Капкан для Джонни

В Пелотту мы прибыли в девять тридцать вечера, проведя в дороге около четырех часов. Пелотта — небольшой городок на побережье Флориды, похожий своими магазинами, лавками сувениров и кабачками на многие другие города.

Проезжая по главной улице, водитель грузовика Сэм Вильямс называл мне все заслуживающие внимания местные достопримечательности.

— Вот отель «Океан», — сказал он, ткнув пальцем в сторону импозантного здания на улице, ведущей к морю.

Гостиница сверкала неоновыми огнями и хромированным металлом. У входа высился большой зеленый зонт.

— Собственность Петелли, — уточнил Сэм. — Все здания до последнего кирпича. И город тоже весь его. Или почти весь. И стадион там, наверху.

На вершине холма стояло круглое бетонное здание. Крыша была возведена только над трибунами, расположенными амфитеатром; сверху на стальных пилонах крепились гроздья мощных прожекторов.

— Наверное, этот Петелли загребает бешеные деньги, — предположил Сэм. Он вытер тыльной стороной кисти распаренное лицо и, сплюнув в окно, пояснил: — Каждую субботу Петелли организует тут матч по боксу.

Машина свернула в узкую улочку, застроенную деревянными домами. В конце улочки виднелся пляж.

— Кабачок Тома Роше в конце улицы, — около самого моря, — сказал Сэм, притормаживая. — Я здорово опаздываю, дружище, выбился из расписания. А то бы, конечно, проводил. Но ты скажи ему, что от меня. Том подберет попутку до Майами. Если он не поможет, обратись к его жене Алис.

Грузовик остановился на площади. Я открыл дверцу и спрыгнул.

— Спасибо, Сэм! Надеюсь, еще увидимся!

Кабачок Тома Роше представлял собой деревянное двухэтажное здание. Входная дверь была распахнута настежь, гремела музыка. Я поднялся по деревянной лесенке и остановился на пороге, осмотрелся. Взору открылся довольно просторный зал, заставленный десятком столиков, стойка с тремя испускающими пар кофеварками.

За одним столиком сидело двое мужчин в майках и грязных полотняных брюках. За другим, рядом с проигрывателем, расположился какой-то тип, крепко сбитый, рослый, в костюме из белой саржи и при галстуке в красную полоску. Напротив него, отупело уставясь взглядом в стену, сгорбился небольшого роста толстячок в коричневой тройке с панамой на голове. Облокотившись о стойку, восседал на табурете шофер рейсового автобуса в фирменной куртке и кожаных брюках. Казалось, он дремал. Щуплая, бледная женщина разливала за стойкой кофе; конечно, Алис Роше, подумал я. На другом конце стойки Том Роше засыпал в кофеварку зерна. Это был невысокого роста, загорелый, худой человек.

Некоторое время я продолжал стоять на пороге, разглядывая присутствующих. На меня никто не обращал внимания. Тут Алис направилась к столику, за которым сидели рослый тип и толстяк. Когда она ставила поднос с чашками на столик, верзила ухватил Алис выше колена. Женщина вздрогнула, чуть было не выронила чашку и сделала попытку высвободить ногу, но толстые пальцы вцепились прочно. Я думал, что Алис даст ему по физиономии или же закричит, но она не сделала ни того, ни другого. Она только повернула голову в сторону мужа. Однако Том Роше, занятый своим делом, ничего не замечал. По выражению лица Алис я понял, что она боится, как бы не сложилась ситуация, которая заставила бы Тома ввязаться в драку: силы были явно неравны.

Алис наклонилась, попыталась разжать пальцы нахала, но это ей оказалось не под силу.

Толстяк в коричневой тройке слегка стукнул верзилу по руке и что-то прошептал ему с умоляющим видом, показывая взглядом на Тома, который, отступив в сторону, наблюдал, как работает его кофеварка.

Левой, свободной рукой верзила пихнул толстяка в грудь, а правая полезла выше, забираясь под юбку. Женщина в отчаянии стукнула хама кулаком по носу. Тот громко выругался. Том обернулся, его лицо побледнело. Прихрамывая, он в несколько прыжков выскочил из-под стойки. На правой ноге Том носил ортопедический ботинок, и каждый шаг он делал, словно проваливаясь в яму.

Верзила отпустил женщину и толкнул ее так, что та пролетела чуть ли не через весь зал и упала в объятия шофера, который слез с табурета и, разинув рот, с интересом наблюдал за событиями, явно не собираясь вмешиваться.

Роше подошел к столику, но верзила даже не счел нужным встать. Он нагло ржал. Том попытался стукнуть его кулаком по голове. Но верзила без труда увернулся, а Роше, потеряв равновесие, стал падать лицом вниз. Верзила подбросил его вверх ударом кулака. Роше пролетел через весь зал, стукнулся головой о стойку, сполз на пол и остался сидеть, ловя ртом воздух.

Громила поднялся.

— Пойдем отсюда, — сказал он толстяку в коричневой тройке. — Мне эта забегаловка осточертела.

Потом он подошел к Роше, который безуспешно пытался встать на ноги.

— А ну-ка попробуй замахнись еще, слизняк, я из тебя котлету сделаю!

С этими словами негодяй с размаху двинул Роше ногой в бок.

Я бросился в зал, подскочил к верзиле и, развернув его, прямым правой саданул в рожу. Удар произвел должный эффект. Взгляд гориллы затуманился.

— Если у тебя руки чешутся, — сказал я, — то валяй, не стесняйся, я к твоим услугам!

Ответом был примитивный свинг. Удар, рассчитанный на человека, который ничего не смыслит в боксе. Однако я увернулся и обслужил подонка по высшему разряду: сильнейший удар правой снизу в челюсть — мой коронный прием. Верзила рухнул, словно сраженный наповал. Ждать, когда он очухается и придет в себя, не имело смысла: когда так валятся с ног, это надолго. Обратившись к толстяку, я сказал:

— Убери прочь отсюда это дерьмо.

Толстяк изумленно взирал на своего спутника, распростертого на полу. Затем он опустился на колени и принялся ощупывать его, а я помог Роше встать на ноги. Он еще задыхался, но держался твердо и кипел желанием продолжить бой. Даже сделал несколько шагов по направлению к обидчику.

— Он свое получил! — удержал я его. — Не стоит руки марать об этого негодяя. Успокойтесь!

Подошла жена, обняла мужа. Я оставил их вдвоем и присоединился к посетителям. Они разглядывали великана, лежащего у их ног. Толстяк, пыхтя, безуспешно пытался его приподнять.

— Челюсть полетела! — сказал шофер, восхищенно присвистнув. — Первый раз в жизни вижу такой удар!

— Уберите его отсюда, — повторил я. — Ну-ка, парни, выкиньте его вон!

Толстяк приподнял голову. Глаза его блестели, словно две дождевые капли. Казалось, он вот-вот разразится слезами.

— Вы сломали челюсть моему парню, — сказал он. — А у него в субботу матч по боксу!

— Шею ему надо было сломать! — ответил я.

Верзила открыл глаза, застонал и сел. Нижняя челюсть его свисала на сторону, на щеке виднелся большой кровоподтек. Парни в майках помогли ему встать на ноги и под руки повели к двери. Он пошел с ними, еле волоча ноги. Толстяк следовал сзади, замыкая шествие. Вид у него был, словно он присутствовал на похоронах собственной матери. Водитель автобуса повернулся и стал разглядывать меня.

— Ну и дела, лучше некуда! — воскликнул он. — Известно ли вам, кто этот тип, которого вы уложили? Это же Джо Макреди, местный чемпион. В субботу у него встреча с Кидом из Майами, уже уйма ставок сделана — целая куча денег! Хотите совет, старина? Немедля смывайтесь из города! Когда Петелли узнает, как вы отделали Макреди, он с ума сойдет! Кроме шуток! Петелли опасней гремучей змеи!

Отодвинув стул, я порылся в карманах, пытаясь найти сигареты. Роше жестом остановил меня. В этот вечер — все за счет фирмы. Был предложен такой ужин, какого я не едал уже многие годы. Пока шло насыщение, Роше и Алис присели со мной за компанию. Они мне очень понравились. Ужин был еще в полном разгаре, а мы уже звали друг друга по имени.

Настала моя очередь исповедоваться.

— Прибыл я из Питтсбурга. Мой старик владел там кафе рядом со сталелитейным заводом Карнеги. Вы, конечно, думаете, что кафе, расположенное около одного из крупнейших в мире заводов, может приносить груды золота? Увы, ничего подобного! Не спрашивайте только почему! Лично я так ничего и не понял. Когда отец скончался, у нас не оказалось ни гроша! В общем, я все продал, чтобы расплатиться с долгами, и очутился на улице. И тут мне пришла в голову мысль отправиться во Флориду, посмотреть, что там и как. И ей-богу, не жалею об этом!

Роше почесал затылок и искоса взглянул на меня.

— Ну и что хорошего во Флориде?

— А ты никогда не был в Питтсбурге? Копоть, грязь, грохот и вдобавок смог — вот что такое Питтсбург! Флорида по сравнению с ним — рай земной!

— Может, ты и прав, а я всю жизнь тут живу, и меня, бывает, тошнит от здешнего солнца!

— Старик, ты просто счастья своего не понимаешь! Я сюда добирался на грузовиках три недели — то были самые прекрасные дни моей жизни! Флорида — сказочная страна!

Я наклонился к Роше поближе.

— Кстати, последний перегон сюда меня вез Вильямс. Он сказал, что ты можешь помочь найти попутку до Майами.

— Труда не составит! В Майами сейчас регулярные рейсы делает Джо Бейт. Он у меня почту оставляет. Завтра должен за ней заехать, договорюсь с ним. Значит, хочешь в Майами?

— Спрашиваешь!

— Ты знаешь, это был великолепный удар, — неожиданно сменил тему Роше, — давно я такого не видел! Занимаешься боксом? Пари держу, что да. Видел, как ты увернулся, а потом этот свинг…

— Когда-то занимался. Почему бросил? Ненавижу мухлеж!

Роше внимательно посмотрел на меня.

— С эдакой фигурой, да при твоей технике ты мог бы процветать. Кто у тебя был в партнерах?

— Как-то боксировал пару раундов с Джо Луисом. Ездили с ним в рекламное турне по военным базам. Он славный парень. Сказал, что у меня хорошая правая.

— Сам Джо Луис тебе это сказал?

Роше был потрясен.

— Еще когда я подменял Эйба Левски, мне удалось нокаутировать Джека Вайнера во втором раунде.

— Не может быть! — оторопело произнес Роше. — Джека Вайнера? Чемпиона Калифорнии?!

— Его самого. Он тогда еще не был чемпионом, но боксировал здорово. Мне просто повезло, он открыл челюсть, ну я его и приложил. Наверное, Джек был слишком уверен в себе.

— Мне кажется, ты талант свой не ценишь! Уж коли самого Вайнера побил…

— Шофер посоветовал мне долго не околачиваться в вашем городке. Петелли придет в ярость из-за истории с Макреди.

— Пусть Петелли тебя не волнует! Солли Брант ему доложит, как было дело. А потом Петелли ставит на Кида из Майами. Вот если бы ты Кида так уделал, пришлось бы рысью отсюда давать тягу. А на этого Макреди Петелли наплевать!

— Солли Брант — это который был вместе с Макреди?

— Он самый. У него с Макреди контракт подписан, я думаю, он теперь себе локти кусает. Сам-то Солли парень неплохой, а с Макреди взятки гладки.

Дело близилось к ночи. Роше стал настаивать, чтобы я остался переночевать. Предложение было принято с удовольствием.

Когда я улегся, пришел Роше. Он смотрел на меня, переминаясь с ноги на ногу. Вид у него был очень серьезный. Ему явно хотелось что-то сказать, но, видимо, он никак не мог решиться.

— Хочешь сделать важное заявление? — пошутил я.

— Ну да, конечно! Ты знаешь, мы тут с Алис говорили о тебе. Есть деловое предложение. Как бы ты отнесся к тому, чтобы поработать у нас? Дела идут неплохо, но могло бы быть и лучше. Предприятие можно расширить. Конечно, состояние тут не сколотишь, но если интересно, я мог бы продемонстрировать тебе всю бухгалтерию. Я ведь тебе не просто место предлагаю, а долю в прибыли, скажем, треть. Не так уж плохо, если трезво взглянуть. Что скажешь? Мы с Алис были бы рады, согласись ты остаться.

— Да ты просто спятил! — заявил я ему, приподнимаясь в постели. — Ты же обо мне ничего не знаешь! Решил выделить треть прибыли первому встречному только потому, что тот дал по физиономии какому-то негодяю?!

Том присел на кровать.

— Нам нужен компаньон, Джонни. Такой парень, как ты. Начнем с того, что делу тебя учить не надо, должен разбираться сам, к тому же можешь постоять за себя. Мне-то, по правде говоря, это трудно. Здесь немало хулиганов, с ними приходится нелегко. Кроме того, ты нам просто понравился. Сомневаться не приходится, свою долю прибыли оправдаешь с лихвой!

Том, разумеется, был прав. Но меня это мало прельщало. Как бы ему объяснить, чтобы не обидеть…

— Я очень тронут твоим предложением, Том, да только не могу его принять. Пойми меня правильно и не обижайся, Откровенно говоря, мне надоело прозябать. Я всегда мечтал иметь много денег. Когда я был пацаном, отец держал меня в черном теле, трясся за каждый грош. Ни цента не давал! Да и вообще, тратился только на еду. На одежду, кино, жевательную резинку и прочее я сам должен был себе зарабатывать. Когда другие дети развлекались, я сразу же после школы принимался за дело: продавал газеты, мыл стекла. На игры времени не оставалось. Отец полагал, что тем самым научит меня ценить деньги, но он ошибался. Все это лишь пробудило у меня желание когда-нибудь заполучить кучу долларов. А потом, может быть, сразу все их истратить. У меня это просто навязчивая идея… Сейчас все, что имею, так это рубашка на теле. Вот я и решил отправиться в Майами. Там, говорят, денег куры не клюют, авось и мне перепадет! Сердцем чую, настоящая жизнь начнется только в Майами!

Роше выслушал не моргнув глазом. Потом спросил:

— А почему Майами, Джонни? Почему не Нью-Йорк или какой другой большой город?

