Канкан для братвы

Глава 5 TWO BI OR NOT TWO BI? [20]

Три дня прошли совершенно спокойно. Денис отдыхал от трудов праведных в ожидании сообщения от братков о дате судебного разбирательства, когда служители Фемиды должны будут разобрать вопрос о законности применения к гражданину Клюгенштейну столь суровой меры пресечения, как арест.

Исход разбирательства был практически предрешен.

Как и судьба дальнейшего расследования.

За те четыре часа, что Рыбаков провел один на один с томами уголовного дела, он успел поработать на славу. В его умелых руках документы приобрели совершенно непотребный для понимания вид и напоминали выдержки из «потока сознания» какого-нибудь пишущего пациента психиатрического стационара.

Растворитель, бритвенное лезвие и жесткая стирательная резинка убрали с листов протоколов «ненужные» подписи свидетелей, даты проведения следственных действий и фамилии потерпевших, места которых заняли совершенно иные цифры и буквы. Так, за помершего заявителя Пылкина зачем-то расписалась следователь Панаренко, вместо двухтысячного года образовались тысяча девятьсот девяносто первый и тысяча восемьсот двенадцатый, свидетели переехали из Санкт-Петербурга кто в Жмеринку, кто в Бердичев, кто в Мариуполь, а кто и в Париж, сменив также улицы проживания, телефоны и, главное, фамилии, часть фраз в протоколах и экспертных заключениях оказались густо замазанной белой нитрокраской, многие глаголы органично обзавелись отрицательной частицей «не» – «не видел», «не знаю», «не встречался», «не разговаривал»...

Вернуть уголовному делу номер 390229 первозданный вид было уже невозможно. Краска въелась в бумагу, а растворенные этилом чернила исчезли без следа. Плюс ко всему этому безобразию «кто-то» подменил приложенные к первому тому паспорта Клюгенштейна и Печенкина на паспорта неизвестных следствию людей. Случайно найденные на улице документы двух жителей Киева давно валялись в заначке у Рыбакова и пришлись очень кстати.

Антифашист предлагал усугубить эффект и залить страницы дела суперклеем, превратив картонные папки в монолитные блоки, но Денис быстро пресек поползновения братка, объяснив, что это вызовет ненужные подозрения. А так материалы внешне производили впечатление обычных следственных документов, и лишь прочтение их приводило к выводу об умственной неполноценности розыскной бригады.

Антифашист вздохнул, но с доводами осторожного Рыбакова согласился.

Теперь оставалось только ждать, когда судья соизволит назначить число и время слушаний. В камеру Глюку переслали список «фальсификаций», на основе которого тот должен был написать пространное заявление от лица «несправедливо задержанного» гражданина.

Судебное разбирательство обещало быть довольно веселым для братанского коллектива и зело неожиданным для гордых своим успехом индивидов из прокуратуры и ГУВД...

– Милый, – Ксения, разгадывавшая кроссворд, отвлекла Дениса от процессуально-диверсионных размышлений. – Какой самый быстрый сухопутный зверь на свете?

– Чеченец на «порше», – быстро ответил Рыбаков. – А сколько букв?

Альберт Песков недовольно оглядел столпившихся у стола единомышленников и помешал детским совочком серый порошок в мешке.

За те дни, что пластиковая упаковка «аммиачной селитры» провела у него в дворницкой, он насквозь пропах тяжелым гнилостно-мясным духом и теперь от него шарахались даже привычные ко многому коллеги по ДЭЗу. А помыться в бане Альберту в голову не приходило.

Процесс создания бомбы, должной покончить с торчащей в парке латунной отрыжкой тоталитаризма, подошел примерно к середине. Из украденных Пифией проводов, реле и парочки батареек был изготовлен взрыватель, Альберт сколотил из криво напиленных обрезков древесностружечной плиты ящик, куда надо было насыпать основное взрывчатое вещество, Стульчак приволокла из дому старенький электронный будильник, Старовойтов внес свой вклад в виде мешочка дымного пороха. Порох предполагалось поместить в герметичную жестяную банку, куда от детонатора вели два проводка, соединенные между собой тонкой вольфрамовой нитью из разбитой лампочки. Лампочку Резван выкрутил в своем подъезде. По замыслу террористов-либералов, электрический ток от взрывателя должен был разогреть вольфрамовую нить, от нее занялся бы порох, взрыв которого послужил бы началом детонации пятидесяти килограммов селитры. Мощность бомбы была достаточной для того, чтобы куски Ильича разлетелись в радиусе полукилометра.

О возможных жертвах среди гуляющих в парке людей и жителей окрестных домов демократы-подрывники не подумали. Вернее, посчитали этот вопрос несущественным. Гротесковый памятник вождю мировой революции стоил того, чтобы наплевать на десяток-другой покалеченных мамаш, фланирующих с колясками по аллеям вместо того, чтобы митинговать у загаженной голубями статуи и требовать ее немедленного сноса.

