Капитал Российской империи. Практика политической экономии

Вместо предисловия Россия, которую мы потеряли

«Господи! Какое же это было время!.. Россия развивалась невиданными темпами… Впервые за всю свою тысячелетнюю историю быстро становилась процветающей страной… Везде и всюду открывались школы… Страна была завалена продуктами питания, товарами потребления…, – восклицал один из главных «архитекторов перестройки» А. Яковлев. – Россия имела практический шанс уберечься от разрушительной смуты октября 1917 года… Первая мировая война и большевистский контрреволюционный мятеж определили трагический характер развития России на все XX столетие»[1].

В ставшем культовом фильме «Россия, которую мы потеряли», вышедшем на экраны в 1992 г., его режиссер С. Говорухин с тоской говорил о России до 1917 г.: «Как можно было разграбить и уничтожить такую богатую страну… История России, которую мы учили в школе, была написана услужливыми лакеями, как раз теми, кто растоптал и разграбил эту страну, ее убийцами… Россия кормила хлебом всю Европу… Ее называли житницей Европы…»[2]. «Фильм имел большой общественный резонанс и сыграл значительную роль в переломе массового сознания советских людей на рубеже 1980–1990-х годов. Фраза “Россия, которую мы потеряли” стала нарицательной для обозначения дореволюционной России»[3].

Группа исследователей, возглавляемая одним из гуру либеральной экономической мысли России – ректором Российской экономической школы С. Гуриевым, в 2013 г. провела сравнительное моделирование экономик царской и советской России: «мы собрали все имеющиеся на сегодня данные об экономическом развитии России и Советского Союза и использовали только недавно появившиеся методы макроэкономического моделирования структурных трансформаций. Именно сочетание новых данных и новых методов исследования позволило нам количественно оценить различные сценарии «альтернативной истории» и сравнить их с тем, что произошло на самом деле». С. Гуриев со своими коллегами пришел к однозначному выводу: если бы не Октябрьская революция 1917 г., то «российская экономика существенно превзошла бы сталинскую»[4].

Действительно динамика основных валовых показателей Российской империи накануне Первой мировой войны убедительно свидетельствовала о ее уверенном и стремительном экономическом росте. Наиболее наглядным показателем для аграрной страны являлся сбор всех хлебов, который только для европейской части страны за 50 лет вырос почти в 2 раза. Рост обеспечивался не только за счет увеличения посевных площадей, но также и более широкого применения современных сельскохозяйственных орудий, машин и улучшения приемов агротехники[5] и т. п.[6]

Валовый сбор зерновых хлебов в Европейской России, млн пуд.[7]

Редактор французского журнала “Economist Europeen” Э. Тэри, получивший в 1913 г. от французского правительства задание изучить результаты русских реформ, отмечал, что «это повышение сельскохозяйственной продукции, – достигнутое без содействия дорогостоящей иностранной рабочей силы, как это имеет место в Аргентине, Бразилии, Соединенных Штатах и Канаде, – не только удовлетворяет растущие потребности населения, численность которого увеличивается каждый год на 2,27 %, причем оно питается лучше, чем в прошлом, так как доходы его выше, но и позволило России значительно расширить экспорт и сбалансировать путем вывоза излишков продуктов все новые трудности внешнего порядка»[8].

В 1913 г. по сбору основных зерновых Россия занимала второе, после США, место в мире и обеспечивала треть мирового экспорта хлебов[9]. Россия являлась мировым лидером в экспорте масла, вывоз которого из Сибири вырос с 400 пудов в 1894 г. до 6 млн пудов в 1913 г. П. Столыпин по этому поводу замечал: «весь наш экспорт масла на внешние рынки целиком основан на росте сибирского маслоделия <…>, которое дает золота вдвое больше, чем вся наша золотопромышленность»[10].

