Каменная коллекция Далина дворфа

Салов А.В. "Свидетель Апокалипсиса" — Магнитогорск: Магнит, 1992. - 160 с.

Салов А.В. "Нафаня" — Магнитогорск: ИРА, 1997. - 32 с.

Салов А.В. "Мой друг Плешнер" — Магнитогорск: АРС-Экспресс, 2002. - 64 с.

Салов А.В. "Семь смертей Лешего" Том 1. — Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2007. - 552 с.

Салов А.В. "Семь смертей Лешего" Том 2. — Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2007. - 376 с.

Салов А.В. "Крах империи Гадэн" — Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2008. - 268 с.

Салов А.В. "Смертоносная планета" — Челябинск: Издательский дом Олега Синицына, 2010. - 232 с.

Салов А.В. "Малыш в зачарованном мире" — Новотроицк: Урал Печать Сервис, 2012. - 215 с.

Это был обычный майский день, ничем не примечательный, и не суливший ничего необычного. Даже предпосылок к тому, что случится что-нибудь эдакое, не было. Обычный весенний день, тысячи которых минули в жизни Далина, молодого дорфа, проживающего, как и множество его собратьев в толще горы Кааркен, одной из множества гор, составляющих единое целое с величественным горным хребтом Кааркен-Тау, извечным прибежищем дворфов из славного рода Двалина.

Даже своим именем молодой дворф едва перешагнувший рубеж в 1000 лет, был обязан Двалину, основателю рода дворфов. И хотя сам Двалин уже давно затерялся в толще тысячелетий, а его рождение растворилось в дымке времен, род дворфов свято хранил память о своем родоначальнике, и славном предводителе. Передавая сказания о нем все новым поколениям дворфов, когда они собирались вместе в просторных залах Ульдерика на свои не частые встречи, случавшиеся один раз в полгода. Чтобы пообщаться, а также поторговать со своими друзьями гномами, и прочими жителями подземного, и наземного мира, с которыми у дворфов сложились если и не приятельские, то вполне дружеские отношения. Именно от гномов, с которыми их так часто в невежестве своем путают люди, дворфы узнают о том, что творится на поверхности, в мире, в котором правят люди. Взбаломошные, суетливые, и алчные существа, готовые на все ради обладания горстью разноцветных каменьев, коих у Далина, совсем еще молодого дворфа, в кладовой скопилась уже добрая пара бочонков. Небольших бочонков, таких, в которых люди готовят эль, хмельной и пенистый напиток.

Пожалуй, только эль и заслуга его изобретения людьми, примиряло Далина с самим их существованием. Эль он не просто любил, а обожал, и всегда был готов без сожаления отдать горсть разноцветных камней за бочонок божественно-вкусного, хмельного напитка.

Дворфы тоже умели варить пиво, но это было другое пиво, не имевшее ничего общего с божественным элем из мира людей. Пиво дворфов было таким же темным, тяжелым, и тягучим, как и его создатели. Оно прекрасно утоляло жажду после напряженного трудового дня, с нескончаемым размахиванием киркой и кувалдой. И било по мозгам не хуже кувалды. Но все это было не то. После пары кружек эля на сердце у молодого дворфа становилось светло, и тепло. Мир начинал блистать невероятными, невиданными ранее гранями. На душе становилось невероятно легко и радостно. Так легко, что хотелось петь и танцевать. Удачно поторговав, затарившись элем, и необходимыми для жизни припасами, имевшими наземное происхождение, дворфы устраивали праздник, начала и окончания которого никто не определял. Любой дворф был вправе устроить себе праздник, и завершить его по собственному усмотрению. И поэтому, празднования одних дворфов, причудливым образом переплетались с трудовыми буднями других. Даже не трудовыми, а скорее коммерческими, когда каждый дворф, споря до хрипоты, старался купить необходимые ему вещи и припасы, как можно дешевле, и взамен продать свои камни, и изделия из собственной кузницы, как можно дороже.

И все это сопровождалось криками, шумом, и склоками, которые, казалось, вот-вот перерастут в открытую ссору. Вот только, не смотря на выпученные глаза и яростные физиономии участников торга, драки не будет. Это Далин знал точно. Он уже 500 лет посещал эти места, с тех пор, как стал достаточно взрослым для того, чтобы покинуть мать, и зажить самостоятельной жизнью. В собственной пещере, имея свою штольню, которую он выбрал в толще горы, повинуясь зову сердца, и внутреннему чутью, присущему с рождения каждому дворфу.

Люди населявшие наземный мир, считали дворфов, гномов, эльфов, и прочих представителей древней расы, магическими существами. По сути, так оно и было. Каждый дворф вместе с молоком матери впитывал в себя магию рода, которая передавалась из поколения в поколение. Даже самый молодой и неопытный дворф, делающий первые шаги в жизни, владеет магией, пусть и совсем примитивной. По мере взросления дворфа, крепла заложенная в его сердце магия, достигая расцвета в канун совершеннолетия. Этому было вполне разумное объяснение. Опасно и глупо наделять взрослой магией совсем еще юное создание. Не понимая всей мощи полученного в наследство дара, молодой дворф мог наломать таких дров, что мало не покажется. Ни несмышленому колдуну, ни окружающим его близким, ни кому либо вообще, случайно оказавшемуся поблизости в момент колдовского действа.

Каждый взрослый дворф владеет магией, конечно не так, как родоначальник рода дворфов великий Двалин, но достаточно для того, чтобы использовать магию себе во благо, и не во вред иным обитателям подземного мира.

Как гласят древние легенды, их предки пользовались магией гораздо чаще, и в более крупных масштабах, нежели их далекие потомки. В старину магия была неотъемлемой частью жизни дворфов, и даже самое элементарное действие достигалось посредством магии. Даже такое простое, как разведение огня в очаге действие, достигалось посредством магии. Один несложный заговор, и костер весело горит, согревая и освещая мрачноватое жилище дворфа, вырубленное им собственноручно в толще горы.

Далин, как и все дворфы, место для своего жилища выбирал сам. Он выбрал его еще будучи ребенком по меркам дорфов, когда сбегал от материнской опеки, и путешествовал по мрачным подземельям в одиночку. Мать, занятая работой, порой по многу часов не замечала пропажи непоседливого отпрыска. Иногда Далину удавалась вернуться к матери незамеченным. Но это случалось крайне редко. Оказавшись в одиночестве, предоставленный самому себе, молодой дворф совершенно терял голову, и чувство времени, целиком погружаясь в необычный, и неведомый, окружающий его мир.

Он не знал, как, и по каким приметам мать всегда находила его, в какую бы непроглядную глушь он не забрался, как бы не таился, и не прятался, страшась встречи с матерью, и неизбежным за его проступок наказанием. Но мать всегда находила его, и устраивала своему отпрыску такую трепку, после которой несколько дней Двалин не мог сесть на задницу. На ближайшие несколько дней он становился милым и послушным ребенком, каким и должен быть юный дворф находящийся под опекой матери.

Но никакое наказание не могло остановить его тяги к познанию, и как только филейная часть тела переставала мучительно давать о себе знать, когда жжение проходило, в голову юного дворфа лезли новые планы по дальнейшему исследованию подземелья, где обитал род дворфов, потомков великого Двалина, положившему начало всему их роду. Магическому существу, созданному велением высшего небесного божества, настолько древнего, что даже имени его не сохранилось в памяти дворфов, живущих на земле многие тысячи лет.

Встреча с матерью в мрачных подземных глубинах была не самым страшным из того, что ожидало молодого, любопытного дворфа. Ведь они были не единственными с матерью обитателями горы. Жили здесь и другие дворфы, мужчины и женщины. Они были все разные, со своими тайнами и секретами, но у них было одно общее качество. Они не любили посторонних, бесцеремонно вторгающихся в их мир.

Каждый дворф, достигший возраста достаточного для начала взрослой жизни, имел не только запретное для прочих членов клана жилище, но и личную шахту. Она становилась его собственностью на всю жизнь, которая у дворфов была бесконечной, по меркам людей, заполонивших, и подчинивших себе наземный мир. Пять тысяч лет жил обычный дворф, число просто не укладывающееся в сознании людей. Некоторые дворфы умудрялись прожить и дольше.

Но, некоторым не суждено было прожить и половины отмеренного богами временного отрезка. И причиной тому не болезни, и не несчастные случаи, которых не избежать в подземных галереях. Дворфы с рождения наделены отменным здоровьем, сломить которое не под силу никакой хвори из тех, что косят людей на поверхности сотнями. Большинство известных ядов не могло причинить дворфам достаточного вреда, чтобы навсегда остановить течение жизни в организме магических существ. Невосприимчивость к ядам была у дворфов от рождения, также, как и владение магией. Наследие предков, доставшееся от славного Двалина, и самых первых из дворфов, канувших следом за ним в вечности.

Невосприимчивость к ядам была одной из жизненных необходимостей, как и потребность в воздухе для дыхания, еде, и питье. Не одни только дворфы населяли мрачные подземные глубины. Обитали там и иные создания. Самые обычные, не имевшие ничего общего с миром магических существ, одинаково ненавидевшие всех кто был непохож на них, и не испытывавшие теплых чувств даже при встрече себе подобных. Существа, наделенные злобным, примитивным мозгом, все устремления которого направлены лишь на одно, — убивать. И совсем не важно, кто это будет. Гном, дворф, человек, или иное существо встретившееся на пути. Если встреченное злобной тварью существо маленькое, его можно съесть, а затем продолжить свой путь. Если же оно слишком большое, чтобы поместиться в утробе злобной твари, то его нужно просто убить, отравить ядом.

Этими злобными тварями были змеи, которых водилось в подземельях огромное множество, и бесконечное разнообразие. И не каждую мог вовремя заметить поглощенный работой дворф. Особенно когда взору открывалась прорезавшая шахту металлическая жила, или друза поблескивающих в каменной толще драгоценных камней, на которые так падки живущие на поверхности люди.

Именно в такие, волнительные для любого дворфа моменты, рептилиям удается подобраться достаточно близко к намеченной жертве для осуществления гнусного замысла. Ядовитые зубы злобных тварей достаточно остры, чтобы прокусить шкуру самого толстокожего дворфа. А затем острая боль, заставляющая уронить на каменистый пол кирку, или заступ. Уцелеть после нападения у ползучего гада нет никакой возможности. Несмотря на кажущуюся медлительность и неповоротливость, дворфы существа очень подвижные, когда в этом возникает необходимость. Горе тому, кто причинит дворфу боль, душевную, или телесную. Наглецу не избежать самого сурового наказания.

Наказанием за ядовитый укус может быть только смерть зловредной гадины. Моральной компенсацией за понесенную боль станет осознание того, что сегодня на ужин будет божественно-вкусное жаркое, не стоящее при этом даже крохотного кусочка самой плохонькой руды. Но, несмотря на отменное здоровье дворфов, укус рептилии совсем незамеченным, и лишенным последствий не будет. Денек-другой дворфу будет плохо, в зависимости от того, какая именно тварь решила свести с ним счеты. Одни гады ядовиты сильнее, другие слабее. От укуса одних на ноге останется лишь легкое покраснение, от укуса других, ногу может раздуть так, что и любимый сапог на нее не налезет. Но, как было замечено, чем ядовитее тварь, тем она аппетитнее выглядит насаженной на вертел, тем сочнее и вкуснее, поджаренная до полной готовности.

С болезненными, и неприятными ощущениями, дворфы давно научились справляться испытанными дедовскими методами. Всего то делов, — доковылять до ближайшей таверны, где любят пропустить кружку-другую темного и густого, хмельного пива дворфов уставшие после праведных трудов рудокопы.

Дороги в таверну нет ни на одной из карт, но каждый дворф знает, как ее найти. Он найдет ее даже с закрытыми глазами, ведомый внутренним чутьем. Даже если таверна по прихоти ее хозяина переедет в другое место, каждый уважающий себя дворф без труда отыщет туда дорогу, не прилагая для этого особых усилий. Чувство направления было одним из даров получаемых дворфами от рождения.

Пара-тройка кружек пенистого, хмельного и тягучего напитка, и о змеином укусе можно позабыть, а прихваченные домой полбочонка пива, позволят превратить в праздник сегодняшнее досадное недоразумение.

Мясо злобной рептилии внесет приятное разнообразие в ежедневный, довольно скудный и бесхитростный рацион дворфа. И снятая с гада шкура не останется невостребованной, не полетит в очаг вместе с остатками ужина. Змеиную шкуру можно выделать, и продать на очередной ярмарке, случающейся в их мире каждые полгода, или обменять на что-нибудь у пройдох гномов. Красивую змеиную шкурку можно подарить приглянувшейся женщине, встретить которую можно и в посещаемой каждый вечер рудокопами таверне, и далеко за ее пределами.

На ярмарке. Там женщины дворфийки блистают разнообразием одежд, от которых останавливается дыхание у любого дворфа, неизбалованного цветовым многообразием рудокопа, и кузнеца. Мужчины дворфы также не чужды красоте. Не только их женщины любят украшать себя, и наряжаться. Каждый уважающий себя дворф собираясь на ярмарку, старается одеть на себя самое лучшее, что есть у него дома в сундуках. Расшитая бисером и стразами, умопомрачительно яркая рубаха, добротные щеголеватые сапоги из шкуры неведомого зверя обитающего на поверхности, там, где дворфы никогда не бывают. Вдобавок ко всему залихватский пояс, должный подчеркнуть молодецкую удаль своего владельца. Довершают убранство дворфа тщательно причесанная шевелюра, и аккуратно подстриженная борода. И все это благолепие стоит совсем недорого, парочка камней из личных запасов дворфа, в той же самой таверне, месте отдохновения дворфов от трудов праведных, где можно пообщаться с себе подобными. Узнать новости, поделиться с собеседниками необычайной находкой, или стать свидетелем чьей-то невероятной удачи. Настолько невероятной, что на следующий день не идешь, а летишь в шахту, надеясь отыскать там нечто не менее грандиозное, чем у вчерашнего собеседника и собутыльника.

