С благодарностью госпоже Джинджер Бьюкенен за помощь в создании этой книги, во всех ее воплощениях
— Хвала Небесам! — вздохнула Корделия. Она, может быть, немного переигрывала, но только что к их столу вновь присоединился Ален, а он очень красив и вдобавок еще коронный принц. Корделии же недавно исполнилось четырнадцать, самое время начинать обращать внимание на подобные вещи. — Хвала Небесам, что мама отдает его лорду аббату!
— Что отдает? — принц Ален оглянулся на главный стол, за которым мать младших Гэллоугласов снимала с себя толстую цепь с массивной подвеской.
Леди Гвендолен находилась от них почти в тридцати футах, потому что дети сидели за боковым столом, а размеры Большого Зала — семьдесят пять футов на пятьдесят. Конечно, не самые гигантские размеры, но этого хватало, чтобы углы и потолок зала, освещенного факелами на стенах и свечами на столах, скрывались в тени. Хотя, естественно, света добавлял и огромный очаг в северной стене.
Но все же его было достаточно, чтобы разглядеть львов и драконов, которые словно прыгают на вас со шпалер. Да и рыцари в сияющих доспехах кажутся гораздо ярче, и дамы — красивее, чем при дневном свете.
Но самой прекрасной была леди Гвендолен Гэллоуглас — по крайней мере, на взгляд ее детей, — протягивавшая подвеску аббату. Стоило священнику взять ее в руки, леди Гэллоуглас раскрыла крышку, и все взрослые ахнули. Неудивительно: даже на расстоянии в десять ярдов Ален ясно разглядел сияние камня.
— Что это?
— Это контур… ай! — Джеффри Гэллоуглас схватился за икру.
— Это камень, который сделал наш отец, — объяснила Алену сестра Джеффри — Корделия.
— Скажи лучше «нашел» или «высек», — возразил Диармид, младший брат Алена. — Человек не может сделать камень.
— Не говори, чего не знаешь, малявка, — сердито буркнул Ален, но тут дружелюбно вмешался Грегори, младший из Гэллоугласов:
— Папа может. Ты тоже сможешь, если намешаешь нужное зелье. Надо сделать рассол, такой густой, что чуть ли не застывает, потом опустить в него шнурок, и сам увидишь, как за несколько дней на шнурке вырастет камень.
Диармид удивленно смотрел на Грегори: если он так говорит, значит, это правда.
Джеффри сумел отвлечься от боли в икре настолько, чтобы вспомнить о мщении. Но только он свирепо развернулся к Корделии и собрался прошипеть нечто не очень приятное, как кто-то оттащил его вбок. Оттащил старший брат Магнус. Оттащил и зашептал что-то на ухо.
— Камень вырос из соли, но он не шероховатый, — добавила Корделия. — У него грани, как у самого лучшего бриллианта.
Ален нахмурился.
— Значит, твой отец сам сделал этот голубой камень?
— Точно, — подтвердил маленький Грегори, — и настой окружало множество проводов.
— Понятно, — заключил Ален. — Тогда это не просто соль, а драгоценный камень.
— Но, кажется, он не этого хотел, — заметила Корделия.
К столу вернулся Джеффри, мрачный, но молчаливый. Магнус сел рядом с ним.
— А чего он хотел? — спросил Диармид.
— Хотел сделать амулет, — ответила Корделия, — который усиливает волшебство.
Ален только глазами захлопал.
— Это же хаос! — сразу же воскликнул Диармид.
— Не стало бы ни закона, ни порядка. Каждый обратился бы против соседа.
— Ты смотришь в самую суть, — кисло отметил Грегори. На него слова Диармида явно произвели впечатление. — Но, друг, если бы все стали волшебниками, разве мир не остался бы тем же самым? Сильные правили бы, остальные подчинялись.
Диармид наморщил лоб, пытаясь найти ошибку в рассуждениях Грегори.
— Это не имеет значения, — Магнус отбросил все эти рассуждения за ненадобностью. — У папы не получилось, что он хотел. Он попросил простого пахаря надеть подвеску и попытаться что-нибудь наколдовать, но у того ничего не вышло. Получается, только когда его носит сам папа. Вот в чем беда.
— Что за беда? — недоуменно переспросил Диармид.
— И что тогда получается? — поинтересовался вслед Ален.
— Папа посадил камень в обруч и надел на лоб, — пустилась в объяснения Корделия. — Он хотел выкорчевать деревце, которое выросло слишком близко к дому.
— А разве твой отец не мог сделать это без камня? — невинно проговорил Диармид.
— Еще бы, поэтому он только чуть-чуть сосредоточился, но ничего не произошло. Он стал думать сильнее и еще сильнее, но дерево по-прежнему стояло на месте.
Ален удивленно смотрел на нее.
— Камень отнял у него волшебство?
— Ну уж нет, — наконец-то ожил и Джеффри, — потому что когда он стал думать очень напряженно, небо потемнело…
— Помнишь внезапный дождь, который вымочил нас всех пару недель назад? — перебил брата Грегори.
— Это совершенно новый тип пси-энергии, — объяснял тем временем Род Гэллоуглас, — по крайней мере, для меня новый. Раньше я что-то не слышал о способности вызывать дождь, но мне думается — это новая форма телекинеза…
— Однако не та форма, которая была тебе нужна, — аббат положил камень на стол и убрал от него руки.
— В том-то и дело, — согласился Род. — Конечно, я тут же снял его и вернулся в дом. И спрятал в самом надежном месте, не успев даже обсохнуть.
Отец Боквилва посмотрел на Гвен, но не стал спрашивать, что это за безопасное место.
— И кроме медальона для него, ты больше ничем с тех пор не занимался?
— Ничем, — решительно заявил Род, — и пока мы думали, что делать, Гвен очень осторожно относилась к применению волшебства.
— И что же ты решил? — спросила королева Катарина.
— Что больше не буду экспериментировать, — ответил Род.
— Разумно, пока мы не выясним, что же ты создал, — аббат осторожно закрыл крышку подвески. Отец Боквилва внимательно следил за ним. Он, казалось, побледнел и даже позеленел.
— Значит, мы все согласны, — подытожила Гвен, — что ты должен отнести его в монастырь и отдать отцам, которые привыкли к экспериментам с такими вещами. Пусть они решат, какая польза — или вред — может быть от камня.
Род кивнул.
— И если вреда больше, чем пользы, пожалуйста, уничтожьте его. Но только мне не говорите, добавил он. — Я им гордился…
— Это действительно большое достижение, аббат взял амулет — осторожно, за цепочку — и спрятал в карман под сутаной. — Мы сделаем, как ты просишь, и заверяю тебя, мои монахи будут обращаться с ним крайне бережно. У меня самого, хвала судьбе, мало Силы, так что со мной камень много вреда не натворит. И я немедленно отнесу его в монастырь, — он повернулся к королю, — если вы выделите мне охрану из нескольких рыцарей и солдат.
— С радостью, — отозвался Туан.
И тут в зал вошли зомби.
Вернее, не вошли — они танцевали. И танцевали странно, напряженно, словно на ходулях — но когда мертвые танцуют, их не попросишь танцевать поизящней. Их вообще ни о чем не просишь. Просто убегаешь.
Так и поступило большинство придворных и дам, в едином испуганном порыве. Кругом все вскакивали из-за столов и пятились, выставив перед собой руки, как будто могли оттолкнуть жутких тварей. Столы переворачивались, тарелки и кувшины с грохотом летели на пол и кувыркались под ногами, мужчины отталкивали подальше своих жен, заслоняя их, выхватывали мечи и кинжалы с отчаянным видом, который говорил, что они хорошо осознают бесполезность оружия. Магнус тоже пихнул было своих младших братьев и сестру и загородил их собой, но Джеффри тут же вынырнул рядом, в свою очередь вытащив меч, а Корделия уклонилась влево — и лишь столкнулась с Аленом, который тоже решил защищать ее. Чтобы не уронить своего достоинства, девушка поймала Диармида и Грегори, прижала их к себе и приказала:
— Отодвиньтесь, и я должна видеть!
— Смотри, но не вмешивайся, — за ней появилась ее мать.
Корделия заметила, что мама и не пытается встать перед сыновьями. В конце концов, Магнусу уже семнадцать, он молодой человек. К тому же Гвен знала, что они достаточно защищены.
Ее внимание привлекла музыка.
Резкие звуки с неожиданным ритмом, легкая небрежная мелодия, от которой ей самой захотелось танцевать, несмотря на весь этот ужасный парад.
Магнус тоже решил, что стоит попривыкнуть и музыка оказывается не так уж плоха. Вообще, если бы танцоры не были такими неуклюжими и оцепеневшими, он с первого взгляда не отличил бы зомби от живых людей. Все они скромно кутались в саваны, пряча потемневшую кожу. Но в пустых глазницах сверкали искорки, и мертвецы жутко скалились, но не от трупного оцепенения, а от радости. Они хлопали в ладоши и пели, изредка что-то выкрикивали поодиночке и все вместе, хотя слов он не мог разобрать, и некоторые из них держали камни, которыми отбивали странный синкопический ритм.
— Калипсо, — шепнул Род Туану. — Это определенно калипсо.
— Что? — переспросил отец Боквилва. — Нимфа, которая зачаровала Одиссея и его экипаж?
— Нет, это разновидность музыки. Она с древней Земли.
— Но как она попала сюда? — спросил Туан.
Род пожал плечами.
— Как вообще они создают эту музыку? Я не вижу никаких инструментов.
Зомби снова все вместе выкрикнули какое-то слово.
Аббат нахмурился.
— Я разобрал слово, но оно не имеет смысла.
— Джамбори! — закричали снова все зомби.
— Это такая пирушка, — объяснил Род. — Очень большая пирушка.
Туан выступил вперед, подняв меч.
— Пусть холодное железо…
— Нет! — Род остановил короля, удержав его руку. — Только соль способна остановить зомби, если удастся кинуть им щепоть в рот и подержать там. Тогда они вернутся в могилы, но очень опасно оказаться на их пути.
— Неважно, — выдохнула Катарина с напряженным лицом. — Они уходят.
И действительно, они уходили все той же шаркающей процессией, стуча камнем о камень, щелкая пальцами, хлопая в ладоши, напевая слова, которых придворные не разбирали, и время от времени выкрикивая все то же слово: «Джамбори!»
Пение стихло; наконец они исчезли. В Большом Зале на несколько минут воцарилась тишина.
Женщины с истерическими всхлипываниями попадали на скамьи, мужчины поспешили успокоить своих дам. Корделия стояла неподвижно, решив, что ни за что не заплачет. Гвен озабоченно наблюдала за Диармидом и Грегори, но Диармид казался всего лишь очень серьезным, как всегда, а вот Грегори ужасно заинтересовался.
— Пошли! — воскликнул Ален. — Папа скажет, что делать!
Но когда они приблизились к главному столу, Туан говорил священникам:
— О какой ерунде мы проговорили весь день? О толпе бродячих проповедников. Мы считали, что они могут стать опасны, потому что прославляют нищету и непорочность.
Род кивнул.
— Почему-то это больше не кажется срочным делом.
— Поистине так, — Катарина заметила Гвен и вздохнула, словно пытаясь стряхнуть оцепенение. — Что это значит, леди Гэллоуглас? Откуда они взялись?
Но Гвен только развела руками и покачала головой.
— Из могил, величество. Однако не могу сказать, кто их поднял.
— И почему они сюда были посланы… — Туан начал хмуриться.
— О, это-то как раз легко понять! — выпалила Катарина. — Их послали, чтобы запугать Корону и двор, а прямо сейчас они танцуют в городе, и все жители столицы вопят от ужаса.
Туан повернулся, щелкнул пальцами, и рядом с ним появился стражник.
— Передай сэру Марису, чтобы отряд солдат отправился следом за этими призраками. Но пусть не приближаются и только выяснят, куда они ушли из города.
— А если кто-то пострадал от испуга, — быстро добавила Катарина, — пусть помогут им.
Стражник поклонился и повернулся, но выражение его лица ясно говорило, что он подумывает о смене карьеры.
— Горожанам может повредить только испуг, — согласился Туан. — Но с другой стороны, такой испуг заставит всю страну обратиться к Короне, умолять избавить их от этих привидений, — он вопросительно взглянул на аббата. — А что сможет сделать Корона?
Аббат немного помолчал, потом сказал только:
— Я посоветуюсь со своими монахами.
— Значит, пока ничего, — Туан повернулся к Катарине. — И народ увидит, что монархи бессильны. Вот в чем цель.
— Чтобы свергнуть нас, — подхватила Катарина. У нее побелели губы. — Неужели мы не можем от них избавиться? Ну почему нас не оставят в мире?
— Никогда, — отозвался Род, — потому что эти земли и этот народ слишком важны, Ваши Величества.
Катарина чуть оттаяла, и в глазах ее мелькнула благодарность. Она не стала спрашивать, для кого важны ее земля и народ; она и ее муж уже многое выяснили у лорда Чародея, и Катарина не была уверена, что хочет знать больше.
Другое дело Туан.
— Кого вы имели в виду, Ваше Величество?
— Как кого? Тех, кто разбудил зомби, — поспешил дать уклончивый ответ Род.
— А кто это сделал, папа? — очень вовремя поинтересовался Грегори.
— Отличный вопрос, — Род покосился на своего младшего, небезуспешно пытаясь скрыть раздражение. — У тебя есть какие-то идеи, Грегори?
— Колдун, — выпалил Диармид.
— Отличная догадка, — кивнул Род. — Какой колдун?
Грегори покачал головой.
— Мы недостаточно знаем, чтобы догадаться, папа.
— Тогда прошу вас, узнайте, — приказала Катарина.
— Потому что королева приказала: «Узнайте», вот почему, — Род подтянул подпругу седла Фесса.
— Мне кажется, Род, что ты используешь буквально любой предлог, чтобы отправиться в путешествие, — услышал Род голос большого черного коня через микрофон, вживленный в сосцевидный отросток его височной кости. Конечно, теперь, когда Фесс научился передавать мысли на частоте семейного общения, Род мог бы и так слышать голос робота, просто микрофон не требовал никакой сосредоточенности.
— Что ж, это правда, — согласился Род, — пока Их Величества оплачивают расходы, — он задорно улыбнулся. — И даже если не оплачивают. Но если дело официальное, легче объясняться.
— Но ведь ты идешь по следу этих ходячих трупов. По-твоему, безопасно брать с собой детей?
Род прервал сборы, повесил седельную сумку на руку и принялся загибать пальцы.
— Во-первых, нет никаких признаков насилия со стороны хладных. Вообще, они казались очень добродушными. Во-вторых, мои дети нисколько не испугались их. В-третьих, неужели ты считаешь, что нам удалось бы оставить детей, даже если бы мы очень постарались?
— Конечно, если бы это попыталась сделать Гвен… — вздохнул конь, — а она, кажется, настроена на экспедицию.
— Ну уж если она считает, что им безопасно участвовать, значит, безопасно.
— Я признаю этот довод, — снова вздохнул Фесс. — Однако, как учитель детей, я протестую против перерыва в занятиях.
— А кто говорил о перерыве в занятиях? Я уверен, ты легко найдешь время для одной-двух лекций, — Род повесил сумку Фессу на спину, вывел его из конюшни и повернулся, чтобы закрыть дверь.
— В этом нет необходимости, лорд Чародей, — послышался негромкий голос из травы у здания. — Мы будем охранять конюшню и амбар в твое отсутствие.
Род серьезно наклонил голову в сторону пучка травы.
— Благодарю тебя, домовой. Просто как знак ответственного поведения — прошу не делать больше, чем необходимо. О, и внутри я оставил чашечку с молоком.
— Мы об этом знаем, — отозвался невидимый карлик. — Удачи, лорд Чародей.
— Благодарю, малый народец, — ответил Род и пошел к жене и детям, которые уже ждали его с вещевыми мешками.
Гвен искоса посмотрела на супруга, потом взглянула на детей. Роду не нужно было спрашивать, о чем она думает: она явно сомневалась в пользе лекции Фесса по математике, когда дети давно уже решили, что отправляются на каникулы. Со своей стороны, Род тоже начал сомневаться в разумности этой затеи, особенно, когда заметил румянец на щеках Джеффри.
— Ну сколько можно парабол, гипербол и тангенсов! — взорвался наконец мальчик. — Какое дело до них воину?
— Большое, — ответил Фесс, — если, например, осаждаешь замок.
Джеффри удивленно уставился на коня.
— Как это?
— Отличный вопрос. Как нацелить катапульту, Джеффри?
— Направить на замок и выпустить! — мальчик развел руки.
— А если камень не долетит до стены? Джеффри обрадовался разговору на известную ему тему.
— Нужно подтащить катапульту ближе.
— Но если ты подойдешь ближе, лучники замка превратят твоих людей в подушечки для булавок, — заметил Фесс.
— Тогда, — с отвращением прошипел Джеффри, — нужно построить более мощную катапульту.
— Хорошо. Но допустим, ты сделал катапульту слишком мощной и камень просто перелетит стену и упадет во двор.
— Это тоже причинит какой-то ущерб.
— Но не пробьет стену. Тогда придется наклонить катапульту.
— Катапульты не наклоняются, — нахмурился Джеффри, заподозрив подвох.
— Тогда изобрети такую, которая наклоняется.
— Зачем? — возразил Джеффри. — Что хорошего это даст?
— Почему бы просто не сделать катапульту и не показать им? — предложил Род.
Ответ Фесса заглушил веселый крик Джеффри. Они с Грегори мигом натащили целую охапку палок и лиан и в десять минут соорудили действующую модель катапульты, в то время как Магнус и Корделия наблюдали со снисходительными улыбками, пытаясь не показать свою заинтересованность.
Фесс покорно указал:
— Заряди катапульту, Джеффри.
— Хорошо, Фесс! — мальчик поднял с земли трехдюймовый булыжник и положил в чашку на конце рычага катапульты.
— Прицелься в дуб впереди на краю дороги, — инструктировал Фесс.
— Он самый толстый по дороге, — улыбнулся Магнус. — А если не попадешь в него, брат, я приведу тебе слона.
Джеффри мрачно глянул на старшего, но прежде чем смог ответить, Фесс предупредил перепалку:
— Я не просил тебя вмешиваться, Магнус. Прицелился, Джеффри?
— Да, Фесс.
— Выпускай.
Джеффри нажал «спуск», и рычаг устремился вверх. Булыжник взлетел в воздух.
— Заметьте, дети, что камень летит по дуге. Если присмотритесь внимательней, то увидите знакомую кривую.
— Конечно, — подтвердил Джеффри, — точь-в-точь траектория стрелы, когда лучник стреляет в далекую цель.
— Совершенно верно. Это парабола. Если знаешь математику, то по наклону рычага, по длине его и по силе натяжения веревки можно рассчитать, где дуга закончится.
— А значит, где упадет камень! — воскликнул Джеффри, глаза его горели.
— Старый метод обучения, — прошептал Род Гвен, — но работает.
Гвен раздраженно покачала головой.
— Он не хочет учить ничего, что не связано с войной.
Камень ударился в дерево, и резкий голос несмотря на расстояние совершенно отчетливо произнес:
— Ой!
Дети застыли, глядя друг на друга. Потом заговорили все одновременно.
— Ты сказал «Ой»?
— Нет, я только смотрел. А ты?
— Я не говорил «Ой!»
— Я тоже. А ты?
— Нет, потому что меня ничего не ударило.
— Дети! — строго сказала Гвен, и все сразу стихли и повернулись к ней. — А теперь: кто сказал «Ой»?
— Камень, — ответил Грегори.
— Это невозможно, — заверил их Фесс. — Камни не могут говорить. Они не живые.
— На Греймари, Фесс, все возможно, — напомнил ему Магнус.
В голосе робота проскользнула неуверенность:
— Ты подразумеваешь, что этот булыжник — поддельный камень?
— Нет, Фесс. Как ты нас учил, — напомнила Корделия, — мы ничего не подразумеваем. Ты сам это сказал.
— Должен согласиться с тобой, — признал Фесс. — Должно быть, это камень сказал «Ой».
Род поразился прогрессу Фесса.
— Когда-то у тебя и от меньшего случился бы приступ.
Дети обрадовано завопили и наперегонки бросились к камню.
— Назад, дети! — взмолился Фесс, но они уже подбегали к дереву. Фесс усилил громкость: — Назад! Мы должны предположить, что он опасен, потому ЧТО не знаем, что это такое.
Гвен нахмурилась.
— В этом нет необходимости, Фесс.
— Но это разумно, — вмешался Род, — и к тому же он отдал приказ.
Джеффри потянулся пальцем.
Гвен вздохнула и подтвердила приказ:
«Джеффри! Нет!»
Конечно, она сказала это телепатически, и, может быть, только поэтому мальчик отдернул палец и обиженно оглянулся.
— Он не может повредить мне, мама.
— Ты знаешь об этом не больше меня, — Фесс уже стоял за ним и крутил головой в поисках упавшей ветки. Нашел и взял в зубы. — Чем бы это ни было, моему телу оно способно причинить гораздо меньший ущерб, чем вашему, потому что я сделан из стали, а вы — из плоти. И так как, по-видимому, необходимо испытать этот камень, отойдите.
Дети сделали маленький шаг назад.
— Большой шаг, — приказал Фесс.
Дети вздохнули, но подчинились.
— Три, — приказал Фесс.
— Совсем не обязательно, — запыхтела Корделия, но все послушались и затаили дыхание, когда Фесс медленно двинулся вперед.
В наступившей тишине раздались слабые звуки музыки, мелодичные, но повторяющиеся ноты, словно тяжелый басовый ритм.
Магнус поднял голову и осмотрелся.
— Откуда идет этот звук?
— От камня, — ответил Фесс.
Все смотрели на камень, напрягая слух. Точно, это камень производил музыку.
— Какой странный камень, — выдохнул Грегори.
— Поэтому он и требует осторожного обращения, — Фесс очень мягко коснулся камня веткой.
Камень хихикнул.
— Он живой! — ахнул Грегори, широко раскрыв глаза.
Род и Гвен внимательно смотрели на камень.
— Что это такое? — спросила Гвен.
— По крайней мере, он не опасен, — выпрямился, успокоившись, Джеффри.
— Кажется, нет, — и весьма неохотно Фесс добавил: — Хорошо, дети. Можете коснуться его.
Выводок обрадовано загалдел, а Джеффри подошел, наклонился и коснулся камня пальцем. Тот захихикал и сказал: Перестань!
— Он говорит! — ахнули дети.
— Конечно, говорю, — ответил булыжник. — А вы разве не говорите?
— Ну… само собой, я говорю, — подтвердил Джеффри, — но я не камень.
— Конечно, нет, — заверил его камень. — Ты слишком мягкий.
— Как и ты, — Джеффри поднял камень и сжал. — Это мягкий камень!
Все удивленно смотрели. В тишине снова послышалась слабая бесконечная повторяющаяся мелодия с мощными басовыми аккордами.
— Корделия, — попросил Фесс, — пожалуйста, перестань кивать.
— Я не киваю, — отозвалась девочка.
Гвен нахмурилась.
— Нет, дочь, киваешь.
Корделия недоуменно повернулась к матери, но Фесс вмешался:
— Ты просто не сознаешь этого.
— Положи меня, — сказал камень. — Щекотно.
— Дай подержать, — Корделия протянула руку, и Джеффри отдал ей булыжник. Камень снова хихикнул. Корделия погладила его указательным пальцем, и хихиканье перешло в мурлыканье.
— Как замечательно! — девочка снова погладила камень. — Словно мох.
— Мох… — Гвен подняла голову. — Конечно, дети. Он должен быть из ведьмина мха.
Ведьмин мох — особый грибок, который встречается исключительно на Греймари. Он чувствителен к телепатии: если проективный телепат обращает к нему мысль, ведьмин мох принимает форму и цвет того, что представляет себе телепат. Он может даже обрести дар речи и способность к воспроизводству.
Магнус сосредоточенно разглядывал на камень.
— Правда, это должен быть ведьмин мох. Иначе как он может существовать?
— А что он здесь делает? — спросил Джеффри.
— Я делаю музыку, — ответил камень.
— С какой целью?
— Только для развлечения, — заверил его камень.
— Странное слово. Где ты его взял?
— Как где? — ответил камень. — Оно со мной всегда, с того момента, как меня сделали.
Если он из ведьмина мха, кто-то должен был его сделать, — Гвен наклонила голову, разглядывая камень. — Кто тебя сделал, камень?
— Другой камень, — ответил булыжник. Грегори пораженно посмотрел на Гвен.
— Как его мог сделать другой камень?
— Глупышка! — пренебрежительно ответила Корделия. — Как матери и отцы делают детей?
Грегори, не понимая, смотрел на сестру, когда Фесс возразил:
— Сомневаюсь, чтобы это было нечто подобное, Корделия. Ведь камень упомянул только еще один камень.
— Значит, он ребенок! — радостно воскликнула Корделия. — Ух ты! Какой миленький! Я хочу взять тебя к себе домой!
— И не мечтай! — сразу отрезала Гвен. — Мне хватает забот и кроме музыки, которая заполонит весь дом!
— В доме он перестанет, — Корделия повернулась к камню. — Ты ведь перестанешь делать музыку?
— Нет, — ответил камень. — Меня переполняет мелодия: я не смогу удержаться.
— А ты никогда не опустеешь? — поинтересовался Грегори.
— Никогда, — решительно заявил камень. — Музыка растет во мне, и я чувствую… что… должен… взорваться! — он даже подпрыгнул на руках Корделии. Девочка бессловно вскрикнула и потянулась к нему, но Магнус перехватил запястье сестры.
— Отпусти Меня! — рявкнула она, мгновенно приходя в ярость. — Я должна… — но тут Корделия замолчала, глаза ее расширились, она изумленно смотрела на камень, который крутился на земле перед ними, выбрасывая радужную пленку, покрывавшую опавшие листья под ним. Так же неожиданно он остановился.
— Откуда он знает, когда вертеться, а когда останавливаться? — прошептал Грегори.
— Он реагирует на свет, — выдвинул гипотезу Фесс. — Заметьте, что сейчас он лежит на солнце. Сейчас почти полдень; я думаю, он ориентируется по углу наклона солнца к горизонту.
Род застыл. Какой эспер на Греймари может знать о солнечных батареях?
— Разве не проще ориентироваться на восход и закат? — спросил Магнус.
— Нет, потому что в полдень солнце в зените, и угол его наклона относительно горизонта указывает на положение севера или юга. Камень располагается относительно полюса.
— Он растет, — тем временем выдохнул Джеффри.
Все посмотрели. Действительно, камень начал разбухать.
— Назад, дети! — приказала Гвен.
А Род рявкнул:
— Ложись!
Компания без возражений отскочила и попряталась.
— Почему, папа? — спросила Корделия.
— Потому что я видел, как камни, раскалываясь, убивали людей, — мрачно ответил Род.
Дети отползли еще подальше; Джеффри, Магнус и Корделия спрятались за деревьями, Грегори укрылся за родителями. Выглянув, они увидели, что камень уже стал вдвое больше первоначального размера. Потом он задрожал и посредине появился поясок, словно кто-то накинул на него петлю. Петля медленно стягивала камень до формы песочных часов. Наконец под аккомпанемент какого-то металлического грохота он раскололся, и две половинки взлетели в воздух.
Дети ошеломленно мигнули, но Фесс решил, что нельзя упустить такую прекрасную демонстрацию.
— Обратите внимание на траекторию осколков в воздухе, дети! Какова ее форма?
— Парабола, — с отвращением фыркнул Джеффри.
— Мы должны пойти поглядеть! — Корделия вскочила.
— Минутку… — Род поспешил остудить исследовательский пыл.
Юная бригада остановилась и с тревогой посмотрела на отца.
— Ты что-то задумал, — обвинительно заявил Магнус.
— Могу ли я предложить идею для обсуждения? — как бы между прочим спросил Фесс.
— Что именно? — отозвался Род.
— Подумайте! Это же механизм, благодаря которому камень оказался здесь.
— Конечно! — воскликнул Магнус. — Вот что он имел в виду, когда сказал, что его сделал другой камень!
— Совершенно верно, Магнус. Был один камень, а теперь два. Он воспроизводится.
— И у него только один родитель, — задумчиво проговорила Корделия.
— Само собой. Такая форма воспроизводства называется делением.
— Но почему он вырос и разорвался? — нахмурилась Корделия. — Чем это вызвано?
— Несомненно, механизм деления привело в действие солнце в зените. А почему разбух… Вы заметили, куда он упал, когда вы уронили его?
Четыре пары глаз устремились к мягкому камню и радужной пленке вокруг него. Та заметно сузилась и теперь занимала всего полдюйма вокруг камня.
— Он упал на ведьмин мох! — выдохнула Корделия. — И весь его втянул в себя.
Род и Гвен переглянулись.
— Совершенно верно. Давайте предположим, что он разбух, потому что упал на ведьмин мох и потому что солнце стояло в зените.
— Почему предположим? — воинственно спросил Джеффри. — Это совершенно очевидно и ясно!
— Многое кажется очевидным и ясным, но когда мы на это рассчитываем, оно не происходит. Если хочешь проверить, правильно ли ты предположил, Джеффри, ты должен воспроизвести такие же условия и посмотреть, получишь ли тот же результат.
— Да ведь это научный метод, которому ты нас учишь! — воскликнул Магнус. — Вначале мы наблюдаем и собираем информацию, потом пытаемся установить, что означает эта информация, потом высказываем гипотезу.
— Ты снова пытаешься нас учить, Фесс, — обвинила Корделия.
— Конечно. Время занятий еще не кончилось.
— Держись, Металлический Ментор! — подбодрил коня Род.
— Спасибо за поддержку. Предлагаю прямо сейчас проверить сформулированную нами гипотезу.
— Это значит, что мы должны поставить эксперимент, — перевел Грегори.
Джеффри сердито посмотрел на младшего.
— Хвастун!
— А ты нет, со своей катапультой? — отбрил Грегори.
— Да!
— Как мы будем экспериментировать, Фесс? — спросил Магнус. — Поищем другой мягкий камень и положим на полоску ведьмина мха?
— Ну конечно, а завтра незадолго до полудня понаблюдаем за ним, — подтвердил Фесс.
— Хорошо! — Джеффри хлопнул в ладоши, радуясь перспективе действий. — Пошли за камнем!
— Это можно, — задумчиво сказал Род. — А еще можно пойти в противоположном направлении.
Джеффри остановился и оглянулся на отца.
— Зачем?
— Что бы сделал командир, сын, если бы увидел подъезжающего к нему разведчика?
Джеффри посмотрел в пространство.
— Попытался бы узнать, откуда приехал разведчик.
— А если мы пойдем назад по следу камня, мы найдем его родителя? — спросила Корделия. Глаза ее загорелись.
— Возможно, — ответил Фесс, — и используем его для эксперимента.
— А отыскивая его, — добавил Джеффри, — мы выполним еще один эксперимент: определим, откуда пришел камень!
— Прекрасная мысль, Джеффри! Бывают времена, когда ты меня очень радуешь! Ты точно заметил: мы одновременно выполним два эксперимента, сразу ответив на два вопроса, вместо одного! Пошли, дети. Проверим, правильно ли мы заключили о происхождении камня!
Корделия, Грегори и Магнус с криками гурьбой повалили за Фессом. Джеффри пошел медленней, покраснев от удовольствия, но почему-то чувствуя, что им манипулировали.
Но родители хорошо это знали. И знали, что проделано все было мастерски.
— Я недооценивала Фесса как воспитателя, — тихо заметила Гвен, когда они неторопливо шагали за детьми.
— Я тоже, — признался Род. — А ведь я был его учеником.
Гэллоугласы осторожно продвигались вперед, Фесс следовал за ними. Некоторое время шли молча. Затем заговорил Магнус.
— Но как камень может играть музыку? Это не в его природе: камни тверды и ничего не чувствуют.
— Для камней так же неестественно становиться мягкими, — напомнила Корделия.
— Только если камень не сделан из ведьмина мха, — фыркнул Джеффри.
— Точно. А чего не может ведьмин мох? — спросил Грегори.
Гвен улыбнулась.
— Почему бы не спросить, что в его природе?
— Все и ничего, — ответил Род. — Верно, Фесс?
— Правильно, — подтвердил робот. — Сам по себе гриб не имеет других свойств, кроме цвета, текстуры, состава, массы и способности реагировать на проецируемую мысль. Его «сущность» полностью потенциальна.
— Вообще-то, я понимаю, как из него можно что-нибудь создавать: я сама не раз это делала, — нахмурилась Корделия. — Но как ему удается сохранять форму, что я ему придала, когда я далеко?
Род пожал плечами.
— Не знаю — но он может. Если я правильно считаю, первые эльфы были созданы из ведьмина мха людьми, которые и не догадывались о том, что они делают: возможно, бабушками-сказочницами, которые были проективными телепатами, но и не подозревали об этом. Они любили рассказывать сказки внукам. А ближайшие поросли ведьмина мха воспринимали эти сказки и превращались в их героев.
— Значит, по-твоему, Пак вылеплен из ведьмина мха?
— Да, я могу сказать это, когда он не слышит. Но, вероятно, так оно и есть.
— Но ведь тот, кто его создал, должен уже пять столетий лежать в могиле! — возразил Магнус. — Каким образом Пак до сих пор сохранился?
— Я думаю, его поддерживает вера других людей, — вмешался Фесс. — Можно сказать, что на Грей-мари сверхъестественное живет в климате веры.
— Значит, и другие люди, способные проецировать мысли, постоянно поддерживают его? — Магнус медленно кивнул. — В это я могу поверить. Но как он сам может мыслить?
— А мыслит ли он по-настоящему? — спросил Грегори.
Род содрогнулся.
— Это философский вопрос, который я бы не стал поднимать в настоящих условиях, Грегори, — на самом деле он не хотел поднимать его уже больше десяти лет. — В данный момент достаточно сказать, что Пак и все остальные эльфы проявляют симптомы подлинного мышления.
— А то, что квохчет и скребется, должно быть курицей, — пробормотал Джеффри.
— Чем-чем? — переспросила Корделия.
— Курицей! Курицей!
— Не кричи: повредишь голосовые связки…
— Неужели они настолько реальны, что могут… гм… — Магнус оглянулся на сестру и покраснел, — иметь детей?
— Мне нетрудно было принять такую мысль, — сказал Фесс, — как только я освоился с концепцией существования ведьмина мха. Вопрос в том, каким делают эльфа из ведьмина мха.
— И если мы допускаем для эльфа возможность мыслить, — продолжила Гвен, — почему бы не допустить, что камни могут создавать музыку?
— Но ведь нет никаких сказок о поющих камнях, мама! — возразил Джеффри.
— Какая разница? — ухмыльнулся Род. — Если местные жители верят в волшебство, они могут поверить во все, что способны вообразить.
— Но ведь настоящий камень не может создавать музыку? — с тревогой спросил Джеффри.
— Настоящий камень — нет, — медленно проговорил Фесс, — хотя он может определенным образом вибрировать и резонировать…
— Тогда и камень может играть музыку.
— В некотором виде — да; но сам по себе создавать музыку он не может. Зато человек может создать предмет, который будет выглядеть точно как камень.
— Ты говоришь о молекулярных контурах, — заметил Магнус, радуясь возвращению на привычную почву физики.
— Естественно. Вы все видели кольцо, которое носит ваш отец. В камне находится молекулярный контур, а в оправе — другой.
— А может оно создавать музыку?
— Кольцо твоего отца? Нет, но оно может «слышать» музыку и посылать ее в приемник за ухом. Но можно создать и контур такого размера, который окажется способен производить простейшую музыку. А это все, что мы здесь слышали.
— И он может выглядеть как камень?
— Может, — подтвердил Фесс, а Род объяснил:
— По-своему такие контуры и есть камни, поскольку обычно их делают из кремния, но делают очень тщательно.
— Ага! — Магнус поднял голову, наконец связав отдельные факты. — Этим ты и занимался, создавая амулет, который потом отдал маме!
— А она очень благоразумно отдала его аббату. Да!
Корделия озорно посмотрела на коня-робота.
— Ты доволен плодами своего обучения, Фесс?
— Не могу отрицать, Корделия: мальчик усвоил все очень хорошо, несмотря на помехи. Он не только усвоил информацию, но и научился думать, что совершенно другое дело, хотя и связано с предыдущим. Он даже начал находить удовольствие в учении и постепенно понял, что это источник радости. И теперь ищет новую информацию для отдыха.
Род постарался не покраснеть. Джеффри содрогнулся.
— Как можно находить удовольствие в учении?
Это спасло Рода.
— Можешь мне не поверить, сын, но такое бывает.
— Я видел, как ты читаешь о знаменитых полководцах прошлого, Джеффри, — вставил Фесс. — Когда ты поймешь, что даже установление мира исходит из того же источника, что и войны, ты узнаешь, что буквально любая информация способна принести радость.
— Молю Небо, чтобы я этого не узнал! — воскликнул Джеффри.
— Но если тебе так нравилось учиться, папа, почему ты так редко ищешь новых знаний? — спросила Корделия.
— Вовсе не редко, — возразил Род. — У меня всегда находится время прочесть пару-другую лишних книг.
— Иногда очень лишних, — добавила Гвен.
— А что касается исследований, — пояснил Фесс, — то у вашего отца просто никогда не хватает времени для такого удовольствия.
— В этом году он нашел такое время, — заметила Корделия.
— Нашел, и это было большим облегчением, — сказал Род, потягиваясь. — Последние десять месяцев на Греймари царит мир. И когда ваша мать вежливо замечает, что я начинаю мешать ей в доме…
— О, я помню, как вы говорили, что папа уже давно не бывал в замке…
— Да, примерно, как в том случае. Поэтому я отправляюсь в космический корабль и приятно провожу время в лаборатории. Она маленькая, но очень вместительная…
— Неужели ты так никогда и не пустишь нас туда? — спросил Джеффри.
А Грегори ничего не сказал: он уже догадался о том, где помещается космический корабль, но еще боялся навещать его.
— Тебе там будет неинтересно, — заверил мальчика Фесс, пока Род искал достаточно тактичный ответ, — поскольку в лаборатории нет оружия. Лаборатория, однако, приспособлена для самых различных исследований, и ваш отец попытался вырастить молекулярный контур, который можно было бы использовать как псионный передатчик.
— Ну, ладно, полного успеха я не добился, — быстро признался Род, чтобы опередить критику. — Но все же как преобразователь кристалл приобрел некую ценность. Я бы поставил эксперимент на себе самом, если бы не… — он замолчал, покосившись на Фесса.
— Незачем скрывать от детей, — мягко сказала Гвен, — потому что они не проговорятся.
— Что-что? — озадаченно воскликнул Магнус. — У него есть свойства, о которых ты нам не говорил?
— Скорее не свойства, а побочные последствия, — вздохнув, ответил Род. — Он не только переключается с одной формы пси-энергии на другую, но может и обратить силу эспера против него самого.
— Ты хочешь сказать, что если я его надену и попробую мысленно поднять камень, то вместо камня подниму самого себя? — спросил Грегори, широко распахнув глаза.
— Мы и так можем поднимать себя, — фыркнул Джеффри.
— Я не могу, — вставила Корделия.
— Тебе и не захочется, — заверил ее Род. — Импульс мысли забирает энергию у окружающего и возвращается к тебе десятикратно усиленный.
Грегори внимательно смотрел на него.
— Ты говоришь, что моя собственная мысль вернется ко мне сильней, чем я ее посылал?
— Ого! Какое удивительное приспособление! — воскликнул Джеффри. — С его помощью я мог бы двигать горы, заставил бы дрожать стены!
— Конечно, — кисло заметил Род, — если бы можно было установить, какая энергия превращается в телекинез, и направить ее на стену. Но она ударит не по стене, а по тебе.
— Если бы ты попробовал пробить стену, Джеффри, — объяснил Фесс, — энергия обратилась бы против тебя и пробила бы тебя.
Джеффри остановился.
— Наверное, я действительно не нуждаюсь в этом, — медленно проговорил он.
— Только «наверное»? — в ужасе спросила Корделия, следя за братом краем глаза.
— Но дело еще хуже, — голос Фесса звучал ровно и однообразно. — Ты снова пошлешь десятикратно усиленную мысль, и она вернется к тебе в мозг, усиленная еще в десять раз…
— В сто раз сильнее? — ахнула Корделия.
— Совершенно верно. И этот сигнал снова улетит и усилится еще в десять раз.
— В тысячу раз! — Джеффри начал понимать весь ужас такого происшествия.
— Вот именно, Джеффри. Такой феномен можно назвать «петлей обратной связи". И если он вышел из-под контроля…
— Он сожжет мозг, — прошептал Магнус.
— Неминуемо, если ты почти мгновенно не прекратишь посылать мысль. К счастью, твой отец знает, что такое обратная связь, и прекратил эксперимент, как только почувствовал, что энергия его мысли возвращается к нему. Но даже и так у него сильно болела голова, и я двадцать четыре часа не сводил с него глаз, опасаясь повреждения мозга.
— Это было, когда он вовремя не вернулся домой! — воскликнул Джеффри.
— Неудивительно, что ты так расстроилась, — пожалела Корделия маму.
— Да, я была встревожена, — призналась Гвен, — хотя Фесс постарался успокоить меня.
— Я немедленно сообщил ей, что с Родом все в порядке, но он должен отдохнуть ночью в космическом корабле. Он подсоединил меня к системам корабля, как делает всегда, так что я мог через аппаратуру лазарета следить за его состоянием. Но он пришел в себя без всяких следов повреждения мозга.
— А он не пробовал использовать камень еще раз?
— Мне не нравится, как у тебя блестят глаза, Джеффри. Пожалуйста, оставь всякую мысль об использовании этого изобретения. Оно просто слишком мощно.
— Но безопасно ли оставлять его там? — спросил Грегори.
Братья из ордена святого Видикона занимаются такими делами пятьсот лет, — заверила детей Гвен.
— А пятьсот лет исследований в области псионики сделали их весьма компетентными, — заметил Род. — Отец Ал заверил меня, что они лучшие специалисты во всей Земной сфере, лучше даже ученых с самой Земли.
— Так что если они не смогут обращаться с прибором, не подвергая себя опасности, — сказал Фесс, — то и никто не сможет. А у них хватит здравого смысла сразу понять это.
— Значит, они могут его уничтожить? — в голосе Джеффри прозвучало такое разочарование, что Фесс интерпретировал его, как опасный сигнал, но программа не разрешала ему лгать.
— Не могу сказать точно, Джеффри, потому что твой отец просил не говорить ему, если они это сделают.
— Я им гордился, — признался Род.
— Следовательно, они могут его уничтожить, — сказал Фесс, — или использовать как исследовательское орудие. Мы просто не знаем.
— Но мы точно знаем, что больше никогда не увидим его здесь, — с отвращением бросил Джеффри.
— Совершенно верно, Джеффри, — Фесс почувствовал облегчение: его самый упрямый ученик отказался от соблазнительной мысли. — Уничтоженное или нет, оно не опасно больше.
Джеффри неожиданно подскочил, наступив на что-то в листве.
— Ой!
Все застыли, потому что возглас сопровождался очень необычным эхом.
В тишине послышалась музыка.
— Здесь громче, — заметил Грегори.
— И сильнее ритм, — голова Джеффри задергалась в такт ритму.
— Джеффри, — приказал Фесс, — остановись!
Мальчик обиженно посмотрел на него.
— Я не двигался, Фесс.
— Нет, двигался, — заверил брата Грегори и широко раскрытыми глазами посмотрел на Фесса.
— Это очень заразительная музыка. Она заставляет плясать, даже когда сам этого не чувствуешь.
— Это музыка камня, Грегори, — ответил Фесс.
— Посмотрим, обо что споткнулся Джеффри.
Развернувшись назад, компания зашарила в листьях. И конечно, там лежал двойник первого камня, точь-в-точь как они нашли.
— Мы были правы! — воскликнула Корделия, сжимая кулаки и подпрыгивая от радости. — Ох! Значит, наш эксперимент удался, Фесс?
— Да, Корделия: наша гипотеза подтвердилась. Теперь нужны новые данные.
— Хорошо! — Корделия наклонилась и подобрала камень. Тот хихикнул. — Ой! — сказала девочка удивленно. — Этот тверже!
— Но все равно поддается, — Джеффри нажал на камень пальцем, и тот прямо-таки закатился хохотом.
— Дай мне! Дай мне! — Джеффри в свою очередь принялся тыкать пальцем в камень, который хохотал так сильно, что даже закашлялся — в ритме музыки, конечно.
— Прекрати! — завизжал он. — Ох! Я умру от щекотки!
Корделия выронила камень и вытерла руку об юбку.
— Значит, ты живой? — спросил Грегори.
— Еще бы! Я вовсе не окаменелость, — камень вновь захихикал. — Не смеялся так с тех пор, как раскололся в последний раз!
— В последний раз? — Maгнyc поднял голову. — Ты делишься пополам?
— Делюсь как?.. Ох! — камень фыркнул. — Ну конечно, глупый парень! Когда достаточно вырастаю.
— Ты делился сегодня?
— Делился сегодня на что? А! Утром и в полдень, конечно! Нет, это не я, это солнце сделало.
— Солнце? Ты говоришь о небесном шаре? Ты раскалываешься, когда оно достигает высшей точки?
— Да, парень, ежедневно! Здесь, под листьями, плодородная почва. И я пользуюсь этим, когда могу.
— Значит, ты никогда не работаешь?
— Нет, я существую только для того, чтобы играть музыку. Это замечательно веселая жизнь!
— Пока рядом есть ведьмин мох, — сказала Корделия. — Но почему ты затвердел?
— Как почему? Потому что состарился. Все твердеет, когда старится.
— Не все, — быстро сказал Род, бросив взгляд на Гвен.
— Это не совсем верно, — согласился Фесс. — Но все же должен признать, что это обычное явление.
— Но если он затвердел до такой степени, то его предок… — Магнус стоял, задумчиво глядя на деревья.
— Точно! — подхватил Грегори. — Ты продолжил вектор нашего движения, брат?
— Еще одна гипотеза? — Фесс оживился, уловив возможность обучения.
— Нет, еще одно доказательство того, что мы уже проверили. Если пройдем дальше в том же направлении, Фесс, найдем родителя этого камня.
Фесс рассудительно кивнул.
— Это разумное предположение, мальчики. Но у нас мало времени: пошлем лучше глаз-шпион, — лука его седла приподнялась, и оттуда выскользнуло металлическое яйцо.
— Здорово! — воскликнула Корделия, и все дети собрались у холки коня. Там часть шкуры соскользнула в сторону, обнажив видеоэкран, который вскоре ожил, показывая вид окружающей местности с высоты птичьего полета.
Дети увидели на экране голову Фесса и свои четыре головы, которые становились все меньше и меньше и уходили влево.
— Я об этом не знала, — шепнула Гвен Роду.
— Не успел тебе сказать, — признался он. — Напомни показать тебе его спецификацию.
Камень, обиженный тем, что на него перестали обращать внимание, усилил музыку.
— Корделия, — позвала Гвен, — перестань притопывать.
Корделия сердито оглянулась, но перестала.
А по экрану все стремительней проносилась зелень, глаз-шпион летел на запад. Неожиданно он остановился.
— Триста метров, — пояснил Фесс, — такое же расстояние, как от первого камня. Вот звук, дети.
Из решетки под экраном вырвалась музыка, быстрее и с более тяжелым ритмом. Фазы мелодии с экрана и от местного музыканта не совпали; дети поморщились, и Фесс убрал звук.
— Несомненно, там другой музыкальный камень. Пусть глаз спустится, Фесс.
Листва на экране словно подпрыгнула, вышла за края, и все поле зрения заполнили коричневые опавшие листья. Изображение увеличилось, так что дети смогли разглядеть каждую веточку.
— Вот он! — воскликнул Джеффри.
— Точно там, где мы и ожидали, — с гордостью заявил Магнус.
— Он еще темней, — Корделия поджала губы. — А вот тверже ли он, Фесс?
— Так как этот камень тверже первого и так как он утверждает, что твердеет с возрастом, я сказал бы, что это вполне возможно, Корделия. У кого есть еще предложения?
Дети молчали, удивленные вопросом. Потом Магнус медленно проговорил:
— Ты хочешь сказать, что если мы пойдем дальше в этом направлении, то найдем и другие камни?
— Это вполне вероятно.
— И чем они дальше, тем тверже? — спросил Джеффри.
— Я высказал бы такое предположение, хотя глаз не может его подтвердить.
— Но он может проверить, так ли это. Пошли его дальше! — Магнус посмотрел на солнце, пробивавшееся сквозь листву. — Дальше на запад, Фесс.
Глаз начал подниматься, и картина на экране быстро уменьшилась, превратилась в смазанное пятно.
— Сформулируем гипотезу: чем дальше на запад мы пройдем, тем больше камней обнаружим, через интервалы примерно в триста метров, — подытожил Фесс, — и каждый следующий камень будет тверже предыдущего, хотя мы не сможем это проверить…
— И темнее! — воскликнула Корделия.
— И с более громкой и неистовой музыкой! — добавил Грегори.
— Тверже, темнее и с более резкой музыкой, — подвел итог Фесс. — А почему мы так экстраполируем?
— Как почему? Потому что чем дальше на запад, тем старше камни! — торжествующе объявил Магнус.
— Правильное предположение, Магнус! Но из него следует и кое-что еще.
Дети молча смотрели на экран.
— Хотела бы я, чтобы у меня был такой же учитель, — тихонько шепнула мужу Гвен.
— Ну, самые первые камни… они должны были прийти с запада, — медленно сказал Магнус.
— Совершенно верно, Магнус! А что это, в свою очередь, нам говорит?
— Что тот, кто создал самый первый камень, тоже должен находиться на западе, — выдохнул Грегори. — Я совсем забыл: должен же быть человек, который сделал первый камень.
Картинка на экране остановилась, и прямо в центре ее застыл темно-серый камень. Фесс включил прием звука, и на них обрушился лязг музыки с тяжелым жестким ритмом. Все поморщились, и звук моментально исчез.
— Гипотеза подтверждена, — с ноткой самодовольства заключил Фесс.
— Я мог бы использовать такую форму рассуждения, чтобы обнаружить вражеский лагерь, — прошептал Джеффри.
— Это могучее оружие, — согласился Фесс.
— Но ведь это не единственная гипотеза, — заметил Грегори. Его маленькое лицо выражало крайнюю степень задумчивости.
— Правда? — в голосе Фесса прозвучало предчувствие.
— Мы проследили путь только этого камня, — произнес Грегори, — но откуда следует, что создатель сделал только один камень?
Братья и сестра удивленно посмотрели на него, а Род и Гвен с гордостью переглянулись. Затем Корделия медленно проговорила:
— Возможно… Даже если человек сделал камень ради удовольствия, разве не мог он сделать их много, гордясь своим умением?
— Это вполне вероятно, — Фесс не стал упоминать о море, напавшем на певчих птиц весной возле дома Гэллоугласов. — Но как мы можем ответить на этот вопрос?
— Если есть и другие камни, — размеренно заговорил Магнус, — они тоже должны раскалываться и улетать каждый раз на триста метров, как и первый.
— Это разумно, если предположить, что другие камни идентичны тому, что мы нашли первым.
Магнус раздраженно пожал плечами.
— Нет причин считать по-другому. Камни должны лежать к северу и к югу, но на равных расстояниях с востока и запада.
— Как это? — спросил Джеффри.
— Смотри, брат! — раздраженно пояснил Магнус. Он взял веточку, размел опавшие листья, обнажив землю, и принялся чертить. — Все камни происходят от одного создателя на западе. Пусть он обозначается этой точкой. Камень, который мы нашли, отпрыгивал от этого места по триста метров за раз… вот сюда… и сюда… сюда… и так далее, — Магнус нарисовал ряд точек, уходящих на восток. — Но если другой камень тоже расколется и пошлет свое потомство дальше, то он либо ударится о первый, либо попадет куда-то в сторону на некотором расстоянии… вот так… и сюда… и сюда… — он начертил другую линию точек дальше на север. И застыл, глядя на собственный чертеж.
Его родители тоже.
Грегори мягко взял другую ветку и начертил еще одну линию южнее первой, потом еще одну — еще южнее, и еще одну, и еще…
— Получается ряд кругов, — ахнула Корделия.
— С общим центром, — согласился Джеффри.
— Для таких окружностей существует особый термин — концентрические, — вставил Фесс.
Магнус задумчиво взглянул на него.
— Нет никаких причин, почему этого не могло произойти, Фесс.
— Согласен, — негромко ответил робот. — Давайте пошлем глаз-шпион на север и на юг. Хотя, как вы должны были заметить, дети, он должен будет искать по дуге, а не прямо на север или юг.
— Но откуда мне знать, какова должны быть дуга? — спросил Джеффри.
— По расстоянию от центра окружности, брат! — сказал Магнус. — Разве ты не помнишь, что длина окружности равна пи, умноженному на диаметр?
Джеффри сердито посмотрел на него.
— Но в данном случае мы не знаем точно, где находится центр, — напомнил Фесс.
Магнус выглядел озадаченным.
— К счастью, камни, которые мы ищем, издают звуки, — добавил Фесс. — Я усилю до максимума прием звука, дети. И если глаз-шпион окажется вблизи камня, мы услышим его музыку.
Дети молча ждали, пытаясь не обращать внимание на гудение камня поблизости.
С экрана донесся тонкий бренчащий звук.
— Вот он! — выдохнул Джеффри.
Мы двинемся в направлении максимального усиления сигнала, — объявил детям решение Фесс. Картина на экране приблизилась, покачалась и остановилась…
— Еще один камень! — воскликнул Магнус, а Корделия захлопала в ладоши. Грегори только улыбнулся, глядя на экран; глаза его сверкали.
Камень в центре экрана был относительно серым и испускал целые каскады тяжелых металлических звуков.
— Поищи еще, — попросил Магнус.
— Ищу, — ответил Фесс, и картина снова расплылась.
Дети затаили дыхание: звук исчез, потом послышался другой…
— Он здесь! — показал Магнус, и все дети радостно закричали.
Камень лежал в центре экрана, почти такой же, как остальные два, и по внешности, и по звуку. Звук стих, и Грегори спросил:
— Фесс, а можно определить дугу по трем точкам?
Робот немного помолчал, потом ответил:
— Если считать, что это дуга, то да, Грегори.
— Сделай это, пожалуйста! И покажи нам на карте Греймари.
Род заинтересованно смотрел на сына: он понял, к чему ведет мальчик.
— Помните, — медленно сказал Фесс, — это только гипотеза.
— Гипотеза! Гипотеза! — возразил Джеффри. — Неужели одна гипотеза всегда обязательно ведет к другой?
— Да, Джеффри. Так развивается человеческое познание.
Экран замигал, и дети увидели на нем общий вид острова Греймари. Потом на карте по кругу побежала линия: разрезав восточный край территории Романовых, потом пройдя по западному краю Тюдоров и по западному углу Раннимеда и Стюартов, лучик пересек реку Флорин в середине леса Геллорн и через западный участок Логайров разрезал территорию Борджиа на две части с севера на юг.
Дети молча смотрели на экран. Затем Магнус шепотом спросил:
— А где его центр, Фесс?
— Там, где встречаются радиусы, — ответил робот, и на западной границе Глостеров появилась большая красная точка.
— Центр музыкальных камней на побережье запада, — выдохнул Грегори.
— Гипотетический центр, — напомнил им Фесс, — и лучше сказать «на западном побережье», с прилагательным.
— Какая разница? — проворчал Джеффри. — Мы ищем центр. Он на берегу или нет?
— Помните, мы сделали несколько предположений, которые могут оказаться неверными, — предупредил Фесс. — На самом деле нужно иметь больше данных, прежде чем мы уверенно сможем утверждать, что наша гипотеза превратилась в теорию.
— А теория опирается на факты? — спросил Магнус.
— Да, Магнус, при этом следует понимать, что наше утверждение может оказаться лишь частью гораздо большей схемы. Не допускайте ошибки, какую допускали многие: не говорите «теория», когда речь идет только о гипотезе.
— Тогда давайте высказывать дальнейшие гипотезы, — Джеффри сложил руки, глядя на экран. — Спросим, что произойдет, если мы оказались правы и развитие музыкальных камней беспрепятственно продолжится и дальше.
— Хороший вопрос, — одобрил Фесс, пока братья и сестра Джеффри (не говоря уже о родителях) заинтересованно смотрели на него. — Экстраполируй…
— Твоя дуга расширяется со скоростью триста ярдов в день.
— В таком случае мы можем рассчитать, сколько времени потребуется, чтобы они дошли до крайнего востока, — заключил Грегори с горящими глазами.
— А как нам это сделать, Грегори?
— Разделить расстояние от западного побережья на триста ярдов!
Синие цифры ответа появились на экране.
— Два года и три четверти? — Магнус смотрел на экран. — Почему мы не слышали об этом раньше?
— Это всего лишь развлечение, — ответил ему камень. Магнус раздраженно оглянулся на него. Фесс же сказал:
— Вероятно, это правильный ответ, Магнус. Никто не подумал, что феномен достоин изучения: люди посчитали его слишком тривиальным.
Сколько времени пройдет, прежде чем вся страна заполнится поющими камнями? — спросил Джеффри.
— Хороший вопрос, — прошептал Род. — Экстраполируя теперешнюю скорость разбегания в триста ярдов и предполагая, что изменений не будет?
— Да-да! — нетерпеливо бросил Джеффри. — Скоро эта соперничающая армия завоюет нас, Фесс?
Робот немного помолчал, потом сказал:
— Я предпочел бы, чтобы ты не думал об этих камнях, как о вражеской армии, Джеффри…
Любая схема может означать вражеские действия, Фесс!
— Нет! — в тревоге огляделся Грегори. — Любая схема должна иметь значение, но это значение не обязательно враждебное!