Сбор основных хлебов и промышленное производство в % к 1913 г.[11]

Но главное – развитие аграрного сектора сопровождалось опережающим ростом промышленного производства объемы, которого за 15 лет с 1899 по 1914 г. выросли в 2 раза, в то время как сбор хлебов – в 1,5 раза.

То есть, несмотря на преобладание аграрной модели, она обеспечила опережающие темпы развития промышленности.

По темпам роста промышленного производства в 1870–1913 гг. Россия занимала первое место в мире. За 20 лет (1893–1913 гг.) производительность труда в промышленности выросла почти в 4 раза, производство инвестиционных товаров увеличилось в 7 раз, чугуна – в 5, стали – в 13, добыча угля – в 5 раз, переработка хлопка – в 7, производство сахара – в 4 раза, и т. д. Если в 1860 г. механическое оборудование в целом по стране оценивалось в 100 млн руб., то в 1913 г. – 2 млрд руб.

Россия имела самые высокие темпы строительства железных дорог[12], быстро обогнав по протяженности железнодорожную сеть Франции, Англии, Германии. «Теперь же наша сеть уступает только американской» – отмечал известный экономист М. Туган-Барановский[13].

Всего за 4 года (1909–1913 гг.) капиталы действовавших в России электротехнических фирм выросли с 35 до 60,5 млн руб., или на 73 %, а электроэнергетических – с 70,8 до 139,1 млн руб., т. е. на 98 %[14].

Известный издатель А. Суворин накануне смерти в 1911 г. отмечал: «за мою жизнь… Россия до такой степени страшно выросла… во всем, что едва веришь. Россия – страшно растет»[15]. Об этом росте наглядно свидетельствовали показатели роста промышленного производства в России:

Индексы промышленного производства, по П. Грегори[16]

Доли ведущих стран в мировом промышленном производстве, в %[17]

С 1900 по 1913 гг. чистый национальный продукт России почти удвоился, а ее доля в мировом хозяйстве в 1913 г. достигла 7 %. При этом, сообщал Э. Тэри своим читателям, «Русские… сами производят свои паровозы, железнодорожное оборудование, военные и торговые суда, все свое вооружение и большое количество скобяных изделий: хозяйственных предметов, земледельческих орудий, труб и т. д.»[18].

Чистый национальный продукт (ЧНП) России, в млн руб. и ЧНП на душу населения в руб., в ценах 1913 г.[19]

Э. Тэри поразил и стремительный прирост численности населения Российской империи в 1892–1902 гг. (за 10 лет) на 18,6 млн человек (15,4 %), а за следующее десятилетие (1902–1912 гг.) уже на 31,7 млн человек (22,7 %)![20]

В результате Э. Тэри пришел к выводу, что через 35 лет по численности населения России обгонит все страны Европы вместе взятые[21]. Среди факторов, обуславливающих возрастание государственной мощи, Э. Тэри отводил приросту населения первую роль[22].

Для расселения и прокормления этого стремительно растущего населения у России есть все возможности, утверждал Э. Тэри: «Территория Европейской России, включая Польшу и Финляндию, достигает 5 390 000 кв. км, что представляет 54 % общей территории Европы 9 963 000 кв. км.

На этой территории, среднее плодородие которой, несомненно, равно, – если не выше, – среднего плодородия других европейских стран, а кроме этого нужно прибавить Азиатскую Россию: Кавказ, Центральную Азию, Сибирь – 16 352 00 кв. км, добрая половина которых <…> представляет первоклассные сельхозугодья, которые, чтобы сделаться центром крупного производства, ожидают лишь путей сообщения… и обитателей»[23].

Общая сумма налогов на одного жителя России была в два раза ниже, чем в Австро-Венгрии, Франции, Германии, и в четыре раза меньше, чем в Англии[24]. По размерам золотого запаса Россия занимала второе место в мире, уступая только США (соответственно 1,2 тыс. т и 1,5 тыс. т). С 1885 г. Россия имела устойчивый профицит торгового баланса, а к 1913 г. ее экспорт вырос в 3,2 раза.