На ярмарку дворф едет, а не идет. Ходят на ярмарку только молодые дворфы, не успевшие обзавестись капиталом придающим солидность. Помимо ярких, красочных одежд, украшений и оружия, одним из показателей благосостояния дворфа является его транспорт. Так заведено издревле. Животными, обитающими бок о бок с дворфами, являются бараны. Горные бараны. Купить их можно на ярмарке у вездесущих пройдох гномов, с одинаковым успехом могущих обитать как в толще гор, так и на поверхности.

Гномы более малорослы, чем им родственники дворфы. Дворф без труда посадит себе на ладонь, и поднимет высоко над головой, взрослого гнома. Но зато гномы искуснее в магии, нежели дворфы. В этом отношении они гораздо более близки к их далеким, общим предкам.

Используя неведомые дворфам заклинания, гномы ловят и приручают горных баранов, огромные стада которых пасутся в горах, в недрах которых тысячи лет живут сыны Двалина. Горные бараны выносливы, и неприхотливы в еде. Порой им хватает пучка соломы, чтобы перекусить, и снова быть бодрыми, веселыми, и полными сил. Бараны без проблем переносят темноту и тишину горных выработок, и пустот. Они могли бы жить бок о бок с дворфами круглый год, довольствуясь хорошей порцией сена и водой из подземной реки Стикс, протекающей в центре мрачноватого подземного мира, в котором обосновались многочисленные потомки великого Двалина.

Только особой надобности держать баранов дома, не было. Лишние траты на их содержание, и питание. Сено, не стоящее на поверхности почти ничего, оказавшись глубоко под землей, стоило покупателю звонкой монеты, а точнее, каменьев. И дело не в камнях как таковых их, у каждого уважающего себя дворфа, если он не пьяница и бездельник, превеликое множество, и даже не в скупости дворфов, о которой люди, живущие на поверхности, слагали легенды. Просто не было у дворфов надобности в баранах. По крайней мере ежедневной. Они не зависели от своего транспорта в той мере, в которой люди зависели от лошадей. Здесь, в подземном мире, были совсем иные расстояния, чем на поверхности. Зачем запрягать, и гнать куда-то барана, если можно дойти и на своих двоих. Неспешная прогулка пробуждает думы, а их у каждого дворфа превеликое множество.

Бараны нужны дворфам лишь два раза в год, не как что-то жизненно необходимое, а как вещь, подчеркивающая статус хозяина, указывающая на то, что он чего-то достиг в жизни. Это своего рода сигнал красавицам дворфийкам о том, что данный экземпляр созрел для того, чтобы стать главой семейства, что с этой особью мужского пола можно продолжить род.

Бывали в жизни дворфов случаи, когда бараны оказывались очень нужны, и вовсе не для показа. В случае нападения на страну дворфов их заклятых врагов орков, троггов, и прочей нечисти вошедшей в союз с их исконными врагами. В мгновение ока, при помощи вездесущих гномов, весть о вражеском вторжении проникала в самые отдаленные и дремучие углы Кааркен-Тау, мобилизуя ее обитателей на отпор неприятелю.

Гномы, эти союзники дворфов, помимо торговли с дворфами и людьми, занимались сторожевой службой и пограничной охраной. Ничто, никакая малость, не могла остаться незамеченной для их глаз. Гномы были очень малы по сравнению с дальними родственниками дворфами. Самые рослые из них редко вырастали до 50 сантиметров. Были среди них и такие, чей рост не превышал и 10, в то время, как средний рост дворфов колебался в промежутке от 100 до 150 сантиметров. Рост вполне приличный с точки зрения дворфа, детский, с точки зрения людей живущих на поверхности. Вот только где найти такого ребенка, плечи которого не намного меньше самого роста. Плотного, крепкого телосложения, с густой, окладистой бородой, способного одной рукой поднять человека вместе с лошадью, и отшвырнуть в сторону на несколько метров.

Гномы не могли похвастать такой невероятной силой, как дворфы. Да и сила им была особенно не нужна. Хотя и они были достаточно сильны, чтобы постоять за себя, доведись им встретиться с человеком. Потому, что представители других рас населяющих наземный и подземный миры, были достаточно умны и осмотрительны для того, чтобы не связываться с гномами. Никто, кроме людей, не мог купиться их внешним видом, и кажущейся слабостью. И дело здесь вовсе не в физической силе. Гномы славились своим владением магией, и могли сплести такое заклинание, что отобьет всякое желание у кого бы то ни было, еще раз связываться с гномами.

Помимо умения владеть магией, гномы славились способностью практически мгновенно перемещаться в пространстве. Они могли передвигаться так быстро, что глаз человека был не в состоянии уследить за их перемещениями.

Такие невидимки скороходы стояли на страже страны сынов Двалина, всякий раз своевременно предупреждая их о вражеском вторжении. И тогда поднимались все дворфы достигшие совершеннолетия, получившие право держать в руках боевой топор, излюбленное оружие дворфов, вносящее опустошение в неприятельские ряды. Ничто, никакая сила не в состоянии остановить горящего воинственным пылом дворфа, несущегося во весь опор на врага верхом на горном баране, размахивающего боевым топором.

Каждый достигший совершеннолетия дворф, ковал себе боевой топор собственноручно. Нужного веса, размера, формы. Какой подходит лично ему, такой, никогда не купишь на рынке у заезжего торговца. Боевой топор идеально сидит в руке дворфа, составляя с ней единое целое, кося неприятельские ряды, внося в них ужас и опустошение.

Никогда, насколько знал Далин из старинных легенд и преданий, вражеским ордам не удавалось захватить Кааркен- Тау, добраться до священных залов Ульдерика. По крайней мере с тех самых пор, как дворфы заключили с гномами вечный союз о дружбе, и взаимопомощи.

И гномы, и дворфы, на протяжении тысячелетий, были верны принесенной их предками клятве, всякий раз приходя на помощь друг другу, если над чьим-нибудь кланом сгущалась опасность.

Гномы с их невероятной скоростью и магическими знаниями, и сами могли постоять за себя, но помощь никогда не бывает лишней. И сами они никогда не отказывают в помощи, если их друзьям, и дальним родственникам дворфам угрожает опасность. Гном, не смотря на кукольный рост, опасный противник в бою. Человек против гнома вообще не имеет шансов. Он просто не сумеет уследит за его перемещениями, и умрет прежде, чем догадается, с какой стороны ожидать нападения. Поэтому люди предпочитают не связываться с гномами. По крайней мере те из них, кто может здраво мыслить, чей разум не замутнен вином, или болезнью. Отдельные неадекватные личности, рискнувшие посягнуть на сокровища крохотного народа, прощались с жизнью задолго до того, как их взору откроются сокровища гномов, молва о которых гуляла по всему свету.

Помимо людей, было немало охотников прибрать к своим рукам сокровища гномов, и их дальних родственников дворфов, также далеко не бедных. Нередко орки, трогги, тролли, темные изгои дворфы, лепреконы, и прочая нечисть обитающая в мрачных подземных глубинах хребта Кааркен-Тау, и далеко за его пределами, объединялись в одну большую орду, чтобы в очередной раз посягнуть на сокровища гномов и дворфов. И эти существа, также принадлежащие к древней расе, были гораздо более опасны, нежели люди. Зрение у них было на порядок выше человеческого, и отменная реакция. Они способны уловить перемещения такого молниеносного существа, как гном, вовремя ударить, и убить. А если учесть какое количество нечисти собирает под свои знамена орда, то можно понять, в одиночку гномам с ними не справиться.

Не под силу без союзников справиться с ордой и дворфам. Поодиночке они проиграют войну, вместе они сила. И этот союз гномов и дворфов показал себя с наилучшей стороны за тысячи лет, что прошли с момента его заключения. Раз за разом вражеские орды накатывали на укрепления дворфов и гномов, бились о них грудью, и рассыпались, откатываясь назад изрядно поредевшей, мутной и пенистой волной. Остатки орды поднимались на поверхность, чтобы огнем и мечом пройтись по миру людей, утолить свою жажду крови, и насилия.

И на поверхности остаткам орды не многое светило. Предупрежденные гномами люди, были начеку. С началом вторжения орды, люди представляющие лакомую добычу для орков и их союзников, уходили вглубь континента, угоняя с собой скот, и забирая все ценное. Оставляя позади пустые деревни и городища, за высокими стенами которых таились человеческие дружины, подогревающие в огромных чанах масло и смолу, которые неудержимым потоком прольются на головы нечисти решившей пойти на штурм человеческих укреплений. А еще есть груды камней сложенных в кучи на вершине крепостной стены человеческого города. И этим каменьям уготовано судьбой отыскать голову орка, или тролля, размозжить ее, превратить в кровавое, бесформенное месиво.

Совсем не о таких камнях мечтает идущая на штурм человеческой цитадели нечисть. А еще орда очень хочет есть. И совсем не важно, какое мясо попадет им в руки, будет ли оно прожаренным, или сырым. Чем больше мяса, тем лучше. А в человеческом городе призывно ржут кони, огромные мясные туши, способные накорить разом с десяток орков, оргов, и их приспешников. И невдомек тупоголовым оркам, что это не ревущие от животного ужаса куски мяса, а нечто иное. Что в человеческом городе стоят в полной готовности готовые к схватке боевые кони людей. И они приучены не только нести на себе в гущу боя вооруженного седока, но и сами могут принимать активное участие в схватке. Рвать зубами, топтать копытами врага, какое бы устрашающее обличье он не имел.

И когда искупавшись в кипящем масле, сварившись в смоле, побитое каменным градом упавших с крепостных стен камней воинство орков отступало, открывались городские ворота, и оттуда стремительной, неудержимой лавиной, изливалась человеческая конница, обращая неприятельскую орду в паническое бегство. И враг мчался прочь, стремясь забиться в какую-нибудь потаенную щель, позабыв про свою алчность и зверский голод, одержимый одной лишь мыслью, спастись.

Уцелеть удавалось немногим. Лишь редким единицам от некогда многочисленной и, казалось бы, непобедимой орды удавалось вернуться в родные подземелья, к своим семьям. Чтобы рассказать о пережитом ужасе, на несколько столетий отбить у них всяческую охоту идти походом в страну дворфов, гномов, и людей.

Насколько знал Далин из рассказов старших, последнее такое сражение случилось около тысячи лет назад, в то время, когда сам Далин был очень мал, чтобы что-нибудь понимать. Он, как ни силился, не мог вспомнить тех дней разлуки, когда оставался на попечении стариков дворфов. Когда отец и мать, оседлав боевых баранов, ушли на войну. С той войны мать вернулась одна. Больше своего отца Далин не видел, и, как ни старался, не мог вспомнить его лица. Отец геройски погиб на войне, закрыв грудью и топором доступ нечисти в мир дворфов, где ничего не подозревая радовался жизни совсем еще юный Далин.

С тех пор, до достижения совершеннолетия, Далин жил вместе с матерью, суровой и молчаливой, красивой женщиной. Мужчин у нее больше не было, несмотря на то, что она была довольно молодой и привлекательной. Либо она так сильно любила отца, либо не испытывала особой тяги к представителям противоположного пола. Или же старалась в полной мере выполнить материнский долг, вырастить и воспитать настоящего дворфа, не отвлекаясь на всякую ерунду вроде мужчин.

Возможно, она давно не одна. Быть может уже воспитывает очередного, рожденного ею дворфа. И снова делает это одна. Так уж заведено в мире дворфов. Мужчина нужен женщине дворфийке на время зачатия ребенка, и до тех пор, пока он не сделает свои самые первые шаги. Затем мужчина становится ненужным, и изгоняется из семьи. И в этом нет никакой трагедии. Просто дворфы привыкли так жить, и не мыслили своей жизни иначе.

Живущие на поверхности люди, не понимают дворфов, осуждают их отношение к семье. Но и дворфы в свою очередь не понимают людей, с их болезненной привязанностью к семье. Ведь жизнь так коротка, чтобы ограничивать ее какими-то рамками, ставить запреты, за которые нельзя выходить. И это дворфы, чей век растягивается на 5–6 тысячелетий, если ничто не ускорит кончины. Совсем другое дело человек, чей век и вовсе невелик. Редкая человеческая особь доживает до 100 лет. Возраста, когда дворф считается совсем еще юным созданием, только-только начинающим делать первые шаги в своей жизни.

Человеческие чувства и привязанности были чужды дворфам, за что люди называли их бесчувственными существами. Возможно, отчасти, они были правы. Это человеческое суждение в полной мере относилось и к Далину. Прошло уже целых 500 лет с тех пор, как он достиг совершеннолетия, построил себе отдельное жилище, и открыл собственную штольню, а он так ни разу не навестил мать. Не поинтересовался, где она, и с кем. Жива ли она вообще, или уже давно ее душа отправилась на небеса.

Далин мог бы встречаться с ней в таверне, в которой после дневных трудов собираются дворфы, чтобы пообщаться, пропустить кружку-другую темного, хмельного пива дворфов. Он обязательно встретил бы ее в таверне, и не раз. Туда одинаково регулярно ходили и мужчины, и женщины дворфы, которых к окончанию трудового дня, невозможно было отличить друг от друга. Ведь все одеты одинаково. В кожаные костюмы рудокопов, пошитые местными мастерами из шкур горных баранов. На ногах тяжелые кожаные ботинки на толстой подошве сделанные лепреконами, непревзойденными башмачниками, как подземного, так и наземного мира. В довершение ко всему, они были покрыты с ног до головы слоем каменной пыли, стиравшем последние различия полов.

