какое-то подозрительное движение на стене замка, и я с силой толкнула принца на землю за бруствер. Пули ударили в то место, где мы только что стояли, обдав ноги каменной крошкой, но не задев меня, потому что я прыгнула одновременно с толчком. И прямо на лету в прыжке выстрелила сама. Моя вспышка выстрела слилась с вспышками выстрелов Мари и мамы... Со стены с криком рухнул человек, роняя ружье...

Я тщательно осмотрела окружающее, прежде чем встать...

– Лу, ты жива!?! – с ужасом крича, кинулся ко мне белый как полотно принц...

Я без слов дернула его за бруствер, поскольку опасалась новых покушений, холодно перезаряжая пистолеты...

Он облегченно заплакал.

– Ты жива!

– Ты этому не рад? – с интересом спросила я, закончив с пистолетом и выплюнув из зубов нож. – И рыдаешь?!

Он только попытался обнять меня.

– Чем вы занимаетесь?!? – стоя над нами, нагло вызывающе спросила Мари, вставив руки в боки и встав на бруствере. – Принц, что вы себе позволяете!?

– Сражаемся с убийцами... – хладнокровно ответила я, вогнав в ножны нож и обтрепывая платье, и осторожно приподнявшись.

– Чтоб я вас тут больше не видела принц! – рявкнула совершенно разгневанная Мари. – Вам же указано было держаться подальше от моей сестры!!! Можете вставать, трусишки, опасности больше нет...

Не обращая на ее вопли внимания, я подошла к трупу. Там уже был капитан и граф.

– Это Роджер Быстрая Рука, – знающе сказал мне капитан. – Отпетый убийца...

Я подняла уголки губ.

– Никак не утихомирятся, – поджала губы я.

Граф качал головой.

– В городе, в принципе, больше не осталось наемных убийц... – брезгливо отбросив труп ногой на кучу, с осуждением сказал он.

Я делано закатила глаза.

– Я должна плакать, папá?

Мама подошла к нам.

– В принципе, мы можем выяснить, в кого из вас стреляли... – сказала она нам с принцем. – Можно восстановить по траектории пули цель...

– В обоих, – хмуро сказал солдат. – У него было два мушкета, и эта сволочь славится своим умением мгновенно целиться и менять мушкеты. Я его знал...

– Славился, – хихикнула Мари. – Я попала...

– Как бы не так, – оскорблено сказала я. – Я целилась ему в глаз...

– Успокойтесь девочки, – сказала мама. – Его убила я.

Мы обе насмешливо фыркнули.

– У него пуля в правом глазу и две в туловище, – деловито сказал капитан. Принц присвистнул.

– Лу стреляла в прыжке... – восхищенно сказал солдат.

В это время на стене появились Джо с китайцем.

– Больше никого, – помахали они нам рукой.

Бросив труп, у которого лицо было изрешечено пулями, я пошла мыть руки.

– С такого расстояния вас с принцем не различить, – сказал солдат нам.

– В принципе, они вообще с Лу копия друг друга, – ухмыльнулась мама. – Только принц похож на девочку, особенно когда скромно потупится...

– Ну, тетя Дженни! – возмущенно вскочил принц. – Не ожидал от вас такого!

– Пора переодеваться девочки, – захлопала в ладоши мама, – скоро идти на завтрак. Нас уже пригласили...

Трупы и убийцы, похоже, никого кроме принца, не волновали.

Я, фыркнув и сообразив, как по-мальчишески одета, – вернее, раздета – побежала одеваться.

– Ну как, мама? – спросила я через минуту, поправляя прическу.

В эту минуту в дворик вошел король с графом Рихтером.

– Как спали, граф? – наткнувшись на отца, зевая, спросил король. – Простите, что заглянул сам не предупредив, но мне сказали, что Джекки тут... Вы будете на завтраке...

– Как спалось в моем доме, графиня? – целуя маме руку, элегантно спросил король. – Вы сейчас так же молоды, как в то время, когда я ухаживал за своей женой, а вы с ней шалили...

– Благодарю вас... – брезгливо вырвала руку, невнятно буркнув, мама. – Мерзавец!

Шокированный король поднял голову и вдруг увидел прямо под ногами убитого льва с дыркой во лбу.

– О Боже! – побелел он и оглянулся. И увидел громадную стойку из оскальпированных трупов убийц... Король стал просто пепельным.

– Что это? – по слогам выдавил король, с трудом сглотнув слюну. Он казался придавленным.

– Ваше величество – наемные убийцы! – отрапортовал ему по всей форме подошедший капитан его службы. – Весь воровской цвет Лондона, смотрите, – он показал на татуировки, но король и сам узнал Короля Убийц и некоторых известных бандитов, и стал бледно-сереньким. – Нам пришлось отбиваться фактически всю ночь, ибо покушения просто не прекращались. И никто не обращал на это внимание, и не пришел на помощь...

Лицо Рихтера стало просто белым.

– Они немножко не в себе, – заметив их реакцию на вид трупов, заметил капитан, – но это индеец немного поработал... Он собирает волосы, знаете ли...

И король увидел своих самых лучших собак, сваленных в кучу.

– Мои собаки! – воскликнул он.

– Ваше величество, ваши, – отрапортовал капитан. – Кто-то надразнил всю свору на запах Лу до бешенства, а потом натравил и пустил по ее следу... А, поскольку, в помещениях, предоставленных графу и его семье, не было дверей, одни занавеси в этом удаленном дворике, то спастись от своры было невозможно...

Лицо дяди Рихтера стало пепельным.

– Лу жива? – тихо спросил он.

– Я здесь! – надменно сказала я.

– Только благодаря ей все мы живы, – тихо сказал граф. – Она их растерзала...

Он укоризненно посмотрел на Рихтера.

– Король есть король, – тихо сказал он, – и не мне его судить, но от вас, граф Рихтер, мы этого не ожидали... – он с яростью пнул голову убитого льва.

– Граф, клянусь, я ни сном, ни духом! – яростно закричал Рихтер. – Да я бы сдох, а защитил Лу...

– Откуда здесь лев? – еле живым голосом спросил король, но никто на него не обратил внимания. Мы все были заняты Рихтером.

Ему ответил капитан.

– Это из вашего зверинца, ваше высочество, – хмуро сказал он. – Кто-то подбросил к нам в дворик убитого львенка, и обезумевшая львица чуть не растерзала двоих моих солдат...

– У вас странные понятия о гостеприимстве, ваше высочество, – обратился к королю граф по полной церемонии, и даже поклонившись. – Позвольте нам откланяться и покинуть ваш замок, ибо я считаю недопустимым для девочек пребывать в нем...

– Граф! – строгим голосом обратился к нему капитан. – Я считаю недопустимым обвинение в происшедшем короля, поскольку покушение было совершено и на его сына...

– Джекки? – побелевшими губами произнесли король и Рихтер одновременно.

– Ваше величество, именно Джекки должен был ночевать в этом месте, а свои комнаты он просто потребовал взять Лу, – твердо сказал капитан. – Но в последний момент его дядя в припадке ярости отправил его в свои комнаты, когда уже все знали, где будет спать Лу... Этим объясняются некоторые странные гм... – он замялся, – предложения, которые он получил.

Я ткнулась в спину Мари.

– Прекратите! – яростно рявкнул Джекки.

– Джекки делали гнусные намеки, – невинно хихикнула я.

– Что за предложения? – строго вскинулся отец Джекки.

Мы все истерически рыдали.

– Отвечайте! – взбешенно рявкнул король, схватив за руку тетю Маржу. – Вы же приставлены к нему... Я вас спрашиваю...

– Ваше величество... – затравлено прошептала та. – Я не виновата... Они сами... сами... делали...

– Что?!?

– Не менее ста шестидесяти человек за ночь под окном предложили ему стать своей любовницей... – прошептала та.

– Что!?!

Мы с Мари лежали на полу полумертвые.

– Предлагали руку и сердце... – чуть слышно шептала та. – Обещали любить до гроба... Говорили, что не видели личика чудесней, чем у него...

Меня трясло на полу.

– Губки его как кораллы... Большие груди твои дарят надежду на сказочное блаженство... – как в трансе пришепетывала старуха. – Ножки его как...

Мари скрутила истерика, а китайцы мои выли во весь голос.

Обезумевший Джекки бил тетю Маржу по голове, чтоб заставить ее замолчать...

Но тетку заклинило, она от ужаса не понимала, за что ее бьют, и из-под Джекки периодически выпархивала очередная фраза.

– Глазки его...

Рихтер лежал, скорчившись на, полу, ухватившись за стонущего короля, и рыдал нечеловечески громадными слезами.

– Ходит он как лебедь плывет... Буду, говорит, тебя целовать до гроба...

Я умирала, ткнувшись в землю. Все.

Потерявший голову Джекки пытался задушить несчастную...

– Выйди солнышко на балкон, – хрипела из последних сил та.

Это «солнышко» и рыдало, и рычало от ярости и злости, скрипя зубами и изо всех сил сжимая пальцы.

– Лишь... роди... детей... деточка, а кто... ты... на... самом... деле... меня... не... волнует... – задыхалась она.

Со мной случился приступ.

Джекки совсем обезумел.

– Я тебе рожу деток! – перекосившись от злости, закричал изо всех сил он.

На его крик ворвались придворные. И потрясенно замерли, увидев Джекки на тяжело дышащей и стонущей старухе среди такого ада.

– Джекки? – упавшим голосом спросила его бабушка дяди Джорджа. – Ты что?

Голос у нее сел.

Джекки мгновенно отпустил тетю Маржи.

– Ты ее... скомпрометировал? – замявшись, с трудом выговорила последнее бабушка, заменив в последний момент то, что рвалось с языка; с ужасом надеясь, что это не так, не веря глазам своим.

– Пусть твой отец настоящий конюх, – простонала тетя Маржи, так и не поняв, что случилось, и «выкинув» очередную цитату, механически поправляя юбки, – зато со мной никогда такого не было, никто меня не волновал так, как ты...

Со мной случилась истерика.

– Лу, что с тобой? – ошеломленно воскликнула бабушка дяди Джорджа в ужасе от моей истерики. Я выла и била все руками...

– Вы что, не видите, – отчаянно рыдала я, ткнувшись в ладони и содрогаясь, – что Джекки нашел себе новую невесту с благословения отца?!? Чтобы, – истерически выкрикнула я, – скомпрометировав ее в присутствии короля без помех и оглядки на все обещания мне на ней жениться!!!

Джекки подскочил, будто его укусила гадюка.

– Папа, – заорал он, – подтверди!

– Вот видите... – я отвернулась, просто всхлипывая, – он человек чести!

– Папа, держи ее! – заорал Джекки, – я ее буду убивать!

– Тетя Маржи, спасайся! – завопила я.

Все снова пришло в движение, и я начала просыпаться. Мне так хотелось побегать, поиграть в догонялки со сверстниками...

Глава 77 Пикничок

Увы, король не стал бегать за мной и играть в салочки, как старший принц, а я уже хотела повизжать вдоволь. Скучные люди.

– Откуда шашлык!? – вдруг резко перебил король, уловив странный вид и странные кости, не обращая внимания на крики Джекки.

– Из вашего зверинца, сэр... – бодро отрапортовал капитан.

– Мы устроили неплохую охоту... – подошел, зевая, Логан. – После того, как какая-то сволочь открыла клетки, когда мы были еще на арене, выпустив тысячи львов...

Король, как раз дошедший до первого туннеля и заглянувший туда, истерически дернулся и отскочил. Там не убрали...

– Только я убил больше сотни львов! – лениво сказал Логан. – А Мари так вообще стояла и непрерывно стреляла прямо посреди коридора в мчавшихся животных... Пытаясь спасти сестру... У нее железные нервы, я бы так не смог... Хладнокровно прикладом убить леопарда, а потом, зарядив, стрелять снова, – он в ужасе потряс головой...

