Капа

Глава десятая Ремонт на кухне

Капа устроилась на подоконнике, и глядя в окно, загрустила.

Феня делал уроки, ему обязательно надо было их приготовить, потому что он вдруг ощутил себя выздоровевшим и завтра собирался идти в школу. Позвонив однокласснику, и узнав, что задали на дом, Феня сел за свой письменный стол и раскрыл тетрадь по русскому языку. Надо было написать сочинение. Немного подумав, Феня стал усердно водить ручкой. Через полчаса сочинение было готово. Оно выглядело так:

Феня уже заканчивал переписывать сочинение набело, когда Капа не выдержав угрюмых взглядов Семы, воскликнула:

— Феня, мне скучно! Придумай что-нибудь!

— Поговори с Семой, — предложил мальчик.

— Я хочу пить чай! — не унималась Капа.

— Я тоже хочу, — поддержал свою подругу осьминог.

— Вот видишь, Сема тоже не против. Давай попьем чаю.

— Идите на кухню, там все готово, — посоветовал Феня. — Впрочем, я тоже, пожалуй, с вами попью, — тут же решил он, вставая из-за стола и направляясь на кухню.

Но на кухне было неприглядно и серо. Такая обстановка совсем не располагала к чаепитию. Копоть прочно обосновалась во всех уголках кухни. Она не пощадила, ни шкафы, ни посуду.

— Мрачновато здесь, однако. Такое обычно можно наблюдать только на самом дне океана, — присвистнув от удивления, протянул Сема.

— Он прав. Ты знаешь как там мрачно! — зловеще растопырив пальцы, поддержала осьминога Капа.

— Знаю, папа мне рассказывал, — задумчиво провел Феня пальцем по столу, оставив при этом яркую голубую полосу под цвет крышки стола.

— Слушай, Феня! А давай сделаем сюрприз бабе Тоне. Предлагаю отремонтировать вашу кухню. Вот скоро вернется она домой, зайдет в кухню, а здесь вместо всей этой черноты блеск и красота. Знаешь, как ей будет приятно! — воскликнула Капа. — Мы сейчас такой классный ремонт соорудим, заплаваешься!

— Опять квартиру топить будете? — испугался малыш.

Капа обиженно надула губки.

— Я тебе предлагаю, ремонт сделать.

— Но я не умею делать ремонт, — растеряно, ответил Феня.

— Зачем тебе уметь, если я рядом. Я тебе буду говорить, что надо делать и ты сразу научишься. Ты кисть когда-нибудь видел? — спросила Капа. Увидев утвердительный кивок, она продолжила:

— Я, когда в океане ремонт делаю, у меня все на щупальцах стоят. Если ты видел кисть, значит, должен знать принцип ее действия.

— Что такое принцип действия? — спросил Феня.

— Ну вот так, видел? — и Капа взмахнула рукой вверх-вниз, вверх-вниз.

— Видел.

— Это и есть принцип действия.

— Вверх-вниз я понимаю, а что такое принцип действия — нет.

— Это не важно, ты лучше вспомни, где у вас малярные принадлежности находятся.

— Какие принадлежности? — переспросил Феня.

— Малярные. Ну, кисти там, краски.

— А, это все у меня в столе.

— Тащи сюда.

Феня, порывшись у себя в верхнем ящике письменного стола, вскоре выудил оттуда коробку акварельных красок, две банки гуаши, одну белую, другую желтую. В пенале лежала то-ненькая беличья кисточка. Феня ее особенно любил, потому что усики кошечки, эта кисточка рисовала просто замечательно, они получались как настоящие, тонкие и воздушные.

— Да, негусто, — скептически оценила Капа богатство малыша. — Может еще есть какие краски?

Подумав, Феня вспомнил, что у мамы в косметичке тоже есть краски, тени для век, помада для губ, и многое другое, что могло бы им пригодиться.

Пока Феня искал краски, Капа заглянула в кладовку. Ее богатый опыт, накопленный за многие годы, подсказал ей где нужно вести поиски. Вскоре она предстала перед своими друзь-ями обвешенная ведерками с краской и кисточками.