Далин лишил себя возможности встречаться с матерью. И сделал это осознанно. В таверне дворфы ведут себя раскованно, расслабляясь после напряженного трудового дня. Нередко там случаются мимолетные романы, в результате которых парочки уединяются в специально предназначенных для этих целей комнатах, где есть все необходимое для мимолетного, ничего не значащего, и ни к чему не обязывающего, свидания. Широкое, просторное ложе, кувшин с вином на полу, да два металлических кубка, из которых так приятно удалять жажду после горячих любовных утех.

К утру уединившиеся парочки расходятся по своим подземным выработкам, чтобы вечером вернуться в таверну вновь, напрочь позабыв о вчерашнем приключении. И совсем ни к чему здесь присутствие близкого человека, для которого легкое приключение кого-нибудь из родителей, может таковым не оказаться. Да и родителю, будь то мужчина, или женщина, вряд ли захочется выставлять перед своим отпрыском личную жизнь напоказ.

Был и еще один немаловажный с морально-этической точки зрения аспект. Дворфы, как и прочие магические существа, жили невероятно долго с точки зрения людей. И процесс старения организма, как и возраст, растягивался на неопределенно долгий срок. Все как у людей, только с коофициентом 50, примерно во столько раз дольше людей живут населяющие подземные глубины Кааркен-Тау, дворфы.

Пиво в таверне дворфов темное, и хмельное, и быстро бьет в голову даже таким толстокожим созданиям, как эти неутомимые, не знающие усталости рудокопы. После двух-трех кружек хмельного, крепчайшего убойного пива, любая, даже самая захудалая дворфийка, становится чертовски привлекательной, желанной, и соблазнительной. Отдельные, различающие представительниц прекрасного пола черты, размываются, и вскоре исчезают вообще. И не мудрено, что на следующий день самозабвенно предававшаяся всю ночь любовным утехам парочка, ведет себя так, словно ничего и не было. Ни дворф, ни дворфийка, не могли с определенной долей уверенности сказать, с кем именно случилось вчерашнее любовное свидание. А оно, по воле хмельного напитка дворфов, могло быть с кем угодно. В сложившейся ситуации, вполне мог приключиться и инцест, порицаемая в любом обществе связь между родителями, и детьми.

Чтобы не допустить самой возможности подобного, достигшие совершеннолетия дворфы выбирали для жизни жилища подальше от тех мест, где они провели первые годы жизни. И таверна, без которой не мог прожить ни один дворф, была другой, нежели та, которую посещала воспитывающая их мать. Что же касается отца, то в этом случае все обстояло несколько иначе. Отношения между отцом и дочерью, если таковые случались, не осуждались так сурово, как матери с сыном. Ведь, по большому счету, дети дворфов знали только мать, воспитывающую их до момента выхода детей в самостоятельную жизнь. Отца они не помнили вовсе, он уходил из семьи едва дети начинали делать свои самые первые шаги.

Не отошел от общепринятых традиций и Далин, выбрав себе жилище, шахту, и таверну, далеко от матери, и был уверен, что их пути никогда не пересекутся. И никакие морально-этические запреты нарушены не будут.

Прожив пару столетий вдали от матери, Далин стал вполне самостоятельным, обеспечив себе тот комфортный минимум, что необходим для полноценной жизни подземного существа. Далин имел просторное, уютное жилище, с необходимым количеством мебели. Собственными руками выложил просторный очаг, гордость любого дворфа, в котором можно было изжарить целого барана. Насадив его на вертел, накормить добрую дюжину приятелей, если в этом возникнет такая необходимость.

Хотя, сказать по правде, гости у дворфов бывали крайне редко, а если еще точнее, не были почти никогда. Гости в жилищах дворфов появлялись лишь в исключительных случаях. В жизни Далина, такого случая еще не было, хотя прошло несколько столетий с тех пор, как он однажды утром ушел от матери, чтобы никогда больше не вернуться. Дворфы нутром чувствуют, когда настает тот день, когда нужно уйти навсегда. Далин ушел. Почувствовала, что пришло его время, и мать, впервые не отправившаяся на поиски сына.

Крепко став на ноги, обзаведясь собственной штольней, хозяйством необходимым для жизни, и парочкой горных баранов, являющихся непременным атрибутом взрослой жизни, стоящих целого состояния, Далин почувствовал другой зов. Зов плоти, неудержимым магнитом потянувший его к представительницам прекрасного пола. Далин почувствовал, что настала пора обзавестись семьей, пусть и на небольшое, в соответствии с традициями дворфов, время.

Именно поэтому, последние лет 100, Далин одевался особенно тщательно на очередную ярмарку, набивал под завязку кожаный кошель драгоценными каменьями. И баранов своих перед поездкой на ярмарку Далин отмывал дочиста, начищал до ослепительного блеска их сбрую, чтобы привлечь внимание дворфиек.

Несмотря на молодые годы, Далин не был неопытен в обращении с противоположным полом. Случались и в его жизни любовные интрижки. Но не на ярмарке, где рождаются дворфийские семьи, а в таверне, где все намного проще, и без последствий. Где мимолетная связь не влечет за собой никаких обязательств. Рудничная пыль убивает способность дворфиек к зачатию, особенно если она подкреплена солидной порцией хмельного, темного пива дворфов.

На ярмарке все иначе. Девушки там гораздо привлекательнее и желаннее в своих невероятных нарядах, нежели покрытые рудничной пылью рудокопки. И пиво, которое в течении многих дней, а то и недель, пьют дворфы на ярмарке иное, нежели то, что подают в подземных тавернах уставшим после напряженного трудового дня рудокопам. На ярмарке дворфы пьют эль. Светлый, пенистый и хмельной напиток людей. От него на душе становится легко, тепло, и радостно. Так хорошо, что хочется обнять, прижать к себе, и расцеловать весь мир, или хотя бы частичку его, в лице какой-нибудь симпатичной дворфийки.

Но, по издревле заведенной традиции, первый шаг к сближению делает представительница прекрасного пола. Именно дворфийки выбирают себе супруга для дальнейшего, пусть и весьма непродолжительного союза, длящегося всего несколько скоротечных лет. Таков обычай. Женщина дворфийка, по одной ей ведомой причине выбирает себе мужа, от которого у нее будет ребенок.

На ярмарке дворфиек всегда меньше, чем мужчин. Порой в десятки раз. Это связано с тем, что женщины выбравшие себе мужа ярмарку больше не посещают, занятые вынашиванием ребенка, или его воспитанием. Их мужчины, приезжающие за необходимыми для жизни припасами, на ярмарке долго не задерживаются. Сделают необходимые покупки, и, прихватив пару бочонков божественного эля, возвращаются домой. Заключившие брачный союз мужчины дворфы немногословны. Они не участвуют в общих гульбищах и пирушках, как прочие дворфы, не обремененные семейными узами.

Далину, бывшему на ярмарке множество раз, пока не везло. Красавицы дворфийки, сменившие пыльные, серые одежды рудокопов на умопомрачительные наряды земных женщин, не удостаивали его выбором. Они охотно пили в его компании, как и в компании других мужчин, шутили и смеялись, но уезжать с ярмарки предпочитали с другими. Несмотря на роскошные одежды, добротные сапоги и пару отличных горных баранов, Далин был еще очень молод, и его победы на любовном фронте дело будущего, а насколько отдаленного, покажет время. Он может пробыть без пары не одну сотню лет, и вообще закончить жизнь махровым бобылем, а может уже на следующей ярмарке обзавестись женой. Если удастся поразить чем-то необычным женскую часть подземного мира. Чтобы поразить повидавших всякого на своем веку дворфиек, одних одежд, сапог, и баранов, а также карманов набитых драгоценными каменьями, недостаточно. Здесь нужно нечто большее, неожиданное, то, чего нет ни у кого, то, что найти можно только в шахте.

В очередной раз возвратившись домой, распрягши горных баранов, и отпустив их на волю, Далин с удвоенной энергией принимался за работу, стремясь найти нечто, что обеспечит ему успех у прекрасной половины дворфов. Найти то, что принесет ему почет и уважение среди скупых на похвалы мужчин.

Освободившиеся от упряжи бараны, отпущенные на волю, легко найдут выход на поверхность, из какого бы глухого угла Кааркен-Тау они бы не были выпущены. На ближайшие полгода, вплоть до очередной ярмарки дворфов длящейся ровно месяц, они свободны. Относительно свободны. Перед тем, как отпустить баранов обратно в горы, дворфы накладывают на них заклятие. Стоит произнести это заклятие вновь, как бараны, повинуясь зову магии, покинут излюбленные высокогорные пастбища, и, пройдя по подземным лабиринтам горных выработок, вернутся к хозяину. Если баран не вернулся к хозяину повинуясь магическому зову, значит его нет в живых. Заклинание накладываемое дворфами, помогает им вернуться, но ни в коей мере не защищает от бед и напастей, которых полно в наземном мире.

В горах, помимо баранов, обитают снежные барсы, их главные недруги. Снежный барс легко справится с горным бараном, каким бы матерым и сильным тот не был. Одного удара лапой барса, достаточно для того, чтобы переломить хребет взрослому барану.

Но не только снежные барсы доставляли хлопот бараньему племени. На заснеженных горных вершинах обитали орланы — огромные хищные птицы, питающиеся остатками трапезы снежных барсов, и охотящиеся на живность помельче, вроде зайцев, и куропаток. Не чурались огромные, хищные птицы, и падали, остающейся на месте трапезы более удачливых хищников. Не прочь они были полакомиться и молодой бараниной, и это также доставляло немало хлопот бараньему племени. Со взрослым бараном орлан справиться не мог, слишком они здоровые, тучные, и настолько крепкие, что без труда носят на себе немалый вес взрослого дворфа в его поездках на ярмарку. В случае войны на хребты горных баранов наваливается еще большая ноша в лице облаченного в сверкающие стальные, или медные доспехи дворфа, размахивающего пудовым, боевым топором. Да и сами бараны по такому случаю обряжаются в боевое облачение, некое подобие кольчуги из металлических пластин, и кожи, чтобы по возможности, как можно лучше защитить скакуна от ударов мечей и копий орков, троггов, и прочей нечисти, осмелившейся вторгнуться во владения дворфов и гномов.

Заклятия, накладываемые дворфами на баранов, имеют и другой магический эффект, помимо их возвращения. Баран несущий на себе заклятие дворфов, или гномов, становится неуязвим для стрел эльфов, этих непревзойденных охотников. Именно влиянием магии объясняется то обстоятельство, что каким бы искусным в стрельбе из лука не был эльф, на какую бы удачную дистанцию не подобрался, он никогда не сумеет убить заговоренного барана. Чего никак нельзя сказать про снежных барсов и орланов, на которых не действовала магия дворфов.

На минувшей ярмарке Далину вновь не повезло в главном, как и в прошлые приезды в волшебные залы Ульдерика. Он удачно поторговался, закупил кучу припасов, и необходимых в вещей, без которых в хозяйстве не обойтись, расплатившись драгоценными каменьями добытыми в собственной шахте.

Прикупил Далин на ярмарке и пару бочонков человеческого эля, божественно-прекрасного, хмельного напитка, столь ценимого дворфами. Все было прекрасно, за исключением одного. Пить волшебное пиво ему, как и в былые годы, придется в одиночку. Красавицы — дворфийки вновь обделили его своим выбором, одарив теплом и лаской других, более удачливых, и привлекательных, с их точки зрения, мужчин.

Навьючив на баранов бочонки с элем, припасы, и прочие покупки, Далин отправился в обратный путь, мечтая о том времени, когда рядом с его баранами, будет идти красавица — дворфийка, которая на несколько бесконечно долгих, и счастливых лет, станет его женой, и матерью их ребенка, дочери, или сына.

Мысли о будущем счастье помогают идти. И дорога за сладкими мечтаниями становится не такой долгой и нудной, какой кажется вначале. Подгоняемый мечтами Далин ускоряет шаг. Быстрее вернуться домой, в родную шахту, и с головой окунуться в работу. Чтобы найти нечто такое, чего нет ни у одного дворфа, такое, что магнитом притянет к нему любовь и ласку молодых дворфиек, положит конец столетиям неудачи. Когда ему приходилось довольствоваться лишь лицезрением женских прелестей, да завидовать чужому счастью.

Хотя, если поразмыслить, что он может добыть в шахте такое, чего нет ни у одного дворфа обитающего в подземных глубинах Кааркен-Тау? Пожалуй, ничего необычного он не найдет, не смотря на все старания. Быть может, ему повезет, и он добудет невероятный по величине, и чистоте, камень, что будет величайшей находкой. Огромный гранат, рубин, или царь всех камней, — алмаз. На обладателя такого камня не смогут не обратить внимания очаровательные дворфийки выбирающие себе мужа, и отца своему будущему ребенку. На ярмарке, месте сбора обитающих в подземных глубинах Кааркен-Тау, дворфов. Далин был уверен, что любая женская особь захочет получить в подарок такой невероятный камень, как символ любви, и верности. Тем более, что в дополнение к камню прилагается и сам Далин, далеко не уродливый, и не глупый, полный молодецких сил и задора, дворф.

Из рассказов старших Далин знал, что у людей, завсегдатаев ярмарки, и главных покупателей драгоценных каменьев, существует схожий обычай. Только вместо камней в их церемонии ухаживания присутствует кольцо. Сама эта процедура у людей называется помолвкой. У дворфов это действо никак не называется. Дворфийка кладет руку на плечо приглянувшегося ей дворфа, и все, союз заключен. Свершенным он считается тогда, когда выбранный женщиной мужчина одаривает ее самым ценным камнем из привезенных им на ярмарку, и она его с благосклонностью примет.

А затем, заключившая союз пара удаляется в обиталище прекрасной дворфийки, чтобы несколько лет прожить вместе в любви и согласии, работая в принадлежащей женщине шахте. Мужчина таким образом делает приданное своему ребенку, что позволит тому прожить без забот до совершеннолетия, и позднее, когда ребенок покинет мать, и заживет самостоятельной жизнью.

