Дохнула ветром глубина земная,
Пустыня скорби вспыхнула кругом…
Биологи обычно говорят, что одноклеточные организмы не имеют естественной смерти: просто каждый из них непрерывно делится надвое.
Можно считать иначе: клетка делится, разрывается надвое — значит, она умирает, давая жизнь двум другим.
В таком случае получается, что все рожденное непременно погибнет.
Мудрый Мишель Монтень говорил: «Философствовать — это значит учиться умирать».
Многие люди не любят рассуждать о смерти. Она их страшит. У первобытных племен было правило: не говорить, не вспоминать о смерти, а то она, заслышав свое имя, может явиться вдруг и забрать человека. Как будто без этого она не найдет к нам дорогу.
Часто, особенно в юности, неизбежность личной смерти угнетает человека. Мудрецы, однако, не видят в ней ничего ужасного. По словам Лукреция, люди сменяют друг друга, как бегуны в эстафете. Они передают один другому светильник жизни.
Мы знаем, что обязательно умрем через годы или несколько десятков лет. Но мы работаем и отдыхаем, радуемся и негодуем. Мы живем. До нас прошло бесчисленное множество поколений. На смену нам придут новые.
Клетки нашего организма беспрерывно рождаются и умирают. Редкие живут более недели или месяца. Однако человек остается.
Люди рождаются и умирают, но остается человечество. Человечество родилось и умрет когда-нибудь, но жизнь не исчезнет.
Человек должен ощущать себя частичкой человечества, крохотной и недолговечной частичкой великого целого.
Умирая, живое существо превращается в неживое, косное. Оно теряет свои свойства, приобретает новые. Индийские поэты-философы около трех тысяч лет назад говорили, что ничто живое не исчезает бесследно. Все лишь переходит из одного состояния в другое.
Олень съедает цветок — значит, цветок переходит в тело оленя. Охотник, лакомясь оленьим мясом, впитает и частички цветка. А затем на могиле охотника взрастает новый цветок. И его будут ждать новые превращения. Вечен круговорот жизни.
За многие миллионы лет существования биосферы на Земле успело пожить неисчислимое количество живых существ: животных и растений, великанов и лилипутов. Все они, хотя и окончили свой жизненный путь, но не исчезли с нашей планеты. Атомы, молекулы, клетки, слагавшие их, начали порознь блуждать по свету. Они образовывали новые соединения, застывали в горных породах, вновь попадали в живые организмы. И, кроме того, от прежнего жителя Земли сохранялись и более внушительные остатки.
Если приходилось вам бывать в Московском метрополитене, вы знаете, как прекрасны узорные мраморные плиты.
Удивительные, мягких тонов картины — не тускнеющие краски природы.
Приглядевшись вблизи к каменным рисункам, можно увидеть необычайные фигуры. Таких не создадут ни мороз, ни ветер, ни вода, ни жар: аккуратные окружности, серповидные ровные излучины, тонкие четкие штрихи, цепочки, спирали, трубочки…
В грудах гравия, привозимого на стройки, встречаются каменные, словно точеные, пальцы. У нас в народе так и называют их — «чертовы пальцы».
Все это — следы вымерших животных.
Словно иллюстрации к древней истории планеты вырисовываются на скалах и плитах контуры стройных растений, раковин, животных. Они, словно вечные письмена на страницах каменной летописи, помогают понять историю Земли и жизни.
Подобно тому как биология изучает ныне живущие существа, палеонтология интересуется существами вымершими, изучает их остатки, пытается восстановить их облик и условия существования, ищет родственные связи ныне живущих организмов с теми, которые существовали раньше, прослеживает сквозь геологическую историю превращения живого вещества планеты и старается понять законы этих превращений.
Палеонтология делится на две части. Вымершими животными занимается палеозоология, растениями — палеоботаника.
Остатки живых существ, заключенные в горных породах, позволяют геологам определять, когда и при каких условиях накопились породы. Поэтому палеонтология тесно связана с учением о слоях земных — стратиграфией. Данные палеонтологии, как мы уже знаем, используются в геохронологии для подразделения истории Земли на отдельные этапы различной длительности.
У науки палеонтологии есть своя интересная история.
Знаменитый бельгийский ученый Л. Далло выделил три этапа в развитии палеонтологии:
первый — «сказочный»,
второй — описательный,
третий — эволюционный.
Между прочим, первый — сказочный — этап характерен почти для всех наук.
Сейчас мы на немногих страницах попытаемся проследить развитие палеонтологии от первых сказок глубокой древности до начала нашего века.
Мифический поэт Орфей, песни которого могли заворожить людей, животных и травы, в глубокой грусти пришел к пещере Тэнар. Перед ним зияла черная пасть, поглотившая его любимую Эвридику. Ненасытная черная пасть! В ней бесследно исчезает все живое — пропасть Тэнар, вход в подземный мир.
Печальные песни слагал Орфей. Ослепленный горем, шел он мимо трехглавого, вечно голодного гигантского пса Цербера. Миновал холодную Лету — реку забвения.
Поэт принес в застывший мир живые человеческие чувства. От них затрепетали даже бесплотные тени. И Персефона, владычица подземного царства, позволила поэту взять Эвридику, вернуть ее к солнцу…
Даже боги побаивались вечных ужасов подземного мира. Лишь перед поэтами — вдохновенными и бесстрашными — он приоткрывал свои тайны.
Великий римский поэт Вергилий рассказал, как достиг он мрачного царства.
Волшебная золотая ветвь охраняла его от всех опасностей. Он посетил мир теней, где шуршащими осенними листьями кружатся толпы духов — бесчисленные и немые.
Стихи Данте вновь поведали людям о тягостном царстве. Тень Вергилия вела за собой Данте. А строки поэта открывали читателям путь в мир, над входом в который пламенела надпись:
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.