— Понимаешь, я как-то познакомился с одним парнем, который бывал в Майами. Так вот, он мне рассказывал, что это особый город, там на один квадратный метр приходится больше миллионеров, чем где-либо в мире. Они проводят там каникулы и швыряют деньгами направо и налево. Конечно, все это звучит глупо, но попробуй понять меня. Я не собираюсь впутываться в сомнительные дела или рисковать попусту. Хочу подзаработать деньжат законным путем. Знаешь, что сказал мне этот парень? В Майами полно возможностей без всякого риска грести деньгу лопатой. Ну, скажем, сняться телохранителем к какой-нибудь шишке за двести долларов в неделю. Тот парень мне рассказывал: он знал одного мужчину, который спас жизнь какой-то кинозвезде, так она ему подарила тысячу долларов и обеспечила работой в Голливуде! А парень, что мне все это рассказал, сам работал простым шофером. Его босс оставил ему по завещанию пять косых, а он и работал-то у него всего три года! А разве со мной такого не может случиться? Денег там полно! Все дело в том, чтобы оказаться рядом, когда их швыряют в окно!

Роше задумчиво смотрел на меня, растирая рукой коленку. Потом незлобиво промолвил:

— А твой приятель не рассказывал тебе о гангстерах, об игроках, жуликах, шлюхах и сутенерах? Они, словно стаи волков, только и ждут, как бы оттяпать у твоих миллионеров кусок пожирней. А о полицейских он тебе не говорил, что травят вслкого, кто плохо одет, норовят его вышвырнуть вон из города? Я хорошо знаю Майами, Джонни. Когда у меня нога еще не была сломана, водил грузовики по маршруту Пелотта — Майами. Конечно, здесь хороший уголок для миллионеров, но для того, у кого ни гроша в кармане, хуже джунглей с дикими зверями. Выкинь ты Майами из головы! Все это пустые мечты. Оставайся у нас, будешь зарабатывать себе на жизнь честно и без всяких там осложнений. Подумай, Джонни. У тебя есть только один способ грести деньги лопатой — заниматься боксом. Трудно, конечно, сказать, сколько ты стоишь, но если судить по силе удара твоей правой…

— Оставь! О боксе не может быть и речи. У меня нет никакого желания кончить свои дни полуслепым и — мозги всмятку! Я все же отправлюсь в Майами. Так что извини, Том, но уж чему быть, тому не миновать! И не думай, пожалуйста, будто я не ценю твоего предложения.

Я уже заканчивал завтракать, когда в дверях комнаты появился Брант, панама его была сдвинута на затылок. Под глазами обозначились темные круги, словно он с полмесяца не смыкал глаз. Не давая ему раскрыть рта, я сказал:

— Очень сожалею, что ваш козлик не в состоянии драться. Но он получил, что заслужил. Вы зря пришли, я тут ни при чем!

Брант уселся на стул.

— Бросьте, у меня к вам никаких претензий. Он сам виноват, бог разумом обидел, тут уж ничего не поделаешь. Этот подонок меня в гроб вгонит раньше времени. С ним одни неприятности!

Брант провел рукой по лицу и тяжело вздохнул. Затем наклонился ко мне и шепотом спросил:

— Кто вас научил так драться?

— Когда-то немного баловался боксом. Если бы знал, что у него стеклянная челюсть, ударил бы в другое место.

— У него не стеклянная челюсть. Ему по ней бьют не один год, до вчерашнего дня он этого даже не замечал. Мне в первый раз довелось видеть такой удар. Слона можно бы убить… Об этом парне не стоит ломать голову. Будь у меня кого выставить вместо него в субботу, радовался бы, что от него избавился. Но у меня никого нет, а это за последние годы мой первый серьезный бой, я ведь менеджер. Моя доля семь с половиной процентов, это немало.

Он скатал шарик из хлебного мякиша.

— С кем вам доводилось драться? — спросил он, помолчав.

— О нет, только не это! — возразил я. — Со мной у вас ничего не выйдет.

Брант внимательно изучал меня своими маленькими глазками.

— С таким телосложением и таким ударом вы созданы для бокса. Давно не выходите на ринг?

— Очень давно. Я же говорю, это меня не интересует. Если вам больше нечего сказать, то давайте расстанемся друзьями.

— Ладно, ладно, не лезьте в бутылку. Роше сказал, вы нокаутировали Вайнера во втором раунде…

— Ну и что? Вам-то что до этого?

Брант поерзал на стуле.

— Я слышал, вы собираетесь в Майами? Выслушайте меня внимательно. Стоит взглянуть на вас, сразу видно, что за тип. Сами подумайте, Фаррар, неужели вы всерьез рассчитываете появиться в Майами в этих обносках? Да вам там и шагу не ступить, заметет первый же полицейский! Кто в Майами плохо одет, считай — труп!

— Меня будут хоронить, не вас!

Он снял свою панаму и стал разглядывать се изнутри, словно что-то там потерял.

— Я же не ради удовольствия с вами тут беседую. А что бы вы сказали, доведись вам появиться в Майами в собственной машине, в шикарном летнем костюме и с приличным багажом? Машина, конечно, не новая, этого я не обещаю, но на ходу. И для начала у вас может оказаться долларов пятьсот в кармане, а?

Я знал, что он хочет меня прельстить, но тем не менее слушал в оба уха.

— Продолжайте, — сказал я. — За послушать денег не берут.

— Я же не басни рассказываю, — улыбнулся Брант, демонстрируя ряд золотых коронок. — Все это вы будете иметь, если согласитесь заменить Макреди.

Я колебался. Через пару часов Джо Бейт отправится в Майами. Представлялся выбор: ехать вместе с ним и выглядеть как бродяга или задержаться на четыре дня и отправиться в собственной автомашине с деньгой в кармане. Но сначала предстояло провести бой с тяжеловесом, о котором мне ничего не было известно. И кроме того, я давно не тренировался. Возможно, в результате мне тоже разнесут челюсть в щепки.

— Как он в бою, этот парень?

— Дерется неплохо, — ответил Брант, вставая. — Только о нем не беспокойтесь. Вам нет нужды добиваться победы. Надо только продержаться раунд — другой на потеху публики. Все ставят только на него. А если придется туго, прикиньтесь нокаутированным.

— Никогда этого не делал и делать не собираюсь!

— Да я просто так сказал! — спокойно ответил Брант. — Давайте-ка прогуляемся в спортзал, окончательный разговор будет, когда поглядим, что вы умеете делать.

Спортзал находился неподалеку, в маленькой вонючей улочке. Выглядел он довольно непрезентабельно: унылое помещение с двумя рингами для тренировок, на полу грязные половики, ряд шкафов-раздевалок да несколько душевых кабинок.

— С минуты на минуту должен подойти Уоллер, партнер Джо по тренировкам, — сказал Брант. — Можешь лупить его сколько хочешь. Но если окажешься слабаком, он тебя разделает под орех. Проведем раунда три, покажи, на что способен.

Появился Уоллер, негр с печальными глазами. Фигурой он походил на громадную обезьяну, и хотя был значительно выше меня, взирал с опаской.

— Послушай, Генри, — объявил Брант, — побоксируй-ка с этим парнем несколько раундов. Хочу посмотреть, чего он стоит. Не жалей кулаков, отделай его как следует!

Негр что-то проворчал, кивнул головой в знак согласия.

— Ты тоже, Фаррар, — продолжал Брант, — дерись без дураков! А ну-ка, парни, покажите, какие вы бойцы!

Он ударил в гонг.

Уоллер двинулся вперед, втянул голову в мощные плечи. Мы сделали круг по рингу, следя друг за другом. Я провел пару быстрых ударов прямой правой и увернулся от опасного свинга. Потом удалось сделать удачный удар левой. Но пока что я работал вполсилы. Хотелось проверить сначала, какой темп смогу себе позволить. Время от времени Уоллеру сдавались довольно болезненные удары по корпусу. Он безостановочно атаковал, успевая при этом парировать мои удары. Потом внезапно остановился и нанес сильный боковой правой. Я отклонился в сторону, несколько смягчил удар, и все же он оказался настолько мощным, что потряс меня. Уоллер бросился вперед, но тут я его встретил левой, то был первый серьезный ответ. Негра отбросило назад, словно он налетел на каменную стену.

Теперь он стал осторожней, моя левая его явно обеспокоила. Удалось еще дважды пробить защиту негра, но он сумел снизу ударить по корпусу, я застонал от боли. Дыхание начинало сдавать.

Уоллер заметил, что я выдыхаюсь, и осмелел. Его атаки мне в основном удавалось парировать, но некоторые удары все же достигали цели, чувствовал я себя неважно. К счастью, прозвучал гонг, и я повалился па табурет, радуясь, что могу отдышаться. Брант вытер мне кровь под носом. Вид у него был задумчивый.

— Ты, видимо, давно не боксировал, — сказал он. — Реакция не та. Постарайся следующий раунд не напрягаться. И держи дистанцию.

Я промолчал. У меня был свой план. В этом раунде следовало кончать, иначе сдохну.

Уоллер же даже не присел отдохнуть. С мрачным видом он стоял, опершись о канаты ринга.

— Готовы? — спросил Брант, берясь за веревку гонга.

— Да, — ответил я. И медленно поднялся.

Уоллер устремился вперед, рассчитывая на нокаут. Я увернулся, перчатка скользнула по плечу, а я трижды врезал ему по корпусу. Негр захрипел и повис на мне. Я попытался его оттолкнуть, но напрасно. Он отчаянно цеплялся за меня, нисколько не обращая внимания на Бранта, который орал:

— Брэк! Брэк!

Уоллер запаниковал. Какое-то мгновение мы еще стояли в обнимку, потом мне удалось высвободиться и провести апперкот правой. Негр застонал, но ответил ударом на удар, потом последовало еще несколько тычков с обеих сторон. Мои удары шли хорошо, точно. Удачный крюк левой. Уоллер ослабил защиту, еще апперкот правой, потом снова левой в челюсть, и он повалился. Я отправился в угол ринга, вытирая кровь, которая шла из носа. Лежа на полу, Уоллер сопел, как тюлень. Можно было быть спокойным — ему не скоро удастся встать на ноги.

Брант подлез под канаты с улыбкой от уха до уха. Пришлось помочь ему оттащить Уоллера в угол и усадить на табурет. Мы старались привести негра в чувство, но тут раздался голос:

— А он мне нравится, этот парень! Где ты его выкопал, Брант?

Брант вздрогнул, словно от прикосновения раскаленного железа. У ринга стояло трое мужчин. Говоривший был небольшого роста, в костюме, на голове мягкая светлая шляпа. На оливковой коже маленькие усики, будто нарисованные фломастером. Его спутники выглядели словно гангстеры из детективного кинофильма. Крепкие орешки. Чувствовалось, они больше привыкли орудовать ножом и пистолетом, нежели кулаками.

— Добрый день, мистер Петелли, — испуганно сказал Брант. — Я не заметил, как вы вошли!

Петелли оглядел меня с головы до ног. Казалось, от его внимательного взора не ускользнула ни одна родинка.

— Где ты его выкопал?

— Это тот парень, что сломал челюсть Макреди, — ответил Брант. Он нервно достал из кармана носовой платок и отер лицо.

— Мне об этом доложили. Ты что, намереваешься выставить его против Кида?

— Как раз собирался вам это предложить, мистер Петелли. Но сначала хотел посмотреть, как он боксирует.

— Этот ниггер, кажется, своим видом достаточно ясно показывает, кто тут и как боксирует, — сказал Петелли, улыбаясь безгубым ртом.

— Тренирован он плохо, мистер Петелли… — начал было Брант. Но Петелли оборвал его:

— Зайди ко мне через час в контору. Поговорим подробней!

— Тебя как зовут? — спросил меня Великий Вождь.

— Фаррар, — сухо ответил я и полез под канаты.

— Ты вроде парень что надо, — сказал Петелли. — Хочу, чтобы ты провел несколько матчей. Контракт с Брантом подписывал?

— Ни с кем ничего не подписывал, — был мой ответ. — И подписывать не собираюсь. Вы меня видите в первый и последний раз.

— Хорошо, зайди вместе с Брантом прямо сейчас. Поговорим обо всем. Могу тебе гарантировать один матч каждый месяц.

— Меня это не интересует, — сказал я и отправился в раздевалку под гробовое молчание.

В Роше я вернулся, когда Джо Бейт отчаливал на своей пятнадцатитонке в Майами. Войдя в кафе, я застал Роше у кофеварки.

— Ну как, передумал? — спросил он. — Джо тебя ждал. Петелли дает на лапу даже губернатору штата. И вся полиция у него в кармане!

— Том, я тебе полностью доверяю! И конечно, постараюсь держаться от него подальше. Знаешь, мне надо бы потренироваться. Времени мало, но все-таки до субботы можно немного войти в форму!

— Останешься у нас, Джонни. И не спорь! Мы тебе будем только рады.

Я не стал спорить. Был счастлив остаться с ними.

Потом в кафе зашел Солли Брант. Он плюхнулся за столик в углу, словно пробежал двадцать километров. Я подошел к нему.

— Что ж, прекрасно! Все улажено. Мне с трудом удаюсь убедить Петелли, что это будет твой последний матч. Кажется, Фаррар, ты маху даешь: с Петелли можно заработать кучу денег!

— Меня это не интересует.

— Как раз так я ему и сказал… Но у тебя еще есть время подумать.

— Уже подумал.

— Ты с Петелли будь поосторожней! — предупредил Роше. — Репутация у него неважная.

— Он ставит на Кида, поэтому надо, чтобы Кид выиграл бой, — вмешался Брант.

— Прекрасно! Если он сильный боец, то, конечно, выиграет.

— Надо, чтобы Кид обязательно выиграл, — произнес Брант сдавленным голосом. — Это приказ!

Я посмотрел на него оторопело.

— Значит, ты договорился, что я поддамся? Так тебя надо понимать?

— Да, так. Петелли сделает тебе бешеную рекламу, ставки повысятся, а он все свои деньги вложит в Кида. Ты должен лечь в третьем раунде.

— Тебе же было сказано: я никогда не плутовал и не собираюсь этого делать!

Брант отер лицо платком сомнительной чистоты.

— Послушай, Фаррар, ты получишь машину и пятьсот долларов…

— Если Кид не сумеет меня победить, я его побью! Мне наплевать на ваши плутни!

— У тебя нет иного выхода, — устало сказал Брант. — Раз Петелли так решил, это серьезно!

— А если, допустим, я не стану исполнять его приказы, что тогда?

— С тобой не шутят! Петелли сволочь. Два года назад он потерял из-за одного парня довольно крупную сумму — тот отказался делать, что было сказано. Они его поймали, да так изуродовали руки, что он никогда больше не сможет заниматься боксом. Они били его по пальцам железной палкой… Вот что тебя ожидает, если не сделаешь так, как требуется.

— Тебе не удастся меня запугать, — ответил я. Мною овладело бешенство. — Или бой будет по всем правилам, или я отказываюсь!