Далин жил довольно далеко от священных залов Ульдерика, где собирается на ярмарку племя дворфов. Дорога только в один конец отнимала у него целую неделю. И это при том, что он не полз, подобно раненой черепахе, а поспешал, соизмеряя свой ход с ходом вьючных баранов, которые на ярмарку шли гораздо охотнее, нежели обратно. На ярмарку они шли налегке, везя на горбу лишь небольшие припасы, должные хватить дворфу и его баранам, на неделю пути. Далин предпочитал на ярмарку ездить, а не идти, как и все дворфы. Тем более, что бараны шли на ярмарку налегке, и им ничего не стоило нести на себе и хозяина, тем более, что ехал он на них попеременно, давая одному из баранов отдохнуть.

На ярмарку Далин спешил, втайне надеясь на то, что на этот раз ему обязательно повезет, и он отправится в обратный путь не один, а в компании с молодой дворфийкой, которая станет его супругой на ближайшие несколько лет. Женщиной, которая родит ему ребенка, той самой, что примет от него в подарок рубиновый гранат, отменный экземпляр с точки зрения любого дворфа. За этот камень торгующие на ярмарке люди, отвалили бы ему столько, что трудно себе представить. Вот только камень, найденный Далином пару столетий назад, был не для продажи. Предназначался он той единственной, что положит ладонь на его плечо. Той, с которой он пойдет рука об руку в новую жизнь, полную любви, и неги.

Обратно с ярмарки, Далин спешил, по другой причине. Шел даже быстрее, и был готов побежать, если бы не остужающие его порыв бараны. Они были загружены поклажей, и им совсем не улыбалось нестись куда-то сломя голову с таким грузом. Они шли с такой скоростью, с какой считали нужным, и никакие заклятия не могли заставить их двигаться быстрее. И поэтому Далин вынужден был подстраивать свой ход под неспешное движение баранов, хотя, порой, ему хотелось бежать. Бежать сломя голову в шахту, и, вооружившись киркой и заступом, крушить подземные своды в поисках невероятного сокровища, что в корне изменит его жизнь. Но, как бы Далин не спешил вернуться домой пораньше, дорога обратно отнимала у него всю ту же неделю.

За неделю горевший у него внутри зуд немного угас. И, поэтому, вернувшись домой, Далин не кинулся очертя голову в шахту, дабы немедленно добыть там бесценное сокровище, что принесет ему славу среди мужчин, и любовь самых прекрасных женщин.

Далин не спеша расседлал баранов, верой и правдой служивших ему целый месяц. Все то время, что он потратил на дорогу, и на время пребывания на ярмарке. В многолюдье, когда вокруг столько нового, интересного, а порой просто завораживающего, время летит так незаметно. Не успеешь и глазом моргнуть, как пора отправляться домой, ведя в поводу тяжело нагруженных припасами, и прочими нужными в хозяйстве покупками, баранов.

Первым делом по возвращении домой Далин освободил баранов от поклажи, накормил до отвала, и почистил. Прочтя заклинание на возвращение, Далин отпустил баранов в их горный мир, на высокогорные луга, расположенные многими километрами выше, чем обжитые дворфами подземелья Кааркен-Тау. Далин не знал, сколько времени потребуется баранам на возвращение в родное стадо. Одно он знал наверняка, они обязательно дойдут, вернутся к привычному образу жизни. И на несколько месяцев позабудут о дворфе, пока магическое заклятье не отвлечет их от любования величественными горными вершинами, и не погонит вновь в недра чуждого им подземного мира.

Отпустив ставших ненужными баранов, Далин принялся за привезенные с ярмарки покупки, раскладывая их по привычным местам. Далин, как и всякий дворф, любил порядок, когда каждая вещь лежит на своем месте, и ее не нужно искать. Порядок был в крови у дворфов, как магические знания, и богатырское здоровье.

За хозяйственными хлопотами время летит незаметно. И когда Далин приготовил нехитрый ужин состоящий из огромного куска прожаренного мяса, краюхи хлеба, и двухлитровой кружки привезенного с ярмарки эля, наступила ночь. Времени предаваться пустым мечтаниям, уже не было. Покончив с едой, неторопливо допив волшебное пиво, Далин лег спать. Рано утром ему предстояло идти в шахту, на поиски того самого камня, который принесет ему удачу.

Возможно, на поиски этого камня уйдут годы, или даже столетия, а может быть, удача улыбнется ему уже завтра. Ведь Удача особа весьма непостоянная, и непредсказуемая. Сегодня она улыбнется одному, завтра другому, и никогда нельзя с уверенностью назвать ее очередного любимца.

Дорога в шахту отнимала минут 15. В обычный день. Но сегодня все было иначе. Сегодня был первый день после возвращения молодого дворфа с ярмарки, когда он был полон чувств, переполнявших его всю последнюю неделю, пока груженые поклажей бараны неторопливо несли свою нелегкую ношу к его жилищу.

Сегодня Далин в шахту не шел, а летел, одержимый мечтой отыскать сокровище, равного которому нет ни у одного из дворфов. У каждого, достигшего совершеннолетия дворфа, имелась собственная шахта, вход в которую был закрыт для прочих обитателей подземного мира магическим заклинанием, которое знал лишь хозяин шахты. Никакой дворф не потерпит там присутствия постороннего. Да его там просто не может быть в силу магического запрета, наложенного дворфом на свою подземную разработку. Любой другой дворф, или иной обитатель подземного мира, даже окажись он в метре от входа, пройдет мимо ничего не увидев, и не услышав, настолько надежно охраняет магическое заклинание вход в святая святых каждого дворфа, — его шахту.

И лишь в исключительных случаях там могут работать двое. Чтобы такое случилось и в жизни Далина, и мчался он летним утром в шахту в надежде отыскать камень, который привлечет к нему внимание прекрасных жительниц подземного мира Кааркен-Тау на очередной ярмарке.

Только когда мужчина дворф и женщина дворфийка заключают брачный союз, они могут работать вместе в шахте принадлежащей женщине. Мужчина трудится не покладая рук, не беря себе лично ни единого камня из найденных там каменьев. Все, что он найдет, уходит на содержание семьи. Все, что сверх этого, идет на приданное ребенку. Чтобы было с чего начать свою жизнь, когда он достигнет совершеннолетия, и расстанется с матерью.

Срок, который дворф проведет в брачном союзе с дворфийкой, вполне приемлем с точки зрения людей обитающих на поверхности. Но он ничтожно мал, с точки зрения самих дворфов. Всего несколько скоротечных лет, за время которых нужно успеть сделать многое. И в первую очередь обеспечить сына, или дочь, чтобы он, или она, достойно вступили во взрослую жизнь. Именно поэтому мужчины дворфы обзаведшиеся семьей не могли позволить себе отпуска, и продолжительной поездки на ярмарку. Им нужно много трудиться, чтобы воплотить задуманное в жизнь.

Далин тоже был готов пожертвовать поездками на ярмарку ради главного. Семья, и рождение ребенка, это главная цель в жизни любого дворфа, что бы по этому поводу не говорили люди. И далеко не каждому из дворфов удается оставить после себя наследие в виде сына, или дочери, носителей его генов. Слишком много в их мире мужчин, и мало женщин.

Для создания семьи, и обзаведения ребенком, дворфу порой приходится ждать не одну сотню лет. Порой проходят тысячелетия, прежде чем дворфийка остановит свой выбор на конкретном дворфе. А бывает и такое, что и 5–6 тысячелетий, оказывается недостаточно, чтобы выбор женщины остановился именно на нем. И тогда дворф уходит в небытие не оставив после себя и следа.

Отсутствие семьи у дворфа вовсе не означает, что он лишен любовных утех. Встречи мужчин и женщин случаются и за пределами ярмарки. В таверне, куда приходят после рабочего дня уставшие рудокопы, мужчины, и женщины. Чтобы пропустить пару кружек темного и хмельного пива дворфов, пообщаться, и развлечься. А самое лучшее развлечение это интимная близость с представительницей противоположного пола. Вот только близость эта без последствий, и обязательств. Уединившаяся в номерах парочка, всю ночь предававшаяся жарким, любовным схваткам, утром разбегалась по шахтам, чтобы напрочь позабыть о своем мимолетном увлечении. А рудничная пыль, которой были насквозь пропитаны дворфы обеих полов, не благоприятствовала продолжению рода.

Слышал Далин рассказы старших, будучи на ярмарке в просторных залах Ульдерика о том, что некоторые дворфы живут с представительницами других рас. С эльфами, орками, и даже людьми. Но лично сам Далин считал такой союз противоестественным, и готов был ждать удачу еще сотни лет, нежели пускаться во все тяжкие.

Насколько знал Далин, в обширных подземельях Кааркен-Тау противоестественных союзов не было. Подобные связи были возможны лишь на поверхности, в мире людей. Или же в мрачных подземельях лежащих за пределами Кааркен-Тау, населенных представителями рас, по большей части непримиримо-враждебных по отношению к дворфам. Ничего хорошего от подобного союза произойти не могло. Кровь представителей разных рас не смешивалась. Пары живущие в столь чуждом Далину противоестественном союзе, не имели потомства. Природа породившая всех живых существ обитающих на планете, была весьма предусмотрительной, обезопасив себя от подобного. А то, только одному богу известно, какие бы монстры народились от подобных союзов.

……..Все было, как всегда. Под сильными ударами молодого дворфа каменистая порода чрева Кааркен-Тау обламывалась, и крошилась. Одного беглого взгляда на обломки было достаточно для того, чтобы определить, есть ли в них что-нибудь ценное, или же это просто каменный мусор, о котором нужно просто забыть. Над более крупными кусками нужно поработать еще. Потому, что именно в такой вот, отвалившейся глыбе, в ее сердцевине, может скрываться сокровище, на поиски которого каждый дворф затрачивает большую часть своей жизни.

В таком вот обломке пару столетий назад Далин обнаружил кроваво-красный рубин, являющийся гордостью его коллекции драгоценных камней. Камень, предназначенный не для продажи, а для подарка. Той самой, что положит прекрасную руку на его плечо, тем самым скрепив их семейный союз.

Немало камней и поменьше добыл Далин из огромных, бесформенных обломков, зачастую многократно превышающих габаритами далеко не маленького дворфа. Камни побольше шли в его личную сокровищницу, камешки поменьше в увесистый кожаный мешок, выполняющий роль кошелька.

Вместо денег там были камни, которые так ценились на поверхности, в мире людей. Своих денег у дворфов не было, как и нужды в их изготовлении. Все, что нужно, они могли получить от людей и гномов, имея в кожаном кисете дюжину другую не очень крупных драгоценных камней.

Случалось, что отвалившаяся от стены каменная глыба открывала взгляду рудокопа такое, от чего захватывало дух, а сердце пускалось в бешеный галоп.

Сегодня Далин работал с удвоенной энергией. Удары наносимые руками, истосковавшимися по работе, были так сильны, что заставляли отлетать от стен кускам и кусочкам большим, нежели обычно.

Некоторые из этих кусков были довольно крупными, и больно били в самых необычных местах. Но молодой дворф стойко переносил болезненные удары камней, что легко отправили бы на больничную койку обычного человека, окажись он в подобной ситуации. Очередной удар пышущего молодецкой силой дворфа отколол от стены такую огромную гранитную глыбу, что Далин вынужден был отскочить в сторону, чтобы не оказаться заживо погребенным под многотонной, каменной громадиной. А когда он поднял глаза, то окаменел пораженный увиденным.

Валяющаяся под ногами каменная глыба была усеяна разноцветными, переливающимися в полумраке подземной выработки, камнями. Утонувшая в каменной крошке глыба таила в себе целое состояние, которого хватило бы обычному человеку на всю жизнь. Для дворфа же это было не более, чем очередная горсть причудливо переливающихся камней в его коллекции драгоценностей.

Но вовсе не россыпь переливающихся всеми цветами радуги каменьев привлекла его внимание. Лишь мимоходом глянув на валяющиеся под ногами сокровища, Далин тотчас же позабыл об их существовании, пораженный открывшемся его взгляду зрелищем.

Напротив него, наполовину высунувшись из каменистой толщи скальной породы, блистал камень. Далеко не та мелочь, что сейчас лежала у него под ногами, дожидаясь своего часа. Гордость его коллекции, огромный, кроваво-красный рубин, был ничто, по сравнению с камнем явившемся его взору. Сердце в груди Далина пустилось в бешеный, неудержимый галоп. Молодой дворф точно знал, что это именно то, что он искал всю свою жизнь. Камень, которого нет ни у одного, даже самого старого, и почтенного дворфа. Находка, которая случается лишь раз в жизни, если очень-очень повезет.

Несколько бесконечно долгих минут не сводил Далин глаз с горящего кровавым светом камня, величиной с кулак взрослого дворфа. Дворф не мог отвести взгляда от своего сокровища, попав под его гипноз. И вместе с безмерным восхищением находкой, в его голове звучал вопрос: — Что это за камень?

Ничего подобного в своей жизни Далин не видел, хотя в его голове хранилась обширнейшая коллекция камней, включающая в себя сотни наименований этих молчаливых представителей каменного царства. Многие из них были бесполезны, и не представляли никакого интереса для молодого дворфа. Хотя и среди них встречались весьма любопытные экземпляры. Некоторые из особенно понравившиеся ему камней, Далин хранил дома, создав отдельную коллекцию, чтобы не смешивать драгоценные камни с просто красивыми камушками. Не имеющими никакой ценности в мире людей, а значит бесполезных для дворфа, жизнь которого протекает в добыче камней, и обмене их на изделия из наземного мира. Их приятели гномы, хоть и не занимаются добычей драгоценных камней, но толк в них определенно знают. Обмануть их невозможно, подсунув красивый камушек вместо драгоценного.