— Интересуйся знаниями, брат, а мне позволь интересоваться оружием. Часовой не бывает причиной войны. Сколько, Фесс?
— Четыре года и месяц, Джеффри, — робот вздохнул. — И позволь поздравить тебя с правильным применением научного метода.
Джеффри с воплем торжества аж подскочил, размахивая руками.
Музыкальный камень, рассердившись, увеличил громкость.
— Однако я сомневаюсь в цели, для которой ты воспользовался этим методом, — не замедлил охолодить ученика робот. — Тем не менее я радуюсь тому, как ты усвоил сегодняшний урок.
— Я усвоил?.. — Джеффри уставился на робота. — Фесс! Ты не говорил мне, что это урок!
— Время занятий еще не кончилось, Джеффри. Впрочем, часы показывают 15–00. На сегодня уроки закончены.
Дети радостно загалдели, разом развернулись и нырнули в лес, точно на запад.
Род встревожено посмотрел им вслед.
— Что они делают?
— Дети! Вернитесь! — позвала Гвен.
— Фесс только что сказал, что уроки закончены, — возмущенно повернулась к ним Корделия. — Мы свободны делать, что хотим, разве не так?
— Так, — согласилась Гвен. — А что же вы хотите делать?
— Как что? — удивился Магнус. — Проверить нашу гипотезу.
— Мы ведь должны собирать информацию, — объяснил Грегори. — Фесс сказал, что ее у нас недостаточно.
— Если подумать, то это верно, — медленно подтвердил Род.
— Но это не было приказом, — запротестовал Фесс.
— А разве не за этим мы пришли сюда? — спросил Джеффри.
— Не совсем так, — возразил Род, чтобы справиться не только с их путаницей, но и со своей собственной. — Мы должны узнать, кто послал зомби в Раннимед с целью запугать налогоплательщиков.
Джеффри наклонил голову набок.
— И где мы будем это узнавать? Род открыл рот и застыл.
— Здесь-то по крайней мере есть ясный след, — заметил Грегори, — а два феномена скорее всего связаны друг с другом.
— В этом утверждении скрыто искусительное опровержение логики… — начал было Фесс.
— Да ладно, в конце концов, все к этому сводится: когда не знаешь, куда идти, одно направление ничем не хуже другого, — Род поднял руки. — Хорошо! Почему бы и не запад?
Молодежь весело загалдела и двинулась в лес.
— Мне кажется, или музыка действительно стала громче? — Джеффри, нахмурившись, вглядывался вглубь гулкого леса.
— Ты правильно спросил, — ответил Фесс. — Музыка теперь на самом деле звучит громче.
— Значит ли это, что местные жители верят в нее больше? — спросила Корделия.
Род остановился, пораженный этой мыслью.
— Неплохая мысль, Делия. Музыка в этих краях звучит уже не менее последних семидесяти восьми часов: местные крестьяне должны были ее услышать. Они не усомнятся в собственном слухе. Да, они наверняка верят в музыку камней, очень даже верят.
— К тому же здесь и камней больше, — заметил Грегори.
— Это только усилит общую атмосферу, — согласился Фесс.
— Особенно, если ты между двумя камнями, — добавила Гвен.
— Но как может быть иначе, если их так много? — чисто риторически поинтересовался Магнус.
Деревья расступились перед большой поляной, и дети замерли, осторожно разглядывая открывшееся их взорам зрелище.
— Фесс, — спросил Магнус, — что это за наклонный камень, который стоит рядом с опушкой?
— Угол наклона камня соответствует наклону солнца в полдень, — медленно ответил Фесс. — Может, сам скажешь, что это такое?
— Это же гномон — «стрелка» солнечных часов, которая отбрасывает тень на цифру, указывающую время.
Фесс довольно кивнул.
— Все верно.
— Тогда на земле рядом с ним должны быть цифры, — указал Грегори.
— Конечно, вот они! — изумилась Корделия. — Но они такие огромные, что их трудно узнать. И сделаны из цветов. Ой! Как красиво!
— Спасибо, — сказал кто-то.
— Не тебе, лошадиная морда, — проворчал Джеффри, бросив презрительный взгляд вбок, потом снова глянул… и повернулся с широко раскрытыми глазами. — Это лошадь-качалка!
— Она разговаривает? — удивленно спросил Род.
— Конечно, я разговариваю. А разве ты нет?
— Что-то такое я уже слышал, — пробормотал Магнус.
— Неудивительно, сын, — напомнила Гвен. — Она тоже должна быть сделана из ведьмина мха.
— Меня поражает изобретательность этих псионных творцов, — вздохнул Фесс.
Игрушечная лошадь легко раскачивалась в такт музыке камней. Или музыка исходила от самой игрушки?
— Что ты здесь делаешь? — спросила Корделия у лошадки, держа руки за спиной. Братья переглянулись: они знали ее приемы.
— Хочу вырасти, — отозвалась качающаяся лошадь. — А ты разве нет?
— Хочу, конечно, но я не знала, что деревянная вещь тоже может расти.
— Деревья ведь растут, а они тоже деревянные. Почему бы и мне не вырасти?
— Потому что у тебя нет корней, — резонно заметил Грегори.
— У тебя их тоже нет. Но под моими копытами деревянные дуги, через них я получаю питание из травы, на которой качаюсь. Чем больше качаюсь, тем больше расту.
Гвен взглянула на полозья.
— Неудивительно: под тобой ведьмин мох.
— Мне кажется, он черпает энергию также от латентных проективов поблизости, — добавил Фесс.
— Разве ты сам не говорил, что все население Грей мари может быть латентными проективами? — спросил Магнус.
— Эсперами, сын, — поправил Род. — Ты теперь достаточно вырос, чтобы воспользоваться правильным термином.
— Да, я так говорил, — подтвердил Фесс. — Я рассчитал такое насыщение, основываясь на предполагаемом количестве первоначальных колонистов, обладавших латентными пси-способностями. Но это только предположение. Нам пришлось бы проверить всех жителей, чтобы убедиться, есть ли основание для такого утверждения.
Глаза Грегори утратили сосредоточенность.
— Вещи, сделанные из ведьмина мха и способные расти, — заявил Магнус, — вот доказательство твоего предположения.
— Да, но вряд ли решающее. Я не стал бы представлять его даже как гипотезу.
— А кем ты будешь, когда вырастешь? — спросила Корделия у переросшей игрушки.
— Качающимся конем, — решительно ответила лошадь.
Джеффри нахмурился.
— Если ты хочешь стать конем, то кто ты сейчас?
— О, сейчас я всего лишь игрушка, — отозвалась лошадь-качалка. — А когда вырасту, стану профессиональной гоночной лошадью.
— Будешь бегать на своих дугах?
— Ну уж нет! Посмотрите-ка на мои ноги! Семейство посмотрело и легко увидело большие, ярко раскрашенные колеса, прикрепленные сразу над дугами.
— А я-то считал их просто украшением, — прошептал Грегори.
— Нет, это больше чем украшение. Чем больше я раскачиваюсь, тем больше расту; а чем больше расту, тем шире становятся мои колеса; когда они наконец смогут доставать до земли, стоит мне наклониться, то будут посылать меня вперед; а задняя пара будет касаться земли, когда я откидываюсь назад, и придавать мне ускорение. Вот так я и буду качаться, когда вырасту, стану взрослой и сильной и буду всех веселить!
— Небольшой экипаж? Приятно было бы в нем прокатиться, — задумчиво сказал Грегори.
— Тебе потребуется время, чтобы так сильно вырасти, — предупредила Корделия лошадь.
— Не так много, как ты думаешь: когда я смогу скакать вдоль циферблата, время пойдет быстрей.
Магнус вопросительно взглянул на Фесса.
— Она ведь на самом деле не может ускорить ход времени?
— Нет, Магнус, но может создать такую иллюзию для себя — и, возможно, передать ее людям, с которыми встретится.
— Все качалки теперь хотят вырасти, — сообщила лошадь, — поэтому я и качаюсь днем и ночью, без перерывов.
— Но они ведь остаются детскими игрушками, — сказал Грегори, — как и ты.
— Такое чудо — для взрослого-дитя! — удивленно воскликнула Корделия.
Род содрогнулся.
— Действительно, — согласилась лошадь, — поэтому я и качаюсь круглосуточно.
Фесс воскликнул:
— Взрослый человек, с физическими способностями взрослого, но с разумом и эмоциями ребенка? Какое хаотическое представление!
Магнус напрягся.
— Хаотическое? Фесс… в нем, правда, видны чужие руки?
— Может, ты и прав, сын, — медленно сказал Род. — Может, и прав.
— Развивай свое предположение, — предложил Фесс, — и попробуй создать из него гипотезу.
Магнус замолчал и задумался.
— Боюсь ошибиться… — застенчиво начала Корделия, что автоматически означало, что ее тут же попросят высказаться — и качающаяся лошадь не стала исключением.
— Что ты имеешь в виду?
— Что ты вырастешь быстрее, если будешь опираться не на деревянные дуга, а на свои копыта.
— Что! — в ужасе воскликнула лошадь. — Ты хочешь лишить меня моих замечательных полозьев? Какой стыд, девушка!
— Не очень разумный совет, — согласился Джеффри. — Какие у нее шансы против взрослой лошади?
— Отличные шансы! Разве я не вижу в вашем обществе такую же, как я, только взрослую?
Дети широко раскрытыми глазами посмотрели на Фесса.
— О чем ты говоришь? — осторожно спросил робот.
— Как о чем? Ты не более настоящий, чем я, ты только модель лошади, ты сделан мастером, как и я. Но ты вырос, и я тоже хочу вырасти!
— Мы оба созданы искусственно, — согласился Фесс, — но на этом сходство кончается. Мой «мозг» — компьютер, а твой — только записанные образцы ответов, заложенные в память твоим создателем.
— Фесс, — протянул Магнус голосом, полным ужаса, — разве ты только что не описал программу?
Большой черный конь постоял молча и неподвижно. Потом сказал:
— Такое описание есть ужасающее упрощение, Магнус.
— Хорошо сказано, — заметил Грегори. — Значит, создатели вещей из ведьмина мха предписывают своим игрушкам какую-то программу?
— Игрушкам! — оскорблено воскликнула качающаяся лошадь. — Я не игрушка, я создана своевременно и с большим значением!
— Конечно, своевременно: ведь ты связана с часами, — бросил Джеффри, поглядев на циферблат.
— Да, конечно, ты не просто игрушка — ты хороший спутник, — надул губы Грегори. — Где ты была, когда три года назад я так хотел такую же?
Качающаяся лошадь озадаченно смотрела на него.
— Послушай, брат, — сказал Магнус. — Мы все в детстве мечтали о таких спутниках в детской.
— Кроме Корделии!
— Кроме тебя самого, если ты так говоришь! Я ездила на лошадке Магнуса больше его самого!
— И ей совсем не требовался для этого конюх, — согласился Магнус, — хотя сейчас он ей очень даже нужен.
Корделия показала ему язык.
— Значит, тебе нравится мое общество, — медленно проговорила качающаяся лошадь. — Я рада поиграть с тобой. Не хочешь ли прокатиться?
— Еще бы! — Грегори вскочил ей на спину. Удивленная лошадь с музыкальным ржанием встала на дыбы, и Грегори радостно завопил.
— Грегори! — встревожено воскликнула Гвен.
— Не стоит… — но посмотрев на мальчика, который качался, размахивая шапкой и крича от радости, прикусила язык.
— Пусть поиграет, дорогая, — улыбаясь, сказал Род.
— Не мешай ему, мама, — попросила Корделия.
— Мы не видим никакой опасности.
— Ну, хорошо, — смягчилась Гвен. — Ему так редко выпадает возможность вести себя просто по-детски.
— Мне тоже приходило это в голову, — согласился Фесс.
— Он почти никогда не ведет себя, как все дети, — напряженно сказал Джеффри. Тело его было напряжено, лицо застыло. Магнус заметил это и потянулся было к младшему брату, потом заколебался и опустил руку.
— Я уверен, лошадь позволила бы нам всем покачаться, если бы мы захотели.
— Точно! — воскликнула Корделия, у нее загорелись глаза, но Джеффри фыркнул.
— До чего нелепо ты бы выглядел, брат: семнадцатилетний парень на детской игрушке! Нет, мы, переросшие детскую, должны проявить великодушие и дать ему такую возможность.
Корделия удивленно повернулась к Джеффри. Но увидела выражение его лица и опечалилась. Ее мать тоже.
— Ты не согласна, Делия? — спросил Джеффри.
— Согласна! — быстро ответила она. — Ты верно говоришь, Джеффри. Пусть ребенок поиграет.
— И пусть немного побудет ребенком. Сейчас только он может им оставаться, — негромко сказал Род.
Корделия удивленно посмотрела на отца. Потом лицо ее прояснилось, девочка неуверенно улыбнулась.
— Хорошо, папа. Он всегда остается в нашей тени.
— Он носит мою одежду, — согласился Джеффри, — и у меня по крайней мере были игрушечный арбалет и катапульта, которые ему не нужны. Да, пусть поиграет.
Грегори закончил крут вдоль циферблата и соскочил с лошади, он раскраснелся, глаза его сверкали. Повернувшись, мальчик снял шапку и низко поклонился лошади.
— Благодарю тебя, добрый конь! Никогда не забуду этой поездки!
— Добро пожаловать, — ответила лошадь, наклоняясь вперед на полозьях. — Приходи еще и покатаешься снова.
— О! Можно?
— Может быть, на обратном пути, — сказала Гвен. — А сейчас, Грегори, нам пора.
— А не может ли лошадка пойти с нами? — расстроено спросил Грегори.
— Нет, хотя мне приятно знать, что ты этого хочешь, — ответила качающаяся лошадь. — Но я должна раскачиваться на своем циферблате, иначе не вырасту. Разве ты этого хочешь?
— Нет, — ответил Грегори, слова у него словно клещами вырывали. — Мне будет тебя не хватать, добрый конь.
— А мне тебя, — ответила лошадь, и на мгновение музыка стала громче и печальней.
— Она должна позволить тебе идти своим путем, — Корделия положила руку на плечо Грегори. — А ты должен дать ей вырасти.
— Конечно, — Грегори отвернулся и, опустив глаза, поплелся за братьями и Фессом. Глаза Корделии затуманились. А Грегори повернулся и крикнул лошади:
— Я тебя увижу, когда ты вырастешь?
— Не сомневаюсь! — воскликнула лошадь, по-прежнему качаясь по дуге. — Я превращусь в большого скакуна, но узнаю тебя!
— А я тебя, — вздохнул Грегори. — Пока! — он махнул рукой, потом повернулся, сжал руку сестры, расправил плечи и поднял подбородок. — Пошли, Делия! Я должен дать ей качаться!
Корделия стиснула руку брата и отстала на полшага, надеясь, что брат не заметит нежности в ее взгляде.
Гвен несколько раз мигнула, взяла Рода под руку и пошла за детьми.
Такой поток звуков может стать серьезной помехой, — Грегори поморщился, вслушиваясь в беспрестанный шум вокруг себя. Постепенно музыка оставалась позади, но не успевала она стихнуть совсем, как праздный ветерок доносил игру следующего камня.
— Он еще не заглушает все на свете, Грегори, — заметил Фесс. — Тебя раздражает не громкость.
— Корделия, — сказал Род, — перестань кивать.
— Может быть, — с несчастным видом согласился Грегори. — Но эти грубые звуки прямо-таки бьют меня по ушам.
— Ты прав, сын, — согласилась Гвен.
— Но тебя беспокоит тембр, качество звука, не так ли? — спросил Фесс у Грегори.
— Корделия, — велел Род, — перестань подпрыгивать!
— Качество? — Грегори нахмурился, прислушался к музыке. — Да, что-то в этом роде. Очень жесткий звук, почти скрип.
— Возможно, тебя тревожат низкие ноты, басовый ритм.
— Магнус! — рявкнул Род. — Ты можешь идти, не прищелкивая пальцами?
— Может быть, — Грегори склонил голову набок, прислушиваясь. — Да, каждый третий ритм усиливается, хотя не должен бы… Фесс! — глаза мальчика расширились. — Я больше не слышу скрежета!
— Я надеялся, что так и произойдет.
— Но как ты… Ох! Когда я начинаю анализировать, музыка перестает раздражать, она зачаровывает! Или не сама музыка, а ее композиция!
— Совершенно верно, Грегори. По правде говоря, существует не так уж много раздражителей, которые не могли бы стать источником удовольствия, если сделать их объектом изучения.
— Фесс! Музыка стала гораздо громче! — воскликнул Магнус.
— Верно, — конь-робот поднял голову. — И в чем причина этого явления?
Тропа неожиданно расширилась, и они мимо последних деревьев вышли на широкий луг с текущим посредине ручьем; по другую сторону ручья вдоль берега медленно перекатывалась какая-то неопределенная масса.
— Ну, что у нас здесь? — проворчал Джеффри.
— Ничего, кроме кучи детей. — Магнус посмотрел, слегка нахмурившись, потом вгляделся внимательней. — Куча детей?
— Дети не менее чем из трех деревень! — поразилась Гвен.
— Каждая порода зверей собирается в группы по-своему, — принялся размышлять Грегори. — Овцы ходят стадами, птицы стаями, а львы прайдами. А вот волки идут сворами, братья.
— А как же дети? — ехидно поинтересовался Джеффри.
— Школами, — подытожил Грегори. Джеффри с содроганием отвернулся.
— Уж лучше помолчи, брат! Если хочешь быть как все, я тебе не попутчик!
— Я ничего подобного не хочу! — возразил Грегори.
— Как бы ни называлась их компания, мы должны узнать, что им здесь нужно, — Магнус поднялся в воздух и перелетел через ручей к тесно толпившимся детям. — Пошли! Проверим!
Встревоженный Род хотел было позвать его назад, но Гвен взяла мужа за руку.
— Опасности нет, а мы должны узнать, почему там собрались эти дети.
Род, кивнув, подчинился.
— Ты права. Пусть младшее поколение позаботится о своих сверстниках.
Корделия, Джеффри и Грегори, вопя от радости, полетели вслед за Магнусом.
— Однако, — пробормотал Род, — я хотел бы подстраховаться. Фесс, не можешь ли…
— Конечно, Род, — большой черный конь попятился от берега ручья, затем рванул вперед, ускорившись за пятьдесят футов до ста миль в час, прыгнул, пролетел над водой и с грохотом приземлился на другом берегу в десяти футах от края. Конечно, он не боялся промокнуть: его лошадиное тело не пропускает воду через швы. Но прыгать быстрее, а вода в реке мутная, и было бы так скучно прочищать все суставы искусственного тела. Хотя, конечно, дети могли и подождать.
— Смотри-ка, лодка. — Гвен указала вниз по течению.
Род посмотрел и кивнул.
— Осторожней, дорогая. Тут слишком топко, — он галантно предложил супруге руку, и они начали пробираться сквозь заросли рогоза.
К тому времени как Фесс догнал младших Гэллоугласов, они уже приземлились и медленно шли вдоль края сборища, зачарованно глядя на непрерывное движение детей; толпа вздымалась и опадала, словно гигантская амеба. При ближайшем изучении оказалось, что толпа состоит из более мелких частей, и каждая группа делает что-то свое: прыгает, пляшет, играет в мяч, но все дети двигались точно в такт музыке, которая плотно окутывала их, так же вздымаясь и опадая.
— Почему они так слаженно движутся? — удивилась Корделия, незаметно для себя тоже кивая головой в такт музыке.
— По правде говоря, не знаю, — отозвался Джеффри, отбивая рукой ритм.
— Тогда давайте спросим их, — Магнус тронул шестилетнего ребенка за плечо, но глаза того казались невидящими. Ребенок повернулся и бросил мяч другому шестилетке в десяти футах от себя.
— Подожди! Я хочу поговорить с тобой! — крикнул Магнус, разворачивая мальчишку, но тот только снова похлопал невидящими глазами.
— Кто ты?
Магнус повернулся и увидел десятилетнего парнишку, показавшегося за малышом.
— Я хочу поговорить с ним.
Десятилетка пожал плечами, качая головой в такт музыке, и проговорил — тоже в такт:
— Он мал и еще не овладел хитростями речи.
— Хитростями речи? — Джеффри несказанно Удивился. — Как это? Ребенок учится говорить к двум годам!
— Обычно, но не в ритм, — ответил кивающий мальчик. — Он не сможет говорить, пока не уловит ритм.
— Это не может быть причиной! Нет, тогда ты скажи нам: почему вы все собрались тут и пляшете все вместе?
— Вместе? — мальчик нахмурился и оглянулся. — Мы не пляшем все вместе. Я двигаюсь, как хочу, и они тоже, как хотят.
— Но вы все каждое движение совершаете одновременно, в одно и то же мгновение!
— А как еще можно? — удивился мальчик.
— Не понимаю.
— Тогда ты слабоумный, — заявил, подойдя к ним, двенадцатилетний подросток. — Перестань приставать к моему брату, не мешай ему собирать бирюльки.
Дети изумленно наблюдали, как десятилетний парень тремя отдельными движениями в ритме музыки снял с пояса две бирюльки, сложил их и положил на третью.
— А он не может двигаться между ритмом?
— Каким ритмом? — переспросил двенадцатилетний.
Лицо Джеффри омрачилось.
— Ты смеешься над нами?
Лицо мальчика отвердело.
— Считай, как хочешь.
Рука Джеффри дернулась, но он не ударил — только потому, что его удержал Магнус.
— Он не слышит ритма ударов.
Джеффри пребывал в полном недоумении.
— Ну, а музыку-то ты слышишь?
— Конечно! Иначе зачем бы мы пришли сюда?
— А разве музыка здесь не повсюду?
Мальчик покачал головой — снова в ритме музыки. Но тут что-то отвлекло его и он отошел. Джеффри хотел удержать собеседника, но Магнус успел раньше схватить самого Джеффри. Перед ними с улыбкой остановилась двенадцатилетняя девочка.
— Что ты ищешь?
Улыбалась она прямо-таки ослепительно, и Джеффри застыл, глядя на нее.
И лишь когда Корделия тихонько хихикнула, Джеффри покраснел и буркнул:
— Мы только спросили у того парня, разве музыка тут не повсюду?
— О, нет! — девочка рассмеялась. — Наши взрослые собрали все камни в округе и свалили их здесь! Они не переносят этих звуков!
— Не могу винить их, — пробормотал Грегори, а Джеффри вновь поинтересовался:
— И взрослые сюда больше не приходят?
— Нет — и поэтому мы можем делать здесь, что захотим.
— Они тебе разрешили?
Девочка отвлеченно пожала плечами.
— А мы и не спрашивали… — но тут она вспомнила о своей цели и снова повернулась к Джеффри.
— Не хочешь потанцевать? — Джеффри в ужасе отшатнулся, тогда она как-то странно посмотрела на него и снова пожала плечами: — Ты не в ритме, и ушла, пританцовывая, раскачиваясь всем телом в такт музыке.
— Итак, они пошли за музыкой, забыв о родителях, — Джеффри нахмурился, глядя на детские хороводы и качая головой.
— А музыка заставляет их постоянно находиться в движении, — Магнус внимательно осмотрел шевелящуюся толпу. — Тут нет никого старше двенадцати, судя по виду. И никто моложе десяти не разговаривает.
— Я последила за двумя играющими в мяч, — поделилась Корделия. — Они ни на мгновение не останавливаются.
— Чем они моложе, тем крепче их удерживают низкие тона, — размышлял Магнус. — Но почему и самые старшие не понимают наших вопросов?
— Как можно думать, когда ритм так бьет по ушам? — ответил Грегори.
— Пошли! — выскочивший как чертик из табакерки четырнадцатилетний парнишка подхватил Корделию за руку. — Потанцуй со мной!
Корделия вскрикнула, и братья прыгнули было к ней, но толпа сомкнулась вокруг похищенной, и братья столкнулись с телами, которые поворачивались с одним ударом ритма и отталкивали их с другим. Магнус закрыл собой Грегори и блокировал танцующих, а у Джеффри хватило здравого смысла нарушить ритм, и его кулак сразу же нашел цель. Голова его противника дернулась, тот упал; а его товарищи до следующего удара ритма даже не шевельнулись, так что оглушенный медленно уселся, удивленно глядя на Джеффри.
— Как ты это сделал?
— Время между ударами ритма для них словно не существует! — воскликнул догадавшийся Грегори.
— Тогда между ударами музыки мы сможем протиснуться между ними! Пошли, братья! — Магнус кивнул. — И раз — и два — и три! Пора!
Они проскользнули в хоровод тел и сразу заметили танцующую Корделию, она от всей души подпрыгивала и раскачивалась, на лице блуждала блаженная улыбка, глаза остекленели, и она смотрела только на паренька, утащившего ее.
— Он красивый? — с интересом спросил Грегори.
— Как все парни, наверное, — хмыкнул Джеффри. — Не больно-то стоящий парень, если хочет танцевать с девчонкой!
— Эй! — окликнула юного скептика хорошенькая двенадцатилетняя девочка, схватив его за руку. — Не потанцуешь ли со мной?
Джеффри отскочил, как будто его ужалила змея. Девочка обиженно покраснела, и Джеффри постарался загладить свою вину, быстро спросив:
— А разве тебе не мешает эта теснота?
— Нет, — девочка улыбнулась. — Как она может мешать? Ведь это только развлечение, — она с тягучей улыбкой разглядывала Джеффри, но он уже пришел в себя и выпрямился, поджав губы. Девочка заметила это, надула губки при первом ударе ритма, пожала плечами при втором и отскочила при третьем.
Мальчики тем временем внимательно следили за танцующей сестрой.
— Какие-то слова! — воскликнул Грегори, широко раскрыв глаза.
Они прислушались, и звуки музыки начали складываться в слова:
Чью боп, чью боп!
Би би юм хоп!
Юм чью сип соп!
Мальчики и девочки, хлоп!
— Что за вздор? — Джеффри даже передернуло от отвращения.
— Что это значит? — удивился Грегори.
— Ничего, я надеюсь, — Магнус нахмурился. — Пошли, братья! Надо вытащить сестру отсюда.
— Но как?
— Схватить за руки и полететь.
— Они захотят помешать нам, — предупредил Грегори.
— Хорошо бы! — Джеффри сжал кулаки, глаза его сверкнули. — На счет, братья!
— И раз, И два, И… — считал Магнус. — к НЕЙ, хватай ЕЕ руку, И поднялись, И полетели! Пора!
Они с Джеффри стремительно взлетели, Грегори за ними. Корделия исчезла так внезапно, что ее партнер только удивленно огляделся — посмотрел направо и налево, но не вверх.
Корделия дергалась и извивалась в руках братьев.
— Ох! Отпустите меня! Вы, брюзги!
— Сестра, проснись! — окликнул ее Maгнyc, но девочка продолжала дергаться, пока Грегори не завис перед ней, отбивая руками ритм, а потом неожиданно хлопнул у нее под самым носом, нарушив ритм. Корделия отдернула голову, глаза у нее расширились.
— Ох! Что…
— Ты была зачарована, — сообщил ей младший брат.
— Нет, — она покраснела и отвела взгляд. — Я только… попробовала…
— Наверное, ты захотела изучить феномен изнутри?
Все удивленно посмотрели вниз и увидели, что на них с края пляшущей толпы смотрит Фесс.
Корделия не могла выдумывать под проницательным взглядом этих пластиковых оптических приборов.
— Да, вообще-то, меня захватило, — неохотно призналась она. — Но как! Как это захватывает!
— Не сомневаюсь, — отозвался Фесс. — На лугу слишком высокая концентрация музыки камней. Идемте, дети, иначе мы не услышим слов друг друга.
Он развернулся и пошел к опушке леса. Мальчики переглянулись, кивнули и полетели за ним.
Примерно через пятьдесят футов Магнус поднял голову, встревоженный, и заложил вираж к сестре.
— Что тебя задерживает?
— Моя метла, — напомнила ему Корделия. — Мог бы и подождать, Магнус! Мне нужно лишь секунды, чтобы вскочить на нее, но за это время ты улетаешь на сто футов.
— Прошу прощения, — виновато проговорил Магнус.
«Немедленно вниз!» — послышался у них в головах голос Гвен.
Они смущенно огляделись и увидели родителей, выходящих из лодки на берег.
«Идем, мама», — послал ответную мысль Магнус, и все четверо детей аккуратно приземлились перед Родом и Гвен.
— Что вы узнали? — спросила Гвендолен. Корделия покраснела, а Магнус только начал отвечать, как их внимание отвлекло сильное шипение. Все посмотрели вверх.
Неожиданно ударила волна жара, шипение перешло в рев и стало гораздо выше.
— Падайте! — крикнул Род и отпрыгнул, сбивая детей, как кегли. Огромная огненная масса пролетела у них над головами и скрылась вдали, рев постепенно стих.
— Дети? Как вы?
— Все в порядке, мама, — потрясенно сообщила Корделия, а братья хором повторили за ней.
— Что это? — воскликнул Магнус.
— Допплеров эффект, — послушно отозвался Фесс. — Когда объект приближается, звук становится выше, а когда удаляется…
— Нет, не звук! — нетерпеливо перебил Род. — Объект! Что это такое?
— Как, разве никто из вас его не узнал? В своей жизни вы немало таких видели, я точно знаю.
— Ну так скажи нам!
— Это огненный шар, — сказала Гвен, — какие бросают друг в друга ведьмы и колдуны! Вы только что его видели.
— Это был огненный шар… — Корделия смотрела на дымный след.
— Это? Если это — огненный шар, тогда гора — это кочка.
— Разница только в масштабе, — заметил Фесс.
— С таким справится разве что рыба-кит!
— Кит не рыба, ты, тупица!
— Тише! — рявкнул Род. — Еще один!
— Еще два!
— Три!
Семейство застыло, глядя на появившиеся над головами огромные огненные шары.
— Действительно большие шары из пламени, — удивился Грегори.
Фесс поднял голову.
— Но у них траектория значительно ниже, чем у первого! Бегите! Летите! Или вас сожжет! Быстрей!
Вся семья взмыла в воздух, мальчики устремились в сторону луга, Гвен и Корделия летели на метлах. Род замыкал строй.
Но огненные шары тоже увеличили скорость.
— Разошлись! — приказала Гвен. — Прочь с их дороги!
Семейство развернуло строй веером: Корделия и Грегори налево вместе с матерью, Магнус и Джеффри направо вместе с отцом. Огненные шары пролетели над ними.
— Они нацелены в вас! — крикнул Фесс. — Поднимитесь выше! Может, вы сумеете подняться над ними!
Семья выполнила этот совет, поднявшись под облака так быстро, что животы решили, будто их забыли прихватить. Однако огненные шары неуклонно преследовали Гэллоугласов.
— Они летают не хуже нас! — в отчаянии воскликнул Магнус. — Как нам от них уйти?
— Я вижу реку! — крикнул Род. — Ныряйте, дети! Ныряйте как можно глубже и держитесь, пока хватит дыхания! Может, огненные шары не полетят к воде!
Как один, дети набрали в грудь побольше воздуха и понеслись вниз, словно с Пизанской башни. Нырнули они, как на соревнованиях по прыжкам в воду, Род и Гвен последовали за ними.
Разошедшиеся веером шары устремились к центральному, и все три пролетели над головой робота. Фесс знал, что он ошибается: в гудении шаров не может быть разочарования.
— Они улетели! Можете вынырнуть!
Дети вынырнули, выпустив четыре фонтана не хуже китов; какое-то время они жадно глотали воздух, словно выброшенная на берег рыба. Потом с облегченными криками упали назад в воду. Род и Гвен с большим достоинством последовали за ними.
— Они нас преследовали! — теперь, когда кризис миновал, Джеффри позволил себе рассердиться. — Они и вправду нас преследовали!
— Поди отругай их, братец, — бросил с отвращением Магнус.
— Кто мог их наслать на нас? — задумался Грегори.
Четверо юных Гэллоугласов замолчали, глядя друг на друга.
— У нас есть враги, — признал Фесс.
— И эти огненные шары, как и музыкальные камни, сотворил один из них! — Джеффри хлопнул по воде. — Разве я не говорил, что за ними стоит враг?
— Мы этого не знаем и… Прочь из воды!
— Почему? — спросил Джеффри, оглядываясь. — Я не вижу, чего нам опасаться.
— Да, — согласился Магнус. — Всего лишь четыре бугра на поверхности воды.
— К нам приближаются четыре волны, — нервно заметила Корделия, — и еще с нашей стороны подплывают бревна!
— Прочь отсюда! — закричала Гвен и подтолкнула детей телекинезом, а Фесс тем временем объяснил:
— Это не бревна, а гигантские земноводные! И они голодны! Давайте, дети! Быстрей из воды!
Семейство вылетело из реки, как пули из духового ружья. После всех этих гонок выглядели все теперь далеко не лучшим образом. Метлы женской половины со своей промокшей соломой давно потеряли свою форму. Волны и бревна повернули друг к другу, столкнулись и наполовину выскочили из воды в крещендо оскаленных зубов и извивающихся змеиных тел. Но огромные челюсти хлопнули на ярд от самых нижних пяток, и две большие ящерицы упали друг на друга и застыли, глядя на детей.
— Чего расселась, как багор на бревне, — проворчала нижняя. — Гонись за ними!
— У меня нет крыльев, рыбья харя!
— Рыбья харя? Кого это ты называешь рыбьей харей, змеиный хвост?
— Кто они, Фесс? — Корделия со страхом смотрела на страшилищ.
— Я их знаю! — крикнул Магнус, тоже посмотрев вниз. — Ты показывал их мне в альбоме, хотя я считал их мифом! Это крокодилы с Земли!
— Очень хорошо, Магнус, — заметил Род. На него это произвело впечатление.
— Однако только один из них крокодил, — добавил Фесс. — Второй — аллигатор.
— Откуда ты знаешь? — спросил Грегори.
— У аллигатора более закругленная на конце морда, у крокодила она более заостренная. Есть и другие отличия, но эти самые очевидные.
— Они уходят, — ворчал крокодил, сердито глядя на детей.
— Во всем виновата инфляция, — ответил аллигатор. — В наши дни все поднимается, даже еда.
— Ну, неплохая была попытка, — крокодил вздохнул и отвернулся.
— Скорее всего, они все равно невкусные, — аллигатор тоже отвернулся.
— Фу! Какая наглость! — вскипела Корделия, упираясь кулаками в бока. — Я тебе покажу, какая я ммффпффмпт! — последнее слово было вызвано тем, что Магнус зажал ей рот и прошипел на ухо:
— Замолчи! Мы меньше всего хотим, чтобы они знали, какая ты сладкая и нежная!
Корделия убийственно посмотрела на брата через запястье, но прикусила язычок.
— Пойду поохочусь на гуппи, — завершил крокодил.
— Ага, — аллигатор взмахнул хвостом, — а я на раков.
— Тоже неплохо, — согласился крокодил. — Пока, аллигатор.
— С приветом, крокодил.
Они уплыли и исчезли в мутных водах реки.
— Ух! Хвала небу, мы это пережили! — Корделия посмотрела вслед двум рептилиям и снова вспыхнула: — Как они посмели называть меня невкусной!
— Ты бы не захотела, чтобы они узнали правду, сестра, — заверил ее Магнус.
— Пошли, — приказала своим чадам Гвен. — И побыстрей: я не хочу дать им время передумать.
Однако не успели они отойти, как Корделия остановилась, пристально глядя в траву.
— Что это такое?
— Дай-ка взглянуть! — Джеффри подскочил к ней, да и Грегори свернул к ним. Гвен оглянулась, заинтересовавшись, и тоже подошла.
В густой траве пробиралось насекомое, и так целеустремленно, что Джеффри даже прошептал:
— А это не клоп-воин?
— Это вовсе не клоп, — над людьми нависла большая голова Фесса. — На самом деле это жук, дети. Но странно…
Род сразу встревожился.
— Что странно?
— Я думал, они вымерли.
— Кто? — спросил Грегори.
— Этот вид насекомых. Это скарабей, такие представлены в искусстве Древнего Египта.
— А вот еще один, — сообщил Магнус, отойдя на десять футов в сторону. — Он ползет… точно, к папе!
— Ко мне? — Род глянул вниз и заметил еще одного скарабея, пробирающегося сквозь траву. — Эй, я тоже вижу одного! Только он направляется к тебе!
— Ко мне? — Магнус нагнулся. Корделия захлопала в ладоши.
— Они, наверное, ищут друг друга!
— Вряд ли, — возразила Гвен. — Они направляются к волшебному кольцу.
Все подняли взор и увидели на полпути между Магнусом и Родом круг примятой травы — и в самой его середине гудящий камень, больше среднего по размерам.
Род нахмурился.
— Что это? Малый народец помогает разбрасывать камни?
— Ну уж, нет! — не согласилась Гвен, насмешливо посмотрев на мужа. — Ты ведь знаешь, что когда малый народец танцует кругами, то оставляет похожие кольца — но здесь-то примято все, а не только окружность.
— Кто же тогда это сделал? — спросил Грегори.
— Может быть, сам камень, — медленно предположил Фесс. Он подошел ближе, стараясь не наступить на скарабеев, и опустил голову к самому кругу. — Смотрите, тут небольшое углубление, нечто вроде природной чаши. Если камень сохранил под конец достаточно инерции, он мог, упав, кататься по кругу, пока…
На дальней стороне круга из травы выбрался скарабей, покачался на краю и упал в углубление.
— Ух ты! — Корделия захлопала в ладоши. — Вот и четвертый!
— Наши тоже подползли, — заметил Грегори.
Магнус подошел к чаше, шагая осторожно и пристально глядя в траву.
— Мой приближается.
— Мой тоже, — Род стоял только в шаге от края. — Их всех притягивает камень.
— Даже скарабеев! — воскликнула Гвен. Грегори присмотрелся внимательней.
— У них какая-то странная расцветка, мама, синевато-серая. Можно подумать, что они сами из камня.
Род нахмурился.
— Тогда возникает вопрос, привлекает ли камень жуков или он сам их создал.
— Это не важно: они всего лишь ищут своих, — указал Фесс. — Вопрос чисто академический. А важно то, что все они движутся к камню.
Четыре скарабея приблизились к камню, вытянули свои антенны, коснулись его практически одновременно — и застыли, засверкали, изменили цвет.
— Они стали серебряными! — восхитилась Корделия.
— Значит, камень преобразовал их? — спросил Джеффри.
— Или они преобразовали камень! — возразил Грегори. — Смотрите!
Камень заблестел, зазвенел, и его музыка перешла в легкую скользящую мелодию. Но басовые удары ритма по-прежнему не стихали.
— Что же это за чудо? — выдохнул Грегори. Магнус нахмурился.
— Камень сделан из ведьмина мха — иными словами, это воображение, ставшее материальным. Может, эти жуки — тоже чей-то каприз?
— Каков бы ни был их источник, у них есть определенная цель! — заключила Корделия. — Смотрите, куда они ползут!
Четыре скарабея соединились в один отряд и разом повернули в одну сторону. Затем решительно отправились навстречу миру.
Грегори вскочил.
— Мы должны пойти за ними. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Но я знаю!
— Они повернули на юг, — Джеффри внимательно наблюдал за скарабеями.
— Корделия, — позвала Гвен, — перестань танцевать и иди за нами.
— Они коснулись другого камня! — тем временем воскликнул Джеффри.
Неуловимая скользящая мелодия усилилась.
— Они ползут дальше! — Магнус с интересом следовал за серебряными скарабеями.
Позади с пушечным выстрелом взорвался первый камень.
— Ложись! — закричал Род, и дети бросились наземь. Камень пролетел у них над головами. И почти сразу скользящая музыка камней снова усилилась.
— Он передает свое напряжение другим камням, — пробормотал Магнус.
Но Род уже встал и смотрел на северо-запад.
— И забирает с собой лучшую музыку. Корделия сердито спросила:
— Почему ты говоришь «лучшую»? Разве может быть музыка лучше этой?
— Та, которую создает его брат, — Род пошел к другому камню. Постоял недолго, прислушиваясь, потом утверждающе кивнул: — Эта музыка богаче, полнее.
— Дай-ка послушаю, — Гвен подошла и удивленно склонила голову. — В самом деле, в ней прослеживаются какие-то дополнительные мелодии.
— Еще и еще! — крикнул Магнус через луг. — Они оставляют за собой все более широкую полосу музыки.
— Оставь их и иди сюда! — позвал Род. — Что бы ни делали жуки, это не так важно, как создание камней!
Корделия нахмурилась, подбородок ее затвердел.
— Нет! Я их не оставлю! Пойду за ними, куда они ползут!
Род повернулся к ней, удивленный неожиданным восстанием.
— Они очень интересны, папа, — вмешался Магнус. — Кто-то хочет, чтобы эти скарабеи заполнили всю землю.
— Они очень важны, — подтвердил Грегори, внимательно глядя на отца. — Мы должны последовать за ними, папа!
Джеффри ничего не сказал, но его взгляд не отрывался от серебряных скарабеев.
Род покраснел, он уже начинал сердиться. Но собственные эмоции встревожили его, и он попытался их подавить. И в то же время чувствовал праведное негодование из-за того, что дети отказались ему повиноваться.
Гвен коснулась руки мужа и прошептала:
— Пора дать им свободу. Род стушевался.
Фесс безобидно заметил:
— Как будто они никогда ни на шаг не отходили от вас.
Род обрел дар речи — без крика.
— Бывало, но в тот раз они получили не очень хорошие отметки за послушание.
— Может быть, и так, — улыбнулась Гвен, — но Корона рухнула бы без их вмешательства.
Род постоял неподвижно.
— Я послежу за их безопасностью, — заверил хозяина Фесс, — хотя должен признать, что допуск бывает небольшим.
Род смотрел на удаляющихся детей. Ему было страшно, но он знал, что Гвен права.
— Ну, хорошо. Вы, дети, идите за скарабеями, а мы проследим за созданием камней.
Корделия облегченно засмеялась.
— Хорошо, папа!
— Но держитесь вместе!
— Само собой!
— Я не выпущу их из виду, — пообещал Магнус.
— Доверюсь тебе, — Род посмотрел на Фесса. — Ты уверен, что проследишь за их безопасностью?
— Конечно, Род.
Корделия выглядела разочарованной, но Грегори воскликнул:
— Как хорошо! Фесс пойдет с нами! Джеффри тоже повеселел.
— Ну, ладно, — Род отвернулся. — Вы пойдете нижней дорогой, мы верхней, — он умудрился даже улыбнуться и помахать рукой. — Осторожней там!
— Не сомневайся, папа!
— Удачи, мама!
— Да пребудет с вами бог!
— Бог… — только и успел пробормотать Джеффри, как весь ушел в преследование добычи.
Род вздохнул и отвернулся.
— Надеюсь, мы приняли правильное решение.
— Будь уверен, супруг, — Гвен сжала ему руку. — А если что-нибудь случится, мы сразу окажемся рядом с ними.
У самых их ног с пушечным выстрелом раскололся камень, осколки полетели во все стороны.
— Пойдем за северным осколком, — предложила Гвен.
Род кивнул, и они зашагали вслед за камнем.
Топая за скарабеями, Магнус поинтересовался у сестры:
— Теперь я понимаю, что музыка зачаровала детей, но как она могла овладеть тобой?
— И не поймешь, пока сам не начнешь танцевать, — Корделия содрогнулась. — Не спрашивай, брат, но когда начинаешь двигаться в такт музыке, кажется, что по-другому жить просто невозможно.
— Это неправильно — так бессмысленно использовать свое тело, — с отвращением сказал Джеффри. — Нужно всегда двигаться с целью, руководствуясь разумом и тренировкой, а не дергаться без всякого толку под какие-то ритмы.
— Ужасно видеть, как такие маленькие дети становятся жертвами, — Магнусу пришлось крепче сжать рукой кинжал, чтобы она не дрожала. — Могу понять, когда попытаются одурманить человека моего возраста, хотя и это плохо. Но детей!
— Ага, семнадцатилетний дедушка, — саркастически пропела Корделия. В конце концов она почти с него ростом.
А Грегори только сказал:
— Как простая музыка может так подчинять себе?
— А как она может становиться все громче и громче? — спросил Джеффри. — Можно согласиться, что она заставляет тело двигаться, потому что мои собственные конечности отвечают на ее ритм, словно удары сердца…
— Удары сердца! У тебя есть сердце?
— Надеюсь, иначе я был бы мертв, — Джеффри нахмурился. — В чем дело, маленький брат?
— Твое тело привыкло все делать в ритме сердца! Разве ты не измеряешь силу своих чувств по его биениям? Если музыка совпадает с твоим пульсом, конечности просто должны будут реагировать!
— Отличная мысль, брат, — согласился Магнус. — Но ритм музыки не мой сердечный ритм, если, конечно, случайно у моего сердца не слишком странный ритм.
— Так бывает, когда мимо проходит хорошенькая девчонка, — лукаво заметила Корделия.
Магнус мрачно взглянул на сестру, но Грегори невозмутимо продолжил:
— Но поэтому твои конечности и движутся в такт музыке. Твое тело отвечает на внешний ритм, приспосабливается к нему.
— Грегори, возможно, прав, — медленно подтвердил догадку Фесс. — У тела есть свои природные ритмы, и ритм сердцебиения только один из них. И, как заметил Джеффри, когда музыка становится слишком громкой, такой, что ее нельзя больше игнорировать, тело стремится подстроиться под нее.
— Думаю, ни один врач не поддержит это утверждение, — пробормотал Магнус.
— Несомненно, но я не врач, — заметил Фесс. — И должен подчеркнуть, Магнус, что идея, которую мы сейчас обсуждаем, — только предположение; она даже еще не настольно научно оснащена, чтобы называться гипотезой.
— Но что делает музыку такой громкой? — спросил Джеффри.
— Как что? Конечно, взрослые, брат, — объяснила Корделия. — Когда они набросали в одно место множество камней, музыка стала громче!
— Это объяснило бы громкость музыки на том поле, — возразил Джеффри, — но не объясняет, почему вокруг нас музыка тоже становится все громче и громче.
Корделия остановилась и осмотрелась.
— И правда, она усилилась! Я слышу ее повсюду! Почему я не замечала этого раньше, Фесс?
Робот начал было отвечать, но голос его заглушил неожиданный крик с луга. Спереди донеслось «Хо!», потом «Ха!», и голоса подростков все повторяли и повторяли: «Хо! Ха! Хо! Ха!» И потом в том же ритме послышалось девичье пение:
Я искала любовь, и любовь искала меня,
И нашла под этим деревом.
Прикосновение, и поцелуй, и мягкая ласка
Научили меня сладкому принуждению любви.
Долгие шепоты, сладкие любовные стоны.
Слова о том, что я никогда больше не буду одна.
Губы к губам и сердце к сердцу,
Они хотят встретиться, чтобы никогда не расставаться!
— Что это за песня? — спросил Джеффри, вытаращив глаза.
Корделия наморщила нос.
— Фу! Она плохая! Разве любовь — это только соприкосновение тел?
— Но кто это поет? — спросил Магнус, нахмурившись.
Из-за поворота тропы появилась целая цепочка тринадцати- и четырнадцатилетних подростков, держащихся за руки. Ноги их притоптывали в ритме танца, тела и головы раскачивались в такт музыке.
Гэллоугласы пораженно уставились на процессию.
— Кто это? — тихо спросил Джеффри.
Цепочка юношей и девушек приблизилась, окружила их отряд, и Гэллоугласы почувствовали, что их мягко отделяют друг от друга.
— Идем, ты не должен стоять, — со смехом щебетала хорошенькая девушка. — Ты должен танцевать или падать!
— Правда? — спросил Магнус.
— Я не хочу танцевать! — рявкнул Джеффри.
— Тогда отойди, — легко ответил ему неуклюжий подросток. — Но что с тобой? Почему ты не хочешь танцевать?
— А что с тобой? Почему ты хочешь?
Но парень словно не услышал его: он повернулся и посмотрел в глаза девушке за ним.
— Что это за музыка, которая так командует вашими ногами? — спросил его Джеффри, пытаясь не отстать.
— Как что? Это наша музыка! — ответила соседняя девушка. — Она играет только для нашего возраста!
— Ты не можешь управлять своими ногами?
— Зачем? — девушка рассмеялась. — Мне нравится то, что они делают.
— Сопротивляйся, — посоветовала Корделия. — Ты должна быть хозяйкой себя самой.
Девушка посмотрела на нее, как на какое-то чудище.
— Что ты за девчонка, если не хочешь, чтобы тебя кто-нибудь вел?
— Я принадлежу только себе! Я девушка, а не рабыня! Разве ты не понимаешь, что эти песни лишают тебя самостоятельности?
— Нет! Как это возможно? — возразила другая девушка, тоже со смехом. — Это всего лишь развлечение!
— Кто тебе это сказал? — яростно спросила Корделия.
— Да ведь сами камни кричат об этом!
— Их биение удивительно! — добавила третья девушка, сверкая глазами. — Оно отражается в крови! От него поет все тело!
Глаза Корделии расширились от ужаса.
— Ты ведь не веришь их подлой лжи?
Первая девушка сердито посмотрела на нее.
— Какая это ложь?
— В них не ложь, а правда! — вставила еще одна девушка, дальше по цепочке, — чуть выше остальных, полногрудая и очень красивая. Девушка улыбнулась Магнусу и опустила ресницы. — Разве ты не слышишь, как это прекрасно? Любовь!
Очарованные глаза Магнуса какое-то время не отрывались от нее, но он все-таки набрался сил для ответа:
— Эти слова не о любви, а о горячей необузданной плотской страсти.
— Какая разница? — удивленно спросила девушка. Потом снова улыбнулась, наклонилась вперед, губы ее словно стали еще полнее, она приблизила лицо к Магнусу. — Почему ты не танцуешь? Разве наше общество тебе не нравится?
— Нет, — еле-еле сумел ответить Магнус, хотя и знал, что говорит неправду.
Она тоже знала это.
— Меня зовут Лалайна. Не хочешь потанцевать со мной?
— То, что ты делаешь, неправильно, — однако ноги Магнуса сами собой стали ступать в ритм с ее шагами, и он никак не мог оторвать взгляд от ее лица.
— Чего тут неправильного? — спросила Лалайна. — Мы молоды, у нас возраст радости. И если мы сейчас не получим удовольствия, то когда же?
— Танцуй, — приказал юноша за ним, — или отходи в сторону! Потому что мы поднимаем ветви своим пением, а ты пригибаешь их к земле!
— Неужели ты не умеешь танцевать? — насмехался другой юноша, почти что возраста Магнуса.
— Ты не станешь нашим другом, если не пройдешь с нами под небом, — с улыбкой объявил третий.
Лалайна плавно скользнула вбок, проведя губами по губам Магнуса. Он остановился, словно его ударило электричеством, и все танцующие остановились вместе с ним. Команда плясунов с улыбками смотрела на него, сдерживая дыхание, настороженная…
И тут Корделия возмущенно завопила:
— Эти девки! Эти злобные грязные Лилит! Неужели они утащат тебя за собой?
— Конечно, — подтвердила высокая девушка, — от всего сердца.
— И тела, — Лалайна заглянула в глаза Магнусу.
— Он не будет танцевать с вами! — в ужасе вскричал Джеффри.
— Он в нерешительности, — Грегори вырвался из рук какой-то девушки и нырнул к старшему брату. — Магнус! Проснись! Они зачаровывают тебя, окутывают заклинанием!
— Это не заклинание, — возразил один из юношей. — Это всего лишь развлечение.
— Ты бессердечный негодяй! — бушевала Корделия. — По-твоему, женщина — это только игрушка?
— Не верь им! — внушал Магнусу Грегори. — Они хотят околдовать тебя, втянуть тебя в свой водоворот топанья и раскачивания, в котором сами с головой по грязли!
— Отступись от них, — уговаривал с другой стороны приплясывающий юноша. — Ты не поверишь, какое это удовольствие, какое необыкновенное ощущение!
— Держись! — Грегори схватил старшего брата за руку. — Ты человек с разумом, а не безмозглая марионетка!
— Музыка велика, музыка — это все! — возразил другой юноша. — Покорись ей, пусть она перекатится через тебя! Потом найди руку другого, прикасайся к ней, гладь ее!
— Ты же умеешь отличать хорошее от плохого! — настаивал Грегори. — Ты сам мне об этом часто говорил! Плохо, говорил ты, позволять другому думать за тебя! Но насколько хуже, когда музыка лишает тебя рассудка?
— Это так, — лицо Магнуса затвердело. С огромными усилиями он закрыл глаза, покачал головой и отвернулся от Лалайны. — Я по-прежнему принадлежу себе.
— Тогда ты не наш! — выкрикнул неуклюжий юноша. — Убирайся! Прочь отсюда!
— Ты говоришь, что мы только игрушки? — насмешливо спросила девушка, чуть старше Корделии. — А чего нам еще желать? Ты ревнуешь, потому что с тобой никто не играет!
— То, что есть у меня, принадлежит только мне! — горячо ответила Корделия. — Что? Ты хочешь отдаться мальчишкам, которые видят в тебе только игрушку?
Все танцующие возмущенно ахнули. Затем лица девушек застыли, и они шагнули вперед.
— Какой у тебя грязный рот! — крикнул самый младший мальчик в адрес Грегори. — Мы должны тебя остановить! — и он набрал полную горсть грязи.
— Отойди! — Джеффри сердито встал перед младшим братом. — Не трогай его!
— Тогда мы погребем тебя! — воскликнул неуклюжий юноша, и несколько человек с криками подскочили к Джеффри.
— И ты слишком разговорилась! — бросила Лалайна Корделии. — Получай, девчонка!
Магнус встал перед братьями, схватил двоих подскочивших подростков и бросил их на неуклюжего юношу, в то время как Джеффри расправился с третьим напавшим ударом слева и быстрым крюком справа.
— Пока я здесь, вы не тронете моих братьев! — выпалил Магнус.
— Тогда мы тебя уложим! — закричал неуклюжий. — Хватайте его, парни!
С громкими криками они набросились на Магнуса.
С такими же криками девушки напали на Корделию.
— Отталкивайте их! — приказал Магнус, схватил братьев за руки, а Грегори подхватил за руку Корделию. Лица их окаменели от напряжения, воздух перед ними засветился, свора юношей и девушек с волчьим воем набросилась на них…
…и ударилась о невидимую стену. Плясуны отскочили, с криками удивления и страха попадали на землю — а Лалайна закричала:
— Они колдуны!
— Пора сматывать удочки, — выдохнул Магнус сквозь туго сжатые губы. — Прочь отсюда, братья и сестра!
Слово пробежало по толпе, как вспышка пороха:
— Колдуны! Колдуны! Колдуны!
— Сожжем их! — завопил неуклюжий юноша, и толпа ответила ревом согласия.
Но Гэллоугласы уже исчезли за поворотом тропы, а кучка преследователей налетела на выросшего как из-под земли большого черного коня и посыпалась со стуком, как гвозди с колокольни. Разъяренные подростки отскочили и попытались обогнуть коня, а тот по мере сил мешал им, но все же нескольким каким-то образом удалось прорваться, и они снова понеслись за добычей, истошно выкрикивая проклятия.
— Надо лететь, — Магнус уже тяжело дышал.
— Нет места! — ответила Корделия со слезами на глазах. — Слишком много ветвей, они слишком низко!
Преследователи выскочили из-за поворота, увидели их и разразились дикими криками.
Но тут из кустарника на дорогу выпрыгнули широко распахнутые челюсти с яростным рыком, с красными глазами выше и острыми когтями ниже, и юнцы с паническими криками от неожиданности чуть не попадали.
— Бросай! — выкрикнула Корделия.
Братья на всем бегу затормозили, развернулись, только посмотрели на растерявшуюся толпу преследователей, и все палки по соседству поднялись с земли, завертелись и устремились на пустоголовых плясунов. Толпа дрогнула, через какой-то миг несколько особо слабонервных не устояли, а потом и все остальные повернули и с воплями ударились в бегство.
Магнус и Джеффри напряженно и недоверчиво следили за последними беглецами, но Корделия и Грегори со вздохом опустились на землю.
— Никогда больше не доверюсь толпе, — прохрипел Грегори.
— Клянусь, я тоже, — отозвался Джеффри. — Ты совершенно прав, младший.
Пес повернулся и подошел к ним, помахивая хвостом. Это был высокий поджарый зверь с длинными ушами, большими глазами и крупной пастью; однако невинные глаза теперь горели одним лишь дружелюбием. Собака села перед Джеффри, наклонила голову набок и пару раз гавкнула.
Вопреки себе третий Гэллоуглас заулыбался.
— Кто ты такой, так вовремя пришедший нам на помощь? — Магнус шагнул вперед, по-прежнему настороженно, и раскрыл свой мозг перед псом.
Собака снова залаяла, и оба мальчика прочли ее чувства.
— Мы ему сразу понравились, как только он нас увидел, — довольно сказал Грегори, широко улыбаясь. — Что? Хочешь быть моим другом?
Пес что-то пролаял и вильнул хвостом.
— Мама никогда не позволит, — предупредила Корделия.
— А будешь спать в конюшне? — спросил Магнус.
Пес кивнул, тяжело дыша и по-прежнему виляя хвостом.
— Там есть еще один жилец, — напомнил Грегори.
Как раз кстати из-за поворота вышел большой черный конь. Корделия встала.
— Они нападут снова, Фесс?
— Нет, — безапелляционно ответил конь. — И вообще, как только вы скрылись, они о вас как будто позабыли. Успокоившись за одну-две минуты, они снова принялись танцевать и пошли своим путем, и можно подумать, будто вы никогда им не встречались.
— Хвала Небу за это! — вздохнула Корделия. — Иногда такое музыкальное забвение бывает и полезно!
— Но как вы остановили их, дети? Надеюсь, вы не причинили непоправимого вреда…
— Мы только бросали палки, — заверил его Магнус, — и из них очень мало попало. Но самое главное чудо сотвори вот этот храбрец, — и старший Гэллоуглас осторожно положил руку на голову пса. — Он набросился на них так неожиданно, что они чуть не попадали от страха.
