Каос и Бьёрнар. Олауг и Пончик

Ветлебю

И Новый год, и январские морозы уже остались далеко позади. Люди радовались тому, что дни стали длиннее и часто светило солнце. Но больше всех этому радовались маленький голубой автобус и папа Каоса — после Нового года из-за сильных морозов туристы перестали ездить в горы, и у голубого: автобуса почти не осталось пассажиров. "А вдруг люди решат, что я никому не нужен?" — думал автобус, и ему было грустно. Каос, как обычно, каждый вечер ждал у окна, чтобы взглянуть на автобус, который возвращался из последнего рейса. Но грустный автобус часто проезжал мимо, забыв остановиться и потанцевать перед Газетным домом.

Теперь же, когда снова засверкало солнце и стало теплее, автобус сразу повеселел. Теперь он уже не забывал останавливаться, чтобы потанцевать перед Каосом, и только после этого спешил дальше к автобусной станции.

В эту субботу папа, мама и Каос не поехали в Лилипутик, потому что папа и мама были заняты на работе. Каос проснулся утром от непривычной тишины. Типография молчала. По субботам она не работала. Газету напечатали ещё вчера, и сегодня все отдыхали. Шагов па лестнице тоже не было слышно, зато гул водопада доносился очень отчётливо — у водопада не было выходных дней.

Папа уже ушёл — сегодня он ехал с первым рейсом, и его ждало много пассажиров, — а мама ещё спала. Мама Каоса всегда просыпалась с трудом. Она вставала, умывалась и долго ни с кем не разговаривала.

Каос это знал и старался не тревожить маму в такие минуты. Он надел тапочки и прямо в пижаме уселся на тахте в гостиной. И тахта сразу превратилась в голубой автобус, а подушки у него за спиной — в пассажиров, которые ехали в горы. Автобусу не хватало только руля. Каос сбегал на кухню и нашёл там подходящую крышку от кастрюли. Он крутил руль то вправо, то влево, и автобус легко слушался руля.

— У всех есть билеты? Автобус отправляется! — шёпотом объявил Каос.

И автобус тронулся в путь. Папин автобус редко танцевал перед Газетным домом, если он вёз много пассажиров, но автобус Каоса не мог удержаться. Исполнив свой танец, он покатил дальше мимо заснежённых полей и усадеб, а потом въехал в лес.

Началась самая интересная часть пути, потому что в лесу Каос увидел всех зверей, каких встречал в своих поездках папа, — лосей, лисицу и зайца. Каосу не случалось видеть их самому, лишь один раз он заметил лося, забредшего на поле, и ещё несколько белок. Белок в лесу было много, они жили даже в городе; во всяком случае, на дереве, растущем у водопада, у Каоса была своя знакома белка. Так что белки были вроде не в счет.

Но во время игры он мог видеть все, что хотел. Он даже остановил автобус и начал рисовать встретившихся ему зверей.

В гостиную вошла мама, которая, наконец, проснулась по-настоящему.

— Доброе утро, Каос! — сказала она. — Не хочешь ли одеться и позавтракать?

— Хочу, — ответит Каос, — но мне нужно сначала дорисовать лося, довезти до гостиницы пассажиров и вернуться в город. Не могу же я бросить автобус посреди леса!

— Конечно, не можешь, — согласилась мама и ушла на кухню.

Каос быстро закончил рисунок, забрался на тахту и погнал свой автобус к гостинице. Там он высадил пассажиров, развернулся и поехал в город. Он ехал очень быстро, ему уже было некогда смотреть по сторонам; он не стал танцевать перед Газетным домом, а поехал прямо к автобусной станции, оставил там свой автобус и побежал на кухню завтракать.

— Поешь скорей, и пойдём, — сказала ему мама.

— К кому же я сегодня пойду, ведь сегодня суббота? — удивился Каос.

— Сегодня ты пойдёшь со мной в аптеку и побудешь там, пока папа не вернётся из рейса. К Бьёрнару сегодня нельзя, приехал его папа, и они будут заняты.

— Папа читает Бьёрнару всякие умные книги, и потом они о них беседуют. Эва тоже много читает ему вслух.

— А разве мы с папой тебе не читаем? Но ты видишь своего папу каждый день, а Бьёрнар — только раз в неделю.

— Да, это очень редко, — вздохнул Каос. Мама посмотрела на его рисунок.

— Какая красивая собака! — сказала она и вдруг спохватилась: — Или, может быть, это лошадь?

Каос с упрёком взглянул на маму:

— Это лось!

— Значит, не лось, а лосиха, потому что. У неё нет рогов, — сказала мама.

— А я видел лося без рогов, — сказал Каос — Может, в другой раз нам встретится лось с рогами.

Они поели, оделись и вышли из дома, как будто был самый обычный рабочий день. Но шли они не к Бьёрнару с Эвой, а в аптеку, где работала мама. Аптека находилась совсем близко, за мостом, перекинутым над водопадом.

— Если хочешь, можем постоять на мосту, у меня есть немного времени в запасе, — предложила мама.

Каос подошел к перилам и встал на нижнюю планку. Мама поддерживала его. И казалось, что водопад спрашивает у них "Угадайте, где я?" Его и, правда, не было видно, он прятался под большими льдинами, оттуда слышался шум бегущей воды, а из трещин вырывались фонтаны брызг.

— Скоро уже лёд растает, и водопад начнёт расти, — сказала мама — Помнишь, каким большим он был прошлой весной?

Аптека помещалась в третьем доме от водопада. Мама вынула из сумки связку ключей.

— Ты всегда сама открываешь аптеку? — спросил Каос.

— Нет, просто сегодня я обещала прийти первой. Скоро придут Свава и Конрад.

Мама открыла дверь, и в нос им ударил обычный аптечный запах. Каос хорошо знал его, он много раз был в аптеке. По этому запаху он узнал бы аптеку, даже если б его привели сюда с завязанными глазами. Мама подняла шторы и открыла окно, потом сняла пальто, повесила его в шкаф и надела белый халат.

— Посмотри, Каос, можно мне остаться в этом халате или надо взять чистый? — спросила она.

Каос внимательно оглядел маму и даже обошел вокруг неё, чтобы убедиться, что сзади на халате нет пятен, — халат был белоснежный.

— Ни пятнышка, — успокоил он маму. В этом белом халате мама выглядела совсем иначе, чем дома, особенно по утрам, когда она пила кофе и никак не могла проснуться по настоящему. В белом халате мама двигалась быстро, уверенно и говорила больше, чем обычно.

— Пойдёшь погулять или побудешь здесь? — спросила она у Каоса.

За аптекой был небольшой дворик, где Каос мог поиграть, но сегодня ему не хотелось уходить из аптеки — он ждал Сваву. Свава так же, как и мама, отпускала больным лекарства и всегда дарила Каосу пустые коробочки, которые покупатели оставляли в аптеке. Она собирала все коробочки и хранила их в своем шкафу. Каос мастерил из этих коробочек дома. Он склеивал их друг с другом, и у него получался дом с несколькими комнатами, а из самых маленьких коробочек делал столы, стулья и кровати. Иногда ему помогали папа или мама, но чаще всего — дядя.

— А Свава обязательно придёт сегодня? — спросил Каос у мамы.

— Обязательно.

— А Конрад?

— И Конрад тоже. Мы со Свавой можем отпускать лишь те лекарства, которые продаются без рецепта. Лекарства по рецептам имеет право отпускать только провизор. Конрад — провизор, он много лет учился.

— Поула тоже провизор, — сказал Каос. Поула была в аптеке самой главной и знала про лекарства всё, но сегодня она была выходная, так же, как и практикантка, недавно пришедшая в аптеку.

— А вот и Свава! — сказала мама.

— Здравствуй, Каос! — поздоровалась Свава. — Как хорошо, что ты сегодня пришёл, а то у меня в шкафу уже нет места. Мне все отдают коробочки для тебя, но шкаф-то у меня не резиновый. Можешь сложить их в этот большой пакет, только сперва полюбуйся, как они красиво выстроились!

Коробочек, правда, было очень много, и все разные. Каос внимательно разглядывал каждую и складывал их друг на друга. Мама протирала полки у него за спиной. Свава наводила порядок на прилавке — к приходу покупателей всё должно было быть готово. Каос тоже проверил прилавок, а потом оглядел скамью, на которой покупатели ждали, пока приготовят лекарство. Над скамьёй висело большое объявление.

— Что тут написано? — спросил он у Свавы, хотя мама уже много раз читала ему это объявление.

— Тут написано, чтобы родители не присылали детей за лекарствами, — сказала Свава.

— Почему? Если родители больны, значит, ребёнок должен принести им лекарство.

— Да, бывает, что приходится идти в аптеку ребёнку. Но, к сожалению, не все дети знают, что некоторые лекарства очень опасны. Кроме того, дети могут потерять лекарство по дороге.

— Взрослые тоже могут потерять!

— Конечно, могут, но, как правило, они более внимательны, чем дети.

— Если меня попросят принести лекарство, я его ни за что не потеряю, — сказал Каос. — И я знаю, что никакое лекарство нельзя принимать без мамы. Мама мне объясняла, она всё знает.

Наконец пришёл Конрад, видно, он всю дорогу бежал и запыхался.

— Здравствуйте, девочки! — весело сказал он.

Каос огляделся, в аптеке не было никак девочек, тут вообще не было никого, кроме мамы, Свавы и его. Значит, девочками Конрад назвал маму и Сваву? Вот смешно!

— Неохота работать в субботу, правда? — продолжал Конрад. — А что поделаешь? У болезней нет выходных. Был уже кто-нибудь с рецептами?

— Пока нет. Мы только открыли, — ответила мама.

Конрад скрылся за перегородкой, увешанной полками. Там стоял его стол и стул и там Конрад готовил лекарства. Он мог приготовить любое лекарство, какое выпишет врач.

В аптеку вошёл старик и протянул маме рецепт.

— Это лекарство надо готовить, — сказала мама. — Вам придётся подождать. Если хотите, можете пока пойти по делам в город.

— Я лучше подожду здесь, — сказал старик и сел на скамью.

"Конечно, здесь лучше, — подумал Каос. — Здесь тепло и уютно и интересно смотреть, как мама и Свава отпускают лекарства".

Приходили ещё люди с рецептами, Конрад работал, не покладая рук. Мама и Свава принимали рецепты. На один из них мама надела красный зажим, похожий на зажим для белья.

— Ты хочешь повесить его сушить? — удивился Каос. — Разве он мокрый?

— Нет, — шёпотом ответила мама. — Такие зажимы мы надеваем на рецепты, если лекарство нужно приготовить срочно, но не говорим об этом покупателю, чтобы не напугать его. — Мама наклонилась к Каосу и прижала палец к губам.

Об этом надо обязательно рассказать Бьёрнару, подумал Каос. Обычно Бьёрнар, который много читал, сообщал Каосу что-нибудь интересное, но ведь про такое он нигде не мог прочитать!

Аптека опустела, и мама снова принялась за уборку. Потом она присела на табуретке за шкафом. Скинув туфли, мама стала крутить ступнями.

— Хорошее упражнение, если ноги устали. — Объяснила она Каосу, смотревшему на неё во все глаза.

В это время в аптеку вбежала женщина. Она держала на руках девочку, которая была никак не меньше Каоса.

— Скорее! Помогите! — громко заговорила женщина. — Сегодня суббота, работает только дежурный врач, но он ушёл по вызову…

— Что случилось? — Мама быстро надела туфли.

— Моя дочка проглотила несколько таблеток. Это очень сильное снотворное. Я только на минутку отлучилась на кухню. Ей плохо! Смотрите, какие у неё глаза! Я пыталась вызвать у неё рвоту… Давала молоко… Что ещё нужно сделать? Мы в городе недавно, у меня нет здесь знакомых… Сделайте что-нибудь, умоляю!..

— Вызови "скорую помощь"! — сказала мама Сваве.

Свава позвонила по телефону, но ей сказали, что единственная машина "скорой помощи" уехала в горы к трамплину, там кой-то лыжник сломал ногу.

— Девочку надо срочно отвезти в больницу! — решила мама. — Возьмём такси.

— Где тут можно найти такси? — спросила женщина.

Мама на секунду задумалась.

— Ты справишься без меня? — спросила она у Свавы. — Я сама отвезу их в больницу.

— Конечно, справлюсь! Поезжай! Мама быстро надела пальто, сапожки, Каос тоже оделся — ему никто ничего не сказал, но он знал, что не должен отпускать маму одну: вдруг ей понадобится его помощь?

— Беги вперёд, там, на площади должны стоять такси, — шепнула ему мама.

Каос побежал, но на площади не было и одной машины. Вскоре к нему подошла мама и женщина с девочкой на руках.

— Что же делать? — сказала мама. — Ждать нельзя. Придётся остановить попутную машину.

Но это оказалось не так-то просто: три машины проехали мимо, хотя мама отчаянно махала рукой. Вдруг Каос насторожился: он услыхал знакомый звук, и тут же на площадь выехал маленький голубой автобус. Это папа возвращался из рейса. Каос с мамой замахали ему руками, но папа не понял их знаков, он думал, что они просят автобус потанцевать. Автобус потанцевал и хотел ехать дальше. Мама выбежала и загородила ему дорогу, Каос не переставал махать руками. Тогда папа понял, что что-то случилось, и остановил автобус.

— Скорей! Отвези нас в больницу! — крикнула мама, показав на женщину с девочкой на руках. — Только, пожалуйста, поскорее!

Папа оглянулся на пассажиров:

— Придётся нам сделать небольшой крюк, а потом я развезу вас по гостиницам. Девочку надо срочно отвезти в больницу. Кто очень торопится, может выйти здесь.

Торопился только один человек. Мама, Каос и женщина с девочкой на руках сели в автобус, и папа дал газ.

Так маленький голубой автобус превратился в "скорую помощь".

"Скорая помощь"

Никогда в жизни маленький голубой автобус не сигналил так, как в этот раз. Любая "скорая помощь" могла бы ему позавидовать! И люди, понимая, что сигналит он неспроста, разбегались и уступали ему дорогу. Даже машины жались к обочинам, пропуская его вперёд.

Голубой автобус и не подозревал, что умеет ездить так быстро. Он привык ездить медленно и степенно, да по горной дороге иначе и не поедешь. К тому же ни папа, ни автобус не хотели пугать живших в горах животных. Но сегодня, в городе, автобус нёсся на предельной скорости, ездить быстрее тут просто не разрешалось. Городские машины такой скорости ничуть не удивлялись, но автобус чувствовал себя ракетой. Ему казалось, что он летит по воздуху.

А вот маме казалось, что он тащится как черепаха, она очень волновалась за девочку, лежавшую на коленях у женщины. Мама всё время тормошила её, не давая заснуть. Каос недоумевал: почему мама не даёт девочке спать? Когда он бывал болен и лежал в постели, мама, наоборот, заставляла его спать, даже если ему не хотелось. Она говорила, что во сне люди выздоравливают. А теперь сама же не даёт спать девочке, у которой глаза так и слипаются от усталости. Пассажиры автобуса притихли. Даже иностранцы и те поняли, что папа срочно везёт в больницу ребёнка. Они шепотом переговаривались друг с другом, бросая испуганные взгляды на женщину с больной девочкой на руках, а иногда и на папу.

Наконец, автобус сбавил ход, свернул в аллею, ведущую к большому зданию, и остановится перед дверью, на которой висела табличка с надписью "Неотложная помощь". Мама встала. Женщина тоже хотела встать, но при виде больницы силы изменили ей, и она снова опустилась на сиденье с девочкой на руках.

Папа всё видел в зеркальце, он сказал пассажирам:

— Я сам отнесу девочку, подождите, пожалуйста, несколько минут. Можете погулять здесь по саду.

Кто-то перевёл иностранцам папины слова, и они дружно закивали головами. Когда-то в школе папа учил и английский, и немецкий, но говорить предпочитал всё-таки по-норвежски, особенно если спешил и волновался.

Папа взял девочку на руки и понёс её приёмный покой, а мама вела под руку женщину, которая от волнения почти не могла идти. Каос тоже вышел из автобуса, он старался держаться поближе к маме, чтобы она в спешке не забыла о нём.

В длинном коридоре, куда выходило множество дверей, к ним подошла сестра спросила:

— Кто прислал девочку в больницу? Врач?

— Нет, я, — ответила мама. — Я работаю в аптеке. Девочка проглотила много таблеток, которые содержат… — И мама произнесла какое-то трудное слово.

Каос не понял, что оно означает, зато сестра поняла очень хорошо.

— Зайдите сюда, я сейчас вызову врача, — сказала она.

— Девочке нужно срочно сделать промывание желудка, — сказала мама, она говорила совсем как врач.

— Сейчас сделаем, — пообещала сестра. Тем временем в кабинет пришла другая сестра.

— Мне надо заполнить карту, — сказала она папе. — Вы отец? Как ваша фамилия, где вы работаете и как зовут девочку?

— Я не знаю, — растерянно пробормотал папа.

