Каникулы палача

История одного отравления

— Доброе утро, мисс, — улыбаясь, произнес мистер Монтегью Эгг, как только открылась дверь дома, в которую он едва успел позвонить. Приветствуя горничную, он не лишенным рисовки жестом снял с головы модную фетровую шляпу. — Как видите, это снова я. Надеюсь, вы меня еще помните? А я и через сто лет не смог бы забыть такую девушку, как вы. Как поживает его светлость? Надеюсь, он сможет уделить мне минуту-другую?

Продолжая мило улыбаться, он, конечно же, помнил правило номер десять из Руководства для коммивояжера, гласившее, что успех сделки на девять десятых зависит от горничной.

Как ни странно, но на девушку его любезность, казалось, не произвела желаемого впечатления: она явно нервничала и выглядела очень расстроенной.

— Я не… о да… входите, пожалуйста. Его светлость, как бы это сказать… Я боюсь, что…

Со свойственной ему непринужденностью, держа в руках образцы, мистер Эгг вошел в холл и, к своему великому удивлению, увидел прямо перед собой полицейского, который довольно грубо потребовал назвать имя и сообщить о цели своего визита.

— Коммивояжер, представитель компании Plummet & Rose, вина и спиртные напитки, — ответил мистер Эгг с видом человека, которому нечего скрывать. — Вот моя карточка. Да что все-таки случилось, сержант?

— Plummet & Rose? — переспросил полицейский. — В таком случае прошу вас на минуту присесть. Я не удивлюсь, если инспектор захочет задать вам несколько вопросов.

Испытывая недоумение, увеличивающееся с каждой минутой, мистер Эгг покорно присел на указанный ему стул, а чуть позже был препровожден в небольшую гостиную, в которой находился полицейский инспектор в форме и другой — с блокнотом.

— Присаживайтесь, мистер… э… м… да… Эгг. Возможно, вы внесете определенную ясность в это дело. Знаете ли вы что-нибудь о партии портвейна, проданной лорду Борродэлю весной прошлого года?

— Конечно, знаю, если вы имеете в виду Dow' 08. Я сам осуществлял эту сделку. Шесть дюжин по 192 шиллинга за дюжину. Лично сам оформлял заказ 3 марта. Отправка осуществлялась из нашего офиса 8 марта. Подтверждение о получении датировано 10 марта с приложенным чеком об оплате. Все в полном порядке. Никаких претензий к нам не поступало. Да я и прибыл сегодня с целью узнать у его светлости, не пожелает ли он сделать еще один заказ.

— Так, все понятно, — сказал инспектор. — То есть вы хотите сказать, что ваш сегодняшний визит не выходит за рамки выполнения ваших обычных обязанностей? Другой причины не было?

В том, что происходит нечто странное, мистер Эгг уже больше не сомневался. Не говоря ни слова, он предоставил в распоряжение инспектора книгу заказов и расписание движения поездов.

— Все в порядке, — задумчиво произнес инспектор, внимательно просмотрев бумаги. — В таком случае, мистер Эгг, я должен сообщить, что мистер Борродэль был найден сегодня утром в кабинете. Он скончался, предположительно от отравления. Более того, похоже, что яд попал к нему в стакан из бутылки портвейна, проданного вами.

— Да не может этого быть! — недоверчиво качая головой, сказал мистер Эгг. — Я ужасно сожалею о том, что случилось. Нашей компании это не пойдет на пользу. Безусловно, мы отправляем вино хорошего качества. Нет необходимости говорить, что никакой яд попасть туда не мог. Но если происшедшее станет достоянием общественности, у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Надеюсь, вы меня понимаете? Кстати, что вас заставляет думать, что именно наш портвейн явился причиной смерти?

Не говоря ни слова, инспектор пододвинул к нему стоящий на столе стеклянный графин.

— Интересно, что скажете вы. Все в порядке — мы уже проверили графин на отпечатки пальцев. Вот стакан, можете попробовать, но я не рекомендую это делать, если, конечно, вам не надоело жить.

Мистер Эгг поднес графин к носу и осторожно понюхал. Было очевидно, что его что-то насторожило. Он налил немного вина в стакан, еще раз понюхал его и нахмурился. Затем он попробовал языком капельку и тут же выплюнул ее в находящийся рядом цветочный горшок, постаравшись сделать это как можно деликатнее.

— Боже мой, боже мой! — ахнул мистер Эгг. На его лице отразилось беспокойство по поводу положения, в которое он попал. — Портвейн имеет такой вкус, будто бы пожилой джентльмен бросил в графин недокуренную сигару.

Инспектор и полицейский обменялись взглядами.

— Вы недалеки от истины, — кивнул инспектор. — Доктор еще не проводил вскрытия, но он утверждает, что наблюдаются симптомы никотинового отравления. Дело обстояло следующим образом. Каждый вечер после обеда лорд Борродэль имел привычку выпивать пару стаканов портвейна в своем кабинете. Вот и прошлым вечером ему, как обычно, в 9 часов принесли вино. Была открыта новая бутылка, и Крейвен, старший лакей, принес ее прямо из подвала в плетеной сеточке…

— Люльке, — поправил мистер Эгг.

— Люльке, если вы так называете это. Джеймс, лакей, был вместе с ним, он нес на подносе графин и бокал для вина. Лорд Борродэль осмотрел бутылку, она была опечатана, и печать была на ней. Затем Крейвен вытащил пробку и в присутствии лорда и лакея перелил вино из бутылки в графин. После этого слуги покинули комнату и удалились в помещение для слуг. Уходя, они слышали, как за ними защелкнулся замок.

— С какой целью он запер дверь?

— Кажется, он всегда так поступал. Боялся, что кто-то внезапно войдет и помешает ему. Дело в том, что лорд писал мемуары — в свое время он был известным судьей, да вы, должно быть, слышали об этом. Так вот, он использовал документы, которые считаются чрезвычайно конфиденциальными. В 11 часов, когда слуги пошли спать, Джеймс заметил, что в кабинете продолжает гореть свет. Утром выяснилось, что лорд Борродэль не ложился. Дверь кабинета оказалась заперта. Когда же удалось ее открыть, на полу обнаружили мертвое тело. Впечатление такое, что лорду внезапно стало плохо и он пытался дотянуться до звонка, чтобы позвать на помощь. Но не успел. Доктор сказал, что смерть наступила около десяти часов вечера.

— Самоубийство вы исключаете?

— Нет ничего, что свидетельствовало бы об этом. Во-первых, положение тела. Далее, мы внимательно осмотрели кабинет и не нашли никакой бутылочки или чего-нибудь еще, в чем он мог бы хранить яд. И самое главное — у нас сложилось ощущение, что он наслаждался жизнью. Он не испытывал финансовых затруднений, не было никаких домашних проблем. И, несмотря на свой преклонный возраст, его сердце было в прекрасном состоянии. Какой смысл, скажите, кончать жизнь таким ужасным способом?

— Но если он сделал это не сам, как в таком случае он мог не заметить, что у портвейна такой странный вкус, да еще и запах?

— Кажется, лорд курил очень крепкие сигары, — сказал инспектор (мистер Эгг покачал головой, выражая сомнение), — и мне сказали, что за несколько дней до смерти он простудился, по этой причине вкусовые ощущения изменяются, да и запахи в таком состоянии плохо различимы. Что же касается отпечатков пальцев, то они принадлежат самому покойному, старшему лакею и слуге. Если бы дверь в кабинет не была заперта, под подозрение попадали бы и они: ведь любой из них мог подсыпать яд. Окна в кабинете были закрыты изнутри на очень прочные задвижки.

— Ну а графин? — спросил мистер Эгг, обеспокоенный тем, как данное происшествие может сказаться на репутации компании. — Был ли он чист до того, как в него было налито вино?

— Да. Перед тем как нести графин в кабинет, Джеймс вымыл его. Кухарка клянется, что она своими глазами видела, как он это делал. Обычно для этого используется вода из-под крана, а затем графин еще раз ополаскивается, но уже с добавлением в него немного бренди.

— Все правильно, — одобрительно произнес мистер Эгг.

— Что касается бренди, так позже Крейвен выпил целый стакан, для того чтобы, по его словам, снять сильное сердцебиение. — Презрительно фыркнув, инспектор продолжал: — Перед тем как поставить стакан на поднос, Джеймс тщательно вытер его. По пути из буфетной до кабинета никто ничего не ронял и не терял. Но Крейвен вспомнил, что они как раз шли через холл, когда их остановила мисс Уэйнфлит. Ей срочно было необходимо обсудить ряд вопросов, касающихся следующего дня.

— Мисс Уэйнфлит? Племянница, если не ошибаюсь. Я видел ее во время своего последнего визита. Очаровательная молодая леди.

— Наследница лорда Борродэля, — многозначительно заметил инспектор.

— Очень хорошенькая молодая леди, — с определенным и понятным только ему смыслом еще раз повторил мистер Эгг. — Из ваших слов я понял, что Крейвен нес только бутылку. Он не прикасался ни к графину, ни к стакану.

— Именно так все и было.

— Из этого следует, что леди не могла что-нибудь положить в то, что нес Джеймс. Что касается воска на бутылке, так вы говорили сами, что его удаляли в присутствии лорда Борродэля, не так ли?

— Да, и делали это Джеймс и Крейвен. Вы и сами можете взглянуть, если желаете. Вот все, что осталось.

Инспектор принес поднос, на котором лежало несколько кусочков воска темно-голубого цвета и пепел от сигары. Мистер Эгг осторожно осмотрел их.

— Да, это наш воск и печать тоже наша, — произнес он. — Верхняя часть пробки очень аккуратно срезана ножом, без повреждений клейма производителя. Plummet & Rose. Dow 1908. Да, это наша бутылка. А ситечко вы проверяли?

— После того как Джеймс возвращается из кабинета с бутылкой, ситечко сразу же моет посудомойка в кипяченой воде и насухо вытирает. К сожалению, это так. Я думаю, что ситечко могло нам помочь понять, как никотин попал в вино.

— Возможно, это как-нибудь облегчило бы расследование, — настойчиво продолжал мистер Эгг, — но все же я никак не могу поверить в то, что яд был в нашей бутылке. Как такое могло случиться? Кстати, где бутылка?

— Я думаю, ее приготовили для отправки на анализ, — предположил инспектор, — но не взглянуть ли вам на нее, раз уж вы здесь? Роджерс, принесите, пожалуйста, бутылку. Кстати, на ней нет других отпечатков, кроме отпечатков пальцев Крейвена, поэтому нет сомнения в подлинности бутылки, подмена тоже исключается.

Полицейский принес бумажный пакет коричневого цвета, достал из него бутылку из-под портвейна, горлышко которой было заткнуто чистой пробкой. Бутылка до сих пор хранила на себе пыль винного погреба, смешанную с порошком для определения отпечатков пальцев. Мистер Эгг удалил пробку из бутылки и, поднеся ее к носу, сделал глубокий вдох. Его лицо сразу изменилось.

— Откуда вы принесли эту бутылку? — резко спросил он.

— Нам дал ее Крейвен. Естественно, она была среди тех предметов, которые занимали в нашем расследовании важное место, и мы должны были увидеть ее в первую очередь. Он отвел нас в подвал и указал на эту бутылку.

— Как стояла в подвале эта бутылка: среди остальных бутылок или отдельно?

— Она стояла на полу в конце ряда пустых бутылок, принадлежащих к одной партии; Крейвен объяснил, что, перед тем как нести их из подвала наверх, он составлял их на пол в порядке использования.

Мистер Эгг взял бутылку в руки и вдруг неожиданно, как будто повинуясь только ему известным мыслям, перевернул ее; несколько капель мутного осадка, напоминающего густую красную жидкость, попало в стакан. Он вновь понюхал ее, затем попробовал на вкус. Курносый нос коммивояжера, казалось, выдавал его боевое настроение.

— Ну что? — спросил инспектор.

— Как бы там ни было, но никотина здесь нет, — ответил мистер Эгг, — если мой нос не обманывает меня. Что, как вы понимаете, господин инспектор, маловероятно, ибо мой нюх помогает мне зарабатывать. Конечно, бутылку необходимо отправить на анализ, но я готов держать пари, что в ней вы ничего не найдете. А это, как вы и сами понимаете, снимет с доброго имени компании тяжелое подозрение. От своего же имени я хочу поблагодарить вас за то, что вы посвятили меня в детали происшествия.

— Ну что вы! Вы, будучи специалистом своего дела, оказали нам неоценимую услугу. Учитывая, что бутылка теряет первостепенную значимость в нашем расследовании, мы можем сосредоточить внимание на графине.

— Вы правы, — не скрывая удовлетворения, произнес мистер Эгг. — М-да, а вы случайно не знаете, какое количество бутылок, из проданных мною шести дюжин, уже было использовано?

— Нет, этот вопрос нас не интересовал. Но если в этом есть необходимость, мы можем узнать у Крейвена.

— Да, прошу вас. Только ради того, чтобы убедиться, что это именно та бутылка. Мне бы не хотелось вводить вас в заблуждение и тем самым направить следствие по ложному пути.

Инспектор позвонил в колокольчик, и в ту же минуту в комнате появился старший дворецкий — пожилой человек довольно представительного вида.

— Крейвен, — произнес инспектор, — это мистер Эгг, представитель компании Plummet & Rose's.

— С этим господином мы уже знакомы.

— Хорошо. Он занимается продажей вин, и его, естественно, интересует… Мистер Эгг, о чем конкретно вы хотели узнать?

— Эта бутылка, — спросил Монти, постучав ногтем по бутылке, — именно та, которую вы открыли прошлым вечером?

— Да, сэр.

— Вы в этом уверены?

— Да, сэр.

— Сколько дюжин осталось в погребе?

— Я не могу сразу же ответить вам. Мне необходимо посмотреть свои записи в книге. Каждый раз, беря из погреба новую бутылку, я делаю в книге отметку.

— Книга находится в погребе, если я не ошибаюсь? Мне бы хотелось взглянуть на ваш подвал — я слышал, там есть на что посмотреть. Не сомневаюсь, все содержится в образцовом порядке. Поддерживается нужная температура и все такое прочее?

— Все именно так, сэр.

— Не лучше ли нам спуститься в погреб и увидеть все самим? — предложил инспектор, испытывая некоторые сомнения по поводу того, стоит ли оставлять мистера Эгга и дворецкого наедине.

Крейвен кивнул в знак согласия и пошел вперед, указывая путь, остановившись только для того, чтобы взять ключи от погреба в кладовой.

— Извините, — сказал мистер Эгг, пока они шли по длинному коридору, — неужели никотин на самом деле может вызвать смерть? Интересно, какое количество необходимо для того, чтобы отравить человека?

— Если я правильно понял, со слов доктора следует, что достаточно нескольких капель чистого экстракта, или как они его там называют, чтобы смерть наступила в промежутке от двадцати минут до семи-восьми часов.

— Боже мой! — произнес мистер Эгг. — И сколько же портвейна выпил бедняга? Полных два стакана?

— Да, сэр. Если судить по графину. Лорд Борродэль имел привычку выпивать вино сразу. Он не любил пить его маленькими глотками, не торопясь.

Мистер Эгг был поражен тем, что услышал.

— То, как он это делал, — неправильно! Вы же знаете, — продолжал он с печальным видом, — что, для того чтобы почувствовать весь букет, существует определенный ритуал, если это можно так назвать. Необходимо вино понюхать, взять небольшое количество в рот и ощутить особый вкус напитка… Скажите, мистер Крейвен, есть ли в саду пруд или ручей?

— Нет, сэр, — ответил дворецкий слегка удивленно.

— Я просто так интересуюсь. Кто-то ведь должен был в чем-то принести никотин. Ну и после того, как его использовали, бутылочку, или в чем там он еще был, нужно было куда-то выбросить.

— Я уверен, что проще было бы где-то закопать или просто выбросить в кусты, — сказал Крейвен. — Один только сад занимает шесть акров, да еще нескончаемые луга, внутренний двор. Кроме того, есть емкости с водой, колодец.

— Как же глупо с моей стороны, — признался мистер Эгг, — что я не подумал об этом. А! Вот и погреб. Прекрасно — роскошное, я бы сказал, место. Замечательно, и температура поддерживается нужная. Без колебаний летом и зимой? Надеюсь, печь расположена не в этой части дома?

— Вы правы, сэр. Печь находится в другой стороне… Осторожно, господа, последняя ступенька сломана. А вот в этом месте находится портвейн. Клетка номер 17: одна, две, три и еще полдюжины бутылок, сэр.

Мистер Эгг кивнул и, поднеся фонарик к выступающим из клетки горлышкам бутылок, стал внимательно рассматривать печати.

— Да, — произнес он, — это они. Три бутылки и еще полдюжины, как вы и сказали. Грустно думать, что лежащая здесь бутылка была запечатана смертью. Когда я, выполняя свои обязанности, хожу по городу, я часто думаю: почему годы не делают людей мягче и выдержаннее, как вино? Я слышал о лорде Борродэле как о прекрасном пожилом джентльмене. И что? Он оказался совсем не таким простым, как казалось — крепким орешком… Прошу прощения, если это звучит непочтительно.

— Милорд был строгим и суровым, но справедливым. Очень справедливым хозяином, — возразил дворецкий.

— Не могу не согласиться, — произнес мистер Эгг. — А это что? Надо понимать, что это пустые бутылки? Двенадцать, двадцать четыре, двадцать девять, и еще одна — тридцать, и еще три, и еще полдюжины. Получается сорок две… семьдесят две… шесть дюжин. Да, все правильно. — Он стал по очереди поднимать пустые бутылки. — Говорят, что пустые винные бутылки ничего не могут рассказать, но только не мне, Монти Эггу. Возьмем, например, эту. Если я буду утверждать, что в этой бутылке находился портвейн Dow' 08, то вы можете меня избить. Ужасный запах, мутный осадок, более того, на наших бутылках не может быть известковых пятен. Пустые бутылки очень легко перепутать. Двенадцать, двадцать четыре, двадцать восемь и еще одна — двадцать девять. А что стало с тридцатой?

— Готов поклясться, что ни одной пустой бутылки я из погреба ни разу не выносил.

— Ключи висят на гвозде в кладовой, и ими может воспользоваться любой.

— Одну минуту, — вмешался инспектор, — вы хотите сказать, что данная бутылка не относится к проданной вами партии портвейна?

— Да, вы совершенно правы. Но я должен заметить, что лорд Борродэль иногда для разнообразия менял марку вина. — Мистер Эгг перевернул бутылку и несколько раз резко встряхнул ее. — Странно. Совершенно сухая. На дне мертвый паук. Вы будете удивлены, если узнаете, сколько времени паук может проводить без пищи. Странно то, что пустая бутылка из середины ряда содержит остатки вина, а ей бы следовало бы быть гораздо более сухой, чем бутылка, стоящая вначале, и именно в ней должен бы находиться мертвый паук. Как видите сами, инспектор, в нашем деле много странных несовпадений, на которые, как вы бы сказали, необходимо обращать внимание. А вот еще одна. Возьмем бутылку, которая, по словам Крейвена, была открыта прошлым вечером. Как же вы могли допустить такую ошибку? Если верить моему нюху, я уж не говорю о других органах осязания, эта бутылка была открыта по меньшей мере неделю назад.

— Вы не ошибаетесь, сэр? — спросил Крейвен. — Я уверен, что ее я поставил в конец ряда. Возможно, кто-то был здесь и переставил бутылки.

— Но… — начал инспектор и остановился на полуслове, как будто ему в голову неожиданно пришла какая-то мысль. — Я думаю, Крейвен, будет лучше, если вы отдадите нам ключи от подвала. Нам необходимо здесь все тщательно осмотреть. Пока здесь больше делать нечего. Мистер Эгг, давайте поднимемся наверх, мне бы хотелось с вами еще кое-что обсудить.

— Всегда к вашим услугам, — с искренней готовностью произнес Монти. И они вернулись в гостиную.

— Я не знаю, мистер Эгг, поняли ли вы сами, какое значение имеют только что высказанные вами догадки. Предположим, вы правы и это не та бутылка, ее намеренно заменили, а вчерашняя куда-то пропала. И более того, тот, кто осуществил подмену — он или она, мы пока не знаем, — действовал так умело, что не оставил после себя и одного отпечатка.

— Я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду, — кивнул мистер Эгг, сделавший этот вывод гораздо раньше инспектора. — Более того, все выглядит так, как будто яд находился в бутылке. Я прав? А это, по вашему мнению, вызывает серьезные вопросы к качеству вин, продаваемых нашей фирмой. Когда в кабинет лорда Борродэля принесли бутылку, на ней как раз стояло наше клеймо. Я не могу отрицать этого, инспектор. Я понимаю, что, когда факты говорят сами за себя, бесполезно возмущаться и утверждать обратное. В нашем деле, если хочешь добиться успеха, не стоит об этом забывать.

— Хорошо, мистер Эгг, — инспектор засмеялся. — А что вы скажете по поводу следующей гипотезы? Никому, кроме вас, не была выгодна подмена бутылки, и, следовательно, я должен надеть наручники на вас.

— Довольно неприятный для меня вывод. Надеюсь, вы не сделаете этого? Мне бы на самом деле очень не хотелось, чтобы произошло нечто подобное. Да и моим работодателям, я уверен, это тоже не понравится. Не кажется ли вам, что прежде, чем мы сделаем нечто, о чем позже будем жалеть, мы пройдем в котельную.

— Зачем?

— Затем, что, — сказал мистер Эгг, — это место, которое Крейвен предпочел не называть, когда мы затронули вопрос о том, каким образом можно избавиться от улики.

Казалось, инспектор был поражен. Затем, позвав двух полицейских, все вместе прошли в котельную. Пепел вынули из печи и тщательно просеяли. Первой находкой оказался кусочек полурасплавленного стекла, который, похоже, раньше был бутылкой.

— Кажется, вы правы, — сказал инспектор, — но я не представляю, как нам удастся что-то доказать. Никотин отсюда мы, естественно, не извлечем.

— Не извлечем. Ну, — внезапно лицо мистера Эгга покраснело, — а как насчет этого?

Из решета, сквозь которое помощник инспектора просеивал золу, он извлек кусочек покоробленного и искривленного металла, к которому вдобавок прилепился кусочек обугленной кости.

— Что это такое, скажите на милость? — спросил инспектор.

— Смею предположить, что когда-то это был штопор, хотя сейчас этот кусок мало на него похож, — в свойственной ему спокойной манере высказал свои предположения мистер Эгг. — В нем есть что-то неуловимо знакомое. А если вы посмотрите сюда, то вы увидите, что металлическая часть у него полая. Я бы не удивился, если и толстая костяная ручка оказалась тоже полой. Она, конечно, очень сильно обуглилась, но если бы можно было ее расколоть и она оказалась полой внутри, да еще, возможно, с кусочком расплавленной резины, — это могло бы многое объяснить.

Инспектор с силой хлопнул себя по бедру:

— Мистер Эгг! Мне кажется, я понимаю, что вы имеете в виду! Вы предполагаете, что если бы этот штопор был внутри полым и в нем был резиновый резервуар, наполненный ядом, — тот же принцип, что и у авторучки, — яд мог бы попасть в полую часть под давлением поршневого устройства.

— Абсолютно верно. Конечно же, вкручивать пробку необходимо было с большой осторожностью, чтобы не повредить трубочку. Штопор должен быть достаточно длинным, чтобы достать до конца пробки. Я думаю, что именно так все и было сделано, в противном случае зачем это маленькое отверстие в металле на расстоянии четверти дюйма от верхнего конца? Обычный штопор ведь не имеет отверстия — знаю это по личному опыту, — а я, поверьте, в штопорах разбираюсь.

— Но кто же, в таком случае?..

— Тот, кто выкручивал пробку. Тот, чьи отпечатки пальцев остались на бутылке.

— Крейвен? Но я не понимаю, какой у него может быть мотив.

— Этого я не знаю, — ответил мистер Эгг, — но лорд Борродэль был судьей, и судьей достаточно суровым. Если вы отправите отпечатки пальцев Крейвена в Скотленд-Ярд, возможно, их обнаружат в картотеке. Я не знаю, но ведь все возможно. Вы так не считаете? Возможно, и мисс Уэйнфлит что-либо о нем знает. В мемуарах лорда, которые он писал, вероятно, есть упоминание о происшествии, связанном с Крейвеном.

Инспектор не стал терять времени и тотчас же приступил к проверке гипотез. Однако ни мисс Уэйнфлит, ни Скотленд-Ярд не располагали информацией о дворецком, служившем у лорда уже более двух лет, информацией, которая могла бы неудовлетворительно сказаться на его репутации. И только обращение к записям лорда помогло пролить свет на происшедшее. Из мемуаров следовало, что много лет назад, будучи судьей, Борродэль вынес суровый приговор, назначив к принудительным работам молодого человека по имени Крейвен. Тот оказался искусным мастером по металлу, и, по-видимому, его втянули в мошенничество против своего хозяина. Дальнейшее расследование показало, что парень был освобожден из заключения за полгода до убийства лорда Борродэля.

— Безусловно, это был сын Крейвена, — сказал инспектор. — Он-то и изготовил для отца штопор, абсолютно неотличающийся от того, которым пользовались в доме. До сих пор остается загадка: где же они смогли взять никотин? Я уверен, что скоро нам удастся выяснить и это, хотя могу предположить, что этот алкалоид использовали для борьбы с вредителями растений в саду. Я бесконечно признателен вам, мистер Эгг. Поверьте, без вашей помощи и профессиональных знаний мы бы еще долго разбирались с этими бутылками, пытаясь понять, что же в них не так. Признайтесь, что как только вы обнаружили, что он дал вам не ту бутылку, немедленно стали подозревать Крейвена?

— О нет, — произнес мистер Эгг с нескрываемой гордостью. — Я понял это в ту самую минуту, как только Крейвен вошел в комнату.

— Не может быть! Да вы же Шерлок Холмс! Но как вам это удалось?

— Он почему-то обращался ко мне «сэр», — объяснил мистер Эгг, осторожно кашлянув. — Когда я был здесь в последний раз, он говорил со мной свысока и назидательно объяснял, что коммивояжер должен входить с черного хода. Неправильно выбранная линия поведения имела для него пагубные последствия. Как сказано в Руководстве для коммивояжера, — «независимо от того, прав ты или нет, в своем отношении к людям всегда проявляй тактичность и деликатность».

Собачий нюх

Комната, которую обычно предоставляли коммивояжерам Pig & Pewter, напоминала собой полутемную пещеру, в которой первобытные обитатели жарили на костре тушу огромного мамонта, подбрасывая в огонь сырые морские водоросли. Другими словами, это была полутемная комната, с потемневшими от копоти стенами и ужасным запахом еды, проникающим сюда из кухни.

— Боже мой, боже мой! — пробормотал мистер Эгг, пытаясь разворошить уже почти прогоревшие угли. Внезапно поваливший желтый едкий дым заставил его закашляться, и он тотчас же нажал на звонок.

— Сэр, прошу прощения, — начала горничная, явившаяся на вызов, — но так происходит всегда, когда дует восточный ветер. Вы были бы удивлены, если бы знали, сэр, чего мы только не перепробовали, сколько раз меняли зонты и колпаки дымовых труб! Вот и сегодня приходил рабочий, поэтому огонь разожгли только недавно. А мне кажется, что им все равно ничего не удастся сделать. Сэр, не будете ли вы против того, чтобы пройти в бар? Там чудесный камин и вполне приятное общество. Я уверена, вам там будет гораздо уютнее с пожилым мистером Фаготом и сержантом Юксом из Дребелсфорда. Если я не ошибаюсь, еще один джентльмен, так же как и вы, — коммивояжер. А еще там два автомобилиста, но они вроде бы ведут себя спокойно.