— Тогда это действительно друг, — Фесс подошел ближе, и пес принюхался к нему. Потом фыркнул и возмущенно посмотрел на робота.
— Его нюх не обманешь, — вздохнул конь. — Он знает, что я не настоящая лошадь.
— Можно взять его домой, Фесс? — робко спросил Джеффри.
Робот постоял неподвижно несколько мгновений, потом сказал:
— Ты можешь привести его, Джеффри, но вот сможешь ли оставить — это должны решить твои родители.
Пес забил хвостом.
— Папа не решится прогнать такого доблестного союзника, — возразил Джеффри.
— Полагаю, что ты прав, хотя и отказываюсь вмешиваться в это дело. А пока оставьте его здесь, он может присоединиться к нам, когда мы будем возвращаться домой.
Джеффри, опустившись на колено, взял пса за голову и поглядел ему прямо в глаза. Собака дружелюбно дышала ему в лицо. Сосредоточившись, Джеффри послал ей в мозг картину: пес смотрит вслед четверым детям и коню. Они уходят. Собака закрыла пасть. Потом Джеффри заставил изображение потемнеть, снова посветлеть — с рассветом, снова потемнеть ночью. Потом, во время второго рассвета, дети и конь снова показались. Джеффри на картине наклонился и потрепал пса, и наконец в последнем действии четверо детей, конь и пес ушли все вместе.
Пес заскулил, и Джеффри прочел в его мозгу другую последовательность образов: вначале пес прыгает и щелкает зубами, сражаясь с пятью волками и прогоняя их, а четверо детей в это время прячутся за конем; потом пес яростно лает на банду грабителей, которые бегут от него; наконец он в одиночку сражается с огромным медведем, кусает его, рвет клыками и завывает, пока медведь не падает мертвый, а дети собираются вокруг, гладят пса и кричат от восторга.
— Братцы, — пробормотал Джеффри, — он…
— Я видел: он хочет защищать нас от всех опасностей леса, потому что считает себя в двадцать раз сильнее любой собаки, — Магнус склонился ко псу, печально качая головой. — Ты не можешь совершить такие великие деяния, потому что ты только пес, собака. А мы не можем сейчас взять тебя с собой: мы сами не знаем, куда идем, и не можем останавливаться.
Зверь опустил голову, хвост его застыл.
— Нет, все совсем не так плохо, — возразил Джеффри, гладя пса по голове и почесывая у него за ухом. — Ты замечательный зверь, и мне очень хочется, чтобы ты стал моим товарищем на все годы юности.
Пес с надеждой поднял голову.
— Ты не можешь терпеливо подождать здесь? — спросил Джеффри. — Когда мы вернемся, то обязательно возьмем тебя домой. Ты будешь служить мне?
Пес смотрел на него. Потом снова раскрыл пасть и несколько раз ударил по земле хвостом.
— Хороший парень! — Джеффри потрепал его за уши и вскочил. — Жди нас в готовности и станешь конюшенным псом… Хорошо, Фесс? — и мальчик с затаенным страхом посмотрел на коня.
— Для меня будет большой честью разделить конюшню с таким верным спутником, Джеффри, но ты понимаешь, что решение все равно остается за твоими родителями.
— О, конечно, Фесс! Но если ты разрешишь ему жить в конюшне, я думаю, мама не станет возражать!
— Ну, пошли! — Корделия смотрела на эту сцену с плохо скрываемым нетерпением. — Запад ждет!
— Пошли! Иду с радостью! — Джеффри повернулся и пошел. Он лишь дважды обернулся, чтобы помахать рукой. И даже не слышал, как Корделия что-то прошептала о большом дурно пахнущем слюнявом псе.
Лес поредел, деревьев стало меньше и все они как-то исхудали. Тропа медленно и незаметно ползла вверх, и когда утро подходило к концу, дети выбрались на высокую вересковую пустошь. Ветер трепал им волосы, а широкий открытый вид веселил сердца.
— Ух ты! — воскликнула Корделия. — Хочется танцевать!
— Пожалуйста, не нужно, — быстро сказал Фесс. Даже сюда от далеких камней доносились звуки музыки.
Магнус осмотрелся, нахмурив лоб.
— Что-то не видать никакого пруда или источника, Фесс.
— Да, ручьи здесь в редкость, — подтвердил робот. — В такой местности открытая вода встречается редко. Когда найдем, нужно будет наполнить меха.
— А если не найдем?
— Не повернем назад, пока не найдем, — решительно сказал Фесс.
— А мы не искушаем судьбу, Фесс?
— С обычными детьми — да. Но вы можете летать; когда начнете испытывать жажду, полетите.
Корделия глотнула.
— Я уже хочу пить.
— Только потому, что мы об этом заговорили, Корделия.
— Я могу по-быстрому слетать к ручью, у которого мы ночевали, — предложил Грегори.
Фесс поднял голову.
— Конечно! Я постоянно упускаю из виду ваши способности.
— Ты хочешь сказать, что забываешь, что мы можем делать?
— Не «забываю», — возразил Фесс.
— Он просто не хочет признавать их, — прошептал Джеффри Магнусу, но старший брат утихомирил младшего.
Фесс сделал вид, что ничего не слышал.
— Ну хорошо, так как вы в любое время способны раздобыть воду, можно не опасаться жажды. Но здесь есть трясины, дети. Оставайтесь на тропе: эти полоски мягкой почвы могут проглотить вас целиком.
— Не смогут, когда с нами ты, — пропел Грегори.
— Но мама рассердится, если ты извозишь одежду, — заметила Корделия. — Так что смотри, куда ступаешь, брат.
Грегори надул губы, но послушно зашагал по тропе. Впереди рядком шли Джеффри и Корделия, а замыкал строй Фесс.
Поднявшись на гребень небольшого хребта, они повстречали огромный камень, перегородивший тропу. На камне преспокойно покоилась пара голубых девичьих туфель.
Корделия радостно вскрикнула и подбежала к камню.
— Ой! Какие они красивые! — девочка подхватила туфли и принялась разглядывать их на солнце. — И какие мягкие!
— Мягкие? — переспросил Грегори, широко раскрыв глаза. — Значит, они из ткани, сестра?
— Нет, из кожи. Бархатные на ощупь.
— Такая кожа называется замша, — объяснил Фесс. — Корделия! Они не твои!
— А чьи же еще? — Корделия поспешно разулась и решительно натянула на ноги голубые туфли. — Если кто-то оставил их и ушел, значит, они ему не нужны! И посмотри, они совершенно новые!
— Тогда почему я им не доверяю? — нахмурился Магнус.
Уже привычная басовая нота прозвучала особенно громко. Магнус отпрыгнул, и точно на его место упал новый камень.
— Чума на эти шумные камни!
— Они и есть чума, — Грегори обиженно посмотрел на сестру. — Корделия! Не нужно!
Ноги Корделии ступали в такт музыке камней, все тело гибко раскачивалось.
— Да почему нет? Теперь я понимаю, почему в этой музыке такой сильный ритм. Для танцев.
— Мне еще долго не захочется танцевать, — заявил Магнус, — после того, как я видел других танцующих. Перестань, Делия! Пошли отсюда!
— Никакого вреда в танцах нет, Магнус, — назидательно вставил Фесс. — Пусть позабавится несколько минут: мы ведь никуда не торопимся.
Магнус удивленно посмотрел на коня; в его взгляде ясно читалось, что он подозревает Фесса в предательстве. Но Фесс только продолжал смотреть на Корделию, неподвижный и терпеливый, как железная плита.
— Ничего глупее не видел, — фыркнул Джеффри, — танцевать под это дурацкое ДУ-ДУ-ДУ, — он фальшиво напел мелодию и задергался в гротескной пародии на танец Корделии. Она гневно закричала:
— Злой мальчишка! Неужели ты просто не можешь видеть, как кто-то радуется, и не помешать?
— Осторожней, брат, — предупредил Магнус. — Ты тоже шагаешь в такт.
— Запросто, — саркастически подтвердил Джеффри. Но уже буквально через пару тактов и думать забыл напевать свою музыкальную пародию, шаги его становились все более проворными и легкими, а на лице заиграла улыбка.
— Тебе нравится не меньше, чем мне, — усмехнулась Корделия.
Джеффри резко остановился, побледнев от оскорбления.
— Никогда! Это девчоночья игра!
— Когда подрастешь, тебе тоже понравится, Джеффри, — заверил его Фесс. — И общество молодых леди станет одной из величайших радостей для тебя.
— Тогда я не желаю расти!
— Не нужно так говорить, прошу тебя, — быстро проговорил Грегори, — на Греймари самые необычные желания могут невзначай исполниться.
Джеффри сердито посмотрел на брата, но ничего не ответил.
— Ну, мы достаточно задержались здесь, — подытожил Фесс. — Пошли, Корделия. Кончай свой танец: пора продолжить путь.
— Ох, ты все удовольствие испортил, — пожаловалась Корделия. — Но солнце уже низко, и в самом деле пора идти.
— Тогда пошли, — повторил Магнус. — Перестань танцевать.
— Я и так перестала!
— Как же! — ухмыльнулся Джеффри. — Клянусь, ты только что подпрыгнула!
— Я — нет! — с тревогой возразила Корделия. — Уверяю вас, братья, я стараюсь! Остановитесь, мои ноги!
Фесс поднял голову.
— Танцевать продолжают туфли. Они не позволяют ей перестать.
— Как это возможно? — удивился Грегори. — Они ведь не живые!
— Может быть, поблизости прячется кто-то живой, который их оживляет. А может, они и сами живые, как всякий предмет из ведьмина мха!
— Туфли из ведьмина мха! — недоверчиво проворчал Магнус. — Их ведь ненадолго хватит!
— Должно хватить, пока у Корделии остаются силы, — отозвался Джеффри. — Навалимся ей на ноги. Держи крепче! — и он прыгнул к Корделии и схватил ее за ноги.
Но туфли уже унесли девочку, а Корделия закричала:
— Не смей наступать на мои голубые замшевые туфельки! Я не вынесу, если ты их испортишь!
— Я держу ее! — Грегори обхватил руками Корделию за талию, но в это самое время над равниной раскатился победный крик и из-за камня выскочила здоровенная женщина, размахивая сетью над головой. Над широкими юбками ухмылялось густо нарумяненное и напудренное лицо, а декольте нарушало все правила приличия.
— Двое за раз! — хохотала она. — Я получу за них немало золота! — высоко взлетевшая сеть упала на Корделию и Грегори. — Добыча, добыча! — кровожадно провозгласила женщина и устремилась к бьющейся сети. Корделия судорожно извивалась в тенетах, ноги в туфлях продолжали танцевать.
Корделия завопила, Грегори испуганно взвыл:
— Братья, на помощь!
Магнус и Джеффри действовали быстро: старший брат в медвежьей хватке держал Корделию сзади, Джеффри же рухнул на колени и перехватил ее ноги. Корделия упала, Магнус на нее. Но девчоночьи ноги продолжали дико дергаться, пытаясь продолжить танец. Джеффри еле-еле выбрался из-под кучи малы и сдернул-таки одну туфлю.
— Прочь! Прочь! — заорала ведьма, пытаясь ударить его. — Это моя добыча!
— Нет, это моя сестра! — Джеффри развернулся, багровый от гнева, и яростно ожег взглядом толстую женщину. Та с криком отшатнулась, как будто в нее врезался футбольный защитник, а Джеффри отвернулся и принялся сдирать вторую туфлю.
— Ой! — закричала Корделия. — Осторожно, брат! У тебя в руках не полено!
— Прости, сестренка, но на осторожность нет времени, — наконец Джеффри сдернул и вторую туфлю.
Но тут и его накрыла вторая сеть, и все четверо забились в одном огромном клубке, а раздувшаяся от гордости женщина радостно завопила, схватив Магнуса и вместе с Корделией завернув его в плотный пеньковый кокон.
— Будешь бить женщину? Злые невоспитанные дети! Теперь-то вы мои!
— Да кто ты такая? — воскликнул Магнус, приготовившись к следующей опасности в длинном списке их неудач. Но женщина в ответ захихикала:
— Всего лишь бедная старая дева, парень. Зови меня Арахной, потому что я поймала тебя в свою сеть![1]
Джеффри тем временем сумел левой рукой достать кинжал и тайком принялся пилить нити сети. Магнус понял, что должен отвлечь внимание Арахны.
— Ты сама сделала эти туфли?
— Нет! Я по-своему зла, дитя, но я не ведьма! Я нашла их у музыкального камня. И они мне хорошо послужили: удержали эту малютку, пока я не приготовила свои сети!
— А что ты с нею сделаешь? — Магнус постарался изобразить, что насмерть перепуган.
— Конечно, продам, парень, за золото! — довольно проурчала Арахна. — Я знаю одного джентльмена, который живет поблизости в пещере. Сегодня ночью он придет за ней и отдаст мне золото. Я уже продавала ему девушек и не сомневаюсь, что он купит и ее. Он даст мне золота и за вас, хотя вы парни!
— Купит нас? — переспросил шокированный Джеффри. — Я не буду рабом!
— Будешь как миленький! — заверила его Арахна. — И будешь делать все, что он ни прикажет! А теперь — не позволишь ли связать тебя? Или дать тебе по голове камнем и потащить волоком?
— Ударь, если сможешь! — крикнул Джеффри и выскочил из длинного разреза в сети, который он успел-таки проделать своим кинжалом. Арахна заверещала и отскочила. Потом захлопнула пасть и взмахнула большой узловатой дубиной.
За злодейкой словно из-под земли вырос огромный черный конь и встал на дыбы.
Джеффри улыбнулся и показал за ее плечо.
— Поберегись!
— Думаешь поймать меня на такой древней хитрости? — Арахна плюнула, и в это мгновение стальное копыто хлопнуло ее по башке. Лицо карги исказило изумленное выражение, потом глаза ее закатились, и она рухнула, как подкошенная.
— Именно так я и думал, — ответил ей Джеффри и посмотрел на Фесса. — Большое спасибо, древняя хитрость. А насколько ты древен?
— Мне пятьсот тридцать один год десять месяцев три дня четыре часа и сорок одна минута, Джеффри.
— Как это подсчитано? — спросил Магнус, выбираясь из сети.
— По земному стандарту, конечно, — добавил Фесс.
Джеффри подтолкнул Арахну носком ноги.
— Может, связать ее?
— Естественно, ее же собственной сетью, — согласился Магнус.
Джеффри кивнул и принялся упаковывать ведьму, а Магнус взялся освобождать Корделию.
Она села и простонала:
— Спасибо, братья. Давно я так не пугалась.
— Она оставила туфли как приманку, — сообщил ей Грегори.
— Я догадалась, братец. Джеффри пожал плечами.
— Хоть и догадалась, а в ловушку попала.
— Не я одна, верно?
— Твои братья были пойманы, потому что пытались помочь тебе, Корделия, — напомнил Фесс.
Она повесила голову.
— Да, знаю. Ох, братцы! Я так боялась, что и вы попались из-за меня!
— Ладно, зато мы поймали ловца, — Магнус обнял ее за плечи. — Мы ведь не могли позволить ей обидеть нашу единственную сестренку?
— Конечно, нет! — Джеффри опустил брови, прикрывая глаза. — Никто не тронет тебя, пока мы живы! Потому что ты наша сестра!
— А ты мой брат, — Корделия крепко обняла Джеффри и поцеловала в щеку. Он с криком отчаяния отшатнулся, но она только улыбнулась. — И никто не тронет тебя без моего позволения!
Если это и сулило зло всем будущим ухаживаниям, только Фесс заметил это. Но сказал только:
— Может быть, пора присоединиться к вашим родителям, дети?
Вот тут вся компания объединилась в отчаянном протесте.
— Опасности нет, Фесс!
— Мы справимся с любой опасностью!
— Еще даже не стемнело!
— Мы не узнали, что нам нужно!
— Я сказал бы, что мы собрали достаточно данных, — возразил Фесс. — Теперь нужно время, чтобы просеять их, систематизировать и сделать выводы.
— Данные, может быть, достаточные, но не полные, — Грегори воинственно выпятил подбородок. — Неужели ты хочешь, чтобы мы выдвигали гипотезы, не имея всех данных?
Фесс стоял неподвижно и молча.
— А как насчет той бедной девушки! — напомнила Корделия.
Конь-робот повернул к ней голову.
— Какой девушки?
— Той, которую Арахна продала человеку из пещеры. Неужели мы отвернемся от нее?
— Нет! — горячо воскликнул Джеффри. — Мы должны освободить ее!
— Возможно, это опасно, дети, — медленно проговорил Фесс.
— Брось! Один человек против четырех детей-колдунов? Даже если он окажется сильнее, чем мы ожидаем, появишься ты и легко сметешь его!
— Если, конечно, меня не одолеет приступ…
— Вероятность этого очень мала, — быстро сказал Магнус, помня, что нужно поддерживать любое эго. — И вообще нам вряд ли понадобятся твои крепкие копыта.
— А если сомневаешься, — предложил Грегори, — спроси папу.
Фесс издал поток статического шума.
— Хорошо, я свяжусь с ним, — он повернулся на северо-восток, раскрыл пасть, образовав параболическую антенну, и настроился на частоту радио.
«Род! Отец-Чародей, говорит Фесс. От воспитателя к родителю. Отвечай, Род!»
«Слышу тебя», — сигнал Рода звучал слабо: его передатчик, встроенный в кость, был настроен не на направленный луч, а на широкую передачу.
«Мы попали в потенциально опасную ситуацию, Род. Дети могут подвергнуться опасности».
«Сомневаюсь, — ответил Род. — Да и ситуация должна быть достаточно серьезной, чтобы ты остановился».
«Остановятся только мои копыта».
«У тебя развилось чувство юмора? Если да, мне придется позаботиться, чтобы оно не переходило меры».
«Конечно, нет. Уверяю тебя, это просто совпадение, — Фесс неожиданно понял, что пойман на ошибке, и в результате у него возникла логическая петля, почти равнозначная эмоции. — Просто я не разобрался в омонимах. Уверяю тебя, больше это не повторится».
«Неважно. Просто в дальнейшем будь чуть искуснее, ладно?»
Не сознавая этого, Род отдал приказ. Память робота зафиксировала приказ: отныне Фесс послушно воспользуется любой возможностью для игры слов.
«Принято. А как нам обойтись с женщиной, которую только что победили дети?»
«Что? — вот теперь в голосе Рода уловилось напряжение. Фесс почти видел, как в вены Рода устремился адреналин. — Что она с ними сделала?»
«Поймала в ловушку и собиралась продать джентльмену, живущему в пещере».
«Четвертовать ее! — в голосе Рода звучала ярость. Но неожиданно он о чем-то задумался. — С другой стороны, осталось ли что-нибудь для четвертования?»
«Вполне, Род. Твои дети хорошо подготовлены: они, если возможно, избегают причинять серьезные ранения и сторонятся мыслей об убийстве. Она просто лежит без сознания — и удар нанес я, а не они».
«Значит, она без сознания. А в чем опасность?»
«Эта женщина — она называет себя Арахной — уже продала по крайней мере одну девушку джентльмену в пещере».
«И дети хотят ее освободить? Ну что ж, с этим я не могу поспорить. Только позаботься, чтобы и от этого человека хоть что-нибудь осталось для полицейских».
«Я приму все предосторожности, Род. — Фесс вздохнул. — Значит, тебя не беспокоит безопасность детей?»
«Что, когда против них только один спятивший? Единственная проблема в том, что он может оказаться настолько плох, что они забудут о вежливости. Если это случится, ударь его первым сам, ладно?»
«Как скажешь, Род, — неохотно согласился Фесс. — Но существует вероятность приступа, прежде чем я смогу вмешаться».
«Ну, хорошо! — вздохнул Род. — Попрошу Гвен связаться с эльфами. Они незаметно подстрахуют тебя. Этого достаточно?»
«Я имел в виду, что пора присоединяться к вам…»
Наступила пауза. Фесс полагал, что Род обсуждает ситуацию с Гвен. Когда же он ответил, подозрения Фесса подтвердились.
«Нет. Категорически. Мы не можем полностью изолировать их от мира, Фесс. И если в мире существует зло, они должны узнать об этом из первых рук».
«Возможно, этот опыт не должен быть слишком ярким, Род».
«Судя по твоим словам, сейчас такой опасности нет. Особенно, когда детей защищаешь ты и взвод малого народца».
«Этого должно хватить, — признал Фесс, капитулируя. — Но не думаю, чтобы они закончили дело до темноты».
«Конечно, закончат, если полетят! Но не разрешай им слишком долго возиться с этим рабовладельцем, ладно?»
«Как скажешь, Род. Конец связи».
«Конец связи. Удачи, Старое Железо».
Фесс повернулся к детям.
— Ваши родители не возражают, они только просят вас действовать осторожно.
Дети весело заголосили.
— А где пещера? — первым делом спросил Джеффри.
— Надо заглянуть Арахне в мозг, — ответил Грегори.
Предмет разговора застонал.
— Она приходит в себя, — Джеффри опустился на одно колено рядом с ведьмой, положив руку на кинжал. — Говори, чудовище! Отвечай!
— Не так грубо, — Корделия склонилась по другую сторону женщины. — Пчел привлекают цветы, а не крапива.
— Тогда опасайся их жал, — проворчал Джеффри.
— Не сомневайся, — Корделия коснулась щеки Арахны. — Проснись, женщина! Мы хотим тебя порасспросить кое о чем.
Веки Арахны дрогнули, потом раскрылись, она болезненно поморщилась.
— Голова болит? — сочувственно спросила Корделия. — Однако радуйся: череп у тебя цел, хотя его ударило весьма жесткое копыто.
Арахна повернула голову и посмотрела на большого черного коня, который для видимости щипал траву.
— Откуда он взялся?
— Он всегда с нами. Ты увидела бы, если бы оглянулась, — усмехнулся Джеффри.
Арахна сердито посмотрела на мальчишку. Пристроившийся позади карги Грегори сообщил:
— У меня нет ощущения большого пространства в голове. Она не слышит наши мысли.
Арахна осторожно повернула голову, стараясь оглянуться назад.
— Кто это говорит о том, чтобы слушать мысли?
— Маленький чародей, — успокоила ее Корделия, — мой брат.
— Твой брат! — в ужасе воскликнула Арахна. — Значит, ты…
— Ведьма, ведьма, — Корделия кивнула. — А ты, как мы узнали, нет. Откуда тогда ты получила танцующие туфли?
— Я уже говорила: нашла возле музыкального камня, — кожа вокруг глаз Арахны побелела, и Джеффри довольно кивнул.
«Она слишком боится, чтобы лгать». «Она просто в ужасе», — мысленно ответила Корделия, а вслух поинтересовалась:
— Как же ты узнала об их свойствах?
— Очень просто. Надела, и они начали танцевать.
Корделия взглянула на большие ноги Арахны.
— Как ты могла надеть такие маленькие туфельки?
Арахна в замешательстве покраснела, но Джеффри вставил:
— Не сомневаюсь, что они подходят любому.
Арахна в страхе закатила глаза.
Корделия кивнула.
— Это часть их волшебства. Но как ты их сняла?
— Устала и упала, — буркнула Арахна, как будто это самое очевидное на свете.
— Она уже далеко не молода, — мрачно проворчал Джеффри. — И ты решила использовать их, чтобы привлекать девушек?
— Ну, самых молоденьких, — старая стервятница нахмурилась. — Одна такая надела туфли и тоже весело заплясала. Но потом все-таки устала. Я бросила сеть и поймала ее.
— Зачем? Ты уже знала того джентльмена из пещеры?
— Само собой, потому что видела его по ночам при свете луны.
Корделия подумала, что же делала эта женщина по ночам в лесу?
«Наверное, хотела научиться волшебству, — мысленно ответил ей Магнус, — но не сумела и потому еще больше боится нас».
«Тем более, что мы молоды», — согласился Грегори.
— А почему ты решила, что этот достойный джентльмен купит у тебя девушку?
— Я видела, как он выслеживал одну такую. Девчушка задержалась на поляне в ожидании возлюбленного. Он напал на нее и унес в свою пещеру. Так я узнала, где он живет.
Корделия почувствовала холодок на спине. Что за человек охотится на девушек по ночам?
«Несомненно, злой, — мысли Джеффри звучали мрачно. — Не сомневаюсь, что у него изуродованная душа».
«Мы избавим от него лес», — подхватил Магнус.
— А что он сделал с девушкой? — спросила Корделия.
— Ничего плохого, насколько я могла видеть, — с готовностью ответила Арахна. — На следующий день я видела ее у входа в пещеру. Но она была бледна и печальна.
— И не пыталась бежать?
— Нет. Поэтому он не мог очень ей повредить, верно?
— Либо так, либо очень повредил — но не тело, а душу, — серьезно сказал Магнус. — Ты чудовище! Ты видела, что он сделал, и захотела продать ему еще одну девушку?
— Захотела, — Арахна выпятила подбородок. — Потому что большого вреда не видела, а он платит золотом.
— И золото стоит девушки? — Джеффри плюнул. — Нет! Мы тебя продадим этому жителю пещеры и возьмем за твою голову золото!
Глаза Арахны в страхе расширились.
— Она знала, что поступает плохо, — заметил Грегори.
— Конечно, знала, — Магнус нахмурился и посмотрел в глаза старой ведьме. — Где его пещера, карга?
— На северо-западе, у темного пруда у подножия холмов, — запинаясь, ответила Арахна, испуганная выражением лица Магнуса. — Ты… ты же не собираешься его искать?
— Это наше дело, — бросил ей Джеффри, — и боюсь, что твои дела закончены, — он посмотрел на Магнуса. — Что нам с ней делать, брат?
Арахна в тревоге воскликнула:
— Вы ведь не причините мне вреда?
— А почему бы и нет? — возразил Джеффри. — Разве ты не хотела продать мою сестру?
— Я… я не знала, что она ведьма.
— То есть, не знала, что она способна причинить вред тебе самой, — Джеффри в отвращении отвернулся. — Что бы мы ни сделали, брат, много не покажется.
— Но мне не хочется причинять ей боль, — сказал Магнус. — Неужели мы не лучше нее?
Арахна облегченно обвисла.
— Отведем ее к шерифу? — предложил Грегори.
— А какие у нас улики? — в свою очередь спросил Джеффри.
— Только наше слово против ее слов, — печально отозвался Магнус, — а какова цена свидетельств детей против слов взрослой женщины? Нет, мы должны искать справедливости, пока она в наших руках.
Арахна снова напряглась, глаза ее расширились. Джеффри нахмурился.
— Но какая может быть по отношению к ней справедливость?
— Справедливость самой земли, — твердо ответил Магнус. Он повернул голову и позвал: — Именем Дуба, Ясеня и Терновника! Если ты меня слышишь, гордый Робин, пожалуйста, приди!
Насмерть перепуганная Арахна смотрела на него, испытывая страшные предчувствия. Магнус неподвижно ждал. Братья и сестра тоже молча стояли рядом.
Листва разошлась, и вперед выступил Пак.
— Почему ты позвал меня, дитя-чародей?
— Прошу твоего правосудия над этой женщиной, Робин.
Пак повернул голову, посмотрел на каргу. Глаза его сузились.
— Да, мы встречались с ней и раньше, но она не причинила так много вреда, как хотела. А что она сделала, если ты считаешь, что мы должны ею заняться?
— Она украла женщину-дитя, — ответил Магнус, — и продала джентльмену, живущему в пещере.
Лицо Пака стало каменным.
— Мы его знаем, это вампир, — эльф медленно повернулся к Арахне. — И ты продала ему девушку?
Старая хищница посмотрела ему в глаза и забилась в крике.
Род и Гвен путешествовали очень и очень неторопливо, так как им каждый раз приходилось ждать, пока музыкальные камни не поглотят достаточно ведьмина мха, чтобы расколоться. Несколько раз они сами подбрасывали осколки камня в ближайшие заросли ведьмина мха. Дети ушли уже совсем далеко, прежде чем родители преодолели первые несколько сотен ярдов.
Солнце почти достигло горизонта, когда они проследили очередной перелет камня из небольшого перелеска на луг. Впереди, едва видимая в сумерках, темнела следующая опушка.
— Надо дать бедняге шанс, — Гвен подтолкнула камень к полоске ведьмина мха.
Но Род услышал какой-то новый, странный звук и повернулся, чтобы посмотреть.
— Гвен…
— Да, милорд?
— Нас… гм… преследуют.
Гвен тоже оглянулась и еле сдержала вскрик. Зверь размером с пони, но с длинным густым хвостом и мохнатой серой шерстью.
— Бабушка, а бабушка, какие у тебя большие зубки, — процитировал Род.
Это был волк с лапами размером в хорошие блюдца.
— Сразимся или улетим? — Гвен приготовила метлу — пока в качестве дубинки.
— Пойдем дальше, думаю, мы вполне можем оставаться на земле, — Род кивнул в сторону громадного зверюги: — Таким образом быстро не побегаешь.
Лапы волка двигались в рисунке какого-то сложного танца. Весьма грациозный танец, но каждые три шага вперед сопровождались двумя назад.
— И то правда, — согласилась Гвен. — Но лучше направиться к тому далекому лесу, милорд, потому что там мы легко сможем его обмануть, если захотим.
— Хорошая мысль, — Род бодро зашагал вперед, но вскоре оглянулся через плечо. — Нет, не получится.
Гвен повернулась, чтобы посмотреть, и увидела, что волк ускорил свой танец. И все быстрее приближался к ним.
— Поспешим: в лесу все равно лучше.
— Как скажешь, — Род уже начинал испытывать атавистический страх перед острыми зубами в ночи. Чтобы успокоиться, он проворчал: — Конечно, мы можем покончить с ним в любое время дня и ночи.
— Само собой, — Гвен нахмурилась. — Но мне не хочется делать этого, потому что он живое существо как и мы.
— Живое, — хмуро согласился Род, — и весьма опасное для овец и маленьких крестьян. Мы не можем позволить ему бродить по окрестностям, Гвен.
— А вдруг его можно приручить, — предложила она.
Род покачал головой.
— Создан ли он воображением или генами, он рожден, чтобы быть диким. Так что стоит постараться найти способ укоротить ему зубки.
А эти зубки неумолимо приближались. Между ними болтался шершавый волчий язык. Волк чуть ли не улыбался, и его большие глаза прямо-таки светились в темноте.
— Теперь я думаю, — пробормотал Род, почти не разжимая губ, — нам лучше полететь. Готова?
Что-то пронеслось у них над головами, захлопали крылья, раздался длинный печальный гулкий крик. Танцующий волк завыл и отскочил, потом прыгнул, щелкнув челюстями, но гигантская птица легко увернулась. Сделав круг, тут же вернулась, и у танцора не стало времени следить еще и за добычей. Ночной летун развел крылья и, вытянув их, приземлился между людьми и волком. Это была сова ростом в восемь футов. Казалось, она стремится закрыть крыльями тех, кто у нее за спиной. Род разглядел клюв размером с руку и глаза, как тарелки, которые тупо уставились на хищника. Долгий крик снова прозвучал в ночи.
— Ху-у-у-у-у, — кричала большая птица. — Ху-у-у-у-у!
— Она угрожает? — спросила Гвен.
— Угроза или уговор — для моих ушей это музыка. Но ведь птица не сможет удержать волка.
Четвероногий танцор, по-видимому, пришел к такому же заключению. Он с рычанием присел, готовясь к прыжку.
— Ху-у-у! — еще раз воскликнула птица, всплеснув крыльями, и волк от неожиданности отпрыгнул назад.
И прежде чем он успел вернуться на место, звучные удары гонга заполнили тишину ночи, и перед гигантской совой появилась неуклюжая фигура, покачиваясь и размахивая для равновесия длинными рукавами. Фигуру венчала высокая заостренная шляпа со спиралями из звезд и полумесяцев, а тело было задрапировано в лоскутную мантию на пять размеров больше нужного.
— Ну-ну-ну, что это у нас здесь такое? — поинтересовался маленький человечек капризным тоном. Он взглянул на большую сову сквозь огромные круглые очки. — Зачем ты меня позвала, Хут?
Королева ночи вновь крикнула «Ху-ут!» и кивком указала на волка. Лоскутный маг повернулся, поправляя очки.
— А это что такое? Танцующий волк, говоришь? Ну, так пусть себе танцует!
Сова снова крикнула.
— Люди? — маг удивленно посмотрел на Рода и Гвен. — О! Добрый вечер. Позвольте представиться — Спинболл, колдун.
— Гм… рад познакомиться, — Род надеялся, что глазеет не слишком откровенно. — Я Род Гэллоуглас, а это моя жена Гвен.
— Верховный Чародей? — Спинболл удивленно распрямился. — А также превосходная ведьма! Тогда я вам совершенно не нужен! Вы можете освежевать и выпотрошить этого зверя так, что он даже не заметит!
— Ну, в общем, да, — согласился Род, — но видите ли, нам не хотелось этого делать. Я хочу сказать, что он ведь делает только то, для чего рожден, а мы не желаем прерывать жизнь невинных, если этого можно избежать.
Спинболл поднял голову и с уважением посмотрел на Рода.
— Да. Это я понимаю. Конечно, это так.
— А нельзя ли приручить зверя? — мягко спросила Гвен.
— О! — Спинболл свел брови. — Ты не очень знакома с дрессурой? В этом-то вся разница. Сейчас посмотрим, что здесь можно сделать, — неожиданно он улыбнулся. — По правде говоря, приятно иметь причину для работы, — и он повернулся к волку.
— Он очень хороший маг, — осторожно заметила Гвен.
— Определенно, — подтвердил Род. — Но кажется, немного свихнувшийся.
— Послушай, Танцор, — тем временем говорил колдун. — Ты не должен причинять вред этим людям.
Волк заворчал.
— Да, я знаю, ты голоден, — продолжил Спинболл, — но у них тоже есть право на жизнь, знаешь ли. Я могу разрешить овцу, ну еще изредка теленка, но люди — это абсолютно запрещено!
Ворчание волка поднялось до более злобного.
— Нет! — решительно приказал Спинболл. — Это вне обсуждения! Ты должен ограничиваться кроликами и оленями, можешь иногда поохотиться на кабанов. А если будешь задирать скот, придут охотники с волкодавами, вот и все.
Волк, услышав это, откинул голову на спину и горестно завыл. Род и Гвен пораженно глазели на него, но еще больше удивились, когда вой начал подниматься и опадать и явно приобрел какую-то определенную языковую структуру. Каким-то образом он идеально синхронизировался с ударами музыки камней, усеивавших луг. Закончил волк длинным, высоким, печальным воем, который постепенно стих в ночи. Стало совсем тихо, покой нарушал только треск цикад и где-то далеко — кваканье лягушек. Или это тоже была музыка камней?
Спинболл удовлетворенно покивал. Потом он достал из рукава что-то длинное.
— Волшебная палочка? — спросил Род.
Но Спинболл поднес палочку к губам и заиграл. Приятная мелодия прозвучала в ночи, полетела к волку, поднимаясь и опадая в такт с музыкой камней. Спинболл отнял дудочку от губ и запел:
Один есть один, совсем один,
И будет так вовек!
Но два есть два, и во все дни
Другого ищет человек!
Как больно попусту тянуться;
И как тепло — все оке коснуться.
Быть рядом может утомить,
Но чаще — жажду утолит!
Кто убивает, тот не в силах
Осуществить себя в других.
Кто ненавидит — Бог помилуй
Насытить пустоту внутри!
Тянись и трогай, чувствуй и лечи!
Смятение изгоним сообща!
Будь добрым и внимательным, ищи!
Найдешь себя в заботе о врагах!
Волк сидел, склонив голову набок, разглядывая колдуна, который напоследок картинно поднес дудочку к губам, извлек легкую скользящую трель, потом убрал инструмент и поклонился волку. Выпрямился после поклона и наклонил голову точно так же, как и волк.
Огромный волк встал, протанцевал к колдуну и протянул тому лапу.
Спинболл с самым серьезным поклоном пожал гигантскую подушечку папы, посмотрел волку в глаза и кивнул. Волк вернул кивок, крутнулся на задних лапах и степенно удалился в лес, из которого недавно вышел.
Гвен наконец-то восстановила давным-давно сдерживаемое дыхание, а Род сказал только:
— Поразительно! Он правда понял то, что ты ему говорил?
— Не сомневайтесь, конечно! То, что невозможно передать в словах, я сказал мелодией! В конце концов, у танцующего волка музыка должна быть в сердце, знаете ли.
— Теперь знаю, — усмехнулся Род, а Гвен добавила:
— Ты уверен, что он больше не причинит вреда людям?
— Совершенно уверен, — твердо ответил Спинболл, — потому что музыка на короткое мгновение привела наши разумы в гармоническое соответствие. Но обещаю вам, что буду ежедневно в течение нескольких недель проверять его мысли, просто чтобы быть абсолютно уверенным.
— Благодарю тебя, — медленно проговорила Гвен. — Такая дружба с диким зверем превосходит все мои способности.
Спинболл даже покраснел от удовольствия, но отозвался:
— Ох, нет, миледи, вовсе нет! Я даже близко не подхожу к твоим способностям, если правдива хотя бы половина слухов о тебе. Ты гораздо более великая волшебница, чем я.
Это вызвало улыбку Гвен.
— Не говори так, добрый сэр. Я должна также поблагодарить твоего друга, который призвал тебя к нам в час нашей нужды.
— Кого, Хут? — Спинболл удивленно оглянулся. — Но она не позвала меня, видите ли, она меня сделала!
Хут гневно крикнула.
— Но это правда, Хут, и ты это знаешь! — решительно заявил Спинболл и повернулся, чтобы объяснить. — Она говорит, что это я ее сделал, однако, конечно же, мы все знаем, что это вздор. Да как мог такой рассеянный человек, как я, создать такую удивительную птицу, как Хут?
— Ху-у-у-у-у! — убежденно ответила гигантская сова.
— О, это глупо! — насмехался Спинболл. — И никогда не называй себя птичьими мозгами! Ты мой близкий друг, мой ближайший друг во всей вселенной, по крайней мере, в той ее части, где есть жизнь!
— Ху! — сказала сова и удовлетворенно замолкла.
— Это старый спор, — Спинболл снова повернулся к Роду и Гвен. — Она настаивает, что я сделал ее, а я утверждаю, что она сделала меня. Не думаю, чтобы мы когда-нибудь пришли к согласию. Впрочем, это единственное, в чем мы не соглашаемся.
— Удивительный выбор предмета для спора, — с улыбкой заключила Гвен, — если друзья вообще должны не соглашаться в чем-то.
— Конечно, должны, — негромко хмыкнул Род. — Время от времени они должны спорить. Иначе станешь слишком близок.
Это вызвало странные взгляды и со стороны колдуна, и со стороны жены, но тут большая сова громко и отчетливо сказала «Ху-у-у!» Судя по всему, версия Рода ее вполне удовлетворила.
Род поднял голову, уловив неожиданную смену в характере музыки.
— Знаешь, мне кажется, ты здорово воздействуешь на окружение.
— На что, на музыку камней? — Спинболл небрежно отмахнулся. — Это всегда делает Хут. Каждый раз как она здесь показывается, они меняют музыку. Само собой, мы не возражаем, вы понимаете. Когда все вокруг дружественно настроены.
— Но мы хотим узнать, каково происхождение этих камней! — повернулась к нему Гвен. — Нам нужно выяснить, откуда они взялись. Мы хотим понять, что эта новая сила стремится сделать — укрепить нашу землю или уничтожить ее?
И снова Спинболл беспечно отмахнулся от вопроса.
— Не будь такой беспокойной. В конце концов, это ведь всего лишь развлечение.
— Где-то я такое уже слышал, — пробормотал Род, — и начинаю слегка опасаться этого утверждения. Кстати, ты не знаешь, кто все это начал?
Спинболл покачал головой.
— Не знаю. Кажется, я и сам начался вместе со всей этой музыкой и Хут тоже. Но мы думаем, что причина где-то на юге. На юге и, конечно, на западе.
Гвен с сомнением посмотрела на Рода. Тот кивнул и подытожил:
— Ну, тогда, думаю, нам лучше продолжать следовать за камнями. Странно, но этот, кажется, направляется на север.
— Мне тоже так показалось, — признал Спинболл. — Кажется, они растут, как деревья, разветвляются от общего ствола. Но корень на западе. Да, на западе и на юге. А когда ветвь становится старше, музыка тоже изменяется. И, конечно, раз мелодии варьируются, то легко можно найти рядом два камня с совершенно различной музыкой.
— Надо было наклеивать на них ярлычки, — хмыкнул Род. — Именно так мы и пошли по этой ветви: нашли два камня, один возле другого. Ну, спасибо за помощь. Пойдем на запад.
— Милорд, — заметила Гвен, — мы говорим ни с кем.
Род удивленно осмотрелся и понял, что Спинболл исчез.
— Ну и ну! Не очень вежливо с его стороны уходить не попрощавшись!
— До свидания! — послышалось из пустоты, и вслед за тем прозвучал долгий совиный крик.
Род и Гвен обменялись взглядами и поспешили к темным деревьям впереди. Через плечо Род крикнул:
— Пока!
Во многих милях от них дети следовали за проводником, которого им выделил Пак.
— А кто такой вампир? — спросила Корделия.
— Осторожней, — послышался впереди высокий пронзительный голос. — Здесь выпячивается корень. Можно споткнуться.
— О! Благодарю тебя, эльф! — Корделия приподняла юбки и осторожно перешагнула через корень, следуя за карликом в фут ростом, который их вел.
— Как не просто идти по лесу в темноте.
— Скоро ночь, — указал Фесс, — а вампиры активны по ночам. Мы должны уйти домой, а сюда вернуться днем, когда вампир спит в своей пещере.
Магнус нахмурился.
— Почему он так поступает?
— Потому что если на него упадут лучи солнца, он распадется в пыль, — Фесс резко поднял голову.
— О чем я говорю? Вампиры — это миф!
— Любой миф может стать материальным на Греймари, — напомнил ему Магнус. — Но ты не ответил Делии, Фесс. Кто такой вампир?
Фесс испустил поток белого шума и сообщил:
— Вампир, дети, это человек, который питается кровью других людей.
Корделия в ужасе застыла. Джеффри издал такой звук, словно его тошнит.
— Отвратительно, — еле-еле выдавил из себя Грегори, чуть позеленев.
— А почему другие позволяют ему жить? — спросил Магнус.
— Они не позволяют, Магнус. Когда люди узнают о существовании вампира, они обычно пытаются убить его — но чудовище нельзя убить по-настоящему, потому что оно уже не живет полной жизнью.
— Вампиры бессмертны? — спросил Магнус.
— Пока от них не избавятся — да. Вампира можно убить, вколотив ему в сердце деревянный кол и похоронив на перекрестке дорог. Или его нужно сжечь.
— А как же их души? — прошептала Корделия.
— Моя программа не разрешает строить гипотезы на духовные темы, Корделия.
— Значит, точного знания нет?
— Конечно, их души погибли! — воскликнул Джеффри. — Иначе как бы они стали убивать невинных людей?
— Не совсем убивать. Обычно за один прием вампир выпивает недостаточно крови, чтобы человек умер. Но после нескольких посещений вампира его жертва сама в свою очередь становится вампиром.
— Не может быть! — ахнула Корделия. — Значит, эта Арахна осудила девушку на то, чтобы та стала вампиром?
— Мы должны спасти ее! — решительно заявил Джеффри. — Или она уже стала подобной ему?
— Откуда нам знать? — задумчиво отозвался Магнус.
— Судя по литературе, по ее жизненной силе. Если она вяла и апатична, вампир еще питается ее кровью; но если она энергична и пылает алчностью, то сама наверняка стала вампиром.
— Тогда мы узнаем, когда увидим ее, — Магнус нахмурился. — Если сможем хоть что-нибудь увидеть при таком свете.
— Света будет достаточно, — буркнул эльф. Он развел папоротник и выдохнул: — Смотрите!
В сумерках показалась поляна перед утесом. В основании скалы зияла широкая трещина, образуя вход в пещеру семи футов высотой и четырех шириной, с полукруглой утоптанной площадкой перед входом и грудой мусора сбоку. Мусор в основном состоял из музыкальных камней, и поэтому по всей поляне разносились звуки музыки. Тяжелые басовые удары словно дергали за ноги девушки, которая танцевала перед пещерой. Она явно ступала не по своей воле, потому что лицо у нее было осунувшееся и бледное, а расслабленное и вялое тело еле шевелилось, слабо покачиваясь в ритме музыки. Ей было около шестнадцати лет, самый расцвет молодой жизни, но сейчас полузакрытые глаза выдавали ее слабость.
— Смотрите, — выдохнул Джеффри. — Ее горло! Дети смотрели, как зачарованные, испытывая жуткое отвращение, на несколько двойных ранок на горле девушки.
— Она апатична, — прошептал Фесс.
— Правда! — Корделия подняла голову. — Ей все безразлично! Она еще не стала вампиром!
— Значит, мы успеем ее спасти, — Магнус встал, целеустремленность окутала его словно плащом. — Пошли, братья, — и он сделал первый шаг на поляну.
— Осторожней, — предупредил эльф возле его лодыжки. — Когда совсем стемнеет, вампир выйдет.
— Я жду его с не меньшим голодом, — кровожадно отозвался Джеффри.
— Спрячься, эльф, — посоветовал Грегори, торопясь за братьями и сестрой.
— Само собой, спрячусь, — буркнул эльф. — Но будьте уверены, за вами следят не меньше двух десятков глаз из малого народца. И мы выйдем, как только вам потребуется помощь, — он попятился в траву и исчез.
Магнус подошел к девушке и склонил голову.
— Приветствую тебя, девушка. Меня зовут Магнус, и я хочу поговорить с тобой.
Девушка безразлично посмотрела на него и отвела взгляд. Больше она никак не показала, что заметила его.
— Дай мне попробовать, — Корделия встала перед Магнусом, в упор глядя на девушку. — Я Корделия. Подожди, поговори со мной!
Девушка слегка нахмурилась, взгляд ее чуть-чуть задержался на Корделии. Но тут же лицо ее снова разгладилось до полной безмятежности, и остекленелые глаза вновь уставились куда-то поверх головы Корделии.
— Ай-яй-яй! — пожурила Корделия. — Как невежливо! Неужели ты не можешь перестать танцевать хоть на несколько мгновений, чтобы поговорить?
— Сомневаюсь в этом, — Магнус подозвал Джеффри и Грегори. — Идите сюда, братья! Мы должны схватить ее и удержать на месте, только тогда сможем поговорить.
— Сделано! — бодро воскликнул Джеффри и, нырнув, уронил девушку.
— Не так! — Магнус подхватил девушку под руки и поднял ее. Наконец-то она осмысленно посмотрела ему в глаза, веки ее почти полностью раскрылись.
— Держу ее за ноги! — крикнул снизу Джеффри.
— А я за руки, — Магнус слегка наклонился вперед. — Ну, девушка! Как тебя зовут?
Девушка, не понимая, смотрела на него.
— Твое имя, — настаивал Магнус. — Как тебя зовут?
Она помигала и пробормотала:
— А что?
— Как это что! — взвилась Корделия. — Ты и это забыла?
Девушка недоуменно посмотрела на молодую колдунью. Снова помигала и ответила:
— Может быть. Это ничего.
— Ничего! — буквально взорвался Джеффри. — Твое имя — Ничего? Мы так и будем называть тебя — Ничего? «Эй, Ничего! Как дела?» «Отличный день, Ничего, не правда ли?» «Послушай, Ничего, давай…»
Джеффри! — Корделия пригвоздила его взглядом. — У бедной девушки хватает горя и без твоих…
— Никак нет, у меня нет горя, — девушка наморщила лоб. — Но ты очень грубый парень. И если хочешь знать, меня зовут Нан.
Джеффри ответил Корделии таким же сердитым взглядом.
— Бывают времена, когда грубость быстрее приводит к цели, сестра.
— Еще бы, лишь когда она рассердилась, то смогла на мгновение выйти из апатии, — Грегори внимательно разглядывал Нан, ее лицо снова стало гладким и невыразительным. — Но только на мгновение.
— Неужели тебе все равно, как тебя называют, девушка?
— Я уже сказала, что это ничего не значит, — прошептала девушка.
— А твоя жизнь? — тоже прошептал Грегори.
Наконец Нан вздохнула.
— А что жизнь? Дни проходят. Засыпаешь, а когда просыпаешься, уже другой день.
— Ты не хочешь умереть?
— Мне все равно, — она несколько раз мигнула и зевнула.
— Но кто-то тебе не безразличен! — настаивал Джеффри.
Однако Нан только пожала плечами, ресницы ее задрожали, закрываясь. Она свесила голову набок.
— Она спит, — удивленно сказал Грегори.
— Конечно! — Корделия подняла голову. — В ней осталось так мало жизни, что когда она перестает двигаться, сразу засыпает! Брат, разбуди ее!
— Разбудить? — возразил Магнус. — Я едва удерживаю ее!
— Это твое дело, сестра, — объяснил Грегори. — Ты искуснее всех нас в чужих мыслях.
— Ты немногим хуже меня, — раздраженно бросила Корделия, но все-таки сосредоточенно посмотрела на Нан, наморщив лоб. Немного погодя старшая девушка вздохнула, веки ее снова задрожали, она подняла голову, замигала и осмотрелась. Начала было что-то говорить, но слова сменились зевком. Она провела кончиком языка по губам и снова огляделась.
— Что?.. О! Значит, вы не мой сон?
— Ну уж нет, — заверил ее Магнус, — но если не пойдешь с нами, сама превратишься в сон.
— Пойти с вами? — наконец Нан полностью раскрыла глаза. — А зачем?
— Потому что если останешься, превратишься в злое существо!
Нан нахмурилась, задумавшись, потом пожала плечами.
— Какая разница, кем я стану? У меня внутри сухая теплая комната. Стены ее увешаны шпалерами, а пол покрыт толстыми коврами. Там столы и стулья сверкают дорогим деревом, и есть большой диван с пуховой периной. Я не одинока, потому что мое общество составляет благородный джентльмен. По правде говоря, он меня любит до безумия, приносит мне вкусную еду и дорогие вина, танцует со мной и разговаривает, пока я не засыпаю.
— А потом пьет твою кровь, — сообщил ей Магнус с самым мрачным видом. — Поэтому ты такая безжизненная, поэтому у тебя следы на горле.
Нан подняла руку, потрогала горло.
— Это… да, но… — она смущенно смолкла.
— Он вампир, — мягко сказала Корделия. — Он питается твой кровью и лишь для этого держит тебя.
Нан поежилась.
— Ой! Правда?
— Уверяю тебя, он это делает, — заверила потрясенная Корделия. — Разве тебе и это все равно?
Взгляд Нан дрогнул.
— Кажется, да. Когда-то мне было не все равно, но теперь…
— Но тебе не должно быть все равно! — воскликнула Корделия. — Пойдем с нами! Мы еще можем тебя спасти!
— Спасти меня? — Нан, мигая, нахмурилась. — От чего?
— От того, что ты и сама станешь вампиром! Если он и дальше продолжит пить из тебя кровь, ты станешь такой же, как он!
— Ого! — Нан поджала губы и задумалась. — А это плохо?
— Ужасно! — настаивала Корделия. — Неужели ты хочешь сделать другому то, что он сделал тебе? Хочешь забирать жизнь человека из его вен?
Нан сосредоточилась, думая…
— Не слишком-то волнуйся, — саркастически вставил Джеффри. — Ну что, ты за добро или за зло? Это очень просто.
Нан мигала, совершенно запутавшись, и Корделия сердито посмотрела на брата.
— Ей действительно все равно, — задумчиво проговорил Грегори. — Надо сформулировать вопрос по-другому… Нан, почему бы тебе не пойти с нами?
— Да! — подхватила Корделия. — Почему бы не пойти?
Нан сосредоточенно наморщила лоб. Наконец лицо ее снова прояснилось.
— Действительно, почему бы не пойти? — она подняла руку и даже чуть улыбнулась. Магнус осторожно отпустил ее и отступил, но она сама взяла его за руку. — А куда мы пойдем?
— В ближайшую деревню, — с огромным облегчением ответил Магнус. — Джеффри, ступай вперед.
Джеффри не нужно было уговаривать. Он обнажил меч и зашагал впереди всех по тропе. За ним следовал Магнус, поддерживая Нан, дальше Корделия и Грегори, а тылы прикрывал Фесс.
Джеффри прошел поворот тропы и уже миновал большой дуб, когда Магнус попятился.
— Подожди! Что-то в этом дубе…
Среди множества теней одна шевельнулась, отделилась и с улыбкой вышла навстречу процессии. Одежда черная, обтягивающая фигуру; лицо белое, словно вымазанное мелом, глаза затенены, и только губы очень, очень и очень красные.
— Только поцелуй, — сказал он и потянулся к Корделии. — Поцелуй. Один лишь поцелуй.
Но Корделия ударила его по руке и резво отскочила, а Джеффри встал между ними и ударил вампира мечом — но вампир только раздраженно глянул на свою грудь.
— Ты порвал мне рубашку.
Грегори удивленно присмотрелся. Ни пятна на одежде, ни крови на мече.
Заметив его недоумение, вампир улыбнулся, показав длинные заостренные клыки.
— Нет, сталь не может повредить мне, а я проголодался. И если не хочешь дать мне попить, верни мою девушку, — и он потянулся в Нан.
— Прочь! — Магнус ударил его по руке, вопреки отвращению. — Она не твоя вещь, она женщина со своими правами, а не раба.
— Ты не понимаешь, о чем говоришь, мальчик, — усмехнулся вампир. — Скажи, Нан, чья ты?
— Конечно, твоя, — Нан попыталась было подойти к нему, но Магнус ее удержал. — Отпусти! — закричала одурманенная девушка, вырываясь из его рук.
— По какому праву ты ее удерживаешь, если она хочет уйти? — ехидно спросил вампир.
— А по какому праву ты держишь ее, если она хочет уйти туда, где ее разум восстановится? спросил в ответ Грегори.
— А это что за отродье? — рявкнул вампир. — Убирайся, ты мне мешаешь! — и он протянул к Грегори когти.
Джеффри вскрикнул и снова бросился на кровопийцу, но на этот раз вампир неуловимо увернулся, схватил мальчишку и потащил к своей пасти.
— Нежненький, — приговаривал он. — Сочненький!
Магнус выпустил Нан и, бросившись на вампира, вырвал из его рук Джеффри. Бледный мужчина взлетел в воздух и продолжил полет, сморщившись и превратившись в летучую мышь. Заложив крутой вираж в воздухе, он снова спикировал к Грегори.
— Да у него птичьи мозги! — рассмеялся Джеффри. — Давай, курица! Какая на очереди грязная выходка? Нелепая птица!
Летучая мышь развернулась, глаза ее полыхали пламенем, она напала, но Джеффри благоразумно юркнул за Фесса. Мышь даже не попыталась преследовать мальчишку, она устремилась прямо к шее Фесса, блеснули ее острые, как иглы, зубы, — и вампир со звоном врезался в металл. Оглушенная мышь кубарем полетела вниз и лишь у самой земли сумела выровнять падение, беспорядочно размахивая крыльями.
Но и этого времени Магнусу хватило, чтобы найти длинную палку.
— Одна дубина заслуживает другой,[2] — усмехнулся он и от души врезал той по крыльям.
Дубина хлопнула вампира по макушке. Тот хлопнулся на землю.
Дети ошеломленно застыли.
Нан беззвучно вскрикнула и рванулась к упавшему существу.
Джеффри встал на ее пути.
— Нет! Ты теперь свободна от него и навсегда останешься свободной!
— Пройдет немало времени, прежде чем она перестанет тосковать по нему, — заметил Фесс. Джеффри кивнул, схватил Нан за руки и оттащил подальше в сторону.
— Что теперь? — спросила Корделия. — Не можем же мы оставить его так: он оживет и снова начнет пить кровь.
— Ну, на этот случай у нас есть тут один поджидающий, — напомнил Грегори. — Магнус, зови.
Магнус распрямился, улыбнулся и позвал:
— Малый народец! Мы сделали, что смогли! Приходите и помогите нам!
— Идем, и с радостью! — со всех сторон из травы посыпались эльфы. — Не зря мы надеялись, что такой юный чародей, как ты, остановит этот злой рок, и мы наконец-то от него избавимся.
— Мы можем оставить его вам? — с облегчением спросил Магнус.
— Конечно, — ответил эльф. — Обещаю тебе, что больше он не будет беспокоить жителей этой земли.
— И то правда, — согласился домовой. — Год назад его здесь не было. И больше не будет.
— Большое спасибо, — Корделия тем не менее все еще беспокоилась. — А что нам делать с Нан? Мы не можем взять ее с собой. А сама о себе она еще не способна позаботиться.
— Успокойся, — обнадежила ее женщина-эльф. — Мы присмотрим за ней, пока ее тело снова не наполнится кровью, потом мы сотрем из ее памяти все воспоминания о земле эльфов и вернем в родную деревню.
Эльфы окружили вампира, а их предводитель приказал:
— Теперь уходите, молодые люди. Мы сделаем все, что нужно, а вам не стоит на это смотреть.
— Мы уходим, с вашего позволения, — попрощалась Корделия. — Добра вам, малый народец! И будьте добры к Нан.
— Не сомневайся, — заверила ее маленькая женщина, и дети пошли прочь.
Не прошло и пятнадцати минут, как на тропе перед ними показался другой эльф. Заметив его, дети остановились.
— Как там дела? — спросил Грегори.
— Все в порядке, — ответил эльф. — Девушка спит и выздоравливает. Вампир же будет спать вечно — если, конечно, на него не набредет какой-нибудь придурок, не понимающий, с чем имеет дело.
— Значит, вы похоронили его на перекрестке дорог?
