Капитализм. История и идеология «денежной цивилизации»

М. Вебер: свежий взгляд на капитализм

Сегодня у всех на слуху имя немецкого социолога Макса Вебера (1864–1920). В своей нашумевшей книге «Протестантская этика и дух капитализма» (1905 г.), он дал (как считают многие современные почитатели Вебера) исчерпывающий ответ на вопрос о происхождении капитализма[34]. Капитализм как общественно-экономический строй можно сравнить с деревом, у которого есть видимая часть (ствол, ветви, листья), а есть невидимая часть – корни. Большинство социологов и экономистов изучают видимую часть этого диковинного дерева – его экономику, право, политику, культуру. А вот М. Вебер решил взглянуть на невидимую, корневую часть дерева – духовно-нравственное устроение общества. И дал четкий ответ: корнями капитализма являются протестантизм и его этика.

Сегодня основные идеи Вебера, касающиеся роли протестантской этики в становлении капитализма, очень популярны и воспроизводятся в учебниках по истории, социологии и экономике. Поэтому кратко напомним суть теории Вебера.

1. Протестантизм исходит из представления, что все люди изначально (еще до рождения) делятся на «избранных» и «прочих». Внешним, видимым признаком «избранности» являются деловой успех и богатство человека.

2. Человек в течение своей жизни мучается вопросом: «избранный» он или нет? Для этого он стремится добиться материального успеха и удостовериться в своей «избранности».

3. Материальный успех в протестантизме достигается за счет полной самоотдачи человека в своей сфере профессиональной деятельности, а также за счет аскетического образа жизни, в чем и проявляется в первую очередь служение человека Богу.

4. Протестантизм с его своеобразной этикой богатства обладает наибольшим «духом капитализма», и он внес основной вклад в становление и развитие капитализма.

Комментаторы Вебера с разной степенью детализации описывают теорию немецкого социолога и нередко добавляют что-то «от себя». Количество публикаций о Вебере и его теории сегодня исчисляется тысячами[35]. Вебер сегодня – непререкаемый авторитет в социологии. Френсис Фукуяма, известный современный философ и политолог, назвал работу Вебера «самым известным социологическим трактатом за всю историю человечества». Самого автора работы «Протестантская этика и дух капитализма» называли «Эйнштейном в социологии».

Теория Вебера: аргументы и контраргументы

Несмотря на столь высокий «рейтинг» Вебера и его работы, полной убедительности в верности теории знаменитого немецкого социолога не возникает. У Вебера еще при его жизни было много оппонентов. Сегодня их стало еще больше. Многие логические построения Вебера оказывались слишком зыбкими. Кроме того, некоторые моменты (особенно касающиеся догматики протестантизма) Вебер, по нашему мнению, просто присочинил.

Казалось, у Вебера был один совершенно «железобетонный» аргумент в пользу своей теории: в странах, где после Реформации протестантизм стал доминирующей религией, капиталистическое развитие шло намного быстрее, чем в тех странах, которые остались преимущественно католическими. К первой категории стран в первую очередь относились: Нидерланды, Великобритания, Швейцария, Соединенные Штаты Америки, Германия. Ко второй – Испания, Италия, Португалия, Франция. На этот счет имелась соответствующая статистика, и, казалось, никаких оснований для сомнений в правильности вывода Вебера быть не может. Однако главный оппонент Вебера Вернер Зомбарт подверг серьезному сомнению данный аргумент Вебера, предложив свое, не менее убедительное объяснение различий в динамике развития двух групп стран: католические страны, сохраняя юридические и религиозно-нравственные ограничения на развитие капитализма, «выталкивали» за пределы своих границ наиболее капиталистически «заряженную» часть населения – евреев. Евреи эмигрировали в протестантские страны и активно строили там капитализм.

Зомбарт обратил внимание и на то, что в протестантских странах темпы развития капитализма были неодинаковы. Например, в Германии они были намного ниже, чем, например, в Нидерландах или Англии. В этом отношении Германия была ближе к католическим странам, чем к Нидерландам, Англии или Америке. У Вебера и на это замечание готов ответ: протестантизм очень разный; в Германии преобладает такая его разновидность, как лютеранство, которое не обладает необходимым потенциалом капиталистического развития. А вот в Нидерландах, Англии и Америке – другие разновидности протестантизма. Это кальвинизм и пуританизм. Дадим краткую справку по этим двум ветвям протестантизма.

Пуританизм – от английского слова риге – чистый. Пуритане хотели «вычистить» англиканскую церковь (направление протестантизма, возникшее в Англии) от уцелевших элементов католицизма. Как сообщает энциклопедия, пуритане «требовали уничтожения епископата, замены его выборными старейшинами (пресвитерами), удаления из церкви украшений, замены мессы проповедью, упрощения одних и уничтожения других церковных обрядов (т. е. создания “дешевой” церкви, отвечающей интересам буржуазных кругов). “Мирская этика” П. поощряла скопидомство, расчетливость, поклонение богатству и презрение к бедности, трудолюбие. П. отличало бесстрашие, упорство в достижении целей, религиозный фанатизм, уверенность в своей “предызбранности”»[36].

Кальвинизм – одно из главных направлений протестантизма, которое было основано в Женеве в 1536 г. Кальвинизм получил свое название по имени его основателя – Жана Кальвина (1509–1564), французского юриста, теолога и проповедника. Если Мартин Лютер начал протестантскую Реформацию церкви в XVI веке по принципу «убрать из церкви все, что явно противоречит Библии», то Жан Кальвин пошел дальше – он убрал из церкви все, что в Библии не требуется. Поэтому кальвинистское богословие характеризуется склонностью к рационализму и большим недоверием к мистике. Основные течения современного кальвинизма – пресвитерианство, реформаторство, конгрегационализм. Кальвинистские взгляды глубоко проникли в иные протестантские деноминации (баптисты, методисты, пятидесятники, евангельские христиане и др.).

По мнению Вебера, именно пуританизм и кальвинизм (а не лютеранство) обладают мощным потенциалом капиталистического развития. Вебер, например, обращает внимание, что Лютер и его последователи решительно выступали против ростовщичества в то время, как Кальвин и его последователи реабилитировали и легализовали взимание процента по ссудам.

У критиков Вебера еще один аргумент против его теории: протестантизм (в форме кальвинизма и пуританизма) появился лишь в XVI–XVII вв., а человечеству капитализм к этому времени был уже хорошо известен. Речь идет прежде всего о древнем капитализме Ассирии, Вавилона, античной Греции и античного Рима. Кстати, представление о существовании древнего капитализма и его особенностях Вебер получил благодаря работам известных немецких историков Т. Моммзена и Э. Майера, которые написали свои основные труды во второй половине XIX века. Им принадлежит приоритет в открытии древнего капитализма.

В Средние века капитализм уже процветал в городах-полисах Южной Италии (Флоренция, Генуя, Венеция и др.)[37]. У Вебера и на это замечание находится ответ: до Реформации человечество имело лишь «нецивилизованный» капитализм. Протестантизм породил иной, «цивилизованный» капитализм. В чем же отличие «протестантского» капитализма от более ранних форм? – Прежде всего в том, что в условиях «протестантского» капитализма прибыль получается в основном без прямого насилия: «Капитализм, безусловно, тождественен стремлению к наживе в рамках непрерывно действующего рационального капиталистического предприятия, к непрерывно возрождающейся прибыли, к ^рентабельности’. И таким он должен быть… Капиталистическим мы будем называть здесь такое ведение хозяйства, которое основано на ожидании прибыли посредством использования обмена, т. е. мирного (формально) приобретательства»[38]. Мы не находим у Вебера четкого разграничения капитализма на «цивилизованный» («протестантский») и «нецивилизованный» («старый»). Сделать Веберу это крайне трудно по одной простой причине: в протестантских странах «цивилизованный» капитализм начинался именно с убийств и разбоя, которые в учебниках по истории и экономике называются «первоначальным накоплением капитала» («огораживания», «борьба с бродяжничеством», колониальный разбой и т. п.). Впрочем, и после завершения этапа «первоначального накопления капитала» капитализм не брезговал и не брезгует любыми способами приобретательства – как мирными, так и военными (силовыми). В конечном счете две мировые войны в XX веке – результат борьбы капиталистов за передел мировых ресурсов. За многими так называемыми «мирными» способами капиталистического приобретательства чаще всего стоит угроза силового принуждения (прежде всего со стороны государства, находящегося на службе капиталистов).

В другой своей работе «Аграрная история Древнего мира» (1909) Вебер продолжает размышлять над различиями между древним и современным капитализмом: «Среди составных частей капитала (имеется в виду капитал античной эпохи. – В. К.), разумеется, отсутствуют все те средства производства, которые созданы техническим развитием последних двух столетий и составляют нынешний “постоянный” капитал… среди способов эксплуатации капитала отступает на задний план помещение капитала в промышленность и, в частности, в “крупные производства” в области промышленности; напротив, прямо доминирующее значение имеет в древности один способ эксплуатации капитала, который в настоящее время по своему значению отступил на задний план: государственный откуп»[39]. Далее Вебер называет главных капиталистов древнего мира; это: откупщики, военные поставщики, ростовщики, крупные торговые предприниматели, финансовые магнаты. Вебер называл древний капитализм «политическим», имея в виду, что своей пуповиной он был связан с государственной фискальной политикой. Но разве всех этих признаков «политического» капитализма во времена Вебера не было? Разве к началу XX века в ряде западных стран капитализм не стал превращаться в ростовщический? Все это было, но рамки статьи не позволяют привести факты и цифры, подтверждающие сходство двух видов капитализмов. Говоря о «цивилизованном» капитализме, Вебер имел в виду прежде всего английский капитализм эпохи промышленной революции, однако к началу XX века такой капитализм стал уже достоянием истории. Англия превратилась в колониальную державу, опирающуюся на военную силу, а также в мирового ростовщика и опытного финансового спекулянта. Мы можем резюмировать: попытки Вебера отделить «цивилизованный» капитализм от древнего, «нецивилизованного», «языческого» капитализма успехом не увенчались. Тем более сегодня нам, с высоты XXI века хорошо видно поразительное сходство современного капитализма с древним «политическим» и ростовщическим капитализмом.

Зомбарт продолжал опровергать Вебера и после смерти автора «Протестантской этики» (в 1920 году). В XX веке на путь капиталистического развития встали страны, которые находились за тысячи километров от Европы и в которых протестантизмом и не пахло. Наиболее ярким примером была Япония с ее восточными религиями (синтоизм, буддизм, дзен-буддизм). Применительно к таким странам Зомбарт в конце 1920-х гг. предложил использовать термин «новый капитализм». Фактически Зомбарт поставил под сомнение жесткую веберовскую схему зарождения капитализма (этакая «одноколейка» с начальной станцией под названием «протестантизм») и стал склоняться к тому, что в мире существует несколько капиталистических маршрутов движения человечества.

Протестантизм и капитализм: что первично?

Главное замечание в адрес Вебера заключалось в том, что в рассматриваемой им паре понятий «протестантская этика» и «дух капитализма» немецкий социолог без каких-либо колебаний и сомнений первое рассматривает в качестве причины, а второе – в качестве следствия, результата. Однако с таким же успехом можно утверждать, что, наоборот, развитие в недрах традиционного общества капитализма привело к Реформации и появлению протестантизма. Кстати, именно такой точки зрения придерживаются некоторые исследователи. Современный социолог Ю. Кузнецов прямо отмечает: «В некоторых случаях причинно-следственная связь может быть прямо противоположной той, которую усматривает Вебер – то есть именно развитие капитализма создавало благоприятные условия для развития протестантства. Например, в XVI в. в южных Нидерландах экономическая экспансия, действительно, совпала с распространением кальвинизма, причем охотнее всего в него переходили купцы и предприниматели. Но именно эти люди составляли наиболее подвижную группу населения, это были люди, легко идущие на контакт, готовые обсуждать с чужаками религиозные вопросы и принимать чужое мнение. Кроме того, эта группа по понятным причинам была весьма оппозиционно настроена к испанской короне. С другой стороны, возможности инквизиции в торговых центрах всегда были меньше, чем в аграрных областях. Наконец, большую роль в экономической жизни Антверпена играли мараны – бывшие иудеи, принудительно обращенные в католичество. С началом Реформации они обратились к лютеранству, но потому предпочли последовательный кальвинизм»[40]. Кальвинисты (по крайней мере в Голландии) представляли собой разнородную смесь купцов, предпринимателей и бывших испанских иудеев. Получается, что в их ряды влились люди, которые уже были заряжены «духом капитализма».

Британский социолог финского происхождения Эдвард Вестермарк (1862–1939) вопреки Веберу считал, что произошло обратное влияние «капиталистического духа на теологическую догматику»[41].

Известный английский историк экономики Ричард Тоуни (1880–1962), один из самых известных критиков Вебера, в своей книге «Религия и становление капитализма» (1926)[42] отмечал, что в связке «протестантизм-капитализм» первичен капитализм, а протестантизм – детище капитализма. Тоуни отмечает, что Венеция, Флоренция и Южная Германия в XV веке (накануне Реформации) уже были переполнены «духом капитализма». А капиталистическое развитие Голландии и Англии в XVI–XVII вв. было обусловлено не тем, что они стали протестантскими странами, а значительным притоком туда экономически активных людей, а также Великими географическими открытиями, плоды которых достались прежде всего именно этим двум странам.

Аминторе Фанфани (1908–1999), итальянский экономист и историк, в своей работе «Католицизм, протестантизм и капитализм»[43] считает, что капитализм проник в Европу более чем за столетие до того, как на свет появился протестантизм. Фанфани считает, что не протестантская этика стала причиной капитализма, а та «капиталистическая ментальность», которая была заложена в людях, преследовавшихся в католических странах. Постепенно все они собрались под знаменами антикатолического движения. Фанфани полагает, что лидеры этого движения – не только Лютер, но даже Кальвин – препятствовали капитализму. Как пишет современный итальянский исследователь истории капитализма Синдра Пьеротти, ссылаясь на А. Фанфани, «Лютер был консервативен к экономических вопросах. Особенно это касалось его патриархальных идей в вопросах торговли. Многое в новом укладе вызывало у него отвращение. Кальвин же осуждал и считал противозаконным весь доход, который приобретается за чей-то еще счет, а также выступал против накопления богатства. Многие гугенотские и голландские реформаторы также высказывались против различных аспектов капитализма. Они боялись снятия ограничений с ростовщичества, а также считали, что замена в интересах людей служения Богу на жажду наживы была признаком безумия. Фанфани соглашается с Вебером в том, что капитализм процветал после реформации, но когда речь заходит о причинах (такого процветания – В. К.), то тут их взгляды расходятся. Он говорит: то, что мы сегодня понимаем под капитализмом, возникло на итальянских торговых путях под зонтиком Католической церкви. Однако, по его мнению, ни одна религия не оказала большого влияния на рост капитализма как основной мировой экономической системы»[44].

Подобного рода авторов, считавших, что Вебер перепутал причину со следствием, достаточно много. Но при такой трактовке событий позднего

Средневековья вопрос о причинах появления в обществе «духа капитализма» остается открытым.

Протестантизм по Веберу: а был ли такой протестантизм?

У Вебера возникают сплошные натяжки при изложении догматики и этики протестантизма. Носители новой христианской религии, конечно, польщены той «пальмой первенства», которую Вебер вручил протестантизму, но между собой признают, что «портрет» протестантизма, нарисованный этим немецким социологом, не вполне соответствует действительности. В частности, Вебер «переборщил» с религиозной мотивацией обогащения. На первом месте среди христианских ценностей у протестантов стояла трудовая деятельность, которую они считали служением Богу. Трудовая повинность у них заменялась потребностью в честном, напряженном и профессиональном труде. Труд у протестантов (в первую очередь у кальвинистов) приравнивался к молитве, богослужению и чтению Священного Писания. Богатство, как считают некоторые исследователи протестантизма, было лишь следствием напряженного труда и аскетического образа жизни[45]. Кстати, на искажения догматики протестантизма Вебером обратил внимание уже упоминавшийся нами его оппонент Зомбарт. Последний в споре с Вебером приводит высказывания известного английского пуританского богослова Ричарда Бакстера (1615–1692): «Как мало значат богатства и почести этого мира для души, отходящей в иной мир и не знающей, будет ли она позвана в эту ночь. Тогда возьми с собой богатство, если сможешь». «Работай над тем, чтобы почувствовать великие нужды, которых не могут устранить никакие деньги». «Деньги скорее отягчат твое рабство, в котором держат тебя грехи, нежели облегчат его». «Разве честная бедность не много слаще, чем чрезмерно любимое богатство?» Что-то в этих фразах не чувствуется того «духа капитализма», о котором нам говорит Вебер.

Примечательно, что одним из мест распространения радикального протестантизма – пуританизма и кальвинизма – была Шотландия. Между тем Шотландия в плане развития капитализма ничем себя не проявила, отставая даже от лютеранской Германии. У Вебера ответа на подобный «парадокс» мы не находим. Экономист и историк Якоб Винер утверждает, что именно кальвинистская доктрина, которая навязывалась церковью и государством, стала сдерживающим фактором для развития капитализма в Шотландии[46]. Шотландские пресвитерианцы видели смысл жизни в страданиях и мучениях, считая их свидетельством приверженности человека к добру. Богатство, комфорт и довольство были, по их мнению, проявлениями зла. Целый ряд исследователей приводили шотландских протестантов в качестве примера последовательных борцов с «духом капитализма». Неужели М. Вебер не знал этого? Видимо, Шотландия с ее последовательно антикапиталисти-ческим протестантизмом не «вписывалась» в красивую схему Вебера и он решил про Шотландию «забыть».

Несколько переоценил Вебер также «заслуги» Кальвина в легализации ростовщичества. Действительно, Кальвин оспорил тезис Аристотеля о «бесплодности» денег (который был полностью поддержан католическими схоластиками). Да, деньги «бесплодны», – утверждал Кальвин, – если они лежат без дела. Если они пущены в оборот, принося прибыль, то процент законен (здесь точка зрения Кальвина на процент очень близка к точке зрения Фомы Аквинского). Но Кальвин не столь радикален, как его представляет Вебер. Например, он против взимания процентов, если кредит выдается на пропитание (и здесь он сходится с Фомой Аквинским). Кроме того, он считает, что государство имеет право устанавливать предельную ставку процента и ее никому не позволено превышать. Он против того, чтобы проценты превышали прибыль заемщика от использования кредита. По его мнению, нельзя выдавать кредиты, если они способствуют нанесению ущерба государству. Наконец, он против того, чтобы выдача денег под процент становилась профессиональным занятием[47].

Возвращаясь к вопросу догматики кальвинизма, следует иметь в виду, что сторонники и последователи Кальвина не особенно интересовались ее тонкостями. Многие просто услышали, что богатство в этой религии не только не возбраняется, но даже поощряется, и этого было достаточно для того, чтобы пойти за таким вождем. Догматика и богословие кальвинизма и пуританизма – удел кабинетных теологов. К тому же протестантские «миссионеры» доводили до народа догматы своей религии в упрощенном, «адаптированном» для «черни» варианте. В «низах» религия протестантизма превращалась в чистую идеологию, которую венчали несколько броских политических лозунгов. Вот что пишет о распространении радикального протестантизма в народных массах Англии А. Ваджра: «…к началу 30-х годов XVII века Англия оказалась покрыта густой сетью нелегальных и полулегальных религиозных собраний, игравших роль своего рода народных “просветительских клубов”. Звучавшие на них кальвинистские проповеди, модифицированные в соответствии с английскими реалиями, достаточно эффективно “промывали мозги” низшим слоям общества. Религиозная трибуна была мастерски использована для политической пропаганды. Таким образом, народ психологически готовили к революции, убеждая его в том, что англиканская церковь покинута Богом, а существующий сословный строй лишен божественной санкции. Как следствие этого, в 1646 году была уничтожена епископальная система национальной церкви, а в 1649 году – монархический строй»[48].

