Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера

Глава 12 Допросы, опять допросы…

Ты хочешь узнать, как выглядит допрос?

Первый допрос — это как первый сексуальный опыт: ждешь его и волнуешься уж точно не меньше. Ты никогда не знаешь наверняка, когда это случится — утром, днем или даже ночью (бывало и такое). Просто нервно ждешь: на людях храбришься, а в душе очень переживаешь, поскольку этот единственный, самый первый визит следователя может приоткрыть завесу неопределенности и неизвестности над твоим будущим. Вроде бы и ожидаешь постоянно, когда за тобой придут, и дежурные ручка с блокнотом всегда наготове, но этот равнодушный металлический голос за дверью: «Павлович, с бумагами!» — все равно оказывается неожиданным. Сердце начинает биться так, что кажется, будто его стук слышен и в соседних хатах. Но надеваешь на себя маску безразличия и идешь. Куда идешь? Да навстречу своей судьбе, к кому-то благосклонной, а к кому-то не очень.

Первый раз меня допрашивали вечером 4 октября. Ты скажешь: «Какого черта! Человек уже восемнадцать дней за решеткой, а к нему только сейчас пришли!» — и будешь абсолютно прав. Я и сам каждый день сгорал от желания поскорее узнать, в чем же меня обвиняют и какие испытания приготовила мне судьба. Правда, следователи не разделяют эту точку зрения и намеренно держат тебя в неведении — неделю, две, три. Наверное, это один из элементов оказания психологического давления на подследственных по особо важным уголовным делам — человек, впервые заключенный под стражу, находится в непривычных, незнакомых, довольно жестких, порой нечеловеческих условиях, и кому-то этих нескольких недель может оказаться достаточно, чтобы сломаться и при первой же встрече со следователем написать явку с повинной, которая, при благоприятном стечении обстоятельств, может обернуться подпиской о невыезде и пусть временной и иллюзорной, но свободой.

Вхожу в кабинет, прищуриваюсь — настольная лампа специально повернута так, чтобы светить мне прямо в глаза. Обшарпанный деревянный стол с намертво прикрученной пепельницей, пара прикрепленных к полу табуреток, небольшое окно, забранное выкрашенной в белый цвет железной решеткой, мой адвокат Нестерович и долговязый, похожий на сухую сосновую жердь уже знакомый мне следователь Макаревич. Редкие свежевымытые волосы, дешевый костюм от «Коминтерна» с брюками не по длине… Сколько же ему лет? — пытаюсь угадать, но юношеский румянец на щеках Макаревича путает все карты, и с равным успехом ему может быть как двадцать пять, так и около тридцати.

— Ну здравствуй, Сергей, — протянул мне руку следак. — Как поживаешь?

— Вашими молитвами, — я ответил на рукопожатие. — Слушаю.

— Вот обвинение, прочти. Особо не заморачивайся — оно предварительное и в процессе расследования еще не раз изменится. Ну, прочел?

— Да.

— Вину признаешь?

— Нет, конечно.

— Хорошо, так и запишем. Подпиши здесь и здесь. Пароли от своих зашифрованных дисков не скажешь?

— Угадали — не скажу.

— Ну, как знаешь. До встречи, — Макаревич поднялся и собрался уходить.

— Когда вас в следующий раз ждать?

— По закону срок предварительного следствия — два месяца. Это если не будем продлевать. Так что в любой день. До свидания, Сергей Александрович.

— Ага, пока, — буркнул я себе под нос.

Лед тронулся, господа присяжные заседатели! Раз спрашивал пароли — значит, мои диски они еще не открыли. Это хорошая новость. Раз уж ФБР методом брутфорса (подбора пароля по словарю) за год не смогло расшифровать жесткий диск, защищенный программой BestCrypt, то наши недоумки и подавно не смогут.

Я внимательно прочел текст обвинения: «приготовление к хищению с использованием компьютерной техники» (часть 2 статьи 212 УК РБ) — из-за Сапрыкина и часть 4 статьи 212 за шопинг в Минске с Пашей и Степаном. Вернулся в хату, поужинал. Пацаны с расспросами не приставали.

— Славик, расскажи, как тебя вычислили, — чтобы отогнать от себя дурные мысли, спросил я у Белоскурского.

— Спалился на телефонных звонках, — неожиданно охотно начал тот. — «Выставил» пару хат, без шума и пыли — все тихо. Прозваниваю остальные, чтобы изучить примерный распорядок дня хозяев — из таксофона набираю, разумеется. Наметил одну квартирку, вхожу, включаю свет — не включается. Вот блин! Достаю из кармана фонарик, включаю, иду по коридору — откуда-то из темноты удар, прямо в челюсть. Я и свалился сразу. Лишь тени надо мной прыгали. И каждая норовила побольнее ударить кованым ботинком, уроды. Думал, ниндзя — оказалось, «Алмаз». На чем прокололся? Да на карточке таксофонной. У меня самая большая была, на семьсот пятьдесят единиц. Я все хаты — и последнюю, и те, в которых раньше побывал, с одной этой карты прозванивал. Телефоны-автоматы, само собой, менял, а вот про карточку-то и не подумал. А ведь у нее тоже серийный номер есть — минуты же как-то списываются. Мусора взяли распечатку звонков из тех хат, где я уже побывал, — ага, есть звонки из таксофонов, вычислили серийный номер моей карты, пробили, куда еще я с нее звоню — а я же в эту последнюю хату особенно часто «долбил», ну и устроили там засаду. Отбили все внутренности, — Славик тяжело вздохнул и взялся за правый бок, — почки особенно. Правда, это помогло мне в прокуратуре правды добиться — нашли с ними компромисс, чтобы и мусоров в тюрьму не сажать — за такой-то «прием», и с меня часть обвинений снять.