— Нет, если там когда-нибудь захотят построить дом, то могут его найти. Мы спрятали его в темной глубокой пещере.
Магнус нахмурился.
— Есть люди, которые бродят и по таким глубоким местам.
— Ты прав, — согласился эльф, — но мы протащили его по тайным путям, слишком узким для смертных. По ним может пройти только эльф или летучая мышь.
— Это хорошо, — но Магнус по-прежнему не улыбался. — Однако, добрый эльф, всегда найдутся люди, у которых энтузиазма больше, чем здравого смысла.
— И так будет всегда, — подтвердил эльф. — И что бы мы ни делали, от них нет защиты, молодой чародей.
Магнус наклонил голову, глядя в пространство. Его раньше никогда не называли «молодым чародеем», и это заставило его задуматься.
— А с Нан все будет хорошо? — с тревогой спросила Корделия.
— Само собой, — заверил ее эльф, — хотя она никогда больше не будет так полна жизнью, как раньше.
— Жаль, — Грегори печально улыбнулся. — Но разве не такова судьба всякого человека, раньше или позже?
— Не всегда, — возразил эльф.
— Действительно, и не нужно, чтоб так всегда было, — подхватила Корделия.
Это привело Магнуса в себя. Он встревожено посмотрел на сестру, но сказал только:
— Пошли! — и снова зашагал по тропе.
Спустя некоторое время Магнус, ехавший на спине Фесса, неожиданно остановился и, нахмурившись, посмотрел сверху вниз на Джеффри.
— Что ты сказал?
Джеффри раздраженно глянул на старшего брата и повторил, но Магнус по-прежнему не расслышал ни слова.
— Нет, еще раз! — попросил он громче.
— Ты что, деревенщина, не слышишь, когда к тебе обращаются? — уже изо всех сил заорал Джеффри.
— Эй, кого это ты называешь деревенщиной? А если еле языком ворочаешь, как же я могу тебя услышать?
— Но я не говорил тихо! — вопил Джеффри. — Я говорил, как всегда!
— То есть, нетерпеливо, — указала Корделия. — Магнус, он говорил достаточно громко. Почему ты сегодня его совсем не слушаешь?
— А ты почему кричишь? — отозвался Магнус.
Корделия удивленно остановилась и посмотрела на братьев.
— Я кричала?
— Кричала, — громко заверил ее Джеффри. — Почему?
— Не знаю…
— Потому что иначе мы бы не разобрали ее слов, — разумно предположил Грегори, хотя и говорил гораздо громче, чем обычно. — Но почему? Может быть, сам воздух поглощает наши слова?
Дети недоуменно смотрели друг на друга, пытаясь разгадать загадку, как вдруг все почти одновременно ощутили, что что-то здесь не так. Джеффри поднял голову.
— Что-то изменилось.
— Действительно, — Корделия оглядывалась, сведя брови. — А что?
Магнус подозрительно разглядывал соседние деревья.
Потом Джеффри догадался:
— Музыки больше нет!
Компания обратилась к нему, широко раскрыв глаза.
— И правда! — воскликнула Корделия. Неожиданно звонкий аккорд окружающих камней вновь разорвал блаженную тишину.
Грегори недовольно поморщился и зажал уши руками.
— Вот почему мы так кричали! Музыка стала такой громкой, что заглушала даже наши голоса!
— Кажется, так, — Корделия улыбнулась, наклонила голову и пару раз кивнула в такт музыке. — А мелодия довольно приятная.
— Ну и наслаждайся, если хочешь…
— Как будто дело в том, хочет она или нет, — отозвался Магнус. — Музыка везде вокруг нас.
— Здесь не найти места, где ее нет. Но почему она стала такой громкой?
— Наверное, потому что здесь очень много камней, — предположил Джеффри.
— Может быть… — однако Магнус не выглядел убежденным.
— Тогда почему я не замечала, что музыка стала громче, пока она не прекратилась? — удивилась Корделия.
— И почему она прекратилась? — спросил Джеффри.
— Потому что все камни здесь играют одну и ту же мелодию, — объяснил Грегори, — а она ненадолго прерывается.
— Точно, уступает место тишине, — Магнус кивнул. — Мы идем на запад, количество камней возрастает, и музыка становится громче.
— Но это происходит так постепенно, что мы ничего не заметили! — согласился Джеффри. — Ты правильно объяснил!
Но Грегори все еще сомневался.
— Конечно, музыка должна была стать громче, но не настолько же.
— Грегори прав, — вмешался в разговор Фесс. — Пропорция, в которой увеличилось количество камней, не соответствует усилению музыки.
— Тогда в чем же дело? — спросила Корделия.
— Сама музыка стала громче, сестра, — ответил Грегори, разводя руками. — Ничего другого не придумаешь.
Дети удивленно посмотрели друг на друга.
— И в самом деле, — проворчал Магнус. — Что же еще?
— А мне кажется, что в музыке появилось и еще что-то новое, какое-то отличие, — Джеффри нетерпеливо притоптывал носком сапога. — Но какое?
— Ты отбиваешь в такт музыке, брат, — указал ему Грегори.
Джеффри удивленно посмотрел на свою ногу.
— Конечно, нет! За кого ты меня принимаешь, малыш?
— За своего брата, — ответил Грегори, — который всегда отзывается на бой солдатского барабана.
— Ха… — Джеффри внимательнее прислушался к музыке. — Действительно, барабаны, хотя и разного размера.
— Их больше, чем раньше, — согласилась Корделия.
— И еще в мелодию вплелся скрежещущий резкий звук, которого раньше не было, — добавил Магнус.
— Если это вообще можно назвать мелодией, — с механической сухостью сказал Фесс.
— Конечно, это мелодия! — мгновенно вспыхнула Корделия. — Напряжение усиливается и ослабевает, разве не так?
— Действительно напряжение. Используются только четыре ноты. Но должен признать, что технически это мелодия.
— Какая разница, если в барабанах и в басовых тонах так много жизни? — глаза Корделии загорелись, и она изобразила несколько па ногами, словно в танце.
— Что это за танец? — поинтересовался Джеффри.
— Скажу, когда закончу его сочинять.
— Ритмический рисунок стал сложнее, — тем временем вещал Фесс. — Он синкопирован.
— При чем тут синька? — раздраженно спросил Джеффри.
— На твоей голове синька! — Магнус шлепнул его по затылку. — Ты что, не понимаешь, что он говорит о синкопе?
Джеффри ловко уклонился от следующего удара, подпрыгнул и потащил Магнуса на дорогу, уговаривая:
— Какая разница, если ритм так подходит для марша?
— Не для марша, а для танца! — Корделия передвигалась легко, ее движения становились все уверенней.
Магнус искоса глянул на сестру.
— Ты решила потанцевать? Тебя же совсем недавно чуть не поглотил танец.
— Решила, потому что сейчас все не так.
— Ты уверена?
— Термин «синкопированный» означает неожиданные акценты в ритмическом рисунке, — в очередной раз вмешался Фесс. — Обычно такие акценты следуют при движении руки дирижера вниз. При синкопе же они возникают и при движении вверх или даже между движениями.
— О каких движениях ты говоришь? — спросил Магнус.
— Они означают интервалы между нотами, — объяснил Фесс. — Если там, где мы ожидаем перерыва, слышна нота, это можно назвать синкопированием.
— Вот в чем источник возбуждения! — воскликнула Корделия. — Неожиданность, то, чего мы не ожидаем!
Ее танец стал значительно живее, если не разнообразнее по движениям.
— Это джига или рил?[3] — спросил Джеффри, не отрывая взгляда от ее ног.
— Ни то, ни другое, братец.
— Даже я начинаю приплясывать, глядя на это, — Магнус решительно отвернулся. — Пошли! Продолжим наш поиск!
— Но почему музыка изменилась, да еще так быстро? — задумчиво спросил Грегори. — Разве прежнего воздействия было недостаточно?
— Хороший вопрос, — согласился Фесс. — Но у нас недостаточно данных для ответа на него. Оставим его открытым, Грегори.
Магнус остановился, глядя под себя.
— Может быть, мы нашли твои данные, Фесс.
— О чем ты говоришь? — конь остановился, и все дети собрались вокруг.
На земле лежал камень. Он аж вибрировал от громких звуков.
— А это что за музыка? — спросил Магнус.
— Да это всего лишь развлечение, — ответил камень.
— Он блестит, — прошептала Корделия.
Джеффри нахмурился.
— Влажный? — и протянул руку.
— Джеффри, нет! — быстро крикнул Фесс, и мальчик, руководствуясь опытом своего давнего знакомства с роботом, сразу остановился.
— Слушаюсь. Твои суждения никогда не бывают неправильными. Но к чему такая осторожность?
— Камень блестит, а воды поблизости нет, — объяснил Фесс. — Я не доверяю природе этой жидкости.
— Но он не злой, — протянула Корделия. — Правда, камень?
— Конечно, — отозвался камень, и дети удивленно посмотрели на него, потому что камень говорил, изменяя мелодию музыки. — Это всего лишь развлечение.
Грегори склонил голову, внимательно вслушиваясь.
— Какой-то иной звук.
— Может, небольшие вариации… — предположил Фесс.
— Нет, он просто совсем новый! — Корделия пыталась ступать в соответствии с ритмом и новым неприятным звуком. Ей пришлось изрядно потрудиться. Она завертелась и воскликнула: — Звук резкий, но полон огня!
Магнус смотрел на сестру, пораженный ее гибкими движениями.
Джеффри неудовлетворенно покачал головой.
— Звук неподходящий. Слишком неровный ритм.
— Действительно, странная мелодия, — но Грегори выглядел заинтересованным. — Тут интересное переплетение двух рядов звуков…
— В одно и то же время используются два ключа, — резко бросил Фесс. — Это вполне элементарно.
— Конечно! — воскликнул Грегори. — Как изобретательно!
— Боюсь, в основном инстинктивно, — заметил Фесс.
— А мелодия! Две линии постепенно сближаются, так что две ноты почти сливаются в одну, но не до конца! Сейчас они усиливают друг друга, а в следующее мгновение борются!
— Действительно, то, что возникает в результате взаимодействия фаз, называется частотой ритма, Грегори. Нельзя недостаток мастерства называть изобретательностью…
— А если это делается сознательно? — возразила Корделия.
— Мне это не нравится, — Джеффри снова протянул руку к камню. — Давайте отбросим его подальше.
— Нет, Джеффри! Прошу тебя, прежде чем дотронешься, проведи простое испытание.
Мальчик неохотно распрямился.
— Какое испытание?
— Проверка на кислоту. Поищи в моей седельной сумке и достань ящик для химических исследований.
Нахмурившись, мальчик порылся в сумке и достал металлическую шкатулку.
— Открой ее, — давал указания Фесс, — и достань пробирку с голубыми полосками.
— Лакмусовая бумага? — Грегори удивился. — Что это, по-твоему, Фесс?
Джеффри положил шкатулку на землю, поднял крышку и достал прозрачную пластиковую пробирку.
— Достать оттуда полоску?
— Конечно, и коснись ею камня.
Джеффри достал полоску и коснулся камня; камень захихикал.
Бумага покраснела.
Потом потемнела и задымилась. На краю появилась дыра, которая начала быстро поглощать остаток полоски. Джеффри с проклятием отбросил последний клочок как раз перед тем, как он весь исчез, оставив только облачко дыма.
— Что это было? — изумленно спросила Корделия.
— Камень покрыт кислотой, — объяснил Фесс. — Я думаю, он ее выделяет. Убери шкатулку, Джеффри.
— Хорошо, Фесс, — Джеффри закупорил пробирку и аккуратно уложил ее назад в ящик. — И спасибо. Моя кожа так же горела бы, если бы я коснулся камня?
— Не сомневаюсь… Назад в седельную сумку, вот так, правильно.
— Но что нам с ним делать? — Магнус задумчиво посмотрел на камень. — Мы не можем оставить его здесь. Он проест любое живое существо, которое случайно до него дотронется.
Корделия содрогнулась.
Фесс поднял голову, поймал ноздрями ветерок — и направил его в анализатор молекулярного состава.
— Я чувствую знакомый запах…
Джеффри отошел.
— Я вижу небольшую яму, примерно в ярд в поперечнике, полную какого-то белого порошка.
— Это щелочь, я узнаю по запаху. Проблема решена, по крайней мере, на время. Джеффри, возьми палку и подтолкни камень к этой яме.
Джеффри наклонился и поднял четырехфутовую ветку. Подошел к камню и замахнулся веткой. Камень почуял это и в тревоге воскликнул:
— Не бей камень! — но Джеффри уже набрал скорость и не смог остановиться: палка треснула камень, тот полетел в воздухе, издавая пронзительные вопли, и приземлился точно в яму с порошком.
— Хорошо прицелился, Джеффри, — одобрил Фесс.
Мальчик же смотрел на дело рук своих.
— Что с ним?
Камень на глазах у детей усох и покрылся странной шероховатой корочкой, местами отражавшей свет. Музыка тоже преобразилась, в ней появилось какое-то настойчивое постоянное звяканье.
— Его поверхность химически изменилась, — объяснил Фесс. — Он выделяет кислоту, но ты отправил его в яму со щелочью, которая является основанием.
— Значит, я загнал его в основание?
— А основание и кислота дают соль! — вспомнил Грегори. — Но почему он так сверкает, Фесс?
— Вероятно, в состав щелочи входит один из тяжелых элементов, дети. А может, этот элемент присутствовал в кислоте. Во всяком случае, явно образовалась соль металла.
— Да, что-то такое звенит в этих звуках, — Корделия склонила голову набок, прислушиваясь.
— Но как мягкий камень может превратиться в кислотный камень? — удивился Грегори.
— Прекрасный вопрос, Грегори. Я уверен, мы найдем на него ответ, если пройдем еще дальше на запад, — Фесс повернулся спиной к яме со щелочью. — Пошли, юные друзья. Признаюсь, мне тоже любопытна причина подобной трансформации, потому что раньше я такого на Греймари никогда не видел.
— Ага! — Корделия бегом присоединилась к нему. — Это так удивительно — и ново!
Братья с разной степенью живости последовали за сестрой и двинулись вслед за проводником-конем.
А позади с резким неожиданным щелчком из ямы в сторону востока вылетели два новых камня. Летели они по длинным пологим дугам, расходясь на девяносто градусов, и когда упали на землю, их музыка стала еще громче.
День уже подходил к концу, когда они вышли на берег реки. Корделия устало опустилась на землю.
— Проведем ночь здесь, Фесс, прошу тебя! Я сегодня очень устала и должна отдохнуть.
Фесс своими электронными сенсорами измерил ветерок.
— Не здесь, юные друзья, здесь деревья слишком близко к воде. Чуть дальше, прошу вас.
— Смелее, сестра, — Магнус протянул руку. — Осталось совсем немного. Обопрись на мою руку.
— Я еще могу выдержать собственный вес! — Корделия с помощью брата тяжело поднялась. Меня тяготит только все увиденное сегодня.
— Меня тоже, — вздохнул Грегори.
— И меня, — согласился Джеффри, — все мы устали от непривычных усилий, брат, — он еле-еле заставил себя выпрямиться. Вместе пошли они за черным конем, чьи очертания уже начали скрываться в сумерках.
Грегори изо всех сил пытался бороться с сонливостью.
— Что это значит: непривычные усилия?
— Как что? — удивился Джеффри. — Я устаю от переходов и схваток, а ты — от того, что пытаешься понять окружающее.
— Все можно понять, — мягко сказал Грегори. — Нужно только постараться, и все станет ясно.
— Верно, — согласился Фесс. — Но для решения некоторых проблем требуются усилия многих поколений.
— Что ж, это правда, — подтвердил мальчик. — А обычные загадки я разрешаю за несколько часов. Такие, для решения которых у меня достаточно знаний.
— Мне кажется, все необходимые знания мы еще не собрали, — Магнус хлопнул младшего брата по плечу, одновременно помогая ему держаться на ногах. — Я тоже устал не только от ходьбы, но и от усилий понять.
— Разгадай мою загадку, разгадай мою загадку! — пропела Корделия. — Я устала искать разгадки.
— Все дела в странных личностях, которых мы встретили, и в этом шуме, — подытожил Магнус.
— И в их странном поведении, — Джеффри покачал головой. — Я его не понимаю.
Грегори упорно шел вперед, стараясь не закрывать глаза.
— Почему музыка меняется так часто? Разве одной мелодии недостаточно?
— И меняется ли она на самом деле? — возразил Магнус. — Это не такое уж большое изменение в конечном счете. Музыка действительно меняется, или нас обманывает слух?
— Оставь! — раздраженно бросил Джеффри. — Ты еще скажешь, что вся жизнь — это только сновидение!
— Тогда не будите меня! — прошептала Корделия, глядя прямо вперед. — Потому что я вижу там такое зрелище, которое днем простой смертный ни за что не увидит!
Река здесь расширялась, превращаясь в небольшое озерцо, занавешенное по берегам ивами. Лес тоже раздался, оставив между собой и берегом небольшой луг. Течение замедлилось, водную гладь покрывало множество водяных растений. Вечер смягчал очертания заливчиков, а сгущающиеся сумерки действительно придавали картине нечто нереальное, словно из сновидения.
— Прошу вас, давайте наконец-то отдохнем, — Корделия обессилено опустилась на мягкую луговую траву.
— Да, это место подходит, — вынес долгожданный вердикт Фесс. — Мальчики, наберите дров.
— Сейчас, Фесс, — но Грегори едва не падал, прислонившись к колену Большого Брата.
— Он почти отключился, — мягко сказал Магнус.
— Ну уж нет! — Грегори выпрямился, явно заставляя себя не уснуть. — Я могу не хуже вас! — он посмотрел на озеро. — Что это за цветы, Фесс?
— Тут есть водяные лилии, Грегори, но большинство — лотосы.
— Лотосы? — повторил Магнус. — Никогда раньше их не видел.
— Мы никогда не заходили так далеко на запад, братец, — напомнила ему Корделия.
Магнус почувствовал, как что-то придавило ему ноги. Посмотрев вниз, он увидел, что Грегори все-таки уснул. Старший брат с улыбкой уложил младшего на мягкую траву.
— Я наберу дров, Фесс. Сестра, а ты… — тут он остановился, заметив, как Корделия подняла голову. — Что ты увидела?
— Ничего, — ответила она, — но я слышу новую музыку.
Магнус наклонил голову и прислушался. Немного погодя он подтвердил:
— Я тоже что-то слышу.
— И я, — Джеффри наморщил нос. — Почему она снова изменилась?
— Я тоже это слышу, — сообщил Фесс и тем самым, конечно, решил вопрос.
За поворотом реки показались огни, они словно плыли по поверхности воды. Один огонек поднялся чуть выше других.
— Что это такое? — удивилась Корделия. Музыка приблизилась, и стало видно, что огни — это костры, вокруг них собрались молодые люди, они смеются, разговаривают, а кое-кто занимается и более интимными делами. Корделия сконфуженно отвернулась, потом с тревогой взглянула на младшего брата, но он крепко спал.
— Что это? — удивленно спросил Джеффри. — Они плывут по воде?
— Нет, Джеффри, — ответил Фесс, — они на плотах.
Действительно, это были плоты, с полдесятка или больше, и на каждом плыли юноши и девушки. И на каждом плоте на столбе горел фонарь.
— А как могут гореть на плотах костры, не прожигая бревна? — поинтересовалась Корделия.
— Может, огонь разложен на камнях, — предположил Джеффри.
Один из плотов уткнулся в берег недалеко от них, и негромкий голос окликнул усталую компанию:
— Почему вы остаетесь одни?
— Присоединяйтесь к нам! — с улыбкой поманил их коренастый молодой человек. — Проведите с нами несколько счастливых часов…
— Идите к нам! — позвала темноволосая красотка. — В наше речное жилище!
— Идите к нам! — закричали они все вместе.
— Сомневаюсь… — начал было Магнус, но Корделия не колебалась ни секунды.
— Вставай, засоня! — она решительно разбудила Грегори. — Они избавят нас от долгого завтрашнего перехода!
— Нет, — возразил Джеффри, — мы не знаем их намерений…
Но Корделия уже ступила на плот, и что им оставалось делать, как не последовать за сестрой?
«Прошу вас, молодые друзья, не надо, — услышали они в головах голос Фесса. — Не стоит полагаться на милость людей, которые могут оказаться вашими врагами».
«Фу! Если мы не сможем защититься от таких, плохие мы бойцы! — презрительно заявил Джеффри. — А если что-то и случится, мы всегда сможем улететь».
Магнус тоже перешел на плот.
«Пошли, брат. Если это какая-то ловушка, мы подхватим сестру за руки и улетим», — он повернулся и перенес Грегори на борт.
«Я пойду параллельно вам по берегу, — заверил их Фесс. — Будьте осторожны».
— Будем, — вслух ответил Магнус. Жилистый молодой человек оттолкнулся шестом, и плот тихо поплыл по течению.
— Иди, посиди со мной! — красивый юноша протянул руку Корделии. — Меня зовут Иоганн, и в моем гнездышке из ароматных ветвей достаточно места для двоих. Давай восславим праздность!
— Благодарю тебя! — Корделия села и аккуратно подоткнула под себя юбку. — Мне нужно отдохнуть.
Иоганн улыбнулся, дружелюбно принимая этот отказ.
— Да, ты и в самом деле кажешься усталой.
— Конечно, — согласилась Корделия, — потому что мы пришли издалека и многое видели.
— И много слышан, — добавил Джеффри. — Какофонию звуков, которая все усиливается.
— Все ужасно запуталось, — вздохнул Грегори.
— Оставьте это, — темноволосая девушка улыбнулась Магнусу. — Я Венна. Перестань морщить лоб и отдохни со мной, — она откинулась на спину, положив руки под голову, и гибко потянулась.
У Магнуса перехватило дыхание, он не мог оторвать от девушки взгляда, да и Джеффри тоже зачарованно смотрел на нее.
Корделия подняла голову, нахмурилась, а Иоганн спросил:
— Но что вас так смущает?
Корделия снова повернулась к незнакомцу, радуясь возможности поговорить с новым человеком.
— Мы нашли камни, которые играют музыку, а когда пошли за ними, встретили целый ряд странных существ и видели многих людей, которые бессмысленно ведут себя. И не можем разгадать эту загадку.
— Действительно, загадка, — проговорила девушка рядом с Иоганном. — Как иногда трудно бывает понять, что делают даже твои отец и мать.
Иоганн кивнул.
— Ирене говорит правду.
— И то правда, — согласился жилистый молодой человек. — Зачем они преклоняются перед священником или подчиняются рыцарям? В этом нет смысла.
— Никакого, Ално, — подтвердила Ирене. Но Грегори возразил:
— Они преклоняются пред Господом, а не перед священником. А рыцарь занимает более высокое положение, чем простолюдин.
— Все равно, — проворчал, недовольно мотнув головой, неуклюжий молодой человек. — Когда мне было десять лет, все казалось так просто. Но потом, когда я начал становиться мужчиной, я решил и действовать, как должен действовать мужчина. И тут я возмутился. И когда я объявил, что не буду больше поступать, как они, мне ответили, что я ничего не понимаю.
— Да, Орин, я знаю, каково это, — сочувственно кивнул Иоганн. — Мне потребовалось много времени, чтобы разрешить эту загадку.
— Так ты ее разрешил? — Грегори даже приподнялся на локте, ему больше не хотелось спать. — А как?
— Да просто понял, что ничего не нужно делать, — ответил Иоганн с ясной обезоруживающей улыбкой. — Таково мое великое открытие.
Алдо кивнул.
— И мое тоже.
— И мое, — подхватила Ирене, — и нас всех. И какой великий мир оно принесло нам!
— Чего-чего? — недоверчиво переспросил Грегори. — Вы все в одно и то же время получили абсолютно одинаковый ответ?
— И одну и ту же мысль, — пробормотал Джеффри.
— Вот именно, — Иоганн улыбнулся, очень довольный собой. — Неожиданно мы все поняли, что ничего разгадывать не нужно — нужно просто отдаться течению и быть счастливыми.
— Нам потребовалось только построить плоты и сесть на них, — добавил Орин. — И мы прихватили с собой камни, которые играют нашу музыку.
— О, так это ваша музыка? — выдохнул Джеффри.
— И ничего, кроме музыки? — Грегори смотрел на них широко раскрытыми глазами. — А что вы едите?
— Река снабжает нас едой, — Ално наклонился и сорвал цветок лотоса, мимо которого проплывал плот. Грегори увидел, что остальные тоже жуют цветы. Он зажмурился и посмотрел снова.
— И ты говоришь, что больше не нужно разгадывать смысл мира и жизни людей?
— Да, и это приносит мир в наши души! — вздохнула рыжеволосая девушка.
— Действительно, мир, Адель. Благословен будь конец всякого смятения, — согласилась Венна.
Орин убежденно кивнул.
— Именно в этом заключалась наша ошибка — в стремлении познать мир, бороться с ним.
— Вот именно, конечно, — поддакнула темноволосая красавица, — а когда мы перестали бороться, всякая борьба закончилась.
— Но тем самым ты говоришь о том, чтобы перестать думать!
— Правильно, — подтвердил Иоганн, — на этом и покоится наше спокойствие. Мы перестаем задумываться.
— И достигаете мира, — подытожил Джеффри.
— Но как можно заставить мозг перестать работать? — спросил Грегори.
— Слушая музыку, — объяснил Иоганн. — Когда думаешь только о сладких звуках, все остальное незаметно исчезает из головы.
— Не могу поверить, — возразил Грегори. — Слушание музыки не может уничтожить мысль.
«Может-может, — услышал он в голове голос Фесса. — Сосредоточенность на одном устраняет все остальное. К тому же этот лотос притупляет разу! и вызывает эйфорию. Это своего рода наркотик».
— Наркотик, — задумался Джеффри. — Это слово означает «подобный смерти».[4]
«Более точное определение. — «похожий на смерть». Обычно оно означает состояние, схожее со сном», — передал Фесс.
— А Сон — брат Смерти, — подвел итог Грегори. Иоганн протянул Корделии цветок лотоса.
Присоединяйся к нашему блаженству.
— Перестав думать? — потрясенно воскликнула она.
— Вот именно! Отключи свой мозг.
— Расслабься… — Адель соблазнительно улыбнулась.
— Поплыли со мной по течению, — Венна шаловливо взглянула на Магнуса. Она снова откинулась и лениво потянулась, протягивая руки к Магнусу. Он зачарованно смотрел на девушку. Джеффри тоже.
— Нет! Можете ли вы или нет, вы не должны! — Грегори был близок к слезам. — Думать необходимо, потому что все остальное — ложь!
— Но какой в этом смысл? — со скептической улыбкой поинтересовался Ално.
— Должен быть смысл! Иначе зачем у нас мозг? «В этом утверждении большой смысл, — вновь в головах детей послышался голос Фесса, — потому что ваш вид выработал разум, чтобы справляться с окружением. Развивая способность мыслить, люди получили больше возможностей для выживания и процветания. Если бы мир действительно был лишен смысла, тогда разумные существа имели бы столько же шансов на выживание, как и неразумные. Они не выжили бы».
— Точно, — радостно воскликнул Грегори. — Более острый разум был бы хуже приспособлен к жизни — потому что мир свел бы его с ума!
— Все не так уж плохо, малыш, — Ирене сочувственно улыбнулась и протянула ему руку. — Мир таков, каков есть. Мы не можем изменить его. Можем только наслаждаться, пока живы.
— Но как же завтра?
— Завтра мы тоже будем плыть по реке.
— Но все реки впадают в море! — настаивал Грегори. — Что вы будете делать, когда окажетесь в океане?
Адель нахмурилась.
— Успокойся, малыш!
— Не говори так с моим братом! — выпалила Корделия, потому что могла бы так сказать и сама.
Адель смерила ее презрительным взглядом и уже собралась ответить, но ее опередил Иоганн.
— Когда окажемся в океане? Продолжим плавание!
Грегори раздраженно закатил глаза.
— Нет, подумай! А как же бароны, через земли которых протекает эта река? Неужели они позволят вам беззаботно предаваться удовольствиям?
— А почему бы и нет? Мы же их не трогаем.
— Ты можешь не трогать Жизнь, но Она всегда тронет тебя. И что ты будешь делать, когда она тебя затронет?
— А разве мы обязаны что-то делать? — Ално смерил его строгим взглядом. — У нас есть выбор. Разве существует закон, по которому мы обязаны жить?
— Существует, — негромко ответил Иоганн, — но нам не смогут его навязать.
— И то верно! Как нас достанут? Мы плывем по реке!
— Запрудят реку, — закричал Грегори, — и достанут!
Иоганн с первыми признаками раздражения отмахнулся от этого детского замечания.
— Мир, мир!.. Когда наступит такой день, тогда и постараемся найти ответ. Успокоило тебя это?
— Нет, — твердо ответил Грегори. — Разве ты не понимаешь, что нужно придумать выход раньше, до того, как наступит этот день?
— А разве ты не понимаешь, что даже самый настойчивый искатель нуждается в отдыхе? — возразила Ирене, стараясь говорить мягко.
Грегори помолчал и наконец признал.
— Да. Даже разум нуждается в отдыхе. Но скажите, каким долгим должен быть этот отдых?
— А-а… день, неделю, — небрежно отозвалась Адель. — Какая разница?
— Но ведь долгий отдых — это сон, — пояснил Грегори.
— Ну и что? — ответила Ирене, забавляясь. — Это маленький сон, не большой.
Джеффри нетерпеливо пожал плечами.
— Большой сон, маленькая смерть — действительно, какая разница?
— Испытай Малую Смерть со мной — и поймешь, — Венна протянула руки.
— Давай расслабимся, — Иоганн потянулся к Корделии, — и золотой сон поцелует твои глаза. А разбудят тебя улыбки!
— Нет, — с трудом возразила Корделия, словно слова из нее клещами вытягивали, — я не должна спать.
Адель раздраженно вздохнула, а Иоганн с вымученной улыбкой решил предпринять последнюю попытку:
— Но даже часовой рано или поздно должен отдохнуть. Пусть твой мозг отдохнет, как у всех нас. Слушай слова музыки, и пусть они заполнят твое сознание.
— Слова? — Джеффри с тревогой поднял голову. — Какие слова?
— Слова в музыке, — ответил Орин. — Разве ты не слышишь их?
— Послушай, — предложила Ирене. Гэллоугласы нахмурились, вслушиваясь.
— Слышу, — наконец признала Корделия, — но это не голос. Говорит сама музыка.
— Но я не понимаю смысла, — с сомнением пробормотал Джеффри.
— Ты только слушай, — заверила его Ирене. — И начнется снова. Это всегда начинается.
Действительно, слова повторились. Несколько минут напевная речь переплеталась с мелодией и почти немедленно начиналась снова — и опять, и опять, по кругу. Постепенно слова становились все яснее.
Зачем существуют все вещи?
Зачем существует мир?
Зачем обычаи и законы?
Почему мы должны работать без отдыха?
Зачем мы живем и в чем причина этого?
И почему мы не можем остановиться и отвернуться?
Почему так живут наши родители?
Кто заставляет их так тратить свое время?
Почему они должны весь день возиться в земле?
Почему так много печали и труда?
Почему они должны сохранять верность тем, кто приказывает?
Почему так много вопросов вызывают смятение?
И почему мы должны подчиняться?
Почему не можем просто уйти?
Почему существуют правители и почему мы должны им кланяться?
Какова их ценность для мира?
Почему существуют короли и лорды?
Почему они носят доспехи и мечи?
Почему существуют скупцы, дрожащие над своими сокровищами?
И почему мы должны подчиняться?
Ведь разве нельзя просто уйти?
Почему так много хмурых лиц?
Почему так мало улыбок?
Почему девушки отказываются от наших объятий?
Почему мы не должны их ласкать?
Почему так много «нет» и так мало «да»?
Почему мы должны подчиняться?
Почему бы просто не уйти?
Почему мы должны делать то же, что и все?
Почему мы никогда не ищем радости?
Почему так много печали и боли?
Зачем напрягаться бесцельно?
Почему эти вопросы отягощают мой ум?
Почему бы просто не уйти?
Не уйти немедленно?
Почему мы должны поступать, как наши родители?
Зачем носить их кандалы и цепи?
Почему бы не вкусить лотоса и не предоставить мир самому себе?
Отыщи лотос на реке, текущей к морю!
Попробуй лотос, склонись и изведай наслаждение со мной!
Попробуем друг друга и уплывем, свободные!
Уплывем немедленно, уплывем прочь…
Глаза Грегори стали огромными.
— Что это за песня?
— Странная, — согласился Магнус, — в ней нет ни размера, ни ритма.
— И еще меньше смысла, — заявил Джеффри. — Все равно что спросить: почему я не бью соседа в глаз? Разве непонятно, что человек должен бороться?
— Зачем? — просто спросил Иоганн.
— Зачем? — ошеломленно повторил Джеффри. — Как зачем? Без этого он не имеет цены!
— Но в самом труде нет никакой добродетели, — возразил Орин. — Какой цели он служит?
— В нем есть добродетель! Людям нужен труд, как растениям солнце!
— Что за глупая ложь! — нетерпеливо бросил Ално. — Ты разве не слышал? В труде нет никакого смысла!
Грегори настаивал:
— А кто тебе это сказал и каковы доказательства?
— Никто не должен говорить. Это и так ясно!
— И ты в это веришь?
— Верю! Почему бы и нет?
— Но почему ты в это веришь? — негромко сказал Джеффри.
«Потому, — ответил голос Фесса, — что об этом говорится в песне. Он слышал это много раз, не вдумываясь в слова, но они регистрировались его подсознанием. Потом он их понял и несколько раз обратил на них внимание. А после этого он слушает песни и даже не слышит слов».
— Твое подсознание слышит слова, которых ты даже не понимаешь, — объяснил Джеффри Ално.
Орин нахмурился, не зная, оскорбление ли это.
«Это так, — говорил тем временем Фесс, — потому что они не ожидают, что их будут убеждать; они хотят только развлекаться. Простое повторение убеждает их, если оно воспринимается на таком фундаментальном уровне».
— Зачем вам слушать песню, если вы не понимаете ее слов? — удивился Джеффри.
— Ради удовольствия музыки, — ответила Венна, чувственно потянувшись.
«Не скрипи зубами, Джеффри. Молодая женщина говорит правду: в музыке скрыты особые мотивы, которые соответствуют возрасту молодежи. Они порождают приятные ощущения».
— Ощущения, — Магнус не отрывал взгляда от Венны. — Песня говорит о наслаждении, но разве тебе не говорили, что ты не должна… пока не вступишь в брак?
Венна покраснела, а Ално раздраженно сел.
— Разве для тебя нет ничего в жизни, кроме правил и приказов?
— Я говорил только о браке, — небрежно отозвался Магнус, и Ално хотел возразить, но заметил, что женщины смотрят на него, и закрыл рот.
«Действительно, — послышался голос Фесса, — если слова песни оправдывают поведение, которое им нравится, но которое им запрещали, они и сами захотят поверить словам песни. А от этого лишь небольшой шаг до того, чтобы убедить себя: слова эти правдивы».
— Но ведь эта песня — только развлечение, — возразила Корделия.
Фесс промолчал.
— Песня предлагает им есть лотос, сестра, — заметил Джеффри.
— Ну конечно же, — подтвердил Орин. — Я ведь тебе говорил, что в ней правда.
«Вот так, Джеффри, — снова послышался голос Фесса, — это последняя стадия в процессе убеждения — призыв к действию. Песня заканчивается приказом, и его выполняют».
— А этот лотос, — сказала Корделия, испытывая неожиданное подозрение, — он усиливает восприятие музыки?
Иоганн сел и наклонился к ней.
— Откуда ты знаешь?
«И в самом деле, Корделия, стоит взять в привычку употребление лотоса, как он притупляет мыслительные процессы и делает своих жертв еще более восприимчивыми и внушаемыми».
— Потому что лотос принуждает тебя делать то, что тебе приказано, — ответил Джеффри. — Просто надо говорить тебе то, что ты сам желаешь услышать, и примешать то, чего кто-то хочет получить от тебя.
Ално выпрямился.
— Как это?
— Вот в чем суть твоего «понимания», — вмешался Магнус. — То, что звучит в музыке, ты считаешь своим!
Послышался хор отрицаний.
— Нет, это не так!
— Мы верим в то, что видим своими глазами!
— Никто нас не учил, мы научились сами!
— Вздор! — раздраженно воскликнул Джеффри. — Вы повторяете то, чему вас научили камни!
— А разве в их словах нет правды? — вызывающе вопросил Ално.
— Правда в словах, которыми тебя кормят, как отрубями в яслях? — съехидничала Корделия.
— Зачем теперь нужна армия? — со смехом бросил Джеффри. — С несколькими солдатами я мог бы взять любой город, если бы у меня была в запасе такая музыка!
— Завоевать! Сражаться! Править! — лицо Иоганна потемнело. — Разве ты не можешь думать ни о чем, кроме борьбы?
— Если я не подумаю об этом, подумает кто-нибудь другой, — усмехнулся Джеффри. — Это печально, но такова человеческая жизнь. Всегда найдется человек, который не даст другим жить в мире, если может подчинить их себе!
— Ты не поступишь так с нами! — закричал Иоганн и бросился к Джеффри, хватая его за горло.
Джеффри увернулся, и Иоганн полетел в воду, подняв фонтан брызг.
— Спасите, спасите! — закричала Ирене. — Он не умеет плавать!
И тут на Джеффри набросился Орин.
Магнусу удалось оттолкнуть его, но именно в этот момент ему в челюсть пришелся случайный удар локтем. Старший брат на миг потерял ориентировку, Джеффри соскользнул со скамьи и вскочил, но его тут же схватил жилистый Алио, пинаясь и кусаясь. Джеффри вывернулся, зажав горло и запястье Алио и причиняя тому невыносимую боль, но рослый юноша только взвыл, выпучив глаза. Он попытался ткнуть пальцем в глаз Джеффри, а коленом — в пах. Джеффри издал громкий стон, сложился вдвое, но упрямо тащил за собой Ално. Они продолжали сжимать друг друга.
Хорошо еще, Магнус очень своевременно столкнул долговязого парня в воду и поддержал брата.
— Как ты?
— Больно, но я не ранен, — Джеффри застонал и согнулся, чтобы уменьшить боль. — Нужно… немного… прийти в себя, — он постарался перевести дух, тяжело дыша и опираясь на плечо Магнуса. — А что Орин?
— Спит, хотя и не вполне добровольно.
— Помогите Ално! — кричала Адель. — Он не умеет плавать!
— Придется, — Джеффри вздохнул и внимательно посмотрел на бьющееся тело Ално. Оно медленно поднялось из воды и поплыло к плоту.
— Ты колдун, — прошептала Адель.
— Она говорит это со страхом, — пробормотал Джеффри, — а ведь она прижимает к груди магическое средство из-за его сладких слов!
Mагнуc, нахмурившись, повернулся.
— А как же первый за бортом?
— Он уже здесь, братец, — Корделия стояла, руки в боки, ехидно поглядывая на Иоганна, который висел в воздухе, болтая руками и ногами. — Нет, ты не спустишься, пока не перестанешь драться!
— А кто ты такая, чтобы приказывать? — негодующе воскликнула Ирене.
Корделия даже застыла от удивления, потом медленно повернулась к Ирене, сузив глаза:
— Я та, что вытащила этого парня из реки! Бросить его назад?
— Они похожи на наших взрослых, — презрительно прошипела Адель. — Думают, что сила дает им право приказывать.
— Дает! — выпалила Корделия. — Ведь как Иоганн пытался убедить моего брата нежным разговором! Зачем мне поддерживать лицемера?
Иоганн с громким всплеском снова рухнул в воду. Но на этот раз успел ухватиться за край плота и подтянулся, отплевываясь и отдуваясь.
— Бедный! — воскликнула Ирене, опустилась на колени и помогла ему подняться на плот.
— Я… я хочу, чтобы они ушли, — с трудом выдохнул Иоганн и еле-еле встал на ноги. Он стоял перед Гэллоугласами, побитый, но решительный. — Нам здесь не нужны колдуны. Убирайтесь!
— И побыстрее, — Ално, с которого ручьем текла вода, встал за ним. — Уходите! Если не можете спокойно наслаждаться с нами, уходите!
— Верно, — подхватил Иоганн. — Этот плот только для тех, кто любит мир!
— Любит лотос, хочешь сказать, — горько бросил им Джеффри, который все еще стоял, согнувшись и сжимая плечо Магнуса. — И музыку. Да, братья и сестра, пошли отсюда. Пусть живут так, как заслужили.
— Заслужили, заслужили! — взорвалась Венна. — Неужели ты ни о чем другом не можешь говорить?
— Не может, — ответил Магнус, — как ты никогда не задумываешься о тяготении.
— Почему меня должны занимать мысли о тяготении?
— Не должны, но благодаря ему твои ноги остаются на земле.
— Если они вообще есть, — добавила Корделия.
Венна сердито посмотрела на нее, не желая сознаваться, что ничего не понимает.
— Ты думаешь, мысли о тяготении помогают тебе летать?
— Нет, конечно, — возразила Корделия, — хотя некоторые полеты вполне могут отяготить твой живот.
Венна гневно вспыхнула, наконец что-то поняв. Она уже хотела вцепиться ногтями в соперницу, но тут плот ударился в берег.
Иоганн удивился.
— Как мы здесь оказались?
Грегори невинно поглядел с края плота.
— Наверное, причуды течения.
— Или кого-то другого, — глаза Иоганна сузились. — Нет, нам вы точно не нужны! Убирайтесь отсюда!
Магнус вежливо поклонился.
— Мы с радостью доставим удовольствие тому, кого уважаем.
— Да, — согласился Джеффри, удивленно оглядываясь. — Но где нам найти такого человека?
Иоганн покраснел.
— Прочь!
— Ты очень проницателен, — проворчал Джеффри. — Мы уходим, — он последний раз глянул на плот, и тот соскользнул в течение так стремительно, что Иоганн и Венна упали, а остальные пошатнулись и вскрикнули.
Корделия повернулась к Джеффри.
— Ты плохо поступил! Неужели нельзя было дать им уплыть с достоинством?
— Меня больше занимает своя боль, — ответил Джеффри, который все еще стоял полусогнувшись. — А почему ты думаешь, что им не все равно?
— Неужели ты о них такого плохого мнения?
Джеффри пожал плечами и кивнул в сторону плота.
— Взгляни, сестра.
Корделия посмотрела. Иоганн упал рядом с Венной, потянулся к ней, и их губы встретились.
— Вот негодяй! — шокировано воскликнула Корделия. — Разве он не парень Ирены?
— В данный момент, — проговорил Магнус, — им все равно, чьи губы они целуют.
— Он парень всех девчонок, — заметил Джеффри.
Корделия отвернулась, покраснев. Магнус озабоченно посмотрел на нее.
— Я должен идти или охромею на время, — простонал Джеффри. — Брат, помоги.
— Грегори! — воскликнула Корделия. — Не смотри! Не смотри на то, что они делают! Отвернись!
Грегори удивленно посмотрел на сестру, потом отвернулся, пожав плечами.
Магнус расслабился.
— Думаю, мы больше не захотим иметь ничего общего с этим плавающим табором.
— Да, никогда, — горячо согласилась Корделия. — Сначала кажется приятно, но эти люди ни о чем не заботятся, и им нельзя доверять.
— Ни тому, что они делают, ни тому, как относятся друг к другу, — подтвердил Джеффри. — Да, я это понял.
— Вот именно, — подхватил Магнус. — Для них честь — простое украшение, и на этом их катехизис кончается.
Тем временем старшие Гэллоугласы продолжали свою часть поиска.
Солнце садилось, окрашивая небо в розовый цвет, протягивая свои длинные пальцы-лучи к Роду и Гвен, которые шли ему навстречу.
— Я точно знаю, что устала, — заявила Гвен, — и проголодалась, но сейчас почему-то снова полна сил, а голод смягчился.
— Наживка, которую я бы с удовольствием проглотил и попал в ловушку, — отозвался Род. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду: я тоже как будто вполне готов встречать новый день. Но сейчас-то вечер.
— Может, музыка сделала такое с нами? — спросила Гвен.
— Неужели это можно назвать музыкой? — возразил Род.
— Чем бы это ни было, а чувство замечательное, — ответила Гвен.
Действительно — звуки музыки теперь волшебно сливались и словно приподнимали их и несли на своих крыльях. Они энергично шагали на запад. Почти не сознавая этого, взялись за руки.
Да и розовый закат держался на небе гораздо дольше, чем обычно. Солнце давно уже должно было сесть! Но небо оставалось розовым, и Род неожиданно понял, что все вокруг тоже порозовело.
— Гвен, мы смотрим на мир сквозь розовые очки!
Гвен оглянулась широко раскрытыми глазами.
— Кажется, да, хотя у нас и нет очков. Как это возможно, милорд?
— Не спрашивай меня: ведь это ты у нас эксперт по волшебству, — Род улыбнулся. — Но к чему тревожиться? Давай просто наслаждаться.
Он мог бы поклясться, что ветерок прошептал ему на ухо: «Это всего лишь развлечение», — но Род знал, что это, должно быть, просто его воображение.
— Действительно, как сквозь розовые очки, — пробормотала Гвен немного погодя. — Розовый цвет стал гораздо более глубоким.
— Похоже, — согласился Род. — Вообще-то, кое-где он стал просто-таки красным.
Неожиданно музыка, которая раньше звучала повсюду, осталась только спереди. Сквозь листву впереди мелькнул алый отблеск.
— Что у нас здесь? — шепнула Гвен.
— Пошли потихоньку, — тихо позвал супругу Род.
Вместе они раздвинули листву и выглянули.
Перед ними открылся тронный зал — только так можно было его назвать. Огромное кресло на высоком помосте могло соответствовать только трону, а перед ним гудела толпа придворных. Все они носили красное разных оттенков: рубиновое, алое, темно-розовое, а человек, сидящий на троне, был одет в ярко-алое, с короной красного золота с рубинами на голове. Он кивал и отбивал такт скипетром, а придворные танцевали под звуки музыки камней. Но даже самый высокий из них едва достигал Роду до колена.
— Мне казалось, я знаю весь малый народ или, по крайней мере, все его царства, — прошептала Гвен, — но о таких никогда не слышала.
— Может, их раньше и не было, — прошептал в ответ Род. — Ведь и музыки, под которую они танцуют, мы раньше не встречали. Может, они появились вместе с нею.
Придворные кланялись и приседали, вставали и вертелись, а алый король кивал и улыбался, радуясь счастью своих подданных.
— Не хочется их тревожить, — прошептала Гвен.
— Пойдем дальше, милорд.
И они украдкой ушли, оставив короля и двор с их бесконечным балом.
По мере того как они углублялись в лес, менялись и цвета: темно-красный, пурпурный, индиго — да и музыка становилась слабее. Теперь она навевала печаль, но в ней слышался и резкий ритм, от которого поднимался дух.
— Что-то мне грустно, — Гвен положила голову на плечо Роду. — Для этого нет причины, я знаю, но мне грустно.
— Должно быть, это делает музыка, — Род прижал ее к себе и попытался покачать на ходу. — Я тоже это чувствую. Прислонись ко мне, любимая, так тебе будет легче.
— Хорошо, — согласилась она. — Ты теперь должен поддерживать меня.
— Разве я не обещал это однажды в присутствии множества эльфов? — Род улыбнулся. — Нам давно пора обвенчаться в церкви.
— А не будут ли шокированы дети? — спросила она.
— Ты шутишь? Тебе придется силой удерживать Корделию, чтобы она не переусердствовала в приготовлениях.
Гвен подняла голову и улыбнулась, глядя ему в глаза.
— Ты всегда помогаешь мне, Род Гэллоуглас, когда я падаю духом. Может, за это я тебя и люблю.
— Ну, ты весьма решительно сумела изменить мой темперамент, — напомнил Род жене. — Ты не одна печалишься время от времени.
— Теперь чаще, чем раньше, — проговорила она. — Пойдем быстрее. Надо уйти из этого места синих цветов, иначе мы опечалимся до смерти.
— Осталось немного, — ответил он. — Уже темнее.
— А хорошо ли это?
— Конечно. Ведь должно стемнеть, прежде чем снова станет светло, верно?
Она чуть-чуть улыбнулась в ответ, но лицо ее побледнело. Род с тревогой заметил, что Гвен как-то странно отяжелела, как будто какой-то груз тянет ее вниз. Посмотрев вверх, он увидел, что вся листва здесь опала, и в звездном свете видны только голые ветви. Справа, как место сбора всех разбитых надежд, лежало темное озеро — источник отчаяния. Род содрогнулся и поспешно зашагал дальше, почти что неся жену. Она по-прежнему переставляла ноги, но глаза закрыла и что-то бормотала, как в бреду. Музыка вокруг звучала медленно, печально и одиноко. Иногда сквозь мелодию пробивался, как арпеджио, далекий причудливый вой, который переход ил в насмешливый хохот. Он был как будто далеко, но Род весь содрогнулся. И пошел чуть быстрее.
Наконец призрачный лес остался позади, но они оказались в еще более мрачном месте, на пустынной равнине, усеянной высокими камнями с острыми несточенными краями, как кремни только что сотворенного мира. На этих острых краях поблескивали отражения света, но только звездного. Это не тревожило Рода: он вырос на астероиде, и такая картина казалась ему привычной и родной. Да, совсем как на Максиме или, может быть, на Луне, после захода и до восхода солнца — на темной стороне Луны.
Род глубоко вздохнул и чуть расслабился — картина резкая, но по крайней мере чистая. А раньше он испытывал ощущения болезни и разложения.
Гвен подняла голову, ресницы ее дрогнули, она открыла глаза.
— Милорд… что я…
— Это все синева, дорогая, — негромко ответил он. Приятно было сознавать, что он снова ей помог. — Теперь мы в новом месте. Оно выглядит очень и очень новым.
Гвен осмотрелась и вздрогнула. Прижалась теснее к Роду.
— Холодно… только я замерзла…
— Ну, ты вроде только что проснулась. Но продолжай идти, дорогая. Скоро рассвет. Просто переступай ногами, и мы минуем это место.
— Хорошо, — прошептала она. — Теперь это нетрудно. Музыка помогает.
Действительно, здешняя музыка бодрила, по-прежнему с резким ритмом, но теперь приходилось вслушиваться, чтобы его уловить, и Род даже узнал звуки струнных инструментов.
Молча шли они и так достигли места, где равнина спускалась к реке. По-хорошему, река должна была бы казаться серебряной или по крайней мере отражать звездный свет, но она была черной, абсолютно черной, черной, как бархат. Тропа пошла под уклон, на берегу ждала лодка, паромщик опирался на шест, опустив голову.
— Мне не нравится эта река, — прошептала Гвен.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказал Род. — Но то, что осталось за нами, нравилось мне еще меньше. Пойдем, дорогая, лодка выглядит безопасной.
Но когда они подошли к причалу, старик поднял голову и преградил им дорогу своим шестом.
— Ты не перевезешь нас? — спросила Гвен, но паромщик покачал головой.
— Может, ему нужны деньги, — Род раскрыл сумку на поясе и достал серебряную монету. Держа шест одной рукой, старик протянул вторую. Род опустил ему в руку монету и снова порылся в сумке.
— Может, еще…
Но старик снова покачал головой и отвернулся. Он уперся шестом в темную воду и махнул рукой в сторону сидений.
Род придерживал лодку, пока Гвен садилась — слегка неуклюже, но ей не часто приходилось пользоваться лодками. Потом Род запрыгнул сам и сел рядом с женой, прижав ее к себе. Выражение лица у старика было доброе, хотя все равно что-то в нем казалось устрашающим и запретным. Он оттолкнулся шестом, и лодка вошла в течение.
Необыкновенное плавание происходило в полной тишине, если не считать музыки, доносившейся с берега. Но и она становилась все тише по мере того, как они приближались к середине реки. Здесь их окружила совершенная тишина. Клочья тумана поплыли по реке, их становилось все больше и больше, они сливались и становились все гуще, приобретая отдаленно человекообразные формы с темными провалами вместо глаз и ртов, а со временем даже начали рьяно жестикулировать и манить к себе. Гвен ахнула и еще теснее прижалась к Роду, чему тот очень обрадовался, потому что и сам не испытывал особой бодрости духа. Они скользили среди молчаливых очертаний, вокруг извивались туманные призраки, однако вскоре снова послышалась музыка, слабо, но безошибочно — приближался противоположный берег.
Увидев его, они поняли, что рассвет близок.
Паромщик подвел лодку к причалу, и они вышли на мостки в предрассветных сумерках. Род снова сунул руку в сумку, но паромщик уже повернул, качая головой и отталкиваясь на середину реки.
— Странный старик, — прошептал Род, но в его словах бодрые нотки казались фальшивыми.
Супруги рука об руку поднялись на луг.
И Род вскрикнул от боли и неожиданности. Какой-то странный снаряд ударил его, отскочил и снова устремился к нему. Это был диск, похожий на две тарелки, склеенные по краям, но сделанные из металла.
— Падай! — крикнул Род. — У него острые края!
Они упали на землю, необычный снаряд пролетел едва не в футе над ними, и к нему присоединилось еще несколько таких же — десяток, два десятка. На лету они издавали гудящую синкопическую мелодию, заглушавшую звуки, которые Гвен и Род слышали всю ночь.
Гвен покосилась на снаряды. Род с радостью вспомнил, что она обладает телекинезом. Потом вспомнил, что и сам он тоже, — и напряженно уставился на устремившееся к нему блюдце, думая «вниз» и «прочь».
Но оно спокойно продолжало свой путь.
Род возмутился — как смеет это блюдце игнорировать его! А Гвен уже говорила:
— Милорд, они не отвечают!
— Тогда не спрашивай! — рявкнул Род. Потом понял, что она сказала, и повернулся к ней.
— Что?
— Они не отвечают, — повторила она. — Я направляю к ним мысль, пытаюсь отвернуть их, но они не отвечают.
— Ты хочешь сказать, что эти летающие штуки не подчиняются силе мысли? — Род нахмурился. — Ну, все равно придется как-то с ними справиться.
— Что мы можем сделать? — спросила Гвен.
— Подняться выше их! — ответил Род. — Готова, дорогая? Вверх и прочь отсюда!
Гвен на метле в крутом вираже взлетела прямо в утреннее небо, Род поднимался рядом с нею. Диски нацелились на них и погнались было следом, но явно оказались не в той лиге, и Верховный Чародей и его жена оставили их далеко позади.
Усталые дети упрямо тащились по берегу реки.
— Мы еще не нашли волшебство, которое заставляет мягкие камни выделять кислоту, — напомнил Грегори.
— Не сомневаюсь, мы его найдем, — мрачно буркнул Магнус, — если только тот камень не был единственным в своем роде.
— Ну, кое что мы уже нашли, — Джеффри остановился, глядя вниз.
По полоске голой земли бодро шагал пучок травы.
— Что это? — выдохнула Корделия.
— Кажется, пучок укропа сорвался с корней, — заметил Грегори.
— Пучок укропа? Но как он может ходить?
— А как пристукивают пальцы твоих ног? — ответил Джеффри. — Эта музыка даже мертвого заставит плясать, сестричка! А особенно она действует на все живое.
Грегори, более практичный, заметил:
— Эта штука из ведьмина мха.
— Не сомневаюсь, — согласился Магнус. — Как, наверное, и все эти музыкальные камни.
— Смотри! Опять наши жуки! — воскликнул Джеффри, показывая.
Вся компания кинулась посмотреть. Четыре coвершенно одинаковых насекомых расположились кругом, внимательно следя за пучком укропа.
— Скарабеи, — провозгласил Фесс. — Они идентичны тем, что вы видели раньше.
— Может, это те же самые? — спросила Корделия.
Магнус свел брови.
— Но как они смогли так быстро оказаться здесь?
— Да, это было бы удивительно, — Джеффри задумчиво смотрел на маленькую панораму. — А что делает укроп?
Ожившее растение уверенно пробиралось к мягкому камню, который лежал на краю полоски голой земли. Добравшись до него, укроп коснулся камня стеблем и замер.
— Неужели ему так нравится эта музыка, что он должен испить из источника? — спросил Грегори.
От камня поднялся тонкий лавандовый завиток.
— Что это за дым? — спросил Грегори.
— Может, это опасно, — Корделия схватила брата за руку и отдернула. — Поберегись, маленький! Обожжешься!
— Тихо! Музыка стала жестче! — указал Джеффри.
Грегори смотрел широко раскрытыми глазами: тембр музыки действительно изменился, стал пронзительней и резче.
— Он блестит! — выдохнула Корделия.
И в самом деле, в том месте, где его коснулся укроп, на камне появилась и начала растекаться по всей поверхности какая-то маслянистая жидкость.
Укроп разорвал контакт и повернулся к скарабеям широким, почти хвастливым движением.
Скарабеи замахали антеннами, потом убежали в траву.
Дети, изрядно удивленные, посидели молча несколько секунд.
— Что они сделали? — спросила Корделия.
— Пошли за ними! — воскликнул Джеффри.
Дети разбежались в стороны, отыскивая скарабеев.
— Твой повернул на север, Джеффри, — подсказал Фесс, следя за серебряным пятнышком с помощью радара. — Магнус, твой свернул направо. На юг и юго-восток, Корделия… Грегори, ты пробежал мимо: твой остановился.
Грегори резко затормозил, развернулся и шагнул назад, не отрывая глаз от земли. Потом негромко сообщил:
— Он нашел мягкий камень, Фесс.
— Мой тоже, — отозвалась Корделия.
— Что они делают, дети?
— Мой протянул к камню антенны, — отозвался Грегори. — Трогает камень.
— Мой тоже, — крикнул Магнус.
— И мой! — подхватил Джеффри.
Четыре завитка лавандового тумана поднялись из травы; туман по мере подъема темнел.
— Это невозможно, дети! — Фесс подошел поближе, чтобы взглянуть. — Как могут серебро и кремний создавать кислоту?
