Каникулы в Риге

Чайник, который не свистит, и другие вредности дома

Как только за Илмарсом закрылась дверь, дом сразу же принялся вредничать. Всё началось с чайника.

У нас дома чайник электрический. Когда он закипает, горит кнопка. Потом – щёлк! Кнопка выключилась. Можно идти заваривать чай. А у Илмарса нужно было сначала включить газовую плиту, которой боялась мама.

– Как я с ней буду? – переживала она. – А если, когда ты уедешь в Москву, произойдёт утечка газа?

– Не произойдёт, – успокаивал её папа.

– И всё взорвётся?!

– Не взорвётся!

– Ещё скажи, что ты не уедешь!

– Не уеду, то есть, тьфу, уеду, конечно, мне на работу надо. Но с плитой ничего не произойдёт.

– А с этим что делать? – с подозрением спросила мама, указывая на чайник.

Он был пузатый, тёмно-малинового цвета, а на носу у него была маленькая полукруглая крышечка.

– Кипятить его! – воскликнул Гриша.

– Молодец, – похвалил папа.

– Я, конечно, не всё в мире знаю, – скромно сказал Гриша, – просто такой же чайник у бабушки. Ты, мам, к бабушке редко заходишь. А то вспомнила бы…

Папа покосился на маму, а потом щёлкнул кнопкой на плите и поставил чайник.

Все разбрелись по своим делам. Мы с мамой принялись искать в чемодане пижамы и зубные щётки. Мама вытащила свои джинсы, расправила их и замерла.

– Это не пижама, – сказала я. – Я в твоих джинсах спать не буду.

– Я прислушиваюсь, – объяснила мама. – Крышка на носике чайника – это свисток. Он должен засвистеть.

– Ой, пойду посмотрю! – рванул Гриша на кухню. Мама – за ним:

– Без меня к плите не подходи!

Ну и я на кухню побежала. Мало ли… Без меня не справятся.

Вот мы застыли у плиты, ждём, ждём… А чайник не свистит. Только пар над ним чуть-чуть поднимается.

– Вроде как свистит, – заявил папа, заглядывая к нам в кухню.

Мы выстроились перед плитой. Все таращились на чайник так, словно ждали от него какого-нибудь трюка, как от тюленя в зоопарке.

– Не свистит, – заспорила мама.

– Ну вроде как, – повторил папа, – похоже на свист.

– Не знаю, – пробормотала мама. – Ладно, пока воду поставлю. Макароны на ужин сварим.

Она щёлкнула плитой. Та не зажглась. Мама ещё раз щёлкнула. Плита снова не зажглась.

– Тут уже газа полно, я боюсь! – воскликнула мама.

– Открой окно! – отозвался папа.

– Чайник не свистит, плита не включается! – вздохнула мама. – Дом нас принимать не хочет…

– Почему? – спросил Гриша, пытаясь дотянуться до кнопки на плите.

Мама схватила его за руки и вывела с кухни.

– Потому что дом старенький, – объяснила она, – как хозяин. Он привык к Илмарсу. А к нам не привык. Вот и капризничает.

– Ерунда! – отмахнулся папа. – За те деньги, что мы заплатили за квартиру, можно и не капризничать. Я бы точно не капризничал.

– Какие деньги? – тут же спросила я. – Сколько мы заплатили?

– Не помню, – хором ответили родители.

– Идите лучше зубные щётки искать, – добавила мама.

Вечно с ними так! Как что-то интересное, так сразу – «не помню»! И ещё «идите лучше туда-то». Взрослые любят командовать.

А мама ещё долго переживала, что дом нас не принимает. У неё и стиральная машина сама режимы переключала, чуть наши футболки не сварив в крутом кипятке. И настольная лампа не желала, чтобы её гасили, и всё горела и горела… Мама оставила лампу на ночь, чтобы нам не страшно было добираться до туалета.

– Эта лампа – глаз дома, – сказал мне шёпотом Гриша, когда мы уже лежали в кроватях. – Он за нами присматривает, поэтому не гасится. Чтобы мы у него ночью ничего не украли.

А утром мама обнаружила в раковине паука. И завизжала.

– Это уже четвёртый, – сказал папа. – Я троих за ночь убил, когда попить приходил.

Тут мама завизжала ещё сильнее. Что убивать нельзя! Что они живые! Что их надо завтраком покормить и отпустить на волю!

В общем, пока мама переживала и пыталась загнать паука в кулёк из тетрадного листа, который она свернула, я сказала Гришке:

– Правда, дом нас не принимает.

– Может, нам надо хорошо себя вести? – предложил брат, забираясь на сундук, который смастерил Илмарс, и собираясь перепрыгнуть на сервант.

– Вот уж не знаю, – пробормотала я. – Вряд ли у нас получится.