И наконец, еще один принципиальный момент. Вебер совершенно неоправданно приписал всему протестантизму наличие «духа капитализма», отмечая лишь, что в одних направлениях протестантизма он был более ярко выражен, а в других – менее. Однако более глубокое изучение протестантизма показывает, что в некоторых его течениях присутствовал дух, прямо противоположный (с социально-экономической точки зрения) «духу капитализма». Речь идет о «духе социализма». Следует сказать, что подобно тому, как «дух капитализма» зарождался в недрах Католической церкви еще задолго до Реформации, точно так же и «дух социализма» витал над Европой уже в те времена, когда, казалось, позиции католицизма были незыблемы. Носителями этого духа были и катары (XI в.), и братья свободного духа и апостольские братья (XII в), и табориты (XV в.) и т. п. Они также внесли свою скромную лепту в Реформацию. Одной из первых протестантских сект, возникших на волне Реформации, были анабаптисты («перекрещенцы»). Движение анабаптистов возникло в Германии, а затем в XVI веке распространилось на Швейцарию, Австрию, Чехию, Данию и Голландию. В XII веке оно перекинулось в Англию. Наиболее видными фигурами анабаптизма были «апостолы» Клаус Штрох, Томас Мюнцер, Иоганн Бекельзон (Иоанн Лейденский). Движение анабаптистов носило ярко выраженный антиклерикальный характер, выдвигало лозунги тотального обобществления имущества и даже жен. Кровавый эксперимент по созданию «социалистического строя» был проведен Иоганом Бекельзоном в германском городе Мюльгаузене в 1534–1535 гг. Мы не ставим своей задачей дать критический анализ теологической и социалистической доктрины анабаптистов и рассказать об их «социалистических экспериментах». Все это читатель может найти в интересной книге И. Р. Шафаревича «Социализм как явление мировой истории». Мы вспоминаем в данном случае о «протестантском социализме» лишь для того, чтобы показать, насколько М. Вебер упрощал и искажал социальную доктрину протестантизма. Кстати, анабаптисты не были единственным течением в рамках протестантизма, которое выдвигало социалистические идеи. Тот же Шафаревич отмечает, что к идеям социализма в Англии были близки также наиболее радикальные пуритане, секты мормонов, «рейтеров», «диггеров», «левеллеров» и др. Некоторые из них позднее переродились в чисто социально-политические движения, утратив свою религиозную природу.

Западная философия как источник «духа капитализма»

Если в отношениях с народом последовательные борцы за капитализм делали ставку все-таки на религиозное чувство, то, обращаясь к «верхам», они апеллировали к разуму. Для этого главные носители «духа капитализма» стали активно прибегать к помощи совершенно нового типа проповедников – «профессиональных» философов. Философы уже вообще обходились без религии, они делали ставку на логику, рационализм, «естественное право» и т. п. Такие светские философы – предтечи буржуазной революции – появились в первую очередь в Англии. Среди них особенно выделялись Фрэнсис Бэкон (1561–1626) и Томас Гоббс (1586–1679). Мы не собираемся детально анализировать их философские взгляды. Отметим лишь, что они проповедовали откровенный материализм, агностицизм и даже откровенный атеизм. Первый, в частности, предлагал провести четкую грань между верой и знанием, религией и наукой. Второго часто называют «отцом неверия». Так что «дух капитализма» порождала не столько новая религиозная этика, как это представлял Вебер, сколько безбожная английская (и не только английская) философия. Она представляла человека не как творение Бога, а как эгоистичное животное с определенным набором чувств и инстинктов (прежде всего – алчности, честолюбия и страха). Фактически в этом эгоистичном животном уже просматривался идеал «рыночной экономики» – homo economicus («человек экономический»). Последующие поколения «профессиональных» философов и экономистов занимались тем, что пропагандировали этот идеал, продвигали его в «массы». Вот как кратко А. Ваджра описывает «вклад» английской философии XVII века в формирование «духа капитализма» как в самой Англии, так и за ее пределами: «Постепенное редуцирование человеческой природы во взглядах английских мыслителей стимулировало ее трансформацию от человека как духовного существа, созданного Богом, до разумного животного, погрязшего в пороках. Возникнув в высших слоях общества, данное мировоззрение со временем овладело и народными массами. Естественно, что оно не могло не выдвинуть на первое по своей значимости место инстинкты. При этом превращение индивида в некую совокупность первичных, диких инстинктов было подано как величайшее достижение европейской науки, как раскрытие наиглавнейшей тайны человеческой природы. Так через идеологическое индуцирование, путем целенаправленной информационно-психологической обработки масс создавался человек нового типа. Настойчиво внедряемое в сознание англичан, а затем и европейцев представление о человеке как о плохо поддающемся окультуриванию опасном животном постепенно делало его таковым. Это, в свою очередь, привело к духовно-психологической изоляции индивидов и их деятельному противопоставлению, требовавшему создания соответствующих эффективных социальных и психологических конструкций укрощения якобы хищнической природы человека»[49].

Так называемое «гражданское общество», которое сегодня в России рассматривается в качестве идеала социальной организации, было описано еще философами эпохи раннего капитализма. Постоянно внушавшийся западному человеку страх должен был, по замыслу философов, стать гарантией «вечного мира». Т. Гоббс считал, что именно изначальный страх породил в обществе законы и государственный аппарат для подавления изначально порочной человеческой природы. Государство с его репрессивным аппаратом фактически призвано было стать «земным Богом» для порочного человека.

Вебер явно переоценивал религиозную мотивацию «первопроходцев» капитализма. Диакон Андрей Климов подмечает эту особенность психологии пионеров протестантизма (кальвинизма): «Объективности ради следует заметить: Кальвин говорил, что Бог метит своих избранных не только богатством, но и страданием, но вторая часть как-то не нашла признания. Люди услышали только то, что деньги есть признак богоизбранности. Это было революционно новое заявление. Поначалу на него мало кто обращал внимание. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу. Католические и протестантские богословы спорили на обочине жизни, хорошо это или плохо. У Кальвина находились последователи. Не потому, что они разбирались в тонкостях доказательной базы, утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому, что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина фактически узаконила добывание денег любыми путями… Корни колоссального успеха здесь в том, что масса охотнее принимает не то, что истинно (в этом она разобраться не может), а то, что соответствует ее желаниям и чувственной сфере»[50].

К тому времени, когда Вебер начал писать свою работу «Протестантская этика и дух капитализма» (конец XIX – начало XX вв.), всякая религиозная этика вообще исчезла из сферы экономических отношений. Английский философ Джон Локк (1632–1704), которого считают основоположником современного либерализма, выдвинул идею тотальной правовой регламентации всех сторон жизни человека, в первую очередь экономической стороны. Почти полная несовместимость миллионов эгоистических «Я», стремившихся к обогащению любой ценой, требовала разработки детальных «правил игры», называемых юридическими нормами. Детальная законодательно-нормативная регламентация экономических отношений между эгоистическими «Я» дополнялась созданием мощнейшего судебного аппарата. Шло активное формирование так называемого «правового государства» (которое так активно навязывается сегодня России). Юридические нормы стремительно замещали нормы религиозной этики. Рождение «правового государства» – лишь юридическое оформление того духовно-психологического состояния, в котором оказалось западное общество в XVI–XVII вв.

Со временем главной функцией государства, согласно философским «обоснованиям», стала защита частной собственности – «самого святого», что есть на земле.

Альтернативные версии зарождения капитализма

Основным оппонентом Вебера при жизни был уже упоминавшийся нами немецкий социолог Вернер Зомбарт (1863–1941). Кстати, одно время они были коллегами, работая в Гейдельбергском университете. Зомбарт написал книгу «Евреи и хозяйственная жизнь» (1911 г.), в которой доказывал, что основными носителями «духа капитализма» были евреи, а не протестанты. Эту идею Зомбарт развивал и в некоторых других своих работах: «Участие евреев в создании современного народного хозяйства» (1910), «Будущее евреев» (1912), «Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека» (1913).

Вебер, не отрицая вклада евреев в развитие капитализма, тем не менее заслуги кальвинизма в этом вопросе ставит выше иудаизма. Первый, по его мнению, нацеливает человека на бесконечное накопление капитала; второй – поощряет всяческое богатство, но богатство остается средством, не превращаясь в самоцель. Вот как резюмирует эти рассуждения М. Вебера о различиях иудаизма и кальвинизма наш отечественный философ Ю. Бородай: «… даже принцип наживы в иудаизме не столь универсален, как в кальвинизме: во-первых, он не распространяется на отношения между “своими”, и, главное, нажива здесь сохраняет “традиционалистский” характер, то есть нацелена на потребление и потому не превращается в столь пожирающую как в кальвинизме страсть… В отличие от иудейской установки, где капитал лишь средство непосредственного наслаждения или господства, то есть вернейшее средство максимального благоустройства своего земного материального бытия, для протестанта, подлинного господина нового строя, накопление капитала становится самоцелью»[51].

Тезис Вебера о превосходстве кальвинизма над иудаизмом, с нашей точки зрения, и верен и не верен. Протестанты с их религиозно-фанатическим отношением к деньгам на «коротких дистанциях» могли даже обыгрывать иудеев и казаться более «конкурентоспособными» капиталистами[52]. Исторические факты свидетельствуют о заметном вытеснении протестантами евреев на начальном этапе развития капитализма даже из их традиционной ниши – ростовщического бизнеса. Однако в стратегическом плане неоспоримое преимущество на стороне евреев – именно потому, что деньги они рассматривали и рассматривают не как самоцель, а как средство. Протестанты инвестировали деньги только в деньги, иудеи – в деньги и во власть. А власть обеспечивала вторым преференции в той же экономике. Например, с ее помощью они добились контроля над эмиссией денег, т. е. над «печатным станком». Так что в стратегическом плане иудаизм оказался более «конкурентоспособен», чем протестантизм. Сила протестантизма обернулась его слабостью.

Впрочем, некоторые авторы подходят к объяснению капитализма с иных позиций, чем Зомбарт и Вебер.

Еще до того, как Вебер родился, человечеству было предложено избавиться от каких-либо сомнений и поисков в вопросе причин появления капитализма. Карл Маркс, автор «Капитала», заявил, что всегда и везде экономика первична, а религия вторична, производна от экономики. А поскольку с его вульгарно-материалистической точки зрения капитализм – это экономика, то очевидно, что капитализм породил протестантизм, а не наоборот. С этой точки зрения, как писал второй классик марксизма, Фридрих Энгельс, «политические и религиозные теории (эпохи Реформации. – В. К.) были не причиной, а результатом той ступени развития, на которой находились тогда в Германии земледелие, промышленность, сухопутные и водные пути, торговля и денежное обращение»[53]. Сегодня серьезно данную точку зрения воспринимать нельзя. Дело в том, что классики марксизма само появление капитализма (как и любой другой общественно-экономической формации) выводят напрямую из развития производительных сил общества. Такой взгляд на общество и человеческую историю можно назвать вульгарно-материалистическим. Мы даже не будем сейчас погружаться в его критику. Достаточно сказать, что данная теория не может объяснить многих вещей в истории человечества. Например, существование капитализма в Древнем мире (Вавилон, Греция, Римская империя и др.), чьи производительные силы не могли сравниться с производительными силами позднего средневековья и эпохи Реформации.

Рассмотрим иные трактовки причин появления капитализма. Например, современный исследователь капитализма С. В. Вальцев отвергает «протестантскую» версию Вебера и выдвигает в качестве главной причины появления капитализма особую природу западного человека: «Реформация не свалилась с неба, а в основе своей была сформирована этническим духом западного человека. Реформация была лишь идеологической оболочкой тех идей, которые были и без всякой Реформации близки западному человеку. Ментальные особенности западного человека – вот та идейная точка отсчета начала капиталистической эры»[54]. Данная точка зрения на «капиталистическую» природу западного человека не нова, она высказывалась многими философами, социологами и антропологами. Однако с ней мы вряд ли согласимся. Прежде всего, такая позиция противоречит христианской антропологии, согласно которой человек любой расы и национальности по причине своей поврежденной природы предрасположен к греху. А «капиталистический дух» – концентрат человеческих грехов и страстей. Просто у некоторых народов механизмы защиты от искушения грехами и страстями капитализма уже полностью сломаны, а у других народов эти защитные механизмы еще кое-как функционируют. Так, некогда японцы были крайне далеки от капитализма. Однако по истечении полутора веков после так называемой «революции Мейдзи» (1867–1868) они (не принадлежа к Западу) стали вполне капиталистической нацией. В Китае двадцать лет назад еще никто толком не знал, что такое капитализм, а сегодня миллиард людей, географически и культурно далеких от Запада, начинают быстро проникаться «духом капитализма».

Большего внимания заслуживает другая мысль Вальцева: «Лютер со своей Реформацией никогда не являлся начальным пунктом движения к капитализму. Сначала появился Колумб (1492 г.) с кораблями, набитыми золотом, и только потом Лютер (1517 г.) со своими 95 тезисами против продажи индульгенций. Продажа индульгенций как бизнес уступила место новому бизнесу, более выгодному – грабежу колоний. В Средние века некого было грабить, и ментальные особенности западноевропейцев не имели материальной базы. В Россию сунулись – тут Александр Невский, попробовали к арабам, османам, так те вообще до Вены дошли.

Почему, пренебрегая историческими реалиями, во главу угла ставится Реформация? Такой подход не случаен. Ложный тезис порождает ложную цепочку рассуждений о трудолюбии, бережливости, освященных неким религиозным чувством.

На самом деле в хозяйственной этике западного человека труд никогда не был окружен ореолом почитания. Деньги, желательно быстрые, желательно много. Вот ядро западного мировоззрения. И старт капитализма был дан не Реформацией, а нещадным грабежом колоний»[55].

Если не обращать в данном отрывке внимание на ошибочное представление автора о западном человеке как генетически предрасположенном к капитализму, то в «твердом остатке» можно выделить следующую мысль: открытие Америки Колумбом, давшее начало колониальным грабежам, было гораздо более существенным фактором развития капитализма в Европе, чем Реформация с ее «протестантской этикой».

Кстати, точка зрения Вальцева о роли географических открытий в становлении капитализма достаточно распространена. Причем другие авторы обращают внимание на открытие не только Америки, но также – морского пути в Индию. Опровергая Вебера, современный исследователь капитализма Юрий Кузнецов пишет: «Процветание протестантских стран Северной Европы, начиная с XVI в., во многом объяснялось фактором Великих географических открытий – открытием Америки и, в особенности, морского пути в Индию. В результате Северная Италия и прилегающие к ней области (Венеция, Марсель) потеряли свою исключительную роль торговых посредников, находящихся на главных торговых путях в страны Востока»[56]. Подобную точку зрения можно назвать условно «геополитической». Она вполне аргументирована, с ней следует согласиться. Однако она не исключает ответа на вопрос: каковы духовные и религиозные причины (корни) капитализма?

Из всех известных нам точек зрения на духовно-религиозные причины происхождения капитализма нам близка позиция современного исследователя хозяйственной этики христианства Н. В. Сомина[57]. Он считает, что протестантизм никаким особым мистическим «духом капитализма» (который пытался разглядеть Вебер) не обладает. Протестантизм, по его образному сравнению, оказался подобен большой «пробоине», которая возникла в стене христианских запретов и ограничений. Эта стена выстраивалась и поддерживалась христианской церковью в целях защиты общества от разрушительной стихии капитализма с тех пор, когда христианство приобрело статус официальной государственной религии (т. е. со времен императора Константина Великого). Христианская церковь хорошо понимала человеческую природу, отягощенную грехами и страстями сребролюбия, стяжательства, зависти, сластолюбия, властолюбия, тщеславия и т. п. Однако в силу целого ряда причин (разбор которых выходит за рамки нашей статьи) церковь как земная организация, состоящая из грешных людей, стала ослаблять свое противостояние страстям. У Вебера они называются красивым словом «дух капитализма», а у Святых отцов это называется по-другому: «дух падших ангелов», «дух инфернального мира», «дух бесов» и т. п. Через внезапно образовавшуюся «дыру» в стене ограничений и запретов в традиционное общество стремительно ворвался «дух капитализма» и стал быстро уничтожать христианство и сложившийся социальный порядок.

Кстати, протестантизм оказался «дырой» не только в стене, защищавшей духовное пространство Европы. Протестантизм сыграл роль «дыры» в ее экономическом пространстве. Напомним, что, по мнению Зомбарта, главными носителями «духа капитализма» были евреи. Будучи скованы разными запретами и ограничениями в католических странах, они устремились в страны победившего протестантизма, где получили режим наибольшего благоприятствования и способствовали быстрому капиталистическому развитию принявших их стран. Хотя считается, что наиболее либеральный для евреев режим предлагали страны с преобладанием кальвинистов и пуритан, однако и страны с лютеранским протестантизмом оказывались вполне подходящими для раскрытия потенциала их «капиталистического духа». Достаточно вспомнить, что Ротшильды, Варбурги, Шиффы, Мендельсоны и многие другие известные еврейские банкиры начинали свою капиталистическую карьеру в лютеранской Германии.

«Свой-чужой» как принцип капитализма

За «кадром» теории Вебера о происхождении капитализма остался еще важнейший источник «духа капитализма». Речь идет о принципе «свой-чужой», которым руководствовались пионеры капитализма и который формально не входил в этические нормы протестантизма. Ряд исследователей истории капитализма и протестантизма придерживаются примерно следующей схемы объяснения причин необузданной энергии кальвинистов:

а) кальвинистский фанатик тем или иным способом получает начальный капитал;

б) этот капитал для него служит подтверждением его «богоизбранности» и «исключительности»;

в) это дает ему уверенность в том, что он, как «избранный», обладает правом господствовать над другими людьми.

Другие люди, не получившие «знак» «избранности» в виде богатства – люди «второго сорта», которых его протестантский бог предопределил быть рабами «избранного». По сути, это – «протестантский расизм», который имеет не этническую, а социально-экономическую природу. Наблюдаются определенные параллели с иудаизмом, который характеризуется презрительным отношением иудеев (евреев) к тем, кто не принадлежит к их племени. Согласно талмудическому иудаизму, для иудеев остальные – не просто «чужие», они даже не люди, а просто живые существа, имеющие внешность человека. В Ветхом Завете мы встречаем много мест, где проводится четкое деление на «своих» и «чужих». В контексте рассматриваемых нами экономических проблем весьма значимой является следующая установка иудаизма: «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост; иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост» (Втор. 23:19–20). Евреи почти две тысячи лет находились в рассеянии, т. е. среди «чужих». Поэтому приведенная выше установка из Второзакония последовательно реализовывалась (и продолжает реализовываться) носителями иудаистской идеологии через практику ростовщической эксплуатации всех «чужих».