Король только тут увидел, что он стоит не на земле, а на трупах львов, которыми была забита яма, и подпрыгнул...

– Это что, Лу не могла за себя постоять? – недоверчиво спросил король.

Логан обернулся и посмотрел ему в глаза со странной улыбкой.

– Лу нашли в конце этого коридора среди тысяч трупов животных... – Он широко улыбнулся, словно блеснул безжалостным оскалом. – Дело в том, ваше величество, что она с одним ножом приняла на себя весь удар обезумевшей лавины животных, спасая семью, которая в тот момент легкомысленно вышла сюда без оружия. И никто из нас даже не представляет, как она уцелела... Когда мы ее нашли, она была как мертвая, и мы ее даже толком не осмотрели, ибо выжить было невозможно... Хоть к ней боялись подходить даже снова выпущенные еще кем-то звери...

Они побелели.

– Это после того, как взорвалась приготовленная нам комната, ваше величество, – сказал капитан, поймав его взгляд на чудовищные разрушения... – Рихтер ее видел... Единственно, что в ней было готово, так это несколько сотен бочонков пороха из королевского личного арсенала, ваше величество, закопанные здесь в песке на арене...

– Слава Богу, мы заподозрили неладное, и Лу обнаружила адские машинки... – хихикнула Мари, вспомнив лицо Логана.

– Так вот, куда делся арсенал! – растеряно проговорил Рихтер, и прикусил язык.

– Подземный армейский арсенал глубоко в катакомбах взорвался уже после этого взрыва, – показывая на черные от копоти стены арены, просто сказал капитан. – Эти бочонки тут ухнули так, что небу было жарко! К тому же они принесли и закопали тут абсолютно все, что было в вашем арсенале – когда Лу раскопала один бочонок, обнаружилось, что его закопали прямо с прикрепленным на нем ящиком пуль и запиской капитана Фру, просящему выдать ему бочонок пороху и ящик пуль. Он не успел забрать...

– Он уже приходил ко мне, – не к месту подтвердил король. – У его солдат кончились боеприпасы, а арсенал абсолютно пуст...

Он был бледен и подавлен.

– Видит бог, я разберусь! – вдруг выкрикнул он. – Я накажу виновных!!

Все откровенно хихикнули.

– Ваше величество, позвольте освежить как родственнику вашу память, – устало сказал Логан. – Посмотрите на руки графа... Их давили в дверях... Посмотрите на меня... Нам с графом и его охраной подали бокалы со снотворным от вашего имени в ваших личных покоях, а потом графа и китайцев пытали... А после этого холодно кинули связанных в клетку со львами, так что от нас к утру не должно было остаться и костей...

Они все стали полумертвыми.

– Если б не их ошибка – они не учли, что мы все прошли огонь и воду, и, к тому же, они выделили рядом в зверинце комнату Лу, думая, что мы уже мертвы – мы бы все уже давно переваривались в желудках... Лу вытянула нас всех из клетки в самый последний момент, и то только чудом...

– Но я ни сном, ни духом! – крикнул король.

– Так что мы действительно попали на роскошный обед по-родственному... – хихикнул Логан. – Но было немножко неприятно в качестве завтрака!

– Обождите, я со всем разберусь!!! – яростно выкрикнул король.

– Вы лучше отпустили бы нас домой, – сказала Мари. – Последний убийца стрелял всего пару минут назад...

И тут тетка Маржа словно вспомнила все свое недавнее приключение, и, очевидно, не желая упускать такой шанс в первый раз в жизни рассказать о чем-то интересном, истерически завопила:

– Ваше величество, они стреляли в мальчика! Его чуть не убили-ии! Его повалили! А потом со стены упал человек, они его убили-ии! – она показала на еще валявшегося там тепленького бандита.

– Исключительно несчастный, – хихикнула я, пнув всего перевитого татуировкой бандита, случайно задев еще валявшиеся ружья.

– Джон две винтовки, – сказал, взглянув, Рихтер. – Славится тем, что стреляет с обоих мушкетов сразу...

– Они его убилиии...

– Но еще не оскальпировали...

– Он еще теплый... – сказал, попробовав, Рихтер.

– Тепленький? – с интересом переспросила я.

– Ну да, он же попробовал его! – фыркнула Мари, пораженная моей непонятливостью.

-Так, девочки, – резко сказала мама, поняв, что что-то затевается. – Никаких шуток!

– И вообще, лучше зайти в теплый солнечный дворик, – поежился папá, – а то тут на открытой местности сильно простреливается...

– Да ничего тут нет, – презрительно сказал король, подавшись вперед. – Мои солдаты контролируют...

Я заметила на стене движение первой. И выстрелила быстрей Мари, валя стоявшего передо мной короля и Джекки одним ударом на пол... Было не до церемоний...

Забухали выстрелы – это среагировали мои, вскидывая свои пистоли и миниатюрные бандитские ружья... Со стены с криком полетели несколько человек...

Сидевший на полу король растеряно щупал голову – в волосах был пробор, а его лицо заливала кровь. Если б не я, то пролетевшая мимо и попавшая в ногу стонавшему Рихтеру пуля, просто разорвала бы голову короля как дыню. А так его лишь пригладило... Он напрасно стоял передо мной и дергался...

Подбежавшая охрана кинулась к стене, ошалело паля в небо, а часть подхватила короля под мышки, и, закрывая его телами, потащила обратно. Один Джекки неприкаянно остался лежать, как забытый и никому не нужный предмет.

– Что, забыли тебя, Джекки? – жалостливо спросила я.

– Я уже самостоятельный! – гордо и надменно буркнул Джекки, высоко подымая голову еще выше, правда растеряно и шокировано смотря вслед. – Я могу и сам ходить!

– А он думал, что ты труп! – хихикнула я, ткнув для верности его носком, одновременно перевязывая Рихтера. Я осторожно зашила и перебинтовала рану. Я все делала мгновенно.

– А почему меня никто не перевязывает? – в пространство с ревностью спросил Джекки.

– Тебя убили? Чего ты стонешь? И чего лежишь?

– Потому что твой удар не лучше пули, – огрызнулся Джекки. – Чуть-чуть сильнее, и пуль не надо тратить...

– Он лежит, чтоб получить еще одну пулю... – хладнокровно сказала Мари.

Джекки вскочил.

– Вон-вон от того! – ткнула ружьем Мари, выстрелив навскидку, и еще один появившийся вдалеке на самой вершине замка бандит с ружьем полетел со стены вниз.

– Может, ты все-таки выйдешь за меня, Лу? – тихо и печально спросил Рихтер, которому я окончила перевязку.

– Граф, это что за неприличные намеки... – начал яростно краснеть Джекки.

Но тут тетя Маржи, наконец, пришла в себя. И, схватив Джекки под мышку, с диким истерическим криком – «Детенушко! Убииили!» – кинулась вслед за королем, закрывая Джекки своим телом.

Мы с Мари подозрительно переглянулись и... заплакали. Вытирая слезы. На виду у вырывавшегося и красного от злости Джекки. Хорошо плакали, чтоб мертвому видней было!

– Убииилии... – причитали мы, заливаясь горючими слезами размером с горошину и посыпая пеплом волосы, синхронно качая от горя головами. – Детенушкооо!!! Оооо!

Детенушко отчаянно лупило спасительницу по спине и выло просто дико.

– Мои шашлыки! – отчаянно вдруг воскликнула мама, хлопнув себя по лбу.

– Но кто же станет их есть, если там были придворные!? – сказала я.

– Не бойся! – хмыкнула мама. – Там Джо! И ему приказано не отходить от моих шашлыков, что бы с королем не происходило...

Мы с Мари выстрелили одновременно. Со стен слетели еще две птички. Мама сняла третьего.

Не став ждать четвертого, мы подхватили Рихтера – я за руку, Мари за раненную ногу, чтоб она не волочилась по земле и не загрязнилась – и быстро потащили его в дворик, держа в другой руке ружья.

Мама прикрывала нас с тыла. Впрочем, мы тоже пятились спинами, пронзая глазами стены...

– Видели бы вас ваши почитатели, – хихикнул Рихтер сквозь боль, ибо ему никто быть вежливым не обещал. – Пятящиеся вооруженные до зубов командос, пронзающий безжалостный прищуренный взгляд убийцы, в бездонных холодных глазах – смерть... Небось, детки надолго бы избавились от желания жениться...

– Я за тебя рада, – буркнула я. – Что ты избавился от этого детского желания...

Ему это отчего-то не понравилось...

Поскольку дверца уже явно закрылась, его посадили в комнате у костра.

– С нами навечно, – хихикнула я. – Случайная жертва...

– Во всяком положении есть свои преимущества, – поблескивая на меня глазами, хорошо улыбнулся Рихтер.

– Хочешь... – предложила шашлык ему мама.

– ...продегустировать... – продолжила, хихикнув, я. – Не отравлено ли...

Рука Рихтера замерла у рта.

– И вечно эти девчонки испортят весь аппетит человеку, – недовольно сказал папа. – А так бы он даже не знал, что ест...

Рука несчастного дрогнула, и он чуть не выронил шашлык.

– Ч-что это?

– Не волнуйтесь, всего лишь лев... – жалостливо сказала мама, смотря на него.

– А чего вы так жалостливо смотрите на меня?

– Хоть она уверена, что никто шашлык не отравил, но все же боится есть это первой... – хихикая, популярно пояснила я. – А есть все-таки хочется, два дня не ели! А ты бы поел, она бы поглядела, и, может быть, и решилась...

Я еле успела уклониться от удара тряпки мамы.

– Ну, смелей... – подбодрила, хохоча, Рихтера я. – Ты не первый кролик, который умирал от яда...

– А почему Лу это не ест? – подозрительно спросил тот.

– Лу вообще мяса не ест, кроме рыбьей икры и яиц... И к тому же она нажралась сладостей вчера так, что ей наверняка до сих пор дурно... – мама неодобрительно посмотрела на меня.

Я посмотрела на свой живот.

И хихикнула.

– Он уже маленький!

– Кто!? – подозрительно спросил Рихтер, подозрительно дернувшись и глядя на мой живот.

Мари подавилась от смеха.

– Там что, кто-то есть!?! – подозрительным тоном спросил Рихтер.

Даже мама не могла привести их к порядку.

– Он уже вылез... – тихо сказала я.

– Кто? – прошептал Рихтер.

– Обед, – еле слышно пролепетала я.

Сестра просто умирала, а китайцы ржали, как лошади.

– Ой, Рихтер, если вы намереваетесь опять устроить тут представление, как при Воорготе... – сердито сказала мама.

– Но там еще ничего нет?!? – глядя на мой животик, истерически воскликнул тот.

Мама не выдержала. Он ее достал.

– Сэр, вы идиот! – завопила яростно она. – Просто Лу вчера одна слопала обед на десять персон, предназначенный, как я уже выяснила, для скромного интимного ужина короля и королевы, о котором они уже забыли! Из самых лучших сортов сыра, вина, икры, закусок, фруктов, сладостей, тортов и дорогих деликатесов из личных запасов короля и блюд, приготовленных лучшим поваром! И живот у нее был как у аллигатора – в два раза больше ее!

– Ну, насчет вина, это уже клевета... – громко икнул Логан. – Вино выпили китайцы... Это самое дорогое, ик, анжуйское, самое вкусное...

– Логан, где вы уже... – строго начала говорить мама. – Так, а где шашлыки!?!! – спохватилась она.

– Ик!

Мы с Мари хохотали во все горло, глядя на жирные пальцы солдат.

– Вы сами просили продегустировать... Ик! – медленно проговорил тот, с сожалением глядя на пустые палочки. – Заявляю: очень вкусно!

Мама, недолго думая, вырвала у Рихтера то, что осталось.