– А чо, если усилить эффект газовым баллоном? – неожиданно предложил Старовойтов, наматывая на палец провод от взрывателя.

У Стульчак и Пифии загорелись глаза.

– Точно! – Резван стукнул кулаком по столу. – Вокруг все выжжет!

– А зачем? – не понял Песков.

– Ну-у... – Старовойтов почмокал толстыми сальными губами. – Не помешает...

– Там рядом кафе, – быстро затараторила Стульчак, – его черные держат... Азерботы, по-моему. Вот и им будет! Они, сволочи, ко мне приставали! Хотели затащить в подсобку! Но я им дала просраться! Всю обойму из газовика выпустила!

Товарищи по борьбе с уважением посмотрели на прыщавую безработную повариху, чьи лицо и тело могли привлечь разве что такое же убогое существо, как сама Антонина.

Хотя инцидент в кафе действительно имел место. Правда, все было не так, как рассказывала несостоявшаяся жертва. Пьяную Стульчак не затаскивали в подсобку с целью надругательства над ее девичьей честью, а наоборот – выкидывали на улицу, предварительно надавав по шее. Хозяева кафе были людьми с широкими взглядами и многое позволяли своим завсегдатаям, но поведение Антонины, устроившей стриптиз под льющуюся из радиоприемника песню «День Победы» и рухнувшей на чужой столик, переполнило чашу терпения выходцев с Закавказья. Полуголую Стульчак облили водой из ведра, сунули в руки верхнюю одежду и пинком отправили на выход. В дверях Антонина умудрилась вывернуться из лап охранника заведения, снова упасть на чей-то столик и метнуть бутылку пива в стойку бара. За что разъяренный охранник поставил Тоне здоровенный фингал под глаз и сдал подъехавшему милицейскому наряду. Правда, те не стали возиться с истеричной пьянчужкой, а выбросили ее из машины через пару кварталов от парка, предварительно забрав себе в качестве сувенира газовый пистолет Стульчак, коим она так и не успела воспользоваться.

– Решено! – насупился Старовойтов. – Я знаю, где взять баллон...

Необезображенные интеллектом лица молодых «демократов» посветлели. Простой подрыв памятника превращался в масштабную акцию возмездия, о которой будут писать все газеты.

Александр Николаевич Рыбаков неодобрительно посмотрел на дымящего сигаретой единственного отпрыска, добавил себе в чашку заварки и продолжил:

– Секретность в нашей стране возведена в третью степень. И не потому, что нам так уж много чего надо защищать от посягательств иностранных разведок, а по причинам более прозаическим. Вот пример... Был я как-то на Северном флоте, – бывший военный химик пожал плечами. – Смотрю, а у них все инструкции под грифом проходят. Даже те, что относятся к приборам пятидесятилетней давности. Спрашиваю одного адмирала – зачем? Тот и отвечает – если мы, мол, инструкции не засекретим, то их матросы тут же пустят на подтирку. Вот и приходится проштамповывать каждую бумажку... А ты говоришь – торпеда!

– Но эти торпеды давно продают за рубеж, – не согласился Денис. – И студенты их изучают. Смысл ловить америкоса, покупающего давно всем известную информацию?

– А откуда ты знаешь, что всем известную? – Александр Николаевич хитро прищурился.

– Если изделие продают за границу, значит, оно не секретно, – сделал Денис логический вывод.

– В корне неверно...

– Почему это?

– Потому, что изделие изделию рознь, – разговор отца с сыном, начавшийся с обсуждения обыденных проблем вроде необходимости расширения дачного участка и изыскания под это дело внутренних финансовых резервов, быстро перешел в плоскость рассмотрения глобальных и отвлеченных вопросов. Бравые сотрудники ФСБ в очередной раз изловили американского шпиона, о чем вот уже вторую неделю долдонили все телеканалы и печатные СМИ, и Рыбаковы не могли обойти вниманием эту животрепещущую тему. – Экспортное исполнение всегда отличалось и будет отличаться от продукта местного розлива. Причем в худшую сторону.

– По-твоему, мы поставляем за рубеж негодный товарец? – развеселился Денис.

– Не совсем так. Просто образцы, которые идут на мировые рынки, чуть менее совершенны, чем те, которые стоят на вооружении у нас. Ты ж понимаешь, что любой межгосударственный союз не вечен. Это понимали и наши конструктора, и члены правительства. Соответственно, тогдашним союзникам поставлялось вооружение, которое в принципе невозможно использовать против нас, – Рыбаков-старший отхлебнул крепчайшего чая. – Где-то ставились микрочипы, включавшие системы самоуничтожения самолета или ракеты, буде те пересекли бы границы наших зон ПВО, кое-где не ставились некоторые технические прибамбасы... Вот, кстати, по поводу этой торпеды «Шквал». Я случайно знаю, в чем там дело.

– Ты ж химик! – удивился Денис.