Если не принимать во внимание упомянутый «протестантский расизм», трудно понять, откуда бралась такая хладнокровная жестокость, которую проявляли первые носители «духа капитализма» в эпоху первоначального накопления капитала. В Европе эта жестокость проявлялась по отношению к мелким землевладельцам, которых сначала лишали земли, а затем убивали или заставляли работать как рабов. В Америке белые протестантские колонисты проявляли эту жестокость по отношению к индейцам, которых поголовно уничтожали как зверей (кстати, колонисты-католики, которые осваивали Южную Америку, такой жестокости не допускали). В Африке протестантские купцы (вместе с купцами-иудеями) проявляли эту жестокость по отношению к местным жителям, которых захватывали или покупали в рабство.

Впрочем, жестокостью отличались и католики. Но у католиков физическое насилие удивительным образом сочеталось с «христианской заботой о душе» захватываемых в рабство аборигенов. Португальские монархи вместе с Папой Римским требовали, чтобы захватываемые рабы обязательно были крещены. По этому поводу был издан даже специальный королевский эдикт 1519 года. Если речь шла о невольниках, которых отлавливали в Африке, то они должны были быть крещены обязательно до погрузки на корабли, которые отправлялись к берегам Америки. Это требование было обусловлено тем, что многие рабы в пути умирали: в этом проявлялась «трогательная забота» о душах невольников. Позднее другие католические страны также приняли аналогичные законы. Так, французский король Людовик XIII издал в 1648 году акт об обязательном крещении рабов.

Принцип «свой-чужой» в протестантизме в течение нескольких столетий превратился в освященную «наукой» идеологию и психологию крайнего индивидуализма[58]. В иудаизме имеет место этнический индивидуализм (этнос, племя, народ остается единым целым, не делимым на части); в протестантизме – персональный индивидуализм (общество дробится до мельчайших «атомов» – отдельных людей, ego)[59]. В экономической науке Запада моделью и эталоном такого индивидуализма является Homo economicus – человек экономический. Он представляет собой крайнюю степень индивидуализма, когда к «своим» человек относит только самого себя (ego), а все остальные – «чужие».

Примечательны наблюдения, сделанные В. Зомбартом в его книге «Буржуа». В ней он совершенно справедливо обращает внимание на то, что наиболее последовательными и энергичными носителями «духа капитализма» были иноземцы, или пришельцы. Они не имели никаких кровно-родовых связей с местным населением и не были обременены такими предрассудками, как «родина», «отечество», «исторические корни» и т. п. Для пришельцев (иммигрантов, колонистов) местные все поголовно было «чужаками», к которым можно (и нужно) относиться жестоко – как к скотам или зверям. То есть убивать, эксплуатировать, грабить и обманывать. Также хищнически можно относиться к окружающей природе, культуре местного народа и его истории. Как пишет Зомбарт, «иноземец не ограничен никакими рамками в развитии своего предпринимательского духа, никакими личными отношениями: в своем кругу он встречает только чужих… Только беспощадность, которую проявляют к чужим, могла придать капиталистическому духу его современный характер»[60].

Зомбарт выделяет две основные категории таких беспощадных пришельцев: евреев, которые были перманентными мигрантами по всему миру, и европейских колонистов в Новом Свете. Первые имели очень длительный опыт наживы на «чужих» и выступали в качестве учителей; вторые оказались очень способными учениками, которые нередко превосходили своих учителей. Как пишет Зомбарт, «…приносящие выгоду дела вначале вообще совершались лишь между чужими, тогда как своему собрату помогали; взаймы за проценты дают только чужому…, так как только с чужого можно беспощадно требовать проценты и капитальную сумму, когда он их уплачивает (здесь Зомбарт имеет в виду известную установку древних евреев из Второзакония. – В. К). Правом иноземцев было, как мы видели, еврейское право свободной торговли и промышленной торговли».

Беспощадность и хищничество пришельцев усиливается тем, что их сознание ориентировано не на прошлое или даже настоящее, а устремлено исключительно в будущее, ради чего можно жертвовать прошлым и настоящим. Безусловно, такой фанатизм также имеет религиозное происхождение. «Для переселенца, – пишет Зомбарт, – как для эмигранта, так и колониста не существует прошлого, нет для него и настоящего. Для него существует только будущее. И раз уже деньги поставлены в центр интересов, то представляется почти само собою разумеющимся, что для него единственный смысл сохраняет нажива денег как средства, с помощью которого он хочет построить себе будущее»[61].

Зомбарт обращает внимание на схожесть двух групп носителей «капиталистического духа» – иудеев (вечных мигрантов) и протестантов (колонистов). Но между ними есть и серьезные различия. Во-первых, в первой группе все-таки остается понятие «свои» (по признаку религии и/или крови); во второй группе практически нет «своих», все (даже люди одинаковой веры и крови) оказываются «чужими». Во-вторых, в первой группе устремленность в будущее имеет вполне осознанный характер (целью иудаизма является мировое господство, и их капиталистическая деятельность подчинена реализации этой долгосрочной цели); во второй группе нет осознанных долгосрочных целей, понимание будущего является крайне размытым. Неудовлетворенность некоторых представителей протестантизма (особенно пуритан) отсутствием внятной конечной цели иногда приводило их в лоно иудаизма.

Западная социология не могла обойти стороной принцип «свой-чужой», которым в своей повседневной жизни руководствовались и руководствуются миллионы людей. Известный французский социальный психолог Серж Московичи называет это «социальной психологией меньшинств»[62].

Перенесемся мысленно из эпохи раннего капитализма в наше время. Как известно, после Второй мировой войны Запад стал активно реализовывать в жизнь так называемый «мультикультурный проект»: смешение разных народов, рас и этносов с помощью либерализации или даже отмены существовавших ранее миграционных ограничений. Причины, подтолкнувшие Запад к проведению такого рискованного (как это стало очевидно сегодня) эксперимента, многочисленны, и их анализ выходит за рамки данной работы.

Отметим лишь, что, по мнению ряда социологов, такое мультикультурное смешение усиливает «капиталистический дух» в обществе, ибо в монокультурном (или моноэтническом) социуме нельзя достичь необходимого градуса ненависти и жестокости, который необходим для поддержания капиталистического тонуса. С таким мнением мы полностью согласны.

Развитие «дикого» капитализма в России в последние два десятилетия было бы немыслимо без ситуации, когда бывшее советское общество оказалось четко поделенным на «своих» и «чужих». Прежде всего деление произошло по национальному признаку. У нас сегодня идут какие-то разговоры (в основном шепотом) об «этнической преступности». Но дело в том, что наш капитализм также оказывается «этническим», однако об этом в силу «политкорректности» и «толерантности» почти никто не заикается. Размышления на эту тему удалось найти в недавно вышедшей интересной статье Александра Молоткова. Он пишет: «…всем нам памятна волна первичной капитализации начала 90-х, когда наиболее радикальное принятие духа капиталистической наживы любой ценой наблюдалось, в первую очередь, в среде лиц нерусской национальности: евреев, азербайджанцев, чеченцев и т. д., а также тех этнически русских капиталистов (не случайна модификация: “новые русские”), которые утвердили свое фактическое отторжение от национального целого бесстыдством роскошных особняков на фоне нищенствующего народа»[63].

Добавим, что Россия все еще остается преимущественно монокультурным, моноконфессиональным и моноэтническом обществом, т. к. в ней пока преобладают русские и православные. По мнению «реформаторов», это тормозит дальнейшее развитие капитализма. Для того, чтобы Россия стала окончательно и бесповоротно капиталистической, ее надо сделать поликультур-ной, полиэтнической, поликонфессиональной. Такое общество будет состоять исключительно из «чужих», в нем будет царствовать принцип: homo homini lupus est («человек человеку волк»). В этом истинный «цивилизирующий» смысл нынешней миграционной политики российских властей.

Вернемся к началам современного капитализма. Многие установки иудаизма были восприняты протестантизмом, а догматы последнего подхватила и стала развивать народившаяся на свет европейская философия (вероятно, она появилась для того, чтобы выполнять «социальные заказы» тех, кто был заинтересован в строительстве капитализма). Смысл ряда «догматов» европейской философии очень прост: «война всех против всех» как объективный, «естественный» закон общества. В том или ином виде эту мысль проводили Дж. Беркли, Д. Юм, Дж. Локк, Т. Гоббс, Ф. Бэкон. Затем народившаяся на свет европейская экономическая «наука» (естественно, также для выполнения «социальных заказов») «облагородила» формулировку этого закона «всеобщего каннибализма» и назвала его «законом рыночной конкуренции».

Теория Вебера и современный капитализм

Следует также отметить, что современный протестантизм в значительной мере утратил тот религиозный фанатизм, который был присущ «первопроходцам» капитализма и о котором писал Вебер. Еще раз напомним читателям, в чем была религиозная подоплека этого фанатизма. Многие протестанты быстро накапливали большие богатства, но при этом придерживались аскетического образа жизни, продолжали держать себя в «черном теле». Некоторые исследователи пытаются дать чисто «материалистическое» объяснение этому феномену: мол, аскетизм первым капиталистам был нужен для того, чтобы «экономить» и быстрее накапливать капитал. Вот и К. Маркс в «Капитале» пишет: «Капиталист грабит свою собственную плоть»[64] – и не может внятно ответить, зачем капиталист это делает. А не может потому, что смотрит на историю становления капитализма глазами материалиста. А первыми капиталистами двигал не «экономический интерес» (как думал К. Маркс), а религиозное чувство.

Центральным догматом кальвинизма был догмат о том, что все человечество делится на «избранных» и «прочих». Это очень похоже на центральный догмат иудаизма о делении человечества на «евреев» (они же – «избранные») и «всех остальных». Евреем нельзя стать в результате тех или иных заслуг в земной жизни, евреем рождаются. И тут уже ничего нельзя изменить. То же самое мы видим в кальвинизме: «избранным» нельзя стать в земной жизни. «Избранность» предопределена «свыше», «избранным» человек уже рождается. Но никаких внешних признаков «избранности» ни на теле человека, ни в его умственных или духовных способностях обнаружить нельзя. Этот признак «избранности» лежит вне самого человека и заключается в принадлежащем ему богатстве. Религиозный адепт кальвинизма всю свою сознательную жизнь мучается одним лишь вопросом: «Я “избранный” или нет?» Но он мучает не только свою душу, но также свое тело. Он живет на пределе своих физических и психических сил, добывая и приумножая свое богатство, пытаясь через это богатство доказать себе и окружающим, что он – «избранный». Фанатическая страсть накопления капитала – на самом деле не «.материальная», а «духовная», религиозная страсть. Она отодвигает на задний план все другие страсти, в том числе страсть к материальным, чувственным удовольствиям.

Впрочем, религиозно-мистическое восприятие богатства – феномен присущий не только протестантскому сознанию, но и другим религиям.

Вероятно, протестантизм в своем понимании и восприятии богатства и бедности заимствовал многое из древнего язычества. Вот что пишет прот. Андрей Ткачев: «Богатство – явление мистическое. В древние времена люди считали, что богатство – это явный признак богоугождения. Для того чтобы определить, кто грешен, а кто праведен, люди пользовались очень простыми критериями. Дети есть? – Есть. – Верблюды есть? – Есть. – Ослы есть? – Есть. – Ты праведник. Бог тебя наградил. Другого спрашивают: дети есть? – Нет. – Ослы есть? – Один. – Верблюды есть? – Сдох последний. – Дом есть? – Вот, перекосился. – Значит, ты грешник. А как иначе определять? Люди были простые, все было “дешево и сердито”. В чем-то они были правы, но в основном ошибались. Потому что мы-то теперь знаем, что можно быть праведным и больным. Праведным и бедным. Праведным и одиноким. А можно быть неправедным и богатым. Неправедным и многодетным. Все это теперь бывает, мы это знаем»[65].

От «протестантской этики» к «естественному праву»

Сегодня, конечно, протестантизм уже не тот. Современный протестантский капиталист в своей повседневной жизни руководствуется лишь земными интересами. Фактически бессмертия души для него не существует; в лучшем случае он может на эту тему пофилософствовать, но для него «рай» и «ад» – лишь красивая сказка, метафора. Наличие капитала для него – «билет», который дает право на вход в «земной рай», а цифра, определяющая величину этого капитала, указывает на то, в каком «сегменте» этого «земного рая» может находиться предъявитель «билета». Несколько веков назад было несколько иначе: наличие капитала рассматривалось в качестве «билета», дающего право на вход в «небесный рай»; величина капитала определяла, в каком «сегменте» или «ярусе» «небесного рая» окажется предъявитель «билета».

Конечно, в современной капиталистической деятельности религиозная мотивация человека сохраняется, но она уходит в сферу «подсознательного». Вот что пишет по этому поводу Ю. Бородай: «В соответствии с протестантской установкой, чтобы определить уровень нравственного достоинства, в США достаточно спросить: сколько стоит этот человек? Нам, православным, невдомек, что этот главный в США вопрос имеет не столько прагматическую, сколько глубоко религиозную значимость»[66].

В недрах кальвинизма (и протестантизма в целом) постепенно складывается система знаний и правил экономии (рационального использования) всех ресурсов, включая время, для достижения максимального денежного результата – прибыли. Наиболее законченный вид эта система обрела в рамках течения, называемого «методизм» (что-то вроде секты внутри протестантизма[67]). Позже система этих знаний и правил (наподобие детальных предписаний всех сторон жизни человека в иудаизме) обрела статус «экономической науки».

По мере развития капитализма даже «протестантская этика» становилась тормозом для такого развития. Перед протестантскими теологами и философами была поставлена непростая задача: полностью освободить носителя «духа капитализма» от каких-либо этических и религиозных оков при сохранении его формальной принадлежности к протестантизму. Выход был найден путем новаторского переосмысления понятия «естественное право»[68]. Таким «переосмыслением» занимались немецкий юрист и теоретик права Иоганн Алтузия (1557–1638) и голландский юрист, основоположник международного права Гуго Гроций (1583–1654). В сфере социально-экономических и политических отношений, по мнению последнего, главным ориентиром для принятия решений и оценки поступков человека, главными критериями должны выступать не нравственные и религиозные нормы (справедливость, любовь, помощь ближнему, сострадание, сотрудничество и т. п.), а «целесообразность» и «польза» – высшие императивы «естественного права». При этом в сфере общественных отношений провозглашается еще один императив: «свобода человека». Что это за «свобода»?

Во-первых, это свобода от Бога и тех норм этики, которые вытекают из религиозных представлений. Бог не вмешивается в сферу действия «естественного права». Как подчеркивал Г. Гроций: «Естественное право… столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим Богом…»[69] Этот идеолог протестантизма считал, в частности, что объединение людей в государство состоялось не по воле Бога, а вследствие «естественной необходимости».

Во-вторых, это свобода «делать деньги». Как отмечает А. Ваджра, Г. Гроций «декларирует требования разума (императивы естественного права): защита имущества, возвращение полученной на время вещи и компенсация извлеченной из нее выгоды, обязанность соблюдения договоров, возмещение ущерба, а также наказание в соответствии с проступком. Как можно заметить, в данном случае имел место стандартный перечень необходимых условий торговой и финансовой деятельности»[70]. Известный французский историк Люсьен Февр (1878–1956) писал по поводу появившегося на заре капитализма лозунга «свобода»: «Свобода, свобода; этим словом клянутся в Антверпене торгаши, жаждущие выгодных спекуляций; это слово повторяют капиталисты, сильные люди… это слово твердят в своем аугсбургском дворце несокрушимые и всевластные Фуггеры, чьи несметные богатства окружают их сиянием золотых легенд»[71].

Как известно, жизнь человека в христианской Европе всегда была в той или иной мере раздвоенной. Одна часть его жизни – религиозная, выражающаяся в том, что он посещает церковь по воскресеньям и в праздники, молится дома, исповедуется и причащается, крестит детей и отпевает умерших членов семьи и т. п. При этом он стремится, чтобы жизнь в его семье и при общении с родственниками и ближайшими соседями и друзьями выстраивалась строго на христианских принципах. Более или менее серьезные отклонения от этих принципов (т. е. греховные поступки и даже мысли) добросовестным и богобоязненным христианином фиксируются в памяти, при этом он исповедует эти грехи.

Другая часть его жизни – хозяйственная, которая нередко оказывается большей по времени, чем первая часть. В хозяйственной жизни человек вступает в отношения с другими людьми в качестве работника и работодателя, покупателя и продавца, кредитора и заемщика, истца и ответчика, заказчика и исполнителя, партнера по совместному труду и т. п. Хотя христианская церковь формулировала этические нормы для выстраивания правильных отношений в хозяйственной сфере, даже в самые благополучные периоды истории христианства эти нормы очень слабо учитывались и исполнялись. Хозяйственная сфера оказывается автономной от церкви и религии. На протяжении многих веков существования христианства у людей сложилась система «двойных стандартов»: в семейно-бытовой сфере христианские нормы исполняются более или менее строго (собственно это и есть религиозная сфера жизни человека); в хозяйственной сфере они исполняются намного хуже или не исполняются вовсе. Достаточно вспомнить средневековую Европу, в которой Католическая церковь устанавливала строгие ограничения и запреты на занятие ростовщичеством. При этом эти нормы очень слабо исполнялись, и нарушало их в первую очередь само церковное начальство. В эпоху раннего христианства в обществе существовало рабство, но церковь достаточно спокойно относилась к этому явлению; даже многие искренне верующие христиане имели рабов и не собирались от них отказываться. Конечно, такая «раздвоенность» христианского сознания всегда создавала дискомфорт, тяготела над христианами (как клириками, так и мирянами), периодически это приводило к потрясениям в социально-политической и церковной жизни. Самое крупное такое потрясение – Реформация, которая была болезненной реакцией христианской Европы на грубое попрание самим Святым Престолом этических норм, относящихся к сфере социально-экономических отношений. Католицизм иногда искренне, а иногда лишь для вида пытался разными способами преодолевать эту «раздвоенность» путем разработки христианских этических норм хозяйственной жизни и их практического внедрения в жизнь[72].

Выведение хозяйственной сферы за рамки религиозных норм, замена их императивами «естественного права» стали своеобразным способом преодоления этой «раздвоенности» христианского сознания[73]. Кстати, в «старые, добрые времена» экономику изучали как один из разделов христианской этики. В связи с протестантским открытием «естественного права» экономика почти полностью исчезла из учебников по этике, зато расцвела пышным деревом различных самостоятельных «экономических дисциплин». Если раньше те или иные экономические действия (проекты) оценивались прежде всего с точки зрения их нравственности, то в эпоху «капиталистической эмансипации» экономики они стали оцениваться с точки зрения их коммерческой (финансовой) эффективности. На нравственную оценку экономических решений (действий) сегодня никто не обращает ни малейшего внимания. Ни в одном современном учебнике экономики мы не найдем даже намека на постановку вопроса о нравственной оценке экономических решений. Везде речь идет лишь о коммерческой (финансовой) эффективности. Авторы таких учебников, видимо, осознанно или неосознанно исходят из следующей посылки: «что коммерчески эффективно (т. е. прибыльно), то и нравственно».

На полную «капиталистическую эмансипацию» экономики от норм христианской этики обратил внимание известный западный философ, социолог и социальный психолог Эрих Фромм (1900–1980). Он, в частности, писал: «Радикальный гедонизм и безудержный эгоизм не могли бы возникнуть как руководящие принципы экономического поведения, если бы в XVIII веке не произошло коренного изменения. В средневековом обществе, как и во многих других высокоразвитых и примитивных обществах, экономическое поведение определялось этическими нормами. Так, для теологов-схоластов такие экономические категории, как цена и частная собственность, были частью нравственной теологии… В несколько этапов капитализм XVIII века претерпел радикальное изменение: экономическое поведение отделилось от этики и человеческих ценностей (курсив мой. – В. К)»[74].