– Простите, они действительно могут быть отравлены, – яростно пожирая шашлыки, быстро пробормотала она. – Я не могу вам этого позволить! Я обязана заботиться о гостях, иначе это неприлично!

Мы с Мари умирали от смеху.

– Так, девочки, вы бы хоть винтовки в руках подержали, пока я ем... – неодобрительно сказала мама.

Мы обе только укнули от хохота, не в силах даже кивнуть, и согласно размазывая слезы.

Джо снимал одного бандита за другим, стоя на входе в дворик, и я поспешила на помощь.

– Джо, ты уверен, что это не солдаты? – спросила я.

– Солдаты не вскинут ружье на честного индейца! – надменно заявил индеец, недовольный тем, что я усомнилась в его любви к белым.

Со стены слетел еще один.

– А это уже солдат, – довольно заявил Джо, рассмотрев убитого бандитами. – Они наконец-то пришли на помощь...

– И ведут перестрелку с отступающими из щелей бандитами... – буркнула я, придя им на помощь, и снимая всех бандитов. Мари быстро стреляла рядом.

Мы постреляли, постреляли, и там больше никого не осталось.

Потом из-за угла осторожно высунулся белый флаг. И стал интенсивно махаться туда-сюда.

Потом вылез офицер, и, молитвенно сложив ручки на груди, заорал изо всех сил, что «они пришли».

– Чего он ручки так держит? – подозрительно спросил индеец.

– Он думает, что он ангел, – буркнула я.

– Он демонстрирует отсутствие враждебных намерений! – громко заявила подошедшая сзади мама, недовольная нашим издевательством.

– Он маленький и хороший... – сообразила я.

– В рай с молитвой, – сладко сказала Мари.

Подошедший капитан узнал своего и помахал ему рукой. Только тогда тот убрал ручки от груди, облегченно вытирая пот.

– Капитан, – крикнул он, – скажи вурдалакам, что мы свои...

– Тоже мне родственнички, – буркнул индеец, стоявший в полной боевой раскраске. А это, знаете, зрелище не для слабонервных – она бледновата, цвета как у мертвеца... Мама тоже сперва шарахалась когда-то, пока не привыкла... – Братья койоты...

– Успокойся, Джо, вовсе они не койоты! – скомандовала мама. – А очень даже хорошенькие!

– Я не вижу среди них скво, потому они вовсе не хорошенькие, – буркнул индеец. – Одеты не по-мужски в какие-то штаны, и даже не накрашены, как настоящий мужчина...

Я вспомнила маску смерти и поежилась. Вот весело было, если б солдаты бродили на войне с такими лицами!

– Так, а где папá!? – вдруг спохватилась я.

– Успокойся, там снова открылись эти врата, и он пошел с королем на завтрак...

– Он что, совсем сошел с ума? – прошептала, побелев, я. – На завтрак!?

– Успокойся! – резко сказала мама. – Больше кошек нет! И не беспокойся, король ничего не скажет: китайцы убили только вырвавшихся зверей и убили всех в клетках.

– Но есть крокодилы... – прошептала я, уверенная, что он уже пошел на завтрак.

– Нету и крокодилов, они там тоже были...

– С отцом китаец? – спросила Мари.

– Угу...

– Это ослабляет наши позиции...

– Не бойся, Мари, Логан тоже пошел с ними...

Мы отступили в двор в полном боевом порядке, не поворачивая спины.

– Если они такие хорошенькие, то чего ж вы боитесь показать им спину, – буркнул маме индеец.

– Не хочешь финку, не показывай спинку! – огрызнулась, совершенно как блатной, мама.

– О! – сказала я. – Похоже, вы с Мари тут деградируете до кокни...

Мари будто в раскаянии закатила глаза.

– Надо заняться вашим воспитанием как леди! – решила взять на заметку я.

Вот тут Мари закатила глаза по-настоящему в отчаянии.

Они еще бы болтали, если я б их не перебила.

– А как там насчет завтрака? – я погладила свой животик. – Кто-то говорил, что нас куда-то пригласили на завтрак?

– Ой! – спохватилась мама. – Королева пригласила нас на завтрак! Она потребовала, чтоб ей представили обеих моих дочерей и всех особ женского пола, которые присутствовали на бале, включая замаскированных телохранителей, – прочитала она приглашение, – слуг, служанок и лиц с ненормальными наклонностями...

Мы с Мари посмотрели на нее широко раскрыв рот.

– Она что?! – я покрутила пальцем, чтоб нельзя было ошибиться в смысле моих слов.

– Она, наверное, имела в виду вурдалаков... – растеряно произнесла мама. – Ой, я догадалась! – она посмотрела на индейца в набедренной повязке. – Это она имеет в виду девочек, которые переодеваются мальчиками, курят, задирают дебютанток, дерутся и ругаются как матросы!

– Хи-хи! – сказала я, уставившись на Мари, словно первый раз ее увидела. Каждый мог понять по моему печальному взгляду, что я сочувствую Мари, раз ее так оскорбили. И даже покачиваю головой, очень даже качаю головой, ожидая ее реакции на это оскорбление – все ж ее узнали. Даже ушки мои качались в такт этого справедливого негодования. – Неужели она пригласила тебя лично?

– Кончай веселиться, маленький чертенок, иначе я тебя удушу... – пригрозила Мари.

Мама же тупо рассматривала стенку.

– Я же, конечно, хочу пойти на завтрак...

– ...рыбам... – оканчивала за нее я.

– ... но совершенно не знаю, как открывается эта стена! – не обращала внимания на мои наглые инсинуации и размышляла мама.

– Это так по королевскиии! – мило продолжала за нее я.

Как только она замолкала, начинала говорить я. И мило продолжая рассуждать ее голосом, дополняя и развивая ее мысли. И обогащая их своим жизненным опытом. Удивительно похабным, как сказала Мари.

Мама пригрозила прихлопнуть проклятое эхо, если оно не уймется.

Я поняла, что от всего сердца помогать маме думать, занятие неблагодарное, и повернулась к Мари.

Та лихорадочно перебирала самое миниатюрное оружие, благо тут было самое лучшее со всего мира, никак не в силах выбрать, что все же все-таки одеть к завтраку. Два двузарядных пистоля, короткий дамасский клинок или крохотное ружьишко точного боя, отлично помещавшееся в платье?

Надо сказать, что арсенал был просто чудовищным по разнообразию всяких изысканных огнестрельных орудий убийства, и никакая фантазия даже лучших военных оружейников Англии не могла предусмотреть всех тысяч секретов, созданных и продуманных руками матерых убийц, изготавливавших оружие индивидуально... Ясное дело, оно должно было быть достаточно миниатюрным, чтобы прятаться под одежду, оно должно быстро перезаряжаться, оно должно быть абсолютно точным в стрельбе и желательно многозарядным... И даже бесшумным... Из почти тысячи единиц оружия было на что поглядеть...

Сама я давно присмотрела несколько штучек; это значит, что они уже сидели в моей одежде, причем исключительно легко вынимались и выходили из нее. При этом все это отнюдь не портило платье, ибо я сделала так, что они лишь оригинально украшали его. Но, жалко было, что ты не можешь взять все...

– Мама, ты хоть сказала, что это наше оружие? – подозрительно спросила я. – Или оно так же исчезнет, как драгоценности на пятнадцать миллионов, подаренные нам с Мари?

– Вы бы лучше помолчали, девочки! – сказала мама. – Про эти самые драгоценности! Чтоб о них и никто не знал... Дайте нам живьем выбраться отсюда, и вам куплю столько же игрушек...

– В принципе я могу открыть дверь! – снисходительно сказала я.

Они с радостью поглядели на меня.

– Пороху тут достаточно... – сказала я.

– Так, никаких взрывов! – сквозь зубы отрезала мама. – И чтоб вели себя прилично!

Ее взгляд упал на почти голого индейца, зато разрисованного в жизнерадостные белые цвета, ярко напоминавшие оживший труп.

– Джо, ты что, так пойдешь? – подозрительно спросила она. – Ты бы еще и набедренную повязку снял?

По виду Джо было видно, что идея ему понравилась, и он ее обдумывает.

Наконец, под нашими пронзительными взглядами он, ворча, пошел одеваться... И вернулся элегантно одетым в бывший костюм короля, валявшийся в боковой комнате в шкафу...

– Скромно и со вкусом! – буркнула я, рассматривая вытянутую откуда-то королевскую одежду и сюртук, расшитый драгоценностями.

– Но вы же сказали одеться получше! – буркнул Джо. – Там не было лучше одежды!

– Ты бы хоть краску смыл! – неодобрительно сказала я. – Мне вовсе не улыбается лечить кого-то от сердечного приступа, когда они обратятся к тебе «Ваше величество»!

Мы еще посидели. Как бедные родственники.

– Я прямо тронута гостеприимством... – хихикнула я.

– Они ждут, пока мы умрем естественной смертью! – мрачно сплюнула Мари.

– Голодной! – согласилась я.

– Ждать аудиенции короля почетно... – поучительно сказала мама.

Я с силой плюнула на стену.

– Вдвойне почетно!

Я плюнула дважды.

– А может, стоит просто постучать? – неодобрительно сказал капитан. Он подошел и стукнул – тук-тук. И дверь открылась.

– Добро пожаловать на королевский завтрак! – торжественно заявил мажордом.

Глава 78 Пойти королю на завтрак

Мы с Мари переглянулись.

И первым вошел Джо, который, к недоумению мажордома, бестактно обыскал все углы, даже приподнял юбку кровати, нагло заглянув всюду.

А после вошли мы, мило улыбаясь.

И я и Мари держали по небольшому ружьишку в руке, сделанному так, чтоб можно было легко и точно стрелять с одной руки, а другой орудовать ножом – специальный удобной конструкции приклад легко ложился на руку железной дугой... Чудесная штучка...

Чуть в глубине комнаты, мы, к своему обоюдному негодованию, увидели папу и Логана, мирно сидевшими с королем за столом и спокойно беседовавшими за кушаньями в изысканной пасторальной и безмятежной обстановке. И это в пяти метрах от нас!

– Сколько вас можно ждать? – подняв на мгновение глаза, сказал Логан.

– Надо же, а мы уже думали, что про нас забыли... – мило сказала я.

– Она уже начала плевать на стенку, – мрачно сказал капитан.

– Там дует! – пояснил король. – И поговорить спокойно нельзя... А закрыл стенку, и можно спокойно поговорить в тишине в покое и благодати возле камина, не слыша грохота выстрелов...

– Чудесно! – сказала мама. – Я тоже хочу!

В ответ на ее жадный взгляд король сам попробовал каждого блюда на нашей стороне.

– Не бойтесь! – сказал он. – Готовили на моей личной кухне...

– Если там знали, для кого это, то за вашу жизнь я не дала бы и гроша... – хмыкнув, меланхолично хихикнула я.

Хорошо немножко становиться беленьким.

– Не знали, – сказал мажордом. – Я сказал повару, что беру для себя...

Все успокоено вздохнули, а рука Логана, замершая в параличе с ложкой у рта, облегченно продолжила свое действие.

– Не ешь, Лу! – строго сказала мама, накидываясь на еду. – Тебе нельзя! Чуть что, ты будешь нас спасать!

– Второй раз им вовсе незачем давать снотворное, – облокотившись на стенку, я весело подкинула на руке яблоко, откусывая. – А от яда вряд ли поможет даже промывка желудка...

Мама побледнела и замерла с ложкой у рта. С тоской глядя на содержимое, но так и не решаясь его проглотить, будто это живые мыши.

Мажордом, рассердившись, сам попробовал из ее тарелки.

Мама, внимательно долго поглядев на него, еще поглядев, и еще поглядев, просто закрыла глаза.

– Нет, я так не могу! – в изнеможении сказала она.

Я взяла ее блюдо и чуть-чуть лизнула... Понюхала... Джо тоже понюхал...