— Что ж, меня это вполне устраивает, — со свойственной ему любезностью произнес мистер Эгг. Но про себя тем не менее подумал о необходимости предостеречь своих коллег, посоветовав им избегать Pig & Pewter, когда они будут в Магбери: ибо о гостинице судят именно по комнате, предоставляемой коммивояжерам. Кухня тоже оставляла желать лучшего: обед был настолько плох, что даже поздний приезд мистера Эгга не сделал его вкуснее.

В баре и на самом деле оказалось гораздо лучше. По одну сторону камина, в котором весело потрескивал огонь, сидел пожилой человек с жидкой седой бородкой, по виду крестьянин. Вокруг его шеи был намотан вязаный ярко-красный шарф с длинными концами, свободно свисавшими чуть ли не до пола. Перед ним стояла высокая пивная кружка. «Должно быть, это и есть мистер Фагот», — подумал Монти. Напротив него, тоже с кружкой пива, сидел внушительных размеров полицейский, хотя он был в штатском. Перед камином за столом сидел моложавый человек, в глубине глаз которого притаились едва заметная тревога и настороженность. Судя по тому, что рядом с ним находилась большая кожаная сумка, мистер Эгг тотчас же решил, что это и есть коммивояжер, о котором ему говорила горничная. А молодые люди, парень и девушка, одетые в куртки мотоциклистов, сидели за соседним столиком, пили виски и портвейн и постоянно о чем-то тихо перешептывались. Еще один человек, в шляпе и непромокаемом плаще, у небольшой стойки бара заказывал себе пиво. В самом дальнем углу зала мистер Эгг заметил еще одну мужскую фигуру, так как она невольно притягивала к себе взгляд: казалось, что человек, прячась за газетой, наблюдает за кем-то в баре. Из-под широких полей низко надвинутой шляпы лица его не было видно, что невольно внушало чувство опасности и необъяснимой тревоги. Мистер Эгг почтительно поприветствовал компанию и заговорил о погоде, заметив, что она оставляет желать лучшего.

Человек, являвшийся, по предположению Монти, коммивояжером, приветливо кивнул, и та готовность, с которой он это сделал, свидетельствовала о желании продолжать беседу, наконец-то положив конец тишине, повисшей в баре.

— Что касается меня, то сегодня вечером мне необходимо было быть в Дребелсфорде. Но из-за постоянно моросящего дождя дорога такая ужасная, да ее еще то и дело подмораживает, — так что, пожалуй, я останусь здесь.

— Вот и я здесь по той же самой причине, — согласился мистер Эгг, подходя к стойке бара. — Маленькую кружку «Гиннеса», пожалуйста. Ужасно холодно.

— Да, очень холодно, — подтвердил полицейский.

— Да, — проворчал пожилой мистер Фагот.

— Знать бы, когда это кончится, — вздохнул человек в непромокаемом плаще, отойдя от стойки и садясь за столик рядом с коммивояжером. — Имею для этого серьезные основания. В двух километрах отсюда машину занесло, и я врезался в телеграфный столб. Видели бы вы бампер! Да, в это время года такой погоде не стоит удивляться!

— Да, — вновь однозначно промолвил мистер Фагот. Повисла пауза.

— Ну что ж, давайте в таком случае выпьем за удачу, — проговорил мистер Эгг, поднимая кружку с пивом. Присутствующие поддержали, но лишь из вежливости. Повисшую вновь паузу нарушил коммивояжер:

— Бывали раньше в этих местах, сэр?

— Нет, это не моя территория. Обычно здесь работает Бастебл, Генри Бастебл. Возможно, вы с ним знакомы. Мы работаем на Plummet & Rose, вино и спиртные напитки.

— Такой высокий парень с рыжими волосами?

— Да, это он. Лежит с приступом ревматизма, по этой причине я здесь — временно его замещаю. Моя фамилия Эгг, Монтегью Эгг.

— О-о! Мне кажется, что я слышал о вас от Тейлора из Herogate Brothers. Моя фамилия Редвуд, работаю на Fragonard & Со, духи и туалетные принадлежности.

Мистер Эгг кивнул и, желая поддержать беседу, поинтересовался, как обстоят дела.

— Неплохо. Конечно, деньги небольшие. Но если брать во внимание все в целом, — неплохо. У меня с собой есть то, что, думаю, могло бы вас заинтересовать. — Он наклонился, расстегнул свою кожаную сумку и достал из нее высокий флакон, стеклянная пробка которого, чтобы не открыться, была искусно перевязана красивой перекрученной веревочкой. — Что вы об этом думаете? — сняв веревочку и протянув флакон Эггу, спросил он.

— Пармская фиалка? — спросил Монти, бросив взгляд на этикетку. — Думаю, что девушка лучше нас сможет это оценить. Позвольте мне, мисс. Прекрасное — прекрасной, — галантно произнес он.

Девушка хихикнула.

— Давай, Герта, — произнес ее спутник в куртке мотоциклиста. — Никогда не отказывайся от хорошего предложения. — Он вытащил пробку и, поднеся флакон к носу, сделал глубокий вдох. — Должен сказать, классная вещь. Нужно капнуть на твой платок. Давай я сделаю.

— Здорово! — сказала девушка — Такой восхитительный запах! Давай, Артур! Оставь в покое мой платок. Что о тебе подумают? Я полагаю, джентльмен не будет возражать, если ты чуточку брызнешь на себя.

Артур, подмигнув компании, как будто ожидая поддержки, без стеснения побрызгал на свой платок. Увидев это, Монти быстро забрал у него флакон и протянул его мужчине в плаще.

— Извините, сэр, — произнес мистер Редвуд, — но если позволите, я бы хотел обратить ваше внимание на следующее. Капните одну-две капли на руку и подождите, пока она испарится. Только затем поднесите руку к носу.

— Так? — спросил мужчина в плаще и шляпе, довольно проворно удалив пробку флакона мизинцем правой руки. Затем, капнув духи на левую ладонь, он таким же образом вернул пробку на место. Все было проделано с такой быстротой, что присутствующие, казалось, не успели моргнуть. — Я понял, что вы имели в виду.

— Да, это очень интересно, — удивленно произнес Монти, беря флакон из рук человека в плаще. — Это все равно что ты наливаешь бренди большой выдержки в тонкий бокал и, пропустив ножку между пальцами, ставишь чашечку бокала на ладонь и аккуратно ее обхватываешь. Тепло руки заставляет пары эфира быстрее испаряться, и аромат становится сильнее. Весьма признателен вам, мистер Редвуд, что вы показали, как правильно обращаться с духами. Хочешь зарабатывать — будь готов учиться и узнавать новое, — это мой принцип. А духи действительно хорошие. А вы, сэр, не хотели бы попробовать?

Он предложил флакон мистеру Фаготу, но тот, покачав головой, раздраженно заметил, что он терпеть не может разные запахи и все такое прочее, а затем полицейскому, который, не скрывая пренебрежения, взял бутылочку в руки, понюхал и сказал, что духи хорошие, но, по его мнению, обладают очень резким запахом.

— Ну что ж, о вкусах не спорят, — как бы подводя итог, заметил Монти. Но, оглядевшись вокруг и будто только что заметив мужчину, сидевшего в углу, решительным шагом направился к нему, желая узнать и его мнение.

— Что, черт побери, вам от меня нужно? — с явной досадой и раздражением прорычал тот. Из-за газетной баррикады Эгг увидел воинственно торчащие усы и пару голубых, но очень угрюмых глаз. — Сдается мне, в этом баре тишины уже не будет. Духи? Терпеть не могу! — Он раздраженно взял флакон из рук мистера Эгга, презрительно фыркнув, понюхал и попытался вернуть пробку на место, но сделал это так неумело, что промахнулся, и флакон, упав на пол, закатился под стол. — Чего вы от меня хотите? Я не собираюсь их покупать, если вас интересует именно это.

— Конечно же, нет, сэр, — произнес мистер Редвуд, стараясь как можно скорее получить назад свою собственность, с которой обошлись так неаккуратно. — Не пойму, какая муха его укусила, — тихо прошептал он. — Глаза так и сверкают от злости. Руки трясутся. Присмотрите за ним, сержант, — сказал он полицейскому. — Не хочется, чтобы произошло убийство. Итак, господа, как вы отнесетесь к моему сообщению о том, что этот большой флакон продается, предположим, за три шиллинга и шесть пенсов?

— Три и шесть? — удивленно произнес мистер Эгг. — Вот уж никогда не думал, что уникальность может стоить так дешево.

— Я мог бы с вами согласиться, — радостно произнес мистер Редвуд, — если бы то, что в этом флаконе, являлось свидетельством уникальности. Но в том-то и дело, что это вовсе не так. В этом и заключается секрет торговой марки. К сожалению, больше я вам сказать не могу. Но уверен и готов поспорить, что, если бы вам предложили определить, в каком из двух флаконов находится настоящая «Пармская фиалка», вы не смогли бы определить разницу. То же самое, между прочим, и с духами дорогих марок.

— Неужели все обстоит именно так? Я бы сказал, что это замечательно. Но жаль, что ничего подобного не могут изобрести, чтобы помочь винному и алкогольному бизнесу, хотя и без слов понятно, что этого не стоит делать. Раз уж речь зашла об этом, что вы пьете, господа? А вы, мисс? Надеюсь, присутствующие не станут возражать, если я попрошу повторить за мой счет.

Хозяин бара поспешно бросился выполнять заказы и, проходя мимо радиоприемника, включил его как раз в тот момент, когда прозвучал сигнал точного времени, соответствующий девяти часам вечера. Следом послышался голос диктора:

— Вы слушаете программу из Лондона. Прежде чем я передам прогноз погоды, прослушайте срочное сообщение. В связи с убийством Элис Стюарт из Ноттингема передаем следующую информацию. Комиссариат полиции просит сообщить о местонахождении мужчины по имени Джеральд Битон, навестившего убитую женщину за день до ее гибели. Просим обратить внимание на внешность подозреваемого: молодой мужчина, предположительно лет тридцати пяти, среднего роста, среднего телосложения, волосы светлые, небольшие усы, глаза серые или голубые, лицо круглое. Со слов очевидца следует, что в момент последнего визита на нем был серый костюм из твида, мягкая серая шляпа и желто-коричневый плащ. Подозреваемый может ехать на автомобиле «моррис». Просим Джеральда Битона, а также всех, кто видел его или знает о его местонахождении, немедленно связаться с офицером полиции Ноттингема или ближайшим полицейским участком. Далее прослушайте прогноз погоды…

— Выключите, Джордж, — попросил мистер Редвуд. — Совсем не хочется слушать о том, что еще может преподнести погода.

— Оно и верно, — подтвердил хозяин, выключив приемник. — Меня всегда поражает то, как полиция в своих сообщениях дает приметы подозреваемых. Неужели они действительно полагают, что по их приметам можно кого-нибудь опознать? Нечто среднее здесь, среднее там, лицо без особых примет, средняя комплекция и шляпа — да любой человек может подойти под это описание.

— Может, — согласился Монти. — Впрочем, и я могу…

— Да, вы правы, могли быть и вы, — произнес мистер Редвуд. — Или вон тот джентльмен.

— С этим нельзя не согласиться, — поддержал мужчина в плаще и шляпе. — Под это описание вполне могли подойти пятьдесят человек из ста.

— Да, или… — Монти осторожно кивнул головой в сторону спрятавшегося за газетой человека, — он!

— А что? Все может быть! Кроме Джорджа с ним никто не общался, — сказал мистер Редвуд.

— Я не хотел бы говорить ничего плохого в его адрес, — сказал хозяин бара с улыбкой. — Он пришел сюда, заказал выпить, заплатил, на меня особо и не смотрел. Но я согласен, он тоже годится под описание примет, которое мы слышали. И более того, у него машина марки «моррис», она сейчас стоит в гараже.

— Но это не может являться уликой против него, — сказал Монти. — У меня тоже «моррис».

— И у меня, — признался мужчина в плаще и шляпе.

— Да и у меня тоже, — вступил в разговор мистер Редвуд. — Поддерживаем отечественную промышленность. Во всяком случае, я бы нашел этому факту только такое объяснение. А еще мне кажется, что в опознании вообще нет никакого смысла. Извините, сержант, но почему полиция не попытается как-то облегчить этот процесс?

— Да потому, что полиция полагается на словесные портреты, черт бы их взял! Описания ведь дают люди. Все дело именно в этом, — проворчал полицейский.

— Что ж, один-ноль в вашу пользу, — весело произнес мистер Редвуд. — А скажите, сержант, то, что говорилось о необходимости просто задать тому парню вопросы — это все так, для отвода глаз? На самом-то деле они ведь хотят его арестовать, разве не так?

— Не мне вам об этом говорить, — медленно произнес сержант. — Нужно самим понимать, что происходит, и полагаться на свой собственный ум. Ему хотят задать несколько вопросов, потому что известно, что он был последним человеком, кто видел женщину незадолго до ее убийства. Если он неглуп, то непременно появится, если же нет — в этом случае вы можете думать все, что захотите.

— Да кто он такой? — сказал Монти.

— Теперь и вас это заинтересовало. А разве вы не читали вечерние газеты?

— Нет, я выехал в пять часов и все время был в дороге.

— Если я не ошибаюсь, дело обстояло так. Одинокая пожилая леди, мисс Элис Стюарт, жила на окраине Ноттингема вместе со служанкой. Вчера после обеда у служанки был выходной, и она намеревалась пойти в кино. Не успела она выйти за дверь, как к дому подъехал автомобиль марки «моррис», за рулем которого находился мужчина — если верить ее показаниям, это вполне может быть «остин», или «вулзли», или машина любой другой марки. Он спросил мисс Стюарт, девушка провела его в гостиную и, уходя, слышала, как ее хозяйка удивленно произнесла: «О, это ты, Джеральд!» — кажется, она назвала именно это имя. Вернувшись около десяти часов вечера домой, служанка обнаружила свою госпожу лежащей на полу с пробитой головой.

Чуть наклонившись вперед, мистер Редвуд легонько толкнул Монти локтем. Мрачный тип в низко опущенной шляпе в дальнем углу бара перестал читать газету и стал украдкой выглядывать из-за нее.

— Наш разговор, как мне кажется, вернул его к жизни, — тихо проговорил мистер Редвуд. — Хорошо, сержант, но как девушке удалось узнать его фамилию и то, чем он занимается?

— Она вспомнила, как однажды пожилая леди разговаривала с парнем и называла его Джеральд. Это было несколько лет назад, поэтому она больше ничего не могла вспомнить. Да и имя она запомнила лишь потому, что оно совпадало с именем автора кулинарной книги, которой она пользуется.

— А не могло ли это происходить в Льюисе? — неожиданно раздался голос молодого человека в мотоциклетной куртке, по имени Артур.

— Вполне возможно, — предположил сержант, бросив на молодого человека явно недовольный взгляд. — Пожилая леди была из Льюиса. Но с чего вы это взяли?

— Я вспомнил, что когда еще ходил в школу, то слышал, как мать упоминала о какой-то пожилой мисс Стюарт. Она была очень богата и усыновила мальчика, который помогал ей в аптеке. Так или иначе, но леди уехала из Льюиса. Поговаривали, что все свои деньги она хранила в жестяной банке или в чем-то там еще. Моя тетушка была знакома с экономкой мисс Стюарт, но я уверен, что все это вздор. В общем, это было лет шесть или семь назад, тетка моя уже умерла, да и экономка та — тоже. И моя мать, — умерла два года назад.

— То, что вы рассказали, довольно интересно, — сказал мистер Эгг, стараясь подбодрить молодого человека. — Мне кажется, вам стоит рассказать об этом полиции.

— Вы так считаете? — посмотрев на сержанта и странно ухмыльнувшись, сказал Артур. — Я предполагаю, что всё это они уже знают. Или мне все же лучше обратиться в полицейский участок?

— Учитывая, что я являюсь представителем власти, нет необходимости идти в участок, вы можете решить вопрос со мной. Сообщите мне вашу фамилию и адрес, — заявил сержант.

Молодой человек, Артур Бане, оказался жителем Лондона. Пока он беседовал с сержантом, его девушка сидела, о чем-то размышляя, и вдруг неожиданно спросила:

— А что стало с жестяной банкой? Вы думаете, он ее убил, чтобы забрать те деньги?

— В газетах об этом ничего не пишут, — вступил в разговор мужчина в плаще и шляпе.

— В газету попадает не вся информация, — сказал сержант.

Никто не заметил, как хмурый мужчина из дальнего угла бара встал и подошел к стойке, сделав вид, будто хочет заказать себе еще пива. Но было очевидно, что он покинул свое место только для того, чтобы лучше слышать разговор.

— Я удивлюсь, если они поймают этого парня, — продолжал рассуждать мистер Редвуд, которого эта тема заинтересовала. — Они… как бы это лучше объяснить… они должны смотреть в оба. Теперь я понимаю, почему, остановив меня на выезде из Винтенбери, полиция проверила мои водительские права. Думаю, они останавливают и проверяют все «моррисы». Такая уж у них работа…

— Да, так оно и есть на самом деле, — подтвердил и Монти. — Меня остановили на самом выезде из Тагфорда.

— Похоже, они располагают какой-то информацией. Ну, валяйте, сержант, признавайтесь! Что вам известно об этом деле?

— Я ничего не могу вам сказать, — ответил сержант, всем своим видом давая присутствующим понять бесполезность дальнейших расспросов. Хмурый, отойдя от стойки бара, снова направился в свой угол. В тот же самый момент сержант поднялся и прошел к столу, стоящему в глубине зала, чтобы вытряхнуть пепел из трубки в цветочный горшок, в чем не было никакой необходимости. Продолжая оставаться там, он достал кисет и вновь набил трубку. При этом его дородная фигура возвышалась, как неприступная крепость, между мрачным человеком и дверью.

— Они его никогда не поймают, — вдруг неожиданно для всех присутствующих произнес Хмурый. — Да-да, им никогда не удастся его поймать. И знаете почему? Я вам отвечу. Не потому, что он для них чрезвычайно умен, а именно потому, что он чрезвычайно глуп. Я уверен, что это был не Битон. Вы не читали газеты? Знаете ли вы о том, что гостиная пожилой леди находилась на первом этаже, а окно столовой, что наверху, было открыто? Да проще простого было бы проникнуть в дом через столовую, потому что мисс Стюарт очень плохо слышала, неожиданно напасть на нее и ударить по голове. Между садовой калиткой и окном проходит мощеный тротуар, вчера ночью были заморозки без инея, поэтому на ковре не осталось никаких следов. Да вы только посмотрите отчеты с мест преступления, посмотрите…

— Так, сэр, одну минуту, — прервал его сержант. — А откуда вам известно, что там был мощеный тротуар? Насколько я знаю, в газетах об этом ничего не сказано. И о том, что она плохо слышала…

Хмурый, неожиданно остановленный в момент восхождения на пик своего красноречия, казалось, был сбит с толку.

— Я был там, — с неохотой проговорил он. — Ездил туда сегодня утром, чтобы взглянуть на место преступления. На это у меня были личные причины, в которые я не хотел бы вас посвящать.

— Вы знаете, сэр, это звучит довольно странно.

— Возможно, но это не ваше дело.

— Конечно, сэр, вы правы, — произнес сержант. — У каждого из нас есть свои маленькие увлечения и то, что вы в такую погоду ездили посмотреть, как вымощены дорожки в саду, в этом нет ничего удивительного. Вы наверняка занимаетесь садовым ландшафтом?

— Не совсем так.

— Может быть, вы журналист? — предположил мистер Редвуд.

— Уже теплее. Судите по тому, что увидели у меня три ручки? Вполне в духе детектива-непрофессионала.

— Нет, джентльмен не может быть журналистом, — уверенно произнес мистер Эгг. — Извините меня, сэр, но если бы вы были журналистом, то вы не могли не проявить интерес к продуктам из синтетического спирта или чего-то там еще, — тому, что нам демонстрировал мистер Редвуд. Я думаю, что смог бы определить род ваших занятий, если бы меня об этом попросили. Каждый человек несет на себе отпечаток своей профессии, хотя это не всегда бывает так явно, как в случае мистера Редвуда или меня самого. Возьмем, например, книги. Я всегда могу определить образованного человека по тому, как он открывает книгу. Или давайте возьмем другой пример — открывание бутылок. Я делаю это определенным образом, потому что это имеет прямое отношение к роду моих занятий. Доктор или аптекарь сделают это иначе. Возьмем, например, этот флакон с духами. Если бы вам или мне потребовалось удалить пробку, как бы мы это сделали? Мистер Редвуд, как бы это сделали вы?

— Я? — переспросил мистер Редвуд. — На «раз» я взял бы пробку большим пальцем и двумя другими пальцами правой руки, на «два» вытащил бы пробку, крепко держа флакон левой рукой, чтобы он, не дай бог, не выпал. А как бы вы поступили? — спросил он, поворачиваясь к мужчине в плаще и шляпе.

— Так же, как и вы, — ответил джентльмен, подкрепляя слова действиями. — Я не вижу в этом ничего сложного, учитывая, что знаком только с одним способом удаления пробок. Чего вы от меня ждали? Что я буду их сдувать?

— Что бы вы ни говорили, но этот джентльмен прав, — вступил в разговор Хмурый. — Вы делаете это так, потому что вы не можете налить что-нибудь или отмерить одной рукой, в то время как другая рука у вас чем-то занята. А вот доктор или аптекарь удалят пробку мизинцем, приблизительно так: бутылка — в правой руке, в то же самое время — мензурка в левой руке… Вот так — и когда он…

— Привет, Битон! — вдруг резко крикнул мистер Эгг. — Посмотри сюда!

Флакон выскользнул из рук хмурого джентльмена и ударился о край стола. В ту же секунду человек в плаще и шляпе вскочил на ноги. Комната наполнилась невероятно сильным запахом духов. Сержант бросился вперед, завязалась быстрая, но ожесточенная борьба. Девушка закричала. Хозяин выскочил из-за стойки, все мужчины бросились за ним, преграждая выход.

— Так, лучше всем успокоиться, — прикрикнул на присутствующих сержант, выбравшись из потасовки и пытаясь отдышаться. — Минуту! Джеральд Битон, я обвиняю вас в убийстве мисс Элис Стюарт… Так, успокоитесь! Предупреждаю, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас во время судебного разбирательства. Благодарю вас, сэр. Буду вам признателен, если вы побудете с задержанным. На дороге недалеко отсюда находится полицейский патруль с машиной.

Через несколько минут сержант Юкс вернулся в сопровождении полицейских. По сияющим радостью лицам его непрофессиональных помощников было заметно, что день прошел не напрасно.

— Как же ловко вы все проделали, — сказал сержант, обращаясь к мистеру Эггу, который пытался привести девушку в чувство, предлагая ей выпить тонизирующий напиток. Мистер Редвуд вместе с хозяином бара старательно удаляли с ковра Пармскую фиалку. — Вам не кажется, что запах очень уж сильный? Напоминает парикмахерскую. Нами была получена информация, и мы ждали его здесь. Я точно знал, что это кто-то из присутствующих в баре. Только не знал, кто. То, что мистер Бане вспомнил о том, что Битон помогал мисс Стюарт в аптеке, оказало неоценимую помощь. Что же касается вас, — обратился сержант к мистеру Эггу, — то я удивлен тем, как естественно вы вовлекли его в разговор.

— Не совсем так, — ответил Монти Эгг. — Когда он еще в первый раз открывал пробку, я обратил внимание на то, как он это делал: было очевидно, что он привык к работам лабораторного типа. Это, конечно, могло быть случайным совпадением. Но затем, когда он пытался убедить нас в том, будто не знает, как правильно это делать, я решил, что пришло время посмотреть, как он себя поведет, если я произнесу его фамилию.

— Великолепная уловка! — с неожиданной доброжелательностью произнес Хмурый. — Не будете возражать, если я когда-нибудь воспользуюсь ею?

— Так! Что касается вас, — произнес сержант Юкс, — ну и перепугали же вы меня, когда сказали про мощеные дорожки. Что вы там…

— Профессиональный интерес. Я пишу детективы. Но что касается вас, мистер Эгг, вы заслуживаете аплодисментов.

— Ни в коем случае, — сказал Монти. — Мы все вместе их заслужили. Даже самую сложную проблему можно легко решить, если каждый вносит посильный вклад. Вы согласны со мной, мистер Фагот?

Пожилой мужчина поднялся из-за стола, чуть не наступив на концы своего длинного шарфа.

— Вылил бы всю эту дрянь на мерзавца, — осуждающе проговорил он. — Не выношу эту гадость…

И, прихрамывая, он вышел из бара, хлопнув дверью.

Смерть наступила утром…

— С полмили по дороге на Дичли, а затем повернете налево. Там есть указатель. Но я думаю, вы только напрасно потеряете время, — такие рекомендации давал мистеру Монтегью Эггу коммивояжер из «менглиса».

— Ну что ж, — весело произнес мистер Эгг, — попытаю счастья, может быть, удастся уговорить старика. Как гласит одно из правил Руководства для коммивояжера, «не позволяй даже малейшей возможности проскользнуть мимо тебя; не воспользуешься ею — никогда не узнаешь о том, что могло бы получиться», — а про себя подумал: «Неужели он еще полагает, что сможет когда-нибудь разбогатеть при таком подходе к делам?»

— По словам соседей, его матрасы забиты золотыми соверенами, — продолжал человек из «менглиса», не скрывая усмешки. — Но им только верить…

— Если не ошибаюсь, вы же говорили, что соседей нет.

— Да это я так, для большей убедительности. Удачи!

Мистер Эгг, взмахом мягкой фетровой шляпы покончив с необходимым проявлением любезности, нажал на сцепление и двинулся вперед, преисполненный решимости.

Дорога, в обычные дни свободная, июньским субботним утром была забита машинами богатых отдыхающих, которые, поддавшись необъяснимому общему порыву, устремились кто в сторону Мелбери-Вудз, кто на побережье недалеко от Бичемптона. На указателе «Хечфорд-Милл — 2 мили» Монти свернул на узкую дорогу, по обеим сторонам окруженную деревьями, образующими живую изгородь, и тут же очутился в полнейшей тишине и уединении, которое нарушалось только стремительно выскочившим из-за дерева и перебежавшим дорогу зайцем да тихим урчанием его «морриса». Какие бы странности ни водились за этим загадочным мистером Пинчбеком, в одном можно было не сомневаться — этот человек имел душу отшельника. Проехав еще с милю, мистер Эгг заметил мелькнувший между деревьями небольшой дом. Он смотрелся совершенно нелепо, одиноко стоя на большом заброшенном пространстве, и Монти неожиданно поймал себя на мысли, что владелец «менглиса», скорее всего, не ошибся. Даже предположив, что мистер Пинчбек был далеко не бедным человеком, Монти засомневался, что он окажется клиентом, которого смогут заинтересовать вина и спиртные напитки, предлагаемые коммивояжерами Plummet & Rose. Но пришедшее на ум правило номер пять из Руководства для коммивояжера — «если хочешь быть достойным звания коммивояжера, ты должен уметь продавать бритвы бильярдным шарам» — не позволило сомнению задержаться надолго. Мистер Эгг остановил машину у покосившихся ворот, мешавших беспрепятственному въезду на частную территорию. Выйдя из машины, он попытался их открыть: приподнял и медленно поволок по земле. Проехав по неровной колее, оставленной колесами других машин, мистер Эгг наконец-то оказался перед дверью дома.

Постучав в дверь, на которой во многих местах краска вздулась пузырями, Монти удивился, что ему никто не открыл. Не имея привычки отказываться от намеченной цели и помня о проделанном им длинном пути, он постучал еще раз, но, не получив ответа, решил обойти дом вокруг и постучать в дверь черного хода. И на этот раз ответа не последовало. Все это было довольно странно, учитывая все услышанное о мистере Пинчбеке. Где же он может быть сейчас? Будучи человеком настойчивым и любопытным, мистер Эгг подошел к окну и заглянул. То, что он увидел, заставило его присвистнуть от удивления. Вернувшись к черному ходу, он выбил ногой дверь и вошел в дом.