– Ну, химик, – согласился папаша. – Но это не имеет значения.

– Ага! – догадался Рыбаков-младший. – Значит, у нас все-таки были торпеды с химическими боеголовками!

– Любая взрывчатка – химическое соединение, – наставительно заявил Александр Николаевич. – Стыдно не знать столь элементарных вещей... Но мы отвлеклись.

– Верно, – кивнул Денис.

– Так вот, – экс-специалист по бинарным газам и жестким боевым галлюциногенам сцепил руки на затылке. – Дело, как говорится, было не в бобине... Тупой янкес попался на классическую уловку наших не очень умных, но сильно хитроседалищных секретчиков. Те наложили основные грифы не на устройство, позволяющее «Шквалу» разгоняться до ста метров в секунду, а на двигатель. Пожиратель гамбургеров, естественно, клюнул на обилие печатей и принялся копать в этом направлении. В результате вышел на профессора, занятого модернизацией форсунок и дюз. Судя по всему, профессор был не большого ума товарищ и так же, как и янкес, имел весьма слабое представление о торпеде в целом, считая свою область работ наиважнейшей...

– Встретились два одиночества, – хмыкнул отпрыск.

– Угу, – подтвердил Александр Николаевич. – На то и был расчет. Заокеанский придурок перевозбудился и начал скупать бесполезные бумажки по двигателю. Тут-то его и прихватили... Состав преступления налицо: чемодан документов с грифами «секретно» и невнятные оправдания участников концессии. Гэбэшники – на коне, профессор с американцем – в сортире.

– Теперь ты отвлекся, – напомнил Денис. – Что там на самом деле с этой торпедой?

– Ничего особенного. Творческий подход к некоторым известным физическим законам... На морду снаряда устанавливается металлическая пластина хитрой формы, создающая при движении кавитационную полость. То есть – торпеда идет как бы в облаке мелких пузырьков, значительно снижающем трение о воду. Двигатель тут ни при чем.

– А за границу мы продавали торпеды без этой пластины! – сообразил Рыбаков-младший. – Поэтому янкесам в голову не могло прийти, что дело не в двигателе.

– Именно, – бывший химик протер очки с толстенными стеклами. – Умом Россию не понять. Благодаря вышеизложенному штатовские шпиены обычно лезут в наш военно-промышленный комплекс через задницу, постоянно попадая в заранее расставленные ловушки и идиотское положение... Им даже наши суперсекретные чертежи не помогают, если и удается их как-то купить..

– Почему?

– Потому, что янкесы предположить не могут о финальной «доводке» любого изделия кувалдой и напильником! – захохотал Александр Николаевич. – У нас ведь как? Соединительные блоки ни в жисть не совпадут с местами крепления! Все делается на глазок, ибо всем понятно, что сборщики где-нибудь подстучат киянкой, поставят гайку не того размера, вместо винта загонят подходящий по диаметру гвоздь и прочее в том же духе... Был один случай, – доктор технических наук мстительно улыбнулся. – Году в семьдесят пятом. Америкосы купили в какой-то африканской стране наш новейший зенитно-ракетный комплекс и техническое описание к нему. Решили посмотреть, как все устроено... Привезли комплекс к себе на базу в штат Джорджия, одну ракету разобрали, детальки разложили – а собрать обратно не могут! Каждый раз три-четыре каких-то болта лишними оказываются! И так пробовали, и сяк. Ну не идет, хоть ты тресни! Ладно, разобрали вторую ракету... Та же история. Только теперь не болты лишними оказываются, а пара гаек, кусок алюминия размером с ладонь и обрывок медной проволоки. Бились-бились с этими ракетами, но так и не дотумкали... Напоследок приняли историческое решение ничего не разбирать, а запустить последнюю оставшуюся ракету по самолету-мишени. Проверить, так сказать, в действии... Согнали на полигон специалистов, позвали генералов из Объединенного Комитета начальников штабов НАТО, выпустили самолет и нажали «пуск». Что тут началось! – Рыбаков-старший закатил глаза. – Первая ступень выгорела еще до того, как ракета сошла с направляющих. Весь комплекс и два десятка инженеров-америкосов – в пепел! Дальше – больше! Ракета наконец срывается с фермы и прямиком идет к бункеру, где засели генералы. В бункере – паника! Но на полпути снаряд внезапно изменяет траекторию, свечкой летит в небо и бьет точно по фюзеляжу самолета радиолокационной разведки, барражировавшего в паре миль от мишени... «Авакс» – в землю, обломки корпуса ракеты – на головы аэродромным рабочим. Еще три трупа и человек пятнадцать раненых. При этом боеголовка почему-то не взрывается, пролетает по пологой дуге, задевает транспортный вертолет, сбивает его и втыкается в центр кукурузного поля. У америкосов – шок! На поле отправляется команда саперов, дабы доставить остатки снаряда обратно на базу. Полчаса ждут, час – саперы не возвращаются. К ним отправляются проверяющие... На месте падения боеголовки – огромная воронка и куски тел саперов. Сработала-таки боеголовочка! Финита... Говорят, что остатки комплекса и разобранные ракеты америкосы после этого забетонировали в старой шахте. Во избежание повторения инцидента.