Что видели поэты за этой дверью? Что хотели они рассказать людям? Для чего устремлялись они туда в воображении своем? Чтоб научить людей жить, наслаждаясь красотами и радостями нашего солнечного мира, чтоб отвратить людей от мерзких поступков, которые даже после смерти человека тревожат и мучают тень его. И, может быть, самые большие страдания выпадают на долю теней, отвергнутых и небесами, и даже адом. Это тени людей, проживших жизнь свою скучно, сонно.
Их память на земле невоскресима,
От них и суд, и милость отошли
Они не стоят слов: взгляни — и мимо!
Легенды о царстве теней слагались почти во всех странах, слагались народами, никогда не знавшими друг друга.
Так обособленные племена, жившие в разных частях света, проходили одни и те же этапы в создании орудий труда — из кости и дерева, камня, бронзы и железа.
И разум людей разных рас и племен развивался из века в век, подчиняясь общим законам.
У всех народов мира было поверье: существует некий особый мир… Таинственное, страшное царство!
Все живое, умирая, неизбежно спускается сюда, во мрак, в свое пристанище, попранное ногами живых.
Египтяне верили, что каждый вечер ладья сияющего бога Ра по небесной реке подплывает к западным воротам. Перейдя в ночную ладью, Ра уплывает по подземному Нилу. Своим светом и теплом он пробуждает даже бесплотные тени.
И для Вавилонии подземный мир был символом смерти. Владыкой там был Нергаль.
…жилище, где всякий пришедший не видит света,
Где прах служит пищей, земля — едой.
Кто живет там, не видит света, пребывает во мраке,
Одет как птица, в крылатую одежду,
На дверях и замке нависла там пыль.
Эвенки — северный народ, ничего не знавший о Египте, Вавилоне или Греции, — тоже верили в «нижний мир». Все, что живое у нас, — мертвое там. Холодны существа нижнего мира. Не имеют они дыхания, не бьются их сердца, не течет кровь. Тамошние законы не похожи на наши земные.
Вечный вопрос тревожил людей: куда же суждено попасть после смерти? Куда исчезли бесчисленные поколения растений, животных и людей?
Невесело шутил греческий поэт Каллимах, обращаясь к тени человека, сторонившегося при жизни общества:
«Тимон, ты умер — что же, лучше тебе или хуже в Аиде?»
— Хуже: Аид ведь куда больше людьми заселен.
С церковных кафедр, под густой и стройный гул органов, говорили священники ужасные проповеди, пробуждая страх в сердцах людей. По их словам выходило, будто подземный мир оборудован котлами и топками, вилами и сковородками — кухонным инвентарем, превращенным в орудия вечных пыток. Кочегары и кухмистеры — черти — трудятся там в поте лица своего, дабы стоны грешников заставили содрогнуться живых.
Немало бытовало рассказов о святом Патрике.
Дело, мол, было так.
На острове Средиземного моря появились однажды змеи. Наслал их дьявол — враг рода человеческого. Без числа и счета выползали из земли гады, рождаясь беспрерывно в нечистотах и грязи. Они шуршали в садах и по дорогам, извивались на порогах домов, проникали даже в детские колыбели. С каждым днем число их возрастало.
Стали молить испуганные люди о помощи небесной. И мольбы их были услышаны.
Явился святой отшельник Патрик. Благословясь, принялся он крестить проклятое племя. И тотчас свертывались змеи спиралями, превращались в камень. А те, которые рождались в земле, остались там навеки — великое множество!
Их даже сейчас увидеть можно. Змеиные шкуры, покрытые загадочными узорами — дьявольскими письменами, — перламутром переливаются на солнце всеми цветами радуги…
В окрестностях египетских пирамид издавна находили небольшие камушки-диски, подобные зернам. Две тысячи лет тому назад египтяне пояснили греческому географу Страбону, что это окаменелая чечевица, которой кормил фараон толпы рабов, воздвигавших высочайший склеп для его, фараона, останков.
Но вот «египетскую чечевицу» стали находить в Европе и в Азии. В Словакии даже сложили о ней сказку: богатый крестьянин во время голода не захотел открыть голодным людям свои закрома, ломящиеся от запасов пшеницы и чечевицы, тогда бог превратил зерно в камень.
Правильная догадка о происхождении окаменелостей была высказана за тысячу лет до того, как возникли легенды о чуде святого Патрика и о чечевице.
Греческий философ Ксенофан признавал каменные раковины остатками обитателей моря, живших здесь давным-давно, когда на месте гор плескались воды.
Другую мысль высказал арабский ученый XI века Ибн-Сина (Авиценна): в земле под влиянием таинственной созидающей силы возникают образования, напоминающие живые существа.
Предположение это пришлось по нраву суеверным средневековым мыслителям. Они верили в чудесные превращения камней, в волшебный философский камень. Почему бы не верить и в неведомые силы Земли?
«Сказочный этап» в истории палеонтологии длился очень долго.
В XVI веке Агрикола высказал мнение, будто ископаемые остатки возникают из жирного землистого вещества, приходящего от действия теплоты в брожение. Мнение Агриколы поддержал ученый-ботаник Андрей Маттоли. Профессор анатомии Фаллоппио уточнял, что процесс проистекал от «возмущенного движения земных испарений». Найденные в Апулии ископаемые, похожие на бивни слонов (они и вправду были бивнями мамонтов), он счел простыми земляными сгустками.
Художник Меркати издал в 1574 году прекрасные рисунки ископаемых раковин, хранимых в Ватиканском музее. А в примечаниях объяснил: это, мол, чудесные узоры, возникшие под влиянием небесных светил.
В лучшем случае предполагалось, будто занесены окаменелости на сушу водами всемирного потопа, о котором подробно и красочно говорится в Библии.
