Как вырастить Личность. Воспитание без крика и истерик

Глава 1 И чего им еще надо, или Ох уж эти детки…

Когда мы только планировали ребенка, я была уверена, что буду хорошей матерью. Я думала, что у меня с моим сыном или дочерью будет полное взаимопонимание – хотя бы потому, что я буду его любить. Ведь ребенок-то будет желанный…

Сразу забеременеть как-то не получалось, два года прошло – и ничего. Никаких детей. Конечно, тревожились оба: и я, и муж. Но что тут сделаешь? У многих не получается сразу. Вроде бы начали налаживать жизнь, у меня на работе появились перспективы, беременность как-то отошла на задний план. Решили: когда получится, тогда и ладно. А получилось, как это часто бывает, как-то не вовремя. Только-только меня выдвинули на начотдела, как это случилось. А у нас кредиты, только что переселились в новую квартиру, а это, сами понимаете, ремонт, нервы. Да и неудобства большие. Денег хватало как раз, чтобы все кредиты выплатить да нам с мужем прокормиться. А еще «Фольксваген» наш, с этими ценами на бензин-ремонты знаете, сколько уходило? А тут – ребеночек. Сынишка. Нет, конечно, мы были рады. И муж тоже – сын ведь. Только вот как-то немного не вовремя. Нежданно.

Родила. Трудно было, как-никак – первенец. Никогда бы не подумала, что рожать – это такое испытание. Но родила. Сама.

Отлежала положенную неделю в больнице. Первую с ребенком неделю. Правда, не последнюю, как хотелось бы. Думалось: поскорее бы домой. Стены эти больничные надоели ужасно. Диета роддомовская. Постель казенная. Домой хотелось. Выписали. Оказалось, эта неделя в роддоме – самой легкой была. Там что: принесли ребенка – покормила – унесли. А теперь он на руках постоянно. И понеслось: памперсы – пеленки – стирки – бессонные ночи – бутылочки – смеси. И плач – постоянный, как мне тогда казалось. Утром. Днем. Вечером. И самое страшное – ночью. Ждала чего-то другого: умиления, улыбочек, загадочного материнского счастья… Нет, это тоже было. Но больше – усталость, желание спать и спать, раздражение, растерянность, чувство полного бессилия и своей несостоятельности. Постоянно давило чувство, что я – никудышная мать. Что у других как-то все идет как надо и только я не приспособлена быть матерью. Больше всего портила настроение невозможность понять своего ребенка. О чем-то догадывалась, но большую часть действовала наугад, методом подбора. Плачет? Давай по порядку: поменяй памперс, возьми на руки, дай грудь… Что-то да поможет.

Но время шло. Я привыкала. Что-то понимала сама, что-то подсказывали мама, подруги, знакомые. Где-то помогал муж. Думалось: вот подрастет, научится говорить – тогда уж точно будет легче. Потому что не нужно будет догадываться – сам скажет.

Подрос. Научился говорить. Действительно, стало легче. Проще, что ли. Начали понимать друг друга. Казалось, чем дальше, тем все будет лучше. И вот ему уже тринадцать. И, как оказалось, все не совсем так. Или даже совсем не так.

А теперь уж не знаю, кто ему ближе – я или друзья. Раньше мы с ним болтали часами, все мне рассказывал: и что на улице видел, и что в садике было, и с кем подрался, и что болит. А теперь… иногда мне кажется, что это совсем не мой сын. Чей-то чужой. Как дела? Все нормально. Как в школе? Как обычно. О чем задумался? Да так, ничего.

Даже не знаю, как быть. Понимаете, вроде мы не чужие в доме. Все вроде бы нормально. Разговариваем. Вместе за одним столом сидим. Только это уже не то. Не чувствую я сына, как когда-то. Конечно, люблю я его, как и раньше. А вот кто для него я – непонятно. Может, это я виновата? Не так воспитала? Чего-то недодала? Где-то недоглядела?

