Камень королей

Глава 16. Ресурс

Невеньен медленно перелистывала желтые страницы Книги Небес, стоявшей на деревянной подставке. Пергамент был настолько тяжелым, что ветер, бьющий в окно комнаты на вершине башни, был не в силах их поднять и вместо этого разбрасывал волосы королевы с вплетенными в них алыми лентами. Шен шуршала позади полотенцем, вытирая пролившуюся из чайника воду, и тихо напевала себе под нос сехенскую народную песенку.

Начинался последний и самый лютый месяц зимы, но погода два минувших дня стояла необычно солнечная. На окно прыгнул надутый снегирь, задорно чирикнул, вызвав у Невеньен улыбку, и улетел стремительной тенью на поиски корма. Шен затихла, подвешивая чайник над огнем в камине, и замурлыкала вновь. Отвлекшись ненадолго от книги, Невеньен стала рассматривать в окне восточную часть Эстала. Не всем посетителям королевы нравилось, что она выбрала кабинет на самой вершине башни. Сюда было долго и сложно подниматься, но открывающийся вид стоил всех усилий.

Заснеженная столица в лучах солнца блестела, словно усыпанный алмазами Энэвьелад, где каждый день отдыхают от нелегких трудов Каэдьир Сын Света и его жена Альенна. Эстал выглядел спокойным и радостным. Его присыпанная снегом веселая красная черепица ярко выделялась на фоне серых и коричневых стен домов, а на улицах, мешая прохожим, играли в снежки дети. В морозные дни пекари пользовались особым спросом на горячие, источающие пар пирожки, и Невеньен почти чувствовала запах прихваченной морозом рыбы, которую рыбаки выловили в прорубях и продавали на берегу Вельтейи.

Эта идиллическая картинка была категорически не похожа на королевство, которое досталось Невеньен после коронации. Тут, например, не было северян, которые наводняли Эстал, убегая от када-ра, и ломали четко установленную жизнь города, и без того держащуюся после смуты на честном слове. Притекали сюда и сехены, для которых Невеньен обещала открыть школу. Столица, потрепанная долгими междоусобицами, не могла обеспечить хорошую жизнь большому количеству приезжих. Гордые северяне все жестче и жестче огрызались на сехенов, которые требовали за свой труд меньше денег и были готовы набиваться в одну жилую комнату по десять человек. На всех работы не хватало, и на наполнявшихся нищими улицах понемногу зрело недовольство, которого опасался еще Гередьес.

Сильнее всего волновались бедные, «деревянные» кварталы, но не только они. Подозрительные шепотки гуляли и в каменных домах, выстроенных вокруг замка богатыми эстальцами. Бухтели купцы, терпящие убытки из-за нарушившейся торговли с Севером, а знать с удовольствием перемалывала кости девице, у которой прав на трон было ровно столько же, сколько и у них — нисколько. И одинаково громко аристократы вместе с простолюдинами жаловались на неизбежно увеличившиеся налоги — Невеньен нужно было на что-то поднимать разоренное королевство и кормить собираемое войско магов.

Иногда она гадала: если бы все претенденты на кинамский трон знали, сколько с ним связано проблем, они рвались бы на него по-прежнему? Скажи ей кто-нибудь год назад, что она переживет после свадьбы с Акельеном, то она изо всех сил постаралась бы предстать перед лордом Тьером невообразимой дурочкой. Глядишь, советник, а тогда еще гость Острых Пик, выбрал бы для королевского бастарда другую невесту.

Она перевела взгляд на знаменитую корону из майгин-таров, которая лежала рядом на бархатной подушке. Серебряный обруч скреплял четырнадцать — по семь с каждой стороны — ограненных кристаллов небесного цвета. Их размер симметрично удлинялся от затылка ко лбу, заставляя носящего корону человека казаться выше, чем он есть. По некоторым камням шла сеть трещин — их склеивали после того, как Эрьес Отступник решил уничтожить символ государевой власти, разбив его об пол в Королевском зале. Один из двух самых длинных майгин-таров был полностью заменен на новый еще первым из недолгих правителей времени десятилетней смуты. Там должен был находиться камень королей, который, по официальным сведениям, до сих пор считался ненайденным.

Символ власти оказался Невеньен великоват, и теперь по утрам к королеве приходила специальная служанка сооружать громоздкие прически. Увы, уменьшить ширину обруча было нельзя — как и вес четырнадцати майгин-таров. После первого дня в роли кинамской королевы у Невеньен так разболелась шея, что каждый поворот головы сопровождался невольным стоном. Никакое приспособление спасти от этого не могло, и Невеньен снимала корону каждый раз, когда оставалась в одиночестве или наедине с самыми близкими людьми. Постепенно у нее зарождалось подозрение, что корону сделали неподъемной нарочно — чтобы правитель никогда не забывал о грузе ответственности, который на себе несет.

Вздохнув, Невеньен перевернула очередную страницу Книги Небес.

Яркие солнечные лучи отразились от золотой краски на иллюстрации и на мгновение вспыхнули в глазах пламенными звездами. Моргнув, Невеньен увидела на рисунке юношу, который в другом таком же фолианте, оставшемся в Серебряных Прудах, был похож на Акельена. В этом варианте Книги кудри у юноши были светлыми, а черты лица выдавали в нем коренного северянина, но название над изображением все так же сообщало: «Внутренняя сила».

Корону и армию Невеньен получила — вместе с Эсталом и всей Кинамой, однако мистическая внутренняя сила, которая должна отличать лидера и притягивать к нему людей, так и осталась для нее недостижимой. Она все еще побаивалась лордов, которые толпились к ней на прием, и все еще не знала, что ответить на их бесконечные и подчас безумные просьбы. Мысль о том, чтобы взять все в свои руки, а не оставить на совести Тьера, до сих пор приводила ее в легкий ужас, несмотря на то что сейчас Невеньен разбиралась в управлении куда лучше, чем даже три месяца назад. Она стала тверже, но настоящей силы в ней еще не было. Более того, иногда Невеньен казалось, что она куда уязвимее, чем раньше.

Если кто-то из ее свиты полагал, что после гибели Гередьеса все станет просто и понятно, а Кинама окажется практически в кармане у мятежников, то он сильно ошибался. Правление Тэрьина и выбор им Гередьеса в качества наследника понравились не всем — но при этом далеко не все были готовы к тому, что на троне вместо него окажется вдова бастарда свергнутой династии. Якобы бастарда, потому что его в происхождении многие сомневались.

Невеньен закрыла глаза, вспоминая торопливую коронацию на следующий день после входа войск в Эстал. Градоначальник принял очень рискованное решение — открыть ворота мятежникам, — но его можно было понять. Их армия увеличивалась день ото дня, на их стороне был прославленный генерал Стьид, командующий войсками центральных земель, и, главное, было неизвестно, не станет ли хуже для города, если в сражении с ними победит Таннес. Генерал Севера обладал слишком плохой репутацией, и шпионы Тьера в Эстале всячески старались напомнить об этом горожанам. Тогда на каждом углу рассказывалось о последствиях его кровавых побед, когда он приказывал вырезать целые поселения или повесить на деревьях всех пленных, изуродовав их тела. Поэтому градоначальник, поняв, что законной власти в стране снова нет, поспешил снять хотя бы одну угрозу для Эстала. Возможно, в этом сыграл роль визит к нему верных Тьеру людей, а возможно, он по зрелом размышлении и сам бы пришел к мысли впустить мятежников. Факт был в том, что уже через сутки после убийства Гередьеса по крепостной стене Эстала с арбалетами расхаживали солдаты Стьида, люди Невеньен расселились по казармам, а сама она, преклонив колени, принимала корону из подрагивающих рук хранителя дворцовых регалий и благословение на царствование от криво улыбающегося замкового жреца. Гостей на церемонии насчитывалось достаточно, но повода для облегчения в этом не было. Некоторые из предыдущих правителей устраивали чистки среди знати после пришествия к власти, и большинство лордов, опасаясь этой участи, сразу же заявили о лояльности к новой правительнице. Дескать, они устали от войны, и им все равно, у кого на лбу корона, лишь бы в Кинаме были покой и порядок. Вспоминая события тех сумасшедших дней, Невеньен только качала головой. Хорошо, если бы все аристократы действительно так думали.

И было бы просто прекрасно, если бы проблема состояла только в настрое аристократии. Не считая када-ра, правлению Невеньен угрожал и живой человек — Таннес, который не сложил оружие и не присягнул новой королеве. Осознав, что в центральных землях, где преобладают войска Стьида, победа обойдется непозволительно высокой ценой, Волк объявил Невеньен узурпатором и с отрядами оставшихся ему верными людей скрылся в лесах, по сообщениям разведчиков, направившись на Север, в горы. Туда ему и дорога, радостно подумала бы она, если бы не ворчание родовитых семейств о том, что Таннес не так уж неправ, и не то, что за десять лет у кинамцев уже вошло в привычку менять не нравящихся им королей. К нему присоединились уже по меньшей мере двое союзников из бывшего окружения Тэрьина и Гередьеса. Они догадывались, что после воцарения Невеньен их ждет расправа — если не яд и не нож в спину, как случилось с некоторыми лордами во время праздника Ночи, то пожизненная тюрьма. Двое изменников — и это только те, кто переметнулся открыто.

Спасти нахождение Невеньен на троне не могли ни Тьер, о котором все старые кинамские лорды вдруг вспомнили, что он надежный и замечательнейший человек, ни Стьид, который чрезвычайно приободрился таким легким возведением на престол дочери, но не забывал проводить тщательное инспектирование войск. Укрепить положение по-настоящему могла лишь борьба с када-ра, которая в случае победы поставит юную королеву в один ряд с великими правителями древности. А в случае проигрыша… Невеньен поджала губы.

— Чего у вас вид такой кислый? — хитро спросила Шен. — Не очень ждете своего учителя?

Невеньен, глубоко погрузившаяся в мысли, честно ответила:

— Жду с нетерпением.

Служанка захихикала. Этот смех вернул Невеньен на землю.

— Шен! — строго произнесла она.

Ох уж эта сехенка, ей лишь бы смеяться! Она вбила себе в голову, будто Таймен, который обнаружил у королевы пробелы в знаниях по экономике и стал заниматься с ней в свободное время, как-то по-особенному на нее смотрит. Но ничего такого, о чем думала Шен, быть никак не могло. Тем более со стороны Невеньен. Она просто хотела изучить тонкости этой науки — чтобы избежать такого обмана, какой подстроил Вьит, разбираться нужно во всем самой.

К тому же Таймен был категорически не похож на влюбленного. Будь это так, он бы спешил на встречи изо всех сил, а он, наоборот, вечно опаздывал. Это вписывалось в его импульсивную натуру, но раздражало Невеньен, которая уважала в людях аккуратность в обращении со временем. Особенно тогда, когда у нее самой была груда дел — едва ли не больше, чем у казначея. Оставалось лишь удивляться, каким образом его порывистость соседствовала со стремлением к точности во всем, что касалось доходов и расходов. По мнению Невеньен, это были взаимоисключающие черты, однако в Таймене они каким-то поразительным образом уживались.

— Так скоро вся вода выкипит, — скептически заметила Шен, проверив уровень воды в булькающем чайнике.

— Значит, добавишь новой, — сказала Невеньен и, помолчав, добавила: — Шен, ты теперь королевская служанка. Не нужно беспокоить меня такими вещами, как выкипевший чайник.

Живое лицо сехенки окаменело.

— Простите, моя королева, — она быстро и неглубоко поклонилась. — Я забылась.

Если ты прислуживаешь девушке одного с тобой возраста, с которой вы вместе прошли через плен и грезили о побеге, забыться немудрено, поэтому Невеньен и приходилось постоянно напоминать о своем высоком статусе. Причем в первую очередь себе. Шен на самом деле справлялась не так плохо для сехенки, никогда не работавшей на настоящих аристократов. Хотя ее манеры требовали серьезного вмешательства, она схватывала все с потрясающей скоростью. Сказать то же самое про себя Невеньен не могла.

В отличие от Шен, она не забывалась перед лордами и не принималась вести себя неподобающим образом. Проблема была в другом — влиятельные аристократы, видя перед собой всего лишь хрупкую юную девушку, думали, что у нее нет собственной воли, и пытались на нее надавить. Сопротивляться им было не так-то просто. Опытные политиканы, они загоняли ее в ловушки из слов, откуда не получалось найти выход, а если они были не столь искусны в красноречии, то прибегали к более грязным методам. Сколько раз за месяц Невеньен выслушала и прочитала обращений, подобных тем, что получила сегодня утром, было не счесть. Если вы-де не примете наши условия, как это сделал Тэрьин, писали купцы из Наргеса, настаивающие на исключительном праве беспошлинной торговли, то злаки с наших полей осенью не пойдут к вам столицу, и вообще в южных землях вас поддерживают немногие… Один раз Невеньен им уже отказала, но они прислали требования повторно, теперь снабдив их недвусмысленными угрозами. Что с этим делать, она не придумала и передала послание зарвавшихся торгашей Тьеру. Он с привычной безыэмоциональностью сообщил, что после определенного «внушения» купцы вспомнят о том, как следует обращаться к правителю. Когда похожую фразу произнес Иньит, попросивший перечислить ей имена наглецов, Невеньен даже испугалась. Не потому, что теперь торговцев вместо беспошлинной торговли, грабительской для обескровленного смутой королевства, и обогащения ждало нападение на караваны разбойников и визиты подозрительных личностей. А потому, что она с удовольствием назвала всех, кто подписался под документом, втайне надеясь, что хотя бы страх заставит подданных уважать ее решения…

Шен все-таки долила в чайник воды из кувшина, неодобрительно поглядывая на дверь, из-за которой до сих пор так и не показался Таймен. Невеньен поморщилась. Похоже, казначей думает, что ей нечем больше заняться, кроме как ждать его.

Захлопнув Книгу Небес, она переместилась из-за деревянной подставки за стол. Откровения Глашатаев Небес должны были находиться в молитвенной комнате, но для экономии времени, чтобы не бегать по этажам огромного Эстальского замка, Невеньен перенесла фолиант в свой кабинет — ей все чаще хотелось искать успокоения в древних словах мудрости, а не у Иньита или советников. С людьми все было слишком сложно. Но, увы, и Книга Небес не была способна дать ответы на мучавшие ее вопросы.

Под руки Невеньен попался лист, исписанный ее собственным красивым ровным почерком, а не убористыми строчками Окарьета. У этого письма было множество предшественников, отправившихся в камин, да и чистовик вышел не с первого раза, потому что несколько раз предательские слезы все же капали на чернила. Невеньен просила у семей Жевьера и Эсти соединить их прах, словно они успели пожениться перед смертью. Телохранитель, скончавшийся в Остеварде от полученных в сражении с Анэмьитом ран, о гибели возлюбленной не узнал. Он так старался спасти Эсти, а она все равно погибла… Злость на Жевьера, который бросил в беде свою госпожу, давно прошла, и осталось лишь чувство вины. Невеньен подвела обоих слуг. Если бы не она, не ее желание свергнуть Гередьеса, то они бы поженились, и все у них было прекрасно. Теперь она должна была сделать для них хоть что-то.

Советники убеждали королеву посмертно покарать не выполнившего свой долг телохранителя, лишить его благородного имени и перевести в разряд простолюдинов, чтобы никто из гвардейцев больше не посмел отступить перед врагом. Тьер, узнав о прошении к семьям Жевьера и Эсти, сурово отчитал ученицу и запретил его отсылать — документ означал ее снисходительное отношение к поступку мага и фактически разрешал предательство короля. Может, слова главного советника и были правильными. Но чувство вины никуда не делось, и Невеньен металась, не зная, отправлять ей прошение или нет.

Это было лишь одно дело, которое заставляло ее сердце болеть. А таких были сотни.

Дверь кабинета открылась.

— К вам лорд Таймен, моя королева, — чинно объявил Окарьет.

Ну наконец-то!

— Пусть скорее заходит, — сказала Невеньен.

Через мгновение в проеме появился Таймен — взъерошенный, с покрасневшим от гнева лицом, наполовину распустившейся косицей в длинных волосах и пачкой бумаг в руках.

— Моя королева! — хмурый северянин поклонился, не переставая говорить. — Извините за опоздание. Вы действительно подписали лорду Иньиту распоряжение о снабжении его людей?

Теперь стало ясно, почему он задержался так надолго — опять ругался из-за казны. Таймен, в отличие от других придворных, которые старались угодить фавориту королевы, лорда-разбойника страстно невзлюбил. Виной были траты, которые Иньит, по мнению казначея, не всегда мог разумно обосновать (а Невеньен подозревала, что он просто ленился), и его буйные подчиненные, которые беспокоили крестьян. Часть разбойников перешла на службу королевы, соблазнившись предлагаемой амнистией и хорошей платой, но еще часть продолжала гулять по округе Эстала. За их действия Иньит тоже не всегда мог ответить. Это было гораздо хуже, потому что уже пришли новости о двух деревнях, жители которых так или иначе пострадали из-за разбойничьей вольницы. Поэтому Иньит и просил назначить им довольствие, как наемникам, а потом обязать сражаться против Таннеса. Вчерашним вечером, когда он доказывал ей необходимость этого шага, он был невероятно убедителен, и Невеньен с ним полностью согласилась. Но Таймен, видимо, нашел, где придраться к его доводам. И было бы странно, если бы не нашел. Другие советники за глаза нелестно именовали его занозой в заднице, многие считали, что он не слишком хорошо справляется с обязанностями, и тем не менее Невеньен была довольна своим выбором. Таймен бывал бесцеремонен, однако въедливость и внимание к мелочам полностью искупали все его недостатки. К тому же впервые кошель недавних мятежников начал толстеть, а не только худеть.

— Лорд Таймен, присаживайтесь, — Невеньен вздохнула, предвкушая очередную бурю эмоций от казначея. — Не хотите ли отведать чая?

Смышленая Шен сразу же подхватила чайник с крючка в камине и наклонила носик над чашками, разливая по ним кипяток. Лицо северянина разгладилось. Невеньен потихоньку училась управлять людьми, и выяснить слабость Таймена не составило труда. Его сбивала с толку подчеркнутая вежливость, а еще он любил крепкий чай с капелькой вишневой наливки и никогда от него не отказывался. Если Невеньен требовалось отвлечь упрямого лорда от неудобных ей мыслей, она без всякого стеснения пользовалась этим способом — он действовал безотказно.

— Благодарю, моя королева, — смущенно пробормотал Таймен, садясь напротив нее и осторожно беря тонкую фарфоровую чашку большими сильными руками, которые гораздо лучше подходили воину, чем казначею. В следующее мгновение его тон изменился. — Так вы правда подписали ему бумаги?

— Правда, — сухо ответила она. Как будто Иньит стал бы красть королевскую печать и ставить ее на документы без ведома Невеньен. — Что-то случилось?

Зря она спросила.

— Конечно! — Таймен так бухнул чашку обратно на блюдце, что из нее выплеснулась жидкость. — Наверное, он не показывал вам список того, что нужно предоставить разбойникам. Эти бандиты до сих пор не сделали для нас ничего особенного. Почему мы должны снабжать их, будто они элитные части регулярной армии?

Невеньен не стала напоминать о разбойниках, пытавшихся задержать Таннеса на подходе к Эсталу и погибших из-за этого. Причем они выполнили свою задачу — мятежники вошли в город раньше, чем к ним успел подобраться бывший генерал Севера.

— Лучше мы будем снабжать их, чем они под моими флагами будут грабить деревни, — сказала Невеньен. — Тем более мы можем позже их использовать в борьбе против Таннеса.

Ясные глаза Таймена уставились на нее.

— А вам не кажется, что у нас под боком образовывается маленькое войско, чья верность вам под большими сомнениями, но мы его почему-то прикармливаем?

Невеньен взволнованно заерзала в кресле. На что это он намекает?

— Давайте решим этот вопрос позже, — предложила она.

И, пожалуй, стоит заняться этим вместе с Тьером. Подозрения Таймена — просто глупость, возникшая из-за неприязни к Иньиту, но будет лучше, если двух бешеных лордов разведет старый и умный советник, а не Невеньен…

Таймен открыл рот — наверное, чтобы возразить, и она поспешила заговорить первой, пресекая поток его слов.

— Лорд Таймен, мы ведь собрались для другой цели, — напомнила она.

— Да. Конечно. Простите, моя королева.

Он тряхнул густыми волосами, силой заставляя себя отвлечься от снабжения разбойников.

— Сегодня я хотел подробнее рассказать вам об обмере земель. Вы знаете, в чем его смысл?

Она кивнула. Таймен, отставив пустую чашку и уже совершенно настроившись на рабочий лад, положил перед ней бумаги, которые до сих пор держал в руках. По желтоватым листам бежали столбики из чисел и имен.

— Я достал для вас сведения по прошлому обмеру. Сам я их еще изучить не успел, но я проводил обмер собственных и арендованных у меня земель, и могу уверить вас, что это очень действенная мера, которая выявляет огромное количество нечестных приращений земельных владений. В ваше правление обмер обязательно нужно будет провести. Итак…

Невеньен наклонилась, готовясь с интересом слушать. Ей уже было известно о том, какую пользу приносит обмер земли и, главное, как это пополняет королевскую мошну, а учитывая ее пострадавшее из-за долгой смуты состояние, следовало хвататься за любой способ это исправить. Особенно важно было внимательно выслушать Таймена, потому что он приобрел собственный опыт проведения обмера и мог рассказать о неизбежных сложностях.

Однако стоило Таймену начать, как дверь снова отворилась, и Окарьет объявил о приходе Лэмьета. Пожилой жрец дождался позволения войти, зашаркал ногами по каменным плитам и низко поклонился, подметя длинным черно-белым одеянием пол кабинета.

— Прошу прощения, что прервал ваши занятия, моя королева, — произнес дребезжащим голосом Лэмьет. — Но у меня к вам дело государственной важности.

Эти слова заставили Невеньен удивленно вскинуть брови.

— Я слушаю вас.

— Еще раз прошу прощения, моя королева. Это срочное дело, которое я бы предпочел обсуждать только с вами.

Жрец бросил красноречивый взгляд на Таймена, который молчаливо замер за столом, перебирая в руках реестры земель. Невеньен нахмурилась. Что за секреты, да еще от казначея?

Ей хотелось отказать Лэмьету, однако он был не тем человеком, который стал бы тревожить ее попусту. Она вздохнула.

— Лорд Таймен, надеюсь, мы сможем найти время для изучения обмера земель позже.

Северянин поднялся с сиденья, стараясь не подать вида, что он разочарован. Просвещение королевы в вопросах экономики лорд считал своим святым долгом, хотя и не видел ничего страшного в том, чтобы опаздывать на его исполнение.

— Королевские обязанности, я все понимаю. Знайте, что я всегда к вашим услугам.

Когда Таймен вышел, Невеньен гостеприимно указала Лэмьету на кресло.

— Прошу вас, наставник. Не желаете ли отведать чаю?

Старик снова поклонился.

— Благодарю вас за предложение. Но будет лучше, если мы вместо чая отправимся в главный храм Небес и Бездны.

— Зачем? — недоуменно спросила Невеньен.

— Там находится, возможно, единственный способ остановить када-ра, — тихо ответил Лэмьет.

Под гулкими сводами храма Небес и Бездны раздавались шепотки людей. Из высоких стрельчатых окон наступала зимняя тьма, и на половине Небес, в полукруглом зале из белого камня, зажигались созвездия светильников, призванных ее отогнать. Их было огромное множество — в стараниях не допустить мрак в обитель светлых духов жрецы спускали на освещение суммы, сравнимые с теми, что тратил королевский замок. Однако это того стоило. Благодаря сверканию огоньков и блеску золотых статуй на алтарях в храме создавался особый умиротворяющий настрой, которого Невеньен так не хватало в последние месяцы, а лица прихожан, заходящих сделать подношение богам, сразу разглаживались, лишаясь налета повседневных забот.

Был обычный день, но у алтарей стояли очереди, как будто в праздник. В основном среди нарядов мелькали неяркие одежды северян, молившихся за оставшихся на Севере родных и избавлении от када-ра. Хотя боги на мольбы кинамцев не отвечали, прихожан в храмах не становилось меньше, и жрецы процветали благодаря многочисленным подношениям. Впрочем, те же самые люди, которые утром приносили к алтарю жертвы, вечером собирались на улицах и говорили о том, что молитвы и жертвоприношения остаются без внимания высших сил. «Может быть, Небеса забыли о нас?» — спрашивали они.

Если молчат Небеса, значит, в чем-то виноваты их ставленники — правители, которые сидят сложа руки. Невеньен докладывали о том, что болтают на улицах, и эти доклады всегда выводили ее из себя. Тэрьин и Гередьес плюнули на беды северян, но она-то сделала для них уже немало! Хотя королева была не обязана так поступать, на поднятие Аримина из пепла были отправлены значительные суммы, усилился контроль над торговцами, которые драли с беженцев цены втридорога, и еще многое, многое, многое. Тьер успокаивал ее, напоминая, что народ всегда обвиняет в своих горестях правителей, но Невеньен это не утешало.

Хуже всего было то, что никто не знал, как победить када-ра. Заняв трон, Невеньен на следующий же день разослала по всей Кинаме гонцов. Одни призывали в королевскую армию магов, даже самых слабых, которые будут сражаться с Детьми Ночи, а вторые приглашали в Эстал всех, у кого были идеи, как защитить жителей Севера от чудовищ. И люди шли — толпами, хотя большинство из них надеялось просто привлечь внимание к себе. Кого Невеньен с Тьером только не выслушали за месяц: жрецов, которые якобы выискали в древних текстах намеки на способ вымолить у Альенны ниспослание новой Дочери Цветка; ученых, которые надеялись испробовать на чудовищах новые достижения алхимии, лишь бы только в пасть к Детям Ночи лез кто-нибудь другой; лекарей, которые собирались возвращать к жизни жертв када-ра с помощью дыма и эссенции из лягушек, но все без исключения эксперименты проваливались; чиновников, которые с абсолютно серьезными лицами советовали пожертвовать целыми тысячами людей, чтобы заманить Пожирателей Душ в Каснар или Шинойен, а тамошние власти пусть делают, что хотят; и, наконец, просто шутов, которые несли откровеннейший бред вроде того, чтобы пугать порождений Тьмы звуком колотушек. Все эти предложения, если в них и присутствовало зерно разума, были по разным причинам неосуществимы. Кольин Гарент, ученый из университета Эстала, ответственный за поиски способа уничтожить чудовищ, взял несколько на заметку, но в Малом совете они горячей поддержки не встретили. Кто же будет сооружать вокруг крупного поселения деревянную стену, облитую специальной смесью, чтобы поджечь ее во время нападения када-ра? Насколько это их задержит и задержит ли вообще? И кто будет следить за тем, насколько эта защита действенна? А если она все-таки окажется действенна, откуда взять столько деревьев в горах, где крайне мало лесов? Каждый вопрос тянул за собой все новые и новые вопросы…

Недостаток сведений был еще одной проблемой, с которой пришлось столкнуться совету. В хрониках говорилось, что када-ра можно противостоять с помощью магии, но не упоминалось, как именно, а в северных поселениях, атакованных порождениями Бездны, не выжил ни один маг, который мог бы рассказать о том, удалось ли ему уничтожить или хотя бы ранить их. Что если армия магов, которую потихоньку собирала Невеньен, на самом деле тоже не способна остановить Детей Ночи?

Поиски способа не прекращались, но спустя месяц она уже начинала думать, что его нет. А по ночам ей снилось, будто она идет в Каснар во главе колонны из иссушенных, похожих на мертвецов, но еще живых детей…

Оставалось лишь молиться богам, что они откроют, как победить их порождений. И Невеньен изо всех сил молилась Тельет о восстановлении порядка и справедливости. Но, как и все, не получала ответа.

Статуя богини стояла на одном из маленьких алтарей в центре зала, и Невеньен могла бы подойти к ней, но не двигалась с места. Поправив платье, смявшееся из-за сидения на бархатном кресле, она оглянулась на прихожан. Почти все они косили любопытные взгляды на нее и ее свиту. Всем хотелось рассмотреть новую королеву, но уставиться на нее было бы неприлично, поэтому мимо отделенного от зала колоннами алькова, в котором она расположилась, под разными предлогами то и дело ходили посетители. И не только они — возле Невеньен нарочито медленно прошествовала маленькая фигурка в белой одежде служки Небесной половины храма. Мальчик возраста Тибьена, восторженно разглядывающий свою повелительницу, по-детски неуклюже, но старательно ей поклонился, чуть не выронив охапку свечей, и попросил сопровождающих ее гвардейцев отодвинуться. Они загораживали позолоченный подсвечник перед фреской с изображением Великой Четы — взявшихся за руки Каэдьира и Альенны с солнечными коронами на челах. По мере того как мальчик зажигал новые свечи, картина светлела, и на ней открывалось все больше деталей: лики других богов, склонившихся перед повелителями, затем када-ри и, в самом низу, простершиеся ниц люди. Подходящий сюжет для алькова, который предназначался для ожидания или молитв королевских особ.

Нервно шагающий между роскошными сиденьями Тьер не проявил к фреске ни малейшего интереса. Гораздо больше его занимал вопрос, куда пропал приведший их сюда Лэмьет. Жрец даже не намекнул, что за таинственный способ победить Детей Ночи нашли в храме Небес и Бездны, а Тьер желал разобраться во всем сейчас же. К тому же настоятель храма проявил удивительную невежливость по отношению к высокопоставленным гостям. Он не пригласил их к себе в покои, сразу отложив другие дела, словно что-то могло быть важнее, чем два первейших человека в королевстве. В храмах власть жрецов считалась лишь чуть менее могущественной, чем королевская, и Невеньен много слышала об их высокомерии, но это был уже перебор. Они с Тьером все еще находились здесь только из-за авторитета Лэмьета, который убеждал их в необходимости встретиться с настоятелем Рагодьетом.

— Лиг, — советник обернулся к рыжему слуге, моментально изогнувшемся в позе ожидания приказа. Шен пристально наблюдала за его движениями — она переняла от Тени немало полезного. — Сбегай в покои настоятеля храма, узнай, почему нас до сих пор держат здесь. Возмутительно, — проворчал Тьер, когда сехен скрылся за рядом колонн. — У нас назначена встреча с арджасским послом, а мы бессмысленно торчим тут, рискуя опоздать и испортить отношения с соседним королевством.

Его опасения были понятны, и все же он переживал из-за этого слишком бурно. Арджасцы были первыми, с кем Невеньен установила дипломатические отношения, и их посла Аб-Развана разве что медом не обмазывали. Одно опоздание он мог пережить, и это не стоило того беспокойства, которое выказывал советник.

Невеньен с тревогой взглянула на него. В последнее время он был совсем не похож на того спокойного и рассудительного человека, который сватал ее за мятежника-бастарда. С тех пор как погиб Акельен, с Тьером начали происходить неуловимые изменения, которые после коронации Невеньен только усилились. Его движения приобрели резкость, глаза блестели неестественной для старика молодецкой удалью, а легкий запах бодрящей настойки витал вокруг него почти постоянно, хотя Невеньен ожидала, что после победы над Гередьесом аромат пропадет. Цель, лелеемая старым советником долгие годы, была достигнута — один из его воспитанников надел корону. Да, Тэрьин и Гередьес оставили в наследство множество проблем. Да, разобраться в них было нелегко, работать приходилось круглыми сутками, и Тьер трудился чуть ли не больше всех остальных вместе взятых. Но ведь нельзя доводить себя до такого состояния, чтобы жить на настойке! Залавьен в Серебряных Прудах, отмеряя дозу Невеньен, предупреждал, что в больших количествах лекарство вредно для здоровья и от него может прихватывать сердце. О возросшей раздражительности он не упоминал, но, скорее всего, она была следствием энергии, фонтанами бьющей из советника.

— Лорд Тьер, вы хорошо себя чувствуете? — спросила Невеньен. От его мелькания перед глазами голова закружилась даже у нее, молодой девушки.

— Прекрасно, — он поджал губы, противореча собственному высказыванию. — Еще лучше я бы себя чувствовал, если бы нам сообщили, чего мы ждем. Если очередных пустопорожних бесед и призывов молиться богам, чтобы они избавили нас от Детей Ночи, то нам стоит уйти отсюда прямо сейчас.

В этот момент из-за колонн наконец-то появился Тень в компании медлительного Лэмьета. Тьер нетерпеливо шагнул им навстречу.

— Господин, моя королева, простите за ожидание. Настоятель скоро будет готов вас принять, — объявил жрец.

— Наставник Лэмьет, — советник аккуратно взял за локоть жреца, еле достававшего ему до груди, и оглянулся назад. Мальчик-служка уже ушел, а звуки в алькове разносились не так хорошо, как в зале. — Может быть, вы наконец объясните, зачем мы здесь? У нас с королевой назначена встреча с арджасским послом, и мне не хотелось бы портить с ним отношения из-за очередных «открытий» в храмовых свитках.

Жрец спокойно выдержал его взгляд.

— Лорд Тьер, я понимаю ваше негодование, но даже если я вам обо всем расскажу, вы мне не поверите. Я знаю, как вы устали от той чепухи, которую вам предлагают под видом спасения от када-ра, поэтому предположил, что вы развернетесь и уйдете, не дослушав ни меня, ни тем более настоятеля Рагодьета. Он поддерживал короля Тэрьина и лорда Гередьеса, и он… — жрец на мгновение замялся, подбирая более мягкое выражение. — Он не одобряет новый переворот. То, что я благодаря старым связям вообще узнал о его планах, это подарок Небес. Еще большее чудо, что мне удалось уговорить его встретиться с вами. Умоляю вас, лорд Тьер, не позволяйте скептицизму и утомлению взять над вами верх, потерпите немного и выслушайте настоятеля до конца. Иначе это обернется крахом для всей Кинамы.

Увещевание пожилого жреца, обращенное к ничуть не менее молодому главному советнику, звучало странно. Невеньен испугалась, что Тьер рассердится, но он вздохнул и отпустил руку Лэмьета.

— Вы, как всегда, правы, мой старый друг. Я погорячился. Мне стоило помнить, что вы никогда не бросали слов на ветер. Что бы я только делал без ваших вразумлений эти десять лет?..

Лэмьет смиренно склонил голову, никак не показывая, приятна ли ему лесть.

— Я всего лишь служу Небесам и истинной королеве Кинамы.

— Наставник Лэмьет, — на сей раз вперед выступила Невеньен, привлекая к себе его внимание. — Вы сказали, что он настроен против нас. Почему вы уверены, что он будет с нами полностью честен и что этот единственный способ победить када-ра не очередной обман?

Во всяком случае, большинство жрецов, которые приходили к учителю Кольину или королеве, пытались таким образом вымогать из казны деньги для себя или своих храмов. Почему бы Рагодьету не поступить так же?

— Моя королева, он мой бывший ученик, — ответил Лэмьет. — Я знаю его как заботящегося о своей пастве и уповаю на то, что ради благополучия кинамского народа он презрит свое личное отношение к вам.

Невеньен покачала головой и поправила съехавшую на бок корону, чтобы та держалась ровно. Пока отсутствие знаков уважения королевскому достоинству было похоже на намеренное оскорбление. Дочери генерала Стьида и недавней мятежнице было все равно, что о ней думает настоятель храма Небес и Бездны, но как королева Кинамы Невеньен не могла игнорировать пренебрежение к себе. Особенно от такой фигуры, как Рагодьет. Это было чревато потерей тех жалких ростков почтительности, которые она сумела взрастить в лордах. Что ей делать, если Рагодьет обладает секретом борьбы с када-ра, но откажется сотрудничать, она не представляла.

Зашуршали по каменному полу жреческие робы, и в альков зашли двое служителей богов. Лицо первого, русоволосого, было блеклым и настолько невыразительным, что оно мгновенно забывалось, стоило отвернуться. Однако, судя по дорогой и тонкой ткани одеяния, он занимал более высокую должность, чем второй — молодой крепкий мужчина с яркой внешностью и сросшимися черными бровями.

— Да светит вам солнце, — поздоровался первый. Его голос был еле слышным, словно он боялся кого-то испугать. — Моя королева, лорд Тьер, жрец Лэмьет, настоятель просит извинить его за задержку. Он ждет вас в своих покоях. Пожалуйста, следуйте за мной.

Он повел их через зал, к центру круглого храма, разделенного посередине надвое. Там, в символическом пространстве между Небесами и Бездной, размещались кельи жрецов и покои настоятеля. Невеньен прошла в открытую перед ней дверь и оглядела просторную комнату для встречи гостей. Шик, с которым она была обставлена: ароматно пахнущие ствилловые панели на стенах, шелковые гобелены, пушистые ковры и золотые украшения, — вполне соответствовал ее хозяину. Рагодьет был полным, пышущим здоровьем человеком с румяным лицом и гордой осанкой. Его толстые пальцы были унизаны перстнями, а из-под ворота выглядывала золотая цепь. От таких людей ожидаешь, что они будут самодовольно улыбаться и потирать руки, и настоятель действительно все это делал, хотя улыбка выглядела фальшивой, а брови норовили сойтись у переносицы. Руки он тоже потирал вряд ли от чрезвычайного довольства происходящим. Невеньен заметила эту черту еще при первом знакомстве с ним, на приеме в замке после коронации. В тот раз она подумала, что толстый жрец так выражает восторг обильными яствами, поданными на банкете, однако сейчас нервозность Рагодьета резко бросалась в глаза. Он был похож на человека, которого довели до отчаяния, но он тщательно старается его скрыть.

— Рад принять вас в своей обители! — с преувеличенным воодушевлением объявил настоятель, когда все обменялись приветствиями и расселись за длинным дубовым столом. Телохранители, Шен и Лиг заняли места за спинами господ, а два жреца-сопровождающих такими же тенями замерли за Рагодьетом. — Не угостить ли вас вином? Мне как раз прислали в подарок несколько бутылок прекрасного сантийского…

— Это было бы очень великодушно, — вежливо прервал его Тьер, — но мы немного торопимся. Может быть, перейдем сразу к делу? Жрец Лэмьет сообщил, что вам якобы известен единственный верный способ побороть Детей Ночи.

Искусственная улыбка продолжала держаться на губах Рагодьета, но между бровями все-таки пролегла морщина — единственная на его лоснящемся лице. Он оперся локтем на столешницу и потер одной ладонью другую.

— Единственный ли он, я не знаю, — настоятель картинно развел руками. — Возможно, достопочтенный учитель Кольин смог отыскать лучший способ, чем могу предложить я.

Невеньен внимательно следила за ним, не понимая, почему он уклоняется от прямого ответа. Набивает себе цену? Вполне вероятно — он походил на человека, который страдает грехом стяжательства. Но у нее не было времени играть в эти игры.

— Назовите стоимость, — громко произнесла она, приковывая к себе изумленный взгляд Рагодьета. — Жизни людей, который погибают на Севере, бесценны, и я готова отдать все за возможность спасти их от Пожирателей Душ.

Тьер скривил губы — ему не понравилось, с какой легкостью его подопечная разбрасывается наградами за отсутствующие достижения. Однако на настоятеля, как ей показалось, ее слова произвели впечатление. Тем не менее он молчал, пристально изучая сидящую напротив него девушку и как будто на что-то решаясь.

— Рагодьет, — мягко произнес Лэмьет. — Оставь сомнения. Все это не стоит того, чтобы жертвовать человеческими жизнями.

Бывшему наставнику Рагодьета удалось сломать лед — настоятель вздохнул, опять складывая ладони в обмывающем жесте.

— Моя королева, дело не в цене, — заговорил он совсем другим, серьезным тоном. — Что касается ее, то я прошу лишь о том, чтобы заслуга храма Небес и Бездны не была забыта или приписана кому-нибудь другому. И естественно, будет необходимо оплатить все расходы, — добавил он.

— Если ваш способ подействует, то обязательно. Но я до сих пор не услышала, в чем он состоит.

Рагодьет несколько раз стукнул загнутыми птичьими ногтями по столешнице и поднялся со стула.

— Лучше вы увидите сами, чем я буду рассказывать. Паньерд, — обратился он к блеклому жрецу, — проводи нас во внутреннее святилище.

— Внутреннее святилище? — переспросила Невеньен.

— О, они есть во многих храмах, — пояснил Рагодьет, — но обычно о них известно даже не всем жрецам, я уже не говорю о прихожанах. Это нечто вроде сокровищницы, где хранятся подлинные святыни, а не то, что выставляется для простого народа.

— Но зачем это нужно?

Настоятель снисходительно улыбнулся ее непросвещенности.

— Моя королева, есть некоторые предметы, о которых позволено знать только жрецам, так как необразованная чернь воспримет их существование неправильно. Еще бывают кражи святынь, причем чаще этим грешат не простолюдины, а ушлые жрецы из захолустных обителей, которые надеются заполучить для поклонения, например, меч короля Бэйледа Великого. А иногда, к сожалению, святыни пытаются уничтожить, — он развел руками. — Как это было с писаниями Глашатая воли Небес Ксайтена из Мираны, которые сожгли воины Шасета. Подозреваю, по их вине нечто такое случилось и с королевской державой, из-за чего када-ра вырвались на свободу.

Невеньен предпочла промолчать.

Паньерд тем временем извлек из складок одеяния связку ключей и отодвинул один из гобеленов, за которым обнаружилась неприметная дверь. Она без единого скрипа отворилась, и жрецы вошли туда первыми, зажигая прикрепленные к стенам металлические лампы. Невеньен уже приготовилась шагнуть на уходящую вниз лестницу, как Рагодьет склонился перед ней, давая понять, что у него есть просьба.

— Моя королева, будет лучше, если это увидите только вы с лордом Тьером, — он многозначительно посмотрел в сторону гвардейцев и слуг, которые сгрудились позади.

— Королеву нельзя лишать охраны, — отрезал Тьер.

— Вы не знаете ничего о секрете, который я собираюсь вам показать, — вкрадчиво произнес Рагодьет, не выпрямляясь и с мнимой покорностью глядя в пол. — Вы не боитесь опасных слухов, которые могут взбудоражить Эстал?

Невеньен посмотрела на темный лестничный пролет. Лэмьет упоминал о нелюбви к ней настоятеля. Вряд ли он собирался устроить покушение — как к нему в покои заходила королева, видел весь храм. Однако после Вьита и гибели Эсти она чуралась каждой тени, а в стане врага рисковать тем более не следовало.

— Гвардейцы Ваньет и Парди приносили присягу и умеют держать язык за зубами, — уверенно сказала она. — Пусть идут со мной.

Настоятель еле заметно пожал плечами.

— Как пожелаете, моя королева.

Лэмьет, отговорившись тем, что ему трудно ходить по лестницам, вместе со слугами остался в приемной комнате, а Невеньен, окруженная с двух сторон гвардейцами, начала медленно спускаться по выщербленным каменным ступенькам. Впереди грузно переваливался Рагодьет, которого было не обогнать из-за тесного прохода, но Невеньен радовалась, что не нужно торопиться. У нее появлялось время подумать и подготовиться к тому, что ее могло ждать внизу.

Почему Лэмьет и Рагодьет отказывались даже намекнуть на сущность загадочного способа и напускали столько тумана? Настоятель, похоже, считал, что знать об этом должны только избранные. Но что он прячет — огромный майгин-тар, который сделает обладателя самым могущественным на свете магом? Невеньен надеялась, что это так, потому что ни один из ныне живущих магов не дотягивал до творимых Маресом Черным Глазом чудес, даже используя такие крупные кристаллы, как Сердце Сокровищницы.

Откуда-то снизу доносился тихий гул. Низкие мужские голоса скорее гудели, чем пели, с протяжным ритмом, который задавался барабаном. Мелодия была странной, какой-то нечеловеческой. Она забиралась глубоко внутрь и заставляла сердце биться реже, а кожа от нее покрывалась мурашками. Она навевала сон, и Невеньен зевнула, прикрыв рот рукой. А когда Паньерд и Рагодьет впустили королеву во внутреннее святилище, она так и оставила ладонь у губ, забыв ее опустить.

Света в нижнем зале было так много, что создавалось впечатление, будто мраморные плиты светятся сами. На белокаменных пьедесталах по бокам помещения покоились разные предметы, видимо, принадлежавшие прославленным королям Кинамы. В центре возвышался алтарь, перед которым на подставке стоял древний фолиант в два локтя высотой. Его кожаный переплет был изъеден и покрыт плесенью, а некоторые страницы испортились от времени и наполовину истлели. В изящных завитушках Невеньен узнала сложную древнекинамскую письменность. Книге было не меньше трехсот, а то и пятисот лет.

За алтарем был установлен большой резервуар с водой, на поверхности которой покоился гигантский, в человеческий рост, бутон цвета ясного зимнего неба. Плотные округлые лепестки со светлыми прожилками в венце из толстых зеленых чашелистиков слабо пульсировали в такт с песней жрецов. Вокруг маленького бассейна стояли восемь коленопреклоненных мужчин в черно-белых робах, которые с закрытыми глазами, будто в трансе, пели молитву на непонятном языке. Девятый мужчина с небольшим барабаном у ног отбивал им ритм. Никто из них не обратил на гостей внимания.

Ваньет рухнул на колени и, упершись лбом в холодный пол, принялся с придыханием молиться. Парди, которому потребовалось гораздо больше времени сообразить, что перед ним, постоял с открытым ртом и тоже уткнулся лицом в каменные плиты. Тьер пораженно шагнул к цветку и протянул руку к гладким сочным лепесткам, но так и не решился к ним прикоснуться. Только Невеньен застыла на месте, не веря собственным глазам.

Неужели это могло быть Дитя Цветка — еще не рожденное, только растущее в бутоне, который вышел из чрева Богини-Матери?

— Святой Порядок…

Она выдохнула, прошептав молитву богам и отдельно Тельет. Просьбы все-таки были услышаны, и боги ниспослали на землю свое дитя! Однако вспыхнувшую радость — надежда есть! — быстро сменила злость. И это чувство пересилило священный трепет, который внушало волшебное создание.

— Почему вы так долго молчали? — сердито спросила Невеньен у Рагодьета. — Прошел месяц с тех пор, как мы объявили о поисках способа уничтожить када-ра! Целый месяц, который был потрачен впустую! Вы вообще знаете, о чем говорят на улицах? Что боги покинули нас!

Настоятель раздраженно скривился.

— Конечно, я знаю, какую ахинею несет эта чернь, потому что они осмеливаются открывать свои грязные пасти прямо в храмах! — заметив, как расширились ее глаза после такой грубости, тем более непозволительной в присутствии существа с Небес, он сбавил тон. — Моя королева, вы упрекаете меня в том, о чем понятия не имеете. Как я мог довериться вам сразу после того, как вы взошли на престол? Тем более что вы заполучили его через убийство! Пожалуйста, не отрицайте, — быстро произнес он, считая, что она оскорбится. — Можете делать вид, что это не вы наняли убийцу, но любому ясно, что без вашего участия тогда не обошлось. А если вы пришли к власти таким кровавым способом, откуда мне было знать, не окажетесь ли вы новым Зандьером?

Человеком, который дольше всех продержался на троне благодаря запугиванию союзников и страшными расправами над врагами и получил прозвание Свирепый? Невеньен фыркнула.

— Вы усмехаетесь, — горько произнес Рагодьет. — Вам кажется, что о вас такого и близко подумать нельзя, но Зандьер тоже не всегда был таким зверем, каким стал, примерив на себя корону. О мятежниках рассказывали разное, и я вполне был готов поверить, что вы отберете у храма Дитя Цветка и присвоите его себе, заодно казнив всех тех, кому известна правда. Вы говорите «целый месяц», но этого даже мало, чтобы убедиться, что вы так не поступите. И что вы скажете, узнав о цене появления бутона? Лэмьет убеждал меня, что вы примете это, но откуда мне это было знать раньше? К тому же…

Он прервался, захлебнувшись в потоке слов. Вместо него фразу закончил отошедший от Цветка Тьер.

— К тому же вы не хотели посвящать в это кого-то другого, чтобы присвоить всю честь себе, так? — под скулами советника ходили желваки, и смотрел он на настоятеля отнюдь не благоговейно. — Если бы люди думали, что появление када-ри — исключительно ваша заслуга, то к вам бы полились деньги, слава, уважение — все, о чем только можно мечтать, а от нелюбимой вами королевы народ сразу бы отвернулся. Вы рассчитывали на это, но потом что-то пошло не по плану, и вы решили обратиться к нам. Я прав? — холодно поинтересовался он.

Рагодьет, наконец восстановивший дыхание, обреченно махнул рукой.

— Я догадывался, что вы так скажете. Но будь ваши слова правдой, я бы никогда не стал вас звать — мне это было бы невыгодно. Пожалуйста, выслушайте Паньерда, прежде чем делать выводы. Я назначил его хранителем Бутона, и он знает о нем все.

Тьер смерил настоятеля хмурым взглядом, но все же повернулся к невзрачному русому жрецу.

— Откуда у вас Дитя Цветка?

— Мы вырастили его с помощью богов, — невозмутимо ответил он.

Его слабый голос почти заглушался мерным гудением певцов, и Невеньен сначала показалось, что она ослышалась. Вырастили?

— Бутон не спустился с Небес? — шокированно спросила она.

— Строго говоря, мы еще не знаем, он это или она. Когда мы в последний раз раскрывали лепестки, черты када-ри еще не оформились, — все таким же ровным тоном уточнил Паньерд.

— Святотатство! — почти простонала Невеньен.

Как они могут так говорить о божественном создании?!

— Теперь вы понимаете, почему мы все это время прятали Бутон от посторонних глаз? — хмыкнул Рагодьет. — Если бы люди знали всю правду, нас бы вывернули наизнанку за святотатство, хотя мы пытались спасти их от када-ра!

Тьер с измученным видом закрыл глаза ладонью.

— Моя королева, прикажите гвардейцам подняться наверх и ждать нас вместе со жрецом Лэмьетом.

Парди, который уже поднялся с колен, оторвал взгляд от Бутона и вопросительно посмотрел на госпожу. Ему явно не хотелось уходить.

— Но лорд Тьер… — попыталась возразить Невеньен.

— Моя королева, — советник наклонился к ней, почти касаясь короны. В нос Невеньен ударил запах настойки. — Мне не хочется признавать это, но настоятель был прав. Знания, которые касаются богов, опасны, и простым людям лучше оставаться от них вдалеке. Телохранителям не следует слышать всю правду о Цветке, а мы прекрасно без них обойдемся. Я не думаю, что с нами здесь что-то случится.

Поколебавшись, Невеньен кивнула. Перед пресветлым созданием Небес никто не осмелится проливать кровь.

— Расскажите все с самого начала, — потребовал у Паньерда советник, как только Ваньет и Парди покинули святилище. Уходя, они пятились и бормотали молитвы. — Что значит, что вы вырастили Цветок и что с ним? Дитя спит?

— Оно еще не созрело.

Жрец приблизился к цветку, обойдя коленопреклоненных мужчин, и с нежностью прикоснулся к лепестку. Прищурившись, Невеньен заметила, что его голубая поверхность покрыта маленькими прозрачными чешуйками, а вода, в которую погружался Цветок, из-за плавающей в ней взвеси тоже была голубого оттенка.

— Мы начали выращивать его сравнительно недавно, — сказал Паньерд. Он был вынужден говорить громче, чтобы за гулом его слышали и королева, и советник, но певцам это, похоже, не мешало. Они продолжали вести себя так, словно в помещении не было никого кроме них, и песня — единственное, что их занимало. — В нашей библиотеке хранились книги из храма Кольведа, в котором появилась Дочь Цветка, помогающая Маресу Черному Глазу. Если вам известно, тот храм был разрушен и почти все его жрецы погибли в результате последнего нападения када-ра. В неразберихе тех дней в книги никто не заглядывал, но кто-то, к счастью, счел их важными, и их перевезли сюда. Здесь они, однако, были поставлены на полки и надолго забыты. Вспомнили о них лишь несколько месяцев назад, после несчастья в Аримине.

Он снова любовно посмотрел на Бутон, и Невеньен поразилась тому, как оживает при этом безразличное лицо жреца.

— Переведя текст, мы обнаружили шифр в одной из книг, — он указал на фолиант перед резервуаром. — Над его разгадыванием пришлось поломать голову, но в итоге мы обнаружили руководство по выращиванию божественного Цветка.

Невеньен с трудом сдержала порыв заткнуть уши — и не только из-за протяжной мелодии и низких мужских голосов, которые наводили на нее оцепенение.

— Вы говорите так, словно рождение божественных существ — это нечто, подвластное каждому человеку! — возмутилась она.

— Ни в коем случае! — брови Паньерда взлетели вверх, словно его обидели слова королевы. — Это очень сложный процесс, в котором мы и сами до конца не разобрались!

Невеньен прикусила губу. Она имела в виду совсем другое.

— Особую сложность представила подготовка жрецов, которые будут исполнять Песнь Жизни. Как выяснилось, что када-ри можно оживить только так, — продолжал хранитель.

— Но ведь ее знает каждый жрец! — удивился Тьер. — Не мне напоминать вам, но она звучит почти на всех церемониях.

— Она не исполняется магами, — вежливо поправил Паньерд. — Не особо подготовленными магами, если вернее. Думаю, и не мне напоминать вам, что готовить магов для служения богов строго запретили пятьсот лет назад. Нам пришлось исправить эту ошибку.

Невеньен изумленно обернулась на поющих жрецов. Так они еще и маги…

— То есть вы хотите сказать, что када-ри не спускаются с Небес, а появляются на земле при помощи… руководства, песнопений и магов? — мрачно уточнил Тьер после недолгого молчания.

— Нет, что вы, — жрец взволнованно сложил руки перед грудью. — Судя по всему, так появляются лишь Дети Цветка, а не все када-ри. И естественно, все это происходит с позволения богов. Без их благословения превратить обычный цветочный бутон во чрево, из которого выйдет спаситель Кинамы, просто невозможно! Вся наша находка и сопутствующая нам удача не что иное, как божественное провидение!

— Обычный цветочный бутон? — Невеньен, не поверив, наконец осмелилась дотронуться до Цветка.

Он был гладким, словно полированный камень, но теплым, будто этот камень в летний день нагрело солнце. По светлым прожилкам, как по венам, струилась жидкость, собираясь в сгустки и ускоряясь после каждого удара в барабан, а потом снова замедляясь. Это было не растение, это было живое существо, и его появление без участия богов действительно было невозможным. Невеньен немного успокоилась — ее мир, в котором светлые духи стояли выше людей, пока еще не переворачивался, хотя жрец только что его чуть не разрушил.

— Мы взяли обычный росток розы — королевы цветов, — подтвердил Паньерд, — и поместили его в сосуд с крошкой майгин-таров.

Так вот что это была за голубая пыль в воде…

— Росток стал впитывать измельченные кристаллы. Чем больше корма мы ему давали, тем скорее он менялся. Все началось с отпавшего стебля, а затем изменились форма и цвет. Посмотрите, как сильно Бутон отличается от красной розы, которую мы брали изначально.

Между ними действительно не было ничего общего. Другой цвет, другая форма лепестков, не говоря уже о размере цветка. Сейчас бутон скорее походил на лазурный лотос.

— Сколько же майгин-таров вы истратили, чтобы он увеличился до таких размеров? — спросил Тьер. — И главное, что меня интересует, — откуда вы взяли такое количество волшебных кристаллов?

— Нам их предоставил лорд Гередьес. Переведя книгу, мы обратились к королю Тэрьину, но из-за болезни он не смог заняться нами. Тогда нас направили к его наследнику, и он проявил к нашему открытию большой интерес. Лорд Гередьес принял решение скрыть Цветок от людских глаз, чтобы не ввести подданных в заблуждение и не разочаровывать их в случае нашей неудачи. Он снабжал нас всем необходимым, и если нас ждет успех, то это во многом его заслуга, — тихо заключил жрец.

Гередьес вовсе не наплевал на северян. Все это время он держал в секрете способ их спасти, опасаясь, что народ неправильно воспримет правду о возникновении када-ри. Наверное, он собирался позже с триумфом показать Дитя Цветка и помочь северянам, но не успел… У Невеньен заныло внутри. Гередьес вовсе не был равнодушным чудовищем, каким она его считала. Первозданный Хаос, что же она натворила, дав разрешение на его убийство?

— Вы не ответили, сколько было потрачено ресурсов на выращивание Цветка, — напомнил жрецу Тьер.

— Две обычных водяных бочки, наполненные майгин-тарами.

Тьер крякнул.

— Да на это можно половину королевства купить!

— Чудеса стоят дорого, — заметил жрец.

Советник поморщился.

— И сколько вам еще нужно? Надеюсь, вы не опустошите всю нашу сокровищницу?

— Неужели вы будете обсуждать мелочные денежные вопросы перед лицом божественного существа? — с искренним возмущением спросил Паньерд.

— Возможно, только перед лицом божественного существа вам и удастся уговорить меня согласиться на разорение сокровищницы.

Хранитель Цветка нетерпеливо вздохнул.

— Лорд Тьер, как мы выяснили во время наших исследований, сокровищница с майгин-тарами создавалась специально для этого — чтобы при необходимости вырастить Дитя Цветка не нужно было скупать по заоблачной цене кристаллы по всей Кинаме. В случае катастрофы, которая произошла в Аримине, у короля уже были бы готовые запасы камней.

— Но мне всегда говорили, что майгин-тары хранятся в сокровищнице по другим причинам, — перебила Невеньен. — Чтобы отдельные маги не получали слишком большую силу и не могли выступить против законной власти; чтобы можно было вооружить ими армию магов при войне с другим государством; чтобы в крайнем случае продать часть камней и наполнить королевскую казну… Причин много, но об этой цели никто никогда не упоминал!

— О ней знали только члены королевской семьи, — Паньерд с грустью развел руками. — Когда Эрьес Отступник приказал перебить всех без исключения, то никого не осталось в живых, чтобы об этом рассказать. Мы нашли в своей библиотеке соответствующие упоминания только благодаря благоволению Небес.

Тьер исподлобья глянул на настоятеля.

— Значит, доступ к сокровищнице с майгин-тарами и есть та причина, из-за которой вы решили прийти к нам.

— Мы предлагаем вам великое чудо, которое укрепит новую власть и навсегда убедит ваших врагов в вашем могуществе. И вы не поступитесь за него несколькими майгин-тарами? — деланно удивился Рагодьет.

Плечи Паньерда поднялись и опустились на краткое мгновение — он снова вздохнул и в который раз быстро, украдкой погладил матовый лепесток Бутона. Губы жреца искривились. Ему было неприятно, что перед светлым духом устраивают торг. Невеньен понимала хранителя — ее тоже коробила вопиющая приземленность беседы.

— Мы снабдим вас майгин-тарами, — произнесла она.

— Не торопитесь, моя королева, — предостерег Тьер. — Настоятель Рагодьет, о чем вы не договариваете? Если бы все дело было в нескольких майгин-тарах, то вы, с вашим состоянием и связями, решили бы эту проблему сами.

— Хорошо, — нехотя согласился настоятель. — Допустим, нам нужно больше, чем несколько кристаллов. Мы не знаем наверняка, сколько именно, но без них Цветок не может созреть и раскрыться.

— Таким количеством майгин-таров мы можем вооружить армию магов, равноценную по силе када-ри. В чем будет преимущество?

— Преимущество? — Рагодьет всплеснул руками. — Дух, которого вам ниспослали боги, и армия из обычных людей — вы что, не видите здесь преимущества?

Тьер что-то ответил ему, но Невеньен не вслушивалась. Она смотрела на Паньерда, во взгляде которого появлялось тем больше отчаяния, чем больше новых возражений находил главный советник. Жрец боялся того, что Тьер может отказать настоятелю, и Цветок без майгин-таров погибнет. «Пожалуйста», — попросил жрец королеву одними губами. В его глазах стояла мольба.

Он любил нерожденное дитя богов как своего собственного ребенка.

— Пожалуйста, перестаньте, — громко произнесла Невеньен, обращаясь к главному советнику и настоятелю. — Сейчас не время и не место торговаться. Настоятель Рагодьет, я уже обещала вам, что приму любую цену. Люди очень долго молились о чуде, и мы должны дать им его, чего бы нам это не стоило.

Две чашки взлетели со стола и со звоном стукнулись краями, будто кубки.

— За Дитя Цветка!

— За пресветлых када-ри!

Тьер и Невеньен усмехнулись друг другу и отпили чай, щедро сдобренный вишневой наливкой. Они сидели в королевских покоях, в гостиной комнате, и праздновали результаты визита в храм Небес и Бездны. Больше никого с ними не было, и даже слуги ждали снаружи, чтобы не услышать ничего лишнего. За окном падал снег, в камине ярко пылал огонь, толстые ковры грели ноги, чай — тело, а воспоминание о голубом бутоне — душу, и настроение было прекрасным. Невеньен никак не могла стереть улыбку с лица. Ей ужасно хотелось с кем-нибудь поделиться счастьем, что она сегодня дотрагивалась до Цветка, из которого скоро появится на свет када-ри. Ей не портила настроение даже выволочка, полученная от Бьелен, причем справедливо. Все то время, пока Тьер и Невеньен заключали с Рагодьетом договор, сестре приходилось развлекать арджасского посла, который в обществе прекрасной дипломатки напрочь забыл о какой-то там королеве. Впрочем, судя по ее полушутливому тону и сверкающим глазам, Бьелен была не так зла, как пыталась показать, а некоторые из намеков Аб-Развана показались ей если не соблазнительными, то, по крайней мере, не такими уж отталкивающими.

Блестели глаза и у советника, причем на сей раз не из-за бодрящей настойки. Несмотря на долгие и занудные споры с Рагодьетом, который в действительности хотел намного больше, чем то, «чтобы заслуга храма Небес и Бездны не была забыта», Тьер был невероятно доволен их исходом.

Но если бы главный советник просто наслаждался, это был бы не главный советник.

— Моя королева, — строго произнес он. — Вне зависимости от того, чем закончится пробуждение када-ри, я хочу получить от вас одно обещание.

— Какое? — спросила Невеньен. Тон Тьера ее насторожил.

— Заберите у настоятеля зашифрованный фолиант, спрячьте его в сокровищнице и убедитесь, что он уничтожил все записи об этом. Также затребуйте из кинамских библиотек все похожие на фолиант книги и заприте их тоже. А в будущем старайтесь не прибегать к ним без особой нужды.

— Но почему?

Гораздо лучше иметь на своей стороне двух светлых духов, чем одного. Это значительно повышало их шансы на успех против Детей Ночи. Не говоря уже обо всем остальном.

— Знаете, что мне не дает покоя с того самого момента, как мы вошли во внутреннее святилище? — задумчиво сказал советник. — Если существует книга о том, как вырастить пресветлого када-ри, где-то может существовать книга и о том, как вызвать Детей Ночи. Лучше никого не наталкивать на ту же мысль, что зародилась у меня. Пятьсот лет назад чудовища появились на Севере неспроста, и неспроста в тот же момент в Кольведе погиб весь орден магов-жрецов и сгорели библиотеки. Понимаете, о чем я?

Невеньен медленно кивнула. Паньерд сегодня упомянул, что Песнь Жизни становится особенной, лишь когда ее поют специально подготовленные маги. Вероятно, если точно так же спеть Песнь Смерти, исполняемую на похоронах, могут пробудиться уже темные духи. Что если древние маги сами их вызвали и поплатились за это собственными жизнями? А кто-то выживший решил, что потомкам не стоит повторять их ошибки, и уничтожил все сведения, какие мог.

— Понимаю. Обещаю, что сделаю, как вы скажете.

— Прекрасно, — с облегчением ответил Тьер. — Тогда можем перейти к другим делам, менее зловещим. Надеюсь, вы не думаете расслабляться после сегодняшнего успеха? Если жрец Паньерд прав по поводу того, что с должным питанием Цветок скоро созреет, то нужно подстегнуть поиски сильных магов и сборы армии, а также исследования по способам защиты от када-ра.

Невеньен с тоской представила ежедневные собрания университетских учителей — в основном древних стариков с трясущимися руками, которые еле-еле стояли на ногах и с трудом озвучивали свои замечания, но были готовы подраться из-за двух разных слов в определении одного и того же предмета. Иньит всегда посмеивался над «ясными умами», которые погрязли в мелочах, и говорил, что нет ничего удивительного в увядании научных школ, наполненных немощными стариками.

— Зачем? — спросила она. — На нашей стороне ведь будет Дитя Цветка.

Тьер оглядел комнату. От старых владельцев здесь осталось несколько гобеленов, которые Невеньен решила не убирать из-за хорошего качества ткани и того, что они удачно вписывались в интерьер. На одном из них были изображены пресветлые када-ри с белыми ликами, передающие послания богов королю Бэйледу Великому. Могущество этих волшебных существ близилось к божественному: они могли в мгновение ока преодолевать огромные пространства, исцелять людей, прокладывать проходы в неприступных горах и еще много чего. Так утверждали легенды.

— Мы не знаем, правда ли все то, что жрецы рассказывают о светлых духах, — медленно произнес советник. — В саге о Маресе Черном Глазе сказано, что Бутон спустился с Небес на глазах у множества людей и затем раскрылся, явив Дочь Цветка, но сегодня мы выяснили, что это ложь. Никто из ныне живущих не видел пресветлых када-ри. Нам не известно, что они умеют в действительности и согласится ли вообще Дитя Цветка настоятеля Рагодьета сражаться вместе с нами против Пожирателей Душ. К тому же оно всего одно, а Детей Ночи, если верить беженцам, тысячи. Оно может погибнуть в первом же бою с ними. Нам следует подготовиться к каждому из этих вариантов.

Он, безусловно, был прав. Но Невеньен понурилась, уставившись в чашку и болтая травинками на дне, которые просочились через ситечко. Снова это отношение к божественным созданиям, как будто они просто новые и не слишком надежные союзники вроде лукавого Аварьета, который с легкостью отрекся от Гередьеса и переметнулся к недавним мятежникам.

— Кажется, вас задевает то, как я говорю о Бутоне? — внимательно посмотрев на королеву, сказал Тьер.

Она поерзала, понимая, что ее слова будут звучать наивно.

— Да, — призналась Невеньен. — Вы говорите о нем, словно о статуэтке для игры в оттайрин. Но Дитя Цветка — это же высшее существо! Это ответ на молитвы кинамцев о ниспослании им спасителя!

В порыве она подалась вперед, однако реакция Тьера охладила ее пыл.

— Может быть, — хотя он кивнул, в его голосе не чувствовалось уверенности. — Мне понятна ваша горячность и ваше преклонение перед богами, но… — советник вздохнул. — Я прожил долгую жизнь, и в определенный момент мне стало ясно, что люди для богов, как вы и сказали, всего лишь фигурки на огромной доске, которая не ограничивается Кинамой. Вряд ли мы многое значим для Небес, и нельзя надеяться только на то, что Они не позволят своему ребенку, вышедшему из Бутона, проиграть в сражении када-ра. Как это и было всегда, мы должны сражаться за себя сами. Дитя Цветка действительно только один из наших союзников, причем очень опасный, потому что мы не знаем, как он себя поведет. Вы можете посчитать это циничным, но я не вижу ничего плохого в том, чтобы рассматривать его как…

— Ресурс, — тихо вставила Невеньен.

— Да, как ресурс для достижения наших целей, — согласился Тьер.

Чай с наливкой, который совсем недавно казался поразительно ароматным, полностью потерял вкус. Гередьес называл северян огородной морковкой, которую нужно проредить, а Тьер относится к высшим силам, как к ресурсу вроде того же огорода, с которого нужно получить как можно больше урожая.

Советник сделал небольшой глоток.

— Теперь вы выглядите расстроенной.

— Вы говорите почти как Гередьес, — нехотя сказала она.

Тьер склонил голову, подняв брови.

— Что бы я о нем ни думал, он был разумным человеком. Нет ничего удивительного в том, что наши мнения по некоторым вопросам могут сходиться.

— Но ведь получается, что убивать его было неправильно! — воскликнула Невеньен.

Неправильно было так жестоко относиться к людям, как Гередьес. Но она что, поступила лучше, согласившись на убийство человека, который на самом деле не наплевал на подданных?

— Возможно, — сказал Тьер, и на сей раз его согласие испугало Невеньен. — Но правитель далеко не всегда может и имеет право поступать правильно. То, что простому человеку покажется ошибкой и ужасным поступком, может быть единственным способом сохранить мир в государстве и спасти жизни сотен людей. К тому же бессмысленно мучить себя вопросом, правильно это или нет, когда дело уже сделано. Вы полагаете, что Гередьес был бы хорошим королем? Тогда вы обязаны постоянно напоминать себе о нем, чтобы не стать менее достойным правителем, чем мог бы он.

Невеньен провела пальцем по поверхности ствиллового столика. В замке осталось много вещей из этой древесины, и она обставила ими свои покои: из-за успокаивающего воздействия их запаха и из-за того, что они создавали у гостей впечатление королевского величия, которого Невеньен не хватало. Поэтому забыть о предыдущем владельце было невозможно, даже если бы она очень хотела, — ее окружали предметы, которыми пользовался Гередьес.

И конечно, она никогда не сможет забыть человека, который перевернул всю ее жизнь. Если бы Акельен остался жив…

— Раз уж зашел разговор о правильном и неправильном, — бодро сказал советник, — может быть, обсудим кандидатов в ваши женихи?

Невеньен окончательно скисла.

— Умеете вы испортить праздник, лорд Тьер.

Старый наставник даже не подумал оскорбиться.

— Почему же испортить? Если вы уже сделали выбор, мы можем это отметить, и праздник будет двойным!

Невеньен отвела взгляд. Она старательно оттягивала этот момент уже полмесяца, и хитрый Тьер решил «вспомнить» неприятную для нее тему именно тогда, когда отвертеться не получалось.

Свадьба королевы для него была удачным вложением денег, то есть таким же ресурсом, как и Дитя Цветка. Разоренной казны не хватало для того, чтобы одновременно защищаться от када-ра, воевать с мятежниками вроде Таннеса и отстраивать страну после смуты. Поэтому Невеньен должна была выйти замуж либо за денежный мешок, либо за того, кто обеспечит ее помощью из-за границы. Причем сделать это нужно было как можно скорее, чтобы получить средства для решения насущных проблем — пока они не поглотили новое правительство Кинамы с головой.

Первым кандидатом в женихи, который вызвал у Невеньен истерический смех, оказался Ливьин. Тьер считал его превосходным вариантом — он богат, молод, давно находится среди мятежников и, главное, достаточно глуп, чтобы вертеть им, как захочется. По мнению Невеньен, это как раз было его основным недостатком. Еще в очереди к невесте стоял, например, один из многочисленных арджасских принцев, который не мог наследовать трон Арджаса, а значит, был не опасен для независимости Кинамы. Этого кандидата советник тоже воспринял с воодушевлением, поскольку он давал надежду на поддержку более сильного соседа Кинамы. Невеньен же, увидев «жениха» на картине, которую ей показал арджасский посол, пришла в ужас, а молва рисовала его, как пьяницу, бабника и буяна. Не лучше были и остальные кандидаты. То, что Тьер называл достоинствами, Невеньен представлялось пороками.

Однако дело было даже не в этом. Мудрый советник не понимал, что выбор Невеньен сделала уже давно, и он никак не согласовался с тем, что предлагал Тьер.

— Почему вы молчите? — спросил он, улыбаясь. — Обычно аристократы выдают дочерей замуж без их спроса, как с вами уже один раз и случилось. Теперь вы можете сами выбрать себе спутника. Разве у девушки в вашем возрасте не бежит быстрее кровь при мысли о таком числе женихов?

Ее кровь стыла в жилах при мысли о том, что она может выйти замуж за нелюбимого.

— Лорд Тьер, это не выбор, — сказала Невеньен, изучая складки на платье, которое она сминала в ладонях.

— Не выбор — это то, на чем настаиваете вы, — поправил советник.

Иньита он отмел сразу же, стоило Невеньен о нем заикнуться. Состояние лорда-разбойника было приличным, но существовало много аристократов богаче него. Кроме того, Иньит до сих пор сильно зависел от сети преступников, его доходы были сомнительными и непостоянными, а про репутацию вообще не стоило вспоминать. Иньита могли бояться, но уважение аристократии, на которой до сих пор покоилась королевская власть, он ничем не заслужил. Для родовитых семейств он оставался выскочкой, авантюристом, который может только грабить и убивать. Его смелый и благородный поступок — спасение возлюбленной из Гайдеварда — ситуацию не исправил, а только ухудшил. Любые сплетни о новой королеве в Эстале обсуждали с удовольствием, но если ее поездку к генералу Стьиду и шествие к столице сразу после освобождения из плена чаще именовали как достойную правителя мужественность, то Иньит выступал как безумец, который не знал цены риску. Оставалось лишь гадать, откуда берутся эти слухи, однако их результат был очевиден — знать с трудом терпела присутствие Иньита в Малом совете. О троне даже речи не шло. Всюду поддерживалось мнение, что если Иньит станет королем, то будет принимать сплошь импульсивные, необдуманные решения, и страна следом за ним шагнет в пропасть.

Тьер говорил об этом Невеньен много раз, но она отказывалась верить. Знать ошибалась — Иньит был совсем не таким, каким он представал в рассказах злопыхателей. Он был умным, проницательным и отважным. Он никогда не принимал поспешных решений, что бы там о нем ни болтали в кулуарах аристократии.

К тому же Невеньен не могла представить рядом с собой кого-то другого.

— Лорд Тьер, — она заставила себя разжать пальцы, по-детски мнущие платье, и положить руки перед собой. — Разве не важно, чтобы королевскую черту скрепляла любовь?

— Любовь длится недолго, и она ничем не поможет вашему народу, — возразил Тьер. — От союза с лордом Иньитом вы ничего не выиграете, а только проиграете. Моя королева, вы должны выйти замуж за человека, который будет заботиться о вашем народе, или, по крайней мере, за того, кто обеспечит вам возможность заниматься этим самой.

— Как Ливьин, — скептически заметила Невеньен.

Советник абсолютно серьезно кивнул.

— Если вы правильно поведете себя с ним, этот юноша будет еще и трепетно вас любить. Он не пожалеет ради вас ничего.

— Лорд Иньит тоже меня любит. И он заботится о народе!

— Как?

Невеньен осеклась.

— Он… Он часто поддерживает на собраниях разные предложения. Например, отослать денежную помощь Аримину. И он занимается всем, что связано с када-ра и генералом Таннесом.

— То есть укреплением власти, — подытожил Тьер. — Он говорит вам, что заботится о народе, но волнует его не народ, а власть. Вы слишком доверяете его словам.

Невеньен вспыхнула.

— Он меня еще никогда не обманывал!

— Вы так уверены? Что если у вас не было повода убедиться в его лжи?

— Он честен со мной, — категорическим тоном произнесла Невеньен. Она не позволит говорить так об Иньите! — Он всегда поддерживал меня, как никто, и единственный прислушивался ко мне.

В то время как остальные советники помыкали неопытной королевой и принуждали ее к принятию тех решений, которые были нужны им. Так поступал и Тьер. Иньит — никогда.

Тьер печально покачал головой. По его постаревшему лицу промелькнула тень, но Невеньен не поняла, обиделся он или его разочаровало то, как ученица отзывается об Иньите.

— Моя королева, боюсь, вы ослеплены этим человеком. Вот почему для правителей так вредна любовь — они перестают замечать очевидные вещи. Если вы попытаетесь посмотреть на него трезво, то обязательно поймете, что Иньит не годится вам в мужья, а его присутствие рядом с вами скорее вредит вам, чем приносит пользу. Взываю к вам последний раз: не воспринимайте на веру все, что он говорит. Попробуйте отнестись к нему критично, увидеть настоящие цели, которые им руководят. И подумайте еще над женихами из списка, который я для вас составил. Благо для Кинамы важнее, чем чьи-то чувства.

Она и так знала, что будет благом. Иньит — человек, который остался с мятежниками, когда большинство союзников бросило их. Человек, который справлялся с разными задачами лучше других советников — вспомнить хотя бы то, как его следопыты нашли следы «шестого мага». Человек, которого никак нельзя упрекнуть в отсутствии храбрости, — он отправился в самое гнездо врага, чтобы спасти возлюбленную и свою королеву. И, в конце концов, человек, который умел сдерживать свой нрав и прислушиваться к другим, — встречи с университетскими учителями не вызывали у него энтузиазма, и тем не менее он не пропустил еще ни одну, хотя мог заняться более интересными для себя делами.

Невеньен не была ослеплена.

— Хорошо, — она приняла покорный вид. — Я постараюсь выполнить вашу просьбу.

Тьер удовлетворенно кивнул. Кажется, он поверил в ее искренность.

— Я рад, что вы готовы работать над собой. Вы рассудительнее, чем большинство девушек вашего возраста, и это прекрасное качество для королевы.

Ей стало стыдно. Чтобы скрыть это, она притворилась, будто пьет чай.

Чашка оказалась пустой.

— Лорд Тьер, вы будете еще чай? — Невеньен повернулась к двери, собираясь позвать Шен.

— Нет, спасибо. Час уже поздний, думаю, мне пора идти.

— Если вы так пожелаете…

Не показать облегчение было сложнее, чем несколько мгновений назад спрятать на дне чашки виноватый взгляд.

Держась за поясницу, советник поднялся, пожелал королеве хорошего отдыха и ушел в свои покои. Невеньен откинулась на спинку кресла и вытянула ноги. День, невзирая на радостные события, был утомительным, а только-только повысившееся настроение снова упало из-за потрясающего умения Тьера делать так, чтобы люди не забывали о своих обязанностях даже во время празднования.

Невеньен тяжело вздохнула.

— Шен, — позвала она. — Подай-ка бумаги, которые остались на вечер.

Документов была целая стопка, и первым, как назло, попался тот самый список женихов. Невеньен пробежалась глазами по строкам. Лорд Боссьер? Тьер издевается? Это же мерзкий толстый старик! И от него она должна будет зачать детей?!

Повернув голову, она посмотрела на лежавшую на бархатной подушке корону. Невеньен никогда не задумывалась о том, что будет, если она станет королевой. Сначала она была поглощена завоеванием любви Акельена, затем свержением Гередьеса, а после этого, как ей казалось, она будет заниматься только борьбой с Детьми Ночи. Но чудовища оказались лишь частью проблем. И похоже, Тьер считал, что справиться с ними всеми можно, только став прагматичной и жестокой и видя во всем исключительно источники выгоды.

Нет, Невеньен такой не будет. Она никогда не сможет видеть в любви ресурс. Продать ее, как когда-то отец, никому больше не удастся — она точно знала на собственном опыте, что счастья это не принесет.

Невеньен дотянулась до чернильницы и вывела на чистом листе несколько слов.

— Шен, — позвала она служанку.

— А? — сехенка, увлеченная складыванием блюдечек на поднос, рассеянно оглянулась.

— Не «А», а «Да, моя королева», — раздраженно поправила Невеньен. Уж за месяц можно было запомнить, как нужно обращаться. — Отнеси записку лорду Иньиту, и постарайся сделать это незаметно. А потом можешь быть свободна.

Глаза сехенки, взявшей сложенную бумагу, засверкали.

— Спасибо, моя королева!

Девушка низко поклонилась. Куда она отправится, было ясно — к своему другу-гвардейцу из отряда лейтенанта Калена. Невеньен в глубине души ей завидовала. У простолюдинов с любовными делами все так легко…

— Я буду не против, если ты поторопишься, — добавила она, и девушки, не удержавшись, заговорщицки заулыбались друг другу.

Любовь — это не ресурс и не источник выгод. Это единственное, что способно сделать человека счастливым.

Настойчивые и жесткие губы Иньита надолго приникли к губам Невеньен. Наконец оторвавшись от него, она судорожно вдохнула, но уже в следующее мгновение Иньит снова притянул ее к себе, утопив ладонь в распущенных волосах и нежно поглаживая по голове. Вторая его рука ласкала ей то спину, то грудь, спускаясь все ниже и ниже.

Пламя стыдливой свечи бросило отсвет на два тела, тесно сжавшихся в страстном порыве. Иньит всегда обнимал Невеньен так, словно сходил от нее с ума, словно целыми днями, пока они находились врозь, страдал от невозможности к ней прикоснуться. Сомневаться в его горячей любви было кощунственно.

Обхватив Невеньен, он сделал шаг в сторону и уложил ее на широкую кровать. Невеньен заскользила по прохладным шелковым простыням, подтягиваясь до подушки, к которой ее сразу же прижал Иньит. Он навалился сверху, покрывая лицо возлюбленной жаркими поцелуями. Он все сильнее давил на нее, как будто не в состоянии напиться сладости ее губ, и Невеньен чуть не стонала от переполнявших ее чувств, а ее подол задирался все выше, и пальцы Иньита уже щекотали ее обнаженные бедра…

— Нет!

Она уклонилась от очередного поцелуя, и лорд-разбойник, не ожидавший этого, уткнулся лбом в подушку. Он попытался развернуть ее к себе, но Невеньен опять отстранилась. Иньит крепко прижимался к ней, и она ощущала кипящее у него внутри желание, однако он разочарованно вздохнул и тяжело упал на постель.

— Почему?

В его голосе слышалась досада. Эта история повторялась уже третий раз за месяц.

— Это неправильно, — Невеньен облизнула зудящие от щетины Иньита губы. — Мы должны сначала пожениться.

— Ты же сама прекрасно знаешь, что сейчас не время.

Теперь расстроенно вздыхать была готова уже она. Если главный советник твердил ей, что выйти замуж нужно буквально прямо сейчас, то Иньит, наоборот, откладывал этот счастливый момент на неопределенный срок, хотя как раз он должен был мечтать о том же, о чем и Невеньен — как можно скорее сделать их отношения из тайных явными, официально разрешенными. Но, увы, она действительно знала, что Иньит прав. В первые несколько месяцев после коронации Невеньен жениться им не следовало. Аристократия, которой пока было мало что известно о новых правителях, кроме слухов, могла решить, что трон попал в руки разбойничьей вольницы, и предпочесть сместить опасных королей. Им следовало выжидать удачный момент, а до тех пор прятаться по углам и воровато красться по коридорам замка, чтобы их не заметили слуги.

Хуже всего было то, что за ними следили, и это были не безумные фантазии воспаленного разума. Стоило Невеньен пробыть с Иньитом наедине чуть больше положенного приличиями времени или встретиться с ним в слишком поздний час, то на пороге комнаты, где они находились, сразу появлялись люди, заглянувшие сюда якобы случайно или, наоборот, специально — со «срочным» донесением для королевы. Иньит, грязно ругаясь, называл это происками Тьера. Невеньен не знала, правда ли виноват главный советник, но это однозначно было неприятно. Теперь она понимала жалобы Акельена на то, что Тьер лезет даже в его личную жизнь. В итоге Иньит все же нашел способ незаметно пробираться к Невеньен, подкупив слуг, а она, в свою очередь, убедила телохранителей «не видеть» лорда-разбойника.

Все это было несправедливо. Почему Шен спокойно зажимается по углам со своим Сехом, и никто их не осуждает? Почему Эмьир может прилюдно миловаться с Дьердом, а Невеньен с Иньитом — нет? Эмьир, конечно, обвиняли в непристойном поведении, и в первую очередь собственные родственники. Благовоспитанного Ливьина выводил из себя сам факт такого непотребства, а их старший брат Горьин был недоволен скромным состоянием жениха и тем упрямством, с которым сестра объявила, что лучше спрыгнет с башни, чем выйдет за кого-то другого. От королевы подобное заявление выглядело бы по меньшей мере странно, но иногда ей хотелось сделать то же самое.

Иньит повернулся на бок, упершись головой в согнутую руку, и провел пальцами по щеке Невеньен. Она поймала его ладонь и поцеловала в самую середку. В спальне горела всего одна свеча, ее свет скрадывался полупрозрачными занавесями балдахина, и Невеньен видела лишь очертания любимого. Его губы, совсем недавно полураскрытые от страсти, были плотно сжаты.

— Милая, мы не совершаем никакого преступления. Ни один из нас не связан узами брака с кем-то другим, мы любим друг друга и собираемся пожениться.

Он говорил об этом не первый раз и приводил множество разных аргументов, укоряя ее в беспочвенных страхах. Но что бы Невеньен ни отвечала ему, Иньит не мог понять, почему она просит подождать до свадьбы. Дело было не в том, что она не желала его или боялась забеременеть от любовника, который ее бросит. Иньит так не поступит. Но одно замужество у нее уже не удалось. Правильным должно было быть хотя бы второе: заключить брак с человеком, которого любишь, родить ребенка от законного мужа. Все должно было случиться как положено, по порядку.

Начинать старый спор Невеньен не хотела. Изобретать новые возражения — тоже. Поэтому она пододвинулась к нему и устроилась у его груди, вдыхая его резковатый приятный запах.

— Ты обещал, что все будет, как я скажу, — напомнила Невеньен.

Иньит тяжело вздохнул и обнял ее свободной рукой. Кажется, он уже сто раз пожалел о тех словах.

— Ладно.

Невеньен с благодарностью чмокнула его в щеку. В отличие от многих мужчин, он не пытался во что бы то ни стало настоять на своем и был готов ради нее смирить свои желания. Разве можно было его не любить? А подозревать Иньита в грязных замыслах, как Тьер, было и вовсе смешно.

— Зачем ездила сегодня в храм? — без особого любопытства спросил он. — Обычно тебе хватает медитаций в молитвенной комнате.

— Там я видела одного из пресветлых када-ри, — таинственным шепотом сообщила Невеньен ему на ухо.

Он не поверил.

— Это они передали тебе повеление свыше ждать свадьбы? — едко поинтересовался Иньит.

— Иногда мне кажется, что ты часто общаешься с Бьелен, — обиделась она.

— Перестань, — он легонько щелкнул ее по кончику носа. — Чтобы язвить напропалую, совсем не обязательно с ней общаться. К тому же вы вроде как подружились.

— Да…

После тех поминок по Эсти и Лиме в лагере они действительно стали сближаться. Но Невеньен собиралась говорить не об этом.

— Слушай, я правда видела када-ри, — повторила она серьезным тоном. Иньит устремил на нее свой любимый скептический взгляд, и Невеньен была вынуждена продолжить: — Пока еще не самого светлого духа, а только Бутон, из которого он родится.

— Ты видела Дитя Цветка?

В его голосе все еще звучало сомнение, но взгляд уже начал меняться.

— Да, только говорю же, не Дитя, а Бутон. Его хранят в главном храме Небес и Бездны. Но об этом нельзя никому говорить…

— Откуда он у них? — перебил Иньит. — Это не обман? Настоятель был ярым сторонником Тэрьина и Гередьеса. Он мог пойти на хитрость, чтобы отомстить тебе за убийство наследника трона.

— Нет, все честно. Настоятель показал нам его. Он поразителен. Он похож на камень, но теплый, и в нем бьется жизнь. Он живой, — прошептала она, с восторгом вспоминая, как в такт мелодии пульсировала жидкость в прожилках бутона. — Мы с Тьером и настоятелем Рагодьетом заключили договор, в котором расписаны все наши обязательства по поводу… выращивания Бутона, — эти низкие слова давались ей с трудом, но она все же заставила себя их выговорить. — Слышишь, Иньит? Только представь себе: против Пожирателей Душ нам поможет сражаться пресветлый када-ри, такой же, как у Мареса Черного Глаза!

В первое мгновение ей показалось, что Иньит никак не отреагирует, но в следующий миг он распластался на кровати, раскинув руки, и тихо засмеялся. Невеньен счастливо улыбнулась — хоть кто-то радуется этому так же, как она!

— Вырастить… Это надо же… — пробормотал Иньит. — Я всегда подозревал, что с этими проклятыми историями о Маресе что-то не так, да и учитель Кольин постоянно об этом тарахтит. Но если существование Цветка — это правда, то это все меняет.

— Именно, — поддакнула Невеньен. — Будет сохранено столько жизней!

Он кивнул.

— И появится столько возможностей. Если Дитя Цветка не погибнет в битве с када-ра, можно будет попытаться договориться с ним, чтобы оно служило нам и дальше. Ни одна армия не пойдет против короля, который управляет пресветлыми када-ри. Пусть даже финт с Дитятей Цветка не выйдет, на волне успеха мы можем напасть, например, на Шинойен и отвоевать у них приграничные территории.

Улыбка Невеньен поблекла. Она рассчитывала на немного другой ответ.

— Иньит, мы еще не победили када-ра и Таннеса. А ты уже планируешь новую войну…

Он снова лег на бок и, крепко поцеловав Невеньен, прижал ее к себе. Даже в темноте было заметно, как у него горят глаза.

— Милая, как политик ты недальновидна, — укорил он. — Учись заглядывать дальше, чем ближайшие два дня. Если мы разделаемся с порождениями Шасета, то разделаемся и с Таннесом. Когда это произойдет, трон под тобой перестанет шататься, а у тебя будет самый преданный народ под Небесами, потому что ты привела на помощь Дитя Цветка и спасла всех от чудовищ. И еще, — он перебирал ее волосы в руке, смотря куда-то сквозь занавеси балдахина, — если нам повезет, у нас останется целая, не потрепанная в боях армия. Нельзя проворонить этот шанс. Нужно использовать его для захвата новых земель.

— Зачем? — опешила Невеньен.

В стране и так разруха, а Север пустеет из-за када-ра. Куда им еще земли? И зачем устраивать ради этого новое кровопролитие, когда не зажили старые раны?

— Детка, война — это богатство и власть, а новые земли — это неизведанные возможности, — в голосе Иньита появилась мечтательность. — Если ты дашь это своим людям, они станут боготворить тебя.

— Разве мы не ослабим Кинаму, начав военные действия против соседей? Зачем нам портить с ними отношения?

Он пожал плечами.

— Во-первых, нужно все хорошо продумать. Во-вторых, они бы сами на нас давно атаковали, если бы могли. Шинойен слишком слаб, чтобы покуситься даже на обескровленную Кинаму, Арджас уже ведет долгую войну, и ему не до нас, а каснарцы тоже грызутся из-за трона, иначе бы давно наложили лапу на Север, как они пытаются это сделать сотни лет. Так что, моя милая Невеньен, Дитя Цветка — это прекрасный шанс развернуть ситуацию в свою пользу. Просто прекрасный, — зачарованно повторил Иньит.

Он так увлекся мысленным составлением планов, что не заметил, как Невеньен осторожно отодвинулась от него и спрятала лицо в подушку. Внутри зрело гадкое ощущение катастрофической неправильности происходящего.

Иньит тоже видел в када-ри всего лишь ресурс. Так может быть, он, Гередьес и Тьер были все время правы, а она — ошибается?

В Королевском зале стояла напряженная тишина. Изредка нарушал ее лишь Аварьет — узколицый лорд, заменивший Вьита на должности эльтина центральных земель и оказавшийся настолько же многословным. Все остальные советники молча сидели в креслах вокруг большого стола, на котором были разложены карты Севера и маленькие статуэтки с обозначением городов, крепостей и войск.

Золоченый трон королевы был убран с возвышения в передней части зала и сдвинут к столу, но высота его сиденья была такой, что Невеньен, самой низкой из присутствующих, почти ни на кого не приходилось поднимать взгляд. И хорошо, потому что если бы она постоянно задирала голову, то неустойчивая корона обязательно свалилась бы назад.

Покусывая ноготь на большом пальце, Невеньен разглядывала цветные плитки на полу и стенах. Она оценила мысль одного из своих предшественников, который потребовал сделать таким Королевский зал — его убранство выглядело претенциозным и богатым, но не чрезмерным благодаря использованию украшений не из золота, а из гораздо более дешевой глазури. Невеньен это нравилось, и не только потому, что экономило казну, — оттенки желтого и оранжевого цветов были веселыми и не вызывали ощущение тяжести, которой обладало золото. А мастера росписи, работая над залом, превзошли сами себя. Каждая плитка была похожа на язычок пламени, который убегал от тебя, стоило на него наступить. В этом зале Невеньен всегда хотелось танцевать — даже сейчас, когда она не ходила по нему, а восседала на троне.

Может быть, она и станцует, если хоть одна из новостей Ламана окажется хорошей.

Сегодняшний совет был особенным, поэтому его собрали в главном зале замка. Участвовали в нем учитель Кольин и генералы Стьид и Ламан, который передал должность эльтина чопорному северянину по имени Нэрдэннес — своей полной противоположности. Не было лишь Пельтьеса, генерала Юга, который отправился в Могаред приводить в порядок войска. В глубине души Невеньен радовалась его отсутствию. При общении с мнительным Пельтьесом следовало тщательно подбирать слова и обязательно восхвалять его военный опыт. Лавирование в беседах, чтобы угодить ему и при этом не задеть других лордов, всегда стоило Невеньен немало хлопот, а сегодня все и так будто сговорились вывести ее из себя.

Перещеголять всех в этом определенно стремился Ламан. Ему сообщили, что с Севера пришли срочные донесения от разведчиков, и он, боясь, что помощники будут слишком долго возиться, сам отправился забрать письма. И естественно, где-то застрял.

Учитель Кольин в голубом камзоле университетского преподавателя еле слышно закряхтел. Этот старик сохранил ясный ум для своего возраста, но высиживать долгие собрания ему было непросто. Таймен бестолково мял какую-то бумажку, Ливьин с видом школяра, которому надоели уроки, таращился в окно, и даже Мелорьес поджимал тонкие губы. Сохранить невозмутимость удавалось только Тьеру и Нэрдэннесу.

— Может, послать кого-нибудь за ним? — раздраженно поинтересовался Стьид.

— Генерал Ламан не из тех людей, которые без причины опаздывают, — с притворным спокойствием ответила Невеньен. — Уверена, что он сейчас появится.

Отец косо взглянул на нее. Он, конечно, понял истинную причину того, почему королева защищает Ламана. Намеренно или нет, Стьид пытался подавить не только его, видя в нем все еще молодого офицера, но и Невеньен. Каждый день ставить его на место и напоминать, кто тут королева, становилось все труднее. Иногда Невеньен кисло думала, что Небеса смеются над ней — самым сложным из ее союзников оказался собственный отец.

Поэтому она безмерно удивлялась тому, что Стьид быстро нашел общий язык с Иньитом, ее любовником. Вот и сейчас, когда лорд-разбойник тихо позвал его и задал вопрос, указывая на карту, генерал мгновенно забыл и о Ламане, и о дочери, став что-то горячо ему растолковывать. Невеньен с облегчением выдохнула. Иньит, как всегда, ее спас.

Створки врат наконец-то распахнулись, и в зал стремительно вошел Ламан. Его серый жилет с серебряными пуговицами был воинственно расстегнут, на скулах краснели пятна. Невеньен с легкостью представила, как Ламан только что орал на подчиненных. Главное, чтобы он делал это не из-за плохих новостей.

— Моя королева, советники, нижайше прошу прощения за задержку. Мне потребовалось некоторое время, чтобы уточнить подробности.

— И что, разведчики узнали, где логово када-ра? — нетерпеливо спросил Таймен, сразу бросив смятый в комок лист бумаги.

— Да, — ответил Ламан.

Советники сразу оживились. Из-за заваленных снегом дорог и пока еще плохо налаженной работы после смены власти на сбор сведений о том, как именно ведут себя Дети Ночи, ушел почти месяц. Это было очень долго, и за это время порождения Бездны разорили еще одну крупную деревню. Невеньен надеялась, что теперь за погибших жителей удастся отомстить.

Садиться Ламан не стал и завис над столом, расставляя или перемещая фигурки. На изображении треугольника северных земель, почти со всех сторон окруженного горами, уже были отмечены пострадавшие от Детей Ночи селения и поместья: Аримин, Бересин, Рэгренн и многие другие. Путь чудовищ казался хаотичным до тех пор, пока не был нанесен на карту. Тогда можно было заметить, что они передвигаются исключительно среди гор. На востоке, где служащий границей хребет Самира понижался, када-ра добрались до центральных земель и опустошили несколько поместий, но вернулись назад. То ли потому, что те районы были малонаселенными и Пожирателям Душ не хватало пищи, то ли потому, что их что-то интересовало в горах. Хотя Кольин считал, что када-ра могут искать в пещерах путь в Бездну, их цели никто не знал. Зато теперь Невеньен понимала, почему Гередьеса так мало заботила борьба с ними. Наверняка он тоже следил за их перемещениями и был уверен, что на центральные земли они попросту не нападут.

В этом крылся большой соблазн — плюнуть на Север, ждать, пока наберется армия магов и созреет Цветок с пресветлым када-ри внутри, и только потом пытаться прогнать чудовищ. Но так поступить было бы бессердечно по отношению к северянам, которые ждали от Невеньен обещанной помощи.

— Так… — бормотал Ламан. — В последнее время када-ра видели у Аргведа и реки Транн, несколько дней назад они напали на Вентсет, а сейчас, как говорят разведчики, они прячутся в горе возле него, — он ткнул пальцем в карту.

— Откуда они знают, что када-ра там? — спросил Аварьет.

Худощавый и сутулый, с лукавыми глазами, он не был похож на человека, которому стоит безоглядно доверять. Наверное, поэтому и сомневался в остальных — мерил по себе.

— Они сами их видели, — коротко бросил Ламан.

— Сами?.. И скольких они при этом потеряли? — с тревогой спросил Таймен.

— Нисколько.

На лицах советников отразилось недоумение. Встречи с Детьми Ночи всегда сопровождались жертвами. Так может, разведчики солгали, чтобы не рисковать жизнями?..

— Они не врут, — сказал Ламан, угадав мысли лордов. — Посмотрите сюда.

Он уже закончил размещать статуэтки и провел указкой по карте, следуя проделанному када-ра пути. Невеньен вытянула шею, чтобы увидеть отдаленный от нее восток северных земель.

— Между храмом Шасета, где были освобождены Дети Ночи, и Аримином находится три мелких деревни по несколько дворов, но порождения Бездны их не тронули, — северянин очертил несколько точек на карте. — Проигнорировали они и нескольких наших гвардейцев, которые находились в храме. После Аримина када-ра пропали где-то в горах и спустя месяц напали на Бересин.

Острый кончик указки сместился к середине карты. Пожиратели Душ преодолели большое расстояние, и достоверных сведений, что они уничтожили за это время какие-то поселения, не было. Ходили слухи о пустых, без единого человека деревнях глубоко в горах, но проверить их не удалось, и Невеньен подозревала, что истинный масштаб трагедии они узнают только к лету, когда откроются засыпанные снегом перевалы.

— Дальше, — Ламан прочертил кривую линию, передвигая указку от одних задетых чудовищами владений к другим. — Каждый раз, если они нападали на какое-то село, то в нем было никак не меньше ста человек. Рэгренн, Индарн, поместье Тихий Лог и так далее…

Таймен печально покачал головой при упоминании Индарна — принадлежавшей ему деревни. После нашествия темных духов в ней остался всего десяток жителей из более чем ста.

— Тихий Лог? — переспросила Невеньен. — Кажется, рядом с ним находится поместье Адэллов?

Ламан дернул плечом. Вместо него ответил Нэрдэннес, чье желтоватое лицо было такого же цвета, как и украшения из кости рай-гала, которые лорд в обилии носил — благодаря добыче этого ценного материала некогда разбогател его род.

— Это так, Нитгарны с Адэллами соседи, — медленно, тщательно выговаривая каждый звук, произнес он. — Неподалеку от них у меня есть маленькие владения, и я знаю всех, кто живет в округе. Моя королева, вы имеете честь быть знакомы с Адэллами?

Нэрдэннес из кожи вон лез, стараясь найти между собой и Невеньен как можно больше связей, а его безупречные манеры на приемах у королевы превращались в заискивание. И он, и Аварьет, и другие лорды, которые встретились с ней, лишь когда она заняла трон, выказывали ей гораздо больше уважения, чем, например, Мелорьес, знавший Невеньен еще безвольной куклой. Хотя сейчас уже и знаток законов изменил свое отношение, он по крайней мере не начинал перед ней пресмыкаться. Невеньен всегда раздражалась, когда замечала у придворных подобные попытки. Было глупо думать, что восхваления в ее адрес хоть сколько-нибудь искренни. Нэрдэннес тоже явно надеялся получить какую-то выгоду из общих с королевой знакомств, поэтому Невеньен даже с некоторой радостью отрицательно качнула головой.

— Нет. Но мне рассказывали о них.

— Моя сестра выходит замуж за лорда Дьерда Адэлла, — недовольно пояснил Ливьин.

На сегодняшнем собрании никого не интересовала судьба Эмьир, и это замечание, особенно сделанное таким тоном, было неуместным. Эльтин северных земель многозначительно взглянул на юношу, но тот смотрел на карту.

— Эмьир говорила, что Адэллы богаче Нитгарнов и у них больше прислуги, чем в Тихом Логе, — продолжал Ливьин. — Но Адэллы, узнав о том, что поблизости видели када-ра, бросили поместье и уехали, а Нитгарны решили, что лучше умереть в родовом гнезде, чем на проселочной дороге, и остались. В итоге Адэллам повезло — их не тронули, а Тихий Лог почти обезлюдел.

— Это не просто везение, — поправил Ламан. — Случившееся с ними подтверждает выводы, которые сделали мои офицеры, — в нетерпении от того, чтобы их сообщить, он постучал толстым концом указки о стол. — Рядом с Вентсетом есть деревня Аргвед. В ней всего пять дворов, и када-ра их не тронули, хотя прячутся совсем рядом. Не обратили внимания они и на разведчиков, которые подбирались к горе поодиночке. Думаю, Адэллы тоже спаслись благодаря тому, что разделились и растянулись по дороге, поэтому Дети Ночи напали на Тихий Лог, где было много пищи в одном месте и за ней не нужно было гоняться.

Он помолчал и обвел взглядом сидящих за столом советников.

— Када-ра предпочитают нападать на большие скопления людей и не обращают внимания на маленькие группы, — громко произнес Ламан.

— Значит, вот он, ключ к спасению северян до тех пор, пока мы не прогоним их обратно в Бездну, — с облегчением сказала Невеньен.

— Мы не можем заставить весь Север уйти из городов и ходить по парам, тем более сейчас, зимой, — нахмурился Мелорьес. — Нужен более действенный способ защитить людей.

— Мы еще не собрали армию из магов, которые могли бы победить када-ра, — напомнил Стьид. — Чтобы пополнить наши ряды, мы призвали всех мужчин и женщин, поступивших на службу в магическую стражу, всех, кто уже ушел на покой с королевской службы, и пообещали амнистию тем, кто выбрал преступную стезю, но многие даже не успели получить этот приказ и дойти до Эстала. Единственное, что мы можем предложить северянам — это строить огненные стены вокруг поселений, но я сомневаюсь, что это кого-то спасет. Народ только скорее спалит собственные дома. Сказать им покинуть города — это пока единственный способ им помочь.

Невеньен прикусила губу, чтобы не разболтать, что этот способ не единственный — существует еще Дитя Цветка. Однако рассказывать о нем пока не следовало даже советникам.

Кольин откашлялся, привлекая к себе внимание. Когда-то он, несомненно, обладал громким, звучным голосом, каким хорошо читать лекции с кафедры, но старость брала свое, учитель охрип, и его речь постоянно прерывалась кашлем.

— Уважаемые советники, по поводу армии магов… Кхм… Я уже делал королеве, — он прервался для того, чтобы поклониться ей, и Невеньен поспешно взмахнула рукой, чтобы старик не поднимался. — Экхм… Делал доклад о том, что маги в сражении с када-ра могут оказаться бесполезны. Летописи сохранили множество упоминаний того, что во времена Мареса Черного Глаза када-ра уничтожили большую часть королевских магических отрядов. Нет сведений об успешном сопротивлении им магией и во время Каснарской войны триста лет назад. Позволю себе напомнить, что када-ра… Мкхм… Умудрились нанести нашим войскам серьезный урон даже тогда, когда порождениями Бездны управлял король Имран, — старик пожевал губами. — Случаи, когда магам удавалось защититься с помощью энергии, единичны, а рассказы о том, что они убили кого-то из Детей Ночи, проверить невозможно, так как никто, кроме магов, не видит их энергию, а трупов после убийства када-ра не остается.

Стьид фыркнул.

— Учитель Кольин, со всем уважением к вашему голубому университетскому камзолу. Мы целый месяц присутствовали на ваших ученых заседаниях, но не услышали ни о чем, что способно заменить магов в этом сражении. Дитя Цветка нам пока никто не спустил с Небес, так что остается найти только нового Мареса!

Кольин повертел в руках чистое писчее перо. На командующего армией центральных земель он не смотрел.

— Со всем уважением, к вашему красному генеральскому мундиру, генерал Стьид, по поводу нового Мареса я бы тоже не обольщался. Об этом я сообщил в том же докладе и приложил написанную мной книгу с подробными комментариями к саге об этом волшебнике. Официальный текст саги… Кха-кха… сильно искажен. Чтобы восстановить правду, я перерыл все северные библиотеки и ездил в родное село Мареса — вопреки утверждению саги, он родился не в родовитой семье из Кольведа, а в небольшом селе неподалеку и был простым крестьянином. До сорока лет — до того момента, как на Север напали када-ра, — Марес возделывал землю и жил с семьей впроголодь. Если бы он был магом, то он мог бы заплатить налоги и не стал бы сидеть в долговой яме, как записано в одной из сохранившихся учетных книг…

Сидевший слева от учителя Иньит скривился. К счастью, Кольин этого не заметил. Правда о Черном Глазе была для него больным местом — точнее, то, что его исследование о великом герое древности, дело всей жизни пожилого учителя, оказалось не воспринято университетским сообществом, которое пришло в ужас от того, что один из их членов посмел так нагло нарушить вековую традицию и объявить Мареса выдумкой. От позора Кольина спасло только множество других научных заслуг, и в его присутствии о главном провале карьеры ученого старались не вспоминать.

— Многие свидетели писали, что энергия, которую Марес источал и днем, и ночью, как пресветлые када-ри, была видима всеми, — учитель сделал акцент на последнем слове. — Неизвестно, насколько эти записи соответствуют истине, но если все это чистая правда, почему, несмотря на явное доказательство своей исключительности, Марес до сорока лет оставался простым крестьянином?

— И почему? — глупо спросил Ливьин.

Кольин как будто только этого и ждал.

— Лишь пречистые Небеса знают ответ, — он со скорбным лицом развел руками. — Я предполагаю, что Марес не был магом, а если и был, то эту силу ему даровали Небеса вместе с Дочерью Цветка. Нам нужно ждать, пока такой человек объявится сам.

— А все это время када-ра пусть наполняют Север живыми мертвецами, — язвительно добавил Иньит, которого выводило из себя отсутствие результатов у ежедневно собирающихся университетских учителей. — Армия магов нам все равно нужна. Если не для того, чтобы уничтожить Детей Ночи, то хотя бы для того, чтобы дать отпор Таннесу.

Стьид согласно покивал. Он тоже считал, что с бешеными волками бывшего генерала Севера, зачастую набранными из воинов Шасета, лучше воевать магам, а не обычным солдатам, которых гораздо легче перебить.

Слова Кольина и Иньита о магах и Таннесе потянули за собой сложную тему, на которую сразу захотелось высказаться Мелорьесу, Аварьету, а затем и всем остальным. Невеньен в отчаянии наблюдала за тем, как обсуждение смещается далеко в сторону от той цели, ради которой состоялся этот совет. И Таннеса, и призыв магов, и их деятельность в регулярных войсках — все это действительно нужно было обговорить, но не сейчас.

— Уважаемые советники! — Невеньен пришлось напрячь связки, чтобы пересилить мужские голоса. — Мы отвлеклись от нашей задачи. Лорд Ламан, есть ли еще какие-нибудь сведения о када-ра, которые мы должны знать?

— Есть. Простите, моя королева… Лорд Тьер, вы еще не высказались. Лорд Тьер?

В первое мгновение Невеньен не поняла, из-за чего Ламан извиняется и тем более почему он обращается к главному советнику. Во второе она сообразила, что Тьер и правда до странности молчалив — с момента, как пришел Ламан, он не вымолвил ни слова. А в третье мгновение Невеньен испугалась.

Главный советник с отсутствующим видом смотрел куда-то вбок, на пляшущие огоньки желто-оранжевых плиток. Его лицо ничего не выражало, а в тусклых неподвижных глазах царила абсолютная пустота. Точно такими же глазами смотрели мертвые внутри, но еще продолжавшие дышать жертвы када-ра, и Невеньен от этого страшного сходства пробрала дрожь.

— Лорд Тьер! — настойчиво позвал Ламан.

Советник едва заметно вздрогнул. Он обратил растерянный взгляд на северянина, но почти сразу же сориентировался.

— Примите мои извинения, я немного задумался, — Тьер деловито прочистил горло, выпрямился и одернул на спине темный камзол. — Лорд Ламан, что еще разведчики сообщили о Детях Ночи? Может быть, есть предположения об их дальнейших передвижениях?

Невеньен пристально изучала Тьера, но он казался полностью вернувшимся к действительности. Ламан кивнул ему и, поправив перетянутые кожаным шнурком волосы, снова наклонился над картой.

— Када-ра прибыли с востока и разорили Вентсет, который находится с той стороны. Если они продолжат идти на запад, то на их пути будут два поселения, в которых достаточно жителей, чтобы привлечь внимание Детей Ночи: Айтернан, деревня с двадцатью одним двором, и, на расстоянии нескольких дней пешего пути от нее, город Квенидир — в нем около восьми тысяч жителей, не считая окрестных сел.

Зал наполнился встревоженными возгласами. Квенидир входил в десятку самых крупных городов Севера и, хотя был далеко не таким крупным, как Аримин, тоже находился на пересечении торговых путей и обладал для Кинамы не меньшим значением. Допустить такую же трагедию, как в Аримине, там было нельзя.

Но и защитить его пока было невозможно.

— Нужно предупредить людей, — быстро произнесла Невеньен. — Сказать горожанам, чтобы они ушли из Квенидира.

— Тогда када-ра уничтожат какое-нибудь другое селение, — угрюмо возразил Таймен. — Или нападут на тех же самых квенидирцев, только за пределами крепостных стен.

— А что еще мы можем? — тихо спросила его Невеньен. — Бросить их и сидеть тут, сложа руки и ожидая, пока соберется армия магов? Мы должны делать для северян то, что в наших силах. Нам остается только надеяться, что благодаря предупреждению город не сгорит дотла, как было с Аримином, и погибнет меньше людей.

Казначей странно посмотрел на нее и пристыженно кивнул. Хотя он находился возле королевы больше месяца, его до сих пор безмерно удивляло ее желание помочь Северу. Как будто бы он никогда в жизни не встречал правителей, которые способны заботиться о своих людях.

— Простого предупреждения будет мало, — сказал Тьер. Он слушал Ламана с такой сосредоточенностью и вел себя так, будто, задумавшись, не пропустил большую часть обсуждения.

— Надо послать туда военные отряды, — согласился Ламан. — Так мы сможем помочь людям организоваться и защитить их от мародерства.

— Также мы могли бы испробовать некоторые способы противостояния када-ра, предложенные нашими глубокоуважаемыми учеными, — добавил Тьер, с улыбкой глядя на Кольина. Тот без воодушевления улыбнулся в ответ.

— Маги, — напомнил Стьид. — У нас до сих пор нет четких сведений о том, как убить Детей Ночи или хотя бы их задержать. Предлагаю отправить туда вместе с войсками несколько сильных магов.

— Прекрасная идея, — сказала Невеньен. — Еще какие-нибудь предложения?

— Мы должны послать в Квенидир одного из высокопоставленных чиновников, моя королева, — произнес Тьер. Хотя он обращался к Невеньен, наблюдал он в этот момент за советниками. — Если народ увидит кого-то из приближенных к вам, то посчитает, что вы не боитесь нападения. Это успокоит обстановку и, вероятно, позволит избежать паники.

Мысль была дельной. Но кого выбрать? Поездка вполне могла закончиться погребальным костром, поэтому Невеньен сомневалась, что кто-то вызовется сам. И, судя по реакции советников, она была права.

Мужчины сразу стали хмуро рассматривать карту, делая вид, будто ужасно этим заняты, а Ливьин побелел до такого состояния, что цвет его кожи почти слился с цветом рубашки. Даже Кольин, и тот отвел взгляд в сторону, хотя он не относился к придворным и вряд ли мог думать, что его насильно отправят в Квенидир. Иньит чему-то усмехнулся, хотя предлагать свою кандидатуру тоже не торопился. Подниматься с кресла начал только Таймен, однако Ламан его опередил.

— Это должен быть я, — твердо произнес он. В его голубых глазах не было ни тени колебаний или страха. — Я генерал Севера, и мое место там, а не в Эстале.

— Моя королева, пожалуйста, позвольте и мне отправиться в Квенидир, — сдвинув тонкие брови, объявил Таймен.

Невеньен покачала головой. Тьер шевельнулся, но ей уже не требовались подсказки главного советника, чтобы понять, какое решение сейчас будет правильным.

— Прошу вас, лорд Таймен, сядьте. Как казначей, вы больше нужны мне здесь. Лорд Ламан, ваше пожелание принято.

Они оба вернулись на свои места; Таймен — с явным расстройством, Ламан — как будто бы с облегчением. Невеньен отчасти понимала его. Деятельному, прямодушному Ламану претило торчать в столице и плести интриги, в то время как и када-ра, и Таннес — настоящие дела — находились на Севере.

После того как вызвался Ламан, напряжение за столом спало. На губах Аварьета даже появилась легкая улыбка — видимо, он подумал, что на этом совет закончится и других советников заваливать заданиями не будут.

Что ж, он ошибался.

— А теперь, — бодро произнесла Невеньен, — давайте обсудим подвоз продовольствия, размещение беженцев и прочее, чем мы можем помочь Квенидиру и его окрестностям после того, как их оставят када-ра.

Если советники хотят отсидеться в теплом, безопасном местечке, то пусть в поте лица работают ради тех, кто в это время вынужден умирать на Севере.

Глава 17. Долгожданная встреча

Молодой усатый менестрель провел пальцами по струнам, медленным переливчатым аккордом привлекая к себе внимание посетителей таверны. Дождавшись, пока пьяный галдеж немного угомонится, он с серьезным лицом, как будто собирался петь трагическую балладу, обвел их взглядом и вдруг громко, весело завел:

— Эй, подружка, налей вина!..

Лютня задвигалась в его руках, не только играя, но и вытанцовывая бойкий мотив. Пустились в пляс и люди. Даже те, кто не мог оторваться от выпивки, не удерживались от того, чтобы не отбивать ногами ритм. Сони и Дьерд почти одновременно бухнули о стол кружками, из которых плеснуло пенистое пиво, и загорланили вместе с менестрелем. Кален, потягивающий амрету, ради которой и была выбрана именно эта таверна, ухмыльнулся тому, как они перевирали мелодию. Будь здесь Виньес, он бы обязательно съязвил или демонстративно заткнул уши, но, к счастью, он остался в казарме строчить очередные простыни семье. У него случилась «кошмарная трагедия» — только жена собралась приехать из их родового замка в Эстал, впервые за полтора года повидать мужа, как его уже опять отправляли в задницу Шасета. Не было и Сеха — он пошел к Шен прощаться перед отправкой в Квенидир. Задание обещало быть, как всегда, долгим и смертельно опасным, поэтому вечером перед отъездом каждый занялся тем, чем хотел.

— Эй, подружка, налей вина!

Да не стесняйся, лей больше — ночь длинна!

А устанешь лить — рядом садись и целуй меня,

За твои губы сгодится любая цена!

Сони оглянулся на стройную брюнетку, сидевшую через два стола. Девчонка была Небеса как хороша — невысокая, большие темные глаза, толстая коса, перекинутая через плечо, симпатичная улыбчивая мордашка и, главное, объемистая грудь, которой было ну очень тесно в туго зашнурованном лифе. Сони не отказался бы от того, чтобы эта незнакомка налила ему вина и присела на коленки. Служанки в таверне были уродливые, немолодые — наверное, хозяин специально их подбирал, чтобы их никто не отвлекал от работы, — и на красавицу таращился не только Сони. Но если ему после стольких кружек пива не отказывало зрение или девчонка не страдала косоглазием, то она тоже на него посматривала. Было на что — сегодня он вырядился, как какой-нибудь лорд. Правила запрещали появляться в гвардейском мундире возле базаров и в увеселительных заведениях, поэтому для прогулок по Эсталу Сони обзавелся франтовским нарядом — добротными сапогами, рубашкой из тонкого сукна и облегающим камзолом из шерсти высшего качества. Разве что плащ у него был обычный, без мехового подбоя. На это гвардейской зарплаты и награды за последнее задание уже не хватило, хотя монет у Сони оставалось еще достаточно.

Еще раз оглянувшись на девушку, он сладко вздохнул. Она смотрела так многообещающе… Но компания у нее была такая, что без дела не подсядешь — сплошные мордовороты, а самый мордоворотистый приходился ей, похоже, братом. Приблизиться к девушке можно было, только если она выйдет куда-то или присоединится к танцующим. Тогда уж Сони свой шанс не упустит.

— Эй, эй! — заметив, куда постоянно косится друг, Дьерд закинул руку ему на плечо и этим вынудил отвернуться от красотки. — Так, чтобы никаких девок тут. Сиди смирно на лавке. Мне одному что ли мучиться?

— Потерпишь, — бросил Сони.

— Не буду! Буду громко завидовать прямо под дверью вашей спальни, или конюшни, или где вы там уединитесь, чтобы все вам испортить!

— Вредина ты и извращенец, — обвинил его Сони, но сделать обиженный вид не удалось — в конце все-таки прорвался смешок.

— Бессердечный! — закатил глаза Дьерд, но, не выдержав, засмеялся над собой сам. — Давай-ка еще выпьем, тогда у тебя точно охота на баб отобьется. Эй, служанка! — проорал он, чтобы его услышали через гам. — Нам еще две кружки пива и одну амреты!