– Не слабо! – прокомментировал Денис,

– Это еще не все. Наши, как узнали о произошедшем, тут же создали комиссию, – Александр Николаевич промочил горло. – Собрали проектировщиков, мастеров с завода, наладчиков. Те почесали репу и говорят – янкесы сами виноваты, не умеют с нашей техникой обращаться. Сначала надо было фомкой, – Рыбаков-старший поднял указательный палец, – немного отогнуть крепления на направляющей ферме, чтобы ракета свободно сошла с нее. Потом, при нажатии кнопки «пуск», сильно ударить кулаком по приборной панели, дабы замкнуть все цепи. Что-то там сбоило в электрике... Без выполнения этих двух обязательных «штатных» операций комплекс нормально работать не мог.

– А лишние детали откуда? – заинтересовался отпрыск.

– Обычная история, – отмахнулся бывший химик. – Где-то что-то уронили внутрь корпуса, а доставать лень. На полетные характеристики мелкие железяки не влияют.

– И что, у нас любые ракеты так делают?

– Не только ракеты. Один раз внутри контейнера с оружейным плутонием, аккурат между сегментами, нашли здоровенную рукавицу. Причем не просто рукавицу, а пропитанную цементным раствором.

– Диверсия? – предположил Денис.

– Да какая на фиг диверсия! – поморщился Рыбаков-старший. – Элементарное разгильдяйство. Ремонтировали крышу ангара, где те самые контейнера хранили, а работяги из глупого интереса один ящик открыли. Рукавицу и забыли. Потом бригадира премии лишили... Бардак, одним словом.

Избитый и оштрафованный Мертвечук вышел на свободу только на следующий день после своего знаменательного тарана милицейского УАЗа. Стражи порядка долго не верили в рассказ бизнесмена о двух покупателях, решивших устроить испытание систем пассивной безопасности внедорожника «хонда» и усадивших в водительское кресло несчастного директора автосалона. Даже поколотили Мертвечука еще раз, уже в отделении, примеряя на него организацию террористического акта против сотрудников местного околотка.

Но под давлением фактов дознаватель был вынужден отказать в возбуждении уголовного дела. Немалую роль в этом сыграли показания сотрудников салона, подтвердивших присутствие на месте событий двух верзил в кашемировых пальто, таинственно исчезнувших к тому времени, как в автосалон прибыл ОМОН, вызванный пострадавшим начальником группы захвата.

Мертвечук отделался лишь синяками и штрафом за нарушение правил дорожного движения, который ему зачем-то оформил сам дознаватель. Видимо, для того, чтобы коммерсанту впредь неповадно было выполнять разные глупые указания клиентов.

Юрий Анатольевич стоически перенес удар судьбы, отправил разбитый джип в ремонт и с новой силой принялся заманивать покупателей в свой магазин, волевым усилием снизив цены на автомобили и запчасти на три процента и урезав зарплату всему персоналу...

В полдень седьмого января, когда Юрий Анатольевич осматривал стоящие во дворе новенькие седаны «хонда-сивик», ему на плечо опустилась тяжелая ладонь Паниковского.

– Ва-ва-ва... – сказал Мертвечук и сел в сугроб.

– Готов к испытаниям? – поинтересовался пребывающий в прекрасном настроении браток и подмигнул группе сопровождения в лице Горыныча.

– А-а, это... – вымолвил бизнесмен и уронил мобильный телефон в снег.

– Чо-то он, блин, бледный какой-то, – засомневался Горыныч. – На Шумахера не похож...

– Щас будет похож! – отрезал Паниковский и показал коммерсанту заранее припасенный мотоциклетный шлем. – Всасываешь? Краш-тест по полной программе, с защитой пилота.

– Я никуда не пойду! – взвизгнул Мертвечук.

– Правильно, не пойдешь, а поедешь, – согласился Алексей Кадиашвили. – Делов на три минуты...

Бизнесмен попытался отползти назад, но Горыныч наступил ему на полу дубленки.

– Не балуй! – строго сказал Паниковский, вытаскивая из кармана пальто рулон скотча.

Через четверть часа обмотанный изолентой Мертвечук был закреплен на водительском месте красного японского внедорожника, который, в свою очередь, расположился на эстакаде по центру двора. Горыныч подергал ремень безопасности, проверил стоящий в нейтральном положении рычаг коробки скоростей, захлопнул дверцу и спрыгнул на асфальт.

– Готово.

Паниковский вымерял шагами расстояние от эстакады до бетонного столба, в который должна была впечататься «хонда», и насупился.

– Тридцать метров.

– И чо? – не понял коллега.

– Разогнаться как следует не успеет...

