Капля чужой вины

Глава 1

Сквозь сон я услышал стук в дверь.

– Андрей Лаптев, вставай! На вахте сказали, что ты здесь.

Я открыл глаза, посмотрел на часы. Половина двенадцатого! Мне удалось поспать всего час. В десять утра я пришел в общежитие после дежурства, уставший, вымотавшийся за сутки, только прикрыл глаза – и на тебе! Какой-то незнакомец долбит в дверь с такой силой, словно выломать ее хочет.

– Андрей, дело срочное, отлагательств не терпит!

Я сунул ноги в тапочки и как был, в одних трусах, пошел к двери. На пороге стоял незнакомый парень. Я видел его на заводе, но кем он работает и как зовут, не знал.

– Что ты ломишься, как пьяный, в чужую квартиру? – спросил я. – Ты не видишь, что дверь вся разболтанная, на одном честном слове держится?

– У нас ЧП! – не обращая внимания на мой вызывающий тон, сообщил незнакомец.

– Какое еще ЧП? Дохлая крыса в тестомесильную машину попала или мука на заводе закончилась?

– Главный инженер повесился.

Я на секунду оторопел, не зная, как отреагировать на известие о самоубийстве человека, который откровенно недолюбливал меня. Да что там недолюбливал! Главный инженер Горбаш ненавидел меня, ждал случая поквитаться за унижение, и вот теперь он болтается в петле… Но я-то тут при чем?

– Где он вздернулся? – задал я первый пришедший на ум вопрос. – В заброшенном теплоузле? Хорошее место, там трубы под потолком, не надо крюк выискивать. Давно его нашли? Всего полчаса назад? В милицию сообщили?

– Участковый должен прийти с минуты на минуту.

– Вот об участковом давай и поговорим. Хлебозавод стоит на территории Центрального РОВД. Я работаю в Заводском. Скажи, зачем мне в чужие дела лезть? Мне что, делать больше нечего, как у центральщиков под ногами путаться?

– Тебя директор хочет видеть.

– Мать его! – с досады выругался я. – Что за манера тянуть кота за хвост! Ты сразу не мог сказать, что меня Алексей Георгиевич вызывает? Он где? У себя? Сейчас приду.

Если бы после дежурства меня захотел увидеть начальник управления хлебопекарной промышленности облисполкома или начальник милиции Центрального района, я сказался бы больным и лег дальше спать. Но директор! Ему я отказать не мог.

Директор хлебозавода Полубояринов выделил мне отдельную комнату в заводском общежитии. Во всем городе он оказался единственным руководителем, кто согласился приютить меня. По утвержденным в горисполкоме правилам отдельные комнаты в ведомственных общежитиях предоставляли только работникам с детьми или специалистам, проработавшим на заводе не менее десяти лет. Мне было двадцать два года, я был холост и к хлебопекарной промышленности не имел ни малейшего отношения. Собственное жилье, хоть от милиции, хоть от горисполкома, мне пришлось бы ждать несколько лет, а я получил его через двадцать дней после начала работы в уголовном розыске Заводского РОВД. Долг платежом красен! Полубояринов имел полное право вызвать меня к себе в любое время дня и ночи.

Не теряя времени, я быстро оделся, подошел к столу за сигаретами. От окна сквозило. Щели между рамой и косяком были чуть ли не в палец толщиной. Чтобы заделать их, понадобился бы огромный кусок ваты, а где его взять?

«Сразу осеннюю куртку надеть или после директора подняться?» – подумал я, поежился и решил идти в джинсах и легком свитере.

Погода за утро изменилась. Когда я заканчивал дежурство, моросил мелкий дождик, а сейчас за окном плавно проплывали снежинки. Конец октября! Если наступят холода, то снег ляжет и уже не растает до самой весны.

Кабинеты директора, главного инженера, технологов, бухгалтерия и касса располагались на первом этаже нашего общежития. Здесь же были проходная на завод и актовый зал. Отдельного административного здания на хлебозаводе не было.

Полубояринову Алексею Георгиевичу было около пятидесяти лет. Он был невысокого роста, круглолицый, с выступающим под одеждой животом. Хлебозаводом руководил с середины 1970-х годов, был на хорошем счету у руководства, план по выпуску продукции выполнял и перевыполнял. За два с половиной месяца моего проживания на территории завода я видел Полубояринова всего три раза: дважды мы поздоровались, случайно встретившись на проходной, один раз он поинтересовался, как я устроился на новом месте.