Дьерд веселился от души, и Сони был счастлив видеть его таким. В последнее время жизнерадостность товарища дала широкую трещину — лекари выпустили его из своих лап совсем недавно, нога заживала плохо, хромота была сильной, и королева тянула с его переводом в телохранители, явно не собираясь выполнять обещание. Почетную отставку Дьерду пока не дали, но он подозревал, что это заслуга исключительно Эмьир, близкой подруги Невеньен.

Невеста была еще одной причиной печалей рыжего мага. Страстным желанием жениться Дьерд не горел и продолжал коситься на всех привлекательных женщин, причем даже больше, чем раньше. Но увидь его кто-нибудь рядом с девицей — и скандалов не оберешься, поэтому Дьерд только смотрел. Вот и сейчас, несмотря на упреки в адрес Сони, он вывернул шею и стал рассматривать черноволосую чаровницу. Однако если она и глядела в сторону их стола, то точно не на Дьерда. Он скривился в тоскливой гримасе.

— Слушай, на кой ты вообще женишься? — спросил Сони.

— На кой, на кой… — он залпом осушил кружку и грустно уставился на дно — свежую порцию еще не принесли. — А что мне делать? Ехать домой и доживать свои дни одиноким калекой? Девчонки смотреть на меня перестали, танцевать мне с ними больше не судьба, и даже на колени усадить не могу! — Дьерд, забывшись, с досады хлопнул себя по больной ноге и зашипел от боли. — А Эмьир меня любит, и ей плевать, хромой я, кривой или какой. Не могу я ее потерять, понимаешь?

Сони прекрасно понимал — не зря же он почти все свободное время проводил вместе с ним. Смысл существования — служба в гвардии — был для Дьерда потерян, и его жизнь, как стена сгоревшего здания, медленно заваливалась на бок. От падения ее удерживала лишь маленькая подпорка — Эмьир.

— Разрешение на свадьбу пришло? — спросил Кален.

— От моих-то родителей давно, а от старшего брата Эмьир нет еще, но она говорит, что уже уломала Горьина и тот выжидает только потому, что не хочет так быстро ей уступать. Вроде как он глава семьи и не будет так просто потакать неразумной младшей сестре, — Дьерд поморщился. — Хотя я уже иногда сомневаюсь, хочу ли я вообще, чтобы он давал это проклятое разрешение.

Сони расхохотался. Эмьир, может, и оставалась последней надеждой Дьерда, но характер у нее был — мама не горюй. Почувствовав себя у кормила жизни курносого мага, она быстро забыла о девической робости и принялась бодро рулить его судьбой, нажимая на обоих братьев, которые занимали при королеве далеко не последние места. Дьерд, сообразивший, что при такой боевой жене ему придется расстаться с прежней безалаберностью, сотню раз пожалел о выборе тайной любовницы, которая в Серебряных Прудах и Остеварде казалась ему отличной партией и прекрасной альтернативой толпам служанок. Но разворачивать коней было уже поздно — упряжь с пеной у рта неслась к скорой свадьбе.

— Придется проследить, чтобы ты не изменял невесте, — Кален похлопал Дьерда по плечу.

Тот осклабился.

— Ага, проследишь ты на Севере за тем, как я тут по публичным домам таскаюсь.

— Ты думаешь, служа мятежникам, я растерял все связи в Эстале? — командир хитро прищурился. — Не волнуйся, за тобой найдется, кому присмотреть.

— Подлая ты скотина, Кален! — с жаром произнес Дьерд.

— Стою на страже твоей счастливой семейной жизни! — парировал он.

Менестрель завел новую песню, уже что-то про любовь честной ткачихи и вороватого купца. Это было местное произведение, но мотивчик у него был неплохой. Сони поймал себя на том, что покачивает головой в ритм, и снова оглянулся на симпатичную брюнетку — может, она наконец-то соблазнится потанцевать? И точно — стоило ему повернуться, как девушка вспорхнула с лавки и присоединилась к топочущим плясунам в центре зала.

— Пойду-ка я разомну ноги, — быстро произнес Сони, не в силах оторваться от того, как красотка, подпрыгивая в танце, взметывает зеленые юбки и оголяет стройные ноги в чулках.

Дьерд, проследив за его взглядом, фыркнул.

— Иди-иди. Но учти, я тут буду молиться Бездне, чтобы ты споткнулся и опозорился!

Сони отмахнулся от него, уже выскакивая из-за стола. Вступать в перепалку времени не было. К брюнетке пытался пристроиться какой-то мелкий недоносок, еще не отрастивший бороду, но уже решивший, что от его белозубой и пока целой улыбки сойдут с ума все девчонки. Отодвинуть парня незаметной подножкой было раз плюнуть, и ко второму куплету Сони полностью завладел вниманием девушки, а к третьему держал ее за руку и крутил вокруг себя. Не помешал даже Дьерд, который несколько раз пытался ухватить его нитями магии — Сони с легкостью увернулся от петель, наоборот, поразив спутницу тем, как ловко он умеет подскакивать.

Вблизи брюнетка оказалась еще лучше, а такое случалось редко. Ее щеки раскраснелись от движения, глаза блестели от выпитого вина, а волосы растрепались, прядями падая на лицо и придавая ему буйное очарование. Сони завороженно наблюдал за тем, как она гибко наклоняется и как взвивается в воздух ее толстая черная коса. Девушка была крепкой, выносливой. Даже лихо проплясав вместе с Сони две песни подряд, она не устала, только у изящно изогнутых бровей и пухлых губ появились бисеринки пота. Скорее всего, красотка была дочерью бедного рыбака — ее руки изъела соль, которая используется для засаливания рыбы, а мочки ушей оттягивали тяжелые латунные серьги, которые Сони часто встречал на девушках в рыбном квартале.

Во время паузы, когда менестрель решил настроить инструмент, Сони придвинулся к ней и положил руку ей на талию, но отпора не встретил.

— Как тебя зовут? — спросил Сони.

Ему пришлось почти кричать, чтобы пересилить гомон в таверне. Чтобы ответить, брюнетка дернула Сони за руку, вынуждая наклониться, и прикоснулась губами к его уху.

— Дила, — сказала она. — А тебя как?

— Сони.

— Просто Сони?

Он растерялся. Что Дила ожидала услышать: фамилию, приставку «купец» или «знаток законов», а может, громкое прозвище? Он мог представиться ей Орлом Гайдеварда, хотя девушка вряд ли знала, что там произошло, или Злым Духом, о котором судачил весь Эстал. Но раскрывать свое причастие к случившемуся в праздник Ночи было опасно, да и все равно Дила в это не поверит — люди считали, что убийцей Гередьеса было самое настоящее порождение Шасета, поднявшееся из Бездны на помощь мятежнице. Можно было бы назваться королевским гвардейцем, однако шансов, что Дила поверит хотя бы в это, тоже было мало. Гвардеец — значит лорд, а имя Сони носил никакое не лордское, и доказательств, что он на самом деле служит королеве, у него с собой никаких не было.

— Просто Сони. Но если ты придумаешь для меня ласковое прозвище, я буду не против.

Дила хихикнула.

— Ладно, пусть будет «просто Сони», — ответила она, улыбаясь. — Хорошее имя. И пляшешь ты очень здорово. Не хочешь выскочить на улицу, проветриться? Тут так жарко!

Отказываться было бы проявлением высшей глупости, и Сони, захватив плащ, под многозначительные ухмылки товарищей с готовностью повел девушку наружу. Ее брат так увлекся выпивкой с друзьями, что не заметил, как она уходит с чужаком.

После духоты в заведении морозец заставил Сони вздрогнуть и слегка сбил с него хмель. Улица была темной и пустой — время близилось к полуночи. Фонари, подвешенные возле вывески с хряком на вертеле, освещали Сони с Дилой, двух пьяниц неподалеку и нескольких попрошаек. Из-за ставен, запертых, чтобы не пропускать холод, грохотала новая песня менестреля — ее подхватил весь зал, и за нестройным хором грубых мужских голосов было не разобрать искусной игры музыканта.

— Что-то холодно, — пожаловалась, обнимая себя за плечи, Дила. — Наверное, пойти сюда было не слишком хорошей идеей.

— Мы можем пойти куда-нибудь еще, — сказал Сони.

Вместо того чтобы отдать ей плащ, он накинул его на себя и распахнул, приглашая к себе. Девушка мгновение помедлила и прильнула к нему, уткнувшись в щеку. Из ее рта выходил пар. Только сейчас Сони почуял, как сильно от нее пахнет вином.

— Если я уйду, брат будет сердиться, — прошептала Дила.

— Можем никуда и не идти, — согласился Сони. — Будем всю ночь веселиться здесь.

Уголки ее губ приподнялись в нерешительной улыбке. Ей это нравилось, хотя она и сомневалась, как к ухажеру отнесется брат. Но ему было вовсе не обязательно знать о некоторых вещах…

Сони аккуратно развернул ее лицо к себе и, подождав, чтобы девушка могла освободиться, если захочет, поцеловал ее. Губы Дилы были кисловатыми от вина и опьяняюще мягкими. Сони решительно их раздвинул и коснулся ее языка, горячего, смелого, возбуждающего. И мороз, и улица с двумя пьянчугами, и хор из таверны — все, кроме этих страстных объятий, сразу перестало существовать.

Внезапно на плечо Сони легла тяжелая рука. Он подпрыгнул от неожиданности и резко развернулся, загораживая девушку и готовясь пустить в ход выскочивший из рукава нож.

— Кален, чтоб ты в Бездну провалился!.. — выругался Сони, пряча клинок обратно.

Над ним возвышался не брат Дилы, а всего лишь командир, чье волевое лицо освещали фонари. Даже после нескольких часов поглощения амреты на Калена было любо-дорого глядеть: он твердо стоял на ногах, бежевый жилет застегнут на все пуговицы, фибула, скрепляющая края плаща, вдета точно в крошечные отверстия и держалась ровно. Совсем другое зрелище представлял собой давящийся от смеха Дьерд, который опирался на стену: рыжие вихры растрепаны, сапоги заляпаны, плащ наискось, на подоле коричневого камзола пятно от пролитого пива. Пречистые Небеса точно ошиблись, когда решили, что он должен родиться в семье аристократов.

— Девушка, — Кален окинул ее пристальным взглядом, и Дила, смутившись, отступила в тень, невольно потянув за собой и Сони. — Ваш брат нервничает и ищет вас.

Она поморщилась — ее красивые черты на мгновение исказились.

— Извини, Сони. Мне нужно сходить и успокоить его. Я скоро вернусь…

— Нет, девушка, — мягко прервал ее Кален. — Боюсь, мы уже уходим.

— Это правда? — Дила с удивлением посмотрела на Сони.

Он досадливо цыкнул. Не зря же маги выперлись из таверны одетыми… Он даже понимал, почему это произошло так быстро, хотя там наверняка еще осталось недопитое пиво. Проклятые правила Калена — не приставать к женщине, если ты не собираешься на ней жениться.

— Правда, — неохотно признал Сони.

Установленные командиром правила были обоснованными, и пусть одно из них абсолютно идиотское, это не повод портить с Каленом отношения, да еще в ночь перед отправкой на задание.

— Ну ладно, — Дила недовольно надула пухлые губки и высвободилась из плаща Сони, снова обхватив себя за плечи. — Мы еще встретимся?

— Обязательно, — он горячо закивал. — Где ты живешь?

— На Рыбацкой улице. Там меня все знают, спросишь — скажут, где я. А твой дом где?

— Солдатская казарма — его дом, — насмешливо ответил Дьерд.

Девушка перевела хмурый взгляд с курносого мага на Сони и отступила еще на шаг назад.

— Что, серьезно?

— Серьезнее некуда, — подтвердил Кален.

— Ладно, — натянуто произнесла Дила и вяло помахала Сони рукой. — Может, еще увидимся, красавчик.

Она так поспешно скользнула обратно в таверну, что Сони не успел ни поймать ее за локоть, ни тем более поцеловать на прощание. В синих глазах командира заплясали искорки веселья, зато Сони не на шутку разозлился.

— Вот же вы сыновья Шасета! Пакостники ходячие! Ее брат хоть действительно ее ищет?

— Действительно, — Кален, запахнув плащ, зашагал прочь от таверны. — Давай шевелись, мне бы не хотелось ввязываться в драку.

— Сволочи, — уже почти совсем мирно пробормотал Сони. — Подождите тогда чуточку, раз уж вы мне всю малину испортили.

Кален недовольно нахмурился, но Сони уже направлялся к попрошайкам. Одним из них был мальчишка лет двенадцати. На его подбородке красовалась ссадина, из дырок на коленях торчали острые коленки сплошь в синяках, а на бедрах оттопыривались широкие карманы. Болезненная худоба только подчеркивала детскость его осунувшегося лица, хотя ребенок в подражание старшим товарищам пытался вести себя, как взрослый. По этому признаку Сони и определил, что мальчишка на улице совсем недавно — опытные дети-попрошайки, наоборот, стараются выглядеть бедными и несчастными, чтобы вызвать у прохожих жалость и выбить из них побольше монет. Возможно, у оборванца еще оставался шанс вернуться к нормальной жизни.

— Эй, парень, — Сони наклонился над ребенком, встав так, чтобы закрыть его от других нищих.

Тот испуганно взглянул на незнакомца, но в следующее мгновение сориентировался (этому помог многозначительный кашель товарищей) и завел привычное:

— Пода-айте на пропита-ание…

— У тебя братья-сестры есть? — спросил Сони.

В круглых глазах мальчишки отразилось замешательство. Что ему ответить? Вдруг, если сказать, что он один-одинешенек сирота, то богач ничего не даст?

— Есть, — настороженно произнес ребенок.

— Эй, давай резче! — крикнул издалека Дьерд. — Тебе давно морду в кулачной драке не квасили?

Они с Каленом уже скрылись в темноте улицы. Сони зов проигнорировал — если бы у брата Дилы чесались кулаки, он бы давно выскочил из таверны, — и продолжил общаться с ребенком.

— Сколько? За каждого брата и сестру получишь медяк.

— Семеро! — протараторил тот.

Сони усмехнулся.

— Подставляй карман.

Он послушно оттянул грубую холщовую ткань, которая вряд ли грела его щуплое тельце. Сони быстрым движением высыпал туда весь кошелек, где была не только медь, но и серебро. И без того огромные глаза оборвыша полезли на лоб.

— Никому не показывай, иначе отберут, — прошептал Сони. — Понял?

Ребенок кивнул.

— Тогда дуй скорей домой.

Он понесся по улице, как спущенная с тетивы стрела, всего раз поскользнувшись на обледеневшей земле и мгновенно исчезнув в переулке. Если мальчишка натренирует навыки, то его ждет большое будущее.

Подумав об этом, Сони сплюнул. Нет, пусть лучше такое будущее его не ждет.

Оставив позади попрошаек, недоумевающих, какой Бездны парнишка бросил хлебное место, он заторопился к Калену и Дьерду. Те, кривя губы, стояли на перекрестке.

— Новую бабу цеплял, что ли? — завистливо поинтересовался Дьерд. Его взгляд переместился на пояс, где болтался пустой кошель. — Куда дел?

— Да ребенку отдал, что возле таверны торчал.

Рыжий маг присвистнул.

— Ну ты даешь. Свихнулся? На кой отдал-то?

— А на кой они мне в Квенидире? — Сони равнодушно пожал плечами. — И не пропьешь, и на баб не потратишь. А мальчишка неделю от пуза жрать будет.

— Благородно, — подняв бровь, признал Дьерд.

— И не по-воровски, — добавил Кален. — Ты самый удивительный вор, которого я встречал в жизни.

— Больше не вор, — гордо поправил Сони. — Королевский гвардеец!

Улица огласилась смешками.

— И вообще, это все вы виноваты, — продолжил он. — Если бы не оторвали меня от девчонки, я бы точно все на нее спустил. Эх, такое любовное приключение испортили!

Недавно выпавший снег поскрипывал под ногами, поэтому Сони не сразу расслышал исходивший от командира печальный вздох.

— Любовное приключение… Для тебя все это забавно. Ты переспишь с ней и наутро напрочь забудешь о ее существовании, а ей потом всю жизнь мучиться безмужней с ребенком, прижитым неизвестно от кого. Если она его не утопит, чтобы не осталось свидетельств ее греха.

В его изложении картина получалась мрачной. Слишком мрачной. Сони поежился от неприятного контраста по сравнению с недавним весельем.

— Эй, она ведь сама на меня вешалась. Ты же видел. И вообще, может, я вернусь из Квенидира и найду ее.

Дьерд, хромающий слева от него, фыркнул и тут же поскользнулся на наледи. Сони схватил его за руку, помогая восстановить равновесие, но тот уже выпрямился с помощью магии. На лице парня появилась гримаса — он потревожил рану от клевца.

— Зачем тебе эта девчонка? — Кален оглянулся на Сони. — Она купилась на твои шмотки, подумала, что ты богач, с которого можно стрясти кучу подарков, если ты в нее влюбишься. Она будет вешаться на каждого, у кого в кошельке есть что-то кроме меди. А она, кстати, видела, как ты расплачиваешься с тавернщиком серебром. Такая женщина никогда не будет тебе верна.

Значит, и Кален на нее поглядывал. Ну, все-таки он тоже мужик, ничего удивительного. А то Сони уже начал думать, что командир женщин в упор не видит или считает их некой разновидностью мужчин.

— Ладно-ладно, я понял, — сказал он больше для того, чтобы Кален перестал говорить таким заупокойным голосом.

Какое-то время они шли молча, только Дьерд изредка цедил сквозь зубы проклятия, скользя на обледеневшей мостовой. Сони разглядывал улицу. Они шли по центру города, недалеко от ратуши и Эстальского замка. Дома здесь были каменными, двух- и трехэтажными, убийственно скучными — выстроенными с северной строгостью, без узорчатых балкончиков и без всех любимых южанами изысков, разве что с ярко-красной кровлей. Даже лавки, и те украшались только дощатыми вывесками — отряд как раз проходил мимо одной из них, с наполовину скрытым снежной шапкой изображением зеленой капусты, знака зеленщика. Разноцветную могаредскую мозаику в Эстале можно было встретить лишь там, где жили арджасцы.

Вспомнив о родном городе, Сони с тоской вздохнул. Там-то ему никто не запрещал приставать к бедным рыбачкам. Может быть, он и зарекся встречаться с обычными женщинами, но ни одна шлюха не будет целоваться так, как это делала Дила, какие бы корыстные интересы та не имела.

— Все-таки, Кален, ты верно говоришь. Женщин нужно избегать, — глубокомысленно изрек Дьерд.

— Да ну? — выгнул бровь Сони. — Посмотри правде в глаза — ты должен каждый день совершать Кайди обильные жертвоприношения за то, как тебе повезло с Эмьир.

— Лучше скажи, кому мне молиться, чтобы этот драный Ливьин, чтоб его када-ра сожрали, перестал надзирать за нами с Эмьир и дал хоть раз остаться наедине!

— Она взяла тебя жить в свои покои в замке, хотя ты еще даже не считаешься официальным женихом. Должно же хоть что-то портить твое везение!

Дьерд махнул на него рукой.

— Что ты понимаешь! Нет, женщин однозначно нужно избегать. До какого-то момента это все приятно, здорово и безумно весело, но потом…

Его заметно передернуло, хотя Сони был уверен, что парень просто притворяется. Тискался он со своей невестой так, что было не сказать, будто он на что-то жалуется.

— Это ты еще не женился, — Кален покачал головой. — Интересно, как потом запоешь.

— Да вообще, — Дьерд в ужасе всплеснул руками. — Не понимаю, как Виньес с этим живет и почему так страдает по своей женушке.

На несколько мгновений на улице воцарилась тишина. Сони был уверен, что Дьерд и Кален, так же как и он сам, мысленно поражаются реакции Виньеса на письма из дома. Сначала, узнав, что к нему приедет семья, он носился по казарме и тренировочной площадке, как ошалевший от счастья котяра, а когда он сообразил, что уедет в Квенидир раньше, чем жена со старшей дочерью успеет добраться до Эстала, в жизни мага наступил траур — он целые дни ходил убитый и не отвечал на подколки.

— Если ты спросишь Виньеса, то он тебе скажет, что женился по большой любви, — Кален вздохнул и свернул в переулок, чтобы срезать путь до замка. — А я скажу, что он сделал это по большой глупости.

— Как это было? — заинтересовался Сони.

Сам Виньес о жене рассказывать напрочь отказывался. Дескать, это только его дело и ничье больше. Дьерд об этом тоже ничего не знал — женитьба горбоносого случилась еще до того, как они с Келси присоединились к мятежникам. Сони подозревал, что он просто опасался, чтобы над ним не стали потешаться. Красавцем он не был, а от его занудства можно было свихнуться, и что за девушка решилась выйти за него замуж, Сони не представлял. Разве что только она соблазнилась деньгами?

— Это случилось, когда еще был жив король Стильин, брат короля Акельена, да светит им обоим солнце на Небесах. Шпионы из Эстала доложили, что на одного из его союзников, лорда Миндьена, тогда очень важного человека, готовилось нападение. Он попросил у короля Стильина защиты. Мы как раз потерпели сокрушительное поражение от Зандьера, и выделить много людей для охраны было сложно, поэтому охранять лорда отправили нас четверых — меня, Эйрена, Тэби и Виньеса. Большую часть времени мы проводили в родовом владении Миндьена — замке Греньет.

Сони кивнул. Это название он помнил — в Греньет их якобы отправляли вместо Аримина, чтобы избежать обвинений в том, что это они выпустили када-ра.

— В замке при Миндьене были еще жена и Каламьин — двадцатипятилетняя дочь, которую не выдали замуж, чтобы она исполняла при родителях долг младшего ребенка, — Кален тяжело вздохнул и поднял взгляд к небу. Там через рваные края туч светило Великое Око Бездны. — Девица умопомрачительная.

— Настолько красивая? — встрял Дьерд.

— Да нет, средней внешности. Но характер — любого с ума сведет.

Прямо как Виньес, в общем.

— Каламьин страшно надоело сидеть возле родителей, — продолжал командир. — Замуж она хотела до дрожи в руках, но родители запретили — все, раз младшая дочь, будешь возле нас сидеть. Ничего сделать с этим ей не удавалось, пока на горизонте не появился Виньес. Аристократ, умный, вежливый, неискушенный в любви, перед леди краснеет. Характер при таком поверхностном знакомстве ясен не был, так что Виньес казался идеальным мужем. Каламьин вцепилась в него мертвой хваткой, а чтобы ускорить события, устроила так, что ее увидели падающей на постель в его объятиях.

— Скандал! — Дьерд сочувственно пощелкал языком.

— Именно. В замке Греньет Небеса смешались с Бездной. Родители в шоке, Виньес, который не ожидал такого поворота, был готов руки на себя наложить от стыда, и только хитрая девица пребывала в полном удовольствии. Виньеса, естественно, заставили на ней жениться, да и Каламьин так его окрутила, что он был счастлив этому, как последний дурак. До сих пор счастлив, и любит ее, и мается от того, что семью приходится держать там, где безопасно, подальше от себя, с родственниками на другом конце Кинамы. А уйти не может, потому что гвардия — это вся его жизнь: его святой долг и его братья, которые могут без него погибнуть. Вот Виньес и разрывается уже шесть лет между двух огней, а Каламьин, которая когда-то свела его с ума, теперь и сама с ума сходит, зная, что ее муж каждый день ходит по лезвию ножа. Так что жены — это не для таких, как мы, — Кален застыл посреди переулка и обратил на Сони строгий взгляд. — С Дьердом уже все понятно, но если мне станет известно, что ты, Сони, крутишь кому-то голову, хоть с самыми благими намерениями, выброшу тебя из гвардии, чтобы никто из вас двоих потом не мучился, как Виньес. Ясно?

— Ясно, — буркнул он. Как будто он уже помчался дарить кому-то свадебные серьги и кольцо… — Не волнуйся, от меня ты женитьбы точно не дождешься. Во всяком случае, не ближайшие сто лет.

— А, это ты просто еще не встретил свою Эмьир или Каламьин, — уверенно произнес Кален.

Сони уже собирался презрительно фыркнуть, но вдруг вспомнил мягкие губы Дилы. На мгновение его снова обдало жаром, а мороз перестал покусывать щеки.

— Ну… — промычал он.

Дьерд с Каленом хмыкнули.

Командир покинул переулок, снова выйдя на широкую улицу, и над мужчинами нависли стены Эстальского замка с патрулирующими гвардейцами. Великое Око светило прямо на три высоких башни. На вершине каждой из них в узких окошках до сих пор не погасли огни. Снизу, с подножия холма, на котором расположился замок, казалось, будто его крепостные стены и возвышающиеся над ними крыши внутренних строений — это распахнутые крылья, а башни — это три головы неведомой птицы с пламенными глазами-бусинами, которая пыталась взлететь к Небесам, но так и осталась, окаменев, на земле.

Пройдя через врата, Сони, Кален и Дьерд встали в тени.

— Ладно, пойду я к Эмьир, — рыжий маг оглянулся на правое крыло замка, проверить, горит ли свет в покоях невесты. Удостоверившись, что там светло и леди-кудряшка все еще ждет своего любимого, он крепко обнялся с друзьями. — Берегите себя. И если получится, уничтожьте за меня парочку када-ра, хорошо?

— Хорошо, — ответил Сони.

Дьерд ни разу не упрекнул его за то, что он освободил Детей Ночи, даже после того, как они разорили поместье его родственников. Если Сони не мог отправить када-ра обратно в Бездну, он должен был пообещать парню хотя бы это.

— Смотри, свадьбу без нас не играй, — Кален с притворной строгостью погрозил ему пальцем. — Мы еще хотим погулять на ней.

Дьерд засмеялся.

— Ты — и на свадьбе гулять? Да я руку себе отгрызу, чтобы на это посмотреть. Так что не переживай, вас уж точно дождусь. Главное — вернитесь.

Быстро попрощавшись, они разошлись в разные стороны: Дьерд — в замок, а Сони с Каленом — в казармы. Они шли не особенно таясь, но и не шумя. Гвардейцы-маги находились в неофициальном привилегированном положении, и на некоторые нарушения правил руководство закрывало глаза, однако злить его не стоило.

Осторожно, чтобы никого не потревожить, они миновали общие спальни на первом этаже и поднялись на второй, к себе. Открыв дверь, Сони вдохнул ударивший в нос крепкий мужской духман, но вместо того, чтобы поморщиться, улыбнулся. Это был его дом, в котором Виньес мог заваливать соседнюю кровать посланиями от семьи, Кален — с истинно северной педантичностью развешивать мундир, чтобы он не мялся, Сех — звучно храпеть и пускать слюну из уголка рта, а сам Сони — спокойно раскладывать наборы метательных ножей, отмычки и разные инструменты.

— О, притащились наконец-то, — проворчал Виньес, засовывая перечитываемое письмо в конверт. — Долго же вас носило.

Сони так любил этот дом, что даже был готов терпеть придирки горбоносого мага, побери его Бездна.

— Всё, спим, — скомандовал Кален, когда все разделись и легли на кровати. — Виньес, туши свечку.

Фитилек зашипел и погас, сжатый костлявыми пальцами мага. Сони накрылся толстым шерстяным одеялом и шепотом, себе под нос, чтобы не разбудить Сеха, запел сегодняшнюю песню менестреля. Однако до конца, в отличие от музыканта, он ее не довел — так было принято у кутящих всю ночь солдат, которые, как в песне, после рассвета действительно отправлялись на войну.

С Севера домой могут вернуться не все. Но они сделают благое дело — они защитят людей.

Квенидир располагался на холмах, в нескольких днях пешего пути от гор, белыми пиками упиравшихся в синее небо. Окружавшие город лесистые холмы были покрыты снегом и ослепительно сверкали под лучами яркого солнца. Ветки закутанных в пушистые шубы сосен изредка вздрагивали от того, что в воздух взмывали сизые вяхири, испуганные шумным отрядом Ламана. То и дело среди деревьев мелькали рыжие хвосты бесстыжих белок.

Округа казалась тихой и мирной, поэтому покинутые хозяйства на подходах к Квенидиру выглядели дико и неуместно. Некоторые из них уже подверглись тщательному мародерскому обыску. В таких домишках сиротливо хлопали незапертые ворами ставни, калитки были распахнуты или вообще выворочены, а рабочие инструменты и утварь валялись прямо на снегу посреди дворов. Впечатление заброшенности усилила мекающая пятнистая коза с оборванным поводком, которая перебежала дорогу перед колонной солдат и удрала в лес.

Сам город тоже вызывал странные ощущения. В такой морозный день, как сегодня, над ним должно было витать густое облако дыма, который давали жарко растапливаемые печи и камины, но дым курился еле-еле над третью домов. Серые крепостные стены с квадратными башенками — невысокими, выстроенными много веков назад — не охранялись, а городские ворота были широко раскрыты, зазывая внутрь всех путешественников. Проход сторожили всего три человека: два внизу и один наверху, в надвратной башне. Вопреки обыкновению, не было никого из магической стражи, но не было и привычной толкучки, которая творилась у главных ворот в любой город. Люди не ехали в Квенидир, они уходили оттуда, утекали тоненькими струйками — слишком тоненькими, по мнению Сони. Над всем этим на двух квенидирских холмах царили великан-замок и изящный храм. Белые стены половины Небес радостно сияли на солнце, отвлекая внимание от неуклюжей громадины крепости.

Колонна из двухсот солдат и длинным хвостом из обозов замедлилась и, наконец, замерла у городских ворот. Сони переступил с ноги на ногу и потер заледеневший нос. Они с магами находились во главе отряда, за офицерами и штатом генеральских помощников — в основном всяких благороднорожденных. Можно было понаблюдать за тем, как Ламан общается со стражниками, но сейчас Сони куда больше интересовало то, что он замерз. Рядом оглушительно чихнул Виньес, сразу после этого закашлялся командир.

— Кален, — позвал горбоносый. — Будешь?

Он достал из кармана бумажный сверток с сагастой. Растирать ее в порошок в походе было негде, и маги жевали корни целыми, надеясь, что это поможет ноющему горлу. Однако так запасы Виньеса быстро таяли — в свертке остался всего один усохший корешок. Больше никому Виньес его не предлагал. Сони и Сеху удалось избежать повальной болезни, но Калена, как и большую часть шедших с Ламаном отрядов, тоже прихватила простуда, хотя держался он лучше, чем Виньес. Поэтому командир, поморщившись, глянул на жалкий отросточек в мятой бумаге и отвернулся.

— Жуй сам. Тебе полезнее.

Виньес заколебался. Он бы съел его без сомнений, если бы у них были другие лекарства. Но все закончилось, а выбить микстуры у лекарей было посложнее, чем живым попасть на Небеса. Даже просто для того, чтобы добраться до войскового лекаря, требовалось покинуть строй, пройти мимо всех двух сотен отправленных в Квенидир солдат и еще отыскать нужного человека среди вереницы тащившихся следом обозов. Но и тогда никто не гарантировал, что удастся убедить врачуна отсыпать хотя бы щепоточку лечебного порошка. Сопливили и кашляли почти все, и на всех лекарств было не запастись. Их выдавали маленькими порциями, только в установленное время, только с разрешения офицеров и только определенным людям, чтобы среди солдат не началась спекуляция. Впрочем, она и так уже началась — вчера на привале Сони видел очередь среди обозов за травами, якобы закупленными у местных жителей. Приобрести «чудесное средство» он не решился — кто знает, какую пыль туда на самом деле насыпали ушлые торгаши.

— Может, все-таки лучше тебе? — спросил Виньес Калена.

— Жуй, я сказал.

Маг послушно засунул коричневый корень в рот и скривился, разжевывая жесткие горькие волокна. Сони отвернулся, чтобы не видеть его перекошенное лицо, и стал рассматривать происходящее у ворот.

Ламан в нетерпении крутил в руках поводья, а его конь, чувствуя гнев хозяина, скреб копытом землю. Верхний стражник с арбалетом за спиной облокачивался на бойницу, подпирая рукой щеку, и безучастно наблюдал за королевскими солдатами, а двое нижних в шапках набекрень и забытыми у стены алебардами без особого старания изображали почтительный вид. Их расхлябанность и равнодушие задели Сони. В Квенидир заблаговременно отправили гонца, который должен был сообщить в ратушу о приближении генерала Севера. Неужели в городе всем плевать на долгожданную помощь?

— Эй, ты! — крикнул Ламан стражнику на башне.

Тот, решив, что его хотят укорить за неподобающий вид, выпрямился и надел на лицо подобострастную маску.

— Да, господин?

— Смотри в небо! — рявкнул генерал. — Следи за холмами!

Арбалетчик задержал на нем недоуменный взгляд, но стал послушно таращиться на облака и вершины холмов, щуря глаза от снежного блеска.

«Смотри в небо» — эту фразу солдаты Ламана в последние дни повторяли друг другу чаще, чем что-либо другое. Беженцы рассказывали, что Дети Ночи приходили не из-под земли, а падали с небес, как коршуны на слабую добычу. Кое-то убеждал, что приближающиеся порождения Бездны похожи на стремительно летящую по небосводу черную тучу, и теперь солдаты дергались из-за каждого облака, чей цвет был темнее светло-серого.

Следить за холмами тоже было важно. Разведчики донесли, что где-то там прячутся отряды Таннеса, по слухам — сплошь из воинов Шасета, способных на сколь угодно безумную атаку. Встречающиеся по дороге беженцы из Квенидира подтверждали молву и рассказывали о том, что знаменитый Волк разграбил несколько караванов, убив почти всех людей и забрав всю еду и ценности. Теперь даже коренные северяне хватались за оружие от каждого звука, а те, кто рос в центральных и южных землях, среди ровных полей и широких рек, жаловались на проклятые бугры земли, которые загораживают горизонт и вечно нависают над головой. Сони холмы скорее нравились — не по себе ему становилось в распаханном поле, где все просматривалось на лиги вокруг и было некуда спрятаться, но Сех, например, относился к тем, кого взгорки заставляли ежиться и вжимать голову в плечи.

В любом случае, ожидание атаки и с неба, и с земли изматывало вдвойне. Холод и снег, который забивался в сапоги и намачивал мгновенно дубеющую одежду, только ухудшали вызванные гонкой проблемы: чтобы вовремя добраться до Квенидира, Ламан заставлял людей идти и днем, и ночью. Солдаты, которыми генерал пополнил отряд из крепостей по пути, устали не так сильно, но те, кто вышел из Эстала, отчаянно мечтали, что в теплых казармах Квенидира можно будет наконец-то отдохнуть. Однако Сони, глядя на неприветливый город, чувствовал, что там начнется самое неприятное.

К воротам наконец прибежал вспотевший и растрепанный начальник раздолбаев-стражей — то ли сержант, то ли лейтенант в потертом коричневом мундире, который принялся низко кланяться Ламану и что-то ему быстро говорить.

— Ну и мина у Ламана, — пробормотал Виньес. — Я уже боюсь.

Сказанное офицером вспыльчивому генералу, видимо, не понравилось. Резко дернув за поводья, так что лошадь заржала, он вернулся к подчиненным и прорычал приказание:

— Едем в замок!

Вряд ли его разозлило приглашение в замок само себе — его стоило ожидать, так как столько солдат можно было разместить лишь там. Сони вопросительно посмотрел на Калена, но тот пожал плечами: дескать, понятия не имею, что за вожжа Ламану под хвост попала.

Колонна медленно тронулась с места, однако почти сразу же в воротах возникла сумятица. Не зная о том, что прямо за стенами стоит крупный военный отряд, в проем попыталась проскочить доверху забитая вещами телега. Пришлось ждать, пока всполошившиеся, перепуганные руганью Ламана горожане освободят проезд.

Прошагав через ворота — камни в длинном тоннеле были покрыты коркой льда, — Сони повернул голову, разглядывая бежавшую из города семью. Трое маленьких детей, высовывающихся из-за бортов, весело махали солдатам. Малыши еще ничего не понимали, но из пятерых взрослых вдохновленным казался только самый молодой парень. Улыбки старших если и были, то уже пропали; их лица были вытянутыми от удивления или настороженными. Дело было не только в том, что у отряда Ламана после долгого путешествия через снега был не самый бравый вид. За время пути до Квенидира Сони видел такие эмоции много раз и знал, о чем думают эти люди.

Двести солдат. Восемь магов. Это не было похоже на обещанное королевой спасение от када-ра.

На самом деле Невеньен не обещала спасти Квенидир от Детей Ночи. Официально отряд снарядили, чтобы помочь защититься, причем скорее не от порождений Бездны, а от мародеров, и уберечь город от беспорядков. Даже только это было прекрасно — северянам после долгого игнорирования ответили на их слезы и мольбы, но народ всегда будет недоволен, что ты ему ни сделай. И тем более всем подряд было не объяснить, почему Невеньен послала сюда людей и почему именно столько.

Отправить больше солдат значило растянуть поход по меньшей мере на месяц, а отряд и так задержался в пути из-за снегов. Меньше солдат — преподнести Таннесу подарок в виде легко захватываемых обозов со снабжением. Не хотела королева и терять в бессмысленном сопротивлении када-ра много людей. Магов в армии насчитывалось крайне мало, и каждого из них следовало беречь от гибели, чтобы позже нанести Пожирателям Душ единственный и сокрушительный удар. Беря с собой из Эстала всего восьмерых гвардейцев-магов, включая отряд Калена, Ламан надеялся на то, что защитить горожан и собрать сведения для Невеньен о том, как сражаться против чудовищ, ему поможет магическая стража Квенидира.

Сони хотелось кричать об этом во всю глотку, надрывая голос до хрипоты, чтобы люди перестали смотреть на них так обвиняюще. Может быть, пока нельзя было спасти всех, пока у Невеньен не было армии магов, как в легенде про Мареса Черного Глаза, не было и самого Мареса, а Дочери Цветка и подавно, но, пречистые Небеса, Ламан привел помощь. Возможно, им удастся сохранить жизни тем людям, кто не успеет или не сможет уйти из Квенидира до нападения када-ра.

Колонна медленно шагала по полупустым улицам. Внешне Квенидир был почти неотличим от Аримина. Такие же безыскусные, похожие одно на другое здания с остроконечными крышами, прямые, как стрелы, дороги. Удивила Сони нехарактерная для северных городов грязь. Казалось, жители совсем перестали заботиться о том, что их окружает, и вываливали свои отходы прямо за окна, ленясь нести горшки до канавы. От гниения и смрада все это удерживал только мороз. Кое-где перед дверьми домов лежали груды хлама, который никто и не думал убирать от крылец. Возможно, беспорядок был бы не так заметен, если бы на улицах было столько прохожих, сколько и в обычный день. Но ставни в домах были закрыты или забиты досками, а большинство лавок, которыми полнилась ведущая к замку улица, — заперты на засов.

При всем этом Квенидир не выглядел совсем обезлюдевшим. Прибытие такого числа солдат, тем более во главе с одним из ближайших советников новой королевы, — событие из ряда вон выходящее, и с обочин дороги на Ламана и его подчиненных глазели зеваки, а некоторые выкрикивали приветствия. Зрителей было достаточно, однако не столько, сколько могло быть даже в полупустом городе. Больше народа встречало отряд Ламана в селениях, в два-три раза меньших по размеру, чем Квенидир. Причем там навстречу генералу Севера часто выходила знать, которая стремилась уважить его самого и, через него, новую королеву. А здесь, не говоря уже о том, что в ратуше и не подумали прислать своего представителя к воротам, среди людей не было почти никого в дорогой одежде или с драгоценными украшениями. Ободранные платья, заплатанные штаны, дырявые сапоги, в лучшем случае выеденные молью кроличьи шапки — большинство зрителей были бедняками, которым было некуда ехать или они по каким-то причинам не могли бросить дом. Богачку Сони углядел только одну — пожилая северянка в серьгах и ожерелье из золота с костью рай-гала смотрела на процессию из окна дома, принадлежавшего, скорее всего, купцу. Все проемы на первом этаже были наглухо заколочены, и Сони подозревал, что женщина там одна. Наверное, она была слишком слаба, чтобы перенести путь до центральных земель, и осталась, чтобы умереть в родном доме. Почти отсутствовали в толпе и рыжие шевелюры сехенов. Южан в Квенидире жило немного, и те, кто нанимался к состоятельным хозяевам, уже уехали из этих мест туда, где безопасно.

— Что-то народу маловато, — протянул озирающийся Сех. В крупном северном городе он был первый раз. — И все они такие… Странные. Совсем не похоже на то, что Шен рассказывала.

— А как ты хотел, полгорода же нет, — пробурчал Виньес. Он отчаянно шмыгал, но не вытирал нос — боялся опозорить гвардейскую честь на глазах у такого количества кинамцев. — Удивительно, что и вторые полгорода еще не уехали. Весь цвет сбежал, а оставшиеся боятся во двор выйти. Посмотри внимательнее — сколько за закрытыми ставнями людей на нас любуется.

— Кого они боятся? — Сех распахнул карие глаза. — Тут же почти никого не осталось!

Сони хмыкнул. Потрясающую наивность, которая текла в крови у всех сехенов, из мальчишки было не вытравить никакой гадостью. Казалось бы, столько ужасов пережил еще в детстве, работая слугой, а потом в гвардии. Даже за время пути до Квенидира Сех умудрился встрять в несколько драк с простыми солдатами из-за того, как они себя вели. Простодушие этого парня было неисчерпаемым.

— А вон, глянь туда, — Сони дернул его за кожух, разворачивая к переулку. В этом месте горожан стояло немного, и было хорошо видно всех, кто находился в узком проходе между зданиями.

Собратьев по бывшей профессии Сони всегда узнавал сразу. Их внешность была разной, но взгляд всегда оставался одинаковым — прямым, смелым и четким, а движения — быстрыми и уверенными. Сейчас воры, тихо переговариваясь между собой, присматривались к покинутому дому, думая, что за спинами зевак их никто не видит. Сони в глубине души им позавидовал. В особняках наверняка осталось столько ценных безделушек…

— Кого ты мне показываешь? — глупо спросил Сех.

— Кого, кого… Воров. Грабителей. Таких людей, которые врываются в дома и забирают все, что можно продать, и на жизнь законных обитателей этих домов им частенько наплевать. Представляю, сколько здесь нашего брата — за лордскими владениями-то небось никто не следит. Наверное, разбойники со всей округи собрались поживиться.

Один из шагающих впереди благороднорожденных обернулся и ожег Сони и Сеха взглядом. Ему не понравилось, что они разговаривают, хотя от «свиты» Ламана галдеж исходил не меньший.

— Треп прекратите, — оборвал подчиненных Кален. — Может, в городе и половина жителей, но они на вас смотрят.

Сони натянул фальшивую улыбку и помахал толпе — если это можно было назвать толпой. Из всех измученных, перепуганных лиц осветились только несколько, и в ответ ему раздались жиденькие возгласы.

— Да тут на головах надо ходить, чтобы на тебя внимание обратили. Толку больше будет — народ хоть порадуется зрелищу, — с досадой пробормотал он.

Но затих. Впрочем, молчание длилось недолго. Первым, как ни удивительно, не выдержал Виньес.

— Слушайте, — негромко, с тревогой заговорил он. — Мы по главной улице идем, а я до сих пор не увидел ни одного стражника, кроме тех, что у ворот. Местный градоначальник совсем идиот?

— Нет, если только с ним ничего не случилось, — ответил Кален.

Как будто не он только что отдал приказ заткнуться.

— Ты откуда знаешь? — спросил Сони обиженным тоном. — Ты что, был здесь?

Им с Виньесом можно языками чесать, а младшим членам отряда — нет…

— Жил. С градоначальником я знаком лично благодаря службе в магической страже. Он умный, ответственный человек и не позволил бы ворам грабить дома прямо на главной улице.

Забыв об обиде, Сони вскинул на него удивленный взгляд. Значит, это родной город Калена. Мало того что он ни словом об этом ни обмолвился, так еще и спокойно сообщает об этом — и ни трепета, который бывает при возвращении домой после долгого отсутствия, ни высматривания полузабытых примет, ничего. Вспомнив о своей собственной реакции при возвращении в Могаред, Сони покачал головой. Видимо, для Калена это место тоже давно перестало быть домом.

— Почему ты не сказал? — разочарованно спросил его Сех, явно думая о том, что вместо долгих лекций Виньеса, которые ему уже поднадоели, можно было послушать истории о Квенидире от Калена. — Наверняка ты мог бы рассказать кучу полезного!

— Я здесь двадцать лет не был и с трудом помню, как найти дом, где я родился. Если бы я помнил что-то полезное, то обязательно бы вам сообщил, — отрезал он.

Его тон подразумевал, что обсуждать эту тему не стоит. Сони, прищурившись, изучил Калена. Интересно, из-за чего ему так не хочется вспоминать о родине? Может, он тут какое-то преступление совершил? Но тогда его вряд ли бы взяли в гвардию — там тщательно проверяли все сведения о новичках.

Сбоку, из толпы, донесся подозрительный шум, непохожий на звуки радостной встречи. Кто-то среди горожан усиленно толкался, но кто именно, было не видно. Сони напрягся — и правильно сделал, потому что через несколько мгновений в идущих впереди офицеров полетели гнилые овощи и очистки. Мужчина, который недавно зло оборачивался на Сони с Сехом, с руганью стряхнул с себя свекольную кожуру. Ламан, хотя ему повезло остаться чистым, скрежетал зубами. Он уже поднял руку, чтобы отдать приказ найти наглецов, но в последний момент замер. Как квенидирцы воспримут то, что отряд, посланный защищать, первым делом станет их наказывать?

— Убирайтесь! — крикнули со стороны, противоположной той, откуда летели овощи. — Нам не нужна помощь проклятых королей!

— Короли виноваты в том, что када-ра истязают нашу землю! — вторил ему другой голос. — Проваливайте! Нас защищают Небеса!

Ламана это окончательно вывело из себя.

— Кален! — зарычал он. — Поймать их!

Стоило ему договорить, как Виньес и Кален отделились от колонны, бросившись туда, откуда слышались голоса. Над магами взвились золотые щупальца, готовые схватить нарушителей спокойствия, но те уже затерялись среди зрителей и скрылись в подворотнях.

Сех грустно посмотрел на лежавшее под ногами яблоко — красное, сморщенное от долгого хранения и подгнившее с одной стороны. Кто-то из шедших впереди офицеров наступил на него, и фрукт мягкой стороной размазался по мостовой.

— А ведь его еще можно было обрезать и съесть, — с жалостью от того, что пропадает еда, произнес сехен.

Сони кивнул. Внутри у него все кипело от негодования.

Пришли, называется, помочь проклятым северянам…

Ламан бушевал. Немногочисленные замковые слуги, чей уехавший хозяин, по словам местных жителей, был тихим и замкнутым человеком, подпрыгивали от его рыка, который доносился из-за дубовых дверей главного зала. Дрожь пробирала и Сони, который стоял в голом каменном коридоре (ковры и все украшения вывезли) и ждал своей очереди попасть на разнос к генералу. Перед ним было еще просителей пять и столько же позади. Первый из них, управляющий замка Саннал, мужчина среднего возраста с мясистым лицом, сложил руки у пояса и со скорбно-смиренным видом смотрел в пол. Знал, что ему тоже достанется, вне зависимости от того, с чем он обратится к временному господину. Кален, который в качестве телохранителя повсюду сопровождал Ламана, устало опирался на стену и изредка вытирал нездоровую испарину со лба. Не прекращающиеся с самого утра вопли вымотали даже его.

Главной причиной отвратительного настроения Ламана был Нендамьел, заместитель градоначальника Квенидира. Кален угадал — человека, который занимал пост городского управителя уже почти тридцать лет, в последние годы одолели старческие болезни. Он не мог справляться с обязанностями, и ему подобрали замену, чьего-то там присланного из столицы родственника — мужчину чуть старше Сони, с тонкими усиками, больше заботящегося о своей внешности, чем о чем-то еще. Нендамьел достаточно долго пользовался привилегиями, которые ему давала высокая должность, предавался безделью и, видимо, полагал, что так будет всегда. Но когда «громыхнуло», а немощного руководителя, который еще мог что-то исправить, обеспокоенные дети и внуки увезли подальше, разгрести целые канавы проблем он оказался не в состоянии. Нендамьел был слишком туп даже для того, чтобы сбежать из Квенидира, как только запахло жареным. Он искренне верил, что ему все удастся сделать — нужно только чуть-чуть побольше времени. Он уже несколько лет сидит в ратуше, разве теперь с парочкой вопросиков не разберется?

Но не разобрался. Изредка срочные гонцы осмеливались приоткрыть дверь Главного зала, и становилось видно, как Нендамьел, то белея, то краснея, стоит перед орущим Ламаном, который обвиняет смазливого чинушу в неизбежной гибели Квенидира.

В первые же два часа после входа солдат в Квенидир стало ясно, что городской власти как таковой здесь не существует — почти все чиновники сбежали в первых рядах (мямлящий Нендамьел не считался), а усилия нескольких оставшихся, единственных сознательных людей в ратуше, изменить уже ничего не могли. Поэтому отряд никто и не встретил на въезде — тупица Нендамьел решил, что генерал придет к нему на поклон сам, а подсказать ему, что это будет одной из его самых серьезных ошибок в жизни, было некому. Убедившись, что от ратуши он поддержки не получит, Ламан попытался взять все в свои руки. В первую очередь он помахал перед управляющим Квенидирского замка бумагой с печатью королевы, которая давала ему широчайшие полномочия, и занял крепость. Солдаты, не успевшие прийти в себя после похода, были срочно организованы в патрули вместо разбежавшейся стражи. Глашатаи носились по улицам и призывали горожан на рассвете собраться у южных врат и вместе с конвоем выдвинуться в ближайшие городки, которые согласились принять беженцев. Были очищены все тюрьмы с условием, что заключенные обязаны присоединиться к ополчению или будут казнены. И так далее, и так далее. Сеха, например, назначили в один из ночных патрулей, а Сони попал в группу солдат, которых отправили разыскать городских лекарей и доставить их к Ламану. Врачуны должны были передать все запасы лекарств войскам и либо остаться под началом генерала, чтобы помогать раненым, либо перейти к молодому ученому из Эстальского университета, который готовил какие-то порошки для отпугивания када-ра.

В общем, деятельность была разведена бурная, но выполнить поставленную королевой задачу — освободить город до нападения када-ра — не удалось. На рассвете к воротам пришло достаточно человек — но никак не три с половиной тысячи, которые, по примерным подсчетам тех самых сознательных чиновников, оставались в Квенидире. Некоторые жители, не способные уехать сами, обратились к солдатам и должны были уехать завтра утром, когда для них подготовят повозки. Еще некоторые, в основном мужчины, отказались покидать Квенидир, вместо этого присоединившись к ополчению — добровольной дружине, которая помогала, чем могла: кто-то записывался в патрули, кто-то раздавал свои вещи нуждающимся, а кто-то согласился выполнять подсобные работы. Сони нравился их предводитель, стоявший за ним в очереди к Ламану. Энтарин, коренной квенидирец, здоровый детина с кулаками-молотами, был добрым и честным мужиком, у которого болела душа за земляков. Он и объяснил генералу, почему три тысячи горожан, вместо того чтобы хватать манатки и при первой же возможности мчаться прочь, вопреки здравому смыслу продолжают сидеть на месте и избегать королевских солдат.

Объяснить-то объяснил. Но сутки — драгоценное время — были уже потеряны.

— Ты хоть понимаешь, чего ты добился своими «стараниями»? — орал за дверью Ламан. — А я еще гадал, почему полгорода еще прячутся в своих домах, хотя предупреждение вы получили пять дней назад! Да им сохраннее тут сидеть, чем куда-то идти! Скажи, какой Бездны ты распустил стражу? Где мне теперь искать тех магов-стражников, которые должны были защитить горожан? Где, я спрашиваю? Их же всего двое осталось на весь проклятый Квенидир!

Голоса Нендамьела было не слышно. Он не имел права оправдываться, а если бы и попытался, это могло бы стать последними словами в его жизни. Взбешенный Ламан находился на грани убийства, и нужно было быть умалишенным, чтобы этого не понимать.

— Какого Шасета ты отсиживался за стенами ратуши, когда горожане пришли к тебе искать защиты от Таннеса, который разграбил их обозы и поубивал людей, а? С какой, провались ты в Бездну, радости ты позволил купцам взвинтить цены на еду, так что бедняки начали голодать?

Видимо, Нендамьел все же осмелился что-то вякнуть, потому что в Главном зале сперва возникла зловещая пауза, а потом рев Ламана стал еще громче.

— Экономическая выгода? Ублюдок недоношенный! Ты где такие слова вообще выучил? Когда када-ра сожрут весь город и некому будет обрабатывать землю и ухаживать за скотом, — какая тогда будет экономическая выгода?! Да тебе нужно выпустить кишки, повесить и четвертовать за предательство!

Двое северян — помощников Энтарина кровожадно улыбнулись, услышав угрозу. Нендамьел совершил столько ошибок, что население встретило бы его казнь с рукоплесканиями. Сони же с тревогой покачал головой. Придурка-чиновника Ламан, скорее всего, не убьет — побоится вызвать бурю возмущения в Эстале. А вот сорваться на какой-нибудь более мелкой сошке ему ничто не помешает, и пощады бедняге, не вовремя попавшемуся под руки генералу, не будет. Чуявшие это солдаты трусили от него не меньше, чем от када-ра, и боялись приносить даже хорошие новости — Ламан мог вспыхнуть от чего угодно. Сони с парнями, которые вместе с ним искали в Квенидире лекарей, пришлось тянуть жребий, кто доложит начальнику о пришедших к ним сегодня старой знахарке и молодом хирурге. Сони не повезло — жребий выпал ему. Наверное, не стоило забывать о жертвоприношениях Кайди после того раза, как Мит помогла ему выбраться с праздника Ночи.

А ор в Главном зале все продолжался.

— Чего теперь удивляться, что под таким гребаным руководством народ обратился к жрецам! А ты знал об этом и не помешал им прибрать всю власть! Для меня загадка только, почему ты еще вчера, когда расшаркивался передо мной своими погаными ногами, не мог сказать, что настоящего заместителя градоначальника зовут жрец Мирран и он настоятель храма Небес и Бездны! Что это он озаботился раздачей еды людям, выгнал зарвавшихся торгашей и приютил у себя всех, кто об этом просил! Что это он, мать его за ногу, убеждает людей, что в храме безопаснее, чем где-то еще, и что када-ра какой-то Бездны не тронут их, если они будут молиться богам! Если бы я знал обо всем этом, я бы еще вчера, вместо того чтобы тратить время на такую никчемную блоху, как ты, пошел к проклятому Миррану!

Полуопущенные веки Калена еле заметно дрогнули. Сони решил, что это из-за оскорблений, которыми Ламан щедро награждал Нендамьела и заодно этого Миррана. Если заместитель градоначальника выживет после нападения Пожирателей Душ, то у Ламана появится враг, а то и не один, если у чинуши есть влиятельные друзья. Не слишком умно было и поливать грязью жреца. Окажись среди невольных слушателей кто-нибудь из его почитателей… Они же не знали, что Ламан изо всех сил сдерживается и ругается совсем не так, как костерил бы солдат. Можно сказать, он проявлял к Нендамьелу и Миррану определенное уважение. Еще бы только кто-нибудь их об этом предупредил.

Крики снова стихли. Люди в очереди слегка напряглись, ожидая после паузы нового взрыва эмоций. Вдруг дверь распахнулась, со звоном ударившись металлической ручкой о камень стен и заставив всех вздрогнуть. В проеме показался генерал, за ним — Нендамьел, обливающийся потом, но с явным облегчением во взгляде, что истязание закончилось.

— Кален! — процедил сквозь зубы Ламан. Его лицо покраснело, завязанные в хвост волосы торчали во все стороны, ноздри раздувались от гнева. Рукава светло-коричневой рубашки были закатаны по локоть, многозначительно открывая широкий костяной браслет с зарубками. — Собирай свой отряд, пойдем к этому Миррану, Шасет бы его побрал. При необходимости… — он замолчал, укусив себя за нижнюю губу, как будто у него чуть не вырвалось «порежешь всех на куски». — Выступишь нашей охраной.

Сони был уверен, что Кален, как обычно, прижмет руку к сердцу, слегка поклонится и уйдет искать Виньеса с Сехом. Он так и начал делать, но, выпрямившись, внезапно со странной интонацией заговорил:

— Господин генерал, прошу прощения, мне нужно с вами сначала объясниться. Возможно, мне не следует присутствовать на встрече со жрецом…

— В жопу Шасету засунь свои объяснения! — рявкнул Ламан. — Нет на них времени! Выполняй приказ!

— Да, господин генерал.

На скулах Калена двинулись желваки. В общении с отрядом магов бывший эльтин в выражениях не стеснялся, а Сони изредка ловил на себе, Калене или Виньесе его недобрый взгляд. Так и не простил яростный северянин им гибели родственника и горя двоюродной сестры.

— Все остальные, — Ламан обвел ожидающих свирепым взглядом. — Обращайтесь либо к управляющему Санналу или к капитану Мальтьену, моему заместителю.

Он уже сделал несколько стремительных шагов по коридору, как путь ему преградил Энтарин.

— Лорд Ламан, вы хотели дать новое задание ополченцам. Они жаждут работы.

Генерал несколько мгновений немигающе глядел на северянина. Сони внутренне сжался. Вот он — тот самый момент, когда бурлящая вода перельется через край… Но Ламан со спокойствием, которое поразительно отличалось от его недавнего состояния, положил Энтарину на плечо руку, увлекая его за собой.

— Да, точно. Идем, на ходу объясню, что нужно сделать.

Очередь тем временем поспешно перераспределялась. Слегка ошарашенного таким быстрым поворотом дел Саннала уже окружили люди, и Сони цыкнул, когда прочие, обгоняя друг друга, заторопились искать капитана Мальтьена. В ответ на вопросительный взгляд Кален кивнул.

— Молнией туда-обратно. Я знаю, ты доберешься до него первым. А я пока найду Виньеса и Сеха.

Уже помчавшись к лестнице, Сони на миг обернулся и увидел заместителя главы города, который встал посреди коридора и растерянно хлопал ресницами.

Все вокруг куда-то бежали, носились с какими-то заданиями и ругались от того, как быстро уходит время. Саннал с ошалевшими глазами отвечал на вопросы сразу шести людям, в конце коридора раздавался громкий голос Ламана, который с горячностью рассказывал Энтарину и его помощникам, как хорошо было бы «устроить вот это».

И только возле Нендамьела было пусто и тихо. Когда чужие люди пытались спасти его город, он единственный понятия не имел, что ему делать.

Увиденное в храме Небес и Бездны Сони поразило. Он еще думал, почему дым в Квенидире идет из такого малого количества труб, хотя в городе оставалась почти половина населения. Экономят они дрова, что ли?

Нет. Они молились в храмах.

Количество людей в полукруглой половине Небес давно превысило тот предел, который мог вместить зал. Сони даже не заметил, красивые ли здесь фрески — все внимание приковывало к себе человеческое полчище. Северная любовь к дистанциям осталась где-то снаружи. Многие люди стояли на коленях, некоторые упирались лбом в устланный сеном пол, ступить было некуда — желающие выйти или подвинуться неизбежно толкались или отдавливали соседям ноги. Кое-кто украдкой, чтобы не мешать окружающим, жевал сухари или другую еду. От молитв, повторяемых сотней голосов, гудела голова; плакали маленькие дети, которых матери притащили с собой в храм, то и дело кряхтели старики, совершая земные поклоны. Несколько жрецов возле алтаря в центре помещения негромко пели вязкую, усыпляющую песню. Иногда кто-нибудь из них прерывался, чтобы принять дар от прихожанина или выслушать его просьбу, и тогда песня становилась почти неразличимой в неумолчном гуле. Воздух в зале был густоты киселя, настолько жарким, что Сони после холода улицы мгновенно вспотел, а его спутники сняли головные уборы и распахнули военные кожухи. Если такая духота скопилась тут, в половине Небес, где свежесть поступала из высоких стрельчатых окон, можно было представить, какая печка была в половине Бездны — там окна напоминали бойницы, чтобы пропускать в царство тьмы как можно меньше света. В том, что народу там не меньше, Сони был готов поспорить на золотой. Если Небеса квенидирцы просили об избавлении от порождений Шасета, то Бездну и самого Мрачного бога войны молили о том, чтобы они забрали Детей Ночи домой.

Посещение генералом храма особенного интереса ни у кого не вызвало. Сони этому обрадовался — он не хотел такой же встречи, как вчера, когда в них бросались гнилой капустой. Энтарин предположил, что смутьянами был кто-то из религиозных фанатиков, самых яростных приверженцев Миррана. Сегодня они, видимо, все еще где-то гуляли. Лишь некоторые прихожане поглядывали на Ламана, который с полуопущенной головой, как бык, который собирается вскинуть противника на рога, пер к алькову, где гостей ждал настоятель Мирран. Кашляющий Кален еле успевал отодвинуть или прикрыть магией людей, которых случайно задевал Ламан, да так, что, не будь Калена, сшибал бы их с ног. Капитан Оллет, второй после Мальтьена помощник генерала, семенил сзади. Его, очень верующего человека, смущали боевой настрой командира и очевидное намерение устроить со жрецами скандал. Виньес и Сех, высматривающие угрозу среди прихожан, выглядели измученными: горбоносый — из-за болезни, сехен — из-за того, что несколько ночей подряд находился в ночной страже и никак не мог выспаться. Вдобавок настроение мальчишки было испорчено ночными событиями: он поймал нескольких грабителей, среди которых с немалым удивлением обнаружил соплеменника. Оказалось, что преступник-сехен когда-то служил господам, живущим в этом доме, а потом, когда бывшие хозяева уехали, сбежал и вернулся, чтобы ограбить их. Как его сородич мог настолько вероломно поступить, у Сеха не укладывалось в голове.

— Да светит вам солнце, — приветствовал настоятель гостей, не успели они зайти в полукруглую нишу.

Два сопровождающих его жреца поклонились, сложив ладони перед лицом, но сам Мирран кланяться не стал. Он был таким же предводителем, как и Ламан, но если тот управлял солдатами, то настоятель был генералом воинства верующих. Этот откровенный намек на их равенство и, вероятно, нежелание уступать заставил Ламана стиснуть зубы.

— Да светит вам солнце, настоятель Мирран, — хрипло ответил он.

Служитель богов был высоким и лысым представительным человеком лет сорока пяти или пятидесяти. Когда-то он наверняка обладал стройным телосложением, но сейчас под черно-белым жреческим одеянием выступал живот, а на округлых плечах натягивалась ткань. Вряд ли это было вызвано любовью к излишествам — скорее возрастом и неподвижным образом жизни. В отличие от могаредского настоятеля главного храма Небес и Бездны, безо всякого стеснения расхаживающего в шелках, Мирран носил обычную шерсть грубой выделки. Украшений на нем не было — ни золотых, ни костяных, кроме кольца-печати и простого кожаного браслета, такого вытертого и засаленного, как будто его не снимали лет двадцать. Взгляд у жреца был умный, а прозрачные голубые глаза добавляли в него холодности. Особенно долго он изучал Калена — наверное, узнал в нем бывшего прихожанина, но, отвернувшись, уже больше на него не смотрел, уделив все внимание Ламану.

— Позвольте признаться, я весьма удивился, узнав, что военным отрядом командует северянин, — произнес настоятель. — Я был уверен, что к нам пришлют уроженца центральных земель вроде господина Нендамьела. Поэтому прошу извинить меня за невнимание к вам. Если бы я знал, что вы, как сын Севера, сможете понять происходящее в Квенидире, я бы пришел к вам еще вчера.

— Настоятель Мирран, — сказал Ламан, сделав вид, что не заметил лести по поводу сына Севера, — предлагаю отбросить формальности и сразу перейти к делу. Уверен, нам обоим есть, чем заняться.

— Конечно, — Мирран сдержанно кивнул. — Я слушаю вас.

Ламан красноречиво огляделся.

— Может быть, мы перейдем в другое, не такое шумное место?

Альков, который выбрал жрец, от зала был отделен только колоннадой, а так как храм был переполнен, то ниша оставалась незанятой лишь благодаря уважению прихожан к своему духовному кормчему. Однако это не значило, что они держались подальше — молящиеся начинали толпиться у колоннады, на расстоянии всего трех-четырех шагов от Ламана. Естественно, все, что здесь будет сказано, в мгновение ока разнесется в виде слухов.

— Зачем нам прятаться от людей, которым мы оба желаем помочь? — с вежливой улыбкой спросил жрец.

Ламан сузил глаза. Судя по всему, Мирран действовал не так, как он рассчитывал. Слегка занервничали и маги, хотя по неопытному Сеху это было заметно гораздо сильнее, чем по Калену и Виньесу, застывшим с двух сторон от генерала.

Собираясь на встречу, Ламан достаточно ясно дал им понять, что приказ на убийство главного жреца вполне возможен. Между провалом задания и спасением последних жителей Квенидира стоял именно Мирран, благодаря умелым организаторским действиям заполучивший всецелое доверие жителей. Это он убедил большинство из них в том, что нужно не уходить из города прямо в лапы Таннеса и не замерзать от холода на пути в центральные земли, потому что окрестные селения переполнены беженцами, а остаться здесь и молиться богам. Какой бы ни была цель настоятеля, он ее достиг. Люди послушали его, и кроме ополченцев уезжать отказывались не меньше двух тысяч человек. Горожанами из них были не все — как оказалось, в Квенидир из-за проповедей Миррана пришли и жители округи. Чтобы спасти их, проще было избавиться от настоятеля, чем вывозить отсюда квенидирцев силой, которой Ламан не обладал. Однако желание жреца разговаривать открыто сводило все его планы на нет. Среди нескольких сотен прихожан, искренне веривших, что стены храма спасут их от када-ра, любая угроза их предводителю могла обернуться кровавым избиением, а о попытке подкупа нечего было и думать. Сони переступил с ноги на ногу. Калену доверили Сердце Сокровищницы, опутывавшее его сияющими потоками, так что победа магов была обеспечена, но такой ценой Сони предпочел бы не выживать. Отряд приехал сюда спасать, а не убивать.

— Хорошо, — сухо ответил Ламан. — Тогда прошу вас, если вы так хотите помочь этим людям, объявите им, чтобы завтра на рассвете они приходили к южным воротам Квенидира и отправлялись под охраной моего отряда в ближайшие деревни.

Выражение лица Миррана не изменилось. Его губы продолжали растягиваться в терпеливой улыбке.

— Извините, лорд Ламан, это невозможно. Вместо добра вы, вероятно, сами того не понимая, желаете зла моей пастве.

— Зла?!

Генерал, на краткую долю мига потеряв самообладание, резко шагнул к Миррану. Два жреца за его спиной дернулись, сразу выдав свой страх — что их руководителя убьют.

— Постойте, пожалуйста! — охнул капитан Оллет, бросаясь между Ламаном и Мирраном. Низкорослый для северянина, он стоял между ними, как ребенок между взрослыми. — Все можно решить мирным путем!

Пальцы Калена как будто свело судорогой, и вокруг Ламана вспыхнул щит. Сони удивленно скосился на командира — он что, считает, что это Мирран может накинуться на Ламана?

Настоятель единственный даже не вздрогнул. Он только немного склонил голову набок, с интересом наблюдая за противником. На Оллета ни Мирран, ни Ламан даже не взглянули.

— Я желаю зла? — прошипел генерал. — Одумайтесь, настоятель. Када-ра нападают на большие скопления людей, для них это как для ребенка, который видит только сложенные кучу конфеты, но не другие разбросанные по комнате сладости! Сколько у вас людей в храме — сотен пять? Больше? Сколько еще храмов в городе — три вроде бы? Вы Детям Ночи свою паству, о которой так заботитесь, как каравай дорогим гостям преподносите! Представляете, что здесь начнется, когда прямо через стены полезут када-ра, как в Аримине, Бересине, Тихом Логе? Те, кого не сожрут, затопчут друг друга сами. Здесь будет бойня, которая произойдет по вашей вине!

Он произнес это громко, забыв о том, что их прекрасно слышно вокруг, или, возможно, сделав так специально. Ближайшие к алькову прихожане заволновались и стали переглядываться. Шмыгающий Виньес шевельнулся, и на границе алькова с залом возник еще один щит, хотя Ламан и не приказывал его создавать.

— Почему вы так уверены, что обязательно будет бойня? — ровным голосом спросил Мирран.

Генерал посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Почему вы так уверены, что ее не будет?

— Лорд Ламан, кажется, ваша вера недостаточно сильна. Возможно, вам стоит принести жертву Великой Чете, чтобы Богиня-Мать и Сын Света очистили ваш внутренний взор и вы смогли увидеть истину?

Это заявление заставило округлить глаза не только Ламана. На настоятеля вытаращились все, кто стоял в алькове, кроме двух жрецов младшего ранга. Сони старательно искал на лице Миррана признаки безумия.

— Мы просим Небеса о милости, — говорил он, — как это делали наши предки пятьсот лет назад, когда светлые боги даровали нам помощь Дочери Цветка. Наши молитвы сильны, как никогда. Посмотрите на этого человека, — он указал на молодого крепкого мужчину с пустыми глазами, который неподалеку неистово клал земные поклоны. На его лице застыло очень странное выражение. — Еще недавно Поллара было силой не затащить в храм. Он был одним из тех богохульников, кто насмехался над жрецами и утверждал, что спустить деньги на вино и женщин полезнее, чем потратить на жертвоприношение богам. Посмотрите на него сегодня, — с грустью произнес настоятель. — Пять дней назад солдаты Таннеса напали на караван беженцев, в котором он шел, надругались над его беременной женой и потом убили ее. Поллар вернулся в Квенидир пешком и сразу пошел сюда. Он лишился жены и ребенка, но он приобрел веру, которая может спасти нас всех от када-ра.

Оллет, опустив веки, забормотал молитву, которая была больше похожа на проклятие мятежнику Волку. По мнению Сони, этому Поллару следовало бы перейти в соседнюю часть храма и молиться темным богам о том, чтобы Дети Ночи, пролетая над Таннесом, заодно сожрали ублюдков, которые сотворили такое с его семьей. Впрочем, вероятно, бедный парень искренне считал, что он и так на половине Бездны. После того что с ним случилось, Поллар явно помешался и вряд ли соображал, где он и что делает.

— Поллар не одинок в своей вере, — вдохновленно продолжал Мирран, чей взгляд, в отличие от свихнувшегося вдовца, был на удивление ясным. — Столько прихожан в наших храмах не было еще никогда. Никогда еще к Небесам здесь не возносилось столько молитв о спасении. Разве могут боги после такого проигнорировать наши просьбы?

Ламан стукнул себя ладонью по лбу и несколько мгновений не отнимал ее от лица. Когда он наконец ее убрал, в голубых глазах генерала стояло презрение.

— Черные боги моих отцов… Настоятель, так вы делаете все это ради количества прихожан? Ради того, чтобы они несли вам деньги? А когда все эти люди погибнут, кто, по-вашему, будет утяжелять ваш карман?

— Я не требую денег с прихожан и никогда не требовал. Я принимаю людей безвозмездно, и они знают, что в любой момент могут получить помощь от храма, духовную или вещественную.

Мирран даже не повысил тон, когда все это говорил. Казалось, его терпению и вежливости нет границ. Теперь становилось понятно, каким образом он заработал такой авторитет. Любой другой из жрецов, которых знал Сони, давно бы в бешенстве брызгал слюной, а то и вообще не принял бы Ламана.

— Если не деньги, тогда что? — процедил генерал, стараясь, чтобы его не услышали лишние люди. — Скажите мне, чего вы хотите за жизни этих людей. Пост настоятеля главного храма Небес и Бездны в Эстале? Я напишу королеве, что вы об этом просите. Титул, поместья? Вам их дадут! Всеобщее преклонение? Да пожалуйста, мы даже поможем вам его завоевать!

— Вам не удастся меня купить, — холодно произнес Мирран.

— Тогда…

— Тогда что?

Выражение лица настоятеля вдруг потеряло всю благожелательность, а в расширившихся глазах запылал угрожающий огонь. Мужчина шагнул ближе к Ламану, оттискивая в сторону растерявшегося Оллета. То, что происходило возле низенького капитана, похоже, было для него чем-то непостижимым. Чтобы генерал и настоятель собирались подраться из-за того, кто лучше защитит горожан?

— Что — убьете меня? — еле слышно спросил Мирран. Когда они встали с Ламаном нос к носу, оказалось, что жрец выше — ненамного, но бывшему мятежнику приходилось смотреть на него снизу вверх. У губ Ламана пролегли морщины — его это раздражало. — Такой у вас способ решения проблем — уничтожать людей, их порождающих? Потому вы и привели с собой этого человека, — он повернулся к Калену и с внезапной злобой ткнул в него пальцем, — этого совратителя и убийцу? Я знаю, чем он занимается для вас и чем занимался в гвардии еще при короле Ильемене, да светит ему солнце на Небесах.

Совратитель и убийца? Что за бред! Убийца — еще может быть, но совратитель? Сони ждал, что Кален сейчас обвинит этого поехавшего урода во лжи или хотя бы просто пренебрежительно посмотрит на Миррана, как на пустое место, — так, как командир умел.

Бледный, как смерть, Кален смотрел в пол.

— Настоятель Мирран, вы ошибаетесь, — с тревогой затараторил Оллет. — Ничего такого у нас и в мыслях не было! Мы бы никогда не осмелились поднять руку на служителя богов!

— Конечно осмелились бы, если бы у вас не осталось других способов на меня повлиять. И осмелились, иначе бы здесь не было королевских убийц, — Мирран, снова абсолютно спокойно, как будто не было только что неконтролируемой вспышки ярости, глянул на капитана. Рассуждение о собственной гибели по неизвестной причине давалось ему легче, чем упоминание о Калене. — Но мое убийство вам ничего не даст. Если со мной что-то случится, квенидирцы быстро догадаются, кто в этом виноват, и обернутся против вас. А их в городе намного больше, чем вас, королевских прихвостней, которые так много говорят об их спасении и до сих пор ничего не делали ради них.

— Тэрьин и Гередьес не делали, — жестко произнес Ламан. До сих пор он не сводил с Миррана испепеляющего взгляда, который не опровергал, а лишь подтверждал его тайное желание раздавить жреца в лепешку. — Сейчас на троне истинная королева Невеньен, и она с нашей помощью спасет Север. Разве вам мало того, что сюда прибыл я?

— Небеса спасут Север, а не какие-то короли, которые меняются на троне чаще, чем зима сменяет лето, — таким же тоном поправил настоятель. Оллет, услышав это откровенно мятежное заявление, в ужасе отступил на шаг назад. — Послушайте, лорд Ламан. Вы спрашивали, что мне нужно, если не деньги и слава. Чего я в действительности хочу, так это того, чтобы вы оставили нас в покое. Вы понятия не имеете, что здесь началось, когда глашатаи объявили о налете када-ра, что было, когда вернулись выжившие после нападения Таннеса и скольких трудов стоило утихомирить город. Я не сомневаюсь, что вы в своей жизни видели много страшного, но вы не родились в этом городе, не знакомы с его жителями, и боль и страх, которые они чувствуют, это не ваши боль и страх. У вас всего двести солдат, но ведь вы не пошлете их всех разводить квенидирцев по округе, не так ли? Люди, которые молятся в этом храме, не видят большой разницы между тем, погибать от када-ра или от Таннеса, но здесь им спокойнее, поэтому они здесь и остаются. Да и разве вы знаете наверняка, нападут ли на город порождения Бездны? Кто и когда мог предсказать их действия? Рядом войско Таннеса, а все окрестные поселения, где можно было остановиться, давно распухли от беженцев. Када-ра могут и не добраться до Квенидира, соблазнившись любым из этих сел, куда вы предлагаете нам отправиться. Вы говорите, что чудовища предпочитают скопления людей? Так может, вам лучше забрать своих солдат и уйти, оставив Квенидир решать его собственные проблемы?

«Проблемы Севера должен решать Север» — такими были слова, посланные Тэрьином наместнику в Кольведе. Кажется, они сильно задели гордость настоятеля. Но корону носил уже не Тэрьин, а Невеньен. Сони подавил страстное желание стукнуть Миррана по его лысой башке. И вот из-за таких вот упертых придурков погибают люди…

Стиснув кулак, Сони вспомнил, из-за кого на самом деле освободились када-ра. И разжал ладонь.

— Послушайте теперь вы, настоятель, — голос Ламана дрожал от едва сдерживаемых эмоций. — Квенидир не мой родной город, тут вы правы. Но я сын этой земли. Проблемы Севера — это мои проблемы. Безнаказанно угробить всех этих людей, — он обвел рукой молящихся в храме квенидирцев, — я вам не позволю.

Он резко развернулся, вынудив Виньеса поспешно развеять ограждавший их от прихожан щит. Хмурый Мирран молча наблюдал за тем, как торопливо ему кланяются маги и Оллет. Сони кланяться ему не стал, зато если бы можно было плюнуть в его мерзкую рожу, то с удовольствием это бы сделал.

Прихожане, наверняка слышавшие почти все сказанное, озирались на Ламана, когда он, будто ослепнув, мчался к выходу. Только снаружи храма, на каменном крыльце, генерал выдохнул, отпуская скопившееся напряжение.

И тут на глаза ему попался выскочивший следом Кален.

— Какой Бездны он знает, чем ты занимаешься в гвардии? — зарычал Ламан. — Ты что, нашим врагам докладываешься?

— Нет, господин генерал. Прошу прощения, я пытался вас предупредить, — приложив руку к сердцу, Кален низко, почти до земли поклонился и печально проговорил: — Настоятель Мирран — мой старший брат.

Сони шагал туда-сюда по закутку возле замковой конюшни. На Квенидир уже опустилась непроглядная северная ночь, и в этом месте, находящемся под открытым небом, было студено, а из конюшни воняло навозом. Зато здесь отряд никто не слышал — солдаты и слуги, бегающие по двору, не заворачивали в этот бесполезный для них уголок.

Отблески факелов, освещающих двор, где даже ночью не затихала работа, мелькали на желтоватом лице Виньеса. Маг, прислонившийся к обледеневшей бревенчатой стене, беспрестанно шмыгал носом. Когда он мокро кашлял, из его рта вырывались крупные клубы пара. Вечно мерзнущий Сех кутался в кожух и обеспокоенно поглядывал на замок — боялся, что патруль уйдет в город без него. Не менее часто его взгляд обращался на командира, и тогда в карих глазах мальчишки появлялось отчаяние. Он открывал рот, но тут же закрывал, не зная, что сказать. Кален, сложив на груди руки, смотрел в притоптанный снег под ногами.

Новость о том, что у него есть брат и, главное, этот брат — настоятель квенидирского храма Небес и Бездны, человек, который стоит на пути к выполнению королевского задания, выбила всех из колеи. Ламан — тот вообще сгоряча обвинил Калена, что он промолчал нарочно, ради того чтобы выставить генерала дураком. Этого бы не случилось, если бы кто-нибудь додумался узнать фамилию настоятеля, но никому это и в голову не пришло. Жрецы, принимая сан, теряли родовое имя, отныне их «отцами» считались боги, чьей воле они подчинялись, братьями — другие жрецы, а сыновьями и дочерьми — все кинамцы. Трудно было представить, и что кто-то из отряда не сообщит о своих родственниках среди влиятельных людей Квенидира. Но это произошло — и причины этого никто не знал, а Кален продолжал молчать как рыба и погружаться в себя при каждом вопросе о Мирране.

Такое поведение командира разрывало Сони изнутри. Он ничего не понимал, поэтому и убедил отряд не спешить расходиться при возвращении в замок. Он должен был выяснить, что происходит. Мирран был Калену не кем-то там, сбоку припека, седьмая вода на киселе, а родным братом. Таким, каким для Сони был Дженти.

— Ты что, смиришься с приказом убить кровного брата? — не выдержал он.

— Такой приказ еще не отдан, — возразил Кален.

— Ламан наверняка его отдаст! Ты разве не видел его в храме? Он был готов придушить Миррана!

Кален упер в Сони утомленный взгляд. В нем не было ни злости, ни возмущения, ни каких-то других чувств — только бесконечная усталость. Это было так не похоже на командира, что у Сони защемило в груди.

В этом проклятом городе с самого начала все было не так. Таннес, который не мог не знать о када-ра и почему-то привел сюда свои отряды; жители, которые не покидали Квенидир, невзирая на неизбежное превращение в живых мертвецов; сумасшедший жрец, который убедил огромное количество людей в том, что не нужно пытаться спастись, нужно только молиться; и теперь Кален, который оказался братом настоятеля с поехавшей крышей и напрочь отказывался на него влиять.

Похоже, жрецы, вопившие о начале конца света с пришествием када-ра, были все-таки правы. В Квенидире Небеса точно смешивались с Бездной.

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь? — спросил Кален.

— Хочу, чтобы ты не допустил этого убийства!

— Каким, интересно, образом?

— Это же неправильно, Кален, — наконец подал голос Сех. — Ты ведь не убьешь своего брата?

Он не утверждал, он задавал вопрос. В его голосе чувствовалось неверие в то, что Кален — идеальный, с его точки зрения, командир — был способен равнодушно отнестись к убийству брата, тем более собственными руками.

Сони тоже в это не верил. Далеко не у всех братьев и сестер создавалось такое единодушие, как у него с Дженти, да и их, честно говоря, сложно было назвать прекрасным примером родственных отношений — мальчишками они изрядно поколачивали друг друга, особенно до того, как сожгли родителей на погребальных кострах. Но даже если Мирран осмеливался швыряться обвинениями в совращениях и убийстве, что, покорно соглашаться с его смертью, что ли?

Кален нахмурился.

— Вы оба слышите, что говорите, или у вас разум окончательно помутился? Мало того что вы предлагаете мне, своему командиру, которому должны беспрекословно подчиняться, нарушить еще не отданный приказ, вы вдобавок возомнили о себе, будто лучше генерала знаете, как спасти квенидирцев?

Сех, собирающийся что-то сказать, испуганно захлопнул челюсть. Мысль о том, чтобы перечить командиру, после Могареда внушала ему ужас. Однако Сони прикусывать язык не собирался. Пусть его накажут, высекут, в яму посадят голым на морозе — да что угодно, просто так он этого не оставит.

— Не передергивай. Мы не уговариваем тебя нарушать приказы и уж точно не будем советовать Ламану, как поступить. Я только не понимаю, почему ты не попытался ничего сделать. Мирран же твой брат! Почему ты ничего ему не сказал? Разве он не послушал бы тебя? Может быть, если бы вы поговорили, то не было бы этой ссоры в храме, а Ламан по дороге в замок не клялся, что он настоятеля на куски порежет и свиньям скормит!

Кален невесело усмехнулся.

— В храме у тебя, видно, уши пробками заложило. Мирран не считает меня своим братом, и он никогда не прислушается ко мне. Пожалуй, я единственный человек на свете, которого он ненавидит. Пытаться поговорить с ним бессмысленно.

— Что между вами случилось? — Виньес прервался, закашлявшись, и потрогал свой лоб. Щеки у мага нездорово горели. Наверняка у него был жар, но мчаться в замок, к лекарям, он не торопился. — Ты не думай, что я, как обычно, строю из себя самого умного, но, может, Сони прав и есть возможность решить проблему мирным путем? У меня сложилось впечатление, что подкупить Миррана не выйдет. Время на исходе, и если Ламан не найдет другого способа заставить настоятеля изменить мнение, а ты знаешь этот способ, но по какой-то причине упрямишься, то Квенидир зальется кровью. Причем не по вине када-ра. Почему ты не хочешь пойти и поговорить с Мирраном?

Командир исподлобья глянул на старого друга. «Предатель», — читалось в его взгляде.

— Кален! — Сони был готов завыть. — Что за склока такая между вами была, что она важнее человеческих жизней?

— Не склока. Несколько человеческих жизней и были: женщины, которую любил мой брат, и ребенка, который мог бы быть его, но стал моим. Хотите услышать, почему отправлять меня к Миррану — это очень плохая идея? Ладно, я расскажу. Наверное, вам стоит знать эту грязную историю. Может быть, когда-нибудь мой пример удержит вас от подобного поступка.

В закутке наступила мертвенная тишина. Раздававшиеся во дворе крики солдат и горожан, пришедших за помощью, резали уши. Кален огляделся и сел на вмерзшую в землю бочку, так, чтобы свет замковых факелов оставался у него за спиной. Но если он надеялся, что его скроет мрак, то его расчет не оправдался — облака на небе расступились, и осунувшееся лицо командира осветил бледный луч Великого Ока Бездны. В этом серебристом свете он казался ненастоящим — какой-то порожденной богами Бездны тенью, которая не была Каленом, а только притворялась им.

— В молодости я был недурен собой — девушки считали меня красавчиком, в отличие от Миррана, который опережал меня во всем остальном. Я мечтал о королевской гвардии, Мирран — об Эстальском университете или Кристальной школе. Для всего этого нужны были огромные деньги. Наша семья не была бедной, но обеспечить хорошее будущее родители, да светит им солнце на Небесах, могли только одному из нас, и мы с братом постоянно соперничали. Все это были детские шалости, пока не стало ясно, что шанс выбиться есть только у Миррана. Он был лучше: умнее, быстрее, даже сильнее — если я не использовал магию, то в драках он всегда одерживал надо мной верх. К тому времени, как отец определился, что скопленные деньги отдадут на Миррана учебу в Кристальной школе в Кольведе, я уже служил в магической страже. После отцовского решения ей суждено было стать пределом моих возможностей. Я был молодым, глупым и самовлюбленным, мне хотелось большего, и все, о чем я мечтал, это как отомстить брату за загубленную жизнь.

Его тихий голос лился ровно и гладко. Он рассказывал свою историю так, словно излагал ее по сотому разу. А может, так оно и было — Кален мог повторять ее про себя тысячи, миллионы раз за все прошедшие годы.

— Возможность отомстить представилась быстро. Мирран ухаживал за дочкой одного из наших соседей — милой доброй девушкой по имени Эла. Это она подарила ему кожаный браслет, который он носит до сих пор. Когда Мирран отлучился в Кольвед разузнать о поступлении в Кристальную школу, я стал наведываться к Эле вместо него. Довольно скоро я добился того, чтобы она в меня влюбилась. А через два месяца она сказала, что беременна от меня.

Он помолчал.

— Мне пришлось на ней жениться, хотя я этого не хотел. Мне только исполнилось восемнадцать, в голове был один ветер, создавать семью я не рассчитывал, намереваясь только насолить брату. И я этого добился: наши отношения, и без того не радужные, окончательно испортились. Одно дело, если бы я действительно любил Элу — мой замечательный понимающий брат был готов это простить. Но по мне было очень хорошо заметно, что ни браку, ни ребенку я не рад. Продолжать таскаться по девкам я не перестал. Узнав об этом, Эла утопилась вместе с еще не рожденным ребенком. Это первые люди, которых я убил, пусть и не своими руками.

— Святой Порядок! — застонал Виньес, закрывая лицо.

Сони, не веря ни единому слову, смотрел на командира. Мир сузился до четверых человек: исчезла нависающая громада замка, мельтешащие люди, крики и запах конского навоза. Существовал только Кален, который неестественно спокойным голосом делал свою жуткую исповедь, и Сони с Виньесом и Сехом, которые пораженно ему внимали.

— Мирран чуть не сошел с ума. Он во всеуслышание объявил, что я ему больше не брат, и стал проводить все время в храме, заглушая горе молитвами. Для семьи я стал позором. Мне стыдились смотреть в глаза, избегали встречаться со мной. В страже на меня недобро косились. Когда я изуродовал жизнь жены, покатилась под откос и моя собственная. Мать сказала, что негоже погибать обоим ее сыновьям и, раз Мирран забыл об учебе, на собранные деньги нужно отправить меня в Эстал, в гвардию. Я трусливо согласился — не мог оставаться в городе, где мне плюют вслед как предателю братских чувств, изменнику и убийце жены и ребенка. Больше я сюда никогда не возвращался и переписывался лишь с матерью и сестрой, пока они обе не сгорели на погребальных кострах. Теперь вы понимаете, почему будет только хуже, если я пойду к Миррану? Он все еще держит обиду на меня, и я даже не представляю, во что она может вылиться.

Сони подозревал, что прошлое у лейтенанта очень непростое, но все это… Вся эта история была как будто не о нем. Кален был жестоким человеком — иногда даже чересчур жестоким, — но справедливым. Такой, как сейчас, он бы ни за что не допустил ничего подобного. Может быть, потому что он все это время помнил о том, что натворил, и винил себя в этом?

— Это правда? — глухо спросил Сех.

— Чистая, — ответил Кален.

Виньес печально молчал. Командира он знал дольше и лучше всех, и удивленным он не казался — лишь расстроенным из-за гибели женщины и ребенка.

— Вот дерьмо, — пробормотал Сони.

Он сел на корточки и накрыл ладонями голову. Верь — не верь командиру, но он не лгал. Об этом говорило все: его отношение к женщинам, неодобрение гуляний Дьерда и та лекция по поводу Дилы в Эстале; равнодушие к кровному родству и при этом попытка создать из отряда семью; нежелание вспоминать о прошлом и возвращаться в Квенидир; даже брошенные Мирраном обвинения больше не казались необоснованными.

Но разве страшная ошибка, совершенная Каленом больше двадцати лет назад, меняла что-то в том, что происходило сейчас?

Сех, похоже, считал иначе.

— Я… Эм-м… Я прошу прощения, лейтенант, кажется, там ребята из моего патруля. Можно мне идти? — пряча глаза, он облизнул обветренные губы.

— Иди, — кивнул командир.

— Что ты делаешь, Кален? — спросил Виньес, как только сехен свернул за конюшню. Из закутка было видно, как он торопливо шагает к замку. Никаких ребят из патруля там, конечно, не было. — Ты рассказал такие кошмарные вещи про себя и просто отпускаешь его? Ладно мы с Сони — я тебя давно знаю, Сони не дурак и все поймет, но Сех… Он тебя первый раз лейтенантом назвал, а не просто по имени. Он же отвернется от тебя.

— Виньес, я не могу постоянно скрывать от него всю правду. Ему давно пора повзрослеть, — оборвал Кален. Когда дело заходило об отряде, то он мгновенно превращался пускай в строгого, но знакомого и родного командира. — Если каждое столкновение с настоящей жизнью будет оказываться для мальчика трагедией, то он недолго протянет в гвардии. Ему и так здесь не место, и нам всем это ясно.

— Нам всем здесь будет не место, — вставил Сони, — если мы оставим все, как есть.

Кален закашлялся и потер горло под меховым воротником кожуха.

— Я уже сказал, если у тебя есть гениальное предложение, как к утру убедить квенидирцев собрать все необходимое и покинуть город, — давай, излагай, сначала я тебя выслушаю, а потом вместе пойдем к Ламану и доложим ему о твоей идее. Но если ты продолжаешь думать, что я могу что-то изменить, бросившись Миррану в ноги, то ты ошибаешься. Дело не только в том, что он меня ненавидит. Сестра, когда еще была жива, писала, что его вера близка к фанатизму. Зная то, каким он был, я сомневаюсь, что он отступится от своего мнения. Если он верит в свою правоту, то скорее даст себя убить. Он и не пытается спастись — ты слышал, как он высказывался о королях? Он дал Ламану уже сотню поводов казнить его за измену.

— Ты даже не хочешь пытаться с ним поговорить! — Сони вскочил с корточек и сердито уставился на Калена. — Ты позволяешь встать тому, что между вами было двадцать лет назад, между спасением и смертью квенидирцев сейчас.

— Нет, — жестко ответил он, начиная злиться. — Ничего такого я не позволяю. Я же объяснил: он не будет слушать меня, и в первую очередь потому, что верит в свою правоту! Я не имею к этому никакого отношения и не могу ничего изменить, зато сделать хуже — сколько угодно!

Сони стиснул зубы.

— Тогда я сам попытаюсь что-то изменить.

— Ты слишком много на себя берешь.

— Я должен…

— Ты должен? — прогремел Кален, вставая с бочки. Бледная тень, которая исповедовалась в грехах молодости, исчезла бесследно — вместо нее снова появился тот властный и суровый человек, каким был лейтенант отряда магов. — Ты гвардеец, у тебя не может быть никакого «я»! Что ты действительно должен — это подчиняться приказам! Хватит самоуправства — тебе недостаточно того, что ты натворил в Аримине? Хочешь упрямством и своеволием вызвать новую трагедию? Нет, этого не будет. Предоставь принимать решения тем людям, которые обязаны это делать. А теперь иди и продолжай выполнять задание с лекарями, которое тебе дал генерал Ламан. Захочешь сделать что-то еще — сначала получи на это разрешение своих командиров, а нет — так не жалуйся, когда тебя распнут за неподчинение!

— Да, лейтенант, — отрывисто ответил Сони, резким движением отдал честь и, развернувшись, на деревянных ногах зашагал прочь от конюшни.

От ярости в его ушах стучала кровь, но он слышал, как тихий разговор в закутке продолжился.

— Зря ты так, Кален, — с укором произнес Виньес. — Может, все-таки дать ему шанс исправить то, что случилось в Аримине?

— Пусть просит на это разрешение Ламана, — обрубил Кален. — А я запрещаю приближаться к Миррану. Это касается и тебя, если ты вдруг тоже сошел с ума.

— Но…

— Напомни, давно я тебя наказывал?

— Понял, понял, не шуми, — кисло ответил Виньес. — Пойду я выполнять данное генералом задание…

Сони пнул попавшуюся под сапог палку. Ламан, выяснив, что Кален и Мирран родственники, удовлетворился словами Калена, что повлиять на жреца он не может. А если генерал не собирается использовать даже брата настоятеля, то тем более глупо думать, что он позволит идти к Миррану какому-то отдельному гвардейцу — тогда уж нужно всем двумстам солдатам слезно умолять настоятеля не губить человеческие души.

Но будь Сони проклят всеми богами, если он подчинится приказу Калена.

Миновало часов шесть после заката, прежде чем Сони удалось вырваться из замка в храм. На половине Небес все так же гундосили жрецы, стояла такая же духота, нисколько не уменьшившаяся с наступлением ночи, а людей если и стало меньше, то ненамного. В самом зале было просторнее (приходилось меньше работать локтями и извиняться, продираясь через толпу к покоям настоятеля), зато все альковы заняли готовящиеся ко сну прихожане. Некоторые бросали подстилки на грязное, истоптанное сено, раскиданное по каменному полу, но многие ложились прямо так, рискуя застудиться. Детям особенно нравилось устраиваться рядом с высокими подсвечниками — они обнимались с круглыми медными основаниями или клали на них свои маленькие головки. Между ними ходили несколько юных служек в белых одеждах и раздавали хлеб из больших корзин.

Дойти от врат до комнат настоятеля, размещавшихся в «перегородке» между половинами Небес и Бездны, заняло чуть ли не больше времени, чем добежать от замка до храма. Почему никто не идет домой, Сони не понимал. С теми, кто пришел с округи, все было ясно. Они боялись возвращаться в пустые холодные дома за крепостными стенами, где их могли ждать када-ра или «волки» Таннеса, и, подчиняясь глубинному стадному чувству, жались к другим таким же несчастным, растерянным людям, чтобы избавиться от одиночества и страха. Но горожане?.. У них ведь есть мягкие постели, добраться до которых — самое большее полчаса. Неужели они считают, что если уж помирать, то пусть в тесноте и духоте, зато всем вместе?

Или они правда, как фанатик Мирран, верят, что в храме их не коснется ни одна беда?

Заглядывая в лица, в основном светловолосые, с исконно северными правильными чертами, Сони видел усталость от стояния на ногах и отбивания поклонов, отупение от жары, страха и беспрестанных молитв и вызванное всем этим безразличие, покорность судьбе. Люди, оставшиеся в храмах, не могли сами принять решение. Кто-то должен был повести их за собой. Но единственный, кто мог это сделать, заставлял их торчать здесь и молиться.

Перешагивая через вытянутые ноги отдыхавших квенидирцев, Сони невольно остановился возле девочки в грубом шерстяном платье, которая рядом с дремлющей матерью возила по полу тряпичную куклу. Ребенку было года три, если она и знала какие-то молитвы, то все равно еще плохо понимала, что происходит вокруг нее. Она просто увлеченно играла, то лепеча о чем-то с куклой, то грозя ей пальцем, то склоняя над ней свою крошечную головку с легкими, словно лебяжий пух, желтыми волосиками. Заметив Сони, девочка ему улыбнулась и продолжила игру. Она была такой живой, такой беспечной, что у Сони закололо сердце. Если на Квенидир нападут када-ра, то глаза этого прелестного ребенка замрут и остекленеют, как у чучела, а хрупкие ручки безвольно повиснут. Ее мать не может не знать, что случается с теми, чью душу похищают Дети Ночи. Так почему она все еще тут? Может, она бедная, одинокая и ей некуда идти, кроме как в храм, где жрецы дают призрение всем нуждающимся? Но глашатаи должны были объявить, что организуемый Ламаном караван готов принять даже бездомных. Или мать настолько глупа, что безоглядно верит в обещания настоятеля о спасительной длани богов, которая укроет молящихся от ока созданий Бездны? Богохульником Сони никогда не был, но не верил, что такое способно произойти. Освободил-то када-ра не промысел богов, а сдуру ляпнутое «идите»… И пока что никакая молния с неба Сони не поразила. В том, что богам есть дело до людишек, он сильно сомневался. Они сами должны ковать свою судьбу.

У широкой двустворчатой двери его остановили два жреца — те самые, которые сопровождали сегодня Миррана на встрече с Ламаном. Один из них, чахоточного вида, вытянул перед Сони руку, не позволяя пройти дальше.

— Да светит вам солнце, почтенный гость! Мы просим прощения, но настоятель уже отдыхает. Пожалуйста, приходите утром, он обязательно примет вас, — отчеканил он заученную фразу.

— Вы можете позвать его? — спросил Сони. — Я по важному вопросу.

— По какому именно? — второй жрец натянул вежливую улыбку, встопорщив густую бороду. — Возможно, мы поможем вам его решить.

— Не поможете, — упрямо произнес Сони. — Мне очень нужно поговорить с настоятелем. Прямо сейчас. Это дело касается жизней многих людей.

Жрецы даже не шевельнулись. Они смотрели на него такими взглядами, как будто говорили: «Да-да, конечно, рассказывай. Мы тебя запомнили, ты был с этим тупоголовым генералом, и все мы знаем про твой “важный вопрос”».

— Пожалуйста, пустите меня к нему! — повторил Сони просьбу. — Я принес сведения, которые настоятель должен знать, иначе будет поздно!

Ложь, как всегда, подействовала лучше правды: жрецы неуверенно переглянулись.

— Хорошо, я доложу о вашем приходе, — согласился бородатый. — Если настоятель пожелает, то он примет вас. Как мне вас представить?

Сони задумался. Кем назваться — королевским гвардейцем? Однозначно нет — Мирран не захочет его слушать. Тогда посланником генерала Ламана? Тем более нет — так его вообще могут выгнать взашей.

— Передайте, что я Сони.

— Просто Сони? — вскинул бровь чахоточный. — Настоятель должен принять человека по имени «Просто Сони»?

У него возникло неприятное ощущение, что недавно ему уже задавали этот вопрос. Кажется, это была Дила. Но если девчонке требовалось подтверждение, что перед ней богач, то этим-то зачем громкий титул? Они что, хотят услышать, что перед ними принц или потомственный дворянин, которого ну никак нельзя выставить за порог?

Их беспредельно жадные взгляды, ощупывающие гостя, выдавали истинные намерения — получить взятку, но у Сони все равно не было с собой достаточно денег и, главное, времени изображать из себя птицу высокого полета.

— Мои сведения важнее, чем известное имя, — мрачно ответил он.

Жрецы снова переглянулись, на сей раз разочарованно. Чахоточный еле заметно пожал плечом.

— Я сообщу о вас, — без воодушевления сказал бородатый, — но заранее прошу извинить меня, если настоятель откажется вас принять.

Не зря говорят, что грех взяточничества для жрецов — не грех.

— Просто передайте ему, что я просил, — хмуро напомнил Сони.

Бородатый, не поклонившись и никак не показав, что он вообще слышал последнюю фразу, скрылся за дверью. Его не было достаточно долго, а когда он появился, на его лице застыло недовольное выражение.

— Проходите, пожалуйста. Настоятель Мирран ждет вас.

Сони прошел за жрецами в приемную — скромно обставленную комнатку, чьим единственным украшением были яркие ковры и гобелены. Из-за скупого освещения сюжеты на них было не рассмотреть. Настоятель экономил свечи, видимо, опасаясь того, что еще через несколько дней в пустом городе их будет не достать в таких количествах, которые нужны храму. Сам Мирран сидел во главе длинного полированного стола, на оббитом черным бархатом деревянном кресле. Он выглядел усталым, веки двигались тяжело и медленно, а на пухлой щеке остался отпечаток прямой линии. Наверное, Мирран заснул на чем-то жестком.

— Да светит вам солнце, Сони, — поздоровался он. — Или мне правильнее величать вас достопочтенным посланником лорда Ламана?

— Да светит вам солнце, настоятель. Я пришел не от лорда Ламана.

— Тогда чью волю вы пришли изъявить? — уточнил Мирран. — Неужели генерала Таннеса?

— Нет. Я пришел говорить с вами от своего собственного имени.

Настоятеля это удивило. Он несколько мгновений изучал Сони и, наконец, кивнул.

— Как бы там ни было, я вас выслушаю. Вы хотели сообщить мне какие-то важные сведения?

Он не предложил ему ни присесть, ни испить вина — ничего, что подразумевали правила северного хорошего тона. Хотя Сони так вымотался за день, что ему действительно хотелось сесть, а лучше упасть без сил на кровать, беспокоило его не это. Чахоточный и бородатый продолжали дышать ему в затылок и даже не думали от него отодвинуться. Он оглянулся на них. Жрецы пристально следили за гостем, а взгляды у них были такие, словно они готовы чуть что вцепиться в него и вытащить наружу. Что это было — намеренная попытка оскорбить человека Ламана? Или Мирран боится, что к нему прислали убийцу?

Сони щелкнул языком, укоряя себя за то, что не учел этот момент. После многочасовой возни с ящиками сушеных трав голова соображала слишком туго. Конечно же, из-за встречи с Каленом и недвусмысленной угрозы Ламана в нем могли видеть только убийцу.

— Настоятель, вы можете не опасаться меня. Я прибыл с благими намерениями — только поговорить.

— Почему вы решили, что я опасаюсь вас?

Сони красноречиво посмотрел на пыхтящего бородача. Может, Мирран и не боялся убийцы, зато этот жрец, судя по его красной морде, был совершенно уверен в том, что перед ним душегуб.

— Ваши сведения настолько секретны, что вы не можете их сообщить при моих помощниках? — скептически заметил Мирран.

— Эти люди намекали на то, что я должен дать им взятку, чтобы они доложили вам обо мне. Позвольте мне усомниться в их честности.

Служитель богов сдвинул белесые брови.

— Даннет, Рингар, это правда?

Жрецы, как по команде, склонились.

— Да не увидеть мне солнца на Небесах, если это так, настоятель! — быстро произнес бородач. — Уважаемый гость неверно истолковал наши слова!

Мирран вздохнул. Похоже, он и так догадывался о грешках своих подчиненных, потому что строгим голосом приказал:

— Вон. И никого не зовите вам на замену.

— Настоятель, прошу вас, не оставайтесь наедине с этим человеком! — испуганно воскликнул чахоточный, и не пытаясь оправдаться.

— Я не убийца, — возразил Сони. — Если бы меня отправили вас убить, то я не входил бы через парадный вход, а два жреца никак не помешали бы мне выполнить задание. Если вы подозреваете меня в чем-то, я готов говорить с вами хоть перед алтарем, чтобы нас видели все прихожане.

— Даннет, Рингар, прочь, — повторил Мирран и потер слипающиеся глаза. — Господин Сони, кем бы вы ни были на самом деле, я вас ни в чем не подозреваю. Мне известно, как действуют убийцы и маги. С одним из них я, к сожалению, рос и не могу не знать, что расстояние между нами ничего не значит. Если бы я боялся смерти, то вообще не пригласил бы вас сюда. Чего я действительно боюсь, так это того, что квенидирцы останутся брошены на произвол судьбы и некому будет о них позаботиться.

— Это я и пришел обсудить.

Кажется, ему наконец-то удалось заинтересовать Миррана — из его взгляда исчезла сонливость.

— Присаживайтесь, — произнес он, как только его помощники, шурша двухцветными шерстяными робами, скрылись за дверьми. — О чем вы хотели мне рассказать?

Сони отодвинул стул сбоку от Миррана и устроился рядом с ним, вглядываясь в его полное лицо. Будь они с Каленом похожи, отыскать подход к настоятелю было бы проще, но ничего общего у них Сони не находил. Семейное сходство с трудом угадывалось лишь в волевом подбородке да очертании тонких губ. Оттенок глаз — и тот был другим. У Калена — синий, холодный, как горное озеро, обжигающе ледяные воды которого Сони видел у перевала Катарка, а у Миррана — скорее серо-голубой, как прозрачный туман летним утром. Мирран иначе себя вел, иначе думал. Это были два совершенно разных человека, и как повлиять на жреца, Сони не знал.

Но что он знал абсолютно точно — ложь этот человек различит сразу.

— Завтра на рассвете Ламан отправляет новый караван с беженцами, — начал он. Мирран, ожидавший чего-то иного, нахмурился. — Отдельно от других обозов поедут повозки с детьми, чтобы не подвергать их опасности на случай нападения Детей Ночи или Таннеса. С ними поедут женщины и…

— Значит, вы все же от лорда Ламана, — прервал его настоятель. — Это бессмысленно. Я уже дал ему свой ответ.

— Женщины и солдаты, которые смогут защитить детей, — повысив голос, упрямо продолжал Сони. — Они будут обеспечены всем необходимым и не остановятся ни в одном селении, чтобы не привлечь к себе внимания када-ра…

— Никто не будет отнимать детей у их матерей. Это бесчеловечно.

— Бесчеловечно? — возмутился Сони. — Бесчеловечно — это то, что делаете вы!

Не в силах сдержаться, он подскочил со стула, на который только что так удобно сел, и широкими шагами подошел к двери. Настоятель посмотрел на него, как на сумасшедшего, когда Сони рванул на себя одну из створок и заставил Даннета и Рингара с той стороны подпрыгнуть от неожиданности.

— Бесчеловечно? — прошипел он, указывая рукой в наполненный прихожанами зал. — Давайте подсчитаем, сколько здесь детей? Раз, два, три, четыре… Шесть, восемь… Пятнадцать… А, проклятье, сбился… Не важно, сколько, главное, их здесь много. Плевать на их родителей, которым вы затуманили разум. Хотят остаться — это их выбор, пусть дохнут. Но дети этот выбор не делали! Зачем вы принуждаете их торчать тут? Смерти невинных детей будут на вашей совести!

Вне себя от ярости, он сообразил, что кричит, только когда настоятель совершил резкий жест, и бородач с чахоточным вырвали у Сони дверную ручку, почти что запихнув его обратно в приемную. Но поток слов это не пресекло. Сони прорвало, и остановиться он уже не мог.

— Вы не боитесь смерти. Здорово! А у детей этих вы спрашивали, боятся ли они? Знают ли они, понимают, что их ждет? Или слепо верят вам, потому что вы большой и умный? А вы обрекаете их на смерть вместе с собой!

— Я уже говорил лорду Ламану, что не обрекаю никого на смерть, а веду к спасению, — терпеливо ответил Мирран. — Боги не допустят…

— А что если боги допустят?! — заорал Сони, окончательно выведенный из себя самоуверенностью проклятого жреца. — Они допустили освобождение када-ра, разорение Аримина и других городов! Почему они должны пощадить именно вас?

— Вы еретик, — брезгливо бросил настоятель. — Кто вы такой, чтобы указывать мне, что делать?

— Вор и убийца, — признал Сони, глядя ему в глаза. — И еретик, если вам так угодно. Но вы — фанатик, мятежник и детоубийца. Надеюсь, вы осознаете это до того, как када-ра сожрут вашу душу.

Он сообразил, что вылетело из его рта, лишь когда Мирран, этот поразительно сдержанный человек, побелел от ярости. Но жалеть о своих словах было уже поздно.

— Уходите, — процедил настоятель, с такой силой сжимая челюсти, что было слышно скрип зубов.

— Я-то уйду, — со спокойствием, которое изумило его самого, ответил Сони. Бояться было нечего — он уже все испортил. — А дети? Они останутся погибать из-за вашей глупости?

— Вон! — стукнув кулаком по столу, потребовал Мирран. В это мгновение он стал так похож на Калена, который несколько часов назад грохотал в закутке за конюшней, что Сони вздрогнул. — Мало того что вы, сейдар, лезете в дела северян, вы еще и богов гневаете своими сомнениями!

— Дайте детям будущее. Не обрекайте их на смерть, — упрямо повторил он.

— Прочь отсюда, мерзкий еретик!

Сони стиснул кулаки, удерживая себя от того, чтобы не накинуться на настоятеля и не надавать ему тумаков. Он внезапно понял, что Кален был прав — не только командир, кто угодно был бессилен здесь что-либо сделать. Человек, не родившийся в Квенидире, будет для Миррана «сейдар» — чужаком, а тот, кто не полагается безоглядно на волю высших существ, — отступником веры. Но даже если найдется богобоязненный квенидирец, который рискнет ему перечить, то Мирран и тогда будет с ослиным упрямством стоять на своем. Разговаривать с ним бесполезно.

Развернувшись на каблуках, Сони стремительно вышел из приемной. Дверь, которую он резко толкнул от себя, ударила бородача, и в адрес Сони понеслось приглушенное ругательство. Он не обратил на это внимания. Пусть хоть в спину плюют — какая разница, если на них могут в любой момент напасть када-ра?

Покидая зал, Сони заметил капитана Оллета и Энтарина с несколькими солдатами, которые тащили через половину Небес подозрительно тяжелый сундук. Интересно, что там — взятка? Наивные люди. Хотя вдруг они смогут хотя бы выкупить детские души у настоятеля, провались он живьем в Бездну…

Выйдя за ограду храма и отойдя от него на достаточное расстояние, Сони наконец-то позволил себе высвободить эмоции. После того как пустую темную улицу огласил его отчаянный вопль, он упал в сугроб и зарыл пылающее лицо в колючий снег.

Не может он никого спасти. Ни Дженти, ни Келси, ни Гоха, ни квенидирских детей, ни даже Дьерду в Остеварде толком не удалось помочь… Почему у него получается только убивать? Что это, проклятие какое-то? Вряд ли. Просто он ничего не способен изменить. Ни-че-го.

Сони снилось, что он снова в Могареде, что еще не случилось гадкой истории с Эльером и даже Тайли он пока не был должен. У него длились те отличные дни после хорошего дела, когда кошель был под завязку набит деньгами, а время они с подельниками коротали или в борделе мамочки Шелк, или в приюте Нисы. Сейчас Сони как раз отдыхал после ночной гулянки, у него гудела голова и горело лицо, а во рту пересохло. Как часто бывало во время общей ночлежки, его кто-то начал трясти за плечо — то ли подцепленная вечером подружка, забывшая его имя, то ли товарищ, которому нужно было уступить место. Вставать дико не хотелось, Сони было одинаково плевать и на девчонку, и на приятелей, поэтому он причмокнул губами и натянул одеяло до самой макушки, надеясь, что настырные приставалы поймут намек и отвяжутся. Но не тут-то было — его продолжали трясти.

— Отвянь, — вяло отбрыкнулся он, переворачиваясь на другой бок.

— Я тебе покажу «отвянь», — угрожающе произнес командир.

В то же мгновение золотистые нити стащили с него одеяло и вздернули охнувшего Сони на ноги, поставив перед Каленом.

— К вашим приказаниям готов, господин лейтенант! — быстро проговорил Сони, боясь того, что северянин до сих пор зол после вчерашнего. Сердить его еще больше не стоило.

Командир был уже одет и свеж и выглядел безупречно. В нем не было заметно следов болезни, и строгость его облика нарушали только пляшущие в глазах искорки веселья — как всегда, когда ему удавалось «подшутить» таким образом над починенными. В последнее время, с тех пор как Невеньен доверила ему Сердце Сокровищницы, это случалось все чаще. Количество энергии, испускаемой кристаллом, было таким, что ее можно было не экономить, и Кален с удовольствием этим пользовался.

Эти искорки успокоили Сони — значит, командир уже успокоился. Однако они мигнули — и погасли.

— Где шлялся? — мрачно спросил Кален, подавив сухой кашель.

— Где? — Сони поморщился, пытаясь прийти в себя после глубокого сна. — Нигде. Спал.

— Врешь. Удрал куда-то после того, как вы закончили переносить ящики.

И все-то он знает… Интересно, кто ему доложил? Сони сделал вид, как будто ему ужасно стыдно.

— С одним парнем узнали, где выпивку можно достать, и бегали за ней, — сочинил он.

— Не ври мне, — произнес Кален более низким и пугающим тоном.

Сони поднял на него глаза. По взгляду командира было заметно — он прекрасно знает, куда именно ходил подчиненный, но ждет, что тот скажет об этом сам. Да только пусть выкусит — не признается Сони в том, что нарушил приказ.

— Хватит вам! — жалобным воем прервал зарождавшуюся ссору Виньес, который держался за лоб. — Хоть с утра пораньше не ругайтесь, и так башка раскалывается.

Уже утро? Сони огляделся.

За узкими окнами полупустой казарменной спальни не было и намека на рассвет. Комнату с двумя длинными рядами кроватей освещали вонючие сальные свечи, почти не разгонявшие сумрак. Те немногие солдаты, кто не должен был готовиться к сопровождению беженцев и не стоял на дежурстве, могли еще спать и спать, но почему-то все без рвения (толком выспаться уже давно никому не удавалось) одевались и натягивали сапоги. Помещение наполнял тихий бубнеж недовольных ранним подъемом мужчин. Сгорбленный, взъерошенный Сех сидел на соседней кровати, уткнувшись лицом в скомканное на коленях одеяло, и дремал. Он был раздет до пояса — видимо, вернулся после патрулирования, только прилег, и ему тут же сказали вставать. Виньес, как одурманенный, совал руки в рукава кожуха и никак не мог попасть. Выглядел маг отвратительно — нос красный, глаза слезятся, на подбородке семидневная щетина. Ему определенно следовало лежать в постели, однако Кален его не останавливал.

— Куда нас всех поднимают так рано? — спросил Сони.

Горна, сообщающего об атаке када-ра, — единственной причины, почему могли разбудить всех, — не было. Иначе бы в казарме все носились, как ошпаренные.

— А ты не слышал, как Ламан только что тут орал? — удивился Виньес.

— Нет.

— Ничего себе крепкий сон, — с завистью крякнул горбоносый.

Сам он опять кашлял и шмыгал всю ночь. Когда Сони вернулся из храма, Виньес уже лежал в кровати и ныл, что такими темпами и на полчаса веки не сомкнет. Кстати, может, это он разболтал об отлучке?.. Сони вперил в него гневный взгляд, но маг был слишком занят одеванием и ничего не заметил.

— Мирран привел к замку почти всех, кто был у него в храме, — объяснил Кален.

Сони не поверил собственным ушам.

— Что?! Зачем?

— Говорит, что боги ниспослали ему озарение и потребовали защитить наследников Севера, то есть всех детей. Ну а если из Квенидира уходят дети, то уходят все.

Сони ошалело таращился на командира. Неужели проклятый жрец все-таки прислушался к нему? «Пречистые Небеса, клянусь, что буду чаще заходить в храм и делать подношения!» — мысленно пообещал он.

— Ага, конечно, озарение… — проворчал Виньес, запихивая уже несколько дней как испачканную, но так и не отстиранную штанину в голенище сапога. — Трепали тут ночью языками солдаты, что этого «озарения» целый сундук с золотом и драгоценностями был. Дескать, управляющий Саннал выдал генералу, где его хозяин заначку сделал, а Ламан — все это настоятелю в виде «подарка». Как он потом будет со здешним лордом рассчитываться…

Волна восторга схлынула, и Сони разочарованно вздохнул. Ну да, размечтался — чтобы настоятель изменил из-за какого-то гвардейца свое мнение, да вдобавок после сцены, которую тот ему устроил. Хотя какая разница, что повлияло на этого психованного жреца? Главное, что он согласился вывести детей.

Кален задумчиво покачал головой.

— Не такой Мирран, чтобы взятку принять.

— Но сундук-то обратно не принесли, — напомнил Виньес.

Командир досадливо скривил губы.

— Не нашего ума дело, что там было и что с этим сундуком стало. Собирайтесь живее. Квенидирцам помощь нужна, кого-то из нас могут отрядить конвоировать повозки. Людей катастрофически не хватает. Сех, слышишь? Сех?

Он осторожно, ласково тронул заснувшего сехена за плечо. Сони, вспомнив, с какой грубостью только что подняли его самого, надул щеки. Ну, Кален… Впрочем, мальчишка, в отличие от Сони, мгновенно встрепенулся.

— А? — рассеянно спросил он, сразу принимаясь натягивать рубашку на сильное, покрытое густыми рыжими волосами тело. — Я иду, иду. Уже сейчас.

Кален удовлетворенно кивнул.

— Жду вас внизу. Поторопитесь.

Сони, как только командир вышел из спальни, пнул Виньеса по сапогу.

— Ты, скотина, сдал, что меня не было?

— И не собирался, — уныло ответил маг. — Разве я стану тебе мешать возвращать один старый долг?

Его зеленый глаз хитро блеснул. Проныра, догадался ведь, куда Сони исчезал, но Калену не донес.

— Надеюсь, не станешь, — с показным безразличием ответил Сони, в то же время раздумывая, как ненавязчиво отблагодарить его за молчание. Просто сказать «спасибо» для него будет чересчур много чести. — Ты рубашку наизнанку надел.