— Ну и отцы пошли! — возмутилась сестра. — Это надо же, оставить на виду у ребёнка опасное лекарство, а потом забыть имя собственной дочери!

— Это не моя… — начал папа, но мать девочки уже оправилась и перебила его:

— Я мать. Мою дочь зовут Олауг Ханде. Мой муж работает в море на нефтяной платформе, его сейчас нет в городе, он вернётся через месяц. — Она назвала и своё имя.

В это время пришёл врач и увёл женщину с девочкой в другой кабинет.

— Простите, пожалуйста, что я погорячилась, — извинилась перед папой сестра. — У нас сегодня столько больных, мы все сбились с ног. Если хотите, можете посидеть в комнате для ожидания, это направо по коридору.

— Будем надеяться, что всё кончится благополучно, — сказал папа Каосу.

Они сидели в комнате для ожидания. Каос разглядывал стулья, стол, стены, картину на которой была нарисована ваза с цветами, занавески на окнах. Здесь было тихо-тихо, даже папа с мамой беседовали почему-то шёпотом. Вдруг Каос встрепенулся.

— А почему ты так сказала? — спросил он у мамы.

— Что я сказала?

— Что девочке нужно срочно сделать промывание желудка. Как же можно вымыть желудок, не вынимая его?

Ему вдруг представилось, что девочку положили на стол, вынули у неё из живота желудок и моют его сейчас в миске с водой. Так же, как мама моет посуду. Интересно, найдут они в желудке у девочки эти ядовитые таблетки или нет?

— Не бойся, Каос, никто не собирается вынимать у девочки желудок, — успокоила его мама. — Чтобы промыть желудок, в него через особую трубочку, которая называется зонд надо налить много-много воды, вода потом сама выльется из желудка, а с ней и все вредное, что в него попало.

И папа, и Каос даже вздрогнули от этой картины.

— Пойдем, подышим свежим воздухом, Каос, — позвал его папа. — А заодно проверим как там мои пассажиры. Скоро уже ехать.

Как хорошо было в саду! Папа с наслаждением вдыхал морозный воздух — он любил свежий воздух и всегда открывал окно у себя в кабине. А у Каоса было такое чувство, будто он впервые вышел на улицу после долгой болезни. Ему захотелось бегать, прыгать, кричать. Он тут же стал играть в "скорую помощь", которая, громко сигналя, везёт больного в больницу. Папа бросился догонять Каоса.

— Тише, тише! — остановил он его. — Не забывай, что здесь всё-таки больница. Кто-нибудь, может быть, сейчас спит, а у кого-нибудь болит голова. Больным нужен покой, здесь нельзя шуметь.

— Би, би! — шёпотом просигналил Каос, как будто его "скорая помощь" умчалась уже очень далеко.

Увидев папу, пассажиры со всех сторон потянулись к автобусу. Они шли, оглядываясь на здание. Один из норвежцев сказал папе:

— Иностранцам понравилась наша больница. Говорят, построена недавно, а так красиво. У них, мол, больницы устраивают в старых зданиях, и даже в замках.

— Нам пора ехать, — сказал папа. — Сбегай за мамой, Каос. Скажи, что мы уезжаем. Через минуту Каос привёл маму.

— Врач считает, что опасности уже нет, — сказала мама. — Теперь я со спокойной душой могу вернуться в аптеку. Сваве и Конраду, наверно, трудно пришлось без меня.

— Ничего. Через пять минут ты будешь на месте — Папа обнял маму за плечи. — Молодчина, ты сделала всё, что могла.

Каос вдруг обратил внимание, что мама даже осунулась, и понял — она боялась, что девочку не успеют спасти.

Пассажиры заняли свои места, среди них не было только женщины с девочкой, они остались в больнице.

Голубой автобус думал, что он и обратно помчится, как "скорая помощь", сигналя встречным машинам, но не тут-то было. Папа вёл автобус не спеша, чтобы пассажиры успели всё разглядеть за окном. Они как будто совершили две поездки по одному и тому же билету. Иностранцы называли эту поездку экскурсией, они любовались инеем на деревьях и пригорками, на которых деревья купались в лучах солнца, и одновременно восклицали: "Oh, wonderfull!" по-английски или "wunderbar!" по-немецки, а по-норвежски это означало: "Как красиво!" Мама сидела молча, держа Каоса за руку, ей нужна была сейчас дружеская поддержка. Это Каос понял.

Они вернулись в аптеку и там вместе рассказали Сваве и Конраду всё, что случилось в больнице.

— Сейчас папа развезёт пассажиров, поставит автобус на станции и вернётся за тобой, — сказала мама Каосу. — Пойдёшь с ним домой, он до вечера свободен.

— Не забудь свои коробочки, — напомнила ему Свава, а Конрад буркнул что-то похожее на "до свидания", он был очень занят — в аптеке на скамье сидело несколько человек.

Дома папа накормил Каоса, ведь Каос не успел поесть с мамой в аптеке, и предложил ему пойти погулять, пока он будет готовить обед.

За Газетным домом был небольшой двор и пригорок, на котором стоял другой дом. Там Каос гулял один, если, конечно, папа или мама были в это время дома, чтобы он мог в любую минуту вернуться домой.

Каос вышел на двор. Утреннее происшествие очень взволновало его, и он никак не мог успокоиться. Жаль, что Бьёрнар живёт не в соседнем доме. Хорошо бы пойти и всё ему рассказать! Но до Бьёрнара так далеко, что идти туда одному нельзя. К тому же Бьёрнар мог уехать куда-нибудь со своим папой.

И тут Каос вспомнил про Пончика. Пончик тоже жил в Газетном доме, только на верхнем этаже. Пончик был младше Каоса, и звали его так потому, что он был маленький и кругленький, а настоящее его имя было Людвиг.

Сегодня Каосу, как никогда, хотелось, чтобы Пончик оказался дома, и его отпустили гулять. Одиночество тяготило Каоса.

Пончик, к счастью, сидел дома и скучал. Его мама обрадовалась приходу Каоса, она отпустила с ним Пончика, но взяла с них слово, что они будут играть возле дома и не уйдут на улицу. Каос начал раскатывать ледяные дорожки — за делом ему легче думалось, а Пончик был на седьмом небе от счастья, что играет с таким большим мальчиком. У Пончика были с собой санки, и мальчики стали кататься с горки. Сперва несколько раз съехал Каос, лёжа на животе. Потом — Пончик, он упал, но не заплакал, ему было не до слез, он должен был делать всё то же, что и Каос.

Вдруг Каос подумал, что ведь и весёлый толстый Пончик тоже может когда-нибудь наглотаться ядовитых таблеток! И ему тоже придётся промывать желудок, и все будут за него волноваться. От этой мысли Каосу стало не по себе. "Это надо предотвратить", — решил он. Он перестал кататься и сел на санки Пончик тут же плюхнулся рядом, на нём были такие толстые штаны, что Каос не понимал, как вообще Пончик может в них двигаться.

— Пончик, — торжественно начал Каос обещай мне…

— Обещаю! — тут же сказал Пончик, думая, что Каос затевает новую игру.

— Обещай, что без мамы ты никогда не будешь глотать ни таблетки, ни пилюли, ни микстуру, даже очень сладкую!

— А конфеты и сок можно? — ничего не понимая, спросил Пончик.

— Я тебе говорю про лекарство, а не про конфеты, — ответил Каос. — Без мамы нельзя есть только лекарства.

— А пастилки от кашля?

— И пастилки нельзя, это тоже лекарство!

Каос был в отчаянии: Пончик ничего не понял, а это значит, что его жизни угрожает опасность.

Вскоре мама увела Пончика в гости, и он ушёл, так ничего и не поняв.

Гулять одному Каосу не хотелось, и тоже отправился домой. Дома папа жарил морковно-капустно-картофельные котлеты. Эти котлеты папа придумал сам. Он пропустил овощи через мясорубку, добавил в фарш яйца, муку и молоко, размешал всё и поджарил. И получились морковно-капустно-картофельные котлеты.

Маме и Каосу они очень понравились.

— Ты не узнала, как себя чувствует девочка? — спросил папа после обеда.

— Узнала. Я позвонила в больницу перед уходом домой. Мне сказали, что мы успели вовремя, девочке сделали промывание желудка, и чувствует она себя хорошо. Но её всё-таки подержат в больнице до понедельника.

— По-моему, Каос, сами дети должны объяснить взрослым, что лекарство надо хранить так, чтобы оно не попадало детям в руки, — сказал папа.

— Мы с Бьёрнаром что-нибудь придумаем, — пообещал Каос. — И я буду предупреждать всех, что это опасно. Я и Пончика предупредил, только он ничего не понял.

— Важно, чтобы это понял не Пончик, а его мама, — сказал папа. — И я верю, что вы с Бьёрнаром придумаете, как это сделать.

Воскресное утро

Каос любил собирать камешки. Он собирал их повсюду — и в горах, и у водопада, и в лесу. Самые красивые камешки хранились у него в Лилипутике, но много было и в городе. Странно получалось с этими камешками: когда Каос находил их в горном ручье или на берегу у водопада, они были яркие и блестящие — коричневые, золотистые, чёрные, белые. Но стоило принести их домой, как блеск пропадал, камешки тускнели и серели. И Каос придумал держать камешки в воде, чтобы они всегда были красивые. Мама дала ему прозрачную пластмассовую банку, Каос налил в неё воды и положил камешки. И получился у него аквариум, только не с рыбками, а с камешками.

Аквариум стоял на окне в спальне, и Каос мог любоваться всеми камешками сразу. Папа с мамой поливали свои цветы, а Каос — камешки.

В то воскресное утро Каос пододвинул к подоконнику стул, стал на коленки и долго разглядывал камешки. В аквариуме отражалось небо и дерево, что росло у водопада. На дерево прилетали птицы, и Каос наблюдал за ними, стоя на коленках перед своим аквариумом. Иногда он поднимал голову и смотрел на дерево через окно, чтобы проверить, не ошибся ли он, но он никогда не ошибался. Птицы занимались своими птичьими делами, но, какими именно, Каос не видел. Зато он видел, как они подлетали к кормушке, висевшей у него перед окном, брали в клюв еду и торопливо улетали обратно на дерево. Иногда он видел, что птицы, посовещавшись и приняв важное решение, вдруг улетали прочь. Но потом они снова возвращались на дерево. Иногда они летали друг за другом, словно играли в салки. Несмотря на шум водопада, Каос слышал, как птицы переговариваются друг с другом. Ему очень захотелось понимать птичий язык.

Бьёрнар рассказывал ему, что киты, живущие в океане, переговариваются между собой даже на очень большом расстоянии. Каос с Бьёрнаром много раз слушали кассету, которой были записаны разговоры китов. Киты даже пели песни! А здесь за окном перекликались и пели птицы.

Каос начал играть, как будто он птица.

— Там на кормушке много зёрен, — сказал он птицам, сидящим на дереве, — их хватит на всех. Но если хотите, можете слетать за едой в другое место.

— Да-да, сейчас! — ответил папа, которому сквозь сон почудилось, что Каос просит поесть.

Вчера вечером папа с мамой поздно засиделись с друзьями. Им было очень весело. Каос даже проснулся от их смеха и вышел в гостиную, правда, он тут же вернулся и снова лёг. Не удивительно, что он уже выспался, а вот папе с мамой хотелось поспать ещё.

Папа опять заснул, а Каос продолжал играть, только теперь шёпотом.

— Воскресенье! — чирикала птица-Каось. — Интересно, что это такое? У нас, у птиц, не бывает никаких воскресений. Почему в этот день на улицах так тихо? Ни машин, ни людей. Это день позднего вставания. А вон идут какие-то люди! И машины! И… Кошка! Кошка! Птички, берегитесь! Скорей на дерево, там она нас не достанет. Можно даже подлететь и подразнить её, только осторожно. Смотрите, она делает вид, будто не видит нас. Вот хитрюга! А может, она думает: "Только бы сюда не пришла какая-нибудь собака!" Ведь кошки боятся собак. А сами собаки, даже храбрые, боятся драчливых кошек. И они тоже разговаривают друг с другом. Например, собака лает у себя на дворе, а с соседнего двора ей отвечает другая собака. Я знаю, мне папа рассказывал. Все животные разговаривают друг с другом — и лошади, и коровы, и овцы, и свиньи, и куры, и утки, и гуси.

— Га-га-га-га! — Каосу стало так весело, что он забылся и заговорил вслух.

— Каос, послушай в гостиной музыку! — сказал папа. — В воскресенье утром всегда передают хорошую музыку.

Каосу больше хотелось играть в птиц, но он послушался папу, пошёл в гостиную и включил приёмник. В комнате зазвучала музыка, и, хотя птицы за окном не могли слышать её, Каосу показалось, что они летают под музыку. Ему тоже захотелось полетать под музыку. Тогда он снова стал птицей и закружился по комнате, размахивая руками.

— С добрым утром, птичка! — сказал папа, который, наконец, проснулся и вышел спальни. Он сразу понял, что перед ним не мальчик в пижаме и тапочках, а птица.

Папа очистил на кухне три апельсина, разделил их на дольки, похожие на кораблики, положил дольки на тарелку и позвал:

— Эй, птичка, где ты?

— Фью! Фью! — ответил Каос, он умел много свистеть, если не смеялся. — Фью! Фью!

— Лети к нам, поклюй апельсина!

— Фью! Фью!

Каос пролетел через спальню, сбросил тапочки и сел на папину перину — папа ещё не успел снова лечь. Каос устроился между папой и мамой.

— Какие у тебя холодные ноги! — сказала мама. — Ты бегал без тапочек?

— В тапочках, только очень долго! Потому что вы долго не просыпались!

— А теперь мы проснулись, — сказал папа. — Ешь апельсин и грей ноги у меня под периной.

— Как я люблю воскресенья! — вздохнула мама. — Можно подольше поспать, не торопиться и делать только то, что хочешь.

— Я тоже люблю воскресенья, — откликнулся папа. — Приятно, что можно не одеваясь походить немного в пижаме, как Каос. Вот мы, лежим тут, и думать не думаем обо всех делах, которые каждое утро подгоняют нас. И не слышим вечного: "Скорей одевайся! Скорей умывайся! Скорей ешь! До свидания! Увидимся вечером!" Сегодня этих слов никто не скажет.

— Да, целое воскресенье мы проведём дома! — мечтательно сказала мама. — Я очень люблю наш Лилипутик, но ведь и дома тоже приятно побыть. Правда?

— Дома? — переспросил папа. — Но ведь и размяться немного тоже надо. Разве мы не пойдём сегодня на лыжах?

— Нет, — решила мама, — не пойдём. Я и так всю неделю "разминаюсь" в аптеке, мне хочется отдохнуть. Давайте погуляем по городу, а потом съездим на автобусе в больницу и навестим ту девочку.

— Ни за что! — сказал папа. — Я хочу хотя бы в воскресенье отдохнуть от автобуса, видеть его уже не могу. Ведь я всю неделю сижу за баранкой!

— Ну и иди на лыжах один! А я буду делать то, что мне хочется!

Папа встал и быстро оделся, совсем как в будни, когда торопился на работу; он уже забыл, что собирался походить в пижаме. Мама тоже встала и быстро приготовила завтрак, словно это был самый обычный рабочий день. Каос один сидел в постели с последней долькой апельсина на тарелке. Что же это такое: папе хочется одного, маме другого? Как быть? Каос залез поглубже под перину — день начался так плохо, что он решил не вставать совсем. Полежав под периной, он надумал спрятаться под кроватями — они стояли придвинутые друг к другу. Раз всё так получилось, он исчезнет. Пусть мама одна едет на автобусе в больницу, пусть папа один идёт на лыжах! Но лежать под кроватями было неприятно: холодный пол, пыль, от которой щекотало в носу, и к тому же кровати были такие низкие, что он не мог даже пошевелиться.

— Каос, завтрак готов! — сказала мама.

— Каос, завтрак готов! — сказал папа. Друг к другу они не обращались.

— Завтракайте без меня, — сказала мама, проходя в ванную. — Я хочу полежать в горячей воде, в будни у меня нет на это времени.

Она говорила так, будто папа с Каосом были виноваты, что в будни им всем приходилось спешить!

— Ну что ж, Каос, идём завтракать, сказал папа, заглянув в спальню.

Но Каоса в спальне не оказалось, не было его и в гостиной,

— Жду тебя на кухне! — крикнул папа. Ему никто не ответил. Через некоторое время папа заподозрил неладное. Он постучал в дверь ванной:

— Каос у тебя?

Мама высунула в коридор голову в мыльной пене.

— Нет. А разве он не завтракает с тобой?

— Нет. Я не знаю, где он.

Не пришлось маме полежать в ванне, как она собиралась. Она быстро оделась, замотала голову полотенцем, и они с папой начали вместе искать Каоса. Найти его оказалось нетрудно, ведь квартира у них была маленькая. Мама откинула перины, а папа встал на четвереньки и заглянул под кровати. Каос лежал, притаившись, хотя ему было холодно и неуютно.