— Не будь идиотом, Фаррар! — умолял Брант. — Если Петелли хочет, чтобы ты лег, ложись! С ним шутки плохи. За тебя никто не вступится. Петелли здесь финансирует и демократов и республиканцев. Ставит на всех лошадей сразу и никогда не проигрывает!

— Меня это не касается! — Я встал. — Тут мой последний бой, я в ваших махинациях не участник. Можешь сказать это Петелли от моего имени!

— Сам ему скажи, — поспешно возразил Брант. — С этого момента ты сам за себя, я пас!

— Ничего подобного! Ты все сварганил, сам и выпутывайся! А я отправляюсь в спортзал поразмяться!

Когда я вышел из кафе, он, видимо, бросился к Петелли, потому что, едва лишь я начал разогреваться, помаленьку боксируя с Уоллером, появились шестерки Петелли.

Потом я узнал: их звали Пепи и Бенно. Пепи был худощав и, подобно своему боссу, носил усы стрелкой, а Бенно был крепыш с иссиня-выбритым подбородком и грубыми чертами лица.

Вошли они непринужденно, словно к себе домой. Уоллер тут же замер. Что ж, надо отметить, в этих парнях было нечто такое, завораживающее.

— Собирайся, ты! — сказал Пепи, указывая на меня пальцем. — Одевайся. Тебя хочет видеть босс!

— Я занят. Если ему надо меня видеть, пусть придет сюда сам.

Уоллер икнул. Он смотрел на меня таким взглядом, словно вдруг увидел перед собой сумасшедшего.

— Не болтай, — проворчал Пепи. — Одевайся и идем!

— Пошли вон отсюда! — сказал я. — Или я вышвырну вас!

— Только попробуй! — ответил Бенно, и в его руке появился пистолет. — Ты слышал, что было сказано? Одевайся, не то всажу пулю в брюхо!

Пристальный взгляд его блестящих глаз свидетельствовал, что он не шутит.

Уоллер прошептал, почти не разжимая губ:

— Не будь идиотом! Ступай с ними. Я их знаю.

Пепи усмехнулся.

— Еще бы не знать! Только в этом году Бенно оказался замешан в историю с тремя убийствами, случайными, конечно! А может произойти и четвертое.

Пока я переодевался, они не спускали с меня глаз, потом мы вышли на улицу, где стоял массивный «кадиллак». Бенно все время держал пистолет в руке. Около «кадиллака» на тротуаре прохаживался полицейский. Он взглянул в нашу сторону, увидел пистолет и быстро удалился. Этот факт больше, чем что-либо, дал мне понять, в какое осиное гнездо я угодил. Не рыпаясь, залез в автомобиль, сел рядом с Пепи. Меньше чем через минуту мы прибыли в отель «Океан».

Миновав длинный коридор, мы остановились перед дверью из красного дерева с надписью: «Вход воспрещен». Пепи постучал и вошел. Комната была небольшой и напоминала обычный офис. Какая-то блондинка стучала на машинке, жуя резинку. Она подняла голову, безразлично взглянула на меня, нисколько не удивилась, увидев в руке Бенно пистолет, и только кивнула на дверь за своей спиной.

— Входите, — сказала она Пепи. — Босс ждет.

Пепи поскребся в дверь, открыл ее и пропустил меня.

— Входи и веди себя прилично!

Я оказался в огромном кабинете. Подобное увидишь разве что в кино: на полу лежал огромный ковер, такой пушистый, что, казалось, его можно подстригать косилкой, как газон. В кабинете было с пару дюжин глубоких кресел, два дивана, несколько торшеров и журнальных столиков. На стенах висели зеркала в золоченых рамах, отражая мой облик и словно напоминая, насколько плохо я был одет.

За письменным столом, который вполне подошел бы для игры в пинг-понг, сидел Петелли. Он курил сигару, на голове у него была шляпа. Он подождал, пока я подойду к нему поближе, а затем остановил меня, ткнув вперед сигарой.

— Здесь говорю только я. Твое дело слушать, — сказал он сухо и холодно. — Ты хороший боксер, Фаррар, я сумел бы заставить тебя работать, но Брант сказал, будто ты больше не желаешь боксировать. Это правда?

— Да, — ответил я.

— Кид тоже неплох, только боюсь, ему до тебя далеко. По раз ты не хочешь иметь со мной дело, придется довольствоваться им. Это его первый бой в Пелотте. Произведет дурное впечатление, если его побьют, следовательно, ему надо победить. В это дело я вложил десять косых, и у меня нет желания их потерять. Я сказал Бранту, что дашь себя уложить в третьем раунде. Брант уверяет, что тебе такой расклад не нравится. Но меня это не касается. Я тебе предоставил шанс поработать со мной, ты от него отказался.

Петелли сделал паузу и стряхнул пепел на ковер.

— Дело в том, что здесь приказываю я, понимаешь? И надо делать так, как говорю. У меня достаточно парней, чтобы заняться теми, кто не выполняет моих приказаний. С этого момента ты под колпаком. Не пытайся бежать. В субботу вечером будешь выступать против Кида и постараешься вести бой так, чтобы со стороны никто ничего эдакого не заметил. В третьем раунде Кид тебе врежет, ты свалишься и будешь лежать, не вставая. Вздумаешь меня обмануть, это станет последней твоей проделкой в жизни! И не рассчитывай на помощь полиции! Она сделает все, что я захочу, эта полиция! Тебя предупредили: дашь себя уложить в третьем раунде или получишь пулю в затылок. А теперь пошел вон!

Он не блефовал. Я знал, что, если не подчинюсь, меня прихлопнут, словно муху. Я вышел и тихо закрыл за собой дверь. Блондинка по-прежнему стучала на пишущей машинке. Пепи и Бенно в комнате не было.

— Он очень мил, не правда ли? Удивительно, что у него нет друзей, — произнесла блондинка, не переставая печатать и не отрывая глаз от работы.

Я подумывал, не смыться ли потихоньку из Пелотты, чтобы добраться до Майами своими силами, но быстро понял: не стоило даже и пытаться. Пепи и Бенно прилипли ко мне как приклеенные.

Петелли был мастером паблисити, сомневаться но приходилось. Он подключил к делу все местные газетенки и мобилизовал бригаду горлопанов, которые, совершая обход кабачков, превозносили мои достоинства. Интенсивная шумиха быстро сказалась на любителях держать пари, и ко дню матча я уже котировался как фаворит: ставки шли четыре к одному.

Поставив десять тысяч долларов на Кида, Петелли был уверен, что сорвет солидный куш. Ни он, ни его подручные не сказали мне больше ни слова. Видимо, они считали, что вполне достаточно той беседы, которую провел босс в своем кабинете. Впрочем, так оно и было. Или ложусь в третьем раунде, или меня прикончат. И я решил, что лягу. Организация такого масштаба слишком сильна и опасна, чтобы с ней шутить.

— Половина восьмого, Джонни, пора вставать! У тебя все в порядке? — спросил Роше, просовывая голову в полуоткрытую дверь.

— Все в норме.

— Сам тебя отвезу. Только немного приведу себя в порядок.

Я побрызгал холодной водой лицо, причесался и надел костюм, который принес Брант. Он был в самый раз, но это не доставило мне никакого удовольствия.

Раздался стук в дверь, вошла Алис.

— Джонни, ты выглядишь великолепно!

— Надо полагать.

— Том уже отправился в гараж. Удачи, Джонни!

— Спасибо. Рад, что не едешь с нами.

— Том хотел меня взять с тобой, да только не люблю я бокс. Но буду думать о тебе!

— Хорошо. Тогда прощай и спасибо за все.

— А ты вернешься назад?

Много бы я дал, чтобы ответить на этот вопрос!

— Разумеется. Но все равно спасибо!

— Положи это в карман. Мой амулет. Он тебе принесет счастье.

Я взглянул на серебряную медаль, которую она сунула мне в руку. На медали была изображена голова какого-то святого. Я положил медаль в карман и тут же забыл о ней.

Спускаясь по ступенькам крыльца, заметил, что появился «кадиллак» Петелли. За рулем сидел Бенно, на заднем сиденье — Брант.

— Решили подвезти тебя, — сказал Брант, высунувшись из окна. — Ну как ты, в форме?

— Все в порядке! Меня Роше отвезет.

— Сами доставим, — проворчал Бенно.

Роше еще не подъехал. Не было причин по пустякам затевать перебранку.

Когда мы приближались к сверкающему огнями стадиону, Пепи, не оборачиваясь, произнес:

— Запомни, Фаррар, в третьем раунде, иначе тебе крышка!

— Не напрягайся, — ответил я. — Все понятно.

— Деньги твои будут у меня, пока все не кончится. Машина для тебя уже стоит за стадионом. Бензином заправлена доверху, можешь отправляться в Майами.

Бенно поставил «кадиллак» на стоянку. Мы вышли из машины и прошли через боковой вход.

Перед уборной нас встретила толпа журналистов и болельщиков. Оставив в коридоре Пепи объясняться с ними, я с трудом закрыл за собой дверь.

Уоллер уже ждал меня.

— Вы намерены выиграть? — спросил он, когда я улегся на массажный стол.

— Откуда мне знать? Разве можно заранее предугадать исход поединка?

Он долго молча разминал меня, потом сказал:

— Мистер Петелли давно уже занимается бизнесом в боксе. Мне кажется, он совсем все изгадил в этом деле. И что, опять липовый матч?

— Ты сам прекрасно знаешь. Мне кажется, все в этом грязном городишке уже в курсе. Нельзя не учуять, что пахнет жареным, коли Петелли ставит десять кусков на Кида. Мне велено лечь в третьем раунде.

Уоллер что-то пробурчал. Мы избегали смотреть друг на друга.

— Только не надо сердиться на мистера Бранта, — сказал негр. — Он хороший парень. Да куда ему против Петелли? Если Петелли решил, чтобы вы легли в третьем раунде, что он может сделать, мистер Брант? Если скажет «нет», эти убийцы его прикончат. А у него жена, дети…

— Ладно, Генри. Может, ты и прав. Но все же я не хочу, чтобы он отирался возле меня. Ты что, сам не можешь быть секундантом?

— Коли вы решили лечь в третьем раунде, вам секундант не нужен, — печально ответил Уоллер.

— А если не лягу? Есть хоть один шанс выкрутиться в таком случае?

Уоллер беспокойно осмотрелся, словно боялся, что нас подслушивают.

— Это было бы просто безумием! — сказал он растерянно. — Выбросьте эту мысль из головы.

— Поразмыслить-то можно, за это денег не спрашивают. Это окно куда выходит?

— Но надо, оставьте! Нечего про то даже и говорить!

Я слез со стола и подошел к окну. Внизу метрах в десяти увидел стоянку автомашин. Высунулся наружу. Под окном вдоль стены шел узкий карниз, который заканчивался у водосточной трубы. Выбраться по карнизу и спуститься вниз труда бы не составило, но как удрать потом?

Уоллер оттащил меня от окна.

— Ложитесь-ка снова на стол. Перед матчем нельзя так скакать!

— Ты думаешь, эти итальяшки меня кокнут, а, Генри? Или на пушку берут?

— Конечно, кокнут, и речи быть не может. Два года назад они прикончили О’Брайнена, он надул Петелли. Изуродовали руки Бенни Масону, потому что тот лег, а Петелли велел ему держаться десять раундов. Сожгли кислотой лицо Тиге Фриману за то, что тот выиграл бой в седьмом раунде.

Я еще раздумывал над словами Уоллера, когда из-за двери раздался голос Бранта. Пора выходить на ринг.

Генри помог мне надеть красный с голубым халат, подарок Петелли. Роскошное одеяние, поверх которого большими белыми буквами было вышито: «Джонни Фаррар». Будь это раньше, я был бы счастлив и горд надеть на себя такой халат, но сегодня он лишь раздражал меня.

Когда под рев медных фанфар я спускался по проходу на арену, появился Кид. Его встретили громом аплодисментов, а стоило ему перелезть через канаты ринга, как зал взвыл от восторга.

Подошел Брант. Он весь вспотел, вид у него был крайне обеспокоенный.

— Пойдем, — сказал он. — Ты вперед, мы за тобой.

«Мы» — это Брант, Уоллер, Пепи и Бенно. Я стал спускаться к рингу. Зрители сопровождали мой путь бешеным криком. Я подумал с грустью, как они будут кричать, когда мне придется проделывать этот путь в обратную сторону.

Я перелез через канаты ринга и прошел в свой угол. Кид, одетый в желтый халат, вовсю паясничал в противоположном углу. Широко расставив ноги, он наносил воображаемые удары своим секундантам, которых это забавляло гораздо меньше, нежели зрителей в зале.

Я уселся на табурет, а Генри начал бинтовать мне руки. Толстый тренер Кида, нагнувшись надо мной, внимательно наблюдал за этой процедурой, дыша в лицо перегаром виски и сигарным дымом. Стараясь уклониться от неприятного запаха, я повернул голову и стал разглядывать зрителей, сидящих внизу под рингом. Тут-то я ее и заметил…

Мне довелось повидать немало красивых женщин, но такой, как она, не видел никогда. У нее были черные как смоль волосы, разделенные посредине таким ровным пробором, словно его провели по мрамору с помощью резца и линейки. Глаза огромные, черные и блестящие. Кожа походила цветом на алебастр.

— Что с вами происходит? — прошептал Уоллер, завязывая перчатки. — Можно подумать, вам уже врезали по голове…

Я взглянул на элегантного мужчину, который сопровождал даму. Он был довольно красивым, с правильными чертами лица, оливкового цвета кожей и вьющимися каштановыми волосами. Но тонкие губы и злобный яростный взгляд, который он устремил на меня, портили впечатление.

— Вставайте же! — сказал Уоллер, буквально отрывая меня от табурета. — Рефери ждет.

Действительно, и рефери и Кид уже поджидали меня в центре ринга. Я подошел к ним.

— Эй, приятель, что ты прилип к своей табуретке? — насмешливо произнес Кид. — Я же тебя не сразу начну бить!

— Ладно, парни, — сухо сказал рефери. — Дошутили, и хватит, приступим к делу.

Уоллер снял с меня халат, и я обернулся, чтобы взглянуть на эту женщину в последний раз. А она наклонилась вперед и выкрикнула:

— Эй, красавчик! Отучи-ка этот пень скалить зубы!

Ее кавалер что-то пробурчал и взял свою даму за руку, но она нетерпеливо отдернула ее.

— Удачи тебе!

— Спасибо! — ответил я.

Пробил гонг, и Кид устремился вперед, на лице его уже играла улыбка победителя. Он сделал выпад левой, слишком короткий, потом финт в сторону и выпад правой, тоже слишком короткий. Я уклонялся, ожидая, когда он откроется.