Маститые ученые тех лет, уважаемые академики принимали выдумки за чистую правду, верили в них. Они не были геологами — анатомы, ботаники, астрономы.
Вообще геологии еще не было.
Однако дилетанты-любители, увлекающиеся наукой между делом, нередко выдвигали верные научные гипотезы.
Гениальный художник и мыслитель Леонардо да Винчи в молодости руководил строительством каналов в Северной Италии. Рабочие откапывали порой множество окаменелых раковин. Об их происхождении проницательный Леонардо писал:
«Нам говорят, что эти раковины образовались в горах под влиянием звезд; но я спрашиваю, где сейчас в горах звезды, образующие теперь раковины разного возраста и вида? И как могут звезды объяснить происхождение гравия, встречающегося на различных высотах и составленного из камней, округленных как бы действием проточной воды; или каким образом может такая причина объяснить встречающиеся в некоторых местах окаменевшие листья, морские водоросли и морских раков?»
Позже горшечный мастер из французского города Сента, Бернард Паллиси, доказывал: ископаемые остатки принадлежат живым некогда существам. Но мог ли переспорить горшечник академиков?
Появились замечательные труды Николая Стено и Фабио Колонна. Профессор анатомии Стено доказал и развил догадки Леонардо да Винчи и Паллиси. Между прочим, он развеял легенду о глоссопетрах, считавшихся окаменевшими по воле всевышнего змеиными языками. Глоссопетры оказались зубами древнейших акул (очень похожими, кстати, на зубы современных).
Стали тускнеть образы, навеянные легендами.
Чудо святого Патрика оказалось обычным геологическим явлением. Не змеи окаменели, а спиральные раковины маленьких и гигантских аммонитов, вымерших за много миллионов лет до прибытия на остров достопочтенного чудотворца.
Окаменевшая чечевица — тоже раковины, но других морских животных — нуммулитов. «Чертов палец» — остатки родственных каракатицам белемнитов.
Покров тайн был снят.
Золотую ветвь науки держали в руках геологи. Перед ней отступили, пропали подземные чудища, цари вечной ночи и толпы теней.
Скалы Крыма, о которые непрестанно разбиваются упрямые волны, — это продукт жизни.
Мел, которым пишем мы, хранит в себе множество раковин, существовавших в далекую эпоху, будто бы только для того, чтобы нанести на доску слово и затем осыпаться белой пылью.
В глубинах Земли, под нашими ногами, залегают слои прочных известняков: царство окаменевших живых существ.
Превращение в камень происходит не вдруг и многими путями. Порой оно продолжается миллионы лет.
Древесные стволы медленно обугливаются под землей. Могут они оборотиться и в кремень. И тогда можно из них выбивать кресалом колючие искры. Под микроскопом в камне будут видны мельчайшие клетки и сосуды, словно на живом дереве.
В береговом обрыве Иеллоустонского парка Северной Америки обнажаются пятнадцать этажей окаменевших и засыпанных вулканическим пеплом деревьев. Пятнадцать раз вулкан заваливал грязью и пылью леса, и пятнадцать раз вновь вырастали они.
Минеральные вещества могут обволакивать кости животных или отлагаться в порах, придавая костям прочность.
Скелеты животных, увязнувших в зыбучем песке, утонувших в болоте, застывших во льду или затянутых асфальтовой черной топью, благополучно «переживают» века и эпохи. В прозрачно-медовых каплях янтаря — окаменевшей смолы древних деревьев — остаются влитыми целехонькие насекомые.
Засыпанный илом лист постепенно сгнивает. Сохраняется лишь его отпечаток между двумя слоями уплотнившегося осадка.
Много имеется средств у природы для сохранения остатков деревьев и бактерий, моллюсков и птиц, тончайшей пыльцы растений и гигантских ящеров, рыб и млекопитающих.
Нет, не следы чудес хранит Земля — следы жизни. Перед нами лежит ветхая летопись, самая древняя и самая увлекательная летопись нашей планеты.
Чтобы ознакомиться с книгой — пусть даже и каменной, — следует прежде всего обучиться грамоте.
Раковины, отпечатки растений и животных, остатки костей — все это разрозненные знаки. Буквы непонятного языка. Как сложить из них слога и слова, строки и фразы? Как прочесть повествование, написанное жизнью неисчислимых поколений живых существ?
Для начала надо было отбросить все ссылки на чудеса, на действие волшебной силы. Чудо — это вечная тайна. А ученые стремятся постичь все тайны.
Биологи и ботаники сравнивали ископаемые остатки с ныне живущими видами животных и растений. И находили соответствия.
Ученые постепенно научились распределять окаменелости, классифицировать их по видам, семействам, группам. Давали им латинские названия — как и ныне живущим. Ухитрялись даже по небольшим обломкам восстанавливать облик вымершего животного.
Так постигали люди азбуку каменной летописи. Но азбука — еще не все. Надо было научиться складывать буквы в слова.
Десятки горных пород. То там, то здесь встречаются в них тысячи, миллионы окаменелых существ. Умирали, рождались и вновь умирали обитатели суши, воздуха, воды. Миллионы букв-окаменелостей перемешаны повсюду в беспорядке. Разве мыслимо прочесть этакое произведение?
В этом-то и заключается удивительное свойство разума — находить порядок там, где на первый взгляд царствует хаос.
Есть чудаки на свете. Над ними часто потешаются. О них рассказывают анекдоты. Они — люди особенные. Равнодушным непонятна увлеченность чудаков, непонятна их жизнь, полная какого-то особенного смысла.
Когда человек тащит к себе домой роскошную мебель, персидские ковры, дорогую утварь, на него смотрят без удивления. Когда некто занят накоплением денег — тоже не бог весть какая оригинальность.
