Калевала. Эпическая поэма на основе древних карельских и финских народных песен. Сокращенный вариант

ОТ ПОДНЯЛСЯ ВЯЙНЯМЁЙНЕН,

стал на твердь двумя ногами

там, на острове средь моря,

там, на суше без деревьев.

Думает герой, гадает,

долго голову ломает:

«Кто же мне засеет земли,

семена положит в почву?

Пеллервойнен, сын поляны,

Сампса, мальчик малорослый,

вот кто мне засеет землю,

семена положит в почву».

Сампса сеет, засевает

все поляны, все болота.

На горах сосняк посеял,

на холмах посеял ельник,

вересняк – на суходолах,

поросль юную – в ложбинах.

Для берез отвел долины,

для ольхи – сухие почвы,

для черемухи – низины,

для ракит – сырые земли,

для рябин – места святые,

почву рыхлую – для ивы,

твердую – для можжевела,

для дубравы – берег речки.

Принялись расти деревья,

вверх побеги потянулись,

зацвели макушки елей,

разрослись верхушки сосен,

ольхи – на земле сыпучей,

в долах – заросли черемух,

можжевел – на почве твердой.

Ягодники появились,

травы разные возникли,

лишь ячмень не прорастает,

драгоценный злак не всходит.

Так протенькала синица:

«Не взойдет ячмень у Осмо,

Калевы овес не встанет,

коли почву не расчистишь,

для пожога лес не свалишь».

Вековечный Вяйнямёйнен

попросил сковать секиру,

вырубил пожог просторный,

свел красивые деревья.

Лишь березоньку оставил,

где бы птицы отдыхали,

где б кукушка куковала.

Прилетел орел небесный —

пересек простор воздушный,

прилетел узнать, в чем дело:

для чего стоять осталась

эта стройная береза,

дерево породы славной?

Молвил старый Вяйнямёйнен:

«Для того стоять осталась,

чтобы птицы отдыхали,

чтобы мог орел садиться».

Тут пернатый выбил пламя,

огненную искру высек.

Сиверик зажег подсеку,

прилетел восточный ветер,

всю дотла спалил подсеку,

превратил деревья в пепел.

Тут уж старый Вяйнямёйнен

шесть отыскивает зерен,

семь семян в своем кисете,

в сумочке из куньей шкурки,

в кошельке из ножки белки.

Засевать пошел он землю,

рассыпать на почву семя,

сам сказал слова такие:

«Пробудись от сна, землица,

божий луг, очнись от дремы,

поднимай из недр побеги,

стебли укрепляй растений».

Через день ли, два денечка,

даже после третьей ночи,

по прошествии недели

вековечный Вяйнямёйнен

свой посев пошел проведать:

поднялся ячмень на славу —

в шесть сторон торчат колосья,

три узла на каждом стебле.

Тут весенняя кукушка

увидала ту березу:

«Почему стоять осталась

в поле стройная береза?»

Молвит старый Вяйнямёйнен:

«Потому стоять осталась

в поле стройная береза,

чтоб на ней ты куковала.

Покукуй ты нам, кукушка,

позвени нам, златогрудка,

спой нам песню, среброгрудка,

грудь свинцовая, покликай

на рассвете, на закате,

покукуй разочек в полдень,

пой о том, как мир прекрасен,

как леса мои чудесны,

берега мои богаты,

плодородны мои земли!»

Вековечный Вяйнямёйнен

время жизни коротает

в Вяйнёле своей прекрасной,

в Калевале вересковой,

песни Вяйно распевает,

распевает, заклинает.

Далеко несутся вести,

слух расходится повсюду

о чудесном пенье мужа,

о большом искусстве Вяйно.