– Можешь есть, – сказала я. – Я не чувствую никакого известного мне яда и вообще опасности в этой пище, кроме того, что ест король.

Рука короля, как раз подносившая ложку с новым блюдом ко рту, дрогнула, и он разбрызгал еду, чуть не захлебнувшись. А потом отошел и сунул голову в фонтан, пуская струю изо рта, как рыбка.

Я хихикнула.

Король подозрительно посмотрел на меня. А потом на еду.

Мажордом же, видя наши пристальные взгляды, взял с тарелки и медленно поднес ко рту...

– Медленная и ужасная смерть... – жуя яблоко, пробормотала с набитым ртом я, с интересом глядя на это...

Он дрогнул и сострадательно дал кусок большой кошке, нагло царапавшей его когтями.

– Ангорский кот королевы, – пояснил он, на наши недоуменные взгляды.

– Мерзкая наглая тварь! – дополнил король.

– Все равно жалко, – жуя яблоко, сказала я, видя, как кот упал и начал корчиться и выть, скрести когтями пол в судорогах просто ужасно.

– Теперь он уже больше не будет ничего у меня просить, – облегченно сказал мажордом.

Подошедший Цень взял кота за шкирки, после того как тот все вырвал благодаря каким-то умелым действиям и нажатиям пальцев китайца...

– Если не сдох, то будет жить, – наконец, философски сказал китаец, наблюдая за котом, жадно жевавшим какой-то из многочисленных газонов. Король вздрогнул.

– Если хотите, то я вам его потом приготовлю, когда он оклемается – пальчики оближете... – заявил китаец.

Они все сидели и смотрели на еду, не смотря друг на друга. Я увидела, как даже мама отложила ложку, с таким непередаваемым выражением глядя на еду...

– А это блюдо готовили на кухне для короля... – наконец сказал мажордом.

– Благодарю... – сказал ему король.

Мы хихикнули.

– Это мое любимое... – опять сказал король.

Мы снова хихикнули.

– Благодарю за завтрак! – сказала мама, отложив ложку.

Мы с Мари опять хихикнули.

Король растерялся, и стал просто несчастным человеком.

– Я не понимаю, что происходит! – признался он.

– Если б я хотела вас убить, мне надо было только стоять и ничего не делать два раза, – жуя яблоко, сказала я. – Как и с Джекки, на которого вчера охотился наемный убийца... И завтра, будь я мерзавкой, я была бы королевой и ни одна собака не смогла бы распознать, что я не королева...

Я просто вдруг улыбнулась.

– Терезита!? – отшатнулся мажордом.

– Но зачем нам это, если я обладаю куда большим влиянием и богатством, чем вы? – пожала плечами я.

Король ухмыльнулся.

– У моей жены родинка на правой руке... Пятно особой формы... – гордо сказал он.

Я бессознательно закатала руку.

– Да, оно странное, – поглядев, сказала я.

У короля был слегка ошеломленный вид. Слегка, слегка, будто его ударили обухом по голове.

– Я укусил свою жену сегодня ночью, чтобы ни с кем не путать! – надменно сказал он. – Вот здесь! – он показал на мое плечо.

Я отогнула воротник. Там красовался большой укус полумертвого тигра с ясными отпечатками клыков шириной сантиметров двадцать.

– Похоже, я перестарался...

Все начали ржать, как зарезанные.

– Так, я не понял, это моя жена или нет?!? – разозлился король.

– Я вам так официально и не представил... – сказал папа. – Моя дочь!

Король неожиданно смутился и растеряно поцеловал мою руку как мальчик.

– Очень приятно! – сказал он.

Я улыбнулась, хорошо глянув ему в глаза.

Он выпрямился.

– У вас руки бойца, громадное пылающее сердце льва и взгляд прямой и честный, – доверчиво сказал он мне. – Такое впечатление, что внутри – солнце... Кто заглянул в ваши глаза, тот понимает, что вы богиня, только малыш-ребенок совсем... – король смутился того, что он сам наговорил.

– А где Терезита? – спохватилась мама.

– У нее помешательство, – помрачнел король. – Скажу вам честно, вы должны быть в курсе... Она немного сошла с ума, всюду рыщет и заглядывает в лица, особенно всматривается в лица девушек, не может успокоиться, нервничает, знакомится и болтает с ними второй раз, и ничего не слушает, а ночью много плакала, ничего не говоря мне, как я не спрашивал...

Мы с Мари недоуменно переглянулись и пожали плечами.

– Вы граф, как Берсерк, должны это знать, тем более что она хочет с вами встретиться, но я опасаюсь всего этого... Впервые не понимаю, что с ней происходит...

– Может, она чем-то отравлена? – предположила я. – Такое бывает...

– Лу ведь тоже дали какую-то дрянь, и она чуть не погибла бы, если бы Вооргот... – Мари резко прикусила язык.

Мне почему-то стало становиться дурно, и я испуганно, как маленький зверек, почему-то теряя соображение, детски заоглядывалась по сторонам, не понимая еще, что происходит.

– Да, кстати, что у вас с Воорготом? – ласково спросил король, беря меня за руки. – Он тоже мой сын. Вы уже поженились?

Воспоминание и горе, о которых я совершенно забыла из-за ураганных событий, вдруг навалились на меня. Я дрожала и ничего не могла соображать.

Мама отливала меня водой и била по щекам.

– Мы идем к королеве! – рявкнула она мне. – Она требует, чтобы мы были ей представлены!

Я с трудом соображала, что она хотела сказать, даже не уворачиваясь от ударов. Слезы катились у меня по щекам.

Вдали отец что-то хмуро сквозь зубы говорил королю, а Логан громко и зло обещал, что оторвет «сынку» голову, даже если Лу не умрет. Правда выражаясь, как всегда, немного странно, но я понимала, что он хотел сказать под этими странными выражениями... И глупо хихикнула.

Китаец, видя, что я не прихожу в себя, просто поймал ангорского кошака и просто нагло засунул его мне под одежду за пазуху в самую внутрь под корсет, изо всех сил дав ему по... В общем по...

Проклятый кот начал вытворять такое, что я пришла в себя и заругалась. Слезы так катились у меня из глаз, но я выковыривала проклятое животное, вцепившееся в тело и отчаянно кусавшееся.

Китайцы мои тоже плакали, как и я, сквозь слезы глядя на мое сумасшествие, выражающееся в дрыганиях и отчаянных выгибаниях и кривляниях, а я злилась на них.

Я не успокоилась, пока не завязала кота узлом вокруг кактуса. Он жалобно мяукал.

– Мне его, пожалуйста, со специями! – сказал, с состраданием поглядев на животное, мажордом. – Лучше запеченного целиком...

Я мрачно смотрела и на кота, и на китайца, сунувшего его мне за пазуху.

Мари промывала мне укусы и глубокие порезы ромом, отведя меня в угол и раздев, и ругалась.

Китаец аккуратно развязывал кота.

– Ну и шуба у него! Он даже не пострадал от игл! – восхищенно сказал он королю.

– Зачем Лу напала на бедную кошечку? Она такая красивая! Правда, она больше не будет? Киса-кис-кис-кис... – сюсюкая, позвала мама.

Бедный кот, отец сотен ублюдков, которого еще никогда так не оскорбляли, угрожающе зашипел, выпустив когти, как у настоящего тигра.

Мама отшатнулась.

– Я рад, что вам он вам понравился! – облегченно сказал король. – Я обязательно попрошу Терезиту подарить его вам за то все, что вам пришлось здесь вынести...

Кот вырывался из рук китайца, пытаясь атаковать маму и задеть ее лапой с чудовищно острыми когтями, даже от рук китайца. Он махал лапой, пытаясь ее зацепить, несмотря на то, что сильный китаец отчаянно удерживал извивающееся крепкое животное.

– Я уверен, что она не откажет лучшей подруге... – чуть дрогнув и зачем-то беря в руки за ножки тяжелую табуретку, отступая в угол, сказал король. – Ради друзей можно и пожертвовать любимцем семьи...

– Почему бы не подарить его Джекки? – недоуменно спросила я.

– Да, Джекки будет очень опечален потерей любимца... – подтвердил, не слушая, король. – Он целыми днями и ночами напролет охотился на него с ружьем, но ему так и ни разу не удалось подстрелить его...

– А самое главное он любит петь! – сказал мажордом. – Целую ночь не спишь, слушая, бывало, его до утра, – закатив глаза, проникновенно проговорил он, аж дрожал. – Редкий, сильный, удивительно красивый и проникновенный голос... Я слышал, вы любите ходить в театры? – спросил он, вытирая заспанные глаза. – Теперь вам театр будет дома... Рассказывают, что его слышно даже в Лондоне... К нам неоднократно приходили люди, живущие неподалеку, – гордо сказал он, – предлагая за него любую цену... Среди них даже было семь живодеров, а ведь их вряд ли заподозришь в любви к музыке! Большой звук, большой голос, большой талант, больше никто не умеет!

С трудом я сообразила из его объяснений, что тот пронзительный зву-у-у-к, покрывавший вчера даже вой тигров и не дававший никому толком выспаться, пронизывая до костей; и от которого некуда было укрыться, ибо этот визг наполнял все и с успехом заменял скрип ногтя по стеклу, производило это маленькое животное...

– Но... – выставила руки мама.

– Я понимаю, конечно, что вам неловко забирать понравившееся любимое животное королевской семьи, но, прошу вас, примите его в память обо мне... и пусть китаец его прямо так и уносит на руках, не выпуская, – быстро сказал король, подымая табуретку для удара. Видя, что китаец ослабел в неравной борьбе. – Чтоб мне не было так жалко отдавать милого питомца, и я его больше не видел и не испытывал желания вернуть его... Знайте – от сердца отрываю, поистине дорогой подарок... Те подарки, от которых не жалко избавиться, вряд ли можно назвать подарком...

Мари подозрительно потянулась за ружьем.

Индеец остановил ее руку, перехватив и что-то шепнув ей почему-то про укроп, петрушку и грибочки...

Мари успокоилась настолько, что даже забыла про настоящее и облизнулась. И даже издалека попыталась погладить кису, улыбаясь.

Киса явно почувствовала всеобщую любовь к животным в нашей семье. Она попыталась вырваться, извиваться, кусаться, устроив просто-таки невероятную гадость, визжание и царапания.

– Она очень милая... – поспешно сказал король. – И очень любит, чтоб ее гладили! Она сразу успокаивается!

Если б я не видела своим зрением тонкую удавку, которой китаец «гладил» кота, то я б поверила.

Китаец знаком показал мне глазами – все нормально, будет очень вкусно. Но я не могла себе позволить бесчеловечного и недемократичного расистского обращения с животными.

– Выпусти кису... – сказала я строго. – Пусть идет с нами сам, я уверена, он привязчив, и будет сопровождать нас как щенок...

Король ничего не успел запротестовать. Выпущенная киса мгновенно взлетела на потолок, и, став невидимой за балкой наверху, угрожающе шипела, мяукала, и, вообще, проявляла все признаки буйной радости идти с нами в самом недоступном для нас месте в углу чердака за балками.

Король явно обрадовался, что к нему вернулась кошка. Он снова схватил стул от переизбытка чувств. Прижав его к груди и поджав ноги.

– Ах, как жаль, что вы выпустили его, он такой своенравный! Я прямо не знаю, как его вам отдать... Может, Мари снимет его с потолка, – он показал на ее мушкет, – и заберет с собой? – предложил он, понимая, что это невозможно.

Я же, уловив что-то подозрительное в шипении кота, переглянулась с Мари и китайцем. И, практически мгновенно оказалась в углу, бесшумно подтянувшись на балку, как я одна умела. Мари как раз прикрыла меня выстрелом в притолоку, но я уже убила выстрелом в упор убийцу со своего места.