Кид нанес мне удар левой в лицо и попытался сделать крюк правой, но я нырнул вниз и, проведя несколько боковых ударов, повис на нем. Рефери вынужден был нас развести. При этом я успел нанести Киду апперкот левой, и это ему весьма не понравилось. Он, рыча, рванулся вперед. Отбив атаку, я сделал финт — провел удар правой в челюсть, да так, что Кид упал навзничь, раскинув в стороны руки и ноги.

Стадион взревел от восторга. Никто не ожидал такого поворота в первые две минуты.

Рефери начал счет, я прошел в свой угол ринга. Мною овладело легкое беспокойство. Как-то не думал, что может так быстро все закончиться. При счете «семь» Кид все же встал на ноги и попятился. Я снова пошел в атаку, делая вид, будто бью в полную силу, а сам старался рассчитывать силу удара, дабы не переусердствовать: противник фактически был выведен из строя. Я продолжал работать на публику: время от времени Кид получал туше открытой перчаткой, звук при этом такой, словно от удара наповал.

Наконец Кид немного пришел в себя. Но удары его были вялыми и трусливыми. Им владела лишь одна мысль: уклоняться от моей правой. Отведав ее, он уже не жаждал повторения.

Мы заканчивали раунд, сойдясь в ближнем бою. Кид держался неплохо, учитывая его состояние. Прозвучал гонг, и мы разошлись по своим местам. Уоллер принялся за массаж, я же искал глазами мою милашку.

Она смотрела свирепо, рот ее презрительно кривился. Причина гнева была ясна: удары открытой перчаткой многих могли ввести в заблуждение, но только не ее.

Появился Брант.

— Это что за номера? — Он был бледен, как смерть. — Зачем ты его так ударил?

— А в чем дело? Он боксер или балерина?

— Петелли велел тебе сказать…

Прозвучал гонг, пора было продолжать бой. Мы сблизились и под рев зрителей принялись молотить друг друга куда придется. Кид сломался первым. Он попытался уйти в защиту, закрывая перчатками подбитый глаз. Кид стал понимать, что легкой победы ему не достанется. В порыве ярости он внезапно сделал ловкий финт и провел мощный удар правой. Удар потряс меня. Я попытался повиснуть на противнике, чтобы выиграть время и прийти в себя, но Кид оттолкнул меня и тут же ринулся вперед. Он понимал, что мне сейчас туго, и усилил натиск. Почти все его удары достигали цели. Было жарко, но голова оставалась ясной: я знал, что он откроется. И он открылся. Рванувшись вперед, я ударил противника в челюсть. Кид рухнул как подкошенный.

Рефери еще не успел начать счет, как прозвучал гонг. Секунданты подхватили Кида под мышки и поволокли к табурету.

Медленно вернувшись в свой угол, я устало сел. Пепи уже ждал меня.

— Следующий раунд, сволочь! — прошипел он мне в ухо.

— Пошел вон! — ответил я.

Уоллер, осмелев, вытолкнул его за ринг и принялся протирать мне лицо. На губах его играла улыбка.

— Великолепно! — сказал негр. — Вы им как следует выдали за их денежки!

Я повернулся и посмотрел на женщину в первом ряду. Она улыбалась и махала мне рукой. Но тут прозвучал гонг.

Кид атаковал беспрерывно. У него виднелась ссадина на носу и рана под правым глазом. Я зажал его в угол и ударил в ободранный нос. Кровь брызнула, словно я попал в гнилой томат. Зрители завопили. Шатаясь, противник повис на мне. Пришлось поддерживать его, чтобы не упал. Притворяясь, будто веду бой, я тряс его, пока он не пришел в себя.

— Давай, подонок, принимайся за дело! — прошептал я ему на ухо. — Настало твое время!

Высвободившись, я отступил и полностью раскрылся. Кид собрал остатки сил, и вот апперкот. Я упал на одно колено, но, прежде чем притвориться побежденным и лечь, следовало подготовить публику. А зрители подняли невообразимый шум, который можно было, наверное, услышать и в Майами. Рефери наклонился надо мной, открыл счет. Я взглянул на Кида, лицо его выражало крайнюю степень облегчения, мне стало смешно. Боксер стоял, опершись о канаты ринга, колени его дрожали. Я потряс головой, словно был оглушен, но при счете «шесть» поднялся на ноги. Будучи уверен, что я уже не встану, Кид попятился от страха, чем вызвал общий смех в зале. Секунданты стали кричать, чтобы он продолжил бой и прикончил меня. С жалким видом Кид двинулся на меня. Уклонившись от свинга, я ударил правой в побитую морду. Мне хотелось дать ему понять, что за победу придется дорого заплатить. Рыча от боли и злости, Кид попытался провести удар снизу в челюсть. Я уклонился. Но второй пришелся точно в цель.

Три секунды я по-настоящему был в беспамятстве. Затем открыл глаза. Я лежал на животе, взор мой уперся в лицо женщины в первом ряду, которая вопила от ярости:

— Вставай же! Боксируй! Вставай, слабак!

На ее лице были гнев и презрение. Внезапно я понял, что не намерен подчиняться приказам какого-то Петелли. Рефери продолжал счет:

— Семь, восемь…

Кое-как я поднялся, судья как раз собирался сказать «десять». Кид бросился на меня, но я успел повиснуть на нем. Он яростно старался высвободиться; ему стало ясно, что афера не прошла. А я продолжал висеть на нем, не обращая внимания на попытки рефери развести нас. Чтобы окончательно прийти в себя, мне нужно было всего несколько секунд. Когда же я почувствовал, что могу наконец продолжать поединок, то отпустил Кида и, не давая ему опомниться, нанес удар левой в рану под глазом. Вне себя от ярости. Кид устремился в атаку, но я встретил его своим коронным — правой в челюсть. Он рухнул на спину.

Когда рефери закончил счет, Кид продолжал лежать на спине словно труп. Бледный, с испуганным видом рефери подошел и поднял вверх мою руку, словно ящик с динамитом:

— Победил Фаррар!

Я взглянул на женщину. Она посылала мне воздушные поцелуи. Потом ринг заполнили журналисты и фотографы, и я потерял ее из вида.

Сквозь толпу пробирался Петелли. Он улыбался, но глаза смотрели сурово.

— Ну хорошо, Фаррар, — сказал он. — Ты знаешь, что тебя ждет. — И ушел беседовать с тренером Кида.

Пока уборная была наполнена журналистами и зрителями, которые пожимали мне руки и поздравляли, можно было чувствовать себя в безопасности. Но когда они начали расходиться, я понял, что вот-вот начнутся неприятности.

Уоллер проводил меня до раздевалки. Он умирал от страха.

Пришел Том Роше, но я отделался от него: не хотел впутывать в эту историю. В уборной остались лишь несколько зрителей, которые, не обращая на меня внимания, обсуждали достоинства давних чемпионов в тяжелом весе.

— Порядок, Генри, — сказал я Уоллеру, повязывая галстук. — Меня не жди. Спасибо за все.

— Больше ничего не могу для вас сделать, — произнес негр. — Будет лучше, если вы поскорее отсюда смоетесь. Не давайте им загнать себя в угол.

Тыльной стороной ладони он вытер вспотевшее лицо.

— Не надо было вам этого делать!

— Чего не надо было делать?

Внезапно, словно током, ударило в спину. Я обернулся. Женщина в ярко-зеленом костюме была здесь, ее большие черные глаза смотрели прямо на меня, в руке она держала сигарету.

— Что вы не должны были делать, Джонни?

Уоллер незаметно вышел, а я остался, онемев от неожиданности. Болельщики прекратили разговоры, уставившись на нее.

— Пошли отсюда, парни! — сказал один из них. — Настал момент, когда друзья боксера оказывают услугу, покидая его!

Все расхохотались, словно то была лучшая шутка в мире, но из уборной вышли.

— Привет, — сказал я, снимая с вешалки пиджак. — Ну как, много выиграли?

Она улыбнулась. Ярко-красные губы приоткрылись, обнажив мелкие ровные зубы ослепительной белизны.

— Тысячу долларов! Со мной чуть было инфаркт не случился, когда вы упали. Я билась об заклад на четыреста долларов и подумала, что проиграла.

— Очень сожалею, — ответил я. — Просто слегка отвлекся. В первом ряду сидела женщина, которая мешала мне думать о деле.

— О! Каким же образом? — спросила она, глядя на меня сквозь полуопущенные ресницы.

— Просто она оказалась самой прекрасной женщиной из всех, каких я когда-либо видел!

— Вы должны были ей это сказать. Женщины обожают, когда им говорят такие вещи!

— Это я пытаюсь сделать.

— Вижу, вижу… — Она все еще улыбалась, но взгляд ее посуровел. — Вы большой льстец, только я вам не верю. Мне показалось, вы легли умышленно. Во-первых, все эти недоноски, что подходили к вам шептаться, а во-вторых, то, как вдруг открылись в защите. Я всегда посещаю матчи по боксу. Здесь случаются подстроенные поединки. Чего это вы решили драться честно?

— Из-за этой женщины, — ответил я, — а потом ради всех бедолаг, что поставили на меня.

Она внимательно посмотрела на меня.

— Вы красивый мужчина, Джонни…

Я прислонился к стене. Знал, что теряю драгоценное время. Вместо светской беседы нужно было выйти с толпой болельщиков. То был мой единственный шанс оторваться от Пепи и Бенно. Но сейчас сам Петелли не сумел бы заставить меня покинуть эту комнату.

— Кто вы? — спросил я. — Зачем сюда пришли?

Лицо ее стало серьезным.

— Не имеет значения, кто я. Зовите меня Делла, — сказала она. — А здесь я потому, что у вас неприятности, думаю, отчасти из-за меня. Ведь это правда, не так ли? У вас действительно неприятности?

— Там у дверей поджидают двое. Если им удастся меня сцапать — конец.

— Вы что, надули Петелли?

Я подскочил.

— А вы его знаете?

— Эту-то сволочь? Мне известно, что он из себя представляет! Не хотела бы с ним знаться, будь он хоть единственным человеком во всей вселенной. Однако мы зря теряем время. Я вас отсюда вызволю.

Она подошла к окну и высунулась наружу.

— Тут можно спуститься по трубе.

Я тоже подошел к окну. Стоянка автомашин почти опустела.

— Вон моя машина, первая справа во втором ряду. Если сумеете незаметно пробраться к ней, вы спасены.

— Подождите, — сказал я, разглядывая четырехместный спортивный «бентли» с низко посаженным корпусом. — Я не имею права вмешивать вас в эту историю. Бандиты Петелли — публика опасная.

— Не будьте идиотом! Они ни о чем не догадываются!.. Я пошла. Закройте за мной дверь на ключ и спускайтесь. Подгоню машину и буду ждать вас внизу. Прыгайте на переднее сиденье, остальное предоставьте мне!

Снова посмотрев в окно, я заметил мужчину, что сидел с ней рядом в зале.

— Ваш приятель вряд ли будет доволен, — сказал я. — Он вас уже ждет.

— Это мой муж, — ответила она. — Мне хватит трех минут. Никого сюда не пускайте! — И она быстро вышла.

Заперев дверь на щеколду, я вернулся к окну. Мужчина нервно ходил перед автомашиной.

Вдруг послышался какой-то шум, я бросил взгляд на дверь — ручка медленно поворачивалась. Кто-то пытался войти в комнату. Но щеколда пока держалась, и ручка медленно вернулась в обратное положение. Итак, они уже были здесь. Должно быть, решили, что могут спокойно заняться мною, поскольку стадион почти опустел. Из громкоговорителя неслась бравурная танцевальная музыка, способная заглушить пистолетный выстрел.

Я быстро пересек уборную и прислушался: за дверью кто-то шептался. По спине у меня пробежал холодок. Подняв массажный стол, я приставил его к двери таким образом, что одна из его сторон заблокировала ручку. Расположение стадиона им известно намного лучше, чем мне. Стало быть, они в курсе, что вылезти из окна уборной не составляет особого труда. Как только станет ясно, что дверь заблокирована, Пепи отправится вниз готовить достойную встречу. Чтобы спуститься по бетонной лестнице стадиона и достичь двери, ведущей к автостоянке, ему понадобится минимум четыре минуты. Он, очевидно, уже туда отправился. Нельзя было терять ни секунды.

Я вылез из окна и стал продвигаться вдоль стены по карнизу. В спешке оступился, нога нырнула в пустоту, но я все же сумел удержаться, вцепившись за небольшой выступ в бетонной стене. Восстановив равновесие, я продолжал движение и, наконец, добрался до трубы и начал спускаться. В трех метрах от земли выпустил из рук трубу и спрыгнул вниз.

«Бентли» рванулся ко мне. Делла не включила фары. Метрах в ста позади себя я увидел Пепи. Задрав голову, он смотрел на окно уборной, не зная еще, что я удрал. Потом послышался громкий треск: вышибли дверь уборной.

Подъехав ко мне, «бентли» замедлил ход. Открылась дверца.

— Быстрей садитесь! — крикнула Делла па ходу.

Я прыгнул на сиденье, и лимузин резко увеличил скорость. Делла включила дальний свет и спросила:

— Вас заметили?

— Мне кажется, никто ничего не заметил. Во всяком случае, сзади никого, — сказал я и обернулся: курчавый брюнет, которого она назвала своим мужем, сидел на заднем сиденье.

— Ты совсем спятила, Делла! Впуталась в такую историю! — неожиданно вскричал он. — Останови немедленно машину и высади этого типа!

Делла расхохоталась.

— Заткнись, Поль! Они хотели его пристрелить. Я отнюдь не намерена подставлять под пули парня, который дал мне возможность выиграть тысячу долларов!

— Идиотка несчастная! Ты всегда впутываешься в рискованные истории!

Делла опять засмеялась.

— Не обращайте на него внимания! — сказала она. — Мы направляемся в Линкольн-бич. Едете с нами?

— Да, — ответил я.

Мы приближались к главным воротам стадиона, и тут мне пришло в голову, что, возможно, Петелли дал приказ задержать нас. Я сказал об этом Делле.

— Очень даже может быть. Сядьте на пол!

Теперь впереди нас было несколько автомашин. Кавалькада медленно приближалась к огромным воротам.

— Там два охранника, они осматривают машины, — прошептала Делла. — Я приторможу, пропущу всех вперед.

— За нами едет какой-то автомобиль, — хриплым голосом произнес Поль.

— Позвольте мне выйти, — сказал я. — Так будет лучше. Но Делла положила мне на плечо руку и заставила пригнуться.

— Не шевелитесь!

Она замедлила ход. Где-то взвыла сирена.

— Лучше не останавливаться, — решил Поль. — Держись по центру шоссе, не давай им обогнать.