Виньес скосился на торчащие из-под мундира полы одежды, поколебался и, махнув рукой, стал застегивать пуговицы кожуха.

— Пусть ее. Сил нет переодеваться.

— Правильно, — вдруг выдал Сех. — Давайте лучше поскорее соберемся. Нас ждут квенидирцы!

Он уже был полностью готов и горел желанием помогать людям, однако в движениях не было уверенности, потяжелевшие от недосыпания веки постоянно опускались, а в преувеличенной бодрости чувствовалось нечто натужное. Он надеялся походить на Калена, но явно не представлял, сколько усилий это стоит командиру. Виньес, окинув Сеха взглядом, незаметно для него покачал головой. Пускай старается — лишь бы это притворство не исчерпало его последние силы и в итоге не сломало. Радоваться следовало уже тому, что мальчишку не отвратили от Калена его вчерашние жуткие признания.

— Идем… — пробормотал Виньес. — Сони, ты готов?

Сони поспешно нацепил полинялый овечий кожух. Исполнилось то, чего он хотел, и ему следовало бы мчаться вниз в первых рядах, а он бесстыже отставал. Беспорядок!

— Готов, — Сони не удержался и широко зевнул. — Надо бы попроситься в конвой.

— Да! — подхватил Сех. — Я вот хочу…

Договорить он не успел. Со двора через темные окна донеслось протяжное гудение огромного горна, установленного на самой высокой башне замка. Трубить в него разрешалось только при опасности нападения на город или пожара, в нынешних условиях — при появлении када-ра или Таннеса. Время в казарме как будто застыло — мужчины замерли, прислушиваясь к низким звукам, разрывающим воздух, и подсчитывали количество сигналов. Сони боялся вздохнуть. Один солдат глупо раскрыл рот, да так и остался сидеть, испуганно таращась в окно. Другой, с прикушенной губой, забыл, что ему нужно застегнуть ремень.

Один сигнал. Два. Три. Четыре…

— Када-ра, — прошептал кто-то, и в наступившей тишине этот шепот показался оглушительным.

«Не успели», — с болью подумал Сони.

Озарение Миррана, чем бы оно ни было вызвано, опоздало.

Глава 18. Тени на солнце

Сони бежал по усыпанной снегом мостовой. В груди гулко колотилось сердце, прерывистое дыхание с хрипом вырывалось из пересохшего горла, пот лился прямо в глаза, затмевая зрение. Не подводили пока только верные ноги, но Сони чувствовал, что скоро устанут и они.

Где-то рядом, в переулке, вскрикнули, но мчаться на помощь Сони и не думал. Сойти с широкой улицы означало верную смерть. В узких проходах между домами было не увернуться от внезапно возникающих прямо из стен када-ра, не броситься в сторону, увидев перед собой опасность. Хуже того — ты мог сам загнать себя в тупик, так как здешние переулки иногда оканчивались высоким забором или глухой перегородкой. Увы, потерявшие от ужаса разум квенидирцы кидались именно туда или ломились в дома, наверное, надеясь, что Дети Ночи не заметят спрятавшегося в подполе человека. Зря они так считали. Када-ра видели всё, и преград для них не существовало.

Подошва поехала по ледяной полоске, и Сони упал лицом вниз. С языка сорвалось крепкое ругательство — останавливаться нельзя, нужно бежать прочь, как можно скорее искать выход из города и при этом не попасться на глаза Пожирателям Душ. А когда он, поднимаясь, повернул голову вбок, сквернословить ему перехотелось. Пришло время молиться.

В рассветном сумраке када-ра выглядели бесформенными сгустками тьмы, скопившимися под козырьком деревянного крыльца. Но в отличие от ночного мрака, который постепенно разгоняли лучи встававшего солнца, вытянутые фигуры чудовищ, составленные как будто из клочков тумана, оставались непроглядно черными. Они облепили сидящего на ступеньках человека так, что на свету оставались только его ноги в просящих каши сапогах. Какой-то бедняк, да примут Небеса его светлую душу. Если она еще не полностью поглощена Детьми Ночи…

Порождения Бездны, словно услышав его мысли, оторвались от жертвы. Сони ясно увидел их «лица» — колышущиеся шары цвета дегтя с тремя провалами, обозначавшими глаза и рот. Неизвестно, зачем боги придали им такой облик: видели када-ра не обычным для людей способом, а души высасывали не через рот — хватало простого прикосновения, чтобы человек безмолвно падал и навсегда замирал.

— Быв-вш-ший хоз-зя-аин… — прошепелявила одна из тварей. — Задуш-шить!

— Убить… Сожрать… Уничтожить… — подхватили другие.

— Мать-мать-мать! — застонал Сони. — Великая Богиня-Мать, спаси меня и защити, клянусь всю жизнь приносить тебе жертвы!

Он рывком поднялся на ноги и что было сил понесся вперед по улице, мимо деревянных и каменных домов, куда угодно, только бы подальше от чудовищ. Он знал, что это бесполезно — в скорости с божественными существами ему было не потягаться. Када-ра настигали всех, и спасти его могло лишь чудо.

— А-а-а-а! — заорал мужчина, внезапно выскочивший из-за угла и чуть не сбивший Сони.

Сначала ему показалось, что это был вопль ужаса, что там, за этим человеком, еще када-ра, и нужно бежать куда-то в сторону, в другое место. Но, моргнув, Сони узнал одного из помощников Энтарина. В руках он держал один из факелов, которые еще в замке раздавал пришедший с отрядом ученый из Эстальского университета. Когда их зажигали, огонь шипел и искрился, а потухал очень быстро. Ламан объявлял, что в этом виновата какая-то смесь, которая якобы должна отпугивать или убивать Детей Ночи. Непонятно, откуда ученые это взяли, потому что никакого результата ни факелы, ни специально подготовленные сотни стрел, смазанных этим составом, не дали.

— Стой! — в отчаянии крикнул Сони северянину.

Помощник Энтарина его не слышал. Продолжая истошно вопить, он с полыхающим факелом в руках несся прямо в тесные объятия собственной смерти. Када-ра, струящиеся за Сони, как хвост черной куницы, на мгновение удивленно замерли, а затем кинулись на более легкую добычу, скрыв северянина от чужих глаз. Факел, бросающий на снег яркие искры, вывалился из безвольной руки мужчины и погас.

— Небеса, о, Небеса… — прошептал Сони.

— Сюда! — тихо позвал его кто-то. — Эй ты, маленький, сюда!

Он оглянулся. Из-за того угла, откуда только что выбежал помощник Энтарина, ему махал седой мужчина с окладистой бородой. Он слегка светился, а из-под распахнутого кожуха выглядывал коричневый мундир с эмблемой магической стражи. Сони вспомнил этого человека — один из тех двух совестливых магов, которые не сбежали из Квенидира, когда Нендамьел распустил стражу.

— Нет, — ответил ему Сони, разворачиваясь и делая несколько шагов от него. — Я не могу.

На добродушном лице стражника появилось недоумение.

— Куда ты?

— Ты не понимаешь… Уходи быстрее! — крикнул Сони, бросаясь в противоположную сторону от озадаченного квенидирца.

Несколько раз на его пути встречались еще горожане, но он их огибал — чем больше людей, тем больше вероятность привлечь када-ра. Он остановился отдышаться только через какое-то время, когда сухой морозный воздух окончательно отказался проходить через горло. Под кожухом ручьями лился пот, невыносимо хотелось содрать с себя овечий мех, но Сони, уже схватившийся за ворот, заставил себя опустить руку. Если он выживет после нападения Детей Ночи, то обязательно умрет от воспаления легких.

Рухнув на колени возле стены и судорожно глотая воздух, Сони стал рассматривать окружавшие его дома. Где он вообще, в какой части города? Как далеко отсюда до крепостной стены? Проклятые северные здания в сером рассвете выглядели одинаково, а за высокими строениями было ничего не разобрать. Выучить Квенидир Сони не успел и теперь бесповоротно заблудился в хитросплетениях похожих одна на другую улочек. В надежде понять хоть что-то по небу, он поднял взгляд к облакам. С левой стороны, откуда-то издалека, поднимался столб дыма. Скорее всего, там находился замок — искрящие стрелы, которыми ополченцы и солдаты начали осыпать када-ра после сигнала тревоги, вместо того чтобы отпугнуть чудовищ, подожгли подсобные строения и только усилили панику. На фоне светлеющего неба мелькнули несколько теней, и Сони инстинктивно прижался к земле, продолжая соображать, где он. Если замок слева и далеко, наверное, крепостные стены уже где-то поблизости. Наверное… Сони закрыл лицо ладонью. Он потерял друзей, заблудился, и за ним охотились када-ра. Ему хотелось выть от отчаяния.

Все должно было быть не так, совсем не так. Ламан и его заместители провели инструктаж по меньшей мере сто раз, казалось бы, вбив в голову последовательность действий при нападении Пожирателей Душ даже наитупейшим солдатам. Хоть ночью спроси — они отвечали, что нужно делать и куда идти. Но их иллюзорная готовность рассыпалась в прах в первые же мгновения после гудения горна.

Некоторые солдаты плевали и на инструкции, и на приказы офицеров — лишь бы спасти свою шкуру. То солдаты — они знали, на что их посылают, — а с горожанами было совсем худо. Кое-кто, сперва поддавшийся панике, все же пришел в себя, но было уже поздно. Вся та толпа, которую Мирран опрометчиво привел к замку (Сони не знал, сколько там человек — в предрассветной мгле казалось, что их сонмы и сонмы), с воплями и причитаниями разбежалась в стороны, и управлять людьми стало невозможно. Ламан успел отдать Калену приказ отправиться со своими подчиненными к южным воротам, чтобы помочь собравшемуся там каравану, а затем все погрузилось в хаос. Последовавшие за этим события слились для Сони в сплошную пелену.

Лучники стали осыпать огненными стрелами Детей Ночи, вместо них случайно убив нескольких горожан; заполыхало какое-то помещение во дворе замка. Шум, гам, запах гари, ржание впряженных в повозки лошадей, гавканье собак — все сбивало с толку. Смешавшимися, до смерти перепуганными людьми овладело безумие. В темноте они давили друг друга, солдат и детей, которых пришли вывести из города, причиняя вреда чуть ли не больше, чем када-ра. Какое там «разбейтесь на отряды по пять-десять человек», тысячи раз повторенное глашатаями! Кто-то, бросив все свои вещи, в гордом одиночестве убегал к городским воротам, естественно, сталкиваясь с сотнями таких же одиночек. Кто-то, наоборот, протискивался в самую сердцевину толпы, почему-то считая, что када-ра польстятся на соседей, а не на него. Кто-то, оторопев от ужаса, глупо стоял посреди дороги и ждал, пока его затопчут или сожрут Дети Ночи. Тогда и погиб Энтарин, вместе с ополченцами попытавшийся утихомирить земляков. Он бесстрашно возвышался в сердце сумятицы, призывая всех успокоиться и перестать бессмысленно метаться по улицам. Его светлые одежды служили ориентиром в ночной тьме, и на какое-то время его пример подействовал. Но потом, когда он исчез под угольными телами Пожирателей Душ, стало еще хуже. Над Квенидирским замком как будто разверзлась Бездна, и в глубине души Сони был рад, что можно оттуда уйти.

Однако обрадовался он рано — на полпути к южным воротам, не успели они выйти из центра города, выяснилось, что када-ра в качестве самого вкусного кушанья предпочитают магов. А еще что гораздо больше магов им нравится Сони — «быв-вш-ший хоз-зя-аин».

Там он и разделился с товарищами. Калену, Виньесу и Сеху пришлось отбиваться от нескольких исчадий Бездны, которые слетелись на сияние энергии, и Сони, чтобы увести от гвардейцев хотя бы часть врагов, ринулся в переулки. Почему ни одна из тварей его так и не настигла, он не знал.

Немного отдохнув, Сони встал с колен. Пора было продолжать путь, желательно туда, откуда не доносится никаких звуков. Шум означал присутствие толпы, а где толпа, там и када-ра. За последние полчаса, когда многие погибли или попрятались, а у помутившихся умом осипло горло, чтобы беспрестанно орать, в городе воцарилась тишина, да и исчадия Бездны могли вылезти откуда угодно, но пока что лучше было следовать этому правилу. Решив, что лучше пойти направо, Сони шагнул туда.

И рухнул обратно в сугроб.

С шипением он потрогал левую лодыжку, которая отозвалась тупой болью. Похоже, он подвернул ее, когда падал перед крыльцом с нищим, но был настолько взвинчен, что не заметил этого. Покусав губу, Сони попробовал снова наступить на ногу. Ладно, идти он может. Теперь нужно молиться… Кому же помолиться, чтобы ему не пришлось удирать от када-ра с такой ногой? Амьен Легконогую он уже просил придать ему скорости, Кайди — о везении, Альенну — о защите, Каэдьира — о том же, и Шасета успел вспомнить, и Таргу, и… Нет, Тельет о восстановлении справедливости он молить не будет. Иначе не проживет и пары мгновений.

— Пречистые Небеса, дайте мне сил, — прошептал Сони.

Прочитав эту импровизированную молитву, он все-таки заковылял направо. Кажется, направление было наконец-то выбрано верно: дома стали пониже и попроще, улица начала спускаться с холма, а где-то у его подножия и должны были находиться ворота.

В одном из переулков неподвижно лежали несколько человек, в которых легко было определить жертв када-ра. Подходить и заглядывать им в лица Сони не стал из трусливой мысли, что может увидеть кого-то из знакомых — парней, с которыми подружился во время поисков лекарей, или, не дай Небеса, гвардейцев. Отведя взгляд, он прошел мимо. Эти люди были все равно что мертвы, и помочь им он уже ничем не мог.

Довольно скоро дорога сделала резкий поворот, и Сони нерешительно замер возле стоящего на углу здания. Посреди улицы стояла старая покосившаяся телега. Оглобли зарылись в снег, скинутые сундуки и мешки валялись на земле, конская упряжь была то ли оборвана, то ли обрезана. Видеть брошенное без призора имущество Сони было до того странно, что он несколько мгновений таращился на повозку, ожидая, когда же к ней кинется хозяин и станет отгонять чужаков. Однако проезд оставался пустым — скорее всего, ее владельцы сбежали из города или прятались в домах неподалеку, а может, это они лежали в недавнем переулке. Стряхнув с себя оцепенение, которым давала о себе знать усталость, Сони осторожно выглянул из-за угла и проверил путь. Не исключено, что где-нибудь шагах в десяти от телеги вьются када-ра, потому хозяев и нет…

Вместо Детей Ночи вниз по улице брело около десятка человек. Мимоходом удивившись тому, что они идут торопливо, но спокойно, Сони уже собрался искать другой путь, как вдруг несколько силуэтов показались ему знакомыми. Он прищурился, рассматривая смутные фигуры, которые расплывались в сумраке затянувшегося рассвета. И точно — позади, озираясь, шел коренастый Сех, за ним виднелась макушка Виньеса, а впереди всех шествовал Кален. У Сони отлегло от сердца. Живы…

Он без колебаний выскочил из-за угла и захромал к друзьям. Его увидели сразу же — Сех радостно замахал ему рукой, не издав, однако, ни звука. Группа людей остановилась, а Кален зашагал ему навстречу.

— Сони… — выдохнул он, неожиданно обняв его за плечи. Суровые черты командира смягчились. — Чтоб тебя побрало, я боялся, что ты уже на Небесах! Сех пытался тебя догнать, когда мы отбились от када-ра, но тебя уже и след простыл.

Сони смущенно усмехнулся.

— Как будто Сех не знает, что я бегаю быстрее вас всех вместе взятых. Как вы умудрились отбиться от Детей Ночи?

— А ты не видел?

— Я бежал без оглядки.

— Правильно. Что с тобой случилось?

Командир указал ему на щеку. Схватившись за нее, Сони обнаружил засохшую кровь. Вот ведь проклятье, саданулся и не заметил…

— Упал неудачно. Ничего страшного, ногу только подвернул.

— Вижу, — Кален кивнул. — Ладно, идем, останавливаться нельзя. О када-ра расскажу по дороге.

Заковыляв следом за ним, Сони оглядел новых спутников. Из пяти человек он знал только одну женщину — Ниланэль, второго местного стражника-мага, по которой втихаря вздыхала половина патрулей. Она всхлипывала, ее мундир и кожух были покрыты сажей, пшеничные волосы с ранней проседью выбились из наспех заплетенной косы. Другая женщина — старуха в цветастом платке и рваной зеленой юбке — со скорбно поджатыми губами поглаживала ее по предплечью. Двое державшихся рядом северян, по виду братьев, косились на стражницу неласково, судя по всему, опасаясь, что она плачем навлечет на них беду. Оба крепко сбитые, с воинскими костяными браслетами, которые были покрыты зарубками, они вряд ли могли бояться чего-то еще. Пятому незнакомцу — одетому в баранью шубу уроженцу центральных земель — до Ниланэль не было никакого дела. Он обшаривал небо и близлежащие дома маленькими глазками, вздрагивая от каждого шороха и потирая лысоватый затылок левой рукой с отращенными ногтями. Взгляд у него был растерянный, словно его ударили по голове и он никак не мог прийти в себя. Все эти лица показались Сони настолько чужими, что он был готов расцеловать даже Виньеса, не говоря уже о Сехе.

— Пречистые Небеса, как я счастлив вас видеть! — признался Сони.

— И мы тебя. Я молился Тельет, чтобы она позволила тебе выжить, — гордо сообщил Виньес. Сони, вспомнив свои недавние мысли о богине порядка, скривился.

— Где ты был? — спросил Сех. — Мы беспокоились за тебя.

На него было жутко смотреть. Он улыбался Сони, но эта улыбка жила отдельно от всей остальной мимики. Глаза сехена были широко распахнуты, а на лице застыло недоуменное выражение. Оно появилось еще в замке, когда после сигнала горна толпа прихожан начала сметать друг друга, не обращая внимания на увещевания пришедших с ними жрецов и офицеров Ламана. Сех не верил, что подобное может произойти, что люди, вместо того чтобы подчиниться разумным приказам, будут давить собратьев в дикой и бездумной жажде спасения. Он, как Энтарин, пытался броситься в самую толкучку, и его бы там наверняка затоптали, если бы не Виньес, который в прямом смысле бросился ему в ноги. Поведение квенидирцев поразило его сильнее, чем Дети Ночи, в отличие от Сони, у которого когда-то чуть не остановилось сердце при виде порождений Шасета, но который из-за частых волнений на могаредском базаре отлично знал, какое кошмарное зрелище представляет собой паникующая толпа.

— Я тоже за вас беспокоился, — честно ответил он, похлопав Сеха по плечу. — Кстати, где мы?

— Возле западных ворот, — сказал Кален. — К южным я не рискнул идти. Почти все када-ра там или у замка.

— А как же приказ Ламана?

Командир был не из тех, кто нарушает приказы. Но на сей раз он отрицательно покачал головой.

— Это самоубийство. К тому же мы там ничего не сможем сделать. Мало того что када-ра мчатся к нам с Виньесом, Сехом и Ниланэль, стоит только им нас почуять, так еще и посмотри на нас.

Сони послушно их изучил. Сех, ночной маг, после рассвета был для дневных магов скорее обузой, а энергия Виньеса, Ниланэль и Калена почти истощилась. Возле командира витало больше всего золотинок, но этому он был обязан скорее Сердцу Сокровищницы, которое всегда носил с собой.

— Когда ты убежал от нас полчаса назад, нам с Виньесом удалось убить нескольких Детей Ночи, — продолжал Кален, глядя вперед и уверенно шагая дальше по улице. За крышами строений уже показались башенки крепостной стены.

— Здорово! — искренне восхитился Сони. — Значит, поэтому они меня и не нагнали?

— Да. Прижать хотя бы одного очень сложно — нужно потратить много энергии, — но возможно. Нам скорее повезло, потому что нас было много, мы привыкли работать в команде и у нас были майгин-тары, но это все же результат. Я решил, что лучше мы спасем нескольких человек и, если благословят Небеса, уничтожим случайно встреченных када-ра, чем ринемся в пекло и погибнем все.

— Разумно, — согласился Сони.

— Ага, разумно, — безжизненно, будто не осознавая, что говорит, подтвердил Сех.

— Поэтому нужно, чтобы кто-то из нас обязательно выжил, — сказал Виньес, — нашел Ламана и рассказал, как убивать када-ра.

Выжить… Легко сказать, когда в одном месте собрались четыре мага и человек, который притягивает када-ра. То, что чудовища до сих пор носились где-то еще, было непостижимым чудом.

— Кален… — начал он и закашлялся — пересохшее горло отказалось порождать звуки.

Кто-то робко прикоснулся к руке Сони. Он оглянулся. Лысоватый мужчина протягивал ему фляжку.

— На, держи.

— Спасибо.

— Я Ирьяс, — представился он, пока Сони жадно глотал обжигающе холодную воду. — Ты ведь с этими людьми, да? — с надеждой спросил Ирьяс, уперев в него потерянный взгляд. — Значит, ты тоже маг? Ты спасешь нас?

Разочаровывать его было жаль, но и обманывать не стоило.

— Извини, я не маг, — сказал Сони, возвращая флягу и вытирая мокрые губы, которые тут же обдало морозом.

— О…

Огорченный Ирьяс отвернулся и, совершенно позабыв о недавнем собеседнике, продолжил пристально исследовать окрестности. Сони нахмурился, но решил не обращать на это внимания. Человек озабочен своим выживанием — тут не до любезничаний.

— Кален, — опять позвал Сони. — Мне лучше уйти. Прямо сейчас.

— Нет. Твое присутствие или отсутствие ничего не изменит. К тому же нам может понадобиться твоя магия.

Кален даже не обернулся к нему, упрямо шагая к крепостной стене. Дорога снова вильнула, и теперь впереди были видны распахнутые, никем не охраняемые ворота. Просвет между ними манил обещанием жизни, простирающимися за Квенидиром лесистыми холмами, в которые — так хотелось верить — када-ра не полетят за несколькими беглецами.

Может, Кален прав, и Сони просто придает себе слишком много значения? Предпочли же, в конце концов, те када-ра ему помощника Энтарина. Сони скосился на командира, который источал мягкое сияние. В любом случае, с магами безопаснее, чем одному. Да и Пожирателей Душ давно уже не видно…

— Прибавим шагу, — скомандовал Кален. — Выход уже близко.

Вид ворот всех приободрил. Сони, терпя боль в лодыжке, заковылял быстрее, двое братьев почти бежали, обогнав спутников, старуха задрала юбку и, покряхтывая да покачиваясь, торопливо перебирала ногами, и даже всхлипы Ниланэль стали раздаваться реже. Чего она так страдает — детей своих, что ли, не вывезла отсюда вовремя? Или када-ра произвели на нее такой шок?

— Что с ней? — спросил Сони у шедшего рядом Виньеса.

— Отец у нее среди прихожан Миррана был, — хмуро буркнул тот. — Его затоптали буквально в паре шагов от нее.

— А та старуха, значит?..

— Мать.

Он оглянулся на двух женщин. Мать казалась гораздо более спокойной, чем дочь — строгой, даже угрюмой, но не погрузившейся в горе, хотя у нее только что погиб муж. Она держала в руках грязный зеленый подол и сосредоточенно скользила по утоптанному до ледяной корки снегу, отрезав все лишние чувства и ведя за собой Ниланэль, хотя та неплохо шла и сама. Чувства матери были понятны: сначала нужно было спасти дочь, а потом уже страдать самой.

Сколько людей сейчас точно так же вели своих родных прочь от Квенидира? У многих ли хватило сил отбросить эмоции и не поддаться всепоглощающему ужасу? Сони, Кален и Виньес уже видели када-ра, и черные, отдаленно похожие на человеческие и оттого более жуткие морды Детей Ночи не так их потрясли, как других. Представив, сколькие могли спастись, если бы сопротивлялись страху, Сони поежился. Тот северянин с факелом, который побежал прямо в пасти чудовищ, — зачем он это сделал? Настолько обезумел от страха, решил, что лучше погибнуть сейчас, чем дрожать где-то в углу в ожидании смерти? Или был так уверен, что сноп искр из факела его спасет?

Сони надеялся, что людей, которые сохранили разум — а значит, и жизнь, было все же больше. Город погрузился в тишину, неестественную для начала зимнего утра, и относить это на тот счет, что издавать звуки стало некому, не хотелось. Сбежать должны были по крайней мере те, кто во время нападения оказался у южных ворот. Отправившиеся туда квенидирцы подготовились к походу, и им нужно было только выйти за крепостные стены. Лишь бы им ничто не помешало это сделать!

Гвардейцам до спасения тоже оставалось совсем чуть-чуть. Сони, почти не отрывавший взгляда от приближающихся ворот, уже различал на них металлические полосы и отдельные камни в древней стене. Он слышал, как участилось дыхание спутников. Они побежали бы, если бы не резкие окрики Калена, требовавшего держаться в пределах нескольких шагов от него или Виньеса, которые могли закрыть всех одним магическим щитом. Два брата то и дело пытались выскочить вперед, а Ирьяс, боявшийся отодвинуться от Калена хоть на пол-ладони, наступал ему на пятки, заставляя ускорять шаг. Сони хромал в середине, терпя боль в лодыжке. Отставали только женщины — силы старухи подходили к концу, а вместе с ней замедлялась и Ниланэль. Виньес, который прикрывал отряд сзади, закинул руку пожилой женщины себе на плечо и практически тащил ее на себе. Судя по его залитому потом лицу, о своем добром намерении он быстро пожалел — сил у него самого оставалось негусто.

— Сех, — Сони тронул за рукав мальчишку, который озирался по бокам, но не смотрел назад. — Помоги женщинам.

Он рассеянно огляделся и кивнул, сообразив, о чем ему говорят. Через несколько мгновений мать Ниланэль с тихим оханьем переместилась на плечо сехена, который удостоился благодарностей и от нее, и от Виньеса. Горбоносый незаметно для них двоих, но с явным облегчением выдохнул.

— Тени! — с испугом сообщил Ирьяс. — На солнце какие-то тени!

В первый момент Сони не понял, что за тени тот разглядел. Только прищурившись, он разобрал несколько темных точек над крышами домов — как раз там, откуда в дымке вставало солнце. И летели эти точки в сторону отряда.

— Быстрее, — приказал Кален.

— Стойте, — вдруг произнес Сони.

Он бы не заметил этого, если бы не Ирьяс с его тенями. На углу улицы, пересекающейся с той, по которой шел отряд, под выходившим наружу прилавком сапожницкой мастерской что-то шевелилось. Сперва Сони подумал, что это просто прицепившаяся к ящикам тряпка, которая развевалась на ветру, однако коричневая ткань оказалась краем женского платья. Под прилавком к стене жалась немолодая женщина, крепко прижимающая к себе бледного паренька лет тринадцати. Неподалеку на мостовой лицами вниз лежали два тела с туго набитыми вещевыми мешками. Видимо, семья пыталась сбежать из Квенидира, но беда настигла их прямо у ворот, и парализованная страхом женщина не смогла идти дальше. Сони цыкнул. Дура — вместо того чтобы поскорее вывести из города ребенка, пока вокруг нет чудовищ, она продолжала сидеть здесь и трястись…

— Эй вы, под прилавком! — приглушая голос, крикнул он. — Давайте живее сюда, мы вас выведем!

Женщина, белая, как снег, на котором она сидела, выглянула из-за груды ящиков.

— Помогите! — жалобно позвала она, высовывая сына наружу.

Только тогда Сони понял, почему она до сих пор торчала тут. Ноги обнимающего ее за шею мальчика были кривыми и чересчур тонкими. Ходить он не мог. Вынести его на себе маленькая, хрупкая мать была не в состоянии. Сони, выругавшись, шагнул к ним.

— Нет, — остановил его голос Калена. — Нас и так слишком много, и мы не сможем с ними далеко уйти.

— Чего мы ждем? — нервно поинтересовался один из братьев-северян, нетерпеливо пританцовывая впереди всех — и ближе всех к воротам.

— Может, кто хочет, тот останется, а мы пойдем? — трусливо спросил Ирьяс.

Виньес и Сех стояли на месте, следуя приказу командира. Сони, не веря своим ушам, смотрел в его синие глаза и не видел там ни капли сострадания. Только решительность — увести как можно быстрее подчиненных прочь от опасности.

Если подумать, то он был, как всегда, прав. Никто не знал, что случилось с другими магами, нашли ли они способ уничтожить када-ра и, главное, доберутся ли они до Ламана. Спасти магов в этой ситуации было важнее, чем нескольких квенидирских бедняков. К тому же Дети Ночи, сожрав двух человек, почему-то не тронули мать с сыном. Может быть, чудовища сочли их души невкусными и больше не приблизятся к ним?

— Помилуй, великая Богиня-Мать, да что ж вы за мужики-то такие! — внезапно запричитала старуха. — Вас столько мужиков здоровых, закиньте уже кто-нибудь мальчонку к себе на спину! Неужто вам такая охота на совести мертвого ребенка иметь?

Совесть. Сони развернулся и прикусил язык, заглушая пульсирующую в лодыжке боль. На его совести были тысячи человек, погибших из-за порождений Шасета. Еще одного ребенка и его несчастной матери там не будет. Либо он вытащит их, либо сдохнет, пытаясь собой отвлечь када-ра, когда те прилетят.

— Кален, надо им помочь, — умоляющим тоном попросил Сех.

— Нет, — отрезал тот. — Сони, стоять, я сказал!

Сони не остановился. Поэтому и не видел лица командира, когда сехен шепотом, с ненавистью в голосе произнес:

— Ты ничем не лучше када-ра, Кален.

В разлившемся после этого безмолвии было слышно лишь сипение матери Ниланэль, у которой никак не получалось отдышаться, и нарочито громкий топот Сеха. Не выдержав, Сони повернулся. Набычившийся сехен, догоняя его, с сердитым видом направлялся к сапожницкой мастерской, а Виньес, не ожидавший ничего подобного от всегда послушного мальчишки, наблюдал за ним с отвалившейся челюстью. Во взгляде Калена стояла печаль.

— Тени! Тени пришли! — взвизгнул Ирьяс.

Старший из братьев-северян, словно его кто-то толкнул в спины, бросился к воротам. Он бежал с умопомрачительной скоростью, которая, казалось, была совершенно невозможна на снегу, бежал так, словно крепостная стена была волшебной преградой, и када-ра не могли ее преодолеть. Младший кинулся за ним, поскользнулся и упал, однако, встав, за братом не последовал. Понимал, что када-ра настигнут их там точно так же, как и здесь, и лучше быть с магами.

— Лайрас! — крикнул мужчина.

Но брат о нем напрочь забыл — на первом месте у него было собственное спасение. Ирьяс, думавший о том же самом, мертвой хваткой вцепился в Калена, в котором безошибочно угадал самого сильного мага. Ниланэль оцепенело уставилась в небо — туда, откуда спускались Дети Ночи. Ее пальцы инстинктивно зашевелились, создавая дротик, но магическое оружие так и не легло ей в руку — энергия иссякла.

Их было несколько десятков. С неба как будто спускался клубок ночи, которую солнечные лучи так и не смогли прогнать в Бездну за край горизонта.

— Помилуй, великая Богиня-Мать… — повторил за старухой Сони ее недавние слова.

За этими када-ра наверняка появятся и другие. Сони оглянулся на ребенка с матерью, которые опять забились в щель между стенкой мастерской и ящиками. Пойти туда — привлечь к ним чудовищ. Нужно было или удирать, как те братья, или… Или что?

Что делать, он решил в доли мгновения. С Сехом у них получится быстро донести мальчика до дневных магов. Если его откажется спасать Кален, то уж у Виньеса совесть должна проснуться. А дальше Сони помчится в противоположную от них сторону. Он ушел от када-ра уже два раза, авось на этом его везение не закончится.

Сехен уже бежал — похоже, он без подсказки принял такое же решение по поводу ребенка. Это было отлично, и идея была отличной, но, почти достигнув прилавка, Сони понял, что в ней не так.

Скорость. Када-ра были гораздо быстрее людей.

Длинная рука чудовища — черная ветка с когтями-крючьями — высунулась из прилавка прямо над женщиной с сыном. Им повезло, что они этого не видели. У Сони все обмерло внутри, когда порождение Шасета выбралось из стены целиком, а за ним — еще одно. Пасть-дыра вытянулась в полумесяц — тварь улыбалась.

— Еда… — прохрипела она. — Хоро-ошая еда…

— Обильные души… Съесть… Убить… Уничтожить… — раздавалось со всех сторон.

Первая из уродин метнулась к гвардейцам. Сехен, который значительно обогнал Сони, едва успел пригнуться — тварь пронеслась на расстоянии нескольких пальцев от его рыжей головы. Но Сех ее и не интересовал. Своей целью она выбрала Сони.

Внезапно када-ра окутала золотая сеть, а в ее ячейки воткнулось множество крошечных копий. Существо завизжало, заставив Сони прижать к ушам ладони. Сеть тем временем сжималась, раздирая туманную плоть. Через пару мгновений тварь, напоследок издав оглушающий вопль, распалась на куски. На снег мягко опустились растворяющиеся клочки тьмы.

— Берите ребенка и двигайте сюда! — взревел Кален.

Перекрещивающиеся улицы заполнялись када-ра. Больше всего их привлекал Кален, над которым нависло с десяток чудовищ. От того чтобы наброситься на магов, Ирьяса и женщин, их останавливал огромный золотой щит, поддерживаемый командиром на вытянутых вверх руках. Тратилось на него невероятное количество энергии, и Сони не представлял, что Кален будет делать, когда она иссякнет. Но думать об этом было некогда.

Пять или шесть Детей Ночи возле мастерской, испуганных гибелью сородича, с шипением подались назад. Сех, сидевший на земле, ошалело таращился на их ужасные морды. Пока не наступил рассвет, када-ра казались всего лишь размазанными в ночном мраке тенями, а теперь, когда сехен разглядел их вблизи, в подробностях, они ввергли его в ступор.

— Очнись! — прикрикнул на него Сони.

Он бы тоже с удовольствием повалялся в обмороке, но, увы, сейчас было не до того.

Боли в ноге Сони больше не ощущал, как и в тот раз, когда ее подвернул. Только благодаря этому он и добрался до мастерской первым. Усиленно стараясь не смотреть в сторону чудовищ, Сони наклонился над женщиной. Выглядела она плохо: ее била крупная дрожь, на лицо падали спутанные русые волосы, платье и поеденная молью овечья шуба были испачканы. В какой-то момент он даже испугался, что квенидирка сошла с ума и ребенка у нее придется отбирать силой. Но взгляд ее светло-серых глаз, к счастью, оставался ясным. Она приняла протянутую Сони руку и вылезла из-под прилавка, без колебаний передав мальчика подоспевшему Сеху.

— Вы же те самые маги из столицы? Спасибо, о, спасибо, — бормотала северянка. — Я уж думала, мы никогда до вас не дойдем. Да благословят вас боги…

Что она говорит, Сони толком не слушал. Отступившие када-ра, сообразив, что добыча сейчас удерет от них под щит Калена, осмелели и полетели вперед. Виньес пытался задержать их, метая магические дротики, но враги находились дальше, чем на расстоянии десяти шагов — дальности, после которой магия Виньеса рассеивалась. Его действия помогали лишь тем, что после каждой сверкнувшей молнии по телам када-ра проходила рябь и они дергались вбок, как собаки, в которых швыряли камнями.

Сех с трясущимся у него на плече подростком уже мчался к командиру; поспешил и Сони, потянув за собой женщину. Дышала она тяжело и бежала до отвратительного медленно — наверное, устала тащить на себе сына, или у нее онемели от холода ноги, к тому же она постоянно путалась в платье. Обнаружив, что Сех уже почти достиг Калена, а они с северянкой не преодолели и половины пути, Сони поймал себя на подлой мысли. Зря он вообще схватился за эту совершенно неизвестную ему бабу — теперь из-за нее погибать, что ли?

Сони прикусил язык. Погибать, если надо. Должен же он хоть кого-то спасти.

Роящиеся над Каленом када-ра тем временем пытались пробиться через магический щит. Несколько из них, как мухи о стекло, бились в золотое полотно, но преодолеть его не получалось. Тогда три твари присосались к нему, и там, где они его касались, щит стал таять. Тем не менее латать дыры Кален пока не спешил — он освободил одну руку и вытянул ее по направлению к Сеху с Сони. Их двоих тотчас окружило смутное сияние тонких оболочек, который должен был защитить их от увеличивающегося числа Детей Ночи. Обрадованный Сони оглянулся на запнувшуюся квенидирку — хоть они и не добежали до магов, можно считать, что они уже почти спасены!

Мягкая женская ладонь выскользнула из его пальцев. Вместо северянки перед ним ухмылялась кошмарная рожа с пустыми глазницами цвета сажи.

Квенидирка с остекленевшими глазами медленно опустилась на колени и завалилась на спину. По магическому щиту скрябнули черные когти. Сони инстинктивно дернулся назад — и понял, что теряет равновесие. Лодыжка его все-таки подвела.

Падение оказалось болезненным, но гораздо неприятнее было то, какой восторг оно вызвало у подбирающейся шестерки када-ра. Прочерчивающие в воздухе золотой след дротики Виньеса если и достигали их, то не причиняли вреда — они отсекали от туманных маленький клуб тьмы, вызывая лишь досадливое шипение, или беспрепятственно проходили сквозь тело. К тому же маг находился все еще слишком далеко, и када-ра уже сообразили, что он ничем им не угрожает. Пятеро Детей Ночи, не обращая на золотистые молнии внимания, припали к распластавшейся по мостовой женщине, погружая в нее свои лапы и морды и выпивая ее душу, но одно из порождений Бездны все еще продолжало остервенело царапать щит Сони.

Золотой покров истончался. Его мельчайшие частички вылетали под ударами твари и бесследно растворялись в воздухе, образовывая мелкие прорехи, куда все глубже и глубже проникали когти чудовища. Такими темпами полотну оставалось продержаться совсем недолго. Сони попытался подняться, но тут же рухнул обратно, поскользнувшись на снегу.

Он озлобленно уставился на уродливое существо, которое долбило щит. Не шевеля ртом, оно шипело что-то про «слабого хозяина» и «вкусную еду», до которой сейчас доберется. Добежать до Калена раньше, чем это произойдет, Сони не успевал — дыры в его защите стремительно увеличивались. Никто из магов помочь ему тоже не мог: Кален отгонял около двух десятков собравшихся над ним када-ра, энергия Виньеса уже почти выдохлась, а Сех если и мог что-то сделать благодаря камню королей, то его руки все равно были заняты мальчиком.

Решив, что сдаваться еще рано, Сони стиснул зубы, развернулся и встал на четвереньки. Он мог поклясться, что чувствует на себе зловонное дыхание када-ра, хотя это наверняка было всего лишь заблуждение. Сони заметил, как к нему рванулась Ниланэль и как ее остановила старуха, умолявшая дочь образумиться. Винить ее было бессмысленно — стражница, не способная воспользоваться своей магией, погибла бы зря. Сони это понимал, но все же…

Когти твари пролезли в брешь в щите, чуть не задев плечо. Еще один мощный толчок — и Сони с ужасом увидел, как магический покров идет трещинами и рассыпается в блестящую пыль. Тварь в исступлении издала скрежещущий вопль.

Кажется, это был конец.

— Сони! — вскрикнул Сех.

Он отдал мальчика Ниланэль и старухе, и теперь его руки были свободны. Однако толку в этом не было — его дальность действия магия составляла всего четыре шага, а до Сони насчитывалось не меньше двенадцати. И сехен сделал совершенно безумную вещь — он выскочил из-под щита, который поддерживал командир, и побежал к Сони. В тот же миг к нему черными стрелами метнулись несколько када-ра. Сех, чей взгляд был прикован к осадившему Сони чудовищу, их даже не заметил.

— Нет!!! — взревел Кален.

Его лицо исказилось. Он запрокинул голову, раскинув руки, и выгнутый круглый щит, закрывающий людей, превратился в гигантские, длиной шагов пятнадцать каждое, золотые крылья. Они медленно и неуверенно, словно у птенца, который еще не научился летать, взмыли вверх и застыли, вдруг ощерившись острыми лезвиями. Крылья эти были сложены не из мягких птичьих перьев — а из сотен золотых клинков.

Забыв о бьющемся над ним порождении Бездны, Сони завороженно следил за крыльями Калена. Первыми они ударили по тем када-ра, которые летели к Сеху, затем несколько солнечных клинков вонзились в тварь, нависшую над Сони. Крылья изгибались, удлинялись или укорачивались, если это было необходимо, и протыкали, резали клубы тьмы своими широкими лезвиями. Руки Калена, управлявшие магией, двигались с такой скоростью, что за ними было невозможно уследить, а от необычайно яркого сияния магии все рябило в глазах.

Улица наполнилась диким скрежетом, шипением и пронзительными воплями када-ра. Они пытались увернуться от рассекающих их надвое огромных мечей, но тщетно — даже если им удавалось избежать одного острия, они тотчас напарывались на другое. Некоторые пытались улететь, и тогда им в темные спины сыпался целый дождь из золотых стрел, которые создавал Кален. Истошно визжа, исчадия Бездны таяли под его атакой так же, как полчаса назад рассвет разогнал ночной мрак.

Неистовая битва закончилась быстро. В считанные мгновения витавшие над двумя улицами када-ра были уничтожены или сбежали. Крылья напоследок ослепительно вспыхнули — и опали вниз, исчезнув, как туман, в прозрачном воздухе. Кален, зажмурившись, сдавленно застонал и опустился на колени.

— Что с тобой? — взволнованно спросил кинувшийся к нему Виньес. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально.

Несмотря на этот ответ, его губы, приобретшие синеватый оттенок, еле шевелились. Старуха, северянин и Ирьяс косились на него с легким недоумением — они не могли видеть магию и не понимали, каким образом он убил столько чудовищ и чего ему это стоило. Зато Ниланэль, Виньес и Сех не отрывали от Калена пораженных взглядов.

То, что он сделал, было почти невозможно. Во всяком случае, не для обычного мага. Не говоря уже о мастерстве, с которым он управлял таким количеством клинков, его энергии просто не хватило бы для их создания. Сони сомневался, что даже Тэби было это под силу.

— Может, ты новый Марес Черный Глаз? — тихо спросил Виньес.

— Не думаю, — безразлично сказал Кален. — Это была сила майгин-тара.

Камень, который он сжимал в ладони, словно потерял часть своего цвета — а может, так просто казалось из-за побелевшей кожи командира. энергию Сердце Сокровищницы больше не испускало. Наверное, она иссякла в нем так же, как и в Калене.

Командир моргал, как будто ему было больно смотреть. Его глаза обшаривали улицу, выискивая подчиненных.

— Сех, Сони, вы живы?

— Да, — ответил сехен.

— Жив, — подтвердил Сони, поднимаясь с карачек.

— А с ребенком и его матерью что?

Сони печально взглянул на лежавшую на земле женщину, которая пустыми глазами уставилась в небо. Все ее мышцы ослабли, а дыхание было еле заметным.

— Да смилуются Небеса и примут твою светлую душу, — пробормотал Сони.

— С мальчиком все в порядке, — сказала старуха, которая помогала Ниланэль держать всхлипывающего ребенка и поглаживала его по взлохмаченной голове.

— Слава Небесам, — Кален, опираясь на руку Виньеса, с трудом поднялся на ноги. — А теперь идемте. Следующую атаку када-ра мы не выдержим.

Сони взглянул на крепостную стену, которая казалась как никогда близкой. Путь к спасению был свободен.

Равнодушное зимнее солнце медленно двигалось в сторону заката. По ведущей из Квенидира дороге ветер гнал поземку, засыпая сапоги рассевшихся на обочине мужчин. Кален и глазастый Ирьяс устроились на камнях и наблюдали за развилкой, где уже несколько часов не появлялись люди. Возле них валялся раскинувший руки и ноги Виньес и шмыгал, изредка прикладывая снег к полыхающему от жара лбу. Вдалеке, глубже в лесу, сидели Сех, Ниланэль и Виллета, ее мать, которые пытались растормошить замкнувшегося в себе мальчика с сухими ногами. Где-то за деревьями выясняли между собой отношения два северянина — удравшему возле ворот Лайрасу все-таки повезло не попасться Детям Ночи, зато на него смертельно обиделся брат. Тихо фыркал мерин, которого гвардейцы поймали неподалеку, чтобы везти на нем ребенка. Было скучно и уныло. И это было хорошо — после того, что случилось в Квенидире, больше всего хотелось именно такого, немного занудного покоя.

Сони, устроившийся на камне рядом с Виньесом, поколупал ногтем жесткий ржаной сухарь. Не самая аппетитная еда — попытка раскусить его грозила сломанными зубами и содранными деснами, а смочить корку было нечем, кроме растопленного снега. Кален долго колебался, решая, вламываться ли в дома честного люда вокруг Квенидира, но там все равно нашлись только сухари, бочка квашеной капусты да всякое гнилье. Еду либо уже вывезли, либо спрятали так, что не отыскать, а от зерна в амбарах толку не было — на бегу его в кашу не сваришь. Сони с тоской посмотрел на засохший кусок хлеба и отправил его в рот. Прямо как в старые добрые времена, в их первую с Дженти зиму в Могареде, когда они еще не умели добывать себе пропитание…

Жалкий сухарь от чувства голода не избавил. Наоборот, живот отозвался нытьем — внутренности до сих пор возмущались из-за стресканной на пустой желудок капусты.

Голод был не единственной проблемой, которая портила всем настроение. Оставались еще холод, усталость, страх, что када-ра полетят по окрестностям Квенидира, подавленность и шок, но главное — отсутствие представления, куда теперь идти. Возвращаться в Квенидир нельзя — Дети Ночи могли там пробыть до нескольких дней, как они это сделали в Аримине. Ламан приказывал магам выйти из города через южные ворота, а затем направиться по тракту до развилки: одна дорога, широкая, вела к местечку под названием Мадрисет, а вторая, узкая, — к крепости Беллесвард. Предполагалось, что солдаты вместе со спасенными беженцами направятся этим путем в замок. Маги должны были либо встретить всю колонну, либо дождаться группы солдат, которую Ламан обещал прислать для сопровождения спасенных квенидирцев. В крайнем случае, сюда мог прискакать гонец с сообщением, что идти нужно куда-то еще. Однако на заснеженной дороге не было никаких следов крупного отряда, точно так же как не было и гонца.

— Может, про вас забыли? — испуганно спросил Ирьяс, в очередной раз потрогав залысину.

По поводу того, что его ударило по голове, Сони был прав — когда прозвучал горн, Ирьяса нечаянно спихнули с лестницы соседи. Иногда казалось, что младший судья — мужчина сказал, что приехал в Квенидир на новое место службы, — вместе с этим еще и потерял часть разума. Дергаться и пригибаться к земле он не перестал, даже когда город с када-ра остались далеко позади, а от Калена не отходил ни на шаг. Он порывался отойти за ним даже в кусты, чем изрядно его доставал.

— Не могли про нас забыть, — отвечая, командир зашелся в приступе плохого, глухого кашля. Он устал, трюк с крыльями забрал у него много сил, и изображать из себя здорового ему стало сложнее. Только сейчас стало заметно, что болезнь у него, в отличие от Виньеса, пошла глубоко внутрь. — Три мага — это почти половина волшебников генерала, а здесь еще Ниланэль. Генерал о ней не знает, но он должен понимать, что с нами наверняка есть спасенные люди.

О том, что у гвардейцев один из самых ценных майгин-таров в Кинаме, за пропажу которого офицерам снимут голову, он предпочел умолчать. Лишним людям об этом знать не стоило.

— Генерал мог погибнуть, — заметил Виньес.

— Мог, — неохотно признал Кален. — Но солдаты все равно должны были пойти к Беллесварду. К тому же капитаны Мальтьен и Оллет знали, что мы будем ждать здесь.

— А вдруг они все погибли? — в глазах Ирьяса появился ужас. — Все — я имею в виду все офицеры и солдаты тоже?

Гвардейцы одарили его угрюмыми взглядами.

— Нет, все не могли погибнуть, — не слишком уверенно сказал Виньес.

Однако последние беженцы, которые шли к Мадрисету, сказали, что королевских солдат здесь не видели. Они вообще не особенно глядели по сторонам — гораздо больше их интересовало чистое небо без темных пятен, но уж колонну людей в мундирах они не пропустили бы.

— Наверное, генерал Ламан приказал выходить через северные ворота, — предположил Кален, — и направился по дороге на Пеллетан. На советах это рассматривалось в качестве одного из вариантов движения.

— И мы снова возвращаемся к тому, почему никто не отправил сюда гонца, — вздохнул Виньес.

— А не мог Ламан нам так из-за Кьёра удружить? — спросил Сони, от нечего делать приминая и снова взрывая сапогом снег.

На несколько мгновений возле развилки воцарилась тишина. Ламан, судя по взглядам исподлобья и грубому обращению, в гибели родича винил гвардейцев, а не када-ра. Бросить их возле Квенидира, в котором все еще хозяйничали злобные духи, а в окрестностях шастали волки Таннеса, было прекрасным шансом избавиться от обидчиков — или хотя бы заставить их помучиться. Но будет ли генерал мстить одним из лучших магов, которые есть у королевы? Тем более подставляя под удар жизни квенидирцев, которые, возможно, с ними идут?

— Хватит бестолковых разговоров, — отрезал Кален.

И никаких попыток вступиться за него, сказать, что нет, пойти на такое генерал не способен, долг и стремление к высшей цели для него важнее, чем возможность расквитаться с врагами. Сони сплюнул в сугроб, который наскреб возле себя. Мог Ламан мстить. Мог. Даже сейчас, когда из-за исчадий Бездны гибнут целые города, люди находят время, чтобы вспомнить о старых обидах.

— Эй, командир!

Из-за деревьев вышли братья-северяне и остановились перед валуном, на котором сидел Кален. Младший брат, мрачно посматривая на старшего, стоял сзади. С лиц обоих северян не сошли красные пятна — видимо, ссора была крепкой.

— Командир, — повторил Лайрас. — Нам бы пойти уже. Ваших солдат, кажется, так и не будет.

— Вы же хотели добраться с нами до генерала, — напомнил Кален.

— Да вот передумали… Неизвестно же, где этот ваш генерал и поможет ли он. А ждать и с вами полуголодными бродить — это, простите, не по нам. Мы найдем деревеньку тут какую-нибудь, на ночлег попросимся, авось милостью Небес продержимся до того, как када-ра Квенидир оставят.

Кален внимательно посмотрел на младшего брата. Именно он просил у магов защиты и собирался присоединиться к Ламану. Но Лайрас, похоже, нашел веские аргументы, чтобы убедить брата так не поступать.

— Таннеса не боитесь? — спросил Виньес.

— А чего нам его бояться? — удивился Лайрас. — Взять с нас нечего, так и с чего бы ему нападать на нас?

«…А нападет, так мы скажем, что к Волку присоединиться пришли», — мысленно закончил за него Сони.

— Воля ваша, — ответил командир. — Да светит вам солнце на вашем пути.

Поблагодарив магов за спасение от Детей Ночи, северяне поклонились и быстро зашагали куда-то через лес. Виньес приподнял голову и проследил за тем, куда они идут. Ближайшим селением был Мадрисет, но братья направились в противоположную сторону.

— В деревне они на ночлег попросятся… — фыркнул маг. — Мародеры проклятые.

Сони кивнул. Братья ни по кому не плакали и ничего не сказали о том, что потеряли в Квенидире родственников, а на верных прихожан Миррана они не походили. Торчать в городе до последнего им было незачем, если только они не обчищали пустые жилища, надеясь награбить как можно больше до того, как прилетят Пожиратели Душ. Да и в домах, куда отряд заходил поискать еду, голодными глазами они смотрели вовсе не на котлы и горшки.

— Не будешь их останавливать? — спросил Сони у Калена.

— Остановил бы, — буркнул тот. — Но дальше что с ними делать?

И то верно. Не было доказательств их преступления и не было никаких властей, чтобы сдать им воров. Тащить их на себе до ближайшего города, чтобы тамошние судьи и стража разбирались — так ведь не будут, и без того из-за када-ра проблем навалом, братьев просто отпустят на свободу. Да и недосуг гвардейцам подходящую тюрьму для них искать. Убить? Сони передернуло. Иного выхода, кроме как переступить через принципы и позволить им уйти, не было. Тут захочешь побыть правильным — не побудешь.

— Мародеры они или нет, они правы в том, что ждать гонца от Ламана больше нет смысла, — сказал Кален, глядя на солнце, которое клонилось к горам на западе. — Пора нам тоже решить, куда идти — в Беллесвард или куда-то еще. Сони, позови Сеха, Ниланэль и Виллету.

Скоро небольшой отряд собрался возле командира. Не присоединилась к обсуждению лишь старуха, которая увлеченно рассказывала мальчику сказку, пытаясь отвлечь его от мыслей об умерших родителях.

— Чтобы вы знали: куда бы вы ни пошли, я буду с вами, — быстро проговорил Ирьяс, как только у камня, где сидел Кален, выстроился полукруг спутников.

Командир устало качнул головой. В том, что младший судья от него не отвяжется, он и не сомневался.

— Хорошо, но учти, что наши поиски солдат генерала Ламана могут затянуться. В Беллесвард окольными путями они пойти не могли — в крепость из Квенидира ведет только эта дорога. Значит, нам нужно искать их в другом месте.

— Только где? — вставил Виньес.

Вопрос был на сто золотых, не меньше. Ламан не объявлял ничего подобного тому, что «если отряд не пойдет в Беллесвард, то он пойдет туда-то», поэтому оказаться он мог где угодно. Крепостей возле Квенидира было несколько, и все они были одинаково пустыми — после переброски войск, устроенной еще Тэрьином, в них оставалось человек по двадцать из всего гарнизона. Какую из них выбрал Ламан и в крепость ли вообще направились выжившие солдаты? Не исключено, что из Квенидира выбралось так мало людей, что Мальтьен или Оллет приказали собраться где-нибудь в близлежащей деревне. Однако обойти их все, чтобы узнать это наверняка, по сугробам заняло бы не одни сутки, а у гвардейцев не было ни еды, ни вещей, и неизвестно, получится ли найти все необходимое у беженцев, которые и сами во многом нуждались. А еще оставался Таннес, чьи мятежники тоже обосновались где-то тут, в холмах…

— Скорее всего, генерал Ламан вывел людей через северные ворота, ближайшие к Квенидирскому замку, — Кален снова закашлялся и раздраженно тряхнул длинными волосами, когда приступ затянулся. — Так что я предлагаю пойти по северной дороге до ближайших деревень и узнать, не видел ли там кто-нибудь королевских солдат. Все согласны?

Ему ответил хор мужских голосов. Стражница, единственная женщина в полукруге, задумчиво молчала.

— Ниланэль, что вы с матерью будете делать? — спросил Кален. — Мы подчиненные генерала Ламана, и нам в любом случае надо его найти, но вас этот приказ не касается. Вы можете идти в Мадрисет, если хотите.

Ее пшеничная коса тяжело упала с плеча на спину, когда Ниланэль отрицательно покачала головой. За часы, проведенные вне Квенидира, она отошла от ужаса и выглядела более собранной и трезвомыслящей. От своей беды отвлек ее и ребенок, с которым стражница все время возилась, как с родным.

— Я маг и должна присоединиться к королевской армии, чтобы бороться с када-ра. Я пойду с вами.

— А твоя мать?

Ниланэль оглянулась. Виллета в этот момент складывала из пальцев сложные фигуры, иллюстрируя свою историю. Мальчик, впервые проявивший какую-то эмоцию, кроме слез и угнетающего молчания, с интересом следил за тем, как старуха смешно кривит морщинистое лицо и пытается говорить на разные голоса. Он не замечал, как пожилая северянка покачивается от измождения и потирает костлявыми ладонями замерзшие ноги. Долгий путь она не преодолеет и будет постоянно задерживать спутников.

— Если вы позволите, лейтенант Кален, она пойдет со мной, — извиняющимся тоном ответила Ниланэль. — Все равно ей пока не вернуться в Квенидир, чтобы сложить для отца погребальный костер.

— Ладно. А ребенок?

Теперь Кален пристально изучал Сони. Он спрятал глаза, притворившись, будто разглядывает дорогу. Ну да, спасти ребенка была его идея… Он же не думал, что мать ребенка погибнет, а мальчишка после этого окажется круглой сиротой. Днем Кален уже отводил Сони в сторону и угрюмо предлагал поразмыслить о том, куда девать этого пацаненка. Если по-разумному, то его следовало оставить в первой же деревне. Но что дальше? Безногий сирота нужен никому не будет — это лишний рот и кипа забот. Сони становилось дурно, когда он представлял, как ребенка кто-нибудь выкинет на край деревни, чтобы тот ночью околел от холода. Взять такую обузу с собой, чтобы этого не случилось, отряд не мог. А даже если и потащат они его за собой, в крепости — или где там временно разместился Ламан — калеку ждет та же судьба, что и в деревне.

— Так что с ребенком? — хмуро повторил командир.

Сех набрал в грудь воздуха, чтобы что-то сказать, но все, что он выдохнул, было грустное «Ох, Сатос…» О последствиях своего сострадания задумывался не только Сони.

— Я возьму Кийдана себе, — Ниланэль, глядя вниз, теребила кончик толстой косы. — У меня два года назад сын утонул. Пускай у моей матери будет внук, хотя бы такой…

— Значит, определились, — с явным облегчением сказал Кален. Он встал с валуна, и теперь его не по годам стройная, крепкая фигура возвышалась над спутниками. Окинув их взглядом, командир приказал: — Тогда подготовьте мальчика, я усажу его на коня, и выдвигаемся. Время не терпит.

Он произнес это строго, но его голос был бодрым, словно впереди их ждала легкая прогулка, а не изнурительное путешествие по морозу. Сони улыбнулся. Все-таки было у Калена сердце, каким бы жестоким он иногда ни казался. Все-таки переживал он из-за этого несчастного Кийдана, что тот замерзнет до смерти, выброшенный на опушку леса.

Долгие поиски Ламана теперь представлялись не в таком мрачном свете. На дорогу, которая огибала Квенидир и выводила на север, Сони смотрел почти весело. Пока отряд вместе, пока им не нужно никого бросать на произвол судьбы, они справятся с чем угодно.

Солнце коснулось гор и начало сливаться с ними, медленно закатываясь в лежавшую за их границей Бездну. Отряд спустился с пригорка и пошел по низине, со всех сторон огороженной холмами. Только что, наверху, еще был день, а здесь мгновенно наступили сумерки. Сони поежился. Он ничего не имел против ночи, но в сгустившихся, удлинившихся тенях ему мерещились подкрадывающиеся када-ра. Судя по тому, как напряглись, заозирались спутники, такое впечатление складывалось не только у него.

По тракту гвардейцы шли где-то с полчаса. Он вел в Пеллетан, крупный город, который находился в нескольких днях пути отсюда, и был усеян россыпью маленьких селений, жавшихся к крупному торговому пути. Многие беженцы отправились из Квенидира именно этой дорогой, и ее настолько истоптали, что оставалось лишь гадать, проходили тут солдаты Ламана или нет. Спросить было не у кого — если какие-то потерянные путники и встречались в такой близости к городу, то они только разводили руками. До деревни, где магам могли что-то рассказать, идти надо было не меньше часа, а то и больше.

Сони широко зевнул. Занять себя на дороге было нечем — знай себе переставляй ноги да мечтай о том, как окажешься где-нибудь в тепле, в мягкой кровати и с миской горячей мясной похлебки в руках.

Погрезить о чем-то таком, чтобы отвлечься от усталости и голода, было самое время. Сони с удовольствием это даже обсудил бы, но за последний час в отряде установилось гнетущее молчание, которое не располагало к легкомысленным беседам. Хлюпавший носом Виньес еле держался на ногах. Его было бы неплохо посадить на мерина, но там, скрючившись в неудобном седле и постоянно прикрывая ноги рваной зеленой юбкой, уже сидела старуха с дремлющим Кийданом на руках. Стражница, ведшая коня под уздцы, тяжело вздыхала и изредка вытирала увлажнившиеся глаза, вероятно, вспоминая о погибшем отце. Кален, которого окружали светящиеся потоки из снова набравшего силу Сердца Сокровищницы, просто шагал вперед — четко, размеренно, и казалось, что он ни о чем не думает. Сех, самый бодрый из спутников, старался идти сзади, лишь бы не пересекаться с ним взглядами. Командир сделал вид, будто не слышал обвинения, что он ничем не лучше када-ра, но сехен и сам себе оказался отличным судьей. Или, может быть, он все еще переживал свою обиду на безразличие Калена. Более или менее довольным выглядел один Ирьяс, но этот нервный человек вызывал у Сони ощущение брезгливости, и общаться с ним не хотелось.

В животе заурчало от голода. Сони опустил веки, прогоняя мысли о пустом желудке и ноющих ногах, и зашагал по утрамбованному тракту с закрытыми глазами. На кровати, где он будет лежать, обязательно нужны подушка и перина, а не какой-нибудь там соломенный тюфяк. Похлебка будет горячей, чтобы паром исходила, и в ней будут плавать крупные куски мяса, да с сальцем, чтобы понаваристее было… О чем еще можно мечтать? Разве что о податливой женщине, но это уже совсем несбыточное желание.

— Твоя магия — почему она не пропала с наступлением ночи?

Он вздрогнул и внезапно обнаружил, что обогнал спутников, оказавшись наравне с Ниланэль. Та внимательно смотрела на исходящую из его груди струйку энергии. Сони невольно прижал к этому месту ладонь, словно магию можно было таким образом спрятать.

— Я храню маленький майгин-тар. Очень маленький, — добавил он, чтобы у стражницы было меньше поводов позариться на камень королей.

Патрульные, облизывающиеся на эту дамочку, описывали ее как честную и ответственную. Однако за жизнь Сони повидал немало людей, которые выглядели чуть ли не пресветлыми када-ри, а на деле оказывались исчадиями Бездны.

— Откуда он у тебя? — удивилась стражница.

— Мы же особый отряд, вот, назначили меня его хранителем, — соврал Сони. — Так уже давно повелось, с тех пор как этот кристалл у нас был всего один.

Ниланэль ничего не ответила. Поверила она или нет, было непонятно. Он, во всяком случае, сам бы себе не поверил, но Кален приказал рассказывать всем именно эту версию, как самую правдоподобную.

— В этой низине темно совсем, и холмы вокруг, — нарушив молчание, плаксиво сообщил Ирьяс, как будто все это было неочевидно. — Как мы заметим Детей Ночи?

— Никак, — ровно ответил Кален. — Думаю, на таком расстоянии от Квенидира нам нужно бояться уже не када-ра, а разбойников и мятежников Таннеса.

— Но вы же нас защитите от них? — с надеждой спросил младший судья.

— Возможно. Будьте начеку.

Этот ничего не обещающий ответ заставил Ирьяса вжать тонкую шею в плечи и пристально вглядываться в древесные стволы, между которыми собирался ночной мрак. Судья принял слова Калена за чистую монету, однако Сони счел их пустой угрозой, предназначенной только для того, чтобы никто не расслаблялся. Наступала ночь, и хотя она должна была оказаться ясной и лунной, скоро в чаще хвойного леса будет так темно, что хоть глаз выколи. Вряд ли кто-то рискнет нападать в такое время, когда передвигаться можно только на ощупь и легко вместо врага, не разобравшись, ранить союзника.

— Эй! — вдруг раздалось откуда-то сбоку, из-за деревьев. Голос был мужским и очень усталым. — Кто там идет, люди добрые али тати какие?

— Интересно, если бы тати, что бы он тогда делал? — пробормотал Сони.

Виньес хмыкнул.

— Мы из Квенидира, идем до ближайшей деревни, — хрипло прокричал Кален.

— Ох, спасибо Небесам, значит, добрые люди! — обрадовались в темноте. — Помогите мне, бедному, тоже туда добраться! Разбойники на меня тут набросились, все отобрали, избили, нога болит, не могу сам дойти! Только ползти, да и на то уже сил нет! Я отдохнуть хотел и спрятался, чтобы меня новые разбойники не нашли да не убили… Я тут вот! Подсобите, добрые люди, во имя нашей Богини-Матери Альенны!

Из-за придорожного кустарника высунулась машущая рука. Самого человека было не видно — мешали ветки и темнота.

— Брешет, — уверенно произнес Сони. — Там с ним подельники.

Один из любимых способов обвести дурака вокруг носа и забрать все его вещички — это притвориться человеком, которому срочно требуется помощь. Прохожие, искренне проникшиеся бедой незнакомца, обычно теряли бдительность и становились легкой добычей. Сыграть роль обездоленного, да так, чтобы тебе сразу поверили, было непросто, и у «ограбленного разбойниками» в этом явно не было опыта. Вполне вероятно, что практиковаться он начал только сегодня.

— Сех, подними щит вокруг Виллеты и Кийдана, — тихо приказал Кален.

Созданная сехеном золотистая пелена окружила переступившего с ноги на ногу коня и двух женщин с проснувшимся мальчиком, который удивленно смотрел на мужчин. Командир удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Я проверю, что с этим «избитым».

Кален шагнул к кустам. Благо он предусмотрительно окутал себя магией из Сердца Сокровищницы, потому что на дорогу с воплями выскочили восемь человек. Среди них Сони с изумлением обнаружил двух сехенов. Один из них был неприметным и держался позади второго, не обратить внимания на которого было невозможно. Толстая баранья шуба с поднятым меховым воротником прибавляла ему размера, делая похожим на быка, и он казался гигантом для своего низкорослого народа. Его некрасивое, приплюснутое лицо с маленькими глазками заросло рыжими волосами; в темноте белели оскаленные зубы. Вооружен он был, как и большинство его товарищей, топором. Лишь один из налетчиков, еще совсем мальчишка, с падающими на лицо грязными каштановыми прядями, держал на тетиве лука стрелу, и один был с мечом — девятый разбойник, тот самый, которого «избили». Он нарочито медленно, с безмятежной улыбкой на губах вышел из-за кустарника, наставив на Калена клинок.

Кийдан, стоило появиться разбойникам, вскрикнул и задергался в седле. Старуха, стискивая его, чтобы он не свалился, запричитала:

— Ох, милостивые боги, да что же это такое-то, одна напасть другую обгоняет… Да сохранит нас великая Богиня-Мать…

Конь всхрапнул и ударил копытом. Сони подозревал, что если бы не Ниланэль, которая вцепилась в узду, то животное уже бы галопом скакало к деревне. Ирьяс придвинулся к Виньесу, спрятавшись за его спину. Маг, уже потянувшийся к магии Сони и державший наготове дротики, раздраженно оглянулся, но промолчал.

— Бросьте оружие и отдавайте все свое добро! — потребовал «избитый». — Будете сопротивляться, я зарежу этого северянина, а потом мы и всех остальных покромсаем. Вы у нас не первые.

В подтверждение своих слов он продемонстрировал запястье с костяным браслетом, почти полностью покрытым зарубками. Судя по всему, этот молодой северянин от силы восемнадцати лет был предводителем шайки. Сони, глядя на него, покачал головой — в нем было легко узнать многих могаредских воров, которые отправились на погребальный костер гораздо раньше, чем подошел их срок. Нахальный взгляд, развязные движения, бородка и усы, отращенные только потому, что это прибавляло взрослости, и прущая изо всех дыр самоуверенность. Свора у него была под стать — сплошь сопляки, оборванцы, которыми нетрудно управлять. Самому старшему на вид исполнилось лет двадцать пять, и оказался им сехен в бараньей шубе. На матерых разбойников никто из них не походил, а какова банда — таков и главарь. Сони на золотой поспорил бы, что по меньшей мере две трети зарубок на его браслете сделаны для похвальбы. А то и все.

— Я тебя знаю, — Сех внезапно указал на «быка». — Я поймал тебя в Квенидире, когда вы грабили дом. Что ты тут делаешь? Ты ведь поклялся Прародителем, что присоединишься к добровольцам Энтарина, поэтому тебя и отпустили из тюрьмы!

В его голосе звучало возмущение, смешанное с искренним недоумением. Для сехена преступить клятву, в которой упомянуто имя Сатоса, было ужаснейшим святотатством и настоящим преступлением. Однако «быка» это не остановило. Не волновало его и то, что он направлял острие топора на сехена, готовясь нарушить еще один из страшнейших запретов — убивать соплеменников.

— Чтоб меня раздавило, — выругался «бык», шагнув назад. — Гирдин, мы неправильных беженцев поймали. Это, побери их Бездна, проклятые солдаты, да еще и маги!

По разбойникам, наконец-то заметившим синие мундиры гвардии и коричневый — стражи, прошла волна беспокойства — они стали переминаться, кое-кто убрал оружие, вздрогнула стрела на слабо натянутой тетиве. Все уставились на главаря, с лица которого сразу исчезла беззаботность. Он перетрусил, но признаться в этом и тем более приказать своре отступить означало упасть в глазах подельников и потерять свою банду, а в худшем случае к утру обнаружить в своей спине нож. Поэтому единственное, что оставалось Гирдину, — продолжать фарс, чего бы это ни стоило.

— Ты ошибся, Хид, — с фальшивым равнодушием сказал он. — Это просто беженцы, которые вырядились в солдатские мундиры.

— Идиот, — тихо произнес Кален. — Виньес, начинай.

Они одновременно взмахнули руками, оплетая оружие нитями. Не успели грабители моргнуть, как возле Виньеса сама собой выросла куча топоров. Сверху аккуратно приземлились лук и меч.

— Великая Бездна! — сдавленно вскрикнул один из бандитов, когда из его ладоней выдернуло древко.

Он попытался удрать в лес, и его тут же против воли развернуло обратно. Потоки магии невидимыми веревками стягивали разбойникам руки и ноги, так что те не могли двинуться и беспомощно застыли перед теми, кто должен был стать их жертвами. Участок дороги наполнился отборными ругательствами; четверо из разбойников сразу начали хныкать и божиться, что они больше никогда в жизни на ближнего своего руку не поднимут. Молчал, прикусив губу, лишь Гирдин. Наверное, боялся опозориться перед товарищами, выпрашивая снисхождение.

Кален, проигнорировав все просьбы и проклятия, повернулся к спутникам.

— Ниланэль, ты знаешь этих недоумков?

Женщина всмотрелась в разбойников.

— Только Лидди, — она указала на патлатого лучника. — У него добропорядочные родители. Они будут очень страдать, если он погибнет. Лидди, тебе не стыдно так их подводить?

Лучник отвел глаза, не вымолвив ни слова.

— Значит, по крайней мере одного не убиваем, — громко подытожил Кален. Когда кто-то из разбойников застонал, на его лице появилась хищная улыбка. — Парни, — он посмотрел на подчиненных, — есть какие-нибудь идеи по поводу остальных?

— Надо забрать у них еду, — быстро произнес Сони. Живот согласно заурчал.

— Ограбить грабителей? — усмехнулся Виньес. — Неплохо. Нужно взять оружие, теплые вещи, которые нам нужны…

— Эй, эй! — Гирдин встревоженно забился в волшебных путах. — Вы не можете у нас все отобрать! Вы думаете, мы от хорошей жизни на дорогу вышли? У нас у самих ничего нет!

— Один из вас позавчера залез в дом купца Торгейла! — обвинил его Сех. — Когда мой патруль вас нашел, он и несколько других квенидирцев уже почти всё вынесли!

— Проклятый предатель! — Хид плюнул в него, но плевок не достиг цели. — Мы не грабили, а забирали то, что нам причитается! Переметнулся на сторону врагов и теперь защищаешь их золотишко, надеясь, что тебе тоже перепадет?

— Что? — ошеломленно переспросил Сех.

— То самое! — огрызнулся Хид. — Если бы не я да Риф, — он махнул головой в сторону второго сехена, — и не другие слуги, хрен бы Торгейл себе такое состояние скопил. А какой его благодарность была? Он нас голодом морил и плетьми гонял, потому что мы сехены! У нас было полное право забрать то, что ты, сволочь, Торгейлу вернул!

— Вы пошли против закона!

— А когда закон был на нашей стороне? — осмелев, подхватил второй сехен, Риф.

Растерявшийся Сех нашелся далеко не сразу.

— Сейчас! При королеве Невеньен все будет иначе. Ее ближайшая служанка — сехенка, а среди советников один из кесетов.

Звероподобный Хид в ответ ощерился.

— Предатели они все треклятые, вот что я тебе скажу. А тебя Великий Сатос умом обделил, раз ты этим бредням веришь. Да и сам ты — перебежчик вшивый! Вместо своего народа этим господам служишь!

— Я пришел в гвардию, чтобы помочь сехенам!

— И чуть не упек меня в тюрьму за то, что я пытался возвратить себе свое же добро, после того как Торгейл оставил меня без гроша. Отлично ты мне помог, братец!

Опешившему Сеху как будто вылили ушат помоев на голову. Мальчишка понимал, что в чем-то Хид и Риф правы — но был прав и он, так как он поступал по закону, отлавливая в Квенидире мародеров. Эта двойственная правда выбила его из колеи настолько, что он замер с открытым ртом, не зная, как отбиться от обвинительной атаки соплеменников.

— Сех! — строго окликнул его Кален. — Соберись.

Мальчишка закрыл рот и выпрямился, но его взгляд не перестал блуждать по лицам двух сехенов, которые становились все темнее и темнее по мере того, как с востока надвигалась ночь.

— Значит, все-таки у вас есть, что отобрать, — снова обратился командир к главарю разбойников, который висел перед ним в магической петле.

— Нету! — деланно оскорбился тот. — Хид, может, Торгейла и грабил, но это он с какой-то другой бандой делал. Мы тут ни при чем.

Из-за попыток вырваться из невидимых нитей одежда Гирдина сбилась, а вся недавняя самоуверенность улетучилась в Бездну. Рядом с Каленом, пусть даже измотанным, с волосами, которые неряшливо выбились из стягивающего их кожаного шнурка, но сохранившим достоинство, он выглядел жалким, а его попытки оправдаться — еще более глупыми, чем они были.

— Сейчас узнаем, так ли это, — резко произнес Кален. — Сони, проверь их вещи.

Снять заплечные мешки, обрезав лямки, было раз плюнуть, заодно Сони собрал у разбойников и кошельки. Ничего особенно интересного там не нашлось — всякая мелочь. Если разбойники и обчищали богатые дома, продать они ничего не успели или прятали деньги где-то в другом месте. Зато еды оказалось навалом. Взошедшее на небо Великое Око бросило серебристый луч на содержимое сумки Гирдина. У главаря, как водится, был самый лучший паек: мягкий сыр, хлеб, завернутый в белый льняной платок, несколько вареных яиц и — пречистые Небеса! — толстый шмат колбасы, которая источала изумительнейший пряный запах. Сони проглотил слюну и, не удержавшись, оторвал зубами кусок хлеба. Еды теперь хватит на весь отряд!

— Все у них есть, — жуя, сказал Сони. — На дорогу их точно не голод погнал.

Командир опустил тяжелый взгляд на скорчившегося перед ним Гирдина.

— Господин младший судья, — обратился Кален к Ирьясу, продолжая буравить главаря ледяным взглядом, — какой приговор по закону нужно вынести этим преступникам?

— Ну, с учетом всех обстоятельств… П-повешение, я думаю, — слабо проговорил Ирьяс.

Кален этому как будто обрадовался.

— Не вижу причин его не исполнить. Но возиться с повешением я не буду — это слишком долго. Как насчет отрезать вам головы? Магия с этим справится быстро.

На миг на тракте стало мертвенно тихо, как в глубокой могиле. Выражения лиц разбойников поменялись до неузнаваемости, превратившись в искаженные восковые маски. Эти самонадеянные дураки верили в свою молодость и лихую удачу и считали, что кара не настигнет их никогда. Но иногда она наступает даже быстрее, чем ты успеваешь сделать что-то плохое.

Кое-кто рухнул на колени, вымаливая пощаду, кто-то заплакал — не притворно, а искренне, испугавшись скорой смерти. Гирдин начал нести какую-то чушь о том, что смерти квенидирцев Калену невыгодны и вообще от этого ему будет только хуже. По сравнению с Тайли и его сворой, которых несколько месяцев тому назад уничтожил отряд, эти дети, решившие поиграть в настоящих разбойников, выглядели посмешищем. Сони стало их немного жаль. Они не осознавали, что они делают и что им за это грозит. Но имел ли Сони право их жалеть? У них не было никакой нужды в том, чтобы воровать, и не важно, кто именно подбил их на этот грех — Гирдин, Хид или кто-то еще, они согласились взять оружие и размахивали ими перед невинными людьми.

Все это так. Однако им можно было дать второй шанс — по крайней мере некоторым из них. Возможно, один раз попавшись, они расстанутся с разбойной мечтой.

— Кален, не надо, хватит того, что мы заберем у них оружие, — торопливо, пока командир не успел привести в исполнение приговор, сказал Сони.

В том, что Кален способен с ними разделаться, он почти не сомневался. После Ньес, Даки, Гоха и всех остальных… Хотя отпустил же он Лайраса и его брата. Может, и сейчас не станет лютовать?

— Заберем оружие — они найдут новое, — спокойно возразил командир.

Однако он все же отошел от связанных разбойников. У Сони отлегло от сердца — если бы Кален собирался разделаться с ними, то не медлил бы.

— Лейтенант Кален!

Ниланэль, передав вожжи Ирьясу, приблизилась к гвардейцам. Ее бледное лицо — светлое пятно во мраке ночи — было взволнованным.

— Лейтенант, вы не можете так поступить, — заговорила она. — Нельзя просто убить их всех. Это же самоуправство! Обязательно должен быть суд. Кроме того, некоторые из этих ребят, Лидди, например, он же не соображает, что творит! Ему всего тринадцать лет! Парню трепку хорошую надо задать, чтобы мозги на место встали, а вы его убивать…

— Все в порядке, — Кален положил стражнице на плечо ладонь, прерывая водопад ее слов. Голос командира звучал приглушенно, чтобы не слышали пленники. — Я отпущу их, только припугну как следует, чтобы неповадно было на людей нападать. Все равно всех мы увести не сможем — их больше, чем нас, а деревня достаточно далеко, чтобы мы могли тащить их с помощью магии. К тому же я боюсь, что их там просто всех вздернут, ни в чем не разбираясь. Местные жители и без того озлоблены на Таннеса и его солдат после того, как они разорили караваны. Так что возьмем одного Гирдина и отведем в деревню. Он похож на зачинщика, думаю, без него остальные не рискнут грабить беженцев.

— Согласен, — так же тихо сказал Виньес. — Позже, когда вернемся в Квенидир, доложим обо всем страже, пусть она их ищет и наказывает, если посчитает нужным.

Кален кивнул.

— Так и сделаем. Ниланэль?

Она недоверчиво посмотрела сперва на одного, потом на другого мага, но, наконец, смирилась.

— Наверное, вы правы. Я неплохо знаю семью Лидди. Он наслушался историй о мастере Майтене и… — она махнула рукой. — Не знаю, откуда взялся этот Гирдин, но, думаю, это он его за собой увлек.

— Постойте! — нервно произнес Сех. Он смутился, когда все обернулись к нему, но плотно стиснутые челюсти и обрисованные тенями желваки на скулах свидетельствовали о том, что он намерен договорить до конца. — Мы ведь пришли в Квенидир для того, чтобы защитить его жителей, причем от мародеров и разбойников тоже. Мы не можем отпустить этих преступников!

— Можем, и я уже объяснил, почему мы это сделаем, — сухо ответил Кален.

— Но Кален, мы же потворствуем разбойникам! — попытался спорить Сех. Он шагнул вперед, а его брови сложились над переносицей «домиком», придавая сехену отчаявшийся вид.

— Нет, мы пытаемся не допустить бессмысленной гибели нескольких сбитых с толку подростков.

— Это… Это неправильно! — почти прокричал Сех. — Они же могли кого-нибудь убить!

— Могли, — согласился Кален. — Но пока не убили.

Мальчишка смотрел на него огромными наивными глазами, не понимая, почему он принял такое решение. В том мире, в котором жил Сех, преступник обязательно должен был расплатиться за содеянное. Но в действительности все было совсем не так просто.

— Эй, слушай, — Сони сжал его локоть. — Тебе что, так хочется, чтобы они все завтра ворон кормили? Погляди на них, из них же почти все твои ровесники.

— Они преступники, — как заклинание, повторил Сех.

— Я тоже был преступником, — напомнил Сони. — Я срезал кошельки, таскал вещи с прилавков и обманывал богачей. А теперь я тут, рядом с тобой, пришел, чтобы помочь квенидирцам. Если бы Кален когда-то не дал мне второй шанс, то я бы давно гнил в земле, и не нашлось бы никого, кто сложил для меня погребальный костер.

Кажется, его слова произвели совсем не тот эффект, на который он рассчитывал, потому что Сех уставился на него, как на прокаженного. Задумывался ли вообще когда-нибудь мальчишка о том, что он служит в гвардии вместе с вором? Сони пришла в голову неприятная мысль, что теперь их хорошим отношениям конец — Сех будет избегать его так же, как и Калена, после того как он рассказал о жене и брате.

Сехен тряхнул волосами, словно сбрасывая с себя ужасное наваждение.

— Мы должны взять в деревню хотя бы Хида и Рифа, — твердо сказал он.

Густые брови Виньеса взлетели вверх. Сони показалось, что он ослышался, но плотно сжатые челюсти и хмурое лицо мальчишки не оставляли сомнений в том, что он ничего не перепутал. К своему народу Сех относился так трепетно, что от него следовало бы ожидать большей терпимости к поступку собратьев, особенно если они не солгали по поводу того, как с ними обращался хозяин. Будь они обычными слугами и попадись им неподкупный судья, то самое серьезное наказание, которое им бы назначили, это лишение руки до локтя. За разбой и нападение на путников полагалась совсем иная кара, но после того, что сказал Кален, Сех мог просто промолчать — и его сородичи получили бы шанс выжить. В деревне же ни за что не отпустят сехенов, которые посмели нападать на северян. Суд в селах не такой, как в городах, — у крестьян, занятых круглыми сутками тяжелой работой, нет времени на жалость. С теми, кто может угрожать их спокойствию и благосостоянию, они расправляются быстро и жестоко.

— Ты уверен? — уточнил Кален, внимательно изучая Сеха.

Он сглотнул.

— Да. Хида точно. Ему даровали амнистию взамен на то, что он присоединится к добровольцам, но он сбежал. Его предупреждали, что за это полагается смертная казнь. Мы должны защищать квенидирцев, а я уверен, что Хид будет и дальше грабить.

— Ладно. Это действительно было бы правильно.

Услышав подтверждение своему решению, Сех, вместо того чтобы взбодриться, сгорбился и низко опустил голову. Хид будет уже вторым сехеном, который мог спастись, но погибнет по его вине.

Кален снова встал перед шайкой разбойников. Те, не умолкавшие все это время, притихли, ожидая нового — возможно, еще более страшного, чем предыдущее, объявления.

— Ты, — командир ткнул пальцем в парня, одежда на котором висела лохмотьями, а колени предательски тряслись. — Я отпущу тебя, если ты знаешь, где сейчас солдаты, которых привел в Квенидир генерал Ламан.

На лице разбойника отразился ужас.

— Я… Я… Они, наверное…

— Он не знает, — прервал Гирдин. — Зато знаю я.

Кален дернул плечом.

— Ты соврешь.

— Нет, если вы меня отпустите.

— Провались ты в пузо Огрошу Обжоре, Гирдин! — завопил Хид. — Это я тебе сказал, где они! Это я выходил с ними из города!

Главарь изрыгнул проклятие — уловка не удалась.

— Тогда отпустите нас обоих, — потребовал он у Калена.

Тот только хмыкнул, встав перед «быком».

— Говори, где солдаты.

Хид исподлобья глянул на него.

— Я скажу вам, а вы отпустите меня и Рифа. Обещаете?

— Конечно, — с легкостью согласился Кален.

— Они вышли из северных ворот, но потом пошли на юг, по Кольведскому тракту.

— Почему туда, а не в Беллесвард?

Хид сложил толстые коровьи губы в улыбку.

— Волчий генерал вас опередил. Когда мы уже вышли из города, прискакал гонец, который во всю глотку орал, что крепость заняли мятежники.

— Первозданный Хаос… — пробормотал Виньес.

Беллесвард располагался всего в нескольких часах от Квенидира. Наверняка окрестности так и кишели волками Таннеса, а отряд мало того что зря потратил целый день, так они еще и шли в прямо противоположном направлении от Ламана.

— Что будем делать? — тихо спросил Сони.

Командир скрипнул зубами.

— Нам все равно нужно дойти до деревни впереди, чтобы не ночевать под открытым небом.

Он взмахнул рукой, распуская часть невидимых нитей, которые связывали разбойников. Виньес последовал его примеру, оставив лишь Хида и Гирдина. Некоторые из парней, не удержавшись на ногах, повалились на дорогу.

— Чтобы я вас больше ни разу в жизни не видел! — проревел Кален. — А узнаю, что кто-то из вас опять занимался грабежами — найду и отправлю в Бездну!

Разбойники, не ожидавшие такого легкого освобождения, растерянно переглянулись, однако уже в следующее мгновение бросились врассыпную. Убегал со всех ног и Риф, который все это время прятался за спиной своего более сильного товарища, а теперь забыл о нем, словно его никогда и не было. Через три удара сердца бандиты растворились в темноте леса, только издалека раздавались треск сломанных сучьев и ругательства, когда кто-то из беглецов падал. Гирдин и Хид с остервенением забились в магических узах.

— Урод, ты пообещал, что отпустишь меня! — зарычал «бык».

Кален, зашедшийся затяжным грудным кашлем, перевел дух.

— Я соврал, — хриплым голосом сообщил он. — Сех, свяжи им руки ремнями. До деревни поведешь их ты. Если откажутся идти, подгоняй магией, не стесняйся.

Несколько мгновений низину оглашали такие ядреные выражения, что поморщился даже Сони. К счастью, это продолжалось недолго. Головы двух разбойников, не позволяя разомкнуться их челюстям, обвили новые золотистые нити. На сей раз они исходили от Ниланэль, которая, не выдержав, воспользовалась магией Сони.

— Сех, и заткни им чем-нибудь рот, пожалуйста, — попросила стражница.

Сони, прихрамывая, ковылял по северной дороге из Квенидира. На Великое Око Бездны наползали тучи, а Малое заслоняла вершина холма, и все погружалось в кромешный мрак уже на расстоянии вытянутой руки. Впрочем, возможно, в этом были виноваты слипающиеся глаза. Временами Сони сам не знал, открыты они у него или нет.

Щеки и нос так онемели от холода, что он их не чувствовал. Голова гудела от усталости и из-за сволочи Хида, который постоянно мычал, несмотря на запихнутые ему в рот куски его собственного заплечного мешка. Он делал это назло гвардейцам, и заткнуть его не помогали никакие способы. В конце концов все просто смирились — терпеть поганого сехенам оставалось примерно полчаса, пока впереди не загорятся огни деревни. Сони не мог дождаться момента, когда это произойдет. Пусть даже их пустят не в дом, а на сеновал, можно будет лечь и поесть, причем второго хотелось чуть ли не больше, чем первого. Наспех нарезанного сыра с хлебом, после того как разбежалась банда Гирдина, насытиться не хватило.

Маги, Ирьяс и Ниланэль тоже едва двигались. Гирдин и Хид, которых изредка подгонял Сех, волочили ноги впереди отряда. Ленился и конь, который тащил задремавших старуху и ребенка. Временами Виллета вздрагивала, просыпаясь, и тогда от нее раздавались тихие молитвы пречистым Небесам и Богине-Матери. За этот день Сони так к ним привык, что уже не представлял, как до сих пор жил без монотонно звучавших над ухом просьб к Альенне защитить их. Ему казалось, что они теперь будут сопровождать его всю оставшуюся жизнь.

Почти все звуки окружающего леса для Сони перестали существовать, остались только шаркающие шаги спутников, молитвы Виллеты да мычание сехена-разбойника. После рассказа о захваченном Беллесварде он еще пытался прислушиваться к странным и пугающим ночным шумам, но быстро устал. Да и зачем это нужно было, если с ними шел Ирьяс? Судья усиленно пялил глаза во мрак, подскакивал от каждой ветки, потревоженной совами или другими птицами, а несколько раз повторившееся «ку-ку» треть часа назад чуть не вызвало у него истерику. Он клялся собственной матерью, что настоящие кукушки поют совсем иначе, а это — сигналы врагов. Кален приказал всем приготовиться, они постояли какое-то время, но ничего так и не произошло. Отряд медленно двинулся дальше.

— Эй, вы слышали это? — опять встрепенулся Ирьяс, крутя головой. — Там что-то зашумело.

— Лиса или росомаха, — предположил Виньес тоном, намекающим, что его все достало.

Сони зевнул. Если бы Ирьяс не дергал их каждые несколько мгновений, то они ощущали бы себя гораздо менее вялыми. Судья умудрился заколебать даже такого зануду, как Виньес, а это говорило о многом.

— Скрип какой-то… Как будто ветка сломалась, — прошептал он. — Лейтенант Кален, вы слышите?

— Слышу, — сквозь зубы ответил командир.

— Может, кто-то к нам подбирается?

— Может.

Ирьяс выдержал паузу.

— Может быть, это те разбойники, которые на нас недавно напали? Хотят отомстить за причиненный им позор и отбить своих друзей…

— Да если бы, — злобно прошипел Гирдин.

Он поклялся, что будет вести себя тихо, и затыкать ему рот, как Хиду, не стали. Обещание парень сдержал. Сони подозревал, что Гирдин все-таки сквернословит — в уме. Сам бы он так костерил бывших подельников, чтобы темные боги наверняка услышали его проклятия и утащили тварей в Бездну. Желательно живьем.

— Если это те бандиты, то не страшно, — рассуждал Ирьяс, пропустив замечание Гирдина мимо ушей. — Вы ведь с легкостью защитите нас от них, правда, лейтенант Кален?

— Правда… — тоскливо протянул тот. — Ирьяс, я вас прошу, помолчите, пожалуйста. Из-за вашего голоса… Я не услышу, как к нам подбираются враги.

— Да? — встревожился судья. — Хорошо, хорошо, я буду нем, как рыба…

Какое-то время отряд шел молча. Затих даже Хид, у которого, видимо, от собственного гудения разболелась голова. Затем возле дороги снова треснула ветка.

Все случившееся после этого уложилось в доли мгновения. Кален внезапно поднял руки, начиная воздвигать вокруг отряда щит. Воздух со свистом рассекли несколько стрел, разрезавших мрак белым оперением. Одна из них отскочила от магической преграды прямо перед Сони — не будь щита, она бы вонзилась ему в живот. Вторая вошла в Хида — он погиб сразу, безмолвно рухнув в снег. Третья пролетела мимо. А четвертая воткнулась Калену в грудь, отбросив командира назад. Себя он собирался оградить щитом в последнюю очередь — и не успел.

Ирьяс и Гирдин истошно заорали. Запаниковавший конь заржал, взбрыкнув копытами. Ниланэль вскрикнула, пытаясь удержать его, чтобы животное не скинуло с себя седоков и не ускакало. Сех и Виньес ощерились магическими дротиками, но метать их было не в кого. Фигуры напавших терялись в ночном мраке, и гвардейцы не видели никого из врагов — только темень, сосны и ели.

— Кален! — крикнул Сони, бросаясь к нему.

Командир, перекосившийся на правый бок, прижимал руку к торчащему из груди древку. Поток, исходящий от спрятанного под одеждой Сердца Сокровищницы, преобразовался во множество тонких струек. Сверкая живым золотом, они с бешеной скоростью потекли в разные стороны от отряда, теряясь между стволами деревьев. Тотчас раздались звуки падающих тел.

— Магия! — крикнул кто-то поразительно близко — как показалось Сони, шагах в пяти от него. — Ухо…

Что-то покатилось по склону. Вероятно, это был труп последнего из врагов. Кален, с шипением выпустив воздух сквозь зубы, опустился на колени. Его лицо испугало Сони — бледное, искаженное, с глазами, которые в ночи были черными, как Бездна.

— Все живы? — прошептал он.

— Хид мертв, — быстро ответил Сони, подхватывая его под руки. — Остальные целы.

Командир неожиданно тяжело лег в объятия, и если бы не Виньес, то завалился бы прямо на древко, воткнув его еще глубже в плоть.

— Кален, — взволнованно позвал Виньес. — Ты как?

Но он уже потерял сознание.

Глава 19. Горькая правда

Невеньен стремительно шла по Эстальскому замку, развевая красно-синие юбки. Позади вприпрыжку, изредка вспоминая, что первая служанка королевы должна вести себя изящнее, бежала низкорослая Шен. Опережая ее, гордо вышагивали два высоких и, как на подбор, длинноногих мага-телохранителя — Ваньет и Парди.

Встреченным в коридорах лордам Невеньен вежливо улыбалась, но шаг не замедляла. Она не остановилась, даже когда к ней подскочил Мелорьес со своей женой и двумя дочерьми — он надеялся, что чем чаще его девочки будут оказываться рядом с королевой, тем быстрее для них найдется выгодная партия. Невеньен с трудом представляла, как это взаимосвязано, и тем более ее не волновало замужество отпрысков эльтина южных земель. Сейчас у нее были проблемы поважнее — с Севера пришли новости о Ламане и Квенидире.

Писем оттуда не было уже достаточно долго, хотя раньше отчеты исправно ложились на стол королевы каждое утро. Последнее, что ей сообщили, это что када-ра напали на Квенидир. Ни потери, ни результаты применения университетских изобретений пока известны не были, и Невеньен немного боялась того, что она может прочитать в кабинете. Особенно после того, каким удачным для нового правительства был миновавший месяц. Не зря же в Кинаме говаривали: «Два хороших дня, посланных Небесами, воздаются четырьмя плохими от Бездны».

Конечно, до счастливой и безмятежной жизни было как до Небес, и все же дела, кажется, налаживались. Например, удалось получить помощь от каснарского короля Миегора, перепуганного, что када-ра могут перекинуться с Кинамы на его земли. Кое-кто из советников опасался, что высокомерные каснарцы махнут рукой на старых врагов, но Каснар еще не забыл тот ужас и разрушения, которые ему причинили триста лет назад Дети Ночи. Так что теперь в составе кинамской армии появились отряды каснарских магов, призванные воевать против када-ра.

Воодушевляли Невеньен и сехены — впервые за сто лет они стали сами приходить в войска. Пока подобных случаев было не так много, но Невеньен утешала себя тем, что это только начало. Особенно ценными оказались маги, пополнившие ряды новобранцев и готовящиеся выступить на Север.

Вообще армия давала больше поводов для радости, чем что-либо другое. Невеньен прекрасно понимала, что с момента ее коронации прошло всего два с половиной месяца и впечатляющих результатов ждать пока рано. Оттого она вдвойне ликовала, когда Стьид и Пельтьес делали обнадеживающие доклады о прекрасной подготовке войск, а в армию магов прибывали новые солдаты. Кто только к ней ни присоединялся! Даже немощные старики, которые просили их довезти на телегах до поля боя. Всего магов на службе королевы теперь насчитывалось около двух тысяч. Маги впервые собирались в таком количестве со времен Мареса Черного Глаза, и пусть Стьид тихо называл их сбродом — в основном они были необученными или вообще неспособными по-настоящему сражаться, но даже он признавал, что их боевой дух необычайно высок. Солдаты армии магов рвались в бой с чудовищами, которые разоряли их земли, и когда Невеньен приходила на изрытую тренировочную площадку, от их приветственных криков у нее трепетало сердце.

Во всем остальном дела обстояли не так радужно. Непросто оказалось договориться с купеческими гильдиями о поставках продовольствия, все еще волновались знать и простолюдины, становилось все больше заброшенных земель, а некоторые города, наоборот, трещали по швам от притока населения… Но Невеньен была уверена, что со временем ей удастся с этим справиться. А часть проблем поможет решить Дитя Цветка, зревшее в храме Небес и Бездны под надзором Рагодьета.

С легкостью взбежав по лестнице, Невеньен промчалась через приемную с секретарями — Окарьету, еле успевшему вскочить для поклона, взяли помощника. В кабинете сидел Тьер, задумчиво наблюдающий за пламенем в жарко растопленном камине. Грудь старика тяжело вздымалась — он не успел отдышаться после подъема по крутым ступенькам. На столе, на самом видном месте, лежало письмо, заклеенное красной сургучной печатью с изображением расправившего крылья орла, — то самое, ради которого сюда спешили и Невеньен, и Тьер.

— Оставьте нас с советником наедине, — приказала она всем, кто зашел следом за ней.

Как только дверь закрылась, Невеньен быстрым шагом подошла к письму, сломала печать и пробежала глазами убористые строчки. А затем тяжело рухнула на свое сиденье, хлопнув ладонью с бумагой по столу. Тьер поднял брови.

— Квенидир взят Таннесом, — ответила она на его невысказанный вопрос.

— Неужели он осмелился?..

Невеньен протянула ему бумагу, чтобы он мог убедиться в этом сам. Разведчики упомянули, что на сторону Волка перекинулся давний союзник истинного короля — лорд Марнет. Если бы он не привел бывшему генералу неожиданно большую подмогу, возможно, Таннес не решился бы занять целый город, который было гораздо сложнее контролировать, чем крепость. Но все же это произошло.

Невеньен покачала головой, укоряя саму себя в наивности. Она полагала, что Кинама объединится перед угрозой уничтожения Детьми Ночи, но, видимо, подобное могло произойти только в сказке. На первом месте у людей все равно оставались личные счеты. Марнет, человек, который не сбежал к Гередьесу даже после гибели Акельена, не нашел иного времени совершить предательство, кроме как когда Невеньен наконец-то захватила власть. Он ратовал за традиции, поэтому отвернулся от королевы, узнав, что она пообещала расширить права сехенов. Какая печальная ирония — Кинама, не успевшая собраться воедино, опять раскалывалась из-за союза своих же народов.

Тьер, дочитав, вернул письмо на стол.

— Таннес все прекрасно рассчитал, — советник потер переносицу. Под глазами у него темнели синие круги. Справиться с усталостью трудолюбивому лорду не помогала даже бодрящая настойка. — Он знал, что мы не отправим в Квенидир крупные отряды войск, чтобы не превратить их в пищу для када-ра. Захват города следовало ожидать.

Поэтому Невеньен и не удивилась этой новости. Она в принципе уже начала привыкать к подобным известиям. Но провалиться ей в Бездну, если она позволит всему этому взять над ней верх.

Она встала и подошла к окну, за толстым, мутным стеклом которого виднелись очертания эстальских домов и Университета. Столица была неспокойна: множились беженцы, хорошие вести с Севера не появлялись, а на улицах раздавалось все больше возмущенных выкриков, очень похожих на изменнические. Чтобы костер не вспыхнул, гвардия и стража прикладывали огромные усилия, но если мятежники заметят в новой правительнице малейшую слабость, то пожар будет не остановить.

— Мы должны срочно вернуть Квенидир, — сказала Невеньен. — Если народ поймет, что мятежники так запросто могут отбирать у нас города, то мы будем лишаться по селению каждый день.

— С одной стороны, вы правы, — Тьер поднял вверх указательный палец. — С другой — нет. Мы не можем воевать на два фронта, с када-ра и Таннесом. Сначала мы должны расправиться с Детьми Ночи, иначе мятежникам будет отходить каждый опустошенный ими город. А если мы потеряем Кольвед, то можно забыть про весь Север.

Кольвед, главный город северных земель, был следующей предполагаемой целью када-ра. Именно туда отступил Ламан с остатками отправленного в Квенидир отряда. Ученые рассчитали, что порождения Бездны нападут на Кольвед примерно через два месяца, и уже через десять дней армия магов должна была покинуть Эстал, чтобы успеть в срок и выполнить приготовления к бою. Все было вроде бы четко продумано, но теперь, после захвата Квенидира, Невеньен вдруг показалось, что план идет наперекосяк.

Она быстро, нервно прошлась вдоль окна, мимо Книги Небес на подставке и шкафа с документами.

— Может быть, мне отправиться вместе с армией магов? — спросила Невеньен.

Длинные ногти Тьера по очереди — раз, два, три, четыре — стукнули по подлокотнику.

— Мы с вами обсуждали это много раз. Выгоды, которые мы от этого получим, не стоят риска вашей гибели. Возможно, был бы смысл выступить против Таннеса, но от када-ра защититься намного сложнее, чем от человека, пусть даже среди его солдат воины Шасета.

Звук каблуков потонул в мягком ковре — Невеньен сделала еще несколько шагов по кабинету. Она знала, что ее присутствие в армии действительно ничем не поможет. У нее не было полководческого опыта, а ее способности в управлении до сих пор оставляли желать лучшего. Но когда она находилась настолько далеко от происходящего, сердце у нее было не на месте.

— Моя королева, я понимаю, вы переживаете из-за Севера, — мягко произнес Тьер. — Ваша смелость похвальна, но обычно правителей спасает осторожность. К тому же ваше присутствие важно и в столице. Не забывайте о том, что у нас множество нерешенных дел.

Невеньен со вздохом села обратно за рабочий стол. Еще Эсти говорила ей, что она изменилась. А сейчас, похоже, она стала совсем безрассудной, раз ее тянет в Кольвед, сражаться сначала с када-ра, а потом с Таннесом.

Заметив, что подопечная успокоилась, советник подался вперед. Его черный с серебром камзол блеснул в проникающих через окно солнечных лучах.

— Когда я уйду, позовите Окарьета и подумайте с ним, как сделать объявление о захвате Квенидира, чтобы это выглядело не как победа Таннеса, а как его очередной подлый поступок.

Она кивнула. С этим проблем не возникнет. «Волки» бывшего генерала нападали на беженцев и продовольственные обозы, убивая беззащитных людей и отбирая у квенидирцев последние средства к существованию. Куда уж подлее? Невеньен стиснула зубы. И для предателя Марнета у нее найдется пара «добрых» слов…

Она мысленно принялась сочинять гневное послание, полное справедливого возмущения, однако Тьер продолжал сидеть перед ней.

— Есть еще срочные вопросы? — уточнила Невеньен.

— Да. Дитя Цветка, — коротко ответил он.

Пояснять не потребовалось. В городе возник дурацкий слух, будто королева — пособница Тьмы, которая вошла в сговор со жрецами и прячет пресветлого када-ри, спасителя Кинамы. Это подогрело и без того накаленные страсти народа, который откуда-то узнал, что Бутон держат в главном храме Небес и Бездны. Теперь почти каждый день возле него собирались подозрительные личности, которые обвиняли жрецов в жадности, неискренних молитвах и вообще чуть ли не во всех грехах. Пока дело ограничивалось несколькими разбитыми стеклами, но все грозило стать намного хуже.

Разобраться с этим можно было одним простым способом — пробудить Дитя Цветка. Тем не менее Рагодьет медлил с ритуалом, объясняя это тем, что Бутон еще не готов. После встреч с ним и очередного беспомощного разведения рук Невеньен начинала впадать в панику. Она уже истратила столько майгин-таров, а результата все не было! И было не обвинить настоятеля в том, что он подстроил все это специально. Рагодьет тоже страдал от слухов — били-то стекла в его храме и косо поглядывали, пряча в полах одежды дубинки, на его жрецов. Кое-кто упрекал настоятеля в том, что он изменил собственным убеждениям и продался королеве. Их постоянные свидания не остались незамеченными, и Рагодьет терял поддержку некоторых других высокопоставленных жрецов. А подари он Кинаме новое Дитя Цветка — и его будут славить во веки веков.

— Настоятель Рагодьет опять перенес ритуал? — спросила Невеньен.

— И прислал мне просьбу доставить ему новую порцию волшебных кристаллов, — Тьер недовольно взмахнул рукой. — Армия выдвигается через десять дней, а Цветок до сих пор не раскрылся. Мы рискуем, отправляя солдат без него. Мы не можем больше ждать, когда хранитель Бутона сочтет его готовым! Я всегда уважал осторожных людей, но излишняя осторожность тоже вредна.

— Нужно съездить в храм сегодня же и узнать, в чем причина отмены ритуала, — твердо произнесла Невеньен.

— И убедить настоятеля Рагодьета наконец его провести, — добавил Тьер.

— Если у него в самом деле весомые причины откладывать церемонию, что мы будем делать?

— Вы.

— Что? — растерялась Невеньен.

Лицо советника оставалось серьезным, но глаза улыбались.

— Вы поедете в храм без меня, поговорите с ним и решите, что вы будете делать, если настоятель не проводит ритуал только из-за опасений и если возникшие у него затруднения невозможно устранить в течение нескольких дней.

— Но… — Невеньен, сама не понимая, зачем, поменяла местами чернильницу и подставку для писчих перьев. Ей все еще казалось, что она ослышалась. — Разве вы не поедете со мной?

Он не мог не поехать. Он сопровождал ее на каждой встрече с Рагодьетом, направляя ход беседы и умело обуздывая неуемные желания служителя богов. Не будь Тьера, он давно бы вытянул из Невеньен половину сокровищницы с майгин-тарами. В этом было стыдно признаваться, но это было так. В отличие от главного советника, ей бы в голову не пришло назначить людей, которые следили за тем, что жрецы отдают кристаллы Цветку, а не присваивают.

— Пришла пора вам самой заняться этим делом, — ответил Тьер. — Я думаю, вы усвоили достаточно уроков из… нашего общения с настоятелем.

Правильнее было бы назвать это торгами, но советник предпочитал менее резкие выражения.

— Вы должны вызвать уважение у настоятеля Рагодьета, — продолжал он. — До сих пор все переговоры с ним вел я. Нельзя допустить, чтобы он считал вас наивной девушкой, ни на что не способна сама. Покажите ему свою крепкую волю. Возможно, если он увидит в вас сильную правительницу, вы завоюете его симпатии так же, как некогда Гередьес. Нам нужны такие сильные союзники, как настоятель.

— А если я провалю ваше задание? — в отчаянии спросила Невеньен.

Тьер пристально посмотрел на нее.

— В ваших интересах сделать так, чтобы этого не случилось.

От волнения у нее вспотели ладони. А ведь она еще не вышла из замка! Невеньен думала, что давно перестала трястись от страха перед общением с аристократами. Даже если оставалась какая-то робость, за последнее время она окончательно выветрилась — когда ты круглыми сутками находишься на глазах у лордов, которые оценивают каждое твое движение, то скоро перестаешь об этом тревожиться. Но на сей раз на кону будет стоять слишком много, а Невеньен сомневалась в своих способностях. Она и не подозревала, что простое присутствие старого наставника придает ей столько уверенности.

— И все же, лорд Тьер, — Невеньен подняла на него взгляд, тщетно пытаясь отыскать следы того, что он может переменить мнение. — Почему вы не можете поехать вместе со мной?

— Потому что я не вечен, — ровно произнес советник.

Для нее эти слова прозвучали, как звон разбившегося стекла в абсолютной тишине.

— Как вы можете так говорить, — она попыталась улыбнуться, но получилось плохо. — Без ваших мудрых советов я не справлюсь.

— Справитесь, особенно если получите достаточно опыта для того, чтобы разбираться во всем самой, без чужих подсказок. По-моему, предстоящий визит прекрасно подходит для того, чтобы начать его приобретать.

Невеньен повела плечом, не зная, что сказать. Пальцы сплетались между собой в узлы.

— Ну-ну, — в голосе Тьера послышались ласковые ноты. — Не расстраивайтесь так, никто еще не умер. А пока вот вам очередной мудрый совет, без которого вы никак не обойдетесь, — он улыбнулся, намекая, что все это не более чем шутка. — В разговоре с Рагодьетом жестко настаивайте на своем и не позволяйте ему увлечь вас обсуждением многочисленных требований. Да помогут вам Небеса на встрече с ним.

— Спасибо, лорд Тьер.

Он, поморщившись из-за боли в пояснице, встал и поклонился, а затем вышел из кабинета. Когда серебристо-черный камзол скрылся за дверью, Невеньен печально подперла рукой подбородок. Тьер не вечен… Да скорее это ее убьют другие претенденты на трон, чем что-то случится с проницательным и осмотрительным советником!

Убедив себя в этом, она наконец собралась с духом и позвала Окарьета. Через мгновение в проеме появилось круглое краснощекое лицо секретаря.

— Чем могу служить, моя королева?

— Я хочу съездить в храм Небес и Бездны. Сделай соответствующие распоряжения, а потом возвращайся, нам нужно обдумать одно объявление.

— Конечно, моя королева.

Оставшись одна, Невеньен повертела в руках письмо разведчиков. В ушах до сих пор звучали слова Тьера: «Я не вечен… Получите достаточно опыта…» Если не удастся пробудить Дитя Цветка и защитить Кольвед, изгнав када-ра в Бездну, то об опыте и преклонном возрасте говорить не будет смысла. А значит, провалить сегодняшние переговоры с Рагодьетом Невеньен не имела права.

На широкой галерее дул ветер. Он ворвался в стрельчатые окна, лихо, по-разбойничьи просвистел под потолком и закинул королеве на плечо пряди волос. Локоны щекотали открытую шею, и Невеньен небрежным жестом отбросила их обратно на спину.

На третьем этаже Эстальского замка можно было дать себе короткую передышку и не изображать из себя манерную даму. Волнующиеся о здоровье аристократы старались не баловать своим присутствием эту галерею, одну из немногих незастекленных в замке. Слуги тоже посещали ее редко — из важных помещений тут находилась лишь королевская молитвенная комната, откуда и вышла только что Невеньен.

Ей в галерее нравилось, поэтому она часто гуляла по просторному коридору. Постоянные сквозняки ее не беспокоили. Зато здесь всегда был свежий воздух, который в протопленных помещениях замка быстро становился душным и спертым. Здесь как будто бы чувствовалась свобода, которая сразу исчезала, как только Невеньен заходила в кабинет или зал для советов.

Ей очень хотелось остановиться, насладиться потрясающим видом Эстала, который отсюда было видно вплоть до крепостных стен и еще дальше, до покрытого зимней белесой дымкой леса. Подставить лицо порывам ветра, вдохнуть обжигающий морозный воздух… После молитвы богам перед ответственным заданием Невеньен ощущала умиротворение, которое мгновенно растает, стоит ей оказаться на многолюдных этажах замка, однако она с сожалением прошла мимо окон. Ее ждала поездка к Рагодьету — дело более важное, чем настроение королевы.

За подготовкой кареты во дворе следила расторопная Шен, и Невеньен была уверена, что ей оставалось лишь спуститься и сесть в экипаж, поэтому она заставила себя сконцентрироваться на предстоящей беседе. Настоятель обязательно будет сгущать краски, выпрашивая больше, чем нужно, и полагаться на его слова было нельзя. Паньерд казался более честным, но Рагодьет всегда старался отослать куда-нибудь по «срочным» делам, к тому же хранитель был молчалив и застенчив. Как включить его в разговор? Прямо приказать остаться в кабинете настоятеля или изобрести предлог, чтобы не раздражать Рагодьета откровенным недоверием? Пожалуй, лучше второе…

Чем дольше об этом думала Невеньен, тем быстрее исчезали умиротворение и расслабленность. Она уже смотрела не в окна, на городской пейзаж, а под ноги — на серые каменные плиты, так плотно подогнанные друг к другу, что между ними не оставалось зазоров. Каждая плита «занимала» два шага. Стук-стук — ударяли по ним каблуки вышитых шелковой нитью сапожек. Одна плита — и Невеньен абсолютно забыла о треплющем волосы ветре. Вторая плита — и все мысли были посвящены только встрече с настоятелем. Третья — руки сами собой сжались в кулаки от необъяснимого гнева: то ли на откладывающего ритуал Рагодьета, то ли на када-ра, то ли на Бутон, который никак не желал созревать. Четвертая…

— Королева Невеньен!

Она резко остановилась, и шедший позади Ваньет, в отличие от быстро среагировавшего Парди, чуть не наступил ей на подол. На мгновение ее уколола досада на телохранителя, который в последнее время был поразительно рассеян, но тут же пропала, когда Невеньен увидела, кто ее звал.

В нише, которую образовывали две выступающие из стены колонны, сверкал нахальной белозубой улыбкой Иньит. На его щеку, закрывая шрам, падала прядь черных волос. Он скрестил на груди руки и склонил голову, изучая Невеньен пристальным, жадным взглядом. У нее сладко потянуло в животе — это случалось всегда, когда Иньит так любовался ей.

— Да, лорд Иньит? — чинно спросила она.

— Перестань, тут никого нет. Иди ко мне.

Он сам шагнул ей навстречу, обвив рукой ее талию и потянув за собой в нишу. Телохранители, деликатно отвернувшись, отошли подальше и стали караулить прохожих. Подобное случалось не первый раз, и они уже знали, что делать.

— Что ты творишь? — возмутилась Невеньен, увернувшись от ищущих губ и воровато оглянувшись. — Нас могут увидеть!

Однако сердце у нее стучало от восторга, а тело само предательски тянулось в объятия возлюбленного. В том, чтобы прятаться от настойчивого внимания знати, украдкой ловить нежные касания, обмениваться быстрыми поцелуями, было нечто невероятно возбуждающее, что-то, что заставляло кровь бурлить от накала чувств.

— Плевать на всех, — Иньит поцеловал ее в ухо, обдав жаром дыхания. — Как будто это станет для кого-то новостью. А я уже истосковался по тебе.

Помедлив, Невеньен сдалась — и бросилась ему на шею с не менее страстными ласками, чем у него. В ее мыслях больше не осталось места ни для Рагодьета, ни для Цветка.

Какое-то время они просто целовались. Потом Иньит прижал ее к себе спиной, уткнувшись в волосы. Она засмеялась, поправляя корону.

— Ты сумасшедший. Неужели ты так не можешь без меня, что готов разрушить всю нашу репутацию ради коротких объятий?

— Не могу, — шепнул он в ответ, покачивая ее из стороны и перебирая ее тканый пояс. — Но на самом деле я пришел поговорить с тобой о том, как сделать так, чтобы мы могли не бояться разрушенной репутации.

Она насторожилась. Способ для этого был всего один, но неужели Иньит… Нет, не может быть. Еще четыре дня назад, когда они последний раз об этом разговаривали, он снова убеждал ее, что их свадьба только разозлит аристократические круги. Нужно было ждать победы над када-ра — тогда правительнице простят все что угодно, даже связь с таким «безумцем» и «недавним нищебродом», как лорд-разбойник.

— И как? — Невеньен решила не гадать.

— Закрой глаза.

Она послушалась. Раздался шорох ткани, что-то звякнуло, затем кожи Невеньен коснулся прохладный металл — нечто, похожее на цепочку. Невеньен улыбнулась, сразу поняв, что это такое. Но смотреть Иньит еще не разрешал, и она покорно ждала, когда он аккуратно вынет из ее ушей серьги с орлом и вставит новые.

— У тебя зеркало есть? — спросил Иньит.

— Да.

— Тогда сначала доставай, а потом поглядишь, что получилось.

Ее руки подрагивали от волнения, когда она расстегивала поясную сумочку и вытаскивала оттуда оправленное в кость рай-гала маленькое зеркальце. Подняв его на уровень шеи, Невеньен медленно, с трепетом открыла глаза. И ахнула.

Ожерелье было не просто красивым — оно было бесподобным, как и серьги. Скорее всего, над украшениями работали мастера-северяне — только они могли создать такое переплетение цепочек, которое казалось легким, как летучая осенняя паутинка, и при этом величественным, как подобает королеве. В центре изделий тонкие золотые ленты сплетались в обоюдоострый меч — герб Иньита.

— И последний штрих, — он взял ее ладонь в свою и надел ей на палец кольцо с изображением клинка. — Я люблю тебя, Невеньен. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Счастье нахлынуло внезапно — это была не теплая волна, медленно накрывающая с головой, как рассказывала Эмьир, а целый шторм, который снес Невеньен, как щепку. Только ее неистово бьющееся в груди сердце, казалось, расправило крылья и взлетело ввысь, к Небесам.

— Я… Спасибо, это… Ох, я так тебя люблю! — бессвязно, обрываясь на середине фразы, бормотала Невеньен.

От переполнявших ее эмоций она не могла подобрать правильные слова. Это было так странно — они с Иньитом уже несколько месяцев заговаривали о свадьбе, и он никогда не увиливал от церемонии, лишь перенося ее срок. Невеньен знала, что однажды он преподнесет ей свадебный дар, и не думала, что это способно вызвать у нее такое волнение. Чувствуя, что сейчас расплачется или, наоборот, рассмеется, как дурочка, она уткнулась лицом в черный тонкосуконный камзол Иньита.

— Я так счастлива, — сказала Невеньен. Ее голос против воли дрожал. — Спасибо, любимый. Я не ожидала предложения так быстро.

Она боялась, что Иньит начнет подшучивать над ней, однако он продолжал гладить ее по спине и улыбался, глядя на ее радость. Его агатовые глаза лучились любовью.

— Я нарочно говорил тебе, что хочу подождать, чтобы сделать тебе приятно, — он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы. — Красавица моя, ты будешь самой лучшей, самой красивой невестой. Когда попросим жреца Лэмьета совершить обряд?

Этот вопрос немного ее отрезвил. На подготовку к церемонии требовался по меньшей мере месяц, а то и два: за столько в зимний период гонцы успели бы развезти весть о королевской свадьбе, а аристократы — приехать ко двору. Но как раз примерно через месяц армия магов дойдет до Кольведа, и город начнут массово покидать тысячи жителей. Наверняка к этому времени выползет из своей норы в Квенидире Таннес. Устраивать пышную свадьбу, когда подданные испытывают такие страдания, Невеньен казалось неправильным. А согласиться на скромную она не могла по политическим соображениям — на этом настаивал Тьер, утверждавший, что соперникам нужно пустить пыль в глаза.