Иногда мне кажется, что нам уже не о чем говорить. У него какие-то свои интересы, он занимается какими-то непонятными вещами – я в этом даже не разбираюсь. Нет, мое поколение действительно было другим. Когда-то это мне говорила моя мама, но я совсем не воспринимала ее слова. Как она могла помнить, какой она была двадцать лет назад? Все ведь так говорят. Но эти дети – действительно другие. Не только потому, что часами просиживают у компьютера или слушают какой-то немыслимый рэп. Другие… Потому что думают по-другому, что ли? Или потому, что более наглые, ничего не боятся, у них нет никаких авторитетов… И ни о чем не мечтают. Разве что о классной машине да крутом компьютере… Нет, правда, разве мы такими были? Его прихода из школы иной раз жду с ужасом: о чем мы будем говорить? Будем ли вообще о чем-то говорить, или он опять отмахнется своим: «Да все нормально, мам, нет проблем». Единственная проблема, которой он со мной делится, это когда ему нужны деньги. Да разве в мое время это был насущный вопрос? О деньгах и говорить как-то неудобно было. Да и вообще: разве ребенок должен задумываться о деньгах? Разве деньги могут быть главным его интересом?

Очень упрямый стал. Если уж поссоримся, ни за что не подойдет первый. Раньше, когда маленький был, прощения первый просил. Теперь – никогда. Такой недоступный становится, прямо страшно. И в кого только такой? И слова ему не скажи – прямо так и насупится, а то и из дома уйдет и до позднего вечера будет во дворе шататься, пока его не упросишь домой вернуться. Вот уж действительно – детки пошли… Гордые такие. Или ему, правда, на мать наплевать?

К школьному психологу ходила. Молодая такая девочка, сама еще ребенок. Но очень начитанная. Долго со мной беседовала, даже какие-то тесты показывала. И сказала, что я уделяю ребенку мало времени. Нет, оно, конечно, может, и так. Мне же на работу надо, и по дому сколько всего за день сделать… Раньше уроки еще с сыном каждый вечер делала, а теперь я в этих уроках уже сама понимать перестала. Да и не хочет он, чтобы ему помогали. Совсем не хочет. Вот психологиня эта говорит: больше уделяйте внимания. Это я внимания ему мало уделяю? Да около него целый день только и танцую… «Сыночек, может, этого хочешь?»… «А чего такой грустный?»… «А что тебе на день рождения купить?»… «А как дела в школе?»… Да и как больше уделять-то, если он сам не хочет? Если теперь ему друзья интереснее, чем родная мать? С ними-то он больше времени проводит. А начинаешь у него что-то выспрашивать – так он старается отвязаться от меня быстрее. Вот и попробуй «уделять больше внимания».

Раньше все вместе делали. Конструктор не может собрать – бежит ко мне: «Мама, помоги». Пуговицы застегнуть не получается – опять к маме. Уроки слишком трудные – тоже вместе писали. Во всем помогала. Даже если времени не было, старалась помочь. Может быть, и перестаралась, раз теперь он совершенно не хочет моей помощи. Нет, конечно, с уроками я ему помочь уже не могу. Им теперь такое задают, что мне еще один институт заканчивать придется, чтобы эти логарифмы решать. Но ведь не уроками-то одними живет! А вот пробую ему в чем-то пособить, так он недоволен: «Мам, не мешай!», «Мам, я сам!», «Мам, ну чего ты лезешь»… Обидно как-то. Вижу ведь: ну не всегда у него получается как надо. Вот так и быстрее было бы, и лучше. Так нет ведь, и слушать не хочет…

Что бы я ни сказала – что-то не то получается. Потому что по глазам вижу, по поведению – ждет чего-то другого. Хотя вроде бы все перепробовала: и о школе спрашиваю, и советую, как поступить, и неприятностям его сочувствую… Но вот раньше как-то по-другому он реагировал. Взаимопонимание было, что ли… А теперь почему-то и разговаривать особенно не хочет. Так, скажет что-то дежурное – и мигом на улицу. И самое противное, что с друзьями своими всем делится, я слышала. Они когда в его комнате соберутся, много чего интересного услышать можно. И проблем у него много, и разных трудностей – так нет чтобы с мамой поделиться. С друзьями легче, что ли?

Правда, иногда вроде как хочет поговорить. Придет домой, подойдет ко мне и скажет:

– Физичка совсем обнаглела.

Ну, я, конечно, понимаю, что в школе у него неприятности. Спрашиваю, естественно, что случилось. И – верите ли – ничего говорить не хочет. Вот и пойми его!

