Капкан для птиц

***

— «Рожден для мук и в счастье не нуждаюсь». Ты такую татуировку хотела увидеть у меня на груди? — сказал мне Леха. — Я считаю себя счастливым, свободным человеком. Хотя у меня есть один прикольчик. Хочешь, покажу? Фишка такая. «Знак качества» называется. Маленькая такая татуировочка. Знаешь где? — Леха оттянул резинку штанов, заглянул туда, ухмыльнулся и, как всегда, рассмеялся.

— Леха, ты опять пошлишь.

— А что, ждешь пошлого? Я мужчина со знаком качества! — продолжал убеждать меня Леха.

— Я в этом ничуть не сомневаюсь. Верю тебе. Только не надо мне ничего показывать.

— Я тебе что, японский якудза или воин китайской Триады? Ты думала, я весь фиолетовый и в наколках? Нет, милочка. Я нормальный мужик и планирую начать нормальную жизнь. Вот мать освободится, — женюсь.

— На ком? — задала, как всегда, глупейший вопрос я.

— Как «на ком»? На женщине, конечно!

— А-а-а, — удивленно протянула я.

— Я тоже мог из своего большого тела картинную галерею сделать, репродукции картин разместить, клятвы любимым, слова благодарности стране за счастливое детство. Но мне мое белое тело дороже, меня и так за авторитета держат. Наколок понаделали те, кто стараются подражать или выдавать себя за вора, а сами ни одного дня не сидели. Не блатные, а приблатненные. Мол, вот мы какие, загните мне пальцы, я в двери пройду. Я на «малолетке» сидел, там этим очень баловались: тушь варили из сажи, сахара и мочи, на спичку приматывали две-три швейные иголки, а если иголок не было, то скрепки из тетрадей или книг, которые затачивали о бетонный пол или стену. И вперед, пока на теле есть свободное место. Больно знаешь как? Покраснеет, опухнет. Многие рук-ног лишались. А ты знаешь, что физическая боль заглушает душевную? Душа болит, а ты накололся или вскрылся, — и полегчало. Бегают за тобой, сопли тебе вытирают.

Я задумалась.

— Давай ложись. Я тебе сейчас столько же уколов уколю, только в форме куполов. Возьму медицинскую иглу, заправлю тушью и начну. Очень медленно.

— Леха, не издевайся.

— Ладно, тогда есть другой метод, чтобы ты не мучилась: на куске картона нарисую купола, эскиз в смысле, и повтыкаю в него иглы. Приложу к твоему телу и ударю по трафарету сверху. Один разочек всего. А потом ранку вместо зеленки тушью помажу, чтобы на века.

— Леха, ты садист.

— Не переживай, я тебе шедевр нарисую, чтобы ни у кого такого не было. Порнографическую картинку в цвете. Как у Шарля Брижо[1]. Напряг мышцы, — и татуировочка того.

— Чего «того»?

— Двигается ритмично. В ритме секса. Так этот дурак в концентрационный лагерь угодил. Один из офицеров глаз положил на татуировочку. Шарля убили, сняли кожу и украсили сумку эсэсовца. Да что ты так волнуешься за свою шкуру! Здесь ее уже не спасти. Снимут по-любому. Если не снимут, то иголок под кожу навтыкают — мама, не горюй… А я аккуратненько, на память.

— Да не нужна мне такая память! Мое тело — мое дело. Кто только это иглоукалывание придумал!..

— Знаешь, есть страна такая — Гаити? Не путать с Гвинеей. Это в Гвинее у кого длиннее, тот и папуас. А то Гаити.

— Леха, заколебал. Умолкни, я тебя прошу. Ты на ходу все это сочиняешь? Где ты был? Что видел?

— Я? Я смотрю канал «Культура».

— Какая культура? Криминальная? — съехидничала я.

— Нет, просто культура.

— Леха, помолчи, я тебя прошу…

— Я тебе что, мозг вынес?

Леха замолчал. Когда он замолкал, в камере становилось темно и страшно.

— Ладно, давай рассказывай дальше.

— Я не придумываю, — обиженно заговорил Леха. — Делать мне больше нечего! Это господину Куку делать было нечего. Знаешь, как татуировку придумали? Сначала как клеймо для раба. Взяли в плен пирата, на лбу у него написали, чтобы запись не потерялась. Гвоздиками так табличку прибили к лобику.

— Леха, ты садист.

— Это мягко сказано, я убийца.

— Да, я расслабилась что-то, подзабыла о множественных ножевых ранениях. Прости, не хотела тебя обидеть.

— Хочешь ты или не хочешь, а клеймо на тебе после пребывания здесь все равно останется.

Теперь до меня дошло, о каком клейме речь. Да уж, не отмоешься.