Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

Глава вторая Старые друзья

Капитан госбезопасности Шепелев на жилищные условия не жаловался. Грешно было жаловаться, – он владел двумя комнатами и делил квартиру с одним жильцом. Вернее, с жилицей – старухой Марковной. Марковна относилась к соседу с паточной любезностью, на глаза лишний раз не попадалась и коммунальным брюзжанием не изводила. Все оттого, что знала старая, где и кем работает ответственный квартиросъемщик Шепелев. В зимнюю пору Марковна днями пропадала у внуков, потом засиживалась до вечера в гостях у какой-нибудь из беззубых подруг.

И сейчас домой она пока не вернулась. На коврике у входной двери не наблюдалось ее валенок с галошами, а на крюке – собачьей шубейки. Шепелев включил свет в коридоре. Подошел к своей двери, единственному выходу в коридор из двух его смежных комнат. Подошел, расстегнув две пуговицы зимнего драпового пальто. Третью пуговицы его пальцы не дотащили из петли. «Разве недостаточно на сегодня сюрпризов? Разве я заказывал еще?» – подумал капитан. Подумал он так, заметив сдвинутый резиновый коврик, чей правый угол не лежал там, где лежал утром, то есть не на треснутой паркетине на толщину пальца от втопленной в рейку головки гвоздя. Марковна капитальную уборку не производила, эту хозяйственную арию она исполняет по пятницам, стараясь за себя и за Шепелева (за плату малую, которую сосед заставлял ее принимать, всучивая насильно). Может быть, нечаянно сдвинула, вдруг именно сегодня случайно наступив на коврик? Пусть так. Но взгляд капитана уже давно взбежал от коврика по зазору между дверью и косяком и замер на расстоянии ладони от замочной скважины.

В утреннем ритуале среди механических действий, превратившихся за годы в условные рефлексы, было и такое: оставить нитку в зазоре, там, где косяк прилегал вплотную. Оставить так, чтобы торчал едва заметный кончик. Примитивно, но покуда не возникало серьезных угроз целостности жилища и, значит, не было необходимости сочинять что-то похитрее. И вообще штуковать с нитью капитан давно бы бросил, не сделайся она уже привычкой сродни чистке зубов, без которой утро уже казалось бы недоделанным. Ну вот, перестраховочный вариант, наконец, и оправдал себя – серый, растрепанный кончик нити сейчас на привычном месте отсутствовал. Выходит, дверь открывали. Капитан расстегнул третью и все остальные пуговицы, повесил пальто на вешалку, на соседнем крюке пристроил шарф и шапку.

Его проверили и ушли? Или дожидаются внутри? Вопросом «чьи это фокусы?» капитан до времени не задавался – досрочных ответов наберется тьма. Подцепив пальцем дверную ручку, Шепелев осторожно потянул на себя. Не поддается, заперто. Табельный ТТ, имея на это право, капитан без нужды с собой не таскал. А вот, получается, зря не таскал. Что теперь остается делать, как не вести себя до предела глупо?

Шепелев постучался в собственную дверь.

– Хозяин пришел! Отзовитесь, граждане! Иначе буду держать дверь под прицелом, пока не приедет взвод.

«Никто не отзовется, – спросил себя хозяин комнаты, – и что тогда?» Действительно вызывать подмогу и попасть в еще более дурацкое положение, если внутри никого не окажется? Лучше, конечно, в дурацкое попасть, но живым. Правда, технически выполнить угрозу не так-то просто. Аппарат стоит в комнате Шепелева, отвода в коридор, естественно, нет. Естественно, потому что не хватало, чтобы кто-то мог иметь возможность подслушивать разговоры капитана госбезопасности. Значит, придется выходить на площадку, звонить в соседнюю квартиру…

За дверь скрипнуло кресло. Его, Шепелева, любимое кресло-качалка, приобретенное год назад в мебельном магазине, в отделе старой мебели. Ему ли не знать голоса предметов собственной комнаты. Скрипнуло, вслед за этим послышалось, как оно, кем-то покинутое, покачивается вхолостую. Донеслись шаги, приглушаемые ковром, но все же отчетливые – некто не слишком заботился, чтобы ступать неслышно. Шаги из угла продвинулись на середину комнаты.

Что прикажете делать, капитан? Вставлять ключи, отпирать и распахивать дверь с криком «Ложись, гад, стреляю!». Или, распахнув, бросить внутрь пальто – если некто держит палец на спусковом крючке, то рефлекторно должен выстрелить – а самому метнуться на пол, перекатиться, подсечь ноги затихарившегося товарища, а дальше у кого реакция лучше, кто ловчее и сильнее?