— Может, серебро — это только оболочка скарабеев, — предположил Грегори. — А внутри у них прячется жидкая кислота.
— Как бы то ни было, это происходит, — заметил Джеффри. — Ты сомневаешься, Фесс? Подобрать один?
— Нет, не нужно! — быстро ответил робот. — Можно судить по музыке, дети: камень действительно превращается в кислоту.
— Но какое вещество укроп передал скарабеям, чтобы и они преобразовали по камню? — удивился Грегори.
Джеффри поднял голову, наморщив лоб.
— Уже стемнело?
Все осмотрелись.
— Кажется, да, — пробормотал Магнус.
Фесс молчал, анализирую среду с помощью спектрометра и химических датчиков. Спустя минуту он передал результат:
— Теперь не солнечный свет, дети, а какое-то вещество локально заполняет здесь воздух.
— Пурпурный туман! — воскликнул Грегори. — Он поднялся и создал эту дымку!
С поляны поднялось еще пять столбов тумана, темнея и добавляя темноты.
— Что это за туман? — спросил Грегори.
— Что бы это ни было, я ему не доверяю, — Фесс прошел в глубину мешанины пульсирующей музыки. — Здесь нет естественной химической реакции, дети! Просто так такое не происходит — вполне очевидно чье-то вмешательство!
— Волшебство! — выдохнула Корделия.
— Иллюзия, посланная врагами! — рявкнул Джеффри.
— Проектируемая иллюзия, переданная камнями и усиленная жуками, — заключил Грегори. — Какой гений волшебства мог сотворить такие чары?
— Действительно, гений, — послышался хрипловатый голос, — если он привел меня к вам.
Это была нимфа, едва видная сквозь туман, одетая в платье из прозрачной дымки, с длинными пурпурными волосами, которые покрывали почти всю ее фигуру. Она поплыла по воздуху, изгибаясь навстречу Магнусу.
— Суккуб![5] — Корделия негодующе топнула. — Убирайся прочь, ведьма!
Но Магнус стоял как зачарованный.
— Не будь такой жестокой, — послышался теплый мужской голос. — Оставь их и приди ко мне.
Поразительно красивый молодой человек, одетый в пурпурный камзол и обтягивающие брюки, подплыл к Корделии и низко поклонился девушке, попытавшись взять и поцеловать ее руку.
— Нимфа отвратительна, а ты еще хуже! — Джеффри достал кинжал из ножен. — Держись подальше от моей сестры!
Но пурпурный человек только рассмеялся.
Джеффри покраснел и взмахнул кинжалом, нацелившись в горло незнакомца.
Кинжал разрезал кожу.
Корделия в тревоге вскрикнула.
Но незнакомец снова лишь рассмеялся и скользнул по лезвию к Джеффри.
— Твой меч ничего тебе не даст, глупый парень, потому что он — сновидение, а я реален.
— Ты лжешь, подлая выдумка! — закричал Джеффри. — Меч реален, это самая настоящая сталь!
— Ну уж нет, — ответило привидение, — это я реален. Взгляни-ка на мои богатства, — молодой человек картинно повернулся и показал на замок, возвышающийся над ними. Подъемный мост был спущен, решетки подняты, и сквозь ворота виднелись золотые кресла, аметистовые кубки и шкатулки, полные рубинов и сапфиров.
— Вот что реально, — объявил молодой человек.
— Пойдем со мной.
— И со мной, — ворковала нимфа.
— Как это? — Грегори смущенно шагнул вперед.
— Как это может быть реально? Ведь ты только видение из пурпурного тумана!
— Я? — незнакомец рассмеялся. — Я реален, я человек из прочного вещества! Это ты мой сон, дитя, и вся твоя жизнь — создание моего спящего разума!
— Не может быть! — решительно возразил Грегори. — Я существую, потому что мыслю!
— Тебе только кажется, что ты мыслишь, — прошептала нимфа. — Это все часть сна моего брата — что ты ходишь, вспоминаешь, говоришь и думаешь.
— Но… но… — заикался Грегори, не в силах доказать собственное существование.
— Смотри! — молодой человек картинно повернулся. — Там находится то, о чем мечтают все дети! Я знаю все твои желания, потому что сам создал их!
На золотом столе в замке появился огромный леденец в два фута в поперечнике.
Глаза Грегори стали огромными, он механически сделал шаг вперед.
Фесс увидел, как побелела кожа вокруг глаз Грегори, и понял, какую душевную боль испытывает мальчик.
— Не обманывайся, Грегори. Ты реален, а эти всадники из пурпурного тумана — всего лишь сны.
— Ты, иллюзия! — насмехался молодой человек. — Откуда тебе знать, что ты реален?
— Потому что я не органическое существо, и меня не обманут ни благовидные аргументы, ни сияние тумана. Я не был рожден, меня сделали на фабрике, и я помню каждую секунду из своих пятисот лет жизни. А ты существуешь ровно семь минут тридцать четыре секунды… сейчас уже тридцать пять. И не дольше!
Молодой человек недоверчиво посмотрел на робота, потом отрывисто и издевательски рассмеялся. Фесс повернулся спиной к иллюзии.
— Пошли дальше, дети! Вы реальны, и у вас есть оружие против обмана — вы из рода д'Арманд! Идемте вперед! Реальность ждет нас!
И он зашагал в лес, не оглядываясь, чтобы проверить, последовали ли дети за ним.
Грегори посмотрел вслед Фессу, потом побежал за ним. Джеффри тоже побрел следом, лицо его горело от гнева, но он выполнил приказ.
— Убирайся, шлюха! — Корделия схватила Магнуса за руку. — Как, брат? Неужели тебя поработит твое собственное ходячее сновидение?
Магнус встряхнулся и отвернулся от пурпурной нимфы. Двигался он медленно и механически, но двигался.
— Это я буду твоим рабом, — замурлыкал пурпурный юноша. — Только останься со мной!
Корделия дрогнула, готовая упасть в его объятия.
Голова Магнуса вздернулась, словно его ударили. Глаза его сузились, он схватил Корделию за запястье.
— Гнусная ложь! Заключить девушку в объятия ее собственного воображения! Убирайся, подлый соблазнитель! Моя сестра не для тебя! — а Корделии он сказал: — Неужели ты не подождешь настоящей любви? Разве реальный человек не лучше пустых снов?
— Может, и нет, — ответила она, но пошла с братом. — Не могу сказать…
— Зато я могу! — Магнус предложил сестре руку, не выпуская ее запястья. — Идем, моя прекрасная сестра! Иди со мной… вот так! Мы всегда будем вместе… и так спасем друг друга!
Так и получилось, они помогали друг другу и шаг за шагом выбрались из тумана иллюзий, вернулись к свету дня.
Перед ними вслед за роботом, чьи чувства пробивали любую иллюзию, шли их братья.
Когда Магнус и Корделия поравнялись с ними, Грегори жалобно спросил:
— Но как мне доказать это, Фесс? Откуда я знаю, что я реален?
— Этот вопрос решен много лет назад, — ответил Фесс, — если его вообще можно решить, — он ударил копытом, камень взлетел в воздух, ударился о дерево и упал на лесную почву, а Фесс при этом даже не сбился с ритма. — Вот так доктор Джонсон опроверг Беркли, — продолжал робот. — И я утверждаю, что подобно доктору Джонсону ты, Джеффри, дал лучшее доказательство, когда сбросил кислотный камень в яму со щелочью.
Грегори приободрился.
— Как, разве это доказательство? Если наши глаза и слух обманывают нас, то на самом ли деле мы видели, как камень летит в воздухе, или только вообразили себе это?
— Для меня этого вполне достаточно, — заверил его Джеффри. — Камень действительно летел в воздухе, я видел это и чувствовал, как палка ударила камень!
— Таков и был аргумент доктора Джонсона, Джеффри, когда он пнул булыжник.
— Но твои глаза могу обмануть так же легко, как мои уши, — возразил Грегори.
— А как же его нога? — усмехнулся Джеффри.
— Но все равно это может быть иллюзией! Зрелище камня, летящего в воздухе, — это только то, что говорят мне мои глаза! Но оно может быть такой же иллюзией, как этот пурпурный туман — потому что и о нем мне сообщили мои глаза!
— Может, — согласился Фесс, — но твои чувства были искажены, когда воспринимали это впечатление, искажены пурпурным туманом.
— Неужели? — вызывающе спросил Грегори. — Откуда мне это знать?
— Потому что я ничего не видел, — ответил Фесс. — Я воспринимал туман опосредованно, только через ваши мысли.
Грегори остановился, взгляд его утратил сосредоточенность.
— Ну, тогда… конечно, их там не было…
— Но, Фесс, ты ведь не всегда будешь с нами, — сказал Магнус.
— Боюсь, что нет. Вспомните, что главный аргумент епископа Беркли сохраняет свою силу: мы не можем окончательно доказать, что реально, а что нет; всегда необходима какая-то доля веры, даже вера в то, что воспринимаемое нашими органами чувств есть реальность.
— Но тогда как же нам знать, что реально, а что нет?
— Вы должны судить по тому, сохранятся ли эти образы при свете дня, — строго указал Фесс, — увидите ли вы утром то, что видели ночью; вы должны судить по своим взаимодействиям с другими объектами и по их взаимодействию с вами. Булыжник мог быть иллюзией, но это была очень убедительная иллюзия, когда отлетала от ноги доктора Джонсона. Доктор Джонсон тоже мог быть иллюзией, но я подозреваю, что он испытал очень убедительное чувство боли, когда ударил ногой по камню.
— Но мы не можем доказать… — Грегори не закончил фразу, однако в голосе его больше не чувствовалась тревога.
— Ты говоришь, что реальность это или нет, она способна причинить боль, — подчеркнул Джеффри. — Мой меч, возможно, иллюзия, но он способен пустить кровь другой иллюзии.
— Ты приближаешься к решению. Что произошло бы, если бы ты коснулся блестящего камня, хотя я просил этого не делать?
— Моя иллюзорная рука почувствовала бы иллюзорную боль, а моя иллюзорная кожа сгорела бы от действия иллюзорной кислоты, — поморщился Джеффри, — а моя иллюзорная суть этого не хочет, нет уж, спасибо! Пусть тебя жжет твоя собственная иллюзия, если хочешь!
— Но ведь… все, что мы знаем, может быть иллюзией, — предположил Грегори, который снова начал тревожиться.
— В том-то и дело, — кивнул Фесс. — Реальность должна рассматриваться в круге наших понятий и компетенции. Абсолютная ли это реальность — вопрос не имеет смысла. Важна прагматическая реальность. В этой реальности мы должны жить, хотим мы того или нет.
— Понятно… — лицо Грегори прояснилось. — Возможно, это не абсолютная реальность, но она единственная, которая у нас есть.
— Совершенно верно. Магнус нахмурился.
— Значит, лавандовая девушка и пурпурный юноша были совсем не реальны?
— Конечно, они нереальны! — вздохнула Корделия, вздрогнув. — И спасибо за то, что спас меня от них, брат.
— И тебе спасибо за спасение, — отозвался Магнус. — Но почему нас нужно было спасать от них, если они нереальны?
— Потому что это реальные иллюзии, — объяснил Фесс. — Будьте уверены, дети, иллюзии могут принести вреда не меньше, чем все остальное в этом мире. Мешая вам воспринимать реальность, иллюзии вполне могут и убить.
За много-много миль от детей Род и Гвен услышали шум прибоя. Выйдя из леса, они оказались на скалистом берегу с узкой полоской песка перед кипящими бурунами.
— Как прекрасно! — воскликнула Гвен.
— Ага, — согласился Род, глядя на темную зеленую массу воды и принюхиваясь к соленому воздуху. — Я совсем забыл такое.
Они пошли вдоль линии прилива, глядя на мелькающих в воздухе чаек. Но криков их не слышали: все звуки заглушал прибой. Кроме него сквозь шум пробивались только самые резкие удары музыки камней.
— Здесь? — воскликнула Гвен. — Даже здесь?
— Да, наверное, — покорно вздохнул Род. — Они разлетаются с места своего рождения, и нет причины для конца веселья только потому, что они подходят к океану.
Что-то взорвалось — звук взрыва едва пробился сквозь гром волн, — и они увидели камень, летящий над водой. Другой камень полетел…
— Падай! — Род хлопнулся на песок, потянув за собой Гвен. Камень пролетел как раз в том месте, где только что были их головы.
— Смотри! — указала Гвен.
— Обязательно? — Род вдыхал удивительный аромат ее волос вместе с запахом прибоя.
— Почему ты ни на что не обращаешь внимание, когда я рядом? — раздраженно (но не слишком) спросила она. — Смотри! Волны выбросили камень назад к нам!
Род посмотрел, куда показывала жена, и увидел, что новый камень летит назад. Он тоже пролетел у них над головами. И они расслышали глухие удары, когда он пролетал мимо.
— Море не захотело его! — поразилась Гвен.
— Еще бы, — Род показал на полоску гремящих, стучащих камней в ярд шириной. Они густо усеивали песок на самом краю воды. — Слава Небу, — он внезапно представил себе море, заполненное камнями, слой за слоем, и каждый издает свои собственные звуки. Потом понял, что именно это и происходит на суше. — Гвен, может ли когда-нибудь наступить конец воспроизводству этих музыкальных камней?
Она содрогнулась.
— Только когда кончится весь ведьмин мох, из которого они создаются, милорд.
— А он никогда не кончится: после каждого дождя вырастает новый. Он растет, как грибы. Впрочем, это и есть гриб, — Род встал. — Пошли. Нужно отыскать, где возник первый камень, и положить этому конец, или они погребут под собой всю сушу.
— Супруг, берегись! — окликнула Гвен. — Волна…
Род отскочил, заметив нависшую над ним новую волну.
— Боже! Она-то откуда взялась?
Волна обрушилась на гремящие камни, на мгновение заглушив их музыку. Но когда она отступила, музыка послышалась снова.
Гвен подошла к Роду сзади и взяла его за руку.
— Супруг мой… музыка…
— Я заметил, — отозвался Род. — Она снова изменилась.
— Но можно ли назвать это переменой? — прошептала Гвен.
— Хороший вопрос. Снова прозвучали ритм и мелодия, которые они впервые услышали у Раннимеда.
— Ну, хоть это и перемена, — указал Род, — но волна как будто смыла с них все новое. Это та самая музыка, что мы слышали в самом начале.
— Нет, подожди, — Гвен нахмурилась. — Мне кажется…
Род ждал, внимательно наблюдая за женой. Наконец Гвен покачала головой.
— Если что-то есть, то такое слабое, что я не улавливаю. По-моему, все, как в первый раз.
— Так что мы закончили тем же, с чего начали, — Род взял ее за руку и повернулся. — Идем. Если музыка может вернуться к своему началу, мы тоже сможем.
— В этом есть смысл, — Гвен зашагала рядом с ним, чувствуя в сердце прилив мира и радости. Достаточно того, что она идет рядом с мужем по берегу моря. Гвен поняла, что ей все равно, найдут ли они то, что ищут, или нет.
— Музыка здешних камней производит на меня какое-то странное действие, — заметил Род.
— Я рада, — мягко отозвалась Гвен.
— Как это?
— Да ничего.
— А-а… Ну и ладно, — походка Рода приобрела некую целеустремленность. — Да! Ты же понимаешь, мы должны найти источник этих камней.
— О, да.
— Хорошо. Камней уже много, но мы должны перекрыть этот источник, прежде чем они погребут Греймари.
— Да, — согласилась Гвен, — должны.
И они рука об руку зашагали на юг. Солнце и закат были у них справа, а суша с музыкой — слева.
Далеко на юге проснулся Магнус. Он нахмурился, разглядывая поляну, на которой они заночевали. При свете углей от костра разглядел завернутые в одеяла фигуры братьев и сестры и черные на фоне ночи очертания Фесса.
Что его разбудило?
— Я тоже слышал, Магнус, — сказал большой черный конь. — Это не сон.
Но Магнус не помнил никакого сна. Прежде чем он мог о чем-то спросить, это повторилось. «Магнус», — голос отца.
«Да, папа», — ответил он наблюдая за спящими.
«Мы возвращаемся, — сообщил Род. — Где вы?»
«К юго-западу от Раннимеда, — ответил Магнус, вопросительно взглянув на Фесса.
«Девяносто восемь миль к юго-западу от Раннимеда, Род», — подсказал Фесс.
«Хорошо. Мы примерно в пятидесяти милях к северо-западу от вас, — сказал Род. — Встретимся через два дня, но можно и завтра около полудня. Нам поторопиться?»
Магнус снова посмотрел на Фесса и передал:
«В этом нет необходимости».
«Хорошо. До встречи».
«Папа, подожди!»
«Да, сын?
«Что вы нашли?
«Кое-что интересное, но ничего такого, что существенно пополнило бы наши сведения, — ответил Род. — Расскажем все за обедом через два дня».
«Да, папа. Благополучного путешествия».
«И вам тоже», — и голос отца исчез.
Магнус снова лег, он почему-то расстроился. В семнадцать лет можно и признать, что присутствие отца — пусть мысленное — внушает бодрость. Но он даже себе не хотел в этом признаваться. Магнус завернулся в одеяло и принялся про себя читать коан.[6] И уснул под звуки прихлопывания одной своей руки.
На следующий вечер Грегори решительно заявил:
— Я хочу есть.
— Пусть это тебя не беспокоит, — посоветовал ему Джеффри. — Ведь это всего лишь иллюзия.
— Иллюзия это или нет, но вам нужно ответить на нее реальной пищей, — Фесс остановился и повернулся к детям. — Или вы предпочитаете иллюзорный ужин?
— Я-то уж точно предпочитаю реальную пищу, — Джеффри положил руку на живот. — Я понял, что мой младший брат говорит правду.
— Солнце только что зашло, Джеффри. Мальчик пожал плечами.
— Ну и что? Я могу есть в любое время.
— Но ведь ты пообедал только четыре часа назад.
— Да, но это уже давно прошло, — Джеффри огляделся. — Тут точно водится дичь. Может, поохотиться?
— Что? — усмехнулся Магнус. — Тратить время только для того, чтобы набить живот? Где твоя солдатская выносливость?
— Кончилась с остатками вяленого мяса, — ответил Джеффри. — Но ты прав, брат, я могу и подождать.
Тем временем Грегори указал на столб дыма на горизонте.
— Там люди. Может, у них удастся купить еды? Они прошли по тропе меж деревьями и выбрались на широкий луг.
— Осторожней, дети, — предупредил Фесс. — Надо сначала убедиться, что незнакомцы дружески настроены.
— Как скажешь, — вздохнула Корделия и решительно вышла из-за кустов.
— Это определенно не деревня, — мрачно заметил Джеффри.
По всему лугу сидели молодые мужчины и женщины, встряхивая головами, словно пробуждаясь. Они зевали, потягивались и что-то кидали себе в рот. Некоторые перекатывались к ручью, пили и плескали воду себе на лица, другие уже возвращались оттуда гораздо более оживленные. Двое подбрасывали ветки в костер, движения у них были быстрые и такие энергичные, что они едва сами не падали в огонь.
— Они такие тощие! — недоверчиво воскликнул Магнус.
Действительно — не изголодавшиеся, но совершенно лишенные жира, ни грамма лишнего, ничего, кроме мышц. Щеки у них были запавшие, а глаза блестели слишком ярко.
— Бедняги! — Джеффри отвернулся, доставая из сумки на поясе пращу. — Пошли, братья! Поищем мяса!
Пятнадцать минут спустя они подошли к костру, притащив целый ворох белок, кроликов и куропаток.
Пара у костра болтала, не переводя дыхания. Они удивленно оглянулись, потом девушка отшатнулась, лицо ее сморщилось от отвращения.
— Фу! Бедные зверьки!
— М-да, — юноша нахмурился. — Зачем вы их убили?
Они говорили так быстро, что юные Гэллоугласы с трудом их понимали.
— Ну… ну… — Джеффри, увидев отвергнутым свой дар, даже растерялся.
— Мы принесли вам пищу, — объяснил Магнус. — Вы все кажетесь такими голодными…
Парень и девушка удивленно смотрели на него. Потом неожиданно расхохотались — слишком громко и неудержимо.
— Как почему?.. — Джеффри в недоумении огляделся.
— Вы плохо воспитаны! — обвинила Корделия пару у костра. Она бросила дичь на землю и уперлась руками в бока. — Смеяться над теми, кто хочет вам помочь!
Но вокруг уже собрались и другие молодые люди и присоединились к смеху.
— Не обижайтесь, прошу вас, — молодой человек, может, с чуть менее жестким лицом, наконец справился со своим смехом и улыбнулся им. — И мы принимаем ваш дар, потому что время от времени должны есть, даже если не хотим.
— Не хотите? — переспросил Джеффри. — Как это? Почему вы не хотите есть?
— Из-за того, что у нас есть, — девушка, явно обладавшая когда-то весьма примечательной фигурой, показала им пригоршню белых камешков. — Съешьте один и больше никогда не проголодаетесь.
Джеффри аж отшатнулся, а Корделия недоверчиво посмотрела на белые шарики.
— Разве омела не яд?
— Это не омела, — заверил ее другой парень, а волшебные камни. То, что предлагает тебе Грета, почти яблоки Идуна!
— Они что — дают вечную молодость? — Магнус взял камешек и внимательно осмотрел его. Выглядел тот неприятно, казалось, что под его поверхностью скрывается разложение.
— Ну, может, Тармин слегка преувеличил, — сказал первый юноша, — но стоит съесть этот камешек, и тебя наполнит такое ощущение полноты жизни, словно ты будешь вечно молод.
— И голод кончается, — заверила Грета. — Ты больше не захочешь есть и все равно будешь полон энергии.
— Вот! Попробуй! — Тармин протянул руку ко рту Магнуса, в пальцах он сжимал белый камешек.
Он едва не стукнул Магнуса по носу, но Магнус вовремя отскочил.
— Эй! Я не желаю это есть!
— Я тоже, — мрачно поддакнул Джеффри. — Если стану таким тощим, как вы.
— Тощим? — оскорбленно воскликнул первый юноша. — Да я воплощение здоровья!
— Разве не видно? — подтвердила еще одна девушка. — Алонзо — картина здоровой молодой мужественности.
— Скорее нездоровой, — возразил Джеффри. — Спасибо, но я не буду это есть.
— Нет, будешь, — настаивал Алонзо. — Ты что? Бросаешь наш дар нам в лицо?
— Мы никого не хотим оскорбить, — попытался успокоить окружившую их толпу Магнус, — но есть не будем.
— Какой ты грубый! — оскорбленно прошипела Грета. — Мы ведь хотим только поделиться с тобой. Мы не хотим быть одни.
— Ты говоришь, что это нельзя есть? — гневно вопросил Тармин.
— Ты сам это сказал, — ответил Джеффри. — Да, мы так считаем.
— Тогда ты тем более должен попробовать, — заявил Алонзо. — Мы не можем ошибаться! Все должны есть эти камни. Друзья! Хватайте их!
Круг с криками сомкнулся.
Но тут позади напавших возник призрак, огромная черная фигура с громким ржанием нависла над кругом, зубы коня сверкали в огне костра, стальные копыта били в воздухе.
Камнееды в ужасе завопили, спасаясь от демона ночи — и Гэллоугласы пробежали сквозь круг к Фессу.
— За меня — и бегите! — приказал им конь, дети послушно пробежали мимо него и скрылись в ночи.
Алонзо яростно прорычал что-то, видя, что добыча уходит, и прыгнул за ними. Фесс опустил копыта. Он не видел причины серьезно ранить юношу, он хотел только преградить ему путь. И Алонзо просто отлетел от стального бока коня, размахивая руками, и оказался в объятиях Греты. Остальные молодые люди подняли шум и, разглядев, что демон — это всего только одна лошадь, помчались мимо Фесса за Гэллоугласами.
— Куда? — выдохнул Грегори. Опустилась ночь, и он почти ничего не видел.
— Сюда, брат! — позвал Джеффри. — Здесь тропа! — он бежал впереди: в темноте он видел лучше других.
— Лети! — позвала Корделия младшего брата. — Или тебя поймают, когда ты устанешь!
— А они не устают, — Магнус оглянулся через плечо. — Откуда они берут столько сил? Ведь на них совсем нет плоти.
— Не спрашивай, брат! Беги!
Предводители тощей толпы повыхватывали палки из костра и преследовали теперь беглецов при свете факелов. Магнус покосился на качающиеся огни.
— Они… все ближе, — он тяжело дышал. — Надо найти способ… оторваться от них! Или они нас… догонят!
— В лес! — крикнул Джеффри и свернул к деревьям.
Радостный крик позади разорвал воздух.
— Они радуются не без причины, — воскликнул Магнус. — Тут мы побежим медленней!
— Они тоже, — отозвался Джеффри, — потому что я заметил болото.
Деревья разошлись, между ними появились грязные липкие промоины. Тут и там из грязи вырывались пузыри, иногда огромные, грязь расступалась и снова закрывала образовавшийся на короткое время кратер.
— Деревья все одного вида, — Корделия мельком огляделась. — Что это такое?
— Эвкалипты, если судить по внешнему виду, — ответил Магнус. — Но в темноте трудно сказать точно.
Корделия перешла к более настоятельным проблемам.
— Как мы перейдем болото?
— Тут есть камни для перехода! — крикнул Джеффри. — Ступайте туда, где я стою!
И они пошли через болото, мальчики левитировали, в любой момент готовые подхватить сестру. Но она легко перепрыгивала с камня на камень, даже более уверенно, чем они.
Толпа за ними подошла к болоту и замерла на шаг от липкой грязи.
— Они остановились! — воскликнула Корделия. — Им не понравилось болото!
— Неудивительно, — Магнус поморщился: от пузырей шел сладковатый болезненный запах. Что это за грязь? Она какая-то розовая.
— Может, это не настоящий ее цвет, — отозвался Джеффри. — Мы видим ее при звездном свете. Посмотри внимательней.
— Смотрю, — буркнул Магнус, — и слышу, и чувствую, и уже жалею об этом.
Воздух вокруг них заполнился негромкой музыкой камней. Возможно, здесь она была чуть тише, чем обычно. И несомненно, мелодия проще, варьировались только несколько нот, повторяясь снова и снова.
— Мне здешняя музыка кажется приятной, — с улыбкой сказал Грегори.
— Ага, — Корделия отдувалась. — Но ручаюсь, что тебе нравится и запах болота.
— Да, нравится. А откуда ты знаешь?
— Потому что ты самый маленький среди нас, братец, а дети любят сладкое.
— Неужели я когда-нибудь его разлюблю? — удивленно спросил Грегори.
— Вполне возможно, — кивнул Магнус. — Мне со временем стали нравиться более резкие запахи.
— Тогда почему тебе не нравилась музыка, которую мы слышали?
— Ну, кое-что в ней мне нравилось, — признался Магнус.
— Твердая почва! — воскликнул Джеффри, сделав последний прыжок. Он поднялся на берег, сделал несколько шагов и опустился, чтобы отдохнуть. — Да, было нелегко. Отдыхайте, братья и сестра, но не слишком долго.
— Само собой, — Корделия присоединилась к нему. — Они могут найти проход через болото.
— А как же Фесс?
Джеффри поднял голову, услышав легкий звук.
— Он идет — и вместе с ним неприятности.
— Я вовсе не всегда означаю неприятности, Джеффри, — из ночи появился большой черный конь. — Однако, как вы верно догадались, ваши преследователи обходят болото. Там есть дорога, и они ее знают.
— Это их земля, — Магнус со стоном встал. — Поспешим, братья и сестра! За нами погоня!
Они шли между стволами, стараясь избежать колючек.
— Это и правда дорога, Джеффри? — спросил Магнус.
— Не настоящая. Мы идем по звериной тропе.
— Но она приведет нас к большей дороге, — Корделия оглянулась: сквозь музыку камней доносились крики преследователей. — Прошу тебя, найди ее побыстрей! Они нас догоняют!
— Тогда нам придется полететь, — прошипел Магнус сквозь плотно сжатые губы. — А в лесу опасно летать и днем, а тем более ночью.
— Не придется, — отозвался Джеффри, пробираясь сквозь кусты. — Вот и дорога.
— Можно бежать, — Корделия тяжело дышала. Она вслед за Джеффри проскользнула в отверстие в кустах и побежала по дороге. Магнус и Грегори последовали за ними, младший брат летел в дюйме над поверхностью рядом с Корделией.
Громкий треск позади показал, что преследователи тоже выбрались на тропу. Воздух заполонили крики и топот ног.
— Они почти за нами! — выдохнул Магнус. — Бегите!
И они побежали — но толпа не отставала, воя от радости.
— Куда… ведет… эта… тропа? — спросил Магнус.
— Не… знаю… брат! — отозвался Джеффри.
— Она… все-таки уводит… нас… от них! — еле дышала Корделия.
Грегори подхватил:
— Это не то… дерево… впереди, возле которого… мы вышли… на тропу?
Они пробежали мимо дерева и легко заметили примятые кусты, где на тропу вырвалась толпа преследователей.
— Так и есть! — приуныл Джеффри. — Мы бежим по кругу!
— Значит, преследователи тоже! — откликнулась Корделия.
Но Магнус нахмурился.
— Я их слышу… но не… позади.
— Точно! — подтвердил Джеффри. — Судя по звуку, они перед нами! — он остановился и внимательно всмотрелся в исчезавший в темноте конец тропы.
— Нет, брат! — Магнус подтолкнул его. — Если они все-таки за нами, мы не должны позволить им догнать нас!
И действительно, догоняли именно Гэллоугласов: шум толпы снова послышался позади.
— Как это так? — удивился Грегори. — Я готов поклясться, что мы не миновали их!
Корделия подняла голову.
— А сейчас их голоса доносятся с той стороны. Вся компания оглянулась — и дети изумленно остановились. Толпа наконец-то стала видна, но поперек от них, по другую сторону круга — и молодые крестьяне бежали вниз головой, они, казалось, нависали над тропой.
— Что это за волшебство? — спросил Джеффри.
— Чем бы это ни было, они по-прежнему преследуют нас, и мы должны бежать! — заявил Магнус. — И они нас точно догонят, если мы продолжим бег на ногах. Вверх и летим!
Они с Джеффри подхватили Корделию, поднялись на фут над тропой и полетели вдоль нее.
Грегори устремился за ними, спрашивая:
— Но как они могут бежать вниз головой?
— Не знаю, — пропыхтел Джеффри, — но мы должны двигаться быстрее, если хотим уйти от них. Смотрите! Они по-прежнему за нами!
Грегори посмотрел.
— Но как это возможно? Мы пролетели по крайней мере четверть мили!
— Смотрите! — вновь воскликнул Джеффри. — Мы здесь уже были!
— Верно! — Магнус свернул к разрыву в кустах. — Но откуда пришли, там сможем и выйти!
Однако когда дети направились к пролому, он тоже как будто двинулся, оставаясь все время перед ними.
— Что за ерунда? — возмутился Джеффри. — Может быть, круг поворачивается?
Все промолчали: эта мысль ударила их, как молотом.
— Много окружностей, брат, — сказала наконец Корделия. — Колеса.
— И мы бежим по одному из них! Но тогда мы должны бежать быстрей, чем оно вертится, чтобы попасть к выходу! Летим! И как можно быстрей!
Они полетели, напрягая всю свою пси-энергию, но пролом в кустах по-прежнему оставался впереди.
— А почему… он не убегал от нас… раньше? — спросила Корделия.
— Наверное, потому что мы не пытались его догнать! Побереги дыхание, сестра, и лети!
Первым осознал опасность Джеффри.
— Помедленнее, или мы догоним преследователей!
И верно, перед ними замерцали факелы толпы — на этот раз не вниз головой.
— Что это за нечестивая петля? — простонал Джеффри.
— А кто спрашивает? — послышался ясный голос, и две фигуры вышли на тропу из кустов. Гэллоугласы завопили и попытались остановиться, но не смогли сразу сдержать свое продвижение, медленно проплыли мимо незнакомцев…
Один из них ухватил Корделию и Джеффри одной рукой и протянул вторую. Магнус пытался увернуться, когда разглядел лицо незнакомца и блаженно замер.
— Папа!
— Мама! — воскликнула Корделия, обнимая мать. — Слава Небу, ты пришла!
Джеффри обнял отца, потом вспомнил, что он уже большой, и отодвинулся, буркнув:
— Увы! Вы тоже пойманы вместе с нами!
— Пойманы? — Гвен в тревоге посмотрела на сына. — Мы в ловушке?
— Ага! Тропа идет по кругу, и мы должны бежать все быстрее и быстрее, чтобы сойти с нее!
— Но одной скорости недостаточно! — объяснила Корделия. — Выход все время остается перед нами!
— И нас преследуют, — Магнус нервно оглянулся через плечо. — С вашего разрешения, родители, давайте полетим!
— Что ж, как хочешь, — Гвен выровняла метлу, Корделия вскочила на нее. Они поднялись над тропой, и мальчики полетели рядом с ними.
— Если я полечу, то не смогу думать, — Род легко побежал по тропе.
— Тогда поезжай верхом, Род, — большой черный конь прямо сквозь кусты вышел на тропу.
— Фесс! Хвала святым! — воскликнула Корделия. — Я боялась, что у тебя приступ!
— Нет, Корделия, хотя я благодарен тебе за заботу, — Фесс кивнул Роду, который уже садился верхом. — Тощие молодые люди пробежали мимо меня; мне оставалось только следовать за ними, потому что они преследуют вас.
А почему ты не присоединился к ним раньше? — спросил Род.
— Мне пришлось обождать, пока они обогнут круг, Род.
— Обогнут? Значит, это круг?
— Но очень странный, папа, — затараторила Корделия. — Мы видели преследователей по другую сторону, и они бежали вниз головами!
— Правда-правда, — подтвердил Грегори, — но в другое время они впереди нас — и вверх головой!
Гвен нахмурилась.
— Супруг, что это за колдовство?
— Вероятно, проективная иллюзия, — задумчиво отозвался Род.
— О, я понимаю, как ее направили, — нетерпеливо бросила его жена. — Но кто ее направил?
— Судя по описанию, это петля Мебиуса.
— Петля Мебиуса? — переспросил Грегори. — А что это, папа?
— Петля с полуоборотом — у нее только одна сторона. Шагая по ней, ты обойдешь ее всю и вернешься на то самое место, с которого начал, — и все по одной поверхности.
Это полная ерунда, — уверенно заявил Джеффри.
— Нет, это удивительно! — у Грегори были огромные глаза. — Почему я не слышал об этом раньше? — и он бросил на Фесса обвиняющий взгляд.
— Потому что ты еще не дорос до топологии, Грегори, — ответил конь. — Вначале нужно изучить другие разделы математики.
— Тогда научи побыстрее!
— Не сейчас, — Магнус оглянулся с дурным предчувствием. — Либо мы задержались, либо двигались слишком быстро: они снова подходят к нам сзади.
— Быстрее! — позвал Грегори, и все ускорили шаг.
— Но как нам разорвать этот круг, супруг? — спросила Гвен.
— Надо бежать быстрее! — провозгласил Джеффри. — Рано или поздно мы догоним разрыв в кустах, через который пришли!
— Нет, брат, — напомнил ему Магнус. — Чем быстрее мы идем, тем быстрей он уходит от нас.
— Синхронизирует скорость своего вращения с вашей? — Род поджал губы. — Вы пытаетесь бежать все быстрее, чтобы уйти из ловушки, но в этом-то и хитрость.
— Действительно, — подтвердил Фесс, — чем быстрее вы бежите, тем быстрее вращается петля, а чем быстрее ее вращение, тем больше притяжение.
— Чем быстрее бежишь, тем больше застреваешь, — кивнул Род. — Имеет смысл, хотя и очень причудливо.
— Причудливая ловушка, — согласилась Гвен. Магнус вздрогнул.
— Ты хочешь сказать, что чем быстрее мы бежим, тем крепче привязываемся к тропе?
— Конечно, — горячо воскликнул Джеффри, — как камень прилипает к праще!
— Тогда нужно выбросить камень, — заметил Магнус.
— Хорошая мысль, — Род резко затормозил перед самым разрывом кустов, схватил Грегори и кинул его в отверстие. Тот закричал, потом вспомнил, что умеет летать, и поднялся выше кустов. Исчез из виду, появился снова и закричал:
— Я освободился!
— Я так и думал, — кивнул Род. — Просто нужно сделать усилие, чтобы разорвать этот порочный круг. Все: тормозите, потом прыгайте!
Вся компания резко остановилась, и отверстие тоже замедлило свой ход и совсем остановилось, готовое, казалось, в любое мгновение снова двинуться.
— Пора! — выкрикнула Гвен, и все семейство взвилось в воздух. Они с треском приземлились в кустах и со смехом повскакивали на ноги.
— Ты тоже, Фесс! — позвал Род.
— Большой конь последовал за ними, приземлившись в самой середине куста.
Крики стали громче, ближе свет факелов. Мимо в вихре топающих ног пронеслась толпа преследователей.
— Они даже не замечают, что мы ушли, — ухмыльнулась Корделия, глядя им вслед.
— Мне кажется, им все равно, — сказал Магнус с циничной улыбкой. — Им нравится бег и неважно, что они никогда не добегут до цели.
— До какой цели? — спросил Джеффри.
— Хороший вопрос, — вздохнул Магнус.
— Оставим их, — твердо сказал Род и повернул головы своих мальчиков от петли Мебиуса. — Некоторым просто невозможно помочь.
— Но мы должны стараться, папа! — возразила Корнелия.
— Это бесполезно, дочь, — мягко указала Гвен. — Невозможно помочь тем, кто не хочет спастись. Пойдем, оставим бедняг в их собственной ловушке и поищем места для ночлега.
Учитывая все обстоятельства, Фесс не стал их будить, и ко времени пробуждения Рода солнце уже стояло высоко в небе. Семейство позавтракало прихваченными с собой продуктами, за поздним завтраком родители расспрашивали детей об увиденном. Те отвечали довольно охотно, и когда дошла очередь рассказывать родителям, стоял уже полдень. Молодежь дрожала от возбуждения во время рассказа старших, а когда те закончили, Грегори спросил:
— Теперь у нас достаточно данных, чтобы строить догадки о том, кто все это задумал? Или это чистая случайность?
— Конечно, не случайность! — горячился Джеффри. — Слишком все укладывается в один рисунок.
— Хорошо, — улыбнулась Гвен. — И какой же рисунок ты видишь?
— Хаос! — ответила Корделия, и Род кивнул.
— Я бы сказал, хорошая догадка. Молодые люди увлекаются музыкой и не обращают внимания на все социальные запреты и обычаи, которым их учили.
— Я бы так не сказал, — возразил Джеффри. — Все равно они сохраняют различия, среди них всякий раз возникают лидеры.
— То же самое можно сказать о зверях и птицах, — заметил Грегори.
— Отличный довод, — вмешался Фесс. — У них остались только самые примитивные следы общественного порядка.
Род смотрел, как его дети ломают головы, пытаясь разрешить проблему. Магнус поднял голову.
— Самый примитивный порядок? Похоже на анархию!
— Не совсем, — не согласился с ним Род. — Идеал анархии: все сотрудничают со всеми, и никто не отдает приказов.
Грегори удивился.
— А разве это возможно?
— О, конечно, — усмехнулась Корделия, — точно так же, как возможно, что придет фея, возьмет твой зуб и оставит за него денежку.
Грегори недоверчиво и ошеломленно смотрел на сестру.
— Ты хочешь сказать, что феи не приходят? Корделия прикусила язык, ругая себя.
— Конечно, нет. Но мы говорим о том, что возможно, братец, а не о том, что действительно существует.
Хорошая попытка, но джинн был выпущен из бутылки. Впрочем, у Грегори и так осталось довольно много детской доверчивости. Роду приходилось напоминать себе, что только ум ребенка заставляет считать его более взрослым, чем он есть на самом деле.
Но Магнус кивал.
— Такой идеал анархии возможен у малого народа, да и то вряд ли: для этого нужно, чтобы все с ним согласились и никто не пытался нарушить общее доверие ради собственной выгоды. Неужели люди верят, что такое возможно?
— Люди могут поверить во что угодно, если очень этого захотят, — вздохнул Род, — и анархисты, пытающиеся разрушить Греймари, считают, что лучше них никто не знает, что нужно делать.
— Итак, — объявил Магнус, — кажется, музыкальные камни распространяют твои старинные враги анархисты.
— Не старинные. Скажем, основательно укрепившиеся. Да, я согласен, что скорее всего за этим стоят анархисты из будущего.
— Но как они смогли это сделать? — спросил Магнус. — Нашли себе сторонников среди эсперов Греймари?
— Такова их стандартная процедура, и у меня нет причин считать, что здесь они действуют по-другому. К тому же, должно быть, нашли не одного: нужен десяток эсперов, чтобы покрыть музыкальными камнями весь Греймари.
Гвен покачала головой.
— Не могу поверить, что их больше одного. Это удивительное достижение, супруг: создание камней, которые производят музыку и сами же размножаются, когда они далеко от своего создателя. Нужен поразительный мозг, чтобы придумать такое. Гениальный колдун.
— Но ум и проницательность не всегда совпадают, дорогая. Мы говорим о человеке, который не только поразительно одаренный творец, но вдобавок обладает способностями организатора и предводителя.
Магнус нахмурился.
— Похоже на двух разных людей.
Муж и жена удивленно подняли головы. Потом Гвен медленно проговорила:
— Похоже, так оно и есть. Спасибо, сын мой.
Магнус пренебрежительно отмахнулся от этого комплимента: он уже становился достаточно взрослым, чтобы стесняться своего удовольствия от похвалы.
— Спасибо, мама, но гораздо важнее узнать, кто это и где они.
— Что касается «где», — вмешалась Корделия, — то не вижу ничего, что противоречило бы предположению, что все исходит с запада.
— Да, все сведения указывают на это направление, — согласился Фесс.
— Значит, конец, — Магнус отряхнул руки. — На запад!
— На запад! — Гвен сверкающими глазами посмотрела на сына. — Но куда именно на запад, сын?
Магнус пожал плечами.
— Мы еще недостаточно знаем, чтобы точно сказать это. По пути нужно внимательно приглядываться и искать указания. Правда, малыш? — и он хлопнул Грегори по плечу.
Маленький брат посмотрел на него горящими глазами.
— Конечно, Магнус! Правда, мы еще не знаем всех ответов, но не сомневаюсь, что узнаем. Пошли!
— Забросайте костер, — Гвен встала и начала собирать хлеб и вяленое мясо. Мальчики забросали костер землей, убедились, что тот погас, и бодро зашагали навстречу солнечному закату.
Род последовал за ними, мысленно разговаривая с роботом:
«Мальчишка поражает меня, Фесс. У него талант лидера, которого я не ожидал».
«Да, Род. Он искусно ищет подтверждения своих догадок».
Род кивнул.
«В конце концов, Большой Брат не может не признать, что иногда Маленький Брат думает лучше его, — если хочет сохранить лидерство».
«Грегори не станет оспаривать его лидерство».
«Не станет, но Корделия и Джеффри станут, если подумают, что Магнус перекладывает решения на младшего. А он, если хочет чего-то добиться, должен иметь их на своей стороне, — Род вновь кивнул. — Вот так-то. Если кто-то и может заставить их действовать вместе, так это Магнус».
«Или Гвен, Род. Или ты сам».
«Ну, это понятно, — согласился Род, — но ведь мы не всегда будем с ними».
«Благоразумно, Род, но несколько мрачновато. Может, подумаем о более приятных вещах?»
«Например, о том, кто стоит за музыкальными камнями? Отличная мысль, Фесс. Пошли!»
День прошел без происшествий, ночь тоже. На следующее утро костер забрасывали, когда солнце едва-едва прояснило горизонт. День выдался свежим и ясным и мог бы быть заполнен птичьими песнями, если бы все в округе не заглушала музыка камней.
— Странно, как крепко мы спали ночью, хотя музыка и не думала затихать, — начал Джеффри.
— Для тебя не странно, — посмеивалась Корделия. — Ты будешь спать и под трубы судного дня!
Джеффри обдумал эту мысль и кивнул.
— Верно. Гавриил не призвал бы нас на битву.
— Тссс! — Магнус сделал резкий жест, призывая всех к тишине. — Посмотрите вверх!
Все посмотрели — и увидели, как оно плывет, освещенное утренним солнцем, серое на фоне голубого неба.
— Это гигантское яйцо!
— Нет, слишком продолговатое, — не согласился Грегори. — Что это такое, папа?
— Дирижабль… — Род был напряжен, как гитарная струна, глаза его сузились. — Как воздушный шар, только сделан из металла.
— Так много железа? — в голосе Гвен прозвучало сомнение.
— Не железо, дорогая, алюминий. Он гораздо легче.
— Но он не блестит, — возразил Джеффри.
— Это довод, — Род задумался. — Может, какой-нибудь другой металл.
— Но он не с Греймари, — вмешалась Гвен.
Дети в тревоге смотрели вверх.
— Еще бы, — отозвался Род. — Для такого нужна гораздо более высокая технология.
— Значит, это наши враги, — решительно сказал Джеффри.
— Да, сын, — Род почувствовал гордость оттого, что отпрыск воспринимает его врагов как своих. — Это несомненно.
— Может он иметь отношение к танцующим мертвецам и музыкальным камням? — поинтересовалась Корделия.
Род пожал плечами.
— Это кажется вполне вероятным.
— Не совсем, Род, — возразил Фесс. — Эти феномены совпадают хронологически, но на причинную связь нет указания.
— Но это противоречит тому, чему ты сам нас учил, — упрямо возразил Джеффри. — Ты учил меня, что один случай — совпадение, два — тоже возможно совпадение, но три — это уже работа разума.
— Помню, я говорил что-то такое, — вздохнул конь.
— Идем за ним! — и Джеффри побежал за дирижаблем, не дожидаясь остальных.
— Зачем его звать назад? — риторически спросил Род. — Вперед, армия!
И они пошли за дирижаблем.
К счастью, солнце оставалось позади, так что выйдя из леса, они легко смогли осматривать все небо впереди. Они шли за дирижаблем и потому постоянно смотрели вверх.
Магнус нахмурился.
— Почему впереди так много ястребов?
— Наверное, много дичи, брат, — предположил Джеффри.
— Может быть, — согласился Грегори, — но почему этот дирижабль плывет к ним?
— Он движется на запад, — ответила Гвен, — и это, я думаю, можно наконец считать совпадением.
Но когда они прошли на запад чуть дальше, один из ястребов отделился от остальных и устремился к ним.
— Что это? — спросил Магнус. — Он ищет нас? Маленькая точка начала расти.
— Либо он очень близко, — пробормотал Род, — либо…
— Он гигант! — выпалил Джеффри.
Размах крыльев у птицы должен был быть не менее тридцати футов. У них на глазах она сложила крылья и неожиданно начала пикировать на них, стремительно увеличиваясь в размерах.
— Он нападает — на нас! — воскликнул Джеффри. — Назад, все назад!
— В полукруг! — закричал Род. — И будьте готовы бить его всем, что под рукой!
Птица падала с криком, заполнившим весь воздух, падала прямо на Грегори. Мальчик попытался увернуться, но огромные копи все-таки подхватили его.
— Бей его! — закричал Род, кинжал чародея сверкнул в воздухе и зарылся в грудь птицы. Кинжалы Магнуса и Джеффри последовали за первым. Корделия и Гвен слаженно метнули в голову хищника целую охапку камней и палок, а Род устремился в самую середину бури с мечом в руках. Гигантский ястреб заклекотал и попытался клюнуть, кровь хлынула из длинного разреза на руке Рода, заставив его немного сбиться с цели. Род взревел от боли, но умудрился-таки ударить мечом, потом вырвал его и ударил снова, а в голову птицы продолжали лететь камни и палки. Ястреб пошатнулся, перевернулся и упал на землю с гулким хлопком. Грегори высвободился, и Гвен подхватила сына на руки.
Род подскочил к голове птицы, но увидел, что глаза ее остекленели. Он стоял, дрожа, глядя на последнюю спазматическую дрожь и бормоча проклятия.
— Подлые хищники, они охотятся на детей! — Магнус плюнул и перерезал птице горло.
— Хорошо сделано, сын мой, — сказала Гвен. — Так будет со всеми, кто стремится причинить вред маленьким! Спокойней, Грегори, ты в безопасности.
Мальчик перестал дрожать. Род стоял, глядя на мертвого ястреба. «Отойди, Род, — послышался в его голове голос Фесса. — Он мертв».
— Еще бы, — глаза Рода были скрыты под насупленными бровями. — Я только что отобрал у него жизнь. Почему я не чувствую себя виноватым?
— Потому что он заслуживал смерти! — выпалила Корделия. — Радуйся, отец! Это было зло!
— Да уж, верно, — Род отвернулся. — Фесс, что это за птица?
— Птенец ястреба, Род, хотя невероятно большой.
— И злой, — Гвен наконец выпустила Грегори, а Магнус хлопнул его по плечу и отвел в сторону. Гвен повернулась к Роду. — А теперь, супруг, нужно заняться твоей раной. Невозможно сказать, какая грязь была в этом чудовище. Надо использовать сильные заклинания, чтобы избежать заражения.
— Можно попробовать, — ответил Род.
Полчаса спустя они снова выступили. Дирижабль к тому времени превратился в крохотное пятнышко на западном горизонте, но все-таки был еще виден.
— Осторожней!
Род еле-еле успел схватить Грегори за пояс и отдернуть его назад. Прямо перед семейством, едва не попав точно в цель, с холма скатился камень с добрый фут в поперечнике. Род потрясенно перевел дыхание.
— Сын, я тебе все время говорю: когда над чем-то задумаешься, лучше садись! Не ходи, ничего не видя!
Грегори глотнул.
— Хорошо, папа.
— Осторожней! — в свою очередь воскликнула Гвен, и Род, мельком глянув вверх, сразу заметил еще одно катящееся к ним пушечное ядро. Он споро отскочил, подхватив Грегори.
— Лети, папа! — крикнул Магнус.
Род даже ругнулся сгоряча: ну когда же он научится использовать пси-способности автоматически? Он сосредоточился на том, чтобы оттолкнуть от себя землю, и мир поблек, гром и стук падающих камней ушел куда-то далеко вниз. Но тут в его руках задергался Грегори, сосредоточенность нарушилась, и Род кувыркнулся в тщетной попытке удержать сына. Однако увидев, что Грегори плывет в десяти футах над землей, понял, что сам падает, и едва успел снова оттолкнуть землю и избежать столкновения с очередным ядром. Правда, не совсем избежал — камень задел-таки его по большому пальцу ноги, но Род сумел сдержать крик, сохранил сосредоточенность и в то же время краем глаза продолжил наблюдение за склоном холма.
Прежде всего он увидел, что жена и дочь кружат высоко вверху на своих метлах. Чуть ниже плавали его сыновья.
А по склону кубарем катились и прыгали камни.
— Почему они такие круглые? — прокричала Корделия.
— Потому что долго катились по склону, сестра, — ответил Грегори. — А склон очень длинный и твердый.
— Так оно и было — угол наклона всего около десяти градусов, но длина — не менее четверти мили. Вверху не вершина, а плато, и сам склон каменистый и неровный, с блестками кремня.
— Да-а, если тут покатишься, то скоро не остановишься, — проговорил Род.
И, конечно, склон был совершенно голый. Катящиеся камни безжалостно растаптывали все, что пыталось на нем вырасти.
Фесс предложил вопрос:
— Как долго они катятся?
Джеффри ответил другим вопросом:
— А что приводит их в движение?
Взгляд Грегори снова утратил сосредоточенность.
— Склон уходит на восток. Наверное, там навалом камней, которые раскалываются и посылают осколки вверх — и те, что не в силах перелететь через вершину, скатываются сюда.
Послышался громкий треск. Все удивленно подняли головы и как раз успели заметить два камня, летящих к вершине.
— Камень сидел в трещине, пока не настало время расколоться, — пробормотала Корделия.
Род кивнул.
— Так они и поднимаются вверх. Возможно, некоторые проделывают этот путь несколько раз, пока не зацепятся за какое-нибудь препятствие, которое помешает им скатиться.
— Но каждый раз, когда начинают снова, — добавила Гвен, — они делают это, раскалываясь. Еще бы, вон сколько их здесь!
— Прекрасное решение, — заметил Фесс. — Род, вся твоя семья Вызывает у меня чувство гордости! Я, конечно, не могу ставить себе в заслугу развитие леди…
— Минутку, — нахмурился Род. — Камень, который ударил меня по пальцу, был вовсе не мягким.
Вся компания обернулась к камням, пораженная этими словами.
Затем Фесс предположил:
— Может, они твердеют во время долгого спуска?
— Конечно! — воскликнул Грегори. — Катятся и сжимаются!
— А сжимаясь, твердеют, — кивнул Maгнyc. Но какие они большие!
— Они же тут давно, — указала Корделия. — Может, растут, когда ждут.
— Или, может, мы просто уже возле их источника, — добавил Грегори.
У Рода на языке крутился другой вопрос.
— А почему, когда они твердеют, их музыка становится такой пронзительной?
Все молчали, пытаясь найти ответ.
Наконец Фесс сказал:
— Мы заметили постоянные изменения в музыке, как будто какая-то сила все время пытается создавать новые формы. Но такая эволюция должна быть культурной, а не природной.
— Я думаю, слово «культурный» ты употребил в самом широком значении, — Род нахмурился. — Может, пойдем дальше? У меня заболела голова.
— Бедный папа! — посочувствовала Корделия. — И если мы еще задержимся, то потеряем тот небесный корабль.
— Не хотелось бы. Пошли! — воскликнула Гвен. И полетела на запад, мальчики послушно двинулись за ней.
Вернее, только двое.
— Магнус! — позвал Род. — Мы уходим! Магнус удивленно поднял голову.
— Что, папа? — он осмотрелся и только тогда увидел, что мать и братья быстро удаляются. — Ах, да! Прости мою рассеянность! — и полетел за ними, по-прежнему пристукивая ногами в воздухе в такт музыке.
Но кто-то еще оставался на месте.
— Корделия! — окликнул Род.
Корделия с трудом оторвалась от своего увлекательного занятия: она пыталась описывать рукоятью метлы круги, в то же время поднимая и опуская саму метлу. Род готов был поклясться, что она делала это в такт музыке. Наконец дочь посмотрела на него, вздрогнула, быстро оглянулась, негромко вскрикнула и помчалась за матерью.
Род вздохнул и поплыл за ней.
— Идешь Фесс? — крикнул он. — Фесс!
— Я здесь, Род. Я уменьшил громкость передачи. Да, я иду за вами по земле.
— Это утешает, — Род со страхом посмотрел вверх по склону. — К тому времени, как камень перебирается через вершину, все эти путешествия по склону заставляют его крепко затвердеть.
— Да, Род.
— А это значит, что спустя какое-то время все камни станут твердыми.
Фесс немного помолчал, потом возразил:
— Думаю, нет, Род. Там, где мы проходили, много мягких камней, и число их постоянно увеличивается. На востоке хватит места для обоих типов камней.
— Наверное, ты прав, — Род поднялся повыше, надеясь, что там музыка будет не так слышна. И она действительно стихла, но ненадолго. Род поплыл на запад, лишь изредка поглядывая на склон, на котором твердели катящиеся камни.
Когда солнце садилось, а дети начали спотыкаться от усталости, Род пару раз порывался объявить привал, если бы не возражала Гвен: металлический дирижабль мог улететь. Но в сумерках дирижабль полетел медленней и вскоре совсем остановился.
Гвен тоже замерла, глядя на него.
— Он спит?
— Кажется, — медленно ответил Род. — Если он сбросит якорь…
С дирижабля свесился якорь и уцепился за верхушку дерева. Род, расслабившись, кивнул.
— Он остановился на ночь. Падайте, дети. А я поищу топливо, — молодняк обессилено повалился на землю, а Род коснулся руки Гвен. — Ты тоже немного отдохни.
— Спасибо, — она улыбнулась. — Но я не так устала.
— Ты чудо. Переход был слишком долгим.
— Я тоже могу еще продержаться, папа.
Род испытующе посмотрел на Магнуса и решил, что в этот раз можно воспользоваться тем, что юноша решил доказать свою неутомимость.
— Хорошо, поймай пару кроликов.
Магнус улыбнулся и отошел, прихватив пращу.
— А белки подойдут?
— Ни за что! — воскликнул незнакомый голос. — Поди прочь! — все удивленно оглянулись. Из леса вышел молодой человек в сверкающей одежде, в каждом шаге его била безумная энергия. — Нет, нет! — кричал он. — Будь добр, будь добр!
Корделия схватила Гвен за руку.
— Мама, его лицо!
Гвен посмотрела и ахнула.
— Ты права, дочь! Он что, насмехается?
— Он и должен, — проворчала Корделия.
Джеффри нахмурился.
— Что вас пугает?
— Как что? — вспыхнула Корделия. — Этот молодой человек. Таким будет принц Ален, когда вырастет!
Джеффри удивленно перевел взгляд.
— Верно! — он вскочил, взмахнув мечом. — Убирайся, самозванец!
— Убирайся! — повторил лжепринц. — Уходи! Кто тут отдает приказы! Что за дурак! Глаза Рода сузились.
— А ну, следи за языком!
— О, великий человек! — лжепринц в насмешливом ужасе поднял руки. — Мне следует поклониться? Нет, это ты должен преклониться перед своим принцем!
— Подлинный принц вдвое моложе тебя, — выпалила Гвен, — и в твоем паясничанье мало веселья!
— Шутка, шутка! Леди сейчас загорится от смеха!
— Ну уж нет, а вот ты точно загоришься, если не будешь поосторожнее с языком! — вперед выступил Магнус. — Мне бы с такой легкостью ловить кроликов, как ты гробишь юмор!