Когда вы приходите в дом человека, не имея никакого другого желания, кроме одного — продать ему виски или дюжину бутылок портвейна, — вид хозяина, лежащего на полу кухни с головой, превращенной в непонятную массу, приводит в замешательство, потому что вы понимаете, что вашим планам не суждено сбыться. Сняв со стола скатерть, он накрыл ею убитого. Монти, являясь человеком, во всем любящим точность, посмотрел на часы. Было 10.25. Через минуту, он быстро обошел дом и прилегающие к нему постройки, сел в машину и, выжимая все из своего автомобиля, помчался в полицию.

Следствие по делу мистера Гамфри Пинчбека было начато на следующий день. Принимая во внимание имеющиеся факты, присяжные заседатели пришли к выводу, что преднамеренное убийство было совершено неизвестным или группой неизвестных. Полиция собирала улики, и неизвестному предлагали явиться в полицию. Позднее появилось описание убийцы — человека привлекательной внешности, одетого в клетчатый костюм, рыжебородого, и его машину спортивной модели с номером WOE 1313. И, наконец, сообщили, что подозреваемого нашли и ему предъявлено обвинение. Монтегью Эгг, находившийся, к его огромной досаде, за триста миль от Бичемптона, должен был прибыть для дачи показаний перед судьями магистрата.

Обвиняемым оказался Теодор Бартон, сорока двух лет от роду: зарабатывал на жизнь поэзией (услышав это, Монти не мог оторвать от него глаз: ему еще никогда не доводилось видеть поэта так близко), был высокого роста, крепкого телосложения. Яркий твидовый костюм делал его похожим на человека, окруженного роскошью довольно сомнительного происхождения, что позволило Монти без труда представить его шатающимся по дорогим барам Лондона. В его взгляде читались бесстыдство и наглость; верхнюю часть лица можно было найти привлекательной, а губы и подбородок прятались за густой рыже-коричневой бородой. Он вел себя довольно непринужденно, доверив решение всех проблем своему адвокату.

Монтегью Эгг был приглашен на утреннее слушание с целью дачи показаний. Он сообщил присутствующим о том, что убийство произошло субботним утром 18 июня. Прибыв к дому убитого в 10.25, он обнаружил еще теплое тело. Дверь в дом была заперта на ключ, дверь же черного хода — всего лишь захлопнута. На кухне был ужасный беспорядок, как будто там происходила жестокая борьба. Рядом с телом хозяина дома он обнаружил запачканную кровью кочергу. Прежде чем отправиться в полицию, он осмотрел дом. В спальне, расположенной наверху, Эгг обнаружил открытый металлический ящик. Он был пуст, из замочной скважины торчал ключ. Со стороны черного хода, под навесом, он заметил следы шин большой машины. В гостиной был накрыт стол на две персоны, но завтрак остался недоеден. Мистер Эгг подъехал к дому на своей машине. По дороге (ему пришлось съехать с основной и проехать по узкой, заросшей деревьями дороге) он никого не встретил. В доме убитого находился пять или десять минут, назад возвращался той же дорогой.

В этом месте детектив Ремидж счел нужным пояснить присутствующим, что дорога, ведущая к дому, где-то через полмили или около того проходит мимо Хечфорд-Милл, а затем сворачивает назад и вновь выходит на дорогу, ведущую в Бичемптон, в трех милях от Дичли.

Следующим, кто давал показания, был булочник Баулз. Он сообщил, что было 10.15, когда он звонил в дверь дома, чтобы передать хозяину два батона хлеба. Он подошел к двери черного хода, постучал, и мистер Пинчбек открыл ему. Пожилой джентльмен имел превосходное здоровье, но, как показалось Баулзу в тот момент, был чем-то взволнован и раздражен. В кухне никого не было, но Баулз утверждал, что перед тем как постучать в дверь, он слышал два громких и возбужденных мужских голоса. Помощник булочника, давая показания, сказал, что заметил в окне кухни силуэт мужской фигуры.

Миссис Чепмен из Хечфорд-Милл, рассказала, что она ежедневно бывала в доме мистера Пинчбека. Она занималась уборкой с 7.30 и уходила в 9 часов. В субботу 18 июня она пришла, как обычно, и обнаружила в доме гостя, прибывшего накануне вечером. Она опознала Теодора Бартона. Под навесом стояла его машина; это была спортивная модель, и она даже запомнила номер: WOE 1313. Нет-нет, ошибки быть не может, потому что в тот момент она подумала о том, что номер несчастливый. Она накрыла завтрак на две персоны. Да, молочник и почтальон приходили при ней. Машина бакалейщика должна была приехать вскоре после того, как она ушла; она заметила его в Хечфорд-Милл в 9.30. Насколько ей известно, только эти люди посещали мистера Пинчбека. Затем она добавила, что мистер Пинчбек был вегетарианцем и выращивал овощи на небольшом участке у лома. Она не слышала, чтобы гость и хозяин ругались. Хотя мимо нее не прошел незамеченным тот факт, что хозяин был не в лучшем расположении духа, по ее словам, он был немного не в себе.

Затем показания давал еще один свидетель из Хечфорда. Он слышал, как около половины одиннадцатого мимо на большой скорости пронеслась машина с мощным двигателем. Так как проезжающие по этой дороге на скорости автомобили — огромная редкость, он выбежал посмотреть. Но было уже поздно: ничего, кроме деревьев, растущих вдоль дороги, что вела на Хечфорд, он не увидел.

Далее последовало заявление полиции, составленное со слов обвиняемого в момент его ареста. В нем говорилось, что Бартон был племянником убитого и не отрицал факта пребывания в доме дяди, который, по его словам, был рад его видеть, ибо они долго не встречались, и даже оставил его ночевать. Услышав, что племянник находится в «затруднительном положении», покойный стал призывать племянника сменить род занятий, считая, что на стихах много не заработаешь; затем расчувствовался и предложил Бартону небольшую сумму взаймы, которую Теодор с благодарностью принял. Мистер Пинчбек открыл ящик, находящийся в спальне, вынул оттуда несколько банкнот и отдал их племяннику, предварительно прочитав ему проповедь о том, что надо больше работать и экономно жить. Это произошло около 9.45 или чуть раньше, во всяком случае, после того как миссис Чепмен благополучно покинула владения мистера Пинчбека. Племянник видел, что в ящике находится много банкнот и ценных бумаг. Дядя сказал, что боится держать ценности дома, потому что не доверяет миссис Чепмен. (Услышав это, миссис Чепмен не могла сдержать негодования, и судья вынужден был призвать ее к порядку.) Покинув дом, по его предположению, около 10 часов, он поехал через Дичли и Фрогтроп в Бичемптон. Там он вернул машину другу, нанял катер и отправился на две недели в Бретань. Конечно же, он ничего не слышат о смерти дяди и узнал только тогда, когда детектив Ремидж прибыл с сообщением о том, что он находится в числе подозреваемых. Конечно же, Бартон сразу поспешил назад, для того чтобы доказать свою невиновность.

По предположению полиции, дело обстояло следующим образом: как только последний продавец покинул дом, Бартон убил дядю, взял ключи, украл деньги и покинул дом, абсолютно уверенный в том, что тело не обнаружат раньше понедельника, пока, как обычно утром, не придет миссис Чепмен.

В то время как адвокат Теодора Баргона уточнял у инспектора, действительно ли сумма, обнаруженная у подзащитного во время ареста, составляла шесть пятифунтовых банкнот и несколько шиллингов, мистер Эгг услышал позади себя чье-то тяжелое и взволнованное дыхание. Повернувшись, он увидел пожилую женщину, глаза которой, казалось, вот-вот выскочат из орбит из-за испытываемого ею волнения.

— О боже! — то и дело повторяла женщина, подпрыгивая на своем стуле от возбуждения.

— Прошу прощения, — вежливо произнес мистер Эгг, — но мне кажется, что я вам мешаю.

— Нет-нет, что вы! Прошу вас, подскажите мне, как мне следует поступить. Есть нечто, что мне нужно им сообщить. Бедняжка! Он же абсолютно ни в чем не виноват. Я это знаю точно. Пожалуйста, скажите, что мне сделать. Пойти в полицию? Бедняжка! Боже мой, боже мой! Мне следует… но я не знаю… я раньше никогда не была в таком месте, как это. Я уверена, что они признают его виновным. Умоляю вас, остановите их!

— На этом заседании они не могут вынести ему обвинительный приговор. — Монти пытался успокоить женщину. — Это же предварительное расследование. Они только могут направить его дело в суд.

— Но они не должны этого делать! Он не совершал преступления! Его там не было. Прошу вас, сделайте что-нибудь.

Женщина говорила настолько искренне, что Монти встал, несколько раз тихо откашлялся, поправил галстук, решительно поднялся и зычным голосом произнес:

— Ваша честь!

И судья, и адвокат, и обвиняемый — все одновременно посмотрели на него.

— Здесь находится женщина, — сказал Монти, — она утверждает, что обладает важной информацией.

Теперь взгляды присутствующих устремились на женщину, которая тут же вскочила, от волнения уронив на пол свою сумочку, и закричала:

— О боже! Мне так жаль! Боюсь, что мне давно следовало обратиться в полицию.

Адвокат, на лице которого странным образом боролись удивление, досада и предвкушение того, что дело перестает быть скучным, приобретая неожиданный оборот, первым пришел в себя. Поговорив с женщиной, шепотом что-то быстро обсудив со своим клиентом, адвокат обратился к судье:

— Ваша честь, мой клиент выразил пожелание и согласие на осуществление его защиты. Появление в зале этой леди, которую я никогда до настоящего момента не встречал, и, несомненно, проявившей благородство, придя в этот зал, безусловно, ускорит процесс расследования. Я уверен, что ее показания дадут ответ на все вопросы обвинения. Надеюсь, ваша честь, вы не станете возражать и мы сможем ее выслушать.

После небольшого обсуждения судья решил выслушать показания этой женщины. Согласно процедуре, Милисенти Аделу Квик (так она назвалась) усадили в свидетельское кресло и привели к присяге.

— Я одинокая незамужняя женщина, преподаю рисование в Школе для девочек, расположенной в Вудбери. В субботу 18 июня у меня был выходной день, и я подумала о небольшом пикнике. Меня ничуть не смущало, что я буду одна. Я завела свою маленькую машину около половины десятого. Чтобы добраться до Дичли, мне понадобилось не более получаса — я никогда не езжу на большой скорости, это очень опасно, — да и на дороге в то утро было много машин. У Дичли я свернула направо и поехала по дороге, ведущей в Бичемптон. Прошло еще немного времени, и я забеспокоилась по поводу бензина, подумав, что его может не хватить. Мой измеритель бензина ненадежен, и я решила где-нибудь остановиться и заправить машину. У придорожного гаража я притормозила. Не могу сказать точно, в каком месте он располагается, но это недалеко от Дичли — между Дичли и Хелпингтоном. Надо сказать, что это довольно отвратительное зрелище: гофрированное железо, выкрашенное в ярко-красный цвет. Я не думаю, что следует разрешать установку таких гаражей… Я попросила заправщика наполнить бак моей машины, и, находясь там, я и увидела этого джентльмена. Я имею в виду мистера Бартона, подозреваемого. Он находился за рулем машины, подъехавшей на большой скорости и остановившейся на левой стороне дороги в направлении от Дичли. И, несмотря на то что гараж находится на противоположной стороне дороги, я видела его очень отчетливо. Я не ошибаюсь: на нем был тот же костюм, что и теперь… Кроме того, я обратила внимание на номер машины. Достаточно необычный — WOE 1313. Он открыл капот, что-то там проверил — думаю, цилиндры, и уехал.

— Вы не заметили, во сколько это произошло?

— Как раз об этом я и собираюсь рассказать. Посмотрев на свои часы, я обнаружила, что они остановились. Ужасно досадно. Я подумала, что это могло произойти из-за вибрации в машине. Тогда я взглянула на часы, висевшие в гараже над дверью, — они показывали 10.20. И я поставила стрелки своих часов на это время. Доехав до Мелбери-Вудз, я побыла там какое-то время и решила ехать назад и снова посмотрела на часы. Они снова остановились, и я не могу сказать, который был час. Но я точно знаю, что было 10.20, когда этот человек остановился у гаража. Так что он никак не мог находиться в доме своего дяди между 10.15 и 10.25, потому что от того гаража дом находится на расстоянии более 20 миль.

Продолжая тяжело дышать, мисс Квик замолчала и обвела присутствующих победоносным взглядом.

Лицо инспектора Ремиджа выражало состояние глубокой задумчивости. Мисс Квик, почувствовав, что ее показания могут вызвать сомнения, продолжила:

— Когда я прочитала в газете приметы подозреваемого, я подумала, что это могла быть именно та машина, которую я видела на дороге. Но я не была уверена, что за рулем был именно тот человек. Вы знаете, словесные портреты нередко вводят в заблуждение. Да и идти в полицию мне не хотелось. Вы же понимаете, я работаю в школе… Родителям это может не понравиться. Но я все же решила, что необходимо пойти и посмотреть на этого джентльмена, чтобы убедиться, он ли это. И мисс Вагстаф, наша директриса, любезно дала мне сегодня выходной, хотя это не очень удобно — для меня это самый напряженный день недели. Но я подумала, что, возможно, для мистера Бартона — это вопрос жизни или смерти.

Мисс Квик поблагодарили за столь своевременное вмешательство и служение общественным интересам, а затем по просьбе обеих сторон был объявлен перерыв.

Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, стало чрезвычайно важно как можно быстрее найти тот гараж. Было решено тотчас же отправиться на поиски: мисс Квик в сопровождении инспектора и сержанта, а также адвоката, присутствие которого было необходимо, так как он защищал права и интересы своего клиента. Однако не обошлось без небольшого осложнения. Оказалось, что полицейская машина не может вместить всех, кто должен был ехать на поиски гаража. Мистер Монтегью Эгг вынужден был ехать на своем «моррисе», но не успел он сесть в него, как услышал, что его окликнул инспектор. Ему тоже не нашлось места в полицейской машине.

— Конечно, я с большим удовольствием поеду вместе с вами, — улыбнулся Монти. — Кроме того, вам будет удобнее наблюдать за мной, потому что, если подтвердится, что этот парень не убивал, вполне возможно, именно я окажусь первым среди подозреваемых.

— На вашем месте, сэр, я бы не пытался опережать события, — инспектор был явно поражен способностью мистера Эгга читать чужие мысли.

— Если бы это случилось, поверьте, я не стал бы вас осуждать, — ответил Монти. Затем улыбнулся, вспомнив свой любимый девиз: «Приятный голос, доброжелательный взгляд книгу заказов наполнить спешат». Под веселый вой сирены полицейской машины они направились по дороге на Дичли.

— Я думаю, что мы уже где-то недалеко, — заметил инспектор, как только они проехали Хелпингтон. — Сейчас мы находимся в десяти милях от Дичли и в двадцати пяти милях от дома мистера Пинчбека. Давайте будем смотреть на левую сторону дороги. А вот, кажется, то, что мы ищем, — некоторое время спустя добавил он. — Здесь мы и остановимся.

Полицейская машина затормозила перед одиноко стоящим у обочины ужасным сооружением из гофрированного железа, которое украшали многочисленные рекламные объявления и не менее многочисленные бензонасосы. Мистер Эгг остановил машину неподалеку.

— Мисс Квик, вы узнаете это место?

— Я не знаю. Похоже, это тот гараж. Да и место, кажется, это. Хотя они все такие одинаковые, но… Посмотрите туда! Как же глупо с моей стороны! Нет, конечно же, это не то место. Нет, не оно. Здесь же нет часов! Здесь над дверью должны быть часы. Мне так жаль, что я допустила такую глупую ошибку. Нам нужно проехать чуть дальше. То место должно быть недалеко отсюда.

Небольшая процессия двинулась дальше, и через пять миль последовала очередная остановка. На сей раз ошибки быть не могло. Другой не менее чудовищный ярко-красный гараж из гофрированного железа, еще больше рекламы, еще больше бензонасосов и часы, стрелки которых показывали (точное время, это подтвердил инспектор, посмотрев на свои часы) 7.15.

— Я уверена, что это было здесь, — сказала мисс Квик. Да, я узнаю этого молодого человека, — добавила она, когда хозяин гаража вышел, желая узнать, что им нужно.

Ему задали несколько вопросов. Когда спросили, наливал ли он бензин в бак мисс Квик 18 июня, он не мог утверждать это с полной уверенностью. Ему так часто приходится это делать, что он уже не помнит, когда, кому и сколько наливал. Но на вопрос о часах ответил сразу и утвердительно, здесь не могло быть никаких сомнений.

С самого первого дня они показывают точное время, никогда не останавливались. Если на них 10.20, значит, так оно и есть. Это он может подтвердить под присягой в любом суде королевства. Но вспомнить, видел ли когда-нибудь машину с номером WOE 1313, он не мог. В самом деле, почему он должен был ее запомнить, если она ничем не привлекла его внимание? Водители, имеющие проблемы и желающие, чтобы их машины осмотрели и оказали квалифицированную помощь, постоянно останавливаются у гаража. Это происходит ежедневно, и он уже не обращает внимания на просто стоящую машину, особенно если выдается беспокойное утро.

Несмотря на ряд смущающих обстоятельств, мисс Квик чувствовала себя вполне уверенно: она узнала хозяина, гараж, часы. Чтобы окончательно снять все сомнения, было решено проехать еще несколько миль в сторону Дичли и убедиться, что вдоль дороги подобных гаражей больше нет. И хотя придорожных автомастерских вдоль дороги было — что грибов, похожей найти не удалось: то цвет не соответствовал, то они были изготовлены из другого материала, то не было часов.

— Так, — произнес инспектор уныло, — пока нам не удается доказать одно противоречие (которого, казалось, быть не должно, понимая, что мисс Квик дала правдивые показания), — объясняющее все. Гараж, у которого видели Бартона, находится в восемнадцати милях от дома мистера Пинчбека. Раз установлено, что в 10.15 старик был еще жив, Бартон не мог его убить. Или ему необходимо было ехать со скоростью двести миль в час, чтобы оказаться к 10.20 у гаража. А это, как вы сами понимаете, невозможно. Необходимо начинать все с самого начала.

— Вы же понимаете, что мои показания могут оказаться под сомнением, — сказал Монти.

— Пока у меня против вас ничего нет. Булочник слышал голоса, доносившиеся с кухни. Точно знаю, что вас в то время в доме еще быть не могло, я проверил время, — усмехнулся инспектор. — Думаю, что деньги могут быть где-то обнаружены, для меня это дело привычное. Нам все же лучше вернуться назад.

Восемнадцать миль Монти вел машину молча, погрузившись в размышления. Они только что проехали гараж с часами (при виде которого инспектор обиженно погрозил кулаком), как вдруг Монти внезапно вскрикнул и резко затормозил.

— В чем дело? — спросил инспектор.

— Мне в голову пришла интересная мысль. — Он достал из кармана записную книжку и сверился с какими-то записями. — Ну так я и думал. Я обнаружил странное совпадение. Давайте посмотрим, если не возражаете. «Не доверяй удаче, будь точен, все подмечай до мелочей — вот твоя задача». — Убрав записную книжку, он поехал дальше, обогнав полицейскую машину. Через некоторое время обе машины остановились у гаража, который встретился на их пути первым и не отвечал требованиям лишь одним — отсутствием часов.

Вышел хозяин, демонстрируя готовность услужить, и первое, что бросилось в глаза, — это поразительное сходство с владельцем второго гаража. Монти вежливо поинтересовался, чем вызвано такое удивительное совпадение.

— Да, это мой брат, — подтвердил владелец первого гаража.

— И ваши гаражи тоже очень похожи, — продолжал Монти.

— Все очень просто: мы купили их в одном месте, доставили в разобранном виде — серийное производство. Мастер на все руки собирает их за одну ночь.

— В этом-то все и дело, — сказал Монти. — Стандартизация означает огромную экономию трудовых ресурсов, времени и средств. Но у вас в гараже отсутствуют часы.

— Пока нет, но скоро будут. Я недавно заказал.

— И никогда не было?

— Никогда.

— Скажите, вы не встречались с этой дамой прежде? Мужчина смерил мисс Квик взглядом:

— Мне кажется, я ее видел. Подъезжала однажды утром, чтобы заправить машину, я не ошибаюсь, мисс? В субботу, недели две назад или чуть больше. У меня хорошая память на лица.

— Было бы совсем не удивительно, если бы вы вспомнили время, в которое это произошло.

— Было без десяти одиннадцать или чуть больше. Я это запомнил потому, что только что вскипел чайник и я собирался позавтракать.

— Так, десять пятьдесят, — с внутренним напряжением произнес инспектор. — А это значит, — и он стал что-то быстро подсчитывать в уме, — двадцать две мили до дома. Где-то около получаса с момента совершения убийства. Сорок четыре мили в час — он легко мог сделать это на спортивной машине. Если учесть, что мчался он на предельной скорости.

— Да, но… — перебил адвокат.

— Одну минуту, — возразил Монти и обратился к владельцу гаража: — Скажите, а у вас здесь когда-нибудь висели часы с переводными стрелками, показывающие время, когда положено включать фары машин?

— Да, — подтвердил владелец. — Но прошлым воскресеньем я их убрал. Они висели как раз над дверью и постоянно приводили людей в замешательство, потому что их принимали за часы, показывающие время.

— А время включения фар 18 июня приходилось как раз на 10.20, если верить моей записной книжке.

— Ну надо же! — ахнул инспектор Ремидж, хлопнув рукой себя по бедру. — Мистер Эгг, я восхищен вашей сообразительностью!

— Все дело в пришедшей в голову идее, — согласился Монти. — «Коммивояжер, не хочешь тратить усилия понапрасну — используй свой интеллект». Так записано в Руководстве.

Крепкий орешек

Когда в один из дождливых ноябрьских вечеров Симон Грант, глава созданной им империи по производству нитрофосфатов, исчез с лица земли, не было ничего удивительного в том, что это вызвало беспокойство и тревогу только у членов его семьи и друзей, а на фондовой бирже был замечен лишь незначительный рост акций компании. Но когда по прошествии нескольких дней — каким бы болезненным ни оказалось это открытие, — стало очевидно, что концерн, испарившись в чистом прозрачном воздухе, оставил после себя одно лишь название, так как одновременно с Симоном Грантом таинственным образом исчезли и все принадлежащие концерну активы, именно тогда наступил момент, когда поднявшиеся чудовищной силы шум и крик потрясли три континента и, по удивительному стечению обстоятельств, на час или чуть больше нарушили размеренное течение жизни мистера Монтегью Эгга.

Участие в этой истории мистера Эгга объяснялось не тем, что его фамилию можно было увидеть в списке акционеров обанкротившегося концерна, и не тем, что он мог поведать миру историю невероятного знакомства с исчезнувшим финансистом. Его участие в этом деле объяснялось абсолютной случайностью и являлось следствием заявления, сделанного министром финансов Великобритании о дефиците бюджета, что в конечном итоге не могло не иметь чудовищных последствий для компаний, занимающихся продажей вин и алкогольных напитков. В тот момент, когда мистер Эгг, коммивояжер компании Plummet & Rose, добрался до Бирмингема, последовал приказ о его немедленном возвращении для участия в конференции, на которой руководство намеревалось обсудить политику компании в свете грянувших событий. Таким образом, даже не подозревая об этом, мистер Эгг попал на поезд, из которого неожиданно и при весьма странных обстоятельствах исчез Симон Грант.

Обстоятельства дела об исчезновении Симона Гранта приводили в замешательство своей на первый взгляд казавшейся простотой. В то время железнодорожная компания LMS, организующая и осуществляющая связь между Англией, Шотландией и Уэльсом, имела в расписании движения поездов ночной экспресс по маршруту Бирмингем — Лондон. Отправляясь из Бирмингема в 9.05, до прибытия в Хьюстон в 12.10, поезд останавливался дважды — в Ковентри и Рагби. Мистер Грант присутствовал на обеде, устроенном в его честь одним выдающимся бизнесменом из Ковентри, во время которого он имел бесстыдную наглость произнести речь на тему процветания британского бизнеса. Затем он поспешил на экспресс, отправляющийся из Бирмингема, намереваясь доехать до Рагби и провести ночь у лорда Бадлторпа — олицетворения финансовой непоколебимости и высокой нравственности. В 9.57 два известных и уважаемых магната из Ковентри не только видели Гранта в вагоне первого класса, но и беседовали с ним до отправления поезда. В этом вагоне находился еще один пассажир — не кто иной, как сэр Гекльбери Баулер, баронет, известный любитель скачек и азартных игр. В ходе беседы с баронетом, с которым он едва был знаком, мистер Грант сказал, что путешествует один по той лишь причине, что его секретарь внезапно заболел. Спустя некоторое время, когда поезд находился между Ковенгри и Рагби, мистер Грант вышел в коридор, бормоча что-то по поводу духоты в вагоне. И больше его никто не видел.

Первый знак, который не предвещал ничего хорошего, был обнаружен в Рагби. Им стала открытая настежь дверь, служащая для перехода из вагона в вагон. Она время от времени хлопала с таким шумом, что это не могло не привлечь внимания. Вскоре была обнаружена еще одна находка: в нескольких милях против движения поезда на железнодорожных путях были найдены принадлежавшие мистеру Гранту пальто и шляпа. Это, конечно же, породило самое печальное предположение о судьбе пропавшего. Дальнейшие поиски не дали никаких результатов: труп Симона Гранта обнаружен не был, как, впрочем, не были обнаружены и другие доказательства того, что вообще какое-либо тело выпало из вагона. В кармане пальто находился билет в вагон первого класса по маршруту Ковентри — Рагби, что, естественно, исключало то, что мистер Грант проходил мимо контролеров на железнодорожной станции. Более того, лорд Бадлторп, желая проявить любезность, отправил за ним в Рагби машину со своим личным шофером и лакеем. В то время как шофер стоял у барьера, лакей ходил взад и вперед по платформе в поисках магната. Оба они довольно хорошо знали мистера Гранта в лицо и клялись, что на этой станции никто из поезда не выходил. Позднее выяснилось, что не было ни одного пассажира, который бы подошел к контролерам, не имея при себе билета до Рагби или до другой станции. Более того, не было обнаружено никаких несоответствий при проверке билетов, проданных до Рагби в Бирмингеме и Ковентри.