Бизнесмен помотал головой в шлеме и что-то промычал.

Братки немного помолчали, обдумывая соответствие условий задуманного испытания строгим европейским нормам безопасности, и пришли к выводу, что в России трудно достичь идеала.

– Фигня! – резюмировал Горыныч. – Если нормально толкнуть, километров сорок наберет.

– Само собой, – согласился Паниковский.

– Эй, иди сюда! – Даниил поманил пальцем жмущегося у ворот сторожа. – Будешь судьей на финише.

– Справлюсь ли? – опасливо спросил дедок.

– Без базара, – Горыныч вручил сторожу секундомер. – Засечешь время с момента нашего толчка до удара о столб. И пальто подержишь. Ясно?

Старенький охранник обреченно кивнул.

Братки разоблачились, оставшись в джинсах и свитерах, подошли к заднему бамперу «хонды» и синхронно положили ладони на внедорожник.

Связанный изолентой коммерсант что-то невнятно выкрикнул из-под шлема.

– На счет три, – сказал Паниковский. – Раз... два... три!

Вздулись бугры мышц, стоящая у панорамного окна автосалона толпа сотрудников охнула, и маленький джип сорвался с эстакады, буквально брошенный вперед толчком двух здоровенных братанов.

Спустя три секунды внедорожник с грохотом влетел в столб.

Лобовое стекло треснуло, левую дверцу вырвало с мясом, и из автомобиля неожиданно выпало водительское кресло вместе с испытателем. С шуршанием раскрылась подушка безопасности пассажира, искореженная «хонда» отскочила назад, подпрыгнула на припорошенном снежной крошкой ледяном бугре, развернулась вокруг своей оси и остановилась.

Разбитый радиатор выпустил облако пара.

Дешевая подделка под магнитолу «Kenwood», которыми прижимистый Мертвечук снабжал в качестве «подарка от фирмы» все продаваемые автомобили, внезапно ожила. Из динамиков раздался удушливый хрип, затем бодрый голос диктора радиостанции «Азия-минус» заявил: «Государственная Дума России приняла очередную поправку к Гражданскому кодексу. Теперь за три грубых нарушения правил дорожного движения в графу “национальность” паспорта нарушителя записывается “еврей”...»

Паниковский просунул руку в салон джипа, ударом ладони выключил магнитолу и визуально оценил последствия лобового удара.

– Опять, блин, двадцать пять. Не, ну ты глянь, чо за лабуда! Водитель, что, в бронежилете сидеть должен? Совсем узкоглазые страх потеряли.

Горыныч мрачно кивнул, соглашаясь с мнением коллеги о крайне низком уровне изготовления японского автомобиля.

Мертвечук вместе с креслом заворочался на земле, пытаясь освободиться от привязного ремня.

– Живой, – Паниковский радостно ткнул пальцем в шофера-неудачника.

– Ясный перец! – прогудел Горыныч. – Он же, блин, в шлеме.

Рыбаков-старший нацедил себе еще чашечку заварки и вновь уселся на табурет.

– Идиотов везде хватает. Возьмем, к примеру, наш музей, – после ухода на заслуженный отдых Александр Николаевич не работал ровно три дня. Затем ему стало скучно, и он устроился старшим научным сотрудником в Исаакиевский собор, где время от времени пугал привыкших к безделью архивариусов и экскурсоводов своими инициативами, вроде предложений о поиске и дальнейшей реализации на «черном» рынке массивной золотой пластины, заложенной при строительстве собора под одной из колонн. Техническое осуществление проекта, включая разработку в домашних условиях разъедающего гранит соединения, Рыбаков-старший брал на себя. – Казалось бы, культурное учреждение... Так вот. Подходит ко мне один из местных, придурков, не буду говорить кто, и говорит – я, мол, весь иконостас обшарил, нашел только Деву Марию и Иисуса. «И что? – спрашиваю. – Чего тебе еще надо?» А он глазенки вылупил и интересуется – где, мол, изображения остальных детей? Представляешь? Деву Марию в матери-героини записал! Месяц братиков и сестричек Иисуса искал!

– Полный кретин, – согласился Денис. – И что ты ему ответил?

– Ничего, – Александр Николаевич почесал верхнюю губу. – Ему ведь, как ни объясняй, не поможет... Библию он не читал, в научно-теологических вопросах – профан.

– А зачем ему родственники Христа потребовались?

– Статью хотел написать в журнал Министерства культуры. Мол, все в основном о личности Иисуса рассуждают а следует обратить внимание и на остальных. Видимо, он считает, что кто-то из апостолов приходится Христу единоутробным родственником...

– Интересно, – Денис вытащил из пачки очередную сигарету, – были ли действительно у Иисуса братья? Например, двоюродные.

– Об этом история умалчивает, – Рыбаков-старший покачал головой. – Хотя, исходя из теории вероятности и из того, что на Ближнем Востоке семьи в основном многодетные, должны были быть. Только из всего семейства в люди пробился один Йося. Остальные как были дураками, так и остались. Закон внутривидовой борьбы. Выживают сильнейшие...