В кабинете директора было накурено, сизый дым висел слоями и в открытую форточку выветриваться не желал.

– Садись! – Директор указал на стул у приставного столика. – Ты, говорят, только утром приехал с суточного дежурства? Устал, поди? Понимаю, но ничего не поделаешь! Кроме тебя мне послать некого.

– Алексей Георгиевич, не знаю, чем могу помочь, но все, что вы попросите, сделаю.

– Делать ничего особенного не надо. – Директор ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговичку рубашки. – Сходи в теплоузел, постой там где-нибудь в уголке, посмотри, как твои коллеги работать будут, какие версии выдвинут. Сам понимаешь, дело не шуточное! Если бы повесился главный инженер какого-нибудь машиностроительного завода, то это было бы, без сомнения, ЧП, но не катастрофа. Железяки они и есть железяки, а мы хлеб выпускаем, наша продукция по всему городу расходится, а тут – мертвец висит.

– Он же не в цеху повесился, а в заброшенном теплоузле. До ближайшего хлебохранилища метров пятьдесят будет.

– Если слухи поползут по городу, то кому ты объяснишь, что он нашел самый укромный уголок на заводе? Слухи они и есть слухи. В прошлом месяце неизвестно откуда пошел слух, что в буханке с первого хлебозавода мышь нашли, так к ним три комиссии приезжали, все закоулки облазали, мышиный помет искали. Ничего не нашли, но главному технологу выговор дали. Придрались к какой-то мелочи и наказали.

– Как нашли Горбаша?

– О, там целая детективная история! – Директор полез за сигаретами, но передумал – в кабинете и так нечем было дышать. – В шесть утра его жена позвонила на проходную, поинтересовалась, когда муж с работы ушел. Вахтерша посмотрела записи и видит, что вчера он зашел на территорию завода, а назад не вышел. В половине девятого на проходную заступила новая вахтерша, узнала о звонке и тут же доложила мне. Я подождал до начала рабочего дня, вижу, Горбаша нет ни в кабинете, ни в бухгалтерии, и дал указание проверить территорию. Мало ли что с человеком может случиться: сердечный приступ или сознание внезапно потерял. Хотя я сразу же заподозрил что-то неладное. Какой приступ – Горбаш был здоров как бык. Курил много, так от этого еще никто скоропостижно не кончался. Капля никотина только лошадь убивает… М-да, что-то я не о том. Мы о чем говорили? А, где его нашли! Значит, так, мужики все цеха осмотрели, все склады проверили, а про новый теплоузел даже не подумали. Он уже второй год заброшенный стоит. Бригадир грузчиков догадался замок на теплоузле проверить. Замка на месте не оказалось, а внутри наш дорогой Владимир Николаевич висит.

– Все понятно. Я пошел?

– Погоди, там вот еще какое дело, – остановил меня директор. – Горбаш, когда веревку к трубе привязывал, на строительные козлы залез, а на пол, прямо возле ножек, положил брикет шербета. Меня этот шербет больше всего с толку сбивает. Что он хотел этим сказать? На что намекал?

– Ерунда! – не согласился я. – Щербет на месте самоубийства мог оказаться случайно.

– Свежий шербет в закрытом теплоузле? Как он там случайно окажется? Это его с собой Горбаш принес. Не буханку хлеба взял, не батон и не булочку, а брикет щербета. В этом что-то есть, какой-то намек, какая-то загадка. Придешь на место – проконтролируй, чтобы о шербете лишних разговоров не было.

– Сделаю! – заверил я директора и вышел из кабинета.

По пути к себе я заглянул на проходную, попросил тетрадь с записями. Вахтерши, чтобы знать, где находится руководство предприятия, завели тетрадку, в которой напротив фамилий директора, главного инженера и главного технолога ставили плюсы и минусы. Зашел на территорию – минус, вышел – исправили на плюс. За вчерашний день, 28 октября 1982 года, главный инженер зашел на территорию завода пять раз, а вышел – только четыре. Последний минус так и не остался незачеркнутым.

– Вашу сменщицу не насторожило, что Горбаш после окончания рабочего дня не вышел с завода? – спросил я.

– Мы же тетрадь в руки берем только когда инженер или директор через проходную проходят, – пояснила вахтерша. – Тут за день столько народу войдет и выйдет, что всех и не упомнишь.

Я поднялся в комнату, оделся и пошел в новый теплоузел.