Оставались еще два варианта исчезновения, в равной мере правдоподобных и убедительных. Поезд Бирмингем — Лондон, прибыв в Рагби в 10.24, отправился дальше в 10.28. Однако на станции экспресс был не единственным: на соседнем пути, пыхтя и выпуская пар, находился «Irish Mail», остановившийся на три минуты. А уже в 10.25 с шумом и ревом он продолжил путь на север. Если экспресс прибыл без опоздания, Симон Грант мог выскользнуть из вагона и пересесть в этот поезд, в 2.25 быть в Холихеде, успеть в последнюю до поднятия трапа минуту запрыгнуть на пароход и уже в 6.35 быть в Дублине. А далее только одному Богу известно, где он мог очутиться через несколько часов. Лакей лорда Бадлторпа был искренне уверен, что в этой истории обязательно должен присутствовать «обман с переодеванием», — сделать это было несложно, зайдя в туалет или свободное купе. Главному инспектору Пикоку, которому было поручено вести расследование, такая версия казалась вполне вероятной. Более того, в сравнении с остальными выдвигаемыми предположениями, у нее было определенное преимущество — всех пассажиров, попадавших на почтовый пароход, пересчитывали. В этом случае возникал вопрос, требующий тщательной проверки, — приобретение билетов. То, что Симон Грант будет подвергать себя риску, приобретая билеты на «Irish Mail» во время его стоянки, вызывало большое сомнение. Следовательно, он или купил билеты заранее, или в Рагби их ему передал сообщник. Инспектор Пикок воодушевился, узнав, что билеты на поезд-пароход из Рагби до Дублина действительно, были приобретены по запросу лондонских агентов компании LMS на немыслимо глупое имя — Соломон Гранди. Мистер Пикок знал не понаслышке, сколь изощренны бывают люди при выборе вымышленных имен, при этом не исключая полностью своих инициалов. Основным мотивом, безусловно, является желание что-то скрыть, но чтобы мелочи — инициалы на часах, портсигарах и т. д. не вызывали подозрения, люди оставляют инициалы без изменения. Надежды мистера Пикока возросли еще больше, когда он обнаружил, что, помимо своего ужасного имени, Соломон Гранди (о боже, что за имя!) сообщил кассиру не только неверный, но еще и несуществующий адрес. И вот, когда перспектива близкого раскрытия дела уже ни у кого не вызывала сомнения, в одну минуту все версии лопнули. Причина заключалась не только в том, что не существовало никакого Соломона Гранди, путешествующего на пароходе в ту ночь или любую другую, и не в том, что билет на это имя был все же предъявлен или аннулирован, а в том, что мистер Соломон Гранди просто никак не мог оказаться на «Irish Mail» по причине, связанной с перегревом буксы. Экспресс Бирмингем — Лондон именно в ту ночь, а не в какую-либо другую, влетел в Рагби на всех парах с опозданием на три минуты и спустя две минуты после того, как «Irish Mail» уже ушел со станции. И если план исчезновения Симона Гранта строился на этом, то, без сомнения, теперь его исчезновение у разозленного инспектора Пикока стало вызывать еще больше вопросов. Что же, на самом деле, произошло с Симоном Грантом?

Обсуждая этот вопрос с коллегами, старший инспектор пришел к выводу: Грант действительно предполагал пересесть на «Irish Mail» и с этой целью оставил дверь вагона открытой, чуть раньше выбросив из поезда свою одежду. Это должно было навести полицию на ложный след. Как еще он мог повести себя в ситуации, обнаружив, что поезд уже ушел? Ему оставалось только пересесть на другой поезд. Но уйти со станции, каким-то образом миновав контролеров, он не мог. Тщательное расследование убедило инспектора Пикока в том, что, окажись он на месте пропавшего, выйти со станции ему было бы чрезвычайно трудно. Можно было также предположить, что Грант до утра бродил по прилегающей к вокзалу территории. Но и от этой версии инспектор вынужден был отказаться, узнав, что незадолго до этого на стации произошел несчастный случай, что заставило обслуживающий персонал особенно внимательно наблюдать за случайными пассажирами, прогуливающимися по платформе. К тому же две бригады путевых рабочих осуществляли ремонтные работы и не могли бы не заметить человека, бродящего неподалеку. Инспектор Пикок все же не стал отказываться от этой версии развития событий, но, сочтя ее рутинной, передал своим коллегам. Сам же приступил к тщательной проверке еще одной версии, которую он намеревался проверить до того, как «Irish Mail» направил его по ложному пути.

Согласно второй версии, Симон Грант вообще не покидал экспресс. И если первый план провалился, что могло быть лучше, чем вернуться в вагон и продолжить путешествие, доехав до Хьюстона? Его сообщник, возможно, еще до прибытия поезда в Рагби известил магната о том, что «Irish Mail» уже покинул станцию; Грант проявляет решительность, быстро бежит к кассе — и все, путешествие можно продолжать дальше.

Но и эта версия просуществовала недолго: когда инспектор опросил служащих кассы, выяснилось, что в тот вечер позже 10.15 не было продано ни одного билета. Более того, в Хьюстон не прибыло ни одного безбилетного пассажира. Отпадала и версия нахождения сообщника на платформе, так как первоначальный план исчезновения Гранта вообще не предполагал его присутствия.

Продолжая размышлять дальше, инспектор пришел к выводу, что если была предусмотрена возможность возникновения непредвиденной ситуации, билеты могли быть куплены заранее. В этом случае доказать что-либо будет чрезвычайно сложно; ибо количество проданных билетов будет точно соответствовать количеству пассажиров. И все же Пикок приступил к изнурительному исследованию билетов, проданных в Лондоне, Бирмингеме, Ковентри и Рагби на протяжении нескольких недель, предшествующих исчезновению, надеясь, что, возможно, вторая половина билета, предназначенная для обратной поездки и, как правило, приобретаемая сразу вместе с билетом, даст новые доказательства. Кроме того, он выступил с обращением по радио, и именно в этом месте кривая расследования пересеклась с орбитой мистера Монтегью Эгга.

«В комиссариат полиции

Сэр, — писал мистер Эгг аккуратным почерком, — из ежедневных сообщений прессы и радио я понял, что Вы разыскиваете всех, кто находился в экспрессе, отправляющемся в 9.05 по маршруту Бирмингем — Лондон. Намерен сообщить, что в интересующий Вас день я ехал (вагоном 3-го класса) из Ковентри до Хьюстона. Можете располагать мною. Я готов встретиться с Вами и ответить на все интересующие Вас вопросы. Учитывая, что являюсь торговым представителем компании Plummet & Rose, продажа вин и алкогольной продукции, Вам не удастся застать меня по адресу постоянного проживания. По этой причине я прилагаю список отелей, в которых могу останавливаться в ближайшее время.

С уважением.

М. Эгг».

Далее произошло следующее. Мистер Эгг находился в Олдхеме, и как-то вечером в его номер постучали, сообщив, что в холле его ожидает мистер Пикок.

— Чем могу быть вам полезен? — задал вопрос Монти, готовый ко всему, начиная от получения большого заказа до встречи старого знакомого, желающего поведать очередную историю неудачника.

Инспектора Пикока, казалось, интересовало все, что имело к мистеру Эггу хоть малейшее отношение. И из этих мелочей и деталей, как из кубиков, он надеялся составить картинку, которая помогла бы ему понять, что же в действительности произошло в ту ночь. Монти рассказал, что в тот день ему удалось довольно успешно провести переговоры и он прибыл на станцию задолго до отправления, что позволило ему занять в вагоне хорошее место сразу, как только поезд прибыл на станцию.

— Я был необычайно рад, что все так удачно складывалось, — добавил коммивояжер. — Знаете, наша работа учит ценить даже малейшее ощущение комфорта; особенно когда вокруг много людей, как это было той ночью.

— Да, я знаю, что вагон был переполнен, — недовольно заметил инспектор. — Кому как не мне это знать. Вы поймете, что я имею в виду, если скажу, что нам удалось связаться со всеми пассажирами того поезда и, учитывая обстоятельства, опросить каждого.

— Да, без рутины в нашей с вами работе не обойтись, — с пониманием и уважением проговорил Монти, видя, что перед ним сидит специалист своего дела. — Извините, я правильно вас понял: вы получили сведения обо всех пассажирах, ехавших в поезде?

— Клянусь вам, обо всех до единого, — подтвердил инспектор, — включая ужасных зануд, которых в ту ночь в поезде не было, но которые находят удовольствие даже в дурной популярности и ради нее готовы пойти на многое.

— Если уж речь зашла о том, от чего люди получают удовольствие, что вам предложить выпить? — поинтересовался Монти.

Инспектор поблагодарил и остановился на виски с содовой. Затем, продолжая интересующую его тему, задал очередной вопрос:

— Не могли бы вы припомнить, в какой части вагона вы находились?

— Конечно, — с готовностью ответил мистер Эгг. — Вагон для курящих. Третий класс. Вагон в середине поезда. Купе в середине вагона. Знаете, самое безопасное место, если, не дай бог, несчастный случай. Место в углу со стороны коридора, лицом по ходу движения поезда. Как раз напротив меня висела картинка с изображением Йоркского собора, на фоне две женщины и мужчина, если не ошибаюсь, в одежде по моде 1904 года. Знаете, прошлое, пусть и совсем недавнее, вызывает приятное чувство. По этой причине я ее и запомнил. Больше в вагоне ничто не располагало к приятным размышлениям. А жаль.

— Да, — только и нашел что произнести инспектор. — А вы случайно не помните, кто еще сел в Ковентри в ваше купе?

Монти прикрыл глаза, как будто это могло помочь оживить воспоминания.

— Рядом со мной сидел полный, не совсем трезвый лысеющий мужчина в твидовом костюме, всю дорогу дремал. Он ехал из Бирмингема. По другую сторону от него сидел долговязый молодой человек с прыщами на лице и в очень плохом котелке. Он вошел в купе почти сразу после меня, а когда проходил мимо, споткнулся о мою ногу. Я тогда еще подумал, что он похож на клерка. В углу у окна сидел молодой моряк, он уже занял это место, когда я вошел. Все время разговаривал с молодым человеком, сидевшим напротив, который выглядел так, как обычно выглядят проповедники: довольно неопрятного вида воротничок, головной убор клерикала, усики, напоминающие моржовые, темные очки, отвисшие щеки и вкрадчивая манера общения. Рядом с ним — молодой человек, курящий трубку; он набивал ее табаком, имевшим ужасный запах. Мелкий торговец, не иначе. Но я недостаточно хорошо его разглядел, потому что большую часть времени он читал газету. Далее сидел безобидного вида пожилой старичок с хорошими манерами, правда, ему давно не мешало обратиться к услугам парикмахера. На носу было пенсне — несколько необычного вида — и он не отрываясь читал книгу, как мне показалось, научную. Напротив меня сидел мужчина с большой бородой. Был одет в свободного покроя плащ рыжего цвета. Походил на иностранца. Да, еще на нем была большая мягкая фетровая шляпа. Он ехал из Бирмингема, так же как и проповедник. Что касается тех двоих, сидевших напротив, они вошли в купе после меня.

Старший инспектор улыбнулся, продолжая переворачивать листы внушительной по размерам бумажной кипы.

— Вы удивительный свидетель, мистер Эгг. То, что вы мне сейчас рассказали, полностью совпадает с показаниями ваших семерых попутчиков, но только вам одному удалось запомнить все до мельчайших деталей. Мне кажется, вы любите наблюдать.

— Это составляет часть моей работы, — ответил ему Монти, не скрывая того, что ему были приятны слова инспектора.

— Согласен. Вам, наверное, будет интересно узнать, что длинноволосый пожилой, как вы выразились, старичок, не кто иной, как профессор Лондонского университета Амблфут, занимается высшей математикой и в своем кругу пользуется большим авторитетом. Так вот, он описал вас как блондина с хорошими манерами.

— Премного ему за это благодарен, — сказал мистер Эгг.

— Мужчина, которого вы приняли за иностранца, — это доктор Шлейхер из Кьо, живет там три года. Моряк и проповедник — о них все известно; нетрезвый — с ним тоже все в порядке: мы разговаривали с его женой, она чрезвычайно болтлива. Торговец — житель Ковентри и в городе хорошо известен, занимается чем-то в церковном совете. Прыщавый молодой человек — клерк в компании «Моррисон». К ним вопросов нет. Вы не помните, они все ехали до конца, никто не выходил в Рагби?

— Никто, — ответил Монти.

— Жаль. Дело в том, мистер Эгг, что не осталось ни одного человека, ехавшего в том поезде, который бы до сих пор не откликнулся и не дал показаний. И что более интересно, количество сообщивших о себе полностью соответствует тому количеству людей, которые прошли через контролеров в Хьюстоне. Я полагаю, в вашем вагоне не было никого, кто бы все время слонялся по коридору?

— Не то чтобы все время, — задумчиво произнес Монти, — мужчина с бородой время от времени вставал и бродил по коридору. Я еще тогда подумал — какой же он беспокойный! А еще мне показалось, что у него не все в порядке со здоровьем, хотя, как правило, отсутствовал он недолго. Производил впечатление нервного человека; знаете, я бы отнес его к типу молодых людей, не вызывающих симпатию — грыз ногти, что-то бормотал по-немецки.

— Грыз ногти?

— Да, должен заметить, это выглядело очень неприятно. Как записано в Руководстве для коммивояжера, «ухоженные руки способны не только притягивать взгляд, но способны ухватить дело и крепко его держать; неопрятные руки и ногти заставляют клиента задуматься», — сказал Монти, изобразив на лице притворную улыбку и бросив мимолетный взгляд на кончики своих пальцев. — Понимаете, руки этого молодого человека выглядели неухоженными и были обкусаны почти до мяса.

— Да, это действительно необычно, — согласился инспектор. — Руки у доктора Шлейхера очень ухоженные. Я вчера лично с ним беседовал. Согласитесь, отказаться от привычки грызть ногти в одно мгновение невозможно. Во всяком случае, я еще не встречал таких людей. Было ли еще что-нибудь необычное, что заставило вас обратить внимание на человека, сидящего напротив?

— Я не уверен. Хотя постойте. Было. Он выкуривал сигары довольно необычным образом. Помню, он вышел в коридор, и его сигара была почти выкурена, оставалось чуть больше дюйма. Когда он вернулся минут через пять, он продолжал курить, но сигара была выкурена только наполовину. «Корона» — хорошие сигары, можете мне поверить, я довольно хорошо в этом разбираюсь.

Инспектор внимательно и долго смотрел на Монти, затем положил руку на стол.

— Я понял! Вспомнил, где недавно встречал пару рук с сильно обгрызенными ногтями. Но, боже! Но как он смог…

Монти сидел, ожидая, что за восклицанием последует объяснение.

— Это секретарь сэра Гранта. Предполагалось, что весь день и вечер он провел в городе по причине болезни — у него вроде бы был грипп. Да, но откуда я могу знать, что это был именно он? И все же предположим, что в тот вечер он находился в поезде, переодевшись и замаскировавшись так, что его невозможно было узнать. Какая была в этом необходимость? А доктор Шлейхер? Так, нам нужен Симон Грант, а Шлейхер — не Грант по меньшей мере. — Инспектор замолчал, а затем неуверенно продолжил: — Я не понимаю, как он мог. Его хорошо знают в городе, хотя говорят, что он давно уже не был дома. У него есть жена…

— Есть жена? — многозначительно спросил Монти.

— Полагаете, живет двойной жизнью?

— И с двойной женой, — кивнул Монти. — Простите мне некорректность этого вопроса: уверены ли вы, что вам сразу же удастся отличить фальшивую бороду, особенно если вы совершенно этого не ожидаете?

— При хорошем освещении, вероятно, смогу, но при свете лампы для чтения, которой пользовался доктор… Но я так и не пойму, в чем же смысл, мистер Эгг? Если Шлейхер и есть Грант, кем же тогда был тот человек, которого вы видели в поезде — тот, с обгрызенными ногтями? Грант не имеет привычки грызть ногти, я это точно знаю. Он довольно щепетильно относится к своей внешности, уделяет ей большое внимание. Во всяком случае, в этом меня уверяли, хотя сам я его никогда не видел.

— Так вот, — сказал мистер Эгг, — вы спрашивали меня, почему бы им всем трем и не находиться в одном вагоне?

— Кому трем? — удивился инспектор.

— Гранту, Шлейхеру и секретарю.

— Я не совсем вас понимаю.

— Вот что я имею в виду. Предположим, что Грант — это и есть Шлейхер, готовая личность, во всяком случае, он к этому шагу основательно готовился, можно сказать, более трех последних лет, переводя деньги на имя Шлейхера и ожидая возможности сбежать с материка, как только шумиха утихнет, да еще с неофициальной женой.

— А секретарь?

— Секретарем был человек в вагоне, который изображал из себя попеременно то Гранта, то Шлейхера. Я понимаю, все это звучит глупо, но я думаю, что именно так все могло быть.

— А где же в это время был Шлейхер… э-э… простите, Грант? — спросил инспектор.

— Он тоже находился в поезде. Извините, я полагаю, что мог быть.

— Вы имеете в виду, что на самом деле их было только двое?

— Да, по крайней мере я представляю себе это так. Судите сами, я не хочу настаивать на своей точке зрения, но мне кажется, что эти двое как бы играли в прятки, занимая купе поочередно. Секретарь вошел в Бирмингеме как Шлейхер. В Ковентри Грант садится в поезд под своим именем. Между Ковентри и Рагби Грант в туалете или где-то еще превращается в Шлейхера и прогуливается по платформе и коридору до отправления поезда. Затем он вновь возвращается в туалет. Тем временем секретарь встает со своего места и выходит в коридор, находится там, пока Грант не возвращается и не садится на место. Спустя некоторое время Грант встает и выходит в коридор, а секретарь занимает его место в купе. Все устроено именно так, что одновременно они не попадают в поле зрения, за исключением, возможно, только двух или трех минут. В Рагби Грант снова входит в поезд, хотя такие честные очевидцы, как я, готовы поклясться под присягой, что Шлейхер ехал в купе от самого Бирмингема, не вставая со своего места на всем протяжении от Ковентри до Рагби, и выходит в Хьюстоне. Я не могу сказать, что заметил существенную разницу между двумя Шлейхерами: они оба были с бородами, оба в плащах свободного покроя и в мягких шляпах. И если бы не тот случай с сигарами…

Инспектор, казалось, переваривал в уме то, что сказал ему Монти.

— Кто же из них был Шлейхером, когда они выходили в Хьюстоне?

— Наверняка Грант. Секретарь принял свой обычный вид в последнюю минуту, став самим собой. Я думаю, что в тот момент существовал лишь один шанс из тысячи, что он встретит здесь того, кто сможет узнать его.

— Если он действительно все проделал именно так — ему не поздоровится, — тихо произнес Пикок. — Хотя постойте. Вот в чем загвоздка. Если он именно так и поступил, должен остаться лишний билет в вагон третьего класса до Хьюстона. Ведь они оба ехали по одному билету.

— Почему нет? — сказал Монти. — Я часто — в общем, я не совсем это имею в виду, — но время от времени я держу пари с одним из своих знакомых, что, имея только один билет, я смогу проехать по нему в одну сторону, а потом вернуться обратно.

— Буду вам весьма признателен, — сказал инспектор, — если вы в общих чертах ознакомите меня с вашим методом.

— «Не бойся говорить правду лишь в том случае, если она не только убедит вас двоих, но и доставит вам удовольствие» — это один из моих любимых девизов. Если бы я был секретарем мистера Гранта, я бы взял обратный билет из Бирмингема до Лондона, и когда в Рагби прошел контроль, то сделал бы вид, что кладу билет в карман, но на самом деле затолкал бы его за край своего сиденья и пошел бы прогуливаться по коридору. Когда Грант занимает мое место, опознав его по моему чемоданчику или чему-то еще, что я оставил на сиденье, он достает билет и берет себе. В конце путешествия я снимаю очки, удаляю бороду и все остальное, заталкиваю их в карман моего пальто, которое, чтобы оно не вызвало подозрения, выворачиваю наружу и несу перекинутым через руку. Увидев, что Грант вышел из вагона, я следую за ним до контролеров на небольшом расстоянии. Он отдает свой билет и проходит, я иду за ним в толпе и, доходя до ворот, создаю небольшую неразбериху. Контролер останавливает меня и спрашивает мой билет. Я с негодованием отвечаю, что только что отдал ему билет. Начинается спор, и он просит меня отойти в сторону на минуту, пока он занят с другими пассажирами. Я отхожу, но продолжаю настаивать на том, что отдал ему свой билет. «Посмотрите, вот мой обратный билет, номер такой-то. Теперь посмотрите в вашей пачке, вы найдете в ней первую половину». Он, следуя моему совету, конечно же, ее находит и начинает приносить мне извинения, которые я со снисходительным видом принимаю и благополучно прохожу мимо турникета. Даже если у него зарождаются подозрения, он ничего не сможет доказать. Что касается моего товарища, в это время он будет уже далеко.

— И как часто вы развлекаетесь, играя в эту игру? — не мог не поинтересоваться инспектор.

— Никогда не испытываю судьбу дважды на одной и той же станции. Вы знаете, второй раз может оказаться не таким удачным.

— Я думаю, мне стоит встретиться со Шлейхером и его секретарем еще раз, — задумчиво произнес Пикок. — А также и с билетным контролером. Я думаю, что в их план входило заставить нас думать, что Грант успел пересесть на «Irish Mail». И если бы экспресс не опоздал и не отошел от станции до прибытия лондонского поезда, мы бы еще продолжали заблуждаться. Так или иначе, но должен заметить, что нужно быть умным преступником, чтобы не побояться бросить вызов полиции. Кстати, мистер Эгг, я надеюсь, у вас нет привычки…

— Раз уж мы заговорили о дурных привычках, — весело сказал Монти, — как вы относитесь к тому, чтобы еще выпить?

Убийство в Пентикост-Колледже

— Послушай, Флетерс, довольно, — угрожающе произнес молодой человек в костюме из фланели, — эта новость нас ужасно взволновала, но твои религиозные убеждения нас совершенно не интересуют. И ради бога прекрати произносить «студент Оксфорда» с такой интонацией, с какой обычно эти чертовы коммивояжеры впаривают вам товар невысокого качества. Проваливай отсюда!

Флетерс, прыщавый молодой человек в мантии студента Оксфордского университета, тонким противным голосом продолжая о чем-то испуганно рассказывать, медленно вылез из-за стола и удалился.

— Потрясающе! Если уж Флетерс прицепится, то как клещ, — проговорил, обращаясь к своему соседу, молодой человек во фланелевом костюме. — Представляешь, он живет на моем этаже? Слава богу, в следующем семестре я переезжаю. Послушай, неужели то, что он здесь наболтал про Мастера, — правда? Бедняга! Ужасно жалею, что пропустил его лекцию. Еще кофе?

— Нет, спасибо, Редкот. Через минуту пора уходить. Скоро обед.

Мистер Монтегью Эгг сидел за соседним столиком, внимательно прислушиваясь к разговору. Затем кашлянул, как будто заранее извиняясь, и повернулся к молодому человеку, которого назвали Редкот.

— Прошу прощения, сэр, — произнес он нарочито неуверенным голосом, — я случайно услышал ваш разговор и хотел бы задать вопрос, если позволите. — Редкот удивленно поглядел на незнакомца, но кивнул. И мистер Эгг продолжил: — Дело в том, что я как раз являюсь коммивояжером, представляю компанию Plummet & Rose — вина и спиртные напитки, моя фамилия Эгг, Монтегью Эгг. Могу ли я поинтересоваться, как все же необходимо произносить то, что сказал Флетерс? Что вызвало у вас столь сильное возмущение?

Молодой человек покраснел до корней волос соломенного цвета.

— Ужасно сожалею, сэр, — проговорил он, неожиданно быстро придя в себя. — С моей стороны это было ужасно глупо. Болван!

— Думаю, вы напрасно так ругаете себя, — желая загладить неловкость, дружелюбно улыбнулся Монти.

— Вы, конечно, понимаете, что я не имел в виду ничего личного. Просто этот Флетерс до чертиков достал своей глупостью. Уж кому как не ему следует знать, что так говорят только журналисты и те, кто не имеет к университету ни малейшего отношения.

— Так с какой же интонацией необходимо произносить «студент Оксфорда»? Просто, без нажима?

— Именно так. Без всякой похвальбы.

— Премного благодарен, — сказал Монти. — Знаете, всегда рад возможности учиться и узнавать что-то новое. Представляю, в какое неловкое положение я мог попасть, не разговорись с вами. Ведь в результате моей неосведомленности у клиента могло сложиться предвзятое отношение. Знаете, в Руководстве для коммивояжера, в котором я часто нахожу совет даже для безвыходной на первый взгляд ситуации, ничего не предусмотрено для такого случая, как этот. Думаю, что поступлю правильно, если сделаю для себя небольшую пометку. Итак, «человек, обучающийся в Оксфорде»… Нет, думаю, лучше записать так: оксфордец — это…

— Знаете, я бы сказал, что формулировка «оксфордец» вообще не отражает реального значения слова.

— Вы правы. Понимаю. Не узнай я этого, легко мог сойти за новичка или невежу.

— Да, ведь под «оксфордцем» нельзя подразумевать только студентов. Это и выпускники, и преподаватели, а также жители Оксфорда. Несложно запомнить. Мне кажется, вы схватываете на лету, — похвалил Редкот.

— Спасибо, — испытывая чувство легкой гордости, проговорил Монти. — А как насчет Кембриджа? Это правило действует и там?

— Нет ни малейшего сомнения. Знаете, можно еще добавить, что произносить «универ» вместо «университет» уже несовременно, если не сказать больше. Произнося «универ», как будто ощущаешь аромат пусть еще и недалекого, но прошлого.

— Так же как и у портвейна, предлагаемого мною, — улыбаясь, проговорил Монти. — Вы понимаете, что в нашем деле предложение должно быть клиенту не только интересно, но и соответствовать его вкусам? По этой причине мы вынуждены постоянно менять цели, ведь и вкусы клиентов постоянно меняются. А мы стремимся изучать вкусы каждого отдельного клиента. Я признателен вам, джентльмены, за вашу помощь, особенно если учесть, что в Оксфорде я первый раз. Не могли бы вы еще подсказать, как мне найти Пентикост-колледж? У меня есть рекомендательное письмо.

— Пентикост? — переспросил Редкот. — На вашем месте я начал бы с другого места.

— Почему? — не мог не поинтересоваться мистер Эгг, подозревая, что за этим вновь стоят особенности университетского этикета, с которыми он, к несчастью, незнаком.

— Да потому, — ответил Редкот, — что, если верить словам Флетерса, один из наших преподавателей был недавно убит неизвестным. И, как вы сами понимаете, в данных обстоятельствах просто неуместно заниматься дегустацией марочных вин.

— Убит преподаватель? — переспросил мистер Эгг.

— Этот неизвестный залепил ему, извините за выражение, обломком кирпича, вложенного в носок, когда тот возвращался домой после своей наделавшей шуму лекции о Платоне и эклиптике. Естественно, теперь многие попадут под подозрение, но лично я полагаю, что это сделал сам Флетерс. Вы, наверное, слышали, какую ерунду он нес насчет того, что грешника настиг суд Божий, и предлагал нам присутствовать на покаянной молитве, которая будет проходить в южном лекционном зале? Думаю, такие люди, как он, представляют опасность.

— А что, убитый преподаватель в самом деле был грешником?

— Он написал несколько научных трудов, доказывающих несостоятельность теории о существовании Провидения. И должен честно признаться, что полностью согласен с теми, кто считает его не чем иным, как ошибкой природы. Но убийство, можно сказать, «на пороге собственного дома», мне кажется, свидетельствует о нездоровом вкусе. Это прежде всего расстроит студентов, ведь бал будет отменен. Вызовут полицию, которая вытопчет всю лужайку во внутреннем дворе. А впрочем, какой смысл об этом говорить: что сделано, то сделано. Давайте сменим эту неприятную тему. Вы предлагаете портвейн, если я не ошибаюсь? Вчера я понес тяжелую утрату, точнее, пострадал от группы спортсменов-гребцов, которые вечером вторглись в мою комнату и выпили последнюю дюжину портвейна. Мистер Эгг, если не возражаете, можете взять с собой все, что у вас есть, и пройти вместе со мной до Пентикоста. Кто знает, возможно, мы найдем способ помочь вашему бизнесу.

Мистер Эгг принял приглашение, не скрывая радости, и скоро его можно было видеть на Корнмаркет следующим по пятам за своим проводником. Дойдя до угла Брод-стрит, знакомый мистера Редкота попрощался, и дальше студент и коммивояжер продолжили путь вдвоем, минуя череду зданий Бейлиол — и Тринити-колледжа, в этот прекрасный июньский день залитых солнцем, и, наконец, повернули к главному входу в Пентикост.

