СТИХОТВОРЕНИЯ РАЗНЫХ ЛЕТ (Не вошедшие в сборник «Капля в море»)

«Разбудил меня свет ранним утречком…»

Разбудил меня свет ранним утречком —

Подремать бы еще минуточку!

Зайчики в лесу и спаленке,

Снег растаял на завалинке.

По дороге пляшут лужицы,

Ветерок по саду кружится,

Небо голубое светится —

Поскорее бы нам встретиться.

«В осенний вечер так ленивы думы…»

В осенний вечер так ленивы думы,

Тревога утомленная молчит,

И папироса медленно горит,

И затихают шорохи и шумы.

В осенний вечер я люблю мечтать —

Плести узор причудливый, туманный,

Вдыхать ромашки запах пряный,

При свете на диване засыпать.

В покое этом, бледном и земном,

Прилив сокрытых сил и вдохновенья;

Я вижу снова светлые виденья

В затертом зеркале моем.

«Скажи, что не порвана нить…»

Скажи, что не порвана нить

И звезды в снегу,

Что снова сумею забыть,

Поверить смогу.

Завяли цвета на окне

От знойного дня.

Быть может, сегодня во сне

Ты вспомнишь меня.

«Забытые столетние могилы…»

Забытые столетние могилы,

Поросшие высокою травой.

Когда-то и кому-то были милы

Черты, давно затертые землей.

И только тень, упрямая, густая,

Лежит на плитах траурным ковром.

Ничья нога здесь больше не ступает,

Погибла даже жалость о былом.

Здесь мертвый дом и смерть везде, во всем.

«Не воскресить и не вернуть волненья…»

Не воскресить и не вернуть волненья,

Где страшная печать уничтоженья.

Бродяга это место обойдет,

Издалека почуяв тяжкий гнет.

Закат лучи свои бросает мимо,

И с небом здесь любовь непримирима.

Давно нет имени, и нет лица,

И в камень обратили их сердца.

А если пробил час для новой муки

И в холоде соединились руки

Не любящих друг друга и врагов,

Без жалоб, без укора и без слов?

Высоко где-то звезды просияли

Над миром призрачным земной печали,

Все ближе образ скорбного Лица —

«Или, или»… и слезы без конца.

«Почему на свете столько зла…»

Почему на свете столько зла,

И во всех сердцах печаль такая?

Маленькая черепаха умерла —

Жизнь и смерть покорно принимая.

Ласковый, причудливый зверек —

Еле-еле слышное дыханье —

Подстерег неумолимый рок

И такое Божие созданье.

Что ж, прощай — не ты одна,

От всего придется отказаться.

На земле любовь обречена,

Наш удел — любить и расставаться.

«По волнам слушаю родную речь…»

По волнам слушаю родную речь,

И сердце русское обиды полно.

Мне эту грусть до смерти не пресечь,

Пусть снова будет все безмолвно.

И сон, и мрак, беспамятство навек

О лучшем, дорогом, любимом,

Чем жив еще, чем дышит человек

И что уходит, улетая дымом.

«Пишу в печали, в темноте…»

Пишу в печали, в темноте

Души своей непримиренной,

И голос тихий, монотонный

Умрет, потонет в пустоте.

А я, друзья, для вас пишу

И к вам протягиваю нити

Волнений и своих наитий —

Пока жива, пока дышу.

«Быть может, кто-то отзовется…»

Быть может, кто-то отзовется

Издалека в моей стране,

И теплый луч меня коснется,

Тебя увижу я в окне —

Твои леса, твои равнины,

И маки русские, как кровь.

Как небо мой платочек синий,

Как жизнь — любовь.

«Была когда-то я цветком…»

Была когда-то я цветком

И теплым воздухом дышала.

Его сорвали, и потом

Я в темной спальне умирала.

Откройте шторы, душно мне,

Верните мне луга родные!

Здесь розы — только на стене,

Березы — палочки слепые.

Чужая осень. Дождь шумит.

Я тоже палочка слепая.

Свеча и плачет, и горит,

Лучом любовь напоминая.

«Мне все равно, что дождь, что непогода…»

Мне все равно, что дождь, что непогода,

Что озеро швейцарское шумит.

Я выйду поглядеть на качку парохода.

В тумане птица белая кричит.

Я жду любви, она идет навстречу,

Спустилась с гор, ступает по воде, —

Над нею вечер зажигает свечи,

И золото рассыпано везде.

«Сегодня снова умер кто-то…»

Сегодня снова умер кто-то —

Как будто бы совсем чужой,

Но в сердце задрожала нота

И ноет и грустит со мной.

Ушел из дома, жизнь покинул,

И это солнце, и цветы,

Закончил красками картину,

Запечатлел свои черты

Для друга, для жены, для брата,

Быть может, тоже для меня.

Гляжу на отблески заката

Ему невидимого дня.

Песок оранжевого цвета,

Расстелен ковриком лужок…

Я слышу, как уходит лето,

Как с дерева упал листок.

«Черные птицы летают…»

Черные птицы летают,

Звезды крылом задевают.

Падает тень на лица,

Чья-то душа томится.