Или вот недавно тоже говорит:

– Сегодня кросс бегали. У всех пацанов «адидасы», у Славика «Пума» новая.

Ну понятно, что у моего кроссовки не фирменные. Но нормальные же! В его же классе некоторые вообще в кедах бегают… Говорю ему:

– Конечно, у Славика родители какие: мама – в банке, папа магазин держит. Почему бы не покупать «Пуму» хоть каждый день.

Нет, правда, где тут наберешься денег, если за всеми гнаться будешь? За Славиками, за Виталиками, за Андрюшками? Обиделся. А мне что делать?

А вот теперь немного рекомендаций. Насчет того, «что делать». Вернее, как разговаривать с ребенком.

В первую очередь давайте выясним, а чего ждет ребенок, когда обращается к взрослому. Наверное, того же, чего ждет взрослый, когда жалуется на жизнь другому взрослому. Он ждет понимания. И сочувствия. Сочувствия. Слово это расшифровывается примерно так: «со» – вместе, «чувствие» – чувствовать. То есть чувствовать вместе, разделить твое чувство. Понять тебя.

Вот это и требуется: чувствовать вместе. Вот ребенок подходит к нам и рассказывает о том, что случилось в садике, в школе или на улице… Как правило, это не просто описание события, это – зашифрованная эмоция, которая требует, чтобы ее разделили. С самым близким человеком.

Большинство родителей это понимают. Или чувствуют интуитивно. Однако понимать, чего хочет ребенок, вовсе не означает умения дать ему это. В самом деле, а как мы покажем, что действительно понимаем его?

Вот это как раз несложно. Нужно просто озвучить его чувства. Несложно догадаться, что чувствует пятилетний ребенок, когда подходит к вам с фразой:

– Мама, я больше не буду дружить с Сережкой!

Конечно, это обида. Ребенок жалуется на то, что его обидели. А теперь предложите свои варианты ответа. Не спешите, подумайте хорошенько. Пока время есть. Когда ребенок к вам подойдет, времени на раздумья не будет. Придется отвечать сразу и точно, иначе получится, что вы просто от него отмахнулись. А это – шаг к непониманию.

Как, созрели ответы? У меня, например, есть несколько заготовок.

– Ну и правильно, он плохой мальчик!

– А что случилось?

– Сколько раз тебе говорить, не водись ты с этим Сережкой!

– А ты не жалуйся, а то сейчас ябедничать начнешь!

– Доченька, будь умнее, уступи ему. «Не дружить» ты всегда успеешь.

– Небось, опять тебя за косу тягал? А не надо было дразниться!

– Ну, «больше» можешь не дружить, дружи немножко «меньше».

Казалось бы, замечательные ответы. Уверен, что среди них есть и ваш ответ (или, по крайней мере, похожий). Спешу обрадовать: эти ответы психологически безграмотны. Вместо того, чтобы снять у ребенка напряжение, разделить его чувства, они лишь отталкивают его, отбивают желание общаться дальше. Давайте проанализируем ответы и их соответствие нашей задаче. Задачу-то мы еще помним? Показать на словах, что мы сочувствуем ребенку. Что мы понимаем его чувства. Итак, первый ответ.

Ну и правильно, он плохой мальчик. Сочувствие тут вроде бы и есть, однако не будем спешить с выводами. Не нужно путать оценку с сочувствием. «Правильно» или «неправильно» – это наша оценка. Мы не столько одобряем поступок ребенка (как раз одобрять-то тут нечего), сколько оцениваем его. С нашей колокольни. Не подходит такой ответ, в корзину его!

А что случилось? Вроде бы удачный вопрос. Мы угадали, что произошло нечто малоприятное для ребенка, раз уж он обращается к нам. И, естественно, желаем знать больше. По крайней мере, высказываем свой интерес к проблеме, не отшучиваемся и не отфутболиваем ее назад. Но где здесь разделение чувств? Где понимание эмоций ребенка? Это всего лишь проявление любопытства, пусть и из самых лучших побуждений. А любопытство к чужому несчастью (пусть и к несчастью своего ребенка) далеко не всегда приносит успокоение страдальцу. Нет, не вариант.