Наш автомобиль медленно продвигался вперед.

— Впереди уже почти никого нет. Подъезжаем к воротам, — сказала, обращаясь ко мне, Делла.

Я приподнял голову. Машина поехала быстрее, через стекло дверцы увидел мужчину в каскетке. Он смотрел прямо на меня.

— Эй, вы! Не так быстро! — закричал охранник, внезапно открывая дверцу.

Я ухватил за ручку и захлопнул дверцу, а Делла нажала на педаль акселератора. «Бентли» рванулся как стрела из лука. Я уселся на сиденье. Какая-то машина загораживала дорогу. Делла вывернула руль. Мы проехали по бровке в нескольких сантиметрах от автомобиля.

— Они едут за нами! — в бешенстве вскричал Поль. — Черт побери, я ведь тебе говорил, не впутывайся ты в это дело!

Вместо ответа Делла опять нажала на педаль акселератора. Стрелка спидометра подскочила до отметки 110, заколебалась, поднялась до 120, потом до 125 и остановилась на 130.

— Они отстали! — вскричала Делла, взглянув в зеркало заднего обзора. — Теперь им нас не догнать.

— Смотри лучше вперед, — завопил Поль, — не то завезешь нас в канаву!

Я обернулся. Преследователи были недалеко: метров двести, не больше. Дорога делала крутой поворот, огибая заросли кактусов. Делла была вынуждена немного сбавить скорость, но этого было достаточно, чтобы мощный «кадиллак» сократил дистанцию.

Наш автомобиль несся посередине шоссе. Стрелка спидометра держалась на сотне. Многовато для такой дороги.

— Внимание, впереди машина! — закричал я, заметив свет фар, который быстро надвигался на нас из темноты.

Делла переключила дальний свет на ближний и сняла ногу с педали акселератора. Раздался визг шин позади нас, и, обернувшись, я увидел, что «кадиллак» остановился. И тут же почувствовал, как «бентли» занесло в сторону. Встречный автомобиль стремительно приближался.

Делла резко повернула вправо — колеса запрыгали на обочине. Судорожно вцепившись в руль, она старалась удержать машину.

Ослепляя мощным светом фар, прямо на нас летел автомобиль. По всей вероятности, водитель нас не замечал.

— О боже! — вскричала Делла.

И почти в ту же секунду я услышал грохот. Столкнувшись с нами, автомобиль встал на попа и рухнул в заросли. Я вцепился в приборную панель. Раздался треск дерева и скрежет металла, за сильнейшим толчком последовала ослепительная вспышка. Сквозь грохот был слышен крик Деллы, затем вспышка исчезла, и тьма поглотила меня.

Запах эфира и йодной настойки возвестил мне, что я нахожусь в больнице. Пришлось сделать усилие, чтобы открыть веки. Передо мной стоял высокий худой человек в белом, сзади него — толстая медсестра. Вид у нее был мрачный и утомленный.

— Как вы себя чувствуете? — спросил врач, склоняясь надо мной.

Выражение лица у него было настолько обеспокоенным, что у меня не хватило духу сказать, как ужасно я себя чувствую. Я попытался улыбнуться и закрыл глаза.

Под веками заплясали огни. Затем я поплыл в каком-то сером тумане. Решил: пусть так и будет. Ч°го волноваться, дважды ведь не умирают.

Было такое чувство, будто я находился в тумане долгое время, но вот огни вновь начали свой танец, Я различил высокие белые ширмы, которые окружали кровать, и мне стало не по себе. Вспомнилось, что ширмы обычно ставят вокруг кровати, когда больной находится при смерти.

Потом я заметил коренастого мужчину, что сидел возле моего ложа. Шляпа сдвинута немного назад, плохо выбритая широкая физиономия выражала скуку и утомление. От него за километр несло легавым.

Из-за ширмы появилась медсестра. Но это была уже не толстуха. Объявилась красивая блондинка.

— Добрый день! — сказал я.

Мой голос, казалось, доносился из другого города.

— Вам вредно разговаривать, — строго сказала сестра. — Не шевелитесь и постарайтесь уснуть.

— Уснуть… Великий боже! — промолвил легаш. — Надо, чтобы он говорил! Займитесь, сестра, своим делом. Он хочет говорить. Не так ли, старина?

— Здорово, шпик! — ответил я, закрывая глаза.

Когда открыл их вновь, рядом с кроватью опять стоял высокий худой человек в белом.

— Как мои дела, доктор? — поинтересовался я.

— Дела ваши идут прекрасно, — сказал он. — Вы выжили чудом.

— Где мы находимся? — спросил я, напрасно стараясь приподнять слишком тяжелую голову.

— С вами произошел несчастный случай. Только не волнуйтесь. Вы поправитесь, все будет хорошо.

Из за спины доктора выскочил шпик.

— Можно мне с ним побеседовать, доктор? — спросил он. — Всего парочку вопросов, не больше. Это не принесет ему вреда.

— Давайте, только быстро, — разрешил врач. — У него очень сильная контузия.

Доктор отошел в сторону, а полицейский занял его место. В руках он держал блокнот и огрызок карандаша.

— Как тебя звать, старик? — спросил легавый. — Не волнуйся. Это мне надо знать просто для протокола.

— Джон Фаррар.

— Твой домашний адрес?

— У меня его нет.

— Но ты ведь где-то ночуешь, не так ли?

— Я голосовал на дорогах.

Полицейский надул щеки и поднял к потолку глаза.

— Ладно, пусть будет так. Ты голосовал на дорогах. А есть ли у тебя отец, мать или какая-нибудь женщина?

— Нет.

— А что за женщина с тобой была?

Какой-то смутный образ возник передо мной: черные как смоль волосы, жадный взгляд и потрясающей красоты лицо.

— Не знаю. Она сказала: «Называйте меня Делла, если хотите». И все. Как она себя чувствует? Тоже ранена?

— С ней все в порядке, — ответил врач. — Вы не волнуйтесь.

— А муж? — поинтересовался я.

— Какой муж? — спросил шпик, глядя на меня круглыми от удивления глазами.

— Да тот тип, что сидел на заднем сиденье. Она его называла Поль Как его дела?

— О нем тоже не беспокойтесь, — сказал доктор.

Полицейский провел по лицу рукой. Вид у него был обеспокоенный.

— Как это случилось? Постарайтесь вспомнить, — попросил он.

Мне не хотелось вдаваться в подробности истории с Петелли. Долго объяснять. Хотелось просто закрыть глаза и забыть все случившееся. Но я пересилил себя:

— Нам навстречу шла машина. Ее вел какой-то псих. Надо полагать, он нас не заметил. Делла пыталась податься вправо, а он нас задел. Что с ним случилось?

Полицейский вздохнул.

— Теперь мой черед задавать вопросы, — сказал он мрачно. — О том парне не беспокойся. Коли ты занимался тем, что голосовал на дорогах, как могло случиться, что именно ты сидел за рулем того «бьюика»?

— Это был «бентли», а за рулем сидела женщина, Делла. А я рядом с ней, а ее муж, Поль, на заднем сиденье.

— Черт бы меня побрал со всеми потрохами! — взорвался шпик. Он снял шляпу и вытер лоб. — Ты вел машину! Она сидела сзади. И никакого мужа и на дух не было! — Полицейский наклонился и погрозил мне пальцем. — А эта чертова машина была «бьюиком»!

Я стал нервничать.

— Вы ошибаетесь! Это она вела машину. То был черный четырехместный «бентли». А другая машина врезалась в нас. Спросите у водителя, он вам скажет, как было.

Легаш замахал блокнотом перед моим носом.

— Не было никакой другой машины! Ты все врешь! Только зачем?!

— Хватит, сержант! — сухо произнес врач. — Он не и состоянии выносить ваши вопли. Оставьте его в покое.

— Не вру! — вскричал я и попытался встать.

Это меня доконало. Где-то под черепом взорвалась ракета, и все погрузилось во тьму.

Когда я вновь открыл глаза, был день. Одна из ширм, которая стояла в ногах, исчезла, но те, что были справа и слева, остались. Передо мной была еще одна кровать. Судя по звукам, меня положили в общую палату.

Спустя какое-то время стал размышлять над тем, что сказал легавый. Это начинало меня серьезно беспокоить. Ни встречной машины, пи мужа, «бьюик» вместо «бентли», и я его вел. Что все это должно было значить? Может, то был сон? И шпик тоже был частью тумана, из которого я выплыл?

Из-за ширмы с довольным видом появился врач.

— Нет необходимости спрашивать, как вы себя чувствуете, — сказал он. — Это и так заметно.

— Да, чувствую себя неплохо, спасибо! Как давно я здесь нахожусь?

Врач бросил взгляд на карточку, висящую у меня в ногах.

— Вас положили шестого сентября в одиннадцать вечера. Сегодня у нас двенадцатое. Стало быть, вы здесь шестеро суток.

— Сентября?

— Конечно.

— Июля, вы хотели сказать? Авария произошла двадцать девятого июля, в тот день я победил на ринге Кида из Майами.

— Вас положили в больницу шестого сентября.

— Этого не может быть! Не мог же я валяться без сознания в канаве больше месяца.

Врач улыбнулся.

— Разумеется, нет. Полицейский на мотоцикле оказался на месте происшествия спустя пять минут после аварии. Через час вас доставили сюда.

Я облизал пересохшие губы.

— Доктор, вы уверены, что не ошиблись числом?

— Нет, не ошибся. — Он присел на кровать. — Ну, ну, только не волнуйтесь! Все уладится. Вас серьезно ранило в голову. Просто чудо, что удалось еще выжить. Приготовьтесь к тому, что какое-то время все будет казаться не совсем ясным, смутным. В вашем сознании и даты, и воспоминания о людях, которые были или которых не было с вами в машине, собственное прошлое — все будет путаться. Но со временем все придет в норму. В данный момент вы уверены, что несчастный случай произошел двадцать девятого июля. Вам кажется невозможным допустить, что он случился шестого сентября, но через неделю вы все вспомните. И еще: не позволяйте полиции вам надоедать. Им известно, что, если вы сейчас и говорите неправду, то делаете это неумышленно. Вам не следует беспокоиться. Старайтесь побольше отдыхать.

Он оказался славным малым. Делал что мог, и я был признателен ему, но тревога не покидала меня. Я знал, что матч состоялся двадцать девятого июля и в тот же вечер произошла авария.

— Не хочу спорить, доктор, но не могли бы вы кое-что для меня сделать?

— С удовольствием. А что именно?

— Делла… Молодая женщина, которая была вместе со мной, ее что, здесь нет? Она бы вам подтвердила, что все было двадцать девятого июля. Спросите у ее мужа. Он вам скажет то же самое.

Врач помрачнел.

— Откуда вы взяли этого мужа, ну скажите на милость? В машине обнаружили только ее и вас.

— Хорошо, допустим, никакого мужа там не было, — спокойно произнес я, — спросите тогда у женщины. Она подтвердит. Вы же не станете утверждать, будто ее тоже не было в автомашине?

Доктор пригладил рукой волосы.

— Несколько дней тому назад вам нельзя еще было говорить правду, — тихо сказал он. — Но теперь можно. Когда вас обнаружили, она уже была мертва.

После обеда мне нанес визит лейтенант Билл Ривкин. Не предупреди медсестра, никогда бы не принял его за полицейского. Это был невысокий человек лет пятидесяти, с морщинистым лицом и маленькими блестящими глазками, которые печально смотрели сквозь стекла роговых очков. Шляпу свою он держал в руке¹, ходил на цыпочках и говорил вежливо.

Ривкин пододвинул к кровати стул, уселся и скрестил ноги.

— Итак, мой мальчик, как головка? — спросил он.

В ответ я сказал, что головка в порядке. А сам, вцепившись в простыню, обливался потом. Я чувствовал недоверие к нему, недоверие ко всем на свете и думал, не объявят ли они меня сумасшедшим.

— Доктор сказал, что вы были в шоке, но особых причин для беспокойства нет. Вы не первый, у кого из-за ранения в голову возникает небольшая путаница в мозгах. Не волнуйтесь, позвольте вас только немного побеспокоить. Мы хотим разобраться в этом деле. Погибла молодая женщина. После столкновения встречная машина не остановилась, это преступление. Наша задача — найти преступника. Надеюсь, вы поможете нам. Вы же хотите, чтобы мы побыстрей нашли преступника?

Рассуждения выглядели убедительно, но я-то не дурак. Прежде чем потерять сознание, я видел, что столкнувшаяся с нами автомашина встала на попа и врезалась в дерево. Раз меня нашли через пять минут после аварии, как утверждал врач, то должны были обнаружить и водителя той автомашины.

Я ответил, что да, разумеется, хочу, пусть скорей найдут второго водителя.

Ривкин бросил на меня пристальный взгляд.

— Это правда, что вы путешествовали на попутках?

— Да.

— И та женщина позволила вам сесть за руль?

Я не стал отвечать. Непонятно было, почему они так старались заставить меня сказать, будто именно я был за рулем. Возможно, затем, чтобы потом, когда я признаюсь, списать на меня гибель Деллы. Становилось страшновато.

— Да не вел же я машину! — выкрикнул я прямо ему в лицо. — Она вела. Я сидел рядом с ней, а муж — на заднем сиденье! Сколько раз мне надо вам это повторять?!

Ривкин покачал головой, и глаза его сделались еще печальнее.

— Где она вас подобрала, мой мальчик? — запел шпик. — Вы шли себе по дороге, она вас обогнала, вы ей сделали знак?..

— Нет. Все было совсем не так. Разрешите мне рассказать подробно, как все произошло? С самого начала, можно?

— Именно это я и хочу услышать от вас, — сказал Ривкин, вынимая из кармана блокнот.

Выложил я ему все как на духу. Рассказал и о Питтсбурге, и о своем желании заработать кучу денег, и о том, как попал в Пелотту, и о челюсти Макреди, и, конечно, все о плутнях Петелли. Рассказал, как Делла предложила свою помощь, как Пепи и Бенно стали охотиться за нами и как мы врезались во встречную автомашину.

— Право, очень интересная история, — произнес Ривкин, убедившись, что мне нечего больше добавить. — А теперь, мой мальчик, давайте-ка поспим. У вас очень усталый вид. Знаете, я тоже вечно чувствую себя утомленным. Но у меня такой шеф, просто не дает выспаться. — Он поднялся. — Ну, пока, до следующей встречи. Я загляну к вам денька через два — три. Может быть, еще что вспомните, тогда расскажете.

Прошло два дня. Мне стало лучше. Лечащий врач был мною очень доволен.

— Хочется поскорее выйти погулять по городу, — заявил я ему — Приходилось много слышать о Линкольн-бич, да как-то ни разу не удавалось здесь побывать.