– Эй там, в засаде! – теперь Шепелев говорил по крайней мере не сам с собой и не с призраком, а с кем-то во плоти. – Последний раз спрашиваю, что делать будем?

– Веники вязать будем, капитан, – раздалось из комнаты. – Унюхал, легавый!

Шепелев чертыхнулся и полез в карман за ключами. Тот, за дверью, еще пока не видимый, но узнанный, продолжал говорить:

– Замки у тебя – такие только на сиротские спальни ставить. Соплей открыть можно.

Капитан зашел в комнату, вновь запер охаянные замки и включил свет.

– Здорово, Жох. Закончились зажиточные хаты, по друзьям-приятелям пошел?

Леонид по прозвищу Жох осклабился, показывая сколько железных и золотых зубов у него во рту. И тех, и других хватало. Он стоял, руки в карманах, посредине комнаты, высокий, жилистый и пьяный. А на столике возле покинутого им кресла, утром еще пустого столике, блестела бутылка водки, на треть пустая, и кучилась на газете закуска: нарезанная краковская колбаса, хлебная буханка и конфеты «Коровка». Придавливали газету и два стакана: с каплями на стенке и сухой.

Шепелев приблизился к человеку, который никак не мог быть другом капитана госбезопасности. Осведомителем – да, запросто. Но осведомителем-то вор как раз и не был. Один раз, правда, помог вор капитану, когда тому потребовалось срочно, очень срочно, за одну ночь отыскать где-то спрятавшегося в городе шпиона. А так они, как и положено друзьям детства, просто изредка встречались распить бутылку вдали от посторонних глаз, на одной из ленинградских крыш с голубятней.

– Докорешился с легавым, додружбанился. – Пожатие Жоха, короткое, жесткое, выдавало обманчивость его худобы. Силы в его сухожилиях и сухих мышцах не меньше, чем в кольцевых мышцах удава.

– Что стряслось?

А стряслось – капитан видел по посеревшему лицу вора и по тусклым глазам. И по трети бутылки, выпитой в одиночку.

– Пойдем, капитан, вольем по сотке.

Леонид не выпил, а именно влил в себя водку, зажевал колбасным кругляшом и притянул к себе по столу пачку «Севера».

– Хреново, капитан. Мне, – Жох ткнул себя в грудь двумя пальцами с зажженной папиросой. – Хреново. Пропадаю. Пропал.

– Не тяни кота за бейцы, говори, – Шепелеву не доставляло радости видеть вора вот таким. Придавленным, притопленным, так можно сказать.

– На послезавтра объявлен сходняк. В Луге. Сегодня в ухо нашептали верное, – Жох глубоко затянулся, задрал голову и пустил дым вверх, – меня там на правило́ поставят. Догадываешься, за какие дела?

Леонид спросил и откинулся в качалке, заставив ее конструкцию дерево заскрипеть, а полозья задвигаться. Он молчал, жадно и часто затягиваясь.

– Да ты уже сказал, чего догадываться, – ответил капитан. – Пронюхали о нашем знакомстве.

– Верно. А за это у нас ставят на ножи, – Жох показал «вилы в горло». – Правильно ставят. Так и надо. Без претензий. Но не хочу, капитан. Не для того я полз по тундре на брюхе, выбирался из болот, чтоб меня в Луге зарезали, как барана.

Огнеметные танки на Литейном мосту, лениградцы провожают бойцов РККА на войну с белофиннами

Леня-Жох качнулся в кресле вперед, нагнувшись, перевалил длинное тело через подлокотник, загасил окурок в пепельнице и обнял ладонью бутылку.

– Давай, капитан, добьем пузырь, двигай стакан. Ты не волнуйся, у меня тут есть запасец, – Леня качнул рукой с бутылкой, показывая, что «запасец» стоит на полу за столиком. Но Шепелев, кажется, вдруг перестал слышать и замечать гостя, погрузившись в свои мысли.

– Эй, капитан, проснись! Стакан пасуй!

– Погоди со стаканом, – «проснулся» капитан. Но вроде бы не до конца «проснулся», вроде бы что-то еще обдумывал. – Что собираешься делать?

– В Ташкент подамся.

– К Батыру?

– Ну, – Жох дотянулся, до капитанского стакана, подвинул и опрокинул в него бутылочное горло.

– Достанут ведь.

– Достанут, – не стал спорить Леонид, ставя пустую бутылку на пол, – но не сразу. Может, до того успею перебежать в новую нору.

– В какую?

На это Жох пожал плечами.

– Скоро по всем закоулкам пройдет воровская ориентировка. И если ты окажешься там, где будут люди, тебя опознают.