– Ну, давайте сюда кису! – радостно сказал король, потирая руки и подставляя их.

Он расставил руки.

Я ухмыльнулась.

Я скинула ему убийцу прямо на руки одним рывком, перевалив труп через балку, раз он так хотел.

Король побледнел до синевы. Разглядывая подарок.

А потом, поймав кота, швырнула ему его на руки сверху.

Я уже давно не слышала таких ругательств, какие выразил самодержец по поводу обоих, пока кот больно драл его.

– Интересно, почему он не застрелил никого из вас? – спросила мама короля.

Король побледнел.

– Он слушал разговор с папá и, наверное, охотился на меня... – великодушно сказала я. Чтоб король прекратил волноваться. – Да и, скорей всего, просто ждал, пока вы умрете от яда...

Он опять стал беленьким.

– Кто-то попробовал бы все равно, – дипломатично сказала я, ни о ком конкретно, – начал бы корчиться, все кинулись бы к нему, он бы незаметно спустился и расстрелял бы оставшихся в затылок... Просто ждал нужного момента...

Король опять побледнел.

– Я пошутила... – хмыкнула я. – Он просто любил своего соверена...

Вот тут уже хихикнули все.

– Она издевается, – сказал король папá.

– Вам придется к этому привыкнуть, – пожал плечами тот. – Я ее папа и мне и то достается... А вы всего лишь король для нее...

– А как насчет меня? – подозрительно спросил Логан.

– Тебя б тоже дострелили, – пожала плечами я.

– Он не то имел в виду, – фыркнула от смеха Мари. – Он дал понять папе, что он не один тут такой главный...

Я отвернулась.

– А ты это как тут все осмотрел?! – накинулась я на Джо.

– Тут был Цень! – меланхолично пожал плечами тот.

– Тут была охрана короля! – меланхолично пожал плечами Цень. – И вообще, он мне не мешал! – нагло сказал он.

Я потрясенно хмыкнула, хмуро смотря на обоих.

– И вообще, я, честно сказать, думал, что это охрана короля, даже когда засек... – пожал плечами тот. – И очень потешался такой «страховкой», когда тот решил поговорить «наедине»...

– Король тоже потешался? – подняла глаза я.

– Король не понимает, что происходит! – все еще смотря на мертвого, воскликнул король.

Я внимательно осматривала татуировки, не обращая внимания на вопли.

– И я не понимаю, как он мог попасть в эту комнату!! – яростно вскинулся король.

– Наверное, так же, как в замок... – хихикнула я. – Проходил мимо, зашел, чего добру пропадать...

– В мой замок!?! В мою комнату!?! Как!?!

– Нууу... мы ж не спрашиваем, как в нашей спальне оказалось свыше тысячи мужчин... – обижено протянула я.

Мажордом мрачно взглянул на меня.

– Когда вас тут не было, никого тут не было... – буркнул он.

– Мы можем уйти... – доверчиво сказала, наклонившись к королю, я.

– Мне просто неохота, чтоб нас потом обвиняли, что это мы вас убили... – доверчиво сказала королю Мари, – и удираем... Попробуй объясни, что это сделали, когда мы уже уехали, особенно когда нас официально не выпускали и не разрешали уезжать... Ручаюсь – они наверняка решат убить нас королевскими руками, повесив на нас ваш труп, раз не удалось обычным образом...

– Девочки! – гаркнула изо всех сил мама.

Король подскочил.

– Что!? – испуганно вскрикнул он.

– Мама хочет вам что-то сказать личное... – шепотом пояснила ему я.

– Она вообще понимает, что такое король? – тихо спросил маму король.

– Не-а... – вздохнула та. – Она лично знает слишком много особ королевского пола, всяких там шейхов, королей, вождей племен, императоров, правителей, ханов, царей, мелких королевичей, слишком много она собственноручно ликвидировала...

Король поперхнулся.

– Для нее вы лишь один в долгой череде костюмированных балов... (король опять дернулся почему-то). К тому же она сама член императорской китайской семьи, хотя мальчишка и помер... Да и ваши дети ее не научили уважению... Это ее знакомые, попробуй привей ей уважение к тому, кто этого не зас... – она прикусила язык.

– Благодарю! – сказал король.

Я ему сделала галантный поклон. Мы оба дурачились. Я отступила, но, к сожалению, выставила вперед чуть руки.

Король вдруг, мгновенно дернувшись, хищно ухватился за мои руки, что мальчишка, что неожиданно поймал перепелку. Он вел себя совсем как мальчишка, словно его сын Джекки, который однажды точно таким мгновенным движением вцепился в мои руки, когда я все-таки решила согласиться на танец с ним. И был ужасно доволен.

Я засмеялась и скосила глаза. На него. Строго. Это как же вы себя ведете! – говорил весь мой вид строгой английской леди.

Мама неодобрительно смотрела, почему-то, на это.

Отец громко постучал ложкой по пустой тарелке.

– Ты голоден? – недоуменно обернувшись, спросила я отца.

Увидев пустую тарелку, мажордом автоматически кинулся ее наполнять. К столу. К сожалению, блюдо, которое он все еще держал в руках, так и осталось любимым для короля...

– Нет-нет!!! Спасибо!!!! – резко отшатнулся папа. – Я уже не хочу!

Тот только сейчас заметил, что у него в руках все еще злополучная тарелка.

Я захихикала. Вынимая ладони из рук короля; точнее выкручивая. К сожалению, он сжал мою руку, и мой же перстень защемил мне палец.

Зашипев, я тут же вырвала руку, прижав к губам.

– Проклятый перстень! – зашипела я, механически разглядывая перстень и ругаясь.

И начала медленно обмирать, еще не вспоминая, откуда он, а просто умирая параллельно.

– Так, мы идем к королеве! – бешено завопила мама, кидаясь ко мне и яростно прокричав мне это в лицо, словно собиралась убить. И рванув меня на себя, приближая искаженное лицо и заслоняя от меня все. – Нас же пригласили, я совсем забыла!

Я испуганно дернулась.

А король снова схватил мою руку, встревожено глядя мне в глаза и сильно сжав ее.

А потом неохотно отпустил, когда я яростно вырвала и безумно, с ненавистью вырвала ее у него, снова ставившись на руку, словно меня что-то притягивало, и я сама хотела глядеть и снова страдать.

Но на руке ничего не было – голые пальцы. Мама тоже удивленно поглядела на нее.

Я отупело смотрела на руку, – мама кричала, – не в силах вспомнить, что же я хотела увидеть. И что вообще происходит и что было. Браслета и дорогих швейцарских часов тоже не было.

Глава 79 Мы идем к королеве

Мама хихикнула.

А мои почему-то уставились на короля.

– Мы идем к королеве! – тянула меня мама к двери за шкирку.

Я покорно пошла, а потом накинулась на китайца. Который почему-то бил меня по почкам, пытаясь привести в себя.

Но меня сзади сильно дернули за косу. Мари не просто схватила ее, когда я кинулась на обидчика – она еще и дернула.

– Вы что, сумасшедшие! – завопила я от боли, ибо Логан танцевал вприсядку передо мной барыню, а папá громко ухал филином, пытаясь привлечь мое внимание и вертя руками у ушей.

– Нас пригласили к королеве! – сказала мама, кудахтая, как настоящая курица, в перерывах. А мажордом, до которого плохо доходило, делал мне мерзкие гримасы, тогда как король прыгал передо мной на задних лапках зайчиком, пытаясь отвлечь меня.

– Так, я не поняла, что происходит! – вставив руки в боки, громко рявкнула я.

– Мы идем к королеве! – громко сказал папá.

– Это что, я должна идти к ней в такой компании? – подозрительно спросила я, пятясь от сумасшедших. Король еще держал прижатые к груди лапки, – вот так, – и высовывал мне язык... – Вы что, думаете, что я действительно с вами к ней пойду?

Я затравлено смотрела на мажордома, который делал «тюр-лиу-лю-лю-лю» рукой по губам, быстро водя пальцем вверх и вниз, и делал это очень сосредоточено.

– Не обращай на него внимания, это галлюцинация! – сказал папа, махнув на него рукой.

Я отступила на шаг.

– Я сумасшедшая, да!?! – оборвавшимся голосом, сдавлено спросила я, уставившись в мажордома.

– Ничего страшного, там никого нет, ты не видишь мажордома, и он не делает «бу-бу-бу», китаец даст тебе лекарство, и это пройдет... – довольно сказал папá, делая тайком из-за спины резкие угрожающие жесты кулаком в сторону мажордома, мол: У! У! Прекрати!

– Мы идем к королеве! – тихо и медленно провещала мама по слогам на мотивчик «черная рука вползает в твой дом!».

Я отшатнулась.

– Она тоже? – тихо спросила я папу.

– Нет, она так открывает дверь! – сказал папа. – Видишь стенку?

Я кивнула.

– Шагай туда и она сейчас откроется... – сказал папа.

Я недоуменно посмотрела на него. А потом, подумав, что папа есть папа, и он лучше знает, закрыв глаза, чтоб было не так страшно, неожиданно бросилась туда с разбегу. В стену.

Бамс! Было очень больно и очень плохо, особенно голове.

– Он тоже галлюцинация! – поняла я, сползая по стене. Которую так и не смогла пробить головой, как доску китаец.

– Ты что, не могла открыть за ручку? – подозрительно спросил папа, раздраженно встав надо мной руки в боки и дергая на себя какой-то рычаг в виде ручки, что привело всю сложную систему рычагов в движение, и дверь сама раскрылась.

Мари подозрительно встала надо мной, нахально рассматривая меня как идиотку.

– Ну и как? – с интересом нагло спросила она, глядя, как я сажусь, держа за голову.

Я простонала какое-то ругательство.

– В первый раз вижу, как ты ломала стенку головой! – довольно сказала Мари, глядя, как я со стоном держусь за голову. – Правда ты так и не сумела открыть, но ты ведь еще раз это попробуешь, правда? – спросила она.

Я попыталась ее ударить кулаком, задыхаясь от боли в раскалывавшейся голове, прямо сидя.

Но Мари ловко отскочила.

– Ты тоже галлюцинация! – сообразила я, когда не смогла попасть ей по ноге.

Галлюцинация нахально ухмылялась.

– Какая же ты не хорошая галлюцинация! – укоризненно сказала я.

– Лу! – разозлилась Мари. – Кончай придуриваться, и пошли!

– Иду и довершаю! – попыталась приподняться я, но смогла только рухнуть.

– Что, больно? – бессовестно спросила Мари, с интересом наблюдая за этим.

– Ты знаешь, что делают с такими привидениями, как ты? – пригрозила я.

– Лу, не притворяйся и пошли! – встревожено сказала мама.

– И не трогай Мари!

– А вы вообще помолчали бы, – сказала я, – я вас не боюсь! Привидения ничего не могут тебе сделать, разве что направить головой в стену, чтоб ты бахнулась сама!

– Дай я посмотрю, у тебя кровь! – вдруг встревожено сказала Мари, не на шутку взволновавшись и наклонившись ко мне.

Но была резко поймана и побита, когда я повалила ее рядом, хохоча во все горло, но и морщась от боли. Вставать мне не хотелось, а поймать Мари было трудно.

– Значит, ты не веришь, что я привидение? – спросила Мари.

– Я давно уже это поняла! – хихикнула я. – Вы просто сумасшедшие...

– Так, чем вы занимаетесь?! – сквозь зубы спросила мама.

– А ты подойди и выясни, – предложила я.

– Нет, спасибо, – сказала мама, мрачно наблюдая, как я выкручиваю Мари руку, а она еще и сопротивлялась, нагло пользуясь тем, что я так слаба. – Я еще не такая дура.

– Ее можно остановить? – испуганно спросил король. – Мне жалко Мари...