— Вот ты где прячешься! — сказал папа. — Вылезай отсюда, и идём завтракать.

— Не вылезу! — сказал Каос. — Сперва ты позавтракай один, потом пусть мама позавтракает одна, а я уж буду завтракать после вас.

— Что ещё за выдумки! — Папа начал сердиться.

— Раз мы все в ссоре, значит, мы все должны есть по отдельности, — объяснил Каос.

— Что-то я не помню, чтобы мы с тобой ссорились, — сказал папа.

— Мы и не ссорились, но раз вы поссорились с мамой, значит, вы оба поссорились и со мной, — заявил Каос.

В это время за окном раздалась такая громкая музыка, что папа с Каосом невольно вздрогнули. Сквозь закрытые окна в комнату проник звонкий голос:

— Спешите к трамплину! Спешите к трамплину; Сегодня закрытие сезона. Весь сегодняшний доход пойдёт на строительство спортивных трибун. Билет для взрослого — десять крон, для ребёнка — пять! Запасайтесь бутербродами и приходите к трамплину! Желающие смогут купить там горячие сосиски!

И снова заиграла громкая музыка. Каос выполз из-под кровати, и мама подхватила его на руки.

— Как ты замёрз! — испуганно сказала она. — Скорей одевайся, а то простудишься!

Наконец они все вместе сели за стол.

— Что тебе больше хочется, Каос, — спросила мама, — пойти с папой на лыжах погулять со мной?

— Я хочу быть вместе и с папой и с тобой, — ответил Каос. — С кем-нибудь одним из вас я и так каждый день бываю. И ещё мне хочется посмотреть, как прыгают с трамплина.

— Ты был со мной в аптеке и видел, что мне целый день приходится стоять за прилавком, — сказала Каосу мама. — У меня очень устают ноги, и мне хочется хоть одно воскресенье не ходить на лыжах.

— Ты ездил со мной в автобусе, — передразнил маму папа, — и видел, что целый день мне приходится неподвижно сидеть за баранкой. Вот мне и хочется размяться хотя бы в воскресенье.

— Ну и делайте, что вам хочется, — сказал Каос, — а я могу пойти к Пончику или останусь дома один.

Папе стало стыдно.

— Какие же мы глупые! — воскликнул он. — Кто сказал, что нужно делать только одно или другое? Знаете такое слово — компромисс? Оно означает, что люди, несогласные друг с другом, должны немного уступить и придумать такое решение, которое понравится всем.

— Ты уже придумал такое решение? — спросила мама, она больше не сердилась.

— Придумал, — ответил папа. — У меня такой план: сперва мы втроём едем в больницу. Автобус туда идёт в одиннадцать тридцать, мы на него успеем. Но мы возьмём с собой одну вещь, которую положим в багажное отделение.

— Какую вещь, лыжи? — спросила мама.

— Нет, не лыжи, а наши старые санки. Из больницы мы пойдём прямо вверх по склону, на пути у нас будет много подъёмов и спусков, и, если у вас устанут ноги, вы будете съезжать вниз на санках. А там наверху мы выйдем… Угадайте, куда?

— Не знаю, — сразу признался Каос.

— К трамплину! — сказал папа. — Прыжки начнутся не раньше двух, мы поспеем как раз к началу. А если мама к тому времени устанет, мы отпустим её домой. Согласен, Каос?

— Согласен! — воскликнул Каос и с тревогой посмотрел на маму: как она?

— Я тоже согласна! — сказала мама. V всех сразу появился аппетит, они быстро поели, убрали со стола и оделись потеплее. Папа с Каосом достали из подвала большие санки с мягким сиденьем. Санками давно не пользовались, они потемнели и запылились, но лапа протёр их влажной тряпкой. Пришла мама, и они поспешили к автобусу. Каос ехал на санях, а папа с мамой были лошадьми. Они успели в самый раз и снова покатили по той дороге, по которой вчера ехал маленький голубой автобус, вообразивший себя ненадолго "скорой помощью".

В больнице мама зашла к дежурному врачу, чтобы узнать, пустят ли их к больной девочке. Вскоре она вернулась.

— Нам разрешили навестить её, только у нас мало времени, потому что у них скоро обед, — сказала мама.

— Завтрак, — поправил её Каос.

— Нет, обед, в больницах обедают в двенадцать часов, — объяснила ему мама.

— Ах, не догадались, надо было принести девочке какой-нибудь подарок, — спохватился папа.

— Не беспокойся, я не забыла об этом, сказала мама и вынула какой-то пакет.

— Что это? — заинтересовался Каос.

— Альбом для рисования, — сказала мама. — Я купила его для тебя, но тебе недавно подарила альбом Эва, в нём ещё много чистых страниц. Вот я и подумала, что этот можно подарить девочке.

— Правильно! — Каос обрадовался за девочку — ведь все дети любят получать подарки.

— Ты сам и отдашь его ей, — сказала мама.

Они вошли в большой просторный зал, в котором было много-много детей. Одни сидели в своих кроватях, другие — лежали, эти, наверно, ещё не поправились.

— Я забыла, как её зовут, — прошептала мама.

— Я тоже, — прошептал папа.

— Мы говорили про неё "девочка, которая проглотила таблетки", — сказала мама. — Я так и по телефону спросила.

— А я помню, — вмешался Каос, — её зовут Олауг.

— Хорошо, что ты поехал с нами, — сказала мама. — А теперь давайте найдём, где она лежит.

Мама пошла по залу, Каос — за ней. Вдруг он остановился.

— Вот она! — воскликнул он, показав на девочку, лежавшую на кровати.

Олауг не узнала папу и маму и даже немножко испугалась, но при виде Каоса на лице её мелькнула улыбка — его она запомнила, несмотря на то, что вчера ей было очень плохо.

— Возьми, это тебе! — Каос протянул Олауг пакет. — И, пожалуйста, не ешь больше никаких таблеток!

— Не буду! — Олауг кивнула ему и раскрыла пакет, там лежал альбом и пачка цветных карандашей.

Олауг обрадовалась и хотела сразу же приняться за рисование, но в это время двери распахнулись и в палату вошли сестры с подносами, на которых стояли тарелки. Начался обед. В первую очередь сестры ставили тарелки тем детям, которые лежали в кроватях.

— Нам пора уходить, — сказала мама. — Скажи своей маме, Олауг, что мы ждём вас в гости. Когда ты поправишься, конечно. Мы живём в Газетном доме возле водопада. Этот дом знают все. А Каос сказал:

— У вас на обед мясные тефтели. Я запаху догадался. До свидания, Олауг!

— А как зовут тебя? — спросила Олауг.

— Карл Оскар.

Каос и сам не знал, почему он назвал своё полное имя, ведь его никогда так не называли. К счастью, папа с мамой не поправили Каоса. Было бы очень некстати, если б они сказали: "Вообще-то мы никогда не зовём его Карл Оскар, мы зовём его просто Каос, он сам так себя назвал, когда был маленький".

— До свидания. Карл Оскар, — сказала Олауг. — Доктор обещает, что завтра я уже поеду домой.

— Надеюсь, так и будет, — сказала прощание мама, и они ушли.

Как и вчера, Каос, выйдя на улицу, наслаждением вдохнул свежий воздух. Приятно чувствовать себя здоровым и сильным Он сам вёз санки, пока не устал, но это было уже на вершине пригорка. Узкая тропинка сбегала отсюда вниз. Ещё ни один человек прошёл по ней сегодня. Папа лёг ничком на сани, мама с Каосом сели к нему на спину папа оттолкнулся руками, и сани заскользили вниз. Потом на санки легла мама. Они смеялись и барахтались в снегу. Им было очень весело. Со стороны казалось, будто играют двое детей и один взрослый. И этим взрослым был Каос.

Возле трамплина

Ни один человек, глядя на папу, маму и Каоса, не сказал бы, что сегодня утром они поссорились и обиделись друг на друга. К трамплину пришло много народу, все были веселые и много смеялись. И Каосу было любопытно: неужели и эти люди тоже ссорились дома, прежде чем пришли сюда?

— Откуда мы будем смотреть на прыжки, сверху или снизу? — спросил папа.

— Мне больше нравится наверху, — ответила мама.

— А деньги ты взяла? У меня с собой мало.

— Деньги у меня есть, сегодня я плачу за вас! — пошутила мама и сказала кассиру: — Два взрослых и один детский!

— И одни сосиски! — быстро вставил Каос, он помнил, что утром объявляли и про сосиски.

— Не спеши, Каос, — засмеялась мама. — У нас вся еда с собой. К тому же тут продают только билеты, а не сосиски. Пошли наверх!

Они долго поднимались по склону, таща за собой тяжёлые санки. Наверху оказалось неожиданно просторно. Папа поставил санки с краю площадки и сказал:

— Сидеть на них мы сейчас не будем. Прыжки должны были вот-вот начаться. Неожиданно почти рядом с Каосом кто-то заиграл на трубе. Все встрепенулись: по трамплину уже мчался первый лыжник. Каос не раз видел прыжки с трамплина по телевизору, а прошлой зимой — здесь же, но ведь это было давно! По телевизору показывали большие трамплины, а у них в городе трамплин 6ыл небольшой. Зато как интересно стоять совсем рядом с ним! И при этом нужно соблюдать осторожность, чтобы самому не скатиться со склона.

А люди кругом смеялись, кричали, махали руками… Каос слышал скрип лыж, слышал, как лыжник не то крикнул что-то, не то запел, когда его лыжи оторвались от трамплина и он взлетел в воздух. И Каос как будто взлетел вместе с ним и приземлился далеко внизу. Красота!

Снова заиграла труба. По трамплину мчался уже новый лыжник, потом ещё и ещё. Все они со страшной скоростью проносились мимо Каоса и взлетали в воздух. Приземляясь, они как будто сжимались и, присев, летели вниз по склону в облаках снежной пыли. И опять Каосу казалось, что это он сам мчится там, по склону. Один из лыжников упал и не сразу встал, к нему подбежало несколько человек.

— Он разбился? — испуганно спросила мама.

— Не думаю, скорей всего просто растерялся, — успокоил её папа.

К счастью, он оказался прав. Через несколько минут лыжник встал и поехал прочь.

Мама с облегчением вздохнула.

После этого падения на дорожке осталась яма, её быстро заровняли, утоптали лыжами, и вскоре всё было в порядке. Снова затрубил трубач, и на площадку вышел новый лыжник за ним ещё, ещё и ещё…

Каосу казалось, что прошло уже очень много времени. У него замёрзли ноги, он стучал ими друг о дружку и прыгал, чтобы немного согреться.

— Давайте спустимся вниз и поедим, — предложила мама. И они начали спускаться.

Склон был очень крутой. Каос поступил просто: он сел на снег и покатился вниз. Мама последовала его примеру. А папа спускался медленно и осторожно, таща за собой тяжелые санки. Каос удивлялся, почему папа не съехал вниз на санях, но, видно, папа решил, что он слишком солидный человек для такой забавы.

Наконец они были внизу. Здесь тоже толпилось множество народу, однако было гораздо просторнее, чем наверху, и трамплин отсюда был виден весь целиком. По ту сторону дорожки мелькнули знакомые лица: мужчина и женщина везли инвалидную коляску, а в ней, укутанный пледом, сидел Бьёрнар!

Вообще-то это была не коляска, а сани, и они легко скользили на полозьях, приделанных дядей.

— Давайте перейдём к ним! — предложил Каос.

— Сейчас нельзя, — остановил его папа. — Лыжник может наехать на тебя. Ведь он несётся со скоростью поезда и не сможет остановиться, даже если увидит, что у него на пути стоит маленький мальчик.

— Подождём до перерыва, уже недолго, — сказала мама.

— Ты устала? У тебя болят ноги? — спросил у неё Каос.

— Нет, — ответила мама. — Я остаюсь с вами. Давайте сядем на санки и поедим.

Они удобно устроились на санях и принялись за еду, и многие, у кого тоже устали ноги, смотрели на них с завистью.

— Каос, здравствуй! Мама, тут Kaoc! — пропищал тоненький голосок у них за спиной.

Каос быстро обернулся. Это был Пончик, они с мамой тоже пришли посмотреть прыжки с трамплина. Каос очень обрадовался и тут же затеял игру. Он быстро сделал из снега маленький трамплин, и они с Пончиком стали прыгать с него. У них не было лыж, но их это не смущало. Каосу, который немного замёрз к тому времени, стало даже жарко.

— Сейчас будет перерыв, — сказал папа. Вскоре заиграла музыка, на трамплине не осталось ни одного лыжника, начался перерыв.

— Как хорошо, что я не ушла домой! — призналась мама. — Здесь так весело! Идём на ту сторону, к Бьёрнару.

Пончик тоже захотел идти с Каосом на другую сторону и потянул за собой свою маму. Через лыжную дорожку к Бьёрнару направилось целое шествие. Бьёрнар издали увидел их. Конечно, он обрадовался друзьям, но главное, ему хотелось показать им, что он времени даром не теряет: у него была записана длина каждого прыжка.

Каос поздоровался с Эвой и Бьярне, звали папу Бьёрнара, и стал рассказывать Бьёрнару и Пончику про аптеку, про Олауг, про больницу и голубой автобус, которому пришлось вчера быть "скорой помощью".

— Она наелась драже! — воскликнул испуганно Пончик, услыхав про таблетки.

— Вот видишь, — вздохнул Каос, — Пончик так ничего и не понял, хоть он совсем не глупый. Что же делать с теми, кто меньше, чем он? Ведь они тоже могут отравиться, как Олауг!

— Не бойся, мы с тобой что-нибудь придумаем, — успокоил его Бьёрнар.

На трамплине дали сигнал, и прыжки начались снова. Каос видел, что там, на площадке, лыжник уже приготовился к старту. Вот он взлетел в воздух, и у Каоса от страха даже защекотало где-то внутри. Он взглянул на Бьёрнара: глаза у Бьёрнара были отсутствующие — видно, он мысленно прыгал вместе с каждым лыжником и у него, как у Каоса, тоже щекотало в животе от страха.

Один лыжник сменял другого.

А этого я знаю! — вдруг воскликнул папа. — Он работает на бензоколонке. И этого тоже, он дружит с Хансом, моим сменщиком. — Папа знал многих.

Они оставались у трамплина до самого конца соревнований, хотя вид взлетающего в воздух лыжника больше не удивлял их. Но вот прыжки кончились, снова заиграла музыка, и зрители потянулись к городу. Маме с папой захотелось немного пройтись — они слишком долго стояли неподвижно, — и они решили проводить Бьёрнара с его родителями до самого дома. Пончик и его мама тоже присоединились к ним.

Не спеша, они дошли до дома, где жил Бьёрнар, и ещё долго разговаривали у крыльца. Вдруг Эва встрепенулась:

— Давайте пойдем, все к нам обедать! — предложила она. — Приготовим вместе, как мы говорим, "весёлый" обед из того, что найдётся дома, и поедим. Бьёрнар будет рад, он любит, когда к нам приходят гости, а это бывает нечасто.

Каос с испугом посмотрел на папу и маму. Только бы они сейчас опять не поссорились! Только бы мама не сказала: "Я так устаю на работе, что мне хочется отдохнуть дома! Только бы папа не сказал: "Нет, я, знаете, и так сижу целую неделю за баранкой, хочется пробежаться немного на лыжах. Утром я не успел!"

Но ничего такого ни один из них не сказал. Папа с мамой переглянулись, а потом посмотрели на Каоса.

— Мы согласны, — сказали они, — а ты скажешь?

— Скажу, что мне это очень даже нравится! — выпалил Каос.

Пончик и его мама тоже с радостью приняли приглашение Эвы.

Бьярне подвёз коляску к самой двери, крутил ручку, полозья поползли вверх, колёса опустились вниз, и Бьёрнар самостоятельно въехал в дом. Эва только распахнула перед ним дверь.

— Идёмте на кухню, посмотрим, что у нас найдётся для обеда, — предложила она всем.

— А что ты бы приготовила, если бы мы не пришли? — спросила мама Каоса.

— У меня есть три отбивные, но на всех этого мало, — сказала Эва. — Есть морковь, есть капуста и картошка.

— А молоко и яйца у тебя есть? — поинтересовался Каос.

— Есть, — удивлённо ответила Эва. А разве ты умеешь готовить?

— Я — нет, — ответил Каос. — Но мой папа умеет готовить очень вкусные морковно-капустно-картофельные котлеты!

— Это верно! — засмеялся папа. — Только жарить столько котлет очень долго, давайте придумаем что-нибудь другое.

— Мы сделаем "бомбу"! — решила мама Каоса. — Смешаем всё, что у нас есть, слепим из этого "бомбу" и запечём её в духовке.

— Тогда командуй, что кому делать, — предложила Эва.

— Пусть кто-нибудь смажет жиром противень! — распорядилась мама.

— Доверьте это мне, — попросил Бьярне. — С этим делом я справлюсь!