– Это ты загнул, – запротестовал отпрыск. – Какое, на фиг, выживание, ежели Христа распяли?

– Не суди предвзято, – Александр Николаевич наставительно погрозил пальцем. – Распятие Христа есть некая метафора, художественное воплощение принципа «Нет пророка в своем отечестве».

– По-твоему, этого события в реальности не было?

– Нам сие неведомо. Церковные ортодоксы настаивают на том, что все так и было, как описано в Библии, более продвинутые теологи придерживаются несколько иной точки зрения.

– Какой же? – заинтересовался Денис, на секунду пожалев о том, что в беседе не принимает участие Миша-Ортопед.

– Распятие Христа, как таковое, естественно, было, – пояснил Рыбаков-старший. – В те времена казнили и за меньшие проступки, чем публичные призывы к изменению государственного устройства, коими и занимался Иисус... Разночтения начинаются сразу после факта распятия – куда делось тело, что собой представляет Туринская плащаница, было ли явление ангела Марии и апостолам галлюцинацией, и прочее.

– И что ты думаешь?

– Ну, с физической оболочкой Христа все понятно. Как ты должен помнить, ученик Иисуса по имени Иосиф пришел к Понтию Пилату и попросил отдать тело. Тот не возражал, и снятого с креста Иисуса передали Иосифу. Тело завернули в полотно, оттащили к скале и положили в гроб, который Иосиф вырубил для себя лично. Зачем, кстати, Иосиф заранее подготовил сию лежанку, не совсем понятно... Причем, по канону, возле гроба Господня дня три было просто не протолкнуться – там и Мария Магдалина присутствовала, и стража, посланная Пилатом, и еще куча народу. Сам гроб по наущению первосвященников был запечатан каменной печатью.

– А зачем?

– Об этом говорится не очень внятно, – Александр Николаевич уставился куда-то вдаль. – Вроде бы для того, чтобы тело не свистнули. Тогда было очень популярно таскать туда-сюда трупы пострадавших за веру. Как нынче носят транспаранты на демонстрациях... Ну, вот. А на третий день, когда все более-менее угомонились, и случилось явление. Приходит Мария к гробу и видит – камень от входа отодвинут, печать сломана, на камне сидит некто в белой одежде. Судя по всему – ангел. И говорит – не ищите здесь тело Христа, он уже на небесах. Потом набежали апостолы, им ангел то же самое пробубнил, и на этом история закончилась... Куда на самом деле делось тело, непонятно.

– Стоп! – нахмурился Денис. – Если гроб Господень был вырублен в скале, то за каким таким ковчегом охотились крестоносцы?

– Сложный вопрос. Вообще-то крестоносцы изначально шли освобождать территорию, где и находится гора Синай. Потом появились легенды о ковчеге, внутри которого лежат то ли мощи Христа, то ли еще что-нибудь не менее значимое...

– Но если физическая оболочка Иисуса отправилась прямиком на небо, как могли сохраниться мощи?

– Никак, – кивнул Рыбаков-старший. – Таких противоречий пруд пруди. В средние века, когда текст Библии в привычном нам виде только создавался, было множество толкователей Писания. Одни вопили о ковчеге, другие решали вопрос, какая из пяти имеющихся в распоряжении Церкви голов Иоанна Крестителя подлинная, третьи делали свой маленький гешефт на обеспечении крестоносцев оружием и продовольствием, четвертые ставили во главу угла поиск чаши, из которой пил Христос...

– Хорошо. И все же, что собой представляет на самом деле Туринская плащаница?

– К сожалению, я к ней не имел прямого доступа, – посетовал бывший военный химик. – Но могу высказать частное мнение. По всей видимости, тело, которое было обернуто рассматриваемым куском льняной материи, предварительно густо намазали эфирными маслами. Затем оно какое-то время полежало на солнцепеке... Часть масла испарилась, пропитала материю в местах соприкосновения с телом, и произошла химическая реакция, аналогичная медленному горению. Отсюда и следы. Экспериментально проверить мою версию крайне затруднительно, ибо состав масел нам неизвестен.

– Можно взять соскоб с плащаницы, – предложил Денис.

– Это мало поможет. Здесь вступают в действие десятки тысяч факторов – соотношения масел в сосуде, растения, из которых получены масла, регион, где все это происходило, время нахождения масла в сосуде, состав глины, из которой была сделана емкость для масла и прочее... Даже при современном развитии науки провести подобную экспертизу нереально. Результат будет получен с очень низкой степенью достоверности. Туринскую плащаницу изучают давно, к этому привлечены очень крупные ученые, но успехов пока не наблюдается.

– А если бы у тебя был кусок плащаницы, – задумчиво спросил отпрыск, – ты бы мог сказать что-то определенное?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, если б я тебе принес образец размером десять на десять сантиметров...