– Мне тоже! – трудолюбиво завязывая ей рукава завернутых рук, ответила я. – Будет знать, как дразниться, – я подозрительно посмотрела на них.

Напрасно я это сделала – Мари, воспользовавшись перерывом, вдруг резко дернулась, освободилась, и мы обе опять покатились, хохоча во все горло.

Мы занимались возней до умопомрачения, не слишком обращая внимания на скучных взрослых, у которых нет сестры, и которые не знают, как это хорошо; причем я пыталась растрепать ей прическу, веселясь до помутнения в глазах и пытаясь удушить и победить друг друга, устроив маленький вихрь в этой комнате, валящий всех и сбивающий с ног, пока кто-то не вошел в дверь.

– О! Чем это они занимаются!?

Я как раз перекидывала Мари, пытаясь выкинуть ее ногой, отчего сбила кого-то в сторону и не обратила внимания. От смеха и визга я все забывала, и, учитывая чудовищную ловкость обеих, мы катались по ковру с Мари как бешенные. Удержать друг друга на месте было невозможно.

– Это две бешеные пантеры, – сквозь зубы сказал Логан, – они настолько гибкие, подвижные, изворотливые и скользкие, аж страшно...

– Не удивительно, учитывая их общего шипящего предка... – хмуро процедил капитан.

На полу бешено вертелся клубок, из которого то и дело вылетали и перекувыркались фигуры, мягко демфируя, когда приземлялись по земле... То я выбрасывала ее броском прямо на полу через себя, разворачивая в воздухе, то она, то сама выпрыгивала, то Мари изворачивалась и буквально крутилась в воздухе... Обоюдный уговор был не причинять друг другу сильного вреда и страховать друг друга, а взять друг друга на прием технично и мягко, тогда можно было веселиться до чертиков. Я совсем забыла, что я не дома – в детстве мы с Мари на татами могли драться часами с утра и до вечера... Это вырабатывало чудовищную выносливость, силу, гибкость и умение падать, перекатываться, уклоняться, воевать, а мои военные воспитатели только поощряли эти игры...

– Что они делают!?! – в шоке воскликнула бабушка дяди Джорджа.

– Пачкают платья о натертый мастикой пол! – мрачно буркнула мама, наблюдая, как мы выкатились на натертый мастикой пол.

– Остановите их!!! – завопила бабушка.

– Если ты такая умная, то сделай это сама, а я не хочу, чтобы мне поломали ноги, сбили на пол или втянули в игру... – сквозь зубы проговорила мама. – Они играют, и могут сбить с ног, даже не заметив...

– Прекратить!!!!!! – завизжала бабушка дяди Джорджа.

Мари ее услышала и проиграла. Я все-таки абсолютно мягко завязала ее, села сверху и тогда оглядела зал.

Король стоял на подоконнике, вернее в нише для цветов, будто мы были не люди, а какие-то котята пантеры; с таким испуганным видом, будто мы ему собирались переломать ноги и еще и покусать.

– Никогда не видел возню двух щенков оборотней... – довольно сказал Логан королю, стоя в соседней нише.

Мы с Мари внезапно заинтересовались им, уставившись на него.

– Нет, я пошутил и оговорился... – начал быстро объяснять Логан, – очень красивые девочки...

Я поправила косу.

– Мы что-то с ними сделаем? – спросила я все лежащую Мари.

– Мне они тоже не нравятся, – сказала Мари, поглядев на короля и Логана. Она поправила челку.

– И вы думаете идти к королеве в этой одежде?! – подозрительно спросила мама. – Мокрые от пота, грязные от мастики, запыленные, растрепанные, в порванных лучших платьях королевы?

– У нее еще есть! – легкомысленно хмыкнула я, разглядывая этих двоих, что им явно не нравилось. Оба ежились.

– Там! – пальчиком показала Мари, где платья. Чтоб им было понятно, где еще есть много платьев.

– Мыться! – рявкнула мама.

– Там стреляют! – недовольно буркнула Мари, подхватывая ружье.

– Здесь есть внутренние теплые ванны, куда подается теплая вода всегда... – быстро сказал король, показав рукой вбок. – Сделал лучший гений-механик, она все время нагревается, когда на кухне топят и варят...

Он дернул какой-то рычаг, и боковая стена отошла, обнажив роскошную громадную ванную-бассейн, полную горячей воды, от которой шел пар... Зрелище, особенно с зеркалами, жидким мылом, благовониями, духами и всякими женскими примочками на полочках было просто роскошное...

Ура!!!!

Я добралась первая. С диким радостным визгом мы рухнули в воду прямо в одежде.

– О Господи! – король на мгновение даже схватился за уши.

А мы уже топили друг друга в теплой, чудесной воде, оглушительно визжа. А девятый вал Архимеда захлестнул ноги даже королю.

– Вы их хоть немножечко, ну совсем немножечко воспитывали? – сквозь зубы проскрипела бабушка.

– Только это и делали... – мрачно буркнула мама.

– А у меня впечатление, что они из Африки...

– Они действительно оттуда недавно приехали... – проговорила мама, не обращая внимания на нее. Она подошла и склонилась над ванной, где шла битва за территории и всякие мыла королевы...

– Встаааать!!!!! – стекло дрогнуло.

Мы невинно обратили внимание на нее, вынырнув и выставив мордочки.

– Так девочки! – сказала мама, ставя свечи. – Чтоб через минуту вы были отмытые, чистые, благоухающие, пока я принесу вам платья...

– И ножницы, и нитки... – нагло бросила вслед я. – Я не хочу выглядеть как твоя бедная подруга...

Дверь с шумом закрылась, и мы с Мари забыли все на свете... Горячая вода после двух дней пыток; благовония, масла... Визг и крики, от которых дрожали зеркала и стекло и прыгали все эти скляночки...

В общем, помыли и намылили друг друга, а потом утопили и смыли, потом эта самая ванна задрожала от наших криков и зашаталась...

Потом пришла мама и сама вымыла нас, осторожно сидя на бровке и угрожая пустить в ванную пираний из аквариума, если мы не утихомиримся...

Мы честно терпели, когда нас опять мыли, но мама сказала, что раньше это было вчера и холодная вода... А теперь нас представят королеве, и она хочет, чтоб у той остались самые светлые впечатления...

– Светлые и сильные... – булькнула я.

– Сиди уже чертенок! – бабушка пробралась в ванну и мрачно помогала это делать маме.

Она же помогла одеть нас. Конечно, они даже и слышать не хотели, чтоб я привела в порядок эти новые платья королевы, которые они притащили. Бабушка уже слышала слухи о том платье с открытой спиной, которое одевала я для боя, и, кажется, судя по ее черному виду, даже видела его там на веревке, где его выстирал и зашил китаец. К сожалению, оно было еще мокрое, а пятна крови не до конца отмылись...

Потом меня облили ромом, мы вытерлись, нас вытерли, посадили у горящего камина, пока китаец распустил и тщательно высушивал мои косы, растирая их жесткими полотенцами и подставляя теплу. Потом они заплели мне волосы и драгоценности в косу.

Я напевала, нежась перед огнем.

– Я маленькая фея... Я солнышко люблю...

И тут я заметила в руках у бабушки что-то странное. Громадное и белое!

– Ч-что это!? – подавилась я.

– Бант! – строго сказала она, повязывая его мне на голову. – Чтоб все видели, что ты юная девочка!

– Я что, идиотка!?! – зло подскочила я, уставившись на сооружение объемом с мою голову.

– Нет, это чтоб они видели, что ты идиотка... – пояснила, мерзко хихикнув, ткнувшись от смеха в колени, Мари. – Ты маленькая фея...

Я уперлась.

– Никуда я с этим, – я с дрожью показала наверх, – не пойду! – нагло и отчаянно заявила я.

Мари рыдала в сторонке, периодически бросая на меня жалостливый взгляд. После чего рыдания резко усиливались. И опять.

– Если она не прекратит плакать, я ее ударю! – пригрозила я.

– Я же сострадааяяяа... – Мари разрыдалась.

– Я не понимаю, чем вам не нравится такой милый и юный славный наряд маленькой девочки!?

Рыдания Мари перешли в истерику.

– Ты в нем словно трехлетняя...

Мари просто захлебнулась от горя и, очевидно, от зависти.

– О мам, наряд такой хорошенький! – воскликнула вдруг я, кинувшись ей на шею. – Я понимаю, что ты обо мне думаешь в первую очередь! И я, понимая, что другого больше такого не найти в Англии, отдаю это Мари, чтоб она не плакала, а радовалась жизни!

– Что?!? – Мари мигом просохла и прекратила плакать.

– Я тебе его сама завяжу! – пообещала я.

– Перестань угрожать сестре!! – строго сказала бабушка.

Я вздрогнула.

– Что ж это за бантик такой? – ехидно спросила я. – Что вы воспринимаете угрозу надеть его хуже убийства, которым я только что ей угрожала?

– Но там же будет две тысячи человек... – проговорилась Мари.

– И... понятно... – сквозь зубы сказала я. – Выйти с таким бантиком под взгляды двух тысяч человек... Это веселое развлечение... Для этого действительно нужно быть отпетой идиоткой – я представляю их остановившийся и уставившийся оцепеневший взгляд тысяч знакомых, вдруг увидевших ЭТО милое чудо! Интересно, мне после этого больше никогда с ними не встречаться или отрезать себе уши, чтоб не слышать, как меня будут называть? – вызывающе спросила я маму.

– Но он тебе очень идет! – чудовищно суровым строгим голосом на мотивчик «черная рука уже вползает в твою дверь», резко воскликнула мама. – Он красив! Очень даже прилично!

– Ну, хорошо, – я вдруг пошла на попятный, – если Мари оденет точно такой же бант, то я может быть и одену...

– Что!?! – подпрыгнула Мари с дивана. – Вы с ума сошли! Я еще не совсем сошла с ума, чтобы надеть на голову муравейник!

– Почему она так сопротивляется?! – удивленно спросила бабушка маму.

– Наверно потому, что попасть в такое белое пятно, если на нас охотятся до сих пор сотни убийц, можно даже с пяти сотен метров... – захихикала я, болтая ногами сидя на скамеечке. – Если так нас будет трудно вычленить издалека среди других голов и в полумраке, особенно из-за нашего низкого роста и чудовищной подвижности, то в такое громадное и высокое белое пятно можно мгновенно стрелять абсолютно из любой точки замка и абсолютно любого положения – не попасть под него в голову любой охотник просто не сможет физически... К тому же, нося такую клумбу на голове, тебе против воли придется держать ее прямо... – захихикала, такая гадина, я. – Восемьсот убийц это так мало...

Я даже не договорила – мама просто сорвала этот бант у меня с головы вместе с волосами...

– Проклятье Лу, я просто не подумала! – грубо выругалась она. – Прости дуру, даже я бы попала в тебя навскидку...

– А она тебе не говорила, чтоб мы все надели такие банты вместе с папой? – мрачно глядя на бабушку, хмуро спросила Мари. – Мне кажется...

– Нет! – резко ответила сама бабушка.

– Но мне кажется...

– Нет!

– Но...

– Нет! – твердо сказала бабушка.

Я лениво и испытующе посмотрела на нее.

– Ну, меня попросили одеть тебя как трехлетнюю девочку... – смутилась она. – Ну... соответственно возрасту то есть...

– Что!? – вскочила я.

– Успокойся! – с силой нажав на плечи, мама посадила меня обратно. И обратилась к бабушке: – В какие преимущественно цвета платьев одеты дамы? Какой цвет самый распространенный? – ласково спросила она бабушку. – Какие самые распространенные фасоны, ты же оттуда пришла?

– Павлиньи перья! – буркнул вошедший Логан.

И, впервые увидев бантик, с любопытством спросил:

– Это кто такую классную метку-мишень хочет нацепить!? – сказал он, беря в руки эту гадость и разглядывая. – Опять Лу захотелось покончить самоубийством? Хи-хи, я представляю, что было бы, если бы ее кто-нибудь одел...