— Вот! — радостно похвасталась она им своими находками. — Что мы имеем: банка желтой краски и баночка белил. Важно, чтобы цвет стен возбуждал в бабе Тоне желание творить, стремление раскрыть свой кулинарный дар. Чтобы каждое блюдо приготовленное ею, будь то жареная картошка или яичница, можно было смело назвать шедевром кулинарного искусства. Ах, замечательно! Это нам обязательно пригодится! — не выдержав, воскликнула Капа, увидев мамину косметику.

Аккуратно расстелив газету, Капа как заправский маляр начала колдовать над банками, переливая краски из одной в другую, смешивая их, и даже пробуя на вкус. Прищурившись, она долго определяла банку на вес, и наконец довольно прищелкнув язычком, торжественно посмотрела на своих друзей. Замаравшись вся и замарав все кругом, она облегченно вздохнув, сказала:

— Все, готово. Можно приниматься за работу, — сказала она, указывая на банку желтой краски и баночку белил.

Сема, довольный тем, что ему разрешили работать, усердно взялся за дело. Он неотступно, словно тень, следовал за Капой, держа во всех своих щупальцах художественные принад-лежности. Даже на голове он умудрился закрепить набор маминых румян.

— Мы с Иваном Константиновичем, ну, с этим, Айвазовским, однажды такой ремонт на кухне сделали, заплаваешься! Так он потом все стены на квадратики порезал и в позолоченные рамки вставил, — критически оглядывая кухню, вспоминала Капа.

Обмерив расстояние пальцами, посчитав что-то в уме, Капа ткнув в загадочную, только ей понятную точку на стене, заявила:

— Начинать будем отсюда.

Тут работа закипела, она кипела словно вода в котле от избытка усердия и эмоций! Капа стояла в углу, скрестив руки на груди, словно полководец на поле брани, и покрикивая командовала Семой и Феней, которые стоя на стремянках под самым потолком послушно выполняли ее указания.

— Туман пудры, акварельную запятую, помадный росчерк…Какой замечательный колер! — обмакнув кисть в желтую краску, провела Капа по стене. — Здорово! выдохнула она, любуясь мазком.

Феня размашисто действовал своей беличьей кисточкой. Пока Сема ползал по потолку, держась за него своими присосками и делился с ним воспоминаниями об океанских просторах. Он аккуратно нарисовал солнышко, цветочек, и умело набросал силуэт танка.

— Да ты прирожденный талант! — воскликнула Капа. — Какую замечательную композицию ты изобразил! А этот жук-долгоносик просто бесподобен!

Открыв холодильник, Капа вытащила свеклу, морковку, смородиновое варенье:

— Вот так, — сопела она, свеклой дорисовывая на солнце губы и глаза. Задышала наша работа! Чувствуешь, какой простор жабрам? — обратилась она к мальчику. — Но, правда немного суховато.

Сема свесившись с потолка заметил:

— Наоборот, все сыро, но я думаю скоро высохнет.

— Я не об этом! Я о чувствах! — возразила ему Капа.

Феня, подбодренный похвалой Капы и не обратив внимания на слова Семы, стал искать на стене место для того, чтобы дорисовать тучку с дождиком, чтобы его работа не казалась суховатой. Но от желтых капель дождя сухость картины почемуто не исчезла.

— Что-то надо предпринимать, иначе краски высохнут, — засуетилась Капа. И вся наша работа насмарку.

Схватив кисть, Капа уверенно изобразила желтое ведро до краев наполненное белой жидкостью.

— Вроде молока получилось. Жидковато, но не то. Чего-то здесь не хватает…Я поняла! Здесь Семы не хватает.

— Меня рисовать будете? — обрадовался Сема, спустившись с потолка. Кухонные художества, желто-белые перспективы, задавленные свеклой, морковкой, смородиновым вареньем, до краев наполнили Семино сердце восхищением.

— Все-таки мы молодцы! В одиночку я не смог бы так талантливо изуродовать кухню.

— Да что ты понимаешь в искусстве! Многих художников никто при жизни не оценил. Я тебя не критиковать пригласила, а помочь.