И сразу же заметили невысокого пожилого человека, одетого в легкое светлое пальто и несущего мантию магистра искусств, перекинутую через руку. Не торопясь и ничего не замечая вокруг, он пересекал улицу со стороны Бодлианской библиотеки. Внезапно появившаяся машина едва не отправила его в мир, полный покоя и безмятежности. Только благодаря Редкоту, который успел схватить магистра и затащить на безопасное место на тротуаре, удалось избежать несчастного случая.

— Послушайте, мистер Темпл, — проговорил Редкот, — могло случиться так, что следующим были бы вы. Вы понимаете, вас могли сейчас убить?

— Меня могли убить? Вы имеете в виду, что меня мог сбить автомобиль? Но я видел его достаточно хорошо. А почему вы сказали — «следующий»? Разве убили еще кого-то?

— Только Мастера из Пентикоста, — сказал Редкот, легко ущипнув мистера Эгга за руку.

— Мастера? Доктора Гриби? Да этого не может быть! Боже мой! Бедный Гриби! Это известие омрачит мне весь день, — бледно-голубые глаза мистера Темпла потемнели, в них появилось выражение странной неуверенности, и он забормотал: — Справедливость пусть и не сразу, но всегда торжествует. Да-да. Меч Господа и Гидеона. Но когда проливается кровь, это вызывает беспокойство. Знаете, я еще не помыл руки. — Он вытянул обе руки и растерянно посмотрел на них. — Да, Гриби заплатил за свои грехи. Извините, но мне срочно нужно в полицейский участок.

— Если, — начал мистер Редкот, вновь ущипнув мистера Эгга за руку, — вы хотите сознаться в совершении и этого преступления, мистер Темпл, вам лучше пойти с нами. Я думаю, что полицию сейчас надо искать именно там, где это и произошло.

— Да, думаю, вы действительно правы. Мне лучше пойти с вами, это поможет мне сэкономить массу времени, так как мне нужно закончить очень важную главу книги, которую я пишу. Прекрасный день, вам так не кажется, мистер… боюсь, я не знаю вашего имени. Вы мне его уже называли? Как это ни грустно, но я многое стал забывать.

Редкот в очередной раз представился, и три столь разных человека, довольно забавно выглядевших со стороны, продолжили движение в сторону главного входа в Пентикост. Огромные ворота были закрыты; у боковой двери, рядом с привратником, возвышалась фигура констебля, потребовавшего у подошедшей троицы немедленно назвать фамилии.

Редкот, без труда опознанный привратником, представил Монти и предъявил его рекомендательное письмо.

— А это, — продолжал он, — преподаватель, мистер Темпл. Вы его знаете. Он хотел бы встретиться со старшим полицейским офицером.

— Идите направо, вы найдете его в крытой галерее… Что? — спросил констебль, когда маленькая фигура мистера Темпла удалилась на незначительное расстояние и стала пересекать залитый солнцем внутренний двор колледжа. — Снова будет твердить, что это он?

— Да, — ответил Редкот, — мне показалось, что он воспринял новость без огорчения. Должно быть, это так захватывающе для старика — совершать убийства недалеко от дома. Когда он это «делал» в последний раз?

— Линкольн-колледж, сэр, в прошлый вторник. Молодой мужчина застрелил свою подружку в соборе. На следующий день, как раз перед обедом, мистер Темпл явился в участок и заявил, что именно он совершил это убийство, потому что бедняжка вела порочный образ жизни.

— Мистер Темпл, — продолжал Редкот, — во всеуслышание заявляет о своей миссии. Он, оказывается, считает себя мечом в руках Господних. Поэтому, как только происходит очередное убийство, мистер Темпл берет на себя вину, утверждая, что это дело его рук, несмотря на то что пока вершатся кровавые дела, его тело либо покоится в кровати, либо находится в Бодлианской библиотеке. Но вы же понимаете, что с точки зрения идеалистической философии, это не так уж и важно. Но что касается Мастера, как это случилось? Констебль вздохнул:

— Вы же знаете, сэр, что между крытой галереей и квартирой мистера Гриби существует маленький проход. Сегодня утром, в двадцать минут одиннадцатого, мистер Гриби был найден там мертвым. Листы его лекции были разбросаны вокруг его тела, а возле головы валялся носок с засунутым в него куском кирпича. Он читал лекцию в аудитории главного здания в девять часов и вышел оттуда последним, насколько мы сейчас можем об этом судить. Чуть позже десяти через галерею проходила группа американцев. Их удалось разыскать, и они сообщили, что им навстречу не попалось ни одного человека. Возможно, убийца бродил где-то недалеко от того прохода, но они, естественно, не могли видеть его, потому что направлялись в капеллу, а для этого им необходимо было пойти в другую от прохода сторону. По утверждению одного из студентов, он видел Мастера в тот момент, когда тот пересекал внутренний двор и шел по направлению к галерее. Это было в 10.05, стало быть, он должен был дойти туда минуты через две. Профессор кафедры морфологии, проходя мимо в 10.20, обнаружил тело. Доктор прибыл минут через пять, и по его словам, смерть наступила четвертью часа раньше. Так что если быть наиболее точным — получается около десяти минут одиннадцатого.

— Скажите, а установлено ли время, когда американцы покинули капеллу?

— А-а, вас это тоже интересует? — протянул констебль. По всему было видно, что он был расположен к разговору с мистером Редкотом, и это, по мнению мистера Эгга, служило доказательством того, что этого студента не только хорошо знали в оксфордском отделении полиции, но и то, что ему каким-то образом удалось снискать со стороны полицейских благосклонное отношение. — Если бы группа возвращалась через галерею, они бы нам обязательно об этом сказали. Но американцы прошли в сад через внутренний двор. Церковный служитель никуда не отлучался. Разве только тогда, когда пожилая леди обратилась к нему с просьбой показать ей резьбу на экране за алтарем.

— А эта женщина случайно не проходила через галерею? — спросил Редкот.

— Проходила, сэр, и по этой причине мы пытаемся ее разыскать. Она могла проходить через галерею как раз во время убийства, потому что вошла в церковь в 10.15, служитель запомнил время. Когда она вошла, часы отбивали четверть, и она еще заметила, что мелодия просто прекрасна. Мистер Дебз, а вы видели ту леди?

— Да, я видел какую-то женщину, — подтвердил слова констебля привратник. — Но вы не можете представить, сколько их успело пройти мимо меня. Та, которую вы имеете в виду, около десяти часов шла со стороны Бодлианской библиотеки. Пожилая дама, одета старомодно, юбка очень длинная — можно сказать, до пола. А шляпа — ну прямо как воронье гнездо. Может, она здесь преподает? Нет, я хотел сказать, что именно так раньше одевались женщины, преподававшие здесь. И еще у нее был тик. Голова слегка подергивалась… Да сколько их таких здесь побывало! Сотни! Они приходят посидеть в галерее, послушать журчание воды в фонтане, пение птиц. А вот чтобы заметить рядом с собой труп или убийцу… Мне кажется, если они и увидят что-то подобное, все равно ничего не поймут. Больше я эту женщину не видел, возможно, она вышла через сад.

— Очень может быть, — задумчиво произнес Редкот. — Офицер, позвольте мне и мистеру Эггу пройти через галерею. Это единственный способ попасть в мою комнату, если, конечно, не надо идти через другие ворота.

— Все ворота закрыты, сэр. Проходите и попросите старшего офицера разрешить вам пройти. Вы найдете его в галерее вместе с профессором Стейном и доктором Моулем.

— Библиотекарем из Бодлианской библиотеки? А чем он может быть полезен?

— Они полагают, что если женщина является читательницей библиотеки, то он может ее знать.

— Ну что ж, все ясно. Мистер Эгг, пойдемте. Редкот шел впереди, показывая дорогу: они пересекли главный двор, прошли небольшим темным коридором и попали в прохладную сень галереи. Ни единого звука вокруг, только гулкое эхо шагов, журчание воды небольшого фонтана, негромкое щебетание зябликов, прыгающих то в тень, то вновь на солнце. Не дойдя до конца северной галереи, студент и коммивояжер подошли к еще одному темному крытому проходу. Здесь они увидели стоявшего на коленях сержанта полиции, с помощью фонарика пытавшегося что-то рассмотреть.

— Приветствую вас, сержант, — насмешливо сказал Редкот. — Лавры Шерлока Холмса не дают вам покоя? Покажите же нам отпечатки, оставленные окровавленными ботинками.

— К сожалению, сэр, ничего этого нет. Не представляете, насколько нам было бы легче, оставь он хоть какие-то отпечатки. Беднягу неожиданно ударили по голове. Я думаю, что убийце необходимо было взобраться вот сюда, чтобы нанести удар такой силы. Вы же помните, что Мастер был высокого роста, а удар пришелся как раз по макушке. — И сержант указал на невысокую и неглубокую нишу на высоте около четырех футов от земли, напоминающую замурованное окно.

— Похоже, доктора Гриби ждали, зная, что он пойдет именно здесь.

— Да, привычки жертвы, без сомнения, были кому-то хорошо известны, — высказал предположение мистер Эгг.

— Мне кажется, вы заблуждаетесь, — резко возразил Редкот. — Достаточно было посмотреть на расписание лекций, чтобы знать и время и место. По этому переходу можно пройти только в сад или в квартиру Мастера — больше некуда. Правда, именно этой дорогой доктор Гриби обычно ходил после лекций, если, конечно, он не читал еще где-нибудь. Знаете, сержант, чтобы выбрать для преступления именно это место, ваш убийца должен был быть довольно крепким. Я, конечно, не могу утверждать это с полной уверенностью, но мне так кажется.

Прежде чем полицейский успел ответить, Редкот, положив руку на край ниши и встав ногой на каменный выступ, быстро подтянулся и запрыгнул внутрь.

— Сэр, немедленно, пока не видит старший офицер, спускайтесь вниз. Он не любит, когда кто-нибудь мешает расследованию.

— Почему? Вот это да! Если не ошибаюсь, здесь есть чьи-то отпечатки пальцев. Я совершенно об этом не подумал. Впрочем, ничего страшного не произошло: можете взять для сравнения мои отпечатки. Дополнительная практика полиции не помешает. Как неосмотрительно убийце было вставать сюда, да еще и оставлять свои отпечатки! Мистер Эгг, давайте поскорее уйдем отсюда, пока меня не арестовали за то, что я чинил препятствия расследованию.

В этот момент из дальнего конца галереи послышались голоса приветствия, и из тени появилась фигура магистра Темпла, за которым торопливыми шагами шли еще трое или четверо человек. Преподаватель увидев студента, казалось, обрадовался.

— Мистер Редкот! Одну минуту, сержант. Я думаю, этот джентльмен сможет рассказать то, что вас интересует. Он как раз присутствовал на лекции доктора Гриби. Я не ошибаюсь, мистер Редкот?

— Нет, не совсем так, сэр — ответил Редкот, не в состоянии скрыть замешательства. — Мне необходимо было там быть, но по причине, заслуживающей сочувствия, я ее пропустил. Я был на реке и не смог вернуться к началу лекции.

— Очень жаль! — произнес с огорчением профессор Стейн. Но у полицейского сообщение вызвало интерес.

— Скажите, кто-нибудь может это подтвердить?

— Боюсь, что нет, сэр, — ответил Редкот. — Я поднялся вверх по течению и был в лодке совершенно один — читал Аристотеля. Честное слово, к убийству Мастера я не имею никакого отношения. Его лекции были, если можно так сказать, скучны, но не до такой степени, чтобы я захотел совершить убийство…

— Ваше заявление звучит довольно дерзко, мистер Редкот, — сурово произнес профессор, — и лишний раз свидетельствует о плохом вкусе.

Офицер полиции, бормоча что-то о нескончаемой рутине в их работе, достал блокнот, отметил в нем время отсутствия мистера Редкота на лекции и затем сказал:

— Я думаю, джентльмены, нет смысла вас больше задерживать. Мистер Темпл, — обратился он к магистру, — если вы вновь понадобитесь, мы вам об этом сообщим.

— Конечно, конечно, — кивнул растерянный преподаватель. — Я только съем в кафе сандвич, выпью кофе и вновь вернусь в библиотеку. Что же касается интересующей вас женщины, то я могу еще раз повторить, что она сидела со мной в библиотеке за одним столом с половины десятого до десяти, затем вернулась туда в половине одиннадцатого. Я обратил внимание на ее нервозность и суетливость. Я бы очень хотел попросить вас, мистер Моуль, решить вопрос в мою пользу — сделать так, чтобы в библиотеке за мой стол, кроме меня, больше никто не садился. Вы же знаете, от женщин столько беспокойства. Я не смог долго терпеть соседства с ней и ушел… Когда я уходил, она еще оставалась. Но очень надеюсь, что в библиотеку она больше не придет. Вы уверены, что не хотите посадить меня в тюрьму? Всегда к вашим услугам.

— Только не сейчас. Но, возможно, в скором времени мы вас потревожим.

— А сейчас, с вашего позволения, я вас покину. Мне необходимо закончить еще одну главу. До свидания.

Маленькая согнутая фигура заторопилась прочь. Офицер полиции выразительно постучал пальцем по голове.

— Бедняга. Конечно же, он абсолютно не опасен. Доктор Моуль, думаю, нет необходимости спрашивать вас о том, где он был в интересующее нас время?

— Он находился в своем обычном углу библиотеки герцога Хамфри, — ответил Моуль. — Он постоянно ее посещает. В любом случае могу утверждать, что сегодня утром он был там. Ему понадобилась книга, и чтобы ее получить, он вынужден был обратиться лично ко мне. Это было в полдесятого, а вернул ее он в 12.15. Что же касается той женщины, мне кажется, что я видел ее раньше. Знаете, напоминает ученую даму прежних времен. Если она не преподает у нас, то у меня должны быть где-то записаны ее имя и адрес. Вполне возможно, она имеет определенное отношение к университету. Правда, у меня нет гарантии, что я помню всех в лицо. А знаете, очень может быть, что та леди до сих пор в библиотеке. Если же ее там нет, возможно, Франклин скажет, когда она ушла и кто она такая. Нужно сказать, профессор, что я очень сожалею и скорблю о происшедшем. Бедный мистер Гриби. Такая потеря для античной филологии. — Доктор Моуль вздохнул.

Мистер Редкот, незаметно дернув Монти за рукав, увлек его за собой. Они прошли еще несколько ярдов по галерее, затем повернули в другой, более широкий проход, вышли во внутренний двор, одна из сторон которого примыкала к капелле. Пройдя в темноте три пролета каменной лестницы, они наконец оказались в комнате мистера Редкота. Усадив своего нового знакомого в кресло и достав из-за дивана, стоявшего у окна, несколько бутылок пива, он предложил Монти расслабиться и чувствовать себя как дома.

— Итак, сэр, вы получили достаточно яркое представление о жизни в Оксфорде, — заметил он, как только бутылки были открыты. — Бедняга Темпл. Одна из наших достопримечательностей. Когда-то учился здесь, занимался научной работой, затем что-то произошло, и он на время исчез. Лет десять назад вновь появился в Оксфорде, но был уже со странностями. Снял жилье в Холивеле и постоянно не дает покоя полицейским, то и дело наведываясь в полицейский участок, чтобы сообщить о совершенном им преступлении. Но необходимо заметить, что он является прекрасным знатоком всего, что имеет хоть малейшее отношение к Древней Греции. В общем, если не знать о его странностях, никогда не скажешь, что у него с головой не все в порядке. Надеюсь, Моуль найдет эту таинственную женщину, хотя мне кажется, с их стороны абсолютно нечестно утверждать, что они ведут учет всех посетителей библиотеки. Любой может войти в библиотеку и спокойно занять любое место, как будто оно принадлежит ему. Ну а если вы вдобавок где-нибудь раздобудете мантию и набросите ее на плечи — никто на вас даже не обратит внимания.

— Неужели это действительно так? — спросил мистер Эгг.

— Можете проверить это сами, если хотите. Возьмите мою мантию и идите. Пройдете мимо витрин, мимо турникета с надписью «только для читателей» и войдете в библиотеку герцога Хамфри. А далее можете делать все, что пожелаете: воруйте книги, разжигайте костер… Если же вам хоть кто-нибудь сделает замечание — я закажу вам шесть дюжин того, что вы пожелаете сами. Ну, что скажете?

Мистер Эгг не стал долго раздумывать и уже через несколько минут, облаченный в мантию, поднимался по лестнице, ведущей в одну из самых старинных и известных библиотек Англии. Испытывая легкую нервную дрожь, он прошел через вращающуюся стеклянную дверь и погрузился в удивительную обстановку, пропитанную запахом старой потертой кожи, который всегда отличает подобные храмы человеческих знаний.

Он прошел мимо доктора Моуля, разговаривавшего с одним из служителей. Мистер Эгг принял беспечный вид и склонился над витриной, демонстрируя желание рассмотреть один из старых и трудных для чтения манускриптов. Он без труда разобрал, о чем шел разговор, так как здесь, как, впрочем, и во всех других читальных залах, сотрудники не прикладывали никаких усилий, чтобы говорить хотя бы вполголоса.

— Да, я видел эту женщину, доктор Моуль. За последнее время она несколько раз посещала библиотеку, обычно на ней мантия магистра искусств. Да, она была здесь сегодня утром, но я не обратил внимания, во сколько она ушла. Я не уверен, что когда-либо слышал ее имя.

Мистер Эгг не стал прислушиваться дальше. Неожиданно ему в голову пришла одна мысль. Он вышел, уверенно толкнул дверь с надписью «только для читателей» и сразу же попал в тишину средневекового зала библиотеки герцога Хамфри. В самом из отдаленных пролетов зала он с трудом разглядел мистера Темпла, который к тому времени уже съел сандвич и совершенно забыл об убийстве мистера Гриби. Окруженный внушительными книжными томами, он что-то торопливо писал. Небольшой чемоданчик, полный бумаг, был открыт и лежал перед ним.

Наклонившись над его столом, мистер Эгг торопливо зашептал:

— Извините меня, сэр. Офицер полиции попросил меня передать вам, что они, кажется, нашли ту женщину и будут признательны, если вы немедленно спуститесь, чтобы ее опознать.

— Женщину? — казалось, не понимая, о ком идет речь, переспросил мистер Темпл. — Ах да, женщина. Для опознания. Немедленно? Но это не очень удобно. Неужели так срочно?

— Буквально не теряя ни минуты, сэр.

Мистер Темпл, встав из-за стола, продолжал что-то очень тихо бормотать. Казалось, он испытывал определенное замешательство, не зная, что делать со своими бумагами. Наконец затолкал их в чемоданчик, который и без того уже был до предела набит, и предусмотрительно запер его на ключик.

— Я провожу вас. Разрешите помочь, сэр. — Монти, не дожидаясь ответа, живо выхватил чемоданчик из рук мистера Темпла, и они проследовали к галерее. — Я думаю, они еще там. Инспектор просил вас немного подождать в помещении привратника. Вот мы и пришли.

Оставив мистера Темпла и его чемоданчик на попечение привратника, который не мог скрыть удивления, увидев мистера Эгга в мантии, но, услышав про инспектора, сразу же предпочел замолчать. Быстро пробежав через внутренний двор и галерею, на лестнице перепрыгивая через две ступеньки, мистер Эгг, тяжело дыша, вбежал в комнату своего нового знакомого.

— Извините, но я хотел бы знать, что такое «пси»-книга?

— Это книга, — удивленно начал Редкот, — содержание которой библиотекарь Бодлианской библиотеки считает не совсем деликатным. В каталоге такая книга обозначается греческой буквой «пси». Это придумал один сатирик, давно умерший и забытый. Но чем вызван данный вопрос?

— Мне буквально только что в голову пришла одна мысль: оказывается, довольно просто войти в Бодлианскую библиотеку, переодеться, таким образом изменив внешность в каком-нибудь темном углу… допустим, библиотеки герцога Хамфри, выйти из нее, совершить убийство, вернуться в библиотеку, снова принять свой обычный облик и уйти. Никому и в голову не придет остановить входящего в библиотеку вновь, — будь то он или она, — если его уже видели выходящим из зала. Тем более если того, кто переоделся, видели в этом образе несколько раз. Просто смена одежды — больше ничего.

— Я так и не понял, к чему вы клоните. — Редкот пожал плечами.

— Леди, которая якобы находилась в галерее в момент убийства, если верить словам мистера Темпла, в это время сидела с ним в библиотеке за одним столом. Не покажется ли вам странным тот факт, что мистер Темпл обратился за «пси»-книгой именно сегодня, а не в какой-либо другой день посещения библиотеки? Я думаю, что это было сделано с определенной целью: обратить на себя внимание. Кроме того, думаю, что между ними что-то произошло много лет назад, отчего он назвал Гриби грешником и вот почему говорил о нем с такой злостью. Он, безусловно, знал, какой дорогой доктор Гриби возвращается после лекции. О нише в стене он, конечно же, тоже знал. Я думаю, что в его чемоданчике вполне могли поместиться и шляпа, и юбка, достаточно длинная для того, чтобы не было видно брюк. И зачем в такую жару он носит пальто? Если, конечно, не для того, чтобы под ним было удобно спрятать верхнюю часть своего маскировочного костюма. Я понимаю, что меня это не касается, но я позволил себе некоторую вольность. Я вывел его из зала и оставил на попечение привратника, который, надеюсь, не спускает с него глаз.

Мистер Эгг как раз вовремя закончил излагать свои умозаключения, силы окончательно покинули его. Студент продолжал сидеть, изумленно уставившись на него.

— Темпл? Не может быть этого! Мне кажется, что вы, так же как и он, потеряли рассудок. Да, но он всегда признавался… он признался и в этом… вы не можете предполагать…

— Предположим, что я ошибаюсь, — кивнул Монти. — Но, надеюсь, вы помните притчу, в которой мальчик кричал «волк, волк!» так часто, что никто ему не поверил, когда волк действительно появился? В Руководстве для коммивояжера есть одна очень интересная мысль, которая не перестает меня удивлять. Она звучит так: «Проницательность занимает важное место в портфеле коммивояжера; под искренностью, в которую никто не верит, как правило, скрывается ложь». Удивительно точно подмечено, вам так не кажется?

Махер-Шалал-Хашбаз

Ни один лондонец никогда не сможет объяснить, в чем заключается притягательная сила уличной толпы. Мистер Монтегью Эгг ехал по Кингзуэй, когда заметил большую группу людей. Стоя на тротуаре и глядя на крону одного из высоких платанов, они пытались привлечь чье-то внимание. Мистер Эгг не мог проехать мимо, чтобы не выяснить, чем же вызван всеобщий интерес прохожих.

— Бедная киска, — слышалось с разных сторон, — кисонька, ну давай прыгай!

— Деточка моя, посмотри на эту кисоньку!

— Ее нужно выманить кусочком кошачьего корма.

— Она сама спустится, когда ей надоест сидеть там.

— Бросьте в нее камнем!

— Да что здесь такое происходит?

Вид стройной девушки в поношенной одежде, с выражением несчастного ребенка стоящей под деревом с корзинкой в руках, невольно вызывал у всех сочувствие и желание помочь. Сдерживая слезы, она все же осмелилась обратиться к полицейскому, с интересом наблюдающему за происходящим.

— Прошу вас, попросите людей разойтись! Как он может спуститься, если здесь такой шум? Бедняжка, он же боится!

Сквозь качающиеся ветви дерева поблескивала пара испуганных глаз янтарного цвета. Полицейский, почесав затылок, произнес:

— Непростое дело, не так ли, мисс? Как он туда забрался?

— Замок на корзинке расстегнулся, и он выпрыгнул, когда мы вышли из автобуса. Пожалуйста, сделайте что-нибудь.

Мистер Монтегью Эгг быстрым взглядом окинул зевак, пытаясь определить, на чью помощь можно рассчитывать. Неожиданно он заметил стоящую неподалеку машину мойщика окон с большой лестницей. Окликнув его, он попросил одолжить ему лестницу, чтобы помочь девушке снять кота с дерева.

— Понимаешь, — объяснил ему мистер Эгг, — если мы этого не сделаем, неизвестно, сколько он будет там сидеть. «Трудно вновь понравиться, убедить и расположить к себе того клиента, который однажды уже был напуган», — вспомнил мистер Эгг очередную цитату, снимая лестницу. — Так, сейчас осторожно. То, что нужно.

— Большое вам спасибо! Будьте с ним осторожны, он не терпит, когда его берут на руки.

— Все будет хорошо, мисс, не волнуйтесь. Монти Эгг именно тот человек, на которого всегда и во всем можно положиться.

И мистер Эгг, натянув поглубже мягкую фетровую шляпу и что-то вполголоса напевая, стал медленно подниматься вверх, погружаясь в густую крону платана. Затем послышалось яростное мяуканье, шипение, и на головы зевак посыпался дождь из веток и листвы. Минутой позже появился мистер Эгг, довольно неуклюже держащий комок рыжего меха. Девушка подставила корзинку, в которую им с большим трудом удалось затолкать четыре яростно упирающиеся кошачьи лапы, а уж затем и самого кота. Веревочкой, которую Монти достал из кармана, завязали крышку корзинки; мойщика окон поблагодарили, и тот, убрав лестницу, уехал; толпа зевак постепенно рассосалась. Мистер Эгг перевязал носовым платком поцарапанную котом руку, отряхнул пальто и шляпу, поправил галстук.

— Боже, как он вас поцарапал! — ахнула девушка. Мистер Эгг повернулся и увидел грустные голубые глаза, из которых, казалось, вот-вот брызнут слезы.

— Ну что вы, мисс! Не стоит так переживать. Я действительно рад был помочь. Могу вас подвезти, если не возражаете. Думаю, ему будет приятнее ехать в машине, чем в автобусе. Если мы закроем окна, то ему не удастся убежать еще раз, даже если крышка корзинки откроется вновь.

Девушка отнекивалась, но мистер Эгг решительно усадил ее в свою маленькую машину и поинтересовался, куда ее отвезти.

— Вот по этому адресу, — сказала девушка, достав из потертой сумочки газетную вырезку. — Где-то в Сохо, если не ошибаюсь.

Монти удивился и стал читать объявление следующего содержания:

Требуется кот (или кошка), умеющий ловить мышей, проживание за городом в большом доме у супружеской пары среднего возраста. Хозяину подходящего кандидата назначено вознаграждение — 10 шиллингов. Необходимо обращаться лично к мистеру Джону Доу во вторник с 11 до 13 часов.

Далее был указан подробный адрес.

— Да, довольно забавное начало, — произнес мистер Эгг, но почему-то нахмурил брови.

— Вы полагаете, в объявлении что-то не так? Возможно, это шутка? — встрепенулась девушка.

— Мне непонятно, по какой причине кто-то собирается выплатить десять шиллингов за обычного кота. Вам это не кажется странным? Ведь животное можно подобрать на улице, котят часто подбрасывают к домам, не желая их топить. Вы понимаете, что я имею в виду? Котов можно получить совершенно бесплатно. Да и в мистера Доу я почему-то тоже не верю. Мне кажется, во всем этом кроется какой-то обман.

— Боже мой! — воскликнула девушка, и в ее больших голубых глазах вновь появились слезы. — А я так на это надеялась! Знаете, наша семья сейчас испытывает трудности: отец остался без работы, и Мегги — это моя мачеха — говорит, что она больше не потерпит Махер-шалал-хашбаза в доме, потому что он царапает ножки стола и ест так же много, как и Кристиан, хотя на самом деле это не так — совсем немного молока и кусочек мяса; он прекрасный мышелов, только там, где мы живем, мышей нет. Я так надеялась, что смогу отдать его в хорошие руки, да и на десять шиллингов я купила бы новые ботинки для отца, они ему просто необходимы.