Воздух мучительно душен,

Всюду огонь потушен,

Только стучат по дороге

Узкие, длинные дроги.

Душу, забытую в мире,

Мрак обнимает все шире,

Господи, где Твое небо,

Чудо вина и хлеба,

Радость Твоей благодати,

Сила Твоих объятий?

Сердцем глухим и нищим

Волю святую ищем.

«Не тревожься памятью напрасной…»

Не тревожься памятью напрасной,

Слушай чуткий голос тишины —

И во сне бывает жизнь прекрасной,

Наяву бывают тоже сны.

Солнце мальчик видит с восхищеньем,

Знает голод, помнит — только мать,

А душа уже полна томленья,

Смутно начинает вспоминать:

Сколько раз на землю возвращалась

Бедной странницей, не помня зла,

В детской комнате опять с начала

Ждет благословенья и тепла.

Все принять и не найти разгадки,

Снится сон — его не превозмочь.

Ветерок. Несется запах сладкий.

Чуден Днепр. Божественная ночь.

«Девочка под утро умерла…»

Девочка под утро умерла,

Умерла головка золотая.

Кукла неподвижно у стола

Стеклышками смотрит, не мигая.

Голубой комодик под окном,

Кактус-ежик распустил колючки.

Дверь закрыта. Никого кругом

Тишина… и восковые ручки.

«Ползет букашка, прячется в листок…»

Ползет букашка, прячется в листок, —

От мира страшного, яркого, большого!

Ей нужен только маленький мирок,

Одна полоска света голубого.

И нежностью душа твоя полна

К такому беззащитному созданью.

А в необъятном, так же как она,

Боишься потерять свое сознанье.

Журнал «Современник». Торонто. 1964. № 10

Мать

1. «Милая, как жили мы убого…»

Милая, как жили мы убого

В доме деревянном на ветру!

Печка черная монашкой строгой

Остывала, догорев, к утру.

К жизни возвращали мы монашку,

Углем напитав ее с трудом,

Душу открывали нараспашку,

Грелись и слезами и огнем.

Милая, за что такая участь,

Ссылка — как предательский капкан?

И годами жили, жили, мучаясь.

А долину покрывал туман…

Это все напомнил старый чайник —

Вынула его из сундука:

Прошлого свидетель он случайный,

Трогала его твоя рука

Маленькая, бедная, сухая

От монашки черной, от воды.

— Память, память, горькая, святая.

Не стереть глубокие следы.

Журнал «Современник». Торонто. 1964. № 9

2. «На вокзале в черном ты сидела…»

На вокзале в черном ты сидела

И покорно ожидала встречи.

Серо-тусклый опускался вечер,

Только звездочка одна горела.

Поезд мчится, тень кидая косо,

В небе ласточек несется стая,

Паровоз, протяжный вопль бросая,

Распускает дымчатые косы.

Это — призрак. Я гонюсь за тенью.

Всюду тени тенью окружают.

Чья-то здесь накидка кружевная,

Где-то обманувшее волненье.

3. «Зажги огонь. Ты здесь?..»

Зажги огонь. Ты здесь?

Пошевелись, вздохни

И кофточку повесь.

Уйдут, уходят дни,

А ночь пришла опять:

— «Ты здесь, ты для меня» —

Мне некому сказать —

Ни вздоха, ни огня.

«Загорается небо огнем…»

Загорается небо огнем,

Разбивается меч о камни.

Божий гром прогремит за ставней

И утешит тебя дождем.

После слез и утихшей бури,

Сквозь лохмотья пугливых туч,

Золотой потянулся луч

К обнаженным плечам лазури.

«Звезды горят лучистые…»

Звезды горят лучистые,

Благость и тишина.

Розы цветут душистые

У моего окна.

Может быть, только чудятся

Звезды и небосвод;

Темная, темная улица

И не найти ворот.

Антология «Эстафета». Париж; Нью-Йорк. 1948.

Санкт-Петербург

Никогда не была в этом городе,

В этом городе белых ночей,

Где Нева замерзает, и в холоде

Так прозрачен поток лучей.

Люди спят, и дома, и улицы,

Светят призраки, ночь светла.

Снится ль мне, или только чудится,

Что душа в этот свет ушла?

«Русская мысль». 1957, № 1056. 16 мая. С. 5.

«Гремит, коня вздымая…»

Гремит, коня вздымая,

Гремит небесный свод,

А ветер, налетая,

Холодным ливнем бьет.

«Здесь дерзкий заместитель

Ведет лукавый счет:

Я города строитель,

Творец — царь еще…»

«Русская мысль». 1957, № 1056. 16 мая. С. 5.

«Не все ль равно, какие слезы…»

Не все ль равно, какие слезы, —

У каждого своя печаль.

Вот снова отцветают розы,

И жизни розовой мне жаль.

Пусть коротка, — она прекрасна

Благоуханьем, чистотой.

На гибель смотрим безучастно, —

Подумаешь, цветок простой!

А я с любовью подбираю

Опавший бледный лепесток.

Как будто украшеньем рая

Был этот розовый цветок.

Журнал «Современник». Торонто. 1976. № 30–31.

Загрузка...