Ну, а если человек приносит домой листья и травы? Если он ползает по лугу, охотясь за редким насекомым? Если собирает он у себя дома камни?
Такой человек нередко слывет чудаком.
Считали чудаком и Вильяма Смита.
Что заставляет его бродить воскресеньями среди каменных холмов Оксфордшира? Кто гонит его вверх и вниз по крутым склонам, когда вокруг вьются ровные дорожки? Для чего он набирает камни — самые обыкновенные серые камни! — и тащит их за много миль к себе домой? Что интересного находит он в этих невзрачных, угловатых обломках?
Одно слово — чудак!
Самоучка-строитель и землемер, Вильям Смит по роду своей службы изъездил всю Англию. И его коллекция камней пополнялась все новыми образцами.
Как ботаник собирает гербарий, так Смит коллекционировал окаменелые остатки животных. Ему нравилось это досужее занятие. Он и сам считал его чудачеством. Есть же люди, собирающие курительные трубки, пуговицы или коробки из-под сигар. А его привлекали камни — невелика разница.
Как-то раз довелось ему встретиться с двумя людьми — Ричардсоном и Тоундсеном, — как и он, увлеченными поисками ископаемых остатков.
Когда встречаются единомышленники, они становятся друзьями.
Смит пригласил новых знакомых зайти к себе в гости. Перебирая камни с узорными отпечатками раковин, они долго беседовали, вспоминая, где и при каких обстоятельствах встречались им окаменелости. Смит, словно демонстрируя отличную память, уверенно называл место каждой своей находки.
Пришло время ответному визиту. Приступая к осмотру чужих коллекций, Смит вдруг предложил:
— Прошу вас, господа, ничего мне не объяснять. Я сам постараюсь рассказать вам об этих образцах.
К великому удивлению Ричардсона и Тоундсена, Вильям Смит блестяще справился со своей задачей.
Он брал камень за камнем, разглядывал внимательно отпечаток животного, а затем описывал весь многослойный пласт, от которого был отбит образец. Он даже называл место находки и редко ошибался.
Это походило на волшебство. Ему показывали два камня, ничем не похожих один на другой — ни цветом, ни крепостью, ни составом, — но Смит безошибочно определял, что образцы взяты из соседних слоев и даже называл, какой из них лежит выше другого.
Изумлению его друзей не было предела.
Невольно они вспоминали ясновидения графа Калиостро и таинственные сеансы магнетизера Месмера. Теперь они воочию наблюдали необъяснимый феномен.
Смит был невозмутим. И в заключение охотно поделился секретом своего фокуса.
За двадцать пять лет странствий по Англии нередко встречал он в разных графствах окаменелости одних и тех же видов животных.
Каждый слой, пускай он даже протягивается через всю Англию, содержит свои собственные, неповторимые сообщества животных, отличающие его от всех других слоев. Настоящий слоеный пирог — и каждый слой со своей особенной начинкой.
Мысль, столь ясная для коллекционера-любителя, неведома еще была многим, почти всем крупнейшим естествоиспытателям того времени.
Товарищи Смита стали убеждать его без промедления ознакомить всех со своим изумительным открытием.
Ричардсон тут же записал со слов Смита перечень важнейших слоев горных пород, встречаемых в Англии, с их неповторимыми окаменелостями.
Впервые слой за слоем были выстроены в единый ряд, словно книги на кабинетной полке. Можно было сравнивать находки, сделанные в разных частях страны: если ископаемые остатки принадлежали одним и тем же животным — значит, и пласт, где они найдены, един.
Сейчас подобные списки слоев — их называют геологи стратиграфическими колонками — имеются для всех районов Земли. Это — разгаданные шифры каменных книг. Зная, в каком слое встречаются те или иные окаменелости, геолог может приступить к изучению горных пород. Может воссоздать условия далекого прошлого.
Есть поговорка: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Самый подробный рассказ не может нам подчас передать содержание небольшого рисунка.
Вильям Смит раскрасил карту Англии причудливыми узорами. Они имели особую красоту и особый смысл. Они отражали на одном листе то, что объяснить в словах потребовало бы целой книги.
На карте Смит отметил места, где, по его наблюдениям, выходят на поверхность слои одних и тех же горных пород. Слои, содержащие одинаковые окаменелости, он закрасил одинаковой краской. Так появилась первая многоцветная геологическая карта.
Пестрая цветная гамма, переплетение ярких полос, живописные пятна, сложные изгибы различных линий — вот какой видится геологическая карта несведущему человеку. Она кажется замысловатее абстрактной картины. Но каждое пятно, каждая полоса, каждый знак на ней исполнены глубокого смысла. Геолог читает карту (так и говорят — читает) с неменьшим, а часто с большим интересом и пользой, чем толстый трактат.
«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
Картина талантливого художника заставляет глубоко задуматься. По одеждам, позам, лицам людей вы можете вообразить их прошлое. Ритмичные изгибы линий, чередование света и тьмы, сочетания цветов помогают ощутить напряженность действия, создают настроение, подобно музыкальной мелодии.
На плоском холсте запечатлено лишь одно мгновение жизни. Но ваше воображение, разбуженное художником, дополняет увиденное, оживляет его. Застывшее мгновение жизни предстает как малая часть единого, непрерывно текущего потока времени.
Так же и геологическая карта.
Глядя на нее, геолог читает долгую и сложную геологическую историю. Он узнает о приходах и отступаниях морей, о животных, обитавших в этих краях в разное время, о грандиозных движениях земной коры, сминающих слои в складки.
Существуют выражения: «Мысль витает в воздухе», «Идея созрела». Так оно обычно и бывает.
Научные открытия не рождаются вдруг. Случайность может лишь ускорить их появление или, напротив, задержать. Сравнение с созревающими плодами вполне уместно.