— Успокойтесь, мисс. Возможно, они захотят заплатить десять шиллингов за взрослого кота, который действительно умеет ловить мышей. А может быть, это какая-то ловушка… Предлагаю поехать и самим все посмотреть, а не гадать, сидя здесь. Думаю, будет лучше, если вы позволите мне поговорить с мистером Доу. Не сомневайтесь, у меня получится, — поспешно добавил он. — Вот моя визитная карточка. Монтегью Эгг, коммивояжер компании Plummet & Rose, вина и спиртные напитки. Поверьте, общение с клиентами — это по моей части. Один из моих любимых девизов звучит так: «Никогда не покидай дом клиента до тех пор, пока не заключишь с ним сделку».

— А меня зовут Джин, Джин Мейтленд. Мой отец тоже по торговой линии, во всяком случае, был, пока не заболел бронхитом прошлой зимой. Сейчас он поправился, но не настолько, чтобы вновь куда-то ездить.

— Сожалею, — произнес Монти, поворачивая на Хай-Холборн. Ему нравилась эта девушка, которой было чуть меньше или больше шестнадцати, и, искренне сочувствуя ей, он поймал себя на мысли, что с «этим что-то немедленно следует делать».

Ну, конечно, они оказались далеко не единственными, кто полагал, что получить десять шиллингов за животное — не так уж и плохо. Тротуар перед грязным маленьким ресторанчиком в Сохо был запружен хозяевами котов и кошек. Некоторые держали своих питомцев на руках, крепко ухватив их за шкирку; некоторые — в корзинах с плотно закрытыми крышками, и от раздирающего крика пленников обстановка вокруг накалялась еще больше.

— Своего рода конкурс, — произнес Монти, — и пока радует то, что место до сих пор не занято. Положитесь на меня, посмотрим, что из этого получится.

Соискатели входили в ресторанчик и исчезали — вероятно, выходили они через заднюю дверь. Монти с девушкой встали в конец длинной, поднимающейся по лестнице очереди, но прошла целая вечность, прежде чем они оказались перед дверью, темный цвет которой приводил в уныние. Тучный, страдающий одышкой мужчина, пригласивший их войти, казалось, пытался просверлить их насквозь взглядом своих маленьких острых глазок.

— Мистер Джон Доу? — спросил Монти.

— Да. Животное с вами? Это кот молодой леди? Понимаю. Присаживайтесь. Мисс, назовите ваше имя и адрес.

Мужчина записал адрес девушки — где-то на южной окраине Лондона вверх по течению Темзы, — объяснив свой интерес тем, что, если кот не оправдает возложенных на него надежд, его придется вернуть хозяину. Покончив с формальностями, он предложил показать ему кота. Монти еще не успел развязать веревку и открыть крышку корзины, как оттуда показалась рыжая голова кота, не скрывающего своего возмущения.

— Прекрасная порода. Бедняжка. Но, боюсь, он настроен не слишком дружелюбно.

— Нет-нет, что вы! Он просто напуган путешествием. Он очень милый и непременно вам понравится. Ему нужно немного времени, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Кроме того, он действительно прекрасный мышелов. И такой чистюля!

— Это очень важно. Вы же понимаете, ему непременно нужно будет ловить мышей, чтобы его кормили.

— Не сомневайтесь, он умеет ловить и крыс и мышей. Мы называем его Махер-шалал-хашбаз, потому что, если он видит добычу, его невозможно остановить. Но он откликается и на Маш, не правда ли, милый?

— Хорошо. Он производит впечатление животного, за которым хорошо ухаживали. Блохи есть? Чем-нибудь болеет? Вы знаете, моя жена очень привередлива.

— Нет, что вы! Никаких блох! Он прекрасный здоровый кот.

— Я совсем не желал вас обидеть, но я должен все знать о животном, которое будет жить в моем доме и которого мы собираемся сделать своим любимцем. Что касается его цвета, то это не имеет большого значения. Я думаю, что десять шиллингов — это достаточно высокая цена за такого кота. Правда, я не совсем уверен…

— Одну минуту! — торопливо вмешался в разговор Монти, предусмотрительно молчавший все это время. — В вашем объявлении ничего не сказано про цвет. Эта девушка проделала длинный путь для того, чтобы принести вам кота. Ей также пришлось долго ждать, стоя в очереди. Вы же сами прекрасно понимаете, что другого такого кота вам не найти. Давно известно, что коты этой масти считаются лучшими мышеловами. Посмотрите на его красивую белую грудку, разве это не подтверждение тому, что это действительно чистое животное? А знаете, в чем заключается еще одно преимущество этого кота? Ни вы, ни ваша супруга никогда не смогут споткнуться об него в темном углу, как это может случиться с котом или кошкой другого цвета — черного или полосатого. Нам, между прочим, следует запросить большую цену за кота такого удивительного цвета. Да дело не только в редкой породе, они и мышей ловят лучше, чем обычные коты.

— В ваших словах есть истина, с которой я не могу не согласиться. Послушайте, мисс Мейтленд, приносите сегодня вечером своего Махера, или как там его еще, по адресу, который я вам дам. Если кот понравится моей жене, мы оставим его у себя. Но вам необходимо быть у нас ровно в шесть — вы можете не застать нас дома, если придете чуть позже.

Монти взял адрес, посмотрел на него и решительно произнес:

— Уверен, вы согласитесь с тем, что вечернюю поездку нельзя будет назвать приятным путешествием. Я думаю, вам необходимо оплатить мисс Мейтленд предстоящие расходы.

— Да, конечно, — согласился мистер Доу, не смея возразить. — Возьмите полкроны на проезд, вечером вернете сдачу. Спасибо. Если ваш кот понравится моей жене, у него действительно будет счастливая жизнь. А сейчас посадите его в корзину. Прошу вас сюда, выход здесь. Осторожно, ступенька. Всего наилучшего.

Вместе со своей новой знакомой мистер Эгг стал спускаться по узкой лестнице черного хода, пропитанной отвратительным запахом кухни. Наконец, выйдя на соседнюю, не менее зловонную улицу, они посмотрели друг на друга.

— Его манеры мне показались чрезвычайно грубыми, — сказала мисс Мейтленд. — Но очень хочу надеяться, что он будет добр к Махер-шалал-хашбазу. Как хорошо вы придумали сказать про цвет, я уверена, он чуть не лопнул от злости. Мой котик, ангел мой! Ну разве может кому-нибудь не понравиться такой удивительный цвет шерсти?

— Возможно, мне показалось, но в поведении мистера Доу нет ничего странного, а вот в его десять шиллингов я поверю только после того, как увижу их своими глазами. В любом случае вам не стоит идти в тот дом одной. В пять часов я заеду за вами на машине.

— Но, мистер Эгг, я не позволю вам сделать это! Вы ведь взяли у него на мой проезд полкроны.

— Никаких возражений! Ровно в пять я буду у вас.

— В таком случае приезжайте к четырем, я напою вас чаем. К сожалению, это единственное, чем я вас могу отблагодарить.

Особняк мистера Джона Доу находился в пригороде Лондона, он стоял обособленно в самом конце новой, но еще недостроенной дороги. Дверь им открыл хозяин. За его спиной стояла маленькая испуганная женщина с глазами водянистого цвета, которая время от времени нервно пощипывала пальцами бледные губы. В гостиной Монти и Джин попросили достать кота из корзинки. Мистер Доу, развалившись в кресле, уткнулся в вечернюю газету. Кот, подойдя к нему, долго и подозрительно его обнюхивал, а затем подошел к миссис Доу. Ее робкие поглаживания были приняты благосклонным образом, и он даже позволил ей погладить себя за ушами.

— Моя дорогая, как ты его находишь? Надеюсь, тебя не смущает его цвет?

— О нет. Прекрасный кот. Мне он очень нравится.

— Хорошо, в таком случае мы его оставляем. Итак, мисс Мейтленд, получите ваши десять шиллингов. Поставьте здесь свою подпись. Благодарю. Сдачу с полученной вами полкроны можете оставить себе. Вот, моя дорогая, теперь у тебя есть кот, и я надеюсь, что мы больше не увидим в доме ни одной мыши. А сейчас, — он посмотрел на часы, — нам пора уходить. Я думаю, мисс Мейтленд, вам следует попрощаться с вашим котом. Не волнуйтесь, с ним ничего не случится, он попал в хорошие руки.

Выслушав этот монолог мистера Доу, Монти, проявляя сдержанность, медленно направился в холл. Совсем скоро из гостиной вышла мисс Мейтленд, подозрительно шмыгая носом и часто прикладывая к глазам маленький носовой платочек. Миссис Доу, неотступно следуя за ней, пыталась ее утешить.

— Я понимаю вас, мисс, ваш кот вам так дорог. Но я хочу надеяться, что вы не будете чувствовать себя несчастной, оставляя его здесь.

— Что ты, моя дорогая. — Мистер Доу неожиданно появился за спиной жены. — Мисс Мейтленд уверена, что за ним здесь будут хорошо присматривать.

С этими словами он выпроводил гостей и захлопнул за ними дверь.

— Мисс Мейтленд, — сказал Монти, — еще не поздно забрать кота назад. Я не хочу видеть вас такой расстроенной.

— Все хорошо. Но, прошу вас, давайте уедем отсюда, и как можно быстрее.

Трясясь в машине по неровной дороге, они заметили молодого человека, который шел им навстречу с корзинкой в руке, громко насвистывая.

— Посмотрите, мне кажется, это один из наших соперников, — удивился Монти. — Но мы его опередили. Как правило, у того, кто оказывается первым, больше шансов выиграть сделку. «Надеюсь, все будет хорошо», — подумал он про себя.

Несмотря на то что благодаря активному участию мистера Монтегью Эгга Махер-шалал-хашбаза удалось пристроить в хорошие руки, в душе Монти поселилась непонятная тревога. Она росла, с каждым днем все больше проникая в самые отдаленные уголки его души. К концу следующей недели, оказавшись по делам в Лондоне, он решил съездить к мисс Мейтленд, чтобы выяснить, не возник ли реальный повод для беспокойства. К его огромному удивлению, на пороге, слева от Джин, выгнув спину и распушив хвост, стоял Махер-шалал-хашбаз.

— Вы представляете, он сам нашел дорогу домой! Умница! Сегодня ровно неделя. Он был весь грязный и ужасно худой. Ума не приложу, как он смог это сделать.

Но мы не отправим его назад, правда, Мегги? — обратилась Джин к своей мачехе.

— Конечно, нет, — ответила миссис Мейтленд и призналась: — Знаете, я этого кота не люблю. И никогда не любила. Но теперь думаю, что и у него есть свои чувства. Только ужасно неудобно: как нам быть с деньгами, полученными за него?

— О да! — начала Джин. — Когда кот вернулся, мы решили, что не станем возвращать его назад. Я отправила по почте деньги и небольшое письмо, попросив в нем мистера Доу извинить меня за доставленные неудобства. Но сегодня утром и перевод и письмо вернулись назад и, что странно, с почтовой отметкой — «адресат неизвестен». Поэтому мы не знаем, как нам теперь следует поступить.

— Знаете, личность мистера Доу у меня сразу вызвала подозрение, — сказал Монти. — Если бы меня спросили, что я о нем думаю, я бы с уверенностью ответил, что он нехороший человек. На вашем месте я вообще перестал бы беспокоиться по любому поводу, имеющему хоть малейшее отношение к нему. Тем более что ваш кот вернулся домой…

Но чем больше доводов приводил мистер Эгг, тем все более грустным становилось лицо девушки. И уже некоторое время спустя Монти ехал в северном направлении на поиски таинственного мистера Доу. Связанный обязательством вернуть деньги хозяину, он вез в кармане своего пиджака письмо от мисс Мейтленд и почтовый перевод.

Дверь открыла пожилая, опрятно одетая женщина, которую Монти не видел во время их первого визита. Извинившись, мистер Эгг сообщил, что он хотел бы видеть хозяина, мистера Доу.

— Он здесь не живет, да и не жил никогда. Впервые о нем слышу.

Монти пояснил, что ему нужен джентльмен, который купил кота.

— Кота? — переспросила женщина, изменившись в лице. — Прошу вас, входите. Джордж! Какой-то джентльмен интересуется котом, — сообщила она кому-то, кто находился в глубине дома. — Возможно, ты… — Вторую половину фразы она договаривала шепотом на ухо мужчине, появившемуся из гостиной.

— С такой фамилией здесь никто не проживает, — смерив мистера Эгга подозрительным взглядом, начал Джордж. — Но если вы интересуетесь последними арендаторами, то вот что я вам скажу: они быстренько собрали вещи и уехали. Буквально на следующий день после похорон пожилого джентльмена. Если вы ищете своего кота, возможно, вы захотите пройти со мной и кое на что взглянуть.

Они пересекли дом и через заднюю дверь вышли в сад. Посередине большой клумбы зияла яма, скорее напоминавшая неглубокую могилу с неровными краями. На лужайке, рядом с ямой, двумя скорбными рядами лежали мертвые коты. Только по приблизительным подсчетам мистера Эгга, их было не менее полусотни.

— Если среди них вы узнаете своего, пожалуйста, можете забирать. Только простите, что они находятся в таком состоянии, которое вы вряд ли сочтете хорошим, — иронически произнес хозяин.

— Боже мой! — с ужасом воскликнул мистер Эгг и в ту же секунду не без радости вспомнил Махер-шалал-хаш-база, приветствующего его поднятым пушистым хвостом на пороге дома Джин. — Давайте вернемся в дом, — попросил он, — и вы расскажете мне, что же здесь произошло. В этот кошмар просто невозможно поверить.

— Дело обстояло так. Фамилия последнего арендатора была Проктор. Вместе с пожилым мистером Проктором, он был инвалидом, проживал его племянник с женой. В доме не было слуг, остававшихся на ночь. Миссис Крейбл, приходившая каждый день ухаживать за больным, всегда говорила, что старый джентльмен терпеть не мог котов и кошек. Помимо аллергии, они вызывали у него какое-то болезненное состояние. С этой его особенностью нельзя было не считаться: мистер Проктор был чрезвычайно слаб, его сердце могло остановиться в любую минуту. Когда мы обнаружили в саду мертвых котов, то сначала подумали, что молодой мистер Проктор убил бедных животных из страха, что его дяде станет плохо, если он, не дай бог, всех их увидит. Но вот что непонятно: похоже, что все коты были убиты в одно время и не так уж давно.

Мистер Эгг сразу же подумал о странном содержании объявления, о выдуманном имени; о том, что кандидатам предлагали выходить через дверь черного хода, вероятно, для того, чтобы они не могли догадаться, сколько котов было куплено. Также вспомнил он и о требовании принести животное ровно к шести часам и еще о молодом парне, встреченном ими по дороге, который направлялся в тот же дом с корзинкой в руке через четверть часа после того, как Монти и Джин его покинули. В памяти всплыла еще одна странная деталь этого дела: стоя в холле дома в ожидании мисс Мейтленд, он слышал приглушенные звуки, похожие на мяуканье; он также не мог не заметить встревоженного взгляда миссис Проктор, которая, прощаясь с ними, поинтересовалась, насколько сильно Джин любит своего кота. Создавалось впечатление, что младший Проктор вынашивал зловещие планы, собирая котов со всего Лондона. Он не случайно записывал имена и адреса, это необходимо было делать в целях соблюдения безопасности.

— От чего же умер старый джентльмен? — не мог не поинтересоваться Монти.

— От сердечного приступа, — ответила за мужа миссис Джордж. — Во всяком случае, так нам сказал доктор. Он умер в прошлый вторник, да упокоит Господь его душу. Миссис Крейбл, сиделка, приходила, чтобы обмыть и обрядить тело. Так вот она говорила, что на несчастном лице мистера Проктора застыла печать ужаса. А доктор обвинил ее в том, что она все выдумала. При болезни, которой болел старый джентльмен, подобного выражения лица просто не могло быть. Да что верить этому доктору! Он был настолько занят, что не пришел даже осмотреть покойного. Естественно, он не мог видеть тех многочисленных ужасных царапин на лице и руках мистера Проктора. Должно быть, умирающий в агонии так себя расцарапал. Он напоминал слабо горящую свечу, готовую в любую минуту погаснуть. Как же не посочувствовать бедняге!

— Да, Салли, — произнес ее муж, — здесь все более или менее понятно. Но как можно объяснить изодранную дверь в спальне? Не станешь же ты уверять меня в том, что и это бедняга сделал сам? Но даже если предположить, что это дело его рук, в таком случае почему же никто не услышал шума и не пришел на помощь? Мистер Тимбз, хозяин дома, нашел вполне разумное, на его взгляд, объяснение: он полагает, что как только семейство Проктор покинуло дом, в него забрались бродяги. Они-то и устроили все эти безобразия. Только зачем каким-то бродягам нужно было обдирать дверь? Теперь мы живем здесь и присматриваем за домом.

— Если вас интересует мое мнение, то я скажу, что эти молодые Прокторы — бессердечные люди. — Миссис Джордж не смогла больше сдерживать возмущения. — Не сомневаюсь, что они храпели так, что ничего не слышали, оставив бедного дядю умирать одного. Вы думаете, пришедший на следующее утро адвокат имел расстроенный вид? Ничего подобного! Он прочитал завещание покойного и немедленно удалился. А наследники?! Хоть бы из благодарности, что все деньги достались им, устроили дяде хорошие похороны. Представляете, на могиле не было ни единого цветочка, только венок стоимостью в полгинеи; ни тебе дубового гроба — простой вяз… Да и все остальное тоже было каким-то бедным, убогим. Да разве это люди! Глядя на них, можно было подумать, что они чего-то стыдятся.

Все это время мистер Эгг хранил молчание. Он никогда не считал себя человеком с богатой фантазией, но, слушая рассказ хозяев, невольно рисовал в воображении картины одну страшнее другой. Он представил больного мистера Проктора, которому только что удалось заснуть. И вот кто-то тихонько открывает дверь в спальню и затаскивает несколько мешков, в которых что-то извивается, шипит и мяукает. Мешки развязывают, дверь тихо закрывают, а снаружи в замочной скважине поворачивается ключ. А затем по комнате начинают метаться и прыгать черные, рыжие, полосатые животные, вверх и вниз — на своих бесшумных мягких лапах. Вскакивают на столы, стулья. И вдруг — прыг на кровать! — огромный рыжий кот с горящими желтыми глазами. Спящий инвалид просыпается с криком, и дальше уже воображение отказывает, ибо невозможно себе представить картину того ночного кошмара и ужаса, которые испытал старый больной человек. Задыхаясь, он кричит, пытается защищаться от страшных животных, наводнивших его спальню и преследующих его. Последнее, что он чувствует, — ужасная боль в сердце, которую он с благодарностью принимает. Все кончено. Тот, кто стоит за дверью, прислонив ухо к замочной скважине, не слышит больше ничего, кроме кошачьего воя и того, как они раздирают дверь, чтобы вырваться наружу…

Мистер Эгг вытер платком выступившую на лбу испарину: эти мысли были просто ужасны. Но надо думать дальше — нарисовать в воображении картину того, что происходило в спальне рано утром: открывается дверь, и кто-то проскальзывает в комнату. Необходимо убрать все следы преступления до прихода миссис Крейбл, быстро привести в порядок тело, и когда в дом придут люди, не должно быть никакого мяуканья, вызывающего подозрение. О том, чтобы отпустить котов, сделавших свое дело, не может быть и речи: некоторые могли остаться, продолжая бродить по дому. Что может быть проще: утопить всех до одного в бочке с дождевой водой, а затем закопать в саду. И только Махер-шалал-хашбаз самоотверженно боролся за свою жизнь, не желая, чтобы она окончилась таким бесславным образом. Если бы только Махер-шалал-хашбаз мог рассказать все, что он знал! Но Монти не только кое-что знал. Он мог, в отличие от него, рассказать.

«И я расскажу», — подумал про себя Монти Эгг, записывая имя и адрес адвоката мистера Проктора. Он был уверен, что старому человеку, у которого было больное сердце и аллергия на котов, помогли умереть, а это является преступлением. У коммивояжера пока нет доказательств, но он непременно их отыщет. Попытавшись вспомнить соответствующую данной ситуации цитату из Руководства для коммивояжера, он поймал себя на мысли, что впервые в жизни ничего не приходит на ум.

«Мне кажется, что я постоянно попадаю в истории, вынуждающие меня заниматься не своим делом, — с грустью подумал он, — но если посмотреть на это с точки зрения гражданина…»

Неожиданно лицо осветила улыбка: он вспомнил афоризм, которым открывалось и заканчивалось Руководство: «Славное имя коммивояжера должно быть связано не только со словом, но и с делом». И цитату из Библии: «По делам их узнаете их…»

Человек, который знал как

С момента отправления из Карлайла Пендер по меньшей мере уже раз двадцать отрывался от чтения «Убийства в доме пастора» и каждый раз, бросая взгляд на человека, сидящего напротив, встречался с ним глазами.

Он нахмурился: то, что за ним столь пристально наблюдали, да еще с легкой сардонической улыбкой, не могло не вызвать у него раздражения. Но еще большее раздражение вызывало то, что эта улыбка и внимательный взгляд почему-то смущают и тревожат его. Заставив себя в очередной раз углубиться в чтение, Пендер предполагал, что ему наконец удастся сосредоточиться на убийстве министра, происшедшем в библиотеке. Детектив строился по классическому сценарию литературы этого жанра: все самые захватывающие события происходили в первой главе книги, а далее следовала цепь рассуждений, неизбежно приводящая к раскрытию преступления в самом конце. Тонкая нить повествования, которую Пендеру никак не удавалось прочно намотать на колесо аргументов и доказательств, была уже где-то порвана, и он был вынужден дважды перечитывать одно и то же. Но чуть позже, несколько раз перечитав три страницы с приведенными на них выводами и аргументами, он уже не сомневался в том, что совершенно не понимает смысла. Убийство министра уже перестало волновать — его мысли все больше и больше занимало лицо человека, сидящего напротив него в купе поезда. «Довольно странное лицо», — подумал он про себя.

Нельзя сказать, что в самих чертах этого лица было нечто поразительное; их выражение обескураживало. Это было лицо-загадка, лицо человека, знающего достаточно много о нелицеприятных сторонах человеческой жизни. Слегка изогнутые губы, жесткие складки в углах рта придавали лицу выражение некоего удивления. Глаза, укрывшиеся за стеклами пенсне, странно сверкали, очевидно, из-за света, отражавшегося в стеклах. На нем был костюм из мягкой ткани, плащ и потертая мягкая шляпа; возраст — предположительно около сорока.

Несколько раз покашляв без особой на то причины, Пендер устроился на сиденье поудобнее и поднял книгу так, чтобы укрыться за ней, как за щитом. Но и это не принесло ему желаемого спокойствия. На сей раз появилось ощущение, что визави разгадал маневр Пендера, и это его еще больше позабавило. Пендер хотел, чтобы тот испытал такое же чувство неловкости, что и он сам, но в результате должен был признать, что позволил одержать над собой некую победу. Ему никак не удавалось сосредоточиться на чтении книги, это занятие становилось просто физически невозможным.

До Рагби поезд не делал ни одной остановки, и поэтому вряд ли кто-то из пассажиров мог войти в купе, нарушив это неловкое одиночество вдвоем. Необходимо было срочно что-то предпринять. Молчание уже длилось так долго, что любое замечание, даже самое тривиальное, могло иметь эффект неожиданно зазвонившего будильника. Конечно, можно выйти в коридор и не вернуться, но это будет расценено как поражение. Отложив книгу, Пендер в очередной раз поймал на себе насмешливый взгляд.

— Надоело читать? — наконец нарушил тишину человек в пенсне.

— Ночные путешествия всегда немного утомительны, — ответил Пендер, испытывая незначительное облегчение оттого, что первые реплики наконец-то сказаны. — Не хотите почитать?

Достав из портфеля «Улику в виде скрепки», он с надеждой протянул ее соседу. Тот мельком глянул на обложку и отрицательно покачал головой.

— Спасибо, но я никогда не читаю детективы. Они какие-то… неполноценные. А вы так не считаете?

— Согласен, в них не хватает ни психологии, ни образов, ни красивых описаний природы… Трудно судить об интересах героев, все вертится вокруг преступления и расследования. Но во время путешествия что может быть лучше детектива?

— Я имел в виду нечто другое. Меня не интересуют ни пейзажи, ни человеческая природа. Просто эти книжные убийства кажутся мне примитивными, и наводят скуку.

— Не знаю, что и сказать вам по этому поводу. На мой взгляд, преступники в книжках проявляют гораздо больше фантазии и изобретательности, чем в обычной жизни.

— Да, нежели преступники, которых ловят в обычной жизни, — согласился мужчина.

— Хотя надо признать, что некоторые из них, прежде чем их поймают, успевают пожить в свое удовольствие, — возразил Пендер. — Возьмите, например, Крипена. Да его бы никогда не поймали, если бы он не собрался бежать в Америку. А Джордж Иосиф Смит? Ему даже удалось дважды жениться, прежде чем его арестовали.

— Да, но признайте, насколько неуклюже, я бы даже сказал, неаккуратно они совершали свои преступления. Я имею в виду планирование преступления, ложь, улики. Все оказалось бесполезно.

— Ну послушайте! — возмутился Пендер. — Не будете же вы утверждать, что совершить преступление таким образом, чтобы в дальнейшем удалось избежать наказания, — это пара пустяков?

— А разве вы думаете иначе? — спросил мужчина в пенсне и замолчал.

Пендер полагал, что его собеседник после непродолжительной паузы продолжит разговор и разовьет свою мысль. Но тот, откинувшись на спинку сиденья и глядя куда-то вверх, лишь загадочно улыбался. Было очевидно, что беседа больше не вызывает у него интереса, и Пендеру ничего не оставалось делать, как вновь приняться за чтение. Но вскоре он опять утратил интерес к книге. На сей раз его внимание привлекли руки соседа: белые, с удивительно длинными пальцами, которыми он что-то тихо выстукивал на своем колене. Украдкой наблюдая за попутчиком, Пендер перевернул страницу, но затем решительным жестом отодвинул книгу и спросил:

— Если вы утверждаете, что все так просто, с чего бы вы начали подготовку к убийству?

— Я? — переспросил сосед. Свет, отражающийся в стеклах пенсне, делал выражение его глаз невидимым для Пендера, но в голосе слышалось легкое удивление. — Здесь все иначе. Я никогда не стал бы думать об этом дважды.

— Почему нет?

— Да потому, что я изначально знаю, как его необходимо осуществить.

— Неужели правда? — с вызовом произнес Пендер.

— В этом нет ничего особенного.

— Но как вы можете быть уверены в том, что все получится именно так, как вы планируете? Надеюсь, за вашей уверенностью не стоит ничего конкретного. Ведь так?

— Дело даже не в этом. В моем методе отсутствует сам момент планирования. В этом и заключается вся его прелесть.

— Утверждать всегда легко, но в чем же суть этого прелестного метода?

— Надеюсь, вы не думаете, что я возьму и все расскажу вам? — спросил попутчик, глядя Пендеру прямо в глаза. — Это может оказаться небезопасно. Вы кажетесь вполне безобидным, но разве Крипен не казался еще более безобидным? Никогда не верьте тому, кто скажет, что он не хотел бы распоряжаться жизнью других людей.

— Вздор! — резко возразил Пендер. — Мне бы даже в голову не пришло кого-то убить.

— Продолжайте и дальше так считать, если вас это успокаивает. Впрочем, и любой другой имеет право думать так же, как и вы. Но тогда объясните, с какой целью вокруг убийства церковь и закон создают такое огромное количество искусственных барьеров? Да потому, что каждый живущий способен на убийство и для него убивать так же естественно, как и дышать.

— Нет, я никогда в это не поверю! — воскликнул Пендер.

— Вы в этом уверены? Конечно, нет никаких сомнений в том, что многие бы с вами согласились. Но я не стал бы им верить. Как и в то, что сульфат танатола можно купить за два пенса в любой аптеке.