— Я даже не знаю… — разочарованно протянула Невеньен. Вечно все складывается против ее счастья! — Кстати, а почему Лэмьет? — опомнилась она. — Он, конечно, придворный жрец, но королевские свадьбы всегда совершались в главном храме, а руководил церемониями его настоятель. Ты хочешь нарушить традицию?

— Нет, — Иньит водил жесткими пальцами по ее щекам и лбу, убирая с лица растрепавшиеся локоны. — Я предлагаю сначала устроить тайный обряд, а позже подтвердить его в главном храме.

— Зачем? — озадаченно спросила Невеньен.

Им все равно придется прятаться по углам, а Невеньен — запереть свадебный подарок в шкатулке с секретным замком. Тайный обряд влиял только на одно. Ребенка, который родится раньше, чем подразумевала официальная церемония, благодаря свидетельству жреца никто не посмеет назвать незаконным. Но неужели Иньит так сильно хочет затащить ее в постель? Не то что бы она стала сопротивляться, и все же…

Он неожиданно посерьезнел.

— Затем, что меня беспокоят твои высказывания по поводу Севера.

— А что с ними не так? — удивилась Невеньен.

— Что не так? — Иньит хмыкнул со странным выражением на лице. — Ты бы видела себя на позавчерашнем совете! У тебя глаза огнем горели, а о походе армии магов ты говорила так, будто уже шагаешь с ними по Кольведскому тракту.

Она смутилась.

— Извини, я просто увлеклась. Мы ведь еще давно решили, что мне лучше остаться в Эстале. И вообще, причем здесь это?

— Притом, — лорд-разбойник внимательно посмотрел ей в глаза, — что я боюсь, как бы ты в самом деле не сбежала с армией на Север.

— Не смеши. Даже если бы я очень этого хотела, все зависит не только от меня.

— Да ну, — уголки губ Иньита поднялись с одной стороны, заставив шрам съежиться. — То-то после Гайдеварда мы не вернулись в твой замок, как надеялся Тьер, и не отпустили солдат спускать пар, грабя земли Гередьеса, как того требовал Ламан, а отправились к твоему отцу и осаждать Эстал, как сказала ты.

Ах, если бы советники всегда прислушивались к тому, что она говорит…

— Это был единичный случай.

— И все же произойти может что угодно. Мне бы не хотелось разлучаться с тобой, пока мы неженаты. Но если нечто такое должно произойти, то я буду гораздо спокойнее, если нас свяжет благословение Небес.

Его взгляд был полон тревоги. Поразительно — Иньит ничего не знал о захвате Квенидира Таннесом и о появившемся сегодня у Невеньен желании выступить туда с войсками. Наверное, об этом ему подсказало любящее сердце. В груди у Невеньен стало тепло. Из них выйдет идеальная супружеская пара. Все будет совсем не похоже на те изуродованные отношения, которые сложились с Акельеном.

— Иньит, милый, — она поцеловала его в гладко выбритый подбородок — туда, куда смогла дотянуться. — Не беспокойся, я никуда не денусь из Эстала. Но если ты хочешь тайную свадьбу, я согласна.

Она охнула, когда ее ноги вдруг оторвались от пола, — Иньит обнял ее и со смехом закружил по галерее. Телохранители нервно заоглядывались, но Невеньен сейчас было плевать на все. Пусть на них таращится хоть весь Эстальский замок!

— Как насчет завтра, м? — спросил Иньит, наконец опустив ее обратно на каменные плиты. — Сходим к Лэмьету и все объясним. Не думаю, что он откажется.

— Наверняка нет. Он добрый человек и не станет мешать нашему счастью.

— Значит, завтра, — тихо сказал Иньит.

— Завтра, — шепотом повторила она.

Они слились в новом горячем поцелуе.

Невеньен стояла у главного входа, надевая подбитый горностаевым мехом плащ, который ей подала Шен. На первом этаже замка было шумно. Слуги в ливреях с орлами, сновавшие туда-сюда по огромному холлу, обязательно останавливались перед королевой и клали перед ней низкий поклон, как бы они ни спешили. Шен, гордой за свою госпожу (и за себя тоже — как ближайшая служанка королевы она имела право отдавать приказы другим слугам), это льстило, и она задирала нос, стоило кому-нибудь пройти мимо. Невеньен это скорее раздражало. Столько было незавершенных дел, а слуги мало того что отрывались от них, некоторые как будто состязались в изящности своих манер, кланяясь королеве изощреннее, чем предыдущие. Вероятно, они думали, что правительница их заметит и даст более высокую должность, однако Невеньен ничего подобного делать не собиралась. Во всяком случае, не за низкие поклоны.

Уставала Невеньен не только от слуг. Лорды, особенно те, кто хорошо знал ее до коронации, — вот кто действительно действовал ей на нервы. Представителей знати было не отослать прочь, они не понимали намеков и считали, что у королевы всегда — всегда! — есть время обсудить с ними новости. И, главное, она искренне заинтересована в том, чтобы решить их проблемы. Ведь ее власть держится на их аристократическом позволении собой править!

Вот и сейчас из-за угла появилась Эмьир в сопровождении своего прихрамывающего жениха. Увидев подругу, девушка отчаянно ей замахала, чтобы та ее подождала. Невеньен заставила себя растянуть губы в радушной улыбке, думая лишь о том, как бы не скривиться от досады. Пречистые Небеса позволят ей попасть к Рагодьету или нет?

И все же она невольно залюбовалась этой парой. Эмьир похорошела от счастья и немного похудела, благодаря этому начав носить более обтягивающие наряды, которые выгодно подчеркивали пышную грудь. Сегодня ее вышитое золотом зеленое платье украшал глубокий вырез. В нем покоился кулон с гербом Адэллов, притягивающий взгляды проходящих мимо мужчин. Дьерд в привлечении внимания был невесте под стать. Если бы не хромота, незамужние придворные леди заглядывались бы на него не хуже, чем неженатые лорды — на Эмьир. Он сохранил гвардейскую выправку, а его движения, невзирая на искаженную походку, были гибкими и плавными, как у кошки. Непослушные рыжеватые волосы мага задорно торчали в разные стороны, вздернутый нос добавлял ухарства, карие глаза блестели в прищуре, который казался Невеньен разбойничьим. Оглядев жениха и невесту, она с трудом удержалась от того, чтобы не хмыкнуть. По ним сразу было видно, кто станет в семье главным: придерживая подол, Эмьир тащила за собой кисло поглядывающего на возлюбленную Дьерда — похоже, ему не нравилась спешка, но он молчал, предоставляя будущей жене руководить.

— Как же мы давно с тобой не собирались на посиделки! — пожаловалась Эмьир, совершив все необходимые по этикету расшаркивания перед королевой и отойдя с ней к стене, чтобы у шныряющих повсюду слуг было меньше шансов подслушать их беседу. — Вот бы, как раньше, засесть на пару часиков за чашечкой чая…

Она мечтательно вздохнула.

— Да, что-то давненько мы не встречались, — согласилась Невеньен. — Жаль, что у нас обеих нет времени.

Это была лишь половина правды. У Невеньен дела копились не просто горами, а целыми горными хребтами. Эмьир же занималась только тем, что связано с ее предстоящей свадьбой, разрешение на которую, кстати, она еще не получила. Но даже если бы Невеньен была свободнее, то она предпочла бы иное времяпрепровождение. Общаться с подругой после того, как та раскрыла всем свой роман с гвардейцем, стало крайне сложно. Она тарахтела исключительно о Дьерде, о том, что судачат придворные, и о том, как ее достали братья. Невеньен понимала ее треволнения, но чувствовала себя в присутствии пышущей счастьем Эмьир скованно. Та спокойно делилась пикантными подробностями, от которых краснели уши, и в своей манере прямо заявляла, что ждет от подруги таких же откровений, однако ответить ей тем же самым Невеньен не могла. Пусть ее отношения с Иньитом ни для кого не были секретом, рассказать об их свиданиях сплетнице вроде Эмьир значило дать лишний повод для слухов, причем таких, которые не пойдут королеве на пользу. Как бы ни хотелось Невеньен быть с подругой честной, она не могла этого сделать. И если Эмьир, надувшись, тут же забывала об обиде, продолжая трещать о женихе, то на Невеньен вынужденное молчание давило, как упавшая после пожара потолочная балка.

— Мы, вообще-то, хотели поговорить с тобой об одном деле, касающемся Дьерда, — затараторила девушка, словно Невеньен только что не намекнула на занятость. — Ты ведь поможешь нам, правда?

Ну вот, началось именно то, что она так «любила».

— А что случилось?

Дьерд склонился в просящей позе и уже открыл рот, но болтушка Эмьир успела раньше. Маг, которому было зазорно, что вместо него вперед выскакивает невеста, хмуро скосил на нее глаз.

— Помнишь, я рассказывала тебе о положении Дьерда? — как ни в чем не бывало, болтала она. — Ты говорила, что подумаешь над тем, чтобы перевести его в личные телохранители.

На сей раз подругу наградила тяжелым взглядом Невеньен. Ее и так мучило несдержанное обещание Сони, а тут еще Эмьир взялась будить и без того растревоженную совесть. Невеньен была бы рада сдержать слово, но… Она повернулась к Дьерду, который смотрел на нее умоляющими, почти отчаявшимися глазами. Ему уже устраивали проверку, и он прошел ее далеко не лучшим образом. От мага-телохранителя требовался не только отличный запас энергии и умение им пользоваться, но и отменная физическая подготовка. Не то чтобы она была у Дьерда плохой, наоборот, будь он здоров, еще дал бы фору другим претендентам. Но здоров он не был. И теперь — спасибо Эмьир — Невеньен придется отказывать ему прямо в лицо.

— Я прощу прощения, — тускло произнесла она, зная, что Тьер укорил бы ее за это. Невеньен никому ничего не обязана и не должна чувствовать себя виноватой. Это не значило, что она не чувствовала. В глазах мага погас огонек надежды, и ей стало стыдно за то, что она оказалась причиной его исчезновения. — Я ценю ваши прошлые заслуги, гвардеец Дьерд, но ваш перевод в мои телохранители сейчас невозможен.

— А позже? — наивно спросила Эмьир.

Невеньен захотелось ее стукнуть или, по меньшей мере, наступить на ногу. Как она может быть такой тугодумкой? К счастью, отвечать не пришлось — Дьерд шагнул вперед и еще раз поклонился.

— Моя королева, в таком случае нижайше прошу вас отправить меня с армией магов в Кольвед.

— Он не может! — взвилась Эмьир. В ее голосе зазвучала паника. — У него больная нога!

Противоречие в собственных словах она, похоже, не замечала — по ее мнению, рана Дьерда позволяла ему выполнять сложную и опасную работу телохранителя, но не пойти на Север. В отряды магов принимали всех, даже калек, если их увечья не мешали им самостоятельно передвигаться. Идти гвардеец, судя по всему, мог. Правда, насколько долго?

— Я способен выдержать марш до Кольведа, — стиснув зубы, произнес Дьерд. — В войско взяли даже стариков, а уж я-то шагаю побыстрее, чем они. Моя королева, я уже подавал вам прошение, но оно, наверное, куда-то пропало. Вы все еще мой капитан, и только вы можете перевести меня в армию магов.

— Нет! — воскликнула Эмьир, тряхнув крупными кудрями. — Если ты уйдешь, как мы поженимся? Ты же можешь погибнуть!

— Ничего я не погибну, — твердо сказал он. — А поженимся, когда я вернусь. Как раз твой брат созреет с разрешением.

Эмьир уставилась на него возмущенными глазами-бусинами, в уголках которых уже начали набухать слезы. Однако жених непреклонно сдвинул брови, и Невеньен вдруг засомневалась в том, что главой их семьи будет Эмьир.

— Почему вы так стремитесь попасть на Север? — спросила Невеньен.

— Там отряд лейтенанта Калена, — честно ответил Дьерд. — Мои друзья защищают королевство, а я тут лодырем сижу. Это неправильно.

— Невеньен, заклинаю тебя, — чуть не плачущим голосом попросила Эмьир. — Лекари единодушно говорят, что его нога еще не совсем зажила и он не выдержит этого похода.

— Угу, просто поразительно единодушно, — буркнул Дьерд. — Как будто им по бумажке кто-то написал, что говорить.

Невеньен зажмурилась, жалея, что не может вдобавок зажать уши — это было бы уже совсем неприлично. В хорошее же положение ее поставила бесцеремонная Эмьир. Да и Дьерд тоже неплох. Нет, чтобы эта парочка спорила у себя в покоях, рассудить их должна была королева! Что ей теперь делать? Послать сильного, опытного мага туда, где он действительно нужен, где он сможет уничтожить опустошающих Кинаму темных духов? Но так ли много будет значить один человек? Или не ломать подруге счастливую семейную жизнь? Если Дьерд погибнет, Эмьир наверняка будет винить в этом королеву. Она может настроить против Невеньен братьев и лишить ее невероятно важной поддержки своей семьи. Зато если такой верный короне человек, как Дьерд, будет связан с богатейшим родом, которому принадлежит Эмьир, то положение Невеньен на троне упрочится. Ну и что ей выбрать?

Она глубоко вдохнула и медленно выпустила из легких воздух, принимая решение. Дьерд верно сказал — есть правильные вещи и есть неправильные. Невеньен собиралась поступить так, как правильно.

— Извини, Эмьир, — сказала она, поднимая неимоверно тяжелые веки и глядя на помертвевшую подругу. — Гвардеец Дьерд, я удовлетворю вашу просьбу. Приказ о переводе будет подписан вечером, когда я вернусь в замок. Готовьтесь к походу в Кольвед.

Странно, но его глаза снова вспыхнули надеждой, словно ему радостно было отправляться туда, где он может умереть.

— Спасибо, моя королева! Да ниспошлют вам Небеса свое благословение! — искренне поблагодарил он.

Показав, что беседа окончена, Невеньен развернулась и зашагала к выходу из замка. Но даже когда она миновала ворота и спустилась во двор, ей казалось, будто бледная, неживая от шока, что у нее отбирают жениха, Эмьир с упреком смотрит ей вслед.

Отбросив подушки, Невеньен села на жесткое сиденье кареты и резко закрыла за собой дверцу. Будь это экипаж из Остеварда, он бы жутко заскрипел, угрожая развалиться от хлопка, но в Эстальском замке повозки были лучшими, и ухаживали за ними с несравнимой тщательностью. На поверхностях — ни единой пылинки, в воздухе распространялся приятный аромат роз. Кто-то из слуг догадался побрызгать внутри духами, чтобы перебить запах краски, исходящий от закрашенных гербов с коронованными пчелами. Единственное, что не нравилось Невеньен, выдохнувшей облачко пара, — здесь было холодно, лишь чуть-чуть теплее, чем снаружи.

Она закуталась в плащ и плотно задернула красную бархатную занавеску на окошке. После того что сейчас произошло в холле, видеть никого не хотелось. Сначала Эмельес, у которой Невеньен отобрала мужа, теперь Эмьир… Наверное, у королевы просто не может быть подруг. Лучше их не заводить сразу — рано или поздно между ними встанут государственные интересы, которые разрушат дружбу до основания.

Какое-то время она пустыми глазами смотрела на оббитый красной тканью потолок кареты. Из транса ее вывел вежливый стук.

— Моя королева?..

— Шен, почему мы еще не отъезжаем? — опомнившись, с раздражением спросила Невеньен.

— Леди Бьелен, моя королева, — смущенно ответила сехенка. — Она хочет поехать с вами.

Невеньен распахнула дверцу. Во дворе в это время разгружали подводы с продуктами. Было очень шумно, вокруг бегали мужчины — разгоряченные, в грязных пятнах из-за ящиков, которые они таскали на себе в погреб. Пока они освобождали одну телегу, в ворота успевала заехать другая. Было тесно, кони ржали и шарахались в сторону, возчики начинали кричать друг на друга и на рассерженного управляющего. На фоне всего этого стояла румяная, улыбающаяся Бьелен — с царственным видом, гордо подняв подбородок и не глядя по бокам, будто ее не касалась низменная суета.

— Сестра, не довезешь до храма Небес и Бездны? — спросила Бьелен. — Я слышала, ты собралась туда.

— Заходи, — Невеньен сделала приглашающий жест.

Она не мечтала о компании, но общаться с Бьелен было лучше, чем невидяще пялиться в стенку и предаваться черной тоске. К тому же в последнее время их с сестрой отношения пошли на лад. Бьелен не прекратила ехидничать по каждому поводу, а Невеньен до сих пор донимало ее высокомерие, однако импровизированные поминки по Эсти и Лиме в лагере под Эсталом словно разбили заросший льдом заслон. Река дружбы медленно, тонкими струйками, но потекла между ними. Они стали чаще встречаться по делам — благодаря блистательному умению притворяться Бьелен чувствовала себя среди аристократов как рыба в воде и внимательно слушала их разговоры, а потом докладывала королеве и Тьеру о репликах, которые при ней, расслабившись, необдуманно бросали союзники. Затем эти встречи постепенно переросли в посиделки, где они обе жаловались на жизнь и на сволочей-мужчин, которые их окружают. Выпив вина, Бьелен начинала откровенничать. Временами Невеньен ужасалась тому, какие предложения ей делали некоторые лорды, о чем они пробалтывались и какими отвратительными внутри могут оказываться внешне благовоспитанные отцы семейств. Зато когда она сама рассказывала о решениях, которые ей приходится принимать, — как было с прахом Эсти и Жевьера или, как только что, с Эмьир и Дьердом, — то печально качать головой принималась уже Бьелен.

Мало-помалу дружба между ними укреплялась, и недавно Невеньен обнаружила, что Бьелен — сестра по закону — стала ей ближе, чем сестры по крови. Она и так никогда не поддерживала с ними отношения, а коронация развела их, как Небеса и Бездну. За минувшие месяцы вместе с мужьями выразить лояльность новой правительнице приехали две из ее сестер. Это были просто женщины со знакомыми лицами — очередные жены очередных лордов, которые к тому же наивно полагали, что им удастся получить какую-то пользу из родственных связей. Утомившись от общения с ними, Невеньен все равно шла жаловаться на жизнь к Бьелен.

Взметнув подол расшитого песцовым мехом плаща, сестра грациозно поднялась на приступку. Двое пробегавших мимо слуг, засмотревшись, налетели друг на друга. Наслаждаясь произведенным впечатлением, девушка расправила юбки и по-королевски опустилась на бархатную подушку. Как бы Бьелен по секрету ни ругалась на излишне наглые приставания, внимание мужчин ей льстило, а теперь выбор ухажеров у нее сказочно расширился. Однако человек, за которого она бы согласилась выйти замуж, еще не появился.

— Зачем тебе в храм? — спросила Невеньен.

— Хочу помолиться Богине-Матери, — Бьелен по-хозяйски отодвинула занавеску на окне, когда Шен заперла за ней дверь. — Чтобы Альенна послала мне хорошего жениха.

— Ясно, — Невеньен многозначительно кивнула.

«Хороший жених» в понимании сестры был молодым, богатым, умным и красивым. Впрочем, она была согласна даже на старого, глупого и страшного, лишь бы с состоянием, которое не промотать и за всю жизнь.

Кузов покачнулся — снаружи на места для слуг забрались Илга и Шен, — и, скрипнув рессорами, тронулся с места. О последних любовных приключениях сестры Невеньен уже была наслышана, самой ей говорить не хотелось, а Бьелен о чем-то задумалась, поэтому какое-то время они ехали молча. Карета покатилась быстрее, съезжая с холма, на котором был расположен Эстальский замок, а затем, спустившись на главную улицу города, сбавила ход. Хотя королевскому экипажу все уступали дорогу, излишняя спешка могла стоить раненых лошадей или чего похуже, поэтому кучер старался править аккуратнее. Мимо медленно проплывали высокие особняки аристократов, искажавшиеся на фоне низких и тяжелых сумрачных облаков. На мгновение Невеньен показалось, будто эти громады на самом деле темные боги. Они сгорбились над улицей, выискивая среди людей и повозок королеву, чтобы проткнуть ее копьями и посадить на трон поклоняющегося им человека — Волчьего генерала, например. Поежившись, Невеньен отвернулась от окна. В таком настроении лучше никуда не смотреть и ничего не видеть.

— Слушай, сестра, — сказала Бьелен. — Ты можешь назначить меня на какую-нибудь официальную должность при дворе?

Невеньен, которая принялась изучать свое кольцо с орлом и в этот момент жалела, что у нее на пальце еще не герб с обоюдоострым мечом, встрепенулась от неожиданной просьбы.

— Зачем тебе должность? Как член правящего рода, ты ни в чем не будешь нуждаться и без нее.

— Дело не в том, что мне нужна плата за службу на благо Кинамы, — настаивала Бьелен. — Я хочу представлять что-то из себя сама, а не потому, что меня именуют Бьелен Идущей, сестрой королевы Невеньен. Понимаешь?

Невеньен не стала признаваться, что нет, и кивнула.

— Ну так назначишь? — оживилась Бьелен.

— Ты меня об этом просишь? — она усмехнулась. — Поговори лучше с Тьером. Ты же знаешь, ни одно назначение не проходит без его ведома.

Главный советник очень жестко отбирал тех, кто должен был занять место возле королевы, даже самое незначительное. Таймену, который благодаря внезапному решению Невеньен проскочил эту процедуру, приходилось очень несладко, особенно первое время. Только сейчас Тьер, кажется, убедился, что северянин действительно старается хорошо выполнять свои обязанности, и оставил его в покое.

— Вообще-то, королева ты, а не Тьер, — резонно заметила Бьелен, — так что в первую очередь о назначении нужно говорить с тобой.

Невеньен закатила глаза. Хорошо бы все следовали этому правилу.

— А во-вторых, Тьер стал очень странным, — протянула сестра. — На днях я с ним пыталась кое-что обсудить. Это было вечером, он сказал, что устал и лучше поговорить завтра. Прихожу я утром, в назначенный час, а он ничего не помнит, — она развела руками. — Ничегошеньки. И это не единственный случай.

— Да, — Невеньен кивнула. — И еще меня беспокоит то, как он постоянно впадает в «состояние глубокой задумчивости».

Так он, во всяком случае, сам это называл. Бьелен скривила губы.

— Скажи вернее: беспокоит, что он постоянно выглядит, будто его молотком в темя стукнули.

С Тьером в последнее время действительно творилось что-то не то, но это замечали только самые близкие люди. В общении с остальными он выкручивался с присущей ему изобретательностью.

Невеньен вспомнила его сегодняшние слова: «Я не вечен», — и заерзала на кожаном сиденье.

— Может, это бодрящая настойка виновата? — предположила она.

— Что за настойка? — насторожилась Бьелен.

— Напиток, который снимает усталость.

— А, это… Если это правда, то я не удивлена. Тьер перегружает себя и при этом совершенно не умеет расслабляться. Другие на его месте пьют вино, таскаются по шлюхам, а он, как вол в поле, тянет плуг политики. Любой на его месте сойдет с ума. Ты бы уговорила его отдохнуть.

— Как будто это настолько просто, — Невеньен вздохнула.

Бьелен изогнула четко очерченную бровь.

— Сестричка, если ты не хочешь, чтобы главный советник иссох, круглыми сутками работая на укрепление твоего королевства, то ты потрудишься над тем, чтобы дать ему отдых.

Это звучало не очень-то вежливо. Невеньен насупилась.

— Ты так говоришь, как будто я мало делаю!

— Делаешь ты как раз очень много. Но почему: просто потому, что тебе дают работу, или потому, что ты заботишься о наставнике и хочешь, чтобы он не перетруждался?

Ее щеки вспыхнули от стыда. Можно было сколько угодно обижаться на тон Бьелен, но она без стеснения указала сестре на ее равнодушие. Тьер сделал для Невеньен гораздо больше, чем родной отец, а она, бессовестная, даже не пытается ему помочь… Она опустила глаза в пол.

— Извини. Ты права.

— Да ничего. Вырастешь — станешь такой же умной, как я.

— Я не маленькая! — возмущенно вскинулась Невеньен и замерла, увидев давящуюся смехом Бьелен. Сестра потешалась над ней!

— Ну-ну, не дуйся, — Бьелен с теплотой взяла ее за руку. Невеньен сердито фыркнула, но обида уже прошла. — Так как, подумаешь над моим назначением?

— Подумаю, — мирно ответила она.

— Спасибо, — поблагодарила сестра.

Казалось, что она увлеченно наблюдает за чем-то происходящим на улице, но Невеньен уже хорошо выучила повадки Бьелен. И верно: она стряхнула с меховой оторочки плаща пылинку, погляделась в зеркальце и, заметив, что Невеньен на нее смотрит, наклонила голову. Взгляд у девушки стал лукавым.

— Знаешь, арджасский посол намекнул, что хотел бы взять меня замуж, — шепотом, как будто сообщала страшную тайну, сказала Бьелен.

— И как ты к этому относишься? — спросила Невеньен.

Сестра поморщилась.

— Никак, если честно.

Еще бы — у чернолицего, сухого, как ветка, Аб-Развана денег куры не клевали, но нрав у него был таким, что будущей жене оставалось только посочувствовать. Мужа привыкшая к свободе Бьелен предпочла бы более покладистого.

— А как у тебя с Иньитом? — глядя в сторону, поинтересовалась сестра.

Невеньен покусала нижнюю губу, мучаясь от желания поделиться новостью. Лучше бы о свадебном предложении никому не знать, но… Святой Порядок, она больше не могла держать это в себе! А Бьелен казалась человеком, который не выдаст секрет своей родственницы.

— Мы скоро пойдем к жрецу Лэмьету просить о тайном заключении брака! — выпалила она, стараясь говорить тише.

— О, поздравляю! Ты, наверное, так счастлива!

Бьелен сжала ладони сестры, однако Невеньен успела поймать краешек странного чувства, промелькнувшего в ее серых глазах. Это не было ни радостью за сестру, ни тем более восторгом. Но чем тогда это было? Завистью? Наверняка — Невеньен не отличалась ни красотой, ни умом Бьелен, но готовилась выйти замуж за мужчину, о котором можно было только мечтать. Причем они любили друг друга, а не «женились» на деньгах или положении в обществе. Сестре с этим не слишком везло. Бьелен не раз жаловалась, что те мужчины, к которым она испытывала настоящий интерес, находили тысячу поводов, чтобы не связывать с ней жизнь.

— Бьелен, — Невеньен с искренним сочувствием погладила ее по руке, — не волнуйся, я уверена, что скоро найдется самый замечательный на свете мужчина, который сделает тебе свадебное предложение. Просто не может быть, чтобы этого не случилось.

Сестра кривовато усмехнулась.

— За этим я и еду в храм, не так ли? И вообще, не надо обо мне беспокоиться — я как-нибудь разберусь. До сих пор, во всяком случае, я неплохо обходилась без мужа, — она прочистила горло. — Ты пригласишь меня на церемонию вашей с Иньитом свадьбы?

— Ну… — Невеньен замялась, не зная, что ответить. Это же все-таки будет тайный обряд.

— Ты что, боишься, что я кому-то расскажу? — она надула алые губы. — Клянусь, что буду держать рот на замке и не выдам вас даже под пытками.

— Ладно, — сдалась Невеньен. — Завтра, как мы сходим к Лэмьету, я скажу тебе, на какую дату будет назначен обряд.

— Отлично! Надеюсь, что с официальной церемонией вы тоже не задержитесь, — Бьелен мечтательно сощурилась. — На ней соберутся лорды со всей Кинамы… Мне будет, из кого выбрать!

Невеньен не удержалась от улыбки — сестра, конечно, уже начала мысленно присматривать себе женихов.

Карета, тряхнувшись, остановилась. Невеньен стала с недоумением озираться. С той невысокой скоростью, которую поддерживал кучер, они не должны были так быстро добраться до храма. Или за болтовней с Бьелен прошло больше времени, чем казалось? Но нет — здания снаружи свидетельствовали о том, что до храма еще далеко.

За оконным проемом появились Ваньет и Парди.

— В чем дело? — спросила Невеньен, открывая дверцу.

— Моя королева, впереди толпа горожан, — ответил Ваньет. Я бы советовал объехать ее по соседним улицам.

— Просто толпа? Что в этом такого?

Не дожидаясь ответа от гвардейца, она спустилась на приступку и сама оглядела дорогу впереди. Ваньет тотчас встал так, чтобы она не могла сойти на землю.

— Моя королева, вам лучше не выходить.

— Почему? О…

Перегородивших путь эстальцев было человек пятьдесят, но может быть, и меньше, учитывая, сколько толкалось вокруг зевак и растерянно стоявших на обочине прохожих. Скопившиеся в самом центре толпы люди выглядели отнюдь не добродушно. В основном это были мужчины в бедной одежде, многие, несмотря на холод, без плащей или кожухов. У большинства рукава были засучены до локтей, как будто они собирались драться, некоторые держали дубинки. Невеньен видела крепкие шеи, широкие спины и вскидывающиеся в агрессивных жестах жилистые руки мужчин. Судя по ним, на улице собрались батраки, у которых, в отличие от голодающих нищих, хватит сил что-нибудь разгромить.

Несмотря на то что ее защищал отряд гвардейцев, Невеньен стало страшно. И не только ей. Повозки, которые из-за людской запруды не могли пересечь улицу, скопились в несколько рядов, однако привычной ругани не было. Кучера тихо, чтобы не привлекать внимание озлобленных мужчин, кляли то мгновение, когда решили тут поехать, и старались сразу же развернуться в противоположную сторону. Зато на всю улицу гремели другие кличи:

— Долой пособников Тьмы! За пресветлых када-ри! За Дитя Цветка! Бей еретиков!

Невзирая на столь яростные призывы, пока никто никого не бил. Однако это не значило, что избитых не было раньше или они не появятся сейчас. Со всей главной улицы к толпе подтягивались мрачные стражники в коричневых мундирах. На плечах некоторых блестели эмблемы магической стражи. У Невеньен отлегло от сердца — благодаря их мощи назревающая потасовка, скорее всего, обойдется без потерь.

— Что там такое? — спросила Бьелен, встревоженно вслушивающаяся в крики.

Ваньет молчал. Вместо него ответил Парди.

— Пьяное сборище, леди Бьелен. Говорят, кто-то в таверне неподалеку заявил, будто жрецы прячут Дитя Цветка, и все пошли выяснять, правда ли это.

— Но почему они здесь, а не отправились в храм? — удивилась Бьелен.

— Кто их разберет, леди, — хмуро сказал молодой гвардеец. — Они же пьяные. Может, на самом деле хотят лавку какую-нибудь ограбить. На всякий случай я не советую выходить из кареты.

Он многозначительно посмотрел на госпожу, чью массивную корону было хорошо видно издалека. Невеньен торопливо залезла обратно в экипаж.

— Парди, Ваньет, скажите кучеру, чтобы уезжал отсюда как можно быстрее. И передайте Шен и Илге, чтобы они временно пересели к нам. Бьелен, ты не против?

Слегка побледневшая сестра кивнула. В такой ситуации девушкам было безопаснее находиться внутри кареты, пусть даже в ней станет тесно.

— Вот бы мне найти мужа поскорее, — тихо сказала Бьелен, когда за гвардейцами закрылась дверца. — И уехать куда-нибудь подальше, туда, где спокойно. Как ты думаешь, может, все-таки принять предложение Аб-Развана?

— Не знаю, — честно ответила Невеньен.

Сама она никуда сбегать не собиралась. Это ее страна — и ее подданные, с которыми ей придется иметь дело, хочет она того или нет.

В покоях настоятеля было тихо, несмотря на вечный храмовый гул. Два жреца у входа из-за неподвижности походили на выпуклые фрески, но им было далеко до Ваньета и Парди, замерших за спиной королевы. Иногда наблюдающей за ними Невеньен казалось, что гвардейцев специально обучают тому, как не моргать. В этом царстве статуй шевелилась только непоседливая Шен, которая не могла стоять смирно и постоянно порывалась что-нибудь потрогать или поправить. Сама Невеньен, с демонстративной вольготностью раскинувшаяся на кресле, от скуки разглядывала кипы книг на столе. При первом посещении покоев Рагодьета она заметила лишь несколько роскошно отделанных фолиантов на полках — не более чем украшений. Однако раз от разу их становилось все больше, и теперь испускавшие тяжелый запах старости древние тома заполняли почти все пространство. Судя по всему, это были книги из храмовой библиотеки, но почему их так много и что настоятель в них ищет, Невеньен не хотела даже гадать.

Рагодьет опять задерживался, но сейчас хотя бы была известна причина — Невеньен видела его возле алтаря, окруженного со всех сторон взволнованными прихожанами. Высокопоставленному жрецу не давали пройти, спрашивая, когда же наконец боги ответят на молитвы и когда прекратится разорение Севера. Невеньен могла бы поторопить настоятеля, однако не стала этого делать — народ должен получить ответы на свои вопросы, пусть даже они будут расплывчатыми и ничего не обещающими.

Шен, шебуршащая рядом, тихо охнула.

— Госпожа, да у вас подол испачкался в пыли! Ох уж эти конюшенные мальчишки, никак не могут толком вымести грязь из карет… Разрешите мне почистить?

Невеньен, глубоко погрузившаяся в мысли, очнулась от них не сразу. Возиться с чисткой ей сейчас не хотелось.

— Не надо…

Но было уже поздно — сехенка наклонилась и поднесла ладонь к серому пятну на платье. Служанка лишь чуть-чуть шевельнула пальцами, и не успела Невеньен моргнуть, как грязь исчезла. Маг из Шен был невероятно слабый, она почти не пользовалась энергией, но каждый раз, когда она это делала, безмерно удивлял Невеньен. Девушка определенно обладала способностями к мелкой и точной работе.

— Готово! — радостно объявила Шен.

Если бы она не взмахнула руками от удовольствия, что смогла угодить хозяйке, то Невеньен и не заметила бы на них свежих ссадин. Их совершенно точно не было еще пару часов назад, когда сехенка прислуживала ей в молитвенной комнате.

— Ты упала? — спросила Невеньен.

— Э… Да, моя королева! — замявшись на мгновение, бодро ответила Шен.

Не требовалось большой проницательности, чтобы понять, что она врет. Невеньен нахмурилась.

— Это Илга виновата?

— Нет, госпожа, служанка леди Бьелен не стала бы так поступать.

Заглянув в ее широко распахнутые глаза, Невеньен убедилась, что на сей раз Шен честна. Действительно, Бьелен при себе дурочек не держала и ни за что не одобрила бы поведение своей служанки, узнай она, что та портит жизнь помощнице сестры.

— Тогда кто? — строго спросила Невеньен.

Шен отвела взгляд в сторону.

— Никто.

Невеньен рассерженно постучала ногтями по столу. «Никто» вредил ее служанке уже не первый раз, но сехенка упрямо отказывалась признаваться, кто же это. У Невеньен зарождалось неприятное подозрение, что, докопайся она до правды, имен окажется гораздо больше, чем одно, два или три. Слуги в Эстальском замке вели свою собственную борьбу за власть, и те, кто рассчитывал занять первое место при королеве, возненавидели неизвестно откуда вылезшую необученную девчонку, а многие ей попросту завидовали. Но чем дальше, тем сильнее Невеньен уверялась в том, что Тьер дал ей правильный совет. Вместо того чтобы участвовать в этой злой игре и ябедничать, избавляясь от обидчиков, Шен молча терпела. Ее благородством можно было только восхищаться. Жаль, это никогда не оценят те, кто ставит сехенке подножки, чтобы она «случайно падала»…

— Я боюсь, что если так будет продолжаться, то тебе сделают что-нибудь по-настоящему плохое, — Невеньен, как она надеялась, очень убедительно посмотрела на служанку. — Может, все-таки скажешь мне, кто виноват?

— Не волнуйтесь, госпожа, — все с той же бодростью ответила Шен. — Со мной все в порядке. Скоро все поймут, что меня этим не расстроить, и отстанут!

Ее карие глаза светились уверенностью в том, что именно так и будет. Невеньен оставалось лишь вздохнуть. Видимо, в борделе, где Шен работала поломойкой и повитухой, с ней обходились гораздо хуже. Но это был ее выбор, и, пожалуй, с ее стойкости следовало брать пример.

В комнату, тяжело дыша, словно бегал по крутым лестницам, вошел Рагодьет. На его гладком лице застыло выражение радушия — в последнее время из противника новой власти жрец поразительным образом превратился в чуть ли не лучшего друга Невеньен. Таким он, во всяком случае, пытался перед ней предстать на личных встречах.

— Моя королева, нижайше прошу прощения, что заставил вас ждать! — он обезоруживающе улыбнулся. Его явно обрадовало, что гостья приехала без своего наставника, и он довольно потирал толстые руки, видимо, решив, что с молоденькой девушкой проще иметь дело, чем с въедливым старым политиком. Невеньен хмыкнула про себя. Если бы Рагодьет знал, как она собирается его разочаровать! — Эти прихожане, просители… Хотя вы наверняка лучше меня знаете, что это такое!

Объемный живот служителя богов, обтянутый черно-белой робой, затрясся в якобы непринужденном смехе, но Невеньен уловила тщательно скрытую натянутость. Еще бы — ничего вразумительного на большинство просьб прихожан он ответить не мог. Впрочем, как и Невеньен, когда ее настойчиво спрашивали о победе над када-ра и Таннесом.

Она встала, решив, что не позволит увлечь себя светской беседой.

— Настоятель Рагодьет, вы действительно заставили меня ждать, причем не только меня, но и весь кинамский народ.

Что она имеет в виду, жрец понял без подсказок.

— Моя королева, в вашем праве меня упрекать, но я стараюсь на благо Кинамы! — он поднял вверх руки, как бы сдаваясь на милость правительницы, и подобострастно поклонился. — Может быть, мы можем поговорить об этом наедине?

Прежде чем ответить согласием, Невеньен огляделась. Рагодьет, постоянно сопровождаемый Паньердом, сегодня пришел в покои один. Хитрец — он вообще не стал звать хранителя, зная, что тот не сможет лгать королеве. Что ж, Невеньен собиралась разговаривать с ним деликатно, но теперь, хочешь или нет, придется вести себя жестко.

— С удовольствием, настоятель Рагодьет. Полагаю, жрец Паньерд уже ждет нас внизу? Мне так не хватает его разъяснений по ходу нашей с вами беседы!

Улыбка настоятеля стала кривоватой.

— Какая жалость, что он занят храмовыми обязанностями! Сейчас как раз подошла его очередь петь гимны у главного алтаря…

— Надеюсь, это ненадолго, — вежливо произнесла она, жалея, что нельзя вцепиться Рагодьету в горло. Он думает, что переиграет ее? Размечтался! — Боюсь, что без уважаемого жреца Паньерда я не обойдусь никак. Придется мне подождать еще немного. Вы ведь составите мне компанию?

Если уж мучиться, то не ей одной.

— Конечно! — оживился настоятель, хотя Невеньен поспорила бы, что мысленно он пожелал ей провалиться в Бездну. — Тогда, может быть, бутылочку сантийского, чтобы скрасить ожидание?..

Полчаса тянулись, как загустевшая вишневая смола. От вина Невеньен, намеревавшаяся сохранить для переговоров трезвый ум, отказалась, однако Рагодьет прикладывался к кубку так, словно налил себе колодезной воды. Невеньен ощущала, что настоятеля гнетет какая-то внутренняя тревога. Она подтачивала уверенность человека, ставшего одним из первейших жрецов в Кинаме, и заставляла его быть непохожим на себя. Тьер считал, что пухлые руки Рагодьета трясутся из-за его неуемных аппетитов и жажды наживы, однако Невеньен казалось, что дело в чем-то ином. Безусловно, настоятель алчен, но неужели только это и страх того, что королева добьется его ухода с «хлебной» должности, вынуждают Рагодьета быть таким напряженным?

Он несколько раз порывался начать с Невеньен разговор о делах, но она достаточно резко прерывала все его поползновения. Тьер сказал ей быть твердой, и она будет такой. Это оказалось непросто — когда в дверях появился блеклый хранитель, Невеньен уже думала, что не выдержит и сама перейдет к теме ритуала.

— Постойте снаружи, — приказала она гвардейцам и Шен.

Вместе с ними вышли и жрецы Рагодьета. Оставшись наедине с двумя мужчинами, Невеньен вдруг почувствовала себя неуютно. Настоятель, который разглядывал золотой кубок, упоминать о Бутоне не торопился, Паньерд, как обладающий самым низким положением, молчал.

— Полагаю, вы уже знаете, что произошло сегодня на главной улице, прямо перед моим приездом сюда, — подпустив в голос холода, начала Невеньен.

— Да, моя королева, — кивнул Рагодьет. — Прихожане рассказали мне. Чернь устроила очередную драку, в качестве повода использовав слух, что жрецы прячут Дитя Цветка.

— Вы понимаете, что может произойти, если мы и дальше будем откладывать ритуал пробуждения?

— Прошу вас, моя королева, не будьте столь категоричны. Для драки простолюдинам годится любой повод, а мы рискуем гораздо большим, чем маленький бунт, если пресветлое када-ри погибнет при пробуждении из-за того, что его сосуд не созрел, — возразил Рагодьет. Он опустошил почти половину бутылки сантийского, но захмелевшим не выглядел. Учитывая его внушительный вес, чтобы опьянеть, ему, наверное, требовалось намного больше, чем пара кубков вина. Жаль — может быть, в подвыпившем состоянии его было бы легче переспорить. — Однако меня беспокоит одна вещь, связанная с этими волнениями, — продолжил настоятель.

— Какая же?

Есть столько вещей, о которых следует беспокоиться…

— Сегодняшним батракам нужно было всего лишь почесать кулаки, поэтому ни один из них сюда не дошел и мы с вами можем спокойно беседовать, — брови Рагодьета, все время пытавшиеся сойтись над переносицей, наконец-то надолго соединились, проложив посередине лба морщину. — Но каждый день к храму приходят люди, которые точно знают о существовании внутреннего святилища, и им известно в подробностях, как выглядит Бутон. Более того, вчера несколько безумцев пытались прорваться в мои покои, крича, что я держу Дитя Цветка в тюрьме, как будто человек может проделать нечто подобное с пресветлыми када-ри! Это возмутительно! — дыхание настоятеля утяжелилось. Паньерд с тревогой подскочил к господину, но он махнул рукой в перстнях, жестом приказывая жрецу вернуться на место. — Моя королева, мне стыдно говорить об этом, но Бутон рос в святилище достаточно долго, и до тех пор, пока я не посвятил вас в тайну Цветка, о нем никто чужой не знал.

Он пытается обвинить ее во всех проблемах и думает, что она поведется на это и будет перед ним заискивать? Нашел простушку!

— Появление слухов именно в это время может быть простым совпадением, — поджав губы, ответила Невеньен. — Вы проверили своих людей? Проболтаться мог кто-то из них.

— Это то, что я сделал в первую очередь, моя королева, так как не мог подозревать вас и ваших помощников в совершении подобной ошибки, — Рагодьет, не вставая с кресла, изобразил поклон. — К величайшему сожалению, я выяснил, что никто из посвященных жрецов выдать тайну не мог. Прошу вас произвести расследование и строго наказать тех, кто поставил наше с вами общее дело под угрозу полного краха.

Он преувеличивал — обнаружение нераскрывшегося Цветка еще не означало полный крах, но так или иначе это был бы серьезный удар и по самому Рагодьету, и по королеве, и по всем жрецам, чья нечистоплотность людям изрядно надоела.

— Я приму к сведению ваши слова, — сказала Невеньен. Никаких «да, конечно» — королева не будет плясать под дудку жреца, пусть он хоть десять раз настоятель главного храма столицы. — Тем не менее я должна напомнить, что пробуждение Дитяти Цветка решит проблему слухов, и не только ее.

— Вы абсолютно правы! — с воодушевлением согласился Рагодьет. — Но…

— А теперь я бы желала спуститься вниз и собственнолично проверить, готов Бутон к тому, чтобы раскрыться, или нет, — громко прервала Невеньен, игнорируя проявившееся на его лице недовольство. — Жрец Паньерд, вы ведь поможете мне в этом разобраться?

— Да, моя королева, — тихо и бесцветно ответил он, так что было совершенно непонятно, обрадовала его эта просьба или огорчила.

Во внутреннем святилище не изменилось ровным счетом ничего. Так же монотонно гудели жрецы, полуприкрыв веки, под которыми виднелись желтоватые белки глаз, так же размеренно и гулко били по барабану колотушки, так же ослепительно горели свечи и лампы. Таким же, каким его помнила Невеньен, остался и Бутон, словно изваянный из огромного лазурного камня, но теплый, пульсирующий в ритм с барабаном.

Цветок был похож на созревший не больше, чем месяц назад, когда Невеньен его впервые увидела. Однако на сей раз она смело провела ладонью по его поверхности, с замирающим сердцем проверяя, не начал ли он вдруг вянуть. Нет, не начал — тугие остроконечные лепестки крепко смыкались под потолком, а крошечные голубые чешуйки плотно примыкали друг к другу, и не думая отслаиваться.

Удостоверившись, что с Бутоном все в порядке, Невеньен с облегчением вздохнула. Будь у нее возможность, она бы приходила сюда каждый день, каждый час — полюбоваться на дитя богов, будущего спасителя Кинамы. Его присутствие рядом дарило странное ощущение спокойствия, уверенности в том, что все будет хорошо, и вызывало тихую, потаенную радость от осознания, что здесь, прямо возле тебя, находится волшебное существо, видеть и коснуться которого за всю историю королевства сподобились лишь несколько прославленных героев и королей.

— Она должна быть прекрасной, — зачарованно прошептал Паньерд.

Он шагнул вперед, задев Невеньен полами своей робы, и дотронулся до Цветка, восхищенно глядя на его плавные грани. Казалось, жрец забыл о том, что рядом с ним стоит его госпожа и повелительница Кинамы. Невеньен, смутившись, отступила в сторону.

— «Она»?

— Дочь Цветка, — пояснил Паньерд. — Я почти уверен, что это будет женщина.

— И как вы считаете, она готова пробудиться?

Жрец оглянулся на замершего в трех шагах от него настоятеля, как будто ища на его лице ответ. Поджавший красные губы Рагодьет молчал, пристально глядя на помощника.

— Я… Гм… Я не знаю, моя королева. Я считаю, что мы недостаточно исследовали все, что связано с Бутоном, и предпочел бы еще немного подождать…

— Невозможно, — отрезала Невеньен. — Армия магов отправляется в Кольвед через десять дней, и када-ри должно отбыть с ней, а в Эстале вспыхнет бунт, если мы в скором времени не подтвердим или не опровергнем слухи о Дитяти Цветка. Храм могут разгромить во время беспорядков, а всех жрецов убить. Вы этого не боитесь?

Смешавшись от такого напора, он неуверенно взмахнул русыми ресницами и дернулся вбок, словно пытался спрятаться и не отвечать. Вместо него заговорил Рагодьет.

— Вы совершенно правы, моя королева, — он низко, с глубоким уважением поклонился. — Мы ждали достаточно, и, судя по докладам хранителя Паньерда, Бутон вряд ли придет в лучшую готовность для раскрытия, чем сейчас. Когда вы желаете назначить ритуал пробуждения, моя королева?

От растерянности Невеньен часто заморгала. Вот так вот просто — и никаких споров, вытягивания выгоды, ничего? Почему нельзя было уже давно так сделать? Она заставила себя собраться.

— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовиться к ритуалу? — спросила она Паньерда.

— Самое большее — два дня, — помедлив, ответил он еле слышным голосом.

— Значит, так и будет, — подытожила Невеньен.

Это будет великий день. В него решится, есть ли у Кинамы надежда.

Окарьет с торжественным видом зачитывал доклад эльтина Аварьета.

— …лорд Мерланьет Эмгерлад сообщает, что заняться починкой моста у деревни Тэрасвалль на Эстальском тракте, как это предписывает закон, у него нет никакой возможности из-за разорения, которое ему учинили последние события в стране, и лесных разбойников, от которых нет никакого спасения всей округе и которые отпугивают рабочих, стоит им прийти к мосту с инструментами…

Окарьет был превосходным помощником, но у него был один недостаток — он все время изъяснялся так, словно ему требовалось запутать слушателей. Изрядно уставшей за день Невеньен было куда интереснее следить за ним самим, чем за его словами. Планшет, например, секретарь всегда держал левой рукой, демонстрируя всем длинные, ухоженные ногти, а правую, с обрезанными, прятал. Кудри молодого мужчины, завитые по последней моде, крупными локонами лежали на плечах, закрывая часть золотой вышивки на сером камзоле. Одна из волосинок закрутилась вокруг блестящей пуговицы, и Невеньен, которая никак не могла сосредоточиться на тексте, отчего-то это ужасно смешило.

— Простите, моя королева, мне повторить последнюю фразу? — спросил Окарьет.

— Э… Да, извини, я отвлеклась. Так чего хочет лорд Мерланьет?

— Он просит выслать ему отряд королевских солдат для поддержания порядка и защиты от разбойников, а также выделить ему из казны сумму для оплаты труда рабочим…

Невеньен уже знала, что Таймен дал положительную резолюцию на запрос денег — он сам об этом сказал на сегодняшнем занятии по экономике. Ах, милый, ответственный Таймен! Он так расстроился, когда Невеньен попросила его закончить урок чуть раньше… Но если бы не это, то они с Иньитом не смогли бы выкроить иной кусочек времени, чтобы поговорить с Лэмьетом о тайной женитьбе.

Свадьба… Окарьет и доклад перестали существовать — Невеньен целиком погрузилась в мысли о замужестве. Она вернулась от пожилого жреца только четверть часа назад, и эмоции еще не успели улечься, штормовыми вихрями переплетаясь внутри. На уговоры наставника в вере пришлось потратить гораздо больше времени и усилий, чем они с Иньитом рассчитывали. Лэмьет долго хмурил брови, складывал морщинистые руки на животе, пытался отказаться от предоставленной ему чести, объяснял, что королеве и ее избраннику нет нужды соблюдать такую секретность и что прежде нужно все обсудить с другими советниками — естественно, подразумевая под ними Тьера. В конце концов Невеньен заставила жреца переменить свое мнение: мягким убеждением, клятвами, что эта любовь навсегда, и — совсем чуть-чуть — слезами. Она немного сердилась на Иньита, который едва все не испортил, почувствовав сопротивление Лэмьета и начав кипятиться. Но ей удалось все уладить, пожилой служитель богов смилостивился, и тайный обряд решили провести послезавтра, то есть на следующий день после пробуждения Дитяти Цветка. Невеньен улыбнулась. Если все получится так, как она надеется, то это будут самые счастливые дни в ее жизни.

— Моя королева? — громко спросил секретарь, и вздрогнувшая Невеньен поняла, что он зовет ее не первый раз.

— Прости, Окарьет, что-то я сегодня очень рассеянна, — она глянула в окно на смурое, низко висевшее над крышами Эстала небо. Начиналась весна — время штормов. — Наверное, погода виновата. Так о чем ты говорил?

— О Тэрасвалльском мосте, который обязан починить лорд Мерланьет Эмгерлад.

— Ах да. Сопровождение рабочим обещал выделить лорд Иньит из подчиняющихся ему отрядов разбойников. Дождись бумаг от него и лорда Таймена и неси мне, я поставлю на них печать. Мост нужно начать чинить как можно скорее.

— Да, моя королева. Далее лорд Аварьет в докладе…

Секретарь сделал вдох, чтобы начать зачитывать следующие страницы — а их на планшете была прикреплена целая стопка, такая, что ее еле удерживал зажим. Готовой заняться всеми этими делами — тем более что большинство из них, к счастью, было уже наполовину решено — Невеньен сейчас себя не ощущала абсолютно.

— Оставь мне, пожалуйста, доклад лорда Аварьета, я поработаю с ним сама, попозже.

Разобраться во всем вместе с секретарем было бы проще — его превосходная память позволяла делать пояснения по многим вопросам, не копаясь в горах бумаг, — однако сейчас лучше было не мучить ни себя, ни Окарьета. Невеньен с тоской посмотрела на легшую перед ней толстую пачку листов и мысленно прокляла Аварьета. Он отличался не только болтливостью, но и любовью к изображению бурной деятельности, которая при ближайшем рассмотрении часто оказывалась бестолковой. Если вычленить из доклада то, что действительно стоило внимания королевы, он бы сократился самое меньшее на треть. Если бы на Аварьета можно было как-то повлиять… Но он вежливо выслушивал все просьбы и продолжал работать так, как привык. Лукавый лорд знал, что у него слишком много связей среди знатных семейств центральных земель, чтобы новая, еще толком не закрепившаяся на престоле королева посмела его тронуть. Пока подстраиваться приходилось ей, однако это не значило, что так будет всегда. Когда трон рядом с ней открыто займет Иньит…

— Чая, моя королева? — предложила Шен, весело блестя карим глазом из своего угла.

— Давай, — согласилась Невеньен, откидываясь на спинку кресла.

Подол сехенки зашуршал по ковру, когда она принялась доставать из камина нагретую воду. О свадьбе Шен не знала, но догадывалась. Она угадывала мельчайшие перемены настроения госпожи и, конечно, заметила ее необычное поведение, поняв, что сегодня у Невеньен случилось что-то очень важное. Благодарение Небесам, девушка была достаточно умна для того, чтобы ничего не спрашивать и не делать никаких намеков. Она показывала свою искреннюю радость за хозяйку просто тем, что широко улыбалась и почти что летала по кабинету, расставляя посуду с особой, несвойственной ей церемонностью. Густые рыжие волосы Шен мелькали вокруг задорным огоньком свечи. Невеньен, проникшейся заботой служанки, вдруг захотелось сделать для нее что-нибудь приятное.

— Я вроде бы давно не давала тебе выходных. Хочешь отдохнуть сегодня вечером, пройтись по Эсталу?

— Спасибо, моя королева! И все же если вы не против, то я бы предпочла остаться в замке.

— Почему? — удивилась Невеньен. — Я еще понимаю, если бы ты боялась гулять одна, но я видела, что у тебя появились друзья. Ты же вчера уходила в компании сехенок, разве нет? И кесет Виш проявляет к тебе внимание.

Дали бы ей самой свободное время, она бы с удовольствием прогулялась по городу. Невеньен жила здесь уже несколько месяцев, а до сих пор не посетила многих его интереснейших мест — например, арджасский квартал со странными южными зданиями или Рыбный рынок, где, вопреки названию, торговали больше приплывающими на речных судах диковинками, чем обитающей в реке Вельтейе живностью. Увы, либо Невеньен была занята, либо по статусу не могла просто так заходить в некоторые заведения. Приходилось ждать подходящего случая, который мог не появиться годами. Но Шен-то не требовалось следить за репутацией и размышлять о том, как определенные лорды могут воспринять ее действия.

— Это не совсем те друзья, с которыми я бы хотела гулять, — с подозрительной осторожностью ответила Шен.

— Не совсем те — это как?

Сехенка потупила взгляд.

— Это не простая дружба. Они требуют от меня то, чего я не могу им дать.

— Что это значит? — напряглась Невеньен.

— Они просят, чтобы я рассказывала вам вещи, которые, по-моему, не совсем правда. Ябедничала на некоторых лордов. Подсовывала некоторые идеи по поводу того, как нужно устроить жизнь сехенов. Но я даже не всегда понимаю, что они мне говорят! Да и нанималась к вам я за другой работой, — девушка жалобно посмотрела на госпожу. — А советчик у вас уже есть — кесет Виш.

Невеньен постучала ногтями по столешнице. Вот так дела… Наивные сехены, оказывается, не так уж глупы, если решили проводить свои идеи через королевскую служанку. В одном им не повезло — в порядочности Шен.

— И кто тебя о таком просит?

Девушка надула щеки.

— Моя королева, доносить нехорошо. Лучше увольте меня, но не просите.

Впрочем, иногда эта порядочность оборачивалась против ее хозяйки. Невеньен поморщилась. Придется искать особо хитрых сехенов другими способами.

— Ладно, Шен, я не настаиваю. Спасибо, что рассказала мне об этом. Но скажи тогда, зачем ты вообще ко мне нанялась?

Она заулыбалась, обрадовавшись смене темы.

— Ну как же. У вас хорошо, вы не бьете слуг, относитесь к ним по-доброму. Да и Сех вам служит…

Ну конечно, Сех! Невеньен совсем забыла про этого юношу. Когда Тьер пропихивал его в гвардейцы, она боялась, что потом придется иметь дело с отцом молодого сехена, который тоже был кесетом и, по слухам, очень строптивым. Но Небеса ее от этого избавили — случилась какая-то трагедия, и он погиб. Шен еще сильно переживала за своего милого друга.

— Он присылает тебе письма? — мягко спросила Невеньен.

— Да… — из длинного носика чайника полилась прозрачная струя. В чашке заклубились чаинки, мгновенно окрашивая жидкость в янтарный цвет. — Как раз вот пришло письмо из Кольведа. Как-то… сложно у него все там.

— Не переживай, — Невеньен ободряюще погладила ее по руке. — Скоро туда придет армия магов, и Сеху обязательно будет легче.

— Спасибо, моя королева, — Шен благодарно сощурилась. В уголках ее глаз, несмотря на юность, собрались мелкие морщинки. — Надеюсь, так и случится. Добавить вам в чай вишневой наливки?

По неизвестной Невеньен причине служанка решила, будто наливка, которую она держала для Таймена, нравится и ей самой. Она засмеялась.

— Нет. Но если хочешь, можешь тоже выпить чая и добавить ее себе.

— Правда? — круглое личико Шен просветлело.

— Правда.

От радости она стала носиться по кабинету еще быстрее, доставая и наполняя вторую чашку, и у Невеньен зарябило в глазах от яркой рыжины ее волос. Однако налить себе чай сехенка не успела — Окарьет объявил о визите Тьера.

Главный советник вошел спустя мгновение после этого, не дожидаясь, пока ему позволят войти. Белые брови старика были сдвинуты у переносицы, ясные серые глаза потемнели, цветом походя на мечущиеся над Эсталом буревые тучи. Черный с серебром камзол казался сегодня на Тьере особенно мрачным, создавая вокруг него грозный ореол. Невеньен невольно выправила осанку. Притихла и Шен, которая нутром почувствовала, что сейчас не время для легкомысленного чаепития, и робко вернула взятую для себя чашку на место.

— Моя королева, Окарьет сказал, что вы не заняты. Можем ли мы с вами поговорить наедине? Скопились дела, которые требуют нашего с вами совместного обсуждения.

Тон у Тьера был обычный, вежливый, и ничто не указывало на причину его хмурого вида. Невеньен, подумавшая было, что она каким-то своим решением вызвала недовольство главного советника, растерялась окончательно. Если бы он считал, например, что лорд Мерланьет должен собственными силами справиться с починкой моста, то сказал бы об этом сразу. А может быть, она ни в чем не виновата? Из-за бодрящей настойки, которую советник пил почти не переставая, его настроение могло меняться непредсказуемо.

— Конечно, лорд Тьер. Не хотите ли сначала чая?

Шен уже подскочила к нему с подносом, но наставник поднял ладонь, останавливая ее.

— Благодарю, не надо. Я недавно поужинал.

Невеньен с тоской глянула на свою чашку — если Тьер отказывался от чая, значит, дела серьезные и придется полностью на них сосредоточиться. Она с усилием собрала разбегающиеся мысли воедино и, как только Шен вышла из комнаты, сказала:

— Что ж, тогда я готова приступать. Что мы должны обсудить?

Уголки губ Тьера дернулись вниз.

— Вашего жениха, моя королева.

Сердце у Невеньен екнуло. Она попыталась сохранить невозмутимость, но тщетно — голос предательски дрогнул.

— Какого еще… жениха?

— Того, которого вы до сих пор не выбрали из списка. Сватовство — процесс долгий, и не факт, что условия брачного контракта удовлетворят человека, который вам понравится. Нужно заняться этим как можно скорее, если вы действительно хотите помочь Кинаме.

Невеньен чуть-чуть успокоилась. Она уже испугалась, что Тьер каким-то образом прознал об их тайной свадьбе с Иньитом. Случись такое, это было бы катастрофой. Невеньен боялась представить себе гнев наставника, когда он обнаружит, что его столько времени обманывали, но гораздо больше она боялась не злости Тьера, а навечного разлучения с Иньитом.

Старый советник мог сколько угодно посылать Невеньен на ответственные встречи, заставлять ее выплясывать перед иноземными послами, читать доклады эльтинов и принимать мелкие решения, но фактическим правителем все равно оставался он. Невеньен говорила его словами, а Малый совет — какие бы иллюзии кто ни испытывал — слушал только Тьера. Причем по праву, и именно это давало ему власть отправить Иньита куда угодно — хоть в саму Бездну.

Узнав о тайной свадьбе, он сделает это с удовольствием. Поэтому Невеньен следовало тянуть время, притворяясь, будто она правда изучает список женихов.

— Я думаю над… Ливьином, — назвала она первое всплывшее в памяти имя. — Я присматривалась к нему и решила, что вы правы в отношении него. При должном влиянии с моей стороны он не будет совершать недостойных правителя поступков, как мог бы… арджасский принц, — у нее едва не вылетела меткая характеристика, которой его одарила Бьелен, — «надутый вином болван». — И нам следует укреплять отношения с такими богатыми кинамскими родами, как семья Ливьина.

— Особенно после того, как вы поссорились с его сестрой, — двинув бровями, заметил Тьер.

Она досадливо поджала губы.

— Я не ссорилась с ней. Я пыталась принять правильное решение.

— Правильно не всегда означает хорошо для правления, моя королева. Тем не менее вернемся к нашей теме. Значит, Ливьин? Прекрасно. Честно говоря, я надеялся, что вы выберете его, а не кого-то другого.

Невзирая на эти слова и расслабленную позу, Тьер не казался обрадованным или испытавшим облегчение, что решилось торчавшее занозой дело. Наоборот, тьма в его глазах густела, и Невеньен могла бы поклясться, что еще немного — и она увидит в них сполохи бело-лиловых молний.

— Так как я предугадал кандидатуру Ливьина, — продолжал Тьер, пристально наблюдая за ней, — то взял на себя смелость предпринять некоторые шаги до того, как вы согласитесь. Как видите, они оказались весьма кстати. Мы могли бы пойти к нему прямо сейчас и обсудить этот вопрос…

Прямо сейчас?! Невеньен стало плохо. Пока обман касался только их троих, все казалось ей не таким ужасным, но вмешивать в это Ливьина было нельзя. Глупый мальчик, похоже, до сих пор не подозревал о ее романе с Иньитом. Он мог искренне поверить, что она правда намерена выйти за него замуж, а Невеньен не хотела разбивать ему сердце. К тому же, посети она Ливьина с такой целью, слухи будет уже не остановить. В замке дураков было мало, да и сплетница Эмьир наверняка распространит эту новость так далеко, как только возможно.

— Лорд Тьер… — пробормотала она. — Простите, я не готова к такому быстрому развитию событий.

— Почему же? — безжалостно допрашивал он, буравя ее грозовым взглядом. — Это вовсе не «быстрое» развитие, ведь вы выбирали жениха больше месяца. Если вы остановились на ком-то, почему бы нам не перейти к обсуждению брачного договора?

Каждое его новое слово, как градом, вбивало Невеньен все глубже в спинку кресла. Что она должна ответить Тьеру? В самом деле — почему? Почему она не подготовилась к этому раньше, не приберегла несколько веских причин для оттягивания времени, вместо того чтобы теперь невнятно мямлить, вызывая у советника подозрения?

— Может быть, потому, что в действительности вы выбрали совсем не Ливьина? — сухо поинтересовался Тьер. — И не желаете обсуждать брачный договор потому, что уже заключили его с другим человеком? Или вы даже не подумали об этом, соглашаясь на брак с Иньитом?

Не вовремя сделанный вдох застрял в горле вязкой преградой.

— Откуда вы узнали об этом? — шепотом, не в силах подчинить собственный голос, спросила Невеньен. Ее пальцы, вцепившиеся в край стола, замерзли, как будто она их сунула в сугроб. — Лэмьет вам сказал?

Тьер потер лоб, расчерченный несколькими глубокими морщинами.

— К моему великому сожалению, нет, хотя я надеялся, что он так сделает. Лэмьет — хороший, добрый человек. Он чистосердечно старается помочь людям. Поэтому и лишился поста настоятеля, — добавил себе под нос советник, качая головой.

— Тогда кто нас выдал? — Невеньен сглотнула. Отчего-то ей казалось очень важным выяснить, кто их предал. — Бьелен? Это была она?

Только сестра знала о тайном обряде. Неужели она так и не перестала строить козни и все это время только притворялась подругой?

— Нет, это не она. И не Шен, и не кто-то другой из вашего окружения, кто мог знать о том, какую низость вы задумали, — холодно ответил Тьер, предупреждая льющиеся из Невеньен вопросы.

Обвинение больно хлестнуло ее по ушам и зажгло искру злости, которой ей не хватало, чтобы взять себя в руки.

— Выйти замуж за любимого мужчину — это низость? — возмутилась Невеньен. — Скорее низость — заставлять меня выйти за человека, которому нужна не я, а корона на моей голове, или выдавать меня замуж за денежный мешок! Один раз вы уже устроили нашу свадьбу с Акельеном — и что, кто-то из нас был счастлив? Что хорошего из этого вышло?

И без того старчески бесцветное лицо Тьера залила мертвенная бледность.

— Страна вместо несносного, самоуверенного мальчишки, который думал только о юбках и выпивке, получила королеву, умную и способную девушку! Вот что хорошее вышло из этого брака, который вы называете несчастливым. Но похоже, что вы тоже начинаете превращаться в глупого упрямца, как Акельен, и перестаете слушать добрые советы от людей, которые хотят вам только блага!

Невеньен молчала, не поднимая глаз от своих сцепленных ладоней. Ноготь на большом пальце так впился в кожу, что сейчас должна была пойти кровь, но боли она не чувствовала. Ей хотелось спорить — и ей было, что возразить. Невеньен не верила последним словам Тьера. Она снова была разменной монетой, такой же марионеткой, какой предназначалось стать Ливьину. Никто не хотел им блага — их выбрали только потому, что они были удачными кандидатами на трон: юная дочь прославленного генерала, управляющего одной из трех крупнейших армий в Кинаме, и сказочно богатый дурак, которым можно вертеть, как приспичит. Лорд-разбойник был совсем иным — храбрым, умным, сильным. Его не подмять под себя просто так.

— Вы боитесь Иньита, да? — не веря, что осмелилась это произнести, заговорила Невеньен. — Им нельзя управлять, и он будет править сам, так, как считает нужным. На самом деле вы думаете только о том, как не потерять контроль над всеми нами, поэтому с таким упорством препятствуете нашей свадьбе. Мы для вас ничего не значим, а блага вы желаете одному себе!

Она была уверена, что Тьер после этого выйдет из себя. Иначе было просто невозможно — скажи кто-нибудь что-то подобное Невеньен, и она бы швырнула в него чернильницей. Но в тишине раздался только печальный вздох.

Удивленная Невеньен подняла взгляд на Тьера и поразилась тому, насколько он изменился за несколько мгновений. Готовящийся разыграться шторм бесследно исчез, однако то, что появилось вместо него, испугало ее гораздо больше, чем ожидаемая вспышка гнева. В грустных, бесконечно старых глазах наставника стояла боль, которую он не заслужил.

— Это он вас надоумил так сказать? — устало спросил Тьер.

— Нет, — хрипло ответила Невеньен. Непослушный язык еле шевелился в гортани.

Главный советник пустым взглядом оглядел комнату. Его статная фигура скрючилась в кресле, делая лорда совершенно не похожим на того властного политика, которого он изображал перед аристократами. Сейчас это был всего лишь утомленный жизнью старик, внезапно обнаруживший, что он потерял что-то очень важное для себя.

— Вы несправедливы, Невеньен, — тихо сказал Тьер. — И вы об этом прекрасно знаете. После ваших необоснованных оскорблений мне следовало бы развернуться и уйти, разрешив вам выйти замуж за Иньита, а потом смотреть, как ваша жизнь разваливается на куски. Но вы мне дороги, как родная дочь, и я не позволю этому случиться. Я лелеял надежду, что вы сами увидите подлость Иньита и мне не придется насильно открывать вам глаза, но, похоже, этому все-таки суждено произойти, — он медленно поднялся, покачнувшись. Невеньен инстинктивно дернулась, чтобы ему помочь, но обида на Тьера остановила ее, не дав встать. Она тут же устыдилась, однако момент был уже упущен — советник шагнул к выходу. — Вечером будьте в своих покоях и ни с кем не встречайтесь. Когда я отправлю за вами Лига, срочно идите ко мне. Если вы этого не сделаете… Я не буду мешать вашей с Иньитом свадьбе, хоть тайной, хоть явной, но я пальцем не пошевелю, чтобы помочь вам позже, когда вы наконец поймете, с кем связали свою судьбу.

Он не смотрел на нее и не стал уточнять, согласна ли Невеньен и слушает ли она его вообще. Прихрамывая — может быть, от боли в пояснице, а может, по какой-то другой причине, — Тьер покинул кабинет, хлопнув за собой дверью. Тотчас в комнату сунулась улыбчивая мордочка Шен — и изменилась на огорченную, когда Невеньен махнула ей рукой, прося пока подождать снаружи.

На лакированный стол закапали слезы — то ли обиды, то ли злости; то ли на себя, то ли на Тьера. Невеньен не знала. Она была уверена только в том, что советник вечером попытается ее обмануть, каким-то образом выставить Иньита с плохой стороны. Она была уверена и в том, что у него ничего не получится. У Иньита были недостатки, и среди них не нашлось бы такого, из-за которого Невеньен отказалась выйти за него замуж.

Но все же что-то не давало ей нарочно уехать из замка до самой ночи или провести вечер у одной из придворных дам. Невеньен продолжала неподвижно сидеть за столом и всхлипывать, пытаясь вытереть жгучие соленые слезы, которые никак не желали останавливаться. А за окном одиноким волком выл ветер, и из грязных туч на город вяло падал поздний снег.

Наступила ночь, когда в королевские покои наконец-то пришел Лиг. Невеньен, дочитывающая отчет Аварьета, отложила бумаги и последовала за неприметным сехеном, который вел ее по опустевшим темным коридорам. Он бесшумно скользил по каменным плитам, держась подальше от масляных ламп и из-за этого походя на юркую тень, которую с трудом можно было разглядеть на фоне стены. Невеньен, на которую пресный доклад эльтина навел дремоту, даже начало казаться, будто она заснула за работой и смотрит странный сон. Но в этот момент она споткнулась, и вспыхнувшая в пальце на ноге боль подтвердила, что все это происходит в действительности. К сожалению, это так и не дало Невеньен ответ, зачем она направляется к Тьеру.

Она точно делала это не затем, чтобы открыть для себя что-то плохое в Иньите. Невеньен знала, что в нем нет ничего такого, что заставит ее отвернуться от него. Конечно, он был не идеален, но она и сама не святая. Да что там, даже у богов есть недостатки! Вступила же Богиня-Мать в любовную связь с Шасетом, хотя и была замужем за Каэдьиром, отчего появились первые маги… Значит, Невеньен шла к Тьеру не затем, чтобы разочароваться в возлюбленном. Возможно, она поступала так, чтобы, наоборот, лишний раз увериться в нем? Главный советник говорил об Иньите так, словно он средоточие зла, но Тьер ошибался, и Невеньен докажет ему это. Доказала же она невиновность лорда-разбойника, когда его пытался подставить Вьит.

До покоев наставника она дошла с уверенностью, что волноваться не о чем. Однако когда Лиг раскрыл перед ней двустворчатую деревянную дверь, Невеньен снова засомневалась. Не махнуть ли ей рукой на этот спектакль и не пойти ли в обратную сторону?..

Нет. Поступи она так — и до конца жизни будет винить себя в трусости, истачивать любовь к Иньиту бессмысленными подозрениями. Уж лучше узнать все сейчас. Их чувства выдержат это.

— Вы будете заходить, моя королева? — спросил Тень у замершей Невеньен.

— Да, — твердо ответила она и перешагнула порог, приказав неизменно сопровождавшим ее гвардейцам ждать здесь.

Тьер сидел в гостиной возле камина и, морщась, массировал виски — в последнее время у него часто побаливала голова. Круглый чайный столик перед ним был пуст; на тонкой льняной скатерти с геометрическим орнаментом лежала связка ключей. Иллирен нигде видно не было — наверное, она уже легла спать.

— Вы все-таки пришли, — сдержанно произнес советник, заметив Невеньен. Он не подал виду, что обрадовался ее приходу, но в его глазах промелькнуло облегчение. — Позвольте поинтересоваться почему?

— Потому что вы ошибаетесь в Иньите.

Старик покачал головой.

— Как же вы юны и наивны…

— Так и что вы хотели мне показать? — прервала Невеньен, не желая слушать лекцию о своей молодости. Ее любовь к Иньиту никак не была связана с ее возрастом.

— Истинное лицо вашего любовника, — Тьер поднялся, захватив с собой ключи, и направился в боковую комнату. — Идемте за мной.

— Куда вы? — недоуменно спросила Невеньен.

Помещение, в которое он зашел, судя по бедной обстановке, служило спальней для Лига. Там не было ничего, что имело бы отношение к «разоблачению» Иньита. Только выцветшие гобелены и обшарпанная односпальная кровать с подкроватным сундуком.

— Не бойтесь, моя королева. Идите сюда.

Голос Тьера из этого каменного ящика звучал глухо. Слуга вежливо улыбался, изогнув руки в приглашающем жесте, но Невеньен колебалась. Не сошел ли Тьер с ума от ненависти к сопернику?..

Советник тем временем отодвинул один из гобеленов, за которым обнажилась неровная каменная кладка. Подсветив стену снятой с тяжелого медного подсвечника свечой, он сунул в щербинку маленький ключ. Наблюдавшая за этим Невеньен уже намеревалась громко фыркнуть и развернуться — Тьер явно свихнулся! — однако вдруг раздался тихий скрежет, и часть стены отъехала в сторону. За ней открылся узкий проход, заполненный мраком. Невеньен ахнула.

— Почему вы мне никогда не говорили о потайных ходах?!

— Потому что вы бы тут же рассказали о них Иньиту, и это знание попало бы не в те руки. Позвольте спросить в ответ: почему вы не озаботились составлением свадебного договора перед тем, как прийти к Лэмьету?

— Потому что Иньит не стал бы злоупотреблять моим доверием! — огрызнулась Невеньен.

Ее вызывающее поведение Тьера ничуть не задело. Он пожал плечами, снял с подсвечника вторую свечу и протянул ее ученице.

— Это для вас. Если вы, конечно, действительно хотите проверить, злоупотребляет Иньит вашим доверием или нет.

Рассердившись, она широкими шагами приблизилась к нему и почти что выдернула у него из пальцев восковую палочку. И опять советник на это никак не отреагировал. В отличие от недавней встречи в кабинете, он был поразительно спокоен — скорее, даже ненормально спокоен, учитывая, ради чего они сюда пришли. Заподозрив неладное, Невеньен втянула ноздрями воздух. Из прохода тянуло холодом, сыростью и плесенью, но ей удалось уловить слабый запах лекарств. На сей раз это была не бодрящая настойка, а что-то другое, но что именно, Невеньен спрашивать не собиралась. Вероятно, Тьер выпил микстуру от головной боли — Залавьен предупреждал, что если отмерить слишком большую дозу, то можно впасть в сонливость и апатию.

— Так мы идем? — Невеньен нетерпеливо взмахнула перед коридором свечой, едва ее не погасив.

— Идем, но… Постойте, — Тьер придержал рванувшуюся в темноту Невеньен за руку. Его ногти больно впились ей в тело, и советник, ощутив, как она вздрогнула, ослабил хватку. — Простите. Я хотел заранее извиниться перед вами за то, что мы увидим. Мне сложно предсказать, что там произойдет, но это однозначно будет вам неприятно. Мне жаль, что пришлось прибегнуть к такому жестокому способу, но я считаю, что лучше сделать это сейчас, чем вы будете мучиться потом.

На мгновение его маска неестественного равнодушия исказилась, и за ней проявилось страдание. Невеньен нахмурилась. Тьер изъяснялся загадками, и пока она не могла понять, о каком таком жестоком способе он говорит и почему кто-то должен мучиться, особенно если Тьер ничего не знает наверняка. Советник был ловким манипулятором — может быть, он просто нагнетал обстановку? Вряд ли. Тогда бы он сделал это более искусно. Скорбь в его взгляде казалась неподдельной — он верил в свои слова.

Подумав об этом, Невеньен ощутила смутное беспокойство.

— Лорд Тьер, не извиняйтесь прежде времени. Пожалуйста, ведите меня быстрее, куда вы хотели, — попросила она, чувствуя, что еще немного — и ее решимость истает, как туман под лучами солнца.

— «Летела она,

Распахнув объятья,

Навстречу горю –

Желанному гостю», — покачав головой, процитировал Тьер. Невеньен нахмурилась, узнав строчки из «Песни Арамьена» о советнике Келле, который предал своего сюзерена. — Следуйте за мной.

Когда они шагнули в проход, снова раздались скрежет и шорох камней. Светлая щель, за которой виднелась спальня сехена, сузилась и исчезла, скрыв за преградой Лига, выглядевшего теперь более чем настоящим. Тьер, по бледному лицу которого скользили создаваемые мечущимся огоньком тени, наоборот, казался древним призраком. Во мраке, который маленькому фитильку свечи разогнать не удавалось, Невеньен стало не по себе, и она запоздало подумала, что зря помчалась сюда очертя голову. Пожалуй, стоило взять с собой гвардейцев.

— Вы торопились, — мягко, но с укоризной напомнил Тьер застывшей Невеньен. Заметив, как она озирается и опасливо поджимает плечи, добавил: — Не бойтесь, вам здесь ничего не угрожает. Проходы вычищены, подготовлены и регулярно проверяются моими шпионами.

— Значит, так вы и узнали о нашей с Иньитом свадьбе?

— Да.

Невеньен стиснула зубы.

— Как много в замке ходов? Вы прослушиваете даже мои покои?

— Увы, в проектировании замка участие принимал сам Бэйлед Великий, а ему не нравилась идея, что кто-то будет подглядывать за ним в его спальне, — советник развел руками, насколько это позволяло тесное пространство. — Поэтому сеть потайных ходов охватывает почти весь замок, но возле королевских комнат нет ни одного.

Это заставило ее вздохнуть спокойнее. С Бэйледом она была всецело согласна — не очень-то приятно знать, что кто-то наблюдает за тобой там, где ты ходишь голым. Но вместе с этой мыслью ей пришла и другая.

— Вот почему когда мы оставались наедине с Иньитом, нас постоянно прерывали, — Невеньен скривила губы. — Он был прав — за этим стояли ваши соглядатаи!

Советник неопределенно пожал плечами.

— В каких-то случаях да. А в остальных… Я предупреждал вас не доверять вашему окружению, но любовь ослепила вас настолько, что вы забыли не только об этом, но и об элементарной осторожности, милуясь прямо в коридорах замка. Стоит ли после этого винить меня?

Вспомнив о том, как они с Иньитом кружились в галерее на третьем этаже, Невеньен прикусила язык, чтобы не с него не сорвалось проклятье. В тот раз кругом виноваты были они сами — счастье затмило им разум. А впрочем, какая разница? Их свадьба состоится уже завтра, а после этого можно будет уже не изворачиваться и плевать на слухи. Тем более что Тьеру обо всем известно — бояться будет некого.

— Нам нужно идти, — после короткого молчания сказал он. — Иначе мы можем опоздать. Прошу вас, моя королева, пока мы будем здесь, старайтесь не шуметь. Сейчас мы в моих покоях и нас слышит только Лиг. Будет лучше, если мы не дадим никому повода задуматься о том, почему из-за глухой стены ночью доносятся голоса.

Невеньен, придерживая волочащееся по пыльному полу платье, зашагала за советником. Он двигался уверенно, заранее поворачиваясь боком в некоторых местах, когда иначе пройти было нельзя, и подавал ей знаки, чтобы она сделала так же, пригнулась под торчащей балкой или не споткнулась о выступы. Похоже, Тьер прекрасно знал дорогу. Невеньен же почти сразу потерялась в поворотах, спусках и подъемах. Ходы не следовали привычным очертаниям этажей и комнат — пол мог вдруг подняться до середины этажа, так что Невеньен в специальные прорези видела рядом с собой потолочные крепления, либо опуститься настолько, что подглядывающие оказывались на уровне ковров, наблюдая за жителями комнаты снизу. Постоянно изменялась и ширина коридора — один раз даже худой Тьер закряхтел, протискиваясь через щель между стенами.

— Откуда вы узнали об этих ходах? — спросила его Невеньен в момент краткой передышки.

— От человека, который пробрался по ним к семье короля Ильемена и убил его детей… Поверьте, вам лучше не знать об этом, — не глядя на нее, ответил Тьер.

Пожалуй, он был прав. Она действительно не хотела знать, какие пытки применяли к убийце, чтобы выбить из него эти сведения.

Темнота и исходящий от камней холод угнетали Невеньен. Она раздраженно отряхивалась каждый раз, случайно коснувшись стен, и брезгливо уклонялась от висящих под потолком паутинок. Тьер упоминал про уборку, но, видимо, она была таковой только с точки зрения мужчин. Осветив свой подол, Невеньен сердито подумала, что если ее заметит кто-нибудь в замке такую среди ночи — перепачканную, всю в паутине, — это вызовет гораздо больше слухов, чем поцелуи с Иньитом возле молитвенной комнаты. Последнее, по крайней мере, можно разумно объяснить.

Голоса, раздающиеся за стенами, навязчиво преследовали Невеньен на всем пути. Мужские, женские, детские, бормочущие молитвы, выясняющие между собой отношения, сплетничающие, хихикающие, кашляющие — они были такими разными, что ей казалось, будто она прошла мимо всех обитателей замка. Однажды ей почудился звонкий смех Эмьир, но она нарочно не стала останавливаться. Подсматривать за подругой было подло, во всяком случае, сама Невеньен не хотела бы, что кто-нибудь так поступал, а чужие секреты ее не интересовали. Замерла у щелочки она лишь один раз, услышав горький женский плач. Однако в комнате было темно, и увидеть, кто так рыдает, не удалось. Невеньен даже не поняла, что это за помещение — то ли покои какого-то придворного, то ли спальня для слуг. Времени же разбираться не было — Тьер ушел далеко вперед и нетерпеливо махал рукой. Невеньен двинулась дальше.

Когда она уже решила, что советник намеренно ее запутывает, он наконец замедлил шаг и приложил к сухим губам палец, призывая Невеньен к тишине. Затем Тьер поставил свечу на прикрепленную к стене металлическую подставку, которая не позволяла свету распространяться по коридору, и указал Невеньен, чтобы она сделала точно так же. Сразу стало темно, но благодаря нескольким упавшим бликам она заметила, что этот отрезок потайного хода посещается чаще, чем другие. Подставка была заляпана толстым слоем воска, причем свежего, пыль на полу разнесли ногами, а участок стены был отполирован практически до блеска — так его затерли прикосновениями. По спине Невеньен пробежал холодок. Тьер в прямом смысле не спускал с соперника глаз ни днем, ни ночью. Как же сильно он его боится?..

За стеной раздались какие-то звуки. Тьер, вдруг заспешив, убрал крохотную задвижку, и темноту в проходе разрезал луч света из комнаты. В спину Невеньен уткнулась рука, подталкивая ее к отверстию, но она и сама уже прильнула туда — нужно как можно скорее покончить с этой мерзостью, пойти наконец в свои покои и лечь спать, а послезавтра спокойно пожениться с Иньитом!

Ее дыхание участилось, и Невеньен поняла, что вопреки собственным мыслям опасается того, что может увидеть. Неужели она уже начала верить Тьеру?.. Ни за что! Она стиснула челюсти и прищурилась, рассматривая развернувшуюся перед ней картину.

Это был кабинет Иньита. Щель располагалась прямо напротив его рабочего стола, и Невеньен с теплотой улыбнулась, заметив ставший привычным беспорядок. Иньит, невзирая на поздний час, все еще сидел за бумагами, но взгляд его был направлен не вниз, на документы, а вбок. Лорд поджимал губы, вертя в пальцах замаранное чернилами гусиное перо.

— Я просил тебя не приходить сюда, — недовольно обратился он к кому-то.

Невеньен шевельнула головой, надеясь, что получится заметить, с кем он разговаривает, но уже через мгновение необходимость в этом отпала. Прозвучавший голос был ей слишком хорошо знаком.

— Перестань, — игриво произнесла Бьелен, махнув рукой — перед Невеньен мелькнули изящные пальцы с золотыми кольцами. — Ночь на дворе.

— Именно, — нахмурился Иньит. — Все знают, что как только наступает ночь, ты шляешься по любовникам. К тому же у меня не проходит ощущение, — он повел плечами, — как будто за мной здесь наблюдают.

— Ах! — тон Бьелен был насмешливым. Она обошла стол, прислонилась к нему бедрами и соблазнительно изогнулась перед Иньитом. — Ты стал слишком мнительным. Вот, ревнуешь, например, что я хожу к кому-то кроме тебя. Раньше тебя это не особенно волновало.

Он не приказал ей проваливать и даже не отвернулся, как того ждала Невеньен. Раздражение на его лице сменилось на удовольствие, с которым лорд обводил взглядом все ее округлости. Да что там, он пожирал ее глазами!

Сердце у Невеньен противно заныло. Что все это значит? Почему он не прогоняет Бьелен? И какого Хаоса ей, в самом деле, понадобилось тащиться к нему среди ночи?!

— Может, и ревную, — с поразительной легкостью согласился Иньит. — Мне тут шепнули, что ты благоволишь ухаживаниям Аб-Развана и даже готова ответить согласием на его свадебное предложение…

— А мне сказали, — парировала она, — что ты на днях женишься.

Иньит взял ее за подбородок и повернул к себе. Ласково. Невеньен сглотнула. Он сделал это ласково.

— Обиделась на меня?

Девушка вырвалась из его объятий и грациозно отскочила на несколько шагов. Теперь Невеньен опять не могла видеть ее лицо. К сожалению, она продолжала видеть Иньита. Он ухмылялся, следя за Бьелен.

— Я и правда обижусь на тебя, если ты совсем перестанешь ко мне приходить, — упрекнула она. — Я уже вся изнемогла! Помнится, ты обещал, что политические игры не повлияют на наши отношения.

— А мне помнится, что ты первой нарушила это обещание. Сколько у тебя других мужчин? — Иньит бросил перо и встал из-за стола. — У Невеньен я, по крайней мере, один.

— Я должна выйти замуж. Я вдова без прав на трон, мой статус — пустое место. Женщина без мужчины в Кинаме не значит ничего, а вечно быть просто чьей-то любовницей невозможно, — предупредила Бьелен. — Ты жениться на мне не хочешь, вот и приходится выкручиваться. А что до Невеньен… Ты действительно у нее есть? — сестра с сомнением фыркнула. — Ну и как, она тебе дала хоть раз? Или все так же упирается?

Невеньен хотелось завыть. То, что она слышит, — она все правильно истолковывает или все-таки ошибается?

На губах лорда появилась злая улыбка.

— Похоже, кто тут ревнует, так это ты.

— Я? Да ни за что, — ее голос был подчеркнуто возмущенным, выдавая неискренность. — Я забочусь о своей сестре. Должна же она хоть когда-то узнать, насколько ты хорош в постели. Если бы она знала, то не упиралась бы так долго.

Белые зубы Иньита обнажились, когда он рассмеялся. Невеньен почувствовала, что заботливая рука Тьера тянет ее прочь от щели, и сильнее зацепилась за выступающие камни. Она не уйдет, пока до конца не поймет, что здесь происходит!

— Ты мне льстишь, — небрежно сказал Иньит.

— Ну… Может, и да. Я уже почти забыла, что это такое — ощущать тебя…

Что? У Невеньен заслезились глаза. Нет. Ей кажется. Кажется… Кажется!

Иньит приблизился к Бьелен и исчез из поля зрения. Через мгновение после этого послышался странный шорох. А затем — стон. Иньит дал ей пощечину? Он не такой, чтобы бить женщин. Это было плохо, но Невеньен в глубине души хотелось, чтобы это произошло — чтобы ее мужчина наконец прогнал проклятую шлюху, которая его совращает.

— Я тебе напомню, — раздался горячий шепот Иньита. — Чтобы ты точно знала, что я лучший.

Стон раздался снова. И снова. И снова. И это были не звуки боли. Это были звуки удовольствия.

Невеньен с треском захлопнула задвижку и пошла прочь. Ей было плевать на всполошившегося Тьера, на то, что она может привлечь ненужное внимание, на падающие на нее паутинки и клубящуюся пыль — вообще на все. Она ничего не видела, не слышала и не чувствовала. Все исчезло. Все, кроме осознания, что ее предали.

Она не соображала, как добралась до комнат Тьера. Вроде бы он обогнал ее и вывел наружу, но Невеньен не была уверена, что это не какая-то из мельтешивших вокруг нее черных теней. Одна из них испуганно отскочила в сторону, когда Невеньен слепо выскочила из потайного коридора и бросилась к выходу. Еще две заторопились за ней, когда она побежала по галереям замка. Мелькали и еще какие-то силуэты, когда Невеньен промчалась через свои покои и закрылась в спальне, захлебываясь от переполнявших ее эмоций, приказав, чтобы никто и не подумал к ней приближаться.

Ей хотелось кричать. Орать до такой степени, чтобы не просто охрипнуть, а выплюнуть кровоточащие легкие. Зачем они ей? Она не хотела больше дышать. Но вместо этого она накрылась одеялом, уткнулась в подушку и закусила зубами набившуюся в рот ткань. Невеньен ждала очищающего ливня слез — раньше они приходили всегда, когда она ощущала хоть малейшее расстройство. Однако сейчас их не было. Глаза оставались отвратительно, обжигающе сухими.

Только когда в помещении раздались тихие, осторожные шаги, Невеньен поняла, что не закрыла дверь на замок. Наверное, это пришла Шен, добрая, милая Шен, которая намеревалась успокоить госпожу. Но только никакое утешение ей было не нужно.

— Уйди, — сказала Невеньен, удивившись, как сипло прозвучал ее голос. А ведь она не плакала и не кричала, чтобы сорвать его. — Шен, спасибо, что заботишься обо мне, но я не хочу никого видеть.

Легшая ей на спину ладонь была слишком велика для миниатюрной сехенки. Вздрогнув, Невеньен сорвала с себя одеяло и обнаружила, что над ней наклонился Тьер. Он гладил ее со страдальческим выражением на лице. Невеньен стало противно. Старик все время знал об измене Иньита и ничего не сделал, чтобы разоблачить его. Он с таким спокойствием повел Невеньен смотреть эту мерзкую сцену…

— Я попросил Шен пока не заходить к вам, — произнес советник. — Дать вам время, чтобы вы пришли в себя.

— Уходите, пожалуйста, — повторила она.

Тьер вздохнул.

— Я догадывался, что вы станете обвинять во всем меня, хотя я многократно предупреждал вас не связываться с Иньитом. Если вам так проще — обвиняйте.

Невеньен опять вжалась в подушку. А ведь правда — он не раз советовал ей держаться от лорда-разбойника подальше. Но она не слушала, думала — все это зависть. Получается, виноват вовсе не Тьер, а она сама.

— Почему вы не сказали мне раньше? Если бы вы мне показали это месяц, два назад, все было бы не так!

— Вы думаете, что это причинило бы вам меньше боли? — так и не получив от нее ответа, он продолжил. — Простите, моя королева. Возможно, мне действительно стоило так поступить. Но я… недооценил ситуацию. Мне казалось, что со временем вы разглядите истинную сущность Иньита и научитесь использовать его так же, как он собирался использовать вас.

— Использовать… — пробормотала Невеньен. Такое гадкое слово! — Он дурил мне голову ради власти?

— Да.

Еще час назад она в это не поверила бы, но сейчас все вставало на свои места. Если вспомнить, как вел себя Иньит, то только дураку или слепому — а Невеньен, похоже, была и тем, и другим — не стало бы ясно, что он во всем видит исключительно ресурсы для достижения своей цели. Разбойники, мятежники, Невеньен, Дитя Цветка — это были только ступени для расширения его власти. Он с самого начала не скрывал, что его не устраивает место советника у предводителя повстанцев, и Невеньен это должно было насторожить сразу. Но она с готовностью заглотила крючок и, ничего не подозревая, висела на нем до сих пор.

— Я больше не хочу его видеть, — прошептала Невеньен.

Она стала думать, как можно разделаться с Иньитом. Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы он провалился сквозь землю. Жаль, это было невозможно. Но что еще? Выслать его на окраины страны? Это займет время, и для объяснения этого придется изобретать достаточно вескую причину, а Невеньен желала, чтобы он пропал из ее жизни в сей же миг.

— Не удаляйте его от себя.

— Что?!

От изумления она снова содрала с себя одеяло и уставилась на Тьера. Ну теперь-то он уж точно свихнулся!

Однако серые глаза советника были ясными и совершенно серьезными.

— Иньит приобрел слишком большой вес, чтобы от него так просто избавиться. И как бы я о нем ни высказывался, он умный и расчетливый политик. Он может быть очень полезен, если вы научитесь им управлять и будете держать его в узде.

— Вы издеваетесь?

— Нет.

Он издевался. Конечно же, он издевался, иначе не сказал бы такую ужасную вещь.

— Пожалуйста, дайте мне побыть одной. Пожалуйста!!!

Его рука дрогнула. Невеньен видела, что ему стыдно и тяжело, но и ей было нелегко.

— Конечно. Простите еще раз.

Она не смотрела за тем, как Тьер покинул комнату. После этого, невзирая на приказ никому не входить в спальню, пришла Шен. Она гладила Невеньен по волосам, что-то шептала, но все поступавшие извне звуки заглушались всего одной мыслью, которая грохотом стучала в голове.

Если не мог исчезнуть Иньит, значит, должна была исчезнуть сама Невеньен.

Обнаженная Невеньен рассматривала себя в высокое, во весь рост зеркало. В нем фоном отражались высокие потолки королевской спальни и шикарный балдахин с кружевными занавесями, а на переднем плане — молочно-белое женское тело с юношески угловатыми плечами. Невеньен пристально изучала каждую свою черточку. Почему Иньит предпочел Бьелен? Бедра сестры были гладкими, округлыми, у Невеньен — мальчишескими, с резко выступавшими костяшками. Видневшейся в зеркальной поверхности слабой, маленькой груди было далеко до полного, налитого соками бюста Бьелен. Ее волосы были темнее, губы — алее, глаза — выразительнее… Сестра была гораздо сильнее похожа на настоящую женщину, чем Невеньен. Поэтому Иньит выбрал ее? Или все же нашел в ней нечто большее, чем красивый сосуд для утех?

Искать ответ у Иньита Невеньен не собиралась. Она вообще не хотела его видеть или слышать, потому и пропустила утренний совет, сказавшись больной. Все равно документы придут к ней на подпись, а секретари предоставят записи советнических речей.

Бросив последний взгляд в зеркало, на худосочную фигуру, казавшуюся уродливой и чужой, Невеньен натянула шелковую сорочку и платье. Справиться с завязками сложного королевского наряда самой было невозможно; пришлось позвать Шен. Бледная, щурившаяся на свет девушка выступила из-за двери, не успело отзвучать ее имя. Она не спала всю ночь, просидев у постели госпожи, хотя Невеньен настойчиво отсылала ее в свою комнату спать.

— Как вы себя чувствуете, госпожа? — с притворной бодростью спросила Шен.

— Прекрасно, — соврала Невеньен.

Она чувствовала себя мертвой.

Сехенка, не заметившая лжи, обрадовалась и помогла победить корсет. От чая, завтрака и прочей ерунды Невеньен отмахнулась, как и от услуг «чесальщицы» — мастерицы по прическам, на которых держалась корона. Сегодня все это казалось ненужным, мешающим цели.

Выходя из покоев, Невеньен была уверена, что вездесущие слуги уже разнесли по дворцу весть о нездоровье королевы и приставать к ней по дороге никто не будет. Но будь все так, как она хочет, это была бы сказка.

Стоило дверям закрыться за Невеньен, как путь ей преградил Виш. Кесет был одним из тех, кого она желала бы видеть меньше всего. Первое впечатление о нем, как о кротком и услужливом человеке, развеялось, как только мятежники заняли Эстал, а высокий сехен занял при королеве должность советника, правда, не входящего в Малый совет. Виш оказался въедливым и приставучим, временами напоминая пиявку, которая не оторвется от тебя, пока ты не дашь ей все, что она просит.

— Да светит вам солнце, моя королева! — изогнулся он в низком поклоне. — Не иначе, как великий Сатос благословил меня случайно встретить вас как раз тогда, когда пришли новые прошения от моих собратьев-кесетов!

По нему скорее было похоже, что он ждал здесь нарочно. Обращать на это внимание Невеньен не стала — не до того. Она глянула сквозь Виша, не заметив ни выражения его лица, ни даже во что он был одет.

— Простите, я спешу. Передайте, пожалуйста, бумаги моему секретарю.

Невеньен попыталась сделать шаг в сторону, но не тут-то было. Виш снова волшебным образом очутился прямо перед ней.

— Что-то еще? — раздражаясь, спросила она.

— Моя королева, нижайше извиняюсь, но как же наш торговый караван, застрявший на реке Эльталле из-за королевских сборщиков налогов? Товары портятся, нужно срочно решить эту проблему!

Невеньен покопалась в памяти. Мысли, занятые совсем другим, текли вяло, ни про какой караван и налоги вспомнить не удалось.

— …а выгода будет гораздо больше, чем казна на этом может потерять. Так вы дадите свое высочайшее разрешение?

Очнувшись, она обнаружила, что Виш говорил что-то еще. Наверное, все про тот же караван, который нужно вызволить из лап злобных сборщиков налогов. Что ж, в такое тяжелое для Кинамы время товарам нельзя приходить в негодность — люди нуждаются в каждой мелочи.

— Разрешаю, — ответила Невеньен и развернулась, не понимая, отчего у Виша вдруг сделался такой счастливый вид. Главное — кесет не вырос опять перед ней, как из-под земли.

Летящие ей в спину благодарности, в которых традиционные сехенские пожелания перемешивались с кинамскими, она едва расслышала. Уши как будто забили ватой, но при этом они оставались удивительно чуткими к тому, что Невеньен обычно не интересовало, — шепоткам, мимолетным замечаниям и сдавленному смеху слуг, а глаз невольно подмечал улыбки на лицах, косые взгляды, чересчур манерные или, наоборот, нарочито небрежные поклоны. Те две молоденькие служанки в боковом коридоре — над чем они хихикали, прикрывая рты, и почему при виде королевы у них стал такой притворно-серьезный вид? А голос управляющего замком, раздающийся из-за поворота — к кому он относил свои упреки в бестолковости и легком поведении? Разобрать она так и не смогла.

Многие ли знали о том, что Иньит ей изменяет? В королевском замке, как уже убедилась Невеньен, нет уединенных мест, и слухи здесь разносятся быстрее, чем ветер успевает долететь от одного дерева до другого. Если кто-то видел Невеньен с Иньитом, невзирая на то что они изо всех сил старались прятаться, то кто-то видел и то, как к нему приходит Бьелен. Что теперь говорят о королеве в свете? Наверняка над ней насмехались, а если еще нет, то обязательно будут. Как же, эта малолетняя дурочка снова продемонстрировала свою недалекость!

Обидные мысли, которые заставляли Невеньен кривить губы от внутренней боли, не могли выжать из нее ни капли слез. Это было так странно — она помнила, как выплакивала целые озера, узнав об убийстве Акельена. Почему она не способна плакать сейчас? Слезы принесли бы ей облегчение, но она так и не пролила ни одной, всю ночь глядя сухими, воспаленными глазами на лакированную поверхность балдахина. В детстве ей рассказывали страшные истории о том, что если не сжечь человека после смерти, то Шасет может поселить в тело злую душу, чтобы та под видом живого человека совершала в мире зло. Единственным способом отличить самозванца было заставить его плакать. Ущипни живого — и его глаза сразу станут влажными, а мертвый будет смотреть на тебя непонимающе и сердито.

Щипать себя Невеньен боялась.

Она прошла через весь замок и добралась до левого крыла, где жили некоторые аристократы, соблазнившиеся красивым видом на Эстал с этой стороны холма. По пути ей встретился Таймен. Может быть, он собирался узнать, есть ли сегодня у королевы свободное время для занятий по экономике, а может, повозмущаться очередными тратами из казны. Тем не менее он к Невеньен так и не приблизился — замер на полшаге, открыв рот и уставившись на нее, а потом зачем-то извинился ушел. Вслед ему она глядеть не стала. Цель была уже близко, и Невеньен не хотела, чтобы ее отвлекали.

— Дочь, подожди!

Звук этого голоса заставил ее прибавить шагу, изменив свое недавнее мнение. Пожалуй, меньше всего сейчас она хотела видеть не Виша, а отца. От кесета действительно было сложно отделаться, но генерал Стьид при этом еще и унижал. Только он мог вот так вот запросто крикнуть королеве что-нибудь вроде «Эй ты, погодь» или «Смотайся-ка, распорядись о том-то».

— Невеньен, стой!

Стук подбитых сапог, которые носил генерал, ускорился. Стьид, большую часть своих лет проведший в армии, среди набранных из простолюдин солдат, не любил церемонии. Припустить за королевой, как юноше, ему не стоило ничего.

— Моя королева, пожалуйста, подождите!

Она остановилась — больше потому, что отца ей все равно было не перегнать, а не потому, что он наконец-то подобающе к ней обратился. Подступивший к ней Стьид выглядел, как всегда, безукоризненно — мундир со знаками отличия и многочисленными белыми полосами на груди сидел как влитой, напомаженные черные сапоги блестели, а такой выправке позавидовали бы и молодые гвардейцы. Из-за этого застывшее на его лице раздраженное выражение, свойственное скорее пекарю или сапожнику, казалось принадлежащим другому человеку.

— Что ты скачешь, как сорвавшаяся с привязи коза? — зашипел он. — Я уже слишком стар, чтобы бегать за тобой. Если я тебя зову, значит, у меня есть к тебе дело!

Она подняла голову и встретила его взгляд. Лицо генерала изменилось. В карих глазах полыхнул знакомый опасный огонь.

— Это Иньит, да? Он обидел тебя?

Невеньен растерялась. Отец знал или каким-то образом догадался? Она не отвечала, и Стьид, схватив ее за локоть, оттащил в сторону, туда, где их не могли подслушать. Прежде чем заговорить снова, он оглянулся. Левое крыло не отличалось оживленностью, по коридору шли всего трое слуг, но предосторожность лишней не бывает.

— Что тебе сделал этот ублюдок?

Квадратная челюсть отца дергалась, на скулах ходили желваки. Невеньен не помнила, чтобы когда-нибудь видела его таким. Даже когда она привела в Острые Пики сотню солдат, он не был настолько взбешен.

Повинуясь жесту Невеньен, гвардейцы отодвинулись на приличную дистанцию. Будучи ее извечными сопровождающими, они наслушались о королеве много неприятных вещей, но ту грязь, о которой спрашивал отец, ей не хотелось доверять никому. Хватит и того, что об этом известно Тьеру.

— Ничего, — равнодушно ответила Невеньен.

— Не ври. Он изменил тебе?

— Почему ты так решил?

— Я хорошо знаю, как выглядят женщины, внезапно узнавшие о неверности любовника.

Она скривила губы.

— Не самое лучшее начало для попытки утешить меня.

Стьид через силу усмехнулся.

— Извини. Так это правда? Мне уже можно начать собирать армию, чтобы разбить его треклятых разбойников, раздери их Шасет? Если попросишь, я принесу тебе его голову на пике.

— Голову Шасета?

— Иньита.

Невеньен нахмурилась, не понимая, шутит он или нет. Неужели отец считает, что она способна потребовать чьей-то казни лишь из-за того, что этот человек разбил ее сердце? Она бы никогда так не поступила. Да она и не жаждала смерти Иньита. Для этого нужно было его ненавидеть, а Невеньен не чувствовала к нему вообще ничего. Словно в ней что-то задушили, а затем, привязав камень, утопили в бездонном море.

— Не надо. Глупая затея… — она вздохнула. — И вообще, с чего ты вдруг взялся меня защищать? Полгода назад ты знать меня не желал.

Тогда ее мог обидеть кто угодно, и никто пальцем бы не пошевелил. Отец отлично знал, что отдает дочь замуж за мятежника и если она попадется в руки Тэрьина, то ее казнят. А когда погиб Акельен и она думала, что никому не нужна, когда ее захватил в плен Гередьес… Где Стьид был все это время? Он предал ее так же, как Иньит. Правда, она никогда и не ждала от отца подарков. Отказываться от дочерей было его привычкой.

— Это политика, — он с сожалением покачал головой. — К тому же…

Что такое случилось с его мимикой? Не может быть, чтобы сквозь маску вечного пренебрежения проступили неуверенность и… стыд?

— Я недооценивал тебя. Когда Ламан в Острых Пиках сказал, что ты моя дочь, моя достойная наследница, я не поверил ему. Я думал, кровь в тебе течет такая же жидкая, как и в твоей матери. Я ошибался. Ты не смотри, что я постоянно стараюсь тебя задеть — каждому правителю нужен человек, который бы ставил его на место.

Жаль, он не учел, что на эту роль у Невеньен были сотни кандидатов.

— Я буду тебя защищать, — продолжал Стьид. Кажется, он говорил искренне. — Причем потому что ты моя дочь, а не только из-за того, что ты королева и тобой легко управлять.

— Но и, конечно же, поэтому тоже, — утвердительно произнесла Невеньен.

— Ну… — отец, криво улыбаясь, развел руками. — И поэтому тоже.

Политика… В этом был весь Стьид — прославленный генерал, который продержался на своем посту дольше, чем кто-либо, в немалой степени благодаря удачно сосватанным дочерям. Он не ставил женщин ни в грош, и сложно было требовать от него иного отношения к себе. Следовало радоваться хотя бы тому признанию, которое он сделал. Если бы Невеньен могла радоваться.

— Так как, — тихо спросил отец, — я прав по поводу Иньита?

— Как ты догадался? Кроме того, что толпы любовниц уличали тебя в обмане.

Генерал ухмыльнулся, но улыбка быстро слетела с его губ.

— Я хорошо разбираюсь в таких людях. Они не любят никого кроме себя. Я надеялся, что ему достанет мозгов не якшаться с бабами, но, видимо, он не настолько уж умен. Увы. Из него мог бы выйти недурной король.

Невеньен сжала зубы.

— Предлагаешь мне простить его?

— Нет, что ты, — он оскалился. — Но и если ты меня пошлешь за его головой, то я тоже этого не сделаю.

— Но ты же только что…

— Был готов за ней отправиться? Я просто надеялся, что тебя это утешит.

Прекрасно. И как разговаривать с таким человеком?

— На самом деле по поводу Иньита у меня к тебе совсем другое предложение, — отец протянул ей свернутый листок. — Даже к лучшему, что ты с ним поссорилась, но ругаться с ним окончательно, бросать в тюрьму или ссылать его не следует.

Ну вот, еще один гениальный советчик наподобие Тьера.

— И как, по-твоему, мне с ним надо поступить? — мрачно поинтересовалась Невеньен.

Генерал еще раз огляделся, убеждаясь, что поблизости нет никого, кто навострил бы уши, подслушивая их беседу. Затем он немного наклонился и доверительно дотронулся до плеча Невеньен. Даже через ткань платья она чувствовала холод его серебряных накладок на ногти.

— Тебя, наверное, сейчас от него тошнит, но ты королева и не имеешь права поддаваться чувствам, — еле слышно заговорил он. — Людей вроде Иньита нужно или держать возле себя, или избавляться от них навсегда, чтобы они уже больше не могли помешать. Вышлешь его из столицы — он оскорбится и начнет тебе мстить. Поступить так будет худшим из возможных вариантов. Иньит умен и готов из кожи вон вылезти, чтобы достичь желаемого. Вспомни, кем он был десять лет назад и где он сейчас — в полушаге от престола. А добился он этого не безумными и жестокими зверствами, как Зандьер. Гораздо умнее использовать его, поддерживая с ним хорошие отношения, при этом пристально следя за ним и не позволяя набрать достаточно сил, чтобы он мог против тебя выступить. Загляни в бумагу.

Она послушно развернула смятый лист. Его испещряли маленькие буковки и наспех начерченные непонятные схемы с цифрами.

— Что это?

— Маленький доклад о том, чем занимаются отряды лорда-разбойника, — глаза отца недобро сверкнули. — Его маленькая армия, после того как ты надела корону, начала стремительно совершенствоваться, причем с твоего разрешения. У меня появились подозрения, что Иньит незаметно окружает Эстал своими людьми, и если бы вскорости что-то грянуло, то они были бы подготовлены чуть ли не лучше, чем регулярное войско.

В памяти Невеньен всплыл давний короткий разговор с Тайменом по этому поводу. Он ведь сказал нечто похожее… И почему она к нему не прислушалась?

— Мне это не понравилось, — продолжал отец, — но формально придраться было не к чему, а ты бы все равно не послушала. Ты иногда бываешь упрямой, прямо как я, — он с гордостью улыбнулся, хотя это был скорее недостаток. — Тогда я «подружился» с Иньитом, а по округе разослал разведчиков, которые следили за передвижениями его отрядов. Так я удостоверился в том, насколько этот молодчик предусмотрителен, — он оценивающе поднял бровь. — На первый взгляд ничего опасного нет, но если ты вдруг взбеленишься и вздумаешь наказать Иньита за его гульбу налево, то у тебя появятся серьезные проблемы. Разбойники будут разорять деревни, торговые караваны, блокируют пути в город, начнутся волнения и так далее — что конкретно случится, зависит от того, какую кашу он планирует заварить. Часть из этого я мог бы решить, пока не громыхнул гром. Если ты, конечно, одобришь.

Невеньен пасмурно молчала, уперев руки в бока и притоптывая ногой. До чего все дошло! Вчера она могла бы на Книге Небес поклясться в вечной любви и верности Иньиту, ее опоре и надежде, а сегодня была вынуждена интриговать против него со своим же отцом, который, наоборот, несколько дней назад казался ей самым тяжелым и неудобным из союзников. Боги смеялись над ней, не иначе.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Немного ослаблю, собью с толку его отряды, — уклончиво ответил Стьид. — Не волнуйся, мои разведчики сделают все аккуратно. Иньит не сможет никого ни в чем обвинить, кроме своих же собственных людей в их непроходимой тупости. Потом, нужен будет приказ о сокращении расходов на армию разбойников. И еще я бы отправил их как можно быстрее гасить мятеж. Их же за этим здесь и собирали?

— Ты прав, — согласилась Невеньен. — Но я должна знать подробности того, что ты хочешь устроить. Приди ко мне вечером в кабинет, обсудим это.

Он кивнул и вдруг порывисто обнял ее, заставив с шумом выпустить из легких воздух.

— Жаль, конечно, что ты не сын, — прошептал отец. — Но именно потому, что ты девчонка, говорю тебе: я за тебя кому угодно глаза вырву. Но это секрет, поняла? Расшаркиваться я перед тобой все равно не буду.

— Спасибо… папа, — с трудом, оттого что ее сдавливали могучие объятия, выговорила она.

Еще раз кивнув, словно подтверждая самому себе, что перед ним его дочь, Стьид зашагал прочь. Невеньен проводила его взглядом. Был ли он до конца честен? Превосходный стратег и полководец, отец не очень хорошо умел притворяться, а это было качество, необходимое любому политику. Его резкий переход от презрения к горячей преданности выглядел неестественно, но потому ли, что генерал плохо сыграл роль, или потому, что это были искренние эмоции вспыльчивого человека? Невеньен не знала. Она знала лишь одну горькую правду: просто любить или ненавидеть королеве не суждено. Отныне всю жизнь ее будет сопровождать грязная политика и интриги против людей, которых еще вчера она считала самыми дорогими во всем мире.

Впрочем, Невеньен надеялась этого избежать, по крайней мере на какое-то время. Но до того, как это случится, ей надо было получить ответы на свои вопросы.

Она сделала еще несколько шагов и остановилась перед дверью из темного дуба, которая скрывала за собой ее цель.

Покои Бьелен.

Бьелен улыбалась, изгибая тонкую, затянутую в невесомое кружево платья шею.

— Присядешь? Мне удалось достать необычный чай — айвовый. Хочешь попробовать?

Невеньен молчала, глядя на нее.

В гостиной сестры было чисто убрано, хорошо проветрено и пахло ее любимыми розовыми духами. Бьелен и сама походила на распустившийся бутон — румяная, благоухающая, вся в нежных кружевах. Она расслабленно пила чай и чувствовала себя прекрасно. Было заметно, что мрачный взгляд родственницы ее смущает. Бьелен озадаченно изучала ее, не понимая, почему та не двигается с места и что вызвало у нее такое плохое настроение.

Невеньен и сама не понимала, что с ней. Она собиралась столько всего сказать, возможно, даже кричать, разбить что-нибудь. В голове роились тысячи вариантов того, как она может обвинить Бьелен в предательстве и унизить ее. Но стоило зайти в комнату — и все куда-то пропало.

Может быть, ее сбила Илга, порхающая по комнате в одуванчиковом платье и поправляющая незаметные детали интерьера. Служанка напевала модную веселую песенку, совершенно не соответствующую тому, что творилось в душе Невеньен. А может быть, ее ввели в ступор воспоминания. Они мгновенно всколыхнулись, как только она увидела этот чудесный резной столик, за которым было выпито столько вина и чая, диванчик из светлой древесины, на котором она как-то раз, устав, задремала, и полку с книгами — Невеньен не раз изумлялась тому, какие серьезные произведения там стоят. Проведенные здесь вечера были одной из немногих отрад, появлявшихся в ее жизни с тех пор, как она покинула родительский дом.

Но, как оказалось, все это было ложью.

— Мы должны поговорить наедине, — с силой выдавила из себя Невеньен.

Забеспокоившись, Бьелен отправила Илгу вон и пристально всмотрелась в лицо сестры.

— Что с тобой? Случилось что-то плохое? Твоя мать?.. Или пришли новости из Кольведа?..

Она и близко не догадывалась об истинной причине того, что так расстроило Невеньен. Ей стало от этого больно. Лучше бы Бьелен сразу запаниковала, принялась изображать невинную или, как это было раньше, оскорблять. Но ей и в голову не пришло, что их с лордом-разбойником кто-то мог увидеть. Прямо как сама Невеньен с легкостью отмахивалась от мысли, что за ними с Иньитом наблюдает Тьер. Ее разум заволакивала влюбленность. А Бьелен?

Это был не тот вопрос, который она хотела задать. В действительности Невеньен предпочла бы не знать, есть между Иньитом и Бьелен настоящие чувства или нет. Это слишком сильно ранило. Но что тогда спросить? Какой из сотен вертящихся на языке вопросов должен с него сойти: о чем думала Бьелен? Как она могла? Почему она такая лживая стерва? Как она намеревалась оправдываться, когда все откроется?

— Почему? — непослушными губами вымолвила Невеньен. — Почему ты так меня ненавидишь? Что я тебе сделала?

Хрупкая чашка со звоном опустилась на блюдце. Бьелен окостенела, начиная понимать, однако длилось это всего мгновение. В следующее она уже взяла себя в руки.

— О чем ты? Что за нелепица! Я вовсе тебя не ненавижу. Будь это так, мы бы до сих пор ставили друг другу подножки, пересекаясь в галереях! — Бьелен мелодично рассмеялась.

Актриса из нее была превосходной — если бы Невеньен вчера сама все не видела, то засомневалась бы в том, что это правда.

— Вы обманывали меня. Все это время, — ее охрипший голос внезапно пропал. Пришлось подождать, прежде чем она смогла говорить снова. — Ты отобрала у меня сначала мужа, а потом жениха. Спрашиваю тебя еще раз: почему ты так ненавидишь меня?

Больше Бьелен прикидываться не пыталась. Только что румяная, полная жизни, она словно превратилась в статую. Перед Невеньен теперь сидела не женщина, а каменный цветок.

— Я никого у тебя не отбирала. И Акельен, и Иньит сами ко мне пришли.

Как легко она переложила вину с себя на мужчин! Как будто это не она кошкой выгибалась перед Иньитом, пробуждая в нем похоть. Как будто это не она спала с женихом своей подруги — сестры! — зная, с какой силой та его любит.

— Плевать мне на твои оправдания, — жестко произнесла Невеньен, чувствуя, что мир у нее перед глазами начинает затягиваться туманом. — Я спросила тебя, за что ты меня ненавидишь. Что я тебе сделала? Я не строила против тебя козни, хотя любая другая женщина на моем месте так бы и поступила. В отличие от тебя, когда ты не упускала ни единой возможности, чтобы втоптать меня в грязь, я не унижала тебя и не поливала помоями. Я могла отомстить, став королевой. Вместо этого я тебя за все простила, собиралась дать высокую должность… А в благодарность ты за моей спиной… — Невеньен, не способная выговорить страшные слова, проглотила их. — Тебе доставляло удовольствие вот так насмехаться надо мной? Знать, что ты со всех сторон обскакала эту дуру, которая вовсе не хотела выходить замуж за мятежника и становиться королевой? Что, приятно было отбирать у меня единственное, что я ценю?

Водопад слов, который она уже не могла контролировать и который, высвободившись, лился бы еще часами, прервался звоном посуды — Бьелен схватила чашку со стола и швырнула ее в Невеньен, разбрызгивая недопитый чай. Чашка пролетела мимо и разбилась о стену. Невеньен, не моргнув, смотрела на женщину, которая сломала ей жизнь так же, как этот фарфор.