— Да здесь уже и так все в порядке, хуже некуда. Ты права, меня здесь не хватает! — встал Сема в позу натурщика. Увидев удивленные взгляды друзей, осьминог недоуменно по-жав плечами, поменял положение. — Так лучше? — спросил он, мысленно готовясь к долгому, утомительному позированию.

— Ты мне сюда фиолетового цвета добавь.

— Может не стоит? — разочарованно протянул Сема. — Лучше я здесь пробегусь, и все станет фиолетовым. А кухню мы назовем «Туман в ночи».

Прищурив глаза, Капа подумав, ответила:

— А это идея! В этом что-то есть, но все-таки делай как я тебе говорю. С ночными туманами подождем. Ты главное тучки, капельки прояви.

А баба Тоня, в это время, на минуту забыв о домашних проблемах, уже четвертый час сидела на кухне у своей лучшей подруги. Софья Андреевна, пенсионерка со стажем, была вне-штатным корреспондентом всех городских газет и местного телевидения, потому что она знала все городские новости из первоисточников, то есть из сплетен околоподъездных бабушек. У Бабы Тони не было необходимости выписывать газеты и журналы, потому что все самые свежие новости она узнавала от Софьи Андреевны, которая жила на девятом этаже этого же подъезда. Вот и теперь она делилась с бабой Тоней последними известиями:

— Ты знаешь, кто — то затопил картинную галерею, там иностранная делегация на надувных лодках плавала от картины к картине, рядом с плавающими моделями фрегатов, парусни-ков, и аквариумами с рептилиями. Представляешь, какая красота! — восхищенно рассказывала Софья Андреевна. — Им денежную премию за это дали.

— Кому? Фрегатам? — удивилась баба Тоня.

— Да нет же! — обожглась чаем Софья Андреевна.

— Неужели иностранцам?

— Картинной галерее. Вот кому, — удивляясь непонятливости подруги, сказала Софья Андреевна.

— За что? За то, что картины чуть не утопили?

— Да нет же! За неординарный подход к подготовке экспозиции. Теперь, говорят, этих денег хватит на строительство суперсовременного выставочного зала.

— Значит, под нами уже не будет выставочного зала? — обрадовалась баба Тоня.

Прикусив конфету, Софья Андреевна утвердительно кивнула:

— Не будет.

— Здорово! — впервые за последние годы осталась довольна баба Тоня.

— Там, теперь бассейн сделают.

Увидев округлившиеся глаза подруги, Софья Андреевна безапелляционно произнесла:

— А что ты хотела? Там постоянно вода, а в подвалах знаешь, какие классные водные дорожки можно сделать! Я подсчитала, там можно воспитать уйму олимпийских чемпионов? Они прославят нашу страну на весь мир! Там не то что люди, картины так плавать научились, что любой чемпион позавидует. Если бы проходили соревнования между произведениями искусств, нашим картинам не было бы равных. Ты бы сходила в картинную галерею, да сама взглянула, не пожалеешь, — посоветовала подруга бабе Тоне.

— Зачем? — удивилась та. — Век не ходила, и теперь не пойду. Некогда мне, вон ребенок еще больной у меня на руках.

— Понимаешь, там иностранцы, новости всякие иностранные.

— А чего сама-то не идешь?

— Я сегодня там была сорок восемь раз. Они подумали что я так сильно искусство люблю. Интервью у меня просят.

— Ну дай, если просят.

— Где я его возьму? Да нет у меня этого интервью. Я ведь даже не запомнила фамилию художника. Сложная такая фамилия, наверное иностранная. Все плавают и ах. ах. ах, то ли Ах-вазовский, то ли Ихвазовский. Ой, точно не помню. Ай-яй-яй, совсем стара стала. Помню, что фамилия сложная, а вот имя-то наше Иван. Еле уплыла оттуда. Сходи тоже туда, потом мне расскажешь, — заглянув своей подруге в глаза, попросила Софья Андреевна.

— Ладно, схожу, раз ты просишь, — нехотя протянула баба Тоня.