— Сульфат чего?

— Надеетесь, что я вам все расскажу? В общем, это смесь того и еще двух других веществ, они одинаково дешевы и сами по себе не представляют никакой опасности. За девять пенсов вы можете приготовить столько яда, что его будет достаточно для того, чтобы одновременно отравить весь кабинет министров. Мне почему-то кажется, что даже вы не сочли бы это преступлением. Я не ошибся? Но, конечно же, сразу отравить такое количество народу одному будет не под силу. А могло бы выглядеть забавно: представляете — все одновременно умирают в своих ваннах.

— В ваннах?

— Потому что все могло бы случиться именно так. Понимаете, под воздействием горячей воды смерть наступает от удушья. И она может наступить в любое время, после того как вы его приняли, — от нескольких часов до нескольких дней. Происходит обычная химическая реакция, и даже с помощью анализа невозможно ничего доказать. Все будет выглядеть как смерть от острой сердечной недостаточности.

Пендер взволнованно смотрел на своего собеседника. Снова эта не поддающаяся определению улыбка: не столько ироничная, сколько самодовольная и злорадно ликующая!

— Вы знаете, — задумчиво продолжил мужчина в пенсне, доставая из кармана трубку и набивая ее табаком, — меня удивляет, как часто приходится читать о людях, которых нашли мертвыми в ванне. Такую смерть уже принято относить к разряду обычных несчастных случаев. Трудно не поддаться искушению. Признайтесь, в убийстве есть нечто удивительное. И эта сила постепенно овладевает тобой все больше и больше — думаю, вы меня понимаете…

— Сомневаюсь, — неуверенно ответил Пендер. Наконец длинные белые пальцы закончили набивать трубку, вспыхнула спичка.

— Нет, я никому не стал бы доверять, даже такому добродетельному человеку, как я сам.

— Что вы имеете в виду, говоря о себе? — не скрывая раздражения, спросил Пендер. (Мало кому придет в голову называть себя добродетельным человеком.) — Если никому не стоит доверять, даже себе…

— Да, и даже самому себе, — повторил попутчик. Но с этим уже ничего не поделаешь. Я это знаю, и я уже не могу сделать так, чтобы этого не знать. В любом случае, вы можете успокоиться, думая, что едва ли нечто неприятное может случиться со мной. О боже! Мы уже подъезжаем. Я здесь выхожу, у меня в Рагби небольшое дело.

Человек встал, застегнул плащ, натянул потрепанную шляпу так, что из-под полей блеснули лишь стекла его пенсне. Поезд замедлил ход и остановился. С той же злорадной улыбкой пожелав Пендеру спокойной ночи, странный мужчина шагнул на платформу. Пендер наблюдал, как он, быстро миновав пятно света, отбрасываемое газовым фонарем, шагнул в темноту и исчез — будто тьма поглотила его.

«Какой-то ненормальный, — облегченно вздохнув, подумал Пендер. — Слава богу, наконец-то дальше я буду ехать в купе один».

Он снова открыл «Убийство в доме пастора», но мысли его постоянно блуждали где-то. И как только он не пытался вспомнить название того вещества, о котором упоминал попутчик, — но, хоть убей, вспомнить не мог.

На следующий день Пендер обратил внимание на небольшое сообщение в колонке новостей. Он купил «Стандард», чтобы почитать за ленчем, но совершенно неожиданно его внимание привлекло слово «ванна».

БОГАТЫЙ ПРОМЫШЛЕННИК УМЕР В ВАННЕ. ТРАГИЧЕСКАЯ НАХОДКА ЖЕНЫ

Ужасное открытие было сделано сегодня утром миссис Джон Бритлси, женой известного владельца компании «Бритиш Инжиниринг Уоркс», расположенной в Рагби. Выяснив, что муж, которого за час до этого она видела живым и вполне здоровым, не спустился в положенное время к завтраку, она отправилась на поиски. Обнаружив дверь ванной запертой, она пригласила на помощь слуг. Взломав дверь, они нашли инженера лежащим в ванне. Согласно заключению врача, смерть наступила в течение часа. Причина смерти вызвана острой сердечной недостаточностью…

«Какое странное совпадение, — подумал Пендер. — В Рагби. Думаю, что моего попутчика это сообщение вполне могло бы заинтересовать, если он еще до сих пор там. Кстати, было бы интересно узнать, что у него там за дела?»

Странные вещи происходят порой: стоит только какому-нибудь стечению обстоятельств привлечь внимание, как сразу же начинает казаться, что эти самые обстоятельства начинают тебя преследовать. Предположим, у тебя случился приступ аппендицита — и тут же все газеты немедленно начинают сообщать о политических деятелях, страдающих от него или ставших его жертвами; более того, вдруг выясняется, что аппендицит есть у всех твоих знакомых или они имеют друзей, у которых он был; те друзья и их знакомые, которым повезло, и они остались живы, — поправились после операции гораздо быстрее, чем это удалось сделать тебе; ты не можешь открыть ни одного популярного журнала, чтобы не натолкнуться на статью, в которой простая операция по удалению аппендицита не объявлялась бы невероятным достижением современной хирургии. Возможно, частота обращений к данной теме во все времена была одинаковой, но ты начинаешь замечать и фиксировать свое внимание именно на этой теме только тогда, когда твой мозг на это настроен. Нечто подобное произошло и с Пендером — он стал замечать, насколько часто люди умирают в собственных ваннах.

Эта тема, казалось, поджидала его везде и всюду: ванна, кто-то обнаруживает тело, следствие; и всегда одно и то же медицинское заключение — сердечная недостаточность, вызванная очень горячей ванной. Прошло еще немного времени, и Пендеру стало казаться, что и ему принимать горячую ванну не так уж и безопасно; с каждым днем вода в его ванне становилась все прохладнее и прохладнее и наконец дошла до температуры, которую вряд ли можно было считать приятной.

Каждое утро, прежде чем приступить к чтению газеты, он бегло просматривал заголовки в поисках сообщения о новых смертях; если за всю неделю не происходило ни одной трагедии, он испытывал облегчение, смешанное со странным чувством разочарования.

И вот снова заметка в газете: внезапная смерть в ванне молодой красивой женщины, муж которой (кстати, химик-аналитик) в течение долгих месяцев безуспешно пытался получить развод. Следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти, заподозрив умышленное убийство, подверг химика жесткому перекрестному допросу. Однако свидетельские показания доктора подтвердили непричастность мужа. После прочтения этой заметки, Пендер с какой-то удивительной настойчивостью мучительно продолжал вспоминать название лекарства, которое упомянул человек в поезде.

А вскоре неприятное происшествие случилось совсем недалеко от его дома. Пожилой и одинокий мистер Скимингз жил в доме за углом. Утром пришла домработница и обнаружила хозяина мертвым в ванне. С ее слов стало известно, что у пожилого джентльмена было слабое сердце. Эта женщина давно предполагала, что нечто подобное может произойти, мистер Скимингз всегда принимал слишком горячую ванну. Этот случай, естественно, не мог не заинтересовать Пендера, и он стал наводить справки.

Домработница дала свидетельские показания. Мистер Скимингз был добрейшим из всех хозяев, у которых ей пришлось работать. Его смерть буквально разбила ей сердце. Нет, она не думала, что мистер Скимингз, завещал ей большую сумму денег. Его поступок она объясняла лишь одним — у него было доброе сердце. Присяжные заседатели вынесли вердикт — острая сердечная недостаточность.

Вечером, выйдя на обычную прогулку с собакой, Пендер испытал необъяснимое желание пройти мимо дома мистера Скимингза. Пока он шел, пытаясь за темными окнами представить себе разыгравшуюся драму, маленькая садовая калитка открылась, и из нее вышел человек. Стоило человеку попасть в свет от уличного фонаря — и Пендер сразу же узнал его.

— Добрый вечер, — произнес он.

— О, неужели это вы? — удивился мужчина. — Смотрите, где произошла трагедия? Ну и что вы обо всем этом думаете''

— Да ничего особенного, — признался Пендер. — Мы не были знакомы. Странно другое: то, что мы встретились с вами, да еще здесь.

— В самом деле странно, — подтвердил тот и спросил: — Я полагаю, вы где-то рядом живете?

— Да. А вы тоже живете неподалеку?

— Я? Нет, что вы! Я был здесь по одному делу.

Неторопливо шагая, они дошли до угла и свернули на ту улицу, где жил Пендер.

— В прошлый раз, когда мы с вами встретились, — сказал он, испытывая необъяснимое волнение, — так вот… вы сошли с поезда в Рагби, у вас там тоже было дело…

— Вы знаете, род моих занятий заставляет меня разъезжать по всей стране, и я никогда не знаю, где могу оказаться в следующий раз.

— Конечно, но, если я не ошибаюсь, как раз в то время, когда вы были в Рагби, мистера Бритлси нашли в своей ванне мертвым. — Пендер успокоился и произнес это как бы невзначай.

— Да, вы правы, — кивнул человек в пенсне. — Довольно забавное совпадение. Все деньги оставил своей жене. Сейчас она богатая вдова. Весьма привлекательная особа, причем гораздо моложе своего бедного супруга.

Проходя мимо своей калитки, Пендер, поддавшись необъяснимому импульсу, о котором тут же и пожалел, пригласил своего старого знакомого зайти. К его удивлению, тот принял предложение, и они вошли в холостяцкую квартиру Пендера.

— Не кажется ли вам, что за последнее время произошло довольно много смертей в ванне? — небрежно спросил Пендер, стараясь придать своему вопросу естественность и беспечность, наливая в бокалы содовую.

— Вам это кажется удивительным? — переспросил мужчина, используя свой обычный прием — отвечать вопросом на вопрос. — Хотя, возможно, что вы правы. На мой взгляд, происшествия подобного рода уже перешли в категорию обычных дел.

— Знаете, находясь под впечатлением от той нашей беседы в поезде, я стал обращать на это внимание. — Немного смутившись, Пендер засмеялся. — Мне интересно… как это происходит… но я хочу понять: неужели никто не сможет обнаружить тот препарат, о котором вы говорили?.. Никак не могу вспомнить его название.

Казалось, этот вопрос не был услышан. Человек в пенсне уселся в кресло и спокойно сказал:

— Полагаю, что кроме меня об этом никто не знает. Я натолкнулся на него случайно. Не думаю, что все подобные случаи, произошедшие в разных частях страны, были связаны с этим препаратом. Но вердикты, вынесенные судьями, лишний раз подтверждают, что нет средства безопаснее, если хочешь от кого-то избавиться.

— Вы химик? — поинтересовался Пендер, ухватившись за фразу, которая, как ему казалось, обещала дополнительную информацию.

— Я — все понемногу. Своего рода мастер на все руки. О, я вижу у вас здесь пару весьма интересных книг…

Пендер был польщен. Покупая первые издания современной литературы, он не сомневался, что когда-то его библиотека будет стоить больших денег. Со вкусом подобранные, книги стройными рядами выстроились за стеклянными дверцами шкафа. Гость поднялся с кресла и стал их разглядывать.

— Насколько я понимаю, — задумчиво проговорил он, достав из шкафа один том, — по ним можно судить о вашем вкусе и пристрастиях… — Открыл обложку, поглядев на форзац, спросил: — Это ваше имя? Э. Пендер?

Пендер утвердительно кивнул:

— Да, это я, собственной персоной.

— Что касается меня, то я — один из большого клана Смитов, — произнес гость с улыбкой, — но зарабатываю себе на хлеб сам. Мне кажется, вы здесь неплохо устроились.

Пендер сообщил, что он работал в банке, пока не получил наследство.

— Что ж, замечательно! Не женаты? Нет. Следовательно, вы один из счастливчиков. Уверен, в ближайшее время вам не понадобится сульфат… или какое-то другое средство. Да, думаю, в этом у вас никогда не возникнет необходимости, если вы будете ценить то, что имеете, не подпустите к себе женщин и не станете играть на бирже.

Он улыбнулся и отвел взгляд куда-то в сторону. Сейчас, без шляпы, с сединой во вьющихся волосах и морщинами, избороздившими лоб, он выглядел гораздо старше, чем показался Пендеру тогда, в купе поезда.

— Да, думаю, еще какое-то время мне ваша помощь не понадобится, — засмеялся Пендер. — Но если все же возникнет необходимость в ваших услугах, как я смогу вас найти?

— Я сам найду вас. Это всегда несложно сделать, — сказал гость, криво усмехнувшись. — Думаю, мне пора идти. Благодарю вас за гостеприимство. Сомневаюсь, что нам доведется еще когда-нибудь встретиться, хотя все может быть. Порой происходят странные вещи.

Закрыв за гостем дверь, Пендер вернулся к столику, на котором стоял почти полный бокал виски.

«Как странно! — подумал он про себя. — Не помню, чтобы я его наливал. Возможно, моя голова была чем-то занята и я сделал это механически».

Пендер медленными глотками стал пить виски, ни на минуту не переставая думать о Смите: «Что же, собственно, привело его в дом Скимингза? В общем, все довольно странно. Если домработница знала о том, что ей будет завещана определенная сумма… Но она ведь даже не предполагала этого. Хорошо, допустим, что знала. В таком случае как она могла найти Смита и его сульфат…» — Слово вновь, казалось, было готово сорваться с кончика языка.

«Я сам найду вас». Интересно, какой смысл он вкладывал в эти слова? Довольно странно. Конечно же, Смит никакой не дьявол. Но если он действительно владеет секретом и хотел назначить цену? Нет! Какие глупости лезут в голову! Дело в Рагби, непонятное дело в доме Скимингза… Абсурд! «Нет, я никому не стал бы доверять, даже самому себе… Признайтесь, в убийстве есть нечто удивительное…» — вспомнил Пендер разговор в поезде.

Боже мой! Какую же глупость он совершил! Если в словах этого Смита все же есть какая-то доля правды, то он просто сошел с ума, рассказывая все Пендеру. Это не простое бахвальство, ведь если Пендер пойдет в полицию, Смита за такие вещи могут повесить! Таким образом, Пендер становится для него опасным. Виски!

Пендер еще и еще раз взвесил каждое слово, сказанное его гостем, и тогда, в поезде, и при нынешней их встрече, пытаясь найти в них некий скрытый смысл. И чем больше Пендер думал, тем больше в нем крепла уверенность, что виски в бокал он не наливал. Конечно, это сделал Смит, как только Пендер повернулся к нему спиной. Иначе чем можно объяснить неизвестно откуда взявшийся интерес к содержимому книжного шкафа? Ведь к теме их разговора книги не имели никакого отношения. Виски! Возможно, просто игра воображения, или было все же нечто странное в его вкусе?

На лбу выступили капельки холодного пота.

Спустя полчаса, благодаря большой дозе горчицы и воды, Пендер промыл желудок и сидел у камина, пытаясь унять дрожь. Ему удалось избежать смерти… А что, если нет? Он не имел ни малейшего представления о том, как действует это вещество на организм. Никто никогда не знает, что жизнь может приготовить в будущем.

То ли своевременное промывание желудка произвело столь чудесный эффект, то ли действительно очень горячая ванна являлась основным условием воздействия вещества на организм, но, так или иначе, жизнь Пендера была спасена. Однако что-то заставляло его беспокоиться по-прежнему: он тщательно запирал двери, запретил слуге впускать в дом посторонних.

Он стал дополнительно выписывать еще две утренние газеты, а также воскресные «Ньюс оф де Уорлд», внимательно просматривая содержание интересующих его колонок. Интерес к случаям смерти в горячей ванне стал абсолютно маниакальным. Он бросил собирать книги, и теперь его часто можно было видеть в суде на предварительном следствии.

Через три недели он оказался в Линкольне. «Смерть наступила в турецких банях в результате сердечной недостаточности — полный мужчина вел сидячий образ жизни». Ничего удивительного в этой смерти не было. К своему вердикту — смерть от несчастного случая — жюри высказало еще особое мнение: обслуживающему персоналу вменялось в обязанности строго наблюдать за всеми, кто находится в банях, но особое внимание следовало обращать на тех, кто остается один в парилке.

Слушание было закончено, и, направляясь в коридор, Пендер неожиданно заметил впереди себя в группе уже вышедших из зала человека в мягкой потертой шляпе. Он бросился за ним и поймал мистера Смита в тот момент, когда тот садился в такси.

— Смит! — закричал он, тяжело дыша и грубо хватая его за плечо.

— Что? Опять вы? Тоже интересуетесь? Могу ли я что-нибудь для вас сделать?

— Черт! — закричал Пендер. — Вы и в этом замешаны! Вы и меня недавно чуть не убили!

— Я? Но зачем мне нужно было делать это?

— Вас за это повесят! — угрожающе продолжал кричать Пендер.

Довольно быстро вокруг них стали собираться люди, и уже полицейский пробирался сквозь толпу зевак, спеша узнать, что же случилось.

— Та-ак! — протянул он. — Что здесь происходит?

Смит многозначительно покрутил пальцем у своего виска:

— Все в порядке, офицер. Этот джентльмен полагает, что я преследую здесь дурные цели. Вот моя визитная карточка. Мы знакомы со следователем. Этот человек напал на меня. Будет лучше, если вы присмотрите за ним.

— Да, он совершенно прав, — произнес кто-то из толпы.

— Этот человек пытался меня убить! — крикнул Пендер. Полицейский кивнул:

— Успокойтесь, сэр. Вы просто немного устали от духоты в зале. Все хорошо, не стоит так волноваться.

— Но я обвиняю его в том, что он хотел меня убить, — еще раз повторил Пендер.

— Сэр, будь я на вашем месте, я бы не стал этого делать.

— А я повторяю вам уже в который раз: он пытался отравить меня. Фамилия этого человека Смит. Он убийца. Он отправил на тот свет многих людей.

Полицейский незаметно подмигнул Смиту:

— Будет лучше, если вы уедете, сэр. Я улажу это дело. А вы, — он решительным жестом схватил Пендера за локоть, — возьмите себя в руки и успокойтесь. Имя этого джентльмена не Смит. Похоже, вы ошиблись.

— Так как же тогда его фамилия?

— Вас это не касается, — ответил полицейский. — Если не хотите, чтобы у вас появились проблемы — оставьте его в покое.

Такси уехало. Пендер посмотрел на удивленные лица собравшихся вокруг него людей и сдался.

— Хорошо, офицер, больше неприятностей я вам не доставлю. Пойдемте вместе в участок, там я все расскажу.

— Что вы обо всем этом думаете? — спросил инспектор сержанта, как только за Пендером закрылась дверь полицейского участка.

— Мне кажется, сам Бог не разберется, в чем тут дело.

— М-да, — только и нашел что сказать инспектор. — У нас есть его адрес и фамилия. Думаю, будет лучше, если мы возьмем его на заметку. Он может снова приняться за свои штучки. Надо же такое придумать — отравлять людей так, чтобы они умирали в ванне. Веселенькое дельце. Интересно, как эти болваны смогли до такого додуматься?

Наконец-то наступила весна, но она не принесла никакой радости: было холодно и сыро из-за постоянных туманов. В один из таких мартовских дней Пендер решил посетить очередное слушание, проходившее в Дептфорде. Над рекой висел такой плотный туман, как будто был ноябрь, а не март. Холод пробирал до костей. Сидя в небольшом мрачном здании суда, сквозь желтый полумрак от газовых светильников Пендер с трудом мог различить лица свидетелей, дающих показания. Дышать было нечем, люди в зале постоянно кашляли, похоже, у всех начинался грипп. Пендер уже несколько раз пожалел, что не остался дома.

Напрягая зрение, он пытался рассмотреть сидящих в зале людей. Неожиданно ему показалось, что он заметил знакомое лицо, но в то же мгновение новая волна какого-то едкого дымка стала щипать и разъедать глаза. Карман пальто Пендера был слегка оттопырен, рука крепко держала что-то тяжелое. После происшествия в Линкольне он решил, что выходить из дома без оружия небезопасно. Он отверг огнестрельное оружие из-за неумения с ним обращаться. Мешок с песком — вот что ему было нужно. Он приобрел его у старика, который со своей тачкой ходил мимо его дома каждый день. Такими мешками — это был старый испытанный способ — спасались от сквозняка, закрывая снизу дверные щели.

Заседание закончилось. Вынесенный вердикт был обычным для подобных случаев. Присутствующие начали пробираться к выходу. Пендер, прокладывая дорогу локтями и то и дело извиняясь, старался не выпустить Смита из виду. Он бы догнал того у выхода, если бы на его пути не оказалась довольно полная женщина. Несмотря на возгласы негодования, ему все же удалось протиснуться вперед. Услышав крики, Смит обернулся, и Пендер заметил, как в свете газовой лампы блеснуло его пенсне.

Надвинув шляпу пониже на лоб, Пендер последовал за своим знакомым. Ботинки Смита на резиновой подошве на деревянном тротуаре не издавали ни звука. Человек в пенсне шел очень быстро, ни разу не оглянувшись, то поднимаясь вверх по одной улице, то спускаясь под горку на другой. Туман был настолько густым, что Пендер, чтобы не отстать и не потерять Смита из виду, вынужден был чуть ли не бежать, сокращая расстояние между ними. «Куда он направляется? На освещенную улицу? Хочет поехать на автобусе или трамвае? Нет, свернул налево и пошел вниз по узкой улице», — проносились мысли в голове охваченного преследованием Пендера.

Здесь туман был еще плотнее, и он уже не мог видеть Смита, но продолжал следовать за ним. Ему стало казаться, что они одни в этом мире — только преследуемый и преследователь, убийца и мститель. Улица неожиданно резко пошла под уклон. Сейчас они, должно быть, идут где-то совсем недалеко от реки.

Неожиданно даже смутные очертания домов растворились в тумане — они очутились на открытом месте, и только одиноко стоящий фонарь отбрасывал едва различимый свет. Смит остановился, и Пендер, продолжая идти молча, увидел, как тот, встав у фонарного столба, пытался что-то прочитать в своей записной книжке. Четыре шага — и Пендер, стоя у него за спиной, достал из кармана пальто увесистый мешок с песком. Мужчина поднимает голову, поворачивается…

— На сей раз не уйдешь! — сказал Пендер и ударил со всей силы.

Пендер все-таки умудрился подхватить грипп. Только неделю спустя он решил выйти на прогулку. Погода изменилась — воздух был свеж и наполнен весенними ароматами. Несмотря на головокружение и слабость, он чувствовал, что с плеч его упал тяжелый груз. Он неторопливо дошел до своего любимого книжного магазина, расположенного на Стрэнде, И купил томик Д. Лоуренса, выложив за него немалые деньги. Подсчитав в уме, во сколько раз может увеличиться стоимость книги уже в недалеком будущем, он остался доволен. В прекрасном расположении духа он решил зайти в маленький недорогой ресторанчик, где обычно назначали встречи люди с Флит-стрит, заказал себе котлету на гриле и полкружки горького пива.

За соседним столиком сидели два журналиста.

— Ты был на похоронах старины Бакли? — спросил один из них.

— Да, — ответил другой. — Черт возьми! Надо же было получить такой удар по голове. Он шел к вдове того парня, который умер в ванной, чтобы взять у нее интервью. Ужасный район. Наверное, это сделал кто-нибудь из местных бродяг. Он был выдающимся криминальным репортером — пусть теперь попробуют найти другого Билла Бакли.

— Да, а каким он был остроумным человеком! Очень любил пошутить. Постоянно кого-то разыгрывал. Помнишь эту его шутку с сульфатом танатола?..

Пендер от неожиданности вздрогнул: наконец-то он услышал слово, которое мучительно вспоминал на протяжении нескольких месяцев. Голова у него закружилась, в ушах зашумело, во рту от волнения пересохло. Он схватил кружку и сделал несколько жадных глотков.

— …смотрит на тебя абсолютно трезво, — продолжал один из журналистов. — Он обычно использовал эту шутку во время своих поездок. Говорил, было забавно наблюдать, как бедные болваны на нее ловятся. Кто бы мог подумать, что один из них возьмет и сотворит с ним такое!..

— Подожди! — перебил его друг. — Парень за тем столиком потерял сознание… Я еще, глядя на него, подумал: уж очень он бледный.

Игры у фонтана

— Да, — удовлетворенно произнес мистер Спилер, — должен признаться, что мне нравятся декоративные водоемы. Сразу придают месту определенную законченность.

— Похоже на Версаль, — согласился с ним Рональд Праудфут.

Уловив, как ему показалось, в голосе жениха своей дочери нотки сарказма, мистер Спилер украдкой бросил на него быстрый взгляд, но выражение его худощавого лица было бесстрастным. Общаясь с ним, мистер Спилер всегда чувствовал себя неуютно, но, несмотря на это, был доволен выбором дочери. Нельзя сказать, что Рональд Праудфут демонстрировал дружеские чувства в отношении мистера Спилера, но необходимо было признать и то, что он был истинным джентльменом, а Бетти была безумно влюблена в него.

— Единственное, чего, на мой взгляд, здесь еще не хватает, — продолжал мистер Спилер, — так это ощущения пространства. Так сказать, перспективы. Невозможно получить желаемый эффект, когда с четырех сторон растет кустарник.

— Не могу с вами согласиться, мистер Спилер, — нежным голосом возразила миссис Дигби. — Не кажется ли вам, что именно это и придает месту необыкновенное очарование? Представьте, вы идете по тропинке, даже не предполагая, что за этими кустами сирени что-то есть, и когда вы поворачиваете, совершенно неожиданно перед вами возникает фонтан. Знаете, у меня просто перехватило дыхание, когда сегодня днем, поддавшись на ваши уговоры, я пришла посмотреть и увидела все это.

— Да, в этом вы правы, — согласился с ней мистер Спилер. Ему показалось, и надо заметить — уже не в первый раз, что миссис Дигби обладала тем удивительным шармом, который выделял ее из числа других женщин. Она была вдовой, он — вдовец, оба находились в возрасте благоразумных поступков и вполне бы могли поселиться вместе в прекрасном доме с садом, занимающим пол-акра, и фонтаном.

— Такое прекрасное, уединенное место среди рододендронов, — продолжала миссис Дигби. — Посмотрите, как они красивы: капельки воды на них блестят, как бриллианты. А грубая деревянная скамейка под густыми кипарисами — настоящая Италия. И этот восхитительный запах сирени!

Мистер Спилер знал, что это вовсе не кипарисы, а обычные тисы, но не стал поправлять миссис Дигби. Женщинам свойственно ошибаться, и на это не стоит обращать внимание… Из-за кизильника, растущего с одной стороны фонтана, он посмотрел на находящиеся напротив рододендроны, в соцветиях которых капельки воды и правда сверкали бриллиантами.

— Я и не думал убирать рододендроны или кизильник, — сказал он. — Я хотел только сделать просеку через кусты сирени для создания перспективы. Понимаете, хочется, чтобы фонтан был виден из дома. Но последнее слово, как всегда, должно остаться за женщиной, не так ли, э… Рональд? (Мистер Спилер никак не мог запомнить его имя и по этой причине, обращаясь к мистеру Праудфуту, всегда испытывал легкое замешательство.) Но если миссис Дигби нравится все так, как есть, — решено. Пусть сирень остается.

— Мне кажется, вы не должны менять свои планы, — сказала миссис Дигби. — У меня нет никакого права оказывать на вас влияние в обустройстве вашего прекрасного сада.

— Вы ошибаетесь. Я полностью доверяю вашему вкусу. Вы выступили в защиту рододендрона и сирени — что ж, они неприкосновенны.

— Вы мне льстите. Впредь я буду очень осторожна в своих суждениях, — улыбнулась леди. — Но что бы вы ни задумали, я не сомневаюсь, — это будет превосходно. Идея поставить фонтан здесь замечательна. Он до неузнаваемости изменил сад.