Бабушка дипломатично промолчала.

– Не надо даже целиться – просто появляешься и сразу стреляешь, как в фазана – любой из моих болванов мог бы это сделать... – он попытался нахлобучить мне «это» на голову, но я отбилась.

– Причем здесь убийцы?! – вспылила бабушка.

Все недоуменно посмотрели на нее.

– Причем здесь убийцы в королевском замке!?! – она сжала зубы и вставила руки в боки. – Вы оскорбляете короля!

Все смотрели на нее широко раскрыв глаза.

– И чего вы так на меня смотрите!?! Вы сумасшедшие?

– Может ей кто-то покажет те цветы, что сложены на улице? – вдруг хихикнула я. – А то она даже не слышала, как мы веселились, и все проспала! Устроит человеку экскурсию, покажет красоту замка, животных там, людей, чудесную пирамидку, сложенную солдатами для нас? – я снова заболтала ногами, поблескивая на нее глазами.

Все молчали.

Идти туда никому не хотелось.

– Ой, Логан... Ну кто в старушку будет стрелять? – продолжала легкомысленно болтать я, болтая ногами.

Старушка вздрогнула.

– Все равно, если кто там еще есть, так лучше пусть он стрелит вас тут...

Они опять вздрогнули.

– Тем более есть человек, который нам богом послан, который уверен в безопасности замка, ну что ему грозит? – я показала на нее.

– Немедленно прекрати! – заорала мама, поняв, что я задумала. – Никуда вы, бабушка, не пойдете!!!

– Нет! – зло сказала та. – Я пойду и выясню всю степень их злой инсинуации и испорченности... И оскорбления короля!

Похоже, она все пропустила мимо ушей, прошлый раз смывшись куда-то. Она ринулась проверить нам местность.

Логану и маме пришлось взять винтовки, как и китайцу с индейцем, ибо им вовсе не хотелось выяснять степень моей испорченности безоружными, а китайцу просто не хотелось.

– Выпускайте ее впереди! – весело крикнула им вслед я. – Никто не будет стрелять в бабушку – никто не стреляет в дуру...

По испепеляющим взглядам, брошенным на меня мамой, тщетно пытающейся остановить самоубийцу кролика, которым проверяют капкан, я поняла, что моим воспитанием еще займутся по возвращении и будут больно учить...

Не люблю, когда тебя учат долго и больно...

А вот старушка, похоже, научилась быстро – раздался ее ошалелый визг и вой, потом ее повалили на землю, выстрелили пару раз и притащили сюда...

Я выстрелила первая – Мари все-таки проглядела убийцу... Не знаю даже, они такие беспомощные, шагу без няньки ступить не могут... Хотя я вышла последняя, и невидимо, но убийцу убила все-таки я. И они это знали.

– И что бы с вами было, если б я не вышла? – лениво хихикнула я сквозь зубы, снова повалившись в кресло, когда дверь закрылась. – Вы такие беспомощные, прямо соску дать хочется... – издевательски потянулась я.

Мари сквозь зубы выругалась, не обращая внимания на присутствие дуэньи.

– Кто ж знал, что он так замаскируется! – в сердцах сказала она, зло перезаряжая ружье.

Я хихикнула.

– Если б вы не были живцом, я б его и не подстрелила... Слишком опытный оказался... – честно разделила успех я поровну, не обойдя заслуги каждого. Надо и живцу воздать должное!

На бабульку никто не обращал внимания, будто она пустое место – мало ли кто в замке хватается за сердце и тяжело дышит...

– Я б не сказала, что мне хочется идти на встречу с королевой! – плюхаясь в кресло, яро сказала мама. – Здесь так тепло и уютно... А, главное, эти стены не открыть и не прострелить...

– Ну, так пусть она сама придет! – легкомысленно брякнула я, снова шатая ногами и очень занятая этим важным занятием.

Впрочем, Мари поймала кота, и ей теперь было интереснее. И я за ней внимательно наблюдала, готовясь отобрать у нее несправедливо ухваченную игрушку...

Сзади что-то затрепеталось.

– Кто... кто... кто... это? – через силу спросила мертвым голосом тень прежней бабульки. – Ч-чего они лежат?

– Устали? – сказала я.

– Спят? – предположила Мари.

– Может они так танцуют? – предположила я.

– Прекратите издеваться!!! – высоким голосом крикнула мама. И ласково обратилась к той: – Успокойтесь мама, это галлюцинации!

– И вы не видели никаких сотен трупов... – подбодрила я.

– Они не сложены штабелями...

– Они не скальпированы...

– Они не разорваны в клочья и у них не вырваны глаза... – ласково сказала той Мари.

– Пре-кра-тить!!!!!

– Ну, ма... – растеряно сказала я. – Мы же тебе помогали... Мы же заявили, что те вырванные глаза, что она видела, она не видела...

– Мы же рассказывали ей о том, что она не видела... – добавила Мари.

– Что здесь произошло? – мертвым голосом, отталкивая маму и ее уверения, что все это галлюцинации, сказала бабушка. – Дженни, отойди, я хочу знать правду...

– Вам стало плохо и что-то почудилось, – охотно и сочувственно объяснила ей я. – Вы уже этого не помните?

– Не делайте из меня дурочку! У меня пуля в правом плече и это вовсе не иллюзия! – рявкнула та.

Мама кинулась перевязывать.

– Рассказывайте! – хмуро рявкнула та.

– Чего рассказывать? – хмыкнула Мари. – Нас сутки напролет атаковали наемные убийцы и нам самим интересно, как мы выжили... – хихикнула она.

– Так это убийцы? – облегченно спросила та.

– Нет, гости... – хихикнула я.

– Перестань, Лу! – строго сказала мама, и я поняла, что пробелы в моем воспитании еще будут заполнены дома и мне будет не очень весело. – Разве вы, мама, не узнали Короля Убийц? Если там и гости, то совсем немножко...

Я хихикнула, увидев, каким все-таки стало лицо бабушки после такого утешения.

– Если они не гости, то как они сюда попали? – мило спросила я. – В королевском замке, где нам так мило гарантировали безопасность и даже рекомендовали оставить оружие на входе?

Но бабушка не слушала меня, а, пользуясь тем, что она якобы является посланницей королевы (что вызвало у нас с Мари справедливые инсинуации), вытянула у мамы весь подробный рассказ.

Мама начала подробно рассказывать, как нас в королевском замке выгнали из своей комнаты (украв пятнадцать миллионов! – как сразу же начала свои наглые инсинуации я); как направили в другую комнату (через зверинец, где был в клетке уже скормлен тиграм отец!); как кто-то хотел и нас скормить; как мы нашли комнату (я в ярких и вызывающих тонах объяснила все, что я думаю о королях); как она была приготовлена (мы с Мари были удивительно солидарны в словах); что там в действительности было приготовлено, про взрыв, про то, как кто-то выпустил животных из клеток на безоружных нас; про отличную охоту (мои комментарии отличались удивительной нежной образностью); про то, как после тигров нас стали непрерывно атаковать убийцы (я сказала все, что я думаю о гостеприимных хозяевах); про чудовищные атаки и как маму чуть не убили отрядом из двухсот человек, как мы отбились и завоевали почти тысячу интереснейших ружей (я добавила кое-что от себя), про то, как кто-то натравил королевских гончих уже на спавших, даже про львицу рассказала...

– Почему вы живы!?! – ошеломленно спросила бабушка.

– О! – ошеломленно сказала я, когда поняла.

– Мама ты поняла? – сквозь зубы спросила Мари, мрачно глядя на старушку и подымая ружье. – В нее еще не попали, но в старушку я попаду точно с десяти шагов...

– Она пошутила!!! – заорала мама, валя бабушку на пол. Две пули прошли у бабульки над головой, ибо я тоже выстрелила.

– Ничего себе пошутила! – черно выругавшись, сказала я, перезаряжая ружье.

– Я разберусь с ней сама! – рявкнула мама. – И со своими друзьями. А пока слушайтесь, что я вам приказываю! Я сначала должна поговорить с королевой, тем более короля тоже чуть не убили, как и Джекки! Отставить!!!

– Смотри, как бы она тебе ножик под печенку не воткнула! – буркнула я.

– Аристократы вообще предпочитают яд! – добавила Мари, не сводя с нее напряженных детских глаз, впрочем, расслабляясь.

– Дженни, я знаю конечно, что твоим грызунам сегодня досталось, и они такие дерганные... – со значением сказала бабушка маме, глядя на нас. – Но все-таки следовало их хоть немного выдрессировать, чтоб они не бросались на порядочных людей и не перегрызали им глотки...

Я удивленно заоглядывалась по сторонам, даже приподнялась с кресла. И даже потом заглянула под него. Я искала порядочного человека.

Мари помогала мне.

– Что вы делаете? – истерически воскликнула бабушка. Мама предусмотрительно промолчала.

– Ищем порядочно человека!!! – недоуменно воскликнули мы, шокировано глядя на бабушку. И через нее.

Мама подозрительно усмехнулась.

Бабушка подозрительно выругалась.

Но мой взгляд уставился в угол. Я ничего уже не слышала. Я почему-то уперлась зрением в громадный топор, с вот такой щербинкой, который стоял там изначала, и сердце мое почему-то стало уходить вниз. Я стояла и смотрела на него как заколдованная и не могла оторвать от него глаз. Я его уже видела вчера в руках...

– Так, мы идем к королеве!!! – с силой швырнула меня в сторону мама, сбивая меня с точки смотрения. Она яростно шмякнула меня на кровать. Мари тоже дернулась вперед.

Я вяло засопротивлялась, уперто оборачиваясь. Но когда я обернулась, никакого топора в углу уже не было.

Я растерянно испугано обернулась назад на Мари, которая почему-то уже смирно сидела на кровати, невинно поджав руки и безразлично расправляя платье и смотря на меня.

Галлюцинации – поняла я. Я отключаюсь!

– Мы идем к королеве! – угрюмо проверещала мама мне в лицо.

– Она тоже ненормальная! – добавила бабушка. – И я не знаю, что это будет, когда вы встретитесь!

Глава 80 Говорила мне мама, не бей ее, не бей

Мама, резко дернув меня, чтоб я не оборачивалась напрасно, потянула меня к двери.

– Обожди, мы же идем к королеве! – сказала я. – Дай я возьму две винтовки...

Мари тоже осторожно слезла с кровати, осторожно поправляя платье.

– Я уже готова! – заявила она, показывая два отличных небольших мушкета, каждым из которых можно было стрелять с одной руки. То есть двумя сразу. На прикладе была скоба, вроде подковы концами вниз, удивительно мягко ложившаяся на локоть и державшая ружье в процессе прицеливания одной рукой.

– Королева одна, а оружия – две! Ничего не понимаю! – сквозь зубы сказала бабушка.

– Что ж тут понимать! – буркнула я, пересчитывая мушкеты. – Семья значит!

Бабулька не стала ждать, а потащила нас к королеве.

– Она меня убьет! – сказала она. – Я обещала привести вас быстро!

– Два часа вполне укладывается в это понятие? – нагло заявила я. – К тому же что есть два часа перед вечностью?! Неужели ей не хочется прожить лишнюю минуту?

– Может и потерпеть пару минут перед таким событием... – нахально фыркнула Мари. Мы уже не уважали королеву.

– Я б не сказала, что мне они нравятся! – заявила бабушка маме, нахально разглядывая нас. Мы делали то же встречным движением, вызывающе таращась на нечто маленькое.

– Что это такое? – с интересом спросила я.

– Оно такое маленькое... – с сомнением сказала Мари, – что я не знаю даже...

– Но все же?

– Оно толстое... – с сомнением сказала Мари.

– Еще? – спросила я.