Симпатичный камушек, не представляющий для людей и гномов ценности, можно было бы впарить какому-нибудь орку, троллю, или гоблину. Они в камнях ничего не смыслили. Их жизнь заключалась не в собирании камней, а в поисках еды, которой было немного в мрачных подземельях, и прочих дремучих местах, где предпочитали селиться эти создания. Если они и появлялись во владениях дворфов, то не для того, чтобы торговать. Гнало их в мир людей, дворфов и гномов, неутолимое чувство голода. Когда их становилось слишком много, чтобы прокормиться на принадлежащих им землях.

Камень явившийся взору Далина, был необычным. Он даже не мог сказать наверняка, драгоценный камень, или нет. Но то, что он диковинный, сомнений не было. Драгоценный он, или нет, это должен решить совет старейшин дворфов, если вдруг окажется, что такой камень найден впервые, и не имеет аналогов.

Оторвавшись от созерцания горящего кровавым огнем камня, Далин решил подойти поближе. Для этого нужно было обогнуть огромную каменную глыбу едва не раздавившую его, и перегородившую дорогу.

С трудом протиснувшись в щель между каменной глыбой и стеной тоннеля, Далин оказался почти вплотную к необычному камню. А когда он взглянул на свою находку вновь, то застыл от изумления на месте. Камень больше не был кроваво-красным. Он был фиолетовым, с серебристыми искрами. Когда пришедший в себя Далин сделал шаг в сторону и взглянул на камень под другим углом, то вновь был поражен увиденным. Теперь камень сиял изумрудным светом, переливаясь так, словно на него падали лучи дневного светила, а не тусклый свет шахтерской лампочки на голове дворфа.

Вне всякого сомнения находка никак не может быть обычным камнем, — это драгоценность. Сомнений в этом у молодого дворфа больше не было. И он был почти уверен, что найденный им камень по ценности превосходит даже алмаз, — короля среди камней.

Найти в подземельях Каарке-Тау алмаз очень сложно, почти невозможно. Хотя иногда, примерно раз в столетие, какой-нибудь счастливчик находит дюжину-другую алмазов, имеющих привычку селиться колониями, предпочитая общность раздельному существованию большинства драгоценных камней.

Ходят упорные слухи о том, что в мрачных подземных глубинах далеко за пределами Кааркен-Тау, в местах, где любят селиться орки, гоблины и тролли, алмазов видимо-невидимо, и их никто не добывает. И что они буквально валяются под ногами этих грязных созданий столь чуждых дворфам.

Правда это, или вымысел, Далин не знал. Не было в их мире дворфа, который мог бы подтвердить, или опровергнуть, подобные утверждения. Это вовсе не значит, что дворфы трусы, и среди них не нашлось того, кто рискнул бы попытать счастья на чужих, запретных землях. С регулярностью раз в десятилетие находился такой смельчак, в глазах немногих, и безумец в глазах большинства, что презрев запреты, уходил на поиски алмазов в запретные земли.

Вот только никто назад не вернулся, чтобы поведать дворфам тайны далеких, и мрачных подземелий орков. Об их дальнейшей участи можно было только догадываться. Большая часть охотников за чужими сокровищами, находила последний приют в желудках орков, и пещерных троллей. Меньшая часть становилась черными дворфами, отщепенцами, заключившими союз с орками, взяв в жены одну из представительниц их рода.

Иногда темные дворфы возвращались, ведя за собой огромное, жаждущее крови и свежего мяса войско орков, и их темных союзников. И каждый раз за дворфом неразлучной тенью следовала жена с кинжалом за пазухой, готовая пронзить сердце супруга при малейшем намеке на измену с его стороны.

Пару десятилетий назад и Далин всерьез подумывал о том, не отправиться ли и ему попытать счастья в запретных землях. Ведь он гораздо умнее, хитрее, и сильнее своих предшественников, и ему обязательно повезет. И окончание истории с алмазами из запретного мира будет иным. Триумфальное возвращение дворфа с сумой под завязку набитой алмазами добытыми в царстве орков. Но что-то тогда отвлекло, и его намерение отправиться в запретные земли, так таковым и осталось.

Дворфы иногда находят в своих штольнях алмазы изумительной красоты, и чистоты. Попав в руки людей, алмазы становятся во много раз краше, и дороже, чем прежде. И камни эти называются уже по другому. Теперь их называют бриллиантами.

Бриллианты сверкают на солнце, переливаясь бесчисленным множеством разноцветных граней и так же, как и найденный Далином камень меняют свой цвет в зависимости от угла зрения, и от освещения. Найденный Далином камень больше всего походил на бриллиант. Вот только, как не приглядывался дворф, он не находил на камне граней, и иных следов человеческого вмешательства. Камень был таким, каким его породила природа, и Далин оказался первым, кому довелось лицезреть это чудо.

Осталось одно, взять камень в руки, освободив из скалистых объятий горы, в которые он был заключен миллионы лет. Но что-то удерживало Далина на месте, заставляло медлить. В его сердце шевелилось нехорошее предчувствие, а в мозгу пронзительно звенел звоночек, предупреждая об опасности.

Опасности исходящей от камня. Но разве камень может представлять опасность, тем более такой прекрасный? Конечно же, нет! Усилием воли Далин подавил терзающие душу сомнения, помедлил мгновение, собираясь с духом, а затем, набрав полную грудь воздуха, решительно протянул руку вперед, коснувшись пальцами отливающего золотом камня.

…………………………………………………………………

И в тот же миг мир взорвался перед его глазами, превратив в ничто, в груду разрозненных атомов, и найденное сокровище, и шахту, и самого Далина. Мельчайшие частицы разлетелись по всему мирозданию, чтобы уже никогда не соединиться вновь. Чтобы встретиться с другими атомами, образуя с ними весьма причудливые, и необычные сочетания.

Каким-то непостижимым образом частицы некогда составлявшие Далина сумели воссоединиться, вновь став единым целым. Все помнящим, осознающим, и вопящим от непередаваемого, животного ужаса.

Далин куда-то падал. В бездонную яму, колодец, в котором не было стен, как не было ни начала, ни конца. Словно он оказался в гигантской трубе ведущей вникуда. Колодец не был темным и безмолвным. Он был ярко освещенным, и живым. Перед вытаращенными от ужаса глазами дворфа, мелькали мириады всевозможных цветов и оттенков, сливаясь в самые невероятные, и причудливые цветовые гаммы. И все это световое безумство, сверкание и сполохи, сопровождалось звуками. И не просто звуками, не имеющими за собой ничего, а вполне осознанными, наполненными скрытым смыслом, но совершенно непонятными обезумевшему от ужаса дворфу.

Речь звучала настолько быстро, что ее можно было принять за обычное жужжание, звук, не имеющий ничего общего с разумом. Но временами речь замедлялась настолько, что ее можно было бы попытаться понять, если бы не ужас парализовавший мозг молодого дворфа. Мгновение спустя речь вновь ускорялась до неимоверных скоростей, и понять ее уже было не под силу никому из магических существ.

Но Далин понимал. Он не знал как, но понимал. Стоило ему хоть на мгновение закрыть глаза, как перед его мысленным взором с молниеносной быстротой начинали мелькать бесчисленные образы, цифры, названия. Он учился, как учился находясь в утробе матери, только учеба эта была насильственной, и по скорости превосходила прежнюю в тысячи раз. И знания, которые он получал столь необычным образом, были столь чужды и далеки от мира дворфов, как его родное жилище в подземных глубинах Кааркен-Тау, от лучезарного светила, парящего высоко над поверхностью его родной планеты.

Чуждые знания каленым железом вбивались в мозг, чтобы остаться там навсегда, будоража его случайными образами, и неведомыми томлениями. Словно невидимая швейная машинка оснащенная тысячами мельчайших, острых игл, строчила невидимую ткань. Только вместо ткани был мозг Далина, а вместо ниток, море всевозможной, бесполезной и бессмысленной для дворфа информации.

Бесконечно долго выносить такие мучения Далин не мог. Бескрайнее море цвета, световое безумие перед глазами, бесконечное мельтешение мириадов образов в голове. Голова несчастного дворфа раскалывалась на части от невыносимой боли. И он закричал. Еще сильнее, еще пронзительнее, собрав остатки сил, и набрав полную грудь воздуха. И в следующее мгновение огромный цветной молот, со всей мощи обрушился на его многострадальную голову, подобно огромному рубильнику отключив его восприятие от всего и вся. Он просто падал в никуда, ничего не видя, не слыша, не чувствуя боли от прошивающей мозг бесполезными знаниями, гигантской швейной машинки.

А затем невероятное, безумное падение, прекратилось. Сразу, безо всякого перехода. Он просто остановился, и замер в неподвижности. Не было сил не только подняться, но даже открыть глаза, или пошевелиться. Все кончилось, он жив, и это главное. Это последнее, что успел понять Далин, прежде чем погрузиться в глубокий, черный, как омут, сон без сновидений.

Из сонного забытья более похожего на смерть, чем на сон, Далин вынырнул также неожиданно, как и погрузился. Точнее он сделал это не сам. Ему помогли. Если бы не досадная помеха, молодой дворф мог бы проспать целые сутки, обычное в их кругу явление после сильного душевного потрясения. Ничего подобного ранее Далину испытывать не приходилось, поэтому обморочный сон должен был быть глубоким, и невероятно длинным. В его мире.

То, что он находится не у себя дома, и не в собственной шахте, Далин понял сразу же, едва открыв глаза, ответив таким образом на внешнее раздражение, а точнее, раздражителя. Виновником его внезапного пробуждения стал не какой-нибудь посторонний предмет, что зачастую мешает спать. Вроде острого камня попавшего под бок, или куска сухой ветки, незнамо как оказавшейся на ложе. Виновником его пробуждения, стал зверь.

Зверь настолько неприятный, и отвратный с виду, что по сравнению с ним орки, гоблины и тролли, выглядели эталоном красоты и грации. И этот монстр испытывал по отношению к дворфу далеко не дружеские чувства. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, дело обстоит именно так.

Похоже, зверь принял дворфа за тушу падшего животного, пусть ранее невиданного, но от этого не менее желанного. Не раздумывая, и не мешкая, зверь раззявил усеянную множеством мелких зубов пасть, и впился в то, что посчитал наиболее вкусным, или подходящим для начала трапезы.

Дворфы существа довольно крупные. Не в плане роста, а в плане комплекции. Самый рослый дворф уступал в росте среднему человеку, но зато в два, а то и в три раза, превосходил по весу. Строением тела дворф напоминал крепко сбитый, дубовый бочонок. Невысокого роста, плотного телосложения, с широкой грудью, мощными плечами и руками. Дворфу ничего не стоило поднять человека вместе с лошадью, и отшвырнуть далеко в сторону.

Вот только надобности в этом не возникало. Дворфы жили с людьми в мире и согласии, не конфликтуя, и тем более не доводя дела до открытой ссоры. Конечно, совсем без ругани не обходилось. На той же ярмарке. Но это было обязательное действо, некая часть издавна заведенного ритуала. Когда один хочет продать дороже, а другой купить дешевле. Но все это ерунда. Выпускание пара, не оставляющее на сердце ни малейшего следа.

Нередко можно было наблюдать картину, как вечером, после закрытия очередного ярмарочного дня, человек и дворф, еще какой-то час назад крывшие друг друга последними словами, готовые вцепиться друг другу в глотку, вместе мирно выпивали. Пили темное пиво дворфов, или светлый эль людей в одной из таверн, множество которых открывалось в обширных залах Ульдерика на время очередной, длящейся ровно месяц, ярмарки.

Зверюга, рискнувшая закусить спящим дворфом, понятия не имела кто он такой, и нужно ли вообще с ним связываться. И в этом она просчиталась. Знай зверюга, что с ней случится после пробуждения намеченной на обед жертвы, она бы постаралась убраться отсюда подальше, обойдя дворфа далеко стороной.

Когда Далин открыл глаза, то с удивлением обнаружил себя лежащим под открытым небом, на камнях, купающихся в лучах полуденного светила. Прямо перед ним раскинулся и шумел невиданный лес. Далин готов был поклясться, что ничего, даже близко похожего, в его мире нет. Но самое невероятное, явившееся ему в момент пробуждения, было не солнце, и не диковинный лес. И хотя Далин никогда не видел ничего подобного, он это узнал. Дворф знал все, что его окружает. И он даже не удивился этому знанию, вспомнив свой невероятный полет через беснующийся множеством цветов и красок, бездонный, и бесконечный тоннель. Невидимая швейная машинка мириадами крохотных игл вбивающая в мозг непонятные, и чуждые ему знания, тому виной.

После того невероятного полета, закончившегося глубоким сном без сновидений, Далин, казалось бы, уже ничему не способен был удивляться. Но все же. Когда первое, что ты видишь после пробуждения, — неведомый, уродливый зверь, впившийся зубами в каблук твоего добротного, кожаного сапога, это не может не удивить.

Несколько бесконечно долгих мгновений Далин пребывал в неподвижности, разглядывая противника. А тот, в охотничьем азарте, похоже, даже не заметил того, что намеченная на обед туша неведомого зверя, каким-то непостижимым образом вдруг ожила.

Далин узнал его, мысленно чертыхнувшись, вспомнив ту боль, что предшествовала получению этого знания. Тогда, как ему казалось, совершенно бесполезного, но, как оказалось, очень даже нужного.