Сколько раз тебе говорить… Ох, частая реакция. И приказ, и угроза. И даже указание на то, что наш ребенок – бестолочь: в который раз наступает на одни и те же грабли. Вряд ли это похоже на сочувствие, так что – без комментариев. Однозначно – в мусорку!

А ты не жалуйся… Тут уж сразу обвинение в ябедничестве. Какое уж тут сочувствие… Туда же.

…Будь умнее, уступи… Совет не так уж плох, но ведь это совет, верно? «Советовать» и «сочувствовать» – это разные вещи. Не то…

Небось, опять тебя за косу тягал? Немалый родительский опыт позволяет делать такие смелые предположения. Только независимо от их истинности подобные догадки – это вовсе не сочувствие. Так что чревовещание лучше оставить при себе, нам оно пока не поможет.

Ну, «больше» можешь не дружить, дружи немножко «меньше». Ответ отлично прошел бы в КВН, только у нас задача другая: не рассмешить, а посочувствовать. Поэтому, несмотря на то, что сам ответ вызывает улыбку, в качестве эталона он не годится.

Так что же тогда? Надеюсь, кто-то из вас вовремя сориентировался и выстроил свой альтернативный ответ. Ответ, который действительно показывает, что мы поняли ребенка и разделяем его чувства. Но для этого мы должны угадать, что он сейчас чувствует. Впрочем, чтобы сделать это, не нужно быть Копперфильдом. Просто посмотрите на выражение лица ребенка – оно скажет нам даже больше, чем его слова.

Как правило, дети обращаются к нам со своими обидами. Наш случай – не исключение.

Поэтому и обозначить в ответе мы должны именно обиду. Примерно так:

– По-моему, он тебя обидел.

Или так:

– Да тебе плохо, доченька…

Вот и все. Пока ничего больше не надо. Предвижу вопрос: а где же сочувствие? Ахи и охи? Сюсюканье и ласковые слова? А мы уже посочувствовали, то есть разделили (пусть только на словах) чувства ребенка. Мало? Можно просто тихонько обнять за плечи или погладить по голове.

Слишком простой рецепт? Это он только на словах простой. Попробуйте в жизни применить его, когда в горячке на язык летят все те же штампованные фразы. Тогда и станет понятно, насколько мы привыкаем к автоматизмам, насколько трудно нам изменить себя хотя бы в малом.

Между прочим, эффект подобного сочувствия поразительный. Ребенок меняется на глазах – потому что мы, наконец, находим ту «кнопку», которую давно нужно было нажать…

Да! Интонация, естественно, тоже должна быть соответствующей: пусть ваш голос звучит мягко, тепло и душевно. Даже самым красивым словам, сказанным неверным тоном, ребенок не поверит. Ведь дети «читают» не столько слова, сколько интонацию. Нередко ребенок спокойно и даже с юмором переносит прямые оскорбления в свой адрес, сказанные с любовью в голосе, и тут же вскипает от лживой похвалы, сцеженной сквозь зубы.

Однако не так просто освоить это активное слушание, как кажется. Давайте немного потренируемся. Наш первый враг на данном пути – наши автоматизмы. Порой нам трудно просто сдержаться, чтобы не ляпнуть что-нибудь привычное, а ведь кроме этого нужно еще придумать, чем заменить эту обыденную реакцию. Поэтому без тренировки не обойтись. Хотя бы на кошках…

Итак, ваш восьмилетний сынишка вбегает в дом, всклоченный и взволнованный:

– Ни за что не пойду завтра в школу!

Наши действия?

1. Сдержать первые попавшие на язык фразы типа «Я тебе не пойду!», «Что опять натворил?», «Не говори глупостей» и т. д.

2. Быстренько оценить состояние ребенка и попробовать угадать его основную эмоцию. Обида? Раздражение? Испуг? Усталость? А чтобы гадать не пришлось, просто продолжите разговор, повторив за ребенком его фразу, немного ее изменив: «Что, не нравится ходить в школу?» Обычно после такого вступления маленький жалобщик сам расскажет о том, что его волнует. Например, ответит: «Да вечно там учителя придираются!»

3. Теперь эмоция известна – это обида за какую-то несправедливость со стороны наставников. Что же, можно готовить следующую фразу вроде «А, на учителей злишься…» или «Обиделся на преподавателей, значит…».