— Я же тебе главную новость еще не рассказала! — воскликнула Софья Андреевна, опять обжегшись, теперь уже холодным чаем. — У нас в доме объявилась новая банда, подъездная группировка! Да, да, это настоящий ужас! По подъездам ходит старик в белом халате и врывается в квартиры богатых людей. Знаешь, с ним какая телка? Закачаешься!

— Пастух, значит, или дояр, наверное.

— Почему это?

— Ну, раз телка с ним.

— Нет, он работает под врача, а эта телка, как будто, его медсестра, объяснила Софья Андреевна. — Так вот, значит, он спрашивает из-за двери: «врача вызывали?» Ну, люди ему открывают, а он начинает, значит, требовать ботинки, и про бабки говорит, намекает, значит.

— Про что намекает?

— Ну, про бабки, — удивилась Софья Андреевна непонятливости подруги.

— Да у нас полподъезда стариков да бабок, вот я например.

— Да нет, это другие бабки.

— Да я всех знаю, давно здесь уже живу, — насупилась баба Тоня.

— Как ты, оказывается, Тонька, отстала от жизни! Это я тебе про бабки богатых людей говорю. Ну, как бы тебе объяснить, — защелкала пальчиками старушка, пытаясь поймать мысль. — Это вроде денег, только в огромных количествах. Их, понимаешь, по весу и размеру определяют. Говорят: я сегодня истратил кучу бабок. Это национальная валюта для богатых. Поняла? — вздохнув, поинтересовалась Софья Андреевна.

— Бабки одни, а кучи разные. Ладно, идти мне надо, спасибо за чай, — тоже вздохнув, приподнялась баба Тоня.

— Ты там поаккуратнее, Фомка с третьего этажа подъезд взорвать хочет.

— За что? — присела баба Тоня от неожиданности.

— Да за те же бабки. Да ты сильно не бойся, он хочет взорвать только первый, четвертый, пятый и шестой этаж. А ты ведь живешь на втором, а сам он живет на третьем, как раз над вами. Ну, ты не забудь зайти в картинную галерею, — закрывая за подругой дверь, напомнила ей Софья Андреевна.

Лифт, как всегда, снова не работал, застряв где-то между этажами, в самый неподходящий момент. Сочувствуя Софье Андреевне, которая жила на девятом этаже, баба Тоня стала потихоньку спускаться вниз по лестнице. Она решила сначала зайти в картинную галерею, посмотреть, что там творится, а затем домой, наводить порядок. Наслушавшись всех этих стра-стей, баба Тоня тихонько спускалась с девятого этажа, вспомнила про бабок, взрывы. Испуганно оглянувшись она снова задумалась, переваривая в голове только что услышанные новости.

Вот так погрузившись в собственные мысли, она спустилась вниз, да по ошибке вместо картинной галереи зашла домой. Вошла, дверь за собой аккуратно прикрыла, принюхалась к запаху краски, стала оглядываться по сторонам в поисках иностранцев.

— Красота-то какая! — обомлела баба Тоня. — Солнышко, цветочек, жучок ползет, дождичек. И все это свеколкой, морковкой, да ягодками украшено. Могут же люди красоту тво-рить! Как жаль, что я раньше в картинную галерею не заглядывала. Да, как близко искусство к народу подошло, неразрывно стало, со столиками, табуретками. Вот ведь умеют паршивцы, красоту людям подарить. И все только этим иностранцам, — возмутилась она в душе, увидев двоих из них. Один был зеленый, другой фиолетовый. — Посмотреть не на что, одни щупальца, — не переставая возмущаться, наблюдала баба Тоня как те заканчивают работу.

Капа с Семой закончив последний штрих, заметили довольную старушку. Испугавшись, они исчезли в ванной, где в это время Феня мыл руки.

— Там твоя бабуля пришла. Довольная! По кухне ходит, от удовольствия языком цокает.

Только теперь Феня вспомнил о существовании бабушки. Выскочив на кухню, он увидел, как баба Тоня с улыбкой дотрагивается до заварочного чайника.