Рыбаков-старший пошевелил бровями.

– Как бы я узнал, что это настоящий образец?

– Узнал бы, – твердо сказал Денис. – Об этом все телеканалы орали бы не переставая...

Александр Николаевич представил себе отмороженных друзей единственного сына, кромсающих ножницами религиозную святыню общемирового значения, и тяжело вздохнул. В том, что лишенные ненужных комплексов братки способны решить и эту сверхсложную задачу, он ни капельки не сомневался.

Михаил Грызлов подъехал к дому, где проживали его верные товарищи по борьбе за светлое капиталистическое будущее России, именно в тот момент, когда Пых укладывал в багажник своей темно-синей «Alfa Romeo 156 Sportwagon» два мотка резинового троса, а рядом суетился гражданин Мизинчик с огромной связкой никелированных страховочных карабинов в руке.

При таком раскладе отбрехаться от Ортопеда или скрыть подготовку к контрментовскому мероприятию было невозможно.

Михаил быстро выяснил, что именно задумали друзья, внес парочку ценных рационализаторских предложений, пообещал сохранить в тайне от остальных членов коллектива план силового освобождения Глюка и был на месте принят в состав «штурмовой» группы. Пых даже сказал короткую торжественную речь. Ортопед немного посетовал, что нельзя поставить в известность интеллектуала Дениса, но внял уверениям Мизинчика, что Рыбакову будет вдвойне приятно, когда он увидит происходящее как простой, неподготовленный зритель.

До судебного заседания, где должен был решаться вопрос об изменении меры пресечения гражданину Клюгенштейну, оставалась одна неделя.

Гурген Ваганович Котовский [21], пригорюнившись, сидел на подоконнике у дверей своего кабинета на Чайковского и ждал, когда перманентно нетрезвый слесарь из районного ДЭЗа вскроет захлопнувшуюся за непредусмотрительным подполковником дверь.

Начальник седьмого отдела питерского РУБОПиКа лишь на секунду выскочил в коридор, чтобы поприветствовать вернувшегося из отпуска коллегу. Но коварной дверной пружине хватило этого мимолетного мгновения, чтобы намертво припечатать тяжелую дубовую дверь к косяку. А автоматический замок завершил операцию по отсечению подполковника от рабочего места.

Котовский похлопал себя по боковому карману пиджака, с тоской вспомнил о том, что бросил курить, и нахохлился еще больше, напоминая выпавшего из гнезда откормленного птенца грифа, устроившегося отдохнуть на плоском скальном выступе.

– Как утром прошло? – спросил командир СОБРа Станислав Фикусов, привалившийся плечом к свежеокрашенной стене и перегородивший своей тушей половину коридора.

– Нормально, – раздраженно сказал подполковник.

Утреннее задержание банды малолетних вымогателей, терроризировавших фруктовые ларьки у станции метро «Академическая», происходило в лучших традициях голливудских боевиков – с ревом сирен, тревожно мигающими красно-синими огнями, предупредительными выстрелами в воздух и истошными воплями «Всем лежать! Работает РУБОП!».

Правда, спектакль пришлось повторить дважды.

В первый раз полусонный Котовский привел группу захвата не туда, куда следовало, и десяток облаченных в бронежилеты здоровых мужиков полчаса штурмовали безлюдный склад обувного магазина вместо указанного стукачком полуподвального спортивного клуба, где кучковались сопливые рэкетиры. Зато во второй раз борцы с организованной преступностью оторвались по полной программе, с маху вышибив дверь в «качалку» и всего за минуту отметелив всех присутствовавших там личностей, большая часть которых, естественно, к банде вымогателей не имела никакого отношения. Перепало даже главе местной администрации и пожарному инспектору, по чистой случайности обходивших территорию по соседству и заглянувших на шум.

Невинно пострадавшим были принесены сбивчивые извинения, а подозреваемых в количестве семи человек доставили в особнячок на Чайковского.

И вот теперь Гурген Ваганович вынужден был ждать, когда наконец вскроют дверь и он сможет приступить к допросу главаря, томящегося в ожидании на нарах следственного изолятора...

Слесарь пнул ногой косяк, выругался себе под нос и засунул в замок отвертку.

Котовский с сожалением подумал о почти полной бутылочке дагестанского коньяка, стоящей на полке за томами Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов, и сглотнул. Сто граммов ароматного напитка пришлись бы очень кстати продрогшему за утро подполковнику. Заодно коньячок помог бы скоротать время, пока слесарь возится с дверью.

Гурген почесал затылок и пришел к выводу, что ему надо обзавестись походной фляжкой, дабы не зависеть более от превратностей судьбы.

Работник коммунального хозяйства навалился на рукоять отвертки. Несколько секунд инструмент противостоял напору тщедушного тела, но в конце концов не выдержал и сломался пополам.

Слесарь с хеканьем повалился поперек коридора.