Зверь, атаковавший сапог, был хищником, и окажись Далин в беспомощном состоянии, будь он ранен, ему бы не поздоровилось. Это был Целюр. Динозавр, живший за многие миллионы лет до того, как велением древних богов появился на свет великий Двалин. И хотя ходили по миру старинные легенды о существах, живших на планете задолго до появления самого первого из дворфов, Далин в них не верил. Считая все это россказнями, досужим вымыслом падких до всякого рода сенсаций, людей. Оказавшись здесь, Далин в полной мере осознал всю глубину своего заблуждения. И падения. Именно падения. И тот сверкающий и говорящий тоннель растянулся не на расстояния, а во времени, которое измерялось даже не тысячелетиями, а десятками миллионов лет.

Услужливая память преподнесла потрясенному дворфу глубину его падения. Примерно 150 миллионов лет до начала эры дворфов. Далин готов был поклясться, что именно эти цифры прозвучали в его мозгу, словно невидимый суфлер дал ответ на незаданный вопрос. Молодой дворф оказался в царстве динозавров, древних рептилий. Ему невероятно повезло, что первым встретившимся в этом мире хищным динозавром оказался именно целюр, а не кто-то гораздо крупнее, и массивнее, этого малыша.

Вцепившийся в каблук добротного кожаного сапога хищник, ростом был сантиметров 70, в то время, как его длина составляла примерно 2,5 метра. Целюр имел узкую морду с пастью усыпанной множеством мелких, острых зубов, как нельзя более подходящих для того, чтобы рвать ими добычу. Хотя, Далин готов был в том поклясться, вряд ли целюр осмеливался нападать на существа превосходящие его по размерам, если они находятся в добром здравии, а не валяются бездыханными тушами на земле.

Морда его напоминала морду змеи, не одну дюжину которых изловил, и с большим удовольствием съел в своей жизни молодой дворф. Деликатес, в их, не особенно богатом на изобилие блюд мире. Вот только морда у этой змеи была слишком большой. Из рассказов услышанных на ярмарке Далин знал, что в мире людей существуют такие огромные змеи, что без труда заглатывают целого быка, и им ничего не стоит справиться с человеком, и даже дворфом.

По своей сути целюр являлся той же рептилией, как и те, что обитают в его мире. В действительности он имел с ними очень мало общего. Вообще ничего, если не считать отвратной змеиной морды, продолжающей с завидным упрямством грызть сапог, не помышляя о том, чтобы найти зубам применение в более податливых местах. Главное отличие динозавра от далеких потомков состояло в том, что он имел четыре конечности, которых змеи не имели вообще. По-видимому, змеи лишились их за ненадобностью в процессе эволюции. Глядя на целюра, Далин предположил, что процесс избавления от конечностей у рептилий уже начался, и причем довольно давно. По крайней мере части из них.

Передние лапы рептилии были очень маленькими, во много раз короче задних, и вряд ли играли сколько-нибудь существенную роль в жизни этой твари. Они беспомощно болтались под брюхом хищника, только мешая. Задние ноги целюра, были что надо! Длинные, тонкие, проворные, с буграми мышц, и широкими ступнями. Стало понятно, как целюру удается выжить в мире огромных хищных динозавров. Ноги залог его выживания. Скорость, которую развивает целюр, спасаясь от нападения, слишком велика, чтобы его мог кто-нибудь догнать.

Для огромных динозавров целюр был скромной закуской, со своими 20 килограммами живого веса. Но это все-же лучше, чем ничего. Для самого целюра закуской были ящерицы и лягушки, а также лучеперые рыбы в период засухи. Когда реки и озера настолько пересыхали, что становились видны хребты водных жителей, становящихся легкой добычей для таких мелких хищников, как целюр. Роскошным обедом для целюра были остатки трапезы большого хищного динозавра. Или сам гигант, умерший от болезней, или от ран полученных в схватках с другими хищниками.

Тогда целюр устраивал себе пир, съедая столько мяса, сколько мог вместить его желудок. Хотя наесться до отвала ему удавалось не часто. Если один хищник нашел тушу павшего зверя, то почему бы и другим не сделать этого? И если передвигающиеся по земле рептилии не слишком проворны, не очень глазасты, а зачастую лишены и обоняния, то этого нельзя сказать о хищниках покоривших небеса. И хотя, их по большей части интересует распластавшаяся на земле гигантская туша, они не преминут сожрать целюра, если им представится такая возможность.

И поэтому целюр торопился, все глубже и глубже всаживая острые, как иглы, зубы, в сапог дворфа, постепенно прикусывая все выше и выше. Медлить больше было нельзя. Не время предаваться сравнениям древней рептилии с тварями обитающими в его мире. Этим он займется позже, как только избавится от назойливого хищника, который от голода совсем потерял рассудок, не замечая смотрящих на него в упор яростных глаз дворфа.

Молниеносно, для его тела и комплекции, Далин согнул свободную от зубастого захвата ногу, и с силой ударил в узкий лоб ошалевшей от неожиданности рептилии. Целюр умер, не успев понять, что произошло.

Удар был настолько силен, что каблук пробил череп, с противным чмоканьем войдя внутрь, разбрызгивая по камням ошметки мозгов рептилии. Далину пришлось подергать ногой, чтобы стряхнуть с нее тушу целюра, и очистить сапог от остатков серого вещества из проломленного черепа мерзкого создания.

Стянув с ноги сапог, и осмотрев его, Далин остался недоволен результатами осмотра. Не только каблук, но и весь сапог оказался заляпан ошметками серого вещества рептилии, вперемешку с кровавыми брызгами. Далин осмотрелся по сторонам в поисках пучка травы, которой можно почистить обувь и привести ее в надлежащий вид.

Только теперь он смог в полной мере осознать, где очутился. Он развалился на пологом, каменистом склоне, являющимся началом гигантской горы высящейся за его спиной. Все пространство вокруг было усеяно каменными обломками различной величины, кроме того места, где он так удачно приземлился, вывалившись из временного тоннеля. Подобному совпадению, просто немыслимому в другое время, Далин не удивился. Если его угораздило попасть во временной тоннель, забросивший дворфа на 150 миллионов лет назад, в прошлое, то для высших сил затеявших эту непонятную игру, было бы по крайней мере неразумно заканчивать ее так быстро, разбив свою игрушку на камнях первобытного мира.

В паре метрах выше, Далин заметил чернеющее в каменистой толще горы отверстие. Пещера. Это, как минимум. А может и начало тоннеля ведущего вглубь горы. Кто знает, быть может эта гора не чужая ему. Быть может, именно так выглядел Кааркен-Тау на заре времен, за миллионы лет до рождения легендарного Двалина, отца и основателя рода дворфов.

Предаваться раздумьям по этому поводу Далин не стал. Гигантская швейная машинка нашпиговавшая мозг, ранее казалось бы ненужными знаниями, заставляла действовать. Взглянув на небо, ошеломившее его своей бескрайностью и первозданной синевой, Далин заметил парящие высоко в небе, и немного в стороне, черные точки. Птерозавры. Существа гораздо более крупные, нежели гуси, которых дворфы покупали на ярмарке у людей, чтобы полакомиться птицей.

Услужливый мозг выдал Двалину очередную порцию информации. То, что он разглядел в небе, не птицы. Это тоже рептилии, только с крыльями. И размеры их в десятки раз превышают габариты самых дородных, и раскормленных людьми птиц. А характер у них еще более зловредный. Птерозавры наделены недюжинной силой, и справиться с ними будет не так просто, как с глупым целюром. Зрение у крылатых рептилий отменное. Далин подозревал, что не пройдет много времени, как они обнаружат бездыханную тушу целюра, и слетятся сюда со всей округи, чтобы пообедать, и подраться. Шумом и возней привлекая на место гибели динозавра других, более крупных представителей этого хищного, и зубастого племени. Лишний шум Далину был ни к чему. Дворфу, вооруженному знаниями об этом мире, не хотелось встречаться с прочими его обитателями.

От туши целюра нужно избавляться. Можно оттащить ее в сторону, и бросить там. Тогда тусовка здешних динозавров случится несколько в стороне от его убежища. Можно было, миновав каменистый склон горы, добраться до кромки леса. И там, используя вместо лопаты широкий тесак Далина, выкованный лучшими человеческими мастерами из отборной стали, вырыть динозавру могилу. Только вряд ли она сможет долго скрывать покоящиеся в ней останки. Здешние падальщики отличаются отменным обонянием, и без труда найдут неглубоко прикопанную тушу. Рыть глубокую яму, у Далина не было ни времени, ни желания.

Существовал и третий вариант решения проблемы, к которому после недолгих колебаний и склонился молодой дворф. Затащить тушу целюра в зияющее над головой отверстие, означающее либо пещеру, либо ход в чрево горы. Там тушу никто не увидит с неба, и не учует с земли. Там она сможет храниться сколько угодно долго.

Хотя долго, это вряд ли. Глядя на лежащую у его ног тушу древней рептилии, Далин внезапно почувствовал острый укол голода. Последний раз он поел перед походом в шахту. Сколько времени прошло с тех пор, как он коснулся того злополучного камня, который оказался и не камнем вовсе, и до пробуждения здесь, неизвестно. В том, что он гостит в этом мире недолго, Далин не сомневался. В противном случае его обнаружил бы не целюр, случайно оказавшийся поблизости, а птерозавры, кружащие высоко в небе, и высматривающие добычу. Если бы эти твари напали на него спящего, то вряд ли бы ему вообще удалось проснуться. Сколько времени он провел во временном тоннеле будучи в беспамятстве, Далин не знал, но урчавший от голода желудок подсказывал, что немало.

Тушка целюра выглядела весьма аппетитно с гастрономической точки зрения. Далину этого мяса хватит, чтобы продержаться пару-тройку дней, не выходя из своего укрытия. За это время он успеет продумать план дальнейших действий. Возможно, в его голову придет идея, как выбраться из этого невероятного мира, а если не получится, приспособиться к нему с максимальным комфортом.

Затащить тушу целюра в чернеющее отверстие не составило для Далина особого труда. Он и тащить ее никуда не стал. Просто взял тушу в руки, и мощным броском зашвырнул внутрь. Ему оставалось только надеяться, что это действительно пещера, а не подземный ход, уходящий круто вниз, в недра горы. В этом случае его провизия на ближайшие несколько дней, достанется кому-то другому. Неведомому существу, обитающему под землей. Встречаться с ним Далин также не желал, он очень сильно подозревал, что обитающие в подземных глубинах твари, ничуть не лучше созданий бродящих по поверхности, и бороздящих небеса.

Спустя минуту, Далин вскарабкался наверх, осторожно шагнул внутрь, и остановился. После яркого света дня, он ничего не видел в царящем внутри пещеры полумраке. В этот момент он был как никогда уязвим. Единственное на что ему приходилось рассчитывать, это слух, и обоняние. Слух молчал об опасности, обоняние утверждало обратное. Опасность здесь определенно была, но не сейчас, и с тех пор прошло уже немало времени.

Вскоре зрение вернулось, и Далин смог разглядеть место, в котором оказался сам, и куда забросил предназначенную на ужин тушу целюра. Никакого хода ведущего во чрево горы, здесь не было. Обычная пещера метров 10 длиной, и 5 шириной, сужающаяся по мере приближения к выходу. И он был явно не первым живым существом, решившим избрать пещеру своим жилищем. Это было ясно из разбросанных повсюду костей животных, ставших обедом бывшему владельцу пещеры. В воздухе витал еле слышный запах ее обитателя. Когда-то здесь жил птерозавр, огромная летающая рептилия. Здесь она отдыхала, поедая некрупных зверей пойманных на поверхности. По большей части, птерозавры были падальщиками, но и они были не прочь полакомиться свежим мясом неосмотрительно встретившимся на их пути.

В пещере следовало прибраться, чем Далин и занялся, сгребя в кучу кости, и высохшие экскременты ящера. Запихав все это в небольшое ответвление пещеры, пару метров длиной и метр шириной, вполне достаточное для мусорки, и отхожего места.

Закончив с уборкой жилища, Далин занялся приготовлением ужина. Разделка туши целюра заняла считанные минуты, как и изготовление очага, который он сложил из камней во множестве разбросанных по полу пещеры. Прежний хозяин пещеры не заботился о собственном комфорте, предпочитая спать на камнях, нежели попытаться сделать ложе более удобным. Хотя, видя сегодня живой пример в лице целюра, Далин стал серьезно сомневаться в умственных способностях здешних жителей. Большие, тупоголовые болваны.

Подобные им создания встречались и в мире Далина. Не по внешнему виду, конечно, а по умственному развитию. Огромные пещерные тролли, которых орки использовали на самых грязных, и тяжелых работах, а также во время войн с гномами, дворфами, и людьми. Столкнуться с троллем нос к носу не предвещало ничего хорошего, но если его вовремя заметить, то совладать с этой грудой мышц снабженных куриным мозгом, не составит особого труда.

Куда делся прежний хозяин пещеры, это Далина не интересовало. Одно он знал наверняка, пещера стоит брошенной не один год. Мерзкий запах некогда обитавшей здесь твари почти полностью выветрился. И если бы не кости, и высохшие экскременты крылатого ящера, можно было бы сказать, что пещера вообще никогда не была чьим-либо жилищем.

Сейчас Далина заботило другое. Для ужина все было готово. Почти. Очаг, еда. Не хватало лишь самой малости, — дров, или каменного угля, как в доме у Далина. Насчет наличия угля в этом мире Далин сомневался очень сильно, но дров здесь было более, чем предостаточно.

У подножия горы, в паре десятков метров от пристанища Далина раскинулся непролазный, первобытный лес. Почти обычный, смешанный лес, сродни тем, что растут на поверхности в его мире. Те же сосны, ели, только вместо берез росли папоротники, размерами ничуть им не уступающие. Папоротники росли и в мире Далина, но они были совсем крошечными, не в пример покачивающимся на ветру зеленым исполинам первобытного мира.