Выслушав, Леонид ухмыльнулся и потянулся за своим стаканом. Капитан встал, ухватил столик за края и переставил его.

– Погоди с водярой, успеешь. А то вдруг ты потребуешься трезвым.

На то место, что прежде занимал столик, Шепелев переставил свой стул и сел на него.

– Послушай, Леонид. Мелькнула одна идея…

– В легавые перекраситься? – Жох, сильно качнувшись вперед, выбросил себя из кресла и, обогнув капитана, двинулся к столику со стаканами. – Не, я лучше вором подохну.

Леня добрался до водки, выпил ее, отломил от буханки кусок, забросил в рот.

– Завтра я еду на фронт, на передовую, – сказал Шепелев. – Можно оформить тебя ополченцем и взять под мое командование…

Жох расхохотался. Сотрясаясь, он бил себя ладонями по коленям. Пока вор переживал то ли приступ веселья, то ли истерии, капитан вытащил из кармана пачку дешевых папирос «Пушка», к которым привык, достал бензиновую зажигалку.

– Это ты называешь идеей? – Жох успокоился, смог говорить. – Не, лучше б ты мне предложил в легавые. Но чтоб я записался в пушечное мясо!

Высказавшись, вор направился к непочатой бутылке, оставленной им у стены.

– А ты можешь меня прежде дослушать? – капитан закурил, выпустил первую дымовую струю. Гость как раз наклонился на фоне светло-коричневых обоев с орнаментом из виноградной лозы и советской символики, взял от плинтуса завернутую в газету водку.

– Если тебя не убьют на войне, ты окажешься вместе со всеми на территории Финляндии. И сможешь там остаться. Насколько мне известно, в планы входит освободить Финляндию целиком. Усекаешь, Жох?

Жох разворачивал газету, освобождая от нее водочную емкость. Это занятие и прервал, уставившись на капитана.

– Какие у чухонцев города?

Шепелев не стал сдерживать улыбку – вор ухватил его идею за показанный хвост.

– Городов хватает. Столица – Хельсинки. Она далеко, можем не дойти. А вот до Выборга, что финны называют Виипури, должны.

– Выборг? Знаю. И не так чтоб далеко, как тот Ташкент, но и не шибко доберешься. Хорошее место. Думаю, подойдет.

Вор присел на подлокотник качалки, уткнул бутылочное дно в колено. Сорванная с «Пшеничной» газета была положена на столик, но ее ком скатился на пол. Глаза Лени-Жоха сузились, но в оставленных щелках можно было разглядеть разгоравшийся огонь. Рука нетерпеливо постукивала бутылкой по колену.

– А ведь верно, капитан! Ни одна падла туда не сунется. Мой город будет. Местное ворье приберу враз, если оно у них имеется и останется. (Жох надавил языком на нижнюю губу – это у него означало азарт и не предвещало финскому ворью хорошей жизни.) Наши понаедут – или под меня пойдут, или заворачивай оглобли. Можешь не сомневаться, капитан, – когда устаканится, наши выждут чуть и обязательно полезут. И вот тут им обрез выйдет, место занято. А старые предъявы в чужой стране не покатят. Я кровью ее заполучил. Придется им, падлам, договариваться, выдавать мне от советского сходняка прощение.

Было заметно – вора захватила идея стать «законником», воровским «держателем» в одном из финских городов, до которых, правда, еще только предстояло дойти. Жох содрал пробку.

– За победу?

– Потом. Тебе сейчас желательно не надираться. – Капитан встал, подошел к окну, раздвинул занавески. Вечереющий город, который завтра придется оставить надолго или навсегда, был засыпан снегом и обласкан холодом. Зима в этом году выдалась свирепая. Снегу навалило сразу много, и пусть впоследствии ветры не нагоняли сильных снегопадов, но выпавший снег не таял и поводов надеяться на оттепель погода не давала. С середины декабря вдарили морозы и не то что после не ослабевали, а только усиливались и усиливались. Сейчас в начале января столбик термометра болтался около минус сорока, колеблясь на два-три градуса, в основном, впадая в еще больший минус.

– Раз ты согласен, Леонид, то двигай – и прямо сейчас – на улицу Воинова. Там располагается войсковая часть НКВД и при ней устроен сборный пункт, где формируются роты добровольцев. Я туда позвоню, попрошу, чтобы не тянули, чтоб к завтрашнему утру из тебя сделали ополченца на полном довольствии. Ночевать останешься там, в шесть утра я за тобой заеду. Да, кстати. Все забываю спросить. А паспорт у тебя есть?

– А как же, капитан! – Жох полез во внутренний карман. – Кличат меня, если не путаю, Запрудовский Иннокентий Викторыч… Ща проверим…