Словно дерево соки земли и лучи солнца, накапливает наука новые и новые наблюдения, догадки. Словно легкие опадающие цветы, проходят в раннюю пору чудесные выдумки, сказки, фантазии. Следом набухают первые плоды знания. Они зреют неприметно, исподволь, изо дня в день. Одни плоды вянут, другие преждевременно осыпаются. Это не может остановить общего роста. «Идея созрела». Она подготовлена всем ходом науки. (Даже оригинальная, смелая и мудрая теория естественного отбора была создана почти одновременно и Ч. Дарвином и Г. Уоллесом.)
Открытие В. Смита не явилось полнейшей неожиданностью для некоторых ученых.
На окраине Парижа, на Монмартрских холмах, Ж. Кювье и А. Броньяр обнаружили многочисленные остатки древних животных. Ученые заметили: в каждом из пластов содержатся свои особые окаменелости.
Признанный специалист, Кювье имел перед собой широкое поле деятельности. Увлеченные его раскопками французы отправлялись в экспедиции за ископаемыми. На смену искателям кладов пришли искатели следов прошлого. Отовсюду стали прибывать к Кювье всевозможные ископаемые. Сам Наполеон покровительствовал ученому.
С именем Кювье связаны многие достижения описательной палеонтологии. Он и его последователи подразделили весь животный мир на классы, семейства и виды, привели массу накопленных сведений в стройный порядок.
Кювье восстановил и описал около ста пятидесяти видов млекопитающих и пресмыкающихся, среди них таких гигантов, как мамонт, мастодонт, палеотерий, ихтиозавр, мегатерий…
Работа была необычайно трудна.
Находка целого скелета животного — счастливая случайность. Обычно встречаются отдельные кости или груда костей, принадлежащих разным видам животных, зубы, отпечатки частей скелета. Как разобраться во всем этом?
Изучение огромного количества фактического материала привело Кювье к обоснованию принципа взаимосвязи частей тела и зависимости их от образа жизни животного.
«Всякое организованное существо представляет нечто целое, единую и замкнутую систему, части которой взаимно соответствуют, — писал Кювье. — Форма или очертание зуба определяет форму мыщелков; очертания лопатки определяют очертания когтей, подобно тому как уравнение дуги определяет все ее свойства. Малейшая плоскость или грань кости, малейшая ее внутренность или отросток имеют определенный характер, соответственно классу, роду и виду животного, которому оно принадлежит».
Умение Кювье восстанавливать облик исчезнувших животных вызывало изумление и восхищение современников. По нескольким костям он мог описать все животное так, будто видел его собственными глазами. И если позже отыскивались другие обломки скелета животного того же вида, предположения Кювье полностью подтверждались.
На страницах каменной книги стремился Кювье прочесть исторический роман о жизни на Земле.
«Разве не послужило бы также и славе человека, — писал ученый, — если бы он сумел переступить границы времени и раскрыть путем наблюдений историю мира и смену событий, которые предшествовали появлению человеческого рода?»
И Кювье пишет книгу «Рассуждения о переворотах на поверхности земного шара и об изменениях, какие они произвели в животном царстве».
Ученый много раз наблюдал, как один слой резко сменялся другим. Он видел: слои плотно наложены один на другой и каждый заключает в себе особую жизнь.
Значит, прежде было время, когда животные населяли Землю. И вдруг наступала катастрофа. Потоки воды или лавы уничтожали разом все живое. Период жизни кончался.
Через некоторое время возникали новые, непохожие на прежних, животные. И снова их губит всемирная катастрофа — новый слой жизни превращается в камень. Каким путем появлялись на опустошенной Земле новые существа, Кювье не объяснял.
Он верно заметил, что одни животные на Земле уступали свое место другим. Но как это происходило, не понял.
Всю свою жизнь он воевал с исследователями, считавшими развитие Земли постепенным, плавным. Он не представлял себе, какие необычайные свойства приобретает все живое за долгие геологические эпохи. То, что ему казалось незыблемым, неизменным — вид животного, — за многие тысячелетия изменялось неузнаваемо, приобретало новые свойства, преображалось в другое существо.
В начале прошлого века Ж. Б. Ламарк утверждал: древность Земли велика, за эти долгие годы животные постепенно изменялись, совершенствовались, приспосабливались к различным условиям жизни. Ламарк отвергал теорию катастроф — внезапной гибели всего живущего.
И все-таки мнения Кювье придерживалось большинство ученых.
Кювье изучал по рисункам и мумиям священных кошек, ибисов и людей древнего Египта. Они полностью совпадали с современными видами.
Значит, несколько тысяч лет они оставались неизменными.
Кювье не учитывал, что тысячелетие — краткий отрезок времени в геологической истории.
Идеи Ламарка о постепенных превращениях (эволюции) жизни поддержал и развил великий английский геолог Чарлз Лайель. В своей книге «Основы геологии», изданной в 1830 году, он убедительно доказал: за долгие века медленные, неприметные изменения поверхности земли приводят в конце концов к коренным преобразованиям.
Примеров тому Лайель привел множество. Он описал разрушительную деятельность морских прибоев, размывших менее чем за два тысячелетия (со времен римского владычества в Англии) целые острова.
Неторопливо «съедая» свои берега, море за несколько столетий вторглось в пределы портового города Дануича и поглотило его и прилегавшие к нему территории. Описывая кладбище, размытое волнами, которые «надругались над бренными останками» и свергли надгробные камни, поставленные «для увековечения памяти» почивших, Лайель с иронией предложил тут же поставить камень «памяти какого-нибудь геолога, проповедовавшего учение о неизменности существующих континентов, об эпохе покоя, о бессилии новейших факторов».
Реки редко текут в постоянном русле. Города, построенные на берегу реки, через несколько веков могут оказаться вдали от нее. В другом случае река «делает подкопы» под крепостные стены, рушит берега, подступает к домам.