Вид у врача стал удивленным.

— А здесь ведь не Линкольн-бич. Мы с вами находимся в Майами.

— В Майами?!

Наверное, вид у меня был не менее удивленным, чем у него.

— Но ведь в Линкольн-бич есть своя больница…

— Конечно. И не хуже этой.

— А тогда почему меня привезли в Майами? Ведь это лишних двести миль!

— От места аварии до нашей больницы максимум миль десять. И так как до Майами ближе, чем до Линкольн-бич, вас и привезли в эту больницу.

Мне стало не по себе.

— Но мы же еще не доехали до Линкольн-бич, когда случилась эта авария. Та машина налетела на нас всего в нескольких милях от Пелотты по дороге к Линкольн-бич.

— Не берите в голову, — произнес врач, улыбаясь, как и подобает улыбаться у постели тяжелобольного. — Все прояснится.

Когда эскулап удалился, я начал размышлять, не спятил ли действительно после аварии? Захотелось повидаться с Ривкином. Всякий раз, когда кто-нибудь входил в палату, я поднимал голову, чтобы посмотреть, не он ли.

На следующий день меня стали переселять.

— В чем дело? Что это значит? Куда вы меня везете? — спрашивал я санитара, который катил кровать на колесиках по больничному коридору.

— Врач решил, вам будет лучше в отдельной палате. Он хочет, чтобы обстановка была более спокойной.

Истинная причина крылась, конечно, в ином, сказал я себе. Они пришли к выводу, что пациент сошел с ума и нельзя его больше держать с нормальными людьми в одной палате. Я задергался.

— Не хочу лежать один! Отвезите меня назад! Мне там было очень хорошо. Не хочу в отдельную палату!

Неожиданно появился врач.

— Не стоит так нервничать, — сказал он. — Вам понравится ваша палата. Оттуда открывается замечательный вид.

Я подумал, что, если начать скандалить, они чего доброго еще напялят на меня смирительную рубашку. И сдался.

Палата оказалась и впрямь очень милой, вид из окна открывался чудесный, но я ее заранее возненавидел. Ясно, что меня сюда запрятали с определенной целью.

Вскоре открылась дверь, и вошел Ривкин.

— Добрый вечер, мой мальчик! Что тут происходит?

— Почему меня сюда перевезли? — спросил я, пытаясь сесть. — Что они замышляют?

Ривкин пододвинул к кровати стул и сел.

— Я думаю, доктор не хочет, чтобы другие больные меня тут видели, — заявил он. — Наверное, поэтому. Он хороший парень, этот доктор. А может, решил, вас стесняет, когда полицейский допрашивает при посторонних. Вот вам и другая причина.

— Как-то об этом не подумал. Скажу откровенно, мне показалось, что схожу с ума, потому меня и упрятали в отдельную палату.

Ривкин достал пачку сигарет.

— Не надо забивать себе голову подобной чепухой. — Он зажег одну сигарету, протянул мне, потом прикурил другую. — Если медсестра нас засечет, то, думаю, устроит тут тарарам.

Я улыбнулся, он вселил в меня уверенность.

— Жаль, что вы раньше не пришли. Я уже начал беспокоиться.

— Дел, знаете ли, было много. — Ривкин какое-то время разглядывал кончик своей сигареты, затем устремил на меня пристальный взор. — Мне надо сказать вам нечто весьма важное. В силах ли вы вынести небольшое потрясение?

Сердце заколотилось, я сделал глубокую затяжку.

— Думаю, что да. А в чем дело?

— Машина, о которой идет речь, была не марки «бентли», а черный «бьюик» с откидным верхом, сиденья из красной кожи, колеса и фары утоплены в корпусе. Вас обнаружили за рулем. Женщина сидела сзади. Чтобы ее вытащить, пришлось выдирать сиденье. Кроме вас двоих, в машине никого не было. Я сам осмотрел машину и место аварии. И беседовал с полицейским, который первым прибыл на место аварии.

Я смотрел на него не шевелясь. Хотел сказать, что он врет, но не мог. Сигарета вывалилась изо рта и упала на пол. Ривкин нагнулся и поднял ее.

— Ну, ну, мой мальчик, я же предупредил, вас ожидает небольшое потрясение. Не стоит, однако, терять самообладание.

Я понимал, что Ривкин говорит правду, и тем не менее пытался уверить себя, будто он лжет.

— Вы сказали, что авария с вами случилась двадцать девятого июля, — продолжал полицейский участливым тоном. — На самом же деле это произошло в ночь на шестое сентября. Больничная книга учета подтверждает дату аварии. Какой вывод вы сами можете сделать?

— Никакого вывода! Я только знаю, что мы врезались в ту машину после матча с Кидом из Майами, а было это двадцать девятого июля! Клянусь, говорю вам сущую правду!

— Не сомневаюсь, вы именно так и думаете, но в действительности все происходило иначе. Возможно, вам наше объяснение придется не по душе, но все же позвольте его изложить. Доктор считает, вам потребуется еще несколько недель, чтобы память полностью восстановилась. Ведь у вас было сотрясение мозга, и пока не наступит окончательное выздоровление, вам может всякое привидеться. Давайте попробуем воспринимать все так, как я вам говорю.

Я облизал языком пересохшие губы.

— Валяйте.

— Вечером двадцать девятого июля в нескольких милях от Пелотты действительно произошла авария. Две автомашины, следовавшие навстречу друг другу с большой скоростью, столкнулись и перевернулись. Одна из них — «бентли» черного цвета — загорелась. Водитель ее по имени Джонни Фаррар, боксер, погиб.

Такого нельзя уже было больше терпеть. Дрыгнув ногами, я попытался подняться.

— Да вы с ума сошли! Ведь Фаррар — это я! Меня зовут Джонни Фаррар. Вы что, придурка из меня сделать хотите?

Я откинулся на подушку. Меня била дрожь.

— Пелоттские газеты поместили подробный отчет о случившемся происшествии, — снова заговорил полицейский. — Расписали во всех деталях. Я вам покажу потом газеты. Мне кажется, что вы уже где-то об этом читали. И описание происшествия произвело на вас определенное впечатление. Спустя месяц вы сами попадаете в аварию. У вас сотрясение мозга. И ранение в голову. И когда вы пришли в себя, то решили, что вы и есть Фаррар, с которым несчастный случай произошел двадцать девятого июля. Понимаете? Потребуется несколько недель, чтобы избавиться от этого заблуждения. Вам надо только расслабиться и как следует отдохнуть. И все встанет на свои места, если только вы не будете упорствовать. Но не надо воображать, будто вы Фаррар. Никакой аварии с вами двадцать девятого июля не было. И вы никогда не выступали в поединке с Кидом из Майами. Выбросьте это из головы.

— Вы что, всерьез полагаете, что я хоть на секунду поверил вашей дурацкой сказке? — спросил я. — Мне-то известно, что я Фаррар! И я дрался с Кидом. У меня есть друзья, они могут подтвердить. В Пелотте живет человек, который меня знает. Доставьте его сюда, он вам скажет, кто я есть на самом деле. Его зовут Том Роше, у него свой кабачок.

— Так оно и есть, — ответил Ривкин. — Я с ним беседовал. Газеты писали о нем. Именно он, его жена Алис и некий Солли Брант опознали труп. Вы же их имена тоже, конечно, видели в газете и вообразили, будто знаете этих людей. Держите газету. Здесь вы прочтете про эту историю и убедитесь, что я говорил правду.

Действительно, все было пропечатано именно так, как он и рассказал, только забыта одна деталь. В газете сообщалось, будто я украл этот «бентли».

Я отбросил газету и почувствовал, что задыхаюсь.

— Мы попытались идентифицировать «бентли», — сказал Ривкин. — Однако номера на машине оказались фальшивыми. Зато удалось установить, кому принадлежал «бьюик».

— Ну и что? Кому же он принадлежал? — спросил я сдавленным голосом.

— Да вам же, мой мальчик! Вас зовут Джон Рикка, вы проживаете в городе Линкольн-бич, бульвар Франклина, дом номер тридцать девять, квартира четыре.

— Вы лжете!

— Успокойтесь, прошу вас! — произнес он. — Я же предупредил, потребуется время, прежде чем вы окажетесь в состоянии правильно воспринимать то, что я вам рассказал. Ваша личность ведь установлена, вас опознали.

Этого только еще не хватало!

— И кто же меня опознал? — поинтересовался я.

— Да ваш двоюродный брат. Потому-то вас и поместили в отдельную палату. Как только была установлена ваша личность, брат сделал все для того, чтобы обеспечить вам максимум комфорта и внимания.

— Нет у меня никакого двоюродного брата и меня никогда не звали этим дурацким именем Рикка! — закричал я, колотя кулаками по одеялу.

— И все-таки у вас есть двоюродный брат. Вчера вечером, когда вы спали, он заходил вас навестить. И тут же вас признал. Добавьте еще номер автомашины и поймете: сомнений быть не может!

— Не верю ни одному вашему слову! Нет у меня двоюродного брата, слышите, вы! Говорю же вам, я — Фаррар!

Ривкин смотрел на меня, почесывая за ухом. Вид у него был одновременно и снисходительный и раздосадованный, будто он разговаривал с сумасшедшим.

— Послушайте, мой мальчик, постарайтесь взять себя в руки. Может быть, когда вы его увидите, то сразу признаете.

Сердце мое вдруг остановилось.

— Кого его? Что вы тут болтаете? О ком говорите?

— О вашем двоюродном брате, Рикка. Он ждет тут, в коридоре.

Он вошел бесшумно, как призрак. Это был пузатый человек с толстыми короткими ножками. Мелкие красные прожилки на его круглой физиономии сплетались словно нити сетки. Глаза у него были безжизненные, будто осколки стекла. Толстые красные губы застыли в улыбке, которая не выражала ничего. Я был точно уверен в одном: никогда этого человека видеть мне не доводилось. Одежда и украшения на нем были высшего качества. На мизинце красовался перстень с бриллиантом величиной с голубиное яйцо. В правой руке посетитель держал огромный букет темно-красных роз.

Он остановился у кровати и какое-то время молча взирал на меня. Ривкин с умиленным видом ретировался в сторону.

— Здравствуй, Джонни, — сказал толстяк.

Голос у него был тихий и вкрадчивый.

Я не разжимал губ. Просто не в силах был вымолвить ни слова. Мне казалось, все происходит в каком-то кошмарном сне.

— А он весьма неплохо выглядит, — продолжал толстяк, улыбаясь Ривкину. — Боже мой, Джонни, как ты меня напугал. Я тебя искал повсюду. Как ты себя чувствуешь?

— Я вас не знаю, — ответил я скрипучим голосом. — Уходите!

— Ну, ну, мой мальчик, спокойно! — тихо сказал Ривкин. — Пусть он с вами побеседует. Вы же хотите поскорее выздороветь, не так ли? Нам надо постараться заставить ваш рассудок правильно функционировать.

— А я говорю, мне этот тип не знаком!

Толстяк положил букет роз на столик в изголовье кровати.

— Тебя сильно контузило, Джонни, — сказал он. — Но доктор думает, я смогу тебе помочь.

Этот тип вызывал у меня чувство страха. Несмотря па улыбку, в его взгляде было что-то леденящее.

— Мне нечего вам сказать.

— Ну, ну, Джонни, попытаемся вспомнить прошлое. Неужели ты забыл Джинни?

Неужели это не кончится никогда? Я вцепился руками в простыню.

— Не понимаю, о ком вы говорите! Не желаю вас видеть!

— Ты не помнишь Джинни? Девушку, на которой хотел жениться? — Он повернулся к Ривкину и пожал плечами. — Просто в голове не укладывается.

Я смотрел на него, не шевелясь.

— Мне пора идти, — решил Ривкин. — Не расстраивайтесь, мой мальчик. Все в конце концов образуется, надо только немного постараться.

Мне хотелось сказать ему, чтобы он не уходил. Мне хотелось сказать ему, чтобы он очистил палату от этой жуткой кучи мяса, но язык словно прилип. Ривкин ушел, качая головой.

После его ухода наступило долгое молчание. Толстяк тихонько сопел, глядя на меня змеиным взором, жирные губы по-прежнему изображали улыбку.

— Вы тоже уходите, — сказал я.

А он подошел ближе и сел на стул.

— Ты знаешь, как этого типа прозвали в полиции? — спросил он. — Лиса Ривкин. А ведь он тебя купил этими словами «мой мальчик, мой мальчик!». Пари держу, ты и впрямь поверил, будто он вовсю старается тебе помочь? Ну так нет. Он только добивается, чтобы ты проникся к нему доверием, и когда он будет уверен, что ты размяк и ослабил защиту, то обвинит в убийстве и постарается сделать так, чтобы все сошлось. Не будь меня, ты сейчас сидел бы в тюрьме. Ривкину не хватает только одного — мотива преступления. А я мог бы ему в этом помочь. Но я ничего не сказал, потому что имею к тебе предложение.

— Не желаю слушать! — ответил я. — Уходите отсюда!

— Им неизвестно, кто была эта женщина. Я мог бы им сказать, и стоит мне только это сделать, тебе крышка. Конечно, я ничего не буду иметь, но если понадобится, то покончу с тобой так, как не раз приходилось с другими.

— Не знаю, о чем вы тут говорите! Вы не мой двоюродный брат! Я вас никогда раньше не видел!

Его улыбка сделалась еще шире.

— Разумеется, никакой я тебе не брат! Хочешь, скажу это Ривкину? Тогда ему придется обвинить тебя в трех убийствах сразу. Но хватило бы и одного.

— Вы принимаете меня за кого-то другого, — произнес я, стараясь придать голосу твердость. — Меня зовут Джон Фаррар. Я не Рикка и вовсе не ваш двоюродный брат. А теперь прошу вас удалиться отсюда!

— Я прекрасно знаю, что ты Фаррар. И что ты убил Вертхама и Рейзнера. Мне о тебе все известно. И ее ты прикончил тоже. Не будь пистолета, они бы еще могли поверить в несчастный случай, но пистолет-то нашли, а на нем — твои отпечатки пальцев.

— Так вы знаете, что я Фаррар?.. Значит, вы лгали, когда утверждали, будто я Рикка?

— Ривкин поверил, что ты Рикка, — сказал толстяк, — и пока он в это верит, ему можно продолжать пудрить мозги. Но если узнает, что ты Фаррар, тебе конец.

Я прижал ладони к вискам. Казалось, вот-вот сойду с ума.