Мистер Спилер не мог с ней не согласиться. Действительно, фонтан состоял из небольшой мраморной чаши, расположенной в центре небольшого водоема; легко и изящно танцуя, струи воды являли собой прекрасное зрелище. Возвышаясь над кустарником и сиренью, весело искрясь на солнце, они падали вниз с высоты в пятнадцать футов, не только даря прохладу этим прекрасным днем раннего лета, но и радуя слух собравшихся своим серебряным звоном.

— Наверное, стоит недешево? — неожиданно спросил все время молчавший мистер Гуч, как будто именно сейчас желая напомнить собравшимся о том, что у жизни есть и другая, менее приятная сторона. Достаточно было только взглянуть на него, чтобы понять: этот человек обладает грубыми, если не сказать вульгарными манерами. С первого дня их знакомства миссис Дигби никак не могла понять, что общего могло быть у мистера Спилера с ним.

— Нет, что вы, — ответил хозяин. — Не так уж дорого. Вы видите, фонтан использует одну и ту же воду. Хитроумное изобретение. Я думаю, что фонтаны на Трафальгар-сквер построены по тому же принципу. Безусловно, мне пришлось заплатить за установку и запуск, но мне кажется, оно того стоило.

— Вы абсолютно правы, — вновь поддержала его миссис Дигби.

— А я всегда говорил, что ты, Спилер, — человек далеко не бедный, — заливаясь грубым смехом, произнес Гуч. — Как жаль, что я не могу оказаться на твоем месте. Укромное местечко, вот как бы я его назвал. Укромное…

— Я не миллионер, — резко оборвал его Спилер. — Дела могли быть и хуже. Конечно, — сменив тон, продолжал он мягко, — осторожность и осмотрительность не помешают. Я выключаю фонтан на ночь, чтобы избежать протечки воды, да и уменьшить расходы.

— Готов поклясться, что ты просто чертов скряга. — Гуч почему-то явно желал обидеть хозяина дома.

— А, вот и обед, — вздохнув с облегчением, произнес мистер Спилер. Прозвучавший гонг избавил его от необходимости отвечать на выпад Гуча. По дорожке, вымощенной плоским камнем, минуя цветущую сирень, цветочные бордюры и клумбы с редкими сортами роз, компания подошла к прекрасному дому, который мистер Спилер на французский лад назвал «Плезир» — «Удовольствие».

Миссис Дигби не могла не отметить, что, несмотря на попытки очаровательной Бетти, безумно влюбленной в Рональда Праудфута, изображать из себя необычайно милую маленькую хозяйку, за столом на протяжении всего обеда присутствовало напряжение. Мистер Гуч продолжал высказывать свои неприятные и резкие замечания. Он много и шумно ел, пил, казалось, еще больше, неоднократно выводил из себя мистера Праудфута, но больше всех доставалось мистеру Спилеру, — он все время обращался к нему с нескрываемым презрением, отчего все присутствующие испытывали неловкость и не понимали, почему хозяин не одернет хама. Миссис Дигби в очередной раз поймала себя на мысли, что ей хотелось бы понять причину, по которой мистер Спилер, несмотря на обоюдную неприязнь, продолжает принимать Гуча в своем доме. А Гуч, мало того что время от времени появлялся в «Плезире», обычно проводил в доме Спилера около месяца. Известно было и то, что мистер Спилер ссужает его деньгами, и суммы были далеко не маленькие. Кто-то считал Гуча коммивояжером, хотя, сколько ни пытались, не могли припомнить ни одного факта, подтверждающего это предположение. Мистер Спилер построил свой дом около трех лет назад. Он был добрый, щедрый человек, а его преданность дочери не могла не вызывать к нему дополнительную симпатию. А Гуч впервые появился здесь около года назад. Миссис Дигби невольно подумала, что если у нее и мистера Спилера все сложится, она непременно сделает так, чтобы положить конец визитам мистера Гуча в этот дом.

— Как насчет партии в бридж? — спросил Праудфут, после того как подали кофе. Миссис Дигби нравилось, когда прислуживал Мастере. Он был не только хорошо обученным слугой, но еще выполнял в этом доме обязанности шофера. В «Плезире» все было продумано до мельчайших деталей. Из окна столовой виднелось аккуратное здание гаража, с новеньким «вулзли» внутри. Над гаражом находилась комната Мастерса, а еще выше, на крыше, — флюгер, сверкающий золотом в последних лучах заходящего солнца. Хороший повар, вышколенная горничная, да и все остальное, о чем можно только мечтать. «Если мне удастся стать женой мистера Спилера, — продолжала размышлять миссис Дигби, — то я — впервые в жизни — смогу позволить себе иметь личную служанку. В моем доме будет много комнат, а когда Бетти выйдет замуж…»

Да, Бетти… Миссис Дигби показалось, что девушка была недовольна предложением Рональда. Бридж — это не та игра, которая располагает к проявлению нежных чувств, и, наверное, было бы гораздо лучше, если бы Рональд увлек ее в сумерки, наполненные ароматом сирени, под сень тиса. Глядя на грустное лицо девушки, миссис Дигби подумала, что, как правило, только один из влюбленных — в данном случае это была Бетти — любит сильнее. Но если Рональд чего-то захочет, он, несомненно, это получит. Вот поэтому миссис Дигби просто тихо сидела и наблюдала за происходящим. Кроме того, у присутствующих появилась прекрасная возможность хотя бы на время избавиться от мистера Гуча.

— Не играю в бридж, — обычно говорил он, когда слышал подобное предложение. — Никогда не было времени, чтобы научиться. Когда я был в вашем возрасте, в бридж не играли. — Он и сейчас повторил все слово в слово и, изобразив на лице презрение, направился к мистеру Спилеру.

— Но учиться никогда не поздно, — миролюбиво произнес хозяин дома.

— Только не мне! — прозвучало в ответ. — Пойду, прогуляюсь в саду. Куда подевался этот Мастерс? Передайте ему, пусть принесет мне виски с содовой к фонтану. Целый графин. Имейте в виду, что для вашего покорного слуги одного стаканчика будет мало. — Он запустил руку в ящик с сигарами, стоящий на маленьком столике, вытащил столько, сколько поместилось в пригоршне, и через французское окно в библиотеке вышел на террасу. Мистер Спилер позвонил в колокольчик, отдал распоряжение, и вскоре все увидели Мастерса, идущего с подносом по выложенной камнем тропинке мимо клумб и кустов роз.

Игра продолжалась ровно до пол-одиннадцатого. Закончив партию, миссис Дигби поднялась из-за стола, сообщив присутствующим, что ей пора домой. Хозяин вызвался ее сопровождать и, заговорщически улыбнувшись, предложил молодым людям поухаживать друг за другом.

— Да, молодые сейчас имеют больше возможности для ухаживания, чем имели мы в свое время, — сказала миссис Дигби. Она засмеялась немного смущенно и не стала возражать, когда, пройдя около сотни ярдов, мистер Спилер взял ее под руку. Она колебалась, не зная, как он отнесется к ее предложению зайти к ней, но затем решила не нарушать милые ее сердцу правила. Прощаясь, протянула ему свою белую нежную руку. Возможно, виной тому был удивительный запах белого и красного боярышника, зацветшего в ее прекрасном саду: мистер Спилер все не отпускал ее руку. Держал, никак не решаясь поцеловать ее. И прежде чем он набрался смелости, она вырвалась и стремительно убежала.

Открыв дверь своего дома и продолжая пребывать в сладостных мечтах, мистер Спилер наткнулся на слугу.

— А где остальные, Мастерс?

— Мистер Праудфут ушел минут пять или десять назад, мисс Элизабет поднялась наверх.

— М-да, — чуточку разочарованно протянул мистер Спилер. — «Молодое поколение, — с грустью подумал он, — действительно любит совсем иначе». Следующая пришедшая в голову мысль вызвала у него тревогу.

— А мистер Гуч вернулся?

— Я не знаю, сэр. Если хотите, я могу пойти посмотреть.

— Не нужно. — Если Гуч после обеда набрался виски, Мастерса лучше держать от него подальше. Никогда не знаешь, чем это может закончиться. Мастерс был одним из тех милых попрошаек, которые никогда не упустят своего случая, если для этого представится возможность. Так или иначе, но слугам лучше не доверять.

— Ты можешь идти спать. Я все закрою сам.

— Хорошо, сэр.

— Мастерс, ты выключил фонтан?

— Да, сэр. Я сделал это лично в половине одиннадцатого, увидев, что вы заняты, сэр.

— Хорошо, Мастерс. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, сэр.

Он слышал, как слуга вышел через заднюю дверь и пересек двор, направляясь к гаражу. Погруженный в собственные мысли, он закрыл оба входа, а затем прошел в библиотеку. Очередным подтверждением того, что Гуч до сих пор находится в саду, являлось отсутствие на обычном месте графина с виски. Мистер Спилер, смешивая бренди с содовой, продолжал размышлять над тем, как решить достаточно непростое дело — уложить Гуча в постель, и поэтому не сразу заметил, как тот вошел через окно в кабинет. Гуч был пьян, но не мертвецки, что вызвало у мистера Спилера вздох облегчения.

— Ну? — спросил Гуч.

— Ну? — повторил за ним мистер Спилер.

— Хорошо провел время с вдовушкой? Доволен? Повезло подлецу. Влюбиться в твоем-то возрасте!

— Замолчи, на сегодня достаточно, — сказал Спилер.

— Ты так считаешь? Хорошо. Достаточно. Думаешь, наверное, что я — Мастерс, если разговариваешь со мной таким образом. — Гуч хрипло засмеялся. — Но я не Мастерс, и хозяин здесь я. Вбей себе это в голову. Я здесь хозяин, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь!

— Хорошо, — кротко ответил мистер Спилер, — только будь добр, отправляйся спать. Уже довольно поздно, и я устал.

— Ты устанешь еще больше, после того как я поговорю с тобой. — Мистер Гуч, засунув руки в карманы, нависал тучной угрожающей фигурой, опасно раскачиваясь из стороны в сторону. — Я снова на мели, — добавил он. — Плохая была неделя — всё, даже мелочи не осталось. Думаю, тебе снова пришло время платить.

— Не говори глупостей! Я оплачиваю твои расходы, как мы договорились, разрешаю тебе приезжать сюда, когда ты захочешь, и жить здесь столько, сколько ты считаешь нужным. Ты получаешь от меня достаточно!

— Неужели? Себе, я думаю, ты ни в чем не отказываешь, не так ли, номер 4132?

— Тише! — проговорил мистер Спилер, торопливо оглядываясь по сторонам, как будто опасаясь, что мебель может не только слышать, но и рассказывать.

— «Тише-тише!» — передразнил его мистер Гуч. — Сейчас не самое подходящее время диктовать условия, мистер Спилер. Или я ошибаюсь — 4132? Слуги могут услышать. А вдруг услышит Бетти? Ее жених тоже может услышать — думаю, ему особенно приятно будет узнать, что отец его невесты — не кто иной, как сбежавший заключенный. И, что вероятно, в любой момент он будет отправлен назад, досиживать свои десять лет за подлог. И когда я думаю, что такой человек, как я, у которого и срок был совсем маленький, и отсидел он столько, сколько было положено, зависит от милости… ха-ха! моего дорогого друга 4132, который купается в роскоши…

— Я не купаюсь в роскоши, Сэм, ты же хорошо это знаешь. Но я не хочу проблем. Я сделаю все, что смогу, если ты на этот раз дашь честное слово, что больше не будешь просить такие большие суммы. Понимаешь, мой доход этого просто не может позволить.

— Конечно, я обещаю, — с готовностью согласился мистер Гуч. — Ты мне даешь пять тысяч…

У мистера Спилера вырвался сдавленный крик:

— Пять тысяч?! Как я смогу достать такую сумму? Сэм, не будь глупцом. Я выпишу тебе чек на пятьсот…

— Пять тысяч, — продолжал настаивать мистер Гуч, — или я за себя не ручаюсь.

— Но у меня нет таких денег, — возразил мистер Спилер.

— Ну так найди их где-нибудь! Для тебя же будет лучше!

— Как ты это себе представляешь?

— Это не моя, а твоя забота. Тебе не следует быть таким расточительным. Тратишь огромные деньги, которые должен отдавать мне, на фонтаны и на всякую чепуху. Так что не стоит упорствовать, мистер Респектабельность 4132. Все понятно?

Да, мистер Спилер прекрасно понимал, что стоит за этими словами. Он и раньше понимал, что его друг Гуч держит в своих руках не только его самого, но и жизнь близких ему людей. Очередная попытка успокоить Гуча только еще больше его разозлила. Издеваясь, он продолжал угрожать, но теперь его грязные угрозы посыпались и в адрес миссис Дигби.

Мистер Спилер и сам не осознавал, как он мог нанести удар такой силы. Он был готов поклясться, что вообще никого не бил. Да, он помнит, что замахнулся на Гуча и тот, пытаясь уклониться, споткнулся о ножку стоящего рядом столика. Происшедшее могло показаться страшным сном, если бы не ужасная реальность — Гуч был мертв.

Он не потерял сознание и не упал, оглушенный ударом. Он просто умер. Должно быть, ударился головой о медный бордюр каминной решетки. Крови не было. Но когда мистер Спилер дрожащими от волнения руками приподнял его безжизненную голову, он обнаружил над виском маленькое пятнышко. В этом месте кость реагирует на удар так же, как и яичная скорлупа. Тело Гуча свалилось на пол с таким ужасным грохотом, что мистер Спилер ни минуты не сомневался, что сейчас раздастся крик, а затем на лестнице послышится топот ног.

Но ничего этого не произошло. Он вспомнил, но не сразу, — мозг, казалось, работал медленно, равнодушно воспринимая происходящее, — что над библиотекой располагалась большая гостиная, а рядом с ней — комната для гостей и ванная. Ни одна из спален не выходила на эту сторону дома.

Неожиданно резкий звук заставил его вздрогнуть. Он торопливо обвел взглядом комнату. Высокие старинные напольные часы пробили одиннадцать. Мистер Спилер встал, вытер пот со лба и налил себе бренди.

Это привело его в чувство. Казалось, мозг очистился от пелены и вновь приобрел способность думать, отдавать четкие приказания. Колесики энергично закрутились. Удивительная ясность пришла на смену замешательству.

Он убил Гуча. Нет, он не наносил ему удара, от которого Сэм умер, но все же он убил его. И то, что в происшедшем полиция обвинит именно Спилера, не вызывало ни малейшего сомнения. Он вновь окажется в тюрьме. Стоило лишь подумать об этом, как его бросило в дрожь. Они наверняка захотят взять у него отпечатки пальцев и будут немало удивлены, узнав одного из своих старых знакомых.

Мастерс слышал, что хозяин собирался дождаться Гуча, и знал, что к тому времени все были уже в своих спальнях. Конечно же, он обо всем догадается. Так… Минуту!

А если подстроить все так, чтобы подозрение пало на Мастерса? Сможет ли он доказать, что в момент убийства был уже в постели? Да, вероятно, сможет. Кто-нибудь мог видеть, как он направлялся к своему гаражу через двор, видел свет в его комнате. Не стоит надеяться, что на Мастерса удастся бросить тень подозрения, кроме того, он вряд ли заслужил это. Внезапно пришедшая в голову идея направила мысли мистера Спилера в новое, более привлекательное русло.

Единственное, что ему было нужно — обеспечить себе алиби. О, если бы ему удалось ввести полицию в заблуждение относительно времени смерти Гуча! Если бы можно было сделать так, чтобы полицейские подумали, что Сэм был еще жив, в то время как уже был мертв… Как же это сделать?

Он стал вспоминать рассказы, которые читал на отдыхе: кажется, там было нечто подобное. Так, переодеваешься в одежду убитого и выдаешь себя за него. Звонишь от его имени. В присутствии дворецкого разговариваешь с покойным, как будто он жив. Делаешь граммофонную запись его голоса и проигрываешь пластинку. Где-нибудь прячешь тело, а потом откуда-нибудь издалека отправляешь письмо…

На минуту он остановился. Итак, снова подлог… Но ему не хотелось начинать вновь эту старую игру. Да и времени было мало, а для осуществления любого из этих планов необходимо было тщательно продумать каждую деталь.

Боже, какой же он все-таки глупец! Гучу совсем не обязательно было жить дольше, наоборот, ему необходимо было умереть раньше. Ему следовало умереть до 10.30, что обеспечивало мистеру Спилеру прекрасное алиби — он был занят игрой в бридж, и его видели три пары глаз.

В целом мысль показалась ему вполне здравой и достойной дальнейшего развития, если пока не брать во внимание многочисленные детали. Детали… Как связать их со временем смерти? А что могло произойти в 10.30?

Он выпил еще раз. И вдруг, совершенно неожиданно, как будто под воздействием возникшей в мозгу яркой вспышки, он увидел весь план ясно и целиком, со всеми его соединениями и очерченными углами.

Он посмотрел на часы, стрелки показывали двадцать минут двенадцатого. Впереди была целая ночь.

Взяв в холле электрический фонарик, он уверенно вышел из французского окна в сад. Напротив стены дома находилось два крана: один имел насадку и предназначался для садового шланга, другой контролировал работу фонтана в нижней части сада. Открыв второй кран, он пошел по вымощенной камнем дорожке вглубь сада, не беспокоясь, что его шаги кто-то услышит. Он прошел мимо зарослей сирени, обогнул клумбы с кизильником. Небо сегодня было беззвездным, безлунным, очень темным, что делало водяной столб, поднимающийся над темным очертанием кустарника, едва видимым. Но, находясь рядом, он отчетливо различал звуки фонтана: успокаивающее журчание и всплеск воды. Луч фонарика осветил скамейку под тисами. Как он и предполагал, здесь же находился и поднос. Графин с виски был наполовину пуст. Вылив большую часть оставшегося виски в фонтан, Спилер протер носовым платком горлышко бутылки — не дай бог оставить свои отпечатки. Затем, перейдя на другую сторону фонтана, к кустам сирени, он с удовлетворением отметил, что ни из дома, ни из сада высокий столб фонтана незаметен.

Следующая часть представления не вызывала опасений, хотя была рискованной; его могли услышать, хотя именно это ему и было необходимо. Он облизал языком пересохшие от волнения губы и несколько раз громко позвал:

— Гуч! Гуч!

Ответа не последовало, только еле различимый в тишине тихий шорох фонтана. Но и этот звук показался ему невероятно громким. Он огляделся вокруг, как будто ожидая, что сейчас из темноты на него набросится труп: голова болтается из стороны в сторону, открытый рот зияет чернотой, и только зубы поблескивают в темноте. Успокоившись, Спилер торопливыми шагами направился по тропинке к дому, постоянно останавливаясь и прислушиваясь. В доме тоже было тихо, только еле слышно тикали часы. С большой осторожностью открыв дверь в библиотеку, он вошел внутрь. Теперь отсюда не должно донестись ни малейшего звука.

В гардеробной, рядом с кладовкой для продуктов, он отыскал пару галош. Обув их, он тенью вновь выскользнул через окно библиотеки, обошел вокруг дома и прошел внутренним двором к гаражу. Подняв голову вверх и не заметив на верхнем этаже свет, он облегченно вздохнул — Мастерса иногда мучила бессонница. Пытаясь найти в пристройке то, что ему было нужно, он вынужден был включить фонарик. Жена Спилера на протяжении целого ряда лет была инвалидом, и, переезжая в «Плезир», он перевез с собой и ее кресло, хотя жены уже не было в живых. Как же он сейчас был рад тому, что привез это кресло! Оно было на пневматических протекторах, двигалось легко и бесшумно. Найдя насос от велосипеда, Спилер подкачал шины и капнул кое-где масла, чтобы колеса не скрипели. Затем, соблюдая чрезвычайную осторожность, подкатил кресло к окну библиотеки. То, что дорожки были выложены камнем, значительно облегчало выполнение его плана — следы от колес будут незаметны.

Трудно сказать, сколько сил и времени ушло на то, чтобы вытащить тяжелое тело Гуча через окно и усадить его в кресло. Мистер Спилер был как выжатый лимон, но наконец-то дело было сделано. Он медленно и осторожно покатил тяжелое кресло по дорожке, стараясь подавить в себе огромное желание бежать как можно быстрее. Он с трудом различал очертания предметов вокруг себя, но боялся лишний раз включать фонарик. Стоило креслу соскользнуть с дорожки и заехать на цветочный бордюр — последствия могли бы оказаться непредсказуемыми. Сжав зубы и всматриваясь в темноту, он продолжал катить коляску. Ему казалось, что если он остановится и оглянется на дом, то увидит, что из всех окон на него пристально смотрят бледные липа. С большим трудом все же удалось сдержать себя.

Наконец он дошел до густого кустарника, делавшего его невидимым со стороны дома. Пот заливал лицо, но Спилер понимал, что сейчас предстояло выполнить самую сложную и рискованную часть его плана. Каких бы усилий это ни требовало, он должен перевезти тело через лужайку. Необходимо было взять себя в руки и выполнить это так, чтобы полиция не обнаружила ни следов от колес, ни следов от обуви, ни следов, оставленных телом, которое волокли по земле.

Все было закончено. Тело Гуча лежало у фонтана. Из положения тела было очевидно, что синяк на виске получен от удара об острый каменный край, одна рука находилась в воде, конечностям было придано естественное положение — такое впечатление, что смерть наступила в результате несчастного случая: пьяный Гуч споткнулся и упал в водоем. Спилер еще раз посмотрел на тело — все выглядело достаточно убедительно. Он остался доволен своей работой. Вернув пустое кресло в пристройку, он в очередной раз вошел в библиотеку через окно и только сейчас почувствовал, что наконец-то ему удалось избавиться от тяжкого бремени, которое он тащил на себе много лет.

Тащил на своей спине так много лет… Спина! Он вдруг вспомнил, что снял смокинг, когда ему пришлось наклоняться в фонтан, брызги попали только на его рубашку, и она немного намокла. Но это не являлось проблемой, он бросит ее в корзину для белья. Но вот задняя часть брюк вызывала беспокойство. Отчистив их с помощью носового платка как можно тщательнее, он занялся подсчетом. Для получения желаемого эффекта фонтан можно будет выключить уже через час. Пытаясь контролировать охватившее его радостное возбуждение, он налил себе последнюю за этот вечер порцию бренди.

Ровно в час он встал с кресла, выключил кран фонтана, закрыл в библиотеке окно, совершенно не заботясь, что его могут услышать, и уверенным шагом отправился спать.

К радости мистера Спилера, инспектор Фремптон оказался достаточно сообразительным офицером полиции. Он собирал улики, разбросанные там и сям, с рвением дрессированного терьера. Последний раз Гуча живым видел Мастерс, это было после обеда — приблизительно в полдевятого. Затем состоялась игра в бридж, продолжавшаяся до пол-одиннадцатого, затем мистер Спилер пошел провожать миссис Дигби. Как только они ушли, Мастерс выключил фонтан. Мистер Праудфут покинул дом минут через десять, а мисс Спилер и служанки тотчас же разошлись по комнатам. Мистер Спилер вернулся в 10.45 или 10.50 и сразу же поинтересовался мистером Гучем. Затем Мастерс отправился в гараж, а мистер Спилер остался в доме. Подождав еще немного, хозяин отправился в сад на поиски мистера Гуча. Дойдя до зарослей сирени, он несколько раз окликнул его, но ответа не получил и решил, что гость прошел домой еще раньше и уже находится в постели. Одна из служанок подтвердила, что она слышала, как хозяин звал мистера Гуча. По ее мнению, это происходило в половине двенадцатого, никак не позже. Мистер Спилер до часу ночи находился в библиотеке, читая и просматривая бумаги. Затем он закрыл окно и отправился спать.

Когда садовник в полседьмого утра обнаружил тело покойного, одежда на нем была еще влажной; газон вокруг фонтана, казалось, был насквозь пропитан влагой. Так как время отключения фонтана было хорошо известно — пол-одиннадцатого, — это могло означать только одно: смерть Гуча наступила до этого времени. Выпитое им количество виски могло послужить причиной сердечного приступа, а может, пьяно шатаясь, он споткнулся и ударился головой о край каменного выступа. Таким образом, смерть могла наступить между 9.30 и 10.00 часами. Доктор не стал настаивать на том, что, по его предположению, смерть наступила приблизительно на час позже, согласился с высказанной версией, и было вынесено окончательное решение — смерть в результате несчастного случая.

Только человек, который на протяжении долгих лет являлся беспомощной жертвой шантажа, мог понять и разделить чувства, испытываемые мистером Спилером. Никакого раскаяния и угрызений совести — лишь огромное облегчение. Совершить убийство Гуча стоило хотя бы ради того, чтобы никогда в жизни больше не чувствовать раздражения, вызываемого его присутствием, не слышать его бесконечных пьяных угроз и платить, платить… Сидя на скамейке и наслаждаясь открывшимся перед ним зрелищем, мистер Спилер уже неоднократно говорил себе: нет, происшедшее не было убийством. Сегодня в полдень он нанесет визит миссис Дигби и сделает ей предложение, больше не испытывая страха перед будущим. От запаха сирени кружилась голова.

— Извините меня, сэр, — произнес Мастерс.

Мистер Спилер, оторвав задумчивый взгляд от серебристых струй, бьющих из фонтана, вопросительно посмотрел на стоявшего рядом слугу, во всем облике которого читалось почтение.

— Вы не будете возражать, сэр, если я буду теперь спать в доме?

— Да? — удивился мистер Спилер. — Чем же вызвано такое желание?

— Понимаете, я очень чутко сплю, сэр. Это у меня еще с войны, и скрип, издаваемый флюгером, вызывает у меня тревогу.

— Разве флюгер скрипит?

— Да, сэр. В ту ночь, когда с мистером Гучем произошел несчастный случай, в четверть двенадцатого ветер изменил свое направление. Не успел я заснуть, как начался этот ужасный скрип.

Мистер Спилер почувствовал, как под ложечкой у него противно заныло. Удивительно, но в этот момент глаза Мастерса смотрели на него так же пристально, как обычно это делал Гуч. Раньше он не замечал этого сходства.

— И знаете, сэр, довольно странно; с изменением направления ветра, как это и произошло в 11.15, тело мистера Гуча должно было попасть под брызги фонтана. Но до 11.15 брызги летели в другую сторону. Мало того, ведь я фонтан в 10.30 выключил, верно? Значит, тело мистера Гуча было принесено на место к 11.15 и фонтан вновь был включен.

— Очень странно, — задумчиво произнес мистер Спилер. По другую сторону зарослей сирени он слышал веселые голоса Бетти и Рональда Праудфута, прогуливавшихся между цветочных бордюров. Казалось, что общество друг друга доставляет им радость. Да и весь дом после смерти Гуча как-то ожил.

— Действительно, сэр, очень странно. Я еще хочу добавить, что, услышав замечания инспектора, я принял меры предосторожности, высушив ваши брюки, которые обнаружил в шкафу для одежды.

— О да, — только и нашелся что сказать мистер Спилер.

— Я, конечно, ничего не стал говорить полиции по поводу изменения направления ветра, сэр. А сейчас, когда следствие закончено, никому и в голову не придет обратить внимание на эти странности, если, конечно, не указать на них специально. Думаю, сэр, что, принимая все это во внимание, я могу рассчитывать на постоянное пребывание в вашем доме за… давайте для начала увеличим мое жалованье вдвое. — И слуга вновь пристально поглядел на хозяина.

С губ мистера Спилера уже готово было сорваться проклятие, но у него неожиданно пропал голос, и он лишь согласно кивнул.

— Я вам признателен, сэр, — сказал Мастерс и тихо удалился.

Мистер Спилер посмотрел на фонтан: струи били высоко вверх и под дуновением ветра изгибались и двигались, словно живые.

— Изобретательно, — машинально проговорил он, — и практически никаких затрат. Даже воду использует одну и ту же.