— Не хотела выходить замуж, становиться королевой… — передразнила Бьелен. Ее ноздри раздувались от гнева, грудь высоко поднималась. — Но ты вышла и стала! Ты без малейшего труда заполучила лучших мужчин и целую страну в подарок. Тебе все само далось в руки только потому, что ты благородной крови. Будущий король предлагал тебе выйти за него замуж, но ты и тогда кривила нос, решив, что ты и без него получишь трон — благодаря другим людям! Скажи мне, это разве правильно? Посмотри сюда, — она вскинула ладони, демонстрируя длинные ухоженные ногти. — Ты хоть знаешь, чего мне стоило получить привилегию отрастить ногти и на правой руке? Ты постоянно страдала, что тебя продали Акельену, но ты ни разу — ни разу! — не поинтересовалась, мечтала ли я выходить замуж за Стильина.

Бьелен не делала пауз, чтобы Невеньен не могла вклиниться с возражениями, однако она и не собиралась. Она молча слушала, как извергается из сестры злость, копимая и лелеемая годами — как каменный цветок исходится ядом.

— Тьер любит говорить, что Стильин был лучшим из двух братьев, но не любит вспоминать, что он был таким же упертым ослом, как и Акельен, но еще и уродом, в отличие от брата, — шипела Бьелен. — Я отказывалась выходить за него замуж, я говорила ему это прямо в лицо, но мое мнение никого не волновало. Стильин хотел видеть рядом с собой красивую рожицу — и какая разница, что думает по этому поводу ее обладательница? А остальные только поддакивали «истинному королю». Он тогда был близок к тому, чтобы победить самого Свирепого Зандьера, без страха гулял по столице, не скрывая герб, — ну как ему отказать?! Мной торговались и в итоге купили за такое количество золота, что моя семья сумела порвать все связи с этой проклятой страной и уехать в Шинойен. А я стала игрушкой уродца, который беспокоился лишь о том, как сесть своей тощей задницей на трон. Для его окружения я — купеческая дочь — не значила ничего, но он и не подумал о том, чтобы меня защитить. Он — человек, который родился слугой и в полной мере испытал все унижение от этого!

Она прервалась для глубоко вдоха, и откровения посыпались снова.

— Когда Стильин заболел, я мечтала только об одном — чтобы он скорее сдох, а я зачла ребенка и стала королевой-матерью, чьего сына посадят на трон. Но Небеса приготовили для «зарвавшейся купеческой дочки» еще один «подарок» — я никогда не смогу родить, — с горечью произнесла она. — Если бы я была способна выносить младенца, не появилось бы никакой тебя. Акельен любил меня, он даже был готов жениться на мне, тогда я бы так и осталась истинной королевой. Но Тьер подумал — зачем давать ему в жены порченую девку, с которой нельзя продолжить род? И меня заставили подписать проклятые бумажки с отречением, а потом нашли тебя, такую маленькую, смазливенькую и добренькую Невеньен Андар, за которую Акельену обещали целую армию, в то время как из меня было невозможно высосать ни капли пользы. Мне сказали, что если я настолько бесполезная, то должна хотя бы собственным телом работать на мятежников. Ты понимаешь, что это значит? И снова все плевали на то, кому я хочу строить глазки, а кому нет, и нравится ли мне вообще этим заниматься… А ты тем временем благоденствовала, мило улыбалась всем со ствиллового трона в Зале советов, таскалась на эти идиотские «вышивальные вечера», где тебе никто не смел сказать, что треклятый гобелен, побери его Бездна, у тебя не выходит, потому что ты вшивая торговка, привыкшая возиться в лавке, а не прирожденная леди. «Ах, прости, дорогая Бьелен, ты ведь только недавно отрастила ногти на правой руке, наверное, еще не привыкла. Не то что мы, девочки, правда? Ха-ха-ха!»

От накала эмоций у нее брызнула слюна. Невеньен с равнодушием наблюдала за тем, как она торопливо вытирает каплю с подбородка. Вот, оказывается, как это выглядело со стороны. Заявилась какая-то молокососка, ей все подали на подносе, а она еще и воротила нос от всего того, чем мечтала обладать ее нежеланная сестра. И все же это ее не оправдывало.

— Акельен был твоим. Я не пыталась вам мешать. Но Иньита за что ты у меня отобрала?

— Отобрала? — Бьелен усмехнулась. — Он был моим задолго до тебя. Иньит единственный был со мной честен, не врал, что я самая прелестная в Кинаме женщина и что он женится на мне, как только разберется со своими делами — как только смешаются Небеса с Бездной. Он единственный, кто не старался меня использовать, единственный, с кем я могла трахаться для себя, а не потому, что это было по какой-то причине нужно. Мы делали это просто потому, что между нами вспыхнула страсть. Хочешь знать, почему я не рассказала тебе?

Невеньен кивнула. Губы сестры сложились в высокомерную гримасу.

— Пречистые Небеса, Невеньен, а с какой Бездны я вообще должна была тебе об этом рассказывать? Почему я должна была тебя жалеть, еще и портить из-за тебя Иньиту карьеру? Он достоин быть королем. Ты отлично знаешь, что он подходит для этого. К тому же предупреди я тебя — и ты снова щетинилась бы на меня, как в Серебряных Прудах, что я, такая-сякая, украла у тебя очередного мужика. Мне выгоднее было молчать и делать вид, как будто я твоя лучшая подруга, настоящая сестра, которая всегда поймет и подотрет тебе вечно льющиеся сопли!

Это было похоже на правду, но она лгала. Невеньен ощущала это — по вздрагивающим вовсе не от ярости губам, по судорожно сцепленным пальцам, по мелькавшему выражению затравленности в глазах. Бьелен не испытывала к ней отвращения, но выбирала такие слова, как будто действительно ненавидела ее. Зачем она так поступала?

Бьелен не была дурой. Невзирая на ее собственные слова, она не могла не понимать, что Иньит использует ее так же, как и Невеньен. Если не для осуществления политических амбиций, то по меньшей мере как сосуд для удовлетворения мужских потребностей. Бьелен говорила, что не испытывает к лорду-разбойнику ничего, кроме страсти — обычного телесного желания. Но что если это было не так? Что если она все-таки любила его и ревновала Невеньен — такую же марионетку в его руках, как и сама Бьелен? Она нарочно напоследок старалась оскорбить женщину, которая тоже стала жертвой, но которая обладала более высоким положением и могла как угодно жестоко разделаться с обидчиками.

Или причина была в другом. Может быть, Бьелен никак не могла понять, почему сестра так и не стала ее люто ненавидеть, и решила добиться этого закономерного чувства хотя бы теперь. Если бы это случилось, все наконец-то стало бы правильно — ведь Бьелен искренне верила, что все ее презирают.

Так или иначе, у нее ничего не вышло.

Оставаться здесь больше не было смысла. Бьелен не скажет ни единого честного слова, а если и скажет, то оно будет так густо приправлено злобой, что разобраться в его истинном значении не получится. Невеньен встала и направилась к двери, но выйти не успела. Вслед ей донеслось растерянное и возмущенное:

— Куда это ты? А ну стой!

Она не остановилась, и через мгновение в стену полетела вторая чашка, залив гобелен жидкостью. Коричневые брызги попали и на подол платья. Невеньен отрешенно подумала о том, что их будет не отстирать без того, чтобы не повредить дорогую ткань, а это означало лишние траты на королевский гардероб.

— Повернись! Я с тобой еще не закончила! — потребовала Бьелен надрывающимся голосом.

Невеньен медленно выполнила ее просьбу. И впервые увидела, как сестра плачет. Каменный цветок треснул и рассыпался.

Ей было стыдно, она старалась прикрыться, вытереть влагу платком, но слезы не прекращали литься. Плечи девушки тряслись, красивое лицо неестественно перекосилось из-за попытки справиться со сводившими ее судорогами. Невеньен, как ее и просили, стояла и ждала, когда Бьелен «закончит».

— Прости, — тихо и прерывисто сказала сестра. — Мне жаль, что тебя затянуло в это дерьмо. Правда жаль. Все это закрутилось еще до тебя, а когда что-то начало меняться, остановить это проклятое веретено было уже невозможно. Мне жаль, что мы никогда не станем подругами. Но я никогда не буду жалеть о том, что у меня было с Иньитом. Извини.

Невеньен развернулась на каблуках, смяв ковер. Дверь покоев хлопнула слишком громко, и ждавшие снаружи гвардейцы с недоумением глянули на свою обычно аккуратную госпожу. Произошедшее после этого заставило обернуться не только их, но и спешивших по коридору слуг.

Прислонившись к стене, Невеньен захохотала. Это был неестественный, истерический смех. Она не знала, откуда он возник, но он спазмами щипал горло, сотрясал ее грудь и вынуждал корчиться, прижимая к животу руки.

Бьелен никогда не будет жалеть о том, что спала с Иньитом, пусть ей даже это будет грозить смертью. Каков он, наверное, мужчина, а? Может, плюнуть на все и простить его? А то ведь негоже терять такого божественного любовника!

С трудом успокоившись, Невеньен выпрямилась и глубоко вдохнула. Глупости какие она думает. Мертвые не умеют ни прощать, ни любить.

Свечи, ярко горящие во внутреннем святилище храма Небес и Бездны, ослепляли. Пахло воском и потом от скопившихся в небольшом зале мужчин. Невеньен переступала с ноги на ногу, щурилась, смаргивая туманящую взгляд влагу, и поправляла корону, которая опасно кренилась при каждом движении головы. Невеньен казалось, что она ерзает, как непоседливый ребенок, а Рагодьет и стоявшие полукругом в центре помещения жрецы косятся на нее из-за недостойного поведения. Тьер с его царственной осанкой и торжественным лицом должен быть служить живым укором — вот как следует выглядеть во время такого великого события, как пробуждение Дитяти Цветка. Однако на самом деле Невеньен было все равно, подобающий у нее вид или нет.

Память без остановки проигрывала случившуюся утром сцену — жест за жестом, фразу за фразой, с начала до конца и снова. Иньит, не понимающий, почему невеста отказывается с ним разговаривать, пытается прорваться в ее кабинет, а Ваньет и Парди его не пускают. Им приказано держать лорда-разбойника на таком расстоянии от королевы, чтобы до нее не могли донестись даже его крики. Гвардейцы озадачены, но приказ выполняют, хотя им приходится применить силу — майгин-тар охраняет Иньита от невидимых нитей, а слова остановить разъяренного любовника не способны. Бывшего любовника. Скоро об этом узнают все — вопли и звуки драки привлекают на этаж всё больше любопытных, Невеньен слышит чей-то смех, подзадоривающие выкрики, удивленный шепот, превращающийся в гомон. Иньита оттаскивают, но он, растерянный, разозленный, не перестает ее звать. Это стыдно, позорно, очень больно. Невеньен хочется тишины, хочется или самой выпрыгнуть в окно, или чтобы туда выбросили Иньита. Лучше самой — все как один доказывают ей, что без Иньита, его связей с разбойниками и тонкого ума неустойчивому правительству не обойтись. Невеньен ловит себя на том, что подходит к окну и открывает его. Врывающийся в комнату ветер очищает и успокаивает, сдувает все проблемы, как пожухлые листья. Сделать бы шаг и полететь…

Ритм пения жрецов изменился, став энергичнее. Невеньен вздрогнула от неожиданности. Паньерд сказал, что они исполняют Песнь Жизни, но она была совсем не похожа на всем известный жреческий гимн, хотя Невеньен иногда вылавливала знакомые слова. Наверное, дело в том, что исполнителями на сей раз были маги. Ни разу за все посещения она не видела, чтобы эти люди покидали святилище, ели или хотя бы просто двигались. Живые ли они? Или такие же пресветлые када-ри, как Дитя Цветка?

Осознав, что начала в упор таращиться на жрецов и выискивать в них признаки принадлежности к человеческой расе, Невеньен одернула себя. Странно, что в присутствии волшебного существа, когда нужно было наполниться трепетом перед могуществом высших созданий, разум наполняли суетные вещи. Очистить сознание и проникнуться должным благоговением не получалось — стоило отвлечься, и мысли сразу возвращались к Иньиту и Бьелен, а то и хуже, к каким-то совершеннейшим глупостям. Может, она просто привыкла к тому, что легенда, дитя богов находится всего на расстоянии вытянутой руки, и уже не могла настроиться на правильный лад? Неужели это произошло со всеми в зале?

По Тьеру, замершему справа от нее, этого было не сказать. Его серебристый камзол переливался в сиянии светильников, брови были немного нахмурены, благородное лицо хранило печать сосредоточения. Еще утром он себя не очень хорошо чувствовал, но сейчас полностью справился с недомоганием и сконцентрировался на ритуале. Зато Рагодьет — вот кто явно думал о чем-то другом. Он стоял слева, его живот выдавался далеко вперед, и Невеньен, слегка повернув шею, могла видеть, как сцепленные на нем пальцы нервно перебирают золотые кольца. На висках настоятеля блестели капли пота, хотя в подземном святилище было зябко. Полчаса назад, приглашая королеву с советником вниз, он говорил, что абсолютно уверен в успехе пробуждения. Значит, он должен быть спокоен. Что его так беспокоит?

Паньерд тоже волновался, но его можно было понять. Бледный, с плотно сжатыми бесцветными губами, он сновал вокруг Бутона, подготавливая его к раскрытию, как мать готовит своего ребенка к первому выходу в свет. Леди Мельета, и та меньше хлопотала над Невеньен, когда ей исполнилось десять лет и в поместье пригласили знакомых отца — присмотреться к будущей невесте. Но задание невзрачного жреца было гораздо важнее. Если бы Невеньен выкинула что-нибудь недостойное, дочери генерала это простили бы, а если что-то произойдет с пресветлым када-ри… И об участи Паньерда, и вообще о том, что тогда будет, не хотелось даже гадать.

На лицах десяти служителей богов волнения не было. Все они терпеливо ждали. Невеньен, стоявшая на несколько шагов впереди, видела лишь тех, кто стоял сбоку, по краям выдававшегося полукруга, но знала, что жрецы за ее спиной ведут себя точно так же. Желтые кисти их рук терялись в складках черно-белых роб, когда они наклонялись друг к другу пошептаться или поворачивались, бросая взгляды на Рагодьета: скептические или, наоборот, уважительные — в зависимости от личного отношения к настоятелю. Он сказал, что подбирал свидетелей пробуждения долго, выискивая надежных, честных людей с хорошей репутацией, которым народ поверит и которые в то же время не станут болтать лишнего. «И которые будут говорить то, что нужно Рагодьету», — мысленно добавляла Невеньен.

Ее поразило, что среди приглашенных жрецов не было ни одного истово молящегося. Реакция Тьера, когда он впервые увидел Цветок, была эмоциональнее, чем у них всех вместе взятых, а советник тогда вел себя крайне сдержанно. И это не вспоминая о Ваньете и Парди, которые пали перед Бутоном ниц. Либо доверенные люди Рагодьета уже знали, что встретят, либо они относились к пресветлым духам намного прозаичнее обычных, не посвященных в божественные тайны людей. Невеньен предпочитала считать, что правильно все же первое предположение.

Темп песни, которая текла из губ погруженных в транс жрецов, снова увеличился, участился бой колотушки по барабану. Сердце Невеньен забилось быстрее в такт мелодии. Удивительным образом изменилось и настроение — думать об Иньите, о том, что касалось смерти, больше не хотелось. Хотелось, наоборот, чувствовать жизнь, наблюдать за ней, хотя бы за странными жрецами. А еще лучше — за полетом птицы, за дуновением ветра в кронах деревьев, за тем, как растут цветы и раскрываются их бутоны…

Один из приглашенных служителей богов опустился на колени, вознеся к низким сводам зала молитву. Зашевелились и другие доверенные Рагодьета, подался вперед с жадным взглядом настоятель. Невеньен вдруг осознала, что уже довольно долго не дышит, пристально всматриваясь в Цветок. Он еще не раскрывался, нет, но соки по его венам потекли скорее. Он пробуждался.

Теперь музыка убыстрялась почти каждые тридцать-сорок ударов сердца. Сначала плавно, затем скачками, как будто барабанщик куда-то опаздывал и заставлял вместе с собой торопиться певцов. Мелодия стала резче — если раньше жрецы распевали гласные, то сейчас зачокали, загэкали, зарыкали. Попытавшись разобрать, какой настал момент песни, Невеньен с легким ужасом обнаружила, что больше не управляет собственными мыслями. Они выбирали путь сами, переметываясь с одной темы на другую и ни на мгновение не останавливаясь. Они осторожно дотрагивались до всего, что было в памяти Невеньен, и испуганно отдергивались, если воспоминания оказывались неприятными, или восторженно набрасывались на них, зарываясь глубже во все, что касалось жизни, движения, бега вперед. Еще немного — и сердце стучало как бешеное, грозя выпрыгнуть из горла, а кожа от неизъяснимого волнения покрылась мурашками. Невеньен с трудом отвела взгляд от пульсировавшего Бутона, и посмотрела на Тьера. Старик прижимал к сердцу кулак. На пергаментной коже выделялись набухшие синие вены, уголки губ приподнимались в недоуменной улыбке, как будто советник сам не знал, чему радуется. Скорее всего, так оно и было — схватившись за свое лицо, Невеньен поняла, что тоже против воли улыбается. Ее это не встревожило — спустя миг она вообще забыла об этом, отдав волю разбушевавшейся песне жизни.

Нечто странное происходило не с ней одной. Паньерд не мог устоять на месте и пританцовывал, Рагодьет вцепился в свои вздрагивающие руки и кусал губы, словно удерживал себя от того, чтобы не броситься к Цветку и начать силой раскрывать его лепестки. Поддались влиянию мелодии и приглашенные служители богов: колыхались робы, под которыми жрецы выстукивали ногами ритм, покачивались головы на тонких и толстых шеях, и почти все мужчины, вряд ли отдавая себе в этом отчет, подпевали песне, которую не знали. Оставались серьезными лишь восемь певцов и барабанщик — они хмурились, на лбах и шеях от напряжения вздувались жилы.

Совсем скоро песня грохотала на весь зал. Ее наверняка было слышно наверху, в храме: от мощных басов, казалось, резонировали мраморные стены, а тенора почти разрывали барабанные перепонки. Не верилось, что такая сила способна исходить всего от восьми человек, даже если им подпевали, и тем более не могло быть, чтобы люди могли породить подобную мелодию. Однако Невеньен переполнял не страх — все чувства слились в одно, которому она не могла подобрать название и от которого едва не захлебывалась. Оно распирало грудь и стремилось выбраться из клетки, в которой сидело невыносимое количество времени. На окраине разума Невеньен промелькнула бесцветная, выхолощенная от эмоций мысль, что плоть сейчас разойдется, как кожура спелого плода, и наружу вырвется что-то такое, как сама жизнь, что-то…

По залу неведомо откуда пронесся порыв ветра, затушив часть светильников. Песня оборвалась на полувдохе; восемь жрецов и барабанщик без чувств повалились на пол. Невеньен судорожно заглотнула обжегший горло воздух — такой же всхлип раздался и от всех, кто ее окружал, заглушив треск расходящихся лепестков. Они подавались в стороны нехотя, с каменным скрежетом, крошась по краям в голубую пыль. Свершилось! Рождалось новое Дитя Цветка!

Если кто-то из жрецов еще не пал на колени, то он сделал это сейчас, так же как и сама Невеньен. Она не думала ни об испачканном платье, ни о чем, кроме пресветлого када-ри, который должен был вот-вот появиться из Бутона. В наступившем полусвете-полутьме было плохо видно выражения лиц, но, должно быть, все они всматривались в огромный лазурный Цветок с одинаковым пристальным вниманием, с таким же замиранием сердца, как Невеньен. Она замечала лишь Паньерда — коленопреклоненный жрец с упоением тянул руки к своему детищу. Он был счастлив, как не бывают счастливы отцы, принимающие в объятия первенца, потому что у людей не рождаются пресветлые када-ри.

Бутон раскрывался медленно, пока, наконец, что-то не ударило его изнутри. Оглушительно щелкнув, один из лепестков надломился у основания и с плеском упал в резервуар, разбрызгав голубую от взвеси воду. Затем так же шлепнулся второй, третий — и из-под четвертого показалось Дитя.

Это была она. Прекрасная, как ни одна смертная женщина, када-ри высовывала руки из Бутона и с ожесточением толкала неподдающийся лепесток. Ее гладкая кожа была молочно-белой, а тело испещряли ярко-голубые прожилки — того же цвета, что и майгин-тары, энергией которых она питалась. Дочь Цветка была маленького роста, ее влажные от соков Цветка синие волосы походили на озерные водоросли, а хрупкие ручки — на веточки, которые безуспешно пытались справиться с каменной оболочкой. Они с бессилием царапнули жесткую преграду, и детское, с несформировавшимися чертами лицо исказилось в панике, обнажив мелкие и острые звериные зубы. Изо рта, из которого должен был исходить мелодичный голос, раздалось змеиное шипение. Невеньен невольно отшатнулась. Эйфория, в которую ее ввела волшебная песня, начала понемногу проходить, и в голову закралась богохульная мысль: что если Дитя Цветка скорее животное, а не создание с человеческим разумом?

Паньерда, видимо, подобные вопросы не волновали. Осознав, что када-ри не может выбраться из собственной «скорлупы», он кинулся обламывать лепестки под оторопелыми взглядами жрецов, королевы и ее главного советника. Невеньен — остальные, судя по всему, тоже — и подумать не могла, что такому могущественному созданию, которое, если верить легендам, разносило горы по камешкам, способна понадобиться помощь. Но древние предания со всей очевидностью лгали — как и в случае с нисхождением Дочери Цветка с Небес в Кольведе.

Несколько мгновений в зале слышались только треск затвердевших лепестков, невнятное бормотание — молитва одного из жрецов — и звериный сип када-ри. Наконец, хранитель на руках вытащил из Бутона хрупкое женское тельце. Ожидавшие совсем иного, все в шоке наблюдали за тем, как оно конвульсивно дергается. До сих пор с губ Дочери Цветка не сорвалось ни единого членораздельного звука. Она шипела, рычала, как волчонок, и даже укусила Паньерда за предплечье — на белой ткани робы проступили красные пятна.

— Что вы стоите? — внезапно завопил он, обведя обомлевших людей безумным взглядом. — Надо ей помочь!

— Как? — ошеломленно спросил коренастый жрец сбоку от Невеньен. — Ты же хранитель Бутона, ты изучал все сведения о пресветлых када-ри, так скажи нам, что делать!

— Я… Я не знаю! С ней что-то не так. Это не должно быть так!

Паньерд в отчаянии провел ладонью по лицу юной девушки, которую нежно прижимал к груди. Дочь Цветка больше не барахталась в его объятиях. Она успокоилась, но не оттого, что почувствовала себя в безопасности. Када-ри слабела с каждым движением, вяло раскинула руки с птичьими когтями и перестала держать голову ровно, запрокинув ее назад, — если бы не Паньерд, то она бы моталась, как незакрепленный мешок на крупе скачущего коня. Васильковые губы все еще поднимались в оскале, но доносившийся из горла хрип постепенно затихал. Еще несколько мгновений — и небесно-синие глаза волшебного создания, уставившись вверх, навсегда застыли.

— Пресветлая када-ри… Великая Дочь Цветка… Проснись… — бессмысленно шептал хранитель, легонько встряхивая ее щуплое тельце.

Первой от замешательства очнулась Невеньен. Она поднялась с колен и приблизилась к када-ри. Когда очарование от песни полностью развеялось, а надежды на появление всемогущего существа, которое решит все проблемы, рассыпались в прах, Дочь Цветка уже не казалась кем-то, в чьем присутствии нужно благоговеть и задерживать дыхание. Невеньен с горечью вспомнила свой первый визит во внутреннее святилище — ей казалось, что в присутствии не то что самого када-ри, а даже Бутона нельзя сквернословить и предаваться праздным размышлениям. А сейчас она понимала Рагодьета, чье поведение так возмутило ее тогда. Када-ри не были чудесными мудрыми существами, объятыми ореолом света. На руках Паньерда лежало всего лишь мертвое тело — необычное, но такое же слабое и смертное, как тысячи людей.

Невеньен ощутила приступ раздражения, который окончательно разъел все остатки почтения, которое она когда-то испытывала. Столько усилий, ресурсов пропало зря! Из сокровищницы в храм забрали две бочки с майгин-тарами. На сумму от их продажи можно было несколько месяцев кормить беженцев с Севера, теперь же у Невеньен не было ни денег, ни волшебного спасителя. Тьер в который раз оказался прав — рассчитывать можно было только на себя.

— Кто-нибудь, проверьте, пожалуйста, что со жрецами в обмороке, — распорядилась Невеньен. — Тело Дочери Цветка нужно осторожно вынести, накрыв тканью, и сжечь на погребальном костре. Если кто-то ее увидит, то и храм, и нас с вами раздерут на клочки. Жрец Паньерд, вы сможете вынести ее?

Он не отвечал, гладя мертвую када-ри по мокрым волосам. Сзади зашуршала ткань — кто-то из приглашенных жрецов проверил у певцов пульс.

— Они живы, но очень истощены, — сказал мужчина.

— С ними все будет в порядке, — ответил Рагодьет. — Через пару часов они придут в себя. Они пели Песню Жизни, так и должно быть.

— А мне показалось, что хранитель сказал, будто что-то пошло не так, — произнес Тьер. Он все еще стоял на коленях, морщась и потирая поясницу. Мелодия настолько захватила его, что он не думал о радикулите, когда, подобно всем в зале, склонился перед раскрывающимся Бутоном. — Не вынуждайте меня думать, что вы плохо подготовились к ритуалу, и поэтому произошла катастрофа.

Настоятель, уже успевший подняться на ноги, побагровел.

— Как вы смеете?! Это вы сомневались в успехе и — не побоюсь сказать — даже в божественной сущности Дочери Цветка! Я бы не исключал вероятности, что ритуал завершился провалом из-за присутствия здесь такого неверующего человека, как вы!

Невеньен пропустила их склоку мимо ушей — не было ничего удивительного в том, что после неудачи все ответственные за случившееся начали обвинять друг друга. Гораздо более важным ей казалось успокоить хранителя, по чахоточным щекам которого текли слезы. Он качался из стороны в сторону, не отпуская от себя Дочь Цветка. Паньерд не только не был способен трезво обдумать, как скрыть от непосвященных смерть када-ри и не допустить бунт среди прихожан, — казалось, что он вообще на грани сумасшествия.

— Жрец Паньерд, пожалуйста, успокойтесь, — Невеньен, поколебавшись, дотронулась до его плеча.

Что ей следовало сказать? Что ничего не изменилось и нужно жить дальше? Ложь — во-первых, изменилось, а во-вторых, Паньерд, который фактически собственными руками вырастил Бутон, переживал потерю несравнимо острее, чем кто-то еще. Но как тогда его утешить?

— Жрец Паньерд, этого никто не мог предвидеть. Прошу вас, не плачьте…

Наверное, она все же ляпнула что-то не то, потому что хранитель скрючился над када-ри, издав всхлип.

— Неправда, я все предвидел, я все знал… О боги, почему же так больно-то, почему так больно…

— Что?!

Паньерд снова проигнорировал ее вопрос. Вместо ответа он встал и опустил Дочь Цветка в резервуар с водой. Када-ри выглядела невесомой, но погрузилась на дно так, будто была изваяна из гранита.

— Я все знал… — опять еле слышно забубнил Паньерд. — Я все знал и позволил ей, дочери богов, родиться и умереть… О-ох, да проклянут меня все боги Небес и Бездны…

У Невеньен появилось плохое предчувствие. Она вцепилась жрецу в руку.

— Что значит, что вы все знали?!

Шепотки в святилище словно обрезали ножницами. На возглас обернулся Рагодьет с перекошенным от ярости лицом.

— Паньерд, приди в себя. Ты слышишь? Паньерд, ты не имеешь права… Эй!

Хранитель, прижав к лицу измазанные в майгин-таровой пыли ладони, сорвался с места и бросился к лестнице. Рагодьет всколыхнулся всем телом, намереваясь побежать за ним, но Невеньен успела первой.

Она промчалась мимо лежащих в обмороке мужчин и доверенных Рагодьета, которые недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Все они до сих пор выглядели ошарашенными, и никто из них даже не попытался остановить Паньерда. К счастью, он не был выдающимся бегуном, к тому же, догнав его, Невеньен обнаружила, что он и не собирался далеко убегать. Вряд ли бедный хранитель вообще толком понимал, что делает, просто поддался порыву остаться наедине со своим горем. Невеньен хорошо знала, как это бывает, но позволить Паньерду замкнуться в себе она не могла.

Жрец застыл на верхних ступеньках лестницы, перед дверью в приемную настоятеля. Он уткнулся головой в угол и скреб лбом по белой штукатурке, оставляя на коже ссадины. Его трясло от рыданий. На оклики Паньерд не реагировал, и Невеньен, задавив жалость к нему и взяв хранителя за локти, развернула его к себе. На вид он не был слабым или худым, но крутанулся так, что чуть не упал со ступеньки. Невеньен мимоходом удивилась собственной силе. Наверное, виной была клокочущая внутри злость. Если они с Рагодьетом все это время знали, что када-ри умрет, если они все это время только морочили ей голову…

— Что ты знал? — Невеньен грубо встряхнула мужчину, хотя он был на голову выше нее. — Отвечай мне, что ты знал о Дочери Цветка!

Его пришлось потрясти еще несколько раз, прежде чем он заговорил, закрывая лицо руками.

— Простите, моя королева… О боги, простите, я не хотел этого, честное слово, не хотел… Я надеялся, что она родится здоровой, я молил об этом Альенну, Каэдьира, ох, я умолял не только Небеса, я сделал богатые подношения всем богам Бездны, чтобы они дали ей родиться…

Невеньен стиснула зубы и еще раз ощутимо ткнула жреца в живот.

— Отвечай внятно! Почему ты считал, что она может не родиться здоровой? Почему мне никто не доложил о твоих подозрениях?

Кадык Паньерда заходил ходуном — хранитель проглотил очередные рыдания.

— Развитие… Ее развитие было слишком медленным. Бутон должен был созреть за четыре дня и раскрыться, но он вырос и сразу окаменел. Я не знаю почему… В руководстве было сказано, что окаменение Бутона приведет к его гибели. Но мы все сделали правильно! Может быть, в манускриптах была какая-то ошибка. Может быть, мы плохо молились… Я не знаю. Цветок как будто бы умер, он запер внутри Дитя и не давал ей выйти… Мы не могли раскрыть его, чтобы не повредить пресветлую када-ри, вообще ничего не могли сделать, только поддерживать его Песнью Жизни, чтобы он не зачах. Все эти месяцы мы искали способ все исправить, честное слово, моя королева, клянусь вам…

— Это правда? — прозвучал снизу мрачный голос Тьера.

Невеньен отпустила смявшуюся робу жреца и оглянулась. Она так внимательно прислушивалась к бормотанию хранителя, что не заметила, как по лестнице поднялись настоятель и главный советник. Они одаривали друг друга такими взглядами, что еще чуть-чуть — и между ними заискрились бы молнии. Рагодьет стоял впереди, перегораживая узкий проход и явно намереваясь не пускать наверх кривящегося от боли в пояснице Тьера. Тучный настоятель тяжело дышал, по полному лицу шли красные пятна гнева, руки впервые были сжаты в кулаки, а не складывались в набившем оскомину "обмывающем" жесте.

— Даже если правда, то что? — огрызнулся Рагодьет. — Цветок окаменел, но был жив. Я лично перепроверил за Паньердом текст фолианта. Ошибок мы не допустили, а плохие предчувствия Паньерда еще ничего не значили. Я не мог только из-за них провести ритуал пробуждения, чтобы посмотреть, что получится, или прекратить Песнь, чтобы Бутон окончательно окостенел. В таком случае пресветлая када-ри без сомнений погибла бы, похороненная в каменной могиле, без возможности вознестись душой на Небеса. Кто бы мне сказал спасибо за убийство спасительницы Кинамы?

Невеньен почувствовала, что закипает от ярости.

— Все это длилось целый месяц только ради того, чтобы вам кто-то сказал спасибо? Вы лгали мне, обманом вытягивали драгоценные кристаллы только ради этого?! Почему вы не могли честно сказать обо всем сразу?

— Моя королева, я вас умоляю! — настоятель с горечью усмехнулся. — Какой дурак будет честен с правителем? Если ваши чиновники начнут рассказывать вам об истинном положении дел, то они лишатся голов в лучшем случае на следующее утро. Откуда мне было знать, что вы не отправите меня на плаху, стоит мне сказать, что мы загубили пресветлую када-ри и понятия не имеем, как исправить неизвестную ошибку?

— Что, по-вашему, остановит меня от того, чтобы не поступить так сейчас? — процедила сквозь зубы Невеньен.

— Ничего, — неожиданно спокойно ответил он, глядя на нее снизу вверх. — Кроме того, что я действительно старался вылечить Бутон и помочь Дочери Цветка родиться здоровой. Все кристаллы, которые вы прислали, пошли на ее подпитывание. Я ничего не украл и проводил все свободное время за книгами в поисках лекарства. Все десять жрецов, которых вы видели внизу, — а они не последние в храмовой иерархии люди, — разными способами помогали мне, чтобы спасительница Севера появилась на свет. Думаете, многое изменилось бы, если бы я сразу сказал о нашей проблеме?

— Многое! — рявкнула Невеньен.

— Нет, — с таким же равнодушием сказал Рагодьет. У него был такой вид, будто он махнул на все рукой и заранее смирился с тем, что его казнят. — Вы отлично знаете, что изменилось бы немногое. Вероятно, больше человек искали бы решение проблемы, но я не думаю, что ее можно найти. Мы перерыли все имеющиеся у нас книги, я даже посылал запрос в Кольвед, но и там для меня не нашли ничего нового. Все остальное было бы точно так же.

— Вы хитрый человек, настоятель, — по тону Тьера было непонятно, произносит он это с осуждением или уважением, но смотрел советник на Рагодьета неласково. — Многое изменилось бы для вас. Расскажи вы о подозрениях жреца Паньерда — и предстали бы перед королевой как человек, который загубил дитя богов. А после месяца вождения нас за нос вы представили все так, будто от вас ничего не зависело и как будто смерть Дочери Цветка — это воля богов. Так, кажется, любят приговаривать жрецы?..

— Все и было в воле богов, — упрямо сказал настоятель. — Вы видели, что пресветлая када-ри вышла из Бутона живой. Если бы не…

— Если бы не признание жреца Паньерда, — прервала его Невеньен, — вам, возможно, удалось бы меня в чем-нибудь убедить. Но теперь я знаю, что вы лгали мне и что вы поставили собственную выгоду выше блага Кинамы. Даже не рассчитывайте на снисхождение.

— Воля ваша, моя королева, — Рагодьет склонился, не утруждая себя низким поклоном, однако за показной небрежностью Невеньен с легкостью различила сильное волнение, от которого голос настоятеля немного подрагивал. — Прошу вас помнить о ходящих среди черни слухах, что вы замешаны в сокрытии божественного Бутона. Пока еще никто не упрекает вас в убийстве пресветлой када-ри, но ведь дойти может и до такой нелепицы…

— Вы мне угрожаете! — возмутилась Невеньен.

— Вы хотели, чтобы я был с вами честен, — напомнил настоятель, с вызовом глядя на нее, словно она была не выше него по статусу и даже не ровней, а гораздо ниже.

Если бы он знал хотя бы о толике того, что в этот момент она мечтала с ним сделать, то предпочел бы закопать себя в землю сам. Впрочем, мечтать о мести обидчику мог любой, а королева обладала еще и почти неограниченной властью для этого. Не припугнуть ли, в самом деле, наглого настоятеля казнью?..

При этом слове в памяти Невеньен вспыхнула тошнотворная картинка — Гередьес, по частям выставленный перед воротами Эстала, чтобы каждый приходящий в город мог убедиться в смерти узурпатора. Затем — сильнее всего кольнувшее виной — воспоминание о Тори Недгерде, который посочувствовал трем плененным девушкам и которого за это приказали вздернуть на крыше Гайдеварда. Невеньен до сих пор винила себя даже за казнь Вьита.

Нет, убийств она больше не допустит, тем более сгоряча. Но управу на Рагодьета все же найдет.

— Вам тоже не стоит забывать, настоятель, что народ не без оснований подозревает в грехе и вас, — подчеркнуто вежливо произнесла Невеньен. — Разозленные прихожане собираются не у стен Эстальского замка, а возле вашего храма… Поэтому на вашем месте я бы хорошо подумала, прежде чем угрожать.

Развернувшись и решительно оттолкнув от себя дверь в приемную, она заметила, как одобрительно кивнул Тьер. Он не стал ничего добавлять к ее тираде, но облегчения Невеньен это не принесло. Она внезапно поняла, что погналась за Паньердом зря. Лучше бы ей пропустить мимо ушей те обмолвки, списав их на короткое затмение разума от постигшего хранителя горя. Чего она добилась, узнав наверняка, что Рагодьет врал? И без этого было ясно, что он жаден до выгоды. Они могли бы расстаться друзьями, а расставались врагами.

Уходя из коридора, Невеньен переступила через Паньерда, который все еще крючился в углу и лил безудержные слезы. Ей стало жаль хранителя. Без сомнений, Рагодьет отыграется на нем за порчу отношений с королевой. Увы, помочь она ему ничем не могла — внутренние дела храмов находились вне ее компетенции, и даже суды у жрецов были свои. Какая ирония! Невеньен не могла защитить одного человека, но как-то должна была спасти от када-ра целый Север.

И гибель ребенка богов не заставит ее сдаться.

За окном густела глубокая ночь. Когда в кабинет пришел Окарьет, Невеньен уже вовсю зевала и собиралась идти спать. Несмотря на все удары последних дней — предательство Иньита и сегодняшнюю смерть пресветлой када-ри, — она не чувствовала себя такой подавленной, как вчера, перед посещением Бьелен. У нее появилась цель, которая зрела внутри уже давно, но оформилась в слова только сейчас. А всегда, когда точно знаешь, что делать, вынести тяжелое бремя становится немного легче.

Положив на загруженный стол пухлую папку — свой непременный атрибут, секретарь поежился и с неудовольствием скосил черные воробьиные глаза на распахнутые окна. Невеньен отчего-то полюбила гуляющий по комнатам холодный ветер, но ее посетителей он заставлял чувствовать себя неудобно.

— Моя королева, завершено расследование в отношении человека, подозреваемого в разглашении сведений о местоположении Дитяти Цветка.

— Быстро у шпионов это получилось, — оценила Невеньен. — Они выяснили, чья это вина?

— К сожалению, вещественных доказательств нет, но есть свидетели, которые могут подтвердить, что слышали в таверне отрывки чересчур вольнодумной беседы, которую вел один из королевских гвардейцев.

Она хмуро оглядела потупившегося Окарьета. Это был не тот результат, который Невеньен ожидала и который хотела бы слышать.

— На ритуале с разрешения настоятеля присутствовало десять жрецов. Десять, — тихо напомнила она. — Со стороны Рагодьета существовали еще посвященные в тайну люди. Неужели их всех проверили и все они чисты от подозрений?

— Моя королева, обвинить их — это действительно в наших интересах, — согласился Окарьет. — Однако мы не можем сделать это беспочвенно. Все сведения, которые предоставил настоятель Рагодьет о своих помощниках, были признаны достоверными, а их связи — безупречными. Беспокойство нашим шпионам внушил лишь эпизод с королевским гвардейцем. Если вы прикажете, за всеми подозреваемыми установят более пристальное наблюдение…

— Не нужно, — перебила Невеньен.

Такая мера потребовала бы долгого времени, к тому же в ней уже не было смысла. Дочь Цветка умерла, а ее тело сожгли — Рагодьет, невзирая на ссору с королевой, совершил погребальный ритуал при ее доверенных людях, уничтожил окаменевший Бутон и вернул неизрасходованные кристаллы, демонстрируя, что не будет использовать свой шанс подставить Невеньен. Все-таки настоятель был по-своему честным человеком, хотя отношения между ними теперь были навсегда испорчены. Особенно после того, как гвардейцы забрали у Рагодьета все книги и записи, касающиеся Дитяти Цветка, а над участвующими в ритуале магами поставили регулярное наблюдение. Что с ними делать, Невеньен все еще размышляла.

— Так и у кого из гвардейцев слишком длинный язык? — спросила она.

Окарьет поклонился, словно за что-то извинялся.

— У телохранителя Ваньета.

То есть у одного из тех гвардейцев, которые считались наиболее надежными… Невеньен закрыла ладонью глаза. Ваньет в самом деле вел себя в последнее время странно, и началось это после того, как она необдуманно взяла магов в святилище, не последовав совету Рагодьета. Видимо, вера оказалась для гвардейца важнее, чем клятва молчать обо всем том, что он слышит и видит на службе у королевы. И винить в этом Невеньен могла только себя — ее ведь предупреждали.

— Ваньета уволить и наказать, — приказала она.

Телохранитель обязан понести кару за нарушение клятвы. А наказание Невеньен будет таким, что ей придется просить у Рагодьета прощения. Делать это не хотелось, но так будет правильно.

— Кого назначить телохранителем вместо него? — Окарьет с готовностью снял с планшета лист бумаги, легший перед Невеньен поверх прочих документов. — Я имел смелость заранее подготовить для вас список кандидатов.

Она скользнула взглядом по именам. Самые лучшие, самые преданные… Так ли это? Ваньет тоже считался "самым" и в итоге не оправдал это звание. Занять его место мог только тот, кто уже был проверен временем и тяжелейшими заданиями. Невеньен знала подходящего человека, но в список его не вставили — калека не имел права называться лучшим.

— Составь приказ на имя Дьерда Адэлла.

— Но он… — кудри Окарьета взвились над головой облаком, когда секретарь с непониманием всплеснул руками.

— Калека? — Невеньен изогнула бровь. — Да. Зато я могу быть уверенной в том, что он не станет трепать языком и провоцировать этим бунты. Немаловажное качество, по-моему.

— Как скажете, моя королева, — покорно ответил Окарьет. — Но вы уже подписали приказ о его переводе из гвардии в один из отрядов армии магов. Вы отмените это решение? Позвольте напомнить, что он подавал вам личное прошение о переводе и отправке в Кольвед.

— Поменяй только назначение.

Секретарь вопросительно посмотрел на нее.

— Как ваш телохранитель сможет исполнять обязанности, если будет находиться настолько далеко от вас?

— Он не будет далеко. Я тоже поеду в Кольвед.

Что бы Тьер ни говорил, там она способна принести больше пользы, чем здесь, давая одобрение давно принятым другими людьми решениям и допуская ошибку за ошибкой. К тому же Иньит останется позади, и его не придется видеть каждый день. А если Дети Ночи победят армию магов, то у Невеньен по крайней мере будет прекрасная возможность умереть за свой народ.

Глава 20. Братская любовь

Сони кто-то потряс за плечо. Он дернулся и замычал, не желая просыпаться. Его потрясли снова, и перед глазами вдруг с живостью предстали обрывки сна: мертвецки тихий, заполненный трупами город. Гудение в ушах — стук крови. И тянущаяся к нему длинная черная лапа, криво улыбающийся провал-рот, готовый поглотить его душу…

Вздрогнув всем телом, он подскочил.

— Спокойнее, спокойнее, сейдар, — северянин в потертой коричневой форме предупреждающе выбросил вперед руку.

Сони опустил взгляд туда, куда указывал мужчина, и вдруг обнаружил, что инстинктивно схватился за нож. С проклятием убрав его, он осоловело огляделся. Тренировочный зал Кольведской крепости был заполнен упражняющимися солдатами и стражниками. Грохот от оружия и доспехов стоял такой, что впору оглохнуть. Пречистые Небеса, как ему тут вообще удалось заснуть? Сони помнил только то, что сначала безуспешно пытался овладеть навыками боя на мечах, выполняя приказ капитана Оллета, временного командира, а затем плюнул на это, поработал с ножами и присел отдохнуть. Интересно, сколько времени он так «просидел»? Спину и ноги у него свело, словно он продрых в неудобной позе несколько часов, а во рту было кисло.

— Мне стрелковые мишени нужны, что под твоей задницей, — посмеивался в желтый ус разбудивший его северянин. — Небось перепутал их с лучшей постелью в доме твоей матушки, а?

Несмотря на кажущуюся издевку, тон у него был миролюбивым. Сони знал этого человека — как-то раз их вместе отправили в наряд. Знакомство было поверхностным, он даже не запомнил его имя, зато хорошо запомнил, как напарник признался в нелюбви к жителям центральных земель, которая длилась ровно до тех пор, пока Невеньен не пришла на выручку Кольведу с целой армией тех самых презираемых сейдар, совершенно не обязанных складывать свои жизни за эле кинам.

— Ну давай же, шевелись, парень, — северянин похлопал Сони по плечу, подтверждая свое дружественное отношение. — Опять в ночную ходил? Иди в казармы поспи.

— Извини. Для сна рановато — еще дел много.

— Вот ведь работяг к нам прислали, — с оттенком уважения усмехнулся солдат. — Но потренироваться-то нам дай, а то лейтенант с меня шкуру спустит, если я эти шасетовы мишени не притащу.

Он кивнул и подвинулся. За узкими окнами густели сумерки, значит, не так уж долго он и спал. Около четверти часа, наверное. Через пару часов Сони снова отправят на дежурство, а пока оставалось свободное время, его следовало потратить на что-нибудь полезное. Например, прогуляться в лазарет к Калену.

Не удержавшись, Сони широко зевнул, чем вызвал очередной смешок возящегося с пыльными соломенными мишенями северянина. Следовало бы поспать, но, как всегда, находилось что-то поважнее этого.

В Кольведе было совсем не так, как в Квенидире, и особенно все изменилось с приходом возглавляемой Невеньен армии магов, однако работы оказалось в разы больше, чем там. В Квенидире лихорадочно доделывали самое необходимое, причем на многое просто плюнули, потому что было уже ничего не исправить. В Кольведе к нападению када-ра готовились основательно — проводили массовые учения, регулярно прочесывали город в поисках мародеров, наводили порядок в соседних поселках… Безумие, которое поразило Квенидир, здесь отсутствовало. Было, конечно, много всякого неприятного, но наученный горьким опытом Ламан подошел к организации людей совсем по-другому. Да и власть в Кольведе кардинально отличалась от безалаберного Нендамьела — ратуша целиком осталась на своих местах (пусть и говорили, что чинуши сделали это под страхом смерти), а лорд Гарас Лейвен, владелец Кольведского замка, не стал покидать горожан и собственнолично занимался размещением прибывших на помощь солдат.

Да, все было иначе. Даже настрой был другой — те, кто присоединился к Невеньен, искренне верили, что они победят. Может, не выживут, но победят, даровав жизнь своим братьям и сестрам, детям, внукам. Поэтому люди и тренировались так яростно, изо всех сил готовясь к сражению, от которого в прямом смысле зависела судьба королевства. От их упорства в достижении цели и странного восторга от предстоящей битвы в зале стало так жарко, будто здесь разожгли костры. Сони с удовольствием разделил бы эти чувства, которые с недавнего времени начал считать прекрасными. Но не мог.

Спросонья забыв, где выход, он еще раз осмотрелся. Зал был огромным, несмотря на то что во дворе, как обычно, располагались обширные площадки для занятий. В Кольведе вообще все было огромным — здания, сады, площади, — будто северяне таким образом пытались поразить воображение чужаков. Сони обязательно бы впечатлился, если бы до этого не повидал красоты Эстала и не посетил Аримин с Квенидиром, поэтому теперь ему оставалось только злиться на то, что он постоянно теряется в этих гигантских пустых пространствах.

Однако сориентировался Сони достаточно быстро — все-таки гвардейцев заставляли заниматься тут каждый день. Зашагав мимо отрабатывающих удары или разминающихся солдат, он перекинулся приветствиями с теми, с кем успел познакомиться за несколько недель пребывания в Кольведе.

— Раз-два-три-четыре! — отчеканил над ухом незнакомый сержант. — Поглоти вас Бездна, я сказал «раз-два-три-четыре», а не «раз — и можно завалиться мордой в пол»! Новая попытка! Раз-два-три-четыре!

Сбоку от Сони занималась группа магов — похоже, самых слабых из прибывших с Невеньен, потому что некоторые не могли отжаться и пару раз, доводя сержанта до белого каления. Хмыкнув, Сони собрался их обогнуть и только тогда заметил за пыхтящими фигурами силуэт коренастого сехена.

Мастером меча Сеха было никак не назвать, и над его неуклюжими попытками победить набитый тряпками болван начали потешаться соседи. Вряд ли парень это слышал — он лупил «врага» с таким отчаянием, будто перед ним стоял убийца отца. Его фехтование было далеко от идеального даже на взгляд такого непрофессионала, как Сони, однако, будь это настоящий бой, противник если бы не погиб, то по крайней мере серьезно пострадал: из порванного болвана торчали грязные лохмотья, а от шеста, к которому он был прикреплен, летели щепки.

Сехена что-то явно разозлило, раз он орудовал мечом с таким исступлением. Сони, собиравшийся пройти мимо и не отвлекать товарища, вдруг передумал. Во владении клинком он ему не поможет, зато подскажет, как отбрить хихикающих острословов, если они окажутся чересчур наглыми. Или же удержит кого-то от драки.

— Сех! Эй, Сех!

Парня пришлось позвать еще пару раз, пока он не обернулся. На его мокром, покрасневшем от натуги лице промелькнуло что-то — и бесследно исчезло. В мгновение ока Сех превратился из яростной бестии, разрывающей врага в клочки, в того мрачного и замкнутого затворника, которого он в последнее время из себя изображал.

— А, это ты, — сказал сехен. — Здравствуй.

В нос ударил резкий запах пота — сехен себя не жалел и выкладывался по полной. После тренировки он тяжело дышал; тем страннее казался его равнодушный тон.

— Что ты тут делаешь? — спросил Сони. — Я думал, ты тренируешь магические навыки во дворе.

Занятия с энергией проходили исключительно там. Начинающие маги, которых в армии Невеньен насчитывалось приличное число, так часто промахивались, что если бы они практиковались в крепости, то давно не оставили бы от нее камня на камне.

Сех пожал плечом.

— Нам приказали осторожнее тратить энергию в ожидании нападения Пожирателей душ, а мне хотелось поразмяться. Пары не нашлось, и я встал сюда.

— Ясно. И… как ты?

— Мы три дня уже не виделись, да?

Парень блекло улыбнулся, обнаруживая скрытое желание не видеть никого раза в четыре дольше. Когда они пришли в Кольвед, отряд временно расформировали, определив к разным командирам. Сони все равно не мог выполнять те же задачи, что Виньес и Сех, а Кален не вставал на ноги с того самого дня, как его подстрелили проклятые шпионы Таннеса. Три человека с настолько разными умениями, по мнению офицеров, переставали быть отрядом. Но если Виньес и Сони навещали Калена и изредка встречались сами, хотя бы просто перекинуться словцом в казармах, то сехен делал вид, будто он ужасно загружен делами и ему недосуг даже заглянуть к Дьерду, приехавшему вместе с королевой.

— Да, три дня, — подтвердил Сони. — Все свободное время проводишь с Шен?

— Угу. А что?

— Нет, ничего. Хочу сходить в лазарет, к Калену, думал, что ты составишь компанию. Шен иногда оставляет королеву, чтобы помочь больным. Может, она сегодня тоже там будет?

— Нет, — вяло ответил Сех, отворачиваясь и покрепче хватаясь за меч. — Извини, у меня смена скоро. Я потренируюсь еще немного и пойду, ладно?

Намек был более чем прозрачным.

— Да улыбнется тебе Кайди на дежурстве, — от всей души пожелал Сони, невзирая на то что его так недвусмысленно спровадили.

— Спасибо, и тебя пусть благословят Небеса, — без выражения произнес Сех.

Отойдя на несколько шагов, Сони бросил на него быстрый взгляд и печально покачал головой. Куда делся тот кипучий, целеустремленный мальчишка, которого они взяли в Остеварде в отряд? По нему пошли трещины еще в Могареде, а Квенидир сломал его окончательно, причем немалую роль в этом сыграл Кален, хотя поучаствовали и такие ублюдки, как Хид. Однако если правду про некоторых соплеменников — и в целом, что мир не настолько прост, каким его некоторые мечтают видеть, — Сеху пора было узнать давно, то с историей командира определенно вышло что-то не то. Парень, похоже, решил, что его предали или он предал свои идеи, раз служил у такого человека, как Кален. У Сони, во всяком случае, получалось объяснить угрюмость сехена только так. Его даже нежданный приезд Шен не особенно обрадовал — обидой на соратников это уже не оправдаешь. Ему бы следовало помириться с Каленом. Поговори они тихо, с глазу на глаз, обоим стало бы легче. Но к командиру Сеха и плетьми было не загнать.

В этом было что-то категорически неправильное. Один из новых напарников Сони, чудак по имени Тэлли, стражник-доброволец из центральных земель со шрамами от пожара и, пожалуй, самый надежный товарищ в дозоре, рьяно всех убеждал, что када-ра будут обязательно побеждены, как это случилось пятьсот лет назад. Главное — быть вместе, не разбегаться, набраться терпения и честно выполнять свою работу. Тэлли переспоривал людей с откровенно пораженческими настроениями и умудрился развернуть нескольких ребят, которые чуть не стали дезертирами. Да что там — ему и Сони начал верить. Но когда он видел Сеха и то, как мальчишка избегал недавних друзей, говорить о некоем «вместе» становилось сложнее.

Вздохнув, Сони мысленно махнул на сехена рукой. Что Сех, что Кален — упрямцы те еще, и за них проблему не решишь. А может, скоро и решать нечего будет. После Квенидира выжили немногие: Ламан увел с собой по Кольведскому тракту всего пятьдесят человек, позже к нему присоединились еще несколько десятков. Тех, кто удачно сбежал, как отряд, или схоронился в городе, никто не подсчитывал, но все равно их было меньше, чем хотелось бы. Вполне вероятно, что в этот раз ни Сони, ни Калену, ни Сеху не повезет, а значит, и волноваться о чьей-то ссоре бессмысленно.

Покинув тренировочный зал, Сони переоделся в гвардейскую форму, набросил на плечи куртку и направился в лазарет, который располагался в нескольких сотнях шагов отсюда, за Синей площадью, в лечебнице при храме Небес и Бездны — красивом здании с клуатром и внутренним садиком, где разрешалось гулять больным.

Идти в одиночку Сони не боялся, несмотря на камень королей в груди. Королева привезла с собой несколько бочек майгин-таров, которые выдавались многим магам, но под строгую отчетность. Воров ждала такая кара, что покушаться на кристаллы никто не рисковал, да и желающих ослабить армию встречалось немного. Ирония судьбы — безопаснее всего Сони оказалось в городе, который с часу на час ждал нападения чудовищ.

Хотя солнце только закатилось, а храм и крепость находились в центре города, на улицах было хоть глаз выколи. Очи Бездны прятались за сизой дымкой, в пустующих зданиях светились единицы окон, не разгоняя тьму. Здесь находились самые богатые дома Кольведа, почти все обитатели которых уехали подальше от Севера. У них для этого были средства и возможности, в то время как многие горожане победнее остались на родине — кто-то не мог уехать, а кто-то доверился армии магов. Окраины Кольведа все еще горели огнями и полнились людом, так что Сони боялся представить, сколько народа тут было до приказа Невеньен отправить всех женщин и детей в безопасные места. Из-за диспропорции — Сони слышал, как офицеры употребляли это ученое слово, — охранять кольведцев было очень неудобно, но и сделать с этим хоть что-нибудь не получалось. Не взламывать же поместья купцов и лордов, чтобы пустить туда простолюдинов.

Так или иначе, крепость, заполненная солдатами, стражниками и сопутствующим людом, гудела, как осиный рой. Здесь, напротив, стояло опасное затишье. Сони невольно поежился. Когда-то мрак и безмолвие казались ему лучшими спутниками, но после Квенидира они скорее пугали. К тому же — Сони было самому удивительно себе в этом признаваться — он успел от них отвыкнуть.

Весна в этом году на Севере развернулась раньше, чем обычно, — так, по крайней мере, говорили северяне. Днем воздух дышал летом, до наступления которого оставалось совсем немного, но ночи все еще оставались пронзительно холодными. К тому же недавно прошла целая серия буйных весенних гроз, и там, где не были уложены камни мостовой, размякшая земля чавкала под сапогами. Стараясь разогнать мрачное настроение, вызванное Сехом, Сони громко зевал, нарочно шлепал ногами по лужам и думал о том, что в отсутствии Виньеса есть одно несомненное достоинство — никто не даст тебе по ушам за отсутствие манер.

Ему оставался один поворот до Лечебной улицы, когда из переулка раздались подозрительные возгласы. Он инстинктивно приглушил шаги и притих. Кто-то как будто пытался закричать, хотя ему могло и показаться. Но если нет, то кто это мог быть? Вряд ли воры, они не рисковали подбираться так близко к замку. А может, у одного из дозоров возникли «внутренние проблемы» — так командиры называли в отчетах ситуации, когда кто-то из подчиненных «оступался» на лестнице? Сони мог спокойно пройти мимо. Не его патруль — не его дело. Тем более что сейчас у него было свободное время, когда он имел право заниматься чем угодно. Однако, мгновение поколебавшись, он все же свернул туда, откуда доносились звуки.

— Какого?.. — вырвалось у него.

Картина перед ним предстала настолько неприглядная, что захотелось плеваться. Трое мужчин с нашивками добровольцев притискивали к стене полноватую женщину средних лет, зажимая ей рот. На ней было надето выделявшееся ярким пятном светлое платье, какие носили лекарки в лечебнице. Наверное, бедняжка шла домой, когда ее прихватили эти ублюдки. И ладно бы еще миловидная была, так ведь нет — насколько Сони мог судить по бледным очертаниям, она не из тех роковых красоток, которые сводят мужчин с ума взмахом ресниц. Женщин в Кольведе остались единицы — их, и бордели в том числе, по требованию королевы заблаговременно эвакуировали. В городе остались лишь те, чья помощь действительно необходима.

Гораздо больше недоумения у Сони вызывали добровольцы — если они вообще ими были. Темнота не позволяла различить их лица; по силуэтам он определил только то, что по меньшей мере один из них зеленый юнец. В замке ходили слухи, что ушлые бандиты изготовили себе такую же форму, как у тех, кто присоединился к Невеньен, и под видом стражников свободно шныряли по городу, обчищая дома. Однако чтобы заниматься разбоем прямо за Синей площадью, нужно или быть идиотом, или знать, что даже в случае поимки кара не последует. И если верно второе предположение, то преступление насильников было мерзким вдвойне.

— Это кто еще? А где Нэри? — недовольно поинтересовался юнец у своих товарищей. — У этого придурка опять, что ли, живот прихватило? Или, скотина, испугался и удрал?

Нэри, похоже, должен был стоять на страже, спроваживая нежелательных свидетелей. Что бы с ним ни случилось, Сони был рад, что прикрыть преступников оказалось некому.

— Эй, ты бы шел отсюда, — прошипел сутулый доброволец, стоявший ближе всех к Сони. — Видишь, дела у нас тут… Преступницу отловили, — щербато осклабился он.

Третий из насильников, удерживающий женщину, грязно выругался, когда она трепыхнулась. Волновался он зря — полузадушенная лекарка еле шевелилась.

— Отпустите ее, — потребовал Сони.

— А то что? — нахально спросил сутулый. — Других патрулей сейчас на Синей площади нет, а ты один. Или, чего уж там, присоединяйся к нашему развлечению, или иди куда шел, гвардеец, и помалкивай. А коли развяжешь свой язык, в замке потом встретимся — сочтемся.

Сони стиснул зубы. Один? Ну да, за его спиной не было ни надежного Тэлли, ни других ребят, ни тем более отряда, на который он привык полагаться. И в то же время нет — он был вместе с этой женщиной.

Если они будут вместе, они как-нибудь да победят. Пусть Сони и сомневался в этом.

— Отпустите ее, — повторил он.

В ладонь скользнул холодный нож. Только суньтесь…

— Ты сам напросился, дурак, — со вздохом сказал сутулый и угрожающе подступил к нему.

Юнец тоже напрягся, намереваясь пустить ход кулаки. Решая, в кого метнуть нож, Сони колебался всего миг и затем выбрал целью сутулого — более агрессивного и матерого, чем юнец. Самую серьезную проблему представлял собой третий доброволец, обладающий внушительными плечами, но, к счастью, он был увлечен тем, что старался не выпустить и не дать завопить лекарке. С ним можно было разобраться позже. А сейчас…

Сони метнул нож чуть раньше, чем на него набросился сутулый. В этот же момент в груди что-то кольнуло, и по переулку вдруг ниоткуда разлился поток сияющией магии. Если бы только им можно было воспользоваться!.. Но энергия исчезла так же внезапно, как появилась, а в следующее мгновение Сони об этом и думать забыл. Сутулый оказался ловким бойцом, и задел его бок, прежде чем Сони успел увернуться.

После этого единственные вспышки, которые он видел, были вспышками боли.

— Ашшш!

Сони зашипел, когда Шен начала смазывать очередную ранку, и тут же прикусил язык. С противоположной стороны комнаты за ним внимательно наблюдала Ниланэль, пришедшая в лечебницу за лекарствами для стражников, которые не могли сюда зайти сами. Она выглядела чудесно. Ее тугая коса свисала с плеча, щеки с холода алели, губы налились яркой краской. Волосы сегодня были уложены так, чтобы в глаза не бросалась седина. Из-за белых прядей, смутно различимых в солнечных кудрях, Сони сначала решил, что ей должно быть за тридцать, но оказалось, что Ниланэль ненамного старше него. Поседела она несколько лет назад из-за сына, утонувшего в реке, а потом горя подбавил муж, который обвинил жену в смерти ребенка и в итоге ее бросил. Но что было, то было, а сейчас, невзирая на седину, Ниланэль претендовала на звание самой красивой стражницы среди защитников Кольведа. Сони, чувствующий при ее появлениях необъяснимое волнение, предпочитал не позориться перед ней, завывая, как девчонка, из-за каких-то царапин, и старался сидеть ровно, чтобы выгодно демонстрировать обнаженный торс.

— У-уй-й! — все-таки вырвалось у него, когда сехенка выложила на ссадину добрую порцию ядреной мази. — Живодерка…

Она усмехнулась.

— Да ну? Сдается мне, это ты слабоват. Господин Залавьен хвалит меня и позволяет самой готовить микстуры для королевы. А это о многом говорит!

— Как мне жаль нашу бедную правительницу, — пробормотал Сони.

— Мне тоже жаль, — вдруг печальным голосом произнесла сехенка, явно думая не собственной коновальской помощи. — От того, что с ней сейчас происходит, ни одна припарка не поможет.

Наверное, она имела в виду ту мрачность, в которой постоянно находилась Невеньен. Сони с трудом ее узнал, когда увидел въезжающей в Кольвед на белом коне, и позже, когда встречал в коридорах замка. Королева была не той наивной девочкой, для которой он обворовывал Иньита, и не той целеустремленной девушкой, которая отдавала приказ проникнуть в Эстал и убить Гередьеса. Это был третий, абсолютно иной человек, который Сони слегка пугал. Иногда у Невеньен смотрела таким взглядом, словно она порождение Шасета, вселившийся в человеческое тело дух отчаяния. Помнится, в Остеварде Кален утверждал, что в глазах Невеньен нет смерти, однако теперь это точно было не так. Гулял слух, что виной дурного настроения королевы стала грязная история с ее любовником, но Сони не обращал внимания на сплетни. Других проблем хватало.

— А что у тебя с Сехом? — спросил он. — Я его звал с собой в лечебницу, но он сказал, что тебя тут не будет, и не пошел. Вы не поругались?

Шен неопределенно дернула плечом.

— Да нет. Со мной он старательно делает вид, что все в порядке, хотя я же вижу, что это не так. Но он молчит. Он вообще сильно изменился с тех пор, как вступил в ваш отряд.

То же самое можно было сказать и о ней, причем если перемены в Сехе Сони не нравились, то Шен они определенно пошли на пользу. Сехенка отъелась, округлилась и стала гораздо больше походить на девушку, чем на растрепанного мальчишку. Теперь вместо потертых штанов она носила платье служанки с гербом рода Идущих, перестала вытирать нос тыльной стороной ладони и даже разговаривала четче, избавившись от вечных «ну» в начале каждой фразы. Над ее манерами кто-то изрядно поработал, что не удивительно, учитывая, какое место она занимала при королеве Кинамы. Было заметно, что девушка и сама страшно гордится высоким положением — она сияла, как маленькая свечка, и получала явное удовольствие от почтительности, с которой к ней вынуждены обращаться окружающие. Ладно, хоть нос не задирала.

— Сони, тебе стало лучше? — спросила Ниланэль. В ее ясных голубых глазах читалась тревога.

Он запыхтел, скосившись на Шен. Та как раз взяла с уставленного склянками стола новую мазь. Эта, по крайней мере, не смердела, как предыдущая, а пахла мятой, но сехенка тут же уничтожила крохотное преимущество, принявшись обрабатывать синяки и надавливать на них с изощренностью бывалого палача. С шумом втянув через зубы воздух, Сони выдавил:

— Куда уж лучше…

— Тогда, пожалуйста, скажи, что с тобой произошло. Кто были те люди, которые на тебя напали? Как ты от них отбился? Один против троих…

В ее голосе звучало уважение, смешанное со страхом. Сони поморщился. Ниланэль слышала часть рассказа, но самую смутную — ту, что пострадавшая лекарка выложила примчавшемуся патрулю. Перепуганная, трясущаяся женщина смогла сообщить только то, что первый из напавших очень молод, второй горбится, а третий ее чуть не задушил и от него нестерпимо воняло луком. Это если брать только достоверное. У страха глаза велики, поэтому лекарку прорвало целым потоком слов, в котором обычные бандиты представали настоящими порождениями Шасета. А спас ее Героический Гвардеец, причем эту на ходу сочиненную кличку она использовала вместо родного имени Сони, спросить которое, естественно, забыла. К счастью, дослушивать повесть о собственных «подвигах» ему не пришлось — он отчитался стражникам первым и мог спокойно уйти к Шен залечивать раны, поскуливая, закусывая губы и вообще поступая недостойно новоприобретенному званию Героического Гвардейца.

— Да, поведай нам, как ты додумался влезть в драку против троих и остаться относительно целым, — подзадорила Шен.

Она подначивала, и это Сони нравилось намного больше. Страх стал накатывать на него только теперь, когда он наконец осознал, во что чуть не вляпался. Избавиться от участившегося сердцебиения и противной дрожи в коленях было проще, если перевести все в шутку.

— Я не думал, — признался он. — Поэтому и влез. Если бы думал, наверное, бежал оттуда без оглядки.

Сейчас недавнее поведение казалось ему верхом безумия. Будто богиня Тарга накинула ему на глаза повязку глупости. Но, с другой стороны, ему же удалось прогнать насильников?

— Мне повезло, — помедлив, добавил Сони. — Кайди, наверное, за что-то меня очень любит. В такой темноте я мог бы и промахнуться, но все-таки попал в одного из них ножом. В ногу. Если бы не его вопли и не визг высвободившейся лекарки, привлекший патруль, то там бы меня и пристукнули.

— Везение или глупость, но своего ты добился, — с уважением сказала Ниланэль. — Если они ранены, этих сволочей быстро отыщут, кем бы они ни были — хоть патрульными, хоть мародерами, которые ими прикидываются.

— Если у них неподалеку логово или есть связи с кем-то из замка, то мы скорее ветер в поле поймаем, чем их, — засомневался он.

— Ну и ладно, — мечтательно отозвалась Шен. — Зато это было так доблестно. Ты теперь станешь легендой этой лечебницы, обещаю.

Доблестно? Идиотизм чистейшей воды — вот что это было. И знала бы Шен, что называет доблестным человека, по вине которого они сидят тут, ожидая када-ра… Сони стало тошно от самого себя. Добро, которое он сегодня совершил по недомыслию, не перевешивало причиненное Северу зло и тем более не стоило того, чтобы становиться какой-то там легендой.

— Их обязательно поймают, — уверенно произнесла Ниланэль. — Во-первых, сейчас по тревоге все патрули в городе на уши встанут. А во-вторых, раненному в ногу человеку скрыться довольно сложно. Даже если они пересидят где-нибудь в подвале — что потом? Ему в любом случае придется обратиться к лекарю или знахарю в ближайшей деревне.

— И что? — перебил Сони. — Получат помощь, монетой закроют ему рот и пойдут дальше насиловать и грабить.

— О-о-о, нет, — протянула стражница. — Ты за эти два месяца бывал в окрестных деревнях?

— Нет. Гвардейцев мало, далеко от замка нас не отсылают.

— А я была. Меня отправляли сопровождать караваны с беженцами и охранять порядок в поселках. Ты не представляешь, что там творится… Деревни переполнены, жители от страха взвинчены до предела. Они хватают каждого, кто, как им кажется, может причинить вред им или их имуществу, даже если оно осталось в Кольведе, и казнят еще до того, как успевают вмешаться стражники.

— Можешь не рассказывать, — мрачно сказал Сони. — Я и так отлично помню, что случилось с Гирдином.

В отличие от Хида, в схватке возле Мадрисета неудавшийся разбойник выжил, и его пришлось тащить за собой в Кольвед. Поначалу Сони боялся, что присматривать за ним будет огромной проблемой, но вышло в точности наоборот. О том, почему отряд ведет с собой пленника, никто не молчал, и в первой же деревне, где остановился отряд, «добрые» крестьяне предложили не мучиться и вздернуть парня на виселице. Сразу с веревкой пришли — чего уж там откладывать-то. Пришедший в сознание Кален запретил прибегать к народному суду, и Гирдина не выдали. Когда во второй деревне история повторилась, он сам попросил у магов защиты, поклявшись, что не будет от них удирать. Еще бы — разозленные северяне пообещали, что разнесут сведения о нем на всю округу и если кто-нибудь заметит его на дороге, особенно с оружием, то Гирдин может быть уверен, что его тело никогда не будет должным образом похоронено. Угроза была суровой, и бывший предводитель банды, уверившись в искренности намерений крестьян, мирно дошел с отрядом до Кольведа, попросил об амнистии и присоединился к добровольцам. Правда, что с ним стало после этого, Сони не интересовался.

— Это чепуха, — Ниланэль махнула рукой. — Тебе повезло, что тебя держат поближе к королеве. В Кольведе на несколько десятков тысяч жителей больше, чем в Квенидире. Хоть ушли не все, но в округе сейчас похуже, чем в Бездне. Честно говоря, хорошо, что люди начали бежать отсюда задолго до разорения Квенидира, иначе эту землю затопило бы беженцами хуже, чем реку Транн в весеннее половодье. Но и нынешняя ситуация не обнадеживает, — она вздохнула и вдруг пылко, с неизъяснимым чувством произнесла: — Сони, эти люди готовы там глотки друг другу перегрызать. Они и рады вешать всех, на кого падает подозрение в разбое. Они как будто считают, что от этого появится больше свободного пространства!

— Значит, скоро окрестные леса будут увешаны телами всех сутулых, молодых и пахнущих луком кольведцев, — подытожил Сони. — Среди которых вряд ли окажутся правильные.

— Ну что ты так мрачно к этому подходишь, — укорила его Ниланэль. Ее скулы, и без того румяные, порозовели еще сильнее — она поняла, что сама подвела его к этой мысли взволнованными высказываниями. — Я просто хотела сказать, что преступников быстро найдут.

Хорошо, если так. Сони тоскливо подумал, что лучше всего было бы, если бы он убил всех троих на месте. Жаль, он не мастер Майтен, чтобы так бойко расправляться с врагами.

— А где Виллета и Кийдан? — спросил он первое, что пришло в голову, лишь бы перевести неприятную тему в другое русло.

Стражница внезапно замялась. Это было так неожиданно, что на нее оглянулась даже Шен, закупоривающая банку с мазью. Сони обрадовался бы, что его мучения закончились, но все его внимание поглотило странное молчание Ниланэль.

— Я… Я отправила их в Квенидир, — наконец сказала стражница.

— Но там же Волчий генерал, — в голосе Шен слышалось недоумение.

— Он обещал не трогать мирных жителей, — потупившись, прошептала Ниланэль. Ливнем полившиеся после этого слова больше походили на оправдание, чем на объяснение причины, тем более что она и так была очевидна. — В Кольведе слишком опасно, и в деревни я тоже не могла их послать — там же Шасет знает что делается… А в Квенидире у нас все-таки дом, и ваши ученые сказали, что када-ра больше не прилетят туда… Как я еще должна была поступить? Ни мама, ни Кийдан не переживут очередного нападения Детей Ночи, а в округе старуху и сухоногого мальчика просто растерзают на куски!

Сони, не разжимая губ, помянул Бездну. Ниланэль фактически передала мать и приемного сына в лапы Таннеса. Кто-то мог бы счесть такое предательством истинной королевы и пособничеством мятежникам, но Сони разозлило другое.

Он взял на себя грех убийства Гередьеса затем, чтобы корону надел человек, готовый спасти свой народ и уничтожить када-ра, а не затем, чтобы множились проклятые претенденты на трон. Ирония состояла в том, что Таннес и пальцем не пошевелил, чтобы помочь северянам в борьбе с Пожирателями душ, а ему при этом с потрясающей легкостью доставалось так много: города, которые не нужно было брать штурмом, подданные, припасы, которые он отнимал у тех же самых подданных, и заложники — назвать иначе всех вернувшихся в Квенидир людей было сложно. За последние два месяца Волк настолько укрепился в землях окрест Квенидира, что местные стали поговаривать о заведомом проигрыше Невеньен.

И ради этого Сони убил Гередьеса? Все это, получается, зря?

Он тяжело вздохнул, ощущая себя втянутым в круговорот бессмысленных убийств. Шен, однако, истолковала это иначе. Она отвернулась от Ниланэль, которую созерцала с явным удивлением, и пристально оглядела Сони.

— Что такое? Где-то еще болит?

Одна рука сехенки потянулась к его голой, покрытой синяками груди, вторая — к ряду лекарств.

— Нет! — быстро выговорил Сони. — Спасибо, Шен. Ты божественный лекарь.

— Ну…

Она с сомнением окинула его взглядом, но на помощь Сони пришла Ниланэль. Судя по тому, как фальшиво это выглядело, стражница была только рада заговорить о чем-нибудь другом, чтобы все поскорее забыли о произведенном ей неприятном впечатлении.

— Это правда. То лекарство от боли в пояснице, которое вы дали моей матери, очень ей помогло. Она просила передать огромную благодарность и обещала помолиться за вас перед богами.

— Ах, это мелочи, — с притворным равнодушием ответила Шен, но ее глаза загорелись удовольствием. — Жаль, я не смогла помочь вашему мальчику.

— Его болезнь не вылечить никак. Спасибо вам хотя бы за то, что попытались.

— Да, ты молодец, Шен, — встрял Сони в этот обмен любезностями. — Мне можно одеваться?

— Можно, мазь уже впиталась, — буркнула она, не услышав в его голосе достаточно благоговения.

Он с облегчением соскользнул со стула и натянул рубашку с курткой. Рисоваться перед Ниланэль было, конечно, неплохо, но Сони уже слегка замерз. Топили в лазарете слабо — больных здесь было мало, и драгоценные дрова на них не тратили.

— Его нужно починить, — стражница указала на мундир Сони. Он рассеянно глянул вниз. Результатом схватки с насильниками стала дыра на локте, появившаяся, когда он упал на мостовую, и несколько грязных пятен, включая кровь, которую будет трудно отстирать. — Я слышала, что вы хоть и гвардия, а с прачками у вас здесь беда. Если хочешь, зайди ко мне завтра, я зашью и помогу отчистить.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Сони. — Я зайду.

Он широко улыбнулся и получил робкую улыбку в ответ. Да, воспользоваться ее предложением определенно стоило. Пускай она просто зашьет мундир.

Торопливо собравшись, пока его не втянули в очередную длинную беседу, как любят женщины, Сони попрощался с ними и вышел из комнаты. Повод спешить у него был — до выхода в дозор оставался всего час, а он еще намеревался поболтать с Каленом. Однако, прикрыв за собой дверь, Сони на мгновение замер. Он сам не знал, почему — то ли надеялся услышать, как его будут обсуждать Ниланэль и Шен, то ли собирался с силами перед тем, как пойти к командиру. Но чего бы он ни хотел, донесшийся разговор был совсем не таким, какой Сони ожидал.

— И много в Квенидире людей, которые отсылают своих родственников к мятежникам, хотя сами служат истинной королеве? — без привычной жизнерадостной интонации поинтересовалась Шен.

Ниланэль выдержала паузу. Наверное, смутилась.

— Простите, но я ведь объяснила, что защитить их как-то иначе невозможно, — словно извиняясь, сказала она. — Госпожа Шен… Вы же не пойдете докладывать обо мне королеве?..

— Нет, — тон сехенки был сухим. — Думаю, она и так обо всем знает. Ну а я всего лишь любопытствую, не проиграем ли мы генералу Таннесу, даже если успешно отразим атаку када-ра и спасем Север.

— Не проиграем. С такими магами, как лейтенант Кален и его отряд, мы не проиграем никому.

В ее голосе звучало столько жара… Почувствовав сжимающийся в горле комок, Сони отступил от двери. Что стражница скажет дальше, он слышать не хотел. Отряд разделался всего с несколькими Пожирателями Душ, а она, кажется, считала магов чуть ли не святыми, которые преподнесут победу на блюдечке. Бездна с ней, с этой верой, народу в безвыходной ситуации нужно во что-то верить, но если бы Ниланэль знала, в каком состоянии на самом деле Кален, то что она сделала бы? Сбежала под крыло к Таннесу вместе с Виллетой и Кийданом?

Сони оборвал мысль. Ниланэль — честная женщина. А Кален… Что ж, нужно пойти и удостовериться, не стало ли ему лучше. А заодно сообщить, что он стал символом грядущей победы над врагами и болеть ему теперь нельзя.

Дверь в комнату для больных была широко распахнута. Сквозняк свободно гулял между кроватями и улетал в коридор, прихватывая за плечи прохладно одевшихся гостей лечебницы. Сони, войдя на цыпочках внутрь, чтобы ненароком никого не разбудить, посетовал на чью-то безалаберность и беззвучно запер за собой дверь.

Пахло развешанными повсюду травами. В опрятном помещении с дочиста вымытыми деревянными полами стояло пять кроватей. Заняты из них были всего две: на одной лежал Кален, на второй тяжелый сон сморил молодого мага, которого случайно ранили на тренировке. Он находился в лазарете уже три или четыре дня, и Сони еще ни разу не заставал его в сознании.

Кален ворочался в углу. Шерстяные одеяла были сброшены с кровати, оставляя незащищенной его исхудавшую фигуру. Кроме бинтов, перетягивавших исшрамленную грудь, и льняных штанов на нем ничего не было, но холода он, судя по всему, не испытывал. Сони испуганно всмотрелся в бледное лицо командира, выискивая признаки лихорадки, которая непоправимо долго его жгла и до сих пор изредка возвращалась. Волосы Калена спутались, синяки под глазами углубились, однако характерного румянца на заострившихся скулах не было. Сони с облегчением выдохнул.

— Ты чего это тут раскидался? — тем не менее возмутился он шепотом, поднимая одеяла.

— И тебе светит солнце, — уныло откликнулся Кален, с трудом повернув негнущуюся от постоянного лежания шею. — Будешь зудеть, как проклятые лекарки? Не суй мне эти одеяла, они мешают. И дверь отвори обратно, а то тут дышать нечем.

— Так это ты ее распахнул?!

— Да. И не рассказывай мне, что я застыну, — быстро произнес он, стоило Сони открыть рот. — Я северянин. Нечего всяким южанам указывать, как я должен мерзнуть.

Сони пожевал нижнюю губу, раздумывая, не взъяриться ли и не укутать ли его назло.

— Ты стал занудой, — заметил он.

— А ты — врединой. И, кстати, можешь не шептать. В этого парня влили столько лекарств, что он конец света проспит.

Нрав у командира определенно испортился. Удивляться тут, впрочем, было нечему.

Лучше всего он, наверное, чувствовал себя, когда балансировал на грани жизни и смерти и находился в постоянном забытьи. Тогда Кален даже не осознавал, где он и что с ним. Раньше Сони был уверен, что это худшая стадия болезни, однако по опыту командира убедился, что некоторые могут считать иначе. Когда кризис миновал, состояние Калена было далеко даже от удовлетворительного, хотя Виньес долго пытался всех убедить (и в первую очередь самого себя), что он по обыкновению сорвет с себя повязки и снова примется руководить. Но этого не произошло. Болезнь длилась ненормально долго, Кален кашлял и еле шевелился. Ограниченный в простейших движениях, мучимый постоянной болью, он торчал тут почти два месяца, в кратких передышках между приступами лихорадки и болезненным сном вынужденный общаться лишь с врачами и другими пациентами. Ему, привыкшему действовать, было нестерпимо сидеть сложа руки и ждать, когда помощница лекаря принесет ему сваренную на воде кашку и скупо расскажет какую-нибудь новость, в то время как вокруг ежедневно происходили десятки важных для Кинамы событий. Сони только порадовался бы, если бы ему позволили месяцок поваляться в постели, пока остальные работают. Но Калена бездействие изводило до колик. Сначала. А потом…

А потом наступила апатия, которая изредка прерывалась раздражительным настроением, как сегодня. Он часами мог смотреть в потолок или ворчать из-за какой-нибудь мелочи. Перед товарищами он старался держаться молодцом, однако силы его часто подводили, и не обнаружить перемену было невозможно. Это так не походило на командира, что у Сони все переворачивалось внутри. Кален как будто бы потерял желание жить, и поэтому выздоровление настолько затягивалось. Сони не понимал, почему это произошло. Он знал лишь то, что нужно каким-то образом пробудить его волю, но как это сделать, не представлял.

Пока командир устраивался поудобнее, чтобы не тревожить рану, Сони подтянул к его кровати свободный стул. Вблизи стал сильнее различим тяжелый запах гноя, который подавляли сушеные травы.

— Новости выкладывать?

— Разведчики же так и не нашли, где прячутся Дети Ночи, чтобы мы могли выступить им навстречу? Нет? Тогда остальное я знаю. После полудня ко мне заходил Дьерд и рассказал самое главное.

— Дьерд? — Сони весело оскалился. — Ну и как он тебе?

Командир усмехнулся.

— Мы все тощаем от недостатка продовольствия, а он поперек себя шире становится. Хорошо он устроился у королевы. Зря только в Кольвед напросился — надо было остаться с Эмьир. Хватит ему за смертью гоняться, а он все никак успокоиться не может.

— Он выполняет свой долг, — повторил Сони слова, которые сказал ему сам Дьерд в ответ на подобный укор.

— Скорее охотится за приключениями. Такие, как он, должны жить, а умирать от атаки када-ра нужно тем, кто действительно виновен. Но они, похоже, не доживут до сражения.

Его обескровленные губы искривила странная гримаса. Что она означала, для Сони осталось загадкой, а спросить он не успел.

— У тебя синяки, — заметил командир. — Свежие. Что случилось?

— А, это меня на тренировке поколотили, — соврал Сони. — Капитан Оллет уверен, что каждый гвардеец обязан быть отменным фехтовальщиком, но боец на мечах, как ты помнишь, из меня не очень.

Лучше Калену не знать, что случилось у лечебницы. Волноваться ему не стоит, к тому же в его нынешнем состоянии он может и обозваться или будет битый час распекать подчиненного за безголовость.

Бывшего подчиненного. Сони никак не мог привыкнуть к тому, что теперь его командир, пусть и временный, до выздоровления Калена, это капитан Оллет. Его нельзя было назвать плохим человеком, наоборот, он очень боялся прогневить богов и, в отличие от других офицеров, никогда не кричал на солдат, но Сони он все равно не нравился. Главной проблемой было даже не то, что его приказы отдавали армейщиной, от которой Сони тошнило: ложиться спать в одно время, застегивать ремень именно таким образом, копать отсюда и до обеда… Основным недостатком Оллета было то, что он не Кален.

— И как он тебе? — словно прочитав его мысли, спросил командир.

— Ревнуешь? — хмыкнул Сони. — Не переживай. Я дождаться не могу того момента, когда ты наконец выйдешь из лазарета.

— Зачем мне отсюда выходить? Это же чуть ли единственное место, кроме замка, где сейчас кормят свежим хлебом! — пошутил он.

Сони попытался улыбнуться, однако ощутил, что улыбке не получилось задержаться на лице. Если бы Кален и правда хоть что-нибудь ел! Присматривающий за ним лекарь признался, что миски от него уносят почти нетронутыми.

— Тебе следует есть побольше, — посоветовал Сони. — Если не нравится, как готовят здесь, я могу принести что-нибудь из города. Или попрошу Дьерда, чтобы он стащил для тебя немного королевских харчей. Ему они явно на пользу пошли. Может, и ты скорее поправишься.

Сони и так догадывался, что его предложение бессмысленно — претензиями к еде Кален не отличался и всегда ел то, что дают. Вспомнить хотя бы ту мерзкую кашицу, которую сехены выдавали за суп… Но когда командир отрицательно покачал головой, настроение Сони все равно упало.

— Тогда что нам сделать, чтобы ты встал? — в отчаянии спросил он. — Сплясать перед тобой? Попасть в передрягу? Привести королеву, которая официально прикажет главному Орлу Гайдеварда выздороветь?

— Ничего не надо, — тихо произнес Кален. — Не стоит тебе и таскаться сюда каждый день. Уверен, в замке и без меня куча дел.

— А как еще заставить тебя бороться за выздоровление?!

От досады Сони хотел стукнуть кулаком по маленькому прикроватному столику, но вовремя опомнился, что они в комнате не одни.

— Никак.

Ответ командира был таким же бесцветным, как его глаза. Когда-то они сияли синевой горных озер, а теперь поблекли, посерели, как тающий по весне снег.

— Не бойся за меня, Сони. Я еще выйду отсюда — по крайней мере, когда появятся када-ра. Дьерд и Шен передали мне, что королева видит меня во главе атаки наряду с Вьюрином и другими сильными магами.

— Тебя считают символом победы, — добавил Сони. — Не только Невеньен. Слухи о том, как ты убивал Пожирателей душ, защищая нас с Сехом и Кийданом, разнеслись по всему Кольведу.

— Значит, я обязан оклематься к тому времени, чтобы никого не разочаровать, — слабо улыбнулся Кален. — Видишь, какая у меня отличная цель, ради которой нужно бороться за жизнь. Так что нечего упрекать меня в безволии.

Он иронизировал — это было намного лучше, чем недовольное бурчание или черная меланхолия. Тем не менее Сони отчетливо чувствовал, что Кален его обманывает. И будет обманывать. Командир всегда старался не показывать свои слабости, нарочно создавая у подчиненных впечатление, будто он железный. С одной стороны, это было хорошо, иначе некоторые члены отряда перестали бы держать себя в руках. С другой — он не был железным. Когда ему требовалась помощь, он это отрицал, тем самым ухудшая собственное положение и притом искренне думая, что делает все правильно. Наверное, это была определенная форма заботы — Кален давно доказал, что подчиненные ему ближе родного брата, и пытался уберечь их от лишних тревог. Если так, то Сони не собирался поддаваться на эту уловку.

— Вот что, — решительно произнес он, взяв одеяла, которые сам же сложил в изножье кровати. — Если уж наши цели совпадают в том, что ты должен выздороветь, тогда ты не будешь сопротивляться …

Командир возмущенно дернулся, когда Сони начал заворачивать его в одеяла, но болезнь сделала его слабым, а без магии и майгин-таров он не мог насильно развернуть упрямого подчиненного. Спеленать Калена, как младенца, ничего не стоило, и уже через десяток ударов сердца Сони довольно рассматривал дело своих рук. Уголки шерстяных полотен были подоткнуты, а из-под верхнего края торчали только нос да заросшие светлой бородой щеки командира.

— Паразит, — пробормотал Кален. Злости в его голосе не слышалось — он слишком устал, чтобы сердиться по-настоящему. — Поглоти тебя Бездна…

— Потерпишь, — назидательным тоном ответил Сони. — Ты бы наверняка сделал для меня то же самое.

Он против воли усмехнулся.

— Сделал бы. И даже больше.

— Значит, я приду завтра и проверю, лежишь ли ты под одеялами и как ты питаешься. Если мне что-то не понравится, — Сони ткнул в него пальцем, стараясь выглядеть построже, — берегись. Пощады не будет.

— Уговорил, — кивнул командир. — Буду паинькой. Безропотно проглочу наипротивнейшие лекарства, которыми меня пичкают каждые несколько часов, и даже не буду жаловаться, если придет Шен и начнет по-живому отрезать от меня куски. Мне кажется, она уже прочувствовалась и получает удовольствие от моих стонов. Надо признать — еще немного практики, и из нее выйдет лекарь в сто раз лучше, чем любой из столичных. Ей единственной удается выдавливать из меня мольбы прекратить мучения.

Он опять наполовину шутил, наполовину вредничал. Сони вздохнул.

— Ты неисправим. Но помни: я от тебя не отстану.

— Не сомневаюсь, — уголок губ командира приподнялся. — Вы только определитесь с Виньесом, кто из вас в какой день будет меня проверять, а то он тоже угрожал мне небесной карой. А если еще и Дьерд что-нибудь подобное заявит, то я ваших проверок не переживу.

Его бухтение могло продолжаться часами. Сони пропускал все это мимо ушей — Кален все равно жаловался не всерьез. На самом деле ему льстило внимание, и он наверняка расстраивался бы, если бы подчиненные к нему не приходили. Жаль, что Сех его игнорировал… Но командир о нем как будто и не вспоминал, удовлетворяясь короткими сообщениями, что сехен занят и у него все в порядке.

Попрощавшись, Сони замер на пороге и в последний раз глянул через плечо на Калена. Он уже успел расслабиться, и маска, разработанная специально для посетителей, слетела с его лица, куда вернулось выражение боли. Но главное — глаза командира снова стали пустыми и безжизненными.

Ничего, он еще встанет на ноги. Уж Сони для этого постарается.

Кабинет лорда Гараса, любезно предоставленный королеве для ее нужд, выглядел по-северному аскетично. Близящееся к зениту солнце бросало лучи на стол, несколько кресел возле гранитного камина и, конечно, набросанные в несколько слоев ковры. Ни украшений, ни чайного столика здесь не было, и ничто не отвлекало от дел. Впрочем, Невеньен подозревала, что владелец Кольведского замка так обставил помещение ненамеренно. Судя по тому, что она видела, Гарас немного времени уделял труду.

То же, чем в предстоящие часы займется сама Невеньен, зависело от стоявшего перед ней темноволосого командира разведчиков. Его голубые глаза были ясными, взгляд — прямым, даже нагловатым. Губы мужчины всегда складывались в полуулыбке при виде королевы — его, похоже, забавляло докладываться не внушительному Ламану, а юной девушке. Несмотря на это, невысокий юркий Кийти, всегда носящий немаркую одежду зелено-коричневых тонов с капюшоном, Невеньен нравился. Он умел работать. Приказы исполнял четко, делал все быстро, лишнего не болтал. Поэтому, наверное, и дослужился до достаточно высокого для простолюдина звания, хотя начинал всего лишь звероловом.

— Мы обыскали местность тут, тут и тут, — он склонился над лежавшей на столе картой и обвел пальцем области, где побывали его подчиненные. Под обломанными ногтями у Кийти скопилась грязь, но Невеньен это не раздражало. Он выполнял срочнейшее задание, и времени прихорашиваться перед королевой у него не было. — Там пусто. Мы проверили также гору Тивергрет. Тамошние охотники говорили, что заметили нечто похожее на Детей Ночи.

— И что? — нетерпеливо спросила она.

— Ничего, — разведчик состроил гримасу. — Мы облазили гору вдоль и поперек и не нашли ни следа чудовищ. Охотникам просто привиделось.

А надежда была так близко…

— Какой будет ваша следующая цель?

— Я бы советовал отправить людей на эти две горы, — Кийти снова указал на карту. — Пока мы обследовали другие цели, но здесь тоже есть глубокие шахты. Если учитель Кольин прав, они могли заинтересовать када-ра.

— Хорошо, так и поступим, — она макнула золоченое перо в чернильницу, торопливо заполнила подготовленную секретарем бумагу и передала ее Кийти. — Если у тебя больше ничего нет, можешь идти. Об остальном я позабочусь.

— Как прикажете, моя королева, — разведчик поклонился и направился к выходу, однако у двери вдруг остановился и обернулся, приковывая к себе удивленный взгляд Невеньен. — Спасибо вам. Вы первый командир, с которым удается поддерживать такой высокий темп работы.

— Это на благо всего кинамского народа, — смутилась она.

— Вот за это и спасибо.

Кийти еще раз поклонился и наконец ушел. Невеньен, вздохнув, откинулась на спинку кресла и вытянула ноги.

Высокий темп работы… Она всего лишь делала то, чем не могли или не успевали заняться Ламан и Вьюрин. Если по-правильному, то Кийти должен был докладывать сначала Ламану, но он умчался разбираться в беспорядках, случившихся в близлежащей деревне. Когда генерал вернется, никто не знал, а медлить было нельзя.

Разведчики Кийти оставались единственным шансом найти Пожирателей душ и напасть на них первыми, до того как они примутся уничтожать население Кольведа. Принять бой в городе значило повысить риск того, что произошло в Квенидире. Тогда паникующие жители стали давить друг друга, и сейчас кое-кто заявлял, что от рук земляков погибло не меньше северян, чем в пастях када-ра, — как и в Аримине, когда многие задохнулись в учиненных соседями пожарах. Допустить ничего подобного Невеньен не имела права.

К тому же многие закономерно боялись, что Дети Ночи нападут не на Кольвед, а на какой-нибудь городок или переполненный поселок, которые десятками окружали главный северный город. В прошлый раз расчеты ученых оправдались, но полагаться на то, что их предсказание сбудется и теперь, было опасно. С каждым днем в Кольведе становилось все меньше людей — они убегали, искренне думая, что чудовища их не настигнут. Но если здесь не будет людей, зачем када-ра сюда прилетать? Они выберут другое место, возможно, размером не крупнее Тихого Лога. И тогда снова будут жертвы, а армии магов снова придется разыскивать порождения Шасета.

Тем не менее город к бою с Детьми Ночи был готов. И только боги знали, каких усилий стоило этого добиться. Пусть Невеньен по неопытности выполняла далеко не все задачи главнокомандующего, каким должен быть король, на ее плечи легло немало. Взять хотя бы лорда Гараса…

В кабинет постучали. Она вздрогнула, испугавшись, что боги прочитали ее мысли и действительно послали к ней Гараса. Этот человек не был мерзким, но Невеньен от него подташнивало. Старый, еле дышащий на ладан интриган только и думал о том, чтобы уехать из города, бросив подданных на произвол судьбы. Позволить ему это было нельзя. К счастью, его молодой женой была Мьетал, первенец генерала Стьида, счастливая обладательница самой выгодной партии из всех его дочерей. Пара писем из столицы, напор Невеньен — и Мьетал быстро убедила мужа, что уехать они ну никак не могут. Их дети отправились в безопасное место, но сами супруги остались в замке. Все бы хорошо, однако они не всегда одобряли то, как королева распоряжается их владениями. Причем хозяйка замка причиняла беспокойства не меньше, чем ее благоверный. Общих воспоминаний об Острых Пиках у них не нашлось, потому что Мьетал выдали замуж, когда Невеньен исполнился всего годик. Зато нрав у сестрицы был не подарок, вдобавок она изо всех сил выискивала время «пошушукаться» с коронованной родственницей. А так как с недавних пор Невеньен с подозрением относилась к сестринским отношениям, то Мьетал она старалась избегать.

— Кто там? — осторожно спросила Невеньен у слуги.

— Лорд Таймен, моя королева. Впустить его?

У нее отлегло от сердца.

— Конечно.

Таймен ворвался в кабинет весенним ураганом, чуть не снеся Окарьета и разметав его бумаги. Секретарь, от неожиданности ляпнувший кляксу на документ, исподлобья глянул на советника, привычным жестом прижал листы пресс-папье и на всякий случай убрал предметы с края стола. Если пришел казначей, жди нечаянных разрушений.

— Что-то случилось? — со вздохом спросила Невеньен.

Он ответил ей хмурым взглядом.

— Моя королева, если у вас есть время, пройдемте со мной, пожалуйста.

Невеньен поднялась. Уж кто-кто, а Таймен никогда не дергал королеву по пустякам. Сначала безмерно удивленная тем, что на Север с ней отправили казначея — человек его умений требовался прежде всего в столице, она постепенно стала понимать, почему выбор Тьера пал на него. Если другой советник ограничил бы себя кругом обязанностей, которые имели непосредственное отношение к его должности, то Таймену дело было до всего. У Невеньен даже закралось подозрение, что Тьер видел в нем замену для себя…

При воспоминании о наставнике, как и последние два месяца, в животе скрутился тугой жгут, а лица коснулся холод пустоты. Почувствовав дурноту, Невеньен старательно отогнала от себя все мысли о Тьере. Она не будет думать о том, что случилось перед ее отъездом в Кольвед. Не сейчас.

Когда они вышли из кабинета, стало еще заметнее, как сильно злится Таймен. Импульсивный северянин порывался бежать впереди королевы, но так как правила этикета этого не позволяли, ему приходилось постоянно сбавлять шаг. Зубы у него при этом скрежетали от сдерживаемых эмоций.

— Лорд Таймен, — произнесла Невеньен, — будет лучше, если вы посвятите меня в суть проблемы уже сейчас.

— Увидите, — упрямо ответил Таймен.

Однако, спустившись во двор, она увидела всего лишь крупную телегу. Промасленная серая ткань скрывала объемистые тюки, нагруженные почти до предела. Если это была торговая поставка, то ее владельцев следовало вознаградить — чем ближе становилась примерная дата нападения Детей Ночи, вычисленная учеными, тем меньше купцов везли товары в Кольвед, опасаясь за свою жизнь. Им было выгоднее сбывать провизию в окрестностях, где бегущий с Севера народ покупал ее за любые деньги. Город еще не голодал, но отсутствие поставок сильно ударило по продовольственным запасам, которые и так сильно истощились за зиму, а как их увеличить, Невеньен не представляла. И тем более она не понимала, почему тонкие брови Таймена сдвинулись при виде впряженной в повозку чалой лошадки и опирающегося на поручень седого казначейского секретаря.

— Остальные мешки проверил? — спросил лорд, после того как Раллан поклонился королеве.

— Да. Там то же самое.

— Тогда открывай их.

Раллан подтащил к себе один из тюков, выбрав тот, который лежал подальше от края телеги. Его обдало облаком пыли, но выражение лица секретаря, и без того утомленное, не изменилось. Невеньен не помнила, чтобы сухощавый Раллан когда-нибудь выглядел иначе. Наверное, служить у Таймена было трудно, особенно немолодому человеку, и тем не менее он не задумывался о том, чтобы сменить хозяина, а казначей не желал брать другого секретаря.

Достав поясной нож, Раллан разрезал мешок вдоль, до самого низа, и обнажил его содержимое.

— Полюбуйтесь, — мрачно произнес секретарь.

Невеньен, все еще не понимая, что происходит, приблизилась к тюку. Из него на холщовую подстилку просыпалась мелкая пшеница, на первый взгляд вполне приличная. Невеньен потянулась за щепоткой зерна, чтобы на запах попытаться определить его качество, и тут же отшатнулась.

Пшеница была испорчена. Причем сверху хозяева насыпали в мешок хорошее зерно, а снизу — плохое. Чтобы догадаться об этом, не требовалось его нюхать — донельзя мелкие зернышки были поедены долгоносиками, чьи бурые панцири виднелись в россыпи. Хуже того, оно кое-где заплесневело, будто лежало в подтопленной части амбара, а потом его перемешали с другим зерном, чтобы была не так заметна гниль. Даже Невеньен, в жизни не занимавшаяся хозяйством, видела, что мешок можно было полностью выбрасывать. Если, конечно, кто-нибудь не собирался провести вечер за выбиранием немногих здоровых зерен.

Раллан, не дожидаясь приказа, вытащил следующий тюк и снова рассек пыльную мешковину. На сей раз в ней оказалась репа, тоже мелкая, побитая морозом и подгнившая, и тоже уложенная так, чтобы не слишком дотошные покупатели заметили подвох только дома. Но продукты в Кольведе были нарасхват, и внимательно изучать их вряд ли кто-то стал бы, боясь, что еду купят вперед него. Это означало, что нечестные торговцы озолотятся, а горожане мало того что лишатся монет, так еще и останутся голодными.

— Где хозяин? — сердито спросила Невеньен.

— Стража поймала его при проверке и увела с собой, — ответил Раллан.

— Они пытались продать это в замок?

— Если бы, — фыркнул Таймен. — Мы за своими поставками следим. Такими товарами хотят накормить простых жителей Кольведа.

— Кто?

— Как кто? — казначей как будто удивился. — Сехены!

До Невеньен начало медленно доходить, почему из-за такой чепухи позвали ее, хотя Таймен мог бы разобраться с парой чересчур ловких мошенников и сам.

— Объяснитесь, пожалуйста, — сухо сказала она. — Я не вполне вас понимаю.

— Как пожелаете, — церемонно ответил казначей, но уже в следующее мгновение возмущение взяло над ним верх. — Моя королева, я ведь еще в Эстале предупреждал, что ваше поспешное решение разрешить сехенам беспошлинную торговлю приведет нас вовсе не к положительным результатам, — принялся выговаривать он. — Но вы сказали, что ваша честь не позволяет вернуть свое слово назад! Сейчас вы воочию убедились, чем чреваты прогибы под кесета Виша.

Святой Порядок… Невеньен устало отвела взгляд в сторону.

Кто бы мог подумать, что «да», ляпнутое вроде бы в ответ на совершенно невинную фразу Виша о застрявшем где-то там обозе, приведет к таким последствиям? Если бы не переполошившиеся советники, Невеньен и не вспомнила бы обстоятельства, при которых она дала сехену это разрешение. Это случилось утром после измены Иньита, когда Виш подстерег Невеньен возле ее покоев. Ей тогда было наплевать на все, она слушала кесета в пол-уха и пропустила момент, когда он перескочил с портящихся товаров на то, как помогла бы сехенам беспошлинная торговля. Он продавливал эту идею уже давно и каждый раз получал категорический отказ, как и все, кто приходил к королеве с подобным предложением. Ставить кого-то в неравные условия в разоренной стране, которой отчаянно требовались деньги, Невеньен не собиралась. И тут — на тебе… Она даже не поняла, что сделала, а отнекиваться, когда к ней заявилась делегация счастливых сехенов, было поздно. Она ведь королева. И для кого-то ее слово было законом.

Эта слабость стоила ей дорого. И дело не в том, что каждый из советников не преминул тем или иным образом устроить ей выволочку. Наградив сехенов преференцией, в которой она отказала некоторым влиятельным, исконно кинамским родам, Невеньен приобрела новых врагов и добавила отличную причину своим противникам выступать против нее. Не помогли даже поспешные заверения, что право беспошлинной торговли выдано ненадолго. И ладно бы от недоразумения страдала только ее репутация или устойчивость на троне — с некоторых пор Невеньен это не беспокоило. Похоже, за ее ошибку расплачиваться будут простые люди.

— Это не единственные сехены, которые так делают, — продолжал Таймен. — Пока вокруг неразбериха, никто не смотрит, есть ли у них разрешения от гильдии купцов, тем более что многие стражники-добровольцы не знают, как отличить подлинную бумагу от подделки. Если товары везет сехен, пошлину с него не берут. Это оказалось настолько прибыльно, что я постоянно слышу рассказы о сбежавших слугах-сехенах, которые скупают такую вот дрянь, а потом продают ее на рынках!

— Но это могло произойти и без меня! — слабо возразила Невеньен.

— Нет, конкретно этот случай без вашего приказа не произошел бы. Знаете, как выкручиваются купцы? Они подделывают документы, проставляя в них владельцем товаров специально нанятого сехена. Налог с него, соответственно, не взимают. А по приезду в город купец переодевает обратно «хозяина» в одежду слуги, встает за прилавок и получает двойную выгоду, продавая гниль! Именно это чуть не случилось сегодня на торговой площади Кольведа, благо кто-то пожаловался стражникам и его успели поймать!

Таймен, сам того не замечая, повысил голос. Вокруг никого не было, кроме пары стражников и слуг, которые вряд ли к нему прислушивались, и Парди, слышавшего еще и не такое, но Невеньен начала закипать. Первозданный Хаос, каждый — каждый! — уже прошелся по этой ее больной мозоли, и Таймен больше всех. А теперь он вдобавок решил ее и мордочкой потыкать, как котенка…

— И что вы предлагаете? — стиснув зубы, спросила она. — Я уже испортила с кесетами отношения, сообщив, что это лишь временная мера. Чего еще вы хотите?

— Чтобы вы были осторожнее в своих высказываниях, — сказал северянин. — Вы королева, вы не можете так запросто раздавать обещания, тем более тем, кто откровенно пытается использовать вас в своих целях.

— Вот как? — Невеньен деланно вскинула брови, чувствуя, что перестает управлять собой. Перед глазами закрутилась знакомая черная круговерть, которая регулярно охватывала ее после измены Иньита и тех слов, которые бросил ей перед отправлением в Кольвед Тьер. — Скажите, а вы всегда осторожничаете в своих высказываниях? А, лорд Таймен? Вы никогда не испытываете горя? Когда када-ра уничтожили ваши владения, вы были осторожны в высказываниях?

Казначей, сначала озадаченно уставившийся на нее, нахмурился.

— Не особенно, если честно. Но от меня тогда крайне мало что зависело. А на вас лежит ответственность за всю Кинаму. Вы будете плохой королевой, если…

Плохой королевой? Черные пятна расцвели в глазах астрами и пионами, заполоняя мир. Зачем он это сказал? Ведь что-то подобное и нужно было услышать той, второй — мертвой Невеньен, всеми силами старавшейся вырваться наружу из глубин ее сознания.

— Я хотела дать вам хорошего короля, чтобы не быть плохой королевой, — перебила Невеньен. Она не узнавала собственный голос, будто ее губами шевелил кто-то другой. — Но меня убедили, что он будет еще хуже. Все еще можно вернуть, если хотите. Хотите? Или я могу стать никакой королевой. Столько претендентов вокруг — есть из кого выбрать!

На лице Таймена отразился испуг.

— Моя королева, я совсем не это имел в виду! Постойте… Куда вы?

Кажется, он собирался за ней побежать, но его удержал Раллан. Мудрый выбор — Невеньен, резко направившаяся в свои покои, уже не контролировала себя и не знала, на что она способна.

В окно спальни дул холодный, приходящий с гор ветер. В проеме виднелись краешек хребта Самира и голубое небо, по которому неторопливо плыли облака. Некоторые из них как будто цеплялись за вершины гор вдалеке и оставались там, набухая белыми шапками. Невеньен наблюдала за ними около четверти часа и в то же время не видела их. Она сталась думать о чем угодно, лишь бы опять не сорваться.

Это началось два месяца назад. Вспышки необъяснимого гнева, по-детски глупого поведения, которого Невеньен потом стыдилась, случались нечасто, и чем дальше, тем реже. Как правило, ей удавалось сдержать себя, вовремя куда-нибудь уйти, поэтому сегодняшняя дурацкая ссора с Тайменом была исключением. С очерствением ситуация обстояла гораздо хуже. Невеньен иногда сама поражалась собственному равнодушию. Некоторые вещи, которые полгода назад вызвали бы у нее бурю эмоций, сейчас не затрагивали ни единой струны в ее душе. Она перестала многого бояться, но вместо того, чтобы принести какую-то пользу, это стало причиной внезапно накатывающей злости, справиться с которой было невероятно сложно — потому что Невеньен не опасалась последствий. Как ни странно, измена Иньита была в этом виновата лишь частично.

Решив отправиться в Кольвед, Невеньен понимала, что Тьер этого не допустит. Разговаривать с ним, просить войти в ее положение, она не хотела — внутри все еще тлела обида за то, какую роль он сыграл в разоблачении Иньита. Поэтому все приготовления они с Окарьетом, которого Невеньен сделала своим сообщником, исхитрились провести тайно, чтобы главный советник ни о чем не догадался. Из-за одолевавшей его в последнее время рассеянности добиться этого оказалось проще, чем она думала. За двое суток до отъезда Тьер все еще пребывал в полном неведении, а отменить уже ничего было нельзя.

Когда она сообщила ему обо всем, он был в шоке. Невеньен не знала, что его поразило сильнее — то ли то, что он все упустил, то ли то, что он не ожидал от подопечной такого поступка. Старый наставник сначала растерялся, а потом пришел в бешенство. К грозе Невеньен подготовилась, к тому же в ее состоянии ей было все равно — хоть оскорбляйте, хоть на куски режьте. К чему она точно не могла подготовиться, так это к огорошившей ее страшной новости.

Тьер умирает. И неизвестно, сколько он проживет — полгода, год или месяц.

Он произнес это дрожащим голосом, не веря, что ученица ускользает от него в такой важный момент. Позднее Невеньен узнала, что его болезнь почти не проявлялась до гибели Акельена, но после этого не обращать внимания на ее признаки стало невозможно. Постоянные головные боли, провалы в памяти, подозрительная усталость, дезориентация… На какой-то срок помогла микстура, приготовленная Залавьеном с использованием того же ингредиента, что в бодрящей настойке, — поэтому окружающим и казалось, что Тьер пьет именно ее. Однако королевский врач заранее предупредил, что она всего лишь уберет некоторые симптомы, но течение болезни не замедлит. Лекарства же от этой хвори не существует.

Тьер держал правду в секрете до последнего, обоснованно считая, что для хрупкого каркаса, на котором стоит правление мятежников, она станет сокрушительным ударом. Ведь все держалось на Тьере, его авторитете, а не на королеве или ком-то еще, и только он один из всех мятежников обладал достаточным опытом, чтобы управлять государством. Малейший намек на то, что главный советник смертельно болен, — и от союзников не осталось бы и следа, а Кинама погрузилась бы в новую кровавую междоусобицу. Чтобы дело его жизни не разрушилось, он стал поспешно готовить себе смену: Невеньен. Исполнение мечты советника было невозможно без нее. А она собственными руками поставила жирную черту на его труде, отправившись фактически на погребальный костер.

Сцена в кабинете Тьера закончилась некрасиво: криками, слезами, взаимными упреками и неосторожно брошенными словами. Потом Невеньен жалела о произошедшем и была уверена, что жалеет и наставник — не будь он под воздействием микстуры, он бы так не разбушевался. Но вернуть было уже ничего нельзя. До самого выхода армии из Эстала они общались сухо, обсуждая исключительно неотложные вопросы. И с тех пор у Невеньен в памяти огнем горело справедливое обвинение Тьера: «Я вас полюбил, как дочь. А вы меня предали».

Исправить все можно было, только поехав обратно в Эстал. Невеньен знала, что должна это сделать, но не хотела и вдобавок не могла покинуть кольведцев в беде. Осознание того, что ей следует как можно быстрее вернуться, и одновременно абсолютная невозможность этого разрывали ее на части. Лучше бы ей, в самом деле, погибнуть. Тогда отпадет необходимость слушать лживые оправдания Иньита и смотреть в укоряющие глаза Тьера. Да и Хаос бы с ним, с Иньитом. Отец взял на себя обязанность следить за ним и регулярно присылал отчеты о действиях разбойничьих отрядов, которые было решено отправить на подавление небольшого мятежа в центральных землях. Вдобавок лорд-разбойник сам закидывал Невеньен письмами, которые сразу отправлялись в камин. Любовь исчезла, и мысли об Иньите Невеньен почти не волновали. Думать о Тьере было намного тяжелее. Если в первом случае предали ее, то во втором предала она, и вина лежала на ней непосильной ношей.

Невеньен поерзала в кресле. От ветра уже подмерзали ноги, но отодвигаться или закрывать окно не хотелось, а простудиться она не боялась. До нападения када-ра оставалось немного, до него она наверняка доживет. Ее задачей было убедиться, что чудовища уничтожены. А дальше — какая разница?

Ощутив, что на нее опять начинает накатывать беспросветное уныние, Невеньен все же поднялась с кресла. Нужды народа поважнее любой собственной проблемы, а безразличие, окутывавшее ее в подобные мгновения, катастрофически мешало работе.

Она сделала несколько шагов вокруг дубовой кровати с громоздким балдахином, стараясь отогнать дурные мысли. Помочь в этом мог только один способ — работа. Днем и ночью, до истощения, до полной невозможности думать. Оставалось лишь найти подходящее дело.

— Моя королева!

В комнату зашла Шен. Поверх синего платья служанки она уже надела длинный белый фартук помощницы лекаря. Близился обед, после которого Невеньен обычно отпускала ее в лечебницу. Там девушка была нужнее, а Невеньен в строгой северной обстановке все равно с легкостью обходилась без ее постоянного присутствия рядом.

— Лорд Таймен просит встречи с вами. Вы готовы принять его? У него очень обеспокоенный вид.

Невеньен устало провела ладонью по лицу. Ей бы следовало первой найти казначея и извиниться перед ним. Бывало, он перегибал палку, но из лучших намерений, и обвинять его в чем-то было глупо, а вот она сегодня явно повела себя недостойно.

— Я выйду к нему.

— Может быть, вы с ним вместе пообедаете? — загадочно улыбнувшись, спросила Шен.

— Я не буду обедать. Если хочешь, можешь сразу идти в лазарет.

Сехенка отчего-то загрустила.

— Как скажете, моя королева.

Выйдя из спальни и уже набрав воздуха в грудь, чтобы заговорить с Тайменом, Невеньен с недоумением обнаружила, что лорд стоит в коридоре. Как будто он не решался войти в логово чудовища…

Завидев госпожу, казначей глубоко поклонился. Плечи статного северянина опустились, а над хмурыми тонкими бровями образовалась глубокая морщина.

— Моя королева, я прошу прощения за то, что произошло во дворе. Я не имел права указывать вам, как поступать, тем более в такой грубой форме.

— Вам не стоит извиняться. Вы хотели мне добра, а я поддалась недостойному порыву. Скорее я должна просить у вас прощения.

— Нет, вы были правы. Не мне с моим ершистым нравом судить, кто когда и что может говорить. А вы в тот момент и правда были сильно огорчены… И похоже, что огорчены до сих пор. Моя королева, я могу что-нибудь для вас сделать?

От его прямого взгляда Невеньен стало не по себе. О ней опять заботились, а она мало того что этого не заслуживала, так еще и отвечала неблагодарностью. Возможно, Бьелен не настолько сильно ошибалась, утверждая, что ей все само идет в руки, в то время как остальные для достижения того же самого вынуждены прикладывать массу усилий.

— Не уверена, лорд Таймен. Лучше, если мы сосредоточимся на помощи кинамцам.

— Но ведь их благополучие в значительной степени зависит от вашего, — осторожно заметил казначей.

Так вот о ком он заботится на самом деле… Невеньен едва удержалась от саркастического смешка. Честное слово, ей следует поменьше думать о себе!

— Со мной все в порядке, — она улыбнулась, прекрасно понимая, что улыбка вышла неестественной. — Я готова приступить к работе. Что у вас на повестке дня кроме того торговца? Помнится, вчера вы полдня провели в ратуше. У них есть что-нибудь, на что я должна обратить внимание?

Таймен недолго помолчал — наверное, придумывал ей занятие. Он не хуже Тьера осознавал, что Невеньен нужно приобретать опыт, причем не только управления всем королевством, но и решения более мелких проблем. В конце концов, это казначей посоветовал ей месяц назад, когда они только достигли Кольведа, лично встретиться с теми лордами, кто еще не уехал на юг и был чем-то недоволен в отношении ее действий. Хотя разобраться удалось не со всем, на местную знать внезапные визиты королевы произвели потрясающее впечатление. Сопротивление ее солдатам резко уменьшилось, а она изрядно закалила свою выдержку. Таймен был и тем, кто убедил ее провести ревизию запасов и обойти все склады, вплоть до того, чтобы самой подсчитывать мешки со свеклой. Тогда Невеньен тоже открыла для себя немало полезного — и заодно развлекла рабочих, которые наблюдали за тем, как королева в дорогом неудобном платье лазит среди свекольных клубней и яростно поминает Хаос.

Однако на сей раз Таймен отрицательно покачал головой.

— Кольведцы к нам уже привыкли, мы освоились, и работа наконец-то вошла в колею. Если не случится что-нибудь из ряда вон выходящее, то мне нечем вас сегодня тревожить.

Получается, ей можно отдохнуть? Она уже забыла, как это делается…

— Неужели это все? — не веря, спросила Невеньен.

— По дороге я встретил настоятеля Миррана, — Таймен тряхнул волосами. Лысый служитель богов ему категорически не нравился — как-то раз казначей обмолвился, что если бы не ослиное упрямство некоторых жрецов, то такого количества жертв в Квенидире можно было бы избежать. — Он зачем-то искал вас, но я отговорил его вас беспокоить.

Невеньен поморщилась.

— Я найду его, — сказала она.

— Как пожелаете.

В голосе Таймена сквозило плохо скрытое неодобрение, которое она предпочла не заметить. Не исключено, что ей действительно было бы лучше подремать или посидеть в тишине, но вспышка гнева уже миновала, и Невеньен ощущала себя в состоянии работать. Тем более что Мирран, несмотря на свое прошлое, был не тем человеком, которого следовало игнорировать.

А ей отчаянно требовалось хоть чем-то себя занять.

Хотя до лета оставались считанные дни, в коридорах замка было холодно. Невеньен зябко повела плечами, сердясь на северян за их приверженность традициям. У лорда Гараса, одного из богатейших аристократов Севера, было достаточно средств, так что ему мешало застеклить кроме жилых комнат еще и переходы, чтобы из них не улетучивалось тепло? Нет, зачем, ведь если его прадеды мучились болями в спине из-за вечных сквозняков, то и он должен… Однако это не мешало ему читать отпечатанные на станке книги, в то время как его предки удовлетворялись тяжелыми рукописными фолиантами.