— Хорошо, ты отвечаешь за противень. Теперь надо почистить морковь и капусту, мелко нарезать и чуть-чуть проварить. Потом сделаем белый соус, только погуще, молоко и яйца нам очень кстати. И не забыть бы нарезать твои отбивные!

— У меня есть немного вчерашних макарон, — сказала Эва. — Может, они пригодятся?

— Еще как! — улыбнулась мама.

— И лук-порей! — Эва доставала из шкафа всё, что там было: баночку горошка, несколько яблок.

Все принялись за работу. Бьёрнар чистил морковь, он давно научился её чистить. Папа Каоса чистил и резал капусту. Каос, Пончик и его мама чистили картошку и начистили её столько, что одной этой картошкой все могли бы наесться до отвала. Так сказал Бьярне, который, смазав жиром противень, принялся взбивать белки. Мама Каоса готовила густой белый соус. Эва сложила в большую миску варёные овощи и поставила их остывать.

Потом Эва вылила в овощи желтки и белый соус, перемешала всё и добавила взбитый белок. Всю массу выложили на противень — получилась большая "бомба". Эва посыпала её сверху толчёными сухарями, а мама Каоса — тёртым сыром, и противень поставили в духовку. Теперь эта необычная "бомба" должна была запечься.

— Больше мы здесь не нужны, идёмте в гостиную, — предложила Эва.

— А Каос и Пончик пойдут ко мне! — сказал Бьёрнар.

У Бьёрнара было много разных игрушек, и Пончику разрешили все их трогать и во всё играть. Первым делом он стал строить кубиков дома и замки.

— Каос, — расскажи мне снова, что сделали с девочкой, которая наелась этих таблеток, — попросил Бьёрнар.

— Сначала её отвезли в больницу на голубом автобусе. Он мчался, как "скорая помощь"! А там мама сказала, что ей нужно немедленно промыть желудок.

— А как его промывают?

— Мама сказала, что ей в пищевод вставят резиновую трубку и нальют в желудок много воды, а выльется она сама. И с ней выльется весь яд.

— Вот и нарисуй это! — предложил Бьёрнар. — Возьми на столе лист бумаги и нарисуй аптеку и женщину, которая несёт на руках больную девочку. Как девочку зовут?

— Олауг, — ответил Каос. — А ей я сказал, что меня зовут Карл Оскар.

Но Бьёрнар не обратил внимания на эти слова, он уже что-то писал большими буквами.

— Слушай, можно при нём играть в нашу игру? — спросил Бьёрнар, закончив надпись, и незаметно показал на Пончика.

Каос так же незаметно кивнул:

— При нём всё можно. Пусть он играет с кубиками, а если захочет, мы можем принять его в игру, он нам не помешает.

— Хорошо, тогда начинаем, — сказал Бьёрнар. — Моя коляска заколдована, она может превращаться в самолёт, в лодку, в волшебный экипаж. Только для этого нужна волшебная палочка. Каос, принеси из кухонного шкафчика "ёжик" для мытья бутылок. Это такая щётка на длинной железной ручке.

Каос побежал на кухню, Эва, открыв духовку, проверяла, как запекается "бомба".

— Смотри, как красиво, — сказала она Каосу. — Но ещё не готово. Да и картошка тоже ещё не сварилась. Вон сколько еды, а я боялась, что будет мало.

— Угу, — буркнул Каос, еда его сейчас не интересовала. — Дай мне, пожалуйста, что-то для бутылок, я забыл, как это называется. Бьёрнар сказал, что это лежит в шкафчике.

— Понятно. — Эва наклонилась и достала из шкафчика "ёжик". — Возьми.

Каос с удивлением взял "ёжик". "Какая странная волшебная палочка!" — подумал он, но, честно говоря, он ни разу в жизни не видел ни одной волшебной палочки и не знал, как они выглядят.

Бьёрнар взял "ёжик", подъехал к своему секретеру, достал оттуда алюминиевую фольгу и обернул ею весь "ёжик". Фольга засверкала как серебро, и Каос больше не сомневался: это была самая настоящая волшебная палочка!

Волшебный экипаж

Волшебный экипаж уже собирался отправиться в путь, но Каос остановил его:

— Подожди, Бьёрнар, я тоже поеду с тобой, вот только принесу из кухни табуретку!

— Тогда принеси две, Пончик тоже поедет с нами — сказал Бьёрнар.

Пока Каос и Бьёрнар говорили про больницу и Олауг, Пончик, не обращая на них внимания, играл в кубики, но как только Каос принес из кухни две табуретки и поставил их за коляской ножками вверх, он тут же подскочил к ним. Строя свои замки, он слышал все, что говорили Каос и Бьёрнар.

— Ты тоже поедешь с нами, — сказал ему Каос. — Только обещай, что не будешь мешать Бьёрнару вести наш экипаж, нам до обеда надо побывать во многих местах.

Пончик сразу понял смысл игры и влез в перевёрнутую табуретку, это ему понравилось.

— Сейчас наш экипаж вылетит в окно, и никто этого не заметит! — объявил Бьёрнар.

— А куда мы полетим, в аптеку? — спросил Каос. — Ведь всё началось в аптеке.

— Нет, мы полетим в больницу, — ответил Бьёрнар, он много лежал в больницах и знал какие там порядки. — С кем мы будем разговаривать в больнице, с доктором или сестрой?

— С доктором, — сказал Каос. — С сестрой мы уже разговаривали.

— А в больницах, где я лежал, были сестры и братья, — сказал Бьёрнар. — И врачи были и мужчины и женщины. Но в этой больнице у нас будет врач мужчина.

"Здравствуйте, доктор! Скажите, пожалуйста, как, по-вашему, многим ли детям сегодня пришлось промывать желудки из-за того, их родители забыли убрать лекарства?"

"Думаю, что многим, — ответил Бьёрнар за воображаемого доктора. — Особенно если считать все случаи в Норвегии и кое-какие за границей. Даже не знаю, как внушить родителям, что нельзя оставлять лекарства на виду у детей".

"Вам помогут дети, — успокоил "доктора" Бьёрнар. — Мой друг Каос нарисовал ребёнка, которого привезли в больницу, чтобы сделать ему промывание желудка. Мы хотим поместить этот рисунок в газету с такой надписью:

"Взрослые! Прячьте лекарства, а то вашим детям придётся делать промывание желудка"

"Прекрасная мысль! — сказал "доктор". — Желаю вам успеха!"

Волшебный экипаж покинул больницу и тут же стал поездом — Бьёрнару захотелось переменить транспорт.

— Мы должны объехать всю Норвегию, сказал Бьёрнар, — а это лучше всего сделать на поезде. Нам придётся выходить на каждой станции и разговаривать с разными людьми. Вот мы входим в первый дом, тут живет семья, у которой много детей. Их мама как раз дома. Каос, ты будешь говорить за маму.

— Нет, лучше говори ты, — испугался Каос. — У меня не получится, ведь я с ней не знаком.

— Ладно! — согласился Бьёрнар.

"Здравствуйте, мамаша! Скажите, пожалуйста, где у вас в доме лежат лекарства, могут ли ваши дети сами их достать?"

"Что вы, конечно, нет! Мы всегда прячем лекарства от детей, — ответила воображаемая мамаша, но тут же волшебная палочка в руках у Бьёрнара зашевелилась, и все увидели, что на столе под скатертью лежит коробочка с таблетками. — Простите, — сказала "мамаша", — я только сегодня забыла убрать лекарство. Но это таблетки от головной боли, они совсем не опасные".

"Не опасные для взрослых, но опасные детей", — строго проговорил Бьёрнар.

"Об этом я не подумала! Спасибо, что предупредили".

— А теперь, Каос, мы поедем к тебе в Газетный дом, — сказал Бьёрнар. — Только уже не на поезде, а на мотоцикле. Держись, Пончик! Т-р-р-р! Ну, вот и Газетный дом!

— А как мы поднимемся по лестнице? — спросил Каос, забыв, что заколдованная коляска может превращаться во что угодно.

— Сейчас я взмахну палочкой, и наша коляска превратится в воздушный шар, — сказал Бьёрнар. — На какой этаж нам надо подняться?

— Сперва на третий, — ответил Каос. — Там редакция, а на втором этаже — типография.

— Сиди спокойно, Пончик, мы поднимаемся на шаре!

Никогда в жизни Пончик не играл в такую интересную игру. От восторга глаза у него стали круглые, он ни минуты не сомневался, что поднимается на настоящем воздушном шаре.

— С кем твой папа разговаривал в тот раз, когда напечатали наш рисунок про космос? — спросил Бьёрнар.

— Кажется, он назывался редактором.

— Пошли к редактору. Рисунок готов, подпись к нему я тоже уже сделал.

Они как будто вошли в кабинет к редактору, там стоял большой-пребольшой письменный стол.

"По понедельникам мы обычно не печатаем в номере никаких детских материалов, — сказал Бьёрнар за воображаемого редактора. — Вы, кажется, принесли детский рисунок?"

"Рисунок детский, — согласился Бьёрнар, — но нам очень важно, чтобы его как можно скорее увидели все взрослые".

"Согласен, — сказал "редактор", посмотрев рисунок. — Я напечатаю ваш рисунок. Правда, я сейчас очень занят, и вам придётся самим отнести его в типографию. Вот вам записка, чтобы вы знали, к кому следует обратиться".

Воздушный шар выскользнул из двери и опустился на втором этаже.

В типографии стоял грохот от печатных станков.

— У вас так всегда грохочет над головой? — испуганно спросил Бьёрнар у Каоса.

— Нет, — ответил Каос. — Мы живём в том конце дома, который ближе к водопаду. У нас грохочет водопад.

Они вошли в типографию. Здесь можно было не разговаривать, из-за грохота их всё равно никто бы не услышал. Какой-то человек взял у них рисунок, прочёл подпись, сделанную Бьёрнаром, и записку редактора.

"Хорошо! — прокричал Бьёрнар за работника типографии. — Мы успеем напечатать ваш рисунок в завтрашнем номере".

Воздушный шар медленно заскользил вниз.

— Сколько газет напечатают рисунок? — вдруг спросил Пончик.

— Сто, это уж точно, — ответил Каос.

— Не сто, а несколько тысяч, — поправил его Бьёрнар. — Ведь эта газета продаётся не только у нас в городе, но и во всей округе. В горах…

— И внизу, в долине, — перебил его Каос. — Мой дядя всегда её покупает.

— Ну вот, мы выполнили важное задание, — сказал Бьёрнар. — Но волшебному экипажу хочется поездить ещё. Куда мы поедем теперь?

— Давайте поедем в Лилипутик, — предложил Каос. — Пусть волшебный экипаж превратится в оленью упряжку!

— Это ты хорошо придумал, — похвалил его Бьёрнар. — Мне уже давно хочется посмотреть вершину Высокой.

— Тогда нам надо потеплее одеться, — сказал Каос.

— И взять с собой солнечные очки, — подал голос Пончик, он помнил, что мама в горах надевала ему солнечные очки, чтобы у него не заболели глаза от сверкавшего на солнце снега.

— И намазать лицо кремом, — поддержал его Каос, — а то мы обгорим, и у нас слезет кожа.

— Кожа — это не страшно, — заметил Бьёрнар, — но можно и поберечься. Каос, сбегай в ванну, там, на полочке лежит тюбик с вазелином, принеси его сюда.

— Но ведь мы ещё возле Газетного дома — напомнил ему Каос.

— Верно, я совсем забыл, — признался Бьёрнар, — Сейчас я взмахну палочкой — и мы окажемся у нас. Раз, два, три! Теперь можешь бежать за вазелином!

Каос принёс вазелин, и они все трое жирно намазали себе лица.

Наконец волшебный экипаж снова тронулся в путь. Сперва он был ещё воздушным шаром, но за пределами города превратился в нарты, их везли шесть оленей. Олени быстро мчали упряжь через лес.

— Если нам попадётся встречный автомобиль, ему придётся съехать на обочину, чтобы пропустить нас, — сказал Бьёрнар.

— Давайте лучше поедем прямо по насту, — предложил Каос, он подумал, что голубой автобус не сможет разминуться с упряжкой на такой узкой дороге. — Ну вот, мы уже поднялись высоко в горы, — продолжал он, подражая Бьёрнару. — Чувствуете, как здесь пахнет морозный воздух? Ещё здесь немного пахнет дымом, потому что все топят печи. Сейчас мы проедем мимо двух гостиниц, потом будет туристская база, но нам надо дальше. Видите, сколько тут лыжников? И все они смотрят на нас! Мы едем прямо в Лилипутик!

— Нет, — сказал Бьёрнар. — Сперва на вершину Высокой. Мне хочется наконец увидеть её своими глазами.

— Пончик, ты едешь с нами? — спросил Каос.

— Да! — Пончик держал в руках шнурок — это были вожжи, и он правил упряжкой.

— Там очень круто, упряжке не пройти, — сказал Каос. — Нам придётся подняться по гребню, который проходит рядом с вершиной.

— Пешком? — испугался Бьёрнар.

— Нет, там можно проехать верхом на оленях, — успокоил его Каос.

— Ладно. Как будто наши олени идут очень медленно, потому что им тяжело, — сказал Бьёрнар.

— Чувствуете, как тут наверху холодно? — спросил Каос.

— Хорошо, что мы намазались вазелином, а то отморозили бы себе носы! — засмеялся Бьёрнар. — Ну вот, выше уже подниматься некуда. Каос, расскажи, что нам отсюда видно?

— Отсюда виден весь мир, — серьёзно ответил Каос. — И ещё несколько вершин там вдали.

— Ну, а теперь едем в Лилипутик! — воскликнул Бьёрнар.

Они быстро спустились по гребню, пересели на нарты и поехали к Лилипутику. Наст хорошо держал и оленей и нарты.

— Вон, вон Лилипутик! — закричал Каос.

— А что это за звуки? — удивился Бьёрнар.

Все трое прислушались — поблизости слышалась не совсем обычная музыка.

— Это мой дядя играет на флейте! — воскликнул Каос. — Как будто он ждёт нас в Лилипутике и играет там на флейте, чтобы мы не заблудились.

— Расскажи, как там у вас внутри, чтобы мы знали, — попросил Бьёрнар.

— В гостиной у нас камин и раскладная скамья, в ней под сиденьем сундук, там я храню свои игрушки. Ещё там есть кухня с плитой и спальня, в ней стоят две двухэтажные кровати. Ещё…

— Бьёрнар! — крикнула Эва из гостиной. — Угадай, кто к нам пришёл? И ты тоже, Каос!

— Мы уже угадали, это дядя Каоса, — ответил Бьёрнар. — Мы слышали, как он играл на флейте. Сперва мы подумали, что он играет в горах, а потом догадались, что он пришёл к нам. Мы играем, как будто мы у Каоса в Лилипутике.

Эва вошла в комнату и остолбенела, увидев их блестящие от вазелина лица.

— Что вы с собой сделали? — испугалась она.

— Ничего особенного, — спокойно ответил Бьёрнар. — Мы намазались вазелином, чтобы не отморозить носы и щёки. Мы поднимались на вершину Высокой.

— А я пришла пригласить вас обедать, — сказала Эва.

Каос и Пончик быстро вылезли из своих табуреток, а Бьёрнар превратил волшебный экипаж снова в инвалидную коляску. В доме не было ни одного порога, и он легко ездил из комнаты в комнату.

Мальчики все вместе вошли в гостиную.

— Здесь пахнет совсем как в горах, — сказал Бьёрнар, принюхиваясь, — дымом и чем-то вкусным!

— Духовка! — воскликнула Эва, и все бросились на кухню смотреть, не сгорела "бомба".

Эва открыла духовку: "бомба" получилась большая и золотисто-коричневая. Эва вытащила противень и установила его сразу на две подставки. И тут же рядом поставила горку тарелок, ножи, вилки и большое блюдо с варёной картошкой.

Каждый накладывал себе сам, сколько хотел, а потом устраивался, где ему больше нравилось. Кто на стульях, а кто прямо на ковре в гостиной. Бьёрнар сидел в своей коляске, Каос и Пончик — на табуретках рядом с ним.

"Бомба" всем пришлась по вкусу, особенно мальчикам, а может, они просто очень проголодались — ведь они сегодня не только гуляли у трамплина, но ездили и в больницу, и по стране, были в Газетном доме, поднимались на вершину Высокой и побывали в Лилипутике. Ничего удивительного, что им захотелось есть. Гости оставались у Бьёрнара до самого вечера. Перед их уходом Бьёрнар сказал:

— Каос, захвати рисунок с собой! Покажите его в Газетном доме, может, его тоже напечатают в газете.

Папа внимательно посмотрел рисунок и прочёл подпись, сделанную к нему Бьёрнаром.

— Мы вместе зайдём в редакцию, Каос, — сказал он.

Дома они сразу поднялись прямо на третий этаж. Несмотря на воскресный день, редактор сидел у себя в кабинете — он пришёл проверить, всё ли готово к выпуску завтрашнего номера. Папа с Каосом рассказали ему про Олауг, которая отравилась таблетками.