Одни эти данные, отмечал Э. Тэри, объясняют «стабильность обмена и постоянное улучшение внешнего кредита России, ибо средний излишек годового экспорта, который она показывает, достаточно велик, чтобы покрыть тяготы иностранного долга и промышленного дефицита»[25].

Доходы государственного бюджета за этот период увеличились почти в 5 раз, а растущее с 1885 г. отрицательное сальдо государственного бюджета сменилось с 1907 г. на положительное[26].

Финансовое положение России, несмотря на то, что она была крупнейшим должником Европы, неуклонно улучшалось, о чем говорит снижение доли платежей по государственному долгу в доходах госбюджета.

На российских фабриках и заводах активно внедрялись самые передовые достижения науки и техники, российские фабриканты и промышленники строили школы, библиотеки и больницы:

Отношение выплат по общему и внешнему государственному долгу к доходам госбюджета, в %[27]

О стабильности политической ситуации в России свидетельствует факт, поразивший Д. Менделеева: в 1906 г. полицейских в Лондоне на душу населения было в 10 раз больше, чем в Петербурге[29]. Накануне Первой мировой в России было в 7 раз меньше полицейских на душу населения, чем в Англии, в 5 раз меньше, чем во Франции[30]. В 1872 г. царская цензура разрешила издать перевод «Капитала» К. Маркса.

Ассигнования на народное образование с 1894 по 1914 гг. по одному только министерству народного просвещения выросли в 6,3 раза[31]. В 1908 г. было введено бесплатное начальное обучение. К 1913 г. почти 70 % деревенских мужчин в возрасте 20–30 лет были грамотными, а в городах грамотные составляли в этом возрасте 87,4 %[32]. Почти половина высших учебных заведений содержалась на деньги российских предпринимателей, а плата за обучение была в 30–100 раз ниже, чем, например, в США, причем 70 % студентов не платили за учебу вообще. Студентов в России в 1913 г. было около 127 тыс. человек, что было больше, чем в Германии (79,6 тыс.) и Франции (42 тыс.) вместе взятых[33],[34]. Книг в 1913 г. было издано 34 006 общим тиражом в 133 млн экземпляров[35], почти столько же, сколько в США (12 230), Великобритании (12 379) и Франции (10 758) вместе взятых. С Россией в этом отношении соперничала одна только Германия (35 078)[36].

Профессор Эдинбургского университета Ч. Саролеа в этой связи писал в работе «Правда о царизме»: «Одним из наиболее частых выпадов против русской монархии было утверждение, что она реакционна и обскурантна, что она враг просвещения и прогресса. На самом деле она была, по всей вероятности, самым прогрессивным правительством в Европе…»

Одним из «чудес света» назвал французский поэт П. Валери русскую культуру конца XIX – начала XX веков. О. Шпенглер утверждал, что «на Западе нет никого, кто хотя бы отдаленно мог сравниться с искусством “Анны Карениной”»[37]. Английский критик М. Марри: «В одной лишь русской литературе можно услышать трубный глас нового слова. Писатели прочих наций всего лишь играют у ног этих титанов – Толстого и Достоевского…»[38] Немецкий литературовед Ю. Мейер-Грефе: «любая книга Достоевского имеет большую ценность, чем вся литература европейского романа…»[39] Авторитетнейший критик того времени М. Арнольд отмечал, что с конца XIX в области мировой литературы «французы и англичане потеряли первенство», оно перешло к «стране, демонстрирующей новое в литературе… Русский роман ныне определяет литературную моду. Мы все должны учить русский язык»[40].