Благо идти до часовни, расположенной в правом крыле замка, было недалеко. Привратники сообщили, что настоятель направился туда.

Мирран… При каждом воспоминании об этом человеке Невеньен погружалась в глубокую задумчивость. В Квенидир он не вернулся, хотя формально у королевы не было достаточных оснований его задерживать. Настоятель объяснял желание остаться тем, что в Кольведе он сейчас нужнее, а в родном храме найдется достойный заменить его человек. Ламан был склонен видеть иную причину — генерал язвительно замечал, что в Квенидире Миррана растерзают родственники людей, погибших из-за того, что он не дал им вовремя покинуть город. Невеньен в этом не была так уверена. Гулял шепоток, что, не поддайся настоятель уговорам Ламана, када-ра пролетели бы мимо и не тронули затаившихся в храме прихожан. В этих утверждениях звучали отголоски чистейшего безумия, но в их пользу действовало то, что ни проверить их, ни опровергнуть было невозможно.

За случившееся в Квенидире Миррана следовало если не казнить, то по крайней мере сурово наказать, однако это было не во власти королевы — она могла лишь порекомендовать Собранию настоятелей, распоряжавшемуся делами веры, назначить определенную кару. Но миновало уже два месяца, а они хранили молчание, за толстыми стенами храмов вступая в ожесточенные споры по поводу его судьбы. Невеньен их понимала и не торопила события. С точки зрения жрецов, это был очень деликатный вопрос, а Мирран обладал не только огромным авторитетом. Любой, кто с ним общался хотя бы однажды, еще долго чувствовал на себе его поразительное влияние.

Благоразумный Таймен призывал Невеньен избегать Миррана, пока Собрание не решит, как с ним поступить. Неистовый Ламан осыпал своевольного жреца бранью и требовал его казнить, предварительно испытав на нем орудия палачей из кольведской темницы. Однако Невеньен не последовала ни одному из этих советов — если, конечно, ругань генерала, взбешенного числом смертей в Квенидире, можно было считать советом.

Кое-кто думал, что такое снисходительное отношение — это результат ее личного расположения, но Невеньен не могла сказать, что испытывает к настоятелю симпатию. Скорее наоборот, подобные люди, фанатики, свято уверенные в своей правоте, вызывали у нее закономерную настороженность. Докладывали ей и о некоторых его высказываниях, уж слишком походивших на мятеж… Тем не менее в Мирране было нечто такое, что помимо воли располагало к себе и заставляло прислушиваться к его словам. Не получалось у нее и закрыть глаза на то, как к нему относится простой народ. Несмотря на свой неопределенный статус, Мирран проводил жертвоприношения и читал проповеди, одну из которых посетила Невеньен. В тот момент ей стало ясно, почему столько людей оказались готовы добровольно запереть себя в храме, вместо того чтобы бежать из Квенидира, и почему жрец до сих пор привлекал к себе паству.

Он верил в то, что говорил. Пламенно, всем сердцем. Он призывал кольведцев молиться о спасении, просить у богов прощения за грехи и делал это сам. При всем желании упрекнуть его в неискренности было невозможно: и в жару, и в холод он стоял на коленях перед алтарем и пел священные гимны, ничего не ел, отдавая хлеб беднякам, и не спал ночами, если к нему приходили посетители. Невеньен точно знала, что это так. Она приставила к нему человека, который наблюдал за тем, не подогревает ли настоятель мятежные настроения и не пытается ли задурить прихожанам голову. Пока что слежка не оправдывала себя.

Через какое-то время после той проповеди Невеньен пригласила Миррана к себе. Он ответил, что занят. Это было хамство по отношению к королеве, но Невеньен предпочла на него не реагировать. В конце концов, жрец действительно не прохлаждался, попивая сантийское вино. Просто в следующем послании она добавила, ей нужны его советы по помощи кольведцам. И он пришел. А потом еще и еще…

Парди открыл перед Невеньен дверь небольшой часовни. Коридор для привилегированных обитателей замка выводил в красивую ложу с бархатными сиденьями. Размещенная в алькове, она оказалась удобным местом для приватных бесед.

Перед ложей, у сдвоенного алтаря, облицованного наполовину белым мрамором, наполовину обсидианом, на коленях стоял Мирран. Услышав шум шагов, настоятель тотчас встал и поклонился королеве. Его лысина зловеще поблескивала в свете огня, поддерживаемого на стороне Небес, где курилось сизым дымком чье-то подношение.

— Вы хотели меня видеть, — сказала Невеньен, игнорируя долгие официальные приветствия. С Миррана могло статься соблюсти полную проформу.

— Да, — несмотря на положительный ответ, он выглядел слегка рассеянным и повел головой, прежде чем продолжить. — Простите, я не закончил молитву. Не хотите присоединиться?

— А о чем вы молились?

— О спасении от када-ра — я прошу об этом все время. Но только что я молился о ниспослании Дитяти Цветка.

— Глупость! — вырвалось у Невеньен прежде, чем она прикусила язык.

Настоятель наверняка сочтет это за оскорбление, если не себя, то богов. Однако Мирран не шелохнулся.

— Почему вы так думаете?

Он не знал, что произошло во внутреннем святилище эстальского храма Небес и Бездны, и ему было не понять появившееся у Невеньен пренебрежение к пресветлым када-ри и прочим подаркам богов. Рассказывать ему об этом она не собиралась и ограничилась теми же словами, которые повторяло большинство кинамцев:

— Боги не слышат нас.

— Вы так уверены в этом? — невозмутимо спросил настоятель. — Значит, вы считаете случайностью, что записи о выращивании Бутона, из которого должен появиться пресветлый када-ри, найдены именно тогда, когда в них больше всего нуждаются?

Невеньен похолодела. Первозданный Хаос, откуда ему это известно? Спохватившись, она оглянулась на зал часовни. К счастью, внутри было пусто, но будь это не обед, когда обитатели замка занимались повседневными делами, то одну из самых страшных тайн королевы скрыть бы не удалось.

Только сейчас Невеньен заметила, что в часовне отсутствовал и Паньерд. Это было странно. Ей стоило больших трудов убедить Рагодьета, чтобы он отпустил хранителя Бутона на должность наставника для королевы вместо дряхлеющего Лэмьета. Невеньен приняла такое решение, заметив, как Рагодьет стал обращаться с молодым жрецом после гибели Дочери Цветка. Еще чуть-чуть — и его затравили бы до смерти. Впрочем, по нему было сложно сказать, что он обрадовался новому назначению. Со своими обязанностями Паньерд, так и не пришедший в себя после гибели Дочери Цветка, справлялся из рук вон плохо. Невеньен и не требовалось, чтобы он вдохновлял ее цитатами из Книги Небес и Бездны. Если начистоту, то ей вообще не нужен был наставник в вере. Однако жрец сам старался не покидать часовню. Здесь ему было спокойнее.

— Где Паньерд? — жестко произнесла она. — Это он вам все разболтал?

Парди, почувствовавший напряжение госпожи, насторожился и встал вплотную к ней, готовясь ее защищать.

— Он исповедался мне, — поправил настоятель. — Его настолько тяготил грех непреднамеренного убийства божественного существа, что он больше не мог держать это в себе.

— Грех его и настоятеля Рагодьета в том, что они так долго обманывали меня, — процедила Невеньен.

— Несомненно, и это тоже, — согласился Мирран.

Невеньен смотрела на него во все глаза. Он был до странного спокоен, и ее это пугало, хотя Ламан предупреждал о невероятном самообладании настоятеля. Еще больше Невеньен пугало то, что она не видела, к чему Мирран ведет. Он же эле кинам во всех смыслах, к тому же чрезвычайно религиозен. Новость о том, что Дети Цветка вовсе не спускаются с Небес, а выращиваются, как растения, должна была поразить его до глубины души, и если не заставить кричать о богохульстве, то по крайней мере ужаснуть.

— Где мой наставник в вере? — повторила Невеньен недавний вопрос.

— Я отправил его искупать вину, помогая кольведцам, — ровным голосом, будто они обсуждали погоду, сказал Мирран.

— Вы не имеете на это права!

— Формально нет, но как стоящий выше по жреческой иерархии и более мудрый человек — да. Кстати, позвольте заметить, он не подходит на должность вашего наставника. Вы это прекрасно понимаете, разве нет?

Кажется, и Таймен, и Ламан были правы, но с одной поправкой: настоятеля следовало сразу же выгнать восвояси, чтобы и ноги его в Кольведе не было. Невеньен, которая едва сдерживала нарождающийся гнев, теперь сильно жалела, что не послушала советников.

— Чего вы хотите?

— Всего лишь поговорить с вами, — безмятежно заявил он, как будто не замечая ее раздражения. — Надеюсь, помочь. Не бойтесь, я не буду на вас нападать, и, пожалуйста, попросите телохранителя, чтобы не тратил зря силы. Я не маг, но я рос вместе с человеком, ежедневно подолгу тренировавшимся в обращении с магией, и чувствую, когда кто-то нацеливает на меня всю свою мощь.

Поколебавшись, она повернулась к Парди.

— Дай нам с настоятелем побеседовать, но далеко не отходи.

Это значило: отойди так, чтобы создавалась видимость уединения, но воздвигни между нами магическую стену и будь начеку. Поклонившись, телохранитель так и поступил.

— Присядем? — спросила Невеньен у Миррана.

Она старалась выглядеть такой же бесстрастной, как он, однако жрец в этом состязании явно выигрывал. Во всяком случае, ей не получилось притвориться, будто она в самом деле хочет присесть и мирно пообщаться с Мирраном о тайне, которая могла стоить ей нового мятежа и вообще всего правления.

Настоятель вздохнул.

— Моя королева, я чувствую и ваше напряжение. Кажется, вы неправильно истолковали мои намерения.

— И какие же они у вас? Наверное, самые благие?

— Не могу одобрить ваш сарказм, — сухо ответил он, усаживаясь на оббитую бархатом скамью. — Я не выпытывал из жреца Паньерда его исповедь. Он пришел ко мне сам, поздней ночью, мучимый виной, потому что видел во мне человека, который способен избавить его от страданий и сомнений.

— И как, у вас получилось?

— Судить будут боги, — скромно произнес Мирран. — Из его слов я понял, что могу помочь и вам, моя королева…

Чтобы не съязвить, Невеньен впилась ногтями в предплечья, спрятав это под широкими рукавами тонкосуконного платья. Интересно, как настоятель мог ей помочь? Вынудить исповедоваться и тем самым выдать оставшиеся секреты? Пробудить муки совести, которых нет и которых не может быть, потому что Невеньен в тот раз поступила единственно правильным способом? Или Мирран хочет «помочь», подкупив глашатаев, чтобы они вопили о королеве-еретичке и погибшей Дочери Цветка на каждом углу?

С каждой подобной мыслью ногти вонзались все глубже, пока Невеньен чуть не застонала от боли. В этот момент она осознала, что боится. Не за свою жизнь, не за трон, а за то, что Мирран откажется молчать. Он не был плохим человеком, но, чтобы не дать толчок новой череде кровавых убийств, которые неизбежны во время восстания, ей придется убрать и его, и всех, кому он мог рассказать о Дочери Цветка. Необходимо будет разобраться и с Паньердом, если не может держать язык за зубами. Невеньен стиснула зубы. Столько крови на ее руках… Святой Порядок, лишь бы ей удалось убедить Миррана оставить все это между ними! Но чтобы добиться этого, нельзя было демонстрировать характер и поддаваться гневу. Ей надо было стать похожей на Тьера, который сбивал собеседников с толку своей неэмоциональностью.

Удивительно, но мысль о старом советнике, в отличие от того, что случилось полчаса назад во дворе, придала ей сил.

— Единственный способ, которым вы можете помочь, настоятель Мирран, это сделать вид, как будто исповеди наставника Паньерда никогда не было, — сказала она. — Могу представить, в какой шок привела вас новость о не слишком возвышенном происхождении Дочери Цветка, но вы должны видеть, к чему приведет обнародование этого факта. Прольется кровь, настоятель. Много крови. Подумайте об этом.

— Обнародование? Шок? — Мирран неожиданно улыбнулся. — Теперь мне ясно, каков ход ваших мыслей и чего вы опасаетесь. Как говорил Глашатай воли Небес Ксайтен из Мираны, читайте знаки богов сами, а не слушайте, что о них кричат безумцы… В суждениях обо мне вы предпочли опираться не на собственные наблюдения, а на предвзятое мнение некоторых ваших приближенных. Если я уговаривал прихожан в Квенидире не покидать храм, то это значит, что я оголтелый фанатик, который слепо верит во всесилие защищающих нас богов.

Да, пожалуй, на оголтелого фанатика он похож не был. На рассудительного — но все равно фанатика. Эту мысль Невеньен придержала при себе.

— Простите, настоятель, правда о пресветлых када-ри производит неоднозначное впечатление даже на… скептически настроенных людей, — нашлась она, чтобы не употреблять чуть не выскочившее слово «здравомыслящих». — К сожалению, у меня была возможность в этом убедиться.

Как и в том, что в определенных вещах нельзя полагаться даже на телохранителей.

— В таком случае позвольте объяснить свое восприятие тайны, которую мне поведал жрец Паньерд, чтобы развеять ваши страхи, — мягко произнес Мирран. — Не скрою, она настолько поразила меня, что я так и не смог заснуть в эту ночь. Но говорить о срочном обнародовании или шоке… — он покачал головой. — Я согласен со жрецом Паньердом, появление пресветлых када-ри из обыкновенных цветков — это не богохульство, а чудо, свидетельствующее о всемогуществе и великодушии небесных богов, которые позволяют ничтожным людям прикоснуться к таинству рождения волшебных духов. Но я признаю, что так могут думать не все. Я не стал бы настоятелем, если бы не понимал, что не все прихожане способны без тщательной теософской подготовки воспринять некоторые постулаты веры, и тем более мне понятна секретность, с которой вы с настоятелем Рагодьетом обставили пробуждение Дочери Цветка. Также я понимаю, насколько легко обвинить в ее гибели чье-то неверие или злой умысел вместо того, чтобы поискать этому другие причины, — он ненадолго затих, дотронувшись гладкими жреческими пальцами до затасканного браслета на запястье. — Гибель Дочери Цветка, особенно после всех приложенных к ее пробуждению усилий, это ужасная трагедия, но я вижу в ней провидение богов.

— Что? — вырвалось у Невеньен.

Провидение богов — в том, что они обречены и оставлены один на один с Детьми Ночи?!

— Вы удивлены, — сказал Мирран так, будто точно знал, что она воскликнет, охнет или всплеснет руками. — Я слышал, что из всех доктрин вы предпочитаете учение богини Тельет, то есть придерживаетесь теории о мировом порядке. Как известно, ее адепты стараются искать во всем проявления высшей справедливости и закономерности.

Помедлив, Невеньен кивнула. В такие философские дебри она не забиралась, но учение Тельет действительно было ей ближе других с самого детства.

— Если так, то неужели вы не видите, — вдохновенно продолжал Мирран, — что попытка пробудить Дитя Цветка в Эстале была заранее обречена на провал? От када-ра страдает Север, а сердце Севера находится в Кольведе. Кроме того, в обряде участвовали посторонние люди, связанные с первопричиной лишь косвенно, и далеко не у всех из них были чистые помыслы. Это был неправильный момент для явления ребенка богов.

— Какая разница? — раздраженно заметила Невеньен. Одной фразой Мирран перечеркнул все старания по выращиванию Бутона, все потраченные на это ресурсы… Ему со стороны легко судить! — У нас нет достоверных сведений об обряде, поэтому даже если мы выберем самый правильнейший момент, у нас ничего не получится. Простите, настоятель, но я не вижу смысла рассуждать об этом. Если только у вас нет точного описания обряда, который гарантировал бы полноценное развитие Бутона и пробуждение када-ри, а не то, что случилось в Эстале.

Последние слова она добавила с насмешкой, зная, что Миррану неоткуда взять нечто подобное. Рагодьет и Паньерд и так заказали из кинамских библиотек все книги, где упоминалось о Детях Цветка, и собрали все возможные сведения. Теперь они хранились в сокровищнице Эстальского замка, чтобы никто не мог без ведома королевы раскрыть непозволительные знания.

— В том-то и дело, — со странной интонацией произнес настоятель. В голубых, цвета чистой родниковой воды, глазах Миррана горел неизъяснимый огонь. — Я понял, какую ошибку в подготовке обряда допустил жрец Паньерд.

В глазах сверкнул луч, отраженный от доспеха. Сразу после этого в широкий, сужающийся книзу деревянный щит глухо ударил меч. Сони отскочил, прикрываясь, и тут же сделал выпад, чтобы уколоть противника. Ему это почти удалось. Почти — мгновением раньше в живот Сони болезненно, несмотря на толстый стеганый доспех, уткнулось острие тренировочного клинка.

— Я снова выиграл, — сообщил ухмыляющийся Дьерд. Его мокрые от пота волосы торчали из-под шлема, но парню это не мешало. — Ты так открываешься, что жаль не ударить. А если бы ты не дрыгал настолько глупо щитом, то я бы тебя не победил. Он же тебя не укусит. Руку не отводи, ближе к себе держи.

Сони попытался подвигать левой рукой и понял, что от онемения она отказывается слушаться. Все же он сделал пробный замах.

— Вот, опять открываешься, — Дьерд легонько стукнул мечом по железной оковке его щита.

— Да чтоб его Шасет подрал! — выругался Сони, в сердцах швырнув тяжелый щит оземь.

Естественно, он открывается! Его-то, как Дьерда, никто с детства не готовил в гвардейцы! А парень этому только радовался — он так сиял, что от него впору было свечки зажигать. Еще бы — ни он сам, ни капитан Дазьен не были удовлетворены его результатами после ранения. Хромота — кстати, сильно уменьшившаяся за последние месяцы, — не позволяла ему выполнять многие упражнения на прежнем уровне, хотя Дьерд до сих пор по умениям обгонял многих солдат. А тут у него появился соперник, настолько неуклюжий, что не нужно даже прилагать усилия, чтобы разделать его в пух и прах. Отличный повод потешить самолюбие…

Если бы не вчерашний выговор от капитана Оллета, Сони лучше бы в Бездну пешком прогулялся, чем отправился в полдень, не успев выспаться после ночной смены, на тренировочную площадку. Но приказ временного командира был четким: не хочешь чистить котлы на кухне — я должен видеть тебя в дополнительные часы занятий с мечом в руках. Будь здесь Кален или хотя бы Дазьен, они бы объяснили Оллету, что Сони в гвардии занимается вовсе не тем, для чего нужно идеальное владение оружием. В бою на ножах, беге и всем, что касается ловкости, он был способен переплюнуть хоть кого, а уж про вскрытие замков и обчистку карманов и упоминать не стоит. Но мечи и щиты… Бездна с этим мечом, с ним одним Сони как-нибудь управился бы. И даже к доспехам, в которых он чувствовал себя так, будто его обвязали десятком одеял, можно было привыкнуть. Однако при необходимости бегать в них, одновременно следить за своим щитом и оружием противника Сони как будто паралич разбивал. Оно и не удивительно, и доспехи, и щит в его тренировки добавились только в Кольведе и сразу превратились в какую-то напасть.

— Вот бы Кален скорее выздоровел, — тоскливо протянул он.

Эту тему Дьерд отчего-то поддержать не захотел. Его улыбающееся лицо, покрытое созревшими на весеннем солнце веснушками, вдруг посерьезнело.

— Отдохнул? Давай еще одну сходку сделаем.

Сони покачал головой.

— Я устал. Да и ты еле дышишь.

— Ложь! — не моргнув соврал он. — Я готов биться хоть до вечера!

При этом его грудь тяжело вздымалась, с висков градом лился пот, а припадать на хромую ногу он стал сильнее, чем час назад. К тому же курносый маг тоже не выспался — он до первых лучей солнца дежурил у спальни королевы.

— Не хорохорься, — утихомирил его Сони. — Нам обоим пора отдохнуть.

Помешкав, парень кивнул. В конце концов, первым сдался Сони, и гордость Дьерда никак не ущемлялась.

Они сбросили с себя перчатки и шлемы, умылись водой из бочек и сели в теньке на краю площадки, чтобы не мешать разминающимся солдатам. Было жарко. Дьерд развязал поддоспешник, с кряхтением выпрямил больную ногу и уставился на крепостную стену, думая о чем-то своем. Сони скользнул взглядом по его раскрасневшемуся лицу.

— Ты молодец, что приехал, — неожиданно для себя произнес Сони.

— Ага, — кивнул Дьерд. — Кое-кто, правда, считает иначе.

Он скривился, намекая на Калена. Командир мог бы радостнее встретить ввалившегося в лазарет месяц назад подчиненного, но только хмурился и бурчал, что всяким женихам тут нечего делать. Частично Сони был с ним согласен. Но частично…

Он и сам не догадывался, как скучал по Дьерду, пока не заметил его рыжую шевелюру за спиной у въезжающей в Кольвед королевы. Сони как будто увидел младшего брата, надолго уезжавшего на заработки в другой город. Жаль, что они теперь не состояли в одном отряде. Они даже почти не встречались в коридорах замка, хотя их дежурства примерно совпадали по времени. То, что они случайно столкнулись на рассвете по дороге в казармы, было благословением богов, и Сони поспешил этим воспользоваться, чтобы попросить Дьерда стать сегодня его учителем фехтования. Парни, которые обычно становились Сони в пару, сами владели мечом так себе, да и не горели желанием кого-то обучать, особенно по приказу Оллета. В итоге тренировки состояли из того, что Сони брал в руки меч, без объяснений получал синяков и, сжав челюсти, уходил на смену или в казарму, а на следующий день все повторялось, но уже с кем-нибудь другим. Дьерд был не таким. Как маг, он не отличался совершенными навыками фехтования, но был готов возиться с Сони просто потому, что они друзья, пускай он устал и у него ныло бедро.

Тем временем Дьерд, уже немного отдышавшийся, переместил свое внимание на тренировочную площадку для магов — а точнее, целое поле, по размеру не уступавшее эстальскому плацу.

— Что-то шумят там… — обеспокоенно произнес он, пристально вглядываясь вглубь. — А ну-ка давай поближе подойдем, послушаем.

Дьерд поднялся, оберегая больную ногу, сделал несколько шагов к упражняющимся солдатам и оперся на крепостную стену с таким видом, как будто это лучшее место для отдыха во всей Кинаме.

— Ты идешь? — обернулся он к замешкавшемуся другу.

Сони кивнул, но, прежде чем встать, оглядел поле. Там, выбивая из земли пыль, занимались небольшие группы магов. Над мужчинами и женщинами взвивались ввысь золотые ленты, которые превращались в сети, предназначенные для захвата када-ра, или, изредка, «крылатые клинки» — так назвали изобретенный Каленом в Квенидире способ убийства Детей Ночи. Магов было много, глаза слепило от испускаемого ими сияния, и Сони не сразу догадался, о чем говорит Дьерд. А когда заметил, то понял, почему тот хочется оказаться поближе и разобраться в причине ссоры.

На тренировочном поле в Кольведе всегда присутствовало несколько магов-гвардейцев, которые охраняли мешочки с майгин-тарами. Без них победить када-ра было трудно: и сети, и тем более «крылатые клинки», создание которых было доступно лишь избранным, требовали огромных затрат энергии. Чтобы быстро обучить группы магов и добиться от них слаженных действий, солдатам выдавали майгин-тары, за которыми велось строгое наблюдение. Поговаривали, что в Кольведе есть шпионы Таннеса, да и без них пропажа одного-единственного, пускай и самого мелкого камешка могла обернуться крайне неприятными последствиями. Тем не менее тренирующихся магов снабжали щедро — приходя сюда в прошлые разы, Сони удивлялся тому, как часто кто-то подходит к гвардейцам за сменой кристалла.

Однако со вчерашнего дня что-то поменялось. Раньше мешочков на поле было по меньшей мере три, а сегодня только один. И уж очень худенький. Сони не обратил на это внимания, решив, что командование побоялось кражи. Но чтобы в число доверенных людей не попал сам главный королевский маг, которому недавно оказали высокую честь и пожаловали генеральское звание…

Кряжистый, с виду неказистый Вьюрин вместе с несколькими учениками стоял возле гвардейцев. Белая голова пожилого волшебника, которого можно было отличить от простых солдат по количеству полосок на мундире и крупной нашивке со сверкающим силуэтом, тряслась от возмущения. Гвардеец перед ним испытывал явное неудобство — вся площадка внимательно прислушивалась к каждому звучащему здесь слову.

— Что значит закончились?! Закончились — принесите еще!

— Никак невозможно, — ответил гвардеец. Он практически не разгибался, застыв в поклоне. Стоило ему пытаться выпрямиться, как маг выдавал что-нибудь такое, после чего гвардеец был вынужден опять изображать вежливое извинение. — Королева буквально час назад распорядилась забрать оставшиеся кристаллы.

— И как я, по-вашему, должен обучить две тысячи людей всего с парой десятков майгин-таров? Это уму непостижимо — препятствовать нашим тренировкам незадолго до нападения проклятых када-ра. Как будто владению магией можно научить на пальцах!

— Простите, господин, но приказ королевы…

— Да что я с вами вообще разговариваю! — маг сердито махнул рукой. — Хм! Ждите здесь, — он указал ученикам на край площадки. — Сейчас я схожу к королеве и сам выясню, кому понадобилось выдумывать эти нелепые препоны.

Сони проводил взглядом Вьюрина, который направился в замок, сердито ворча себе под нос. В самом деле, творилось нечто странное. Невеньен, наверное, помутилась разумом, если запретила армии пользоваться кристаллами, к тому же не поставив в известность об этом главного королевского мага. Чья верность, вообще-то, нужна была ей позарез, поскольку он управлял главной силой во всей Кинаме.

Когда Вьюрин ушел, на площадке снова поднялся привычный гомон. Дьерд, все это время разглядывающий траву под ногами и делающий вид, будто он совершенно не интересуется происходящим, оттолкнулся от каменной кладки.

— А ты знаешь, в чем дело? — спросил Сони.

Тот легкомысленно пожал плечами.

— Понятия не имею.

Конечно же, парень снова врал, однако сейчас он имел на это полное право. Дьерд — телохранитель королевы и далеко не дурак. Если Невеньен не объявила причину изъятия майгин-таров во всеуслышание, значит, у нее на то был резон, и Дьерд, даже если о чем-то слышал или догадывался, рассказать об этом все равно не мог, а выпытывать у него правду Сони не собирался.

Впрочем, это не мешало ему ощутить шевельнувшуюся внутри досаду. Осознание, что в таком же положении находится не он один, а вся расквартированная в Кольведе армия, облегчение не приносило. У них-то не было приближенных к королеве друзей, которые могли шепнуть на ухо пару слов о загадочном приказе.

Подавив любопытство, Сони поднял с земли щит. Рано или поздно все станет известно, тогда и надо будет волноваться. А пока…

— Ну что, еще разок сшибемся? — криво улыбнулся он Дьерду.

Сони, прищурившись, глянул на солнце. Казалось, с каждым вдохом оно жарило все сильнее. Даже не верилось, что это Север, — погода стояла, как в Могареде в то же самое время.

— Может, пойдем в казармы? — обмахивая лицо, спросил Дьерд.

Про гордость он уже забыл. С них обоих пот лился ручьями, с нижней рубахи можно было выжать, наверное, ведро жидкости, а поддоспешник, судя по ощущениям, превратился в чугунную броню. Давала о себе знать и усталость: в глазах помутнело, руки ныли. Хуже всего было с ногой Дьерда — за последнюю четверть часа она подкашивалась без всяких видимых причин, и хотя парень делал вид, что все в порядке, Сони это начинало тревожить.

— С радостью, — ответил он, наконец-то освобождая предплечье от кожаных ремешков ненавистного щита. — Польешь на меня?

Они стащили с себя доспехи и освежились водой из бочек, причем тянуться деревянными черпаками пришлось до самого дна. Взгромоздив себе на плечо стеганку и кольчугу, а заодно и защиту Дьерда, чтобы он не перегружал ногу, Сони поплелся к оружейной, которая размещалась в соседней башне. Сдать тренировочные комплекты получилось не сразу — пришлось ждать, пока помощник управляющего, записывающий за солдатами количество взятого инвентаря, прибежит откуда-то с миской похлебки и торчащим из нее размоченным куском ржаного хлеба. Поворчав на нерадивого слугу, больше из-за того, что в пустом желудке мгновенно заурчало от голода, Сони отчитался за оружие и вышел из башни. Внизу, на ступенях, развалился Дьерд, жуя тут же сорванную травинку, и рассматривал Вьюрина, показывающего вдалеке солдатам какое-то упражнение.

Кайди сегодня не улыбалась главному королевскому магу. Что бы он ни хотел высказать Невеньен, ему это не удалось — девушка надолго уехала в город, так что Вьюрину пришлось и в самом деле обучать солдат на пальцах. Сони, по крайней мере, не заметил возле него ни капли энергии.

— По долгу службы за ним следишь или из любопытства? — лениво спросил Сони у Дьерда, зная, что он все равно не скажет правду.

Тот пожал плечом.

— По обеим причинам. Ну что, в казарму?

Здание, где жили прибывшие с Невеньен гвардейцы, Дьерд по привычке называл казармой, хотя оно предназначалось для богатых гостей, которым не хватило места в крыльях замка. Когда Сони увидел комнаты, куда их расселяют, то обрадовался, что впервые будет ночевать в купеческих хоромах. Конечно, их обстановка отличалась северными скупостью и строгостью, но это были не бараки в Серебряных Прудах и уж точно не те дыры, в которых Сони ютился в Могареде. При мысли о мягкой кровати — чистой, без клопов! — он невольно заулыбался. Туда бы еще женщину…

Ему вдруг вспомнилось, как Ниланэль расчесывала пшеничные косы, переплетая их в пути из Квенидира до Кольведа. А ведь рубашка, которую она предлагала зашить, так и осталась лежать непочиненной…

— Чего задумался? — Дьерд хлопнул его по спине. — Идем, надо переодеться и пойти перекусить.

Сони кивнул.

Казарма находилась с другой стороны замка, довольно далеко от тренировочной площадки. Для гостевого дома это было удобно — благородные уши лордов не «пачкались» руганью упражняющихся солдат, и возле окон не раздавался лязг оружия, — однако гвардейцам после тренировок приходилось пересекать почти всю территорию замка, чтобы попасть к себе в комнаты и переодеться. Сони, впрочем, это доставляло удовольствие. Когда еще обычный вор, грязная могаредская вошь, мог запросто щеголять перед королевой Кинамы, лордом Гарасом, чья семья несколько веков управляла Кольведом, и такими посетителями, как наместник Севера? Сони прекрасно осознавал, что лукавил, думая о себе, как об обычном воре, зато с такими мыслями каждая прогулка через двор превращалась в целое приключение.

Что-то происходило там и сейчас. Они вышли из-за угла крепости в тот момент, когда стража салютовала алебардами карете Невеньен. Экипаж только заезжал под надвратную башню, но Сони и Дьерд заранее изогнулись в поклоне, как того требовал этикет. Отсчитав с десяток ударов сердца после того, как грохот колес по мощеному двору прекратился, Сони поднял голову. В последнее время королева передвигалась чуть ли не бегом, заставляя торопиться и свиту, поэтому он рассчитывал увидеть Невеньен по меньшей мере в середине двора, если уже не в замке. Однако он ошибся.

Королева стояла рядом с экипажем. Ее длинные каштановые локоны были заплетены в сложную прическу, которая поддерживала массивную корону из голубых майгин-таров, оставляя точеную шею открытой. Невеньен не могла похвастаться такой же шикарной фигурой, как сестра, по которой бредила половина солдат, но от глубины ее выреза все же пересыхало в горле. Хотя в казармах болтали, что Иньит получил от ворот поворот, королева продолжала носить облегающие шелковые платья, которые составили ее гардероб после переезда из Серебряных Прудов. Сегодняшнее, синее с красными вставками, придерживала услужливая Шен.

Несмотря на некоторую фривольность в наряде, сама Невеньен легкомысленной не выглядела. Она исхудала и побледнела так, что ее медовые глаза казались темными провалами под дугами вечно сдвинутых бровей, а губы давно забыли, как улыбаться. Тем не менее беспросветный настрой девушки как будто бы дал слабину. В наклоне ее головы, напряжении мышц чувствовался живой порыв, словно ей не терпелось сорваться с места и заняться тайным, крайне важным делом.

Ее сопровождающим Сони ожидал увидеть казначея — плечистого и толкового северянина Таймена, которому больше подходило ремесло воина, чем писаря. Но из кареты степенно, придерживая полы черно-белой рясы, вылез лысый Мирран. Он тоже немного высох после Квенидира, но по сравнению с королевой все равно выглядел неприлично цветущим. А за ним…

Сони вытаращился на экипаж, наплевав на правила приличия. Что здесь делал Кален? Да еще в компании с ненавидящим его братом? От тряски в экипаже командир весь позеленел, обесцвеченные губы были плотно сжаты, чтобы не кривиться от боли. Он сутулился. Синий мундир, некогда подчеркивающий его прямую осанку и стройное телосложение, болтался на нем, как простыня на пугале в пшеничном поле. С приступки кареты Кален спустился только благодаря тому, что использовал магию как опору, а иначе бы рухнул на мостовую. Сони взволнованно шагнул вперед. Они там свихнулись все? Ему же нельзя покидать больницу!

От необдуманного поступка его спас пораженный шепот Дьерда.

— Черные Небеса… — пробормотал маг.

Сони резко повернулся к нему и успел заметить отблеск понимания, промелькнувший в его карих глазах. Дьерд знал, зачем сюда привели Калена, — или догадался об этом прямо сейчас. И причина ему определенно не нравилась.

— Если знаешь хоть что-нибудь о том, зачем сюда приволокли Калена, признавайся, — нервно сказал Сони.

Дьерд уклончиво мотнул головой.

— Сони, я…

— Это Мирран козни строит? — перебил он. — Жрец не сел бы с Каленом в одну карету даже за все прелести небесного Города богов. Как-то мне не верится, что королева решила их помирить — не настолько они важные фигуры. Зато Мирран в последние дни только и делает, что крутится в замке. Он мог воспользоваться расположением королевы, чтобы отомстить Калену. Дьерд, если ты скрываешь то, от чего нашему командиру может быть плохо…

— Не сходи с ума! — прошипел парень. Его пальцы с силой сомкнулись на плече Сони. — Твой командир сейчас — это Оллет, королева сама подписала приказ о временном переподчинении.

— Ты прекрасно знаешь, кто наш настоящий командир.

— Он для нас больше, чем командир! И именно поэтому наше заступничество ему не требуется. Какое бы решение он не принял… это его решение.

Он изъяснялся слишком мутно и подозрительно. Сони прищурился.

— Тебе уже известно, что это за решение и какой Бездны он сюда притащился, хотя ему запрещено вставать с постели, так?

— Я присутствую не при всех переговорах королевы, так что у меня есть лишь догадки, — Дьерд отвел глаза. — Пойми, Сони, я не могу поделиться с тобой ими, даже если я не прав. Тем более если я не прав. Это государственная тайна. Хоть режь меня, я не имею права тебе ничего говорить. И Кален тебе тоже ничего не скажет.

Дело попахивало чем-то очень дурным. Воровская интуиция Сони, которая почти никогда его не подводила, не то что подсказывала — вопила об этом прямо в ухо.

Он глубоко вдохнул, стараясь восстановить самообладание.

— Я не спорю и понимаю. Просто ответь: это козни проклятого жреца?

— Не знаю. Нет.

Уверенности его в голосе не было. Да и было бы странно, если бы он пытался отрицать связь квенидирского настоятеля с неким «решением» Калена — они же стояли рядом, рука об руку. А судя по прошлым выходкам Миррана, он бы скорее удавился, чем позволил такому случиться.

— Я разберусь в этом, — твердо произнес Сони.

— Не придумывай себе чепухи, — неохотно сказал Дьерд. — Лучше дождись, пока Кален сам все объяснит.

— А если он не объяснит? Мы же с Виньесом рассказывали тебе про Квенидир и жену Калена. Он все еще винит себя в ее смерти! Ты правда думаешь, что он в чем-то нам признается, если считает, что Мирран имеет полное право его ненавидеть?

Парень постучал каблуком сапога по треснувшему булыжнику.

— Слушай, не лезь туда. Это их с Мирраном проблема. Кален все равно не даст тебе вмешаться.

Не даст? Как будто кто-то станет спрашивать разрешение! Сони сжал кулаки, наблюдая за тем, как Кален и Мирран следом за Невеньен поднимаются по каменным ступеням.

Он только недавно начал понимать, насколько важен для него командир. Ведь это Кален дал ему второй шанс, все время за ним приглядывал, скрыл правду о када-ра и устроил так, что Невеньен оставила его в живых, несмотря на связь с камнем королей.

И если Мирран каким-то образом надеется испортить Калену жизнь, то для этого ему придется перешагнуть через труп Сони.

Сони был готов кусать себе локти. Невеньен, Мирран и Кален уже битый час совещались в закрытом кабинете королевы, и не было ни единой возможности их подслушать.

Подступы к двери охранялись хмурыми телохранителями, которые косились на Сони так, будто он цыпленок, разгуливающий прямо под носом у матерых лис. Соседние помещения оказались заняты, и в них было не пробраться, чтобы приложить ухо к стене. Сони уже начал подумывать о том, чтобы спуститься на этаж ниже или, наоборот, подняться выше и подлезть к окну кабинета снаружи, с внешней стороны стены, но он и сам понимал, что это чистейшее безумие — если он и не сорвется, то средь бела дня его все равно заметят. А раз так, оставалось лишь торчать в коридоре, нервно шагать туда-сюда, раздражая стражников, и ждать, когда Кален выйдет и расскажет все сам.

Когда дверь кабинета королевы наконец открылась, Сони казалось, что прошли целые сутки. Во всяком случае, он так не выматывался даже после патрулей, которые длились всю ночь и были заполнены скандалами с кольведцами, не соблюдавшими комендантский час. Первым вышел Мирран, следом за ним командир.

— Лейтенант Кален! — сразу же окликнул его Сони, решив придерживаться официальности при чужаках. — Разрешите к вам обратиться?

Настоятель, увидев его, скривил губы. Вспомнил, наверное, ту сцену в квенидирском храме. Ну и ладно, Сони все равно было на него плевать. Однако слова, которые Мирран после этого адресовал брату, его удивили.

— Береги себя, — проговорил жрец таким тоном, будто его кто-то заставлял это произнести.

Кален промолчал, наблюдая за тем, как он разворачивается и уходит. Понять по его лицу, что командир думает о внезапной перемене в отношении брата, который много лет его на дух не выносил, было невозможно. Сони, однако, успокоился. Брать Калена под стражу никто не спешил, злым или огорченным он тоже не выглядел. Так, может быть, вся эта паника была зря?

— Кален, — тихо сказал он, подходя к нему ближе. — Нам нужно поговорить.

— Конечно. Давай только не здесь.

— Хорошо, где? Ты возвращаешься в лечебницу?

Ответить Кален не успел. Из-за поворота выскочил запыхавшийся слуга, который поклонился ему и, не обращая внимания на Сони, затараторил:

— Господин, ваши покои подготовлены, за вашими вещами уже послали в лечебницу. Вас провести в ваши комнаты?

— За моими вещами? — он озадаченно моргнул — после Квенидира у них осталась только одежда, в которой они бежали из города, — и затем усмехнулся. — А, наверное, за лекарствами. Много же вам придется тащить… Да, проведи нас.

Слуга медленно, подстраиваясь под темп больного, пошел впереди. Хотя он полз чуть ли не утиным шагом, Кален постоянно норовил отстать и пошатывался, упираясь в пол и стены магией. Он старался делать это незаметно, а о его страданиях свидетельствовали только плотно сжатые губы, бледность и выступившие капли пота на висках, но кого он пытался этим обмануть, Сони не представлял. На командира страшно было взглянуть.

— Кален… — не выдержав, позвал Сони.

Тот, что-то почувствовав в его голосе, сразу отрезал:

— Я же сказал: не здесь.

Он прикусил язык. Ну, слава богам, что его не отослали к Оллету.

Командира поселили в правом крыле замка, неподалеку от королевских покоев и перехода в часовню. Необычно почетное место для офицера младшего чина, пускай и гвардейца. Его ставили на одну линию с Тайменом и Ламаном, с которыми Невеньен советовалась каждый день и поэтому их комнаты находились по соседству. Может быть, Калена тоже собирались назначить каким-нибудь советником? Сони этому не удивился бы — в конце концов, командир был единственным, кому удалось уничтожить столько када-ра за раз. Но тогда причем здесь Мирран? Судя по частоте их встреч, жрец тоже стал для королевы кем-то вроде ближайшего соратника. Невеньен хотела убедиться, что они с братом не перегрызут друг другу глотки? Зачем тогда было проводить в кабинете целый час, как будто они обсуждали стратегию годичной войны… Глупость какая-то.

Человек, у которого можно было все спросить, шел рядом, стиснув челюсти. К тому моменту когда они дошли до комнат, у Сони кружилась голова от сотен идей, которые могли бы все объяснить и в то же время были совершенно бредовыми. Однако Кален заговорил только тогда, когда слуга-провожатый оставил их в гостиной наедине.

Командир опустился — почти что рухнул — на деревянный стул за чайным столиком и бегло осмотрел помещение. Оно было не очень большим, зато сбоку находилась комната для личного слуги и спальня. В гостевых покоях не стоило искать предметы из ствилла или инкрустации из кости рай-гала, но обстановка все равно была шикарной: мебель из красного дерева, серебряные канделябры, искусно вышитые гобелены. Год назад Сони считал бы себя счастливчиком, если бы ему повезло стянуть пару таких вещичек.

— В жизни не думал, что придется жить в подобном месте, — пробормотал Кален. — Как будто я какой-нибудь наместник Юга.

— Может, все-таки расскажешь, за какие почести тебя сюда поселили?

Он перевел изнеможенный взгляд на Сони.

— Сядь.

Отличное начало.

— Где Виньес? — спросил Кален, пока Сони устраивался на соседнем сиденье.

— В патруле. Он будет в замке только после темноты. Если увижу его, сказать, чтобы он пришел к тебе?

— Да. Пожалуйста, позови еще Сеха и Дьерда. Пусть постараются успеть до ночи. Я бы хотел с ними попрощаться.

— Ты куда-то уезжаешь? — Сони насторожился. — Тебе нельзя, ты же знаешь. Твоему здоровью повредит даже переезд сюда. Я разговаривал и с Шен, и с другими лекарями, они сказали, что тебе вообще нельзя покидать лечебницу.

— И все же я обязан это сделать, — оборвал Кален.

Сони немного помолчал. Попрощаться, обязан… Нехорошо это звучало. Даже когда они оставили Дьерда в Эстале, а сами отправились в Квенидир, прямо в пасть Пожирателям душ, никаких официальных прощаний у них не было. Они вообще никогда не прощались перед заданиями. Это казалось глупостью. Смерть поджидала на каждом шагу, повезет — выживешь, не повезет — сдохнешь. Махать платочком и размазывать сопли пришлось бы каждые полчаса.

В груди Сони затомилось тяжелое предчувствие.

— Погоди-ка… Ты не собираешься вернуться? — он только что сел, но не выдержал и вскочил, с тревогой вглядываясь в командира. — Куда ты едешь?

— Далеко, — прохладно ответил командир. — Просто сделай, как я прошу.

Сони сжал кулаки.

— Какой Бездны ты отправляешься один? До сих пор нас отсылали всех вместе. Мы же все еще отряд, приказы о нашем подчинении временные, Невеньен сама об этом говорила!

— Королева Невеньен, во-первых, — он стал раздражаться. — Во-вторых, ты очень много судишь о том, кого как и куда отсылали, не пробыв в отряде и года. За десять лет было достаточно заданий, на которых я отправлял гвардейцев поодиночке, не ставя в известность остальных. В-третьих, для сегодняшнего задания подхожу только я. В-четвертых… Сони, ты можешь не изводить меня, а выполнить мою просьбу? Шасет тебя подери, особенно если она последняя!

Похоже, Кален сказал больше, чем собирался, потому что резко замолчал и с гримасой провел ладонью по лицу, а потом обессиленно сгорбился, упершись локтями в колени. От боли и усталости его тусклый взгляд был подернут туманом.

— Последняя? — Сони залихорадило. Он чувствовал, что должен сказать что-то другое, но его уже понесло. — Дай-ка угадаю. Разведчики уже два месяца ищут логово када-ра. Они его нашли, да? И королева решила не гробить армию магов, а послать туда нескольких человек, самых сильных, и снабдить их майгин-тарами, чтобы уж наверняка. Вряд ли там кто-то выживет, но када-ра они потреплют неплохо, так? А нам потом можно будет сразиться с меньшим числом врагов — и действеннее, и жертв меньше. Отличная идея. Нет, правда. Мирран от королевы не отлипает, и вообще он понабрал в Кольведе влияния, так что он должен был узнать об этом одним из первых. Он сразу посоветовал назначить на это задание тебя. Может, даже поуговаривал — дескать, надо искупить свою вину. И ты согласился. Вот почему тебя в эти хоромы поселили — порадоваться напоследок. Только ты уверен, что переживешь дорогу? Горы-то ближайшие еще в прошлом месяце проверили. Путь туда должен быть далекий и трудный.

Он вдруг охрип. Стыд-то какой. Несет откровенную чушь, за которую Кален его сейчас конюшни чистить отправит, еще и договорить не способен. Но командир лишь покачал головой.

— Плохой из тебя прорицатель. Ни в одном пункте не угадал.

— Да наплевать. Нужно быть извергом, чтобы вытащить тебя из лечебницы. Ты и по замку пройти не можешь, падаешь без сил, а скачку на конях и подавно не выдержишь. Если ты умрешь в пути, от этого разве будет какой-то толк? Кроме удовлетворения твоего брата?

— Вот же ты прицепился к Миррану, — с досадой сказал Кален. — Он не виноват в том, что я мертвец.

— Не дури. Что значит «мертвец»? — Сони демонстративно оглядел его с головы до ног. — Хватит уже воображать. Ты двигаешься, ешь, пьешь и много чего другого делаешь. Ты вполне себе жив!

— Сони, ты слепой? — голос командира был непривычно глухим и злым. — Я умираю. Пойми ты наконец. Мне жить осталось несколько недель, в лучшем случае пара месяцев, если за мной, как и раньше, будет ходить личный лекарь наместника Севера.

— Но… — ему понадобилось облизнуть губы. — У тебя ведь больше нет ни жара, ни кашля.

— А рана не затягивается и воняет, как выгребная яма. От меня чуть ли не каждый день отрезают гнойные куски, ведрами заставляют пить разную отраву, обмазывают каким-то собачьим дерьмом, но все это проклятое лечение не помогает. У меня испортилась кровь. Все, что можно сделать, это отсрочить мою смерть, а я не хочу подыхать, как дряхлая скотина, забившись в угол и скуля. Мирран здесь ни при чем, я сам вызвался на это задание. И будь добр, хватит этих нелепых догадок. Когда придет время, ты обо всем узнаешь. А чтобы мы не расходились на ножах, позови Виньеса, Дьерда и Сеха и приходи вечером сам. Хорошо?

— Ты жив, — стиснув зубы, повторил Сони. — Мертвецы не ходят и не упрямятся, как ослы. Пока ты жив, тебя можно как-нибудь вылечить, а если ты уедешь, то к концу дня тебе точно можно будет складывать погребальный костер. Скажи, кому это нужно? Разве что тебе и Миррану. Вряд ли Невеньен понимает, в каком ты состоянии, потому что — я уверен — живой маг-гвардеец с таким опытом, как у тебя, для нее тоже важнее, чем мертвый. Ты хотя бы попытался ей объяснить, насколько ты болен?..

— Хватит! — рявкнул Кален.

Его кулак грохнул о маленький изящный столик так, что чуть не поломал тонкую столешницу. В тот же миг сияние вокруг северянина полыхнуло слепящим солнцем, на долю мгновения заполонив золотом всю комнату. В тело как будто впились тысячи мелких иголочек, однако уже в следующий миг все сошло на нет, а Кален опять согнулся и, морщась, закрыл лицо ладонью. Сони сглотнул, невольно скосив глаз и проверив, не ранен ли он. Командир впервые потерял над собой контроль, но в этом не было ничего удивительного, учитывая его болезнь. Пугало другое — из-под контроля вырвалась и его энергия. Чудо, что она сама собой не превратилась в дротики…

— Прекрати меня истязать, — усталым, больным голосом попросил командир. — Мне и без того плохо. Я хочу умереть, слышишь? Я не знаю, сдохну ли я во время этого задания, но я буду молить богов, чтобы это случилось.

— Кален, так нельзя. Мы ведь потому и отряд, что должны защищать друг друга, а ты предлагаешь бросить тебя в самый тяжелый момент.

— Я приказываю, а не предлагаю, — его глаза, как в былые времена, обдали инеем. — Будь добр, не мешай мне выполнять свой долг. Все равно уже ничего не изменить.

Он смотрел со злостью, но выглядел так, словно вот-вот упадет в обморок. Спорить с ним было бессмысленно и жестоко, поэтому Сони, хотя слова так и рвались у него с языка, усилием воли заставил себя замолчать.

Изменить можно было если не все, то очень многое. Когда он впервые встретил гвардейцев, казалось, его судьба предопределена — быть убитым из-за камня королей. Но вот, он до сих пор жив, а Невеньен отказалась от притязаний на майгин-тар. А стояние под Эсталом и убийство Гередьеса? Преемник Тэрьина уже держал корону в руках, и никто из его окружения не мог предсказать его внезапную смерть и воцарение девчонки, которую до сих пор никто не брал в расчет. Это была поразительная цепочка невозможностей, которые осуществились в немалой степени благодаря упорству.

А значит, можно было спасти и Калена.

— Отдохни, — мягко сказал Сони. — А я пока подумаю, что для тебя можно сделать.

Командир, снова обмякший в кресле, ничего не ответил и вообще не отреагировал на его уход. Скорее всего, у него не осталось на это сил. То, что Кален не стал его переубеждать, было даже к лучшему — такой помощи, какую хотел ему оказать Сони, он не обрадуется. По крайней мере, не сейчас.

Поговорить с Невеньен оказалось не так просто, как рассчитывал Сони. Он надеялся застать ее в кабинете, но она уже успела затвориться с Вьюрином и никого к себе не пускала, а после этого умчалась в храм Небес и Бездны — видимо, снова к Миррану. Это Сони изрядно озадачило. Если его догадка верна и логово када-ра найдено, нужно готовиться к наступлению, а не ездить по жрецам. Но у Невеньен, судя по всему, было свое представление о подготовке.

Солнце медленно плыло по небосводу. Приближался час, когда следовало отправляться в патруль. Королева громко обещала Вьюрину скоро вернуться, и Сони решил не пойти на сегодняшнее патрулирование. Взбучки будет не избежать, но он заранее с ней смирился. Тем более сегодня его напарниками должны были стать довольно сильные маги, и энергия из камня королей им вряд ли понадобится. Важнее было отвоевать жизнь Калена, и если все получится, то он был готов отдраить все полы в замке и даже испробовать на своей спине размоченные в воде розги — да что угодно, лишь бы не позволить командиру поддаться дурацкой блажи.

Чтобы не попасться офицерам на глаза и не схлопотать наказание, заодно провалив план, Сони пришлось превратиться в тень. В наполненной солдатами крепости выполнить это было нелегко, особенно когда он искал Дьерда, чтобы тот передал Виньесу и Сеху просьбу Калена. Однако только это позволило ему заметить одну странность.

В замке что-то происходило. На первый взгляд, все шло, как всегда, и в то же время нет. Сони не стал бы вором, если бы у него не было нюха на подобные вещи. Он ждал Невеньен возле правого крыла замка, неподалеку от королевских покоев, чтобы не прозевать ее возвращение — она всегда переодевалась к ужину, если днем куда-то уезжала. Прячась в темных углах и отворачивая лицо от прохожих, Сони вдруг обнаружил, что стать незаметным пытается не только он.

Замковая часовня пользовалась популярностью солдат из-за близости к казармам и тренировочным площадкам, так что в текущей туда струйке посетителей не было ничего необычного. Но зачем туда ходить по три-четыре раза одним и тем же людям, которые усиленно изображали непринужденность? Слежка за явно неслучайными прохожими на какое-то время развлекла Сони, который переживал из-за Калена, но углубляться в нее и выяснять, с какой радости тут носится столько магов, он не стал, побоявшись упустить Невеньен.

Его расчет оправдался: королевскую карету он увидел, еще когда та въезжала в ворота, и попытался перехватить Невеньен на ступеньках в замок. Однако Сони забыл об одной детали. Девушку нужно было не только застать, главное — сделать так, чтобы она его выслушала. И в этом его постигла неудача. Королева, глянув на него, сразу выставила перед собой руку.

— Я занята, гвардеец. Если у вас срочное дело, которое требует моего внимания, обратитесь к моему секретарю, — вылетело у нее скороговоркой.

Похоже, Невеньен говорила это всем, кто к ней подходил — через несколько мгновений Сони увидел, как той же фразой она отбрила управляющего замком, который нервно мял красный кафтан. Но если расстроенный северянин откланялся и ушел, то Сони, стиснув зубы, двинулся вслед за ней. Время утекало — солнце уже спряталось за голубые шпили Кристальной школы, и в городе начали сгущаться сумерки.

Как Сони и предполагал, Невеньен направилась к своим покоям. Ее каблуки звонко цокали по каменным полам, платье от скорости развевалось красно-синим знаменем, и Шен, смешно подпрыгивая, семенила за госпожой. В покои они почти что влетели — в какой-то момент Сони испугался, что слуги не успеют открыть перед ними дверь, и тогда королева с размаху врежется в доски лбом.

Но куда бы она ни торопилась, Невеньен, увидев кого-то в своей гостиной, вдруг замерла на пороге. Сехенка, не ожидавшая этого, уткнулась ей носом в плечо, хотя вряд ли именно толчок был причиной того, что королева тихо выругалась. Сони, который собрался раздраженно развернуться, нащупал в рукаве нож.

— Моя королева! — донесся из комнаты пронзительный женский голос. Он наверняка казался обладательнице очень мелодичным. Иначе зачем она так растягивала гласные? — Моя королева и моя дорогая сестра, я вас заждалась, честное слово. Вы пообещали мне сегодня легкую беседу, а сами опять где-то пробегали весь день… — мягко пожурила Невеньен леди Мьетал — единственная женщина в Кольведе, которая могла звать королеву сестрой. — Я осмелилась подождать в ваших покоях. Вы не откажетесь вместе отужинать?

— Спасибо за прекрасное предложение, я ценю вашу заботу, — в лучших традициях северной вежливости ответила Невеньен, хотя на ее лице промелькнуло явное нежелание соглашаться. — К сожалению, я очень занята.

— Чем же? — деланно изумилась жена лорда Гараса. — Вы наконец-то одна, и вас не сопровождает никто из этих ужасных мужчин, которые так и стремятся нагрузить вас чужими обязанностями. Позвольте же себе чуть-чуть отдохнуть!

Она-то себя сверх меры точно не нагружала. В замке шутили, что хозяйская супруга не способна поднять даже писчее перо, потому что ее тоненькие ручки сразу поломаются от этой непосильной ноши. Невеньен, которая в отличие от родной сестры тратила весь день на дела, огляделась в поисках того, чем можно от нее отговориться.

— Я не одна, — быстро произнесла она, заметив в отдалении Сони и сделав ему знак приблизиться. — Я должна выслушать срочное донесение. Прошу прощения, леди Мьетал, давайте перенесем ужин на более позднее время.

— Ах, милая, всегда вы так, — огорчилась та. — Мне остается только молить Небеса о том, чтобы вы поскорее освободились. Буду ждать вашей весточки.

Она выпорхнула из комнаты грациозной бабочкой в элегантном зеленом платье с золотой каймой. Все в наряде леди Мьетал находилось на том месте, где производило самый большой эффект: золототканый пояс под грудью, чтобы подчеркнуть ее объем, блестящие заколки в высокой прическе, которая открывала покатые плечи, и кольца, притягивающие взгляды к изящным рукам. Особый акцент она делала на ожерелье из камней цвета болотной воды. Сони не смог удержаться от того, чтобы не уставиться на них. Аристократка носила на шее целое состояние — оправленные в золото арджасские майгин-тары вроде тех, которые охраняли Могаред от магов. Леди верила, что кристаллы спасут ее от Пожирателей Душ. Правда это или нет, никто сказать не мог, но одолжить такое украшение не отказались бы многие жители Кольведа. Возможно, именно поэтому леди Мьетал, прелестное и бестолковое создание, разительно отличающееся от своей сестры, за два месяца еще ни разу не покинула замок.

— Сони, проходите же скорее, — приказала Невеньен так, чтобы слышала Мьетал.

Он торопливо скользнул в гостиную следом за телохранителями. Девушка со вздохом села на ствилловое кресло, в котором лежала мягкая бархатная подушка, и потерла висок. Вид у нее был такой, будто она не спала всю ночь.

— Что за день сегодня… — пробормотала она. — Шен, распорядись, чтобы мне быстро принесли что-нибудь перекусить. Так, чтобы леди Мьетал не заподозрила, что я ужинаю без нее.

— Да, моя королева, — сехенка поклонилась и стрелой улетела за дверь.

Невеньен перевела взгляд на Сони, который так и стоял у входа — сесть или пройти дальше ему никто не разрешал.

— Спасибо, — произнесла она, не поясняя за что — это было понятно и так. Следовало радоваться, что его вообще приняли, а уж пространной благодарности за то, что он фактически спас королеву от нежелательной компании, Сони и не ждал. — Вы, кажется, хотели о чем-то поговорить? Учтите, у меня действительно много забот. Лучше, если мы разберемся с вашим делом как можно быстрее.

Он еле сдержался от того, чтобы не скривиться. «Как можно быстрее разберемся с тем, жить кому-то или умирать». Отличная постановка вопроса. Впрочем, Невеньен же не знает, что он намеревается сказать.

— Моя королева, я хотел обратиться к вам по поводу состояния лейтенанта Калена.

На лице Невеньен появилось выражение, подобное тому, которое было сегодня у Дьерда. Эмоции девушки разом схлынули, исчезла даже усталость, оставив только напряжение и одеревенелость в движениях. Определить, что значит эта маска, Сони не мог. Но в глубине медовых глаз Невеньен таилось чувство вины, которого не было у рыжего мага.

— А что с его состоянием? — спросила она.

По ее тону стало ясно, что ей прекрасно известен правдивый ответ на этот вопрос. Вдруг ощутив неуверенность, Сони выпрямился и сцепил за спиной ладони.

— Моя королева, у меня есть основания предполагать, что вы выдали ему новое задание, — отчеканил Сони, игнорируя вперившиеся в него взгляды телохранителей. — Возможно, вас ввели в заблуждение о серьезности его ранения и последствиях долгой болезни, из-за которых лейтенант Кален может не выдержать пути и не справиться с поставленной перед ним задачей.

Как это прозвучало, ему понравилось. Очень по-армейски. Так Оллет отчитывался перед Ламаном, и Сони взял пример с капитана. Однако Невеньен довольной не выглядела — ее глаза, наоборот, сузились, не предвещая ничего хорошего.

— Какие у вас основания предполагать такое, гвардеец?

Он помялся. Закладывать Калена, сообщая о его желании попрощаться, было подло.

— Моя королева, лейтенант ведь не зря просил включить меня в отряд. Я замечаю некоторые вещи, на которые не обращают внимания другие люди.

— И что же вы такого заметили?

Она упорно делала вид, что ничего не произошло и не было никакого задания. Но если Невеньен с момента коронации во многом изменилась, став более жесткой и закалившись в интригах, то врать она так и не научилась, а Сони в эти принятые при дворе увертки играть не собирался.

— Подготовку к заданию, после которого лейтенант Кален не выживет, — прямо сказал он. — У меня есть повод опасаться, что кто-то специально подсказал вам назначить именно его, чтобы таким образом отомстить за личную обиду.

Невеньен криво усмехнулась. Эти скептические усмешки, которые скорее подходили гораздо более зрелому человеку, вошли в ее арсенал совсем недавно — еще один признак того, как сильно повлияло на нее восшествие на престол.

— Вы делаете очень далеко идущие выводы на основе мелочей, которые могут быть всего лишь плодом вашего воображения. Мне докладывали о давней ссоре между настоятелем Мирраном и лейтенантом Каленом. Вы увидели, что они присутствовали у меня на совещании, заметили признаки какой-то «подготовки» и сделали абсолютно необоснованный вывод, что настоятель хочет сжить своего брата со света, так?

Со стороны это и правда выглядело по-идиотски. Сони пожевал губу.

— Его слова, сказанные в Квенидире, не оставляют сомнений, что он в самом деле этого хочет.

— А если я скажу, что мое желание вызвать лейтенанта Калена из лечебницы стало для настоятеля новостью? — Невеньен многозначительно вскинула бровь. — Он старался отговорить меня от того, чтобы привлекать его к делу. При знании этого ваша стройная теория о братской ненависти и подлоге рушится, не так ли?

Проклятье, неужели Мирран был ни при чем? Сони верилось в это с трудом. Не могли же Кален и Невеньен одновременно врать ему? Ради чего? Выходит, он взвился из-за пустяков, сам же придумал несуществующую проблему. Но, может, это и хорошо, если благодаря этому он сможет сохранить жизнь Калена?

— Может быть, — скрепя сердце признал Сони. — И все же это не отменяет того, что здоровье Калена не позволит ему достойным образом справиться с заданием.

— Не будь вы тем, кого в народе прозвали Злым Духом, я бы вас уже выгнала и, как официальный командир вашего отряда, назначила наказание за то, что вы слишком много рассуждаете о том, о чем вам рассуждать не следует, — резко произнесла Невеньен. — Но допустим, что вы правы, — она склонила голову, внимательно изучая подчиненного. Эта внезапная смена тактики сбивала с толку. Сони вдруг осознал, что ждал не согласия со своей точкой зрения, а споров, вплоть до суровой кары за наглость указывать королеве, что ей делать. — Допустим, лейтенант Кален действительно готовится к заданию, от успешности которого зависят жизни многих людей. И допустим, что он может его не перенести, хотя никто не способен утверждать это наверняка, зато если он его выполнит, спасутся тысячи. И что вы предлагаете — поставить жизнь одного человека выше, чем благо для целого народа?

Вопрос казался риторическим, но за ним чувствовалось искреннее желание девушки узнать, что он думает.

— Моя королева, — твердо сказал Сони, — вы говорите о возможной смерти в результате выполнения задания. Это риск, к которому должен быть готов каждый. Но Кален не перенесет путь, ведь заранее ясно, что он не доберется ни до какого задания, если он даже прямо идти не способен…

— Мне очень жаль лейтенанта, но все же, — нахмурилась Невеньен, — с чего вы взяли, что я его куда-то отправляю?

«А разве логово када-ра еще не найдено?» — чуть не ляпнул Сони, вовремя прикусив язык. Официально ничего не объявляли, и, если верить обмолвке Дьерда, эти сведения считались государственной тайной. Притворяется же отчего-то Невеньен, что Калена просто так вытащили из лечебницу. Показать ей, что Сони обо всем догадался, или не провоцировать добавку к наказанию, которое его, похоже, все-таки ожидало после этого разговора? Пожалуй, нет.

— Даже если он никуда не едет, пожалуйста, повремените возвращать его к работе. Он должен выздороветь. Если я могу его заменить, отправьте меня. Мне многое по плечу, — осторожно похвастался он, напоминая о своем успехе в Эстале.

— Многое — это еще не все. То, что вам удалось убить лорда Гередьеса, еще не значит, что вы способны справиться с любой проблемой. Вы же не Марес Черный Глаз или я чего-то не заметила? — съехидничала Невеньен. — У лейтенанта Калена есть свои задачи, у вас — свои. Удивительно, что мне приходится разъяснять вам это, но, видимо, такова судьба командира — растолковывать подчиненным, какие у них обязанности.

Менее прозрачно намекнуть на то, что ему пора убираться, если он не хочет последствий, было сложно. Как назло, именно в этот момент вернулась Шен с подносом, на котором лежали легкие закуски, и Невеньен принялась демонстративно рассматривать еду.

Однако она не стала прямо требовать, чтобы он ушел. А Сони не собирался откланиваться, пока не сделает для командира все, что может.

— Моя королева, тогда я прошу позволить мне сопровождать лейтенанта Калена.

Если бы Невеньен умела испепелять глазами, то Сони давно превратился бы в горстку пепла.

— Послушайте, гвардеец, — раздраженно заговорила она. — Я думала снисходительно отнестись к вашему неподобающему поведению, поскольку вы не раз оказывали и мне, и всей Кинаме ценные услуги, но вы переходите все границы. Вы никого никуда не будете сопровождать и не пытайтесь нарушить мой приказ. Если я назначила задание лейтенанту Калену и больше никому другому, то это значит, что выполнить его может только лейтенант Кален. Вы там не нужны.

— То есть вы все-таки выдали ему задание, — подытожил он, не поддаваясь воздействию ее строгого тона. — Вы могли бы выгнать меня сразу, сказав, что все это мои досужие вымыслы. Вы ведь тоже не хотите, чтобы он погибал, — я вижу это по вашим глазам, — поэтому и ждете, что я вам скажу. Почему вы отказываетесь отправить меня вместе с ним? Пожалуйста, моя королева, — не стесняясь, попросил Сони. — Я мог бы помочь ему выжить, по крайней мере проследить, чтобы он не прыгал выше головы…

Он осекся, когда Невеньен вдруг издала полувздох-полустон и запрокинула голову, накрыв веки ладонью. За ее спиной шевельнулись телохранители и Шен, но королева остановила их взмахом руки.

— Что с вами? — растерялся Сони. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Отвратительно, — призналась она. — Каждый человек вокруг считает своим долгом перечить моим приказам, а некоторые еще пытаются выставить меня жестокосердной сволочью, которой нет дела до жизни подданных.

Это был явно камень в огород Сони.

— Я не перечу вам, моя королева. Я просто хочу помочь вам сберечь жизнь подчиненного и прекрасного человека.

— Странный вы мужчина, — проговорила Невеньен. — В ночь перед коронацией Гередьеса вы шли на смерть, и никого ничего в этом не смущало. Вы выполняли свой долг. А теперь, когда другой гвардеец должен выполнить свой долг, такой же, как и вы тогда, вы пытаетесь ему помешать, хотя это может спасти тысячи жизней, — она бросила на него мрачный взгляд. — На чьей вы вообще стороне?

— На той стороне, которая сохранит человеческие жизни, — помедлив, ответил Сони.

— Тогда не спорьте со мной и четко выполняйте мои приказы.

— Но лейтенант Кален…

— Кажется, вы недооцениваете меня и вашего командира тоже, — отрезала Невеньен. Она сложила на груди руки, как бы отгораживаясь от него и всего, что он мог возразить. — Я обсуждала с лекарями здоровье вашего командира. Я знаю, что он смертельно болен, но он все равно остается одной из лучших кандидатур для моего поручения. Пойти на это было его собственным желанием, и долгая беседа с ним убедила меня в том, что он взвесил свое решение.

— Он хочет наконец расквитаться с собой за то, что он сделал десятки лет назад, — вот причина «взвешенности» его решения. Отправьте лучше меня — я совершил гораздо более серьезное преступление…

— Сони, если откровенно, то мне все равно, кто какие преступления совершал или не совершал, — голос Невеньен был утомленным до крайности. — Я сочувствую и вам, и лейтенанту Калену, и себе тоже, что я теряю такого верного и опытного подчиненного, но мне нужно спасти королевство, и нужен очень сильный маг, который согласится рискнуть собой. Вы для этого определенно не подходите. Поэтому будьте добры, выполняйте свои обязанности.

— А раньше вы говорили, что не станете жертвовать человеческими жизнями, — напомнил он.

Невеньен помолчала.

— Я ошибалась. Лучше отдать одну жизнь, чем тысячи. Особенно если этот человек все равно обречен.

— Отличное оправдание для убийства, — не удержавшись, съязвил Сони.

Ох, зря он это сделал…

— У вас проблемы с субординацией, гвардеец. Если лейтенант Кален справится с заданием и с ним все будет хорошо, порадуемся этому оба, — прорычала она, удостоив его гневным взглядом. — А до тех пор не советую попадаться мне на глаза. И если я узнаю, что вы болтаете о какой-то привидевшейся вам подготовке к непонятному заданию, вас не просто накажут, а исключат из гвардии. Вы усвоили это?

— Да, моя королева.

Он отточенно поклонился и вышел, ненароком громко хлопнув дверью. От удара она раскрылась снова, и Сони разобрал звук отодвигаемого подноса и встревоженный вопрос сехенки:

— Госпожа, вы разве не будете ужинать?

— Нет, — сипло ответила она. — Мне расхотелось.

Сони ускорил шаг и не слышал, объяснила ли как-то Невеньен причину пропавшего аппетита. Ему было наплевать и это, и на королеву, и вообще почти на все. Выйдя во двор, который уже укутала холодная весенняя ночь, он зло пнул торчащий из основания стены валун, а потом прислонился к ней спиной и сгорбился, уставившись в поросшую зеленой травой землю.

Что ему делать — идти к Миррану? Бессмысленно. Он ненавидит брата жгучей ненавистью, к тому же решения все равно принимает Невеньен, а она от своего мнения не отступится. Сначала Сони показалось, будто она колеблется и хочет прислушаться к нему. Однако в действительности королева хотела лишь обелить себя перед самой же собой, убедив собеседника в том, что она не убийца и что у нее есть резон отправлять подчиненного на смерть. Может, и есть. Может, Сони не прав и просто слеп, если пытается отговорить Калена от совершения героического поступка.

Он не знал. Он видел только то, что он теряет еще одного дорогого ему человека — сначала родителей, потом Дженти, а теперь и Калена. Сони горько усмехнулся. Удивительно. Он сперва думал, что главарь банды магов — жестокий ублюдок, а сейчас этот «тиран» стал ему как отец и брат. И Сони должен смириться с его гибелью?

Должен, наверное. Чтобы не погибли тысячи других отцов и братьев. Он ведь уже взял на себя грех убийства Гередьеса, чтобы этого не случилось. Но по наследнику Тэрьина, с которым он никогда не был знаком, Сони не испытывал сожалений, а отпустить на смерть дорогого человека из тех же соображений было нелегко.

Созерцание молодой — живой — травы под сапогами причиняло боль. Сони поднял голову к небу, к черной и бесстрастной Бездне. Поклявшись помочь северянам после нечаянного освобождения када-ра, он был уверен, что ему придется жертвовать только собой. Ан нет. Он и забыл, что, присоединившись к отряду, перестал быть одиночкой и отвечать теперь обязан не только за себя.

Подавив желание разрыдаться, как сопливый мальчишка, Сони глубоко вдохнул и оттолкнулся от стены. Влиять на решение командира и королевы он не мог и не имел права. А значит, его долг — попрощаться с Каленом так, чтобы он ушел в мире и покое.

В камине уютно потрескивали поленья. Кален, в последнее время невзлюбивший тепло из-за нездорового жара, развалился на стуле как можно дальше от огня и задумчиво потягивал амрету, которую для него невесть где раздобыли слуги. Им сообщили, что поселившийся рядом с королевскими комнатами офицер очень важен для Невеньен и они должны выполнять его пожелания, чем и воспользовался хитрый Кален. Слуги вдобавок снабдили его обильной закуской, которая из-за сокращения продовольственных поставок в Кольвед была недоступна даже гвардии: корзиной ароматного белого хлеба и толстыми ломтями жареного мяса и сыра. Две же бутылки вина, которые стояли на явно не предназначенном для этих целей чайном столике, где-то в Кольведе достал Виньес. Еще один хитрюга — он по дешевке купил дорогой сорт у торговца, которого его же патруль уличил в нечестности. Однако Дьерд перехитрил всех. Мало того что он всеми правдами и неправдами выпросил у Невеньен выходной, так еще и в одно лицо выпил почти целую бутылку.

Пятый стул, принесенный в маленькую гостиную, пустовал. Кален изредка поглядывал то на него, то на дверь, но сехен, которого он ждал, от этого появиться не торопился. Благо командир не знал того, что знал Сони, иначе бы его взгляд был совсем другим — каким угодно, но только не печальным.

Сеха Сони умудрился поймать возле казарм, когда он уходил в патруль. Вместо четкого ответа на просьбу зайти к Калену мальчишка начал уклоняться: дескать, офицер, которому он сейчас подчиняется, не позволяет никому отлучаться во время патрулирования. После предложения напомнить этому офицеру, кто такие Орлы Гайдеварда и кто первым за пятьсот лет сумел уничтожить пару десятков Детей Ночи, Сех вообще стал изворачиваться, как змея. Комедию ломать он прекратил лишь тогда, когда разозлившийся Сони прямо спросил его, какого Шасета он так себя ведет по отношению к человеку, который со дня на день может умереть. Но, услышав сехена, Сони подумал, что лучше бы ему было не докапываться, а махнуть рукой и молча уйти.

«Скажи, это Кален отдал приказ убить моего отца?» — спросил Сех. Его близко посаженные янтарные глаза казались огромными, но уже отнюдь не наивными. Гораздо больше, чем что-либо иное, Сони поразило полное отсутствие у мальчишки горя или бешенства — всех тех эмоций, которые присущи людям, открывшим, кто убил их родственников. «Хотя не отвечай. Я на самом деле не хочу знать, кто из вас его убил и кто приказал вам это сделать — лорд Альезан или кто-то из кесетов. Я даже понимаю, почему вы это сделали… Жаль, что я так поздно все понял. Я начал догадываться еще тогда, в Нехенхе, но думал, что это невозможно, ведь вы так хорошо ко мне относились. Какой дурак я был, правда? Я никого из вас не виню, но извини, я не зайду к Калену».

После этого он развернулся и пошел прочь, и все попытки остановить его, поговорить, разубедить завершились полным провалом. Позже Сони решил, что даже хорошо, если Сеха не будет на прощании. Его встреча с Каленом однозначно вылилась бы в обвинения, причем односторонние, потому что, как выяснилось, Калену не нужен был обвинитель. Он и так считал, что его клонит к земле целая гора грехов.

Однако мысли о Сехе не давали ему покоя, и он снова выпал из общей беседы, засмотревшись на пустой стул и о чем-то глубоко задумавшись. Кружка с амретой опасно накренилась, и несколько капель пенной жидкости вылились ему на штаны. Командир сквозь зубы помянул темных богов.

— Да хватит уже, — не выдержал Дьерд, имея в виду совсем не ругань. Веснушчатые щеки мага после вина заалели, а в карих глазах заплескался хмель. — Ждешь его, как невесту.

— Кому, как не тебе, знать, — поддел Кален.

Тот вместо ответа задрал курносый нос. Хотя Дьерд и притворялся, что разлука с Эмьир его не огорчает, но со служанками флиртовать перестал. Как бы он ни жаловался в Эстале, было заметно, что кудрявая леди глубоко засела у него в сердце и мысленно парень уже успел связать с ней жизнь.

— Кален, не расстраивайся из-за Сеха, — попытался Виньес помягче высказать мысль друга. — Давно было ясно, что он не подходит ни в наш отряд, ни вообще в гвардию, — горбоносый, на которого тоже слегка повлияло выпитое, с укоризной посмотрел на командира. — Ты мог бы давно уже потребовать его перевода и, надеюсь, так и сделаешь, когда вернешься. Свою задачу мы, в конце концов, выполнили. Теперь никто не придерется к тому, что он не соответствует нашим требованиям.

— Тогда придется переводить и Сони, — возразил Кален. — У нас отряд магов, если ты помнишь.

— Эй, не надо меня никуда переводить! — возмутился Сони.

Командир сверкнул белыми зубами.

— А тебя не беспокоит, что вы можете остаться в отряде всего вдвоем с Виньесом? Смотри, сам еще запросишься куда-нибудь подальше.

— Еще кто запросится, — оскалился Сони.

Виньес пренебрежительно дернул плечом, предпочтя не вступать в пикировку.

— Я думаю, когда нам придется набирать новых членов отряда, мы оба запросимся.

— Шутки шутками, но Сех все еще ваш напарник, — напомнил Кален. — Он разочаровался во мне, а в не в вас.

— Черные Небеса! — застонал Дьерд, картинно хватаясь за голову. — Только не говори, что попросишь держать его до последнего. Он же сегодня почти что плюнул тебе в душу. С его поведением недалеко до прямого неисполнения твоих приказов!

— А тебе-то что? Ты телохранитель королевы и не будешь обязан иметь с ним дело, — парировал командир, но затем посерьезнел. — Ладно, это правда, Сех наделал слишком много промахов, и его пора было отстранить еще в Могареде. Но я… — он потер лоб, отбросив с него прядь длинных волос. Виски у него взмокли от нездорового пота. — Я думал, что он усвоит уроки, что он станет еще крепче — таким, каким был каждый из вас. Я ошибался.

Отряд притих. Чтобы командир признал свою ошибку — это было невероятной редкостью. И не потому, что он был слишком горд, а потому, что он слишком редко их совершал.

— По приказу королевы я составил список рекомендаций по каждому из вас. Там есть и рекомендация найти для Сеха более подходящую должность, хотя я почти уверен, что он скоро сам подаст прошение его перевести. Я говорю вам об этом не для того, чтобы порадовались или что-то в этом роде, — Кален пристально посмотрел на каждого из сидящих за столом. — Я прошу вас позаботиться о нем. Это не его вина, что я держал мальчика в отряде, заведомо зная о его некомпетентности. Вне зависимости от его отношения ко мне, определенным приказам или чему-то иному, он был одним из нас, нашим братом, который доверял нам свою жизнь и которому мы тоже доверяли свои жизни. О таких вещах нельзя забывать. Вы должны приглядывать за ним, даже если разойдетесь в разные стороны. Всем ясно?

Они по очереди кивнули — в том числе и Дьерд, тряхнувший густой рыжей шевелюрой.

— Дальше, — четко произнес Кален. — У меня есть отдельная просьба для Виньеса и Сони, — он не удержался от улыбки, когда они, как по команде, закатили глаза, угадав, о чем пойдет речь. — Да, я прошу вас прекратить вашу регулярную ругань, пусть это всего лишь привычка, а настоящих разногласий между вами давно нет. Если королева пожелает пополнить отряд новичками, они не будут знать всю историю ваших отношений и не поймут, какой Бездны вы постоянно сцепляетесь рогами, как олени, при этом рассказывая, что члены отряда должны держаться друг за друга.

— Зато если ты выживешь и выздоровеешь, то ничто не помешает нам сцепляться снова, — предупредил Сони.

— Ты прямо вынуждаешь меня не выживать…

— Эй, я такого не говорил! — забеспокоился он.

— Это скорее вынуждает нас убедиться, что ты точно выживешь, — резонно заметил Виньес.

Его шутливый тон Кален не поддержал.

— Впереди еще сражение с када-ра, — строго напомнил он. — Я бы хотел, чтобы вы пообещали мне все это сейчас. Если хотя бы один из вас будет тренировать новичков, не учите их дурному.

После того как Виньес и Сони со вздохами призвали в свидетели Небеса, Дьерд закинул руки за голову и водрузил ноги на стоящий у стены сундук. С перепачканных сапог при этом отвалился кусок грязи.

— Ты заставляешь меня возблагодарить Небеса, что я больше не член отряда. А то, чего доброго, ты бы потребовал от меня клятву, чтобы я перестал ковыряться в носу и сморкаться в рукав.

— Присоединяюсь к твоим благодарностям, — ответил Кален. — И советую все-таки расстаться с этими привычками. Если сделаешь так перед кем-нибудь из именитых гостей, королева уволит тебя из гвардии. А если она обнаружит, что ты еще…

— Ладно-ладно, — буркнул Дьерд. — Надеюсь, нравоучения на этом закончены?

Несмотря на недавнее бахвальство, счастливым он не выглядел. Строгие ограничения, которые накладывались на королевских телохранителей, были не чета той вольнице, которую позволял Кален.

— Закончены, — хмыкнул командир. — А теперь давайте выпьем за лучших подчиненных, которые только бывают под Небесами и которыми я безмерно горжусь.

Он наклонил глиняный кувшин, наполняя кружку кисло пахнущей амретой. Подождав его, Дьерд, Виньес и Сони одновременно подняли в воздух кубки и разом осушили их до дна. Вино действительно было отличным — в нем не чувствовалось ни горечи, ни водянистости, свойственных тому дешевому пойлу, которое раньше пробовал Сони. Он убрал со стола опустевшую бутылку и взял вторую, плеснув себе еще красной жидкости.

— Предлагаю выпить за лучшего в мире командира! — громко объявил Дьерд, тоже добавив себе вина. — Если бы мы с Келси тебя не встретили, то я наверняка подался бы в разбойники и закончил бы на виселице.

Виньес важно кивнул, подтверждая справедливость этого высказывания, и снова поднял кубок, поддерживая тост.

— Соглашусь, — сказал Сони. — За лучшего в мире командира, который не погнушался одной могаредской вши и вылепил из нее человека. То, что мной можно гордиться, это твоя заслуга, Кален.

Однако командир, вместо того чтобы быть польщенным, покачал головой.

— Вы молоды и быстро забываете плохое, а моя память длиннее и уже не щадит меня. Если бы вы с Келси меня не встретили, — повернулся он к рыжему магу, — твой друг мог бы быть жив, а из тебя, Сони, я пытался вылепить не человека, а чудовище, послушно исполняющее мои приказы. Или ты уже забыл, как злился на меня за убийства Ньес и Гоха?

— Что было, то прошло, — вынудил себя проговорить Сони, заглушая проснувшийся внутри голос старых обид. — Так можно до многого довспоминаться — что я выпустил када-ра, например. Но что-то ты ни разу не ткнул меня в это лицом, не говоря уже о том, что ты с полным основанием мог меня казнить.

— Ты был полезен, — беспощадно напомнил командир. — Хваля меня, не забывайте смотреть правде в глаза: я использовал вас и воспитывал в вас те качества, которые мне были нужны. То, что вы остались людьми, скорее ваша собственная заслуга.

После этого повисла такая тишина, что Сони показалось, будто он слышит, как по стене ползет муха. Треск полена в камине прозвучал оглушающе.

— Знаешь, это не самые лучшие слова для прощания, — едва слышно пробормотал Виньес.

— Зато правдивые, — возразил Кален. — Не надо приукрашивать действительность или убеждать себя, что этот мир недостоин того, чтобы потерять такого прекрасного человека, как я, — он бросил на Сони острый взгляд, показывая, что ему известно о визите к Невеньен. — Так слишком легко забыть, кто мы есть и что в конце мы должны искупить все, что натворили. И суд нам не обязательно устроят боги.

— Значит, это твое согласие на задание Невеньен — это искупление? — не удержавшись, спросил Сони.

— Да. Если все равно подыхать, я хочу хоть раз в жизни действительно помочь людям.

На последнем слове у него осип голос, и командир закашлялся. Пользуясь этой заминкой, Дьерд, Виньес и Сони переглянулись. Почти со всем, что он сказал, можно было поспорить. Но стоило ли обострять противоречия, обнажать плохо зажившие раны именно в последний вечер? Может быть, и неправильно, но точно менее жестоко было все замять.

— Ладно, раз уж ты считаешь, что ты монстр, мы не вправе тебе перечить, — с наигранной беззаботностью сказал Дьерд, стукнув металлическим кубком по столешнице. — Тогда я внесу поправки в тост: предлагаю выпить за самого ужасного в мире командира, который, несмотря на все попытки испортить и морально разложить своих подчиненных, которые, замечу, — он потряс указательным пальцем, — тоже совсем не пресветлые када-ри, не справился с этой задачей, каким-то чудом умудрился их облагородить и вызвал у них бурную любовь и безмерное уважение. Как тебе, а? Пойдет?

— Сомнительный комплимент, — вставил реплику Виньес, но Кален усмехнулся.

— Ты неисправим, Дьерд. Сони, Виньес, я уже просил вас и за ним присмотреть? А то если он надоест Эмьир и она погонит его из дома, ему и податься будет некуда.

— Уж найду куда, — фыркнул рыжий маг. — Так что, пить-то будем?

— Может, все-таки не за меня? — намекнул командир.

— У меня есть отличная идея для тоста, — вдруг сказал Виньес. — Давайте выпьем за всех нас. За братьев, которые не давали друг другу упасть и напоминали, что правильно, а что нет, и за старшего из нас, который не подавлял остальных, а всегда старался нас выслушать.

— Начало было хорошим, а потом не очень, — поморщился Кален, хотя было заметно, что ему приятно. Он провел ладонью по щетине на заострившемся подбородке, в которой виднелись седые волоски, и все же поднял кружку. — За братьев.

— За братьев, — вторил ему Дьерд, обрадованный тем, что можно наконец выпить.

— За братьев, — тихо произнес Сони.

«За самого достойного из них», — мысленно добавил он, зная, что то же самое сейчас думают и Дьерд с Виньесом.

Они пили до дна, и когда их выдохи после долгого глотка слились в один общий звук, Кален впервые за все время в Кольведе широко и искренне улыбнулся.

Вечер прошел хорошо, хотя был недолгим — Кален очень быстро устал, и они оставили его отдыхать. За весь этот час с небольшим о задании его никто не спрашивал. Что такое секретность, никому рассказывать не надо было, да и все равно он бы промолчал в ответ, поэтому болтали обо всякой чепухе, стараясь не затрагивать болезненные темы. Виньес вспомнил пару смешных случаев из тех лет, когда он только поступил в гвардию и его начал тренировать молодой гвардеец-северянин. По словам горбоносого, тогда Кален казался ему злобной тварюгой, которая не пускала его молиться Тельет по ночам — в единственное свободное время — и угрожала сжечь отвлекающие от службы книги по изучению законов. Оба хохотали до слез, когда Виньес говорил об этом.

Дьерд, вместо того чтобы обсуждать прошлое, омраченное горечью по Келси, рассуждал о будущем. Когда они разгромят када-ра и Таннеса и вернутся в Эстал, вот тогда-то, по его словам, и начнутся сытые, настоящие деньки. Можно будет вдоволь нагуляться за потраченные, истерзанные в разъездах по Кинаме годы, совершенно открыто заходить в любые таверны, щеголяя эмблемой орла на груди, — и уж тогда точно все девчонки будут сходить по рыжему магу с ума.

Сони же предпочитал больше слушать. Хотя его история пребывания в отряде была короткой по сравнению с шестнадцатью годами Виньеса и шестью — Дьерда, он мог сказать многое, но не хотел. Чувствовал, что самообладание все-таки подкачает и горло сведет судорогой.

Прощаясь, командир выглядел умиротворенным. Напоследок он попросил его не искать после этой ночи — слуги будут отвечать, что ему стало хуже и он не выходит из своих комнат, но внутрь не пустят. А потом Кален пообещал, что если с ним все будет в порядке, то он сам найдет подчиненных, но Сони ему не поверил. Командир и так был похож на тень, а за этот день вообще истончился, словно часть его души уже улетела на Небеса, не желая терпеть на земле несколько оставшихся дней или даже часов.

Он не выживет. Сони знал это точно, но Кален проклятое задание ждал как будто бы с облегчением и даже надеждой. Это лежало за гранью понимания Сони.

Расставшись с Виньесом и Дьердом, он решил не возвращаться в казармы до утра, чтобы не наткнуться там на Оллета или его помощников. Отрабатывать наказание прямо сейчас не хотелось совершенно. Лучше было прогуляться по наполовину опустевшему Кольведу, заодно развеяв мрачное настроение. Кален-то вон отчего-то радовался предстоящей гибели… На дворе стояла ночь, однако Сони это не пугало — сегодня ярко светили оба Ока Бездны, к тому же за два месяца патрулирования города он выучил улицы, как свои пять пальцев. Проблемы могла создать только стража у ворот. Они обязаны были останавливать любого, кто покидал замок в неурочный час, и если у него не оказывалось при себе разрешительного документа, то задержанного до выяснения обстоятельств отправляли в сторожку и передавали офицерам.

Беспрепятственно выскользнуть из замка можно было разве что с каким-нибудь припоздавшим патрулем, благо Сони за два месяца перезнакомился с большинством патрульных. А уж те в обмен на какую-нибудь плевую услугу наверняка согласились бы выдать его за своего. Оставалось лишь найти таких отставших ребят и немного потолковать с ними не на глазах у стражи.

Торчать во дворе, поджидая патруль, пришлось около получаса. Сони успел заскучать и даже немного замерзнуть, прежде чем заскрипели старые двери и из северной башни вышли шесть человек в коричневой форме городских стражников. В свете факелов на груди двоих из них блеснули вышитые золотом силуэты. В последний раз дохнув теплом на руки, Сони распрямил плечи и направился к ним.

— Да светит вам солнце! — поздоровался он, вглядываясь в лица и ища среди них знакомые.

Через мгновение Сони понял, что с целью катастрофически ошибся. Мундиры стражников были запыленные, жесты — усталые. Эти люди не собирались в патруль, а вернулись с него. По их перепачканной одежде было похоже, что они прочесывали окрестные деревни — работка раз в десять посложнее, чем у городских патрулей, причем вовсе не из-за того, что вместо ровной мостовой им нужно было топать по размякшим проселочным дорогам. Эти парни своих более везучих сослуживцев сильно недолюбливали и скорее сами сдали бы Сони в сторожку, чем помогли ему пробраться через стражу.

— Чего тебе, гвардеец? — неласково поинтересовался их сержант, здоровый, величиной с медведя северянин со скошенной набок челюстью.

Проклятье. Нарвался так нарвался. Сони уже собрался сообщить, что он обознался, как вдруг один из патрульных, стоявший дальше всех, воскликнул женским голосом:

— Сони? Ты не меня ищешь?

— Ниланэль? — он засунул подальше удивление и, растянув губы в улыбке, принялся врать. — Наконец-то ты пришла. А я забеспокоился, что у вас опять все неспокойно в деревнях.

— Да нет, были трудности, но ничего опасного, — она шагнула вперед. Огонь осветил ее лицо, обрамленное золотистым венцом выбившихся из прически волос. Стражница выглядела утомленной, но еще более привлекательной, чем обычно. — Так ты правда искал меня?

Ниланэль спрашивала это так, что с легкостью угадывалось — она очень хочет услышать «да».

— Правда, — подтвердил Сони, ощущая себя последней сволочью.

Обманывать ее было подло, но сказать «нет» язык не поворачивался. К тому же, увидев Ниланэль, он понял, что действительно рад встрече. При лучшем исходе она могла бы превратиться в свидание, дело портили лишь пятеро мужчин, которые воззрились на Сони так, будто он покушался на невинность их единственной и безумно любимой сестры. Любое слово в таких условиях грозило быть воспринятым как бесповоротное свадебное предложение.

— Я вообще-то хотел тебя проводить до дома, — произнес Сони внезапно одеревеневшими губами.

Кто-то из спутников Ниланэль кашлянул. Она смущенно обернулась к ним.

— Меккел, я могу уйти?

Сержант оглядел Сони, как свиную тушу на базаре, которую намеревался купить, и, помешкав, ответил:

— Если ты не забыла, смена закончилась. Не опаздывай завтра, ладно?

— Я всегда прихожу вовремя, — оскорбилась она.

Меккел многозначительно хмыкнул.

— Ну да… Только не опаздывай.

К счастью, ни у кого, кроме него, «удачно» пошутить охоты не нашлось, и мужчины, коротко попрощавшись с напарницей, разошлись по казармам. Сони перемялся с ноги на ногу.

— Идем? — спросил он, поражаясь из ниоткуда напавшей на него застенчивости.

Ниланэль кивнула.

Первое время они шли безмолвно и нарушили молчание только у врат, когда стража потребовала у них назвать свои имена. Их пропустили быстро, после того как Ниланэль объяснила им, что задержалась в патруле, а Сони вызвался ее проводить. Ее привратники хорошо знали, так что даже не стали проверять, не лжет ли она. Так как казармы не были предназначены для женщин, часть из них поселили в опустевших домах возле замка, и выучить каждый вечер бегающих туда-сюда солдаток у стражи не составило труда.

Когда привратники закрыли за ними небольшую дверь в массивных воротах замка, Сони должен был испытать облегчение — его надежды выбраться из замка сбылись как нельзя лучше. Было бы еще неплохо свернуть куда-нибудь с главной улицы, чтобы совсем свести к нулю риск столкнуться с собственным патрулем. После темноты бесцельно бродить по городу запрещалось и стражники проверяли каждого прохожего, так что для Сони закончиться печально грозила любая встреча с патрулем. Однако эта разумная мысль мелькнула и растворилась во вдруг заполонившем его голову тумане. Единственное, о чем сейчас мог действительно думать, это почему Ниланэль до сих пор молчит и какую бы выбрать тему для разговора. Потеря благоразумия немного пугала, но в то же время ее причина была приятной.

— Как там обстановка в окрестностях? — ляпнул он первое, что пришло на ум.

Что происходит в окружных поселениях, он прекрасно знал от солдат — ничего хорошего. Люди бежали от Кольведа, а оставшиеся как будто одичали в момент. Стража едва наводила порядок, и то благодаря тому, что с Невеньен пришло множество магов. Но надо же было что-то обсудить с Ниланэль? Для нее это должен быть животрепещущий вопрос.

— Погано, — она поморщилась. — Весь день разбирались с ополоумевшими крестьянами, которые ограбили и чуть не убили торговца, потому что им почудилось, что он что-то от них прячет. Так нам совсем перестанут возить еду. Коров на забой уже от самого Нейстеда ведут… А-ай, не будем об этом. Расскажи лучше, как у тебя дела. Был чем-то очень занят? Я смотрю, мундир ты так и не зашил.

Она кивнула на его драные локти — последствия драки с насильниками, случившейся еще несколько дней назад. Сони отдал одежду армейским прачкам, которые отстирали кровь, но просить зашить куртку оказалось некого, а самому было лень. Прорехи, которые до сих пор не доставляли никакого неудобства, ни с того ни с сего показались ему настолько постыдными, что он предпочел бы вывернуть себе руки, лишь бы Ниланэль этого не видела.

— Ага, занят, — уклончиво ответил он, решив не уточнять, чем именно.

— Настолько, что пропускаешь свою смену?

Проклятье, она ведь знала, что он ходит в ночные, а не дневные патрули… Сони был готов себя придушить за то, что загодя не придумал достойного оправдания. Да и надо ли было? Она запросто могла спросить кого-нибудь из их общих знакомых, где он пропадал весь день. Будь это кто-нибудь другой, Сони наплевал бы на то, что о нем подумают, но портить о себе мнение Ниланэль или водить ее за нос он не хотел.

— С Каленом совсем плохо, — признался он. — Я был с ним. Боюсь, эта болезнь его доканает.

Стражница отвернулась. Осуждает она его или нет, было непонятно.

— Сони, ты меня прости, но давно было ясно, что он не жилец. Чудо, что он протянул так долго.

— Что значит «не жилец»? — возмутился он. — У него даже кашель пропал!

— Лекари избавили его от внешних признаков болезни, но воспаление перешло вовнутрь, — терпеливо объяснила Ниланэль.

— Он мог бы выжить, если бы захотел!

Сообразив, что почти кричит, Сони резко захлопнул рот. Улицу укутывала тьма, но даже в ней угадывалось, с каким удивлением смотрит на него стражница.

— Извини, — выдавил он. — Я просто сильно огорчен тем, что с ним происходит.

— Я заметила, — Ниланэль вздохнула.

Кажется, она догадалась, что Сони вовсе не ждал ее возвращения из патруля. Замечательно. Это он умел — вот так вот одним росчерком загубить последнюю надежду на то, что эта ночь окажется не самой скверной за два месяца.

На какое-то время между ними снова воцарилась тишина. Во мраке мимо проплывали трехэтажные здания. Возле дверей тех из них, которые еще не были покинуты, горели фонари, освещая фамильные гербы владельцев и скупо украшенные фасады. Разглядывая их, Сони ужасно жалел, что в Кольведе, особенно в центре города, очень качественные мостовые с плотно подогнанными друг к другу камнями. Вот так бы сделать вид, что не видишь щербины, запнуться да и разбить голову… Телесная боль сейчас казалась наилучшим лекарством от всех проблем.

— Идем ко мне, — вдруг сказала Ниланэль. — Я зашью тебе куртку.

— Полночь скоро, — засомневался Сони. — Твои подруги, должно быть, уже все спят.

— Спят, — подтвердила она. — Но поместье, в котором нас поселили, большое, и нам позволили занять отдельные комнаты.

— Эм-м… — промычал он, растерявшись, что ответить.

Переход от самоубийственных мыслей к весьма многообещающему приглашению был чересчур крут. Правильно Сони понял ее намек или нет? Если нет, то следовало отказаться. Нечего себя почем зря дразнить, к тому же он так будет выглядеть благородно — по крайней мере, он на это рассчитывал. Но если правильно… Сони подавил страстное желание выпалить «да», вне зависимости от того, что там имела в виду Ниланэль.

— Послушай… Даже если я останусь у тебя совсем ненадолго, пойдут слухи, — неохотно произнес он. — Оно тебе надо?

Стражница вскинула светлые брови.

— Вот уж чего я не думала, так это того, что ты будешь отнекиваться. Скоро битва с када-ра, и так как я могу ее не пережить, то мне все равно, что про меня после этого будут судачить. Но если дело не в этом, а в том, что я тебе не по сердцу…

— Нет-нет! — испугался Сони. — Я просто… Ну…

Великая Бездна, да что с ним такое! Женщина сама звала его к себе. Сама! Он еще ни разу не отказывался от любви, только если партнерша была совсем уж уродлива. Но Ниланэль была красавицей, особенно по сравнению с женщинами, которых мог найти себе мелкий могаредский воришка. Тем более у него уже давно никого не было, так давно, что хоть локти кусай. Ну и какого Шасета он упирается?

Наверное, причиной его нелепого поведения были слова Калена, сказанные им в Эстале и теперь глухо стучавшие в ушах: «…ей потом всю жизнь мучиться безмужней с ребенком… Если она его не утопит…» Проклятый Кален. Еще никогда в жизни Сони не мучился подобными вопросами, хотя знал таких историй целую тысячу. И ему точно не хотелось, чтобы Ниланэль когда-нибудь пришлось избавляться от младенца. У нее уже погиб один.

— Почему я? — наконец беззащитно спросил Сони.

— А не кто? — она остановилась посреди улицы, глядя на него.

— Меккел, например. Да кто угодно. Или это из-за того, что я гвардеец, Орел Гайдеварда, все такое? Может, разочарую тебя, но у меня нет ни титула, ни состояния. Я беден, как храмовая мышь.

— Я знаю. И помню, что до гвардии ты был вором. Ты говорил, когда мы шли в Кольвед, — напомнила Ниланэль. — А почему ты, а не кто-то другой — потому что ты мне нравишься и потому что ты не такой, как все. Я не знаю ни одного человека, который бросился бы спасать незнакомую женщину от трех ублюдков и уж точно никого, кто пытался бы спасти ребенка-калеку, вытаскивая его из лап Пожирателей Душ, — она подступила к нему так близко, что Сони улавливал ее горячее дыхание. Только сейчас он заметил, что стражница немного выше него. — Десять лет назад меня выдали замуж, не спрашивая моего мнения, за мужчину, который приглянулся моему отцу, и этот человек в итоге бросил меня в самый тяжелый момент. Я хочу быть с мужчиной, с которым я хочу быть. Я взрослая женщина, Сони, и я способна решить, кто мне нужен и как. Если бы на нас не должны были напасть када-ра, я бы дождалась, пока ты сам начнешь оказывать мне знаки внимания. Но если мы не выживем, в этом нет смысла.

Ее голос дрогнул, а черты лица болезненно исказились, когда она зажмурилась. Ей явно было трудно признаться в том, что она только что сказала. Внезапно Сони понял, что он тупица, каких свет еще не видывал. Ниланэль устала, задергалась, ежедневные патрули и полусумасшедшие северяне наверняка стояли у нее костью в горле. По сколько часов она спала, если патрульные возвращались к полуночи, а на рассвете уже нужно было опять выходить из Кольведа? В это время ее родные были у Таннеса, и их в любой момент могли использовать как заложников. А она сама находилась в постоянном ожидании чудовищ, которые выкосили уже несколько городов, и неминуемой смерти. Ниланэль была магом, и ее никто не оставит в безопасном месте, как прачек или поваров. Ей придется окунуться в самую гущу врагов, но выдающихся способностей, как у Калена или хотя бы Виньеса, у нее не было. Из-за всего этого она должна была находиться на грани истерики. Ее следовало утешить, успокоить. Защитить.

Однако, прежде чем крепко сжать ее ладонь, Сони помедлил мгновение и внимательно всмотрелся в ее лицо. Та ли это женщина, с которой он хочет быть? Женщина, о которой он готов заботиться? Она была не совсем во вкусе Сони, но все же привлекательной: с приятными округлостями и не квелая, как большинство северянок. А главное, он знал ее как доброго, отзывчивого и ответственного человека. Будь здесь Дьерд, он бы, лукаво сверкнув глазами, посоветовал Сони развлечься, а потом уже подумать, не стоит ли найти кого-нибудь помоложе, посимпатичнее да побогаче. Но все эти леди и надушенные красотки ему были не нужны и не особенно интересны, а в Ниланэль чувствовалось что-то родное и простое. У нее есть недостатки, но ведь и Сони далеко не красавец и не умница. Дурак тот еще, если честно. И плевать, что она маг и сильнее, чем он. Ниланэль вызывала желание обнимать и прижимать к себе. Что он и сделал.

— Извини, — сказал Сони, ощущая, как ее руки смыкаются за его спиной в ответных объятиях. — Я должен был пошевелить мозгами и прийти к тебе раньше. Сам не знаю, чего я ждал.

— Ничего страшного, — прошептала она, щекоча дыханием его шею. Ее волосы пахли изумительно — каким-то цветочным настоем. Сони с удовольствием вдохнул полную грудь этого аромата. — Ведь сейчас ты здесь.

— Я здесь… — зачем-то повторил он, а затем закрыл глаза и надолго приник к ее губам.

Окно в кабинете королевы было, как всегда, широко распахнуто. Солнце, закатывающееся за хребет Самира, окрашивало комнату в нежно-розовый цвет. Невеньен улыбалась. Она была готова расцеловать надоевших лорда Гараса и леди Мьетал или пуститься вместе со втихомолку зевающей Шен в пляс — короче говоря, сотворить что-нибудь глупое, сумасшедшее и веселое. Причиной этому были всего несколько слов, криво начерканные на смятой бумажке, которую она никак не могла выпустить из рук.

«Логово када-ра в пещерах под горой Олдгеверт, которую еще зовут Орлиным Гнездом. Командир разведчиков Кийти».

Это известие должно было вдохновить всех, но причиной, почему по Кольведскому замку до сих пор не бегали солдаты и никто не трубил общий сбор, был только приказ Невеньен повременить пару часов. Вполне вероятно, что тогда можно будет сообщить армии не одну, а две хороших новости.

Однако при мысли об этом по телу Невеньен прошла легкая дрожь, а уголки губ сами собой опустились. Вероятно. Всего лишь вероятно. А скорее всего, вторая новость окажется гибельной.

В дверь постучали. Затем в кабинет, смешно изгибаясь, вошел один из слуг-сехенов, которых Невеньен взяла с собой из Эстала. Этот был, кажется, дальним родственником кесета Ирта?

— Моя королева, к вам срочный гонец от лорда Иньита.

Снова? Иньит, первозданный Хаос на его голову, за несколько месяцев мог бы понять, что она не читает его письма и вообще не желает о нем слышать. На что он надеется? Что она вдруг забудет о том, как расчетливо он ее использовал? Ну уж нет.

— Выгнать, — резко произнесла Невеньен. — Накормите, если он попросит, но ничего у него не принимайте.

— Но я уже принял…

Только сейчас она наконец заметила, что слуга держит в руках толстый конверт с восковой печатью. Невеньен застонала. Вот ведь идиот! Зря, ох зря она набрала столько племянников и внучек проклятых старейшин. Ничего, вернется обратно в Эстал — и не только эту ошибку исправит.

— Я прошу прощения, моя королева, там не только письмо, там очень ценный предмет, — попытался оправдаться слуга.

— Не хочу ничего знать, — упрямо ответила Невеньен.

— Моя королева, может быть, мне все-таки следует изучить, что это? — предложил Окарьет. — Лорд Иньит ваш советник, его нельзя игнорировать.

Да уж. То, что она перед отъездом не отдала приказ его разжаловать, — еще одна большая ошибка.

— Хорошо, — торопливо согласилась Невеньен. Ее ждали другие, действительно важные дела, и она не хотела даже думать об Иньите. — Но если там окажутся сплошь любовные сопли и флакон с пролитыми по ночам в подушку слезами, то не надо меня об этом извещать.

Шен, сидевшая на предназначенном для главной служанке кресле рядом со входом, хихикнула. Весело оскалился и Дьерд, который по просьбе Невеньен заступил сегодня на пост телохранителя раньше, чем обычно.

Конверт лег на стол секретаря. В этот же момент в раскрытое окно залетели отголоски мелодичного звона — это колокола на одной из башен Кристальной школы отзвонили новый час. Время пришло. Невеньен отложила письмо Кийти, которое до сих пор вертела в руках, и, зашуршав голубым, в цвет короны, шелковым платьем, поднялась с кресла. Шен сразу подскочила на ноги.

— Останься, — приказала Невеньен. — Устрой себе небольшой отдых, поспи, найди Сеха…

— Да, моя госпожа, — покорно ответила та, хотя скрыть удивление ей не удалось.

За спиной Невеньен остались только двое телохранителей, тех, кому она доверяла больше других: Парди и Дьерд. Час для службы прихрамывающего жениха Эмьир был неурочный, но нехватку его магии предназначалось компенсировать Сердцу Сокровищницы. В последние четыре дня, с тех пор как Мирран заявил, что ему известен правильный ритуал выращивания Дитяти Цветка, Невеньен лишилась огромного количества майгин-таров, но этот был слишком ценен, чтобы выбрасывать его на ветер.

По бесконечным коридорам замка она шагала нарочно медленно, хотя Мирран попросил ее не опаздывать в часовню. В глубине души Невеньен боялась того, что она там увидит.

Голова кругом у нее пошла еще четыре дня назад, и все эти дни становилось только хуже. Нужно было срочно, пока не миновали все сроки нападения када-ра, решить, следует ли использовать предложенный Мирраном шанс. Слишком многое было против, и почему она в итоге поддалась на уговоры, для нее самой стало загадкой. То ли потому, что Мирран воспользовался своим даром убеждения с невиданной доселе страстью, то ли потому, что Тьер обязательно бы воспользовался возможностью заполучить такой ценный ресурс… Так или иначе, она согласилась, поставив на доску оттайрина одно из главных преимуществ — число волшебных кристаллов — против призрачной возможности заполучить в союзники Дитя Цветка.

Уже тогда у Невеньен появилось ощущение, что она сильно заблуждается. Однако это решение далось легче следующего.

Она помнила, как непонятно откуда взявшийся в часовне порыв ветра прошелся по ее ногам, когда Мирран объяснил ей главную причину неудачи Рагодьета и Паньерда. Не будучи северянами, они неправильно истолковали метафорический древнекинамский текст. В нем говорилось, что боги помещают душу пресветлого када-ри внутрь Бутона. Переводивший книгу Паньерд и контролировавший его Рагодьет решили, что это иносказание, и Дитя само зарождается внутри Цветка, оживая по воле богов. Но это было не совсем так. Та полуженщина-полузверь, умершая на руках хранителя, не была када-ри. Это был в прямом смысле оживший Цветок — существо, которое появилось из мертвой плоти растения, потому что так ему приказала Песнь Жизни. Мирран, видя непонимающие глаза Невеньен, привел аналогию: Бутон был неоплодотворенным, «пустым» яйцом, в котором есть белок и желток, но из которого никогда не сможет вылупиться цыпленок. А чтобы у них «вылупился» када-ри, нужно было поместить внутрь живого человека, причем мага, так как они уже были отмечены милостью богов. То, что Паньерд посчитал метафорой, было буквальным руководством.

В качестве доказательства, хотя и сомнительного, Мирран вспомнил одну из сказок о Маресе Черном Глазе. Она повествовала о том, как юная девушка, дочь Мареса, увидела причиненные Детьми Ночи беды и от огорчения умерла. Сила ее сострадания не укрылась от Богини-Матери, и Альенна воскресила девушку, даровав ей толику собственного могущества. Затем героиня сказки отправилась сражаться с када-ра вместе с отцом, великим магом, но нанесенные ей раны оказались столь серьезны, что сразу после битвы она скончалась. По мнению Миррана, ее первая смерть была метафорической — ее отдали в жертву богам, превратив в Дочь Цветка.

Этой истории можно было верить или нет, однако все то, что сказал Мирран, привело Невеньен в замешательство. Выходило, что светлые и темные духи из легенд и жреческих проповедей вовсе никакие не дети богов, а самые обычные люди — те самые, которые ходят рядом, едят, чихают и журят тебя за оплошности. Впрочем, чему было удивляться? То, что духи появлялись из людей, как раз подчинялось доводам разума, если хорошенько поразмыслить. Догадка Тьера в Эстале была правильной — с той поправкой, что Песнь Смерти, скорее всего, не открывала врата в Бездну, а лишала людей всего человеческого, превращая их в Детей Ночи.

Это было кошмарно, и теперь Невеньен прекрасно понимала, почему тогда наложили строжайший запрет на посвящение магов в служителей богов, а библиотеки уничтожили. Обладание секретом создания Детей Небес не стоило вероятности того, что кто-нибудь выпустит в мир новых када-ра. Однако раз уж он всплыл, им следовало воспользоваться и выбрать кого-то на роль Дитяти Цветка.

Невеньен подумала, что бы на это сказал Тьер. Наверное, он бы резонно заметил, что нужно отдать самого преданного подчиненного и тогда договориться с пресветлым када-ри о союзе будет намного легче. Идея была до отвращения трезвой. Мирран еще с недоумением спросил: почему королева так цинично улыбается?

Хотя все это могло сто раз не нравиться, доля разумности в этом была. Слушая настоятеля, Невеньен задумалась о том, кто бы добровольно пошел на жертву. Если огласить приказ в армии магов, то вызвались бы многие. Правда, все остальные заклеймили бы ее еретичкой и подняли мятеж, к тому же Невеньен не могла довериться человеку со стороны. Предложить кому-то из телохранителей, которые и так все знали? А может, одному из магов-гвардейцев?

Тогда она и вспомнила о Калене Рондалле. Маге, который лишь немного уступал Вьюрину; человеке, который помог вызволить ее из Гайдеварда; герое, который первым за много веков сумел расправиться с када-ра. Предложение отдать свою жизнь было бы предательством по отношению к нему. Но это, вообще-то, был его долг. И он все равно умирал.

Она поехала к нему лично. Честно предупредила, что он может погибнуть. А он с чего-то вдруг обрадовался, в то время как сердце Невеньен обливалось кровью и она истязала себя вопросами, правильно она поступает или нет…

Невеньен чувствовала некую несправедливость в том, как все проходило. Жизнь Калена, по ее мнению, стоила дороже, чем бочка майгин-таров, которыми требовалось подкармливать стремительно увеличивающийся в размерах Бутон. Однако вопрос с лейтенантом решился поразительно безболезненно. В противоположность этому Вьюрин, Ламан, Таймен и все остальные, которые, естественно, ни о чем не знали и которых волновали только кристаллы, так вытрясли ей за четыре дня душу, что хоть вешайся.

Следовало бы было искать мудрости и спокойствия у алтаря Тельет или в Книге Небес, но за последние дни Невеньен не прикоснулась к ним ни разу. Мирран мог сколько угодно заливаться о том, что все эти эксперименты с Бутоном суть доказательства присутствия и благосклонности богов. А Невеньен же начинала потихоньку сомневаться, что в проповедях жрецов есть хотя бы капля правды. Как бы не дошло до того, что придется увольнять саму себя, как недавно Ваньета…

Дьерд внезапно выскользнул вперед. Она вздрогнула от неожиданности, но телохранитель всего лишь открыл перед ней дверь в часовню. Невеньен и не заметила, как успела сюда дойти.

Внутри жрец, состоящий при замке, заунывно пел молитву. Его отдающийся в высоких каменных сводах голос слушали несколько человек. Престарелый, весь сморщившийся солдат-маг ставил на мраморную половину алтаря подношение — горсть крупы в плошке. Видимо, собирался просить о чем-то Альенну. Когда в проходе показалась королева, посетители низко склонились. Жрец со странным выражением лица вытаращился на нее и заикнулся, но приобретенного за годы мастерства хватило, чтобы замаскировать это под преднамеренную паузу. Его поставили в известность о том, что будет происходить в часовне. Собственно, это он рассказал Паньерду и Миррану о внутреннем святилище, которое было идеальным местом для пробуждения када-ри. Невеньен пообещала наградить жреца (и казнить, если он хоть кому-нибудь сболтнет про Бутон раньше времени), но мужчина не оценил ее великодушие и вообще старался делать вид, будто он не замечает происходящего под полами часовни. Кажется, и его вере тоже был нанесен серьезный удар.

Невеньен быстро прошествовала в небольшую комнатку, которая предполагалась для обитания замковых жрецов, но сейчас служила помещением для медитаций хозяев замка и бесед со служителями богов. Там, за гобеленами с изображением Энэвьелада, находилась узкая крученая лестница, ведущая во внутреннее святилище, а заодно и к секретному ходу из замка.

— Дьерд, останься здесь, постереги, чтобы никто не вошел, — сказала Невеньен, когда телохранитель плотно затворил за ней дверь.

Рыжий, вихрастый маг сосредоточенно кивнул и замер напротив дверного проема. Невеньен нравился этот гвардеец. Эмьир рассказывала о нем как о шебутном весельчаке, который во всем подряд видит повод посмеяться, но на службе он вел себя собранно и строго — впору ставить в пример другим телохранителям. Разве что не всегда удерживался от язвительных комментариев, тихо передаваемых напарнику, но, правда, схлопотав два раза наказание, наконец научился молчать.

Несмотря на то что он ни разу не дал в себе усомниться, Невеньен не хотела брать его вниз. Отряд лейтенанта Калена был слишком предан своему командиру. До Дьерда долетали лишь отрывки разговоров о Бутоне и он не знал, что именно должно случиться с Каленом. Если тот погибнет, телохранителю лучше побыть где-нибудь в другом месте. Подвергать чью-то преданность таким испытаниям было чересчур.

Убедившись, что звука отодвигаемых плит никто не услышит, Невеньен дождалась, когда Парди зажжет предусмотрительно оставленную на столе лампу, и принялась спускаться по ступенькам. Запах в подвале, невзирая на все попытки проветривания, был затхлым. Невеньен поморщилась и против воли расслабилась, услышав тихо льющуюся снизу мелодию. Песнь Жизни… Пожалуй, это единственное, что действительно свидетельствовало о сверхъестественных силах богов.

Чем ниже спускалась Невеньен, тем тяжелее становился воздух. Внутреннее святилище за ненадобностью не использовали, приводить его в порядок замковый жрец удосуживался лишь раз в месяц, а то и реже. Помещению это не пошло на пользу. Невеньен ужаснулась, когда увидела его первый раз: сырость, плесень на стенах, вытесанный из гранита алтарь в трещинах, крюки для ламп насквозь ржавые. И здесь они должны были пробуждать пресветлого када-ри? Уборка ситуацию не спасла, а затевать что-то более серьезное времени не было. Невеньен становилось грустно при мысли, что Дитя Цветка должно рождаться в этом мрачном и тесном зале. Хотя если Дитя Цветка сохранит разум и память Калена, то он, наверное, потерпит такие неудобства.

Войдя вслед за Парди в тесный круглый зал, посреди которого стоял уставленный свечами алтарь, Невеньен первыми увидела поющих жрецов. На этот раз пели всего двое — больше никого надежного найти не удалось. И если бы Невеньен не знала точно, что это другие люди, то не отличила бы их от тех, что пели в Эстале, — у них были такие же закрытые глаза и лица, словно вырезанные из алебастра, а их груди вздымались в ритм с негромкими ударами барабана, который держал один из двух певцов. Они стояли на коленях возле сколоченного из досок резервуара, заполненного, как и в Эстале, голубой от крошева майгин-таров воде. Но Бутон с эстальским было не сравнить.

Невеньен помнила, какие сильные эмоции охватили первый раз, когда Рагодьет привел ее к Цветку. Восхищение, ошеломление, благоговение… С тех пор она огрубела, и ее уже не охватывал такой трепет, как раньше, но все равно в сердце что-то дрогнуло, когда Невеньен увидела Бутон.

Огромный, едва ли не упирающийся в низкие потолки святилища, Цветок не казался окаменевшим. Наоборот, он был мягким и сиял жизнью, а дотрагиваясь до его гладкой поверхности, Невеньен ощущала тепло. Ей чудилось, что небесно-голубые лепестки слегка подрагивают в желании как можно скорее раскрыться.

Бутон вырос более крупным, чем в Эстале, — Мирран считал, что он подстроился под Калена, обладающего характерным для северян высоким ростом и широкими плечами. Если бы Невеньен подозревала, что так произойдет, то поискала бы другую кандидатуру. На возросшие потребности Бутона в подпитке пришлось потратить гораздо больше кристаллов, чем она рассчитывала. Это значило, что она отнимает силу у собственной армии, но раз уж Невеньен согласилась на это и пожертвовала жизнью Калена, разворачивать коней на середине пути было нельзя. Уча ее играть в оттайрин, Тьер всегда настаивал, чтобы она доводила партию до конца, даже если позиция была заведомо проигрышной. Знать все наперед невозможно. Никогда не предугадаешь, когда противник споткнется, а в твоей руке вдруг окажется ключ к победе. И именно его видела перед собой Невеньен, когда смотрела на лазурный Бутон.