— Хорошо, что вы пришли с этим материалом, — сказал редактор. — Мы напечатаем ваш рисунок, хотя по понедельникам у нас и не бывает детской странички.

Довольные Каос и папа вернулись домой и всё рассказали маме.

— Я рада за вас, — улыбнулась мама. — А теперь и нам не мешает проверить, не лежат ли у нас дома на видном месте какие-нибудь опасные таблетки.

— Конечно, нет, — гордо ответил папа. Мы же следим за этим!

— Сейчас посмотрим… — сказала мама. — Пожалуйста, в кухне на окне стоит флакон с таблетками железа!

— Совершенно верно! — воскликнул папа. — Это я купил для тёти и забыл их на окне. Она их заберёт, когда приедет в город. Но эти таблетки не опасные.

— Ошибаешься, — возразила мама. — Для маленьких детей они даже очень опасны. Сколько детей угодило в больницу именно из-за этих таблеток!

— Придётся тебе следить за нами, Каос, — сказал папа.

— Хорошо, я буду следить, — серьёзно пообещал Каос, и, хотя взрослые каждый день доставляли ему много забот, он не сердился на них.

17 м а я

Каждый год в этот день водопад Ветлебю неизменно приходил в изумление. Он привык к тому, что его голос заглушает в городе все остальные звуки. Весной он всегда бывал особенно полноводным и шумным и ничего не слышал, кроме себя. Но 17 мая какие-то звуки неизменно заглушали его грохот.

Это играл духовой оркестр! И не один, а сразу несколько. Один духовой оркестр, который обычно играл в городе весной и летом, был водопаду не страшен, он к нему привык.

Но в этот день все оркестры Ветлебю собирались на площади перед Газетным домом и оттуда двигались по Главной улице. Они как будто говорили: "Скорее, скорее! Приходите все, кто хочет увидеть праздничное шествие детей!"

Бьёрнар не очень радовался празднику. Его папа работал в другом городе и редко приезжал домой. В прошлом году, например его не было дома в этот день. Правда, если говорить честно, Бьёрнар с Эвой совсем неплохо провели прошлогодний праздник. Когда началось шествие детей, Эва вывезла Бьёрнара на Главную улицу. Все расступились и пропустили его в первый ряд, чтобы ему было хорошо видно. Но как обидно было сидеть в коляске, когда играла такая весёлая музыка! Как веселились все, кто шёл за оркестром! Они кричали так громко, что порой даже заглушали музыку. В конце концов Бьёрнару надоело смотреть на шествие, и они ушли домой.

По сегодня всё было иначе. Сегодня папа, мама и Каос пригласили Бьёрнара с Эвой к себе в Газетный дом. Оттуда они должны были увидеть и духовые оркестры, идущие утром на парад, и праздничное шествие детей.

На площади перед Газетным домом в этот день всегда бывало очень интересно, особенно утром, поэтому Эва с Бьёрнаром вышли из дома пораньше. Уже одно это было необычно и потому интересно. Утро выдалось холодное, и Бьёрнару пришлось надеть тёплую куртку, а Эве — пальто. Оба прикрепили к одежде ленточки с синей, белой и красной полоской — это были цвета норвежского национального флага: кроме того, Бьёрнар привязал к рулю коляски маленький норвежский флажок. Руль на коляске так и остался, хотя полозья, сделанные дядей, давно сняли, потому что снег в городе уже сошёл. Лишь в лесу под деревьями ещё белели сугробы, напоминая о прошедшей зиме. Возить коляску теперь было легко.

В такую рань движения ещё не было, и они ехали прямо посредине улицы. То тут, то там неожиданно раздавались выстрелы, Эва пугалась и вздрагивала. Это пускали петарды.

— Ты смотри по сторонам, — посоветовал ей Бьёрнар, — тогда сразу увидишь, откуда ждать сюрприз.

— Ты прав. Я просто забыла, что 17 мая всегда пускают петарды.

— А почему мы пошли по Верхней улице? — спросил Бьёрнар.

— Ты знаешь небольшую школу к югу от города? Чтобы ученики могли принять участие в детском шествии, их привозят в Ветлебю на автобусе, а вот оркестр этой школы всегда идёт пешком.

— И он пройдёт как раз по Верхней улице" да? По-моему, он уже слышен!

— Похоже, что так. По времени они уже должны быть здесь. Поедем потихоньку вперёд, они нас догонят.

— Не вперёд, а назад, им навстречу! — Бьёрнар схватился за колёса.

— Ну что ж, тогда разворачивайся! Они повернули и поехали назад, навстречу оркестру. В груди у Бьёрнара громко звучала музыка — никогда в жизни он не находился так близко от духового оркестра.

— Отпусти коляску, я поеду сам! — попросил он Эву.

Крутя колёса руками, Бьёрнар ехал за оркестром. Ему казалось, что он тоже участвует в демонстрации и оркестр играет для него одного.

"Хоть бы они играли подольше!" — думал Бьёрнар. Слушаясь музыки, он ехал то быстро, то медленно. Эва не мешала ему, она молча шла рядом, и ей тоже хотелось, чтобы это продлилось подольше.

17 мая в городе все жили под музыку. Даже мелкие водопадики, которых здесь было очень много, подчинялись её ритму.

Оркестр свернул на улицу, которая круто спускалась к центру. Эва и Бьёрнар свернули вслед за оркестром. Теперь Эве пришлось придерживать коляску, чтобы она не ехала слишком быстро, а то Бьёрнар врезался бы в самую гущу музыкантов.

Так вместе с оркестром они вышли на площадь к Газетному дому, мосту и водопаду. Тут было столько людей, что Бьёрнару пришлось остановиться. Даже автомобили и те пережидали, пока пройдёт демонстрация.

— Идём к Каосу, — сказал Бьёрнар, глядя вслед удаляющемуся оркестру.

В это время у них за спиной засигналил какой-то автомобиль. Они оглянулись, это был маленький голубой автобус. Он возвращался из своего первого рейса, и вёл его папа Каоса. В честь праздника автобус был вымыт до блеска и украшен флагами. Автобус остановился, чуть-чуть потанцевал и приветствовал Эву и Бьёрнара двумя сигналами. Папа помахал рукой им и Газетному дому. Мама стояла в окне, но Каоса с ней не было.

Бьёрнар проехал за угол и попал прямо во двор. Там играла музыка. Правда, она была не очень похожа на музыку духового оркестра, но всё-таки это был оркестр, и состоял он из крышек от кастрюль, трубы и игрушечного барабана. И играли на них Каос и Пончик! Они так увлеклись, что даже не заметили Эву и Бьёрнара.

— Каос, посмотри, кто пришёл! — крикнула мама, выходя на крыльцо.

Каос привык бывать у Бьёрнара, но не привык видеть Бьёрнара у себя; он растерялся.

— Останетесь во дворе или пойдёте домой? — спросила мама.

— Каос, давай поиграем здесь! — попросил Бьёрнар.

— Давай! — сказал Пончик, хотя его и не спрашивали, и отдал свой барабан Бьёрнару.

— Позовите нас, если вам что-нибудь понадобится, — сказала мама, и они с Эвой ушли домой пить кофе.

Хотя Каос и жил на первом этаже, но на площадку к ним вело несколько ступенек, и мама не знала, как Бьёрнар без посторонней помощи попадёт в дом на своей коляске.

Сперва мальчики играли в оркестр, а когда им это надоело, они придумали новую игру — в разведчиков. Каждый по очереди выходил на площадь и потом рассказывал, что он там видел. Первым на разведку поехал Бьёрнар. Он выехал на тротуар, поглядел по сторонам и вскоре вернулся во двор.

— Там готовятся к детскому шествию, — сказал он.

Потом на разведку пошёл Каос.

— Я видел двух полицейских! — взволнованно рассказал он, когда вернулся. — Они должны следить, чтобы на Главную улицу не проехал ни один автомобиль!

Третья очередь была Пончика. Ему не повезло. Когда он выглянул из-за угла, пробегавшие мимо мальчишки со смехом что-то бросили в него. В Пончика они не попали, но зато рядом с ним раздался страшный взрыв. Пончик на мгновение замер, а потом с отчаянным воплем бросился обратно во двор.

— Что случилось? — в один голос закричали Каос и Бьёрнар.

— Что случилось? — закричал папа Каоса, только что вернувшийся с автобусной станции.

— Меня убили! — рыдал испуганный Пончик.

Папа схватил Пончика на руки, осмотрел его, прижал к себе и спросил:

— Покажи, где это было? Пончик показал папе место, где раздался взрыв.

— Так это же обыкновенная петарда, — сказал папа. — Она бахнула, да?

— Да, она бабахнула. Очень громко, — сказал Пончик.

— Бах! Бах! Бах! — закричали Каос и Бьёрнар, перебивая друг друга. Пончик тоже стал кричать вместе с ними, но кричал он как-то невесело.

— Мне не нравится день рождения Норвегии, — сказал он наконец.

Наверно, его мама назвала 17 мая днём рождения Норвегии.

— Как вы думаете, сколько Норвегии лет? — спросил Бьёрнар.

— Сто! — сказал Пончик.

— Тысяча! — сказал Каос.

— Нет! Хотите, я расскажу вам про Норвегию? — предложил Бьёрнар.

Он подъехал к крутому склону, на котором росло дерево, там, в тени, ещё сохранилось немного снега.

— Мы с вами стоим на очень древней горе, — сказал он, показывая на склон. — Ей примерно 650 миллионов лет. Нам даже трудно представить себе такой возраст. А вот уже не так давно, всего семьдесят тысяч лет назад, вся Норвегия была покрыта толстым слоем льда, очень толстым!

— И Газетный дом? — с испугом воскликнул Пончик.

— Газетного дома тогда ещё не было, — продолжал Бьёрнар. — Потом лёд растаял, и стали видны горы и долины, реки и озёра. Нам с вами повезло, что мы не жили десять тысяч лет назад…

— Повезло! Повезло! — обрадовался Пончик и вдруг закричал во всё горло: — Музыка! Музыка! Идут!

И правда, на площади играла музыка, началось детское шествие. Мальчики вышли на площадь, Пончик держался в серединке между Каосом и Бьёрнаром. Дети, принимавшие участие в шествии, размахивали флажками и кричали "ура!". Пончик, а за ним Бьёрнар и Каос тоже закричали "ура!", только не так громко.

Они стояли там, пока не кончилось шествие. Потом папа Каоса помог коляске въехать по ступенькам, а мама угостила всех гоголем-моголем. Мальчики ели, сидя у окна. Бьёрнару казалось, будто он сидит в театре в первом ряду, так хорошо ему было видно всё, что происходило на улице.

И наконец все дети и взрослые пошли на городской луг, где было устроено праздничное гулянье.

Больше всего им понравились там картофельные бега. В этих бегах принимали участие все желающие, и большие и маленькие. Побеждал тот, кто доносил в ложке картофелину до самого конца дорожки. Бьёрнар с завистью смотрел на бегущих. И тогда папа Каоса решил, что и Бьёрнар тоже должен участвовать в этом соревновании — он предложил везти его коляску. Бьёрнар, конечно, согласился. Ему дали ложку и картофелину, и папа пустился во всю прыть. Картофелину Бьёрнар не уронил и получил в награду воздушный шарик.

День рождения Норвегии они отпраздновали на славу. В конце концов Бьёрнар так устал, что даже обрадовался, когда Эва позвала его домой. Пончик тоже устал, и мама увела его в Газетный дом.

Ну, а Каос? Нет, Каос домой не пошёл. Вместе с мамой он ехал на голубом автобусе в горы. У папы был вечерний рейс, и он попросил Каоса и маму непременно поехать с ним, чтобы они вместе провели в Лилипутике весь вечер.

Вот и площадь с Газетным домом. Как всегда, грохочет водопад, люди громко разговаривают и смеются, из автомобилей доносится весёлая музыка, а маленький голубой автобус катит уже за городом, мимо полей и усадеб.

Начинало темнеть, окна в домах были освещены, и над каждым домом реяли флаги, где большие, а где поменьше. Папе, маме и Каосу пришлось от гостиницы долго идти пешком, потому что дорога к стоянке ещё не просохла. Они шли мимо домов, в которых жили служащие гостиницы, и неожиданно в окне одного из домов Каос увидел знакомую девочку. Он хотел задержаться, но папа и мама были уже далеко, и он бросился догонять их.

Они то спускались но склону, то снова поднимались вверх, и наконец увидели Лилипутик. Каос от удивления даже остановился: перед домом была насыпана горка из земли и камней, в неё был воткнут длинный шест, а на шесте развевался норвежский флаг!

— Это ты успел сделать утром? — улыбнулась мама.

— Да, — признался папа. — II мне очень хотелось, чтобы мы приехали сюда вечером и вместе спустили флаг.

Каос задумчиво смотрел па Лилипутика и на вершину Высокой.

— Как хорошо всё-таки, что лёд растаял десять тысяч лет назад — вдруг сказал он.

Папа ничего не понял, но мама объяснила ему:

— Это, наверное, Бьёрнар рассказал ему про ледниковый период. Он всегда рассказывает Каосу что-нибудь интересное.

— Вспомнил! Вспомнил! — неожиданно закричал Каос.

— Что? — спросили в один голос папа и мама.

— Я видел в окне Олауг! — взволнованно проговорил Каос. — В доме рядом с гостиницей! Теперь я вспомнил, это была она!

Олауг

Папа, мама и Каос переночевали в Лилипутике. Встали они раньше обычного и пошли гулять. Прежде чем вернуться в город, им хотелось подышать свежим горным воздухом. Папе предстояло весь день водить автобус, маме — стоять за прилавком в аптеке, а Каосу — идти к Бьёрнару и Эве.

Здесь, в горах, им казалось, что в целом мире нет никого, кроме них. Соседние дома стояли пустые. По склонам никто не бродил. Солнце только взошло, и было ещё очень холодно. Каос надел свитер, куртку, шапку и даже варежки. От холодного воздуха щекотало в носу. Он замер на крыльце в надежде, что мимо пробежит заяц или лисица. Но должно быть, они слышали, как он стукнул дверью, и затаились. Небось заяц сидит сейчас рядом в кустах и дрожит от страха при виде Каоса.

— Не бойся, я тебя не обижу, — сказал Каос зайцу, но заяц так и не вышел из кустов.

А вскоре он забыл и о зайце, и о лисице, потому что нашёл серебристые палочки. Это были ветки, долго пролежавшие под дождём и ставшие от этого светло-серыми. Каос собирал их, чтобы что-нибудь из них построить, но что именно, он ещё не придумал.

Потом он стал прыгать через кочку, а напрыгавшись, вдруг вспомнил вчерашний день и марши, которые играли духовые оркестры. Ему казалось, что он снова слышит музыку, и он начал маршировать по лужайке перед Лилипутиком. И был он уже не Каос, а целый духовой оркестр. Сложив руки трубой, он дудел что есть мочи. Вчера здесь было тихо, зато сегодня горы, скалы, вереск и можжевельник услышали, как играет духовой оркестр.

— Каос! — крикнул папа, приоткрыв дверь. — Идём скорей завтракать, тогда у нас останется время погулять!

На завтрак мама приготовила яичницу-глазунью, хотя был самый обычный рабочий день, но папа сказал, что это праздничный завтрак и за вчера и за сегодня — за 17 мая и за Лилипутика.

После завтрака каждый из них принёс из сарая по охапке дров на следующий раз. Папе и Каосу не хотелось покидать Лилипутик.

— Не вешайте носы, — сказала им мама, — в субботу мы приедем сюда на два дня.

Они сложили дрова на место, прибрали в доме и отправились на прогулку.

Солнце золотило вершины. Вчерашние лужи замёрзли, и под ногами хрустел ледок. Каос снова вспомнил девочку, которую видел в окне.

— Это была Олауг, — сказал он. — Разве она тут живёт?

— Да, я совсем забыл рассказать вам об этом, — спохватился папа. — Вы знаете, что отец Олауг работал в море на нефтяной платформе и редко бывал дома. Но теперь он начал работать поваром в гостинице и, думаю, ещё не скоро уедет на свою платформу. Там он тоже работал поваром, так что разницы нет. Зато здесь он живёт вместе с семьёй. Они поселились в одном из домов, которые принадлежат гостинице.

Каос давно не видел Олауг, да и вообще он разговаривал с ней только два раза: один раз в больнице, а второй — у них дома, когда Олауг с мамой приходили поблагодарить за помощь.

— Давайте когда-нибудь пойдём к ней в гости, — предложил он.

Но папа с мамой уже забыли про Олауг и ничего не ответили Каосу, а он шёл и думал о ней. Интересно, будет ли она сегодня смотреть в окно? Может, она увидит, как он садится в автобус? Он будет играть, будто он водитель. Сперва обойдёт вокруг автобуса, проверяя, всё ли в порядке: постучит по колёсам, подёргает дверцу багажника, а потом войдёт в автобус и сядет за руль.

Он шёл и улыбался про себя, радуясь придуманной им игре.

Они спустились к гостинице. Кругом было пусто и тихо, в этот ранний час люди ещё спали, но в окне кухни уже горел свет.