Совсем несложно. На первый взгляд. Но это только на бумаге. В жизни приспособиться к такому непривычному стилю общения не так-то просто. И непривычно, и фразы кажутся какими-то искусственными, и задумываться нужно над каждым словом… Словом, не так легко, как кажется. Зато в дальнейшем общении множество проблем решаются сами собой, потому что теперь ребенок не копит в себе негативные эмоции, он их делит с вами. А раз вы его понимаете и принимаете, у него нет повода для истерик, неврозов и капризов.

Но продолжим наш небольшой практикум. Самый простой способ освоить активное слушание – повторять за ребенком его фразы. Разумеется, перед этим их нужно немного модифицировать, иначе такое попугайство ребенок быстро раскусит. И тогда вместо душевного контакта мы получим нечто другое. Статус клоуна, например, или, по крайней мере, весьма странного человека.

Впрочем, если вам нужно время, чтобы собраться с мыслями, весьма неплохим продолжением разговора будет следующий вариант:

– В школу, говоришь, не пойдешь…

Никакого сочувствия мы в данном случае не проявляем, зато показываем ребенку, что мы его услышали. И готовы продолжить разговор. И, будьте уверены, он обязательно расскажет вам о своих неприятностях. Потому что мы готовы слушать.

Вообще повтор фразы собеседника, при всей его примитивности, очень эффективный прием. Особенная его прелесть состоит в простоте использования. Согласитесь, гораздо сложнее определить, что чувствует ребенок и адекватно ответить на его эмоцию, чем просто скопировать его последнюю фразу. Тонкость заключается лишь в тоне – если мы будем попугайничать рассеянно, как бы между прочим, то лишь испортим все дело. Не стоит также допускать вопросительной интонации. Вопрос часто интерпретируется как праздный интерес, а не как сочувствие. А вот утвердительная интонация приветствуется: пусть вы не совсем угадали с эмоцией, но вы демонстрируете, что вы понимаете вашего ребенка. О том, что дословно копировать сказанное крайне нежелательно, я уже говорил.

Еще несколько моментов. Может показаться, что применять какие-то хитрые технологии в общении с ребенком нечестно. Ведь в общении важна искренность, не правда ли? А какая тут искренность, когда каждое слово нужно подбирать, каждую фразу строить? Когда первое время обращаешь внимание не столько на ребенка, сколько на то, что и как говорить. Конечно, это сковывает. Как сковывают костыли того, кто без них прекрасно ходит.

Первые шаги в активном слушании действительно нелегки. Есть и скованность, и некоторая фальшь. И задумываться приходится, и паузы неловкие получаются… Но это первое время. А потом…

Потом случается ЧУДО. Ребенок открывается нам навстречу, мы начинаем его понимать. И не просто понимать – приходит удивительное чувство близости, единодушия, и наша любовь к нему расцветает новыми красками.

Но для этого нужно постараться. Преодолеть себя. Свою косность, свои привычки, свои лень и инерцию. Хотя бы попробовать.

И в то же время помнить, что активное слушание – это всего лишь один из приемов, применять который нужно только в определенной ситуации. Тогда, когда ребенок нуждается в том, чтобы его выслушали, и в то же время боится, что родители не воспримут его чувства всерьез. Этот способ работает тогда, когда в семье уже есть трудности общения. Если же ребенок сам с порога выкладывает все новости, да еще так, что его не остановить, какой смысл его еще подталкивать? Активное слушание – это стимулятор, который используется только по назначению. Постоянное его применение не только не нужно, но и вредно. Ломать ничего не нужно. Пусть ваше общение протекает как обычно. Важно не проморгать ситуацию, когда активное слушание вам понадобится. И воспользоваться им именно в такой ситуации.

В любом случае активное слушание – очень полезный инструмент. И при грамотном применении значительно облегчит вам жизнь. Но существует еще немало методов, которые помогут вам найти общий язык с ребенком. К таким методам, например, относится так называемое я-сообщение, а говоря по-русски, сообщение ребенку своих чувств по отношению к его проступку. Причем обратите внимание: именно по отношению к проступку ребенка, но ни в коем случае не к нему самому! Если, конечно, эти чувства – не любовь и нежность. Звучат я-сообщения примерно так.