– Оно старое... – Мари внимательно разглядывала «оно». Оно ругалось.

– Оно сейчас вам как даст!!! – яростно закричала бабушка, пикируя.

Мы обе внимательно, очень внимательно посмотрели на нее.

Она без слов потащила нас к двери.

– Я притащу вас к королеве и передам ей все, что вы о ней говорили! – строго сказала она. – А там посмотрим, что из вас будет...

Мы не далеко ушли. Уже в коридоре мы наткнулись на возвращающихся наших, отца, Логана, китайцев.

– Где это вы были? – спросил Логан.

– Платье одевали! – ехидно ответил папá.

– Угу... – простодушно подтвердила я.

– Два часа?!? – удивленно спросил Логан, явно потрясенный. – Только не говорите мне, что одеть такую тряпку занимает у Лу два часа!

– Ты забыл, что мы женщины... – обиделись мы.

– Это что, у вас скорость одевания как у ленивца? – подозрительно спросил Логан.

– Нет, они делали это двадцать раз! – так же ехидно моим голоском ответил папá.

– Если ты все так хорошо знаешь, то может, ты сам бы и пошел бы к королеве!?!

– Только не ругаться, девочки! – строго сказала мама.

– Вместо нас... – мстительно сказала я отцу, раз он говорил моим голосом, совершенно проигнорировав маму.

– Пожалуй, это единственное, что мужчина не может делать... – смущенно сказал папа, – занять место женщины...

– То-то же... – сквозь зубы сказала мама.

– Пойдем, вас ждет королева... – сказал отец.

Мы прошли несколько метров и вошли в очередные роскошные королевские покои.

– Наконец-то!!! – нетерпеливо воскликнул развалившийся на роскошном кресле король, разворачиваясь к нам. Теперь это был полный достоинства настоящий король, перед которым все вытянулись в струнку. В привычной обстановке он был совсем другим. Роскошная изысканная комната, уверенный хозяин. Сама обстановка способствовала тому, что все на цыпочках ходили. Среди королевского величия и даже роскошных часов с боем, украшенных короной и бриллиантами.

Все невольно поклонились.

– На этот раз никаких шуток! – сквозь зубы сказала нам мама. Так, чтоб мы с Мари услышали.

Король торжественно поднялся, подзывая нас рукой и держа в них подарки.

– Ку-ку, – сказали часы за ним.

Все подпрыгнули и бросились в разные стороны как сумасшедшие, кто куда, будто их укололи в зад, забиваясь в углы комнаты и шкафчики, валясь под стеной и зажимая уши руками, забыв про короля...

– Вы что, чокнутые? – недоуменно и растеряно спросил король, оставшийся один.

– Ку-ку, – сказал лежащий Логан.

– Что!?

– Ага... – слегка тряся головой, вставая, согласился Логан, опомнившийся первый. Он попытался изобразить, что это шутка, но как только король отвернулся, свернул голову проклятой кукушке и сунул в часы в механизм плащ, чтоб зажевало, так что они стали. И только тогда облегченно вздохнул.

– Зачем ты испортил часы!? – недоуменно воскликнул тот.

– У меня аллергия... – пробормотал Логан. – Терпеть не могу кукушек... Вечно испытываю желание оборвать у проклятых птичек крылья...

Я сквозь зубы пробормотала что-то, оттрёпывая платье, безнадежно опять замазанное в мастике.

Мари была со мной согласна.

– Мы идем переодеваться! – нагло сказала я.

– Мы идем к королеве! – нагло сказала мама. – И пусть она видит вас такими замурзашками, какие вы есть!

– А то мне очень не хочется садиться в карцер только из-за того, что мы опоздали на четыре часа... – сказала бабушка.

– Она добрая и хорошая женщина! – сказала мама. – И идите поэтому быстрей!!!

– А то она очень не милая и хорошая самая нежная женщина, когда сердится... – с дрожью в голосе сказал подошедший король. – Объяснять ей, каким образом можно пройти триста метров за два часа, вы, девочки, будете сами...

– После того, как она нам объяснит, как нам выделили в ее доме такую интересную комнату и куда делись пятнадцать миллионов, – нагло сказала я, – я ей, пожалуй, не только объясню, но и покажу...

– Королева еще не знает куда... – мягко сказал король, – но обязательно узнает; ей и самой интересно это знать...

– Любознательная женщина! – сказала Мари.

– А где этот ваш королевский дядя? – мрачно спросила я. – Который так верещал насчет того, что мы должны идти в нашу комнату?

– Королева еще не знает где... Но обязательно узнает; мне и самому интересно это узнать... – сквозь зубы сказал король.

– Все такие любознательные... – буркнула я. – А как насчет того, безопасен этот коридор или нет?

– Этого еще никто не знает! – ответил папа. – И всем интересно это узнать...

– Ку-ку! – заверещала еще одна кукушка в коридоре. Мол, я тут! Все побледнели и поежились... Но устояли на ногах... Правда сбились так, чтоб ударная волна пришлась мимо них, подальше от двери...

Трудолюбивый китаец уже с умильным интересом идиота и с выпяченным языком с интересом любознательно выяснял, отчего движутся маленькие человечки, разламывая эти часы ломом.

– Похоже, у вас у всех пунктик! – с дрожью сказал король.

– Кукуски – мерзкие птицы! – согласился китаец. – Суют свои яйца в чузие гнезда!

Король молча потянул нас вперед. Несколько минут мы медленно шли молча, двигаясь настоящим боевым порядком. Пока не вышли из королевской в общую часть замка, где все еще были гости. И продолжался бал!

Я даже онемела и растерялась.

– Замок очень большой! – сказал папá. – В одном конце можно вести войну, а в другом танцевать так, чтоб никто не слышал...

– Да уж... – сквозь зубы сказала я, разглядывая танцующих.

Все были на месте, и даже веселы и живы. И даже слишком веселы, если оглядываться на заметные разрушения.

– Они танцуют! – сказала я.

– А что ты хочешь? – пожал плечами Логан. – Чтобы они плакали?

При виде меня все начинали ржать как зарезанные.

– Что такое? – спросила мама.

– Да кто-то пустил слух, что Лу танцевала, пока замок не разрушился, – буркнул папá. – Они просыпаются, видят разрушения, и ржут до умопомрачения...

Я обиделась.

– Как ты мог сказать такое ребенку! – шепотом накинулась на него мама.

– Я же не сказал, что они действительно еще говорят... – буркнул папá.

– Что может быть хуже!?! – шепотом, воздев руки, вопрошала мама.

– Да они рассказывают... что последними Лу видели с Воорготом вместе... а потом... а потом замок разрушился...

Мама в ужасе ахнула.

– Замок начало трясти, а потом он разрушился... – сквозь зубы подсказал подошедший Логан, злобно поправив их.

Мари начала ржать как безумная, не пробиваясь никакой моей руганью и угрозами, и наглыми требованиями объяснить, в чем же соль данной совершенно не смешной и непонятной шутки. Мари просто рыдала, периодически бросая взгляды на меня, и отмалчивалась. Как я не требовала немедленно же ответить мне.

Я нахмурилась. С этим было что-то не то, какая-то взрослая пакость, о которой я еще не знала. И надо было быть осторожной. Чтоб не попасть впросак и не показать себя глупой маленькой идиоткой.

– Да, действительно очень смешно... – я постаралась смеяться вместе со всеми. – Хи-хи-хи...

Почему-то, наоборот, никто не поверил, и все странно поглядели на меня. Я постаралась смеяться изо всех сил, хи-хи...

Но, вместо того, чтоб смеяться, лицо мое вдруг старчески наморщилось, как у маленького старичка, и я вдруг разразилась безутешными слезами...

– Ой, Лу, Господи, какая же я дура... – спохватилась Мари.

Но я безутешно и некрасиво ревела...

– Почему плачет этот маленький девочка? – к нам бросился немецкий аристократ.

– Он плачет по вас! – огрызнулась я, не шибко поняв из-за «маленький девочка», что в нем говорила забота.

Он воспринял это как комплимент и расцвел.

– Позвольте пригласить вас на танец, леди? – торжественно сказал он, церемонно кланяясь и целуя мне руку, победно глядя на всех.

– Я... я... – я замялась.

– Ничего... – он подхватил меня под руку.

– Я должна сообщить вам, что я здесь, судя по всему, пария... – попыталась вырваться я. – Судя по тому, как они отворачивались от меня... – сквозь зубы сказала я.

– Да, я слышаль, что вы с Воорготом быль вместе и все разрушиль... – равнодушно к этому сказал он.

Я удивленно подняла на него глаза.

– Я еще не потерял способности отличать ребенка... – ласково усмехнулся мне он.

– Я не ребенок! – нахохлилась и обиделась я, гордо подняв нос и пытаясь выглядеть во всем взрослой леди. Я даже на мгновение скосила глаза на Мари, чтоб выглядеть совсем по-взрослому как она и расправила плечи.

Но тот только подозрительно ухмыльнулся и лихо завил усы.

– Я богат! – сказал он, внимательно вглядываясь в меня и ожидая моей реакции.

– Я рада... – я сделала книксен. – Я тоже... Мама когда-то обещала дать за мной приданое в пятнадцать миллионов...

Он прикусил язык.

– Я надеюсь, это останется между нами... – спохватилась я.

– Я что, враг себе... – пробормотал он.

Выяснить это он особо не успел. Его с ног чуть не сшиб налетевший Джекки.

– Ой, Лу, там мама злится, подходить страшно! Она же потребовала вас представить себе! Сколько я должен ждать, чтобы представить свою невесту!? – нахально заявил он.

– Я тебе мешаю!? – удивилась я. – Или ты хочешь представить невесту после меня, вашей родственницы, чтоб она выглядела просто находкой на моем черном фоне после нас с Мари?

– Это еще надо поглядеть, какая ты мне родственница! – мрачно пригрозил сквозь зубы взбесившийся непонятно от чего Джекки. – Подумать только, твой «отец» не знает, кто твоя мама! – сквозь зубы сказал он.

– Дальняя... – согласилась я. – И незаконная... Но мне это как-то вообще до...

Я не сказала до чего. Ибо я, конечно, девочка воспитанная. Он и сам поймет.

– Пошли, иначе моя мама убьет не тебя, а меня! – испугался наконец Джекки. – Твои уже там, приближается их очередь!

– Надо же... А я думаю, почему мне так хочется танцевать! – хихикнула я. – Пойди, Джекки, скажи ей это!

– Ты меня что, за самоубийцу считаешь?!? – истерически воскликнул Джекки.

– Нет, мне просто танцевать хочется... – невинно ответила я. А потом нахмурилась. – Непонятно как-то твоя мама себя ведет... Ты не думаешь, что она могла отдать приказ о нашей ликвидации после вчерашнего?

Мне было непонятно почему тревожно.

– Лу!!! – чуть не накинулся на меня Джекки. – Как ты можешь такое говорить!!! Да моя мама лучшая на свете!!!

– Твой папа самый лучший, раз... – загнула я пальцы. – Твой замок самый лучший и безопасный, два... Естественно, твоя мама самая лучшая, три...

Джекки накинулся на меня с кулаками.

– А самый вежливый принц... – я загнула пальцы в характерную фигуру. – Ты! – с этим жестом я, естественно, сунула ему ее под нос. Чисто механически, куда ее еще совать. – Только один из вас мог накинуться с кулаками на приглашенную девочку прямо посреди зала у всех на глазах...

– Если б я сделал это наедине, то меня просто б избили... – хладнокровно резонно ответил Джекки. – А так ты просто не посмеешь сделать это с ясновельможным принцем на глазах у всех!

– Не веришь? – изумилась я.

– Ты дерешься бесчестно! – заявил Джекки. – Ногами, а это нечестно!

– Могу нокаутировать тебя всего одним ударом кулака... – предложила человеку выход я, показывая тяжелую руку.