— Что бабуля, тебе понравилось? — подойдя поближе к старушке, поинтересовался малыш.

— Фенечка, ты тоже пришел?! Искусством хочешь насладиться? — спросила старушка, взяв мальчика за руку. — Посмотри, как Ихвазовский шикарно все устроил! И все для них, для этих новых хозяев жизни!

— Да нет, это все для тебя! — даже подпрыгнул от удовольствия Феня.

— У меня на такую роскошь денег не хватит. Даже если бы я собрала всю свою пенсию за всю жизнь, то наверное, не смогла бы купить даже пыль, лежащую на этих музейных экспо-натах, — вздохнула старушка.

— Да это честное слово все твое! Это мой тебе подарок.

— Откуда?! — удивилась баба Тоня.

— Друзья помогли.

— Какие друзья? Уж не эти ли иностранцы? — махнула она головой в сторону скрывшихся друзей.

— Ну, да! — весело воскликнул Феня.

— Не-е… не надо, — подумав, протянула старушка. — Как я все это домой перетащу? А барахло свое старое куда дену?

— Я тебя не понимаю. Зачем же таскать? Пусть здесь остается, на своих местах, — посоветовал Феня.

— Неудобно как-то получается. Что это я теперь, все время должна спускаться в картинную галерею, если мне вдруг захочется выпить чайку или приготовить тебе блинчиков?

— Зачем же в картинную галерею? Пожалуйста готовь здесь.

— Ну как же! Все-таки это храм искусств, как говорит моя подруга Софья Андреевна.

— Капа была права, когда говорила, что ты свою кухню так называть будешь. Всетаки здорово мы нашу кухню отремонтировали! — вскочив на табурет, радостно запрыгал Феня.

Только тут до бабы Фени дошел смысл происходящего.

— Что-о-о?! — взревела она. — Кто посмел осквернить мою святыню, лебедушку мою любимую, кухоньку мою крашеную?!

— Но ведь тебе понравилось! Ты же целый час восхищалась, ахала да охала, опешил Феня.

— Нет милый мой, кухня — это кухня, галерея — это галерея. Я ведь думала, что в картинную галерею зашла, искусством наслаждаюсь. А они окаянные вон что удумали, с любушкой моей сердешной сотворили! Да мы с ней уже полвека душа в душу! Прости меня, пожалуйста, не уберегла я тебя, — присев на табуретку, разрыдалась старушка. — Сковородушки в пятнышках, ведерочки в точечках! О…о…о! Доктора, вызовите скорее, того доктора, пусть он заразит меня своей забывчивой болезнью! За что мне такие наказания!

— Между прочим, на сковородке не пятно, а солнышко, а на ведерке — дождик! Помоему очень даже красиво получилось, — пожав плечами, обиженно сказал Феня. Тяжело вздохнув, он пошел вызывать скорую помощь.

Когда Феня вышел в коридор, и подошел к телефону, к нему подбежала Капа:

— Ну что? На мороженое денег дала? — поинтересовалась она.

— Кто? Зачем?

— Затем, чтобы его есть, — пояснила она. — Нас угостишь, мы ведь тоже тебе помогали.

— Мороженого не будет, бабе Тоне ремонт не понравился.

— Что? Может ты ее неправильно понял?

— Нет, у нее давление от расстройства поднялось, вот, скорую попросила вызвать.

— Так ведь ей очень понравилось, я сам видел как она от восхищения руками махала, да языком цокала, — вступил в разговор Сема.

— Сначала была довольна, а потом недовольна.

— А, что изменилась от «начала» до «потом»?

— Сначала, она думала, что в картинную галерею зашла, а потом поняла, что не зашла…

— Ну, тогда, конечно… — понятливо протянул Сема.

— Если бы ты не нарисовал свое дурацкое солнышко на ведре, все было бы хорошо, вечно ты все портишь, — обиделась Капа на осьминога. — Опять вместо мороженого придется льдинку облизывать. Зачем, спрашивается лезть в искусство, если ничего в этом не понимаешь?

Феня, набрав нужный номер телефона, вызвал доктора.