Во всем мире славилась русская музыка: Чайковский, Мусоргский, Римский-Корсаков, Рахманинов, Гречанинов, Стравинский и связанные с нею сценические искусства: Шаляпин, Собинов, Павлова, Кшесинская, труппа Дягилева; русские художники: Нестеров, Васнецов, Кустодиев. Жанр русского «толстого журнала» был уникальным в Европе и по объему, и по разнообразию тематики, по сути это были периодические энциклопедии (в 1914 г. выходило 916 газет и 1351 журнал на 35 языках народов Империи)…

В те годы Д. Менделеев создает таблицу химических элементов, А. Попов – радио, К. Циолковский и Н. Жуковский строят первые в мире аэродинамические трубы, П. Яблочков и А. Лодыгин еще до Т. Эдисона зажгли электрический свет на улицах и в домах, Н. Пирогов составил первый в мире атлас «Топографической анатомии», И. Павлов готовился к получению нобелевской премии по физиологии, а американец У. Бартон успешно внедрял русские патенты В. Шухова и С. Гаврилова по крекингу нефти. С. Лебедев впервые в мире получил искусственный каучук, в 1907 г. профессор Петербургского технологического института Б. Розинг подал заявку на патентование «Способа электрической передачи изображения», явившись вместе со В. Зворыкиным создателем телевидения. И. Сикорский и Д. Григорович строили передовые конструкции самолетов, В. Ипатьев (высокооктановый бензин), П. Сорокин (социология), Н. Дубинин (делимость гена), Г. Петров (первое в мире синтетическое моющее средство), Е. Федоров (основоположник кристаллографии)… В те годы золотого начала XX века в России творили ученые с мировыми именами А. Бутлеров, Д. Вернадский, И. Германн, П. Лебедев, Н. Лобачевский, И. Мечников, В. Докучаев, Д. Журавский, Н. Зелинский, Н. Кибальчич, А. Северцев, А. Слесарев, И. Сеченов, А. Столетов, К. Тимирязев, А. Фридмен и многие другие… Даже Большая советская энциклопедия признает: «Для дальнейшего развития науки в стране огромное значение имело то, что за последнее десятилетие перед Великой Октябрьской социалистической революцией уровень науки был очень высок…»[41]

По словам Э. Тэри, «возрастание государственной мощи создается тремя факторами экономического порядка: 1) приростом коренного населения, 2) увеличением промышленной и сельскохозяйственной продукции, 3) средствами, которые государство может вложить в народное образование и национальную оборону»[42]. И здесь России не было равных. Потрясенный увиденным, Э. Тэри писал: «Ни один из европейских народов не достигал подобных результатов»[43]. Главный вывод отчета Э. Тэри: «Если у больших европейских народов дела пойдут таким же образом между 1912 и 1950 годами, как они шли между 1900 и 1912, то к середине настоящего столетия Россия будет доминировать в Европе, как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении»[44].

К аналогичным выводам приходил и английский историк Дж. Сили, который в 1913 г. утверждал, что: «Если Соединенные Штаты и Россия продержатся еще полстолетия, то совершенно затмят такие старые государства, как Франция и Германия, и оттеснят их на задний план. То же самое случится с Англией, если она будет считаться только европейскою державою…»[45].

В Германии стремительно растущая экономическая мощь России вызывала все более нарастающее чувство страха. Его наглядным выражением были слова немецкого философа М. Шелера: единственной подлинной целью Германии является объединение всего континента против России. Запад должен понять, что только могущественная Германия, вставшая между Балтикой и Черным морем, может защитить его от растущей мощи России[46]. Появившаяся в это время книга Э. Тэри превозносила достижения России до такой степени, что у Германии уже просто не оставалось выбора: «Единственным фактором, толкнувшим Верховное командование немецкой армии на войну, – утверждает Дж. Макдоно, – была их “зацикленность” на идее, что рейху грозит упадок и гибель, если он не одержит победу в тотальной войне»[47]. Именно об этой войне накануне ее, говорил канцлер Германии Т. Бетман-Гольвег: «Акция против Сербии приведет к мировой войне. Кайзер ожидает войну, думает, она все перевернет. Пока все говорит о том, что будущее принадлежит России, она становится больше и сильнее, нависает над нами как тяжелая туча»[48].