— Убийца, мясник! — завопил лжепринц. — Вор! Прочь! Прочь! — он прыгнул к Магнусу, собираясь пнуть его.
Магнус легко уклонился, но пролетая мимо, ложный принц все-таки сумел хлопнуть Магнуса по щеке. Лицо молодого чародея покраснело, он взмахнул пустой пращой.
— Оружие! — чуть ли не обрадовано воскликнул поддельный принц. — У меня тоже есть оружие! — он сбросил камзол и швырнул его в Магнуса, который отмахнулся и подскочил, собираясь ударить, но лишь получил очередной пинок. Магнус зашипел от гнева, увернулся от следующего пинка и попытался снова ударить — но капюшон противника облепил ему лицо. Лжепринц захохотал от радости и снова пнул, но Магнус перехватил его ногу, повернул и дернул. Лжепринц с криком упал, но сделал обратное сальто и, снова вскочив на ноги, бросил в Магнуса рубашку и схватился за набедренную повязку.
Корделия смотрела, не веря своим глазам, — но лишь долю секунды, потому что мать ладонью закрыла ей глаза.
Но лжепринц только вытащил из набедренной повязки нож, и это было его ошибкой. Магнус схватил его за запястье, вывернул и ударил руку молодого человека об его же колено, зажав лжепринца собственной согнутой рукой. Самозванец зашипел от боли, глаза его выпучились, и нож выпал из пальцев.
— Подожди, держи его так! — приказал Род. — Сейчас он будет говорить.
Магнус поднял голову. Самозванец с криком дернулся, и Магнус едва успел снова схватить его.
— А что он знает?
— То, что нам нужно, — Род подошел и схватил молодого человека за волосы.
Тот повернул голову к Магнусу и крикнул:
— Еовтчш!
— Да, теперь у тебя есть причина держать голову неподвижно, — ласково сказал Род. — А теперь секунду послушай меня.
— Зачем, большой человек?
Магнус нажал чуть сильней. Самозванец застонал, глаза его выпучились.
— А теперь у нас есть основа для дискуссии, — продолжил Род, — и ты, может быть, скажешь нам, откуда взялись музыкальные камни.
— О только не это, большой человек — юноша попытался покачать головой, поморщился и отказался от усилий. — Нет, не могу. Знаю только, что однажды они появились — и с того времени в моей жизни не было ни одного скучного мгновения.
— Интересно, правду ли он говорит, — пробормотал Магнус, нажал, и молодой человек закричал:
— Мертвецы! Только мертвецы знают, только мертвецы! Я серьезно… ЕОВТЧШ!
— Магнус, — укоризненно пожурила сына Гвен.
— Какая в этом честь? У тебя нет причин так держать его!
Магнус оглянулся на нее.
— Я не могу провести здесь весь год, мама.
— Мама, мама, — передразнил молодой человек, — о, какая честь, маленькая… ОВВВВ!
— Не надо его сердить, — объяснил Род. — Либо следи за своим языком, либо не пользуйся им вовсе. А что касается твоей дилеммы, сын, мы можем уложить его спать.
Магнус покачал головой.
— Он пойдет за нами следом, когда проснется, папа.
— Чего же ты хочешь? — спросила Гвен.
— Не знаю, — признался Магнус.
— А если дать ему еще того, чего он хочет, — предложил Джеффри.
— Это невозможно, маленький человек! Я хочу все!
— Но чего ты хочешь больше всего?
Глаза самозванца устремились к Корделии, но зажатая рука скрипнула, и он простонал:
— Музыки! Больше всего я хочу музыки!
— Он получит музыки, сколько захочет, — пожал плечами Джеффри.
— Отличная мысль, брат! — Грегори подхватил два музыкальных камня.
— Что? — Джеффри смотрел непонимающим взглядом. — А что я сказал?
— Что он получит достаточно музыки, куда бы ни пошел! — Грегори прижал камни к ушам юноши. У того сразу остекленели глаза, взгляд утратил сосредоточенность.
— Может быть, только может быть, — задумчиво сказал Род.
— Привяжи их, — посоветовал Грегори.
Джеффри взял рубашку юноши, разорвал на полосы и подвязал через подбородок. Потом взял еще одну полосу и связал через лоб.
— Они будут держаться, только если он сам их не снимет.
— Не снимет, или я неправильно понимаю, в чем дело, — хмыкнул Род. — Отпусти его, сын.
Магнус выпустил юношу, и тот упал как подкошенный. Магнус с отвращением посмотрел на него.
— Что, у тебя совсем нет гордости? Вставай и иди!
Принц-самозванец ошеломленно встал и побрел. Он прошел прямо между Корделией и Гвен, ничего не видя, и исчез в лесу.
Род удовлетворенно кивнул.
— Замечательная идея, мальчики! Теперь он всю жизнь не будет ни о чем беспокоиться!
— Пока не упадут камни, — заметил Джеффри.
— Ну, к тому времени мы будем далеко, — довольно усмехнулся Магнус, — и наш след остынет, — потом он нахмурился. — Но что он имел в виду, сказав что знают только мертвецы?
— Метафора, — предположил Грегори, — чтобы показать, что никто из живых не знает происхождения музыкальных камней.
— Нет, — уверенно ответил Род. — Что начало весь наш поиск, сын?
Грегори удивленно посмотрел на него.
— Как что? Танцующие мертвецы. Род кивнул.
— Так что эти зомби как раз и могут быть мертвецами, о которых он говорил.
— А где же нам искать ходячих мертвецов? — спросила Корделия.
— Где-нибудь между восходом и закатом, — Род принялся собирать ветки. — Но сейчас я искать не собираюсь. Огонь и еда, дети. Завтра продолжим поиск. Может, нам покажет дирижабль.
— И в самом деле, — согласилась Гвен. — А сейчас — ужин и постель.
Несмотря на музыку, спали они хорошо — а может, именно из-за нее. Последней мыслью Рода перед сном было то, что он начинает глохнуть.
Следующий день выдался трудным. С рассвета до заката они шли за дирижаблем. И уже в темноте подошли к деревне.
— Надо было остановиться раньше, супруг, пока еще было светло.
— Знаю, дорогая, но ты же сама говорила, что просто мечтаешь поспать в настоящей постели, и я, откровенно говоря, не мог сопротивляться такой мысли. К тому же меня привлекала возможность не убивать сил на готовку, — Род разглядывал деревню. — Но теперь я начинаю сомневаться, чтобы здесь нашелся постоялый двор.
— Зато кладбище есть, — заметил Магнус.
Они стояли на вершине холма, а деревня, раскинувшаяся внизу под ними, окружала маленькую церквушку с большой площадкой, усеянной могильными плитами. Тут и там горели огни, но не настолько яркие, чтобы обозначать харчевню.
— Ну, если здесь и есть постоялый двор, он должен стоять рядом с церковью, — заметил Род. — А если ничего не получится, выйдем на окраину.
— Папа…
— Терпение, Джеффри, — попросила Гвен. — Если гостиница есть, получишь ужин немедленно.
Мальчик вздохнул и побрел за отцом по склону холма.
Но когда они проходили мимо кладбища, Грегори поморщился от громких звуков.
— Разве это почтительно, папа? Зачем здесь так много шума?
— Да, это подозрительно, — согласился Род, бросив взгляд в сторону церкви, — как будто кто-то нападает на церковь…
— Мы как-то видели один луг, на который побросали музыкальные камни, чтобы избавиться от них, — вставил Магнус.
Гвен нахмурилась.
— Но зачем кому-то собирать камни к церкви? Грегори резко остановился.
Род тоже затормозил.
— В чем дело, сын?
— Могилы, — испуганно прошептал Грегори. — Папа… так много…
Перед двумя десятками надгробных плит зияли неровные ямы. Род пришел в ужас.
— Что это? — пробормотал он. — Чума?
— Нет, Род, — ответил Фесс, — я усилил ночное зрение и вижу, что это старые могилы. Это не работа церковного старосты. Может, следы посещения грабителей могил.
— Или призраков, — дрожащим голосом подлила масла в огонь Корделия.
— Думаю, нет, Корделия. Судя по тому, как опала земля, я бы сказал, что могилы раскрывались изнутри.
Вся семья с минуту молчала. Потом Магнус спросил:
— Фесс… ты хочешь сказать, что могилы… Земля перед одной могильной плитой задрожала. Грегори закричал, и Гвен подхватила его на руки.
— Спокойней, маленький, спокойней… Супруг, уходим!
— Хорошая мысль, — Род присел за стеной. — Идите!
Гвен вскочила на метлу, потом удивленно повернулась.
— Неужели ты хочешь остаться?
— Какая в этом опасность? — невинно поинтересовался Род. — Не волнуйся, я только посмотрю.
— Зачем рисковать?
— Мне кажется, — шепотом ответил Род, — теперь мы знаем, откуда взялись мертвецы.
Гвен что-то раздраженно пробормотала, потом скомандовала:
— Корделия! Джеффри! Вверх!
Младшие дети неохотно послушались, и тут Джеффри заметил рассеянный взгляд матери. Она всегда так выглядит, когда готовит колдовство. Мальчик даже подумал, что сейчас увидит летящую могильную плиту.
Но увидел только отца и старшего брата, присевших за стеной, и освещенную луной полоску земли перед могилой, которая как раз начала вздыматься. Сначала появилось небольшое отверстие, постепенно оно увеличивалось, в него покатились комья земли. Наконец земля перестала сыпаться, в отверстии показались две руки. Пошарили, нашли опору и нажали. Из отверстия вылетел череп, а за ним и весь скелет. Он склонился у могилы, придерживаясь за землю, потом встал, белея в лунном свете, закутанный в остатки савана.
Грегори застонал и спрятал голову в плечо Гвен. Мать задумчиво успокаивала его, глядя на могильный камень: скелет не видел, как камень задрожал.
Нет, на самом деле задрожал скелет, вернее, закивал. Он счастливо пошумел, отошел от могилы, шагая в такт музыке, и все его тело закачалось. Череп завертелся, как будто отыскивая что-то. Неожиданно он застыл, глядя на запад, потом подскочил в воздух и приземлился с ксилофонным звоном. Радостно завопил и неуклюже зашагал, направляясь по главной улице деревни. Захлопали ставни в домах, но скелет на это не никак отреагировал.
Род и Магнус поднялись из-за стены.
— Если бы не видел своими глазами, ни за что не поверил бы, — выдохнул Род.
— Он не показался мне враждебно настроенным, — дрожащим голосом добавил Магнус.
Фесс выступил из темноты.
— Он действительно не кажется опасным.
— Йааа! — Магнус подпрыгнул чуть ли не на пять футов. — Неужели нужно появляться так неожиданно?
— Прошу прощения, Магнус. Род, могу я порекомендовать отыскать место для лагеря?
— Пока еще нет, — Род осторожно пошел по дороге.
— Куда ты? — в отчаянии воскликнула Гвен.
— За скелетом, конечно. Он не причинит вреда. Да он даже насвистывает.
— Свистеть можно, имея губы, — вставил Фесс.
— И еще нужны голосовые связки для пения, но он все равно свистит. Гвен, ты мне не говорила, что ведьмин мох может расти в могилах.
— Я и сама не знала, — ответила она, спускаясь.
— Теперь, когда ты заговорил об этом, я думаю, естественным ли путем это получилось.
— Нет! Кто-то нарочно засеял могилы ведьминым мхом! — обвиняющим тоном заявил Джеффри, подлетая к Роду.
Род искоса поглядел на него.
— А ты куда собрался?
— Со своим отцом! Ты сам сказал, что это не опасно!
Род открыл было рот, собираясь ответить, потом со вздохом закрыл.
— Когда-нибудь я скажу «нет».
— Завтра, — предположила Гвен, — или в следующем году.
— Возможно. Ладно, семья, посмотрим, куда направился череп. Но будьте готовы в любое мгновение забраться на деревья, ладно?
Скелет вывел их из деревни, провел мимо трех полей и привел наконец на пастбище, окруженное целыми грудами камней — музыкальных. Ночь наполняли жесткие бряцающие звуки, и коровы сбежали от них в ближайший лес. Род подумал, что на утро будет не очень много молока.
Но луг отнюдь не пустовал. Наоборот, он был полон — костями. Однако они не валялись бесформенными грудами, а держались порознь. Ночь ходячих мертвецов в различных стадиях мумификации.
Род сосчитал: всего мертвецов двадцать. Остальная часть толпы…
— Папа, — ахнула Корделия, — они же живые!
— Да, дорогая, их потомки, несомненно. Правда, все больше молодежь.
На самом деле они до сих пор подходили, подростки и молодые люди лет двадцати, шли они, размахивая руками, кивая головами, приплясывая в такт музыке.
— Неужели они не видят мертвецов? — спросил Магнус.
Род уже собирался сказать «да», как увидел зомби в круге своих юных потомков: те дружно хлопали в ладоши, глядя на дикие прыжки предка. Через несколько минут они перестали хлопать и начали танцевать друг с другом напряженными, неловкими, неуклюжими движениями скелетов, а сам скелет в свою очередь отбивал ритм и руководил танцем.
— Нет, — выдохнула Гвен, опускаясь на землю. — Они видят ив то же время не видят.
Род нахмурился.
— Как это возможно?
— Как те на плотах, которых мы встретили, — объяснил Магнус. — Они использовали лотос, чтобы избавиться от мыслей. А эта молодежь достигает того же с помощью музыки.
Род в ужасе повернулся к нему.
— Ты хочешь сказать, что они стараются не думать?
— Вот именно, — подтвердила Корделия, — они же сами нам говорили, что устали от трудной и печальной работы поисков смысла в жизни.
Род вспомнил собственное отрочество и остановился. Поглядел на танцоров и прошептал:
— Конечно. Они хотят быть как зомби.
— Род.
Род встряхнулся.
— Да, Фесс?
— Ты должен установить механизм одурманивания и, если возможно, найти того, кто создал эту ситуацию.
— Хорошая мысль, — Род поморщился. — Что посоветуешь насчет методологии?
— Собери данные.
— А как нам это сделать? — спросил Магнус. — Наблюдение ничего нам здесь не даст.
— Может быть, — пробормотал Род, — но я хотел бы попробовать более непосредственный подход, — и прежде чем кто-нибудь смог его остановить, он нырнул в круг танцующих. Гвен вскрикнула, потом зажала рот, побледнев от гнева.
— Все будет в порядке, — негромко утешила мать Корделия.
— А если и нет, мы его вытащим. Дети! Приготовьтесь!
Тем временем Род, проплыв в центр круга, остановился рядом с танцующим скелетом. Теперь они видел, что скелет на голову и плечи выше молодежи — он танцевал на широком пне.
Род помахал ему.
— Эй, там, наверху!
Скелет повернулся, раскачиваясь в такт музыке и не видя его.
Род набрался храбрости и прикоснулся к лопатке.
— Эй! Найдется минутка?
— Хоть вечность, — теперь скелет повернулся к нему, пустые глазницы отыскивали говорящего. — Чего ты от меня хочешь?
Род сглотнул.
— Немного информации. Не расскажешь ли, какова причина пирушки?
— Что такое «пирушка»?
Нет, здесь культура еще не доросла до демократии.
— Ну, праздника. Существует какая-нибудь особая причина, почему ты выбрался из могилы? Или просто захотелось размяться?
Скелет издал долгий скрипучий звук. Род понадеялся, что это смех.
— Я знаю только, что выплыл из тьмы, чувствуя устойчивый ритм вокруг, похожий на сердцебиение. Я начал пробираться сквозь землю, и чем выше поднимался, тем лучше слышал — пока не вырвался на воздух и не поднялся снова на поверхность.
Род внимательно смотрел на него.
— Ты хочешь сказать, что музыка была такая громкая, что пробудила мертвых?
— Да. Я был первым. К полудню я собрал множество камней, которые производят эти удивительные звуки, и принес их сюда, сделал круг, чтобы я мог танцевать. А потом пришли другие и присоединились ко мне.
Род снова сглотнул.
— Ну… кажется, это не причиняет тебе вреда.
— Ха, конечно, нет! — воскликнул скелет и подпрыгнул от радости, притопывая ногой так, чтобы снова оказаться лицом к Роду. Кости его гремели, как кастаньеты. — Нет, музыка оживила меня, наполнила мои кости потребностью танцевать! О, как мы счастливы, получив второй шанс на жизнь! Как благодарны тому, кто нас разбудил!
Вот именно то, чего до сих пор не хватало Греймари, — толпы благодарных мертвецов.
— Но, знаешь ли, ты подаешь дурной пример.
— Как? Танцем? — скелет недоверчиво пялился безглазыми провалами. — Как это может быть плохо?
— Твои потомки подражают тебе. Они привыкли уважать старших.
— Но восстали-то не они, а мы, — однако скелет осмотрел молодежь. — Почему наш пример пагубен для них?
— Потому что они хотят теперь быть подобными вам, лишенным разума зомби. Ты ведь не хочешь, чтобы они стали такими?
— А почему бы и нет? — скелет улыбнулся безгубым ртом.
Род все еще старался сформулировать ответ, когда скелет посмотрел мимо танцующих и заметил замершее на краю площадки семейство.
— О, понимаю. У тебя есть собственные дети, и ты боишься потерять их!
— Да, и в этом дело.
— Дай-ка посмотреть! — скелет соскочил с пня и протолкался через танцующих к кругу из камней.
Дети увидели, что он приближается, и отступили, но скелет остановился в десяти шагах от них.
— Они не из моей деревни. Род просветлел.
— Значит ли это, что на них не действует твоя музыка?
— Значит, но у них есть и собственные предки.
Род расслабился, вспомнив, что большинство местных предков его детей не только живы, но и еще очень долго останутся живыми. А более хрупкие прародители покоятся в тридцати световых годах отсюда.
— Знаешь, я все думаю…
Бедняга. Послушай немного музыку и излечишься от этой напасти.
— Да, несомненно. Но… гм… я хотел сказать — ты как будто начинаешь уставать.
Скелет с минуту помолчал, потом грустно подтвердил:
— Это так. Я чувствую первые признаки усталости. Я не так молод, как когда-то, сто лет назад.
— Я так и думал. Вскоре тебе захочется отдохнуть.
— Не сомневаюсь, — вздох прозвучал порывом легкого ветерка. — Но я так долго отдыхал, что не хочу снова ложиться.
— Не слишком напрягайся, — Род со страхом посмотрел на танцующих. — Даже тебе понадобится передышка в этом празднике.
— А если не тебе, то молодежи, — Гвен озабоченно посмотрела на танцующих. — Неужели ты никогда не освободишь их от своих чар?
— Только если они захотят, а я думаю, что не захотят. Не тревожь свое сердце, добрая леди: им это нравится. По правде говоря… — его пустой глаз задумчиво устремился к Магнусу и Корделии.
— Даже не думай! — рявкнул Род.
— Не бойся. Я вижу, что эти двое слишком радуются мысли, они не захотят стать такими бездельниками.
Грегори потянул Рода за рукав.
— Папа, ты забыл? Тот ложный принц говорил, что только мертвые знают.
Род удивленно глянул на зомби.
— Верно, он так сказал. А вот и мертвый!
— О чем ты говоришь? — спросил зомби.
— О музыкальных камнях, — Род спросил: — Ты можешь сказать нам, откуда они взялись?
— Нет. Могу только сказать, что я им рад. Но, может, Дестина знает, — он повернулся к толпе и позвал: — Дестина, иди сюда!
Корделия нахмурилась.
— Кто такая Дестина?
Сквозь толпу танцующих пробирался другой зомби. Судя по обрывкам юбки и корсета на костях можно было догадаться, что когда-то это была женщина.
— Дестина, — велел ей предводитель ходячих мертвецов, — ответь: откуда пришли музыкальные камни.
— Самый первый упал с Небесного Яйца, — нараспев, как наизусть, начала отвечать она. — Его отыскали и пошли за ним… — она повернулась к Гэллоугласам, — и нашли еще много… Ух ты!
— В чем дело? — все непонимающе смотрели на нее.
— Какой красивый мальчик! — она протянула костлявую руку к подбородку Магнуса. — Ты женат, милый?
Магнус отшатнулся.
— Нет!
— Он еще слишком молод, — сквозь зубы объявила Гвен со сталью в голосе.
— Почему? Мой первый в таком возрасте был уже отцом! Мне нужен муж, красивый и молодой. Повенчаешься со мной?
— Ну уж нет! — испуганно воскликнул Магнус и отступил еще на шаг. — Ты не можешь говорить серьезно!
— Она вполне серьезна, — заверил юношу предводитель. — Иди к нам и вкуси вечной жизни!
— Боюсь, я не совсем такой представлял себе свою невестку… — начал Род.
— Ты изменишь свое мнение, когда поцелуешь меня, — череп приблизился к лицу Магнуса.
— Ты лжешь! — Магнус отскочил. — Хвала Небу, ты лжешь!
— Идем с нами, реши сам! — предводитель протянул к Магнусу руку, а Дестина хихикнула и шагнула вперед. — Мы все хотим, чтобы ты остался с нами!
— Он не останется! — Гвен встала между сыном и зомби, подняла руку — и заколебалась.
— Мама, не нужно, — голос Магнуса дрожал, но юноша держался вполне твердо. — Они жалкие и пустые существа!
Рот Гвен искривился.
— Не хочу причинять вред тем, кто наконец, после такого долгого времени, получил хотя бы жалкое удовольствие.
— Какое жалкое удовольствие! — предводитель гордо поднял череп, глаза его загорелись. — Какое жалкое удовольствие! — и он костями таза и грудной клетки начал отбивать зажигательный ритм и запел:
Он получит удовольствие,
Очень большое удовольствие!
Пусть только останется с нами,
Поразвлекается и будет весел!
Магнус сглотнул.
— Что он сказал? Будет весел или женится?[7]
— Давай! — предводитель весьма шустро для мертвеца подскочил к Магнусу.
Парень отскочил, и Род заслонил его; скелет ударился о грудь Рода и развалился грудой костей.
— Что ты наделал! — завопила Дестина.
— Гораздо важнее, что надо сделать, — поправил Род.
Предводитель снова начал собираться.
— Мне противно с ними сражаться! — в устах Джеффри это много значило.
— А что еще мы можем делать? — спросила Корделия.
Предводитель поднялся и вновь запел:
Мы не меряем удовольствия,
Мы даем их полной мерой!
Так что если решишь мерить…
— Мы можем убежать! — и Род дал знак детям к отступлению.
Они побежали.
Зомби радостно завопили и, гремя костями, пустились в преследование.
— Куда бежать? — спросил Грегори.
— Прямо вперед! — Магнус перегнал всех.
— Лети! — приказала Гвен. — Иначе упадешь и сломаешь ноги!
Все поднялись на фут над землей и полетели, как могли быстро в незнакомой местности. Позади к погоне скелетов с энтузиазмом присоединилась молодежь. Музыкальные камни добавляли возбуждения, они застучали и загремели еще громче.
Семейство перевалило через подъем и неожиданно оказалось в тупике — каньоне, окруженном со всех сторон скалами.
— Назад! — Магнус повернулся. — Прочь из этого места, пока преследователи…
Вход в каньон перекрыли ходячие кости и орущая молодежь.
— Слишком поздно… — Род расставил рун, пытаясь защитить семью. К нему с камнями в руках приближалась ужасно довольная собой толпа; камни, которые молодые люди держали в руках, поднимали страшный шум.
И тут не меньшая лавина звуков обрушилась на них сзади.
— Это эхо от стен каньона! — воскликнула Корделия.
— Нет, — закричал Магнус, — они подхватывают!
Действительно. Стены каньона начали сочувственно вибрировать, резонировать в такт музыке камней.
— Что нам делать? — завывал Грегори. — Мы в ловушке!
— Мы можем улететь! — разумно напомнила Гвен.
Мгновенно метла Корделии взвилась ракетой в ночное небо. Все три мальчика полетели за ней, а Род и Гвен — сразу за ними.
Внизу разочарованная толпа растекалась по каньону.
Музыка гремела и под ними и вокруг них.
— Хвала Небу! — Магнус содрогнулся. — Я боялся, что придется рассеивать их силой!
— Куда теперь? — спросил Джеффри.
Род взглянул на сына с неожиданной улыбкой.
— Эй! Мы в самом подходящем месте, чтобы поискать…
— Что поискать? — спросила Гвен.
— Женщина-зомби говорила что-то о Небесном Яйце!
— Но как может быть яйцо в небе? — разумно спросил Грегори.
— Может, она имела в виду Луну, — предположила Корделия.
— В таком случае нужно подождать, — указала Гвен. — Луна села.
— Боюсь, что придется, — вздохнул Род. — Тем более, что она имела в виду не луну, а дирижабль, который мы преследовали.
— Верно! — обрадовано воскликнула Корделия.
— Конечно, — согласился Джеффри. — Помните, когда мы его впервые увидели, я сказал, что это большое яйцо?
— Кажется, оно с проверкой пролетает над всеми здешними местами, — заметил Род.
— Мы шли по кругу? — спросила Гвен.
— Боюсь, что так, дорогая. Завтра нужно будет его разорвать. А сейчас давайте спать. Выберем место для лагеря. Жаль, но кровати тебе не видать.
Гвен подлетела к нему и сжала руку.
— Я скорее имела в виду закрытую дверь, но подождем.
— Да, выбора у нас немного, — покорно отозвался Род. — Идем, любовь моя. Посмотрим, нельзя ли по крайней мере немного поспать.
— И поесть, — напомнил им Джеффри.
На следующий день они прошли уже час-два, когда Корделия наклонила голову, принюхалась к ветру и уверенно заявила:
— Пахнет солью.
— Значит, мы подошли к морю, — отозвалась ее мать. — Магнус, поднимайся вверх и посмотри, не видно ли воды.
Магнус взлетел на тысячу футов, как нагретый воздушный поток. Послышался его мысленный голос:
«Точно, мама! Какое прекрасное зрелище! Огромное пространство воды, широкое и плоское, видно до самого края мира!»
— Слишком поэтично, — с улыбкой сказал Род. — Это всего лишь горизонт.
«Да, но кто знает, что за этим горизонтом?»
— Еще вода, ты отлично это знаешь! — но Род испытал укол беспокойства: Магнус уже почти достиг возраста, когда отправляются странствовать. Скоро ли сын его покинет?
— Далеко до моря? — спросила Гвен. «Двадцать миль или чуть больше, мама. Не меньше двух дней пешего пути».
— Какие-нибудь препятствия? — спросил Род. «Хочешь взглянуть на болота и топи?»
— Не будем расстраиваться, — вздохнул Род. — Спускайся, сын, и посмотрим, что припасли для нас эти болота.
Это они узнали еще на пути к ним. Шагая по дороге, они вышли на заросшую кустарником равнину, обозначавшую край болота, и сразу заметили впереди группу людей. А еще дальше — другую. Род нахмурился.
— Что это? Процессия?
— Наверное, — сказал Грегори. — И сзади, папа. Род оглянулся и увидел в ста ярдах за собой еще несколько человек.
Кажется, мы становимся популярны.
— Не мы, а болота, — заметила Гвен.
— А почему среди их детей только совсем маленькие? — спросила Корделия.
— Интересная мысль, — Род пошел быстрее. — Давайте спросим.
Они догнали группу впереди — двое мужчин, две женщины лет сорока, женщина около шестидесяти и три малыша.
— Куда вы идете? — спросил Род, но те продолжали брести, словно ничего не слышали. Род сдержал раздражение и уже собирался спросить снова, когда Фесс заметил:
— У них повязки на голове, Род. За музыкой камней они тебя не слышат.
— Пожалуй… — Род постучал по плечу первого крестьянина.
Тот отшатнулся, как критик, услышавший отсчет времени, потом увидел Гвен и детей. Он слегка успокоился, вот только на Магнуса и Корделию смотрел осторожно, едва ли не враждебно.
Голоса детей послышались в голове Рода.
«Кто это так его запугал, папа? Чего он боится?»
«Нас, сестра, — ответил Магнус. — Но почему он боится юноши и девушки?»
— Давайте спросим, — Род навострил уши и спросил: — Ты меня слышишь?
Спросил громко и отчетливо. Крестьянин нахмурился и покачал головой. Потом снял повязку с головы, извлек воск из ушей и сразу поморщился.
— Ай! Какой шум! У вашей милости должна быть важная причина, чтобы лишать меня защиты.
— Я лишь хотел спросить, почему так много людей идет к болотам, — крикнул Род, пытаясь перекрыть потоки музыки.
— Чтобы скрыться от вопящих, — ответил крестьянин. — Послушай, не спрашивай больше, пока мы не доберемся до убежища, прошу тебя, — но все же не отвернулся: Род явно принадлежал к дворянству.
Род недовольно разрешил:
— Ну, ладно. Можешь идти!
Крестьянин благодарно улыбнулся, заткнул уши и вернул на место повязку. Он явно успокоился, улыбнулся Гэллоугласам и побрел дальше в сторону болот.
— Неужели они и вправду ищут убежища от музыки? — спросила Корделия, широко раскрыв глаза.
— Еще бы, — заверила ее Гвен. — Я этому не удивляюсь: настоящая какофония.
— Нет, мама! Она красивая! Ну… не красивая, а привлекательная!
— Будь я проклят, если это можно назвать привлекательным, — проворчал Род. — Пошли, семья. Если впереди тишина, я хочу туда.
— Как скажешь, — вздохнул Магнус и последовал за отцом.
— Магнус, — заметил шедший за ним Фесс, — тебе обязательно добавлять лишний шажок к каждому шагу?
— Это никому не вредит, Фесс, — меланхолично отозвался Магнус, — а музыка настолько наполняет меня энергией, что мне нужно как-то ее высвобождать.
— Ну что ж, раз нужно, то нужно, — конь вздохнул и последовал за семейством, вспоминая, как Уилл Кемп проплясал от Лондона до берега моря, ни разу не шагнув нормально в течение девяти дней.[8]
Земля по обе стороны от дорога стала совсем болотистой. Скоро появились и небольшие лужи. Только здесь семейство крестьян наконец-то остановилось и сняло повязки и затычки, вначале осторожно, потом со вздохами облегчения.
— Это на самом деле было нужно, мама? — спросил десятилетний мальчик.
— Может, не для тебя, милый, — ответила маты, — но для меня наверняка.
— Нам очень не хотелось, чтобы и тебя увлек этот шум, как твоих брата и сестру, — объяснил отец.
— Какой шум? — удивился мальчик. — Очень красивая музыка.
И действительно. На мягкой земле и музыка стала какой-то мягкой и мелодичной — и такой мирной, что Род вначале даже не услышал ее, пока специально не прислушался. В мелодии участвовало гораздо больше нот, и басовые звуки и ритм уже не подавляли.
— Да, здесь музыка и в самом деле хорошая, — согласился другой крестьянин. — Слава Богу, тут болото и больше не слышен вой, который преследовал нас последние два дня.
— Музыка доносится откуда-то спереди, — заметил Магнус.
— Поспешим туда, — предложил один из мужчин, — мне не терпится добраться до убежища.
И все снова собрались в путь, но дорога стала такой узкой, что Гэллоугласам пришлось пристроиться сзади.
— Супруг мой, — шепнула Гвен, — потолкайся среди этих людей и разузнай, почему они так стремятся укрыться в болотах.
— Как хочешь. Но я бы сказал, что это совершенно очевидно, — Род зашагал быстрее и догнал крестьян. — Если не возражаешь, добрый человек, я хочу расспросить тебя кое о чем.
— Конечно, милорд! Что ты хочешь узнать?
— Ну, для начала — как вы узнали об этом месте?
— Весть о нем пробежала по всем фермам и деревням, — первой ответила жена крестьянина, — везде, где народ стонет от этого дикого шума, который начался несколько месяцев назад.
Итак, больше двух месяцев, заметил Род.
— А вам все это время приходилось выполнять ежедневную работу?
— Вот именно, и с каждым днем это становилось все труднее и труднее, — вздохнул крестьянин. — Сосед рассказал мне, что в болоте есть убежище, но у нас не был убран урожай, и поэтому мы продолжали работать.
— Но голова у нас болела все сильнее, — продолжила его жена. — Мы затыкали уши воском, перевязывали их повязками, но резкие звуки пробивались, и больше мы не смогли это выносить.
— Я начал спотыкаться на пастбище, — добавил другой крестьянин. — Спотыкался и за плугом.
— Вскоре бремя стало невыносимым, — сказала его жена, — и потому мы бежали сюда, в убежище.
— Но всех остальных детей у нас похитили, — мрачно проворчала первая женщина.
— Похитили детей? — воскликнула Корделия. — Кто совершил такое злодейство?
— Музыка, девушка, — угрюмо ответил первый мужчина. — Музыка увела всех наших старших детей.
— Как это? — но в голосе Корделии прозвучало предчувствие: она вспомнила молодежь, которую видела в пути.
— Нашему сыну двадцать. Он первый начал дергаться в такт музыке, — чуть не плача рассказывала вторая женщина. — А дочери четырнадцать. Она сначала только кивала головой и пела песни без слов за работой…
— Не без слов… — возразил десятилетний мальчик.
— Ну, если в них и были слова, я не могла их разобрать. Она работала все медленней и медленней и наконец забросила работу и ушла вслед за другими девушками в лес.
— Хвала Небу, если они еще девушки, — с дрожью в голосе пробормотал второй отец, — потому что вместе с ними в лес ушли старшие мальчики и молодые люди. Моему старшему двадцать, а второму сыну — шестнадцать. Где они сейчас?
Магнус прочел искреннюю тревогу у него на лице.
— Успокойся, добрый человек. Я уверен, с ними все в порядке.
— Ты не видел то, что видели мы, — вздохнул первый отец. — Они дергаются и кривляются, танцуя, собирают странную пищу, целые толпы их бродят по полям, дергаясь и не зная, куда они идут. Хвала Небу, если они до сих пор не погибли!
Магнус хотел было сказать, что не видел ничего страшного среди групп молодежи, но вспомнил ощущение опасности, которое охватило его среди едоков лотоса, тощих поедателей камней и при встрече с вампиром, и промолчал.
— Здесь так много семейств! — сменила тему Гвен. — И они идут отовсюду!
Низина в любую сторону хорошо просматривалась на одну-две мили, болота были плоские и ровные, они поросли только травой и кустами, лишь кое-где торчало несколько небольших кривых деревьев. На фоне заходящего солнца было отчетливо видно множество семей и разрозненных групп крестьян, которые заполняли каждую тропку.
— Куда же они идут? — задумался Род.
— Скоро узнаем, — заверила его Гвен.
— Музыка стала громче, — заметил Грегори.
И верно, хотя и оставалась приятной. Род оглядел своих детей и увидел, что даже Джеффри расслабился. А Магнус и Корделия перестали дергаться.
Миновав рощицу невысоких искривленных деревьев, они увидели перед собой большое озеро. Оно лежало неподвижное, золотое в свете заходящего солнца, водную гладь его лишь слегка рябило от ветерка, и все озеро словно резонировало в такт с мягкой мелодией. Вокруг по берегам во множестве сидели люди, занимались простыми делами, чинили одежду, строгали. Горели костры.
— Наконец-то вода! — Магнус склонился к озеру. — Я пить хочу!
— Я бы не стал это делать, — заметил пожилой крестьянин, но Магнус уже погрузил руки в воду. Глотнул, потом вылил воду, сморщившись. — Соленая.
— Еще бы, — ухмыльнулся крестьянин. — Мы совсем рядом с морем, молодой хозяин, вода соленая.
— Как и наша кровь, — прошептал Род.
— Что ты сказал, джентльмен?
— Ничего особенного, — Род со вздохом сел. — Конечно, мы тоже разожжем костер.
— Не сомневайся, — Гвен опустилась рядом с ним. — Но сначала немного отдохнем.
— Я поищу воду, — забросил удочку Магнус.
— Не беспокойся, сын, — потянулся Род. — Здесь любая вода имеет вкус моря. У нас осталось что-нибудь в мехах, Гвен?
Его жена посмотрела на почти плоскую кожаную бутыль. Неожиданно емкость раздулась.
— А как же, — улыбнулась Гвен. — Пей на здоровье.
Магнус с благодарностью принял бутылку и не торопясь утолил жажду.
— Корделия, — позвала Гвен, — что ты делаешь? Девушка сидела в десяти ярдах на краю озера.
— Смотрю, что в воде, мама, — невинно отозвалась она. В то время как сама строила страшные гримасы и раздраженно оглядывалась туда, где Грегори на коленях ползал по берегу, задумчиво разглядывая воду.
Гвен улыбнулась.
— Ах, да. Ты же никогда раньше не видела озеро?
— Не видела, мама, — с облегченной улыбкой ответила Корделия. И повернулась, чтобы убедиться, что Маленький Брат не упал в воду: охваченный любопытством, он всегда перестает обращать внимание на такие мелочи, как безопасность. Но, конечно, он обидится, если Корделия будет его слишком опекать.
— А еще где-нибудь такие места есть? — спрашивал тем временем Род у одного из крестьян.
Тот поднял голову от растопки.
— Мы слышали только о нескольких. К нам приходил менестрель с глиной в ушах; он пришел из северных лесов, куда со своими товарами перебрались торговцы. Он говорил, что направляется на юг, на остров, где собираются трубадуры. Там музыка моря прогоняет музыку камней.
— Маленькие оазисы тишины по всему берегу, — Род кивнул и повернулся к Гвен. — Надо бы увеличить их число в глубине суши.
— Конечно, милорд. Всем нужны убежища от такой дикой жизни.
— Мама! Папа! — позвала Корделия. — Посмотрите! Как удивительно!
— И ничего подобного, сестрица, — не согласился с ней Грегори. — Всего лишь моллюски. Их всегда находят на краю воды.
— Только не таких, пустая башка! Эти делают музыку!
Грегори недоверчиво посмотрел. Род встал.
— Кажется, мне тоже нужно взглянуть.
— И мне, — согласилась Гвен. — Что там за существа?
Они вместе с Магнусом и Джеффри прошли по берегу озера. Фесс оставался на месте, но не спускал с них глаз.
Корделия вслед за Грегори забралась на самый конец песчаной отмели, которая футов на двадцать вдавалась в озеро; и именно там, на глубине в два фута, им повстречались пять моллюсков. Отталкиваясь одним краем раковины от песчаного дна, они медленно передвигались в такт музыке.
— Как моллюски могут создавать музыку? — удивился Грегори.
— А почему бы мне и не спеть? — послышался голос из воды.
Дети даже отскочили, а Джеффри спросил:
— Это ты говоришь, маленький моллюск?
— Естественно, — ответил тот, — если ты спрашиваешь.
— Это не совсем обычные моллюски, — прошептал Род Гвен.
— Я уже догадалась, — ответила она.
— Это вполне очевидно, — согласился Род. — Наступит ли когда-нибудь конец чудесам этого острова?
— Только в сердцах и сознании людей, милорд.
— Ты поешь только потому, что должен? — спросила Корделия.
Моллюск мелодично рассмеялся.
— А разве этого мало?
Корделия покраснела, а Грегори поинтересовался:
— Но почему ты должен петь?
— Как почему? — пробулькал голос из глубины. — Мы хотим сохранить музыку, которая иначе умрет.
— Вы придумываете новые мелодии?
— Некоторые новые, но большинство старые. Мы хотим сохранить простую музыку, и нарядную музыку, и песни со словами, которые стоит послушать. Но больше всего мы лелеем мелодии, чтобы не умерла Земля Песен.
— Это поэзия, — добавил другой моллюск, — лирическая поэзия, которая родилась в песне.
— Это красота, — подхватил еще один, — красота поэзии и песни.
— Но если вы только поддерживаете ее живой, — указал Джеффри, — значит, она родилась до вас.
— Ты говоришь верно, — хором сказали два моллюска, а третий завершил: — Болото когда-то переполняли звуки природной музыки, пока ее не прогнали твердые камни, но мы сохраняем жизнь музыке болота.
— И народную музыку, — подытожил четвертый моллюск.
Грегори подошел к Роду и негромко сообщил:
— Я нашел пять маленьких существ, которые заполняют музыкой всю рощу.
— Не думаю, чтобы они это делали нарочно, — ответил Род.
— Не понимают, что делают? Наверное. Но их песни разносятся в воде, и весь пруд вибрирует. Так распространяется их музыка.
«Ты прав, Грегори, — послышался голос Фесса. — Именно они вызывают эффект ряби».
— Но если то, что вы говорите, правда, — обратилась Корделия к моллюскам, — тогда вы должны ценить всякую музыку.
— Да, всякую хорошую музыку.
— А разве музыка камней не хороша? — спросила девушка.
— Музыка, которую принесли камни? Ну-у… Иногда бывает, — протянул первый моллюск, и сразу густой бас начал отбивать тяжелый ритм. К нему тут же присоединились три других голоса, более высокие, повторяя мотив без слов.
Гэллоугласы удивленно переглянулись.
— Это музыка, которую мы услышали от первого мягкого камня, — вспомнил Магнус.
— Да, это она, — подтвердила Корделия.
Но тут запел моллюск-тенор.
Живи со мной и будь моей любовью,
И испытаем все радости,
Которые дают холмы и долины,
Поля и луга, и все скалистые горы.
Там будем мы сидеть на камнях
И видеть пастухов со стадами,
У мелких рек, возле которых
Птицы поют свои мелодичные мадригалы.
Сложу тебе постель из роз,
С тысячами ароматных лепестков,
У тебя на голове будет венок,
И ты наденешь юбку из листьев мирта,
Соломенный пояс и бусы из ивовых почек,
С коралловыми пряжками и янтарными застежками,
И если эти удовольствия тебя тронут,
Живи со мной и будь моей любовью.
Закончил песню моллюск-сопрано:
Если мир и любовь молоды
И правда на устах пастушьих,
Эти прекрасные пастбища зовут меня,
И я буду жить с тобой и стану твоей любовью.
— Как прекрасно! — прошептала очарованная Гвен. — Эта ваша песня просто прекрасна.
Но Корделия нахмурилась.
— Мелодия мне знакома, но слова-то новые.
— Правильно говоришь, — подтвердил моллюск-баритон. — Сначала мы услыхали мелодию. Позже появились слова, но нам они не понравились, поэтому мы стали на этот мотив петь другие слова, которые услышали чуть погодя.
Род поморщился.
— Не уверен, что мне понравилась мысль этой песни.
— Ох, ты всегда не даешь спокойно порадоваться! — надулась Корделия. — Разве тебе не достаточно ответа девушки?
— Достаточно, — ответил Род, — если ты его не забудешь.
— Это действительно музыка мягких камней, — сказал Грегори. — Но ведь в музыке твердых ты не найдешь удовольствия?
— Почему бы и нет, брат? — спросил Джеффри.
— Такую я по крайней мере понимаю: похожа на песни армии на марше.
Моллюски сразу отбили сильный быстрый ритм и запели:
Старики и молодежь
Не могут жить вместе.
Потому что молодость полна радости,
А старость — тревоги!
Юность подобна летнему утру,
Старость — зимней непогоде.
Юность храбра, как лето,
Старость гола, как зима.
Юность полна забав,
У старости короткое дыхание.
Юность проворна, старость хромает,
Старость, я тебя ненавижу!
— Минутку, — встрял Род, но музыка заглушила его слова.
Юность, я тебя обожаю!
О, моя любовь так юна!
Старость, я отвергаю тебя!
О, юный пастух, спеши сюда,
Потому что я слишком долго одна!
— Я определенно, — заявил Род, — нахожу это отвратительным.
— Почему? — поинтересовался моллюск-баритон. — Ты же еще не стар.
Род ошеломлен но застыл, потом сумел закрыть рот. Корделия хихикнула. Род мрачно посмотрел на дочь, потом неуверенно сказал Гвен:
— Если подумать, я в общем согласен с чувствами последнего куплета.
Жена внимательно посмотрела на него.
— И я согласен, красиво, — поддакнул Джеффри. — Но ты все равно ничего не можешь поделать с этими ритмами, которые отбивают твердые камни!
— Ха, но мы слышали от них и хорошие песни! — воскликнул другой моллюск-баритон. — Ну, может, девять из десяти бесполезны, но разве то же самое не справедливо по отношению ко всему остальному? Достойна уважения только десятая часть.
Между тем запел моллюск-тенор, и Рода поразила эта песня.
Она была подобна прибою на каменистом берегу, ветру над замерзшей тундрой.
Словно древний локомотив, с ревом несущийся по голой равнине.
Всю ее пронизывал настойчивый ритм, который переходил в каскад звонких звуков, а тенор запел:
Я, который не создан для любовных игр
И стесняюсь своих очков,
Я, сделанный так грубо,
Сотворенный вечно лгущей природой,
Деформированный, незавершенный, опередивший свое время,
Посланный в этой полусотворенный мир,
Я, такой уродливый и неуклюжий,
Что собаки лают, когда я хромаю мимо них,
Я в это несчастное время
Не знаю, как прожигать жизнь,
Разве что смотреть на свою тень на солнце
И рассуждать о собственном уродстве,
И так как я не могу быть любовником,
Я стану негодяем,
Я ненавижу радости этих дней!
Прозвенел и стих последний аккорд. Гэллоугласы сидели ошеломленные.
Наконец Род откашлялся и сказал:
— Да. Мне кажется, это хорошо.
— Удивительно! — выдохнула Корделия.
— Никакая музыка не хороша и не плоха сама по себе, — послышался бас. — Важно то, как ее воспринимают люди.
— У каждой музыки есть своя цель, — наставлял один из моллюсков. — И у каждой формы музыки свой размер.
— Но ведь есть еще слова, — возразил Род. — В некоторых песнях слова отвратительны!
Но тут послышался голос Фесса:
«Всегда существовали люди, которые использовали музыку во зло. Напомнить о древних гимнах кровожадным богам? Или о чудовищных пеанах средневековых ведьм?»
— Или о песнях сирен, — кивнул Род. — Да, я тебя понимаю.
Магнус спросил у моллюсков:
— А чьи слова вы поете? От камней я таких не слышал.
— Еще бы, — отозвался моллюск-тенор. — Это слова древних поэтов. Но мы их узнали от одной ведьмы, которая рассеивает эти музыкальные камни.
— За музыкальными камнями стоит какая-то ведьма? — Род напрягся. — Кто она? Где?
— Здесь, на западном берегу, но севернее. Ее зовут Убу Маре.
— Убу Маре? — Род переглянулся с Гвен. — Ну, по крайней мере, теперь у нас есть имя.
Гвен покачала головой.
— Никогда раньше о такой не слышала, милорд.
— Еще услышишь, — пообещал Род. — Пошли, дети, пора начинать охоту.
— Ох, еще нет, папа! — возразила Корделия, и Магнус поддержал сестру:
— Правда, папа! Давай послушаем еще хоть одну песню.
— Это недолго, супруг, — коснулась его руки Гвен. — И бедные дети должны отдохнуть.
— Ну… ладно, — Рода нетрудно было уговорить: он тоже не очень-то торопился к новому походу сквозь ад.
И моллюски снова запели — на этот раз балладу о смотрителе маяка, быструю и легкую. Дети закивали в такт, а Грегори, лежа на животе и поставив подбородок на руки, притопывал пальцами ног.
— Хорошая музыка очаровывает, — прошептала Гвен, — а эта музыка полна очарования.
Резкий крик разорвал ткань песни, люди на берегу тоже вразнобой что-то завопили.
Гэллоугласы удивленно подняли головы.
Из рощи выкатились два самых странных животных, каких им только приходилось видеть: ростом в четыре фута и толщиной тоже в четыре, похожие на поросшие шерстью шары, с толстыми, подобными пням ногами и мохнатой пятнистой шкурой. На вершине каждого шара сверкали глаза, сразу над длинным заостренным носом. Они неуклюже брели к воде, и моллюски тоже закричали от ужаса.
— Не бойтесь, мы вас защитим, — быстро сказал Джеффри. — Чего вы испугались?
— Этих зверей! — воскликнул один моллюск. — Ты их никогда не видел?
— Никогда. А что страшного в глупых животных?
— Их носы! — закричал моллюск. — Они высосут нас, вырвут нас из наших домиков.
— Ни за что, пока мы вас охраняем, — успокаивала их Корделия. — Но что это за звери?
— Это пожиратели моллюсков!
Крестьяне тем временем напали на страшилищ, вооружившись дубинами и криками, но округлые звери словно не заметили этого. Они с плеском погрузились в воду.
— Бейте их, дети! — крикнул Род.
Магнус и Джеффри взвились в воздух, извлекая мечи. Они яростно лупили пожирателей моллюсков, пытались перевернуть их, но звери по-прежнему как будто ничего не замечали. Не замечали они и того, что Корделия осыпала их камнями и палками с берега. Наконец Джеффри потерял терпение и, спикировав, как бомбардировщик, изо всех сил хватил зверя по загривку, но тут взметнулся длинный тонкий нос и смахнул его словно муху. Джеффри с плеском плюхнулся в воду, и зверь всей своей тушей навис над ним. Гвен гневно вскрикнула, пронеслась над водой, как ракета, и врезала по змеиному носу метлой. Нос отскочил.
Род прыгнул на спину Фесса.
— Нападай!
А на берегу рядом с моллюсками сидел скорчившийся Грегори и внимательно смотрел, напряженно сузив глаза, на бесплодную битву.
Мягкие взрывы разорвали водную гладь озера, и там, где только что стояли пожиратели моллюсков, закачались два прямоугольных предмета, подскакивая на волнах. У них не было ни глаз, ни носов, только полосы и пряжки.
Род изумленно таращился на них.
— Или меня глаза обманывают, или мой сын превратил пожирателей моллюсков в…
— …в пару чемоданов, — закончил за него Фесс. — Именно это он и сделал, Род. Ты все ясно видел.
Джеффри выбрался из воды и мокрой рукой похлопал брата по плечу.
— Отлично сделано, маленький брат! Ты прекрасно придумал!
Грегори покраснел от удовольствия.
— Я подумал, что такие неуклюжие животные могут быть сделаны только из ведьмина мха, и решил изменить им форму на что-нибудь безвредное.
— Тысяча благодарностей, — послышался дрожащий голос моллюска.
— Тысяча, — повторили еще три, а четвертый добавил:
— Если мы что-то можем для тебя сделать, ты только скажи.
— Ну-у, — растерянно протянул Грегори, — я только могу попросить вас, чтобы вы и дальше сохраняли болото свободным для хорошей музыки, как святилище для всех добрых сердец.
— И для нежных ушей, — пробормотал Род.
— Мы это сделаем, — заверили моллюски. — И всегда будем петь тебе хвалу!
Грегори снова покраснел.
— Не вгоняйте меня в краску, прошу вас! Пойте свои прекрасные песни, как вы привыкли!
— Как хочешь, — разочарованно промямлил моллюск-баритон. — Но мы все равно будем воспевать защитника слабых.
— Могу вас только поблагодарить, — подвел итог дискуссии Грегори.
— Тогда пошли поищем того, кто нападает на слабых, — Род решительно взял сына за руку и повернул к берегу. — Что скажешь, Гвен?
— Конечно, супруг мой, — Гвен посмотрела на небо. — До ночи нужно пройти еще миль пять. Магнус, Корделия, Джеффри, пошли! — дети повернулись и зашлепали по песку.
— Я предпочел бы остаться, — пробурчал Джеффри.
— Остаться? Ты шутишь? Когда нас впереди может ждать битва?
— Ты уверен? До сих пор встречались только небольшие засады.
— Ну, хорошо, значит, ты на диете, — Род остановился и осмотрелся. — Думаю, мы здесь слишком задержались.
— Магнус! Корделия! — крикнула Гвен. — Идем немедленно!
— Что? Ах, да! Конечно, мама! — Корделия метнулась к ней, как Джаггернаут на метле. — Их музыка очаровательна.
— Прошу прощения, мама, — со вздохом подошел Магнус. — Удивительные менестрели.
— Прощайте, добрые моллюски! — крикнула Корделия, и песня прервалась, сменившись хором прощальных пожеланий. Гэллоугласы ушли, а за ними послышалось:
— Ну, новую песню! — и пение началось снова.
Они уходили от болота освеженными, но почти сразу же погрузились в ад. Следуя на некотором расстоянии за дирижаблем, сильно после полудня пошатывающееся от усталости семейство перевалило через хребет и увидело под собой деревушку, спокойно нежащуюся в вечерних лучах солнца. С полей собирались крестьяне с мотыгами через плечо. Над соломенными крышами домов поднимались столбы дыма. Девочки-подростки загоняли детей и цыплят. На поляне у деревни молодежь пинала надутый пузырь.
Магнус равнодушно разглядывал пейзаж, потом посмотрел снова и более внимательно.
— Их молодежь осталась с ними!
— Верно, и они не только слушают музыку, — улыбнулся Род. — Это кое-что обещает. Пойдем узнаем, как это им удалось.
Они спустились в деревушку и отыскали большой дом рядом с висящим на столбе зеленым кустом.
— Куст подсох, — заметил Род, критически разглядывая его. — Значит, есть старый эль.
Ты мне сам говорил, что старый эль лучше, — напомнил Магнус. — Пошли, папа, по крайней мере, сегодня нам не придется готовить.
Ты уже жалуешься? — спросила Гвен, когда она заходили.
— Нет, это ты жаловалась, — сказала Корделия.
— Неужели пожалеешь, что не нужно заниматься готовкой у костра?
— Ну, это я легко перенесу, — согласилась Гвен.
Они сели за стол. Хозяин посмотрел на них.
Потом снова посмотрел — удивленно.
— Добрый вечер, джентльмены и леди!
— Мы просто путешествуем, — заверил его Род.
— Я не возражал бы против бутылки эля, хозяин. А ужин есть?
— Конечно, милорд. Тимон, быстрее!
Из задней комнаты выскочил неуклюжий долговязый подросток, увидел Гэллоугласов и приветливо улыбнулся. Потом заметил Корделию, и улыбка его стала еще шире. Девушка улыбнулась ему в ответ и немного ожила, а Магнус откашлялся.
— Здравствуй, добрый человек!
— И тебе того же, — Тимон оторвал взгляд от Корделии и повернулся к хозяину. — Что прикажешь, батя?
— Эля, парень, и побыстрее, для всех этих добрых людей!
— Только для двоих, — вмешалась Гвен. — А для остальных не найдется ли чистой воды?
— Да-да, разумеется. И это тоже, парень.
— Как скажешь, батя, — Тимон повернулся и исчез в задней комнате.
— А что такое «батя»? — с улыбкой спросил Магнус. — Что это значит?
— Это просто еще одна замена слова «отец» — я-то думал, что этим словом пользуются только малыши. Вы четверо предпочли «папу».
— Больше не буду! Не стану тебя разочаровывать! Отныне только батя! Ох, нет! — Магнус не смог сдержать смех.
Род нахмурился и повернулся к Гвен.
— Что за шутка?
— Не понимаю, — ответила она. — Может быть, все дело в том, что они раньше не слышали такое слово.
Остальные дети заразились настроением Магнуса и все заулыбались.
Вернулся Тимон с подносом. Перед каждым поставил кувшин, говоря:
— К сожалению, сегодня нет ничего, кроме жаркого, милорд, миледи. Мы не знали, что вы придете.
— Не сомневаюсь, что ваше жаркое нам подойдет, — заверила его Гвен. — И принеси хлеба.
— О, конечно!
Магнус, улыбаясь, спросил:
— А как ты выносишь этот шум?
— Шум? — Тимон наклонил голову, прислушиваясь. — А-а, ты о музыке камней? Она еще играет, верно?
Корделия удивленно смотрела на него.
— Ты ее не замечаешь? Тимон пожал плечами.
— Месяц назад мы все наше время проводили в плясках под нее на лугах, но постепенно она становится все меньше заметной.
— Тимон!
— Иду, батя! — он улыбнулся Гэллоугласам. — Я посмотрю, готово ли ваше жаркое, — и опять ускользнул во внутреннюю дверь.
— Так вот оно что, — задумчиво проговорил Магнус.
— Как они смогли перестать замечать музыку? — удивилась Корделия.
Джеффри пожал плечами.
— Она становится слишком привычной. Мы больше ценим то, что нам незнакомо. Но все равно мне трудно поверить: она слишком громкая.
«Помехи можно игнорировать на любом уровне, — прозвучал у них в головах голос Фесса, — когда люди перенасыщены. Некоторые ученые утверждают, что мозг защищается, становясь немым, когда он перегружен. Он блокирует раздражающие факторы».
Магнус нахмурился.
— Ну, вот еще. Это же музыка, а не раздражение!
«Все, что угодно, в слишком большом количестве может раздражать».
— Каждый из вас, — дипломатично напомнила Гвен, — в свое время поглотил слишком много сладостей.
Магнус покраснел, не желая вспоминать собственное детство, а Грегори выглядел виноватым.
«Отличный пример, — согласился Фесс, — если вы съедите слишком много пищи, какой бы вкусной она ни была, сам ее запах может вызвать у вас тошноту. Точно так же человеческий мозг создает защиту из немоты».
Джеффри неожиданно насторожился.
— Но защиту можно прорвать, Фесс.
— О, не будь глупым, — усмехнулась Корделия. — Как можно пробить стену из излишества?
«Можно, — вмешался Фесс, — переменив музыку, так, чтобы снова привлечь внимание».
Грегори спросил:
— А что это за перемена? Снаружи послышался вой.
Все удивленно переглянулись. Потом вскочили и повернулись к двери.
И вышли, отыскивая источник звука, потому что вой стих, но сменился грубым ритмичным скрипом, а под него началась песня:
Хлысты и цепи!
Удары дождем!
Кровавые полосы!
Безумный бич!
Дети стояли потрясенные, и Грегори спросил:
— Неужели это музыка?
«Возможно, вам понадобится пересмотреть определение — предположил Фесс.
— Это не может быть стихами, — сказала Гвен.
— Не знаю, — ответил Род, — хотя мне не нравится.
«Тут есть размер и ритм, — заметил Фесс. — Нужно как-то классифицировать».
— Но что за источник? — спросил Магнус. — Неужели камни теперь еще и поют?