– Мне становится страшно, когда я вижу у тебя в руках эти петарды… (сын только что взрывал во дворе китайские взрывпакеты).

– Я совсем извелась, пока дождалась тебя домой… (дочка задержалась на дискотеке).

– Знаешь, мне совсем не понравилось, как ты сегодня разговаривал с бабушкой (ребенок нагрубил старушке).

– Когда я вижу твою комнату в таком виде, мне прямо хочется плакать… (сын опять устроил кавардак в своем жилище).

– Меня раздражает, когда ты передразниваешь дедушку! (дочка кривляется вслед обиженному старику).

Я-сообщение называется так потому, что в нем сообщается именно о своих переживаниях, в отличие от ты-сообщения, где взрослый указывает ребенку на его проступок или черту характера.

Опять-таки, сделать это предельно просто: нужно откровенно сообщить ребенку о своих чувствах. При этом, естественно, уточнив, что речь идет именно о его текущем проступке. А не о ребенке в общем. Ребенок (причем любой ребенок, даже самый «толстокожий») чрезвычайно остро воспринимает любые высказывания в свой адрес, просто потому, что его представление о себе формируется в первую очередь мнением окружающих. Такова уж природа детства: копировать, учиться и постигать, ориентируясь на реакции внешней среды. А самое авторитетное мнение для ребенка – это мнение его родителей. Как бы внешне ни был неприступен ребенок, но слово, сказанное мамой или папой, для него всегда является ВАЖНЫМ СЛОВОМ. И оценка ребенка его родителями ВСЕГДА влияет на самооценку ребенка. К великому сожалению, не всегда положительно.

Обратите внимание: замечания в свой адрес ребенок воспринимает буквально!

То есть выражения:

1. Ты что, придурок?

2. Этого не понимает только полный идиот!

3. Ну ты и неряха!

4. Что из тебя вырастет?

5. В кого ты только такой удался?

6. Все нормальные дети…

7. Я так и знала, что ты все испортишь…

8. С тобой только опозоришься… означают для ребенка следующее:

1. Я – придурок.

2. Раз я этого не понимаю, значит, я самый настоящий идиот.

3. Моя главная черта характера – неаккуратность, и это не исправишь.

4. Раз уж папа говорит таким тоном, уж точно – ничего хорошего.

5. Мама меня не признает, потому что явно я удался не в нее…

6. Значит, я – не нормальный.

7. Мама заранее знает, что от меня никакого толка.

8. Со мной даже находиться рядом – стыдно.

Давайте запомним одно правило – у ребенка нет полутонов. Он видит мир либо белым, либо черным.

Ребенок может быть либо плохим, либо хорошим. Для него это два четко разделенных понятия. Хотя дети постарше и стараются ввести разграничение – вроде «сегодня я немножко плохой, а завтра буду хорошим». Но это разграничение – на уровне логики, а не эмоций. Эмоционально ребенок – экстремал: он или считает, что его любят все или что его ненавидит весь мир.

По этой причине оценивать ребенка в целом – крайне нежелательно. Вообще. Потому что даже положительная оценка – это оценка. А любая оценка подразумевает условие. Пятерки же нам в школе ставили не за просто так. А значит, если сегодня я «хороший» и мама меня любит, то завтра я могу стать «плохим» и потеряю эту любовь. А для душевного здоровья ребенку необходима именно необусловленная любовь. Любовь без всяких условий – каким бы он ребенком ни был.

Если уж нам нужно высказать свое мнение (а наше мнение, кстати, ребенку также просто необходимо), то лучше его высказать именно по отношению к его поступку. Конкретному поступку. Причем начать лучше с я-сообщения, то есть выражения своих чувств. Затем я посоветовал бы разъяснить ребенку, почему именно этот конкретный поступок вам не нравится. Этим вы выстраиваете ему ориентиры на будущее, на которые он будет опираться в своих дальнейших действиях.

– Я так огорчилась, когда ты сломал пульт от телевизора… Теперь мы не сможем смотреть твоих покемонов, а я не увижу свою «Татьяну», пока папа не купит новый…

Как правило, эффект от такой воспитательной беседы будет гораздо большим, чем от обычных «разборок».