Полное «отключение» экономической деятельности от христианской этики при капитализме стало еще одним серьезным поражением христианства на Западе.

Макс Вебер: мнимые и реальные заслуги

Из того, что мы сказали выше, можно заключить: теория происхождения капитализма, предложенная М. Вебером, искажает реальность. Современный исследователь капитализма С. В. Вальцев в этой связи квалифицировал Вебера словом «сказочник»[75]. Мы не знаем, было ли это искажение результатом добросовестного заблуждения автора теории или же он делал это сознательно. Все сходятся во мнении, что Вебер рассматривал капитализм как более совершенное общество по сравнению с предшествующим ему традиционным обществом, относился к капитализму с большой симпатией (хотя ради поддержания видимости «научной объективности» не афишировал свои субъективные пристрастия). Как бы то ни было, Вебер дал картину капитализма с «человеческим лицом». Его работа «Протестантская этика и дух капитализма» создает впечатление, что капитализм был «благословлен» христианством. Именно в этом ряд исследователей творческого наследия Вебера видят причину его сегодняшней популярности, которая, кстати, пришла к нему лишь через многие годы после смерти[76]. Такого мнения, в частности, придерживается уже знакомый нам Н. В. Сомин: «Думается, что популярность теории Вебера заключается вовсе не в ее научных достоинствах. “Веберизм” как идеология оказался востребованным для оправдания капитализма. Суть этой идеологии в том, что, согласно ей, капитализм получает религиозное оправдание, причем оправдание, исходящее из самой основополагающей концепции христианства – учения о спасении. Капитализм как бы получает благословение от христианства и тем самым принцип капиталистического накопления окрашивается в самые светлые моральные тона. По теории Вебера, “подлинный” капиталист – это верующий аскет, живущий очень скромно и вкладывающий всю прибыль в производство, причем делает это он не ради прибыли, а ради Бога. Столь “благообразное”, религиозное возникновение капитализма – слишком ценный подарок, чтобы от него отказаться. А потому весь современный Запад на все лады стремится доказать, что христианство благословило капитализм»[77].

Еще одна точка зрения на причину возросшей популярности Вебера – его теория пришла на место дискредитировавшего себя марксизма. Юрий Кузнецов в интересной статье, посвященной критике теории Вебера, заключает ее следующими словами: «…при всей научной, мягко говоря, небес-спорности (а проще говоря, несостоятельности) тезиса Макса Вебера, его антикапиталистический заряд сегодня востребован и используется в полной мере, во многом заняв место дискредитировавшего себя марксизма»[78]. С таким заключением согласиться нельзя. Внимательное прочтение работы Вебера «Капиталистическая этика и дух капитализма» позволяет заметить симпатии автора к капитализму (по возможности, им скрываемые для придания книге «объективности»), никакого заряда «антикапиталистического духа» она не несет.

Несмотря на обилие справедливой критики в адрес Вебера, нельзя отрицать положительного вклада его работы «Протестантская этика и дух капитализма» в понимание истории, общества и экономики. До Вебера в исследовании капитализма доминировал так называемый «экономизм»: капитализм рассматривался преимущественно как экономическое явление и в расчет принимались лишь экономические факторы развития капитализма[79]. Заслуга Вебера в том, что он четко сказал: капитализм – не только и не столько экономическое, сколько духовно-религиозное явление. Кстати, часто упоминавшаяся нами книга Зомбарта «Евреи и хозяйственная жизнь» появилась спустя шесть лет после выхода в свет труда Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Кто знает: может быть, именно Вебер подтолкнул Зомбарта к созданию альтернативной теории? В следующем разделе мы подробнее поговорим о теории Зомбарта.

Вернер Зомбарт и Макс Вебер: две точки зрения на происхождении капитализма

В начале прошлого века в Германии вышли почти одновременно две книги, которые сегодня считаются «классикой» социологии. Это работа Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма» (1905)[80] и работа Вернера Зомбарта «Евреи и хозяйственная жизнь» (1911)[81]. Обе указанные книги объединяло то, что их авторы пытались ответить на один фундаментальный вопрос социологии: каковы духовно-религиозные корни капитализма? Ответ Вебера сводился к тому, что современный капитализм возник в результате Реформации и появления «нового христианства» в лице протестантизма. Ответ Зомбарта был иной: «крестным отцом» капитализма стало еврейство с его религией иудаизма. Он писал: «…современный капитализм есть в сущности не что иное, как эманация еврейского духа»[82]. Кстати, у Зомбарта был еще ряд трудов, посвященных «еврейской» теме: «Участие евреев в создании современного народного хозяйства» (1910), «Будущее евреев» (1912) и др. Эта тема нашла также свое отражение в фундаментальной работе Зомбарта «Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека» (1913). Указанные работы подкрепляли вывод Зомбарта о решающей роли еврейства в возникновении капитализма.

Кстати, обращая внимание на большую роль евреев в трансформации традиционного общества в капиталистическое, В. Зомбарт особенно подчеркивал их решающую роль в становлении капитализма в Северной Америке (этому посвящена четвертая глава его работы «Евреи и хозяйственная жизнь»). После открытия Америки у евреев, которых продолжали изгонять из разных стран Европы, появилась возможность отправиться за океан: «Лишь только ворота Нового Света открылись для европейцев, как туда толпами устремились евреи. Мы уже видели, что открытие Америки хронологически совпадает с годом изгнания евреев из Испании, мы видели, что последние годы XV в. и в первые десятилетия XVI в. массы евреев вынуждены были эмигрировать. Это была эпоха, когда еврейство Европы зашевелилось, как муравейник, в который воткнули палку. Нет ничего удивительного в том, что большая часть этого муравейника направилась в подававшие большие надежды области Нового Света. Первыми купцами в Америке были евреи. Первые промышленные учреждения в американских колониях обязаны своим происхождением евреям»[83]. Первыми еврейскими колонистами были евреи Испании и Португалии, затем еврейская эмиграция в Северную Америку стала осуществляться из Голландии, а еще позднее – из Англии. Новый мощный приток евреев в Северную Америку произошел в 1654 году, когда еврейские колонисты были изгнаны из Бразилии, бывшей на тот момент колонией Португалии. Зомбарт в своей книге цитирует американского президента Теодора Рузвельта, который в связи с 250-летием поселения евреев в Северной Америке заявил: «евреи помогли создать эту страну»[84]. Еще более выразительно заявление по этому случаю бывшего (на тот момент) американского президента Гровера Кливленда, которого также цитирует Зомбарт: «…ни одна из составляющих американский народ национальностей не оказала большего, прямого или косвенного, влияния на развитие современного американизма, чем еврейская нация»[85].

Вебер и Зомбарт были лично друг с другом знакомы (оба работали в Гейдельбергском университете) и между собой дискутировали по указанному вопросу, у каждого из них были свои веские аргументы в пользу защищаемой точки зрения. Об этих аргументах мы говорили в предыдущем разделе. Аргументы сторон часто оказываются более остроумными, чем «научно обоснованными» (хотя каждый из авторов пытается выглядеть предельно «объективным»). Напомним лишь один аргумент со стороны Вебера: страны, в которых капитализм развивался быстрее, были преимущественно протестантскими; страны католические в своем капиталистическом развитии отставали. Вроде бы очень убедительный факт в пользу веберовской точки зрения. Но Зомбарт парирует этот аргумент своим объяснением: католические страны с их достаточно строгими христианскими ограничениями процента, прибыли и наживы «выдавливали» евреев с их «духом капитализма» в страны протестантские, где таких ограничений не было. И скапливавшиеся там евреи выступали в роли «мотора» быстрого капиталистического развития.

В конечном счете точка зрения Макса Вебера (несмотря на все логические натяжки) оказалась более популярной, сегодня она перекочевала в учебники по истории, экономики, социологии. По нашему мнению, эта точка зрения возобладала не в силу каких-то чрезвычайно убедительных аргументов и фактов, а потому, что она идеологически выгодна тем, кто заботится об имидже капитализма. Ведь она представляет капитализм в качестве строя, получившего «освящение» со стороны христианства. «Первопроходцы» капитализма изображаются Вебером как «христианские герои», демонстрирующие аскетизм и ищущие спасения своей души (хотя и своеобразным способом – через обогащение; причем не любые методы обогащения для них являются приемлемыми – они строители «цивилизованного» капитализма)[86].

А может быть, превознесение в XX веке версии Вебера было призвано скрыть истинную роль еврейства в становлении капитализма? О роли еврейства (иудаизма) в становлении капитализма в истекшем веке говорили мало. Вероятно, отчасти из-за «рискованности» темы (любое неосторожное высказывание о еврействе – повод для обвинения автора в «антисемитизме»). Отчасти из-за недостатка информации.

По истечении века после выхода работы Зомбарта обозначился определенный интерес к творческому наследию немецкого социолога за рубежом и в России[87]. Также наметилось некоторое оживление в обсуждении поднятой Зомбартом темы о роли евреев в становлении капитализма. Оживление преимущественно со стороны тех авторов, которые позиционируют себя как «евреи».

Прежде всего следует упомянуть книгу известного западного политолога (бывшего первого президента Европейского банка реконструкции и развития) Жака Аттали под названием «Евреи, мир и деньги» (на французском языке)[88]. В этот список следует добавить большую статью Ирины Федосеевой «Евреи и капитализм», опубликованную в еврейском русскоязычном журнале[89]. Наконец, это вышедшая на русском языке книга израильского журналиста и писателя Петра Люкимсона «Бизнес по-еврейски. Евреи и деньги»[90]. К указанным работам можно также прибавить книгу Джерри Мюллера из Католического университета Америки под названием «Капитализм, коммунизм и евреи»[91].

Знакомство с этими работами вновь заставляет нас задуматься о том, каковы же действительные духовно-религиозные причины возникновения капитализма. Вопрос не праздный, ибо мы сами уже два десятка лет живем при капитализме. Нам не мешало бы разобраться в этом новом для нас мире, причем не только в его экономическом порядке (на эту тему у нас пишут немало), но также в его духовно-религиозном устроении.

Сразу отмечу, что книга Джерри Мюллера на меня впечатления не произвела, ибо он исследует свой предмет как внешний наблюдатель (т. е. нееврей). Его исследование поверхностно, после книги Зомбарта читать ее неинтересно. Столь же поверхностна статья Ирины Федосеевой (в ней просто собраны некоторые факты, которые специалисту уже давно известны). Книга Жака Аттали на первый взгляд выглядит как фундаментальное исследование. Но при ближайшем с ней ознакомлении она производит впечатление чрезмерной пафосности и хвастовства: по мнению автора, евреи были везде, во всем и всегда впереди. Он прослеживает историю еврейского народа со времен Моисея и доказывает, что уже в те времена евреи были носителями «духа капитализма». Приведем несколько выдержек из книги Аттали. Прежде всего он с гордостью сообщает, что евреи дали миру две самые важные вещи – единого Бога и деньги: «Еврейский народ сделал деньги уникальным и универсальным инструментом обмена, точно так же как он сделал своего Бога уникальным и универсальным инструментом превосходства…»

Автор полагает, что предписания, касающиеся поведения евреев в мире денег, которые содержатся в Талмуде, порождены не какой-то высшей силой, а привычками и характером тех людей, которые составляли Талмуд: «Авторы Талмуда сами были в большинстве торговцами, экспертами по экономике…»

Любые отношения купли-продажи, а также стремление к богатству, по мнению автора, вполне естественны, так как благословлены Богом: «Исав и Иаков подтверждают необходимость обогащения для того, чтобы нравиться Богу… Бог благословляет богатство Иакова и разрешает ему купить право первородства у его брата Исава – это доказательство, что все имеет материальную цену, даже в виде чечевичной похлебки».

Деньги, как считает Ж. Аттали, это не только инструмент купли-продажи или накопления богатства, но они также средство организации самого совершенного общественного устройства: «В этом жестоком мире, управляемом с помощью силы, деньги постепенно оказываются высшей формой организации человеческих отношений, позволяющей разрешать без насилия все конфликты, включая религиозные».

Деньги, будучи неким универсальным инструментом, доступным для людей любой национальности и вероисповедания, тем не менее являются в первую очередь достоянием евреев, противостоящих остальному миру: «Деньги – машина, которая превращает священное в светское, освобождает от принуждения, канализирует насилие, организует солидарность, помогает противостоять требованиям неевреев, является прекрасным средством служения Богу».

Как видно из приведенной выше цитаты, служение евреев деньгам у Ж. Аттали приравнивается к служению их Богу Капитализм для него – это не только рынок с его специфическими способами обогащения, это прежде всего – новая религия. Он не дает ей название, по смыслу это – религия денег. Для подкрепления своей мысли о «духовной» пользе ростовщичества для евреев Аттали приводит цитату из рабби Якова Тама: «Это почетная профессия, ростовщики зарабатывают деньги быстро и достаточно, чтобы отказаться от других профессий и посвятить себя религиозным занятиям». Обращается внимание на то, что занятия деньгами также позволяют избегать евреям трудовых занятий по найму: «Важное положение: каждый должен любой ценой избегать соглашаться на принудительную работу, делающую зависимым, так подчиняться кому-то равносильно возвращению в Египет… Этот запрет объясняет, почему в течение веков евреи наиболее часто отказываются входить в крупные организации и предпочитают работать на себя».

Для Аттали нет сомнения, что капитализм – это самый лучший в истории человечества строй и что он – детище исключительно еврейского народа. Его книгу с полным основанием можно было бы назвать: «Манифест еврейского капитализма». Бросающаяся в глаза идеологическая ангажированность книги создает у вдумчивого читателя недоверие к тому, в чем бывший банкир стремится убедить читателя.

А вот толстую книгу Петра Люкимсона «Бизнес по-еврейски. Евреи и деньги» я прочитал с большим интересом. Она не претендует на «академическое исследование», написана живым и доходчивым языком (автор – выходец из СССР и русским языком владеет превосходно). Книга базируется на многочисленных источниках, в том числе таких «первоисточниках», как Тора и Талмуд. Главное ее достоинство – она отражает еврейскую жизнь в мире денег и экономики «изнутри», причем на «бытовом уровне».

Конечно, это отражение лишь частичное, упрощенное и нередко искаженное. Прежде всего потому, что автор пытается взглянуть на мир денег и экономики глазами «среднестатистического» еврея, а сегодня такой еврей – «средняя температура по госпиталю». Мир евреев сегодня стал очень разнородным. В первую очередь в духовно-религиозном отношении: он состоит из атеистов, агностиков, ортодоксальных иудеев, «модернизированных» иудеев и т. п. Наверное, для ортодоксальных иудеев Израиля Люкимсон – лишь «внешний наблюдатель» «истинной» еврейской жизни. Но таких «внешних наблюдателей» в современном Израиле – не менее 90 %. Люкимсона, судя по всему, можно отнести к агностикам, но при этом он (как законопослушный гражданин Израиля) вполне уважительно и серьезно относится к таким религиозным «источникам», как Тора, Талмуд и Каббала. Опираясь на эти источники, он пытается максимально нивелировать «субъективный фактор» в своем исследовании. Иначе говоря, очертить некий «нормативный подход», которым должен руководствоваться современный еврей, соприкасающийся с миром денег, бизнеса, экономики. При этом он признает, что в ряде случаев евреи нарушают (и даже сознательно игнорируют) официальные и неофициальные нормы денежной, имущественной и предпринимательской этики.

В данном разделе попытаемся решить следующие задачи.

Во-первых, попытаться на основе книги Люкимсона составить представление о религиозно-этических нормах евреев в сфере денежных, имущественных и экономических отношений (назовем эти нормы «экономической этикой Торы»[92]).

Во-вторых, оценить, насколько эти нормы соответствуют «духу капитализма», а также прояснить вопрос о «вкладе» евреев в становление и развитие капитализма.

В-третьих, сравнить «экономическую этику Торы» с соответствующими нормами христианства.

Несколько слов о нормах христианства. Христианские нормы этики, относящиеся к сфере имущественных и хозяйственных вопросов, получили достаточно полное освещение в работах Н. В. Сомина[93]. Он справедливо отмечает, что они не были некоей константой в течение всей истории христианства. Сомин выделяет три основные «экономические доктрины» христианства.

Первую он условно называет «святоотеческой» (основная роль в формировании этой версии принадлежит Св. Иоанну Златоусту). Вторую – «умеренной». Третью – «протестантской». На протяжении первого тысячелетия христианства, вплоть до времени Фомы Аквинского (XIII век), превалировала самая строгая доктрина – «святоотеческая». Суть ее в достаточно бескомпромиссном неприятии богатства и частной собственности. «Умеренная» доктрина стала доминирующей в Католической церкви. Она уже допускает возможность богатства и частной собственности (с целым рядом оговорок). Наконец, «протестантская» доктрина открыто поддерживает стремление человека к богатству, а частную собственность считает наиболее соответствующей природе человека. «Протестантская» доктрина, по мнению Н. В. Сомина, имеет много общего с экономической доктриной иудаизма. В сегодняшнем православии превалирует «умеренная» доктрина. Что касается католицизма, то он в конце XX – начале XI вв. фактически встал на позиции «протестантской» доктрины.

Для решения поставленных нами задач используем материал первых двух глав книги Люкимсона, где сформулированы ключевые нормы экономической этики Торы, относящиеся к таким вопросам, как богатство, бедность, деньги. В общей сложности нами выделено шестнадцать основных положений (норм) экономической этики Торы. Одиннадцать из них условно относятся к вопросам богатства и бедности. Остальные – преимущественно к деньгам. Метода нашего исследования такова: сначала мы даем нашу краткую формулировку, раскрывающую суть того или иного положения (нормы); затем приводим выдержки из текста Люкимсона, иллюстрирующие соответствующее положение; после этого предлагаем наши комментарии.

И еще одно предварительное замечание: данный раздел посвящен не столько «еврейскому вопросу» и иудаизму, сколько оценке христианства, существующего в условиях капитализма. А такая оценка будет точнее и объективнее при условии понимания нами экономической доктрины иудаизма.

Экономическая этика Торы: богатство и бедность

1. Богатство – заслуга, получаемая человеком от Бога за исполнение заповедей и ревностное изучение Торы.

«Материальный достаток, появление у человека свободных денег, успех в делах всегда рассматривались в еврейской традиции прежде всего как следствие особого благоволения Господа, Его благоволение за ревностное соблюдение и изучение дарованной им евреям Торы» (с. 44).

Наш комментарий:

Христианин также рассчитывает своей праведной жизнью получить благоволение от Бога, однако он рассчитывает не на получение богатства, а прежде всего на прощение Богом грехов и получение в будущем веке вечной жизни.

2. Имущественное положение человека предопределяется еще до его рождения. Однако впоследствии Всевышний может изменить свое первоначальное решение об имущественном положении человека.

«“…Будет ли человек богат или беден в этом мире, решается еще до его рождения, в тот момент, когда его душа спускается на землю”; ’’Все предопределено: будет ли человек жить в богатстве или в бедности, окруженным детьми или бездетным, а также какие испытания выпадут на его долю и когда он умрет, и лишь одно неизвестно – будет ли у него трепет перед Небесами”, – говорит Талмуд. Жизнь человека с этой точки зрения представляется неким лабиринтом, причем Всевышнему известно, каким путем данный человек будет блуждать по этому лабиринту, с какими препятствиями он встретится, однако при этом Бог предоставляет ему полную свободу воли в том, как именно он будет преодолевать эти препятствия: останется ли он верен Торе или нарушит ее, а возможно, и вообще откажется от нее. Однако в этом случае у него вполне могут отобрать то богатство, обладать которым ему было предназначено самой судьбою» (с. 50).