Котовский индифферентно поднял ноги, чтобы не мешать работяге докатиться до батареи парового отопления. Что тот и сделал, вмазавшись головой в идущую в десяти сантиметрах от пола трубу.

По коридору пошел гул.

– Давай, я филенку выбью, – предложил двухметровый командир СОБРа и расправил плечи.

– Пустое, – вяло отреагировал подполковник, наблюдая за вставшим на четвереньки слесарем. – Каждый должен заниматься своим делом...

Озлобленный неподатливым замком работяга вскочил на ноги и с диким криком бросился на дверь, рывок завершился соприкосновением тела с двухдюймовой дубовой доской. Дверь дрогнула, но устояла. Слесарь пару секунд простоял неподвижно, прижавшись щекой к полированному дереву, потом обмяк и съехал на грязный линолеум.

Котовский отвернулся и посмотрел через давно немытое стекло во двор, где возле конфискованного «мерседеса-600» копошились его сослуживцы. Защитники прав граждан облепили автомобиль как стайка муравьев и трудолюбиво снимали с черного красавца все, что могло пригодиться в хозяйстве – наружные зеркала, подголовники кресел, фирменные свечи «Bosch», сдвоенную антенну с багажника, акустические динамики, CD-плеер и хромированные трехлучевые звезды. Майор из четвертого отдела Опанас Тишайший уже поддомкратил автомобиль с левой стороны и откручивал болты на колесах, намереваясь поставить позолоченные литые диски со спортивной низкопрофильной резиной на свою старенькую «шестерку». Рядом ждал своей очереди на передние кресла начальник дежурной части с большим разводным ключом в руке.

К вечеру от «мерседеса» останется пустой бесколесный кузов с полуразобранным мотором. А владельцу, буде тот вздумает предъявлять претензии, объявят, что «так и было». Мол, его задержали именно в тот момент, когда он сидел посреди шоссе в раскуроченной тачке. Причем явно в состоянии глубокого алкогольного стресса.

Рапорт прилагается...

Честному подполковнику, ни разу в жизни не прикоснувшемуся к чужому имуществу и слывшему в городе сильно правильным, но чересчур неподкупным и потому туповатым ментом, стало противно, и он вновь обратил свой взор внутрь коридора.

Слесарь уже пришел в себя и глупо таращился на склонившегося над ним Фикусова. Небритое синеватое лицо работяги выражало смесь изумления и подозрительной заинтересованности.

Котовский сполз с подоконника, прогнулся назад, разминая затекшую поясницу, добрел до соседнего кабинета, не постучавшись, широко распахнул дверь и шагнул через порог. Слева кто-то хрюкнул, и на Гургена обрушился стажер, балансировавший на поставленных друг на друга табуретах и пытавшийся достать со шкафа запыленную папку с делом о позапрошлогоднем убийстве демократической депутатши. Погруженный в свои мысли Котовский воспринял падение стажера как нападение спрятавшегося за дверью преступника и взял юношу на прием.

Но не удержал равновесия.

Грузный подполковник и худощавый курсант школы милиции снесли стеллаж с кактусами, которые разводил хозяин кабинета, кувырком пролетели мимо обшарпанного письменного стола и, не расцепляясь, впечатались в стену.

Котовский сноровисто сдернул с пояса наручники, заломил курсанту руки и тут понял, что физиономия стажера ему смутно знакома.

– Ты кто? – рыкнул подполковник.

– Курсант Хренков, – просипел прижатый к полу стажер.

– А почему сразу не представился? – осведомился тяжело дышащий Гурген.

– Времени не было, – пискнул курсант.

В коридоре раздался шлепок, что-то упало, и в дверном проеме материализовался Фикусов.

– Тебе помочь?

– Не надо. – Котовский слез со стажера и выдернул из ягодичной мышцы пятисантиметровую иголку. – Все-таки Саныч – придурок. Сто раз ему говорили, что кактусам здесь не место... А у тебя там что?

– Да-а, – командир СОБРа смутился. – Слесарюге врезать пришлось.

– Нахамил? – Подполковник деловито вытащил еще одну иголку.

– Хуже... Гомиком оказался. Предложил мне сегодня вечером в кабак сходить. Ну, я и не сдержался.

– Бывает, – философски заметил Гурген, осторожно ощупывая правое бедро. – Ты, кстати, не знаешь, кто сегодня в медпункте дежурит?..

Звонок Садиста оторвал Дениса от содержательной беседы с папашей. Олег долго извинялся, но дело, которое требовалось обсудить, не терпело промедления. Иначе один из членов гордого коллектива, взявшись решать возникшие проблемы свойственными ему методами, мог легко очутиться по соседству с Глюком.

Рыбаков нацепил пуховик, чмокнул на прощание маму и бабушку и спустя четверть часа сел в снежно-белый «Isuzu VehiCross» своего давнего верного друга Садиста, с которым им вместе довелось пережить массу забавных и поучительных приключений.