Камень/море

Ступеньки бьются в подошвы: взмываю легко, словно на ногах таларии Гермеса. Навстречу мне мячиком от пинг-понга прыгает смех.

– Здрасти, Марин-Николаевна! Прическа топчик!

– Спасибо, Анфиса, – ерошу ежик над левым ухом.

– Маман разрешит – тоже висок выбрею, – на бегу обещает она. Хитро сверкают по-монгольски узкие глаза. Смеюсь. Такой и разрешение не нужно.

Школа гудит, взбудораженная криками и встречами, не опомнилась еще после летней спячки.

На третьем особенно шумно: гогот, задиристые окрики. Непривычные, басовитые. Вон они, мои бэшники. Удивляюсь вместе со стенами: недавно были щуплые и писклявые, а теперь выше меня на голову, девчонки расцвели, у парней плечи широкие. Короче, девятиклассники.

Рассмотреть бы их всех, расспросить. Но на полпути к нашему триста седьмому меня ловит тревожный треньк телефона: «Спуститесь. Срочно». Это от завуча, Владиславы Петровны.

Вниз спешу суетливо, куда исчезли невидимые крылышки с балеток?

– Полюбуйтесь, какой красавец! Первый же день учебы, а у него зеленый чуб! Решил податься в клоуны? Сначала нужно школу окончить!

Каждое слово – выстрел из четко очерченных сливовых губ. Для Владиславы Петровны (строгий шоколадный жакет, блузка в цвет помады, волосы в тугом пучке) наряд Матвея за гранью понимания.

Кем-кем, а клоуном Мотьку не назвать. Стиляга. Короткие брюки в серо-зеленую клетку и кислотный взрыв на голове.

Он стоит напротив завуча, как перед расстрелом: умрет, но гордо. И молчать не станет, нашла коса на камень.

– Пф… Цвет волос что, влияет на аттестат? Или штаны?

– Это не школьная форма.

– И что? Я ж не голый пришел. Брюки, рубашка…

– Брюки? Вот это недоразумение? В нашей школе цвет формы темно-синий.

– Так вы, Владислава Петровна, тоже устав нарушаете, – ухмыляется, стервец. Сжимаю губы, удерживая смешок.

Завуч тоже сжимает губы. Только ей не смешно. Тяжелый подбородок становится еще более квадратным.

– Нет, вы посмотрите, как он заговорил! Я учитель и завуч, а не школьница! Свое уже отучилась. И форму носила прилежно, – она придавливает взглядом сначала Матвея, потом меня. – Марина Николаевна, свяжитесь с мамой этого попугая. Надеюсь, завтра его внешний вид будет соответствовать требованиям.

Киваю, что мне остается? Но Мотька и тут не успокаивается:

– Напугали! Связывайтесь! Кто мой лук спонсирует по-вашему?

Мотька выходит. Я иду следом, но в спину бьет железобетонное:

– Останьтесь, Марина Николаевна.

Оборачиваюсь. Владислава Петровна уже стоит за столом, массивным и почти пустым: ничего лишнего.

– Вы как классный руководитель должны были меня поддержать, а не отмалчиваться. Вдвоем мы бы повлияли на мальчика.

– Владислава Петровна, – делаю шаг вперед, – я знаю Матвея четыре года. Для него важно быть на стиле, и мать его поддержит.

– Он превратит школу в филиал цирка. Сегодня один с зеленым чубом, завтра – полшколы. Этого нельзя так оставить. Дети не должны задавать нам свои правила. И родители тоже.

Вздыхаю.

– Поставьте себя на место матери: брюки модные, они денег стоили. Станет ли она из-за ваших претензий срочно убирать их в шкаф?

– Вот пусть он на дискотеки в них ходит.

– Боюсь, на дискотеки они не в таком ходят.

Владислава Петровна молчит, смотрит выжидательно: и что вы предлагаете, Марина Николаевна?

Сквозь приоткрытую дверь за моей спиной доносится гул школы. Там – живое. Кипит, движется. Здесь – тишина как манифест порядка. И я не хотела бы работать в месте, где тишина станет для детей нормой.

– Матвей – парень сложный. Лучшая защита – нападение. Так он думает. И потому говорить с ним нужно иначе. Позвольте, я…

– Не смейте его оправдывать! – хлопает открытой ладонью по столу. Ободок перстня-печатки ударяется о столешницу. Невольно отступаю. – Вы мягкая, Марина Николаевна, и слишком много им позволяете. Вот они и выходят за рамки всякого контроля. Это ваше влияние!

– Мое влияние?

– Безусловно. Это понятно, стоит только взглянуть на вашу прическу. Дурной пример, знаете ли, заразителен.

Иду к кабинету. Злая, как черт. А в голове эхом из прошлого совсем другой разговор.

– Ма-ам? Я пришла! – скидываю кеды. Шаг, поворот на носочках, ещё шаг. Вот и зеркало! Подмигиваю своему отражению и запускаю пальцы в растрепанные пряди мятного цвета.

– Марина! Это ещё что? – мама замирает в дверном проёме.

– Хватит с меня костюмов, блузок и прочего! Свобода!

Кружусь, взмахивая многослойным подолом юбки цвета морской волны.

– Господи, о чем ты только думала? В шестнадцать мы пережили чёрный с ног до головы, пирсинг и ботинки весом в килограмм каждый, но теперь? Ты же учитель!

– Ну и что? Я в отпуске, мам, – радость разбивается о её тон, сползает с меня, как старая краска.