Папа зашёл в гостиницу, чтобы забрать почту и узнать, кто едет в город. Мама села в автобус, а Каос проделал всё, что придумал по дороге, но сперва взглянул на окна коричневого домика. Там кто-то стоял. Он не сомневался, что это Олауг. Он не спеша обошёл вокруг автобуса, постучал по каждому колесу, проверил, заперта ли дверца багажного отделения, оглядел лобовое стекло, а потом поднялся в автобус и сел за руль.

К автобусу потянулись пассажиры: кто из гостиницы, кто из домов; вышел из гостиницы и папа.

Каос ещё раз взглянул на окно Олауг — её там не было. Тогда он слез с папиного места, но папа успел заметить его.

— Так не годится, Каос, — строго сказал он. — Пассажиры могут подумать, что я разрешаю детям играть в автобусе.

— Не сердись, — сказала мама. — Каос ничего не трогал, он просто играл в тебя. Посмотри, как вы похожи.

— И всё-таки в автобусе так играть не следует, — сказал папа, но он уже не сердился. — Ну, сколько осталось до отправления? Две минуты? Надо подождать, может, кто-нибудь ещё подойдёт.

Папа вышел из автобуса и проделал всё, что, играя, проделал Каос, он даже присел на корточки и долго разглядывал одно из передних колёс. В эту минуту дверь коричневого домика распахнулась, и Каос увидел, что к автобусу бегут Олауг и её мама. Они очень спешили: Олауг не успела застегнуть "молнию" на куртке, а её мама — надеть косынку. На бегу Олауг помахала рукой человеку, стоявшему у кухонного окна, он заулыбался и помахал ей в ответ. Наверно, это и был её папа.

Олауг первой поднялась в автобус, она быстро огляделась и сделала вид, что не заметила Каоса. Её мама поздоровалась с папой и купила у него два билета, взрослый и детский.

— Вот приятная неожиданность! — сказала она маме Каоса и села с ней рядом. — Вы тоже здесь были?

— Как себя чувствует Олауг? — спросила мама.

— Спасибо, всё в порядке. Последнее время нас не было в городе. Сперва мы гостили у моих родителей. Потом вернулся наш папа и устроился работать в гостинице. Мы переехали к нему. Вот уже две недели мы живём здесь, и нам всем очень нравится, только детей мало, и Олауг не с кем играть. Те дети, которые приезжают в гостиницу, живут тут так недолго, что Олауг не успевает как следует познакомиться с ними.

Автобус тронулся. Каос смотрел в окно и изредка поглядывал на Олауг. Она тоже то смотрела в окно, то косилась на Каоса. Наконец это превратилось в игру: когда Каос отворачивался к окну, она смотрела на него, а когда он поворачивался в её сторону, она отворачивалась к окну.

Олауг так быстро вертела головой, что Каос даже удивился. Первый раз, когда он увидел её, девочка бессильно висела на плече у своей мамы, сонная от таблеток. В другой раз он видел её в больнице. Они даже не поговорили тогда, она только спросила, как его зовут, и он почему-то сказал, что его зовут не Каос, а Карл Оскар. В третий раз он видел Олауг у себя дома, она чинно сидела на стуле, и, наверно, ей было неприятно, что взрослые всё время говорят только об этих таблетках. Три раза они виделись, но Каос так и не мог понять, знакомы они или нет. Лучше бы они были совсем чужими, тогда можно было бы спокойно её разглядывать и крутить ступнями, как крутила мама в аптеке, когда у неё уставали ноги. Впрочем, крутить ступнями ему и сейчас никто не мешал. Вдруг он заметил, что Олауг повторяет все его движения. Он улыбнулся, но в это время папа сказал:

— Посмотрите налево!

Автобус ехал через лес. Впереди, недалеко от дороги, стояла под деревом лосиха с лосёнком.

— Останавливаться мы не будем, — сказал папа, — но поедем медленно, чтобы их не вспугнуть.

Каос и Олауг забыли про свою игру. Никогда в жизни Каос не видел так близко живого лося. Он смотрел прямо в глаза лосёнку и дивился тому, что лосиха оказалась такой огромной.

Автобус медленно проехал мимо лосей. Олауг, пересевшая на сиденье к Каосу, сказала ему:

— А я видела в горах лисицу!

— А я один раз нарисовал лося! Правда, я только сейчас рассмотрел его как следует. Мои папа сто раз видел здесь лосей, а может, даже двести!

— А мой папа видел серну, только это было в Швейцарии.

— Серна — кто это? — спросил Каос.

— Это такая горная коза, — ответила Олауг. — Мы жили тогда в Швейцарии, но я её не видела: я была маленькая и меня возили в коляске.

— Когда я был маленький, меня тоже возили в коляске, только это было уже давно, — сказал Каос.

— Мой папа работал в Швейцарии, и мы там жили. А потом мы переехали во Францию, а из Франции — в Норвегию. Моя мама очень рада, что мы теперь живём в Норвегии, потому что она норвежка.

— А разве папа не рад? — спросил Каос.

— И папа рад. Ему Норвегия тоже нравится, здесь очень красиво. Мы живём теперь в горах.

За окном мелькали поля и усадьбы. На дорогу выбежала собака, которая так нравилась Каосу. Он даже играл, будто это его собака и она едет вместе с ним к тёте и дяде, а потом катается с ним на финских санях возле тётиного дома. Он тогда мысленно гладил её или опирался ей на спину, ведь собака была очень большая и ей было не тяжело.

Сейчас он тоже представил себе, что собака едет с ним в автобусе. Вот она сидит между ним и Олауг. Нет, тут ей тесно. Пусть лучше она сидит в проходе. Время от времени он мысленно говорил Олауг: "Можешь её погладить. Она не кусается".

Автобус въехал в город, вот площадь и Газетный дом, но он, не останавливаясь, проехал до самой станции. Сегодня на городских автобусах уже не было флагов, и на маленьком голубом автобусе тоже, сегодня был самый обычный рабочий день.

Пассажиры разошлись, а Олауг стала бегать вокруг автобуса. Каос схватил её за руку и остановил — ведь тут Олауг мог сбить другой автобус. Через зал ожидания они выбежали на широкий тротуар. Вот где можно было бегать сколько угодно, лишь бы не задевать прохожих. Каос и Олауг убегали далеко вперёд, а потом возвращались к своим мамам.

На площади Олауг хотела перебежать на другую сторону, но Каос опять схватил её за руку:

— Стой!

— Почему? — с притворным удивлением спросила Олауг.

Каос видел, что она прекрасно знает, почему нельзя перебегать через площадь.

— Ты можешь попасть под автомобиль! — сердито сказал он. — Первый раз вижу такую глупую девочку!

— Сам ты глупый! Я просто хотела тебя подразнить!

Подошла мама и взяла Каоса за руку.

— Идём скорей, — сказала она. — Через полчаса я должна быть уже в аптеке. Приходите к нам, когда будете в городе, но, к сожалению, я бываю дома только вечером.

— Спасибо, непременно придём. Иногда мы и вечером приезжаем в город, — ответила мама Олауг. — И вы к нам приходите, когда будете в горах. Мы любим гостей, особенно Олауг!

Мама с Каосом снова вышли на Главную улицу. Каос несколько раз оглядывался назад. Вдруг он остановился.

— Что случилось? — спросила мама, она задумалась и уже забыла про Олауг и её маму.

— Они вошли в Газетный дом! — взволнованно сказал Каос.

— Ну и что?

— Но ведь нас нет дома! — воскликнул Каос.

— А может, они хотят подписаться на газету?

Наверное, так и было, но всё-таки Каосу было странно, что знакомые люди вошли в его дом, когда его самого там не было.

Перемены

Уже почти наступило лето, и Каос с Бьёрнаром много времени проводили на улице. При доме, где жил Бьёрнар, был небольшой сад, и мальчики часто играли там. А иногда они совершали и дальние прогулки. Особенно они любили одну горную террасу у небольшого водопада.

В то утро, поджидая Каоса, Эва читала газету, а Бьёрнар готовил бутерброды, чтобы взять их с собой на прогулку. Готовые бутерброды он разделил на три порции и положил их в пластмассовую коробку, отделив друг от друга вощёной бумагой.

— Какая красота! — сказала Эва, подняв голову от газеты. — Может, ты станешь поваром?

— Каждый человек должен уметь готовить, не только повар, — ответил Бьёрнар.

Эва кивнула и снова погрузилась в газету. Бьёрнар с удивлением наблюдал за ней: страниц она не переворачивала, а когда поднимала голову и смотрела на Бьёрнара, глаза у неё были отсутствующие, словно она его не видела. Но вот Эва решительно оторвалась от газеты.

— Послушай, Бьёрнар, — сказала она. — У меня к тебе серьёзный разговор. Давай поговорим, пока не пришёл Каос, а потом уже можно будет всё обсудить вместе с ним.

— Выкладывай! — Бьёрнару казалось, что это звучит очень по-взрослому.

Эва помолчала, и её молчание даже напугало Бьёрнара.

— Видишь ли, — сказала она наконец, — мне не даёт покоя одна вещь. Ты знаешь, что у меня есть несколько учеников, которых я учу музыке. Во-первых, нам нужны деньги, а во-вторых, я люблю заниматься с детьми. Много учеников я взять не могу, не хочу надолго оставлять тебя одного. Ведь я занимаюсь с ними вечером, когда Каос уже уходит домой…

— Ты обо мне не заботься, я себе дело найду, — перебил её Бьёрнар.

— Это я знаю. Но можно ведь не только преподавать музыку, вот тут в газете написано…

— Неужели в газете написано, чем тебе заниматься? — удивился Бьёрнар.

— Нет, конечно. — Эва улыбнулась. — Тут есть два почти одинаковых объявления. Вот слушай: "Кто согласится три раза в неделю быть "дневной мамой" для маленького мальчика?" А вот второе: "Маленькая девочка скучает без детского общества. Кто согласится нам помочь по понедельникам, вторникам и средам? Возможны варианты".

— А что это значит? — спросил Бьёрнар.

— Сама не знаю, — сказала Эва. — Наверно, у них есть ещё какие-нибудь предложения.

— И ты хочешь быть этим детям "дневной мамой", так же как Каосу?

— Да, мне бы хотелось попробовать, — осторожно сказала Эва.

— Но ведь они малыши! — презрительно фыркнул Бьёрнар. — Неужели ты хочешь, чтобы мы с Каосом играли с малышами?

— Нет, — ответила Эва. — Если окажется, что они слишком маленькие, вы с Каосом будете играть вдвоём, как прежде, а они — друг с другом. Понимаешь, Бьёрнар, нам приходится жить на два дома, а это очень дорого. Папа снимает в городе квартиру, готовит себе еду… Если мы переедем жить в город, это будет стоить ещё дороже. Вот мы и решили, что нам с тобой лучше жить в Ветлебю. Здесь хороший воздух, здесь ты пойдёшь в школу, и здесь у нас есть дом, который мы все очень любим. Нам не хотелось бы с ним расставаться. Поэтому я и стараюсь придумать, как помочь папе и заработать немного денег. Это одна причина, почему я хочу взять на день этих детей. А вторая — мне хочется, чтобы у тебя были как будто братик и сестричка.

— Мне никого не надо, — сердито сказал Бьёрнар. — У Каоса тоже никого нет. Мы с ним "дневные братья", и нам хватает друг друга.

— Может быть, и так, — Эва вздохнула. — И всё-таки мне кажется, что общение с детьми, даже с маленькими, пошло бы тебе на пользу. Осенью ты начнёшь учиться, а они будут приходить ко мне, пока ты будешь на занятиях.

— Я не против. Делай, как знаешь, — сказал Бьёрнар.

— Надо попробовать, — решила Эва. — Я напишу в газету. Ещё неизвестно, получу ли я эту работу — такое предложение соблазнит многих: всего три раза в неделю!

— Ладно, пиши свои письма, и идём скорей гулять, — сказал Бьёрнар. — Бутерброды готовы.

Вскоре пришёл Каос. Эва дописала письма, надела туфли на толстой подошве, брюки и приготовилась к прогулке. На Каосе тоже были башмаки на толстой подошве, и ему было легко после тяжёлых зимних сапог.

Даже Бьёрнар сказал:

— Как приятно снова ездить по земле!

— Кстати, мы сегодня поедем не по Верхней улице, а по Главной, — заметила Эва. — Мне надо зайти в газету.

И они двинулись в путь. Когда они проезжали мимо аптеки, Каос, не удержавшись, заглянул в дверь и объявил, что они идут на прогулку. Мама и Свава вышли на улицу.

— Вот счастливцы! — вздохнула Свава. — Они гуляют, а мы работаем.

— А вы запирайте аптеку и присоединяйтесь к нам! — предложила Эва.

— Нашу прогулку придётся отложить до субботы, — сказала мама.

— Вы там поосторожней, река сейчас очень бурная, — напутствовала их Свава, и они с мамой вернулись в аптеку, а Эва, Каос и Бьёрнар продолжали путь.

У Газетного дома они опять остановились и подождали, пока Эва отнесёт письма в газету, а потом стали подниматься в гору. Подъём был очень крутой, и Каосу пришлось помочь Эве везти коляску. Вместе это было почти нетрудно. Наконец они выехали на песчаную дорогу, идущую вверх вдоль реки. Река разлилась, бурный поток с грозным рёвом пытался захлестнуть и дорогу, но ему это не удавалось. На Каоса, Бьёрнара и Эву летели брызги.

Вскоре они достигли горной террасы у небольшого водопада. Они давно облюбовали это место и называли его своим; в этом году они пришли сюда впервые. Бьёрнар сразу схватился за костыли: за зиму у него от тренировок сильно окрепли руки, и ему не терпелось встать на костыли.

Где-то внизу взорвалась петарда, будто сегодня было 17 мая, её не заглушил даже шум водопада. Каос сразу заволновался:

— Бьёрнар, Пончик теперь боится выходить на улицу. Ему кажется, что кто-нибудь опять взорвёт рядом с ним петарду.

— Вот бедняжка, как это неудачно с ним получилось, — сказала Эва.

— Вырастет — забудет, — сказал Бьёрнар. — А ведь есть дети, которые каждый день слышат настоящие взрывы.

— Мне их очень жалко! — быстро воскликнул Каос.

— Нам с тобой надо объехать весь мир и поговорить со всеми детьми, — решил Бьёрнар. — Мы должны узнать, как живут они, и рассказать им про нас. Должны помочь им с едой и всем необходимым. И мы с тобой обязательно совершим такую поездку!

Эва вдруг очнулась от своих раздумий.

— Если я буду "дневной мамой" и для этих двух малышей, мы все вместе будем приходить сюда. Правда? — сказала она.

— Ты хочешь, чтобы мы с Каосом их забавляли? — спросил Бьёрнар.

— Забавлять не надо, но ведь играют же дети со своими младшими братьями и сестрами! К тому же они будут приходить к нам всего три раза в педелю.

— Кто будет приходить? — не понял Каос.

Эва забыла рассказать ему о своих планах.

— Есть двое детей, которым три раза в неделю нужна "дневная мама", — объяснила ему Эва. — И я хочу, чтобы они приходили к нам, если, конечно, я им понравлюсь.

— Это твоё дело, — перебил её Бьёрнар, — но я не хочу с ними играть. Мы с Каосом будем заниматься своими делами у меня в комнате, а ты можешь нянчиться с этими малышами. Согласен, Каос?

— Согласен, — ответил Каос. Он плохо понимал, о чём идёт речь, но Бьёрнар говорил так твердо, что, наверное, он был прав.

— Всё будет хорошо, — сказала Эва и перевела разговор на другую тему.

Потом Каос бегал по всей террасе, отыскивая забавные камешки, веточки и мох, а Бьёрнар, устав ходить на костылях, сел рисовать водопад и деревья. В этот день они особенно долго оставались на своём любимом месте, Эва даже сказала Каосу перед уходом домой:

— Уже так поздно, что тебе нет смысла идти к нам. Мы отведём тебя в аптеку, и ты подождёшь там маму. До закрытия осталось всего полчаса.

— Вот хорошо! — обрадовался Каос. — Только бы мы застали там Сваву!

Возле аптеки Эва попросила Каоса:

— Побудь здесь с Бьёрнаром, мне надо поговорить с твоей мамой.

Эва рассказала маме Каоса о своих планах и спросила, не против ли она, если три раза в неделю к Эве, кроме Каоса, будут приходить другие дети.

— Это замечательно, — сказала мама. — Бьёрнар и Каос очень хорошо играют вместе, но общество других детей им не повредит.

— Я тоже так думаю, — сказала Эва. — Интересно, какой ответ я получу?

Ответ пришёл через несколько дней. Эва получила не одно, а сразу два письма, и в этих письмах говорилось, что родители малышей согласны, чтобы она была "дневной мамой" для их детей. В одном из писем объяснялось, какие варианты предлагали родители девочки. Прочтя это письмо, Эва улыбнулась, но пока что ничего не сказала ни Бьёрнару, ни Каосу.