Учитывая длительность геологического времени, Лайель высказал принцип актуализма. Он писал в письме к своему другу, знаменитому геологу Мурчисону: «…с древнейших времен до наших дней не действовали никакие другие причины, кроме тех, которые ныне действуют, и действие их всегда проявлялось с той же энергией, с которой они проявляются ныне».
Принцип актуализма позволяет геологам, изучая современные процессы, постигать изменения, которые они производят за длительные отрезки геологического времени. А если верить в грандиозные катастрофы былых эпох, приходится резко отделять настоящее от прошлого, разрывать длинную цепь эволюции живых существ. Получается нечто похожее на сетования иных стариков: «Э-э, что теперь! Вот раньше было — это да!..»
Спор «актуалистов» с «катастрофистами» не закончился полной победой одной из сторон. Обычно так и бывает в науке: у каждого своя, пусть даже маленькая, правда.
В геологической истории Земли неизвестен период, отличающийся от всех остальных принципиально (если не учитывать постоянных и неповторимых изменений живых существ). Действие одних и тех же геологических процессов можно проследить в любом периоде, в любой эре. В то же время это не значит, что процессы оставались постоянными, равномерными.
В истории Земли бывали и спокойные эпохи и бурные, эпохи большей или меньшей интенсивности геологических процессов. (Об этом будет рассказано в последней главе.)
Кювье завело в тупик отсутствие среди ископаемых промежуточных форм, по которым можно было бы увидеть постепенный переход видов от более простых к сложным и, наконец, к современным.
За последние сто лет некоторые подобные промежуточные формы были найдены. Они помогли соединить в единую цепь разрозненные доселе звенья-находки отдельных семейств и видов ископаемых животных. Работы Лайеля подготовили наступление третьего (эволюционного) этапа в развитии палеонтологии. Он начался с выхода в свет книги Ч. Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствующих рас в борьбе за жизнь» (1859 год).
Последователь Дарвина, замечательный русский палеонтолог В. О. Ковалевский вдохнул жизнь в застывшую схему Кювье.
Ученых стали интересовать остатки животных в их взаимосвязи и превращениях. Были найдены тесные родственные связи между многими видами животных.
В. О. Ковалевский составил подробную родословную лошади. На основании ископаемых остатков он воссоздал путь преобразования небольшого зверька фенакодуса — ростом не более собаки — в нынешнюю стройную грациозную лошадь.
Промежуточные формы очень неустойчивы. Животные, имеющие серьезные недостатки, вскоре вымирают полностью. Травоядные животные становятся легкой добычей хищников, если они не обладают огромной силой, крепким панцирем, колючими иглами или быстрыми ногами.
Выживают самые приспособленные, самые совершенные. Все остальные, «промежуточные», обречены на скорое исчезновение. Они либо вымирают, либо, преобразуясь со временем, приобретают качества, позволяющие им выжить.
Чарлз Дарвин назвал выживание наиболее приспособленных борьбой за существование.
Дело, конечно, не в названии, но слишком часто за этой формулировкой представляются кровавые трагедии животных и людей прошлого. Так ли это на самом деле?
И так, и не так.
Есть великая сила, противодействующая смерти, разрушению. Благодаря ей сохранилось до сего дня все живое. Яснее других понял значение этой силы замечательный русский ученый П. А. Кропоткин. Сила эта — взаимопомощь.
Объединение даже маленьких животных приобретает великую мощь. Вспомните тучи саранчи, полчища муравьев, стада антилоп, лошадей, буйволов, стаи птиц, косяки рыб. Разные сообщества помогают выжить не только каждому их члену — крохотной песчинке! — но и целым видам животных. Объединяются даже неродственные виды. По африканским саваннам, к примеру, бродят смешанные стада зебр и антилоп. Зоркие глаза зебр дополняют чуткий нюх антилоп. Сообща легче избегать опасностей.
Некогда обитали на земле гигантские человекоподобные существа. Были они высотой метра четыре и обладали чудовищной силой. Пожалуй, ни одно животное не могло сравниться с ними в уме (они ведь были все-таки «родственниками» человека!) и физической мощи.
Но они вымерли бесследно. Вымерли, быть может, только потому, что не были объединены. У них не было потребности в сплочении — им некого было бояться. Как и все крупные животные, жили они одиноко. И вымерли.
Выжило, перенесло много невзгод и стало наконец хозяином Земли другое племя — не самых сильных и в те времена не очень-то мудрых существ. Но было у них необходимейшее чувство объединения и взаимопомощи.
Яростные звери, заслышав шум шагов человека, прячутся в чаще. Покорные его воле, пасутся стада животных и мчатся «стада» могучих машин, вгрызаются в землю и взмывают ввысь громоздкие аппараты.
Человек не достиг бы этого, не имея разума, любознательности, желания и умения трудиться. И еще одного — дружбы, сплоченности, взаимной помощи.
Страницу за страницей листают люди каменную книгу. Она помогает им не только узнать историю Земли, постичь законы, управляющие живыми существами, но и понять свое место в нескончаемом потоке веков.
Ежели кто найдет в земле какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости скотские, рыбьи или птичьи, не такие, какие у нас ныне есть, також бы приносили, за что давана будет довольная дача.
11 января 1613 года близ замка Шомон (во Франции) заступы землекопов в песчаной яме натолкнулись на что-то твердое. Из земли показались гигантские кости!
Любопытствующие работники разломали часть костей.
Редкие уцелевшие находки и груду обломков забрал в свой дом хирург Мазюрье — человек, не обладающий особыми познаниями в науке, но ловкий и оборотистый.