Наш комментарий:

Данное положение сильно смахивает на фатализм, который чужд христианству. Для христианства ключевым является положение о свободе выбора человека (между добром и злом). Именно от человека, его выбора зависит главное в жизни христианина – его спасение, обретение вечной жизни. При принятии решений (выборе) настоящий христианин руководствуется прежде всего заповедями, совестью, своим разумом и волей. При принятии подобного рода «судьбоносных» решений христианином социально-имущественные вопросы в расчет не принимаются или играют минимальную роль.

3. Вместе с тем любое богатство является результатом усилий со стороны человека, автоматически оно никому не дается. В конечном счете богатство – результат совместной деятельности Бога и человека.

«…И в Торе, и в других еврейских источниках, и в еврейском фольклоре непрестанно подчеркивается, что подлинное богатство всегда является следствием предпринимаемых человеком усилий… Прибегая к излюбленной раввинами метафоре, Творец оставляет себе роль Компаньона по бизнесу: если еврей решает, что он может сидеть сложа руки, а Компаньон выполнит за него всю работу, то он глубоко заблуждается» (с. 58–59).

Наш комментарий:

Внешне данное положение иудаизма похоже на положение христианства о синергии Бога и человека, их соучастии в творческой деятельности. Однако, судя по тем примерам, которые Люкимсон приводит в своей книге, творческая деятельность в понимании еврея – это прежде всего деятельность по накоплению богатства, получению денег, коммерция (бизнес). Даже в приведенном выше отрывке Бог представлен как компаньон еврея по бизнесу.

4. Богатство – один из важных факторов, определяющих социальный статус человека. Наряду с двумя другими – происхождением и знанием Торы. Самый главный среди них, однако, не богатство, а знание Торы.

«Два фактора – происхождение и величина личного состояния – на протяжении всей человеческой истории, у всех народов определяли социальный статус человека… основным жизненным предназначением еврея с древнейших времен считалось изучение Торы и в итоге именно степень образованности человека в Торе, глубина его познаний и стали главным в определении социального статуса человека» (с. 64). «…Древний принцип, согласно которому социальный статус самого бедного знатока Торы был значительно выше статуса богача, в целом сохранялся» (с. 69).

Наш комментарий:

«Социальный статус» – понятие, вообще не относящееся к сфере духовной жизни человека. Косвенно, конечно, социальный статус может влиять на духовное состояние человека. Христианство исходит из того, что чем выше социальный статус человека, тем больше шансов стать жертвой страсти честолюбия, греха гордыни. Именно потому, что богатство и знания могут действительно повышать социальный статус человека, Святые отцы Церкви настоятельно рекомендовали избегать богатства (сребролюбия), а также не гнаться за накоплением знаний. Тем более предупреждали против того, чтобы специально демонстрировать свои богатства и знания.

5. Богатство представляет для еврея испытание.

«…Оно (богатство. – В. К.) всегда рассматривается как испытание человека, в ходе которого он должен доказать, что богатство не привело к очерствению его души, забвению им тех высоких принципов Торы, по которым он обязан жить» (с. 60).

Наш комментарий:

В христианстве богатство также рассматривается в качестве испытания; это – бремя, которое мешает спасению человека, обретению им жизни вечной. Именно этого боится истинно богобоязненный христианин. Поэтому Святые отцы рекомендуют избавляться от богатства как источника искушений. Для еврея существует другая угроза – потерять богатство. Именно это толкает его к соблюдению «высоких принципов Торы».

6. Бедность чаще всего бывает наказанием человеку за нарушение им заповедей Торы. Впрочем, бедность может посетить и праведного еврея. Недостаток богатства на Земле такому праведнику будет компенсирован ему дополнительными благами «на небе».

«Пренебрежение…, и тем более открытое попрание законов Торы, по убеждению еврейских мудрецов, неминуемо ведет богача к разорению и финансовому краху» (с. 47). «Сама природа бедности, с точки зрения иудаизма, неоднозначна: она может быть и наказанием человеку за нарушение им заповедей Торы, но куда чаще является тем самым испытанием, которое Творец посылает ему, с тем чтобы потом – в случае, если он его успешно выдержит, – щедро наградить его либо в этом, либо в “будущем мире” (“олям а-ба”). Более того, учитывая быстротечный и временный характер жизни в этом мире и вечность в мире будущем, куда предпочтительнее вести жизнь бедняка, чем богача, – даже если они оба с равной ревностью посвятили себя изучению Торы, награда бедняка “там” будет все равно выше, так как она будет включать в себя и компенсацию перенесенных им лишений» (с. 61). Но и сам «будущий мир» – это прежде всего мир абсолютного спокойствия и благополучия, где человеку без усилий достаются все блага, которые он желает (с. 61).

Наш комментарий:

В отличие от иудаизма в христианстве бедность никогда не рассматривалась как наказание Бога. Бедность в христианстве (особенно добровольно выбираемая) – идеал христианской жизни; условие, облегчающее дело спасения человека.

7. Стремление еврея разбогатеть является естественным, согласуется с положениями Торы и Талмуда. Этим евреи отличаются от других народов, у которых принято рассматривать богатство как зло или потенциальную опасность для человека, им обладающего.

«…Само отношение евреев к богатству и к бедности на протяжении всех столетий разительно отличалось от отношения к этим категориям других народов мира. Отличалось, заметим, прежде всего тем, что евреи никогда или почти никогда не видели ничего постыдного в стремлении человека разбогатеть, а, наоборот, усматривали в нем вполне естественное проявление человеческой природы. Они никогда (или, точнее, почти никогда) не скатывались до ханжеского осуждения человека только за то, что он обладает большим достатком, чем остальные, и уж тем более никогда не усматривали в богатстве зло, ведущее к ожесточению сердца, отказу человека от нравственных принципов, к бездуховности. Напротив, с точки зрения иудаизма, богатство – это тот фактор, который позволяет человеку не думать о хлебе насущном и спокойно заниматься духовным и нравственным самоусовершенствованием. Богатство дает ему чувство независимости и открывает перед ним возможности для того, чтобы жить в соответствии с самыми высокими представлениями о морали и гуманизме» (с. 40–41).

Наш комментарий:

В данном пункте можно полностью согласиться с Люкимсоном. Действительно, в христианстве никогда не приветствовалась погоня за богатством. Согласно Святым отцам, богатство не способствовало, а лишь мешало христианину «заниматься духовным и нравственным самоусовершенствованием».

8. Евреи ожидают прихода Машиаха, при котором наступит «золотой век» еврейства: все сыны Израиля станут богатыми, а бедных евреев не останется.

«Само прекрасное будущее, которое должно наступить после прихода Машиаха, обычно воспринимается прежде всего как время, в котором все евреи будут сказочно богаты, не будут ни в чем нуждаться и смогут спокойно посвятить все свое время изучению Торы и исполнению заповедей Всевышнего» (с. 42–43).

Наш комментарий:

Христиане в отличие от иудеев ожидают второго пришествия Христа, после чего земная история человечества завершится. Естественно, христиане думают не о материальных благах в будущей жизни, а о своем спасении и надежде на вечную жизнь. Мечтания иудеев о богатстве в будущей жизни лишний раз показывают, что, по сути дела, они в бессмертие души не верят. Большинство современных евреев – подобие евангельских саддукеев, которые, как известно, в бессмертие души не верили.

9. Богатство – важное условие счастья еврея.

«Богатство… рассматривается еврейской традицией как… фактор, составляющий основу подлинного человеческого счастья. Не случайно само слово “счастливый” – “мешуар” – является, по сути дела, производным от слова “богатый” – “ашир”…» (с. 43).

Наш комментарий:

В христианстве богатство никогда не рассматривалось даже в качестве второстепенного фактора, определяющего счастье человека. Впрочем, оно никогда не отрицало влияния материального положения на душевное и физическое состояние человека, не отрицало необходимость некоторого минимума материальных благ для поддержания нормальной жизни человека. В христианстве это называется достатком. А богатство – то, что сверх достатка.

10. Богатый должен заниматься благотворительностью. Особенно важной является помощь тем, кто изучает Тору. Оказывая такую помощь, богатый повышает свой социальный статус и обеспечивает себе достойное место в будущем мире.

«Итак, ни величина состояния, ни размеры дома, ни число предприятий, которыми владел тот или иной человек, еще никак не гарантировали ему почет и уважение со стороны других членов общины. Этот почет и уважение он мог заслужить либо сам, являясь не только состоятельным человеком, но и знатоком Торы, либо оказывая существенную, соизмеримую с его богатством помощь тем, кто изучает Тору. Причем таким образом он достигал не только почета и уважения, но и обеспечивал себе достойное место в “олям а-ба” – в грядущем мире, так как, оказывая материальную помощь знатоку Торы, он как бы тем самым становился его “компаньоном” в деле ее изучения и получал часть причитающейся за это награды на том свете» (с. 67).

Наш комментарий:

Христианство также призывает богатых заниматься благотворительностью, но безвозмездно, не ожидая никаких «видимых» дивидендов в этой, земной жизни. Этика Торы, как отмечалось выше, предусматривает «испытание богатством». Тут возникают вполне «коммерческие отношения» между Богом и богатым: если последний не будет заниматься благотворительностью, то Бог может лишить его богатства. И наоборот, благотворительность не только позволяет сохранить капитал, но и повышает социальный статус богатого человека.

11. Талмуд дает четкие ориентиры для определения того, кого относить к «бедным» и «нищим», а кого считать «богачом».

«Любопытно, что именно в Талмуде впервые вводятся понятия “абсолютной” и “относительной бедности”, которыми потом будут оперировать многие экономические учения. Задавшись вопросом о том, кому положено давать пожертвования (“трумот”), еврейские мудрецы немедленно задались вопросом о том, кого именно следует считать бедняком, а кого и вовсе нищим…

Кстати, в Талмуде приводится и предельно четкое определение того, что такое нищета и чем нищий отличается от бедняка. Согласно еврейским мудрецам, нищим следует считать человека, стоимость всего движимого и недвижимого имущества которого не превышает 200 зуз, то есть минимальную сумму, необходимую человеку для того, чтобы, не занимаясь никаким трудом, прожить один год. К примеру, если человек, тяжело заболев, может, распродав все свое имущество, просуществовать на вырученные от этой продажи деньги не более года – его смело можно зачислять в нищие. Если же денег, вырученных от продажи имущества, хватит на куда более длительный срок, скажем, на два-три года, значит, он просто беден. Ну, а если человек может, ничем не занимаясь и не продавая ничего из своего имущества, существовать несколько лет исключительно на свои сбережения, его вполне можно считать богачом» (с. 75–77).

Наш комментарий:

Этика Торы облегчает еврею решение вопроса о том, к какой социально-имущественной категории относить себя и окружающих. Христианство таких «формул» бедности и богатства, которые содержатся в этике Торы, не дает. Христианам в разных житейских ситуациях приходится полагаться на свой разум, а также совесть и сердце. Стало быть, чтобы соблюсти заповеди и не согрешить, христианам следует заниматься не столько разработкой и совершенствованием методик определения социально-имущественного положения человека, сколько заботиться о совершенствовании своего ума и сердца.

Экономическая этика Торы: деньги

1. Деньги у евреев в отличие от других народов всегда были средством, а не целью.

«Евреи были первым народом планеты, которые увидели в деньгах не цель, а именно средство» (с. 20); «…евреи видели в деньгах не цель, а средство, некий инструмент, упорядочивающий и развивающий жизнь общества» (с. 21).

Наш комментарий:

Приведенная выше фраза красивая, но неверная, т. к. деньги изначально у всех народов выступали как средство. Речь идет о деньгах как инструменте, обеспечивающем быстрый и дешевый обмен товаров. Уже позднее люди стали накапливать деньги и образовывать сокровища, что действительно могло выступать конечной целью человеческой деятельности. Аристотель назвал такую деятельность хрематистикой, осуждал ее и предупреждал человечество от опасности превращения экономики в хрематистику. Это можно узнать из любого учебника по экономике.

Другое дело, что для вождей еврейского народа деньги действительно не являются конечной целью. Они выступают средством по отношению к их высшей цели – завоеванию мирового господства. Но это касается лишь еврейской верхушки. Для большинства людей, погруженных в «рыночную экономику» (в том числе для простых евреев), деньги могут выступать (и чаще всего выступают) в качестве конечной цели.

2. Деньги служили и служат реализации таких целей, как развитие экономики, улаживание конфликтов между людьми, духовное развитие человека.

«Евреи были первым народом планеты, которые увидели в деньгах не цель, а именно средство улаживания конфликтов между людьми, средство развития экономики, средство обеспечения человеку условий, позволяющих ему заниматься своим духовным развитием» (с. 20).

Наш комментарий:

1. Данный тезис верен лишь отчасти. Деньги в современных условиях служат не только и не столько развитию экономики, сколько ее разрушению (сжатие денежной массы, производимое банкирами, приводит к экономическим кризисам и т. п.).

2. Автор в своей книге в дальнейшем конкретизирует, каким образом деньги используются для «улаживания конфликтов между людьми». Например, Люкимсон пишет, что евреи отдавали деньги в качестве «взяток властям за право жить по своим, еврейским законам» (с. 21). Мы не склонны считать, что евреи были изобретателями такого инструмента «улаживания конфликтов между людьми», как взятка. Но евреи действительно научились виртуозно владеть этим эффективным инструментом и делают это до сих пор лучше многих других.

3. В дальнейшем в своей книге автор особо выделяет такую функцию денег, как «средство обеспечения человеку условий, позволяющих ему заниматься своим духовным развитием». Люкимсон многократно повторяет мысль, что при наличии богатства евреи «смогут спокойно посвятить все свое время изучению Торы и исполнению заповедей Всевышнего» (с. 42). Христианину трудно понять, как богатство может способствовать «исполнению заповедей»; по учению Святых отцов Церкви, богатство создает для человека массу искушений; бедность, с точки зрения христианского учения, более предпочтительна для «исполнения заповедей» (хотя и бедный человек также подвергается действию разных страстей).

4. За «кадром» книги осталась «высшая» цель, ради которой евреи накапливают деньги и богатство. А именно – достижение еврейской верхушкой мирового господства. Впрочем, эта цель не афишируется среди простого еврейского народа, называемого «ам гаарец». В переводе это означает «невежда в законе» (кстати, Люкимсон пишет об этих самых «ам гаарец»). Некоторые авторы называют таких евреев более грубо – «плебеи». Тем более об этой цели ничего не должны знать так называемые «гои», т. е. те, кто не принадлежит к евреям вообще. Сведения о «высшей» цели «высшего» еврейства содержатся в Торе, Талмуде и Каббале, чтение и изучение которых рекомендуется только «посвященным».

3. В нееврейском мире на протяжении многих веков отношение к деньгам и богатству сильно отличалось от еврейского восприятия денег. Лишь во времена позднего Средневековья человечество восприняло (но лишь частично) еврейское отношение к деньгам, что быстро изменило облик человечества.

«Прошли даже не столетия, а тысячелетия, прежде чем европейская цивилизация смогла освободиться от своего денежного фетишизма и пусть и частично, в искаженном виде – усвоить еврейское отношение к деньгам и материальным ценностям, и именно с этого момента начинается пробуждение Европы от средневековой спячки» (с. 21).

Наш комментарий:

Люкимсон в приведенном фрагменте упоминает «денежный фетишизм» как свойство «европейской цивилизации». Речь идет о том, что европейская знать, несмотря на свою формальную принадлежность к христианству, очень любила деньги и богатство. Но относилась к ним, мягко говоря, не рационально. Либо разбазаривала деньги, ведя праздную и роскошную жизнь, либо накапливала золото как сокровище, подобно пушкинскому «скупому рыцарю» (что и есть «денежный фетишизм»). Евреи, как гордо сообщает Люкимсон, превратили деньги из «фетиша» (мертвого сокровища) в капитал, который начинает приносить новые деньги. В этом и заключается суть капитализма и «еврейского отношения к деньгам». Здесь Люкимсон фактически полностью встал на сторону В. Зомбарта, который более века назад сказал, что «крестным отцом» капитализма является иудаизм (и его носители – евреи).

4. Способствуя превращению денег (богатства) в капитал, евреи освободили человечество из-под власти денег, сделали его свободным, а также лишили деньги их «божественного» ореола.

«В отличие от пушкинского Барона (главного героя «Скупого рыцаря». -В. К.), они (евреи. – В. К.) не служили деньгам, но заставляли деньги служить себе, по сути дела, поставив “золотого тельца” на колени и указав ему на его истинное место. И таким образом евреи, по меткому замечанию Пола Джонсона, не только не способствовали обожествлению денег (это как раз произошло без их участия), но и, напротив, освободили человечество от их власти, указав на то место, которое деньги должны занимать в жизни каждого отдельного человека и общества в целом» (с. 20–21).

Наш комментарий:

1. Насчет тезиса об освобождении человечества от власти денег: все с точностью до “наоборот”. Деньги при капитализме окончательно из слуги превратились в хозяина, причем очень жестокого. Капитализм заставляет всех служить деньгам, причем неистово, до полного изнеможения. С одной стороны, процесс накопления капитала – столь же бесконечный, как и процесс накопления сокровища скупым рыцарем. С другой стороны, в условиях жесткой конкуренции его нельзя ни на минуту остановить: любая остановка грозит потерей всего ранее накопленного капитала (это как раз пушкинский скупой рыцарь теоретически мог в любой момент остановить процесс накопления сокровища без ущерба для себя и для общества). Куда и зачем бегут все участники «капиталистического марафона»? За деньгами, которых на всех не хватает. По законам денежного обращения их не хватает ровно на величину начисленных процентов по выданным кредитам. Капитализм – это постоянная жестокая игра «на вылет»[94].

Впрочем, из бешеной капиталистической гонки «выключены» некоторые «избранные» люди. Кто они? – Хозяева «печатного станка», те, кто «делает деньги из воздуха». Судя по ряду приводимых в книге данных, в разряд «избранных» в первую очередь входят те, кто, по выражению Люкимсона, уже несколько веков назад «заставлял деньги служить себе». Сегодня они заставляют себе служить почти все человечество.

2. Насчет «золотого тельца». В современном капитализме поклонение «золотому тельцу» всячески культивируется, т. к. такое поклонение создает условия для поддержания платежеспособного спроса в обществе. Без этого процесс капиталистического накопления остановится, и все рухнет.

Впрочем, мысль о том, что евреи поставили «золотого тельца» на колени и указали ему на его истинное место, можно понимать и почти буквально. Речь может идти об отмене в 70-е годы прошлого века золотого стандарта, который был установлен на Бреттон-Вудской международной валютно-финансовой конференции в 1944 году. Напомним, что золотой стандарт приравнивал золото к мировым деньгам и предусматривал свободный размен долларов на золото денежными властями США. Отказ США от размена долларов на золото открыл хозяевам «печатного станка» (Федеральная резервная система США) возможность выпускать свою «бумажную продукцию» без каких-либо ограничений. Тем самым завершился процесс окончательного денежного закабаления человечества группой «избранных».

5. Евреи никогда не поклонялись Золотому Тельцу.