Тихо ступая по укрытому коврами полу, Невеньен приблизилась к Миррану и Паньерду, стоявшим у дальней стены святилища. Хранителя лихорадило. Он не знал, куда деть руки, и то перехватывал одну другой, то складывал на груди, то заводил за спину. Глаза, которые Паньерд не сводил с Бутона, блестели от нездорового огня.

Мирран казался более спокойным, но длань нетерпения коснулась и него. От скрываемого напряжения на его лбу вздулись жилы, а пальцы неосознанно теребили потертый кожаный браслет. В отличие от Паньерда, он постоянно отводил взгляд от Бутона, будто стеснялся собственного интереса, но тут же возвращался к нему водянистыми глазами.

Настоятелю было трудно свыкнуться с мыслью, что его брат, ненавидимый, презираемый, приобщится к могуществу богов. Невеньен уже знала всю некрасивую историю их взаимоотношений и прочитала эти чувства на лице жреца, когда впервые предложила обратиться к Калену. Он считал, что это несправедливо. Калена следовало жестоко наказать, а получалось, что он получит награду, станет сыном богов, объектом всеобщего поклонения и восхищения. Если, конечно, выживет. Недовольство Миррана выразилось всего в одной вспышке гнева, зато такой, с которой недавняя злость Невеньен не смогла бы сравниться, даже помноженная в три раза. Невеньен тогда изрядно перепугалась, но выучка Тьера сделала свое дело — настоятель понял, что ее мнение непоколебимо и в конце концов смирился. Невеньен предусмотрительно приставила к нему шпиона, проследить, не загубит ли он пробуждение Бутона из мести Калену, но опасения, к счастью, не оправдались. Благополучие кинамцев Мирран ставил выше, чем личные счеты.

Заметив королеву, он поклонился.

— Моя королева, что с солнцем? — спросил он.

— Садится, — ответила Невеньен. — Уже коснулось гор, когда я вышла из кабинета.

Мирран деловито кивнул.

— Срок подошел. Значит, сейчас должно начаться.

Что пробуждение вот-вот наступит, она ощущала и без предупреждения. Пламя многочисленных свеч и ламп в зале без видимых причин стало вздрагивать в лад с ускоряющейся Песней Жизни, которая постепенно подчиняла себе не только поющих жрецов, но и окружающее пространство.

Заняв место рядом с Паньердом и Мирраном, Невеньен еще какое-то время чувствовала тревогу за происходящее, но спустя пару мгновений все посторонние размышления как будто отсекло топором. Песню, до этого льющуюся, как талый ручей, прорвало бурным половодьем. У Невеньен перехватило дыхание от того, как стремительно это случилось. Судя по судорожным вздохам сбоку, к этому оказалась не готова не только она.

Барабанные перепонки задрожали от гула, который два певца не могли бы породить при всем желании. Песня то заикалась, то неожиданно хлестала резкими звуками, как плетью, то обрушивалась водопадом. Мысли, как в Эстале, начали бешено скакать с одного воспоминания на другое, а мышцы на лице против воли растягивались в полусумасшедшей улыбке — такие же оскалы появились у Миррана и Паньерда. Хранитель первым упал на колени, задыхаясь в припадочном восторге, а следом за ним опустилась Невеньен.

Она была уверена, что слышит плеск океана, который никогда не видела, и грохот извержений вулканов. В Песне звучали трели птиц, шум дождя, рычание животных, чьи-то ласковые колыбельные… Это пугало, хотя Невеньен вдруг поймала себя на желании вслушаться в каждую ноту, выяснить, чей же шепот вплетен в мелодию и кто в ней так истошно ревет, гонясь за добычей. Этого было слишком много, слишком хаотично, слишком невероятно. Сердце почти лопалось от перенапряжения. Невеньен несколько раз бессознательно провела ногтями по груди, которую распирало от неизъяснимых чувств, оставив на дорогом шелке зацепки и даже не пожалев об этом.

К этому моменту царапала себе горло, как от удушья, не одна она. Взбухли красные полосы на шее Миррана, который каким-то невероятным образом умудрялся читать молитву, а Паньерд, кажется, плакал. Согнувшийся Парди выглядел так, будто его сейчас стошнит. Невеньен закусила губу, ощутив, как по подбородку потекла влажная капля крови. Насыщенность Песни увлекала и одновременно ужасала так, что очень хотелось отвернуться и сбежать куда-нибудь подальше, в тишину. Но оторвать глаз от распускающегося Бутона Невеньен не могла.

Лепестки пришли в движение с тех самых пор, когда мелодия впервые сбилась. Они раскрывались стремительно, неслышно, как и любые цветы на рассвете. Когда Кален заходил внутрь Бутона, все было точно так же — он распустился за несколько мгновений, и стоило лейтенанту ступить внутрь, как лепестки снова сомкнулись. Зрелище огромного распускавшегося лотоса было невероятно красивым, однако перед глазами Невеньен вдруг предстала совсем другая картинка — трескающийся каменный Цветок и хрупкое безжизненное тельце, лежащее на коленях у Паньерда. Не случится ли сейчас то же самое? Хотя лепестки опускались с бешеной скоростью, Невеньен казалось, что счет идет на целые часы. Уже опал в резервуар первый ряд, затем второй, а Калена все еще не было видно. Но вот…

Она моргнула. Два певца зашлись в завораживающей трели, которую, не будь это Песня Жизни, человеческое горло никогда не смогло бы породить, и оборвали мелодию звучным аккордом. На голову Невеньен словно обрушили дубинку. Она внезапно поняла, чего ее только что лишили — вовсе не хаоса, а всплесков самой Жизни, той животворящей силы, которая некогда породила богов и весь зримый мир. И сегодня эта сила даровала людям новое чудо.

В резервуаре, в окружении обмякших лепестков, похожих на облачную постель, стоял Кален. Он был полностью обнажен, и лампы освещали его кожу, которая приобрела молочно-белый цвет. Это оказалось не единственным изменением — мускулистое тело мага покрыла сеть голубых прожилок, словно кто-то рисовал по нему испачканной в краске кистью. Кален слегка повернулся, что-то высматривая. Там, где раньше у него была страшная, загнившая рана от стрелы, теперь находилось пятно такого же цвета, как и майгин-тары. Северянин выглядел абсолютно здоровым и полным сил. На лице, составленном из бело-синих мазков, сверкали синие глаза, затмевая своим сиянием даже исходящий от него ореол золотистого света.

Мирран тихо охнул. Паньерд засмеялся. Прикушенная губа Невеньен наконец-то взорвалась запоздавшей болью, и она схватилась за липкий от крови подбородок. Барабан, выпавший из ослабленных рук измотанного, уткнувшегося в собственные колени певца, с глухим стуком покатился по полу. Кален обвел зал внимательным взглядом, но не нашел того, что искал, и на красивое, будто выточенное из камня чело набежала тень.

— Где мои братья? — спросил он. — Я хочу видеть моих братьев.

Глава 21. Битва

Ратуша была самым высоким зданием в Кольведе, за исключением стоящего на холме замка, и самым красивым на главной городской площади. Она превосходила даже Кристальную школу с ее острыми шпилями и величественными арками. Оба здания северяне выкрасили в страстно любимую лазурь — именно поэтому площадь и назвали Синей.

Флаг, трепетавший рядом с Невеньен, тоже был синим, с примесью коричневого — летящий в небе орел пикировал на добычу. Выстроившаяся перед ратушей армия магов соотносилась с ним цветами: васильковые мундиры гвардии, древесные — магической стражи, черные — магов-солдат. Ярким пятном выделялись травяные суконные кафтаны каснарцев, которых прислал король Миегор, беспокоящийся за сохранность собственных границ в случае поражения Кинамы. И совсем пестрое зрелище представляла собой толпа кольведцев, собравшаяся поглазеть на уходящую из города армию.

Жрецы внизу завершали молитву, в которой просили для солдат благословения богов. День был ясным, торжественность обстановки не портил даже разгулявшийся ветер, который с бешеной скоростью гнал по небу облака и трепал волосы горожан. Особенно сильными его порывы казались на балконе второго этажа ратуши, где замерла королева со своими приближенными.

Слева от Невеньен находились Ламан, по случаю нарядившийся в алый парадный мундир. Справа — Кален, Дитя Цветка, вокруг которого разливалось золотое сияние магии. За спиной Невеньен, чуть впереди телохранителей, стоял Таймен. Из-за узости балкона он не поместился рядом с остальными и все равно считал, что казначею там не место. Все они выглядели так, словно до глубины души прочувствовались драматичностью момента — армия уходила на защиту родных земель от чудовищ из Бездны, и из этого пути мог не вернуться ни один человек. Невеньен тоже должна была бы ощущать гордость или печаль, ведь она провожала на смерть своих подданных, людей, к которым успела привыкнуть и которые стали ей в чем-то близки… Но в сердце у нее кипели совсем иные эмоции.

Невеньен совершенно не тревожило то, что ей придется выступать перед таким столпотворением — это было для нее не впервой. К тому же верные тебе солдаты, твоя армия — это совсем не то, что настороженные столичные жители, половина которых вдобавок настроена против тебя, как было в Эстале. Не беспокоило ее и то, что она, хрупкая девушка, зажата между чистокровными северянами, мужчинами внушительного телосложения, одним из которых является Дитя Цветка. Ламана и Таймена за эти месяцы она узнала как облупленных, и ее, наверное, не смутило бы, даже если бы они взялись плясать вокруг нее голышом. Другое дело — Кален. И раньше статный северянин с копной платиновых волос и ледяным взглядом невольно внушал Невеньен легкий страх и уважение, а сейчас от него веяло силой, какой не было ни у кого в Кинаме и вряд ли хоть у кого-нибудь во всех соседних королевствах. Но Невеньен думала вовсе не о нем. Она была очень зла, и винить в этом следовало проклятого хитреца Таймена. Это он все начал, а остальные лишь поддержали его, устроив так, что Невеньен уже не могла повернуть назад.

Таймен, а не кто-то иной подсунул ей тот приказ, по которому всем немагам надлежало остаться в Кольведе и защищать его на случай непредвиденных обстоятельств. Документ был составлен очень грамотно и логично, так что Невеньен подписала его без всякой задней мысли. Единственное, о чем она не подумала, так это о том, что она тоже подпадает под его действие.

За всем этим наверняка стоял Тьер. Он уже прислал ей несколько требований образумиться и отойти подальше от Кольведа, чтобы не пасть бессмысленной жертвой Пожирателей Душ. Невеньен его, естественно, проигнорировала — она не за тем ехала на Север, чтобы удрать отсюда, трусливо поджав хвост. Она намеревалась сопровождать свою армию до конца, показывая подданным, что она их не бросит в тяжелый момент. И вот — все планы пошли насмарку из-за одной подписи… Конечно, Таймен, Ламан, Вьюрин и прочие, кто все это время уговаривал ее укрыться где-нибудь в безопасном месте, нашли бы другой способ «спасти» ее. На наглеца Ламана, который опрометчиво обронил, что спеленает королеву, как младенца, и увезет в Центральные земли, у нее управа бы нашлась, но от Таймена она такого не ожидала. И от этого было больнее всего.

Жреческие гимны стихли. Шаловливый ветер задрал черно-белую рясу одного из служителей богов, и по рядам зрителей прокатились смешки, однако все смолкли, когда перед ратушей зазвучал слегка надтреснутый голос Вьюрина, обращавшегося к солдатам с напутственной речью. Площадь была выстроена мудрыми северными архитекторами так, что голоса отражались от стен, усиливая каждое произнесенное слово и донося его до многочисленных зрителей, где бы они не стояли. Ламан, слушая главного королевского мага, чему-то задумчиво кивал, но Невеньен пропускала все мимо ушей. Она и без того знала всю его речь до последней буквы, так как сама вчера попросила на всякий случай предоставить ей текст.

Вьюрин вещал достаточно долго. К тому моменту, когда он закончил, кое-кто в толпе начал демонстративно позевывать, и тем не менее его проводили восторженными воплями и хлопками в ладоши. Когда шум улегся, Невеньен сделала крошечный шажок вперед. Кален, уловив этот сигнал, поклонился ей и подал руку, приглашая ступить на магическую лестницу. Коснувшись прохладной кожи Сына Цветка, Невеньен почувствовала, как по ее спине пробежались мурашки. Если не считать внешности и ослепительного ореола, то Кален никак не изменился. Но его белое, испещренное голубыми линиями лицо… Вглядываясь в него, Невеньен поневоле казалось, что она смотрит на древнее божество. И это божество, которое могло щелчком пальцев стереть всю Синюю площадь в пыль, склонялось перед ней.

Подавив волнение, Невеньен поднялась по импровизированным ступенькам. Теперь она возвышалась не только над армией, жрецами, чиновниками и аристократами, собравшимися внизу, но и над теми, кто стоял на балконе. Сын Цветка, опустившись на одно колено, позволил ей возвышаться даже над собой. Тысячи пар глаз устремились на королеву.

У нее вдруг пересохло во рту, и она судорожно облизнула губы. Выступая перед горожанами захваченного Эстала, она чувствовала себя так, словно могла распевать похабные песенки и это возымело бы то же воздействие, что ее спокойная, взвешенная речь. А этим людям ее слова были действительно важны.

— Дети Севера! — громко произнесла Невеньен. Как только она заговорила, злость и раздражение исчезли, уступив место странному возбуждению, которое передалось ей от зрителей на площади. — Дети Кинамы! Сегодня особый день в нашей истории. Сегодня вы отправляетесь на бой с чудовищами из самой Бездны, которых, как считалось, нельзя убить. Но некоторые среди вас доказали, что это возможно!

Ей пришлось ненадолго смолкнуть — гигантское пространство перед ней заполнилось поддерживающими выкриками. Достижение отряда Калена в Квенидире было гордостью для каждого кинамца, ведь среди магов, которые уничтожили када-ра, были представители всех народов, населявших страну.

— И вы докажете это снова! — продолжила Невеньен. — В прошлый раз это сделали всего несколько человек, но теперь вас две тысячи и Небеса послали вам в помощь свое дитя. С вами Сын Цветка, а значит, вы непобедимы. И вы спасете Кинаму!

Площадь взорвалась таким ревом, что Невеньен захотелось прижать к ушам ладони, чтобы не оглохнуть. И все же она расслышала донесшееся сзади бормотание.

— Отличная речь, — оценивающе заметил Ламан. — Короткая…

Неразборчивый рев тем временем превратился в скандирование «За Кинаму! За Север!». Улыбающийся Кален встал с колена и помахал толпе, что она встретила с еще более бурным восторгом. Не выдержав, Невеньен тоже улыбнулась, хотя внутри у нее сердце обливалось кровью.

Святой Порядок, ведь многие — если не вообще все — из этих людей могут не вернуться. А среди них были не только королевские служащие, обязанные рисковать жизнью, но и простые люди, старики, женщины, дети. По меньшей мере десятку юных солдат на площади едва сравнялось шестнадцать лет — прочих, не подходивших под нижний предел найма в солдаты, офицеры разогнали по домам. Конечно, здесь были не все маги Кинамы, но все же большая их часть. Истинная белая кость королевства, ее главная опора и защита от притязаний других государств. Если все маги погибнут, Кинама перестанет существовать.

Вряд ли они этого не понимали, однако Невеньен впервые видела столько людей, которые были рады идти в бой. Как они верили в победу! Стоявшее под Эсталом войско было в несколько раз крупнее, и шансов на выживание у солдат тоже было больше — попадание стрелы или ранение клинком еще не означает смертельный исход. В предстоящей битве все будет наоборот — любое прикосновение када-ра вело к неминуемой гибели. И все же настроение у магов было заметно выше, чем в лагере под Эсталом. Может быть, потому что они точно знали, за что будут сражаться, и им было не жаль положить жизнь ради родных и друзей?

Задние ряды армии начали эффектно разворачиваться под резкие возгласы офицеров и маршировать в направлении городских ворот. Это было сделано исключительно ради толпы, которая с интересом наблюдала за тем, как слаженно армия схлынула с площади сине-коричневыми волнами. Выйдя за ворота, они все равно перегруппируются, сольются с обозами и пойдут совсем в ином порядке. Невеньен уже спустилась с волшебной лестницы на балкон и заметила, как Ламан поморщился. Картина была не самой красивой — по-настоящему обученные солдаты, в начищенных доспехах, производили бы гораздо большее впечатление, чем дряхлые старики и подростки, на которых даже недавно пошитая форма висела мешком. Невеньен вдруг стало за них так обидно, что она сжала ладонь в кулак. Хаос, да какая разница, как они выглядят! Половина из них вообще не должна была тут оказаться, но они пришли, потому что считали себя единственной надеждой Кинамы!

— Моя королева, простите меня, — Кален галантно поклонился. — Я должен поторопиться догнать своих братьев, чтобы пойти во главе армии.

Братья… Теперь он всех магов называл своими братьями и сестрами. Невеньен кивнула.

— Конечно. Я помню, генерал Вьюрин просил вас это сделать. Вы свободны. И… Кален, да улыбнутся вам боги.

Его глаза весело сверкнули.

— Они уже улыбнулись благодаря вам, — а затем, посерьезнев, добавил: — Я сделаю все, что смогу, и даже больше. Не сомневайтесь.

— Спасибо, Кален. С вами надежды всего кинамского народа.

Попрощавшись, Невеньен проследила за тем, как он стремительно уходит к лестнице на первый этаж. Сын Цветка мог бы спуститься к армии прямо с балкона — дальности его магии хватало на то, чтобы пролететь над площадью, как птица. Однако он старался быть с людьми, а не над ними. Это был мудрый шаг с его стороны.

Невеньен вздохнула. Она думала, что убивает его, а оказалось, что она подарила ему новую жизнь. Во всяком случае, и Шен, и лекарь из лечебницы, которые с трясущимися от благоговения руками осмотрели новоиспеченное дитя богов, утверждали, что по человеческим меркам он абсолютно здоров и старая рана ему больше не угрожает. Правда, они не сказали, как на него влияет то, что рана кристаллизовалась и покрылась каменной коркой… Но ведь Кален все-таки перестал быть в полном смысле слова человеком. Невеньен не была уверена, что в нем появилось что-то божественное, однако люди точно не способны светиться и состоять наполовину из камней, пусть и волшебных.

Следом за Каленом быстро ушел Ламан, развернулся к выходу и Таймен. Невеньен не торопилась. Постукивая длинными ногтями по перилам балкона, она наблюдала за тем, как за Кристальной школой скрывается армия магов. Толпа на площади тоже не спешила расходиться.

— Моя королева, — позвал ее Таймен. — Идемте, у нас еще много дел.

При звуках его голоса злость на казначея вернулась сполна. Невеньен несколько раз ударила указательным пальцем по перилам, с такой силой, что чуть не сломала ноготь, и только затем заговорила. Несмотря на специально выдержанную паузу, ответ все равно получился слишком резким.

— Если эти люди погибнут в схватке с када-ра, то у нас не будет уже никаких дел.

Таймен помолчал. Выражения его лица Невеньен не видела, но подозревала, что оно отнюдь не доброжелательное.

— Во-первых, вы сами сказали, что наша армия непобедима. Во-вторых, это не значит, что мы должны стоять здесь и ничего не делать, — на удивление мягко произнес лорд. — Или вы так говорите лишь потому, что сердитесь на меня?

Она порывисто обернулась.

— Я должна быть с моими подданными, лорд Таймен, — сухо сказала Невеньен. — А вы изо всех сил препятствуете этому.

— А вы сейчас разве не со своими подданными? Вот они, — он кивком указал на кольведцев возле ратуши. — Они не ваши подданные?

— Я не склонна играть в словесные баталии, — оборвала Невеньен. — Вы прекрасно поняли, что я имею в виду.

— Моя королева… — Таймен шагнул вперед, оказавшись наравне с ней. Подбирая слова, он поскоблил щетину на щеке. Хотя Невеньен ни разу не видела, чтобы казначей брал в руки оружие, он продолжал носить «когти» из черненого серебра вместо того, чтобы отрастить подобающие ему ногти. — Я все никак не могу понять. Вы очень юны для правительницы, и, хотя от вас многие ожидают совсем другого поведения, вы ночами не спите, стараясь на благо подданных. Это в высшей мере похвально, и за это вами безмерно восхищаюсь не только я. Но почему, заботясь об этих вот людях, — он обвел рукой кольведцев, которые подбадривали криками марширующих солдат, — вы так стремитесь умереть и лишить их сильного лидера? Им это точно не пойдет на пользу.

Невеньен изумленно посмотрела на него.

— Лорд Таймен, вы пытаетесь подольститься ко мне? Не верю своим ушам. Мы оба прекрасно знаем, что настоящий лидер остался в Эстале, он совсем не похож на женщину, его волосы седы, как у луня, и зовут его лорд Тьер.

— Вот именно. Он в Эстале, и я не заметил, чтобы он тут чем-нибудь управлял последние два месяца. И это не он дал Северу Дитя Цветка.

— Его ниспослали нам Небеса, — поправила Невеньен.

Таймен искоса бросил на нее взгляд.

— Моя королева, извините за наглость, но расскажите это кому-нибудь другому, кто поглупее, меньше посвящен в ваши дела и желательно гораздо более набожен… А то я в храмах не бывал с тех пор, как жрецы приняли у меня щедрые дары и поклялись, что када-ра обойдут мои земли стороной, а на следующий день в Индарне из ста трех человек в живых осталось всего двенадцать. Понятия не имею, какую магию вы призвали себе в помощь, но я могу сопоставить исчезновение половины запасов майгин-таров, которое заставило биться в истерике почтенного Вьюрина, подозрительную активность возле замковой часовни и изменения во внешности лейтенанта Калена. Никогда бы не подумал, что пресветлый када-ри будет распивать амрету и вино с друзьями, а потом горланить до полуночи песни за стеной моих покоев. Это было не далее как вчера, и я из-за них не выспался. В другой раз я бы, конечно, присоединился, вместо того чтобы пытаться заснуть, но они явно не были настроены принимать в свою тесную компанию кого-то еще.

Невеньен окостенела. Святой Порядок, хорошо, что казначей догадался понизить голос!

— Лорд Таймен… — предупреждающе начала она.

— Не волнуйтесь, я не дурак, чтобы трезвонить об этом на весь белый свет, — успокоил он и, усмехнувшись, добавил: — Хотя было бы забавно сейчас громко сообщить отсюда, с балкона, что ребенок богов предпочитает амрету. Готов поспорить, коренные кольведцы это оценят. В общем, не представляю, как вы добились этого, но то, что с нами Дитя Цветка, это ваше и только ваше достижение.

Достижение?! Если бы он знал хотя бы половину!

— Это был страшный риск, который грозил оставить мою армию без драгоценных кристаллов и обречь ее на неминуемое поражение!

— Но вы рискнули, и в глазах народа вы заручились поддержкой богов и могущественного союзника. Я видел, что творит Дитя Цветка на тренировочной площадке. Потеря кристаллов стоит раза в два или три дешевле. Говорите, вы не были твердо уверены в результате? Так вот я бы на вашем месте ни за что не стал рисковать. И, судя по всему, оставил бы нашу армию без такой весомой помощи, как Сын Цветка.

Ветер бросил ему в лицо прядь с тонкой косицей, и Таймен размашистым жестом убрал волосы обратно. В его серых глазах теплилось уважение. Невеньен, смутившись, отвернулась и положила руки на перила. Кто-то из зрителей, обратив внимание на то, что королева все еще не ушла, начал делать в ее честь хвалебные выкрики.

— Я просто поступила так, как поступил бы лорд Тьер.

— Это не умаляет ценности принятого вами решения, но если вы позволите себе так легко умереть, отправившись на битву када-ра, то уничтожите все, — возразил Таймен. — Конечно, вы нужны вашим солдатам, но им вы ничем помочь не сможете, а этим людям вы пригодитесь намного больше. Слышите, как они зовут вас?

К одиночке, прославлявшему Невеньен, присоединились другие, и теперь в разных концах Синей площади имя королевы повторяли уже несколько десятков человек.

— Не бросайте их, — тихо сказал Таймен. — Они ничего не знают про лорда Тьера, ваши сомнения и все прочее. Они уверены, что это вы приносите порядок в их земли и что это вы призвали живую легенду им на помощь. Ваше имя стало символом стабильности и перемен к лучшему, а без вас все снова разрушится. Вы нужны им.

— Я понимаю, — ответила Невеньен. — Лишь поэтому я все еще здесь.

В этом следовало признаться хотя бы самой себе. Она запросто могла проигнорировать собственный приказ — сделали же исключения в нем для некоторых немагов, например Миррана. Но Невеньен и сама прекрасно осознавала, что на поле боя будет только мешаться. Те силы, которые будут потрачены на ее охрану, могли быть обращены против када-ра — убить нескольких чудовищ важнее, чем спасти одного человека, кем бы он ни был.

Зато здесь для нее все еще имелась работа. Одно лишь присутствие королевы дисциплинировало аристократов и горожан, которые давно разочаровались в действенности старой власти. Не будь поблизости Невеньен, регулярно навещавшей местных лордов и леди, они уже разбежались бы, прихватив чужой скарб заодно со своим. Беженцев и так было столько, что ситуация с ними грозила вылиться в новое восстание. Допустить хаос в окрестных землях Невеньен не имела права, а значит, ей следовало сидеть в Кольведе и приводить в чувство ошалевших чиновников. Или, в худшем случае, пытаться принести пользу хотя бы пересчетом и проверкой свеклы на складах…

Она вздохнула. Приехать в Кольвед было не такой уж плохой идеей, как ей пытался доказать Тьер, но отправиться вместе с амией магов к Орлиному Гнезду — однозначно глупая мысль. И злилась Невеньен вовсе не на Таймена, который составил разумный приказ, а на себя. Она кинулась на Север, ничего не обдумав и даже отдаленно не представляя, что ее тут ждет. Ей повезло, что рядом оказался Таймен с его здравым смыслом.

— Спасибо вам за ваши советы, — поблагодарила Невеньен. — Не знаю, что я бы без вас делала.

— Работали бы? — он усмехнулся.

Она улыбнулась в ответ.

— Наверное. Вы вроде бы сказали, что у нас еще есть дела? Думаю, стоит к ним поскорее приступить.

Когда они уходили с балкона, ее имя выкрикивала уже половина площади.

В горах было холоднее, чем в городе, где стоящие лабиринтом здания не позволяли ветрам разгуляться. Здесь же, в безлесой долине, в которой армия магов остановилась на ночевку, колючим вихрям ничто не мешало забираться в щели одежды и разметывать аккуратно разложенные вещи по земле.

Если бы они стояли одним лагерем, может быть, было бы лучше, но Вьюрин приказал двум тысячам солдат разделиться на четыре части, по пять сотен, и встать отдельными лагерями. До Орлиного Гнезда оставалось не меньше суток, однако командующий опасался того, что маги привлекут када-ра и заставят их покинуть логово раньше. Рассредоточение солдат, по его мнению, гарантировало, что Дети Ночи набросятся только на один из лагерей, и если в нем наступит хаос из-за внезапного нападения, как в Квенидире, то другие организованно придут ему на помощь.

Вероятно, с точки зрения тактики — или стратегии, Сони путался в этих понятиях, — так было правильнее, но удобства не добавляло. Их обоз с едой, запутавшись, подъехал не к тому лагерю, и пока кто-то там разобрался, куда ему на самом деле надо, время ужина давно прошло. Вокруг шатров сгустилась темнота, наступило время отбоя, а солдаты все еще сидели возле костров и, жалуясь друг другу на натертые мозоли и бестолковых снабженцев, доедали недоваренную кашу.

Холод покусывал Сони за одну щеку, зато ко второй прижималась теплая Ниланэль. Он прикоснулся губами к ее шелковистым волосам и прислушался к мирному гудению лагеря. Кто-то у соседних костров тихо пел песню, кто-то проклинал горные дороги, из-за которых у него окончательно прохудились сапоги. Громко хлопала на ветру ткань палаток. Чуть-чуть подальше от центра, в котором расположились главные офицеры, было бы веселее, но выбора отряду не дали. Впрочем, возмущаться было грех. Формально ими все еще командовал Кален, Дитя Цветка, так что их не только не расформировали, потому что они не укладывались в стандартную пятерку, а снабдили кучей неписаных привилегий. На присутствие Ниланэль, например, которая относилась к другому подразделению войска и вообще не имела права тут находиться, все закрывали глаза.

Он поцеловал ее, наверное, в тысячный раз за день. Ниланэль улыбнулась ему и продолжила есть кашу. Небеса, как медленно она это делала, прожевывая кусочки со всей северной тщательностью! Сони со своей порцией разделался еще невесть сколько времени назад, а стражница одолела едва половину. Даже Сех, вяло ковырявшийся в еде, уже отставлял от себя пустую миску.

При взгляде на него у Сони не могло не сжаться сердце. Когда-то крепкий, коренастый мальчишка так исхудал, что гвардейская форма, некогда еле застегивающаяся на груди и трещавшая по швам на бицепсах, теперь висела на нем мешком. Виньес говорил, что в возрасте Сеха переосмысление мира всегда сопровождается необычным поведением (хотя за собой Сони ничего подобного не припоминал; кажется, никакое переосмысление с ним вообще не случалось), но морить себя голодом — быть самому себе врагом.

— Я все, — Ниланэль поставила миску на землю. — Думаю, мне пора идти.

— Подожди еще немного, — попросил Сони, притягивая подругу к себе. Свернутое одеяло, на котором они сидели, перекосилось, но проще было потерпеть, чем оторваться от Ниланэль, чтобы его поправить.

Она кинула быстрый взгляд на Калена, который недвижным изваянием возвышался возле офицерских палаток и, сложив на груди руки, беседовал с одним из помощников Вьюрина. Мужчина, несомненно, сильный ночной маг, рядом с северянином выглядел, как ребенок рядом с отцом, — его ореол терялся на фоне гигантской золотой ауры Дитяти Цветка.

— Он будет недоволен, — прошептала Ниланэль, хотя и ответила на объятия.

Стражница его побаивалась. Как, впрочем, и все остальные. Даже те, кто хорошо знал командира до его преображения, стали относиться к нему совсем иначе, словно он правда спустился с Небес. Сони не понимал, почему так происходит. Да, с ним случилось что-то странное, но ведь он все тот же проклятый упертый северянин, который перед отправкой к Орлиному Гнезду отобрал у них с Дьердом две бутылки вина, чтобы они не надирались до свинячьего визга, и еще посмеивался при этом! Настоящие дети богов с друзьями так не поступают. Они же за его здоровье пили, от радости, что он выжил!

— Я с ним все улажу, — уверенно произнес Сони.

— Дело не только в нем, — возразила Ниланэль.

— Правильно, — поддакнул Виньес. Он сидел рядом с Сехом и притворялся, будто в свете огня тысячный раз перечитывает письмо от жены, но в действительности украдкой поглядывал на Сони с Ниланэль. Завидовал. — Пора вам и о других подумать. Совсем не щадите чужие чувства…

Это было сказано шутливым тоном, и стражница улыбнулась. Сони мгновенно ощутил укол ревности, но против воли залюбовался улыбкой Ниланэль.

— Потерпишь, — обиженно буркнул он Виньесу.

Тот вздохнул, смиряясь.

— Ладно, сидите, пока есть возможность. Надеюсь, вы не забыли, что с завтрашнего утра любые перемещения между пятерками магов запрещены?

— Нет, — скривился Сони.

Видимо, напомнить об этом было его маленькой местью. Армия слишком близко подходила к Орлиному Гнезду, ждать нападения када-ра следовало в любой момент, и группы магов, натренированные для совместного сражения, не должны были разлучаться. Строго говоря, это не дозволялось с самого начала, однако во время длинного марша придерживаться порядка становилось почти невозможно, и к мелким нарушениям офицеры предпочитали не придираться. К счастью, пятерку Ниланэль распределили в ту же сотню, что и отряд Калена, так что они все равно будут недалеко друг от друга.

Сони погладил ладонь стражницы, лежавшую на его колене. У нее была огрубевшая кожа — в страже, как и в гвардии, магов заставляли ежедневно тренироваться с оружием, чтобы упражнять тело. Мундиры у стражников не отличались по полам, и Ниланэль носила обтягивающие коричневые штаны и куртку. Если бы не длинные волосы, со спины ее можно было бы спутать с мужчиной. Свою избранницу Сони видел не так — он всегда мечтал о юной женственной южанке с шикарным декольте, а не о бравой стражнице (учитывая его бывшую профессию, о таком вообще страшно было подумать), которая самолично поймала свыше трех десятков преступников и к тому же была на два года его старше. Но Небеса имели на него другие планы, и Сони их выбор одобрил. Он и представить не мог, что они с Ниланэль настолько сблизятся всего за несколько дней. Внутри нее таилась целая бездна нежности и ласки, и каждый раз, вдыхая ее запах, Сони чувствовал, как у него начинает кружиться голова.

Сейчас она о чем-то глубоко задумалась, ее прозрачные голубые глаза уставились вдаль. Наверное, Ниланэль расстроили слова Виньеса.

— Тебе следовало бы уйти завтра вместе с другими немагами, — сказала она. — Твоя особенность… Это того не стоит.

— Я должен быть здесь, — мягко ответил Сони.

В конце концов, он заварил эту кашу. Кроме того, магам пригодится любая помощь, даже такая ничтожная, как струйка энергии из камня королей. Ниланэль, которая тревожилась за любимого, этого не одобряла, но Сони предпочитал не обращать на это внимания.

Ниланэль вообще не слишком радостно отнеслась к тому, что у ее любовника в груди камень. К счастью, она заметила это лишь на утро после их первой ночи. Случись это раньше, Сони вообще не был уверен, что у них была бы первая ночь. И к еще одному счастью, ему удалось убедить Ниланэль никому не рассказывать о майгин-таре. Вспоминая об их нервном разговоре, Сони проклинал себя. Он настолько привык к камню королей, что напрочь забыл подготовить к этому стражницу.

— И ты не боишься? — вдруг подал голос Сех. Он так редко вступал в беседы, что теперь все обернулись к нему. — У тебя же нет никакой возможности защититься от када-ра.

— Боюсь, — признался Сони. — И еще как. Но это мой долг.

— Я думаю, мы все боимся, кто-то больше, а кто-то, кто уже привык к этому страху, меньше, — добавил Виньес. — Только дураки или хвастуны говорят, что они не испытывают страха.

Горбоносый, в лучших традициях занудства вещая банальностями, явно пытался успокоить Сеха. Тот пропустил все мимо ушей.

— Долг перед кем? — спросил сехен.

— Что значит — перед кем? — опешил Сони. — Перед кинамцами.

— И что ты такого им должен?

Сех внимательно смотрел на него. Похоже, ответ был для него очень важен, но Сони молчал. Не мог же он, в самом деле, выложить правду — что Дети Ночи появились на Севере из-за него.

Хотя он мог сказать другую правду. Во всяком случае, за последние месяцы эта фраза стала для него истиной.

— Я гвардеец, а задача гвардии — помогать людям, защищать слабых и устанавливать в Кинаме порядок и справедливость, — повторил Сони то, что когда-то сказал ему Келси.

Сех вздохнул, уперся ладонью в подбородок и стал разглядывать пляшущие языки огня с таким видом, словно услышал какую-то несусветную глупость.

— Мальчик, — напряженно произнесла Ниланэль. Казалось, она специально так уничижительно к нему обратилась, хотя по правилам стражнице следовало называть его гвардейцем. — А ты считаешь, что никому ничего не должен?

Он поднял на нее взгляд. Сони заметил, что некогда горящие упрямством глаза Сеха опустели. Единственное, что в них отражалось, это равнодушие.

— Те, кому я действительно что-то должен, сгорели на погребальных кострах или их накрыла своей повязкой глупости богиня Тарга.

— Так думать недостойно гвардейца, — нахмурилась Ниланэль. — Что тогда ты тут вообще делаешь? Поджал бы хвост и сбежал из Кольведа, если тебе плевать на тысячи погибающих людей.

Сони предостерегающе стиснул ее запястье. Сейчас не время для ссор, пусть ему и самому хотелось хорошенько врезать мальчишке. Зря Кален из-за спешки отложил перевод Сеха, надо было сделать это до битвы с када-ра, а не после…

— Я не говорил, что мне на них плевать, я говорил, что я им ничего не должен, — поправил сехен.

Виньес резким движением спрятал письмо во внутренний карман мундира.

— Похоже, ты забыл гвардейскую присягу: принося ее, ты поклялся служить Кинаме и кинамскому народу, а это долг и есть.

— Да, похоже на то.

Этот звучный, сильный голос не принадлежал ни одному из членов отряда. Сони ощутил, как от неожиданности вздрогнула Ниланэль, горбоносый же, наоборот, изобразил на лице раздраженную мину.

Только Миррана этим прекрасным вечером и не хватало.

Квенидирский настоятель отправился с армией в качестве войскового жреца, совершать молебны, принимать у солдат жертвы для богов и вести душеспасительные беседы. В общем-то, он и пытался этим заниматься, но всем, во всяком случае отряду, было ясно, что его главная задача — присматривать за Сыном Цветка. Мирран почти не отходил от него, ястребиным глазом следя за тем, что он делает и говорит, и иногда вмешиваясь. Перепадало и отряду, неприязнь к которому Мирран и не пытался скрывать. Оставалось лишь удивляться, как при такой честности и прямолинейности он выжил в клубке змей, который представляло собой жречество, и вдобавок стал настоятелем. Хотя, возможно, именно эти качества и подкупали в нем паству.

Мирран, подошедший со стороны палаток — поэтому его никто и не заметил, медленно приблизился к костру, щурясь на каждого, кто здесь сидел. Руки он держал сцепленными за спиной; его черно-белая суконная мантия трепетала на ветру.

— Убийцы, — обвинительным тоном произнес Мирран, глядя на Виньеса. — Воры и распутники, — это относилось, судя по всему, к Сони и Ниланэль, — и изменники родины, забывшие, кому они должны служить, — Сех, в отличие от помрачневших Виньеса и Сони, спокойно выдержал его взгляд. — Сын Цветка подобрал себе не самых достойных подчиненных.

Горбоносый фыркнул.

— Предлагаете обсудить его достойного надсмотрщика, из-за которого в Квенидире погибли сотни горожан?

— Предлагаю обсудить, какой пример вы показываете солдатам, — парировал жрец. — К вам приковано внимание всей армии. Сын Цветка потребовал не расформировывать вас и возглавить вашу четверку, показав тем самым, что вы ему ближе других собратьев. Вы должны быть образцом для подражания, а вы вместо этого осмеливаетесь делать заявления, которые легко счесть изменническими.

Сони стоило больших усилий не напомнить настоятелю, что некоторые его высказывания в квенидирском храме тоже очень смахивали на мятеж. Увы, спорить с Мирраном было себе дороже — уж слишком хорошо у него был подвешен язык, кроме того, офицерство армии магов заранее стояло на стороне человека, вместе с королевой объявившего о сошествии с Небес Дитяти Цветка. Так что любая попытка противостоять жрецу была обречена на провал.

Тем не менее Виньес хотел что-то ему ответить — он единственный не уставал вступать с ним в постоянные пикировки, зная, что аристократу вставлять палки в колеса не так легко, как безродным Сони или Сеху. Видимо, не захотев очутиться в центре обмена колкостей, Ниланэль встала.

— Куда ты? — встревоженно спросил Сони.

Она отвернулась от Миррана, косо на него глянув. Стражница была примерной прихожанкой, но квенидирского настоятеля недолюбливала. Если бы он меньше упорствовал при выведении прихожан из города, ее отец мог быть до сих пор жив.

— Мне действительно пора к своей пятерке, — признала Ниланэль, с извинением глядя на Сони.

— Зови, если что, — кивнул он.

На прощание он притянул ее к себе и нежно поцеловал — во-первых, потому что ему этого хотелось, а во-вторых, чтобы насолить жрецу, который за успел надоесть своими наставлениями до колик. Тот, как всегда бывало в подобных случаях, неосознанно потянулся к старому браслету на запястье.

— Распутство — грех, за который боги отправляют умерших в Бездну, — сказал Мирран, как только Ниланэль отошла на достаточное расстояние. — Я мог бы повенчать вас, чтобы вы были готовы к испытанию, которое для нас скоро устроят боги.

Сони пожал плечом, наблюдая за тем, как подруга идет между шатрами.

— Это невозможно. У нее где-то на Севере муж, который не видел ничего плохого в том, чтобы избивать ее и обвинять в гибели сына, но который так и не дал ей развода. Все, что я смог для нее сделать, это оставить в Кольведе прошение, чтобы о ней позаботились, если я умру.

— И тебя не беспокоит грех, который на вас лежит? — осуждающе спросил жрец.

— Разделить чье-то одиночество — это не грех. А если и так, то мне все равно пропадать в Бездне, а Ниланэль боги должны пожалеть, если им ведомо хоть какое-то милосердие.

— Какая беспечность, — Мирран покачал головой. — Легкомыслие — грех намного более серьезный, чем другие, потому что именно из-за него случаются самые страшные трагедии. Я поговорю насчет тебя с Сыном Цветка. Посмотрим, что по этому поводу решит ребенок богов, на которых ты с такой легкостью полагаешься.

Виньес за его спиной тихо фыркнул. Все отлично знали, как поступит Кален — скажет брату несколько успокаивающих слов и притворится, будто ничего не было. Он принципиально отказывался браться за такие вопросы перед битвой с када-ра, понимая, что если никто не выживет, то исполнять его приказы потом будет некому, а портить отношения между членами группы, которая должна слаженно действовать во время боя, было глупо. И чего Мирран добивался своей угрозой?..

Хотя может быть, он как раз понимал, что делает. Сони с дрожью вспомнил нравоучения, которыми Кален снабжал их с Дьердом перед отъездом из Эстала. Роман со стражницей Сони с командиром еще не обсуждал, пока тот лишь сопровождал их многозначительными взглядами, но молчал. Вероятно, потому что большую часть времени он отсутствовал, совещаясь с Вьюрином и тренируя магов. Не исключено, что, когда все закончится, Кален вышвырнет вора из гвардии, заставив заботиться о любовнице и ее семье. Сони был готов взять за них ответственность, и даже больше, однако перспектива вылета из гвардии его не радовала. Куда он пойдет с камнем королей в груди и профессией карманника? Разве что в стражу. Но мало того что от мысли служить среди «истуканов» Сони передергивало, так еще и его «особенность», как называла это Ниланэль, вызовет слишком много вопросов. С другой стороны, Виньеса никто не выгнал из отряда, когда его угораздило вляпаться в скандал с Каламьин.

Некстати возникшие размышления о будущем прервал Сех. Мальчишка поднялся с земли, небрежным жестом отряхнув штаны, и шагнул к жрецу.

— Настоятель Мирран, я могу с вами поговорить? Наедине.

— Касательно чего?

— Лейтенанта Калена, — буркнул сехен, намеренно изучая колышки соседнего шатра.

— Сына Цветка, пресветлого када-ри, — поправил жрец.

— Лейтенанта Калена, — упрямо повторил Сех.

— Этот мужчины больше нет, юноша. Он пожертвовал собой, чтобы в его форме миру явилось дитя богов, поэтому называйте его соответственно божественной природе.

Мальчишка весь перекривился, как будто ему ужасно хотелось уйти отсюда, но что-то приклеило подошвы его ног к каменистой горной почве.

— Настоятель Мирран, все говорят о вас, как о предельно честном человеке. Но как вы можете так врать!..

Брови лысого жреца взлетели вверх.

— Тебе лучше объясниться, юноша, и прямо сейчас.

Из-за его спины, оттуда, где сидел Виньес, раздался тяжелый вздох и едва слышное бормотание, из которого удалось разобрать только фразу «не отряд, а балаган». Сони был с ним согласен. Если верить гвардейцам, такого разброда и шатания здесь не было с тех пор, как погиб Эйрен. И когда все поехало в Бездну — может, когда ранили Дьерда? Или когда Кален сдался под натиском Тьера и взял Сеха? А может быть, намного раньше, когда командира сломило предательство Тэби? Без сомнения, если бы не история с проклятым Черным Рыцарем, то он обращался бы с Сехом гораздо строже. Но теперь он как будто боялся того, что его жесткость способна привести к новой измене. В этом стремлении северянин переборщил — получилось прямо наоборот.

— В лейтенанте Калене нет ни капли божественного, — процедил сехен. — Настоятель Мирран, вы ведь сами знаете, что он за человек, как он поступал… И вы верите, что на него могло пасть благословение Небес? Это какой-то обман!

Сони как будто обожгло. Когда-то, в Аримине, он сказал Келси нечто похожее — что могаредской вши боги никогда не будут благоволить.

— Как можно отрицать величие дитя богини-матери Альенны, когда оно явлено во плоти? — изумился жрец, указывая на стоявшего неподалеку Калена. — Посмотри, юноша, и убедись, что ты видишь то же, что вижу я, — сына богов, который сияет и днем, и ночью и обладает отметками, свидетельствующими о его нечеловеческом происхождении. Если он когда-то и был лейтенантом гвардии Каленом Рондаллом, который запятнал себя неблаговидными деяниями, то Небеса даровали ему свое прощение и позволили ему искупить грехи, уничтожив када-ра. Это не обман, это милосердие богов!

Удивительно было слышать эту защитную речь от того, кто два месяца назад бросался обвинениями в убийствах и прямо-таки истекал желчью от ненависти. Виньес не спускал с настоятеля хмурого взгляда, не веря в преображение заклятого врага Калена. Сам же Сони решил, что это вполне вероятно. Мирран был фанатиком, а они непредсказуемы и не руководствуются логикой.

Кален, кажется, уловил их разговор, потому что отвернулся от офицера и всмотрелся в пространство перед разбитыми отрядом палатками, махнув собеседнику рукой. Тот, благоговейно поклонившись, с готовностью куда-то побежал, хотя количество полосок на его мундире было больше, чем у Калена. Во всяком случае до тех пор, пока на мундире Калена вообще были полоски. После объявления его Сыном Цветка любые обозначения ранга с синей куртки командира убрали. Ребенок богов не мог вписываться в человеческую иерархию.

Когда он приблизился к костру, мягкое сияние заполнило площадку, утопив в себе ореол Сеха и тем более тоненькую струйку магии, которую испускал камень королей. Сехен, державший сжатый кулак возле груди, опустил ладонь. Его лицо окаменело. Пожаловаться на плохого командира мальчишке так и не дали.

— Приятно знать, что тебя обсуждают у каждого лагерного костра, особенно у твоего собственного, — сказал Кален.

— Если тебе известны настроения среди твоих людей, — Мирран сверкнул холодными глазами на Сеха, — тогда я удивлен, почему ты игнорируешь подобное поведение.

— Хочешь сказать, что кому-то из моего отряда здесь не место? — голос Калена был ровным. — Может быть, и так. Но мы братья, а из дома сор не выносят, и, если нам завтра суждено умереть, я не позволю своей семье перед этим разделиться. Мы или выстоим вместе, или вместе погибнем.

Командир положил руку на плечо Сеху. Тот вздрогнул, лицо у него перекосилось, словно он хотел вырваться, но не решался. Кален оказывал ему поразительное доверие, и с этим следовало считаться.

— Делай как знаешь, — медленно произнес Мирран. — Но советую тебе проследить за тем, чтобы во время боя тебе никто не поставил подножку. Сын Цветка нужен Кинаме не только для битвы с када-ра.

— На что вы намекаете? — вспыхнул Сех. — Я не клятвопреступник! Не равняйте меня с…

— С кем? — сухо осведомился жрец.

Что бы ни собирался сказать сехен, он это проглотил и ответил совсем другое.

— Даже если Небеса смешаются с Бездной, я не нарушу заветы, оставленные моему народу Прародителем Сатосом, — отчеканил Сех, не заметив, что вытянулся по стойке смирно.

— В твоей верности никто не сомневается, — успокоил его Кален, при этом, однако, хмуро оглядев брата и с нажимом добавив: — Я надеюсь.

Не желая продолжать очевидно бессмысленный разговор, Мирран поклонился и направился прочь. Подождав, пока он скроется за рядами разноцветных шатров, Виньес сказал Калену:

— Он тебя все еще ненавидит.

— Да. Но справляется с этим героически. Представь себе — человек, о чьей мучительной смерти ты мечтал двадцать лет, вдруг оказывается легендарным пресветлым када-ри и все вокруг перед ним пресмыкаются. Я бы на месте Миррана давно себя убил. Думаю, его от этого удерживает лишь то, что он искренне верит в мою божественность.

Командир пододвинул к костру одно из одеял и растянулся на нем, подложив под голову заплечный мешок и непринужденно закинув ногу на ногу.

— Кстати, — намекнул командир, — вроде у кого-то тут возникли проблемы с моим новым статусом?

Сехен, растерявшийся от того, что Кален слышал его обвинения, мялся возле огня и поглядывал на палатку. Своеобразное приглашение поговорить заставило его уставиться вниз, как застигнутого за пакостью ребенка, но он так и не раскрыл рот.

— Сех, лучше решить это сейчас, между нами, чем втягивать посторонних людей, — недовольно сказал Кален.

— Я не верю, что боги могли наградить этим даром тебя, — наконец выпалил он. — Это наверняка какая-то уловка, связанная с майгин-тарами. Ты не можешь быть пресветлым када-ри!

— А кто я, по-твоему? — спокойно спросил командир. — Мошенник?

Над костром зависла пауза. Виньес хитро усмехнулся, но Сони поймал себя на том, что, задай Кален этот вопрос ему, он бы не знал, как ответить. Командир определенно не был мошенником, но был ли он действительно сыном богов?

— Я не знаю, — признался Сех. — Знаю лишь то, что ты недостоин милости, которой, по словам настоятеля Миррана, тебя одарили Небеса.

— Я тоже думаю, что недостоин ее, — согласился Кален, вынудив мальчишку на него вытаращиться. — Никакой божественности, честно говоря, я в себе тоже не ощущаю, если не считать того, что я умирал, а теперь здоров. Что я знаю наверняка, так это то, что я обязан уничтожить када-ра. И вы мне в этом поможете, потому что вы единственные, кто натренирован достаточно хорошо, чтобы понимать мои приказы с полуслова. На нас в бою будет ориентироваться вся армия. Мы не имеем права облажаться, потому что от нас зависит жизнь двух тысяч магов и еще сотен тысяч кинамцев. Если мы выиграем, там уже разберемся, кто кому что должен и кто когда ошибался. Всем ясно?

— Конечно, — вставил Сони.

— Более чем, — бодро ответил Виньес.

— Угу, — промычал Сех.

По его лицу было видно, что ситуация ему не нравится, но, раз он отсюда не ушел, значит, долг все-таки собирался выполнить.

— Хорошо, — Кален кивнул. — А сейчас идите в палатку и поспите. Нужно урвать несколько часов, пока это возможно.

— А ты? — спросил Виньес. — Ты у нас хоть теперь и полубог, но и тебе нужно отдыхать.

— Я посплю тут, — он поерзал на жесткой земле, явно испытывая неудобство, но не желая куда-то перемещаться. — После двух суток в Бутоне мне становится душно, если я не вижу небо.

В предыдущие дни командир вообще не спал. Ночью дежурил, а потом, в течение дня, немного дремал на привалах.

— Не перетрудись, — напутствовал его Виньес. — Ну а мы пойдем.

Горбоносый поднялся первым и протянул Сони руку. Прежде чем схватиться за нее, он тоскливо обернулся к рядам шатров, остроконечные вершины которых терялись вдалеке. Эту ночь было бы неплохо провести с Ниланэль, но ей после длительного перехода по кривым горным тропам тоже требовался отдых, и гораздо больше, чем мужчинам. Сони вздохнул и легко вскочил с одеяла, приняв помощь Виньеса. Его рукопожатие было крепким и надежным. Сони уже и не помнил, когда они в последний раз устраивали стычку, пускай и шуточную. Как же все стремительно изменилось в отряде…

Однако еще до того, как он успел огласить этот удивительный факт, Виньес юркнул в пустую палатку, и оттуда донесся его ехидный голос:

— Кто последний — тот спит с краю!

Сони расхохотался.

Все-таки есть что-то под Небесами, что никогда не изменится. Например, вредность некоторых проклятых лордиков.

Сони уже с полчаса ворочался без сна. В лагере было шумно, однако в предыдущие ночи это спать не мешало, и поначалу Сони грешил на сопение Виньеса. Но после тычка маг перевернулся на бок и затих, а сон все никак не шел. Решив, что дело в какой-то внутренней необъяснимой тревоге и что избавиться от нее обычными методами не удастся, он поднялся, чтобы пройтись по лагерю.

В шатре было душно, несмотря на свободное пространство — он был рассчитан самое меньшее на пятерых обитателей, а спали здесь только трое. Виньес прижимался к своему вещевому мешку, наверное, представляя, что это жена. Сех, который не стал спорить со старшим магом и беспрекословно улегся с краю, где поддувал ветер, свернулся в клубочек и походил на растрепанного рыжего зверька. Хорошо бы еще безобидного. Сони зевнул, натягивая куртку, а затем приоткрыл полог и выбрался наружу.

Судя по Великому Оку, которое тускло светило сквозь облака, было около трех часов пополуночи. Через два-три часа офицеры будут трубить подъем. Угораздило же проснуться в такое неудачное время — и ни туда, и ни сюда… Как быстренько нагулять сон за четверть часа, чтобы успеть выспаться? Разве что пробежаться, но тогда результат наверняка получится прямо противоположный.

Зябко поведя плечами, Сони подошел к кострищу, возле которого стопкой высились помытые Сехом миски. Дрова давно превратились в едва тлевшие угли и не прогоняли ночной холод. Кален дремал у самого края костра, у кольца из камней, подложив под голову согнутую руку.

Осторожно, боясь его разбудить, Сони шагнул в сторону «улицы», проложенной между шатрами. Бродящие по лагерю часовые, заметив движение, посветили на него факелом и, убедившись, что это свой, направились дальше. Невзирая на поздний час, ни один из двух человек в паре не был сонным. Дежурные очень ответственно относились к своему заданию, хотя, по мнению Сони, внутри лагеря стеречь было нечего.

Обстановка в армии магов была совершенно иной, чем, например, в войске мятежников, которое штурмовало Гайдевард и Эстал, — теплой, дружелюбной. Среди магов не было обычной вульгарной и необразованной солдатни, которая, как правило, и порождала все проблемы. К тому же здесь собралось не так много тех, кого на службу призвали насильно, чтобы они ершились в пику офицерам. Костяк армии составляли добровольцы, а они соблюдали дисциплину по собственному желанию. Хотя, конечно, не обходилось и без эксцессов, поэтому на всякий случай за пределами лагеря водрузили позорные столбы. Сегодня они пустовали, но вчера там всю ночь проторчали двое солдат-подростков, умудрившихся купить в придорожной деревне пару кувшинов амреты и с непривычки надраться до свинячьего визга.

Если не считать этого и нескольких других мелких происшествий, то обстановка в армии была на удивление мирной. Конечно, народ боялся када-ра, тихо роптал на офицеров-недоумков и разные неурядицы, но боевой дух у магов был очень высок. У них была хорошая, благородная цель, за которую не жалко погибнуть, и в них вселял веру Сын Цветка.

Сони еще раз оглянулся на Калена и обнаружил, что тот проснулся и сидит у костра.

— Надеюсь, ты не к Ниланэль собрался? — спросил командир.

— Нет. Она наверняка спит, не думаю, что стоит ее будить. Мне просто не спалось.

— Тогда садись, поболтаем.

Это был не приказ, а предложение скоротать время. Определив это по тону Калена, Сони выдохнул. Не хватало еще, чтобы он промывал ему мозги по поводу Ниланэль.

Сони устроился напротив командира. Угли отбрасывали на его бело-синее лицо красные отблески, добавляя в облик сына Небес нечто демоническое. Сони вдруг почувствовал себя неуютно. Вся армия смотрела на Калена, как на бога, а он намеревался с ним чесать языками на какую-нибудь глупую тему. Как странно.

Северянин, порывшись в мешке, выудил оттуда пропитавшийся жиром сверток. Внутри оказался твердый желтый сыр, от аромата которого у Сони потекли слюни. Он и не знал, что настолько голоден. Может, поэтому у него и не получалось заснуть?

— Будешь? Меня угостил староста деревни, которую мы миновали в обед. По правде сказать, они вручили целую корзину, но я уже все раздал.

— Спасибо, — Сони поймал брошенный ему кусок и с аппетитом вгрызся в него. — А ты разве не голоден? Когда ты вообще последний раз что-то ел?

— Днем, — он потер веки. Темнота скрывала отражавшееся в его чертах утомление, но не нужно было отлично знать Калена, чтобы понять, насколько он устал. — Не могу ни есть, ни спать. Эта проклятая сила майгин-таров поддерживает меня, но, по-моему, она же меня и истощает.

— Интересно, боги наказывают своих детей за богохульство? — задумался Сони.

Командир ухмыльнулся.

— Когда встречу хоть одного из них, передам тебе ответ.

— А ты… ну… не общался с ними? Не получал от них знаки, пока сидел в Бутоне?

В прошлый раз он оборвал эту тему, не позволив подчиненным даже начать ее. В этот раз Кален поморщился.

— Не хотелось бы разочаровывать всех тех, кто смотрит на меня, как на спустившегося прямо из Энэвьелада, но нет. Мне очень жаль, но я ничего не помню с того момента, как вошел во внутреннее святилище, до тех пор как Бутон раскрылся и я увидел перед собой королеву с Мирраном. Ничего, кроме ощущения, что мне нечем дышать, — угрюмо добавил он. — И там было темно, как в Бездне.

Да, не слишком божественно. Сони помолчал. У соседнего костра тоже раздавались голоса — наверное, и там люди не могли заснуть.

— Я рад, что ты вернулся, — тихо сказал он.

— Это ненадолго, — вдруг ответил Кален, заставив Сони с тревогой уставиться на него.

— О чем ты?

— Я на самом деле мертв. Посмотри на меня.

Он оттянул край рубахи и показал часть груди. Его рану от стрелы покрывал твердый нарост синего цвета, причем его площадь разрасталась. Если раньше в вырезе одежды Калена виднелась только белая кожа, то теперь матово голубое пятно касалось его шеи. По позвоночнику Сони прошла дрожь. Это было так похоже на камень королей, вплавившийся в его кожу.

— Я уже наполовину из кристаллов. Эта сила… Она уничтожает меня. Мирран верит, что это благословение, но в действительности это наказание. Я должен все исправить.

Слова падали, как камни об землю — тяжело и глухо. Сони вдруг испугался, сам не понимая чего.

— Что исправить, Кален? Ты всю жизнь пытался исправить то, что случилось с Элой и твоим ребенком, разве этого не хватит?

— Не хватит. Я столько страшных вещей сделал за жизнь, тебе не представить. И када-ра… — он покачал головой. — Что бы ты ни говорил, эта вина лежит на мне. Это я не заметил предателя у себя под носом. Хуже того — это предательство лежит на моей совести, потому что если бы я правильно командовал отрядом, Тэби никогда бы не пришло в голову связываться с Гередьесом. И то, что ты, с камнем королей, оказался в храме Шасета, это тоже моя ошибка. Я должен был все это предусмотреть, но потерпел неудачу.

— Не чуди, Кален. Это не тебе в голову пришла гениальная идея открыть державу.

— А если я скажу, что еще одна моя ошибка — оставить тебя в живых в Могареде? Все еще будешь меня переубеждать? — командир усмехнулся над тем, как быстро изменилось выражение его лица. — Вот видишь. Не волнуйся, это я ошибкой не считаю.

Он помолчал, проведя рукой по щетине на подбородке, а затем продолжил:

— Иногда я думаю, что лучше всего, как Келси, верить, что все это нам предназначено. Неясно только, какая у этого цель и почему к ней надо идти по дороге из терний.

— Это у тебя надо спрашивать, ребенок богов, — усмехнулся Сони, хотя смеяться ему не хотелось совершенно.

Предназначение… Да сколько можно оправдывать так царящую под Небесами несправедливость? А с другой стороны, во что еще было верить Калену, который медленно угасал целых два месяца, каждый день ожидая смерти и мысленно проигрывая перед собой все былые грехи? Он наверняка ждал, что однажды заснет и проснется уже в Бездне, а очнулся Сыном Цветка.

— Ничего я не знаю, — вздохнул Кален, против обыкновения не скривившись, когда кто-то из отряда назвал его не по имени.

Теперь он затих уже надолго, о чем-то глубоко задумавшись, и попытки его разговорить, сгладить неприятный осадок от последней фразы, не удались. Сони с досадой глянул на командира, который печально склонился над костром. Кто еще кого приглашал поболтать?

— Схожу отолью, — недовольно сказал Сони, поднимаясь.

Кален кивнул. Если бы не это, то показалось бы, что уход подчиненного он не заметил вовсе.

Сони вышел на дорожку между палатками и поплелся к краю лагеря, где были выкопаны выгребные ямы. Возле них поставили факел на длинной «ноге», но тьму он разгонял так себе. Над шатрами со спящими солдатами стояла тишина, почти не шевелились и часовые, глаза которых блестели в темноте. Все это нагнало на Сони легкую жуть, и он постарался поскорее справить свои дела.

Завязав штаны, он уже собрался возвращаться, как вдруг в соседнем лагере раздался крик. Сони оцепенел, побелело и лицо одного из часовых. Ну же, пожалуйста, пускай это просто какой-то солдат в темноте наступил на другого…

— Атака!!! — заорал кто-то. — Када-ра здесь!

Спустя мгновение взвыли горны. У Сони в бешеном ритме застучало сердце. Он всмотрелся в слабое марево над палатками — может быть, все-таки это ложная тревога?

Нет. Соседний лагерь располагался на возвышенности, и его было очень хорошо видно. Над полотнами шатров, освещенных множеством факелов, носились черные тени, которые невозможно было спутать ни с чем иным.

Битва началась.

Везде кричали. Звуки, разносившиеся над долиной, улетали к горным склонам, ударялись о них и возвращались эхом с удесятеренной силой. Наверное, вопли солдат было слышно в самом Кольведе. Сони не представлял, как в таком гаме маги могли слышать приказы и правильно действовать.

В сумятице, которая творилась во всех четырех лагерях, вообще было сложно хоть что-то разобрать. На фоне темного неба заметить черные силуэты када-ра было сродни попытке найти ночью черную кошку в целом замке, и многие магические сети захватывали только воздух и ничего более. Яркое факельное освещение скорее слепило, чем действительно помогало, и к тому же оказалось опасным. В одном из лагерей уже загорелись шатры. Слаженности солдатам это не добавило — Сони видел, как оттуда врассыпную бросились люди.

— М-мать!..

Запнувшись обо что-то, он рухнул на землю и покатился по острым камням, которых в горах было в изобилии. Придя в себя после удара, Сони первым делом вскинул голову к небу. Никто на него не несется с беззвучным шипением «убить хозяина»? Вроде подозрительных теней рядом не оказалось. Тогда Сони прищурился, пытаясь рассмотреть, обо что споткнулся. На мгновение ему почудилось, будто это сухая коряга, но в следующий миг он понял, что там лежит тело. Грудь мужчины в черном солдатском мундире слабо вздымалась, пустые глаза смотрели вверх.

— Великая богиня-мать…

Их было около десятка. Несколько на вытоптанной траве, один, каснарец в зеленом кафтане, прямо поперек дороги, еще человек пять в шатре. Должно быть, их застигли во время сна. Тела не живых, но и не мертвых магов было видно через полог, который откинуло ветром. Сони пробрала дрожь.

Милость Кайди покинула его с самого начала атаки. Сначала, решив скостить путь от выгребных ям до отряда, он запнулся о растяжку. Мало того что он свалился сам, так еще и обрушил чью-то палатку. «Наградой» за это ему стало то, что по нему, не заметив, протоптались сапогами несколько магов. А дальше он затерялся в мельтешащих силуэтах, которые стремились убежать из лагеря, и Кален вместе с Виньесом и Сехом умчались сражаться без него. Сони видел их, с отчаянием следя за тем, как они на магической площадке поднимаются над лагерем и улетают туда, где када-ра терзали нестройные ряды магов.

Можно было попросить кого-нибудь из встретившихся на пути магов захватить его с собой, но не все они направлялись к месту атаки. У кого-то была четкая команда двигаться в арьергард, кому-то приказали прикрыть отход немногих немагов, а кто-то просто не хотел брать обузу из чужой пятерки… А скоро када-ра перекинулись и на этот лагерь, солдаты бросились врассыпную, и найти способного ему помочь человека стало вообще невозможно. Оставалось лишь одно — бежать к Калену на собственных ногах. И особенного успеха в этом он пока не достиг.

Сони встал и огляделся, выбирая направление. Среди высоких шатров сложно было что-то понять, и он стал ориентироваться по вспышкам золота в небе. Там, где их было больше, больше и магов, а следовательно, и Пожирателей Душ.

Небо позади Сони полыхало золотом. Там снова, как в Квенидире, вращались огромные крылья-мечи, и по ним можно было определить, где Кален. Его самого видно не было, но при взгляде на то, с какой потрясающей легкостью он управлялся с магическими лезвиями величиной в трехэтажный дом, которые разрезали небеса, у Сони перехватило дыхание. Если бы только не знать, сколько там погибает магов, то можно было бы назвать это божественно красивым. Интересно, Сех все еще считает, что это уловка?.. Если он жив.

Гадать об этом было не время. Судя по вспыхивающим молниям и устремляющимся вверх золотистым сетям, Сони находился вблизи границы битвы. Какие-то маги громко диктовали друг другу порядок действий всего шагах в двадцати от него: плети, передавай, подбрасывай, снова плети… Тоже отставшие? Они наверняка не откажутся подбросить Сони до основных сил!

Пробираться между тесно стоящими палатками было неудобно из-за растяжек, и он вернулся на «улицу» между рядами, потрусив на звуки голосов. Вниз он старался не смотреть — повсюду валялись солдаты, которые бессмысленно таращились в пустоту. Женщины, мужчины, подростки… Жуткое зрелище. Сколько их здесь — сотня и больше? Не выдержав, Сони еще раз оглянулся на вспыхивающие в небе золотые молнии. План командования предусматривал, что после атаки када-ра маги сгруппируются в круг с Сыном Цветка в ядре, и их совместных усилий хватит, чтобы уничтожить Детей Ночи, которых притягивают скопления людей. Оставалось надеяться, что этого действительно будет достаточно, невзирая на то что первое же появление када-ра принесло настолько серьезный урон.

— Хозя-аин…

Сони похолодел. Этот шепот, звучащий опасно близко, мог означать только то, что сзади Пожиратели Душ. Не оборачиваясь, он кинулся вбок.

Пытаться убежать от сверхъестественных существ было глупо, и еще глупее было ломиться через два ряда шатров, поставленных друг к другу «спинами». Пространство между ними представляло собой паутину из крепящихся на колышках веревках. Через подобную полосу преград не пройти даже днем, чего уж говорить о ночи, когда они превращались в самые настоящие ловушки, прячущиеся в тенях. Но искать обходной путь Сони было некогда.

Через первый ряд он перепрыгнул, но преодолеть таким же способом второй не вышло. Стопа зацепилась за веревку, и Сони, всколыхнув палатку, кубарем покатился по каменистой земле. Это оказалось больно, но он был рад не останавливаться. К нему тянули непомерно длинные лапищи целых три твари.

— Выпить хозяина ради свободы! — взвизгнула одна из них.

Краем глаза заметив, как на него наскакивает чудовище, Сони закричал и изо всех сил рванулся вперед.

— Плети, бросай! — приказал мужской голос. — Геви, бросай же!!!

Перед глазами сверкнула магическая сеть, и черная когтистая лапа, которая почти дотянулась до Сони, отдернулась, как ошпаренная. Чудовище злобно зашипело, но успело ускользнуть.

— Быстрее, сюда! — крикнул незнакомый мужчина.

Сони повезло выпрыгнуть на маленькую площадь перед выходом из лагеря — двумя составленными крытыми повозками. Там стояли трое мужчин, два из которых носили коричневые мундиры магической стражи, и женщина лет шестидесяти изможденного вида, одетая в дорожное платье. Она поддерживала вокруг магов купол, который не позволял када-ра пробиться внутрь. Судя по ее бледной ауре и тонкому щиту, женщина потратила почти все силы.

— Уничтожьте их наконец, ребята, — прохрипела она, как только Сони нырнул в созданный для него проход. — Я скоро закончусь.

То же самое можно было сказать и про других трех магов. Один из них, длиннобородый северянин в сером кожаном жилете, был уже истощен. Все они хмуро наблюдали за витающими возле купола тварями. Сони только сейчас заметил, что када-ра шесть, а не три. Видимо, на самом деле они осаждали этих солдат, и часть из них отвлек на себя Сони. Теперь они вернулись, чему маги совершенно не обрадовались.

— Снова шестеро, — процедил тот, которого назвали Геви. Он глянул на Сони, не переставая плести новую сеть. — Где твоя пятерка, мужик? Ты истощился? Или у тебя майгин-тарчик припасен?

— Дай ему отдышаться, — оборвал тот, который отдавал приказ плести и бросать. У него были кудрявые волосы и очень молодое лицо с несколькими родинками. — Я сержант Найвьел. Это Геви, Кира и Марвен. Ты чей будешь?

— Я не маг, — торопливо ответил Сони. Он никак не мог набрать достаточно воздуха — в проклятых горах было сложно дышать. — Но маленький майгин-тар у меня есть, нес его своему отряду и отстал. Почему вы не идете к центру?

— Прикрывали отход нескольких таких, как ты, и застряли здесь, — окинув его недоверчивым взглядом, Найвьел кивнул на Детей Ночи. — Геви, давай шевелись…

С Геви, который старался изо всех сил, ручьями лился пот. Он не доплел сеть и до половины, когда одна из тварей подлетела к куполу и начала царапать его когтями. Там, где она касалась щита, золотистая поверхность рассыпалась в крошки. Северянин, застывший позади, неразборчиво ругнулся. Наблюдать за тем, как твоя единственная защита медленно превращается в пыль под натиском чудовищ из Бездны, было ужасно, и Сони удивлялся, почему никто из магов еще не завыл от отчаяния. Сам он не рвал на себе волосы лишь потому, что уже устал бояться.

— Геви, сейчас! — выкрикнул Найвьел.

В щите появилась брешь. Геви мгновенно накинул сеть на прорвавшегося Пожирателя Душ, а сержант метнул в него по очереди несколько дротиков. Без толку — тот как будто только этого и ждал. Со скрежещущим хохотом Дитя Ночи увернулось и принялось кружить вокруг купола. Сони мог бы поклясться, что оно ухмыляется.

— Сволочи, — сплюнул Геви. — Я-то думал, это просто безмозглые твари. Ан нет… Они специально не дают нам сойти с места, сразу набрасываются так, что шагнуть нельзя. Ждут, пока мы выдохнемся, и потихоньку высасывают из нас энергию. Говорят, в Квенидире они себя не так вели.

— Наверное, там они еще не знали, как мы будем действовать, — предположил Сони, следя за тем, как када-ра по очереди подлетают к щиту, делают по нему несколько ударов и тут же устремляются в другую сторону, чтобы их не задели дротики и сети магов. Действительно, это не было похоже на поведение зверей.

— А ты был там? — поинтересовался Геви.

— Плети, не отвлекайся! — понукнул его Найвьел, хотя пальцы солдата и так сплетали новые нити. — Из-за твоей болтовни Кедрана уже потеряли.

— Кедран? — спросил Сони.

Сержант указал на тело, лежавшее шагах в десяти отсюда. Северянин, совсем еще мальчишка… И тоже из магической стражи. При взгляде на его светлые пряди, разметавшиеся по вытоптанной траве, у Сони заныло сердце. Как там Ниланэль?

— Они делают все не так, как рассчитывали Сын Цветка и Вьюрин, — продолжал трепать языком Геви, невзирая на приказ Найвьела. У него тряслись руки. Кажется, его повышенная болтливость была вызвана нервозностью. — Не очень-то они хотят в центр лететь, к пресветлому када-ри. Изматывают и его, и нас, чтобы потом враз накинуться…

— Да заткнись ты наконец, — не вытерпела женщина.

Неразговорчивый северянин согласно угукнул, и по лицам магов стало ясно, что Геви уже всех достал своим нытьем. Солдат, не способный замолчать, забормотал что-то себе под нос, однако продолжал вязать узлы. Пока он был занят плетением — каждый раз это занимало все больше и больше времени, — у Сони появилась возможность оглядеться внимательнее.

Щит был не полностью прозрачным, но даже через него было видно, что в центре лагерей и правда происходит нечто странное. Кален с помощью магической площадки поднялся над лагерями и сражался с када-ра в воздухе. Хотя сражался — это громко сказано. Издалека складывалось впечатление, что он мечется в панике, а чудовища его дразнят, возникая то тут, то там. Невзирая на то что Сони с трудом мог различить отдельных тварей, он сомневался, что битва проходит успешно. И сети, и крылатые клинки теперь появлялись гораздо реже, а общая аура двух тысяч человек значительно поблекла.

Судя по всему, када-ра в этот раз бросались на людей не скопом, а разбились на небольшие группы, выбирая противников послабее, чем Сын Цветка. Чудовища определенно научились горьким опытом Квенидира, когда Калену фактически одним ударом удалось уничтожить почти двадцать Детей Ночи. Жаль, что командование этого не предусмотрело.

— Говорите, вы прикрывали отход немагов? — спросил Сони. — Им удалось уйти?

Однако Найвьел утвердительно мотнул головой.

— Да. Вон, видишь белый флаг?

На склоне горы действительно маячило белое пятно, заметное, только если знать, куда смотреть. Сони с облегчением выдохнул. По словам Калена, не-магов в армии к этой ночи оставалось всего около нескольких десятков. Хорошо, если они спаслись.

— Можно твоим майгин-таром воспользоваться? — нервно спросила женщина. Нападающие по очереди твари почти пробили новую брешь в щите.

— Можно. Бери силу прямо так, я не буду его доставать, — добавил Сони, когда та протянула к нему ладонь.

Он удостоился еще одного косого взгляда, но выяснять, что к чему, у магов времени не было. Кира просто зачерпнула энергию, готовясь заклеить ей брешь.

— Геви, ты готов?

— Безмерная Бездна, — выругался солдат. Сеть вышла меньше предыдущей из-за нехватки энергии. — Готов.

— Атакуем тех двоих, пока они близко! — приказал Найвьел.

По его знаку женщина раздвинула края щита, и Геви резким движением накинул сеть на када-ра. На сей раз бросок вышел удачным, хотя попалась лишь одна тварь, которую дротиками пронзил сержант. Геви воодушевленно закричал.

— Мой второй! Ой… А…

Он вдруг засипел, и сияние энергии вокруг него стало стремительно таять. Найвьел непонимающе уставился на него.

— Что с тобой?

В этот момент у Геви подкосились ноги, и он, как подкошенный, упал на землю. Там, где он стоял, из почвы вылезало Дитя Ночи, тянувшее бестелесные руки к сержанту.

— Еда… — с аппетитом чавкнуло оно.

Все бросились врассыпную, но, к счастью, разбежаться и попасть прямо в лапы када-ра им не позволил плотный щит. По нему прошла опасная рябь, однако женщина смогла удержать себя в руках, и он не рассыпался. О Найвьеле то же самое сказать было нельзя — заорав, он обрушил на тварь почти весь запас сил. Та беззвучно распалась на клочья тумана.

— Кира, закрой землю щитом! — приказал сержант.

Женщина застонала.

— Сейчас, сейчас…

Она снова стала тянуть силу из камня королей, так как своей ей не хватало. Когда трава начала покрываться золотистой пленкой, Кира пошатнулась от усталости, и северянин придержал ее за талию. Женщина находилась на грани — мало того что она была стара, так еще и тратила энергию с невероятной скоростью, а это обессиливало даже молодых мужчин.

— Пречистые Небеса, — пробормотал Сони, кусая себя за нижнюю губу.

После внезапного появления када-ра прямо из-под земли сердце от страха колотилось с бешеной скоростью. Времени у них со всей очевидностью оставалось немного: Геви мертв, запаса Найвьела не хватит и на десяток дротиков, не говоря уже о сетях, на которые приходилось тратить больше энергии, а Кира тоже почти иссякла, хотя ее запас был самым внушительным. Детей Ночи же оставалось еще четыре штуки, и одна из них, вдохновившись идеей погибшей твари, начала скрестись в щит из-под земли.

— Подери меня Шасет, что делать-то теперь будем? — спросил северянин Марвен, глядя на Геви. — Это же верная погибель.

Найвьел промолчал. Он стоял, закрыв глаза предплечьем и тяжело дыша, и, видимо, никак не мог отойти от того, что его чуть не сожрали. Поэтому вместо него заговорил Сони.

— Пока у нас есть еще хоть капля сил, не сдадимся. Мы можем на площадке долететь до Сына Цветка?

Там они по меньшей мере будут находиться под защитой Калена. И наверняка там у них получится достать майгин-тар.

— Нет, — ответила Кира. — Стоит мне сдвинуться, как они набрасываются с той стороны и оттискивают меня обратно. Понимают, что если мы соединимся с другими магами, то дадим им отпор.

— А ты не можешь преобразовать свой щит в дротики и ударить ими по када-ра, когда они подлетят поближе?

— У меня дальность — два с половиной шага, — с тоской сказала она. — Мои стрелы до них вряд ли даже долетят, только если я их не подпущу так близко, что они нас сожрут, прежде чем я успею что-то сделать.

Выходило прискорбно.

— А чем-нибудь их отвлечь?

— Чем? — Найвьел издал смешок, больше походивший на всхлип. — Выкинуть кого-нибудь из-под купола, чтобы сбежать, пока када-ра пожирают нашего товарища? Мы уже обдумали все возможности. Мы тут застряли.

Выкинуть кого-то? Может, это была не такая уж плохая идея.

Сони посмотрел на магов, а потом повернулся к разрывающимся всполохами небесам. Видимо, до своего отряда он так и не доберется. Умирать он был определенно не готов, но его никто и не спрашивал. Итог был один, разница лишь в способе: либо ждать, когда у Киры закончится запас, либо самому шагнуть в лапы чудовищ. Однако второй вариант давал надежду на то, что спасутся несколько человек.

Сони прикрыл веки, решаясь на последнюю в жизни глупость. Не факт, что им соблазнятся все четверо када-ра, и не факт, что, даже если это произойдет, маги успеют уйти достаточно далеко. И вообще, если уж помирать, то он предпочел бы делать это рядом с Каленом, Виньесом, Сехом… Хорошо, что здесь не было Дьерда — хотя бы за него не нужно волноваться. И жаль, что Сони больше никогда не сможет обнять Ниланэль.

— Выпустите меня из купола, — придав голосу твердости, потребовал он. — Как только твари набросятся на меня, изо всех сил бегите к центру.

— Ты сумасшедший? — недоверчиво спросил Найвьел.

— Делайте, как я говорю. Так у вас будет хоть какой-то шанс выжить.

Маги переглянулись, но в конце концов сержант кивнул.

— Ладно, это может сработать. Спасибо тебе… Я даже не знаю, как тебя зовут.

— Сони из Могареда.

— Прямо как одного из Орлов Гайдеварда, — произнес северянин, смерив его странным взглядом.

— Пока мы чешем языками, у Киры заканчивается энергия, — раздраженно напомнил он.

— Это верно, — Найвьел помялся, явно испытывая неловкость, а затем на прощание сжал его плечо. — Мы не забудем тебя, Сони. Я подам сигнал, когда тебе можно будет уходить. Подготовься.

Сони слегка наклонился, согнув ноги в коленях. Он собирался не только отвлечь внимание Пожирателей Душ, но и попытаться увести их в противоположную от магов сторону. А для этого придется бежать быстрее, чем когда-либо в жизни.

Он сосредоточился на своем дыхании, отбросив посторонние мысли, чтобы не струсить в последний момент. Вдох-выдох, вдох-выдох…

Найвьел махнул рукой.

— Вперед!

Прыгнув в созданный Кирой проем, Сони метнулся к проходу между обозами, который вел прочь из лагеря. Он услышал разозленное шипение када-ра, но не понял, увязались они за ним или нет. Перед глазами все было мутно, да и плевать, главное — бежать…

— Вниз!

Не успел разум осознать этот приказ, как тело инстинктивно подчинилось, падая на землю. Сони врезался в крытый фургон, ушибив плечо и рассадив ладони, тряхнул головой, чтобы очнуться от удара, и только потом гневно оглянулся: какой Бездны, богиня-мать его за ногу, Найвьел мешает ему спасти проклятых магов?

От представшей перед ним картины он опешил. Два сгустка тьмы, по форме напоминающих человеческие фигуры, таяли всего на расстоянии двух ладоней от него, чуть дальше с шипением растворялась третья. Торча из бреши в щите, ухмылялся донельзя довольный сержант. Аура вокруг него исчезла. Сони понадобилось мгновение, чтобы сообразить, что ее остатки Найвьел использовал для убийства дротиками отвлекшихся када-ра. Бесспорно, это было хитро, но что делать в случае промаха, он точно не подумал. А он все же промахнулся — четвертое порождение Шасета, на миг растерявшись и зависнув в воздухе, опомнилось и с раздирающим барабанные перепонки воплем ринулось к магам.

Уставшая Кира не успевала затянуть брешь.

— Стой! — воскликнул Сони, в отчаянии вскинув руку к када-ра.

На площади полыхнула чуть не ослепившая его золотая вспышка. Грудь разрезал клинок острой боли. Сони моргнул, за пляшущими в глазах пятнами стараясь рассмотреть, что случилось с чудовищем. От того не осталось даже ошметков. Сони прислонился к обозу, растерянно изучая небо. Откуда так вовремя взялась эта молния? Ее мог послать Кален, но его и близко не было рядом с выходом из лагеря. Может быть, это все же сделал кто-то из магов под куполом?

Тем временем к Сони подбежал Найвьел. Кудрявый сержант был вне себя от счастья, и в том, как он обхватил незнакомого ему гвардейца за плечи, почудилось что-то истерическое. Спустя миг Сони понял, что и сам стискивает его так, будто этот сержант ему ближе родного брата. Пречистые Небеса, да они были на волосок от смерти, как тут оставаться в своем уме!

— Как ты ее убил! — зеленые глаза Найвьела восторженно блестели в свете факелов. — А говорил: не маг… Правильно сказал Марвен, что нужно тебя спасать от када-ра, а не нас.

— Что? — ошарашенно переспросил Сони. — Это же ты их убил.

— Трех. А последнего ты доканал. Как у тебя это получилось? — тарахтел Найвьел, заразившийся от Геви словоохотливостью. — Ты ждал, пока у тебя накопится энергия? Могли бы и потерпеть немного под щитом Киры, чтобы не рисковать тобой.

В его болтовню Сони особо не вслушивался — тот нес какую-то чушь, как будто жизнь Орла Гайдеварда может стоить больше, чем жизнь другого человека. Однако кое-что заставило его недоуменно посмотреть на сержанта.

— Какая еще энергия? Повторяю: я не маг.

Найвьел осекся. Его брови сдвинулись к переносице.

— А я уж было поверил, что ты не пытаешься дезертировать с ворованным кристаллом. Раз уж мы спаслись, не расстраивай этим ребят, а? Они решили, что ты в самом деле пытаешься их спасти.

Сержант, похоже, тронулся умом. И вот что теперь Сони делать? Он поднес руку к лицу, чтобы вытереть вспотевший лоб, и вздрогнул.

Его кожа испускала сияние. Прямо как у магов. Это был не ореол Найвьела, потому что он иссушил свои запасы, и не струйка энергии от камня королей. Это была его собственная магия.

— Идемте скорее отсюда! — нервно позвала Кира. — Мы же не для того убили этих тварей, чтобы торчать тут и ждать, пока прилетят новые.

— Постойте, — пробормотал Сони.

Онемевшими пальцами он попытался схватить несколько золотинок. Если это и вправду его магия, то у него все получится. А если нет… Неосязаемая прозрачная субстанция затвердела, превратившись в тонкий прутик. Дополнительное движение — и палочка стала отмычкой, одной из самых знакомых Сони форм. Еще одно движение — и у него в ладони появился метательный нож.

— Побери меня Бездна, я маг…

— Ты не в себе, — с обманчивой мягкостью произнес Найвьел, беря его под локоть. — Ничего, это пройдет. Давай, идем к Сыну Цветка, он тебе поможет после битвы.

Сони расхохотался. Наверное, его глаза загорелись безумным огнем, потому что сержант отшатнулся.

— Да я в себе больше, чем когда-либо в жизни! Я наконец-то перестал быть бесполезным.

Со лба Сони лился пот. Найвьел, Кира и Марвен стояли вокруг и смотрели на него, плохо скрывая досаду.

Радость по поводу пробуждения в нем силы оказалась, мягко говоря, преждевременной. Сияние постепенно разрасталось, окутывая ближайшие шатры, но толку в этом не было никакого. Управлять энергией — делать то, чему маги учатся годами, — Сони не мог. Самое лучшее, что у него получалось, — лепить дротики, но на этом простейшем действии, доступном даже младенцам, все и заканчивалось.

Это было катастрофой. Армия успела переместиться в сторону от лагерей, где на свободное пространство, где ничто не мешало сражению. Чтобы туда добраться через сонм атакующих Детей Ночи, требовалось защитить себя магическим куполом. Еще лучше было долететь туда на площадке — так выходило быстрее и проще, чем топать ногами. Увы, Сони оказался не способен ни на первое, ни на второе, а у остальных магов энергия закончилась подчистую.

— Кира, пожалуйста, покажи мне еще раз, как создать купол, — нарочито спокойным голосом попросил он.

Хотя костры по бокам дороги превратились в угли, от Сони не укрылся быстрый жест Найвьела, который он для себя перевел как «бедный парень помутился разумом». Кира вздохнула, смиряясь с происходящим. Эта сцена повторялась уже первый раз.

— Расставляешь руки вот так вот, формируешь очертания, а дальше дело само идет.

Отличное объяснение.

— Как?..

— Вот так.

Она раздраженно взмахнула руками, демонстрируя, что надо делать. Сони попытался повторить, но вместо купола у него получилось какое-то коромысло, которое тут же разлетелось в пыль.

— Милостивые боги, тебя вообще кто-нибудь учил обращаться с магией? — нахмурилась Кира. — Или у тебя от страха память отшибло?

— Говорю же, я не был магом… — процедил Сони, но понял, что они все равно не поверят. Объяснять, во-первых, не хватило бы времени, а во-вторых, все равно было не до того. Он стиснул зубы. — Ладно, просто покажи еще раз.

Северянин повел головой, с тревогой вглядываясь в темноту. Небо на востоке уже светлело.

— Шасет знает, что с тобой стряслось, но мы не можем с тобой возиться. Нужно идти дальше, иначе соберем вокруг себя всех када-ра.

— Это бесполезно, — подтвердила Кира, наблюдая за тем, как Сони проваливает очередную попытку. — Откуда он бы он ни свалился, но купол мы его создавать сейчас не научим. Даже я этому не один месяц в молодости училась.

Маги переглянулись.

— Что будем делать? — озвучила мучивший всех вопрос Кира.

— Я тут помирать не собираюсь, — тихо сказал Марвен. Его виноватый взгляд постоянно возвращался к силуэтам гор, где недавно мелькали белые флаги отступивших поваров и снабженцев. — У меня дети дома… А идти до остальных — это все равно что лечь на погребальный костер. Как по-моему, так нам надо туда, в горы. Мы все с иссякшей силой, к тому же рассвет скоро. Авось када-ра на нас не польстятся.

Его предложение не вызвало никакого ажиотажа. Женщина поморщилась, а сержанта оно вообще оскорбило.

— Удрать? — процедил Найвьел. — Я не для того добровольцем вызвался, чтобы бросать товарищей в бою.

— Что могли, мы уже сделали, — возразил северянин. — Все, наша сила иссякла. На кой мы нужны Вьюрину?

— Там майгин-тары, Марвен. Мы еще можем быть полезны!

— Твои майгин-тары наверняка уже давно иссякли! — огрызнулся тот и, видимо, наконец-таки решившись, махнул рукой. — А-ай… Дохни тут сам, герой хренов!

Марвен сорвался с места и бросился прочь, в мгновение ока скрывшись за обозами, которые обозначали границу лагеря. Кира едва слышно охнула. Найвьел выругался.

— А еще говорят, что один северянин двоих тьеррцев стоит, провались он в пузо Огрошу! — сержант оглянулся на оставшихся двоих спутников. — Выбора нет, идем к армии. Может, сияние Сони заметят издалека и вышлют подмогу.

Возражающих больше не нашлось.

Найвьел пошел первым. Точнее, медленно побежал, потому что спокойно шагать среди десятков живых мертвецов было невозможно, хотелось скорее покинуть это гиблое место. Озираясь в поисках када-ра, Сони повсюду замечал тела. Их было слишком много. Сони не знал, пали они сразу или это те, кого порождения Бездны истощили так же, как недавно пятерку Найвьела. Так или иначе, погибло столько человек, что трудно было представить, кто там впереди сражается, кроме Калена.

Эйфория, которая захлестнула Сони после пробуждения в нем магии, окончательно сошла на нет. У богов прескверное чувство юмора, если они решили, что для одаривания кого-то такими впечатляющими силами должны погибнуть тысячи людей. А в том, что Сони будет незаурядным магом, сомневаться не приходилось. Яркость его сияния уже почти сравнялась с сиянием Дьерда, каким Сони его помнил, и продолжала увеличиваться, притягивая удивленные взгляды спутников. Они старались идти ближе к нему, подсознательно рассчитывая на то, что он их все-таки защитит. Ах, если бы он мог… Почему он никогда не слушал, как старшие маги обучают Сеха? Сейчас это пригодилось бы Сони, как никогда.

К счастью, до пределов лагеря удалось дойти без происшествий. Лента из обозов осталась позади, и Сони уже обрадовался, что Небеса им благоволят, как Кира сдавленно выкрикнула:

— Када-ра!

Сони дернул головой. Несколько тварей замерли в двадцати шагах отсюда, причем одна из них наполовину торчала из обоза, в очередной раз доказывая, что им плевать на физические преграды. От порождений Бездны доносилось шипение, но разобрать ничего не удавалось.

Кира и Найвьел не сговариваясь помчались вперед. Они кричали во все легкие, привлекая к себе внимание солдат. Сони, однако, застыл. Армия была все еще слишком далеко, а силой обладал только он, и сейчас все зависело от того, получится ли у него остановить чудовищ. Поэтому он нервно лепил метательный нож.

Пальцы дрожали, и получившуюся у него раскоряку с трудом можно было назвать ножом. Полетела она плавно (Сони подозревал, что исключительно благодаря легковесности магии), но в цель не попала, растворившись за несколько шагов до када-ра. Те, однако, испуганно рассыпались в стороны. Твари вели себя странно — вместо того чтобы стремительно напасть, как раньше, они как будто выжидали или к чему-то примеривались, хаотично кружа на недосягаемом для магов расстоянии. Сони напряг слух, пытаясь понять, что они делают.

— Это он… он… он… Старый хозяин вернулся, связь слабая, но это он, что с ним случилось, почему он вернулся? Он должен быть мертв, мертв, мертв! Это не может быть ошибка, это он, он снова с проклятым ребенком Небес, нужно быть осторожными, очень осторожными. Нужно предупредить остальных, да, предупредить и уничтожить его, пока он не так силен…

Их шепот больше сбивал с толку, чем что-то прояснял, но они определенно говорили о Сони, потому что хозяином раньше твари называли только его. Но почему он должен быть мертв и почему он старый? Однако главным в этой головоломке определенно было слово «уничтожить». Сони, стараясь не отвлекаться, судорожно создал еще один кривой нож, но метать пока не стал. Дети Ночи были вне его досягаемости, и тратить магию зря он не собирался. К счастью, помельтешив, они вдруг унеслись прочь — наверное, «предупреждать остальных». Несмотря на эту зловещую формулировку, Сони выдохнул.

— Пронесло…

— Сони! — позвал его Найвьел. — Сюда!

Маги замерли, наверное, ожидая его. Однако он замешкался, глядя в ту сторону, куда улетели када-ра.

Их непонятное поведение не давало ему покоя. Какого Шасета они так и не приблизились? То есть это было прекрасно, но у Сони возникло предчувствие, что за потрясающим везением стоит нечто совсем не доброе. Старый хозяин снова с проклятым ребенком Небес — кажется, так говорили Дети Ночи? Ребенок Небес — это, без сомнений, Кален. Снова — это потому что Дитя Цветка однажды уже победило порождений Бездны. А старый хозяин тогда…

Озаренный внезапной догадкой, Сони уставился на исходящее из его тела свечение. Он не первый человек, с которым это произошло. Более того, он уже читал о подобном — в книге Кольина Гарента о Маресе Черном Глазе. Там утверждалось, что великий маг древности вовсе не был магом. Точно так же, как и Сони до сегодняшней ночи.

Пожиратели Душ могли помнить о том, как Марес заточил их в державе, и наверняка боялись, что это повторится. В таком случае становилось ясно, почему сегодня они действовали абсолютно иначе, чем в Квенидире. Узнав в Калене Сына Цветка, твари не рискнули кидаться в лоб, как он этого ждал и как они, скорее всего, сделали в прошлый раз. Поэтому они не напали и на Сони… Пока не напали. Наивно было считать, что Дети Ночи станут держаться от него подальше. Судя по вспышкам вдалеке, Калена они все же атаковали.

Сони окинул взглядом небо, готовясь к тому, что в любой момент оно может почернеть от Детей Ночи. Если в них осталось еще хоть что-то человеческое, они обязательно будут за ним охотиться, по меньшей мере для того, чтобы отомстить за пленение. Умей Сони пользоваться магией или хотя бы знай он секрет, благодаря которому Марес когда-то заманил тварей в державу, он бы, может, решил, что это и неплохо. Но сейчас он был беззащитен и к тому же не имел права подставить под удар Найвьела и Киру.

— Сони!!! — истошно заорал сержант.

Тон у него был таким, что Сони как будто проскребли когтями по спине. Он наконец-то додумался внимательнее вглядеться в магов. Почему они отступают, вместо того чтобы бежать к солдатам, которые уже виднелись впереди, на возвышении?

Ответ был очевиден — потому что на них черной стеной надвигалось несколько десятков Детей Ночи. То, чего Сони боялся, наступило гораздо раньше, чем он думал.

Он растерянно обернулся. Бежать было некуда — твари подступали со всех сторон. Да убежать бы и не вышло. Вернувшиеся Кира и Навьел тяжело дышали, женщина вообще почти висела на сержанте, потому что ее перестали держать уставшие ноги.

— Ну и что? — еле слышно произнес Найвьел. — Это все?

Кира безмолвно опустилась на колени, закрыв глаза и зашептав молитву. Она стояла так близко, что ее раскинувшаяся по земле юбка складками лежала на сапогах Сони. Сержант тоже касался его плечом, прижимаясь все теснее и теснее. Как всегда, от страха люди сбивались в кучу. Сони поймал себя на том, что ему и самому хочется забиться куда-нибудь вглубь этого комка. Ничего не видеть, чувствовать рядом человеческое тепло. Не умирать в одиночестве…

Сони сжал кулаки. Паниковать пока рано.

— Найвьел, сядь, ты будешь мне мешаться.

— А что ты собрался делать?

— Понятия не имею.

Сержант, явно не обнадеженный таким ответом, нерешительно покусал нижнюю губу, но сел. К счастью, он уставился в землю и не мог заметить, как трясется гвардеец. Сони предпочел бы, чтобы никто не знал об этом позоре.

Расставив пошире ноги, чтобы придать устойчивости дрожащим коленям, он сгреб магию в горсть и начал создавать из нее метательные ножи. Обороняться надо было хоть как-то, а другие идеи в голову пока не приходили.

Ряд факелов сбоку, на границе лагеря, почти не освещал то место, где када-ра захватили магов в кольцо, и Сони трудно было подсчитать, сколько вокруг сейчас клубится тварей. Самые дерзкие подлетали все ближе и ближе. Сначала они держались шагах в двадцати, бросаясь из тьмы, жадно всасываясь в сияющую энергию и тут же отдергиваясь обратно, а затем, осмелев, стали забираться глубже. На ножи времени уже не хватало, и Сони швырялся в Детей Ночи комьями магии, как камнями.

С каждой его заминкой Кира молилась все неистовее. Найвьел, который, в отличие от нее, глаза не закрывал, скоро тоже присоединился к мольбам простить ему все прегрешения. Как и Сони, он прекрасно видел, что их время заканчивается. Оставались считанные мгновения до того, как када-ра накинутся на них всей массой или догадаются подлезть к ним из-под земли.

Если бы в пламенеющих легких был лишний воздух, Сони заорал бы от отчаяния. С вершины пригорка, где сновали солдаты, не заметить их было невозможно, особенно учитывая недавние вопли Киры и Найвьела. А если подкрепление до сих пор не послали, значит, командование решило не отвлекаться на нескольких окруженных када-ра человек. Какая ирония — погибнуть так близко от своих!

Свистящий шепот тварей заглушал другие звуки, а окружающее пространство будто затянуло мраком. Туманная тень промелькнула прямо у Сони под носом. Он едва увернулся — сил оставалось все меньше. Пока его берегла старая память Детей Ночи, которые боялись и ненавидели Мареса Черного Глаза, но это будет продолжаться недолго. Сони создал подобие меча, а через мгновение, поразмыслив, превратил его в алебарду. Оружие весило одинаково, как перышко, и стесняться в размерах и форме не было смысла. Сони хорошо помнил пример Тэби — тому запас энергии позволял метать копья, которые разили вернее, чем маленькие дротики.

— Уничтожить хозяина, уничтожить хозяина, уничтожить хозяина! — повторяли вокруг него десятки глоток.

Сони ощущал, что они таким образом храбрятся — точь-в-точь как кулачные бойцы на ярмарках, раззадоривающие себя выкриками. Им нужен был сигнал, нечто вроде взмаха флагом, чтобы облепить Сони и высосать из него жизнь. Этим сигналом стала тень, метнувшаяся через золотое облако прямо к «хозяину».

Алебарда для ближнего боя не подходила абсолютно. Растерявшись, Сони слишком сильно размахнулся, и, хотя отпугнуть чудовище ему удалось, сам он завалился на сержанта. Через штанину в кожу впились камни, однако он почти не заметил боли. Кира всхлипнула, Найвьел прикрыл голову. Это был конец. И Сони даже не успевал подумать об этом — лишь внутренне сжаться и в нелепом жесте, словно када-ра можно было так просто оттолкнуть, вскинуть руки. Он хотел, чтобы подобное было возможно — этого требовала последняя, отчаянная надежда.

Даже через опущенные веки золотой сполох резанул по глазам, оставив на них отпечаток. Уши заполнились истошными воплями и предсмертным шипением. Сони, не веря самому себе (он еще жив?), вытаращился на умирающих тварей. Одна из них таяла серым дымом прямо перед ним.

Что, Альенна их за ногу, с ними произошло?

Дело было не в них, а в магии. Ореол как будто сдвинули — он колыхался, как от ветра, хотя тот никогда не влиял на энергию. Возле Сони сияние слегка погасло, наоборот, сгустившись у дальних краев, к которым комарами присосались када-ра. Моргнув, Сони обнаружил, что все еще держит руки расставленными. Кажется, он инстинктивно уплотнил энергию, «выстрелив» ей по чудовищам. Но как, провались он в Бездну, у него это получилось? Причем уже второй раз — первое Дитя Ночи, в лагере, он тоже убил совершенно случайно.

— Мысль, — пробормотал Сони.

Он настолько хотел отбросить от себя Пожирателей Душ, что его мысль воплотилась в энергии. Может быть, в этом и есть секрет взаимодействия с магией: она подчиняется не столько жестам, сколько воле мага? Наверняка так оно и было. Удивительно, почему эта идея, такая простая и очевидная, не пришла ему в голову раньше, ведь никаким иным способом «вылеплять» купола за пару ударов сердца и заставлять площадки летать было невозможно. Для магов это наверняка было настолько очевидно, что они и не догадывались говорить об этом. Сони скосил глаз на Киру, которая с недоумением выпрямлялась и оглядывала отступивших Детей Ночи. «А дальше дело само пойдет»… Ну-ну.

— Что ты сделал? — спросил Найвьел.

Сержант был белым как полотно. Сони подумал, что он, наверное, такой же бледный. Их же всего чуть-чуть не достало…

— Пока ничего.

И в самом деле — ничего, потому что других Детей Ночи это не остановило. Четверо уже подлетали к нему, извиваясь воздушными змеями. Сглотнув, Сони снова выставил перед собой руки, приказывая щиту появиться. На сей раз получилось лучше, чем в прошлый, с Кирой, и все равно зависшая над землей преграда не помешала када-ра — в щит уткнулось лишь одно, а другие его обогнули, замедлившись всего на долю мгновения. Тем не менее Сони этого хватило, чтобы метнуть два ножа. Первый не попал в цель, зато второй, брошенный правой, более привычной рукой, воткнулся ровно туда, где у тени, будь она человеком, находилось бы сердце. Она тут же растворилась, зашипев напоследок, как прогорклое масло, но радоваться маленькой победе времени не было. Сони закричал и, пытаясь хоть как-то защититься от трех порождений Шасета, выставил над головой новый щит. А с краев уже налезали новые чудовища. Проклятье…

— Пригнитесь!

Повинуясь знакомому властному голосу, Сони припал на колени. Спустя миг вокруг него пролился целый ливень золотых стрел, которые пронзили ближайших када-ра и ушли глубоко в почву. Несколько из них, выбив сноп искр, чиркнули по щиту, который Сони продолжал держать над собой и магами.

Кроме тех Детей Ночи, которые почти до него добрались, магический дождь задел еще двоих или троих. Прочих спас страх — они боялись приближаться к «хозяину» и потому успели отхлынуть черной волной. Вокруг сразу стало светлее, и только теперь Сони понял, от чего его спас ливень. Сначала ему казалось, что када-ра вокруг него десятка два, но теперь он даже затруднялся сказать, сколько их — сотня?

Некоторые зарывались прямо в землю, некоторые взмывали в небо. Вдалеке настороженно наблюдать остались лишь единицы самых смелых — или же самых глупых. Так или иначе, порождения Бездны отступили.

Рядом с площадки мягко спустился Кален. В это мгновение можно было с легкостью поверить, что он сын богов. Открывшая наконец глаза Кира тихо охнула. Ослепительное сияние, прямая осанка, строгое, хотя и бесконечно усталое лицо — именно такими Сони в детстве и представлял героев, о которых повествовали древние сказания. И в то же время Кален был таким родным. Сони вдруг показалось, что они не видели друг друга половину жизни. Поддавшись мимолетной слабости, он вскочил с колен и обнял командира за плечи.

— Пречистые Небеса, как же ты вовремя!

Кален крепко стиснул его в ответных объятиях.

— Боги, Сони, когда ты не вернулся, я решил, что ты погиб!

— В суматохе я не смог до вас добраться. Надо было меня ждать дольше, — упрекнул он.

— Прости, мы не могли, иначе бы погибло еще больше людей.

— А где Сех и Виньес? Почему они не с тобой?

Командир на миг замялся, а в его глазах промелькнуло странное выражение. Однако сейчас было не доразгадывания загадок, и Сони предпочел поверить последовавшим словам.

— Они нужнее в армии. Что с тобой случилось? — он отстранился и внимательно осмотрел его. — Я тебя не узнал издалека и даже не спешил на помощь, решив, что такой сильный маг сам справится с када-ра.

— Я не знаю. Магия просто появилась — и все.

— Промысел богов, — прошептал командир, кивнув собственным мыслям. — Ты можешь ей управлять?

— Нет, — проворчал Сони. — Как-то боги забыли мне подарить это умение.

Кален нахмурился.

— Ладно, нам нельзя тут стоять. Када-ра отвлеклись на тебя, но они все еще треплют наши фланги. Кто с тобой — вы сможете сражаться?

Маги, которые уже успели встать, поклонились Сыну Цветка. Измотанные и растрепанные, выглядели они оба жалко. Подол юбки у Киры превратился в клочки, а сама она еле стояла на ногах. Найвьел — вообще-то довольно молодой парень — сутулился и казался стариком. Только слепой бы не понял, что сражаться они больше не способны.

— Все настолько плохо? — мрачно спросил Сони.

— Нам нужен каждый человек, — тихо произнес Кален. — Мы лишились почти половины армии, а када-ра продолжают истощать фланги.

— Я еще мог бы продолжить, — сержант неуверенно пожал плечами. — Если для меня найдется майгин-тар. Но Киру нужно отправить на отдых, иначе у нее не выдержит сердце.

Женщина слабо мотнула головой в подтверждение.

— Понял, — командир вытащил из-за пазухи маленький кристалл и протянул его Найвьелу. — Взял с расчетом на то, что тут будут истощенные маги. Его хватит, чтобы добраться до армии, там замените на другой. Найдите генерала Вьюрина и передайте ему, что вы от меня. Пусть он выждет паузу и отправляется за мной со всеми силами, которые сможет привести. Мы задержим када-ра возле себя, чтобы с ними можно было разделаться одним махом.

— Да улыбнутся вам боги, — поблагодарил сержант. — А вы разве не пойдете с нами?

Кален глянул сперва на Сони, а затем на Детей Ночи, которые опять начали стягиваться к ним, скаля пасти-провалы.

— Мы отвлечем када-ра, а вы уходите.

Сказать было проще, чем сделать. Прежде чем Найвьел создал диск для них с Кирой и окружил его куполом, Калену пришлось несколько раз отбрасывать наплывы тварей, используя для этого длинные крылья-клинки. Однако када-ра двое иссушенных магов как будто не интересовали вовсе. Одна из тварей, самая шустрая, едва не коснулась сержанта дымным туловищем, заставив его испуганно вскрикнуть, но если бы Кален не убил ее, то она пролетела бы мимо.

Сони стало казаться, что отвлекать на себя чудовищ не такая уж хорошая мысль. Гораздо лучше было отправиться к армии и убивать када-ра из-за огромного купола, которым солдат накрыли сильнейшие маги королевства.

— Может, мы полетим вместе? — спросил он у командира. — Так будет легче защитить Киру и Найвьела.

— Нет, — отрезал тот. — Поверь, не легче.

Сони захлопнул рот и нервно перемялся с ноги на ногу. Рядом с Каленом он чувствовал себя никчемным. Командир пританцовывал, не замирая ни на мгновение: он то ставил преграду перед очередными порождениями Бездны, то рассекал их надвое магическими клинками. Попытка Сони создать такие же провалилась — у него получалось контролировать лишь одно оружие, но когда их становилось два, они рассыпались в прах. Его энергия тем временем продолжала густеть и распространяться, готовясь превзойти даже пределы Вьюрина. И с такой мощью он мог только отгонять чудовищ метательными ножами!

— Скорее! — приказал Кален, сформировав для Найвьела и Киры целый коридор из магии.

Сержант, поддерживающий старуху-мага, выкрикнул напоследок слова благодарности и унесся прочь на золотой пластине. Сони проводил их взглядом. Двух-трех Детей Ночи привлек блестящий шар энергии, однако основная масса тел, плотной пеленой облепивших купол Сына Цветка, даже не колыхнулась. За благополучие двух магов Сони, конечно, порадовался. Но перспектива остаться всего двоем против тучи када-ра, которые уже почти затмевали светлеющее небо, внушала не просто страх — дикий ужас.

Сони сглотнул, наблюдая за десятками глоток, которые присасывались к щиту, и рвущими преграду когтями.

— Кален, я же тебе говорил, что не способен контролировать магию?

— Способен, — ответил командир. — Только у тебя нет навыков.

Прекрасно. А то он не догадывался.

— В таком случае как мы собираемся продержаться до прихода Вьюрина?

— Есть пара идей. Доверься мне.

Сони криво улыбнулся, невольно дернувшись, когда в магический покров ударилась новая тварь.

Как будто у него оставался хоть какой-то выбор.

Диск, управляемый Каленом, поднялся над низко зависшим облаком. Мужчин обдало сыростью, одежду покрыли капельки влаги. Стало еще холоднее, но Сони это едва заметил. За несколько месяцев в Кольведе он уже привык к горам, однако еще ни разу не поднимался так высоко, к тому же в час рассвета. Подножия великанов укрывало мягкое ватное одеяло туманов. В него хотелось бы окунуться с головой, если бы Сони только что там не побывал и его не пробирала от этого дрожь. Освещаемые солнцем скалистые вершины горели, как раскаленный металл. День обещал быть теплым.

За золотым шаром, который окружал гвардейцев, вился длинный черный шлейф из када-ра. Магам удалось убить многих тварей, но их все равно осталось пять или шесть десятков — достаточное число, чтобы вызвать дрожь в коленях.

— Не понимаю, — пробормотал Сони. — Если они считают, что я Марес Черный Глаз, вдобавок снова с Дитятей Цветка, почему они не убегают от тех, кто их однажды победил? Почему они не боятся?

Кален оглянулся на порождений Бездны. Некоторые из них иногда отделялись от общего числа, ненадолго зависали в воздухе, но почти сразу возвращались назад. С земли они, наверное, были похожи на стаю ворон.

— Боятся, но не могут противостоять голоду. Твоя сила привлекает их, как огонь мотыльков.

— Общая сила армии гораздо больше, чем у меня, — возразил Сони. — Больше, чем у нас с тобой вместе взятых.

Командир усмехнулся.

— Солдатам они не хотят отомстить за былые обиды. Не пытайся их понять. Када-ра думают не так, как мы, и даже не так, как звери. Не представляю, что и как с ними делали, но мне кажется, что они такие же измененные люди, как я. Только им, в отличие от меня, пели Песнь Смерти. И я подозреваю, что в них пытались вложить какую-то идею, может быть, охотиться на магов. Но что-то пошло не так и привело к этому, — он кивнул на чудовищ.

— Жуткие вещи ты говоришь, — поежился Сони.

Сын Цветка внезапно согнулся вдвое, будто от сильного приступа боли. Диск сразу накренился, и Сони испуганно схватил командира за руку. Тот, впрочем, мгновенно выправил курс.

— Кален, ты как? — с тревогой спросил Сони.

— Устал, — вяло ответил он.

Это наверняка еще было слабо сказано. С каждым мгновением становилось светлее, и теперь было заметно, насколько Кален плох. Его бравый вид, когда он спустился на землю рядом с Кирой и Найвьелом, оказался иллюзией, которая развеялась с уходом двух магов. Ничего удивительного в этом не было. Кален сражался за десятерых и метался по всему поля боя, присутствуя одновременно во всех его концах. А ведь лишь несколько дней назад находился на смертном одре и в любом случае был уже не молод. Всего за час битвы командир осунулся так, словно не ел неделю, а через его молочно-белую кожу проглядывала болезненная синева. Или это отвоевывало новое пространство пятно, которое поднималось от раны в груди?

Вспомнив о своей собственной груди, Сони приложил к ней ладонь. Сквозь промокшую от пота рубашку чувствовалась плотная кожа голубого нароста. Кажется, он тоже стал больше?

Мучимый подозрением, он распахнул мундир и развязал ворот. Так и есть — от камня теперь во все стороны отходили прожилки лазурного цвета, совсем как у Калена. Вот, значит, чему он обязан своей силой. Но что заставило кристалл увеличиться в размерах? То, что Сони решил пожертвовать жизнью ради незнакомых людей?

Раздумывать было некогда. Кален выбрал ровное место в долине и направил диск вниз. Темный «хвост», вильнув, устремился за ними, оставая в скорости совсем ненамного.

На траву Кален сошел тяжело, чуть не упав, и снова по его энергии прошла опасная рябь. Поддержав его, Сони взволнованно огляделся. Магии у командира остались жалкие крохи, которые к тому же быстро уходили на щит. Сияние, когда-то распространявшееся на два десятка шагов, теперь гасло в четырех шагах. Зато ореол Сони давно перевалил границу в тридцать шагов. Такой внушительной силой можно было бы гордиться… если бы от нее был хоть какой-то толк.

— Када-ра мы отвлекли, — мрачно сказал Сони. — А дальше что? Будем сидеть здесь и ждать, пока Вьюрин перестроит ряды и придет на помощь? Думаешь, нам хватит времени?

— Не знаю, — честно признался он. — Но эта передышка им нужна обязательно, иначе нас ждет полный провал. Майгин-таров не хватает, большинство магов уже истощено. Вся надежда на дневных магов.

— А мы не сможем сами добить Детей Ночи? В Квенидире ты разделался с парой десятков тварей.

Командир помолчал, присматриваясь к Пожирателям Душ.

— Смотри, та же тактика, что и ночью. Нападают по очереди, чтобы истощить силы у магов и не попасть разом под удар «крыльями»

Он махнул рукой в сторону када-ра. Те уже спустились, но бросаться к жертвам не торопились. Вместо этого они мглистой дымкой застыли на расстоянии, разевая пасти и с вожделением наблюдая за «хозяином». К куполу рискнули приблизиться всего двое, потихоньку трепавшие щит. Кален не обращал на них внимания — на попытку их убить уйдет больше энергии, чем на игнорирование. Отвернулся и Сони. Смотреть на искаженные личины было невозможно.

Командир тем временем наблюдал за порождениями Бездны вдалеке, которые, не обнаружив сопротивления, медленно стягивали кольцо вокруг двух мужчин. Пока не было ни единого признака приближения солдат, зато тварей возле щита стало на трех больше. Кален проводил их равнодушным взглядом. На выражение эмоций у него уже не осталось сил. Он даже не стал убирать пряди волос, которые ветер бросил ему в лицо. Глаза командира, еще вчера сиявшие так ярко, сегодня потускнели — глубокие горные озера как будто подернулись осенним ледком. Пусть и таким, но Кален все равно оставался похож на бога. Невероятно усталого древнего бога.

— Прости, — вдруг сказал он, вновь укрепляя купол — кажется, раз в десятый за прошедший короткий срок.

— За что?

— За то, что мне не удастся тебя отсюда вытащить.

— Ты так уверен, что…

Сони осекся, заметив, сколько у Калена осталось магии. На режущие «крылья» не хватит, только если на маленькие — уничтожить тех тварей, что находились рядом. Но вслед за ними прилетят другие, а армии все не было. Он стиснул зубы. Вьюрин наверняка спешил, но сейчас страшно хотелось проклясть и генерала, и всех магов, которые явно не успевали вовремя.

— Давай не будем нарушать добрую традицию не прощаться. Лучше скажи, могу ли я чем-нибудь помочь.

Задумавшись, Кален наморщил лоб. Было заметно, что мысли пробиваются к нему через пелену утомления с трудом.

— Сомневаюсь, что у тебя получится создать купол, но я видел, как ты инстинктивно оттолкнул када-ра перед моим приходом. Попробуй сделать то же самое. Это выиграет немного времени.

Сони кивнул и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Жаль, нельзя было закрыть и уши, куда все равно просачивалось шипение «Сожрать хозяина». Подождав несколько мгновений и решив, что он собрал достаточно сил, Сони резко выбросил руки в стороны. Однако, когда он поднял веки, результат его разочаровал — колыхнулась разве что парочка золотистых пылинок.

— Используй волю, а не движения, — произнес Кален. — Взмахи руками помогают управлять энергией, но главное — это мысленный приказ и способность выдержать связанное с этим напряжение. Сохраняй его в сердце.

Отличный совет. Если бы только у Сони была возможность хорошенько его обдумать и потренироваться пару месяцев. Сейчас же сердце у него невпопад стукнуло, когда одна из тварей опять пробила брешь в щите, а по виску стекла капля пота.

Мысленный приказ, значит. Ну ладно, попробуем.

Када-ра, которые соблазнились его расширяющейся аурой, подбирались все ближе. Сони запомнил их расположение и снова опустил веки, представив, как золотистый ореол уплотняется и отбрасывает тварей. А затем приказал этому случиться.

Скрежет оборвался. Распахнув глаза, Сони обнаружил, что Дети Ночи с растерянными мордами витают в пяти шагах от купола. К сожалению, их замешательство продолжалось всего несколько мгновений, а затем они накинулись на золотистый покров с еще большим остервенением, чем раньше.

— Молодец, — Кален ободряюще положил руку ему на плечо. — Но этого мало. Нужно их убить.

— И как мне это сделать? — сердито поинтересовался он.

Еще поодиночке он мог бы их перебить. Но не всех вместе!

— Помнишь, как секретарь в Гайдеварде пытался убить Иньита?

Точно! Тогда Анэмьит сотворил копье, которое рассыпалось целым ливнем мелких стрел. Управлять таким оружием наверняка было проще, хотя и его действенность, учитывая скорость када-ра, проигрывала «крыльям», которые устремлялись туда, куда им приказывал маг.

— Тогда тебе придется убрать купол, — засомневался Сони.

— Рискнуть стоит. Моя магия иссякает, солдат не видно. Мы и так проживем недолго.

— Тогда будь готов, — ответил он, хотя все еще не был уверен в том, что от этого не будет только хуже. — Всех сразу я достать не смогу. Прикроешь меня?

Бледное лицо командира разрезала усмешка.

— Естественно.

Как только Сони создал два копья, чтобы метнуть их подряд, они с Каленом встали спина к спине. Подав сигнал, командир развел руки — Сони ощутил, как движутся его мускулы. Полыхнуло золотом, щит распался пополам, превратившись в лезвия, и двое Детей Ночи распались на клочки тьмы. В то же мгновение Сони отправил в полет первое из копий.