Неделя прошла как обычно. Новые питомцы должны были прийти к Эве в следующий понедельник. Она просила, чтобы их привели к десяти часам. Бьёрнар с Каосом успели целый час поиграть вдвоём, около десяти они начали волноваться. Несколько раз Бьёрнар выезжал из своей комнаты в гостиную, бросал быстрый взгляд в окно и возвращался к себе.

Все игрушки, которые обычно лежали на полу, были спрятаны, в том числе и кубики.

— Не люблю, чтобы моими игрушками играли чужие, — сказал он. — Хорошо, энциклопедия стоит так высоко, что им до неё не добраться. Жаль, Каос, но больше мы уже не сможем играть с моей коляской.

— Почему? — Каос даже испугался. — Неужели она никогда больше не будет волшебным экипажем?

— Ни волшебным экипажем, ни космическим кораблём, ни подводной лодкой, — сказал Бьёрнар. — Это наша с тобой игра, и я не хочу, чтобы с нами играли другие дети.

— А помнишь, с нами один раз играл Пончик? Коляска была волшебным экипажем.

— Это не в счёт. Во-первых, это было только один раз, а во-вторых, Пончик не чужой.

— Что же мы с тобой будем делать целый день? — спросил Каос.

— Будем о чём-нибудь разговаривать. Только боюсь, эти дети и поговорить нам не дадут. Мне-то хорошо, я осенью пойду в школу, а вот тебе с ними будет совсем не сладко.

Каос нахмурился, он был даже обижен на Эву, которая всё им испортила.

— А как же наша поездка вокруг света? — спросил Каос. — Ведь мы собирались поговорить со всеми детьми.

— Теперь из этого ничего не получится, — ответил Бьёрнар. — Пойдём в гостиную, посмотрим, не идут ли они, там из окна видно.

Бьёрнар подъехал к самому подоконнику, Каос стал рядом. Вдали по улице ехала на велосипеде женщина, На багажнике у неё сидел ребёнок. Каос и Бьёрнар видели только ноги ребёнка, а вот мальчик это или девочка, они понять не могли.

— Интересно, она едет к нам или нет? — проговорил Бьёрнар.

— Нет, — ответил Каос, он уже успел разглядеть женщину. — Это мама Пончика, а на багажнике сидит сам Пончик. Они не сюда.

Но велосипед остановился у крыльца. Мама сняла Пончика с багажника и позвонила в дверь.

— Они к нам в гости? — удивился Бьёрнар.

— Нет, не в гости, — улыбнулась Эва. — Это приехал мой дневной сын. Его мама снова устроилась на работу на почту, и три раза в неделю Пончик будет приходить к нам.

— Почему же ты нам не сказала, что это Пончик? — упрекнул её Бьёрнар.

— Сперва я об этом не знала. А когда получила письмо от его мамы, ничего не сказала, потому что хотела устроить вам сюрприз.

— Значит, всё хорошо! — обрадовался Каос. — Значит, мы сможем играть, как играли!

— А про девочку ты забыл? — напомнил ему Бьёрнар, но вид у него был уже не такой мрачный.

Каос запрыгал вокруг Пончика, потом он испуганно взглянул на Бьёрнара и снова подбежал к окну.

— Моя мама будет у вас со мной весь день! — торжественно объявил Пончик.

— Да, один день я побуду с вами и помогу Эве, — сказала его мама.

Эва попросила Каоса и Бьёрнара смотреть в окно; девочка и её мама могли сразу не найти их дом.

— А ты точно знаешь, что должна прийти девочка? — спросил Бьёрнар у Эвы.

— Что-что, а это точно, — засмеялась Эва и увела маму Пончика на кухню.

Каос и Бьёрнар снова прилипли к окну, а Пончик то и дело бегал на кухню — проверить, не ушла ли его мама.

На улице было пустынно.

— Хоть бы они не нашли наш дом, — вздохнул Бьёрнар.

— Да, хоть бы не нашли, — поддержал его Каос.

Из-за угла выехало такси. Видно, водитель хорошо знал дорогу: он подъехал прямо к дому Бьёрнара и остановился.

— Давай спрячемся у меня в комнате! — предложил Бьёрнар.

— А может, посмотрим, кто приехал? — робко предложил Каос.

— Нет! — твердо решил Бьёрнар. — Пончик, пойдёшь с нами прятаться?

Пончик радостно кивнул.

— А где твои кубики, Бьёрнар? — спросил он, не увидев в комнате никаких игрушек.

— Я их спрятал от этой девочки, — ответил Бьёрнар немного смущённо.

— Тогда я не хочу здесь играть! — заявил Пончик. — Я хочу на кухню к маме!

Он выбежал в коридор. В эту минуту в прихожую вошли девочка и её мама. Каос застыл от изумления. Девочка тоже удивилась.

— Здравствуй, Карл Оскар! — сказала она. — И ты тоже здесь?

— Здравствуй, Олауг, — заплетающимся языком ответил Каос.

Обиженные дети

Когда Каос и Бьёрнар решили не играть с новыми питомцами Эвы, они не знали, что это будут Пончик и Олауг. Теперь же Каос так растерялся, что зачем-то сел на пол и снял башмаки. Правда, он тут же снова надел их.

Бьёрнар с мрачным видом сидел у своего секретера и читал энциклопедию. Стоя в дверях, Олауг наблюдала за ними. По её лицу было видно, что она думает: "Я так и знала, что они не захотят играть со мной. Особенно этот угрюмый. А если он не захочет, то и Карл Оскар тоже не захочет. Ну и пусть, я тогда буду играть с Пончиком!" Она взяла Пончика за руку, и он, готовый играть со всеми, послушно пошёл за ней.

— Давай пойдём во двор, там есть песочница, — предложила Олауг.

Они построили из песка дома, дороги и напекли много песочных куличей, потом по тропинке походили по саду и обошли вокруг дома.

— Давай играть в 17 мая! — предложила Олауг.

— 17 мая стреляют, — сказал Пончик. — В тебя стреляли?

— Нет, у нас в горах не стреляли. Пана весь день готовил в гостинице разную еду, потому что туда приехало очень много народу, а мы с мамой смотрели по телевизору, как празднуют 17 мая в других городах. Потом мы с детьми устроили демонстрацию, и нас угощали плюшками и мороженым. Хочешь, мы тоже устроим демонстрацию? Сделаем из твоего шарфа и моей косынки флажки, пойдём мимо королевского дворца и будем ими размахивать. Я видела по телевизору — все так делают!

— А где мы возьмём музыку? — спросил Пончик. — У нас в городе играл оркестр. Та-та-та-та-та-та! — запел он вдруг и застучал лопаткой по ведёрку.

Под эту музыку Олауг с Пончиком обошли двор и сад, подошли к дому и стали махать флажками.

Бьёрнар в своей комнате слышал, как они играют.

— Молодцы малыши, придумали себе игру, — сказал он.

— Олауг столько же лет, сколько мне, она не малышка, — возразил Каос.

— Значит, Пончику повезло, что она с ним траст, а мы можем заниматься чем хотим.

Каоса так и подмывало убежать в сад — Пончику и Олауг было очень весело! Но ему не хотелось бросать Бьёрнара. На сердце у Каоса было тяжело.

Бьёрнар сделал вид, будто ничего не замечает.

— Будем играть в новую игру, — сказал он. — Ты знаешь, в мире много детей голодает, а другим страшно, потому что в их странах идёт война, таких тоже много.

— Давай, как будто мы летим на самолёте и раздаём голодным еду. Голодных мы накормим, это я понимаю. А вот что делать с теми, кому страшно? Как помочь им?

— Может быть, взять их сюда? — предложил Каос, на этот раз он плохо слушал Бьёрнара.

— Они не захотят уезжать от своих пап и мам, — возразил Бьёрнар. — Нет, помочь голодным гораздо легче. Сбегай, пожалуйста, на кухню, принеси бутылку с водой и какой-нибудь еды.

Каос пошёл на кухню. Эва, мама Пончика и мама Олауг оживлённо беседовали, сидя за столом. Из окна им был виден двор, и они наблюдали за игрой детей.

— Что ты хочешь? — спросила Эва у Каоса.

— Дай нам немного еды и бутылку с водой, — попросил Каос. — Мы будем помогать голодающим.

Эва дала ему воды и сухариков.

— Только сами не ешьте, — предупредила она. — Мы скоро будем завтракать.

Каос вернулся к Бьёрнару, ему было невесело.

Олауг и Пончик, устав маршировать по саду, сели на скамейку, и Пончик стал рассказывать, как 17 мая он испугался взорвавшейся рядом петарды. Потом он вспомнил про кубики.

— У Бьёрнара такие красивые кубики! — сказал он. — Зимой я строил из них домики, а сегодня он их спрятал!

— Это из-за меня, — вздохнула Олауг. — Он не хочет, чтобы я в них играла. Обидно, правда? Тебя напугали петардой и не дают кубиков, а со мной не хочет играть Карл Оскар.

В это время Бьёрнар положил в свою коляску бутылку с водой и сухарики.

— Мы стартуем, Каос! — сказал он. — Почему ты не принёс из кухни табуретку? Как же ты полетишь, ведь в самолёте нет другого места?

— Я сяду на диванную подушку. — Каос был не похож сам на себя.

— Садись скорей и летим! — Бьёрнар тоже был не совсем такой, как всегда. — Мы направимся в Эфиопию, там уже давно голод, а потом посетим и другие африканские государства и, может быть, даже Азию. Наш самолёт летит очень быстро. Давай, как будто вся комната будет самолётом, тогда мы сможем ходить по нему и смотреть в окна. Внимание, мы пролетаем над страной, где много голодных детей. Но главное — им всегда страшно, потому что в их стране идёт война.

Каос выглянул в окно.

— Бьёрнар, я вижу двух детей в Норвегии, они такие грустные, наверно, их обидели.

— Нет, в Норвегии наш самолёт приземляться не будет, — сказал Бьёрнар. — И потом, я не знаю, как помогают обиженным детям. Ведь они же не голодны!

— Можно выйти и поговорить с ними, — робко предложил Каос.

— На это я согласен, — сдался Бьёрнар. — Приземлимся в Норвегии. Заодно я на дворе смажу колёса. Так даже лучше!

— Смотри, как тепло и хорошо на улице, — сказал Каос, который обычно не обращал внимания на погоду.

Самолёт совершил посадку, и Бьёрнар поехал на кухню.

— Я выйду во двор, — сказал он Эве, — надо смазать колёса и протереть коляску.

— Хорошо. А ты поздоровался с мамой Олауг?

— Ещё нет.

— Ас мамой Пончика?

— Поздоровался.

— Да-да, он поздоровался, ведь мы знакомы, — поспешила сказать мама Пончика.

— А Каос пойдёт с тобой? — спросила Эва.

— Наверно, пойдёт, — ответил Бьёрнар и выехал на двор.

Но Каос медлил. Он не мог решить, что ему делать. Если он на дворе подойдёт прямо к Бьёрнару, значит, он не сможет играть с Пончиком и Олауг, а если начнёт играть с ними, на него обидится Бьёрнар. Наверно, лучше ему посидеть на кухне.

— Во что вы с Бьернаром сегодня играли? — спросила его Эва. — Вы, кажется, хотели помогать голодающим?

— Мы хотели полететь в Африку, но наша коляска не превратилась в волшебный экипаж, и мы вернулись в Норвегию.

— Бывают такие невезучие дни, но это пройдёт. Надо немного подождать, — сказала Эва и обернулась к мамам Пончика и Олауг. — Можно, я открою Каосу нашу тайну? — спросила она у них. — Мне хочется немного развеселить его, он столько раз утешал меня.

Обе мамы кивнули.

— Эта тайна касается вас четверых, но открою её я только тебе, — сказала Эва. — Остальным — потом. Пусть сперва получше узнают друг друга и подружатся.

У Каоса от любопытства загорелись глаза, он сразу забыл, что сегодня невезучий день.

— Подойди ко мне, я шепну тебе на ушко, — сказала Эва.

Он подошёл, и Эва зашептала ему на ухо, поглядывая то на одну маму, то на другую. Лицо у Каоса просияло, он заулыбался.

— А теперь беги к детям, — сказала Эва. — Ты должен доказать мне, что умеешь хранить тайны. Сидя на кухне, тайну хранить легко, а вот ты сохрани её, играя с детьми! Это совсем другое дело.

Каос, подпрыгивая, выбежал на двор. Бьёрнар удивился произошедшей в нём перемене, ведь только что Каос был такой унылый, что с ним было даже неинтересно играть.

Каос прибежал в сад. Там на скамеечке, все ещё обиженные, сидели Олауг и Пончик. Каос поманил их рукой и побежал дальше. Через минуту они все трое были уже на дворе. Бьёрнар ездил по кругу, проверяя, легко ли крутятся колёса. Угрюмость уже давно слетела с него.

— А ты умеешь ездить задом наперёд, как автомобиль? — спросил Пончик.

— Конечно, умею. А ещё я умею делать вид, будто падаю из коляски, — похвастался Бьёрнар.

— Правда?

— Да, я сам видел, — сказал Каос. — Я даже испугался, что он перевернется вместе с коляской.

Олауг подошла к ним поближе.

— У тебя красивая коляска, — сказала она Бьёрнару. — А у одного мальчика я видела старую коляску. Она была такая тяжёлая, что он с трудом ездил на ней.

— Нет, моя — лёгкая! — сказал Бьёрнар. — Я сейчас смажу колёса, и она будет ездить ещё легче. Каос, принеси мне, пожалуйста, из сарая тряпку.

Каос обрадовался, что Бьёрнар опять стал самим собой, и быстро принёс тряпку.

— А ты, Пончик, беги на кухню и принеси мне тазик с водой. Эва тебе поможет.

Гордый, что ему тоже дали поручение, Пончик побежал на кухню.

— И тебе дело найдётся, Олауг, — сказал Бьёрнар. — В саду стоит ящик с крышкой. В нём сверху лежит маслёнка, которая мне очень нужна. Ты увидишь, она маленькая, с мой палец.

— Сейчас принесу! — Олауг побежала в сад.

Через минуту она вернулась и протянула Бьёрнару маслёнку.

— Эта?

— Да, спасибо.

— А ты принеси мне, пожалуйста, водички, очень хочется пить! — попросила Олауг.

Каос с Пончиком даже замерли от удивления, а у самого Бьёрнара был такой вид, будто ему на голову упал кирпич. Впрочем, он тут же взял себя в руки и медленно проговорил:

— Водички? Сейчас принесу.

Ухватившись руками за колёса, он поехал к дому. В доме Бьёрнара не было ни ступенек, ни порожков, а к входной двери вела пологая горка, сделанная из цемента. Бьёрнар легко въехал по ней. На кухне он достал кружку, спустил воду из крана, чтобы она была похолоднее, и с полной кружкой снова уехал на двор.

Выглянув в окно, Эва увидела, как он протянул кружку Олауг, та кивнула и, что-то сказав, наверное "спасибо", выпила воду.

Бьёрнар занялся колёсами. Для этого он пересел на скамейку, а потом даже лёг на неё животом. Потом он смочил тряпку в воде и протёр всю коляску.

Дети окружили его и, чем могли, старались помочь ему.

— Зачем вы сняли руль, который тебе сделал дядя? — спросил Каос. — Вчера ещё он был на коляске.

— Мы с Эвой сняли его вчера вечером, — ответил Бьёрнар. — Без руля удобнее садиться и слезать. Летом нетрудно править и руками. А зимой мы его снова приделаем.

— Никогда в жизни не сидела в такой коляске, — сказала Олауг. — Это интересно?

— Хочешь попробовать? — предложил Бьёрнар. — Каос с Пончиком прокатят тебя. Пусть каждый проедет по два круга!

Олауг забралась в коляску, и Каос с Пончиком повезли её, а Бьёрнар сидел на скамье и следил, чтобы всё делалось по правилам.

— Теперь очередь Пончика! — объявил он. Пончик немного испугался, но, когда Олауг освободила коляску, решительно взобрался на сиденье. Теперь коляску везли Каос и Олауг. Пончик тоже проехал два круга.

— Твоя очередь, Каос! — сказал Бьёрнар.

— Неужели Каос никогда-никогда не катался в твоей коляске? — спросила Олауг.

Каос покачал головой, а Бьёрнар поспешил объяснить:

— Нам было некогда. У нас всегда столько дел! Ты сам поедешь, Каос, или хочешь, чтобы они тебя покатали?

Конечно, Каос хотел прокатиться сам. Он столько раз видел, как ездит Бьёрнар: нужно только крутить колёса руками вперёд, или назад, или поворачивать их вбок. Но ехать на коляске было совсем не так легко, как ему казалось со стороны. По правде говоря, даже трудно.

Каос медленно, с трудом проехал два круга и обрадовался, когда они кончились.

В это время во двор вышла Эва, она подкатила коляску к скамье и придержала её, пока Бьёрнар в неё садился.

— Идёмте завтракать, — пригласила она детей. — А потом я вам кое-что расскажу.