«Еще комичнее звучат попытки обвинить евреев в алчности, апеллируя при этом непосредственно к тексту Торы и напоминая о том, что “евреи поклоняются золотому тельцу”. Что ж, в еврейской истории, согласно Торе, действительно был такой эпизод, но если он что-то и доказывает, то лишь весьма пренебрежительное отношение еврейского народа к золоту. Вспомним, что как только брат Моше (Моисея. – В. К.) Аарон объявил о сборе золота для создания этого идола, евреи со страстью, достойной лучшего применения, начали с азартом бросать все свои драгоценности в “общий котел”. Дело, как говорит мидраш, доходило до того, что еврейки, не задумываясь, вырывали с кровью золотые серьги из своих ушей…

Вернувшись с горы Синай, Моше дотла сжигает золотого тельца, и это не вызывает в душах евреев ни малейшего сожаления» (с. 15).

Наш комментарий:

Приведенное толкование известного библейского события Люкимсоном насколько оригинально, настолько же не убедительно. В других еврейских источниках это событие трактуется однозначно как отступление еврейского народа от своего Бога без «фантазий» насчет якобы присущего древним евреям безразличия к золоту. Если следовать логике Люкимсона, то любой случай, когда еврей расстается с деньгами (платит за товар, погашает кредит, уплачивает налоги и т. п.), следует трактовать как «весьма пренебрежительное отношение еврейского народа к деньгам». Вообще, как отмечает известный специалист по истории золота Питер Бернстайн в своей книге «Власть золота. История наваждения», в Библии (Ветхом Завете) золото упоминается более 400 раз. Этим он хочет подчеркнуть, какую большую роль играло в жизни евреев золото. В качестве украшений? Не только. Бернстайн пишет: «…и царь Соломон, и даже сам Иегова… обратились к золоту для утверждения своего могущества»[95]. Он приводит примеры того, как ради золота древние евреи готовы были даже убивать: «В ходе заселения земли обетованной евреи должны были собрать массу золота – главным образом за счет ограбления племен, побежденных в битвах»[96]. Если перенестись в эпоху современного капитализма, то здесь мы видим, насколько неравнодушны евреи к «желтому металлу». Теперь золото – не только украшения и не только ликвидный товар. Теперь золото – «всеобщий эквивалент», т. е. деньги, причем мировые. Знаменитые Ротшильды в начале XIX века (эпоха Наполеоновских войн) заработали свои капиталы на спекулятивных операциях с золотом. Впрочем, можно согласиться с Люкимсоном, что для Ротшильдов золото никогда не было конечной целью. С помощью золота они (подобно царю Соломону) добивались и добиваются «утверждения своего могущества» в глобальных масштабах. Золото для них – лишь инструмент по перераспределению реального мирового богатства и власти в свою пользу.

О «конкурентоспособности» иудаизма в христианском мире

Итак, мы закончили перечисление наиболее важных положений «экономической этики Торы», содержащихся в книге П. Люкимсона. В наших комментариях мы давали в сжатом виде взгляд на соответствующий вопрос с христианской точкой зрения. Нетрудно заметить, что положения иудаизма и христианства почти нигде не совпадали. Более того, по большинству пунктов они оказались диаметрально противоположными. На это, кстати, обращает внимание и П. Люкимсон. В этой связи он даже цитирует раввина Бенджамина Блеха, демонстративно дистанцирующегося от норм Нового Завета: «Не для нас, евреев, написано, что, дескать, легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богачу вступить в небесные врата» (с. 41).

Также нетрудно заметить, что христианские нормы никак не соответствуют «духу капитализма», в то время как «этика Торы» является, по сути, чисто капиталистической идеологией, слегка прикрытой религиозной лексикой и атрибутикой.

Иудаизм с его «экономической этикой» оказался, выражаясь современным языком, более «конкурентоспособным» по сравнению с христианством: последнее, по сути, придерживалось антикапиталистических принципов устройства общественной жизни. Именно это, по мнению Люкимсона, было причиной быстрого роста финансового могущества еврейства, захватывавшего те «экологические ниши», которые христиане добровольно отдавали ему на откуп (прежде всего это «ниша» ростовщичества). Впрочем, это объяснение общепринято, и Люкимсон здесь «Америки не открывает». Уже на «старте» «капиталистического марафона» у евреев было вполне ощутимое материальное имущество: капитал, накопленный еврейскими ростовщиками в предыдущий период времени. У нас в учебниках по экономической истории очень подробно пишется о «первоначальном накоплении капитала» и перечисляются такие источники накопления, как «огораживания» крестьян, конфискация церковных земель, грабежи народов в заокеанских странах и даже пиратство. При этом забывают сказать, что проблема первоначального накопления остро стояла перед теми, кто еще вчера был католиком, а сегодня стал протестантом. Еврейские ростовщики пришли к «старту» уже с накопленным капиталом.

Нам следует добавить еще две причины еврейской «конкурентоспособности», которые оказались за «кадром» исследования Люкимсона.

Первая причина – рассеяние евреев по всему миру, образование евреями в каждом государстве своей замкнутой общины, которая, по сути, становится «государством в государстве» (П. Люкимсон об этом пишет, но вскользь). Такие еврейские общины связаны между собой тысячами нитей, образуют международную сеть, которая дает еврейству большие политические и экономические преимущества перед другими народами. Именно это определило особые успехи еврейства в международной торговле, создало условия для формирования международной финансовой системы при решающем участии и под контролем еврейских банкиров. Указанную причину можно условно назвать политической.

Вторая причина – религиозного характера. Она связана с важнейшим принципом иудаизма, который особенно не рекламируется, но который является принципиально важным для понимания «успехов» еврейства. Суть его предельно проста – деление человечества на евреев и неевреев. Первые – «избранные», люди, созданные Богом. Вторые – «плебеи», «недочеловеки», «акумы», «гои»[97], призванные служить «избранным». На базе такого расистского принципа выстраивается достаточно стройная экономическая доктрина иудаизма. Суть ее в том, что для обогащения евреев за счет «гоев» хороши любые способы (об этой стороне экономической доктрины иудаизма в книге

П. Люкимсона – ни слова). Этакий «экономический каннибализм» (прикрываемый разного рода лукавыми теориями «экономического либерализма»). Как известно, Тора запрещает взимание процента по ссудам. Однако этот запрет касается лишь отношений внутри еврейского сообщества. Взимание процента с неевреев не только не запрещается, но, наоборот, вменяется в обязанность еврею: «…И будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы (и будешь господствовать над многими народами, а они над тобою не будут господствовать» (Втор. 28:12).

По мнению ряда исследователей, Ветхий Завет формировался на протяжении многих веков существования еврейского народа. Первоначально вообще существовал в устной форме. Тот Завет, который Моисей получил от Бога, по мнению некоторых исследователей, существенно отличается от современной версии Пятикнижия Моисеева (Торы). В первоначальной, действительно полученной от Бога версии никакого расистского разделения людей на «избранных» (евреев) и прочих (неевреев) не было. Также не было и предписаний, санкционирующих грабеж неевреев (типа того предписания из Второзакония, которое мы привели). Расистские установки в Священном Писании стали появляться после того, как еврейский народ и его вожди побывали в Вавилонском плену[98]. Дальнейшее развитие расистских установок вождями иудаизма осуществлялось уже в рамках Талмуда[99].

Перечислим некоторые принципы, рекомендуемые евреям для использования во взаимоотношениях с «внешним миром», миром неевреев:

– отношение к имуществу, находящемуся в руках неевреев, как к собственности евреев (временно оказавшейся в чужих руках) и использование любых (в том числе безнравственных) методов для овладения этим имуществом;

– насаждение среди неевреев духа стяжательства и «жажды денег»;

– допустимость и желательность обмана при совершении сделок с неевреями;

– регулирование кагалами разных уровней операций евреев с неевреями для того, чтобы обеспечить более эффективную эксплуатацию неевреев (как в сфере производства, так и в сфере обращения и обмена);

– взимание максимально возможного процента при предоставлении ссуд и кредитов неевреям;

– навязывание «внешнему миру» денег, которые выпускают евреи; установление еврейского контроля над национальными экономиками «внешнего мира» через выпуск денег, кредитные операции, спекулятивные операции на рынках и т. п.;

– всяческое навязывание идеи (в виде разных «научных теорий») о невмешательстве государства в экономику, а также идеи о том, что экономикой должна управлять «невидимая рука» рынка;

– дестабилизация национальных экономик и создание кризисов («управляемый хаос» в экономике) и т. п.[100].

Конечно, каждый из приведенных принципов нуждается в расшифровке и объяснении. Взять, например, принцип отношения еврея к имуществу нееврея. Живший в Средние века Сикст Сиенский[101], большой знаток Талмуда, отмечал: «Бог повелел евреям присваивать имущество христиан сколь возможно чаще и всевозможными средствами: обманом, насилием, лихоимством, воровством»[102]. В Талмуде также говорится: «Деньги акумов суть как добро никому не принадлежащее, и каждый, кто пришел первым, завладевает им»[103].

Современный израильский автор Исраэль Шахак, критикующий многие стороны талмудического иудаизма, называет такие поощряемые многими раввинскими авторитетами методы присвоения имущества неевреев, как невозвращение потерянного имущества, надувательство в делах, жульничество, воровство и грабеж[104]. Вот что он пишет, например, о последнем из перечисленных методов: «Грабеж (то есть воровство с применением насилия) категорически запрещен лишь в том случае, если жертва – еврей. Но ограбление нееврея запрещено не всегда, а только в некоторых случаях, например, “когда неевреи властвуют над евреями”, но позволено, “когда не-евреи подвластны евреям”. Раввины расходятся во мнениях по вопросу о том, при каких обстоятельствах еврей может ограбить нееврея, но спор, в сущности, идет только о соотношении сил евреев и неевреев, а не о вопросах справедливости и гуманности»[105].

Указанные выше религиозные причины «конкурентоспособности» евреев четко обозначил В. Зомбарт в своем исследовании «Евреи и хозяйственная жизнь». Е. А. Орлянский, исследователь творчества В. Зомбарта, пишет: «Зомбарт выделяет две особенности иудаизма, способствующие формированию “капиталистического духа”. Первая особенность – благоприятное отношение к богатству в священных книгах иудаизма. Зомбарт пишет: “…Оценка, даваемая еврейскими религиозными учениями богатству, без сомнения, на несколько оттенков благоприятнее, чем оценка католического нравственного учения… В еврейской религии вообще никогда не существовало идеала бедности, который бы пользовался исключительным признанием”. Второй особенностью еврейской религиозной этики Зомбарт называл “ее своеобразное отношение к чужим”. Он указывает: “Еврейская этика делалась двуликой: смотря по тому, шло ли дело о евреях или неевреях, нравственные нормы были различные”. Эти идеологические установки явно диссонировали с идеологией традиционной (христианской. – В. К.) хозяйственной системы»[106].

Особенно рельефно принцип иудаизма «свой-чужой» проявляется в Северной Америке в период ее колонизации. Сегодня уже ни для кого не секрет, что американский капитализм возник на костях и крови местного индейского населения, которое нещадно уничтожалось колонистами. Чаще всего все эти убийства приписывают европейским протестантам. Однако евреи с их талмудическим взглядом на людей другой веры и другой крови как на скотов сыграли очень большую роль в этом индейском холокосте.

Расистские взгляды евреев позволили им быть вне конкуренции в таком бизнесе, как работорговля и использование рабского труда на плантациях[107].

Сделаем небольшое отступление, касающееся принципа «свой-чужой» в иудаизме. Не все представители иудаизма сегодня придерживаются указанного принципа. В XIX веке возник так называемый «реформированный иудаизм», который провозгласил отказ от расовой гордыни евреев, распространил действие заповедей Бога на всех людей[108]. Однако, как отмечают некоторые авторы, сегодня «реформированный иудаизм» – маргинальное явление в мировом еврействе[109].

Инвестиции во власть

Достаточно распространена точка зрения, согласно которой особого различия между иудаизмом и протестантизмом (особенно такими его формами, как кальвинизм и пуританизм) нет. В обеих религиях существует идея «избранности». В обеих религиях богатство и деньги рассматриваются в качестве цели человеческой деятельности, причем деятельность по стяжанию богатства квалифицируется как «служение Богу». В обеих религиях последовательно проводится принцип «свой-чужой»[110]. В связи с этим многие авторы не без основания называют протестантизм (особенно кальвинизм и пуританизм) «закамуфлированным иудаизмом».

Однако, признавая сходство двух религий, нельзя между ними ставить знак равенства. Макс Вебер, сравнивая иудаизм и кальвинизм с точки зрения их влияния на формирование капиталистического сознания, ставит кальвинизм даже выше иудаизма. Первый, по его мнению, нацеливает человека на бесконечное накопление капитала; второй – поощряет всяческое богатство, но богатство остается средством, не превращаясь в самоцель. С этим замечанием немецкого социолога следует согласиться. Вот как резюмирует эти рассуждения М. Вебера о различиях иудаизма и кальвинизма наш отечественный философ Ю. Бородай: «(…)даже принцип наживы в иудаизме не столь универсален, как в кальвинизме: во-первых, он не распространяется на отношения между “своими”, и, главное, нажива здесь сохраняет “традиционалистский” характер, то есть нацелена на потребление и потому не прекращается в столь пожирающую как в кальвинизме страсть… В отличие от иудейской установки, где капитал лишь средство непосредственного наслаждения или господства, то есть вернейшее средство максимального благоустройства своего земного материального бытия, для протестанта, подлинного господина нового строя, накопление капитала становится самоцелью»[111]. Мы бы сделали одно уточнение к рассуждениям М. Вебера и Ю. Бородая: действительно, для иудаизма накопление капитала является средством. Но тут надо различать ранний (ветхозаветный) и поздний (талмудический) иудаизм. Для раннего иудаизма накопление капитала было в большей степени средством «непосредственного наслаждения», а для позднего иудаизма – средством «господства». Переориентация религиозного сознания иудеев на мировое господство, как отмечают историки религии, произошла еще две с половиной тысячи лет назад, в те времена, когда они были уведены в вавилонское рабство и там соприкоснулись с древними учениями гностиков и манихеев (с их положениями об «избранности» и «предопределенности»). Документально эта переориентация была закреплена в Талмуде, который был написан в первых веках нашей эры (после разрушения Иерусалима, когда иудеи уже находились в изгнании) и который в современном иудаизме поставлен выше Торы (Пятикнижия Моисеева). Об этих нюансах раннего и позднего иудаизма можно прочитать в известной работе Л. А. Тихомирова «Философско-религиозные основы истории», которая также была написана в начале XX века[112]. Из последних работ на эту тему можно порекомендовать книгу И. Р. Шафаревича «Трехтысячелетняя загадка. История еврейства из перспективы современной России»[113].

Выше мы уже обсуждали работу Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Мы отмечали, что в его работе содержится много искажений; однако автор совершенно прав в следующем своем тезисе: идеалом жизни крайнего протестанта является «кредитоспособный добропорядочный человек, долг которого – рассматривать приумножение своего капитала как самоцель»[114]. Казалось бы, что «прагматичный» кальвинизм, фанатически «зацикленный» на деньгах, должен быть более «конкурентоспособным» по сравнению с иудаизмом. Это и так и не так. На «коротких» дистанциях капиталист кальвинистского толка может обгонять капиталиста – иудея[115]. Однако первый инвестирует прибыль лишь в делание новых денег, а второй – в делание денег и в приобретение власти. Приобретение политической власти дает ему неоспоримые преференции в сфере экономики. У В. И. Ленина есть такая подлинно «крылатая» фраза: «политика есть самое концентрированное выражение экономики»[116]. Переиначивая эту фразу к условиям «рыночной экономики» (капитализма), можно сказать: «Политика есть самое концентрированное выражение богатства». Образно выражаясь, традиционное инвестирование денег приводит к удвоению денег, а инвестирование денег во власть может увеличить их на порядок.

Главная преференция того, кто инвестирует во власть, – он получает монопольное право на «делание денег»[117]. Поэтому в стратегическом плане – выигрыш на стороне капиталиста-иудея (который чаще всего выступает в качестве капиталиста-банкира). Еврей заинтересован в том, чтобы для его протестантского конкурента деньги всегда оставались «конечной целью». По этой причине «избранные» иудеи (верхушка иудаизма) достаточно сдержанно и скептически относятся к официальной идеологии капитализма, рассматривая ее в качестве «продукта» для «внешнего пользования».

Некоторые авторы обращают внимание на то, что Вебер не слишком хорошо разобрался в некоторых нюансах протестантской догматики и кое-что присочинил, чтобы его концепция выглядела «красиво». Здесь мы можем обратиться к работам нашего отечественного исследователя Е. А. Орлянского, который внимательно изучил спор между Зомбартом и Вебером. В этом споре о религиозных корнях капитализма он занимает сторону первого. Орлянский справедливо замечает, что протестантизм даже в таких его радикальных формах, как кальвинизм и пуританизм, на заре становления капитализма имел целый ряд этических ограничений, которые не позволяли протестантам пускаться «во все тяжкие»[118]. Опираясь лишь на деловую этику кальвинизма и пуританизма, капитализм, как считает Орлянский, не смог бы достичь тех «высот», которых он достиг. Разгадка этих «достижений» проста: основным двигателем капитализма был все-таки иудаизм, протестантизм проигрывал ему не только из-за отсутствия долгосрочных целей, но также по причине более ограниченного арсенала используемых средств обогащения[119].

О позициях евреев в капиталистической экономике

Мы уже выше пришли к выводу: «конкурентоспособность» иудеев оказывалась выше, что вызывало относительное укрепление позиций иудеев и ослабление позиций протестантов. Вместе с тем П. Люкимсон в рассматривавшейся нами выше книге «Бизнес по-еврейски. Евреи и деньги» утверждает, что и во времена В. Зомбарта (начало XX в.), и сегодня (начало XXI в.) многие экономические позиции евреев выглядят достаточно скромно. П. Люкимсон, в частности, пишет: «…ни в наши дни, ни когда-либо в прошлом евреи не сосредоточивали в своих руках сколько-нибудь значительную часть мировых финансов»[120]. Вот он приводит данные по составу клуба миллиардеров по состоянию на начало нашего века: «В наши дни, в начале XXI века, в мире насчитывалось около 500 человек, обладавших состоянием свыше миллиарда долларов и владевших суммарным капиталом в 1,54 триллиона долларов. И первое место в этом списке занимал… нееврей Билл Гейтс с капиталом почти в 53 млрд долларов. За ним следовал нееврей Уоррен Баффет, обладающий 35 млрд долларов, и немцы Карл и Тео Альбрехты, заработавшие свои около 30 млрд долл, на торговле недвижимостью. На этом фоне состояние самого богатого в мире еврея Шелдона Адельсона в 18 млрд долларов выглядит весьма скромно. Состояние следующего за ним в списке самых богатых евреев мира Джорджа Сороса более чем вдвое меньше – 6,9 млрд долларов. Третье место в списке самых богатых евреев мира занимает самая богатая женщина Израиля Шерри Арисон с капиталом в 4,6 млрд долларов. При этом она занимает 94-е место в списке самых богатых людей мира. Всего, по данным журнала “Форбс”, насчитывается 49 евреев, обладающих состоянием в 1 млрд долларов и выше…»[121] Чуть ниже Люкимсон дает оценку доли совокупного мирового капитала, находящегося в руках евреев, – 8-10 %. С одной стороны, величина не запредельная. С другой стороны, учитывая, что евреев в мире, по данным еврейских источников, сегодня насчитывается 12–13 млн человек (0,2 %), имеет место непропорционально большое участие евреев в мировом капитале[122].

Но вот что важно. Считая, что участие еврейских олигархов в мировом капитале не является «решающим», он в то же время согласен с теми, кто полагает, что именно евреям принадлежит контроль над мировой экономикой: «…евреи и в самом деле правят мировой экономикой, но отнюдь не посредством своих капиталов». Какой-то парадокс. Как его объясняет Люкимсон?