— Я вот тоже поначалу номера своих мобильников каждые две недели менял и трубки перепрошивал, — решил поделиться опытом я. — Недавно, кстати, появились трубки с плавающим IMEI. Нажал на кнопку — и идентификационный номер твоего аппарата уже другой. Вставил новую «симку» и звони. Правда, без толку все это — ты можешь свой номер хоть трижды на дню менять, но телефоны, куда ты регулярно звонишь, — матери, подруги, жены — остаются неизменными и мусора очень быстро вычисляют твой новый номер. Вот тебе и новые технологии: с одной стороны, сильно упрощают жизнь — вспомни, как ты жил без Интернета и мобильного телефона, а с другой — помогают мусорам выходить на наш след.

Всю следующую неделю на допросы не дергали, приходила лишь адвокат, которая исправно в обход цензуры приносила мне письма от родных и близких. Боря взял в руки форматную и газетную бумагу, клейстер, цветные ручки, самодельный трафарет — вот уж действительно, талантливый человек талантлив во всем — и смастерил новую колоду игральных карт, после чего упорно учил нас играть в преферанс.

— Ну что, Сергей, — с непроницаемым лицом обратился ко мне Макаревич во время своего следующего визита, — продолжаешь молчать?

— Ага, — не раздумывая, ответил я.

— А сейчас? — с этими словами он открыл свой блокнот, достал дорогой, наверное кем-то подаренный, перьевой Parker и нарочито медленно, как в дешевых фильмах, написал по памяти пароль от большинства моих шифрованных дисков.

— Бл…! — не сдержался я, чтобы не выругаться. — Как вы их открыли?! — Это был удар ниже пояса.

— Очень просто. У твоего брата в The Bat — клиенте для электронной почты — на одном из ящиков такой же пароль стоял, а ты ведь знаешь, что достать из The Bat пароль проще пареной репы…

Подобный расклад оказался для меня очень неожиданным и неприятным — уж я-то был уверен в надежности BestCrypt, а мусора получили пароль таким простым путем. В руки следствия попали базы новых и проданных дампов, список моих клиентов, информация о тысячах переводов Western Union, вся моя бухгалтерия, «сканы» имевшихся в продаже поддельных паспортов и, что самое неприятное, полная история сообщений в ICQ, хранить которую было небезопасно, но необходимо для разрешения возможных спорных ситуаций с клиентами.

— Ну, Дима! Задушил бы собственными руками! — ругался я на брата.

— Да ладно тебе, — остановил мой порыв следователь. — Не ты первый, не ты последний. За время работы нашего отдела мы уже тысячи разных паролей подобрали. По статистике, самыми распространенными в мире паролями являются 123456 и password. Но это не про вас — у кардеров, конечно, посложнее. У некоторых, как, например, у Олега Бунаса, владельца обменника электронных валют Webmoney.by, длина пароля и до пятидесяти символов доходит. Правда, однажды ему надоело вводить такой пароль вручную и Бунас записал его в текстовом файле на рабочем столе. По иронии судьбы именно в этот день мы к нему и пришли. Человеческий фактор…

— А я еще имел глупость поставить один и тот же пароль на несколько криптоконтейнеров…

— В этом ты не одинок — 56 % интернетчиков из Франции являются обладателями единого пароля для всех сайтов. Такая же привычка характерна для 45 % пользователей из стран Бенилюкса, 35 % британцев и 16 % граждан Германии. Но ты же не используешь один и тот же ключ для своего дома, автомобиля и гаража, правда? Пароли нельзя записывать на бумаге, нельзя их сохранять в текстовых и любых других файлах, в идеале все пароли должны храниться только в твоей голове. Кроме того, нельзя их сохранять в различных приложениях, ICQ, почтовых клиентах, при работе в, почтовых клиентах, при работе в Интернете — каждый раз па- Интернете — каждый раз пароли следует вводить заново. Идеальный пароль кроме тебя не знает никто, а у вас с братом был один на двоих…

— У нас и женщины порой одни на двоих.

— Ну, это дело ваше. Кстати, пароли надо менять раз в несколько месяцев. Их сложность должна зависеть от важности защищаемых данных. Для важной информации символы пароля нужно выбирать из случайной последовательности, для менее важной — допустимо применение осмысленных парольных фраз.

— Я именно так и делал. Погляди, какой пароль был на моих криптоконтейнерах — *#%IHateTheP liCe%#*.

— «Я ненавижу полицию»… — перевел значение моего пароля на русский Макаревич. — Ну не смеши меня. А на другие твои диски какие «пассворды» стояли? *#%IHateTheP0liCe_icq%#* и *#%IHateTheP0liCe_stuff%#*. Нам понадобилось всего пять часов, чтобы «сбрутить» пароли к двум другим твоим дискам. Так что чем меньше в твоих паролях логического смысла и закономерностей — тем лучше. Идеальный пароль не должен быть слишком длинным, чтобы ты в один прекрасный день не записал его на стикере и не приклеил к монитору, но и не должен быть слишком коротким. Четырнадцать-шестнадцать символов — вполне достаточно. Ну что, продолжаем играть в «молчанку»?

— Я подумаю.

— Думай. Приду через неделю, — с гордым видом победителя Макаревич удалился.