Каос взглянул на Эву. Он не выдал детям тайну. И Эва, конечно, это поняла.

Какая красивая планета!

Вот уже три дня Каос, Бьёрнар, Пончик и Олауг провели вместе. За это время они успели так хорошо узнать друг друга, что стали даже ссориться. Правда, они тут же и мирились. Поводов для ссор нашлось много: то Каосу казалось, что Бьёрнар разговаривает с Олауг больше, чем с ним, то Олауг обижалась, что Бьёрнар с Каосом важничают, будто знают больше других, во всяком случае Бьёрнар. А иногда Пончик начинал плакать, обнаружив, что его мама уже не сидит с Эвой на кухне, и все бросались утешать его.

Так прошли три дня. Настал четверг.

В этот день и должно было состояться то важное событие, о котором Эва по секрету рассказала Каосу. Впрочем, теперь об этом знали уже все, и все с самого утра были готовы к нему.

Пончик ждал у себя дома. Несмотря на солнечную погоду, на нём был свитер и тёплая куртка, а в рюкзачке, висевшем у него за спиной, лежали тёплые носки, тапочки и маленькая машинка.

Каос тоже оделся потеплее, он надел даже резиновые сапоги, хотя на площади перед Газетным домом давно было сухо.

— Желаю повеселиться, — сказала ему мама. — Тебе-то хорошо, с тобой будет папа.

Она даже встала, чтобы проводить Каоса, а ведь могла бы ещё поспать. Но это был особенный день.

Бьёрнар и Эва тоже встали раньше обычного и уже ехали куда-то по Главной улице.

А вот Олауг была у себя дома — в небольшом коричневом домике, что стоял возле горной гостиницы. Папа её ушёл на работу, а мама собиралась печь плюшки, хотя до воскресенья было ещё далеко. Но в этот четверг всё было необычно.

Олауг то и дело выбегала на крыльцо, прислушивалась, а потом бежала к маме и спрашивала, который час. Маме даже надоело отвечать ей, так часто Олауг повторяла этот вопрос.

А в это время в городе папа Каоса вышел из Газетного дома и, как всегда, направился к автобусной станции. За одну руку он вёл Каоса, а за другую — Пончика. Они прошли через зал ожидания и вышли на площадку, где стояли автобусы. Там их уже ждали Бьёрнар и Эва!

— Здравствуйте! — приветствовал их папа. — Вы, я смотрю, ранние птички, но это хорошо. Сейчас мы погрузим твою коляску, Бьёрнар. Понимаешь, автобус у меня замечательный, но есть у него один недостаток — слишком узкая дверца. Коляска в неё не пройдёт. Придётся нам поставить коляску в багажник, а тебя я сам отнесу в автобус и посажу у окна. Идёт?

Папа поднял Бьёрнара на руки и внёс в автобус. Тем временем Эва шепнула Каосу:

— Ты помоги там Бьёрнару, если понадобится. Он не захотел, чтобы я ехала вместе с вами, потому что остальные дети едут без мам. И костыли не взял: в коляске он чувствует себя уверенней, особенно в незнакомом месте. Ну, желаю вам повеселиться! Вас ждёт интересный день!

Дети тоже так считали и с нетерпением ждали отправления автобуса. Бьёрнар позвал Каоса, чтобы тот сел рядом с ним, но Пончик расплакался.

— Я хочу, чтобы Каос сидел рядом со мной! Я хочу к маме!

— А мы все трое тут поместимся! — сказал Каос. — Иди к нам, Пончик! Смотри, сколько тут места!

Конечно, они поместились втроём, и Пончик перестал плакать.

Как и все пассажиры, они купили у папы билеты и заплатили за них деньги. Всё было по-настоящему.

Потом папа сел на своё место, и автобус тронулся. Бьёрнар, Пончик и Каос помахали на прощание Эве — путешествие началось. Автобус быстро проехал по Главной улице, а на площади, возле Газетного дома, замедлил ход. Можно было сказать, что он ползёт, как улитка. Каос выглянул в окно. Там, у Газетного дома, стояли рядышком его мама и мама Пончика и махали им. Как обрадовался Пончик, увидев свою маму, как замахал ей в ответ! Автобус уже давно проехал площадь, и Газетный дом давно скрылся из глаз, а он всё махал и махал, так что у него в конце концов чуть не отвалилась рука.

— Сейчас вы увидите настоящие деревенские усадьбы, — сказал Каос Бьёрнару и Пончику, он чувствовал себя экскурсоводом, который ведёт экскурсию. — Там есть овцы с маленькими ягнятами.

Пончик смотрел во все глаза. К дороге подбежала большая собака, Каос её хорошо знал.

— Я иногда играю, будто это моя собака и мы вместе едем в автобусе, — сказал он.

— А я люблю маленьких собачек, таких маленьких премаленьких, — пропищал Пончик.

— Нет, мне больше нравятся крупные собаки, — сказал Бьёрнар. — Я бы себе завел огромную овчарку!

— Смотрите, трактор! — воскликнул Пончик.

— Хлев!

— Амбар!

— Лес!

— Как много деревьев! — Пончик был в восторге.

— Орёл! — воскликнул Бьёрнар. — Где? Я не вижу! — заволновался Каос.

— Я пошутил, — признался Бьёрнар. — Просто мне захотелось, чтобы мы увидели орла.

— Воробышек! — Пончику тоже хотелось принять участие в разговоре, а воробьев он хорошо знал.

— Давайте перечислять птиц, всех, кто каких знает, — предложил Бьёрнар. — Я начинаю: ласточки, трясогузки, снегири, чижики, синицы.

— Вороны, сороки, скворцы, — подхватил Каос.

— И всякие маленькие птички, — сказал Пончик, и Каос с Бьёрнаром засмеялись так, что забыли про свою игру, а ведь они наверняка знали птиц гораздо больше.

— Мы скоро приедем, — предупредил друзей Каос, ведь только он знал эту дорогу.

Лес кончился, и стало светлее. Горные вершины громоздились одна над другой. Автобус подъехал к маленькой гостинице, но Каос, Бьёрнар и Пончик тут не вышли, им надо было ехать до конца, до самой большой гостиницы.

А Олауг уже надоело ждать автобус. Она решила, что он сегодня не приедет, пошла домой, взяла мяч и стала играть.

— Может, автобус сломался и они вообще не приедут? — сказала она мячу. — Будем играть с тобой вдвоём.

"Да-да да-да!" — подпрыгивая, ответил ей мяч.

Вдруг Олауг прислушалась.

— Там едет какая-то машина! — воскликнула она.

"Гру-зо-вик-вик-вик!" — сказал мяч.

— Или такси!

Но это был не грузовик, и не такси, а маленький голубой автобус. Он выехал на площадь перед гостиницей, и Олауг, подхватив мяч, отбежала в сторону.

Она сразу увидела Бьёрнара, Каоса и Пончика, но растерялась, застеснялась и зачем-то снова стала играть в мяч.

— Здравствуй, Олауг! — сказал папа, спрыгнув на землю. — Принимай гостей!

Он достал из багажника коляску и подкатил её к дверце, потом он помог выйти из автобуса Пончику.

— Присмотри-ка за ним, — попросил он Олауг.

Папа снова вернулся в автобус и теперь поднял на руки Бьёрнара. Бьёрнар был больше Каоса, но весил он не особенно много. Сильный папа без труда вынес его из автобуса и посадил в коляску. Настала очередь Каоса. В папиных руках он пролетел по воздуху, точно птица, — папа был сегодня в весёлом настроении.

— И я тоже! — закричал Пончик, подбегая к папе. — Я тоже хочу полетать!

Пришлось папе снова поднять Пончика в автобус, потом подхватить его на руки с верхней ступеньки и покружить по воздуху. Теперь Пончик был доволен. Олауг взяла его за руку и повела к своему дому. Каос и папа шли рядом с коляской Бьёрнара.

— Прежде чем уехать, мне надо посмотреть, какое тут крыльцо, сможет ли Бьёрнар сам на него въехать, — сказал папа Каосу.

Крыльцо было достаточно широкое, но на него вели три довольно высокие ступеньки.

— Что будем делать, Бьёрнар? — спросил папа.

— Вообще-то поднять коляску не так трудно, — сказал Бьёрнар. — Надо только развернуться и въезжать задом наперёд.

Из дома вышла мама Олауг.

— Добро пожаловать, — сказала она. — Как, Бьёрнар, справимся мы с тобой с этим крыльцом?

— Конечно, справимся, — ответил Бьёрнар. — Я разверну коляску задом наперёд, ты втаскивай её на крыльцо, а я буду держаться за колёса, чтобы не упасть.

— Внимание! Устраиваем генеральную репетицию! — объявил папа.

Мама Олауг ухватилась за коляску и стала втаскивать её со ступеньки на ступеньку, Каос помогал ей, а Бьёрнар держался за колёса.

— Молодцы! — сказал папа. — Я вижу, вы справитесь. А теперь, счастливо оставаться. Я приеду вечером!

Дети осмотрели весь дом: кухню, спальню, гостиную и комнату Олауг, всюду было красиво и уютно. Но больше всего им понравились игрушки Олауг, особенно куклы, привезённые её папой из разных стран.

— Давайте играть, как будто это дети со всей земли, — предложил Бьёрнар.

— И мы к ним сегодня поедем, да? — спросил Каос. Ему очень хотелось, чтобы Бьёрнар превратил свою коляску в волшебный экипаж, и они понеслись бы в разные страны вместе с Пончиком и Олауг.

— Только не сейчас, Каос, — ответил Бьёрнар. — Сперва мы будем играть в другую игру.

— В какую?

— Для этого надо выйти на улицу.

Мама Олауг поспешила к ним на помощь. Теперь коляске предстояло съехать с крыльца. Мама и дети придерживали её, чтобы она не упала, Бьёрнар тоже помогал как мог, и всё сошло хорошо.

Холодный горный воздух был так прекрасен, что казался даже вкусным. Дети были тепло одеты и могли долго играть на улице.

Каоса грызло любопытство: он понял, что

Бьёрнар вычитал в своей энциклопедии что-то интересное, и теперь с нетерпением ждал новой игры.

— Мы с вами находимся на сетере, — начал наконец Бьёрнар. — Сетер — это горное пастбище, на нём стоят дома, в которых живут пастухи, они пасут скотину, доят коров и коз и варят из молока сыр. Я буду пастухом, а вы — коровами.

— А овцы на сетере есть? — спросил Пончик, он никак не мог забыть овец с ягнятами, которых видел из окна автобуса.

— Конечно, есть, и овцы и ягнята, — ответил Бьёрнар.

— А чем же будет твоя коляска? — нетерпеливо спросил Каос.

— Пока ничем, — ответил Бьёрнар. — Представьте себе, что здесь поляна, она вся заросла травой. Я лежу на траве и размышляю о всякой всячине, пастухи всегда так делают. В старые времена всем крестьянским детям приходилось пасти скотину, многие из них потом стали поэтами, наверное, потому, что у них в детстве было много времени для размышлений. В общем, представьте себе, что мы в горах…

— А мы и на самом деле в горах, — перебила его Олауг. — Только здесь на сетер не похоже, за домом гораздо лучше, пошли туда.

Дети направились за дом, дорожки туда не было, но они дружно толкали коляску и, несмотря на камни, легко преодолели весь путь. Бьёрнару очень понравилось за домом — отсюда была видна вершина Высокой.

— Как будто я только что выпустил вас из хлева, — сказал он. — Вы разбрелись по пастбищу и щиплете траву. Когда я заиграю на рожке, вы должны вернуться ко мне.

Каос, Пончик и Олауг побежали. Каосу и Олауг приходилось останавливаться и поджидать Пончика, который не мог бежать быстро; иногда они брали его за руки.

— Как будто мы — корова, бык и телёнок, — сказала Олауг.

Они скрылись за скалой, а Бьёрнар, откинувшись на спинку коляски, задумчиво смотрел на вершину Высокой. Зимой Высокая была покрыта снегом, но теперь на ней появились тёмные пятна. Налюбовавшись вершиной, Бьёрнар заиграл в рожок. Первым прибежал Пончик. Олауг пришла не так быстро, потому что, изображая корову, шла на четвереньках. А Каос нашёл веточку карликовой берёзы и прикрепил к шапке — получились рога. Ему казалось, что у него очень грозный вид, он даже сердито мычал.

Бьёрнар остался доволен своим стадом.

— А теперь вы опять люди, — сказал он. — Мы отправляемся в путешествие.

— Куда? — Глаза у Каоса загорелись от любопытства.

— На вершину Высокой!

— Но ведь это очень далеко! — воскликнула Олауг.

— А мы полетим на летающей тарелке, — объяснил Бьёрнар.

— Значит, нам надо привязаться? — спросил Каос.

— Зачем? — Олауг ничего не понимала, ведь она первый раз играла в такую игру.

— На космических кораблях всегда привязываются во время старта и во время посадки, — объяснил ей Каос. — Один раз мы так крепко привязались, что Эва с трудом нас отвязала.

— На летающей тарелке можно не привязываться, — сказал Бьёрнар. — Только найдите, на чём вы будете сидеть.

Олауг принесла себе ящик, Каос нашёл доску, а Пончик был такой маленький, что поместился на подножке коляски.

— На летающей тарелке лететь приятнее, чем на космическом корабле, — сказал Бьёрнар, — её не трясёт. Знаете, когда в газетах в первый раз написали про летающую тарелку? В 1837 году. Её видели в Техасе, это в Америке. С тех пор про них писали много раз, но что это такое, не знает никто. А вот мы знаем, потому что мы не люди! (Пончик даже засопел от восторга.) Да, мы с вами — инопланетяне и живём на другой планете, далеко в космосе. Сейчас мы просто совершаем прогулку на летающей тарелке. (Пончик взвизгнул.) Мы говорим не по-норвежски, но понимаем всё, что говорят норвежцы. Ну-цзи, летим-цзи!

— Как-цзи будто-цзи мы-цзи летим-цзи уже-цзи очень-цзи давно-цзи! — подхватил Каос. — Где-цзи мы-цзи сейчас-цзи?

— Мы прилетели на незнакомую планету и совершили посадку в горах, — продолжал Бьёрнар уже по-норвежски. — Сперва — возле гостиницы, а теперь перелетаем на вершину Высокой. Вот наша тарелка поднялась. Сейчас мы висим над гостиницей. Видишь, Пончик? Каос, как ты думаешь, на какой мы высоте?

— Высота тысяча метров, — сказал Каос.

— Да, наверно, так, — согласился Бьёрнар. — В летающей тарелке есть узкие щели, через которые можно смотреть.

— Иси кана цен дзун, — сказала Олауг. Это было похоже на китайский язык. Олауг не знала, на каком языке говорят инопланетяне, знала только, что не по-норвежски.

— Какая красивая планета! — перевёл её слова Бьёрнар. — Такой красивой планеты мы ещё не встречали, — задумчиво добавил он. — Давайте приземлимся на эту горку!

Он имел в виду вершину Высокой, и хотя дети сидели за домом Олауг, им всем показалось, будто они вправду находятся на Высокой.

— Как отсюда далеко видно! — воскликнул Бьёрнар.

— Да, в хорошую погоду отсюда виден и Ютенхейм и Рондские горы, — сказал Каос, он один из всех поднимался на Высокую.

— И даже гораздо дальше, — сказал Бьёрнар. — Нам виден и Тролльхейм, и горы далеко на севере, и Швейцарские Альпы.

— Да-да, и Альпы! — подхватила Олауг, услышав знакомое слово, ведь она когда-то жила в Швейцарии.

— Какая красивая планета! — повторил Бьёрнар. — Видно, жители берегут её. Воздух тут, по-моему, вполне чистый, я вижу зверей и птиц… А вон какие-то коробки!

— Какие коробки? — не понял Пончик.

— Из них выходят какие то существа, — сказал Бьёрнар. — Наверное, они в них живут.

— Бьёрнар говорит про дома, — шёпотом объяснил Каос Пончику и Олауг. — Он инопланетянин и поэтому не знает, что это дома.

— А шокидводс шо я лес касенбус, — сказала Олауг.

— Ванд косл мив дёсус, — сказал Каос.

— Му-му! — промычал Пончик.

— Яп! — сказал Бьёрнар.

Они сидели на вершине Высокой и беседовали на своём инопланетянском языке, пока мама Олауг не позвала их завтракать.

— Скорей! — воскликнул Бьёрнар. — Надо скорей расколдовать летающую тарелку!

— Ты успеешь? — испуганно спросил Каос.

Бьёрнар кивнул. В поисках детей мама Олауг пришла за дом. Там она увидела мальчика в инвалидной коляске, девочку, сидящую на ящике, и другого мальчика — на дощечке. Самый маленький мальчик сидел на подножке коляски. У них был такой вид, будто они только что завершили долгое, необыкновенное путешествие.

— А как называется та планета? — спросила Олауг.

— Может быть. Земной Шар? — предложил Каос.

— Мы назовём её просто Земля, — задумчиво сказал Бьёрнар.