Его главным объяснением является следующее: «…во все времена они (евреи. – В. К.) составляли весьма значительную часть наемных работников, управляющих чужими предприятиями, и, как правило, приносили своим хозяевам немалые прибыли. Так, по данным Вернера Зомбарта, уже в начале XX века евреи составляли 31,5 % директоров предприятий кожевенной и каучуковой промышленности, 25 % – металлургической промышленности, 23,1 % – в электрической, 15,7 % – в пивоваренной и т. д.». Подобная картина, как отмечает П. Люкимсон, наблюдается и в современной капиталистической экономике. Например, в американской экономике: «число евреев среди высшего менеджерского звена составляет 25 %»[123].

Еще один источник непропорционально большого влияния евреев в том, что они склонны к учредительской деятельности: «Тот же Зомбарт отмечает особую роль евреев в основании, учреждении новых предприятий, которые потому превращались в индустриальные гиганты, акционерные общества с огромным суммарным капиталом – их доля среди числа основателей таких предприятий порой превышала 50 %»[124].

Современная американская экономика показывает, что основными «бенефициарами» многих крупнейших банков и корпораций оказываются не акционеры (тем более мелкие акционеры), а именно топ-менеджеры, которые управляют бизнесом таким образом, что именно они и становятся главными «бенефициарами». Достаточно обратить внимание на то, что значительная часть прибыли банков и корпораций идет на уплату так называемых «бонусов» топ-менеджерам. Еще К. Маркс говорил о том, что при капитализме наблюдается тенденция перемещения власти от «капитала-собственности» к «капиталу-функции». Евреи, относящиеся к категории высших управляющих, – это и есть «капитал-функция» в современных условиях.

П. Люкимсон сказал, что еврейские топ-менеджеры приносят немалые прибыли своим хозяевам. Это не так, мы уже сказали, что в конечном счете они приносят прибыли самим себе. Почему же тогда доля евреев в мировом капитале только 8-10 %, а не 50 или 80 %? По нескольким причинам.

Во-первых, они не любят «светиться». Достаточно привести лишь один пример. Он касается Ротшильдов, которые, как известно, слыли самыми богатыми людьми мира на протяжении XIX века и первой половины XX века. Сегодня про них слышно очень мало, в списках «Форбс» и других рейтингах они не фигурируют. Вот Сорос, который, как известно, является агентом Ротшильдов, в списках «Форбс» находится, а его хозяева – нет. Ротшильды поняли, что анонимность и секретность очень повышают эффективность борьбы за мировое богатство и мировую власть, и поэтому после Второй мировой войны «ушли в тень».

Во-вторых, они умеют не «светиться». Для этого, в частности, они используют такие средства, как офшоры[125] и анонимные благотворительные фонды[126]. Они также стали более активно использовать «теневую экономику», в которой эффективность бизнеса намного выше и где капитал обращается с большой скоростью (любой экономист знает, что прибыльность бизнеса зависит не только и не столько от величины авансированного капитала, сколько от скорости его обращения).

В-третьих, во многих случаях 8-10 % участия в капитале достаточно, чтобы иметь эффективный контроль над компанией. Особенно если у других акционеров (пайщиков) мелкие пакеты (доли). Сегодня акционерные капиталы на Западе очень «распылены», поэтому еврейству (спаянному и хорошо организованному) указанной доли действительно достаточно для того, чтобы евреи могли править мировой экономикой.

В-четвертых, крайне важно, что евреям принадлежат ключевые позиции в банковском капитале. Банки – институты, которые выпускают наличные и безналичные деньги, снабжая ими (в виде кредитов) все другие сектора экономики. Именно через банковскую систему еврейские олигархи контролируют мировую экономику.

Немного подробнее остановимся на последнем из перечисленных моментов. В свое время еще Зомбарту пришлось объяснять: евреи эффективно контролируют экономику даже несмотря на достаточно скромные показатели их присутствия в экономике. Особенно это присуще американской экономике. Вот что он пишет: «На первый взгляд кажется, будто именно североамериканская экономическая жизнь в существенных своих чертах развивалась без воздействия евреев… И действительно, среди крупных промышленников и спекулянтов Соединенных Штатов, среди “магнатов трестов” мы встречаем мало еврейских имен. Со всем этим можно согласиться. И все-таки я остаюсь при своем утверждении, что Соединенные Штаты, может быть, больше других стран, исполнены специфического еврейского духа»[127].

Мы уже выше приводили слова, которые американский президент Теодор Рузвельт в начале XX века произнес по поводу 250-летия поселения евреев в Северной Америке: «…евреи помогли создать эту страну». Эти слова приводит Зомбарт для доказательства присутствия в Америке «специфического еврейского духа». Фраза президента Рузвельта конечно, пафосная. Фактически за этими словами стоит другая мысль: евреи заложили фундамент американского капитализма. Именно они – истинные «отцы-основатели Америки», а люди типа Томаса Джефферсона, Джона Адамса, Джеймса Мэдисона, Александра Гамильтона, Джорджа Вашингтона, Бенджамина Франклина и др. – лишь номинальные фигуры. Принципиально важно, что потомки настоящих «отцов-основателей» и в начале XX века реально контролировали американскую экономику. Зомбарт перечисляет тресты, в которых в это время реальное управление (через контрольные пакеты акций) находилось в руках евреев: плавильный, табачный, асфальтовый, телеграфный и т. д.[128].

Но и это не главное. Главное, по мнению Зомбарта заключается в том, что еврейские банки взяли под свой контроль все без исключения отрасли экономики и все тресты с помощью такого инструмента, как кредит: «В руках евреев находится также целый ряд крупнейших банкирских фирм, “контролю” которых подлежит значительная часть американского хозяйства»[129]. Зомбарт приводит различные примеры. «Так, например, “система Гарима-на”, имевшая своей целью объединение всех американских железнодорожных сетей, поощрялась и поддерживалась… Нью-Йоркским банкирским домом Леб, Кун и Ко.»[130].

Заметим, что Зомбарт описывал экономическую жизнь Северной Америки по состоянию на самое начало XX века. Тогда в банковской системе США еще не было Федеральной резервной системы. Она была создана в самом конце 1913 года как частная банковская корпорация с решающим участием еврейского капитала. С этого момента контроль еврейских олигархов над американской экономикой вышел на новый уровень[131]. Тут мы еще раз напомним тезис Люкимсона: доля евреев в мировом капитале составляет 8-10 %, но при этом они контролируют мировую экономику Это действительно так: зачем еврейским олигархам надо накапливать деньги и капиталы, если в их руках находится «печатный станок»? Фактически еврейские банкиры-олигархи во главе с Ротшильдами «делают» все необходимые мировой экономике деньги и через кредит контролируют все созданные и приобретенные другими капиталистами активы. Это идеальный финансовый и экономический механизм для движения еврейской верхушки к своей заветной цели – мировому господству.

Капитализм и трансформация западного христианства в «религию денег»

Мы перечислили некоторые важные причины «конкурентоспособности» иудаизма по сравнению с христианством в экономической сфере. Однако анализ этих причин до конца всего не объясняет. Иудаизм в экономической сфере в конечном счете оказался более «конкурентоспособным» по одной главной причине: мир предпочел те «правила игры» (этические нормы), которые изначально были заложены в иудаизме. Если бы мир выбрал «правила игры», предлагаемые христианством, то, наверное, сегодня мы имели не капитализм, а совершенно другой общественно-экономический порядок.

Этические нормы иудаизма рассчитаны на человека, который не готов духовно напрягаться и бороться со своей греховностью; иудаизм называет такое греховное состояние «естественной природой» человека, что дает последователю иудаизма дополнительное оправдание своей духовной расслабленности и беспечности.

В отличие от иудаизма христианство требует от человека постоянного духовного напряжения, видения своей греховной природы и непрерывной борьбы со страстями. Европейское христианство «устало» за тысячу с лишним лет своего существования и ослабило свою борьбу с греховной природой человека. Об этой «усталости» Католической церкви убедительно пишет уже упоминавшийся нами Н. В. Сомин. Он достаточно скептически относится к поискам М. Вебером каких-то таинственных «протестантских корней» капитализма. По мнению Сомина, появление протестантизма – совершенно не имеющей отношения к христианству религии – означало не что иное, как «прорыв плотины» (церковных запретов и ограничений на обогащение и наживу). Через образовавшуюся «дыру протестантизма» широким потоком хлынул поток человеческих страстей (страстей стяжательства, сребролюбия, лихоимства, зависти, тщеславия, властолюбия и т. п.), которые дремлют в любом человеческом обществе: «Итак, не религиозное возрождение Реформации породило пресловутый “дух капитализма”, а, наоборот, слабость протестантства, выпустившего из своих рук контроль за хозяйственной этикой». Главную же слабость протестантства Сомин усматривает в «почти полном игнорировании святоотеческой традиции» во всех сферах христианской жизни, в том числе в сфере хозяйственной этики[132].

Иудаизм в этой ситуации, естественно, не преминул воспользоваться ослаблением христианства. При этом мы не склонны сводить все к «коварству» и «козням» неких тайных вождей мирового еврейства, о чем написаны сотни увлекательных, но не очень глубоких книг. Главный враг находился внутри церковной ограды: этот тайный заговорщик спрятался в сердце христианина.

Быстрое распространение капитализма в европейских странах – это не только и не столько экономическое явление. Прежде всего это процесс быстрого замещения христианства иудаизмом. Замещение происходило не в буквальном смысле (например, как закрытие христианских храмов и увеличение числа синагог), а в виде распространения по Европе «духа иудаизма», который заражал христианство и порождал процесс его медленной и неуклонной мутации. Уже давно начался и уже близок к своему завершению процесс превращения западного христианства в религию денег. В этой религии денег окончательно стираются все различия между католицизмом и протестантизмом, между отдельными конгрегациями и толками в рамках этих двух основных ветвей западного христианства.

Эту тенденцию обнаружили некоторые мыслители еще в XIX веке. Вспомним работу молодого К. Маркса «К еврейскому вопросу» (1843)[133], где он говорил о том, что еврейский бог – деньги и что они стали богом всех народов. Маркс писал: «Еврейство эмансипировало себя типично еврейским способом, захватив финансовое могущество и через него власть в мире, и практический еврейский дух стал практическим духом христианских народов. Евреи эмансипировали себя настолько, насколько христиане стали евреями». Маркс знал, о чем писал, ибо его предки были раввинами. За свои «откровения» Маркс в книге Люкимсона заслужил клеймо: «зоологический антисемит» (с. 11).

Отметим, что приведенные выше мысли Маркса были высказаны им в «ранний» период творчества. «Поздний» Маркс, автор «Капитала», аккуратно обходил стороной эти «деликатные» вопросы. Более того, в своем «Капитале» он сделал все возможное для того, чтобы замаскировать истинную роль еврейского ростовщичества в становлении и развитии капитализма[134].

Немецкий теолог Пауль Лагард (1827–1891) определил капитализм как экономическую форму иудаизма; фактически евреи и капитализм в его понимании – синонимы; капитализм – результат иудизации христианских народов. Понимание еврейских корней капитализма Лагардом близко к точке зрения К. Маркса. Немецкий социолог Георг Зиммель (кстати, родом из крещеных евреев) в книге «Философия денег» (1900 г.) отмечал, что Реформация и последующее развитие капитализма в Европе означали победу иудаизма над христианством.

Полемизируя с «ранним» Марксом, Люкимсон пишет: «исторические факты – вещь упрямая. И они однозначно свидетельствуют о том, что не евреи придумали деньги (в иврите нет даже специального слова, которое обозначало бы это понятие), не евреи придумали товарно-денежные отношения и ростовщичество – они возникли задолго до появления еврейского народа. Правда же заключается в том, что евреи коренным образом изменили отношение человечества к деньгам, причем изменили его совершенно не так, как это представлялось воспаленному ненавистью воображению Маркса» (с. 19).

Мы полностью согласны с мнением Люкимсона, что не евреи придумали деньги, товарно-денежные отношения и ростовщичество (как хвастливо заявляет, например, Жак Аттали). Наверное, явным преувеличением является заявление Люкимсона, что именно «евреи коренным образом изменили отношение человечества к деньгам». С нашей точки зрения, другие народы просто встали на ту дорогу («дорогу капитализма»), на которой евреи оказались раньше европейцев по крайней мере на две тысячи лет. Мы бы выразились осторожнее: евреи в Средние века сыграли роль некоего «катализатора» или «фермента», ускорившего усвоение христианами Европы «духа капитализма». Люкимсон пишет, что до современного капитализма у народов, которые жили вокруг евреев, существовало иррациональное, мистическое, почти религиозное отношение к деньгам: «В любом учебнике истории можно прочесть, что на ранних этапах истории человечества золоту, деньгам и богатству придавался некий мистический характер. Размер накопленных богатств давал его владельцу особое чувство могущества и власти. Следствием этого были неминуемое стремление к накоплению ради накопления, фетишизация сокровищ и, соответственно, их обожествление. В этой ситуации человек неминуемо становился рабом собственного богатства и иррациональной жажды увеличить его. Так обстояло дело в Древнем Шумере, в Вавилоне, Ассирии, Персии и – с определенными оговорками – в Греции и Риме. Деньги были для него либо объектом накопления, либо лишь средством для приобретения других сокровищ. Такая же психология господствовала почти по всей Европе вплоть до позднего Средневековья» (с. 19). Заявление Люкимсона о том, что «евреи коренным образом изменили отношение человечества к деньгам», переворачивает все с ног на голову. Именно до позднего Средневековья Церковь в Европе сдерживала «иррациональную жажду» обогащения. Именно при капитализме иррациональная тяга к накоплению богатства достигла своего апогея: деньги, богатство превратились в абстрактный «капитал», связь «капитала» с естественными потребностями человека окончательно оборвалась. Именно при капитализме усилилось религиозное восприятие человеком денег и богатства. На такое религиозное отношение к деньгам со стороны евреев обращает внимание Лев Поляков в своей «Истории антисемитизма»[135](Люкимсон приводит эту цитату в своей книге): «…вся эволюция привела к тому, что евреи могли обеспечить свое выживание только благодаря деньгам в буквальном смысле этого слова, поскольку то право на жизнь, которое христианское общество предоставляет каждому, евреи должны были покупать через регулярные промежутки времени у пап и князей, иначе они становились бесполезными или замешанными в какое-нибудь темное дело об отравлении или ритуальном убийстве. Деньги становятся для евреев важнее, чем хлеб насущный, они столь же необходимы, как воздух, которым они дышат… И мы увидим, как в этих условиях в конце концов деньги приобретают для евреев почти сакральное значение» (с. 18).

Но вернемся к европейцам-христианам, которые, по мнению Люкимсона, были «облагодетельствованы» «цивилизующим» влиянием «денежной этики» иудаизма. Теперь они лишь формально оставались в лоне христианской церкви, а по духу они уже стали «новыми евреями» (в Англии их называли «белыми евреями»). Первое поколение «новых евреев» еще числилось католиками, но им стало крайне тесно и неудобно в жестких рамках католицизма. Именно они были главной движущей силой Реформации, которая привела к появлению вполне комфортной для них религии под названием «протестантизм», но при этом сохранившей «бренд» христианства.

По мнению современного исследователя капитализма Вячеслава Макарцева, иудаизм сыграл немалую роль в дехристианизации западного мира путем распространения атеизма. Он обращает внимание на тот факт, что носителями «духа капитализма» в первую очередь были так называемые «саддукействующие» иудеи (в противовес «фарисействующим», или ортодоксальным иудеям, которые сдерживали распространение «духа капитализма», выстраивая вокруг еврейского народа защитную ограду гетто). Это потомки тех саддукеев, о которых мы можем прочитать в Новом Завете. Из него мы узнаем, что это были начальники иудейские, которые не верили в загробную жизнь и бессмертие души. Вместе с тем они отличались крайней алчностью, сребролюбием и беспринципностью. Судя по всему, саддукеи были одними из первых в истории человечества атеистами и материалистами. Вот что мы читаем в энциклопедии Брокгауза и Эфрона о саддукеях: «Саддукеи пользовались большими доходами, которые в виде религиозных налогов взимались, согласно Моисееву закону, со всех произведений земли; таким образом, С. составляли не только родовую, но и денежную аристократию в Иудее… В силу своего официального положения, С. не могли не сталкиваться с иноземными элементами и были поэтому в значительное мере заражены духом эллинизма. Тем не менее, они стояли на страже Моисеева закона, считая себя его охранителями… потому, что этот закон был для них… источником влияния и богатства… По вопросам религиозной догматики источники указывают следующие три особенности саддукейского миросозерцания: признание абсолютной свободной воли человека, отрицание бессмертия души и воскресения мертвых и, наконец, отрицание ангелов и духов»[136]. Вячеслав Макарцев считает, что именно благодаря таким саддукействующим евреям атеизм стал стремительно распространяться по Европе: «Вне всякого сомнения, буржуазный атеизм связан, в первую очередь, с саддукействующей сектой еврейского народа, стоявшей у истоков капитализма: для того, чтобы атеистические идеи распространялись в христианской Европе, нужны были немалые деньги и влиятельная поддержка “мироправителей тьмы века сего”» [137].

Протестантизм и иудаизм: диалектика взаимных отношений

Грань между христианством и иудаизмом перестала быть непреодолимой – как для христиан, так и для иудеев. Кстати, Вернер Зомбарт приводит интересный факт из истории раннего капитализма: многие иудеи, бежавшие с континента на Британские острова, крестились там и стали ярыми пуританами (разновидность протестантов, отличающихся особым аскетизмом и фанатизмом). А ведь никто их силой не заставлял креститься: в Англии в отличие от Испании и некоторых других континентальных стран инквизиции не было. По мнению Вячеслава Макарцева, костяк первых поколений протестантов в Голландии и Англии составляли не коренные европейцы, а бежавшие из Испании выкресты и их потомки[138].

Пуританизм имел много общего с иудаизмом, что и объясняет простоту перехода иудеев в эту религию (изучение Пятикнижия Моисеева, почитание субботы, ведение службы на иврите, требования принятия конституции на основе Торы и т. п.). Позднее так же легко пуритане переходили в иудаизм. О близости пуританизма и иудаизма свидетельствует политика Оливера Кромвеля, который, как известно, объявлял себя приверженцем пуританизма и при этом особо благоволил иудеям. Именно благодаря его усилиям иудеи получили разрешение свободно селиться на Британских островах и заниматься ростовщической деятельностью.

О духовной «конвергенции» иудеев и протестантов в Голландии и Англии очень выразительно говорил К. Маркс: «…еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо его деньги стали мировой властью, и практический дух еврейства стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями»[139].