— Ладно, хватит шутки шутить. — И улыбка его вдруг исчезла. — Давай работать вместе, тогда дело сладится. Я тебе скажу, как обхитрить Ривкина. Раз мы вместе, то помогу тебе выкрутиться. — Он вытянул вперед голову, положил руки на колени и в таком положении стал похож на черепаху. — Где ты спрятал деньги?

Я молча закрыл лицо руками.

— Послушай, — сказал он, — ты ведь в тунике и выйти из него сможешь только с моей помощью. Все можно уладить. Попрошу Хейма заняться этим делом и поговорю с Ривкином. Скажи мне, где деньги, и будет полный порядок. Выйдешь отсюда чистый, как ангел. Ну, что ты на это скажешь?

— Мне непонятно, о чем вы говорите, — ответил я, и твердость, с какой это было сказано, поразила меня.

— Подумай, Фаррар. У тебя нет никаких шансов смыться с деньгами. Я скажу тебе, что намереваюсь предпринять. Можешь рассчитывать на мою поддержку. Даю тебе пять кусков, а с Ривкином улажу все сам. Так будет по-честному, согласись!

— Если вы полагаете, что Ривкин может обвинить меня в чем угодно, то пусть так и будет. Повторяю, вы принимаете меня за кого-то другого. Поверьте, я ни слова не могу понять в этой истории с деньгами.

— Не надо нервничать, Фаррар, — сказал он. — Ты что, не доверяешь мне? Но поразмысли хоть малость: мне ведь на тебя наплевать. Когда ты отсюда выйдешь, будешь свободен, как ветер. Что мне тогда: sa дело до тебя? Вот им-то не все равно, а мне — чихать. Отдай деньги, а я тебя вытащу отсюда.

— Не знаю ничего, — ответил я. — И даже если бы знал, то уж вам бы не сказал. А теперь выметайтесь отсюда!

Толстая физиономия превратилась в искаженную гневом маску.

— Дурак! — вскричал он дрожащим от ярости голосом. — Где ты припрятал монету? Если не скажешь, ты у меня пожалеешь, что появился на свет.

— Пошел вон!

Толстяк овладел собой. Ничего не выражающая улыбка вновь появилась на его губах, он встал.

— Прекрасно, пусть будет так, коли на то пошло, — сказал он. — Поступай как знаешь. Через пару часов ты окажешься за решеткой. Думаешь, на тебе повиснет одно убийство? Ошибаешься! Целых три! Сидеть тебе в тюрьме до конца дней своих!..

Прежде чем я успел поразмыслить по поводу того, что услышал, вошла сестра.

— Ну как, приятная встреча? — поинтересовалась она, улыбаясь. — Никогда бы не подумала, что вы двоюродные братья. Абсолютно никакого сходства!

— Двоюродные братья вовсе не должны походить друг на друга, — ответил я.

— Это точно, — согласилась сестра. Потом взяла со стола букет роз.

— Это он принес? Какая прелесть!

— Возьмите себе. Я не любитель цветов.

— Серьезно? Что ж, благодарю вас. Розы просто восхитительны. — Она уткнулась носом в букет. — Ваш двоюродный брат, должно быть, очень богат. Какой у него бриллиант на руке! А какая машина!

— Да, от голода он не умирает.

— Мне начинает казаться, что вы весьма важная персона.

— Это я-то? Да просто никто. С чего это вы вдруг взяли?

— Ну не скажите! А двое полицейских в коридоре? Поставлены вас охранять. Нет, я уверена, вы очень важная особа.

Мне удалось сохранить невозмутимость, но не без труда.

— Видите ли, брат вообразил, будто меня намереваются похитить ради выкупа. Идиотизм, конечно, но что поделать. Кстати, полицейские давно здесь околачиваются?

— Да только что прибыли.

Теперь мне стало по-настоящему страшно.

— Скажите, пожалуйста, мисс, а куда подевалась моя одежда?

— Все вещи в стенном шкафу. Вам что-нибудь нужно?

— Нет, спасибо. Просто хотел узнать. Доктор говорил, вроде в конце недели меня должны выписать.

— Достать вам что-нибудь?

— Нет, нет, ничего не нужно. Я бы не прочь немного вздремнуть. Эти посещения меня утомили.

— Еще раз спасибо за цветы. Просто чудо какое-то!

С этими словами она удалилась. Выждав некоторое время, я сел на кровать. Из больницы надо было сматываться. Судя по всему, Ривкин и Рикка приняли меня за кого-то другого, или один из этих типов, а может, и сразу оба намеревались свалить на меня какое-то преступление.

На часах было двадцать минут седьмого. Санитарка приносила ужин в четверть восьмого. В моем распоряжении оставалось пятьдесят минут, чтобы одеться и выбраться из больницы.

Встал на ноги. Еще чувствовалась слабость, меня пошатывало, но гораздо меньше, чем я предполагал. Подошел к шкафу и открыл его. Думал, что обнаружу там полотняный костюм, который принес мне Брант, однако увидел, что на вешалке темно-синяя фланелевая пара и белая шелковая рубашка, внизу стоят черные ботинки, а на верхней полке лежит широкополая шляпа. Это были не мои вещи. За неимением иных пришлось взять эти.

Туфли, рубашка и костюм оказались в самый раз. Одевание заняло десять минут, и, когда с ним было покончено, я чувствовал себя усталым. Присел на кровать, чтобы немного отдохнуть.

Чуть не забыл надеть шляпу, а без нее выходить не следовало. Надо было прикрыть повязку на голове.

Я подошел к двери, бесшумно открыл ее и бросил взгляд в коридор. В самом конце его, около лестницы, заметил двух легавых. Они стояли ко мне спиной. С другой стороны коридор заканчивался стеклянным витражом. Единственный выход вел через лестницу. Вряд ли легавые позволят мне далеко уйти.

Закрыв дверь, я отправился посмотреть, что делается за окном. Внизу — пять этажей. Веранда этажом ниже была битком набита ходячими больными, которые прогуливались перед ужином. Если попытаться выбраться через окно, меня засекут немедленно.

Пока я ломал голову, пытаясь найти выход из безвыходного положения, в коридоре послышались чьи-то голоса. Я подошел к двери и вновь приоткрыл ее, готовый в любую минуту шмыгнуть в постель. Какая-то санитарка и парень в белом халате вкатили каталку в палату напротив.

Я ждал. Было без десяти семь. Через двадцать минут придет санитарка и принесет мне ужин. Если смываться, то делать это надо немедленно. Из палаты напротив вышли сиделка и парень в белом халате.

— Надо зайти к доктору, — сказал парень. — Я забыл взять разрешение на захоронение.

— Ты так и голову скоро забудешь где-нибудь! Впрочем, невелика будет потеря! — ворчливо сказала сиделка, поворачиваясь к нему спиной. Парень тут же обнял ее за талию, но девушка оттолкнула его.

— И не распускай свои лапы, не то я…

— Знаю, знаю! — ответил он кислым тоном. — Не то ты пожалуешься старшей медсестре. Неужели тебе не хочется время от времени расслабиться?

Сиделка удалилась, так и не удостоив парня ответом. Санитар последовал за ней.

Я открыл пошире дверь: полицейские облокотились о поручни ограды лестничной клетки, наблюдая, как парень о девушкой спускаются вниз. Они по-прежнему стояли ко мне спиной. На цыпочках я пересек коридор, осторожно открыл дверь соседней палаты и вошел. Нервы были напряжены до предела, и я чуть не вскрикнул, увидев на каталке труп, покрытый белой простыней. Дрожа всем телом, поднял край простыни. Лежащая на каталке женщина казалась спящей. Ужас охватывал меня при мысли о том, что предстояло сделать, но другого выхода не было. Я судорожно стал искать, куда можно было бы спрятать труп, но ничего подходящего не обнаружил. Но тут справа заметил какую-то дверь, подойдя, открыл ее. Там была роскошная ванная комната.

Я вкатил каталку в комнату, сорвал простыню, взял на руки покойницу и, стараясь не смотреть на нее, понес, шатаясь, к ванне. Положив ее туда, задернул пластмассовые занавески и покатил каталку в палату.

Я повалился на постель совершенно обессилевшим. Тело дрожало, словно осиновый лист. С большим трудом мне удалось все же взять себя в руки. Нельзя было терять время. Сел на край каталки, накрыл ноги простыней, потом снял шляпу, положил под себя и натянул покрывало на голову.

Некоторое время я лежал не шевелясь. По мышцам изредка пробегала судорога. Испугался, что, когда войдут санитар с сиделкой, заметят это. Уже собирался было вскочить и спрятаться в ванной, крк вдруг дверь открылась. Я замер, стараясь не дышать. Каталка пришла в движение. Парень, который ее покатил, что-то весело насвистывал. Видимо, мысли о бренности бытия его не донимали.

Неожиданно каталка остановилась.

— Что у вас там под простыней? — спросил вдруг мужской голос.

Кровь застыла у меня в жилах. Это, конечно, был полицейский.

— Там-то? А как раз по вашей части! — бодро ответил санитар. — Покойничек лежит.

— Да ну! Это так-то вы тут лечите людей?

— Спрашиваешь! Могу поклясться: главный врач имеет пакет акций в похоронной компании.

— Там мужчина или женщина?

— Женщина. Умерла от перитонита. Думаю, хирург забыл перчатки у нее в брюхе. А если не перчатки, то что-нибудь еще. Хирурги ведь самые рассеянные люди!

Полицейский заржал, и каталка покатилась дальше. Она переехала через какую-то ступеньку, потом послышалось шипение закрывающихся дверь лифта. Спустя мгновение я почувствовал, что мы спускаемся вниз.

Санитар по-прежнему насвистывал. Небольшой толчок, и лифт остановился. Дверцы зашипели и раскрылись, каталка снова отправилась в путь.

— Привет, Джо! — послышался женский голос.

— Салют, куколка, как делишки? Цветешь?

Каталка остановилась.

— Кто у тебя там?

— Миссис Эннисмор, палата сорок четыре, — ответил санитар. — Ты сегодня просто прекрасно выглядишь.

— Сорок четвертая палата — это та, что напротив палаты, где лежит Рикка?

— Точно. Там два шпика его караулят.

— Ты шутишь! Старшая медсестра с ума сойдет!

— А это уж забота Ривкина. Не хотел бы я иметь с ним дело. Он его запросто купил, этого Рикка. Если парень рассчитывает выкрутиться, симулируя потерю памяти, то глубоко заблуждается. Я как раз там был, когда эта лиса заявила доктору Саммерсу, что имеется достаточно оснований для обвинения Рикка в умышленном убийстве, Обязательно постараюсь поприсутствовать завтра, когда они придут его арестовывать.

— А кого он убил?

— Какую-то женщину. И видимо, очень старался, его самого чуть не убило. Слушай, малышка, давай-ка чуть-чуть покатаемся в лифте! Если захотеть, он может застрять между этажами!

— Тебя бы, конечно, это очень устроиило!

— Подожди секунду, сдам сейчас свою говядину и вернусь. — Каталка вновь покатилась. — Жди меня здесь, котенок! Готовься к незабываемым впечатлениям!

Каталка стукнулась о дверцы лифта. Затем санитар резко толкнул ее вперед, каталка врезалась в стенку. Раздался веселый голос:

— Изобретатель лифта был благодетелем человечества! Давай забирайся, милашка! Я тебе сейчас расскажу одну забавную историю!

Потом воцарилось молчание. Я подождал, не шевелясь, пока закроются дверцы лифта, и затем сдернул простыню и сел. Это была темная комната без окон, но света от двери лифта было достаточно, чтобы различить ряд каталок с неподвижными телами, укрытыми простынями.

Я слез с каталки и надел на голову шляпу. Когда глаза привыкли к полутьме, заметил в другом конце помещения небольшую дверь и под ней слабую полоску света.

Дверь вела к аллее, где стояло несколько карет «скорой помощи». Вечерело, но еще было светло. За больничной оградой виднелись дома, ворота никто не охранял.

В свете большой оранжевой луны волны океана казались янтарными. На песке стояла автомашина с погашенными огнями, по обе ее стороны раздевались: с одной — мужчина, с другой — женщина.

Раздевшись, они побежали к океану. Я выбрался из мангровых зарослей и приблизился к машине. Порылся в пиджаке мужчины и во внутреннем кармане обнаружил бумажник. Я взял сто пятьдесят долларов мелкими купюрами. В бумажнике оставалось еще достаточно денег для роскошного ужина даме. Положив бумажник в карман пиджака, я побросал вещи в машину и вернулся в свое укрытие.

За время, проведенное в засаде, у меня родился план предстоящей операции. Ривкин, конечно, уверен, что я постараюсь поскорее выбраться из Майами. Ведь я сам же ему сказал, что привык путешествовать на попутках. Он, несомненно, отдал приказ обыскивать все грузовики и легковые машины, выезжающие из города. Поэтому самым правильным было остаться в Майами и затаиться. Нужно найти там комнату и объяснить, что со дня на день жду прибытия багажа.

Подходящих отелей в Майами, конечно, немало, но как до них добраться? Следовало соблюдать предельную осторожность. Описание моей внешности, конечно, уже имел каждый полицейский. И Рикка тоже, разумеется, охотился за мной.

Я направился в сторону сияющей огнями набережной. Шел медленно. Чувствовал себя усталым. Виски ломило. Я снял повязку — голова была обрита, рана почти зарубцевалась.

Спустя несколько минут я оказался перед отелем, который вполне мог удовлетворять заданным условиям. Он был убогим и спокойным.

— Хотел бы снять номер, — сказал я администратору.

— Десять долларов задатка, — сухо ответил он. — На какой срок?

— На несколько дней. Если понравится, может быть, пробуду неделю.

Он почесал затылок.

— А вы что, без багажа?

— Он на вокзале.

— У нас не любят постояльцев без багажа, мистер. Мы могли бы за ним послать.

Я достал две купюры по десять долларов и бросил их на стойку.

— За багажом отправлюсь завтра утром сам. Покажите лучше номер.

Администратор снял с доски ключ, протянул ручку и книгу записи постояльцев.

В графе, на которую мне было указано грязным пальцем, я записался как Джон Кросби.

Администратор бросил на меня ничего не выражающий взгляд, нажал кнопку и повернулся спиной.

Через несколько минут появился коридорный с противной мордой и взял у администратора ключ. На коридорном были потертая синяя униформа и засаленная каскетка.

Он провел меня в номер и включил свет.

— Второй этаж, — сказал он. — Багажа нет?

— Багажа нет.

— Ванная комната в конце коридора. Душ не работает, не включайте.

Номер был крошечным: кровать, стол, комод и потертый коврик у кровати.

— Прямо-таки Букингемский дворец! — сказал я.

— Гораздо лучше, — ответил коридорный. Он положил на комод ключи и с надеждой посмотрел на меня. Когда я протянул ему доллар, он чуть было не задохнулся от радости.