Дворф высунул голову наружу, и осмотрелся. Ничего подозрительного. Даже кружащие далеко в стороне и высоко в небе точки птерозавров исчезли, привлеченные добычей случившейся где-то далеко отсюда. Далин прислушался. Его острый слух не уловил ничего настораживающего. Природа вокруг дышала тишиной, излучала покой, и умиротворение. И если бы не разделанная туша зубастого хищника, то можно было бы подумать, что он попал в рай. Место, куда отправляется после смерти душа каждого дворфа. А затем Далин принюхался, но тщетно. Слишком много вокруг было запахов, непривычных, и необычных, чтобы обоняние смогло вычленить из их множества и разнообразия тот самый, сулящий опасность.

Нащупав в кармане кожаных штанов веревку, Далин успокоился. По крайней мере, вопрос с транспортировкой дров был решен. Не придется их тащить в охапке, становясь на время переноски дров легкой добычей даже такого небольшого хищника, как тот, что готовится стать его ужином. С помощью веревки сможет перенести кучу дров втрое большую, нежели та, что он принес бы в руках. К тому же, одна рука у него будет свободной для тесака, оружия весьма грозного в умелых, и сильных руках дворфа.

Соскользнув из пещеры вниз, Дали поспешил в лес, стремясь побыстрее пересечь открытое пространство, отделяющее пещеру от кромки леса. Здесь он был, как на ладони, и им мог заинтересоваться какой-нибудь хищник, также озабоченный проблемой ужина. Становиться чьим-то ужином, Далин не желал, тем более, что погибать голодным глупо, когда дома имеется пара десятков килограммов мяса. Которое ждет, не дождется момента, чтобы превратиться в аппетитное, шкворчащее на огне, и истекающее жиром, восхитительное жаркое.

Дров для очага в лесу оказалось превеликое множество. Едва войдя в лес, Далин столкнулся с упавшей от старости сосной, огромной, высохшей от корней до верхушки. Тесаком, Далин быстро нарубил большую кучу ветвей, перевязал веревкой, и взвалил себе на спину. Упавшая сосна даже не заметила потери части ветвей, настолько она была огромной. Сюда он наведается еще не раз за дровами, не заходя далеко вглубь леса, где есть риск встречи с каким-нибудь хищником.

Взвалив на спину огромную вязанку хвороста, придерживая веревку одной рукой, а свободной сжимая тесак, Далин отправился обратно. Теперь он ничем не напоминал небольшое существо, спешившее в лес несколько минут тому назад. Даже птерозавр заметь он сейчас Далина, спешащего со своей ношей к пещере, не признал бы в нем дичь, годную для охоты, слишком большим и несуразным он стал.

Вскоре Далин сидел возле весело потрескивающего костра, поджаривая насаженную на тесак ляжку целюра. Вполне приличный обед для молодого, и полного сил дворфа.

С костром получилось не совсем так, как он хотел. Заклинание, которым пользовались дворфы для того, чтобы развести огонь в очаге, не сработало, чему Далин нашел вполне разумное объяснение. Он оказался в мире отстающем от его собственного на многие миллионы лет, когда ни дворфов, ни иных мистических существ и в помине не было. То, что заклинание не сработало, Далина нисколько не смутило, и не расстроило. Он не боялся остаться без огня.

Каждый дворф носил в одном из многочисленных карманов кожаной одежды массу разнообразных вещей, на первый взгляд ненужных, но когда-нибудь могущих понадобиться так сильно, что без них не обойтись. И уже, по крайней мере пара предметов из этой коллекции казалось бы ненужных вещей, сегодня очень даже пригодились. Во-первых веревка. Без нее дворфу, чтобы доставить такую кучу дров к себе в пещеру, пришлось бы сделать, как минимум, три ходки, что, соответственно, в три раза увеличивало вероятность того, что он попадет на глаза очередному местному жителю. Который вряд ли окажется любезнее напавшего на него целюра, а по своим габаритам легко может превышать последнего, причем во много раз.

Вторым предметом, который Далин извлек из своих необъятных карманов, было кресало и трут, необходимый набор для разведения огня в местах, где магия дворфов не действует. Таких мест полно даже в обжитых дворфами недрах Кааркен-Тау. Немало их и на поверхности, в местах обитания людей. Поэтому каждый дворф всегда имел при себе кресало и трут, ведь только Двалину известно, где найдет приют усталый путник, и разожжет костер, который накормит его, и обогреет. Не часто Далину приходилось пользоваться трутом и кресалом, но кое-какие навыки по части обращения с ними он имел, и поэтому разведение костра не стало для него непосильной задачей.

Ужин получился вкусным, и довольно плотным. Мясо целюра оказалось ничуть не хуже змеиного по вкусу, а главное, его было значительно больше. Это уже не десерт, а полновесный ужин. Еще совсем недавно протестующее бурчащий желудок довольно урчал умиротворенный, призывая дворфа отдохнуть и расслабиться.

Почему бы и нет? Далин, как и все дворфы любил после обеда вздремнуть пару часов, чтобы отдохнуть, и набраться сил для продолжения трудового дня.

Немного поерзав по каменистой площадке в дальнем углу пещеры любовно очищенной от камней, Далин удобно устроился, и закрыл глаза. Но, прежде, чем погрузиться в сон, дал себе слово в самое ближайшее время снова отправиться в лес, теперь уже за папоротником, чтобы сделать свое ложе более комфортным.

С этой мыслью дворф погрузился в сон, и вскоре его молодецкий храп сотрясал стены пещеры, тревожа многовековую, царившую здесь тишину.

Разбудил Далина трубный рев неведомой исполинской твари, прозвучавший, казалось, у него над ухом. Мгновенно вскочив на ноги, еще не успевший толком проснуться дворф, принял оборонительную стойку, прижавшись спиной к шероховатой стене пещеры, выставив вперед руку с зажатым в ней тесаком.

Сердце билось в груди тяжелым молотом, гулким эхом отдаваясь в ушах. Далин проснулся окончательно, и, изготовившись к схватке, всматривался в окружающую его черноту. Сытный обед свалил его с ног не хуже нескольких кружек крепкого, темного пива дворфов. Далин проспал остаток дня, и часть ночи, вот только большую ее часть, или меньшую, этого он не знал.

Разбудивший дворфа рев больше не повторялся, а глаза вскоре достаточно привыкли к темноте, чтобы отметить, что в пещере кроме него никого нет. Если не принимать в расчет остатков туши освежеванного накануне небольшого хищного ящера.

Окончательно придя в себя, Далин принялся размышлять о причинах столь внезапного, и далеко не самого приятного пробуждения. Гигантский динозавр, и, вне всякого сомнения хищный, раз посмел так громогласно заявить о себе ночью. Хозяин здешних мест, чувствующий себя полноправным владыкой, которому никто не осмелится бросить вызов, дабы оспорить его власть над миром.

Как он здесь оказался? Случайно, обходя дозором свои владения, или его привлек аромат требухи целюра, от которой Далин вчера не успел избавиться? Спать расхотелось, да и ночь явно подходила к концу. Небо начало розоветь, возвещая миру о начале нового дня. Нужно было срочно избавляться от остатков туши, если он не желает услышать снова рев голодного чудовища у себя над ухом.

Далин разжег костер, и слегка подвялил остатки мяса. От требухи отделил сердце, печень, и легкие. Кости и кишки дворф завернул в шкуру, чтобы отнести все это подальше от жилища. Хищники обязательно найдут выброшенные останки, но, по крайней мере, он будет знать, в какой стороне эти хищные твари обретаются.

Пока они будут заняты драками и пожиранием останков целюра, он совершит небольшую вылазку вглубь леса. После вчерашнего обильного ужина Далину очень хотелось пить, но у него не было и капли воды, чтобы утолить жажду. Дворф легко мог обходиться без воды целые сутки, но, кто знает, сколько времени он уже провел на сухом пайке.

В горле пересохло, ужасно хотелось пить, и даже призывно шкворчащее на импровизированном вертеле мясо, которое он приготовил на завтрак, не вызывало в душе прежнего восторга, и ликования. В конце концов, огромный кусок хорошо прожаренного мяса оказался лежащим на куче хвороста, ожидая возвращения дворфа отправившегося на поиски воды.

Далин знал, что его поиски не займут много времени. Еще вчера, занимаясь заготовкой дров, он заметил мелькнувшую среди первобытной зелени, голубую полоску воды. Она была рядом с его жилищем, и совсем не важно, река это, или озеро, главное утолить жажду. Далин надеялся, что утром большинство хищных тварей могущих представлять для него опасность либо уже спят, либо еще не проснулись, и поэтому не доставят ему хлопот. А еще он подумал о том, что неплохо было бы добыть зверя помельче, с более мягкой, и податливой шкурой. Иголка и нитка покоились в одном из его многочисленных карманов, и ничто не мешает пустить их в дело, сшив из шкуры зверя некое подобие бурдюка, сосуда для хранения воды. Негоже после каждой трапеза бегать к озеру, чтобы напиться. Хотя и из шкуры целюра при должном старании можно пошить сосуд для воды.

Вооружившись тесаком, Далин направился к выходу из пещеры, полный решимости незамедлительно воплотить задуманное в жизнь. Но, когда он уже приблизился к выходу, вновь раздался ужасный, громогласный рев неведомой твари, повергшей его в ужас несколько минут назад. На этот раз рев звучал гораздо тише, что говорило о том, что обладатель громового рыка находится гораздо дальше от его убежища, нежели прежде. Неведомый хищник был далеко, и это вселяло в Далина уверенность в успешном завершении его миссии.

У выхода Далин остановился, настороженно прислушиваясь, и вглядываясь в темноту. Ничто не предвещало опасности, и молодой дворф проворно спустился вниз, несмотря на кажущуюся массивность, и неповоротливость. В полутьме начинающегося утра невозможно было разглядеть, что творится в небе. Подробностей физиологии птерозавров он не знал, как и того, охотятся ли они по ночам, или в это время суток предпочитают спать.

Лучше не рисковать. Далин бегом преодолел открытое пространство, отделяющее пещеру от кромки первобытного леса, растворившись в его необъятных просторах. Дворф отлично видел в темноте, и поэтому вскоре стоял у огромного поваленного дерева, ветви которого вчера он слегка проредил, добывая дрова для костра. Тем временем расцвело достаточно для того, чтобы безошибочно различать предметы, и не спутать исполинское дерево с замершим в неподвижности гигантским ящером.

Еще раз прислушавшись, и не обнаружив ничего подозрительного, Далин поспешил туда, где вчера он увидел воду. Это действительно было озеро. Лесное озеро. Не слишком большое, но вполне достаточное, чтобы напоить окрестную живность.

Немного в стороне от того места, где молодой дворф спустился к воде, берег был пологим, а значит более популярным по посещаемости среди здешних жителей. Это можно было с уверенностью сказать, видя перед глазами массу следов на небольшом песчаном пляже. От крошечных, до невероятно огромных, от одного вида которых у Далина неприятно засосало под ложечкой. Очень ему не хотелось встретиться нос к носу с обладателем этих следов, как и тем несчастным, обглоданные кости которых украшали собой безжизненный пляж.

Прильнув к воде, Далин жадно напился. Вода в озере оказалась превосходной на вкус, ничуть не хуже той, что плещется в подземных глубинах Кааркен-Тау. Хотя, если честно, воду дворфы не особенно жаловали, предпочитая запивать пищу темным пивом дворфов, или брагой собственного изготовления. Но, о пиве с брагой следовало забыть надолго, если не навсегда. Не исключено, что растений, которые дворфы используют для приготовления хмельных напитков собственного производства, в этом мире попросту не существует. И до их появления должны пройти десятки миллионов лет.

Видимо, судьбой предначертано, чтобы Далин стал первым дворфом трезвенником, пусть и поневоле. В реальной жизни ни один дворф, никогда, и не при каких обстоятельствах, не откажется от кружки другой хмельного напитка.

Рассвет в этом мире оказался совсем не таким, как в мире Далина. Вместо долгого, неспешного подъема светила над горизонтом, все случилось невероятно быстро. Прошло всего несколько минут с тех пор, как в кромешной ночи заалело малиновое пятно, возвещающее миру о скором приходе дня, и вот уже день настал. Слишком быстро, безо всякого перехода.

День застал Далина стоящим на четвереньках на лесистом берегу озера, разглядывающим в воде собственное отражение. Он ничуть не изменился, да разве и могло быть иначе? Хоть он и оказался от собственного мира за сотню миллионов лет, но для него лично прошло всего ничего.

Набирая воду в сшитый из шкуры целюра бурдюк, Далин заметил в воде движение. Еле заметное, которое не вселило в него тревогу. Легкая рябь на воде по направлению к берегу, только и всего. Вскоре Далин разглядел существ обитающих в воде, с восходом солнца решивших выбраться на мелководье, чтобы погреться на солнце. Это определенно были рыбы. Странные, необычные, но все-таки рыбы. И, похоже, они не замечали Далина наблюдающего за их маневрами. Удача сама плыла к нему в руки, и глупо было ей не воспользоваться.

Молниеносный выпад, и в каждой руке дворфа трепыхалось по здоровенной, весом в несколько килограммов, рыбине. Приятное дополнение к мясу дожидающемуся его в полумраке пещеры. Продуктов у Далина было на несколько дней, но рыба явно не станет лишней. Он ее закоптит, и оставит на потом, когда мясо закончится, а кушать захочется снова.

Надрав охапку папоротников, завернув в них предварительно оглушенную рыбу, и сжав покрепче бурдюк с водой, Далин поспешил обратно, пока лес окончательно не проснулся, и не огласился воплями его, по большей части хищных обитателей.

Рев, разбудивший Далина ночью, настиг его возле самого входа в пещеру, куда он вскарабкался, помогая себе одной рукой, сжимая в другой бурдюк с водой, и перевязанную веревкой охапку папоротника, с завернутыми в него рыбами. Далин кубарем вкатился в пещеру и испуганно оглянулся, бросив у входа свою поклажу, сжимая в руке тесак. Никого. Лишь бешено бьющееся в груди сердце, молотом отдающееся в ушах. Гигантского зверя, громогласным ревом пугающего округу, не было. Но он, определенно был где-то поблизости.