Он приказал ему лететь к самой границе ореола, к которому комарами присасывались Пожиратели Душ, и там уже разделиться на стрелы. Не дожидаясь, когда это произойдет, Сони перекинул в правую руку второе копье, примерился к цели… И понял, что первое растворилось в воздухе на середине пути. Напряжение, мать его за ногу! Проклятое напряжение в сердце, о котором говорил Кален!

Тот тяжело приваливался к его спине, еле ворочая руками. Краем глаза Сони заметил, как к нему тянется когтистая лапа твари, и инстинктивно отдернулся. Уже через долю мгновения командир ее разрезал, но она все равно успела подобраться слишком близко. На измученного сражением Сына Цветка надеяться больше было нельзя.

Сони не медля метнул второе копье, стараясь ни на что не отвлекаться и увидеть, как оно убивает када-ра. На сей раз все получилось, но твари бросились в рассыпную, и задета оказалась всего одна тварь. Как мало!

— Скорее! — прохрипел Кален.

На смену погибшим Детям Ночи приходили новые, и он не успевал с ними справляться. Его магия таяла, как туман, а третье копье, направленное в противоположную сторону, принесло столько же плодов, как и второе. И то, лишь потому, что када-ра сбились в плотную кучу. Тут нужно было что-то получше, чем копья. Но что?

— У нас ударов сто сердца, — прерывающимся голосом сообщил командир. Он задыхался и от бессилия уже почти лежал на спине товарища. — А потом либо ты накроешь нас куполом, либо…

— Проклятье, — процедил Сони.

В том, что у него получится купол, он уверен не был. А значит, пока оставалось время, следовало придумать, как еще можно уничтожить када-ра. Сони напряг память, выискивая среди всего того, что ему довелось наблюдать у магов, хоть что-нибудь, способное помочь. Первым вспомнилось то, как опасно изменился ореол командира, когда он потерял над собой контроль в Кольведском замке. В тот раз вся энергия Калена едва не превратилась в иглы. А потом уже перед внутренним взглядом появилась картинка того, как он убивал «волков» Таннеса на дороге из Квенидира. От командира словно исходили солнечные лучи, которые поразили врагов. В обоих случаях он это делал почти бессознательно. Такое могло получиться и у Сони.

Он представил, как от него во все стороны исходят магические линии, огибают командира и дотягиваются до каждого чудовища в долине, пронзая их насквозь. Эти смертоносные лучи должны были лететь со скоростью света, чтобы ни одна тварь не смогла увернуться.

Ничего не получилось. Опять.

Тогда он не просто представил, а пожелал этого.

В долину как будто пролился жидкий огонь. Сони ослеп от яркости блестевших на солнце нитей и, наверное, упал бы, если бы его не пригвоздил к месту мощный поток проходящей через него магии. И это каждый раз испытывают маги?..

Он распространял энергию так далеко, как только мог, — на тридцать, сорок, пятьдесят шагов, еще дальше… Линии били даже туда, где никаких када-ра не было, но Сони ничего не мог с этим делать — он оказался не готов к собственной мощи. Его как будто парализовало. Через его пальцы выходило такое количество силы, что он мог лишь замереть, направляя ее.

Золотые лучи пронзили большинство када-ра, однако оставалось еще около десятка, когда туго натянутая струна внутри вдруг оборвалась и Сони изнеможенно рухнул на колени. Поток иссяк.

В глазах все двоилось. Он не сразу понял, почему Кален трясет его за плечи. Что он там говорит? Что это еще не все?

— Зачерпни мою силу, — шептал на ухо командир.

— Что? — рассеянно спросил Сони.

Слова никак не складывались в осмысленное предложение, вязко плавая в затянувшем разум киселе.

— Возьми мою энергию, — повторил Кален. Его горячее дыхание щекотало кожу. Он тоже устал, тоже стоял на коленях и не мог подняться. — В Бутоне мое тело впитало измельченные майгин-тары. Синее пятно на груди, совсем как у тебя, помнишь? Ну же, Сони, очнись! Я не достану тварей, они слишком далеко для меня. Ты должен их добить. Слышишь? Зачерпни из меня силу!

Сони поднял осоловелый взгляд и, прищурившись, рассмотрел черные точки — Детей Ночи. Да, с ними надо разделаться навсегда, чтобы больше никто не погиб. Не до конца осознавая, что он делает, Сони взял Калена за подставленное запястье и вытянул из него энергию.

В глазах снова резануло болью от сполохов. Кажется, он опять не рассчитал силу и забрал слишком много, но своего добился — мглистые силуэты истаяли, словно их и не было. Но вторая атака его окончательно доконала, и Сони, выпустив руку Калена, уткнулся лицом в траву. Командир тяжело рухнул рядом.

Земля была холодной и пахла сыростью от росы. Сони со стоном поднял гудящую голову и, поморгав, огляделся. Несколько деревцев в соседней рощице были срезаны посередине стволов, одна сосенка с треском подломилась и повисла на соседней. Больше никаких изменений он не заметил. Главное — в долине больше не было ни одного када-ра.

— Ох-х… — Сони перевернулся на спину и раскинул руки. Все тело ныло, как после избиения в могаредской канализации. — Мы победили, Кален. Ты слышишь? Мы победили!

От командира не раздалось ни звука. Сони сдвинул брови. Может, он просто так истощен? Переборов нежелание шевелиться, Сони встал на колени и подполз к лежащему на боку Сыну Цветка. На его бледном лице застыло выражение мучения.

— Эй, Кален… Очнись!

Он не реагировал. Испугавшись, Сони потряс его за плечи. Наконец, веки командира приподнялись, а из разомкнутых губ вырвался сиплый вздох. Сони с облегчением улыбнулся, однако тихие слова Калена заставили эту улыбку исчезнуть.

— Прости… Подаренная мне богами отсрочка… подошла к концу, — он немного помолчал. Было заметно, что ему приходится напрягаться, даже чтобы говорить, но Кален каким-то образом нашел в себе силы, чтобы сжать предплечье Сони. — Позаботься об отряде, ладно?

Ответа он не дождался. Его глаза снова закрылись, а рука безвольно упала в траву.

— Кален… Кален!!!

Над долиной стояла мертвая тишина.

Армия подошла через полчаса после того, как все было кончено. Солдаты, которых Сони так ждал, не вызвали у него никакой радости. Скорее досаду: слишком поздно они появились.

Первыми к нему приблизились разведчики на стремительно летящих дисках. Он в нескольких словах объяснил, что произошло, но уходить никуда не стал, хотя его вынуждали отправиться с ними и доложиться Вьюрину. Сони равнодушно ответил, что если генералу надо, пускай сам сюда тащится. Разведчики сначала пытались нажимать, но отцепились, увидев, чье тело он держит на руках.

Сони встал, лишь когда заметил спешащую к нему худую фигуру в синем мундире гвардейца. Возле него не было ни капли сияния магии, — похоже, он уже успел все потратить, — но не узнать Виньеса было невозможно.

Подбежав, маг стиснул Сони в объятиях, так крепко, что в груди что-то отозвалось болью. По его лицу стало ясно, что он уже обо всем слышал от гонцов. Не промолвив ни слова, Виньес опустился на колени перед Каленом и дотронулся до его сложенных на животе рук. Командир, несмотря на страдания перед смертью, выглядел безмятежным.

— Как это случилось? — тихо спросил Виньес.

— Я… Мне кажется, я виноват, — выдавил Сони. — После Бутона энергию из него можно было зачерпывать, как из майгин-тара. Ему и так было плохо, а мне пришлось вытянуть из него всю магию. Похоже, что он не перенес этого.

— Что?..

Горбоносый гвардеец поднял растерянный взгляд на товарища. Только сейчас он заметил, что вокруг Сони разливается мягкое золотистое сияние, скопившееся за полчаса ожидания.

— Ты стал магом? Как это возможно? Хотя стой, офицеры упоминали что-то такое, но я еще не поверил, — Виньес вдруг понурился, потерев переносицу. — Извини. Мне следует поздравить тебя, но… Извини, — повторил он, отворачиваясь. — Что-то солнце жжет глаза.

— Ничего, — ответил Сони.

Ему самому недавно жгло. К счастью, рядом никого не было и оправдываться не понадобилось.

На какое-то время воцарилось молчание. Сони безразлично следил за солдатами в другом конце долины, которых выстраивали в другой порядок. От них отделилась небольшая группа людей на диске. Может быть, гонцы, а может быть, Вьюрин с помощниками — убедиться, что Сын Цветка мертв. На всякий случай они прикрывались куполом.

От Виньеса донеслось шмыганье, а затем тяжелый вздох. Кажется, он успокоился.

— А где Сех? — спросил Сони. — Что-то он не торопится проститься с Каленом.

Горбоносый выдержал печальную паузу.

— Он умер. Почти в самом начале боя. Када-ра атаковали дневных магов, Сех нарушил приказ Калена и кинулся им помогать. Спас их, но сам уйти из-под удара не успел.

Это было так похоже на него.

— Кален мне ничего не сказал, — тихо произнес Сони.

— Не хотел расстраивать, наверное, — предположил Виньес.

— Наверное, — согласился он.

Горевать в разгаре битвы времени не было, так что командир, скорее всего, поступил правильно. Однако Сони ощутил укол обиды за то, что он скрыл правду.

— Они так и не помирились, — грустно сказал Виньес.

— Да все вообще пошло наперекосяк.

Сони даже подумал: может, и хорошо, что мальчишка погиб? Это была жестокая мысль, но изменения, которые происходили с ним в последнее время, не довели бы его до добра. По крайней мере Сех умер героем, а мог закончить изгоем или того хуже — предателем. Только Шен было жаль. Она искренне его любила.

— Не вини себя, — вдруг сказал маг.

— Но это я виноват, — возразил Сони. — Во всем. Ты же знаешь, кто выпустил када-ра.

— И ты же их уничтожил. Ты все исправил.

Он усмехнулся, хотя смеяться ему не хотелось совершенно.

— Ты шутишь? Я никак не исправлю то, что весь Север наполнился сиротами. И это из-за меня погиб Кален.

Виньес повернулся и положил руку ему на плечо. Зеленые глаза мага были влажными и покрасневшими.

— Если бы не ты, он бы погиб по какой-нибудь другой причине и уж точно не стал бы Сыном Цветка. Ему суждено было умереть, и нам обоим это известно. Эти изменения — кристаллизация — у него начали развиваться сразу же. Просто никто не хотел думать о том, к чему это приведет. Все надеялись, что все обойдется, но мы ошибались. Таково провидение богов.

Сони поморщился, в очередной раз услышав это словосочетание. Нет никакого божественного провидения, есть только стечение обстоятельств. Вся его история от начала до конца лишь подтверждала это. Потому что тот, кто был достоин жить, умер, а он, тот, кто по-настоящему виновен, какого-то Шасета жив. Это было несправедливо.

— Он что-нибудь просил перед тем как?.. — Виньес не договорил.

— Позаботиться об отряде.

Маг беззвучно выругался. От отряда осталось два человека, то есть ничего. Вероятнее всего, их расформируют, а даже если им назначат нового офицера, это будет уже не то. Сони не хотел служить больше ни под чьим началом, кроме Калена. Он это понял еще в Кольведе, а сейчас мысль об этом вообще казалась кощунственной. Последнюю волю командира выполнить не удастся.

— А ты сам что собираешься дальше делать? — спросил Виньес.

Сони пожал плечами. Над телом Калена об этом не думалось.

— Понятия не имею.

— Как только решишь, сообщи мне. Я был бы не прочь составить тебе компанию.

Сони удивленно взглянул на мага, который протягивал ему руку, чтобы символически закрепить это обещание. Они многое пережили вместе, но слышать нечто подобное от человека, с которым они постоянно грызлись из-за титулов и необразованности, было неожиданно.

Впрочем, все это уже давно превратилось не более чем в шутки. Они с Виньесом были семьей. Сони крепко стиснул его раскрытую ладонь, зная, что маг погибнет сам, но сдержит клятву. Со своей стороны он намеревался сделать то же самое.

— Ладно, мы-то с тобой можем поговорить в любой момент, пока будем возвращаться в Кольвед, — сказал Виньес, указывая куда-то вбок. — А для него тебе лучше сочинить речь заранее. Когда я уходил, он был рад, что нам не придется добивать када-ра, но взбешен гибелью Сына Цветка.

Не сразу сообразив, о чем он, Сони оглянулся. Диск с несколькими магами приблизился настолько, что стало видно их лица. Впереди всех стоял Вьюрин. Старый генерал хмурил белые брови и поглаживал бороду в жесте, который не обещал ничего хорошего. Сони напрягся. Если бы он заставил своих людей шевелиться быстрее, Кален наверняка был бы еще жив…

Соскочив с площадки, Вьюрин подошел к двум гвардейцам и осуждающе глянул на Виньеса. За самовольное отлучение (а Сони был уверен, что горбоносый ни у кого не спрашивал разрешения увидеть погибшего командира) его могли наказать, но, к счастью, генерал не стал придираться к этому прямо сейчас. То ли решил, что это мелочь, то ли не захотел трогать гвардейцев, которые формально подчинялись не ему, а королеве.

Заметив лежавшее в траве синекожее тело, Вьюрин пораженно охнул.

— Так это правда… Небеса, я не думал, что пресветлый када-ри способен умереть.

Быстро переборов замешательство, он печально склонился над Каленом. Спутники генерала — приближенные к нему офицеры, среди которых был и сехен с капитанскими полосками на мундире, — последовали его примеру.

— Да светит Сыну Цветка солнце на Небесах, и да пиршествует он вместе с богами в белокаменном Энэвьеладе, — пожелал Вьюрин. Затем он отвернулся, и выражение его лица сменилось на строгое. — Гвардеец, доложи о том, что здесь произошло.

— Мы уничтожили всех када-ра, — нехотя ответил Сони. Он ведь уже рассказал обо всем разведчикам! — Может быть, кто-то из них успел сбежать, но я так не думаю.

Пока другие два офицера бормотали молитвы над погибшим, капитан-сехен оглядывал долину. Видимо, он был не настолько набожен или же не считал Калена сыном богов — в собственных сказаниях этого народа, хотя они сильно походили на кинамские верования, не было никаких Детей Цветка.

— Как вам это удалось? — он щурился на валун, в котором зияло несколько круглых отверстий. Сквозь них было видно скошенные магией сосенки. — Тут никак не меньше пятидесяти шагов. Сын Цветка накрыл своей магией всю долину?

— Не он, — устало произнес Сони. — Я.

Сехен фыркнул.

— Это невозможно.

— Я требую правды, а не выдумок, — жестко напомнил Вьюрин. — Такой дальности действия магии нет ни у кого из ныне живущих магов. Гвардеец, ты единственный свидетель того, как погиб пресветлый када-ри, и если выяснится, что он отдал свою жизнь зря, а ты обманываешь нас насчет Пожирателей Душ, приписывая себе его достижения…

Сони это надоело. Не дожидаясь, пока главный королевский маг закончит, он сформировал нож с широким лезвием и метнул в сторону деревьев. Ни один металлический клинок был бы не в состоянии столько пролететь, но магический воткнулся прямо посередине завалившегося ствола и разрезал его надвое. Две половинки сосны, издав громкий треск, рухнули в траву.

Крякнул от удивления даже Виньес.

— Невозможно, — шепотом повторил сехен, теперь уже с оттенком уважения в голосе. — Клянусь Сатосом, перед нами новый Марес Черный Глаз!

— Взрослый маг с такой силой и никто о нем до сих пор не слышал? — поразился Вьюрин.

— Я не был магом. Это случилось ночью, — пояснил Сони и мрачно добавил: — Провидение богов…

Седой генерал покачал головой.

— Невероятная история… Мне горестно слышать, что мы лишились сына богов. Однако на смену одним героям приходят другие. Я рад приветствовать тебя. Надеюсь, твоя сила еще послужит на благо Кинамы так же, как послужила сегодня. Слава герою, благодаря которому мы не потеряем больше ни одного мага в сражениях с чудовищами!

Нестройным хором раздались поздравления от других офицеров, даже от скептически настроенного сехена. Тем не менее Сони никакого счастья не ощутил.

— Я не герой, — прошептал он.

— Что? — переспросил Вьюрин, слегка наклоняясь к нему. Наверное, решил, что смущенный похвалами гвардеец бормочет ему «спасибо».

— Я не герой, — повторил Сони.

Он вор и убийца. Человек, обрекший на смерть, нужду и голод тысячи кинамцев. Человек, укравший магию у Калена и тем приблизивший его гибель. Он не достоин считаться героем.

Сони уже набрал в грудь воздуха, чтобы сообщить это недоумевающим офицерам, однако ему помешал звонкий оклик. В груди екнуло. Сони обернулся на голос, не веря, что правильно узнал его обладателя. За эту ночь случилось столько потерь, что он уже начал думать, что никогда больше не его услышит. Но по долине, в распахнутом коричневом мундире, с растрепанными пшеничными волосами, действительно бежала Ниланэль.

— Сони! — крикнула она.

Кажется, офицеры что-то говорили, кашлянул тактично отвернувшийся Виньес. Сони, в мгновение ока забыв о них, бросился к стражнице и стиснул ее в объятиях. Ее левый бок испачкался в земле, а по щеке размазалась пыльца — должно быть, Ниланэль упала во время бега сюда. Сони было плевать. Она выжила. Небеса, она выжила!

— Как ты узнала, что я здесь? — спросил он, пряча лицо в ее волосах.

От них все еще пахло вечерним костром. В этом запахе Сони вдруг почудилось что-то очень родное и уютное.

— Услышала твое имя от гонца и сбежала из своей пятерки, чтобы проверить, ты это или нет.

— Ты же схлопочешь наряд от лейтенанта, — прошептал он.

Она улыбнулась.

— Хочешь, чтобы я вернулась?

— Нет. И я не хочу, чтобы ты вообще хоть раз когда-нибудь от меня уходила.

Счастливо рассмеяться Сони ей не дал, крепко прижавшись к ее губам.

Жизнь продолжалась.

Глава 22. Последнее решение

В камине уютно потрескивали поленья. Огонь отражался в медном чайнике и освещал доску для оттайрина с расставленными на ней фигурами. Невеньен проигрывала, но ее это нисколько не расстраивало. Таймен умел делать так, что его выигрыши совершенно не казались обидными.

А ведь она начала учить его совсем недавно — всего лишь четыре дня назад, когда армия магов ушла к Орлиному Гнезду и схлынул непрекращающийся поток дел. Тьер наверняка бы не одобрил, что в тайны королевской игры посвящен еще один посторонний человек, но Таймен казался по-настоящему преданным королеве. К тому же Акельен и так успел обучить половину Серебряных Прудов. Хуже не будет, зато у Невеньен появился прекрасный способ развлечься в хорошей компании. С Ламаном, например, играть было категорически невозможно. Он разбивал ее защиту в три хода и, извинившись, убегал к солдатам. С Тайменом было куда интереснее. Он схватывал на лету, разве что пока не успел выучить все правила. Честно говоря, Невеньен этим иногда пользовалась. Все-таки королева должна иметь хоть какое-то преимущество перед подданными…

Однако в этот раз все было по-честному. Она с улыбкой смотрела, как Таймен супит светлые брови, раздумывая над следующим ходом. Его победа уже намечалась, но для этого все равно следовало потрудиться. Невеньен ни за что не призналась бы, что наблюдать за его метаниями ей доставляет удовольствие. Не все только ему поторапливать ее, когда она решает очередную экономическую задачу на совместных занятиях.

— Вот так, — он переставил фигурку «слуг», начиная окружать вражеский отряд во главе с Каэдьиром.

Не тот ход, которого ожидала Невеньен. Она прищурилась.

— Вы пытаетесь играть со мной в поддавки?

— Ни в коем случае, — он вернул ей прищур. — Убив этого када-ра, вы подставитесь под удар Огроша, а дальше Шасет не оставит от вашей армии камня на камне.

— Вы раскрыли свои действия! — она в притворном возмущении всплеснула руками. — Я же теперь могу составить контрплан!

— Может быть, я вас обманул, а на самом деле собираюсь поступить по-другому?

Они рассмеялись, оба прекрасно понимая, что это неправда. Таймен не умел врать. Пожалуй, это качество привлекало Невеньен в нем больше всего. От него не нужно было ждать предательства, как от Иньита.

— Вы огорчились проигрышу? — с тревогой спросил лорд, заметив, что она поникла.

О бывшем любовнике при нем Невеньен вспоминать точно не хотелось, и она решила перевести тему. К тому же та ее действительно волновала.

— Я просто подумала об армии магов. У них сегодня последняя ночевка перед Орлиным Гнездом. Боюсь, как бы с ними не случилось что-нибудь вроде этого.

Она указала на доску, где када-ра брали в кольцо предводителя воинства света.

— Все будет хорошо, — уверенно произнес Таймен. — С ними Сын Цветка. Лично я сейчас больше беспокоюсь о другом. Армия ушла, город почти пуст, и наших солдат в нем слишком мало. Идеальный момент для Таннеса, чтобы захватить столицу Севера.

— Мы уже предприняли все меры, какие могли, — настороженно ответила Невеньен.

Зачем Таймен снова заводит об этом разговор? Явно не затем, чтобы спешно распределить солдат, удвоить где-нибудь посты или что-нибудь в таком роде. Делать это на ночь глядя, спустя четыре дня после ухода магов, поздновато, да и все возможное уже было сделано.

— Не все меры, — сказал лорд. — Ваша собственная безопасность все еще внушает мне опасения.

Она закатила глаза. Ее благополучие стало для Таймена прямо-таки навязчивой идеей. Не знай Невеньен, что он таким образом заботится о народе, то подумала бы, что казначей, не дай Небеса, влюбился. В общем и целом ей было бы приятно, что к ней неравнодушен таком умный и — что уж греха таить — красивый мужчина, но после Иньита мысли о новых отношениях пугали.

— Чего вы хотите? — прямо спросила она.

Общаться с Тайменом можно было только так. Лукавство претило ему, а попытки увильнуть от разговора — ей. Лучше решить все сразу.

Лорд опустил взгляд. Невеньен вдруг заметила, что его щеки алеют, и виной тому явно была не подлитая в чай вишневая наливка. Он отвернул край бежевого кафтана и вынул из потайного кармана на груди до боли знакомый сверток. Развернув шелковую тряпицу, Таймен протянул Невеньен серьгу с похожим на рубин камнем. Шинойенский майгин-тар Иньита.

— Я могу как угодно относиться к вашему советнику, но он кое в чем прав. Я хочу, чтобы вы взяли это.

Не удержавшись от досадливого возгласа, она оглянулась на дверь комнаты. Ну конечно, там стояли только телохранители, а Шен, отлучившаяся в уборную, еще не вернулась. Это была ее затея, не иначе.

В том письме, которое слуга-недотепа принял от гонца в день пробуждения Сына Цветка, находилась серьга Иньита. Подлинная — телохранители тут же убедились, что она отталкивает их магию. Подарок сопровождался письмом в стиле «любимая, я так волнуюсь о тебе, что решил пожертвовать самой дорогой для себя вещью». Записку Невеньен тут же отправила в огонь, и той же судьбы удостоилась бы и серьга, не будь она в прямом смысле дорогой. Ей требовалось найти лучшее применение.

Носить ее на себе Невеньен не собиралась точно — после всего того, что натворил Иньит, это было оскорбительно, не говоря уже о прочих соображениях. Продать майгин-тар в покинутом всеми аристократами городе получилось бы только лорду Гарасу, но тогда за драгоценность не удалось бы выручить и половины цены. Поэтому Невеньен придумала кое-что поинтереснее — подарила его Шен. У девушки все равно было так мало магической энергии, что она ей практически никогда не пользовалась, а защита служанке не помешает. Самой Невеньен до сих пор снилось в кошмарах, как Анэмьит убивает на тракте ее слуг и гвардейцев. Она не хотела, чтобы такое произошло опять.

Однако Шен заупрямилась — дескать, она как-нибудь обойдется, а кому это на самом деле нужно, так это королеве. Уговоры, естественно, не подействовали, и похоже, служанка нашла новый способ, как повлиять на госпожу. Хитрюга догадывалась, что отказать казначею будет уже не так легко. И все же Невеньен попыталась.

— Лорд Таймен, — мягко произнесла она, — вам известно, что это такое?

— Иначе бы я не настаивал на том, чтобы вы его взяли.

— Мало того что эта вещь принадлежит главарю разбойничьей шайки, — упрямо продолжила Невеньен, — а королева не имеет права ассоциироваться с преступниками. Это шинойенский майгин-тар. Скипетр с таким кристаллом шинойенцы поместили на свой герб. Если я начну открыто носить их символ, меня не поймут ни собственные подданные, ни тем более сами шинойенцы.

— Никто не предлагает вам носить его открыто, — возразил Таймен. — Арджасские принцы тоже якобы не пользуются никакими майгин-тарами, кроме тех, что добываются в их стране, потому что это непатриотично. Причем это не помешало Тафиру Аб-Нахету выжить в покушении только благодаря шинойенскому майгин-тару.

Невеньен откинулась на спинку кресла, разглядывая казначея. Тафир Аб-Нахет — это, кажется, дед нынешнего правителя Арджаса? Таймен еще и в истории хорошо разбирается… Молчание затягивалось, и он, почувствовав превосходство в споре, начал с торжеством улыбаться. Слишком рано.

— Если я возьму кристалл, то мои телохранители не смогут прикрывать меня магией, — привела последний, самый веский довод Невеньен. — В итоге майгин-тар спасет меня от магического нападения, но для обычного оружия я стану уязвима, а большинство покушений на королей производится либо с помощью ядов, либо с помощью мечей и стрел. Уж это я на уроках истории выучила отлично. Вдобавок ничто не помешает магу задушить меня или забить подсвечником, как сестру короля Ильемена. Все преимущества, которые дает мне эта вещь, сводятся к нулю, — она легонько хлопнула ладонью по столу. — Так что я ее не возьму ни при каких обстоятельствах.

— Вы просто не хотите, чтобы вас что-то связывало с лордом Иньитом. Я прав? — поджал губы Таймен.

— Нет!

Невеньен прикусила язык. Своим выкриком она невольно выдала правду.

— Вы все еще любите его? — тихо спросил лорд. Непонятно из-за чего, но он, кажется, расстроился. — Я знаю, как ведут себя отвергнутые девушки, которые…

— Меня не отвергли, — прервала она. Длинные ногти гулко затарабанили по столу. Усилием воли сдержав нервозность, Невеньен убрала руки на колени. — Меня использовали и обманули, а отвергла уже я. Кроме того, неразумно говорить такие вещи девушкам, особенно если вы считаете, что их бросил жених.

— Я прошу прощения, — Таймен склонил голову. Упавшие на лицо густые волосы с косицей сбоку заслонили от Невеньен выражение его глаз. — Я не хотел вас оскорбить. Думаю, мне стоит уйти.

Упоминание об Иньите ее достаточно сильно разозлило, и любому другому человеку она не помешала бы покинуть кабинет. Королева не будет никого уговаривать остаться. Однако когда она представила себе перспективы размолвки с Тайменом, то это вдруг настолько больно ее укололо, что Невеньен вздрогнула.

Она уже поругалась с Тьером, и ни к чему хорошему это не привело. А Таймен был единственным в Кольведе, кто относился к ней по-человечески. Да, он иногда перегибал палку, но по-своему заботился о ней и никогда не пытался выгадать что-то из своего положения.

Ей нравилось его общество. Но как же гордость и страх повторения того, что случилось с Иньитом? С ним ведь все начиналось точно так же…

Таймен успел дойти до двери, когда Невеньен не вытерпела.

— Подождите. Лорд Тьер всегда говорил мне, что нельзя бросать игру в оттайрин недоигранной.

Он помялся.

— Вы желаете, чтобы я остался?

— Да!

Она разве непонятно выразилась?

— Если моя королева прикажет, — церемонно ответил лорд.

Невеньен нахмурилась. Если казначей надуется и будет вести себя так же официально, то игра превратится в сплошное мучение. Однако, когда он вернулся в кресло, вид у него был довольным. Может, Таймен вздумал, что она собралась пойти на уступки?

— Мое решение по поводу серьги окончательное, — торопливо предупредила Невеньен.

— Конечно, — его голубые глаза тем не менее радостно блеснули.

Это заставило ее совсем растеряться. Странный все-таки человек Таймен… Зато они не разошлись в ссоре и Невеньен не придется страдать от бессонницы, переживая еще и об этом. Хватало мыслей о када-ра.

— Ну так что, мой план вам известен, — бодро произнес лорд. — Посмотрим, как вы будете выкручиваться. Ваш ход!

Она улыбнулась ему в ответ.

Невеньен, зевая, вошла в спальню. Шен зажгла свечи и заботливо взбивала подушки на королевской кровати, закончив как раз к тому моменту, когда госпожа сбросила тяжелую корону и рухнула на постель.

Ну и засиделись они с Тайменом. Было никак не меньше часа ночи. Весь замок давно спал, горели только факелы на стенах, у постов стражи. Давно пора было лечь и Невеньен, но они с казначеем все никак не могли разойтись — то он отыгрывался за проигрыш, то она. Хотя в действительности дело было вовсе не в том, у кого насчитается больше побед. Разговорившийся после наливки Таймен стал рассказывать про свою молодость, и Невеньен старалась его не прерывать, пока он не закончит. Тем более что он говорил с таким надрывом… Было заметно, как сильно его в свое время огорчило вынужденное прощание с воинской карьерой, к которой он готовился. Резко сменить занятие и научиться обращаться с цифрами ему пришлось после того, как старший брат — наследник имения — прогулял почти все семейное состояние и утонул в канаве возле таверны. Тренировки Таймен не бросал до сих пор. А Невеньен еще гадала, откуда у казначея такие крепкие, совершенно нехарактерные для писцов руки.

Да, руки у него были красивыми. И каждый раз, когда лорд ими случайно касался Невеньен во время расставления фигур на доске, он краснел и смущался. На его мужественном лице это выглядело так забавно…

Осознав, что она думает о Таймене вовсе не как о советнике, Невеньен потрясла головой. Нет-нет-нет, она больше не попадется на эту удочку. Больше никаких мужчин!

— Что-то тут воздух спертый, — пожаловалась Шен, смешно водя маленьким носиком. — Наверное, это из-за того, что слуги боялись застудить вашу комнату и закрыли окно. Моя королева, разрешите проветрить.

— Конечно, — лениво отозвалась Невеньен, садясь на кровати и принимаясь медленно снимать с себя украшения.

Зря она все-таки так задержалась с Тайменом. Часа через четыре начнется рассвет, а Невеньен, еще по совету Тьера, установила себе за правило вставать с первыми лучами солнца. Подданные должны видеть, что их королева не нежится в кровати, пока они работают. Да и все равно, если она решит нарушить привычку, ее обязательно разбудят — если не гонцы, то шум во дворе…

Со стороны замковых ворот что-то грохотнуло.

— Ты слышала, Шен?

— Что?

Сехенка уже укладывалась на свою постель возле двери. Невеньен позволила ей спать в одной комнате с собой якобы из-за опасности нападения Таннеса, но в действительности ей просто хотелось компании.

— Да нет, ничего. Кажется, мне почудилось.

Однако Шен встала и направилась к окну. Оно выходило на садик, и чтобы определить, что же шумело, пришлось долго напрягать слух.

— Непонятно, — пробормотала она. — Что там может случиться среди ночи?

— Закрой окно и ложись, — вяло посоветовала Невеньен. — Наверное, какой-нибудь стражник споткнулся или выронил оружие.

— Не должны они спотыкаться на посту, — возразила Шен. — Пойду-ка я позову Дьерда, пускай вас охраняет на всякий случай.

— Не надо! Я не смогу заснуть, если на меня будет таращиться мужчина!

— Ш-ш-ш! — вдруг шикнула служанка. — Снова. Вы слышите?

На сей раз звук пропустила Невеньен. Может, Шен тоже почудилось?.. Хотя если что-то странное услышали они обе, это уже было подозрительно. Невеньен поежилась.

— И правда, сходи за магами. С ними будет спокойнее. А лучше пошли одного из них проверить, что там такое.

Сехенка торопливо накинула платье на сорочку и выскользнула в гостиную. Когда Невеньен осталась в одиночестве, ей стало еще тревожнее. За окном скопилась непроглядная тьма, а жутковато мелькавшие тени, создаваемые росшим напротив него яблоневым деревом, только усиливали страх. Что-то скрипнуло. Интересно, что это — петли сторожки, из которой выходит смена для стражи, или враг точит оружие, чтобы зарезать им королеву? Потеребив край одеяла, Невеньен не вытерпела и отправилась за Шен.

Та шепотом объяснялась с телохранителями. Сегодня дежурили Дьерд и маг по имени Бавьес — тоже достаточно молодой мужчина с басовитым голосом и выдающейся нижней челюстью. Его перевели в телохранители недавно, и Невеньен предпочла бы, чтобы с ней остался Дьерд. К счастью, этот вопрос решился до того, как она успела вступить в разговор. Бавьес, поклонившись и пообещав, что постарается разобраться во всем как можно скорее, чтобы королева могла выспаться, вышел в коридор.

Невеньен со вздохом прислонилась к шкафчику. Ложиться больше не хотелось. Надо же, всего несколько мгновений — и сон бесследно пропал. Как потом приманить его обратно?

— Мне проводить вас куда-нибудь? — обходительно спросил Дьерд.

— Нет… Пожалуй, я лягу обратно.

Шагнувший вперед маг обходительно открыл перед ней и служанкой дверь. Уставшая Невеньен смотрела себе под ноги — и поэтому не сразу поняла, почему ее внезапно отшвырнуло в сторону от прохода. Только в следующий момент пришло осознание, что это магия и, значит, что-то случилось.

— Атака! — заорал Дьерд.

Шен взвизгнула. За спиной гвардейца Невеньен увидела, как в окно спальни влезают двое мужчин в одежде северян. Лицо первого она рассмотреть не успела — его подрезало магией, и он навзничь упал на ковер. Второй продержался чуть дольше. Похоже, он и сам был магом, потому что раскинул руки, как при создании щита. Дьерд грязно ругнулся, но уже спустя пару мгновений северянин повалился рядом с товарищем. Мощь Сердца Сокровищницы, которое носил с собой телохранитель, превосходила мощь любого мага.

Лицо этого убийцы Невеньен успела рассмотреть. И кое-что поважнее тоже — на груди у него висел металлический медальон с волчьей головой. Умерший принадлежал к «волкам» генерала Таннеса. Другим воинам Шасета нападать на нее причин не было.

Как только Дьерд разделался с убийцами, где-то далеко, в коридоре, прогремел еще один крик тревоги. По густому басу Невеньен узнала Бавьеса. Получается, что эти подозрительные шумы им с Шен не послышались.

— Что теперь делать? — с дрожащими нотками в голосе спросила сехенка.

К ее чести, она пришла в себя раньше госпожи, но все еще испуганно вжималась в стенку. Лишь теперь Невеньен обнаружила, что вцепилась в служанку ногтями, и поспешно ее отпустила.

Дьерд, не тратя ни мгновения, проверил, не лезут ли за убийцами следующие, а затем поднял с подушечки на прикроватном столе корону из майгин-таров.

— Повезло, что он не догадался воспользовался этим, — процедил гвардеец. — Иначе… — спохватившись, что говорит все это при королеве, он не закончил. — Уходим к часовне, а оттуда в потайной ход. Корону вы сами понесете или мне? Нельзя врагам оставлять такой подарок. Моя королева, вы слышите?

Она с трудом вырвала себя из оцепенения, не в силах оторвать взгляд от двух мертвецов возле своей кровати. Если бы не посиделки с Тайменом и не взвинченность, из-за которой подозрительными казались любые шорохи, быть бы ей уже на дороге к Небесам…

— Неси ты, — решила Невеньен.

Это было самым разумным. Дьерд, по крайней мере, мог использовать кристаллы по назначению. К тому же Невеньен подозревала, что просто не удержит увесистую корону в ослабевших руках, и та разлетится на куски снова, как одиннадцать лет назад.

Кивнув, Дьерд поторопил девушек уходить из королевских покоев. Никто не отвлекался на то, чтобы хоть что-нибудь взять с собой, — было не до того. Все понимали, что если враги добрались до замкового холла, откуда недавно донесся крик так и не вернувшегося телохранителя, то сейчас их здесь будет не меньше десятка. Следовало достичь часовни как можно скорее.

Когда они выскочили в коридор, шума в замке стало гораздо больше. Кто-то, всполошившись, орал на крепостных стенах, в холле лязгало оружие. Коридор же был на удивление пуст, хотя в его начале и конце должны были стоять гвардейцы. Краем глаза Невеньен заметила несколько тел на повороте из крыла с покоями в основное здание. Наверное, это была стража, которую обнаружил Бавьес. В противоположном конце почему-то не горели свечи, наводя на мысль, что там гвардейцев тоже постигла неприятная участь.

Кроме королевских покоев, на этом этаже размещались еще комнаты Таймена и Ламана, но ни их самих, ни их слуг, нигде видно не было. Невеньен надеялась, что их не зарезали во сне, как пытались ее. Вероятнее всего, люди еще не проснулись или не поняли, что на замок напали.

— Ну же, ну же! — подгонял Дьерд девушек, которые путались в длинных платьях. Невзирая на хромоту, он бежал быстрее всех.

Они уже добрались до середины коридора, когда босая Шен обо что-то запнулась и упала. Дьерд, почувствовав, что Невеньен разворачивается помочь, дернул ее вперед.

— Я догоню! — крикнула сехенка.

Кто-то хрипло рассмеялся, заставив Невеньен вздрогнуть. Из темноты в конце коридора вынырнули две фигуры. Первая из них была высокой и широкоплечей, как все северяне. Высоко забранные волосы у мужчины походили на гриву — Невеньен сказала бы, что на конскую, но гораздо больше в облике незнакомца было от волка. Он даже зубы щерил, как пес, а на его кожаной куртке было вышито изображение скалящейся волчьей пасти. Не приходилось сомневаться, что это генерал Таннес собственной персоной. Говорили, что он любит участвовать в набегах наравне со своими воинами.

Чуть позади от него держался мужчина со внешностью выходца из центральных земель. В отличие от Таннеса, он не носил легких доспехов, хотя на его груди рядом с подвешенным на цепочке майгин-таром тоже красовалось изображение волка. По его жестам стало ясно, что это еще один маг.

Из донесений разведчиков и общих сведений о том, кто присоединился к мятежнику, Невеньен знала, что в его войске не так много магов — большинство из них предпочли откликнуться на зов королевы, чтобы защитить родные земли от када-ра. Видимо, Таннес собрал самых сильных воинов и привел их сюда, чтобы убить королеву и одним ударом лишить ее войско способности к сопротивлению. Интересно, как он попал в замок? Не иначе, как его кто-то впустил. Но кто — Невеньен боялась, что выяснить это ей уже никогда не удастся.

Дьерд, снова отборно выругавшись (кажется, он вообще ничего не делал без брани), принялся усиливать щит возле Невеньен: защита королевы первостепенна, а потом уже можно атаковать самому. Однако Таннес не торопился от нее избавляться.

— Никого она не догонит. Убей девку, — проговорил он глубоким, напоминающим звериный рык голосом и указал на сехенку.

Вражеский маг сделал небрежное движение пальцами — метнул невидимый дротик в служанку. Невеньен вскрикнула и обернулась, в ужасе ожидая увидеть залитую кровью Шен, но та, абсолютно невредимая, поднялась на ноги.

На лице вражеского мага отразилось недоумение. До Дьерда первого дошло, в чем дело.

— Шен, не приближайся к королеве!

В тусклом свете свечей сверкнул красный отблеск подвески, которая выскользнула из ворота ее платья. Таймен не забыл вернуть сехенке серьгу Иньита — и она спасла девушку. Теперь надо было молиться, чтобы Дьерд убил обоих врагов прежде, чем они успеют пустить в ход мечи.

Тот, однако, отчего-то медлил. Массивная корона мешала свободе его движений, вдобавок он не мог атаковать в полную силу из-за того, что одновременно поддерживал щит. Тем не менее он умудрился сделать что-то, от чего вражеский маг, зашипев, отступил вглубь коридора. Таннес только посмеивался. Магия его как будто не брала.

— Сволочь, у тебя-то что за секрет? — процедил Дьерд.

На лбу телохранителя выступили капли пота. Сердце Сокровищницы и корона давали ему почти неограниченный запас магии, но все же управлять таким количеством потоков было нелегко. Таннес в противоположность рыжему парню выглядел развлекающимся. Он перекинул из одной ладони в другую меч, на котором виднелись красные разводы. Кровь королевских гвардейцев, которые должны были охранять коридор.

— У вашей хозяюшки отличный набор арджасских майгин-таров, — щербато ухмыльнулся Волк. — Хорошо, что мне подсказали сперва заглянуть к ней.

Сестра! Если Таннес побывал у них с лордом Гарасом, они с огромной вероятностью были мертвы. Невеньен в панике оглянулась на поворот в холл. Бежать было бессмысленно — там слышались звуки битвы, а Бавьес пропал. Наверное, его уже убили. Ломиться же в запертые двери чужих покоев означало только терять время.

Во дворе наконец протрубил горн, подавая сигнал о нападении на замок. Поздновато, но это должно было разбудить всех, кто еще не проснулся, и лишало врагов последней надежды на внезапность. Для Таннеса же это стало как будто сигналом к неистовой атаке. Наклонившись, он с ревом бросился мимо Дьерда, который не представлял для него опасности, прямо к королеве.

— Помогите! — в отчаянии крикнула Невеньен.

Дьерд не мог сражаться одновременно с магом и с человеком, на которого магия не действует. Он в принципе был не противник громадному северянину, который превосходил его ростом на полторы головы и в два раза — в плечах. У Невеньен все похолодело внутри при взгляде на приближающегося к ней Таннеса. Его оскаленная морда потеряла всякое сходство с человеческим лицом, а звериный взгляд парализовал. Надо было убегать, но Невеньен не могла пошевельнуться, как будто что-то силой держало ее на месте.

«А может, это и к лучшему?» — спросило что-то внутри нее. Она ведь за этим сюда и приехала — чтобы погибнуть. Какая-то ее часть все ждала, и ждала, и, наконец, дождалась. Не будет больше марионеточных ниток, исходящих от советников, предательств Иньита, смертей невинных, казней. Все это можно было прекратить, просто не двигаясь.

Невеньен что-то резко дернуло назад. Шен, сжав на плече госпожи цепкие пальцы, толкнула ее за свою спину.

— Прикройтесь мной, — шепнула девушка, — и спасайтесь.

Этот поступок вернул ясность в смятенный разум Невеньен. Из-за ее малодушия снова погибнут люди — такого она допустить не могла.

Однако сделать она ничего не успела. Рядом с ней, вынудив отпрянуть, распахнулась дверь. Из проема выскочил Таймен в простой рубашке и штанах, зато с оголенным мечом.

Дьерд тем временем совершил нечто непостижимое. Левой рукой поддерживая щит вокруг Невеньен, уберегавший ее от атак вражеского мага, он в едином движении вытянул энергию из Сердца Сокровищницы, обрушил ее на противника и метнулся под ноги Таннесу, не позволяя ему добраться до королевы. Своего телохранитель добился: вражеский маг мертвым рухнул на пол, а генерал споткнулся. Но вряд ли Дьерд подумал о том, что таким образом он станет для него легкой добычей. Быстро восстановивший равновесие Таннес пнул гвардейца по ребрам с такой силой, что тот с воем откатился. Щит развеялся, но пока генерал носил ожерелье с майгин-тарами, в нем все равно не было толку. Зато Дьерду удалось выиграть для госпожи несколько мгновений.

Как только Таймен открыл дверь, Невеньен стремглав бросилась туда, таща за собой и Шен. Лорд, поняв все без слов, пропустил их, а сам кинулся наперерез Волку.

Что происходило в коридоре, Невеньен больше не видела. В ушах бешено стучала кровь, ноги подкашивались, но времени прохлаждаться не было. Следовало искать способ, как преодолеть Таннеса и не дать зря погибнуть всем тем, кто сражался в холле.

Обнаружив застывшего на пороге спальни слугу — перепуганного юношу, Невеньен рявкнула:

— Не стой столбом, помоги хозяину!

— Но я…

Видимо, не найдя приличных оправданий и не желая признаваться в трусости, он замолчал и просто отошел с дороги. Невеньен скрипнула зубами. То, что и ожидалось от слуг. Хотя очень может быть, что худенькому парнишке и не стоило туда соваться. Таннес переломил бы такого двумя пальцами. Никакой помощи он не принесет, будет только лишняя жертва.

Шен, не обращая внимания на слугу, забежала в спальню и выглянула в окно.

— Там дерутся, — сказала она. — А вход в часовню с другой стороны, придется ее огибать. Слишком опасно.

— Я не брошу Дьерда и Таймена, — ответила Невеньен. — Там же всего один Таннес. Нужно найти, чем его победить.

Сехенка наморщила лоб, но возражать не стала. С учетом того, что во дворе их могли подстрелить из лука или достать магическими дротиками, Волчий генерал казался меньшим из двух зол.

Невеньен осматривала стены комнаты, надеясь найти там оружие — северяне любили вывешивать его в качестве украшения. Но Таймен то ли не стал изменять первоначальный скупой декор, то ли не любил хвастаться дорогими мечами.

В коридоре в этот момент раздался очередной крик. Судя по интонации, это был Таймен, и его ранили. Невеньен, не отдавая себе отчет в том, что делает, шагнула к слуге и тряхнула его за плечи.

— Дай мне какое-нибудь оружие! Кинжал, нож, хоть что-нибудь!

Шен, не надеясь на слугу, бесцеремонно обыскивала спальню. Невеньен слышала, как гремят поднимаемые ею крышки сундуков, но так искать в чужих вещах можно было целую вечность. К счастью, мальчишка оказался не настолько бестолковым, как показалось сначала. Сообразив, что от него не требуют сражаться самому, он выдвинул ящик в комоде и вынул оттуда простенький кинжал. Наверное, собственный.

Выхватив его из рук мальчика, Невеньен двинулась к выходу, однако почти сразу остановилась. В запертую дверь что-то с грохотом ударилось. Волчий генерал заревел от ярости, и по доскам чиркнули мечом. Покидать комнату вдруг стало боязно.

Через мгновение дверь открылась, и на пороге появился Таннес. Его волосы были взъерошены, по губам струилась кровь из сломанного носа. Генерал, который обманулся в расчетах с легкостью избавиться от королевы, был в бешенстве, а Невеньен слышала, что воины Шасета в подобном состоянии становятся непобедимы. Если этот проклятый северянин убил Дьерда и Таймена…

По крайней мере казначей еще был жив. Он попытался атаковать Таннеса сбоку, но тот практически не глядя отвел его оружие и с невероятной силой отпихнул Таймена, присовокупив пинок в колено. Лорд, ненамного уступавший Волку в росте, но бывший гораздо более стройным, со стоном повалился на пол прямо перед Невеньен. Рубашка у него была разорвана и покрыта красными потеками. Насколько серьезна рана, было непонятно, но Таймен сжимал губы аж до белизны. Должно быть, он терпел дикую боль. И все ради своей королевы.

— А ну иди сюда, маленькая тварь! — взревел Таннес, обращаясь к Невеньен.

Вместо ответа в него полетел сапог, подобранный Шен в спальне.

— Бегите! — крикнула сехенка королеве.

А этот оголтелый мятежник пусть убивает ее друзей? Ну уж нет…

Она сделала еще шаг ему навстречу, хотя руки предательски дрожали. Волчий генерал, завидев ее приближение, кровожадно усмехнулся и занес клинок, однако атака провалилась — его обхватил за руку, не пуская, Дьерд. Телохранитель, как и казначей, выглядел отвратительно. На ногах он не стоял, а вид у него был такой, словно его дубасили по голове. Наверняка так и было.

— Что ж вы, северяне, такие упрямые скоты… — просипел он и застонал, когда Волк наградил его новым ударом.

Таннес отвлекся всего на несколько мгновений, сбрасывая с себя Дьерда, как наглого щенка. Это дало Невеньен возможность подскочить к нему, не боясь попасть под удар меча, но Волк был слишком хорошим воином, чтобы попасться так просто. Шлепок — и Невеньен впечаталась в стену, потеряв ориентацию и выронив кинжал.

Она была уверена, что сверкнувший над ней меч с клеймом волка — это последнее, что ей суждено видеть в жизни. Но сбоку внезапно донеслось глухое рычание, мелькнуло что-то светлое, и оружие со звоном вывалилось из рук Таннеса. Покачнувшийся генерал недоуменно посмотрел на торчавший из его груди меч Таймена и упал следом.

Как только это произошло, лорд покосился, рискуя присоединиться к поверженному врагу. Невеньен попыталась помочь ему устоять. Тщетно — более крупного Таймена ей было не удержать. Он опустился на колени, не отпуская ее от себя.

— Не умирайте, — попросила его Невеньен, тут же прокляв себя за глупость. Как будто это могло его вылечить! — Шен! Скорее, иди сюда, здесь раненые!

Служанка уже подскочила, но повела себя гораздо умнее. Сначала она выглянула в коридор, проверив, нет ли там чужаков, и лишь потом взялась осматривать Дьерда, который растянулся на полу коридора и судорожно кашлял. Он отмахнулся.

— Со мной ничего смертельного. Поднимай королеву. Пора идти в часовню, пока новые порождения Шасета не понабежали.

Таймен крепко прижимал к себе Невеньен. Она думала, что лорд таким образом пытается не упасть, но когда его горячие ладони скользнули по ее талии и принялись ощупывать, Невеньен поняла, что он проверяет, цела ли она.

— Вас не задело? — хрипло спросил Таймен.

— Нет. Вы сможете дойти до часовни? Там потайной ход из замка.

— Оставьте меня тут, я буду вам только мешать, — вопреки собственным словам, лорд так стиснул ее, что стало не вздохнуть. — Боги, если бы он вас ранил, я бы этого не пережил…

Невеньен замерла, растерявшись, как ей реагировать на это почти что признание в любви. Ясно было одно: Таймену нельзя дать умереть.

— Шен, ну где же ты? Помоги лорду Таймену!

Служанка склонилась над ним, убеждая отпустить королеву и позволить остановить кровотечение. Казначей как будто ничего не слышал, и пришлось разжимать его руки силой. Взгляд у него пустел, и он вряд ли вообще соображал, что с ним делают. У Невеньен создалось впечатление, что в сознании Таймена удерживают только ее объятия. И действительно, выпустив ее, он сразу без чувств осел на пол. Шен, увидев порез на груди лорда, заковыристо выругалась на родном языке. Обработка раны обещала быть долгой и непростой.

Как назло, в коридоре загрохотали чьи-то сапоги. У Невеньен дернулся глаз.

— Кто там?..

Дьерд, который успел подняться, расслабленно привалился к косяку двери.

— Свои, чтоб их Шасет побрал.

Невзирая на это, Невеньен почувствовала, как ее окутывает магический щит. Сам маг настороженно посматривал вокруг и прилаживал на пояс меч, наверное, выбитый Таннесом. Хотя телохранитель иногда с болезненным видом касался ребер, наверняка переломанных, бдительность он не терял. Волчьего генерала не просто впустили в запертый и охраняемый замок, ему объяснили, где искать арджасские майгин-тары леди Мьетал, и показали покои королевы. Сделал это кто-то из своих.

Пространство перед гостиной заполнили гвардейцы. Впереди всех были капитан Дазьен в окровавленном мундире и взъерошенный Ламан с мечом. Северянина, похоже, тоже вытащили из постели, причем из чужой. Его покои находились по соседству с королевскими, и прибежал он не оттуда. Невеньен отвернулась, стараясь не пялиться на его обнаженный торс с отметинами поцелуев. Хорошо, хоть штаны надел.

— Моя королева!.. — ахнул Дазьен, кидаясь к ней.

Рябые щеки капитана побелели. Невеньен удивленно проследила за его взглядом и обнаружила, что ее платье залито красным. Тонкая льняная ткань успела пропитаться кровью Таймена.

— Со мной все в порядке, — остановила она Дазьена, но Дьерд успел раньше.

Невидимые нити оттащили возмущенного капитана на значительное расстояние от Невеньен. Карие глаза телохранителя холодно блеснули.

— Прошу никого не приближаться к королеве. Я слежу за ее безопасностью.

Убедившись, что Шен уже занялась Тайменом и даже отправила мальчика-слугу за лекарствами, Невеньен медленно поднялась с колен и оглядела толпящихся в проходе гвардейцев. Теперь она понимала, почему и ее отец, и Дьерд, и вообще все солдаты так по-черному ругаются. Если бы подмога пришла чуть раньше…

— Кто это? — Ламан с такой невозмутимостью, словно был одет в сверкающие доспехи, поддел носком сапога мертвое тело.

— Таннес, — ответила Невеньен, вызвав волну возгласов. — Где вы все были?..

Она оставила интонацию незавершенной, намекая на то, что фраза должна была звучать так: «Где, мать вашу Альенну, вы шлялись, в то время как вашу королеву пытались убить?!»

— Простите, моя королева, — Дазьен поклонился, все еще недовольно косясь на телохранителя. — Вход в это крыло блокировало около десятка человек. Среди них были маги, поэтому нам не удалось так быстро пробиться к вам, как хотелось бы. Их не зря называют волками Севера. Они убили вдвое больше наших солдат, включая Бавьеса. Я отдал приказ обыскать замок и найти всех, кто мог затаиться.

— Вдвое больше?..

Невеньен прикусила губу. Утром придется складывать погребальные костры для двадцати человек — и пока неизвестно, сколько потерь во дворе. Ей невыносимо захотелось пнуть Таннеса, хотя тот уже не мог ничего почувствовать.

— Я пойду в холл, — твердо произнесла она. — Нужно успокоить людей и показать им, что я жива.

— Правильное решение, моя королева, — согласился Ламан. — Еще следует узнать, что творится в городе и не ждут ли нас под стенами другие отряды Волка.

— Обязательно. Один миг…

Она оглянулась на Таймена. Шен разрезала на нем рубашку и изучала, насколько плоха рана. На взгляд Невеньен — очень плоха. На мордашке сехенки никакого оптимизма тоже не отражалось.

— Мне нужен майгин-тар, — сказала она, взмахнув двумя рыжими косичками. — Рану нужно срочно очистить и закрыть, а если я полезу туда грязными руками, у него может пойти заражение. Будет лучше, если я сделаю это магией.

— Принесите кристалл с того солдата, который лежит в коридоре, — приказала Невеньен гвардейцам. — И перенесите лорда Таймена на кровать. Он защищал меня, рискуя своей жизнью.

И, возможно, умрет из-за этого. У нее защипало в горле, когда она наблюдала за тем, как казначея кладут на постель. Шен сняла серьгу Иньита, чтобы та не мешала пользоваться магией, и стала обрабатывать длинный разрез. Таймен был в настолько глубоком обмороке, что даже не моргнул. Смотреть на его бледное, ничего не выражающее лицо, обрамленное всколоченными волосами с распущенной косицей, было больно.

Только у Невеньен появился новый защитник, похоже, на сей раз по-настоящему верный, как она могла его навсегда потерять. Еще час назад она переживала, что все идет по кругу, только в ускоренном варианте: совместные чаепития, искреннее желание охранять королеву от опасностей, спасение от врагов в замке, и без проклятой серьги опять не обошлось… Но если все это будет стоить Таймену жизни, пусть лучше Невеньен снова затянет в порочный круг-петлю.

— Спаси его, Шен, — прошептала она.

Девушка сосредоточенно кивнула, не отвлекаясь от работы.

— Конечно.

Невеньен, вздохнув, забрала у зеленевшего Дьерда корону и отправила его к лекарю, а затем приблизилась к Дазьену, который ждал ее в коридоре вместе с гвардейцами. Ламан ушел одеться, но можно было не сомневаться, что он сейчас выскочит, готовый ловить «волков» Таннеса по всей округе.

— Идемте, — поторопил ее капитан, взволнованно выглядывающий во двор. Там вела перекличку стража, и тяжелых пауз было больше, чем откликов. — Солдаты должны видеть свою королеву. Это их вдохновит.

— Я придумала кое-что получше.

— Что, моя королева?

Она указала на мертвого Таннеса, которого оттащили с прохода, но пока не убрали.

— Повесьте его над воротами. Если его солдаты уважали командира, они придут за ним, и там мы их всех перебьем.

Дазьен с удивлением вскинул брови, но покорно склонился.

— Я хотел предложить вам то же самое. Не думал, что вы сами на такое пойдете, — добавил он.

Невеньен криво усмехнулась. Капитан ее недооценивал.

Она найдет всех, кто сегодня поднял руки на нее и на ее друзей, и сделает так, что они больше не увидят белого света. Потом она успокоит всех, кто недоволен ее царствованием. Если надо — силой. Похоже, прекратить лить кровь в Кинаме можно лишь так.

А Невеньен твердо решила, что приведет свое государство к миру.

В кабинете лорда Гараса было пусто. В общем-то, тут так было всегда, но Невеньен осознала это лишь сейчас. Причина крылась не в отсутствии украшений — до сих пор ее это не беспокоило. Сейчас ощущение пустоты создавало отсутствие единственного человека, который любил вихрем врываться в кабинет и чем-нибудь огорошивать королеву.

Таймен уже три дня после нападения Волчьего генерала не вставал с кровати. Лекарь сообщил, что его жизнь вне опасности, но выздоровеет лорд еще не скоро. Рана оказалась серьезной, и если бы не мастерство Шен, то Таймен вполне мог присоединиться к Бавьесу и стражникам, убитым во время нападения.

При мысли об этом Невеньен вздрогнула. Что бы она делала без него? Без кипучего деятельностью казначея не было скучно — дела не переводились никогда, — но спустя несколько дней Невеньен чувствовала себя так, словно ей отняли ногу по колено. Вроде бы жить можно, но уже не побегаешь и не попрыгаешь. Как она, оказывается, привыкла к светловолосому лорду, который поначалу вызывал у нее совсем не воодушевление…

Дверь вдруг резко, без стука, распахнулась. Невеньен встрепенулась — во входящем северянине ей почудился казначей. Однако это был всего лишь Ламан.

— Моя королева, стража поймала Доннала Айсверка, управляющего замка, — без предисловий начал генерал. — Он пытался спрятаться дома у одной из служанок, но та испугалась и донесла на него. Я приказал пока бросить его в темницу. Дальше нужно ваше решение.

Он не стал уточнять, что за решение. Да и каким оно еще могло быть в отношении человека, который впустил в замок Таннеса, купившись на обещания золотых гор? Предателя нашли легко — накануне нападения он принес стражникам амреты, после пары глотков которой они заснули и не слышали, как тот отпирал мятежникам дверь. Доннал рассказал Волку и про арджасские майгин-тары Мьетал. Предполагая, что Таннес убил хозяев замка, когда забирал ожерелье, Невеньен не так уж сильно ошибалась. Погиб только Гарас, Мьетал же в их общей постели не было. Впрочем, где она была в этот момент и почему траур по мужу для нее заключался только в ношении одежды положенных цветов, тайны ни для кого не составляло. В переполошившемся замке леди не удалось незамеченной выскользнуть из той же комнаты, откуда незадолго до этого выскочил полуголый, со следами засосов Ламан.

Общаться после этого с родной сестрой стало еще неприятнее. Если каждая женщина, выданная замуж за нелюбимого, превращается в развратницу и лгунью, лучше навсегда остаться старой девой.

Невеньен выглянула в окно, раздумывая над судьбой управляющего. Исход тут, естественно, мог быть всего один, вопрос лишь в том, как быстро он произойдет.

— Солнце садится, — сказала она. — Провести суд по всем правилам мы уже не успеем, а завтра погребение погибших у Орлиного Гнезда. Как вы считаете, генерал, дать Донналу помучиться несколько дней?..

Инистые, как у многих северян, глаза Ламана кровожадно сверкнули.

— Чем меньше времени будет проходить между проступком и карой за него, тем больше ваши подчиненные станут бояться идти вам наперекор. Все и так знают, что Доннал виновен. Свидетели рядом, судья тоже, так что приговор будет готов за час. А на виселице у северных ворот, где мы сегодня вешали «волков» Таннеса, еще есть место.

— Полностью согласна. Тогда вы знаете, что делать.

Он с готовностью поклонился, щелкнув подбитыми сапогами, и дождался, пока королева подпишет соответствующую бумагу. Вообще-то, в обязанности Ламана не входило заниматься преступниками, но расправиться с обидчиком Мьетал было для него личным делом.

Невеньен хоть и не одобряла их связь, но отлично его понимала.

Дверь, которую Ламан плотно затворил за собой, почти сразу начала открываться снова.

— Вы что-то забыли, генерал? — спросила Невеньен, не поднимая взгляда от бумаг на столе.

— Нет, — неуверенно ответил чужой голос. — Я не генерал, но я могу его позвать. Он еще недалеко.

Она прокашлялась.

— Не надо, пусть уходит. Я ждала, вас, Сони. Окарьет, подожди, пожалуйста, снаружи, — Невеньен оглянулась на телохранителей, которые стояли по углам комнаты. Теперь магов возле нее было четверо. — Вы тоже.

Парди пытался протестовать, но она пропустила его возражения мимо ушей. Если верить тем же магам, возможности Сони превосходили возможности всего полка телохранителей. Так и у кого достанет сил спасти королеву, если он вздумает на нее напасть? А ей не хотелось, чтобы кто-то раньше времени слышал, о чем она собирается с ним говорить.

Оставшись с Сони наедине, Невеньен помедлила несколько мгновений, пристально в него вглядываясь. Бывший воришка, обладатель камня королей, герой осады Гайдеварда и битвы под Орлиным Гнездом смущенно мял руки, сидя в кресле перед королевой и явно чувствуя себя не в своей тарелке. Его гвардейский мундир еще хранил следы похода, и хотя пятна на нем пытались оттереть, чистым его назвать никак было нельзя. В целом новый Марес Черный Глаз не производил ожидаемого впечатления — обычный мужчина, которому нужно хорошенько выспаться и отдохнуть. Не спасали ситуацию даже крохотные искорки, вспыхивавшие возле Сони, словно его обсыпали золотистыми блестками. Их вообще было легко не заметить. Боги, как всегда, постарались соблюсти некоторое равновесие — наделив бывшего вора невероятными способностями, они скрыли их от чужих глаз.

Легенды о том, что сияние великого мага древности слепило зрение окружающим, оказались сильно преувеличенными. Это разочаровывало так же, как и то, что скромный и невзрачный Сони совершенно не походил на безупречного героя, каким должен быть защитник Кинамы. А Невеньен рассчитывала именно на это.

— Зачем вы меня вызвали, моя королева? — осторожно поинтересовался он. — Генерал Вьюрин сказал, что представил вам полный отчет о моих действиях еще утром.

— Это так, — признала Невеньен, умолчав, что не прочитала и половины. Вернувшаяся вчера после заката армия принесла столько новостей, что стало не до отчетов. — Но я хочу обсудить с вами не прошлое, а будущее.

— Значит, вы не будете выяснять подробности битвы с Детьми Ночи?

В голосе гвардейца прозвучало облегчение. Невеньен уже знала, что некоторые сомневаются в его правдивости. В чудесные силы лейтенанта Калена благодаря необычной внешности верилось легко, но чтобы почти никому не известный гвардеец взял и уничтожил всех чудовищ, пусть и на пару с Сыном Цветка, — это, извините, нелепица. Дошло до того, что кое-кто обвинял его в смерти лейтенанта Калена. Шепотом, естественно. Произнести это вслух после утренней демонстрации новых способностей Сони никто не рисковал. В отличие от других магов, его энергия с заходом или восходом солнца не иссякала, а значит, ответить крепким ударом магии он мог в любое время.

— Я считаю, что у человека, который вызвался добровольцем убить Гередьеса и многократно исполнял для меня задания, не станет меня обманывать, — ответила Невеньен. — К тому же если вы были неискренни, это скоро выяснится.

— Да, — как-то странно вздохнул он.

Невеньен нахмурилась, но предпочла не заострять на этом внимание. Мало ли, может, Сони просто устал. Его весь гоняли перед лордами, как цирковую собачку, проверяя границы его возможностей. Стать героем — тяжелое бремя.

— Мне жаль сообщить, но чествования героев сражения с Детьми Ночи не будет, — объявила она. — Городской совет решил, что с праздником следует подождать какое-то время. По крайней мере, до тех пор пока в Кольвед не начнут возвращаться жители и не наладится снабжение. Это не значит, что мы забудем обо всех, кто проявил себя на поле битвы. О вас, — уточнила Невеньен. — Вам даруют почетное звание Защитника Кинамы и наградят земельными владениями.

— Мне — земельные владения? — растерялся Сони.

— Да, — слегка раздраженно подтвердила она. — Также вам будет пожалована честь основать аристократический род.

Надо же было как-то укрепить его верность трону. Если враг нынешней власти перекупит такого мага, как новый Марес, перед ним не устоит ни одна армия. Он мог разрезать яблоки на расстоянии ста шагов, в то время как возможности остальных ограничивались в лучшем случае двадцатью!

Сони кусал губы. Кажется, он не верил в такой подарок. Еще бы, полжизни ютиться в могаредских коллекторах и притонах и тут — стать аристократом. Это он еще не знал, какие земли ему уготованы. Говорят, у Таннеса шикарное поместье…

— Мне ничего не надо, — сказал он.

— У вас есть время привыкнуть к вашему статусу, — Невеньен постаралась смягчить тон. Мужчина просто переволновался — она бы тоже опешила, свались на нее такое чудо. — Обо всем этом будет объявлено только в Эстале…

— Нет, вы не поняли, — прервал он. — У меня нет права на награды. Если вы хотите меня купить титулом, то это бессмысленно, — говорил он таким тоном, будто просто ставил королеву в известность о своем решении. — Я не жалую высокорожденных и не горю желанием превращаться одного из них. Если вы правда хотите меня наградить за заслуги — я ничего особенного не сделал. Настоящий герой мертв, это он меня обучил и придумал план, как уничтожить Детей Ночи. А за мои внезапно проснувшиеся способности нужно благодарить только богов.

Сони встал с кресла и сделал по комнате несколько широких шагов. Неприметный и утомленный мужчина, который только что сидел перед королевой, бесследно исчез. Вместо него появился кто-то другой, порывистый, уверенный в себе и, судя по складке между бровями, не терпящий возражений. Лишь глаза остались теми же — цепкими и пронзительными.

На памяти Невеньен подобная перемена происходила уже не первый раз. Она подозревала, что первая, «тихая» личность Сони — это маскировка, с которой он так сжился, что не отличал себя от нее. В конце концов, умелый вор не должен обращать на себя внимание. Но как вести себя с его подлинной, «неистовой» сущностью — тем, кто вытаскивал на себе Дьерда из Гайдеварда, убивал Гередьеса и побеждал када-ра, Невеньен не представляла. Ей казалось, что этот человек способен на что угодно, и она его побаивалась.

— Вы должны получить достойную плату за службу и за все, что вы для меня сделали, — возразила Невеньен. — Своей короной я обязана вам: если бы вам не удалось избавиться от Гередьеса, я бы не стала королевой. Я ведь даже толком не наградила вас за то задание — после него вы опять отправились на верную смерть! А потом, пусть с помощью лейтенанта Калена, вы избавили Кинаму от чудовищ, которые грозили уничтожить всю страну. Вы не можете не принять мой дар.

Он криво усмехнулся, подбавив дров в огонь гнева, которым понемногу начинала полыхать Невеньен.

— Вы не можете мне его предлагать, — поправил Сони. — И никогда не предложили бы, знай вы правду. Вместо этого вы отправили бы меня на виселицу, и это было бы совершенно справедливо.

В животе у нее противно засосало от плохого предчувствия.

— Что за правда?

— Простите, моя королева, — сказал Сони, глядя ей в глаза. — Мне надоело притворяться, изображать героя и все такое. Это неправильно. У меня только одна просьба: не наказывайте Дьерда и Виньеса. Они хотели, как лучше.

— Что это за правда?!

В порыве эмоций Невеньен привстала с кресла, но ответ заставил ее бессильно рухнуть обратно.

— Это я виновен в разорении Севера. Я выпустил када-ра. Я собирался с их помощью спасти отряд от Тэби, а потом отправить их в Бездну, но оговорился и нечаянно освободил их от клятвы служения. Я не хотел ничего этого, — он махнул рукой в сторону Синей площади, на которой складывались погребальные костры для Сына Цветка и погибших в долине офицеров.

— Но как?.. — слабо проговорила Невеньен.

— Как я у меня получилось открыть державу? — закончил за нее Сони. — Она оказалась связана с камнем королей.

Ну конечно. Все было предельно логично. Вряд ли маги древности, создавая клетку для Детей Ночи, сделали так, что открыть ее мог любой. Но так как секрет управления када-ра не выходил за пределы королевской семьи, то он канул в небытие вместе с последним представителем династии Идущих. Ни Тьеру, ни тем более Невеньен и в голову не пришло, что они отправляют за державой именно того человека, который может освободить жутких тварей из Бездны.

Невеньен выдохнула, закрыв лицо ладонями. Первозданный Хаос… Ей давно следовало догадаться, что в истории гвардейцев что-то не сходится. Но зачем, если преступник так удобно вставал в схему заговора Гередьеса?

В одно мгновение на Невеньен свалилась вековая усталость. Она отняла руки от лица и взглянула на Сони.

— Зачем вы все это мне рассказали?

— Я же сказал: это неправильно, — он пожал плечами. — Все поздравляют меня с победой над Детьми Ночи, хвалят или, как вы, пытаются наградить, но никто не знает, что причина трагедии во мне.

Она едва сдержала истерический смех.

— То есть вы обрадуетесь, если я прикажу вас казнить?

Сони оставался абсолютно спокоен. Это ставило ее в тупик. Любой другой человек на его месте, во-первых, скрывал бы истину всеми возможными способами, а во-вторых, трясся от ужаса при мысли, что может последовать за признанием.

— Я не обрадуюсь. Но, представьте себе, даже у воров есть угрызения совести. Я никогда не хотел стать причиной гибели тысяч северян. И уж точно я не хочу получать за это какие-то подарки и слышать, что я якобы благословлен богами.

Он прав — выходило очень цинично. Но что есть жизнь, как не сплошная издевка? Если хорошо подумать, без могаредского вора и Детей Ночи Невеньен никогда бы не стала королевой — Гередьес был бы жив, а в лагерь под Эсталом не пришло столько союзников. А Сони, который попал в храм Шасета, следуя приказу Невеньен, и освободил чудовищ, сам же их победил. Все это было взаимосвязано, причем неким извращенным и жестоким способом.

Обвинять во всех бедах можно было кого угодно: хоть Сони, хоть Гередьеса, хоть советников, которые из гордыни искали по большому счету бесполезный символ королевской власти. Да даже саму Невеньен за то, что она отправила вора в Аримин! Однако смысла в этом не было никакого.

И тем не менее ей стоило серьезного усилия воли выпрямиться и сложить перед собой руки на столе вместо того, чтобы выводить приказ об очередной казни.

— Поклянитесь мне, что история, которую вы мне только что рассказали, никогда не выйдет за пределы этого кабинета.

Сони наконец-то удивился.

— Но…

— Никаких «но». Вы хотели, чтобы кто-то знал правду? Теперь я ее знаю и не забуду никогда, будьте уверены. Вам не нравится, что вас поздравляют с победой? Считайте, что таково ваше наказание. Ну а если вам приспичит заняться самобичеванием и вы станете рассказывать на каждом углу о том, что вы натворили в Аримине, сперва подумайте, кто вам поверит. Никому не известно, где вы в тот момент вообще были, а в официальных документах написано, что вы инспектировали один из фортов. Советники, которые вас туда отправили, будут отрицать все до последнего, потому что это для них смертный приговор. Но прежде всего, — Невеньен поймала его взгляд, — подумайте о простых людях, которые успели поверить, что у них появился герой и защитник. Новости о победе уже разосланы во все концы страны, и в них упоминается ваше имя. Вместо того чтобы прослыть величайшим предателем всех времен и народов, лучше послужите на благо кинамцам. Исправьте вред, который вы нанесли, собственным трудом.

В кабинете ненадолго возникла пауза. Ну же, Сони ведь не настолько сумасшедший…

— Я готов. С одним условием.

Он еще и условия будет ставить?! Невеньен прикусила язык, сдерживая возглас. С его нынешней силой Сони мог требовать чего угодно.

— Каким?

— Я буду служить на благо кинамцам, а не определенному человеку, — жестко произнес гвардеец. — Я не хочу, чтобы меня использовали для того, чтобы убирать соперников, или как последний аргумент в споре. Хватит с меня Ньес, Гоха и всех прочих. Я лучше, как Келси, буду валить лес, чтобы кто-то мог построить дом, или расчищать поля.

У Невеньен как будто камень с души свалился.

— На такое условие я согласна, — сдержанно произнесла она, стараясь не показывать, что этого от него и ждала. — Я хотела предложить вам после праздника в Эстале вернуться в Аримин. Он восстанавливается очень медленно, и там ваша сила пригодится в мирных целях…

— А еще там граница с Каснаром, — поморщился Сони, кажется, догадываясь об истинной причине его отправки.

Она решила не юлить.

— Долины возле Аримина — лакомый кусочек для каснарцев. Они давно облизываются на них, и к тому же там сейчас ослаблена оборона. У меня есть подозрение, что король Миегор прислал большой отряд магов не только для того, чтобы помочь избавиться от общей угрозы, но и для разведки. Если они захватят эту область, то погибнет еще больше людей, чем при нападении Детей Ночи.

— Я понял, — Сони кивнул. — Как только вы скажете, я поеду туда.

— Значит, мы договорились? — настороженно спросила Невеньен.

Если не считать шокирующего признания, то все получилось гораздо легче, чем она рассчитывала. До неправдоподобия легко. Общение с союзниками научило Невеньен, что люди всегда пытаются выторговать для себя условия получше, особенно если им есть, чем торговаться. Хотя не исключено, что Сони однажды одумается…

— Договорились, — подтвердил он. — Я буду служить вам до тех пор, пока вы правите не в ущерб простым кинамцам.

— В свою очередь, обещаю вам, — ответила Невеньен, — если вы когда-нибудь поймете, что я перестала заботиться о простых кинамцах, придете ко мне и скажите об этом. И пусть другой человек сменит меня на троне.

— Да будет так.

Сони протянул ей руку. Невеньен непонимающе уставилась на нее.

— Закрепим нашу сделку рукопожатием, — правильно разгадав причину заминки, подсказал гвардеец.

Невеньен вскинула брови.

— Вы не собираетесь призывать Небеса и Бездну в свидетели?

По традиции, чтобы ни у кого не было соблазна нарушить обещания, требовалось затемнить половину комнаты и зажечь в ней свечи, а затем прочитать древний текст клятвы. Без этого не мыслилось ни одно хоть сколько-нибудь серьезное соглашение.

Судя по выражению лица Сони, он считал иначе.

— Моя королева, мне часто говорили, что случившееся со мной — это провидение богов. Так вот если они действительно знали, что из-за меня столько детей останутся сиротами, то в Бездну мнение всех таких небожителей. Я заключаю договор с вами и в случае чего буду взывать к вашей же совести.

У Невеньен голова шла кругом. Сначала этот человек отказывался от награды, а теперь богохульничает. Кроме того, это же вопиющее нарушение правил! Однако она смотрела на широкую мозолистую ладонь гвардейца и не могла оттолкнуть ее.

В его словах была доля разума. На богов нельзя положиться — их игры с людьми слишком причудливы и больше похожи на насмешку. Своей судьбой нужно управлять самому.

— На благо кинамцев, — тихо сказала Невеньен, пожимая руку Сони.

— На благо кинамцев, — повторил он.

Его ладонь была сухой и теплой. Надежной. Глядя в ясные глаза гвардейца, Невеньен вдруг поняла, что заговорщицки ему улыбается.

На них лежала общая вина. Они только что вместе пошли против правил. И вместе же им придется расхлебывать последствия.

Внезапный порыв ветра глухо стукнул ставнями. В шелесте разлетевшихся бумаг Невеньен послышалось, как будто кто-то невидимый шепотом произнес: «На благо кинамцев».

Эпилог

Невеньен облокотилась на перила выходящей в сад галереи и полной грудью вдохнула ароматный воздух. Густо пахло шиповником, который в Эстале цвел в конце первого летнего месяца. После тусклого Кольведа, где лето начиналось гораздо позже, видеть усыпанные цветами сады центральных земель было вдвойне приятно. Особенно среди них выделялся замковый сад в столице, разбитый для придворных дам, и Невеньен нравилось гулять в нем по вечерам.

Однако зачем ее сюда пригласил Тьер, да еще в середине рабочего дня, она не представляла. Победа над Таннесом и када-ра остудила горячие умы тех, кто выступал против новой королевы, но дел все еще была прорва. И вдруг — сад?.. Невеньен могла ожидать такое от кого угодно, но точно не от советника, который никогда не страдал романтичностью.

— Ох уж эта молодость, — проворчал он, тяжело опираясь на колонну рядом. — Моя королева, пройдемте в беседку?

Она согласилась, подождав, пока Тьер отдышится после спуска с башни. За несколько месяцев, в которые они не виделись, советник сильно сдал. Окончательно побелели волосы, раньше еще пестревшие черными прядями, углубились морщины, движения стали медленными и осторожными. Не изменились только глаза — их взгляд был все таким же цепким, как и разум старика.

Невеньен каждый раз становилось больно, когда она смотрела на него. Но все, что она могла сделать для Тьера — это помириться с ним и внимательно прислушиваться к его советам. Наставнику, прекрасно осознававшему, как мало времени ему осталось под Небесами, последнее было важнее всего.

Они миновали клумбы с розами и сели в мраморную беседку. Вокруг расположились телохранители и Шен и Тенью. Тьер недолго помолчал, оглядываясь, и зачем-то снова завел законченный только что, в кабинете, разговор.

— Все же прекрасная новость, что в Орлином Гнезде нашли залежи майгин-таров, не так ли?

— Мы с вами обсудили это, — терпеливо напомнила она. Провалы в памяти у него участились, и относиться к этому приходилось с пониманием. — И даже решили послать горняков в другие места, где предположительно останавливались када-ра…

— …чтобы выяснить, не привлекали ли их на самом деле залежи кристаллов, а не поиски прохода в Бездну, — слегка раздраженно завершил за нее Тьер. — С моим рассудком пока еще не настолько плохо. Я хотел дополнить, что вам стоит поговорить об этом с лордом Тайменом. Возможно, нам стоит поступить против обыкновения и продать часть кристаллов, чтобы наполнить казну.

Невеньен кивнула. Судя по сегодняшнему сообщению с Севера, запасов в Орлином Гнезде для этого хватит. И даже останется, чтобы снабдить майгин-тарами солдат на ослабленных границах. Появление нового Мареса взамен потраченных на двух Детей Цветка кристаллов и погибших магов обнадеживало, но все же Сони было невозможно держать одновременно на всех рубежах Кинамы.

— Это хорошая мысль. Пополнение казны сделает мою политику более независимой, — произнесла она, мысленно добавив, что заодно это позволит ей забыть о парочке чрезмерно надутых женихов, о которых все пекся Тьер. — Пожалуй, мне следует побыстрее найти лорда Таймена.

Она собралась вставать, но старик остановил ее, положив сухую ладонь на ее руку.

— Казначей никуда не денется. Сейчас такая прекрасная погода, давайте немного отдохнем. Залавьен настаивает, что мне нужны ежедневные прогулки в саду, но мне скучно одному.

Невеньен с удивлением взглянула на него. И без того похожий на птицу в любимом черном камзоле, Тьер, как ворон, скашивал на нее хитрый глаз. Ох, лукавит зачем-то советник…

И тем не менее она снова устроилась на прохладной мраморной плите. Перечить наставнику в такой мелочи не хотелось. Тьер тем временем оглядывался, словно что-то искал. Он делал это как бы невзначай, но Невеньен слишком хорошо его знала, чтобы не заметить этого.

В чем причина, стало ясно примерно через сто ударов сердца.

Зашуршал гравий на дорожке, и на обсаженной шиповниками аллее появился Ливьин. После строгости северян его наряд казался донельзя расфуфыренным: золотое шитье на шелковом камзоле, белоснежные манжеты, которым позавидовал бы и Мелорьес, начищенные сафьяновые сапоги… И все тот же инкрустированный драгоценными камнями меч, которым юноша вряд ли умел пользоваться. Невеньен невольно вспомнила про Таймена, который мог одинаково хорошо сражаться несколькими видами оружия, но никогда этим не кичился. А эфес его меча, которым он сражался с Таннесом, вообще был лишен всяких изысков.

Иньит отличался таким же пренебрежением к побрякушкам, выбирая действенность, а не лоск, и он никогда не носил оружие, если не собирался его применять. При всей спорности некоторых действий лорда-разбойника, в этом Невеньен с ним была целиком и полностью согласна: мужчину делает мужчиной не большой меч на поясе.

И все же Ливьин с такой пышностью выряжался редко. Да и в сад, судя по всему, он забрел не просто так — юноша целенаправленно шел к беседке. Невеньен, прищурившись, обернулась к Тьеру. Тот скромно кашлянул.

— Похоже, настала пора мне исполнить предписания лекаря.

Она тяжело вздохнула, уже догадавшись, к чему весь этот спектакль. Обставить его можно было и более естественным образом. Впрочем, если бы не эта «случайность», то Невеньен вообще не стала бы принимать аудиенцию Ливьина.

Увы, теперь деваться было некуда. Натянув вежливую улыбку, она понаблюдала за расшаркиваниями двух мужчин и разрешила юноше занять место пожилого советника, махнув телохранителям, чтобы они отошли подальше. Усаживаясь, Ливьин неловко запнулся о ножны. Его щеки запунцовели не хуже роз, когда он забормотал какие-то нелепые извинения. Невеньен поймала себя уже на втором тяжелом вздохе.

Спокойно. Мальчик всего лишь стесняется. Вряд ли он когда-нибудь оставался с девушкой наедине, если не считать родную сестру. Интересно, кстати, он целовался хоть раз в жизни? И если это случится, он не сгорит от стыда, прежде чем успеет дотронуться до чужих губ?

— Моя королева, почему вы на меня так смотрите? — недоуменно спросил Ливьин.

— Нет, ничего, — опустив глаза, ответила Невеньен. — Вы так уверенно направлялись к беседке. Вас привело сюда какое-то дело?

— Ну, я… Да, — он попытался говорить тверже. — Я хотел поговорить с вами о положении нашей страны.

Какое неожиданное начало. Невеньен вскинула брови.

— И в каком положении, по-вашему, она находится?

— В разоренном, — он помял ладони. — Меня, как коренного кинамца и члена Малого совета, не может это не беспокоить. Я прекрасно понимаю, что без необходимых средств в казне мы ничего не сможем… у нас не получится восстановить королевство.

— Вы хотите предложить ссуду? — подсказала Невеньен, не желая слушать, как Ливьин путается в объяснениях.

— Нет… Я подумал, что мы с вами могли бы объединиться в нашем желании помочь Кинаме. Я знаю, что вы… надеялись на помощь другого человека. Прошу вас поверить мне, что я не такой. Я не предам вас. Обещаю, что рядом со мной вам ничего не будет угрожать. Я разделю ваши заботы о Кинаме и приму их на себя, чтобы вы могли не тревожить себя, как это было раньше. Мы с вами могли бы дополнить друг друга и стать прекрасной парой.

Ливьин все еще изъяснялся сумбурно, зато под конец его интонация зазвучала стройнее, а в речи пропали паузы, создающие впечатление, будто он забывает заученный текст. Однако, кажется, юноша выкладывал то, что у него на душе, без всякой подготовки, поэтому и заикался. Если так, то чистоте его намерений следовало восхититься. Из всех лелеемых Тьером претендентов на руку и сердце королевы он был самым непорочным. Это делало его и самым удобным, потому что он не думал о собственной наживе. Невеньен следовало поспешно с ним согласиться, сказав, что они прямо-таки созданы друг для друга.

Она молчала.

Никакие доводы в пользу Ливьина не могли заставить ее произнести нужные слова. Он был честен, хорош собой — склонностью к полноте в их семье отличалась только Эмьир, — и на этом его достоинства заканчивались. Для короля этого мало. Вдобавок Тьер то ли нарочно, то ли нет нечаянно поставил под сомнение его необходимость в качестве источника денег для казны. Но главное — Невеньен, невзирая на все усилия, не могла пробудить в себе хоть какую-нибудь эмоцию по отношению к нему, кроме жалости.

Ливьин был великовозрастным ребенком. Невеньен ощущала себя старше него лет на десять, хотя в действительности была младше на два года. Рядом с ней, пережившей несколько предательств и плен, равнодушно отдававшей приказы о казнях, этот прекраснодушный человечек заразится цинизмом и сгниет, как лежалое яблоко. Она не могла с ним так жестоко поступить.

— Вы считаете иначе? — занервничал юноша, не дождавшись ответа.

— Ливьин, — мягко произнесла она. — Я…

— Моя королева, — прервал ее один из телохранителей.

В его голосе прозвучало напряжение. Парди, который до сих пор не мог себе простить, что во время нападения Таннеса его не оказалось рядом, выдвинулся вперед, защищая от чего-то госпожу. Она выглянула из-за его широкой спины, не понимая, с чего вдруг переполошились гвардейцы.

По той же шиповниковой аллее, откуда недавно появился Ливьин, шел раскрасневшийся Иньит. Он торопился, и полы багряного камзола развевались по ветру. Еще несколько месяцев назад зрелище спешащего к ней любовника заставило бы Невеньен биться быстрее, но сейчас она ощутила только досаду.

За несколько дней, минувших после возвращения из Кольведа, Иньит успел ей надоесть. Он в прямом смысле слова не давал ей прохода, видимо, волнуясь за свое положение в Малом совете. Было бы чего бояться! Если бы Невеньен хотела, то уже давно добилась бы его отстранения, несмотря на протесты Тьера. Кара не настигла даже Бьелен, отомстить которой было бы намного проще. Впрочем, до нее все равно было уже не добраться, даже если бы Невеньен этого хотела. «Сестра» успела быстро выскочить замуж на арджасского посла и укатить к нему на родину, подальше от гнева женщины, которую она обманула.

— Моя королева, мне нужно с вами поговорить, — еще издалека объявил Иньит.

— Я занята, — ответила Невеньен, демонстративно отворачиваясь от него и улыбаясь Ливьину. — Пожалуйста, подойдите к Окарьету, он назначит время аудиенции со мной.

— И как он это сделает, если ты приказала ему постоянно мне отказывать? — сердито осведомился лорд-разбойник. — Мне нужно поговорить с тобой сейчас и ни часом позже.

— У меня важная беседа, — отрезала она.

— Именно поэтому я и пришел.

Не выдержав, Невеньен оглянулась. Иньит стоял шагах в пяти от беседки — ближе его не подпускали телохранители. Парди хмуро посматривал на него, положив руку на поясной мешочек с Сердцем Сокровищницы.

— Мне увести его? — спросил телохранитель, обращаясь к Невеньен.

Она задумчиво склонила голову. Гвардейцам был дан приказ держать Иньита от нее подальше, но в некотором смысле его появление оказалось своевременным — оно отсрочило неудобные объяснения с Ливьином. А раз так, можно было и смилостивиться.

— Не надо. Чего ты хочешь, Иньит?

— Ты сделаешь большую ошибку, если выйдешь за него замуж, — холодно заявил он.

Ливьин, заметно скисший, но до сих пор молчавший, вскочил со скамьи.

— Да как вы смеете!..

Тот не удостоил его даже взглядом.

— Ты же сама это понимаешь, — продолжил лорд-разбойник. — Рядом с тобой должен быть мужчина, который сможет удержать власть и не прогнуться под советников. Иначе история с Ильеменом повторится и остановить смуту не помогут никакие денежные мешки.

Юноша побагровел так, что стало страшно, не лопнет ли он от злости. Невеньен поспешила положить ладонь на его локоть, успокаивая и не позволяя ввязаться в драку. Иньит со всей очевидностью провоцировал соперника. В его ситуации чего-то подобного следовало ожидать. Все попытки вернуть любовницу окончились крахом, генерал Стьид не позволял сделать и шагу, а двор в отсутствие королевы отвернулся от наглого выскочки, каким считали лорда-разбойника. К тому же местная аристократия научилась очень тонко чувствовать настроения правителей. Навлекший на себя неудовольствие королевы, Иньит балансировал на лезвии ножа над пропастью, и никто не хотел с ним связываться, чтобы их не утянуло следом. Скорее всего, импульсивный лорд был доведен до такого состояния, что с удовольствием бы убил Ливьина на дуэли — лишь бы определиться наконец со своим положением.

Убедившись, что юноша сел и не будет нарываться на смерть, Невеньен встала и с нарочитой расслабленностью оперлась на мраморный стол.

— Почему ты решил, что я не смогу удержать власть? — сложив на груди руки, спросила она.

— Ты сама признавалась, что в тебе нет внутренней силы, — напомнил Иньит.

Невеньен фыркнула.

— Многое изменилось. Мной уже не повертишь, как раньше.

— Потому что вокруг тебя появилось больше лизоблюдов вроде Нэрдэннеса и Аварьета. Но ты уверена, что они прислушиваются к тебе, а не к твоему отцу и Тьеру?

— А ты бы, конечно, хотел, чтобы они прислушивались к тебе.

— До недавнего времени ты не видела в этом ничего плохого и сама делала точно так же. И что — разве нас не ждал успех? Невеньен, — он в своей любимой манере сменил тон с жесткого на ласковый и попытался сделать шаг вперед. Тщетно — лорд уперся в магическую преграду. Стиснув зубы, он продолжил увещевать: — Невеньен, я не верю, что в твоем сердце что-то изменилось. Ты должна знать, что я не лгал тебе…

Что?

— Побойся богов, Иньит! Я собственными глазами видела вас с Бьелен и слышала ваш разговор!

— Похоть — это не любовь, — парировал он. — Если бы ты не отталкивала меня, прикрываясь дурацкими правилами подождать до свадьбы, мне незачем было бы к ней ходить.

— Эти «дурацкие правила» спасли мою честь! — огрызнулась Невеньен.

— Они сломали наш союз! Я понимаю твое возмущение, но не разрушай все из-за одной обиды. Я был не совсем честен с тобой по поводу Бьелен, но скажи мне, что такого плохого я сделал, что на меня развернули такую травлю? Стьид не сам по себе решил следить за мной. Его люди разве что свечку надо мной ночью не держат, и он переманил или разогнал почти всех моих разбойников, которые помогали тебе захватить власть, если ты забыла! — агатовые глаза лорда полыхали огнем, и он распалялся все больше и больше. — А Нэрдэннес и Аварьет презрительно бросают мне, что если ты не отвечаешь на мои письма, то и им не подобает так делать! Пока тебя не было, Малый совет не хотел рассматривать даже те мои предложения, с которыми соглашался Тьер. Все потому, что ты отгородилась от меня, как от прокаженного!

А вот таких подробностей она не знала. Ни Тьер, ни Стьид о них не писали, но если с первого из-за болезни спрос был небольшой, то второй наверняка так поступал умышленно. Эти новости охладили пыл Невеньен, которая успела разгорячиться от гнева, несмотря на изначальное желание казаться невозмутимой.

Назойливость и отчаяние Иньита теперь понять стало гораздо проще. Он находился в полушаге от трона, а сейчас приблизился к тому, с чего начинал несколько лет назад. Без своих разбойников он был никем. Кто от такого не полезет на стену?

— Разве я заслужил такое обращение? — вопрошал лорд. — Ты же мне даже объясниться не дала! Зато пришла к Бьелен, которая, ты сама знаешь, только и рада тебя укусить! Что она сказала — что я якобы всегда был в нее влюблен? Да это же чушь! Ты думаешь, я бы потащился в Гайдевард, если мне на тебя было плевать? Послал бы тебе свою серьгу в Кольвед? Вот этот щеголь, — лорд кивнул на Ливьина, — я уверен, что он уже признался тебе в любви. Но он пойдет в одиночку против сотни врагов, чтобы тебя спасти? Или он тебе нужен ради денег? А что ты сделаешь, когда его деньги закончатся, а казна так и не будет наполнена? Выйдя за него замуж, ты не решишь проблемы в Кинаме и только повесишь на себя новую обузу.

— Хватит оскорблять королеву и меня! — рявкнул Ливьин, про которого Невеньен успела забыть. — Я терпел ваши издевки на советах, но это уже переходит все границы!

К ее ужасу, он опять поднялся и, хуже того, начал вытаскивать из ножен меч. Иньит лишь усмехнулся. Их драку ни в коем случае нельзя было допустить — кто бы ни погиб, второго придется бросить в тюрьму, и Невеньен лишится сразу двух важных человек в своем окружении.

— Парди, отбери у них оружие и не позволяй приближаться друг к другу, — приказала она.

Невидимые нити сорвали у двух лордов оружие с поясов и унесли за пределы беседки. Ливьин возмущенно вскрикнул, когда меч вылетел из его рук, но противостоять магии было все равно, что пытаться остановить лавину. Иньит, которого больше не защищал шинойенский майгин-тар, равнодушно проследил за тем, как его меч завис над кустом шиповника.

— Ты правда думаешь, что это нам помешает? — разочарованно спросил он.

— Сейчас — да, — отрезала Невеньен. — Но я знаю другой способ, как навсегда прекратить эту склоку.

Она взяла Ливьина за руку и поймала его изумленный взгляд.

— Лорд Ливьин, я очень ценю ваше предложение, — как можно мягче произнесла она. — Я знаю, что оно идет из глубины вашей души, но я не могу пойти против своего сердца и принять его. Я не хочу обманывать вас: мои мысли занимает другой человек. Прошу простить меня за это и надеюсь, что вы встретите девушку, которая будет подходить вам больше, чем я.

— А я надеюсь, что вы передумаете, — с неожиданной твердостью возразил он, тряхнув темными кудрями. Вероятно, присутствие соперника придавало ему уверенности в себе. — Я сделал свой выбор, и он таким и останется. Нам просто стоит друг друга лучше узнать.

Невеньен заставила себя улыбнуться, хотя мысленно пожелала ему провалиться в Бездну. Иногда упрямство у мужчин просыпается не тогда, когда надо. Хотя, может, Ливьин пытался сохранить лицо перед Иньитом, который как раз громко усмехнулся? Ну ничего, этому сейчас тоже достанется.

— Перед вами, лорд Иньит, я тоже вынуждена извиниться, — произнесла она тоном намного более жестким, чем подразумевало извинение. — Я не знала, что против вас развернули целую военную кампанию. Из Малого совета вас никто не изгоняет, и я поговорю с теми, кто строил против вас козни. И все же советую усвоить этот урок — если вы еще раз вздумаете меня обмануть, последствия будут гораздо хуже.

— Милая… — Иньит попытался что-то вставить, но в его голосе было столько снисходительности, что Невеньен взмахнула рукой, привлекая внимание Парди. Тот напрягся, готовясь обрушить на лорда-разбойника волну магии.

— Отныне обращайтесь ко мне, как положено по этикету, — предупредила Невеньен. — Вольностей я не позволю. О любых личных отношениях тоже можете забыть. Навсегда. Обещаю, что вас не удалят из совета из-за размолвок, в том числе со мной, но и вмешательства в дела, которые не касаются ваших обязанностей, я тоже не потерплю. На будущее помните: вам будут рады при дворе лишь до тех пор, пока вы способны приносить Кинаме пользу и не угрожаете моей власти.

Она ожидала, что его это успокоит, однако он побледнел так, словно перед ним раскладывали его собственный погребальный костер. В такие минуты шрам на щеке лорда всегда выделялся алым, и у Невеньен наконец что-то откликнулось внутри, когда она увидела красный росчерк на потрясенном лице Иньита.

Они столько пережили вместе, что у него не могло не быть чувств к ней. Вероятно, он до последнего лелеял надежду, что она к нему вернется и все будет по-прежнему. А Невеньен только что не оставила ему ни единого шанса.

Или же он все-таки расстроился, что ему не удастся надеть на свою голову корону из майгин-таров?..

Так или иначе, Иньит один раз уже обманул ее, и доверять ему было нельзя.

— Это мое последнее слово, — объявила Невеньен. — Лорд Ливьин, лорд Иньит, прошу извинить, меня ждут дела.

Она сошла со ступенек беседки и, не оглядываясь, направилась по дорожке к замку. Ей и без того было слышно, что Парди пришлось два раза окликнуть Иньита, чтобы вернуть ему меч, и что лорд побрел прочь загребающими гравий, нехарактерными для себя шагами.

Очередная страница жизни перечеркнута, скомкана и выброшена в камин. Что будет на следующей, оставалось только гадать, но Невеньен точно знала, чего не хочет там найти — человека, который видит в ней ресурс.

Невеньен вяло шла по галерее, временами наступая на подол своего платья. Настроения не было никакого. После неприятной сцены с Иньитом хотелось еще погулять по благоухающим дорожкам сада и успокоиться, но так как она отговорилась делами, то со стороны это выглядело бы неприлично. Можно было действительно вернуться к работе, однако Невеньен чувствовала, что у нее не получится ни на чем сосредоточиться.

Все мысли крутились вокруг произошедшего в саду, причем гораздо больше ее тревожил Ливьин, чем Иньит. Она убеждала себя, что обошлась с юношей очень аккуратно, и вроде бы его не слишком расстроил отказ. Но кто даст гарантию, что Ливьин не сказал это только из-за соперника? Он может оборвать все заключенные договоренности и уехать к себе на Юг, как только поймет, что «более близкое знакомство» с королевой ему не поможет. И не разнесет ли он сплетни о ее бывших отношениях по всей столице? Ругаясь с Иньитом, Невеньен и думать забыла о сидящем в беседке юноше, да и сам лорд-разбойник, видимо, тоже. Хотя он-то наверняка считал, что ничего не потеряет. Надо же было ему так неудачно встрять… Впрочем, Парди предлагал его выгнать, а она зачем-то воспротивилась.

Невеньен погрузилась в еще большее уныние.

— Я дура, — тоскливо сообщила она шедшей чуть позади Шен. — Дура, которая сама создает себе проблемы.

— Это не так, госпожа.

В ее голосе не слышалось ни привычной жизнерадостности, ни тем более поддержки. Невеньен оглянулась на девушку, и ей тут же стало стыдно, что она пристает к сехенке со своими глупыми заморочками.

После того как Сони передал ей весть о гибели Сеха, ее стало не узнать. Круглые щечки впали, под глазами образовались синяки. Задания Шен выполняла без прежней расторопности, и во всем ее облике сквозила неизбывная печаль.

Тело Сеха сожгли на Синей площади Кольведа вместе с Сыном Цветка, оказав тем самым парню неслыханную честь, но Шен это не утешало. Она до сих пор носила траур, хотя все сроки для него давно вышли как по кинамским меркам, так и по сехенским. И еще она попросила освободить ее от должности. Сех мечтал помогать соплеменникам, и Шен хотела продолжить его дело — в соответствии со своими способностями. Хотя Невеньен подозревала, что немалую роль в этом сыграли постоянные пакости других слуг, которые мгновенно возобновились, стоило вернуться в Эстал. Единственное, от чего Шен удалось отговорить, это от возвращения на Юг. Лечить сехенов можно было и в Эстале.

Маленькой победой стало то, что Шен с удовольствием согласилась учиться у Залавьена. На него пришлось надавить, так как он упирался и не хотел воспитывать из сехенки полноценного врачевателя, но в конце концов сдался и признал, что девочка невероятно талантлива. К тому же магией ей удавалось с легкостью делать то, с чем испытывали трудности другие лекари.

Тому, что сехенка все же останется неподалеку, Невеньен радовалась. Служанка была одной из немногих, если не единственной, с кем она не боялась поговорить по душам.

— Все будет хорошо, Шен, — попыталась она ее взбодрить.

— Вы говорите это уже пятый раз за день, — с укоризной произнесла та. — Кстати, что вам нужно во дворе?

Невеньен остановилась, обнаружив перед собой художественно сложенную поленницу. Двое мальчишек, прислуживающих на кухне, тащили пыльный мешок с морковкой и озадаченно поглядывали на королеву. Да уж, ей точно было не место на заднем дворе. Невеньен напрягла память, выясняя, о чем таком она думала, что ноги сами привели ее сюда.

Таймен и майгин-тары из Орлиного Гнезда. Иной причины быть не могло. Утром она краем уха уловила, что казначей устроил внезапную проверку кухонного погреба, потому что ему не понравились какие-то счета, а на задний двор как раз выходила дверь в царство поваров. К послеобеденному часу он уже давно отсюда ушел, и Невеньен смущенно развернулась назад. На закономерный вопрос Шен, почему было не послать за казначеем пажа, ответ она так и не нашла.

Обходной путь в башню, где находился кабинет королевы, в огромном Эстальском замке занял достаточный срок, и Невеньен успела устать, прежде чем туда добралась. Размышления тем временем сместились от сцены в саду к замужеству вообще. Тьер продолжал настаивать на том, что ей необходим муж, который будет стоять во главе государства хотя бы чисто формально. Невеньен понимала, что советник прав, но эта проблема вгоняла ее в еще большее отчаяние, чем такие неразрешимые загадки, как срочное восстановление Севера и усиленная охрана границ. Всю жизнь прожить рядом с никчемным человеком, который будет для нее только ширмой, — от одной мысли об этом становилось гадко. Как добиться того, о чем она мечтает, причем не в ущерб политическим соображениям? Это казалось почти невозможным. К счастью, всего лишь почти.

В кабинет Невеньен заходила, заранее скиснув. Она была уверена, что там ее ждет Тьер, который будет отчитывать ее за отказ Ливьину, и готовилась яростно с ним спорить. Но к ее удивлению, в приемном покое, у стола Окарьета, сидел казначей. На душе сразу потеплело.

— Лорд Таймен! А я как раз хотела послать за вами кого-нибудь.

— Что-то случилось? — насторожился он.

— Ничего особенного, — успокоила его Невеньен. — Главному советнику пришла в голову интересная идея по наполнению казны, и я намеревалась ее с вами обсудить.

— Замечательно. А я сделал обещанный отчет по вашему соглашению с сехенами.

Северянин взмахнул толстой кипой бумаг, которая с трудом умещалась в его широкой ладони. Тепло внутри слегка подостыло. Вот же не дает Таймену покоя та оговорка кесету Вишу… И все же Невеньен была искренне рада его видеть.

— Пройдемте за мой стол. Шен… Кхм… Ты не опоздаешь на занятия к Залавьену?

Служанка с недоумением скосилась на солнце в окне — до ее встречи с лекарем оставалось не меньше часа, но потом вдруг прищурилась, оглядывая смутившуюся Невеньен и казначея. В глазах сехенки наконец-то появился блеск, которого ей так не хватало в последнее время.

— Вы совершенно правы, госпожа, я и забыла, что он сказал мне прийти пораньше. Я пришлю к вам другую служанку, если вы соблаговолите.

Судя по хитрой мордочке Шен, она обо всем догадалась и заменяющая ее девушка придет со значительной задержкой. Как того и нужно было Невеньен.

Телохранителей она снова попросила остаться снаружи, чтобы они своими покашливаниями и шуршаниями не мешали разговору. Таймен, чуть не погибший во время нападения Волчьего генерала, не стал бы нападать на королеву. Он уже ходил и даже приступил к делам, но двигался все еще скованно, морщась при необходимости поворачиваться. На кресло он сел, скривив лицо, но постаравшись это скрыть.

— Ваш отчет срочный? — спросила Невеньен.

— Нет, можете изучить его, когда пожелаете.

— Хорошо. Майгин-тары тоже не требуют спешки. Раз у нас есть время, вы не откажетесь от чашечки чая с наливкой?

Она взяла чайник, который Шен предусмотрительно оставила наполненным, собираясь поставить его на огонь в камине. Таймен начал вставать, хотя это явно причиняло ему боль.

— Моя королева, я помогу вам…

— Сидите, — остановила она его. — Я не фарфоровая, не разобьюсь от того, чтобы немного поухаживать за человеком, который спас меня от Таннеса.

— Я исполнял свой долг.

— Ну а мне просто будет приятно напоить вас вкусным чаем. Вы ведь не против?

Он покачал головой, задумчиво за ней наблюдая.

— Вы пытаетесь казаться любезной, но я вижу, что вы чем-то расстроены. Что случилось?

Невеньен недолго помолчала, позволив поглотить себя подготовкой к чаепитию.

— Вы же знаете, что Малый совет, и впереди всех Тьер, вынуждает меня быстрее выйти замуж?

— Ну да, — Таймен заерзал, давая понять, что это неудобная тема.

Она притворилась, что ничего не заметила.

— Только что я отказала главному претенденту, лорду Ливьину.

Казначей притих. Невеньен в этот момент уже вернулась к столу, но разливала по чашкам воду и не смотрела на Таймена. Когда она подняла на него взгляд, лицо у него было печальным.

— Зря вы так с мальчиком, — тихо сказал северянин. — Я слышал про список кандидатов. Ливьин — лучшее, что в нем есть. С остальными вам будет намного хуже, чем с ним. Может быть, вам стоит переменить свое мнение?

От обиды на глазах у Невеньен едва не выступили слезы. Чтобы не разбрызгать кипяток, пришлось поставить чайник на поднос. А она-то ждала…

— Кандидаты в этом списке одинаковы, и Ливьин ничуть не лучше, — произнесла она, едва справившись со внезапно изменившимся голосом и для верности вернувшись в кресло. Одна из чашек так и осталась стоять полупустой на краю столешницы. — Все они — декорация. Я хочу, чтобы рядом со мной был ответственный и неравнодушный человек. Может быть, тогда мы с ним… даже полюбим друг друга.

— Я думал, ваше сердце занято лордом Иньитом.

— В моем сердце мой народ, — вспомнила она фразу, которую ей в Остеварде говорила Иллирен. Наконец-то это стало правдой. — Иньита там нет уже давно, и на его счет можете не беспокоиться. Ему нельзя доверять, и он в любом случае не тот человек, который мне нужен.

В голубых глазах Таймена отразилось сомнение. Он, конечно, считал, что все это взбрыкивания отвергнутой девушки — так он, кажется, назвал ее в Кольведе?

— Насколько мне известно, лорд Тьер составлял список, исходя именно из того, что вам нужно.

— Кинаме, а не мне, — возразила Невеньен. — И он при этом не спросил меня саму. А по-моему, вечно пьяный арджасский принц совсем не то, что сейчас необходимо мне и тем более королевству. Вообще-то, если говорить начистоту, я уверена, что подходящий человек не включен в список. Это вы, — добавила она, спрятав руки и сжав их в кулаки.

Ногти больно впились в кожу. Так было легче сдержать напряжение, которое грозило прорвать плотину разумности и вылиться в какой-нибудь неподобающий поступок. Ну же, Таймен!

Его глаза округлились. А потом он вдруг… рассмеялся?

Невеньен недоумевающе смотрела на лорда, который тут же прикусил губу и схватился за раненую грудь.

— Простите, моя королева. Я… Ох, темные боги… Я не хотел вас оскорбить. Я не ожидал ничего такого. Не верил, что оно может случиться. Тут плакать надо, а я…

— Почему же плакать?

Он грустно покачал головой. Приступ странного смеха у него уже прошел.

— Я для вас плохая партия. Не так богат, без особенных связей, не из древнего рода. Вы не укрепите власть союзом со мной.

— Это неважно. У нас с вами общая цель, и мне показалось, что мы не испытываем отторжения друг к другу. Даже больше… — от этих слов к ее щекам прихлынула кровь. Неужели у нее хватило смелости так сказать? — Да что вы, сидите! — воскликнула она, когда Таймен снова стал подниматься с кресла.

Не слушая, он приблизился к ней и медленно опустился на одно колено. У нее замерло сердце. Таймен сейчас был очень хорош собой: светлые волосы разметались по плечам, глаза ярко сияли на загорелом лице. Истинный сын Севера, красивый, смелый, умный, — и преклоняет колени перед ней…

Он нежно взял ее ладони в свои и улыбнулся.

— И вы в самом деле хотите, чтобы такой зануда, как я, стал вашим мужем?

— Это можно считать брачным предложением? — с надеждой спросила Невеньен.

Таймен снова рассмеялся, на сей раз совсем по-другому, тепло и как-то ласково. А затем крепко прижал к себе и прошептал на ухо:

— Я для тебя горы сверну.

— Не надо, — она уткнулась ему в выемку в плече и робко обняла в ответ. — Просто будь рядом. Всегда.

— Эх, гуляй, родная! — завопил совершенно пьяный жрец.

Музыканты ответили ему, грянув танцевальную песню. Первыми в пляс пустились Дьерд и Эмьир, а за ними — все остальные.

Сони, постукивая ногой в такт музыке, потихоньку пил вино и с увлечением разглядывал народ. Многочисленные родственники Дьерда, которых братья Эмьир поначалу приняли холодно из-за их неродовистости, теперь вовсю обнимались с двумя раздухарившимися парнями. Другие гости свадьбы им не уступали — веселье шло вовсю. Раскрепостились даже два жреца, которые венчали молодоженов и по традиции задержались испоробовать свадебное угощение. Глядя на этих двух весельчаков, Сони невольно вспомнил аскетичного Миррана. Этой сволочи удалось выжить в долине у Орлиного Гнезда, и королева притащила его с собой в Эстал. Теперь жрецу за заслуги в «призывании» Сына Цветка прочили место настоятеля главного храма Небес и Бездны.

Миррана, к счастью, тут не было, зато королева церемонию своим присутствием почтила. Она наградила Дьерда за проявленную во время нападения Таннеса смелость и разрешила отмечать праздник в одном из залов Эстальского замка. Правда, Невеньен уже ушла, сославшись на усталость. Еще бы, выпить столько вина. А светловолосый казначей с ней рядом все знай подливал ей и подливал, явно радуясь тому, что она не противится обнимать ее за хрупкую талию…

Дьерд и Эмьир в этот момент закружились в танце совсем рядом с местом, где сидел Сони, и он невольно залюбовался этой парочкой. Невеста в красном свадебном платье выглядела чудесно. Глаза блестят, темные кудри взметываются, а двигается-то она с какой живостью, хоть и не худышка! Дьерд ей ни в чем не уступал. Скакал в танцах без устали, и не скажешь, что хромой и что Волчий генерал ему все ребра переломал в Кольведе. Только пот блестит на висках — вот и все признаки утомления после нескольких часов празднования.

Молодожены унеслись в сторону, и взгляд Сони сместился на других гостей. Хотя приглашены были в основном аристократы, он не чувствовал себя среди них скованно, разве что первые полчаса венчания. На него косились, но никто не позволял себе обращаться к нему пренебрежительно, как к простолюдину. Наверное, причина была в гвардейском мундире Сони и новеньких знаках отличия на груди. А может быть, дело в том, что после вина спесь со всех быстро послетала, а самые заносчивые давно отправились по домам.

— Сони, — позвал его Виньес. — Когда будет следующий танец, подержишь мою малышку, а?

Маг сидел рядом, в окружении жены и двух дочерей. Младшая вертелась у него на руках, норовя стащить со стола что-нибудь не предназначающееся детям. Ее приходилось постоянно одергивать, но сумасшедший Виньес, похоже, получал от этого удовольствие.

— Подержу, — вздохнул Сони. Пора привыкать — скоро свои такие малявочки появятся. — Тоже хотите потанцевать?

Виньес переглянулся с женой и бодро кивнул. Каламьин, которая при первом знакомстве не поражала красотой, хорошела с каждым часом праздника. По ее собственному признанию, затворничество в родовом замке надоело ей до колик, и Виньес старался развлекать ее, как мог.

Наблюдая за тем, как он наизнанку выворачивается перед семьей, Сони начинал все сильнее и сильнее тревожиться за обещание, которое тот сделал в долине у Орлиного Гнезда. Заговаривать об этом Сони никак не решался, понимая, что магу нужно побыть с семьей, но алкоголь сделал свое дело.

— Виньес, слушай…

Горбоносый, по интонации почувствовав, что друг намеревается обсуждать не прелести здешних кушаний после походной размазни, передал ребенка Каламьин.

— Ну?

Темп музыки ускорился, подстегивая к более решительным действиям, и Сони взял быка за рога.

— Королева хочет, чтобы я подобрал себе несколько человек, которые будут помогать мне в Аримине. Само собой, я бы предпочел, чтобы со мной были те, кого я хорошо знаю. Например, ты.

Виньес замолчал. Причин колебаться у него насчитывалось немало. Во-первых, он подумывал перевестись из особого королевского отряда в другое место, поспокойнее, чтобы чаще видеться с семьей. А во-вторых, даже если он останется, у него были все основания для того, чтобы стать офицером вместо Калена и самому командовать новичками. Перспективы получше, чем торчать на границе с Защитником Кинамы, которому он еще осенью в Аримине начищал морду, и исполнять его дурацкие прихоти.

— Только после увольнительной в отпуск, — неохотно сказал Виньес. — Длительной. Сам понимаешь…

У Сони отлегло от сердца. Он хлопнул друга по плечу.

— Я рад. Честно. Уже не представляю себе ни одно путешествие без твоих занудных россказней.

— Погоди, заплачешь еще, когда я начну поправлять каждый твой приказ, — фыркнул маг.

Сони лишь усмехнулся. Уж это он как-нибудь вытерпит, тем более что советы ему действительно не помешают.

— Может быть, и Дьерда удастся переманить, — с надеждой произнес он. — Хотя он выглядит тут таким счастливым.

— Это пока, — Виньес скептически вскинул бровь. — А через месяц он от своей женушки так взвоет…

Прикусив язык, он опасливо обернулся на Каламьин, но та возилась с детьми и ничего не слышала. Маг перевел дыхание.

— В общем, насчет Дьерда еще ничего не известно. Кстати, а Ниланэль ты не думаешь взять к себе в отряд? Учитывая, что она маг, это был бы отличный повод вам быть вместе.

— Нет. У нее нет нужной подготовки, да и не хочу я, чтобы она, как мы, жизнью рисковала.

— А ты… кхм… Ты вообще будешь с ней поддерживать отношения?

Сони не ответил. Вместо этого он вытащил из потайного кармана на груди смятое письмо, протянул его Виньесу и показал, какие строчки читать. Глаза у мага округлились.

— Она беременна? Святой Порядок, поздравляю! — он вдруг смутился. — Но она же…

— Замужем? — Сони зло улыбнулся. — Это ненадолго. Я же теперь Защитник Кинамы, а не просто гвардеец, и помочь мне с проблемой внезапно оказалось гораздо больше желающих, чем раньше. Этого подонка, который бросил Ниланэль, уже ищут. Говорят, он как раз поехал в Аримин, заработать денег на стройках. Так это или нет, его скоро найдут, а там уж я смогу убедить его, чтобы он дал ей развод. Когда это случится, я перевезу ее с матерью и Кийданом в Эстал. Пускай живут здесь спокойно.

Настал через Виньеса с пониманием кивать. На какое-то время он отвлекся — его потянула за рукав старшая дочь, — но потом повернулся и с неожиданной серьезностью произнес:

— Знаешь, когда все это началось, я и не предполагал, что ты к этому отнесешься с такой ответственностью. Стыдно говорить, но ты меня сильно удивил. Ты вообще удивляешь меня с того самого момента, как Кален тебя принял, и до сих пор.

— Я сам себя удивляю, — признался Сони. — Это все ваша заслуга. Твоя, Дьерда, Келси, Сеха, Калена… — он помрачнел, вспомнив о погибших друзьях, но заставил себя закончить: — Без вас я бы уже давно кормил ворон на могаредской виселице.

Виньес собирался что-то сказать, но тут музыка стихла, и все захлопали музыкантам. Каламьин, предвкушая новый танец, оживилась. Девочку она, однако, пока придержала у себя на коленях — по традиции в перерыве между песнями делался перерыв, чтобы гости могли выпить, перекусить и сменить танцевального партнера. Еще можно было произнести тост в честь молодоженов или кого-то из гостей, но поток восхвалений давно иссяк — люди уже вдоволь начествовались и предпочитали веселиться. Поэтому Сони ничего подобного не ждал. Он успел убрать подальше от себя кубки и ножи, чтобы их случайно не утащила мелкая непоседа Виньеса, как вдруг незнакомый гость поднялся из-за стола, слегка покачиваясь от хмеля, и громко объявил:

— Я п-прошу прощения, я чуть-чуть опоздал и не знал, что среди нас, оказывается, п-присутствует сам Защитник К-кинамы, новый Марес Черный Глаз. Это правда?

Сони, нахмурившись, встал. По румяному лицу мужчины было невозможно понять, нарывается он на драку или нет, но подготовиться следовало к худшему. Не все в Эстале смогли спокойно переварить то, что невероятная магическая мощь проснулась у кого-то из черни.

— Да, я здесь, — сказал он.

— Какое счастье увидеть вас лично! — воодушевился пьяница, поднимая серебряный кубок. — П-предлагаю выпить за вас! За нового Мареса, Защитника Кинамы, Сони… э… А как вас, п-простите, величать дальше? Я тут слышал, что вы бездомный и безродный…

В этой части зала повисла тишина, которая скоро нарушилась скрипом стульев — соседи начали отодвигаться от опрометчивого мужчины. Сообразив, что ляпнул глупость, он покраснел еще сильнее и поспешил плюхнуться обратно на сиденье, как будто это спасло бы его от гнева нового Мареса. Дьерд, который в другом конце помещения интуитивно почуял неладное, стал пробиваться через гостей. Напрягся и Виньес, готовый вступиться за товарища. Но все это не требовалось. Обижаться Сони не собирался. Он проводил пьяницу холодным взглядом и невозмутимо сообщил:

— Вы ошибаетесь. У меня есть и дом, и семья — это гвардия и мой отряд. А фамилия моя — Рондалл.