Вскоре вышла брошюра. В ней описывалась гробница, длиной в 10 метров, на которой была высечена надпись:
«Царь Тевтобох». Описывались нечеловечески огромные кости вождя и рассыпанные возле них медали с изображением персидского царя Мария.
Ученый мир повергла брошюра в великое изумление. Тевтобох — кимврский царь — согласно легенде и вправду был великаном. И он воевал с Марием.
Мазюрье сделался известным человеком. С грудой костей великана он разъезжал по Франции. Все могли (за небольшую плату) воочию убедиться в правильности древних сказаний. Вот они были какими, великаны! Нет, обмельчал народ, захирел. То ли было в старину!
В просвещенный век Людовика XIII прах Тевтобоха был потревожен и обесславлен. Ученые высказали свое мнение: брошюра, описывающая шомонскую находку, — произведение фантастическое и принадлежит перу мошенника. Медали царя Мария — не очень талантливая подделка. А легендарные кости принадлежат не Тевтобоху, а другому великану — мастодонту, родственнику слонов.
Нередко попадались огромные кости в земле. И люди в воображении своем создавали образы исполинов: гигантского ангела, или святого Христофора, или библейских Гога и Магога.
Множество легенд рождалось на месте раскопок и разлеталось отсюда по всему свету (у легенд легкие крылья).
Древнегреческий писатель Светоний утверждал: кости циклопов украшали виллу императора Августа на острове Капри.
Персидский историк Феришта писал, что когда в 1360 году прокладывали канал между реками Селимой и Сутледжем (работали 50 тысяч человек), были найдены в земле окаменелые кости слонов и людей-великанов.
Индейцы Северной Америки рассказывали о далеком прошлом, когда на равнинах бродили стада огромных животных и племена огромных людей (Великий Дух поразил их всех громом).
В Южной Америке местные жители показывали «лагерь великанов», где можно было найти огромные кости.
Пожалуй, распространеннее всех были легенды о драконах, рожденные в разных местах, переходившие из страны в страну. В средние века трубадуры и менестрели — странствующие поэты — слагали песни о доблестных и благородных рыцарях, побеждающих драконов ради прекрасных дам.
О лютом змее издавна и в России сказки складывали. Илья Муромец, Никита Кожемяка, а то и просто сметливый Иван-дурак одолевали чудовища.
Даже в книгах — и не только в сборниках сказок! — рассказывалось о драконах.
«Один из таких драконов, — пишет чешский палеонтолог Аугуста, — изображен в книге „Подземный мир“ 1678 года, написанной иезуитом Афанасием Кирхером на латинском языке. В ней Кирхер описывает занимательно и иногда фантастически чудеса подземного мира. С этим драконом, рассказывает книга, дрался не на жизнь, а на смерть, знаменитый драконоборец Винкельрид в окрестностях деревни Вилер в Швейцарии…
При более внимательном рассмотрении изображения дракона можно заметить, что его короткое тело переходит в длинную шею с маленькой головой и что в области лопаток торчат два узких, остро заканчивающихся крыла.
Если же у этого чудовища крылья заменить ногами и укоротить хвост, мы получим довольно удачную реконструкцию плезиозавра.
Можно считать почти достоверным, что источником представлений о „драконах“ такого рода послужили подлинные, более или менее полно сохранившиеся скелеты плезиозавров, случайно найденные в те отдаленные времена и хранившиеся в тогдашних кунсткамерах в замках и монастырях».
Легенды помогали ученым отыскивать новые неизвестные виды вымерших животных.
В 1912 году студент Петербургского горного института Гайлит нашел в тургайских степях костеносный слой.
На следующий год Гайлита вновь командировали в Тургай продолжать раскопки.
Молодой ученый снарядил караван верблюдов. С рабочими-киргизами отправился он к знакомому месту через безбрежную волнистую равнину с ее редкими озерами, заросшими камышом. Неторопливый путь наводит на раздумья и рассказы. И вдруг среди множества историй услышал Гайлит необычайно интересную.
Оказывается, южнее этих мест, на берегу соленого озера Челкар в давние времена была великая битва гигантов. Кости их белеют там и поныне.
Молодой ученый повернул на юг…
Вернулся он в Петербург с большим опозданием. Сообщил, что не дошел до намеченного места, а откапывал кости мамонта близ озера Челкар.
Разочарованию палеонтологов не было предела. Они послали экспедицию на поиски новых животных, а она возвратилась с костями известного всем, хорошо изученного мамонта!
Когда прибыл багаж экспедиции — ящики с упакованными в них ископаемыми, — вскрывали их без энтузиазма.
И вдруг — общее изумление!
В ящиках лежали кости неизвестного доселе ископаемого. Гайлит ошибся: то был не мамонт.
Так обнаружили индрикотерия — крупнейшее млекопитающее Земли, достигавшее пяти метров высоты.
Сколько сложено преданий о необычайных животных!
Коренные жители Сибири рассказывали о подземных чудовищных существах, блуждающих в земле. Стоит им хоть на миг выйти на свет (например, в береговых обрывах), как они умирают. И называются подобные существа по имени матери-земли — маммы.
Многие ученые считали подобные рассказы досужим вымыслом, небылицами. Но в 1806 году, прослышав о находке близ устья Лены мамонта, естествоиспытатель Адамс отправился туда. Старожил Осип Шумаков привел путешественника к туше, рассказав по дороге, что клыки зверя он еще раньше отпилил и продал, а часть туши тунгусы отрезали на корм собакам.
Действительно, Адамс нашел в береговом обрыве тело замерзшего мамонта и остатки его отослал в Петербург.
Предания юкагиров (в Сибири) упоминают о птице-великане. Находили будто когти ее — величиной чуть меньше руки человека.
Птицы подобной не существовало. Просто людям встречались рога волосатых носорогов, некогда заселявших холодную Сибирь.