Я не хочу, чтобы создавалось впечатление, что с ребенком нужно постоянно сюсюкать, что на него ни в коем случае нельзя повысить голос и уж (не дай бог!) наказать. Совсем нет. Не только можно, но иной раз нужно. Разные бывают дети. Разные поступки. Разные ситуации. Лишь совершенно рафинированный психолог, который видел детей разве что на картинках, может утверждать, что в жизни любые конфликты можно преодолеть с помощью легких в усвоении и приятных в применении методик. Жизнь всегда оказывается гораздо сложнее. И, если нам удается относительно легко разрулить одну ситуацию, это вовсе не означает, что так будет с другими проблемами.

Нужно быть внутренне готовым к тому, что иногда придется (хотя лично мне бы хотелось, чтобы никогда не пришлось) повысить голос, стукнуть кулаком по столу или даже вытащить на свет божий ремень. Может быть, до этого никогда не дойдет. И это будет очень хорошо. Возможно, вы вообще не одобряете такие методы. И это тоже прекрасно. Но, если разошедшийся ребенок не увидит в ваших глазах решимости – плохо будет вам обоим. Вам – потому что взрослый, которого заставил растеряться ребенок, мигом теряет свой авторитет в его глазах. Ему – потому что без авторитетного взрослого он лишается опоры – сильного, решительного и всемогущего родителя.

Раз уж мы заговорили о наказаниях, позволю себе несколько слов о таком древнем виде воспитания, как физическое наказание. Уж сколько копий сломали педагоги да воспитатели, великие и не очень гуманисты а-ля Руссо в спорах о том, что физические наказания – это анахронизм, дикость, что воспитательный процесс ни в коем случае не должен использовать такую мерзость, как ремень или розги. Даже ставить ребенка в угол – это преступление против его ранимой психики, а уж на горох на колени – чистая инквизиция. Этого нужно избегать любым путем, поэтому изобретаются новые, прогрессивные методики воспитания, выдумываются все более эффективные средства контроля над ребенком, которые не подразумевают физического насилия. Только насилие психологическое. И порой мы искренне считаем, что получасовые психологические атаки на психику ребенка будут ему полезнее, чем шлепок по мягким тканям. Я не причисляю себя к великим гуманистам. Хотя, с другой стороны, не считаю себя и жестоким человеком. Однако к физическим наказаниям отношусь весьма спокойно. Не раз на своем жизненном пути я встречал ситуации, когда ремень оказывался самым безболезненным и эффективным средством. Именно ситуации. Единичные, когда другие методы убеждения не действуют. Но ремень ни в коем случае не должен становиться основным и постоянным инструментом воспитания. В то же время есть дети, в отношении которых физические наказания просто недопустимы. Впрочем, любой родитель увидит различие сам и, думаю, без проблем примет правильное решение.

Разговор о родительских злоключениях будет неполным, если не затронуть тему дисциплины. Казалось бы, дисциплина и общение – понятия далекие. Однако это только на первый взгляд. Не бывает хорошей, крепкой дисциплины без такого же хорошего и крепкого контакта с ребенком. А это, само собой разумеется, вопрос эффективного общения.

Под дисциплиной могут подразумеваться самые различные вещи. Каждый родитель устанавливает свои дисциплинарные стандарты. Другое дело, выполняются ли они тем, для кого устанавливаются, то есть ребенком.

Как правило, дети охотно выполняют те поручения, в выполнении которых они заинтересованы сами.

Для этого в первую очередь нужно, чтобы требования к дисциплине были, по крайней мере, понятными ребенку. Согласитесь, одно дело сказать:

– Не смей подходить к озеру!

И совсем другое – объяснить ребенку, почему этого делать нельзя. Конечно, гарантировать, что после наших объяснений ребенок ни за что не станет топтаться по берегу, никто не сможет. Однако запрет будет воспринят ребенком более лояльно, и вероятность того, что запрет будет нарушен, значительно уменьшится.

Естественно, мотивировать можно только те запреты, которые действительно необходимы. Если мы сами не можем объяснить ребенку, почему же мы запрещаем ему что-то делать, то стоит задуматься, а надо ли вообще это запрещать. Понятно, что иной раз проще сказать «нет», чем разрешить «на свою голову» и с тревогой наблюдать, как бы чего он опять не натворил. Итак, запреты должны быть разумными и мотивированными