Конечно, на бытовом уровне и в сфере бизнеса отношения между иудеями и протестантами были далекими от идиллии. В бизнесе нередко между ними завязывалась борьба не на жизнь, а на смерть за контроль над рынками, за захват компаний и активов, за выгодные государственные заказы и т. п. К этому еще добавлялись антиеврейские настроения основателя лютеранства. М. Лютер на первых порах благоволил евреям и даже надеялся на возможность их обращения в христианство на протестантских принципах. Было время, когда он даже осуждал Католическую церковь за гонения на иудеев. Однако, убедившись в тщетности своих попыток перевоспитать иудеев, он стал их всячески поносить: «Они… постоянно искажают и фальсифицируют все Писание… Солнце никогда не светило над более кровожадным и мстительным народом, чем этот, вообразивший себя Божьим народом, которому было заповедано убивать и поражать язычников… Они исполнены злобы, скупости, зависти, ненависти друг к другу, гордости, ростовщичества, тщеславия и проклятий против нас… Их синагоги или школы следует сжечь… Сровнять с землей и разрушить их дома… Отбирать у них все молитвенники и Талмуды, в которых они учат подобному идолопоклонству, лжи, проклятию и богохульству… Запретить им ростовщичество и забрать у них все наличные деньги… они обокрали нас и теперь владеют нашим (добром)… Не подобает, чтобы они позволяли нам, проклятым гоям, трудиться в поте лица, тогда как они, святой народ, праздно проводят время у печи, празднуя и испуская газы… Следует вымести этих ленивых негодяев под зад… Если власти неохотно применяют силу и не обуздывают еврейское дьявольское буйство, последние должны… быть выдворены из страны»[140]. Согласно еврейским источникам, «многие из протестантских представителей принимали политические рекомендации Лютера. В 1537 г. евреи были изгнаны из Саксонии.

Просьбы вступиться за саксонских евреев Лютер отверг с доводом, что они не оправдали его дружелюбного отношения к ним… В Гессене было введено дискриминационное “Уложение о евреях”»[141]. Современное еврейство записало Лютера в ярые антисемиты.

Гораздо более «толерантным» по отношению к евреям оказался Кальвин: «…кальвинизм оценивал евреев несколько в ином ключе, чем М. Лютер, утверждая, что, несмотря на отвержение Иисуса, еврейский народ не исчез и определенная его часть примет христианство в будущем»[142]. Кроме того, Кальвин призывал своих последователей к «финансовому сотрудничеству» с сынами Израиля. Но и в данном случае «финансовое сотрудничество» нередко стихийно перерастало в конкурентную борьбу.

При всех расхождениях в экономических интересах иудеев и протестантов роднило самоощущение своей «исключительности» и, соответственно, презрительно-пренебрежительное отношение ко всем остальным. «Протестантизм со своей концепцией предопределенности привнес в христианство идею “богоизбранности”, которая до реформации была “прерогативой” иудеев. И этот факт способствует формированию идеи о протестантско-иудейском синтезе, признающем освященную “свыше” исключительность “избранных” (в различных, правда, ипостасях людей)»[143]. В качестве примера такого «протестантско-иудейского синтеза» можно назвать отношения между кланом Ротшильдов (иудеи) и кланом Рокфеллеров (протестанты). Диапазон отношений между ними крайне широк: от непримиримой конкуренции – до соглашений о перемирии, от соглашений о перемирии – до пактов о «вечном мире», от пактов о «вечном мире» – до самого тесного сотрудничества в мировой политике[144]. В сфере бизнеса во второй половине XIX века был найден способ выстраивания «цивилизованных» отношений между иудейскими и протестантскими кланами: картельные соглашения о разделе рынков сбыта и источников сырья, об установлении единых цен, использовании новых технологий и т. п.[145] Этот «протестантско-иудейский синтез» в сфере бизнеса своим острием направлен на выдавливание и окончательное уничтожение конкурентов, не относящихся к разряду «избранных» (т. е. «отверженных»).

Правда, после того как протестантско-иудейские союзы завершали «выдавливание» из бизнеса «отверженных», борьба между двумя группами «избранных» возобновлялась.

Представленная нами картина отношений между протестантами и иудеями несколько упрощенная. На упомянутый выше «синтез» готовы идти не все протестанты и не все иудеи.

Среди первых такую готовность проявляют лишь крайние протестанты. На заре капитализма это были кальвинисты, а сегодня большое количество различных протестантских сект, придерживающихся так называемой «теологии богатства».

Среди вторых – так называемые саддукействующие иудеи. Это иудеи, которые описаны в Новом Завете. Их отличительные особенности: неверие в бессмертие души и загробную жизнь, ярко выраженный материализм и атеизм (при сохранении формального признания Торы и религиозных обычаев иудеев), неудержимая страсть к деньгам и богатству. В современном мире основное скопление саддукействующих, иудеев – в Соединенных Штатах Америки. Вячеслав Макарцев обращает внимание на такую интересную деталь американских, или саддукействующих иудеев: «Поскольку саддукеи были материалистами, они с неизбежностью должны были впасть в язычество, что мы и наблюдаем в США. В США находится и универсальный неоязыческий храм – Голливуд. Его влияние на духовную сторону человечества в плане насаждения язычества бесспорно. Подавляющее большинство современных голливудских фильмов – мистерии, посвященные низменным страстям и порокам»[146].

От «синтеза» воздерживались и воздерживаются со стороны протестантизма лютеране и некоторые другие протестантские группы; со стороны иудаизма – фарисействующие иудеи (потомки тех иудеев, которые хорошо описаны в Новом Завете). В современном мире их принято называть ортодоксальными иудеями. Основная часть современной фарисейской секты сосредоточена в Израиле. Именно здесь «фарисейство могло возродить умеренный иврит, древние обычаи, принудить значительную часть иудеев скрупулезно соблюдать требования Талмуда»[147].

Интересны наблюдения по поводу «протестантско-иудейского синтеза», сделанные исследователем капитализма Вячеславом Макарцевым. Он вспоминает последние дни земной жизни Христа, когда Иуда предал своего Учителя иудейским начальникам за тридцать сребреников. Иуда перешел на сторону тех, кто отвернулся от своего Мессии. В итоге иудейские начальники, а вместе с ними и Иуда перешли на сторону власти тьмы, то есть князя мира сего. Макарцев пишет: «Ситуация повторилась через много веков в глобальном масштабе: отступники от Церкви Христа – крайние протестанты – образовали с саддукейской сектой нерушимый союз и пошли войной против Христа». Да, крайние протестанты вспоминают имя Христа и на словах даже почитают Его. Но такое «внешнее» почитание можно сравнить с поцелуем Иуды: «Да, крайние протестанты целовали в сердце своем Христа: “Иисус, мы тебя любим”. Ну и что с того, и Иуда поцеловал Христа: “И тотчас, подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его”» (Мф. 26:49).

«Кто-то может возразить: сравнение крайних протестантов с Иудою не совсем корректно. А как по-иному можно назвать тех, что отвергли Таинства, Предание, апостольское преемство, должное почитание Божией Матери, почитание святых честных икон, Вселенские Соборы и каноны Церкви – все то, что тысячу лет питало Церковь, было ее оградой и опорой? И во имя чего? Чтобы сказать, что успех в жизни, разбухающий капитал – это знак божественного избрания? Так ведь это и есть сребреники Иуды Искариота».

Макарцев считает, что строительство здания капитализма осуществлялось на вполне паритетной основе – как крайними протестантами, так и саддукействующими иудеями: «Крайние протестанты и саддукеи построили новый, невидимый храм – храм мамоны, видимым воплощением которого стала банковская система: все народы Земли пришли поклониться мамоне в этот храм, и принесли ей “славу и честь”. Несомненно, крайних протестантов и саддукеев охватывает восторг, у них захватывает дух от того могущества и славы, что имеются у них»[148].

Об истории еврейского народа и «вирусе капитализма»

История еврейского народа может рассматриваться с разных точек зрения. Например, как история взаимоотношений евреев с окружающими народами. Много интересного написано о том, как евреи «вредили» христианам. И наоборот – о том, как христиане «преследовали» евреев. Также

О том, какой вклад евреи внесли в распространение религии денег и т. п. Но думаю, что христианам в первую очередь будет интересно и полезно знать: откуда в еврействе взялся этот самый «дух капитализма»? Почему интересно и полезно? Потому, что христианство уже несколько веков переживает духовное падение и уроки еврейского народа могут оказаться поучительными для христиан.

Отметим, что когда древние евреи стали «избранным народом» (подчеркнем: народом, избранным Богом, а не «самостийно» объявившим о своей «избранности»), то получили через Моисея и ветхозаветных пророков «духовный кодекс» в виде целого ряда книг, которые позднее образовали Ветхий Завет (Танах). Ядром Ветхого Завета стало Пятикнижие Моисеево (Тора). «Духовный кодекс» включал также этические нормы хозяйственной жизни, которые не имели ничего общего с капитализмом, их даже можно назвать умеренно антикапиталистическими. Как пишет Н. В. Сомин, «…весь смысл Моисеева законодательства состоит… в ограничении права частной собственности, дабы не допустить чрезмерного накопления богатств в одних руках. Частная собственность не считается священной – она самим законом постоянно ограничивается»[149]. П. Люкимсон даже утверждает, что в своем отношении к ростовщичеству евреи в древние времена были уникальным народом: «Был лишь один народ древности, у которого ростовщичество было категорически запрещено, преследовалось самым суровым образом по закону и фактически отсутствовало такое явление. И этим народом были евреи»[150]. Наверное, Люкимсон преувеличивает, утверждая, что евреи были единственным народом древности, у которого ростовщичество было под запретом, и что «фактически отсутствовало такое явление», но согласимся с тем, что ростовщичество у евреев осуждалось и преследовалось.

Конечно, ныне признанную версию Пятикнижия (Торы) вряд ли можно однозначно назвать «антикапиталистической»: в ней можно найти много мест, в которых богатство не только не возбраняется, но даже рассматривается признаком богоизбранности или условием успешного служения Богу. Однако, по мнению многих авторитетных авторов, она содержит много добавлений и исправлений в изначальный Моисеев закон; они вносились вождями еврейского народа по мере того, как «вирус капитализма» все глубже проникал в тело еврейского народа[151].

«Избранный народ» не сумел удержаться на той высокой духовной планке, которая была определена ему Богом. Примерно 3000 лет назад начался процесс духовного падения еврейства, а вместе с тем и зарождения и вызревания в нем «духа капитализма».

Точкой отсчета начала такого падения многие авторы называют разделение единого еврейского государства на северное и южное царства (называемые Израиль и Иудея), окончательно происшедшее после смерти царя Соломона. Ветхозаветные пророки обличали древний еврейский народ за те распри, которые начались между северными и южными коленами сынов Израиля. Эпицентром раздоров стал первый Иерусалимский храм, построенный в южной части единого царства при царе Соломоне. Евреи со всей Палестины стекались туда для молитвы и жертвоприношений. С народа стали взимать храмовую подать, доходы храма стали быстро расти, территории вокруг храма получили хороший импульс хозяйственного развития. Вместе с тем служившие в храме левиты постепенно проникались сребролюбием и алчностью. Северные колена стали все сильнее уклоняться от уплаты храмовой подати. На этой почве возникла политическая напряженность, которая завершилась расколом некогда единого народа[152].

Следующим важным рубежом явились покорение Иудеи царем Навуходоносором, разрушение первого Иерусалимского храма и Вавилонский плен, в котором евреи пребывали несколько десятков лет. Тогда еврейский народ прочно инфицировался «вирусом капитализма», который он получил в Вавилоне – стране древнего и хорошо развитого капитализма. Кстати, это признает и И. Люкимсон. Так, он отмечает, что «первые ростовщики появляются среди евреев лишь после разрушения Первого храма и их массового изгнания в Вавилон»[153]. Одновременно у евреев проснулось пристрастие к торговым операциям: «По мнению историков, – пишет И. Люкимсон, – торговля начинает занимать заметное место в среде еврейских занятий лишь в период первого, Вавилонского изгнания, когда тысячи еврейских пленников, многие из которых ушли в изгнание с нажитым ими добром, поселяются в крупных городах вавилонской империи… вскоре фигура еврейского торговца (и банкира..) становится весьма распространенной на всей территории Вавилонской, а затем и Персидской империи. От местной торговли евреи переходят к международной, в которой чувствуют себя еще более уютно…»[154].

Еврейский народ после освобождения из Вавилонского плена не только не сумел излечиться от этого «вируса», но стал разносить его по многим странам и городам. Это было обусловлено тем, что после Вавилонского плена значительная часть еврейского народа стала проживать за пределами Палестины, в «рассеянии». И. Люкимсон пишет: «…вскоре еврейские купцы и ростовщики распространились по всей территории Ближнего Востока, добравшись до Египта и Туниса, а затем оказались и на Кавказе, и в Средней Азии, и в Причерноморье. Рано или поздно они должны были появиться и в Риме – особенно после того, как Иудея оказалась в зоне римского влияния»[155].

И тем не менее, несмотря на то что евреи как носители «вируса» капитализма соприкасались постоянно с другими народами, капитализм существовал лишь в виде отдельных «очагов». И только через две тысячи лет (после вавилонского пленения евреев) началась самая настоящая «эпидемия» капитализма, которая быстро захватила всю Европу. Эта «эпидемия» исходила из Голландии, где образовалась критическая масса евреев (они бежали из Испании, Португалии, других стран Европы). Концентрация евреев в Голландии достигла такого уровня, что они стали называть Амстердам «новым большим Иерусалимом». Буржуазная революция в Голландии (XVI век), которая стала логическим продолжением Реформации, создала беспрецедентные условия для раскрепощения в евреях веками дремавшего в них «духа капитализма»[156]. Этот «дух капитализма» подобно лесному пожару стал быстро распространяться на обширные пространства, которые на протяжении многих столетий традиционно находились под влиянием и контролем Католической церкви. Как тут не вспомнить слова К. Маркса: «Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями»[157]. Голландцы с их религией кальвинизма стали первыми «евреями» христианского мира. Эмансипировавшие себя евреи также существенно стали отличаться от тех евреев, которые преобладали в Европе в Средние века. В Голландии построение капитализма происходило при определяющей роли саддукействующих евреев, прибывших из Испании. Эти потомки иерусалимских саддукеев (о которых мы знаем из Нового Завета) характеризовались откровенно атеистическим взглядом на мир и необузданным стремлением к богатству. В то же время в других частях Европы среди евреев (верхушки) преобладали фарисействующие иудеи. Такие иудеи сами жили и других учили жить по законам Торы и Талмуда, в которых содержались ограничения для полного раскрепощения «капиталистического духа»; фарисействующие вожди держали свой народ за высоким забором еврейских гетто и под жестким контролем кагалов[158].

Таким образом, на протяжении многих столетий «вирус капитализма» находился в теле еврейского народа, но не мог нанести слишком большого вреда окружающим христианским народам по причине существования между ними двойной стены. Со стороны евреев это была стена гетто, которую возводили фарисеи для предотвращения физической и духовной ассимиляции евреев; со стороны христианских народов это была стена в виде запретов и ограничений, возводившаяся Католической церковью. В Голландии XVI–XVII вв. сложилась уникальная ситуация: там не оказалось вообще ни одной стены, что привело к стремительному, взрывообразному развитию капитализма, который затем перебросился на Англию. На островах Туманного Альбиона в XVII веке эти две стены также отсутствовали: позиции Католической церкви в результате Реформации были подорваны; а евреев (по крайне мере легально существующих) не было. «Эмансипированные» (саддукействующие) евреи из Голландии воспользовались уникальной ситуацией в соседней Англии, начав туда свою финансовую и политическую экспансию.

Мы обрисовали грубыми штрихами лишь некоторые ключевые моменты истории еврейского народа, важные для понимания процесса формирования в нем «духа капитализма» и его «миссионерской» деятельности по распространению среди других народов религии денег. Детальное рассмотрение этой истории – тема для отдельного разговора. Отметим лишь, что раскрытие глубинной сущности процесса отпадения еврейского народа от Бога, превращения его в носителя и распространителя «духа капитализма» содержится не столько в исторических или социологических исследованиях «академического» толка (типа работ Вебера и Зомбарта), сколько в трудах Святых отцов Христианской Церкви[159].

Католицизм: противостояние «духу капитализма»

Было бы неправильно говорить, что духовные корни капитализма лежат лишь в иудаизме и протестантизме. Именно такова на сегодняшний день общепринятая точка зрения тех, кто занимается исследованием капитализма как духовно-религиозного явления. Они забывают про католицизм, который также внес свою лепту:

во-первых, в подготовку почвы для появления капитализма в странах Европы в Средние века;

во-вторых, в формирование некоторых особенностей капитализма уже в Новое и Новейшее время (особенно в тех странах, где католицизм остался главной религией).

На протяжении многих веков (еще до формально зафиксированного в 1054 году раскола единой христианской церкви на Западную – Католическую и Восточную – Православную) Западная церковь занимала достаточно автономную, независимую позицию, развивая свое собственное богословие и хозяйственную этику Вопросы экономической жизни достаточно обстоятельно исследовались в школе канонистов[160]; наиболее известный ранний представитель этой школы – Блаженный Августин (354–430). Его взгляды на сферу хозяйственных отношений базировались на учении о богатстве и бедности, труде, благотворительности Святых отцов раннего христианства, а также трудах античных философов (в первую очередь Аристотеля). Некоторые моменты их учения Августин подверг достаточно детальному схоластическому рассмотрению.

Однозначно греховным делом рассматривалось взимание процента по ссудам (ростовщичество), и в этом вопросе его позиция полностью совпадала с позицией его христианских и античных предшественников, а также живших и творивших в это же время великих учителей Восточной Церкви Иоанна Златоуста и Василия Великого.

Столь же греховной, по мнению Августина, считалась прибыль от крупных торговых операций. Неприемлемость процента и торговой прибыли обосновывалась тем, что их получение основывалось не на личном труде, при этом зачастую превращалось в самоцель. Вводилось понятие «справедливой» цены, которая складывалась в результате честной торговли на основе свободного волеизъявления обеих сторон сделки. Идеально «справедливой» была такая цена, при которой ни одна из сторон не получала преимуществ (эквивалентный обмен). При «справедливой» цене трудовые и материальные издержки купца должны включаться в цену товара, а торговая прибыль должна равняться нулю.

Блаженный Августин был, по сути, предшественником возникшей в XVIII веке теории трудовой стоимости (в рамках «классической» политической экономии)[161]. Он считал, что источником богатства является лишь труд. Поэтому материальные блага должны принадлежать тем, кто их создает своим трудом. Нетрудовое накопление богатства (через ростовщический процент, торговую прибыль) он называл «искусственным» или греховным богатством. Развивая учение о труде, Августин считал, что любой труд важен для общества, физический и умственный труд должны быть равноценными. Распределение материальных благ «по труду» должно предотвращать сильную социально-имущественную дифференциацию людей в обществе.

Деньги являются искусственным предметом, который годится лишь в качестве средства товарного обмена, они не должны накапливаться и превращаться в «искусственное» богатство. Такое накопление денег создает соблазн для занятий ростовщичеством.

Еще раз подчеркнем, что экономические взгляды Блаженного Августина в целом совпадали со взглядами Святых отцов Восточной Церкви, отличаясь в некоторых моментах даже большей жесткостью (в частности, по вопросу торговой прибыли).

На протяжении многих веков в Западной церкви проповедовались принципы нестяжательства и благотворительности, порицалось богатство и превозносилась бедность, не одобрялась частная собственность и поощрялась общая (коллективная), осуждались (и даже преследовались) ростовщичество и масштабная (оптовая) торговля. Заметный вклад в экономическую доктрину Западной церкви внесли «Декреты» болонского монаха Грациана (составлены в 1139–1142), по которым несколько столетий (до середины XVI века) в Западной Европе изучали каноническое право. В них говорится, что разделение благ на «мое» и «чужое» – установление так называемого «позитивного закона» (нормы жизни падшего человечества). А вот общность имущества – норма так называемого «естественного закона» (соответствующего безгреховному началу, заложенному Богом в человеке). Естественно, что Католическая церковь рассматривала вторую форму собственности как христианский идеал, призывая своих членов к его практической реализации.