О необычайных птицах сохранилось множество легенд в самых разных странах.
Индийский бог Вишну летал на мифической птице Гаруда (ей и слон был на один поклев). Конечно, такую птицу создала не природа, а человеческое воображение.
О гигантских птицах упоминается в новозеландских легендах. И действительно, туземцы Новой Зеландии вполне могли видеть и даже лакомиться мясом исполинских нелетающих птиц моа, вымерших, как считают, всего лишь двести лет тому назад. После этого, по мнению некоторых ученых, испытывая недостаток в мясной пище, туземцы превратились в людоедов и стали устраивать кровавые битвы ради мяса человеческого.
И в Африке водились чудовищные птицы. На Мадагаскаре найдены окаменевшие птичьи яйца в 150 раз крупнее куриных яиц.
Прообразом фантастической птицы Рок арабских сказок могли служить следы… пресмыкающихся.
В Северной Африке встречаются отпечатанные на прочных плитах известняков огромные следы трехпалых гигантов, очень похожие на отпечатки птичьих лап, только в добрый десяток раз больше!
На юге Алжира существует предание: здесь жил гигантский страус. Он прислуживал Марабу-Сиди-Али. Выполняя поручения своего хозяина, страус бегал по скалам, перескакивая через овраги. И даже в самых прочных камнях выдавливались его следы.
Первые исследователи и вправду отнесли следы к птичьим. Но позже выяснилось: это слепки лап динозавров — ящеров, вымерших много десятков миллионов лет назад.
Когда-то здесь было море. На отмели, по мягкому известковому илу, проходили, тяжело переваливаясь, огромные, как трехэтажные дома, ящеры. Шел дождь. Тяжело шлепались крупные капли. Тяжело ступали пыхтящие звери.
Дождь кончился.
Звери ушли.
Солнце высушило отмель.
И навеки остались на ней глубокие следы динозавров и оспинки от дождевых капель.
А позже вновь наступившее море залило сушу, и новые слои перекрыли известняки, бережно захороняя отпечатки.
Обычно охотниками называют людей, которые бродят по лесам и полям в поисках дичи. Однако…
Можно охотиться на животных, которых не существует. Это своеобразный спорт, в котором спаян азарт охотника с любознательностью и любовью к науке исследователя, мужеством путешественника, находчивостью кладоискателя и скрупулезностью археолога. Неистовый охотник за ископаемыми, рискуя сломать себе шею, карабкается на скалы, бродит в пещерах и в заброшенных шахтах, ежеминутно грозящих обвалиться; преодолевает раскаленные пустыни; плывет вдоль безлюдных берегов заполярных рек.
Счастливцы могут встретить почти неповрежденную тушу в вечной мерзлоте.
Но чем дальше в глубь времен, тем меньше доходит к нам остатков. От одних сохраняются лишь следы лап — ни одной их косточки до сих пор не найдено. От других — лишь несколько зубов (как, например, от человекообразных гигантов).
А сколько видов древних животных еще не обнаружено!
Следопыты-палеонтологи, разглядывая окаменевшие следы, определят, какое это животное; бежало оно или шло шагом; старое оно или молодое. А от животного этого ничего не сохранилось, кроме следов!
Особо удачные находки позволяют восстанавливать и пейзажи, и события прошлого.
«Была тихая ночь, тихая лунная ночь семьдесят миллионов лет назад. Там, где теперь вздымают к небу свои вершины Скалистые горы, там тогда была широкая равнина, залитая водой, мелководное внутреннее море. Воздух был теплым, и тяжелый запах поднимался от болотистых лугов.
Спокойно стояли пальмы и вечнозеленые хвойные деревья.
Низко опустив свою трехрогую голову, по лугу бродил похожий на огромного буйвола трицератопс. Он щипал траву, срывал листья со свесившихся ветвей.
Вдруг сквозь сырой мрак донесся точно гром. Как темная туча, вышел тиранозавр из-за пригорка. Он несся на задних ногах. Гигантский скачок — и беспощадные зубы вонзились в затылок трицератопса, длинные когти разодрали ему брюхо. Но трицератопс успел изловчиться и всадить свои рога в тиранозавра. Затем судорога прошла по телу рогатого ящера, и он издох.
Но и тиранозавр ненадолго пережил его: острые рога разорвали ему внутренности. Крепко сцепившись, лежали два врага, и тела обоих начинали коченеть…»
Это писал геолог Рид, «очевидец» роковой схватки. Вернее, очевидец результата схватки. Через семьдесят миллионов лет были найдены в американском штате Вайоминг скелеты сцепившихся трицератопса и тиранозавра.
Бывает, окаменелости валяются прямо под ногами. В 1908 году житель Севастополя П. Лескевич, не покидая своего родного города, откопал в зловонном сточном колодце ценнейшие остатки вымерших млекопитающих.
Земля охраняет память о живых существах.
Тонкие следы листьев.
Оттиски трехпалых ступней динозавров — среди них огромные, как корыта, больше метра в длину.
Раковины: закрученные рогом, перламутровые, игольчатые, плоские — всех не перечесть.
Причудливые изгибы ходов червей — от создателей этих лабиринтов и пылинки не осталось.
Что неуловимее волны? Но и она сохраняется подчас с незапамятных времен в виде каменной, застывшей ряби.
Что мимолетнее дождинки? Но и ее след окаменел, достиг наших дней.
На плоской пластине девонского известняка мы видим неглубокие оспинки — следы невообразимо давнего, выпавшего на землю почти полмиллиарда лет назад, короткого дождя.
В бездне веков геологической истории любое живое существо, каждый из нас подобен мимолетной дождинке, и след каждого из нас, быть может, исчезнет с лица планеты.
Но бессмертны дела наши, вечен могучий круговорот жизни в природе.
Ничто в мире не исчезает бесследно.