С ощущением тошноты Род заметил, что молодежь деревни выглядывает из окон и дверей.
И вот на улице показались юноши и девушки с обнаженными спинами. Они двигались в такт ударам, делали три шага, а на четвертый счет били друг друга по спине бичами.
— Бичующиеся, — прошептал в ужасе Род. — Но почему? Здесь нет никакой чумы.[9]
— Это не раскаяние, супруг, — жестким голосом указала Гвен. — Прислушайся к их словам.
Род вслушался и не мог поверить, что эти слова доносятся от молодых людей, а не от камней, которые они понавешали вокруг своих шей.
Голод, похоть! Все это
Должно исчезнуть
Под ударами
Наших бичей!
Если спина избита,
Чувства сильнее!
Никто не удержит
Ни музыку,
Ни боль! Экстаз,
Пребудь со мной
В моей боли!
— Нет и нет! — голос Корделии дрожал. — Неужели они вправду говорят, что боль — это наслаждение?
— Говорят, — подтвердила Гвен, лицо ее стало напряженным и мрачным. — И уверяю тебя, дочь, более низкой лжи я не слышала!
— Но как музыка может лгать? — удивленно спросил Магнус.
— Камни сделаны кем-то, — ответил Род, — и этот кто-то вложил в них нужную ему ложь.
«Весьма вероятно, — согласился Фесс. — По крайней мере, я сомневаюсь в их программе».
— Кто-то растолкал их. Рот отшатнулся с гневным криком, потом шагнул вперед, положив руку на меч, — но тут его снова оттолкнули к стене, а хозяин протиснулся мимо с криком:
— Нет, парень! Тимон, нет! Вернись!
Но рослый Тимон, с блуждающим взглядом, сорвал с плеч рубашку и схватил метлу. Он встал в конец процессии и пошел, колотя метлой по спине идущего впереди. Молодая девушка подскочила к нему сзади, сразу приняв ритм из трех шагов, развязала свой пояс и начала хлестать им по спине Тимона. За ней встал еще один парень, разорвал платье у нее на спине и в свою очередь принялся бить девушку концом веревки.
Корделия отвернулась, ощупью вернулась в гостиницу, крепко зажмурив глаза.
— Магнус, нет! — закричала Гвен, потому что ее старший сын с остекленевшими глазами двинулся вперед к процессии бичующихся, расстегивая на ходу пояс.
Род, как клещами, схватил сына за плечо.
Магнус поморщился и с криком боли попытался вырваться. Его рука оставила пряжку пояса и устремилась к мечу.
Род жестко вырвал его из рядов бичующихся. По-прежнему разгневанный, юноша выхватил меч…
Род перехватил запястье сына и заставил его опустить руку. Тот пытался поднять ее: Род удивился, каким сильным стал его сын, но тут подбежал Джеффри, перехватил локоть брата, ткнул большим пальцем. Магнус с болезненным криком осел, глаза его выпучились. Лицо старшего брата оказалось на уровне лица Джеффри, и младший брат выкрикнул:
— Таким я должен тобой восхищаться? Неужели ты игрушка женщин, и тебя может поработить какая-то песня?
Лицо Магнуса снова покраснело от гнева.
— Молчи, недоросток!
Род облегченно передохнул: это брат разговаривает с братом, а не опьяненный подросток. Магнус поднял голову, осмотрелся.
— Что… почему…
— Музыка зачаровала тебя, сын, — мягко сказала Гвен.
— Вот именно, — Джеффри презрительно скривил губы. — Неужели ты позволишь, чтобы она одурачивала и остальных?
— Нет! — взревел Магнус, прикрывая свое замешательство. Он развернулся, убрал меч в ножны, но достал кинжал и подскочил к ближайшему в процессии юноше. У того на шее висел музыкальный камень. Магнус кинжалом разрезал нить и отбросил камень в сторону. Юноша гневно выпрямился и с сердитым ревом взмахнул бичом.
Но Магнус уже подбежал к следующему, он резал и рвал, быстро продвигаясь к началу процессии и отбрасывая камни прочь.
Джеффри попытался присоединиться к брату, но Род удержал его за плечо.
— Тебе для этого не хватает роста.
— Дочь! — позвала Гвен, и Корделия выбежала из гостиницы. — Бросай! — приказала Гвен и, повернувшись, пристально посмотрела на Магнуса.
Корделия удивленно огляделась, увидела, что делает Магнус, и не менее пристально посмотрела на камень, вылетающий из его рук. Камень дернулся и полетел в небо, гораздо дальше, пролетел над всей деревней и упал в ближайший ручей.
Через несколько минут все камни исчезли, а молодые люди гневно орали на Магнуса.
Гвен бросила на Рода каменный взгляд. Род кивнул и вышел вперед.
— Фесс, пятнадцать тысяч герц.
— Не сомневайся, Род.
Резкий пронзительный звук разнесся над деревней. Гвен и дети зажали руками уши: звук словно разрезал голову. Он продолжался только пять секунд, потом оборвался, но все бичующиеся попадали наземь, они катались по земле, с дикими воплями зажимая руками уши. Магнус один остался стоять, хотя и пошатывался. Он ошеломленно смотрел на отца.
Род подошел к нему и сочувственно оглядел молодых крестьян. Те постепенно начали осознавать, что кто-то на них смотрит, и успокаивались. Но на их лицах еще сохранялось свирепое выражение.
— Как ваши спины? — спокойно спросил Род.
Они тупо смотрели на него, озадаченные вопросом. Потом переглянулись, увидели кровь и рубцы, и вот тут-то и начался плач.
Полчаса спустя Магнус приканчивал кружку с элем. Перед ним сидел Тимон.
— Пей, прошу тебя. Это самое меньшее, чем я могу тебя отблагодарить: ты спас мою спину и разум.
Магнус поставил кружку и потянулся за новой, но Гвен положила на его руку свою.
— Передохни немного, — мягко сказала она. — Выпьешь еще и запросто станешь игрушкой музыки, которая окружает нас всех.
Магнус содрогнулся и отдернул руку.
— Жаркое, — кинул Род Тимону.
— Я не смогу есть! — возразил Магнус.
— Пусть только понюхает, — заверил Род Тимона, — и к нему вернется аппетит.
— Ты спас их, Магнус, — восхищенно шепнул Грегори. Глаза его сияли гордостью.
— Спас, — согласился Магнус, — но только после того, как папа и Джеффри спасли меня!
— Но, по крайней мере, ты получил ответ на свой вопрос, — указал Род.
Грегори посмотрел на отца.
— На какой вопрос?
— Как на какой? — передразнил Род. — Ты хотел узнать, какая музыка способна прорваться к онемевшему мозгу.
Магнус поднял голову.
— Верно, ты прав. Но что это была за музыка?
— Самая отвратительная, думаю, — вздохнул Род.
— Каждый раз как люди привыкают к определенному типу музыки, создатель камней придумывает что-то еще более немелодичное. И они снова начинают слушать, — он пожал плечами. — Всего лишь догадка.
Но глаза Грегори заполнились слезами.
— Я совсем не хотел…
— Спокойней, братец, — Корделия обняла его.
— Эти люди были околдованы задолго до того, как ты спросил.
— Так оно и было, — подтвердила Гвен. — Ты не виноват.
Но у Джеффри от злости сузились глаза.
— Папа, если пробита стена, значит есть человек, командующий осадными орудиями.
— Несомненно, — подтвердил Род. — Перемена в музыке кажется созданной намеренно.
— Добрый Тимон! — Магнус встал и повернулся к юноше, ожидавшему у двери. — Откуда пришла эта процессия молодых людей?
Парень задумался, потом кивнул.
— Я спрошу, — он исчез за дверью.
— Мы проведем ночь здесь, папа? — спросил Грегори.
Род повернулся к Гвен, она кивнула. Род снова взглянул на сына.
— Хорошо, сын, но я думаю, что мы заночуем у ручья. Мне хочется быть уверенным, что ночью никто не пойдет рыбачить.
К середине следующего дня они наконец узнали, куда вел их дирижабль — и не только их, но и процессию танцоров длиной в полмили. Узнали, потому что тот привел их в место, где повсюду блестели тяжелые металлические скалы, заглушавшие своим грохотом даже песни дирижабля. Все удивленно осмотрелись, и Род прижался ртом к уху Гвен.
— Это их родина?
Танцорам же здесь очень понравилось. Они запрыгали по лугу по обе стороны от дороги, кувыркаясь и танцуя от всей души. Учитывая, сколько музыкальных камней валялось на земле, было поразительно, как они сразу же не переломали себе ноги.
— Смотрите! — голос Джеффри едва прорвался сквозь шум. Род повернулся и увидел, что его сын показывает на небо. Он тоже посмотрел вверх и как раз вовремя — дирижабль стал прозрачным, солнце уже просвечивало сквозь него. У всех на глазах дирижабль стал еще прозрачнее, сверкнул и исчез.
Семья ошеломленно застыла.
Потом голос Грегори удивленно произнес:
«Значит, это была иллюзия?» Все подхватили его мысль, пользуясь телепатией, потому что музыка была слишком громкой.
«Мне кажется, он был сделан из ведьмина мха», — предположил Магнус.
«Наверное, это был мысленный конструкт, чисто иллюзорный, — Род нахмурился. — Приманка, чтобы привести сюда. Но зачем?»
«А куда мы пойдем дальше?» — спросил Джеффри.
«Вот именно, — согласилась Гвен. — Музыка распространилась так широко, что мы больше не можем в качестве проводников использовать камни».
«Так не найдешь верного направления», — добавил Род.
Вмешался Фесс.
«Если дирижабль — проекция, ее кто-то должен был спроектировать».
«Конечно! — с энтузиазмом подхватил Джеффри. — Давайте найдем создателя дирижабля! Он должен знать, откуда взялись камни!»
«Но как мы его найдем?» — спросил Магнус.
Грегори показал:
«Смотрите! Молодежь собирается на запад».
И точно, молодые люди снова выстроились в ряд, и группы танцоров двигались в общем направлении на запад.
«Тот, кто привел их сюда, по-прежнему их притягивает, — кивнул Род. — Но дирижабль стал абсолютно бесполезен, потому что его музыку заглушили камни и на него больше никто не обращал внимания».
«Навестим их создателя, — предложила Гвен. — За мной, семья».
И они поспешили за танцорами.
Найти ведьму оказалось нетрудно, как только они приблизились к голове колонны. Нетрудно, потому что она была там единственным человеком средних лет. К тому же толстой. Должно быть, она уловила след мыслей Гэллоугласов, потому что сразу посмотрела на них, едва они показались, и рот ее раскрылся в неслышном крике. Она показала на них пальцем, и обжигающий цветок пламени расцвел в их сознании. Но тут же завял под ледяным вихрем, посланным Гвен. Тогда перед Гэллоугласами выросла огромная свирепая женщина, одетая в кожу и металл, с перевязанными узлом длинными волосами. Она размахивала серьгами и потрясала копьем.
Иллюзия! Гвен легко это определила, и они с Корделией пристально посмотрели на изображение, которое тут же стало растворяться в воздухе. Но его место заняло другое — женщина с длинными прямыми черными волосами, одетая в короткое облегающее платье и размахивающая бичом. Мальчики смотрели во все глаза, пораженные сочетанием красоты и жестокости, но Род по опыту знал опасность такой смеси. Вспыхнуло пламя его гнева и превратило изображение в угли и пепел, но их загасил дождь и из-под земли вырос маньяк-вампир, за его раздвинутыми кроваво-красными губами виднелись юшки, волосы развевались, как знамя. А одежда у него была такая тесная, словно он вырос вместе с нею.
Все почувствовали дрожь отвращения, потрясшую Джеффри. Его тошнило от одной мысли, что такая тварь приняла форму мужчины. Под мысленным ударом, произведенным Джеффри и его братьями, иллюзия разорвалась и разлетелась в клочья.
Ведьма сдалась и схватилась за метлу.
Однако Корделия оказалась быстрее, она вихрем взвилась в воздух и отрезала женщине путь к отступлению. Та чуть-чуть промедлила, и этого времени вполне хватило, чтобы мальчики схватили ее платье. Резко дернули вниз, и злодейка свалилась с метлы. Не выпуская ткань из рук, они расступились, платье порвалось, но ведьма приземлилась довольно мягко. От нее изливался целый поток гнева и страха, который быстро утих под действием успокаивающего прилива мыслей Гвен. Ведьма уснула. Все семейство принялось поспешно обшаривать ее мысли, и Род задал вопрос (не в словесной форме), откуда взялись музыкальные камни. Но перед тем, как ведьма лишилась сознания, они услышали только:
«…человек, который нигде…»
Корделия раздраженно посмотрела на спящую ведьму.
«Как это? Что она имела в виду?»
«Как может существовать человек нигде?» — спросил Джеффри.
«Ну, по крайней мере, где-то такой человек есть, — мысль Гвен подействовала на их воспламененное воображение, как ушат холодной воды. — Поищем в толпе».
Гэллоугласы оглянулись на обширную волнующуюся толпу молодежи.
«Сколько их здесь, мама?» — пришла растерянная мысль Грегори.
«Не менее нескольких тысяч», — ответила она, а Фесс — тоже мысленно — уточнил:
«Пять тысяч триста семьдесят один, Грегори».
«Кто-то из них должен знать человека, творящего из ведьмина мха! — настаивал Род. — Прислушайтесь к их мыслям, но оставайтесь вместе!»
И вся семья отважно принялась за дело. С полчаса они тщетно вслушивались в мысли. Наконец Грегори утомленно опустился на траву, а Гвен короткой мыслью созвала всех на совещание.
«Никто не знает», — озадаченно помыслил Магнус.
«Я уловил смутное изображение человека, разбрасывающего камни», — добавила усталая мысль Джеффри.
«Я тоже, — подхватила Корделия, — но никто не знает, где он живет».
«Только то, что он существует, — согласилась Гвен. — Как это возможно, супруг?»
«Собственно, это твоя область, — медленно проговорил Род, — но, по моему мнению, тут постгипнотическое внушение».
Гвен удивленно посмотрела на него.
«Ну, конечно! У тех немногих, кто его знал, воспоминания стерты из сознания!»
Магнус нахмурился.
«Да… это не так трудно сделать, нужно только повысить сопротивление нескольких синапсов…»
«Сама простота, — гнев заполнял мысли Гвен. — Этот человек хочет сохранить свое пребывание в тайне».
«Но почему?» — удивилась Корделия.
«Разгневанные крестьяне… — мысли Рода тоже не были спокойными. — Ну, хорошо, семья! Как можно найти человека, которого никто не помнит?»
Все молча задумались. Фесс ждал, и так как все молчали, он предложил:
«Память имеет целостную структуру. Сознательные воспоминания устранить нетрудно, но они обязательно дублируются в мозжечке».
Грегори резко поднял голову.
«Прекрасно, но как нам воспользоваться этим?»
«Это не так уж трудно, — Гвен выпрямилась, и в каждой линии ее тела читалась решимость. — Приведите мне кого-нибудь, у кого сохранились воспоминания о человеке нигде, мальчики».
Полчаса спустя они оставили крестьянского юношу отдыхать — он спокойно спал, положив голову наг пучок травы, — и направились к отдаленным холмам и ручью у их подножия.
«Мы не причинили ему вреда, мама?» — беспокойно помыслила Корделия.
«Нисколько, — заверила ее Гвен. — Проснувшись, он обнаружит, что выспался, как никогда в жизни. Пошли, дети. Мы на охоте».
По другую сторону ручья начиналась настоящая пустыня. Голую землю лишь кое-где запятнали невысокие кусты и черепа животных, в воздухе носились облака едкой пыли.
Корделия содрогнулась.
«Как здесь можно жить, мама?»
«Не стоит верить глазам после всех этих иллюзий! — раздраженно бросил Джеффри. — Не бойся, сестра, что-то я никогда раньше не видел пустыню, рядом с которой текут ручьи».
В голове Корделии уже начал оформляться ответ, но Гвен не дала ей возможности выразить свое возмущение. Она подбросила метлу в воздух и пристально посмотрела на нее. Метла в воздухе задрожала, вытянулась, и поперек ручья вытянулся деревянный щит в шесть футов длиной, дощатый, крепко стянутый поперечными планками.
«Переходите ручей, — пригласила Гвен семейство, — и посмотрим, что мы там найдем».
И дети по двое вслед за матерью и отцом вступили в запретную пустыню.
Первые следы колдовства они обнаружили сразу, как только пересекли мост, изогнувшийся над ручьем. Они словно оказались на картинке из книги: грациозные ивы обрамляли ручей, серебристые березы тихо шелестели под солнцем. На вишнях пели вьюрки, а широкая лужайка была аккуратно подстрижена.
— Как красиво! — восхищенно воскликнула Корделия.
— Да уж, — Род осмотрелся. — Кто-то вложил сюда много сил.
— И музыка не такая громкая, — заметил Грегори.
Теперь Род тоже понял это. Он не заметил сразу, потому что музыка камней слышалась по-прежнему, но как-то приглушенно. Род нахмурился.
— Странно. Камней-то здесь даже больше.
— Правда, как будто на каждом ярде, — согласилась Гвен. — Но музыка уже не так мешает.
Магнус поднял первый попавшийся камень и удивленно посмотрел на него.
— Это простой камень, не металл!
— Точно, — подтвердил Джеффри, — и хотя его звуки волнуют мою кровь, но не слишком.
— Волнуют твою кровь? Дай-ка мне поглядеть! — Род подошел и взял камень. — Я так и думал. Это марш.
— Каменный марш? — спросил Грегори, широко раскрыв глаза.
И действительно — звучал марш, с характерным тяжелым ритмом.
— А вот у этого очень красивая музыка! — Корделия присела в сторонке над другим камнем.
Гвен подошла к дочери и кивнула.
— Да, очень мелодично.
— А этот издает простые звуки, а вовсе не музыку, — отозвался Магнус. Он поднял еще один камень. Род подошел и услышал шелест ветра, потом пение птицы, птичья песня сменилась ударами гонга, потом послышалось журчание воды, а поверх — высокие чистые звуки. И сквозь все пробивался четкий уверенный ритм.
Род перевел дыхание.
— Нет, сын. Это музыка — музыка природы, возможно, но организованная в нечто большее.
Грегори рассматривал большой булыжник, который держал в руке.
— А у этого нет ударов ритма. Действительно, мелодия его вздымалась и опускалась, и тона звучали чисто и гулко. Тем не менее, все равно было чем-то похоже на музыку остальных камней, даже без басовых нот и барабанного боя. Фесс предположил:
— Род, здесь кто-то экспериментирует.
Род стих, испытывая какое-то предчувствие.
— Ты что-то знаешь, Старое Железо? Слишком много смысла в твоих словах.
Джеффри крикнул:
— Папа, вон там дом!
— Дай-ка, я посмотрю, — прощебетала Корделия, подбегая к нему. — Ух ты! Как красиво!
— Этого я боялся, — и Род пошел к ним.
Однако Гвен подошла к детям раньше.
— Правда, супруг, удивительно красиво.
Небольшой дом с тростниковой крышей вполне мог сойти за крестьянский, если бы был обмазан глиной, но этот был обшит дранкой, выкрашенной в вишнево-красный цвет. Окна были занавешены, и повсюду росли цветы.
— Супруг, — прошептала Гвен, — тут живет поразительно талантливый творец.
— Похоже, — согласился Род, — и ему нравится творить. Но это не может быть тот, кого мы ищем: у этого слишком сильное ощущение красоты.
— Если хотим узнать, мы должны спросить, — решительно ответила Гвен и направилась к двери.
— Эй! Подожди! — Род заторопился за женой, и они вдвоем зашагали по аккуратной вымощенной плоскими камнями дорожке между кустами шиповника. Род не заметил, как дети потянулись за ними.
Они подошли к двери.
— Ну, что теперь? — спросил Род. — Постучим?
— Как скажешь, — и Гвен постучала в дверь.
— Эй! Я еще не решил… — но осекшись, Род подчинился, пробормотав: — Да почему бы и нет?
— Мы не знаем, может, это враг, — заявил Джеффри.
Род повернулся.
— А вы что здесь делаете? Мне казалось, я вам велел…
Но Магнус покачал головой, и Род с опозданием понял, что ничего не говорил им.
Тем временем дверь открылась, и он поспешил повернуться к хозяину.
Первым его впечатлением было ощущение крайнего, ничем не прикрытого счастья. Потом он присмотрелся внимательней и решил, что это просто благожелательное настроение. Во всяком случае он увидел полного крестьянина среднего роста, одетого в совершенно обыкновенную одежду — вполне обычную, только рубашка была бирюзовая, а обтягивающие брюки — желтые с красными подвязками. Пояс был тоже красный, а лицо круглое и улыбающееся, с кольцом черных волос вокруг голой макушки.
— Гости! — радостно воскликнул хозяин. — О, входите, входите! — и убежал, приговаривая: — Одну минутку, я поставлю котелок на огонь и прихвачу немного печенья!
— Печенье? — Грегори весь превратился в слух.
— Не забывай о манерах, — Гвен, не растерявшись, вошла. Род пропустил младших членов семьи и вошел последним.
Комната смотрелась прекрасно, с круглым ковром, стулом с искусной резьбой у окна и столом с еще тремя стульями с прямыми спинками возле кирпичной печи. Род настороженно посмотрел на нее: похожа на русскую. Он понял, что внутренне напрягается, ожидая толчка: если дом на курьих ножках, он отбросит детей к ближайшему окну.
— Позволь помочь, — сразу захлопотала Гвен, вся легкость и приятность, и уверенно подвесила маленький котелок на крючок. Тот быстро зашумел, и из-под крышки начал выбиваться пар.
Полный человек смерил гостью внимательным взглядом.
— Ух ты, здорово! Спасибо, леди, — с улыбкой сказал он Гвен. — Так гораздо быстрее!
— Мне нравится помогать, — но Гвен несколько расстроилась оттого, что он так легко воспринял ее маленькое волшебство.
Хозяин разлил кипяток в глиняные чашки.
— Значит, ты ведьма? Конечно, это твое искусство: больше такое никак не сделать! Меня иногда навещает одна ведьма.
— Правда? — Род неожиданно заинтересовался.
— О, да! — хозяин начал переносить чашки на стол. — Боюсь, для младших не хватит стульев. Но я очень рад обществу. Редко ко мне приходят больше двух.
— Ну, наверное, они так привыкли, — сказал Род. — Ты говорил о другой ведьме.
— Точнее, одна ведьма и один чародей. Я тоже чародей — я вам еще не сказал? Ох, как приятно поболтать с другими волшебниками! Меня зовут Ари, Ари Творец, как называют меня соседи. Да, соседи, хотя они не хотят, чтобы я жил в их деревне. Но мне достаточно жить у ручья, а друзья у меня птицы и зверьки, да-да, этого мне вполне достаточно. Хотите меда к чаю?
От котелка доносился замечательный запах роз.
— Нет, спасибо, — отказался Род. — Ты как, Гвен?
— Нет, но я думаю, дети захотят, — Гвен тоже растерялась, сбитая с толку дружелюбием хозяина.
— Еще бы, — усмехнулся хозяин, передавая Корделии горшочек с медом. — У кого из молодежи нет интереса к меду?
— У меня, — заявил Магнус.
— Хорошо, но ты уже молодой человек, не так ли? Да, ты больше не ребенок. Ох, где бы раздобыть пару стульев тебе и твоей сестре! Надо сделать еще! — он отошел к окну, поджав губы. — Как кстати — вон полоска ведьмина мха. Мне кажется, ее хватит…
— Мы не хотим причинять тебе беспокойство, — быстро сказал Магнус.
— О, никакого беспокойства, — Ари сосредоточился.
Род воспользовался возможностью наклониться к Гвен.
— Неужели это тот самый человек, который делает металлические камни?
— А кто еще может быть? — ответила она. — Он владеет мастерством. Но как заставить его рассказать обо всем этом?
— Вот! Сейчас будет готово, — Ари приоткрыл дверь, потом вернулся к печи. — Теперь печенье! Ага, оно уже согрелось! — и хозяин поставил перед Родом и Гвен тарелку с печеньем, другую с довольным смешком протянул Грегори.
— Ты сам сделал все в этой комнате? — спросил Род.
— Все. Попробуй мое печенье, добрый человек.
— Нет, спасибо. Ведьмин мох мне вреден. Магнус даже пролил свой чай.
— О, печенье не из ведьмина мха, вовсе нет! Соседи приносят мне муки и яиц время от времени, да, в благодарность за то, что я им делаю разные пустяки.
— Не сомневаюсь, — пробормотал Род.
Он повернулся, услышав стук, и успел заметить, как дверь раскрылась пошире и совершенно новый стул вошел в комнату.
— Ай-яй-яй! — Ари пощелкал языком. — Обязательно оставлять дверь нараспашку?
Род готов был поклясться, что стул покраснел. Во всяком случае он повернулся и захлопнул дверь ножкой.
— Очень трудно научить их не хлопать дверью, — Ари вздохнул. — Нет, маленький стул, найди того, кому ты нужен, — он кивком указал на Магнуса, и стул подбежал к старшему сыну Гэллоугласов.
Магнус попятился.
— Извините, я не могу сесть, когда рядом ждет женщина!
Стул повернул к Корделии.
— Нет, брат, уступаю его тебе, — быстро отказалась и девушка. — Я насиделась.
— Магнус… — строго сказала Гвен. Старший вздохнул, встал с пола и сел на стул.
Тот удовлетворенно скрипнул по его тяжестью.
— Теперь он будет стоять, — успокоил всех Ари.
— Это желательно, — признался Род. — Теперь у тебя есть один лишний, на случай если заглянут твои друзья волшебники.
— Да, хотя я в этом сомневаюсь. Они всегда приходят только по двое, хотя Убу Маре уже с полгода не заглядывала.
Род почувствовал, как напряглась все семья.
— Убу Маре?
— Да. Она… — Ари прикусил губу, потом оглянулся, как бы стараясь убедиться, что никто не подслушивает, и зашептал, наклонившись к Роду и Гвен: — Она всегда очень вежлива и говорит приятно, но у бедняги отвратительная наружность.
— Неужели? — Род взглянул на Гвен.
— Действительно бедняга, — сказала она.
— Вот именно, — Ари вздохнул. — Должно быть, самая уродливая ведьма во всей округе. Но она очень вежлива и всегда платит золотом за то, что я делаю. Можете себе представить? Золотом!
— Я почему-то не сомневался в этом, — у Рода были подозрения, где ведьма берет это золото. — Ты и этот дом построил?
— Нет, потому что не владею искусством плотника. Это сделали для меня добрые люди из деревни: они были рады, когда я заплатил им золотом.
— Еще бы! — усмехнулась Гвен. — А ты платишь, чтобы тебе подстригали лужайку?
— Только парню из деревни, который приводит сюда овец. Не очень дорого, а все остальное, что мне нужно, я создаю сам или вымениваю. Даже не знаю, что делать со всем золотом, которое мне дают.
— Правда? — недоверчиво спросил Магнус.
— Да, — Ари развел руки. — Ничего не смог придумать, поэтому стал каждый месяц давать деревенским по золотой монете, чтобы покупали еду для бедных и нуждающихся.
— Неужели? — недоверчиво воскликнул Грегори. А Джеффри удивленно покачал головой.
— Правда-правда! И все это из-за щедрости Убу Маре! Разве это не замечательно!
— Поразительно! — ответил Род, чувствуя холодок на спине.
— Так оно и есть! Но она уже шесть месяцев не приходит, только шлет вместо себя Ягу и Аксона. Не сомневаюсь, что они приносят ее золото, потому что они тоже покупают у меня камни, которые делают музыку.
— О! — напряжение становилось все сильнее. — Так это ты делаешь удивительные камни, которые издают чудесные звуки? Мы их слышали у тебя во дворе.
— Да, они мои, — расцвел Ари. — Это мои самые последние. Каждый раз я создаю новую музыку: мне нравится изобретать новые формы, — тут он внезапно нахмурился. — Но не те, какие заказывает мне Убу Маре, нет. Это ужасные камни, они издают скрежет и звон и слова, которые не имеют смысла. У них даже нет рифмы!
— Ужасно, — поддакнул Род. — Мне кажется, мы несколько таких слышали. Где они находят такие звуки?
Ари пожал плечами.
— Там же, где я нахожу свои, — в сердце.
— Но какое у них может быть сердце? — воскликнула Корделия.
Ари опечалено повернулся к ней.
— Девушка, девушка! Разве пристало судить соседей? Нет-нет! Если их вкусы и обычаи отличаются от моих, кто я, чтобы говорить, что они неправы, а я прав?
— Ты тот, кто делает эти камни, — напомнил Род.
Ари удивленно посмотрел на него.
— Неужели ты считаешь, что у меня есть право судить?
— Несомненно, — заявила Гвен, — а также у тебя есть и обязанности.
— Обязанности? — Ари, совершенно растерявшись, посмотрел на нее.
— Ответственность, — объяснил Род. — Ты должен всегда понимать, что могут сделать с созданными тобой вещами.
— Но ведь эти музыкальные камни — всего лишь развлечение!
— Я начинаю подозревать, что ничего не может быть «всего лишь развлечением», — твердо сказал Род. — Ты должен был задуматься, добрый человек Ари, какие последствия могут иметь твои изобретения.
— Какие последствия может иметь музыка? — удивленно спросил Ари.
Род глубоко вдохнул.
— Мы видели, как молодые люди уходят от родителей, убегают от работы и ничего не делают, только слушают музыку камней.
— Вот-вот, — подхватил Грегори, — а еще плывут вниз по реке с твоими камнями, едят лотос, лежат и мечтают.
— Наши ровесники всегда в смятении, хотя мы это тщательно скрываем, — мягко сказала Корделия. — И это смятение только усиливается словами, сопровождающими музыку.
— Не может быть!
Один за другим гости поведали хозяину, что видели, когда шли сюда от Раннимеда. Он был поражен, услышав о ходячих мертвецах, и пришел в настоящий ужас от рассказа о бичующихся. Наконец они закончили, но Ари все сидел с посеревшим лицом и шептал:
— Не нужно. Больше не нужно! Какие ужасные вещи я натворил! Нет, никогда больше не буду делать музыкальные камни!
— Наоборот, ты должен сотворить новые камни, — приказала Гвен с материнской строгостью, которая привлекает все внимание любого слушателя. — Раз испортил, должен и исправить.
— Как я смогу исправить музыку?
— Гармонией! — воскликнул Грегори.
— Верно! — глаза Магнуса заблестели. — Возьми самые красивые слова и дай им самую прекрасную мелодию, какую сможешь сочинить!
Но Ари покачал головой.
— Как может сладкая музыка излечить израненную душу?
— Конечно, может! — возразила Корделия, а Гвен мягко положила ладонь на руку Арн.
— Если диссонанс опечалил сердца, гармония их излечит.
Взгляд Ари утратил сосредоточенность.
— Возможно…
— Нет, невозможно!
Все повернулись. В дверях на фоне сумерек четко выделялись две фигуры, и более низкая, женщина, прошипела:
— Кто вы такие, что настраиваете Ари против наших желаний?
Гвен поднялась, и только Род видел, как она рассержена.
— А кто вы такие, что хотите доброго и мягкого человека сделать своим рабом?
— Мы Яга и Аксон, — выкрикнула карга, — и мы его купили!
Род заметил, что Магнус зашел за более высокого пришельца, поставив Грегори за собой, а Джеффри обошел его с другой стороны.
— Ну уж нет! — воскликнул шокированный Ари. — Вы покупали мою музыку, но не меня!
— Тебя — душой и телом! — старуха шагнула вперед на свет, глаза ее горели злобой. — Ты наш, Ари, и ты оплачен вперед! Кто это хочет отнять тебя у нас?
— Я, Гвендолен Гэллоуглас, — ледяным тоном ответила Гвен, — и я пришла, чтобы изменить участь, которую вы предназначили людям!
Не успела она закончить, как фигура Яги вспыхнула пламенем.
Аксона, высокого колдуна, опоясал круг необыкновенно яркого света. Колдун закричал, потом упал без сознания, словно ему копьем пробило позвоночник.
Но Яга только злобно захихикала, и пламя, окружившее ее, погасло.
— Глупцы! Разве вы не поняли, что именно этого я и искала всю свою жизнь? Быть окруженной злом, как я наполнена им. Нет, получай сама!
Гвен закричала и конвульсивно задергалась: что-то вспыхнуло у нее внутри. Яга завопила от радости и повернулась к Роду. Сквозь него пронеслась волна жгучей боли, парализовав все его тело.
Но тут и сама Яга закричала, схватившись руками за голову, и повернулась к Магнусу. Старая колдунья со стоном шагнула к нему.
— Перестань! Перестань немедленно!
Магнус пошатнулся, губы его задрожали; но он крепко держал Грегори за руку, и взгляд его не утратил решимости.
Глаза Корделии сузились, и она очень спокойно подошла к ведьме и коснулась ее виска. Яга застыла, а боль внутри Рода и Гвен сразу исчезла, как будто их дочь повернула выключатель. Качаясь, цепляясь друг за друга, они приготовились к новому нападению…
Но тут к Яге подошел Ари. Он что-то мял в руках и одни плавным движением приложил это что-то к ее лбу.
Это был камень.
Взгляд ведьмы утратил сосредоточенность, лицо обмякло, стало каким-то удивленным. И она упала.
Джеффри подхватил ее и опустил рядом с колдуном, которого сторожил.
— Они умерли? — с тревогой спросил Ари.
— Нет, — заверил его Джеффри, — хотя и заслужили.
— Хвала Небу, что вы, дети, случились с нами на этом балу! — Род, пошатываясь, подошел к ним.
— У нас одних ничего бы не вышло, — запротестовал Магнус, — если бы ты не отвлек ее гнев и не показал нам, как она нападает.
— Поверьте мне, я к этому не стремился, — Род покачал головой. — Но где она взяла такую силу?
— От сотни и больше других таких же, — Гвен, склонившись к потерявшей сознание ведьме, прижала пальцы к основанию ее черепа. — Я читаю это в ее памяти… — она содрогнулась. — Фу! Что за грязь! Но я вижу, что эта Убу Маре собрала множество подобных ей в свой ковен.
— Для чего? — спросил побледневший Ари.
Гвен покачала головой.
— Они каким-то образом передают ей свою силу, их объединенные усилия делают Убу Маре невероятно могучей, но сама Яга становится только инструментом, только продолжением той злой ведьмы.
— И она этим была вполне удовлетворена, — вздохнул Род, — оставаясь частью чего-то большего, чем она сама.
Гвен кивнула.
— Но как странно… все искажения и искривления, которые сделали ее легкой добычей этой Убу Маре, все смятение и ненависть постепенно исчезают, сменяясь гармонией, — она взглянула на Ари. — Как тебе это удалось?
Творец расслабился, к нему вернулась улыбка.
— Как вы и говорили, добрые люди: я создал камень, который играет музыку со всей сердечностью и добротой, какие только есть во мне.
А он, конечно, необыкновенно добрый и оптимистичный человек. Род поглядел на Магнуса.
— Но что сделал ты? Как тебе удалось остановить ее?
— Да почти так же, — ответил Магнус. — Я видел, как она проглотила пламя маминого гнева, и потому заполнил ее миром и доброй волей. Я использовал музыку Баха, которой научил нас Фесс, перенес эту музыку в ее сознание.
— Но ведь она ответила тебе ударом!
— Да, ужасным, — вспомнил Грегори и содрогнулся, зажмурившись.
— А ты был моим щитом, — Магнус обнял младшего брата. — Прости, Грегори, но я не мог одновременно думать о Бахе и отражать ее уродство.
— Я был рад помочь, — хрипло сказал бледный Грегори, — и пытался развязать в тебе узел гнева и горечи, который она пыталась завязать. Но, брат! Никогда больше не хочу испытать такое!
— Аминь, — сказала Корделия, — и наверное, именно поэтому она не смогла проникнуть в мое сознание.
— А ты что сделала? — встревожено спросила Гвен.
— Я думала о майском утре, о радостных рассветах и птичьих песнях. Больше ничего, но все это было проникнуто музыкой, как говорил папа о камнях вокруг этого дома.
— Вот как, — Ари преисполнился удивлением. — Она подчинилась моей музыке, потому что твоя музыка подготовила ее к этому! — он неуверенно повернулся к Гвен. — Значит, сама моя музыка не может излечивать изуродованные души?
Гвен собралась и с улыбкой встала.
— Может! Конечно, может! Но как ты видел, добрый творец, для этого нужна не одна мелодия, а много. И чтобы слушал не один, а сотни.
Ари задумчиво смотрел на нее.
Потом решительно повернулся.
— Я начну творить их. Сотни, тысячи! Я создам их и распространю по всей земле, даже если ее всю придется пройти пешком!
— Ну, в этом, думаю, тебе помогут, — Гвен повернулась к сыновьям.
Они кивнули.
Когда они немного погодя вышли из дома Ари, их провожала мелодия, которая говорила о радости и красоте мира. Ее поддерживал бодрый ритм, очень легкий и приятный, но несомненно говорящий о том, что музыку играют камни и ни что иное.
На следующее утро они прошли совсем немного, как музыка стала причинять прямо-таки физическую боль. Дело было не только в громкости — их окружала сплошная какофония из десятков одновременных мелодий и ритмов. Все мелодии были странно похожи и одновременно так контрастировали, что у Рода заныли зубы. Он вспомнил, как молодые люди на лугу говорили, что музыка должна быть такой громкой, чтобы они чувствовали ее всем телом, и в который раз поразился их убогости: лишь мощным ударам звуковых волн удалось достучаться до их душ.
Грегори брел, зажав ладонями уши, он выглядел совсем несчастным. Гвен и Джеффри пока держались, решив ни за что не сдаваться, и даже Магнус временами, казалось, поддавался ошеломляющим волнам звуков. Глаза же Корделии остекленели, ее ноги снова начали приплясывать в такт ударам. Что касается Рода, то у него началась страшная головная боль, и он был уверен, что вскоре она перейдет в постоянную мигрень.
Наконец Гвен решила, что с нее достаточно. Род увидел, как она твердо остановилась. Видел, как она свела руки, как зашевелились ее губы, но не слышал ни хлопка, ни единого слова. Нахмурился, покачал головой и прислушался. Гвен вздохнула, и ее слова прозвучали в головах семейства.
«Долго мы этого не выдержим. Лучше задержаться и найти способ как-то блокировать звук».
Поджидавшие мать дети собрались вокруг нее.
«Может, поступить как крестьяне», — предложил Джеффри.
«Хорошая мысль, — одобрила Гвен. — Ищите воск».
Найти воск и добыть его оказалось нетрудно: пчелы ворохом покрывали рамки улья, ошеломленные звуковым ударом. Мальчикам показалось странным, что расцветка на брюшках пчел имела форму буквы G, но они решили не обращать внимания на эту странность и принесли воск матери. Сестра деловито стругала кору в маленький котелок. Они не стали спрашивать, зачем это.
Гвен взяла воск и голыми руками вылепила всю партию затычек, внимательно глядя на податливый материал. Род поражался стойкости жены: невероятно трудно сосредоточиться для телекинеза, даже всего лишь, чтобы размягчить воск, посреди такого хаоса звуков.
Закончив делать затычки, Гвен раздала их. Род достал из седельной сумки запасное одеяло, разорвал на полоски и помог соорудить повязки на уши. Завязав последние узлы, компания явно расслабилась. Тогда Род занялся своими затычками, и большая часть шума пропала, как по волшебству, доносились только удары ритма и басовые ноты. Род повернулся, собираясь объяснить Гвен причину этого, но она уже тоже заткнула уши и деловито занималась варевом Корделии, добавляя туда щепотки травок. От котелка поднимался пар: Гвен вскипятила воду без костра, просто ускорив движение молекул. Закончив, она поднесла котелок к губам, отпила, потом протянула Корделии, которая тоже сделала глоток и передала дальше. Когда котелок пришел к главе семейства, Род допил оставшееся — и обнаружил, что удары ритма стали вполне переносимы. Он удивленно повернулся к Гвен. «Как ты это сделала?»
«Вскипятила снадобье, — просто ответила она. — Теперь наш мозг может не воспринимать то, что нам не нужно: я ему только помогла и направила».
Экранирование восприятия, понял Род, и дело скорее не в снадобье, а во внушении. Снадобье сделало то, чего они хотели добиться; Род подозревал, что сахарные пилюли сделали бы не меньше, если бы их изготовила и раздала Гвен.
Но каков бы ни был метод, цели они достигли. Гвен создала великолепный фильтр шума.
Он посмотрел на жену и, отчетливо шевеля губами, проговорил:
— Теперь, конечно, мы можем говорить друг с другом только мыслью.
Однако, как ни удивительно, он услышал ее ответ. Голос ее звучал приглушенно, но вполне отчетливо:
— А мне кажется, мы вполне сможем говорить, милорд. Это какое-то волшебство, но музыка приглушается, а голоса нет.
— Ваши голоса находятся посредине диапазона восприятия человеческого слуха, — объяснил Фесс. — Воск убирает высокие частоты, а снадобье — низкие.
— Значит, это не заглушки, а скорее фильтры?
— Вот именно, Род. Они убирают шум, но сохраняют информацию.
— Ну, это мы вынесем. Спасибо, удивительная женщина, — Род предложил руку. — Прогуляемся?
И они погрузились в гром музыки. У Рода прошла головная боль — это было лучше всего. Однако Магнус и Корделия снова начали отбивать такт ногами.
Завернув за ближайший поворот тропы, они увидели сидящего у дороги священника.
Род мгновенно почувствовал подозрение: у священника не были заткнуты уши. К тому же он был одет не по форме ордена святого Видикона, а это единственный законный монашеский орден на Греймари. Этот человек носил простую черную сутану, а тонзуру ему явно выстригал любитель. И к тому же она уже давно нуждалась в бритье. Скорее всего, самопосвященный монах — Род и Туан в последнее время беспокоились из-за увеличения их числа.
Но священник, по крайней мере внешне, был воплощенной любезностью и доброжелательностью. Он с приветливой улыбкой посмотрел на них.
— Удачи, добрые люди! Куда направляетесь?
— На север, — ответил Род, заставив себя улыбнуться. — Мы пытаемся установить, откуда исходит эта звуковая чума.
— Такое незначительное дело? — удивился священник. — Да я сам недавно побывал в самом центре россыпей камней и преспокойно вернулся оттуда!
Род пораженно застыл. Пока он пытался сформулировать вопрос, его дочь со всем дружелюбием и наивностью юности попросила:
— Отведи нас туда! Без твоего руководства мы вечно будем искать!
Род набрал воздуха, собираясь произнести гневную тираду, но Гвен пальцами коснулась его губ, и он успел прикусить язык. Все равно, вероятно, его бы не услышали.
— Если захочешь, святой человек, — сказала Гвен. — Мы просим тебя о помощи.
Да, помощь им нужна, это точно. Священник кивнул со счастливой улыбкой.
— Идемте, идемте! Будьте спокойны, бояться нечего! — и он бодро зашагал на север, опираясь на свой посох.
Они последовали за ним, и Род мысленно обратился к Гвен:
«Можешь не сомневаться, я ему ни капли не доверяю».
«Я тоже, — ответила она, — но я предпочитаю самой быть у него за спиной, а не наоборот. К тому же теперь, когда наши чувства не притуплены этим адом, мы не попадем в засаду».
«Боевая готовность, Фесс, — послал Род мысленное сообщение, зная, что робот уменьшил громкость приема. — А почему ты ему не доверяешь, Гвен?»
«Потому что у него не заткнуты уши, а он как будто не замечает шума, — поделилась она. — А твои причины?»
«Да ты только посмотри на него! К тому же он не сообщил нам своего имени».
Род приготовился к долгому пути, чувствуя себя немного уверенней, но в то же время пристально разглядывая все камни и кусты впереди.
— Я преподобный Яго, — бросил через плечо священник.
— А меня зовут Род, — чародей догнал Яго, размышляя, почему самозваный клирик не сопроводил свое имя обычным «отец» или «брат», Решил, что человек этот чуть больше обычного спокоен, и спросил: — Нам нужно чего-нибудь особенно опасаться там?
Яго пожал плечами.
— Если встретим, справимся. Конечно, это смущает, но особой опасности я не вижу.
Род почувствовал прилив адреналина.
— Далеко еще?
— Вон там начинается… — Яго указал на высокий замок, хорошо видимый над вершинами деревьев леса.
— Странно: я его раньше не видел, — пробормотал Род.
Башни замка словно размягчились, потекли, превратились в уступы горы.
Дети ахнули, а Гвен спросила:
— Что это за колдовство?
— Идем дальше, — позвал Яго. — Еще не то увидите, — он прошел несколько шагов, потом, нахмурившись, оглянулся. — Не задерживайтесь, идемте! Торопитесь увидеть! Таких чудес вы никогда раньше не видели!
Род посмотрел на Гвен, но лицо жены отвердело, и она медленно кивнула.
— Хорошо, — сказал Род, — мы идем.
Дети подавленно брели следом, Магнус переводил взгляд с отца на мать, а от нее на священника.
Гора над ними словно расплавилась, как мороженое на солнце, и в самой ее середине обнаружилась блестящая, как бриллиант, башня.
Яго уверенно шагал сквозь высокую траву. Гэллоугласы следовали за ним и вскоре оказались на широкой равнине. Там они остановились, ошеломленно глядя вперед.
Равнину целиком заполняли всевозможные невероятные фигуры в пастельных тонах. А на горизонте небо было затянуто туманом, который порождал все новые и новые беспрестанно двигающиеся фигуры. Да и сами фигуры не оставались неизменными. Вот гигантские часы с девятью стрелками, все вращаются с разной скоростью, причем две стрелки движутся в противоположном нормальному направлении; вот гигантский жук ползает в прозрачном обелиске, над вершиной которого собирается многоцветное облако. Справа от обелиска сражаются два рыцаря: нападая и защищаясь, они даже не касаются друг друга, но снова и снова разворачиваются и нападают. В одном месте равнина начала вспучиваться, пока не образовался холм со спускающимися по склонам рельсами. Потом северная сторона холма пришла в обратное движение — вниз.
По ней покатилось колесо, которое, скатываясь, перевоплотилось в вал, продолживший путь с эксцентрическими вихляниями; потом и вал изменился, начал коробиться, удлиняться и в конце концов превратился в туманную гусеницу; и лишь достигнув уровня равнины, гусеница окончательно исчезла. Но от места исчезновения вверх по холму побежала линия, которая на том месте, где пропало колесо, превратилась в гидру. На щупальцах гидры отросли головы, вслед за ними появились и тела с хвостами, и с того места, где только что шипела гидра, в разные стороны поползли шесть змей. При этом они продолжали видоизменяться, одна превратилась в тапира, другая в саламандру, третья в ворона, и так далее.
Вообще, все фигуры на равнине непрерывно изменялись, рыцари становились драконами, часы раскрутились до ветряной мельницы, облако накрыло обелиск, и на его месте возник гигантский улей. А над всем этим хаосом возвышалась бриллиантовая башня, хотя поверхность ее по мере приближения постепенно тускнела и на ней стали видны линии каменной кладки.
И от этой башни волнами разбегались непрерывные гулкие удары металлических камней, они разносились над равниной, пробивая даже ушные затычки.
Род схватил жену за руку.
— Гвен! У меня снова галлюцинации!
— Нет, — ответила она, в свою очередь крепко сжимая руку мужа. — Я их тоже вижу.
— И я, — поддержал мать Магнус, да и остальные дети хором подтвердили увиденное.
— Скажи мне, — обратился Род к Яго, — реально ли то, что мы видим?
Яго пожал плечами.
— А что такое реальность?
— Ох, не нужно опять! — застонал Джеффри. — Ты ему не ответишь, Фесс?
Яго посмотрел удивленно.
«Он не сможет услышать меня», — напомнил Фесс.
— Реальность — это не вопрос мнения, — сообщил Грегори священнику.
Род и Гвен ошеломленно смотрели на своего младшего. Потом Род пристально взглянул на Фесса. Но Яго только улыбнулся, хотя улыбка у него была не очень приятной.
— Тогда тебе нечего бояться этих сновидений.
— Ну уж нет, — возразил Джеффри, — потому что они хоть и не то, чем кажутся, но тем не менее могут быть опасными.
— Эти тебе не причинят вреда, — настаивал Яго, — но если хочешь найти эпицентр музыки, ты должен пройти среди них, — псевдомонах повернулся, сделал несколько шагов, потом снова оглянулся, как бы проверяя, вдут ли за ним.
Магнус, нахмурившись, разглядывал равнину, но младшие косились на Рода и Гвен, которые, в свою очередь, смотрели друг на друга. Потом Гвен с явной неохотой выдавила:
— Пока мы выдержали.
— Пока, — согласился Род. — Фесс, что ты видишь?
«Только равнину, Род, с каменными скалами тут и там, изредка встречаются рощицы».
— Хорошо, ты будешь нашим пробным камнем. Ладно, семья, это все псионика — следовательно, мы можем противостоять любым ее формам. Только помните, дети: все, что вы видите, на самом деле не реально. Следите за мамой и делайте то же, что она.
— Благодарю за доверие, — кисло хмыкнула Гвен. — А как ты будешь защищаться?
— Как и ты, конечно, и еще этим, — Род извлек из ножен меч. — На всякий случай.
Блеснула сталь: Магнус и Джеффри тоже выхватили свои кинжалы.
— Вначале пси-силы, мальчики, — предупредил Род. — Не начинайте фехтовать, пока я не прикажу: у меня предчувствие, что наши враги — не солдаты. Фесс, если увидишь кого-нибудь вооруженного, сообщай немедленно.
«Конечно, Род».
— Ну, тогда за Яго. Пошли.
Они ступили на равнину и погрузились в болото иллюзий.
В самом центре равнины, окруженный непрерывно меняющимися причудливыми фигурами, Род неожиданно остановился.
— Подождите!
Яго повернулся, улыбаясь блестящими глазами.
— Что?
— Эта… большая штуковина! — Род показал вперед. — Когда мы ее впервые увидели, это был замок, потом гора, потом алмазная башня, которая стала каменной, с кладкой, а сейчас это что-то огромное и бесформенное.
Яго повернулся, чтобы взглянуть. И действительно, каменная башня превратилась в нечто вроде обелиска, с вершиной, выгнутой в форме гиперболы. Там царила мешанина переливающихся цветов, пронизанная разноцветными полосами, напомнившая Роду шелковый муар.
— Похоже на гигантскую куколку, — прошептал Грегори.
— Если это куколка, брат, сохрани меня Небо от этой бабочки!
— Ты тоже видишь это, Фесс?
«Да, Род. Оно становится видно постепенно, по мере того, как рассеивается туман».
«Интересно. Чем бы это ни было, это не только псионика, но и нечто доступное восприятию с помощью обычных чувств».
Яго снова повернулся к ним.
— Странная форма, действительно. Не такая, как раньше. Как будто не меняется.
Теперь, по крайней мере, Род знал, что этот человек так же сбит с толку, как и они, — или он искусный лжец.
У основания гигантского кокона вспыхнули два языка пламени.
Род нахмурился.
— А это что такое?
— Идемте посмотрим, — предложил священник.
Он повернулся, и дети уже собрались последовать за ним, но Гвен железной рукой преградила им путь.
— Нет! Мы не двинемся с места, пока меняющаяся гора не приобретет окончательную форму!
— Ну тогда давайте отдохнем.
Младшие мальчики рухнули наземь, скрестив ноги. Корделия и Магнус садились чуть достойней, а Род нашел пень и камень для себя и жены и осторожно присел, надеясь, что опора под ним не растает. Подняв голову, он увидел, что Яго присоединился к младшим на траве, и ощутил дурное предчувствие: этот человек отождествляет себя с детьми, он словно подчеркивает, что еще не вырос, что он один из них и потому ему можно доверять.
И первые его слова тоже не внушали доверия.
— Зачем вам эти неуклюжие повязки на голове?
— Чтобы нас не отвлекала музыка, — буркнула Гвен.
— Будь уверена: к ней можно привыкнуть! Походи немного среди этих звуков и совсем перестанешь их замечать.
Корделия выглядела неуверенной, поэтому Род возразил:
— Возможно, это было справедливо пятьдесят миль отсюда. Но сейчас музыка такая громкая и диссонансная, что мы не можем не замечать ее.
— Конечно, нет! Просто нужно научиться видеть в ней радость!
Магнус покосился на Рода и спросил:
— Как мы можем наслаждаться музыкой, которая нам не нравится?
— Она даст тебе и удовольствие, если захочешь! Магнус подозрительно посмотрел на священника и промолчал.
— Это справедливо по отношению к музыке, для оценки которой нужны знания, — уточнил Род, — но вовсе не значит, что можно преодолеть нелюбовь к музыке, которая рвет тебе нервы.
— Да нет же! Дело просто в привычке, — пояснил священник. — Если бы ты слушал ее с колыбели, она бы тебе обязательно понравилась!
Корделия следила за спором, переводя взгляд с отца на одетого в черное священника и назад, лицо ее приобрело неуверенное выражение.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — сказал Род. — Дело не в незнакомой музыке, а в плохой.
— Заверяю тебя, в своем стиле эта музыка превосходна!
— Ты говоришь слишком вежливо, супруг, — вмешалась Гвен, жестко посмотрев на священника. — Музыка не просто плохая, она отвратительная!
Улыбка священника стала чуть шире, словно вынужденная. Он обвел всех взглядом, потом сосредоточил свои убеждения на том, кого счел самым слабым.
— Давай, милая девушка! Ведь в твоем возрасте все наслаждаются такими ритмами! Убери эти затычки и радуйся музыке!
Корделия медленно поднесла руки к ушам.
— Нет! — рявкнула Гвен. — Оставь их!
Корделия отдернула руки.
— Но, мама, вся молодежь нуждается в музыке!
— Какая это «вся»? — вопросила Гвен. — Я знаю, что многие любят хорошую музыку, но здесь такой нет! Почему ты считаешь, что многие ее любят?
— Как почему? Потому что так сказал священник.
— Ты права, милая девушка, — настаивал священник. — Не позволяй им распоряжаться твоей душой! Думай сама!
— Думай сама, делая то, что говорит он? — в голосе Рода прозвучал сарказм. — Кто же в таком случае думает за тебя?
— Не слушай взрослых, они не воспринимают новое! — продолжал священник.
— Ну, не такое уж новое, — усмехнулся Род. — Мы слышали эту музыку и в Раннимеде, только там она была слабее и тише — и вовсе не так уж хороша. Может, они решили, что стоит сделать ее достаточно громкой и объявить, что она хорошая, то ты сразу поверишь.
— Но как мне опровергнуть его слова? — возопила Корделия.
— А этого и не нужно. Просто скажи «нет»!
— Но ведь он священник!
— Правда? — глаза Гвен сузились. — Любой может натянуть сутану и выбрить макушку.
— Неужели ты сомневаешься в моем призвании?
— Не только они сомневаются, я — так точно, — отозвался железный голос.
Все удивленно подняли головы, а Джеффри вскочил, положив руку на меч. Он был в ужасе: к ним посреди всего этого шума незаметно подкрались незнакомцы.
Впрочем, судя по внешности, этих незнакомцев можно было не опасаться. Монахи в простых коричневых сутанах ордена святого Видикона, с мягкими улыбающимися лицами. Один молодой, худой и светловолосый, другой лет пятидесяти, полный, седой — и чернокожий!
Дети во все глаза смотрели на них, а Грегори прижался к юбке матери.
— Изыди! — воскликнул священник в черной сутане. Он отскочил, лицо его отвратительно исказилось. Он протянул вперед дрожащий палец. — Это ложные монахи, они слуги Сатаны! Не верьте им, это демоны в облике людей!
— Что тут у нас? — строго спросил старший монах. — Мы из ордена святого Видикона! А ты откуда? К какому ордену принадлежишь?
— Я тебе не подчиняюсь! — закричал священник в черном. — Я свободен сердцем и умом! Не подчинюсь тем, кто преклоняется перед идолом! — он выхватил флакон, открыл его и плеснул в сторону новых монахов. Брызнула серо-зеленая жидкость, и Гэллоугласы инстинктивно отпрянули.
Монахи тоже, но несколько капель все-таки попали на одежду молодого и прожгли ее. Тот ахнул от боли, но посмотрел на свою ногу, и рана, прожженная жидкостью, тут же затянулась.
— Видите! — воскликнул монах в черном. — Зло горит под прикосновением святой воды!
— Это не святая вода, а грязная жидкость, — отбрил старший монах. — Кто ты такой, что пытаешься сбить невинных с пути истинного?
— Сбить с пути истинного? — удивилась Корделия. — Но ведь он священник!
— Нет, — ответил ей младший монах, — он ложный священник, это Грех, чья цель — искушение и совращение. Это антихрист.
— Не верьте ему! — завопил антихрист. — Он говорит голосом тех, кто не хочет перемен!
— Мы хотим, чтобы люди, изменяясь, становились добрее друг к другу, а ты — чтобы они позорили один другого, — строго проговорил старший монах. Он снял с шеи медальон на цепи и раскрыл его. — Посмотри на этот камень, и увидишь, к чему приводит твое зло!
Антихрист заинтересованно посмотрел. Потом оскалил зубы в отвратительной гримасе и испустил скрипучий вопль.
Камень словно ожил, засветился, и Гэллоугласы ощутили мощный поток пси-энергии.
Антихрист задрожал. Старший монах воскликнул:
— Изыди! — неожиданный порыв поднял в воздух пыль. Когда она осела, антихриста не стало.
Монахи расслабились, старший закрыл медальон.
Корделия спросила:
— Что это за волшебство?
— Камень в этом медальоне волшебный, — объяснил младший монах. — Он преобразует энергию, которую используют колдун или ведьма. Этот антихрист хотел обмануть вас, затуманить вам мозг. В нормальном состоянии вы бы сразу разоблачили его ложь.