— Мистер что-нибудь пожелает? — спросил он живо. — Если вы тут вдруг заскучаете, у меня есть целая куча телефонов симпатичнейших девиц.

— Катись, — предложил я.

— Если мистер передумает, позвоните вниз и вызовите меня. Мое имя Маддакс.

— Проваливай, живо!

Когда коридорный вышел, я сел па кровать и снял шляпу. Чувствовалась такая усталость, что глаза закрывались сами собой.

Так я сидел, зевая, ни о чем не думая и вертя в руках шляпу. У меня была привычка за подкладку шляпы прятать банкнот в десять долларов. Спрячешь обычно, да и забудешь. А окажешься на мели, вот она и при тебе, спасительная соломинка. А вдруг владелец этой шляпы имел такую же мудрую привычку, подумалось мне. Я засунул пальцы под подкладку и вытащил тонкий листок бумаги, развернул его. Это была багажная квитанция, на которой я прочел следующее: «Джон Фаррар. Морской вокзал и аэропорт Майами». А в графе для обозначения характера груза указывалось: один чемодан.

Желание спать улетучилось мгновенно, я чувствовал себя бодрым, как никогда. Итак, эта шляпа, а следовательно, и костюм, что был на мне, действительно мои! Посмотрел на дату квитанции: шестое сентября. Отмечено было и время сдачи багажа: восемнадцать часов пять минут.

Некоторое время я сидел, тупо разглядывая потертый коврик у кровати. Было состояние человека, который не верит в призраки и вдруг обнаруживает прямо перед собой полчище привидений, одно страшнее другого. Сомнений быть не могло: в памяти у меня возник провал в сорок дней, и, если верить Рикка, в течение этого промежутка времени я убил двух мужчин и одну женщину. Конечно, Рикка мог и соврать, но дабы окончательно не сойти с ума, я должен был установить, что произошло за эти сорок дней. Начинать следовало с аварии при выезде из Пелотты. Необходимо было вернуться на место происшествия и попытаться найти собственный след. Содержимое чемодана, возможно, поможет мне вспомнить происшедшее за эти сорок дней. Согласно квитанции я имел все права на этот чемодан, ибо сам же сдал его в камеру хранения. Снял телефонную трубку.

— Пришлите Маддакса. Мне нужны сигареты. Скажите ему, пусть поторопится.

Две минуты спустя вошел Маддакс. Его крысиная морда светилась надеждой.

— Ну что, передумали? — спросил он, накрывая за собой дверь.

— Сигареты у тебя есть?

Он подал мне пачку.

— Я знаю одну маленькую блондинку…

— Дело не в этом.

Закурив сигарету, я вынул из кармана дне бумажки по десять долларов и сложил их пополам.

— Хочешь заработать?

У коридорного округлились глаза и отвисла челюсть.

— Приказывайте, мистер, я к вашим услугам.

Я протянул ему расписку.

— Сходи за этим чемоданом и принеси его сюда.

— Когда? Сейчас?

— Да, сейчас. Если, конечно, хочешь заработать двадцать долларов.

Он взглянул на расписку.

— Мне показалось, вас зовут Кросби, — произнес он, посмотрев подозрительно.

Ответа не последовало. Я просто положил доллары в карман.

— Я же ничего такого не сказал, — поспешил заявить коридорный.

— Иди за чемоданом, и мигом!

Он выскочил как ошпаренный.

Ожидая его, я постарался поразмыслить об уже известных мне фактах. Итак, в ночь на шестое сентября я находился на шоссе в семидесяти пяти милях от Майами за рулем какого-то «бьюика» с откидным верхом, зарегистрированного на имя Джона Рикка. Со мной была женщина, Делла или другая, неизвестно. Произошла авария. Очевидно, я потерял управление машиной, потому что о другом автомобиле речи не было. Женщину убило, а меня спустя пять минут в бессознательном состоянии обнаружил полицейский мотоциклист. Говорилось о пистолете с отпечатками пальцев, и в силу каких-то причин Ривкин полагал, что авария была спровоцирована и речь шла о преднамеренном убийстве. Надо было установить, кто была эта женщина и почему у нее оказался пистолет. Важно знать также, почему вдруг машина перестала слушаться руля. Ривкин сказал, что у меня была квартира на бульваре Франклина в Линкольн-бич. Я вспомнил, Делла говорила, что она с мужем направляется в Линкольн-бич, мне было предложено ехать туда вместе с ними. Итак, судя по всему, можно утверждать, что я не только прожил сорок дней в Линкольн-бич, но даже сумел там основательно устроиться. Костюм на мне, а также тот факт, что я обладал «бьюиком», позволяли предположить, что денег у меня имелось немало. Как это все стало возможно в такой короткий отрезок времени?

Стал размышлять над тем, что рассказал мне толстяк Рикка. Если верить ему, я был обручен с какой-то Джинни. Где мы с ней встретились и где находилась она в данный момент?

Мне вспомнились отдельные фразы: «Это ты убил Вертхама и Рейзнера». Кто были эти люди? «Где ты спрятал деньги?» Какие деньги? «Выйдя отсюда, ты сможешь делать все, что захочешь. Какое мне до всего этого дело? Это их должно интересовать, а не меня». Кого их? И почему?

В коридоре послышались шаги Маддакса. Едва я успел напялить шляпу на голову, как он без стука вошел и положил на кровать огромный чемодан из черной свиной кожи.

— Вот, мистер, — произнес коридорный. — Боже правый, можно подумать, что там золото, такой тяжелый.

Этот чемодан я видел впервые. На ручке его болталась кожаная бирка для указания имени владельца. В бирку вставлен кусочек картона, на котором моей рукой было четко написано: Джон Фаррар.

Попробовал замки — заперты ключом. Открыть их совсем не просто.

— Дорогой чемодан, — сказал Маддакс, глядя на меня в упор.

— Да, только ключ потерял. Ты не смог бы мне достать какую-нибудь отвертку?

Взгляд у Маддакса стал подозрительным, но мне на это было наплевать.

— Вы что, собираетесь взламывать замки? — спросил он. — У меня есть для этого дела специальная отмычка.

— Ступай за ней, — приказал я.

Коридорный вылетел из номера словно пушечное ядро. А я остался сидеть на кровати, разглядывая чемодан и борясь со смешанным чувством страха и надежды. Что содержал в себе этот чемодан? Ключ к тайне загадочных сорока дней?

Маддакс вернулся минут через пять. А у меня было такое ощущение, будто я ждал пять часов. Он нагнулся над чемоданом, воткнул в скважину одного из замков какой-то кусок металла, повернул, и замок открылся. То же самое он проделал и с другим замком.

— Нет ничего проще, если правильно взяться за дело, — промолвил коридорный.

Пришлось дать ему обещанные двадцать долларов.

— До завтра, — сказал я Маддаксу. Хотелось побыстрее от него избавиться.

Не успел он еще закрыть за собою дверь, как я уже поднял крышку чемодана. Не знаю, что рассчитывал обнаружить, но, во всяком случае, не то, что в нем оказалось. Он был битком набит деньгами.

Какое-то время я сидел неподвижно, не в силах даже пошевелиться. Потом дрожащими руками стал вытаскивать из чемодана пачки банкнотов и раскладывать их на кровати. Двести пятьдесят тысяч долларов в купюрах по сто долларов!

Теперь было понятно, почему Рикка так настойчиво спрашивал у меня про деньги. Как очутились они в этом чемодане?..

Двести пятьдесят тысяч долларов! Достаточно веская причина для убийства! Неужели ради них я действительно убил двух мужчин и женщину?..

Если бы на мне не висело обвинение в убийстве, то я никогда бы не дотронулся до этих денег. Отнес бы чемодан к Ривкину — и пусть он распутывает это дело. А теперь отнести чемодан с деньгами Ривкину значило бы обеспечить его мотивацией убийства, чего тому не хватало, чтобы обвинить меня в преднамеренном убийстве. Ну а если и схватят с этим чемоданом, разница небольшая.

В моем распоряжении оказалось двести пятьдесят тысяч долларов, и я решил их использовать для розысков.

Покупаю Маддакса. Покупаю лысого администратора. Маддакс обойдется в сто долларов. Лысый согласится помочь и за полета. Им обоим станет ясно, кто я, стоит лишь раскрыть завтра газеты. Действительно, все они опубликовали мое имя и подробное описание примет личности. «Этот человек разыскивается полицией для дачи показаний в связи с убийством женщины, — значилось во всех газетах. — Всякий, кто опознает его, должен немедленно связаться с лейтенантом Биллом Ривкином из отдела борьбы с бандитизмом».

Но так как вознаграждения никакого обещано не было, то ни Маддакс, ни лысый на этот призыв внимания не обратят. Они будут заботиться лишь о моем благополучии и моих долларах.

Я просидел в своем номере две недели. Усы и роговые очки изменили внешность, и теперь не было оснований бояться прохожих и случайных встречных, прочитавших мои приметы в газетах.

Попросил Маддакса достать мне машину и пистолет. Он пригнал черный «плимут» из подержанных, именно то, что требовалось для дела, которое я намеревался осуществить, и передал пару пистолетов с запасными обоймами. Один тридцать восьмого калибра, излюбленное оружие гангстеров, другой — двадцать второго, на тот случай, если вдруг потребуется пушка небольшого размера.

На шестнадцатый день я решил, что атмосфера достаточно разрядилась, и в десять часов вечера покинул отель. Тридцать восьмой лежал на сиденье рядом со мной, а двадцать второй — в кармане пиджака. Если в меня станут стрелять, отвечу тем же.

Поехал по Бискайскому бульвару в направлении центральной автотрассы. Машину вел осторожно, строго соблюдая правила движения и дорожные знаки, чтобы не быть задержанным дорожной полицией. Навстречу попалось несколько полицейских патрульных автомашин и мотоциклистов, но никто не обратил на меня внимания.

Спустя шесть часов пути показались огни Линкольн-бич. Я намеревался проскочить город, не останавливаясь. Главной целью было добраться до того места, где произошла катастрофа с «бентли». Потом, конечно, следовало возвратиться в Линкольн-бич.

Мне хорошо запомнилось место аварии. Там был холм, а дорогу с двух сторон окаймляла пальмовая рощица. В пятидесяти милях от Линкольн-бич я притормозил. Передо мной виднелся холм, справа и слева темнели силуэты пальм. Было пять часов утра, горизонт начинал светлеть.

Погасив фары, я припарковал машину на обочине шоссе. Потом закурил сигарету. Меня трясло от нетерпения, что следовало дождаться, пока окончательно рассветет.

Спустя некоторое время я включил зажигание и проехал вперед еще милю. И наконец, обнаружил искомое место аварии. Несмотря на то, что прошло уже два месяца, я его сразу узнал: вырванное с корнем деревце, выжженные участки травяного покрова.

Проехав еще с четверть мили, я загнал машину в кусты, которые росли около шоссе. Оставлять ее на месте недавней аварии было опасно, ибо это могло вызвать подозрение у любого полицейского патруля.

Я вернулся назад, соблюдая максимальную осторожность.

Более получаса ушло у меня на тщательное изучение почвы на месте аварии. Но ничего нового не удалось обнаружить. Если что и было здесь интересного, полиция, конечно, уже подобрала. Но я надеялся, что сам факт присутствия на месте аварии поможет мне все вспомнить. Однако ничего подобного не произошло.

В течение шестнадцати дней в отеле я не раз пытался мысленно проникнуть в прошлое, рассеять туман, в котором скрывались загадочные сорок дней моего бытия. Время от времени появлялись проблески. В воспоминаниях возникала огромная блондинка, но, когда я пытался сосредоточить на ней все внимание, она превращалась в свирепого льва, он с рычанием бросался на меня. Этот образ появлялся довольно часто, и я в страхе просыпался. Было ли то кошмарным сновидением или толстая блондинка и лев имели какое-то отношение к пропавшим сорока дням?

Сидя на вырванном с корнем дереве, я курил сигарету и вспоминал, как прямо на нас из тьмы летела встречная автомашина, как закричала Делла, и… неожиданно явственно услышал скрежет столкнувшихся автомобилей. В то мгновение, когда «бентли» встал на попа, я вцепился руками в приборную доску и закрыл глаза. Возникла ослепительная вспышка, и наступила темнота. Потом вдруг вспомнился деревянный домишко на берегу океана. Я видел его довольно отчетливо. Дом был крыт оцинкованным железом, одно из окон разбито.

Это было уже нечто новое. И относилось к происшедшему после аварии на шоссе. До крайности возбужденный этим открытием, я вскочил и внимательно огляделся вокруг. К океану через рощицу карликовых пальм вела какая-то тропинка. Я понесся по ней, словно ужаленный, было чувство, что здесь мне уже приходилось бывать. Миновав рощицу, я оказался на покрытом дюнами пляже. Некоторое время смотрел вокруг, не замечая никаких следов жилья. Потом решил пойти направо, но вдруг внезапно передумал и повернул налево. Ощущал себя слепцом, находящимся в знакомом ему помещении. Лучше всего положиться на внутреннее чувство, оно обязательно должно привести меня к тому домику, в этом не могло быть сомнений.

Так я шел минут десять, прежде чем увидел его. Он был точно таким, как и привиделся мне, деревянный, с крышей, крытой оцинкованным железом, одно из окон разбито. Перед дверью стоял мужчина средних лет и курил. На нем были грязные белые джинсы. Мужчина смотрел в мою сторону. Нетрудно было понять, что он меня побаивается.

— Здравствуйте, — сказал я, приближаясь. — Наслаждаетесь полным одиночеством?

Мужчина внимательно оглядел меня.

— Откуда вы взялись, мистер?

— Крутил баранку всю ночь, разминаю ноги. Не найдется ли у вас чашечки кофе?

— Конечно, найдется. Только что сварил. Сейчас принесу, мистер!

Я присел на какой-то ящик. У меня было такое чувство, что этого человека я уже тоже видел.

Он вернулся с двумя бокалами горячего кофе и, пока я пил, не спускал с меня глаз.

— Странно, — сказал он наконец. — Мне кажется, что я вас уже где-то видел.

— Наверное, это был мой брат. — Я решил прибегнуть к хитрости, дабы вытянуть из него побольше сведений. — С ним произошла автомобильная катастрофа неподалеку отсюда, это случилось двадцать девятого июля, вспоминаете?

Мужчина быстро отвел глаза.

— Никогда ничего об этом не слышал, — ответил он.

Было ясно, что это ложь.

— Мой брат был ранен, — продолжал я, наблюдая за ним. — С ним произошла потеря памяти. Он ничего не может рассказать о случившемся. Мне поручено узнать, что произошло.