Что это? Случайное совпадение, или монстр обладает отменным обонянием, которое удерживает его поблизости от места, где покоятся останки целюра?

Нужно срочно от них избавиться, пока хищный гигант не заявился в пещеру. Что случится, если он застанет Далина спящим? Далин, как и всякий дворф, мог, при необходимости, не спать несколько суток кряду, но не вечно. И, однажды настанет день, когда он просто отключится, и уже никакая сила не в состоянии будет пробудить его ото сна, пока организм не наверстает упущенные часы отдыха.

Насколько знал Далин из полученных им в мерцающем тоннеле знаний, в реликтовые времена встречались десятки разновидностей хищных ящеров, каждый из которых будет не прочь отобедать молодым дворфом, случайно оказавшемся в их мире. И возможности у всех разные. Для большинства хищных тварей пещера является непреодолимым препятствием, но для некоторых, проникнуть в его убежище не составит особого труда. Также, как и прикончить спящего беспробудным сном дворфа.

Запах останков целюра становился просто невыносим, что укрепило Далина в уверенности, побыстрее от них избавиться. Сложив в угол ветви папоротника с завернутой в них рыбой, Далин занялся уборкой пещеры. Прочь полетели кости целюра с остатками мяса, а следом за костями кишки, и прочая требуха, не вызвавшая у Далина интерес.

Кое-что Далин все-таки оставил. Сердце, печень, и легкие зверя. Неплохой набор для завтрака, которым он займется после того, как закончит неотложные дела.

Вскоре в пещере весело потрескивал огонь, на который он бросил охапку зеленых ветвей папоротника, принесенных из леса специально для копчения. Спустя минуту в пещере ничего не стало видно, и нечем было дышать от густого дыма, в котором дворф коптил сегодняшний улов, а также оставшееся после вчерашней трапезы мясо целюра.

На мгновение Далину показалось, что его спину буравит тяжелый, немигающий взгляд. По спине дворфа пробежал холодок, и он испуганно оглянулся. Выход из пещеры, также как и саму пещеру заволокло дымом. На мгновение Далину показалось, что сквозь дымовую завесу проглядываются чьи-то зловещие очертания. Но легкий порыв ветра отогнал дым от входа в пещеру, и глазам дворфа предстал первобытный лес, во всем своем величии, и великолепии.

Успокоившись, Далин повернулся к костру, переворачивая насаженные на деревянные прутки куски мяса, и рыбу, погрузившись с головой в работу, не заметив мелькнувшую за спиной огромную тень, удалившуюся в сторону леса.

Вскоре с копчением было покончено. Более Далину не нужно было беспокоиться о сохранности своих припасов. Они не пропадут, если до них не доберется какой-нибудь здешний любитель копченостей. А ежели таковой объявится, и Далин застукает его на месте преступления, воришке не поздоровится, его тушка пополнит запасы дворфа, став очередным блюдом на обеденном столе.

Покончив с заготовками, Далин услышал, как заурчал желудок, настойчиво требуя пищи. Углей в костре было достаточно, и Далин, завернул приготовленную на завтрак требуху целюра в листья папоротника, уложил в костер, присыпав углями. Через несколько минут завтрак был готов. Печеные потроха. Подобным блюдом дворфы лакомились не часто, по причине его дороговизны. Сейчас Далину это блюдо ничего не стоило, или почти ничего.

Завтрак получился превосходным, а по окончании его Далина ожидал сюрприз. Совершенно невозможный в мире, из которого он прибыл. Первым делом Далин расправился с печенью целюра, найдя ее вкус отличным. Затем также легко управился с легкими рептилии, оставив на десерт самое вкусное, — сердце. Здесь и поджидал его сюрприз, едва не стоивший дворфу зуба.

В сердце зверя оказался камень. Невозможно, невероятно, но факт! И очень хорошо, что первый, самый неистовый голод был удален, и Далин вгрызался в мясо уже не с прежней силой, иначе бы его зубам несдобровать.

Вонзив зубы в сердце зверя, Далин наткнулся на камень. Рассерженный помехой дворф выковырял его из мяса, и бросил на землю, решив разобраться с возмутителем спокойствия позже, когда с завтраком будет покончено.

После еды Далина неудержимо потянуло в сон, и ему пришлось изрядно поднапрячься, чтобы закончить одно, отложенное на потом дело. Разобраться с камнем, дерзнувшим бросить ему вызов. И хоть с виду это был самый обыкновенный, невзрачный камушек, неизвестно, еще чем он окажется на самом деле, если его хорошенько очистить от крови, и мяса зверя.

Тяга к камням у дворфа, как и у любого представителя рода, была наследственной. Далин никогда не упускал случая пообщаться с очередным обитателем каменного царства, привлекшим его внимание. Камень в сердце целюра оказался не простым, очень непростым. Когда Далин очистил его от посторонних примесей, и придал первозданный вид, то сначала попросту не поверил своим глазам. Он даже перебрался ближе к выходу, чтобы внимательнее рассмотреть находку, подтвердить, или опровергнуть, невероятное предположение. Далин настолько увлекся камнем, что позабыл обо всем на свете. О чудовище бродящем поблизости, о невероятном мире, в котором он очутился.

Он не ошибся. Невероятное, сказочное везение! Камень в сердце целюра оказался драгоценным, и, что самое главное, редким. Черный опал! Найти такой камень в подземных выработках Кааркен-Тау даже труднее, чем алмаз. Насколько Далин знал, род дворфов населяющих подземные глубины Кракатау, владел всего несколькими такими камнями. Имена их счастливых обладателей были известны каждому дворфу. И, Далин знал это наверняка, ни один черный опал не покинул пределов Кааркен-Тау, не стал добычей людей, готовых выложить за него такую гору монет, поднять которую не в силах ни один дворф. Черные опалы не становились и свадебным подарком. Владелец камня берег его пуще жизни, он являлся украшением, и гордостью, любой коллекции камней.

В полку счастливых обладателей черного опала впервые за долгие годы случилось пополнение. Молодой дворф по имени Далин стал одним из тех, чьи имена всегда на слуху. Узнав о невероятной находке, прекрасные дворфийки будут к нему гораздо более благосклонны. Но для этого нужно вернуться обратно, в его мир, а как это сделать, Далин не имел ни малейшего представления. И поселившийся в его мозгах с недавних пор невидимый подсказчик, упорно молчал, не желая делиться своими соображениями на этот счет.

О возвращении домой он подумает позже. Сейчас нужно позаботиться о бесценной находке, которую следует держать поближе к сердцу. Из одного из карманов Далин извлек кожаный кисет, в который бережно уложил свое бесценное сокровище, поместив его в нагрудный внутренний карман, в том самом месте, где билось могучее сердце дворфа.

Насколько знал Далин из рассказов старших, черному опалу предписывали множество очень важных свойств. Ходили слухи о том, что человек ставший обладателем черного опала, в подарок от камня получал дар предвидения, способность передавать на расстояние мысли другим живым существам. Обычный человек отчасти становился магическим существом, пока рядом с его сердцем находился черный опал. А еще черный опал излечивал болезни сердца, хронические заболевания нервной системы, устранял меланхолию, и придавал остроту зрению. И все эти качества камень дарил обычному человеку, делая того лучшим из лучших.

Как поведет себя черный опал по отношению к дворфу изначально являющемуся магическим существом, Далин не знал. Но одно он знал наверняка, ничего плохого от камня ждать не приходилось, иначе бы он так не почитался в мире дворфов, не оберегался так тщательно, и трепетно. Добавит ли ему камень обещанных человеку сверхвозможностей, это дворф узнает позже. По крайней мере целюру, прошлому владельцу, камень помочь не смог, или не захотел. У каждого камня есть душа, Далин искренне в это верил, и поэтому камень обладает правом выбора, как ему себя вести. Далин надеялся, что он подружится с камнем, ведь времени для общения с ним в этом жестоком мире, у него будет более, чем предостаточно.

А теперь спать. Глаза молодого дворфа слипались, а ноги становились ватными, и невероятно тяжелыми. Обычная реакция организма на сытную, и обильную пищу. Нужно отдохнуть пару часов, после чего он станет бодрым, полным сил и решимости для очередных неведомых свершений.

Далин проснулся отдохнувшим, и посвежевшим. По привычке полежал пару минут без движения, прислушиваясь к голосам доносящимся извне, и к собственным ощущениям. Доносящиеся снаружи звуки не предвещали опасности. Обычные звуки, которые издает шумящий на ветру лес. Шелест листьев, скрежет старой сосны, доживающей свой долгий век, мириады иных звуков, служащих звуковым фоном летнему дню. Но внутренние ощущения дворфа были не столь оптимистичны. Что-то его тревожило, какая-то мелочь выпущенная из виду. Но, как Далин не силился докопаться до источника внутреннего беспокойства, ничего из этого не вышло. Досадная мелочь засела в сердце жгучей занозой, отравляя солнечный и погожий день, царящий за пределами сумрачной пещеры.

Далин направился к выходу, подышать свежим воздухом, и подумать об истоках укоренившейся в мозгу подспудной тревоги. Своим чувствам Далин привык доверять, они его никогда не подводили. И если в мозгу звучал сигнал тревоги, значит, для этого есть веские основания.

Все стало на свои места, когда Далин выглянул из пещеры наружу. Внизу было чисто. Словно неведомый уборщик завершил за Далина начатую работу. На камнях внизу не было ни костей целюра, ни требухи, лишь мелкие обломки вывалившиеся из пасти неведомого чистильщика.

Далин поежился. Ему вдруг отчетливо припомнился оцарапавший его спину злобный взгляд, которому он тогда не придал значения, свалив все на расшалившиеся в последнее время нервы. Значит, это правда, и за ним действительно наблюдал огромный хищник, решивший оставить дворфа на потом, в первую очередь пообедав остатками целюра.

Внимательно приглядевшись, Далин различил у самой кромки леса, где полоса низкорослых папоротников граничит со скалистой поверхностью горы, отпечаток огромного следа. По-видимому, покоящийся в кожаном мешочке у сердца дворфа черный опал, признал в нем хозяина, и начал действовать, снабдив его некоторыми из волшебных качеств, которые люди приписывали этому камню.

Зрение дворфа определенно улучшилось, раз он смог разглядеть след гигантского зверя на расстоянии в несколько десятков метров. Тем более, при ярком дневном свете, который дворфы не особенно жалуют, предпочитая обитать в полумраке подземных глубин. Дар предвидения, похоже, то же дал о себе знать. По крайней мере, Далин был твердо уверен в том, что хищник, сожравший целюра, и оставивший след в гуще низкорослых папоротников обязательно вернется, и случится это в самое ближайшее время. Об этом ему во все горло кричало внутреннее чутье, а своим чувствам дворф всегда доверял.

Нужно как следует подготовиться ко встрече с незваным гостем, в кровожадных намерениях которого сомневаться не приходилось. И Далин незамедлительно занялся приготовлениями. В первую очередь стоило позаботиться об оружии. Из имеющегося в наличии арсенала он мог изготовить три варианта оружия, и дай бог, чтобы хоть один из них, оказался действенным в предстоящей схватке.

Из кучи сваленных возле очага дров, Далин выбрал две ветки подлиннее, и попрочнее, более-менее прямых. Несколько умелых ударов тесаком, и в руках у дворфа оказалось два копья. Пущенные с силой, которой обладают дворфы в цель, такое копье способно легко прикончить такого монстра, как целюр, или серьезно ранить зверя покрупнее. Но, насколько крупнее тот монстр, что совсем недавно заглянул в его пещеру, окатив Далина волной леденящего ужаса?

Вторым оружием поступившим на вооружение дворфа, стала праща, которую он изготовил из шкуры целюра, мысленно похвалив себя за предусмотрительность. Легкое, простое, и удобное в применении оружие, в умелых руках обладающее приличной убойной силой. С зарядами для пращи проблем не было. Среди камней во множестве разбросанных по пещере, Далин без труда отобрал дюжину нужных. С приобретением пращи, Далин стал представлять серьезную опасность для жизни не только целюра, и соразмерным ему наземным хищникам. Теперь он стал представлять серьезную опасность и для птерозавров. Этим владыкам неба было невдомек, что на планете появилось существо, дерзнувшее посягнуть на их небесное господство. Праща вещь более, чем необходимая для общения с этими крылатыми тварями, встречи с которыми, Далин был в этом уверен, ему не миновать. Поможет ли ему праща в предстоящей битве, неясно, но само ее существование придавало дворфу уверенности в благополучном исходе грядущего противостоянии.

Третьим по счету, но первым по значимости оружием, стал боевой топор. Конечно, не такой, каким каждый дворф умеет обращаться с младенчества, но все же. Многое бы отдал сейчас Далин за то, чтобы у него в руках оказался откованный собственноручно, с использованием магических заклинаний, и лучшего железа, боевой топор. Но, это все из разряда мечтаний. В действительности все оказалось гораздо сложнее. Оставалось лишь благодарить судьбу за то, что его тесак остался с ним, не сгинул бесследно в мерцающем временном тоннеле, забросившим Далина в этот жестокий, и невероятно дикий мир.

Из оставшейся кучи хвороста Далин выбрал сук потолще, и поувесистее. К его концу дворф крепко-накрепко прикрепил свое, пожалуй, самое главное сокровище в этом мире, — тесак. В качестве связующего материала отлично подошли жилы целюра, которые он, также как и шкуру, осмотрительно отложил в сторону, уверенный в том, что они ему обязательно пригодятся. И прошло совсем немного времени, как он пустил их в дело, намертво прикрепив рукоять тесака к древку получившегося в результате топора.