Каменный пояс, 1983

Под небом уральским

Я рос и мужал,

Здесь первый экзамен

На зрелость держал.

Сюда я приехал

Из дальней деревни

С крестьянской душою

И с именем древним.

Как будто на новой

Далекой планете

Стою, унесенный

Вперед на столетье.

Планета моя,

Ты зовешься Уралом.

Тебя узнаю я

По звону металла,

По темпам великих

Строительных дней,

По нраву крутому

Хороших людей,

Чей труд, сокрушающий

Скалы, каменья,

Открыл на земле

Этот край вдохновенья.

Не ощущая возраста, живу

Взахлеб, взахлест, не в сказке — наяву.

Живую жизнь приветствую и славлю

И по-уральски сталь в мартенах плавлю.

Есть что-то близкое и родственное мне

В спрессованном бушующем огне,

Чей отсвет, пробиваясь сквозь оконца,

Стирает луч полуденного солнца.

Сквозь затемненно-синие очки

В печах я вижу адское кипенье,

И в суженные пламенем зрачки

Врывается пожар сталеваренья.

Мы здесь, в цехах, подобно Прометеям,

Зажгли огонь не на день — на века!

Просоленные потом, не стареем

И держим вахту молодо пока.

Стоим — и нас захватывает тайна

Вступившего в реакции огня.

Я с ним навек сроднился не случайно:

Он — и в печах, и в сердце у меня.

Впервые на завод в шестнадцать

Пришел я к своему станку.

И страх засел во мне, признаться:

Смогу я или не смогу?

Металл звенит

и стружкой вьется,

Моторов шум застрял в ушах.

А мой наставник лишь смеется

И объясняет не спеша.

И говорит:

«Ну, что робеешь?

Нужна не робость, а напор!

Пооботрешься, огрубеешь».

…А я не грубый до сих пор.

А над деревней ночь плескалась,

она сгущалась все темней.

А мне на свадьбе не плясалось

и становилось все грустней.

И я с веселого подворья,

прикрыв калитку, в ночь шагнул.

И месяц, как знакомый дворник,

мне заговорщицки мигнул.

И ночь качала на ладонях

меня с деревней заодно,

и где-то близко ржали кони,

как в приключенческом кино.

И, надышавшись вволю ночью,

на свадьбу снова я вернусь.

Хвачу штрафной и что есть мочи

на пляску буйную рванусь.

И что с того, что не плясун я,

ведь эта пляска для души.

Коль сердце радостью плеснуло,

с гармонью в лад — айда, пляши!

Пляши…

Вот с грустью лишь управлюсь,

переборю ее сполна.

Иду, а ночь колышет травы

и звонко плачет тишина…

Ты мне давно

роднее всех,

меня растивший

год от года

наш трудный цех,

горячий цех

на главной улице

завода.

Сквозь тьму

бесчисленных ночей —

здесь вечная заря.

Здесь восемь

огненных печей,

как восемь солнц,

горят.

Здесь каждый

встречен и омыт

дыханием печей!

И сталь —

такая же, как мы,

по прочности своей.

Общежития, общежития,

настежь — души и настежь — двери.

Я люблю вас, мои общежития,

вы, пожалуйста, мне поверьте.

Я люблю вас, ночные споры,

вашу строгость и вашу суть.

Я люблю вас, короткие сборы

в самый дальний и трудный путь.

И прощай, все уже обжитое

и дневальная тетя Настя!

Будут новые общежития,

двери — настежь, и души — настежь!

Общежития, общежития,

как похожи вы на причалы…

Я люблю вас, мои общежития, —

всем дорогам начало.

Звоном, скрежетом металла

оглушил при встрече очной

ЧТЗ — мое начало

биографии рабочей.

Я в токарный труд нелегкий

втягивалась постепенно,

и все меньше заготовок

оставляла после смены.

Я в себя смогла поверить,

а недели пролетали.

Я училась время мерить

по сработанным деталям.

Я помню вас, ночные смены,

Свою усталость на заре,

И солнце в душевой на стенах,

И розы в заводском дворе.

Работа спорилась

в потоке

Ритмическом

сама собой.

И можно думать о Востоке,

О Кубе, Пушкине и Блоке,

О розах возле проходной.

И часто

Тем счастливым летом

Я в заводскую шла газету,

Все на стихи переводя.

И, совершенные, как проза

У Бунина,

стояли розы

В классических слезах дождя.

Как было мне худо

впервые, всерьез.

Я шла, прижимаясь

к безмолвью берез.

И резала ноги босые,

как нож,

осока, осока —

болотная дрожь.

И я на осоке

в березовом рву

по-бабьи ревела,

уткнувшись в траву.

Но было такое

в свеченье стволов —

казалось, они понимают

без слов.

И, боль заглушая,

сквозь маревый зной

березы ветвями

текли надо мной.

Кажусь себе зеленым стебельком

в проталине среди сырого снега.

Тянусь к теплу

подснежника цветком,

и счастье — все в движении побега.

Иль счастье — лист бумаги на столе

и вера в будущее сквозь обиды?

А может, след мой добрый на земле,

который мне не суждено увидеть.

Полоску алую на горизонте жду.

Неужто зависть к будущему гложет?

В его основу камень я кладу,

а остальное — дочь моя положит.

Я знаю, где оно, начало!

Я начинаюсь от вокзалов,

От ливней,

по плечам текущих,

От веток,

по лицу секущих!

От той строки,

что в тишине

Звучит, слагается во мне!

И, перегрузки разрывая,

В работу ухожу, как в бой.

Я от работы начинаюсь.

От жажды

быть самим собой!

Шел завод,

обгоняя даты,

И, сверкая стальными латами,

Трудового фронта солдаты,

Из ворот выходили тракторы.

Уходили туда,

где трудно,

Становились силой России,

На тайгу напирали грудью,

Города поднимая красивые.

А листая пласты целинные,

Как страницы

земной истории,

Распахнули

под небом синим

Золотое пшеничное море…

Мой цех, наверно, слышит вся Россия!

Он может рассказать о слесарях,

Что очень редко говорят красиво —

За них дела красиво говорят.

Иду по цеху — дружно дышат печи,

Цвет пламени у друга на лице.

Я прихожу не только в цех кузнечный,

Я прихожу в литературный цех.

Наш день рабочий вечно перегружен,

Он в нас давно второй натурой стал.

И после смены

под прохладным душем

Мы остываем долго,

как металл.

Скажу иным: коль есть к заводу тяга,

Так пусть на нем

сойдется клином свет.

Ты станешь свой,

коль скажут: «Работяга!»

Или другое: «Это наш поэт».

Март пришел — из дома выгнал,

Быть серьезным не дает.

Теплый месяц спину выгнул,

Как довольный желтый кот.

Ты прошла и почему-то

Улыбнулась мне светло.

И тебе весенней смутой

Тоже сердце замело?

Знаю, дом сегодня лишний,

Не нужны цветные сны…

В лужах март дрожит чуть слышно,

Светлый замысел весны.

«Даешь первый трактор!» —

когда-то,

Сейчас трудновато постичь,

Далеких тридцатых ребята

Взметнули ликующий клич.

Пусть лозунг новорожденный,

Не мыслимый даже вчера, —

«Даешь, комсомол, миллионный!» —

Взметнется, как пламя костра.

«Даешь, комсомол, миллионный!» —

В нем отклик далекой поры.

Высокой мечтой окрыленные,

Ребята идут на прорыв.

О них еще в замыслах песни,

Но скоро взлетят над страной.

Я с ними работаю вместе,

Встречаюсь в одной проходной…