— И вправду, камень преобразует энергию в другую форму, — подхватил старший монах, — но форму эту выбираю я.
— А что это за камень? — удивленно спросил Грегори.
— Тот самый, что сделан Верховным Чародеем Греймари, малыш.
— Твой камень? — Магнус удивленно посмотрел на отца.
Старший монах застыл с полузакрытым медальоном в руках.
— Значит, ты Верховный Чародей?
— Я Род Гэллоуглас, — признался Род. — А это моя жена, леди Гвендолен.
— Леди Гэллоуглас! — старший монах склонил голову. — Меня зовут отец Телониус, а это брат Дориан.
Младший монах тоже поклонился. Гвен ответила на их поклон, представив младших:
— А это мои дети: Магнус, Корделия, Джеффри и Грегори.
— А мы-то удивлялись тому, что молодые люди не пострадали в этом водовороте разложения, — воскликнул младший монах. — Но теперь видим, что они были под надежной защитой.
Гвен улыбнулась, но ответила:
— Дело скорее в том, что мы их родители, а не волшебники.
Но отец Телониус не согласился.
— Слишком много молодежи было уведено такими, как этот антихрист, хотя их родители этого не хотели. Коварные преступники используют в своих целях эти музыкальные камни, и цель эта — завоевать власть, воспользовавшись жизненными силами молодежи. Они циничны и изучили худшие человеческие побуждения, а потом использовали свои знания для совращения. У большинства родителей нужных знаний не оказалось, они не смогли противостоять тем, кто совращал их детей.
Магнус и Корделия в ужасе переглянулись.
— Но откуда ты узнал, кто на самом деле этот ложный священник? — спросил Джеффри.
— Он не проповедует слово Христа и его святое причастие, — объяснил брат Дориан.
Джеффри подозрительно посмотрел на монахов.
— А откуда нам знать, что вы настоящие? Меня обманул один священник, и я теперь не спешу доверять другому.
— Я признаю Христа и его чудеса, — провозгласил отец Телониус, — но особенно его чудо, когда он отдал нам себя в виде вина и хлеба. Это удовлетворит тебя?
— Боюсь, не совсем, — усмехнулся Род. — Прошу прощения, добрые монахи, но в данный момент я разделяю скептицизм сына.
— Тогда испытай нас, как хочешь, — предложил брат Дориан.
«Все члены ордена святого Видикона, — послышался в голове Рода голос Фесса, — получают хотя бы азы современной науки».
Род кивнул.
— Я принимаю ваше признание веры, отец, но не поведаешь ли мне что-нибудь и о законах термодинамики?
Брат Дориан удивился, но отец Телониус улыбнулся и ответил:
— Первый: количество энергии в замкнутой системе есть константа.
— Иными словами, — подхватил брат Дориан, — человек не может ни создавать, ни уничтожать энергию, а лишь преобразовывать из одной формы в другую. Как делает твой камень.
Отец Телониус одобрительно улыбнулся и продолжил:
— Второй: в любом потоке энергии будет постоянно нарастать энтропия.
— Мы должны постоянно стремиться поддерживать гармонию и порядок, — негромко пояснил брат Дориан, — но Вселенная все равно когда-нибудь умрет, и тогда наступит второе пришествие Христа.
«С научной точки зрения, они точны, — послышался голос Фесса, — хотя в теологических последствиях я сомневаюсь».
— Мы удовлетворены, — объявил Род. — Вы настоящие. Простите за это испытание, преподобные.
— Ничего, — ответил отец Телониус. А брат Дориан добавил:
— Хорошо бы, молодежь всегда испытывала тех, кто к ней обращается. Перед тем, как признать чью-то власть, даже обязательно ее испытать.
— Но мы должны прислушиваться ко всем ответам, — закончил отец Телониус, — и проверять их на правдивость.
Грегори был удивлен.
— Пожалуйста, скажи, отец, как тебе удалось привести в действие папин камень.
— Действительно, — подхватил Магнус, — сам-то он ведь не смог.
Род сердито посмотрел на сына, но Грегори настаивал:
— Тебе достаточно было сказать «Изыди»?
— Некоторым образом, да. Сказав это слово, я сосредоточил свою волю, отдал приказ силам, которые формировал камень. Я сам проективный телепат, хотя и не очень одаренный. Если бы я был в этом талантлив, мне понадобился бы лишь мысленный импульс, и совсем не потребовалось бы произносить слово. Но у меня достаточно сил, чтобы управлять действием камня.
— А почему им не смог воспользоваться этот антихрист?
— Потому что у него не было камня. Мы установили, что им может управлять только тот, кто его касается.
— Любой? — воскликнул Грегори, с глазами, словно блюдца.
— Да, любой, кто знает, как им пользоваться.
— Тогда почему тебя не защищает целая армия рыцарей? — воскликнул Джеффри. — Где твои стражники? Если камень попадет в руки тех, кто пожелает использовать его в своих целях, он может вызвать настоящий хаос!
— Да, мы знаем это, — согласился отец Телониус, лицо его помрачнело. — Но у нас не было времени созывать стражу, потому что наш аббат услышал донесения часовых мысли. Они сообщали, что на западном берегу сосредоточивается страшная сила, она пытается поработить народ с помощью музыкальных камней и захватить власть.
Род отметил, что новый аббат создал специальную стражу из монахов, охватывающих мыслью весь остров, — часовых мысли. Возможно, это благословение — или проклятие.
— И у вас не достало времени обратиться к королю за помощью?
— Да, аббат смог только разослать несколько групп монахов — для советов и наставлений заблудшим, и меня — а брат Дориан должен присматривать за мной. Мы должны найти источник этой силы, который стремится использовать злую музыку камней, и направить против него камень чародея.
— Но если вас захватят… — возразил Джеффри.
— Никто не сможет управлять камнем, потому что никто не знает, как это делается, — заверил его отец Телониус.
— А если узнает?..
— Не узнает, — Род сжал плечо сына. — Потому что теперь у монахов есть самые лучшие охранники, верно?
Джеффри удивленно повернулся к нему, глаза его загорелись.
— Есть, сэр! — он снова повернулся к монахам. — Вы не сделаете ни шагу, чтобы мы не были вашей тенью!
Отец Телониус серьезно наклонил голову, чтобы скрыть улыбку.
— Мы у тебя в долгу.
— Нет, потому что ты изгнал ложного священника, который мог совратить нас, — Джеффри взглянул на Магнуса и Корделию.
— Ты нам не доверяешь? — спросил Магнус, а Корделия горячо воскликнула:
— Нас искушали, да, но теперь у нас открылись глаза, и больше нас не обманут!
— Ни за что, — Род улыбнулся, — пока у вас заткнуты уши.
— Тогда поспешим вперед все вместе, — отец Телониус протянул руку, и Джеффри гордо зашагал рядом с ним.
Так шли они по миру иллюзий, семейство, предводительствуемое мальчиком и престарелым монахом. Вокруг возникали и опадали беспрестанно изменяющиеся фигуры, но даже они расступались, словно добровольно уступая дорогу.
По дороге Род подошел к отцу Телониусу и попросил:
— Два слова наедине, отец, если не возражаешь. Святой человек посмотрел на него с улыбкой — и без удивления.
— С удовольствием, — он повернулся к брату Дориану, прошептал ему несколько слов и снова обратился к Роду: — К твоим услугам, лорд Чародей.
— Надеюсь, мне не придется воспользоваться твоими услугами, — Род ускорил шаг, чтобы отойти от остальных.
— Почему? Я слышал, ты всегда умеешь правильно использовать людей, — возразил отец Телониус.
Род поморщился.
— Кто бы тебе это ни сказал, не верь ему. Но я расположен к вашему ордену.
— Я рад это слышать, — негромко сказал монах. — Но о чем ты хочешь поговорить, лорд Чародей?
— Просто хотел узнать, как обстоят дела на Земле.
Монах даже глазом не моргнул.
— В данный момент все благополучно, лорд Чародей. Неужели на Греймари так мало чернокожих, что ты с ходу определил землянина?
— С первого взгляда, отец. Иногда, говорят, встречаются капризы хромосом, но я не видел пока здесь человека не белой расы.
Это изрядно удивило монаха.
— Правда? Что ж, это объясняет реакцию твоих детей при встрече со мной. Но я читал, что колонисты-основатели включали в свой состав несколько человек моей расы.
— Вероятно, так оно и было, но за пятьсот лет все перемешалось. Я думаю, их гены так основательно растворились, что ныне совсем не проявляются. Могу ли я поинтересоваться, почему не прибыл сам отец Ал?
— Потому что не было причин для тревоги…
— Не было причин?
— Таких, чтобы мы узнали вовремя, — монах протянул руку ладонью вперед. — Мне просто повезло, что я так вовремя появился здесь и смог помочь. Отец Алоизиус Ювелл, конечно, шлет привет, но он посчитал, что ему самому появляться на Греймари вовсе не обязательно.
— Ладно, рад слышать, что у него все в порядке, — вздохнул Род. — Так значит, он не слышал, что на Греймари что-то неладно?
— Не в этом случае. Я здесь не в ответ на срочный вызов, командор Гэллоуглас…
Прошло уже слишком много лет, как Рода последний раз называли по его воинскому званию. Ему это обращение показалось странным и каким-то неуместным.
— …никакой тревоги со стороны Ватикана. Я здесь исключительно с научной миссией.
Род никому не мог отказать в праве посещать планету: ведь в конце концов она не принадлежит ему лично. Тем не менее он заметил:
— Я предпочел бы, чтобы вы предварительно связались со мной, отец, просто из вежливости, если ничего иного. Я озабочен тем, кто может посещать планету, а кто нет.
— Я понимаю это, лорд Чародей, и приношу свои извинения за то, что не связался с вами немедленно. Я собирался, но не успел даже акклиматизироваться, как аббат попросил меня заняться небольшой проблемой, которая здесь возникла.
— Вряд ли «небольшой». Это одна из самых серьезных угроз, с какими мне приходилось сталкиваться. Я надеюсь, вы нашли средства.
— К сожалению, нет. Я неплохой ученый, но никуда не годный инженер.
Род уже слышал такое от людей, передвигавших горы — или астероиды. Ведь их тоже можно отнести к горам.
— А каков ваш ранг в ИР?
— О, в исследованиях и развитии? Довольно высокий — пока у меня есть ассистент, — он кивнул в сторону брата Дориана. — Этот молодой человек довольно компетентен. Кстати, он родился на Греймари.
— Это обнадеживает. Нужно ли это понимать так, что аббат дал вам местного проводника, но считает, что проблему должны решить вы сами?
— О, нет! Брат Дориан не просто проводник. Он очень талантлив — и искусен для своего возраста.
Но Род отметил, кто все-таки должен был решить проблему.
— Искусен в какой области?
— Он музыкант. И проективный телепат.
— О!.. — Род почувствовал, как его губы сами собой сложились в эту букву. Он внимательно посмотрел на молодого монаха, который дружелюбно болтал с Корделией и Грегори. — Разве музыка не странноватое занятие — для инженера?
— Вовсе нет, если учесть, что он пытается установить глубинную суть взаимоотношений между псионикой и музыкой.
И тут Рода озарило.
— Великолепная комбинация — в свете нынешних событий. Но все считали, что он ведет чисто теоретическое исследование, без всяких практических применений?
— Да — до последнего времени.
— Да-да, конечно, — Род кивнул. — Как только находишь какое-то практическое применение, твое дело перестают именовать теоретическим исследованием. Могу ли я предположить, отец, что его интересы частично пересекаются с вашими?
— Совершенно верно, — чернокожий монах улыбнулся. — Я учился на инженера-электрика и одновременно зарабатывал на жизнь, мастеря музыкальные инструменты. И чем больше я этим занимался, тем больше сознавал, что имеющие к этому отношение компьютерные программы весьма напоминают мысленные процессы музыканта. И все сильнее становилось во мне убеждение, что музыкальный талант сродни псионному. Тогда я погрузился в размышления вообще о природе таланта, что привело меня к нынешнему призванию — и к ордену.
— Не сомневаюсь, — сам Род не видел связи между талантом и религией, но не собирался распространяться на эту тему. — И ваши исследования привели вас на Греймари.
— Да, в единственное известное во вселенной скопление действующих эсперов. И кажется, я прибыл в самое благоприятное время для своих исследований.
— Идеальное и для нас также. Когда все это закончится, я должен представить вас Ари Творцу. Но только если вы пообещаете не запирать его в своей лаборатории.
— Человека, который создал эти музыкальные камни? Великолепно! Но пока, мне кажется, стоит заняться людьми, которые направляют свои способности не на изготовление камней, а на вредное использование их.
— Они хотят зарабатывать на музыке, но не желают ей учиться.
— Вижу, вы знакомы с подобными симптомами. Да, мысль заключается в том, что если у тебя есть талант, тебе ничему не нужно учиться — все придет естественно, само собой, без всяких усилий. Конечно, так никогда не бывает. И в своем разочаровании молодые люди, подающие надежды, становятся циниками, пытаются использовать тех, кто нашел время и силы, чтобы выучиться.
— И вы считаете, что перед нами сейчас такой человек?
— Возможно. Несомненно, эта молодая женщина — прошу прощения, она ведь молода? — эта Убу Маре, о которой я слышал, пытается использовать музыку не ради чистого наслаждения, а в погоне за властью.
— Еще бы, она наверняка что-то от этого получает, не сомневаюсь. И при этом ей все равно, если при этом кому-то станет плохо.
— Вот так они всегда, — отец Телониус вздохнул и печально покачал головой. — Мы давно с ними знакомы, лорд Чародей, с вампирами, которые впиваются в души людей, высасывают радости и надежды молодых, как Дракула выпивал кровь, оставляя только обескровленные тела. Мы боролись с ними, теми, кто стремится нажиться на добровольных пожертвованиях, боролись с тех пор, как дьякон Филипп отвратил жителей Самарии от колдуна. Мы защищали от этих волков слабых и легковерных в течение более трех тысячелетий и защитим их и сейчас.
— Тогда нам лучше поторопиться, — ответил ему Род, — потому что в наши дни волки бродят стаями.
— А разве не всегда так было? — отец Телониус улыбнулся чародею. — Подбодрись, лорд Чародей: вампиры процветают по ночам, но мы приносим солнце.
Брат Дориан сообщил:
— Теперь уже недалеко, потому что я ощущаю вокруг себя пси-энергию, словно иду вброд по болоту.
— Болото пси? — Род удивленно посмотрел на монаха. — Я думал, это музыка.
— Может, это сила пси отражается от музыкальных камней, — предположил Грегори.
Род посмотрел на младшего.
— Силовое поле пси, которое действует, хотя и отделено от творца, создавшего его? Никогда о таком не слыхал!
— Но это не мешает такому быть изобретенным, папа, — заметила Корделия.
— Очевидно, нет, — согласился Род, немного ошеломленный.
— А что же такое музыкальные камни, если не подобное изобретение, супруг? — мягко спросила Гвен.
— Действительно, — признал Род. — Это имеет смысл, верно? Я оказался самым медлительным в семействе.
— Вовсе нет, — Гвен сжала ему руку. — Никто из нас не замечал ничего подобного, пока не появились эти добрые братья.
— И если бы не твое изделие, папа, — подхватил Грегори.
— Ну, ладно, — сдался Род. — Это был главный ключ, — но он тут же опомнился. — Вовсе нет! Это технология, а не волшебство!
Гвен лишь подняла брови.
— Знаю, знаю, — признался Род. — Можешь не говорить.
— Отец, — обратилась Корделия к Телониусу, — а чего хотел от нас этот антихрист?
— Да, — подхватил Магнус, — и почему?
Отец Телониус покачал головой.
— Могу только предположить, дети.
— Ну так предположи, — попросил Грегори.
Монах вздохнул.
— Боюсь, он хотел привести тебя в рабство, подчинить колдуну, который владеет камнями.
— С какой целью? — поинтересовалась Корделия.
— Не могу сказать, — с мрачным выражением лица ответил отец Телониус. — Может быть, для жертвоприношения.
— А что такое жертвоприношение? — спросил Грегори.
— Неважно, маленький брат, — быстро вмешался Магнус. — В любом случае, это только предположение.
— Вот именно, — согласился отец Телониус. — Не могу сказать, для чего он пытался вас совратить — и не хочу знать.
— Мы тоже, — присоединился Магнус.
— Род, — сообщил Фесс, — кем бы ни была аморфная фигура перед нами, она предвещает зло. Может, стоит оставить младших детей сзади под моим присмотром?
Хорошая мысль, — поддержал робота Род, но Джеффри встал на дыбы.
— Нет! Ты не можешь оставить меня позади, когда начнется схватка!
Отец Телониус с легким удивлением посмотрел на мальчишку.
— И правда, добрые люди, большой опасности пока нет.
— Давайте вначале узнаем, что за опасность нас ждет, прежде чем разделить силы, — предложил брат Дориан.
Джеффри удивленно посмотрел на него.
— Для монаха ты говоришь неплохо!
— И ты говоришь хорошо, — отозвался брат Дориан, — для честолюбивого воина. Ну что ж, пойдем посмотрим?
— Нет, — решительно возразила Гвен, берясь за метлу. — Прошу вас, братья, остановимся, пока я не осмотрю это зло сверху.
Монахи быстро переглянулись, но Род еще быстрее вставил:
— Послушаемся ее, если не возражаешь, отец. Она почти никогда не ошибается.
Гвен, которая уже собиралась сесть на метлу, остановилась и строго посмотрела на мужа.
— Почти?..
— Ну, — замялся Род, — было время, когда ты пыталась носить шафран…
— Неважно, — Гвен быстро прервала мужа. — Будь готов, супруг! — и ее метла стремительно взвилась в воздух.
Святые братья вздрогнули и широко раскрытыми глазами посмотрели ей вслед.
— Я вижу, вы никогда раньше не встречали ведьму на метле? — мягко спросил Род.
— Не встречали, — признался брат Дориан. — Видишь ли, мы живем в монастыре, и женские способности…
— А к чему она просила тебя быть готовым? — перебил коллегу отец Телониус.
— На случай, если она попадет в неприятности — в чем мы оба сомневаемся. Но на всякий случай.
— Ей не нужно было этого говорить! — воскликнул Магнус.
Конечно, но так мы оба чувствуем себя лучше.
— Папа, — весьма заинтересованным тоном спросила Корделия, — а для чего мама хотела надеть шафран?
Род вздохнул поглубже, напряженно соображая, что бы такое ответить, но его спасло неожиданное поведение метлы Гвен. Метла взметнулась вверх, потом отлетела назад, как будто ее смахнула с гладкой траектории гигантская рука. И в данный момент Гвен падала.
Род даже не помнил, как взлетел; он знал только, что был еще на полпути к Гвен, а Гвен — на полпути к земле, когда метла прервала падение и выровнялась на более пологий курс.
«Все в порядке, — мысленно заверила его Гвен, еще не подлетев до пределов слышимости. — Но там опасность, которая требует более серьезной подготовки».
Род облегченно расслабился, а это не вполне безопасно в воздухе. Он парил, пока Гвен не спустилась пониже, потом подлетел к ней.
— Что ты видела?
Но Гвен нацеливала метлу на посадку, и он спланировал рядом с ней.
— Поразительно! — брат Дориан восхищенно качал головой. — Очень немногие монахи умеют летать, однако никто не может так быстро!
— Ох, мама! — Корделия обняла Гвен. — Мы так за тебя испугались!
Мальчики тоже окружили мать с потрясенными улыбками и потными лбами.
Гвен обняла Корделию и слегка улыбнулась.
— Спокойней, милая. Чтобы победить меня, нужно нечто большее, чем невидимая стена.
— Невидимая стена? — брат Дориан пристально взглянул на нее.
Гвен кивнула.
— Я еще только подлетала поближе, чтобы рассмотреть, что там у основания башни, как столкнулась с преградой. Преграда упруго подалась, но потом отбросила меня. Однако я успела разглядеть массу людей и помост с горящими факелами.
— Звучит зловеще, — отец Телониус мрачно нахмурился. — Больше ничего не увидела?
— Нет, — твердо ответила Гвен. — У меня до падения была возможность бросить только один взгляд.
— Мы должны узнать больше, — проворчал монах, потирая подбородок, — но как?
«У меня есть соответствующие приборы, Род», — молча напомнил Фесс.
— Конечно! — Род повернулся к роботу, глаза его загорелись.
— Не волнуйтесь, с ним все хорошо, — заверила Гвен монахов. — Просто его конь может разговаривать с ним так, что никто другой не слышит.
Теперь монахи посмотрели на нее так, словно она спятила. Потом виновато улыбнулись и отвернулись, решив поверить ей на слово.
Из седла Фесса снова взлетело металлическое яйцо. Род увидел вытянувшиеся лица монахов и улыбнулся.
— Мой конь — робот, преподобные.
Они подняли головы и улыбнулись. Основы технологии им, по крайней мере, известны.
Так что они не очень удивились, когда шар поднялся вверх и полетел к гигантскому кокону.
— Оно увидит, что там находится? — спросил отец Телониус.
— Не сомневайтесь, — ответил Род, — и покажет нам на встроенном экране.
— Нас так много, а экран такой маленький, — пожаловался Джеффри.
— Сначала посмотрю я, — Род строго прищурился.
«Я могу передавать вам видеоизображение в движении», — предложил Фесс.
— Конечно, — лицо Рода осветилось. — Мы же все можем держать связь с Фессом. Он телепатически связывается со всеми членами семьи, преподобные. Если сможете прочесть наши мысли, прочтете и его.
Брат Дориан улыбнулся и, сосредоточиваясь, закрыл глаза.
— У меня слабые способности, — пожаловался отец Телониус, — но мы так близко, что, может быть, я что-то и увижу, — он тоже закрыл глаза.
Род на всякий случай свои не закрывал, так что изображение, которое передавал Фесс, для Рода накладывалось на окружающее, как отпуск, который вспоминаешь в деловом разговоре.
Глаз стремительно приближался к кокону, изображение передавалось сверху. Род увидел толпу у основания башни и возвышение, окруженное горящими факелами. Изображение росло, глаз-шпион опускался. Преграда, остановившая Гвен, не подействовала на холодное железо, в данном случае, на алюминиевый сплав. Картина становилась все больше и яснее…
И Род увидел алтарь, окруженный большими, коптящими маслянистым дымом факелами; алтарь был установлен в центре амфитеатра, сплошь заполненного людьми, у которых, казалось, нет ничего общего, кроме грязи и полного беспорядка. Одеты они все были по-разному, цвета их платья резко контрастировали, зато все они преуспели в галдеже и совместных движениях. Люди пели и раскачивались в такт смутно слышимому ритму хриплой музыки. Перед алтарем лицом к нему стояла женщина в темном, металлически блестевшем платье. Она участвовала в каком-то тайном ритуале, включавшем большой нож и посох, но движения у женщины были резкие, порывистые, как будто ее частично парализовало.
Внимание Рода, как и всех, кто увидел эту сцену, привлек кокон. Стало совершенно очевидно, что это гигантский стоячий вихрь. Род не мог представить себе, что удерживает его на месте и не дает причинять разрушения. Возможно, какая-то новая и невероятно мощная форма пси-энергии. Хотя рев этого вихря доносился еле-еле, как будто специально приглушенный, тем не менее его грохот составлял постоянный фон для скрипучей музыки, сопровождавшей церемонию.
Картину неожиданно захлестнуло пламенем. Дети вскрикнули, закрыли глаза руками и отшатнулись. Голова Гвен дернулась, они с Родом мгновенно разорвали контакт с Фессом. Все долго молчали, глядя друг на друга.
Потом отец Телониус прошептал:
— Хорошо, что мы послали на разведку твоего робота.
— Да уж, — отозвался Род. Он словно онемел. — Вопросов нет, верно? Колдунья, которую мы видели, разнесла глаз-шпион на кусочки.
Почти бессознательно он взял Гвен за руку. Она ответила ему пожатием, заверяя, что по-прежнему рядом, живая и полная сил.
«Можно попробовать еще раз, Род», — пришло мысленное послание Фесса.
— Рад это слышать. Полагаю, ты записал этот эпизод?
«Конечно, записал, Род. Это стандартная операционная процедура. Хочешь просмотреть запись?»
— Слышали? Передача записана, — сообщил Род монахам. — Кто-нибудь хочет посмотреть снова?
— Хотим, — отец Телониус внезапно помрачнел. — Если можно, я хотел бы поподробнее изучить изображение, лорд Чародей.
— И звук тоже, — нахмурившись, добавил брат Дориан.
И монахи закрыли глаза, сосредоточившись на связи с мыслями Рода.
А он снова видел эту картину, полет над равниной, толпу в амфитеатре, факелы…
— Там среди пламени перевернутый крест, — резко бросил отец Телониус.
Дети потрясенно подняли головы.
В последний момент записи колдунья перед алтарем неожиданно отбросила плащ в сторону и принялась танцевать совершенно обнаженная.
Потом вспыхнул огонь, и изображение исчезло.
— Звук неправильный, — брат Дориан опустил глаза. — А нельзя ли пропустить его наоборот?
— От конца к началу? — удивленно спросил Род. — Я думаю…
«Конечно, можно», — ответил Фесс, и картина исчезла. Немного погодя послышалось пение — и Род удивленно вздрогнул и прервал запись.
— Латынь!
— Точно! — Брат Дориан стал еще мрачнее. — Латынь, произнесенная наоборот.
— Инверсия, извращение… — лицо отца Телониуса исказилось от отвращения. — Они пытаются провести черный шабаш.
— Поклоняются дьяволу?
Гвен пришла в ужас, а младшие дети, потрясенные, не сознавая того, прижались к ней. Магнус подошел поближе к Роду.
— Да, они пытаются это сделать, — подтвердил отец Телониус. — Но достигают только того, что отдают свой небольшой дар пси этой ведьме.
— Но что их привело к этому? — недоуменно спросила Корделия.
Отец Телониус посмотрел прямо в глаза Роду и Гвен.
Магнус заметил этот взгляд и понял его значение.
— Неужели музыка?
Отец Телониус тяжело кивнул.
— Несомненно. Эта женщина перед алтарем, это она обманула творца, заставив его создавать камни с искаженной музыкой, она собрала и разбросала их — чтобы приобрести последователей и с их помощью захватить власть над миром.
— И она обретает ее, объединяя небольшие сами по себе способности обычных людей? — задумался Род.
— Вот именно, и усиливая их на основе эмоций этих людей. Эти эмоции, хотя и не такие сильные, как любовь или сочувствие, гораздо легче вызвать.
— А башня за ней, — пробормотала Гвен, — приемник их способностей.
— Скорее всего, она собирает их и сжимает, при этом скручивая воздух в смерч.
— Но что его удерживает? — выпалил Грегори.
— Она удерживает его силой своей мысли, потому что она сама — гениальный эспер с исключительными способностями.
— Торнадо из пси, — выдохнул Род, — удерживаемый на месте одной лишь силой мысли.
Но Гвен покачала головой.
Она не может проделывать такое одна, без помощи со стороны. Если бы существовала такая могучая ведьма, я бы о ней знала.
— Возможно, у нее есть помощники, — медленно проговорил Род, думая о высокотехнологичных приборах.
— Но что привело ее к такому подлому концу? — воскликнула Корделия.
Отец Телониус покачал головой.
— Могу только высказать предположение.
— Я тоже, — мрачно вставил Магнус. — Мы все это знаем: она самая безобразная ведьма в мире.
Корделия сердито посмотрела на брата, но прежде чем смогла возразить, Род спросил:
— Но теперь, собрав такие огромные силы, что она собирается с ними делать?
— Собрать еще больше, конечно. С силой так всегда, — безапелляционно заявил брат Дориан, и отец Телониус кивнул.
Род для устойчивости оперся о седло Фесса, его поразило неожиданное видение: камни, созданные из ведьмина мха, наполненные ненавистью, алчностью и похотью, разлетаются с этой равнины обмана, подгоняемые объединенной силой мысли обманутой толпы; все больше и больше приверженцев, в которых пробуждаются худшие черты человеческой природы. И худшие их этих новых фанатиков спешат прийти сюда, чтобы добавить и свою ненависть и презрение ко все разрастающейся силе.
— Возможно, это конец всего доброго в Греймари, — прошептал он.
Он почувствовал крепкое пожатие на своей руке, открыл глаза и увидел озабоченное лицо Гвен. Заставил себя слабо улыбнуться, оторвался от Фесса и повернулся к монахам.
Отец Телониус встретился с ним своим спокойным серьезным взглядом и медленно кивнул.
— Следовательно, мы не можем позволить, чтобы это неприличие продолжалось.
— Но как нам остановить его?
— У нас есть и свои силы, — отец Телониус коснулся амулета. — Но даже без твоего прибора — большая сила в стремлении к правильному. Мы соберем все: жажду добра и порядка, любви и сочувствия, мягкости и понимания — все то, что заключено в наших сердцах. Сосредоточим и направим, противопоставим отвратительному хаосу.
— Хорошо сказано, — Род сурово свел брови. — Но как насчет оборудования?
Брат Дориан улыбнулся и достал из-под платья длинный кожаный футляр.
Дети с любопытством обступили его. Брат Дориан раскрыл футляр и достал из него… Предмет, созданный высокой технологией. У Рода расширились глаза.
— Вы сделали это?
Брат Дориан покачал головой, а отец Телониус негромко пояснил:
— Мы помним, чем владеет остальное человечество. В данном случае, это послано с Земли.
Клавиатура с полным набором синтезаторов и модуляторов звука.
— Ты умеешь этим пользоваться? — скептически спросил Род, но брат Дориан ответил очень спокойной улыбкой. Он расправил ножки клавиатуры и установил ее для работы.
— Что это? — спросил Магнус.
— Слушай, — просто сказал брат Дориан, — и смотри.
Пальцы его коснулись клавиш, и послышалась легкая мелодия. Не такая громкая, как музыка камней вокруг, но почему-то она приковывала внимание, заставляя грохот и скрип уйти куда-то в фон восприятия.
Дети были поражены.
Брата Дориана окружила светящаяся дымка. Синхронно с музыкой она постепенно сгустилась, начала вращаться и наконец приняла форму поникшего цветочного бутона. Музыка заиграла громче, и бутон медленно поднимался, расцветал, раскрылся, повернул лицо к солнцу. Музыка внезапно стихла, и цветок расплылся. Теперь вместо мелодии слышался писк и щебет. Дети молчали, они узнавали голоса мелких животных и птиц, но что делают эти зверьки здесь, на равнине?
Но вот они и сами появились по обе стороны от клавиатуры: лисы, бобры, мыши, фазаны, ежи — собрались полукругом и сидели, как заколдованные.
— Что они видят? — прошептала Гвен.
И музыка словно ответила на ее вопрос, взвившись и сотворив видимую фигуру — маленького человека с голубой кожей, одетого только в меховую набедренную повязку, с венком в волосах и флейтой у губ. Все хорошо услышали трели его флейты, чистые и быстрые. И когда он заиграл, между ним и мелкими зверьками появилось крошечное существо, эльф, вертевшийся так быстро, что постепенно превратился в размытое световое пятно.
Музыка вновь утихла, пятно поблекло, маленький человек и зверьки поблекли тоже, расплылись, исчезли. Музыку пронзила тоскливая, ностальгическая мелодия, она одновременно выражала сожаление и обещала обновление. Но и она вскоре кончилась.
Какое-то время дети сидели молча. Казалось, даже музыкальные камни стихли.
Но вот Род понял, что скрежет и звяканье продолжаются, а дети вздохнули.
— Удивительно! — воскликнула Корделия, а Джеффри добавил:
— Ты настоящий волшебник!
— Конечно, — подхватил Магнус. — Ты из ордена святого Видикона, у тебя нет прихода. Но ты волшебник, правда?
— Только в этом, — ответил брат Дориан. — Только в моей музыке.
— Дело не только в инструменте, — напомнил отец Телониус, — но и в его искусстве.
— Да, в нем большая сила пси, — задумчиво проговорил Род. — Ты гений, брат Дориан.
— Не я, — возразил монах, хотя и покраснел от удовольствия. — Не я, а тот, кто сочинил эту музыку.
— Я почти поверила, что такая музыка сможет противостоять этому грязному вихрю, — сказала Гвен.
— Конечно, сможет! Уверяю тебя, сможет! — воскликнул брат Дориан. Глаза его сверкали. — Но не она одна.
— Да, не одна, — подтвердил отец Телониус. — Но если прибавятся и другие инструменты и сила священной церемонии, чтобы противостоять злобным импульсам, которые вызывает богохульный ритуал этой ведьмы, мы надеемся создать такое напряжение пси, которое окажет ей достойное сопротивление.
— Но нас всего восемь человек, — со вздохом возразил Род.
— Вовсе нет, мы не одни, — торжественно провозгласил отец Телониус. — Сто двадцать монахов в нашем монастыре будут петь и играть, присоединяя свою надежду и ясность духа к нашим.
— Как это возможно? — поражено спросил Грегори.
— Таков талант нашего регента, малыш. Он умеет сливать музыку и направлять ее объединенную силу тем, кто в ней нуждается, как бы далеко это ни было. Он может действовать на очень большом удалении.
— Телечеловек? — спросил Род. — И вы все с ним связаны?
— Да, а он со всеми нами. У нас произойдет встреча сознаний, настоящий концерт.
— А чем поможем мы? — спросила Корделия.
Брат Дориан улыбнулся и стал доставать из многочисленных карманов своей одежды маленькие инструменты.
— Играйте на этом, как вам подсказывает душа. Тебе, младший, дудка, — он выдал Грегори деревянную дудочку. — А девушке арфа.
Корделия осторожно взяла деревянную раму, нежно погладила ее.
— Но я не умею играть!
— Ты только касайся струн: они настроены на гармонию. А для мальчика-воина — барабан, — брат Дориан передал Джеффри нечто вроде бубна без подвесок и палочку с утолщениями с обоих концов.
— Бей в такт с самыми низкими нотами. Ну, а тебе, старший сын, то, что полагается наследнику, — и он протянул Магнусу пластинку длиной в предплечье, с четырьмя клавишами для правой руки и шестью кнопками для левой. Магнус бережно принял ее, нахмурился и нажал на одну клавишу. В воздухе послышался мелодичный звук. Магнус едва не выронил инструмент.
— Но откуда мне знать, что нажимать?
— Ты уловишь импульс от меня, потому что у меня на клавиатуре есть такие же клавиши и кнопки.
— Но все-таки, как мы будем играть? — спросила Корделия. — Мы ведь никогда раньше не играли.
— В невинности молодости сокрыта большая сила, — отозвался брат Дориан.
Отец Телониус кивнул.
— Поэтому ваша невинность — самая большая угроза для тех, кто ищет зла. Поэтому они и стремятся так совратить молодежь.
Род оценивающе взглянул на монаха.
Ты как будто все очень хорошо спланировал, отец.
Само собой, — отец Телониус с улыбкой оторвался от сбора веток. — Для этого мы и были посланы, лорд Чародей: сдержать распространение этой злой музыки и совсем уничтожить ее, если сможем.
Род молча с минуту смотрел на него. Потом хмыкнул:
— Неудивительно, что вы нас нашли.
— И то правда, — улыбнулся брат Дориан. Неудивительно.
Роду хотелось спросить, зачем отец Телониус собирает ветки, но он решил, что не хочет этого знать.
Брат Дориан снова повернулся к младшим Гэллоугласам.
— Вы должны настроиться на меня, молодые люди, так, чтобы мы создавали гармонию вместе. И это слияние музыки несказанно усилит соединение наших сознаний.
— Но тогда мы тоже должны объединиться с тобой, — сказала Гвен.
— Естественно, — отец Телониус посмотрел им прямо в глаза, и неожиданно атмосфера накалилась. — Вы должны объединиться с нами, с детьми и с монахами в монастыре.
Род почти испуганно спросил:
— А на чем мы будем играть?
— Вы не будете.
Они молча долго смотрели на него. Потом Гвен спросила:
— Тогда что мы будем делать?
— Ты полетишь, подхваченная нашей мелодией, — сурово ответил отец Телониус, — потому что кто-то должен доставить Камень Чародея в это нечестивое место, чтобы сила ведьмы обратилась против нее самой.
Все молчали, детей охватил страх. Род не очень обрадовался, тем не менее он сглотнул и кивнул.
— Хорошо, отец. Давай его сюда. Кто-то должен ее остановить.
— Нет, — решительно вмешалась Гвен, — я пойду с тобой. Ты ведь для меня сотворил этот камень, супруг, — и она вышла вперед и склонила голову.
Отец Телониус кивнул, снял с себя цепь и протянул ее Гвен.
— Нет! — воскликнул Род. — Достаточно, если рискнет один из нас!
— Мне не нужна жизнь без тебя, — возразила Гвен. — Прошу тебя, отец.
Монах надел ей цепь на шею. Гвен распрямилась, потом повернулась к своему старшему.
— Если нам не повезет, позаботься о сестре и братьях.
Магнус, с огромными глазами, кивнул.
— А вы, — Гвен строго посмотрела на остальных, — уважайте его и слушайтесь.
Младшие медленно кивнули.
— Позаботься о них, Фесс, — негромко приказал Род.
— Конечно, Род, но я надеюсь, это не понадобится.
— Хорошо бы, — Род улыбнулся и разорвал оцепенение. — Что такое простой ковен против владеющих пси-энергией монахов и семейства эсперов? Даже если за злодеями стоит сила, украденная у одной восьмой населения Греймари. — он повернулся к отцу Телониусу. — А какую церемонию ты совершишь с помощью своей музыки, отец?
Монах повернул голову от импровизированного стола, который он смастерил из камней и веток.
— Это будет Месса Света.
На самом деле это была Мисса Лубба — соединение католической мессы и африканских ритмов, включающее в себя лучшие черты двух культур. В голове Рода звучало Kyrie,[10] когда он рядом с женой вошел во владения уродливой ведьмы. Местность вокруг казалась неясной и далекой, все внимание Рода было сосредоточено на поле пси-энергии. Он забыл о себе, чувствовал только тревогу за жену и наполняющую его силу; он даже не заметил, что Фесс последовал за ними.
По-прежнему вокруг них вздымались и опадали всевозможные кошмарные фигуры: Род и Гвен отправились на битву пешком, чтобы их до поры до времени не обнаружили. Они проходили мимо чудовищ из разрозненных танцующих костей, мимо отвратительных морд с насмешливыми ухмылками, мимо существ, состоящих их частей трех и более разных животных; но это были всего лишь иллюзии, которые, казалось, не замечали пришельцев. Род стал догадываться об их внутренней природе: это были кошмары душ, обладатели которых плясали там, впереди; кошмары, искаженные порочностью, грязные образы, поднятые из глубин подсознания извращенным искусством, которое началось как бодрый праздник молодости и жизни, но постепенно выродилось в наслаждение извращенных и злобных, пробуждающее только жестокость и упадок.
Совершенно неожиданно они вышли на край амфитеатра. Всего в ста ярдах от них нагая ведьма плясала свой непристойный и оскорбительный танец под пение и болезненный душевный голод тысяч людей. Она извлекала психическую энергию из чувств ошеломленных и одураченных молодых людей.
На краю амфитеатра супруги на миг остановились и взялись за руки; потом углубились в толпу, направляясь прямо к ведьме.
Фесс последовал за ними, недоступный воздействию иллюзий, целеустремленный и решительный.
Слух Рода заполняли звуки Gloria;[11] лишь смутно, как с большого удаления, доносились до него рев и биение металлической музыки. Словно по случайности люди перед ним расступались или отворачивались, как будто прячась от сильного ветра, так что Род и Гвен спокойно шли по самообразующейся тропе, по трещине в людской массе. Но вот некоторые соседи начали поднимать головы, на них тупо смотрели накрашенные и побледневшие лица, на них показывали руки с вытянутыми пальцами. Внезапно их окружили люди в серой одежде, размахивающие дубинами, серпами, палками и веретенами. Мелькнули даже вилы и ржавые мечи; накрашенные потрескавшиеся губы обнажали прогнившие зубы в насмешливой ухмылке.
Но Род и Гвен ничего не слышали, потому что слух их заполнял гармоничный хор, и лезвия отскакивали, останавливались в каких-то дюймах от них, бичи хлестали, но не касались их, и оборванная толпа расступалась перед ними, как волны перед носом корабля. Они шли сквозь пеструю толпу последователей ведьмы, шли на крыльях музыки.
Однако ведьма еще издали заметила их и успела приготовиться, она пила силу из бури, собирала все, чем располагали эти больные души, потом взмахнула рукой и указала на них своим когтистым пальцем. Род и Гвен почти увидели удар мысли, который обрушился на них, зазвенел у них в головах.
На мгновение в глазах Рода все покраснело, и слышал он только рев. Род потряс головой и закричал, пытаясь снова расслышать звуки музыки и пения, потом увидел, что приспешники ведьмы разбегаются под ударами стальных копыт, однако вскоре, как и всегда, металлический конь, осажденный слишком большим количеством врагов, слишком многими криками и ударами, застыл в приступе бессознательности.
Но когда Род увидел, как упала Гвен, то больше не выдержал и взорвался гневом. Он опустился на колено, держа жену на руках, и весь гнев, который испытывал, все, что когда-либо сжигало его, направил в единый удар обжигающей ярости.
Ведьма пошатнулась и упала бы, но огромный запас ее зла все-таки отразил его мысленный удар. Она медленно распрямилась, стала даже казаться выше ростом, глаза ее превратились в две луны, полные разлагающей силы, они пролагали канал между ними.
И по этому каналу она пустила всю свою ярость, все ненависть к миру, который презирал ее. Все это нацелила она в Верховного Чародея.
Настал черед Гвен, она приподнялась, держась за плечи и грудь Рода, и протянула вперед амулет, как преграду между собой и ведьмой.
Глаза колдуньи выпучились, кожа натянулась; вся выпущенная ею ненависть вернулась к ней самой. Не было ни энергетического удара, ни взрыва, ни вспышки всепоглощающего огня, но ведьма неожиданно упала и застыла, закатив глаза.
Сквозь сознание Рода пронесся поток ее воспоминаний и мыслей, и чародей почувствовал приступ тошноты. Но вот ведьма исчезла, а вместе с нею пропал и гигантский кокон.
Род смутно сознавал, что неожиданно стихла и громкая музыка, ее сменил дикий отчаянный вопль. Но и он прекратился, и опять глаза в толпе зажглись злобным огнем, засверкали зубы в злых усмешках, снова зазвучала скрипучая музыка, снова появился ревущий вихрь.
— Она установила петлю обратной связи! — выкрикнул Род. — Выпустила на волю то, что не смогла контролировать, превратилась в простого проводника силы! Сила сожгла ее, но теперь она сама себя поддерживает, она продолжает действовать!
Приспешники колдуньи с диким воем набросились на Гвен и Рода.
Но в разумах супругов послышался возвышенный хор множества голосов, вспыхнул гнев, и Гвен широко развела руки Всего лишь в нескольких дюймах от них людской поток людей-отбросов замер и с воплем ужаса отшатнулся.
Гвен даже не заметила этого: она сосредоточилась на огромном коконе, сузила глаза.
— Супруг, не сила мозга объединяет сознания этих людей!
Род пристально взглянул на жену. Потом, взяв ее на руки, встал и шаг за шагом начал приближаться к алтарю.
— Что ты делаешь? — воскликнула Гвен.
— Если это не пси, значит, техника, — ответил Род, — а если техника, то есть и приборы управления.
Гвен посмотрела на него, потом закрыла глаза в поисках электронных путей.
— Алтарь, — выдохнула она. — В нем реактор, и есть кнопка его отключения.
Эманации зла, окружавшие алтарь, заставили Рода пошатнуться, он почувствовал головокружение и тошноту. И подумал, какие дела свершались здесь. Род цеплялся за Гвен, которая была не в лучшем состоянии, но вместе, поддерживая друг друга, они все-таки подошли к большому каменному блоку.
Ковен увидел это и застонал от ужаса, но был слишком ослаблен, чтобы что-то сделать. Некоторые поползли к алтарю, но очень медленно.
Род и Гвен брели в тени огромного кокона, здесь его рев заглушил пение хора. Это само по себе было достаточно страшно, но особенно страшно становилось, когда Род думал о том, что произойдет, когда вырвутся силы, сдерживаемые здесь.
«Если это конец, моя единственная, — подумал Род, — знай, что я люблю тебя».
Она едва не растаяла.
«А я тебя, любимый, — навсегда!»
И тут рука Гвен нашла кнопку и нажала.
Вселенная взорвалась во хлопке, который превосходил всякие возможности слуха. Рев заполнил мир, рев и поток света; Род и Гвен полетели в пустоту, по-прежнему крепко держась друг за друга, чтобы отогнать всепоглощающий страх.
Но вот мир успокоился и прояснился — вверху над ними. Род понял, что они ушли от всего, что их окружало раньше, но продолжают лететь вверх. Внизу на много миль расстилалась пустая равнина, и на ней копошились несколько муравьев — его дети и два монаха. И тут через Гвен Род почувствовал лихорадочный страх, надежду, гармонию и спокойствие пения и понял, что его дети живы и здоровы.
И наконец он смог взглянуть на бурю пси-энергии.
«Мы падаем», — сообщила ему Гвен, взяв себя в руки.
Она потеряла свою метлу. Род подумал о земле, представил себе, как отталкивается от нее, и их падение замедлилось. Они парили в тысяче футов над поверхностью, наблюдая, как на земле ползет по спирали жуткий вихрь.
— Так он может натворить немало вреда, — крикнул Род на ухо Гвен. — Давай немного подтолкнем его!
Она кивнула, и он снова почувствовал, как сознание жены соединилось с его собственным, вместе они смотрели на клубящееся облако, освобожденное от своей куколки. Оно медленно двинулось в сторону от круга, уходя все дальше и дальше по удлиняющейся дуге.
— Поднимай, — приказала Гвен, и буря поднялась, заревела над далекими холмами и устремилась над равниной к берегу.
А дальше блестело море.
Сосредоточив всю свою энергию, они продолжали толкать, и вихрь пронесся над холмами, над берегом, над волнами, превратился в небольшое пятнышко на горизонте — потом это пятнышко начало расплываться и исчезло.
— Пассаты, — пояснил Род. — Ветры, которые идут за главным течением от материка. Они разорвали его, разнесли в клочья.
Гвен кивнула.
И вместе с ним злые силы. Они разбиты и утратили свою мощь.
— Мы победили, — удивленно пробормотал Род. — Мы хорошие ребята.
И тут он вспомнил, где находится.
— Можно мне упасть?
Гвен посмотрела на него с усталой улыбкой.
— Еще нет, прошу тебя. Сначала поставь меня на землю.
Вернувшись, она застали брата Дориана над клавиатурой, да и дети, захваченные музыкой, по-прежнему не выпускали из рук свои инструменты. Род удивленно посмотрел: звуки барабана и арфы, флейты и инструмента Магнуса прекрасно сливались с мелодией брата Дориана. Как будто инструменты детей были частью его инструмента.
А вокруг танцевали ангелы.
Во всяком случае, если бы ангелов можно было увидеть, они наверняка выглядели бы именно так — без крыльев и длинных одеяний, абстрактные сверкающие фигуры, текучие и перемещающиеся в такт музыке. Вокруг возносились колонны собора, они казались совершенно реальными, хотя Род видел сквозь них. Колонны поддерживали купол, выложенный абстрактным рисунком, который каким-то образом одновременно внушал спокойствие и вызывал возбуждение.
Все накрывал аромат благовоний.
Отец Телониус прикрыл свою чашу, оглянулся и с трудом улыбнулся. Потом пошел навстречу Гвен и Роду, но Род заметил, что монах еле-еле переставляет ноги, и предупреждающе поднял руку. Монах остановился, кивнул в знак благодарности, и взгляд его утратил сосредоточенность.
Род оглянулся на Гвен, та кивнула, и они раскрыли свое сознание перед концертом брата Дориана.
Концерт был великолепный — небесный хор пел, как множество скрипок, и трубы время от времени подчеркивали мелодию. Слышались и звуки инструментов детей, хотя и слабо. Их объединяла живейшая радость. Род хорошо чувствовал присутствие сотни душ, все приветствовали его, все наслаждались музыкой и великолепием своей хвалы; по-прежнему основной фон составляли благородство и доброта цели, но теперь они отступили на второй план перед удивлением самой жизнью.
Сознание Гвен слилось с его сознанием, и супруги увидели, как перед этим хором отступают волны несогласия и отчаяния, успокаиваются разгневанные души на всем Греймари. Приходили в себя и молодые люди, которых ввела в заблуждение ведьма, совратила их своими кошмарами, сделала уступчивыми и податливыми и со временем привела бы в ковен, чтобы увеличить свою власть.
Гармония хора объединенных сознаний разливалась над землей, исходя из монастыря на юго-востоке и из источника на северо-западе, она успокаивала, внушала смирение и уверенность, поднимала души из пучин отчаяния, давала уверенность, что еще существуют спокойствие и надежда, даже если встревоженные молодые умы их не видят. Но постепенно обязательно найдут — а может, найдут и счастье, которое всегда ищут.
Наконец Род почувствовал, что в музыку брата Дориана вкрадывается слабость, хор затихал, но он продержался достаточно долго. Самые большие стоячие волны смятения и хаоса, исходившие от бури пси-энергии, улеглись, физическая энтропия преодолела энтропию эмоциональную. Источник энергии перестал существовать, и кошмары, которые он порождал, умерли.
Брат Дориан постепенно смягчал тона. Сверкающие фигуры вокруг потускнели, потом расплылись. Наконец инструмент монаха стих, осталась лишь одна негромкая мелодия. Один за другим младшие Гэллоугласы опускали свои инструменты, прозвучал последний аккорд мелодия и все кончилось. Брат Дориан стоял, подняв голову, истощенный, но возбужденный и возвышенный. Стоял неподвижно.
— Это было чудесно, — негромко сказала Корделия.
— Чудо, которое совершила ты сама, — голос брата Дориана доносился словно издалека.
— Нет, брат, — отозвался отец Телониус. — Чудеса исходят только от одного Бога. Мы можем лишь надеяться, что они будут совершены с нашей помощью.
Голос брата Дориана по-прежнему звучал, словно не от мира сего.
— Есть больше чудес, чем мы сознаем, они повсюду окружают нас и не обязательно должны быть великими и могучими. Благодать снисходит ко всем, кто открыт для нее; чудеса случаются в местах, далеких от славы. Наш глаз улавливает лишь немногие из них.
— Сегодня твоя работа поразила меня, — сказал Джеффри, и этого было достаточно, чтобы Род тоже поразился.
— Теперь, побывав частью такого чуда, я еще сильнее верю в Небо, — задумчиво проговорила Корделия. — Неужели мы никогда больше не услышим эту музыку?
— Может, и услышишь, — взгляд брата Дориана наконец встретился со взглядами детей, монах вернулся к настоящему. — Вам нужно только научиться играть самим и вместе. И время от времени, когда все будет хорошо, это чувство будет возвращаться к вам. Конечно, не с такой силой, потому что крайне редко объединяется столько душ. Но все равно — достаточно, вполне достаточно.
— Я уже предвкушаю это, — выдохнул Магнус.
Гвен повернулась к отцу Телониусу.
— Что это была за месса? Она включала в себя все чувства и соединила так много людей в порыве к величию.
— Каждый из нас стал проводником добра в душах всех остальных, — ответил отец Телониус. — На время мы смогли отстраниться от своих обид и ревностей, забыть о своих желаниях и голоде. На короткое время мы постигли суть добра и осознали величие момента.
Род решил, что ответ не очень ясный, но с него достаточно.
— Но как вы? — в голосе отца Телониуса прозвучало беспокойство. — Вы приняли на себя главный удар зла.
Дети подняли головы. Они снова осознали, какой опасности подвергались их родители.
— О, мама! — Корделия подбежала к Гвен и обняла ее, мальчики стояли вокруг.
— Все в порядке, дети, — Гвен погладила волосы Корделии. — Признаюсь, было тяжело, но теперь все кончено. И хоть ваш отец и я испытали немалую боль, мы остались целыми и невредимыми.
— Какую боль? — воскликнул Магнус, но Гвен успокоила сына:
— Тише. Она была очень недолго и быстро прошла.
— Простите меня, я понимаю, что вы очень устали, — отец Телониус и сам выглядел не очень бодро. — Но я должен знать, не увидели ли вы пути для возвращения этого богохульства. Я должен помешать его возрождению, если смогу.
Род содрогнулся от одной этой мысли.
— Боюсь, мы все слишком хорошо узнали, отец. Гвен кивнула, глядя прямо в глаза Телониусу.
— Когда ведьма умирала, ее память прошла через наше сознание. Мы знаем о ней теперь гораздо больше, чем хотелось бы.
— Но кто она была такая?
— Всего лишь крестьянка со скромным пси-талантом, — объяснила Гвен. — Отчасти из-за этого, отчасти из-за уродства все ее сторонились и прогоняли, и всеобщее презрение породило в ее душе жажду мести. Она поверила, что у нее есть скрытые таланты, которые однажды проявятся и дадут ей власть и славу — и возможность отомстить.
Отец Телониус печально кивнул.
— Старая история и грустная, хотя рассказывалась много раз. Единственное лекарство в таком случае — благодать, вера и преданность милосердию. Но если этого нет, она становится плодородной почвой для тех, кто стремится превратить ее в свой инструмент. Род кивнул.
— Ты верно говоришь. Торнадо сдерживала не сила пси, а силовое поле, приводимое в движение электрическими приборами и ядерным реактором.
— Вот оно что… — отец Телониус вскинул голову. — Значит, ею воспользовался агент извне.
— Несомненно, — подтвердила Гвен, — хотя сама она этого не знала. Он пришел к ней в облике дьявола, просил ее сочувствия и обещал удовлетворить ее страсти. Если она преклонится перед ним, говорил он, то получит власть и силу — для уничтожения. Он дал ей поручение — ввергнуть Грей-мари в анархию. И показал, как этого достичь. Рассказал о крестьянине, который делает камни из ведьмина мха, и как заставить эти камни издавать музыку, которая обратит к ней обычных людей, не владеющих колдовским даром. Потом он показал, как она сможет привлекать их к себе, использовать музыку, чтобы они отдали ей свои последние скромные силы, показал, как привлекать все больше и больше народа. Так она создала свой «ковен» из обманутых смертных, которые, подобно ей самой, считали себя великими, потому что в глубине души были унижены. Она пообещала им власть дьявола, который явился ей, помогала обманывать себя и поверить, что они обладают колдовским даром.
— Но неужели у них не было никакого дара? — спросил отец Телониус.
— Никакого, кроме великодушия, которое могло бы у них быть, если бы они сами его не отравили. Некоторых их них она направляла к творцу, чтобы платить ему и говорить, какие новые формы музыки ей нужны в новой партии камней. Других посылала разбрасывать камни и приводить назад с собой как можно больше людей.
— Вот почему музыка камней стала такой неприятной, — объяснил Род.
— Да уж, — согласился отец Телониус, — в ней все время чувствовался отравленный разум. Но что за странные существа сопровождали распространение этой музыки?
Род покачал головой.
— Их никто не создавал. Сама музыка начала подсказывать необычные видения. Я думаю, что они возникали так же, как в свое время эльфы: это плоды воображения людей, не подозревающих, что они проективные телепаты. Но на этот раз образы подсказывались не старыми сказками, а музыкой.
Отец Телониус кивнул.
— И этот агент в облике дьяволе велел ей обожествлять его?
— Есть люди, которым такое нравится, — признал Род.
Магнус пристально посмотрел на него.
— Но это так, — согласилась Гвен. — Это он построил для нее алтарь со своими приборами власти, он показал, как объединять мысленную энергию людей. Но сам он не псионик и потому не мог показать, как пользоваться этими ресурсами; это она обнаружила сама и тем самым открыла канал, который уже не смогла закрыть, канал непосредственно из этого резервуара в свой мозг.
— И это разрушило ее мозг? — спросил монах.
Гвен кивнула.
— Все больше и больше людей приходило к ней и передавало свои скромные силы, и постепенно энергия резервуара подавила ее мозг. Она начала терять контроль. Она издавала звуки, которые усиливались в сознании окружающих, те передавали их творцу, и камни издавали все более и более ужасную музыку.
— А резервуар преображал эту музыку в еще более ужасный шум, а ее агенты передавали его творцу, — кивнул Род. — Начинался новый цикл, и резервуар переполнялся силой, которую никто не контролировал.
— Регенеративный цикл, — подытожил отец Телониус, — порочный круг.
— Петля обратной связи, по другой терминологии, — согласился Род. — Чем больше силы он получал, тем более извращал создавший его разум, и чем больше становился ковен, тем сильнее действовала сила на нейроны людей, притупляя их сознание.
— Сила, которую она получила, и сожгла ведьму, — заявила Гвен. — Она могла бы справиться с вихрем, но к тому времени, как он возник, она уже лишилась собственного сознания.
Род кивнул.
— Она превратила все: себя, своих приближенных, резервуар — в вышедшую из-под контроля машину, которая пошла вразнос.
— Но именно этого они и хотели, — возразила Гвен. — Они сами хотели утратить контроль, хотели в конце концов потерять даже ведьму.
Отец Телониус покачал головой.
— Это инстинкт общественного животного — отказаться от себя и стать частью чего-то большего.
— Такой импульс должен приводить на дорогу, ведущую к Небу, — добавил брат Дориан.
— Но может свернуть и на дорогу в ад, — заключил отец Телониус. — О, как легко нас сбить с пути! И чем мы моложе, тем легче это сделать!
Младшие Гэллоугласы переглянулись.
Потом, как один, повернулись к брату Дориану.
Он упаковывал свою клавиатуру.
— Как? — воскликнула Корделия. — Ты оставляешь нас?
Монах прервал свое занятие.
— Думаю, нет, — сказал он с улыбкой. — Конечно, я вернусь в монастырь, но скоро в этой земле появятся новые песни.